Григорий Двоеслов, святитель (Великий)
Правило пастырское, или О пастырском служении
Ред. Golden-Ship.ru 2015
Достоуважаемому и всечестнейшему брату Иоанну соепископу, Григорий.
Не нарушая скромности и благорасположения ко мне, ты упрекаешь меня, возлюбленный брат, за то, что я, скрывшись, хотел было уклониться от принятия на себя многотрудного служения пастырского. Чтобы это служение кому-либо не показалось делом легким и маловажным, я излагаю в настоящем сочинении все, что относится, по моему разумению, в трудности и важности онаго. Этим хочу я предостеречь как тех, которые не вступали еще в звание пастырского служения, чтобы в избрании его не были опрометчивы, так и тех, которые необдуманно домогаются этого звания, чтобы на принятие онаго смотрели со страхом и трепетом. В книге этой все рассуждение разделяется у нас на четыре части, дабы читатель мог с отчетливостью переходить от предмета к предмету шаг за шагом, как бы по ступеням лествицы, именно: чтобы каждый, кому обстоятельства указывают вступить на поприще пастырского служения, предварительно размыслил и надлежащим образом обсудил, каким он должен явиться на высоте этого служения; а достигнув онаго законно, какую должен он вести жизнь во всю жизнь призвания своего: живя же достойно призвания, каким образом надлежит ему поучать паству свою; наконец, право правяще слово истины, с каким вниманием нужно ему ежедневно следить и за собственными немощами, чтобы ни высота его служения не была чужда смирения, ни образ жизни его не был в противоречии с достоинством сана, ни назидательность словесного учительства его не расходилась с назидательностью доброго поведения, ни учительство не увлекало его к гордости и самообольщению. И так, прежде всего, пусть страх умеряет в нас стремление к пастырскому служению; потом, пусть прохождение этого служения достигнутого без домогательств, оправдывается и самою жизнью пастыря; далее, необходимо, чтобы с добрыми качествами жизни пастырской приумножались и благие плоды устной проповеди между пасомыми; а в довершение всего, нужно, чтобы пастырь размышлением о своей немощи обуздывал всякое самообольщение относительно своих совершенств, да не погасит их гордыня превозношения пред взором невидимого Судии. А так-как многие, подобные мне, невежды, не испытав себя, усильно желают и домагаются учить других тому, чему сами не учились, и, не зная важности пастырского служения, считают его самым легким; то я постараюсь вразумить таковых в самом начале этого сочинения, дабы столь опрометчиво отваживающихся, без всякого обучения, овладеть священным местом учительства отразить у самых, так сказать, врат храма и остановить их дерзновение.
Источник: Правило пастырское или о пастырском служении. Святаго Григория Великаго-Двоеслова. — Переведено с латинского заслуженным Профессором Академии Д. С. С. Давидом Подгурским. — Киев: Тип. И. и А. Давиденко (аренд. С. Кульженко и В. Давиденко), 1872. — С. 3–4.
(обратно)Никто в мире не берется учить других какому либо искусству, не изучив его сам наперед с самою тщательною подготовкою. Как же безрассудно поступают те, которые дерзают принимать на себя пастырское служение, нисколько не приготовившись в этому служению, между тем как управление душами человеческими есть искусство из искусств! А кто не знает, что душевные болезни сокровеннее и опаснее болезней телесных? И однако же часто случается видеть, что вовсе незнакомые с духовными правилами не страшатся выдавать себя за врачей душ, тогда как не знающие силы и действия трав и мазей не смеют выдавать себя за врачей телесных. Но так как теперь, при содействии Божьем, всякая уже власть нынешнего века преклоняется под иго веры; то вот и находятся люди, которые в самой Церкви святой, под видом управления ею, домогаются суетной славы и почестей: желают казаться учителями, стараются одни пред другими превзойти всех прочих, и, как свидетельствует самая Истина, любят первыя целования на торжищах, первовозлежния на вечерях и председания на сонмищах (Матф. 23, 6–7; Марк. 12, 38–39; Лук. 20, 46). Но таковые люди потому уже самому не могут достойно проходить служения пастырскаго, если они достигли его, что стремились к сему смиренному служению из одного тщеславия. Ибо и язык изменяет на кафедре тем, которые учат одному, а заняты бывают другим. На таких-то людей жалуется Господь, говоря чрез пророка: сами себе царя поставиша, а не Мною начальствоваша, и не явиша Ми (Ос. 8, 4); ибо те действительно царствуют от себя, а не по изволению Верховного Правителя и Вседержителя, кои, не имея потребных для сего талантов и не быв призваны свыше, но движимые одним честолюбием и страстью к преобладанию, не скажу достигают, а восхищают кормило правления. И Верховный Судия попускает им возвышаться, но не ведает их; потому что по допущению только терпит их, а приговором суда своего конечно отвергает их и не ведает. Так некоторым, даже творившим чудеса во имя Его, Он скажет: отступите от Мене делателие неправд; не вем вас откуду есте (Лук. 13, 27). Также точно и неразумных пастырей обличал Он чрез пророков: и держащии закон не ведеша Мя, и пастыри нечествоваша на Мя, не ведяще смысла, вси путем своим последоваша (Ис. 56, 11; Иер. 2, 8; 8, 10). Здесь сама Истина жалуется, что подобные пастыри не ведают ее, свидетельствуя тут же, что и Она не ведает их и не признает начальства и власти не познающих ее, потому что не ведающих яже суть Господня не ведает и Господь, по засвидетельствованию апостола Павла: аще ли кто не разумеет, да не разумевает (1 Кор. 14, 38)[1]. И надобно при этом заметить, что часто неведение пастырей вполне соответствует заслугам пасомых, так что хотя они, эти пастыри, собственно по своей вине удалены бывают от Божьего света, однакоже, по праведному суду Божию, изъ-за невежества их должны бывают страдать и те, поторые им последуют, составляя их паству. Посему-то в Евангелии и говорит Истина с учениками наедине: оставите их: вожди суть слепи слепцемъ; слепец же слепца аще водит, оба в яму впадут (Матф. 15, 14). Потому же и Псалмопевец, не в смысле желания, а по обязанности пророческой, взывает: да помрачатся очи их, еже не видети, и хребет их выну сляцы (Псал. 68, 24). Под очами тут разумеются пастыри, которые для того и поставляются выше прочих членов Церкви, чтобы все предусматривать и руководит их: а хребтом названы те, кои последуют им с покорностию. Когда же потемняются очи, то преклоняется и хребетъ; потому что как скоро у руководителей омрачается свет богопознания — то и последователи их конечно не могут не пасть под бременем грехов.
Источник: Правило пастырское или о пастырском служении. Святаго Григория Великаго-Двоеслова. — Переведено с латинского заслуженным Профессором Академии Д. С. С. Давидом Подгурским. — Киев: Тип. И. и А. Давиденко (аренд. С. Кульженко и В. Давиденко), 1872. — С. 5–7.
