Когда пробьет последний час природы,

Состав частей разрушится земных:

Все зримое опять покроют воды,

И Божий лик изобразится в них.

Не плоть, а дух растлился в наши дни,

И человек отчаянно тоскует;

Он к свету рвется из ночной тени

И, свет обретши, ропщет и бунтует.

Безверием палим и иссушен,

Невыносимое он днесь выносит…

И сознает погибель он,

И жаждет веры… но о ней не просит.

Не скажет век, с молитвой и слезой,

Как ни скорбит пред замкнутою дверью:

"Впусти меня! Я верю, Боже мой!

Приди на помощь моему неверью!.."

Эти бедные селенья,

Эта скудная природа□—

Край родной долготерпенья,

Край ты русского народа!

Не поймет и не заметит

Гордый взор иноплеменный,

Что сквозит и тайно светит

В наготе твоей смиренной.

Удрученный ношей крестной,

Всю тебя, земля родная,

В рабском виде Царь Небесный

Исходил, благословляя.

О, вещая душа моя,

О, сердце полное тревоги,

О как ты бьешься на пороге

Как бы двойного бытия!..

Так, ты жилица двух миров,

Твой день — болезненный и страстный,

Твой сон — пророчески-неясный,

Как откровение духов…

Пускай страдальческую грудь

Волнуют страсти роковыя,

Душа готова, как Мария,

К ногам Христа навек прильнуть.

Над этой темною толпой

Непробужденного народа

Взойдешь ли ты когда, свобода,

Блеснет ли луч твой золотой?

Блеснет твой луч и оживит

И сон разгонит и туманы…

Но старые, гнилые раны,

Рубцы насилий и обид,

Растленье душ и пустота,

Что гложет ум и в сердце ноет…

Кто их излечит, кто прикроет?□—

Ты, риза чистая Христа…

Не легкий жребий, не отрадный,

Был вынут для тебя судьбой,

И рано с жизнью беспощадной

Вступила ты в неравный бой.

Ты билась с мужеством немногих

И в этом роковом бою

Из испытаний самых строгих

Всю душу вынесла свою.

Нет, жизнь тебя не победила,

И ты в отчаянной борьбе

Ни разу, друг, не изменила

Ни правде сердца, ни себе.

Но скудны все земные силы:

Рассвирепеет жизни зло,

И нам, как на краю могилы,

Вдруг станет страшно тяжело.

Вот в эти-то часы с любовью

О книге сей ты вспомяни

И всей душой, как к изголовью,

К ней припади — и отдохни.

Тихо, мягко над Украиной,

Обаятельною тайной

Ночь июньская лежит;

Небо так ушло глубоко,

Звезды светят так высоко,

И во тьме Донец блестит.

Сладкий час успокоенья:

Звон, литии, псалмопенья

Святогорские молчат;

Под обительской стеною,

Озаренные луною,

Богомольцы мирно спят.

И громадою отвесной

В белизне своей чудесной

Над Донцом утес стоит,

К небу крест свой возвышая,

И, как стража вековая,

Богомольцев сторожит.

Говорят, в его утробе,

Затворившись как во гробе,

Чудный инок обитал,

Много лет в искусе строгом

Сколько слез он перед Богом,

Сколько веры расточал!..

Оттого, ночной порою,

Силой и поднесь живою

Над Донцом утес стоит,

И молитв его святыней,

Благодатной и доныне,

Спящий мир животворит.

Среди дубравы

Блестит крестами

Храм пятиглавый

С колоколами.

Их звон призывный

Через могилы

Гудит так дивно

И так уныло!

К себе он тянет

Неодолимо,

Зовет и манит

Он в край родимый,

В край благодатный,

Забытый мною,□—

И, непонятной

Томим тоскою,

Молюсь и каюсь я,

И плачу снова,

И отрекаюсь я

От дела злого;

Далеко странствуя

Мечтой чудесною,

Через пространства я

Лечу небесные,

И сердце радостно

Дрожит и тает,

Пока звон благостный

Не замирает…

Лишь только один я останусь с собою,

Меня голоса призывают толпою,

Которому ж голосу отповедь дам?

В сомнении рвется душа пополам.

Советов, угроз, обещаний так много,

Но где же прямая, святая дорога?

С мучительной думой стою на пути□—

Не знаю. направо ль, налево ль идти?

Махни уж рукой, да иди, не робея,

На голос, который всех манит сильнее,

Который немолчно, вблизи, вдалеке,

С тобой говорит на родном языке!

Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре —

О, не грусти, ты все мне дорога!

Мою любовь, широкую, как море,

Вместить не могут жизни берега.

Когда Глагола творческая сила

Толпы миров воззвала из ночи,

Любовь их все, как солнце, озарила,

И лишь на землю, к нам, ее светила

Нисходят порознь редкие лучи.

