ПРОТОИЕРЕЙ РОСТИСЛАВ СНИГИРЕВ
БИБЛЕЙСКАЯ АРХЕОЛОГИЯ
Библиотека Золотой Корабль.RU 2014
По благословению Высокопреосвященнейшего КЛИМЕНТА, митрополита Калужского и Боровского
К 15-летию возрождения монашеской жизни на Московском Подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры 1992-2007
Одобрено кафедрой библеистики Московской Духовной Академии в качестве учебного пособия
Настоящая книга, посвященная библейской археологии и истории археологических исследований на Святой Земле, является одной из первых работ такого рода, выходящих в России после трагических событий 1917 года.
ПЕРИОД ПЛЕНА ЕГИПЕТСКОГО И ИСХОДА ПОЗДНИЙ БРОНЗОВЫЙ ВЕК (1550–1230 ДО Р.Х.)
ПЕРИОД ЗАВОЕВАНИЯ СВЯТОЙ ЗЕМЛИ ПОЗДНИЙ БРОНЗОВЫЙ ВЕК (1230–1200 ДО Р.Х.)
ПЕРИОД СУДЕЙ ПЕРВАЯ ФАЗА РАННЕГО ЖЕЛЕЗНОГО ВЕКА (1200–1050 ДО Р.Х.)
ПЕРИОД ЦАРЕЙ ВТОРАЯ ФАЗА РАННЕГО ЖЕЛЕЗНОГО ВЕКА (1050-586 ДО Р.Х.)
Протоиерей Ростислав Снигирев — заведующий кафедрой библеистики Калужской Духовной Семинарии, кандидат богословских наук, автор множества публикаций, тематически обусловленных ветхозаветной историей и археологией (см., например, статьи «Баалоф», «Беэр-Лахай-Рои», «Библейские исследования», «Бытие и ближневосточная археология», «Ваал-Гацор», «Ваал-Перацим», «Вифавара» (Православная энциклопедия. М., 2002. Т. 4, 5; М., 2003. Т. 6; М., 2004. Т. 8), «Библейские патриархи и археология», «История патриарха Иосифа» (Православный христианин. 2003, № 3; 2006, № 9), «Период Праотцев и библейская археология», «Библейская археология как особая богословская дисциплина» (Богословско-исторический сборник. 2003, № 1; 2005, № 2); см. также: Священное Писание Ветхого Завета: Учеб. пособие: В 10 вып. Саратов, 2006. Вып. 1: Введение в изучение Священного Писания Ветхого Завета).
Настоящая книга, посвященная библейской археологии и истории археологических исследований на Святой Земле, является одной из первых работ такого рода, выходящих в России после трагических событий 1917 года. Основанный на богатом фактическом материале и написанный живым и доступным языком, труд о. Ростислава содержит сведения и по библейской археологии, и, естественно, по археологии и древней истории Ближнего и Среднего Востока и Северной Африки (Шумер, Ассирия, Персия, Финикия, Сирия, Египет). Автор рассматривает ключевые проблемы изучения археологических памятников Святой Земли в тесной связи и соотношении не только с письменными источниками, и прежде всего со Священным Писанием, но и со всем, так сказать, историко-событийным и культурно-мифологическим контекстом «Мира Библии». Книга продолжает прерванную традицию русской церковной науки (библеистики и библейской археологии); вместе с тем автором широко, и это понятно, использованы материалы и интерпретации археологических находок таких корифеев западной и израильской археологической науки, как Н. Глюк, К. Кеньон, А. Мазар, Б. Мазар, В. Олбрайт и Дж. Райт.
В основу издания положены лекции по библейской археологии и палестиноведению, прочитанные автором в Калужской Духовной Семинарии в 1996 — 2006-м учебных годах.
Учебник издается в соответствии с нормами и правилами современного книгоиздания, но принятые сокращения и порядок прописных и строчных букв следуют традициям православной печати. Цитаты из Священного Писания даны полужирным курсивом.
Имена царей и «действующих лиц» библейской истории, упоминаемые только в Ветхом и Новом Заветах, даются в форме, принятой синодальным текстом Священного Писания. Имена царей и «действующих лиц» древней истории даются в условно-традиционном написании. Эти написания в разных источниках отличаются и друг от друга, и от практической фонетической транскрипции, и упорядочить их затруднительно, поскольку они — результат сложившегося веками чтения.
Если историческое лицо упоминается в Библии, то, как правило, дается и его библейское именование. В некоторых случаях, по необходимости, имена даются в фонетической огласовке с переводом.
Хронология в учебнике в целом следует общепринятой, хотя нелишне подчеркнуть, что некоторые даты древней истории до сих пор являются предметом научных дискуссий.
Топонимы, встречающиеся в Священном Писании, даются в форме, принятой синодальным текстом, причем, по возможности, в скобках приводится именование, основанное на традиционном еврейском произношении. Названия археологических памятников приводятся как по-еврейски (например, Тел Дор), так и по-арабски (например, Телль эль-Хайат). Впрочем, и географические названия, в силу определенной, исторически образовавшейся вариативности их написания, не всегда оказалось возможным согласовать.
В цитатах, как правило, в квадратных скобках текст от публикаторов источника, а в угловых — пропуски, обозначаемые многоточием, и текст от автора.
Книга богато иллюстрирована (более ста карт, цветных фотографий и рисунков), содержит в себе сравнительно-хронологическую таблицу событий библейской истории и истории древнего мира, именной и предметно-географический указатели, а также обширную библиографию.
Как известно, трагический для России XX век оказался трагическим и для Православия — как для всей нашей Церкви, так и для отечественной богословской науки в частности. За чертой 1917 г. остались труды таких подвижников на ниве библейской археологии, как профф. В. Иваницкий, А. Олесницкий, С. Песоцкий, В. Рыбинский, за этой чертой остался и Музей библейских древностей при Киевской Духовной Академии, создававшийся протт. А. Ковальницким и К. Фоменко. За этой чертой осталась систематизаторская работа профф. А. Лопухина и Д. Введенского. За этой чертой остались работы и светских востоковедов Б. Тураева, Е. Кагарова, и церковных авторов Н. Колечицкого, Н. Кондакова, П. Лашкарева.
А за рубежом XX век стал временем расцвета библейской археологии как отдельной науки, созданной трудами таких известных ученых, как Р. де Во, В. Олбрайт, К. Кеньон, Н. Глюк, Й. Ядин, Й. Ахарони, Н. Авигад и другие. Сложились отдельные школы библейской археологии — европейская, американская и израильская. Кроме таких фундаментальных трудов по библейской археологии, как «Encyclopedia of Archaeological Excavations in the Holy Land», «New Encyclopedia of Archaeological Excavations in the Holy Land», «New International Dictionary of Biblical Archaeology» и «The Oxford Encyclopedia of Archaeology in the Near East», для публикации текущих исследований были созданы специальные периодические издания: «Annual of the American Schools of Oriental Research», «Bulletin of the American Schools of Oriental Research», «Israel Exploration Journal», «Journal of the American Oriental Society», «The Journal of Near Eastern Studies», «Biblical Archaeologist» и многие другие.
Отечественное же востоковедение было настолько идеологически ангажировано, что работы советских авторов могут служить лишь дополнительным источником информации по проблемам библейской археологии. Ярким подтверждением этому являются труды таких отечественных кумрановедов, как И. Амусин, А. Варшавский, М. Елизарова, И. Кацнельсон, С. Ковалев, М. Кубланов, Г. Лившиц, К. Старкова, Г. Штоль. Для православных же учебных заведений оставалась лишь систематизаторская деятельность в изолированных областях библейской археологии, представленная такими именами, как еп. Михаил (Чуб), проф. прот. Г. Каледа, протт. Н. Диваков, П. Русак и А. Шокало, диакк. Г. Дзичковский и А. Докладов.
Незамеченными в отечественной богословской науке остались и дискуссии 1960-1980-х гг. о так называемом крахе библейской археологии, или, правильнее говоря, завершении того периода в ее развитии, который был начат еще в XVII–XVIII веках. Как известно, результатом этих дискуссий стала трансформация зарубежной библейской археологии в «археологию Ближнего Востока», базирующуюся на концепции региональной археологии. Немногочисленные отечественные пособия по библейской археологии следуют в русле этой трансформации, давая, к примеру, подробное описание памятников каменного века в силу того лишь обстоятельства, что они расположены в Палестине, и ничего не говоря об археологических подтверждениях библейских событий в Египте и Месопотамии, и даже более того — обходя полным молчанием существование новозаветной археологии.
В то же время потребность возрождающихся духовных школ в учебном пособии по библейской археологии неоспорима: ведь дореволюционные конспекты архим. Иеронима (Лаговского), свящ. Е. Воронцова, профф. И. Троицкого и С. Терновского составлены тогда, когда понятие «библейская археология» совершенно не соответствовало современным взглядам на нее, и являются в лучшем случае пособиями по палестиноведению.
Исходя из потребности в подобном учебнике, а также из необходимости усвоения современной богословской наукой достижений библейской археологии XX в., автор данного учебного пособия предполагает, во-первых, описать историю библейской археологии, во-вторых, изложить, согласно периодам священной истории, результаты археологических открытий и исследований, наиболее существенных как для подтверждения ее истинности, так и для уяснения исторического фона, на котором они происходили.
Археология — это наука, изучающая человеческое прошлое по вещественным памятникам. Самый термин состоит из двух греческих слов: αρχαιος — «древний» и ο λογος — «слово, знание». Впервые ввел в обиход это слово древнегреческий философ Платон еще в IV в. до Р.Х. Под термином археология Платон понимал науку о древностях в самом широком смысле. В XVIII в. этим словом стали обозначать историю древнего искусства, и поныне в ряде стран термин археология означает «искусство древнего мира».
В большинстве западных стран первобытная археология относится не к историческим, а к биологическим или другим естественным наукам, и археологи работают большей частью на факультетах антропологии. Отечественная же археологическая наука занималась и занимается изучением первобытных, античных и средневековых вещественных источников, реконструируя на их основании возникновение и развитие материальной, общественной и духовной жизни людей.
Археологические источники можно объединить по их назначению: строения, орудия труда, оружие, предметы быта, культовые предметы. Наиболее распространенными археологическими памятниками являются, во-первых, поселения, т. е. места, на которых в древности жили люди, оставившие следы своей деятельности. Второй вид археологических памятников — погребения, хорошо иллюстрирующие не только быт древних, но и их религиозные представления. Третий вид археологических памятников — отдельно стоящие святилища.
Понятие археологической культуры включает в себя комплекс относительно одновременных памятников со сходным инвентарем, занимающих одну территорию. Иногда археологическая культура принадлежит одной этнической общности людей, связанных единством происхождения, языка, материальной и духовной жизни, или же общности, возникшей на базе прочного единства хозяйственного и духовного развития нескольких родственных между собою групп населения.
Археология как наука имеет свой предмет исследования и свои, присущие только ей, методы накопления и изучения источников. Работа археолога складывается, как правило, из трех больших этапов. Первым и вторым этапом археологического исследования являются разведка и раскопки (разведка и раскопки археологических памятников совокупно называются полевыми работами). Первый этап, разведка, может являться пешим обходом всей обследуемой территории с ее обзором и описанием, при этом могут применяться и технические средства. Еще в начале XX в. с воздушного шара был сфотографирован остаток римского порта Остии, что положило начало аэрофотографии, позволяющей изучить планировку древних городов еще до начала их раскопок. Широко применяется метод электроразведки, при котором при помощи тока измеряется сопротивление почвы, зависящее от уровня влажности. Там, где под землей находятся остатки стен, влажность меньше. Применяется и радарная аппаратура: испускаемые электромагнитные лучи частично отражаются от границ слоев или поверхности находящихся под землей предметов и принимаются на экране.
Второй этап: за разведкой следуют раскопки. Первые раскопки были предприняты еще вавилонским царем Набонидом (библ. Навуходоносором) в VI в. до Р.Х., ведшим поиск табличек с надписями. Древние греки и римляне, находя кости вымерших животных, считали их останками титанов. Над такими костями иногда даже сооружали мавзолеи. Так, император Адриан во II в. по Р.Х. возвел в окрестностях Рима мавзолей на том месте, где река вымыла кости мамонта, — их приняли за останки героя Аякса.
И только в XIX в. складывается научная методика археологических раскопок, заключающаяся в комплексном исследовании как погребений, так и культурного слоя поселений. Последний, включая следы деятельности человека, может иметь различную толщину. Например, на римском Форуме она равна тринадцати метрам, в Ниппуре (Месопотамия) — двадцати метрам, а в поселении Анау (Средняя Азия) — тридцати пяти метрам. Целью раскопок, помимо сбора информации, является сохранение находок от гибели, фиксация места их нахождения. Эта цель достигается путем описания, фотографирования и зарисовки раскопа и находок, составления планов сооружений, стратиграфических планов раскопок, схем чередования слоев. Собранные и описанные находки становятся полноценным археологическим материалом только после их лабораторной обработки и исследований, в ходе которых определяется структура археологического материала, назначение предметов, устанавливается их связь с остальными элементами исследуемой культуры.
Все находки разбивают по категориям, группам, классам, типам и видам. В зависимости от материала, из которого изготовлены находки, их разбивают на пять категорий: изделия из камня, керамики, кости, металла и дерева. С учетом первичной обработки материалов каждая категория делится на группы. Так, например, керамика разделяется на лепную, изготовленную только руками, и гончарную. В зависимости от характера вторичной обработки материалов каждая группа делится на классы, классы — на типы, типы — на виды.
Каждая из находок измеряется, устанавливается ее назначение, выясняется, из какого материала и как она была изготовлена, подсчитывается, сколько аналогичных вещей найдено в данном комплексе, какую долю они составляют в сумме всех находок. Все эти данные суммируют по каждому памятнику и сравнивают с другими комплексами вещей. На карте отмечают распространение сходных комплексов, а в некоторых случаях и отдельных вещей. По таким картам определяют границы расселения племен и народов, выясняют торговые пути.
Третий, завершающий, этап археологического исследования — кабинетная работа, написание статей и книг о жизни древних людей на основании полученных данных и проведенных исследований.
Библейская археология есть наука, восстанавливающая на основании археологических источников исторический фон событий священной истории и подтверждающая достоверность этих событий. Хотя методы библейской археологии идентичны упомянутым в предыдущем разделе, существуют, однако, и некоторые различия. Во-первых, ареалом исследований является библейский мир, — т. е. Ближний Восток и Северная Африка; во-вторых, верхним хронологическим пределом исследований является рубеж I–II вв. по P.X. — время окончания библейской истории; в-третьих, кроме общей для археологии задачи реконструкции древних культур, библейская археология предполагает соотнесение их с библейским контекстом, а также использование материалов исследований для подтверждения событий священной истории; в-четвертых, необходимость уяснения исторического фона событий священной истории обуславливает широкое привлечение данных различных вспомогательных исторических наук: эпиграфики, папирологии, палеографии, нумизматики, сфрагистики, палеоботаники, палеозоологии и этнографии (палеоэтнографии).
В связи с тем, что перечисленные дисциплины большинством западных ученых считаются вспомогательными дисциплинами библейской археологии, о них следует сказать отдельно.
Эпиграфика — наука, занимающаяся изучением надписей, высеченных, процарапанных или начертанных на твердом материале, обычно на камне. Ими покрывали стены, колонны и столбы храмов, они высекались на скалах, вместе с рельефами и росписями украшали стены гробниц. Надгробные и победные стелы, жертвенники, алтари, подножия саркофагов, статуи царей и вельмож нередко просто-таки испещрены текстами. Эти надписи часто имеют огромное значение для библейской археологии. Так, например, на Стеле Мернептаха впервые встречается упоминание о народе Израиля.
Другого рода надписи представляют собой граффити (итал. graffiti — «процарапанные») — написанные краской от руки либо процарапанные каким-нибудь острым предметом тексты на различного рода предметах, сооружениях или скалах.
Таким же способом выполнены надписи на остраконах (греч. το οστρακων — «черепок») — обломках глиняных сосудов или камней. Известным примером (в библейской археологии) являются так называемые Лахишские (Лахисские) письма — краткие сообщения офицеров иудейского гарнизона в Лахисе (Лахише), написанные на черепках во время осады города вавилонянами.
Следующий род надписей, изучаемых эпиграфикой, — клинописные таблички, являющиеся основным источником для истории библейского мира. Именно клинописные таблички не только четко фиксируют множество событий священной истории в их взаимосвязи с событиями в странах Ближнего Востока, но и дают массу материала о цивилизационной обстановке, в которой эти события происходили.
Десятки тысяч таких табличек, покрытых клинообразными знаками, найдены в развалинах дворцов, храмов и жилищ. На табличках писали, когда глина была еще мягкой, а затем обжигали, что обеспечивало их сохранность в течение тысячелетий.
Папирология, изучающая надписи на папирусе, выделяется в отдельную дисциплину в силу того обстоятельства, что, во-первых, велико количество найденных папирусов, а во-вторых, большую часть их объединяет страна происхождения — Египет. Благодаря сухому климату долины Нила сохранилось множество папирусов, в том числе имеющих важное значение для библейской археологии, — например папирусы иудейской колонии на острове Элефантина.
Палеография изучает тексты, сделанные на пергаменте, коже, дереве и коре деревьев. В записях на коже сохранились лишь отдельные фрагменты текстов, и то преимущественно из Египта, где они уцелели благодаря сухости климата. Куда больше рукописей сохранилось на пергаменте — коже, специально обработанной известью. Начиная с эпохи эллинизма пергамент благодаря своей долговечности становится важнейшим писчим материалом, на котором, кроме всего прочего, были записаны книги Ветхого Завета. Объектом палеографического исследования, наиболее важным для библейской археологии, являются, безусловно, рукописи Мертвого моря, речь о которых пойдет в разделе о кумранистике.
Благодаря своей долговечности пергамент мог быть использован для повторного написания текстов. В этом случае основной текст смывали и писали поверх него новый. Подобные манускрипты называются палимпсестами. С помощью современных технических средств первоначальная запись обычно легко восстанавливается.
К важнейшим надписям на деревянных дощечках следует отнести так называемую Табличку Г. Карнарвона, названную по имени английского лорда, на средства которого была организована экспедиция, обнаружившая табличку. На ней записан один из вариантов предания об изгнании из Египта гиксосов, послужившем началом порабощения израильтян.
Тексты, изучаемые тремя вышеперечисленными дисциплинами, бывают разного рода. Это хроники и анналы, где большей частью погодно или в определенной хронологической последовательности фиксировались наиболее важные события, имевшие место при том или ином правителе, либо знаменательные факты, которые летописцы сочли нужным отметить; это учебные и священные тексты; это биографии и своды законов; это всевозможные декреты, политические и торговые договоры, постановления и надгробные надписи.
Нумизматика — наука о монетах. Основоположником систематического исследования в области нумизматики считается Й. Эккель, издавший в 1792–1798 гг. в Вене восьмитомный труд «Наука о древних монетах». Для библейской археологии одним из важнейших открытий в области нумизматики является находка так называемой Лепты Пилата, известной ранее лишь по изображению на Туринской плащанице.
Сфрагистика изучает древние печати — большей частью по их оттискам. Для библейской археологии наиболее интересны оттиски печатей на фрагментах сосудов эпохи Разделенных царств — печати из Самарии, на которых теофорные имена владельцев постепенно сменяются языческими, что характеризует религиозную ситуацию в царстве Израильском.
Палеоботаника — дисциплина, изучающая древнюю флору. Результаты исследований пыльцы растений в ткани Туринской плащаницы явились одним из доказательств ее подлинности.
Палеозоология — дисциплина, изучающая древних животных. Благодаря ей мы значительно улучшили свои представления о мире, в котором жили участники священной истории.
Этнография (палеоэтнография, или этноархеология) — наука, изучающая народы, их быт и культуру. Для библейской археологии этнография является вспомогательной наукой в том плане, что сведения о быте, нравах и культурно-исторических взаимоотношениях не усредненных современной цивилизацией народов используются для реконструкции тех же категорий человеческого бытия народов Библии, находившихся на сходной ступени развития.
В I в. до Р.Х. римский поэт и мыслитель Лукреций всю историю человечества разделил на каменный, медный, бронзовый и железный века. Догадка Лукреция послужила созданию археологической периодизации. В 1836 г. датский исследователь X. Томсон обосновал гипотезу Лукреция археологическим материалом. В 1862 г. Д. Леббок, лорд Эвбюри, предложил разделить каменный век на два периода — палеолит (древнекаменный век) и неолит (новокаменный век). Позднее французским археологом Э. Пьетом был выделен мезолит (среднекаменный век). В качестве переходной эпохи от неолита к эпохе бронзы был выделен энеолит (медно-каменный век). Бронзовый и железный века были разделены на два периода — ранний и поздний. В эпохе железа выделяют период раннего железного века, античной и средневековой археологии. Границы этих периодов для разных районов Земли весьма разнятся между собою. Кроме того, определение этих границ увязано с датировкой археологических памятников, о чем следует сказать отдельно.
Датировка, т. е. определение возраста археологических находок, бывает относительная и абсолютная. Последняя производится с помощью методов естественных наук. Это — дендрохронология, варвохронология, радиоуглеродный, термолюминесцентный, археомагнитный, обсидиановый, спорово-пыльцевой и другие методы.
Используются также химические методы анализа находок. Наиболее известным является радиоуглеродный метод, впервые предложенный проф. У. Либби. Он основан на том явлении, что всякий организм — животный или растительный — накапливает в тканях определенное количество радиоактивного угля, который постоянно содержится в атмосфере. Когда организм погибает, накопленная радиоактивность начинает уменьшаться путем произвольного самоизлучения постоянной интенсивности: за 5 720 лет теряется половина ее радиоактивности, а за 11 440 лет — три четверти ее. Чем древнее исследуемый объект, тем меньше в нем содержится С.
Однако к 1980-м гг. стало ясно, что метод этот нуждается в существенной корректировке. Дело в том, что физики исходили из предположения, что космические лучи, под воздействием которых образуется С, бомбардируют атмосферу с постоянной интенсивностью, однако в действительности она колеблется. Доказано это было при помощи дендрохронологии — метода датировки, основанного на подсчете годичных колец древесных стволов. По годичным кольцам остистой сосны, растущей в Калифорнии (найдены деревья, которые растут уже ок. 5000 лет), К. Фергюсоном была составлена шкала дат на 8500 лет. При сопоставлении шкалы Фергюсона со шкалой С были выявлены существенные расхождения: начиная с 700 г. по Р.Х. метод С дает ошибку в 10 %, а датировка находок возрастом свыше 50000 лет и вовсе сомнительна. Определенная ошибочность радиоуглеродного метода была продемонстрирована варвохронологией — методом определения хронологии по варве — годичной ленте глины, отложившейся на дне ледниковых озер.
Уточнение датировок по С и дендрохронологии также возможно благодаря методу термолюминесценции. Он основан на том, что если древнюю керамику нагреть до 400–500 °C, то она будет светиться. Причем свечение тем интенсивнее, чем древнее предмет.
Геомагнитный метод абсолютной датировки основан на том факте, что магнитное поле Земли периодически меняет знаки с плюса на минус, то есть происходит инверсия. Метод учитывает время этих инверсий, соотнося результаты исследования археологических находок с данными магнитостратиграфической шкалы. Суть этого сравнения в том, что глина способна намагничиваться, но стоит ее обжечь, как магнитное поле в ней как бы застывает и образуется термостатичная намагниченность. Измерив направление и силу магнитного поля и зная время инверсий, можно установить время обжига кирпича или керамики.
Относительная датировка устанавливает последовательность тех или иных событий. Основные ее методы: стратиграфия, типология и перекрестная датировка по аналогии.
Стратиграфия описывает очередность культурных слоев, что дает возможность определить, какой слой и, соответственно, культура древнее. Типологический метод основан на сравнении находок из разных мест. Если они одинаковы, — следовательно, и изготовлены приблизительно в одно время.
Проблемным местом всех этих датировок для библейской археологии является то, что даваемые ими даты никак не вписываются в библейскую хронологию периода Праотцев. Так как для разрешения этого вопроса на сей день существует лишь гипотеза о том, что библейские персонажи той эпохи — только важнейшие представители целых периодов в истории человечества тех времен, то ограничимся некомментируемыми общепринятыми датами.
Возникновение и развитие библейской археологии как отдельной науки можно рассматривать как ответ на библейский рационализм. Последний, как известно, ведет свое начало с Реформации XVI в., когда падший человеческий разум открыто восстал против авторитета Церкви и рационализм явился основанием вероисповедной системы протестантизма. На первоначальной стадии ее существования авторитет Библии был выше авторитета Соборов и Церкви: тогда протестанты пришли к преувеличениям и крайностям в отношении учения о боговдохновенности — многие из них отрицали даже возможность какого-либо случайного изменения в цифрах, какой-либо ошибки переписчика в первоначальном тексте Священных Книг. Проповедовалось учение о том, что Библия не имеет ничего неясного, понятна для всех и содержит все, что необходимо для спасения. Таким образом для протестантов Библия заменила собой Церковь, авторитет которой был отвергнут. Но тот же рационализм в XVIII в. поставил и следующий вопрос: если все основывается на Библии, то на чем же основывается она сама? Если для православных авторитет Библии зиждется на авторитете Церкви, то протестантизм его отверг в самом начале своего существования.
Все это послужило возникновению в XVIII так называемой библейской критики, начавшей с собирания древних манускриптов и сверки разнообразных чтений и выродившейся в надуманные и взаимно противоречащие «поправки» к традиционному тексту. Дело доходило до того, что одно предложение разделяли на три-четыре «источника», при этом исправляли в нем несколько слов, фактически ничего не оставляя от текста, кроме собственных домыслов. Та же библейская критика, подходя к слову Божию как к произведению человеческого разума, отвергла таким способом и самое предположение о боговдохновенности Священных Книг. Возникшая же несколько позже так называемая мифологическая школа и вовсе низводила ветхозаветные тексты до уровня народных сказаний, а новозаветные повествования считала своего рода переосмыслением астральных мифов. Так, немецкий исследователь А. Древе считал реку Иордан в новозаветных текстах олицетворением Млечного Пути, а Пророка и Предтечу Иоанна Крестителя — олицетворением созвездия Южной Рыбы и так далее. Сторонники мифологической школы считали, что создатели Евангелий, жившие, по их мнению, не ранее II в. по Р.Х. в Малой Азии, черпали свои сюжеты не из реальной действительности, а, как писал философ Б. Бауэр, «из своей внутренней глубины», — т. е. из своих представлений.
Всем этим измышлениям падшего разума, желавшего рационально оправдать свержение благого ига Христова, были противопоставлены достижения библейской археологии, начало которой восходит к XVIII веку. До этого времени для христианских народов основным источником знаний о Древнем Востоке были тексты Священного Писания, «Ономастикон» Евсевия Кесарийского об именах местностей, упомянутых в Библии, и многочисленные описания паломничеств ко святым местам, в большинстве случаев не отличавшиеся точностью.
Исследования, базирующиеся на этих источниках, сформировались в дальнейшем в так называемое палестиноведение, существующее и поныне и ставящее своей целью изучение географического положения Святой Земли, ее природы и населения. Во второй половине XIX в. некоторые европейские палестиноведы именовали изучаемый ими предмет: Библейская археология. Подобное название ими употреблялось в силу буквального понимания слова археология — как сведений о старине. И подобно тому как мы называем церковной археологией дисциплину, изучающую церковную старину, так и кабинетные палестиноведы XIX в. называли библейской археологией изучение ими библейской старины, — причем часто без привлечения хоть каких-либо археологических памятников.
Ярким примером подобного исследования может быть назван фундаментальный труд проф. К.-Ф. Кейля, разложившего всю жизнь ветхозаветного Израиля «по полочкам» — жизнь богослужебная, государственно-общественная и частная, — вплоть до мельчайших разделов, задевающих все частности ветхозаветного быта. И весь требуемый материал автор извлек из Библии, «Ономастикона», Талмуда и географических описаний Палестины (см.: Кейль К.-Ф. Руководство к библейской археологии // ТКДА. 1871, № 12. С. 1–48; 1872, № 1,3–7,9,11–12. С. 49–288; 1873, № 1–7,9-12. С. 289–464; 1874, № 1–7. С. 465–592 (своя пагинация), 9,11. С. 1–32; 1875, № 2–4,6-8,10, 12. С. 33–208; 1876, № 2, 4-10, 12. С. 209–384 [своя пагинация]).
Подлинная же библейская археология, изучающая материальные памятники и занимающаяся уяснением и подтверждением библейских событий, в то время еще только формировалась.
В начале XVII в. библейские страны объездил П. делла Валле, описавший ряд археологических памятников и впервые обративший внимание на неизвестные ранее клинообразные надписи. К середине XVII в. относятся труды А. Роланда и К. Нибура, занимавшихся целенаправленным сбором и критическим анализом сведений об археологических памятниках Палестины и Месопотамии.
В конце XVIII в. местность, где находился Вавилон, посетил французский астроном аббат Ж. де Бошам. Дав верное описание развалин, холмов, или, как их теперь называют археологи, теллей, он познакомил Европу с цилиндрами и кирпичами, на которых имелась клинопись.
Вслед за Бошамом на необходимость произвести раскопки теллей в окрестностях Вавилона указал католический монах из Багдада — Э. де Сент-Альберт. Присланными кирпичами с надписями и опубликованными статьями заинтересовалась британская Ост-Индская компания, которая поручила своему резиденту в Басре собрать подобные находки и прислать в Лондон. Поручение было выполнено — и в 1801 г. в Лондон прибыло первое собрание клинообразных надписей. В 1816 г. были начаты и первые раскопки, проводившиеся резидентом Ост-Индской компании в Багдаде К. Ричем. Он пробовал раскапывать телли, на которые ему указали арабы как на развалины Ниневии (совр. Куюнджик), однако ассирийской столицы он не нашел. Все же Ричу удалось собрать коллекцию клинописных табличек, снять точные планы теллей и составить их подробное описание.
В это же время на другом краю библейского мира, в Египте, велась большая и плодотворная работа французских ученых и художников, участвовавших в наполеоновском походе 1798–1801 годов. Сделанная во время этой кампании находка так называемого Розеттского Камня послужила прологом для дальнейшего углубления знаний о Древнем Востоке.
На этом четырехугольном камне из черного базальта были сделаны три надписи: вверху — иероглифическая, в середине — демотическая (вид письменности, вошедшей в употребление в поздний период египетской истории), а внизу — греческая. Греческий текст говорил о том, что надпись эта была сделана в честь Птолемея V Эпифана ок. 204 г. до Р.Х. Догадка, что первые две надписи заключали в себе то же содержание, стала ключом для французского исследователя Ж.-Ф. Шампольона, расшифровавшего египетскую иероглифику в 1822 году. Открытие это, заставившее «заговорить» множество уже собранных иероглифических надписей, значительно расширило представления о Древнем Египте и стало началом научного обоснования повествований Священного Писания о событиях в Египте. Так, обнаруженная во время вышеупомянутого похода в Карнакском храме (Амона) надпись фараона Шешонка I (библ. Сусакима) сообщала об известном ранее только из Библии эпизоде (см.: 3 Цар. 14) и называла имена покоренных Шешонком городов Святой Земли: Фаанах (Таанах), Беф-Сан (Бет-Шеан), Гаваон (Гивеон), Аиалон, Мегиддо, Маханаим (см. также: Шпигельберг В. Пребывание Израиля в Египте в свете египетских источников. СПб., 1908; Petrie W. Egypt and Israel. L.; N.Y., 1911).
В 1840-е гг. начались системные раскопки и в Месопотамии. Проводились они главным образом усилиями английских и французских консулов в Османской империи — О. Лэйярда, П.-Э. Ботта, Э. де Сарзека, а также Дж. Смита и X. Рассама. Как и большинство первых археологов-дилетантов, они не столько исследовали древние памятники, сколько уничтожали их в поисках статуй, надписей и каменных рельефов.
П.-Э. Ботта раскопал в 1842-м и 1845 гг. телли, лежавшие на берегах Тигра, в селениях Куюнджик и Хорсабад. Последний оказался древним Дур-Шаррукином (совр. Хорсабад), столицей Саргона II, опустошившего Израиль и разрушившего Самарию. Свои раскопки Ботта описал в вышедшем в 1849–1850 гг. пятитомном труде.
Еще более результативными были раскопки Лэйярда. В Нимруде (библ. Калахе [см.: Быт. 10, 11]) им было открыто пять дворцов: северо-западный дворец Ашшур-нацир-апала II, восстановленный потом Саргоном II; в центре — дворец Салманасара III, отстроенный Тиглатпаласаром III (библ. Феглаффелласаром/Фулом), и в юго-западном углу — дворец Асархаддона. Там же были открыты развалины зиккурата — ступенчатой башни.
В Куюнджике, древней Ниневии, в самом существовании которой сомневались некоторые наиболее рьяные критики Библии, О. Лэйярдом был открыт большой дворец Синаххериба (библ. Сеннахирима), скрывавший библиотеку Ашшурбанапала, внука Синаххериба, ставшую ключом ко всей культуре Древней Месопотамии. Вторая часть этой библиотеки была найдена X. Рассамом, открывшим также остатки третьего дворца Навуходоносора II, со знаменитыми «висячими садами». Однако главнейшим открытием тех лет необходимо считать упомянутую библиотеку, хранившуюся некогда во дворце Ашшурбанапала. Когда дворец сгорел, полки с глиняными табличками рухнули с большой высоты, и таблички разбились на мелкие кусочки. Впоследствии оказалось, что в библиотеке, помимо документов царского архива, хранились также религиозные, литературные, магические и учебные тексты, восходившие к вавилонской традиции II тысячелетия до Р.Х.
Еще в первой половине XIX в. были достигнуты большие успехи в дешифровке древнеперсидской клинописи VI–IV вв. до Р.Х., разновидности письма, которое внешне, но не по своей структуре и принципам было сходно с письменностью Древней Месопотамии. Надписи древнеперсидских царей обычно состояли из трех параллельных текстов, написанных тремя клинописными системами письма, различными по количеству и степени сложности применяемых знаков. С начала XIX в. в Южном Ираке (Вавилонии) стали находить кирпичи с клинописью, сходной со знаками «третьего рода» в надписях древнеперсидских царей. Знаки «второго рода», как позже оказалось, скрывали текст на эламском языке. Во многом похожими оказались и надписи на каменных плитах и тексты глиняных табличек, найденные в городах Ассирии О. Лэйярдом и П.-Э. Ботта. Поскольку количество надписей и клинописных табличек, обнаруженных в Ираке, намного превосходило количество древнеперсидских надписей, внимание ученых было теперь привлечено к клинописи Древней Месопотамии.
Задача дешифровки древнемесопотамской клинописи — вида письменности, система и принципы которой были совершенно чужды всему, что до тех пор знали европейские ученые, — представляла огромные трудности. Звучание отдельных знаков удалось выяснить, сопоставляя написания имен собственных в древнеперсидских текстах, записанных знаками «первого рода» (т. е. по-древнеирански), с написаниями тех же имен, выполненными с помощью знаков «третьего рода». Еще предстояло узнать, что в древнемесопотамской клинописи имеются знаки и для целых слов, и для слогов открытых и закрытых. Есть разные знаки, которые читаются одинаково, и один и тот же знак в зависимости от контекста может иметь разные чтения. Предстояло открыть, что одни и те же знаки менялись по форме от века к веку и от местности к местности и скрывающийся под этим видом клинописи язык по своей структуре очень похож на уже известные языки — древнееврейский, арамейский и арабский и, следовательно, является, подобно им, языком семитским. Это позволило перевести отдельные слова, полностью совпадавшие с древнееврейскими и арабскими, смысл же других слов был выяснен путем сопоставления контекстов, в которых они встречались.
В результате огромной работы, проделанной П.-Э. Ботта, И. Левенстерном, Г. Роулинсоном, Э. Хинксом и др., главная часть этих трудностей к середине 50-х гг. XIX в. была в основном преодолена, и, когда в 1857 г. руководство Британского музея вручило в запечатанных пакетах прорисовки новонайденной, еще никому не известной большой клинописной надписи четырем лучшим ассириологам, чтобы каждый из них, независимо от другого, прочел надпись и представил ее чтение, оказалось, что Г. Роулинсон, Э. Хинкс, Ж. Опперт и У. Фокс-Тальбот прочли и перевели этот текст почти одинаково. Это событие положило начало новой науке — ассириологии, данные которой сразу же были привлечены библеистами Европы, причем некоторые из них стали первыми учеными-ассириологами (см.: Schrader Е. Die Keilinschriften und das Alte Testament. Giessen, 1872; Keilinschriftliche Bibliothek / Hrsg. von E. Schrader. B., 1896).
Само название языка было установлено не сразу: долгое время он назывался ассирийским, ассиро-вавилонским, вавилоно-ассирийским и лишь в 30-е гг. XX в. ему было возвращено его древнее название — аккадский.
Еще в период дешифровки первой ниневийской библиотеки, хранящейся в Британском музее, было замечено, что некоторые ее тексты написаны не на семитском ассиро-вавилонском языке; Э. Хинкс предположил, что ученые имеют дело с языком еще более древним и к нему восходят идеограмматические («словесные») надписания, которыми пестрят семитские ассиро-вавилонские тексты. На этом же неизвестном языке были найдены и двуязычные литературные тексты с подстрочным переводом на ассиро-вавилонский, а также двуязычные словари. Обнаруженный таким образом язык сначала ошибочно обозначался как аккадский, потом стал называться сумирским или сумерийским; после уточнения чтения соответствующих клинообразных знаков мы теперь называем его шумерским. Он не родствен никакому известному сейчас языку мира; его грамматическая структура кажется необычайно замысловатой, а применявшаяся для него письменность была весьма примитивна и часто передавала шумерскую речь очень приблизительно. Первые раскопки в стране шумеров, в Шинеаре (библ. Сеннааре), проводила английская экспедиция В. Лофтуса и Д. Тейлора, раскопавшая огромные развалины городов Эрех (Урук; совр. Варка), Эреду (Эриду) и родины Авраама — Ура.
В начальный период шумерологии эта наука подверглась еще большим нападкам, чем ассириология; господствовало мнение французского ученого Э. Галеви, утверждавшего, что шумерский язык вовсе не язык, а особая «тайнопись вавилонских жрецов». Затянувшийся спор по этому поводу разрешился сам собой, когда в 80-90-е гг. XIX в. экспедиция Э. де Сарзека обнаружила на юге Ирака, на городище Телль (в древней столице раннединастического шумерского государства Лагаш), обширные архивы документов повседневного хозяйственного учета, написанных исключительно по-шумерски архаическими знаками, явно намного более древними, чем любые, до тех пор известные. Среди находок Э. де Сарзека замечательны два цилиндра патеси («правителя») Гудеа и Стела коршунов, сооруженная в честь победы царя Эанатума (2470 до Р.Х.) над соседним городом. В дешифровке шумерских текстов совершенно неоценимую помощь оказали уже упоминавшиеся древние шумеро-аккадские словари. В этой работе большие заслуги на Западе принадлежат П. Гаупту, Ф. Деличу, А. Амьо, в России — М. Никольскому, но подлинным основателем шумерологии является гениальный французский ассириолог-универсал Ф. Тюро-Данжэн.
В XIX в. ассириологические источники привлекали внимание главным образом как материал для библеистики, и кадры ассириологов пополнялись в то время преимущественно учениками теологических факультетов, поскольку ассириология тогда являлась вспомогательной дисциплиной библейской критики.
Хотя ассириология зародилась во Франции (Д.-Э. Ботта, Ж. Опперт, Ж. Менан, Ф. Тюро-Данжэн) и в Англии (Г. Роулинсон, Дж. Смит, А. Сейс, Э. Хинкс), с появлением исследований Э. Шрадера и Ф. Делича центром новой науки стала Германия, где ассириология подпала под влияние тюбингенской школы библейской критики. Германия оставалась центром мировой ассириологии до середины 30-х гг. XX века.
В конце XIX — начале XX в. там же зародилось направление, получившее название панвавилонизм. При своем возникновении это направление было связано с библейской критикой и протестантским богословием. Сторонники панвавилонизма утверждали, что Вавилон является колыбелью человеческой цивилизации, в нем зародились не только начала всех известных искусств, наук и ремесел, но и этический монотеизм, лишь воспринятый древними иудеями в качестве своей национальной религии (см.: Delitzsch F. Zweiter Vortrag tiber Babel und Bibel. Stuttgart, 1903; JeremiasA. Im Kampfe um Babel und Bibel. 2-e Aufl. Leipzig, 1903). На волне панвавилонизма были организованы немецкие археологические экспедиции на Ближний Восток, из которых наиболее важна экспедиция Р. Кольдевея, раскапывавшая древний Вавилон, и экспедиция В. Андрэ, раскапывавшая древний Ашшур. В противовес «протестантской экспансии» начал готовить свои кадры ассириологов римо-католицизм. Из среды римо-католических монашеских орденов вышли ассириологи, положившие конец полуфантастической идеологии панвавилонизма. Так, Ф. Куглер нанес ей смертельный удар своим критическим разбором работ сторонников панвавилонизма и положил начало научному, а не идеологизированному изучению вавилонской астрономии (см. Kugler F. Im Bannkreis Babels. Munster, 1910).
А. Деймель создал учебник шумерского языка и многотомный свод идеограмм, до сих пор используемый как единственный словарь языка шумеров. Основанный Деймелем журнал «Orientalia» с течением времени стал одним из главных ассириологических журналов мира.
В последней трети XIX — начале XX в. известных успехов добились следующие археологические экспедиции в Междуречье: американская экспедиция Д. Петерса и X. Хильпрехта, раскопавшая в Ниппуре большой храм Энлиля (библ. Вила [см., напр.: Иер. 50, 2]), где цари Шумера и Аккада получали царское достоинство из рук верховного жреца; немецкая экспедиция Р. Кольдевея, исследовавшая в 1899 г. дворец Навуходоносора II и храм Мардука. В 1902 г. немецкой же экспедицией В. Андрэ был исследован «допотопный» город Шуруппак с величественными укреплениями и священной дорогой с вратами Иштар. Этой же экспедицией был открыт главный храм Вавилона — Эсагила. Французская экспедиция Ж. де Моргана и О. Шейля открыла для науки Элам, известный нам по Книге Есфири. Кроме того, для истории Ближнего Востока огромное значение имела случайная находка в 80-е гг. XIX в. клинописного архива фараонов Аменхотепа III и Аменхотепа IV в Телль эль-Амарне в Египте (см.: Campbell Е. The Chronology of the Amarna Letters. Baltimor, 1964) и находка архива хеттских царей в Хаттусасе (совр. Богазкёе) Г. Винклером в 1906 году.
Большое значение для понимания истории Вавилонского плена и послепленного периода имела американская экспедиция Пенсильванского университета, проводившая в 1898 г. раскопки в Ниппуре и нашедшая архив торгового дома Мурашу, члены которого носили иудейские имена (см.: Clay A. Business Documents of Murashu Sons of Nippur Dated in the Reign of Darius II (424–404 B.C.). Philadelphia, 1904–1912).
После Первой мировой войны фронт археологических работ был значительно расширен, а качество их — повышено. В связи с протекторатом Англии над Ираком и Франции над Сирией английские и французские археологи вплоть до начала 30-х гг. XX в. монополизировали раскопки в этих странах. Наиболее важным достижением археологии этого периода было открытие древностей, предшествовавших шумерским раннединастическим (раскопки Э. Маккея в Джемдет-Насре, Л. Вателина в Кише, Л. Вулли в Телль эль-Убейде). На этот же период приходится грандиозно задуманная экспедиция Л. Вулли в Уре, принесшая множество поразительных находок. Сенсационным было открытие А. Парро в 1933 г. дворца и города Мари на Среднем Евфрате (Сирия), с огромным клинописным архивом. Еще раньше французской экспедицией К. Шеффера была найдена совершенно новая «клинописная» цивилизация в Угарите (совр. Рас-Шамра). Важнейшей находкой стали архивы хурритского города Нузи, обнаруженные американской экспедицией около современного Киркука (Ирак).
После Второй мировой войны центр ассириологии передвинулся в США, куда перебрались многие европейские ученые (А. Пёбель, Т. Якобсен, А. Оппенхейм, А. Гётце, Б. Ландсбергер, И. Гельб и др.). В Чикаго стал издаваться тридцатитомный словарь аккадского языка, почти каждый провинциальный университет считал нужным открыть у себя кафедру ассириологии. В силу этого обстоятельства большая часть раскопок в Междуречье, производившихся после Второй мировой войны, делалась американцами, хотя и не одними ими. Так, французские экспедиции работали в Мари и Сузах, когда Р. Гиршманом в Чога-Занбиле был найден хорошо сохранившийся эламский зиккурат, советские экспедиции — в Северной Месопотамии, немецкие — в Уруке, английские — на памятниках Ассирии. Все эти работы имели важное значение для библейской археологии, так как сделанные в ходе этих раскопок открытия в значительной степени подтвердили библейские повествования, многое уточнили в нашем понимании их исторического фона и послужили формированию библейской археологии как научной дисциплины. Однако куда более важное значение для утверждения библейской археологии как особой науки имели раскопки на Святой Земле и в прилегающих к ней областях.
Начало регулярных и исторически целенаправленных обследований палестинских, и прежде всего библейских, древностей обычно связывают с серединой XIX века. Э. Робинсон и Э. Смит в 1838-м и 1852 гг. обследовали библейские памятники Палестины. Официально целью их была проверка монастырских преданий о святых местах. Эта работа американских ученых, охватившая вначале Южную Иудею, а далее и всю страну, придала систематический, подлинно научный характер идентификации библейских городов и прочих памятников. В процессе обследования были произведены топографические съемки ряда ключевых участков, установлены точные пространственные соотношения между поселениями, осмотрены стены Иерусалима (см.: Glueck N. On the Occasion of the Centenary of Edward Robinson’s First Journey to Palestine in 1838 // BASOR. 1939, № 74. P. 2–4). В 1860–1861 гг. Святую Землю, большей частью финикийские территории, исследовала французская экспедиция во главе с известным ученым и литератором Э. Ренаном (см.: Renan Е. Mission de Phenicie. P., 1864).
Начиная с 1868 г. работы, имевшие огромное значение, проводил французский исследователь Ш. Клермон-Ганно, который, помимо идентификации ряда библейских и более поздних объектов, сделал важнейшие открытия в области палестинской эпиграфики. Особую известность приобрел найденный им так называемый Камень Меши с надписью, прославлявшей победу над Израилем царя Моава, по имени Меша (библ. Меса), упоминаемого в Библии (см.: 4 Цар. 3, 4). Этот же исследователь нашел запретительную надпись во дворе Храма и значительное число прочих ценнейших материалов. В Заиорданье археологические разведки проводили: в 1845 г. — Г. Валлин, в 1862 г.— В. Пальгрэв, в 1872 г. — В. Блент.
Лидерами в исследовании Палестины были, безусловно, британские путешественники и ученые, основавшие в Лондоне в 1865 г. Фонд исследования Палестины.
Издававшийся с 1866 г. в Лондоне журнал «Palestine Exploration Quarterly» публиковал их сообщения, закладывавшие основы для систематических исследований библейских древностей. В течение 1860-1870-х гг. сотрудниками фонда были проведены тщательные топографические исследования всего Иерусалима, на основании чего был составлен его детальный план, сослуживший хорошую службу следующему поколению археологов.
К сожалению, предпринятые в 1867 г. британским офицером, капитаном Ч. Уорреном, масштабные раскопки в Иерусалиме и Иерихоне были малорезультативными; отсутствие практики и элементарных археологических знаний привело к странным результатам: храмовые сооружения времени царя Ирода I были приписаны Соломону, а крепость эпохи Маккавеев отнесена к периоду Крестовых походов. Уоррен, однако, нашел и правильно идентифицировал подземный источник Тихон, через который воины Давида взяли Иевус — Иерусалим. Был также найден и исследован канал Езекии, обнаружены остатки третьей стены Иерусалима, которую начал строить Ирод Агриппа I, а также арка в юго-западном углу Храмовой горы (см.: Warren Ch. Underground Jerusalem. L., 1876; Wilson Ch., Warren Ch. The Recovery of Jerusalem. L., 1871). Существенный вклад в развитие библейской археологии внесли германские исследователи, для которых археология была лишь вспомогательной дисциплиной библеистики (см.: Stade В. Geschichte des Volkes Israel: Im 2 Bd. B., 1887–1888; Guthe H. Geschichte des Volkes Israel. Grundrip der Theologischen Wissenschaften. Freiburg i. B., 1899). Кроме упомянутых панвавилонистов и их противников, многие немецкие ученые занимались исследованием именно палестинских, израильских древностей (см.: Steuernagel С. Die Einwanderung der Israelitischen Stamme in Kanaan. B., 1901).
В конце XIX в., в 1890 г., был совершен подлинный прорыв: создание научной методики полевой археологии, связанное с именем крупнейшего английского археолога У. Петри. Основываясь на исследованиях Древнего Египта, Петри впервые выработал метод систематизации всех видов находок, и прежде всего определения комплексов керамики, соответствующих конкретным периодам в истории городов и прочих поселений. Таким образом, самый массовый материал был превращен в важнейший хронологический показатель. Метод блестяще оправдал себя в ходе раскопок в Палестине, на Телль эль-Хеси (возм., Еглон [Эглон]), начатых автором метода, а затем продолженных американским археологом Ф. Блиссом (см.: Bliss F. The Development of Palestine Exploration. N.Y., 1906). Использование этого метода обусловило заметное совершенствование раскопок ирландца Р. Макалистера, работавшего совместно с Блиссом в долине Шефела. Особую известность получили широкие и проведенные на высоком уровне раскопки Макалистера в Газере (Гезере) (1902–1909), трехтомный отчет о которых явился весьма весомым вкладом в разработку основных вопросов истории Древней Палестины.
Как уже отмечалось, особый импульс исследованиям Древней Финикии и Сирии придала сделанная в 1886 г. находка в Телль эль-Амарне дипломатического архива фараонов Аменхотепа III и Аменхотепа Четвертого. Тексты этого архива донесли до нас переписку с фараонами не только владык великих держав древности, но и множества царьков Сирии и Палестины, находившихся в вассальной зависимости от правителей Египта. Данные этого архива сделали известным очень многое в истории, культуре и религии народов Святой Земли (см.: Meyer Е. Der Papyrusfund von Elephantine. Leipzig, 1912).
Заметными научно-организационными вехами стали созданные: в 1865 г. — Британский фонд исследования Палестины, в 1870 г. — Американское общество исследования Палестины, в 1877 г. — Германское Палестинское общество, до сего дня издающее «Zeitschrift des Deutschen Palastina-Vereins», в 1882 г. — Российское Императорское Православное Палестинское общество, в 1890 г. — Иерусалимская практическая школа для изучения Библии, созданная доминиканским орденом, в 1900 г. — Американский институт для изучения Востока и исследования Палестины и в 1902 г. — такой же немецкий институт. Собственно, с этого времени действительно начинается развитие библейской археологии как науки. Одним из первых кабинетных библейских археологов, в современном понимании этого слова, был аббат Ф. Вигуру, занимавшийся систематизацией и апологетическим сравнением с Библией различных археологических находок (см.: Vigouroux F. La Bible et les decouvertes modernes en Palestine, en Egypte et en Assyrie: En 41. 3-e ed. P., 1881–1882). Его опыты археологического подтверждения и объяснения событий Нового Завета были переведены проф. А. Лопухиным и изданы им — вначале в журнале «Странник» за 1891 г., а впоследствии в качестве дополнения к «Священной истории Нового Завета». Кроме того, аббат Вигуру был одним из инициаторов издания с 1897 г. «Revue Biblique», и поныне публикующего работы по библейской археологии.
До начала Первой мировой войны проходили работы следующих экспедиций: английской экспедиции Д. Мэкензи в Вефсамисе (Бет-Шемеше) (1911–1912); американской экспедиции Г. Райзнера и К. Фишера в Самарии (1908); немецкой экспедиции Г. Шумахера и К. Ватцингера в Мегиддо (1903–1905); австрийской экспедиции Э. Зеллина в Фаанахе (1902–1904) (см.: SellinE. TellTa’an-nek. Wien, 1904) и австро-немецкой — Э. Зеллина и К. Ват-цингера в Иерихоне (1907–1908). Две экспедиции работали в Иерусалиме, в городе Давида: одну возглавлял Р. Вилл, вторую, с помощью одного из основателей систематических исследований Палестины, Л.-X. Винсента, — М. Паркер. Продолжались также общие исследования библейских земель, проводившиеся в основном британскими и французскими энтузиастами (см.: Vincent L.-H. Canaan, d’apres l’exploration recente. P., 1907; Vincent L.-H. Underground Jerusalem. Discoveries on the Hill of Ophel (1909-1911). L., 1911). К этому времени относится составление первых библейских справочников, привлекавших, в числе прочего, результаты археологических работ в библейских странах (см.: A Dictionary of the Bible. Dealing with Its Language, Literature and Contents. Including the Biblical Theology: In 4 v. / Ed.: J. Hastings. Edinburgh; N.Y., 1898–1902). Учрежденное ранее Британское общество библейской археологии приступило к печатанию своего периодического издания — «Proceedings of the Society of Biblical Archaeology», где печатались статьи, входившие в сферу интересов библейской археологии.
Объем накопленного материала и насущная потребность богословской науки обусловили то, что период между двумя мировыми войнами стал временем рождения библейской археологии — науки, занимающейся раскопками на Святой Земле и в прилегающих районах и, на основании их анализа, освещающей события священной истории.
В это время разворачиваются широкие раскопки в Иерусалиме (Е. Сукеник, Дж. Кроуфут, Р. Макал истер), в Иерихоне (Дж. Гарстэнг), Самарии (Дж. Кроуфут), Ме-гиддо (П. Ги (Гай), Г. Лауд), в Лахисе (Дж. Старки, О. Туф-нелл), где была найдена чаша с надписью, относящейся ко времени правления фараона Мернептаха, приблизительно к 1230 г. до Р.Х., т. е. к периоду завоевания Святой Земли.
Важными были раскопки в Гевале/Библе, ведшиеся с 1922 года. Значительным событием явилось открытие в 1929 г. К. Шеффером на мысе Рас-Шамра, на побережье
Северной Сирии, древнего Угарита. Здесь были обнаружены храмовые и дворцовые архивы на угаритском, аккадском и хурритском языках, не только давшие ценнейшие сведения об аморрейской цивилизации XVII–X вв. до Р.Х., к которой принадлежали библейские патриархи, но и прояснившие очень многое в повествованиях о жизни последних. Чего стоят одни только найденные в Рас-Шамре древнейшие в мире образцы алфавитного письма — ведь до времени этих раскопок многими библейскими критиками утверждалось, что подобного не существовало даже до времени Моисея! Совсем иным стал взгляд библеистов на мир патриархов после того, как угаритское письмо было дешифровано X. Бауэром, Ш. Виролло и Э. Дормом в 1929–1930 годах. Сходное значение имели и архивы из Мари XIX–XVIII вв. до Р.Х., найденные французской экспедицией А. Парро, — ведь в это время местом обитания семейства Авраама был Харран (Харан), входивший в состав государства Мари. Важны также находки, сделанные Л. Вулли в Алалахе (совр. Телль Атчан).
Однако главная роль в становлении библейской археологии принадлежит выдающемуся американскому археологу и лингвисту В. Олбрайту. Будучи человеком твердых христианских убеждений, Олбрайт рассматривал свою деятельность как собирание материалов и формулирование теорий, подтверждающих Священное Писание, и потому именно его можно считать подлинным создателем научной библейской археологии (см.: Cross F., Jг. W.F. Albright’s View of Biblical Archaeology and Its Methodology // BA. 1973. V. 36, № 1. P. 2–5). Неудивительно, что Американская школа восточных исследований в Иерусалиме сейчас носит имя своего многолетнего главы: за время его работы на Святой Земле им и его учениками были проведены раскопки важнейших памятников библейского времени. Это Давир/Кириаф-Сефер (возм., совр. Телль Бейт-Мирсим), где в 1926 г. Олбрайтом совместно с М. Кейлем был раскопан город XIII в. до Р.Х.; это поселения XII в. до Р.Х. в Еглоне и Хевроне; это Вефиль (Бет-Эл), где четыре слоя полных сожжений города в 1200–1000 гг. до Р.Х. дали исследователю основания предполагать, что им найдены не только следы вторжения войск Иисуса Навина, но и свидетельства истребления вениамитян (см.: Суд. 20); далее, это Телль эль-Фуль, где в 1922-м и 1937 гг. Олбрайтом была раскопана Гива (Гивеа), столица царя Саула, построенная во второй половине XI в. до Р.Х. на месте сожженного, во время вышеупомянутого истребления, поселения. Были раскопаны Телль Бейт-Мирсим, Беф-Цур (Бет-Цур), Вефсамис, Телль эн-Насбех и множество малых поселков, что значительно расширило информативность археологических материалов для освещения библейских повествований. Учеником Олбрайта Н. Глюком в 30-е гг. XX в. была произведена археологическая разведка Заиорданья, а в 1937–1940 гг. им были открыты легендарные копи царя Соломона в Елафе/Ецион-Гавере (Эла-те/Эцион-Гевере; совр. Телль эль-Хелейф). Тогда же, в 1931–1935 гг., британским археологом Дж. Кроуфутом в Мегиддо были продолжены исследования, начатые в 1903–1905 гг. Немецким восточным обществом и проводившиеся в 1908–1910 гг. Гарвардским университетом. Имевшие место в это же время раскопки памятников до-библейских эпох закладывали фундамент для самостоятельной области сиро-палестинской археологии.
Одним из важнейших открытий библейской археологии XX в. является обнаружение так называемых рукописей Мертвого моря, изучение которых переросло в самостоятельную дисциплину — кумранистику или кумрановедение. Сейчас даже трудно себе представить хоть какое-либо серьезное исследование духовной жизни в Палестине на рубеже двух Заветов, автор которого не привлекал бы данные этой науки. Исследования кумрановедов также важны и для исагогики, и для истории ранней Церкви. Весной 1947 г. в одной из пещер северо-западного побережья Мертвого (Соленого, Восточного) моря, в пустынной местности Вади-Кумран, в двух километрах западнее берега Мертвого моря и в тринадцати километрах южнее Иерихона, юноша-бедуин случайно обнаружил исписанные древнееврейским письмом кожаные свитки, возраст которых, как было впоследствии установлено, превышает 2 000 лет. Последовавшие затем поиски и археологические раскопки привели к открытию в окрестностях Мертвого моря новых тайников с рукописями. В настоящее время найдено более 40 000 фрагментов различной величины, в том числе мелких и мельчайших обрывков и клочков, представляющих остатки около 600 книг. Эти рукописные фрагменты на коже, пергаменте, папирусе и надписи на медных таблицах, составленные на восьми языках и диалектах, охватывают огромный промежуток времени: от III в. до Р.Х. до VIII в. по Р.Х. С июля 1958 г. в Париже начал издаваться специальный журнал «Revue de Qumran».
Найденная библиотека принадлежала ессеям, иудейской секте, члены которой проживали в Иудейской пустыне со II в. до Р.Х. до 68 г. по Р.Х. Рукописи обнаружены в одиннадцати пещерах Кумрана, в нескольких пещерах Вади-Мурабба’ат и в развалинах монастыря Мирд.
К послевоенному времени относятся замечательные открытия К. Кеньон, которая раскапывала Иерихон в 1957-м и 1979 гг. и нашла остатки совершенно неизвестной цивилизации, создавшей древнейший в мире город, что во многом изменило научные теории о путях сложения цивилизаций, значительно приблизив эти теории к библейским представлениям. Для библейской археологии важным является открытие итальянской экспедицией П. Матье в районе Алеппо (Северо-Западная Сирия) города-государства Эбла, существовавшего во второй половине III тысячелетия до Р.Х. и сильно повлиявшего на всю историю библейских стран.
К 1950-1980-м гг. относятся наиболее результативные раскопки Иерусалима, Гацора/Асора (Хацора), Лахиса, Арада, Мегиддо, Газера, Гая (Ая; возм., совр. Эт-Телль), Сихема (Шехема; совр. Наблус). С этого же времени ведутся и раскопки в Иордании, сделавшие известными памятники библейских народов Заиорданья — аммонитян, моавитян, идумеев (эдомитян) и набатейцев (набатеев).
Время между двумя мировыми войнами можно считать периодом оформления особых школ библейской археологии — европейской, американской и израильской. Разница между ними столь существенна, что рассматривать их следует отдельно друг от друга.
Первая мировая война нанесла непоправимый ущерб всей европейской науке, и в первую очередь «средоточию европейской учености» — Германии, представители которой, ученые старой кабинетной школы библейской археологии, в 20-30-е гг. XX в. по инерции писали какие-то работы, в большей части — в отрыве от полевой практики (см.: Alt A. Die Landnahme der Israeliten in Palastina. Leipzig, 1925; Alt A. Die Staatenbildung der Israeliten in Palastina. Leipzig, 1930), а с середины 30-х гг. XX в. — в духе нацистской историографии. Исключением можно считать ряд трудов по библеистике, касавшихся тем библейской археологии (см., напр.: Noth М. Das System der zwolf Stamme Israels. Stuttgart, 1930; Galling К. Die Syrisch-Palastini-sche Kiiste nach der Beschreibungbei Pseudo-Skylax // ZDPV. 1938. Bd. 61. S. 66–96, а также публикации в «Wissen-schaftliche Monographien zum Alten und Neuen Testament»).
Через некоторое время после окончания Первой мировой войны начала возрождаться библейская археология и во Франции. Так, работы по исследованию Иерусалима, начатые еще до войны (см.: Weill R. La cite de David… Campagne de 1913–1914. P., 1920), были продолжены (см.: Weill R. La cite de David… Campagne de 1923–1924. P., 1947). Подвигом французской науки можно считать двухтомный труд по библейской археологии, издание которого было начато перед Второй мировой войной, а закончено лишь после нее (см.: Barrois A.-G. Manuel d’archeologie biblique: En 2 t. P., 1939–1953). В основном же исследования европейских светских ученых в области библейской археологии если и проводились, то держались в русле критицизма XIX в. (см., напр.: Нильсен Д. Библейская религия в свете новейших археологических раскопок // ВДИ. 1937, № 1. С. 94–113).
В Европе в полной мере сохранилась лишь британская школа библейской археологии; одним из признаков ее развития в период между двумя мировыми войнами является начало издания в 1937 г. особого журнала — «Biblical Archaeologist». Исследователями этой школы проводились полевые работы по таким отраслям библейской археологии, как раскопки Иерусалима (см.: Crowfoot J., Fitzgerald G. Excavations in the Tyropoeon Valley, Jerusalem, 1927. L., 1929; Macalister R., Duncan J. Excavations on the Hill of Ophel, Jerusalem, 1923–1925. L., 1926), в to же время продолжалась и традиция издания фундаментальных пособий (см.: The Westminster Historical Atlas to the Bible / Eds.: G. Wright, F. Filson. Philadelphia, 1945). К этому времени относится выход в свет четырнадцати номеров издававшегося в Иерусалиме в 1932–1936 гг. «Quarterly of the Department of Antiquities in Palestine».
В послевоенное время для всей библейской археологии чрезвычайно важными и результативными были работы К. Кеньон, раскапывавшей легендарный Иерихон (см.: Kenyon К. Digging up Jericho. L., 1957) и Иерусалим (см.: Kenyon К. Excavations in Jerusalem, 1961 // PEQ. 1962. V. 94, January — June. P. 72–89; … 1962//PEQ. 1963. V. 95, January — June. P. 7–21; … 1965 // PEQ. 1966. V. 98, January — June. P. 73–88; … 1967 // PEQ. 1968. V. 100, July — December. P. 97–111; Kenyon K. Digging up Jerusalem. N. Y., 1974), а также писавшей обзорные труды по библейской археологии (см.: Kenyon К. Archaeology in the Holy Land. N.Y., 1960).
Наряду с К. Кеньон археологическими исследованиями Иерусалима занимались такие британские ученые, как К. Вайтлем (см.: Whitelam К. The Defence of David // JSOT. 1984. V. 29. P. 61–87), Дж. Вилкинсон (см.: Wilkinson J. Ancient Jerusalem: Its Water Supply and Population // PEQ. 1974. V. 106, January — June. P. 33–51), Г. Вильямсон (см.: Williamson H. Nehemiah’s Walls Revisited // PEQ. 1984. V. 116, July — December. P. 81–88) и А. Парро (Parrot A. The Temple of Jerusalem. L., 1957). Раскопки Кеньон в Иерусалиме, которые велись с 1961-го по 1967 г. на холме Офел, были переворотом в исследовании Святого города: для того чтобы восстановить историю его создания, исследовательница заложила глубокую траншею вдоль восточного склона города Давида, на основании чего было сделано первое общее описание всех культурных слоев Иерусалима. Ею было определено местонахождение Иевуса, а также найдена городская стена времени Давида — она находится внизу холма, значительно ближе к источнику Тихон, чем считалось ранее. Примечательно, что древнейшую стену Иерусалима Кеньон датирует 1800 г. до Р.Х., т. е. временем Авраама и Мелхиседека.
Существенное участие британские ученые приняли и в изучении рукописей Мертвого моря, выдвинув немало оригинальных теорий (некоторые, сообразно печально известному панвавилонизму, оппоненты называли «панкумранизмом» [см.: Harding G. Khirbet Qumran and Wady Murabba’at: Fresh Light on the Dead Sea Scrolls and New Manuscript Discoveries in Jordan // PEQ. 1952. V. 84, May — October. P. 104–109]). В Британии продолжилась разработка и других, традиционных, разделов библейской археологии — этнической идентификации гиксосов (см.: Red-mount С. Ethnicity, Pottery and the Hyksos at Tell el-Maskhuta in the Egyptian Delta // BA. 1995. V. 58, № 4. P. 182–190), истории Исхода и завоевания Святой Земли (см.: Bimson J. Redating the Exodus and Conquest. Sheffield, 1978; Boling R. The Early Biblical Community in Transjordan. Sheffield, 1988), религии народов Ханаана (см.: Gibson J. Canaanite Myths and Legends. Edinburgh, 1978), а также их материальной культуры (см.: Palestine in the Bronze and Iron Ages: Papers in Honor of Olga Tufnell / Ed.: J. Tubb. L., 1985). Продолжались также исследования и других библейских стран (см. издававшийся в Лондоне с конца 60-х гг. XX в. журнал «Levant»).
Важным было участие британских ученых в дебатах о судьбах библейской археологии и о ее соотношении со светской археологией Ближнего Востока (см.: Sauer J. Syro-Palestinian Archaeology, History and Biblical Studies // BA. 1982. V. 45, № 4. P. 201–209; Toombs L. The Development of Palestinian Archaeology as a Discipline // BA. 1982. V. 45, № 2. P. 89–91).
В 1960-1980-e гг. оживился интерес к вопросам библейской археологии и в Германии, однако здесь уже четко прошло размежевание между светскими исследователями Древнего Востока и теологами, хотя есть немало работ и по смежным темам (см.: Oldenburg U. The Conflict between El and Ba’al in Canaanite Religion. Leiden, 1969; Gray J. The Legacy of Canaan: The Ras Shamra Texts and Their Relevance to the Old Testament. Leiden, 1957; Worschech U. Egypt and Moab // BA. 1997. V. 60, № 4. P. 229–236; Busink T. Der Tempel von Jerusalem. Von Salomo bis Herodes… Leiden, 1970). В послевоенное время продолжал исследования М. Нот, среди трудов которого работы как по библеистике (см.: Noth М. Uberlieferungsgeschichte des Pentateuch. Stuttgart, 1948), так и по вопросам библейской археологии (см.: Noth М. Aufsatze zur biblischen Landes- und Altertumskunde. Neukirchen-Vluyn, 1971). Принимали участие немецкие ученые и в исследовании рукописей Мертвого моря (см.: Schonfield Н. Secrets of the Dead Sea Scrolls: Studies towards Their Solution. L., 1956).
Особого внимания заслуживают труды немецких исследователей по созданию печатающегося в Ватикане «Romische Quartalschrift fur christliche Altertumskunde und Kirchengeschichte», где наряду с прочими работами по истории ранней Церкви опубликовано немало исследований и по новозаветной археологии, и по кумранистике.
Кумранские находки подвигли к трудам ученых и из скандинавских стран, где библейская археология особым почетом не пользовалась (см., напр.: Milgrom J. The Temple Scroll //BA. 1978. V. 41, № 3. P. 105–120). В этих странах, на волне общего увлечения библейской археологией, стали проводиться и собственные исследования (см.: Ottosson М. Temples and Cult Places in Palestine. Uppsala, 1980; Otzen B. Israel under the Assyrians // Power and Propaganda: A Symposium on Ancient Empires, University of Copenhagen, 19–21 Sept., 1977 / Ed.: M. Larsen. Copenhagen, 1979. P. 251–261). Следует, однако, помнить, что ученые европейской, «скептической», школы имеют весьма своеобразный взгляд на общину «свитков» (см., напр.: Донини А. Рукописи из окрестностей Мертвого моря и происхождение христианства // ВДИ. 1958, № 2. С. 114–131).
Среди ученых из других стран следует особо отметить представителей Италии, прославившихся раскопками не только города-государства Эблы, но и других памятников библейского ареала, — например Иерихона, где в 1997 г. ими были обследованы слои, относящиеся к неолиту и бронзовому веку (см.: Marchetti N., Nigro L., Sarie‘ I. Preliminary Report on the First Season of Excavations of the Italian-Palestinian Expedition at Tell es-Sultan / Jericho, April-May, 1997 // PEQ. 1998. V. 130, July — December. P. 121–144). Особый вклад в библейскую археологию внес итальянский ученый-востоковед М. Ливерани, в 1970-1980-е гг. изучавший цивилизацию хеттов, происхождение хапиру, происхождение имен библейских патриархов, а также исследовавший Амарнский архив в свете проблем, интересующих археологов-библеистов (см.: Liverani М. Political Lexicon and Political Ideologies in the Amarna Letters // Berytus: Archaeological Studies. 1983. V. 31. P. 41–56).
Однако итальянское востоковедение в послевоенное время твердо стало на позиции светской науки, что хорошо видно по общему направлению публикаций в таких изданиях, как «Annali dell’Istituto orientale di Napoli», «Vicino Oriente», «Oriens antiquus».
Чрезвычайно разносторонним ученым, принадлежавшим к европейской школе библейской археологии, был Р. де Во, директор (1945–1965) французской Библейской школы в Иерусалиме, проживший большую часть своей жизни на Святой Земле и посвятивший эту жизнь археологическому подтверждению Священного Писания. Как исследователь он был чрезвычайно многогранен: раскапывал Иерусалим и многие другие поселения на Святой Земле, был в числе первых ученых-кумрановедов, а как администратор занимался организацией систематических археологических исследований Палестины; кроме множества публикаций в периодических изданиях, в 1971–1973 гг. выпустил двухтомник «Histoire ancienne d’lsradl» (см.: Vaux R. de. Histoire ancienne d’Israёl: En 21. P., 1971–1973), где подвел итог многолетним археологическим трудам; принимал деятельное участие в развернувшихся в 1970-1980-е гг. бурных дебатах о будущем библейской археологии как самостоятельной науки (см.: Vaux R.de. On Right and Wrong Uses of Archaeology // Near Eastern Archaeology in the Twentieth Century: Essays in Honor of Nelson Glueck / Ed.: J. Sanders. Garden City, 1970. P. 64–80).
К американской школе библейской археологии принадлежат ученые всей Северной Америки, не только США, но и Канады, исследователи которой ведут свою работу в русле традиций, выработанных американской школой. Сформировалась эта школа в начале XX в. под сильным влиянием американского протестантизма и в начале своей деятельности главной целью полагала собирание археологических сведений, подтверждающих Библию. Несмотря на существование в США светской археологии (см.: «American Journal of Archaeology») и востоковедения (см.: «Journal of the American Oriental Society»; «The Journal of Near Eastern Studies»; «Near Eastern Archaeology»; «American Oriental Series»), созданные в 1900 г. Американские школы восточных исследований (ASOR) деятельность свою начинали в русле библеистики. Этому немало способствовало то обстоятельство, что эти школы много лет возглавлял упомянутый выше В. Олбрайт, при котором журнал («Bulletin of the ASOR») и ежегодник («Annual of the ASOR») школ (издаются с 1921 г.) стали важнейшими периодическими изданиями по библейской археологии. Кроме центральной школы в Филадельфии, были основаны еще три школы — в Иерусалиме, для исследования Палестины, в Багдаде, для исследования Междуречья (закрыта в 1991 г. в связи с войной в Кувейте), и на Кипре, для исследования Малой Азии и прилегающих территорий. Кроме того, археологическими исследованиями на Ближнем Востоке занимаются ученые Американского университета в Бейруте, издающие с 1952 г. журнал «Berytus: Archaeological Studies». Идеологической основой данного издания является территориальная археология, т. е. внеконфессиональные исследования всех памятников Ливана — от каменного века до арабского завоевания.
Как ранее было сказано, подлинным основателем библейской археологии как науки является В. Олбрайт, научные интересы которого были необычайно разнообразны: им постоянно проводились раскопки различных памятников Святой Земли (см .: Albright W. The Excavation of Tell Beit Mirsim, I: The Pottery of the First Three Campaigns //AASOR, 1932. V. 12; Albright W., Kelso J. The Excavation of Bethel (1934–1960) //AASOR. 1968. V. 39), a ocобыми целями своей научной деятельности сам Олбрайт считал археологическое подтверждение истории патриархов (см.: Albright W. Abram the Hebrew: A New Archaeological Interpretation // BASOR. 1961, № 163. P. 36–54; Albright W. The Biblical Period from Abraham to Ezra: A Historical Survey. [N.Y.], 1963), Исхода (см.: Albright W. The Smaller Beth-Shan Stele of Sethos I (1309–1290 B.C.) // BASOR. 1952, № 125. P. 24–32) и завоевания Святой Земли (см.: Albright W. The Israelite Conquest of Canaan in the Light of Archaeology // BASOR. 1939, № 74. P. 11–23). Исследовал Олбрайт также памятники, относящиеся к периодам Судей (см.: Albright W. A Hebrew Letter from the Twelfth Century B.C. // BASOR. 1939, № 73. P. 9–13), Единого царства (см.: Albright W. The Gezer Calendar // BASOR. 1943, № 92. P. 16–26; Albright W. Two Cressets from Marisa and the Pillars of Jachin and Boaz // BASOR. 1942, № 85. P. 18–27) и Разделенных царств (см.: Albright W. A Votive Stele Erected by Ben-Haddad I of Damascus to the God Melcarth // BASOR. 1942, № 87. P. 23–29; Albright W. A Reexamination of the Lachish Letters //BASOR. 1939, № 73. P. 16–21; Albright W. The Chronology of the Divided Monarchy of Israel // BASOR. 1945, № 99. P. 16–22). Особо занимался Олбрайт некоторыми богословскими темами, требующими археологического обоснования: временем сложения ветхозаветного канона (см.: Albright W. New Light on Early Recensions of the Hebrew Bible // BASOR. 1955, № 140. P. 27–33), местом израильского монотеизма в религиозной картине Древнего Востока (см.: Albright W. Yahweh and the Gods of Canaan. L., 1968), генезисом монотеистических воззрений в древнем мире (см.: Albright W. From the Stone Age to Christianity. 2nd ed. Garden City, 1957), влиянием языческого окружения на религиозные воззрения древних иудеев (см.: Albright W. An Aramean Magical Text in Hebrew from the Seventh Century B.C. // BASOR. 1939, № 76. P. 5–11). Принимал Олбрайт участие и в развернувшихся в конце его жизни дискуссиях о будущем библейской археологии, отстаивая при том традиционные воззрения на нее как на вспомогательную дисциплину библеистики (см.: Albright W. The Old Testament and the Archaeology of Palestine // The Old Testament and Modern Study: A Generation of Discovery and Research / Ed.: H. Rowley. Oxford, 1951. P. 1-26; Albright W. The Impact of Archaeology on Biblical Research—1966 // New Directions in Biblical Archaeology / Eds.: D. Freedman and J. Greenfield. Garden City, 1971. P. 1–16). Был Олбрайт автором некоторых обзорных трудов по библейской археологии (см., напр.: Albright W. The Archaeology of Palestine. Harmondsworth, 1960). Значение трудов этого ученого было столь велико, что некоторые его статьи публиковались даже в атеистическом СССР (см.: Олбрайт В. Третий пересмотр древней хронологии Передней Азии // ВДИ. 1946, № 4. С. 26–32; Олбрайт В. Косвенный синхронизм между Египтом и Месопотамией ок. 1730 г. до н. э. // ВДИ. 1947, № 1. С. 36–45).
Известным учеником Олбрайта был уже упоминавшийся Н. Глюк, директор Американской школы исследования Востока в Иерусалиме, профессор Union Hebrew College в Цинциннати (США). Еще в 30-е гг. XX в. Глюк совершил обзорную археологическую разведку всего Заиорданья, т. е. нынешней Иордании (см.: Glueck N. Explorations in Eastern Palestine III // BASOR. 1936, № 64. P. 9–10; 1937. № 65. P. 8–29; Glueck N. An Aerial Reconnaissance in Southern Transjordan // BASOR. 1937, № 66. P. 27–28; № 67. P. 19–26), однако больше всего он известен многолетними раскопками в Эцион-Гевере (см.: Glueck N. The Other Side of the Jordan. New Haven, 1945).
Современником Глюка был Дж. Райт, разрабатывавший не только обычные для библейской археологии темы соотношения текстов Священного Писания с археологическими данными (см.: Wright G. The Literary and Historical Problem of Joshua 10 and Judges 1 // JNES. 1946. V. 5, № 2. P. 105–114; Wright G. Archaeology and Old Testament Studies // JBL. 1958. V. 77, p.l. P. 39–51) и реконструкции Соломонова Храма (см.: Wright G. Solomon’s Temple Resurrected // BA. 1941, V. 4, № 2. P. 17–31; Wright G. The Significance of the Temple in the Ancient Near East. Part 3: The Temple in Palestine-Syria // BA. 1944. V. 7, № 4. P. 65–77; Wright G. Dr. Waterman’s View Concerning the Solomonic Temple // JNES. 1948. V. 7, № 1. P. 53), но и исследовавший памятники более древних эпох (см.: Wright G. Palestine in the Chalcolithic Age // BASOR. 1937, № 66. P. 21–25; Wright G. Iron: The Date of Its Introduction into Common Use in Palestine // AJA. 1939. V. 43, № 3. P. 458–463). Принимал участие Райт и в дискуссиях о будущем библейской археологии (см.: Wright G. Biblical Archaeology Today //New Directions in Biblical Archaeology / Eds.: D. Freedman, J. Greenfield. Garden City, 1971. P. 167–186; Wright G. What Archaeology Can and Cannot Do // BA. 1971. V. 34, № 3. P. 70–76; Wright G. The «New» Archaeology // BA. 1974. V. 37, № 3–4. P. 104–115).
Из довоенных американских археологов-библеистов необходимо также упомянуть К. Гордона, подвизавшегося на ниве древневосточной палеографии (см.: Gordon С. The Story of Jacob and Laban in the Light of the Nuzi Tablets // BASOR. 1937, № 66. P. 25–27; Gordon C. Lachish Letter IV // BASOR. 1937, № 67. P. 30–32) и проложившего, по сути дела, путь для издания древневосточных текстов в их связи с текстами Ветхого Завета (см.: Ancient Near Eastern Texts Relating to the Old Testament / Ed.: J. Pritchard. 3rd ed. Princeton, 1969). Это издание и по сей день является настольной книгой всякого библеиста, так как в нем собраны тексты, современные Ветхому Завету и раскрывающие перед читателем мир, в котором происходили события священной истории.
После Второй мировой войны одним из главных направлений в американской библейской археологии стало исследование рукописей Мертвого моря. Из наиболее известных американских кумрановедов следует назвать М. Бэрроуза (см.: Burrows М. The Dating of the Dead Sea Scrolls // BASOR. 1951, № 122. P. 4–6; см. также: Fritsch Ch. The Qumran Community: Its History and Scrolls. N. Y., 1956), Ф. Кросса (см.: Cross F., Jr. The Manuscripts of the Dead Sea Caves // BA. 1954. V. 17, № 1. P. 2–21; см. также: Cross F., Jr. Canaanite Myth and Hebrew Epic: Essays in the History of the Religion of Israel. Cambridge, 1973; Cross F., Jr. The Discovery of the Samaria Papyri // BA. 1963. V. 26, № 4. P. 110–121; Cross F., Jr. Papyri of the Fourth Century B.C. from Daliyeh // New Directions in Biblical Archaeology / Eds.: D. Freedman, J. Greenfield. Garden City, 1971. P. 45–69; см. также: Cross F., Jr. The Papyri and Their Historical Implications // Discoveries in the Wâdi ed-Dâliyeh //AASOR. 1974. V. 41. P. 17–29). Продолжались и ранее начатые раскопки памятников Святой Земли, в связи с чем следует упомянуть таких известных продолжателей дела В. Олбрайта, как П. Мури (см.: Moorey Р. Excavation in Palestine. Guildford, 1981) и П. Лапп (см.: Lapp P. Biblical Archaeology and History. Cleveland, 1969). Продолжались также американские исследования Иерусалима (см.: Hamrick Е. The Third Wall of Agrippal // BA. 1977. V. 40, № 1. P. 18–23; Hennessy J. Preliminary Report on Excavations at the Damascus Gate, Jerusalem (1964–1966) // Levant. 1970. V. 2. P. 22–27; Hopkins I. Jerusalem: A Study in Urban Geography. Grand Rapids, 1970). Немалое участие принимали американцы и в раскопках, считающихся израильскими, — в большинстве из них рабочей силой были американские студенты, да и финансирование также шло из-за океана.
Особое внимание библейские археологи из США уделяли теме, столь долго разрабатывавшейся В. Олбрайтом, — археологическому подтверждению завоевания Святой Земли израильтянами во времена Иисуса Навина (см.: Callaway J. Excavating Ai (et-Tell): 1964–1972 // BA. 1976. V. 39, № 1. P. 18–30; Fritz V. Conquest or Settlement? The Early Iron Age in Palestine //BA. 1987. V. 50, № 2. P. 84–100; Fritz V. The Israelite «Conquest» in the Light of Recent Excavations of Khirbet el-Meshash // BASOR. 1981, № 241. P. 61–73) и в период Судей (см.: Callaway J. The Settlement in Canaan: The Period of the Judges // Ancient Israel: A Short History from Abraham to the Roman Destruction of the Temple / Ed.: H. Shanks. Englewood Cliffs; Washington, 1988. P. 53–84; Stager L. The Archaeology of the Family in Ancient Israel // BASOR. 1985, № 260. P. 1–35), а также подтверждению этих событий археологическими памятниками других стран Древнего Востока (см.: Singer I. Merneptah’s Campaign to Canaan and the Egyptian Occupation of the Southern Coastal Plain of Palestine in the Ramesside Period // BASOR. 1988, № 269. P. 1–10).
Особым направлением в американской библейской археологии было исследование Заиорданья (см.: Dorneтапп R. The Archaeology of the Transjordan in the Bronze and Iron Ages. Milwaukee, 1983), начало чему, как уже отмечалось выше, было положено Н. Глюком. Особое развитие это направление приобрело в силу того обстоятельства, что после Войны 1967 г. только у американцев остался свободный доступ к археологическим памятникам Иордании. Это сделало доступными для современных археологов-библеистов множество памятников библейской эпохи и расширило наши познания о ближайших соседних и родственных ветхозаветному Израилю народах (см.: Miller J. Recent Archaeological Developments Relevant to Ancient Moab // Studies in the History and Archaeology of Jordan / Ed.: A. Hadidi. Amman. 1982. V. 1. P. 169–173).
Американская школа библейской археологии обладала еще двумя особенностями. Первой особенностью, не свойственной ни европейской, ни тем более израильской школам, стала разработка особой новозаветной археологии, продолжающей традиции аббата Ф. Вигуру, но базирующейся на протестантском понимании истории Нового Завета (см.: Finegan J. The Archaeology of the New Testament: The Life of Jesus and the Beginning of the Early Church. Princeton, 1969). Другая особенность американской школы библейской археологии — ставка на популяризацию своих достижений. Одним из первых американских археологов-популяризаторов был С. Крамер, родившийся под Киевом в 1897 г. и в 1905 г. вывезенный семьей в США. Он был гебраистом, египтологом, ассириологом и шумерологом, написал более двухсот работ, в том числе двадцать семь монографий. Вышедшая в 1956 г. книга «История начинается в Шумере» издавалась впоследствии во многих странах, в том числе в СССР (см.: Крамер С. История начинается в Шумере. [2-е изд., изм.]. М., 1991). Привязанность к Древнему Востоку у Крамера была столь велика, что даже похоронить он себя завещал в великом шумерском городе Уре — на родине Авраама. Подобно Крамеру, многие американские ученые издавали популярные книги о древности (см., напр.: Carleton P. Buried Empires: the Earliest Civilisations of the Middle East. L., 1939) и различные археологические атласы (см.: Murphy-О’Connor J. The Holy Land: An Archaeological Guide from Earliest Times to 1700. 2nd ed. N.Y., 1986), тем самым подогревая общественный интерес к своим исследованиям, — интерес, и поныне способствующий прямому финансированию археологических раскопок.
Следствием подобной целенаправленной политики американских археологов-библеистов, подпитывавшейся к тому же интересом протестантского большинства, стало открытие в 1930-1950-е гг. во многих университетах США кафедр археологии Ближнего Востока. В качестве примера, подтверждающего глобальность этого процесса, можно привести тот факт, что даже в провинциальном Таксоне, в университете Аризоны, кафедру археологии и антропологии Ближнего Востока возглавляет проф. У. Девер, известный археолог, исследовавший древнейшие цивилизации Палестины (см.: Dever W. New Vistas on the ЕВ IV («MB I») Horizon in Syria-Palestine //BASOR. 1980, № 237. P. 35–64; Dever W. The Middle Bronze Age: The Zenith of the Urban Canaanite Era//BA. 1987. V. 50, № 3. P. 149–177), участвовавший в раскопках различных памятников Святой Земли (см.: Dever W. et al. Gezer IV. Jerusalem, 1986; см. также: Recent Excavations in Israel: Studies in Iron Age Archaeology // AASOR. 1989. V. 49) и анализировавший богословский аспект подобных изысканий (см.: Dever W. Biblical Theology and Biblical Archaeology: An Appreciation of G. Ernest Wright // HTR. 1980. V. 73, № 1–2. P. 1–15; Dever W. Archaeology and Biblical Studies: Retrospects and Prospects. Evanston, 1974), обсуждавший судьбы библейской археологии (см..: Dever W. The Impact of the «New» Archaeology on Syrio-Palestinian Archaeology // BASOR. 1981, № 242. P. 15–29) и составлявший пособия по этой науке (см.: Paul S., Dever W. Biblical Archaeology. Jerusalem, 1973).
Памятником подобной разноплановой и разновекторной науки, какой была американская библейская археология, является изданная в 1997 г. и не имеющая аналогов пятитомная «Оксфордская энциклопедия археологии Ближнего Востока», сконцентрировавшая в себе лучшие достижения как библейской археологии Америки, так и светских исследователей Древнего Востока (см.: The Oxford Encyclopedia of Archaeology in the Near East: In 5 v. / Ed.: E. Meyers. N.Y.; Oxford, 1997).
Израильская археология как таковая стала формироваться в 20-30-е гг. XX в., когда на Святую Землю стали приезжать из разных стран Европы исследователи-ев-реи, желавшие не просто собрать материал о далеком прошлом своего народа, но и обосновать его права на эту землю. Так, вспоминая о раскопках 1936 г. в Бет-Шериме, Б. Мазар говорил: «Каждый был глубоко заинтересован в раскопках, поскольку обнаружение еврейских памятников древности усиливало значение сионизма и подкрепляло основания для создания еврейского государства. Мы были заинтересованы в создании своей родины, а еврейские памятники древности явились частью ее основы». Подобный подход к целям археологического исследования свойственен и современным израильским ученым.
Одним из первых археологов-израильтян был Н. Авигад, уроженец Западной Украины, приехавший на Святую Землю и трудившийся там вплоть до 1983 г. (см.: Avigad N. Discovering Jerusalem. Nashville, 1983; Avigad N. Hebrew Bullae from the Time of Jeremiah. Jerusalem, 1986). В 1960-1970-e гг. он раскапывал центр Еврейского квартала Старого города Иерусалима. Им были обнаружены многочисленные артефакты Хасмонейского периода, и еще больше артефактов, относящихся ко времени Ирода Великого, свидетельствовавших о том, что в то время многие знатные жители Иерусалима жили в необычайной, несвойственной Святому городу роскоши. Еще одним его открытием было то, что ко времени вавилонского завоевания Иерусалим в четыре раза превышал по своим размерам город времен Соломона и, следовательно, его жители в VIII–VII вв. до Р.Х. составляли подавляющее большинство городских жителей Иудеи. Современник Авигада, Е. Сукеник, до Второй мировой войны занимавшийся раскопками разных объектов на Святой Земле, в том числе и в самом Иерусалиме (см.: Sukenik Е., Mayers L. The Third Wall of Jerusalem. Jerusalem, 1930), позднее, в 40-50-e гг. XX в., прославился как первый исследователь рукописей Мертвого моря, ныне хранящихся в Иерусалимском музее книги. Им же основана школа израильской кумранистики (см.: Bar-Adon P. The Cave of the Treasure. The Finds from the Caves in Nahal Mishmar. Jerusalem, 1971; Puech E. The Necropolises of Khirbet Qumran and ‘Ain el-Ghuweir and the Essene Belief in Afterlife // BASOR. 1998, № 312. P. 21–36).
Сын E. Сукеника, Й. Ядин, исследовал Гацор/Асор (см.: Yadin Y. Hazor. The Rediscovery of a Great Citadel of the Bible. N.Y., 1975), писал книги о раскопках в Массаде/Масаде и Кумране (см. также: Yadin Y. The Art of Warfare in Biblical Lands in the Light of Archaeological Study: In 2 v. L., 1963).
Его современник, М. Ави-Йона, интересен не только общими работами (см.: Avi-Yonah М. The Holy Land from the Persian to the Arab Conquests (536 B.C. to A.D. 640): A Historical Geography. Grand Rapids, 1966), но и созданием в 1969 г. огромного и чрезвычайно детального макета Храма Ирода, достоверность которого была подтверждена продолжавшимися затем в течение двадцати лет раскопками в Старом городе Иерусалима.
Кроме Храмовой горы, в Иерусалиме исследовались остатки древних стен (см.: Ben-Arieh S., Netzer Е. Excavations along the «Third Wall» of Jerusalem, 1972–1974 // IEJ. 1974. V. 24. P. 97–107; Broshi M. Along Jerusalem’s Walls //BA. 1977. V. 40, № 1. P. 11–17), город Давида и Соломона (см.: Amiran R., EitanA. Excavations in the Courtyard of the Citadel. Jerusalem, 1968–1969 // IEJ. 1970. V. 20, № 1. P. 9–17), памятники римского периода (см.: Magen M. Recovering Roman Jerusalem — The Entry way beneath Damascus Gate // BARev. 1988. V. 15. P. 48–56), городские кварталы, возникшие незадолго до плена Вавилонского (см.: Broshi М. The Expansion of Jerusalem in the Reigns of Hezekiah and Manasseh // IEJ. 1974. V. 24, № 1. P. 21–26).
Среди исследователей Иерусалима следует особо отметить Й. Шило (см.: Shiloh Y. Excavations at the City of David 1,1978–1982 // Qedem. Monographs of the Institute of Archaeology / The Hebrew University of Jerusalem. Jerusalem, 1984, № 19; Shiloh Y. The City of David Archaeological Project: The Third Season, 1980 // BA. 1981. V. 44, № 3. P. 161–170). В Иерусалиме он продолжил раскопки К. Кеньон в городе Давида, на юго-восточном склоне Офела, кверху от источника Тихон. Им было установлено, что в этом месте, начиная с IV тысячелетия до Р.Х., — т. е. с энеолита, и до наших дней, существует поселение, — таким образом, Иерусалим является одним из древнейших городов мира. Й. Шило также исследовал три сложные системы водоснабжения древнего Иерусалима, которые, как оказалось, все были связаны с источником Гихон. Кроме того, Шило, а также М. Броши занимались демографическими реконструкциями на основании археологических данных (см.: Shiloh Y. The Population of Iron Age Palestine in the Light of a Sample Analysis of Urban Plans, Areas and Population Density // BASOR. 1980, № 239. P. 25–35; Broshi М., Gophna R. The Settlements and Population of Palestine during the Early Bronze Age II–III // BASOR. 1984, № 253. P. 41–53). К сожалению, результаты всех раскопок Й. Шило так и не были изданы из-за его скоропостижной кончины в 1987 году.