Есть и другаго рода люди, которые тщательно изучают правила духовной науки и внимательно следят за умственным усовершением себя в боговедении; но жизнию своею разрушают то, что умом добывают: все поучения и назидания их, почерпаемыя из одной теории, а на практике ничем неподтверждаемыя, даже нередко к противоречии состоящия, мгновенно и безследно проходятъ; таким образом что проповедуют они словами, те ниспровергают своими делами. И потому, когда пастырь ходит по стремнинам, то что тут удивительнаго, если стадо, которое следует за ним, ниспадает в пропасть? Обличая такое, пренебрежения достойное, знание пастырей, Господь обращается к ним чрез пророка с следующими между прочим словами:…яко на благой пажити пасостеся, и останок пажити вашея ногами вашими попирасте, и устоявшуюся воду пивасте, и останок ногами вашими возмущасте; и овцы Моя папранием ног ваших живяху, и возмущенную воду ногами вашими пияху (Иез. 34, 18–19). И действительно, сами пастыри на доброй пажити пасутся и пьют чистую воду, когда они почерпают учение свое из чистаго источника истины, разумно понимая его; но сию же самую пажить попирают и сию же самую воду мутят они ногами своими, когда порочною жизнию своею омрачают и позорят те святыя правила учения, до которых стремятся возвыситься посредством созерцательнаго размышления. И вот попранною ногами пастырей своих пажитью овцы их питаются и пьют возмущенную ими воду; потому что на подчиненных, обыкновенно, не столько действуют слова начальников, сколько примеры и дела их жизни. Пасомые алчут и жуждут чистаго учения; но поелику это учение у пастырей их омрачено и опозорено безправственною их жизнию, то они по неволе питаются гнилым хлебом и пьют грязную воду. Таковые-то священнослужители называются у пророка пруглом (мрежи, силок, тенеты) строптивым (Ос. 9, 8), которые соделались в дому Израилеве соблазном беззакония и нечестия (Иер. 5, 30–31; Ос. 6, 9-10). И никто в Церкви из членов ея не бывает столько вреден и пагубен для ней, как такие священнослужители, которые, живя дурно и уродливо, прикрываются именем и саном священным: ибо никто из пасомых не позволит себе обличать пастыря своего в порокахъ; а между тем пример слабостей его сильно может действовать на паству, которая, из уважения к сану священнослужителя, привыкает уважать грешника. О, конечно, эти недостойные пастыри с трепетом избегали бы такой тяжкой вины и ответственности, если бы чутким слухом сердца своего наперед вняли приговору возвещающей Истины: иже аще соблазнит единаго от малых сих, верующих в Мя, уне есть ему, да обесится жернов осельский на выи его, и потонет в пучине морстей (Матф. 18, 6; Марк. 9, 42; Лук. 17, 1–2). Под жерновом ослячим, конечно, надобно разуметь здесь круговращения на подобие мельничных камней (ворочаемых ослами), и вообще суетныя заботы мирской жизни; а под бездною морскою — тяжкое осуждение и наказание. Посему, если кто, достигая священнаго сана, развращает других или словом или примером в этом сане; то без сомнения лучше было бы и для него и для других, если бы он таковую жизнь свою земную проводил до смерти в ином месте и при иных условиях, а не в такомь звании и на таком посту, где служит соблазнительным примером для других к оправданию и чужих слабостей чрез подражание: ибо если бы он один пал, не увлекая за собою других, то не столько был бы виновен, а потому и на суде Божием подлежал бы меньшему осуждению и наказанию.
Источник: Правило пастырское или о пастырском служении. Святаго Григория Великаго-Двоеслова. — Переведено с латинского заслуженным Профессором Академии Д. С. С. Давидом Подгурским. — Киев: Тип. И. и А. Давиденко (аренд. С. Кульженко и В. Давиденко), 1872. — С. 7–9.
Я слегка коснулся этого предмета, желая показать, как велика ответственность пастырскаго служения, чтобы недостойные не отваживались принятием его на себя осквернять священныя обязанности церковнаго управления, и, вместо возвышения, не подверглись падению. Посему-то апостол Иаков с кротостию и отеческою любовию воспрещает подобное домогательство, говоря: не мнози учители бывайте, братие моя, ведяще, яко большее осуждение приимем (Иак. 3, 1); посему же и сам Ходатай Бога и человеков, не смотря на то что Он от вечности есть Царь неба и превосходит разумом и ведением всех небесных духов, избегал царствия земнаго, как в Евангелии о Нем сказано: Иисус убо, разумев, яко хощет приити, да восхитят Его и сотворят Его царя, отъиде паки в гору един (Иоан. 6, 15). И кто неукоризненнее и достойнее мог бы принять на себя начальство над людьми, как не Он, Который теми же и управлял бы существами, которыя сам создал? Но поелику Он пришел на землю во плоти для того, чтобы не только искупить нас своими страданиями, а и научить своих последователей примером своей жизни, как жить должны мы: то и не восхотел быть царем, сворее же последовал добровольно на пропятие; от предложенной Ему самой высшей почести земной уклонился, а возжелал быть преданым позорной смерти, чтобы и мы, как члены Его, научились от Него убегать почестей мирских и не страшиться напастей, возлюбить страдания за истину и со страхом уклоняться от суетнаго счастия; потому что это счастие мнимое часто от напыщенной гордости портит сердце человеческое, а бедствия в горниле скорбей очищают его. В счастии человек делается более или менее надменным, а в несчастии большею частию смиряется; при счастии он забывается, при несчастии же волею-неволею приходит в сознание себя; счастие нередко губит и добрыя дела наши прежния, а несчастие удобнее покрывает упущения и заглаждает грехи многих протекших лет. Бедствия в сей жизни составляют лучшую школу для укрощения нашей гордости; а как только подымаемся на высоту почетных должностей, в тоже время подвергаемся и опасности тщеславия и гордости. Так Саул, который, признавая себя сначала недостойным власти, убегал от нея, коль скоро принял бразды правления, тотчас и возгордился: ибо, желая пользоваться уважением в народе, он не захотел сносить публичных укоризн от того, кто помазал его на царство, и в негодовании раздрал на нем ризу его (1 Цар. 10, 22; 15, 17–23). Так и Давид, который, по свидетельству самаго Бога, почти во всем угождал Ему, когда прошли дни испытания его, вскоре впал в тяжкий грех, умертвив безжалостно и безчеловечно мужа, к жене коего почувствовал преступную страсть: и тот, который прежде был милостив и снисходителен к самым злодеям, возъимел потом дерзость в страстном омрачении посягнуть на жизнь мужа добродетельнаго (1 Цар. 13, 14; Псал. 83, 21; Деян. 13, 22; 2 Цар. гл. 11). До того времени он не решался лишать жизни и гонителя своего, врага, который был в его рукахъ; а после того, во вред своему войску, находившемуся в опасности, велел умертвить и вернаго воина своего! И коночно за этот тяжкий грех он был бы отчужден от сонма избранных Божиих, если бы новые удары бедствий не обратили его на путь покаяния и спасения.
Источник: Правило пастырское или о пастырском служении. Святаго Григория Великаго-Двоеслова. — Переведено с латинского заслуженным Профессором Академии Д. С. С. Давидом Подгурским. — Киев: Тип. И. и А. Давиденко (аренд. С. Кульженко и В. Давиденко), 1872. — С. 9–11.
