О есееях из Евангелия нам ничего не известно, но они, тем не менее, существовали. Община ессеев сохранила древнейшие библейские рукописи, так наз. кумранские рукописи, которые по счастливому обстоятельству были найдены в районе Мертвого моря после второй мировой войны. Это немногочисленная, но влиятельная секта. Я упоминаю о ней потому, что весьма широко можно было услышать мнение о том, что ессеи являются колыбелью христианства, что Иоанн Предтеча вышел именно из этой ессейской общины, она как раз располагалась в районе реки Иордан. Но это не соответствует действительности, при более подробном изучении ессейских кумранских текстов это предстает с полной очевидностью. При добросовестном рассмотрении всего этого ессейского наследия становится ясным их принципиальное отличие от христианской линии.

Другая группировка - это иродиане. Формально это последователи династии Иродов, с этой династией они связывали мессианские чаяния, как предполагают сейчас. Иродиане считали, что именно из представителей династии Иродов выйдет ожидаемый Мессия, ратовали за расширение популярности этой династии. Выдвижение Царя Иудейского Иисуса Христа по этой причине привело к вражде против Господа, они видели в Нем конкурента в их династических чаяниях.

Упоминаются в Евангелии также книжники. Книжники и фарисеи осуждены Христом: "Горе вам, книжники, и фарисеи-лицемеры". Книжники и фарисеи - это не одно и то же. Все книжники, как правило, были фарисеями, но не наоборот. Книжники - это особая каста знатоков Закона, научных людей, которые, как и фарисеи, с внешней стороны старались соблюдать Закон. Они являлись учеными в том смысле, что хранили предание, заучивали Писание, учили Писанию, являлись учеными и учителями, и еще были экспертами Закона. Ирод их вызвал, когда потребовалось выяснить, где должен родиться Христос, и они ответили, что в Вифлееме Иудейском, как написано в Ветхом Завете.

Книжники, благодаря постоянному изучению предания и Писания, являлись его устными хранителями. Книжники были судьями, они входили в Синедрион. Замечу, что Синедрион образовался после плена, римляне не отрицали местные законы, если они не входили в противоречие с римским правом. Частично Синедрион обладал независимостью в суждении, по крайней мере, касательно религиозного порядка.

 

Лекция 3

Мы закончили краткую характеристику периода, во время которого происходила земная жизнь Господа нашего Иисуса Христа, и преддверие этого события. В прошлый раз я мало рассказал об одной секте, которая не упоминается в Четвероевангелии, но которая очень известна. Это секта ессеев, она для нас существенна потому, что адепты этой секты в районе Мертвого моря, в местечке Кумран имели свои хранилища, где прятали рукописи. Туда удалились разбитые мятежники, там они были окружены и скрывались в неприступных скалах и содержали в пещерах рукописи в особых сосудах. После войны так наз. кумранские рукописи были по случайности найдены. Они имеют крайне важное значение для ветхозаветной текстологии для изучения периода относящегося к земной истории Господа нашего Иисуса Христа. В знаменитой книге Иосифа Флавия под названием "Иудейская война", во 2-ой книге, гл. 8 описывается жизнь этой секты. Иосиф Флавий родился вскоре после Вознесения Господня, в 37 г. по Р.Х.., т.е. писал все по свежим следам, писал на греческом (у нас есть недавно вышедший новый перевод с древнегреческого этой замечательной классической книги). Восьмая глава 2-ой книги открывается таким сообщением: "Область Архелая перешла под прямое правление Рима (Архелай - сын Ирода Великого, который стал править в Иудеи, из-за него Святое семейство не вернулось в Вифлеем, а пошло в Назарет, на север - авт.), и Копоний, римлянин из сословия всадников, был направлен туда прокуратором с полномочиями от Цезаря выносить смертный приговор" [Флав. 1, с. 122]. Вот такая замечательная фраза. Она замечательна потому, что речь идет о первом прокураторе, и сразу говорится о его прерогативе выносить смертный приговор. Как это существенно для новозаветной истории, вспоминая Понтия Пилата и суд Пилата, который требовался иудеям, чтобы привести желаемый иудеям смертный приговор над Иисусом Христом в действие.

Итак, первый прокуратор Копоний с полномочиями от Цезаря выносить смертный приговор. "В это время галилеянин по имени Йехуда (наше Иуда - авт.) пытался склонить местное население к мятежу, браня тех, кто платит подати римлянам и подчиняется человеческому правлению после того, как евреями правил один только Бог. Он был законоучителем и имел своих собственных последователей, и учение его ни в чем не было схоже с остальными учениями.

Дело в том, что среди евреев существуют три философских школы, приверженцы которых называют себя фарисеями, саддукеями и ессеями. Ессеи придерживаются наиболее строгого образа жизни. По рождению они евреи, но особенно сильно любят друг друга. Погони за наслаждениями избегают как порока, а добродетелью считают воздержанность и управление собственными страстями. Они избегают брака, но принимают к себе чужих детей в том возрасте, когда те еще легко поддаются влиянию и обучению, и образуют их по своему собственному образцу. Нельзя сказать, чтобы ессеи желали вовсе отменить брак как средство продолжения человеческого рода, однако они остерегаются женского распутства и убеждены, что ни одна из женщин не в состоянии хранить верность одному человеку.