Находки в Иерусалиме часто были неожиданными — так, например, обнаружение Г. Баркаем в 1995 г. фрагментов стел с соответствующими надписями и особых сосудов поставило вопрос о возможности существования в Иерусалиме египетского поселения с собственным храмом времен Среднего Царства (см.: Barkay G. A Late Bronze Age Egyptian Temple in Jerusalem? // IEJ. 1996. V. 46, № 1–2. P. 23–43; о египетском присутствии на Святой Земле см. также: Weinstein J. The Egyptian Empire in Palestine: A Reassessment // BASOR. 1981, № 241. P. 1–28).
Исследованиями Иерусалима занимался и такой корифей израильской археологической школы, как Б. Мазар (см.: Mazar B. The Excavation South and West of the Temple Mount in Jerusalem: the Herodian Period // BA. 1970. V. 33, № 2. P. 47–60; Mazar B. Herodian Jerusalem in the Light of the Excavations South and South-West of the Temple Mount // IEJ. 1978. V. 28, № 4. P. 230–237).
В 1960-1970-e гг. Б. Мазар в сотрудничестве с М. Бен-Дова вел раскопки в юго-западном углу Храмовой горы, а также вдоль западной и южной стен Храмовой платформы. Большая часть находок относилась ко времени Ирода Великого — Мазар к тому же подтвердил свидетельство Иосифа Флавия о том, что при реконструкции Храма Ирод I расширил Храмовую платформу вдвое. Мазар известен и тем, что, кроме написания трудов по традиционным направлениям библейской археологии, он участвовал в подготовке и издании двух энциклопедий, посвященных археологическим раскопкам на Святой Земле, являющихся и поныне фундаментальными трудами по библейской археологии (см.: Encyclopedia of Archaeological Excavations in the Holy Land: In 4 v. / Ed.: M. Avi-Yonah. N.Y.; Jerusalem, 1975–1978, а также вышедшую позднее четырехтомную «The New Encyclopedia of Archaeological Excavations in the Holy Land» [Ed.: E. Stem. Jerusalem; N.Y., 1993]). Другой важнейший представитель израильской археологической школы — Й. Ахарони известен как раскопками различных памятников Святой Земли, так и изданием двух обзорных трудов по библейской археологии (см.: Aharoni Y. The Land of the Bible: A Historical Geography. Philadelphia, 1967; Aharoni Y. The Archaeology of the Land of Israel. Philadelphia, 1979). Из изданий подобного рода интересен также исторический атлас Иерусалима, изданный Д. Багатом (см.: Bahat D. Carta’s Historical Atlas of Jerusalem. Jerusalem, 1983).
В течение всего XX в. израильской школой библейской археологии разрабатывались и отдельные проблемы этой науки: история доизраильских поселений на Святой Земле (см.: Bar-Yosef О. The Walls of Jericho: An Alternative Interpretation // CAn. 1986. V. 27, № 2. P. 157–162), генезис древнеизраильского этноса (см.: Na’aman N. Habiru and Hebrews: The Transfer of a Social Term to the Literary Sphere // JNES. 1986. V. 45, № 4. P. 271–288), межэтнические взаимоотношения периода Судей (см.: Raban A. The Philistines in the Western Jezreel Valley // BASOR. 1991, № 284. P. 17-27; Kelm G., Mazar A. Timnah: A Biblical City in the Sorek Valley. Winona Lake, 1995), хозяйственная жизнь в период Царей (см.: Borowski О. Agriculture in Iron Age Israel. Winona Lake, 1987; Golani A., Sass B. Three Seventh-Century B.C.E. Hoards of Silver Jewelery from Tel Miqne-Ekron // BASOR. 1998, № 311. P. 57–81), устроение городов того же времени (см.: Kempinski A. Gezer: Re-excavating Ancient Sites in Israel: Review Article // IEJ. 1993. V. 43, № 2–3. P. 174–180), особенности духовной жизни в Разделенных царствах — Израиле (см.: Biran A., Naveh J. An Aramaic Stele Fragment from Tel Dan // IEJ. 1993. V. 43, № 2–3. P. 81–98) и Иудее (см.: Stern E. A Phoenician-Cypriote Votive Scapula from Tel Dor: A Maritime Scene // IEJ. 1994. V. 44, № 1–2. P. 1–12), история падения этих царств (см.: Bordreuil P., Israel F., Pardee D. King’s Command and Widow’s Plea: Two New Hebrew Ostraca of the Biblical Period // NEA. 1998. V. 61, № 1. P. 2–13) и особенности послепленного периода (см.: Ronen Y. The Weight Standards of the Judean Coinage in the Late Persian and Early Ptolemaic Period // NEA. 1998. V. 61, № 2. P. 122–126). Подобная разноплановость вообще свойственна израильским археологам: достаточно просмотреть список публикаций одного из известных современных ученых — проф. Э. Штерна, работающего в Археологическом институте Еврейского университета в Иерусалиме. Труды израильских археологов публикуются в ежегодниках «Israel Exploration Journal» и «Atiqot», выходящих, соответственно, с 1950 г. и 1962 г., а также в журнале «Israel Oriental Studies». В Израиле проходят международные конгрессы по библейской археологии, а в четырех из восьми университетов есть факультеты археологии. В силу особенностей региона работа израильских археологов идет под постоянным нажимом как арабских жителей Святой Земли, так и иудеев-ортодоксов, протестующих не столько против «осквернения могил», сколько против научных взглядов израильских ученых, — взглядов, проникнутых идеями «новой археологии» — науки светской, для которой Библия есть лишь один из документов, требующий к тому же серьезной проверки.
В предыдущих главах неоднократно упоминались дискуссии 1960-1980-х гг. о будущем библейской археологии как самостоятельной дисциплины. Столь частое упоминание объясняется тем значением, которое имели эти споры для судеб нашей науки.
Основные дебаты разворачивались в США (см.: Halреrп В. Research Design in Archaeology: The Interdisciplinary Perspective // NEA. 1998. V. 61, № 1. P. 53–65; King P. American Archaeology in the Mideast. AHistoryof the American Schools of Oriental Research. Philadelphia, 1983; Lance H. American Biblical Archaeology in Perspective // BA. 1982. V. 45, № 2. P. 97–101; Lance H. The Old Testament and the Archaeologist. Philadelphia, 1981; Miller J. Approaches to the Bible through History and Archaeology: Biblical History as a Discipline //BA. 1982. V. 45, № 4. P. 211–223; Miller J. The Old Testament and the Historian. Philadelphia, 1976; Moorey P. Excavation in Palestine. Guildford, 1981). Споры относительно ценности библейской археологии как науки возникли в США с начала 1960-х гг., для чего были две причины: во-первых, общий кризис американского протестантизма в 1960-1970-е гг. (епископы-женщины, приходские пасторы-антитринитарии, общины содомитов, богословие «смерти Бога» и т. д. и т. п.), во-вторых, возникновение так называемой новой археологии.
Кризис американского протестантизма особенно сильно ударил по американской библейской археологии в силу следующих причин: главной целью европейской и, соответственно, отечественной дореволюционной библейской археологии было доказательство, на основании археологических данных, возможности библейских событий, примитивный же рационализм американских протестантов требовал точного подтверждения всех библейских данных. Примеров подобного наивного подхода множество: найденный в Вирсавии/Беэр-Шиве (Беэр-Шеве) колодец моментально объявлялся колодцем патриархов, первые же раскопки сожженных слоев Иерихона соотносились с именем Иисуса Навина, найденное в погребальной камере фараона Шешонка I золото считалось взятым во время иерусалимского похода, и даже о найденной в развалинах раннесредневекового кафедрального собора в Антиохии серебряной чаше писалось, что именно она служила на Тайной вечере, совершенной Спасителем. А так как разочарование всегда является следствием очарования, т. е. нетрезвенного подхода к явлению, то не удивительны слова, сказанные Д. Фридманом о результатах деятельности своего учителя: «Большой план Олбрайта подтвердить археологией Библию провалился, и сейчас мы дальше от решения проблемы, чем когда-либо ранее». Молодые ученые 60-х гг. XX в. (когда вся Америка говорила о «смерти» библейского богословия) В. Олбрайта и его учеников называли неисправимыми позитивистами, и тогда же начались серьезнейшие споры о том, нужна ли библейская археология вообще.
Споры эти были усложнены еще тем обстоятельством, что хронологически они наложились на возникновение «новой археологии», резко отличающейся от той археологии, которую мы знали ранее. «Новая археология» характеризуется следующими особенностями. В первую очередь для нее характерна ориентация на междисциплинарные исследования, что дает возможность «восстановить» древнюю цивилизацию во всех ее особенностях. Американские археологические экспедиции с 70-х гг. XX в. включают специалистов по стратиграфии, географии, геологии, климатологии, палеоботанике, палеозоологии, антропологии, истории техники и, естественно, специалистов по компьютерной технике, без которой сейчас просто невозможно обработать огромное количество данных, собираемых подобными экспедициями. На Святой Земле такая экспедиция впервые работала в Газере, и результаты ее были столь ошеломляющими, что с тех пор американскими школами восточных исследований раскопки проводятся только по такой, чрезвычайно результативной, но и чрезвычайно дорогой методике.
В этом крылась особая опасность для американской библейской археологии, которая долгое время была уделом любителей и финансировалась большей частью религиозными организациями. В новой ситуации, когда исследование даже одного памятника, давая массу важнейших сведений, требует астрономических расходов, прежние методы американской школы просто не срабатывали. Сторонники междисциплинарных исследований также постоянно обвиняли библейскую археологию в том, что ее идеологическая направленность привела к уничтожению массы памятников, не вписывающихся в фундаменталистское понимание библейской истории.
Еще одной особенностью «новой археологии» является так называемая природоведческая ориентация, базирующаяся на убеждении, что основным фактором в формировании особенностей цивилизации является окружающая среда, а отнюдь не влияние каких-либо внешних, в том числе религиозных, факторов. Подтверждая свое мнение существованием в различных частях земли схожих цивилизаций, возникших в схожих же природных условиях, сторонники данной школы категорически утверждают, что любая культура есть лишь адаптация человеческого общества к таким факторам, как географическое положение, климат, близость к природным ресурсам и естественным путям сообщения.
Отвергая таким образом всякие претензии цивилизации ветхозаветного Израиля на уникальность, сторонники данной школы были одними из основных критиков библейской археологии.
С подобных же позиций критиковали библейскую археологию и сторонники так называемой эволюционной модели, видящие во всех изменениях цивилизации различные стадии развития общества (схожие с эволюцией в животном мире) и поэтому отвергающие и самую мысль о каком-либо сверхъестественном влиянии на человеческую историю.
Не менее важная особенность «новой археологии» заключается и в том, что это — теория, видящая в любой цивилизации комплекс различных социальных систем, находящихся в постоянно меняющемся равновесии. В свете данной теории религия — лишь одна из систем общества, слабо влияющая на остальные системы и потому не являющаяся необходимой целью археологического исследования. Подобная, по сути неомарксистская, теория, возрождающая понятия о базисе общества и его надстройке, также плачевно повлияла на американскую школу библейской археологии, выбивая у ее сторонников из-под ног почву протестантского позитивизма.
Наложение всех вышеупомянутых факторов привело к тому, что в 1960-1970-е□ гг. в США стали раздаваться призывы сменить библейскую археологию профессиональной дисциплиной, — «сиро-палестинской археологией», принимающей все постулаты «новой археологии» и лишь ограничивающей свои изыскания соответствующим географическим регионом. Бурные первоначальные возражения библеистов и археологов-библеистов старой школы были отвергнуты новым поколением ученых, захваченных духом времени. В результате этих событий к середине 80-х гг.
XX в. в библейской археологии сложилась удручающая картина: в Европе востоковедение еще в 30-е гг. заявило себя наукой светской; в Израиле археология преследует весьма прагматичные цели, слабо связанные с библеистикой; вот и в США сформировалась светская, очень специализированная, сложная и дорогостоящая дисциплина — «сиро-палестинская археология» с основными центрами изучения в Гарварде (см. «Harvard Semitic Monographs»), университетах Чикаго, Аризоны, Торонто и Колумбийском университете (см. «Journal of the Ancient Near Eastern Society»). Дисциплина, не пользующаяся таким вниманием, каким пользовалась прежде библейская археология, — дисциплина, лишившаяся финансирования из религиозных центров, но живущая на федеральный счет, — дисциплина, вписывающаяся в общую картину американского ученого мира, отличающегося от остального американского общества атеистическим мировоззрением, — дисциплина, смотрящая на Библию как на один из письменных источников, и притом малодостоверный, — дисциплина, изучаемая историками, антропологами, востоковедами (и лишь в качестве исключения преподающаяся в учебных заведениях либеральных протестантских конфессий). Вышеизложенные обстоятельства давали все основания исследователям, жившим в то время, говорить о крахе и даже смерти библейской археологии. Однако та же середина 80-х гг. XX в. стала не только временем выхода американской религиозной жизни из кризиса, что охарактеризовалось ростом числа членов приходских общин и учащихся семинарий и приходских школ, бурным развитием фундаментализма, резко порвавшего с либеральным богословием 70-х гг. XX в., но и временем рождения «новой» библейской археологии. Парадоксально, но «новая» библейская археология куда больше напоминает европейскую и отечественную библейскую археологию XIX — начала XX в., чем свою предшественницу эпохи позитивиста Олбрайта. Это — «кабинетная» межотраслевая наука, использующая данные «новой археологии», структурной лингвистики и этнографии для объяснения библейской истории и доказательства возможности ее событий (см., напр.: Hamilton М. The Past as Destiny: Historical Visions in Sam’al and Judah under Assyrian Hegemony // HTR. 1998. V. 91, № 3. P. 215–250). (С европейским вариантом подобной «кабинетной» науки можно ознакомиться по книге: Василиадис Н. Библия и археология. М., 2004.)
Особенно плодотворным является творческое использование наработок «новой археологии»: ценный материал для библейской археологии дали междисциплинарные исследования У. Девера и Р. Когена на плоскогорье Центрального Негева, Дж. Сегера в Лахаве и Т. Леви в Шикмиме, Р. Шауба и У. Раста в Баб эд-Дхра, Дж. Рольфсона в Айн-Гхасале и французской экспедиции С. Фальконе и С. Магнес-Гардинье в Телль эль-Хайат. Методология «новой археологии» дала возможность реконструкции климата, флоры и фауны библейских времен и помогла восстановить демографию поселений на Святой Земле от эпохи раннего бронзового века (период Патриархов) и до римского периода, — что не только в совершенно ином свете представило некоторые периоды священной истории, но и научным образом наконец-то подтвердило историю завоевания Святой Земли.
Полезной для «новой» библейской археологии оказалась теория систем, дающая возможность реконструкции древних цивилизаций на базе и неполных данных, так как некоторые слабо известные общественные системы могут быть реконструированы на основании анализа систем известных. Особую роль в «новой» библейской археологии играет пользующаяся большим уважением «новой археологии» этноархеология, использующая этнографические данные, собранные при исследовании примитивных культур древних, находившихся на сходном уровне развития. Данная дисциплина, столь популярная в европейской библейской археологии XIX — начала XX в., была в свое время отвергнута американскими учеными, не принимавшими саму мысль о возможности развития библейского общества по законам «дикарей из колоний».
Итак, мы видим, что зарубежная библейская археология, зародившись как христианский ответ на богоборческий рационализм нового времени, пройдя все стадии развития науки — от дилетантского кладоискательства до межотраслевого исследования, выдержав искушение протестантским позитивизмом и воинствующим секуляризмом, осталась тем, чем была во время своего появления: разделом библеистики, на основании археологических данных объясняющим события священной истории и подтверждающим их действительность.
□Особо следует сказать о новозаветной археологии, сформировавшейся как отдельная дисциплина довольно-таки поздно.
Произошло это в силу следующих обстоятельств.
Во-первых, на Святой Земле мало впечатляющих памятников новозаветного периода — храмов, акведуков, театров, цирков, ипподромов и т. п., а в XIX в. археологи более интересовались грандиозными памятниками Египта и Междуречья.
Во-вторых, в XIX в. казалось, что вполне достаточно изучать памятники Малой Азии, Греции и Италии, на землях которых и разворачивались события новозаветной истории. Исследование эллинистической и римской Палестины началось куда позже.
Раскопки производились в местах, упомянутых в Новом Завете. В числе первых объектов исследования стал Капернаум, описанный еще в 1857 г. Э. Робинсоном, идентифицировавшим известную из Нового Завета синагогу, но не сумевшим определить местонахождение самого города (Тел Гум). Далее место часто описывалось, а в 1921 г. Г. Орфали были начаты систематические раскопки, продолженные в 1968 г. В. Корбо и С. Лоффреда. Вифлеем (Бет-Лехем) и Церковь Рождества Христова впервые были обследованы Л.-Х. Винсентом и Ф.-М. Абелем в 1914 г.; в Назарете раскопки проводили П. Вио в 1890–1909 гг. и Б. Багатти в 1954 году. «Кабинетные» археологи также составили многотомные описания новозаветных Антиохии, Эфеса, Лаодикии и Афин.
Время между двумя мировыми войнами, — время расцвета археологии Ветхого Завета, не дало никаких серьезных исследований новозаветной Палестины. После бума, вызванного кумранскими находками, положение резко меняется, и уже в 1960 г. Олбрайт в пересмотренное издание «Археологии Палестины» включил следующие памятники: гробницы из Телль Мариса, мавзолей Товиадов в Арак эль-Эмире, эллинистическую цитадель в Беф-Цуре, так называемую крепость Симона Маккавея в Газере, оссуарии и гробницы этого периода, некоторые объекты в Иерусалиме — стены, Арку Ecce Homo («Се Человек»), предполагаемый помост Гаввафа, новозаветный уровень Иерихона (раскопки 1950–1951 гг.), иорданские города Гераса и Петра (Села), синагоги Галилеи (в том числе в Капернауме), некоторые эпиграфические надписи, с именами, известными из Нового Завета. Свитки Мертвого моря не были упомянуты Олбрайтом, но Дж. Райт в своей «Библейской археологии» (1962) (рус. перевод см.: Райт Дж. Библейская археология. СПб., 2003) говорит о них подробно.
Тем временем в Иерусалиме, до Войны 1967 года, было проведено сорок шесть раскопок такими известными исследователями, как Р. Гамильтон, М. Ави-Йона, К. Кеньон, Дж. Хеннеси, интересовавшимися определением местонахождения Голгофы, Гроба Христова, городских стен новозаветного периода, дворца Ирода.
Раскопки в Кесарии Палестинской (совр. Кайзарийе), административном центре римской Палестины, проводились с 1948-го по 1963 г. такими светилами, как Дж. Ори, М. Ави-Йона, А. Фрова, А. Негев, Э. Линк.
С 1960-х гг. интересы исследователей постепенно переместились от классического искусства и археологии к следующим вопросам: топография новозаветной Палестины, размеры и население древних городов и деревень, реконструкция сельской и городской жизни, природа и степень эллинизации, уровень греко-арамейского билингвизма, природа и уровень урбанизации, понимание еврейских похоронных обычаев, изучение синагогальной архитектуры, идентификации домовых церквей, особенности римского правления в Иудее, определение прожиточных минимумов, изучение региональной римской архитектуры, исследование водных систем, определение древних способов изготовления оливкового масла и вина.
В силу известных трансформаций, вызванных победным шествием «новой археологии», в современной литературе чаще всего встречается понимание новозаветной археологии как части римской археологии Восточного Средиземноморья.
Как нам известно, библейская археология — это наука, в сферу интересов которой входят раскопки памятников библейских времен, а также основанное на их изучении объяснение событий священной истории и доказательство их действительности.
Однако если мы посмотрим на учебные планы дореволюционных Духовных Академий, то увидим, что предметом своего изучения библейская археология имеет несколько иные объекты. Подобное несовпадение объясняется тем простым фактом, что в лексике XIX — начала XX в. слово археология имело древнее значение, присутствовавшее, например, в названии труда Иосифа Флавия, сейчас именуемого: «Иудейские древности». Подобное значение сохранилось в словосочетании церковная археология, — т. е. изучение предметов церковной старины. Так, Московский археологический институт (МАИ), основанный в 1907 г., целью своих занятий имел обыкновенное краеведение с упором на палеографию (см.: Положение о МАИ // Памятная книжка слушателя МАИ. М., 1911. С. 3–8) и городскую топографию (см.: Ардашев Н. Кафедра археологии и топографии Москвы памяти И. Е. Забелина при МАИ. М., 1909). Примечательно, что отделения МАИ, действовавшие с 1910 г. в Смоленске (см.: Смирнов П. Первый год Археологического института в Смоленске // Памятка смоленьская лета 7419-го, месяца октомврия, дьню 1-го. Смоленск, 1911. С. 51–55), с 1911 г. в Калуге (см.: Цветков И. О значении открытия отделения МАИ в Калуге для изучения местной истории края // КС. 1911. Т. 6. С. 30–39), с 1910 г. в Нижнем Новгороде (см.: Драницын Н. Нижегородское отделение МАИ // Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии: Сб. 1912. Т. 12. Вып. 1. С. V-VII) и с 1912 г. в Ярославле (см.: Открытие Археологического института в Ярославле // ИВ. 1912, № 12. С. 1294), занимались исключительно краеведением и собиранием церковных древностей — икон, старопечатных книг и так далее. Соответственно декларировались и цели библейской археологии: так, проф. И. Троицкий объектом библейской археологии считал описание «и посильное объяснение тех бытовых форм, в которые воплощалось Царствие Божие за время от сотворения мира до сошествия Святаго Духа на Апостолов». (Впрочем, «самое создание специальных форм является лишь после Синайского законодательства».) Подобное формулирование целей библейской археологии было обусловлено и тем фактом, что, как известно, в XIX в. отечественное богословие находилось под влиянием западного, в частности немецкого, а в Германии под библейской археологией как раз и понимали изучение бытовой жизни ветхозаветного Израиля, причем исключительно на основании письменных источников — Библии, Талмуда, описаний Святой Земли.
Автор одного из первых отечественных трудов по библейской археологии, архим. Иероним (Лаговский), полностью находился под влиянием подобных западных схем, и потому его труд мало чем отличается, к примеру, от известнейшего в середине XIX в. учебного пособия проф. К.-Ф. Кейля (см.: Иероним (Лаговский), архим. Библейская археология. СПб., 1883). Разделив свой труд на три тома — древности домашние, древности гражданско-исторические, древности священные, архим. Иероним каждые из них рассматривает весьма подробно. Так, древности домашние автор разбирает в такой последовательности: жилища, пастушеская жизнь, земледелие, ремесла и искусство, торговля и мореплавание, одежда, съестные припасы и кушанья, домашнее общество, нравы и обычаи во взаимном общении между собою, болезни, смерть, погребение и траур. Сочинение, подобно германскому прообразу, детальное, громоздкое и не сообщающее ничего нового, ничего, чего нельзя было найти в Библии. Подобный характер носили и другие, современные этой, работы по библейской археологии (см., напр.: Терновский С. Краткий очерк библейской археологии: В 2 вып. М., 1891–1896). Подобное понимание задач библейской археологии сохранялось в Московской Духовной Академии (МДА) вплоть до событий 1917 г.: лекции за 1909/10 учебный год мало чем отличаются от аналогов прошлого века (см., напр.: Воронцов Е., свящ. Лекции по библейской археологии за 1909/10 уч. г. Сергиев Посад, 1910). Автор лекций чрезвычайно подробно и практически на основании лишь письменных источников, подобно своим предшественникам, разбирает различные стороны жизни библейских времен. Так, в разделе религиозной жизни он рассматривает утварь скинии, утварь Храмов Соломона и Ирода, Храм Зоровавеля, Храм Ирода, синагоги, левитов и священников, материал жертв и жертвенный обряд, разделение Моисеевых жертв, различные общие виды жертв, молитвы и благословения, пение и музыку при богослужении, ежедневное богослужение, обязанности прозелитов, назореев и лиц, принесших обеты, принесение первородных, начатков плодов и десятин, разделение священных времен. Каждый из разделов, в свою очередь, также весьма детализирован: глава о разделении времен содержит описание субботнего цикла, года субботнего и юбилейного, памятников допленных и послепленных и так далее. Подобную же направленность имели и научные работы выпускников МДА, разбиравших в вышеозначенных целях труды Иосифа Флавия (см.: Лебедев С. Иосиф Флавий как библейский археолог: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1909) и блж. Иеронима (см.: Авраменко Н. Блаженный Иероним как библейский археолог: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1909), изучавших Палестину по описаниям средневековых паломничеств (см.: Корнеевский А. Средневековые путешествия христиан на Восток и их значение для библейской археологии: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1913) и составлявших археологические комментарии к богослужебному календарю современных иудаистов (см.: Боголепов Н. Археологический комментарий к современному еврейскому календарю: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1907). Примечательно, однако, что в начале XX в. и у учащихся МДА просыпается интерес к библейской археологии в подлинном значении этого термина и в своих работах они обращаются к данным египтологии (см.: Богоявленский Н. Моисей (по данным Библии и общей истории): Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1914) и ассириологии (см.: Никольский П. Ассиро-вавилонские памятники в их значении для библейской истории: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1905). Происходило это под влиянием проф. Д. Введенского, чья докторская работа (см.: Введенский Д. Патриарх Иосиф и Египет (опыт соглашения данных Библии и египтологии). Сергиев Посад, 1914) и по сей день является важным пособием по библейской археологии. Разрабатывал проф. Введенский и такую вечную тему библейской археологии, как история патриархов (см.: Введенский Д. Авраам и Сарра в стране фараонов. Сергиев Посад, 1914), а также занимался больным в то время вопросом о панвавилонизме (см.: Введенский Д. Блуждающая гипотеза (к вопросу о «панвавилонизме»). Сергиев Посад, 1911).
Еще ближе продвинулись к современному пониманию библейской археологии в Санкт-Петербургской Духовной Академии (СПбДА). Так, проф. СПбДАИ. Троицкий, чье высказывание о целях библейской археологии было приведено выше, читал предмет долгое время, и потому по конспектам его лекций вполне можно проследить эволюцию представлений профессора о своем предмете. В лекциях за 1894/95 учебный год, цитировавшихся ранее, приоритет отдан письменным источникам: Иосифу Флавию, Филону Александрийскому, таргумам, мидрашам, Талмуду, работам ученых раввинов: Рамбама (Маймонида), Иосифа Каро, Раши, Радака, Абен-Эзры — и даже классике каббалистики, книге «Сефер Зогар». Наряду с ними уже упоминаются памятники, являющиеся предметом подлинного археологического исследования: сооружения, монеты и надписи ниневийского, финикийского, моавитского и палестинского происхождения. В лекциях 1895/96 учебного года говорилось уже и о памятниках Древнего Египта: пирамидах, сфинксах, кладбище Аписов, лабиринте, храмах и надписях. В том же учебном году в лекциях кратко упоминались хеттские памятники. На основании многолетнего преподавания библейской археологии проф. Троицкий в 1913 г. издал внушительное пособие по своему предмету (см.: Троицкий И. Библейская археология. СПб., 1913), в котором, сохраняя прежнюю форму, утвержденную советами Духовных Академий в 1895 г., постарался привлечь весь доступный в его время действительно археологический материал. Схема труда прежняя: три части — индивидуально-общественный быт древних евреев, общественный быт, религиозный быт. Часть, посвященная индивидуально-общественному быту, разделена на четыре главы: глава первая посвящена Палестине и ее природе, в ней описываются границы Палестины, ее географическое положение, рельеф, воды, климат, флора и фауна. Глава вторая повествует об украшениях, пище, одежде древних евреев. Глава третья отведена рассказу о занятиях древних евреев: скотоводству, птицеводству, пчеловодству, рыбной ловле, хлебопашеству, виноделию, огородничеству, торговле и различным ремеслам — обработке металла и стекла, древоделию и выделке камня, гончарному и кожевенному делу, прядению и ткачеству, белильному и пекарному ремеслам. Глава четвертая повествует о научных занятиях и искусствах древних евреев. В главе описывается измерение времени, пространства, веса, обозначение ценности, знания космографические, географические, медицинские и исторические, литературное и музыкальное творчество, зодчество и связанные с ним изобразительные искусства. Часть, посвященная общественному быту, разделена на три главы. В главе первой, посвященной семье и ее устройству, описывается общий характер законодательства о семейной жизни: браки дозволенные, недозволенные и левиратные, многоженство, развод, рождение и воспитание детей. Глава вторая, рассказывая об обществе Израиля и его устройстве, говорит о различных его особенностях: положении пришельцев, рабов и наложниц, кровной мести, ограждении прав личной безопасности и собственности, осуществлении прав первородства и наследования, ограждении чистоты нравов общества и устроении общественных отношений на началах справедливости и милосердия, соблюдении санитарных условий и правил общественного приличия, погребении умерших и содержании кладбищ. Глава третья повествует об устройстве государственных образований древних евреев — держав Давида и Соломона, Израиля, Иудеи, государства Хасмонеев и царства Ирода. В главе описываются государственное устройство, суд и наказания за различные преступления, государственные повинности и организация военного дела. Часть, посвященная религиозному быту, состоит из семи глав. Глава первая, посвященная местам богослужений, рассказывает о скинии Моисеевой, Храмах Соломона, Зоровавеля и Ирода и синагогах. Глава вторая повествует о лицах, совершавших богослужения, а третья — о составных частях богослужения: жертвах, священническом благословении, каждении, пении псалмов и чтении молитв. Глава четвертая, носящая название «Посвящение людей», говорит об обрезании, выкупе первенцев, помазании, обетах священства и назорейства. Схоже называется и глава пятая: «Посвящение животных, произведений земли и драгоценностей», повествует она о перворожденных и начатках плодов, о десятинах и податях на Храм, о дарах по обету и их выкупе, о хереме — посвящении военной добычи. Глава шестая говорит о священных временах — времени ежедневных богослужений и субботе, праздниках допленных и послепленных, годах субботних и юбилейных. Глава седьмая говорит о смысле и различных видах ритуальных очищений — об очищении от осквернения мертвым телом и после проказы, об очищении родильниц и кровоточивых, о пепле рыжей телицы, жертве ревнования и воде обличения.
Подобная схема учебного пособия является данью прежнему пониманию термина библейская археология, новое же понимание нашло свое отражение в том факте, что, кроме письменных источников, в упомянутых лекциях проф. Троицкий привлек более обширный археологический материал, известный к началу XX в., тем самым проложив путь к современной библейской археологии.
Последними представителями подобной синтетической школы можно считать эмигрантов — доктора богословия П. Смирнова, доцента Харбинского института св. Владимира, до переворота 1917 года бывшего сотрудником Смоленского археологического института, а в 1930-х гг. преподававшего слушателям богословского факультета Харбинского института, а также проф. Б. Марковского, издававшего свои труды в Софии на болгарском языке. П. Смирнов, считавший, что «предметом своего изучения библейская археология имеет изучение быта еврейского народа на основании того материала, который дают библейские книги Ветхого Завета», упоминал в своих лекциях находки современных ему корифеев подлинной библейской археологии — В. Олбрайта и Н. Глюка.
Зарождение подлинной отечественной библейской археологии в значительной мере было инициировано успехами отечественной же археологии и востоковедения. В XVIII в. были сделаны попытки поставить охрану памятников и сбор археологических материалов под государственный контроль. В 1718 г., после приобретения сибирской коллекции археологических предметов, Петр I издал указ, в котором говорилось: «Ежели кто найдет в земле или в воде какие старые вещи… такожь бы приносили». Во втором указе предписывалось не только собирать древние вещи, но и «где найдутца такие, всему делать чертежи, как что найдут». Следует подчеркнуть, что указы Петра I были первыми в мире правительственными распоряжениями, имевшими целью охрану памятников.
С 30-х гг. XIX в. начались систематические научные раскопки на юге России. Начало этих исследований было положено офицером русской армии И. Стемпковским. Попав в 1815 г. в Париж, он изучил там археологию, после чего и обследовал археологические памятники Черноморского побережья.
Несколько позднее, в середине XIX в., граф А. Уваров произвел огромные по своим масштабам раскопки курганов Владимиро-Суздальской земли. За четыре года было раскопано 7 729 курганов. По своему размаху раскопки не имели себе равных, однако научная ценность их невелика, так как методика раскопок курганов только зарождалась. Все же в целом деятельность графа Уварова имела большое значение — он был инициатором создания Археологическо-нумизматического общества в Петербурге (1846), преобразованного в 1851 г. в Императорское Русское археологическое общество (ИРАО) (см.: Миронов А. Из области археологии (ИРАО и его деятельность) // ВВИ. 1900, № 10. С. 223–225), а также основателем Императорского Московского археологического общества (ИМАО, 1864) (см.: Историческая записка о деятельности ИМ АО за первые 25 лет существования. М., 1890). Последнее организовало крупные раскопки археологических памятников и провело пятнадцать археологических съездов. По его примеру были созданы и многие другие археологические общества (см.: Погодин М. Судьбы археологии в России // Труды Первого археологического съезда в Москве (1869). М., 1871. Т. 1. С. 1–61). Деятельность этих обществ, а также созданной в 1859 г. Императорской Археологической комиссии (ИАК) (см.: Яковлев П. ИАК // ВАИ. 1888. Вып. 7, отд. 3. С. 20–22) привела к осознанию того, чем в принципе данная наука археология и является, — не историческим краеведением, но изучением истории по материальным памятникам древности (см.: Забелин И. В чем заключаются основные задачи археологии как самостоятельной науки? // Труды Третьего археологического съезда в России, бывшего в Киеве в августе 1874 г. Киев, 1878. Т. 1. С. 1–17). Открытый в 1877 г. Санкт-Петербургский археологический институт (СПбАИ), в отличие от своего московского близнеца, как раз и занимался археологией в современном понимании (см.: Покровский Н. СПбАИ (1878–1903) // ВАИ. 1904. Вып. 16. С. III–XVI).
Вышеупомянутые Санкт-Петербургское и Московское археологические общества сыграли важную роль как в становлении отечественного востоковедения, так и в становлении библейской археологии. В Санкт-Петербургском археологическом обществе уже с 1851 г. наряду с отделениями русской, славянской, классической и западноевропейской археологии, а также отделением нумизматики действовало отделение восточной археологии, рано обратившееся к памятникам Древнего Востока (см.: Отчет г-на управляющего Восточным отделением за 1852-й и 1853 год // Записки ИАО: Перечень заседаний ИАО за 1853-й и 1854 г. 1856. Т. 8: Перечень заседаний ИАО за 1854 г., отд. 3 «Приложения». С. 155–158). В Московском археологическом обществе, имевшем ряд комиссий — славянскую, археографическую, по изучению старой Москвы и по составлению археологического словаря, — вопрос об учреждении особой Восточной комиссии (ВК) был поднят в 1887 г. известным востоковедом-ассириологом М. Никольским (см.: Никольский М. Вместо предисловия. Мотивированное предложение об образовании ВК // Древности восточные: Труды ВК ИМАО. 1889. Т. 1. Вып. 1, отд. «Протоколы заседаний ВК ИМАО». С. 3–11). В том же году комиссия была создана, а через два года, в 1889 г., стали выходить сборники ее трудов.
Организация Восточной комиссии отнюдь не была началом отечественного востоковедения. Так, первый труд по египтологии вышел еще в 1818 г. — это была диссертация П. Уланова «Рассуждение об отличительных свойствах памятников египетских» (об этой работе см.: Кацнельсон И. Из истории египтологии в России. Первая русская диссертация по древнеегипетскому искусству // ПС. 1959. Вып. 4. С. 182–185).
Отечественные востоковеды дооктябрьского периода вообще очень активно разрабатывали темы, входящие в область интересов библейской археологии (см., напр.: Кагаров Е. Прошлое и настоящее египтологии. Сергиев Посад, 1914; см. также: Шмидт А. Развитие египтологии в России // Наука и ее работники. 1922, № 3–4. С. 15–20). Кроме египтологов, в рассматриваемом контексте необходимо упомянуть Г. Кера, немецкого арабиста, прибывшего в 1732 г. в Санкт-Петербург и, наряду со своей переводческой работой в Коллегии иностранных дел, занимавшегося изучением письменности Востока. Прежде всего Г. Кер стал известен как первый отечественный исследователь самаритянского (самарянского) языка и текстов, ставших с тех пор доступными для библеистов (см.: Жамкочян А. У истоков самаритянских исследований в России // ВДИ. 1997, № 2. С. 145–149). Получила развитие и отечественная ассириология, изучавшаяся в Европе XIX в. на богословских факультетах.
Первые ассириологические работы в России принадлежали египтологу В. Голенищеву (см.: Струве В. Значение B. C. Голенищева для египтологии // Очерки по истории русского востоковедения. М., 1960. Сб. 3. С. 3–69). Особенно важна была осуществленная Голенищевым в 1891 г. публикация документов из Каниша в Малой Азии. В то время староассирийская разновидность аккадской клинописи еще не была расшифрована, но Голенищев правильно указал, что под ней скрывается диалект аккадского языка. Большое значение имело издание М. Никольским шумерских хозяйственных документов из уникальной коллекции истории письма акад. Н. Лихачева. В данном издании впервые была сделана попытка самостоятельного перевода этих текстов (см.: Липин Л. М. В. Никольский — отец русской ассириологической науки // Учен. зап. ЛГУ им. А. Жданова. 1954, № 179: Сер. востоковед. наук. Вып. 4. С. 317–328). Как ассириолог известен также акад. П. Коковцов, преподававший ассиро-вавилонский язык в Петроградском университете и внесший много нового в формирование библейской археологии, начав создавать для нее прочную источниковедческую базу.
Однако из светских востоковедов дооктябрьского периода наибольший вклад в развитие библейской археологии внес, безусловно, проф. Б. Тураев, выступавший как представитель библейско-исторической школы. Он известен как исследователь древних культур Сиро-Палестинского региона (см.: Тураев Б. Очерк изучения финикийской древности // ИО. 1893. Т. 6, отд. 1. С. 1–76), особенно их религиозной составляющей (см.: Тураев Б. Финикийская мифология // Финикийская мифология / Под общ. ред. Ю. Довженко. СПб., 1999. С. 37–184), египетской цивилизации (см.: Тураев Б. Новейшие успехи и современное состояние египтологии // ИО. 1897. Т. 9. С. 1–37), а также общих проблем востоковедения (см.: Тураев Б. Наука о Древнем Востоке за 1914–1916 гг. // ИИ. 1916, № 3–4. С. 88–112). Определенным итогом трудов проф. Б. Тураева стали его лекции по истории Востока, печатный вариант которых в советское время являлся одним из немногих источников по библейской археологии (см.: Тураев Б. История Древнего Востока: В 2 ч. 2-е изд., испр. СПб., 1913).
Начало XX в. ознаменовалось появлением трудов отечественных хеттологов Я. Смирнова и Н. Марра, также разрабатывавших темы библейской археологии. В целом развитие отечественного востоковедения, не уступавшего европейскому, имевшего солидную учебную базу, собственные периодические издания и базировавшегося на результатах археологических исследований, как зарубежных, так и — после раскопок начала XX в. в Закавказье — отечественных, стимулировало возникновение отечественной библейской археологии.
В Киевской Духовной Академии (КДА), где ранее, как и в иных Духовных Академиях, сведения по библейской археологии черпали либо из западных авторов — Ю. Велльгаузена, В. Новака, И. Бенцингера, либо из отечественных работ по истории и искусству древнего мира (см., напр.: Лашкарев П. Религиозная монументальность // ТКДА. 1866, № 1, отд. 4. С. 44–85; № 2, отд. 4. С. 231–292), интерес к библейской археологии был разбужен как успехами отечественных археологов и востоковедов, так и разнообразными описаниями путешествий преподавателей КДА на Святую Землю (см., напр.: Ковальницкий А., прот. Из путешествия в Святую Землю // Странник. 1885, № 5. С. 87–103; № 6–7. С. 231–246; № 8. С. 496–514; № 9. С. 48–55; № 10. С. 217–234; № 11. С. 443–456; № 12. С. 634–654; 1886, № 1. С. 65–81; № 2. С. 270–287; № 3. С. 518–531; № 4. С. 718–728; № 5. С. 89–97; № 6–7. С. 338–356; № 8; № 9. С. 107–125; 1887, № 1. С. 86–97; № 2. С. 292–304; № 3. С. 455–462; № 4; № 6–7. С. 316–328; № 8. С. 558–567; № 9. С. 102–121; № 10. С. 300–312; № 12. С. 677–697; 1888, № 1. С. 98–114; № 6–7. С. 325–340; 1890, № 8. С. 523–541; № 9; № 10; № 11; 1891, № 3. С. 492–517).
Первым систематизатором накопившихся сведений стал проф. А. Олесницкий. Начало его трудам по библейской археологии, которую он по традиции называл палестиноведением, положила двухлетняя командировка на Святую Землю, где им были осмотрены и описаны древнейшие памятники библейских времен: иерусалимские пруды, цистерны, гробницы; надписи в Силоамском туннеле и на Камне Меши, клинописные таблички из Фаанаха и остатки запретительной надписи Храма Ирода; развалины крепости в Мегиддо и святилище в Газере, где, в подтверждение пророческих инвектив, находилось множество младенческих скелетов. В ходе этой поездки проф. Олесницким были сделаны многочисленные зарисовки археологических памятников Иерусалима, раскопанных к 1875 г., а также остатков городских стен и иерусалимского некрополя на Масличной горе.
Им было сделано и подробное топографическое описание Иерусалима, основывавшееся на работах Ч. Уоррена и Ф. Блисса. Кроме того, Олесницкий кратко описал практически все известные к тому времени памятники Святой Земли и ее окрестностей: гробницы патриархов в Хевроне, лабиринт Хорейтун, отождествленный немецкими археологами с пещерой Одоллам, развалины самарянского храма на горе Гаризим, гробницу царя Хирама I, тирскую лестницу и грот Астарты на Финикийском побережье. В отчете о командировке проф. Олесницким было впервые в отечественной науке сделано подробное описание всех раскопок на Святой Земле, проводившихся западными археологами, что не могло не возбудить интереса к библейской археологии.
Отчет, легший в основу докторской диссертации Олесницкого (см.: Олесницкий А. Святая Земля // ТКДА. 1875, № 2, отд. 3. С. 215–372; № 3, отд. 2. С. 481–569; № 4, Отд. 3. С. 93-192; № 6, отд. 1. С. 511–587; № 7, отд. 4. С. 107–160; № 12, отд. 2. С. 275–350; 1876, № 1, отд. 2. С. 50–111; № 5, отд. 4. С. 336–409; № 8, отд. 1. С. 249–276; № 10, отд. 2. С. 17–72; 1877, № 2, отд. 2. С. 335–379; № 3, отд. 1. С. 441–468; № 5, отд. 2. С. 262–300; № 12, отд. 1. С. 463–524; 1878, № 2, отд. 1. С. 249–298; № 4, отд. 2. С. 48–97; № 6, отд. 1. С. 427–501; N° 9, отд. 2. С. 505–589), стал прологом к многолетнему исследованию им различных археологических памятников библейских времен, хотя опять-таки большей частью через вторичное использование результатов западных исследований. Так, довольно подробное описание моавитских надписей на глиняных статуях, бюстах, урнах и каменных памятниках является добросовестным пересказом немецких первоисточников (см.: Олесницкий А. Вопрос о новейших открытиях моавитских древностей // ТКДА. 1877, № 10, отд. 1. С. 3–78). Подобный характер имели и некоторые другие работы профессора (см., напр.: ОлесницкийА. Судьбы древних памятников Святой Земли // ТКДА. 1875, № 11, отд. 7. С. 1–21; Олесницкий А. Путешествие одного египтянина в Палестину, Сирию и Финикию в XIV в. пред Р.Х. //ТКДА. 1876, № 3, отд. 2. С. 452–509). Серия монографий проф. Олесницкого, в которой он рассматривал все известные к его времени археологические памятники Сиро-Палестины, стала надежным источниковедческим фундаментом для зарождавшейся отечественной библейской археологии (см.: Олесницкий А. Мегалитические памятники Святой Земли. СПб., 1895; Олесницкий А. Ветхозаветный Храм в Иерусалиме. СПб., 1889). Венцом его работы должна была стать многотомная «Библейская археология», однако свет увидел лишь первый том, вышедший в 1920 г. в Петрограде, под редакцией ученика и сотрудника проф. Олесницкого — проф. В. Рыбинского.
Кроме всего прочего, проф. Олесницким было заложено прочное основание библейской археологии как науки в КДА — в первую очередь путем создания при КДА особого научного центра. Первоначально, по инициативе проф. Олесницкого, в 1872 г. был образован особый Церковно-археологический музей, в который были переданы различные предметы древности, скопившиеся в библиотеке КДА. Для разработки и исследования этих древностей была также создана особая комиссия из тридцати двух членов, считавшаяся служебным учреждением при музее. Священный Синод, куда были представлены уставы музея и комиссии, разрешил учредить и музей, и комиссию, причем вместо комиссии было решено учредить постоянное Церковно-археологическое общество (ЦАО), под председательством ректора КДА и под покровительством киевского митрополита.
Целью общества было заявлено издание различных исторических материалов и исследование древностей, переданных в Церковно-археологический музей. Примечательно, что по настоянию проф. Олесницкого к первоначальной формулировке целей общества: «В видах сохранения для науки церковных древностей» — было добавлено: «А также таких <древностей>, которые состоят в связи с церковными и служат к уяснению религиозного быта древних». Подобное уточнение целей общества, а также участие в его работе киевского археолога В. Завитневича, раскапывавшего курганы в южноукраинских степях, привело к тому, что одним из направлений работы общества стала библейская археология в нашем понимании этого термина.
В дальнейшем, ввиду разнонаправленности интересов общества, оно было переименовано в Церковно-историческое и археологическое общество (ЦИАО) (см.: Записка о преобразовании ЦАО при К ДА в ЦИАО при КДА // ТКДА. 1901, № 12, отд. 8. С. 9–17). Это нашло отражение и в составе экспонатов музея при КДА, где среди более чем тысячи экспонатов нашлось место для различных археологических находок, вывезенных из библейских стран, а также копий известных памятников. Так, среди прочих экспонатов выделялась копия Камня Меши в натуральную величину (см.: Петров Н. Записка о состоянии Церковно-археологического музея и общества при КДА за первое десятилетие их существования (1872–1882) // ТКДА. 1882, № 12, отд. 6. С. 421–448).
Многочисленные отчеты, рефераты и известия общества, документы, посвященные его юбилеям (см., напр.: Петров Н. Тридцатилетие ЦИАО при КДА // ТКДА. 1903, № 1, отд. 4. С. 134–151), раскрывают картину широких интересов исследователей киевской школы. В первую очередь это решение столь злободневного для конца XIX — начала XX в. вопроса, как соотнесение данных библейской истории с открытиями археологов на Ближнем Востоке (см.: Песоцкий С. Повествование ассиро-вавилонских клинообразных надписей о творении мира // ТКДА. 1901, № 10, отд. 5. С. 228–262; Песоцкий С. Начало Вавилона // ТКДА. 1902, № 9, отд. 2. С. 3–76). С. Песоцким была составлена сравнительная хронологическая таблица ветхозаветных персонажей и современных им событий в странах Междуречья. «Эпос о Гильгамеше», где упоминался всемирный потоп, приводился как красноречивое свидетельство общечеловеческой памяти об этом событии. Таким же свидетельством-доказательством С. Песоцкий считал и клинописные документы, сообщавшие о допотопных династиях. Хотя Песоцкий и ссылается часто на поздних авторов — Страбона, Геродота, Иосифа Флавия и персидских летописцев, выводы его весьма разумны и часто соответствуют современным представлениям.
Привлекались археологические данные и для освещения таких тем, как хронология священной истории (см.: Глубоковский Н. Хронология Ветхого и Нового Завета // ТКДА. 1910, № 6, отд. 4. С. 239–270; № 7–8, отд. 3. С. 375–408; 1911, № 3, отд. 5. С. 365–394; № 6, отд. 3. С. 200–228; № 7–8, отд. 3. С. 357–377), духовная жизнь иудейской диаспоры послепленного периода (см.: Иваницкий В. Иудейско-арамейские папирусы с острова Элефантины и их значение для науки Ветхого Завета. Киев, 1914), топография библейского Иерусалима (см.: Фоменко К., прот. Сион (церковно-археологический экскурс) // ТКДА. 1914, № 4, отд. 8. С. 602–613). Для разработки топографии привлекались не только сведения о топографических исследованиях Иерусалима американскими энтузиастами, но и новейшие к тому времени сообщения о раскопках доминиканцев перед Гефсиманскими воротами.
Среди ученых киевской школы библейской археологии следует безусловно отметить упомянутого выше ученика проф. А. Олесницкого — проф. В. Рыбинского, внимательно следившего за новейшими открытиями в библеистике и ведшего научно аргументированную полемику с панвавилонистами, чьи научные изыскания пришлись по душе обезверившейся элите того времени (см.: Рыбинский В. Вавилон и Библия // ТКДА. 1903, № 5, отд. 6. С. 113–144; Рыбинский В. По поводу новейших археологических раскопок в Палестине // ТКДА. 1908, № 11, отд. 8. С. 436–458). Особо следует отметить вклад проф. Рыбинского в изучение самарян — их религии и истории. В этом разделе библейской археологии наработки киевского ученого не потеряли своего значения и по сей день (см.: Рыбинский В. Из истории самарян // ТКДА. 1912, № 1, отд. 8. С. 119–162; Рыбинский В. Религия самарян //ТКДА. 1912, № 5, отд. 7. С. 150–179; № 7–8, отд. 4. С. 337–374; № 9, отд. 6. С. 124–180).
По примеру исследователей из КДА многие отечественные библеисты и просто церковные публицисты стали не только привлекать археологические данные для решения давно обозначенных вопросов библеистики, но и сами стали разрабатывать археологическую проблематику. Солидную базу для исследований создавал накопленный источниковедческий материал, в основном западного происхождения. Так, проф. С. Троицкий подробно описывал результаты работы многих западных исследователей: венского проф. А. Музиля, определившего местонахождение библейских городов и рудников; американского ученого Ф. Райта, искавшего развалины Содома и Гоморры, а потом объявившего о нахождении пещеры Лотовой; австрийского проф. Э. Зеллина, раскапывавшего Иерихон и посчитавшего найденные им развалины дворцом Ахиила (восстановившего Иерихон вопреки заклятию Иисуса Навина); французских ученых, нашедших надпись Бен-Адада III (библ. Венадада). Особо проф. Троицкий упомянул о найденном венским ученым К. Вессели египетском папирусе, проливающем свет на некоторые особенности новозаветной истории, ранее опровергавшиеся библейскими критиками: в папирусе сообщалось, что император Август, желая упорядочить поступление податей, повелел провести народную перепись не по месту жительства, а по происхождению (см.: Троицкий С. Новейшие открытия в области библейской истории // Странник. 1910, № 2. С. 240–248).
Кроме обычного накопления источниковедческого материала, работа отечественных исследователей шла по общепринятым направлениям: соотношение Библии и археологических памятников, топография библейского
Иерусалима (см., напр.: Терновский С. Топография Иерусалима библейских времен // ПрС. 1912, № 11. С. 660–693), а также малоизвестная на Западе новозаветная археология (см.: Гомеров Н. Гробница святого апостола Петра в Риме // Странник. 1905, № 6. С. 870–901; см. также: Бобринский А. Из эпохи зарождения христианства: Свидетельства нехристианских писателей первого и второго веков о Господе нашем Иисусе Христе и христианах. М., 1995).
Отдельно необходимо сказать о многочисленных работах проф. Казанской Духовной Академии П. Юнгерова, привлекавшего обильный археологический материал для объяснения повествований Священного Писания и предварившего тем самым уникальную систематизаторскую деятельность проф. А. Лопухина (см., напр.: Юнгеров П. Внебиблейские свидетельства о событиях, описываемых в Книге пророка Даниила // ПрС. 1888,№ 1. С. 12–50; Юнгеров П. Книга Есфири и внебиблейские памятники. Казань, 1891).
Удивительно то, что отечественная школа библейской археологии имела некоторые особенности, сильно отличавшие ее от различных школ европейских, но при этом сближавшие с американской школой библейской археологии.
Во-первых, главный акцент изысканий отечественных исследователей ставился на буквальном доказательстве библейских повествований, во-вторых, проводимые исследования сопровождались неподдельным интересом общественности. Последним обстоятельством обусловлено множество публикаций на археологические темы в церковной прессе конца XIX — начала XX в., что делает нашу прессу похожей на американскую церковную прессу 1930-1960-х гг. (см., напр.: [Лопухин А.] Библия и научные открытия на памятниках Древнего Египта // Странник. 1884, № 3. С. 403–420; № 4. С. 589–610; № 8. С. 645–667; № 9. С. 3–27; № 10. С. 183–197; № 11. С. 369–394;
№ 12. С. 551–578). В-третьих, сходство дополняется изданием в начале XX в. различных справочных пособий и библейских энциклопедий (см., напр.: Библейская энциклопедия / Сост. архим. Никифора. Репр. М., 1990). Еще одной чертой отечественной библейской археологии, опять-таки сближающей ее с американской библейской археологией, является участие в дискуссиях о происхождении человека — ученые европейской школы давно отдали все события, происходившие в дописьменную эпоху, на откуп светской науке. В дискуссиях этих приняли участие многие церковные деятели. Теория Ч. Дарвина, так же как первые находки «доисторических» людей и их орудий, встретила широкий отклик в кругах отечественных естествоиспытателей и историков. Конечно, наивность и вульгарный биологизм ранних специалистов по первобытному обществу нашли критиков как среди светских ученых (М. Погодин, Ф. Буслаев, В. Докучаев), так и в церковных кругах. Особые сомнения вызвал не сам метод реконструкции жизни древних людей по их орудиям, но новая хронология, раздвигавшая рамки человеческой истории до сотен тысяч лет. Церковь, относясь к первобытной археологии с известным подозрением, призвала деятелей науки внимательнее отнестись к вопросам периодизации. Однако она не отказалась от дискуссии и в лице своих ученых представителей на первых археологических съездах (1869–1874) вступила в диалог с натуралистами и археологами. Можно сказать, что в 60-70-е гг. XIX в. обозначилась молчаливая договоренность между наукой и богословием по вопросам антропогенеза, что открывало возможность сотрудничества, имевшего немало примеров. Так, двухтомный труд графа А. Уварова «Археология России. Каменный период» был напечатан в Московской Синодальной типографии в 1881 году. Когда в 1879 г. над знаменитой антропологической выставкой в Москве, организованной А. Богдановым, нависла угроза закрытия, за нее вступился митр. Макарий (Булгаков), подтвердивший, что не видит в доисторическом отделе ничего, противоречащего религии, а еп. Амвросий (Ключарев) произнес на открытии выставки вступительную речь. Однако в ряде работ церковные ученые вступали в весьма резкую полемику с натуралистами. Например, в докладе проф. догматического богословия МДА А. Беляева «Значение книги Бытие для археологии» (1887) признавалось значение отдельных находок, но отрицалась относительная археологическая периодизация и абсолютные даты, предлагаемые светскими учеными: Беляеву удалось указать на ряд действительно слабых мест в концепциях археологов, в их терминологии и тому подобном. При этом Беляев настаивал на введении специальных кафедр археологии при университетах (которых не было тогда и за границей: первая появилась только в 1893 г., в Вене) и справедливо видел в этой науке историческую, а не биологическую дисциплину. В конце XIX в. найти общее решение проблемы соотношения эволюционной теории с Библией оказалось невозможным, впрочем, проблема сохранила свою остроту и по сей день.
Вершиной трудов отечественных «кабинетных» археологов, безусловно, являются работы проф. А. Лопухина, человека, наделенного недюжинными, в том числе административными, талантами, памятником которым является общеизвестная двенадцатитомная «Толковая Библия» (см., напр.: Толковая Библия, или Комментарий на все книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета: В 12 т. / Изд. преемников А. П. Лопухина. 2-е изд. Репр. Стокгольм, 1987). Для развития же библейской археологии куда большую ценность представляли его «Библейская история Ветхого Завета» и «Библейская история Нового Завета». Будучи в общем компилятивным, этот, в своем роде фундаментальный, труд был написан с привлечением всего доступного к концу XIX в. археологического материала (см.: Лопухин А. Библейская история Ветхого Завета. Репр. М., [1990]; Лопухин А. Библейская история Нового Завета: [В 3 т.]. Репр. Сергиев Посад, 1998). Более того, автор поднялся над простым изложением фактов и теорий и попытался сформулировать осмысленное понимание причин возникновения библейской археологии как отдельной науки.
Причины эти виделись проф. Лопухину в реакции церковной науки на крайности библейского рационализма, больше доверявшего научным сведениям и, тем более, выводам собственного разума, чем Священному Писанию. Подлинным гимном библейской археологии звучат следующие слова проф. Лопухина из его предисловия к «Библейской истории»: «Нет, библейскую историю теперь уже нельзя трактовать… как это возможно было еще несколько лет назад… за Библию выступили… <…> каменные памятники с надписями, которые Промысл сохранил под мусором развалин в течение тысячелетий до нашего именно времени, чтобы чудесным открытием их сразу поразить… врагов Библии и истины».
Проф. Лопухиным были сразу отмечены три различных ареала работ археологов-библеистов: Междуречье, откуда вышел Авраам и где жили многие библейские персонажи; затем — Египет, бывший местом возрастания народа Израилева и страной, почти всю свою историю владевшей Палестиной; и, наконец, сама Святая Земля. Примечательно, что если в повествовании об открытиях в Междуречье и Египте проф. Лопухин ссылается на современные ему раскопки, а также приводит историю дешифровки письменности этих ареалов, то в главах, посвященных Палестине, он, предвосхищая методологическую революцию «новой археологии», часто привлекает этнографические данные, исходя из предпосылок, свойственных современной этноархеологии. Этнографические данные были привлечены Лопухиным и для доказательства библейских событий, относящихся к дописьменной эпохе в жизни человечества и потому фиксируемых в глубинных пластах народной памяти: в образах райского блаженства и древа познания добра и зла, единства прародителей и их грехопадения, всемирного потопа и построения Вавилонской башни, а также прамонотеизма.
Методологическая интуиция проф. Лопухина, позволявшая на основании отдельных археологических находок делать далеко идущие выводы, приводила к тому, что многие позднейшие открытия библейских археологов были как бы заявлены в рассматриваемом труде. Так, Силоамская надпись, высеченная рабочими, дала профессору основания для вывода о том, что иудеи допленного периода были народом грамотным. Следовательно, невозможно отвергать аутентичность библейских текстов допленного периода, мотивируя это тем, что в то время библейские повествования существовали лишь в виде устного предания, зафиксированного только после Вавилонского плена.
К негативным особенностям метода проф. Лопухина следует отнести взятую им из практики библейской археологии Америки, где он какое-то время жил, традицию некритического привлечения археологического материала для подтверждения библейских текстов. Так, вслед за американскими авторами, профессор считал памятники финикийских колонистов в Испании свидетельством о массах ханаанеев (хананеев), бежавших от Иисуса Навина; гробницы в ограде мечети Гарет эль-Харам в Хевроне — подлинными могилами ветхозаветных патриархов; городской колодец в Наблусе — колодцем Иакова; египетскую «Сказку о двух братьях» — пересказом истории Иосифа Прекрасного; межплеменного бога гиксосов, которого египтяне отождествляли с Сетом, — Единым Богом Израилевым; изображение на стенах Фиванского храма предводителя похода на эфиопов — портретом самого Моисея; отсутствие (в XIX в. еще не найденной) гробницы Тутмоса IV — свидетельством его гибели в водах Красного моря; древнейшее погребение с кладом каменных ножей — могилой самого Иисуса Навина.
Еще одна особенность работы Лопухина свидетельствует о безусловном американском влиянии — это манера представлять древние культуры через призму собственного цивилизационного опыта. Так, придерживаясь ранней датировки периода Исхода (ок. 1450 до Р.Х.), он не просто считает воспитательницей Моисея царицу Хатшепсут, но и описывает молодость Пророка-боговидца в терминах и представлениях XIX в.: Моисей учится в Илиопольском университете, в котором множество иностранных студентов и разные факультеты. По окончании образования Моисей стоит перед выбором карьеры либо придворного, либо чиновника, либо литератора, либо офицера. Избрав последнее, служит двадцать лет, участвуя в различных походах…
Подобно многим американским теологам конца XIX — начала XX в., соглашаясь с историчностью повествований Пятикнижия, Лопухин дает им совершенно рационалистическое объяснение: это и все казни египетские, и манна в пустыне, и переход как через Красное море, так и через Иордан.
Новозаветная археология Лопухиным излагается по работам аббата Ф. Вигуру. Во-первых, на основании библейских свидетельств, археологических памятников и сообщений античных историков, доказывается, что разговорным языком Христа был арамейский, а не греческий, как считал И. Фоссий, и уж тем более не латынь, как писал некий Верндорф. Во-вторых, свидетельствами античных авторов, а также двух эпиграфических памятников — бронзовых табличек из Лиона (античный Лугдун) и камня с надписью, найденного в 1764 г. в Тиволи (античный Тибур), аргументируется истинность евангельского сообщения о Квириниевой переписи. В-третьих, вопреки мнению Д. Штрауса о том, что Лисаний Четвертовластник умер за шестьдесят лет до событий, в контексте которых он упомянут в Новом Завете, показывается, что, кроме Писания, упоминаемого Иосифом Флавием, существовал и иной, современник цезаря Тиберия, как о том свидетельствует надпись, найденная на развалинах Авилы английским путешественником Р. Пококом. В-четвертых, историческая достоверность книги Деяния святых Апостолов, подвергавшаяся многочисленным нападкам критики XIX в., обосновывается такими фактами, как находка монеты острова Кипра, подтверждающая именование начальников острова проконсулами; а кроме того, находками надписей, свидетельствующих о наименовании начальников города Фессалоники (Салоники, Солунь) политархами (наименовании, ранее встречавшемся лишь в книге Деяния), а начальника острова Мальта — «первым на Метьте». Собран был проф. Лопухиным и иной материал, уточняющий представления людей его времени о новозаветном периоде.
Кроме «кабинетной» библейской археологии, привлекавшей результаты чужих исследований, в последней четверти XIX в. начинаются первые полевые исследования отечественных ученых. Главная роль в их проведении принадлежала основанному в 1882 г. Императорскому Православному Палестинскому обществу (ИППО) (см.: Устав ИППО. СПб., 1887), а также основанной еще в 1849 г. Русской Духовной миссии в Иерусалиме. Эти учреждения, в результате целенаправленных и энергичных действий руководителей, стали владельцами земельных участков как в Иерусалиме, так и в других частях Палестины, и притом как раз в местах, насыщенных в археологическом отношении, — где были найдены исторические памятники первостепенной важности.
Согласно первому параграфу своего устава, ИППО, созданное исключительно с ученой и благотворительной целями, поставило одной из самых главных своих задач — собирать, разрабатывать и распространять в России сведения о святых местах Востока.
Соответственно этой задаче в обществе был учрежден специальный отдел ученых исследований и изданий, сотрудники которого предприняли первые опыты русских раскопок в Палестине и восполнили существенный пробел в отечественной археологической деятельности на Ближнем Востоке, взяв на себя дело исследования и изучения палестинских древностей.
В марте 1859 г. первый русский консул в Иерусалиме В. Дорогобужинов купил участок в 140 квадратных сажен и террасу вдоль развалин церкви Санта Мария Латина. Эта земля, принадлежавшая ранее коптскому монастырю, была куплена для возведения здесь дома консула. В 1860 г. для консульского дома выбрали другое место — Мейданскую площадь. Таким образом, участок оставался свободным и представлял собой замусоренный пустырь с остатками каких-то развалин. В 1859 г. по распоряжению Дорогобужинова начата расчистка участка и произведены его пробные раскопки. В июле того же года была приобретена дополнительная территория, и русский участок расширился. В 1859–1861 гг. очистка этого места велась постоянно, при этом были открыты руины древних стен и византийской арки. Находка этих интересных памятников побудила Дорогобужинова в феврале 1861 г. представить правительству подробную записку с ходатайством о необходимости приобретения дополнительных земельных участков, примыкающих к русскому владению, причем указывалось на важное археологическое значение этого места и на возможность открытия остатков атриума, портика и пропилеев построенной по приказу императора Константина базилики. Это ходатайство было удовлетворено, и в 1863 г. часть указанных территорий была приобретена Россией.
Археологические исследования на русском участке в Иерусалиме производил в феврале 1864 г. французский ученый граф М. Де Вогюе; в 1865 г. — английский палестиновед и археолог К. Вильсон; летом 1874 г. — француз Ш. Клермон-Ганно. Важнейшие же открытия были сделаны начальником Русской Духовной миссии в Иерусалиме архим. Антонином (Капустиным). Архим. Антонин прибыл в Иерусалим 11 сентября 1865 г. и с первых дней своего пребывания на Святой Земле уделял большое внимание научным исследованиям, связанным с библейской археологией. К раскопкам на русском участке он смог приступить лишь в марте 1883 г., когда на это был получен фирман от турецкого правительства.
Одним из важных открытий, сделанных архим. Антонином, было обнаружение остатков древней стены, что помогло по-новому и более правильно понять евангельское повествование о распятии и погребении Спасителя. Дело в том, что величайшая христианская святыня — Гроб Господень — находится в настоящее время внутри стен Иерусалима, между тем как, согласно Священному Писанию, тело Богочеловека было положено вне стен (см.: Ин. 19, 20; Евр. 13, 12), поскольку по иудейскому обычаю кладбища находились за чертой города.
Ранее некоторые западные палестиноведы считали, что стена проходила севернее храма Воскресения, вследствие чего уже во времена земной жизни Спасителя нынешние Гроб и Голгофа должны были находиться внутри тогдашнего Иерусалима и, следовательно, не могли потому считаться подлинными. Раскопки, проведенные архим. Антонином, опровергли это мнение. Открытие и исследование истинного направления стены вскоре подтвердились изысканиями архитектора-палестиноведа К. Шика, более сорока лет изучавшего топографию Иерусалима. Результаты раскопок на русском участке в Иерусалиме были подробно описаны архим. Антонином и составили седьмой выпуск сборника ИППО за 1884 год.
Но и этим не ограничились плоды археологической деятельности архим. Антонина в Иерусалиме. Археологическая ценность русского участка была настолько велика, что, помимо отыскания остатков древнееврейской эпохи, архим. Антонину удалось обнаружить сооружения, принадлежавшие к более позднему времени: колонны, арки и остовы столбов, а также остатки нескольких поперечных стен.
Произведенные на русском участке раскопки и найденные здесь остатки древней стены, порога Судных врат, арки базилики Константина и пристроек византийской эпохи, естественно, потребовали со стороны Палестинского общества сооружения зданий для защиты находок от непогоды. Для этого общество нашло необходимым всю северную часть участка, где были сосредоточены главные реликвии, связанные с евангельскими событиями, реконструировать так, чтобы к ним был возможен свободный доступ паломников; здесь же предполагалось устроить археологический музей.
Тринадцатого сентября 1887 г. трудами Палестинского общества был заложен первый камень нового здания. К 1891 г. было закончено строительство сооружений, которые должны были охранять древние святыни. Порог Судных врат, открытый при раскопках, был огражден решеткой, и по обеим стенам были помещены иконы, а сверху, на арке, повешены лампады.
Некоторый вклад в археологические исследования Святой Земли внесли и сотрудники основанного в 1894 г. Русского археологического института (РАИ) в Константинополе (см.: Успенский Ф. О РАИ в Константинополе // Труды Десятого археологического съезда в Риге (1896). М., 1900. Т. 3: Протоколы. С. 44–50). Хотя основной областью интересов института была византология, однако его ученые предприняли несколько археологических разведок по всему Ближнему Востоку и даже провели раскопки на участках Русской Духовной миссии, доставив богатый археологический материал (см.: Фармаковский Б. Последние научные предприятия РАИ в Константинополе // Труды Одиннадцатого археологического съезда в Киеве (1899). М., 1902. Т. 2: Протоколы. С. 79–80).
Археологическая экспедиция 1891–1892 гг., проводившаяся по инициативе Палестинского общества и при участии Я. Смирнова (см.: Кондаков Н. Археологическое путешествие по Сирии и Палестине. СПб., 1904), а также экспедиции в 1898 г. в Заиорданье (см.: Дмитриевский А. ИППО и его деятельность за истекшую четверть века (1882–1907): Историческая записка. СПб., 1907), в 1908 г. на Синай, а в 1913 г. — в Тивериаду (см.: Семенов Д. Русское Палестинское общество и его деятельность до войны 1914 г. // НВ. 1925, № 8–9. С. 210–214) привели к тому, что отечественная библейская археология поднялась к 1914 г. на уровень, в некоторых отношениях превышавший европейский (и уж тем более американский).
Исследователями из Палестинского общества была начата публикация научно-просветительских изданий («Православный Палестинский сборник», «Сообщения ИППО» и др.). В них публиковалась оперативная и полная информация о новейших открытиях эпиграфического и этнографического характера, сделанных в экспедициях или музейных хранилищах, переводы важнейших источников, обзоры работ иностранных коллег. Издания были открыты для светских ученых (востоковедов, историков искусства и др.), участие которых определило высокий уровень публикаций. В 1901–1902 гг. по инициативе П. Коковцова общество уже обсуждало со специалистами по археологии Палестины возможность расширения полевых исследований, особенно археологических раскопок; вскоре был поднят вопрос о создании специального
Палестинского института, аналогичного Русскому археологическому институту в Константинополе.
Первая мировая война, в которой владевшая Палестиной Турция оказалась нашим противником, привела к эвакуации института в Константинополе и к сворачиванию деятельности Палестинского общества. Последовавшие же после 1917 г. события и вовсе положили предел полевым исследованиям отечественных археологов на Святой Земле.
Условия работы церковных авторов послеоктябрьского периода в области библейской археологии можно охарактеризовать словами одного из них, прот. Н. Дивакова, сказавшего, что «в силу печальных событий, происшедших в нашей стране… русская библеистика, передовая в мировых масштабах в прошлом… перестала существовать. <…> Почти все из того, что мы сейчас изучаем в наших духовных школах, является наследием прошлого, которое просто не смогли уничтожить». В свете вышеприведенного обстоятельства понятной становится основная направленность работ церковных авторов этого времени — систематизация дореволюционных наработок и тех жалких крох зарубежного археологического опыта, которые все-таки попадали в СССР. Ведь известно, что в послевоенное время отечественные светские востоковеды не имели доступа к зарубежной научной литературе даже в объемах, естественных для 30-х гг. XX в., — свидетельством чему могут быть соответствующие жалобы на страницах «Вестника древней истории».
Одним из первых церковных систематизаторов был еп. Михаил (Чуб) (см.: Михаил (Чуб), еп. К десятилетию открытий на берегах Мертвого моря // ЖМП. 1957, № 12. С. 54–64), не только тщательно собиравший материалы по кумрановедению, но и использовавший их в апологетических целях. Подобная направленность работ была крайне необходима в то время, когда та же кумранистика использовалась в целях атеистической пропаганды (см., напр.: Ковалев С., Кубланов М. Находки в Иудейской пустыне (открытия в районе Мертвого моря и вопросы происхождения христианства). 2-е изд., перераб. и доп. М., 1964.; Крывелев И. Археологические исследования последних десятилетий и проблемы историчности библейских повествований // Тез. докл. на заседаниях, посвященных итогам полевых исслед. 1963 г. М., 1964. С. 70–73). Апологетическую направленность имела и работав области кумрановедения диак. А. Покладова, привлекшего все доступные в его время и в его положении западные источники — работы Д. Аллегро, М. Бэрроуза и Ж. Даниелу. Им же была отмечена главная причина терминологического единства ессейской и раннехристианской литературы — существование во времена Второго Храма общеупотребительной богословской терминологии, использовавшейся в апостольской проповеди для достижения всеобщего ее понимания. В работе аргументированно разъяснялись принципиальные различия между ессейским и христианским вероучением. Подчеркнуто было значение кумранских находок для решения многовекового спора о соотношении Септуагинты и масоретского текста (см.: Покладов А., диак. Находки в Иудейской пустыне и их значение для библейской науки: Стипендиатский отчет / МДА. Загорск, 1966).
Особого внимания заслуживает работа прот. П. Руснака, являющаяся первой отечественной попыткой изложить историю развития библейской археологии и обозреть ее открытия, сделанные до 60-х гг. XX в., наиболее важные для доказательства истинности событий священной истории (см.: Руснак П., прот. Археологические работы на Востоке и Библия: Курсовое сочинение / МДА. Загорск, 1970). Некоторые работы того времени подобным же образом освещали отдельные периоды ветхозаветной истории — времена Иисуса Навина, Судей (см.: Дзичковский Г., диак. Библейские события во времена Иисуса Навина и пророка Самуила в свете современных научных данных: Курсовое сочинение / МДА. Загорск, 1971) и плена Вавилонского (см.: Шокало А., прот. Вавилонское пленение Израиля по библейскому повествованию и научным данным: Курсовое сочинение / МДА. Загорск, 1972). Общей чертой этих работ было, во-первых, использование старого археологического материала, а во-вторых, наивный «триумфализм», вполне объяснимый противостоянием с атеистическим окружением. Первой современной научной работой в области библейской археологии, принадлежащей перу церковного автора послеоктябрьского периода, является диссертация прот. Н. Дивакова, посвященная археологическим сведениям о ветхозаветном Храме Иерусалимском (см.: Диванов Н., прот. Иерусалимский Храм в свете современных археологических данных: Дисс… канд. богосл. наук / МДА. [Сергиев Посад], 1990). Прекрасный источниковедческий анализ и привлечение всей уже доступной к началу 90-х гг. XX в. зарубежной литературы, научный подход к поставленной проблеме — все это делает работу о. Николая знаковой. Знаковой в том плане, что и отечественная церковная библейская археология все-таки может возродиться как самостоятельная наука.
Вторая половина 90-х гг. XX в. ознаменовалась выходом в свет нескольких апологетических работ, посвященных важнейшему новозаветному артефакту — Туринской плащанице (см.: Каледа Г., прот. Плащаница Господа нашего Иисуса Христа. М., 1995; см. также: Синельников В., свящ. Туринская плащаница на заре новой эры. М., 2000), и, кроме того, учебного пособия по библейской археологии (см.: Деопик Д. Библейская археология и древнейшая история Святой Земли. М., [1998]). В 2004 г. была опубликована работа (см.: Юревич Д., свящ. Пророчества о Христе в рукописях Мертвого моря. СПб., 2004), излагающая, в том числе, и все новейшие археологические интерпретации кумранских находок.
Отечественные востоковеды после 1917 г. по общеизвестным причинам не могли заниматься непосредственно библейской археологией, однако, будучи преемниками дореволюционной науки (см.: Гордлевский В. Тридцатипятилетие ВК // Восток. 1924. Кн. 4. С. 169), они в силу своих професиональных интересов разрабатывали темы, входящие и в область интересов библейской археологии. В 1920 г. в Петербурге-Петрограде выходит книга выдающегося советского востоковеда В. Струве «Израиль в Египте», продолжающая традиции библейской археологии (см.: Струве В. Израиль в Египте. Пг., 1920). Некоторые из более поздних работ В. Струве также освещают темы библейской археологии (см.: Струве В. Подлинная причина разрушения иудейского храма на Эле-фантине в 410 г. до н. э. // ВДИ. 1938, № 4. С. 99–119; см. также: Струве В. Подлинный Манефоновский список царей Египта и хронология Нового Царства // ВДИ. 1946, № 4. С. 9–25). В фундаментальной работе «История Древнего Востока», изданной в 1941 г., В. Струве продолжает, насколько это было возможно в те годы, традиции своего учителя, Б. Тураева, по историческому объяснению ветхозаветной истории (см.: Струве В. История Древнего Востока. 2-е изд., перераб. и доп. М., 1941). Это обстоятельство, а также то, что многие советские востоковеды были прямыми либо косвенными учениками В. Струве, обусловило историческую честность отечественных востоковедческих монографий и потому сделало их ценными пособиями для библейской археологии (см.: Авдиев В. История Древнего Востока. 3-е изд., перераб. М., 1970; см. также, напр.: Археология зарубежной Азии / Отв. ред. Н. Мерперт. М., 1986).
В послереволюционное время продолжали развиваться отечественные научные школы: школа египтологии (см.: Лурье И. К истории древнеегипетского законодательства времени Нового Царства (Опыт реконструкции) // ВДИ. 1946, № 3. С. 27–45), школа изучения Древнего Междуречья (особенно усилившаяся после возобновления с 1933 г. преподавания ассириологии в Ленинградском государственном университете (ЛГУ) А. Рифтиным, учеником В. Шилейко) и школа изучения Передней Азии (см.: Авдиев В. Советская наука о Древнем Востоке за сорок лет. М., 1958). Большое влияние на возрождение интереса к изучению Передней Азии оказал созданный Н. Марром Институт яфетидологических исследований («Яфетический институт»). Центром древневосточных исследований оставался Эрмитаж, в Москве работали с материалами прекрасной коллекции В. Голенищева (см.: Козьмина-Бороздина Т. Развитие египтологии в России // НВ. 1923, № 3. С. 342–361). Новые научные издания охотно публиковали работы по истории Древнего Востока, в том числе имевшие прямое отношение к ветхозаветной тематике, историко-религиозным проблемам (см.: Бартольд В. История изучения Востока в Европе и России. 2-е изд. Л., 1925; Бузескул В. Открытия XIX и начала XX в. в области истории древнего мира: В 2 ч. Пб., 1923–1924).
К отрицательным чертам межвоенного периода в истории отечественного востоковедения, безусловно, следует отнести попытки поставить его на службу правившей идеократии. Попытки эти часто были успешными — достаточно вспомнить Н. Никольского, сына вышеупомянутого М. Никольского (см.: Сорокалетие научной и общественно-педагогической деятельности акад. Н. М. Никольского // ВДИ. 1940, № 3–4. С. 258–259). Мало чем, кроме родства, известный, Н. Никольский был удостоен звания академика за вполне понятные «заслуги» (см.: Лурье И. К юбилею акад. Николая Михайловича Никольского // ВДИ. 1940, № 3–4. С. 259–262). Уже первые работы Н. Никольского советского периода (см.: Никольский Н. Древний Израиль: Популярные очерки по истории евреев в научном освещении. М., [1922]; Никольский Н. Иудейские монархомахи VII в. (Борьба с царской властью в Древней Иудее) // НВ. 1924, № 5. С. 283–294) свидетельствуют о принятии автором идеологических установок новой власти. Поздние работы, для написания которых академик пользовался источниками из вторых рук, прямо соответствовали целям атеистической пропаганды и целям «новой» науки.
Вот что писал Никольский в одной из своих работ: «Марксистская историческая наука должна взять и разрушить… идеологический реакционный бастион, должна разоблачить всю фальшь, научную несостоятельность и контрреволюционную сущность традиционных и подправленных под “науку” установок в области истории Израиля и Иудеи». Не менее печальным было принятие некоторых постулатов марксистской науки и другими учеными той поры.
К серьезным последствиям привело объявление в 1933 г. В. Струве Древнего Востока рабовладельческим обществом, а также проведение им своеобразной методологической «революции» в отечественном востоковедении. В результате этой «революции» изменилось не только отношение отечественных ученых к Древнему Востоку, но изменилось и направление их работ, надолго превратив советское востоковедение в некое подобие палеосоциологии. Из разрабатывавшихся этим направлением тем для библейской археологии могут представлять интерес следующие: исследование социальной структуры ближневосточных обществ, предшествовавших сложению древнеизраильского этноса и повлиявших на его формирование (см.: Гельцер М. Новые тексты из древнего Алалаха и их значение для социально-экономической истории Древнего Востока // ВДИ. 1956, № 1. С. 14–27; см. также: Шифман И. Угаритское общество (XIV–XIII вв. до н. э.). М., 1982), работы о статусе «царских людей» Египта периода плена Египетского (см.: Берлее О. Трудовое население Египта в эпоху Среднего Царства. М., 1972; см. также: Лурье И. Новые данные о свободных земледельцах и рабах в Египте Среднего Царства // ВДИ. 1957, № 1. С. 144–150) и Исхода (см.: Стучевский И. Земледельцы государственного хозяйства Древнего Египта эпохи Рамессидов. М., 1982; Стучевский И. К толкованию данных папируса Вильбура о землепользовании и налогообложении в Египте времени Рамессидов // ВДИ. 1958, № 1. С. 77–93), обзоры особенностей социальной структуры Разделенных царств (см.: Шифман И. Новые материалы к характеристике социальной структуры Иудейского государства // ЭВ. 1963. [Т.] 16. С. 21–28; см. также: Амусин И. Проблемы социальной структуры обществ древнего Ближнего Востока (I тысячелетие до н. э.) по библейским источникам: Сб. ст. М., 1993), исследования статуса «пришельцев» (см.: Амусин И. Негражданское население в иудейском обществе в первой половине I тысячелетия до н. э. // Проблемы социальных отношений и форм зависимости на Древнем Востоке: [Сб. ст.] / Отв. ред. М. Дандамаев. М., 1984. С. 128–165), а также политической ситуации в соседних государствах (см.: Циркин Ю. Некоторые вопросы социально-политической структуры Финикии // ВДИ. 1991, № 4. С. 3–13), исследования положения иудеев после-пленного периода как на Святой Земле (см.: Амусин И. «Народ земли» (К вопросу о свободных земледельцах древней Передней Азии) // ВДИ. 1955, № 2. С. 14–36), так и в рассеянии (см.: Эдакое А. Чужеземцы и храмы в Египте в VI–IV вв. до н. э. // Античная гражданская община: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. И. Свенцицкая. М., 1984. С. 56–70). Интерес представляют работы, излагающие марксистский взгляд на такие события, как Иудейская война и разрушение Иерусалима римлянами (см.: Ранович А. Социальная революция в Иудее в 66–73 гг. // ВДИ. 1937, № 1. С. 126–132), а также на характер межгосударственных отношений в библейском мире (см.: Межгосударственные отношения и дипломатия на Древнем Востоке / [Отв. ред. И. Стучевский]. М., 1987).
Главной причиной того, что отечественные исследования 1960-1970-х гг. явились надежным фундаментом для современной библейской археологии, стало то обстоятельство, что эти годы были для отечественного востоковедения временем восстановления интереса к общим проблемам древнего мира, а также возобновления раскопок советских археологов в ряде «библейских» стран: в Египте, Сирии, Ираке (см.: Мунчаев Р., Мерперт Н. Раннеземледельческие поселения Северной Месопотамии: Исследования советской экспедиции в Ираке (1969–1976). М., 1981; см. также: Мунчаев Р., Мерперт Н. Новые открытия и проблемы археологии Верхней Месопотамии (По материалам исследований экспедиции Российской АН в Сирии) // ВДИ. 1993, № 4. С. 127–136).
Сейчас вполне можно очертить круг этих проблем: история и религия доизраильских государств Ближнего Востока (см.: Дьяконов И. Люди города Ура. М., 1990; см. также: Шифман И. Культура древнего Угарита (XIV–XIII вв. до н. э.). М., 1987; Древняя Эбла (Раскопки в Сирии): [Сб. ст.] / Под общ. ред. И. Дьяконова. М., 1985) и культур, им современных (см.: Гельцер М. Надпись Бен-Адада I, царя Дамаска, и международные отношения в Передней Азии в начале IX в. до н. э. // ЭВ. 1958. [Т.] 12. С. 16–22; см. также: Винников И. Эпитафия Ахирама Библского в новом освещении // ВДИ. 1952, № 4. С. 141–152), а также влияние их на общество ветхозаветного Израиля.
Особый интерес в этом плане вызывала Древняя Финикия, — давшая Израилю как «хорошее» (письменность), так и «плохое» (языческие культы) (см.: Шифман И. Древняя Финикия — мифология и история // Финикийская мифология / Под общ. ред. Ю. Довженко. СПб., 1999. С. 185–327; см. также: Гельцер М. Новые исследования по истории Финикии // ВДИ. 1955, № 4. С. 95–103). Некоторые из авторов исследований подобного рода, развивая традиции Б. Тураева, систематизировали совершенно исключительный материал, дающий нам возможность не только лучше понять религию и культуру финикийцев и всех ханаанеев, но и в очередной раз убедиться в правильности и историчности ее оценки ветхозаветными авторами (см.: Циркин Ю. Финикийская культура в Испании. М., 1976; см. также: Циркин Ю. Карфаген и его культура. М., 1986). Интересны и важны исследования об устроении частной (см.: Богословская И. Одежда оседлых народов Ханаана по древнеегипетским изображениям XVI–XII вв. до н. э. (Опыт исторической этнографии) // ВДИ. 1980, № 3. С. 117–141), общественной (см.: Ольман Л. (Арье). Влияние культурного суперстрата на жизнь евреев Палестины II в. до н. э. — III в. н. э. (на примере системы мер длины) // Проблемы социального и гуманитарного знания: Сб. науч. работ / Отв. ред. Н. Вахтин. СПб., 1999. Вып. 1. С. 293–304; см. также: Антонова Е. К проблеме функций печатей ранних земледельцев Востока // СА. 1984, № 4. С. 26–34) и религиозной жизни библейских обществ (см.: Баскакова Т. Модели религиозного развития древних ближневосточных обществ // ВДИ. 1999, № 2. С. 3–31).
Привлекали внимание отечественных востоковедов и такие проблемы, как генезис древнееврейской письменности (см.: Лундин А. Бронзовый кинжал из Лахиша с прото-синайской надписью // ПС. 1986. Вып. 28 (91). С. 178–182; см. также: ЛундинА. Названия и формы букв в семитских консонантных алфавитах // ВДИ. 1985, № 4. С. 137–155), условия жизни ветхозаветных патриархов в Египте (см.: Лапис И. Новые данные о гиксосском владычестве в Египте // ВДИ. 1958, № 3. С. 97–106; см. также: Лапис И. К вопросу о последовательности правления гиксосских царей в Древнем Египте // ВДИ. 1959, № 1. С. 84–88), история эллинизации Востока (см.: Эллинистический Ближний Восток, Византия и Иран: История и филология: Сб. в честь семидесятилетия чл. — кор. АН СССР Н. В. Пигулевской / Ред. колл.: А. Лундин и др. М., 1967; см. также: Шифман И. Сирийское общество эпохи принципата (I-III вв. н. э.). М., 1977), в особенности развитие религий того времени (см.: Шофман А. Религиозная политика Александра Македонского // ВДИ. 1977, № 2. С. 111–120; см. также: Дандамаев М. Государство и религия на древнем Ближнем Востоке // ВДИ. 1985, № 2. С. 3–9), различные аспекты частной, общественной и религиозной жизни иудеев рассеяния (см.: Пигулевская Н. Новые арамейские памятники из Гермуполя // ВДИ. 1949, № 2. С. 267–268; см. также: Дьяконов И. К вопросу о судьбе пленных в Ассирии и Урарту // ВДИ. 1952, № 1. С. 90–100). Из работ этого плана весьма интересно исследование проблемы историчности личности Ахикара, упоминаемого в Книге Товита (см.: Клочков И. «Повесть об Ахикаре»: историчность литературного героя // ВДИ. 1977, № 3. С. 3–10).
Особый резонанс имела публикация в 1965 г. сведений о так называемой Кесарийской надписи Пилата — ведь в те же 1960-е гг. атеистическая пропаганда отвергала даже саму историчность личности Понтия Пилата (см.: Ельницкий Л. Кесарийская надпись Понтия Пилата и ее историческое значение // ВДИ. 1965, № 3. С. 142–146).
Смена в 90-х гг. XX в. идеологической направленности отечественной науки, а также более детальное ознакомление с методами зарубежной, междисциплинарной, археологии вызвали к жизни исследования по таким направлениям, как решение проблемы корреляции археологических и лингвистических данных (см.: Шнирельман В. Археология и лингвистика: проблемы корреляции в контексте этногенетических исследований // ВДИ. 1996, № 4. С. 89–95), этноархеологическая интерпретация ветхозаветного празднования субботы (см.: Носенко Е. Происхождение Субботы (Шаббата) в свете этнографических данных // ВДИ. 1999, № 4. С. 120–127).
Вышло и учебное пособие по библейской археологии (см.: Mepnepm Н. Очерки археологии библейских стран. М., 2000). И исследования начала нового тысячелетия (см.: Сафронов В., Николаева Н. История Древнего Востока в Ветхом Завете. М., 2001; Циркин Ю. История библейских стран. М., 2003) также демонстрируют отход от атеистической интерпретации библейской истории, сохраняя, впрочем, вполне светский характер.
Говоря об отечественных востоковедах советского периода, нельзя не отметить и их вклад в исследование проблем кумрановедения. Хотя ни один из советских ученых не принимал непосредственного участия в изучении рукописей Мертвого моря, однако привлечение данных кумранистики исследователями истории раннего христианства, в том числе и в апологетических целях, обусловило соответствующий идеологический заказ на рецепцию этих данных советской наукой. После первых публикаций, часто носивших откровенно описательный характер (см.: Крачковская В. Новые археологические открытия в Заиорданье // ВДИ. 1946, № 4. С. 120–126; Старкова К. Рукописи из окрестностей Мертвого моря // ВДИ. 1956, № 1. С. 87–102; см. также: Амусин И. Раскопки Хирбет-Кумрана и Айн-Фешхи // СА. 1960, № 2. С. 289–300), появилась масса научно-популярных изданий, спекулировавших на проблеме влияния кумранской общины на генезис христианства (см., напр.: Варшавский А. Рукописи Мертвого моря. М., 1960). Не избежал определенной идеологической зашоренности и И. Амусин, которого, тем не менее, мы можем назвать подлинным основателем и корифеем отечественного кумрановедения. Хотя первые работы Амусина носили научно-популярный характер (см.: Амусин И. Рукописи Мертвого моря. М., 1961; Амусин И. Находки у Мертвого моря. М., 1964), в дальнейшем им было издано множество серьезных работ, находившихся на уровне западных (см.: Амусин И. Рукописи Мертвого моря: Докл. по опубл. работам на соиск. учен. степ, д-ра ист. наук. Л., 1965). Анализ рукописей Мертвого моря стал для Амусина основанием для работ, освещающих вопросы, входящие в область интересов библейской археологии: религиозная теория и практика ессеев (см.: Амусин И. Кумранская община. М., 1983; Амусин И. К определению идеологической принадлежности кумранской общины//ВДИ. 1961,№ 1. С. 3–22), их взаимоотношения с другими известными сектами (см.: Амусин И. Кумранский антифарисейский памфлет//ВДИ. 1986, № 3. С. 133–140), а также дисциплинарная практика (см.: Амусин И. Клятва ессеев // ВДИ. 1975, № 1. С. 151–158), проблема исторической достоверности Книги пророка Даниила (см.: Амусин И. Кумранский фрагмент «Молитвы» вавилонского царя Набонида // ВДИ. 1958, № 4. С. 104–117), вопросы кодификации ветхозаветной традиции истолкования Священного Писания (см.: Амусин И. Кумранские комментарии // ВДИ. 1968, № 4. С. 91–108; Амусин И. Кумранский комментарий на Наума // ВДИ. 1962, № 4. С. 101–110; Амусин И. Новые отрывки кумранского комментария на Наума // ВДИ. 1964, № 1. С. 35–47; Амусин И. Кумранский комментарий на Осию // ВДИ. 1969, № 3. С. 82–88), эволюция мессианских чаяний иудеев эпохи Второго Храма (см.: Амусин И. «Избранник Бога» в кумранских текстах // ВДИ. 1966, № 1. С. 73–79). Издание в 1973 г. под редакцией И. Амусина текстов Кумрана (см.: Тексты Кумрана / Пер. с древнеевр. и арам., введ. и ком-мент. И. Амусина. М., 1971. Вып. 1) стало отправной точкой для отечественных исследований ветхозаветных апокрифов, сохранившихся в пещерах Мертвого моря и доносящих до нас малоизвестные детали религиозной жизни эпохи рубежа Заветов (см.: Елизарова М. Ветхозаветная апокрифическая литература и кумранские находки // ПС. 1986. Вып. 28 (91). С. 62–68; Старкова К. «Странствие Авраама» // ПС. 1986. Вып. 28 (91). С. 69–73).
