(Письма св. Василия Великого частично расставлены по классификации, предложенной в книге «Письма» издательства Московского подворья Свято-Троицкой Лавры, М.,2007. Общепринятая нумерация писем сохранена)

Распространение идеалов христианской нравственности и аскетизма является основной задачей большинства писем Святителя к монашест­вующим, клиру и церковному народу. Василий утешает отпавших от Церкви и приглашает их обратно в ее лоно во имя новой жизни, уве­щевает епископов и священников, призывает их к добросовестному исполнению своих обязанностей, демонстрируя пути и средства для достижения совершенства и превознося монашескую жизнь с большим энтузиазмом.

Оглавление

2. К Григорию Богослову (Св. Григорию, который желал знать образ жизни и препровождение времени в Василиевой пустыне, по скромном отзыве о себе самом, излагает правила подвижнической жизни, показывает пользу уединения, чтения Писаний и молитвы, также описывает внешнюю жизнь подвижника. (Писано в начале уединения) 1

10. К матери Дионисия (Посылал к ней сына с намерением привлечь ее к пустынножитию; описывает способ ловить голубей, намазывая миром крылья ручному голубю и благовонием приманивая к себе других голубей. (Писано из уединения)) 3

18. К Макарию и Иоанну (Увещевает их, чтоб в нелживой надежде получить Небесное Царство пребывали в благочестии, не внимая ни угрозам сильных, ни упрекам лживых друзей. (Писано, по-видимому, в царствование Юлиана) 4

22. О совершенстве в монашеской жизни ((Писано, по-видимому, в 366 г.) 4

39 (42)*. К ученику Хилону (Вразумляет его, что в добродетельной жизни недостаточно одно доброе начало, а нужно постоянное и непрерывное преспеяние, предлагает многие правила жизни уединенной, советует не вдруг устремляться на верх совершенства, но соблюдать в подвигах постепенность, и предостерегает не оставлять пустыни под благовидным предлогом добродетельного жития в мире и посещения духовных собраний) 6

40 (43). Увещание новопоступившим (Кратко излагает отшельникам евангельские заповеди) 8

41 (44). К падшему монаху (Изображая падшему монаху сперва тяжесть греха, потом Божие милосердие, приглашает его к себе) 8

42 (45). К падшему монаху (Некто, отказавшись от большого имения, вступил в монашество, но после весьма благочестивой жизни впал в блуд и в другие беззакония. Св. Василии, живший некогда с ним в Иерусалиме, показывает ему великость греха и соблазна, потом, обнадежив Божиим милосердием, призывает к подвигу примером иудеев и язычников, приводимых к богочестию) 9

43 (46). К падшей деве (Сильно укоряет падшую деву, доказывает обязательность данного и нарушенного ею обета хранить свое девство, изъявляет свою печаль о том, что, оставив Жениха Христа, предалась она растлителю; наконец страхом смерти, Суда и вечного наказания, а также надеждой на Божие милосердие старается расположить ее к покаянию) 11

51 (55). К Паригорию, пресвитеру (Внушает сему пресвитеру, что напрасно старается оправдать себя в том, что держит в доме своем чужую женщину вопреки и Василиеву запрещению и правилу Никейского Собора. И если, не исправившись, будет удерживать при себе священство, то угрожает отлучением от Церкви и ему, и приемлющим его. (Писано в начале епископства) 13

81 (85). О том, что не должно клясться (Св. Василий, который часто в общих собраниях и в частных беседах предлагал, чтобы сборщики податей не принуждали поселян к клятвам, предлагает о том же письменно. (Писано в 372 г.)) 14

102 (106). К воину (Во время путешествия своего познакомившись с сим добродетельным воином, просит его преуспевать в любви к Богу. (Писано в 372 г.)) 14

111 (115). К Симпликии, еретичке (Вразумляет сию разгневанную женщину, что щедрость при нарушении справедливости не приносит пользы; советует ей не учить епископа, а помнить Суд Божий, на котором свидетелями будут не рабы и евнухи. (Писано около 372 г.)) 15

112 (116). К Фирмину (Известившись, что Фирмин, оставляя жизнь подвижническую, вступил в военную службу, в подражание деду своему, отклоняет его от сего намерения. (Писано около 372 г.)) 15

145 (150). К Амфилохию, от имени Ираклида (Ираклид оправдывается пред Амфилохием в том, что не удалился с ним в пустыню, хотя обещался вместе работать Богу; пересказывает беседу свою со св. Василием в богадельне близ Кесарии о нестяжательности; заключает желанием, чтоб Амфилохий сам пришел к св. Василию, потому что лучше его слушать, нежели скитаться в пустыне. (Писано в 373 г.)) 18

162 (169). К Григорию Богослову (Диакон Гликерий, собрав многих дев и бежав с ними ночью, водил их с собою. Св. Григорий Богослов дал сим девам у себя убежище. Почему св. Василий просил его, чтобы или велел Гликерию воротиться с девами, или прислать одних дев, по крайней мере желающих возвратиться. Гликерию же в случае повиновения обещает прощение, а за неповиновение угрожает низложением. (Писано около 374 г.)) 19

163 (170). К Гликерию (Обещает ему прощение, если вскоре возвратится; в противном же случае угрожает низложением и Божиим Судом. (Писано около 374 г.)) 20

164 (171). К Григорию Богослову (Снова жалуется, что Гликерий и девы еще не возвратились. (Писано около 374 г.)) 20

166 (173). К Феодоре, монахине (В том, что редко пишет, извиняется неуверенностью в верном доставлении писем; изображает трудность достигнуть совершенства в жизни, какой по обету посвятила себя Феодора. (Писано около 374 г.)) 20

167 (174). К вдове (В том, что не писал к ней доселе, оправдывается опасением подвергнуть ее какой-либо опасности от своих зложелателей; советует ей иметь в сердце страх Божий и всех принимать в общение молитв. (Писано около 374 г.)) 20

175 (182). К пресвитерам самосатским (Благодарит за твердость в вере и просит за сие наград им от Господа. (Писано в 374 г.)) 21

176 (183). К правителям самосатским (Хвалит их усердие к добрым делам, советует быть в сем твердыми и просит писать к нему. (Писано в 374 г.)) 21

211 (219). К самосатскому клиру (Узнав от иподиакона Феодора о несогласиях, происшедших в самосатском клире, после увещаний, какие сделаны были Самосатским епископом Евсевием, жившим тогда в изгнании, советует и от себя прекратить несогласия и не лишать себя той славы, какую приобрели во время согласия своей твердостью в вере. (Писано в 375 г.)) 21

212 (220). К клиру в Вери (Свидетельствует им, что возбудили в нем великую к себе любовь и письмом своим, и тем, что пересказал о них пресвитер Акакий; желает им скорого прекращения гонений и постоянства в терпении. (Писано в 375 г.)) 22

213 (221). К жителям Вери (Свидетельствует, что любовь, какую имел к ним по слухам о них, еще более усилили они присланным к нему письмом; хвалит постоянство их в вере и желает им сохранить терпение до конца. (Писано в 375 г.)) 23

242 (250) К Патрофилу, епископу Церкви в Егеях (Благодарит за письмо, присланное со Страгием, и за продолжение прежней любви; объясняет, почему не может быть в общении с Евстафием. (Писано в 376 г.)) 23

269 (277). К Максиму Схоластику (Услышав от Феотекна, что Максим, происходивший от знатного рода, вступил в жизнь евангельскую и упражняется в добродетели, доказывает ему, что это есть единственно вожделенное благо, потому что оно постоянно; все же прочее, что люди признают за благо, обманчивее сонной грезы. (Писано под конец жизни св. Василия)) 24

283 (291). К Тимофею, хорепископу (Тимофея, который прежде проводил подвижническую жизнь, а потом стал заниматься мирскими делами, увещевает возвратиться к прежнему роду жизни. (Писано во время епископства)) 24

284 (292). К Палладию (После свидания с супругою Палладия изъявляет желание видеться с ним самим и просит его сохранить в чистоте ризу нетления, в которую облекся он, недавно приняв Святое Крещение) 25

285 (293). К Юлиану (Желает знать, начал ли Юлиан владеть рукою; рассуждает о твердости и постоянстве мыслей; просит Юлиана чаще писать к нему) 25

286 (294). К Фисту и Магну (Изъявляет сильное свое желание, чтобы благочестие, насажденное св. Василием еще в юных душах их, возросло до совершенства, и доказывает пользу учения, изложенного письменно, потому что оно приносит пользу и отсутствующим, и потомству) 25

287 (295). К монашествующим (Убеждает их ввести у себя общежитие и остерегаться, чтобы не поколебал их кто в вере отцов) 26

288 (296). К одной вдове (Извиняется, что долго продержал у себя лошаков ее, и дает ей и дочери ее полезные наставления) 26

289 (297). К одной вдове (Поощряет ее к благочестивой жизни и поручает ее попечительству женщину, доставившую письмо сие) 27

290 (298). К одному благочестивому человеку (Обличает в обмане человека, который уверял, что в воде есть какая-то необычайная сила) 27

291 (299). К сборщику податей (Одного человека, который добровольно удалился от общественной службы, надеждою получить награду от Бога убеждает принять на себя должность сборщика податей в области Иворитов) 27

2. К Григорию Богослову (Св. Григорию, который желал знать образ жизни и препровождение времени в Василиевой пустыне, по скромном отзыве о себе самом, излагает правила подвижнической жизни, показывает пользу уединения, чтения Писаний и молитвы, также описывает внешнюю жизнь подвижника. (Писано в начале уединения)

 Узнал я письмо твое, как узнают детей друга, по примечаемому сходству с родителями. Положение места, говоришь ты, не много значит и не может в душе твоей произвести сколько-нибудь влечения к тому, чтоб жить с нами вместе, пока не узнаешь чего-нибудь о нашем образе жизни и о препровождении у нас времени. Подлинно, это — твое рассуждение, достойное твоей души, которая все здешнее ставит ни во что в сравнении с блаженством, какое уготовано нам по обетованиям.

 Но я стыжусь и писать о том, что сам делаю ночь и день в этой пустыне. Ибо, хотя и оставил я городскую жизнь, как повод к тысячам зол, однако же никак не мог оставить самого себя. Но похожу на людей, которые, по непривычке к плаванию на море, приходят в изнеможение и чувствуют тошноту, жалуются на величину корабля, как на причину сильной качки, а перейдя с него в лодку или малое судно, и там страждут тошнотой и головокружением; потому что с ними вместе переходят тоска и желчь. Подобно сему в некотором отношении и мое положение: потому что, нося с собою живущие в нас страсти, везде мы с одинаковыми мятежами; а потому немного извлекаем пользы из этого одиночества.

 Что же надлежало нам сделать и с чего начать, чтобы идти по следам Вождя нашего спасения? ибо Он говорит: «аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет» (Матф.16, 24). — Вот что:

 Надобно стараться иметь ум в безмолвии. Как глаз, который в непрестанном движении, то вертится в стороны, то обращается часто вверх и вниз, не может ясно видеть того, что перед ним, а напротив того, если хочет сделать, чтобы зрение его было ясно, надобно устремить взор на один видимый предмет: так и ум человеческий, если развлечен тысячами мирских заботь, не может ясно усматривать истину. Как не связанного еще узами брака приводят в смятение неистовые пожелания, неудержимые влечения и какие-то мучения любви; так вступившего уже в супружество встречает новое волнение забот; когда нет детей, желание иметь их, а когда есть дети, попечение об их воспитании, охранение супруги, рачение о доме, надзор за служителями, утраты по договорам, споры с соседями, тяжбы в судах, опасности в торговле, труды в земледелии. Каждый день приносит с собою свое омрачение душе, и ночи, получая в наследство дневные работы, обольщают теми же представлениями. Один только способ избежать сего; это — удаление от сего мира. А удаление от мира состоит не в том, чтоб телом быть вне мира, но чтобы душою оторваться от пристрастия к телу, не иметь у себя ни города, ни дома, ни собственности, ни товарищества, быть нестяжательным, не беспокоящимся о средствах жизни, беззаботным, избегающим всякого сношения с людьми, не знающим человеческих правил, готовым принимать напечатлеваемое в сердце божественным учением. Приуготовление же сердца состоит в отучении его от тех правил, какие заняты им из лукавого обычая, потому что и на воску нельзя писать, не изгладив положенных на нем начертаний; и душе невозможно вверить божественных догматов, не истребив в ней укорененных навыком мнений. Для сего, конечно, весьма великую пользу доставляет нам уединение, которое усыпляет в нас страсти, и дает разуму досуг совершенно отсечь их от души. Как не трудно одолевать укрощенных зверей; так пожелания, гнев, страх, скорби, эти злые ядовитые звери в душе, если усыплены они безмолвием, а не приводим их в рассвирепение постоянным раздражением, удобнее преодолеваются силою разума.

 Поэтому пусть будет избрано такое место, каково, например, наше, свободное от общения с людьми, чтобы ничто постороннее не прерывало непрестанного упражнения. Упражнение же в благочестии питает душу божественными размышлениями. Поэтому что блаженнее сего — на земле подражать лику Ангелов: при самом начале дня поспешать на молитву, чествовать Создателя песнями и пениями; потом, когда воссияет совершенно солнце, принявшись за дела, и везде имея при себе молитву, приправлять свои работы песнопениями, как солью; потому что песненные утешения приносят душе беспечальное и радостное успокоение?

 Итак безмолвие служит для души началом очищения, когда ни язык не произносит чего либо человеческого, ни глаза не заняты рассматриванием доброцветности и соразмерности в телах, ни слух не расслабляет душевного напряжения слушанием песней, сложенных для удовольствия, или разговорами людей шутливых и смехотворных, что, обыкновенно, всего более ослабляет душевные силы. Ум, не рассеиваясь по внешним предметам, и не развлекаясь миром под влиянием чувств, входит в самого себя, а от себя восходит к мысли о Боге; озаряемый же этою Добротою приходит в забвение о самой природе; душа не увлекается ни попечением о пропитании, ни беспокойством об одеждах, но, на свободе от земных забот, всю свою ревность обращает на приобретение вечных благ, на то, чтобы возрастали в ней целомудрие и мужество, справедливость и благоразумие, а равно и прочие добродетели, которые, состоя под сими родовыми добродетелями, обязывают ревнителя всякое дело в жизни исполнять должным образом.

 А самый главный путь, которым отыскиваем то, к чему обязывает нас долг, есть изучение богодухновенных Писаний; потому что в них находим мы правила деятельности, и в них жития блаженных мужей, представленные в письменах, подобно каким-то одушевленным картинам жизни по Богу, предлагаются нам для подражания добрым делам. Поэтому, в чем бы кто ни сознавал себя недостаточным, занимаясь Писанием, в нем, как в общей какой врачебнице, находит врачевство, пригодное своему недугу. И любитель целомудрия часто перечитывает историю об Иосифе, у него учится целомудренным поступкам, находя его не только воздерживающимся от удовольствий, но по навыку расположенным к добродетели. А мужеству обучается у Иова, который, при несчастном перевороте его жизни, в одно мгновение сделавшись из богатого бедным и из благочадного бесчадным, не только сам в себе не переменился, сохраняя во всем возвышенный образ мыслей, но даже без огорчения перенес и то, что друзья, пришедши для утешения, ругались над ним и усугубляли скорбь его. Опять кто имеет в виду, как в то же время быть и кротким и великодушным чтобы против греха действовать гневом, а на людей — кротостью, тот найдет Давида мужественным в военных подвигах, но кротким и непоколебимым при воздаянии врагам. Таков и Моисей, который с великим гневом восстает на согрешивших пред Богом, но с кротким сердцем переносит клеветы на него самого. И как живописцы, когда пишут картину с картины, часто всматриваясь в подлинник, стараются черты его перенести в свое произведение: так и возревновавший о том, чтобы соделаться совершенным во всех частях добродетели, должен при всяком случае всматриваться в жития святых, как бы в движущиеся и действующие какие изваяния, и что в них доброго, то чрез подражание делать своим.