Часто бывает и так, что мносообразныя заботы управления развлекают дух наш до того, что он, при множестве дел, не имеет возможности обращать надлежащее внимание на каждое из них. Посему-то Премудрый подает благоразумный совет, говоря: чадо, деяния твоя да не будут о мнозе (Сир. 11, 10); ибо когда мы устремляемся мыслию на многие предметы, то трудно уже бывает нам сосредоточиться на каждом из них вполне. А еще хуже то когда мы чрез меру увлекаемся и развлекаемся внешними предметами, мало заботясь о внутреннем страхе за себя самих, когда погружаемся всецело в посторонния заботы, а о собственном долге и благе вовсе не помышляем, умеем много разсуждать о других, а самих себя не знаем и знать не хотим. В этих превышающих меру заботах душа наша, подобно путнику постоянно развлекаемому посторонними предметами, забывает цель, к которой стремится; как бы отчужденная от своих нужд и потребностей, она уже не чувствует тех недостатков, которые терпит, и не замечает тех упущений и погрешностей, в которыя впадает. Так Езекия, конечно, не воображал, что он худо делает и грешит, когда показывал иноплеменникам все сокровища свои и ароматы; но услышал от Исаии, что этот легкомысленный поступок его навлек на него гнев праведнаго Судии и обратится в пагубу его потомству (4 Цар. гл. 20; Ис. гл. 39). Часто бывает с нами, что когда дела наши по занимаемому нами месту служения умножаются и когда они, по видимому, идут стройно и ведутся исправно, так что другие и самые подчиненные нам удивляются успешному течению их при таком множестве, в душе нашей в тоже время совершается свой суд, обвиняющий и осуждающий нас, хотя во внешних поступках наших и не обнаруживается ничего подобнаго: ибо судия и подсудимый сокрыты в нас самих. Люди не знают, что там делается, не знают, как грешим мы в сердце своемъ; но однакож этот неподкупный внутренний судия свидетельствует нам, что мы грешим. И вавилонский царь не тогда осужден за гордость свою, когда высказал ее в словахъ; он услышал из уст пророческих это осуждение еще прежде, нежели обнаружил себя. Сначала он, можно сказать, даже наперед заглаждал преступление своей гордости, решившись всем подвластным народам проповедывать Бога всемогущаго, Котораго он, по собственному сознанию, оскорбилъ; но потом, напыщенный успехами своего могущества, в мнимом величии своем вообразил себе, что он превыше всего, и вслед за тем с надменностию воскликнул: несть ли сей Вавилон великий, его же аз соградих в дом царства, в державе крепости моей, в честь славы моея (Дан. гл. 4)? В этих словах заключается уже открытое оправдание того гнева Божия, который возжен был тайною гордостию: ибо верховный Судия еще прежде незримо для нас видел то что впоследствии публично осудил и наказал. Таким-то образом Он и обратил сего царя в безсловесное животное, отделил его от общества людей и приобщил к дивиим зверям, низвратив и ум его, чтобы по праведному суду и по закону справедливаго возмездия престал быть человеком тот, кто возмечтал считать себя выше человеков. Впрочем, говоря все это, мы отнюдь не думаем порицать самую власть, а только желаем предохранить слабыя души от домогательства оной, чтобы недостойные не дерзали восхищать высоких должностей начальственных, и те, которые не твердо стоят даже на ровном месте, не приближались к стремнинам.
Источник: Правило пастырское или о пастырском служении. Святаго Григория Великаго-Двоеслова. — Переведено с латинского заслуженным Профессором Академии Д. С. С. Давидом Подгурским. — Киев: Тип. И. и А. Давиденко (аренд. С. Кульженко и В. Давиденко), 1872. — С. 11–13.
Но есть люди и наделенные особенными дарами благодати Божией, видимо возвышенные пред другими и для блага других великими способностями, люди чистые и неукоризненные по своему целомудрию, крепкие по своему воздержанию, упитанные, так сказать, туком здраваго учения, приобыкшие к смирению великодушным перенесением страданий, носящие как бы на челе своем печать власти, ко всякому благосклонные при своей кротости и вместе строгие по любви к правде. И если такие люди, быв призываемы к высокому посту служения, отказываются от принятия его; то они сами от себя отнимают и губят собственныя дарования свои, которыя получили не для себя только, но и для других. Помышляя о собственных лишь выгодах спокойствия своего, а не заботясь о пользе ближних, они сами себя лишают тех благ, которыя думают найти в частной жизни своей. Вот почему и самая Истина говорит ученикам своим: не может град укрытися верху горы стоя; ниже вжигают светильника, и поставляют его под спудом, но на свещнице, и светит всем, иже в храмине суть (Матф. 5, 14–15). Вот почему и Петру предложен был Спасителем вопрос: Симоне Ионин, любиши ли Мя? и когда Апостол не замедлил ответить, что любит, то тут же сказано было ему: паси овцы Моя (Иоан. 21, 15–17). Итак, если пастырские труды служат верным свидетельством любви ко Господу; то и наоборот, кто отказывается пасти стадо Божие, имея к тому потребныя способности и самое призвание, тот тем самым явно показывает, что он не любит Пастыреначальника. Потому же и апостол Павел говорит: аще един за всех умре, то убо вси умроша: Христос же за всех умре, да живущии не ктому себе живут, но умершему за них и воскресшему (2 Кор. 5, 14–15). Так и в законе Моисея постановлено, чтобы остававшийся в живых брат брал в замужество жену умершего бездетного брата и во имя его приживал с нею детей, так что если он отказывался взять ее, то она в праве была плюнуть ему в лице, а он обязывался снять у себя с ноги своей сапог и вручить ей во свидетельство отречения своего от ужичества, и затем место жительства его прозывалось домом иззутаго из сапога (Втор. 25, 5-10; Руф. 4, 7). Наш умерший брат есть Иисус Христос, Который по воскресении своем, явившись мироносицам, сказал: идите, возвестите братии Моей (Матф. 28, 10). Он умер как бы бездетен, потому что еще не исполнилось число избранных. Его-то жену (uxorem), или лучше невесту Его — святую Церковь, обязывается принять к себе и приютить как бы по жребию всякий остающийся в живых брат, который в состоянии хорошо править ею и на котораго может быть возложено такое управление. А если он отказывается от сего, то оскорбленная невеста плюет ему в лице: это значит, что святая Церковь, упрекая получивших дары не для себя только, а и для других, но не заботящихся об употреблении их на пользу ближних, наказывает таковых презрением и как бы плюет. Можно сказать, что и у них снимается с ноги сапог, и дом их можно назвать домом иззутаго; потому что по Апостолу мы должны обуть нозе свои во уготование благовествования мира (Ефес. 6, 15). Посему, когда мы столько же заботимся и о ближнем, сколько и о себе самихъ; то у нас обе ноги обуты бывают. А кто свою только пользу наблюдает, и о пользе ближних нерадит, у того как бы одна нога остается без должнаго прикрытия. Итак есть, говорю, некоторые люди, осыпанные богатыми дарами благодатными, которые, однакож, любя уединение и ограничиваясь собою, уклоняются от общественных занятий, могущих доставить пользу ближним высоким их служением, соответствующим их великим дарованиям, и, удаляясь на покой, отказываются от всяких общественных трудов. Но, судя безпристрастно, они без всякаго сомнения настолько же делаются виновными, насколько могли бы принести пользы, если бы вступили в общественное служение. И какой тут смысл у того, кто, имея возможность соделаться полезнейшим для ближних своих и многих собратий, предпочитает свою частную выгоду уединения общей многоплодной пользе, когда и сам Единородный Сын Отца Небеснаго явился в мир из недр Отчих не для своих какихъ-либо выгод, а для спасения многих?
Источник: Правило пастырское или о пастырском служении. Святаго Григория Великаго-Двоеслова. — Переведено с латинского заслуженным Профессором Академии Д. С. С. Давидом Подгурским. — Киев: Тип. И. и А. Давиденко (аренд. С. Кульженко и В. Давиденко), 1872. — С. 13–16.
Правда, есть и такие, которые убегают трудностей общественного служения по одному смирению, чтобы их не предпочли тем, коих они считают более достойными себя. Но таковое смирение, и то соединенное с другими добродетелями, тогда только бывает действительно в очах Божиих, когда оно не упорствует непокорным противлением принятию на себя общеполезных обязанностей, возлагаемых на нас свыше. Ибо в том нет уже истинного смирения, кто слышит и понимает волю Божию, зовущую и обязывающую его к начальственному управлению над другими, а между тем пренебрегает этою властию. Истинно смиренный человек, покоряющийся всем распоряжениям Божиим и чуждый всякого сопротивления воли Божественной, когда возлагается на него какая-либо должность правительственная, и у него есть на то довольно дарований, чтобы быть полезным и для других, в душе своей должен избегать почестей и высокомерия, а на деле покоряться призванию, хотя бы то против воли.
Источник: Правило пастырское или о пастырском служении. Святаго Григория Великаго-Двоеслова. — Переведено с латинского заслуженным Профессором Академии Д. С. С. Давидом Подгурским. — Киев: Тип. И. и А. Давиденко (аренд. С. Кульженко и В. Давиденко), 1872. — С. 16.