Итогом светского отечественного кумрановедения следует считать работу И. Тантлевского «История и идеология кумранской общины». Изданная в 1994 г. Институтом востоковедения книга является наиболее полным исследованием большинства проблем, поднятых находками у Мертвого моря (см.: Тантлевский И. История и идеология кумранской общины. СПб., 1994).
Как было сказано в разделе об отечественной библейской археологии, ее особенностью было внимание к вопросу о происхождении человека. Упомянутый интерес отличал отечественных исследователей от зарубежных, причина чего видится в том, что западное христианское мышление уже давно перешло к системе существования двух истин и потому, отдавая вопрос антропогенеза в ведение светской науки, вполне считало возможным сосредоточиться на изучении археологических памятников библейских событий позднего времени. Православное, цельное, мировоззрение с подобным разделением смириться не может в силу того обстоятельства, что проблема происхождения человека обуславливает всю историю его существования, и лишь обоснование библейской точки зрения дает возможность говорить о необходимости и значимости дальнейших библейских повествований, подтверждением которых и занимается изучаемая нами наука. Понимая основополагающее значение антропогенеза и зная о трудах светских археологов в этой сфере, отечественная церковная наука творчески использовала достижения палеоантропологии XIX — начала XX в., оставляя открытым лишь вопрос о датировке находок и ее согласовании с библейской хронологией. Этот вопрос не решен и сейчас, когда существуют различные методы датировок, о которых было уже сказано выше, в соответствующей главе.
Библейское учение об антропогенезе хорошо известно, однако оно вызвало массу различных, часто прямо противоположных истолкований, многие из которых стали не просто понятны, но и актуальны сейчас, когда археологами, антропологами и генетиками подвергнута серьезной критике теория Дарвина, согласно которой человек является непосредственным потомком одной из ветвей высших приматов. Для доказательства библейского учения об антропогенезе ранее, как правило, привлекали косвенные данные, такие, как, например, выводы археологов о количестве населения Земли: 25 000 лет назад — 3,34 млн человек, 6 000 лет назад — 85 млн, I в. по Р.Х. — 480 млн человек. При помощи этих цифр выстраивали график геометрической прогрессии, приводившей к праотцам. Теперь же мы имеем археологические находки, свидетельствующие не только о том, что человек не произошел от обезьяны, но и о том, что он более древен, чем его «предполагаемые предки».
После находки в 1960 г. Л. Лики останков существа, названного презинджантропом, его долгое время считали предком человека, ведя споры, к кому ближе homo habilis — к нам или же к обезьянам. Радиоуглеродный анализ дал для останков дату в 1 750 000 лет. Ситуация изменилась в 1972 г., когда Р. Лики в Кооби-Фора, в Африке, был найден череп, возраст которого составляет ок. 2 900 000 лет (некоторые ученые, впрочем, придерживаются другой даты — менее 2 000 000 лет). Сенсационность данного открытия в том, что этот так называемый Череп № 1470, возможно, принадлежал человеку, но был при этом значительно древнее всех обезьяноподобных «предполагаемых предков» человека. Сам Р. Лики выступил с утверждением, что теперь все теории эволюции неверны. Об этом было заявлено на проходившем в августе 1982 г. в Москве Одиннадцатом Международном конгрессе Международного союза по изучению четвертичного периода. На конгрессе была даже образована специальная секция под названием «Проблемы антропогенеза и палеоантропологии». На секции было сделано сообщение о том, что в Эфиопии была раскопана стоянка Гона, где были обнаружены останки древних людей, живших около 4 000 000 лет назад. Самым же серьезным археологическим доказательством древности и уникальности человеческого рода являются находки, сделанные в ноябре — декабре 2000 г. в Кении французской экспедицией Б. Сеню.
Найденные экспедицией шесть скелетов не просто древние — им около 6 000 000 лет, но принадлежат существам, которых вполне можно назвать людьми, — в отличие от австралопитеков, самых древних «предполагаемых предков», живших 3 500 000 лет назад, т. е. куда позже. Найденные особи превосходили австралопитеков, и не только ростом и весом: у них были плоские, человеческие лица, они ходили на задних конечностях и прямо держали голову. У них были маленькие, человеческие зубы. А по характеру истертости эмали зубов ученые определили, что они, в отличие от австралопитеков и других высших приматов, питались не только плодами, но и мясом. На конференции, прошедшей в январе 2001 г. в Музее естественной истории в Париже, Б. Сеню высказала свое твердое убеждение в том, что представленные находки окончательно дискредитируют существующие сценарии эволюции человека.
Упомянутые сценарии весьма разнообразны, так как классической дарвиновской теории в 1960-е гг. был нанесен ощутимый удар. Ведь сам Дарвин и его современники считали, что внешние условия могут изменить наследственность. Мы же теперь знаем, что последняя зависит от генокода каждого из нас, а у людей он одинаков на 99,9 % — оставшаяся 0,1 % дает имеющееся разнообразие ныне живущих людей.
Более того, генетики Аризонского университета в США и Кембриджского университета в Великобритании на основании многолетних экспериментов в 1995 г. сделали совместное заявление, что все ныне живущие люди имеют одного общего предка-мужчину и одного общего предка-женщину. Говорить об этом приходится в силу того обстоятельства, что, видя подобные археологические и генетические доказательства библейского повествования о происхождении рода человеческого, некоторые светские ученые выдвинули гипотезу, согласно которой человек возник в результате мутаций, вызванных увеличением уровня радиации в районе Великого Африканского рифта, где концентрация урана от обычных 0,5 % повысилась до 40 %, что и привело к появлению прямоходящих существ, потерявших возможность существовать за счет тех методов добычи пищи, которыми пользовались обезьяны. В таких условиях единственным способом сохранения человека от гибели и стал труд, породивший цивилизацию.
Новая атеистическая гипотеза несостоятельна и по мнению археологов, и по мнению генетиков. Последние утверждают, что большая часть наследственных болезней, синдромов, аномалий есть следствие мутаций, так как в результате изменения вложенной в каждого из нас информации (генокода) получается искаженная копия творения Божия. Для археологов же вышеприведенная «мутационная» теория неприемлема в силу ряда причин. Современная археология утверждает, что труд не создал человека, но дал ему единственную возможность выжить, — так как «по естеству» человек был куда слабее всех приматов. Впрочем, сторонники «мутационной» теории утверждают, что человек-де потому и стал развиваться трудясь, что в результате мутаций он стал неприспособлен к жизни: лысая прямоходящая обезьяна не имела никаких шансов выжить.
Однако исследования, проведенные в 1960-е гг. Дж. ван Лавик-Гудолл, свидетельствуют, что и шимпанзе используют орудия, но систематическим такой «труд» может стать лишь при наличии развитого сознания, способного ставить цели и удерживать на них внимание. Таким образом, — труд и сознание должны были возникнуть одновременно. Для светской науки данный вопрос неразрешим и поныне. Мы же знаем, что обладавший сознанием Адам был низвержен в этот мир, выжить в котором он смог, только начав трудиться.
Итак, археология, говоря о том, что человек, не приспособленный к жизни в животном мире, уцелел лишь благодаря осознанному, разумному труду, полностью подтверждает православное учение об антропогенезе.
Учение это, как нам известно, говорит о том, что праотцы, изгнанные из рая, были вынуждены употребить в этом мире единственное, что выгодно отличало их ото всех остальных его обитателей, — разум, употребить трудясь, так как иного способа выжить у праотцев не было. Продолжая эту мысль, многие утверждают, что психосоматическое «существо» человека, общее с приматами, — это и есть кожаные ризы, данные человеку по грехопадении (см.: Быт. 3, 21).
Светскую точку зрения на данный вопрос высказал акад. Российской АМН В. Казначеев, утверждающий, что вообще весь растительный и животный мир — это лишь «способ существования информации в белково-нуклеиновом веществе», т. е., говоря языком церковным, воплощение сущетворных логосов тварного бытия.
Церковное же понимание кожаных риз вполне соответствует данным и археологии, и антропологии. Ведь не кто иной, как прп. Максим Грек, говорил, что ризы эти и есть биологическое, скотоподобное существование человека, сопряженное со страданием, а по свт. Григорию Нисскому, жизнь Адама при одеянии в ризы кожаные потому и превратилась в выживание, что в результате этого одеяния скотоподобные черты вошли в состав человеческого естества, свойства животной природы соединились с человеческими.
Небезынтересно и то, что археология, пытаясь реконструировать жизнь ранних людей, обращалась к исследованиям сообществ высших приматов — и выводы были сенсационными. Мы помним, сколь долго светская наука говорила о «человеческом стаде», которое лишь впоследствии-де эволюционировало, создавая при этом общество и общественные отношения. Сейчас известно, что «общественные» отношения и в сообществах обезьян очень сложно организованы. В них существуют свои вожаки, существуют и свои подчиненные. Если вожак почему-либо отсутствует, власть захватывают другие, создавая своего рода «аристократический кружок». В сообществах обезьян очень сильны не только родственные отношения, но и дружба, часто проходящая через всю жизнь. Приближенные к вожаку пользуются благами, например вкусной и обильной пищей, в первую очередь. Есть и свои изгои, всеми унижаемые обезьяны, которые если и осмелятся взять что-то в рот без разрешения вожака, то тут же лишаются пищи — ее у них просто вытаскивают изо рта. Детеныши, рожденные не в «аристократическом кругу», сызмала привыкают «кланяться» привилегированным самцам, их самкам и детенышам. Изменить свое «социальное положение» может лишь отважный охотник либо самец, избивший вожака.
Вышеизложенное показывает, что существуют свойства скотоподобные, относящиеся к ризам кожаным, и — человеческие, свойственные лишь человеку — образу и подобию Божию. О том же, как человек, низверженный в этот мир, приспосабливался к нему, подробно повествует Священное Писание, а библейская археология аргументированно подтверждает библейское повествование.
Пытаясь приспособиться к миру, человек использовал самый простой и доступный материал — камни, орудия из которых используются и по сей день. Уже на стоянках олдувайской культуры находят манупорты — необработанные камни, принесенные человеком за десятки километров. Древнейшие города, в том числе Иерихон, были созданы исключительно каменными орудиями. Использованием их обусловлено и возникновение первых цивилизаций.
Свидетельства книги Бытие о быте и духовной жизни первых людей находят множество археологических подтверждений. Так, слова Писания о том, что еще в самом начале периода Праотцев возникло кочевое скотоводство (см.: Быт. 4, 20), подтверждаются археологическими находками. Возникшее тогда же земледелие создало возможность для построения городов (см.: Быт. 4, 17). Находки струнных и духовых инструментов, также относящиеся к каменному веку, подтверждают библейское свидетельство об их возникновении в начальный период человеческой истории (см.: Быт. 4, 21). Именно люди каменного века создали все виды музыкальных инструментов — ударные, струнные и духовые. Около Чернигова в жилище из костей мамонта были обнаружены предметы, составлявшие древнейший оркестр: две костяные колотушки, шумящий наборный браслет из пяти костяных пластин и молоток из рога северного оленя. Слова Священного Писания об изобретении в то же время множества орудий (см.: Быт. 4, 22) находят свое подтверждение в том, что орудиями тех далеких времен человек производил даже трепанации черепа — для лечения опухолей и переломов. Следы таких операций прослежены в Европе еще в мезолите. Об удачности таких операций свидетельствует то, что края раны на черепе хорошо зарубцевались, — т. е. прооперированный человек еще долго жил. Святоотеческое истолкование упоминания Ноемы (см.: Быт. 4, 22) — как изобретательницы украшений — подтверждается наличием в каменном веке разнообразных украшений — каменных, металлических, костяных. Тогда же возникают татуировка и раскрашивание тела. Помимо браслетов и колец женщины носили изобретательные прически, которые фиксировались при помощи глины. При раскопках трипольских поселений часто находят какие-то непонятные «станки» из обожженной глины — с овальной выемкой в верхней части. Разгадка их применения была найдена в Египте — точно такие же подставки, вырезанные из дерева в виде полумесяца, на низком подножии, употребляли вместо подушки, чтобы во сне не испортить прическу.
Существование у первых людей семьи, о чем свидетельствует книга Бытие, подтверждается множеством археологических свидетельств. Более того, многие ученые, исходя из бесспорного факта наличия моногамного брака у всех известных науке реликтовых обществ, полагают, что индивидуальный брак существовал в человеческом обществе извечно — как о том и говорит Священное Писание.
Раньше наука считала людей каменного века бродячими дикарями, теперь же, на основании многих археологических данных, можно утверждать, что образ жизни этих людей, создававших определенную, зачастую весьма стройную систему жилищ и поселков, значительно ближе к нашему, чем казалось ранее. Яркий тому пример — жилища древних охотников в Костёнках I. Сложная система этого поселения свидетельствует о существовании определенного внутреннего распорядка, унаследованного от предшествующих поколений.
Однако если археология дает подтверждения лишь общей картины жизни праотцев, то подробные сведения о первоначальных событиях человеческой истории — пребывании в Эдеме, грехопадении и потопе — дает вспомогательная дисциплина библейской археологии — палеоэтнография. Дело в том, что предания всех архаичных народов земли в той или иной степени сохранили воспоминания об этих событиях. Так, у разных народов есть предания о так называемом золотом веке, упомянутом в «Теогонии» Гесиода. В одной шумерской поэме о блаженном состоянии перволюдей говорится:
В стародавние времена не было змей,
Не было скорпионов,
Не было гиен и не было львов,
Не было ни диких собак, ни волков,
Не было ни страха, ни ужаса,
И человек не имел врагов.
Те же народные предания сохранили память о древе жизни, плоды которого давали бессмертие. Индийцы называли его калпанкшам, персы — гом, арабы — туба, индейцы майя — кейба, греки — лотус, германцы — иггдрасиль.
На ассирийских скульптурных памятниках постоянно встречается древо жизни, иногда окруженное поклоняющимися ему царственными лицами (см. рис. 1) либо крылатыми духами. У других народов древо жизни часто изображалось на погребальных памятниках либо даже на печатях (см. рис. 2).
Предания большинства народов мира содержат повествования и о падении первых людей. Вот как сказано о грехопадении людей и последовавшем искажении их природы в древнеегипетских «Речениях Ипуера» (XVIII до Р.Х.):
«О, если бы распознал он <бог Ра> их нрав в первом же поколении! Он подавил бы зло, он простер бы десницу свою, дабы истребить их всех и потомство их! Люди стремились рожать, и случилась беда, — бедняки ныне повсюду. Так произошло это».
Тибетское повествование о грехопадении говорит о том, что первые люди были как боги, но «испортились», когда вкусили от дерева шима. После этого люди стали чувствовать голод, сияние исчезло с их лиц. С этого времени сократилась и их жизнь. Иллюстрацией такого же аккадского предания является печать XX в. до Р.Х. с выгравированной сценой искушения прародителей (см. рис. 3).
Память о вселении диавола в змея также нашла свое отображение в преданиях различных народов. Эти предания, в том числе, зафиксированы и на археологических памятниках (рис. 4 показывает поражение вселенского зла в виде змея Апопи древнеегипетским богом Гором, а на рис. 5 иранский бог Митра убивает прародителя зла Аримана, представленного в виде змея).
У большинства народов, как развитых, так и сохранявших к XIX — началу XX в. архаичную культуру, существовало множество сказаний о катастрофическом наводнении, изменившем наш мир. Хотя в течение веков первоначальное предание весьма изменилось, в этих сказаниях существуют важные ключевые моменты, совпадающие с библейским текстом и, следовательно, доносящие до нас свидетельства о реальном событии.
Во-первых, предвестником потопа являются различные божества, повелевающие своим избранникам построить большой корабль.
Во-вторых, в числе спасшихся постоянно фигурируют два человека — мужчина и женщина, иногда сопровождаемые детьми.
В-третьих, спасшиеся высаживаются на вершину горы.
Археологические раскопки в Междуречье донесли до нас аккадскую переработку шумерского повествования о творении мира и о потопе — «Энума элиш». Повествование о шумерском Ное — Утнапишти — еще одно основание для предположения о том, что все подобные сказания являются отражением реального события, память о котором сохраняли древние.
Основная же находка, подтверждающая истинность библейского повествования о потопе, — Ноев ковчег. Свидетельства о нем относятся к глубокой древности. Так, Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» говорит, что многие приносили с Арарата частицы ковчега. В 1800 г. К. Рич опубликовал сообщение некоего турецкого путешественника, который добрался до Арарата и видел остатки ковчега.
В 1840 г. турецкая экспедиция, которая была снаряжена для исследования снежных обвалов на Арарате, обнаружила гигантский каркас из дерева почти черного цвета, торчащий из ледника. Проникнув внутрь ковчега, члены экспедиции констатировали, что он был устроен для перевозки скота и состоял из нескольких отделений.
В августе 1916 г. русский летчик В. Ростовецкий, исследовавший турецкую границу, оказался над Араратом и наблюдал в восточной части вершины замерзшее озеро, на краю которого находился каркас гигантского корабля, частично погруженного в лед.
Экспедиция французского альпиниста Ф. Наварры 6 июля 1955 г. совершила подъем на Арарат и на отроге нашла ковчег и взяла его частицы для проведения радиоуглеродного анализа, давшего дату в 5 000 лет.
В 1969 г. научная экспедиция, организованная американскими археологами, обнаружила на горе Арарат несколько деревянных обломков на том месте, где в 1955 г. Ф. Наварра обнаружил корабль.
В 1997 г. Национальное управление по аэронавтике Соединенных Штатов рассекретило фотографии советско-турецкой границы; на фотографиях Арарата отчетливо видны очертания корабля.
Археологические памятники и этнографические данные дают немало подтверждений свидетельству Священного Писания о всеобщности веры среди людей и о монотеизме как первоначальной вере всего человечества.
Первая же археологическая эпоха в жизни человечества — палеолит — дает немало прямых свидетельств о существовании религиозных верований. И в пещерах, и на открытых местах человек изображал различных священных животных. Свидетельство Священного Писания о резком сдвиге в религиозной жизни праотцев (см.: Быт. 4, 26) находит свое археологическое подтверждение: в эпоху мезолита резко меняются все верования человечества, — и тогда же появляются первые храмы в виде отдельно стоящих построек. Некоторые археологи, однако, считают, что первыми храмами были палеолитические сооружения из костей мамонта, обширные, богато украшенные, но практически не имевшие культурного слоя. Это обстоятельство стало основой для вывода, что подобные сооружения выполняли роль общественных культовых мест. Одно такое реконструированное сооружение можно видеть в Музее археологии Национальной АН Украины.
Археологические находки, относящиеся к мезолиту, свидетельствуют и о том, что людям того времени было свойственно трехчленное деление мира: небо — обиталище вышних сил, земля — здешний мир, преисподняя — место пребывания злых духов и душ усопших.
В эпоху неолита храмы получают всеобщее распространение. Наиболее полно неолитические храмы обследованы в Чатал-Хююке — их раскопано уже сорок в девяти строительных горизонтах города. Они имели тот же план и устройство, что и жилища, но отличались характером убранства и его богатством. Каждое святилище состояло обычно из четырех-пяти комнат. В ряде случаев святилища сооружали друг над другом. Если одно святилище ветшало, то на его развалинах сооружали новый храм. Внутри храмы были украшены росписью, а также рельефными изображениями людей и животных. В передней части помещения изображался бык и ставился его череп. Крупная бычья голова часто дается как возникающая из стены над окрашенной в красный цвет нишей, символизирующей «иной мир». Интересно, что схема неолитического храма — притвор, храм и священная ниша — была повторена в Храме Соломоновом, мало чем отличавшемся от современных ему финикийских храмов, а потом эта схема стала свойственна и нашим церквам.
Общим местом для верований всех древних народов было учение о древнем Прабоге, Творце, вытесненном позднейшими небожителями, — данное обстоятельство давало основание отцам Церкви предполагать, что языческие боги — не выдумка, а действительно существующие падшие «духи злобы», жаждущие кровавых жертв.
Так, шумеры, говоря о творце мира Ане, приписывали ему пассивность, бездеятельность: Ан не является действующим лицом мифов, он лишь символ высшей власти. И молитвы свои шумеры обращали не к Ану, а к близким богам — Энлилю, Энки, Иштар. Также и индейцы майя творцом всего считали Хунаба, но практически никогда не обращались к нему с молитвами, считая его совершенно недоступным. Для богов же близких, «небесных», индейцы совершали множество жертв, вырывая у живых людей сердца и кровью от них помазывая идолов. Точно так же относились к Прабогу и хетты, называвшие его Алалу, а хурриты, знавшие Ана, считали, что его сверг «отец богов» — Кумарби. «Отцом богов» называли греки Кроноса, отнявшего власть у Прабога Урана.
В Древнем Египте были выработаны две теогонии, в которых речь также шла о Прабоге. Гермупольская теогония называла его Атум — т. е. «все и ничто», а теогония мемфисская, называя его Птахом, учила, что Птах сотворил все сущее словом, рождающимся в его сердце, — здесь древнеегипетское учение об ипостасной творческой воле Божества перекликается не только с античным представлением о логосе — первообразе мира, — но и с христианским учением об ипостасном Логосе. Данное обстоятельство не может рассматриваться в отрыве от учения о Священном Предании, сохранявшем праоткровение во времена, предшествовавшие его фиксации в Священном Писании.
Гераклеопольский царь в поучении своему сыну Мерикаре (XXII до Р.Х.) так говорит о Прабоге и о творении им мира и людей: «Ведает бог того, кто трудится на него. Хранит он людей — тварей своих. Он создал небо и землю ради них… Они <люди> — подобие его».
Во времена фараона Эхнатона, производившего возврат к единобожию, так восхваляли в гимне того, чьим образом был солнечный диск Атон:
«О, сколь многочисленно творимое тобою и скрытое от мира людей, бог единственный! Нет другого, кроме тебя! Ты… сотворил землю по желанию сердца своего… каждому человеку отведено тобою место его. Ты созидаешь все, что потребно им. У каждого своя пища, и каждому отмерено время жизни его. <…> Как прекрасны предначертания твои, владыка вечности! <…>…творишь ты миллионы образов своих».
Прамонотеизм древних семитов отразился в их вере в то, что Ваал, которому совершалось служение, сверг в свое время Прабога, именовавшегося Эль (Эли, Илу). Все другие боги имели личные имена с приставкой «эль», а собственно Эль — это «первобытный Создатель». Интересно, что архаичные семитские языки не только не имеют множественного числа для слова Эль, но в них отсутствует даже слово «богиня». Богинь позднее именуют балит («госпожа»).
Еще одним свидетельством о праоткровении можно считать учение шумеров о ме — «разумных законах». В шумерской мифологии ме — это могущественные божественные силы, которые управляют миром. Считалось, что ими могли обладать города и храмы, они могли оставлять их обладателя, могли превращаться в предметы, но при этом сохраняли свои свойства. Me — необходимый атрибут богов. Каждый бог обладал этим атрибутом в разной мере. Существовали ме подземного царства — установления, которые невозможно изменить и которым должны подчиняться все обитатели подземного мира.
Вполне возможно, что из ме развилось аккадское представление о таблицах судеб, которые определяли движение мира и мировых событий. Обладание же ими гарантировало мировое господство. Нельзя не заметить, что представления шумеров о ме вполне можно соотнести не только с идеями Платона — сверхчувственными причинами и образами всех вещей, но и с учением о семенных логосах (греч. οί λόγοι σπερματικοί).
Общей для всех народов была и вера в загробную жизнь, общим было и наличие похожих норм морали. Археологическое подтверждение веры древнейших людей в Будущую Жизнь дают погребения. Во многих древнейших культурах погребаемых посыпали красной охрой, чтобы они воскресли: данный археологический факт убедительно свидетельствует о присущей прамонотеизму вере во всеобщее воскресение. Погребальный же инвентарь свидетельствует об определенной деградации религии праоткровения — Будущая Жизнь виделась как продолжение здешней. В дальнейшем деградация эта привела и к практике захоронения с усопшим его сродников и слуг. Некоторые из погребенных людей каменного века имели врожденные дефекты: так, найденный в 1960 г. в Шанидаре (Ирак) человек каменного века с детства владел только левой рукой. Выжить он мог только за счет содержания общиной, а это свидетельствует о высоких нравственных воззрениях древних.
Но первоначальный период в жизни человечества был, как мы знаем из истории Каина и Авеля, и временем развития пагубнейших человеческих пороков — имеется, к примеру, множество археологических свидетельств о существовании в те времена людоедства. Так, в Кранине (Югославия) были обнаружены останки двадцати человек, кости которых были разбиты для добычи мозга; на некоторых костях были следы человеческих зубов и следы зажаривания на костре. Причем поедались иноплеменники, а своих сродников хоронили с почетом, с разнообразным погребальным инвентарем.
Интересные выводы о морали древних можно сделать, читая древнеегипетские памятники. В одной надписи (XXII до Р.Х.) Ити из Гебелейна, правитель нома (административной единицы), в качестве главной своей добродетели называет любовь к ближнему: «Кормил я… в годы трудные: 400 человек были… своими, (причем) не завладевал я дочерью человека, не завладевал я пашней его».
Вышеупомянутый гераклеопольский царь так поучает своего сына Мерикару: «Будь праведен перед богом и справедлив… <…> Поступай по истине, и долог будет твой век на земле. Утешь плачущего, не притесняй вдовы, не лишай сына наследия отца его… Остерегайся карать неповинного. Не убивай — бесполезно это тебе. <…> Не возлагай надежды на давность годов… <…> Не причиняй зла».
Еще одно событие священной истории — построение Вавилонской башни — находит некоторые археологические и этнографические подтверждения.
Археологическим подтверждением является традиция построения пирамидальных храмов различными народами — вплоть до народов доколумбовой Америки (на рис. 6 изображен подобный храмовый комплекс, зиккурат, — стоявший на родине Авраама, в Уре).
Этнографическое или, лучше сказать, палеолингвистическое подтверждение не менее впечатляюще: память о единой религиозной практике, связанной со служением на зиккуратах, жила и живет в языках различных народов. Сами эти храмы строились, чтобы «достичь небес»: шумерское название зиккурата — э-темен-анки («дом, являющийся основанием неба и земли, верхушка которого достигает неба»). Набопаласар говорил, что собирается установить зиккурат «на груди подземного мира, а вершина его чтобы уходила в поднебесье»; его сын Навуходоносор был еще откровеннее: «Я приложил руку к тому, чтобы достроить вершину э-темен-анки так, чтобы поспорить он мог с небом». Не следует забывать, что небо персонифицировал Прабог Ан, которому места в храмах зиккурата не нашлось.
Языки самых разных народов свидетельствуют и о практике повсеместного, следовательно восходящего к праистории, разделения времени на семидневные циклы и посвящения каждого дня планетарным, строго определенным, божествам.
Так, верхний храм зиккурата, отделанный золотом, посвящался богу солнца — Уту (вавилон. Шамаш). Днем Солнца назывался первый день недели у древних персов (в дозороастрийской Персии), у римлян (dies Solis), древних грузин (Бже-шха), древних германцев (ср.: Sonntag, Sunday). Под верхним храмом находился отделанный серебром храм лунного бога Нанны (вавилон. Син). Понедельник — день Луны у древних персов, у римлян (dies Lunae), древних грузин (Т’ут’а-шха), древних германцев (ср.: Montag, Monday). Ниже помещался выкрашенный в красный цвет (планета Марс) храм бога смерти, войны и преисподней Не-уну-галь (вавилон. Нергал). Богам войны посвящался вторник и у других народов: у древних персов (бог Вархран), у римлян (dies Martis — день бога Марса), древних грузин (Т’аха-шха), древних германцев (ср.: Dienstag, Tuesday — день бога Тиу). Далее шел выкрашенный в синий цвет (планета Меркурий) храм Набу — покровителя письма, знаний и торговли. Среда, соответственно, — день бога Тира у древних персов, день бога Меркурия у римлян (dies Mercurii), день Джумы (Джума-шха) у древних грузин, у древних германцев — день бога Вотана (ср.: Wednesday). Еще ниже находился выкрашенный в фиолетовый цвет (планета Юпитер) храм бога Мардука. Этому великому божеству языческих народов древности посвящался четверг и у древних персов (день бога Ахурамазды), и у римлян (dies Jovis — день бога Юпитера), и у древних грузин (Ца-шха), и у древних германцев (ср.: Donnerstag (от Donner — «гром»), — т. е. день Громовержца, Thursday — день бога Тора). Под храмом Мардука шел храм белого цвета (планета Венера) — храм Инаны, богини плотской любви и плодородия (вавилон. Иштар [Астарта]). Пятница — день богини Анахиты у древних персов, день богини Венеры у римлян (dies Veneris), день Оби у древних грузин (Оби-шха), у древних германцев — день богини Фреи (ср.: Freitag, Friday). Как называли дни недели наши предки до Крещения Руси, нам неизвестно, однако известно, что женским божествам посвящалась пятница. Более того, еще в XVI–XVII вв. нашим предкам приходилось выслушивать от греков-священников упреки за то, что женщины больше, чем день воскресный, почитали пятницу. Это почитание выражалось, кроме всего прочего, в отказе от домашней работы. Особые нарекания вызывало выделение некоторых пятниц (в том числе девятой пятницы по Пасхе) в праздники, особо отмечавшиеся женщинами. Кое-где реликты этой практики дожили до начала XX века.
Ну и наконец, самый нижний храм, фундамент всей башни, посвящался богу, свергшему «Творца древнего», планетарному божеству Сатурна — Энлилю. Храм бога древности, покровителя царской власти и скотоводства, был черного цвета. У древних персов это был день бога Каивана, у римлян — бога Сатурна (dies Saturni — от этрусского Сатре, соотносимого с древнегреческим Кроносом). Сатурн-Кронос воспринимался как бог юности человечества, когда не было еще социального расслоения, и поэтому во время греческих Кроний и римских Сатурналий рабы пользовались полной свободой. Это обстоятельство дает основания и для следующего вывода. Патриархам была прекрасно известна семидневная неделя — судя по всему, они ее придерживались и во время плена Египетского. В то же время повеление посвящать седьмой день Единому Богу может иметь, кроме всего прочего, и воспитательный смысл. Как мы знаем, отцы Церкви, как и авторы ранних трактатов Талмуда, указывают на цель учреждения Синайским законодательством жертвоприношений — отвращение древних израильтян от жертвоприношений идолам. Вседовольный Бог не нуждался в кровавых жертвоприношениях, но из снисхождения к привычкам народа позволил их приносить Себе — эту мысль особо подчеркивал свт. Иоанн Златоуст, доказывая временный характер Синайских повелений о Ветхозаветном Храме. И закон о посвящении первенцев также преследовал цель прекращения ханаанейской практики заклания первенцев, в том числе человеческих, языческим божествам. Исходя из того, что, по свидетельству пророка Амоса, израильтяне и в пустыне, и после продолжали поклоняться Сиккуту (в Септуагинте и в синодальном тексте (см.: Ам. 5, 26; ср.: Деян. 7, 43) мелех Сиккут — «ваш царь Сиккут» — понято как Мелех суккотп — скиния Молохова), т. е. субботнему ассирийскому богу Саккуту, изображавшемуся с атрибутами тельца, можно предположить, что повеление посвящать субботу не тому, кто сверг Прабога (т. е. деннице), а Богу Единому имело воспитательный смысл.
Последствие строительства Вавилонской башни — рассеяние народов, так же как и прежнее единство языков человечества, тоже нашло свое подтверждение. Единство языков, ранее утверждавшееся лишь Священным Писанием, сейчас является одним из фундаментальных положений глоттохронологии, — науки, определяющей, по степени расхождения языков, время разделения предков их нынешних носителей. Та же глоттохронология подтверждает и то, что Северное Междуречье, Южный Кавказ и Южная Анатолия были прародиной семитов, хамитов и яфетидов (индоевропейцев). Для доказательства этой теории, соответствующей повествованию о первых потомках Ноя, привлекаются также данные палеоботаники, палеозоологии и палеографии. Лингвистическая аргументация этой теории основана на строгом использовании сравнительно-исторического метода и основных положений теории языкового заимствования.
Интересным археологическим подтверждением принадлежности ранних жителей Ханаана к хамитам можно считать находку в пещере Схул, на горе Кармил (Кармел), останков людей с явно выраженными негроидными чертами.
События священной истории периода Патриархов начинаются там же, где разворачивались и события предыдущего, — в Междуречье (см. рис. 7).
Здесь лучше всего хранились предания о прошедших временах: Призма царей (ок. 2170 до Р.Х.), обнаруженная в 1922 г. около Ларсы, рядом с родиной Авраама — Уром, — не только говорит о всемирном (правильнее — всечеловеческом) потопе, но и сообщает имена десяти допотопных. Для нас важно то, что праотцы выросли в окружении культуры, основы которой были заложены шумерами (см. рис. 8), и очень многое в повествовании об Аврааме, Исааке и Иакове не просто становится понятным при рассмотрении истории, религии, культуры и права древних обитателей Междуречья, но и подтверждает историчность истории праотцев.
В XXIV в. до Р.Х. население южной части Месопотамии в основном говорило по-шумерски, в то время как в центральной и северной части региона звучал также и восточносемитский язык. Он же преобладал в Верхней Месопотамии. Между носителями языков этнической вражды, судя по имеющимся данным, не было. Все жители Месопотамии называли себя одинаково — «черноголовыми» (по-шумерски санг-нгига, по-семитски цаль-мат-каккади). Единого государства не было, однако центром шумерского племенного союза еще в догосударственный период был Ниппур, находившийся в центре Нижнеевфратской долины. Здесь находился храм бога Энлиля, которому поклонялись все «черноголовые», здесь же, предположительно, возникла первая известная нам система письма. В остальных шумерских городах-государствах также были свои храмы, являвшиеся центрами религиозной, культовой, научной и государственной деятельности. Урожай с земли храма шел в запасной страховой фонд общины, на обмен с другими странами, на общественные работы. Об этом рассказывает один из древнейших в мире письменных памятников — архив Ура халдейского, отчизны праотца Авраама. В этом архиве в конце III тысячелетия до Р.Х. был создан так называемый Царский список — перечень царей, последовательно правивших в различных городах Месопотамии «от начала мира». Все династии делятся на допотопные и послепотопные.
Шумер был амфиктионией, т. е. объединением родственных народов вокруг единого культового центра. Главой священного союза считался бог Энлиль, обитавший в священном городе Ниппуре, где находился величественный зиккурат. В каждом городе почитались и свои боги, считавшиеся владетелями соответствующих территорий. Религия структурировала всю жизнь шумеров. Государственные акты возводились к богам: «По прямому слову Нингирсу, воина Энлиля, начата война с Умма». Почти все имена были теофорными, например: «Энлиль — моя защита», «Вблизи Бау — жизнь». У каждого жителя был свой бог-покровитель, изображаемый на личном цилиндре-печати. Молитвы и жертвы приносились не только лично, но для постоянного общения с божеством в храмы ставились статуи в молитвенной позе, представлявшие жертвователя перед божеством даже после его, жертвователя, смерти.
Цари и правители считались потомками, наместниками, избранниками и ставленниками богов, которые «провозглашали их имена» и находились с царями и правителями в близких отношениях. В Шумере процветали ремесла: трудились столяры, плотники, кожевенники, скульпторы, литейщики, ювелиры. В строительстве употребляли кирпичи. Широко использовались музыкальные инструменты: тимпан, лира, арфа. Именно шумеры, первыми в человеческой истории, изобрели письмо. Иероглифы на мягкой глине получили вид клиньев, затем, в ассирийские времена, они были стилизованы и стали высекаться на камне в гвоздеобразном виде. Иероглифы зафиксировали успехи предыдущих поколений во всех областях знаний — земледелии, металлургии, архитектуре, медицине, математике. Они передали понятия о месяцах, градусах, минутах и секундах круга и так далее.
Древнее русло Евфрата приблизительно совпадало с нынешним только до точки напротив Багдада. Далее главное русло Евфрата поворачивало, по сравнению с нынешним, восточнее и шло затем на юго-восток, примерно посередине между современным Тигром и современным руслом Евфрата. При этом только в средней части Нижней Месопотамии, выше Ниппура, древний Евфрат (шум. Буранун) тек по одному руслу, а выше и ниже разветвлялся. В северной части страны он делился на два потока: Буранун западнее и Ирнина восточнее, между ними проходили еще два параллельных русла меньшей ширины. В южной части страны Евфрат также разветвлялся на два потока: Буранун западнее и Итурунгалъ восточнее. Местность между ними называлась «Высокая Степь» (шум. Ан-эден), что соответствует названию рая в книге Бытие — Ган Эден. Торговали с Индией (шум. Мелаха), завозили медь из Омана (шум. Маган).
Особое место в цивилизации шумеров занимала школа — эдубба, бывшая хранительницей традиции. Здесь давалось универсальное образование: ученики осваивали не только клинопись, но и изучали тогдашние математику, богословие, ботанику, зоологию, минералогию, географию, языки, литературу. До нас дошли длиннейшие списки названий животных и растений, птиц, насекомых, камней, минералов, математические таблицы, списки сложных существительных, глагольных форм, сборники пословиц и афоризмов, басен. Ученики переписывали и заучивали наизусть поэтические тексты размером до 1 000 строк. В этой среде возник термин намлулу («человечность»), т. е. свойства, приличные человеку.
Первоначально в Шумере не было жречества как особого сословия. Верхи жречества, заведовавшие хозяйством храмов и выполнявшие основные обряды культа, являлись представителями знати, а технические исполнители культа, низший храмовый персонал, как правило, выходили из низших слоев населения. Большое значение приобрели храмовые писцы, которые хранили и развивали письменность.
Напомним, что правитель шумерского города-государства считался потомком богов, а также представителем городского бога в государстве (кстати сказать, центром почитания Энлиля был город Ниппур, центром почитания Сина, отождествлявшегося с Луной, — город Ур, бога Солнца Шамаша — город Сиппар и т. д.).
Что касается аккадских семитов, то они, скорее всего, не имели своей четко выработанной иерархии богов. Подобно другим семитским племенам, бога своего племени они называли «владыкой» (бел), а богиню племени — просто «богиней» (эштар).
Придя в Междуречье, аккадские семиты восприняли все основные черты шумерской религии. В это время Вавилон впервые возвысился над всеми другими городами Междуречья и стал столицей государства, объединившего всю Нижнюю Месопотамию и часть Верхней Месопотамии. Несмотря на то что это объединение продержалось лишь на протяжении жизни одного поколения, оно надолго сохранилось в памяти людей, а выработанные в то время культурные, религиозные и правовые архетипы были усвоены всеми обитателями Междуречья,— в том числе и семейством Авраама.
В это время Месопотамия могла по праву называться «страной множества городов». (Они были разбросаны по берегам Тигра и Евфрата, на местах слияния крупных каналов.) Некоторые из них насчитывали уже не одну сотню лет — такие, как Ниппур, Киш, Сиппар, Ур, Урук; были и более новые — Иссин, Лapca, и такие, чья история была еще впереди, как у Вавилона. Города эти занимали площадь в два-четыре квадратных километра и насчитывали не один десяток тысяч жителей. В центре города обычно помещался храмовый комплекс, обнесенный стеной, с зиккуратом, храмом бога-покровителя города и храмами других важнейших божеств, здесь же располагались дворец царя или правителя и основные государственные хозяйственные строения. Остальная часть города была занята домами горожан и другими постройками, между которыми располагались храмики мелких божеств. Дома стояли вплотную друг к другу, образуя извилистые улицы шириной полтора-три метра. На берегу реки или канала, около которых вырос город, находилась гавань, где стояли купеческие ладьи и барки; на площади, примыкавшей к гавани, видимо, велась и торговля. Жизнь горожан была сосредоточена вокруг многочисленных храмов и дворца, где многие из них служили как чиновники, воины, жрецы, ремесленники и торговцы. Имущественное положение и жизненный уровень большинства горожан были примерно одинаковы.
Городская усадьба чаще всего состояла из жилого дома и участка незастроенной земли. Размеры отдельных домов колебались в пределах тридцати пяти-семидесяти квадратных метров. За сохранностью стены, разделявшей владения, соседи следили совместно. Другим видом имущества многих горожан были финиковые сады: располагались они или в окрестностях городов, или в сельских поселениях, находившихся неподалеку. Площадь садов чаще всего не превышала одного гектара. Горожане, основным занятием которых были служба или ремесло, часто сами не занимались садовыми работами, а сдавали свои участки в аренду. За месяц-два до сбора фиников производился осмотр пальм с тем, чтобы определить ожидаемый урожай. На основании предварительной оценки составлялся письменный договор, согласно которому садовник должен был сдать хозяину сада определенное количество фиников.
Наличие в обращении малого количества серебра, особенно за пределами больших городов, вдали от центральных учреждений и торговых компаний, и низкая товарность хозяйства приводили к тому, что не только не всегда и не везде можно было продать за серебро продукты сельского хозяйства, но и купить их за серебро также бывало зачастую затруднительно. Купля-продажа за серебро при отсутствии чеканной монеты необходимо требовала взвешивания, расчетов, т. е. определенных знаний и квалификации, которыми большинство населения, конечно, не обладало. Это еще более затрудняло обращение серебра, особенно в сельской местности. В крупных городах, где были меняльные лавки и жило много торговцев, такого рода затруднений не возникало. Серебро здесь могло обращаться свободнее, и его, вероятно, всегда можно было реализовать, так как потребность в серебре в связи с развитием хозяйства все возрастала.
В сословном отношении общество того времени делилось на полноправных «свободных граждан» (авилум), владевших недвижимой собственностью на правах членства в какой-либо (городской или сельской) общине, на «лиц с ограниченными юридическими и политическими правами» (мушкенум), не имевших недвижимой собственности, но получивших от государства за службу или работу в условное владение землю, и на «рабов» (вардум), которые были собственностью своих хозяев. Высшая дворцовая и храмовая знать относилась к авилум. Собственность на землю не носила сословного характера, и в той мере, в какой земельные участки продавались (главным образом дома, сады, весьма редко поля), их могли покупать и мушкенум.
Города и сельские поселения со всей их обрабатываемой площадью занимали сравнительно узкую территорию Месопотамской аллювиальной равнины, к которой с обеих сторон примыкали пастушеские угодья, населенные подвижными западносемитскими племенами овцеводов-аморреев, к которым принадлежало и семейство Фарры, отца Авраама. Ежегодно, в определенное время, скотоводы вторгались прямо в зоны оседлого обитания или подвигались к границам этих зон. В зависимости от того, где скотоводы пасли свой скот, они появлялись в зонах оседлости либо летом, когда в степях выгорала трава и пересыхали источники, либо зимой, когда в горах не было корма для скота и его негде было укрыть от холодных ветров. В принципе, каждое племя имело свою автономную территорию, но границы этих территорий были весьма расплывчаты. Оседлые жители и скотоводы были связаны между собой в силу разнообразных экономических, социальных и политических факторов. Важную роль играл обмен продуктов овцеводства на продукты земледелия.
Неоседлое скотоводство аморреев оказывало значительное влияние и на социальное развитие общества Месопотамии. Одним из постоянных факторов являлся постепенный переход части скотоводческих племен к оседлости. Самые богатые скотоводы, подобные Фарре, жителю Ура, предпочитали оседлость, когда размеры их стад превышали возможности пастбищной земли, и тогда богатые становились землевладельцами, военачальниками, пополняли собой городскую элиту. Самые бедные оседали на земле, когда потери скота уменьшали их стада ниже минимума, необходимого, чтобы прокормить семью, и поступали на службу в государственное или храмовое хозяйство, получая за свой труд земельный надел или натуральное довольствие и пополняя собой число беднейшего и наиболее зависимого населения Месопотамии.
Влияние аморрейских племен на политическую жизнь Месопотамии было еще более значительным. На протяжении всей истории Междуречья ежегодные мирные миграции скотоводов легко превращались в агрессию, стоило только немного ослабеть власти централизованного государства. Сами аморреи со временем усваивали многие достижения цивилизации Месопотамии, — то же можно сказать и о вышедших из их среды ветхозаветных патриархах. Так, говоря о скрижалях завета, Бытописатель называет их не сефер («книга»), а луах («клинописные таблички»).
В светской науке конца XIX в. оценка исторической достоверности патриархальных повествований была крайне отрицательной. Их религиозное содержание рассматривалось как отражение верований того периода, в котором они были написаны: либо ранний период монархии (IX-VIII до Р.Х.), либо период после плена Вавилонского (VI-V до Р.Х.). Сами патриархи считались персонажами астральной мифологии, ханаанскими божествами, героями, заимствованными из доизраильского фольклора, или олицетворениями племен, история которых отражена в скитаниях патриархов и взаимоотношениях между ними. Когда эти взгляды высказывались, история и культура III и II тысячелетий до Р.Х. были фактически неизвестны. Впоследствии было сделано огромное количество находок (на сотнях раскопок в Палестине, Сирии и Месопотамии), и были обнаружены буквально сотни тысяч текстов, что позволило подробно реконструировать ближневосточную историю (места наиболее важных для истории периода Патриархов археологических находок показаны на рис. 9). Как родовая история группы людей, по всей вероятности ведших образ жизни кочевых скотоводов, патриархальное предание не приводит каких-либо данных, которые бы позволили увязать людей или события, описанные в нем, с политической историей современных им государств или народов. Исключением является нападение четырех царей (см.: Быт. 14). Однако и это «происшествие» до сих пор не поддается соотнесению с какими-либо внебиблейскими событиями.
Впрочем, в свете последних археологических открытий на Ближнем Востоке, оценка исторической ценности патриархальных повествований выглядит гораздо более высокой, чем та, которая существовала в начале XX века. Более того, В. Олбрайт полагал, что картина, изображенная в книге Бытие, является историчной и нет никаких оснований сомневаться в точности ее деталей, которые придают патриархам жизненность, несравнимую с каким бы то ни было небиблейским персонажем всей обширной литературы древнего Ближнего Востока. Временем появления Авраама на Святой Земле считается средний бронзовый век (время аморрейского переселения, которое длилось, как известно, весь бронзовый век). Эта точка зрения была тщательно и убедительно аргументирована Р. де Во. Патриархальные повествования достоверно отражают условия, существовавшие на древнем Ближнем Востоке в начале II тысячелетия. Основные положения этих свидетельств приведены ниже.
Имена патриархов были широко распространены среди аморрейского населения того периода и могут быть определены как раннезападносемитские, т. е. принадлежащие к языкам западносемитской группы, существовавшим во II тысячелетии до Р.Х., в отличие от I тысячелетия. Далее исследование имен этого типа, которые все-таки встречаются и в I тысячелетии, выявляет существенный хронологический разрыв, засвидетельствованный как в библейских, так и в небиблейских материалах. Так, имена этого типа встречаются у «небиблейских» ранних западных семитов вплоть до конца II тысячелетия. Имена, похожие на Авраам, Израиль и Иаков, могут быть найдены начиная от текстов Мари (XVIII до Р.Х.) и до саркофага Ахирама (XIII-X до Р.Х.) (см. рис. 10).
Затем они не встречаются ни в одном из текстов вплоть до времени классического арамейского преобладания, начинающегося в конце VIII — начале VII в. до Р.Х. В свете этого важно отметить, что упомянутый тип имен не наблюдается среди арамейских имен в текстах от X до VII в. до Р.Х., хотя они иногда встречаются в поздних арамейских диалектах. И наконец, вряд ли случайно то, что эти имена крайне редки среди ханаанских народов I тысячелетия, а разрыв в засвидетельствовании (X-VII до Р.Х.) приходится на период ханаанского преобладания (т. е. на период Израильской и Финикийской «империй» и их доминирующего влияния). Это хронологическое распределение является сильным аргументом в пользу того, что период Патриархов должен быть отнесен ко II тысячелетию, что подтверждает библейские данные. Образ жизни кочевых скотоводов, который вели патриархи, полностью соответствует культурной среде начала II тысячелетия (см. рис. 11).
Понятие о кочевничестве на древнем Ближнем Востоке было коренным образом изменено недавними исследованиями. Уже нельзя слепо принимать за образец тот образ жизни, который вели значительно более поздние арабы-бедуины с их беспрерывными набегами на оседлые народы цивилизованных земель. Напротив, кочевники-скотоводы полуорошаемой степи между пустыней и обрабатываемой землей находились в постоянном контакте с земледельческими поселениями, образуя двойственное сообщество, в котором земледельцы и скотоводы являлись взаимозависимыми составными частями одной племенной общности. Мнение о том, что кочевничество и оседлый образ жизни с возделыванием земли взаимно исключали друг друга, должно быть откорректировано.
Археологические свидетельства из древнейших деревень ясно показывают, что возделывание культурных растений развилось из примитивного собирания съедобных растений без каких-либо эпизодов кочевничества. Однако козы и овцы были одомашнены непосредственно в деревнях, а потому кочевое скотоводство «выросло» из деревенских поселений. Данной местности было свойственно взаимное движение между оседлыми земледельческими сообществами и кочевниками, которые периодически вторгались в степь в поисках пастбищ. Постоянно возникающие конфликты были не столько стычками между скотоводами и земледельцами, сколько борьбой за политическую власть между организованными городами-государствами с их мощными урбанистическими центрами и независимыми племенными образованиями, возглавляемыми вождями.
Судя по библейским данным, образ жизни патриархов отражает именно это диморфное общество. Патриархи разбивают свои лагеря вблизи городов и даже время от времени занимаются земледелием. Однако, как и кочевники государства Мари, патриархи являются в первую очередь пастухами. Исследователи обнаружили использование параллельной терминологии Израилем и обществом Мари в лексике, связанной с темой племенного родства и темой кочевых стоянок. Совершенно ясно, что образ жизни библейских патриархов имеет ряд общих черт со скотоводческим номадизмом (кочевничеством), описанным в текстах Мари, и что он вполне соответствует культурному контексту начала II тысячелетия до Р.Х.
Различные социальные и юридические обычаи, встречающиеся в патриархальных повествованиях, могут быть сопоставлены с широким кругом социально-юридических обычаев, встречающихся как во втором тысячелетии, так и в первом, из чего вытекает, что эти повествования достоверно отражают давние традиции Ближнего Востока. Особое значение имеют применявшиеся патриархами правовые нормы, соответствовавшие законам семитских государств конца II тысячелетия до Р.Х. Практика усыновления домоправителем наследника (см.: Быт. 15, 2-3) отражена в документах из Нузи. В них же упоминается о практике выбора бесплодной женой наложницы мужу, которая должна была родить наследника (см.: Быт. 16, 3). Вот как об этом говорилось в брачном договоре семьи Тегаптили (XVI до Р.Х.): «Если у жены будут дети, муж не имеет права брать вторую жену. Если же у нее детей не будет, она сама выберет мужу рабыню, а детей, рожденных от этого союза, воспитает как своих собственных».
Общая картина патриархальной религии вполне заслуживает доверия. В частности, изображение Единого Бога как личного Бога патриарха, главы клана (а не как Бога мест и святилищ, что характерно для ханаанеев), заключающего односторонний Завет и обещающего Божественную защиту, является достоверным. Далее, религия патриархов определенно не является «проекцией» в прошлое поздней израильской веры. Некоторые черты четко указывают на это: например, регулярное использование Божественного имени Эль вместо Ягу (Ягве), полное отсутствие упоминаний или использования имени Ваал, непосредственность отношений Бога и патриархов (без посредничества священника, Пророка или культа) и полное отсутствие упоминаний об Иерусалиме.
Представленных свидетельств совершенно достаточно, чтобы сделать вывод о том, что патриархи были историческими фигурами. Это не значит, что хотя бы одно лицо или событие из патриархальных повествований было найдено во внебиблейских источниках; и вряд ли оно будет найдено — по той простой причине, что патриархальные повествования являются родовой историей. Сами патриархи были вождями полукочевых родов, чья жизнь мало кого интересовала вне их родового круга.
При этом существуют археологические подтверждения возможности событий периода Патриархов как раз в начале II тысячелетия до Р.Х. Так, ранее считали легендарным сообщение о войне с царями Ханаана (см.: Быт. 14, 5-7), — хотя бы в силу того, что указанные местности находились далеко на восток от Иордана, вдали от всяких путей сообщения. Но в 1929 г. В. Олбрайт на восточной границе Галаада (Гилеада) и Моава с Харраном обнаружил ряд холмов; их исследования показали, что ок. 2000 г. до Р.Х. местность была густо заселена и именно здесь проходил путь в Междуречье. Кроме того, сама возможность подобного похода коалиции царей Междуречья в Ханаан подтверждается тем фактом, что во времена Авраама все Междуречье представляло собой конгломерат семитских и касситских «царств», данниками которых и были цари Ханаана (см.: Быт. 14, 1-10).
Несколько ранее, в 1924 г., тот же В. Олбрайт и М. Кейль нашли археологическое подтверждение повествованию о земле Содома и Гоморры, которая прежде нежели истребил Господь Содом и Гоморру... орошалась водою, как сад Господень, как земля Египетская (Быт. 13, 10). Вышеупомянутыми археологами были обнаружены остатки пяти оазисов, созданных ручьями пресной воды. Недалеко от них, на уровне 150 м выше Мертвого моря, лежат руины большого укрепленного сооружения со следами отправления языческих культов. Начало существования поселения — ок. 2500 г. до Р.Х., а ок. 1800 г. до Р.Х. последовало резкое сокращение его размеров. К этому же времени относится сожжение поселений Баб эд-Дхра и Нумейра, находившихся к юго-востоку от Мертвого моря и входивших, по-видимому вместе с Содомом и Гоморрой, в коалицию пяти крупнейших городов этой местности (см.: Быт. 14, 2-11).
В. Олбрайт также опроверг сомнения о существовании в период Патриархов упоминаемых в книге Бытие городов Сихема, Вефиля, Гая, Герара и Дофана (Дотана): в этих городах найдены непрерывные культурные слои, датируемые начиная от XXI в. до Р.Х. — и позже.
Обрезание, закон о котором был дан Аврааму как знак его избрания, было известно среди различных семитских племен как раз с середины II тысячелетия до Р.Х. (см. рис. 12).
Путешествие Авраама с семейством в Египет (см.: Быт. 12, 10-20) было в то время делом вполне обычным, — это подтверждается изображением времен XII династии (время Авраама): на нем как раз и представлены кочевые семиты, переселяющиеся на голодные годы в Египет.
Пещера Махпела («Двойная»), где были похоронены Авраам и Сарра, находится в Хевроне: ученый-путешественник испанский раввин Вениамин бен-Иона Тудельский, видевший ее в 1163 г., сообщал, что тогда еще сохранялись на ней надписи времен Второго Храма.
Упоминавшиеся ранее правовые нормы взаимоотношений человека с домоправителем — приемным сыном, существовавшие в период Патриархов в Междуречье, напоминают об истории Иакова и Лавана (см.: Быт. 31), а присвоение Рахилью терафимов (домашних идолов) своего отца (см.: Быт. 31, 19) объясняется другой традицией того времени: зять, обладавший терафимом тестя, пользовался одинаковым правом с его сыновьями на наследство: таким образом, претензии к Иакову Лавана, а тем более его сыновей, становились беспочвенными.
История равноправного положения сыновей Иакова, рожденных как от жен, так и от наложниц, тоже находит свое объяснение в Законах Хаммурапи, гласящих: «Если человеку его супруга родила сыновей, и его рабыня родила ему сыновей, [и] отец при жизни своей сказал сыновьям, которых ему родила рабыня: “Мои сыновья”, и он их причислил к сыновьям супруги, [то] после того, как отец умрет, сыновья супруги и сыновья рабыни должны поровну поделиться имуществом в доме их отца».
Начиная с периода Патриархов священная история неразрывно связана со Святой Землей, о которой необходимо сказать подробнее. Геродот называет эту область Филистимской Сирией, а впоследствии греки делали различие между Филистимской Сирией и Внутренней Сирией. От греческого слова η Παλαιστινη («Палестина») произошло и латинское слово Palaestina («Палестина»). Название Палестина вошло в употребление только после V в. до Р.Х. и в Ветхом Завете не употребляется. Эта территория часто называется землей Ханаанской, потому что основное население составляли ханаанеи. Она также известна как земля обетованная, земля обещания, данного Богом Аврааму. После ее покорения израильтянами она также стала называться Израилем или землей Израильской. Название Святая Земля вошло в употребление в средние века. В общепринятом значении Палестина обычно предполагает земли от Дана до Вирсавии (Суд. 20, 1). Территория ее простирается от южных склонов горы Ермон (Хермон) до окраин южной пустыни Негев, омывается на западе Средиземным морем, а на востоке проходит по Иорданской равнине. В греческие и римские времена полагалось, что Палестина включает в себя и территорию на восток от Иордана, или Заиорданье. Особого внимания заслуживает и долина Иордана.
Исходя из политического деления страны во времена Израильского царства, северную часть можно назвать Самарией, а южную — Иудеей, особо выделяются также две области на крайнем юге и севере — Галилея и Негев.
Название Галилея происходит от еврейского слова «окрестность» и, несомненно, входит в понятие округи Филистимские (Иоил. 3, 4). Естественной северной границей Галилеи является узкое ущелье реки Литани на северо-западе и гора Ермон на северо-востоке. Южную границу образуют горные цепи Кармил на юго-западе и Гелвуй (Гилбоа) на юго-востоке. Северная часть Верхней Галилеи гориста, горы достигают высоты в 914 метров. Южная часть Нижней Галилеи представляет собой холмистую местность с широкими долинами, спускающимися на юг к широкой долине Изреель (Изреэл).
Название Самария происходит от названия горы, на которой Амврий построил город, сделав его своей столицей. Следуя своей политике, ассирийцы, покорив Самарию, изгнали оттуда большинство израильтян и заселили Самарию пленными других национальностей. От смешения этих пленных с израильтянами, оставшимися в Самарии, произошло смешанное население, которое стало называться самарийским. Северной границей Самарии является Изреельская долина, восточной — река Иордан, а западной — Средиземное море, хотя Прибрежная равнина редко контролировалась израильтянами. На юге нет четкой естественной границы, правда, известно, что Вефиль находился на южной границе. Большая часть Самарии представляет собой гористую местность, возвышенности которой достигают 610 метров. Широкие долины орошаются главным образом дождями. Западная часть Самарии представляет собой прибрежную равнину, до недавнего времени изобиловавшую болотами и дюнами. Бесплодная восточная ее часть резко спускается к реке Иордан.
Область между южной границей Самарии и Негевом обычно называется Иудеей — этот топоним происходит от имени Иуды, главы колена, от которого произошла династия Давида. Гористая часть Иудеи несколько выше и, как правило, более скалистая, чем в Самарии; долины ее узкие, часто бесплодные и покрыты большими камнями. На востоке горы обрываются у Мертвого моря, образуя Иудейскую пустыню. На западе, однако, они постепенно переходят в нагорье с холмами и долинами, которые дают много плодов, фруктов и овощей. За нагорьем лежит широкая Прибрежная равнина.
Библейский Негев представляет собой область на юг от Вирсавии/Беэр-Шивы. Это огромная пустыня, где из-за почти полного отсутствия дождей растительности очень мало. Орошалась она главным образом за счет колодцев и обильной росы. Люди все же селились в Негеве, они расчищали землю от камней и рыли колодцы; это делали, например, набатейцы (набатеи).
На территориях между Негевом и Синаем обитали амаликитяне — потомки Амалика, внука Исава, сына Елифаза и его наложницы Фамны (см.: Быт. 36, 12). Вскоре после Исхода амаликитяне нападают на отставших израильтян, а затем терпят поражение от Иисуса Навина при Рефидиме (см.: Исх. 17, 8-16; Втор. 25, 17-19). С тех пор между Израилем и амаликитянами существовала вражда. В период Судей полчища амаликитян в союзе с моавитянами и мадианитянами вторгались на Израильскую землю, учиняя грабежи и опустошения (см.: Суд. 3, 12-13). В результате побед Саула (см.: 1 Цар. 15, 7) и Давида (см.: 1 Цар. 27) их мощь оказывается сломленной, а сами они подвергаются почти полному истреблению. Во времена Езекии пятьсот человек из колена Симеона уничтожили остатки амаликитян у горы Сеир (см.: 1 Пар. 4, 42-43).
Область между Иорданской равниной и Сирийской пустыней, по-видимому, никогда не имела своего названия. Заиорданьем назвали эту область люди, жившие на западном берегу реки Иордан. Новозаветная Перея означает то же самое. Заиорданье представляет собой плато, южную часть восточной горной цепи. Оно резко поднимается от Иорданской равнины на 610 м над уровнем моря, а затем постепенно опускается до Сирийской пустыни и пустыни Арава. Орошается сложной системой рек и ручьев, которые и образуют естественные границы. Заиорданье обычно разделяли на следующие земли: Васан (Башан), Галаад, Аммон, Моав, Идумея/Едом (Эдом).
Васан охватывает северную Ярмукскую равнину, восточную часть Верхнего Иордана и Галилейское (Генни-саретское, Киннереф (Киннерет), Тивериадское) море.
Горы здесь главным образом вулканического происхождения, и поэтому местность эта исключительно плодородна.
Галаад характеризуется множеством долин с прекрасными пастбищами и горами, покрытыми лесистыми холмами. Южная граница Галаада определена нечетко. Некоторые ученые считают, что она проходила по Арнону (совр. Вади-Мурааб), но большинство склоняются в пользу потока Иавок (Иаббок; совр. Эз-Зарка).
Аммон занимал область между Иавоком и Арноном, на запад от Иордана. Его столица — Равва (Раббат-Аммон; совр. Амман). Царство Сигона (XIII до Р.Х.) находилось между Аммоном и Иорданом. Аммонитяне — потомки Бен-Амми, т. е. сына Лота и его младшей дочери. Этот народ находился в близком родстве с моавитянами. Как показывают сохранившиеся названия, их язык был близок еврейскому. Ранее место их обитания заселяли замзумимы, — народ, который был изгнан аммонитянами (см.: Втор. 2, 19-21). Когда израильтяне овладевали землей обетованной, то пощадили аммонитян (см.: Втор. 2, 19), но, превратив Иавок в его верхнем течении в границу колена Гадова и тем самым отрезав земли аммонитян от Иордана, они вызвали враждебность со стороны аммонитян. После падения Вавилона аммонитяне попадают под власть персов, позднее — греков, а с 64 г. до Р.Х. — римлян, и их страна становится частью римской провинции Сирии. Во времена Хасмонеев они вместе с сирийцами сражались против иудеев. Ориген называет их арабы (вместе с моавитянами и идумеями). Археологами было найдено несколько печатей и надписей, сделанных на неизвестном ханаанском диалекте, который, возможно, является языком аммонитян. В ассирийских текстах упоминаются цари аммонитян: во времена Салманасара III был разбит Вааса; Тиглатпаласар III получает дань с Санипу, Асархаддон — с Пудуилу, Ашшурбанапал — с Амминадби. Богом аммонитян называли Милхома, или Молоха (см.: 3 Цар. 11, 5, 7, 33), а к периоду Судей также и моавитского бога Кемоша (библ. Хамоса) (см.: Суд. 11, 24).
Моав находился между Арноном и Вади-Гаса, но иногда его границы передвигались на север от Арнона. Равнины Моавитские (Чис. 31, 12), между Вади-Нимрин и Мертвым морем, подымались к Гизбану и Мадебе. Моавитяне были родственны аммонитянам, и оба эти народа состояли в родстве с Израилем. Они изгнали эмимов и заняли их территории (см.: Втор. 2, 10-11). Однако к появлению израильтян в Заиорданье остававшиеся там аморреи во главе с Сигоном, царем Есевона (Хешбона; совр. Телль Хесбен), оттеснили моавитян и аммонитян, отняв у них земли между Арноном и Иавоком (см.: Чис. 21, 13, 26-30). При разделении Ханаана и Заиорданья между коленами Израиля колено Рувима получило в удел часть земель моавитян. Моавитяне были язычниками, главным их божеством был Кемош. Засвидетельствовано и почитание Астар-Кемоша. Со временем моавитяне были поглощены арабами.
Идумея/Едом обычно считается областью на востоке пустыни Арава, между Мертвым морем и заливом Акаба, но в ветхозаветные времена она располагалась по обеим сторонам пустыни. Высокий горный хребет, называемый Сеир, был центром идумейской территории со столицей Петра. Название земли происходило от имени населявшего ее народа идумеев — потомков Исава, получившего прозвище Эдом («красный») за рыжий цвет волос, а также за то, что он продал свое первородство за чечевичную похлебку, имевшую красноватый цвет (см.: Быт. 25, 25, 30). Поскольку Эдом был с трех сторон окружен пустынями, то идумеи для расширения своей территории были вынуждены продвигаться на север, что привело к войне с коленом Иуды. Со времени Давида Идумея/Едом была подчинена Израильскому царству, однако жители ее постоянно пытались восстановить независимость и поэтому враждовали с израильтянами и иудеями. Кульминацией этой вражды стало деятельное участие идумеев в разрушении Иерусалима (см.: Пс. 136, 7). После этого идумеи овладели всей Южной Палестиной. С образованием Набатейского государства большая часть территории Идумеи/Едома вошла в его состав. Западный Эдом с частью Иудеи в эллинистическое время представлял собой самостоятельное Идумейское царство со столицей в Хевроне. В конце
II в. до Р.Х. Идумея/Едом была завоевана Иоанном Гирканом, насильно обратившим идумеев в иудейство. Потомком этих невольных прозелитов и был Ирод Великий, своим воцарением отнявший скипетр от Иуды (Быт. 49, 10). До этого времени идумеи были язычниками, особенности их культа стали понятны в результате раскопок святилища в Петре. Вблизи Восоры (Боцры) были также найдены глиняные фигурки богини плодородия. Из личных имен божеств идумеев исследователям удалось установить имя бога Коса.
Если измерять напрямую, то расстояние от Галилейского моря до Мертвого моря составляет девяносто семь километров. Но из-за извилистости Иордана его длина насчитывает около 325 километров. Обильные источники ниспадают со склонов горы Ермон, образуя притоки Верхнего Иордана. В библейские времена они составляли болотистую равнину, переходящую в Хуле — лукообразное озеро около шестнадцати километров длиной. Сейчас болота и озеро высохли, и Верхний Иордан переходит в Средний Иордан, из которого река впадает в Галилейское море (озеро) (208 м ниже уровня моря). (Галилейское море называют еще Геннисаретским, Киннереф (Киннерет) (от евр. киннор — «арфа»), а также Тивериадским.) Оно имеет двадцать один километр в длину и тринадцать километров в ширину, по своей форме действительно напоминая арфу. Море расположено между Галилейскими горами и Голанскими высотами Заиорданского плато. Климат в долине Иордана субтропический, но море подвержено внезапным и сильным штормам. На юго-западном берегу моря находится и ранее плодородная Гинносарская равнина. Иордан приносит довольно много соли в Мертвое море — самое соленое море на земном шаре; глубиной оно в среднем 396 м (самое глубокое место — около 765 м ниже уровня моря). Длина моря — семьдесят семь километров, ширина — четырнадцать километров в самом широком месте. Оно еще называется море Соленое и море Восточное.
История древнейших обитателей Святой Земли имеет некоторые, лишь только ей присущие, особенности, рассматривать которые следует согласно общепринятой археологической периодизации.
Ранний палеолит принято отсчитывать от начала существования человека. На Святой Земле древнейший известный памятник — это Убейдия (ок. 300 000 лет до Р.Х.).
Средний палеолит, начавшийся здесь ок. 120000 г. до Р.Х., в основном закончился к 35000 г. до Р.Х. Обряды погребения очень разные. Имеется обычное трупоположение с инвентарем: орудиями, останками животных, «мелками» из охры и т. п. (Схул, Кафзех), встречается и без инвентаря (Схул, Табун, Кебара). Существуют расчлененные погребения (Схул), погребения без черепов (Кебара), захоронения отдельных черепов (Кафзех) — духовная культура здесь была весьма и весьма сложной. Одна и та же группа людей хоронила в одном и том же районе по разным обрядам в рамках одного и того же, пусть и длительного, периода.
Поздний палеолит и эпипалеолит (период непосредственно после палеолита) на Святой Земле длился сравнительно недолго — от 35000 г. до 14000-12000 гг. до Р.Х.
По традиционной археологической периодизации должен был наступить мезолит, однако вместо него начался докерамический неолит, обладающий всеми признаками европейского неолита (но без керамики) и рядом признаков европейского позднего бронзового века.
Выделяют три докерамических периода: докерамический неолит А — 8300–7600 гг. до Р.Х., докерамический неолит Б — 7600–6600 гг. до Р.Х. — и, наконец, переходный период к керамическому неолиту — 6600–6000 годы.
Важнейшим следствием этого периода стал переход от собирательства и охоты к сельскому хозяйству, называемый неолитической революцией. Все те злаки (пшеница, ячмень, просо, чечевица), которые впервые стали культивировать в X–VIII тысячелетиях до Р.Х. в Анатолии, в Юго-Западном Иране, в горах Загрос и Иерихоне, выращивают и ныне. До сих пор мы едим хлеб, «изобретенный» в мезолите — неолите. Все те животные, которые были одомашнены в библейских странах в период неолита, — коза, овца, корова, бык, свинья, — все они разводятся и сегодня. Первыми были одомашнены собаки — в мезолите, потом овцы и козы, крупный рогатый скот и несколько позднее — свиньи. Каждое домашнее животное было одомашнено в разных местах: овца — на высокогорьях Турции и Ирака, коза — в горах Загрос в Иране, крупный рогатый скот — на Анатолийском плато в Турции. Период одомашнивания завершился между 9000–7000 гг. до Р.Х. Лошадь была одомашнена в степях и лесостепях Южного Приуралья и Северного Понто-Каспия в VI тысячелетии до Р.Х. В IV–III тысячелетиях до Р.Х. здесь уже были коневодческие поселения (Ботай). На Ближнем и Среднем Востоке лошадь появляется лишь во II тысячелетии до Р.Х.
Эта же революция породила цивилизацию, которая могла появиться только тогда, когда появился какой-то устойчивый излишек продуктов сверх необходимого прожиточного минимума; и только земледелие со скотоводством давали возможность создания такого излишка. О том, что такой излишек появился на Ближнем Востоке довольно рано, говорят многие археологические данные, прежде всего монументальные сооружения. В Южном Междуречье они появляются уже с начала V тысячелетия до Р.Х. Подсчеты показывают, что на строительстве одной только платформы одного из храмов Урука 1 500 человек должны были трудиться пять лет; на эту стройку было затрачено 1 700 000 человеко-дней.
Для того чтобы оторвать от производства продуктов такое количество людей, общество должно было иметь большие запасы продовольствия. Уже раннее земледелие давало возможность производить больше продуктов питания, чем требовалось для жизни той или иной земледельческой общины. Население Джейтуна, по подсчетам В. Массона, составляло 150–180 человек. Согласно нормам расходования зерна (в год) в Шумере в III тысячелетии до Р.Х. мужчине в месяц выдавали в среднем тридцать шесть килограммов зерна, а женщине — восемнадцать. Исходя из этих норм, можно легко подсчитать, что, для того чтобы прокормить весь поселок Джейтун, в год требовалось 4 400 килограммов зерна. Вырастить такое количество зерна, при самых примитивных орудиях каменного века, можно было, если двое взрослых от каждой семьи трудились всего один месяц в году.
Производительность труда при орошаемом земледелии в Месопотамии в III тысячелетии до Р.Х. была вдвое выше, следовательно, если земледелец в Месопотамии работал так же, как и в Джейтуне, т. е. шестьдесят дней в году, то половина его труда уходила на создание прибавочного продукта. Развивающееся скотоводство давало возможность еще проще накапливать богатства в виде огромных стад скота. Владелец стад мог заставить работать на себя неимущих, а это и привело не только к расслоению человеческого общества, но и к возникновению цивилизации, государства и культуры.
На Святой Земле период неолита отмечен необычайным феноменом: возникновением древнейшего города — Иерихона. В 1868 г. Ч. Уоррен открыл этот город. Под развалинами храма, на глубине почти в сорок метров, были обнаружены руины строений VIII тысячелетия до Р.Х. Удивительно то, что они были окружены огромной, толщиной почти в три метра, стеной, сложенной из камня. Высота ее точно неизвестна, но сохранилась она на четыре метра. Перед стеной в скале был вырублен ров шириной восемь с половиной метров и глубиной два метра десять сантиметров. Рядом со стенами возвышались две массивные каменные башни диаметром десять метров — сейчас раскопана одна из них. В настоящее время высота ее восемь метров, но в древности она была явно выше. Внутри башни находилась лестница (под углом 30°) из двадцати восьми каменных ступеней. Перекрытие башни сделано из квадратных плит толщиной в полметра, со стороной квадрата в один метр — столь мощные укрепления предполагают серьезного противника. Сооружение сделано из каменных блоков (размером два метра на три метра), которые весили несколько тонн. В основании холма открыто стоявшее у источника прямоугольное сооружение размером шесть с половиной метров на три с половиной метра, огражденное каменными стенами. Платформа, составлявшая его основание, тщательно очищена. Вертикальные отверстия в камнях предназначались, очевидно, для высоких шестов, может быть, для крепления флагов или каких-то символов. Предполагается, что сооружение выполняло функции святилища. Материал же внутри него относился к XI–X тысячелетиям до Р.Х. Если начинать историю Иерихона с этого святилища, то возраст города превысит 11 000 лет.
Чтобы построить такие огромные сооружения, нужно было располагать большой рабочей силой. А для того чтобы прокормить столько рабочих, не занятых добычей пищи, нужно было иметь много запасов пищи. Следовательно, это был настоящий город как социальное и экономическое образование — с единой властью, едиными «стратегическими» запасами пищи и единой подчиненной территорией (это, собственно, был ее социальный, политический и экономический центр). Внутри крепости, охваченной стеной, на площади в два с половиной гектара тесно стояли круглые хижины, в которых жило около 3 000 человек. Такое количество жителей для поселения VIII тысячелетия до Р.Х. было до сих пор неизвестно. Ведь самые большие общины Европы в то время насчитывали от 100 до 200 человек, на Среднем Востоке — до пятисот.
Иерихон заслуживает наименования древнейшего города мира. Отсутствие же в Иерихоне того времени письменности в очередной раз подтвердило тот факт, что бесписьменные общества в состоянии передавать свои традиции (предание) в полном объеме и в течение многих поколений.
Чрезвычайно важны находки, освещающие духовную жизнь создателей поселения; часть из них, безусловно, связана с поклонением сверхъестественным силам, от которых зависели основные виды хозяйства, обеспечивавшие благосостояние этой процветавшей общины. Как вотивные (посвятительные) пожертвования могут рассматриваться глиняные статуэтки животных, значительно реже — людей: в целом эта традиция получит в дальнейшем широкое распространение и длительное развитие. Для земледельческого населения характерны глиняные женские статуэтки — изображения богини-матери.
В погребальном обряде сохранились основные черты ритуала предшествующего этапа. Получает широкое распространение известный ранее обычай отделения черепов. Особый же интерес представляют найденные в ряде случаев черепа, которым с помощью глиняной или гипсовой обмазки, а иногда и натуральной краски придано подобие голов с моделировкой щек, бровей, губ, инкрустацией глаз морскими раковинами и имитацией волос битумом.
Культовый характер этих замечательных находок не вызывает сомнений. По мнению некоторых исследователей, подобный обычай должен был отражать веру в продолжение жизни и свидетельствовал о культе предков и о вере в сохранение души в черепе.
В Иерихоне докерамического неолита Б известны три вида святилищ. Конструкция святилища первого вида весьма проста: прямоугольное помещение, напротив входа в которое стоял жертвенный камень, на камне совершались возлияния божеству — подобную ханаанейскую традицию можно проследить вплоть до истории патриарха Иакова в Вефиле, воспользовавшегося способом жертвоприношения, известным на Святой Земле еще со времени преобладания прамонотеизма. В подтверждение данного мнения приводится тот факт, что в древнейших храмах Святой Земли не было изображений, а отдельно стоящий камень воспринимался как жертвенник Прабогу. В это же время появляются первые менгиры — отдельно стоящие камни, обычно необработанные, порой связанные, вплоть до библейского периода, с погребениями (см.: Быт. 35, 20) и с жертвенниками (см.: Быт. 28, 18; 35, 14; Нав. 24, 26). Иногда они образуют целые аллеи. В этом слое найдена группа из трех антропоморфных статуй (мужчины, женщины, ребенка) почти в натуральную величину, выполненных из глины на камышовой основе. Статуи, особенно их головы, сильно уплощены. Волосы и борода мужчины отмечены красной краской. Свыше пятидесяти подобных статуй обнаружены в Айн-Гхасале.
Некоторые исследователи полагают, что изготовление больших человеческих изображений в виде глиняных статуй, характерное для этого периода, свидетельствует о выраженной в книге Бытие и нашедшей свое отражение в древних мифах шумеров и египтян вере в создание богами человека из глины (на рис. 13 показано, как египетские бог Хнум и богиня Сехмет вливают жизнь в перволюдей, сделанных ими из глины).
Поселения второго этапа докерамического неолита в Иерихоне, а фактически и в других местах, прекратили существование внезапно, что, очевидно, связано с очень значительным катаклизмом.
В это время фиксируется явный и резкий культурный регресс — фундаментальные каменные сооружения сменяются примитивными жилищами, своего рода «жилыми ямами» с легкой наземной конструкцией из глины и мелких камней. Сооружения интерьера ограничиваются открытыми очагами. Поселки немногочисленны, их бытование кратковременно, а их остатки, соответственно, однослойны и резко отличаются от теллей. Памятники с несколькими последовательными слоями единичны (Хурват-Минха). Наиболее технологически развитой район Восточного Средиземноморья в это время — территория, прилегающая к правому берегу реки Иордан. Наиболее крупное поселение — все тот же Иерихон.
Поселки по-прежнему примитивны, более того, «жилые ямы» керамического неолита А использовались заново, реконструировалась лишь наземная их часть. Укрепления Иерихона этого времени достаточно мощные. Продолжали хоронить в домах, культ предков по-прежнему доминировал.
В кремнёвом и каменном инвентаре преобладают земледельческие орудия — мотыги и лезвия серпов, тогда как число наконечников стрел сокращается, что свидетельствует об уменьшении роли охоты. Керамика значительно совершеннее предшествующей. Распространены небольшие оседлые, но крайне примитивные деревни со скромной земледельческой экономикой. По сравнению с предшествующей культурой ранненеолитических центров — Иерихона первого и второго этапов и его аналогов — они бедны и невыразительны. Культ антропоморфного божества — богини-матери — укрепляется и охватывает все новые территории: найденных статуэток все больше. Зерновые и костные остатки свидетельствуют о дальнейшем расширении спектра культивированных растений.
Охота совершенствовалась, принимая специализированный загонный характер. Широко распространяются соответствующие охотничьи устройства, состоящие из двух сложенных из камней длинных стен (длиной до двух с половиной километров), сходящихся в виде воронки, огражденной стенами же с позициями для стрельбы. Они именуются коршунами пустыни и предназначаются прежде всего для охоты на газелей. Общая длина перегораживавших пустыни стен-«коршунов» достигает нескольких тысяч километров.
Для этого периода характерно сочетание металлургии с каменной индустрией: камень был доступнее и дешевле металла и еще многие столетия сохранял значение основного материала для целого ряда орудий и прочих изделий. В силу этого сам период получил наименование энеолита или халколита — «медно-каменного века». С открытием и все более массовым использованием орудий из металла технический прогресс пошел неизмеримо быстрее. Как следствие — развивается экономика обществ, знакомых с металлом, растет численность населения, усложняется социальная структура. Восстановленный облик жителей поселений позволяет говорить о людях, еще не знавших металла, но уже оседлых земледельцах и скотоводах. С уверенностью можно говорить о наличии как святилищ и храмов внутри крупных поселков (Телейлат-Гхассул), так и о самостоятельных культовых памятниках, непосредственно с поселениями не связанных. К последним должен быть отнесен прежде всего храм над оазисом (в Ен-Геди [Эн-Геди]) на западном берегу Мертвого моря. Он располагался в глубине большого двора (размерами двадцать восемь метров на двадцать метров), обрамленного каменной оградой со своего рода пропилеями — двойными воротами, ведущими через прямоугольную конструкцию со скамьями вдоль стен. Двор может рассматриваться как священный участок. В центре его располагался круглый церемониальный бассейн, а в восточной части — вспомогательная прямоугольная постройка и дополнительный выход. Сам храм занимал почти всю северную часть двора и представлял собой «широкий дом» размерами пять метров на двадцать метров со входом в середине южной длинной стороны. Против входа, примыкая к северной стене, располагалось подковообразное сооружение, ограждавшее вертикально поставленный священный камень. Это уже оформленный алтарь, по сторонам которого были расположены скамьи и целая система круглых ям с костями животных — следами жертвоприношений.
Однако вызывало недоумение полное отсутствие в храме Ен-Геди каких-либо предметов культа и находок вообще. Именно в этой связи особый интерес представляет замечательное открытие, сделанное к югу от храма, на высоком кряже Иудейских гор, — скрытые в горах труднодоступные пещеры этого района могли служить прекрасным убежищем от врагов. И в одной из таких пещер под названием Нахал-Мишмар был найден клад из 429 предметов, завернутых в соломенные циновки и спрятанных между валунами. Часть находок составляли тщательно выполненные изделия из камня (в том числе навершия булав), слоновой кости и костей прочих животных. Наиболее же значительна огромная коллекция медных изделий. Следует подчеркнуть, что тогда, в начальный период возникновения металлургии, они представляли особую ценность. Находки их в слоях поселений чрезвычайно редки. Подлинным исключением считались два медных топора самой простой клиновидной формы, найденные в самом Телейлат-Гхассуле. В пещере Нахал-Мишмар же среди сотен медных изделий наряду с многочисленными орудиями и с образцами вооружения (булавами, долотами, топорами и т. п.) представлены, безусловно, церемониальные предметы, поражающие сложностью и высоким уровнем технологии изготовления. Таковы своего рода «короны» (по краям которых располагались изображения птиц и высокие геометрические фигуры), а также богато орнаментированные навершия жезлов и скипетров. Предполагается, что эти драгоценности принадлежали храму в Ен-Геди и были скрыты в пещере Нахал-Миш-мар при угрозе вражеского вторжения.
В энеолитический период в Палестине появились первые некрополи — «поселки мертвых». Ранее умершие погребались внутри поселков живых. Этот обычай сохранился и в некоторых энеолитических поселениях, где найдены погребения под полами домов. Но они стали уже исключением. При большинстве поселений, прежде всего при самых значительных, открыты вынесенные за их пределы кладбища. И сразу же фиксируется многообразие погребальных сооружений. В прибрежной же Саронской (Шаронской) долине разрозненные кости одного-двух человек помещались в глиняные оссуарии, часто выполненные в виде домиков с окнами и двускатными крышами; размеры их в среднем пятьдесят пять сантиметров на тридцать сантиметров и на сорок пять сантиметров. Отверстия для помещения костей располагаются в торцовых стенках. Некоторые из этих изделий стоят на четырех ножках, которые, возможно, имитировали сваи жилищ — прототипов оссуариев; такие жилища совершенно естественны на заболоченных участках долины. Фасады домообразных оссуариев часто покрывались красно-коричневой росписью, среди мотивов которой наиболее обычны человеческие глаза и нос, изображения животных и птиц, а также орудия труда, что подтверждает веру в загробную жизнь.
Относительно этнического состава населения Святой Земли описываемого времени можно сказать следующее. К началу IV тысячелетия до Р.Х. на территории Передней Азии жили народы семитской группы языков, причем уже распавшихся на восточную и западную, а точнее, северо-восточную и юго-западную ветви. Керамический неолит Иерихона и энеолит — время, когда на этой территории по-прежнему господствует семитское население. И жило оно, по-видимому, в соседстве с носителями хамитских языков, представители которых заселяли близлежащие районы Африки.
Культурный и экономический уровень развития народов Святой Земли того времени был чрезвычайно высок, куда выше, чем, к примеру, уровень развития населения низовий Нила, которое вплоть до IV тысячелетия до Р.Х. находилось под прямым влиянием материальной культуры жителей Святой Земли. Археологические данные из нильской долины IV тысячелетия до Р.Х. показывают, что какая-то часть населения (судя по конструкциям домов, некоторым формам керамики, многим предметам утвари) пришла сюда из западносемитского Восточного Средиземноморья и принесла с собой навыки орошаемого земледелия. Только в это время и под влиянием, скорее всего, населения Святой Земли в долине Нила появляются аграрные поселения. Такое же сильное семитское влияние испытывали и культуры Междуречья: масса слов, которые связаны с земледелием и скотоводством, были заимствованы шумерами у восточных семитов.
Этот период интересен в первую очередь множеством находок, говорящих о религиозной жизни того времени. Так, в Мегиддо был раскопан храм, состоявший из двух «широких комнат»; против входов в комнаты находились пьедесталы для статуй божеств. Огромный храмовый двор был вымощен плоскими камнями, на которых были выгравированы изображения различных животных и человека, играющего на лире.
Уникальный комплекс открыт в Хартуве. И здесь основу составлял «широкий дом» размерами пять метров десять сантиметров на пятнадцать метров, с базами от столбов по его продольной оси. Ряд включенных в южную стену вертикальных камней, очевидно, символизировал различные божества или был связан с культом предков. Возможно, эти священные камни первоначально стояли на открытом святилище и лишь позже были встроены в созданный на его месте храм.
Для описываемого периода были характерны кладбища в пещерах и вырубленных в скале искусственных камерах-катакомбах, к которым вели входные шахты. Эта традиция, совершенствуясь и усложняясь, сохраняется в последующие периоды. Весьма выразительны подобные памятники в Иерихоне. Камеры имеют значительные размеры (в среднем четыре с половиной метра на три метра); захоронения в них совершались как единовременно, так и на протяжении какого-то времени, а количество погребенных в пещерах и камерах весьма велико, — иногда оно превышает сто человек (и даже достигает четырехсот). Зафиксирована особая тщательность в обращении с черепами: в большинстве случаев они отделялись от тел и располагались по краям погребальной камеры, груда же костей занимала центр помещения. Коллективные могилы преобладают в большинстве районов, различаясь по характеру камер и числу захоронений. Так, на крайнем юге, на восточном побережье Мертвого моря, в огромном некрополе Баб эд-Дхра насчитывают до 20 000 шахтных погребений рассматриваемого периода. К каждой круглой или овальной шахте примыкали одна или несколько камер, соединенных с ней специальным, заложенным камнями входом. Высота камер иногда свыше двух метров. Число погребенных не столь велико, как в камерах Иерихона, — не более восьми, а чаще шести-семи человек; кости разрознены и свалены в центре камеры, черепа и здесь отделены и поставлены вдоль стен по периметру погребения.
В это время в Палестине и Сирии появились древнейшие города (Мегиддо, Беф-Сан, Фирца (Тирца; совр. Телль эль-Фара), Угарит, Гевал/Библ и др.). Во всех случаях они отмечены наличием культовых центров — храмов, теменосов («священных районов»), сохранявших свое местонахождение на протяжении веков и даже тысячелетий, начиная с маленьких святилищ и вплоть до крупных развитых построек — архитектурных центров формирующихся городов. Выразительным примером этого является южномесопотамский город Эреду, поставленный на первое место в шумерских списках городов: для самих шумеров он был уже легендой, его они считали возникшим ранее всех прочих городов, с ним связывали появление первочеловека и нисхождение с неба царской власти. При раскопках Эреду были открыты шестнадцать святилищ и храмов, последовательно сооружавшихся на теменосе с V тысячелетия по конец III тысячелетия до Р.Х. Перекрывая друг друга, они маркируют не только совершенствование культовых сооружений — от маленького святилища (четыре квадратных метра) убейдской культуры до массивного зиккурата периода III династии Ура, — но и этапы развития и совершенствования самого поселка вплоть до превращения его в город.
Подобные примеры последовательного и весьма длительного возведения храмовых построек в пределах теме-носа, начиная с периода становления городов, а в ряде случаев и значительно раньше, достаточно показательны и в самой Палестине. Характерной чертой городов были фортификационные сооружения — каменные стены, бастионы, башни, ворота, в ряде случаев поражающие своей массивностью, неоднократно реконструировавшиеся и усиливавшиеся на протяжении 700–800 лет развития.
Наиболее примечательный памятник рассматриваемого периода, Иерихон, имел оборонительную стену, но никакой планировочной системы в нем не было вплоть до позднего, наиболее длительного этапа рассматриваемых фаз, когда появляются свидетельства регулярного плана и единой ориентировки построек. Последние были внушительных размеров, жилые помещения в них, прямоугольные или округленные, сочетались с кирпичными зернохранилищами. В строительстве широко применялось дерево. Дома свободно спускались по склону холма, на отдельных участках отмечено террасное их расхождение.
Оборонительная стена неоднократно реконструировалась и совершенствовалась, но сохраняла единую линию. Плотность застройки Иерихона возрастала — к концу раннего бронзового века он превратился в крупный процветающий город.
Не менее значительным было поселение, известное по современному названию Телль эль-Фара, располагавшееся на холме, господствовавшем над рядом важнейших путей из Иорданской долины: на север к Беф-Сану и на юг к Иерихону. Тогда же сложился и город Мегиддо, на верхней террасе которого был открыт алтарь — коническая каменная постройка шириной до восьми метров с ведущими к ней ступенями и явными следами жертвоприношений — грудами костей животных и фрагментов керамики. Весь комплекс состоял из трех храмов размерами семнадцать метров на восемнадцать метров каждый.
Все эти сооружения сохраняют в основе традиционный, выработанный еще в энеолите план «широкого дома». Но теперь перед храмом возводился широкий портик с двумя колоннами — эта традиция сохранялась и позже, например в Храме Соломона. В основных залах размерами четырнадцать метров на девять метров находятся две каменные базы столбов, очевидно, принадлежностей архитектурного декорума, а у задней стены — пьедесталы для статуй божеств. Предполагается, что храмы были посвящены трем различным богам, весь же их участок и был своего рода теменосом — духовным центром города, огражденным внутренней стеной и смежным управленческому центру — большому общественному зданию площадью 300 м, скорее всего дворцу правителя. Разделяющая их опорная стена террасы не противоречит интерпретации этой группы построек как единого комплекса городского центра.
Очень близкое по плану храмовое сооружение, столь же монументальное, как и в Мегиддо, с расположенными по длинной оси четырьмя колоннами на каменных базах, открыто в Ярмуке, к западу от Мертвого моря, уже в Южной Палестине. Храмы и теменосы открыты и в других городах.
Умерших хоронили либо на выделенных некрополях, либо в пещерах, либо в специальных искусственных подземных прямоугольных склепах со входными шахтами, предназначенных, видимо, для нескольких поколений одной семьи. В погребальный инвентарь входили многочисленные изделия, прежде всего сосуды особых форм, очевидно, изготовленные специально для погребений. После подлинного всплеска изобразительного искусства Палестины в энеолитический период соответствующие памятники раннего бронзового века представляются весьма скромными и немногочисленными. Наряду со ставшими уже традиционными связями с Сирией, Ливаном и Месопотамией продолжались многообразные, в первую очередь торговые, контакты населения Святой Земли с Египтом периода I–IV династий (на рис. 14 изображена надпись с именем фараона «нулевой» династии Нармера, вырезанная на фрагменте сосуда из Арада).
Осуществлялись эти контакты как сухопутными, так и морскими путями. В Египет ввозились продовольствие, медь, битум, соль; на Святую Землю — изделия египетских ремесленников: керамика, каменные сосуды и тому подобное. Несколько позднее на Палестину стали нападать фараоны египетского Среднего Царства, — Гевал/Библ на некоторое время становится изолированным центром египетской культуры среди семитского населения. Однако к концу III тысячелетия до Р.Х. Гевал/Библ и его египетский храм были сожжены: именно тогда на берегах Средиземного моря обосновалась группа племен, вышедших из Северной Аравии и говоривших на западносемитских языках; эта группа племен позже носила название финикийцев.
В этот период процветающая иерархическая политическая система города-государства, а также экономика, обусловившая прибавочный продукт и широкие торговые связи, были сменены эгалитарным обществом, базирующимся на скотоводстве и земледелии без четко определенной политической системы. Связи с Египтом угасли, хотя торговые отношения со Внутренней Сирией сохранялись.