 Опять, если за чтениями следуют молитвы, то душа, движимая любовью к Богу, приступает к ним бодрее и зрелее. Прекрасна же молитва, уясняющая в душе мысль о Боге. А посредством памятования водруженная в нас мысль о Боге есть вселение в нас самого Бога. Таким образом делаемся мы храмом Божиим, когда непрестанное памятование не прерывается земными заботами, и ум не возмущается внезапными страстными движениями, но избегающий всего боголюбец уединяется в Боге, отражая от себя страсти, приманивающие его к воздержанию, и проводит время в занятиях, ведущих к добродетели. И прежде всего надобно стараться не быть невеждою в употреблении дара слова, но спрашивать без любопрительности, а отвечает без надменности, не прерывая собеседующего, когда говорить что полезное, без желания бросить от себя на показ слово, назначая меру и слово слуху; надобно учиться не стыдясь, учит не скупясь, и если что узнал от другого, не скрывать сего, уподобляясь негодным женщинам, которые подкидывают незаконнорожденных детей, но с признательностию объявлять, кто отец слова. В напряжении голоса должна быть предпочитаема середина, чтобы при малом напряжении не оставался он несмысленным, и при большем усилении не делался несносным. Надобно самому с собою обдумывать, что будешь говорить, и потом уже пускать слово в народ. При встречах должно быть приветливым, в разговорах приятным не шутливостью подслащая речь, но сообщая ей усладительность радушием совета. Во всяком случае, хотя бы надлежало сделать и выговор, надобно избегать жестокости; ибо, если сам себя унизишь по смиренномудрию, то найдешь удобный доступ к имеющему нужду в уврачевании. А часто полезен нам и тот способ выговора, какой употреблен Пророком, который согрешившему Давиду не от себя произнес определение осуждения, но употребив вводное лице, сделав самого Давида судиею собственного своего греха; так что, сам на себя произнесши осуждение, не жаловался он уже на обличителя.

 Смиренному и сокрушенному образу мыслей приличны взор печальный и потупленный в землю, небрежность о наружности, волосы непричесанные, одежда немытая. Что плачущие делают с намерением, то у нас должно выказываться не намеренно. Надобно, чтобы хитон был собран на теле поясом, впрочем подпояска лежала не выше чресл (это было бы женоподобно), и не так слабо стягивалась, чтобы хитон мог развеваться (это было бы изнеженно). Походка должна быть не медленная, которая бы изобличала душевное расслабление, и опять не скорая и торопливая, которая бы обнаруживала иступленные движения души. Цель одежды одна — служить для плоти покровом, достаточным зимою и летом. Но не гоняйся за приятностью в цвете, за тонкостью и мягкостью в отделке, ибо разбирать доброцветность одежды есть то же щегольство, каким заняты женщины, которые и щеки и волосы у себя окрашивают в чужой цвет. Напротив того полезно, если хитон имеет столько толщины, что надевший его может согреться, не имея нужды в другом. Обувь должна быть по цене дешевая, но достаточно удовлетворяющая потребности. Одним словом, как в одежде надобно предпочитать необходимое; так в пище удовлетворит нужде хлеб, жажду утолит у здорового вода, и еще варения из семян могут поддерживать в теле крепость для необходимых потребностей. А пищу вкушать должно, не выказывая бешеной жадности, но во всем соблюдая твердость, кротость, и воздержность от удовольствий, даже в это самое время имея ум непраздный от мысли о Боге; напротив же того самое свойство снедей и устройство приемлющего их тела надобно обращать в предлог к славословию Домостроителя вселенной, Которым промышлены различные роды снедей, приспособленные к свойству тел. Молитвы пред вкушением пищи должно совершать достойно даров Божиих, какие и теперь подаются, и сберегаются на будущее время. Молитвы по вкушении пищи пусть содержат в себе и благодарение за дарованное, и прошение обетованного. На принятие пищи должен быть назначаем один определенный час, и притом один и тот же в продолжение известного срока, так чтобы из двадцати четырех часов в сутках он только один употребляем был для тела, все же прочие часы проводил подвижник в умном делании.

 Сон должен быть легкий, от которого без труда можно пробудиться, и какой естественным образом следует после малого вкушения пищи, его с намерением надобно прерывать попечениями о делах важных. А погружение в глубокое усыпление до расслабления членов, чем дается время неразумным мечтаниям, предает спящего таким образом ежедневной смерти. Напротив того, на что другими употребляется утро, на то подвижникам благочестия служит полночь; потому что ночное безмолвие всего более дает свободу душе, когда ни глаза, ни уши не передают сердцу вредных зрелищ или слухов, но ум наедине пребывает с Богом, и как исправляет себя припоминанием соделанных грехов, так предписывает себе правила к уклонению от зла, и к совершению преднамеренного испрашивает содействия у Бога.

 Таково мое тебе сказание братской любви, о любезная глава! А ты соблаговоли вознаградить меня святыми своими молитвами, чтобы спастись мне от настоящего лукавого века, и от безрассудных людей, освободившись же от всякого греха, а лучше сказать, отделившись от самого врага, и наветника нашей жизни, чистым сердцем узреть в познании Бога всяческих, по благодати Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

10. К матери Дионисия (Посылал к ней сына с намерением привлечь ее к пустынножитию; описы­вает способ ловить голубей, намазывая миром крылья ручному голубю и благовонием приманивая к себе других голубей. (Писано из уединения))

 Есть один способ ловить голубей. Когда занимающийся этим промыслом добудет в свои руки одного голубя, делает его руч­ным и приучает есть вместе с собою, а после того, намазав ему крылья миром, пускает летать на воле с посторонними голубями. И благовоние этого мира делает все вольное стадо достоянием того, кому принадлежит ручной голубь, потому что прочие голуби привлекаются благоуханием и поселяются в доме.

 Но какое у меня намерение начать этим письмо? То, что и я, взяв у тебя сына Дионисия, прежнего Диомида, и крылья души его умастив божественным миром, пускаю к твоей степенности, чтобы он и тебя уманил лететь с собою и занять гнездо, которое свил у меня. Итак, если бы при жизни своей увидеть мне это, что и твоя степенность избрала для себя возвышенную жизнь, то потребовалось бы мне много лиц, достойных Бога, чтобы воздать Ему должную честь.

18. К Макарию и Иоанну (Увещевает их, чтоб в нелживой надежде получить Небесное Царство пребывали в благочестии, не внимая ни угрозам сильных, ни упрекам лживых друзей. (Писано, по-видимому, в царствование Юлиана)

 Земледельцы не почитают за новость земледельческих тру­дов; пловцам не бывает неожиданностию буря на море; не стран­ность и для поденщиков летний пот: так и скорби в настоящем мире не составляют чего-либо нечаянного для избравших благо­честивую жизнь. Напротив того, с каждым из перечисленных дел для приступающих к оному сопряжен сей известный труд, изби­раемый не ради его самого, но ради наслаждения ожидаемыми благами, потому что трудности всякого такого дела облегчаются надеждами, которые поддерживают и ободряют людей в продол­жение целой жизни. Но из трудящихся для земных плодов, или вообще для чего-либо земного, они совершенно обманываются в надеждах и наслаждаются только одним представлением ожи­даемого; другие же, если и удается им достигнуть конца по же­ланию, имеют опять нужду в новой надежде, потому что прежняя надежда скоро миновалась и увяла. В одних трудящихся ради благочестия ни лживость не уничтожала надежд, ни конец не ослаблял подвигов, потому что их приемлет непоколебимое и вечно пребывающее Небесное Царство. Поэтому и вас, пока спомоществует учение истины, да не смущает лживая клевета, да не устрашают угрозы преобладающих, да не оскорбляют осмеяние и обиды знакомых, осуждение людей, по-видимому, о вас заботящихся и под личиной совета скрывающих самую сильную приманку к вовлечению в обман. Да противоборствует же всему этому здравый рассудок, призывая в споборника и помощника себе Учителя благочестия, Господа нашего Иисуса Христа, за Кото­рого и злопострадать приятно, и умереть — приобретение (см.Флп.1,21).

22. О совершенстве в монашеской жизни ((Писано, по-видимому, в 366 г.)

 В богодухновенном Писании много правил, которые обяза­ны соблюдать возревновавшие о благоугождении Богу. Но я по­чел необходимым сделать краткое напоминание, по указанию самого богодухновенного Писания, пока о тех только обязанностях, о которых у вас теперь предложен вопрос. И поелику свидетельство о      каждой обязанности найти в Писании нетрудно, то предоставляю сие тем, которые упражняются в чтении Писания и сами в состоянии напомнить даже другим следующее.

 Христианин должен иметь образ мыслей, достойный небесно­го звания, и жить достойно Евангелия Христова. Христианину не должно рассеиваться и чем-либо отвлекаться от памятования о Боге, о воле и судах Его. Христианин, став во всем выше оправ­даний по закону, не должен ни клясться, ни лгать. Он не должен хулить, не должен обижать, не должен ссориться, не должен мстить сам за себя, не должен воздавать злом за зло, не должен гневать­ся. Он должен быть долготерпеливым, переносить все, что бы то ни было; а кто делает неправду, того обличать благовременно, не со страстным движением, чтобы отомстить за себя, но с желани­ем исправить брата, по заповеди Господней. Об отсутствующем брате не должен он ничего говорить с намерением очернить — это есть клевета, хотя бы сказанное было и справедливо. Надоб­но отвращаться от человека, который наговаривает на брата. Не должно говорить шуточного. Не должно смеяться и терпеть смехотворцев. Не должно празднословить и говорить что-нибудь та­кое, что не служит ни к пользе слушающих, ни к необходимому и Дозволенному нам Богом употреблению; почему занимающиеся работой должны, сколько можно, стараться, чтобы работа произ­водилась в безмолвии и чтобы самые даже добрые речи вели у них те, кому по испытании поручено устроять слово к созиданию веры, да не будет оскорбляем Дух Святый Божий. Никто из пришлых не должен самовольно подходить к кому-либо из братий или разговаривать с ним, пока приставленные смотреть за общим во всем благочинии не рассудят — угодно ли сие Богу к общей пользе.

 Не должно порабощаться вину, желать вкушения мяс и вообще быть сластолюбивым в рассуждении яств или пития, потому что подвизающийся воздерживается во всем. Данного каж­дому в употребление не должно почитать собственностию или припрятывать, но с заботливостию надобно смотреть на все сие как на принадлежащее Владыке и не проходить без внимания даже мимо того, что по случаю брошено или оставлено в небрежении.

 Никто не должен быть господином даже себе самому, но каж­дый, как отданный Богом в услужение единодушным братиям, сообразно с сим обязан и рассуждать обо всем и делать все, впро­чем, пребывая в собственном своем чине. Не должно роптать ни при недостатке потребного, ни при утомлении от дел, потому что судят о каждом те, кому предоставлена на сие власть.

 Не должно дозволять себе ни крика, ни другого какого вида или движения, которыми показываются раздражительность или уклонение от несомненной уверенности в Божием присутствии. Голос должно соразмерять с потребностию. Не должно отве­чать кому-либо или делать что-нибудь дерзко или презритель­но, но надобно показывать во всем скромность и ко всем почти­тельность. Не должно с умыслом мигать глазом или употреб­лять другой какой знак или движение члена, которые оскорбляют брата или выказывают презрение.

 Не должно стараться о нарядности в одежде или обуви -— это суетность. К удовлетворению телесных потребностей долж­но пользоваться недорогим. Ничего не должно издерживать сверх потребности и для пышности — это злоупотребление.

 Не должно искать чести и домогаться первенства. Каждый должен предпочитать себе всех. Не должно быть непокорным.

 Не должно в праздности есть хлеб тому, кто способен рабо­тать, а занявшись исполнением чего-либо во славу Христову,  должен принуждать себя к ревности в деле по мере сил. Каждый должен с одобрения настоятелей, с разумом и убеждением так делать все, не исключая вкушения пищи и пития, как бы делалось сие во славу Божию. Не должно от одного дела переходить к другому без одобрения тех, кто приставлен распоряжаться сим, разве неминуемая нужда позовет кого вдруг на помощь обессилевше­му. Каждый обязан пребывать в том, к чему приставлен, а не должен, преступая меру собственной обязанности, приниматься за непорученное ему, разве имеющие власть распоряжаться сим при­знают кого нуждающимся в его помощи. В одной рабочей не надобно быть никому из другой рабочей. Не должно ничего де­лать из соперничества или по ссоре с кем-нибудь.

 Не должно завидовать доброй славе другого и радоваться чьему-либо недостатку. В любви Христовой надобно скорбеть и сокрушаться о недостатках брата, радоваться же его преспеянию. Не должно равнодушно смотреть на согрешающих или умал­чивать о них. Обличающий должен обличать со всяким сердо­болием, в страхе Божием и в намерении обратить грешника. Об­личаемый или получающий выговор должен принимать сие охотно, признавая, что в исправлении состоит собственная его польза. Когда обвиняют кого, никто другой при обвиняемом или и при Других не должен делать возражений обвиняющему. А если кому обвинение кажется неосновательным, то должен повести слово с обвинителем наедине и убедить его или сам убедиться. Каждый, сколько есть у него сил, должен врачевать того, кто имеет что-нибудь против него. На согрешившего и покаявшегося не долж­но помнить зла, а надобно простить ему от сердца.

 Кто говорит, что покаялся во грехе, тот должен не только сокрушаться о том, в чем согрешил, но и принести достойные плоды покаяния. Кто вразумлен был касательно прежних своих грехов и сподобился получить отпущение оных, тот, если грешит опять, уготовляет себе суд гнева, строжайший прежнего. Кто по первом и втором увещании остается в своем прегрешении, о тощ надобно объявить настоятелю, и тогда, получив выговор при мно­гих, приидет, может быть, в стыд. А если и в таком случае не исправится, надобно уже отсечь его как соблазн и смотреть на него как на язычника и мытаря, для приведения в безопасность ревностно трудящихся в прохождении послушания, по сказанно­му, что при падении нечестивых приходят в страх праведные. Но должно и плакать о нем как о члене, отсеченном от тела.

 Не должно допускать, чтобы солнце заходило в гневе брата, иначе ночь может разлучить обоих и оставить нам неизбежное осуждение в день Суда. Не должно отлагать времени своего исправления, потому что утренний день не верен для нас: многие, замыслив многое, не дожили до утрешнего дня.

 Не должно даваться в обман пресыщенному чреву, от которо­го бывают ночные мечтания. Не должно развлекаться непомер­ной работой и преступать пределы умеренности, по сказанному Апостолом: «Имеюще же пищу и одеяние, сими доволъни бу­дем» (1 Тим. 6, 8), потому что обилие сверх потребности выказы­вает любостяжательность, а любостяжательность осуждается как идолопоклонство (см.: Кол. 3, 5). Не должно быть сребролюби­вым и на ненужное собирать сокровища, каких не надобно. При­ходящий к Богу должен возлюбить нищету во всем и быть при­гвожден страха Божия, подобно сказанному: «пригвозди страху Твоему плоти моя: от судеб бо Твоих убояхся» (Пс. 118, 120).

 Да дарует же вам Господь, со всем убеждением приняв ска­занное, во славу Божию явить плоды, достойные Духа, по благо­волению Бога и содействием Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.

39 (42)*. К ученику Хилону (Вразумляет его, что в добродетельной жизни недостаточно одно доброе начало, а нужно постоянное и непрерывное преспеяние, предлагает мно­гие правила жизни уединенной, советует не вдруг устремляться на верх совершенства, но соблюдать в подвигах постепенность, и предостерегает не оставлять пустыни под благовидным предлогом добродетельного жи­тия в мире и посещения духовных собраний)

 *Под этим числом находится письмо сие в подлиннике по Горниерову изданию, в котором под числами 39,40 и 41 помещены два письма к св. Василию императора Юлиана и ответ к нему самого св. Василия. В переводе письма сии исключены, потому что последнее не признается подлинным, а первые, если бы они и были подлинные, не должны входить в сие издание, как не Василиевы.