И порознь их отыскивая жадно,

Мы ловим отблеск вечной красоты;

Нам вестью лес о ней шумит отрадной)

О ней поток гремит струею хладной,

И говорят, качаяся, цветы.

И любим мы любовью раздробленной

И тихий шепот вербы над ручьем,

И милой девы взор, на нас склоненный,

И звездный блеск, и все красы вселенной,

И ничего мы вместе не сольем.

Но не грусти, земное минет горе,

Пожди еще — неволя недолга□—

В одну любовь мы все сольемся вскоре,

В одну любовь, широкую, как море,

Что не вместят земные берега.

Я задремал, главу понуря,

И прежних сил не узнаю;

Дохни, Господь, живящей бурей

На душу сонную мою!

Как глас упрека, надо мною

Свой гром призывный прокати,

И выжги ржавчину покоя,

И прах бездействия смети!

Да вспряну я, Тобой подъятый,

И, вняв карающим словам,

Как камень от удара млата,

Огонь таившийся издам!

С нашей жизнью вечно смежная,

Вечно ищущая нас,

Смерть приходит, неизбежная.

В каждый день и в каждый час.

Благо, благо недремавшему,

Мирно гостью ожидавшему,

Неусыпно посылавшему

К небесам молящий глас!

Когда кичливый ум, измученный борьбою

С наукой вечною, забывшись, тихо спит,

И сердце бедное одно с самим собою,

Когда извне его ничто не тяготит;

Когда, безумное, но чувствами всесильно,

Оно проведает свой собственный позор,

Бестрепетностию проникнется могильной

И глухо изречет свой страшный приговор,□—

Страдать, весь век страдать бесцельно, безвозмездно,

Стараться пустоту наполнить и взирать,

Как с каждой новою попыткой глубже бездна,

Опять безумствовать, стремиться и страдать,□—

О, как мне хочется склонить тогда колени,

Как сына блудного влечет тогда к Отцу!□—

Я верю вновь во все,□— и с шепотом моленья

Слеза горячая струится по лицу.

Ночь тиха. По тверди зыбкой

Звезды южные дрожат.

Очи матери с улыбкой

В ясли тихие глядят.

Ни ушей, ни взоров лишних,□—

Вот пропели петухи□—

И за ангелами в вышних

Славят Бога пастухи.

Ясли тихо светят взору,

Озарен Марии лик.

Звездный хор к иному хору

Слухом трепетным приник,□—

И над Ним горит высоко

Та звезда далеких стран:

С ней несут цари востока

Злато, смирну и ливан.

Тихо ночью на степи;

Небо ей сказало: "Спи!"□—

И курганы спят;

Звезды ж крупные в лучах

Говорят на небесах:

"Вечный — свят, свят, свят!"

В небе чутко и светло;

Неподвижное крыло

За плечом молчит,□—

Нет движенья,□— лишь порой

Бриллиантовой слезой

Ангел пролетит…

Все тучки, тучки,□— а кругом

Все сожжено, все умирает…

Какой архангел их крылом

Ко мне на нивы навевает?

Повиснул дождь, как легкий дым,

Напрасно степь кругом алкала,

И надо мною лишь одним

Зарею радуга стояла.

Смирись, мятущийся поэт:

С небес нисходит жизни влага!

Чего ты ждешь, того и нет;

Лишь незаслуженное — благо.

Я,□— ничего я не могу;

Один лишь может, Кто, могучий,

Воздвиг прозрачную дугу

И живоносные шлет тучи.

Когда Божественный бежал людских речей

И празднословной их гордыни

И голод забывал и жажду многих дней,

Внимая голосу пустыни,

Его, взалкавшего, на темя серых скал

Князь мира вынес величавый:

"Вот здесь, у ног Твоих, все царства,□— он сказал,□—

С их обаянием и славой.

Признай лишь явное, пади к моим ногам,

Сдержи на миг порыв духовный,□—

И эту всю красу, всю власть Тебе отдам

И покорюсь в борьбе неровной".

Но Он ответствовал: "Писанию внемли:

Пред Богом Господом лишь преклоняй колени!"

И сатана исчез, и ангелы пришли

В пустыне ждать Его велений.

Я потрясен, когда кругом

Гудят леса, грохочет гром

И в блеск огней гляжу я снизу,

Когда, испугом обуян,

На скалы мечет океан

Твою серебряную ризу;

Но, просветленный и немой,

Овеян властью неземной

Стою не в этот миг тяжелый,

А в час, когда, как бы во сне,

Твой светлый ангел шепчет мне

Неизреченные глаголы.

Я загораюсь и горю,

Я порываюсь и парю

В томленьях крайнего усилья

И верю сердцем, что растут

И тотчас в небо унесут

Меня раскинутые крылья.