В керамике и металле пока еще фиксируются отголоски традиций раннего бронзового века, но разрыв с ним выражен наиболее существенными показателями: полным запустением многих городов, на месте которых возникли бедные деревни, заселением Негевской возвышенности, Северного и Центрального Синая, появлением новых погребальных обрядов. Однако в это же время уже существовало большинство городов, упомянутых в патриархальных повествованиях, например Иерихон, Сихем, Вефиль, Хеврон, Дофан и Иерусалим. В Иерихоне дома беспорядочно спускаются по склонам телля и распространяются за его пределы. Одна из построек может рассматриваться как святилище или храм: крупные кирпичные блоки внутри нее могли служить алтарями. Предполагается, что продолжало функционировать святилище в Мегиддо: храм раннего бронзового века превратился в маленькую «часовню», пол которой, отмеченный следами жертвоприношений, непосредственно перекрыл остатки круглого храмового алтаря.
Разрушение городской цивилизации раннего бронзового века Палестины обычно приписывается скотоводам — аморреям. С ними связывается изображение в Бени-Хасане, из гробницы Хнумхотепа, египетского сановника времен XII династии (1890 до Р.Х.). Группа людей с подчеркнуто семитскими чертами движется вместе с ослами, навьюченными, среди прочего груза, мехами для плавильных горнов (см. рис. 15).
У главы клана аморрейское (западносемитское) имя Аб-Ша. Памятник отличается чрезвычайно высокой информативностью. В. Олбрайт считал его отображением быта полукочевых семитских племен, к которым принадлежало и семейство Авраама: «Это незабываемое изображение небольшого клана из полукочевого палестинского племени. Под главенством своего вождя, носящего сильно сокращенное семитское имя Аб-Ша, тридцать семь человек — мужчин, женщин и детей — доставляют, как отмечено надписью, черный пигмент из Шуту (Центральное Заиорданье) ко двору правителя одной из областей Среднего Египта к северу от Амарны. Как мужчины, так и женщины одеты в шерстяные туники, сшитые из двух полос цветной ткани. Туники закреплялись на одном плече, второе оставалось обнаженным. У женщин туники кончались между коленом и лодыжкой, тогда как у мужчин они доходили лишь до колен. В то же время некоторые мужчины одеты в длинные белые туники, а другие — в короткие — от талии до колен. Мужчины изображены в сандалиях, женщины — в низкой кожаной обуви. В числе вооружения изображены сложные луки, стрелы, дротики и, вероятно, изогнутые серповидные мечи». Полной неожиданностью для Олбрайта явилось наличие среди вещей лиры в руках одного из мужчин, а также уже отмеченных мехов (для плавильных горнов), навьюченных, наряду с прочим грузом, на ослов.
Важность подобного изображения для библейской археологии заключается и в том, что Олбрайт идентифицировал рассматриваемый период (XX–XIX до Р.Х.) как период Патриархов, а его события (движение западносемитских племен вдоль «плодородного полумесяца» и создание поселков в Негеве) — как основание соответствующей традиции книги Бытие. Переселение Авраама, аморреянина(см.: Быт. 14, 13), виделось Олбрайту как эпизод переселения в Палестину полукочевых групп западносемитских скотоводов из Сирии, известных по месопотамским документам как амурру («западники») и названных современными учеными аморреями. Основной ячейкой общества пастухов-аморреев этого времени была родоплеменная единица, носившая название гайу и делившаяся на более мелкие кровнородственные единицы. Под властью главы патриархальной большой семьи были, помимо его жен и детей, также семьи сыновей, чужаки, усыновленные или присоединившиеся к роду, рабы и рабыни. (Последние, как правило, считались принадлежавшими женам, и обычай допускал сожительство патриарха с ними не иначе как с ведома госпожи рабыни; бесплодная жена могла принять ребенка рабыни во время родов на свои колени, и тогда он считался ее ребенком.) Вообще же патриарх распоряжался жизнью и смертью и имуществом всей семьи. После его смерти скот и пастбищные угодья делились между вновь возникавшими кровнородственными ячейками.
В. Олбрайт не сомневался в реальности событий, которые легли в основу сказаний о патриархах книги Бытие.
К таким событиям он относил движения семитских племенных групп во главе с их вождем Авраамом из южномесопотамского Ура на запад в Харран и далее на юг, вплоть до Негева. При этом Олбрайт подчеркивал невозможность точной датировки миграции Авраама в Сиро-Палестинский регион или Иакова в Египет. Сугубо предположительно, исходя из общей исторической ситуации, вернее, из современных Олбрайту представлений о ней, он относил переселение Авраама к XIX в. до Р.Х., связывая при этом переселение Иакова с гиксосским вторжением в Египет, а по месопотамской линии синхронизации — со старовавилонской эпохой. То есть исследователь исходил из хронологических показателей каппадокийских табличек, документов Ларсы и Вавилона в Месопотамии и, особенно, Мари на Среднем Евфрате, а также подчеркивал отсутствие языковых барьеров для западносемитских групп по всей территории «плодородного полумесяца» и тесные политические и культурные связи между Палестиной и Египтом. В качестве одного из свидетельств последних приводятся и рассмотренные выше данные уникальной росписи гробницы Хнумхотепа в Бени-Хасане.
Реальность переселения западносемитской группы, включавшей и предков евреев, из Месопотамии в Палестину в старовавилонскую эпоху (к воспоминаниям об этом переселении и восходит патриархальная традиция) признавали и некоторые другие исследователи умеренно-критического направления (В. Брайт, Ч. Спейзер внутри возглавленной В. Олбрайтом «балтиморской школы», А. Парро, Р. де Во и др.). Все они были археологами и стремились использовать археологические материалы для обоснования этой гипотезы и демонстрации согласованности этих материалов со свидетельствами Библии. В этом плане достаточно показательной представляется разработка рассматриваемой проблемы, предложенная К. Кеньон.
Предысторию вопроса К. Кеньон связывает с массовыми передвижениями в XVIII в. до Р.Х. скотоводческих групп, обобщенно именуемых гиксосами. Среди зафиксированных на скарабеях имен есть безусловно семитские, но много и других. Наиболее четкую группу представляют хурритские имена. Хурриты известны на Среднем Евфрате с начала II тысячелетия до Р.Х., далее они играли значительную роль в судьбах Древнего Востока на протяжении нескольких веков. В XIV в. до Р.Х. палестинские царьки с хурритскими именами упоминались в Амарн-ской переписке. Наряду с хурритами в источниках II тысячелетия до Р.Х. упоминается еще одна значительная группа — хапиру, в ономастиконе которой К. Кеньон подчеркивает наличие семитских имен, причем исследовательница допускает сопоставление этнонимов habiru с hebrew и египетским apiru.
Высказанное еще в начале XX в. предположение о том, что под термином хапиру скрывается первоначальная форма этнического обозначения ибри («еврей»), вызвало длительную и горячую дискуссию. Хотя и теперь имеются отдельные сторонники гипотезы отождествления хапиру и ибри, однако после опубликования в 1954 г. материалов международной конференции, на которой всесторонне обсуждалась эта проблема, большинство исследователей решительно отказались от такой идентификации, не имеющей ни лингвистической, ни исторической опоры. Хапиру были вольницей, изгоями или беглецами из своих общин самого разнообразного происхождения, спасавшимися от эксплуатации, военных погромов и долговой кабалы, скрывавшимися в лесах Сирии, Верхней Месопотамии и Загроса и занимавшимися немного земледелием, немного мелким скотоводством, немного разбоем, а иногда шедшими в батраки или в наемные воины.
За действительную точку отсчета для еврейской этноистории принят эбер («переход») из-за Евфрата; при этом обосновывается признание патриархов Авраама, Исаака и Иакова историческими личностями, связанными с общностью ибри («перешедших»). Переселение этой общности на северо-запад чрезвычайно убедительно связывается с крупномасштабной кампанией касситского царя Вавилона Кадашман-Харбе I по изгнанию за пределы Месопотамии всех аморреев. Кампания эта датирована XIV в. до Р.Х. Причину того, что аморреи не передвинулись в более близкую Северную Сирию, вероятно, нужно искать в одновременном встречном движении другой западносемитской группы племен — арамеев (арамейцев) — из южной части Сирийской степи (возможно, и из Заиорданья) как раз в Северную Сирию и оттуда в Верхнюю и Нижнюю Месопотамию. К началу I тысячелетия до Р.Х. там, за малыми исключениями, все семитское население стало арамейским по языку, если не считать небольшого племени я’уди в городе-государстве Сам’аль (совр. Зинджирли), говорившего на диалекте, среднем между аморрейским и арамейским.
Датировка дальнейших этапов распространения общности ибри в Сиро-Палестинском регионе конкретизирована соотнесением указанных событий с расселением арамеев в Сирийской степи в середине XIV в. до Р.Х. и подтверждением засвидетельствованных книгой Бытие контактов Авраама с хеттами, власть которых над Палестиной во второй половине XIV в. до Р.Х. прочно доказана.
В этническом аспекте поздний бронзовый век был связан и с распространением в Палестине новой, продвинувшейся с северо-востока, из Южной Сирии, семитоязычной группы ханаанеев, возродившей городскую культуру и давшей ей быстрое и высокое развитие (на рис. 16 представлен сосуд этого времени (слева), отражающий облик новых поселенцев).
Заняв основные земледельческие области региона, ханаанеи многие века жили бок о бок со скотоводческими группами, объединенными под именем аморреев. (Отселение же протоханаанеев от протоарамеев в Сирийской степи уходит в глубокую древность — в III тысячелетие до Р.Х.) Извечно определявшее судьбы Палестины взаимодействие оседлых земледельцев и полукочевых скотоводов вступило в новую фазу, на сей раз с явной доминантой ханаанеев — земледельцев и строителей городов. Они оказали решающее воздействие на аморреев, которые, сохраняя скотоводческую (в основном) экономику, концентрировались в предгорьях, не смешиваясь с ханаанеями, но воспринимая их высокоразвитую культуру. Это способствовало установлению известной стабильности в регионе и созданию обширной культурной общности, простиравшейся от знаменитого города Угарита на побережье Северной Сирии до пустынь Южной Палестины. Существование этой общности оказалось весьма долговременным. Несмотря на ряд политических катаклизмов, развитие ее продолжалось без резких разрывов по крайней мере до последней четверти II тысячелетия до Р.Х. Сохранялось и отмеченное сосуществование ханаанеев с аморреями. И когда более чем через полтысячелетия Моисей отправил соглядатаев высмотреть землю Ханаанскую (ср.: Чис. 13, 3), они, возвратившись в пустыню Фаран, сообщили, что народ, живущий на земле той, силен, и города укрепленные, весьма большие… и Аморреи живут на горе, Хананеи же живут при море и на берегу Иордана (Чис. 13, 29–30).
Средний бронзовый век Палестины отмечен общими революционными изменениями во всех аспектах материальной культуры: системе поселений, градостроительстве, архитектуре, керамическом производстве, металлургии, погребальном обряде. Для поселенческой системы специфично создание значительного числа укрепленных городов и стабильных земледельческих поселений прежде всего вдоль северной части Прибрежной равнины в северных долинах Израиля. Общественные здания рассматриваемой второй фазы среднего бронзового века открыты в Кабри, Мегиддо, Афеке/Антипатриде, Лахисе, Газе (Аззе; совр. Телль эль-Аджуль), Гацоре/Асоре. В последнем дворцовый комплекс занимает свыше 1 000 м. И храм в Гацоре/Асоре чрезвычайно масштабен: крыша его главного зала опиралась на столбы, диаметр баз которых превышал два метра, глубина оснований стен (фундамента) достигала двух метров, а толщина плотной обмазки пола превышала двадцать пять сантиметров. В Кабри зафиксирована искусная роспись пола дворца.
Рассматривая храмовую архитектуру второй фазы среднего бронзового века, Б. Мазар видит в ней лучшее выражение архитектурного и, очевидно, религиозного единообразия, установившегося в Сиро-Палестине того времени. При этом он подчеркивает поразительную близость планов и конструкций храмов от Сирии (Эбла этого периода, Рас-Шамра, Телль эль-Хайат, Телль Китан) и до Египта (Аварис на востоке нильской Дельты). Планы храмов уже заметно отличаются от «широкого дома», сохранявшегося в Палестине от энеолита до конца раннего бронзового века. Ныне вырабатывается иной стереотип монументального прямоугольного здания с мощными стенами, свидетельствующими о значительной высоте построек. В простейшем варианте храм состоит из одного вытянутого зала с входом с торцовой стороны и нишей — Святым святых в стене, противоположной входу (см. рис. 17).
Таков храм в Сихеме, где кровля большого вытянутого зала поддерживалась двумя рядами колонн, по три колонны в каждом. Есть храмы более сложного плана — с широкими комнатами, расположенными на одной оси с залом и предваряющими вход в него.
Наряду с храмами в рассматриваемый период продолжали существовать открытые святилища и культовые участки, подобные теменосу Газера, большие вертикально поставленные камни которого могли символизировать различные божества, так же как царей или предков.
В погребальной практике вновь распространился обычай коллективных захоронений в пещерах и катакомбах, превращенных в фамильные склепы больших городских семей. Умерших в ряде случаев клали на деревянные ложа в центре пещеры, в дальнейшем же, при последующих захоронениях, сдвигали их останки к краям. Как правило, погребения сопровождаются богатым инвентарем.
Со второй фазой среднего бронзового века связаны немногочисленные находки в Палестине аккадских клинописных письменных документов. Широкое распространение аккадского языка приводит к появлению писцов в городах Сирии и самой Палестины.
Четыре надписи на глиняных табличках найдены в Гацоре/Асоре: юридический документ, жреческий текст (надписанная модель печени, используемая для предсказаний), фрагмент месопотамского учебного текста (список мер и весов) и местное западносемитское имя. В Газере глиняная табличка содержала список имен, а в Хевроне — список жертвоприношений. Эти относительно скудные документы свидетельствуют об использовании в данный период аккадского языка как официального. Египетские же иероглифы среди семитского населения Палестины приняты не были, хотя именно с этого времени Палестина прочно вошла в сферу влияния Египта, захватившего ее южные районы, о чем, например, свидетельствует находка в этом районе египетской резиденции (см. рис. 18).
Последняя ступень рассматриваемой фазы среднего бронзового века отмечена чрезвычайно бурными и многообразными историческими событиями, прежде всего охватившими весь Ближний Восток массовыми передвижениями скотоводческих групп, заметно изменившими культурную и этническую ситуацию не только Сиро-Палестинского региона, но и государственных образований Египта и Месопотамии. Таким событием, к примеру, было вторжение в Египет в начете XVII в. до Р.Х. гиксосов.
Разнородные орды пришельцев в массе своей состояли из западносемитских, т. е. аморрейских или ханаанейских, племен. Это были вооруженные скотоводческие отряды, к которым примкнули и отдельные несемитские группы. По крайней мере, имена некоторых предводителей вторгшихся в Египет завоевателей похожи по звучанию на прототигридские.
Вторжение шло через Восточную Дельту Нила и, вероятнее всего, не было решительным натиском. Скорее, действия гиксосов можно охарактеризовать как постепенное проникновение, которому фараоны XIII и XIV династий не смогли организовать противодействие. Со временем гиксосские цари выступают уже в роли фараонов, приняв все их титулы и называя себя сынами Солнца.
Пришельцы, утвердившись в стране, объявили себя почитателями египетских богов, в качестве нового государственного бога выдвигая при этом Сета. Несмотря на традиционное египетское имя, новый бог, судя по отрывочным сведениям о его культе, был иноземным божеством, лишь отождествленным с одним из богов долины Нила. Выбор именно Сета в качестве «маскировки» объясняется достаточно просто: одно из мест его почитания находилось на востоке Дельты, откуда и началось вторжение гиксосов. Как мы уже отмечали, некоторые из библеистов XIX в., в частности проф. Лопухин, считали, что под этим именем скрывался Единый Бог одного из пришедших семитских племен — Израиля.
Осевшие в районе низовьев Нила гиксосы правили в Египте не менее 100 лет. В определенной степени пришельцы сохраняли связь с исходными областями своего обитания. По крайней мере, в культурных слоях XVII в. до Р.Х. резко возрастает число египетских по происхождению находок в Палестине, причем характер многих из них указывает не столько на торговые, сколько на государственные отношения между Палестиной и гиксосским Египтом. Кроме того, в городах и селениях Палестины в это время появляются богатые двухэтажные дома, нижние части стен которых сложены из камня, а верхние — из кирпича-сырца. Технология возведения их очень напоминает ту, которая применялась в то время в Египте. Вне всякого сомнения, подобная ситуация способствовала не только регулярным связям библейских патриархов с Египтом, но и последующему их поселению в Дельте Нила, ставшей к тому времени основным местом обитания гиксосов.
Своей столицей гиксосы сделали Аварис на самом востоке египетской Дельты, однако прочного объединения захваченных территорий им достичь не удалось. По существу, гиксосская держава так и не была создана. Характер поселений этих племен в Палестине и в Египте свидетельствует о «лоскутности» устройства государства гиксосов в XVIII–XVI вв. до Р.Х. Даже мелкие населенные пункты обводились крепостными стенами и глинобитными валами, а крупнейшие города имели мощные системы укреплений с двойными стенами, с тройными башнями. Пандусы при подходах к воротам спланированы были так, чтобы держать осаждающих как можно дольше под обстрелом лучников при попытке штурма цитадели. И несмотря на это, почти все раскопанные города гиксосов носят на себе следы разграбления и пожарищ.
Возможно, наряду с Аварисом центром гиксосского государства вскоре становится Газа, причем между гиксосскими правителями Авариса и Газы не стихают междоусобные войны.
Естественно, прочного объединения Египта гиксосами при таких условиях произойти не могло. Владычество пришлых царей не простиралось выше среднего течения Нила, а в Фивах и в соседних областях Верхнего Египта продолжали царствовать египетские династии. Судя по бедности их памятников, пышностью двора они похвастаться не могли, но независимости у них гиксосы отнять не сумели. Только двум иноземным царям, Хиану и Апопи I, удалось в какой-то мере подчинить своему влиянию Верхний Египет (близ Фив были найдены печати с их именами). Вероятнее всего, контроль гиксосов над Фивами был кратковременным, и явилось это результатом особо сокрушительных военных поражений верхнеегипетских правителей. Однако вскоре, собравшись с силами, фиванские цари отвергли прямую опеку гиксосских фараонов.
Вскоре египтяне начали активную борьбу с пришельцами. Одновременно произошла характерная для Древнего Востока быстрая ассимиляция захватчиков численно превосходящим их местным населением. Утрата завоевателями этнокультурной обособленности произошла буквально за два-три поколения, и это даже приводит к путанице при выяснении происхождения династий. В списках египетского жреца Манефона (конец IV — начало III до Р.Х.) не вызывают никаких сомнений только XV, — явно гиксосская, — и XVII династии. Пятнадцатая правила в Аварисе, а одновременно с ней в Фивах существовала египетская XVII династия. А вот в отношении XVI династии, представители которой вскоре занимают нижнеегипетский престол, до конца неясно, была ли она гиксосской или фиванской. Сохранившиеся источники весьма противоречивы.
Подтверждение истории о патриархе Иосифе данными египтологии началось со времени зарождения этой науки.
Основной мыслью исследователей XIX в., таких как профф. Д. Введенский, В. Шпигельберг, было то, что вся история об Иосифе носит ярко выраженный египетский характер, исторически достоверна и содержит сведения об эпохе, о которой более поздним поколениям было известно так мало, что они не могли быть ее составителями. Акцентирование этой мысли было вызвано известными в XIX в. так называемыми мифологическими гипотезами. Согласно мнению Г. Винклера, история Иосифа — эпическое произведение периода Судей, причем патриарх Иаков — это воплощение лунного бога, а патриарх Иосиф — солнечного. Согласно же еще одной гипотезе, патриарх Иаков — на самом деле бог Хеб, а Иосиф — Осирис. Соответственно истолковывались и иные персонажи этого повествования.
Особо важным аргументом в пользу историчности повествования о патриархе Иосифе является то, что все события происходили во время так называемого гиксосского владычества в Египте, когда только лишь и было возможно подобное возвышение пришельца-азиата.
Несмотря на то что египтяне давно находились в тесных отношениях с жителями Азии, они относились к варварам и с презрением, и с опасением, — хорошо зная их нравы. Вышеупомянутый царь из Гераклеополя в поучении своему сыну Мерикаре говорит следующее: «Смотри… <…> возвел я там города, поселил жителей со всей страны, дабы не отважились азиаты простереть длань свою… <…>…жалок азиат, плохо место, где он пребывает, горька там вода, труден доступ к нему от густых лесов, нелегки дороги горные… <…> Страшится Египта кочевник».
Подозрительное отношение к азиатам оказалось небезосновательным: они все-таки захватили Египет. Об этой трагической странице в своей истории египтяне особо не распространялись: до XIX в. по Р.Х. о гиксосах знали лишь по цитировавшимся Иосифом Флавием спискам Манефона. Притом сведения эти были полуфантастическими: по Манефону, гиксосы — это прокаженные, изгнанные из Египта и основавшие впоследствии Иерусалим. Однако этимология имени гиксосы, приводимая Манефоном, близка к истине: он их называет царями-пастухами, и действительно, на скарабеях гиксосы именуются хека хасут («цари иноземных стран»). Такое наименование встречается в еще более раннем «Рассказе о Синухете». В Бени-Хасане, в уже упомянутой гробнице, как раз изображаются тридцать семь азиатов, принесших дары, — их предводитель в сопроводительной надписи назван хека хасут. Судя по контексту упоминаний о хека хасут на скарабеях, — это обычный термин для обозначения царьков Святой Земли. Для нас же древнеегипетские сообщения о племенных царьках Сиро-Палестины интересны еще и тем, что в двух случаях — в текстах Амарнского архива (ок. 1400–1350 до Р.Х.) и в «текстах-проклятиях» (ок. 2000 до Р.Х.) — местные царьки носят имя Иов, что еще раз говорит об исторической достоверности библейских повествований.
В XIX в. из папируса Салье уже знали о гиксосском фараоне Апопи II, современнике патриарха Иосифа, и его противнике, египтянине Секеннире, погибшем в бою (это, кстати, подтвердила и находка его мумии — с разбитой головой).
Тогда же найдены были и скарабеи с именами гиксосских правителей, носивших, кроме египетского имени Уесер-Ра, семитское имя Якеб-эль (или Якоб-хр). Сейчас наши знания о владычестве гиксосов значительно расширились: так, о борьбе с ними и их изгнании из Египта сообщают Табличка Г. Карнарвона, Стела Камоса (начало XVI до Р.Х.) и жизнеописание участника этих событий — начальника гребцов Яхмоса, осаждавшего столицу гиксосов — Аварис.
Особый египетский колорит имеет и рассказ о жизни Иосифа в доме Потифара (Пади-па-Ра — «данный Ра»). Различные и последовательные наименования Иосифа имеют массу египетских параллелей: например, надписи в гробницах чиновников, говоря об одном человеке, перечисляют в качестве действующей титулатуры все должности, когда-либо им занимавшиеся. Так именуется сановник Мечен, живший в конце III и начале IV династии: он и глава писцов на складе, и заведующий складами, начальник округа, начальник стражи, начальник царских льнопрядилен, правитель области, «начальник поручений… начальник гонцов» и так далее. Похожую надпись можем видеть и в гробнице Хнумхотепа.
Такой же египетский колорит имеет и рассказ о возвышении Иосифа. Имя данной Иосифу жены — Асенефа (Асу-Нейт — «принадлежащая Нейт», т. е. принадлежащая богине-покровительнице Дельты, где и происходили все события). Сама обстановка возведения на важнейшую должность — вполне египетская: облачение в новые одежды, возложение золотого ожерелья (см.: Быт. 41, 42) — все это мы можем видеть на египетских изображениях подобного же события (см. рис. 19).
Интересно, что чести награждения золотыми ожерельями — удостоился при Аменхотепе III, фараоне XVIII династии, Хаемхет, главный смотритель хлебных запасов всей страны. О том, что вместительные государственные хранилища зерна были в обычае для Египта, можно удостовериться из множества надписей и рисунков (на рис. 20 и 21 изображено наполнение таких хранилищ).
Важность же должности хранителя этих житниц подтверждается наличием в Абидосе гробниц подобных сановников.
Интересной оказалась находка Ч. Вильбура, сделанная в 1889 г. в районе первого порога Нила, — так называемая Стела голода. В надписи на ней говорилось о семилетнем голоде, постигшем Египет при фараоне III династии Джосере (ок. 2700 до Р.Х.) и прекратившемся лишь после того, как фараон пожертвовал земельный участок богу Хнуму. Форма и очертания иероглифов указывали на более позднее происхождение надписи: как оказалось, она была подделкой жрецов Хнума, составленной во II в. до Р.Х. для закрепления за храмом участка земли. Для нас важно то, что для достижения своей цели жрецы Хнума апеллируют к народной памяти, хранившей предание о жестоком семилетнем голоде, поразившем плодороднейший Египет; возможно, повествование о патриархе Иосифе и связано с такой памятью о «древнем» голоде. Не менее ярким подтверждением повествования книги Бытие о многолетнем голоде в Египте является надпись в гробнице сановника Бабы, жившего во времена фараона Апопи I и, таким образом, являвшегося современником Иосифа, о сборах зерна, вызванных голодом.
Сомнения египтологов XIX в. в правдивости сообщения книги Бытие о том, что лишь в результате деятельности Иосифа вся земля в Египте стала собственностью фараона, опровергаются тем, что речь идет о землях, бывших во власти гиксосов, — т. е. о Дельте, где многие правовые традиции предыдущего периода были нарушены вторжением азиатов.
В книге Бытие (см.: Быт. 41, 43) говорится, что по повелению фараона, когда Иосиф ехал на колеснице, возглашали: преклоняйтесь! В древнееврейском тексте стоит египетское слово абрех, да и памятники египетские донесли до нас немало изображений преклонения народа перед различными сановниками.
Безусловно, именно египетской обстановкой вызвано сообщение о гробе Иосифа, принесенном на Святую Землю израильтянами: мы сейчас знаем немало случаев хранения в древнеегипетских домах саркофагов с мумиями (изготовление саркофага показано на рис. 22).
Сто десять лет жизни Иосифа — обычная для Древнего Египта формула продолжительной, полновесной жизни. Так, надпись XIV в. до Р.Х. из Британского музея говорит: «Благодарение… даровавшему мне покой во гробе после 110 лет жизни на земле». Статуя верховного жреца Амона, жившего в царствование фараона Сети I (XIII до Р.Х.), сохраняет молитву о том, чтобы Амон даровал жрецу жизнь до 110 лет. В папирусе Анастази есть обращение к одному сановнику: «Ты приближаешься к прекрасному месту упокоения без дряхлости, без ослабления, ты живешь 110 лет на земле, но члены твои еще сильны». Сановник Птахотеп (IV династия) пишет о своем отце: «Достиг 110 лет жизни при дворе фараона, среди вельмож земли».
В самом начале XVI в. до Р.Х. Египет, возглавляемый новой фиванской династией, находился на подъеме. Яхмос I, первый царь Нового Царства, успешно завершил начатую его предшественниками войну с гиксосами. Египетский военный флот по каналам подступил к самым стенам Авариса, и после нескольких сражений на суше и воде столица гиксосов пала. Преследуя отступающего противника, египтяне вторглись в Южную Палестину, где в течение трех лет осаждали укрепленный город Шарухен, ставший, вероятно, последним оплотом гиксосов вблизи границ Египта. Изгнание из Египта «царей иноземных стран» фараоном Яхмосом I в первой половине XVI в. до Р.Х. знаменовало начало Нового Царства, времени «мирового» египетского государства. Однако современники вряд ли сознавали, что стоят на пороге нового времени, поры невиданных завоеваний. Если судить по речи, вложенной в уста предшественника Яхмоса, фиванского царя Камоса, то желания последнего не шли дальше безграничного господства над всем Египтом, дабы не делить власти с «сирийцем» на севере и «эфиопом» на юге. В действительности же в результате военных походов первых двух царей Нового Царства Египет достиг рубежей периода расцвета Среднего Царства — от Синайского полуострова на севере до второго нильского порога на юге (см. рис. 23).
Для библейской археологии важен тот факт, что во время Нового Царства, т. е. во время плена Египетского, рабовладение в государственном, царском и храмовом хозяйствах достигло широких масштабов. Здесь основным источником рабской силы были победоносные войны и дань людьми из покоренных стран.
Какое огромное количество пленных угонялось в Египет, показывает надпись Аменхотепа II, найденная подле древнего Мемфиса. Из одного только похода в Сиро-Палестину царь привел свыше 100 000 пленных: 217 царьков, 179 братьев царьков, 3 600 апиру (хапиру), 15 200 шасу (палестинских кочевников), 36 300 хури (сирийцев), 15 070 нухашше (жителей хурритского государства Нухассэ [Нухашше]) и 30 652 члена их семей — всего 101 218 человек. Во вторую половину Нового Царства, а может быть, и раньше, пленных порой клеймили, как скот, калеными печатями с царским именем. Значительная часть пленных поступала в храмы, преимущественно Амона, главного бога, покровителя и защитника египетской державы и египетского войска (см. рис. 24).
Привод пленных для заполнения ими служб Амона — общее место в тогдашних надписях. За короткий промежуток времени после своего первого похода в Сиро-Палестину Тутмос III пожертвовал Амону 1 588 сиро-палестинских пленных и еще какое-то количество эфиопов. Второй царь XX династии Рамсес III отдал Амону 2 607 сиро-палестинских и эфиопских пленных, а храму Птаха — двести пять. В середине XIX династии (период Исхода) пленных было много также и в ткацких мастерских Амона, где ткали разные виды полотна — от плотного до тончайшего. Подневольным ткачам выдавали на год вперед умащения и одежду, что говорит о наличии у каждого из них семьи и жилища. К рабам в точном смысле этого слова можно причислить и тех пленных, которые при XIX династии использовались в храме Амона для изготовления кирпича-сырца и на строительстве.
На изображении времени Тутмоса III показано, как пленные изготовляют кирпич и кладут стены в службах храма Амона под надзором надсмотрщиков, вооруженных палками (см. рис. 25).
Вещественным примером обращения с подневольной рабочей силой может служить находка, сделанная подле красивейшего поминального храма фараона-женщины Хатшепсут, — тяжелое кнутовище, надписанное именем корабельщика, строителя этого храма, временщика Сененмута. От постоянного употребления оно внизу вылощилось и почернело. Некогда это был бич о двух широких ременных хвостах. Им, надо полагать, корабельщик подгонял подчиненных, когда те тащили к храму привезенный ими камень (как такими бичами подгоняли гребцов на судах, показано на тогдашних изображениях). Чего стоили «мирные» походы в каменоломни, можно судить по тому, что за один такой поход (в Вади-Хаммамат) при третьем представителе XX династии Рамсесе IV из 8 000 с лишним участников умерло девятьсот.
При крупнейшем фараоне XVIII династии Тутмосе III египетское владычество распространилось на значительную часть Сиро-Палестинского региона, а список 119 ханаанейских городов, объединенные силы которых были разбиты египтянами при Мегиддо, был выбит на стене одного из карнакских храмов. Через Палестину проходили египетские армии, направлявшиеся в Сирию и Месопотамию, где они сражались с хурритами и государством Митанни. Фрагмент одной из египетских победных стел найден на западном берегу Галилейского моря.
Особое внимание правителей Египта к Ханаану документируется многочисленными письмами правителей ханаанейских городов, найденными во дворце знаменитого фараона XVIII династии Аменхотепа IV (Эхнатона), поклонника Атона, которого фараон объявил Единственным Богом (видимым проявлением Атона был солнечный диск). Фараон принял имя Эхнатон («угодный Атону»), оставил Фивы и построил новую столицу Ахетатон недалеко от современной Тел ль эль-Амарны. Здесь в 1887 г. и были найдены таблички с вышеупомянутыми Амарнскими письмами. Будучи, по-видимому, частью официального придворного архива, привезенного из Фив в новую столицу, таблички включают письма Аменхотепу III и Аменхотепу IV от правителей наиболее важных государств того времени, включая Вавилон, Ассирию, Митанни и царство хеттов. Однако в основном корреспонденция принадлежит египетским вассалам в Палестине, царям Гевала/Библа, Мегиддо и Сихема. Письма эти, выполненные аккадской клинописью на глиняных табличках ок. 1400–1350 гг. до Р.Х., детально освещают отношения городов-государств Святой Земли с Египтом и общую ситуацию в рассматриваемом регионе. Господство египтян осуществлялось через ряд административных центров, расположенных прежде всего в Приморской долине — на основном пути юг — север. Среди них на Святой Земле должны быть отмечены Газа (резиденция египетского правителя), Иоппия/Яфа (Иафо), Беф-Сан. Основные элементы ханаанейской структуры автономных городов-государств были сохранены, но, естественно, в рамках верховного египетского владычества. Амарнская переписка позволяет определить значительное число таких городов; среди них: на Святой Земле — Лахис, Газер, Сихем, Мегиддо, Аскалон (Ашкелон), Иерусалим, Фаанах, Рехов, Шимрон, Пелла, Гацор/Асор и др.; в Заиорданье — Атароф (Атарот), Кенаф и Безер; в Сирии и Ливане — Гевал/Библ, Тир (Цор), Сидон (Цидон), Бейрут, Арвад, Дамаск (Даммасек), Кадеш, Катна и многие другие. Все города были обложены значительными налогами в пользу египетских правителей. Амарнские письма свидетельствуют и об утрате Египтом контроля над азиатскими владениями, продлившейся до Рамсеса I, который перенес свою столицу в Аварис, расположенный в Восточной Дельте. Его сын Сети I сам повел армию в большой азиатский поход, приведший к восстановлению власти Египта вплоть до Мегиддо. Совершив затем карательную экспедицию вглубь Нубии и разгромив к западу от Дельты ливийские племена, Сети I вновь отправился в Азию. На этот раз египетские войска вторглись в долину реки Оронт и продвинулись к Кадешу, уже давно ставшему одним из опорных пунктов хеттов в Передней Азии.
В начале XIII в. до Р.Х., после смерти Сети I, во главе окрепшей египетской державы стал его двадцатидвухлетний сын Рамсес II, процарствовавший шестьдесят семь лет (см. рис. 26). Лишь после пятнадцатилетней тяжелой борьбы Рамсесу удалось вытеснить хеттов из Южной Сирии, захватить Кадеш и многие другие города.
Северная же часть бывших владений Тутмоса III осталась за хеттами. На двадцать первом году царствования Рамсеса II между ним и хеттским царем Хаттусили III был заключен мирный договор, скрепленный позже женитьбой египетского царя на дочери царя хеттов.
Во время правления Рамсеса II Египет столкнулся также с постоянным давлением народов моря, эгейско-критских племен, которые начали выдвигаться с запада в первые годы царствования Рамсеса. Это движение, несомненно, связано с тем нажимом, который испытывали хетты в Малой Азии. Однако в целом последние годы царствования Рамсеса были временем мира и колоссальной строительной деятельности. В великой битве при Кадеше на пятом году царствования Рамсеса как египтяне, так и хетты использовали наемные войска, состоящие из тех самых народов моря, с которыми они позднее столкнулись, защищая свои империи. Эти группы были лишь передовыми отрядами народов, вскоре «затопивших» побережье Малой Азии, Палестину и Египет, — народов, перед которыми не устояли и хетты.
После смерти Рамсеса II ему наследовал Мернептах. Приблизительно в 1229 г. до Р.Х. он столкнулся с народами моря, которым нанес поражение, отметив это событие победным гимном, начертанным на Стеле. Этот гимн, отмечая также ранее проведенный поход в Палестину, содержит первое внебиблейское упоминание об Израиле. Мернептах умер в 1224 г. до Р.Х., и египетское владычество над Палестиной фактически закончилось, что промыслительно и дало возможность занятия Святой Земли израильтянами.
Упадок Египта в конце XIX династии был преодолен Рамсесом III. Однако между пятым и одиннадцатым годами своего царствования он столкнулся с продолжающимся натиском народов моря, которых ему, впрочем, удалось разбить. Истощенный борьбой и измученный внутренними раздорами при преемниках Рамсеса III, Египет так ослаб, что это дало возможность народу израильскому создать свою державу на землях, тысячелетиями принадлежавших Египту.
Вопрос археологического подтверждения истории Исхода напрямую связан с датировкой этого события священной истории. Проблема заключается в том, что библеисты XIX в., пытавшиеся это сделать, исходили из убеждения, что Исход произошел ок. 1450 г. до Р.Х., во время правления Аменхотепа Второго. Свое мнение ученые основывали на буквальном понимании текста Писания (см.: 3 Цар. 6, 1), где было сказано, что основание Храма Соломоном (ок. 967 до Р.Х.) произошло на 480-м году после Исхода. Исследователями не было принято во внимание, что подобная дата, исчисленная при Ездре, возникла вследствие механического суммирования округленных лет деятельности судей Израилевых и царей Саула, Давида и Соломона. Причем не учитывалось, что многие судьи или иноземные поработители Израиля, чья деятельность длилась, согласно Книге Судей, по сорок, двадцать либо восемьдесят лет, часто были современниками, обитавшими в разных частях Святой Земли.
Ошибочная датировка создавала для исследователей XIX в. неразрешимые проблемы: ведь если пребывание израильтян в Египте длилось 430 лет (см.: Исх. 12, 40), то временем их переселения в Египет должен быть 1880 г. до Р.Х., — т. е. эпоха XII династии, когда не было зафиксировано ни великого голода, ни общенародных бедствий и когда к власти никак не мог прийти чиновник-азиат. Дата Исхода в этом случае также вызывала серьезные сомнения, ибо еще не существовали города Пи-Атама (библ. Пифом; совр. Телль эль-Масхута) и Пер-Рамсес (библ. Раамсес; совр. Телль эд-Даба’) (см.: Исх. 1, 11), а также царства Эдома (библ. Едома) и Моава (см.: Чис. 20, 14–21). В сложившейся ситуации были возможны лишь полуфантастические предположения, изложенные, как мы уже отмечали, проф. А. Лопухиным, который считал Моисея воспитанником царицы Хатшепсут, возглавлявшим египетское войско в эфиопском походе, а фараоном Исхода — Тутмоса III, который в действительности покорил всю Сиро-Палестину и разгромил митаннийцев за Евфратом.
Сейчас все эти проблемы сняты, так как датой Исхода (см. рис. 27), в силу приводимых ниже соображений, большинство ученых считает 1270-1250-е гг. до Р.Х.
Во-первых, в этом случае поселение израильтян в Египте должно было произойти ок. 1700-1680-х гг. до Р.Х., — а это как раз время правления гиксосов, когда возвышение Иосифа было наиболее возможно.
Во-вторых, упомянутые Пи-Атама и Пер-Рамсес были сооружены Рамсесом II, который, скорее всего, и был фараоном Исхода.
В-третьих, конец XIV — начало XIII в. до Р.Х. — это время сложения государств идумеев и моавитян, в обход которых были вынуждены двинуться израильтяне (см.: Чис. 20, 14–21).
В-четвертых, имеются основательные археологические подтверждения завоевания израильтянами Ханаана именно во второй половине XIII в. до Р.Х.
В-пятых, вплоть до упоминания на Стеле Мернептаха, египтяне в Палестине не знают никакого народа с именем Израиль.
Итак, основываясь на всем этом, датой Исхода многие библеисты считают 1270-1250-е гг. до Р.Х., фараоном Исхода — Рамсеса II, а фараоном-угнетателем — свирепого и кровожадного воина Сети Первого.
Исходя из этого, мы можем привести немало и других подтверждений Исхода, — ведь прямые свидетельства бегства государственных рабов мы вряд ли когда-либо найдем: единственной находкой, относящейся к периоду Исхода, является надпись, найденная в 1967 г. в Заиорданье. Арамейский текст, обнаруженный в здании, разрушенном землетрясением 760 г. до Р.Х., упоминает «книгу Валаама, сына Пеора… провидца богов» (см.: Чис. 22–24). Так как в сорока километрах от места находки располагается гора Фегор (Пеор), то вполне возможно предположить, что Валаам жил здесь, а рекой, упомянутой в Священном Писании (см.: Чис. 22, 5), был не далекий Евфрат, а протекающий рядом Иордан. В этом случае мы получаем объяснение возможности неоднократных появлений князей Моавитских (см.: Чис. 22, 14) у Валаама. В подтверждение предполагаемых прамонотеистических воззрений Валаама можно привести и тот факт, что в найденном тексте, при передаче речи самого провидца, имя Того, к Кому он обращается, звучит как Шаддай (ср.: Быт. 17, 1; масоретский текст) — синодальный текст переводит выражение Эль Шаддай как Бог Всемогущий (Быт. 17, 1). Подтверждения же историчности повествования об Исходе следующие.
Во-первых, твердая убежденность всех последующих поколений израильтян в том, что их предки сотни лет были «царскими людьми» в Египте. Возникновение подобного «ложного» общенародного предания не имеет никаких параллелей в истории, и гипотеза о его ложности должна быть отвергнута.
Во-вторых, наличие в древнееврейском языке следов пребывания в Египте: Нил называется Йеор, т. е. просто «река»; месяц адар — это египетский атайр, египетскими по происхождению являются названия допленных мер веса и объема; по-египетски именуется и «корзинка» Моисея — теба. Египетскими выглядят и имена многих израильтян — современников Моисея. Даже его имя, впоследствии истолкованное как Мау-ше («из воды»), возможно, есть лишь осколок теофорного египетского имени — в древнеегипетском языке слово мосе означает «сын», «дитя» (это слово входит составной частью в имена фараонов Тутмоса (Дхут-маси), Яхмоса (Ах-маси), Рамсеса [Риа-масэ-са]). Любопытно, что среди родоначальников родов колена Асирова упоминается лицо с египетским именем Харнефер (см.: 1 Пар. 7, 36) и почти нет лиц с типично яхвистскими израильскими именами, — это, кстати, и свидетельство о степени ассимиляции различных колен. В свете этого считается вполне возможным, что знамена колен Израилевых, упомянутые в истории Исхода, идентичны знаменам египетским (см. рис. 28).
В-третьих, ненависть в Египте к израильтянам, потомкам и пособникам гиксосских поработителей, вполне объяснима во времена XVIII династии, начавшей свое правление с их изгнания.
В-четвертых, правление Рамсеса II — время грандиознейшего строительства по всему Египту и Эфиопии — остатки этих сооружений и сейчас сохраняют свои поразительные размеры. Известна широкая строительная деятельность царя в Фивах, Абидосе, Нубии, где по его приказу был вырублен в отвесной скале огромный пещерный храм с гигантскими статуями самого фараона, изваянными в той же скале по обеим сторонам от входа в скальное святилище. И сейчас знаменитый храм в Абу-Симбеле, распиленный на части и восстановленный затем над разлившимися водами большого Асуанского водохранилища, поражает своим величием. В то же время известно, что для сооружения храмов привлекались тысячи семитских рабов — хапиру. Тогда же были построены и Пи-Атама, и Пер-Рамсес. Найденный в 1922 г. Обелиск Рамсеса II прямо говорит о построении Пер-Рамсеса рабами-азиатами, что подтверждает библейское повествование (см.: Исх. 1, 11). Интересно, что в качестве дополнительной рабочей силы использовались далеко не все пленные, а почти исключительно азиаты (см. рис. 29), как и во времена Среднего Царства.
Так, Рамсес III в своем завещании говорит: «Я ниспроверг машауашей, ливийцев, себетов, кикешей, шаитепов, хесов, бекенов, повергнув их в кровь, сделав из них горы трупов… <…> Привел я [тех], кого оставил я [живыми]… Их жены и дети — [в количестве] десятков тысяч, их скот числом в сотни тысяч. Поселил я их вождей в крепостях, названных моим именем. Приставил я к ним начальников отрядов и глав племенных, причем они превращены в рабов и заклеймены моим именем; с их женами и детьми было сделано то же самое». Найдены египетские тексты с нормами, установленными для бригад по выработке кирпичей (ср.: Исх. 5, 8). В одном таком тексте, относящемся ко времени Рамсеса II, упоминаются хапиру, занимавшиеся добычей камня для царского дворца в Мемфисе; эти хапиру могут быть отождествлены с израильтянами — потомками ибри, западных семитов, переселившихся через Евфрат в Сиро-Палестину.
Раскопки 1979 г. в Пи-Атаме и Пер-Рамсесе дали новые подтверждения истинности библейского повествования.
Эти поселения были одними из немногих участков Дельты, заселенных во время Среднего Царства выходцами из Палестины. Более того, Пер-Рамсес находился на месте Авариса, гиксосской столицы, разрушенной в 1540 г. до Р.Х., и был заселен семитами при его восстановлении Рамсесом Вторым.
В-пятых, особенность библейского рассказа об Исходе, соотносящая все его события с Нижним Египтом. Следуя традиции предшественников, Рамсес II выбрал местом своего постоянного пребывания Нижний Египет; на востоке Дельты им возводится роскошная царская резиденция, — город, носивший имя Пер-Рамсес («Дом Рамсеса»).
В-шестых, чисто «египетское» объяснение имеют стенания бывших «царских людей», вспоминавших о том, что в Египте они сидели у котлов с мясом… ели хлеб досыта! (Исх. 16,3), и говоривших в пустыне: мы помним рыбу, которую в Египте мы ели даром, огурцы и дыни, и лук, и репчатый лук и чеснок; а ныне душа наша изнывает; ничего нет, только манна в глазах наших (Чис. 11, 5–6). Практика прокормления «царских людей» для Египта была обычной. Так, Кенуамон пишет заведующему конюшнями: «Дай продовольствие солдатам и халиру, которые тащат камни для Ра… для <храма> Ра Рамсеса-Мери-Амон в южном квартале Мемфиса».
Кроме того, известно множество других памятников, подтверждающих тот факт, что «царские люди» были на государственном обеспечении. Так, в одной из гробниц VI династии обнаружено изображение, названное «Распределение рыбы»: шествие рыбаков с рыбой в руках, на плечах, в связках, в корзинах, на шестах. Писцы делают запись приносимой и выдаваемой рыбы. Двое мужчин уносят рыбу со словами: «Мы накормлены!».
Похожее изображение было обнаружено и в одной из гробниц периода V династии. Примерно такое же изображение имеется и из быта ткацких мастерских. На изображении сельскохозяйственных работ — большие корзины с хлебом, сосуды с пивом и овощами. На некоторых изображениях показана доставка пива и еды в мастерскую медников. Те же «царские люди», по свидетельству надписи, сделанной в шестой год правления Сети II, имели право отлучиться с работ для «принесения жертв своему богу».
Интересно, что последние сообщения о египетских хапиру относятся ко времени Рамсеса IV: надпись сообщает, что среди участников уже упомянутой нами экспедиции в каменоломни Вади-Хаммамат были 800 хапиру — лучников из местности Анут. Проф. В. Струве считал их частью израильтян, вернувшихся в Египет, — недаром как раз ко времени Рамсеса IV относится остракон из Фиванского некрополя, восхваляющий возвращение беглецов после окончания смут.
В-седьмых, преследование беглецов было делом обычным для Древнего Египта, делом государственного престижа. За тридцать — пятьдесят лет до Исхода вышеуказанный мирный договор между Рамсесом II и хеттским царем Хаттусили III предписывает:
«[Если знатные люди убегут из Египта в страну] правителя хеттов… то не должен правитель хеттов их брать.
Должен правитель хеттов повелеть, чтобы их доставили… великому властителю Египта, их владыке.
Либо если человек или два человека, которых не знают (т. е. люди незначительные), убегут [из Египта]… то не оставят их в стране хеттов, а доставят… великому властителю Египта».
О преследовании рабов, бежавших в Палестину, сообщает и иератический папирус конца эпохи Нового Царства: «Начальник лучников Какемур из Чеку начальнику лучников Ини (и) начальнику лучников Бакенптаху: “…мне было приказано… преследовать этих двух рабов. <…> Когда мое письмо достигнет вас, пришлите мне описание всего случившегося с ними, кто найдет бежавших, какая стража найдет бежавших, какие люди преследуют их… Да пошлете вы многих людей за ними…”».
В повествовании об Исходе особого внимания заслуживает история дарования Закона на Синае. Ранее, в XVIII–XX вв., было выдвинуто немало возражений как против отнесения Закона ко времени Исхода, так и против гуманности его содержания. Некоторые из библеистов прошлого, такие как Ю. Велльгаузен, отрицали даже допленное происхождение таких библейских книг, как книга Левит, — данное мнение, впрочем, было опровергнуто находкой в Вади-Мурабба’ат фрагмента этой книги, написанного палеоеврейским, или финикийским, письмом и датируемого С. Бирнбаумом не ранее VI в. до Р.Х. Интересно, что традиционные датировки Книги Екклесиаста и Книги пророка Даниила были также подтверждены свитками этих книг III в. до Р.Х., найденными в Кумране в четвертой пещере.
Еще одно возражение против записи Закона Моисеем основывалось на предположении, что в то время у израильтян не существовало письменности. Возражение это, во-первых, было вызвано господствовавшим в XIX в. мнением об Исходе в XV в. до Р.Х., а во-вторых, слабостью знаний о культуре Ханаана среднего и позднего бронзового века. Со временем это предубеждение стало рассеиваться: в 1905 г. на Синае У. Петри нашел надпись на семитском языке (ок. 1800 до Р.Х.) — вместе с иероглифами; в 1929 г. в Газере Дж. Гарстэнг нашел ручку от кувшина (ок. 2000–1600 до Р.Х.) с семитской надписью; в 1930 г. проф. Э. Грант из Гарвардского колледжа нашел в Вефсамисе фрагмент кувшина с синайскими письменами (ок. 1800 до Р.Х.); в 1934 г. в Лахисе Дж. Старки нашел расписной кувшин с синайской надписью ок. 1500 г. до Р.Х.; в 1939 г. В. Олбрайт опубликовал разбор текста, нанесенного древнейшим ханаанским силлабическим письмом на бронзовом обломке (возможно, ножа), происходящем из раскопок Гевала/Библа. Текст содержит нечто вроде заклинания, обращенного в защиту некоей собственности автора текста, и датируется не позднее XII в. до Р.Х.
В начале 1980-х гг., на базе исследований А. Нельдеке и М. Лидзбарски, после открытия протосинайских текстов, А. Гардинер выдвинул гипотезу о том, что буквы алфавита представляют собой египетские иероглифы, получившие в семитском языке и фонетическое значение по акрофоническому принципу, т. е. по начальной букве названия. Само возникновение подобного типа письма исследователь видел в приспособлении египетской письменности для фиксации семитской речи при владычестве гиксосов в Египте (см. рис. 30).
Но в 1999 г. египтологи Йельского университета (США) нашли в Вади эль-Хол более раннее алфавитное семитское письмо, датируемое приблизительно XIX в. до Р.Х. Сейчас, после долгих десятилетий палеографических исследований, история возникновения алфавитной письменности представляется такой. Еще со второй фазы среднего бронзового века по всему Восточному Средиземноморью употреблялась алфавитная система письма, известная как «протоханаанейская», впервые документированная находками в Рас-Шамре в прибрежной полосе Сирии. Дата ее появления дискуссионна и иногда связывается со средним бронзовым веком (более вероятно начало позднего). В. Олбрайт допускал возможность существования отдельных пиктографических экспериментов в Палестине и Сирии еще в конце IV тысячелетия до Р.Х., т. е. в период формирования ранней пиктографической письменности в Месопотамии и иероглифического письма в Египте. При этом он имеет в виду несколько десятков оттисков печатей на сосудах из позднеэнеолитического некрополя Гевала/Библа, справедливо отмечая необходимость предельной осторожности при решении вопроса о связи их с дальнейшим развитием письменности.
Не позднее конца III тысячелетия до Р.Х. в Гевале/ Библе появляется алфавит силлабического (слогового) характера, представленный на фрагменте каменной стелы, бронзовых табличках и базе статуэтки египетского стиля из раскопок основного исследователя Гевала/Библа французского археолога М. Дюнана. Число знаков алфавита. колебалось между 126 и ста пятьюдесятью. В самой Палестине найден пока лишь один образец такого письма — надпись на Стеле из Моава, близкой по времени Стеле аккадского царя Нарам-Суэна последней четверти III тысячелетия до Р.Х.
Третьим по времени явился угаритский клинописный алфавит, представленный уже сотнями глиняных табличек, найденных в основном в Рас-Шамре и Минет эль-Бей-де в Прибрежной Сирии. Известны находки подобных надписей и в Палестине — среди них надписи на глиняной табличке из Вефсамиса XIV в. до Р.Х. и на медном ноже того же времени с горы Фавор (Тавор). Отмечается некоторое отличие палестинских надписей от угаритских, в том числе — манерой письма справа налево. Весьма интересно, что такое же написание имеет и одна табличка из Рас-Шамры, хотя стандартом служило написание слева направо. В. Олбрайт допускает появление этого алфавита ранее XIV в. до Р.Х., поскольку этот алфавит уже успел□ подвергнуться легким изменениям перед использованием в хурритской письменности. Олбрайтом же подчеркнуто воздействие на процесс сложения первой алфавитной письменности развитых уже традиций аккадской клинописи и египетского письма.
Другим палестинским алфавитом, появившимся в тот же период, явился линейный финикийский алфавит, давший начало большинству поздних письменных систем, как европейских, так и ближневосточных. Исследования алфавита позволили В. Олбрайту обосновать его датировку серединой II тысячелетия до Р.Х. — и принадлежность ханаанейскому диалекту западносемитских языков. Таким образом, в период Исхода относившийся к западносемитской группе язык потомков Иакова имел свою собственную систему письма, которой, очевидно, и воспользовался Моисей.
Не избегла возражений рационалистической критики и та часть Писаний Моисея, в которой было отражено предание Церкви праотцев, в особенности родословия и другие исторические подробности. Ученым XIX в., выросшим в письменной культуре, казалась невозможной точная устная передача сведений подобного рода. Сейчас же мы обладаем массой схожих исторических примеров.
Так, священная книга индуизма «Ригведа», составленная во II тысячелетии до Р.Х., в течение тысяч лет изучалась наизусть, передаваясь из уст в уста. Записанный около тысячи лет назад, ее текст лишь только подтвердил факт многовековой неизменной устной традиции.
Соображения о неуместности кровавого культа в честь Единого Бога снимаются не только сведениями о подлинной жестокости ханаанских культов (чего стоит одна лишь находка Р. Макалистера, сделанная в 1902–1909 гг. при раскопках так называемых высот в Газере и Мегиддо: множество горшков с остатками человеческих жертвоприношений, детских костей), но и ранее упоминавшимся мнением как учителей времен Второго Храма, так и отцов Церкви о том, что установление ветхозаветного культа вызвано было лишь Домостроительством Бога, позволившего приносить Себе жертвы, к которым уже привыкли и пристрастились язычествовавшие израильтяне.
Подтверждением этого мнения являются находки в древнем Угарите, семитском государстве предпатриархальной эпохи. Здесь мы находим все особенности ветхозаветного культа: жертва за грех, мирные жертвы с употреблением тех же животных, жертвы первых плодов. Отличие Синайского законодательства лишь в том, что приносить такие жертвы можно только Богу Израилеву.
Те же угаритские тексты дают нам и образцы договоров, которым следует и форма Синайского завета (в древнееврейском — «договора»):
1) историческое введение;
2) требования;
3) наставление о том, как хранить документ и предавать гласности его содержание;
4) гарантии выполнения;
5) штрафные санкции — проклятия;
6) поощрение — благословение.
Подобная же форма договоров между правителем и народом свойственна и для современных Моисею хеттских текстов, найденных в столице державы Хатти.
Большинство элементов этой формы присутствует и в текстах, рассказывающих о Синайском завете (см. особенно: Исх. 20, 1-17):
1) преамбула (определяющая автора и приводящая его титулы): Я Господь, Бог твой (ст. 2);
2) исторический пролог (указывающий предыдущие отношения между сторонами и подчеркивающий щедрость правителя к вассалам; эта щедрость является основанием для благодарности вассала и его будущей верности и послушания): Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства (ст. 2);
3) условия договора, состоящие из:
а) основного требования союза и верности: да не будет у тебя других богов пред лицем Моим (ст. 3);
б) частных условий по действию договора (ст. 4-17);
4) положения о:
а) хранении текста (договоры хранились в Храме): скрижали, содержащие договор (ст. 1-17), были помещены в ковчег завета (см.: Исх. 25, 16; Втор. 10, 1–5);
б) периодическом общественном чтении (см.: Втор. 31, 10–13);
5) проклятия (налагаемые на вассала за нарушение или несоблюдение договора) и благословения (см.: Втор. 28, 1-14 (благословения); 28, 15–68 [проклятия]).
В договор включались также положения о формальной клятве (которую вассал давал о послушании) и о религиозной церемонии, часто с кровавыми жертвами, в которой утверждался Завет (см.: Исх. 24). Договор носил личный характер и имел вид диалога: «Я — ты».
В свете исторических данных снисхождением к верованиям израильтян вполне можно считать и закон о чистых и нечистых животных, и повеление об обрезании. Разделение животных на чистых и нечистых было усвоено задолго до Синайского законодательства (см.: Быт. 7, 2, 3, 8), но, судя по текстам Угарита, чистые животные — это те, которые могут быть принесены в жертву, а в пищу допускались и нечистые. Повеление израильтянам вкушать только чистых животных, приносимых язычниками своим богам, было наглядным напоминанием преамбулы Синайского завета: вы будете у Меня царством священников и народом святым (Исх. 19, 6).
Точно так же и обрезание, практиковавшееся в стране Исхода фараонами и жрецами и запрещенное всем иным, было заповедано как знак Синайского завета.
Особым видом Божия Домостроительства был и закон о посвящении Богу и выкупе первенцев (см.: Исх. 13, 11–16): теперь в жертву приносились только первенцы животных, а не дети, как то бывало у родственных израильтянам западных семитов. В свете археологических же данных совершенно нелепо выглядят обвинения законодательства Моисеева в особой жестокости.
Душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу. [Какой кто сделает вред ближнему своему, тем должно отплатить ему.] (Втор. 19, 21)?
Но наказания в соседних языческих культурах периода Патриархов бывали не только сравнительно жестокими, как, например, в Законах Хаммурапи (старовавилонский период: первая половина XVIII в. до Р.Х.), действовавших на родине Авраама («Если человек выколол глаз сыну человека, [то] должны выколоть ему глаз…
Если он переломил кость человеку, [то] должны переломить ему кость…
Если человек выбил зуб человеку… [то] должны ему выбить зуб»), — наказания были куда более жестокими.
Так, в Древнем Египте грабителей гробниц и храмов сажали на кол, прелюбодеев отдавали на съедение крокодилу.
За другие преступления следовали такие наказания: 100 ударов, пятьдесят ран, отрезание языка, отрезание носа и ушей, каторжные работы. Декрет фараона, угнетателя израильтян Сети I, кроме отрезания носа и ушей, предусматривает и наказание в 100 ударов и в пять «рваных ран».
Также в сторону большей жестокости наказаний отличаются от Закона Моисеева законы другой части цивилизованного мира времен Моисея — Междуречья. Приводимые ниже сравнения хорошо показывают человеколюбивый, насколько это было в то время возможно, характер Синайского законодательства.
Итак, сравним.
«Если человек клятвенно обвинил человека, бросив на него [обвинение в] убийстве, но не доказал его, [то] обвинитель его должен быть убит» (Законы Хаммурапи).
Не внимай пустому слуху, не давай руки твоей нечестивому, чтоб быть свидетелем неправды (Исх. 23, 1).
«Если человек украл имущество бога или дворца, [то] этот человек должен быть убит; а также тот, который принял из его рук краденое, должен быть убит» (Законы Хаммурапи).
Если мужчина или женщина сделает какой-либо грех против человека, и чрез это сделает преступление против Господа, и виновна будет душа та, то пусть исповедаются во грехе своем, который они сделали, и возвратят сполна то, в чем виновны, и прибавят к тому пятую часть и отдадут тому, против кого согрешили (Чис. 5, 6–7).
«Если вор не имеет чем платить, он должен быть убит» (Законы Хаммурапи).
Укравший должен заплатить; а если нечем, то пусть продадут его для уплаты за украденное им (Исх. 22, 3).
Когда же будешь отпускать его от себя на свободу, не отпусти его с пустыми руками, но снабди его от стад твоих, от гумна твоего и от точила твоего (Втор. 15, 13–14).
«Если человек сделал пролом в доме [другого человека], [то] перед этим проломом его следует убить» (Законы Хаммурапи).
Если кто застанет вора подкапывающего и ударит его, так что он умрет, то кровь не вменится ему; но если взошло над ним солнце, то вменится ему кровь (Исх. 22, 2–3).
«Если шинкарка не принимала зерно в [качестве] цены за сикеру, или принимала серебро большой гирей, или уменьшала эквивалент сикеры по отношению к эквиваленту зерна, [то] эту шинкарку должно изобличить и бросить ее в воду» (Законы Хаммурапи).
Не делайте неправды в суде, в мере, в весе и в измерении: да будут у вас весы верные, гири верные, ефа верная и гин верный (Лев. 19, 35–36).
«Если шинкарка, в доме которой собирались преступники, не схватила этих преступников и не привела [их] во дворец [к властям], [то] эта шинкарка должна быть убита» (Законы Хаммурапи).
Не ходи переносчиком в народе твоем (Лев. 19, 16).
«Если человек побил дочь человека и причинил ей выкидыш, [то] он должен отвесить десять сиклей серебра…
Если эта женщина умерла, [то] должны убить его дочь» (Законы Хаммурапи).
«Если строитель построил человеку дом и свою работу сделал непрочно, а дом, который он построил, рухнул и убил хозяина, [то] этот строитель должен быть казнен.
Если он убил сына хозяина, [то] должны убить сына этого строителя» (Законы Хаммурапи).
Дети не должны быть наказываемы смертью за отцов (Втор. 24, 16).
«Если цирюльник без [дозволения] рабовладельца сбрил рабский знак у чужого раба, [то] этому цирюльнику должны отрубить кисть [руки]» (Законы Хаммурапи).
Не выдавай раба господину его, когда он прибежит к тебе от господина своего; пусть он у тебя живет… не притесняй его (Втор. 23, 15–16).
Не господствуй над ним с жестокостью и бойся Бога твоего (Лев. 25, 43).
«Если человек заболел или умер, а его жена украла нечто в его доме и передала это человеку… то эту жену человека, а также и получателя, должно убить» (Среднеассирийские законы [вторая половина II тысячелетия до Р.Х.]).
«Если жена человека украла нечто в доме другого человека… Если угодно ее мужу, он отдаст краденое и [тем] выкупит ее, и он отрежет ей уши. А если ее мужу неугодно выкупить ее, хозяин украденной вещи может… [женщину] забрать и отрезать ей нос» (Среднеассирийские законы).
«Человек может бить свою жену, таскать [за волосы], повреждать и прокалывать ее уши. Вины в том нет» (Среднеассирийские законы).
Закон же Моисеев предписывает защиту невинной жены (см.: Втор. 22, 13–19).
Единственное преступление, которого не знают языческие народы периода Патриархов, но за которое следует по законодательству Синайскому наказание смертью, — отступление в сфере религиозной: поклонение чуждым богам (см.: Исх. 22, 20), хуление имени Божия (см.: Лев. 24, 16), нарушение субботы (см.: Исх. 31, 14).
Важнейшими историческими событиями этого периода явились вторжения с севера и востока и расселение в Палестине значительных групп израильских племен, а с запада — народов моря. Археологические свидетельства тому многочисленны; так, вся территория огромного по тем временам Гацора/Асора была опустошена, и на руинах возникли лишь отдельные убогие одноэтажные домишки завоевателей; подверглись полному разрушению также Иерихон, Гай, Давир/Кириаф-Сефер и другие. В то же время наиболее важные города ханаанеев не были подчинены израильским племенам. Некоторые из них вступили с завоевателями в союзные отношения, например Гаваон, город ханаанейского племени хиввитов (гаваонитяне синодального текста [см.: 2 Цар. 21, 1–9]).
Таким образом, завоеватели освоили по преимуществу слабо заселенное нагорье; долины остались в значительной мере в руках ханаанеев. Мало того, ханаанейские города-государства, по-видимому, не без успеха переходили в контрнаступление, так что лишенные первоначального импульса и начавшие разобщаться между собой израильские племена, теснимые к тому же степняками из-за Иордана, оказались в довольно трудном положении. Хотя многие ханаанейские города-государства погибли, оставшиеся еще могли приносить врагу серьезные неприятности. Израильтянам нечего было им противопоставить, кроме численности своей пехоты, но для использования этого преимущества как раз и нужна была сплоченность; ее создавала общая для всех колен опасность враждебного окружения.
Библейская письменная традиция совершенно не упоминает о двух важнейших событиях, совпавших по времени с заселением Палестины израильтянами: о возобновившемся египетском наступлении на Палестину и о вторжении народов моря на ее побережье.
Фараон Мернептах совершил поход на Палестину во второй половине XIII в. до Р.Х., вероятно, в связи с той борьбой, которую он вел с народами моря. Надпись на Стеле Мернептаха гласит: «Ханаан разорен всяческой бедой, Аскалон и Газер захвачены, Иеноам сровнен с землей, Израиль уничтожен, и семени его больше нет, Хурри <египетское обозначение Святой Земли> стала вдовой из-за Египта». Это, повторимся, — первое в истории упоминание Израиля письменным источником. Как видим, в глазах фараоновых властей он далеко не занимал тогда всей Палестины. И после Мернептаха, вплоть до Рамсеса VI (третья четверть XII до Р.Х.), имеются археологические свидетельства египетского влияния в Палестине, но время египетского владычества здесь все же миновало. Поход(ок. 1180-1175 до Р.Х.) Рамсеса III, направленный на то, чтобы остановить нашествие народов моря, видимо, затронул лишь Палестинское побережье.
Уже начиная с XIV в. до Р.Х. народы моря упоминаются в египетских источниках, включая Амарнскую переписку, то как наемники, то как противники на суше и на море. В XIII–XII вв. до Р.Х. войны египтян с народами моря приняли ожесточенный и затяжной характер. Они отражены целой серией свидетельств, среди которых наиболее выразительны рельефы и надписи времени фараона Рамсеса III (первая половина XII до Р.Х.), сохранившиеся в Мединет-Абу на Среднем Ниле (см. рис. 31). Воины народов моря изображены в пернатых или рогатых шлемах, с кинжалами, длинными мечами, копьями и дротиками, большими круглыми щитами.
Они сражались пешими или на колесницах, колеса которых имели четыре спицы. За ними следовали тяжелые телеги на сплошных деревянных колесах с семьями воинов и домашним скарбом (см. рис. 32): следовательно, речь идет здесь о миграциях, а не временных разбойных нападениях. Корабли же народов моря имели одну центральную мачту и один парус, нос и корма украшались изображениями птичьих голов. А. Мазар подчеркивает, что особенности изображения отдельных воинов позволяют связывать последних с Кипром.
Из народов моря нам наиболее известны «филистимляне из Кафтора <Крита>», переселившиеся на восток в так называемый последворцовый период Критской цивилизации (1450–1100 до Р.Х.). Известное еще Гомеру наименование жителей Крита — пеласги — приобрело в египетских текстах форму пуласти. Этот народ Библия называет пелешет («филистимляне»). На Крите пеласги в жертву богам приносили не только животных, но и людей. В Кноссе обнаружено подземное помещение со множеством больших сосудов, заполненных расчлененными частями детских скелетов со следами скобления и с зарубками на некоторых костях, однако без каких-либо следов огня: детей раздирали на части и поедали. В античную эпоху подобный ритуал сохранялся в экстатическом культе Зевса Критского (и его сына Диониса), культовыми эпитетами которого были Сыроядец и Человекорастерзыватель. Из литературных источников можно заключить, что куреты — жрецы Зевса Критского — были каннибалами.
Согласно античной традиции, до Крита пеласги обитали на Балканах. Авторы V в. до Р.Х. говорили об обширном пеласгийском «царстве», охватывавшем Пелопоннес, об обитании пеласгов в Аттике, а также на побережье Малой Азии и на Крите. Некоторые современные лингвисты, опираясь на дошедшие до нас имена пеласгов и названия их городов и некоторые другие косвенные данные, считают, что они говорили на индоевропейском языке. Их культура была тесно связана с родственными ей культурами народов, населявших территорию современной Болгарии, Румынии, Молдавии и Украины. Египетские надписи перечисляют наряду с филистимлянами ряд прочих групп народов моря: шерданы из района Сард, позже заселившие Сардинию, шакалаша из района Сагалоссос в Писидии, акайваша (ахейцы), турша (этруски), дануна (данан) (данайцы), чаккаль (сицилийцы). Чаккаль частично осели севернее филистимлян, около города Дора (южнее совр. Хайфы), но, по-видимому, очень быстро слились с местным семитским населением; последний раз о них говорится в отчете о морском путешествии египтянина Унамона.
Различные группы народов моря упоминаются в египетских источниках как расселившиеся в Египте и в Палестине, где главными их городами названы Аскалон, Азот (Ашдод), Газа, Екрон/Аккарон (Экрон) и Геф (Гат).
Ашдод — наиболее выразительный пример сложения филистимского города и его дальнейшей судьбы. Он возник на руинах ханаанейского города позднего бронзового века и первоначально не был укреплен, хотя уже тогда — в XIII в. до Р.Х. — отличался густотой застройки и правильной планировкой. Площадь его составляла восемь гектаров. В XII–XI вв. до Р.Х. город значительно разросся и был укреплен, причем основанием для мощной оборонительной стены послужили остатки фортификаций позднего бронзового века. К концу XI в. до Р.Х. площадь города достигла сорока гектаров.
Экрон на изначальной фазе филистимского города (первая половина XII до Р.Х.) занимал площадь около двадцати гектаров, и здесь эта начальная фаза отмечена отсутствием укреплений и максимальной насыщенностью керамикой позднемикенского типа. Позднее (середина XII — начало X до Р.Х.) появились фортификации, общественные здания, мастерские и двухцветная керамика.
В Аскалоне филистимский слой сохранился очень слабо. Отдельные города и открытые поселки пришельцев известны и в других районах Палестины — как в Прибрежной равнине, так на Центральном нагорье и в долинах рек.
Подавляющее их большинство основано на месте ханаанейских городов или египетских крепостей. Лишь в единичных случаях города народов моря создавались заново (Телль Квазиль). Тяготение их к побережью обуславливалось и самим фактом морских миграций, и военной и торговой активностью мигрантов на морских путях. Особенно интересен филистимский культовый центр, открытый в Телль Квазиле и остающийся до сего времени единственным комплексом такого рода. Здесь были вскрыты остатки трех последовательных храмов. Древнейший слой представлял собой кирпичную квадратную конструкцию размерами шесть метров сорок сантиметров на шесть метров шестьдесят сантиметров с входом с востока, одним залом с подиумом, статуей божества напротив входа и скамьями вдоль стен. В примыкавшем к храму дворе отмечено скопление золы и костей жертвенных животных.
Позднее остатки этого храма были перекрыты каменной, несколько большей, постройкой с входом в северо-восточном углу, также со скамьями и с выделенной в противоположном входу углу комнатой. С запада к храму примыкало небольшое дополнительное святилище. Такие внутренние святилища не характерны для ханаанейских храмов, но известны в Эгеиде и на Кипре.
С безусловными микенскими традициями связываются и немногочисленные образцы филистимской культовой глиняной пластики. Она представлена как резко стилизованными изображениями сидящей женщины (скорее всего, богини), так и реалистическими фигурками скорбящей женщины с поднятыми руками. Единичные находки нерасшифрованных надписей на каменных печатях позволяют предположить использование филистимлянами письменной системы эгейского круга.
Самостоятельность и некоторая культурная специфика филистимских городов сохранились и в первой половине I тысячелетия до Р.Х.
Исследователи XIX — начала XX в., придерживавшиеся ранней датировки Исхода, часто ссылались на документы Амарнского архива, выше уже упоминавшиеся нами. Ряд писем был написан царями городов-государств Палестины и Сирии, в которых они умоляли о помощи против захватчиков — хапиру, которые вторглись в земли фараона, и предупреждали владыку Египта, что если немедленно не будет прислана помощь, то его земли будут потеряны.
Отождествление хапиру с евреями было заманчивым, и, как уже отмечалось, некоторые ученые XIX–XX вв. приняли его. Однако невозможно толковать большинство указаний на хапиру как относящееся к евреям. Более того, это хронологически невозможно. Если Исход произошел в 1450 г. до Р.Х., то в это время евреи находились в Синайской пустыне; однако, мы помним, Аменхотеп II утверждает, что во время своего похода в Сиро-Палестину он захватил свыше 100 000 пленных, среди которых 3 600 хапиру. Если же Исход произошел в 1250 г., то во времена Аменхотепа евреи были еще в Египте.
Исходя из этого, а также из того факта, что к началу XX в. не было найдено археологических подтверждений завоевания Святой Земли в XV в. до Р.Х., критики Библии либо просто отвергали всякую историчность библейского повествования о времени Иисуса Навина, либо выдвигали альтернативные теории. Так, в 1920-е гг. немецким ученым А. Альтом была предложена так называемая теория проникновения, сторонники которой видели появление израильтян в Египте как многолетний процесс инфильтрации слабо связанных между собой западносемитских племен. Историческую параллель этим событиям последователи Альта видели в «покорении» аморреями Вавилонии, о котором свидетельствуют лишь надписи на клинописных табличках, но никак не остатки разрушенных городов.
Когда признание получила поздняя датировка периода Исхода (1270–1250 до Р.Х.), В. Олбрайтом и учениками его школы были предприняты усилия для отыскания археологического подтверждения завоевания Святой Земли в конце XIII в. до Р.Х. В активе исследователей первоначально были лишь Стела Мернептаха и вышеупомянутая чаша с надписью, относящейся ко времени правления Мернептаха, найденная Дж. Старки и О. Туфнелл в нижнем уровне пожаров в Лахисе. Таким образом, можно было считать, что в конце XIII в. до Р.Х., при Мернептахе, Израиль появился на Святой Земле, и его приход сопровождался разрушением городов, — в данном случае Лахиса, сожженного несколько ранее похода Мернептаха, возможно израильтянами.
Поиски других городов, разрушенных в это же время, были не слишком результативны. Так, в повествовании о завоевании Заиорданья (см.: Чис. 21) говорится о разрушении городов Дивона (совр. Телль Дибен) и Есевона. Однако археологического подтверждения этому нет — Дивон до раннего железного века (период Судей) не существовал, а в Есевоне до той поры было незначительное поселение сельского типа.
Раскопки в Заиорданье подтверждают, что до IX–VIII вв. до Р.Х. в Южном Заиорданье преобладали небольшие селения земледельцев и стоянки кочевников. Продолжающиеся раскопки железного века в Эдоме показывают, что большинство из них, в том числе Ароер, Восора и Умм эль-Бияра, были впервые заселены в VIII–VII вв. до Р.Х.
Несколько лучше обстояли дела с «подтверждениями» в Ханаане. Были найдены определенные соответствия библейскому повествованию о завоевании Святой Земли. Приблизительно в это время разрушены (и Библией об этом сообщается) следующие города:
1) Лахис — разрушен в 1150 г. до Р.Х. (см.: Нав. 10, 31–32);
2) Вефиль — разрушен в конце позднего бронзового века (см.: Нав. 8, 17; Суд. 1, 22–25);
3) Давир/Кириаф-Сефер — разрушен тогда же (см.: Нав. 10, 38–39; 15, 15–17; Суд. 1, 11–13);
4) Гацор/Асор — разрушен ок. 1200 г. до Р.Х. (см.: Нав. 11, 10–13).
Эти поселения были не только разрушены ок. 1200 г. до Р.Х., но и заново заселены народом, чья материальная культура была значительно проще и беднее.
Наиболее серьезное подтверждение завоевания Святой Земли было сделано в ходе раскопок 1980-1990-х гг., когда были открыты сотни небольших поселений раннего железного века I (XIII–XI до Р.Х.) от Галилеи до Северного Негева: это маленькие неогражденные поселения, основанные большей частью на пустом месте в конце XIII — начале XII в. до Р.Х.
А. Церталь производил раскопки поселений на землях Ефрема и Манассии, И. Финкельштейн — на территории колена Ефремова. Некоторые археологи Тель-Авивского университета исследовали долину Шефела и Саронскую низменность. Множество подобных находок было сделано и в Нижней Галилее. Все эти поселения были идентифицированы израильскими археологами как раннеизраильские поселения периода Судей. Обычно население такой деревни составляло 30-300 человек. Дома четырехкомнатные, со внутренним двором, с высеченными в камне цистернами. Для хозяйства поселений характерны маломасштабные, но интенсивные земледелие и животноводство. Социальная структура значительно проще в сравнении с предыдущими поселениями. Отсутствуют социальное расслоение, богатые кварталы, дворцы, общественные здания, храмы и святилища, что вполне соответствует описанию в Книге Судей.
Для подтверждения завоевания Святой Земли важен тот факт, что в 1985 г. Л. Стагер доказал, что на Центральном нагорье после 1200 г. до Р.Х. резко возросло количество поселений: в позднем бронзовом веке — двадцать три поселения, в раннем железном веке I — 114 поселений, из которых девяносто семь тогда же и были основаны. Причем поселения позднего бронзового века (пять-шесть гектаров) суть ханаанские города, а поселения раннего железного века I — раннеизраильские деревни площадью от восьми десятых гектара до одного целого и двух десятых гектара. При этом общая площадь поселений ханаанских городов позднего бронзового века — семьдесят гектаров, а раннеизраильских деревень — 190 гектаров. Демографы не могут объяснить подобный резкий рост населения естественными причинами; они считают, что произошел резкий приток нового населения — израильтян.
В результате всех этих исследований, с одной стороны, отходит в область преданий повествование о многочисленных разрушениях, произведенных Иисусом Навином, а также свидетельство о трехмиллионном числе участников Исхода (все население египетской Дельты эпохи Нового Царства не превышало 4 000 000 человек, а население раннеизраильских поселений периода Судей — 200–300 тыс. человек), — а с другой стороны, мы получили археологическое подтверждение прихода израильтян в XIII в. до Р.Х. Одним из объяснений подобного несоответствия в числах может быть тот факт, что слово элэф, обозначающее в библейском иврите тысячу, в ранних ханаанских диалектах означало, судя по фрагментарным надписям раннего бронзового века, группу воинов численностью пять — двадцать человек.
Археология объяснила также сообщение Книги Иисуса Навина о важности присоединения к Израилю жителей города-государства Гаваона с подвластными ему поселениями. Город этот назван как город большой, как один из царских городов (Нав. 10, 2), т. е. один из египетских центров в азиатских владениях Египта. И действительно, Гаваон, судя по раскопкам, — большой город, центр виноделия: археологи нашли глубокую водяную шахту, внутри которой было обнаружено множество ручек от амфор. На каждой надпись: Гаваон — и имя производителя. История с Гаваоном — не единственный случай милостивого отношения израильтян к своим противникам, ведь они не столько уничтожали ханаанеев, сколько изгоняли их. Нравы же того времени, как уже говорилось, были куда более жестокими (сцены наказаний показаны на рис. 33 и 34). Ашшур-нацир-апал I так описывает свой поход:
Мне принесли известие,
Что город Сури возмутился.
Колесницы и войско собрал я.
С возмутившейся знати
Я содрал их кожи и сделал трофей из них.
Некоторых я оставил в куче для гниения,
Некоторых я посадил на кол на вершине холма,
Некоторых я положил рядом с кучей убитых
В порядке на кольях.
Я ободрал многих в виду моей земли
И развесил их кожи по стенам…
Я приблизился к Тиле,
Я осадил этот город и сделал приступ.
Многих воинов я взял в плен живыми.
У некоторых я отрубил руки и ноги,
У других я отрезал носы и уши
И выколол глаза многим.
Я воздвиг холм, когда они еще были живы.
Как мы знаем из Священного Писания, повеление об изгнании или уничтожении жителей Ханаана объясняется тем, что исполнилась мера беззакония этих народов, от следования обычаям которых предостерегает Сам Господь (см.: Втор. 18, 9-13). О том, например, что такое проводить сына своего или дочь свою чрез огонь (Втор. 18, 10), мы теперь знаем благодаря археологическим раскопкам не только на Святой Земле, но и в крупнейшем государстве финикийцев — Карфагене. Еще в начале XX в. Э. Зеллин в Фаанахе нашел у алтаря, вырубленного в скале, двадцать больших сосудов, горлышки которых были закрыты другими сосудами или глиняными мисками и которые содержали просеянную землю и скелеты младенцев, большею частью новорожденных, но иногда и в возрасте нескольких месяцев (однако не свыше двух лет).
Подобные находки были сделаны и в других местах (например, Р. Макалистером в Газере). Кроме этого, найдены доказательства существования у ханаанеев общего весьма многим народам обычая человеческих жертвоприношений при основании городов и зданий. Одни исследователи объясняют эти жертвы как жертвы духу местности, другие — как средство дать новому сооружению духа-покровителя. В Библии имеется долго бывшее непонятным известие об основании Иерихона Ахиилом: на первенце своем Авираме он положил основание его (3 Цар. 16, 34); объясняют его находки, подобные сделанной в Фаанахе, где у ворот городского укрепления под плитой из такого же материала, что и стены, был найден скелет мальчика с глиняными предметами. Подобные находки были сделаны также в Газере и в Мегиддо.
Израильтянам и позже были прекрасно известны тофеты (см.: 4 Цар. 16, 3; 2 Пар. 28, 3) — типичные для финикийского (ханаанского) поселения кладбища для ритуальных захоронений младенцев, сожженных в честь верховного божества. Особенно хорошо, в том числе и на основании античных источников, описаны тофеты Карфагена.
В случае особенно торжественного события, наподобие закладки города, или нависшей опасности, карфагеняне приносили в жертву новорожденных младенцев — порой, как сообщают античные авторы, сотнями. Размах этого обряда засвидетельствован находками многочисленных тофетов, в том числе и в самом Карфагене. Порой это тысячи могил, в которых помещены сосуды с пеплом и полусожженными костями младенцев, обычно не достигших и недельного возраста; иногда в сосуде находят кости нескольких младенцев, иногда и — вместе с костями ягненка или птицы. Судя по вотивным надписям над захоронениями, «хозяином тофета» мыслился бог Ваал Хаммон. Захоронения делались от имени частных лиц из самых различных сословий, даже рабов. Обряд носил название молк; слово это встречается в Библии, однако во время поздних правок текста, делавшихся тогда, когда подобный культ уже исчез, молк было принято за имя божества Молох.
В этот период Святая Земля была разделена на три нестабильные сферы влияния: филистимлян; сохранившихся городов ханаанеян, противостоявших как филистимскому, так и израильскому давлению; израильских племен, прочно обосновавшихся на Святой Земле и сплотившихся в значительные группы (см. рис. 35).
Сохранилось и присутствие Египта в крупных городских центрах, таких как Беф-Сан, Лахис, Мегиддо, Тел Мор, Тел Сера, Фирца. Важнейший из них — Беф-Сан, разрушенный в конце XIII в. до Р.Х., — был вскоре восстановлен, причем новый храм его, построенный на месте предыдущего, имел специфические черты египетской планировки и египетского архитектурного декорума, так же как и расположенное близ него здание, служившее, возможно, резиденцией египетского чиновника. Похожими были и судьбы Мегиддо, Лахиса, Тел Серы: разрушение ок. 1200 г. до Р.Х., восстановление в начале XII в. до Р.Х., наличие египетских элементов в архитектуре, керамике, прочих изделиях, в погребальном обряде (включая глиняные антропоморфные саркофаги), наконец, египетские надписи, содержавшие имена фараонов XIX и XX династий. Кроме того, египетские памятники того времени покрыты изображениями, представляющими принесение фараону дани жителями Ханаана (см. рис. 36).
Среди народов Палестины того времени упоминаются также ханаанеи, аморреи, иевусеи, ферезеи, евеи, хеттеи и хорреи. Ханаанеи — неточный термин, иногда используемый в широком смысле для обозначения всех, кто проживал в Ханаане. Когда израильтяне стали преобладать в Палестине, центр ханаанейского расселения переместился на территорию современного Ливана (Тир и Сидон), и в отношении этих племен применяется термин финикийцы (рис. 37 представляет ханаанеев, вернувшихся с победой из сражения (резьба по слоновой кости из Мегиддо). Перед сидящим на престоле царем стоят виночерпий и музыкант, а победители ведут пленных воинов).
Как известно из Амарнской переписки, аморреи присутствовали в это время как в Палестине, так и в Сирии (см. также: Суд. 10, 8; 11, 19 и далее).
О других народах существует еще меньше данных. Иевусеи проживали в Иерусалиме (см.: Суд. 1, 21). Ферезеи упоминаются много раз, однако о них ничего не известно. Возможно, это название обозначало тех, кто не жил в укрепленных городах. Евеи проживали у горы Ермон (см.: Нав. 11, 3), вдоль пути из Сидона в Вирсавию/Беэр-Шиву (см.: 2 Цар. 24, 6–7) и в городах Гаваона (см.: Нав. 9, 7; 11, 19).
В Ветхом Завете хеттеи упоминаются еще в период Патриархов, однако не существует каких-либо данных об их переселении в Сирию вплоть до XII в. до Р.Х. Тем не менее термин хеттеи требует уточнения, так как первоначальные хетты (хатти или протохетты) и поздние хетты (см. рис. 38), которые вторглись в землю хатти около 2000 г. до Р.Х., не являются одним и тем же народом.
Кроме того, проникшие в Египет гиксосы (ок. 1785 до Р.Х.) были народом, часть которого составляли индоевропейцы (коими являлись и хетты). Когда гиксосы были изгнаны из Египта (ок. 1570 до Р.Х.), вполне вероятно, что они обосновались в Палестине.
Упоминаемые в качестве жителей Палестины хорреи (см.: Быт. 14, 6; 36, 20) жили на горе Сеир и были изгнаны оттуда идумеями. Еврейское название хорреев — хори — ранее истолковывалось как «обитатели пещер» или отождествлялось с хару, египетским обозначением жителей Сирии и Палестины. В настоящее время хорреи отождествляются с хурритами (см. рис. 39), выходцами из Закавказья, родственными представителям адыго-абхазской группы северокавказской языковой семьи. Около 2400 г. до Р.Х. хурриты вторглись в Северную Месопотамию и позднее слились с ассирийцами. Памятники хурритской письменности, обнаруженные при раскопках в Телль эль-Амарне, Богазкёе, Рас-Шамре и Мари, дали много нового и интересного для исторической науки. Важнейшие для понимания библейских текстов хурритские источники представлены глиняными табличками из города Нузи, в Северной Месопотамии, — они относятся к XV в. до Р.Х. и позволяют по-новому взглянуть на многие подробности из жизни патриархов.
Общая картина периода Судей имеет вполне хорошее археологическое обоснование. Израиль, упомянутый Мернептахом не как государство, а как один из народов Палестины, создал в период Судей амфиктионию с центром в Силоме (Шило). О том, как функционировали подобные священные союзы у других народов древности, мы знаем немало; особенно хорошо известна амфиктиония этрусков (один из народов моря), осевших на Апеннинском полуострове и передавших свою культуру Древнему Риму.
Амфиктиония этрусков, Двенадцатиградие — как в Пелопоннесе и Малой Азии, — это объединение скорее религиозного, чем политического характера, предоставлявшее каждому из участников союза автономию не только во внутренних, но и во внешнеполитических делах; такая конфедерация была настолько непрочным объединением, что даже во время внешних войн города редко действовали заодно. Каждую весну главы двенадцати городов собирались в святилище божества Вольтумны в Вольсиниях, чтобы обсудить назревшие вопросы и совершить совместные жертвоприношения. К этим собраниям были приурочены общенародные игры, подобные общегреческим играм в Олимпии, Дельфах и Коринфе. И точно так же, как на греческих праздниках, в дни торжеств проходили многолюдные ярмарки. Функции главы союза были в основном религиозными. Если члены союза и вели общие войны, то не избирая общего главнокомандующего: войско каждого города возглавлял собственный военачальник. Имеет исторические параллели в других семитских культурах и существование института судей — правителей народа. В Карфагене, жители которого называли себя кнааним (ханаанеи), центром законодательной деятельности был Высший совет, состоявший из аристократов. На нем председательствовали суффеты («судьи»), так же как и в метрополии — в Тире. Их было двое, избирались они из аристократических фамилий и могли быть избраны неограниченное число раз.
Из раскопанных раннеизраильских поселений периода Судей наиболее важное — Избет-Сартах. Раскоп имеет только три уровня, все — XIII–X вв. до Р.Х., они почти полностью раскрыты. Уровень III, конца XIII — начала XI в. до Р.Х., — представляет собой «овальное поселение внутреннего двора», что может восходить к стоянке кочевников. Уровень II (конец XI до Р.Х.) — поселение из 100 или более дворов с четырехкомнатными домами. Уровень I — начало X в. до Р.Х. Поселение основано мирно, хотя в конце каждой фазы оставлялось жителями — но без разрушений. Уровни III–II — с ханаанской посудой, что в очередной раз показывает, на каком уровне стояли бежавшие из Египта «царские люди», не имевшие даже собственных традиций изготовления простейших бытовых вещей и потому не оставившие серьезных археологических следов в Египте.
По мнению Л. Стагера, Дж. Коллевея и И. Финкельштейна, социальный уклад периода Судей вполне отражен этими поселениями — и группировкой их домов, и расположением самих поселений: гебер («семья») — около четырех-пяти человек — дом; бейт-аб («фамилия») — около двадцати человек — группы из двух-трех домов. Это — большие отцовские семьи, состоявшие из трех-четырех поколений потомков одного отца, владевшие родовой землей, отвечавшие за преступления, совершавшиеся их членами, и так далее. Каждый индивид был неразрывно связан со своей большой семьей, родом и племенем, и поэтому полное обозначение свободного человека состояло из личного имени, отчества, названия большой отцовской семьи, названий рода и племени. Деревня — около 30-300 человек — мишпаха («клан»), или отцовский род, в коллективной собственности которого была земля. Род имел общие празднества и общее место захоронения, его члены были связаны обязанностью кровной мести и взаимопомощи, земельное имущество должно было оставаться в роду, непременным атрибутом которого была общая генеалогия. Группа поселений составляла шебет («колено»).
Раннеизраильские поселения этого времени были малы и не были укреплены особыми стенами. На раннем этапе лишь Гило имел оборонительную стену, состоявшую из отдельных сегментов и охватывавшую часть большого поселка. Кроме того, вне укрепленной части найдено основание Отдельно стоящей массивной боевой башни: подобный вид фортификационных сооружений до этого не встречался. Специфичны и внутренние каменные стены, разделяющие поселение на ряд крупных участков, в которых тоже можно видеть загоны с примыкающими к ним домами. В конце периода, — в XI в. до Р.Х., — начинают вырабатываться и собственные израильские формы фортификационной архитектуры. Для нее характерны квадратные крепости с «казематными» стенами (двойные стены с длинными, узкими помещениями между ними, часть помещений замурована камнями и землей, другие служили кладовыми) толщиной от полутора до четырех с половиной метров.
Найденные в ранних израильских городах и поселках хозяйственные сооружения, такие как цистерны и зернохранилища, продолжали традицию, выработанную в Ханаане еще в среднем бронзовом веке. Развитие земледелия документировано свидетельствами о крупных зерновых запасах и создании специальных террас на склонах с их расчисткой, сопровождавшейся сведением лесов.
Для керамики характерно заметное обеднение репертуара форм, ограниченного теперь сугубо бытовыми сосудами, прежде всего большими пифосами для воды, кувшинами меньшего размера для вина или масла, кухонными горшками и незначительным числом прочих форм. Представляется, что вначале собственно керамической традиции у израильских групп не было и они заимствовали необходимую керамику у ханаанеян, а далее стали производить очень ограниченное число форм, также используя ханаанейские прототипы.
Сведения о культовой практике израильтян этого периода скудны. Даже на местах, где библейские тексты отмечают наличие святилищ или алтарей, остатки их либо не сохранились, либо их сложно идентифицировать. Так, центральная часть Силома, где после завоевания Ханаана была поставлена скиния завета, разрушена эрозией и поздней застройкой. Но здесь засвидетельствовано существование святилища начиная с позднего бронзового века — А. Мазар предполагает, что эта традиция могла обусловить избрание Силома как религиозного центра израильтян периода Судей. Им же рассмотрен дискуссионный вопрос об остатках необычных конструкций со следами возможных жертвоприношений на горе Гевал (Эвал). Автор этих раскопок, А. Церталь, идентифицировал сооружения как алтарь, воздвигнутый Иисусом Навином.