 Виновником спасительного дела буду для тебя, искренний брат мой, если охотно приимешь от меня совет о том, что тебе делать, особливо в таких случаях, о которых сам ты просил подать тебе совет. У многих, может быть, доставало смелости начать уеди­ненную жизнь, но немногие, вероятно, потрудились довершить ее как должно. И, без сомнения, конец дела — не в одном намерении, а в конце — плод трудов. Поэтому ни малой нет пользы, если кто не поспешает к концу намерения, но ограничивает монашескую жизнь одним только началом, а что всего смешнее, оставляет еще собственное свое намерение, за что посторонние обвиняют его в недостатке мужества и рассудительности. О таковых и Господь говорит: «кто, хотяй дом создати, не прежде ли сед разчтет имение, аще имать, еже есть на совершение, да не, когда по­ложит основание и не возможет совершити, начнут ругатися ему» мимоходящие, «глаголюще, яко человек сей» основание положи, «и не може совершити» (ср.:Лк.14,28—30). Посему началом пусть следует усердие к успеху в добром деле. Ибо мужественнейший подвижник Павел, желая, чтобы мы не обеспечивали себя прежними добрыми делами, но ежедневно преуспевали более и более, говорит: «задняя забывая, в предняя же простираяся, к намеренному гоню, к почести вышняго звания» (ср.: Флп.3,13—14). Такова и целая жизнь человеческая: она не довольствуется предшествовавшим, но питается не столько прошедшим, сколько будущим. Что пользы человеку во вчерашней сытности чрева, если ныне при возродившемся голоде не находит свойственного утешения снедей? Так и душе не пользу­ет вчерашнее доброе дело, если в сей день оставлено исполнение правды. Ибо сказано: каким найду тебя, таким и признаю.

 Поэтому напрасным делается труд праведника и неукоризненным нрав грешника после происшедшей с ним перемены, когда один из лучших перейдет к худшему, а другой от худшего к луч­шему. Это можно слышать и у Иезекииля, который учит как от лица Господня. Ибо говорит он: если праведник, совратившись, прегрешит, не помяну «правды, яже сотворил есть пред сим, но во грехе своем умрет» (ср.: Иез.18, 24). А то же самое говорит и о грешнике: если обратившись «сотворит... правду... жизнию поживет» в ней (ср.: Иез.18,21,27,28). Где столь многочислен­ные труды раба Моисея, как скоро минутное прекословие вос­препятствовало ему взойти в землю обетования? К чему послужи­ло Гиезию обращение с Елиссеем, когда по сребролюбию навлек он на себя проказу? Что было пользы и Соломону во множестве мудрости и в такой предшествовавшей любви к Богу, когда впо­следствии от женонеистовства впал он в идолослужение? Да и блаженного Давида не неукоризненным соделала рассеянность за прегрешение с женой Урии. К приведению в безопасное жительствующего по Богу достаточно видеть и ниспадение из лучшего в худшее Иуды, который столько времени был учеником Христовым, а потом, продав Учителя за малое вознаграждение, приобрел тем себе удавку. Поэтому да будет известно тебе, что не тот совершен, кто хорошо начал, но тот благоискусен пред Богом, кто хорошо дает в деле отчет. Посему, брат, не давай «сна очима и дремания веждома своима» (ср.: Пс. 131, 4; Притч.6,4) пока не спасешься, как серна от тенет и как птица от сетей! Ибо смотри — ты идешь среди сетей и ходишь поверх высокой стены, откуда упасть небезопасно.

 Посему не вдруг простирайся на самый верх подвижничест­ва, наипаче же не полагайся сам на себя, чтобы не пасть тебе с высоты подвижнической жизни по неопытности. Ибо лучше по­степенное преспеяние. Понемногу отнимай у себя житейские на­слаждения, истребляя все свои навыки, чтобы противодействием своим, вдруг приведя в раздражение всякое желание наслажде­ний, не восставить против себя толпу искушений. Когда возьмешь верх над пристрастием к одному удовольствию, тогда вступай в борьбу с пристрастием к другому, и таким образом преодолеешь всякую склонность к наслаждению. Ибо именование удоволь­ствия одно, но роды удовольствий различны. Поэтому, брат, преж­де всего будь терпелив во всяком искушении. А сколь много­различными искушениями испытывается верный: то мирскими потерями, то обвинениями, оболганиями, непокорностию, оговора­ми, гонениями! Все это и подобное сему служит к испытанию верного.

 Сверх того будь безмолвен, не опрометчив в слове, не спорлив, не упорен, не тщеславен, не все перетолковывай, но люби вер­ность, будь не многоречив, всегда готов не учить, но учиться. Не любопытствуй о жизни мирской, из этого не будет тебе никакой пользы. Ибо сказано: «да не возглаголют уста моя дел человеческих» (Пс.16,4).Кто с приятностью говорит о делах людей грешных, тот с готовностью пробуждает в себе страсть к удовольствиям. Но желай лучше узнать жизнь праведных, ибо в этом найдешь для себя пользу. Не будь охотник показываться в люди, обходя селения и дома, но бегай их, как сетей для души. А если кто из великого благоговения убеждает тебя разными предлогами взойти к нему в дом, то таковой пусть научится вере сотника который Иисуса, поспешавшего к нему для исцеления, удерживал от себя, говоря: «Господи, несмь достоин, да под кров мой внидеши, но токмо рцы слово, и изцелеет отрок мой» (Мф.8, 8). Когда же Иисус сказал ему: «иди, и якоже веровал еси, буди тебе. И ищеле отрок его в той час» (Мф.8, 13). Посему да будет известно тебе, брат, что не присутствием Христовым, но верой просящего освобожден больной от недуга. Так и ныне, в каком месте ни помолишься, если больной уверует, что помогут ему молитвы твои, все исполнится по желанию его.

 Не паче Господа люби близких тебе. Ибо сказано: «Иже лю­бит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин» (Мф. 10, 37). Что же значит Господня заповедь? Сказано: «аще кто не возьмет крест свой и последует Ми, не может Мой быти ученик» (ср.: Лк. 14, 27). Если ты со Христом умер для сродни­ков своих по плоти, то для чего хочешь опять жить с ними? А если для сродников своих опять созидаешь то, что разорил для Христа, то сам себя делаешь преступником. Поэтому для срод­ников своих не оставляй места своего, ибо, оставляя место, остав­ляешь, может быть, и нравы свои.

 Не люби многолюдства, селений и городов, но будь пустыннолюбцем, всегда нерассеянно пребывая сам в себе, признавая своим делом молитву и псалмопение. Не пренебрегай чтением, особливо читай Новый Завет, так как от чтения Ветхого Завета нередко бывает вред, не потому, что в нем написано вредное, но по­тому, что немощен ум претерпевающих вред. Ибо всякий хлеб пи­тателен, но слабым он вреден. Так «всяко Писание богодухновенно и полезно» (2 Тим. 3, 16) и в нем нет ничего нечистого, а не­чисто разве тому, кто признает нечистым. Ты же «вся искушай; добрая держи, от всякаго вида злаго огребайся» (ср.: 1Фес. 5, 21-22). «Вся ми леть суть, но не вся на пользу» (1Кор. 6,12).

 Поэтому со всеми, с кем имеешь дело, будь во всем непреткновен разумен, братолюбив, приветлив, смиренномудр, не удаляйся от цели страннолюбия для дорогих яств, но, довольствуясь настооящим ни от кого не бери ничего сверх ежедневно потребного для монашеской жизни, и особливо бегай золота, как наветника души отца греху, служителя диаволу. Не делай себя виновным в богатолюбии под предлогом служения нищим. А если кто при­несет тебе деньги для бедных, узнав, кто скуден, посоветуй тому самому, у кого есть деньги, отнести их к неимущим, чтобы приня­тием от него денег не осквернить тебе своей совести. Бегай удо­вольствий, люби воздержность и тело упражняй в трудах, а душу приучай к искушениям. Разлучение души и тела признавая осво­бождением от всякого зла, ожидай наслаждения вечными блага­ми, причастниками которого сделались все святые.

 Непрестанно взвешивая диавольское внушение, противопо­ставляй ему благочестивый помысл и уступай последнему, как наклонению чашки на весах. Особливо когда восставшая в тебе лукавая мысль говорит: «Какая польза жить тебе в этом месте? Что выгоды в удалении от общежития с людьми? Или не зна­ешь, что поставленные Богом епископы Божиих Церквей живут обыкновенно вместе с людьми и непрестанно совершают духов­ные празднества, на которых присутствующим бывает весьма много пользы? Ибо там решение приточных гаданий, объясне­ние апостольских учений, изложение евангельских мыслей, пре­подавание богословия, свидание с духовными братиями, которые зрением лица их доставляют великую пользу встречающимся с ними. А ты сделал себя чуждым столь многих благ и сидишь здесь, одичав наравне со зверями. Ибо видишь здесь великое запустение, немалую угрюмость, недостаток учения, отчуждение от братий и дух великого нерадения о заповеди Божией». Итак, когда восставшая в тебе лукавая мысль хочет совратить тебя многими подобными сим благовидными предлогами, тогда в благочестивом помысле противоположи ей действительный опыт, говоря: «Поелику говоришь ты мне, что в мире есть доброе, то я потому и переселился сюда, признав себя недостойным того, что есть доброго в мире, потому что доброе в мире перемешано со злом и злое гораздо превышает собою доброе. И я, быв когда-то на духовных празднествах, встретил едва одного брата, который, по-видимому, боялся Господа, но и тот одержим был диаволом, и я услышал от него пышные речи и басни, сложенные на обольще­ние с ним встречающихся; а после него встретил я многих воров, хищников, притеснителей; видел безобразную наружность упив­шихся, кровь угнетенных; видел и красоту жен, которая подвер­гала искушению мое целомудрие; и хотя избег я самого блуда, но осквернил девство свое сердечным помышлением. Много, правда, слышал я и душеполезных речей; впрочем, ни в одном из учителей не нашел добродетели, соответствующей речам. А после этого услышал еще тысячи плачевных рассказов, которые свои­ми изнеженными звуками вторглись в душу. Еще слышал при­ятно звучащие гусли, рукоплескания скачущих, голос смехотворов, слышал много глупостей и шуток, крик бесчисленного многолюд­ства; видел слезы оскорбленных, мучение отводимых в неволю, рыдание подвергаемых пытке. Все это видел я: и не духовное тут было собрание, но море, обуреваемое и возмущаемое ветрами, которое стремилось всех за один раз покрыть своими волнами. Скажи мне, злая мысль, скажи и ты, демон кратковременного сладострастия и тщеславия, какая польза видеть и слышать сие мне, который не в силах помочь обиженным, не имею возможнос­ти защитить бессильных, исправить погрешивших, а скорее могу погубить сам себя? Как малое количество чистой воды исчезает при сильном возвевании ветра и пыли, так и то, что, по мнению нашему, сделаем в мире доброго, помрачается множеством худых дел. Ибо печальные события, как острия, вонзаются в сердце живущим в мире среди благодушия и радости, чтобы омрачить чистоту псалмопения. Рыдания и плач обиженных единоплеменными раздаются для того, чтобы видно было терпение бедных. Какая же для меня польза, кроме явного вреда душе? Посему как птица переселяюсь в горы. Ибо «яко птица избавися от сети ловящих» (Пс.123, 7). И я, о злая мысль! живу в той же пустыне, в которой пребывал Господь. Здесь дуб мамврийский, здесь лествица, возводящая на небо, и полки Ангелов, виденные Иаковом. Здесь пустыня, в которой народ, очистившись, получил Закон и, таким образом вошедши в землю обетования, увидел Бога. Здесь гора Кармил, на которой водворяясь, Илия благоугодил Богу. Здесь равнина, на которую удалившись, Ездра, по Божию повелению, отрыгнул все богодухновенные книги. Здесь пустыня, в которой блаженный Иоанн, питаясь акридами, пропо­ведал людям покаяние. Здесь гора Масличная, на которую вос­ходя, Христос молился, поучая нас молиться. Здесь Христос — любитель пустыни. Ибо говорит: «идеже бо еста два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреде их» (Мф. 18, 20). Здесь тесный и узкий путь, ведущий в жизнь. Здесь учители и проро­ки, скитающиеся «в пустынях и в горах, и в вертепах, и в пропастех земных» (ср.: Евр. 11, 38). Здесь Апостолы и Евангелисты, и житие монахов, не имеющее для себя града. Сие-то доброволь­но принял я, чтобы получить обещанное Христовым мученикам и всем прочим святым, чтобы нелживо сказать мне: «за словеса устен Твоих аз сохраних пути жестоки» (Пс.16,4). Ибо знаю боголюбца Авраама, внявшего гласу Божию и переселившегося пустыню; и Исаака притесняемого, и патриарха Иакова стран­ствующего; целомудренного Иосифа проданного; трех отроков, изобретателей воздержания, борющихся с огнем; Даниила, ввер­енного в ров львиный; небоязненно вещающего Иеремию, осужденного в ров тинный; зрителя тайн Исайю; претренного пилою Израиля, отводимого в плен; обличителя прелюбодеяния Иоанна посекаемого мечом; Христовых мучеников, умерщвляемых. И к чему мне длить речь? Где и Сам Спаситель распят за нас, чтобы смертию Своею оживотворить нас и всех поощрить и привлечь к терпению? К Нему поспешаю, и ко Отцу, и к Духу Святому Для того подвизаюсь, чтобы оказаться Его приискренним, признав себя недостойным того, что есть доброго в мире. Впрочем, не я для мира, но мир для меня».

 Сие-то помышляя сам в себе и ревностно совершая, по ска­занному тебе, подвизайся за истину даже до смерти. Ибо и Хрис­тос послушлив был даже до смерти. Но и Апостол говорит: «блю­дите... да не когда будет в некоем от вас сердце лукаво... во еже отступити от Бога Жива!» Но утешайте друг друга и во едином назидайте: «дондеже днесь нарицается» (ср.: Евр.3,12—13). Ибо словом днесь означается целое продолжение жиз­ни нашей. Так живя, брат, и себя спасешь, и нас возвеселишь, и Бога прославишь во веки веков. Аминь.

40 (43). Увещание новопоступившим (Кратко излагает отшельникам евангельские заповеди)

 Учися, монашествующий, человек верный и делатель благочес­тия; научайся евангельскому житию, порабощению тела, смирен­ному образу мыслей, чистоте помышления, искоренению в себе гнева. Подвергаемый взысканию, прибавь ради Господа; лишае­мый, не судись; ненавидимый, люби; гонимый, терпи; хулимый, мо­лись. Будь мертв греху, распнись для Бога. Все попечение воз­ложи на Господа, чтобы иметь себе место там, где тьмы Ангелов, торжества первородных, престолы Апостолов, председательство пророков, скиптры патриархов, венцы мучеников, похвалы правед­ных. Возжелай причисления своего к оным праведникам, о Христе Иисусе, Господе нашем. Ему слава во веки веков. Аминь.

41 (44). К падшему монаху (Изображая падшему монаху сперва тяжесть греха, потом Божие мило­сердие, приглашает его к себе)

 Не приветствую словом «радуйся», потому что «несть радоватися нечестивым» (Ис.48, 22). Все еще остаюсь при своем неверии, и на сердце мое не приходят такая несообразность и великий замысел, тобою исполненный, хотя это действительная правда, как известно уже всякому. Дивлюсь, каким образом поглощено столько мудрости, в ничто обращена такая строгость жизни, откуда проистекала такая слепота, как, вовсе ни о чем не помыслив, произвел ты такую гибель столь многих душ.