Чем доле я живу, чем больше пережил,

Чем повелительней стесняю сердца пыл,

Тем для меня ясней, что не было от века

Слов, озаряющих светлее человека:

"Всеобщий наш Отец, Который в небесах,

Да свято имя мы Твое блюдем в сердцах,

Да прийдет царствие Твое, да будет воля

Твоя, как в небесах, так и в земной юдоли,

Пошли и ныне хлеб насущный от трудов,

Прости нам долг: и мы прощаем должников,

И не введи Ты нас, бессильных, в искушенье;

И от лукавого избави самомненья".

Хоругвь священную подъяв своей десной,

Иду, и тронулась за мной толпа живая,

И потянулись все по просеке лесной,

И я блажен и горд, святыню воспевая.

Пою — и помыслам неведом детский страх:

Пускай на пенье мне ответят воем звери,□—

С святыней над челом и песнью на устах,

С трудом, но я дойду до вожделенной двери!

Когда гоним тоской неутолимой,

Войдешь во храм и станешь там в тиши,

Потерянный в толпе необозримой,

Как часть одной страдающей души;

Невольно в ней твое потонет горе,

И чувствуешь, что дух твой вдруг влился

Таинственно в свое родное море,

И заодно с ним рвется в небеса…

Дорог мне, перед иконой

В светлой ризе золотой,

Этот ярый воск, возжженный

Чьей неведомо рукой.

Знаю я — свеча пылает,

Клир торжественно поет:

Чье-то горе утихает,

Кто-то слезы тихо льет,

Светлый ангел упованья

Пролетает над толпой…

Этих свеч знаменованье

Чую трепетной душой:

Это — медный грош вдовицы,

Это — лепта бедняка,

Это… может быть… убийцы

Покаянная тоска…

Это — светлое мгновенье

В диком мраке и глуши,

Память слез и умиленья

В вечность глянувшей души…

Ночь на дворе и мороз.

Месяц — два радужных светлых венца вкруг него…

По небу словно идет торжество;

В келье ж игуменской зрелище скорби и слез…

Тихо лампада пред образом Спаса горит;

Тихо игумен. пред ним на молитве стоит;

Тихо бояре стоят по углам;

Тих и недвижим лежит, головой к образам,

Князь Александр, черной схимой покрыт…

Страшного часа все ждут: нет надежды, уж нет!

Слышится в келье порой лишь болящего бред.

Тихо лампада пред образом Спаса горит…

Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит…

Сон ли проходит пред ним, иль видений таинственных цепь□—

Видит он: степь, беспредельная бурая степь…

Войлок разостлан на выжженной солнцем земле.

Видит: отец! смертный пот на челе,

Весь изможден он, и бледен, и слаб…

Шел из Орды он, как данник, как раб…

В сердце, знать, сил не хватило обиду стерпеть…

И простонал Александр: "Так и мне умереть…"

Тихо лампада пред образом Спаса горит…

Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит…

Видит: шатер, дорогой, златотканый шатер…

Трон золотой на пурпурный поставлен ковер…

Хан восседает средь тысячи мурз и князей…

Князь Михаил[2] перед ставкой стоит у дверей…

Подняты копья над княжеской светлой главой…

Молят бояре горячей мольбой…

"Не поклонюсь истуканам во век",□— он твердит…

Миг — и повержен во прах он лежит…

Топчут ногами и копьями колют его…

Хан, изумленный, глядит из шатра своего…

Князь отвернулся со стоном и, очи закрыв,

"Я ж,□— говорит,□— поклонился болванам, чрез огнь я прошел,

Жизнь я святому венцу предпочел…

Но,□— на Спасителя взор устремив,□—

Боже! Ты знаешь — не ради себя□—

Многострадальный народ свой лишь паче души возлюбя!.."

Слышат бояре и шепчут, крестясь:

"Грех твой, кормилец, на нас!"

Тихо лампада пред образом Спаса горит…

Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит…

Снится ему Ярославов в Новгороде двор!..

В шумной толпе и мятеж, и раздор…

Все собралися концы и шумят…

"Все постоим за святую Софию,□— вопят,□—

Дань ей несут от Угорской земли до Ганзы…

Немцам и шведам страшней нет грозы…

Сам ты водил нас, и Биргер твое

Помнит досель на лице, чай, копье!..

Рыцари,□— памятен им пооттаявший лед!..

Конница словно как в море летит кровяном!.

Бейте, колите, берите живьем

Лживый, коварный, пришельческий род!..

Нам ли баскаков пустить

Грабить казну, на правеж нас водить?

Злата и серебра горы у нас в погребах,□—

Нам ли валяться у хана в ногах!

Бей их. руби их, баскаков поганых, татар!.."

И разлилася река, взволновался пожар…

Князь приподнялся на ложе своем;

Очи сверкнули огнем,

Грозно сверкнули всем гневом высокой души,□—

Крикнул: "Эй, вы, торгаши!