В центре раннеизраильских поселений на Самарийских холмах найдено культовое место в виде открытого кольца (около двадцати метров в диаметре) из камней. Центр кольца свободен и, возможно, предназначен для священного дерева. У восточного края кольца крупный маццеба («стоячий камень»), против него — мощеная площадка для жертвоприношений. На ней была найдена бронзовая статуэтка быка длиной восемнадцать сантиметров, — может быть, реминисценция золотого тельца, упоминаемого в Библии в связи с Исходом и храмами, воздвигнутыми в Вефиле и Дане. Статуэтки быка известны в ханаанейской культуре (в Гацоре/Асоре и Угарите); скорее всего, и упомянутый экземпляр отлит в ханаанейской мастерской, но использовался израильтянами северных Самарийских холмов. То же можно сказать о бронзовой статуэтке сидящей богини ханаанейского типа, найденной на ритуальной площадке XI в. до Р.Х. в Гацоре/Асоре.
Первостепенным источником культурных воздействий являлась здесь ханаанейская культура. Она продолжала развиваться в Прибрежной равнине под филистим-ским контролем, причем и сами филистимляне достаточно много из нее заимствовали. Представлена она и в двух районах Северной Палестины: в долине Изреель — вплоть до Беф-Сана на востоке и в долине Акра — к северу от горы Кармил. В первом районе это документируется материалами Мегиддо и Беф-Сана, восстановленных в XI в. до Р.Х. Специфическая ветвь ханаанейской культуры развилась на Финикийском побережье в особый феномен финикийской культуры. В долине Акра исследованы ранние финикийские города Ахзив, Телль Кейсан, Телль Абу-Хавам и другие. В ряде случаев можно говорить о взаимодействии ханаанейских и филистимских (ахейских) традиций с определенным взаимным обогащением. Ханаанейские города-государства, захваченные и в ряде случаев восстановленные израильтянами (Мегиддо, Сихем, Афек/Антипатрида, Газер, Иерусалим и др.), явились значительным импульсом для адаптации израильского населения к условиям городских систем, а далее и для собственного городского строительства. При этом широко использовались исконные ханаанейские архитектурные каноны как в планировке и фортификационных системах, так и в планах, строительных приемах и деталях конкретных комплексов, прежде всего храмов (см. рис. 40).
Отмечая крайне ограниченное число найденных до сего времени древнееврейских надписей, относящихся к рассматриваемому периоду, А. Мазар тем не менее справедливо подчеркивает их значение для представлений о развитии алфавитного письма в начале железного века. Им рассматриваются следующие конкретные памятники:
1) остракон с прорезной надписью из Избет-Сартаха (скорее всего, детское упражнение), в одной из строк которой перечислены буквы алфавита (с некоторыми упущениями и ошибками), в других представлены невразумительные комбинации знаков;
2) надпись на сосуде с юга «земли Филистимской», содержащая два ханаанейских имени, носящая посвятительный характер и относящаяся к XII в. до Р.Х.;
3) печать, найденная близ Экрона, с надписью: «Принадлежащее Абе», — выполненной, как и предыдущая надпись, алфавитным шрифтом этого периода. Две последние находки свидетельствуют о том, что ханаанейская алфавитная система использовалась филистимлянами наряду с нерасшифрованной до сего времени линейной системой, известной по печатям из Азота.
Находят археологическое подтверждение и некоторые отдельные эпизоды Книги Судей.
Книга (см.: Суд. 6, 2-11) сообщает о том, что, опасаясь грабителей — мадианитян, — заиорданские колена прятали свой урожай. Сообщение подтверждается находкой в заиорданском Давире/Кириаф-Сефере подземного зернохранилища периода Судей.
Разрушение Авимелехом Сихема за сокровища, взятые из святилища Ваала (см.: Суд. 9, 4, 45), подтверждается раскопками Э. Зеллина (1913-1914-е и 1926–1928-е гг.), в ходе которых было обнаружено, что Сихем действительно был сожжен ок. 1100 г. до Р.Х.
Раскопки, ведшиеся в 1922–1923 гг. В. Олбрайтом, подтвердили факт сожжения Гевы/Гивы Вениаминовой в середине XII в. до Р.Х. (см.: Суд. 20, 37–38).
По мнению того же Олбрайта, хорошим примером достоверности является список левитских городов (см.: Нав. 21; 1 Пар. 6), который Ю. Велльгаузен, а за ним и большинство критиков, считал искусственным продуктом воображения некоторых послепленных писателей. Внимательное изучение списка в свете известных археологических фактов убеждает, что этот реестр более древний: ни один город из этого списка не был основан после середины X в. до Р.Х., хотя некоторые относятся к более раннему времени (карта этих городов представлена на рис. 41).
Одновременно с Олбрайтом вели исследования на Святой Земле и датские археологи. В 1922-1931 гг. они раскопали Силом, где в период Судей находился духовный центр израильских колен (см.: Суд. 18, 31; 21, 19). Эти раскопки пояснили, почему, после смерти первосвященника Илия, Самуил ушел из Силома, а служение, возможное лишь в скинии завета, совершалось в священническом городе Номве (см.: 1 Цар. 21, 1–6). В XI в. до Р.Х., т. е. во время событий войны с филистимлянами и взятия ими ковчега завета, город был полностью сожжен. Эта находка объясняет и следующие слова пророка Иеремии: пойдите же на место Мое в Силом, где Я прежде назначил пребывать имени Моему, и посмотрите, что сделал Я с ним за нечестие народа Моего Израиля (Иер. 7, 12).
Неоднократные указания Книги Судей и Первой книги Царств на то, что в период Судей и в начале правления царя Саула железными орудиями на Святой Земле владели лишь филистимляне, были подтверждены в 1930-1940-е гг. раскопками Дж. Райта и Н. Глюка: подавляющая часть находок железа была сделана на территории филистимского Пятиградия. Со времени утверждения державы Саула железо входит во всеобщее употребление, а от времени ранее периода Давида нам известно лишь одно железное израильское изделие — кирка из цитадели Гар-Адир в Верхней Галилее.
Тот же Дж. Райт нашел археологическое объяснение свидетельства тому, что в период Судей кузнецов не было во всей земле Израильской; ибо Филистимляне опасались, чтобы Евреи не сделали меча или копья. И должны были ходить все Израильтяне к Филистимлянам оттачивать свои сошники, и свои заступы, и свои топоры, и свои кирки, когда сделается щербина на острие у сошников, и у заступов, и у вил, и у топоров, или нужно рожон поправить (1 Цар. 13, 19–21). В 21-м стихе стоит слово пйм, смысл которого ранее был неизвестен. Дж. Райтом были найдены филистимские гирьки с надписью пйм. Вес гирек — две трети сикля. Таким образом, пйм — плата серебром, которую израильтяне давали кузнецам филистимским. Сумма в две трети сикля серебра (около семи с половиной граммов) была довольно-таки большой, и потому можно утверждать, что израильтяне находились не только в политическом, но и экономическом подчинении у филистимлян.
Нашло свое подтверждение именование Книгой Судей Ваалов и Астарт во множественном числе (см.: Суд. 2, 11, 13). Ханаанеи почитали множество проявлений Ваала, изображавшегося в виде конического камня, посвященного Солнцу и устанавливавшегося на высотах. Рядом с высотой Ваала находилась обычно роща Астарты, символом которой была Луна. Этим объясняются и обличения Пророками израильтян за приверженность к высотам и рощам (на рис. 42 представлено изображение Ваала, на рис. 43 — изображение Астарты).
Также стало понятно, почему никто не помешал Аоду убить моавитского царя Еглона в прохладной горнице, которая была у него отдельно (Суд. 3, 20): на Древнем Востоке летний дом — алийя — устраивался чаще всего над входными во двор воротами и с отдельным выходом на улицу. Это было мужское помещение с окнами, для бесед и важных дел, — никто из посторонних входа туда не имел.
Предшествовавшая державе Давида держава Саула оставила после себя мало археологических памятников и в силу своей недолговечности, и в силу того обстоятельства, что народ Израиля все еще оставался союзом бедных земледельческих племен. Единственными серьезными находками, относящимися к этому времени, являются следующие.
Как уже отмечалось, в 1922 г. В. Олбрайт исследовал в пяти километрах к северу от Иерусалима развалины Телль эль-Фуль. Оказалось, что это — Гива (Гивеа), столица Саула. Раскопки показали мощную крепость, простую и строгую по конструкции, но достаточно защищенную (см. рис. 44).
Она имела угловые башни и две линии стен из каменных блоков. Среди развалин нашли огромное количество бронзовых наконечников стрел и каменных снарядов для пращей. Развалины относятся ко второй половине XI в. до Р.Х., т. е. ко времени правления первого царя — Саула.
В 1920-1930-е гг. археологи Пенсильванского университета (США) раскопали развалины города Беф-Сана, где филистимляне глумились над телом царя Саула. Согласно Библии (см.: 1 Цар. 31, 10; 1 Пар. 10, 10), филистимляне поместили голову убитого царя в храм Дагона, его доспехи — в храм Астарты, а туловище повесили на городской стене. В слое, предположительно относящемся к эпохе Саула, обнаружены развалины двух расположенных рядом друг с другом храмов — Дагона и Астарты.
Не много сведений о событиях, предшествовавших воцарению Давида, принесли и исследования Иерусалима. Всего более известен «канал иевусеев»: по библейскому рассказу о взятии Иерусалима, Иоав, полководец царя Давида, взял неприступную крепость хитростью. Возможно, он проник туда по какому-то потаенному каналу и напал на иевусеев с тыла. В 1867 г. Ч. Уоррен, осматривая Иерусалим, нашел канал, который шел сначала горизонтально, а затем — по вертикали. Пройдя весь подземный ход, Уоррен оказался внутри древних стен города. Туннель был создан в конце II тысячелетия до Р.Х. и, скорее всего, является тем самым каналом, по которому Иоав с воинами проник в город. Первоначально ко времени Давида и Соломона относили обводную стену, шедшую вдоль восточного гребня Офела вместе со связанной с ней массивной башней. Но дальнейшие исследования показали, что относится эта стена не к X в. до Р.Х., а к концу I тысячелетия до Р.Х. Подлинная же древняя стена, функционировавшая и при иевусеях, и при Давиде, более того, повторявшая линию стены среднего бронзового века (почти полностью разрушенной эрозией), была обнаружена английской экспедицией в пятидесяти метрах восточнее первой и на двадцать девять метров ниже первой по склону. На этой позиции стена препятствовала захвату сооружений системы водоснабжения и в то же время не уступала по уровню холмам противоположной стороны долины, где мог появиться неприятель. Прослежены также западная и северная стены этой системы. Вместе они ограждали площадь в четыре целых четыре десятых гектара. Около X в. до Р.Х. была проведена значительная перепланировка Иерусалима, основу которой составляло сооружение целой серии террас как базы для гораздо более активной застройки. При Давиде террасы были отреставрированы и расширены, что заметно улучшило условия застройки по сравнению с крутым склоном.
На крутом восточном склоне холма, над источником Тихоном, открыто массивное сооружение, условно отнесенное к X в. до Р.Х. Оно представляет собой гигантскую опорную стену (высотой в шестнадцать с половиной метров), поддерживавшую монументальную конструкцию, в основном разрушенную, причем возможна идентификация последней как иевусейской крепости Сиона, взятой при штурме Иерусалима и ставшей городом Давидовым (ср.: 1 Пар. 11, 5). Расположение ее на вершине холма над Тихоном характерно именно для времени Давида, поскольку при Соломоне город сместился к северу, при дальнейшем же распространении города к восточным склонам холма эта огромная опорная стена была заброшена.
Временем Давида могут быть датированы скромные поселки, возникшие на руинах им же разрушенных ханаанейских и филистимских городов. В Мегиддо в этот период, последовавший за большим пожаром 1000 г. до Р.Х., возникший поселок не имел особой фортификационной системы. Дома располагались по периметру верхней площадки холма, сплошная линия внешних глухих стен имела оборонительное значение, как и у некоторых поселков предыдущего периода Судей (рис. 45 представляет план раскопанной части Мегиддо времени Давида и Соломона: 1) ворота; 2) и 3) дворцы; 4) жилой квартал). Не было не только фортификаций, но и крупных общественных построек.
Близкая картина и в Телль Квазиле, где большие участки внутри также лишенной фортификаций территории филистимского города оставались свободными от застройки. Все же названные памятники являются индикаторами начавшегося освоения городов израильтянами. Похожая картина возникновения израильских поселков на руинах предшествующих им разгромленных городов железного века II зафиксирована раскопками Телль Бейт-Мирсима и Фимнафы (Тимны). В основных районах интенсивного животноводства — на прилегающих к пустыням окраинах Заиорданья и юга Иудеи — сложилась своеобразная форма поселения — хацер («огороженное пространство»), сочетавшая полуоседлое животноводство с земледелием. Жизнь жителей подобных поселений хорошо иллюстрирует Газерский календарь — известняковая плита, найденная археологами в 1908 году. Начертанный на ней стих гласит:
Два месяца сбор <оливок>,
Два месяца сев <зерновых>,
Два месяца поздний сев,
Один месяц обмолот льна,
Один месяц жатва ячменя,
Один месяц жатва и праздники,
Два месяца сбор винограда,
Один месяц сбор летних плодов.
Резкие перемены археологически фиксируются со времени Соломона — израильская держава тогда становится активным участником многих событий древней истории, и потому мы имеем массу сведений об этом периоде. Активная строительная (см.: 3 Цар. 5–9) и торговая (см.: 3 Цар. 9, 26–28; 10, 28–29) деятельность Соломона основывалась на союзе с тирским царем Хирамом I (см.: 3 Цар. 9, 10–14).
Ко времени Давида и Соломона Тир превратился в крупную торговую точку, а произошло это в силу следующих обстоятельств: в XIII–XII вв. до Р.Х. вторжения израильтян и филистимлян сократили территорию ханаанеев, которые все более концентрировались в Финикии; во время одного из набегов филистимлян был разрушен Сидон, жители которого и переселились в Тир. К северу от Финикии погиб Угарит. Тир, который и до этого, вероятно, активно участвовал в западных связях Восточно-Средиземноморского побережья, теперь стал главным центром западной торговли и западных путешествий. К тому же именно в этом городе после временного разрушения Сидона собралось особенно много населения, и это демографическое напряжение удалось снять выселением части людей за море. Это, вероятно, и вызвало начало активной колонизационной деятельности Тира.
В результате первого этапа колонизации в разных местах Средиземного и Эгейского морей возникли тирские колонии. Золото и серебро, притекавшие в Тир из отдаленных районов Западного Средиземноморья и севера Эгеиды, обогатили этот город. Торговля с Западом в значительной степени обеспечивалась сохранившейся сетью факторий и колоний. Финикийские колонии существовали даже в Дельте Нила и Персидском заливе. Эти колонии стали частью тирской державы, выплачивая дань тирскому царю.
Подобный расцвет Финикии связывают с именем тирского царя Хирама I (969–936 до Р.Х.). В двадцать лет он стал царем, отодвинув суффетов. Создавал огромные постройки, осваивал Кипр. Им было начато построение Тартеса (возм. Фарсис [Таршиш]) в Испании, где добывались золото, серебро, медь и железо. Отсюда шли корабли в Британию за оловом и далее — за янтарем. Хирам был и великим строителем: восточную часть острова Тир он расширил, присыпав целую часть (в греческое время носившую название Еврихора и служившую площадью для рынка и народных собраний). Раскопки действительно обнаружили в этой части города насыпной песок, в то время как древний Тир стоял на скале. Находившийся на особом островке храм Ваала Небесного царь соединил с городом, засыпав пролив; кроме того, Хирам пожертвовал в этот храм золотую колонну. Об этом выдающемся государственном деятеле сообщают, что он ходил войной против африканской У тики, не желавшей платить податей. Тир стал центром мировой торговли, в которой участвовал и Соломон (см.: 3 Цар. 10, 22).
Совместные экспедиции израильтян и финикийцев на финикийских кораблях (см. рис. 46) в Африку (страна Офир — эритрейское побережье Красного моря) привели к контактам и с царством Сава (Шева). Это государство находилось на юге Аравии, на территории нынешнего Йемена. Сава разбогатела на торговле специями, золотом и драгоценными камнями со странами Средиземноморья. В X в. царица Савская посетила Соломона (см.: 3 Цар. 10, 1-13). В Марибе — древней столице Савы — археологи нашли остатки древней плотины и развалины храма бога Луны. В надписях, найденных здесь, использован южносемитский алфавит, а в ходе раскопок 1999 г. были обнаружены развалины величественного «царского» дворца.
Масштабы предприятий Соломона стали понятны после многолетних раскопок Н. Глюка в заливе Акаба в Ецион-Гавере, что при Елафе (3 Цар. 9, 26). В 1938 г. американской экспедицией производились раскопки в Телль эль-Хелейфе на берегу залива Акаба. Там был открыт древний город Елаф/ Ецион-Гавер, а в нем — здание плавильни с соответствующим оборудованием.
Во время второго сезона раскопок (1939) стало ясно, что город имеет четыре слоя, из которых первый датируется XI–X вв. до Р.Х., т. е. временем Давида и Соломона. Важнейшим результатом второго сезона стала расчистка мощных оборонительных стен, сложенных из камня-сырца. Были обнаружены следы производства бронзы и железа. В третьем слое (период Разделенных царств) особо интересны древнееврейские надписи X–VI вв. до Р.Х., подтвердившие использование города и в этот период.
Дальнейшие раскопки привели Н. Глюка к следующим выводам. Из Ецион-Гавера шли пути к копям и плавильням Синая, большим и малым, легко опознаваемым по черным шлакам и отвалам. Крупный пункт — Хирбет-Нахаш («Медные Руины») — сохранил остатки сырья, отходов производства и продукции. Рядом с поселением проходят медьсодержащие жилы. У самого залива Акаба найдено около двадцати плавильных печей. Судя по сменяющим друг друга надписям — древнееврейским и идумейским, — Ецион-Гавер был местом постоянной борьбы между Израилем и Идумеей/Едомом.
При Соломоне разработки руд металлов, видимо, достигли максимального размаха. Пища доставлялась из Израиля, дрова — с гор Идумеи/Едома. Ецион-Гавер был и морским портом Соломона. Расширение власти Соломона хорошо проиллюстрировано цепью крепостей (около пятидесяти), исследованных в Негеве, — вплоть до Кадес-Варни на Синае. Тогда же на плоскогорье Негева, у водных источников, находившихся на пути из Иерусалима в Ецион-Гавер, возникли земледельческие поселения колена Симеонова, обеспечивавшие непрерывность государственной территории (изображенной на рис. 48. Карта этих поселений, обследованных Н. Глюком, представлена на рис. 49).
Совместные экспедиции израильтян и финикийцев за золотом страны Офир получили некоторое подтверждение в надписи с остракона VIII в. до Р.Х.: «Золото Офира. Для Беф-Орона, 30 сиклей». Примечательно, что цифра 30 написана при помощи финикийской цифровой системы.
Согласно Священному Писанию, эпоха Соломона была временем осуществления огромной строительной программы, что вполне подтверждается данными библейской археологии. Наиболее известное сооружение того периода — Храм Иерусалимский.
О Храме Соломоновом (описание которого см.: 3 Цар. 6–7) мы можем говорить лишь на основании косвенных археологических данных в силу того обстоятельства, что хотя от этого строения ничего и не осталось, однако сейчас мы можем составить представление о нем на основании исследований других культовых построек Сиро-Палестинского региона. Как упоминалось выше, Соломонов Храм, построенный финикийскими мастерами, повторял общие формы храмов, традиционные для ханаанейской храмовой архитектуры того времени: трехчастная схема с расположением всех трех компонентов на одной оси. Подобная схема храмов утвердилась на Святой Земле еще в конце среднего бронзового века и в период Патриархов стала основной для создания храмов в Эбле, Мегиддо, Сихеме и храма в Айн-Даре (см. рис. 50).
Удержалась эта схема в культовых постройках финикийцев и карфагенян, а в Сирии просуществовала до VIII в. до Р.Х. (храм в Телль Тайинате). Заимствования безусловны: к примеру, фланкировавшие вход в Храм медные колонны Иахин и Воаз, не имевшие параллелей в скинии Моисеевой, часто являлись принадлежностью финикийско-ханаанейских культовых сооружений. В святилищах Телль Тайината и Джибана колонны эти находятся в притворе, а у финикийцев, понимавших их как столбы Мелькарта (Геракла), — у входа (храм в Гацоре; ср. также глиняную модель храма из Телль эль-Фары, изображенную на рис. 51).
На рис. 52 показаны реконструкции плана Храма Соломона, сделанные на основании вышеупомянутых аналогов).
Ханаанейскими традициями, общими для всего Восточного Средиземноморья, было обусловлено также широкое употребление кедра при построении Храма Соломонова — подобные свидетельства представляют святилища в Лахисе и Телль Квазиле.
Храмы Сиро-Палестинского региона широко представляют и другие особенности Храма Соломонова: орнаментальные решетки, пальметки, плоды, цветы и бордюры — в виде инкрустаций, резьбы по дереву и кости и т. д. (см.: 3 Цар. 6, 18–22).
За то, что кладка Храма Соломонова была также финикийской, говорит тот факт, что парадные каменные постройки, распространившиеся в Израиле лишь с этого времени, обычно следуют финикийской строительной практике (чередование продольного и поперечного положения длинных и узких каменных блоков). Еще одна особенность финикийской кладки — использование массивных блоков с выступающей центральной частью. Интересно, что в более позднее время при укреплении высоты в Дане для облицовки холма, в подражание Храму Соломонову, были использованы камни с незначительно выступающей центральной частью. А массивные блоки самих Соломоновых построек использовались позднейшими строителями: в Мегиддо при царе Ахаве и в Иерусалиме при сооружении Храмовой платформы царем Иродом I.
Херувимы Храма Соломонова имели еще более распространенное употребление в библейских странах. Это были не крылатые дети, известные по виллам Помпей, а крылатые быки или львы с человеческими головами (см. рис. 53).
Смысл их употребления во Святом святых объясняется частыми находками царских тронов: трон представлял собой сиденье, укрепленное между двумя Херувимами. Отражая эту традицию, авторы книг Ветхого Завета восседание на Херувимах воспринимают как свидетельство царской власти. То, что для них Бог Израилев виделся Царем, восседающим на Херувимах (т. е. на царском троне) (см.: 1 Цар. 4, 4), объясняет, возможно, безбоязненность восприятия Соломоном и его окружением финикийских традиций для сооружения Храма Единому Богу. При сохранении всех вышеприведенных особенностей важнейшим отличием Храма Соломонова от финикийских святилищ было то, что в самом святом помещении, где ханаанейский храм предполагал размещение фигуры божества либо его символа, находился трон, на котором восседал Невидимый Царь Израилев, реальное присутствие Которого в Своем Храме и на Своем престоле (троне) было общим убеждением ветхозаветной Церкви. В этом случае подножие ног Божиих, которому призывает поклоняться Псалмопевец, — ковчег завета. Подобное понимание Херувима («тельца») объясняет также и то, почему культ тельцов в Десятиколенном царстве не стал совершенно языческим, — поклонение, по мнению многих библеистов, воздавалось не тельцу-херуву, а восседавшему на нем Единому Богу.
Раскопки разъяснили также, почему окна в Храме Соломоновом были глухие с откосами (3 Цар. 6, 4). Судя по сохранившимся финикийским параллелям, это были окна бойничного типа: широкие внутри помещения и узкие — снаружи.
Долгое время библеистов смущал вопрос о том, как могли тяжелейшие каменные блоки Храма Соломонова, вытесанные заранее, фиксироваться так, что ни молота, ни тесла, ни всякого другого железного орудия не было слышно в храме при строении его (3 Цар. 6, 7). Ответ был найден, когда стала известна практика финикийских строителей, собиравших значительные сооружения из заранее заготовленных блоков, фиксировавшихся распорками из сухого дерева, потом разбухавшего от естественной влажности. Вполне возможно, на эту практику указывает другой стих, не совсем понятый масоретами (см.: 3 Цар. 6, 10).
Интересно, что текст Семидесяти толковников лучше передает особенности отделки Соломонова Храма, чем текст масоретский. Масореты, уже утерявшие традиции допленного времени, так адаптировали к своему пониманию некоторые архитектурные особенности Храма Соломона, что наш синодальный текст, следующий масоретскому, иногда ставит читателя в тупик. Так, в тексте (см.: 3 Цар. 6, 18) сообщается о том, что кедровая обшивка внутренних стен Храма была покрыта резьбой, а стихи 21–22 говорят о том, что эта внутренняя поверхность была покрыта золотом, — поэтому некоторые толкователи считали, что золотые листы накрыли резную обшивку. В действительности же храмы того времени украшались внутри и резьбой, и золотой инкрустацией, как о том и свидетельствует Септуагинта. И пол в Храме не был выложен золотом, но был им инкрустирован — вполне возможно, точно так же, как в храме в Мегиддо, пол которого был покрыт звездами Давида.
В свое время вызывало сомнение и сообщение о том, что петли массивных дверей Храма были изготовлены из золота (см.: 3 Цар. 7, 50), — ведь это столь мягкий материал, что петли не выдержали бы продолжительного употребления. Ответ заключается в том, что золотой инкрустацией, скорее всего, были покрыты и двери Храма, а на железных петлях были, видимо, золотые накладки.
О том, как была устроена крыша Храма Соломонова (ведь она не должна была протекать), говорят раскопки святилища в Вефсамисе: насыпали слой вулканического туфа, утрамбовывали глиной, а далее клали слой известковой глины, закатывавшейся каменным катком.
Интересно, что несоответствие в описании давира (Святого святых) в Третьей книге Царств (см.: 3 Цар. 6, 19–20) и в Книге пророка Иезекииля (см.: Иез. 41, 3), считавшего, что давир отделялся от Храма трехметровой стеной, объясняется общей сиро-палестинской практикой отделения Святого святых каменной стеной.
А раскопки храмов в Араде и Беф-Сане объясняют и то, почему высота Святого святых на пять метров меньше, чем высота всего Храма: в Араде и Беф-Сане Святое святых находилось на возвышении, куда вели ступени.
Археологические раскопки показали и то, как из двенадцати камней складывался жертвенник. Жертвенники в Араде, Мегиддо, Дане и Вирсавии, увенчанные рогатыми венцами, состояли из трех рядов камней, — а в каждом ряду было по четыре камня. Эти жертвенники примечательны и тем, что их создатели поступали по-фарисейски, — исполняя лишь букву Закона, повелевавшего создать жертвенник из камней цельных, на которые не поднимали железа (Нав. 8, 31; ср.: Втор. 27, 5), — камни жертвенников обработаны, но не железом, орудия из которого уже прочно вошли в быт израильтян, а с помощью бронзовых пил.
Находка этих жертвенников разрешила еще одно недоумение библеистов: согласно тексту (см.: 2 Пар. 4, 1), жертвенник в Храме Соломоновом был не каменный, а медный или, по некоторым спискам, — бронзовый. Кроме того что это не соответствует повелению о создании жертвенника из камня, совершенно непонятно, как такой жертвенник мог выдерживать огонь, круглосуточно на нем горевший (см.: Лев. 6, 12), ведь температура горения — около 1 000 °С: уже при 840 градусах медь размягчается, а при 1 010 градусах — плавится. Ответ заключается в том, что жертвенник Храма Соломонова, так же как и жертвенники неканонических святилищ, скорее всего, был каменным, но, подобно им, был увенчан массивной бронзовой либо медной окантовкой «с рогами».
Для реконструкции Храма Соломонова важно и то, что обмеры найденных жертвенников свидетельствуют: при создании культовых сооружений израильтяне пользовались не «обыкновенным» локтем в сорок три целых и две десятых сантиметра, а относящимся к израильской праистории египетским «царским» локтем, — т. е. в локоть с ладонью (Иез. 40, 5). Так как все размеры найденных жертвенников кратны египетскому стандарту в пятьдесят два целых и три десятых сантиметра, то следует предположить, что и размеры Храма Соломонова были несколько больше тех, о которых говорили прежние исследователи.
Кроме величественного Храма, эпоха царя Соломона ознаменовалась возведением и иных сооружений — до наших дней сохранились фрагменты городских стен и ворот в древних Газере, Гацоре/Асоре и Мегиддо. В перечне строительных работ Соломона (см.: 3 Цар. 9, 15) эти города названы сразу после Иерусалима. Каждый из них был окружен двойной стеной, состоящей из параллельных кладок. Пространство между внутренней и внешней стеной было разделено перемычками на ряд внутренних помещений-казематов. Ворота защищали две квадратные башни, надстроенные над стеной (в Газере и Мегиддо) или примыкающие к ней (в Гацоре/Асоре). За ними, с обеих сторон прохода, располагалось по три сторожевых помещения. Наверху, над воротами, возможно, были дополнительные перекрытия. В Газере и Мегиддо внешние ворота находились почти перпендикулярно к внутренним — известная хитрость, облегчающая защиту города. Все укрепления строились по схожему плану.
В Мегиддо к Соломонову времени относится создание огромного строительного комплекса, идентифицированного рядом исследователей, начиная с открывшего его в 1928 г. П. Ги, как царские конюшни. Они, по их мнению, соответствовали библейским сведениям о строительстве Соломоном городов для колесниц и городов для конницы (см.: 3 Цар. 9, 19) и о наличии у него тысяч колесниц и всадников, которых он разместил по колесничным городам, об особом внимании его к лошадям, которых приводили из Египта и из Кувы (3 Цар. 10, 28).
Конюшни были рассчитаны на одновременное содержание более чем 450 лошадей. Комплекс включал в себя параллельные отсеки, каждый из них имел центральный проход шириной три метра, фланкированный двумя рядами каменных столбов, служивших и для поддержки крыши, и, как свидетельствуют специальные отверстия в них, для привязи лошадей. За столбами шли трехметровые проходы для вывода животных. Полы были вымощены булыжником или покрыты слоем дробленого известняка. В каждом отсеке находилось тридцать лошадей.
Вефсамис — первоначально ханаанейский город, полностью сожженный в Давидово время и отстроенный при Соломоне заново по новому плану: создана окружившая город казематная стена толщиной четыре целых и одна десятая метра; за стеной, повторяя ее форму, шла кольцевая дорога. Густая застройка была подчинена радиальному расположению улиц.
О масштабах строительной деятельности Соломона свидетельствует и такое значительное мероприятие, как создание Милло (заполнение ложбины между городом Давида и Храмовой горой), создание или совершенствование систем водоснабжения в Иерусалиме, Мегиддо, Гацоре/Асоре, Газере, Гаваоне, Араде, Вирсавии/Беэр-Шиве, Иокнеаме, Ивлеаме, Кадес-Варни, свидетельствующих как о высоком развитии инженерного искусства, так и о способности консолидации и больших средств, и крупных масс населения, необходимых для таких построек.
О том, как создавались подобные трудовые ресурсы, также есть косвенные археологические свидетельства: наличие государственных рабов в эпоху Давида и Соломона подтверждается раскопками Н. Глюка в Ецион-Гавере. Сопоставление литературных данных и исследование библейской и вавилонской терминологии, характеризующей несвободное население и формы принудительного труда, свидетельствует о том, что в Израиле и Иудее государственные рабы использовались как в ремесленном производстве, так и на строительных работах. Они рекрутировались, скорее всего, из военнопленных и их потомков, а также из ханаанеев и идумеев.
Говоря о царе Давиде, нельзя обойти молчанием то значение, которое имели археологические находки для подтверждения авторства Давида, Соломона и других допленных составителей псалмов, а также для доказательства неповрежденности текста Псалтири.
Библеисты XIX — начала XX в. пытались определить метр еврейских стихов, исходя из представлений о европейском стихосложении. Широко использовались такие термины, как два плюс два или метр три плюс два, указывающие, что дистих имеет два ударных слога в каждой строке или что за тремя долями следуют две. Если строка не подходила под гипотетический метр, ее часто исправляли, и Biblia Hebraica изобилует пометками исправления т cs (лат. metri causa — «ради метра»). Однако это только греческую и латинскую поэзию можно «сканировать», определив ритм кратких и долгих слогов, а затем полученному ритмическому рисунку каждой строки дать название (использовались такие термины, как ямбический пентаметр (пять стоп, каждая из которых — ямб, т. е. чередование безударного и ударного слогов) или дактилический гекзаметр (шесть стоп, каждая из которых — дактиль, т. е. один ударный слог и два безударных) и т. д.). Но к еврейской поэзии такие теории невозможно прилагать без навязывания стихотворного рисунка или без серьезного изменения текста.
С 1929 г. в Рас-Шамре было найдено множество глиняных табличек, содержащих религиозные тексты, включая и большое количество поэзии, довольно похожей на поэзию Ветхого Завета.
К табличкам не прикасались с тех пор, как они были погребены при разрушении угаритской библиотеки в XIV в. до Р.Х., следовательно, они представляют собой «чистые» факты, на которых можно строить теорию западносемитской литературы. Ввиду угаритских исследований более невозможно предполагать в еврейской поэзии наличие широко развитой ритмической структуры, такой как ямбические или анапестные стопы. Широкомасштабное исправление «ради метра» более неприемлемо. Полное пренебрежение к соединенным словам для того, чтобы приспособить текст к заданной метрической схеме, как это делается в Biblia Hebraica, также не может быть принято. Однако признать определенную структуру ударений, которая образуется естественным образом из слов или групп слов в строках, несомненно, необходимо. Эта структура все же не может быть более регулярной, чем структура угаритской поэзии.
X. Гинсберг указал, что у западносемитских поэтов был стандартный «арсенал» устойчивых синонимических пар, которые встречаются постоянно и, как правило, в одном и том же определенном порядке. Существует двадцать шесть подобных пар, в том числе: r’s («голова») — qdqd («темя»); ’rs («земля») — ’pr («прах»); yd («рука») — утп («десница»); ‘yb («враг») — sr («противник, притеснитель»); ‘lp («тысяча») — rbb («десять тысяч»). Эти и другие пары используются и в поэтических местах Ветхого Завета.
Еще одно заслуживающее внимания явление — использование последовательных чисел, т. е. конструкции х, х+1: однажды сказал Бог, и дважды слышал я это (Пс. 61, 12).
Таким образом, нельзя не согласиться со следующим выводом В. Олбрайта:
«В свете угаритских остатков ханаанейской религиозной литературы многие псалмы могут быть отодвинуты назад к ранним временам Израиля, не позднее X века. Поэтому нет уже необходимости отказываться от дат, связанных с именем Давида в отношении этих псалмов».
Кроме доказательства неповрежденности текста Псалтири, библейская археология дала некоторые представления о древневосточных музыкальных инструментах, использовавшихся в храмовом богослужении, — тимпанах, арфах, псалтирях (см. рис. 54), трубах (см. рис. 55), систрах и кимвалах (см. рис. 56).
Период Разделенных царств был временем подъема материальной культуры израильтян и иудеев — это прекрасно иллюстрируют археологические находки 1950-1990-х гг., причем основную часть находок дало Северное царство, являвшееся наследником государственных, культурных и производственных, но не духовных традиций царства Соломонова (см. рис. 57).
В ремесленном производстве имела место порайонная специализация: Ецион-Гавер был центром металлургии меди, Ен-Геди — сосредоточением производства благовоний, в Телль эд-Дувейре, где раскопаны двадцать — тридцать красильных мастерских, развивалось ткацкое и красильное дело и так далее. Основными партнерами царств были Финикия, Египет, Междуречье, а также Южная Аравия, чему доказательство — найденные в Палестине южноаравийские изделия.
Развитие специализированного ремесла и торговли, интенсивное строительство крепостей способствовали новому расцвету городской жизни. В X–VI вв. до Р.Х. были восстановлены многие разрушенные ханаанейские города и возникли новые. Преобладали маленькие поселения, площадью до одного гектара и с населением в несколько сот человек, и средние, площадью от двух с половиной до четырех гектаров и с населением в 2 000-4 000 человек. В Мегиддо Й. Ядином в 1960-е гг. найдены склады и водная система, сооруженные при царе Ахаве (на рис. 58 представлен план Мегиддо того времени: 1) городские ворота; 2) конюшни; 3) дворец; 4) водная шахта).
Раскопаны также израильские слои в Иокнеаме (западнее Мегиддо), Сихеме и Газере — городах, разрушенных при падении Самарии (см.: 4 Цар. 17, 5–6).
В Гацоре/Асоре в 1969–1970 гг. Й. Ядин раскопал водную шахту IX в. до Р.Х., высеченную в скале, с подземной галереей. В это время здесь были произведены значительные перестройки, коснувшиеся прежде всего царского и административного кварталов, что обусловило накопление здесь пяти слоев между распадом Единого царства и ассирийским вторжением. Они отражают серию разрушений города, связанных с локальными войнами, — как с иноплеменными группами (арамеями Дамасского царства), так и с царями Иудеи, а далее и с катастрофическим нашествием ассирийских войск. Несмотря на это, территория города в период Ахава резко возрастала и к середине IX в. до Р.Х. вдвое превысила Гацор/Асор Соломонова времени. И здесь казематная стена была сменена более мощной цельной стеной с выступами и углублениями. Внутри нее особая оборонительная система отделяла от остального города правительственную цитадель, ворота которой украшали полупилястры с протоэолийскими капителями. В цитадели находился ряд общественных построек, предназначенных для царской администрации. Цитадель располагалась в западной части холма. В восточной же открыты большие общественные склады и хранилища. Обширный комплекс с двумя рядами столбов в одной из построек по плану близок конюшням Мегиддо, но обилие каменных полок и камер для помещения сосудов и множество сосудов в смежных помещениях свидетельствуют о существовании здесь, вероятнее всего, крупного хранилища. Жилые дома плотно располагались вдоль улиц. В ходе перестроек VIII в. до Р.Х. в них были превращены и некоторые хранилища. Грандиозная система водоснабжения Гацора/Асора с общей глубиной до сорока метров была создана также в это время.
Сообщение Священного Писания о взятии царем ассирийским Тиглатпаласаром III целого ряда городов, включая и Гацор/Асор, и о переселении жителей их в Ассирию (см.: 4 Цар. 15, 29) подтверждается и археологическими свидетельствами: слой третьей четверти VIII в. до Р.Х. показывает разрушение поселения и уменьшение численности его населения — в дальнейшем здесь лишь стоял ассирийский гарнизон: в Гацоре/Асоре того времени найдены два ассирийских сооружения. Первое — административный комплекс, перекрывший разрушенную израильскую цитадель на вершине холма, остававшегося незастроенным после вторжений. Второе — большой дворец у подножия холма, построенный в типично ассирийском стиле и принадлежавший, возможно, ассирийскому наместнику. Сама осада Гацора/Асора ассирийцами представлена на прориси рельефа из дворца Тиглатпаласара III в Нимруде (см. рис. 59).
Телль эль-Фара (северная), обстоятельно исследованная в 1950-1960-е гг. Р. де Во, представляет собой небольшой город периода Разделенных царств с собственной культовой постройкой, созданной, подобно многим другим, вопреки следующему запрету Закона Моисеева: берегись приносить всесожжения твои на всяком месте, которое ты увидишь; но на том только месте, которое изберет Господь [Бог твой] в одном из колен твоих, приноси всесожжения твои и делай все, что заповедую тебе [сегодня] (Втор. 12, 13–14).
Первые раскопки в столице Израильского царства, Самарии, проводились экспедицией Гарвардского университета (США) в 1908–1910 годах. Экспедиция британских археологов работала там с 1931-го по 1935 г., Дж. Кроуфут в 1938 г., К. Кеньон и Е. Сукеник — в 1942 году. Раскопки города хотя и велись в значительных масштабах, однако охватили лишь часть царского акрополя (см. рис. 60).
Остальной город затронут ими лишь в незначительной мере. Но и эта вскрытая площадь дала возможность заключить, что степень планирования и строительной активности на акрополе беспрецедентна в архитектурной истории страны, за исключением, может быть, Соломонова строительства в Иерусалиме. Для строительства был избран холм с пологим склоном, высотой 350–430 м над уровнем моря. Но первоначально застроили лишь часть холма шириной девяносто метров, и вся она вошла в состав царской резиденции.
План акрополя брал начало в финикийской модели, более следовавшей плоскостной топографии, нежели округлым очертаниям холма Самарии. Чтобы использовать прямоугольный план, архитектор должен был создать плоскую платформу для поддержки массивной опорной стены.
Под руинами огромного храма, воздвигнутого царем Иродом I в честь императора Августа, археологи обнаружили остатки дворца-крепости израильских царей. Хотя эти постройки использовались строителями храма в качестве фундамента, археологам удалось частично реконструировать их. Крепость окружали двойные казематные стены. На востоке — ворота. На противоположной, западной, стороне — дворец Ахава и его преемников. И сейчас еще можно оценить точность кладки тщательно подогнанных друг к другу каменных блоков.
В застройке царской резиденции выделены два строительных периода. Первый исследователи относят ко времени основателя города — Амврия. В это время большая часть акрополя была ограждена стеной толщиной до одного метра шестидесяти сантиметров, не имевшей чисто фортификационного характера, но именно ограждавшей царский квартал и исполнявшей в то же время крепящую функцию: она несколько расширяла верхнюю площадку. Внутри ограды вымощенный битым известняком пол на четыре метра превышал уровень окружающих участков. Стена очень сильно разрушена, но остатки ее свидетельствуют о чрезвычайно высоком качестве кладки. Сами постройки за стеной разрушены полностью, однако фундаменты позволяют судить о регулярности и масштабности застройки, обрамлявшей обширный центральный двор.
Вторую фазу застройки связывают со строительной деятельностью наследовавшего Амврию сына его, Ахава. Верхняя площадка была заметно расширена, а ограждавшая и укреплявшая ее стена с северной и западной сторон заменена новой, уже безусловно оборонительной стеной казематного типа, общая толщина которой на северном участке достигала десяти метров. Царская резиденция превратилась теперь в подлинную крепость. Но остатки построек и здесь сохранились слабо. Это прежде всего касается воздвигнутого на укрепленной и замощенной площадке дворца. Сохранилось лишь южное крыло, состоящее из прямоугольных комнат, расположенных по сторонам двора. А. Мазар считает его реминисценцией планов дворцов ханаанейско-финикийской архитектурной традиции.
На полу дворца нашли черепок египетской каменной вазы с именем фараона Осоркона II, по-видимому пославшего эту вазу с благовонным маслом в дар Ахаву или какому-то другому царю. Зная, что Осоркон правил приблизительно с 874-го по 850 г. до Р.Х., мы можем датировать и другие найденные там предметы.
О степени влияния соседних народов на израильтян, по крайней мере на их эстетические пристрастия, свидетельствует финикийская резьба, найденная в 1938 г. Дж. Кроуфутом в доме, который может быть идентифицирован как дом из слоновой кости, построенный Ахавом (см.: 3 Цар. 22, 39). Большинство изделий — мелкие плакетки с барельефами, сочетающимися с инкрустацией цветными камнями, пастой, золотой фольгой, ляпис-лазурью, наконец, с разделяющими эти украшения узкими перегородками («перегородчатая техника»). Среди изобразительных мотивов — стилизованные растения (пальметки, волюты, древо жизни, розетки), сфинкс, лев, набрасывающийся на быка, корова с теленком, наиболее сложный — египетские мифологические сцены (рис. 61 представляет египетского бога Ха).
На одном из предметов дворца в Самарии сохранилась надпись на древнееврейском языке, позволяющая предположить, что предмет этот был привезен в Самарию из Ассирии. На другом предмете вырезано имя Азаила, царя Дамаска, современника пророка Елисея. Свидетельством наличия царских хозяйств в Израиле являются многочисленные (около 800) клейма VII–VI вв. до Р.Х. с надписью: «<Принадлежащее> царю» — и названиями четырех местностей, найденные на развалинах царского дворца. Назначение этих клейм интерпретируется по-разному, но, вероятнее всего, они свидетельствуют о наличии царских хозяйств, продукция которых — масло или вино — хранилась в этих сосудах (одно из таких клейм, с надписью «царский бат», изображено на рис. 62).
О наличии же царской земельной собственности, каковой стал и виноградник Навуфея, свидетельствуют многочисленные остраконы, с такими, например, надписями: «В год десятый из Хацером <название местности> для Гаддьягу <имя> один сосуд масла <косметического>» или «В год десятый из Абиэ<зера> сназвание местности> для Шемарьягу <имя> один сосуд со старым вином» — и другими, позволяющими предположить, что лица-получатели были царскими чиновниками, а местности-отправители входили в состав царских хозяйств, расположенных в сельской округе Самарии (см. рис. 63).
Этот пример, подкрепленный многими другими, доказывает, что значительная часть земли была в принципе неотчуждаемой собственностью родов, как то и предписывал Закон Моисеев. Родовая земля, именуемая нахала («наследственная собственность») и ахузза («собственность»), согласно Закону, должна была оставаться в пределах рода, и поэтому в случае отсутствия у человека прямых наследников действовало следующее предписание Закона Моисеева: отдайте нахала <в синодальном тексте удел> его близкому его родственнику из поколения его, чтоб он наследовал его (ср.: Чис. 27, 11).
Как известно, Иеровоамом I были учреждены два культовых центра — Дан на севере и Вефиль на юге (см.: 3 Цар. 12, 26–33). И уже ко времени, непосредственно последовавшему за этим, может быть отнесено активное строительство в Дане, показателями которого служат грандиозные ворота и церемониальная дорога, ведшая к вершине телля — холма, образовавшегося на месте города среднего бронзового века. Позднее, при Амврии и Ахаве, была сооружена платформа, к которой вели специальные ступени, причем каменная кладка этих построек близка самарийской, да и в целом здесь был воспринят архитектурный стиль Самарии. Город был густо заселен и четко распланирован. Его окружали массивные оборонительные стены, за ними находились общественные здания (на высоких и наиболее благоприятных участках) и многочисленные жилые дома, стоявшие по сторонам улиц с галечным покрытием. Основными сооружениями оставались ворота и культовый центр.
Поклонение изображениям тельцов или быков было культовой формой, распространенной и у других семитских народов, причем бык (или телец), вероятно, воспринимался не столько как собственно божество, сколько как символ могущества. Иеровоам, видимо, стремился с помощью золотого тельца выразить могущество Бога. На это же указывает и имя Эгельягу («телец Ягу»), нацарапанное на черепках, найденных в Самарии. В различных языческих изображениях фигура быка служит подножием для самого божества (см. рис. 64),
поэтому, может быть, и Аарон, и Иеровоам намеревались создать лишь престол для невидимого, не поддающегося изображению Бога Израиля. Культовый центр в Дане был раскопан в 1960-1970-е гг. А. Бираном. К IX в. до Р.Х. относится огромная высота, на которой находилось святилище с алтарями, антропоморфные статуэтки, рогатый жертвенник с бронзовыми орудиями и совками.
Следует отметить, что жертвенник, вероятно, был осквернен: один рог его сломан, а два других — повреждены. Так как разрушение святилища датируется VIII в. до Р.Х., можно предположить, что оно свидетельствует о пленении части северных колен, произведенном Тиглатпаласаром III (см.: 4 Цар. 15, 29). Находки жертвенников на высотах подтверждают библейские о них свидетельства. Обычно жертвенники были двух видов: это либо круглое коническое сооружение из камней, с ровным верхом, как в Мегиддо, где храмовая площадка, к которой вели ступеньки, была около четырнадцати метров в диаметре, либо многоугольная платформа, выложенная камнями. Высота последнего типа представлена святилищами в Дане и Вефиле, где она достигала полутора метров в высоту и восемнадцати метров в длину. Вполне возможно, что именно так выглядели две высоты, фланкировавшие вход в главные ворота Иерусалима и разрушенные Иосией (см.: 4 Цар. 23, 8). Частые сообщения Священного Писания о том, что в допленные времена жертвенники Богу Израилеву были весьма многочисленны, подтверждаются словами Меши (начертанными на Камне Меши), хвалившегося тем, что даже из похода на небольшие поселения израильтян он принес «священные сосуды Ягве».
Ярким археологическим свидетельством деградации духовной жизни в Израиле является тот факт, что после многовекового перерыва в IX–VIII вв. до Р.Х. в Мегиддо опять строят храмы Ваала и Астарты, более того, опять появляются кувшины с костями детей, сожженных на тофетах (см.: 4 Цар. 17, 9-12; 23, 10). Так как с высотами Ваала у ханаанеев сосуществовали обычно ашеры — рощи Астарты, в которых процветала культовая проституция, можно предположить, что подобное было и при израильских высотах, как и говорит Священное Писание (см.: 4 Цар. 17, 16). Интересно, что в допленные времена термин Ваал (Бааль) («Господь») прилагался и к Богу Израилеву, что также говорит о религиозном синкретизме тех времен и указывает на причину осуждения практики служения Богу Израилеву не в Храме Иерусалимском, а на высотах: израильтяне и иудеи, воспринявшие финикийскую (ханаанейскую) цивилизацию и культуру во всех ее частностях (письменность, искусство, государственное устройство и т. д.), очень скоро отождествили Бога Израилева (Бааль) с языческим Ваалом и стали совершать ему такое же служение, как и ханаанеи, — с тофетами и ашерами (см.: 4 Цар. 23, 4-24).
Хорошо зафиксирована библейской археологией история различных союзов и войн Израильского царства, приведшая в конечном итоге к его падению.
Так, Ахав, воевавший с Венададом II, царем Сирии, побеждавший его при помощи Божией (см.: 3 Цар. 20), не только пощадил его, вызвав тем гнев Пророка (см.: 3 Цар. 20, 35–42), но и вступил с ним в союз. Ахав, Венадад II, Ирулени, царь Имафа, и девять других соседних царей собрали войско для отражения нашествия Салманасара Третьего.
Ассирийская надпись сообщает, что Венадад II, как главнокомандующий коалиции, вывел на поле армию, состоявшую из: 1 200 колесниц, 1 200 конников, 20 000 пехотинцев — собственного войска и союзников, в том числе Ахава, а также 700 колесниц, 7 000 конников, 10 000 пехотинцев со стороны Имафа, который и был целью нападения Салманасара III, продолжавшего захват соседних территорий, начатый еще его отцом; 2 000 колесниц и 10 000 пехотинцев Ахава, 500 человек пехотинцев племени гитов; 1 000 «египтян», т. е. наемников; 10 колесниц и 10 000 пехотинцев из Ирканата; 200 воинов арвадских; 200 воинов из Усаната; 30 колесниц и 10 000 пехотинцев из Сизана; 1 000 верблюдов из Арбы и отряда царя аммонитян.
Заключали цари израильские союзы и с Иудейским царством — как Ахав с Иосафатом (см.: 3 Цар. 22, 29–36), так и сын Ахава Иорам с Иосафатом для войны с Мешей, царем моавитским, восставшим против израильского господства (см.: 4 Цар. 3, 4–7). Об этом повествует Камень Меши — обелиск из голубого базальта, найденный немецким миссионером Ф. Клейном в 1868 г. к востоку от Мертвого моря (см. рис. 65).
Начертанная на нем надпись царя Меши гласит:
Тогда восстал Амврий, царь израильский.
И угнетал Моав много дней;
Ибо Кемош разгневался на свою страну,
И Амврию наследовал его сын, и он сказал так:
«Я еще раз помилую Моав и его храм».
И Израиль погиб навеки.
И Амврий захватил округ Медевы,
И Израиль держал его в его дни и в дни сына его сорок лет,
Но Кемош оказал милость Моаву в мои дни.
Я укрепил Ваалмеон и сделал рвы вокруг него,
И я построил город Кириафаим,
И мужи колена Гадова жили в течение веков вокруг Атарофа,
И царь израильский укрепил этот город,
И я сражался против этого города, и взял его,
И предал смерти всех мужей города,
Чтобы угодить Кемошу, богу Моава,
И я взял оттуда священные сосуды Ягве
И поставил их перед лицом Кемоша в Кириафе,
И я поселил в нем людей из Ширака и Шарората для жительства в нем.
И Кемош сказал мне:
«Пойди, возьми город Нево у Израиля».
И пошел в течение ночи,
И сражался против него от утренней зари до полудня,
И взял его, и предал смерти всех его жителей…
И взял я оттуда священные сосуды Ягве
И принес их Кемошу.
И царь израильский укрепил Иахаз,
И занял его, и сражался со мною,
Но Кемош прогнал его пред лицом моим.
И я взял из Моава двести мужей всего,
И я осадил Иахаз, взял его и присоединил к Дивону.
Данная надпись содержит только один, и небольшой, эпизод иудейско-моавитской войны. В целом эта история выглядит так: идумеи, подданные иудейского царя Иосафата, захватили моавитский город Хоронаим. Прорицатель объявил, что Кемош хочет показать милость к своему народу и храму и намерен сокрушить Израиль, их угнетателя. По смерти Ахава, царя израильского, весь округ к северу от Арнона перешел в руки Меши, и он, видя слабость Охозии, преемника Ахава, отложился от него, перестав платить дань. Израиль и Эдом пытались все вернуть, начав войну. Идумеи были прогнаны с юга, и Меша, в благодарность Кемошу, построил ему высоту в Кархе. Охозия умер, и Меша надеялся укрепить свое царство. Для этого он перешел в наступление и овладел Иахазом, чем и закончил освобождение Моава. Кроме того, он соорудил ряд укреплений. После этого Меша, заключив союз с идумеями и аммонитянами, совершил нашествие на Иудею, но неудачно: возникло междоусобие в войске, когда моавитяне вместе с аммонитянами перебили идумеев и отступили. Израильским царем после Охозии, не имевшего сына, стал его брат Иорам. Соединившись с Иосафатом, царем иудейским, и идумеями, он пошел войной на Моав: будучи разбитым и спасаясь от врагов, Меша с остатками войска заперся в высокогорной крепости Кир-Харешет. После осады Меша, во главе 700 воинов, совершил вылазку, неудачную; тогда на городской стене он принес в жертву Кемошу сына — это произвело большое негодование в Израильтянах, и они отступили от него и возвратились в свою землю (4 Цар. 3, 27). По предположению Ш. Клермон-Ганно, до нас дошла половина надписи; дальнейшее дополняется Библией, подробно повествующей о войне против Меши, которую вели Иорам, царь израильский, Иосафат, царь иудейский, и царь эдомский (см.: 4 Цар. 3).
Цари израильские продолжали в отношении Тира союзническую политику, начатую еще Давидом и Соломоном. После смерти Хирама I, союзника Давида и Соломона, царствовал сын его Валеазар, а после него — Абдастарт, убитый сыновьями своей кормилицы, которые затем царствовали один за другим (Астарт, Астарим, Фелит) до 878 г. до Р.Х., когда известный из Библии отец Иезавели Итобаал (библ. Ефваал) основал новую династию, убив Фелита. В это время Ассирийское царство снова оправилось под управлением Ашшур-нацир-апала II, начавшего походы на Запад (на рис. 66 Ашшур-нацир-апал изображен совершающим жертвоприношение) и подчинившего Финикию; Ашшур-нацир-апал упоминает царя Тира в числе признавших его власть и принесших ему дары.
С тех пор история Израиля и Иудеи тесно связана с историей новоассирийской державы, данником которой был Израиль (см.: 4 Цар. 17, 3). Мы не знаем точно, был ли данником Ассирии Иорам, сын Ахава, однако свергший Иорама Ииуй таковым уже является: об этом повествует надпись на Черном обелиске, найденном в 1846 г. английским археологом О. Лэйярдом среди развалин Нимруда. Это — четырехгранный столб из черного базальта, покрытый со всех сторон текстами и барельефными изображениями. На одном барельефе изображен царь Салманасар Третий. Он горделиво стоит, а некий вельможа униженно кланяется царю — это израильский царь Ииуй, который искоренил весь род нечестивого Ахава (см.: 4 Цар. 9-10). Надпись над этим барельефом гласит: «Дань царя Ииуя из царского рода Амврия: серебро, золото, золотая чаша, золотые блюда».
Из другого текста, найденного в 1961 г., следует, что Ииуй принес дань на восемнадцатом году царствования Салманасара, т. е. около 840 г. до Р.Х. Правда, Библия обходит молчанием тот факт, что Ииуй был данником ассирийского царя. Ассирийская же надпись объясняет, почему царь Дамаска вторгся в пределы Израиля и разрушил его города. Это была месть за то, что Ииуй изменил антиассирийскому союзу, заключенному с Сирией, и перешел на сторону Ассирии.
Создание новоассирийской державы связывают с именем Тиглатпаласара III (см. рис. 67), которого привела к власти очередная гражданская война.
В Библии этот царь упоминается под именем Феглаффелласар/Фул (см.: 1 Пар. 5, 26): авторитет Вавилона в то время был столь велик, что Тиглатпаласар предпочел короноваться в качестве вавилонского царя под именем Пулу, объединив таким образом почти всю Месопотамию личной унией.
Именно с его царствования начинаются новые, небывалые доселе в Ассирии порядки. Если раньше ассирийские воины отличались беспримерной жестокостью и покоренные народы попросту истреблялись, что засвидетельствовано памятниками той эпохи (см. рис. 68),
то теперь жителей завоеванных территорий массами насильственно переселяют в «коренную» Ассирию и в другие провинции (такие депортации совершались организованно и по плану — рис. 69 и 70 показывают выселение пленных израильтян).
Людей переселяют вместе с их семьями, имуществом и даже «вместе с их богами» — число невольных переселенцев измеряется сотнями тысяч.
Угоняемых старались поселить как можно дальше от родины и вперемежку с другими племенами. Так же впоследствии ассирийцы поступили и с десятью северными коленами израильскими.
Относительно дальнейшей их судьбы можно сказать следующее. Потомки колена Данова, сохранившие, как считают некоторые, в Эфиопии веру предков в допленном варианте, в 1980-1990-е гг. были вывезены в Израиль. Остальные колена Иерусалимский институт Амишав предположительно идентифицировал с пуштунами. К подобным неординарным выводам привели следующие традиции пуштунов, выделяющие их из прочего населения Среднего Востока, но при этом сближающие с израильтянами: мальчики подвергаются обрезанию на восьмой день после рождения, женщины принимают ритуальную ванну после месячных очищений, женитьба происходит под балдахином и сопровождается обменом кольцами, с тринадцати лет мужчины носят накидку для молитв с бахромой, которая напоминает шалит, но служит как коврик для молитв. К обычаям присоединяются и данные устной традиции пуштунов. Согласно этой традиции, родословная пуштунов восходит к Афгану, сыну Иеремии и внуку царя Саула. Древняя королевская династия Афганистана считала себя принадлежащей к колену Вениаминову и потомкам царя Саула.
Названия этнических групп пуштунов напоминают названия колен Израиля: Рабани (Рувим), Шинвари (Симеон), Левани (Левий), Дафтани (Неффалим), Джаджани (Гад), Ашури (Асир), Юсулцай (Иосиф). Кабул — столица Афганистана — носит название поселения в Галилее, которое занимало колено Асира.
Тиглатпаласар III прошел до самого Персидского залива, захватывая халдейские племена и выселяя в Ассирию пленных. Но он не причинил никакого ущерба городам и всячески подчеркивал свою роль их защитника и покровителя. На востоке были разгромлены племена в горах Загрос и созданы две новые области. Отсюда также было переселено множество людей. Между тем к Тиглатпаласару III обратился за помощью (против Израиля) иудейский царь Ахаз, что стимулировало захват ассирийцами Галилеи и Заиорданья с массовой депортацией и их населения. Вот как повествуют об этом глиняные клинописные таблицы из Ассирии: «Бейт-Омри <Израиль>, все города которого я присоединил к моей территории во время прежних походов, я не включил только Самарию. Всего Неффалима я взял для Ассирии. Я поставил должностных лиц правителями над ними. Землю Бейт-Омри <Израиля>, весь его народ и их владения я отобрал для Ассирии». Сравните этот текст с текстом Священного Писания (см.: 4 Цар. 15, 29). С именем израильского царя Менаима связано обострение отношений между Ассирией и Израилем. В начале правления Менаим перестал платить дань Ассирии. Через несколько лет Тиглатпаласар III двинул свои войска в Палестину и подступил, как повествует Библия, к стенам Самарии, заставив Менаима откупиться 1 000 талантов серебра, что возобновляло сюзеренитет Ассирии (см.: 4 Цар. 15, 19–20).
В одном из дворцов ассирийских царей в Нимруде О. Лэйярд нашел большое количество каменных плит с надписями, содержавшими жизнеописание Тиглатпаласара Третьего. Среди обычных восхвалений там фигурируют и такие записи: «Я получил дань от… Рецина из Дамаска, Менаима из Самарии, Хирама из Тира». Дальше идет длинное перечисление предметов, входящих в эту дань. Затем сообщается о походе на Израиль: «Что касается Менаима, то я поразил его, как снежный ураган, и он бежал, как одинокая птица, и пал мне в ноги. Я вернул его на место и взял с него дань». О произведенном им при этом разрушении Дамаска (см. рис. 71)
Тиглатпаласар говорит так: «Я обезглавил Рецина, я осадил и взял дворец Венадада, его отца, построенный на высокой горе; 8 000 жителей с их имуществом я увел в плен; 518 городов, шестнадцать округов царства Дамасского я превратил в пепел».
После взятия Дамаска Тиглатпаласар не стал завоевывать Самарию, а использовал дворцовые интриги. В одной надписи он говорит, что «поставил» над Израилем царя Осию. А так как текст Писания (см.: 4 Цар. 15, 30) свидетельствует о том, что Осия, сын Илы, убил Факея и воцарился вместо него, то можно предположить, что заговор Осии был организован при поддержке Ассирии.
Наследнику Тиглатпаласара III, Салманасару V, досталась империя, простиравшаяся от Персидского залива до
Средиземного моря. Переоценив, видимо, свое могущество, Салманасар V попытался отменить привилегии священных храмовых городов. Поэтому его царствование оказалось недолгим. Он умер или, скорее, был убит во время осады Самарии, столицы Израильского царства. Падение Самарии и Израиля произошло оттого, что на девятом году правления Осия поддался влиянию фараона Сигора (см.: 4 Цар. 17, 4; по масоретскому тексту: Со), однако известно, что в то время в Египте правил фараон Бокхорис. Разрешение данного недоразумения заключается в том, что ассирийские источники упоминают Сибу-египтянина, который поддержал Осию. Вполне возможно, Сигор (Со) — это египетский военачальник Сибу, действовавший от имени фараона.
Некоторые исследователи Библии предполагали, что столицу, Самарию, взял Салманасар (см.: 4 Цар. 17, 5–6), но вот надпись на стене царского дворца в Хорсабаде (реконструкция дворца — на рис. 72)
свидетельствует об ином. Оказалось, что Салманасар начал осаду Самарии, но год спустя умер во время осады города. Город удалось занять лишь его преемнику, Саргону II, в 722 г. до Р.Х.
В обнаруженной археологами надписи Саргон сообщает: «В первый год моего царствования я осадил и покорил Самарию и увел как военную добычу 27 290 жителей… город я отстроил и сделал его более прекрасным, чем прежде. Заселил его людьми из покоренных мною стран. Поставил над ними губернатора и обязал платить такую же дань, какую платят все другие подданные Ассирии».
Это сообщение важно и тем, что оно подтвердило слова пророка Исаии о времени взятия Самарии, считавшиеся до этой находки ошибочными: в год, когда Тартан пришел к Азоту, быв послан от Саргона, царя Ассирийского, и воевал против Азота (Ис. 20, 1).
Обнаруженная надпись сообщает и о причинах похода Тартана (т. е. туртанну — ассирийского военачальника: на рис. 73 он изображен слева, справа — Саргон II): «Азария, царь Азота, положил в сердце своем не платить больше дани. В гневе моем я пошел на Азот с моими телохранителями. Я победил Азот и Геф. Я похитил их драгоценности и покорил их народ. Их землю я заселил народами с востока. Я брал дань с филистимлян, Иуды, Эдома и Моава».
О степени разрушения Самарии говорят раскопки: лишь вокруг вершины сохранились казематные стены, что связывается с превращением города в один из центров подчиненной Ассирии области. Находившиеся за ними массивные постройки были уничтожены полностью, а возникшие на их месте позднейшие сооружения строились уже по совсем иным планам. В перекрывавших разгром слоях являются новые формы, не имеющие корней в Палестине и принадлежащие ассирийскому стилю, представленному в Нимруде. Такая же смена и в планировке, и в архитектурном стиле, и в керамике фиксируется и в Мегиддо, и в Телль эль-Фаре, и в ряде других городов. Данное обстоятельство красноречиво подтверждает сообщение Священного Писания о заселении Самарии представителями различных народов, переселенных сюда по повелению царя Ассирии (см.: 4 Цар. 17, 24–41). Вся территория бывшего Северного царства была разделена на несколько непосредственно подчиненных Ассирии территориальных единиц со своими главными городами, в том числе с Мегиддо и Самарией.
Последовавший за ассирийским завоеванием период в Мегиддо документируется III слоем, показатели которого, по словам А. Мазара, типичны для рядового центра ассирийской провинции. Характерная для израильских городов круговая планировка с радиальными улицами заменена ортогональным планом с параллельными улицами, разделявшими кварталы. Жилые и административные кварталы резиденции ассирийского наместника располагались вблизи ворот. В планировке этих официальных сооружений очевидно сочетание ассирийских и местных традиций с определенной доминантой первых: в основу положен открытый двор, по всем четырем сторонам которого находились ряды помещений. О превращении Газера в ассирийскую крепость свидетельствуют как архитектурные руины, так и керамические находки, и даже два документа административного характера. Кроме того, в Беф-Сане ассирийского времени были построены храмы Дагона и Астарты.
Царство Иудейское, бывшее преемником духовных традиций державы Давида и Соломона, как государство было значительно слабее, чем царство Израильское. Небольшое по территории и населению, оно, однако, было сильнее своим внутренним единством, обусловленным не только преемственностью власти потомков Давида, но и тем, что только колено Иудино, как свидетельствуют археологические раскопки, выполнило в свое время повеление об изгнании и уничтожении всего языческого населения. Это обусловило и приверженность вере отцов, и куда более примитивный характер Иудеи как государственного образования. Иной в Иудее была и степень имущественного и социального расслоения: в городах Израильского царства, так же как в городах Финикии, среди многочисленных жилых зданий, состоявших из одного помещения и внутреннего дворика, выделялись отдельные двухэтажные дома с четырьмя — десятью помещениями вокруг двора; в городах же царства Иудейского преобладали небольшие однотипные дома.
Одно из первых событий в истории Иудеи — нашествие фараона Шешонка I (см.: 3 Цар. 14, 25–26) (представленного на рис. 74 в короне Нижнего Египта; справа, в короне Верхнего Египта, — фараон Тахарка).
Шешонк I — основатель XXII ливийской династии. «Новый царь, — пишет о нем акад. Б. Тураев, — был крупной личностью, подобных которой давно не было на престоле фараонов, и он на один момент даже напоминает Египту былое величие. Он следит за палестинскими делами, роднится с Соломоном и даже дарит ему вновь завоеванный египетскими войсками Газер, но в то же время готовит ему Адада и Иеровоама, а когда с его смертью призрачность еврейского великодержавия обнаружилась, Шешонк немедленно решился воспользоваться временем как для того, чтобы напомнить в Сирии об египетском владычестве, так и для того, чтобы пополнить свою казну за счет сокровищ, накопленных Соломоном. Библия повествует, что… “Сусаким с несметным войском напал на Иудею, взял Иерусалим, разграбил Храм и дворец, унеся золотые украшения, устроенные Соломоном”».
В Карнакском храме (Амона) сохранился список разгромленных в ходе этих событий палестинских городов (на рис. 75 изображены названия четырех из них — Рехова, Сунема (Шунема), Беф-Сана и Фаанаха).
А. Мазар считал, что целью Шешонка могло быть нарушение израильской и финикийской торговли с Южной Аравией и реставрация египетской гегемонии над торговлей. Примечательно, что Шешонк, в погоне за длиной списка, включил в него названия самых незначительных местностей, нигде более не встречающихся; с той же целью он из двойных наименований, например Хакель-Абрам («Поле Авраама»), делал два разных топонима и тому подобное. Далее, отождествленные имена, например Равва, Фаанах, Сунем, Беф-Сан, Рехов, Хафараим, Маханаим, Гаваон, Беф-Орон/Вефорон (Бет-Хорон), Аиалон, Мегиддо, Адам и др., указывают, что поход был направлен не только против Иудеи, но и охватил почти всю территорию царства Иеровоама I, — это подтверждается также находкой на территории Северного царства, в Мегиддо, фрагмента Стелы с именем Шешонка (см. рис. 76).
Список начинался северными городами и заканчивался филистимскими городами Экроном и Рафией. Почему Шешонк не пощадил Иеровоама, неизвестно. Может быть, тот не выполнил своих обязательств, стал вести себя самостоятельно и не платил дани: в одной карнакской надписи Шешонк вручает Амону дань Сирии и Нубии. Таким образом, как будто снова наступили времена Тутмосов и Рамсеса Второго. Последний все еще продолжал служить образцом. Шешонк нарочно поместил свой победный памятник рядом с его рельефами и над изображением Амона начертал длинную надпись (предполагаемый маршрут похода Шешонка I представлен на рис. 77).
Иудейский царь Аса, внук Ровоама, пострадавшего от нашествия Шешонка, предпринял серьезные шаги для укрепления своего государства: им был заключен союз с Венададом I, царем Сирии, против Израиля (см.: 3 Цар. 15, 18–20). Как известно, следствием этого союза было поражение Ваасы, царя израильского, и построение Асой пограничных крепостей — Гевы/Гивы Вениаминовой и Мицпы/Массифы (см.: 3 Цар. 15, 22). Последняя была раскопана в 1927–1935 гг. в Телль эн-Насбехе — находки свидетельствовали о том, что построение крепости действительно относится к IX в. до Р.Х. (реконструкция ее представлена на рис. 78).
Деятельность иудейского царя Иоаса, восстановившего Храм в Иерусалиме (см.: 4 Цар. 12), также была недавно подтверждена археологически. Это — две надписи; первая: на остраконе с упоминанием трех сиклей серебра фарсисского (ср.: 2 Пар. 9, 21; Иер. 10, 9; Иез. 27, 12), поданного неким Захарией в Храм Господень, — а вторая: большая надпись самого Иоаса, в которой он подробно сообщает о пожертвованиях серебра на Храм (см. рис. 79).
Интересно, что в патине, покрывающей Камень Иоаса, присутствуют мельчайшие (ок. 1 микрона) вкрапления золота. Ученые это объясняют тем, что Храм Соломонов был обильно украшен золотом, и при пожаре, учиненном вавилонянами, частицы драгоценного металла были абсорбированы Камнем Иоаса, находившимся тогда в Храме.
Около 733 г. до Р.Х., когда Иудейскому царству угрожали Сирия и Израиль, царь Ахаз заключил договор с Тиглатпаласаром III (см.: Ис. 7, 1–2; 4 Цар. 16), обещавшим защищать Иудею при условии, что та не станет вступать в сношения с врагами Ассирии и будет платить ежегодную дань. Как и следовало ожидать, Дамаск и Самария пали. Ассирийцы захватили и несколько филистимских городов (см.: Ис. 20).
После падения Самарии Иудейское царство просуществовало еще 135 лет, причем большую часть этого срока оно находилось в зависимости от Ассирии. Одним из проявлений вассальных отношений была отдача дочерей иудейских царей Озии и Иофама — Ябаа и Аталии — в гарем Саргона Второго. Их останки были найдены иракскими археологами в 1988 г. при раскопках в Нимруде. Впрочем, ассирийцы в целом не вмешивались во внутренние дела государства, довольствуясь данью, о которой Тиглатпаласар III говорит так: «Дань от Ахаза Иудеянина я получил: золото, серебро, олово, железо и ткани. Дамаск я разрушил, Рецина покорил. Его начальников я посадил на кол. Я искоренил его сады и не оставил ни одного дерева» (ср. с текстом Писания: 4 Цар. 16; Ис. 7).
Однако, после гибели в бою ассирийского царя Саргона II (705 до Р.Х.), царь Езекия, сын Ахаза, решил, что настало время освободить Иудею из-под власти Ассирии. Он захватил в плен царя филистимского города Экрона, союзника ассирийцев, и принял послов от Мардук-аплаиддина (библ. Меродах Валадана) II, вавилонского царя и вождя антиассирийской коалиции. Синаххериб, новый царь Ассирии (см. рис. 80), разгромив вавилонян и других мятежников, повернул на юго-запад.
Он опустошил Иудею и пытался принудить Бзекию к капитуляции. Вот как об этом повествует надпись на знаменитой Призме Синаххериба: «А Цидку, царя Аскалона, что не склонился под ярмо мое, богов дома отца его, его самого, его жену, сыновей, дочерей, братьев, родичей я забрал и переселил в Ассирию. Шаррулудари, сына Рукибту, прежнего их царя, я поставил над народом Аскал она и принесение дани, союзнического дара моему величию, наложил на него, и он влачил ярмо мое…
А у наместников, князей и людей города Экрона, которые Пади, их царя, принесшего союзническую присягу стране Ашшур, бросили в железные оковы и выдали его Хизкии, иудею, поступив враждебно и грешно, устрашились сердца их. <…> Города Альтаку и Тамну я осадил, взял, захватил их добро.
Я подступил к Экрону, правителей и князей, которые согрешили, я убил и трупы их повесил на кольях вокруг города. Сыновей города, совершивших грех и преступление, причислил к полону. Остатки их, не несущие на себе греха и преступления, тех, кто не повинен, я велел пощадить. Пади, их царя, из Иерусалима я вывел, и на трон владычества над ними посадил, и дань моего владычества наложил на него. А Хизкию-иудея, который не склонился под мое ярмо, — сорок пять городов его больших, крепости и малые поселения их окрестностей, которым нет счета, при движением насыпей и приближением таранов, атакой пехоты и штурмовых лестниц я осадил, взял 200 150 человек, от мала до велика, мужчин и женщин, лошадей, мулов, ослов, верблюдов, крупный и мелкий скот без числа из них я вывел и причислил к полону. Самого же его, как птицу в клетке, в Иерусалиме, его царском городе, я запер. Укрепления против него я воздвиг, выход из ворот его города сделал ему запретным. Города его, которые я захватил, отделил от его страны и Метинти, царю Ашдода, Пади, царю Экрона, и Цилли-Белу, царю Газы, отдал и уменьшил его страну. К уплате прежней дани ежегодную подать их, союзнический дар моему владычеству, я прибавил и наложил на них. Он же, Хизкия, ужасные блески моего владычества ниспровергли его и вспомогательные отряды, которые для укрепления Иерусалима, его царского города, он собрал, и они захотели мира. Вместе с тридцатью талантами золота, 800 талантами отборного серебра, сурьмой, большими украшениями из камня, ложами из слоновой кости, тронами из слоновой кости, слоновыми кожами, слоновой костью, эбеновым деревом, самшитом — всем, что есть, знатным богатством, также и дочерей его, наложниц его дворца, певцов и певиц в Ниневию, мою столицу, за мной он прислал и для уплаты дани и исполнения службы направил своего гонца» (маршрут этого похода изображен на рис. 81).
Иерусалим уцелел во многом благодаря системе водоснабжения, усовершенствованной Езекией (см. рис. 82). Источник Тихон находился за пределами городских стен. Понятно, что враг мог быстро сломить сопротивление осажденных, преградив доступ к источнику. Еще во времена ханаанеев из города к источнику провели не очень удобную — местами почти вертикальную — шахту, но вряд ли ее можно было использовать в условиях осады.
Рабочие Езекии пробили горизонтальный туннель, по которому вода отводилась в подземный резервуар, расположенный в 500 м от источника, на противоположном склоне холма. Туннель нигде не выходил на поверхность, и воздух поступал в него через специально пробитые вентиляционные колодцы. Высота потолка по всей длине подземного хода превышала человеческий рост. Туннель очень извилистый, — может быть, древние строители обходили находившиеся здесь царские гробницы.
Надпись, оставленная на скале, гласит: «Постройка туннеля завершена. Вот ее история: каменщики еще взмахивали своими кирками с противоположных сторон, и, когда они были еще на расстоянии пяти локтей, — они уже услышали друг друга. Наконец они встретились, ударяя киркой о кирку, и немедленно потекла вода из источника в купель». Со временем потолок резервуара обвалился. В новозаветный период оставшийся без крыши резервуар обнесли аркадой и превратили в бассейн, ныне известный как Силоамская купель. Гробница начальника дворца Езекии — царедворца Севны — была высечена в скале около Иерусалима (надпись из гробницы показана на рис. 83).
Для библейской археологии важен следующий момент: сын Синаххериба, Асархаддон, назначенный наместником Вавилонии, уже стал отстраивать город, когда в 681 г. Синаххериб был убит, по Библии, своими сыновьями Адрамелехом и Шарецером во время молитвы в доме своего бога Нисроха (ср.: 4 Цар. 19, 37). По данным клинописи, убийцей был действительно сын, по-ви-димому старший, обиженный предпочтением, оказанным его брату Асархаддону. Убийцы царя бежали в Ван-ское царство, где нашли поддержку, и с войском появились в Мелитене. Здесь их и разбил Асархаддон. Это сообщение полностью подтверждает библейское повествование (см.: 4 Цар. 19, 36–37), в истинности которого было ранее высказано множество сомнений. Среди прочих сведений об Асархаддоне особый интерес вызывает следующее его сообщение: «Я повелел двадцати двум царям западных земель приготовить для меня строительный материал для моего дворца». Так как среди перечисляемых вассалов встречается имя царя иудейского, то справедливо будет предположить, что после похода Синаххериба Езекия уже не пытался восстановить самостоятельность, довольствуясь ролью подданного ассирийского царя (о походах же Асархаддона против непокорных говорит представленная на рис. 84 Стела, где он изображен держащим побежденных — сидонского царя Авдимилкута (стоит) и фараона Тахарку — за веревки, продетые через губы плененных владык).
В историческом плане падение Иудеи было связано с падением Ассирии и возвышением Вавилонии.
В 615 г. до Р.Х. мидийцы во главе со своим царем Киаксаром захватили ассирийскую провинцию Аррапха, а потом двинулись по направлению к Ниневии и окружили этот город. Ниневию взять не удалось, но мидийцы осадили и захватили Ашшур, древнюю столицу Ассирии, и истребили его жителей. Затем вавилоняне и мидийцы заключили военный союз против Ассирии.
Вскоре объединенные силы мидийцев и вавилонян осадили Ниневию, и через три месяца, в августе 612 г. до Р.Х., город пал и подвергся разграблению и полному разрушению. Причем исполнилось пророчество, произнесенное за двадцать лет до того пророком Наумом (см.: Наум. 1, 8): из-за возведенной осаждавшими плотины уровень воды поднялся, и она смыла часть стены. Разрушение Ниневии было таким ужасным, что через 210 лет, когда Ксенофонт проходил здесь с греческим войском, ему не дали ответа, — что это за развалины.
Лишь части ассирийского войска удалось пробиться в Верхнюю Месопотамию, и там оно под руководством Ашшурубаллита II продолжало войну. Тем временем мидийцы с львиной долей добычи вернулись к себе домой, предоставив вавилонянам завершение войны с ассирийцами. Вскоре после этого (ок. 608 до Р.Х.) ассирийцы прекратили сопротивление, и многовековая борьба халдейских племен за освобождение Вавилонии наконец увенчалась победой.
В результате разгрома ассирийской державы мидийцы захватили коренную территорию Ассирии и область Харран. Вавилоняне же захватили Месопотамию и готовились установить свой контроль над всеми областями к западу от Евфрата. Но фараон Египта также претендовал на территории Сирии и Палестины. Таким образом, на всем Ближнем Востоке остались только три могущественных государства: Мидия, Вавилония и Египет. С этого времени обостряется их борьба за Сиро-Палестинский регион. Жертвой этой борьбы и стала Иудея, разум правителей которой был, по словам Пророков, помрачен из-за увлечения язычеством.
Обострение этой борьбы связывают не только с возвышением Вавилона, но и с ослаблением власти в Египте, история которого после правления Шешонка I выглядела так: Дельта распалась на ряд независимых областей, возглавляемых ливийскими князьками, хотя номинально продолжали существовать и египетские цари, сделавшие своей столицей Бубаст (Бубастис) в юго-восточной части Дельты (XXII–XXIII ливийские династии). Это ослабление власти в Египте и консолидация эфиопских племен привели в VIII в. до Р.Х. к возникновению на южных границах Египта эфиопского государства со столицей На-пата у четвертого нильского порога. В середине VIII в. эфиопский царь Пианхи вступил в Фивы и при поддержке жречества Амона, которому по древней традиции поклонялись и в Эфиопии, начал поход на север. После падения Мемфиса Пианхи вступил в Дельту и взял в плен последнего царя XXIII династии Осоркона Третьего. После этого была сделана неудачная попытка восстановить египетский контроль над Палестиной, но войска Зарая Ефиоплянина были разбиты иудейским царем Асой (см.: 2 Пар. 14, 9-15). Однако через некоторое время вся страна, и особенно Дельта, снова фактически распалась на мелкие ливийские и египетские княжества, и в 671–665 гг. до Р.Х. Египет не смог противостать ассирийскому завоеванию. Следующая попытка восстановления египетского суверенитета в Сиро-Палестинском регионе связана с фараоном Hexo II (библ. Нехао) (символы и имя которого представлены на рис. 85).
Он построил судоходный канал между Нилом и Красным морем, причем на строительстве погибли 120 000 человек, он снарядил флот в путешествие вокруг Африки, но сначала решил вернуть азиатские владения фараонов. Во время битвы с вавилонянами (30 сентября 610 г.) произошло солнечное затмение, устрашившее обе стороны, и был заключен мир. На обратном пути Нехо взял Газу.
В следующем, 609 г., Нехо опять пошел в поход на север, к Харрану, однако ему воспрепятствовал иудейский царь Иосия, который находился в дружественных отношениях с царем Набопаласаром. Как известно, Иосия в произошедшем при Мегиддо сражении был убит (см.: 4 Цар. 23, 29–30).
Когда Нехо опять двинулся на Вавилонию, то даже переправился через Евфрат, но в битве при Кархемисе (Каркемише) был разбит. Битва эта имела место по той причине, что весной 607 г. до Р.Х., когда Набопаласар передал командование вавилонской армией своему сыну Навуходоносору II, перед Вавилонией стояла задача захватить Сирию и Палестину. Но сначала необходимо было овладеть Кархемисом, где находился сильный египетский гарнизон, часть которого составляли греческие наемники. Весной 605 г. до Р.Х. вавилонское войско перешло Евфрат и одновременно с юга и севера напало на Кархемис (см.: Иер. 46, 1-12). Еще за городскими стенами началась жестокая битва, и скоро город превратился в пылающие руины, египетский гарнизон был уничтожен до последнего человека, а войско Нехо бежало. После этого большая часть Сирии и Палестины, т. е. почти все области между Евфратом и Египтом, без сопротивления подчинилась вавилонянам.
Будучи в Сирии, Навуходоносор в августе 605 г. до Р.Х. получил известие о смерти своего отца в Вавилоне и через месяц стал царем. Иудеей в то время правил Иоаким (Елиаким), упоминаемый на оттисках печати на двух ручках кувшина, обнаруженного в 1928 г. в Кириаф-Сефере М. Кейлем и В. Олбрайтом. Вскоре Иоаким, побуждаемый уговорами египетского фараона Нехо, отпал от Вавилонии (см.: 4 Цар. 24, 1). Навуходоносор осадил Иерусалим и 16 марта 597 г. до Р.Х. взял его. Более 10 000 иудеев во главе с новым царем Иехонией (сыном Иоакима) было уведено в плен в Вавилонию, а царем Навуходоносор назначил Седекию (см.: 4 Цар. 24, 17). В 1939 г. Э. Вайднер опубликовал некоторые из 300 табличек, которые были найдены в Вавилоне. В них сообщается о расходах на пленных в 595–570 гг. до Р.Х. Среди получающих довольствие есть «царь иудейский». Там же упомянуты пять сыновей царя и еще «восемь лиц из страны Иудейской» (ср. с текстом Писания: 4 Цар. 25, 28–29). Возможно, Иехонию содержали в качестве заложника благонамеренности иудеев, и он считался истинным царем, а Седекия — регентом, потому-то в тексте Писания (см.: Мф. 1, 11–12) родословие идет не через Седекию, а через Иехонию.
Через некоторое время новый египетский фараон, Априй (библ. Вафрий), попытался установить свою власть в Финикии и захватил Газу, Тир и Сидон, а также уговорил Седекию поднять восстание против вавилонян. Навуходоносор решительными действиями оттеснил египетское войско обратно к прежней границе и в 587 г. до Р.Х. после долгой осады захватил Иерусалим. Тысячи жителей Иерусалима (главным образом знать и ремесленники) снова были уведены в плен в Вавилонию, а страна превращена в рядовую провинцию.
О Годолии, правителе Иудеи, поставленном Навуходоносором (см.: Иер. 39, 7-16; 4 Цар. 25, 22–26), свидетельствует найденная в Лахисе печать с надписью: «Собственность Годолии, поставленного над Иудеей» (см. рис. 87). В 1932 г. в руинах Мицпы/Массифы, где правил Годолия (см.: Иер. 40, 7), археологи нашли агатовую печать: «Принадлежит Иезании, слуге царя» (Иезания (Иезония) — военачальник Годолии [см.: 4 Цар. 25, 23; Иер. 40, 8]). О Годолии говорят и следующие слова «Вавилонской хроники» (Навуходоносора II): «В седьмом году в месяце кислимму царь Аккада созвал свое войско, направился в страну Хатти и осадил город Иудеи <Иерусалим> и на второй день месяца аддару захватил город и взял в плен царя. Он назначил туда царя, который был [ему] по сердцу, получил тяжелую подать и послал [ее] в Вавилон».
О последнем периоде существования Иудеи свидетельствуют раскопки Иерусалима, производившиеся Й. Шило, — он раскопал остатки нескольких домов, стоявших на террасах или у их подножия. Им было найдено много предметов обихода и прекрасных керамических изделий; в одном доме Шило нашел пятьдесят булл — привесных печатей, со 132 древнееврейскими именами. Эти глиняные буллы сохранились потому, что оказались обожжены во время иерусалимского пожара, устроенного вавилонянами. Одна из печатей принадлежала пророку Варуху (Берехъягу бен-Нериягу), сыну Нирии, другая — его брату Сераии (Серия-гу бен-Нериягу), третья — царскому писцу Елисаму (Элишаму) (см.: Иер. 36, 12), четвертая — Иерамеилу (Иерахмиелю), сыну царя Иоакима (см.: Иер. 36, 26), пятая — первосвященнику Азарии (Азарьягу) (см.: 1 Пар. 6, 13), сыну первосвященника Хелкии, нашедшего в Храме книгу закона (4 Цар. 22, 8). Хозяином еще одной печати был Гемария (Гемарьягу бен-Шафан), упоминаемый в Книге пророка Иеремии: на пятом году правления Иоакима, т. е. в 604 г. до Р.Х., когда Иеремия предсказал разрушение Иерусалима, а Иоаким сжег свиток его пророчеств (см.: Иер. 36, 20–26), Гемария, сын Са-фанов, писец, в числе прочих упрашивал царя не делать этого (см.: Иер. 36, 10–12, 25). Сами свитки были, скорее всего, папирусными: именно этот материал чаще всего применялся в Сиро-Палестинском регионе для письма, однако климатические условия в Сиро-Палестине, в отличие от египетских, не позволяют сохраниться текстам на папирусе, а в допленное время иудеи, находившиеся в зоне египетского влияния, пергаментом для письма не пользовались. Археологическим подтверждением данного факта является наличие на оборотной стороне всех найденных печатей допленного времени, налагавшихся на свиток, четкого отпечатка папирусного листа. Этим, кстати, объясняется как то, почему пророк Иеремия повелевает Сераии бросить свиток своих пророчеств в Евфрат, привязав к нему камень (см.: Иер. 51, 63), — ведь кожаный свиток утонул бы безо всякого груза, — так и то, почему свиток, виденный пророком Иезекиилем (см.: Иез. 2,10), был исписан с двух сторон, — так часто поступали именно с папирусами. В силу этого обстоятельства надписи допленного времени сохранились лишь на более долговечных материалах — глине, камне и даже серебре. В 1979 г. при раскопках долины сыновей Енномовых в Иерусалиме были найдены две небольшие серебряные пластинки VII–VI вв. до Р.Х., содержавшие текст священнического благословения (см.: Чис. 6, 24–26), написанного палеоеврейским (финикийским) письмом, что, в частности, подтверждает раннюю фиксацию Закона, а следовательно, распространенность в Иудее допленного времени фиксированного Священного Писания.
В ходе раскопок, но на этот раз в Финикии, было подтверждено еще одно место в Книге пророка Иеремии, вызывавшее ранее возражения. Так, Пророк говорит о царе Тира и царе Сидона (ср.: Иер. 27, 3; 25, 22), однако Си-дон был разрушен филистимлянами. Сейчас известно, что Си дон был к тому времени восстановлен, более того, выражение царь сидонян было общим для правителей всей Финикии, которыми со времен Хирама I были правители Тира. Царь Тира выступал в первую очередь как царь сидонян (так он именуется в анналах ассирийских царей и в посвятительной надписи царского наместника), но столицей его все же был Тир. Известно также, что имя упоминаемого в Книге пророка Иеремии священника Пас-хора найдено было и на черепках храма в Араде.
Кроме этого неканонического святилища и множества высот, в Иудее и в Иерусалиме в конце допленного периода стали появляться и настоящие языческие капища, — как об этом и говорит Священное Писание (см.: 4 Цар. 21, 2–7). Так, при раскопках Э. Штерна в Иерусалиме (1993) было исследовано святилище Тел Дор (VIII–VI до Р.Х.). Найденное в нем изображение финикийского корабля говорит о языческом, ханаанейском характере совершавшегося в нем культа. О языческих симпатиях царя Озии, желавшего самому приносить жертвы в Храме Соломоновом (см.: 2 Пар. 26, 16–20), говорят раскопки его загородного дворца, в котором он жил, будучи поражен проказой: во дворе этого массивного сооружения были в большом количестве найдены изображения Астарты. Такие же изображения, а также зооморфные статуэтки и антропоморфные сосуды, характерные для ханаанейских культов, были найдены Й. Шило при раскопках города Давида как раз в слоях, относящихся к VII в. до Р.Х., т. е. ко времени Разделенных царств.
Свидетельство Священного Писания о том, что во времена Царей был обожествлен медный змий, сделанный Моисеем (см.: 4 Цар. 18, 4), подтверждается тем, что на жертвеннике одного из неканонических святилищ того времени был также изображен змей. Нашло археологическое объяснение и сообщение о конях, которых ставили цари Иудейские солнцу пред входом в дом Господень (4 Цар. 23, 11): именно такие изображения коней с солнечным диском во лбу были найдены в сирийских храмах бога Солнца. Примечательно, что устанавливались они обычно на таком возвышенном месте, чтобы на них падали первые лучи восходящего солнца: для Иерусалима это была Храмовая гора. Так как вход в Ветхозаветный Храм был с восточной стороны, то ранее, при благочестивых царях, свет восходящего солнца падал на порог притвора и шел далее ко Святому святых, при нечестивых же царях с рассвета освещались лишь поставленные у входа кони. Поэтому язычествовавшие цари иудейские именно здесь и поставили изображение посвященных солнцу коней, — изображение, сожженное впоследствии царем Иосией (см.: 4 Цар. 23, 11). По мнению некоторых исследователей, реформы царя Иосии были связаны с ослаблением Ассирии и с возникшей таким образом надеждой на воссоздание прежних порядков, существовавших в державе Давида и Соломона.
Раскопки Иерусалима дали очень интересное археологическое подтверждение уничтожения языческих культов царем Иосией (см.: 4 Цар. 23, 1-20). В нижней части восточного склона, уже за линией городских стен, была обнаружена небольшая пещера середины VIII в. до Р.Х., огражденная массивной стеной и содержавшая многочисленные сосуды. Выше ее располагалось небольшое помещение с двумя вертикально поставленными камнями — культовыми символами. Этот комплекс с уверенностью можно интерпретировать как святилище не принявших реформы Иосии: пещера была хранилищем приношений, малое помещение — алтарем. В состав святилища следует включить и еще одну — заметно большую — пещеру, расположенную в десяти метрах южнее и отмеченную еще более значительным скоплением находок — сосудов, курильниц, статуэток, как антропоморфных (прежде всего фигурок богини-матери), так и зооморфных (лошадей с дисками на лбу — «солнечных коней»). Примечательно, что рядом находится долина сыновей Енномовых, — место средоточия языческих капищ в Иерусалиме этого периода (см.: Иер. 7, 28–34). Еще одна находка, связанная с реформой Иосии, — перстень с печатью Ханана, другого сына вышеупомянутого первосвященника Хелкии.