Они презирают богатство и живут на удивление единой общиной...

У них нет ни одного города, однако повсюду имеются многочисленные общины. Когда к ним пребывает единомышленник, в его распоряжение предоставляется все, чем они владеют, как если бы это было его собственностью, и люди, которых он никогда прежде не встречал, принимают его как старого друга. Точно также, путешествуя, они не берут с собой никакой поклажи, кроме оружия для защиты от разбойников. В каждом городе кто-то из общины ставится специально для того, чтобы заботиться о пришельцах и снабжать их одеждой и пищей" [Флав. 1, с. 122-123].

Суть здесь вот в чем. Предстает удивительная организация, которая пронизала всю страну, в каждом городе, есть представитель этой организации, который встречает пришельцев. Члены этой общины не имеют возможности общаться с не членами этой общины, тем самым возникает государство в государстве, это удивительная образование. Имея нужду путешествовать из города в город, они могут остановиться и принять пищу и все необходимое только от представителя этой секты в этом городе. Стать отвергнутым общиной страшно, человек погибает от голода, об этом пишет Иосиф Флавий. Почему? А вот почему. " Тот, кто стремится войти в общину, не может быть принят сразу. Оставаясь вне общины, такой человек должен в течение года вести жизнь, соответствующую ее правилам, получая в свое пользование топорик, вышеупомянутый покров для опоясывания чресел и одежду белого цвета. Если в течение этого времени он доказал свое самообладание, ему позволяется ближе приобщиться к закону общины и разделять с ней чистейшие воды освящения; однако и сейчас он все еще не допущен к общей жизни" [Флав. 1, с. 124]. Когда он уже прошел период подготовки, " прежде, чем прикоснуться к общей пище (а это есть самое святое в этой секте - авт.), он должен принести страшные клятвы: во-первых, что будет почитать Всевышнего, во-вторых, что будет поступать с людьми по справедливости, не причиняя никому вреда ни по собственной воле, ни по чужому побуждению, всегда будет ненавидеть несправедливых и стремиться к общению с праведными, держать свое слово по отношению к любому, но особенно по отношению к правителям, ибо всякая власть от Бога. Он клянется, что если сам обретет власть, то никогда не злоупотребит ею и никогда не пожелает затмить тех, кто стоит ниже его, ни одеждой, ни излишним украшением; он клянется никогда не утаивать ничего от членов общины и не открывать ни одной из ее тайн посторонним даже под угрозой насильственной смерти. Еще он клянется не сообщать никому их учения, кроме как тем способом, каким он сам получил его; не принимать участия в разбое" [Флав. 1, с. 125] и пр. Если человек изгоняется из общины, "отверженный зачастую кончает жизнь самым жалким образом. Ведь связанный клятвами и обычаями общины, он не может разделять пищу с теми, кто к ней не принадлежит, и поэтому вынужден питаться одной травой, пока его изголодавшееся тело не истощается и он не умирает. Милосердие заставляет их принимать назад многих нарушителей, когда те уже находятся при последнем издыхании, ибо они чувствуют, что человек, доведенный мучениями до порога смерти, уже в достаточной степени искупил свое преступление" [Флав. 1, с. 125]. Далее пишется о некоем повелителе, который стоит во главе этой общины, именуется у Флавия законодателем, а иногда это переводят, как учитель. Кумранские рукописи тоже описывают некоего учителя, который стоит во главе организации ессеев.

Я привожу эти цитаты не случайно. Всякий современный образованный человек должен знать тот факт, что многие из ученых так наз. критической школы высказывали мысли о том, что колыбелью христианства является община ессеев. Почему? Потому что все очень похоже. Также нельзя никому сообщать учение, у христиан существовала дисциплина " аркана", т. е. тайны, когда неоглашенный человек не мог узнать о Таинствах, а, только, пройдя оглашение и крестившись, он проходил тайноводственные беседы, т. е. беседы о Таинствах, до крещения ему эти беседы были недоступны. До крещения он не участвовал в общей Трапезе Господней, оглашенный покидал собрание в определенный момент и т.д. Коммунизм, который описан в ессейской общине, напоминает коммунизм, который был в первой христианской общине. Они имели все общее, пребывали все вместе, воспевая и поя Бога, в преломлении хлеба, в молитвах. Как все похоже. Изучение Кумранских рукописей, даже краткие выдержки из 8-ой главы 2-ой книги "Иудейской войны", показывают принципиальное различие первых христиан от ессеев. Это различие состоит в том, что, хотя христиане свое учение благоговейно держали в тайне, по слову Христа "не метая бисера перед свиньями" (не потому, что они считали всех вокруг "свиньями", а потому, что слишком дорожили "бисером" своего учения, чтобы его метать в грязь, только поэтому) христиане были открытой общиной, и им не предписывалось держать в тайне свое учение. Что-то держалось в тайне, скажем в собрании христиан могли быть только верные, участвовать в Трапезе Господней, преломлении хлеба могли только верные, но это следует из существа этого Таинства, которое есть единство в Теле Христовом. Если внутренне нет этого единства, то нечего дозволять его внешне; если внутренне его нет с кем-то приходящим в общину, то невозможно попирать это Таинство. Но проповедь христиан была доступна для каждого, кто желал, и всякий вопрошающий, всякий желающий услышать эту проповедь о Христе Распятом и Воскресшем, слышал ее.