 Ибо если справедливо сие, то и душу свою предал ты безд­не, и довел до расслабления всех, слышавших это нечестие. Ты отвергся веры, оставил неконченным добрый подвиг. Поэтому скорблю о тебе. И какой иерей не восплачет, слыша это? Какой служитель Церкви не опечалится? Какой мирянин не сетует? Какой подвижник не проливает слез? Вероятно, и солнце затме­валось при твоем падении, и Силы Небесные приходили в коле­бание при твоей погибели. И бесчувственные камни лили слезы о твоем безумии, и враги ощущали жалость по чрезмерности твое­го беззакония. Какое великое ослепление! Какая ужасная жес­токость! Ни Бога не убоялся ты, ни людей не уважил, ни друзей не постыдился; но все вдруг подверглось у тебя крушению, всего вдруг стал ты лишен. Потому снова скорблю о тебе, несчастный. Ты, который всем возвещал силу Царствия, сам лишил себя Царствия. Ты, который всем внушал страх учения, сам не имел страха Божия пред очами своими. Ты, который проповедовал святыню, оказался мерзким. Ты, который хвалился нестяжательностью, сам уличен в хищении денег. Ты, который своими рассуждениями наводил на мысль о наказании от Бога, сам предуготовил себе наказание. Как оплачу тебя? Как восскорблю о тебе? «Како спаде денница восходящая заутра, и сокрушися на земли?» (ср.: Ис.14,12). «Всякому слышащему пошумит во обоих ушесех» (1 Цар. 3, 11). Как Назорей, сиявший паче золота, очернился паче сажи? Как досточестный сын Сиона со делался сосудом бесполезным? В ком все дивились памятованию Божественных Писаний, того память погибла с шумом! Отличавшийся быст­ротой разум погиб так мгновенно! Человек с умом обширным учинил такой многосложный грех! Пользовавшиеся твоим уче­нием понесли вред от твоей погибели. Склонявшие слух к твоей беседе заградили себе уши, слыша о твоей погибели. А я плачу, сетую, весь изнемогаю; ем пепел, как хлеб, и, набросив вретище на рану свою, слагаю тебе такие похвалы, лучше же сказать, сочиняя надгробную речь, остаюсь безутешным и неврачуемым, потому что сокрылось от очей моих утешение: «несть пластыря приложити, ниже елея, ниже обязания» (Ис.1,6), так болезненна рана моя! Чем исцелюсь?

 Поэтому если останется в тебе еще какая надежда спасения, ежели есть в тебе малое какое памятование о Боге, и какое-либо желание будущих благ, и какой ни есть страх наказаний, соблю­даемых нераскаянным, то отрезвись скорее, возведи очи свои на небо, прииди в чувство, отстань от лукавства своего, отряси опья­нение, в котором ты теперь, воспротивься тому, кто довел тебя до падения. Укрепись, чтобы встать с земли.

 Вспомни Доброго Пастыря, Который, идя за тобою вслед, от­нимет тебя, хотя бы оставались только «две голени, или обушие уха» (Ам.3, 12). Отскочи от нанесшего тебе рану. Вспомни щед­роты Бога, Который врачует елеем и вином. Не теряй надежды спасения. Приведи себе на память написанное, что «падаяй восстает и отвращаяйся обращается» (ср.: Иер.8, 4), пораженный врачуется, уловленный зверями спасается, исповедующийся не бывает отринут, потому что Господь «не хощет смерти грешника, но еже обратитися и жити ему» (ср.: Иез.18, 32). Не предавайся нерадению, как впадший «во глубину зол» (Притч. 18, 3). Теперь время отсрочки, время долготерпения, время целения, вре­мя исправления. Поползнулся ты? — восстань. Грешил ты? — перестань, не стой на пути грешных, но беги от него прочь. Когда, обратившись, восстанешь, тогда спасешься, потому что здравие приобретается трудами, спасение — потом. Поэтому смотри, же­лая соблюсти договоры с иными, не нарушь договоров с Богом, заключенных тобою при многих свидетелях.

 Итак, не замедли, по каким-нибудь человеческим расчетам, прийти ко мне, потому что, возвратив себе мертвеца своего, я буду плакать, буду ухаживать, буду горько рыдать о сокрушении дще­ри рода моего. Все тебя приимут, все потрудятся с тобою. Не теряй бодрости, воспомяни дни древние. Возможно спасение, воз­можно исправление. Дерзай, не отчаивайся. Нет закона, осужда­ющего на смерть без милосердия, но есть благодать, отлагающая наказание, ожидающая исправления. Двери еще не заперты, Же­них слышит, грех еще не господствует. Возобнови борьбу, не медли, будь милосерд сам к себе и ко всем нам о Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава и ныне, и всегда, и во веки веков. Аминь.

42 (45). К падшему монаху (Некто, отказавшись от большого имения, вступил в монашество, но после весьма благочестивой жизни впал в блуд и в другие беззакония. Св. Ва­силии, живший некогда с ним в Иерусалиме, показывает ему великость греха и соблазна, потом, обнадежив Божиим милосердием, призывает к подвигу примером иудеев и язычников, приводимых к богочестию)

 Мысль о тебе пронзает недра моего сердца двояким страхом. Или же какое-то состояние несострадательности ввергает меня в вину человеконенавидения; или опять, когда хочу быть сострадательным и смягчиться к несчастию, производит оно недобрую перемену. Посему и намереваясь писать это письмо, хотя при помощи рассудка утвердил я цепенеющую руку, однако же не возмог изменить лица, встревоженного печалью о тебе, и до того стыжусь за тебя, что уста тотчас сжимаются, обращаясь к плачу. Увы мне! о чем буду писать или рассуждать, оставленный на распутии? Если привожу себе на память первоначальное твое суетное поведение, когда окружали тебя богатство и эта по земле пресмыкающаяся слава, то прихожу в ужас. Когда сопро­вождали тебя и множество льстецов, и кратковременное наслаж­дение роскоши с явною опасностью и неправедными прибытка­ми; и с одной стороны, опасение начальства рассевало мысли твои о спасении, а с другой — народные волнения приводили в смя­тение дом твой, и непрерывность бедствий невольно обращала мысль к Тому, Кто силен помочь тебе; когда понемногу начал ты помышлять о Спасителе, Который как поражает тебя страхом к твоей же пользе, так избавляет и покрывает тебя, хотя и посме­иваешься над Ним во время безопасности; когда начал ты упраж­няться в приобретении честных нравов, с презрением взирая на многобедственное свое богатство, отрекаясь от забот о доме и от сожития с супругой; всецело же воспарив в высоту, как стран­ник и скиталец, проходя селения и города, пришел в Иеруса­лим, где и я жил с тобою, ублажая подвижнические труды; ког­да, проводя целые седмицы в посте для Бога, приучал ты себя к любомудрию, как бы бегством спасаясь от обращения с людьми, а вместе приспособляя к себе безмолвие и уединение, уклоняясь от общественных мятежей, грубым вретищем покрывая тело свое и жестким поясом стягивая чресла свои, терпеливо сокрушал свои кости: от невкушения пищи опустевшие внутренности довел до того, что прижались они к хребтовым частям, и хотя отрекся от нежной перевязи, однако же желудок, сжавшийся наподобие тыквы, заставил прильнуть к почкам; и, истощив весь тук плоти, мужественно иссушив все пути в нижних частях тела, частым пребыванием без пищи заключив чрево, сделал, что ребра, наподобие давшейся крыши, затеняли собою поверхность чрева, и при из­нурении всего телесного состава, в часы ночные исповедуясь Богу, потоками слез умягчал орошаемую браду... И к чему мне описы­вать все сие в подробности? Вспомни, сколько уст святых при­влек ты к своему лобзанию, скольких освященных тел касался объятиями, сколько многие сжимали твои руки как нескверные, сколько было рабов Божиих, которые, как поклонники, притекали, чтобы припасть к твоим коленам?

 И какой же конец всего этого? Молва, обвиняющая в любодеянии, пролетая скорее стрелы, уязвляет наш слух, еще более острым жалом терзая нашу внутренность. Какое неистощимое ухищрение обаятеля довело тебя до сего пагубного падения? Какие хитросплетенные сети диавола, опутав тебя, соделали не­действительными внушения добродетели? К чему теперь послу­жат рассказы о твоих трудах? Или не должно верить и сему? И как же не дать веры сокрытому до времени на основании того, что видимо ясно, если обязывал ты страшными клятвами души, притекающей к Богу, когда прямо приписывается диаволу все, что более «ей» и «ни» (ср.: Мф.5,37)? Поэтому ты и подверг себя от­ветственности в гибельном клятвопреступничестве и вместе уни­зил характер подвижничества, нанес бесчестие Апостолам и Са­мому Господу, постыдил похваление чистоты, осмеял обет целомудрия. Предметом печальной повести стали мы для пленников; и иудеев и эллинов представляют нас на зрелищах. В мыслях монахов произвел ты разделение; более строгих привел в страх и робость, заставил дивиться еще силе диавола; а в равнодушных поселил страсть к невоздержанию. Ты, со своей стороны, обратил в ничто даже похваление Христа, Который говорит: «дерзайте, Аз победих мир» (Ин.16,33) и князя мира. Раствору для отечества чашу бесславия; привел в исполнение сказанное в Притчах: «яко елень уязвлен стрелою в ятра» (Притч. 7, 23) Но что же теперь, брат? Не пал еще столп крепости, не опорочены врачевства обращения, не заперт град убежища. Не оставайся во глубине зол, не отдавай себя человекоубийце. Господь знает, как восставлять сокрушенных. Не беги далеко, но притеки к нам. Восприими опять на себя юношеские труды; новыми доб­рыми делами истреби в себе пресмыкающееся по земле и гряз­ное сластолюбие. Возведи взор на день скончания, столько уже приблизившийся к жизни нашей, и уразумей, что наконец иудеи и язычники приводятся к богочестию, и не вовсе отрицайся от Спасителя мира. Да не постигнет тебя этот самый ужасный при­говор: «не вем вас, откуду есте» (Лк. 13, 27).

43 (46). К падшей деве (Сильно укоряет падшую деву, доказывает обязательность данного и на­рушенного ею обета хранить свое девство, изъявляет свою печаль о том, что, оставив Жениха Христа, предалась она растлителю; наконец стра­хом смерти, Суда и вечного наказания, а также надеждой на Божие ми­лосердие старается расположить ее к покаянию)

 Теперь время возгласить оное пророческое слово и сказать: «кто даст главе моей воду и очесем моим источник слез; и плачуся... о побиенных дщере людий моих?» (Иер.9,1). Хотя объемлет их глубокое молчание, хотя однажды навсегда подав­лены они бедствием и смертоносным ударом отнято уже у них самое ощущение страдания — однако же нам не должно остав­лять без слез такого поражения. А если Иеремия признал достойными тысячекратного оплакивания тех, которые телесно по­ражены на брани, что должно сказать о таком бедствии душ? «Уязвленнии твои»,— сказано,— «не мечьми уязвлени, ниже твои умерщвлени ратию» (Ис.22,2). Напротив того, оплакиваю жало истинной смерти — тяжкий грех и разжженнные стрелы лукавого, которые немилосердно пожигают вместе с телами и души.

 Видя на земле такое преступление, без сомнения, громко будут жаловаться Божий законы, которые всегда воспрещают и вопи­ют как в древности: «не пожелай жены ближняго твоего» (Втор. 5 21), так и в Священных Евангелиях: «яко всяк, иже воззрит на жену ко еже вожделети ея, уже любодействова с нею в сердцы своем» (Мф.5,28); теперь же видят, что бесстыдно любодействует сама невеста Владыки, у которой глава — Христос. Будут жаловаться и самые духи святых; и Финеес ревнитель, что ныне невозможно ему взять «сулицу» (дротик, пика) в руки, наказать пре­ступление телесно; и Иоанн Креститель, что не может, оставив горние обители, как тогда пустыню, прийти для обличения безза­кония, и если нужно пострадать, то скорее лишиться главы, не­жели отказаться от дерзновения. А может быть, Иоанн (если он, подобно блаженному Авелю, и умерший глаголет еще нам) и ны­не вопиет и громче взывает, нежели тогда об Иродиаде: «не до­стоит ти имети ея» (ср.: Мф.14,4). Ибо хотя тело Иоанново, по необходимому требованию естества, подчинилось Божествен­ному определению и язык Иоаннов молчит, однако же «слово Божие не вяжется» (2Тим.2,9). Кто даже до смерти простер свое дерзновение, когда уничтожаем был брак подобного ему раба, тот потерпит ли, видя такое поругание святого Господня брачного чертога?

 Но ты, которая свергла с себя иго оного Божественного союза, бежала из пречистого брачного чертога истинного Царя и гнусно впала в это бесчестное и нечестивое растление, поелику уже не можешь избегнуть сего горького обвинения и нет у тебя ни средства, ни возможности сокрыть зло, предаешься теперь дерзости. И как «нечестивый», впав «во глубину зол, нерадит» (ср. Притч. 18, 3) уже, так и ты отрицаешься от самих условий с истинным Женихом и вопиешь, что ты не дева и никогда не обещалась быть девой, хотя приняла многие условия девства, а многие показала на деле.

 Приведи себе на память прекрасное исповедание, какое произнесла ты пред Богом, Ангелами и человеками. Приведи себе на память почтенный собор, священный лик дев, сонм Господень и святых Церкви и престарелую о Христе бабку свою, которая юнеет и цветет еще добродетелию, и матерь, которая соревнует ей о Господе и усильно старается какими-то новыми и необычай­ными трудами истребить в себе следы навыка, а также и сестру, которая равно подражает обеим, а в ином усиливается и превзойти их и девственными преимуществами превышает заслуги предков, а тебя, сестру свою, как доселе почитала она тебя, и словом, и де­лом неутомимо призывает к равному подвигу. Приведи себе на память их, и с ними Ангельский лик окрест Бога, и духовную жизнь во плоти, и небесное жительство на земле. Приведи себе на па­мять безмятежные дни, озаренные светом ночи, духовные песни, благозвучное псалмопение, святые молитвы, чистое и нескверное ложе, девственное преспеяние, воздержную трапезу, прекрасно обещающую, что дева твоя сохранена будет нерастленною.

 Где же твоя степенная наружность, где благопристойный нрав и простая одежда, приличная деве, прекрасный румянец стыда и благолепная бледность, цветущая от воздержания и бдения и сияющая приятней всякой доброцветности? Сколько раз в мо­литвах о сохранении девства твоего неоскверненным проливала ты, может быть, слезы. Сколько писем писала к святым и в ни просила молиться за тебя не о том, чтобы тебе вступить в чело­веческий брак, лучше сказать, впасть в это бесчестное растление, но о том, чтобы не отпасть от Господа Иисуса! Сколько даров получила ты от Жениха! Говорить ли о тех почестях, какие ради Его воздавались тебе друзьями Его! Говорить ли и о сожитии с девами и о  преспеяниях с ними, о приветливости к тебе дев, о похвалах за девство, о девственных благословениях, о письмах, писанных к тебе как к деве?

 Но теперь, при малом возвеянии воздушного духа, действующего ныне «в сынех противления» (Еф.2, 2), отреклась ты от все­го этого; драгоценное свое достояние, стоившее всех усилий, про­меняла на непродолжительное удовольствие, которое на время услаждает твою гортань, а впоследствии окажется более горьким, чем желчь. Кто при этом не скажет плачевно: «Како бысть блудница град верный Сион» (Ис.1, 21)?

 Сам Господь не возглаголет ли к кому-либо из ходящих ныне в духе Иеремиином: «Видишь ли, «яже сотвори Мне дева Израилева?» (ср.:Иер.18,13). Я обручил ее «Себе в вере» и в нетлении, «в правде и в суде, и в милости, и в щедротах» (Ос. 2, 20,19), как обещал ей и чрез пророка Осию. Но она возлюбила чужих, и хотя жив Я — Муж ее, именуется любодейцей и не боится принадлежать мужу иному».