О глубине проникновения в народное сознание языческих представлений могут свидетельствовать находки в Кунтиллет-Аджруд (восточная часть Синайского полуострова). Здесь найдено множество граффити и вотивных изображений культового характера, включая изображение на большом сосуде с древнееврейской надписью: «Самарийский Ягу и его Ашера» (см. рис. 95).
То есть религиозное сознание человека того времени считало вполне нормальным приписывать Израилеву Богу супругу.
О духовной жизни того времени говорят и другие находки: по многим высотам сохранялись рогатые жертвенники, а в Араде находился даже особый храм, подобный Иерусалимскому (на рис. 96: 1) Двор народа; 3) Двор священников; 4) Святое и 5) Святое святых. Внутри Двора народа: 2) жертвенник размером пять локтей на пять локтей).
Святое святых — помещение меньше двух квадратных метров, с высоким полом; к нему ведут ступени, на которых стояли два сосуда для курений, каждый высотой около пятидесяти сантиметров. Внутри Святого святых находились два маленьких жертвенника — с остатками сожженного вещества, в котором содержался животный жир. Жертвенник располагался и в центре прямоугольного внутреннего двора. На черепках, найденных в задней комнате храма, написаны имена. Среди них оказались два имени, известных по Ветхому Завету: это имена жреческих родов Меремофа и Пасхора. Черепки, по-видимому, использовались в качестве жребия для определения очередности проводивших службу.
Кроме служения Богу Израилеву не в Храме Соломоновом, а на высотах (см.: 3 Цар. 3, 3), в быту появилось и настоящее язычество: в домах того времени находят изображения Астарты и других женских богинь (например, на глиняных пластинках из Телль Бейт-Мирсима). Кроме того, в городе Соломона масса рогатых алтарей, подставок для курильниц, жаровен и чаш, найденных на месте малых святилищ, что подтверждает справедливость слов Пророка, обличавшего жителей Иерусалима в том, что жертвенников у них столько же, сколько и улиц (см.: Иер. 11, 13).
Период между падением Израиля и падением Иудеи был временем чрезвычайной концентрации населения в Иерусалиме, который, оправившись от разгрома Шешонком, резко вырос на протяжении IX–VII вв. до Р.Х., охватив площадь до шестидесяти гектаров (см. рис. 97), тогда как второй по размерам город Лахис занимал восемь гектаров, а все прочие не превышали двух-трех гектаров с населением от 10 000 до 20 000 человек. Согласно исследованиям М. Броши, рост города происходил следующим образом: Иевус: пять гектаров — 1 000 человек; время Давида: шесть гектаров — 2 000 человек; время Соломона: тринадцать гектаров — 5 000 человек; время Езекии: пятьдесят гектаров — 25 000 человек; время Седекии: шестьдесят гектаров — 40 000 человек.
В VIII в. до Р.Х. Иерусалим был заметно расширен к востоку, в VII в. до Р.Х. — к западу. Новая мощная оборонительная стена на восточном склоне была построена значительно ниже первоначальной, существовавшей с XVIII в. до Р.Х. и неоднократно подвергавшейся перестройкам. Тем самым значительно увеличилась площадь застройки укрепленного города за счет южных участков склона. При этом созданная в X в. до Р.Х. ступенчатая структура была упразднена и перекрыта новой густой застройкой, в ходе которой крыши массивов смежных домов определяли уровень полов верхнего ряда. Началась застройка и восточного склона Давидова города за пределами городской стены, что засвидетельствовано как скоплениями строительных остатков, так и следами использования естественных пещер. В других направлениях стены, как и на восточном склоне, заметно отошли от первоначальных своих линий, что, помимо расширения площадей застройки, диктовалось и необходимостью контроля над источником Тихоном. Остатки старых построек в пределах Офела между Давидовым городом и Храмовой горой были разобраны, дабы освободить место для новых. Сохранился лишь фрагмент большого общественного сооружения в нижней части склона холма. Оно было прикрыто мощной боевой башней и включало остатки четырехкамерных ворот и обширного хранилища, внутри которого найдены многочисленные пифосы, — один из них помечен титулом официального лица.
Застройка VIII–VII вв. до Р.Х. охватила и находившийся ранее за пределами города так называемый Западный холм, расположенный к западу от долины Тиропеон и ограниченный с юга долиной сыновей Енномовых. На вершине холма найдены остатки мощных фортификаций. Особенно примечательна стена, которая имела толщину семь метров, т. е. была наибольшей из всех сооружений подобного рода, известных в железном веке Палестины. Это — одно из оборонительных сооружений Езекии, возведенных при подготовке к ассирийскому нашествию Синаххериба; толщина стены определена необходимостью противостоять ассирийским стенобитным орудиям. Фортификационное строительство конца VIII в. до Р.Х., осуществлявшееся царем Езекией прежде всего в связи с ассирийской угрозой, засвидетельствовано и рядом других массивных сооружений. Таково северо-западное укрепление, запиравшее спускавшийся к долине овраг. От него сохранились остатки стены и восьмиметровая башня с четырехметровыми стенами из грубо обтесанных камней. Эта башня являлась частью монументальных ворот, возможно Средних ворот Иерусалима, упоминаемых пророком Иеремией (см.: Иер. 39, 3). В них, по его словам, расположились все князья царя Вавилонского (ср.: Иер. 39, 3), ворвавшегося в Иерусалим через сто с лишним лет после Езекии. И именно у этих ворот засвидетельствованы последствия тотальных разрушений, значительные скопления золы и обгоревших строительных остатков, среди которых найдены наконечники стрел вавилонского типа (VI до Р.Х.). Н. Авигад считает, что эти стрелы остались после штурма города Навуходоносором в 587 г. до Р.Х. Проломы в нижних стенах, образовавшиеся в ходе финальных штурмов, привели к обвалу опиравшейся на них системы террас, а следовательно, и стоявших на этих террасах сооружений. Внешний край системы рухнул вместе с поддерживавшей его стеной.
На некоторых участках свидетельства погрома в дальнейшем уничтожила эрозия: обрушившиеся камни были обнаружены у подножия склона; частично их использовал Неемия при строительстве новой стены по возвращении из Вавилонского плена. В других районах следы трагедии 587 г. до Р.Х. стерты возникшей на этом месте каменоломней. Многие прочие города Иудеи постигла та же судьба: они были полностью разграблены и сожжены. Остатки населения продолжали жить в немногих сохранившихся районах больших городов, фактически превратившихся в деревни (Гева/Гива Вениаминова, Вефиль и др.). Остатки эти составляло прежде всего крестьянство. В полной мере коснулось это и Мицпы/Массифы, куда временно был перенесен центр Иудеи, превращенной в вавилонскую провинцию.
Лахис — второй по размеру город Иудеи, который с 1973 г. раскапывал Д. Уссишкин. Начало этого города уходит еще во времена Единого царства, когда он был застроен лишь частично и не имел укреплений. Расположение на важнейшем пути из южной части Прибрежной равнины решающе способствовало его развитию в IX–VIII в. до Р.Х. вплоть до захвата его Синаххерибом в 701 г. до Р.Х. (слои IV–III). Город был окружен двумя стенами. Внешняя шла в центральной части склона холма, внутренняя, достигавшая шестиметровой толщины и состоявшая из кирпичной кладки на каменном основании, ограждала его вершину. Сложный комплекс ворот включал соответствующие сооружения, связанные как с внешней, так и с внутренней стеной. Особой мощностью отличались шестикамерные внутренние ворота, превосходившие по размерам подобные конструкции Мегиддо, Гацора/Асора и Газера. Улицы дренажировались особым каналом. В северной части города располагался район административных построек, отделенный от города специальной стеной. Большой интерес представляет собой дворец-форт, стоявший на высоком подиуме и неоднократно перестраивавшийся: были выделены три фазы этого самого большого сооружения в Палестине периода Царей — фазы, отмеченные последовательным его увеличением от квадрата стороной в тридцать два метра до прямоугольника тридцать шесть метров на семьдесят шесть метров. Подиум, на котором стоял дворец-форт, достигал шести метров. Огороженный дворцовый участок включал в себя также массивные прямоугольные хранилища, подобные открытым в Мегиддо. Застроен город был чрезвычайно густо, и жилые кварталы распространялись за пределы укреплений.
Слой археологического уровня III связан со штурмом и разгромом Лахиса Синаххерибом: здесь найден гребень ассирийского шлема, наконечники стрел и камни для пращей.
На скульптурном фризе из дворца Синаххериба в Ниневии изображен штурм Лахиса (см. рис. 98):
лучники стреляют в обороняющих город, стенобитные орудия разбивают стены, а воины карабкаются вверх по приставным лестницам; защитники города бросают в своих врагов камни и горящие факелы.
Прямые археологические свидетельства подтверждают эту картину: осадный пандус, построенный у юго-западного угла города из огромного числа камней, наваленных перпендикулярно стене, и по высоте сравнявшийся с вершиной последней; скопление здесь пращевых камней и железных наконечников стрел; мощные слои золы и обгоревших строительных остатков; тяжелые каменные глыбы, низвергнутые из города на врагов; фрагментированная цепь, предназначенная для улавливания и остановки тарана; сооруженный защитниками города контрпандус на одной линии с ассирийским пандусом; массовые захоронения жертв штурма в пещере за пределами города.
Впоследствии Лахис, в полном смысле слова восставший из пепла в VII в. до Р.Х., прожил еще более столетия — вплоть до окончательного разгрома Иудеи вавилонским царем Навуходоносором в 587 г. до Р.Х. Прежнего своего величия Лахис уже не достиг, фортификации его после восстановления были слабее и проще, они ограждали жилые кварталы и хранилища, точных сведений о реконструкции дворца-форта нет, хотя подиум его сохранился и использовался в более поздний период.
С финальным периодом жизни города связаны уже упоминавшиеся Лахишские (Лахисские) письма — остраконы с боевыми приказами и донесениями, найденные между сгоревшими внешними и внутренними воротами, в слое золы, на полу штабного помещения. Всего остраконов восемнадцать, из них семь содержат достаточно четкие и пространные тексты, остальные — лишь отдельные изречения и слова. Все документы являются письмами. Часть их направлена командиром укрепленного аванпоста близ Лахиса Хошаягу губернатору Лахиса Яушу. В письмах содержатся военные донесения, в частности, о связи форта с Лахисом и прекращении связи с Азекой: «Мы не видим огневых сигналов из Азеки». Это письмо, несомненно, относится к тому моменту войны, который описан у пророка Иеремии. Между тем войско царя Вавилонского воевало против Иерусалима и против всех городов Иудейских, которые еще оставались, против Лaxuca и Азеки; ибо из городов Иудейских сии только оставались, как города укрепленные (Иер. 34, 7). Когда Хошаягу говорит, что он не видит «огневых сигналов из Азеки», он, возможно, имеет в виду, что этот город уже захвачен неприятелем и поэтому больше не может подавать световых сигналов. Это, в частности, показывает, что в VI в. до Р.Х. существовала сигнальная система, а характер и тон писем отражают смятение в осажденной стране. Предполагают, что все письма датируются 588 г. до Р.Х. В письме 10 имеются слова «девятый год». Очевидно, речь идет о годе правления царя Седекии, т. е. о том годе, когда Навуходоносор прибыл в Палестину, чтобы начать ее покорение (см.: Иер. 39, 1).
Письмо 3 указывает на то, что в это время надежда на помощь еще не угасла, в том числе на помощь Египта: «А твоему слуге было донесено следующее: командир войска Хониягу, сын Эльнатана, пришел для того, чтобы идти в Египет, и он послал к Годавиягу для того, чтобы получить… от него…». Далее Хошаягу продолжает: «А что касается письма Товийягу, слуги царя, который послал к Шаллуму, сыну Яддуиягу, через пророка сказать: “Берегись!”,— то твой слуга послал его твоему господину». Кто был тем «пророком», который исполнял роль передатчика письма, неизвестно. Но из документов ясно, что важные письма широко распространялись. В письме 16 есть еще одна ссылка на «пророка», но полностью имя его не сохранилось. Осталось лишь окончание — ягу. Это — обычное окончание тех имен, которые в русском переводе оканчиваются на — ия. По мнению Дж. Райта, этого «пророка» можно отождествить с Урией (Уриягу), о котором говорится у Иеремии (см.: Иер. 26, 20–23), но это сомнительно, так как Урия был казнен Иоакимом еще до первой осады Иерусалима в 597 г. до Р.Х. Более вероятно, что речь идет о самом пророке Иеремии, хотя точно доказать это невозможно. В письме 6 царские чиновники обвиняются в «ослаблении рук» армии и народа, т. е. в том, в чем они сами упрекали Иеремию.
Интересно также использование в теофорных именах полного именования Бога Израилева, что опровергает более позднее, акронимическое, понимание четырехбуквенного имени Божия — тетраграмматона YHWH. Также в Лахишских письмах упоминаются люди, о которых говорится и в Библии: Гемария, военачальник Седекии (см.: Иер. 29, 3); Иезания, военачальник Навуходоносора (см.: 4 Цар. 25, 23); Матфания (Седекия) (Матфания — первоначальное имя царя Седекии [см.: 4 Цар. 24, 17]); Нирия, отец пророка Варуха (см.: Иер. 43, 3).
Последствия осады для Лахиса были катастрофичными — форт был разрушен полностью: масса кальцинированных в пожаре кирпичей покрывает его каменные основания. Расположенные вблизи дворца хранилища заполнены самыми различными товарами — сосудами с зерном, ткацким оборудованием, прочими ремесленными инструментами и изделиями, брошенными после штурма, который пресек работы по сооружению грандиозной четырехугольной шахты со стороной двадцать четыре метра тридцать восемь сантиметров, доведенной до глубины в двадцать один метр тридцать четыре сантиметра и предназначавшейся, очевидно, для системы водоснабжения. За пределами города найдено огромное — свыше 2 000 — скопление человеческих скелетов. Они были помещены в древнюю пещерную гробницу. Очевидно, это было вызвано очисткой остатков города после вавилонского погрома. Часть черепов носит следы травм и — что особенно интересно — трепанаций, связанных, возможно, с попытками спасти раненых, с полевой хирургической практикой.
Еще одним важным городом Иудеи был Арад — небольшая квадратная крепость IX в. до Р.Х. со стороной пятьдесят метров, сменившая скромную деревню X в. до Р.Х. и превратившаяся далее — в VIII в. до Р.Х. — в оплот Иудеи на путях к Араве, Моаву и Эдому. Крепость занимала вершину холма, на котором и вырос город с собственным храмом, водопроводом, сплошной стеной — внутренней и внешней, — башнями и воротами, жилыми постройками, хранилищами и большими центральными дворами.
Арадские остраконы чрезвычайно богаты различными данными относительно исторической географии региона, роли крепостей, иудейской военной иерархии, лингвистической ситуации, структуры частных имен Иудеи, количества пищи, потребляемой войсками, и аспектов повседневной жизни, таких как система чинов, меры весов, метрология и прочее. Большинство писем составляли архив военачальника, руководившего крепостью на последней фазе ее существования. И касаются они не только местных дел. Среди остраконов — письмо от одного из последних иудейских царей, связанное с международными событиями и упоминающее египетского фараона.
Помимо Арада, в Северном Негеве возник и целый ряд укрепленных поселений, таких как Вирсавия/Беэр-Шива (реконструкция которой представлена на рис. 99), Ароер, Хурват-Узза и многие другие. Они охраняли пути на юг, что указывает на роль Северного Негева в международной торговле. Об активности торговли свидетельствуют находки эдомских, ассирийских, кипрских, эгейских, греческих изделий, — прежде всего керамики.
В отличие от Северного Негева, центральная и южная его части после разгрома Шешонком поселенческих систем времен царя Соломона оставались слабо заселенными: здесь известны лишь единичные поселки, сохранившиеся от упомянутых систем или восстановленные после определенного — иногда достаточно длительного — перерыва. В их материальной культуре отмечается комбинация традиций обоих царств. Судьба же их была предельно изменчивой: они разрушались в ходе войн с идумеями и кочевниками в IX–VII вв. до Р.Х., возрождались и наконец были окончательно уничтожены вавилонским нашествием 587 г. до Р.Х.
На юго-западе опорным пунктом Иудеи была небольшая крепость в Кадес-Варни. Восемь башен крепости приходится на периметр порядка ста метров. Стены невысокие, казематные, жилые. Внутри — тесно расположенные жилые помещения. В крепость попадали по приставной лестнице.
Не так давно недалеко от Иерусалима была раскопана резиденция царей иудейских Беф-Гаккерем (совр. Рамат-Рахел). Обнаружена большая территория для прогулок, окруженная стеной, огромный дворец с большим залом, близ него — еще одна большая площадь; внутри — казематная стена и много мелких сооружений.
Сообщение Священного Писания о том, что царь Озия построил башни в пустыне, и иссек много водоемов (2 Пар. 26, 10), подтверждено раскопками 1954 г. в Хирбет-Мирде и в соседнем поселении эль-Букейя. Судя по керамике и остраконам, эти поселения в пустынной части Палестины были основаны в IX в. до Р.Х. В эль-Букейе найдена также глубокая цистерна, что соответствует словам Писания. Одним из созданных Озией хозяйств мог быть Хацар-Асам, упомянутый в надписи второй половины VII в. до Р.Х., в так называемой Жалобе жнеца, в которой жалобщик, видимо человек, привлеченный к выполнению трудовой повинности в царском хозяйстве, пишет: «Пусть выслушает господин мой начальник слово раба своего. Раб твой, жал раб твой в Ха Цар Асам. И пожал раб твой…»; далее сообщается, что «раб» подвергся произволу со стороны надсмотрщика (использовавшиеся для учета и контроля меры веса изображены на рис. 100: слева — сплющенный шарик из известняка — сикль; черточки указывают на количество единиц веса (здесь — два сикля); в центре — медная гирька из Газера, на ней знак сикля заменен надписью «царское», т. е. соответствует стандарту; справа — известняковая гирька с надписью носеф («довесок»). Надпись на гробнице самого царя Озии представлена на рис. 101.
С начала пленения (597 до Р.Х.) история народа Бо-жия переплетается с историей стран, в которых ему приходилось жить, в данном случае — с историей Вавилонии, могущественного государства, столица которого превосходила по размерам Иерусалим в тридцать раз. В 556 г. до Р.Х. царем Вавилонии стал Набонид (библ. Навуходоносор [см.: Дан. 4]), сын одного из вождей арамейских племен. Большое влияние на Набонид а оказывала его мать, которая ранее жила в Харране и после захвата этого города мидийцами бежала со своим сыном в Вавилон.
Хотя царь Набонид поклонялся традиционным вавилонским богам (среди них — Мардук, Набу, Нергал, Шамаш и др.), но постепенно на первое место он стал выдвигать культ бога Луны Сина. Бог Луны Набонида в действительности не являлся традиционным вавилонским богом Сином, а был, по своей символике и формам поклонения, арамейским богом. Проводя такую религиозную политику, Набонид стремился создать могущественную державу, объединив вокруг себя многочисленные арамейские племена Передней Азии, среди которых культ Сина был особенно популярен. Однако религиозные реформы Набонида привели его к конфликту со жречеством древних вавилонских храмов в Вавилоне, Борсиппе, Уруке и других городах. В свете этих событий не выглядят удивительными ни прочие его религиозные эксперименты, описанные в Книге пророка Даниила, ни признание им могущества Бога Израилева (см.: Дан. 4, 34).
В 553 г. до Р.Х. началась война между Мидией и Персией. Воспользовавшись тем, что индийский царь Астиаг отозвал из Харрана свой гарнизон, Набонид в том же году захватил этот город и распорядился о восстановлении разрушенного во время войны с ассирийцами в 609 г. до Р.Х. храма бога Сина.
Как ранее упоминалось, проживание колен Израилевых в Междуречье во времена ассирийского и вавилонского владычества никак нельзя считать рабством, подобным египетскому, хотя часть пленных использовалась на общественных работах (см. рис. 102),
а пленники из Лахиса были вынуждены воспевать перед победителями от песней Сионских (Пс. 136, 3) (см. рис. 103): захватившие северные, израильские, земли ассирийцы со времен Тиглатпаласара III обычно поселяли пленных на «царских землях».
Еще лучше была участь уцелевших воинов, — согласно одной ассирийской надписи, Саргон II включил пятьдесят человек из числа пленных израильтян в состав привилегированной части ассирийского войска — колесничих.
Синаххериб включил в состав своего войска 30 000 лучников, взятых в плен в ходе многих его походов. Известно, что результатом такой политики было то, что в ассирийских войсках были целые полки, сформированные по национальному признаку и представлявшие собою части войск тех государств, которые ассирийцами были ранее захвачены.
Не худшей была участь людей знатных: согласно ассирийским традициям их часто воспитывали при дворце, создавая себе, таким образом, покорную туземную знать. Так, Синаххериб в своих «Анналах» сообщает: «Бел-ибни, сына одного вавилонского вельможи, воспитанного при моем дворе, я поставил царем Шумера и Аккада». Книга Товита упоминает мудреца Ахикара, известного на Востоке: Ахиахар же был и виночерпий и хранитель перстня, и домоправитель и казначей; и Сахердан поставил его вторым по себе (Тов. 1, 22). Существовавшая с древних времен «Повесть об Ахикаре и племяннике его Надаве», известная, кстати, Демокриту и Страбону, долгое время считалась не имевшей под собой фактической основы. Однако в Книге Товита об Ахикаре (Ахиахаре) говорится как о реальном человеке из колена Неффалимова, который вначале был при дворе Синаххериба, а затем был поставлен Асархаддоном над всею счетною частью царства своего и над всем домоправлением (Тов. 1, 21).
Для библеистов XIX в. это, казалось бы, неразрешимое противоречие считалось достаточным основанием для сомнений в историчности повествования Книги Товита. Однако в середине XX в. библейская археология в очередной раз подтвердила истинность Священного Писания.
Документ W 20 030, 7 из Урука, найденный при раскопках 1960 г., гласит: «… ученый Аба-Энлиль-дари, которого арамеи называют Ахикаром». Как известно из пространных списков ученых, служивших при дворе последних ассирийских царей, они, подобно ученым средневековой Европы, имевшим латинские фамилии, носили, кроме личных имен, еще и шумерские псевдонимы, начинавшиеся со слова Аба. Согласно этим спискам, Аба-Энлиль-дари имел еще и ассирийское имя: Маннукима-Эллиль-хатин. Столь вычурное и искусственное имя вполне мог принять ученый-чужеземец, желавший влиться в элиту тогдашнего общества. Вполне возможно, Ахикар, которого Книга Товита называет виночерпием, и есть тот виночерпий (библ. Рабсак) Синаххериба, который, будучи израильтянином, высказывал по-еврейски вслух народа (4 Цар. 18, 26) Иерусалима упреки Езекии не только за союз с Египтом, но и за разрушение жертвенников Богу Израилеву на высотах (см.: 4 Цар. 18, 19–22). То, что Рабсак, виночерпий, был, подобно Неемии, израильтянином, подтверждается не только преданием ветхозаветной Церкви, поддержанным в свое время блж. Феодоритом Кирским, но и самой речью Рабсака: во-первых, указание на слабость Египта и на вред союза с ним даже по букве напоминает слова пророка Иезекииля (см.: Иез. 29, 6–7), а по мысли вполне соответствует словам пророка Исаии (см.: Ис. 30, 1–7); во-вторых, только из уст жителя Северного царства, чтившего Бога Израилева как раз на высотах и в святилищах тельцов, могли звучать слова о том, что разрушение высот осуждается Пророками, навлекает гнев Бога Израилева, по воле Которого, как мыслит Рабсак, он и пришел к Иерусалиму вместе с Рабсарисом и Тартаном.
О дальнейшей участи Ахикара, бывшего подлинно ассирийским царедворцем (чего стоит одна лишь его жестокая расправа с племянником Надавом [Натаном]), известно только, что проживал он впоследствии в Ниппуре и, подобно большинству пленников из десяти колен, слился с языческим морем, — об этом свидетельствуют документы его потомков, клявшихся языческими богами и носивших вполне языческие имена: Нинурта-ах-иддин, Нинурта-ах-ушабши и так далее.
Там же, в Ниппуре, т. е. в 110 км к юго-востоку от Вавилона, на берегу канала Ховар (Кевар) — места поселения иудеев — располагался центр иудейского торгового дома Мурашу, члены которого занимались торговыми и ростовщическими операциями в Междуречье и Иране.
Так, например, согласно контракту, составленному в 420 г. до Р.Х., т. е. уже во времена Ахеменидов, представитель дома Мурашу обратился к управляющему посевными полями царя, расположенными по берегам нескольких каналов, с просьбой сдать ему в аренду сроком на три года одно поле. Арендатор обязался ежегодно платить за аренду 220 кур ячменя (один кур равняется 180 л), двадцать кур пшеницы, десять кур полбы, а также одного быка и десять баранов. В окрестностях Ниппура дом Мурашу арендовал царские каналы, которые отдавал, в свою очередь, в субаренду коллективам мелких землевладельцев. Например, в 439 г. семь землевладельцев заключили контракт с тремя арендаторами царского канала, в числе которых был и дом Мурашу. По этому контракту субарендаторы получили право орошать свои поля в течение трех дней ежемесячно водой из канала. За это они должны были платить третью часть урожая.
Итак, в Нововавилонском царстве отношение к пленным было практически таким же, как и в Ассирии: пленные иудеи были поселены на «царских землях» вдоль канала Ховар, а знатные иудеи были приняты во дворец — сейчас даже найдены архивы придворной школы для детей пленных аристократов. Все пленники получали вавилонские имена. Так, пророк Даниил получил имя Валтасар («Бел да покровительствует его жизни»), а его совоспитанники Азария, Мисаил и Анания — Авденаго («служитель <бога> Набу»), Мисах («кто как <бог> Аку»), Седрах («повеление <бога> Аку»).
Все исторические события периода плена Вавилонского, наиболее подробно описанные в Книге пророка Даниила, имеют серьезные подтверждения данными библейской археологии.
В сообщении об истукане на поле Деире (ср.: Дан. 3,1) долгое время не было понятно, что означает это на поле Деире? Деир, или Дур, было обычным обозначением крепости в Междуречье. Таким образом, речь могла идти об обширной городской площади внутри самого Вавилона. Таких площадей было две: одна на севере города, а другая — перед огромным храмом Эсагилой. Скорее всего, идол был поставлен именно на площади Эсагилы. Над площадью господствовал храм белого цвета с вычерненным цоколем и голубыми зубцами, стоявший среди зелени, в глубине двора, обнесенного массивной стеной. По сторонам ворот возвышались башни, как у врат Иштар. Вход в храм находился прямо против площади, и посетитель сразу мог увидеть в глубине ниши, против входа, идола. Он был поставлен так, чтобы первые лучи в день весеннего равноденствия могли упасть прямо налицо. Изваяние было позолоченным.
Остатков самой статуи не сохранилось, но все же археология дает о ней представление. Найденные в Вавилоне печати с посвятительными надписями IX в. до Р.Х. описывают Бел-Мардука в длинном одеянии, украшенном звездами; на шее у него ожерелье, уши необыкновенно велики (у древних вавилонян именно уши считались вместилищем разума и духа). На голове Мардука высокий головной убор с короной из перьев. В правой опущенной руке он держит топор, в левой — символы власти: жезл и кольцо. Ноги Мардука погружены в первозданный океан. Рядом с ним стоит дракон Вавилона (см. рис. 104).
Примерно так и выглядел идол на поле Деире. Такого идола видел еще Геродот, называвший Бел-Мардука Зевсом.
Еще одно событие периода плена Вавилонского, умопомрачение Набонида, становится понятным после опубликования рукописей четвертой пещеры Кумрана, в которых имеется несколько отрывков на арамейском языке, отнесенных к «циклу Даниила»: «Слова мо[-ли]твы, которую произнес Набонид, ца[рь] А[ссирии и Вави]лона, царь [великий, когда был поражен] злой проказой по велению Бо[га небе]с. В Тейме [городе: злой проказой] я был поражен в течение семи лет, и […был] подобен я […] и грех мой отпустил ясновидец, а он [муж] иудейский и[з сынов вавилонского изгнания, и он] по[ве]дал и написал, чтобы воздать почесть и вели[кое прославление] Бо[га небес.
И так он написал: “Когда] поражен был ты проказой з[лой по велению Бога небес], в Тейме [городе] семь лет молился [ты богам] (из) серебра и золота, [меди и железа], дерева и камня, глины, потому что [ты полага]л, что боги о[ни]…”».
Этот отрывок, содержащий интересные сведения о пребывании царя Набонида в аравийской Тейме, позволяет устранить ряд несоответствий, связанных с заменой имени Набонида, постепенно изгладившегося из памяти поколений, именем его более знаменитого предшественника, Навуходоносора II: как известно, Набонид завоевал также область Тейма в Северной Аравии и захватил караванный путь по пустыне через эту область в Египет. Данный путь имел большое экономическое значение для Вавилонии, поскольку к середине VI в. до Р.Х. Евфрат изменил свое течение, и морская торговля через Персидский залив из гаваней Ура стала невозможной.
Набонид перенес в Тейму свою резиденцию, поручив правление в Вавилоне своему сыну Бел-шар-уцуру (библ. Валтасару). Это-то удаление царя из столицы в пустыню скорее всего и является отображением событий, описанных в четвертой главе Книги пророка Даниила.
Подтверждает это и «Вавилонский памфлет о Набониде», говорящий о Набониде следующее: «Злой демон овладел им… не было у него <никакой> святыни… никто в стране не видел его».
Для библеистов XIX в. большой проблемой было то, что до 1853 г. имя Валтасара, упоминавшегося в Книге пророка Даниила, не было найдено в Вавилонских таблицах и Набонид считался последним вавилонским царем. Но в 1853 г. найдена была надпись на угловом камне храма, построенного Набонидом в Уре: «Да не согрешу я, Набонид, царь вавилонский, против тебя. И пусть мое почтение тебя живет в сердце Валтасара, моего первородного и любимого сына». И выяснилось, что Набонид значительную часть жизни прожил вне Вавилона, которым правил Валтасар. Поэтому Даниил и фигурирует в своей Книге как третий властелин в царстве (ср.: Дан. 5, 29).
Пока Набонид был занят активной политикой на западе своей державы, у восточных границ Вавилонии появился могущественный и решительный противник, о котором за долгие годы до плена Вавилонского пророчествовал Исаия (см.: Ис. 44, 28–45, 1), — персидский царь Кир II, который уже завоевал Мидию, Элам и многие другие страны, имел огромную и хорошо вооруженную армию и готовился к походу против Вавилонии.
К 546 г. до Р.Х. Вавилония и Египет отказались от многолетней враждебной политики по отношению друг к другу, ибо правители обеих стран хорошо осознавали необходимость подготовки к войне с Персией. Когда стало совершенно очевидно, что война уже близко, Набонид вернулся в Вавилон и приступил к организации обороны своей страны.
Однако положение Вавилонии стало безнадежным. Весной 539 г. до Р.Х. персидская армия выступила в поход, а осенью того же года вся Месопотамия была уже в руках персов, и с этого времени священная история уже связана с историей Персии, подчинившей себе все области обитания иудеев.
Персы (см. рис. 105) впервые упоминаются в ассирийских источниках начиная с IX в. до Р.Х. В надписи ассирийского царя Салманасара III, составленной около 843 г., говорится об области Парсуа. В 834 г. до Р.Х. ассирийцы получили подать с двадцати семи царьков этой области, находившейся в горах Центральный Загрос. Территория эта примерно совпадает с современной иранской провинцией Фарсистан. Последнее название является измененной формой топонима Парса, обозначавшего как страну и народ персов, так и их древнюю столицу Персеполь.
В IX в. до Р.Х. персы еще не были объединены и находились под предводительством своих многочисленных, независимых друг от друга вождей. До начала 40-х гг. VII в. до Р.Х. они находились в зависимости от эламских царей и затем на короткое время стали данниками ассирийцев. По-видимому, в VII в. до Р.Х. персы составляли племенной союз, который возглавлялся вождями из рода Ахеменидов. Основателем династии традиция считала Ахемена. Около 640 г. до Р.Х. царем персов стал Кир I, потомок Ахемена. Постепенно при Кире I и последующих царях персидские племена заняли большую часть Иранского плато. Приблизительно с 600-го по 559 г. до Р.Х. в Персии правил Камбиз I, который находился в вассальной зависимости от мидийских царей. В 559 г. до Р.Х. Кир II, сын Камбиза I, стал царем оседлых персидских племен, среди которых главенствующую роль играли пасаргады.
Когда Кир II (см. рис. 106) стал царем Персии, на всем Ближнем Востоке оставались четыре крупные державы, а именно Египет, Вавилония, Мидия и Лидия.
В 553 г. до Р.Х. Кир II поднял восстание против мидийского царя Астиага, в вассальной зависимости от которого находились до того времени персы. Война длилась три года и окончилась в 550 г. до Р.Х. полной победой персов. Экбатаны, столица бывшей мидийской державы, теперь стала одной из царских резиденций Кира. Покорив Мидию, Кир формально сохранил Мидийское царство и принял официальный титул мидийских царей: «Великий царь, царь царей, царь стран». Около 549 г. до Р.Х. вся территория Элама была захвачена персами. В 549–548 гг. до Р.Х. они подчинили своей власти страны, входившие в состав бывшей мидийской державы, а именно Парфию, Гирканию и, вероятно, Армению.
Между 545-м и 539 гг. до Р.Х. Кир подчинил Дрангиану, Маргиану, Хорезм, Согдиану, Бактрию, Арейю, среднеазиатских саков, Саттагидию, Арахосию и Гандхару. Таким образом, персидское господство достигло северо-западных границ Индии, южных отрогов Гиндукуша и бассейна реки Яксарт (совр. Сырдарья). Только после того, как ему удалось достигнуть самых дальних пределов своих завоеваний в северо-восточном направлении, Кир выступил против Вавилонии.
Весной 539 г. до Р.Х. персидская армия двинулась в поход и начала наступать вниз по долине реки Дияла. В августе 539 г. до Р.Х. у Описа близ Тигра персы разгромили вавилонское войско, которым командовал сын Набонида Бел-шар-уцур. Затем персы переправились через Тигр к югу от Описа и окружили Сиппар. Оборону Сип-пара возглавил сам Набонид. Персы встретили лишь ничтожное сопротивление со стороны гарнизона города, а сам Набонид бежал из него.
Десятого октября 539 г. до Р.Х. Сиппар оказался в руках персов, а через два дня войско персов без боя вступило в Вавилон. Чтобы организовать оборону столицы, туда поспешил Набонид, но город был уже во вражеских руках, и вавилонский царь попал в плен. Двадцатого октября 539 г. до Р.Х. в Вавилон вступил и сам Кир, которому была устроена торжественная встреча. После захвата
Вавилонии все страны к западу от нее и до границ Египта добровольно подчинились персам, а в 539/538 г. до Р.Х. был обнародован указ Кира II, содержавший разрешение иудеям, переселенным вавилонянами в Междуречье, возвратиться в Иудею и восстановить разрушенный Храм в Иерусалиме.
После гибели Кира в 530 г. до Р.Х. царем персидской державы стал его старший сын Камбиз II (возм., библ. Артаксеркс, остановивший построение Храма [см.: 1 Езд. 4, 7-23]). Вскоре после восшествия на престол Камбиз начал готовиться к нападению на Египет.
После долгой военной и дипломатической подготовки, в результате которой Египет оказался в полной изоляции, Камбиз выступил в поход. Весной 525 г. до Р.Х. произошла единственная крупная битва. В ней обе стороны понесли тяжелые потери, а победа досталась персам. Остатки египетского войска и наемников в беспорядке бежали в столицу страны — Мемфис. К концу августа 525 г. до Р.Х. Камбиз был официально признан царем Египта. Он основал новую, XXVII династию фараонов. Как свидетельствуют официальные египетские источники, Камбиз придал своему захвату характер личной унии с египтянами, короновался по египетским обычаям, пользовался традиционной египетской системой датировки, принял титул: «Царь Египта, царь стран» — и традиционный титул фараонов: «Потомок <богов> Ра, Осириса» и так далее. Он участвовал в религиозных церемониях в храме богини Нейт в Саисе, приносил жертвы египетским богам и оказывал им другие знаки внимания. На рельефах из Египта Камбиз изображен в египетском костюме. Чтобы придать захвату Египта законный характер, создавались легенды о рождении Камбиза от брака Кира с египетской царевной Нитетидой, дочерью фараона. Между 519–512 гг. до Р.Х. персы покорили своей власти Фракию, Македонию и северо-западную часть Индии. Это было временем наивысшего могущества персидской державы, границы которой стали простираться от реки Инд на востоке до Эгейского моря на западе, от Армении на севере до Эфиопии на юге. Таким образом возникла мировая держава, объединившая под властью персидских царей десятки стран и народов, в том числе и Палестину (на рис. 107 показана реконструкция дворца персидского наместника в Лахисе).
Царь Дарий I разделил государство на административно-податные округа, которые назывались сатрапиями (см. рис. 108). Как правило, сатрапии по своим размерам превосходили провинции более ранних империй, и в ряде случаев границы сатрапий совпадали со старыми государственными и этнографическими границами стран, входивших в состав Ахеменидской державы, например Египта. Святая Земля была включена в состав пятой сатрапии (Заречье), которая охватывала все азиатские территории к югу от Малой Азии и к западу от Евфрата. По Геродоту, вся эта сатрапия платила персам подать в 350 талантов серебра. В дальнейшем среди множества отдельных областей, входивших в состав Заречья, появилась созданная по ходатайству Неемии Иудея.
В связи с осуществлением новых реформ был создан большой центральный аппарат во главе с царской канцелярией. Центральное государственное управление находилось в административной столице Ахеменидской державы — Сузах, где, как известно, происходили события, описанные в Книге Есфири.
Указ царя Кира II о восстановлении Иерусалимского Храма, данный в первый же год его вавилонского царствования, т. е. в зиму, следовавшую за коронацией царя, и имеющий обычную преамбулу персидских указов, вполне соответствовал религиозной политике персидских правителей: разрушение храмов непокорных народов и покровительство храмам покорных.
Так, когда вавилоняне подняли против Персии восстание, Ксеркс I разрушил главный храм Вавилона Эсагилу и приказал увезти в Персию золотую статую Мардука — разрушение храмов противника было обычным делом на Древнем Востоке (см. рис. 109).
Когда греки начали оказывать сопротивление вторгшимся персам, Ксеркс стал разрушать греческие храмы.
Во время же греческого похода, по свидетельству Геродота, персы приносили жертвы греческим богам по «эллинскому обычаю», с помощью местных жрецов, даже когда воевали с греками на их же земле. Персы, будучи в Греции, считали, что небесными покровителями этой страны являются эллинские, а не иранские боги, которые отнюдь не всесильны в чужой стране.
В покоренном Эламе на царские средства содержался храм местного бога Хумбана. Точно так же к храмам других народов относился и царь Дарий I (см. рис. 110), оставивший знаменитую надпись на Бехистунской скале и давший повеление закончить Храм (см.: 1 Езд. 6).
Свидетельство такого отношения видим в найденной в 1889 г. около Магнезии надписи, в которой Дарий укоряет своего сатрапа: «За то, что ты не принимаешь во внимание моего отношения к богам, за это, если ты не будешь поступать иначе, заставлю тебя когда-нибудь почувствовать мой гнев». Точно так же один египтянин сообщает в своей надписи: «Царь Дарий, да живет он вовеки, повелел мне, чтобы я… отправился в Египет, и снова восстановил число священных храмовых писцов, и оживил все то, что пришло в упадок… И царь приказал, чтобы им было оказано все хорошее за то усердие, с которым они исполняли свои работы… Царь сделал это потому, что он знал, что подобное дело было бы самым лучшим для восстановления всего пришедшего в упадок, дабы сохранить имя всех богов, их храмы и порядок их праздников вовеки». Нам также известен еще один манифест Кира, говорящий о возвращении богов в их города, причем не обойдены даже древний Ашшур и затигрские города.
В состав сатрапии Заречье, куда при персах входила Иудея, входили также Сирия, Финикия, Палестина, Кипр. Она делилась на более мелкие провинции (см. рис. 111), возглавляемые областеначальниками — пеха.
Такими провинциями были, например, Аммон в Заиорданье (где в V в. до Р.Х. должность пеха находилась в руках местного рода Товиадов (ср.: Неем. 2 и далее); развалины их дворца, ныне носящие название Каср эль-Абд, находятся под Арак эль-Эмиром, в шестнадцати километрах к юго-западу от совр. Аммана), Самария, где должность пеха наследовалась в семье Син-убаллита (библ. Санаваллат Хоронит [см.: Неем. 2, 10]). Самарийские папирусы из Вади эд-Далье позволили установить последовательность областеначальников Самарии от Санаваллата Хоронита до конца персидского периода. О Санаваллате и его сыновьях Делаии (Делайягу) и Шелемии (Шелемьягу) упоминают и письма с Элефантины. Примечательно, что сыновья Санаваллата, правителя самарян (претендовавших на религиозное и этническое преемство с допленным Израилем), носили теофорные имена. Такое же теофорное имя (Товийягу) носили и вышеупомянутые правители области Аммон, населенной в допленное время по большей части заиорданскими коленами. Это дает возможность предположить, что напряженные отношения между потомками простонародья, не уведенного в плен, и правителями вернувшихся на Святую Землю обусловлены были нежеланием последних признавать принадлежность к народу Божию жителей Самарии и Аммона, практиковавших к тому же синкретические формы почитания Бога Израилева.
Упоминаемый Неемией Гешем Аравитянин (Неем. 2, 19; см.: Неем. 6, 1–6) — это, по всей вероятности, царь Кедара, полунезависимого арабского царства на окраине Палестины; о нем свидетельствует серебряная чаша, найденная на северо-востоке Дельты, имеющая надпись: «Каину, сын Гашма, царя Кедарского» — и датированная не позднее 400 г. до Р.Х.
Формы самоуправления автономных образований были определены их историческими традициями, отличались большим разнообразием, но особо важную группу составляли гражданско-храмовые общины, одной из которых была Иудея. Своеобразный социально-политический организм, называемый гражданско-храмовой общиной, был широко распространен во всех западных сатрапиях Ахеменидской державы — в Малой Азии (Комана, Зела, Ольба и др.), Армении (Тордан, Ани и др.), Вавилонии (Вавилон, Ниппур, Урук и др.), Сирии (Бамбика, Эмеса и др.) и Палестине. Уже в первой половине I тысячелетия до Р.Х. многие храмы в Междуречье и других ближневосточных районах были освобождены от ряда налогов. При Ахеменидах положение изменилось, однако и тогда храмы и храмовые города — Вавилон, Борсиппа и др. — сохраняли свое самоуправление, более или менее независимое от царской администрации. Поэтому вполне естественным было желание многих людей обособиться от государственного сектора путем присоединения общин к обладавшим автономией храмам, а срастание общины — сельской или городской — с храмом образовывало новую структуру — гражданско-храмовую общину, которая объединяла в целостную организацию бывших общинников, бывших царских людей и персонал храма.
Процесс образования гражданско-храмовых общин в западных сатрапиях Ахеменидской державы шел двумя путями: гражданско-храмовая община складывалась в результате слияния уже существовавших сельских или городских общин с уже существовавшими храмами, т. е. имела место трансформация старых образований в новый социально-политический организм; но иногда бывало и так, что гражданско-храмовая община создавалась заново, как бы на пустом месте, — именно так возникла гражданско-храмовая община в Палестине, имевшая статус отдельной области в составе сатрапии Заречье.
С экономической точки зрения это было чрезвычайно выгодно для полуразрушенного региона: в персидское время в Иудее своими винами славились долины Сарона и Галилеи, окрестности Гаваона и Беф-Гаккерема, обширные плантации оливковых деревьев находились в окрестностях Беф-Сана, а вокруг Ен-Геди и Иерихона простирались знаменитые в древнем мире плантации финиковых пальм и бальзамовых деревьев. В городах Иудеи, в Негеве и других районах страны земледелие сочеталось с животноводством, а в приморских районах и в окрестностях больших озер занимались рыбной ловлей. Сельскохозяйственное производство в возросшей степени удовлетворяло потребности населения, поставляло товары для оживленной торговли и сырье для быстро развивающегося ремесленного производства. В Ен-Геди возродилось производство прославленного целебного бальзама.
Интенсивность процесса урбанизации в Иудее подтверждается следующими данными: если до середины V в. до Р.Х. на почти 42 000 членов гражданско-храмовой общины имелось восемнадцать городов, то позже на 150 000 общинников приходилось сорок восемь городов, хотя сам Иерусалим персидского времени был даже меньше, чем город Давида, — об этом свидетельствует стена Неемии, найденная К. Кеньон. Тогда город занимал площадь в двенадцать гектаров, а его население едва достигало 4 500 человек. Население Иерусалима состояло из ремесленников и торговцев, а также из земледельцев, обрабатывавших земли в сельскохозяйственной округе в радиусе пяти — десяти километров за городскими стенами. Поселения этого времени обнаружены в Галилее и Прибрежной равнине: Тел Дан, Тел Анафа, Гацор/Асор, Беф-Йера/Филотерия, Фаанах, Тел Кедеш, Телль Кири (Хазореа), Тел Иокнеам, Ахзив, Акко/Птолемаида, Телль Кейсан, Уша, Шикмона, Тел Мегадим, Тел Дор, Тел Ме-ворах, Тел Зерор, Михморет, Макмиш, Иоппия/Яфа, Телль Квазиль, Афек/Антипатрида, Азот, Тел Сера. Такие же поселения обнаружены недавно при раскопках Нагорной страны — Сихем, Телль эль-Фуль, Иерусалим, Беф-Гаккерем, Ен-Геди. В Негеве поселениями персидских времен являются: Вирсавия/Беэр-Шива, Арад, Кадес-Варни. Некоторые поселения существовали только в персидский период. Наиболее важными по результатам являются раскопки в Гацоре/Асоре, Шикмиме, Тел Меворахе и Ен-Геди, так как в этих поселениях «персидский» уровень имеет лучшую сохранность.
Урбанизация вела к широкому развитию торговли: теперь в Иудею ввозили золото и серебро, древесину и драгоценные камни, керамику и ткани, благовония и другие товары, а вывозили бальзам, асфальт, парфюмерию, вино и так далее. Археологические находки греческих, египетских, малоазийских, южноаравийских и других изделий свидетельствуют об активизации внешнеторговых связей, сочетавшихся со ставшей более регулярной внутренней торговлей на городских рынках, например в Иерусалиме, куда крестьяне возят снопы и навьючивают ослов вином, виноградом, смоквами и всяким грузом (Неем. 13, 15). К этому же времени относятся находки множества остраконов на арамейском, древнееврейском и финикийском языках об оплате полученного продовольствия и товаров.
Однако не следует считать, что правление персов было сплошной эпохой мирного процветания: детальное изучение периода позволяет сделать заключение о двух волнах разрушения в это время. Раскопки на территории колена Вениаминова свидетельствуют, что приблизительно в 480 г. до Р.Х. многие города, не пострадавшие во время вавилонского нашествия, были разрушены, — т. е. через сто лет. Вполне возможно, эти находки свидетельствуют о том, что противостояние иудеев и самарян, упоминаемое и Ездрой, и Неемией, имело куда более острый характер.
Вторая волна разрушений прошлась по Побережью и Негеву ок. 380 г. до Р.Х. Эти разрушения вполне могут быть связаны не только с вооруженной борьбой Египта за независимость (404–400 до Р.Х.), но и с событиями, описываемыми в Книге Иудифи.
Эти предположения подтверждаются двумя памятниками начета IV в. до Р.Х. — Надписью Неферита I из Газера и Стелой Ахориса из Акко/Птолемаиды.
Относительная стабильность персидского времени привела и к существенному численному росту иудейской общины. Ранее середины V в. до Р.Х. она состояла из 42 360 членов, из коих абсолютное большинство были репатрианты, но более 8 000 человек принадлежали к недепортированным жителям Иудеи, примкнувшим к общине, объединившей лишь около 20 % населения Иудеи, причем члены общины не селились компактно, на единой территории, а проживали в трех обособленных друг от друга округах, между которыми и внутри которых находились обширные территории, населенные иноплеменниками. После середины V в. до Р.Х. численность общинников возросла почти до 150 000 человек, что составляло уже около 70 % населения Иудеи, а община занимала теперь шесть отдельных округов.
Из колен сохранились только левиты, а основной единицей остальных иудеев стал бейт-аб. Таких единиц до середины V в. до Р.Х. было семнадцать, а позже стало тридцать две. Бейт-аб отличался теперь большим численным составом (до 1 000 мужчин) и сложной внутренней структурой, ибо включал многочисленные, родственные между собой, большие и малые семьи. У каждого бейт-аб были своя родословная и свое название, которое входило также в полное именование члена общины. Принадлежность человека к бейт-аб выражалась словом бен («сын»), а слово ах («брат») обозначало всех членов коллектива, связанных обязанностью взаимопомощи и коллективной ответственности (см.: Мф. 12, 46). Жизнью и деятельностью бейт-аб руководил рош, cap («глава»), имевший право контроля над семьями в коллективе, распоряжения их трудом и частью их доходов. Сообщение о том, что в городах Иудеи жили… каждый в своем уделе (Неем. 11, 3, 20), говорит о том, что земля находилась в неотчуждаемой собственности бейт-аб, ибо термин ахузза, нахала, как уже отмечалось, обозначал земельную собственность, которая не была отчуждаема или могла быть отчуждаема лишь в пределах этой группы. Земля каждого бейт-аб была разделена на наделы, в основном средние и мелкие, находившиеся в наследственном владении семей данного коллектива. Однако упоминания, правда редкие, терминов, обозначающих купленные земли, свидетельствуют о появлении частной земельной собственности и концентрации земли в руках разбогатевшей верхушки бейт-аб. Члены бейт-аб составляли относительно однородную массу свободных и полноправных людей. Там же трудились рабы, составлявшие около 20 % от числа членов иудейской общины. В других гражданско-храмовых общинах, особенно в тех, где храмы имели свои обширные хозяйства, количество «храмовых рабов» (ширку в Вавилонии, иеродулы в Малой Азии), а также «зависимых земледельцев» (иккару в Вавилонии, иерой в Малой Азии) было значительно больше.
Со временем почти все ареалы обитания членов иерусалимской гражданско-храмовой общины слились, образовав своеобразную этнокультурную непрерывность: археологические раскопки свидетельствуют, что в персидское время вся Палестина была разделена на две различные области. Первая включала Иудейское нагорье, За-иорданье и частично Самарию. Эта область была очень «восточна»: параллели ее культуре находятся в ассирийской, вавилонской и египетской культурах. Эта территория была заселена иудеями и самарянами. Другая область включала Средиземноморское побережье и Галилею с преобладающим иноплеменным, языческим населением. Культура этой области, в свою очередь, очень «западна», эллинистична. Причем ее появление здесь даже предшествует греческому завоеванию. Граница между этими культурными областями, время от времени очень «острая», была подобна границе, разделяющей две различные страны.
Главное персидское влияние этого времени — не в материальной культуре, а в административной и военной организации, финансах и налогообложении. На некоторых надписях из Вади эд-Далье даты даются согласно времени правления персидских царей, а упоминаемые официальные лица принадлежат к персидской администрации.
Информация о военной организации содержится на остра-коне из Арада, который упоминает человека, принадлежащего какому-то «знамени», т. е. персидской военной части. Военные крепости и зернохранилища были сооружены для обслуживания персидских войск. Оружие и колесничное снаряжение в захоронениях этого периода принадлежат к скифско-иранскому типу и сходны с найденными в помещении охраны Персеполя.
Еще большее влияние оказали персы на финансовую систему — оттиски печатей на ручках сосудов из Иудеи, дающие представление о системе налогообложения, используют общие для империи Ахеменидов термины. Такие термины и персидские надписи используются в Иудее с конца VI до конца V в. до Р.Х. Таким образом, можно сделать вывод, что вплоть до прихода Неемии администрация и финансы в Иудее находились в руках персидских наместников. Лишь со времени Неемии персидские печати были заменены написанными на арамейском языке, с упоминанием названия провинции — Йегуд.
Причина подобного положения дел заключается в следующем. До середины V в. до Р.Х. территория Иудеи входила в состав провинции Самария и, частично, в состав других провинций сатрапии Заречье. Поэтому значительное количество ученых считало, что Иудея подчинялась пеха Самарии, а возглавлявшие общину наси («предводитель») и «старейшины иуд еев» выполнял и лишь функции внутриобщинного самоуправления. Однако недавно открытые свидетельства делают гораздо более убедительными указания Библии на то, что Иудея была независимой провинцией со своим правителем со времен Син-бал-уцура (библ. Шешбацара) (см.: 1 Езд. 1, 8; 5, 14) и вплоть до времени Неемии. Эти свидетельства включают в себя более семидесяти булл (подвесных печатей) и две печати неизвестного происхождения, вероятно, бывшие частью архива, где хранились официальные документы, а также ряд ручек с клеймами из раскопок у Рамат-Рахел с надписью Иудея и именами областеначальников Иудеи после Зоровавеля, некоторые из них являлись (с большой степенью вероятности) членами его семьи. Интересная печать принадлежит «Шеломите, служанке областеначальника»; очевидно, Шеломита (Шеломиф) — это упомянутая в тексте Писания (см.: 1 Пар. 3, 19) дочь Зоровавеля. Прибывший в Иерусалим в 445 г. до Р.Х. царский виночерпий Неемия везде уже именуется пеха, т. е. правителем области (см.: 1 Езд. 5,14). Другое же его наименование — тиршафа (перс, тарсата — «почтенный» — от тарсата — «бояться», т. е. это нечто вроде «его превосходительства»). Однако гражданское правление в Иудее продлилось недолго — социально-политический организм, основным стержнем которого был Храм Бога Израилева, должен был возглавляться священником. Так это было в гражданско-храмовых общинах в Пессинунте, Зеле, Ольбе и др., возглавляемых жрецами. Так это и стало в конце V в. до Р.Х. в иерусалимской гражданско-храмовой общине, которую возглавили первосвященники, а в IV в. до Р.Х., по всей вероятности, им также были переданы полномочия наместников провинции Иудея.
В это время был построен Второй Храм Иерусалимский. От него, как известно, ничего не осталось, кроме западной стены (Стены плача), нижние ярусы которой сохранили примитивную кладку персидского времени, — эти ряды найдены ниже уровня дневной поверхности, в тридцати метрах к северу от юго-восточного угла Храмовой платформы. О том, как же выглядел Храм, может дать представление кумранский «Храмовой свиток», который хотя и говорит о Храме мессианского времени, однако подчеркивает, что обрядовая сторона останется неизменной, т. е. такой же, как и во время составления этого текста.
Согласно «Храмовому свитку», жертвенник был сложен из камня; на месте, где в Храме Соломоновом было море медное, стоял дом омовений, под которым был устроен дренаж, уводящий под землю воду, считавшуюся священной, так как она была смешана с кровью жертв. Рядом с Храмом стояла бойня: свободно стоящие двенадцать колонн с крышей над ними, которую они поддерживали, но без стен. К крыше крепились цепи, оканчивавшиеся металлическими ошейниками для жертвенных животных. Во двор Храма вели двенадцать ворот, в которые могли входить мужчины-израильтяне старше двадцати лет, заплатившие за вход полсикля.
Для соблюдения ритуальной чистоты во Втором Храме были предприняты следующие новшества: от города он был огражден рвом, шириной в сто локтей, а на стенах и воротах были установлены медные шипы, не позволявшие садиться птицам, так как некоторые из них были «животными нечистыми».
Иудейское население Святой Земли в персидское время составляло лишь малую часть всего народа Израилева — большая часть его продолжала проживать в Междуречье и в Египте. О положении восточной диаспоры повествует Книга Есфири. Если Артаксеркс Книги Есфири — это Ксеркс I, то его третий год (Есф. 1, 3) будет 483/482 г. до Р.Х., месяц тебеф его седьмого года будет либо декабрем 479 г., либо началом января 478 года. Согласно Геродоту, супругой царя была Аместрис, которую нельзя отождествлять с Астинью, но можно, да и то лишь с большим трудом, с Есфирью. Впрочем, у царя был большой гарем и, вероятно, целый ряд любимых цариц. Город Сузы находился в 300 км от Вавилона и был зимней резиденцией Ксеркса. Здесь В. Лофтусом в 1852 г. была найдена надпись Артаксеркса I (виночерпием которого был Неемия), сообщающая о заслугах царя по восстановлению «некогда сгоревшего дворца»; таким образом, найденные развалины были идентифицированы с дворцом, в котором происходили события Книги Есфири.
О положении диаспоры в Египте мы знаем благодаря Элефантинским папирусам. Их появление вызвано тем обстоятельством, что на границах государства Ахемениды селили воинов, наделяя их земельными участками. Из военных гарнизонов такого типа нам интереснее всего элефантинская военная колония, созданная для несения сторожевой и военной службы на границах Египта с Нубией. В элефантинском гарнизоне несли службу персы, мидийцы, карийцы, хорезмийцы и т. д., но основную часть этого гарнизона составляли иудейские поселенцы, служившие там еще при египетских фараонах.
В 1904 г. на острове Элефантина сделаны находки, проливающие свет как на условия существования иудейских колоний в Египте персидского периода, так и на духовную жизнь их членов. Благодаря случаю, а затем и систематическим раскопкам немецких археологов, обнаружено много прекрасно сохранившихся арамейских папирусов, датированных годами Ксеркса I, Артаксеркса I, Дария II и представляющих собой документы имущественных и денежных сделок, брачные контракты, официальную переписку, исторические и литературные тексты. Иудеи, переселившиеся сюда после разгрома Иерусалима Навуходоносором II, состояли на службе у саисских фараонов, а затем персидских владык Египта. Они делились на «знамена» — отряды, подчиненные персидским офицерам, владели домами, вели денежные дела и даже служили в персидской администрации: один из них называет себя персидским чиновником в крепости. У них было свое присутственное место, признанное законом, — «двор иудеев». Дела велись по общегосударственному праву, причем терминология та же, что и в современных им, и в более древних вавилонских документах.
Храм Ягу — Бога Израиля — был выстроен на Элефантине на «царской улице». Существование этого храма не воспринималось современниками как нечто необычное, что в очередной раз подтверждает библейские свидетельства о том, что постановление Закона Моисеева о едином месте ветхозаветного культа не выполнялось. Имена, упоминаемые в папирусах, обычные еврейские: Иедония, Нафан, Менаим, Анания, Азария, Захария и др., но встречаются и египетские, — например Петихнум, отец Осии. Последнее сочетание имен давало некоторым исследователям основание для предположения о том, что Осия, сын Петихнума, был египтянином-прозелитом. Судя по элефантинским находкам, таковых было немало. Так, египетский архитектор Несугор, женившись на иудеянке, сделался Нафаном.
О религиозных воззрениях колонистов и, соответственно, о духовном облике их отцов — свидетелей разрушения Иерусалима и современников пророка Иеремии — говорит тот поразительный факт, что монотеизм их не был безусловным: кроме Ягу, упоминаются, прямо или косвенно, четыре божества. Согласно одному документу, у воина-наемника — древнееврейские, ветхозаветные имя и отчество: Махсейя, сын Иедонии, но его соседями были египтянин и хорезмиец, а дочь его в первом браке была замужем за египтянином Пиа, сыном Пехи, и одна из внучек Махсейи носила египетское имя Исивери. Воины-иудеи поклонялись не только Богу Израилеву, но и ханаанейским божествам Анат-Бейт-эль, Эшем-Бейт-эль и др., а также египетским богам Тоту и Гору. Сами себя колонисты называют и иудеями, и арамеями, — не акцентируя, как их соплеменник Ездра, исключительность этнической составляющей ветхозаветной Церкви. Не пришла к ним и еще одна особенность послепленного времени: имя Божие полностью прописывалось в теофорных именах, давая возможность его полной огласовки как Yahuh. Язык текстов — арамейский, близкий к талмудическому. Он, судя по всему, уже стал общеупотребительным, что и объясняет наличие многих арамеизмов в Первой книге Ездры.
Интерес представляют три папируса, содержащие переписку по поводу разрушения на Элефантине храма Ягу — Бога Израиля. Два из них почти тождественны и читаются таким образом: «К господину нашему Багою, наместнику Иудеи, твои рабы, Иедония и его товарищи, священники в крепости Иеб. Мир да подаст тебе обильно во всякое время Бог наш, Бог Небесный, и да дарует тебе благоволение царя Дария… и да подаст тебе долголетие. Будь в радости и тверд во всякое время. Так говорят твои рабы, Иедония и его товарищи. В месяце таммузе четырнадцатого года царя Дария, когда Аршам ушел и отправился к царю, жрецы Хнума в крепости Иеб вошли в следующее тайное соглашение с Вайдрангом, который был здесь управителем: “Храм Бога Ягу, что в крепости Иеб, следует оттуда удалить”. Тогда этот проклятый Вайдранг послал письмо своему сыну Нефаяну, начальнику войска в крепости Сиэне, следующего содержания: “Храм в крепости Иеб следует разрушить”. Нефаян привел египтян и других солдат, они явились в крепость Иеб, с орудиями вторглись в храм, разрушили его до основания и разбили каменные колонны, которые там находились, равно как и пять каменных врат, бывших в этом храме, — они их разрушили, и деревянные двери, и металлические углы этих дверей, и крышу, состоявшую целиком из кедровых бревен… и все другое, что там находилось, они сожгли огнем. И жертвенные чаши из золота и серебра и все вещи, которые находились в этом храме, они взяли и присвоили себе. Еще в дни египетских царей отцы наши выстроили этот храм в крепости Иеб. Когда Камбиз вступил в Египет, он уже нашел этот храм выстроенным. Храмы египетских богов были все разрушены, а в этом храме никто ничего не повредил. После того как Вайдранг и жрецы Хнума так поступили, все мы с нашими женами и детьми оделись в траурные платья, стали поститься и молиться Ягу, Богу Небесному, который затем дал нам сведение об этом псе Вайдранге:…сокровища, которые он приобрел, погибнут, и все люди, причинившие зло этому храму, будут казнены, и мы увидим их гибель. И раньше, когда нам было причинено это несчастье, мы уже написали письмо господину нашему (Багою), и первосвященнику Иегоханану, и его товарищам, священникам, в Иерусалим, и Остану, брату Анании, и старейшинам иудейским. Ответа они нам не прислали. С дней таммуза четырнадцатого года Дария до нынешнего дня мы носим траурные платья и постимся, наши жены стали подобны вдовам, мы больше не умащаемся и не пьем вина. До нынешнего дня Семнадцатого года царя Дария> не приносятся в этом храме жертвы каждения и всесожжения. И вот твои рабы, Иедония и его товарищи, и иудеи, все граждане Иеба, так говорят тебе: “Если нашему господину (тебе) будет благоугодно, позаботься об этом храме, чтобы он был снова воздвигнут, ибо нам не дают разрешение его снова отстроить”. Обрати внимание на получающих твои благодеяния и милости, находящихся в Египте. Да будет послано от тебя письмо к ним относительно храма Бога Ягу, чтобы он был снова выстроен в крепости Иеб, как и прежде. И жертвы приношения, и каждения, и всесожжения будут на нем приноситься на алтарь Бога Ягу от твоего имени. И мы будем молиться за тебя постоянно, мы, и наши жены, и наши дети, и все иудеи, находящиеся здесь, если будет так устроено, что этот храм будет восстановлен. И заслуга у тебя будет пред Ягу, Богом Небесным, большая, чем каждого, кто будет Ему приносить возношения и всесожжения, равные 1 000 талантов серебра. Относительно золота мы послали и известили. Равным образом обо всем мы сообщили в письме от нашего имени Делаии и Шелемии, сыновьям Санаваллата, наместника Самарии. Ничего не знает о том, что нам причинено, и Аршам. Двадцатого мархешвана в семнадцатый год царя Дария».
Итак, вырисовывается следующая картина: жрецы Хнума, подкупив персидского командира, в отсутствие его начальника разрушили иудейский храм, ненавистный им потому, что там приносили в жертву овец и агнцев, а на самой Элефантине богом-покровителем был Хнум, имевший символом овна, — Ш. Клермон-Ганно нашел на острове кладбище священных овнов. Обращение к первосвященнику осталось без ответа по понятной причине: в это время уже существовал Второй Храм, а храмов вне Иерусалима не могло быть. Персидская власть в лице Багоя и сыновей Санаваллата откликнулась на просьбу, и небольшой папирус от имени Багоя и Делаии уполномочивает ходатайствовать от их имени пред наместником Египта Аршамом о разрешении отстроить святилище и приносить в нем жертвы и совершать каждения, но не всесожжения и не кровавые жертвы. Едва ли иудеи смогли воспользоваться этим разрешением — Египет, вероятно, в том же году сделался самостоятельным. Следует обратить внимание на то, что данные папируса сходятся с данными, известными нам из других источников. Первосвященник Иоханан (Иегоханан) известен Иосифу Флавию: он — предшественник Иаддуя, при котором Александр Македонский вступил в Иерусалим. Он известен тем, что убил в самом Храме своего брата Иисуса, что вызвало вмешательство Багоя. Анания, возможно, потомок царского рода, упоминаемый в тексте Писания (см.: 1 Пар. 3, 24).
Остальные папирусы, кроме частной деловой переписки, содержат отрывки арамейского извода Бехистунской надписи Дария I. Среди деловых документов и писем обращает на себя внимание небольшое послание к тому же «[Иедо]нии и его сотоварищам, во[йску и]удейскому» со стороны Анании, от пятого года Дария, передающее царский приказ Аршаму, чтобы иудеи в Египте «от пятнадцатого до двадцать первого дня [нисана]» были чисты и благоговейны, не работали и ели опресноки. Анания здесь выступает персидским уполномоченным, как Неемия в Иерусалиме. Несколько документов перечисляют имена с пожертвованиями, каждый раз двух сиклей серебра, «для Бога Ягу». Другие папирусы представляют собой контракты, условия, долговые обязательства, документы на мену, на выдачи, относятся к брачному праву, к праву дарения и тому подобному. Согласно наиболее поздним документам архива (ок. 405 до Р.Х.), главы элефантинской общины иудеев были смещены (папирус говорит: «Больше власти у них не будет здесь»), но иудеев и после ухода персов не тронули.
Находки, сходные с элефантинскими, были сделаны в ноябре 1945 г. в некрополе Гермуполя: в большей части сосудов находились мумии ибисов, но восемь сосудов содержали арамейские папирусы с печатями времени царя Дария I. Тексты, сходные с элефантинскими и по языку, и по стилю, представляют собой торговую переписку одной иудейской семьи с другими иудейскими колониями Египта, находившимися на Элефантине, в Абидосе, Ахмиме, Дахсхуре и Файюме. Населяли их потомки воинов, нанятых Псамметихом II в 595 г. до Р.Х. для войны с Эфиопией. Письма этой семьи — с благословением от языческих божеств, в семье есть носители египетских имен, божества и семитские, и египетские — все это как нельзя лучше говорит о духовной жизни иудеев Египта времени персидского завоевания. О ней же говорит и такой малоизвестный факт: в 170 г. до Р.Х. некто Иехония (греч. Ония), из рода первосвященнического, бежал в Египет. Здесь он выпросил себе во временное пользование оставленный храм, посвященный богине Бастет, священным животным которой была кошка. Там Иехония построил крепость и обустроил храм, отличавшийся от Иерусалимского некоторыми египетскими особенностями, — например высокой, в тридцать метров, башней у входа. Находился храм в Леонтополе, рядом с «великим городом» Он (Илиополь). Храм этот просуществовал вплоть до его уничтожения в 73 г. по Р.Х. римлянами, решившими после разрушения Храма Иерусалимского уничтожить и это место иудейского богослужения.
Начался этот период с завоевания Александром Македонским земель персидской державы Ахеменидов, в состав которой входила и Иудея.
Македонская армия выступила в поход весной 334 г. до Р.Х. Она состояла из 30 000 пехотинцев и 5 000 конников. Ядром армии были тяжеловооруженная македонская пехота и конница. Кроме того, в армии были и греческие пехотинцы. Войско сопровождало 160 боевых кораблей. Для штурма городов везли осадные машины.
Хотя Дарий III располагал более многочисленным войском, по своим боевым качествам оно сильно уступало македонскому (особенно тяжелой пехоте), и наиболее стойкой частью персидской армии являлись греческие наемники. Первое столкновение произошло летом 334 г. до Р.Х. на берегу Геллеспонта при реке Граник. Сражение выиграл Александр Македонский.
После этой победы он захватил греческие города на Малоазиатском побережье и двинулся на юг. Из греческих городов один Галикарнас долго оставался верным персидскому царю и упорно сопротивлялся македонянам. Летом 333 г. до Р.Х. последние устремились в Сирию, где были сосредоточены главные силы персов. В ноябре 333 г. до Р.Х. произошла новая битва, при Иссе, на границе Киликии с Сирией. Битва окончилась полной победой Александра, теперь для него был открыт выход в Сирию и на Финикийское побережье. Финикийские города Арад, Гевал/Библ и Сидон сдались без сопротивления. Однако жители Тира, надеясь на неприступность своего островного города, отвергли условия, предложенные им Александром. Осада длилась семь месяцев, и тиряне проявили чудеса мужества, но Александр, насыпав перемычку через пролив, отделявший Тир от материка, взял город в июле 332 г. до Р.Х. Население Тира было обращено в рабство и продано. Персидский флот лишился своего господствующего положения на море.
Отклонив просьбы Дария III о мире, Александр стал готовиться к продолжению войны. Осенью 332 г. до Р.Х. он захватил Египет, а потом вернулся в Сирию и направился к местности Гавгамелы, недалеко от Арбелы, где находился персидский царь со своим войском. Первого октября 331 г. до Р.Х. произошла битва. Александр одержал полную победу и захватил Вавилонию, а в феврале 330 г. до Р.Х. македоняне вступили и в Сузы. Потом в руки македонян попали Персеполь и Пасаргады, где находились главные сокровищницы персидских царей. Дарий со своими приближенными бежал из Экбатан в Восточный Иран, где был убит бактрийским сатрапом Бессом, и персидская держава перестала существовать. После смерти Дария Александр стал считать себя законным наследником Ахеменидов и царем Азии. Однако в начале июня 323 г. до Р.Х. Александр заболел и вскоре умер, и мировая держава Александра Македонского распалась.
Иудеи безразлично отнеслись к гибели Ахеменидской державы и вполне благожелательно встретили в 332 г. до Р.Х. Александра Македонского, который разрешил иудеям сохранить их старые законы, т. е. полную автономию и «ограждение» от внешнего мира.
Конец периода персидского владычества был отмечен спорадическими восстаниями, которые приводили к сильным разрушениям. Это, например, разрушение, произведенное войсками Александра Македонского в Тире, Акко/Птолемаиде и Газе; восстание самарян против Александра Македонского, закончившееся разрушением Мегиддо и Самарии. Свидетельством последней войны являются уже упоминавшиеся Самарийские папирусы из Вади эд-Далье, найденные в пещере на расстоянии около четырнадцати километров от Иерихона. Юридические и административные документы были обнаружены вместе с человеческими скелетами, которых насчитывалось почти две сотни. Как документы, так и украшения, печати и кольца погибших указывают на то, что эти люди были влиятельны и богаты. Ссылки на Артаксеркса II и Дария III и обнаруженные монеты датируют тексты 375-335-м гг. до Р.Х. И обстоятельства, и даты, похоже, подтверждают рассказ Иосифа Флавия о том, что в Самарии, вначале пользовавшейся расположением Александра Македонского, позже сожгли живьем Андромаха, который был префектом Александра в Сирии. Александр возвратился в Самарию и уничтожил город. Руководители восстания, вероятно, скрылись в этой пещере, где были обнаружены и убиты. В дальнейшем доверие эллинистических правителей к самарянам было восстановлено: как раз к эллинистическому времени относится построение самарянского храма, раскопанные остатки которого представляют собой квадратное сооружение с округлыми углами. Вход в храм находился в одном из углов, а Святое святых — в противоположном углу. Вдоль внутреннего периметра, по углам и посередине каждой из сторон, находились ниши.
После битвы при Ипсе в 301 г. до Р.Х., которой завершилась борьба преемников Александра — диадохов, Палестину захватил правитель Египта Птолемей Лаг, включивший ее в состав своей державы, однако в 200 г. до Р.Х. Антиох III включил страну в состав державы Селевкидов.
Держава Селевкидов, основанная полководцем Александра Селевком, включала в себя Мидию, Персию, Месопотамию, Северную Сирию и часть Малой Азии. Селевкиды вели непрерывные войны то с одним, то с другим государством. Сам Селевк I был убит во время военного похода, предпринятого им для овладения Фракией и Македонией. При его преемниках начались длительные войны с Птолемеями за Южную Сирию, завершившиеся присоединением Иудеи при Антиохе Третьем. При этом положение Иудеи первоначально не ухудшилось, так как в державе Селевкидов наиболее развитые гражданско-храмовые общины сохраняли свою структуру, а их положение по отношению к царской власти во многом приравнивалось к положению полисов.
В период правления Селевкидов в Палестине в сатрапии, называвшейся тогда Келесирия и Финикия и включавшей в себя Самарию, Иудею, Эдом, Заиорданье, Филистимское Пятиградие и Финикию, происходила интенсивная эллинистическая урбанизация. В основном она развертывалась в прибрежной полосе, Северной Палестине и в Заиорданье. Хотя надежных данных о количестве жителей эллинистической Палестины нет, все исследователи признают, что неиудеи составляли от половины до двух третей жителей страны, а среди них беспрерывно возрастал удельный вес «эллинов» или эллинизированных представителей местного населения. Это значительно усиливало степень воздействия эллинизма на остальное население Палестины, вовлеченной к тому же в эллинистическую систему хозяйства. Через Палестину проходили важные торговые пути эллинистического мира, что содействовало развитию внешней, особенно транзитной, торговли. Исследователи насчитывают около 240 названий товаров палестинской внешней торговли, из коих около 130 были предметами импорта: благовония, драгоценные камни и золото из Аравии, ткани из Междуречья, хлеб и полотно из Египта, специи из Индии и так далее. Постоянные контакты с эллинистическим миром способствовали внедрению более передовой агротехники, содействовали развитию ремесел и товарно-денежно-го хозяйства в Палестине. Все эти явления в меньшей степени затрагивали Иудею, однако приобщение всей страны к эллинистическому миру породило сдвиги также и в структуре иудейской гражданско-храмовой общины.
Она имела самоуправление, возглавляемое наследственным первосвященником и герусией («советом старейшин») всего народа, на самом деле состоявшей из знати. Первосвященник был не только руководителем общины, но и представителем центральной власти, ответственным за сбор налогов и внесение их в царскую казну. Завоевав Палестину, Антиох III предоставил общине налоговые льготы: члены герусии, священники и храмовые служители были полностью освобождены от всех налогов, а остальные получили освобождение на три года с последующим уменьшением налогов на одну треть.
Ухудшение же положения иудеев было связано со следующими обстоятельствами. В державе Селевкидов цари стремились установить династический культ, заявив о происхождении Селевкидов от бога Аполлона: они основывали святилища царя и цариц, устанавливали особые жреческие должности. Со временем этот же культ они пытались насадить и в Иудее, что и привело вначале к Маккавейским войнам, а впоследствии — к независимости Иудеи.
Начало же Маккавейских войн было спровоцировано событиями 168 г. до Р.Х., когда Антиох IV Эпифан осадил Александрию. Но вмешались римляне: римский посол прибыл в Египет и предъявил Антиоху требование немедленно уйти из Египта; посол, разговаривая с царем, начертил на песке круг, внутри которого оказался Антиох, и потребовал, чтобы тот дал ответ прежде, чем переступит черту. Антиох не решился на конфликт с римлянами — он вывел войска из Египта.
Остаток своего правления Антиох IV посвятил укреплению власти в тех областях, которые еще оставались в составе его державы. Он отказался от политики Антиоха III, поддерживавшего местные самоуправляющиеся организации, и начал усиленную эллинизацию всех областей царства в целях создания единой политической системы и единой религии. Тогда же в Иерусалиме, на восточном склоне Западного холма (Верхний город), был основан греческий полис, названный в честь Антиоха IV Антиохией. В 167 г. до Р.Х. Антиох IV разрушил стены Иерусалима и соорудил цитадель для гарнизона (Акра), от которой, по свидетельству Н. Авигада, не осталось археологических следов: Акра была захвачена и полностью уничтожена Симоном Маккавеем в 141 г. до Р.Х.
Эдикт Антиоха IV (167 до Р.Х.) под угрозой смертной казни запретил соблюдение субботы, обрезание, жертвоприношение по Закону Моисееву; Иерусалимский Храм был превращен в храм Зевса Олимпийского, свитки Священного Писания сожжены. Столь непривычная для эллинистических царей практика религиозных гонений вытекает из самой сущности конфликта в Иудее: поскольку главным в нем была борьба за и против «ограждения» от внешнего мира, то реакцией Антиоха IV стала попытка уничтожения этого «ограждения».
Характером развернувшейся в Иудее борьбы объясняется также мученичество за веру: многие погибли, пассивно сопротивляясь проведению в жизнь эдикта Антиоха Четвертого. Другие откликнулись на призыв Маттафии из священнического рода Хасмонеев активно бороться. Это положило начало восстанию (166–142 до Р.Х.), известному как Маккавейская война. Интересной археологической иллюстрацией этого времени является раскопанная в 1931 г. В. Олбрайтом и О. Селлерсом крепость Беф-Цур, переходившая из рук в руки при борьбе Маккавеев с Селевкидами. Найдены остатки неоднократных разрушений, хорошо датируемых благодаря множеству (около 300) селевкидских монет, из которых около 120 — с именами Антиоха IV Эпифана и Антиоха V Эвпатора.
Действия повстанцев, основной базой которых явилась Иудея, были настолько успешными, что в 164 г. до Р.Х. Антиох IV обратился к ним с посланием, в котором потребовал прекращения вооруженных выступлений, обещав, что тем повстанцам, которые вернутся домой, будет гарантирована амнистия и что иудеи смогут употреблять свою пищу и хранить свои законы, как и прежде. Послание явилось официальным отказом от религиозных гонений и обещанием восстановить автономию иудейской общины. Однако повстанцы отвергли предложение царя.
Осуществлению цели Хасмонеев — достижению полной независимости — способствовали два обстоятельства.
Первое — поддержка повстанцев Римом, заключившим в 161 г. до Р.Х. договор с Иудой Маккавеем о взаимной помощи в случае войны, что явилось признанием повстанцев самостоятельной политической силой. Второе — начавшаяся после смерти Антиоха IV борьба в державе Селевкидов за престол, в ходе которой претенденты искали у повстанцев поддержки, предоставляя им взамен весьма существенные привилегии — в рамках сохранения Иудеи в составе Селевкидской державы.
Однако эта держава на глазах распадалась, и Хасмонеи, особенно Симон, возглавивший борьбу после гибели Иуды и его брата Ионафана, все настойчивее добивались полной независимости, начав уже чеканить собственную монету (см. рис. 112). В 142 г. до Р.Х. сирийский царь Деметрий II освободил Иудею от уплаты всех налогов и предложил заключить мир с ней — фактически как с равной стороной.
Стремление укрепить свою власть толкнуло первых хасмонейских правителей (143-76 до Р.Х.) — Симона, Иоанна Гиркана и Александра Янная — на путь завоеваний. Они включили в состав своего государства Идумею/Едом, насильственно заставив идумеев принять религию Моисееву, всю Палестину (включая Побережье), части Заиорданья и Южной Финикии (см. рис. 113).
Площадь Иерусалима составляла шестьдесят пять гектаров, а численность населения — 35 000 человек, городская стена охватила весь холм. Тогда же к северу от Храмовой платформы была построена крепость Барис (на ее месте позднее была сооружена крепость Антония). Верхний город, резиденция Хасмонеев, был соединен с Храмовой платформой мостом, проходившим над долиной Тиропеон. Остатки моста (Арка Вильсона), — к западу от Храмовой платформы, исследованы в 1865 г. Ч. Вильсоном.
Расширявшееся государство Хасмонеев не могло уже быть гражданско-храмовой общиной, непреложными предпосылками существования которой являлись относительное социально-экономическое равенство и религиозная однородность ее полноправных членов, небольшой численный состав и ограниченная территория проживания. Государство же Хасмонеев, с усилением греческого влияния, постепенно превращалось в эллинистическую монархию, что внешне проявилось в создании разветвленного административного аппарата, замене гражданского ополчения иноземными наемниками, образовании пышного двора и возведении дворцов и крепостей.
Восторженная поддержка Хасмонеев народными массами постепенно сменялась растущим недовольством, которое при Александре Яннае приняло характер открытой и ожесточенной борьбы. В 95–87 гг. до Р.Х. происходило руководимое так называемыми фарисеями народное восстание, которое царь жестоко подавил.
Особое значение для библейской археологии имеют находки в Кумране, который современная наука идентифицирует и как поселение ессеев, и как крепость, и как торговый центр, и как поместье.
Первая пещера. Научное обследование пещеры началось лишь в конце января 1949 г. предварительным обследованием, произведенным бельгийской экспедицией. Систематическое археологическое обследование пещеры, произведенное экспедицией Дж. Хардинга и Р. де Во в феврале — марте 1959 г., оказалось весьма успешным. Во время раскопок было обнаружено около 500 фрагментов семидесяти произведений. Особое значение имеют находки фрагментов, являющихся частями семи свитков, найденных бедуинами. Среди фрагментов, помимо библейских рукописей, были обнаружены неизвестные до сих пор древние мидраши на книги пророков Михея, Софонии, на Псалтирь, произведение, условно названное «Текстом двух колонок», и другие. Исключительное значение имеет находка фрагментов еврейского оригинала апокрифической «Книги Юбилеев», известной до тех пор лишь в поздних переводах.
Вторая пещера. В эту пещеру археологи попали в марте 1952 г., после того как там в феврале уже побывали бедуины и основательно ее опустошили. Археологами обнаружены фрагменты различных библейских и небиблейских рукописей. Среди небиблейских рукописей найдены отрывки «Книги Юбилеев» и сочинений апокалиптического характера.
Третья пещера. Обследована археологами в марте 1952 г.; ученые обнаружили сотни мелких клочков и около 300 более крупных отрывков, среди которых есть фрагменты гимнов и комментарии на Книгу пророка Исаии. Однако наибольшую славу третьей пещере доставил найденный здесь закопанным у входа «Медный свиток».
Четвертая пещера. В 1952 г. бедуины обнаружили самое обширное хранилище рукописей Кумрана, от которых сохранились десятки тысяч фрагментов, представляющих около 400 рукописей. Двадцать второго сентября здесь начала работать научная археологическая экспедиция во главе с Р. де Во и Ж. Миликом, на долю которой достались еще сотни фрагментов. Найденные же бедуинами фрагменты поступали в продажу отдельными партиями в течение пяти-шести лет с момента находки. Хранилище четвертой пещеры было настоящей библиотекой, в которой были собраны литературные произведения самого разнообразного характера.
Рукописи представлены множеством отрывков (выполненных как квадратным (ассирийским), так и палеоеврейским (финикийским) письмом) из всех канонических библейских книг, за исключением Книги Есфири.
Пятая пещера. Была обнаружена археологами в 1952 г. во время обследования четвертой пещеры. Помимо библейских текстов, в пятой пещере обнаружены фрагменты из «Дамасского документа», сборник библейских эсхатологических текстов, «Уставобщины», арамейское «Описание нового Иерусалима».
Шестая пещера. Из этой пещеры в руки ученых через бедуинов попали пятьдесят семь фрагментов на коже и 718 фрагментов на папирусе. Среди последних имеются тексты из книг Царств, отличающиеся от масоретско-го текста, фрагменты Книги пророка Даниила, написанные полукурсивным письмом, фрагменты генеалогической таблицы народов. Кроме того, и здесь был обнаружен фрагмент «Дамасского документа».
Седьмая — десятая пещеры. Эти четыре «малые» пещеры были открыты археологами в 1955 году. Малыми они названы из-за незначительного количества найденных в них рукописей.
Из рукописей дошли папирусные фрагменты греческого текста книги Исход и Послания Иеремии.
Одиннадцатая пещера. Обнаружена в 1956 г. бедуинами, нашедшими здесь пять почти полностью сохранившихся рукописей, в том числе книгу псалмов, несколько хуже сохранившуюся книгу Левит, написанную палеоеврейским письмом персидского времени, значительную часть «Описания нового Иерусалима». Наиболее известные находки — «Храмовой свиток» и фрагмент «Устава общины». Из других отождествленных произведений большой интерес представляет арамейский таргум Книги Иова.
Пещеры Вади-Мурабба'am. Осенью 1951 г. бедуины обнаружили новые хранилища рукописей. С января 1952 г. объединенная археологическая экспедиция Иорданского департамента древностей, Французской археологической школы в Иерусалиме и Палестинского археологического музея во главе с Дж. Хардингом и Р. де Во начала систематические раскопки и археологические обследования пещер в районе Вади-Мурабба’ат, в двадцати пяти километрах к юго-востоку от Иерусалима, в восемнадцати километрах к югу от Хирбет-Кумрана, в двух — трех часах ходьбы от берега Мертвого моря.
В результате обследования пещер в них обнаружены памятники материальной культуры начиная от эпохи энеолита (IV тысячелетие до Р.Х.) и до арабского времени. В пяти пещерах Вади-Мурабба’ат были обнаружены письменные памятники самого разного характера, содержания и времени на арамейском, еврейском, набатейском, греческом и арабском языках. Из библейских рукописей дошли фрагменты книг Пятикнижия, Книги пророка Исаии, книг двенадцати малых Пророков.
Дошедшие до нас рукописи из Вади-Кумрана, Вади-Мурабба’ат и Хирбет-Мирда написаны на восьми языках и диалектах: библейском иврите, мишнаитском иврите, арамейском, греческом, латинском, набатейском, позднеарамейском и арабском. В настоящее время уже отождествленные и частично опубликованные рукописи условно можно разбить на следующие группы: 1) библейские канонические тексты на еврейском и арамейском языках, а также греческие и сиро-палестинские переводы канонических книг Библии; 2) неканонические и апокрифические (еврейские и арамейские) тексты, одни из которых были известны ранее в греческом, эфиопском, латинском, славянском переводах, другие же открыты впервые; 3) мидраши на ветхозаветные книги; 4) памятники, относящиеся непосредственно к кумранской общине («Устав общины», «Текст двух колонок», «Война сынов света против сынов тьмы», гимны или благодарственные молитвы, «Медный свиток» и др.). Кроме того, среди рукописей из Вади-Мурабба’ат обнаружены деловые и хозяйственные документы.
Прежде всего отмечается существенное различие между библейскими рукописями, найденными в Кумране и в пещерах Вади-Мурабба’ат. В то время как кумранские рукописи, написанные до 68 г. по Р.Х., в большей или меньшей мере расходятся с масоретским текстом, рукописи из Вади-Мурабба’ат, напротив, весьма близки к масоретской традиции. Это подтверждает факт составления масоретского канона в конце I в. по Р.Х.
Библейские рукописи Кумрана представлены тремя текстуальными традициями. Большая часть рукописей принадлежит к первой, так называемой протомасоретской, традиции. Наиболее интересными рукописями этой группы являются два свитка Книги пророка Исаии, из первой пещеры. При сопоставлении с масоретским текстом свиток обнаруживает более тысячи расхождений, неодинаковых по своему значению.
Вторую традицию представляют кумранские рукописи, совпадающие с текстом греческого перевода Библии — с Септуагинтой. К этой группе рукописей, происходящих из четвертой пещеры, относятся отрывки из ветхозаветных книг. Среди них: Исход, Числа, Второзаконие, Первая и Вторая книги Царств и Книга пророка Иеремии.
К третьей традиции относятся так называемые про-тосамаритянские (протосамарянские) тексты.
Отсюда вытекает, что, благодаря уже известным рукописям библейских книг из Кумрана и Вади-Мурабба’ат, установлен факт кардинальной важности — наличие основных и сосуществовавших версий библейского текста: протомасоретской, еврейского архетипа Септуагинты и протосамарянской.
В свете данного обстоятельства многовековой спор о взаимоотношении Септуагинты и масоретского текста может быть разрешен следующим образом: текст Семидесяти толковников является греческим переводом одного из текстуальных вариантов, существовавших задолго до масоретской правки, и потому донесшим до нас, несмотря на множество переводческих ошибок, в неприкосновенности все мессианские пророчества; масоретский же текст появился в результате правки другого текстуального варианта, правки, имевшей своей целью изменение или удаление мессианских мест, на которые наиболее часто ссылались христианские апологеты I–V вв. по Р.Х. в своей полемике с иудеями.
Что касается бесчисленных «исправлений» и «изменений» масоретского текста, предложенных критиками библейского текста, то находки у Мертвого моря подтвердили несостоятельность большинства подобных предположений.
Кумранские находки также опровергли предположения многих библеистов о позднем происхождении 65-й главы Книги пророка Исаии: два свитка Книги пророка Исаии (из первой пещеры) по орфографическим и палеографическим данным датируются II в. до Р.Х. До сих пор критики Библии полагали, что 65-я глава написана не ранее 200 г. до Р.Х. Наличие же ее в кумранском свитке заставило пересмотреть вопрос о датировке этого раздела, так как требовалось некоторое время, чтобы 65-я глава попета в текст кумранского свитка.
Кроме того, кумранские находки заставили иначе взглянуть и на генезис неканонических книг Ветхого Завета: у кумранитов имелись Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, Книга Товита (одна рукопись на иврите, две на арамейском языке), Послание Иеремии; но в то же время отсутствовали Книга Иудифи и книги Маккавейские, что, по мнению Й. Ядина, отражает оппозицию кумранитов к Хасмонеям. Примечательно, что кумранские находки иллюстрируют отношение иудеев после-пленного периода к двум своим алфавитам — палеоеврейскому (финикийскому) и квадратному (ассирийскому), — как, соответственно, к сакральному и светскому. В наиболее ранних кумранских свитках палеоеврейское письмо использовалось для передачи священных текстов, квадратное — светских. В более поздних рукописях Священного Писания, написанных квадратным письмом, четырехбуквенное имя Божие все равно писалось буквами палеоеврейскими.
Исследование религиозной жизни на Святой Земле на рубеже двух Заветов всегда было одной из важнейших задач библеистов, так как непонимание ее особенностей обычно приводит к искаженному восприятию новозаветной истории. Для решения этой задачи привлекались данные различных наук, в том числе археологии, однако лишь теперь, после исследования рукописей Мертвого моря, картину духовной жизни времен Второго Храма можно, в основном, считать достаточно проясненной.
Религиозная жизнь послепленного Израиля радикально отличалась от той, что существовала до плена Вавилонского. Как известно, после указа (539/538 до Р.Х.) царя Кира II, позволившего израильтянам возвратиться на родину, многие остались в Вавилоне, не желая потерять имущество и лишиться определенного социального положения. Но не только это явилось препятствием к возвращению: для иудея диаспоры не было безразлично положение дел в Иерусалиме, и притом не только потому, что он туда направлял свои молитвы и свои материальные пожертвования, но и потому, что правильное отправление священного культа было для иудея диаспоры едва ли не необходимее, чем для жителя Палестины.
Пока в Иерусалиме действовал правильный культ, иудей диаспоры мог спокойно жить где угодно, чувствуя, что связь между ним и Небом существует.
Интересно, что даже в период плена Вавилонского богатые иудеи находили возможность хоронить своих усопших в Иерусалиме, как о том свидетельствуют раскопки Г. Варкая. Такое видение дел и дало возможность иудеям рассеяния оставаться частью общины вне пределов Иерусалима. Более того, крупная колония в Вавилоне практически руководила религиозными реформами в Иудее. Пользуясь своими связями и влиянием при дворе, вавилонские иудеи явились мощной финансовой, политической и, главным образом, идеологической опорой реформ. Так, именно стараниями диаспоры царь Дарий I отменил повеление Артаксеркса, т. е. Камбиза II, о прекращении постройки Храма (в связи с доносом враждебных Иудее самарян) и подтвердил указ царя Кира II о доме Божием, что в Иерусалиме (ср.: 1 Езд. 1, 4). Деятельность таких известных личностей, как Ездра и Неемия, также была напрямую связана с Вавилоном.