Далее переходим к характеристике слова "Евангелие", поговорим о ветхозаветном происхождении термина, об употреблении его в Новом Завете.

Под каноническими Евангелиями мы понимаем четыре Евангелия - Матфея, Марка, Луки, Иоанна, принятые Церковью в качестве Священных Писаний и вошедших в канон Нового Завета. Словом "канон" в данном случае обозначается закрытый список древнехристианских текстов, вероучительный авторитет которых признается всей Церковью. Новый Завет - это состоящий из 27 сочинений сборник, помещенный христианами рядом с еврейскими писателями. Священный характер еврейских ветхозаветных писаний Церковь признавала всегда. После возникновения Нового Завета еврейские книги стали для Церкви Ветхим Заветом, первой частью Библии.

О значении слова "Евангелие". В современном русском языке слово "Евангелие" имеет два значения. Первое - это богословское или теологическое значение, от слова "теология", дословно "Слово о Боге", т.е. христианская радостная весть о спасении во Христе Иисусе. И второе значение, литературное в смысле особого жанра раннехристианской письменности - сочинение, повествующее о жизни, смерти и Воскресении Иисуса Христа из Назарета. Сочинения, которые описывают жизнь, смерть и Воскресение Иисуса Христа составили некий жанр христианской литературы, удовлетворяя критериям которой, эти сочинения именовались Евангелиями. Греческое слово "евангелиум" значит благая, добрая, радостная весть. В Новом Завете это греческое слово стало употребляться в специфическом смысле, связанном с христианской миссионерской деятельностью, т.е. это не любая благая радостная весть, а специфическая радостная весть, христианская провозвестие, т.е. весть о спасении во Христе и проповедь, главное содержание которой составляет эта весть. Вот что такое Евангелие. Первое значение этого слова, имеющее теологический смысл, распадается как бы на две части: это сама благая весть и проповедь об этой благой вести тоже именуется в Священных текстах словом "Евангелие". Приведем примеры.

В наших канонических Евангелиях слово "евангелиум" еще не употребляется, как название письменного сочинения, т.е. во времена Евангелистов такой жанр еще не сложился. В наших Евангелиях это слово употребляется только либо как благая весть о спасении во Христе Иисусе, либо как проповедь об этой благой вести, носителем которой являются те или иные личности Нового Завета. Т.е. употребляется только в теологическом смысле в двух видах.

В греческом языке классического периода слово "евангелиум" имеет также значение воздаяния, награды за радостную весть, благодарственной жертвы за радостную весть. В эпоху позднего эллинизма это слово приобрело религиозный смысл, т. е. уже тогда, в языческие времена означало не просто какую-то радостную весть. В контексте культа римского императора это слово во времена Господа Иисуса Христа приобрело религиозный смысл. Радостными вестями назывались сообщения о различных событиях в жизни обожествленного правителя: императоры обожествлялись, и весть о различных событиях в их жизни именовалась тоже тогда евангелием. Как видим, корень происхождения этого термина языческий. Теперь поговорим об иудейском корне происхождения этого слова. Еврейские истоки новозаветного употребления слова ευαγγελον в значении вести о спасении, которую принес Иисус Христос (т.е. что Господь Иисус Христос - это ожидавшийся евреями Мессия), известны.

В еврейской Библии употребляется слово "бэсора", которое греки перевели ευαγγέλια, т.е. в греческом переводе Ветхого Завета однокоренным словом с нашим "евангелиум" в значении радостная весть. Например, во 2 Книге Царств в 18-й главе описывается война Давида с Авессаломом. Авессалом - сын Давида, который восстал на отца, и здесь говорится о гибели Авессалома. Он страшно погиб, зацепившись волосами за дерево, его бросили в лесу в глубокую яму и намешали над ним огромную кучу камней. Это убийство совершили клевреты царя Давида. И вот некий слуга, военноначальник Давидов, Ахимаас приносит весть Давиду: "Ахимаас, сын Садоков, сказал Иоаву: побегу я, извещу царя, что Господь судом Своим, избавил его от рук врагов его. Но Иоав (другой слуга - авт.) сказал ему: не будешь ты сегодня добрым вестником; известить в другой день, а не сегодня, ибо умер сын царя. И сказал Иоав Хусию (еще один военноначальник - авт.): пойди, донеси царю, что видел ты. И поклонился Хусий Иоаву и побежал. Но Ахимаас, сын Садоков, настаивал и говорил Иоаву: что бы ни было, но и я побегу за Хусием. Иоав же отвечал: зачем бежать тебе, сын мой? не принесешь ты доброй вести" (2 Цар. 18, ).

