Свт. Димитрий Ростовский
Поучения и слова (1)
Библиотека Золотой Корабль.RU 2010
Оглавление
Благочестивые слушатели! Как Новый Завет, так и новое лето начинается с имени Иисусова. Все ветхое, дойдя до имени Иисусова, закончилось, все же новое от Иисусова имени получило свое начало: «Древнее прошло, теперь все новое» (2 Кор. 5, 17). Сделалось новым, ибо и имя это «Иисус» новое, как сказано: «Напишу имя Бога моего, имя новое» (Откр. 3, 12).
Это новое имя принесено с неба и наречено Ангелом прежде зачатия во чреве (см. Л к. 1,31). Это новое имя записано и в книгах церковных, и в книгах гражданских при самом обрезании и наречении. Записано в книгах церковных, ибо по совершении обычного действия обрезания в храме, архисвященник тотчас взял вписную книгу и написал в ней следующее: в первое число месяца, называемого по-еврейски «севат», по-гречески «лидинеос» и по-римски «януарий», обрезан Сын Иосифа и Марии, из племени Давидова, и наречено имя Ему Иисус. Записано это имя и в книгах гражданских, ибо, по причине бывшей тогда по повелению кесаря Августа переписи народа и взимания с каждого лица дани, в Вифлееме записано было следующее: в первые январские календы Иосиф с Марией и новорожденным Младенцем Иисусом, принадлежащие к царскому роду, внесли дань кесарю.
Это новое преславное имя Иисус хотел бы и я, грешный, вписать ныне на новое лето не только в книге моего сердца, но и в сердцах всех, как бы в книгах мирских и духовных, и притом написать не какими-либо простыми чернилами, но различными красками и цветами. В надежде на помощь Божию я и начинаю сие задуманное дело: любовь же ваша да отверзет книги сердец ваших. Ты же, соприсносущный и соестественный Сыну Душе Святый, будь для меня «тростью книжника скорописца» (Пс. 44, 2).
Прежде всего пусть напишется это новое преблагословенное имя Иисус, как имя царское, в книгах царских. Иисус — имя царское, ибо царствует и на небе, и на земле: на небе соцарствует Отцу, на земле принимает дары от царей с титулом царским, ибо вопрошали о Нем: «Где родившийся Царь?» (Мф. 2, 2). Пусть написано будет это царское имя на новое лето прежде всего в великой книге сердца Пресветлейшего и державнейшего Государя, Царя и Великого Князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя, и Белыя России Самодержца. И да будет оно написано буквами золотыми по примеру древнейших веков, когда, по свидетельству Иеронима, не позволено было писать имени Божия иначе, как только золотом. Но и то известно, что в сердце одного из богоносцев, которого еще в детстве Христос Бог держал на руках Своих, после кончины найдено было написанным золотыми буквами имя Иисус. А так как и «сердце царя в руках Божиих» содержится (Притч. 21, 1) и управляется Богом, то и в сердце царя, как богоносном, имя Иисус пусть будет написано золотом.
Не ведаю, почему в Божественном Писании золото является образом милости, милосердия, доброты, человеколюбия, и не достаточно ныне и у меня времени рассуждать об этом подробно. Я знаю то, и скажу теперь об этом, что все это подобает престолу царскому, как говорит Приточник: «Милость и истина хранит царя, и обойдет престол его правда» (Притч. 20, 28). В другом переводе читается так: «Милосердие и истина хранит царя, и утверждает милость престол его». Какая это благостыня, мы сейчас увидим.
Во дни царя Веспасиана, когда еще преобладало идолопоклонство, в римском сенате был спор о богах: какой из богов лучший и каким почетным именем следует по достоинству назвать и восхвалять его?
Одни говорили: «Тот бог лучше, который богаче всех, и восхвалить его подобает, как богатейшего, назвав: бог богатый». Другие говорили: «Тот бог лучший, который мудрее всех, и восхвалить его достойно, как премудрого, именем: бог премудрый». Третьи говорили: «Самый лучший тот бог, который сильнее, могущественнее всех, и восхвалить его следует, как сильного, крепкого, назвав: бог сильный, крепкий». Четвертые же, обсуждая все сказанное другими, говорили: «Если того бога, который покажется более крепким и сильным, чем другие, признать лучшим из всех богов, то только люди крепкие, сильные, храбрые и мужественные будут иметь своего бога. А немощные и боязливые какого бога будут иметь для себя? Если того бога, который покажется мудрейшим из всех богов, признать лучшим из богов, то только люди мудрые, философы, теологи и прочие любо-мудрые будут иметь бога. А люди простые, невежественные, неученые, какого они приобретут для себя бога? Если признать лучшим того бога, который покажется самым богатым, то только одни богатые будут иметь для себя бога. А нищие, убогие, куда они денутся, каким богом похвалятся? Такого нужно избрать бога, который был бы для всех равно потребен: убогим, как и богатым, немощным, как и сильным, невежам, как мудрым».
В то время, как они так разглагольствовали, препирались и не соглашались, встал среди них один благородный муж (он был, думается, тайным христианином), который имел на груди образ Истинного Бога. Изображение же Его было таково: стояло некое Лицо, прекраснейшее, с крестообразно распростертыми руками. На правой руке Его было написано: «обещаю», и на левой: «ожидаю». Бок Его был открыт, и на нем написано: «прощаю». Надпись же на этом образе была такова: «Бог милости».
Сенаторы, взяв этот образ в руки, рассматривали, обсуждали его, и затем единогласно воскликнули: «Воистину, это образ Истинного и лучшего из всех Бога, Который добрым достойную почесть воздаяния обещает, от злых обращения и покаяния ожидает, согрешающим же и кающимся от сердца прощает. Тот Бог Истинный, лучший и великий более всех, Который есть Бог милосердия, человеколюбия, незлобия, Бог милости. Такой Бог одинаково всем потребен».
Все это приличествует лицу царскому, которое после Господа Бога есть как бы бог земной: «Я сказал: вы — боги» (Пс, 81, 6). Не имеет недостатка престол царский ни в богатстве, ни в премудрости, ни в крепости и силе, ибо царь, как говорит один из постельничих Дариевых, «все побеждает и господствует всеми» (2 Езд. 4, 3). Но потребно, чтобы и милость царская не оскудевала, ибо милость утверждает престол царский. Здесь вспомним следующее.
Царь царей и Господь господствующих явился возлюбленному наперснику Своему и тайноведцу Его царских дел, святому Иоанну Богослову. Явился же так: «Одет в подир», который был знамением порфиры и власти царской, «по персям опоясан золотым поясом», т.е. знамением Его царской милости (Откр. 1, 13). Ибо как пояс у препоясанного человека имеет два конца, сходящиеся в одном месте, так и милость царская несогласие человеческое в согласие приводит и расторгшиеся сердца соединяет и совокупляет. «Держал в деснице Своей семь звезд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч» (Откр. 1, 16).
Тот, кто это дивное явление Царя Небесного захочет рассмотреть разумным оком, удивится более всего тому, что в руках Его звезды, а в устах меч. По нашему скудоумному разумению, это не правильно, ибо приличнее было бы звездам быть во устах, а мечу в руках. Но кто дерзнет исправлять Премудрого Господа, Который все, что делает, делает не напрасно, и «разум Его непостижим» (Пс. 146, 5)?
Богослов святой! Ты ближе к Нему, чем все другие, ты любезнее Господу и дерзновеннее к Нему. Скажи Ему: «Господи! Новая это, необычная мода, чтобы меч носить в устах: меч приличествует рукам. Перемени, Господи! Положи звезды около уст Своих, ибо слова Твои, из уст Твоих исходящие, как звезды озаряют вселенную; а меч возьми в руки, чтобы поражать им врагов Своих». Но Господь не слушает Богослова: «Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему?» (Рим. 11, 34).
Поищем же понимания этой тайны, почему меч не в руках, а в устах Господних, и почему звезды не в устах, а в руках?
Меч знаменует наказание согрешающих, звезды же знаменуют дары, раздаваемые достойным. Обычно начальствующие люди носят звезды, то есть дары, в устах, — в слове, а не в деле, обещают, но не делают. Меч же, то есть наказание, в руках держат, применяют на деле не медля и без снисхождения. Но Господь наш явился в другом виде, с мечом в устах и звездами в руках, научая власть имеющих не сразу браться за меч наказания, а сначала показать его в устах, то есть в грозном слове, увещании, научении; в руки же не брать его, разве только тогда, когда виновный пребывает неисправленным. Звезды же, то есть дары, учит носить не в устах или на словах, а в руках, то есть давать их на самом деле. Просит ли кто? На! Вот они здесь, в руках, руки готовы к подаче.
Итак, не продолжая более, скажу: все это есть наставление к милости, обозначаемой в Божественном Писании образом золота и соответствующей царскому лицу, как утверждающей престол царский: милость утверждает престол царский. Этим таинственным золотом пусть написано будет на новое лето имя новое «Иисус», как бы в книге, в сердце пресветлейшего нашего Монарха, чего мы усердно желаем и о чем прилежно молим Бога.
В сердечных же книгах светлейшего царского синклита, благородных князей и бояр, и всех советных думных лиц да напишется на новое лето имя новое «Иисус» письменами серебряными. Серебро здесь пусть будет образом доброго совета, праведных судов, благоразумных и полезных слов, в Святом Писании через серебро обозначаемых, как мы скоро услышим. Здесь же спрошу, зачем все цари земные имеют при себе синклиты, сенаторов? Воистину, ради доброго совета и для праведных судов. Ибо нет царства, которое бы не держалось добрыми советами хороших советников и справедливыми судами.
Явился Господь Соломону ночью во сне и сказал ему: «Проси, что хочешь, и дам тебе». И просит Соломон: «Дай рабу Твоему сердце разумное на послушание, чтобы судить народ Твой праведно, чтобы различать, что добро и что зло» (3 Цар. 3, 9). Слова Соломоновы: «Дай сердце разумное на послушание», — в другом переводе читаются так: «Дай сердце с ушами», — а в еврейском языке стоит: «Дай сердце слышащее». Молит Бога Соломон, чтобы дал ему Бог сердце с ушами, слышащее. Зачем же нужно Соломону сердце с ушами? Для того, чтобы сердцем он умел различать доброе и злое, ушами же слушать советы бояр своих. Недостаточно было премудрому Соломону собственной премудрости, он желал иметь еще и разумных советников, и потому сердца с ушами просил у Господа.
Каким же должен быть совет добрых советников? Воистину, должен быть серебряным, подобно словам Господним, о которых говорит Давид: «Слова Господни — слова чистые, серебро расплав пенное, испытанное в земле, очищенное седмикратно» (Пс. 11,7).
Советное слово сенаторское должно быть чисто, не ложно, без клеветы, нелукаво, нелицемерно, не льстиво, как слова тех, у кого они «мягче елея, но» по сути «стрелы» (Пс. 54, 22), а истинно, здраво, чисто как серебро, и «серебро расправленное», то есть изрекать слово следует не сразу, как только оно придет на ум, как бы с ветра, но сначала не однажды, и не дважды, и не трижды, а и семь раз рассудить в уме, должно ли изрекать его и разумен ли будет совет тот? И так седмижды испытав в уме слово и от бесполезного излишества его очистив, изрекай его, и тогда будет слово это «чисто, серебро расплавленное, испытанное, очищенное семикратно»; и сие — во славу имени. Иисусова, в честь престола царского и всему Отечеству на пользу.
Добрых советников описал Иофор, тесть Моисеев, когда этот последний, хотя и без царских титулов, царствовал над Израилем, и описал в следующих словах Моисею: «Избери себе от всех людей мужей сильных» (Исх. 18,25). В другом переводе читается: избери «мужей разумных, Бога боящихся, мужей праведных и ненавидящих превозношение»; а по третьему переводу: «ненавидящих алчность», то есть не судящих за мзду, не обижающих, не грабящих.
Недостаточно сенатору, царскому советнику, быть сильным в слоне и разумом и делом полезным, но должно быть и богобоязненным, а особенно в судах соблюдать правду и ненавидеть мздоимство. Говорю: соблюдать правду. Как только вспомнили грешные мои уста святую правду, тотчас узрел ум мой пророка Иеремию, где-то в горах, в пещере сидящего и о разорении Иерусалима горько плачущего, и в плаче своем произносящего слова: «Как потемнело золото, изменилось серебро чистое, рассыпались камни святилища?» (Плач. 4, 1).
Внемлю этим пророческим словам и вижу, что потемневшим золотом называет святой пророк царей иудейских, огорчивших Бога. Серебром называет советников царских и судей, правду погубивших. Камнями рассыпанными именует ветхозаконных архиереев и иереев, развращенную жизнь проводивших. Но так как нам предлежит здесь слово о советниках сереброподобных и о судиях, то, оставив золото и камни рассыпанные, буду говорить о серебре и спрошу: как же изменилось серебро чистое?
Сначала серебро было доброе, а потом превратилось в злое. Не попало ли то серебро в руки среброковачей лукавых, которые привыкли воровски примешивать к серебру медь и тереть чистое серебро? Нет! Было то серебро в руках среброковачей, которые к серебру не медь, а золото или серебро же прилагают, то есть мздой руки судей наполняют. И когда примешивается к серебру золото или серебро, сразу же то таинственное серебро изменяется и доброту свою теряет. Как только, говорю, мзда наполнит руки судей, тотчас же судии те, которые были «подобны серебру чистому, испытанному, очищенному семикратно», изменяются и, погубив свою доброту, становятся злыми, творя суды неправедные.
Таковые советники и судии были в Иерусалиме, и о них-то пророк с плачем говорит: «Как изменилось серебро чистое», то есть совет добрых? Изменился суд праведный, изменился, и из праведного стал неправедным, оправдывая виновного и невинного осуждая. Ради мзды, ради серебра изменилось серебро доброе. Усмотрев изменение серебра сего таинственного в своем сенате, царь Давид восклицал: «Лживы сыны человеческие в неправильных весах, они из-за суеты» соединяются «вместе» (Пс. 61, 10). То есть, как бы сказал: все вместе, точно сговорившись, суетой и мздой прельщаемые, творят неправду. Но не думаю, чтобы было/ такое серебро в сереброподобном сенате и магистрате христианского благочестивого Монарха. То было в древнем Иерусалиме, здесь же, снова скажу словами Давида, «слова чистые, серебро расплавленное, семикратно очищенное».
Царский Сенат — это крепкая стена, ограждающая и охраняющая здоровье царское. И как стена города останавливает вражеские штурмы, принимает на себя пули и стрелы, охраняет целость находящихся в городе, так и сенат должен защищать царя собою, принимать на себя неприятельский натиск, чтобы царь был цел и невредим. Таковая стена воистину достойна того украшения серебряного, которым Небесный Царь невесту Свою украшает, говоря: «Если она стена, то построим на ней зубцы серебряны»е (Песн. 8, 9).
Подобным образом и сенат царский светлый — это стена царская. Да будет же на стене этой забрало серебряное, и забрало двойное: от Царя Небесного и от Царя земного. От земного — царская милость, ибо она, как прикрытие стену, сенатора и покрывает, и украшает: как прикрытие она покрывает, и как серебряная, — украшает, ибо всякий, сподобившийся царской милости и защищается ею и украшается. От Царя же Небесного да будет тем прикрытием серебряным сила имени Иисуса Христа. Ибо какое прикрытие может быть лучше для сей стены, чем имя Христово? Оно — общая для всех защита, общий, говорю, покров, общее для всех прикрытие. Такого украшения, такой защиты в вечный покров я желаю усердно для всего сенаторского благородия при поздравлении с новым годом.
В сердечных книгах всего христианского воинства новое имя Иисусово пусть написано будет на новый год киноварью, киноварью самой Крови Иисуса Христа, при обрезании пролитой. Новый год — это как бы книга, и только один Бог, «исчисляющий множество звезд и всем им имена нарекающий» (Пс. 146, 4), знает, сколько в ней будет записано людей, которые естественным человеческим рождением войдут в жизнь, или от жизни этой перейдут в жизнь вечную. И как в книге первая буква пишется киноварью, так и в книге нового года первые письмена пресвятого имени Иисусова написаны как бы киноварью — Его Кровью.
Все Отечество царства христианского — это также как бы книга, в которой мысленные письмена так же многочисленны, как люди в нем. И как в книге начальные письмена бывают киноварные, так и в Отечестве христианского царства стоят в начале рыцари, воюющие против супостатов, защищающие христианское Отечество от варварских нападений, стоят, как бы киноварью окрашенные, кровью своей обагренные, не жалея проливать кровь свою за Христа, за Церковь, за Государя своего и за все христианство. Воистину письмена эти — киноварные, достойные быть записанными в вечных книгах жизни, в начале рядом с начальствующим там мученическим ликом.
Спрашивали некогда при греческом царе Никифоре: как нужно мыслить о спасении тех, которые на бранях за честь Божию и царскую и за целость христианства умирают? И разрешили вопрос этот так: если великое дело — умереть за одного человека, по словам Господа: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13), — то тем более великое дело — умереть за Бога и за Царя, то есть Помазанника Божия, и за все множество верных. Поистине, «нет больше той любви», и они достойны венца мученического, как это и указано было во время бывшей некогда брани великого князя Димитрия с нечестивым Мамаем, ибо тогда были усмотрены сходящие с высоты венцы на полк православных воинов, храбро сражавшихся, которые, «подвигом добрым подвизались» (2 Тим. 4, 7), души свои за всех полагали. Такова честь и надежда у Господа Бога для воинства христианского, только бы сами они не теряли спасения своего какими-либо злыми делами!
К великому проповеднику покаяния, святому Иоанну Предтече, проповедовавшему покаяние во всей стране Иорданской, отовсюду приходили многие и поучались добродетели. Пришли к нему и воины, говоря: «А нам что делать?» И он отвечал им: «Никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованьем» (Лк. 3, 14). Три заповеди этот великий учитель, святой Иоанн Предтеча, дал воинам: не обижать, не клеветать и быть довольными своими жалованьем. И прежде всего: никого не обижать, ибо обычно и как бы по природе свойственно воинам обижать других. Не даром где-то сказано: если где-либо услышишь рать, не проходи там, ибо не успокоятся, пока не сотворят зла. Для сидящих дома написан закон: «Не убивай, не кради» и прочее (Мк. 10, 19), а для ушедших на рать в полки как бы уже не существует закона; не спрашивай о нем.
Здесь вспомню о скрижалях Моисеевых: повелел Бог Моисею истесать две скрижали каменные, и истесал пророк, и принес их к Богу. Пишет Бог на сих скрижалях закон перстом Своим так: «Не убей; не укради; не прелюбодействуй; не лжесвидетельствуй; не пожелай чужого» и прочее (Исх. 20, 13-17). Взяв написанные Богом скрижали, сходит Моисей с горы к полкам израильским и слышит голоса ликующих, видит скачущих вокруг тельца; разгневался и бросил скрижали на землю, и разбились скрижали (см. Втор. 9, 17).
Как же они разбились? Разбились пополам, вдоль, и отпала та часть, на которой было написано «не», «не», «не». Другая же часть без «не» осталась особо, со словами: «убий, укради, прелюбодействуй, лжесвидетельствуй, пожелай» и прочее. Почему так? Потому, что, когда разбились скрижали, отпала от каждой заповеди частица «не». Пришлось Моисею сделать и написать другие скрижали. А развращенные и особенно военные люди, думаю, найдя те разбитые скрижали, которые без «не», скрыли их у себя и даже доныне их держатся, убивая, грабя, прелюбодействуя, лжесвидетельствуя, желая чужого, обижая ближних.
О, если бы не было этого препятствия к спасению воинов, поистине нужно бы считать их в числе мучеников, полагающих душу свою за Христа и людей Христовых!
Пусть же отныне на новый год обновят они свои ветхие нравы, пусть переменят зло на добро, помня о новом имени Иисуса Христа, и ради него да воздержатся от всякого зла и да стремятся ко всякому доброму делу, всегда нося в уме и в сердце имя Иисусово и не щадя проливать до последней капли кровь свою за это имя. И этим же именем всесильным, как крепким оружием, пусть побеждают врагов не только видимых, но и невидимых, как советует святой Иоанн Лествичник: «Именем Иисусовым поражай супротивников, ибо более крепкого оружия ты не найдешь ни на небе, ни на земле». И святой Петр говорит: «Нет иного имени, данного человекам, которым подобает спастись, только имя Иисусово, пред которым всякое колено кланяется небесных, и земных, и преисподних» (Деян. 4, 12; Флп. 2, 10).
Чем бы написать мне новое имя Иисус-Христово на новый год в сердечных книгах духовного чина, преосвященных архиереев, архимандритов, игуменов, протопресвитеров, пресвитеров, пастырей словесных овец Христовых?
Недоумеваю. Написал бы простыми чернилами, так как мы черные одеяния, духовные, носим, но боюсь, чтобы кто-нибудь из наших не прогневался на меня, сказав: не всегда же мы в черном ходим; вне церкви черные, а в Божественном алтаре и златотканные носим одеяния; иногда же и вне церкви надеваем не нищее рубище, хотя и черное, а бархат или объяр (шелковая ткань), или что другое подобное и драгоценное. Не пиши и нам имя Иисусово простым чернилом. Думаю, чем же мне написать бы им это имя? Вспоминаю, что в книге Сираха уподобляется духовный чин радуге небесной: «Как радуга, — говорит он, — светящаяся на облаках в день дождя» (Сир. 50. 7).
Итак, цветами и красками этой дуги да напишется пречестное и всесвятое имя Иисуса Христа в сердцах лиц духовных. Здесь же пусть вспомнится, как пример, святой Василий Великий всему духовному чину, а особенно инокам, всегда «носящим в теле мертвость Господа Иисуса» (2 Кор. 4, 10), чтобы написать имя Иисусово чернилами.
У всех вообще христиан да напишется имя Иисусово бел илом, то есть чистой, как белило, совестью, убеленной от грехов покаянием. Аминь.
Возлюбленный слушатель!
Глас, воззвавший в пустыне, слышится в городах, проповедуется в церквах и возвещается по всей поднебесной. Он проникает в уши людей великих и малых, старых и юных, богатых и нищих. Он устрашает души сидящих на высоких престолах и пронзает сердца тех, кто находится внизу, на гноище.
Глас, воззвавший в пустыне, сокрушает ливанские кедры, потрясает каддийские дубравы и с долинами сравнивает высокие горы и холмы. Не напрасно святой Марк изображается со львом, ибо в первом зачале своего Евангелия он вывел ревущего льва из пустыни, святого Иоанна, Предтечу Христа, который грозно всех увещевает, говоря: «Приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему». Псаломник же возбуждает к слушанию его призыва, восклицая: Ныне, «если голос Его услышите, не ожесточите сердец ваших» (Пс. 94, 7-8).
Склоним же уши наши к слушанию сего гласа, и не только к слушанию, но и к послушанию, дабы делом совершать то, что повелевает нам сей глас. Повелевает же он, чтобы мы устроили, приготовили «путь прямой», которым мог бы прийти к нам Господь и мы к Господу.
Поищем же этого «прямого пути» или, лучше, кривые наши пути поучимся в нынешней беседе исправлять в правильные стези, «при Господнем содействии и подкреплении слова» (Мк. 16, 20).
Прежде всего нам необходимо приготовить путь приходящему к нам Господу, согласно совету Предтечи: «Приготовьте», — сказал, — «путь Господу». Когда какому-либо городу, хотя бы и незначительному, предстоит пришествие царя, то граждане всячески стараются, чтобы путь к ним был хорош. Они приготовляют и исправляют путь: где теснота, там расширяют, где топкое болото, там строят мосты. Они сравнивают возвышения холмов, наполняют глубину долин и все неприятное они превращают в гладкий путь. Когда же приближается царь, они открывают городские ворота, выходят навстречу его пришествию, радостно принимают, поклоняются и приносят дары.