 Что же невестоводитель, божественный и блаженный Павел, как оный древний, так и сей новый, при посредстве и наставле­нии которого, оставив отеческий дом, вступила ты в союз с Гос­подом? Тот и другой, встревоженные таким бедствием, не скажут ли: «страх бо, егоже ужасахся, прииде ми, и егоже бояхся, срете мя» (Иов 3, 25); «обручих бо тя единому мужу деву чисту представити Христови»; и всегда боялся, «да не како, якоже змий Еву прельсти лукавством своим, тако истлеют и ра­зумы» твоя (ср.: 2Кор.11, 2—3). Поэтому непрестанно старался и тысячами разных сладкопений усмирять в тебе мятеж страстей, и тысячами разных попечений охранять невесту Господню, и всегда описывал тебе жизнь непосягшей, что «непосягшая печется о Господних» (1Кор. 7, 34), чтобы ты была святая и телом, и духом, и изображал тебе достоинства девства, и, именуя тебе храмом Божиим, как бы придавал крылья усердию, восторгая тебя к Иисусу; помогал и страхом бедствия, чтобы ты не пала, говоря: «аще кто Божий храм растлит, растлит сего Бог» (1Кор.3, 17); присовокупил к сему и то, что ограждал тебя молитвами «да всесовершенно твое тело и душа, и дух непорочно в пришест­вие Господа нашего Иисуса Христа сохранится» (ср.: 1Фес.5, 23). Но всем этим утомлял себя напрасно, и горек вышел у меня конец сладостных трудов, для тебя понесенных. Снова на­добно воздыхать, о ком надлежало радоваться, потому что вот — обольщена ты змиеем злее, нежели Ева. Не только помышления твои растлены, но растлено с ними и тело; и что ужасно, чего не желал бы выговорить, о чем не могу и умолчать (потому что огнь «горящь и палящь в костех моих, и разслабех отвсюду, и не могу носити» (Иер.20,9), «взем уды Христовы», сотворила ты «уды блудничи» (ср.: 1Кор.6,15). Это — одно из зол, несравни­мое с прочими, это новая дерзость в мире! Ибо сказано: «приидите во островы Хеттим и видите, и в Кидар послите, и разсмотрите прилежно, аще сотворена быша таковая, аще премениша язьцы боги своя, и тии не суть бози?» (Иер.2,10 11). Но дева изменила славу свою, и слава ее в студе. «Ужасеся небо о сем, и вострепета земля попремногу зело» (ср.: Иер.2,12). И теперь глаголет Господь, что «два зла» сотворила дева: «Мене оставила» (ср.: Иер.2,13), истинного святого Жениха святых душ» и прибегла к нечестивому и беззаконному растлителю вместе души и тела, отступила от Бога Спасителя своего и представила «уды» свои «рабы нечистоте и беззаконию» (Рим. 6, 19), «а Мене забы, и хождаше вслед похотника своего» (ср.: Ос.2,13), который ей не поможет.

 «У нее ему было бы, аще жернов оселский облежал бы о выи его, и ввержен в море, неже да соблазнит» кто деву Господню (Лк. 17, 2). Кичливый раб доходит до такого неистовства, что вторгается на Владычнее ложе! Подобно какому-то разбойнику впадает в такое безумие, что касается даже принесенного в дар Богу, и не сосудов бездушных, но живых тел, в которых обитает душа, сотворенная по образу Божию! Слыхано ли когда от века, чтобы среди города в ясный полдень осмелился кто на царском изображении писать нечистых свиней? «Отверглся ли кто» человеческого брака, «без милосердия при двоих или триех свидетелех умирает. Колико мните горшия сподобится муки, иже Сына Божия поправый» и Ему обещавшуюся невесту растлив­ший и духа девства «укоривый» (ср.: Евр.10, 28—29; Втор. 17, 5)?

 Но скажешь: «она пожелала; я не делал ей принуждения про­тив воли». И похотливая госпожа, эта египтянка, сама воспылала страстью к прекрасному Иосифу, но неистовая страсть невоздерж­ной не победила добродетели целомудренного, и хотя насильст­венно удерживала его руками, однако же он не был принужден к беззаконию.

 «Но она сама,— говоришь ты,— решилась на это и уже не была девой: если бы я не согласился, была бы растлена другим». Сказано, что и Сыну Человеческому надлежало быть предану, но «горе человеку тому, имже» предан (ср.: Мк.14,21); сказано, что и «соблазном прийти нужда: обаче горе, имже приходит» (ср.: Мф.18,7). Сверх того, «еда падаяй не востает, или отвраща­йся не обратится?» (Иер. 8, 4).

 Для чего дева отвратилась бесстыдно, хотя слышала, что Жених Христос говорит чрез Иеремию: «и рекох, по внегда прелюбодействовати ей во всех сих, ко Мне обратися. И не обратися» (ср.:Иер.3,7). «Или Ритины (смола, бальзам) несть в Галааде? или врача несть тамо? Чесо ради несть изцелена дщерь людий Моих?» (ср.Иер.8, 22). И в Божественном Писании найдешь много пособий от сего зла, много врачевств, спасающих от гибели,— таковы тайны касательно смерти и воскресения, таковы слов о Страшном Суде и вечном мучении, учения о покаянии и отпущении грехов, тысячекратные оные примеры обращения, драхма, овца и сын, который поглотил свое имение с блудницами, «изгибл бе, и обретеся, мертв бе и снова оживе» (ср.: Лк. 15, 32). Воспользуемся сими пособиями от зла, исцелим ими душу свою.

 Займись же размышлением о последнем дне (ибо, без сомнения, не будешь ты одна жить вечно); представь себе смятение сокращение дыхания и час смертный, приближающийся Божий приговор, поспешающих Ангелов, душу в страшном при этом смущении, немилосердно мучимую грешною совестию, обращающую жалостные взоры на тамошнее, наконец, неотвратимую необхо­димость дальнего оного преселения.

 Напиши в мысли своей окончательный переворот в общем житии, когда Сын Божий приидет во славе Своей со Ангелами Своими. Ибо «приидет... и не премолчит» (Пс.49,3), когда приидет судить живых и мертвых и воздать каждому по делам его, когда оная труба, прозвучав нечто великое и страшное, воз­будит уснувших от века, «и изыдут сотворшии благая в воскре­шение живота, а сотворшии злая в воскрешение Суда» (Ин.5,29). Приведи себе на память видение Даниила, как изводит он Суд пред взоры наши. «Зрях»,— говорит,— «дондеже престоли поставишася, и Ветхий денми седе, и одежда Его бела, аки снег, и власи главы Его аки волна чиста... колеса Его огнь палящъ. Река огненная течаше исходящц пред Ним: тысяща тысящ служаху Ему, и тмы тем предстояху Ему: судище седе, и книги отверзошася» (Дан. 7, 9—10). Доброе, худое, явное, тайное, дела, слова, помышления — все вдруг ясно открывается во услышание всем, Ангелам и человекам. В каком же положении необходимо будут при этом жившие худо? Где скроется душа, которая вдруг пред взорами стольких зрителей является исполненной срама?  Каково будет состояние тела у подвергшегося этим нескончаемым и нестерпимым мучениям там, где огонь неугасимый, червь бессмертно мучительствующий, темное и ужасное дно адово, горькое рыдание, необычайные вопли, плач и скрежет зубов и нет конца страданиям? От всего этого нет избавления по смерти, нет ни способов, ни возможности избыть горьких мучений.

 Можно избежать сего ныне. Пока есть возможность, восставим себя от падения и не будем отчаиваться в себе, если ис­правимся от худых дел. Иисус Христос пришел в мир грешных спасти. «Приидите, поклонимся и припадем Ему, и восплачемся пред» Ним (ср.: Пс.94, 6). Зовущее нас к покаянию Слово во­пиет и взывает: «приидите ко Мне вси труждающиися и обре­мененнии, и Аз упокою вы» (Мф.11, 28). Итак, есть путь спасе­ния, если желаем. «Пожре смерть возмогши», но твердо знай, что «паки отъят Бог всякую слезу от всякаго лица» кающихся (ср.: Ис.25, 8). «Верен Господь во всех словесех Своих» (Пс.144,13). Не лжет, когда говорит: «аще же будут греси ваши яко багря­ное, яко снег убелю: аще же будут яко червленое, яко волну убелю» (ср.: Ис.1,18). Готов исцелить немощь твою великий Врач Душ, сей готовый Освободитель не одной твоей души, но и всех душ, порабощенных греху. Его это слово, Его сладостные и спа­сительные уста изрекли: «не требуют здравии врача, но боля­щий... Не приидох бо призвати праведники, но грешники на покаяние» (Мф.9, 12—13). Какое же извинение у тебя или у кого другого, когда Он вопиет сие? Господь хочет избавить тебя болезненной раны и показать тебе свет из тьмы. Тебя ищет Добрый Пастырь, оставив незаблудших овец. Если отдашься Ему, не замедлит, не погнушается Человеколюбец понести тебя на раменах Своих, радуясь, что нашел овцу Свою изгибшую. Отец восстал и ждет возвращения твоего от заблуждения. Исправься только, и когда еще будешь далеко, Он притечет, падет на выю твою, и в дружеские объятия заключит тебя, очищенную уже покаянием. И в «одежду первую» (ср.: Лк. 15, 22) облечет душу, совлекшуюся «ветхаго человека с деяньми его» (Кол. 3, 9) и возложит «перстень» (ср.: Лк.15,22) на руки, смывшие с себя кровь смерти, и обует ноги, обратившиеся от пути злого на стезю евангельского мира и объявит день веселия и радости Своим, и Ангелам и человекам, и всячески будет праздновать твое спасение Аминь «глаголю вам»,— говорит Он,— «яко радость бывает на небеси» пред Богом о «единем грешнице кающемся» (ср.: Лк.15,7). Если кто из мнящихся стояти осудит, что скоро принята ты, то Сам благий Отец в защищение твое скажет: «возвеселитися и возрадовати подобаше, яко сия» дщерь Моя «мертва бе, и оживе, и изгибла бе, и обретеся» (ср.: Лк. 15, 32).

51 (55). К Паригорию, пресвитеру (Внушает сему пресвитеру, что напрасно старается оправдать себя в том, что держит в доме своем чужую женщину вопреки и Василиеву запре­щению и правилу Никейского Собора. И если, не исправившись, будет удерживать при себе священство, то угрожает отлучением от Церкви и ему, и приемлющим его. (Писано в начале епископства)

 Со всем терпением читал я твое письмо и дивился, почему, когда мог ты коротко и легко оправдываться в деле, намереваешься оставаться при том, в чем обвинен, и стараешься многословием уврачевать неисцельное. Не мы первые, и не мы одни, Паригорий, узаконили, чтобы женщины не жили вместе с мужчинами. Но прочти правило, изданное святыми отцами нашими на Никейском Соборе, которое явно запретило иметь синизактов. Безбрачная жизнь тем и почтенна, что мужчина удаляется от сожительства с женщиной. Почему если кто, нося на себе обет по имени на деле поступает, как живущие с женами, то явно, что он только в наименовании домогается чести девства, но не воздерживается от неблагопристойных удовольствий. Тебе тем с большим удоб­ством надлежало уступить моему требованию, что, как говоришь свободен ты от всякой плотской страсти. Да и не думаю, чтобы семидесятилетний стал жить вместе с женщиной по страсти, и определенное мною определено не потому, что делается что-либо непотребное, но потому, что научены мы Апостолом «не полагати претыкания брату в соблазн» (ср.: Рим. 14, 13). Знаю, что де­лаемое одними разумно — для других служит поводом ко греху. По этой причине, следуя постановлению святых отцов, повелел я тебе разлучиться с сей женщиной. Для чего же винишь хорепископа и упоминаешь о давней вражде? Для чего жалуешься на ме­ня, будто бы охотно склоняю слух к принятию клеветы, а не на себя самого, которому трудно отстать от привычки к женщине. Поэтому удали ее из своего дома и помести в монастыре. Пусть она живет с девами, а тебе прислуживают мужчины, чтобы имя Божие не было хулимо вас ради (ср.: Рим. 2, 24). А пока так по­ступаешь, не принесут тебе пользы тысячи отговорок, какие дела­ешь в письмах, но кончишь жизнь праздным и отдашь отчет Гос­поду в своей праздности. А если, не исправившись, осмелишься удерживать при себе священство, то будешь анафема всему народу, и кто приимет тебя, те будут провозглашены отлученными во всей Церкви.

81 (85). О том, что не должно клясться (Св. Василий, который часто в общих собраниях и в частных беседах пред­лагал, чтобы сборщики податей не принуждали поселян к клятвам, предла­гает о том же письменно. (Писано в 372 г.))

 И при всяком собрании не перестаю свидетельствовать, и на­едине при свиданиях говорить то же, чтобы при взыскании обще­ственных податей сборщики не доводили поселян до клятв. Оста­лось и на письме пред Богом и человеками засвидетельствовать о том же, а именно, что надобно перестать вам и не причинять смерти душам человеческим, но придумать какие-нибудь другие способы взысканий, и людям сделать эту милость, чтобы души их были невредимы. Пишу к тебе об этом не потому, что имеешь ты нужду в словесном увещании (у тебя и свои есть побуждения бояться Господа), но чтобы все, кто в твоей зависимости, научи­лись у тебя не раздражать Святаго и в запрещенном деле худою привычкою не доводить Себя до равнодушия к Нему. Ибо нет им пользы от клятв и для самих взысканий, а в душе своей дают место всеми признанному злу. Коль скоро люди научаются на­рушать клятву, они не спешат уже платить должное, но думают, что клятва изобретена для них в орудие обмана и в предлог к отсрочке платежа. Итак, или скорое воздаяние от Господа постигнет клятвопреступников, и некому будет исполнять требуемое, потому что подвергаемые суду истреблены уже наказанием, или Владыка по долготерпению Своему медлит наказанием, и, как сказал я уже прежде, испытавшие терпение Господне презирают и благость Господню. Пусть же не нарушают напрасно законов и не раздражают против себя Бога. Мною сказано, что был обя­зан я сказать: непокорные увидят это.

102 (106). К воину (Во время путешествия своего познакомившись с сим добродетельным воином, просит его преуспевать в любви к Богу. (Писано в 372 г.))

 Во время путешествия своего удостоился я от Господа многого, за что должен благодарить Его, но величайшим для себя благом признаю знакомство с твоею досточестностию, дарованное мне благим Владыкою. Ибо узнал в тебе человека, доказывающего собою, что и в военной жизни можно сохранить совершенство любви к Богу и что христианин должен отличаться не покроем платья, но душевным расположением. А поэтому и тогда со всем желанием проводил я с тобою время, и теперь, как скоро вспо­минаю о тебе, наслаждаюсь величайшим веселием. Итак, мужайся и крепись, старайся непрестанно питать и приумножать в себе любовь к Богу, чтобы возрастало и обилие подаваемых тебе от Него благ. А что помнишь и обо мне, на сие не имею нужды ни в каком другом доказательстве, видя свидетельство самих дел.

111 (115). К Симпликии, еретичке (Вразумляет сию разгневанную женщину, что щедрость при нарушении справедливости не приносит пользы; советует ей не учить епископа, а помнить Суд Божий, на котором свидетелями будут не рабы и евнухи. (Писано около 372 г.))