Итак, военноначальники, совершившие убийство беззаконного сына, тем не менее, любимого кротким Давидом (далее описывается горе Давида по этому поводу, он в скорби, не взирая на то, что кончилась междоусобица, которую затеял сын), торопятся донести об этом царю. Кто-то чувствует, что благой вестью для царя Давида это являться не будет, кто-то хочет отличиться и скорее доложить об этом. Вот здесь, когда говорится о вестнике, приведено слово, однокоренное со словом "бэсера" (вестник благовествующий). А соответствующее слово в греческом тексте является однокоренным слову "евангелиум". Важно, что еще до Христа, до благой вести, до Евангелия греки, переводя термин "благая весть" воспользовались этим греческим словом. Я показал на маленьком примере, как возник термин " евангелие".

В книге пророка Исаии есть еще одно знаменитое мессианское место (я его не приводил в том списке, который записали на прежних лекциях, потому что прямой цитации этого места в Четвероевангелии нет). Вот как оно звучит: "Как прекрасны на горах ночи благовестника, возвещающего мир, благовествующего радость проповедующею спасение" (Ис. 51, 7). Это место приводит ап. Павел в Послании к Римлянам! (Рим. 10, 15). Здесь в еврейском тексте тоже употреблено слово, однокоренное с "бэсара" (благовестник), а в греческом тексте толковники взяли слово, однокоренное с греческим "евангелиум".

Подтверждение того, что древнее понимание этого слова в еврейском тексте у Исаии было мессианским, мы находим в кумранском библейском комментарии. Комментарий был найден в кувшине в пещере. В одной из рукописей содержится интерпретация Мелхиседека (вышедшему навстречу Аврааму, который вынес ему вино и хлеб. Авраам принес ему десятину). О нем говорится как об эсхатологическом избавителе. Текст (Ис. 51, 7) толкуется следующим образом в Кумранском свитке, я подчеркиваю, что он относится к 1 в. до Р.Х., т. е. не зависит от христианской литературы, поэтому он для нас важен. "Горы - это пророки, а вестник (тот благовестник, ... которого на горах) - это мессия". Так понималось это место из пророка Исаии теми, кто не может быть заподозрен в потворстве христианству. Так же это толкует и ап. Павел в Послании к Римлянам.

Ап. Марк начинает свое Благовестие словами: "Начало Евангелия Иисуса Христа..." (Мк. 1, 1). В слове "евангелиум", которое употребляется здесь, есть указание на авторское название этого сочинения. Скорее всего, именно это место (Мк. 1, 1) решающим образом повлияло на определение нового жанра христианской письменности, как Евангелия. У самого Евангелиста это, как и в других местах первой главы, конечно, имеет не литературный, а тот же самый теологический смысл проповеди Христа. Начиная свое благовестие. Евангелист так и пишет: "начало Евангелия", не книжки, а начало изложения благой вести. Привычные для нас названия: "Евангелие от Матфея", "Евангелие от Луки" и т. д. возникли, очевидно, после написания этих книг, потому что это, по существу, определение их как некоего жанра особой христианской литературы. В названии "Евангелие от Матфея" уже содержится намек на заголовок книги, который характеризует их, как особый жанр. Это определение не принадлежит их авторам, что следует из текстов самих Евангелий, сам текст Евангелий есть просто изложение этой благой вести.

Евангелисты, написав свои книги, не думали заключать их в такой особый жанр, этот Богодухновенный жанр "Евангелие" родился сам. В некоторых канонических текстах слово " евангелиум" означает проповедь Самого Господа Иисуса. Например, в 1-й главе Евангелия от Марка: "После же того, как предан был Иоанн, пришел Иисус в Галилею, проповедуя Евангелие Царствия Божия..." (Мк. 1, ). В чем состояло это "Евангелие"? Иисус говорил, что исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: "покайтесь и веруйте в Евангелие"

(Мк. 1, 14).

Господь здесь требует, конечно, веры не в книгу, а в ту самую благую весть, что Царство Божие, Царство Мессии приблизилось, открылось. В этом месте слово "Евангелие" имеет теологический смысл и означает христианскую весть о спасении, совершившемся в Иисусе Христе. Так как речь идет об одном исключительном событии, совершившемся раз и навсегда, то ему соответствует одно провозвестие, поэтому слово "евангелиум" не имеет в Новом Завете множественного числа, т. е. употребляется абсолютно, без определений, указывающих на содержание этой вести, содержание заключается в самом наименовании. Например, у ап. Павла говорится: "Ибо я не стыжусь благовествования (по-гречески здесь "евангелиум" - авт.) Христова, потому что оно есть сила Божия ко спасению..." (Рим. 1, 16). Апостол не расшифровывает, что это благовествование в себе содержит, потому что для всех ясно, что это благовествование есть сила Божия ко спасению. И в другом послании: "Напоминаю вам, братия, Евангелие, которое я благовествовал вам." (1 Кор. 15, 1). Слова и дела Иисуса Христа, события Его жизни, учение Его не были частью Евангелия в первохристианских общинах и у ап. Павла. Обратите внимание, что ап. Павел, который является, по-видимому, первым новозаветным писателем, так как его Послания написаны самыми первыми по времени и даже раньше наших Евангелий (это легко восстанавливается, не буду сейчас этого доказывать), не упоминает никаких событий из жизни Господа и о Его учении. У него о жизни Христовой вы ничего не прочитаете, за исключением повествования о смерти, о Воскресении, о Тайной Вечери, и все. Все остальное для него кажется несущественным. Почему? Слова и дела не были частью Евангелия в первоначальном понимании этого слова. Евангелие - это есть сила Божия ко спасению, т. е. весть о Распятом и Воскресшем - вот сила Божия ко спасению, в этом и заключена удивительная всепобеждающая сила Божия ко спасению, которая перевернула и Савла, ставшего Павлом. Итак, наши Евангелия, которые есть уже повествования о словах Христа и о Его делах, очевидно, появились позднее и знаменовали собой появление нового литературного жанра. До этого у ап. Павла Евангелие не было рассказом о жизни и делах Иисуса Христа, павлово употребление слова "Евангелие" отличается от употребления этого слова по нашим каноническим Евангелиям, хотя понятно, что суть, безусловно, одна. Сам термин еще не устоялся, у ап. Павла он значит так, у Евангелистов несколько иначе, хотя существо одно и то же - спасение во Христе Иисусе.