К нам хочет прийти Господь наш, Бог наш, для Которого мы являемся городом. Он уже близок, и является настоятельная необходимость исправить и приготовить Ему путь к нам, ибо много есть преград на пути нашем. Есть теснота, то есть угнетение нашей совести злой и окаянной нашей жизнью. Есть холмы — гордые помышления, слова и дела, есть дебри отчаяния. А как топко болото нечистот наших? Не один жалуется с Давидом: «Я погряз в глубокой тине, и не на чем стать» (Пс. 68, 3). Все стези наши полны препятствий, не гладки, не удобны и, что хуже всего, нет таких врат к нашему сердечному граду, которыми Господь мог бы войти во внутренние наши жилища. Ибо там, где были ворота, там мы создали каменную стену нашего ожесточения и заградили вход Владыке нашему.
Итак, исправим все это и приготовим Господу нашему пришествие к нам, как повелевает Предтеча: «Приготовьте», — говорит, — «путь Господу». А как следует приготовить, тому он учит и наставляет, говоря: «Всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими» (Лк. 3, 5), то есть пусть всякое неудобство и препятствие будет удалено. И апостол советует: «Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас» (Еф.4,31).
Стеснена бы вает совесть, преиспол ненная всяких препятствий. В злой совести невозможно быть духовному пространству, и не вместится там ни один добрый помысл, — тесно ему. От сердца сего (то есть от злой совести, ибо сердце — это дом совести), от дома сего «исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления» (Мф. 15, 19). От сердца исходят потому, что в сердце рождаются, а где все указанное зло, там тесно для доброй вещи.
Тесно доброму семени быть посреди терния, ибо терние, возросши, подавляет его. Тесно овце быть посреди волков, ибо волки растерзают ее. Целомудренная Сусанна попала в руки беззаконных старцев, вздохнула она и сказала: «Тесно мне со всех сторон» (Дан. 13, 22). Так же тесно всему доброму быть там, где рождается и откуда происходит все злое, а тем более тесно туда прийти и находиться там Царю нашему, Христу Богу. Это Небесное Семя не может поместиться среди терний наших земных похотей. Агнец Божий не может жить среди звериной нашей злобы. Источник чистоты и целомудрия не захочет быть с застаревшими в нас скверными делами и отрясет прах наш от Своих святых ног, говоря: «Вот оставляется вам дом ваш пуст» (Мф. 23, 38).
Итак, необходимо расширить эту тесноту совести. Если это терние греховное, пусть оно будет вырвано исповеданием и сожжено покаянным удовлетворением за грех. Если это волки хищные, пусть изгонятся жезлом страха Божия, если застарелые страсти, пусть они будут заморены умерщвлением самого себя, и пусть будет сглажена всякая неровность, ибо добрая совесть и чистое сердце могут вместить в себя без стеснений все неизмеримое величие и пространство неба вместе с Богом, как говорит святой Макарий Египетский: «Сердце — это малый сосуд, но он принимает в себя все вещи: там Бог, там Ангелы, там жизнь и царство, там небесные обители, там сокровища благодати».
Препятствуют Христову пришествию к нам холмы и горы гордых наших помыслов, слов и дел, ибо не приходит туда смиренный Христос, где есть вознесшаяся гордость, согласно словам Писания: «Мерзостен пред Господом всякий надменный» (Притч. 16, 5), — ибо, по апостолу, «какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром»? (2 Кор. 6, 14-15).
Гордость — это тьма и велиар. «Велиар» толкуют как «слепое светило», как бы говоря этим, что он и глядит, но не видит. Гордый человек не знает себя: он считает себя светлым, а наделе он мрачен. Считает себя лучше многих, а на деле он хуже всех. Мнит себя идущим к небу, в то время как он идет к бездне. Как же Христос, Свет наш, может жить с такой слепой тьмою, которая считает себя светом, не будучи им? Христос и на небе не мог жить с велиаром: Он сверг гордого, как же на землю Он придет жить с ним, то есть с гордым человеком? Какое может быть согласие смиренного Христа с гордым велиаром?
Велиар, то есть бесовская гордость, существующая в человеке, есть как бы та вспоминаемая в Божественном Писании гора, называемая Гелвуйской, на которую «не сходит с неба ни дождь, ни роса» и которую проклял святой Давид, поскольку на ней был убит иноплеменниками Саул с тремя своими сыновьями (см. 2 Цар. 1,21; 1 Цар. 31,2). Также и на гордого не сходит дождь и роса благодати Божией, ибо гордостью Христос распинается и убивается.
Кто возненавидел Христа, ходящего во плоти на земле? Гордые князья и законоучители иерусалимские: «Уверовал ли в Него кто из начальников?» (Ин. 7, 48). Они-то начали злобствовать против Него. Кто предал Христа на смерть? Гордая иудейская синагога, мнящая себя святой, а Христа считающая грешником: «Мы знаем, что Человек Тот грешник» (Ин. 9, 24). Кто распял Христа? Гордый Пилат. Итак, проклята Богом гордость, как Давидом Гелвуйская гора, чтобы не сошла на нее роса благодати Божией и дождь милосердия Божия. Не придет туда Христос, где увидит гору велиаровой гордости.
Итак, пусть смирится вознесшаяся в нас гора и холм гордости, пусть сравняется она с долиной смирения. Смирить ее возможно не иначе, как только раскопав ее. Раскопать же ее нужно той мотыгой, которой копается могила, то есть памятью о смерти: «Помни кончину твою» (Сир. 7, 39). Ничто так не смиряет человека, как память о смерти. Хорошо поняв это, святой Иоанн милостивый, Патриарх Александрийский (память 12 ноября), повелел построить себе гроб, но не в законченном виде, и сказал мастерам, чтобы во все праздники нарочитые они приходили к нему и пред всеми громогласно говорили: «Гроб твой, Владыка, до настоящего времени еще не окончен, повели же окончить его, ибо смерть как вор приходит, и ты не знаешь, в какой час она придет». Вот как святой Иоанн напоминал себе о смерти и всегда готовился к кончине. Если подобно тому горы и холмы гордости нашей раскопаются лопатой гробной памяти и сравняются с низким смирением, тогда станет удобным путь к нам для Господа нашего.
Другое препятствие к пришествию Господа к нам соделывается глубокой пропастью отчаяния, ибо когда нечестивый придет в глубину зла, он начинает нерадеть и, отчаявшись в милости Божией, попадает в еще более глубокую пропасть беззакония. Эту бездну нужно наполнить надеждой на милосердие Божие, помня, какое великое зло постигло Иуду за отчаяние, ибо Иуда более согрешил отчаявшись, нежели продав Христа.
Во время вольного страдания Господнего двое отпали от Господа — Иуда и Петр: один продал Его, а другой троекратно отвергся. Оба совершили равный грех, оба тяжко согрешили, но Петр спасся, а Иуда погиб. Почему же не оба спаслись и не оба погибли? Кто-либо скажет, что Петр спасся покаявшись. Но святое Евангелие говорит, что и Иуда покаялся: «Иуда, раскаявшись, возвратил тридцать сребренников первосвященникам и старейшинам, говоря: «Согрешил я, предав кровь невинную»« (Мф. 27, 3-4), — однако же его покаяние не принято, а Петрово принято: Петр спасся, а Иуда погиб. Почему же так? А потому, что Петр каялся с упованием и надеждою на милость Божию, Иуда же раскаялся с отчаянием. Ужасна эта пропасть! Без сомнения, ее нужно наполнить надеждой на милость Божию. Злая вещь — гордость, нехорошо и отчаяние, и то и другое же нужно сгладить и уравнять: гордость нужно раскопать, как гору, отчаяние же нужно поднимать и заполнять, как пропасть.
В Отечнике мы читаем следующее. Был некий добродетельный муж, который, будучи смущаем то гордостью, то отчаянием, изобрел такую благоразумную хитрость. В своей внутренней комнате, недоступной ни для кого, он на одной стене написал все свои согрешения, которыми случилось ему, как человеку, прогневать Бога, и, кроме этого, изобразил Страшный Суд Божий, изобразил, как Бог грозно судит грешников и посылает в геенну огненную. На другой же стене он написал свои добрые дела, совершенные с покаянием и слезами, изобразил, как милосердный отец принимает возвращающегося к нему блудного сына, а также и то, как Христос прощает все грехи плачущей у ног Его грешной жене и открывает разбойнику рай.
Когда его охватывал гордый помысл, он шел к той стене, на которой написал свои грехи, и, читая их, смотрел на Страшный Суд, укорял себя и осуждал самого себя, как грешника, достойного геенны огненной, смирялся помыслом, плакал и рыдал, бия в перси свои. Когда же приходил противоположный помысл, помысл отчаяния, он обращался к стене своих добрых дел и к размышлению о великом Божием милосердии, которого не могут преодолеть все человеческие грехи. Этим он прогонял отчаяние, утверждаясь в надежде на Господа. Бесы же, не стерпев такого его благоразумного изобретения и деяния, явились ему наяву и сказали: «Не знаем, как бороться с тобой, ибо когда мы тебя возносим до небес, ты нисходишь до ада, а когда мы тебя низводим до ада, ты восходишь до небес».
Вот мы видим, как тот добродетельный муж смирял гору гордыни, заполнял долину отчаяния, сравнял гору с пропастью и пропасть с горою. Если подобно ему и мы всегда будем делать то же в своем уме, если заполним всякую пропасть, если смирим всякую гору и холм, то мы устроим для Господа нашего ровный и хороший путь к нам.
Творит препятствие для пришествия к нам Господа нашего еще и немалое болото нашей нечистоты. Высушим его воздержанием, намостим мост милостыней. «Подавайте», — говорит, — «милостыню, тогда все будет у вас чисто» (Лк. 11, 41). Милостыня очищает все, а следовательно, и грехи.
Стену же ожесточения нашего сокрушим умилением, ударяя в грудь по-мытарски. Широко откроем сердечные врата любовью и усердием нашим ко Господу, и тогда придет и войдет к нам Царь славы, и воцарится в душевном нашем граде.
Приготовив таким образом путь к нам Господу нашему, мы еще, по повелению Предтечи, сделаем стези его прямыми. Это значит, что тот путь, которым мы будем шествовать к Нему, должен быть в нас прямым, а не кривым. Проще говоря, мы не должны совращаться и заблуждаться с прямого пути. У боговдохновенных мужей есть полезный совет: идти царским путем, не уклоняясь ни направо, ни налево, ибо и то, и другое не безбедно.
Уклониться налево, на сторону козлищ, которые станут на суде налево, — это явная беда. Уклониться же направо, то есть думать, что делаешь нечто добродетельное, это нечаянная, скрытая беда. Ведь враг наш воюет против нас и справа, и слева. Неудивительно, что он воюет слева, так как сам он левый, но удивительно то, что он воюет и справа, хотя сам и чужд правого. Неудивительно, говорю, что дьявол искушает человека грехом, но удивительно то, что прельщает и ведя в добродетели, ибо где не может одолеть левым, там одолевает правым, а где не может победить нас грехами, там побеждает добрыми делами.
Кого он не может победить нечистотой, того побеждает чистотой, вложивши ему в ум гордость о чистоте. Это вражье коварство усмотрел святой Иоанн Лествичник, который говорит: «Притворяется лиса спяшей, а бес целомудренным (то есть чистым человеком), первая — чтобы схватить цыпленка, второй — чтобы душу погубить. Не жаль, если кто за нечистоту будет в аду, а жаль с чистотой пойти в геенну огненную».
Если дьявол не может победить кого-либо объедением или пьянством, то победит постом, как тех, о которых Евангелие говорит: «Принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Не такой пост Я избрал, говорит Господь» (Мф. 6, 16; Ис. 5, 6). Неудивительно, что пьяница и обжора пойдут в муку, а то удивительно и достойно жалости, что тех же мук не минует и высокоумный постник. Неудивительно, что одебелевшему плотоугоднику с толстым животом не втиснуться в тесные небесные врата, но то удивительно и достойно жалости, что иссушивший, измучивший свое тело долгим воздержанием, едва только кожу имеющий на своих костях, не втиснется, не войдет в небесные врата. Грешник не войдет, так как грешный, а праведник не войдет как высокоумствующий и считающий себя добродетельным. Потому-то Приточник и говорит: «Есть путь, который кажется людям правым, но последствия его приведут на дно адово» (Притч. 4, 12).
Итак, человеку необходимо внимательно опасаться того, чтобы не уклониться налево, то есть на прелести греховные, не уклониться и направо, то есть на излишние крайне суровые подвиги, и не прийти к гордости. Идти же нужно царским путем, то есть умеренной жизнью, умеренной добродетелью. Приличный сему пример или образ приводит святой Златоуст: «Когда бремя праведных бывает слишком тяжело, то ладья погружается; когда же оно умеренно, — плывет благополучно.
Жизнь наша поистине подобна плаванию: мир, как море; тело, как ладья; душа в теле, как пловец в ладье; дела же, как какой-либо груз. Если пуста будет ладья, то поднимется ветер, и ладья скоро опрокинется волнами. Если же она отягощена без меры, то она близка к потоплению даже и тогда, когда не будет ни ветра, ни волн; когда же поднимутся ветер и волны, она тотчас погрузится. Только по мере вложив в ладью, ты можешь плыть беспечально».
То же разумей и о подвигах. Если ты ничего не имеешь из добрых дел, то опрокинешься в пучине искушений. Если начнешь поднимать бремя выше силы твоей, то скоро погрузишься изнеможением или гордостью. Если же трудиться и подвизаться будешь по силам, пребудешь свободным от бедствий.
Знай же, что царский путь — это умеренные подвиги, умеренная жизнь и чистая совесть. Таким образом, понемногу, от добродетели к добродетели ты как по лестнице взойдешь на небо и будешь в раю.
Итак, шествуя таким путем, мы воскликнем со святым Иоанном Предтечей: Да поставит нас Господь наш и Бог наш на путь покаяния и да сподобит нас лесного предстояния вовеки. Аминь.
«Память праведного с похвалами» бывает, — говорит Писание (Притч. 10, 7). И какая похвала праведнику может быть лучше той, которой Сам Бог восхвалит его? Сегодня мы почитаем память святого праведного Симеона Богоприимца, но не можем мы, грешные, похвалить праведника этого по достоинству. Пусть же будет вместо нас Сам Бог, похваляю-щий его в святом Евангелии, ибо веруем мы, что слова евангельские — это слова Божий, как изреченные евангелистами от Духа Святого. Послушаем же, как восхваляет Бог почитаемого ныне праведника во святом Евангелии, и усвоим силу похвальных сих слов в пользу нашу.
Евангелие от Луки в память ныне празднуемого угодника Божия читается так: «Был в Иерусалиме человек, именем Симеон. Он был муж праведный и благочестивый, чающий утешения Израилева; и Дух Святой был на нем» (Лк. 2, 25).
Что может быть лучше такой похвалы! Что прекраснее и что преславнее! Такую похвалу сотворил Бог, провозвестил Дух Святой, записал евангелист, проповедует во вселенной Святая Церковь: «Симеон был муж праведный и благочестивый, чающий утешения Израилева; и Дух Святой был на нем».
Соберитесь, премудрые и добровещательные витии, со всей вселенной и сочиняйте от премудрости вашей похвалы какому-нибудь высочайшему в земной славе лицу. Если тот, кого вы хвалите, не угоден Богу, не имеет похвалы от Него, если он не праведен и не благочестив, если нет в нем чаяния утешения Израилева, и если Дух Святой не живет в нем, — то всуе все ваши восхваления; только воздух наполняете вы своими словами и хартии загрязняете своими писаниями. Тот достоин превысочайших похвал на небе и на земле, кто правдой и благочестием угождает Богу. Тот достоин бессмертной славы, в ком есть чаяние утешения вечного и жительство Святого Духа.
Симеон, муж праведный. Вот титул, первейший из всех титулов, почтеннейшее из всех почтеннейших наименований, ибо и Сам Бог этим титулом именуется в Святом Писании. Во Второзаконии Моисей восклицает: «Праведен и Преподобен Господь!» (Втор. 32,4). И Давид говорит: «Праведен Господь во всех путях Своих» (Пс. 144, 17). Честь праведническая выше самой высочайшей чести царской, ибо в царской чести нет уверенности в спасении. Много было царей у христиан, но не все получили спасение, а в праведничестве — несомненное спасение. «Не видел праведника покинутым», — говорит Псаломник (Пс. 36, 25). Если во временной жизни Бог праведника не оставляет, то тем более в вечной жизни не оставит его и дарует ему спасение. Если праведен кто, то уже в том есть несомненная надежда, что он получит венец в царствии небесном.
Вопрошал некогда Давид Господа: «Господи, кто обитает в жилище Твоем ? Или кто поселится на святой горе Твоей?» И услышал ответ Святого Духа, говорящего в его сердце: «Тот, кто ходит непорочно и делает правду, говорит истину в сердце своем, кто не льстил языком своим и не делал ближнему своему зла», как сказано и в четырнадцатом псалме (Пс 14, 1-3). Отсюда ясно, кому предназначен вход в небесное царство: тому, кто делает и говорит правду, не льстит языком своим и не делает ближнему своему зла, кто жизнь свою проводит в праведничестве.
Удивляемся святым праведным праотцам Аврааму, Исааку и Иакову, что Святое Писание называет их не только праведными, но и не согрешившими: «Ты не положил покаяния праведным Твоим Аврааму и Исааку и Иакову, не согрешившим пред Тобою» (2 Пар. 36, 23). Чем же они так угодили Богу, что сделались даже друзьями Ему Безгрешному? Тем ли, что созидали с великим иждивением храмы Божий и украшали их? Но тогда еще храмов Божиих не было. Или тем, что умерщвляли свое тело постами, всенощными бдениями и многими поклонами? Но этого мы о них не читаем, ибо тогда ни о посте, ни об умерщвлении, ни об иных духовных подвигах никто и не слышал, а пятницы, среды и понедельника тогда и по названию не было. Не упражнялись и в чтении книг, ибо тогда не только книг, но даже азбуки не существовало в поднебесной.
Может быть, угодили тем, что все заповеди Господни соблюдали? Но тогда еще не дан был Закон на скрижалях, и законодатель Моисей еще не родился, и не было у людей иного закона, кроме того естественного: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (Лк. 6, 31), иначе: что неприятно тебе, не делай и другим. Ни девства своего они не соблюдали, ни мир не отвергли, ни мук за Христа не терпели. Чем же они так угодили Богу, что покаяния им, как безгрешным, не положено: «Ты не положил покаяния праведным Твоим?» А тем, что при своей вере в Бога, какую имели, они не сделали, не сказали, не помыслили неправды. Имели многих домочадцев, как Авраам, у которого было одних воинских людей триста восемнадцать, не считая жен и детей их. Имели соседей окрест, имели много имущества в разных селениях, и никогда никого не обидели, не оклеветали, не солгали и не сделали отнюдь никакой неправды ни словом, ни делом никому: ни своим, ни чужим, и никогда не помыслили о неправде. И такой праведнической жизнью столь угодили Богу, что едва ли кто из великих святых может с ними сравниться. Не «на лоно» ли «Авраамово», как сказано, относятся души прочих святых?
Что значат наши посты? Что наши подвиги? Что наши жертвы на построение храмов Господних? Что наши труды против одного их праведничества, которое они без труда сохранили? Ибо какой труд в том, чтобы никого не обидеть, не оклеветать, не обольстить, не солгать? Мы же с большим трудом стараемся сохранить свою правду и нисколько не успеваем.
Постимся, а едим людей: где же наша правда? Стремимся к добродетели, а ближнего озлобляем: где наша правда? Созидаем храмы Господни, а чужое грабим, расхищаем: где наша правда? Милосердствуем к нищим, даем им милостыню, а брата нашего ненавидим: где наша правда? Просим прощения, а злопамятствуем: где наша правда? Говорим и лжем, льстим и коварствуем: где наша правда?
Не так святые праотцы совершали свою правду: не было в них и следа неправды. Все их дела и слова, и помышления были праведны, и через свое праведничество они сподобились быть друзьями Богу и именоваться безгрешными. О, сколь велика честь праведничества! Сколь велико его блаженство! Кто поставляется с безгрешными? Праведник. Кто без многих трудов входит в небесное царство? Праведник. Кто любезнейший друг Божий? Праведник, ибо «Господь любит праведников» (Пс. 149, 50). Когда и св. Симеона Евангелие назвало праведным: «Симеон, муж праведный», — то тем самым показало его высокую честь, превеликое блаженство, ибо если он праведен, то и безгрешен; если праведен, то и любезный друг Богу; если праведен, то и наследник небесного царствия.
Вместе с праведностью Евангелие приписывает ему и благочестие: «Он был муж праведный и благочестивый» (Лк. 2, 25), — не достаточно праведнику быть только праведником, но подобает ему иметь и благочестие, ибо правда проявляется в отношении к ближним, а благочестие обнаруживается в отношении к Богу. Правда повелевает никого не обижать, благочестие же поучает усердно работать для Бога. Правда любит ближнего, а благочестие любит Бога. Однако то и другое столь же необходимо человеку, как два глаза, две руки, две ноги или для птицы два крыла. И как одно око без другого хуже видит, одна рука без другой не может хорошо работать и одна нога без другой правильно ходить, как при одном крыле птица не может летать, так и праведность без благочестия не может быть совершенной. Только тогда праведность совершенна, когда она соединяется с благочестием.
Многие и из иноверных соблюдают правду, но так как нет в них благочестия, то и правда их не оправдывает их пред Богом. Корнилий - сотник, упоминаемый в Апостольских Деяниях, также был муж праведный и боящийся Бога, но пока он не принял христианского благочестия, он не мог иметь жребия среди святых и праведных. Когда же он принял благочестие, то сделался святым и праведным совершенно (см. Деян. гл. 10). Благочестие — это верх и венец праведничества.
Что же такое благочестие? Благочестие по самому своему наименованию означает благое, то есть доброе, почитание Господа Бога, ибо слово «благочестие» слагается из двух слов: благое и честное. Благое и честное, соединенные воедино, сделали «благочестие». На деле же благочестие обнаруживается в благом, истинном, неложном, нелицемерном почитании Бога. Ибо много нас, христиан, но не все мы почитаем Его благо, чаще же почитаем Его по-злому: «чтим Его только устами, сердцем же далеко отстоим от Него» (Ис. 29, 13; Мф. 15, 8; Мк. 7, 6); показываем «только вид благочестия, силы же Его отрицаемся» (2 Тим. 3, 5); только по имени называемся христианами, творим же дела язычников.
Разве в том благочестие, чтобы именоваться правоверными, а следовать зловерным? Устами исповедовать веру истинную, а беззаконной жизнью отвергать Того, в Кого веруем? Челом поклоняться Христу до земли, а скверными делами вторично распинать Его, ругаться над Ним? В этом ли богопочитание? В этом ли христианство? К каждому из таких относятся слова Господа в Апокалипсисе: «Знаю твои дела; ты носишь имя, будто жив, но ты мертв» (Откр. 3, 1). Ты жив телом, но мертв душой; имя носишь Христово, а дела у тебя бесовские; молишься Христу, а демону угождаешь и Христа всегда прогневляешь! Разве это благочестие? Истинное благочестие познается и на самом деле существует у того, кто по именованию благочестия и делами чтит Бога, направляя к добродетели свою жизнь.
Святой Симеон Богоприимец, по свидетельству Евангелия, соединил в своей жизни благочестие с праведностью, ибо как живя с людьми праведен был во всех делах и словах своих: никого не обидел, не солгал, не оклеветал, не осудил, не надругался ни над кем, так и, сожительствуя Богу, умом своим благо-честно чтил Его, исполняя усердно Его заповеди, тщательно охраняя себя от всякого неугодного Ему дела и даже мыслью своей ни о каком грехе не помышляя. За это он почтен и похвален в святом Евангелии, и более того — Самим Богом почтен двойным титулом: титулом праведности и благочестия: «Симеон, человек праведный и благочестивый».