Смотря однакож по различным обстоятельствам, иногда похвально бывает, когда одни сами желают проповедническаго служения и стремятся к тому, а иногда тоже похвально бывает, когда другие принимают это служение вопреки своему желанию. Это яснее поймем мы, когда разсмотрим и сравним обстоятельства двух пророков, — Исаии и Иеремии, из коих один сам вызвался на дело проповеди, а другой с трепетом отказывался от этого служения. Так Исаия на вопрос Господа: кого послю, и кто пойдет к людем симъ? в туже минуту отвечал: се аз есмь, посли мя (Ис. 6, 8); а Иеремия, когда посылаем был на проповедь, со смирением отклонял от себя это поручение, извиняясь неспособностию своею таким образом: о Сый Владыко, Господи, се не вем глаголати, яко отрок аз есмь (Иер. 1, 6). Такъ-то различны были словесные ответы сих двух пророковъ; но как тот, так и другой ответ, оба проистекали из одного и того же источника любви. Любовь же заповедуется нам двумя заповедями; одною — любить Бога, а другою — любить ближняго (Втор. 6, 5; Лев. 19, 18; Матф. 22, 37–40). По этому Исаия, желая деятельною жизнию своею содействовать спасению ближних, тотчас изъявил желание и готовность принять на себя должность проповедника; а Иеремия, стараясь чрез созерцательную жизнь более и более утвердиться в любви к Богу, хотел было уклониться от этой должности. Итак, чего один с неукоризненностию искал, от того другой со страхом и глубоким смирением отступал: один опасался, чтобы чрез принятие на себя должности проповедническаго служения не лишиться плодов безмолвнаго созерцания; а другой, чтобы безмолвием не потерять плодов деятельной жизни. Но здесь в обоих случаях не надобно упускать из виду того важнаго обстоятельства, что как тот, кто отказывался, не воспротивился совершенно (Иер. 1, 9), так и тот, кто вызвался сам, предварительно уже очищен был углем горящим от олтаря (Ис. 6, 5–7). А этим внушается то что неочищенный не должен приступать к пастырскому служению, а тот, кого призывает к нему Божественная благодать, не должен неуступчивостию своею противодействовать ей под предлогом смирения. Но так как очень трудно знать каждому о себе, чист ли онъ; то безопаснее уклоняться от проповедническаго служения; только не должно, как мы сказали уже, упорно противиться тому, когда на принятие этого служения очевидно высказывается воля Божия. Моисей дивным посольством своим выполнил и то и другое вместе, когда и не желал быть вождем многочисленнаго народа израильскаго и вопреки своему желанию повиновался повелению Божию. Если бы он принял безтрепетно и с самонадеянностию это посольство, то его упрекнули бы, может быть, в гордостии; но он не избежал бы подобнаго упрека, если бы воспротивился назначению Божию своим неповиновением. И в том и в другом отношении являя смирение и благопокорливость, он таким образом и отказывался от начальственнаго управления народом Божиим, соображая свои недостатки, и принял возлагаемое на него поручение, полагаясь на всесильную помощь Того, Кто его призывал. Из всего этого да познают и уразумеют те, которые опрометчиво стремятся к занятию высоких должностей, до какой степени предосудительно и неизвинительно домогаться предпочтения пред другими, без всякаго опасения и страха, когда и святые мужи боялись и трепетали принимать начальство над народом, имея даже на то повеление Божие. Моисей, призываемый Богом, страшится; а какой-нибудь немощный брат наш только о том и думает, как бы предвосхитить тяжелое бремя власти! Всегда готовый пасть под тяжестию и собственных грехов, он еще подклоняет охотно выю для принятия чужихъ! Не в силах он вынести и того, что на нем лежит, а он еще увеличивает свою ношу!
Источник: Правило пастырское или о пастырском служении. Святаго Григория Великаго-Двоеслова. — Переведено с латинского заслуженным Профессором Академии Д. С. С. Давидом Подгурским. — Киев: Тип. И. и А. Давиденко (аренд. С. Кульженко и В. Давиденко), 1872. — С. 17–19.
Многие, домогающиеся начальственной власти, в оправдание своего прихотливаго стремления, прибегают к словам Апостола, который говорит: аще кто епископства хощет, добро дела желает (1 Тим. 3, 1), думая найти в них для себя опору. Но Апостол, похвалив это желание, тотчас же представляет и опасную его сторону, присовокупляя вслед за тем к своим словам и следующия: подобает убо (же) епископу быти непорочну (1 Тим. 3, 2). А далее он показывает, в чем именно состоит эта непорочность, последовательно перечисляя один за другими необходимыя для пастырей и вообще священнослужителей совершенства. Таким образом Апостол и одобряет желание епископства и устрашает желающих его необходимыми для сего требованиями. Он как бы так говорит: я хвалю ваше желание, но сперва узнайте то чего вы желаете; иначе, если вы пренебрежете самоиспытанием, то тем постыднее будет для вас укоризненность вашего недостоинства, чем поспешнее взойдете вы на высоту духовных почестей, открытую для взора всех. Как весьма опытный в деле духовнаго управления, Апостол одобрением своим побуждает нас стремиться к этому высокому служению, а изображением трудностей онаго обуздывает в нас всякую поспешность и опрометчивость. Мысль о том, как непорочна должна быть жизнь епископа, имеет целию у Апостола предохранить всех и каждаго от гордости и самонадеянности; а тем, что похваляет желание этого звания, столь непорочнаго, он хочет усилить любовь и расположенность к добродетели вообще. Впрочем нужно заметить, что Апостол говорил так в то еще время, когда каждый представитель Церкви своей первый делался жертвою мучителей. Значит, тогда похвально было желать епископства и потому уже, что с ним соединялась и явная опасность подвергнуться тягчайшим страданиям. Имея это в виду, Апостол и самую должность епископскую почтил названием добраго дела, сказав: аше кто епископства хощет, добро дела желает (1 Тим. 3, 1-12; Тит. 1, 1–9). Таким образом, всяк по себе может судить безпристрастно, имеет ли его желание епископствовать какое-нибудь отношение к истинному епископству, если он смотрит на это звание не как на служение доброму делу, а только как на средство к достижению почестей и славы? Епископское служение есть служение священное; но этой святости его не только не любит, но и вовсе не понимает тот, кто, мечтая только о высоте сана, восхищается в тайне мыслию, как другие будут пред ним преклоняться, возвеличивает себя собственными похвалами, дышет одним честолюбием и в восторге от преизбытка всяких прибытков наперед помышляет не о тяжести предлежащих трудов, а о неге и роскоши среди изобилия благ земных. Он ищет мирских выгод в том звании, которое обязано искоренять в людях всякое пристрастие к ним. Понятно, что такой человек, избирающий самое смиренное служение средством к удовлетворению своей гордости и своим личным видам, внутри будет не то чем будет казаться извне: из него может выйти не пастырь овец Христовых, а тать и разбойник, не дверми входяй во двор овчий, но прелазяй инуде, который под покровом пастырской одежды, подобно волку, расхитит и распудит стадо Христово (Иоан. 10, 1–6).
Источник: Правило пастырское или о пастырском служении. Святаго Григория Великаго-Двоеслова. — Переведено с латинского заслуженным Профессором Академии Д. С. С. Давидом Подгурским. — Киев: Тип. И. и А. Давиденко (аренд. С. Кульженко и В. Давиденко), 1872. — С. 19–21.