Сейчас мы говорим о середине II века, а во второй половине II века слово "Евангелие" по-прежнему указывало на содержание христианского провозвестия в первую очередь, т.е. продолжал бытовать теологический смысл этого слова. По мере того, как нормативный авторитет Господа Иисуса Христа переходил на книги, сообщавшие о Его делах и словах, слово "Евангелие" становилось литературным термином, т.е. обозначением особого вида литературного жанра. И самое раннее известное нам употребление этого слова для обозначения именно письменного документа, относится к рубежу I-II веков. Это мы находим в знаменитом сочинении "Дидахе", т.е. "Учении 12-ти Апостолов", одном из древнейших сохранившихся сводов предписаний относительно церковного устройства. Этот краткий отрывок разделен на главы, и в 15-й главе мы читаем:

"Обличайте друг друга не во гневе, но в мире, как имеете в Благовествовании" [Пис, с. 36]. Здесь не явное указание на книгу, но чувствуется обращение к некоему документу. Во 2-м послании святого Климента, папы Римского (которое, по-видимому, принадлежит не его руке, а написано неизвестным автором приблизительно в середине II века, правда это окончательно установить невозможно) слово "Евангелие" встречается в значении письменного рассказа об Иисусе Христе. Это все опубликовано в книге "Писания мужей апостольских", там же содержится и "Дидахе" в новом переводе о. Валентина Асмуса. Вот что мы читаем в 8-й главе, ст. 5: "Ибо Господь говорит в евангелии (и далее цитируется -авт.): если вы не сохраните малого, кто вам даст великое?" [Пис, с. 162]. Явно просматривается неточная цитация Евангелия от Луки: "Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом, не верен и во многом" (Лк. 16, 10). Для нас существенна фраза: "Ибо Господь говорит в евангелии". Здесь явно имеется в виду некая книга.

Наконец, в "Апологии I" мученика Иустина, написанной в 50-х годах II в., мы впервые встречаем слово Евангелие во множественном числе, как название литературного жанра, представленного некоторым количеством произведений, т. е. уже есть много Евангелий.

Вот что мы там читаем: " Ибо апостолы в написанных ими сказаниях, которые называются Евангелиями, передали, что им было так заповедано: Иисус взял хлеб и благодарил и сказал: это делайте в Мое воспоминание, это есть Тело Мое" (1 Аполог. 66, 3) [Ран, с. 338]. Поразительна точность установительных слов, хотя совершенно очевидно, что Иустин цитирует по памяти. Кстати, многие сочинения древних авторов - мужей апостольских или апологетов, т. е. самых ранних христианских писателей - изобилуют цитируемым наизусть Священным Писанием, что показывает исключительное отношение к этому тексту у древних христиан и замечательно свидетельствует о подлинности наших Евангелий, когда можно по этим цитатам древнехристианских авторов восстановить практически полностью парафраз наших канонических Евангелий. Таким образом. Евангелие, т.е. форма провозвестия о спасении, со временем стало пониматься как письменное изложение истории Господа нашего Иисуса Христа; теологический смысл перетек в литературный и сплелся с этим смыслом. Тесная связь теологического и литературного смысла термина "Евангелие" обнаружилась в том, что во II веке эти книги стали называться Евангелием от Матфея или Евангелием по Матфею, Евангелием по Иоанну. Возможно, у этих сочинений были и авторские названия, мы не знаем и никогда их не встретим, но эти возможные авторские названия (в древности было принято давать пышные восточные названия, скажем, " Дидахе" - это только краткий сколок большого названия: "Учение двенадцати апостолов") заменились единой теологически значимой формулой: "Евангелие по ...", или "Евангелие от ...". За этой формулой стоит представление, согласно которому единое Евангелие (в теологическом смысле) существует в разных изложениях, т.е. уже литературный смысл.

Это все суть служебные, конечно, сведения, но сведения полезные, ибо часто муссируется, что неправильно говорить " Евангелие от Матфея", надо говорить "Евангелие по Матвею", потому что автором его является не Матфей, а Евангелие одно, просто изложенное в интерпретации Матфея, Луки, Марка, Иоанна. Говорят, что не тот падеж (не "от", а "по" Матфею), употреблен в славянском тексте.