Таким образом, вавилонская диаспора сыграла огромную роль в становлении религии послепленного Израиля. Именно в Вавилоне, вдалеке от Иерусалима, происходило «перерождение» иудейской догматики, культа, обычаев. Жизнь еврея диаспоры была гораздо строже в религиозном и нравственном отношении, чем жизнь еврея Палестины. Вавилонские иудейские общины были богаты и влиятельны. В то же время они привыкли ревниво оберегать от окружающей среды свою самобытность. Если для палестинского еврея брак с самарянкой был только неудобен, то для вавилонского — супружеские связи с язычницами были уже совершенно недопустимы.
Именно Вавилону иудаизм обязан возникновением Талмуда: его вавилонская редакция (Талмуд Бавли) легла в основу классических произведений еврейского богословия. Вавилону же обязана своим возникновением и каббала — это мистическое направление иудаизма вряд ли где-нибудь еще могло иметь свои корни, ибо легко прослеживается связь между учением каббалы и древними восточными мистериями, которыми так славился Вавилон.
Для толкования Торы были образованы богословские школы, которые проделали огромную работу по изучению Закона и по применению его к новым условиям жизни. Плен Вавилонский понимался как наказание за отступление от Бога и Его заповедей.
Первым шагом в данном направлении было расторжение браков с иноплеменниками, что явно противоречило призывам последних Пророков, предвещавших Израилю великое будущее в свете не национально-замкнутой религии, а в свете религии, которую воспримет и языческий мир.
В дальнейшем политика национальной замкнутости приведет к возникновению сект фарисеев и ессеев. Последствия такой национальной политики отразились и на взаимоотношениях с самарянами — народом, имеющим общие корни с иудеями. Самаряне были отвергнуты Ездрой при постройке Иерусалимского Храма и с тех пор сделались врагами Иудеи.
Далее, рассматривая книги Ездры и Неемии, следует обратить внимание на один интересный момент: в таком важном деле, как религиозная реформа, совершенно не участвует первосвященник — лишь вскользь в Библии упоминается его имя. Фактически он был отстранен от своих дел и потому был вынужден искать защиту в оппозиционном Ездре и Неемии лагере. Как известно, не всем иудеям реформы пришлись по душе. Почти сразу возникла партия противников, в основном состоящая из аристократических богатых семей, к которой и примкнул первосвященнический род. Этим был положен первый камень в основание секты саддукеев, которая получила свое оформление как раз в рассматриваемый период.
Все это привело к тому, что к концу Хасмонейского периода единой формы Моисеевой богооткровенной религии не было: существовали резко отличающиеся друг от друга ее направления, называемые Иосифом Флавием «философскими» школами, а Новым Заветом — сектами.
Истоки этой секты уходят корнями в глубь еврейской истории.
Однако следует отметить, что существует двоякое толкование этимологии слова саддукеи. Кумранская версия ведет происхождение слова от Садока, ученика знаменитого еврейского книжника Антигона Сохо. Известный исследователь кумранских рукописей И. Тантлевский отождествляет Садока и Антигона. Исходя из этого, он делает вывод, что ессеи и фарисеи имеют общее происхождение. Другая версия говорит о том, что саддукеи ведут свое название от Садока, жившего во дни царей Давида и Соломона.
В допленный период садокиды ничем не выделялись на фоне достаточно однородной религиозной жизни еврейской общины. Пользуясь привилегиями столичного священства, они образовали влиятельную аристократическую партию, которая имела огромный вес как в религиозных, так и в политических делах. Плен Вавилонский, послуживший толчком к оживлению религиозной жизни еврейского народа, отразился и на развитии саддукеев. Как упоминалось ранее, деятельность Ездры и Неемии не всеми была воспринята одобрительно. Буквально с первых шагов религиозной реформы появляется оппозиционная партия, к которой примкнул первосвященнический род. Именно с этого времени саддукейство можно рассматривать как религиозную секту. Постройка Храма позволила им укрепить свое положение в возродившемся Израильском государстве. После смерти Езд-ры и Неемии к саддукеям перешла как духовная, так и светская власть.
Опираясь на Моисеев Закон, саддукеи взимали в свою пользу религиозные налоги со всех «произведений земли», что выдвигало их на первое место не только в идеологическом, но и в материальном отношении. Во внешней политике саддукеи проявили себя последователями движения эллинистов, которое преобладало в Иудее во времена греческого господства.
Когда в результате Маккавейских войн первосвященнические права и управление общиной переходят в руки Хасмонеев, саддукеи отходят на второй план — в это время эллинофилы не могли иметь поддержки у еврейского народа.
Основными идеологами, завоевавшими симпатии как простого народа, так и рода Хасмонеев, в этот период стали фарисеи. Благодаря своему влиянию они успешно проводили идею теократического устройства Израиля с необходимым исполнением всех мелочных предписаний Закона и «ограждением» от внешнего мира. Утопичность законнического государства сказалась немедленно после смерти Александры-Саломеи. За время господства фарисеи доказали полную неспособность к развитию и даже оттолкнули от себя народ, который стал переходить на сторону сына Александры, склонного к саддукейству Аристобула Второго. Во второй четверти I в. до Р.Х. верховная власть опять переходит к саддукеям. В Евангелиях они представлены как секта, в основном состоящая из аристократии и первосвященников.
Во многих справочных пособиях саддукейство представлено как чисто политическая партия, что, конечно, имеет основание в вышеизложенном, однако тот же Иосиф Флавий рассуждает несколько иначе: «Саддукеи… совершенно отрицают судьбу и утверждают, что Бог не имеет никакого влияния на человеческие деяния, ни на злые, ни на добрые. Выбор между добром и злом предоставлен вполне свободной воле человека, и каждый по своему собственному усмотрению переходит на ту или другую сторону. Точно так же они отрицают бессмертие души и всякое загробное воздаяние. Фарисеи сильно преданы друг другу и, действуя соединенными силами, стремятся к общему благу. Отношения же саддукеев между собой суровые и грубые; и даже со своими единомышленниками они обращаются, как с чужими»… «По учению саддукеев, души людей умирают вместе с телом; они не признают никаких других постановлений, кроме постановлений Закона. Они считают даже похвальным выступать против учителей своей собственной философской школы. Это учение распространено среди немногих лиц, притом принадлежащих к особенно знатным родам. Впрочем, влияние их настолько ничтожно, что о нем и говорить не стоит. Когда они занимают правительственные должности, что случается, впрочем, редко и лишь по принуждению, то саддукеи примыкают к фарисеям, ибо иначе они не были бы терпимы простонародьем».
Итак, одним из центральных мест учения саддукеев являлось отношение к Закону. Саддукеи были строгими ревнителями Пятикнижия, в котором видели все необходимое для развития как духовной, так и материальной жизни. Все многообразие устного Закона, выразившегося в так называемых преданиях старцев, было ими отвергнуто, как не имевшее основания в книгах пророка Моисея.
Для иллюстрации религиозного консерватизма саддукеев очень показателен случай, произошедший в I в. до Р.Х. Во время праздника Кущей царь-первосвященник Александр Яннай, саддукей по убеждению, отказался исполнить обряд возлияния воды на алтарь, так как это не было оговорено в Моисеевом законодательстве. Поданную ему в серебряной чаше воду он, вместо того чтобы возлить на алтарь, вылил на землю. Народ, возмущенный этим, начал бросать в первосвященника яблоки, которые держал во время молитвы в руках. Разгневанный царь приказал вооруженной страже усмирить взбунтовавшийся народ. Вспыхнувшим конфликтом была начата уже упоминавшаяся война саддукеев и фарисеев, окончившаяся полной победой первых.
Этот случай показывает, что саддукеи не были совсем равнодушны (как это пытаются доказать некоторые историки) к вероучительным и обрядовым вопросам. Естественно, что положение светских правителей накладывало свой отпечаток, но делать из этого вывод о безрелигиозности, материализме саддукейства вовсе не следует. Интересно следующее утверждение Талмуда, осуждающее саддукеев: для них-де вопрос о ритуальной чистоте жертвенного ножа важнее вопроса об убийстве человека.
Жертвоприношения для саддукеев являлись гарантией прощения грехов и, исходя из этого, гарантией милости Божией. Небезынтересен один случай, описанный Иосифом Флавием в «Иудейской войне». Во время осады Иерусалима римскими войсками во главе с Помпеем, в Храме ежедневно совершались богослужения. Иудеи «под самым жестоким градом камней и стрел не упускали ни одного малейшего обряда их богослужения… совершались со всей пунктуальностью ежедневные жертвоприношения, омовения и вообще весь порядок богослужения. Даже после взятия Храма, когда кровь их лилась ежедневно вокруг алтаря, они не переставали совершать обычное богослужение. <…> Здесь-то многие священники, при виде неприятелей, устремившихся на них с обнаженными мечами, неустрашимо оставались на своих постах, продолжая свое служение».
Из отрицания саддукеями устного предания исходит миропонимание секты. Как известно, саддукеи не верили в воскресение (см.: Мф. 22,23) и в существование ангельского мира, так как Тора ничего определенного об этом не говорит. Таким образом, саддукеи стояли на почве более древнего миросозерцания, еще не говорившего определенно о воскресении мертвых и о воздаянии за гробом, не имевшего развитой ангелологии и демонологии.
Учение о спасении опять-таки базируется на Законе Моисеевом. Не веря в загробное воздаяние, саддукеи считали, что «спасение» — это земное благополучие, исходящее из неуклонного следования Законам Пятикнижия. Отсюда понятна та ревность саддукеев, с которой они отстаивали свои позиции, — любое отступление от предписаний Закона должно было отразиться на благосостоянии как всего народа, так и конкретного человека.
С отрицанием «преданий старцев» саддукеи отвергали также богодухновенные Книги, написанные после пророка Моисея. Отвержение книг Пророков, изобиловавших мессианскими идеями, привело к тому, что саддукеи остались в стороне от эсхатологических чаяний еврейского народа. Кроме того, в пророческих книгах выражается надежда на спасение народа через дом Давида, что саддукеям, как потомкам священнического рода, видевшим в потомках Давида самых серьезных соперников, не могло не казаться опасным.
Естественно, что идеи саддукеев не могли устоять вне Иерусалима и его Храма, и потому свое существование секта окончила с разрушением Иерусалимского Храма в 70 г. по Р.Х. В VIII в. по Р.Х., однако, была предпринята попытка оживить древнее учение — возглавил это движение Анан бен-Давид (740–800), живший в Багдаде. Его последователи, караимы, существуют и в настоящее время.
Что касается нравственности саддукеев, то об этом можно сказать очень немногое, так как сведений об этой стороне жизни секты почти не сохранилось. В книге «Иудейские древности» Иосиф Флавий приводит еще один пример, характеризующий нравственность саддукеев, основанную на Законе. Во время внутренних нестроений, когда страна была ослаблена гражданской войной, саддукеи, несмотря ни на что, исполняли постановления, касающиеся десятин. «Первосвященники настолько потеряли всякий стыд и дошли до такой дерзости, что решались отправлять своих слуг к гумнам, чтобы забирать там десятину, предназначавшуюся для простых священнослужителей. Таким образом случилось, что несколько бедных священников умерло от голода». Этот отрывок раскрывает суть саддукейской морали: праведность заключается не внутри, а вне человека, в его «внешнем» исполнении Закона. Поэтому неудивительно, что при всех своих пороках саддукеи считали себя праведниками.
Первое упоминание о секте фарисеев относится ко второй половине II в. до Р.Х., хотя истоки этого движения берут свое начало еще в IV в. до Р.Х.
Предшественниками фарисейства были два религиозно-национальных течения: книжники, которые просуществовали до конца послепленного периода, и хасидеи — ревностные хранители отеческой веры.
Еще с древних времен соферы («книжники») пользовались особым уважением у еврейского народа: основным занятием соферов была переписка Священного Писания, что придавало этому роду деятельности характер священнодействия, кроме того, соферы, помимо чисто технической переписки Закона, занимались также его толкованием.
Книжники исполняли обязанности правоведов и выступали на судах как знатоки права. Они старались общие предписания Закона применить к частным случаям, выводя при помощи казуистики разнообразные правила из общих положений. В других случаях, не указанных в Законе, книжники поступали так: возводили в закон простой обычай. Эти и другие положения были восприняты фарисеями и легли в основу их деятельности. Книжничество просуществовало до разрушения Второго Храма, после чего его функции восприняли раввины.
Возникновение хасидейства относится к периоду греческого господства в Палестине. В то время как правящие классы склонялись к эллинизму, с самого начала было много и таких людей, которые всеми силами держались за иудейство, основанное на Законе. За свою ревность в следовании отеческим традициям и Закону они получили название хасидим («благочестивые»). Однако это еще не была секта, а скорее, некое идеологическое движение в еврейском народе. Во время вспыхнувшего восстания хасидим примкнули к Маккавеям (хотя часть из них, поддерживая восстание всей душой, отказалась от участия в борьбе, считая, что в начинаниях надо полагаться на Бога). Но связь с маккавейским родом продолжалась недолго. Пока одной из целей Маккавейских войн было восстановление религии, хасидим действовали заодно с вождями восставших и даже образовали ядро если не активного, то пассивного сопротивления. Когда же Хасмонеи стали препятствовать восстановлению законного первосвященнического рода, то хасидим отделились от «святотатцев» и выступили в качестве строго законнической партии. Этот раскол послужил к новому названию движения — нерушим («отделенные»; греч. oi<papiaaloi — «фарисеи»).
В отличие от хасидеев, фарисеи выступают уже как религиозная партия, имеющая огромное влияние на народ и взявшая на себя функции духовных вождей. Отстраненные от светской власти, они все свои усилия направили на достижение реальной духовной власти. Ко времени Пришествия Господа нашего Иисуса Христа секта фарисеев являлась наиболее многочисленной, а влияние ее было почти повсеместным. Разрушение Храма в 70 г. по Р.Х. не привело к исчезновению секты, наоборот, иудаизм, лишенный и своей исторической родины, и святыни — Храма, воспринял фарисейское мировоззрение, основанное как на Священном Писании, так и на «предании старцев».
Право возведения обычая в ранг закона фарисеи основывали на том, что Бог на Синае не ограничился Десятью заповедями. Потенциал, заложенный в Синайском законодательстве, должен раскрываться в течение всей истории сообразно требованиям времени. Сохранилась древняя талмудическая легенда (III по Р.Х.), повествующая о том, как произошло дарование Израилю Закона. На горе Синай будущий законодатель Моисей увидел Бога, приделывающего маленькие короны к буквам Торы. Изумленный и смущенный, Моисей попросил разъяснения. Тогда Бог сказал Моисею, что через много поколений на свет явится человек по имени Акиба бен-Иосеф, который сможет вывести «груду законов» из каждой буквы и каждого значка в Торе. Основным принципом в деле «примирения» Закона с жизнью для фарисеев становится казуистика. Вот один из ярких примеров. В Библии сказано: глаз за глаз (Исх. 21, 24). Довольно ясное и прямое установление Закона в устах раввинов превращается в противоречивое, нуждающееся в детальном объяснении. В раввинском трактате «Бава Кама» говорится: «Если Реувен выбил глаз Шимону, следует ли за это выбить глаз Реувену? Сказано в другом месте: он платить должен быка за быка (ср.: Исх. 21, 36). Там быка за быка, здесь глаз за глаз. Не следует ли из этого, что Реувен должен платить Шимону выкуп, который назначит суд?.. Может случиться так, что мы лишим Реувена глаза, а он от этого умрет. И выйдет, что мы отберем “глаз и душу за глаз”, что запрещено». Благодаря такому толкованию фарисеи довольно успешно исполняли внешнюю, формальную сторону Закона, обходя внутренний смысл заповедей. Вот, например, как фарисеи разрешили древнюю проблему — нежелание людей прощать долги в юбилейные годы (см.: Втор. 15, 1–2): известный учитель Гиллель поставил Храм посредником между должниками и кредиторами. Таким образом сохранялись и библейские предписания, и экономическая стабильность.
Принадлежность Иосифа Флавия к этой секте делает его немногочисленные свидетельства особенно ценными: «Фарисеи слывут точнейшими толкователями Закона и считаются основателями первой секты. Они ставят все в зависимость от Бога и судьбы и учат, что хотя человеку предоставлена свобода выбора между честными и бесчестными поступками, но что и в этом участвует предопределение судьбы. Души, по их мнению, все бессмертны; но только души добрых переселяются после их смерти в другие тела, а души злых обречены на вечные муки»… «Фарисеи ведут строгий образ жизни и отказываются от всяких удовольствий. Всему тому, что разум признает за благо, они следуют, считая разум лучшим охранителем во всех желаниях. Они выдаются своим почтительным отношением к людям престарелым и отнюдь не осмеливаются противоречить их предначертаниям. По их мнению, все совершающееся происходит под влиянием судьбы. Впрочем, они нисколько не отнимают у человека свободы его воли, но признают, что по предначертанию Божию происходит смешение Его желания с желанием человека, идти ли ему по пути добродетели или злобы. Фарисеи верят в бессмертие души и что за гробом людей ожидает суд и награда за добродетель или возмездие за преступность при жизни; грешники подвергаются вечному заключению, а добродетельные люди имеют возможность вновь воскреснуть. Благодаря этому они имеют чрезвычайное влияние на народ, и все священнодействия, связанные с молитвами или принесением жертв, происходят только с их разрешения. Таким образом, отдельные общины засвидетельствовали их добродетель, так как все были убеждены, что фарисеи на деле и на словах стремятся лишь к наиболее высокому».
Учение о бессмертии человеческой души было предметом горячих споров между фарисеями и саддукеями. Догматика допленного периода, основываясь на немногочисленных указаниях в Священном Писании о душе, бессмертии и воздаянии, учила, что все человеческие души обладают бессмертием и по разлучении с телом, независимо от образа жизни, отправляются в шеол — подобие ада, где они находятся в полнейшей темноте. Развитие Устной Торы позволило фарисеям несколько иначе рассмотреть эту тему. Они учили, что посмертная участь грешников и праведников неодинакова. Первые по смерти, будучи обличены Ангелами, наказываются Богом за свою нерадивую жизнь вечными муками. Душа же праведника может продолжить свое существование на земле в другом теле с целью усовершенствования и, таким образом, взойти на новую, высшую ступень святости. Еще одной причиной перевоплощения может быть помощь другому человеку, более слабому, в исполнении многотрудных 613 заповедей. И наконец, причиной к переселению души может послужить нерешенная проблема или задача, которую человек не успел разрешить в одной жизни. Для примера можно взять талмудический эпизод с перевоплощением Мардохея — действующего лица Книги Есфири. Согласно иудейским мудрецам, перед Мардохеем стоит задача исполнить заповедь Господа, высказанную через пророка Моисея: Я совершенно изглажу память Амаликитян из поднебесной (Исх. 17,14). В этот момент в Моисее жила душа, которая переселилась в Саула, так как при законодателе еврейского народа амаликитяне не полностью были уничтожены. Саул одержал победу над этим враждебным племенем, но оставил в живых амаликитянина Агага. Душа Мардохея была в то время душой Саула. И только Мардохею удается покончить с последним амаликитянином Аманом (см.: Есф. 7,10).
Еще больше учение о душе изменилось после разрушения Второго Храма. Идея вечного наказания для грешников преобразилась в очистительное жжение пламени ада не более двенадцати месяцев. Правом переселения душ могут пользоваться все евреи, независимо от прежней жизни. Праведники же из язычников в награду могут родиться евреями и начать цикл исполнения заповедей. Души тех праведников, что не смогли исполнить заповеди, связанные с Храмом, который был во время их жизни разрушен, будут воплощаться в дни Мессии, когда Храм будет восстановлен.
Искажение богооткровенного учения о Мессии началось еще в период зарождения фарисейства. Одной из основных причин этого является надменное, презрительное отношение «благочестивых» к другим народам. Та часть Закона, где говорилось о любви к язычникам и их участии в Царствии Божием, фарисеями была совсем оставлена без внимания. Последовательно развивая идею своего превосходства, фарисеи пришли к образу Мессии как Всемогущего Царя, Который восстановит царство Израиля, где евреям будут предоставлены права властителей всего мира. Мессианское царство мыслится материально, и хотя называется «величайшим царством Царя Бессмертного», но располагается в Палестине и владеет всем миром, причем овладение всем миром должно произойти путем войны с язычниками. В данном случае под язычниками понимаются римляне. Вот почему в период, предшествовавший Пришествию Господа нашего Иисуса Христа, нам и известны из истории массовые восстания евреев против могучих поработителей.
Кроме роли Царя, фарисеи приписывали Мессии пророческую роль. Как считает исследователь раввинистической эсхатологии Р. Сантала, пророческая роль Мессии заключается в том, что Он издаст новый Закон для народа: даже в мессианской эпохе фарисеи видели царство Закона. Вот что пишет о Мессии один из самых известных иудейских богословов Рамбам (Маймонид): «Царь помазанный будет сидеть на своем царственном Престоле и писать Книгу Закона вдобавок к той Книге, которая была дана нашим отцам… Он заставит Израиль выполнять эти заповеди».
И еще одна роль возложена на Мессию фарисеями — это роль священническая. Мессия-первосвященник должен руководить всей духовной жизнью еврейского народа. И что самое интересное, священнические обязанности Мессия будет исполнять вечно, ибо царство, которое Он же устроит, не будет иметь конца. С приходом Мессии фарисеи связывали воскресение тел.
В отличие от саддукеев, фарисеи признавали существование Ангелов. В Священном Писании Ветхого Завета сатана упоминается не раз. Фарисеи же, принявшие на себя функции окормителей и духовных вождей еврейского народа, занимались изгнанием бесов.
Усилиями фарисеев в послепленный период получило широкое распространение синагогальное богослужение. Согласно иудейскому преданию, первая синагога (церковнославян. сонмище) в Вавилоне была построена из камней Храма Соломонова, которые евреи взяли с собой. По своей форме синагоги не отличались от простых домов. Чаще всего этот дом состоял из одной большой прямоугольной комнаты. В некоторых синагогах существовали перегородки, разделявшие мужскую и женскую половины. Иногда с этой целью для женщин пристраивались балконы или приделы. В центре комнаты находилось возвышение (подобие кафедры), на котором происходило чтение Торы. В стене, обращенной к Иерусалиму, была выемка для шкафа, в котором содержались свитки книг Священного Писания. Однако с постройкой Второго Храма синагоги не утратили своего значения духовных центров — даже при Иерусалимском Храме, в его дворе, существовала синагога, а в самом городе во времена Спасителя насчитывалось до 460 синагог. Причиной этому — изменившееся отношение к Закону, что повлияло на развитие внехрамового богослужения, в основе которого лежало изучение Торы. С появлением синагогального культа связано также появление параллельного жреческого института. Как известно, главой синагоги был не священник, а раввин. Зачастую последний пользовался большим уважением и почетом. Раввин («учитель») отличался блестящим знанием Закона и, что самое главное, мог применить его к любым жизненным обстоятельствам. Другими словами, раввины были хранителями «преданий старцев». Авторитет их был очень высок. Еврейские письменные источники сохранили легенды и сказания о жизни и деятельности многих раввинов. Их высказывания и труды легли в основу Устной Торы — Талмуда. У раввинов, как и у священников, существовало преемство. Если последние принимали священство ввиду причастности к колену Левиину, то преемство раввинов осуществлялось через рукоположение. Этот обряд, называемый смиха, впервые появляется в период Второго Храма. Хотя фарисеи утверждали, что первая смиха была совершена еще пророком Моисеем над Иисусом Навином.
К атрибутам культа, введенным фарисеями, относятся следующие предметы: тфилин, талит и мезуза. Тфилин — это две небольшие коробочки, внутри которых находились цитаты из Пятикнижия. Во время молитвы тфилин привязывались специальными кожаными ремешками ко лбу и правой руке. Этот обычай фарисеи основывали на следующем тексте Священного Писания: и да будут, слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем [и в душе твоей]; и внушай их детям твоим и говори о них, сидя в доме твоем и идя дорогою, и ложась и вставая; и навяжи их в знак на руку твою, и да будут они повязкою над глазами твоими (Втор. 6, 6-8). Как раз о тфилин говорил Спаситель фарисеям: все же дела свои делают с тем, чтобы видели их люди: расширяют хранилища свои и увеличивают воскрилия одежд своих (Мф. 23, 5). Хранилищами названы тфилин, а одеждами — талит, вошедший во всеобщее употребление еще в персидские времена, как показывает изображение из Персеполя (см. рис. 114).
Это небольшой кусок ткани, своего рода шаль, которой фарисеи покрывали голову во время молитвы. Окаймляла эту «шаль» бахрома из белой и голубой нити, сплетаемой в кисти, — цицит. Использование этой части одежды основано опять-таки на буквальном понимании Священного Писания, в частности книги Числа. Объяви сынам Израилевым и скажи им, чтоб они делали себе кисти на краях одежд своих в роды их, и в кисти, которые на краях, вставляли нити из голубой шерсти (Чис. 15, 38). Воскрилиями в Евангелии названы как раз эти кисти. На иудейском буквализме основано использование мезузы — продолговатого футляра, в который вложен пергамент с текстом Священного Писания: и напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих (Втор. 6, 9). Мезузы прибивали как к наружным косякам дома, так и к внутренним.
Вплоть до середины XX в. сведений о движении ессейства было ничтожно мало, что связано с замкнутым, скрытым образом жизни сектантов (только благодаря трудам Филона Александрийского и Иосифа Флавия, который, кстати, согласно его жизнеописанию, в молодости принадлежал к ессейству, религиоведы могли изучать это направление иудаизма послепленного периода). Однако открытие свитков Мертвого моря, частично принадлежавших этой общине, позволило по-новому взглянуть на нее.
Возникновение секты ессеев относят к 197–196 гг. до Р.Х. — в это время в хасидейском движении появляются два направления: адепты первого активно включаются в процесс создания Устного Учения, имея целью приспособить древние предписания Пятикнижия к новым реалиям жизни, сторонники второго, вдохновленные апокалиптическими сочинениями III в. до Р.Х., призывают сограждан немедленно отрешиться от всего мирского, покаяться и принять участие в приуготовлении пути Господу в мир. Вот как раз последних и относят к зарождающемуся ессейству. Возглавил это движение некий «муж», имя которого нигде не упоминается. Судя по сохранившимся документам, он проправил около двадцати лет и был убит (скорее всего, по проискам фарисеев).
После «мужа», который еще именовался «священником», общину возглавил некий Учитель Праведности, ставший главным идеологом секты. Вот как сами кумраниты описывают это событие: «<они> были точно слепые и точно нащупывающие дорогу двадцать лет. И Бог… поставил им <Учителя Праведности>, чтобы направить их по пути Своего сердца, и известил последующие поколения о том, что Он сделал с последним поколением… отступников». В кумранских рукописях руководитель секты именуется еще и «священником, избранником, взыскующим закона», без упоминания его настоящего имени. В книгах Маккавейских ничего не говорится о деятельности этого человека, что объясняется тем, что Учитель Праведности, как и все хасид ей, с недоверчивостью относился к Маккавеям. Частично их интересы совпадали лишь в период так называемых священных войн, имевших целью очистить Храм от языческих мерзостей. С укреплением власти Хасмонеев Учитель Праведности и вовсе отмежевался от них. По мнению ессеев, Хасмонеи, освободив народ от власти Селевкидов, сами затем уподобились язычникам-деспотам. Резкой критике подвергались также саддукеи, занимавшие высокие должности в государстве. В толковании на Книгу пророка Аввакума правителей и первосвященников называли «осквернителями храма» — их обвиняли в разграблении имущества бедных и насилии над страной. Естественно, что такая позиция по отношению к властям не могла не привести к ответным действиям последних.
В 150-140-е гг. до Р.Х. Учитель Праведности был арестован. На суде, кроме представителей власти, обвинителями выступили и фарисеи, поскольку ессеи укоряли их в недостаточном «фарисеизме». Учитель был отправлен в ссылку, где в скором времени подвергся смертельной опасности. В день очищения, когда кумраниты пребывали в покое, дом общины подвергся нападению «нечестивого священника», который пришел «поглотить их», чтобы помешать им «в день поста, субботы их покоя». Не меньше проблем доставил Учителю Праведности некий «человек лжи» (вероятно, из среды кумра-нитов), который расколол общину и возглавил отколовшуюся часть ессеев. Вот как описывается это событие в гимнах, составленных Учителем: «Люди моего [сове]та противятся и ропщут вокруг. И тайну, что Ты скрыл во мне, выведывают ради сынов порчи <нечестия>». Затем Учитель Праведности с верными ему сектантами удалился в Кумран, после чего это место и стало центром ессейского движения. Свою жизнь лидер кумранской общины окончил в период правления Симона Маккавея (143–134 до Р.Х.). Он был распят за мессианские претензии, а также за призыв к перестройке, обновлению Храма, культа и священства. Смертный приговор был вынесен Великим синедрионом, в основном состоящим из саддукеев. Согласно кумранским свиткам, гробница Учителя находилась вблизи от южного угла портика Храма.
Личность Учителя Праведности была настолько почитаема в среде ессеев, что они верили во второе его пришествие. Учитель был не просто лидером: несомненно, он пользовался почестями пророка, что видно из кумранских документов. «Бог поведал <ему> все тайны слов Его пророков-рабов», на Учителя Праведности Бог «возложил Свой Святый Дух». Сам Учитель Праведности составил большинство кумранских текстов, внушительная часть из которых является толкованием на Священное Писание. Признание его как пророка было обязательным для всех членов секты, ибо идеология общины строилась на основе откровений Учителя Праведности. Кроме пророческого служения, Учитель усвоил себе функции «Вразумляющего», «Обучающего». В гимнах Учитель именует себя «Передающим знание», «Истолкователем знания», которому Бог открыл чудесные тайны.
С личностью Учителя Праведности связано учение кумранитов о двух Торах (т. е. о двух Законах), согласно которому Бог даровал Моисею две книги Закона. Первый Закон, или Письменная Тора, был написан Пророком по повелению Божию и является руководством в духовной жизни еврейского народа, а второй написан Самим Богом и до времени был сокрыт в ковчеге завета. Эту мысль ессеи подтверждали текстами из Священного Писания, касающимися дарования Синайского законодательства. На основе этой идеи и развивалась вера сектантов в Божественное происхождение кумранской Торы. Автором данного документа, скорее всего, является сам Учитель Праведности. По содержанию кумранская книга Торы напоминает традиционную. В ней описывается пребывание Моисея на Синае, дарование Закона, описывается Храм и, естественно, приводится список заповедей. Сам стиль текста также близок к стилю традиционного Пятикнижия. Разница лишь в том, что в кумранском варианте книга написана от лица Самого Бога, что придает ей особый авторитет. Божественное происхождение «Храмового свитка» (научное название кумранской Торы) обязывало ессеев с особым благоговением изучать его. Первоначально Торы Учителя Праведности и Моисея считались равноправными, но со временем кумранский вариант стал преобладать. Свое веро- и нравоучение ессеи стали сообразовывать, в основном, с «Храмовым свитком», а Моисеево Пятикнижие отошло как бы на второй план, хотя полностью не утратило своего значения.
Одним из основных в ессейской догматике было учение о Мессии. Эсхатология сектантов во многом обуславливала их нравственные воззрения и вообще порядок в общине. Апокалиптические настроения послужили поводом к полному удалению, отрешению от мира и ведению строго аскетического образа жизни.
Согласно кумранскому «Уставу общины», правоверные должны следовать предписаниям Торы вплоть до «прихода пророка и помазанников (Мессий) Аарона и Израиля». Что касается Мессии священнического, то кум-раниты учили, что он должен выйти из среды общинников за сорок лет до наступления конца дней. В книгах сектантов Мессия Аарона изображен первосвященником, имеющим непосредственный контакт с Богом, вследствие чего ему приписываются посреднические функции между Небом и землей. Вместе с Богом он вершит судьбы мира. До пришествия светского Мессии священнический Мессия будет обладать правами как духовного, так и гражданского властелина, т. е. главы всего еврейского общества. С появлением Мессии Израиля, первосвященник отходит от государственных дел и приступает к созданию Иерусалимского Храма.
Задачу светского Мессии кумраниты видели в освобождении Иудеи от захватчиков. Сохранившийся «Свиток войны» подробно описывает планы будущего потомка Давида. Во главе с ним кумраниты должны были создать «империю» с центром в Иерусалиме. В борьбе с врагами будут участвовать не только кумраниты, но и бесчисленные полки Небесного воинства, что, естественно, обеспечит победу ессеям. Кроме функций военного правителя, Мессия Израиля должен иметь функции судьи народа.
Что касается взаимоотношений двух Мессий, то ессеи первенствующее место отдавали первосвященнику. Приоритетное положение священнического мессии в обществе подчеркивается в «Уставе» и тем, что на так называемой трапезе Мессии именно он благословляет начатки хлеба и молодого вина и первым протягивает руку свою за хлебом, и лишь затем протягивает руку свою за хлебом
Мессия Израиля. Идея о доминировании духовного Мессии появилась уже при возникновении ессейства. Уже в таких ранних документах, как «Завещание Иуды», говорится о том, что «первосвященник благословляет раньше князя». Далее в ессейских книгах повествуется о том, что вся деятельность Мессии Израиля будет контролироваться первосвященником.
Исследуя многочисленные свитки кумранитов, ряд ученых пришел к выводу, что священнического Мессию можно ассоциировать с Учителем Праведности. В пользу этого говорит учение о втором пришествии Учителя. Эта идея возникла в среде ессеев уже после смерти их духовного лидера и основывалась на том, что Учитель не успел осуществить намеченные планы: Иудея была во власти римлян, Храм занимали нечестивцы, светский Мессия, которого так ожидали, не пришел. Еще одним из оснований данной теории послужило учение о бессмертии и воскресении. Однако воскреснуть могут не все, а только праведники, души же грешников так и останутся пребывать в шеоле.
Воскресения Учителя Праведности кумраниты ожидали в конце времен. Вместе с Архангелом Уриилом ему предстоит довершить намеченный план и приготовить ессеев к наступлению конца времен. Воскресение Учителя должно быть предвозвестником всеобщего воскресения кумранитов, в совершении которого вместе с Богом будет участвовать сам Учитель Праведности, только теперь в роли мистического Мессии-первосвященника.
Видное место в ессейской догматике занимает учение о предопределении. В гимнах Учитель Праведности пишет: «Ия узнал Твоим разумением, что не плотской руке… [и не] человеку (принадлежит) его путь… Лишь Ты… праведен. И от утробы (матери) Ты направил его к желанному назначению, дабы… облегчить всю тяготу его души на вечное спасение… А нечестивых сотворил Ты для <Твоего гнева>… и от утробы посвятил Ты их дню убиения». Учение о предопределении у кумранитов распространялось не только на людей. По представлениям сектантов, Бог изначально разделил ангельский мир на последователей Князя света и последователей «Ангела» ненависти, первый из которых должен быть постоянным помощником людям в постижении истины и служении ей, а второй — чинить всевозможные препятствия роду человеческому. Явный знак предызбранности ко спасению кумраниты видели в отречении от мира и вступлении в секту. Акт вступления в общину настолько почитался ессеями, что мог изменить посмертную участь. Доказательством этой идеи служат дошедшие до нашего времени ессейские гороскопы, составлявшиеся в основном для людей, предрасположенных ко греху, — учитывалось время рождения, социальное положение и многое другое. По итогам данных гороскопов кумраниты определяли возможность спасения данной души, но вместе с тем они не отрицали и наличия свободной воли у человека, что приводило к логическим казусам.
Нравственность ессеев на первый взгляд кажется совершенно отличной от нравственности других еврейских сект. Во-первых, они выделялись необычным образом жизни. Жесткая аскеза и уединенность от мира были чужды мировоззрению израильтян, а в ессействе это нашло широкое распространение. В своих общинах кумраниты держались строгого порядка, который, по всей видимости, был введен Учителем Праведности. Они носили белые одежды в знак чистоты и удаления от греха, что нашло отражение в названии «Сыны света», которое усвоили себе сектанты. «Чувственных наслаждений они избегают как греха и почитают величайшей добродетелью умеренность и поборение страстей», — пишет Иосиф Флавий. Далее тот же автор рассказывает, что кумраниты живут коммуной, в которой все, кроме толкователей Закона, трудятся на различных работах. (Кроме воспитательного характера, труд имел целью прокормить людей, находящихся в секте, полностью оторванной от мира.) Все имущество в коммуне общее, и всякий вступающий в общину должен внести в нее все свое состояние. «Друг другу они ничего не продают и друг у друга не покупают, а каждый из своего дает другому то, что тому нужно, равно как получает у товарища все, в чем сам нуждается; даже без всякой взаимной услуги каждый может требовать необходимого от кого ему угодно». У ессеев существовала система наказаний, отличавшаяся необычайной строгостью. Перебивающий речь товарища наказывался отлучением от общины на десять дней, за сон во время собрания — на тридцать дней, за трехкратную и беспричинную отлучку с заседания без разрешения — на десять дней, а за отлучку вопреки запрету — на тридцать дней, за плевок на пол на месте собрания — на тридцать дней. За обнажение тела (если виновный не являлся тяжело больным) член общины наказывался отлучением на шесть месяцев. За непочтительное обращение со священниками — на один год, если же эта непочтительность есть результат заблуждения, а не сознательного оскорбления — на шесть месяцев. За гнев и раздражительность, проявляемые в обращении с другими членами общины, — на один год. За произнесение неприличного слова — на три месяца. За клевету на товарища — на один год. За несправедливую жалобу на товарища — на шесть месяцев. За утайку своих знаний — на шесть месяцев. За жалобы на устои общины — полное отлучение от общины. То же наказание — за произнесение проклятия. За малодушие и измену устоям общины — отлучение на два года. Если же нарушитель совершал это преступление после десятилетнего пребывания в общине, он исключался без права восстановления. Особенно тщательно ессеи подходили к заповедям о чистом и нечистом: общинники обязаны были ежедневно проходить обряд очищения. Жизнь общины была строго регламентирована: все делалось не иначе как с разрешения глав кумранской общины.
В корне отличался от иерусалимского ессейский культ. Прежде всего необходимо отметить, что кумраниты отказались от еврейского лунного календаря, — они придерживались солнечного, вынесенного из Египта, который употреблялся до Плена. Поводом к разрыву с Иерусалимским Храмом стало учение Учителя Праведности о том, что некогда святое место было осквернено нечестивыми иудейскими священниками. Ессеи ждали пришествия Мессии, с помощью которого они воздвигли бы новый Храм, в котором и будет совершаться богослужение. А до этого они совершали свои ритуалы в пустынных пещерах. До нас дошли сведения о богослужении ессеев, содержащиеся как в трудах историков, так и в кумранских рукописях. Вот как описывает богослужение ессеев Иосиф Флавий: «До восхода солнца они воздерживаются от всякой обыкновенной речи; они обращаются тогда к солнцу с известными древними по происхождению молитвами, как будто испрашивают его восхождения». У кумранитов сохранилось разделение на утреннее, дневное и вечернее богослужение. Вышеописанный эпизод соответствует утренним молитвам. Далее Иосиф Флавий пишет: «Проработав напряженно до пятого часа, они опять собираются в определенном месте, опоясываются холщовым платком и умывают себе тело холодной водой». После этого члены секты приходили в столовую. «Здесь они в строжайшей тишине усаживаются вокруг стола, после чего пекарь раздает всем по порядку хлеб, а повар ставит каждому посуду с одним-единственным блюдом. Священник открывает трапезу молитвой, до конца которой никто не должен дотронуться к пище; после трапезы он опять читает молитву». Это центральное действо в ессейском культе, и поэтому оно совершалось с большим благоговением. После этого общинники опять отправлялись на работу. Вечером совершался обряд, в точности соответствовавший дневному. Иосиф Флавий описывает лишь схему ессейского богослужения. К его описанию можно добавить сведения Филона Александрийского и Евсевия, согласно которым трапезы кумранитов начинались речью главы секты по поводу какого-либо места Священного Писания. После этого либо сам глава, либо член секты пропевал гимны. Далее совершалось вкушение пищи в том порядке, который описал Иосиф Флавий. В александрийских общинах ессеев, которые просуществовали до конца I в. по Р.Х., были некоторые особенности. Терапевты (так называли александрийских ессеев) использовали при богослужении антифонное пение, которое сопровождалось приплясыванием и жестикуляцией.
Исходя из этого описания, можно сделать вывод, что кумранская община была построена по монастырскому принципу. Однако за внешним благолепием и аскетизмом ессеев скрывались все те же гордыня и лицемерие, присущие иудеям послепленного периода. В доказательство можно привести следующие факты. Во-первых, членом общины не мог стать человек с физическими недостатками. Во-вторых, в ессействе, как и в фарисействе, присутствовала идея двойной морали, отвергнутая Пророками и Самим Спасителем. Так, кумранский «Устав», основанный на книге Второзаконие, запрещал какое бы то ни было общение с «сынами тьмы», под которыми понимались все неессеи. С последними нельзя было иметь даже деловые отношения. «Любить всех Сынов света, каждого сообразно его жребию в совете Бога, и ненавидеть всех сынов тьмы, каждого по его преступлению», — призывает «Устав общины». В-третьих, учение кумранитов о браке полностью противоречит Божественному Откровению: они отвергают брак, желая «оградить себя от распутства женщин». В-четвертых, понимание праведности. Для ессеев праведность — это формальное исполнение заповедей как Священного Писания, так и «Устава общины».
Идеи общинников пользовались уважением среди народа. Они чтились людьми как праведники, святые. Тема скорого пришествия Мессии привлекала к ессейству многих и многих верующих евреев. Как сообщает Филон Александрийский, к началу I в. по Р.Х. поселения ессеев существовали «повсюду, ибо надлежит приобщиться к совершенной добродетели и Элладе, и варварам». Последнее замечание Филона дает повод думать, что под словом «повсюду» подразумевалась не только Палестина, но и вся еврейская диаспора. По данным этого же автора, количество последователей секты насчитывало 4 000 человек. Этот факт подтверждает и Иосиф Флавий. (Если сравнить эту цифру с количеством последователей фарисейства (6 000) — самой распространенной и многочисленной партии, — то можно сделать вывод, что ессеи не намного уступали в «популярности» своим соперникам.) Благополучное развитие секты в I в. по Р.Х. частично можно объяснить благожелательным отношением к ним Ирода Великого и его сына Архелая, при которых ессеи пользовались уважением и покровительством властей. Отказ ессеев от вооруженной борьбы против римлян объяснялся тем, что они считали бесполезным вести какую-либо войну до пришествия Мессии: одержать победу возможно лишь с его помощью. Однако такой взгляд не всеми разделялся, — как известно, небольшие ессейские группировки участвовали в военно-террористических актах сикариев, за что были жестоко наказаны: в 70-е гг. по Р.Х. римские войска разрушили поселения кумранитов.
Самаряне лишь вскользь упоминаются в книгах Езд-ры и Неемии и, в основном, представлены как яростные противники восстановления Иудейского государства. Самаряне считали себя законными членами еврейской общины, и у них были для этого веские причины: во-первых, единство Закона, во-вторых, кровное родство. Однако по-другому смотрели на самарян палестинские евреи. Они не признавали за первыми ни кровного родства, которое было утрачено при смешении с иноплеменниками, ни единоверия, так как самарянский культ не был полностью свободен от языческого наследия. На основе этого во времена Ездры между самарянами и евреями возник конфликт, который привел к полному разрыву родственных некогда народов. Отказ иудеев от помощи кутийцев, или, как их еще называли, «прозелитов львов», привел к приобретению мощного врага в лице самарянского народа.
Окончательно порвав отношения с иудеями, самаряне решили построить свой храм. В скором времени он и был воздвигнут на горе Гаризим. Как ни странно, но первым первосвященником в нем стал Манассия, который был отлучен от общины Израиля за отказ развестись с женой-самарянкой: в Самарии нашли пристанище многие, кто был несогласен с религиозными преобразованиями, происходившими в Иерусалиме. Этот момент очень важен, так как именно эти люди коренным образом повлияли на развитие как догматики, так и культа самарянской религии. По сути, они возглавили религиозную жизнь самарян. Их заслугами была восстановлена иерархия, составлен чин богослужений, введен синагогальный институт, упорядочено вероучение. Таким образом, можно с полной уверенностью утверждать, что самарянская религия как целостная система возникла в период Второго Храма.
О дальнейшем развитии этой религии и этого народа история оставила очень немного сведений. Известно, что храм на горе Гаризим впоследствии был разрушен Иоанном Гирканом. Сам город Самария был разрушен и лишь при Ироде Великом был отстроен вновь. Ожидание Мессии и желание скорейшего его пришествия послужило поводом к восстанию против Рима. Однако, как и для соседей-евреев, для самарян это предприятие окончилось плачевно. Из тех, кто уцелел от римского оружия, большая часть была выселена за пределы страны: образовались небольшие колонии самарян в Египте, Сирии, Антиохии и других местах.
Наиболее известный православный исследователь самарянства, проф. КДА В. Рыбинский, отмечал: «Самарянское вероучение никогда не представляло цельной, законченной системы, проникнутой глубиною мысли и объединенной одною идеей. Не выдвинув ни одной личности с печатью религиозного гения… самаританизм на протяжении всей истории является простым конгломератом отдельных учений».
Основанием вероучения самарян является Священное Писание, состоящее из Пятикнижия Моисея (см. рис. 115) и Книги Иисуса Навина. Сохранилось письмо самарянского деятеля Мешалмы, жившего после разрушения Иерусалимского Храма. Он пишет: «Мы веруем только в Ягве, в Моисея, сына Амрама, Его служителя, и его святой Закон, в гору Гаризим, дом Божий, и в день отмщения и воздаяния».
Основным моментом в учении о Боге является строгий монотеизм. Для того чтобы подчеркнуть эту идею и оградить себя от язычников, самаряне, как утверждает Рыбинский, подкорректировали текст Пятикнижия. Так, например, в масоретском тексте книги Бытие (см.: Быт. 20, 13; 31, 53; 35, 7) и в тексте книги Исход (см.: Исх. 22, 9) множественное число сказуемого при слове elohim (это слово хотя и стоит во множественном числе, но переводится: «Всесильный») исправлено на единственное, с целью устранения и намека на политеизм. Почти все самарянские гимны содержат слова: «Нет Бога, кроме Бога Единого». «Ты един, нет Тебе союзника, нет другого», — гласит один из древних гимнов. «Кого не удержит страх пред Тем, Который, без рук, держит мир», — воспевает один из самарянских богословов, Амрам Дара. Как и в иудейской догматике, имя Ягве считалось священным и не могло произноситься вслух никем (кроме первосвященника).
Вторым по важности моментом учения является учение о Моисее. Этот Пророк почитался вслед за Богом и Ангелами. По отношению к этому святому самаряне используют самые возвышенные слова: «Вершина мира, солнце, свет и венец его». Ради Моисея был-де создан мир, говорит самарянский богослов Марка. Почитание Моисея было настолько велико, что ему приписывалось предсуществование. Как считает Абдалла бен-Соломон, тело для Моисея уготовано было из частиц света, который передавался путем эманаций из поколения в поколение и потом проник в утробу Иохаветы. Рождение и жизнь Пророка самаряне окружили небывалыми легендами и сказаниями. Но особенно ими выделялись два эпизода из жизни Моисея, считавшиеся моментами наибольшего прославления: это явление Бога при купине и дарование Закона на Синае. С целью возвеличивания Моисея самаряне опять воспользовались методом коррекции Священного Писания. Так, вместо Моисей вышел навстречу тестю своему, и поклонился [ему], и целовал его, и после взаимного приветствия они вошли в шатер (Исх. 18, 7), у самарян читаем: «И вышел Моисей навстречу тестю своему, и он поклонился Моисею, и целовал и ввел его в шатер».
Одной из отличительных особенностей самарянской догматики является учение о горе Гаризим. Для самарян это священная гора, место жилища на земле Самого Бога. С горой Гаризим самаряне связывали все важнейшие мировые события. Они утверждали, что на этом месте или по крайней мере вблизи него Бог создал человека, насадил здесь рай, на этой горе молился Адам, Авель приносил жертвы и так далее. Гора Гаризим имеет тринадцать названий. Культ поклонения этой горе возник не сразу и связан с построением на ней храма, подобного Иерусалимскому. С этих пор начался процесс искусственного возвеличивания горы Гаризим. С этой целью самаряне опять-таки прибегли к методу корректировки Священного Писания. Во фразе: когда перейдете Иордан, поставьте камни те, как я повелеваю вам сегодня, на горе Гевал (Втор. 27, 4), вместо на горе Гевал, появляется «на горе Гаризим» и добавлено «против Сихема». Евангелие представляет это учение как вполне сформировавшееся. Женщина-самарянка, обращаясь к Спасителю, говорит: отцы наши поклонялись на этой горе (Ин. 4, 20). «Мы, — говорят самаряне, — никогда не молимся иначе, как по направлению к Гаризиму, жилищу Божию».
Храм, построенный на горе Гаризим, не уступал по размерам Иерусалимскому (о чем свидетельствуют раскопки). Утреннее богослужение начиналось перед восходом солнца, а вечернее — после его захода. «В то время, когда жертва полагалась на алтарь, священник трубил на вершине горы благословения, а (другие) священники потом повторяли по всем местам». После разрушения Гаризимского храма самаряне продолжали совершать жертвоприношения на священной горе. Отличительной особенностью самарянского священства было то, что его представители не утратили роли духовных вождей и окормителей народа, как это произошло в Израиле. С появлением синагог самарянские священники возглавили внехрамовой культ.
Представления самарян о Мессии были схожи с иудейскими. Имелся, конечно, и целый ряд особенностей. Во-первых:, учение о Мессии было тесно связано с такими важнейшими понятиями, как рехута и панута. Рехута — это период Божественной милости к богоизбранному народу. Он длился от дарования Закона на Синае до разрушения Израильского царства. Вслед за временем рехуты наступил период пануты («отвращения»). Это время бедствий и несчастий, продолжающееся до наших дней. Однако, как утверждали самарянские богословы, основываясь на книгах пророка Моисея, период рехуты должен опять возвратиться. Этот процесс должен осуществить Мессия, который именуется Таэбом («восстановителем»). Он должен «восстановить» исчезнувшую скинию свидения (Исх. 28, 43) со всеми ее сосудами и разъяснить сокровенное значение Закона Моисеева. Как и фарисеи, самаряне приписывали Мессии не только роль учителя, но также и роль победоносного царя, который подчинит себе и своему народу весь языческий мир. После восстановления Таэбом рехуты наступит день, который носит название Великий. Для грешников это будет день отмщения, плача и трепета, между тем как для праведников — день воздаяния, радости и ликования. Вслед за этим последует воскресение мертвых, и завершится все всеобщим Судом.
В 63 г. до Р.Х. римский полководец Гней Помпей включил Иудею в состав римской провинции Сирия на правах автономной области, однако сильно урезал ее территорию. Один из последних Хасмонеев, Гиркан И, был назначен первосвященником и этнархом, но фактическая власть находилась в руках идумеянина Антипатра и его сыновей. Последний из Хасмонеев — Антигон — был отстранен от власти и убит в 37 г. до Р.Х. Иродом I, самым энергичным и коварным из сыновей Антипатра. Умело использовав сложную обстановку гражданских войн в Риме, Ирод стал правителем Иудеи в качестве «союзника и друга римского народа» (владения Ирода показаны на рис. 116).
Во внешней политике Ирод был ограничен указаниями и контролем Рима, но во внутренней ему была предоставлена почти полная свобода, которой он воспользовался для превращения граждан в безмолвных и безропотных подданных. Ирод отменил наследственное первосвященство, истребил Хасмонеев и другие знатные роды, а конфискацией их имущества пополнил казну. Эти мероприятия сопровождались перераспределением земли: большую часть земель Ирод сконцентрировал в собственных руках, наделяя ею своих родственников и приближенных, что создавало новую, зависимую от царя и угодливо служившую ему верхушку.
Ирод вошел в историю как один из крупнейших градостроителей. При нем были построены новые города-полисы (Кесария Палестинская и др.), крепости и многочисленные дворцы. Города украшались цирками, термами (античными банями), театрами и иными общественными сооружениями. Особенно прославился Ирод начатой им реставрацией Иерусалимского Храма. Строительство было начато в 20 г. до Р.Х., освящен Храм был в 10 г. до Р.Х., однако отделочные работы полностью не закончились даже к 63 г. по Р.Х. Храм по линии север — юг простирался на 446 м, а по линии восток — запад на 296 метров.
При подготовке реконструкции площадь платформы была увеличена вдвое, особенно к югу: юго-восточный угол возвышался над Кедронской долиной на сорок пять метров. Общая площадь платформы, от которой сейчас осталась лишь западная стена, равнялась четырнадцати целым и четырем десятым гектара. В 1960-х гг. при раскопках было обнаружено, что на многих камнях платформы высечены цитаты из Писания. Только некоторые археологические находки к западу и югу от стены, а также описание у Иосифа Флавия говорят о богатстве здания. Кроме Арки Вильсона, к западу от стены сохранилась Арка Робинсона, которую раньше неправильно принимали за элемент моста, соединявшего Храмовую гору с Верхним городом. На самом деле это — часть аркады, поддерживавшей лестницу, спускавшуюся от Храмовой горы в долину Тиропеон. К югу от Храмовой горы находился царский павильон — прямоугольный зал, с четырьмя рядами столбов, похожий на римскую базилику. К югу от стены найдены трое ворот на Храмовую гору. Двойные и тройные ворота, так называемые Ворота Олдамы (по имени пророчицы), — времени Ирода. Перед воротами была монументальная лестница времени Ирода длиной шестьдесят один метр, шириной — десять метров, ведшая от Офела — до двух главных входов для паломников на южной стороне Храмовой горы.
Остальные постройки Ирода и его преемников носят римский характер; об этом свидетельствуют такие памятники, как гробницы патриархов в Хевроне, городские ворота в Кесарии Палестинской, Себастии и Тивериаде, платформа Храма Иерусалимского, дворцы Ирода в Иерусалиме, Иродиуме, Массаде/Масаде, Иерихоне и Махероне, здания в Тивериаде, Сепфорисе, Вифсаиде/Юлии Романе, построенной сыновьями Ирода, и многое другое.
При Ироде происходит заметная эллинизация иудейской жизни: достаточно вспомнить построенные им театры в Кесарии и Иерихоне, а также упоминаемые Иосифом Флавием ипподромы в Иерусалиме и Магдале. Сам же Ирод часто посылал щедрые дары Афинам, Спарте и эллинистическим городам Востока.
При Ироде Иерусалим достигает вершины своего развития: к этому времени его площадь достигла 180 гектаров, а население — 100000 человек (см. рис. 117).
А□ Город Давида
Б□ Кварталы, построенные при Соломоне
В□ «Вторая часть» Иерусалима
Г□ Эллинистический город
1-4□ Ворота города Иевуса
5-14□ Ворота времен Царей и Неемии
15-16□ Ворота эллинистического города
Согласно раскопкам Н. Авигада, в новозаветное время особым великолепием отличался Верхний город, где проживали богатые и где находились резиденции царя и первосвященника. Эти кварталы процветали не только за счет поборов с простого населения, но и благодаря тому, что со всего мира сюда стекалась храмовая подать — ежегодные полсикля со взрослых мужчин-иудеев. Это составляло около 1000000 сестерциев в год — на 10000 жителей Верхнего города: такой концентрации средств не знал даже Рим того времени. Верхний город отличался хорошей планировкой и великолепными строениями с мозаичными полами, со стенами, украшенными фресками и лепниной. При раскопках внутри зданий найдены образцы предметов роскоши — от прекрасной стеклянной посуды до каменных кубков и чаш. Богачи наслаждались вином, привезенным из Италии, о чем свидетельствуют найденные амфоры с латинскими клеймами. Полы в некоторых домах выложены мозаикой. Красные, черные и белые камни составляли красивые геометрические рисунки. Штукатурка на стенах раскрашивалась под мрамор. Во дворах — подземные цистерны; дождевая вода стекала в них с крыш. В домах — ванные комнаты, некоторые приспособлены для омовения по иудейскому обряду. На небольшой каменной гирьке, найденной в одном из домов, сохранилось имя ее владельца — Бар-Катрос (см. рис. 118).
Именно в такой роскоши и жили богачи, обличаемые в Евангелиях.
Резкий контраст с Верхним городом представляют бедные кварталы Нижнего города, где обитало большинство населения, где находились все мастерские и где шла вся городская торговля. В северо-западном углу Верхнего города Ирод построил укрепленный дворец, от которого ныне ничего не осталось. Подобно Храму, он был построен на платформе (300–350 м по линии север-юг и шестьдесят метров по линии восток-запад). С севера дворец примыкал к цитадели, на западе и юге — к позднее построенным турками городским стенам. Восточная граница неизвестна. Остатки фундамента дворца были найдены при раскопках в 1975 г. Д. Багатом и М. Броши у юго-западного угла современной стены Старого города
В северной части дворца находились три башни, названные в честь брата Ирода — Фасаила, некоего Гиппика и Мариамны — хасмонейской жены Ирода.
В 37–35 гг. до Р.Х. Ирод построил у северо-западно-го угла Храмовой платформы крепость, названную им Антонией, в честь своего покровителя Марка Антония. Крепость была построена для охраны Храма: император Тит разрушил ее в 70 г. по Р.Х., — как и Храм. Здесь был и преторий, здесь проходил и суд над Иисусом Христом. От этого места начинается Via Dolorosa («Крестный путь»).
Однако так называемый Лифостротон (греч. τό λιθόστροτον — «помост») в монастыре сестер Сиона и Арка Ессе Homo («Се Человек») (см.: Ин. 19, 5-13) на самом деле, как в 1952 г. стратиграфически показал П. Бенуа, являются частью маленького форума времени императора Адриана (ок. 135 по Р.Х.).
Постоянно нуждаясь в больших средствах, Ирод резко увеличил налоговое обложение населения. Даже при его преемниках, правивших значительно урезанной территорией, ежегодные поступления в казну достигали 1000-1200 талантов. Многочисленные налоги и поборы крайне обременяли страну и вызывали массовое недовольство, усиленное несовместимыми с ветхозаветной религией нововведениями царя. Так, например, все подданные должны были присягать римскому императору и лично Ироду. На беспрерывные народные выступления и восстания Ирод отвечал массовыми кровавыми репрессиями, не щадя даже членов собственной семьи. Болезненно недоверчивый и мстительный тиран казнил жену, шурина, троих сыновей, что побудило римского императора Августа сказать, что лучше быть свиньей Ирода, чем его сыном.
Смерть Ирода в 4 г. до Р.Х. и разделение его державы между наследниками послужили сигналом для новых массовых выступлений, которые стали нарастать после преобразования Иудеи в 6 г. по Р.Х. в императорскую провинцию с центром в Кесарии Палестинской, где находилась резиденция римского префекта (см. рис. 119).
После этого преобразования Иерусалим утратил статус столицы — им правил первосвященник и синедрион, а префект появлялся лишь во дни величайших праздников, когда Иерусалим наполняли толпы народа, относившегося к римской власти отнюдь не благосклонно. Римским префектом во дни Спасителя, как известно, был Понтий Пилат, само существование которого рационалистами подвергалось сомнению на том основании, что в Вульгате он именуется прокуратором, а в Иудее тогда были префекты. Теперь известно, что в большинстве греческих текстов I–II вв. по Р.Х. титулатура не имеет единообразия, и человек, официально именовавшийся префектом, в греческих источниках часто именовался эпитроп (греч. ό έπίτροπος — «прокуратор»).
Так, Юлий Альпин Классициан назван эпитропом, т. е. прокуратором Британии, при Нероне, а Клавдий Сатурий в 78–80 гг. по Р.Х. назван прокуратором Реции. Теперь же новозаветное повествование нашло и археологическое подтверждение: в 1961 г. во время итальянских раскопок в Кесарии Палестинской — не только административном центре провинции Иудея, но и месте нахождения римского гарнизона — была найдена так называемая Кесарийская надпись, содержащая имя Понтия Пилата. Камень, на котором вырезан латинский текст, был вторично использован как ступень лестницы у северной части орхестры театра IV в. по Р.Х. Для этой цели поверхность камня была с левой стороны немного подтесана, что и уничтожило часть надписи, выглядящей сейчас так:
<…>STIBERIEUM <…>TIUSPILATUS <…>ECTUSIUDA<…>Е (см. рис. 120).
Восстановленная же надпись должна выглядеть примерно так:
CAESARIENS TIBERIEUM
PONTIUS PILATUS
PRAEFECTUS IUDAEAE
Теперь нам известно, что Понтий Пилат был префектом Иудеи в 26–36 гг. по Р.Х., улучшил снабжение Иерусалима водой, построив новый акведук от «прудов Соломона», расположенный между Вифлеемом и Хевроном. Правление его тем не менее отличалось жестокостью и массовыми казнями без суда. Избиение самарян в 36 г. по Р.Х. послужило причиной его отзыва из Иудеи.
Один из его преемников, — Гессий Флор, присваивал средства Храма, чем вызвал начало Иудейской войны против римлян в 66 году.
В 70 г. по Р.Х. император Тит осадил Иерусалим, построив вокруг города ограду-вал, чтобы никто не мог покинуть столицу. После предсказанной Христом и пророком Даниилом трехлетней осады город был взят и разрушен, в память чего была выпущена монета (см. рис. 121), с надписью: Judea capta («Иудея взята»).
С 70-го по 132 г. по Р.Х. в Иерусалиме стоял римский легион, вернулась в город и часть христиан. Оставались и евреи, молившиеся на Храмовой платформе. При императоре Адриане вспыхнуло Второе Иудейское восстание (132–135) под руководством Бар-Кохбы, окончание которого стало началом совершенно особого периода в истории Святой Земли, изучаемого в рамках иных исторических и богословских дисциплин. После подавления мятежа на месте прежнего Иерусалима, на Западном холме, в пределах современного Еврейского квартала Старого города, основан город Элия Капитолина (Элий — второе имя императора Адриана, Капитолиды — триада римских божеств: Юпитер, Юнона, Минерва). Этот новый, не окруженный стеной город был типичной римской колонией, копирующей римский лагерь: квадратная форма, разделение на четыре квартала двумя улицами — Кардо (юг — север) — от Дамасских ворот до ворот Сиона, Декуманус (восток — запад) — от Львиных ворот к Яффским. На месте Гроба Господня был сооружен храм Афродиты, а на Храмовой платформе — храм Юпитера Капитолийского.
Как было сказано в разделе об отечественной библейской археологии, одним из важнейших открытий Палестинского общества было археологическое подтверждение нахождения храма Гроба Господня вне стен библейского Иерусалима. Проблема идентификации этого места заключалась в том, что храм находится внутри стен Старого города, а согласно Священному Писанию, тело Богочеловека было положено вне стен (ср.: Ин. 19, 20; Евр. 13, 12), поскольку кладбища находились за городом. Данное обстоятельство давало основания скептикам сомневаться в подлинности этой святыни: протестанты и поныне показывают в Иерусалиме место, которое, по их мнению, с большей вероятностью можно назвать местом погребения Спасителя. Благодаря раскопкам проблема разрешилась следующим образом: начальником Русской Духовной миссии в Иерусалиме архим. Антонином (Капустиным) при раскопках на участке Русской миссии в 1883 г. было сделано открытие фрагмента второй иерусалимской стены, проходившей, как и ожидалось, южнее храма Гроба Господня, и потому место его нахождения в новозаветное время действительно было вне городских стен. Достоверность выводов архим. Антонина была подтверждена недавними раскопками несколько ниже Лютеранской церкви Спасителя, в сорока метрах к югу от храма Гроба Господня, где также были обнаружены части этой стены.
Теперь история трех иерусалимских стен, упоминаемых Иосифом Флавием, выглядит следующим образом. В 538 г. до Р.Х. царь Кир II разрешил иудеям вернуться на родину и восстановить разрушенный Иерусалим. Но новую стену было разрешено возвести только в 445 г. до Р.Х., при Артаксерксе I, по ходатайству Неемии, — согласно Иосифу Флавию, она имела четырнадцать башен и окружала весь город. После возведения второй стены при Неемии и до Пришествия на землю Спасителя вокруг Иерусалима никакой другой стены не возводилось. О внутренней стене пишет Иосиф Флавий: она относилась к Хасмонейскому периоду (ок. 100 до Р.Х.) и была укреплена шестьюдесятью башнями. Третья из упоминаемых Иосифом Флавием стен Иерусалима была сооружена, чтобы защитить Иерусалим с севера, и имела девяносто башен. Начата была постройка Иродом Агриппой I и окончена во время Иудейской войны (66–70 по Р.Х.). Некоторые исследователи, в том числе К. Кеньон, считают, что эта стена соответствует современной северной стене Старого города. Раскопки Е. Сукеника в 1925-м и 1927 гг. подтвердили, что стена эта проходила еще севернее. С. Бен-Арье в 1972 г. и Е. Нецер в 1974 г. продолжили эти раскопки, найдя остатки непрерывной стены из валунов и частично обработанного камня. Как показывают результаты исследования этой стены, при ее возведении в городскую черту вошли предместья Везефа и те места, где был распят, погребен и воскрес Господь наш Иисус Христос и которые до того времени находились вне городской черты.
Что касается нынешней иерусалимской стены, то она была построена, как гласит об этом надпись на Яффских воротах, лишь между 1534-м и 1542 гг. при султане Сулеймане I, причем Голгофа и Гроб Господень вторично вошли в черту новой городской стены.
Современные раскопки в Хирбет-Шема, Гуш-Халаве и Хирбет эн-Набратейне (все — Верхняя Галилея) всесторонне осветили жизнь в галилейских поселениях новозаветного периода. Кроме всего прочего, были сделаны следующие выводы: во-первых, плотность населения в Иудее Нового Завета была самой высокой в Римской империи (и во всем тогдашнем мире); во-вторых, уровень урбанизации опроверг прежнее представление о Святой Земле как патриархальной окраине древнего мира. Так, например, стали известны города с римской планировкой — Магдала, Капернаум, Хоразин; Тивериада — огромный для тех времен город с городом-спутником Гаммат-Гадером; Сепфорис — город, в топархию которого входил новозаветный Назарет, — регулярный римский город с большим числом еврейского населения; крупные даже по римским меркам города — Кесария Филиппова, Афек/Антипатрида, Азот.
Еще одним достижением новозаветной археологии стало открытие наличия в Палестине того времени большого количества городов с греческим населением: это, например, Вифсаида/Юлия Романа, Авила, Филадельфия, Гераса, Восора, Гадара, Пелла, Филиппополис, Гиппос (Сусита), Гаммат-Гадер (там же — огромный банный комплекс на восточном берегу реки Ярмук), Петра, Флавия Неаполис, Элевтерополис, Себастия, Дора, Дионисиас-Соада, Легио, Маюм, Сепфорис. Крупнейший эллинистический город Скифополь раскапывается с 1986 г. (храмы Диониса и Зевса). Раскопки в Хурват-Аммудиме открыли большой эллинистический город, существовавший до византийского периода, и так далее.
Кроме того, существовало и чисто греческое Десятиградие, в котором, как и в вышеупомянутых городах, проживали греки, имея свои гимнасии, театры, термы, школы, храмы и ипподромы.
Для нас этот факт чрезвычайно важен как свидетельство тесных контактов иудеев новозаветной Палестины с языческим грекоязычным населением. Этот же факт обосновывает и более ранние предположения о том, что рыбари из «Галилеи языческой» вполне могли говорить по-гречески и даже быть знакомыми с Септуагинтой. Интересно, что письмо Бар-Кохбы, вождя национального иудейского восстания против римлян, отправленное им одному подчиненному, написано по-гречески. Более того, Бар-Кохба не только подписывается греческой формой своего имени Симон, но и прямо подчеркивает, что письмо «написано по-гречески, так как не хочу писать по-еврейски».
Еще одним важным свидетельством двуязычия в Палестине являются эпитафии на гробницах иудеев того времени. Хотя они и были предназначены для семейства, но писались обычно на греческом, впрочем, известны эпитафии на иврите, арамейском и других языках (большое количество таких эпитафий обнаружено в склепе семьи первосвященника Каиафы). Крайне важны надписи на двух оссуариях, найденных на Святой Земле. На первом три надписи. Греческие гласят, что погребенный — «Александр, сын Симона». Еврейская уточняет: «Александр Киринеянин». Исходя из текста, а также из предположительной датировки надписей (I до Р.Х. — I по Р.Х.), исследователи предполагают, что принадлежал он сыну Киринеяни-на Симона, отца Александрова и Руфова (Мр. 15, 21) (см. рис. 122).
Другой оссуарий, также относящийся к указанному времени, имеет только еврейскую надпись, сообщающую, что погребенный — «Иаков, сын Иосифа, брат Иисуса». Наиболее вероятным выглядит предположение, что в оссуарии хранились мощи святого апостола Иакова, брата Господня, претерпевшего мученическую кончину ок. 63 г. по Р.Х., однако окончательного вердикта учеными по этому поводу пока не вынесено.
Археологические исследования погребальной практики также объяснили выражения о «плаче на гробе» и о стражниках у «дверей гроба»: возле гробниц тогда устраивалась особая площадка для траура. Сам «гроб» представлял собою пещеру, иногда с каменными ложами для усопших, — как мы и видим в храме Гроба Господня и как это представлено на реконструкции одной из таких гробниц (см. рис. 124).
Исследования погребальных традиций новозаветного времени важны и в силу того обстоятельства, что их данные привлекались для доказательства истинности Туринской плащаницы.
О том, что собой представляла рыбная ловля в Галилейском море, говорит находка в его иле лодки времен Иисуса Христа. Сложная техника кораблестроения свидетельствует не только о развитии кораблестроительного ремесла, но и о высокотоварном рыболовстве: стоимость такой лодки была столь высока, что хозяин ее не мог быть человеком даже среднего достатка. Это и материал для понимания социального статуса галилейских рыбаков, владевших, судя по тексту Евангелия, собственными лодками.
Часть находок новозаветного периода имеет важнейшее значение не столько для библейской, сколько для церковной археологии: прежде как защитниками иконопочитания, так и его противниками считалось, что традиция украшения мест богослужебных собраний священными изображениями возникла в христианской среде, и потому ее правомочность либо возводилась к апостольской традиции, либо, наоборот, отвергалась как недопустимое новшество. Раскопки синагог новозаветного периода, когда богооткровенная религия Моисеева еще не подверглась коренной ломке, последовавшей за разрушением Второго Храма и собором в Ямнии, свидетельствуют о повсеместном существовании во времена Спасителя традиции украшения мест богослужебных собраний священными изображениями. Синагоги, послужившие, судя по раскопкам, архитектурным прототипом христианских церквей, были украшаемы изображениями, и первые христиане сохранили эту традицию, искоренить которую так пытались древние и новые иконоборцы. Особенно интересным памятником является древняя синагога в Бет-Альфе, раскопанная в 1929 г. Е. Сукеником: в ней прекрасно сохранились различные мозаичные изображения библейских сюжетов (в том числе сцены жертвоприношения Авраама), ничем не отличающиеся от росписей христианских церквей.
Особое значение археология имела для подтверждения правдивости повествований книги Деяния святых Апостолов: слишком много возражений против ее историчности выдвигали исследователи античности.
В книге есть эпизод, связанный с областным правителем Дамаска (см.: Деян. 9, 24–25); упоминается областной правитель царя Ареты и во Втором послании к Коринфянам (см.: 2 Кор. 11, 32) — его правление Дамаском в середине I в. по Р.Х. подтверждается монетами того времени. Нашло археологическое подтверждение именование правителя острова Кипра Сергия Павла проконсулом (см.: Деян. 13,7). Критики Библии предполагали, что здесь явная ошибка или даже анахронизм, свидетельствующий о позднем написании книги Деяния автором, не знавшим реалий I в. по Р.Х. Ведь если Страбон, упомянув о делении провинций империи между императором и сенатом, прибавляет, что император оставил остров Кипр за собою, то отсюда заключали, что правитель Кипра во времена апостола Павла должен бы носить титул пропретора.
Сенат обыкновенно отдавал две большие провинции, азиатскую и африканскую, двум старым консулам предшествующих лет, а остальные провинции, находившиеся в его заведовании, сенат поручал прежним преторам; но все сенаторские правители, а следовательно, и правитель острова Кипра, как и другие, носили титул проконсула, какие бы обязанности в других отношениях они ни исполняли. Этот факт подтверждается античными монетами, сообщающими имена трех правителей этого острова времени царствования императора Клавдия: в 51-м и 52 гг. по Р.Х. Их зовут Кай Юлий Корд, Луций Анний Басс и Коминий Прокл, и они носят титул проконсулов. На аверсе одной из лучше сохранившихся монет — изображение увенчанной лавровым венком головы императора Клавдия, с латинской надписью: <CL>AUDIUS CAESA<RAUG>. На реверсе греческая надпись: ΕΡΙ ΚΟΜΙΝΙΟΥ <ΠΡΟΚΛ>ΟΥ ΑΝΘΥΠΑ <ΤΟΥ> ΚΥΠΡΙΟΝ («<Монета> киприотов, при Коминии <Прокл>е, проконсу<ле>»).
Остров Кипр только в течение некоторого времени не был управляем проконсулами. Одна надпись, открытая в Эфесе Дж. Вудом, показывает, что в царствование императора Адриана на острове Кипре был пропретор, вероятно вследствие волнений, произведенных восстанием иудеев, но затем остров опять был возвращен в ведение сената; например, в царствование императора Севера, в 198 г. по Р.Х., он вновь находился под управлением проконсула.
О существовании в эллинистическом мире апостольского времени общин боящихся Бога, к которым обращается апостол Павел в том же своем путешествии (см.: Деян. 13, 16), имеются следующие археологические свидетельства: из Киликии дошла надпись в честь начальника синагоги, поставленная от имени коллегии почитателей «Бога субботы»; надписи общин «Бога высочайшего» в Малой Азии, во Фракии, на Боспоре говорят о том, что они сосуществовали тогда с иудейскими общинами, причем имена их членов — как иудейские, так и неиудейские.
Археологическое подтверждение получило также именование Филипп колонией (см.: Деян. 16, 12): на монете императора Клавдия (см. рис. 125) город назван Colonia Augusta Julia Philippensis.
Долгие споры вызывало именование правителей города Фессалоники (Салоники, Солунь) политархами («городскими начальниками») (см.: Деян. 17, 6). Причина спора заключалась в том, что у классических писателей встречается титул полиарх, но не политарх. Надписи I–II вв. по Р.Х. показывают, что власти, стоявшие во главе города Фессалоники, действительно носили название политархов. Первая известная надпись, где читается это слово, была найдена в середине XIX в. в Салониках английским путешественником Р. Пококом. Вот этот текст: «При политархах, Сосипатре, сыне Клеопатры, и Луции Понтии Секунде, Публии Флавии Сабине, Димитрии, сыне Фавста, Димитрии Никопольском, Зоиле, сыне Пармениона, называемого также Миниском, Гае Агиллее Потите, квесторе города, Тавре, сыне Аммии, называемого также Реглом; гимназиархе, Тавре, сыне… называемом также Реглом…» Эта надпись находилась на древних воротах, известных под названием Вардарских ворот, существовавших до 1874 г., когда они были уничтожены турками. Вторая известная надпись, где встречается название политархов, была открыта в 1746 г. также в Салониках. На одном мраморном обломке значилось следующее: ΠΟΛΙΤΑΡΧΟΥ ΜΑΡΚΟΥ («При политархе Марке»).
Нашли свое подтверждение и слова апостола Павла о множестве идолов в Афинах, о существовании в этом городе жертвенника, посвященного неведомому Богу (Деян. 17, 23). Античные писатели действительно сообщают об огромном количестве статуй богов в Афинах, — согласно Плинию, в городе было около 3 000 статуй. Павсаний же сообщает об алтаре, который был посвящен «неизвестному богу» и находился на пути, ведущем из порта к городу.
Одно время вызывало вопросы сообщение о серебрянике Димитрии, делавшем серебряные храмы Артемиды (см.: Деян. 19, 24–38), — последние были неизвестны. Раскопки XIX в. показали, что Дееписатель имел в виду изготовление серебряных медальонов с изображением храма Артемиды в Эфесе (см. рис. 126), десятками тысяч расходившихся по Римской империи в I–IV веках.
Весьма важным фактом, подтверждающим историчность книги Деяния, является надпись из Коринфа: Ераст, городской казнохранитель (Рим. 16, 23).
Слова Дееписателя о том, что всякий иностранец, который проникал в священную ограду Храма Иерусалимского, наказывался смертью (см.: Деян. 21–24), были подтверждены Ш. Клермон-Ганно, открывшим в Иерусалиме в 1871 г. одну из плит, стоявших, по свидетельству Иосифа Флавия, на границе Двора язычников в Храме Ирода. Греческая надпись на плите гласила следующее: «Ни один чужеземец да не проникает за средостение, окружающее Храм, в ограду. Кто же проникнет, сам будет повинен в <наказании>, которое последует: смерти». Недалеко от южной стены Храма найден осколок корвана, сосуда для пожертвований (см.: Мк. 7, 11), с изображением двух птиц, приносимых в жертву за очищение (см.: Лк. 2, 24).
Сообщение Дееписателя о том, что начальник Мальты назывался ο πρωτος («первый») (см.: Деян. 28, 7), подтверждается находкой на острове греческой надписи следующего содержания: «Л<юций>, сын Кл<авдия>, племени Квир<инского>, Прудент, всадник римский, протос мальтийский».
Последние события из жизни апостолов Петра и Павла также нашли некоторое археологическое подтверждение: в середине XX в. в соборе Святого апостола Петра проводились раскопки, в ходе которых под престолом обнаружились замурованные в стене кости и рядом с ними обломок камня с надписью по-гречески: «Петр находится здесь». В 1968 г., после долгих исследований, они были признаны подлинными мощами первоверховного ученика Спасителя и размещены в двенадцати прозрачных ковчежцах под главным соборным престолом. Над могилой святого апостола Павла в храме его имени сохранилась плита, положенная в IV в. императором Константином и сообщающая о «пребывающем здесь» теле святого апостола Павла.
Плащаница — кусок льняного полотна, которое евреи использовали для заворачивания тела перед погребением. Святая плащаница — погребальный саван, в который, согласно трем синоптическим Евангелиям, было завернуто тело Спасителя перед положением во гроб.
В 1898 г. в Париже проходила международная выставка религиозного искусства. На нее привезли и Плащаницу из Турина в качестве некоего, плохо сохранившегося, творения древних христианских художников.
Перед закрытием выставки Плащаницу разрешили сфотографировать. Двадцать восьмого мая археолог и фотограф-любитель С. Пиа сделал два снимка. Один негатив оказался испорченным, а другой, размером шестьдесят сантиметров на пятьдесят сантиметров, вечером того же дня фотограф опустил в проявитель — и на темном фоне негатива выявился позитивный фотографический портрет Христа Спасителя.
С тех пор изучением Туринской плащаницы занимались криминалисты, судебно-медицинские эксперты, врачи, искусствоведы, историки, химики, физики, ботаники, палеоботаники, нумизматы. Созывались международные синдологические (от греч. η σινδων — «плащаница») конгрессы. Кто-то назвал Туринскую плащаницу «Пятым Евангелием». Среди доказательств истинности Плащаницы в первую очередь необходимо привести следующие.
Первое. Фактом, однозначно говорящим в пользу древнего ближневосточного происхождения Плащаницы, является сама ткань: это — льняное полотно (с несколькими волокнами хлопка), тканное зигзагом три на один. Такие ткани, называвшиеся дамаск, изготовлялись на Ближнем Востоке, в частности в Сирии, в течение II–I вв. до Р.Х. и до конца I в. по Р.Х. Позднее (впрочем, и ранее этого периода) они неизвестны. Ткани эти стоили довольно дорого, почему использование для Плащаницы Дамаска свидетельствует не только о состоятельности Иосифа, что отмечено в Евангелии (богатый человек из Аримафеи [Мф. 27, 57]), но и о его бесконечном уважении к Распятому.
Второе. В пользу подлинности Плащаницы свидетельствуют отпечатки монет, которыми были покрыты глаза Покойного. Это очень редкие монеты, Лепты Пилата, чеканившиеся только около 30 г. по Р.Х. На монетах имеется греческая надпись: TIBEPIOU CAICAPOC («Императора Тиберия»), сделанная с ошибками. Монеты с такими ошибками не были известны нумизматам. Лишь после публикации фотографии Туринской плащаницы в разных коллекциях отыскалось шесть подобных монет. Лепта Пилата определяет наиболее раннюю дату погребения — 30 г. по Р.Х.
В подтверждение же иудейского обычая класть монеты на глаза усопших были обнаружены две маленькие монеты (отчеканенные в «эпоху Христа») на задней внутренней части двух черепов, найденных на еврейском кладбище в Иерихоне. Кроме того, в погребальной камере семьи первосвященника Каиафы была открыта монета Ирода Агриппы I (см. рис. 128).
Третье. Подтверждают древность Плащаницы и некоторые детали обряда римской казни (распятие) и еврейского похоронного ритуала: в 1968 г., когда израильские археологи исследовали древнее еврейское кладбище в Иерусалиме, в братской могиле казненных римлянами во время Восстания 66–73 гг. был найден скелет распятого мужчины. Его имя оказалось арамейским: Иоханан бен-Хгквл. Ступни его были пронзены гвоздями длиной в семнадцать сантиметров, причем ступни были вывернуты так, чтобы можно было прибить их ко кресту. Кроме того, один гвоздь был вбит чуть повыше запястья, между лучевой и локтевой костями, и кое-где лучевая кость повреждена, вероятно вследствие того, что тело дергалось при вздохе. Берцовые кости ног оказались перебиты. (Этот обычай описан в Евангелии от Иоанна.)
Страшная находка, подтверждаемая и описанием казни у Тацита, удостоверяет точность евангельского рассказа о распятии. А раскопки еврейского кладбища в Риме (I по Р.Х.) засвидетельствовали, что в еврейских погребальных обрядах действительно использовались благовония, которые в могиле располагали вокруг тела.
Об этих обычаях в средние века, конечно, не знали, да и некоторые детали казни представляли тогда по-другому: в частности, на иконах гвозди изображались вбитыми в ладони, а не в запястье. Отметим, кстати, что след от гвоздя на Плащанице по форме и размеру точно соответствует форме и размерам гвоздя, хранящегося в церкви Святого Креста в Риме и, по преданию, являющегося одним из гвоздей, которыми был распят Христос.
Четвертое. Оппоненты, впрочем, любят ссылаться на отсутствие каких-либо достоверных исторических упоминаний о Плащанице до 1353 года. Однако это не так, ибо, например, в Византии о Плащанице хорошо знали: уже в одной древней литургии арабоязычных христиан говорится, что «Петр и Иоанн поспешили вместе ко гробу и видели на пеленах ясные следы, оставленные Тем, Кто умер и воскрес». Позднее о Плащанице свидетельствуют и многочисленные исторические документы.
Правда, в сочинениях доконстантиновского периода Плащаница практически не упоминается, ибо сведения об этой великой святыне могли бы послужить поводом для поисков ее языческими властями с целью уничтожения.
После торжества христианства известия о Плащанице встречаются довольно часто.
Так, святая Пульхерия, сестра императора Феодосия II, в 436 г. поместила Плащаницу Христа в базилику Пресвятой Богородицы во Влахерне, близ Константинополя.
А в 640 г. Арнульф, епископ Галльский, описывая свое паломничество в Иерусалим, упоминает Святую плащаницу и даже дает ее точные размеры. О пребывании Святой плащаницы в Иерусалиме в начале IX в. свидетельствует Епифаний Монако. (Вероятно, возвращение Святой плащаницы в Иерусалим было связано с развитием в Византии и ее столице иконоборчества (726–843) и новой опасностью уничтожения святыни.)
В конце XI в. сведения о Святой плащанице вновь появляются из Константинополя. Император Алексий Комнин в одном из своих писем говорит о том, что «среди наидрагоценнейших реликвий Спасителя у него находятся Похоронные полотна, найденные в Гробу после Воскресения». В «Каталоге царьградских реликвий» настоятеля исландского монастыря Николая Сомундарсена за 1137 г. имеется упоминание об «окровавленной Плащанице Христовой». В 1171 г., по свидетельству епископа Вильгельма Тирского, император Мануил Комнин показывал Святую плащаницу Христову и ему, и королю Иерусалимскому Аморину Первому.
В начале XIII в. Николай Мазарит, спасший Святую плащаницу от огня во время бунта императорской гвардии в 1201 г., сообщает: «Похоронные ризы Господни. Они из полотна и еще благоухают помазанием; они воспротивились разложению потому, что закрывали и одевали нагое, миррой осыпанное, Тело Бесконечного в смерти».
О существовании Плащаницы пишет Робер де Клари, летописец осады Константинополя крестоносцами в 1204 г.: «И среди других был монастырь, известный под именем Пресвятой Девы Марии Влахернской, где хранилась Плащаница, которой наш Господь был обернут. <…> И никто, будь то грек или франк, дальше не знал, что случилось с этой Плащаницей после разгрома и расхищения города».
После разграбления византийской столицы Плащаница то исчезала неизвестно куда, то появлялась неизвестно откуда; она то похищалась, то горела. Впрочем, почти все перипетии ее судьбы в настоящее время подробно прослежены историками, а после 1353 г. ее история уже хорошо документирована. В 1578 г. Плащаницу перевезли в Турин, где она теперь и хранится.
Специальные исследования Плащаницы начались в 1898 г., когда, как сказано выше, ее разрешили сфотографировать, и оказалось, что изображение — на самом деле негатив (оптическое явление, конечно, неизвестное предполагавшемуся средневековому автору-художнику). Научные работы в конце концов увенчались Проектом изучения Туринской плащаницы (1978).
Пятое. Состав пыльцы, собранной с ткани Туринской плащаницы, подтверждает ее пребывание и в Палестине, и в Византии, и Европе. Швейцарский криминалист и специалист по ботанике М. Фрей в 1973 г. сумел сфотографировать и классифицировать споры пыльцы сорока девяти различных растений. Некоторые из них встречаются в Европе, но тридцать три — растут в Палестине (встречаются очень характерные для Негева и окрестностей Мертвого моря), в Северной Сирии и Южной Турции (или даже в окрестностях Стамбула). Следовательно, хотя с 1353 г. Плащаница не покидала Европы, когда-то она побывала в Палестине и в Константинополе. Образцы пыльцы позже были исследованы и доктором У. Барухом из Израильского института древностей. Он классифицировал уже 165 разновидностей цветочной пыльцы, причем оказалось, что сорок пять из них — с растения Gundelia Tournefortii, которое растет только на Ближнем Востоке и цветет с февраля по май.
Данные, полученные М. Фреем, были сопоставлены с результатами исследования (нескольких вытянутых из полотна нитей), проведенного в 1976 г. бельгийским профессором Г. Раесом, экспертом по текстильной технологии. Оказалось, что ткань Плащаницы типична для Ближнего Востока в I в. по Р.Х., а между волокнами полотна можно обнаружить следы хлопка, который тогда культивировался только в Азии. И это открытие доказывает, что полотно было соткано во времена Христа.
Шестое. Патологоанатомическое описание изображения на Плащанице точно соответствует евангельскому описанию Страстей Христовых. Первым врачом, который тщательно изучил изображение на ткани, был профессор Сорбонны И. Деляже. Он провел это исследование в 1902 г. и, по окончании его, сделал заявление во Французской академии о тождестве отпечатка на Плащанице с Иисусом Нового Завета.
А вот главные медицинские факты, установленные учеными, в числе которых — П. Виньон, П. Байма-Боллоне и С. Роданте.
На Плащанице изображен мужчина с лицом семитского типа, с бородой и длинными волосами. Волосы сзади образуют пучок, как бы от растрепанной косицы. Рост мужчины примерно один метр семьдесят восемь сантиметров. Возраст — около тридцати — тридцати пяти лет, вес — приблизительно семьдесят девять килограммов, а сложение — весьма пропорциональное.
Различные следы на теле свидетельствуют о насильственной смерти. Эти следы можно идентифицировать как раны, синяки и ссадины. Брюшная полость вздута, что указывает на смерть от удушья, естественного при распятии.
У тела есть признаки «окоченения трупа», но нет признаков разложения. Некоторые раны, общим числом от девяноста до ста двадцати, имеют вид двух кружочков, соединенных одной линией. По форме и размеру эти раны соответствуют следам от ударов римского флагрума — бича из нескольких ремней с наконечниками (см. рис. 129).
Как свидетельствует Плащаница, бичевали два человека, один высокого роста, другой низкого. Каждый бич имел пять концов, в которых были зашиты грузила, чтобы плети крепче охватывали тело и рвали кожные покровы. Судя по изображению, мужчину за вздернутые руки привязали к столбу и били сначала по спине, а потом по груди и животу. Объяснение обильному истечению крови и сыворотки из раны в грудной клетке дает гипотеза от том, что смерть человека была вызвана кровоизлиянием в сердечную сумку, наступившим вследствие инфаркта. Эта патология стала результатом сильнейшего стресса, спровоцировавшего разрыв сердечной мышцы. За несколько часов полость перикарда (мембраны, окружающей сердце) была заполнена кровью, вплоть до образования тромба, который и мог блокировать сердечную деятельность. (Диагноз подтверждается текстом Евангелий, в котором описаны Страсти Христовы.)
Из изображения следует, что человек, сверх того, был ранен в правый бок: рана размером четыре с половиной сантиметра на полтора сантиметра между пятым и шестым ребрами нанесена орудием, похожим на римское копье; рана повлекла за собой истечение сыворотки и крови. Видны и три раны, полученные в результате распятия: спереди на левом запястье и сзади — на обеих ступнях. На правом запястье, прикрытом левой рукой, видна только кровь, вытекшая из раны. Тут следует заметить, что человеку, прибитому ко кресту, приходилось приподниматься, чтобы произвести вдох. Когда это становилось невозможным, наступала смерть от удушья, поэтому, чтобы ускорить смерть, перебивали кости ног, в результате чего распятому оказывалось невозможно напрячь колени и удерживать собственный вес. Однако у человека, изображенного на Плащанице, голени не были раздроблены, вероятно, потому, что он и без того уже умер. (Об этом можно прочитать у евангелиста Иоанна, который говорит о жажде и о последних словах Христа (см.: Ин. 19, 28–30).) Кстати, если бы гвоздь был вбит в ладонь, то ткани не выдержали бы веса тела и разорвались: последующие исследования определенно подтвердили, что если тело не поддерживалось чем-либо специально, то гвоздь вбивали именно в запястье, чуть выше ладони.
На лице распятого человека видны следы побоев и отеки. Одним из отеков почти деформирован правый глаз, другой отек указывает на то, что у мужчины, возможно, была перебита переносица. Заметно также, что часть бороды вырвана. Хорошо различимы не только бесчисленные раны на коже головы, которые могли быть нанесены колпаком с острыми шипами, но и следы излияния крови в момент положения тела на Плащаницу. Плащаница запечатлела и глубокий отпечаток от тяжелого бруса креста на правом плече человека. (Христос, физически измученный и обессиленный, неоднократно падал под тяжестью Своей ноши. При падениях у Него было разбито колено, а тяжелая балка креста ударяла Его еще и по спине и ногам. Следы этих падений и ударов и видны на ткани Плащаницы.) Эксперты пришли к выводу, что «посмертный процесс» прекратился до истечения сорока часов. Если бы это было не так, то сохранность пятен крови, лимфы и т. д. была бы существенно иной: к сороковому часу все отпечатки расплылись бы до неузнаваемости. (Из Евангелия мы знаем, что Христос воскрес через тридцать шесть часов после Своего погребения.) Исследователи обратили внимание и на то, что тело распятого человека так отделилось от кровяных сгустков, от затвердевшей сукровицы и околосердечной жидкости, что совсем не «потревожило» их. (Бинты чрезвычайно тяжело отделяются от подсохших ран, а Христос освободился от Плащаницы, словно бы и не был в нее завернут.)
Седьмое. Плащаница отражает такие анатомические детали человеческого тела, которые не были известны средневековым мастерам. На изображении нет и следов красок. Только в одном месте, с краю, Плащаница слегка испачкана краской, может быть тогда, когда А. Дюрер писал с нее копию в 1516 году.
А работы итальянского исследователя П. Соардо, проведенные в ноябре 2000 г., окончательно исключили возможность создания Плащаницы художником. Ученый поместил плоский сканер между Плащаницей и ее подкладкой и, сделав снимки оборотной стороны древней ткани, определил, что на ней имеются следы человеческой крови. Это стало весомым аргументом в пользу подлинности святыни.