В своей праведности и благочестии угодник Божий «чаял утешения Израилева». Какого же утешения? Пришествия в мир Спасителя нашего, ибо ему обещано было Духом Святым, что он не умрет до тех пор, пока не увидит Христа Господа. Помыслим о том, что в каком человеке есть праведность и благочестие, в том есть и чаяние утешения Израилева, то есть будущей жизни святых, заключающейся в насыщении лицезрением Божиим. Ибо все утешение, все веселие и радость нового Израиля, то есть Церкви, торжествующей на небесах, в том будет состоять, что святые открыто, лицом к лицу будут созерцать Бога. Кто же из живущих на земле чает там зреть Бога? В том ожидание этого утешения, кто здесь праведен и благочестив; в неправедном же человеке и неблагочестно чтущем Бога какое может быть ожидание и какого утешения? Разве только ожидание плача и скрежета зубов, что может быть познано ясно и ныне.
Если видим кого-либо, живущего по-Божьему, заповеди Божий не преступающего, церковные предания хранящего, то мы говорим: в нем поистине есть чаяние утешения Израилева, то есть радости святых на небе. Если же видим кого-либо, проводящего жизнь свою не по-Божьему, о заповедях Господних не радеющего и церковные предания ставящего ни во что, то говорим: чего может ожидать такой, кроме вечной печали вместо утешения? Если видим кого-либо воздержанного, трезвенного, постящегося, подвижничествующего, теплого к Богу, то не сомневаемся, что в нем есть чаяние утешения Израилева.
И напротив, если видим кого-либо невоздержного, целые дни пьянствующего, ругающего посты, в лености и нерадении проводящего свои дни, не усердствующего к Богу, то скажет ли кто из нас о таком, что он имеет чаяние спасения? Нет! Разве только, что в нем укрепилось отчаяние.
И затем, если видим кого-либо милосердного нравом, мирного, кроткого, любовного, милостивого ко всем и щедрого, без сомнения говорим, что в нем есть чаяние утешения избавления вечного. И напротив, если видим кого-либо немилосердного, жестокого, гневающегося, чужое грабящего, несправедливо оскорбляющего, то кто может верить в то, что в нем есть чаяние вечных благ? Нет, разве только нечаяние.
По праведной и благочестивой жизни, добродетелями украшенной, познается в человеке надежда царствия небесного, преисполненного вечного утешения, как это наяву обнаружилось в святом Богоприимце Симеоне, ибо за праведностью и благочестием последовало в нем чаяние утешения Израилева. Если бы не был он праведен и благочестив, не было бы дано ему сие чаяние и самое осуществление чаяния, то есть Христос, Спаситель мира, возлегший на руках его праведных.
О люди, святой верой во Христа просвещенные! Если кто из вас желает получить в будущей жизни сие утешение, чтобы видеть лицом к лицу Христа в небесном царствии, будьте праведными и благочестивыми в настоящей этой жизни. Ибо не погибнет надежда праведных, благочестивых не минует воздаяние, которое есть Сам Христос, Спаситель наш, наследие всех любящих Его, как Сам Он говорит в Святом Писании: «Я часть твоя и наследие твое, посреди сынов Израилевых» (Числ.18,20).
Но опять обратимся умом своим к святому Симеону Богоприимцу. Похвала этому великому угоднику Божию, в святом Евангелии в истории о сретении Господнем написанная, восходя по степеням на высоту, как бы по лестнице, достигает, наконец, самой высшей степени — общения Святого Духа. Оно указало сначала праведничество его, затем благочестие, потом чаяние утешения Израилева и, наконец, пребывание в нем Духа Святого: «Дух Святый», — сказано, — «был на нем».
Итак, Симеон был храмом Святого Духа. Что может быть выше такой похвалы? Что почетнее и преславнее? Ибо, где живет Дух Святой, там и все Его дарования как бы в сокровищнице полагаются, по словам Писания: «Почиет на нем Дух Бо.щий, Дух премудрости и разума, дух совета и крепости, Дух ведения и благочестия, Дух страха Божия» (Ис. 11, 2—3). Дух Святой обитал в святом Симеоне, следовательно, и все дарования Духа Святого имели в нем свое пребывание, и была святая его душа сокровищницей даров Святого Духа. О, сколь великое это блаженство! Сколь бесценное богатство!
Мы же скажем себе: блажен и преблажен заботящийся о том, чтобы иметь пребывающим в себе Святого Духа, ибо он исполняется многих Его дарований. Окаянен же и преокаянен тот, кто не печется о пребывании в себе Святого Духа и даже отгоняет Его от себя гнусными делами, ибо такой приходит в крайнюю нищету, в ту нищету, о которой говорит Сам Господь некоему лицу в Апокалипсисе Иоановом: «Ты говоришь: «Я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды»; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг» (Откр. 3, 17).
Имеющий в себе Духа Святого богат без серебра и золота, исполнен изобилия без имений, без высоких почестей пречестен, ибо он имеет все во Святом Духе и не желает более ничего, кроме живущего в себе Божия Духа. Не имеющий же в себе Святого Духа, хотя бы он имел бесчисленные сокровища серебра и золота, все же нищий. Хотя бы всеми был хвалим и прославляем, все же — окаянен. Хотя бы один почтен был всеми высочайшими почестями и санами, которые имеются в поднебесной, — все же бесчестен. Хотя бы владел всей вселенной, он все-таки беден. «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мф. 16, 26). Ибо без Духа Святого и с приобретением всего мира он «несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг».
Святой праведный Симеон имел в себе Духа Святого и чего же сподобился? Какого богатства, какой чести, какого блаженства? Сподобился принять на руки Христа, Господа своего, Который из всех богатств — богатейшее Богатство, из всех почестей — Честь пречестнейшая, из всех блаженств — Блаженство всеблаженнейшее. Принял Христа — принял вместе с тем и богатства небесные, нетленные. Принял Христа — принял вместе с тем и честь царскую, чтобы соцарствовать Христу вечно. Принял старец Христа — принял он и блаженство бесконечное, принял он и жизнь нестареющую, небесную, Христа на руки приняв. Причиной же всему тому было то, что от юности своей он старался иметь в себе пребывающим Святого Духа: «И Дух Святой был на нем».
Будем подражать и мы этому великому угоднику Божию, о возлюбленные! Хотя бы отчасти, насколько может немощная наша сила, будем подражать праведничеству его, никого не обижая, ни на кого не клевеща, не говоря лжи, не помышляя о зле. Будем подражать благочестию его, почитая Бога не только истинной верой, но и благими делами, а злых и неугодных Богу дел отрицаясь. Будем подражать упованию его, чаявшему утешения Израилева, все наше упование и чаяние возлагая на Бога. Озаботимся и тем, чтобы иметь в себе Духа Святого чистой жизнью, ибо не иначе вселяется Дух Святой в людях, как только там, где видит чистую, целомудренную, нескверную жизнь; где дружелюбие нелицемерное, кротость и мир со всеми, там же и Дух Святой.
Ты же, святой праведный Богоприимче Симеоне, помоги нам в том, чтобы нам быть твоими подражателями и общниками твоего блаженства. Поможешь же тогда, когда помолишься о всех нас Владыке, ибо приятны Ему твои молитвы.
Помолись же о нас, молим тебя смиренно. Простри за нас ко Христу свои руки, коими ты некогда носил Христа. Подвигни на молитву о нас к Богу и Богородице свои уста, которыми ты благословил Бога и Богородицу. Возведи к Спасителю нашему, Которому ты предстоишь, свои очи, коими видел спасение, воплощенное на земле, и умоли Его благость, да милостив и милосерд будет к нам и в веке грядущем. Аминь.
Возлюбленные слушатели!
Пастыре начальник Христос, Спаситель наш, пока был на земле со словесными Своими овцами, один называл Себя Пастырем, говоря: «Я есмъ Пастырь добрый». Когда же, дело пастырства совершив, восхотел отойти на небо к Отцу Своему, то оставил после Себя последователей — святых Своих апостолов и затем архиереев пасти Его стадо, как бы говоря каждому из них то, что однажды сказал святому Петру: «Паси овец Моих; паси агнцев Моих» (Ин. 21, 15-16).
Ныне мы празднуем всечестную память иже во святых отца нашего Алексия, митрополита Московского и всея России чудотворца, нравам апостольским подражателя и апостольского престола в России наследника, то есть память пастыря нашего всероссийского празднуем, которого поставил Дух Святой пасти Церковь Божию. Исповедуем, что он был «пастырь добрый, полагающий жизнь свою за овец», как это явствует из истории святого жития его. Не сомневаемся и об овцах его, что они были добрые овцы, как и он был пастырем добрым, ибо слушались пастыря своего, так как говорит он: «Овцы мои слушаются голоса моего».
Итак, несомненно, что святитель Христов Алексий, хотя и по отшествии своем, однако, добрый для нас пастырь, ибо он, предстоя престолу Божию и оттуда на нас взирая, и все наши нужды и бедствия видя, молится о нас Христу Богу, чтобы помиловал людей Своих. Но подлежит сомнению, слушаем ли мы, его овцы, гласа его? Принадлежим ли мы к овцам его? Не сделались ли мы козлищами или иными дикими зверями, не слушающими пастырского гласа?
Совершим же в настоящей духовной нашей беседе рассмотрение внутри нас самих, овцы ли мы нашего пастыря, ныне празднуемого, или не овцы, а козлища и дикие звери? И это не для того, чтобы осудить кого-либо, а для того, чтобы исправить себя. Ты же, святитель Христов, сам укажи нам, кто твои овцы, слушающие твоего гласа, чтобы мы подражали им, и кто — из стад чуждых, чтобы нам охранять себя от них.
Начиная делать различение между овцами и козлищами, приведу здесь на память нечто из старчества. Некий пустынный старец, убеждаемый мольбами одного христолюбца изгнать беса из его дочери, сотворил молитву к Богу и сказал бесу: «Изыди из создания Божия». Бес же, возражая ему, задал вопрос: «Если хочешь, чтобы я вышел, то сначала скажи мне, кто овцы и кто козлища»? Старец отвечал: «Овец знает Бог, козлище же я сам». И бес, не стерпев смирения старца, бежал. Старец тот по смирению назвал себя козлищем, оставив овец на усмотрение Божие. Я же, грешный, слова эти поистине скажу: овец знает Бог, а козлище я сам.
Трудно распознавать в жизни этой овец и козлищ, как во тьме ночной отличить драгоценный бисер от простых камней. Бывает, что кто-нибудь всеми считается козлищем, а на самом деле он овца Христова, святой и праведный. Недаром где-то сказано: кажущаяся чистота многих в день Судный окажется нечистотой и навек осуждена будет, и, наоборот, видимая нечистота многих окажется чистотой и будет прославлена.
Подлинно, не знаю, кого назвать овцой, ибо никто не знает, каков человек в очах Божиих: свят или грешен. Говорят, что никто до смерти не бывает овцой, а назвать кого-либо козлищем боюсь, чтобы не впасть в грех осуждения. О себе только знаю, кто я: я — козлище. Однако, для нашей пользы необходимо рассмотреть, кто мы такие, из какой части: из части ли овец, или козлищ? Рассмотреть же и познать можем мы по знаку, указанному нам в Евангелии о пастыре добром: «Овцы слушаются голоса Его» (Ин. 10, 27). Кто слушает пастыря своего доброго, тот овца, а те, кто не слушают пастырского гласа, не овцы, а козлища или дикие звери.
Захотел некогда святой Златоуст, пастырь добрый, разобрать в своем стаде, кто овцы и кто козлища, и, порассмотрев нравы человеческие, нашел больше зверей, чем овец, и сказал одному из них: «По чему я могу узнать в тебе человека? Ты угождаешь чреву как медведь, утучняешь тело как мул, ржешь на жен как конь, злопамятствуешь как верблюд, похищаешь как волк, гневаешься как змий, кусаешься как скорпион, коварен как лисица, носишь яд злобы как ехидна».
Вот явные признаки не овец, а козлищ, или, лучше сказать, зверей. Кто угождает своему чреву, тот медведь; утучняющий свое тело — мул; злопамятный — верблюд; кто наносит вред ближнему своему, тот скорпион; кто коварствует, тот лисица; кто злобствует — ехидна.
В другом месте тот же святой Златоуст коварного и исполненного злобы человека называет бесом и даже хуже беса. Почему? Потому, что беса можно отогнать от себя крестом, а злого человека ничем не отгонишь: не открестишься от него, не отмолишься. Что же превратило этих людей в зверей, в скотов и в самих бесов? То именно, что они не слушали гласа своего пастыря и прогнали его от себя с бесчестием.
Такие нравы усмотрел святой Златоуст в своем стаде. А ты, святитель Христов Алексий, предстоящий Божию Престолу и на стадо свое, на российских московских людей взирающий, что ты усматриваешь в своем стаде? Многих ли овец видишь? Или же видишь вместо овец больше медведей, чреву угождающих, мулов, плоть утучняющих, коней, на жен ржущих, верблюдов злопамятствующих, волков, чужое расхищающих, змиев, люто гневающихся, скорпионов, ближнего угрызающих, ехидн, яд злобы носящих, и самих бесов во плоти, «которые ни Бога не боятся, ни людей не стыдятся» (Лк. 18, 2), ни святынь не почитают, не чают спасения и не трепещут муки?
О окаянные времена наши или, лучше сказать, окаянные нравы наши! Как далеко отстоим мы от овец Христовых, от тех овец, которые были прежде нас, которых пасли всероссийские пастыри Петр, Алексий и Иона! И уже они, взирая на нас, едва ли узнают в нас христиан, разве только имя христианское у нас видят. В чем же причина такого нашего развращения? Причина в том, что мы не слушаем пастырского гласа, не внимаем душеполезным поучениям, не слушаем Бога, говорящего с нами через рабов Своих и-святые книги, как говорится: «Господь поведал людям в книгах». Неслушание пастырского гласа, то есть слова Божия, и есть причина всего зла. Напротив, слушание слова Божия делает человека благословенной овцой, ибо претворяет звериные нравы в овечью кротость. Зверем сделался было Давид, похитив чужую овцу, жену Уриеву, и самого Урия съел и истребил с земли живых. Когда же услышал слова Божий, устами пророка Нафана ему изреченные: «Зачем ты сотворил лукавое пред Господом?» (2 Цар. 12, 9), — тотчас же превратился Давид из зверя в смиренную овцу: Согрешил я перед Господом моим (2 Цар. 12, 13). Зверь был Ахав, царь израильский, когда пожрал неповинного Навуфея-изра-ильтянина из-за виноградника, который хотел у него отнять. Но когда услышал слово Божие из уст святого Илии пророка: «Вот, я наведу на тебя зло» (3 Цар. 21, 21), — тотчас же превратился в овцу, смирился и, склонившись пред лицом Господним, шел плача, сбросил одежды свои, облекшись во вретище. Зверь был мытарь Закхей, зверь хищный, сборщик Пилатов, насильственно грабивший чужое в Иерихоне. Когда же услышал слово Доброго Пастыря, Христа: «Закхей! Надобно Мне быть у тебя в доме» (Лк. 19, 5), — тотчас же изменился сей зверь и, о, сколь изрядно соделался овцой! «Половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо». И кого не превратит слово Божие в овцу из зверя и козлища!
Празднуемый ныне святитель Христов Алексий после Христа Спасителя есть добрый наш пастырь. Во дни богоугодной жизни своей учил он бывших тогда овец Христовых преподобными и исполненными Святого Духа устами своими. Ныне же, имея сии уста заключенными смертью, в молчании поучает нас образом добродетельной своей жизни, о которой читаем в книгах. Тогдашние овцы слушали голос своего пастыря. А мы ныне? Слушаем ли мы его, взираем ли на богоугодную жизнь его, подражаем ли вере и добрым делам его? Не ведаю, как можем мы называться его овцами, если вслед его не ходим? Как можем именоваться его чадами, если не подражаем ему, отцу нашему? Как можем называть себя его учениками, если гласа его не слушаем? Но да не буду кому-либо в досаду и закончу мою беседу молитвой.
О святитель Христов, пастырь наш добрый! Пусть мы козлища и звери по отношению друг ко другу, пусть мы прогневляем Бога и тебя не слушаемся, однако, не оставляй нас, особенно в эти лютые времена, в которые мы обуреваемся волнами, как корабль в море, в которые мы близки к потоплению. Не оставь нас, отче, чад своих, пока своим ходатайством о нас к Богу не сделаешь нас из козлищ овцами, из чад гнева чадами Божиими. Твое дело было возвещать всем в Церкви мир, скажи же и ныне: «Мир всем!» Твоими молитвами мир миру христианскому, мир Церкви Христовой, мир людям твоим, да в мире и тишине поживем, славя Бога и твое предстательство ублажая. Аминь.
Празднество в честь угодников Божиих — это пиршество духовное, на котором подобает верующим питать свои души не тленным брашном и питием, а словом Божиим, пребывающим вовеки, и поучением душеполезным. Ибо оно насыщает человека более, нежели тленная пища, как сказано: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4, 4). Оно напояет иссохшие сердца наши, как землю безводную, и делает их плодоносными, как говорит Сам Бог устами пророка Своего Исайи: «Как дождь или снег сойдет с неба и не возвратится, пока не напоит землю, и она родит и произрастит, и даст семя сеющему и хлеб в пищу, так будет слово Мое, которое если выйдет из уст Моих, не возвратится ко Мне тщетным, пока не исполнит все, что Я восхотел» (Ис. 55, 10-11).
Это пиршество, эта пища душевная и питие мысленное да будет предложено нам, любовно празднующим ныне память девяти святых мучеников Кизических, угодивших Богу верой и любовью, которые запечатлели они кровью своей страдальческой. И да предложено будет не из словоизмышлений человеческих, а из святого Евангелия Христова, переданного нам в изложении святого благо-вестника Луки.
Говорит Господь Своим ученикам: «Возложат на вас руки и будут гнать вас, предавая в синагоги и в темницы, и поведут пред царей и правителей за имя Мое» (Лк. 21, 12). Господь наш Иисус Христос, уходя из мира этого, предсказывает любезным Своим ученикам о том, что должно случиться, и как бы по завещанию оставляет им скорби и гонения.
У людей существует обычай: когда умирает какой-либо отец, он пишет завещание, или духовную, оставляя своим чадам в наследство богатства, разделяя между ними золото, серебро, многоценные одежды и все имение. Породивший нас Кровью Своей, как отец детей, и, «дав власть быть чадами Божиими верующим во имя Его» (Ин. 1, 12), Сын Божий, идя на крестную смерть для нашего спасения, завещает как бы богатства наследникам Своим беды: вместо золота — злострадание, вместо серебра — терпение, наготу вместо дорогих одеяний, капли слезные — как бы многоценные маргариты, пот кровавый — как бы червленые рубины, кровь, из тела каплющую, — как бы драгоценные камни, и всякие многообразные скорби и напасти — как бы богатейшее имение. Оставляя все это по завещанию чадам Своим, чтобы после Него они обогатились Его страданиями, Он предрекает им будущее: «Возложат», — говорит, —»на вас руки» (Лк. 21, 12), то есть схватят вас, как злодеев, повлекут вас с бесчестием и оскорблениями из города в город, поведут на суд к царям и владыкам, будут бить вас на своих соборищах, бросят в темницы и подвергнут многоразличным мукам.
Какая же причина такого благоволения Господня, чтобы наследники Его так пострадали здесь, в мире? Может быть, скажет кто-либо: это для того, чтобы искусить их как золото в горниле, сделать их достойными Себя и сподобить их славы, — и скажет правильно. Однако не менее хочет Господь, чтобы ученики Его претерпели злострадания, еще и потому, что они — наследники Его, Его чада, Его ученики и рабы. Как чада, они должны следовать Ему, чтобы уподобиться Отцу своему, как ученики, чтобы подражать своему Учителю, как рабы, чтобы идти за Господом своим, Который дал нам образ, чтобы мы следовали по стопам Его.
По каким же стопам? По таким: «Будучи злословим, Он не злословил взаимно», — как говорит святой Петр, — «страдая, не угрожал» (1 Петр. 2, 21). Вот стопы и следы Христовы, как отпечатленные на камне: претерпение укоризн, досад, поношений, хулы, бесчестия и жестокости страданий.
Идите по этим следам, идите, подражатели Христовы! Вы должны, как чада, как ученики и рабы, творить только то, что творил Отец, Учитель и Господь ваш. Ибо Он говорит: «Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу» (Ин. 13, 13-14). Так же и в других делах: если Я молча претерпевал досады и укоризны, не возражал на поношения и поругания, Я, Господь и Учитель, то и вы должны сносить досады и укоризны, поношения и поругания не с пререканиями, а в молчании. Если Я, Господь и Учитель, принял на Себя узы и раны, пролил Кровь, то должны и вы принять узы и раны до излияния крови. Если Я злострадал на земле от юности в трудах и подвигах и душу Свою положил за вас, ваш Господь и Учитель, то и вы должны страдать, трудиться, творить подвиги и полагать душу свою друг за друга. «Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам. Истинно, истинно говорю вам: раб не больше господина своего, и посланник не больше пославшего.его. Если Меня гнали, будут гнать и вас» (Ин. 13, 15-16; 15,20). Если на Меня возложили руки, и на вас возложат. Если Меня предали судилищу неправедному, то и вас предадут. Если Меня избив, умертвили, то и вас будут бить и убивать. И все это вы должны претерпеть, так как вы — Мои наследники».
Послушавшись сего Господнего гласа, многие, особенно же святые мученики, как и ныне празднуемые Кизические, ревностно пошли по следам такого страдания, говоря вместе со святым Петром: «Вот мы оставили все и последовали за Тобою» (Мф. 19, 27). По своей воле отдались в узы и темницы, встали на судилища, терпели муки и душ своих не щадили за Господа своего, и тем показали себя истинными учениками и рабами, чадами и наследниками, и близкими Его друзьями. «Вы друзья Мои», — говорит Он (Ин. 15, 14), друзья — по общности в страданиях и скорбях, которым они с радостью приобщились.
«Будет же это вам для свидетельства» (Лк. 2 1. 13). Одни свидетельства мученики о Христе: Иисусе выражали устами, другие — чудесами, иные — страданиями. Они свидетельствовали устами, исповедуя Его Истинным Богом. Свидетельствовали чудесами, исцеляя во имя Его больных, изгоняя бесов, сокрушая идолов словом. Свидетельствовали страданиями, претерпевая нестерпимые муки, так что смотревшие на них и видевшие их доблестное терпение со страхом удивлялись и прозревали в них помощь и силу Христа, Всемогущего Бога.
«Итак, положите себе на сердце не обдумывать заранее, что отвечать, ибо Я дам вам уста и премудрость, которой не возмогут противоречить, ни противостоять все, противящиеся вам» (Лк. 21, 14-15). Христос заповедует Своим ученикам, апостолам и всем, исповедующим имя Его устами своими на судилищах пред царями и владыками, не готовить себя к ответам и обещает дать им уста и премудрость чудесным образом. И это — для большего прославления Божественной Свой силы, чтобы изумился мир такой благодати, которая из рыбарей сделала апостолов, из невежд — мудрейших риторов, из простецов — учителей вселенной и высочайших богословов, посрамляющих всех премудрых века сего.
Такие уста и такую премудрость даровал Господь и святым Своим девяти Кизическим страстотерпцам, дерзновенным исповедникам Его святого имени, которым не мог ничего возражать мучитель и был посрамлен, побеждаемый Истиной. Ибо чудесным образом умудрил рабов «Своих Христос, Божия Сила и Божия Премудрость» (1 Кор. 1, 24), как явствует из истории их страданий.