Теперь такой пример. Есть знаменитый фрагмент древнего текста, именуется он " фрагмент Муратори" или "Канон Муратори" по имени ученого, который его обнаружил в библиотеке. Это один из древнейших перечней книг, употребляющихся Западной Церковью. Он сохранился на латыни. И вот Евангелие от Луки обозначается просто, как "3-я книга Евангелия по Луке", т.е. для автора-составителя этого списка, а датируется он II веком, важнее, что это по порядку 3-е изложение, а не то даже, что автором его является какой-то конкретный человек Лука.

На представлении о том, что может быть только одно Евангелие - "Евангелие об Иисусе Христе" - основана и первая известная гармонизация содержания Евангелий. Это попытка, предпринятая учеником мученика Иустина сирийцем Татианом, была написана приблизительно в 170 г. н. э. Под гармонизацией (или симфонией) здесь следует понимать согласование 4-х версий истории Господа.

Составленное Татианом повествование получило название "Евангелие по Четырем", одна благая весть в изложении 4-х авторов. Здесь как раз и проступает с наибольшей очевидностью убеждение древних, что благая весть одна. Мы это все понимаем, просто интересно, длительно как в древности складывалась традиция. Итак, Татиан, подразумевая, что Евангелие может быть только одним, написал "Евангелие по Четырем" (по-гречески " Диатессарон"). Нам не известно, на каком языке, сирийском или греческом, был написан оригинал этого древнего сочинения, сохранился лишь маленький греческий фрагмент.

Известно, что на Востоке широко использовался сирийский текст " Диатессарон". Как и многие другие авторы, стремившиеся к согласованию Четвероевангелия, Татиан достигал своей цели путем сокращения, т.е. чтобы согласовать, он то, что не вливалось в общую струю, сокращал. Мы это можем только реконструировать, потому что самого текста мы не имеем в полноте. В сирийской церкви длительный период " Диатессарон" применялся вместо канонического Евангелия - до V века включительно. Так как Татиан уклонился в своем вероучении в ересь и отошел от Православия во II веке, порвал с Римской Церковью, то его учение было признано еретическим, "Диатессарон" был изъят из употребления, и списки его были уничтожены. Этот памятник древнехристианской литературы дошел до нас лишь в переводах на латинский и арабский языки. Известен маленький фрагмент греческого текста, а также комментарий на сирийский "Диатессарон", написанный Ефремом Сириным (IV в.). В его собрании сочинений, которое недавно переиздавалось несколько раз, содержатся комментарии именно на сирийский " Диатессарон". Итак, - потребность гармонизации, была одна благая весть, она транслировалась в 4 повествования, теперь обратный ход, от 4-х - к одному повествованию, к одной благой вести. Эта потребность всегда ощущалась в Церкви и порождала новый опыт такого рода. Примером является наша Симфония, которая излагается в Брюссельской Библии или в Синодальном издании в конце, когда Евангельский текст приведен в виде отдельных стихов в предполагаемом согласовании, т. е. 4 столбца и стихи соединяются по темам. Если в одном Евангелии есть уникальные места, то стихи идут в одном столбце, а в прочих столбцах места остаются пустыми, там нет параллельных мест. Такие опыты предпринимал Ориген, учитель церкви III века, блж. Августин в V в., а также наш автор прошлого века Гладков. У него есть единственный опыт русского Диатессарона ­ " Евангелия по Четырем", книга его называется "Толкование на Евангелие", она была переиздана пару лет назад.

Внутренний смысл выражения "Евангелие по Матфею", "Евангелие по Луке", - это одно благовестие в изложении такого-то автора - стерся, перестал однозначно указывать теологическую идею о единстве истинного Евангелия в изложении, например, Матфея, Луки и т. д. Церковные писатели II-IV вв. говорят не только о принятых Церковью Евангелиях, но говорят и о евангелиях, скажем, по Фоме или по Василиду, по евреям, по египтянам и т.д., отвергая эти начинания, как еретические и сомневаясь в их авторстве. Эти церковные писатели (Ириней Лионский, Климент Александрийский, Ориген, Евсевий) предполагали, что слово "Евангелие" допустимо к этим еретическим писаниям. Почему? Потому что оно в их понимании означает просто литературный жанр. Для них имел значение чисто литературный смысл этого слова, т.е. к этому жанру относились все эти апокрифы, поэтому они не стеснялись применять это слово, для нас теперь великое, к спорным и даже еретическим, ложным книгам. Вот такая метаморфоза. Сначала у греков Евангелие одно, у евреев - другой термин, греки его перевели словом однократным с Евангелием, потом у греков и у язычников оно приобрело религиозный смысл, потом Господь пришел, потом использовали этот термин для обозначения благой вести, принесенной Господом Иисусом Христом о Царстве и о спасении в этом Царстве не от мира сего, затем этот смысл перемешался с литературным смыслом обозначения книги, которая повествует об этой вести, а потом даже отделился от теологического смысла и стал обозначать просто даже жанр. Но, не взирая на такой широкий спектр употребления этого слова, для нас это слово остается в окончательном смысле великим, в первую очередь, в теологическом смысле, как весть о спасении во Иисусе Христе Господе нашем.