Бог на всю землю послал злую мзду.

Вы ли одни не хотите Его покориться суду?

Ломятся тьмами ордынцы на Русь — я себя не щажу,

Я лишь один на плечах их держу!..

Бремя нести — так всем миром нести!

Дружно, что бор вековой, подыматься, расти,

Веруя в чаянье лучших времен,□—

Всё лишь в конец претерпевый — спасен!.."

Тихо лампада пред образом Спаса горит…

Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит…

Тьма, что завеса, раздвинулась вдруг перед ним…

Видит он: облитый словно лучом золотым,

Берег Невы, где разил он врага…

Вдруг возникает там город… Народом кишат берега…

Флагами веют цветными кругом корабли…

Гром раздается; корабль показался вдали…

Правит им кормчий с открытым высоким челом…

Кормчего все называют царем…

Гроб с корабля поднимают, ко храму несут,

Звон раздается, священные гимны поют…

Крышу открыли… Царь что-то толпе говорит..

Вот — перед гробом земные поклоны творит..

Следом — все люди идут приложиться к мощам.

В гробе ж,□— князь видит,□— он сам…

Тихо лампада пред образом Спаса горит…

Князь неподвижен лежит…

Словно как свет над его просиял головой□—

Чудной лицо озарилось красой,

Тихо игумен к нему подошел и дрожащей рукой

Сердце ощупал его и чело□—

И, зарыдав, возгласил: "Наше солнце зашло!"

Дух века ваш кумир: а век ваш — краткий миг.

Кумиры валятся в забвенье, в бесконечность…

Безумные! ужель ваш разум не постиг,

Что выше всех веков — есть Вечность!..

Не говори, что нет спасенья,

Что ты в печалях изнемог:

Чем ночь темней, тем ярче звезды,

Чем гяубже скорбь, тем ближе Бог…

Милых, что умерли,

Образы светлые

В сердце своем схорони!

Там они — ангелы

Будут хранители

В жизненных бурях тебе!

Из бездны Вечности, из глубины Творенья

На жгучие твои запросы и сомненья

Ты, смертный, требуешь ответа в тот же миг,

И плачешь, и клянешь ты Небо в озлобленье,

Что не ответствует на твой душевный крик…

А Небо на тебя с улыбкою взирает,

Как на капризного ребенка смотрит мать.

С улыбкой — потому, что всё, все тайны знает,

И знает, что тебе еще их рано знать!

Смотри, смотри на небеса,

Какая тайна в них святая

Проходит мояча и сияя

И лишь настолько раскрывая

Свои ночные чудеса,

Чтобы наш дух рвался из плена,

Чтоб в сердце врезывалось нам,

Что здесь лишь зло, обман, измена,

Добыча смерти, праха, тлена,

Блаженство ж вечное — лишь там.

И ангел мне сказал: иди, оставь их грады,

В пустыню скройся ты, чтоб там огонь лампады,

Тебе поверенный, до срока уберечь,

Дабы, когда тщету сует они познают,

Возжаждут Истины и света пожелают,

Им было б чем свои светильники возжечь.

В чем счастье?..В жизненном пути

Куда твой долг велит — идти,

Врагов не знать, преград не мерить,

Любить, надеяться и — верить.

Все рожь кругом, как степь живая,

Ни замков, ни морей, ни гор…

Спасибо, сторона родная,

За твой врачующий простор!

За дальним Средиземным морем,

Под небом ярче твоего,

Искал я примиренья с горем

И не нашел я ничего!

Я там не свой: хандрю, немею,

Не одолев мою судьбу,

Я там погнулся перед нею,

Но ты дохнула — и сумею,

Быть может, выдержать борьбу!

Я твой. Пусть ропот укоризны

За мною по пятам бежал,

Не небесам чужой отчизны —

Я песни родине слагал!

И ныне жадно поверяю

Мечту любимую мою,

И в умиленье посылаю

Всему привет… Я узнаю

Суровость рек, всегда готовых

С грозою выдержать войну,

И ровный шум лесов сосновых,

И деревенек тишину,

И нив широкие размеры…

Храм Божий на горе мелькнул

И детски чистым чувством веры

Внезапно на душу пахнул.

Нет отрицанья, нет сомненья,

И шепчет голос неземной:

Лови минуту умиленья,

Войди с открытой головой!

Как ни тепло чужое море,

Как ни красна чужая даль,

Не ей поправить наше горе,

Размыкать русскую печаль!

Храм воздыханья, храм печали —

Убогий храм земли твоей:

Тяжеле стонов не слыхали

Ни римский Петр, ни Колизей!

Сюда народ, тобой любимый,

Своей тоски неодолимой

Святое бремя приносил —

И облегченный уходил!