 Нерассудительно ненавидят люди хороших и любят дурных. Поэтому и сам удерживаю язык, подавляя обиду молчанием о нанесенных мне оскорблениях. Но ожидаю Небесного Судии, Ко­торый знает, как при конце отмстить за всякую злобу. Пусть иной сыплет деньгами щедрее, чем песком, но, поправ справедли­вость, вредит он душе, потому что Бог, как думаю, и всегда требует жертвы, не как имеющий в ней нужду, но благочестивое и пра­ведное расположение приемля за многоценную жертву. Когда же попирает кто с нерадением себя, тогда Господь молитвы его меняет в нечистые. Поэтому приводи себе на память последний день, а меня, если угодно тебе, не учи. Я знаю больше твоего и не заглушён столько внутренними терниями, к малому числу добрых качеств не примешиваю в десять раз большего числа пороков. Ты возбудила на меня ящериц и жаб — животных, конечно, ве­сенних, но, однако же, нечистых. Но приидет с высоты птица, которая пожирает это. Я дам ответ, но не как ты думаешь, а как рассудит Сам Бог. Если же и в свидетелях будет нужда, то предстанут не рабы, не бесчестные и жалкие евнухи — это род ни мужей, ни жен, людей женонеистовых, завистливых, услуживающих за подлую цену, раздражительных, изнеженных, порабощенных чреву, златолюбивых, жестоких, готовых плакать о лакомом куске, переменчивых, скупых, все берущих, ненасытных, бешеных и ревнивых, и что еще сказать? Людей, с самого рождения осуж­денных на искажение. Поэтому как же быть правой мысли у тех, у кого и ноги кривы? Они целомудренны, но без награды за сие, потому что целомудренными сделало их железо; они предаются неистовству, но бесплодно, по собственной своей гнусности. Не они станут свидетелями на Суде, но свидетельствовать будут очи праведных и взоры мужей совершенных, которые увидят тогда и то, на что взирают теперь одним разумением.

112 (116). К Фирмину (Известившись, что Фирмин, оставляя жизнь подвижническую, вступил в военную службу, в подражание деду своему, отклоняет его от сего на­мерения. (Писано около 372 г.))

 И редки и кратки письма твои, потому что или ленишься пи­сать, или имеешь в виду избегнуть пресыщения, какое бывает след­ствием множества, или даже приучаешь себя к краткости в сло­ве. А для меня письма твои недостаточны; даже, хотя были бы они гораздо обильнее, не удовлетворили бы желанию, потому что хотелось бы знать о тебе все в подробности: каково телесное твое состояние? Как успеваешь в подвижничестве? Держишься ли того, на что решился вначале, или придумал что иначе, соображая расположение свое с встретившимися обстоятельствами? Поэто­му, если остаешься все тот же, то не требую обширных писем; с меня достаточно, если напишешь: «Такой-то такому-то. Знай, что я здоров, и сам будь здоров». Но поелику слышу нечто такое, о чем стыжусь и говорить, а именно, что ты, оставив чин блаженных предков, передался на сторону отцова деда и из Фирмина стараешься стать Вреттанием, то желательно услышать о сем и узнать причины, по которым принужден ты вступить на этот путь жизни. Но как сам ты умолчал, стыдясь своего предприятия, то прошу тебя как не предпринимать чего-либо постыдного, так, если и пришло что тебе на ум, изгнав это из мысли, прийти опять в себя и простившись с военною службою, с оружием и с воински­ми трудами, возвратиться в отечество, признав достаточным для безопасности жизни и для всякой именитости, если, подобно пред­кам, будешь начальствовать в городе, чего без труда достигнешь, как уверен я в том, смотря на природную твою способность и на недостаток соискателей. Итак, если у тебя и вначале не было этой мысли или была, но опять тобою кинута, то извести меня немед­ленно. А ежели, чего бы не хотелось, остается в тебе то же наме­рение, то несчастие сие само о себе подаст мне весть, и не буду иметь нужды в твоих письмах.

145 (150). К Амфилохию, от имени Ираклида (Ираклид оправдывается пред Амфилохием в том, что не удалился с ним в пустыню, хотя обещался вместе работать Богу; пересказывает беседу свою со св. Василием в богадельне близ Кесарии о нестяжательности; заключает желанием, чтоб Амфилохий сам пришел к св. Василию, потому что лучше его слушать, нежели скитаться в пустыне. (Писано в 373 г.))

 Помню, о чем мы с тобою разговаривали однажды между собою; не забыл и что сам я говорил, и что слышал от твоего благородства; и теперь не держит уже меня жизнь общественная. Хотя в сердце я тот же и не совлекся ветхого человека, по крайней мере по наружности и по тому, что далеко себя держу от дел житейских, кажется уже, что будто вступил на путь жизни по Христу. Но, подобно собирающимся пуститься в море, сижу сам с собою, смотря в будущее. Ибо мореходцам для благополучного плавания нужны ветры, а нам нужен человек, который бы руководил и безопасно переправил нас по соленым волнам жизни. Собственно для меня, как рассуждаю, нужны, во-первых, узда для юности и потом побуждения на поприще благочестия. А это может доставить такой разум, который то удерживает, что во мне есть бесчинного, то возбуждает, что в душе есть медлительного. Еще нужны мне и другие пособия, чтобы смывать с себя нечис­тоты, в какие вдаюсь по привычке. Ибо мы, как знаем, с давне­го времени привыкли к торжищу, небережливы на слова и не­осторожно обращаемся с представлениями, какие в ум влагает лукавый, поддаемся честолюбию и нелегко оставляем высокие о себе мысли. Для этого, как рассуждаю, надобен мне великий и опытный учитель. Сверх того и очистить душевное око, чтобы, сняв, подобно какому-то гною, всякое омрачение, производимое невежеством, мог я взирать на красоту Божией славы,— почи­таю делом, стоящим немалого труда и приносящим немаловаж­ную пользу. А твердо знаю, что и твоя ученость видит это же и желает, чтобы был человек для вспомоществования в этом. И если даст когда Бог сойтись вместе с твоей чинностию, конечно, еще больше узнаю, о чем мне надобно позаботиться. Ибо теперь, по великому своему неведению, не могу знать и того, в чем у меня недостаток. Знаю только, что не раскаиваюсь в первом стремле­нии и не ослабевает душа моя в намерении жить по Богу, в рас­суждении чего беспокоился ты обо мне, поступая прекрасно и свойственным тебе образом, чтобы, обратившись вспять, не сде­лался я сланым столпом, чему, как слышу, подверглась одна жена (см.: Быт. 19, 26). Но еще и внешние власти удерживают меня, и начальники ищут, как воина-беглеца. А всего более удерживает меня собственное мое сердце, свидетельствуя о себе то, что ска­зано уже мною.

 Поелику же напоминал ты об условиях и обещался принести на меня жалобу, то сим, при всей моей грусти, заставил ты меня смеяться тому, что все еще ты ритор и не оставляешь привычки постращать. Ибо я, если не вовсе погрешаю против истины, как человек неученый, думаю так, что один путь, ведущий ко Господу; и все, которые идут к Нему, сопутствуют друг другу и соблюдают одно условие жизни. Поэтому куда же мне уйти так, чтобы мож­но было разлучиться с тобою и не вместе жить, не вместе рабо­тать Богу, к Которому сообща мы прибегли? Хотя тела наши будут разделены местом, но око Божие, без сомнения, увидит обо­их нас вместе, если только и моя жизнь достойна того, чтобы взирали на нее очи Божий: ибо читал я где-то в псалмах, что «очи Господни на праведныя» (Пс.33, 16). Желаю я, правда, с тобою и со всяким, кто избрал для себя то же, что и ты, быть вместе и телом, желаю всякую ночь и всякий день пред Отцем нашим Небесным преклонять колена с тобою и со всяким другим, кто до­стойно призывает Бога, потому что общение в молитвах, как знаю, приносит великую пользу. Но что если придется мне необходи­мо лгать всякий раз, как ни случится воздохнуть, лежа в другом углу? Не могу спорить против сказанного тобой и сам себя обви­няю уже во лжи, если, по старому равнодушию, выговорил что-нибудь такое, что делает меня подлежащим осуждению во лжи.

 А когда был я близ Кесарии, чтобы получить сведения о де­лах, не решившись проходить самим городом, укрылся в ближай­шей богадельне, чтобы там узнать, о чем мне хотелось. Потом, когда по обычаю прибыл боголюбивейший епископ, я донес ему обо всем по приказанию твоей учености. И что отвечал он мне, сие и в памяти моей не могло сохраниться, и превзошло бы меру письма. Если же сказать кратко, то в рассуждении нестяжательности назначил он ту меру, что каждый должен ограничиваться в приобретении собственности последним хитоном. И представил мне доказательства из Евангелия — одно из слов Иоанна Крестителя: «имеяй две ризе, да подаст неимущему» (Лк. 3, 11), другое — из запрещения Господня ученикам иметь две ризы (см. Мф. 10, 10). А к этому присовокупил еще: «аще хощеши совер­шен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим» (Мф 19, 21). Говорил также, что сюда относится и притча о бисере; потому что купец, «обрет... многоценен бисер, шед продаде вся елика имяше, и купи его» (Мф.13, 46). Присовокупил же к сему, что не на себя должно брать раздаяние имения, но поручить тому, на кого возложено распоряжаться делами бедных. И сие под­твердил местом из Деяний, что, продавая имения свои и принося, «полагаху при ногах Апостол, и ими даяшеся коемуждо, его же аще кто требоваше» (ср.: Деян.4, 35). Ибо, говорил он, нуж­на опытность, чтобы различить истинно нуждающегося и прося­щего по любостяжательности. И кто дает угнетенному бедностию, тот дает Господу и от Него получит награду; а кто ссужает всякого мимоходящего, тот бросает псу, который докучает своею безотвязностию, но не возбуждает жалости своей нищетою.

 А того, как надобно нам проводить каждый день жизни, не­много коснулся словом и не как требовала важность предмета. Впрочем, желал бы я, чтоб поучился ты у него самого, потому что неблагоразумно было бы мне портить точность его уроков, но же­лательно было бы мне быть у него вместе с тобою, чтобы ты и сказанное удержал в памяти вполне, и своим разумением доискал­ся до прочего. Ибо из многого, мною сказанного, помню то, что учение о том, как надобно жить христианину, не столько требует словесного наставления, сколько ежедневного примера. И знаю, что если бы не удерживали тебя эти узы — услуживать отцо­вой старости, то и сам ты не предпочел бы ничего другого сви­данию с епископом, и мне не стал бы советовать, чтобы, оставив его, скитался я по пустыне, потому что пещеры и утесы еще по­дождут нас, а польза, доставляемая сими мужами, не всегда бывает при нас. Поэтому, если дашь место моему совету, то настроишь отца, чтобы дозволил тебе оставить его ненадолго и свидеться с человеком, который много знает и из опыта других, и по собствен­ному разумению и способен передать сие тем, кто придет к нему.

162 (169). К Григорию Богослову (Диакон Гликерий, собрав многих дев и бежав с ними ночью, водил их с собою. Св. Григорий Богослов дал сим девам у себя убежище. Почему св. Василий просил его, чтобы или велел Гликерию воротиться с девами, или прислать одних дев, по крайней мере желающих возвратиться. Гли­керию же в случае повиновения обещает прощение, а за неповиновение угрожает низложением. (Писано около 374 г.))

 Правда, что предпринял ты дело благоприличное, кроткое и человеколюбивое, собрав плен (скажу пока так) презрителя Гли­керия и прикрыв, сколько можно было, общий наш позор. Впро­чем, твоему благоговению надлежало прежде узнать дело в по­дробности и потом уже положить конец сему бесчестию. Этот, теперь надменный, а у вас степенный, Гликерий мною был рукоположен в диакона Уинесской Церкви, чтоб служил пресвитеру и имел попечение о делах церковных. И действительно, это ловек в ином странный, но для дел сподручных не способный. Как же скоро поставлен он был в диакона, до того вознерадел о деле своем, что  не положил ему даже начала. Но, совершенно самовольно и самовластно собрав жалких дев, из которых иные пришли у нему добровольно (самому тебе известно, как юность склонна к подобным делам), а иные и против воли, пытался предводительствовать ими и, возложив на себя имя и одежду патриаршества, вдруг понесся высоко, приведенный к этому не каким-либо благовидным путем или благочестием, но хватаясь за сие средство к пропитанию, как иной берется за какой дру­гой промысел. И едва не возмутил он всю Церковь, презирая своего пресвитера, человека почтенного по жизни и по летам, презирая хорепископа и даже меня, как ничего не стоящего, на­полняя непрестанными смятениями и беспокойствами город и весь священный чин. И наконец, когда получил небольшой сло­весный выговор от меня и от хорепископа, чтобы не презирал его (потому что и юных приучил к сему же безрассудству), за­мышляет он дело крайне дерзкое и бесчеловечное. Захватив дев, сколько мог, и выждав ночи, предается бегству. Это кажет­ся тебе весьма странным. Обрати же внимание и на обстоя­тельства. Там был Собор; отовсюду, как и естественно, стек­лось великое множество народа. И он вел свой лик, сопровож­дающий юных и толпящийся вокруг них, чем произвел великое уныние в благоговейных и возбудил много смеха в невоздерж­ных и готовых к пересудам. И не довольно сего, хотя и это было так важно; но еще, как слышу, родителей сих дев, которые не перенесли бесчадия, хотели собрать рассеянных и со слезами припадали к дочерям своим, этот чудный витязь с разбойническим своим скопищем оскорбляет и бесчестит. Сие да не покажется сносным твоему благоговению, потому что обращается в общее посмеяние всем нам, но паче всего вели ему возвратиться с девами. Ибо найдет некоторое к себе человеколюбие, если приидет назад с письмом от тебя. Если же он не воротится отошли по крайней мере дев к Матери их — Церкви. Если и сего не будет, не попусти, чтоб желающие уйти потерпели принуждение, но убеди их возвратиться к нам; или свидетельствуюсь пред тобою, Богом и людьми, что это нехорошо и не по уставам Церкви. Если Гликерий возвратится в добром порядке и с приличною скромностью, это всего лучше; а если нет, да прекратит служение.

163 (170). К Гликерию (Обещает ему прощение, если вскоре возвратится; в противном же случае угрожает низложением и Божиим Судом. (Писано около 374 г.))

 Долго ли тебе вести себя безрассудно, умышлять зло себе самому? Беспокоить меня, срамить весь чин монашеский? Воз­вратись, положившись на Бога и на меня, который подражаю Его человеколюбию. Ибо если сделал я выговор отечески, то и про­шу отечески. Вот мое тебе слово, потому что многие просят за тебя, и прежде других твой пресвитер, которого седину и сердо­болие уважаю. Если же удаляешься от меня, то, конечно, ниспал ты в своей степени; но отпадешь и от Бога с твоими песнями и длинною ризой, которыми ведешь юных не к Богу, а в пропасть.

164 (171). К Григорию Богослову (Снова жалуется, что Гликерий и девы еще не возвратились. (Писано около 374 г.))

 И прежде писал я к тебе о Гликерии и о девах. Но они и доселе не возвратились, а еще медлят, не знаю почему и как. Ибо не буду ставить сего в вину тебе, будто ты делаешь сие к нашему предосуждению, или сам огорчившись на меня чем-нибудь, или в угодность другим. Итак, пусть приходят, ничего не страшась. Будь ты порукою в этом. Ибо болезную об отсеченных членах, хотя и справедливо они отсечены. А если будут упорствовать, то на других падет тяжесть, а я умываю руки.

166 (173). К Феодоре, монахине (В том, что редко пишет, извиняется неуверенностью в верном доставле­нии писем; изображает трудность достигнуть совершенства в жизни, ка­кой по обету посвятила себя Феодора. (Писано около 374 г.))

 Ленивым меня делает писать к тебе неуверенность, что пись­ма мои непременно дойдут в руки любви твоей, а не будут по негодности слуг читать их наперед тысячи других людей, особли­во при таком ныне замешательстве дел во Вселенной. Поэтому жду, что станут, как ни есть, бранить меня и насильно вытребуют у меня письма, а это и будет служить для меня знаком, что письма доставляются.