Однако необходимо уразуметь, что, заповедуя апостолам не готовиться к ответам, Господь не запрещает поучения, которое для нас нужно и полезно, но запрещает излишнее попечение о риторском красноречии в проповедании Божия слова и страсть к прениям о вере софистическими силлогизмами, как в другом случае говорит о пище и питье: «Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться» (Мф. 6, 25). Он не запрещает здесь труда, не поучает лености, ибо всякий должен трудиться по мере сил и звания своего, чтобы не есть хлеб даром. И апостол говорит: «Трудимся, работая своими руками» (1 Кор. 4, 12). Ив другом месте: «Ни у кого не ели хлеба даром, но занимались трудом и работою ночь и день, чтобы не обременить кого из вас» (2 Фес. 3, 8).
Не труд отнимает Господь у людей, вводя праздность, но запрещает излишнее житейское попечение. Подобным образом и здесь относительно поучения Господь отвергает излишнее словоизмышление и превозношение разума, уповающего не столько на Бога, сколько на мудрование и знание. Поучения же не отрицает, как и апостол заповедует, говоря: «Слово Христово да вселяется в вас обильно, со всякою премудростью; научайте и вразумляйте друг друга» (Кол. 3, 16).
Не было нужды апостолам наперед поучаться тому, что отвечать, ибо «тогда отверз им ум к уразумению Писаний» (Лк. 24, 45) и дал им премудрые уста, богоглаголивый язык, ради имени Своего святого. Нам же, грешным, многое поучение и сидение днями и ночами над святыми книгами надобно, чтобы хорошо получиться, прежде чем начать что-либо говорить. Так святой Феофилакт в толковании на эти евангельские слова говорит: «Когда хотим говорить с неверными, подобает нам сначала получиться и быть готовыми к ответам, как заповедует святой Петр». Как же поучает святой Петр? Послушанием: «Будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ» (1 Петр. 3, 15). Готовыми же следует быть, поступая по совету Сирахову: «Прежде чем начнешь говорить, знай» (Сир. 18, 19), то есть посмотри, что ты будешь говорить, и подумай, как ты будешь говорить.
«Преданы также будете и родителями, и братьями, и родственниками, и друзьями, и некоторых из вас умертвят» (Лк. 21, 16). В кратких словах предсказал Владыка наш лютейшее гонение, гонение от своих же, — от родителей, от братьев, от родственников, от друзей. Ибо что может быть больше страдания от близких? Не так мучительная рана на теле, сечение мечом, резание бритвой, растягивание на колесе, сожжение в печи, зубы зверей, как мучительна рана сердца, уязвленного скорбью, которая причиняется своими родственниками, враждующими друзьями, преследующими, предающими на смерть. И лютая смерть не столь тягостна, как враждебное предание ей своими близкими.
Пророчески изображая начальную Церковь в Песни Песней, Соломон упоминает одно лицо, жалующееся на истых своих братьев: «Сыновья матери моей» (то есть братья мои) «разгневались на меня» (Песн. 1, 5), то есть, по переводу блаженного Иеронима, воздвигли на меня брань, преследовали меня. Этими словами указывалось то, что первоначальная Церковь должна будет много пострадать от своих братьев и жаловаться: сыновья матери моей, братья мои гонят меня, ведут брань против меня.
Но, о Святая Церковь! Почему же не жалуешься ты на Ирода, дерзнувшего оскорблять принадлежавших к Церкви и убившего мечом Иакова, на Нерона, который распял Петра головой вниз и усек главу Павла? Почему не жалуешься на Диоклетиана, Максимиана, Ликиния и на других бесчисленных мучителей, гнавших тебя во всей вселенной, и только братий своих вспоминаешь? Потому, говорит она, что нет более жестокого гонения, чем гонение от братьев, от родственников. Их гонение более тяжкое, чем гонение Ирода, Нерона и других немилосердных мучителей. Ибо те извне нападают, а эти изнутри; от кого можно бы ожидать помощи и защиты, те-то и предают на смерть. Беды от родственников и от лжебратьев хуже, чем беды от язычников и от разбойников. Не даром Давид говорит одному из домашних: «Если бы враг поносил меня, я перетерпел бы; и если бы ненавидящий меня превозносился надо мной, я укрылся бы от него. Но ты, человек единодушный, владыка мой и знаемый мой, который вместе со мной наслаждался пищею; в дом Божий мы ходили единомысленно» (Пс. 54, 13 и сл.). Сколь тяжело для сердца терпеть беды от такого.
Эти гонения особо предрек Христос в кратких словах, но многоболезненных, и сбылись они в воинствующей Церкви. Родители предавали на смерть чад своих, как Диоскор святую Варвару, Африкан — святую Иулиану, Феоклия — святую Феклу. Братья предавали братьев, как Святополк Бориса и Глеба, и Болеслав Вячеслава, князя чешского. Родственники родственников, и друзья друзей не пощадили, о чем много написано в истории Церкви и страданиях мучеников.
Но что же скажем мы о святых девяти Кизических мучениках? Разве не имел каждый из них своих сродников и друзей еллинских, ослепленных безбожием, от которых они были гонимы и ненавидимы из-за имени Христова? Всякий верующий во Христа имел тогда врагов среди домашних своих и терпел от них ненависть и беды, как это предрек Господь в Евангелии.
«Будете ненавидимы всеми за имя Мое» (Лк. 21, 17). Мир, враждебный Богу, враждебен и слугам Его, ибо ненавидящий господина ненавидит и его раба. «Будете ненавидимы всеми», — говорит Господь, ибо и Я ненавидим всеми любящими мир сей. И не дивитесь тому, что вас, верных рабов Моих, не любит мир, ибо сначала Меня он не захотел любить. «Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел» (Ин. 15, 18).
Но какая причина ненависти мира? «Будете», — говорит, «ненавидимы». Причина та, что рабы Христовы, уйдя от мира и последовав за Христом, стали лучшими, сделались чуждыми миру и своими Богу. Поэтому Христос говорит: «Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир» (Лк. 15, 19). Все, что Христово, ненавистно миру. Мир свое любит, и как только делаешься Христовым, тотчас же возненавидит тебя мир. Желающие жить благочестно и угождать Христу будут гонимы миром. Почему же? Потому, что они добродетельны. Зло естественно не любит добра, тьма ненавидит свет, и мир, лежащий, во зле, не любит добрых, и сияющих добрыми делами гонит, сам будучи исполнен тьмы и мрака.
Были в начале мира два единоутробных брата, Каин и Авель; любовно и мирно они относились друг к другу, но только до тех пор, пока один не оказался добродетельным и угодным Богу. «Призрел Господь на Авеля и на дары его, на Каина же и на жертвы его не призрел; и опечалился Каин сильно, и восстал Каин на Авеля, брата своего» (Быт. 4, 4—5, 8). За что же? За то, что тот был добр, а он зол. Тот был угоден Богу, а этот нет. Пока не сделалось явным Авелево усердие к Богу, не было между ними никакой зависти и ненависти, как видно из Писания. Но как скоро один оказался достойнее другого пред Богом, тотчас же явилась вражда, ненависть. И восстав, злой Каин убил доброго Авеля. Святой Златоуст говорит об этом: «Пока Авель не явил ни одного высшего показания своей добродетели, знал его брат, но когда он своими дарами угодил Богу и светлее просиял заслугами, Каин забыл и самое естество свое».
Ненависть — это дикий зверь, не знающий родства. Она восстает против своего естества, гонит и пожирает своих, как чужих. О мирская злоба! О ненависть, не щадящая и своих не за что-либо иное, как только за высшее показание добродетели! Будь ты наилюбезен миру, как свой, как брат, как друг ближайший, но только яви добродетель, и ты увидишь его ненавидящим и враждующим против тебя.
Удивляемся святому Иосифу, неповинно ввергнутому в темницу в Египте, ввергнутому той женой, которая исполнилась к нему в сердце своем пламенной любовной страстью. И как могла такая любовь превратиться в ненависть и злейшую вражду? Так, увидев презрение Иосифа к себе и имея в руках своих его одежду, она призвала всех, кто был в доме, и сказала: «Раб еврей, которого ты привел к нам, приходил ко мне ругаться надо мною и говорил мне: «Лягу я с тобою», — но, когда услышал, что я подняла вопль и закричала, он оставил у меня одежду свою и убежал вон. Когда господин его услышал слова жены своей, которые она сказала ему, говоря: «Так поступил со мною раб твой», — то воспылал гневом; и взял Иосифа господин его и отдал его в темницу, где заключены узники царя» (Быт. 39, 17—20).
Пока Иосиф не проявил своего усердия к Богу, не было между ними никакой зависти и ненависти, тогда восстает на Иосифа, когда он начинает являть себя лучшим и светлейшим в добродетели, когда он выказывает презрение к греховным вожделениям, когда отвергает неистовые и любосластные женские стремления, когда вырывается из рук бесстыдницы и убегает от нее; только тогда его ввергают в темницу и надевают ему железные оковы. «Стеснили оковами ноги его, в железо вошла душа его» (Пс. 104, 18). Хорошо говорит об этом святой Амвросий. «Какая причина, — спрашивает он, — этого мучительства? Причина только в том, что жена видела юношу противящимся ее страсти и отвергавшим ее вожделения».
Смотри, из-за чего отверзается темница — чтобы принять в себя неповинного, разрешаются узы злодеям, чтобы быть возложенными на добродетельных, выпускаются прелюбодеи, а целомудренный заключается!
Сколь слепа всегда бывает неистовая ярость и ненависть мирских людей, когда, минуя злодеяние злых, вооружаются против неповинных! Вооружаются же потому, что они неповинны, потому, что добры, потому, что отвергают зло. Мы насильствуем над праведником, не щадим его преподобия, преследуем праведного, потому что он неугоден нам. Усматривай вину праведного в том, что он неугоден злым. Чем же неугоден? «Он, — говорят, — удаляется от путей наших, как от нечистоты, а потому будем пытать его поруганием и муками, осудим его на позорную смерть».
Поруганию, тягчайшим мукам и смерти предавал мир святых мучеников, ибо они были неугодны ему. Неугодны же потому, что были добры, кротки и богоугодны, удалялись от всякой мирской нечистоты и обличали заблуждения и падения нечестивых. За это они, подобно целомудренному Иосифу, страдали в темницах, и каждый из них, как Авель, принял смерть из-за угождения Богу. Но чего достиг ненавистный мир, ненавидя и погубляя святых? Он погибает сам, а они живут вовеки, и награда им — от Господа. Многоразлично они были погубляемы миром, но не только не погибли, а и единого волоса с головы своей не потеряли.
«И волос с головы вашей не пропадет» (Лк. 21, 18). После предсказания бед, скорбей, гонений и напастей, ожидающих как от язычников, так и от сродников, Господь, утешая рабов Своих, возвещает, что «и волос с головы их не пропадет». Он так печется о них, что даже волосы их сочтены у Него: не погибнут волосы, ибо при общем воскресении воскреснут целыми с телом своим. И если волосы, не имеющие чувствительности, останутся целыми в славе воскресения праведников, то тем более само тело, раны и раздробление за Христа претерпевшее, восстанет целым со славою многою.
Рассуждая об этом, святой Григорий Двоеслов говорит: «Так как жестокое предвозвещается о страдании и смерти, то тут же дается и утешение в радости воскресения, когда говорится: «И волос с головы вашей не пропадет»». Знаем, братие, что плоть посекаемая болит, волос же посекаемый не чувствует боли. Потому и возвещает мученикам Своим: «И волос с головы вашей не пропадет», — как бы говоря: зачем вы боитесь, чтобы не погибло рассекаемое тело, когда и то у вас не может погибнуть, что не ощущает боли при сечении? Ибо как раны на телах мученических в будущем веке будут сиять славою подобно звездам на небесной тверди, так и волосы их, ради Христа терзаемые, той славы не лишатся.
«Терпением вашим спасайте души ваши» (Лк. 21, 19). Пока мы не имеем терпения, души наши как бы не наши, а чужие, ибо без терпения мы не можем быть уверенными в спасении душ наших. Терпение же есть верный признак, что мы получим спасение. Сколь много страдал Владыка наш, чтобы избавить от рабства врагу род человеческий! Стяжал нас Своею Кровью. Мы же, желая спасти души свои от погибельной руки чужого, хотим ли претерпеть хотя бы немного? Терпи, и обретешь ты душу свою, которую погубил грехами.
Ты не обладаешь ничем, даже самим собой, если живешь без терпения, терпя же становишься господином и владыкой самого себя. Святой Григорий говорит: «Терпением мы приобретаем души наши, ибо когда мы сами учимся обладать собой, то сами же начинаем приобретать то, что в нас самих» (Беседа 35 на Евангелие от Луки, гл. 21), — то есть как бы сказал: по естеству и бытию мы владыки на земле, однако мы не владыки самим себе, если собой не обладаем. Не обладаем же потому, что не приобретаем себя терпением, а отчуждаемся себя, дозволяя себе служить миру и мирским греховным вожделениям, и потому мир нами обладает, а не мы собой.
Когда же освобождаемся от мира, как Иосиф из рук жены египетской, когда стараемся удаляться от мирских, страстей, служа Богу когда, уклонившись от зла, начинаем творить добро, и творить в терпении (без терпения не совершается ни одна добродетель), тогда начинаем принадлежать себе, а не чужому, начинаем быть владыками и обладателями себя, и не порабощаемся чужим. Тогда сделаемся господами себя, когда в терпении приобретем души наши.
Терпению поучает нас Христос, ибо в нем заключаются все добродетели, которыми наши души спасаются, как говорит святой Ефрем: «Стяжавший терпение ко всякой добродетели имеет касание, ибо в скорбях радуется, в бедах искусен, в напасти веселится, готов к послушанию, исполнен любви, в оскорблении славит, в укоризнах смиряется, в бедах непоколебим». И еще: «Стяжавший терпение стяжал упование и украшен всякими добрыми делами».
Кто же может иметь такую добродетель — терпение, как не любящий много? Ибо «любовь долготерпит, на все надеется, все переносит» (1 Кор. 13, 4). Но кто так исполнен любви, как святые мученики, положившие души свои за Возлюбленного? Они в особенности в терпении стяжали свои души, претерпев много ради любви.
О том, что претерпели ради любви святые страстотерпцы в их страданиях — девять Кизических или другие, — повествуется пространно: они стяжали свои души, положив их в муках за возлюбленного Господа своего, положившего за нас душу Свою на Кресте. То, как они возлюбили Его, явствует из того, что они уподобились Ему в пречистых Его страстях. Обычно любящему уподобляться любимому. Если кто-либо любит кого безмерно, то и подражает ему во всем, в словах и нраве, желая во всем отобразить возлюбленного своего друга. Возлюбил безмерно Христос Бог человека и уподобился ему, как сказано: «Сделался подобным человекам и по виду стал как человек» (Флп. 2, 7). Возлюбили взаимно Христа Господа святые мученики и старались быть подобными, сообразными Ему, терпя за Него многие муки, как и Он претерпел их ради нас.
Хвалится о Господе святой апостол Павел, говоря: «Радуюсь в страданиях моих за вас и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых» (Кол. 1, 24). И эти святые мученики, страдая за Христа, с радостью претерпели своей плотью то, что терпел и Господь, подражая Ему в страданиях.
Святой Артема, привязанный к колесу, спущенному затем сверху горы вниз, подражал страданию Господа в то время, когда Его, схватив в саду, влекли вниз с горы через поток Кедронский.
Святой Руф, связанный по рукам и ногам, подражал Господу, также связанному и претыкавшемуся ногами в тяжелом пути. Святой Феогнид, распростертый на земле и биенный, подражал Христу Господу, Который был ударяем о землю и попираем ногами: «Унизили Меня», — говорит Он, — «враги Мои» (Пс. 55, 3).
Святой Феостих, немилосердно избитый, подражал Христу, также биенному, как говорит Евангелие: «Тогда Пилат взял Иисуса и велел бить Его» (Ин. 19, 1).
Святой Антипатр, привязанный к столпу и люто израненный терновыми розгами, подражал Владыке Христу, привязанному к столпу каменному и израненному терновым венцом.
Святой Филимон, привешенный за ребра на железном гвозде, подражал Христу, повешенному на древе крестном четырьмя гвоздями.
Святой Фавмасий, после многоразличных мук пронзенный копьем в ребра, уподобился Христу, на кресте пронзенному в ребра копьем одного из воинов.
Святой Феодот, сожженный огнем на сковороде и в котле, послужил изображением пламенной любви Христовой к человеку, пылая которой, Он с радостью претерпел все муки и смерть: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3, 16); ибо «любовь крепка, как смерть» (Песн. 8, 6): и вода многая не может угасить ее.
Святой Магн, истерзанный клещами, изобразил на себе то, что было при снятии с Креста Тела Христова, ибо тогда исторгали из древа крестного и из рук и ног Христовых гвозди клещами. И тогда как мертвое уже Тело Христово не ощущало боли, святой Магн претерпел боль сию в своем живом теле, мучимый за Христа клещами.
Все эти девять святых мучеников, каждый порознь, изобразили на себе все страдания Христовы, страдая и умирая за Христа Бога своего ради пламенной любви к Нему, уподобляясь Ему как чада Отцу своему, подражая как ученики Учителю и последуя Ему как рабы своему Господину. После стольких злостраданий, претерпев беды и гонения и приняв смерть, уподобившись Христовым страстям, святые мученики ныне славно со Христом прославляются. «Если только с Ним страдаем», — говорит апостол, — «чтобы с Ним и прославиться» (Рим. 8, 17). Ныне они принимают после уз свободу, после темницы свет, после бесчестия честь, после поругания и хулений похвалу и ублажение, после трудов и подвигов покой и отраду, после смерти жизнь нескончаемую, после скорбей временных утешаются вечно, как говорит тот же апостол: «Как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше» (2 Кор. 1, 5).
Будучи в страданиях общниками Христовыми, они являются общниками Его и по утешению. И сколько ран на телах своих приняли они ради Христа, столько же венцов принимают ныне от Христа в царствии небесном. Ублажаются же и прославляются всеми святыми небожителями, как доблестные воины Христовы, победившие врага, как верные рабы Господа, до конца Ему послужившие, как любезные друзья Его, самоотверженно отдавшие за Него свою жизнь, как добрые мученики Христовы, послушавшиеся слов Его и на деле их исполнившие, как возлюбленные чада Божий, подражавшие Ему и возлюбившие Его «всем сердцем, всей душой и всем помышлением» (Мф. 22, 37).
О, пречестнейший лик девяти страдальцев, посреди девяти чинов ангельских на небесах ликовствующий! Не забудьте нас, бедствующих, славные небесные граждане, милостиво вспомните о нас, земных пришельцах, находящихся, как в изгнании, в жизни сей, призрите милосердно на нас с высоты возлюбленного селения Господня, узнайте наше к вам усердие, услышьте наши мольбы к вам, наше смиренное моление, посетите нас, исцелите болезни наши, уврачуйте недуги душевные и телесные, утешьте скорбящих, помогите страждущим, избавьте от бед молитвенников своих и молите за нас Бога, Единого в Троице, Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
(Конец поучения, читаемый всем святым мученикам)
После многих мук и злостраданий, претерпев беды и гонения и приняв смерть, уподобившись Христовым страстям, святые мученики ныне славно со Христом прославляются. «Если только с Ним страдаем», — говорит апостол, — «чтобы с Ним и прославиться» (Рим. 8, 17). Ныне они после уз принимают свободу, после темницы свет, после бесчестия честь, после поругания и хулений похвалу и ублажение, после трудов и подвигов покой и отраду, после смерти жизнь нескончаемую, после скорбей временных утешаются вечно, как говорит тот же апостол: «Как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше» (2 Кор. 1,5). Будучи в страданиях общниками Христовыми, они являются общниками Его и по утешению. И сколько ран на телах своих приняли они ради Христа, столько же венцов принимают ныне от Христа в царствии небесном. Ублажаются же и прославляются всеми святыми небожителями, как доблестные воины Христовы, победившие врага, как верные рабы Господа, до конца Ему послужившие, как любезные друзья Его, самоотверженно отдавшие за Него свою жизнь, как добрые мученики Христовы, послушавшиеся слов Его и на деле их исполнившие, как возлюбленные чада Божий, подражавшие Ему и возлюбившие Его «всем сердцем, всей душей и всем помышлением» (Мф. 22, 37).
О, святые мученики, посреди девяти чинов ангельских горе ликовствующие! Не забудьте нас, бедствующих, славные небесные граждане!
Милостиво вспомните о нас, земных пришельцах, находящихся как в изгнании в жизни сей, призрите милосердно на нас с высоты возлюбленного селения Господня, узнайте наше к вам усердие, услышьте наши мольбы к вам, наше смиренное моление, посетите нас, исцелите болезни наши, уврачуйте недуги душевные и телесные, утешьте скорбящих, помогите страждущим, избавьте от бед молитвенников своих и молите за нас Бога, единого в Троице, Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь.
Празднуя ныне пречестную память великого угодника Божия, во иерархах преизрядного и в чудотворцах славного, преподобного отца нашего Тихона, Амафунтской Церкви архиерея, Христовых словесных овец пастыря, вспомним Божественные слова Самого Архиерея Великого и Пастыреначальника, Господа нашего Иисуса Христа, во святом Евангелии изреченные: «Я есмь Пастырь добрый» (Ин.10,11).
И из этих слов Господних составим похвалу празднуемому ныне Господнему служителю, святителю Христову Тихону, и скажем, что этот святитель Христов был добрый пастырь словесных овец, который мог сказать о себе со Христом: «Я есмь пастырь добрый». Ибо Господь наш Иисус Христос, пока пребывал видимо с людьми на земле, только один именовался Пастырем овец, говоря: «Я есмь Пастырь добрый». Когда же, совершив дело пастырства, восхотел отойти к Отцу Своему, оставил после Себя наследников пастырства, святых Своих апостолов и за ними архиереев, чтобы пасли стадо Его, заповедуя каждому из них то, что некогда сказал святому Петру: «Паси овец Моих» (Ин. 21, 16). Поэтому каждый архиерей — это пастырь Христова стада, и как пастырь, он должен быть добрым, чтобы на нем, как на образе Христовом, исполнились слова Христовы: «Я есмь пастырь добрый».
Святитель Христов Тихон был добрым пастырем, ибо он соделался подражателем Самого Архипастыря Христа и Его святых апостолов и хорошо упас стадо свое, введя его в ограду небесную. Почему этот угодник Божий был добрым пастырем? Рассмотрим это на пользу нашу из святого богоугодного жития его.
Никто не может быть добрым пастырем, если прежде сам не сделается доброй овцой Христовой. И Сын Божий, придя на землю, чтобы упасти и спасти людей Своих, сначала сделался Агнцем, взявшим грехи мира. Ибо Он, как агнец, родился в вертепе для скота, в Вифлееме, и положен был в яслях, и затем по некотором времени, будучи более, чем тридцати лет по возрасту, явил Себя Пастырем: из агнчества дошел до пастырства. Подобным образом и подражатель Его святой Тихон, прежде чем сделаться пастырем овец Христовых, сначала сам был овцой Христовой, как это видно из жития его, где сказано: «От юности он был предан Богу и, достаточно наученный святым книгам, причтен к церковному клиру». Явно, что, будучи от юности своей преданным Богу и введенным в ограду церковную, он был доброй овцой Пастыря своего, Христа Спасителя.
Не каждый в юности своей овцой бывает, многие и козлищами становятся. Ибо какой возраст в жизни человеческой так близок ко злу, как юность? Она отвращается от полезного и ищет душевредного. Она с трудом слушает добрые учения, к злым же стремится; избегает наставлений и уклоняется к самоволию; не любит исправления, а развращение принимает с любовью. Учение мудрости противно для юноши, безумие же ему приятно. Он над богоугодной жизнью надругается, а беззаконию ревнует; хулит добрых, а злых восхваляет; отвергает разумный совет, а лукавый с удовольствием исполняет; постоянно распаляется от сладострастных вожделений и, отдаляясь от Пастыря своего, Христа Бога, и из числа овец Его, причисляется к козлищам.