Теперь о термине "канон", от которого происходит название канонические Евангелия. Это греческое слово означает камыш, тростник. В свою очередь, греки заимствовали это слово из семитской языковой среды. Затем слово "канон" стало означать прут, сделанный из тростника или камыша. Далее в порядке возникновения переносных значений слово эволюционировало: отвес, линейка для графления у писца, дальнейшая абстракция - правило, норма, мера, образец. Вот, от камыша - к образцу, уже абстрактные понятия, никакого камыша нет и в помине, все о нем уже и забыли. От прикладного смысла как бы сублимируется абстрактное значение, как бы очищается от этой оболочки, становится термином. Во множественном числе это слово "канонес" приобрело значение "таблицы". Таблицы могут быть разными: математическими, хронологическими, астрономическими, в древности все эти таблицы с любовью составлялись, потому что от них многое зависело. Александрийские филологи II в. до Р.Х. назвали канонами составленные ими списки образцовых греческих писателей (Александрия II века - это греческое государство, после Александра Македонского государство Птолемеев с высокой культурой. Таким образом в употреблении этого слова у александрийцев сошлись два элемента значения, с одной стороны - сборник, формальный перечень, и с другой стороны - включенная в этот сборник содержательная мера, в этот сборник включаются только образцовые сочинения. Появляется новое значение - сборник. Оба эти значения реализуются и при отнесении термина " канон" к Новому Завету. Итак, это сборник Священных Писаний христианской Церкви, с другой стороны, эти Писания подбираются по содержательному принципу. И этот содержательный принцип, исходя из которого они выделены в этот список, тоже входит в понятие канона, потому что наши канонические Евангелия были выбраны Церковью, исходя из критерия. В текстах, вошедших в Новый Завет, у ап. Павла слово канон употребляется в значении правило, критерий оценки. Например, в смысле "правило" оно встречается в (Гал. 6, 16), " Тем, которые поступают по сему правилу, мир им и милость, и Израилю Божию". Какое правило? "Ибо во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь". Здесь у ап. Павла употребляется слово канон. А как критерий оценки это слово употребляется у ап. Павла в (2 Кор. 10, 13): "А мы не без меры хвалиться будем, но по мере удела, какой назначил нам Бог в такую меру, чтобы достигнуть и до вас". Далее: "Мы не без меры хвалимся, не чужими трудами, но надеемся, с возрастанием веры вашей, с избытком увеличить в вас удел наш . проповедывать Евангелие, а не хвалиться готовым в чужом уделе" (2 Кор. 10, 15-16).

Итак, в церковном употреблении канон в значении " словесная формулировка нормы" входит в термины "правило истины", "правило веры"

(χανωντηζ αληυειαζ; κανων τηζπιδτεωζ - по-гречески). Это термины, которые обозначали само основное содержание веры и формулировку ее главных истин и вероисповедных текстов. Например, в крещальном Символе веры. Здесь имеется в виду и содержание веры и та формулировка, в которую это содержание облекается. Скажем, в Символе веры Церковь облекла содержание своей веры в конкретные формы, и это тоже стало каноном.

 

О термине апокриф

Слово "апокриф" происходит от "апокрифос" (сокровенный, тайный), так назывались гностиками II в. (это еретики, появившиеся во II веке) сочинения, в которых были изложены их тайные эзотерические учения. Тем самым, когда гностики употребляли этот термин, они не вкладывали в него никакого отрицательного смысла, они просто говорили о том, что они таят этот смысл и поэтому именуют свои сочинения апокрифами, потому что это тайные писания. Церковные писатели взяли этот термин у гностиков и переосмыслили его значение. Опять слово-хамелеон. Итак, вначале термин употреблялся гностиками-еретиками, а затем у учителей Церкви Ириния и Тертуллиана вв. по Р.Х.), использовался для обозначения

апокрифических писаний, тождественных поддельным и ложным писаниям. Естественно, употреблять их в богослужебных целях и даже для чтения дома запрещалось.

В III в. церковные писатели проводили различие между апокрифами и спорными книгами, об этом мы поговорим позднее. На Западе значение слова апокриф было расширено. По блж. Августину оно означает книгу, происхождение которой отцам не известно. У нас в православном употреблении это слово сохранило, в первую очередь, отрицательное звучание.

И еще термин - антилиг'оменон, т.е. спорные сочинения. В эту группу входили сочинения, пользующиеся популярностью и авторитетом в некоторых частях Церкви, но не во всей Церкви. Так, к спорным относились книги: Дидахе, которую мы не включаем в канон, но это замечательная книга и очень важная для восстановления истории первохристианских общин; послание Варнавы (Варнава - спутник ап. Павла, правда, сейчас считают, что автором послания является не Варнава, упоминаемый в Священном Писании, а кто-то иной); книга "Пастырь" (автор ее Ерм); 1-ое и 2-ое послания Климента, папы Римского (авторство его тоже сейчас оспаривают). На Западе до IV в. не признавали Послание к Евреям, тоже относили к спорным. Восточная Церковь долго причисляла к спорным Откровение ап. Иоанна Богослова. Вот такая пестрая картина создается при обращении к истории первохристианской письменности.