Войди! Христос наложит руки

И снимет волею святой

С души оковы, с сердца муки

И язвы с совести больной…

Я внял… я детски умилился…

И долго я рыдал и бился

О плиты старые челом,

Чтобы простил, чтоб заступился,

Чтоб осенил меня крестом

Бог угнетенных, Бог скорбящих,

Бог поколений, предстоящих

Пред этим скудным алтарем!..

Присутствие непостижимой силы

Таинственно скрывается во всем:

Есть мысль и жизнь в безмолвии ночном,

И в бяеске дня, и в тишине могилы,

В движении бесчисленных миров,

В торжественном покое океана,

И в сумраке задумчивых лесов,

И в ужасе степного урагана,

В дыхании прохладном ветерка,

И в шелесте листов перед зарею,

И в красоте пустынного цветка,

И в ручейке, текущем под горою.

О Боже! дай мне воли силу,

Ума сомненье умертви,□—

И я сойду во мрак могилы

Просвете Веры и Любви.

Мне сладко под Твоей грозою

Терпеть, и плакать, и страдать;

Молю: оставь одну со мною

Твою Святую благодать.

Измученный жизнью суровой,

Не раз я себе находил

В глаголах Предвечного Слова

Источник покоя и сил.

Как дышат святые их звуки

Божественным чувством любви

И сердца тревожного муки

Как скоро смиряют они!..

Здесь все в чудно-сжатой картине

Представлено Духом Святым:

И мир, существующий ныне,

И Бог, управляющий им.

И сущего в мире значенье,

Причина, и цель, и конец,

И Вечного Сына рожденье,

И крест, и терновый венец.

Как сладко читать эти строки,

Читая, молиться в тиши,

И плакать, и черпать уроки

Из них для ума и души!

Молись, дитя: сомненья камень

Твоей груди не тяготит;

Твоей молитвы чистый пламень

Святой любовию горит.

Молись, дитя: тебе внимает

Творец бесчисленных миров,

И капли слез твоих считает,

И отвечать тебе готов.

Быть может, ангел, твой хранитель,

Все эти слезы соберет

И их в надзвездную обитель

К престолу Бога отнесет.

Молись, дитя, мужай с летами!

И дай Бог, в пору поздних лет

Такими ж светлыми очами

Тебе глядеть на Божий свет!

Но если жизнь тебя измучит

И ум и сердце возмутит,

Но если жизнь роптать научит,

Любовь и веру погасит,□—

Приникни с жаркими слезами,

Креста подножье обоими:

Ты примиришься с небесами,

С самим собою и с людьми.

И вновь тогда из райской сени

Хранитель ангел твой сойдет

И за тебя, склонив колени,

Молитву к Богу вознесет.

Бывают минуты,□— тоскою убитый,

На ложе до утра без сна я сижу,

И нет на устах моих теплой молитвы,

И с грустью на образ святой я гляжу.

Вокруг меня в комнате тихо, безмолвно…

Лампада в углу одиноко горит,

И кажется мне, что святая икона

Мне в очи с укором и строго глядит.

И дума за думой на ум мне приходит,

И жар непонятный по жилам течет,

И сердце отрады ни в чем не находит,

И волос от тайного страха встает.

И вспомню тогда я тревогу желаний,

И жгучие слезы тяжелых утрат,

Неверность надежды и горечь страданий,

И скрытый под маской глубокий разврат,

Всю бедность и суетность нашего века,

Все мелочи жалких, ничтожных забот,

Все зло в этом мире, всю скорбь человека,

И грозную вечность, и с жизнью расчет;

И вспомню я крест на Голгофе позорной,

Облитого кровью Страдальца на нем,

При шуме и кликах насмешки народной

Поникшего тихо покорным челом…

И страшно мне станет от этих видений,

И с ложа невольно тогда я сойду,

Склоню пред иконой святою колени

И с жаркой молитвою ниц упаду.

И мнится мне, слышу я шепот невнятный,

И кто-то со мной в полумраке стоит:

Быть может, незримо, в тот миг благодатный,

Мой ангел-хранитель молитву творит.

И в душу прольется мне светлая радость,

И смело на образ тогда я взгляну,

И, чувствуя в сердце какую-то сладость,

На ложе я лягу и крепко засну.

В синем небе плывут над полями

Облака с золотыми краями;

Чуть заметен над лесом туман,

Теплый вечер прозрачно-румян.

Вот уж веет прохладой ночною;

Грезит колос над узкой межою;

Месяц огненным шаром встает,

Красным заревом лес обдает.

Кротко звезд золотое сиянье,

В чистом поле покой и молчанье;

Точно в храме стою я в тиши

И в восторге молюсь от души.