Но часто и очень часто ищущие пастырской власти и начальственнаго управления в Церкви Божией ищут этого служения потому, что предполагают совершить на этом высоком поприще какия-либо важныя и полезныя для ней дела; и хотя они ищут этого собственно из желания возвыситься, но успокаивают себя тем, что вот-де они много сделают пользы и для Церкви. Таким образом суетное, но главное, намерение их прикрывается благовидным рассуждением о целях второстепенных, чтобы только успокоить себя. Ибо душа наша легко может обмануться и вообразить себе, что она любит добрые дела, которые не всегда любит, и что она не любит мирской славы, которую между тем не перестает любить. В таком состоянии человек, домогающийся власти, бывает робок, пока еще стремится к ней; а когда достигает желаемого, тогда становится он дерзновенным. Сперва робость его происходит в нем от опасения неудачи; но после того, как он достигает своей цели, в нем тотчас рождается уверенность, что так и должно быть и что он имел на то полное право. Наконец, по достижении им власти, пользуясь и злоупотребляя ею для удовлетворения суетным желаниям своим, он охотно уже забывает свои благочестивые и богобоязненные предположения (quid quid rel giose cogitavit). Поэтому, когда душа увлекается слишком смелыми и необычайными предприятиями, необходимо в тоже время обратить взор на прошедшие дела свои: пусть каждый, в подобном состоянии, поразмыслит о том, как он поступал прежде, находясь в подчинении (subjectus); тогда только узнает, способен ли он на те добрые дела, которые предполагает совершить на высоком посту начальственного служения (praelatus). Ибо никогда не научится смирению на высоте почестей тот, кто и в низком состоянии не переставал гордиться. Не сумеет он избегать похвал, когда оне посыплются ему со всех сторон, если он жаден был к ним и тогда, когда их вовсе не было. Никогда не победит он в себе любостяжания, имея в руках своих способы для поддержания многих, если он и прежде один не умел довольствоваться своим состоянием. Итак пусть каждый рассматривает прежнюю жизнь свою, дабы в стремлении к высокому сану не обольститься ложными мечтами. Среди многочисленных и многообразных забот пастырскаго служения, особенно по управлению, человек иногда утрачивает и тот навык к добрым делам, который легко сохранялся у него в тихой частной жизни. Так и на море, в тихую погоду, и малосведущий корабельщик может хорошо править кораблем; но когда поднимется буря и разъярятся волны, то и самый искусный кормчий может растеряться. А что такое в самом деле высокая власть управления, как не мысленная буря? В ней корабль души нашей постоянно потрясается бурными волнами разных помышлений, непрестанно ударяется то в ту, то в другую сторону, так что ежеминутно грозит ему опасность разбиться и погибнуть от какихъ-нибудь необдуманных речей языка или поступков дела, подобно тому, как на море гибнут от попадающихся на пути непредусмотренных подводных камней. Между тем какому же правилу следовать и какого начала держаться нам в настоящем деле, как не последовать тому, чтобы на высоту пастырскаго служения, волею-неволею, восходил тот лишь только, кто богат совершенствами добротетелей, а кто не обладает потребными для сего качествами, тот и не принимался бы за это высокое служение, хотя бы его к тому и принуждали? И потому, кто наделен благодатными дарами, но совершенно отказывается от своего призвания; тот пусть блюдется, чтобы ему не подпасть осуждению за сокрытие своего таланта в земле: ибо оставить в бездействии и праздности дарования, полученныя от Господа, есть тоже самое, что закопать талант в землю (Матф. 25, 15–30). А тот, кто не только не имеет хороших способностей для управления, но и подвержен слабостям, между тем, не смотря на это, домогается власти, пусть не забывает того, что он своим соблазнительным примером может послужить для ближних только препятствием в достижении Царствия небеснаго, подобно фарисеям, которые, по словам Божественнаго Учителя, и сами не входят в него и другим заграждают доступ (Матф. 23, 18). Равным образом надлежит ему помнить и то что пастырь духовный, принимающий на себя пастырское служение в Церкви Божией, есть вместе и врач душевных недугов. Следовательно, если он и сам одержим таковыми недугами и страждет от них; то как дерзнет он врачевать язвы других, нося язвы сам на лице своем?
Источник: Правило пастырское или о пастырском служении. Святаго Григория Великаго-Двоеслова. — Переведено с латинского заслуженным Профессором Академии Д. С. С. Давидом Подгурским. — Киев: Тип. И. и А. Давиденко (аренд. С. Кульженко и В. Давиденко), 1872. — С. 21–23.
Итак всемерно должно стараться, чтобы на степени пастырей и пастыреначальников поставляемы были в образец жизни для пасомых и подчиненных только такие мужи, которые, умерши для всех плотских страстей, живут уже духом, которые отложили всякое попечение о мирских благах, которые не страшатся никаких бедствий, которые помышляют только о благах внутренннх. Вполне соответствуя благочестивым намерениям и стремлениям таковых людей, им не противоречит уже ни тело их под предлогом немощи, ни дух их под предлогом оскорбления. Они не посягают на чужое добро; напротив, они охотно раздают свое собственное. Они всегда готовы от чистаго сердца и сострадательной любви извинять и прощать ближняго, не снисходя впрочем преступлениям его до слабости, но соблюдая законы правосудия. Они ничего не позволяют себе противозаконнаго, а противозаконныя действия других оплакивают, как свои собственные грехи. Они искренио соболезнуют чужому несчастию, благосостоянию же ближняго так радуются, как бы оно составляло их собственное благо. Во всем, что ни делают они, являют себя пред другими достойным подражания примером, внушая к себе во всех такое уважение, что никто не может упрекнуть их в жизни ни чем, за что бы они должны пред ними краснеть. Они стараются жить так, чтобы и самыя черствыя и закоснелыя души ближних могли размягчаться и умиляться исходящим из уст их благодатным учением, оправдываемым ими на самом деле. Они, как опытные в молитве, из прежних примеров жизни познали уже, чего могут просить и чего не должны просить, и потому могут получить от Господа все, чего бы они ни попросили; имъ-то, как бы в особенности, и слышится этот отрадный глас Божий: и еще глаголющу ти, реку: се приидох (Ис. 18, 9; 65, 24). Таковы именно должны быть пастыри и пастыреначальники! Ибо, когда и к нам кто приходит с просьбою походатайствовать за него пред тем или другим начальником, который на него разгневался и недоволен, но нам незнаком коротко; то мы тотчас же отвечаем ему: «нет, любезный, нельзя нам ходатайствовать за тебя пред этим господином, потому что мы и сами не пользуемся его особенным благоволениемъ». Если же, таким образом, и человек пред человеком, на котораго мало надеется, не отваживается быть ходатаем за кого бы то ни было; то как дерзнет брать на себя ходатайство пред Богом за грехи народа тот, кто не знает и не уверен, заслужил ли он жизнию своею благоволение Божие к себе самому? или как он будет просить у Него прощения и помилования для других, если не надеется от Него прощения и помилования самому себе? Тут надобно даже опасаться, чтобы, вместо предполагаемаго умилостивления, не подвигнуть Господа на больший еще гнев изъ-за своих грехов; ибо все мы хорошо знаем, что когда и пред людьми берется ходатайствовать такое лицо, которое им не нравится, то гнев их чрез то лишь больше усиливается. Итак, кто еще не отрешился совершенно от земных страстей, тот пусть остерегается принимать на себя звание посредника или ходатая в Церкви Божией: иначе он своим предстательством может больше и больше возбудить гнев и раздражить Верховнаго Судию на занимаемом им месте, и вместо примирения с Божественным правосудием может повергнуть паству свою в совершенное разорение.
Источник: Правило пастырское или о пастырском служении. Святаго Григория Великаго-Двоеслова. — Переведено с латинского заслуженным Профессором Академии Д. С. С. Давидом Подгурским. — Киев: Тип. И. и А. Давиденко (аренд. С. Кульженко и В. Давиденко), 1872. — С. 23–25.