 

Лекция 4

Мы остановились на характеристике первохристианской литературы и сказали о том, что родился жанр, который стал именоваться Евангелием, причем это название усвоилось не только тем писаниям, которые принимались Церковью как вероучительные, но также апокрифическим текстам. Термин "апокриф" перенят отцами от гностиков, т.е. от одних из первых еретиков, которые появились в Церкви в I в. Первоначально он у них имел смысл тайного писания, не для всех. У отцов этот термин стал тождественен поддельным или ложным писаниям. Это впервые замечаем у Иринея Лионского (II в.) и у Тертуллиана (II-III в.). Отныне для христианина апокриф - это поддельное или ложное писание. Вы можете встретить распространенное мнение о том, что не представляется возможным выявить те закономерности, по которым Церковь выбрала из многообразия христианской литературы именно те писания, которые содержатся сейчас в Новозаветном каноне (27 книг), что нет этих критериев, они не чувствуются, их не видно. И почему было отвергнуто то или иное апокрифическое писание не ясно, т.к. по внешности они очень похожи. Прежде, чем дать ответ на этот тезис, хочу сказать, что многообразие этих раннехристианских писаний под названием "апокрифические", может быть условно разделено на 3 категории (я имею в виду те тексты, которые не приняты Церковью в канон).

I. Это сочинения, связанные с традициями, которые легли в основу канонических Евангелий. К этой группе относят ряд найденных в Египте в Октериихе фрагментарных текстов на папирусе (т. е. на бумаге из тростника), которые не удалось отождествить, как отрывки уже известных Евангелий. Сюда же относят так наз. иудеохристианское Евангелие Петра. Евангелия этой группы принадлежат к самому раннему слою апокрифической литературы и сохраняют главную формальную характеристику литературного жанра Евангелия. А именно, это есть повествование о земной жизни Господа Иисуса Христа, как способ выражения вести о спасении во Христе. Произведения этой группы по внешности наиболее напоминают наши Четыре Евангелия.

II. Гностические Евангелия, имеющие особую теологическую задачу - передачу тайного знания (по-гречески "гносиса"). В соответствии с гностическими представлениями спасутся только обладатели тайного знания. Вот как это выражено в одном из знаменитых гностических Евангелий Фомы: "Это тайные слова, которые сказал живой Иисус", которые записал один Иуда Фома. И Он сказал: " тот, кто найдет истолкование этих слов, не вкусит смерти". Согласитесь, что даже при таком отрывочном цитировании этого источника, видно принципиальное отличие в посылке. Нигде в Евангелии Господь не говорит, что нужно искать какое-то особенное истолкование слов. Он везде утверждает, что смысл Его слов ясен, что каждый, кто пожелает, Духом Святым будет наставлен на всякую истину и истина сделает вас свободными. Это соприкосновение через слово Божие с живой истиной сделает человека свободным и будет означать для него спасение.

В гностическом евангелии же говорится о каком-то поиске, не понятно каком. Живой Иисус в евангелии Фомы это "воскресший Господь, небесный искупитель, открывающий ученикам судьбы мира и человека". Скорее это откровение, нежели Евангелие в том смысле, к которому мы привыкли, поэтому только условно это может быть причислено к литературному жанру Евангелия. Автору евангелия от Фомы уже как бы не нужен образ земного Иисуса. Если вспомнить ап. Павла, то Он как бы еще не нужен, еще живо воспоминание о Христе, еще достаточно для проповеди рассказа о смерти, Воскресении и Вознесении. А здесь как бы уже не нужен, уже отказ от земного образа Господа Иисуса. Поэтому и в литературном отношении произведения, подобные гностическому евангелию от Фомы, трудно отнести к жанру Евангелия, но все-таки мы так его именуем. Это собрание изречений, приписанных Господу.

III. Третья группа апокрифов предполагает существование канонических Евангелий в качестве канонического писания и как бы стремится дополнить те сведения о жизни Иисуса из Назарета, которые содержатся в Евангелиях, и которые, как кажется этим авторам, недостаточно освещены в этих текстах. Для удовлетворения благочестивой любознательности используются фольклорные и мифические материалы, возникшие вне всякой связи с историей Господа нашего. К этой группе относится, в частности, так наз. Евангелие детства. В нашем каноническом Евангелии сведения о детстве Господа Иисуса Христа, практически отсутствуют. И это неслучайно, мы ощущаем здесь большой смысл, потому что до явления Господа на Иордане Он предстоял перед окружающими, как обычный человек. До Богоявления, до выхода Христа на проповедь, на подвиг сознательно, по человечеству, Он для окружающих был обычным плотником, и поэтому не дошли до нас сведения о детстве, хотя, очевидно, детство Его тоже было непростым, но Евангелие сохраняет благоговейное молчание по поводу детства, за исключением 1-2-х эпизодов. Наиболее важны два произведения, относящиеся к этой группе апокрифов, написанные, по-видимому, во второй половине II века. Это так наз. Протоевангелие Иакова и Сказание Фомы, израильского философа о детстве Господа.