 Поэтому пишу ли, молчу ли, одно у меня дело — соблюдать в сердце своем памятование о твоей скромности и молиться Гос­поду, чтобы дал тебе совершить течение благого жития соглас­но с твоим намерением. Ибо действительно немалый подвиг — произнесшему обет присовокупить к этому и что следует за обе­том. Избрать для себя образ жизни, согласный с Евангелием, может всякий; но наблюдать все до малости и не пройти без внимания ничего из написанного в Евангелии — в этом из из­вестных нам очень немногие успели так, чтобы пользоваться языком обузданным, и оком обученным, по намерению Евангелия, и руками действовать с целию благоугодить Богу, и ноги двигать, и каждый из членов употребить, как вначале распорядил наш Создатель. В одежде — благоприличие, в обращении с мужчинами — осторожность, в снедях — умеренность, в приобретеннии необходимого — не излишество; все это, если говорить так просто, дело не важное, но оно требует великого подвига при исполнении, как находим в самой действительности. И совершенство в смиренномудрии — чтобы ни знатность предков не помнить, ни, ежели есть у нас от природы какое преимущество душевное или телесное, не превозноситься им, ни мнения о себе других не обращать в повод к превозношению и надмению,— и это принадлежит к жизни евангельской, так же, как в воздержании — твердость, в молитве — неутомимость, в братолюбии — состра­дательность, с нуждающимися — общительность, в образе мыслей - скромность, сокрушение сердца, здравая вера, в печали — равнодушие, и то, чтобы в мысли нашей никогда не прекраща­лось памятование о Страшном и неизбежном Суде, к которому все мы поспешаем, хотя весьма немногие помнят о сем и заботят­ся о том, чем он кончится.

167 (174). К вдове (В том, что не писал к ней доселе, оправдывается опасением подвергнуть ее какой-либо опасности от своих зложелателей; советует ей иметь в сердце страх Божий и всех принимать в общение молитв. (Писано около 374 г.))

 При сильном желании часто писать к твоему благородству всегда я удерживался, чтобы не подать мысли, будто бы навле­каю на вас какие-то искушения, потому что ко мне расположены неприязненно и, как слышу, до того простирают вражду, что вы­ведывают, не получил ли кто когда письма моего. Но поелику сама ты (что и хорошо сделала) начала переписку и писала ко мне, прося, как и надлежало, совета о делах, касающихся до твоей души, то и я побужден писать к тебе, и в вознаграждение опущенного в прежнее время, и вместе в ответ на писанное твоим благородством.

 Блаженна душа, которая день и ночь не имеет другого попечения, кроме сего одного, как в великий тот день, когда вся тварь предстанет Судии дать отчет в делах своих, и ей, не затрудняясь, отвечать за жизнь свою. Кто имеет у себя перед глазами этот день и час и всегда помышляет об оправдании на непогрешительном Судилище, тот или вовсе не согрешит, или согрешит весьма мало, потому что грешим мы по отсутствию в нас страха Божия А в ком ясно напечатлено ожидание угрожающего, тому живущий в нем страх не дает времени впадать в поступки или помышления необдуманные. Итак, памятуй о Боге, имей в сердце страх Божий и принимай всех в общение молитв. Ибо велика помощь от тех, которые могут умилостивить Бога. И ты не преставай де­лать это. Ибо молитва будет нам и добрым помощником в сей жизни, пока живем в этой плоти, и отходящим отсюда послужит достаточным напутствием к будущему веку. Но как заботливость есть дело доброе, так опять уныние, отчаяние и безнадежность во спасении вредят душе. Потому уповай на благость Божию и ожи­дай от Бога заступления, зная, что если обращаемся к Нему как должно и искренно, не только не отринет нас вовсе, но пока еще произносим слова молитвы, скажет: «вот Я!».

175 (182). К пресвитерам самосатским (Благодарит за твердость в вере и просит за сие наград им от Господа. (Писано в 374 г.))

 Сколько скорблю, представляя себе вдовство Церкви, столько ублажаю вас, достигших такой меры подвига, который да даст вам Господь совершить мужественно, чтобы получить вам вели­кую награду и за верное домостроительство, и за мужественную твердость, какую оказали вы за имя Христово.

176 (183). К правителям самосатским (Хвалит их усердие к добрым делам, советует быть в сем твердыми и про­сит писать к нему. (Писано в 374 г.))

 Когда посмотрю, что искушение разлилось уже по всей Все­ленной и что значительнейшие города Сирии претерпели стра­дания, равные вашим, но не везде вижу, чтобы советодательное сословие было так искусно и отличалось добрыми делами, как прославляется теперь ваше усердие к добрым делам, тогда бы­ваю близок к тому, чтобы радоваться настоящему положению Дел. Ибо если бы не было этой скорби, то не обнаружилось бы и ваше искусство. Посему видно: что горнило для золота, то рев­нителям какой-либо добродетели скорбь за упование на Бога. Итак, чудные мои, постарайтесь, чтобы последующее было до­стойно понесенных вами трудов, покажите, что на великом основании воздвигаете вы еще более достойное внимания здание, и, когда даст Господь, что пастырь Церкви сам явится на своем престоле, окружите его, чтоб рассказать нам, какое распоряжение каждый из вас для Церкви Божией, а в великий день Гос­подень от великодаровитого Бога принять воздаяние каждому по сере понесенных им трудов. Если же будете помнить меня и писать ко мне всякий раз, когда можно, то поступите справедливо, воздавая мне равным за равное и вместе немало обрадуете присылая в письмах явственные символы вашего приятнейшего для меня голоса.

211 (219). К самосатскому клиру (Узнав от иподиакона Феодора о несогласиях, происшедших в самосатском клире, после увещаний, какие сделаны были Самосатским епископом Евсевием, жившим тогда в изгнании, советует и от себя прекратить несогласия и не лишать себя той славы, какую приобрели во время согласия своей твердостью в вере. (Писано в 375 г.))

 Господь, Который все определяет нам мерою и весом, посылает искушения, не превышающие сил наших, но как в несчастии делает видными подвижников благочестия, так не оставляет их «искуситися паче, еже могут понести» (ср.: 1Кор.10,13), и «напоевает слезами в меру» (ср.: Пс.79, 6) тех, которые должны показать, сохраняют ли они благодарность к Богу,— сей Господь наипаче явил человеколюбие Свое в домостроительстве о вас, не попустив, чтобы враги воздвигли на вас такое гонение, которое бы могло иных совратить и поколебать в вере Христовой. Ибо, поставив вас в борьбу с несильными и легко преодолимыми противниками, в победе над ними уготовал вам награду за терпение.

 Но общий враг жизни нашей, который своими кознями противоборствует благости Божией, когда узнал, что вы, как твердая стена, презираете внешнее приражение, умыслил, как слышу, в вас самих произвести какие-то взаимные неудовольствия и малодуш­ные чувствования, которые вначале маловажны и легко могут быть уврачеваны, но с течением времени, усиливаемые распрями, обык­новенно делаются совершенно неисцелимыми. Потому обратил­ся я к сему письменному увещанию, а если бы можно было, при­шел бы и сам и стал бы лично просить вас. Поелику же обстоя­тельства не позволяют сего, то вместо просьбы своей простираю к вам это письмо, чтобы, уважив мои увещания, прекратили вы все взаимные распри и вскоре прислали ко мне добрую весть, что вы оставили свои друг на друга жалобы. Ибо желаю сде­лать известным вашему благоразумию, что тот велик пред Богом, кто смиренномудренно уступает ближнему и не стыдясь принимает на себя обвинения, даже и несправедливые, чтобы чрез это даровать Церкви Божией великую выгоду — мир. Итак, пусть произойдет между вами это доброе состязание — кому первому удостоиться наименования сыном Божиим (см.: Мф.5,9), присвоив себе достоинство сие умиротворением.

 Боголюбивейший же епископ писал вам, чего ваш требует долг, и еще пишет, чего требует его долг. Впрочем, и я, как имеющий уже дозволение быть к вам близким, не могу не позаботиться о делах ваших. Почему, когда пришел благоговейнейший брат иподиакон Феодор и сказал, что Церковь в печали и смятении, в сильном сокрушении, пораженный глубокою в сердце болезнию, не мог я умолчать, но увещевал вас, бросив все друг с друга иски, приобрести мир и не доставлять удовольствия противникам, не предавать того, чем хвалится Церковь и за что прославляется теперь в целой Вселенной, а именно: что все вы живете так, как бы в одном теле управляемые одною душою и одним сердцем.

 Весь народ Божий, чиновников и властителей города и весь причт приветствую чрез ваше благоговение и всех увещеваю пре­бывать подобными себе самим. Ибо не требую от них ничего большего, потому что предварительными примерами добрых дел заключили уже они всякую возможность взойти выше.

212 (220). К клиру в Вери (Свидетельствует им, что возбудили в нем великую к себе любовь и пись­мом своим, и тем, что пересказал о них пресвитер Акакий; желает им ско­рого прекращения гонений и постоянства в терпении. (Писано в 375 г.))

 Господь тем, которые не могут иметь личного свидания, дал великое утешение в собеседовании чрез письма, из которых мож­но узнавать не телесные черты, но расположение самой души. Почему и теперь, получив письмо от вашего благоговения, вместе и узнал я вас, и ощутил в сердце своем любовь к вам, не имея нужды, чтобы знакомство наше утверждалось продолжитель­ностию времени, потому что самая мысль, заключенная в письме, воспламенила меня любовию к красоте души вашей. А при таковом качестве написанного вами еще яснее показало мне вас благорасположение употребленных в посредство братий. Ибо возлюбленнейший и благоговейнейший сопресвитер наш Акакий, пересказывая более, нежели что написано, и представляя взору ежедневные ваши подвиги и усильную вашу настойчивость в деле благочестия, внушил мне столько удивления и возбудил такое желание насладиться вашими добротами, что молю Господа дать мне со временем случай изведать вас собственным своим опытом. Он известил меня не только о том, как точны во всем вы, которым вверено служение алтаря, но и о согласии всего народа, о благородстве нравов и об искреннем расположении к Богу начальствующих в городе и имеющих участие в управлении оным.

 Почему ублажил я Церковь, наполненную такими людьми и еще более молю теперь Бога даровать вам духовную тишину чтобы насладились вы во время покоя тем, что показали ныне во время борения. Ибо неприятное, по испытании оного, доставляет обыкновенно некоторое удовольствие воспоминающим. Что же касается до настоящего, умоляю вас не предаваться злу и не при­ходить в отчаяние от непрерывности притеснений. Ибо близки венцы, близка помощь Господня. Не изливайте на землю добытого вами с таким усилием, не обращайте в ничто труда, прослав­ленного в целой Вселенной. Дела человеческие ненадолго остают­ся в одном положении. «Всяка плоть сено, и всяка слава человеча яко цвет травный: изсше трава, и цвет отпаде; глагол же Господень пребывает во веки» (ср.: Ис.40, 6-8). Держась пребывающей заповеди, пренебрежем преходящую видимость. Пример ваш ободрил многие Церкви. Сами того не примечая, приобрели вы себе великую награду тем, что вызвали на подоб­ную ревность менее искусных. Мздовоздаятель богат и силен даровать вам награды, достойные подвигов.

213 (221). К жителям Вери (Свидетельствует, что любовь, какую имел к ним по слухам о них, еще более усилили они присланным к нему письмом; хвалит постоянство их в вере и желает им сохранить терпение до конца. (Писано в 375 г.))

 И прежде сего знал я вас, возлюбленные, потому что прославляется ваше благоговение: известно, какой венец приобрели вы за исповедание Христово. И, может быть, иной из вас спросит: кто же разгласил о сем в такой дали? Сам Господь, Который благочествующих пред Ним, поставляя подобно светильнику на сещнике, делает видимыми в целой Вселенной. Не награда ли за победу обыкновенно провозвещает доблестных борцов и не замысловатость ли дела — художников? Но если память о сих и подобных сим делах остается незабвенною, то благочествующих по Христе, о которых Сам Господь говорит: «прославляющая Мя прославлю» (1 Цар.2, 30), не соделает ли Он для всех известны­ми и видимыми, с солнечными лучами распространяя лучезар­ность молниеносной их светлости? Еще большую поселили вы во мне любовь к вам, почтив меня письмом, и таким письмом, в ко­тором, сверх предшествовавших подвигов за благочестие, обильно обнаружили богатое и бодрое постоянство в истинной вере. О чем радуюсь вместе с вами и молюсь, чтобы Бог всяческих, во влас­ти Которого и подвиг, и место подвига, и венцы, влиял в вас усер­дие, даровал вам душевную силу и довел дело ваше до совершен­ного Им прославления.

242 (250) К Патрофилу, епископу Церкви в Егеях (Благодарит за письмо, присланное со Страгием, и за продолжение прежней любви; объясняет, почему не может быть в общении с Евстафием. (Писано в 376 г.))

 Хотя поздно получил я ответы на прежние письма, однако же получил от возлюбннейшего Стратигия и возблагодарил Господа, что ты остаешься таким же в любви ко мне. А что и теперь соблаговолил написать ты о том же предмете, это служит доказательством доброго твоего произволения, потому что и сам держишься надлежащего образа мыслей, и мне советуешь полезное. Но поелику опять вижу, что выйдет у меня весьма длинное слово, если порознь буду отвечать на все то, что писано твоим благоразумием, то скажу только, что если благо мира заключается в одном имени мира, то смешно, выбирая того и другого, им толь ко позволять участвовать в мире, а тысячи других исключать из общения в сем благе. Если же согласие с людьми вредными вступающих в оное заставляет под видом мира поступать враж­дебно, то смотри, каковы те, с которыми вступили в единение возненавидевшие меня несправедливою ненавистию,— не при­надлежат ли они к числу не имеющих со мною общения, потому что не имею нужды упоминать теперь о них поименно. Они-то вызваны ими в Севастию, овладели Церковию, священнодейство­вали на жертвеннике, преподавали хлеб свой всему народу, буду­чи провозглашены епископами от тамошнего клира, и сопровож­дены ими по всей стране как святые и состоящие с ними в обще­нии. Если их сторону принять надобно, то смешно начать с ногтей, а не обратиться к самим главам их. Если никого не должно почи­тать во всем еретиком и бегать, то скажи мне, для чего же сам от­деляешь себя и избегаешь общения с некоторыми? Если же долж­но удаляться некоторых на основании точного исполнения пра­вил, то пусть скажут мне точные во всем исполнители, к какой стороне принадлежат вызванные ими из Галатии? Если все это кажется тебе достойным скорби, то виновником сего вмени мое отделение. Если же признаешь сие безразличным, то извини меня, не соглашающегося приобщиться закваски учащих инаково. По чему, если заблагорассудишь, оставив все оные благовидные слова, обличай со всем дерзновением не ходящих право по евангельской истине.

269 (277). К Максиму Схоластику (Услышав от Феотекна, что Максим, происходивший от знатного рода, вступил в жизнь евангельскую и упражняется в добродетели, доказывает ему, что это есть единственно вожделенное благо, потому что оно постоянно; все же прочее, что люди признают за благо, обманчивее сонной грезы. (Писано под конец жизни св. Василия))

 Прекрасный и добрый Феотекн пересказал мне о твоей честности и возбудил во мне желание свидеться с тобою, ясно жи­вописав словом облик души твоей, и такую воспламенил во мне любовь к тебе, что если бы не бременила меня старость, не держала возросшая со мною болезнь, то ничто не удержало бы меня, чтобы самому быть у тебя. И действительно, немалое при­обретение, из великого и знатного рода перейдя к жизни еван­гельской, обуздать юность рассудком, плотские страсти порабо­тить уму и водиться смиренномудрием, к какому обязан христи­анин, который рассуждает о себе, как и должно, откуда он и куда идет; потому что разумение природы сокращает надменность ду­ши, изгоняет из нее всякую гордость и кичливость, одним словом, делает учеником Господа, сказавшего: «научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем» (Мф.11, 29). Ибо действительно, любезнейший сын, одно постоянное благо вожделенно и похваль­но. А это — честь у Бога. Человеческое же — неосязаемее те­ни, обманчивее сонных грез. Ибо юность проходит скорее весен­них цветов и красота телесная увядает или от болезни, или от времени; богатство неверно, слава непостоянна; самые занятия искусствами имеют успех только на время настоящей жизни. И что для всех наиболее вожделенно, искусство в слове, имеет приятность только для слуха.