Иначе должно наставлять тех, кои неправильно понимают учение слова Божия, но по своему горделивому упрямству мечтают о себе, что они мудрее других и призваны быть учителями ихъ; а иначе — тех, кои хотя и правильно понимают это учение, но, гордясь своим знанием, высокомудрствуют о себе пред поучающимися у них. И тем и другим надлежит внушать, что общий их недостаток заключается в недостатке смирения. И прежде всего надобно внушить неправильно понимающим слово Божие, что они спасительное врачевство превращают в яд для себя, и, так сказать, врачебным ножем наносят себе смертельную рану, разстроивая и убивая себя тем самым, чем бы должны исцелять и спасать себя. Пусть размыслят они, что священное Писание служит для нас как бы светильником во мраке настоящей жизни, и что поэтому, неправильно понимая слов? Писания, они помрачают и для себя и для других свет спасительнаго светильника сего. Чем же объяснить неправильность таковаго понимания слова Божия, как не гордостию? Считая себя умнее других, они не хотят следовать никому в разумении Писания; а чтобы упрочить за собою (у простых, конечно, и невеждъ) славу ученаго и сведущаго, отвергают с презрением всякия, хотя бы то и правильныя, толкования других, слепо и ревниво утверждая превратность и нелепость своих. Об них можно сказать словами пророка Амоса: распоряху имущия во утробе сущих в Галааде, претирая пилами железными, яко да разширят пределы своя (Амос. 1, 3. 13). Объясним это. Галаад значит, по изъяснению толковников, собрание свидетельств. Поелику же Церковь есть хранительница истины, о которой она свидетельствует исповеданиемъ; то под именем Галаада можно разуметь Церковь, устами всех верующих свидетельствующую об истинах Божиих. Имущия же во утробе — это души благочестивыя, зачинающия, по действию любви божественной, разумение слова Божия и раждающия, во время свое, из зачатаго семени плод добрых дел. А разширение пределов означает здесь ревность к распространению славы своей мнимой мудрости. Итак, превратно понимающие смысл св. Писания и ложным учением своим распространяющие разные толки и расколы (ересеначальники) своим лжемудрованием и заблуждениями, как бы железными пилами, претирают и умерщвляют в душах благочестивых, верных чадах Церкви, зачавшееся разумение Писания, истребляя его для того, чтобы умножить славу своей мудрости. И таким образом простыя и неопытныя еще младенчествующия сердце не утвердившияся еще в воспринимаемых ими божественных истинах, они исторгают из недр православной Церкви в свои толки, под видом мнимаго ими православия, для распространения гордаго тщеславия своего и поддержания авторитета. Если же так, то для успешнаго действования на таковых лжеучителей прежде всего надобно стараться истребить в них самый корень зла — гордость, а ветви лжеучения их сами собою отпадут. Вместе с сим — предохранять и предотвращать их от того пагубнаго зла, чтобы они, при своем заблуждении, порождая расколы, в мнимом служении своем Богу не примешивали служения идоложертвеннаго, которое строго воспрещается словом Божиим. Так Господь, жалуясь чрез Пророка на жену блужения — народ израильский, говорит: но та не уразуме, яко Аз дах ей пшеницу, и вино, и масло, и сребро умножих ей (и злато); сия же сребряны и златы (кумиры) сотвори Ваалу (Ос. 1, 2; 2, 8; 8, 4; Иез. 16, 15–20). И мы получаем от Господа и пшеницу — дух (как бы зерно) Писания, когда в трудных для нашего понимания местах под покровом буквы открывается для нас внутренний смысл его; и вино — упоение высоким благовествованиемъ; и масло — слово кротости и милосердия, когда ясным и откровенным учением своим располагает жизнию нашею с отеческою любовию; и сребро и злато — свет чистейшей и высочайшей истины, озаряясь и обогащаясь премудростию разума Божия (Рим. 11, 33; 1 Кор. 1, 30). Но и у нас есть жрущие Ваалу: это именно еретики, которые превратным толкованием Писания Божественнаго развращают сердца неопытных слушателей своих и все эти дары Господни, и хлеб, и вино, и масло и сребро и злато, приносят в жертву сатанинским идолам, посевая в мирной Церкви Божией расколы разных заблуждений. Пусть же размыслят таковые, чего они могут ожидать в будущем? Так как они здесь разсевают несогласия и раздоры в Церкви мира и любви; то и там, по неумытному суду Божию, должны они ожидать смерти вместо жизни, и не временной, а вечной.
Есть напротив и такие, которые правильно понимают учение слова Божия, но, гордясь своим знанием, высокомудрствуют о себе пред поучающимися у них. Таковым надлежит внушить, чтобы они, прежде нежели приступают кь предложению другим слова божественной истины, поискали в нем изображения самих себя: иначе, обличая других, они могут оставить самих себя без обличения. В самом деле, разумея верно Писание, но не внимая тому, что говорит оно против гордых, они и поступают таким образом. Не уподоблаются ли они тем неблагоразумным врачам, которые всегда готовы лечить других, а о своей болезни или не знают или небрегутъ? Их жизнь не противоречит ли их учению, когда они говорят одно, а делают сами совсем другое? Пусть же они, подавая врачебную помощь больным своим, не забывают и о своих болезнях, требующих врачевания, чтобы, врачуя других, самим не умереть. В Писании сказано: аще кто глаголет, яко словеса Божия (говорит ли кто, говори как слова Божии), или, аще кто служит, яко от крепости, юже подает Бог (служит ли кто, служи по силе, какую дает Богъ) (1 Петр. 4, 11). Значит, они говорят не свое и действуют не от себя; чем же тут гордиться? В том же Писании апостол Павел говорит о себе: несмы нечисто проповедающии слово Божие, но яко от Бога, пред Богом, во Христе глаголем (2 Кор. 2, 11). Этими словами святый Апостол свидетельствует, что он взирал на свою проповедь как на дар, полученный от Бога, и что целию его проповеди было угождение не себе, а Богу (пред Богомъ), во Христе, как едином Ходатае и Примирителе Бога и человеков (2 Кор. 5, 18–19; 1 Тим. 2, 5). И премудрый Соломонь говорит: нечист (abomina bilis — мерзостен, ненавистенъ) пред Богом всяк высокосердый (arrogans — высокомерный) (Прит. 16, 5); а ищущий в разумении и проповедании слова Божия собственной славы дерзает предвосхищать право у Того, Кто дал ему и от Кого получил он этот дар разумения и проповедания, и Кто может Сам прославить прославляющих Его. У того же Премудраго может еще всякий проповедник прочитать в назидание свое и следующия слова: пий воды от своих сосудов (de cisterna tua — из своего водоёма), и от твоих кладенцев источника (et fluenta putei tui — и влагу из своего колодезя). Да преизливаются воды от твоего источника, и на улицах разделяй их. Да будут оне тебе единому, и да никтоже чужд причастится тебе (Прит. 5, 15–17). И действительно, проповедник пьет воду из своего водоема, когда, входя в себя, сам наперед обсудит и как бы выслушает то что намерен предложить своим слушателямъ; пьет влагу из своего колодца, когда напаяется благотворною росою своего слова. А затем имеют свое значение и дальнейшия слова. Пусть разливаются воды твои и за пределы (foras) твоего источника; на улицах и площадях разделяй их. Так и должно быть, чтобы прежде сам прикушал, и тогда уже напаял других. Разливать же воды за пределы источника значит напаять влиятельным действием своей проповеди и других, а разделять их по улицам и площадям — распределять и употреблять с уменьем и пользою, при множестве слушателей, дар проповедничества в слове Божием, сообразно с их состоянием. Но так как, при множестве слушателей слова Божия, требующих многостороннаго знания, нередко зараждается в проповеднике страсть к тщеславию; то против этого направлены последния слова. Пусть оне (воды) принадлежат тебе одному, а не чуждым вместе с тобою. Под именем же чуждых разумеются здесь духи злобы, о которых Царь-Пророк гласом искушеннаго человека говорит: чуждии восташа на мя, и крепцыи взыскаша душу мою (Псал. 53, 5). Итак Премудрый сказал: разделяй воды по улицам и площадям, но пусть оне принадлежат тебе одному. Он как бы так говорит: «служи делу проповеди слова Божия, но не приобщайся гордостию изъ-за сего дела духам злобы, чтобы не соделать врагов своих участниками в деле твоего служения. Таким образом и мы разливаем и разделяем воды, удерживая их за собою, когда проповедническим служением своим распространяем слово Божие повсюду, без всяких притязаний за то на человеческую славу»[2].