Найдено в Вади-Мурабба’ат и адресовано одному из военачальников Бар-Кохбы, по имени Йешуа, сын Галголы. Вот его текст: «От Шимона, сына Косеба, Йешуе, сыну Гал[г]олы, и людям крепости (укрепления) при[вет]. Беру против себя в свидетели небо (?), <если> исчез[нет] из галилеян, которые у вас (?) (хоть) кто-нибудь, то я наложу оковы на ваши ноги, как это сд[елал (?)…] сыну Афлула […]».
Большинство исследователей, опираясь на сообщения церковных авторов о преследовании Бар-Кохбой христиан, отождествляют «галилеян» письма Бар-Кохбы с христианами.
С точки зрения интересующего нас вопроса сочинения Иосифа Флавия заключают в себе несколько любопытных и ценных отрывков: в одном говорится об Иоанне Крестителе, в другом — о смерти Иакова, брата Господня, и в третьем — о жизни Самого Спасителя. Хотя в первом отрывке Иосиф, говоря об Иоанне Крестителе, не связывает его имя и учение с именем и учением Христа, тем не менее этот отрывок входит в предмет настоящего исследования как относящийся к историческому лицу, стоящему на рубеже истории Ветхого и Нового Завета, после встречи с которым, на берегу Иордана, Христос приступил к Своей деятельности как Мессия.
Первый из отрывков находится в главе 18 «Иудейских древностей». В означенном месте речь идет о войне, которую царь Ирод Антипа вел против Ареты, царя Петры, и в которой войска Ирода Антипы потерпели поражение. Война была вызвана тем известным нам фактом, что Ирод Антипа решил развестись со своей женой, дочерью Ареты, чтобы вступить в брак с Иродиадой, женой своего брата Ирода Филиппа (см.: Мф. 14, 3; Мк. 6, 17; Лк. 3, 19). Отвергнутая же дочь Ареты удалилась в крепость Махерон.
Иосиф Флавий пишет: «Некоторые иудеи, впрочем, видели в уничтожении войска… вполне справедливое наказание со стороны Господа Бога за убиение Иоанна. Ирод <Антипа> умертвил этого праведного человека, который убеждал иудеев вести добродетельный образ жизни, быть справедливым друг к другу; питать благочестивое чувство к Предвечному и собираться для омовения. При таких условиях (учил Иоанн) омовение будет угодно Господу Богу, так как они будут прибегать к этому средству не для искупления различных грехов, но для освящения своего тела, тем более что души их заранее уже успеют очиститься. Так как многие стекались к проповеднику, учение которого возвышало их души, Ирод <Антипа> стал опасаться, как бы его огромное влияние на массу (вполне подчинившуюся ему) не повело к каким-либо осложнениям. Поэтому тетрарх предпочел предупредить это, схватив Иоанна и казнив его раньше, чем пришлось бы раскаяться, когда будет уже поздно. Благодаря такой подозрительности… Иоанн был в оковах послан в Махерон, вышеуказанную крепость, и там казнен. Иудеи же были убеждены, что войско… погибло лишь в наказание за эту казнь, так как Предвечный желал проучить Ирода <Антипу>».
Этот отрывок заслуживает интереса в некоторых отношениях. Во-первых, Иосиф Флавий — единственный нехристианский писатель, упоминающий об Иоанне Крестителе, и этого достаточно для опровержения предположения некоторых исследователей, что Иоанн — личность легендарная, долженствовавшая оправдать пророчества о том, что приходу Мессии будет предшествовать появление Предтечи. Во-вторых, заключение в темницу и казнь Иоанна объясняются не тем, что он обличал Ирода в преступном браке, как это указано в евангельском повествовании, а мотивами чисто политическими: опасением Ирода Антипы, что проповедь Иоанна приведет народ к восстанию против римского владычества. В-третьих, Иосиф Флавий указывает на крепость Махерон как на то место, где был казнен Иоанн Креститель и где у Ирода Антипы, как мы узнаем из другого места произведения Иосифа Флавия, был роскошный дворец, построенный его отцом, Иродом Великим.
Второй отрывок относится к личности Самого Спасителя и содержится в той же книге: «Около этого времени жил Иисус, человек мудрый, если Его вообще можно назвать человеком. Он совершал изумительные деяния и стал наставником тех людей, которые охотно воспринимали истину. Он привлек к Себе многих иудеев и эллинов. То был Христос. По настоянию наших влиятельных лиц Пилат приговорил Его к кресту. Но те, кто раньше любил Его, не прекращали этого и теперь. На третий день Он вновь явился им живой, как возвестили о Нем и о многих других Его чудесах боговдохновенные Пророки <курсив наш>. Поныне еще существуют так называемые христиане, именующие себя, таким образом, по Его имени». Слова, выделенные курсивом, отсутствуют и в некоторых редакциях «Иудейских древностей», и в цитатах этого места у некоторых раннехристианских авторов. Данное обстоятельство хотя и указывает на факт поздних христианских интерполяций, но свидетельствует и об аутентичности самого текста, подтверждающего устами ортодоксального фарисея историчность личности Спасителя.
И в самом деле, если Иосиф говорит в других местах об убийстве Иоанна Крестителя и о мученической смерти апостола Иакова, мог ли он умолчать о крестной смерти Спасителя, которая ему, фарисею, родившемуся и долго жившему в Иерусалиме, не могла не быть известна?
В третьем из отрывков говорится об умерщвлении апостола Иакова, которого апостол Павел называет в Послании к Галатам (см.: Гал. 1,19) братом Господним. В этом отрывке сообщается, что после смерти правителя Иудеи Феста (62 по Р.Х.) на его место был назначен Альбин, а в первосвященники был поставлен Анан, человек энергичный и решительный. «Пользуясь тем, что Фест умер, а Альбин еще не прибыл в Иудею, он <Анан>,— говорит Иосиф, — собрал синедрион и представил ему Иакова, брата Иисуса, именуемого Христом, равно как нескольких других лиц, обвинил их в нарушении законов и приговорил к побитию камнями».
Нельзя не заметить, что выражение: «Брат Иисуса, именуемого Христом» — могло быть понятно читателям Иосифа Флавия лишь в связи с ранее нами цитированным местом этого труда, где Иосиф объясняет, Кто именно был Христос, и может поэтому служить новым аргументом в подтверждение того, что означенное место находилось в оригинале.
Повествуя в пятнадцатой книге «Анналов» о гонении, которому христиане подверглись в царствование Нерона, Тацит слепо верит тем нелепым слухам, которые уже в его время распространялись о христианах как о вредных и преступных фанатиках и непримиримых врагах общественного строя.
Описав пожар Рима и меры, принятые для его тушения, Тацит говорит: «Ни средствами человеческими, ни щедротами принцепса, ни обращением за содействием к божествам невозможно было пресечь бесчестящую его молву, что пожар был устроен по его приказанию. И вот Нерон, чтобы побороть слухи, приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Христа, от имени Которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и постыдное и где оно находит приверженцев. Итак, сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих, изобличенных не столько в злодейском поджоге, сколько в ненависти к роду людскому. Их умерщвление сопровождалось издевательствами, ибо их облачали в шкуры диких зверей, дабы они были растерзаны насмерть собаками, распинали на крестах или, обреченных на смерть в огне, поджигали с наступлением темноты ради ночного освещения. Для этого зрелища Нерон предоставил свои сады; тогда же он дал представление в цирке, во время которого сидел среди толпы в одежде возничего или правил упряжкой, участвуя в состязании колесниц. И хотя на христианах лежала вина и они заслуживали самой суровой кары, все же эти жестокости пробуждали сострадание к ним, ибо казалось, что их истребляют не в видах общественной пользы, а вследствие кровожадности одного Нерона».
Говоря о Таците, нельзя обойти молчанием еще одно место его «Анналов», в котором обыкновенно видят указание на обратившуюся в христианство знатную римлянку. Здесь речь идет о жене полководца Плавтия, вернувшегося при Нероне в Рим после одержанной им победы над бриттами. Место это гласит: «Суд над обвиняемой в приверженности к чужеземному суеверию знатною женщиной Помпонией Грециной, женою того самого Авла Плавтия, который, как я сообщал, отпраздновал малый триумф над британцами, было предоставлено свершить мужу; проведя по старинному обычаю в присутствии родственников разбирательство этого дела, грозившего его супруге лишением жизни и доброго имени, он признал ее невиновною. Долгой была жизнь этой Помпонии, и прожила она ее в непрерывной скорби».
В Помпонии следует признать одну из тех римских патрицианок, посредством которых христианство начало проникать в высшие слои римского общества и даже в среду, близкую к императорскому дому, где уже при жизни апостола Павла числились последователи нового учения, как это видно из заключительных слов Послания к Филиппийцам: приветствуют вас все святые, а наипаче из кесарева дома (Флп. 4, 22).
Весьма краткие сведения о христианах встречаются у другого римского историка, современника Тацита, Светония. В его известном труде «Жизнеописание двенадцати цезарей» указаны два важных для нас события. Первое имело место в царствование императора Клавдия (41–54) и отмечено в главке 25 книги 5 (биография Клавдия) следующим образом: «Иудеев, постоянно волнуемых Христом, он <Клавдий> изгнал из Рима».
Единственное современное свидетельство, подтверждающее факт изгнания евреев из Рима в царствование Клавдия, содержится в восемнадцатой главе Деяний святых Апостолов, где мы читаем, что апостол Павел, прибыв во второе свое путешествие в Коринф, остановился у иудея Акилы, незадолго до того пришедшего с женою своею Прискиллой из Италии, потому что Клавдий повелел всем Иудеям удалиться из Рима (ср.: Деян. 18, 2). В числе этих евреев были, без сомнения, и последователи нового учения, как упомянутые Акила и Прискилла. Правда, мы не имеем прямых указаний современников на то, что во время правления Клавдия, умершего в 54 г., между поселившимися в Риме евреями уже были лица, исповедовавшие Христа. Но из вышеприведенного свидетельства Тацита о том, что при преемнике Клавдия — Нероне — число христиан, подвергшихся гонению, было очень велико, следует заключить, что уже при Клавдии в Риме было немало евреев, принявших христианство.
Другое упоминание о христианах встречается у Светония в главке 16 книги 6 (биография Нерона [54–68]). Там, перечисляя некоторые административные меры, принятые в царствование этого цезаря, Светоний между прочим говорит: «<Были> наказаны христиане, приверженцы нового и зловредного суеверия».
От него остались «Панегирик» императору Траяну и «Сборник писем» в десяти книгах. Последняя книга «Сборника» содержит письма или донесения, посланные Плинием (императору Траяну) во время исправления им должности императорского легата в Вифинии, а также и ответы Траяна. Девяносто шестое письмо касается вопроса о христианах, число которых быстро росло в управляемой Плинием провинции Вифиния и Понт. Встретив там многочисленных последователей нового учения, с которыми ему перед этим сталкиваться не приходилось, Плиний сначала прибегает по отношению к ним к самым суровым мерам, не останавливаясь ни перед пытками, ни перед смертной казнью. Но так как эти меры оставались малодейственными, то у Плиния зарождается сомнение в правильности проводимой им политики, и вот он обращается за инструкциями к самому императору: «Для меня привычно, владыка, обращаться к тебе со всеми сомнениями. Кто лучше может направить меня в нерешительности или наставить в неведении?
Я никогда не присутствовал на следствиях о христианах: поэтому я не знаю, о чем принято допрашивать и в какой мере наказывать. Не мало я и колебался, есть ли тут какое различие по возрасту, или же ничем не отличать малолеток от людей взрослых: прощать ли раскаявшихся или же человеку, который был христианином, отречение не поможет, и следует наказывать само имя, даже при отсутствии преступления, или же преступления, связанные с именем.
Пока что с теми, на кого донесли как на христиан, я действовал так. Я спрашивал их самих, христиане ли они; сознавшихся спрашивал во второй и третий раз, угрожая наказанием; упорствующих отправлял на казнь. Я не сомневался, что в чем бы они ни признались, но их следовало наказать за непреклонную закоснелость и упрямство. Были и такие безумцы, которых я, как римских граждан, назначил к отправке в Рим. Затем, пока шло разбирательство, как это обычно бывает, преступников стало набираться все больше, и обнаружились случаи разнообразные.
Мне был предложен список, составленный неизвестным и содержащий много имен. Тех, кто отрицал, что они христиане или были ими, я решил отпустить, когда они, вслед за мной, призвали богов, совершили перед изображением твоим, которое я с этой целью велел принести вместе со статуями богов, жертву ладаном и вином, а кроме того похулили Христа: настоящих христиан, говорят, нельзя принудить ни к одному из этих поступков.
Другие названные доносчиком сказали, что они христиане, а затем отреклись: некоторые были, но отпали, одни три года назад, другие много тому лет, некоторые лет тому двадцать. Все они почтили и твое изображение, и статуи богов и похулили Христа.
Они утверждали, что вся их вина или заблуждение состояли в том, что они в установленный день собирались до рассвета, воспевали, чередуясь, Христа как Бога и клятвенно обязывались не преступления совершать, а воздерживаться от воровства, грабежа, прелюбодеяния, нарушения слова, отказа выдать доверенное. После этого они обычно расходились и сходились опять для принятия пищи, обычной и невинной, но что и это они перестали делать после моего указа, которым я, по твоему распоряжению, запретил тайные общества. Тем более счел я необходимым под пыткой допросить двух рабынь, называвшихся служительницами, что здесь было правдой, и не обнаружил ничего, кроме безмерного уродливого суеверия.
Поэтому, отложив расследование, я прибегаю к твоему совету. Дело, по-моему, заслуживает обсуждения, особенно вследствие находящихся в опасности множества людей всякого возраста, всякого звания и обоих полов, которых зовут и будут звать на погибель. Зараза этого суеверия прошла не только по городам, но и по деревням и поместьям, но, кажется, ее можно остановить и помочь делу. Достоверно установлено, что храмы, почти покинутые, опять начали посещать; обычные службы, давно прекращенные, восстановлены, и всюду продается мясо жертвенных животных, на которое до сих пор едва-едва находился покупатель. Из этого легко заключить, какую толпу людей можно исправить, если позволить им раскаяться».
Сохранился также и любопытный «Ответ» Траяна на письмо Плиния: «Ты поступил вполне правильно, мой Секунд, произведя следствие о тех, на кого тебе донесли как на христиан. Установить здесь какое-нибудь общее определенное правило невозможно. Выискивать их незачем: если на них поступит донос и они будут изобличены, их следует наказать, но тех, кто отречется, что они христиане, и докажет это на деле, т. е. помолится нашим богам, следует за раскаяние помиловать, хотя бы в прошлом они и были под подозрением. Безымянный донос о любом преступлении не должно принимать во внимание. Это было бы дурным примером и не соответствует духу нашего времени».
В предисловии в качестве главной задачи учебного пособия называлось описание возникновения и развития библейской археологии, а также изложение археологических открытий, наиболее существенных как для подтверждения истинности священной истории, так и для уяснения исторического фона, на котором они происходили. Учитывая необходимость усвоения возрождающейся российской богословской наукой результатов трудов отечественных и зарубежных ученых, хотелось бы надеяться, что представленное суду читателей пособие решает эту задачу хотя бы в главнейших чертах.
Задача эта обширна и трудна, во-первых, из-за объемности материала (так, только энциклопедические справочники по библейской археологии в десятки раз превышают объем нашей книги), во-вторых, из-за своеобразной интерпретации археологического материала исследователями (сейчас лишь небольшая часть ученых является христианами, каковыми были В. Олбрайт и Р. де Во) и, в-третьих, из-за постоянно поступающих новых научных данных.
Например, за время подготовки к изданию этой книги были сделаны самые разнообразные открытия в области библейской археологии. Так, на правобережье Галилейского моря, около Тивериады, были найдены остатки стадиона, описанного Иосифом Флавием. Этот памятник интересен тем, что он является очередным подтверждением высокого уровня эллинизации галилейского населения времени земной жизни Спасителя. А в начале 2005 г. стало известно, что в ходе раскопок самой Тивериады найден дворец Ирода Антипы.
К юго-западу от Галилейского моря было обнаружено древнейшее (ок. 20000 лет) поселение. Этот факт почти в два раза увеличил временную протяженность земледельческой эпохи в жизни Святой Земли.
Определенное продвижение вперед произошло и в поисках Ноева ковчега: спутник «Quick Bird» сделал снимки, свидетельствующие о нахождении на высоте 3000 м вмерзшего в лед предмета размером шестнадцать метров на двадцать метров.
В городе Модиине была обнаружена синагога с многочисленными постройками, сооруженными в I в. до Р.Х., дающая исчерпывающее представление о синагогах времени Христа.
В журнале «Biblical Archaeological Review» была опубликована статья проф. Д. Якобсона, в которой он, на основании измерений Храмовой платформы в Иерусалиме, имевшей некогда квадратную форму, устанавливает местонахождение Святого святых Второго Храма: находилось оно на месте мечети «Цепей», расположенной к востоку от мечети Омара.
Историчность повествования об уничтожении Содома и Гоморры нашла еще одно подтверждение в работе британского ученого Г. Харриса, проведшего сопоставительный анализ геофизических данных региона Мертвого моря и пришедшего к выводу, что гибель этих городов произошла в начале II тысячелетия до Р.Х. вследствие смещения тектонических пластов земли.
Очередным подтверждением древности рода человеческого стала находка в июле 2002 г. в Сахаре так называемого Черепа Тумая — существа куда более древнего, чем предполагаемые «предки человека», и более, чем они, на нас похожего. По словам французского палеонтолога М. Брюне, находка поставила под серьезное сомнение ранее существовавшие «сценарии эволюции».
Был также завершен перевод всех кумранских текстов — последний, 37-й, том был представлен в Ныо-Йорке международной группой ученых во главе с проф. Э. Товом. Хотя уже летом 2002 г. экспедиция, возглавляемая М. Броши, при помощи радарной установки обследовала район Кумрана в надежде найти новые манускрипты. В 2002 г. Национальным научным фондом США начато создание, в помощь востоковедам и археологам-библеистам, электронной версии библиотеки всех существующих клинописных текстов.
Во время раскопок в римском храме Святого апостола Павла Вне Стен обнаружен предполагаемый саркофаг апостола Павла. Саркофаг располагается в алтарной апсиде на уровне первоначального пола храма, построенного еще в IV веке.
В начале 2005 г. была опубликована работа американского химика Р. Рождерса. Ученый утверждает, что, согласно кинетике распада ванилина в волокнах полотна, возраст Плащаницы находится во временном интервале от 1 300 до 3 000 лет.
В рамках исследования Туринской плащаницы в 2005 г. был проведен сравнительный анализ следов крови, сохранившихся как на этой святыне, так и на тунике Спасителя, находящейся в монастыре сщмч. Дионисия Ареопагита (пригород Парижа), а также и на сударе из собора Спасителя в испанском городе Овьедо. Анализ показал, что кровь принадлежит группе АВ (ее носители проживают в основном на территории Ближнего Востока, причем группа АВ настолько редкая, что сегодня, например, ее имеют не более 1,5 млн человек).
В 2005 г. археологами университета им. М. Бар-Илана (Израиль) в ходе раскопок филистимского города Гефа был обнаружен фрагмент чаши с именем легендарного воина Голиафа, побежденного некогда царем Давидом.
В Йемене американскими археологами при раскопках храма около «царского» дворца были найдены многочисленные рисунки и предметы, датируемые 1000-950 гг. до Р.Х., т. е. временем правления царя Соломона, которого посещала царица Савская.
Летом 2006 г. биоархеологами в районе Кумрана были сделаны находки, подтвердившие существование здесь в древности замкнутой общины мужчин (в возрасте пятнадцати — сорока лет); и это сразу же поставило под сомнение новомодную теорию, которая утверждает, что жители Кумрана якобы были обыкновенными горшечниками, а не религиозными сектантами.
Все эти находки и открытия, сделанные не за такой уж большой отрезок времени, свидетельствуют, безусловно, о том, что библейская археология продолжает оставаться чрезвычайно перспективной, занимательной и, что самое главное, — полезной для Церкви наукой. Хотелось бы надеяться, что наш скромный труд пробудит у читателя интерес к этой удивительной науке.
Особую благодарность за помощь в подготовке данного пособия считаем необходимым высказать проф. Д. Деопику. Сознавая, что книга не исчерпывает всего материала библейской археологии и даже всех ее проблем, надеемся увидеть замечания и советы читателей, присылать которые можно по адресу: o.rostislav@kaluga.ru.
AAC — Азия и Африка сегодня
АМН — Академия медицинских наук
АН — Академия наук
ВАИ — Вестник археологии и истории
ВВ — Византийский временник
ВВИ — Вестник всемирной истории
ВДИ — Вестник древней истории
ВИ — Вопросы истории
ВК — Восточная комиссия
ДИ — Декоративное искусство СССР
ЖМНП — Журнал Министерства народного просвещения
ЖМП — Журнал Московской Патриархии
ИАК — Императорская Археологическая комиссия
ИАО — Императорское Археологическое общество
ИВ — Исторический вестник
ИИ — Исторические известия
ИМАО — Императорское Московское археологическое общество
ИО — Историческое обозрение
ИППО — Императорское Православное Палестинское общество
ИРАО — Императорское Русское археологическое общество
КДА — Киевская Духовная Академия
КС — Калужская старина
ЛГУ — Ленинградский государственный университет
МАИ — Московский археологический институт
МБ — Мир Библии
МДА — Московская Духовная Академия
НВ — Новый Восток
ППО — Православное Палестинское общество
ППС — Православный Палестинский сборник
ПрС — Православный собеседник
ПС — Палестинский сборник
РАИ — Русский археологический институт
PC — Русская старина
СА — Советская археология
СПбАИ — Санкт-Петербургский археологический институт
СПбДА — Санкт-Петербургская Духовная Академия
ТКДА — Труды Киевской Духовной Академии
ЦАО — Церковно-археологическое общество
ЦИАО — Церковно-историческое и археологическое общество
ЭВ — Эпиграфика Востока
AASOR — Annual of the American Schools of Oriental Research
AJA — American Journal of Archaeology
ВА — Biblical Archaeologist
BARev — Biblical Archaeological Review
BASOR — Bulletin of the American Schools of Oriental Research
САп — Current Anthropology
HTR — Harvard Theological Review
IEJ — Israel Exploration Journal
JBL — Journal of Biblical Literature
JEA — Journal of Egyptian Archaeology
JNES — Journal of Near Eastern Studies
JSOT — Journal for the Study of the Old Testament
NEA — Near Eastern Archaeology
PEQ — Palestine Exploration Quarterly
RA — Revue d’Assyriologie et d’Archeologie orientale
WA — World Archaeology
ZDPV — Zeitschrift des Deutschen Palastina-Vereins
1. Августин (Никитин), архим. Русская библейская археология в Палестине // МБ. 1998, № 5. С. 102–111.
2. Авдиев Б. Военная история Древнего Египта: В 2 т. М., 1959.
3. Авдиев Б. История Древнего Востока. 3-е изд., перераб. М., 1970.
4. Авдиев Б. Советская наука о Древнем Востоке за сорок лет. М., 1958.
5. Авдусин Д. Археология СССР. М., 1967.
6. Авдусин И. Основы археологии. М., 1989.
7. Авраменко Н. Блаженный Иероним как библейский археолог: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1909.
8. Алипий (Кастальский-Бороздин), архим., Исаия (Белов), архим. Догматическое богословие: Курс лекций. [Сергиев Посад], 1994.
9. Аллегро Д. Сокровища медного свитка. М., 1967.
10. Амальрик А, Монгайт А,. Что такое археология. [2-е изд.]. М., 1959.
11. Амусин И. Денежно-весовая система обращения в Древней Палестине в первой половине I тысячелетия до н. э. // Древний Восток: Города и торговля (III–I тысячелетия до н. э.): Сб. ст. / Отв. ред. Г. Саркисян. Ереван, 1973. [Вып. 1]. С. 136–148.
12. Амусин И. Документы из Вади-Мурабба’ат // ВДИ. 1958, № 1. С. 104–124.
13. Амусин И. Жребий последних защитников Масады // ВИ. 1965, № 8. С. 218.
14. Амусин И. «Избранник Бога» в кумранских текстах // ВДИ. 1966, № 1. С. 73–79.
15. Амусин И. К определению идеологической принадлежности кумранской общины // ВДИ. 1961, № 1. С. 3–22.
16. Амусин И. Клятва ессеев // ВДИ. 1975, № 1. С. 151–158.
17. Амусин И. Кумранская община. М., 1983.
18. Амусин И. Кумранские комментарии // ВДИ. 1968, № 4. С. 91–108.
19. Амусин И. Кумранский антифарисейский памфлет // ВДИ. 1986, № 3. С. 133–140.
20. Амусин И. Кумранский комментарий на Наума // ВДИ.
1962, № 4. С. 101–110.
21. Амусин И. Кумранский комментарий на Осию // ВДИ. 1969, № 3. С. 82–88.
22. Амусин И. Кумранский фрагмент «Молитвы» вавилонского царя Набонида // ВДИ. 1958, № 4. С. 104–117.
23. Амусин И. «Народ земли» (К вопросу о свободных земледельцах древней Передней Азии) // ВДИ. 1955, № 2. С. 14–36.
24. Амусин И. Находки у Мертвого моря. М., 1964.
25. Амусин И. Негражданское население в иудейском обществе в первой половине I тысячелетия до н. э. // Проблемы социальных отношений и форм зависимости на Древнем Востоке: [Сб. ст.] / Отв. ред. М. Дандамаев. М., 1984. С. 128–165.
26. Амусин И. Новые отрывки кумранского комментария на Наума // ВДИ. 1964, № 1. С. 35–47.
27. Амусин И. О возможной кумранской реминисценции у Псевдо-Киприана // ВДИ. 1977, № 1. С. 196–205.
28. Амусин И. Проблемы социальной структуры обществ древнего Ближнего Востока (I тысячелетие до н. э.) по библейским источникам: Сб. ст. М., 1993.
29. Амусин И. Раскопки Хирбет-Кумрана и Айн-Фешхи // СА. 1960, № 2. С. 289–300.
30. Амусин И. Рукописи Мертвого моря. М., 1961.
31. Амусин И. Рукописи Мертвого моря: Докл. по опубл. работам на соиск. учен. степ, д-ра ист. наук. Л., 1965.
32. Амусин И. Термины, обозначавшие рабов в эллинистическом Египте, поданным Септуагинты // ВДИ. 1952, № 3. С. 46–67.
33. Амусин И., Гельцер М. Надпись из «Мецад Хашавяху» (жалоба жнеца VII в. до н. э.) // ВДИ. 1963, № 13. С. 118–125.
34. Андреевский И. О задачах Археологического института // PC. 1888, № 2. С. 506–517.
35. Антонова Е. К проблеме функций печатей ранних земледельцев Востока // СА. 1984, № 4. С. 26–34.
36. Ардашев Н. Кафедра археологии и топографии Москвы памяти И. Е. Забелина при МАИ. М., 1909.
37. Археология зарубежной Азии / Отв. ред. Н. Мерперт. М., 1986.
38. Арциховский А. Основы археологии. 2-е изд. М., 1955.
39. Бартольд В. История изучения Востока в Европе и России. 2-е изд. Л., 1925.
40. Баскакова Т. Модели религиозного развития древних ближневосточных обществ // ВДИ. 1999, № 2. С. 3–31.
41. Берлее О. Стоимость раба в Египте эпохи Среднего Царства // ВДИ. 1966, № 1. С. 28–39.
42. Берлее О. Трудовое население Египта в эпоху Среднего Царства. М., 1972.
43. Библейская энциклопедия / Сост. архим. Никифора. Репр. М., 1990.
44. Библиографическое обозрение трудов ИРАО: К празднованию двадцатипятилетнего существования Общества / Сост. Д. Поленова. СПб., 1871.
45. Бикерман Э. Хронология древнего мира: Ближний Восток и античность. М., 1976.
46. Бобринский А. Из эпохи зарождения христианства: Свидетельства нехристианских писателей первого и второго веков о Господе нашем Иисусе Христе и христианах. М., 1995.
47. Боголепов Н. Археологический комментарий к современному еврейскому календарю: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1907.
48. Богословская И. Одежда оседлых народов Ханаана по древнеегипетским изображениям XVI–XII вв. до н. э. (Опыт исторической этнографии) // ВДИ. 1980, № 3. С. 117–141.
49. Богоявленский Н. Моисей (по данным Библии и общей истории): Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1914.
50. Бузескул В. Открытия XIX и начала XX в. в области истории древнего мира: В 2 ч. Пб., 1923–1924.
51. Варшавский А. Рукописи Мертвого моря. М., 1960.
52. Василиадис Н. Библия и археология. М., 2004.
53. Введенский Д. Авраам и Сарра в стране фараонов. Сергиев Посад, 1914.
54. Введенский Д. Блуждающая гипотеза (к вопросу о «пан-вавилонизме»). Сергиев Посад, 1911.
55. Введенский Д. Патриарх Иосиф и Египет (опыт соглашения данных Библии и египтологии). Сергиев Посад, 1914.
56. Вейнберг И. Рождение истории: Историческая мысль на Ближнем Востоке середины I тысячелетия до н. э. М., 1993.
57. Винников И. Эпитафия Ахирама Библского в новом освещении // ВДИ. 1952, № 4. С. 141–152.
58. Волков А. Иудаизм и христианство: история размежевания // ААС. М., 1999, № 3. С. 55–63.
59. Воронцов Е., свящ. Лекции по библейской археологии за 1909/10 уч. г. Сергиев Посад, 1910.
60. Всемирная история: В 13 т. / Гл. ред. Е. Жуков. М., 1955–1983.
61. Всемирная история: В 24 т. / А. Бадак, И. Войнич, Н. Волчек и др. Минск, 1996–1997. Т. 1: Каменный век; Т. 2: Бронзовый век.
62. Вулли Л. Ур халдеев. М., 1961.
63. Геллей Г. Библейский справочник. Репр. СПб.; Лаге, 1996.
64. Гельцер М. Значение раскопок в Библе для истории Древнего Востока (Обзор археологических материалов и письменных источников) // ВДИ. 1962, № 2. С. 149–159.
65. Гельцер М. Надпись Бен-Адада I, царя Дамаска, и международные отношения в Передней Азии в начале IX в. до н. э. // ЭВ. 1958. [Т.] 12. С. 16–22.
66. Гельцер М. Новые исследования по истории Финикии // ВДИ. 1955, № 4. С. 95–103.
67. Гельцер М. Новые тексты из древнего Алалаха и их значение для социально-экономической истории Древнего Востока // ВДИ. 1956, № 1. С. 14–27.
68. Генинг В. Объект и предмет науки в археологии. Киев, 1983.
69. Генинг В. Структура археологического познания: Проблемы социально-исторического исследования. Киев, 1989.
70. Гладкий В. Древний мир: Энциклопедический словарь: В 2 т. Донецк, 1997. Т. 1: [А — О]; Т. 2: [П — Я].
71. Глубоковский Н. Хронология Ветхого и Нового Завета // ТКДА. 1910, № 6, отд. 4. С. 239–270; № 7–8, отд. 3. С. 375–408; 1911, № 3, отд. 5. С. 365–394; № 6, отд. 3. С. 200–228; № 7–8, отд. 3. С. 357–377.
72. Гомеров Н. Гробница святого апостола Петра в Риме // Странник. 1905, № 6. С. 870–901.
73. Гордлевский В. Тридцатипятилетие ВК // Восток. 1924. Кн. 4. С. 169.
74. Дандамаев М. Государство и религия на древнем Ближнем Востоке // ВДИ. 1985, № 2. С. 3–9.
75. Дандамаева М. Когда халдеи стали прорицателями? // ВДИ. 1998, № 1. С. 56–60.
76. Даньшин Д. Фанагорийская община иудеев // ВДИ. 1993, № 1. С. 59–72.
77. Деопик Д. Библейская археология и древнейшая история Святой Земли. М., [1998].
78. Деопик Д. Библейская археология: Курс лекций за 1996/ 97 уч. г. На правах рукописи. [М.], 1997.
79. Дзичковский Г., диак. Библейские события во времена Иисуса Навина и пророка Самуила в свете современных научных данных: Курсовое сочинение / МДА. Загорск, 1971.
80. Диванов Н., прот. Иерусалимский Храм в свете современных археологических данных: Дисс… канд. богосл. наук / МДА. [Сергиев Посад], 1990.
81. Дмитриевский А. ИППО и его деятельность за истекшую четверть века (1882–1907): Историческая записка. СПб., 1907.
82. Донини А. Рукописи из окрестностей Мертвого моря и происхождение христианства // ВДИ, 1958, № 2. С. 114–131.
83. Драницын Н. Нижегородское отделение МАИ //Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии: Сб. 1912. Т. 12. Вып. 1. С. V–VII.
84. Древние цивилизации / Под общ. ред. Г. Бонгард-Левина. М., 1989.
85. Древний Восток и античный мир: Сб. ст., посвященных проф. В. И. Авдиеву / Под ред. В. Кузищина. М., 1972.
86. Древний мир: Сб. ст. / Ред. колл.: И. Пигулевская и др. М., 1962.
87. Древняя Эбла (Раскопки в Сирии): [Сб. ст.] / Под общ. ред. И. Дьяконова. М., 1985.
88. Дьяконов И. К вопросу о судьбе пленных в Ассирии и Урарту // ВДИ. 1952, № 1. С. 90–100.
89. Дьяконов И. Люди города Ура. М., 1990.
90. Елизарова М. Ветхозаветная апокрифическая литература и кумранские находки // ПС. 1986. Вып. 28 (91). С. 62–68.
91. Ельницкий Л. Кесарийская надпись Понтия Пилата и ее историческое значение // ВДИ. 1965, № 3. С. 142–146.
92. Жамкочян А. У истоков самаритянских исследований в России // ВДИ. 1997, № 2. С. 145–149.
93. Забелин И. В чем заключаются основные задачи археологии как самостоятельной науки? // Труды Третьего археологического съезда в России, бывшего в Киеве в августе 1874 г. Киев, 1878. Т. 1.С. 1-17.
94. Записка о преобразовании ЦАО при КДА в ЦИАО при К ДА // ТКДА. 1901, № 12, отд. 8. С. 9–17.
95. Иваницкий Б. Иудейско-арамейские папирусы с острова Элефантины и их значение для науки Ветхого Завета. Киев, 1914.
96. Иероним (Лаговский), архим. Библейская археология. СПб., 1883.
97. Ильинская Л. Финикийцы в Сицилии //ВДИ. 1987, № 1. С. 41–54.
98. Историческая записка о деятельности ИМАО за первые 25 лет существования. М., 1890.
99. История Востока: В 6 т. М., 1997. Т. 1: Восток в древности / Отв. ред. В. Якобсон.
100. История Древнего Востока. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации: [В 2 ч.]. М., 1983. Ч. 1: Месопотамия / Под ред. И. Дьяконова; М., 1988. Ч. 2: Передняя Азия. Египет / Под ред. Г. Бонгард-Левина.
101. Кагаров Е. Прошлое и настоящее египтологии. Сергиев Посад, 1914.
102. Калачов Н. Вступительное слово, произнесенное при открытии Археологического института // Сб. Археологического института. 1878. Кн. 1. С. 1–11.
103. Калачов Н. О взаимной связи между науками, преподаваемыми в Археологическом институте // Сб. Археологического института. 1881. Кн. 5, пол. 1, прил. С. 3–12.
104. Каледа Г., прот. Плащаница Господа нашего Иисуса Христа. М., 1995.
105. Кацнельсон И. Загадки медного свитка // ААС. 1963, № 7. С. 46–52.
106. Кацнельсон И. Из истории египтологии в России. Первая русская диссертация по древнеегипетскому искусству // ПС. 1959. Вып. 4. С. 182–185.
107. Кейль К.-Ф. Руководство к библейской археологии // ТКДА. 1871, № 12. С. 1–48; 1872, № 1, 3–7, 9,11–12. С. 49–288; 1873, № 1–7, 9-12. С. 289–464; 1874, № 1–7. С. 465–592 (своя пагинация); № 9, 11. С. 1–32; 1875, № 2–4, 6–8, 10, 12. С. 33–208; 1876, № 2, 4-10, 12. С. 209–384 (своя пагинация).
108. Кленгель-Брандт Э. Вавилонская башня: Легенда и история. М., 1991.
109. Клочков И. «Повесть об Ахикаре»: историчность литературного героя // ВДИ. 1977, № 3. С. 3–10.
110. Ковалев С., Кубланов М. Находки в Иудейской пустыне (открытия в районе Мертвого моря и вопросы происхождения христианства). 2-е изд., перераб. и доп. М., 1964.
111. Ковальницкий А., прот. Из путешествия в Святую Землю // Странник. 1885, № 5. С. 87–103; № 6–7. С. 231–246; № 8. С. 496–514; № 9. С. 48–55; № 10. С. 217–234; № 11. С. 443–456; № 12. С. 634–654; 1886, № 1. С. 65–81; № 2. С. 270–287; № 3. С. 518–531; № 4. С. 718–728; № 5. С. 89–97; № 6–7. С. 338–356; № 8; № 9. С. 107–125; 1887, № 1. С. 86–97; № 2. С. 292–304; № 3. С. 455–462; № 4; № 6–7. С. 316–328; № 8. С. 558–567; № 9. С. 102–121; № 10. С. 300–312; № 12. С. 677–697; 1888, № 1. С. 98–114; № 6–7. С. 325–340; 1890, № 8. С. 523–541; № 9; № 10; № 11; 1891, № 3. С. 492–517.
112. Козьмина-Бороздина Т. Развитие египтологии в России // НВ. 1923, № 3. С. 342–361.
113. Кондаков Н. Археологическое путешествие по Сирии и Палестине. СПб., 1904.
114. Корнеевский А. Средневековые путешествия христиан на Восток и их значение для библейской археологии: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1913.
115. Крамер С. История начинается в Шумере. [2-е изд., изм.]. М., 1991.
116. Крачковская Б. Новые археологические открытия в За-иорданье // ВДИ. 1946, № 4. С. 120–126.
117. Крывелев И. Археологические исследования последних десятилетий и проблемы историчности библейских повествований // Тез. докл. на заседаниях, посвященных итогам полевых исслед. 1963 г. М., 1964. С. 70–73.
118. Л.M. Десятилетие ВК ИМАО // Известия Калужской ученой архивной комиссии. 1898. Т. 1. Вып. 1. С. 26–31.
119. Лапис И. К вопросу о последовательности правления гик-сосских царей в Древнем Египте // ВДИ. 1959, № 1. С. 84–88.
120. Лапис И. Новые данные о гиксосском владычестве в Египте // ВДИ. 1958, № 3. С. 97–106.
121. Лашкарев П. Религиозная монументальность // ТКДА. 1866, № 1, отд. 4. С. 44–85; № 2, отд. 4. С. 231–292.
122. Лебедев С. Иосиф Флавий как библейский археолог: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1909.
123. Леонид (Кавелин), архим. Три статьи к русскому палестиноведению // ППС. 1889. Вып. 16. С. 2–57.
124. Лившиц Г. Кумранские рукописи и их историческое значение. Минск, 1959.
125. Липин Л. М. В. Никольский — отец русской ассириологической науки // Учен. зап. ЛГУ им. А. Жданова. 1954, № 179: Сер. востоковед, наук. Вып. 4. С. 317–328.
126. Лопухин А. Библейская история Ветхого Завета. Репр. М., [1990].
127. Лопухин А. Библейская история Нового Завета: [В 3 т.]. Репр. Сергиев Посад, 1998.
128. [Лопухин А.]. Библия и научные открытия на памятниках Древнего Египта // Странник. 1884, № 3. С. 403–420; № 4. С. 589–610; № 8. С. 645–667; № 9. С. 3–27; № 10. С. 183–197; № 11. С. 369–394; № 12. С. 551–578.
129. Лундин А. Бронзовый кинжал из Лахиша с протосинайской надписью // ПС. 1986. Вып. 28 (91). С. 178–182.
130. Лундин А. Названия и формы букв в семитских консонантных алфавитах // ВДИ. 1985, № 4. С. 137–155.
131. Лундин А. Табличка из Бет-Шемеша // ВДИ. 1989, № 1. С. 144–150.
132. Лурье И. К истории древнеегипетского законодательства времени Нового Царства (Опыт реконструкции) // ВДИ. 1946, № 3. С. 27–45.
133. Лурье И. К юбилею акад. Николая Михайловича Никольского // ВДИ. 1940, № 3–4. С. 259–262.
134. Лурье И. Новые данные о свободных земледельцах и рабах в Египте Среднего Царства // ВДИ. 1957, № 1. С. 144–150.
135. Макдауэлл Д. Неоспоримые свидетельства: исторические свидетельства, факты, документы христианства. М., 1993.
136. Малерб М. Религии человечества. М.; СПб., 1997.
137. Мартынов А. Археология СССР. М., 1973.
138. Матвеевский П., свящ. Об открытиях в Ниневии в отношении к Священному Писанию // Странник. 1861, № 10, отд. 2. С. 165–184.
139. Матюшин Г. Археологический словарь. М., 1996.
140. Межгосударственные отношения и дипломатия на Древнем Востоке / [Отв. ред. И. Стучевский]. М., 1987.
141. Мелларт Д. Древнейшие цивилизации Ближнего Востока. М., 1982.
142. Mepnepm Н. Очерки археологии библейских стран. М., 2000.
143. Mepnepm Н. Феномен Иерихона. Древнейшие земледельцы Палестины // МБ. 1999, № 6. С. 103–111.
144. Mepnepm Н. Энеолит Палестины // МБ. 1998, № 5. С. 94–101.
145. Миронов А. Из области археологии (ИР АО и его деятельность) // ВВИ. 1900, № 10. С. 223–225.
146. Михаил (Чуб), еп. К десятилетию открытий на берегах Мертвого моря // ЖМП. 1957, № 12. С. 54–64.
147. Мунчаев P., Mepnepm Н. Новые открытия и проблемы археологии Верхней Месопотамии (По материалам исследований экспедиции Российской АН в Сирии) // ВДИ. 1993, № 4. С. 127–136.
148. Мунчаев Р., Мерперт Н. Раннеземледельческие поселения Северной Месопотамии: Исследования советской экспедиции в Ираке (1969–1976). М., 1981.
149. Научные предприятия ППО // ЖМНП. 1884, № 7, отд. 4. С. 1–16.
150. Немировский А. История древнего мира. Античность: В 2 ч. М., 2000.
151. Никольский М. Вместо предисловия. Мотивированное предложение об образовании ВК // Древности восточные: Труды ВК ИМАО. 1889. Т. 1. Вып. 1, отд. «Протоколы заседаний ВК ИМАО». С. 3–11.
152. Никольский Н. Древний Израиль: Популярные очерки по истории евреев в научном освещении. М., [1922].
153. Никольский Н. Иудейские монархомахи VII в. (Борьба с царской властью в Древней Иудее) // НВ. 1924, № 5. С. 283–294.
154. Никольский Н. Проблемы критики Библии в советской науке // ВДИ. 1938, № 1. С. 30–44.
155. Никольский Н. Финикийская жатвенная мифология и обрядность // ВДИ. 1946, № 2. С. 21–30.
156. Никольский Н. Финикийские общинно-земледельческие культы по тексту Рас-Шамра // ВДИ. 1946, № 1. С. 33–59.
157. Никольский 27. Ассиро-вавилонские памятники в их значении для библейской истории: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1905.
158. Нильсен Д. Библейская религия в свете новейших археологических раскопок // ВДИ. 1937, № 1. С. 94–113.
159. Новелли Д. Туринская плащаница: вопрос остается открытым. М., 2000.
160. Новый Завет и новейшие археологические открытия (из новой книги Вигуру) / Пер. А. Лопухина // Странник. 1891, № 1. С. 3–30; № 3. С. 407–439; № 4. С. 599–615; № 6–7. С. 193–209; № 9. С. 3–19.
161. Носенко Е. Происхождение Субботы (Шаббата) в свете этнографических данных // ВДИ. 1999, № 4. С. 120–127.
162. Олбрайт В. Косвенный синхронизм между Египтом и Месопотамией ок. 1730 г. до н. э. // ВДИ. 1947, № 1. С. 36–45.
163. Олбрайт Б. Третий пересмотр древней хронологии Передней Азии // ВДИ. 1946, № 4. С. 26–32.
164. Олесницкий А. Ветхозаветный Храм в Иерусалиме. СПб., 1889.
165. Олесницкий А. Вопрос о новейших открытиях моавит-ских древностей // ТКДА. 1877, № 10, отд. 1. С. 3–78.
166. Олесницкий А. Мегалитические памятники Святой Земли. СПб., 1895.
167. Олесницкий А. Путешествие одного египтянина в Палестину, Сирию и Финикию в XIV в. пред Р.Х. // ТКДА. 1876, № 3, отд. 2. С. 452–509.
168. Олесницкий А. Святая Земля // ТКДА. 1875, № 2, отд. 3. С. 215–372; № 3, отд. 2. С. 481–569; № 4, отд. 3. С. 93–192; № 6, отд. 1. С. 511–587; № 7, отд. 4. С. 107–160; № 12, отд. 2. С. 275–350; 1876, № 1, отд. 2. С. 50–111; № 5, отд. 4. С. 336–409; № 8, отд. 1. С. 249–276; № 10, отд. 2. С. 17–72; 1877, № 2, отд. 2. С. 335–379; № 3, отд. 1. С. 441–468; № 5, отд. 2. С. 262–300; № 12, отд. 1. С. 463–524; 1878, № 2, отд. 1. С. 249–298; № 4, отд. 2. С. 48–97; № 6, отд. 1. С. 427–501; № 9, отд. 2. С. 505–589.
169. Олесницкий А. Судьбы древних памятников Святой Земли // ТКДА. 1875, № 11, отд. 7. С. 1–21.
170. Ольман Л. (Арье). Влияние культурного суперстрата на жизнь евреев Палестины II в. до н. э. — III в. по н. э. (на примере системы мер длины) // Проблемы социального и гуманитарного знания: Сб. науч. работ / Отв. ред. Н. Вахтин. СПб., 1999. Вып. 1. С. 293–304.
171. Открытие Археологического института в Ярославле // ИВ. 1912, № 12. С. 1294.
172. Отчет г-на управляющего Восточным отделением за 1852-й и 1853 год // Записки ИАО: Перечень заседаний ИАО за 1853-й и 1854 г. 1856. Т. 8: Перечень заседаний ИАО за 1854 г., отд. 3 «Приложения». С. 155–158.
173. Очерки по истории техники Древнего Востока / Под ред. B. Струве. М.; Л., 1940.
174. Павлов В. Из истории взаимоотношений Египта и Рас-Шамры в середине II тысячелетия до н. э. по памятникам искусства // ВДИ. 1955, № 4. С. 124–135.
175. Павский Г. Библейские древности для разумения Священного Писания: Лекции, читанные наследнику цесаревичу Александру Николаевичу в 1830–1834 гг. СПб., 1884.
176. Песоцкий С. Начало Вавилона // ТКДА. 1902, № 9. C. 3-76.
177. Песоцкий С. Повествование ассиро-вавилонских клинообразных надписей о творении мира // ТКДА. 1901, № 10, отд. 5. С. 228–262.
178. Петров Н. Записка о состоянии Церковно-археологического музея и общества при КДА за первое десятилетие их существования (1872–1882) // ТКДА. 1882, № 12, отд. 6. С. 421–448.
179. Петров Н. Тридцатилетие ЦИАО при КДА // ТКДА. 1903, № 1, отд. 4. С. 134–151.
180. Пигулевская Н. Новые арамейские памятники из Гер-муполя // ВДИ. 1949, № 2. С. 267–268.
181. Погодин М. Судьбы археологии в России // Труды Первого археологического съезда в Москве (1869). М., 1871. Т. 1. С. 1–61.
182. Покладов А., диак. Находки в Иудейской пустыне и их значение для библейской науки: Стипендиатский отчет / МДА. Загорск, 1966.
183. Покровский Н.□ СПбАИ (1878–1903) // ВАИ. 1904. Вып. 16. С. III–XVI.
184. Полный православный богословский энциклопедический словарь: В 2 т. Репр. М., 1992.
185. Положение о МАИ // Памятная книжка слушателя МАИ. М., 1911. С. 3–8.
186. Положение о СПбАИ // ВАИ. 1901. Вып. 14. С. 3–7.
187. Попов Е., прот. Следы Священного Писания во Святой Земле // Странник. 1871, № 10. С. 46–78.
188. Порфирий (Успенский), еп. Святыни земли италийской (Из путевых записок 1854 г.). М., 1996.
189. Поснов М. К характеристике внутренней жизни «послепленного» иудейства // ТКДА. 1904, № 8, отд. 5. С. 629–658; № 10, отд. 6. С. 281–310; 1905, № 3, отд. 3. С. 360–404; № 7, отд. 2. С. 343–412.
190. Поэзия и проза Древнего Востока: [Сб.] / Под общ. ред. И. Брагинского. М., 1973.
191. Правила ВК ИМАО // Древности восточные: Труды ВК ИМАО. 1889. Т. 1. Вып. 1, отд. «Протоколы заседаний ВК ИМАО». С. 11–12.
192. Райт Дж. Библейская археология. СПб., 2003.
193. Ранович А. Социальная революция в Иудее в 66–73 гг. // ВДИ. 1937, № 1. С. 126–132.
194. Рудаков В. Пятидесятилетие Археологического общества // ИВ. 1896, № 5. С. 648–658.
195. Руснак П., прот. Археологические работы на Востоке и Библия: Курсовое сочинение / МДА. Загорск, 1970.
196. Рыбинский В. Вавилон и Библия // ТКДА. 1903, № 5, отд. 6. С. 113–144.
197. Рыбинский В. Из истории самарян // ТКДА. 1912, № 1, отд. 8. С. 119–162.
198. Рыбинский В. По поводу новейших археологических раскопок в Палестине // ТКДА. 1908, № 11, отд. 8. С. 436–458.
199. Рыбинский В. Религия самарян // ТКДА. 1912, № 5, отд. 7. С. 150–179; № 7–8, отд. 4. С. 337–374; № 9, отд. 6. С. 124–180.
200. Сафронов В., Николаева Н. История Древнего Востока в Ветхом Завете. М., 2001.
201. Сванидзе А. Названия древневосточных богов в грузинских песнях // ВДИ. 1937, № 1. С. 87–93.
202. Семенов Д. Русское Палестинское общество и его деятельность до войны 1914 г. // НВ. 1925, № 8–9. С. 210–214.
203. Синельников В., свящ. Туринская плащаница на заре новой эры. М., 2002.
204. Синило Г. Древние литературы Ближнего Востока и мир Танаха (Ветхого Завета). Минск, 1998.
205. Слуцкий С. Обзор десятилетней деятельности ВК // Древности восточные: Труды ВК ИМАО. 1901. Т. 2. Вып. 2, отд. «Протоколы заседаний ВК ИМАО за 1895–1900 гг.». С. 185–198.
206. Смирнов П. Библейская археология. Харбин, 1936.
207. Смирнов П. Первый год Археологического института в Смоленске // Памятка смольньская лета 7419-го, месяца октомврия, дьню 1-го. Смоленск, 1911. С. 51–55.
208. Сорокалетие научной и общественно-педагогической деятельности акад. Н. М. Никольского // ВДИ. 1940, № 3–4. С. 258–259.
209. Спицын А. Археологическая Императорская комиссия // Новый энциклопедический словарь / Изд.: Ф. Брокгауз, И. Ефрон. СПб., 1911. Т. 3. Стб. 847–848.
210. [Спицын А.] Археологические общества в России // Новый энциклопедический словарь / Изд.: Ф. Брокгауз, И. Ефрон. СПб., 1911. Т. 3. Стб. 858–871.
211. [Спицын А.] Археология в России // Новый энциклопедический словарь / Изд.: Ф. Брокгауз, И. Ефрон. СПб., 1911. Т. 3. Стб. 883–884.
212. Срезневский И. Несколько припоминаний о современном состоянии русской археологии //Труды Второго археологического съезда в Санкт-Петербурге. СПб., 1876. Вып. 1, отд. 4. Б. С. 1–15.
213. Старкова К. Рукописи из окрестностей Мертвого моря // ВДИ. 1956, № 1. С. 87–102.
214. Старкова К. «Странствие Авраама» // ПС. 1986. Вып. 28 (91). С. 69–73.
215. Струве В. Значение B.C. Голенищева для египтологии // Очерки по истории русского востоковедения. М., 1960. Сб. 3. С. 3–69.
216. Струве В. Израиль в Египте. Пг., 1920.
217. Струве В. История Древнего Востока. 2-е изд., перераб. и доп. М., 1941.
218. Струве В. Подлинная причина разрушения иудейского храма на Элефантине в 410 г. до н. э. // ВДИ. 1938, № 4. С. 99–119.
219. Струве В. Подлинный Манефоновский список царей Египта и хронология Нового Царства // ВДИ. 1946, № 4. С. 9–25.
220. Стучевский И. Земледельцы государственного хозяйства Древнего Египта эпохи Рамессидов. М., 1982.
221. Стучевский И. К толкованию данных папируса Вильбура о землепользовании и налогообложении в Египте времени Рамессидов // ВДИ. 1958, № 1. С. 77–93.
222. Тантлевский И. История и идеология кумранской общины. СПб., 1994.
223. Тексты Кумрана / Пер. с древнеевр. и арам., введ. и коммент. И. Амусина. М., 1971. Вып. 1.
224. Тексты Кумрана / Введ., пер. с древнеевр. и арам, и ком-мент. А. Газова-Гинзберга и др. М., 1996. [Вып. 2].
225. Терновский С. Краткий очерк библейской археологии: В 2 вып. М., 1891–1896.
226. Терновский С. Топография Иерусалима библейских времен // ПрС. 1912, № 11. С. 660–693.
227. Тов Э. Текстология Ветхого Завета. М., 2001.
228. Толковая Библия, или Комментарий на все книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета: В 12 т. / Изд. преемников А. П. Лопухина. 2-е изд. Репр. Стокгольм, 1987.
229. Троицкий И. Библейская археология. СПб., 1913.
230. Троицкий И. Конспект лекций по библейской археологии. СПб., [1896].
231. Троицкий С. Новейшие открытия в области библейской истории // Странник. 1910, № 2. С. 240–248.
232. Тураев Б. История Древнего Востока: В 2 ч. 2-е изд., испр. СПб., 1913.
233. Тураев Б. Наука о Древнем Востоке за 1914–1916 гг. // ИИ. 1916, № 3–4. С. 88–112.
234. Тураев Б. Новейшие успехи и современное состояние египтологии // ИО. 1897. Т. 9. С. 1–37.
235. Тураев Б. Очерк изучения финикийской древности // ИО. 1893. Т. 6, отд. 1. С. 1–76.
236. Тураев Б. Финикийская мифология // Финикийская мифология / Под общ. ред. Ю. Довженко. СПб., 1999. С. 37–184.
237. Успенский Ф. О РАИ в Константинополе // Труды Десятого археологического съезда в Риге (1896). М., 1900. Т. 3: Протоколы. С. 44–50.
238. Устав ИАО // Записки Санкт-Петербургского археологическо-нумизматического общества. 1850. Т. 2. С. IV–XII.
239. Устав ИППО. СПб., 1887.
240. Устав РАИ в Константинополе. Одесса, 1894.
241. Устав ЦИАО при КДА // ТКДА. 1901, № 12, отд. 8. С. 1–8.
242. Фармаковский Б. Последние научные предприятия РАИ в Константинополе // Труды Одиннадцатого археологического съезда в Киеве (1899). М., 1902. Т. 2: Протоколы. С. 79–80.
243. Фоменко К., прот. Сион (церковно-археологический экскурс) // ТКДА. 1914, № 4, отд. 8. С. 602–613.
244. Фрейман А. Согдийский рукописный документ астрологического содержания (календарь) // ВДИ. 1938, № 2. С. 34–49.
245. Фридрих И. Дешифровка забытых письменностей и языков. М., 1961.
246. Хрестоматия по истории Древнего Востока: В 2 ч. / Под ред. М. Коростовцева и др. М., 1980.
247. Цветков И. О значении открытия отделения МАИ в Калуге для изучения местной истории края //КС. 1911. Т. 6. С. 30–39.
248. Церен Э. Библейские холмы. М., 1986.
249. Церетели К. Арамейский амулет из Мцхета // ВДИ. 1999, № 3. С. 3–22.
250. Циркин Ю. История библейских стран. М., 2003.
251. Циркин Ю. Карфаген и его культура. М., 1986.
252. Циркин Ю. Некоторые вопросы социально-политической структуры Финикии // ВДИ. 1991, № 4. С. 3–13.
253. Циркин Ю. Финикийская культура в Испании. М., 1976.
254. Чайлд Г. Древнейший Восток в свете новых раскопок. М., 1956.
255. Чарльзуорт Д. Иисус и свитки Мертвого моря: что нам удалось узнать за пятьдесят лет // МБ. 2000, № 7. С. 39–57.
256. Шифман И. Древняя Финикия — мифология и история // Финикийская мифология / Под общ. ред. Ю. Довженко. СПб., 1999. С. 185–327.
257. Шифман И. Культура древнего Угарита (XIV–XIII вв. до н. э.). М., 1987.
258. Шифман И. Новые материалы к характеристике социальной структуры Иудейского государства // ЭВ. 1963. [Т.] 16. С. 21–28.
259. Шифман И. Сирийское общество эпохи принципата (I–III вв. н. э.). М., 1977.
260. Шифман И. Угаритское общество (XIV–XIII вв. до н. э.). М., 1982.
261. Шкаровский А. Масада // ДИ. 1967, № 6. С. 47–48.
262. Шмидт А. Развитие египтологии в России // Наука и ее работники. 1922, № 3–4. С. 15–20.
263. Шнирельман В. Археология и лингвистика: проблемы корреляции в контексте этногенетических исследований //ВДИ. 1996, № 4. С. 89–95.
264. Шокало А., прот. Вавилонское пленение Израиля по библейскому повествованию и научным данным: Курсовое сочинение / МДА. Загорск, 1972.
265. Шофман А. Религиозная политика Александра Македонского // ВДИ. 1977, № 2. С. 111–120.
266. Шпигельберг В. Пребывание Израиля в Египте в свете египетских источников. СПб., 1908.
267. Штоль Г. Пещера у Мертвого моря. М., 1965.
268. Щукарев А. РАИ в Константинополе // ВВ. 1895. Т. 2. Вып. 3. С. 489–492.
269. Эдакое А. Чужеземцы и храмы в Египте в VI–IV вв. до н. э. // Античная гражданская община: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. И. Свенцицкая. М., 1984. С. 56–70.
270. Эллинистический Ближний Восток, Византия и Иран: История и филология: Сб. в честь семидесятилетия чл.-кор. АН СССР Н. В. Пигулевской / Ред. колл.: А. Лундин и др. М., 1967.
271. Юнгеров П. Внебиблейские свидетельства о событиях, описываемых в Книге пророка Даниила // ПрС. 1888, № 1. С. 12–50.
272. Юнгеров П. Книга Есфири и внебиблейские памятники. Казань, 1891.
273. Юревич Д., свящ. Пророчества о Христе в рукописях Мертвого моря. СПб., 2004.
274. Яйленко В. Архаическая Греция и Ближний Восток. М., 1990.
275. Яковлев П. ИАК // ВАИ. 1888. Вып. 7, отд. 3. С. 20–22.
276. Янковская Н. Некоторые вопросы экономики ассирийской державы // ВДИ. 1956, № 1. С. 28–46.
277. Adams W. Invasion, Diffusion, Evolution? // Antiquity. 1968. V. 42, № 167. P. 194–215.
278. A Dictionary of the Bible. Dealing with Its Language, Literature and Contents. Including the Biblical Theology: In 4 v. / Ed.: J. Hastings. Edinburgh; N.Y., 1898–1902.
279. Aharoni Y. The Archaeology of the Land of Israel. Philadelphia, 1979.
280. Aharoni Y. The Horned Altar of Beer-Sheba // BA. 1974. V. 37, № 1. P. 2–6.
281. Aharoni Y. The Land of the Bible: A Historical Geography. Philadelphia, 1967.
282. Ahlstrom G. Judges 5:20 f. and History // JNES. 1977. V. 37, № 4. P. 287–288.
283. Ahlstrom G. Who Were the Israelites? Winona Lake, 1986.
284. Albright W. Abram the Hebrew: A New Archaeological Interpretation // BASOR. 1961, № 163. P. 36–54.
285. Albright W. A Hebrew Letter from the Twelfth Century B.C. // BASOR. 1939, № 73. P. 9–13.
286. Albright W. An Aramaean Magical Text in Hebrew from the Seventh Century B.C. // BASOR. 1939, № 76. P. 5–11.
287.Albright W. A Reexamination of the Lachish Letters // BASOR. 1939, № 73. P. 16–21.
288. Albright W. A Votive Stele Erected by Ben-Haddad I of Damascus to the God Melcarth // BASOR. 1942, № 87. P. 23–29.
289. Albright W. From the Stone Age to Christianity. 2nd ed. Garden City, 1957.
290. Albright W. New Light on Early Recensions of the Hebrew Bible // BASOR. 1955, № 140. P. 27–33.
291. Albright W. The Archaeology of Palestine. Harmond-sworth, 1960.
292. Albright W. The Biblical Period from Abraham to Ezra: A Historical Survey. [N.Y.], 1963.
293. Albright W. The Chronology of the Divided Monarchy of Israel // BASOR. 1945, № 99. P. 16–22.
294. Albright W. The Excavation of Tell Beit Mirsim, I: The Pottery of the First Three Campaigns // AASOR. 1932. V. 12.
295. Albright W. TheGezer Calendar // BASOR. 1943, № 92. P. 16–26.
296. Albright W. The Impact of Archaeology on Biblical Research—1966 // New Directions in Biblical Archaeology / Eds.: D. Freedman, J. Greenfield. Garden City, 1971. P. 1–16.
297. Albright W. The Israelite Conquest of Canaan in the Light of Archaeology // BASOR. 1939, № 74. P. 11–23.
298. Albright W. The Old Testament and the Archaeology of Palestine // The Old Testament and Modern Study: A Generation of Discovery and Research / Ed.: H. Rowley. Oxford, 1951. P. 1–26.
299. Albright W. The Present State of Syro-Palestinian Archaeology // The Haverford Symposium on Archaeology and the Bible / Ed.: E. Grant. New Haven, 1938. P. 1–46.
300. Albright W. The Role of the Canaanites in the History of Civilisation // The Bible and the Ancient Near East. N.Y., 1960. P. 328–362.
301. Albright W. The Smaller Beth-Shan Stele of Sethos I (1309–1290 B.C.) // BASOR. 1952, № 125. P. 24–32.
302. Albright W. Two Cressets from Marisa and the Pillars of Jachin and Boaz 11 BASOR. 1942, № 85. P. 18–27.
303. Albright W. Yahweh and the Gods of Canaan. L., 1968.
304. Albright W., Kelso J. The Excavation of Bethel (1934–1960) // AASOR. 1968. V. 39.
305. Alt A. Die Landnahme der Israeliten in Palastina. Leipzig, 1925.
306. Alt A. Die Staatenbildung der Israeliten in Palastina. Leipzig, 1930.
307. Amiran R., Beck P., Zevulun U. Ancient Pottery of the Holy Land from Its Beginnings in the Neolithic Period to the End of the Iron Age. Jerusalem, 1969.
308. Amiran R., Eitan A. Excavations in the Courtyard of the Citadel. Jerusalem, 1968–1969 // IEJ. 1970. V. 20, № 1. P. 9–17.
309. Ancient Near Eastern Texts Relating to the Old Testament / Ed.: J. Pritchard. 3rd ed. Princeton, 1969.
310. Aufrecht W. The State of Near Eastern Archaeology // BASOR, 1999, № 314. P. 71–75.
311. Avigad N. Discovering Jerusalem. Nashville, 1983.
312. Avigad N. Hebrew Bullae from the Time of Jeremiah. Jerusalem, 1986.
313. Avi-Yonah M. The Holy Land from the Persian to the Arab Conquests (536 B.C. to A.D. 640): A Historical Geography. Grand Rapids, 1966.
314. Bahat D. Carta’s Historical Atlas of Jerusalem. Jerusalem, 1983.
315. Bar Adon P. The Cave of the Treasure. The Finds from the Caves in Nahal Mishmar. Jerusalem, 1971.
316. Barkay G. A Late Bronze Age Egyptian Temple in Jerusalem? // IEJ. 1996. V. 46, № 1–2. P. 23–43.
317. Barrois A.-G. Manuel d’arcl^ologie biblique: En 2 t. P., 1939–1953.
318. Bar-Yosef O. The Walls of Jericho: An Alternative Interpretation // CAn. 1986. V. 27, № 2. P. 157–162.
319. Bar-Yosef O., MazarA. Israeli Archaeology // WA. 1982. V. 13, № 3. P. 310–325.
320. Ben-Arieh S., NetzerE. Excavations along the «Third Wall» of Jerusalem, 1972–1974 // IEJ. 1974. V. 24. P. 97–107.
321. Ben-Arieh Y. The Rediscovery of the Holy Land in the Nineteenth Century. Jerusalem; Detroit, 1979.
322. Bennett C.-M. Soundings at Dhra’, Jordan //Levant. 1980. V. 12. P. 30–39.
323. Bienkowski P. Jericho in the Late Bronze Age. Warminster, 1986.
324. Bimson J. Redating the Exodus and Conquest. Sheffield, 1978.
325. Biran A. The Triple-Arched Gate of Laish at Tel Dan //IEJ. 1984. V. 34, № 1. P. 1–19.
326. BiranANaveh J. An Aramaic Stele Fragment from Tel Dan // IEJ. 1993. V. 43, № 2–3. P. 81–98.
327. Bliss F. The Development of Palestine Exploration. N.Y., 1906.
328. Boling R. The Early Biblical Community in Transjordan. Sheffield, 1988.
329. Bordreuil P., Israel F., Pardee D. King’s Command and Widow’s Plea: Two New Hebrew Ostraca of the Biblical Period // NEA. 1998. V. 61, № 1. P. 2–13.
330. Borowski O. Agriculture in Iron Age Israel. Winona Lake, 1987.
331. Broshi M. Along Jerusalem’s Walls // BA. 1977. V. 40, № 1. P. 11–17.
332. Broshi M. The Expansion of Jerusalem in the Reigns of Hezekiah and Manasseh // IEJ. 1974. V. 24. P. 21–26.
333. Broshi M., Gophna R. The Settlements and Population of Palestine during the Early Bronze Age II–III // BASOR. 1984, № 253. P. 41–53.
334. Budge E. The Mummy: Chapters on Egyptian Funereal Archaeology. 2nd ed. Cambridge, 1894.
335. Burrows M. The Dating of the Dead Sea Scrolls // BASOR. 1951, № 122. P. 4–6.
336. Busink T. Der Tempel von Jerusalem. Von Salomo bis Herodes… Leiden, 1970.
337. Callaway J. Excavating Ai (et-Tell): 1964–1972 // BA. 1976. V. 39, № 1. P. 18–30.
338. Callaway J. The Settlement in Canaan: The Period of the Judges // Ancient Israel: A Short History from Abraham to the Roman Destruction of the Temple / Ed.: H. Shanks. Englewood Cliffs; Washington, 1988. P. 53–84.
339. Campbell E. The Chronology of the Amarna Letters. Baltimor, 1964.
340. Carleton P. Buried Empires: The Earliest Civilisations of the Middle East. L., 1939.
341. Chaney M. Ancient Palestinian Peasant Movements and the Formation of Premonarchic Israel // Palestine in Transition: The Emergence of Ancient Israel / Eds.: D. Freedman, D. Graf. Sheffield, 1983. P. 36–90.
342. Clay A. Business Documents of Murashti Sons of Nippur Dated in the Reign of Darius II (424–404 B.C.). Philadelphia, 1904-1912.
343. Cohen A. Arab Border-Villages in Israel. Manchester, 1965.
344. Cross F., Jr. Canaanite Myth and Hebrew Epic: Essays in the History of the Religion of Israel. Cambridge, 1973.
345. Cross F., Jr. Papyri of the Fourth Century B.C. from Daliyeh // New Directions in Biblical Archaeology / Eds.: D. Freedman, J. Greenfield. Garden City, 1971. P. 45–69.
346. Cross F., Jr. The Discovery of the Samaria Papyri // BA. 1963. V. 26, № 4. P. 110–121.
347. Cross F., Jr. The Manuscripts of the Dead Sea Caves // BA. 1954. V. 17, № 1. P. 2–21.
348. Cross F., Jr. The Papyri and Their Historical Implications // Discoveries in the Wadi ed-Daliyeh // AASOR. 1974. V. 41. P. 17–29.
349. Cross F., Jr. W.-F. Albright’s View of Biblical Archaeology and Its Methodology // BA. 1973. V. 36, № 1. P. 2–5.
350. Crowfoot J., Fitzgerald G. Excavations in the Tyropoeon Valley, Jerusalem, 1927. L., 1929.
351. Daiches S. The Jews in Babylonia in the Time of Ezra and Nehemiah according to Babylonian Inscriptions. L., 1910.
352. Darnell J., Jasnow R. On the Moabite Inscriptions of Ramesses II at Luxor Temple //JNES. 1993. V. 52, № 4. P. 263–274.
353. Delitzsch F. Zweiter Vortrag liber Babel und Bibel. Stuttgart, 1903.
354. Dever W. Archaeology and Biblical Studies: Retrospects and Prospects. Evanston, 1974.
355. Dever W. Biblical Theology and Biblical Archaeology: An Appreciation of G. Ernest Wright // HTR. 1980. V. 73, № 1–2. P. 1–15.
356. Dever W. Monumental Architecture in Ancient Israel in the Period of the United Monarchy // Studies in the Period of David and Solomon and Other Essays: Papers, read at the International Symposium for Biblical Studies. Tokyo, 5–7 Dec., 1979 / Ed.: T. Ishida. Winona Lake, 1982. P. 269–306.
357. Dever W. New Vistas on the ЕВ IV («MB I») Horizon in Syria-Palestine // BASOR. 1980, № 237. P. 35–64.
358. Dever W. Retrospects and Prospects in Biblical and Syro-Palestinian Archaeology // BA. 1982. V. 45, № 2. P. 103–107.
359. Dever W. Syro-Palestinian and Biblical Archaeology // The Hebrew Bible and Its Modern Interpreters / Eds.: D. Knight, G. Tucker. Philadelphia, 1985. P. 31–74.
360. Dever W. The Impact of the «New» Archaeology on Syrio-Palestinian Archaeology // BASOR. 1981, № 242. P. 15–29.
361. Dever W. The Middle Bronze Age: The Zenith of the Urban Canaanite Era // BA. 1987. V. 50, № 3. P. 149–177.
362. Dever W. et al. Gezer IV. Jerusalem, 1986.
363. Dornemann R. The Archaeology of the Transjordan in the Bronze and Iron Ages. Milwaukee, 1983.
364. Egan V., Bikai P. Archaeology in Jordan // AJA. 1999. V. 103, № 3. P. 485–520.
365. Encyclopedia of Archaeological Excavations in the Holy Land: In 4 v. / Ed.: M. Avi-Yonah. N.Y.; Jerusalem. 1975–1978.
366. Faulkner R. Egyptian Military Standards // JEA. 1941. V. 27. P. 12–18.
367. Finegan J. The Archaeology of the New Testament: The Life of Jesus and the Beginning of the Early Church. Princeton, 1969.
368. Finkelstein I. Hazor and the North in the Iron Age: A Low Chronology Perspective // BASOR. 1999, № 314. P. 55–70.
369. Freedman D. The Relationship of Archaeology to the Bible // BARev. 1985. V. 11, № 1. P. 6.
370. Frick F. The Formation of the State in Ancient Israel. Sheffield, 1985.
371. Friedman R. The Tabernacle in the Temple // BA. 1980. V. 43, № 4. P. 241–248.
372. Fritsch Ch. The Qumran Community: Its History and Scrolls. N.Y., 1956.
373. Fritz V. Conquest or Settlement? The Early Iron Age in Palestine // BA. 1987. V. 50, № 2. P. 84–100.
374. Fritz V. The Israelite «Conquest» in the Light of Recent Excavations of Khirbet el-Meshash // BASOR. 1981, № 241. P. 61–73.
375. Gal Z. Lower Galilee during the Iron Age. Winona Lake, 1992.
376. Galling K. Die Syrisch-Palastinische Ktiste nach der Beschreibung bei Pseudo-Skylax // ZDPV. 1938. Bd. 61. S. 66–96.
377. Gibson J. Canaanite Myths and Legends. Edinburgh, 1978.
378. Glueck N. An Aerial Reconnaissance in Southern Transjordan // BASOR. 1937, № 66. P. 27–28; № 67. P. 19–26.
379. Glueck N. Explorations in Eastern Palestine III // BASOR. 1936, № 64. P. 9–10; 1937, № 65. P. 8–29.
380. Glueck N. On the Occasion of the Centenary of Edward Robinson’s First Journey to Palestine in 1838 // BASOR. 1939, № 74. P. 2–4.
381. Glueck N. The Other Side of the Jordan. New Haven, 1945.
382. Glueck N. The Second Campaign at Tell el-Kheleifeh (Ezion-Geber: Elath) // BASOR. 1939, № 75. P. 8–22.
383. GolaniA., Sass B. Three Seventh-Century B.C.E. Hoards of Silver Jewelery from Tel Miqne-Ekron // BASOR, 1998, № 311. P. 57–81.
384. Gonen R. Urban Canaan in the Late Bronze Period // BASOR. 1984, № 253. P. 61–73.
385. Gordon C. Lachish Letter IV // BASOR. 1937, № 67. P. 30–32.
386. Gordon C. The Story of Jacob and Laban in the Light of the Nuzi Tablets 11 BASOR. 1937, № 66. P. 25–27.
387. Gottwald N. The Tribes of Yahweh: A Sociology of the Religion of Liberated Israel, 1250–1050 B.C.E. Maryknoll, 1979.
388. Gray J. The Legacy of Canaan: The Ras Shamra Texts and Their Relevance to the Old Testament. Leiden, 1957.
389. Grayson A. Assyrian Rulers of the Third and Second Millennia B.C. (to 1115 B.C.). Toronto, 1987.
390. Greenberg R. New Light on the Early Iron Age at Tell Beit Mirsim // BASOR. 1987, № 265. P. 55–80.
391. Guthe H. Geschichte des Volkes Israel. Grundrip der Theologischen Wissenschaften. Freiburg i. B., 1899.
392. Halpern B. Research Design in Archaeology: The Interdisciplinary Perspective // NEA. 1998. V. 61, № 1. P. 53–65.
393. Hamilton M. The Past as Destiny: Historical Visions in Sam’al and Judah under Assyrian Hegemony // HTR. 1998. V. 91, № 3. P. 215–250.
394. Hamrick Е. The Third Wall of Agrippa I // BA. 1977. V. 40, № 1. P. 18–23.
395. Haran M. Temples and Temple-Service in Ancient Israel. Oxford, 1977.
396. Harding G. Khirbet Qumran and Wady Murabba’at: Fresh Light on the Dead Sea Scrolls and New Manuscript Discoveries in Jordan // PEQ. 1952. V. 84, May — October. P. 104–109.
397. Hauptmann A., Begemann F., Schmitt-Strecker S. Copper Objects from Arad — Their Composition and Provenance // BASOR. 1999, № 314. P. 1–17.
398. Hennessy J. Preliminary Report on Excavations at the Damascus Gate, Jerusalem (1964–1966) // Levant. 1970. V. 2. P. 22–27.
399. Herr L. The Palaeography of West Semitic Stamp Seals // BASOR. 1998, № 312. P. 45–77.
400. Hirschfeld Y. Early Roman Manor Houses in Judea and the Site of Khirbet Qumran // JNES. 1998. V. 57, № 3. P. 161–189.
401. Hopkins I. Jerusalem: A Study in Urban Geography. Grand Rapids, 1970.
402. Horn S. The Divided Monarchy: The Kingdoms of Judah and Israel // Ancient Israel: A Short History from Abraham to the Roman Destruction of the Temple / Ed.: H. Shanks. Englewood Cliffs; Washington, 1988. P. 109–149.
403. Ibrahim М., Sauer J., Yassine K. The East Jordan Valley Survey, 1975 // BASOR. 1976, № 222. P. 41–66.
404. Jeremias A. Im Kampfe um Babel und Bibel. 2-e Aufl. Leipzig, 1903.
405. Kaufman A. A Note on Artistic Representations of the Second Temple of Jerusalem // BA. 1984. V. 47, № 4. P. 253–254.
406. Kaufmann Y. The Biblical Account of the Conquest of Palestine. Jerusalem, 1953.
407. Keilinschriftliche Bibliothek / Hrsg. von E. Schrader. B., 1896.
408. Kelm G., Mazar A. Timnah: A Biblical City in the Sorek Valley. Winona Lake, 1995.
409. Kempinski A. Gezer: Re-excavating Ancient Sites in Israel: Review Article // IEJ. 1993. V. 43, № 2–3. P. 174–180.
410. Kenyon K. Archaeology in the Holy Land. N.Y., 1960.
411. Kenyon K. Digging up Jericho. L., 1957.
412. Kenyon К. Digging up Jerusalem. N.Y., 1974.
413. Kenyon K. Excavations in Jerusalem, 1961 // PEQ. 1962. V. 94, January — June. P. 72–89;… 1962 // PEQ. 1963. V. 95, January — June. P. 7–21;… 1965 // PEQ. 1966. V. 98, January— June. P. 73–88;… 1967 // PEQ. 1968. V. 100, July — December. P. 97–111.
414. King P. American Archaeology in the Mideast. A History of the American Schools of Oriental Research. Philadelphia, 1983.
415. Kittel R. Geschichte des Volkes Israel: Im 2 Bd. 4-e Aufl. Gotha, 1921–1922.
416. Klengel H. Geschichte Syriens im 2. Jahrtausend v.u.Z.: Im 3 Bd. B., 1965–1970.
417. Kletter R. Pots and Polities: Material Remains of Late Iron Age Judah in Relation to Its Political Borders // BASOR. 1999, № 314. P. 19–54.
418. Kugler F. Im Bannkreis Babels. Munster, 1910.
419. Lance H. American Biblical Archaeology in Perspective // BA. 1982. V. 45, № 2. P. 97–101.
420. Lance H. The Old Testament and the Archaeologist. Philadelphia, 1981.
421. Lapp P. Biblical Archaeology and History. Cleveland, 1969.
422. Liverani M. Political Lexicon and Political Ideologies in the Amarna Letters // Berytus: Archaeological Studies. 1983. V. 31. P. 41–56.
423. Macalister R., Duncan J. Excavations on the Hill of Ophel, Jerusalem, 1923–1925. L., 1926.
424. Magen M. Recovering Roman Jerusalem — The Entryway beneath Damascus Gate // BARev. 1988. V. 15. P. 48–56.
425. Malamat A. A Political Look at the Kingdom of David and Solomon and Its Relations with Egypt // Studies in the Period of David and Solomon and Other Essays: Papers, read at the International Symposium for Biblical Studies, Tokyo, 5–7 Dec., 1979 / Ed.: T. Ishida. Winona Lake, 1982. P. 189–204.
426. Malamat A. Mari and the Bible: A Collection of Studies. Jerusalem, 1973.
427. Marchetti N., Nigro L., Sarie* I. Preliminary Report on the First Season of Excavations of the Italian-Palestinian Expedition at Tell es-Sultan / Jericho, April — May, 1997 // PEQ. 1998. V. 130, July — December. P. 121–144.
428. Mazar A. Giloh: An Early Israelite Settlement Site near Jerusalem // IEJ. 1981. V. 31, № 1–2. P. 1–36.
429. Mazar A. Israeli archaeologists // Benchmarks in Time and Culture: An Introduction to Palestinian Archaeology: Dedicated to Joseph A. Callaway / Eds.: J. Drinkard, G. Mattingly, J. Miller. Atlanta, 1988. P. 109–128.
430. Mazar A. The Archaeology of the Land of the Bible: 10000-586 B.C.E. Garden City, 1990.
431. Mazar B. Herodian Jerusalem in the Light of the Excavations South and South-West of the Temple Mount // IEJ.
1978. V. 28, № 4. P. 230–237.
432. Mazar B. The Early Israelite Settlement in the Hill Country // BASOR. 1981, № 241. P. 75–85.
433. Mazar B. The Excavation South and West of the Temple Mount in Jerusalem: The Herodian Period // BA. 1970. V. 33, № 2. P. 47–60.
434. McEwan C. The Syrian Expedition of the Oriental Institute of the University of Chicago // AJA. 1937. V. 41, № 1. P. 8–16.
435. Mendelsohn I. State Slavery in Ancient Palestine // BASOR. 1942, № 85. P. 14–17.
436. Mendenhall G. The Hebrew Conquest of Palestine // BA. 1962. V. 25, № 3. P. 66–87.
437. Meyer E. Der Papyrusfund von Elephantine. Leipzig, 1912.
438. Meyers E. The Bible and Archaeology // BA. 1984. V. 47, № 1. P. 36–40.
439. Milgrom J. The Temple Scroll 11 BA. 1978. V. 41, № 3. P. 105–120.
440. Millard A. A Wandering Aramean // JNES. 1980. V. 39, № 2. P. 153–155.
441. Miller J. Approaches to the Bible through History and Archaeology: Biblical History as a Discipline // BA. 1982. V. 45, № 4. P. 211–223.
442. Miller J. Recent Archaeological Developments Relevant to Ancient Moab // Studies in the History and Archaeology of Jordan / Ed.: A. Hadidi. Amman, 1982. V.l. P. 169–173.
443. Miller J. The Old Testament and the Historian. Philadelphia, 1976.
444. Moorey P. Excavation in Palestine. Guildford, 1981.
445. Murphy-O’Connor J. The Holy Land: An Archaeological Guide from Earliest Times to 1700. 2nd ed. N.Y., 1986.
446. Na’aman N. Habiru and Hebrews: The Transfer of a Social Term to the Literary Sphere //JNES. 1986. V. 45, № 4. P. 271–288.
447. Noth M. Aufsatze zur biblischen Landes- und Alter-tumskunde. Neukirchen-Vluyn, 1971.
448. Noth M. Das System der zwolf Stamme Israels. Stuttgart, 1930.
449. Noth M. Uberlieferungsgeschichte des Pentateuch. Stuttgart, 1948.
450. Oettli S. Der Kampf um Bibel und Babel. 4-e Auf 1. Leipzig, 1903.
451. Oldenburg U. The Conflict between El and Ba’al in Canaanite Religion. Leiden, 1969.
452. Oren E. Migdol: A New Fortress on the Edge of the Eastern Nile Delta // BASOR. 1984, № 256. P. 7–44.
453. Ottosson M. Temples and Cult Places in Palestine. Uppsala, 1980.
454. Otzen B. Israel under the Assyrians // Power and Propaganda: A Symposium on Ancient Empires, University of Copenhagen, 19–21 Sept., 1977 / Ed.: M. Larsen. Copenhagen, 1979. P. 251–261.
455. Palestine in the Bronze and Iron Ages: Papers in Honor of Olga Tufnell / Ed.: J. Tubb. L., 1985.
456. Parrot A. The Temple of Jerusalem. L., 1957.
457. Paul S., DeverW. Biblical Archaeology. Jerusalem, 1973.
458. Petrie W. Egypt and Israel. L.; N.Y., 1911.
459. Puech E. The Necropolises of Khirbet Qumr&n and Ain el-Ghuweir and the Essene Belief in Afterlife // BASOR. 1998, № 312. P. 21–36.
460. Raban A. The Philistines in the Western Jezreel Valley // BASOR. 1991, № 284. P. 17–27.
461. Recent Archaeology in the Land of Israel / Eds.: H. Shanks et al. Washington; Jerusalem, 1984.
462. Recent Excavations in Israel: Studies in Iron Age Archaeology // AASOR. 1989. V. 49.
463. Red ford D. The Ashkelon Relief at Karnak and the Israel Stela // IEJ. 1986. V. 36, № 3–4. P. 188–200.
464. Redmount C. Ethnicity, Pottery and the Hyksos at Tell el-Maskhuta in the Egyptian Delta//BA. 1995. V. 58, № 4. P. 182–190.
465. Renan E. Mission de Phenicie. P., 1864.
466. Richard S. The Early Bronze Age: The Rise and Collapse of Urbanism // BA. 1987. V. 50, № 1. P. 22–43.
467. Ronen Y. The Weight Standards of the Judean Coinage in the Late Persian and Early Ptolemaic Period // NEA. 1998. V. 61, № 2. P. 122–126.
468. Rosenthal F. The Script of Ostracon No. 6043 from Ezion-Geber // BASOR. 1942, № 85. P. 8–9.
469. Rowley H. From Joseph to Joshua: Biblical Traditions in the Light of Archaeology. Oxford, 1950.
470. Sauer J. Syro-Palestinian Archaeology, History and Biblical Studies // BA. 1982. V. 45, № 4. P. 201–209.
471. Schonfield Н. Secrets of the Dead Sea Scrolls: Studies towards Their Solution. L., 1956.
472. Schrader E. Die Keilinschriften und das Alte Testament. Giessen, 1872.
473. Sellin E. Tell Ta’annek. Wien, 1904.
474. Shiloh Y. Excavations at the City of David I, 1978–1982 // Qedem. Monographs of the Institute of Archaeology / The Hebrew University of Jerusalem. Jerusalem, 1984, № 19.
475. Shiloh Y. The City of David Archaeological Project: The Third Season, 1980 // BA. 1981. V. 44, № 3. P. 161–170.
476. Shiloh Y. The Population of Iron Age Palestine in the Light of a Sample Analysis of Urban Plans, Areas and Population Density // BASOR. 1980, № 239. P. 25–35.
477. Singer I. Merneptah’s Campaign to Canaan and the Egyptian Occupation of the Southern Coastal Plain of Palestine in the Ramesside Period // BASOR. 1988, № 269. P. 1–10.
478. Stade B. Geschichte des Volkes Israel: Im 2 Bd. B., 1887–1888.
479. Stager L. The Archaeology of the Family in Ancient Israel // BASOR. 1985, № 260. P. 1–35.
480. Stern E. A Phoenician-Cypriote Votive Scapula from Tel Dor: A Maritime Scene // IEJ. 1994. V. 44, № 1–2. P. 1–12.
481. Stern E. Israel at the Close of the Period of the Monarchy: An Archaeological Survey // BA. 1975. V. 38, № 2. P. 26–54.
482. Stern E. Material Culture of the Land of the Bible in the Persian Period (538–332 B.C.E.). Warminster, 1982.
483. Stern E. The Bible and Israeli Archaeology //Archaeology and Biblical Interpretation: Essays in Memory of D. Glenn Rose / Eds.: L. Perdue, L. Toombs, G. Johnson. Atlanta, 1987. P. 31–40.
484. Steuernagel C. Die Einwanderung der Israelitischen Stamme in Kanaan. B., 1901.
485. Steuernagel C. Tell el-Mutesellim. Leipzig, 1908.
486. Strange J. New Developments in Greco-Roman Archaeology in Palestine // BA. 1982. V. 45, № 2. P. 85–88.
487. Studies in the History and Archaeology of Jordan: In 4 v. / Ed.: A. Hadidi. Oxford; Amman, 1982–1989.
488. Sukenik E., Mayers L. The Third Wall of Jerusalem. Jerusalem, 1930.
489. The Archaeology of Jordan and Other Studies: Presented to Siegfried H. Horn / Eds.: L. Geraty, L. Herr. Berrien Springs, 1986.
490. The New Encyclopedia of Archaeological Excavations in the Holy Land: In 4 v. / Ed.: E. Stern. Jerusalem; N.Y., 1993.
491. The Oxford Encyclopedia of Archaeology in the Near East: In 5 v. / Ed.: E. Meyers. N.Y.; Oxford, 1997.
492. The Westminster Historical Atlas to the Bible / Eds.: G. Wright, F. Filson. Philadelphia, 1945.
493. Toombs L. The Development of Palestinian Archaeology as a Discipline // BA. 1982. V. 45, № 2. P. 89–91.
494. Ussishkin D. Where Is Israeli Archaeology Going? // BA. 1982. V. 45, № 2. P. 93–95.
495. Van Buren E.-D. A Collection of Cylinder Seals in the Biblioteca Vaticana // AJA. 1942. V. 46, № 3. P. 360–365.
496. Vaux R. de. Histoire ancienne d’Isra§l: En 2 t. P., 1971–1973.
497. Vaux R. de. Le sens de Г expression «peuple du pays» dans l’Ancien Testament et le role politique du peuple en Isгаёl // RA. 1964. V. 58, № 4. P. 167–172.
498. Vaux R. de. On Right and Wrong Uses of Archaeology // Near Eastern Archaeology in the Twentieth Century: Essays in Honor of Nelson Glueck / Ed.: J. Sanders. Garden City, 1970. P. 64–80.
499. Vigouroux F. La Bible et les decouvertes modernes en Palestine, en Egypte et en Assyrie: En 4 t. 3-e ed. P., 1881–1882.
500. Vincent L.-H. Canaan, d’aprfes Г exploration recente. P., 1907.
501. Vincent L.-H. Underground Jerusalem. Discoveries on the Hill of Ophel (1909–1911). L.,1911.
502. Waldbaum J. From Bronze to Iron: The Transition from the Bronze Age to the Iron Age in the Eastern Mediterranean. Goteborg, 1978.
503. Warren Ch. Underground Jerusalem. L., 1876.
504. Weill R. La cite de David… Campagne de 1913–1914. P., 1920.
505. Weill R. La cite de David… Campagne de 1923–1924. P., 1947.
506. Weinberg S. Post-exilic Palestine: An Archaeological Report. Jerusalem, 1969.
507. Weinfeld M. Cult Centralization in Israel in the Light of a Neo-Babylonian Analogy // JNES. 1964. V. 23, № 3. P. 202–212.
508. Weinstein J. The Egyptian Empire in Palestine: A Reassessment // BASOR. 1981, № 241. P. 1–28.
509. Whitelam K. The Defence of David // JSOT. 1984. V. 29. P. 61–87.
510. Wilkinson J. Ancient Jerusalem: Its Water Supply and Population // PEQ. 1974. V. 106, January — June. P. 33–51.
511. Williamson H. Nehemiah’s Walls Revisited//PEQ. 1984. V. 116, July — December. P. 81–88.
512. Wilson Ch., Warren Ch. The Recovery of Jerusalem. L., 871.
513. Wilson E. The Scrolls from the Dead Sea. L., 1956.
514. Woolley L. A Forgotten Kingdom. Baltimore, 1953.
515. Worschech U. Egypt and Moab // BA. 1997. V. 60, № 4. P. 29–236.
516. Wright G. Archaeology and Old Testament Studies // JBL. 958. V. 77, p. l. P. 39–51.
517. Wright G. Biblical Archaeology Today // New Directions l Biblical Archaeology / Eds.: D. Freedman, J. Greenfield. Garden city, 1971. P. 167–186.
518. Wright G. Dr. Waterman’s View Concerning the Solomonic emple // JNES. 1948. V. 7, № 1. P. 53.
519. Wright G. Iron: The Date of Its Introduction into Common se in Palestine // AJA. 1939. V. 43, № 3. P. 458–463.
520. Wright G. Palestine in the Chalcolithic Age // BASOR. 937, № 66. P. 21–25.
521. Wright G. Solomon’s Temple Resurrected // BA. 1941. V., № 2. P. 17–31.
522. Wright G. The Literary and Historical Problem of Joshua 0 and Judges 1 // JNES. 1946. V. 5, № 2. P. 105–114.
523. Wright G. The «New» Archaeology // BA. 1974. V. 37, № 3–4. P. 104–115.
524. Wright G. The Present State of Biblical Archaeology // The Study of the Bible Today and Tomorrow / Ed.: H. Willoughby, Chicago, 1947. P. 74–97.
525. Wright G. The Significance of the Temple in the Ancient Near East. Part 3: The Temple in Palestine — Syria // BA. 1944. V., № 4. P. 65–77.
526. Wright G. What Archaeology Can and Cannot Do // BA. 971. V. 34, № 3. P. 70–76.
527. Yadin Y. Hazor. The Rediscovery of a Great Citadel of the Bible. N.Y., 1975.
528. Yadin Y. The Art of Warfare in Biblical Lands in the Light of Archaeological Study: In 2 v. L., 1963.
Больше книг на Golden-Ship.ru
Глава написана по материалам следующих изданий: Каледа Г., прот. Плащаница Господа нашего Иисуса Христа. М., 1995; Новеллы Д. Туринская плащаница: вопрос остается открытым. М., 2000; Синельников В., свящ. Туринская плащаница на заре новой эры. М., 2002.