 Упражнение же в добродетели — драгоценное достояние для того, кто имеет, и самое приятное зрелище для того, кто видит. Позаботившись об этом, сделаешь себя достойным благ, по обетованиям, уготованным Господом. А каким образом достигать тебе к уразумению прекрасного и как сохранять приобретенное, говорить об этом нужно было бы долее, нежели сколько позволяет цель настоящего слова. И теперь сказанное пришло мне на мысль вымолвить тебе потому только, что услышал я от брата Феотекна, которому желаю всегда говорить правду, особенно же когда речь идет о тебе, чтобы более прославился Господь в тебе, от чуждого корня приносящем многоценные плоды благочестия.

283 (291). К Тимофею, хорепископу (Тимофея, который прежде проводил подвижническую жизнь, а потом стал заниматься мирскими делами, увещевает возвратиться к прежнему роду жизни. (Писано во время епископства))

 И написать все, что думаю, нахожу как несоответственным ме­ре письма, так и по другим отношениям неприличным для посла­ния приветственного, но и пройти сие молчанием почти для меня невозможно, потому что сердце мое воспламенено против тебя справедливым гневом. Поэтому избираю середину: об одном пи­шу, а о другом умалчиваю. Ибо намереваюсь побранить тебя, ес­ли позволительно, с дружескою свободою.

 Ужели ты, тот Тимофей, который, как известно нам, с детства показывал столько усердия к строгой и подвижнической жизни, что в этом отношении винили тебя даже в неумеренности, поте­ряв из виду, чтобы все меры прилагать о том, что надобно делать приближающимся к Богу, смотришь на то, что думает о тебе та­кой-то, отдаешь жизнь свою в зависимость приговору других и не подумаешь, что и друзьям ты бесполезен, и врагам смешон, боишься стыда перед людьми, как беды какой, а не представишь себе, что пока останавливаешься на этом, сам того не замечая, нерадишь о прежней жизни? Невозможно в одно время иметь Успех в том и в другом — ив делах мира сего, и в жизни по Богу. И Божественные Писания, которым научены мы, и сама природа полны подобных примеров. И в умственной деятель­ности совершенно невозможно в то же время обдумывать двух мыслей. И в принятии чувственных впечатлении нельзя в то же время принять и различить двух голосов, вместе достигающих слуха, хотя отверсты у нас два слуховые прохода. И глаза, если не будут оба устремлены на один видимый предмет, не могут в точности исполнить своего дела. И это показывает нам природа А пересказывать тебе места из Писаний не меньше смешно, как по пословице, показывать сову афинянам. Поэтому для чего со­единять нам несоединенное — волнения в общественной жизни и упражнение в благочестии? Не лучше ли, удалясь от сих вол­нений и от того, чтобы и самим иметь, и другим доставлять дело, оставаться самим собою и, какую давно предположили себе цель благоговейной жизни, утвердить ее самим делом и желающим осмеять нас показать, что не в их силе огорчать нас, когда хотят? Это же будет, когда покажем себя свободными от всего, что по­дает повод к осмеянию. И о сем довольно. Но хорошо нам сой­тись когда-нибудь вместе и обстоятельнее посоветоваться о том, что полезно для душ наших, чтобы при наступлении необходи­мого для нас исшествия не быть нам застигнутыми в заботах о суетном.

 Я с удовольствием принял присланное твоею любовию, оно и само по себе весьма приятно, но во много крат большую прият­ность дает сему приславший. Приими благосклонно, когда и я при­шлю тебе понтийских произведений — восковых свеч и крепи­тельных врачевств; а теперь у меня их не было.

284 (292). К Палладию (После свидания с супругою Палладия изъявляет желание видеться с ним самим и просит его сохранить в чистоте ризу нетления, в которую облекся он, недавно приняв Святое Крещение)

 Половину желания моего исполнил Святый Бог, подав мне случай к свиданию с благоговейнейшею сестрою нашею, твоею сожительницею. Но Он силен даровать и остальное, чтобы, уви­дев и твое благородство, воздал я полное благодарение Богу. Ибо весьма желательно мне сие, особенно теперь, когда услышал я, что почтен ты великою честию, бессмертною ризою, которая, об­лекши наше человечество, уничтожила смерть во плоти, и смертное стало поглощено ризою нетления. Итак, поелику Господь Своею благодатию присвоил тебя Себе, освободил тебя от всякого греха, отверз тебе Царство Небесное и указал пути, ведущие к тамош­нему блаженству, то прошу тебя, как человека, в такой мере пре­восходящего прочих благоразумием, разумно приими благодать и будь верным стражем сокровища, со всем тщанием соблюдая Царский залог, чтобы, сохранив печать неповрежденной, предстал ты Господу, сияя во светлости святых, на чистой ризе нетления не положив никакой скверны или порока, но соблюдая во всех членах святыню как облекшийся во Христа. Ибо сказано: «елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся» (Гал. 3, 27). Поэтому да будут у тебя все члены святы, чтобы прилич­но им было облечься в святое и светлое одеяние.

285 (293). К Юлиану (Желает знать, начал ли Юлиан владеть рукою; рассуждает о твердости и постоянстве мыслей; просит Юлиана чаще писать к нему)

 Каково было телесное твое состояние в продолжение этого времени? Совершенно ли возвратилось у тебя владение рукою? Как идут прочие дела в жизни? Все ли исполняется по мысли твоей, как желаю тебе и как должно быть по твоему изволению? Ибо у кого ум склонен к переменам, то нимало не странно, если у них и жизнь не упорядочена. А у кого мнение твердо, всегда постоянно и одинаково, тем следует проводить жизнь свою со­гласно со своим произволением. Правда, что кормчему не дано производить тишины, когда хочет; но нам сделать жизнь свою неволнуемой весьма удобно, если заставим умолкнуть восстаю­щие внутри нас мятежи страстей и станем духом выше всего приражающегося совне. Ибо ни утраты, ни болезни, ни прочие неприятности в жизни не коснутся человека рачительного, пока ум его пребывает в Боге, проникает в будущее, легко и без труда преодолевает бурю, восстающую с земли; тогда как люди, сильно предавшиеся житейским попечениям, подобно откормленным пти­цам, понапрасну имея у себя крылья, влачатся по земле вместе со скотами.

 Дела мои столько же позволяли мне видеть тебя, сколько можно видеть друг друга встречающимся на море. Однако же поелику по когтям можно узнать целого льва, то думаю, что и я достаточно узнал тебя и по кратковременному опыту. А поэто­му-то высоко ценю, что имеешь некоторое внимание к делам моим и не отдаляешь меня от мысли своей, но непрестанно содержишь в памяти. А доказательством твоего памятования — письма, которые, чем чаще будешь присылать их, тем большее доставят мне удовольствие.

286 (294). К Фисту и Магну (Изъявляет сильное свое желание, чтобы благочестие, насажденное св. Ва­силием еще в юных душах их, возросло до совершенства, и доказывает пользу учения, изложенного письменно, потому что оно приносит пользу и отсутствующим, и потомству)

 Приличны и отцам промыслительность о собственных своих детях, и земледельцам попечительность о растениях или семенах, и наставникам заботливость об учениках, особенно когда по да­рованиям своим подают они о себе прекрасные надежды. И зем­леделец рад трудам, когда созревают колосья и подрастают де­ревья; веселят и ученики учителей, и дети отцов, преуспевая одни доблестию, а другие возрастом. А у меня тем большая о вас за­бота и тем лучшая на вас надежда, чем дороже всякого искусст­ва и всякого рода животных и плодов то благочестие, которое было укоренено и воспитано мною еще в нежных и чистых ду­шах ваших и которое желаю видеть достигшим совершенной зрелости и приносящим спелые плоды при соответствии моим желаниям вашего любоведения. Ибо известно вам, что и мое к вам благорасположение, и Божие содействие зависят от вашей воли; как скоро приимет она должное направление, и Бог — ваш помощник, призовете Его или нет, и всякий боголюбивый чело­век сам вызовется учить вас; потому что усердие в людях, спо­собных научить чему-нибудь полезному, бывает непреодолимо, когда души учеников чисты от всякого упорства. Поэтому не препятствует сему и телесное отдаление; потому что Создатель, по преизбытку премудрости и человеколюбия, ни мысли нашей не ограничил телами, ни силы слова — языком, но способным доставлять пользу и в отношении к самому времени дал какое-то преимущество, так что могут они передавать учение не толь­ко отдаленным по месту, но и самым поздним потомкам. И эту мысль подтверждает нам опыт, потому что за много лет до нас жившие наставляют современных нам учением, сохраняющимся в письменах. И я, столько удаленный от вас телом, всегда нераз­лучен мыслию и удобно беседую с вами; и учения не остановят ни суша, ни море, ежели только есть в вас сколько-нибудь забот­ливости о собственных душах своих.

287 (295). К монашествующим (Убеждает их ввести у себя общежитие и остерегаться, чтобы не поколе­бал их кто в вере отцов)

 Думаю, что по благодати Божией не имеете вы нужды ни в каком другом убеждении после тех бесед какие лично имел я с вами, убеждая всех вас принять совокупное житие в подражание апостольскому образу жизни, что и приняли вы как доброе на­ставление и возблагодарили за сие Господа. Итак, поелику ска­занное мною не одни только слова, но такие уроки, которые долж­ны быть приведены в действие, к пользе для вас самих, которые их приняли, к успокоению для меня, предложившего этот совет, к славе и похвале имени Христова, которое призвано на вас, то по сему самому послал я к вам возлюбленного брата нашего, что­бы он и усердных узнал, и ленивых возбудил, и противящихся привел для меня в известность; потому что велико мое желание и видеть вас соединенными вкупе, и слышать о вас, что любите вы не жизнь, никем не свидетельствуемую, но соглашаетесь луч­ше все быть друг для друга и охранителями строгого исполне­ния правил, и свидетелями успехов. Таким образом, каждый из вас и сам за себя, и за преспеяние брата получит совершенную награду, к приобретению которой должны вы и словом, и делом все споспешествовать друг другу в непрестанных собеседовани­ях и убеждениях. Паче же всего убеждаю вас соблюдать в па­мяти веру отцов и не приходить в колебание по внушениям ста­рающихся совратить вас в вашем безмолвии; ибо знаете, что и строгость жития, не просвещаемая верою в Бога, не полезна сама по себе, и правая вера без добрых дел не в состоянии поставить нас пред Господом, но что должно быть то и другое вместе, «да совершенен будет Божий человек» (ср.: 2Тим. 3, 17) и да не храмлет жизнь наша от недостатка в чем-либо; потому что спаса­ет нас вера,— как говорит Апостол,— «любовию поспешествуема» (Гал.5, 6).

288 (296). К одной вдове (Извиняется, что долго продержал у себя лошаков ее, и дает ей и дочери ее полезные наставления)

 Гадая о твоем ко мне расположении и зная усердие, какое имеешь к делу Господню, в последнее время понадеялся я на тебя, как на дочь свою, и долгое время имел в своем употреблении твоих лошаков; пользовался, правда, ими бережливо, как собствен­ными своими, но вместе и продлил время их служения. О сем надлежало написать к твоей степенности, чтобы в сделанном уви­дела ты доказательство благорасположения.

 Но вместе напоминаю письмом сим твоему благолепию па­мятовать Господа и, всегда имея пред очами исшествие из мира сего, так устроять жизнь свою, чтобы дать ответ непогрешительному Судии и за добрые дела свои иметь дерзновение пред Тем, Кто в день посещения Своего откроет тайны сердец наших.

 Приветствую чрез тебя благороднейшую дочь твою и прошу ее проводить время в поучении словесам Господним, чтобы душа ее питалась добрым учением, чтобы ум ее возрастал и увеличи­вался более, нежели сколько возрастает по природе тело.

289 (297). К одной вдове (Поощряет ее к благочестивой жизни и поручает ее попечительству жен­щину, доставившую письмо сие)

 И по старости лет, и по искренности духовного расположе­ния, признавая себя весьма обязанным посещать твое несрав­ненное благородство во время личного твоего присутствия и не оставлять отсутствующую, но недостаток свидания восполнять письмами, поелику нашел эту женщину, которая может доставить письмо твоей честности, то приветствую тебя чрез нее, паче всего поощряя к делу Господню, чтобы Святый Бог, досточестно про­должая дни твоего пресельничества «во всяком благочестии и чистоте» (1Тим. 2, 2), соделал тебя достойною и будущих благ. Потом поручаю тебе и упомянутую выше дочь мою: приими ее, как мою дочь и свою сестру, и в чем потребует совета у твоей благолепной и чистой души, не оставь своим участием и помоги ей, во-первых, в ожидании себе награды от Господа, а во-вторых, в успокоение мне, восполняющему меру любви к тебе по благоутробию Христову.

290 (298). К одному благочестивому человеку (Обличает в обмане человека, который уверял, что в воде есть какая-то необычайная сила)

 Что во всем благоволишь употреблять меня советником и участником забот, то поступаешь в этом сообразно своему совер­шенству, и Бог вознаградит тебя и за любовь ко мне, и за попечительность о житии. Но подивился я тому, что подействовал на тебя обман этого человека и поверил ты, будто бы в воде есть какая-то необычайная сила, тогда как ни одно свидетельство не подтверждает сего слуха. Ни один из живущих там не получил ни малой, ни большой пользы для тела своего, как надеялся, разве иной случайно чувствовал какое-нибудь облегчение, что бывает иногда следствием сна и другого какого-либо жизненного дей­ствия. Но этот искоренитель любви внушает простодушным лю­дям, чтобы случайное приписали они свойству воды. А что слово мое истинно, можешь изведать это самим опытом.

291 (299). К сборщику податей (Одного человека, который добровольно удалился от общественной службы, надеждою получить награду от Бога убеждает принять на себя долж­ность сборщика податей в области Иворитов)

 Сам знаю (что писал ты о себе), как затруднительно иметь попечение о делах общественных. Ибо давняя эта мысль, что ревнующие о добродетели не с удовольствием приступают к об­щественным должностям. Ибо к чему обязаны врачи, то же са­мое, как вижу, лежит и на начальниках. Они видят бедствия, ис­пытывают неприятности и с чужих несчастий пожинают для се­бя печаль: по крайней мере таковы истинные начальники, потому что люди корыстные, имеющие в виду деньги и удивляющиеся этой славе, почитают величайшим благом захватить какую-нибудь власть, при которой будут они в состоянии делать добро друзьям, мстить врагам и иметь у себя, чего ни пожелают. Но ты не таков. Из чего же это видно? Из того, что добровольно удалился ты от высокой правительственной должности в обществе: когда мог управлять городом, как одним домом, избрал же жизнь беззабот­ную и покойную, чтоб и самому не иметь у себя дел, и не достав­лять дела другим, ценя это гораздо выше, нежели другие ценят то, чтобы выполнять свои прихоти. Но поелику Господу угодно, чтобы область Иворитов не досталась в руки корчемникам и пе­репись не походила на торг невольниками, но все были переписа­ны по справедливости, то приими на себя должность, которая, хотя в других отношениях и беспокойна, однако же может приобрести тебе Божие благоволение. И ты не пугайся могущества, не пре­небрегай нищетою, но вернее всяких весов покажи тобою управ­ляемым непреклонность своего рассудка. Ибо таким образом рачение твое о справедливости сделается явным для поверив­ших тебе дело сие, и они станут тебе дивиться более, нежели Другим. А если и скроется от них это, то не скроется от Бога нашего, Который великие награды определил нам за добрые дела.

ред golden-ship, 2010