Источник: Святаго Григория Великаго, О пастырском служении. Глава XXVI. // Руководство для сельских пастырей. Журнал, издаваемый при Киевской духовной семинарии. Том 3-й. — № 36. — 3 сентября 1872 года. — Киев: Типография И. и А. Давиденко (аренд. С. Кульженко и В. Давиденко), 1872. — С. 1–6.
Иначе должно наставлять тех, которые способны и с честию могли бы проходить звание проповедника, но по чрезмерному смирению боятся принять на себя это служение, и потому уклоняются от него; а иначе — тех, коим не дозволяет вступать в это звание или недостаток способности или не соответствующий возраст, но которые, не смотря на то домогаются его. Обратимся к первым, заставив их размыслить безпристрастно, сколько они могли бы доставить пользы в проповедническом служении и какия делают они непростительныя опущения в столь важном деле. Если кто не уделяет от своих достатков ближним — неимущим, скрывая у себя принадлежащее им и необходимое для нихъ; то он становится виновником, конечно, их бедственнаго положения, и заслуживает справедливаго наказания. Но не гораздо ли более бывают виновны и не большему ли наказанию подвергаются те, которые, обладая сокровищем слова, допускают душу согрешающаго брата умирать от глада слова? И премудрый Сирах говорит: премудрость сокровена и сокровище не явлено — кая польза есть во обоих (Сир. 20, 30)? Если кто, при общественном голоде, скрывает у себя хлеб, продовольствием коего мог бы спасти многих от голодной смерти: то он конечно становится виновником их смерти. Какая же вина падает на тех и какого наказазания заслуживают те, которые не доставляют духовнаго хлеба воспринятой ими благодати умирающим душам от глада и жажды слова Божия? И Соломон говорит: удержаваяй пшеницу (frumentum — всякой хлеб в зерне)… проклят от народа (Прит. 11, 26); а получившие дар слова и способность к пастырскому учительству и скрывающие у себя таковый талант без употребления уподобляются удерживающим у себя пшеницу. Если кто, будучи искусен в врачебной науке, видит опасную рану в больном, котораго не иначе можно излечить, как только разсечением самой раны, а между тем отказывается принять на себя этот трудъ; то таковый врач, без сомнения, погрешает против собрата своего, обрекая его на смерть по нерадению своему. Какой же принимают на себя грех те, которые, видя духовныя язвы несчастных грешников, коих могли бы они исцелить от этих язв, не разсекают их мечем слова Божия? И к ним можно отнесть слова Пророка: проклят возбраняяй мечу своему от крове (Иер. 48, 10), а меч от крове возбранять есть тоже, что не действовать словом проповеди на умерщвление плотской жизни, что мечем слова Божия не разсекать духовных язв. О каковом мече говорится еще и в другом месте: и меч мой снет мяса от крове язвеных (Втор. 32, 42).
Итак излишний страх, возбраняющий чрезмерно смиренным вступать в звание проповедническаго служения и заставляющий их уклоняться от избрания этого служения, должно изгонять из робких душ их страхом суда Божия и последующаго за тем наказания. Пусть таковые смиренномудрые приведут себе на память евангельскаго раба, скрывшаго талант, вверенный ему господином, и не хотевшаго возделывать его; участь его им известна: он и таланта лишился и остался осужденным на заключение во тьму кромешнюю (Матф. 25, 15. 18. 24–30). Далее, надлежит указать им, с другой стороны, на апостола Павла, который признавал себя чистым от крове всех ближних, не щадя их в поражении пороков: темже свидетельствую вам во днешний день (говорил он ученикам своим при разлуке с ними), яко чист аз от крове всехъ; не обинухся бо сказати вам всю волю Божию (Деян. 20, 26–27). Пусть внемлют, к чему и Тайновидец призывается ангельским гласом, взывающим: и слышай да глаголет: прииди! (Апок, 22, 17), то есть, чтобы он, последуя зову внутренняго голоса, призывал и других туда же, куда сам стремится, дабы кто-либо даже из званных не застал дверей затворенными, если явится на зов Господа неготовым (Матф. 25, 10–12). Пусть выслушают, как пророк Исаия, узрев Господа Саваофа, Котораго славили и воспевали херувимы и серафимы, а он безмолствовал, имый устне нечисты, — как он с сокрушенным сердцем покаяния восклицал: о, окаянный аз, яко умилихся (а в подлинном тексте: «vae mihi quia tacui — горе мне безмолствующу»); и когда он сверхъестественным светом озарен был и очищен от греховной нечистоты, то на зов Господа: кого послю, и кто пойдет к людем симъ? отвечал: се аз есмь, посли мя! (Ис. 6, 5. 8). А Соломон ободряет еще проповедников тем, что самый дар благовествования приумножается в них, если возгревают его в себе чрез упражнение. «Душа благовествующая» — говорит он — «и сама утучнится; и утоляющий жажду других и сам не вжаждется» (Прит. 11, 25)[3]. Ибо кто, проповедуя слово Божие другим, благотворит им своим благовествованием, тот и в самом себе умножает этот дар благодатный; и кто не перестает питать души верующих этим хлебом животным и напоять их этою водою живою, тот не имать взалкатися и не имать вжаждатися никогдаже (Иоан. 4, 10; 6, 35). Царь же и пророк Давид, возвещая людям волю Божию, говорит Господу о сем, как о жертве, благоугодной Ему: благовестих правду в церкви велицей, се устнам моим не возбраню. Господи, Ты разумел еси. Правду Твою не скрых в сердце моем, истину Твою и спасение Твое рех, не скрых милость Твою и истину Твою от сонма многа (Псал. 39, 10–11). Пусть вслушаются в слова беседы Жевиха к Невесте в Песни песней: седяй в вертоградехъ! друзи (твои) готовы внимать (auscultant) гласу твоему: глас твой внуши мне (Песн. 8, 13). Здесь под седящею в вертограде разумеется Церковь (Невеста Христова), которая блюдет и хранит молодыя леторасли добродетелей до совершеннаго преуспеяния; а под друзьями, готовыми внимать гласу ея, означаются вообще избранные, всегда готовые на зов ея к делу проповеди слова Божия: и сего-то гласа жаждет Жених (Христосъ) от Невесты своей в лице избранных. Пусть наконец полушают, что говорит Моисей к тем (сынам Левиинымъ), которые, по долгу своего служения, должны быть готовы к безпристрастному поражению оскорбляющих и прогневляющих Бога своими против Него преступлениями. Аще кто есть Господень, да идет ко мне. Снидошася убо к нему вси сыны Левиины. И рече им: сия глаголет Господь Бог Израилев — препояшите кииждо свой мечь при бедре, и пройдите и возвратитеся от врат до врат скозе полк, и убийте кийждо брата своего, и кийждо ближняго своего, и кийждо соседа своего (Исх. 32, 26–27). Так заповедал Моисей сынам Левииным, когда увидел, что Господь разгневался на сотворивших себе тельца и поклонявшихся ему. Вникнем в смысл сих слов. Призываемые к потреблению противляющихся Богу идолопоклонников называются Господними, — принадлежащими Господу, потом выслушивают приказание, а затем приводят в исполнение возложенное на них поручение достойно своему званию. И сотвориша сыны Левиины, якоже глагола им Моисей (Исх. 32, 28). Так и проповедник, если хочет быть Господним должен препоясать при бедре меч духовный, — вооружиться словом Божиим, обуздывая и в себе и в других всякия противузаконныя помышления и пожелания; пройти от врат до врат, — с обличением переходить от порока к пороку, так как всякий порок служит как бы вратами, чрез которыя входит в душу смерть; и при том пройти сквозе полк, — посреде всяких преступлений в Церкви, вооружаясь против них и преследуя их во всяком грешнике, без всякаго лицеприятия, будь он, сосед, будь ближний, будь даже брат, обличая безпристрастно с правдивостию и твердостию духа всех оскорбляющих и прогневляющих Бога служением идолам страстей. Если же он не хочет поступать таким образом, по мере возможности; то он не Господень.