Велико и честно, и всякой похвалы достойно, если кто в юности своей, преодолев юношеские желания и презрев козлонравие, сделается овцой паствы Христовой. Хорошо говорит об этом пророк Божий Иеремия: «Благо человеку, когда возьмет ярем Господень в юности своей» и носит (Плач. 3, 27), — а не в старости и из козлища превратится в овцу Христову. Ибо после того, как ослабеют уже его естественные силы, он становится бессильным для грехопадений. Тогда не он оставляет греховные страсти, а сами греховные страсти оставляют его по старости. Человек, который всю свою прежнюю жизнь был козлищем, изнурив себя служением греховному сладострастию, а под старость хочет быть овцой, заслуживает небольшой похвалы, так как он совершил не преславное дело. Начинающий же в юности служить Господу и до самой старости не ослабевающий в добродетельных подвигах блажен, и дело его преславно. Он любезен и Богу, и Ангелам, и для людей дивен, и Святым Писанием восхваляется.
Угодник Божий святой Тихон от юности взял на себя ярем Господень и начал служить Ему в преподобии и правде, от младых дней предал себя Богу, вошел в причт церковный и был доброй овцой паствы Христовой. Овцой — ибо не коснулся злобы мира этого, не познал дружбы с козлищами, не поработился греховному сладострастию, был как незлобивый агнец, нескверный, сохранивший непорочную, девственную чистоту.
Великое и преславное дело — в юности своей прилепиться к Богу, ибо сие есть твердое основание всей добродетельной жизни. Многие желают в старости устроить себе, как бы дом некий, богоугодную жизнь и приобрести спасение для души своей, но не могут, так как не положили в своей юности твердого основания, то есть не прилепились к Богу, не привыкли служить Ему со всем усердием и всю жизнь свою провели в служении страстям и похотям мира сего. Потому и в старости своей не могут устроить свое созидание, не положив крепкого основания в юности. Если же и полагают в близкие к старости дни свои, как основание, доброе намерение к исправлению жизни своей, то такое основание редко когда бывает прочно. Редко доходит их созидание до свершения, ибо они колеблются, как бы от ветра, от обычных и состарившихся в них в течение долгого времени греховных сладострастии. Да и как может кто-либо коснуться тех подвигов, к которым он не привык с юности? Утвердивший же с юности жизнь свою в Боге, к старости восходит на самый верх добродетельного совершенства и сподобляется от Бога великих дарований.
Велик был чудотворец в Ветхом Завете, пророк Моисей, но святой Амвросий считает высшим по чудотворениям Иисуса Навина. Ибо хотя Моисей вывел людей Израилевых из Египта, но он не ввел их в землю обетованную и сам не вошел в нее, а Иисус Навин ввел их в нее, сотворив сухой путь через реку Иордан, как Моисей в море. И еще чудеснее: он прекратил движение солнца, повелев ему остановиться, — и встало солнце, а вместе с ним и все другие небесные круги, вечно движущиеся по путям своим, согласно устроению Создателя, встали неподвижно (см. Нав. 10, 13). Моисей был чудотворцем только на земле, а Иисус Навин явился великим чудотворцем и на небе. Но почему же Иисусу Навину дарована большая благодать чудотворения, чем Моисею? Не потому ли, что он от юности своей начал служить Богу? Воистину поэтому.
Посмотрим на юность обоих чудотворцев: где проводит Моисей дни своей юности? В палатах царских. Он называется сыном царевны, как говорит Писание: «Когда вырос младенец, кормилица привела его к дочери фараоновой, и он был ей вместо сына» (Исх. 2, 10). Итак, юность Моисеева прошла в дворянстве, в сластопитании и мирских утехах. Где же проводит свое юношеское время Иисус Навин? Написано о нем в книге Исхода следующее: «Слуга же Иисус, сын Иавина, юноша, не выходил из храма Господня» (Исх. 33, 11). Отсюда ясно, где провел он свою юность: во храме Господнем, служа от юности Богу. Моисей в юных летах был при царе земном, а Иисус Навин предстоял Царю Небесному. Тот служил фараону, а этот — Богу. Тот держался палат царских, а этот не отходил от храма Господня, и потому получил от Бога высший дар чудотворений, чем тот.
Рассуждая об этом, святой Амвросий говорит: «Не выходил из храма юноша (Иисус Навин), в то время как старцы израильские стояли вдали от него, трепеща Божиих чудес, и возрос в такого мужа, который мог изменить течение потока Иорданова, повелел остановиться солнцу, и встало солнце, и то, что было возбранено Моисею, даровано было ему, то есть введение людей Божиих в землю обетованную».
Да! Великое и преславное дело — с самой юности начать служить Богу. От юности впряг себя в ярмо работы Господней и празднуемый ныне чудотворец святой Тихон. Он положил это юношеское служение Господу в основание всей своей жизни, на котором утверждаясь, создал столь великую святость, что получил от Бога великий дар чудотворения и еще в отрочестве своем начал творить чудеса, наполнив нищим пустую житницу, как пишется о том в его житии. Потому возрос он в такого мужа, что мог перейти море мира сего, греховными страстями волнующееся, как бы посуху, не поврежденный волнами, и сделаться наследником обетования небесного. А Солнце невещественное — Христа, Спасителя нашего, создавшего круги небесных светил, удержал столько раз, сколько раз достойно касался Его своими руками в священнодействии Божественных Тайн, в которых под видом хлеба и вина присутствует Истинный Сын Божий, и умолял Его во всех прошениях своих призреть на молитвы рабов Своих, ибо Господь исполняет желания боящихся Его и молитвам их внимает.
Такой святости достиг угодник Божий через служение Господу, начатое с юности. Подобно Иисусу Навину, не выходил юноша из храма Господня, служа Владыке своему днем и ночью, по чину освящения своего, которого сподобился ради чистоты жизни своей, как агнец, непорочный от утробы матери своей, принесший себя Богу в жертву живую. А поскольку он был истинной овцой стада Христова, то Архипастырь Христос возвел его, как достойного, на высшую ступень пастырства, вручив ему Своих словесных овец, чтобы он, подобно Моисею, изведшему Израиль из Египта, освобождал христоименитых людей от рабства греховного — и, подобно Иисусу Навину, приведшему людей Божиих в землю обетованную, проводил их к восприятию небесных благ, уготованных любящим Бога.
Приняв сан пастырства, угодник Божий Тихон воистину показал себя пастырем добрым. Как в юности своей он был доброй овцой Христовой, так, достигнув совершенного мужеского возраста, явил себя добрым пастырем Христовой Церкви, и на нем, как носящем образ Христа, сбылись слова Христовы: «Я есмъ пастырь добрый» (Ин. 10, 11). Посмотрим теперь, почему он был добрым пастырем?
Истинный добрый пастырь узнается по трем признакам, указанным в святом Евангелии, а именно: во-первых, пастырь добрый входит во двор овчий дверьми, а не проникает туда как-нибудь иначе: «Кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит извне, тот вор и разбойник; а входящий дверью есть пастырь овцам» (Ин. 10, 1—2). Бывают и такие пастыри, которые входят во двор словесных овец не через двери. Но что же такое двери двора овчаго? Сам Христос, Который говорит о Себе: «Я есмъ дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет» (Ин. 10, 9).
Но кто входит этими дверьми во двор овчий на честь пастырства? Тот, кто избирается и возводится в сан иераршества по благоволению Самого Христа. Кто же «не дверью входит, но перелазит извне?»Тот, кто принимает сан святительства не по изволению Христову, а за мзду, с помощью мирских властей, привлеченных дарами, и через какие-либо происки. Такой — не пастырь, а вор и разбойник. Вор, ибо тайной куплей похищает сан святительский, а разбойник, потому что грабит своих овец, чтобы обогатиться. Он не пастырь, ибо не овец пасет, а самого себя питает, чтобы разжиреть и утолстеть. Но о таких мы не будем рассуждать в этом слове, ибо вначале вознамерились говорить о пастырстве добром.
Второй признак доброго пастыря есть то, что он ходит перед овцами, а не позади овец, как говорит Христос в Евангелии: «И когда выведет своих овец, идет перед ними» (Ин. 10, 4). Что же означает то, что пастырь должен ходить впереди овец? Означает то, что он обязан быть первейшим во всех добродетелях, а не отставать позади всех, что он должен служить примером для овец, а не овцы для него.
Каждому из пастырей апостол завещает: «Будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте» (1 Тим. 4, 12). Ты сам, говорит он, будь примером для других, а не другие для тебя, ибо как наставнику стыдно поучаться у наставляемого и учителю учиться у ученика, так и пастырю должно быть стыдно, если овцы опережают его в подвигах и богоугождении, если кто-либо из овец бодр, а пастырь ленив, если овца угождает Богу, а пастырь — суетным людям или своему чреву, если овца идет путем тесным и прискорбным, а пастырь шествует путем широким. Тогда не пастырь перед овцами ходит, а овцы идут впереди него и предваряют в достижении небесного царства, и он далеко отстает от них и не успевает за ними. Если теперь стыдно такому пастырю, идущему не перед овцами, а позади овец и не достигающему добродетельной их жизни, то тем более стыдно ему будет тогда, когда он увидит овец своих поставляемых по правую сторону Праведного Судии, а себя немилосердно влекомым на левую сторону, тех — призываемыми в царство, себя же осуждаемым на мучения. Поэтому святое Евангелие повелевает доброму пастырю ходить впереди овец, то есть быть первейшим во всех добродетелях, чтобы овцы, взирая на него, как на образ истинного богоугождения, следовали за ним, как за предводителем своим, по пути ко спасению.
Третий признак доброго пастыря есть то, что он полагает душу свою за врученных ему овец, по слову Господню: «Пастырь добрый полагает жизнь свою за овец» (Ин. 10, 11). И если пастырю повелевается не щадить души своей для овец, то тем более подобает ему не жалеть имения своего, а употреблять его на милостыню овцам — нищим и убогим, сиротам и вдовам, больным и странникам.
Но пора уже вновь обратить мысленные очи свои к ныне празднуемому угоднику Божию. Святитель Христов Тихон по всем этим евангельским признакам явил себя пастырем добрым. Прежде всего он был добрым пастырем потому, что вошел во двор овчий дверьми, а не пролез туда как-нибудь иначе, что свидетельствуется в житии его. Когда отошел ко Господу святой Мемнон, читаем там, то по общему избранию всех после него возведен был на престол святой Тихон. Он не сам возложил на себя этот сан, а был избран по согласию всех, не сам искал этой чести, но честь искала его, не самовольно взошел на престол, но был возведен по воле Божией.
Дверью во двор овчий был для него Сам Господь, Которого он возлюбил от юности и Которому служил со всем усердием. Господь наш отверзает дверь милости Своей любящим Его и любит их: «Я, — говорит Он, — любящих Меня люблю» (см. Ин. 14, 21). Он возводит их на степень пастырства, как это явствует из святого Евангелия. Вопрошал Господь святого Петра: «Любишь ли Меня?» — и когда отвечал Петр: «Так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя», — Господь тотчас же вручал ему пасение овец: «Паси овец Моих» (Ин. 21, 15-16). Любил и святой Тихон Христа Господа всей душой и всем сердцем., и потому ему была вручена от Господа паства: «Паси овец Моих».
Добрым пастырем был этот святитель Христов и по второму пастырскому признаку, то есть ходил пред овцами. Ибо он был предводителем своих овец на пути ко спасению, являя им собой образ добродетели, чтобы, взирая на святую его жизнь, они подражали его богоугодным делам. Он не был ленив в подвигах, не был ни человекоугодником, ни чревоугодником, не шествовал путем широким, но, по-апостольски, пребывал «в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе» (2 Кор. 11, 27). За это он получил дар чудотворения, как говорится о в кондаке: «В постничестве, святе, боголюбезном пребыв, Утешителеву силу с высоты подъял еси». Шествуя пред овцами, как пример добродетели, этот пастырь добрый не только наставил на путь спасения Христовых овец — людей, просвещенных верой, — но и козлищ бесовских, нечестивых, говорю, идолопоклонников, привел ко Христу, превратив их из козлищ в овец. Послушаем, что написано о нем.
Было в то время на острове Кипре еще много людей неверных, придерживавшихся древних идолопоклоннических заблуждений. Немалый труд поднял на себя святитель Христов, отвращая от идольской прелести и приводя ко Христу этих людей, погибавших в еллинском нечестии. И Господь содействовал ему в трудах его, ибо он исторг из хищных волчьих зубов демонских великое словесное стадо, ввел его в ограду Кафолической Церкви и сделал их из козлищ овцами Христовыми.
Посмотрим же, каким образом мог совершить это святитель Христов? Поистине, не иным каким-либо, как только примером своей добродетели, идя пред ними по пути, ведущему в Божие царство. Ибо если бы они не видели его шествующим пред ними по пути Господню, как бы могли последовать за ним? Если бы не видели его живущим по-Божьему, как бы могли подражать ему? Если бы не созерцали очами своими равноангельского жития его, исполненного дел добрых, как могли бы послушать учительные слова Его и как обратились бы от заблуждения своего к Богу? Пример его добродетельной жизни был для них предводителем, наставником, причиной и началом спасения.
Добрым пастырем был святитель Христов Тихон и по третьему признаку пастырскому, то есть полагал за овец душу свою. Ибо он, не щадя себя, трудился для их спасения, всецело отдавал себя деннонощным подвигам, чтобы приобрести души человеческие для Бога, и готов был умереть за них, если бы того потребовало время и случай. Упоминается в каноне ему, что на суде мучительском он стоял, исповедуя Христа с дерзновением, не устрашаясь ни ран, ни смерти. Известно, что этот ревнитель Христа Бога за проповедь и исповедание имени Иисуса Христа, за разорение идолов и просвещение неверных не раз был схвачен нечестивыми, приводим на судилище и грозно допрашиваем. Тогда он, будучи готов умереть ради Христа, готов был положить душу свою и за новопросвещенных овец Христовых. Но усмотрение Божие определило, чтобы он остался в живых ради величайшей пользы для людей и чтобы привлек ко Христу многих.
Из всего этого явствует, что великий угодник, архиерей Божий святой Тихон был добрым пастырем словесных овец Христовых, по словам Христа: «Я есмь пастырь добрый». И как тогда для Амафунтского града, так и для нас теперь он является добрым пастырем. Ибо, имея здесь сей свой пречестной храм, он взирает на нас с высоты своего места, которое принадлежит ему среди иерархов, Престолу Божию предстоящих. И не только взирает, но и невидимо посещает нас, и мы веруем, что и ныне, в день пречестной его памяти, он присутствует среди нас, с любовью совершающих память его, и усердие наше видит, и похвалы, нами приносимые, принимает, и молитвы наши к Богу возносит, и, предстоя Христу, о нас ходатайствует, и своими теплыми мольбами о нас к Богу избавляет нас от всяких бед и зол, от врагов видимых и невидимых, и все благое и полезное, временное и вечное от Бога нам испрашивает.
Итак, и для нас он — пастырь добрый, помощник и заступник, и покровитель во Христе, Господе нашем.
До сих пор мы беседовали о добром пастыре; теперь же уместно вспомнить и о добрых овцах, чтобы предметом нашего слова был добрый пастырь с добрыми овцами. Мы хотели бы говорить о добрых, а не о злых овцах, но невозможно познать добрых овец, не упомянув о злых, ибо есть добрые овцы, а есть и злые. И не всякая овца в стаде Христовом, называющая себя овцой Христовой, встанет одесную Праведного Судии и наследует царствие Божие, но некоторые из них и к козлищам причтены будут, и на левой стороне поставятся, и ввержены будут во ад. Разве мы не знаем слов Давида, который говорит, что и в аду обретаются овцы: «Как овцы, в аду они положены, смерть будет пасти их» (Пс. 48, 15). И кто не ужаснется, услышав, что и овцы осуждаются во ад! Неудивительно, что в аду находятся козлища, но дивно то, что там бывают и овцы, которым уготовано место справа, которым отверст рай, которых ожидает к себе небесное царство.
Какие же овцы в аду? Те, которые только носят имя овец, дела же их козлиные, только по имени называются христианами, дела же их языческие. Это те, которые только считаются овцами Христовыми, а по развращенной жизни своей — рабы демонов, только «устами чтут Христа, а сердцем далеко отстоят от» Него (Ис. 29, 13; Мф. 15, 8; Мк. 7, 6). А иные овцы, хотя по видимости и добрые дела совершают, и кажутся по внешнему виду достойными стояния по правую руку с благословенными овцами и небесного царствия, но так как совершают добродетель свою с гордыней и тщеславием, осуждая немощных и считая себя лучше других, то такие овцы отринуты будут от славы своей и посланы будут в ад, по словам Псаломника: «Овцы в аду положены» (Пс. 48, 15).
Как же распознать, кто добрая овца Христова, царства небесного достойная, и кто злая, должная быть вверженной Праведным Судией в ад? Воистину распознать этого нам невозможно, не зная ничего ни о себе, ни о своем спасении, ибо это известно одному только Богу, как говорится в Писании: «Познал Господь Своих» (2 Тим. 2, 19). Однако познать об этом возможно, но только не о других, а каждому о себе самом.
Как добрый пастырь познается по трем признакам, во святом Евангелии указанным, так и добрые овцы познаются по трем признакам. Признаки же эти возвестил Сам Господь пречистыми устами Своими, когда сказал: «Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня» (Ин. 10, 14). Остановим свое внимание на этих словах Господа: «Мои знают Меня». Вот первый знак добрых и истинных овец Христовых: они знают Пастыря своего Христа Спасителя.
Поразмыслим о нас самих: хорошо ли знаем мы Пастыря нашего Христа Господа и, сообразно с тем знанием, истинные ли мы Его овцы? Знаю, что каждый из нас скажет: «Я знаю Христа Господа моего и верую в Него». Я же с дерзновением скажу, что мы не все знаем Его, хотя бы и все веровали в Него, ибо знаем верою, но не любовью. Верою и бесы знают Его, как говорит апостол: «И бесы веруют, и трепещут» (Иак. 2, 19), — но так как они не имеют любви к Нему, то потому они и бесы, и не могут истинно знать Его, и чужды любви Его. Тот истинно знает Пастыря своего Христа, кто поистине Его любит, для кого любовь к Богу доставляет сладость в сердце, у кого все желание и попечение направлены только к тому, чтобы иметь в себе возлюбленного своего Господа.
Может быть, кто-нибудь скажет: «Я люблю Господа моего, Иисуса Христа». Таковому я отвечу: если любишь Его, то зачем так тяжко огорчаешь Его? Если любишь Христа, то зачем вторично распинаешь Его мерзкими своими делами? Если любишь Христа, то зачем бесчестишь Его в себе самом, оскверняя студными нечистотами и «члены Христовы делают членами блудницы» (1 Кор. 6, 15)? Если любишь Пастыря своего, то почему не следуешь за Ним? Если любишь Бога, то зачем ненавидишь и оскорбляешь ближнего своего грабежом, хищением и всякими неправдами? Лжешь ты, говоря, что любишь Христа!
О если бы ты истинно любил Его! Тогда бы ты никогда не захотел прогневлять Его грехами своими, а если бы когда и согрешил в чем-либо по немощи и забвению, то тотчас же исправился бы, ибо любовь быстро поднимает падающих. А так как ты постоянно и без страха совершаешь тяжкие грехи, не помышляя о покаянии и тем еще более опечаливая Христа, Бога твоего, то ты не любишь Его. А не любя, как можешь ты знать Его и усладиться этой вожделенной сладостью? Послушай, что говорит святой Иоанн Богослов: «Всякий согрешающий не видел Бога и не познал Его» (1 Ин. 3, 6). Не зная же Его и не наслаждаясь Им, как можешь ты именоваться Его овцой?
Добрая и истинная овца Христова — тот, кто не только верой, но и любовью знает Его и по любви к Нему отвращается от всякого зла, заботливо охраняет себя, чтобы не прогневать чем-либо возлюбленного Пастыря и Владыку своего, и все заповеди Его соблюдает, как говорит и Сам Господь в Евангелии: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня» (Ин. 14, 21).
Второй признак добрых овец указан в следующих словах, сказанных устами Господними: «Овцы Мои слушаются голоса Моего, и они идут за Мною» (Ин. 10, 27). Следовательно, тот — овца Христова, кто слушает Христа, Пастыря своего, и следует за Ним. Не слушающий же Его и не следующий за Ним как может именоваться и быть Его овцой?
Пастырь говорит: «Не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не обижай», а у нынешних людей только о том и забота, только в том и жизнь, только в том и богатство, чтобы творить разбои, красть, лгать и отнимать силой то, что имеет ближний. Слушают ли они гласа Пастырского, грядут ли за Ним и принадлежат ли к овцам Его? Пастырь говорит: «Не прелюбодействуй», а среди людей обретаются и такие, которые по скверной жизни своей уподобляются Содому и Гоморре. Слушают ли такие гласа Пастырского и идут ли за Ним? Нет. А потому они не овцы Его, хотя и именуются овцами, а козлища, которым место в аду, и вечная «смерть будет пасти их» (Пс. 48, 15).
Пастырь наш добрый, Христос Господь, призывает нас, говоря: «Идите за Мною», — то есть ходите путем заповедей Моих, да войдете в небесное царствие. Но каким путем мы идем и как шествуем? Пусть каждый рассмотрит свою совесть и спросит самого себя: на каком пути стоишь ты теперь, о человек! На пути ли спасения, или на пути погибельном? В царство ли идешь, или в муку? За Пастырем ли Христом следуешь, или за волком-дьяволом? Христова ли голоса, призывающего ко спасению, слушаешь, или голоса велиарова, обольщающего тебя на погибель греховной прелестью? Поистине, больше найдется среди нас таких овец, ибо мы не слушаем гласа Пастырского, не идем за Ним и только имя овцы, то есть христианское, носим, дела же наши козлищные, а потому и жребий наш будет с козлищами, если не покаемся.
Третий признак добрых овец указан в словах, изреченных Господом: «Никто не похитит их из руки Моей» (Ин. 10, 28—29). Здесь мы разумеем сугубую руку Пастыря нашего Христа Бога: руку всемогущества и руку благодати Его. Рукой всемогущества Он содержит всех, добрых и злых, праведных и грешников, верных и неверных, ибо все во вселенной находится в державе Его. Рукой же благодати Своей Он держит только тех, которые сами придерживаются Его неразрывно, ибо как любящих Его любит, так и держащихся за Его десницу сохраняет Своей благодатью. Поэтому тех, кто является Его истинными овцами, никто не похитит из руки Его, то есть никакая греховная прелесть не может отторгнуть их от благодати Его, как не могла отторгнуть Иосифа прекрасного египетская блудница, как не развратили праведного Лота содомские соблазны и как целомудренную Сусанну не склонили к прогневанию Бога беззаконные судьи израильские.
Если же кто-нибудь из овец, держащихся руки Господней, случайно пошатнулся и пал по немощи человеческой, как это случилось с Давидом, то он тотчас встает от своего падения, и еще теплее прибегает к Богу с покаянием, и сподобляется прежней благодати. И сбываются тогда на нем слова псаломские: «Если и падает, не разобьется, ибо Господь подкрепляет руку его» (Пс. 36, 24). Неистинных же, козлонравных овец похищает из рук Пастыря Христа всякая греховная прелесть, удаляет от Его благодати и причисляет их к козлищам.
Истинных овец не может отторгнуть от руки Пастыря даже насилие, как говорит апостол: «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?» (Рим. 8, 35). Неистинных же овец отлучает от Бога всякое малейшее греховное вожделение. Не скорбь какая-либо, а плотоугодие, не теснота, а пространство, не гонение, а покой, не голод, а сластопитание и пьянство, не нагота, а украшение риз, не беда, а благополучие, не меч, а плотская похоть отсекают и удаляют грехолюбца от десницы благодати Господней.