Любил я тихий свет лампады золотой,

Благоговейное вокруг нее молчанье,

И, тайного исполнен ожиданья,

Как часто я, откинув полог свой,

Не спал, на мягкий пух облокотясь рукою,

И думал: в эту ночь хранитель-ангел мой

Придет ли в тишине беседовать со мною?..

И мнилось мне: на ложе, близ меня,

В сиянье трепетном лампадного огня,

В бледно-серебряном сидел он одеянье…

И тихо, шепотом я поверял ему

И мысли, детскому доступные уму,

И сердцу детскому доступные желанья.

Мне сладок был покой в его лучах.

Я весь проникнут был божественною силой.

С улыбкою на пламенных устах,

Задумчиво внимал мне светлокрылый;

Но очи кроткие его глядели вдаль,

Они грядущее в душе моей читали,

И отражалась в них какая-то печаль…

И ангел говорил: "Дитя, тебя мне жаль!

Дитя, поймешь ли ты слова моей печали?"

Душой младенческой я их не понимал,

Края одежд его ловил и целовал,

И слезы радости в очах моих сверкали.

Отче наш! Сына моленью внемли!

Все-проникающую,

Все-созидающую,

Братскую дай нам любовь на земли!

Сыне, Распятый во имя любви!

Ожесточаемое

Оскудеваемое

Сердце Ты в нас освежи, обнови!

Дух Святый! Правды источник живой!

Дай силу страждущему!

Разуму жаждущему

Ты вожделенные тайны открой!

Боже! Спаси Ты от всяких цепей

Душу проснувшуюся

И ужаснувшуюся

Мрака и зла и неправды людей!

Вставших на глас Твой услыши мольбу,

И цепенеющую,

В лени коснеющую

Жизнь разбуди на святую борьбу!

Душный день догорал,

Дальний звон меня звал,

И как в рай, в Божий храм

Запросилась душа.

И спеша, и дыша

Тяжело, по пескам,

По лесистым буграм

Шел я, бледен и хил,

Точно крест волочил,

И дошел до ворот,

Где теснился народ.

Жаждал видеть я ряд

Посребренных лампад,

Запрестольных свечей

Седмь горящих огней;

Созерцать в золотых

Ризах лики святых,

Певчим хорам внимать

И блаженно вздыхать,

В теплом дыме кадил,

Чуя Господа сил.

Но я, хил и убог,

В храм пробраться не мог:

Суетливой толпой,

Теснотой, толкотней,

Я — безжалостно смят,

Я — отброшен назад,

И, как нищий старик,

У решетки поник.

Крест на храме сиял,

Он один затмевал

Сотни наших свечей,

Весь в багрянце лучей

Он сиял от зари,

Что твои алтари!

Там стрижи вверх и вниз

Чуть мелькая вились,

И, забывчиво-тих,□—

Я заслушался их.

Как над былием лес,

Над землей, надо мной,

Над церковной главой

Вековечных небес

Расстилалася высь.

"Маловерный, молись!"

Как журчанье волны,

Пронеслось с вышины…

И уж я сознавал,

Что я в храме стоял, —

В храме, полном огней,

Перелетных лучей,

И невидимых крыл,

И неведомых сил.

Восторженный канон Дамаскина

У всенощной сегодня пели,

И умилением душа была полна,

И чудные слова мне душу разогрели.

"Владыка в древности чудесно спас народ,

Он волны осушил морские…"

О, верю, верю, Он и в наши дни придет

И чудеса свершит другие.

О, Боже! не народ — последний из людей

Зовет Тебя, тоскою смертной полный.

В моей душе бушуют также волны

Воспоминаний и страстей.

О, осуши же их Своей могучей дланью!

Как солнцем освети греховных мыслей тьму.

О, снизойди к ничтожному созданью!

О, помоги неверью моему!

Помощник, Покровитель мой!

Явился Он ко мне, и я от мук избавлен,

Он Бог мой, славно Он прославлен,

И вознесу Его я скорбною душой.

С чего начну свои оплакивать деянья,

Какое положу начало для рыданья

О грешном, пройденном пути?

Но, Милосердый, Ты меня прости!

Душа несчастная! Как Ева,

Полна ты страха и стыда…

Зачем, зачем, коснувшись древа,

Вкусила ты безумного плода?

Адам достойно изгнан был из рая

За то, что заповедь одну не сохранил;

А я какую кару заслужил,

Твои веленья вечно нарушая?

От юности моей погрязнул я в страстях,

Богатство растерял, как жалкий расточитель,

Но не отринь меня, поверженного в прах,

Хоть при конце спаси меня, Спаситель!

Весь язвами и ранами покрыт,

Страдаю я невыносимо;

Увидевши меня, прошел священник мимо

И отвернулся набожный левит…

Но Ты, извлекший мир из тьмы могильной,

О, сжалься надо мной!□— мой близится конец…

Как сына блудного прими меня, Отец!