Совершенно иначе должно наставлять тех, коим возбраняет принимать на себя звание проповедника или недостаток совершенств, потребных для того, или не соответствующий тому возраст, но не смотря на то они домогаются того и дерзают вступать в это звание по своему легкомыслию. Таковых надлежит предостерегать, чтобы они, воспринимая на себя опрометчиво столь важную и многотрудную обязанность, не уклонились от пути к дальнейшему самоусовершению; предвосхищая преждевременно то что для них не по силам, не опустили и того, что в последствии были бы в состоянии исполнить, и, стараясь блеснуть своею мудростию, не обнаружили на деле, что они ее и не имели. Пусть они посмотрят на птенцов еще не оперенных, которые, откуда бы ни покусились подняться вверх, тотчас падают вниз. Пусть разсудят, что если кто начинает строить дом, не утвердивши под ним прочнаго основания, и станет возводить стены, тяжести коих не в состоянии оно выдержать; то что отсюда выходитъ? — развалины, но отнюдь не домъ! Или кто не знает, что преждевременно раждающия наполняют своими порождениями не дома а могилы? Посему сама Премудрость Божия, хотя могла бы вдруг облечь силою всякаго, кого бы ни восхотела, повелевает однакоже ученикам своим, будущим проповедникам, слова Божия, в научение и наше, ждать определеннаго на то премени: вы же седите во граде Иерусилимсте, дондеже облечетеся силою свыше (Лук. 24, 49; Иоан. 14, 36; Деян. 1, 4. 8). Так желающий посвятить себя проповедническому служению слова Божия должен сперва сосредоточиться в себе самом, приготовившись к сему служению надлежащим образом, а потом уже, при благодатном содействии свыше, должен, так сказать, выступать из внутренней храмины своей для возвещения другим того, что уразумел он сам. Писание говорит: глаголи, юноше, аще тебе есть потреба, едва дващи (но едва — два слова), аще вопрошен будеши (Сир. 32, 9)[4]. Посему-то сам небесный Учитель и Спаситель наш, явившись на земле чрез сверхъестественное вочеловечение нас ради человек и нашего ради спасения, не прежде вступил в звание служения роду человеческому и cтал учить всенародно, как по достижении уже совершеннаго (тридцатилетняго) возраста (Лук. 3, 23), внушая чрез это поспешным и опрометчивым учителям силу и могущество спасительнаго страха, когда и сам Он, не будучи подвержен погрешностям и падению, начал проповедывать людям благодать совершенной жизни уже по достижении совершеннаго возраста. Так евангелист Лука повествует, что егда бысть двоюнадесяте лет… оста отрок Иисус во Иерусалиме, и когда родители искали Его и не обретали, то далее сего говорится, что по триех уже днех обретоста Его в церкви, седящаго посреде учителей, и послушающаго их, и вопрошающаго их (Лук. 2, 42. 43. 46). Итак на эти слова надлежит обратить особенное внимание, что Иисус Христос, будучи Бого-человек, в двенадесяти-летнем возрасте является посреди учителей послушающим их и вопрошающим их, но — не учащим. Этот пример внушает нам — всем и каждому, что не утвердившемуся еще человеку, не достигшему совершеннаго возраста крепости сил, как телесных, так и душевных, тем более не подобает отваживаться учить других, если и божественный отрок Иисус благоволил только учиться, слушая и вопрошая другихъ; между тем как по своему божеству Он подавал глаголы, живота вечнаго самим учителям Израилевым (Иоан. 3, 10; 6, 68). Если же апостол Павел и говорит возлюбленному ученику своему: завещавай (praecipe — заповедуй) сия и учи; никтоже о юности твоей (adolescentiam tuam) да нерадит (да не пренебрегаетъ) (1 Тим. 4, 11–12); то здесь надобно разуметь не отроческую молодость, а молодость совершеннаго юноши, так как и в св. Писании и вообще adolescentia нередко употребляется вместо juventus, и этими словами обозначается средний возраст (юношеский) между отрочеством (pueritia, puer) и возмужалостию (virilitas, vir). Это подтверждают и слова Соломона, обращенныя им к юношам в их молодости: веселися, юноше, в юности твоей (Еккл. 11, 9), нагляднее же для контекста речи по словам подлинника: «lactare juvenis in adolescentia tua — веселися, юноше, в молодости твоей». Ибо если бы он не принимал слов этих в тождественном значении; то не назвал бы юношею (juvenis) того, к кому обращался в его молодости (adolescentia)[5].
Источник: Святаго Григория Великаго, О пастырском служении. Глава XXVII. // Руководство для сельских пастырей. Журнал, издаваемый при Киевской духовной семинарии. Том 3-й. — № 37. — 10 сентября 1872 года. — Киев: Типография И. и А. Давиденко (аренд. С. Кульженко и В. Давиденко), 1872. — С. 41–49.
Латинский текст: si quis autem ignorat, ignorabitur — а кто не хочет знать, тот и сам не будет познан, — ближе к контексту речи.
(обратно)Нельзя не заметить, что последнее применительное объяснение текста, как бы оно ни было хорошо, есть объяснение произвольное, если сличить самый текст с контекстом библейскимъ; потому что там говорится совсем о другом предмете. Таких применений (allusio) можно встречать у св. Григория немало. Да и вообще можно сказать что святые отцы любили употреблять, в свое время, подобный образ объяснения.
(обратно)Здесь текст переведен по Вульгате, как значится у св. Григория, где читается он так: anima, quae benedicit, impinguabitur; et qui inebriat, ipse quoque inebriabitur; текст же славянский вовсе не подходит сюда.
(обратно)Этот текст в подлиннике св. Григория, при изменении пунктации, читается несколько иначе: «adolescens loquere in causa tua vix; et si bis interrogatus fueris, habeat initium responsio tua — глаголи, юноше, аще тебе есть потреба, едва (т. е. не будь скор и поспешенъ), и аще дважды (снова) вопрошен будеши, тогда уже дай место ответу своему», и то сократи слово, малыми многая (изглалоли). 10, слич. 20, 6–7.
(обратно)Хотя по гражданским законам древняго мира пределом совершеннолетия полагалось достижение 16-ти летняго возраста, и с этого времени до 25-ти лет, когда человек достигает полнаго развития сил и телесных и душевных, так что в развитии своем как бы останавливается т. е. перестает расти (adolescere), от чего в этом возрасте и назывались adolescentes или juvenes; однако у римлян юношами назывались и гораздо далее — до 35 и даже 40 лет. Указания на это можно находить у Цицерона и Саллюстия. Так Юлий Цезарь назван был adolescentulus в то время своего возраста, когда искал себе первосвященническаго сана, не могши быть для достижения сего моложе 35-ти летъ; а Цицерон называл себя и тогда еще юношею — adelescens, когда был уже консулом, между тем консул не мог быть моложе 40 лет. Смот. Лексик. Кронеберг. под словом adelescens. Кратк. описан. нрав. и обыч. древних римлян, стр. 34, 35, 64, 85 и 96. Римск. Древност. Шафа в перев. с немец. на русск. Гамбургера, стр. 105, 197 и 250.
(обратно)Больше книг на Golden-Ship.ru