Итак, возможно каждому, рассматривая свою совесть, легко познать себя, принадлежит ли он к числу истинных овец, или нет. Если ты, человек, скор к прогневанию Бога, но не скор к покаянию, знай, что ты обретаешься среди козлищ. Если же не скор к прогневанию Бога, но скор и тепел к покаянию, то уповай на милость Божию, и будешь причтен к овцам.
Рассмотрев как пастыря доброго, так и овец Христовых по указанным признакам, обратим снова мысленные очи и слово наше к святителю Христову Тихону, заканчивая признанием, что этот великий угодник Божий был и овцой доброй, и пастырем добрым. Он был доброй овцой, так как знал Архипастыря Христа не только верой, но и усердной любовью, слушался Его Божественного гласа, следовал за Ним и беспрерывно держался Его руки. Он был и добрым пастырем словесного стада Христова, ибо вошел дверьми, шествовал впереди овец и полагал за овец душу свою.
Для нас же, ныне притекающих к нему и почитающих с любовью святую его память, он также добрый пастырь, пасущий нас своей помощью, отверзающий нам, как бы ключом, своими молитвами двери небесного царствия и направляющий нас ко спасению, ходатайствуя о нас пред Богом.
Его святыми и благоприятными молитвами да сподобимся участи благословенных овец — лесного стояния в день пришествия Господа нашего Иисуса Христа, Ему же слава вовеки. Аминь.
Блаженны были те люди, которым в течение сорокалетнего странствования по непроходимым пустыням проводниками, путь показывающими, были столпы небесные, устроенные Богом, слушатели возлюбленные!
Блаженны были те очи, которые постоянно, днем и ночью, видели одно чудо, прежде никогда не виданное. Смотрели ли ночью, видели столп огненный, достигающий от земли до неба; смотрели ли днем, видели столп облачный, идущий пред полком. Направлял их облаком в течение дня и всю ночь освещал огнем.
Блаженны были те ноги, которые знали, за кем идут, которые знали, что они не блуждают и были осведомлены, что некогда достигнут земли обетованной, кипящей молоком и медом.
Однако не завидуем, Израиль, твоему блаженству, не завидуем благополучному твоему пути, не завидуем пречудным столпам твоим, ибо имеем мы своих, новозаветных двух мысленных столпов, святых верховных апостолов Петра и Павла, которых ныне совершаем пречестную память и которым Церковь воспевает на литии слова: «Ученики Христовы, основания Церкве, истинный столпы тверди».
Руководимые этими столпами, мы не сойдем с правого пути, и взирая на них, как бы на некое зрелище, мы насмотримся дивных вещей и, следуя за ними, поистине достигнем царства небесного, уготованного и обещанного любящим Бога и исполненного неизреченной сладости.
Я же, грешный, желая восхвалить память святых верховных апостолов Петра и Павла в день их празднества хотя бы и не хитроумными словами и как бы живыми представить их пред вашими мысленными очами, приму за образ два те столпа из ветхого закона — облачный и огненный, которыми люди израильские были изведены из рабства египетского и доведены до земли обетованной. Представляя их мысленным очам вашим, начну с помощью Божией уподоблять тем столпам двух, празднуемых ныне, святых верховных апостолов и показывать, что эти два апостола — это два столпа в Церкви Христовой, как бы столпы облачный и огненный, ведущие нас к небу. И это — в честь Христа и похвалу святым Его апостолам, нам же на пользу душевную.
Иди, Израиль, с Богом из Египта в назначенный тебе путь твой! Ты же, стихия огненная, вместе с облаком готовься быть проводником. Встань, говорю, перед полком и ты, столп облачный, и ты, столп огненный, встаньте оба вместе, людей израилевых ведите! Мы же, о слушатели, поставим рядом с ними перед собой ныне празднуемых наших духовных столпов, рассмотрим, подобны ли наши тем, или те нашим?
Но когда я хочу начать уподоблять столпы наши сказанному в Божественном Писании, представляет для меня немалую трудность одно слово Святого Писания из истории Моисеевой. В XIV главе Исхода читаю следующее: «Воззрел Господь на полк египетский в столпе огненном и облачном и привел в замешательство полк их» (Исх. 14, 24). Обсуждая эти слова: «Воззрел в столпе огненном и облачном», — спрашиваю, почему в столпе, а не в столпах, почему в единственном числе, а не во множественном? Затем и целый ряд выражений в истории Моисеевой, описывающей переход Израиля через море, указывает, что когда люди пришли к морю, столп, который вел их и шел впереди, возвратился назад и встал между израильским и египетским полками, отделяя их один от другого. И в то время, как столп тот был позади, о другом столпе, впереди израильтян, в Писании не упоминается. Он говорит только об одном столпе, стоявшем сзади, и называет его облачным и огненным: «Воззрел Господь в столпе огненном и облачном». Но если там был только один столп, то можно ли будет уподобить в чем-либо двух наших столпов духовных?
Итак, поставлю этот вопрос: были ли там два столпа — облачный и огненный, — или один? Если посмотрю мысленными очами, то вижу только один, хотя и слышу о двух. Если посмотрю днем, вижу столп облачный, огненного же не видно, а если посмотрю ночью, то вижу столп огненный, и нет облачного, а ведь при огненном столпе, далеко вокруг освещающем, можно бы видеть и облачный.
О чем сами не знаем, о том спросим у людей, и у людей сведущих, разумных. Но кто может быть более сведущим, чем толкователи Божественного Писания, проникающие в неведомые тайны? К ним я и обращусь. Вижу две стороны, восседающие на диспуте: одна сторона — раввины иудейские, другая — толкователи наши. Раввины, толкующие Моисеевы книги, говорят, что там было два столпа: особый — облачный, днем и особый - огненный, ночью. И думается мне, что это правильно, ибо одно — стихия огненная, другое — облако, которое состоит из водного естества, а вода с огнем и огонь с водой' никогда не могут быть вместе в мире. И если бы огонь и облако были в одном столпе, то возникла бы между ними немалая вражда (бывает, что малая молния огненная попадает в водное облако, а какой гром производит — страшно и слышать!). И тогда случилось бы так: сошедшись в одном столпе, огонь и облако побороли бы один другого: или облако водное угасило бы огонь, или же огонь иссушил бы влагу облачную и уничтожил бы облако. Немалого страху исполнились бы тут израильтяне, если бы начал огонь брань свою с водой, подобную той, какую мы видим во время грозы, когда в темных водных облаках бывают страшные блистания и громы, как сказано в псалме: «От гласа грома Твоего устрашатся» (Пс. 103, 7).
Другая сторона, или толкователи наши христианские, говорят, что был только один столп, а не два: облачный — тот же, что и огненный. Днем столп был облаком, а ночью огнем. И когда в ту ночь, в которую люди переходили через море, столп стоял позади, между полком израильским и египетским, то с той стороны, где находились люди израилевы, он был огненным, светя им, чтобы видели разделенное море, сухой путь по дну морскому и другой берег моря. С той же стороны, где стояли египтяне, он был облачным, темным, не давая света, так что они ничего не могли видеть. И было там облако, соединенное вместе с огнем в одном столпе: одна половина столпа была огненная, другая облачная, как говорит и Святое Писание: «И было облако темное, светящее ночью» (Пс. 104, 39). Столп был и светлый, и темный: темный, как облачный, и светлый, как огненный, чтобы светить им ночью.
Может быть, кто-либо спросит: как же соединились огонь и облако, состоящее из естества водного? Как один не препятствовал другому? Каким образом облако не угасило огня, или огонь не иссушил облака? На это отвечаем: Сам Господь творил здесь эти чудеса, а в чудесах всегда усматривается то, что они совершаются сверх естества. Не чудо то, что совершалось бы по естеству, и никто тому не мог бы удивляться, а чудо — это то, что совершается сверх естества, и все тому дивятся. Сверх естества сделал Бог из трех дней одну ночь для устрашения египтян. Сверх естества претворил воды в кровь. Сверх естества разделил море и показал в нем сухой путь людям. Сверх естества же соединил в одном столпе и облако водное с огненной стихией, чтобы видели люди чудеса Его и веровали в Него. При том же среди столпа сего был Сам Бог, как это явствует из Писания: Сошел Господь в столпе. И Моисей говорит Богу: «Ты идешь пред ними в столпе облачном днем, и в столпе огненном ночью» (Числ. 14, 14). И так как Сам Бог пребывал среди столпа сего, то облако водное и огонь находились в мире; присутствие Божие примиряло непримиримые вещи.
Подобным образом и в Ноевом ковчеге среди животных были многие звери, враждебные друг другу, как волк и овца, медведь и вол, лев и осел, ястреб и курица, орел и голубь, но так как они чувствовали над собой начальство Ноево, то сидели смирно, не дерзая вредить один другому. Они боялись присутствия Ноева и трепетали его. Точно так же случается и у людей между князьями и боярами: враждуют друг против друга, друг другу досаждают, друг друга не терпят, а когда находятся пред лицом Царя, то стоят смирно, как единомышленные друзья, на одного Царя смотрят и внимают его словам с молчанием и кротостью. Подобным образом и в столпе израильском, посреди которого присутствовал Бог, враждебные стихии были в мире. Поразмыслим об этом: где Бог, там все мирно, а где нет Бога, там всюду раздоры, брань и несогласие.
Но пора уже обратить очи наши к духовным нашим столпам, ныне празднуемым верховным апостолам Петру и Павлу. И прежде всего мы усмотрим в них то, что они два и в то же время одно, одно и два, как воспевает о них Церковь: «Разделенныя телесы и совокупленныя духом».
Чудом было то, что в одном столпе соединился огонь с водным облаком. Считай же чудом и то, когда увидишь среди людей двух друзей единодушных и единомысленных, ибо поистине как бы огонь слит в одно естество с водой, когда друг истинно и постоянно единодушен с другом. И как однажды только, во дни исхода Израилева, совершилось в поднебесной такое чудо, что в одном столпе без вражды и в мире соединились противные стихии, так не часто, а очень редко бывает между людьми истинное дружелюбие и согласие.
Итак, вот первое качество святых верховных апостолов, достойное бесчисленных похвал: два лица хотя и разделены телами, но совокуплены духом, имеют один дух. Они были единодушны в той мере, в какой определил некогда дружбу еллинский (хотя и языческий) философ Аристотель: «Друг — это одна душа в телах двоих».
Два особых имени: Павел и Петр, — но одно в них единомыслие в апостольском деле. Два высших апостола, но одно у них согласие в верховенстве. Желая отметить это в них, Святая Церковь соединяет празднества их памяти в один день, почитая не одного только святого Петра, но вместе и Павла, и установив для них единое празднество.
Впрочем, сначала, когда Петр еще назывался не Петром, а Симоном, а Павел именовался Савлом, между ними было столь великое различие, как между огнем и водой. Один — с сетью на реке, другой — с книжкой в Гамалииловой школе: «Воспитан при ногах Гамалиила» (Деян. 22, 3). Один пошел за Христом, а другой — к фарисеям: «поучению фарисей» (Деян. 23, 6). Один ревнитель Христа, другой — «неумеренный ревнитель отеческих преданий» (Гал. 1, 14). Один прогоняет Малха, отсекает ему ухо, другой гонит Церковь Христову: Слышали, — говорит он, — «о моем прежнем образе жизни в иудействе, что я жестоко гнал Церковь Божию и опустошал ее» (Деян. 23, 13). Сколь великое различие — как между огнем и водой!
Когда же Господь наш призвал обоих к одному верховничеству, тотчас же сделались они, разделенные телами и соединенные духом, как бы единым израильским столпом, составленным из двух противоположных стихий — огня и воды. Учитесь здесь, все враждующие, неединомысленные друзья, истинному единомыслию и дружбе на примере этой совокупленной двоицы апостольской, и вы достигнете земли обетованной, царствия, говорю, небесного, истинным друголюбцам уготованного.
Иди далее, Израиль, грядущий из Египта вслед за столпом или столпами твоими к определенной тебе стране! Пойдем и мы, слушатели, вслед за столпами нашими духовными, присматриваясь их к нравам и деяниям!
Один ли был, или два столпа, ведшие Израиля, — Бог весть! Мы же, исчисляя два лица апостольских, называем их двумя столпами, придерживаясь такого наименования их святым Златоустом, который в своем слове на сей верховный апостольский праздник говорит: «Столпы церковные, вселенной светильники, равные друг другу и большие всей твари».
Естество столпа или столпов израильских было огненным и воднооблачным. Но что мы духовно назовем водой и огнем в духовных столпах наших? Рассмотрим ряд их деяний и укажем то время, когда они были облаком водным и когда огнем.
Прежде всего видим святого Петра, когда он, выйдя из лодки, оперся ногой на воду, как бы на что-то твердое, и пошел по воде, как по камню: «Выйдя из лодки, Петр пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу» (Мф. 14, 29). Кто не удивится, видя это хождение его по водам, и не скажет: «Посмотри! Легок Петр святой, как облако, несущееся над морем. В нем нет тяжести человеческой, ибо он по водам ходит Он — облако»!
Но как переменчиво счастье, так и людское мнение! Ибо бывший легким, как облако, вдруг нечаянно сделался тяжелым, как камень, тонущий в воде: «Начал утопать» (Мф. 14, 30). Не уповай, святой, на свою святость! Не считай себя лучше людей! Смотри, пагуба под ногами! Не увидишь, как поскользнешься, упадешь, начнешь тонуть: «Начав утопать. Кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть» (1 Кор. 10, 12). Не в то время святой Петр является облаком, когда по водам ходит, когда думает, что он по святости выше всех других апостолов, находившихся в корабле, не в то время. Когда же — скажем после.
Видим святого Петра стоящим у огня и греющимся: «Было холодно, стояли и грелись. Петр также стоял с ними и грелся» (Ин. 18, 18). Думалось бы, что согревшись здесь телом, святой Петр согреется и духом и будет гореть, как пламя, любовью к Господу, припомнит ревность свою в саду, когда, взяв меч, хотел вступить в брань за Господа своего. И вот он вдруг остыл, замерз у огня: «Не знаю», — говорит, — «Сего Человека» (Мф. 26, 74). Сначала был весьма отважен, не испугался отряда воинов, присланных архиереями, но потом вдруг устрашился одной женщины — архиерейской рабыни! И здесь святой Петр не был столпом огненным, начав разговаривать с женщиной. Кто не угаснет от бесед женских, кто не погубит духовной теплоты сердца, которая есть любовь к Богу.
Но я защищу святого Петра в таких случаях: ведь он тогда еще не принял Духа Святого, недостающее восполняющего, и потому, как немощный человек, поскользнулся. Кроме этого, и для того еще такой случай был попущен ему, чтобы наперед был осторожен. Ему как бы указывалось по Божьему усмотрению: Петр! Тебя ждет начальствование, ты будешь возведен на степень верховничества, тебе будет вручено пасение овец! Помни же и в то время, что ты немошной человек, и если честью и превзойдешь прочих, но по немощам человеческим будешь равен им, то только по титулу будешь святейшим, а по немощности человеческой можешь быть грешнее всех. Не превозносись же высокомерно над другими!
Но, оставив это, рассмотрим огонь и облако в духовных столпах наших. Пусть умствует каждый, как хочет, я же скажу, что огонь духовный — это не что-либо иное, как Божественная любовь, серафимски пламенеющая. Точно так же облако духовное и водоносное — это не что-либо иное, как слезы умиления. То и другое соединяются воедино, как в столпе израильском, ибо где есть огонь любви, там, конечно, будут и слезы умиления. Усматриваем это прежде всего в Самом Спасителе нашем. Плачет Господь над Лазарем, и говорят люди: «Смотри, как Он любил его» (Ин. 11, 36). По очам слезным познали любовь сердечную. Известно, что и в человеке сердце - это таинственная печь, из которой исходит пламя любви, очи же его — таинственное облако, из которого изливается слезный дождь. Сердце и очи у одного человека — то же, что огонь и облако во едином столпе израилевом.
Посмотрим здесь на святого Петра, из дома архиерейского вышедшего и где-то в особом месте сидящего и плачущего: «Выйдя вон, плакал горько» (Мф. 26, 75). Из его очей, как дождь из облака, льются слезы. Называю слезы дождем, согласно святому Златоусту, который, посмотрев на плачущего Давида, говорит: «Ланиты Давидовы украшены были, как бы бисером, дождем слезным». Взирая на святого Петра плачущего, и мы можем сказать: ланиты Петровы украсились, как бисером, дождем слезным. Вот когда Петр святой есть духовное облако, источающее дождь слезный.
Но, о Петр святой! Почему ты плачешь? Потому ли, что отрекся от Христа? Ведь не один ты отвергся Его, а многие другие: отвергся Его Иуда, но не плачет, хотя и раскаивается; отвергся Пилат, но не тужит; отвергли Его архиереи и князья израильские, книжники, фарисеи и все множество народа, кричавшие: «Распни, распни Его!» (Лк. 23, 21). Все они отвертись Христа, но не рыдают, а еще больше веселятся. И только ты один, Петр святой, оплакиваешь Его! Откуда у тебя такое сокрушение сердца? «Плачу, — говорит он, — потому, что отрекся от Возлюбленного моего». Не плачет Иуда, ибо он не имел к Нему такой любви; не плачет Пилат и все прочие, ибо не только не имели любви к Нему, но и ненавидели Его. Я же возлюбил Его, и самая любовь моя тужит во мне без Любимого, и совесть моя зазирает мне и сокрушает мое сердце, и источает из очей слезы. Вы же говорите: «Смотрите, как Петр любит Его»!
Вот святой Петр, полный огня любви Божественной, серафимски пламенеющей! А за трикратное отвержение Господа воздает святой Петр трикратным изъяснением любви своей: «Так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя» (Ин. 21, 16—17). Итак, святой Петр — это наш духовный столп, столп облачный и огненный.
Посмотрим теперь на святого апостола Павла и спросим его самого: святой Павел! В каком месте можно назвать тебя столпом огненным? На острове ли Милите, где ты «набрал множество хвороста и клал на огонь?» Помнишь — там, где «ехидна повисла на руке» твоей, ты же, «стряхнув змею в огонь, не потерпел никакого вреда» от нее (Деян. 28, 3, 5)? Поистине, уместно было бы назвать тебя столпом огненным здесь, где люди сочли тебя не человеком, а богом: «Говорили, что он бог» (Деян. 28, 6). Но я опасаюсь, как бы не сотворил ты с нашими похвалами тебе то, что сотворил вместе с Варнавою в Листрах: Там люди, приведя вола и принеся венки, хотели совершить вам жертвоприношение, вы же «разодрали свои одежды и, бросившись в народ, громогласно говорили: «Мужи! Что вы это делаете? И мы — подобные вам человеки»« (Деян. 14, 13—15).
Где же, святой Павел, хочешь ты быть столпом огненным? Не у огня ли любви? Воистину так. Послушаем, что он говорит: «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? Все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас. Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией» (Рим. 8, 35, 37—39).
О, сколь велико и неугасимо пламя любви к Богу святого Павла! Хорошо сказано в Песни Песней: «Множество воды не может угасить любви, и реки не топят ее» (Песн. 8, 7). Итак, вот где святой Павел есть столп огненный. Но где же он может быть столпом облачным? Там, где достигает он третьего неба. «Знаю», — говорит он, — «человека, который восхищен был до третьего неба. Таким человеком могу хвалиться» (2 Кор. 12, 2, 5). Если же восхищен, то только облаком, ибо восхищение на облаке бывает, как и сам он говорит: «Восхищены будем на облаках» (1 Фес. 4, 17). И когда при том восхищении святой Павел был окружен облаком, то поистине соделался столпом облачным, достигающим третьего неба. Итак, духовный наш столп, святой апостол Павел, явил себя духовно столпом, огненным и облачным.
Потребно было бы еще изъяснить хождение этих двух столпов наших, святых верховных апостолов Петра и Павла, и причины того хождения по образу столпа или столпов в пустыне, которые то двигались, то стояли. И когда двигались, то двигались тихо, чтобы следующие за ними люди могли идти не отставая, а когда стояли, то стояли столько времени, сколько нужно было, чтобы люди отдохнули. Шли ночью затем, чтобы светить людям, а днем — чтобы указывать путь, а вместе и для того, чтобы защищать их в жаркой стране от солнечного зноя облачной тенью. Всем тем действам уместно было бы уподобить и наших духовных столпов в похвалу и изъяснение их деяний, но недостаточно у меня времени для сего повествования. Потому окончу мое слово смиренной к ним молитвой.
О святые верховные апостолы Петр и Павел! Будьте для нас столпами крепости от лица вражия, столпами непоколебимыми, укрепляющими часто падающую немощь нашу. Особенно же будьте столпами крепкими, утверждающими Отечество христианское.
Святой Петр! Будь столпом и утверждением носящему пречестное имя твое Благочестивому Государю, Царю и Великому Князю Петру Алексиевичу, всея Великия, и Малыя, и Белыя России Самодержцу, и великому Его воинству. Когда столп огненный и облачный шел пред людьми израильскими, были сии люди храбры, страшны для врагов, мужественно побеждали супостатов.
О столпы духовные! Идите впереди великого Государя нашего, против супостатов ратующего, и пред полками Его, сотворите победу и одоление, смятите полки супостатов, как колесницы фараона в море, чтобы, с вашей помощью сразив головы врагов, мы воспели победную песнь Богу нашему, славя Его вовеки. Аминь.
Созерцая радостными очами пречестную икону Пречистой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, исшедшую из недр земных, как пребогатейшее сокровище, и царствующему сему богоспасаемому граду Казани дарованную, и с усердной любовью лобызая ее, полагаем мы зреть Самую истинную, на небесах живущую и Сыну Своему и Богу нашему соцарствующую Богородицу и поклоняемся Ей, припадая с сердечной верой и душевной любовью. Поклоняясь же Ей благочестно и благоговейно и ангельское приветствие: «Радуйся, Благодатная!» — часто повторяя, мы стараемся ублажать Ее по силе нашей всяческими похвалами, называя Ее различными именованиями, как древними, так и новыми.
Называем древними именами из Ветхого Завета: называем лествицей, и неопалимой купиной, и скрижалью, и жезлом проросшим, и ковчегом, и трапезой, и стамной златой, носящей манну, и руном орошенным, и горой несе-комой, и дверью непроходимой, и другими, прообразовавшими Ее преславными вещами.
Называем и новыми именами из новой благодати: небом, как воссиявшую нам Солнце правды Христа; раем, как произросшую нам цвет неувядающий — Иисуса; Девой, как пребывшую пред рождеством, в рождестве и после рождества нетленной; Чистой Матерью, как понесшую на руках Сына, всех Бога. И еще: землей засеянной и лозой, гроздью зрелой проросшей, и деревом благоплодовитым, и источником вечнотекущим, и морем благодати Божией, и другими премногими и предостойными именованиями достойно почитаем и восхваляем Ее от усердия нашего.
Между всеми этими именованиями, которыми мы называем Владычицу, имеется одно новейшее и неудобовразумительное для ума нашего наименование — «Одигитрия». В каноне мы часто слышим его в словах: «Радуйся, Одигитрие!»; и в сказании о явлении пречестной иконы Ее сказано: «Явися чудотворная икона Пресвятыя Богородицы честная Ея, Одигитрия». Едва ли кто может знать и уразуметь, что значит слово сие: «Одигитрия», — а потому поищем, как толкуется его значение.
Лексикон славянский указывает, что «одигитрия» значит радостная наставница и крепкая помощница, греческий же лексикон говорит, что «одигитрия» означает путенаставница или путеводительница. Чтобы все эти значения и толкования сделались для нас вразумительными, потребно подробное их объяснение и истолкование.