Спаси, спаси меня, Всесильный!

Когда, провидя близкую разлуку,

Душа болит уныньем и тоской,□—

Я говорю, тебе сжимая руку:

Христос с тобой!

Когда в избытке счастья неземного

Забьется сердце радостью порой,

Тогда тебе я повторяю снова:

Христос с тобой!

А если грусть, печаль и огорченье

Твоей владеют робкою душой,

Тогда тебе твержу я в утешенье:

Христос с тобой!

Любя, надеясь, кротко и смиренно

Свершай, о друг, ты этот путь земной

И веруй, что всегда и неизменно

Христос с тобой.

Научи меня, Боже, любить

Всем умом Тебя, всем помышленьем,

Чтоб и душу Тебе посвятить

И всю жизнь с каждым сердца биеньем.

Научи Ты меня соблюдать

Лишь Твою милосердую волю,

Научи никогда не роптать

На свою многотрудную долю.

Всех, которых пришел искупить

Ты Своею Пречистою Кровью□—

Бескорыстной, глубокой любовью

Научи меня, Боже, любить!

Жених в полуночи грядет!

Но где же раб Его блаженный,

Кого Он бдящего найдет,

И кто с лампадою возжженной

На брачный пир войдет за Ним?

В ком света тьма не поглотила?

О, да исправится, как дым

Благоуханного кадила,

Моя молитва пред Тобой!

Я с безутешною тоской

В слезах взираю издалека

И своего не смею ока

Возвесть к чертогу Твоему.

Где одеяние возьму?

О Боже, просвети одежду

Души истерзанной моей,

Дай на спасенье мне надежду

Во дни святых Твоих Страстей!

Услышь, Господь, мои моленья

И тайной вечери Твоей,

И всечестного омовенья

Прими причастника меня!

Врагам не выдам тайны я,

Воспомянуть не дам Иуду

Тебе в лобзании моем,

Но за разбойником я буду

Перед Святым Твоим крестом

Взывать коленопреклоненный:

О помяни, Творец вселенной,

Меня во царствии Твоем!

Когда меня волной холодной

Объемлет мира суета,

Звездой мне служат путеводной

Любовь и красота.

О, никогда я не нарушу

Однажды данный им обет:

Любовь мне согревает душу,

Она — мне жизнь и свет.

Не зная устали, ни лени,

Отважно к цели я святой

Стремлюсь, чтоб преклонить колени

Пред вечной красотой.

Не говори, что к небесам

Твоя молитва недоходна:

Верь, как душистый фимиам,

Она Создателю угодна.

Когда ты молишься, не трать

Излишних слов; но всей душою

Старайся с верой сознавать,

Что слышит Он, что Он с тобою.

Что для Него слова? О чем,

Счастливый сердцем иль скорбящий,

Ты не помыслил бы,□— о том

Ужель не ведает Всезрящий?

Любовь к Творцу в душе твоей

Горела б только неизменно,

Как пред иконою священной

Лампады теплится елей.

Меня бранят, когда жалею

Я причиняющих печаль

Мне бессердечностью своею;

Меня бранят, когда мне жаль

Того, кто в слабости невольной

Иль в заблужденьи согрешит…

Хоть и обидно мне, и больно,

Но пусть никто не говорит,

Что семя доброе бессильно

Взойти добром; что только зло

На ниве жатвою обильной

Нам в назидание взошло.

Больней внимать таким сужденьям,

Чем грусть и скорбь сносить от тех,

Кому мгновенным увлеченьем

Случится впасть в ничтожный грех.

Не все ль виновны мы во многом,

Не все ли братья о Христе?

Не все ли грешны перед Богом,

За нас распятым на кресте?

Когда креста нести нет мочи,

Когда тоски не побороть,

Мы к небесам возводим очи,

Творя молитву дни и ночи,

Чтобы помиловал Господь.

Но если вслед за огорченьем

Нам улыбнется счастье вновь,

Благодарим ли с умиленьем,

От всей души, всем помышленьем

Мы Божью милость и любовь?

Бывают светлые мгновенья:

Земля так несравненно хороша!

И неземного восхищенья

Полна душа.

Творцу миров благоуханье

Несет цветок, и птица песнь дарит:

Создателя Его созданье

Благодарит.

О, если б воедино слиться

С цветком и птицею, и всей землей,

И с ними, как они, молиться

Одной мольбой;

Без слов, без думы, без прошенья

В восторге трепетном душой гореть

И в жизнерадостном забвенье

Благоговеть!

О, если б совесть уберечь,

Как небо утреннее, ясной,

Чтоб непорочностью бесстрастной

Дышали дело, мысль и речь!

Но силы мрачные не дремлют,

И тучи — дети гроз и бурь□—

Небес приветную лазурь

Тьмой непроглядною объемлют.

Как пламень солнечных лучей

На небе тучи заслоняют□—

В нас образ Божий затемняют

Зло дел, ложь мыслей и речей.

Но смолкнут грозы, стихнут бури,

И — всепрощения привет□—

Опять заблещет солнца свет

Среди безоблачной лазури.

Мы свято совесть соблюдем,

Как небо утреннее, чистой

И радостно тропой тернистой

К последней пристани придем.

В вечерний час, над степью мирной,

Когда закат над ней сиял,

Среди небес, стезей эфирной,

Вечерний ангел пролетал.

Он видел сумрак предзакатный, —

Уже синел вдали восток, —

И вдруг услышал он невнятный

Во ржах ребенка голосок.

Он шел, колосья собирая,

Сплетал венок и пел в тиши,

И были в песне звуки рая, —

Невинной, неземной души.

"Благослови меньшого брата, —

Сказал Господь.□— Благослови

Младенца в тихий час заката

На путь и правды и любви!"

И ангел светлою улыбкой

Ребенка тихо осенил

И на закат лучисто-зыбкий

Поднялся в блеске нежных крыл.

И, точно крылья золотые,

Заря пылала в вышине.

И долго очи молодые

За ней следили в тишине!

Гудящий благовест к молитве призывает,

На солнечных лучах над нивами звенит;

Даль заливных лугов в лазури утопает,

И речка на лугах сверкает и горит.

А на селе с утра идет обедня в храме:

Зеленою травой усыпан весь амвон,

Алтарь, сияющий и убранный цветами,

Янтарным блеском свеч и солнца озарен.

И звонко хор поет, веселый и нестройный,

И в окна ветерок приносит аромат…

Твой нынче день настал, усталый, кроткий брат,

Весенний праздник твой, и светлый и спокойный!

Ты нынче с трудовых засеянных полей

Принес сюда в дары простые приношенья:

Гирлянды молодых березовых ветвей,

Печали тихий вздох, молитву — и смиренье.

Христос воскрес! Опять с зарею

Редеет долгой ночи тень,

Опять зажегся над землею

Для новой жизни новый день.

Еще чернеют чащи бора;

Еще в тени его сырой,

Как зеркала, стоят озера

И дышат свежестью ночной;

Еще в синеющих долинах

Плывут туманы… Но смотри:

Уже горят на горных льдинах

Лучи огнистые зари!

Они в выси пока сияют,

Недостижимой, как мечта,

Где голоса земли смолкают

И непорочна красота.

Но, с каждым часом приближаясь

Из-за алеющих вершин,

Они заблещут, разгораясь,

И в тьму лесов и в глубь долин;

Они взойдут в красе желанной

И возвестят с высот небес,

Что день настал обетованный,

Что Бог воистину воскрес!

Старую книгу читаю я в долгие ночи

При одиноком и тихо дрожащем огне:

"Все мимолетно — и скорби, и радость, и песни,

Вечен лишь Бог. Он в ночной неземной тишине".

Ясное небо я вижу в окно на рассвете.

Солнце восходит, и горы к лазури зовут:

"Старую книгу оставь на столе до заката.

Птицы о радости вечного Бога поют!"

И я узрел: отверста дверь на небе,

И прежний глас, который слышал я,

Как звук трубы, гремевшей надо мною,

Мне повелел: войди и зри, что будет.

И Дух меня мгновенно осенил.

И се — на небесах перед очами

Стоял престол, на нем же был Сидящий.

И сей Сидящий, славою сияя,

Был точно камень яспис и сардис,

И радуга, подобная смарагду,

Его престол широко обняла.

И вкруг престола двадесять четыре

Других престола было, и на каждом

Я видел старца в ризе белоснежной

И в золотом венце на голове.

И от престола исходили гласы,

И молнии, и громы, а пред ним —

Семь огненных светильников горели,

Из коих каждый был Господний дух.

И пред лицом престола было море,

Стеклянное, подобное кристаллу,

А посреди престола и окрест —

Животные, число же их четыре.

И первое подобно было льву,

Тельцу — второе, третье — человеку,

Четвертое — летящему орлу.

И каждое из четырех животных

Три пары крыл имело, а внутри

Они очей исполнены без счета

И никогда не ведают покоя,

Взывая к Славе: свят, свят, свят Господь,

Бог Вседержитель, Коий пребывает

И был во веки века и грядет!

Когда же так взывают, воздавая

Честь и хвалу Живущему вовеки,

Сидящему во славе на престоле,

Тогда все двадесять четыре старца

Ниц у престола падают в смиреньи

И, поклоняясь Сущему вовеки,

Кладут венцы к престолу и рекут:

"Воистину достоин восприяти

Ты, Господи, хвалу, и честь, и силу,

Затем, что все Тобой сотворено

И существует волею Твоею!"