Это новое наименование Пречистой Богоматери «Одигитрия» и будет предметом нашей беседы в настоящее Ее празднество. А для того, чтобы нам уразуметь его яснее, расположим само толкование и слово на две части. В первой мы будем говорить о том, что Пречистая Богородица есть наша радостная Наставница, руководственно наставляющая нас на путь спасения, ведущий к вечной радости. Во второй же о том, что Пречистая Богородица, крепкая Помощница нам немощным, помогает нам в нуждах наших. Сие же все да будет сказано в похвалу Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, нам же — для пользы душевной.
<br>
«Часть первая»
Первое значение преблагословенного новейшего именования Богородицы «Одигитрия» есть радостная Наставница или Путеводительница, руководственно наставляющая нас на путь спасения, ведущий к вечной радости. «Одигитрия» — радостная, ибо печаль нашу претворяет в радость, утешает плачущих, увеселяет скорбящих. Но прежде всего, рассмотрим нашу исполненную слез печаль в настоящей жизни.
В мире этом, исполненном всех зол, о котором Писание говорит: «Весь мирт лежит во зле» (1 Ин. 5, 19), — нам не о чем радоваться и можно разве только плакать. Ибо куда бы мы ни обратили своих очей, всюду зло, а не добро увидим. И зло увидим сугубое: или зло явное, или же зло, скрытое под видом добра, как яд бывает скрыт в сладости. Явное зло — это гонения, беды, брани, разорения, наказания Божий, за грехи попускаемые, как-то: голод, огонь, меч и тому подобное. Зло же, сокрытое под лицемерным добром, живет в суетных радостях и сладостях мира этого, в непостоянном счастии, благоденствии, в сожитии и содружестве человеческом.
Тяжко и горько терпеть явное зло, по попущению Божию бывающее, но тяжелее и хуже терпеть зло прикрытое. Ибо как пес, молча и внезапно хватающий и кусающий зубами человека, хуже и лютее пса, лающего и бросающегося издали, так и зло прикрытое добром хуже и тяжелее, чем зло явное.
Посмотрим ли на славу и богатства мира сего, и здесь кто не скажет: как хорошо быть прославленным, богатым, благоденствовать в счастии, праздно веселиться! Но мы усмотрим скрытый под этой сладостью яд — зло, прикрытое внешним добром. Славе и утехам конец в аду, как говорит святой пророк Исайя: «Сойдет во ад слава твоя и большое твое веселие; под тобою постелют гной, и покров твой черви» (Ис. 14, 11). Богатству же конец в рыдании, по словам апостола:»Послушайте вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас»(Иак. 5, 1).
Посмотрим ли на пиршества, бывающие в домах именитых господ, и здесь кто из низших чинов не желал бы быть участником их ликования, как приятной вещи! Тут и любовь, тут и дружба, тут за здоровье друг друга осушают многие чаши! Но мы усмотрим и в этом добре прикрытое зло, согласно словам Псаломника: «Трапеза их пред ними в сеть и в соблазн» (Пс. 68, 23), — ибо они здесь же ловят друг друга как сетью, коварными словами и лицемерной дружбой или осуждают друг друга к соблазну многих, оговаривают один другого, не взирая на свои грехи, уничтожают славу ближнего, кусают и терзают его языком и позорными словами, как острыми зубами. На эти именно пиршественные трапезы жалуется Господь, говоря: «Неужели не вразумятся все делающие беззаконие, поедающие народ Мой вместо хлеба?» (Пс. 13,4).
Обратим ли очи наши на дружелюбное сожительство человеческое, и там во множестве увидим прикрытое зло: беседуют друг с другом сладко, а помышляют горько. В устах мед, а в сердце желчь: «Слова их мягче елея, но они суть стрелы» (Пс. 54, 22). Отнюдь нечему радоваться в многозлобном, многобедственном этом мире, ибо отовсюду окружают нас беды, по апостолу: «Опасности на реках, опасности от разбойников, опасности от единоплеменников, опасности от язычников, опасности в городе, опасности в пустыне, опасности на море, опасности между лжебратиями» (2 Кор. 11, 26). И потому не один в мире этом, воздыхая, говорит вместе с Давидом: «Не может утешиться душа моя» (см. Пс. 76, 3). Ибо всякая радость мира сего — это печаль, и нет здесь такой радости, которая бы не растворялась печалью. Нет утешения, которое не соединялось бы со скорбью. Нет веселия, за которым не следовало бы сетование. Нет смеха, который не сопровождал бы плач с воздыханием. Нет добра, которое не кончалось бы злом. Ибо как может мир, будучи по естеству своему злым, творить кому-либо добро? Люби его, а он тебя ненавидит; ищи его, а он от тебя бежит; служи ему, а он тебя бьет; ублажай его похвалами, а он тебя оскорбляет; надейся на него, а он во всем тебя обманывает. Обещает тебе честь, а дает бесчестие. Обещает золото, а подает грязь! Обещает богатство, а и последнего лишает тебя! Обещает мед, а подает желчь! Обещает сладость, а подает горечь! Обещает хлеб, а подает камень! Обещает добро, а дает зло! Нет ни одного истинного утешения и радости в мире этом! Все исполнено сетования и плача!
Рассмотрев многобедную нашу жизнь, исполненную печали и слез, обратим мысленные наши очи к радостотворной Одигитрии, Пречистой Деве Богородице. Не напрасно Церковь в своих гимнах часто именует Владычицу нашу «Раем словесным». Ибо как тот, кто сподобится войти в вещественный рай, не увидит там никакой беды и ни болезни, ни печали, ни воздыхания, так и тот, кто станет придерживаться сего мысленного рая, избегнет всех бед и зол и через сей рай наследует рай ожидаемый. Ибо Она — дверь райская, всем вход отверзающая: «Радуйся, — говорит ей святая Церковь, — райских дверей отверзение!» (Акафист, икос 4). Послушайте, что говорит о Ней блаженный Григорий Никомидийский: «Тобою мы рай воистину восприняли, Тобою изгнанный род человеческий возвратился к своему Отечеству, Тобою отнято пламенное оружие, стерегущее врата Едемские, Тобою отверзлись затворенные врата веселия и радости, Тобою надеемся войти в царство небесное, Тебя имеем Ходатаицу нашего спасения»
Имея сию Одигитрию, радости нашей Ходатаицу, будем держаться Ее неотступно, как самих врат райских, и войдем через Нее в рай, полный радости, избежав всех зол и бед мира сего. Эта же радостотворная Одигитрия есть Наставница наша, ибо наставляет грешных на путь покаяния, руководствуя ко спасению и сопутствуя нам по милосердию Своему, пока мы проходим путь этой жизни.
Изводя древних людей своих, Израиль, из рабства египетского и из мучительства фараонова через Чермное море и вводя в землю обетованную, Господь дал им наставником в пути столп огненный и облачный, как говорит об этом Давид: «Наставил их облаком днем и всю ночь просвещением огня» (Пс. 77, 14), и как поется в Ирмологии: «Столпом огненным и облачным Израиля наставлей, яко Бог». Подобным образом и в новой благодати Господь наш, ведя нового Своего Израиля, христоименитых людей, к обетованным на небе благам, которые уготованы любящим Его, дал Наставницей Пречистую Матерь Свою, чтобы через Нее ввести в горнюю святыню Свою. Ибо древний столп огнеоблачный был прообразом Наставницы нашей Пресвятой Богородицы, как и злострадание людей Израилевых в Египте прообразовало нынешние злострадания наши в мире жизни.
Окаянный мир сей есть как бы некий Египет, ибо он не хочет ни на кого ополчаться, как только на людей Божиих. Как много было в Египте людей, живших в беззаконии, которые служили похотям и нечистоте своей, и творили неизреченное зло, и все они жили в тишине и мире, и никто не причинял им никакой обиды! Одни только израильтяне, люди Божий, племя святое, народ избранный, люди неповинные, были ненавидимы, гонимы, мучимы и оскорбляемы. И не тот считался в Египте злодеем, ран достойным, кто делал зло, а тот, кто творил доброе; и был гам раб бесов человеком добрым, а истинный богопочитатель считался злодеем. Таковы были нравы в Египте.
Поистине, и мир сей такого же египетского нрава: бьет несогрешивших, мучает не сделавших зла, оскорбляет невинных, преследует ведущих благочестивую жизнь. И оправдывается ныне апостольское слово: «Все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы. Злые же люди и обманщики будут преуспевать во зле» (2 Тим. 3, 12-13). И воистину дело обстоит ныне так, что благочестивые, добродетельные, невинные преследуются, лукавые же люди «преуспевают во зле».
Ибо кто ныне благоденствует? Не те ли, которые, презрев страх Божий и заповедями Господними пренебрегая, вменив ни во что благочестивую христианскую жизнь, считают греховное сладострастие как бы райским наслаждением, а беззаконные и скверные дела — как бы безгрешием и праведностью, и временную жизнь считают бесконечной? Такие день за днем, час за часом «преуспевают во зле», умножая для себя вечную муку, не радея о долготерпении Божием, не слушая слова апостола Павла, возглашающего громче трубы и каждому из них говорящего: «Неужели думаешь ты, человек, что избежишь суда Божия, осуждая делающих такие дела и сам делая то же? Или пренебрегаешь богатством благости, кротости и долготерпения Божия, не разумея, что благость Божия ведет тебя к покаянию? Но, по упорству твоему и нераскаянному сердцу, ты сам себе собираешь гнев на день гнева и откровения праведного суда от Бога, Который воздаст каждому по делам его» (Рим. 2, 3—6).
Так мир сей по нраву подобен Египту, начальник злобы которого — фараон, адский дьявол, который «ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1 Петр. 5, 8), и ни на кого так не злобствует, как на рабов Божиих, стараясь истребить их из среды живых. Жизнь же нищих и убогих людей, которую они проходят в мире сем, подобна Чермному (Красному) морю: она есть море, ибо исполнена горести бед; она красна, ибо кровавыми слезами и самой кровью орошается. И как в море плещущиеся волны разбиваются о каменный берег, так и в жизни этой убогие люди колеблются из стороны в сторону, переходя с места на место и нигде не получая добра. Они только как бы разбиваются о камни злоключениями и бедами и в конец разоряются.
Что же мы еще скажем о греховном волнении? Разве то, что мы утопаем в бурях страстей, по словам святого Дамаскина: «Достиг глубины морской, и потопила меня буря многих моих прегрешений». Египетским рабством является и греховная страсть, если кто-либо привыкнет к ней. Такой человек, по апостольскому изречению, «которого хочет, не делает, а которого не хочет, делает» (Рим. 7, 19), принуждаемый к тому привычкой ко греху, которому поработился. Ибо если кто побежден, тот тому и работает, а фараон, дьявол адский, старается пленить нас в ту греховную работу и потопить в бездне адской, как уже сделал это с весьма многими, так как немного спасшихся и спасающихся, но очень много погибших и погибающих.
Но не будем отчаиваться в Божием милосердии и избавлении нас как от греховных волнений, так и от настоящих бед, ибо мы имеем на пути жизни нашей Премилостивую Одигитрию, Милосердную Наставницу Пречистую Деву Богородицу, Которая дарована нам, как израильтянам столп огнеоблачный, так как Она — наш огнеоблачный столп, как называет Ее в акафисте Церковь: «Радуйся, огненный столпе, наставляяй сущия во тьме! Радуйся, покрове миру, ширший облака!» (Икос 6).
Она есть огонь, но огонь не вещественный, а Божественный, как просвещающая сущих во тьме и к разуму Божественному всех наставляющая. Она есть облако, как носившая Бога и изливающая нам дождь Божией милости и благодати. Она есть столп, как утверждающая воинствующую на земле Церковь и защищающая от врагов видимых и невидимых, по словам Давида: «Крепкая защита от врага» (Пс. 60, 4). Она — Путеводительница и Наставница, как руководствующая и наставляющая нас ко спасению подобно тому, как наставила некогда Марию Египетскую, возопившую к Ней: «Ныне, куда хочешь, направь меня, ныне будь для меня Учительницей спасения, руководствуя на путь покаяния». И Она руководствовала, благодатью Своею невидимо сопутствовала ей в пустыне и направляла к совершенному спасению, пока не ввела ее в чертог Сына Своего, как возлюбленную Его невесту. Точно так же и каждого притекающего к Ней Она наставляет и руководствует к получению вечных благ, вводя в бесконечную радость.
Не будем же, о правоверные люди! лениться следовать за Ней, служа в преподобии и правде Сыну Ее и Богу нашему, Которому да будет слава!
<br>
«Часть вторая»
В первой части мы указали значение преблагословенного наименования Пречистой Владычицы нашей «Одигитрией» в том, что Она — радостотворная наша Наставница, ведущая на путь спасения. В этой же второй части нам надлежит изъяснить, что Та же Преблагословенная Одигитрия есть крепкая Помощница, помогающая нам, немощным, в нуждах наших. Но сначала мы рассмотрим саму немощь нашу в этой настоящей жизни и нашу мнимую крепость.
Здесь не неуместно припомнить то повествование о крепости трех мудрых юношей, которое находится в Божественном Писании, в книгах Ездры. Три постельничих персидского царя Дария вступили в рассуждение о том, что в поднебесной самое сильное, превозмогающее по крепости все остальное? Один написал: сильнее всего вино; другой написал: сильнее всего царь; третий написал: нет ничего сильнее женщины, выше же всего истина. Каждый из них доказывал свое мнение пространными рассуждениями: один о крепости вина, другой — о власти царской, а третий — о силе женщин и истины (см. 2 Езд. 3, 4 и сл.). Однако все эти три мудреца не совсем отгадали то, что всего сильнее — кроме истины, — ибо не то сильно, что сильно само по себе, но сильно то, что может помогать другим.
Сильно вино, но в чем его сила? В том, что оно может вредить человеку, а не помогать ему. Это известно всем. Какая может быть польза человеку от крепости вина, когда он упьется им? Обессилеет, одряхлеет, и сильный изнемогает, и крепкий падает, и праведный погрешает. В чем помогла крепость вина праведному Ною, когда он упился им? Не сделался ли он предметом поругания и соблазном для сына своего Хама? Какую пользу принесла крепость вина богоугодному Лоту? Не пал ли он страшным падением? Многолюдный град Содом, полный всякого прескверного беззакония, не мог совратить ко греху этого человека, а вино и в безлюдном месте сделало это быстро. Не погубил ли Олоферн, воевода полков ассирийских, пьянством всю силу свою вместе со своей головой? Также и Валтасар, царь халдейский, не через винопитие ли лишился царства и своей жизни? Поистине, сильно вино, но во вред человеку, а не на помощь.
Силен и царь, как говорится в Писании: «Царь все побеждает и господствует над всеми, и владычествует ими, и все, что повелит им, исполняют». Воистину, силен царь, но не до конца, ибо имеет власть только над телами человеческими, но не над душами. Он может погубить, кого захочет, но не может спасти ничьей души, и о спасении своей души не знает. Разве не слышали мы из книг, что многие цари находятся в аду, ибо и царь так же, как и прочие люди, подвержен немощам человеческим и похотными страстями побеждается.
Крепок был по своей силе Давид-царь, убивший страшного исполина Голиафа, и игравший со львами как с козлищами, с медведями как с агнцами овчими, но и он был побежден одним взглядом на Вирсавию и погубил свою мужественную крепость. Столь славный борец пал под ноги плотской страсти.
Крепок был и Сампсон — воин, сильный судия и властелин израильский, столь храбрый, что одной ослиной челюстью убил тысячу филистимлян, сам сокрушил врата города Газы и отнес их на гору на своих плечах, растерзал крепкие узы, как паутину. Но и он был постыдно побежден порочной любовью женщины Далиды, попал, как птица в сеть, в руки врагов своих, сделался этот храбрый воин пленником филистимлян и был у них в поругании.
Крепок был по своей власти и силе и царь Дарий, а наложница его, возлюбленная Апаминь, дочь Вартакова, сидя справа от него, снимает диадему царскую с головы его и на себя возлагает, и бьет царя по ланитам. Он же с раскрытыми устами взирает на нее, и если засмеется она, смеется и он, если же она разгневается, он утешает ее, пока не заговорит с ним. Видим, что и царская сила, и власть, и крепость побеждаются немощью человеческой, любодеянием. Хорошо написал кто-то великому царю Александру Македонскому: «Какая тебе польза быть господином всей вселенной, когда ты раб малой и постыдной вещи — плотской похоти?»
Сильны и женщины, но в чем они сильны? Сильны в том, чтобы прельстить ко греху, чтобы сделать безумным, чтобы низвести в бездну адскую, погубить и самим вместе погибнуть. Такова женская сила. Впрочем, так говорится не о всех. Сотворил Бог первому человеку жену в помощницу, и чем же она помогла ему? Привела к изгнанию из рая и навлекла смерть на весь род человеческий. Такова была помощь от этой помощницы. Но не будем говорить о женщинах и возвратимся к прежнему.
Не совсем правильно рассудили три мудрых юноши разумом своим о том, что в поднебесной всего сильнее, ибо указанное ими только кажется сильным, а на деле приносит нам мало помощи, за исключением разве одной только истины, о которой упомянул третий юноша: сильнее всего женщина, а выше всего истина. Может быть, она помогает нам?
Но прежде всего помыслим, почему тот юноша упомянул об истине вместе с женщинами? Не лучше ли было бы присоединить ее к царю, чтобы цари любили истину и творили правду и чтобы помощники царские — сановники, князья и бояре, воеводы и судьи — творили суды по правде, а не по мзде, не грабили, не обижали? Не лучше ли было бы соединить ее с царским престолом, а не с женщинами? Не лучше ли сказать: «Царь и истина все превосходят», — нежели: «Женщина и истина?» Ибо какая истина может быть в женщинах? Не чаще ли ложь? Кто так искусен во лжи, как женщины?
Однако не думаю, чтобы сей юноша без разума сказал: «Женщина и истина сильнее всего». Он был царский постельничий и рассмотрел все, что творится в царском доме и дворе. Он видел, как князья и бояре творят неправду, обижают неповинных, грабят, не боясь Бога, судят за мзду и все, что делают, делают с неправдой. И потому подумал в себе разумный юноша: ныне скорее отыщешь правду у женщин, чем у дворян царских, и написал: «Женщина и истина всего сильнее».
Мы уже сказали о силе женщин, что не на помощь нам сильны они, а на соблазн. Что же скажем мы об истине? Действительно, истина сильна и крепка, но ее сила и крепость явлены будут только в будущем веке. Ныне же, в настоящей жизни, ослабела истина как потому, что редко у кого ее можно найти, ибо все поклоняются лжи, по словам Давида: «Лживы сыны человеческие» (Пс. 61, 10), — так и потому, что никто не любит истины.
Не говори правды никому. «Не обличай злых», — советует Писание, — «да не возненавидят тебя» (Притч. 9, 8). Пусть говорит правду только тот, кто хочет бед и гонений. Истину возвещал святой Предтеча Ироду, когда говорил, что недостойно иметь жену брата своего, и как он пострадал за это, знает всякий. Правду говорил и Христос Спаситель наш книжникам и фарисеям, и мы знаем из Евангелия, как они возненавидели Его и предали крестной смерти. И святой первомученик Стефан, говоривший правду иудеям, принял от них смерть через побитие камнями. Подобно тому и ныне: только начни говорить праведную истину и истинную правду, и ты пострадаешь не меньше. Следовательно, и святая истина, хотя и сильна она пред Богом, но у людей весьма ослабела и оскудела.
Итак, рассмотрев все — кроме истины, — кажущееся сильным и крепким, но мало помогающее нашему спасению, и познав отсюда нашу немощь, обратим мысленные наши очи к Пречистой Владычице нашей Богородице, к изъяснению преблагословенного Ее нового наименования «Одигитрия», то есть крепкая Помощница.
Крепка Владычица наша, ибо Она Царица всех видимых и невидимых тварей, обладающая горними и дольними созданиями. Все стихии повинуются Ей: небо и земля, воздух и море слушают Ее, и все враждебные духи со страхом трепещут Ее святого имени, зная, что Она — Матерь Божия. И если бы кто-либо спросил меня: что в поднебесной всего сильнее? — я бы ответил: нет ничего более крепкого и сильного на земле и на небе, чем Пречистая Владычица наша Богородица, Приснодева Мария во Христе Иисусе, Господе и Боге нашем.
Сильна на земле, ибо Она сокрушила главу невидимого змия, попрала адскую силу и Ею совершаются победы, Ею побеждаются враги, еще в Ветхом Завете одни только Ее прообразы проявляли великую силу в людях. Торжественно поют израильтяне победные песни над Чермным морем, над трупами врагов своих. Но кто же сделал их победителями? Прообраз Богородицы. В Дамаскиновом догматике Церковь воспевает: «В Чермнем мори Неискусобрачныя Невесты образ написася иногда; тамо Моисей, зде же Гавриил; там Израиль, зде Христос; тамо море по прошествии Израилеве пребысть непроходно, Непорочная же по рождестве Еммануилеве пребысть нетленна».
Побеждает Гедеон Мадиама, но откуда он получает свою силу? Не от руна ли орошенного, прообразовавшего Пречистую Богородицу? Убивает Давид Голиафа, метнув в него из пращи камень. И это было прообразом Богородицы, из Которой изшел Камень-Христос, убивший адского Голиафа. И если ветхозаветные преобразования Пресвятой Одигитрии были столь сильны, что укрепляли верующих людей в бранях с супостатами, то тем более в новой благодати Сама Одигитрия, Владычица наша, имеет силу укрепить немощь нашу против врагов видимых и невидимых.
Сильна Она и на небе, ибо связывает молитвами Своими Бога крепкого и сильного, Которого некогда связывала на земле пеленами. Связывает, говорю, Бога молитвами, ибо когда Он, прогневанный грехами нашими, хочет наказать нас внезапными бедами, Она простирает к Нему молебные Свои руки и удерживает Его карающую десницу от погубления грешников с их беззаконниями.
Так сильна Пречистая Одигитрия, крепкая Помощница наша, помогающая нам на земле и на небе. Помогает на земле против врагов видимых и невидимых: против видимых, как некогда помогла грекам против Хозроя персидского и кагана скифского и как русским князьям много раз помогала против агарян и, исторгнув сей царственный град Казань из рук агарянских, вручила царству христианскому, за что да будет бесконечное благодарение Господу Богу, умоленному Пречистой Богородицей, и умолившей Его Пречистой Богородице от всего христианства. Против невидимых же врагов помогает истинным христианам Своей непобедимой силой всегда, ночью и днем, отгоняя их от всякого правоверного человека, истинно служащего Христу Богу. Помогает нам и на небе, умоляя о нас, как сказано, Сына Своего и Бога нашего, защищая от праведного Его гнева, на который мы понуждаем Его нашими грехами, доходящими до Его лица.
Если даже то, что творится в глубочайших расселинах земных, столь известно Богу, как бы оно делалось на небе пред лицом Его, почему и говорится, что наши злые дела восходят на небо пред лицо Божие, — то что же делают эти человеческие добрые и злые дела, взойдя на небо? Добрые дела ходатайствуют у Господа всякие блага соделавшему их, злые же дела побуждают Бога к гневу и отмщению. Добрые дела защищают соделавшего их, как бы говоря: «Господи, помилуй его!» Злые же дела жалуются на своего делателя, говоря: «Господи, отмсти ему!» Одни вопиют: «спаси!», другие взывают: «накажи!» Одни умилостивляют, другие возбуждают гнев.
В это время Пресвятая Одигитрия, Помощница, помогает нам на небе: встав между Богом и грехами нашими, как Посредница, Она не допускает, чтобы наши грехи проходили близ Бога, и гласом Своих молитв о нас заглушает глас наших смертных грехов, вопиющих на нас Богу.
Хотел некогда царь Артаксеркс по наущению Аманову истребить весь народ еврейский, но царица Есфирь, встав перед ним, умилостивила его, и он даровал жизнь еврейскому народу. Когда вопиют на нас грехи наши, многократно прогневанный Бог хочет истребить нас с лица земли, но Помощница наша, представ пред Ним, умилостивляет Его, почему и воспевает Ей Церковь: «Аще не бы Ты предстояла молящи, кто бы нас избавил от толиких бед?»
Помогает Одигитрия, крепкая Помощница наша, но знаем ли мы, кому Она помогает? Послушаем конец нынешнего кондака, читаемый так: «Пречистая Богородица предваряет на помощь и избавляет от великих бед и зол благонравныя и богобоящияся рабы Своя». Запомним эти последние слова и уразумеем, кому Она «предваряет на помощь» и кого «избавляет от великих бед и зол»: «благонравныя и богобоящияся рабы Своя». Но избавляет ли Она неблагонравных и не боящихся Бога, об этом мы не имеем известий в Писаниях.
Ужаснись здесь каждый неблагонравный и не боящийся Бога человек, услышав, что только благонравным и богобоязненным помогает Матерь Божия, избавляя их от великих бед и зол, и отказывает в помощи всем имеющим развращенные нравы и отринувшим от сердца страх Божий. И что удивительного: разве будет Мать благодетельствовать тем, кто является врагами Ее Сына? Не более ли разгневается на них, видя, что они вторично распинают грехами своими Сына Ее и надругаются над Ним своими беззакониями? Ибо как в древности иудеи распяли и надругались над Христом, так и ныне каждый человек, христианин, ведущий нечистую жизнь, валяющийся в скверной жизни, как свинья в болоте, и не помышляющий о покаянии, вторично распинает Сына Божия, надругается над Ним в членах своих, кровью Христа искупленных, делая «члены Христовы членами блудницы» (1 Кор. 6, 15). Может ли быть такой любезным Пречистой Матери Христовой? Ибо какая мать когда-либо возлюбила того, кто убил ее сына? Как же ты, человек, грешный и ожесточенный в нераскаянном своем сердце, как ты можешь возлагать надежду на Матерь Божию, Сына Которой каждый день и каждую ночь опечаливаешь постыдными своими делами, бесчестишь Его в членах своих и только носишь на себе имя христианское, а по делам хуже поганых?
Милосердствует Матерь Божия о грешниках. Но о каких грешниках? О тех, которые если и падают по немощи человеческой, то вскоре восстают и притекают с покаянием к Богу и со слезами и теплыми молитвами к Ней, Божией Матери. Помогает Матерь Божия грешникам. Но каким грешникам? Тем, которые стараются исправить жизнь свою и, уклоняясь от зла, начинают творить дела добрые. Избавляет Матерь Божия от великих бед и зол не только праведных, но и грешников. Но каких грешников? Тех, которые возвращаются к Отцу Небесному как блудный сын, воздыхают, бия себя в перси, как мытарь, плачут у ног Христовых как грешницы, омочившие ноги Его слезами, приносят Ему исповедание как на кресте разбойник. На таких грешников призирает свыше Пречистая Матерь Божия, поспешает им на помощь и избавляет их от великих бед и зол, а о нераскаянных грешниках нерадит.
Посему, о христоименитые люди! Если мы знаем, что находимся в прогневляющих Бога грехах, исправим жизнь свою, отстанем от грехов и с истинным покаянием прибегнем к Богу и Богородице. Отвергнем от себя наши злые нравы, пьянство, нечистоту, зависть, злобу, лихоимство и всякую неправду, а страх Господень и нелицемерную любовь к ближним нашим вкореним в сердца наши. Преблагословенная же Одигитрия, Пречистая Матерь Божия, крепкая Помощница наша, поможет нам во спасении нашем и во всех нуждах наших и избавит от великих бед и зол по милосердию Своему и по благодати Сына Своего Господа нашего Иисуса Христа, Ему же с родившею Его да будет честь, слава, благодарение и поклонение ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Пришедши ныне с благоговением в эту святую обитель, как бы в насажденный Богом рай, и войдя во святую эту церковь, как бы в мысленное и Богом утвержденное небо, я спрошу: что значит сей глас празднующих? Какое празднество здесь совершается? Какая вещь или какое лицо соборно ублажается песненными похвалами?
Отвечает мне Святая Церковь в месяцеслове: в этот день мы празднуем явление Смоленской иконы Пресвятой Владычицы нашей Богородицы, именуемой Одигитрия. Итак, поклонившись с верой чудотворной иконе Пресвятой Богородицы и облобызав ее с любовью, я хочу узнать значение сего именования «Одигитрия». Русский лексикон говорит, что «Одигитрия» — значит радостная, крепкая помощница, наставница, а греческий лексикон объясняет, что «Одигитрия» означает путеводительница и сопутница.
Одигитрия — крепкая. Крепка Матерь Божия, ибо обладает властью, как показывает и преблагословенное Ее имя — Мария. Мария в переводе с сирийского языка значит «госпожа», или «имеющая власть». Но кто крепок, как не господствующий? И о Небесном Царе в Писании сказано: «Бог крепкий, Владыка» (Ис. 9, 6). Крепок, ибо владычествует Владыка, а без власти кто может быть крепким? И Пресвятая Владычица крепка, ибо Она — Госпожа владычествующая, Царица, Владычица, Одигитрия крепкая.
Нам, немощным, крепость эта весьма потребна, ибо мы премного изнемогаем, будучи не владеющими, а обладаемыми, и обладаемыми своими собственными страстями, как говорит апостол: «Каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью» (Иак. 1, 14); и как обладаемые рабы и пленники, «не то делаем, что хотим, а что ненавидим, то делаем. Не мы делаем то, но живущий в нас грех» (Рим. 7, 15, 17).
Теперь поищем, кто в поднебесной может назваться крепким властелином? Я знаю, что один из постельничих царя Дария сказал бы, что крепче всего царь. «Царь», — говорит он, — «все побеждает и господствует всеми, и владычествует ими». Он собирает силу воинскую, посылает ее на брань против супостатов; скажет им: «поразите», — и поражает. Он овладевает сильными городами и говорит: «разорите», — и разоряют. Он берет в плен страны и говорит: «посеките», — и посекают; и весь народ и полки слушают его (см. 2 Езд. 4, 3 и сл.). Так рассудил постельничий царя Дария. Этому рассуждению доследовал бы и я, если бы мне не воспрекословил святой Григорий Двоеслов, который говорит: «Крепкое владетельство праведных заключается в том, чтобы одолеть себя, тесть идти против собственных страстей, угашать в настоящей жизни разжение страстное и греховное».
Итак, тот крепкий властитель, кто силен одолеть самого себя, противиться собственным страстям, угашать в настоящей жизни разжжение страстное и греховное. Хорошо об этом говорит и Приточник: «Долготерпеливый муж лучше храброго» (Притч. 16, 32), — долготерпеливый, то есть не только претерпевающий оскорбления от людей, но и побеждающий терпением свои страсти, лучше крепкого. В некоторых переводах к этому прилагается и следующее: «И муж, господствующий над сердцем своим, лучше завоевателя городов», — то есть более крепок тот муж, который господствует над своим сердцем, чем тот, который побеждает и разоряет укрепленные города.
Итак, теперь понятно, что крепким властителем поистине может быть назван тот, кто обладает собой, кто одолевает свои похоти, крепко и мужественно противится своим вожделениям, сопротивляясь даже до крови, подобно тем святым, которые решили лучше страдать и умереть, чем, погубив свое целомудрие, быть побежденными и оскверниться плотскими греховными страстями.
Обратим же к себе самим очи наши и с рассуждением посмотрим: есть ли в нас какая-либо крепость? Обладаем ли мы собой? Владычествуем ли над своими страстями? Нет! Мы, как немощные, падаем побежденными, ибо в нас столь сильна сила и владычество греха, царствующего в членах наших, что мы отнюдь не можем и даже не хотим освободиться от него, побеждаемые грехолюбием. Нрав греховный уже отнимает у нас душевные силы — память, волю и разум — и делает нас своими рабами, пленниками, скотами несмысленными. Отнимает память, так что мы не помним о Боге: «Нет Бога пред нами», и потому «оскверняются пути наши на всякое время» (Пс. 9, 25—26), и мы уподобляемся тем двум скверным старцам, о которых пишется в книге Данииловой: «Отвратили ум свой и уклонили очи свои, чтобы не смотреть на небо» (Дан. 13, 9).
Сила привычного греха отнимает волю, как у рабов: «Кто кем побежден, тот тому и раб» (2 Петр. 2, 19), и как у связанных пленников, ибо каждый связывается узами своих грехов; отнимает разум и соделывает как бы неразумными скотами. «Сравнялся», — говорит Псаломник, — «с несмысленными скотами и уподобился им» (Пс. 48, 13). Сила греховная настолько господствует в нас, что отнимает у нас голову и руки и делает нас как бы бездейственными идолами, ибо, постоянно совершая те же грехопадения, мы разбиваемся, как идол, падающий со своего места. И вот вам, столь немощным и подчиненным греховным навыкам, дарована свыше сила — Одигитрия, крепкая Владычица, Небесная Царица. Крепкая, ибо во утробе Ее вселился «Господь — крепок и силен, Господь силен в брани» (Пс. 23, 8). Крепкая, ибо не победило Ее никакое беззаконие: не только грех прародительский, но и никакой другой простительный не коснулся и не одолел Ее, и соделалась Она Владычицей всего создания, всеми обладающей и укрепляющей всех служащих Ей. И если мы прибегнем к Ней усердно, она «укрепит нас силою» свыше (ср. Лк. 24, 49).
Немощными были в Египте люди Израи-левы, принуждаемые к тяжким работам и оскорбляемые обидами и ранами. Однако и они обрели великое мужество и, укрепившись, одолели египтян, и торжественно воспели победные песни над трупами своих врагов. Что же укрепило их там? Прообраз Одигитрии, крепкой Владычицы нашей, бывшей в море, как воспевает Церковь: «В Чермнем мори Неискусобрачныя Невесты образ написася иногда»; там Моисей, здесь же Гавриил; там Израиль, здесь Христос; там «море по прошествии Израилеве пребысть непроходно, Непорочная же по рождестве Еммануилеве пребысть нетленна». И если в Ветхом Завете одно только преобразование Пресвятой Одигитрии могло столь укрепить немощного Израиля и возвысить его над врагами, то тем более в новой благодати Сама сия Одигитрия, крепкая Владычица наша, имеет силу укрепить немощь нашу и утвердить нас духом владычествующим, чтобы, не поддаваясь греховным уловлениям, мы господствовали над своими вожделениями, подчиняя худшее лучшему и порабощая плоть духу.
Одигитрия — Наставница на путь правый или, как объясняет греческий Лексикон: «Путеводительница и Спутница»; ибо Она наставляет грешников на путь покаяния и руководствует их ко спасению, сопутствуя им своим милосердием, пока они проходят путь этой жизни. Так, Она наставила Марию Египетскую и сопутствовала ей в пустыне невидимой Своей благодатью, ведя к совершенному спасению, пока не ввела ее в чертог Сына Своего, как возлюбленную невесту. Подобает удивляться милосердию Божию и Пречистой Богоматери, столь великому, что даже грешные женщины, истинно покаявшиеся, сподобляются славы дев, вводимые в чертог Жениха Небесного, как и непорочные девы. Вспомним здесь, чего сподобилась евангельская грешница своим раскаянием!
Но кто же наставляет и руководствует их и всех грешников к такому покаянию? Поистине, не кто-либо иной, как Одигитрия, Путенаставница, Путеводительница, как наставила Она вышеупомянутую Марию Египетскую.
Да будет же Наставнице нашей и Руководительнице к спасительному покаянию, прерадостной и крепкой Помощнице, Преблагословенной Одигитрии, Пречистой Деве Марии, в Господе Боге, честь, слава, похвала и благодарение от нас и от всех родов вовеки. Аминь.
Православный слушатель! В месяц август, в самый час жатвы, когда в поле снятые с корня колосья вяжут в снопы, свозят в житницы, а также складывают в стога, — и Владыка Небесный тоже собрал с поля Свою самую отборную мысленную пшеницу и ныне с веселием отправляет в горние житницы.
Село — это мир, как говорит Евангелие. Поле или нива — это свет сей, либо разумей временную жизнь на этом свете. Пшеница — праведные; колосья — их добрые дела, заслуги. Жатва — конец жизни. Серп — смертный долг нашего естества. Управитель и владыка всего этого — Бог, и у Бога нет недостатка в имениях. Он называет Себя делателем: «Отец Мой доныне делает», — говорит Христос, — «и Я делаю» (Ин. 5, 17).
Нива Его собственная — Пречистая и Преблагословенная Дева, о Которой Церковь говорит: «Клас прозябшая Божественный, яко нива неоранная» (Акафист, икос 3). Ясно, что та Нива за время шестидесятилетнего Своего земного жития породила отборные колосья пшеницы, достойные небесных житниц. Назначает тогда добрый Владыка Бог для жатвы целый день — 15 сего августа, изводит делателей на жатву Свою — ангельские лики, ибо Ангелы — это жнецы, которые собирают самую отборную из всего урожая земную пшеницу — Пречистую и Преблагословенную Деву Богородицу. Собирают на земле Ее заслуги и препровождают в пренебесные житницы, и собирают и препровождают все вместе, собором, ибо Ее успение славят Власти и Престолы, Начала и Господствия, Силы, Херувимы и Серафимы.
Бедная вифлеемская вдовица Руфь, услышав, что добрый человек Вооз распоряжается жатвой, сказала свекрови своей Ноемини: «Пойду на ниву и соберу колосья по следам жнецов» (Руфь. 2, 2). В день Успения Пречистой и Преблагосл овен ной Девы Марии, как бы во время богатой Воозовой жатвы, собирают мысленную пшеницу небо и земля, торжествующая и воинствующая Церковь. Небо собирает Богородичные заслуги, а земля — Ее благодеяния. Торжествующая Церковь собирает Ей торжества, воинствующая — похвалы. А мы что? Мы бедной Руфи уподобимся, пойдем на ниву и соберем «колосья по следам жнецов». Нива, как уже известно, — шестидесятилетнее житие Пречистой Богородицы. Нива эта имеет свои борозды, свои части, на которых растут ее добрые колосья, а для Бога более приятные дела, чем подвиги всех святых.
Пойдем же к той ниве умом нашим, хотя позади всех следуя, и соберем остатки после жатвы — оставшиеся колосья высоких Ее достоинств, заключающихся в богоугодных делах. Свяжем в один сноп — я своей худоумной беседой, а ваша набожность — слушанием с любовью, и таким образом соберем стог из церковных похвал. Но не дерзает мой тупой серп и неумелая рука моей речи простереться на все пресвятое житие Богородицы, Которую и ангельское око не переносит: «Неудо-бозримая и ангельскима очима». Не дерзает простереться на высочайшие и неисчислимые добродетели всего Ее жнива, но только отваживается на пять борозд, достаточно богатых, как и в акафисте читаем: «Радуйся, браздо, растящая гобзование щедрот», и на растущих там пять колосьев, составляющих пять букв в преблагословенном имени Марии.
Для начала вступим на первую бразду или часть пресвятого жития Ее, которая начинается от дома святых праведных родителей Ее Иоакима и Анны и идет через храм Соломонов. Имя этой бразды — обручение. Эта бразда родила достойный колос в продолжение двенадцати лет, в недоступном для народа месте, в храме, за внутренней завесой возрастила юную Отроковицу, Пречистую Деву Марию, прежде веков избранную Богу Матерью. Колос этой бразды мы вместе со святым Андреем Критским назовем предостойным именем, которое начинается с буквы «М», первой в имени Мариином: «Мудрая Дева».
Так Ее святой Андрей величает в своем похвальном слове: «Мудрая Дева». Однако, святой Андрей, не лучше ли ты поступишь, когда Ее поставишь на самой высокой ступени мудрости, назвав Мудрейшей и Премудрейшей Девой, как такую, превосходящую всех, мудрость Которой признает и Церковь в следующих словах: «Радуйся, премудрости Божия приятелище! Радуйся, премудрых превосходящая разум!» Предстаньте же тут евангельские мудрые девы и воздайте достойную честь Сей Мудрейшей как Госпоже своей! Но и вы, другие пять неразумных пребывайте здесь же, дабы вы научились мудрости, ибо эта мудрая и преисполненная премудрости Божией Дева, будучи и колосом хлеба жизненного, и лозой грозди зрелой: «Богородице, Ты еси лоза истинная, возрастившая нам плод живота», — при окончании Своего жатвенного времени готовит и особый стол для неразумных: «Приготовила у Себя трапезу, созывая с громким возглашением: кто безумен, пусть обратится ко мне; и требующим ума сказала: «Придите, ешьте Мой хлеб и пейте вино, которое растворила вам, оставьте безумие»« (Притч. 9, 2—6). Она как бы говорит: «Питайтесь хлебом от колоса, пейте напиток от лозы, и вы оставите неразумие, проникнитесь разумом, мудростью».
Дивна эта трапеза, необыкновенна, противоположна нашим обычаям! Когда у нас кто-либо до сытости или пресыщения наестся или вином упьется, тот и остатки своего разума теряет, и мудрый становится глупым. Правильно в Патерике говорил о себе один старец, что знал наизусть всю Библию с толкованием, а когда напитался досыта хлебом, то все забыл, как будто никогда и не читал ничего. А вином и апостол не советует упиваться, повествуя, что в нем есть нечто такое, что сводит с ума.
Очевидно, что хлеб и вино Девы Мудрой не столь вредоносны и не имеют таких зловредных свойств. Кого накормит или напоит — не глупости прибавит, но разуму, мудрости научит, ибо сила того питания и напитка в порождении крови чистой, девственной, как об этом предрек пророк Захария, говоря: «Что украшает Ее, только пшеница избранных и вино, родящее дев» (Зах. 9, 17). Достойны внимания эти слова: «Вино, родящее дев». Где вино рождает нечистоту, а здесь от вина сама чистота, девство: «Вино, родящее дев», — и девы здесь, конечно, не глупые, а мудрые.
Какова мать, таковы и дочери: мудрая у этого вина мать — мудрое и вино, мудрое и питание. Поэтому, кто безумен, — да уклонится к Ней, да ест Ее хлеб и пьет вино, и наверно когда-нибудь неразумный умудрится. И вы, мудрые, и вы, неразумные, обойдем кругом сей мысленный колос, охватим его набожными чувствами, вперим в него свои умные очи, извлечем из него себе пользу и научимся мудрости!
Когда ветхозаветный Иосиф верно истолковал фараону сон о виденных им колосьях и много позаботился о собирании пшеницы и наполнении ею житниц, фараон сделал его правителем всего Египта, а своих бояр и князей — его учениками: «Чтобы он наставлял вельмож его, как себя, и старейшин его умудрил» (Пс. 104, 22). И мы, мысленная Пшеница, Питательница наша, когда видим наполняющимися духовно житницы церковные Твоими высокими добродетелями, как бы отборными колосьями небесной житницы, и Твоими благодеяниями, как бы самой пшеницей, мы сами отдаемся Тебе в научение, Мудрая Дева! Твоими учениками мы хотим быть, да наставишь Ты нас, да умудришь нас, как Иосиф египетских князей и старцев!
Учит Мудрая Дева не словами, но делом, Собой, примером Своим. Каков он? Посмотрим, на котором месте, на которой бразде выращен тот добродетельный колос Ее девства? В храме, в алтаре, на столь святом месте, которое называется Святая Святых, куда только святые люди входили. Учись же и знай каждый, что для преуспеяния в добрых делах много поможет святое место и сообщество с набожными людьми.
Какую же пользу принесет сообщество с набожными людьми? Оно направит человека на путь добродетели. Лот — пример этого. Нужно удивляться его добродетели, ибо он, живя в Содоме среди беззаконннейших людей, не утерял своей добродетели, своей богобоязненности. Откуда в нем образовалась столь мощная набожность, что ей нисколько не повредили страшные беззакония? Из примера видно, откуда это, ибо он воспитался при праведном человеке — Аврааме — и благодаря ему усовершенствовал себя в добродетели. Такое толкование принадлежит святому Златоусту, говорящему так: «Праведного Лота возвело на высоту столь великой добродетели дружество, которое он имел с патриархом Авраамом, и оно в нем было столь действенно, что и в Содоме он по его стопам следовал». Все беззаконные мерзости того города не совратили добродетелей Лота, ибо он с ранних лет ею проникся благодаря праведному Аврааму. Таково сообщество с набожными!
Пречистая и Преблагословенная Дева Мария провела время Своей юности в святом месте, не выходила из храма Господня, между людьми благочестивыми, между архиереями. И в какую через это Она возросла силу? Смотрим: заставила течь обратно потоки реки, как бы потоп высушила, как Моисей море, потоп греха первородного, который захватывал души невинных: «Царствовала смерть и над несогрешившимы подобно преступлению Адама» (Рим. 5, 14). Этот потоп Она перешла сухими ногами, непорочное зачав и родив, и таким образом род человеческий с самого дна этой пучины вывела на сухое место: «Перешла душа наша через воду стремительную» (Пс. 123, 4—5). И перешла душа наша под руководством мудрого Вождя — Пречистой Девы, поэтому-то «празднуют людие Твои, вины греховныа избавльшеся».
Она остановила солнце более величественно, нежели Иисус Навин: он материальное, а Она мысленное Солнце правды — Бога; он против Гаваона, а Она в девической пречистой утробе; тот на несколько часов, пока народ израильский не отмстил врагам своим, а Она на девять месяцев. Что я говорю — на девять месяцев? На тридцать три года, пока голова врага-дьявола не была совершенно стерта!
И праведного Лота Она тоже превзошла Своей святыней. Тот в одном бесчестном городе, а Пречистая Дева во всем мире, во зле лежащем, не повредила Своей непорочной жизни. Весь мир как терние, Она одна в нем роза, лилия посреди терния. Весь мир как болото, Она одна в нем золото. Весь мир как море, наводненное горькими водами и огорченное, Она одна в нем как река вод сладких, не причастная горечи.
Осведомленные люди передают, что где-то в мире есть некая река, которая поперек всего моря течет, а между тем нисколько вод своих сладких не смешивает с горькими морскими водами, знать, это особенным чудом Божиим совершается. И не может море той реки прервать и смешать ее воды со своими. Воспоминает это святой Григорий Назианзин в своих виршах, в которых предписывает законы для девствующих, а вирши эти читаются так: «Обретается река, чрез море текуща, воды сладки с горькими не смесны имуща; и можно брать из моря сладкую воду тогда. Но в реку ту навклиры (хозяева корабля) попадут ли когда?» Так говорит святой Назианзин.
Жизнь каждого из нас в этом мире есть как бы река: «Как вода изливалась», — говорит Давид; река же сладкая — святой крест положенный. Когда мы впадаем в море мирских страстей, то теряем свою сладость.
Велик ты, Днепр, и многих напояешь, но приблизишься к морю — и тебя никто не захочет ни знать, ни вод твоих поднести к устам своим: ты делаешься невкусным, соленым, горьким, смешав себя с морскими солеными и горькими водами.
Велики реки и вы, которые делают усилия, стараются служить Богу. О вас на небе Богослову в Откровении говорят: «Воды, которые ты видел, суть люди и народы» (Откр. 17, 15). Но тогда на вас страшно и взглянуть, коль скоро прикоснетесь к морю страстного мира, ничего не останется от вас, и вы станете горькими: «Прикасающийся к смоле, очернится ею, и со строптивым развратишься» (Сир. 13, 1; Притч. 13, 21).
Счастлива река, через море протекающая, но с морем себя не смешивающая! Счастлив раб Божий, посреди мира живущий, но с миром не сообщающийся, как Лот посреди беззаконников! Таковым мысленным потоком, такой рекой была Мудрая Дева, Пречистая и Преблагословенная Мария. Течение жития Своего Она совершила через море мира сего, а приобщилась ли Она хоть сколько-нибудь греховной мирской страсти? Нисколько! Пробует тех сладких вод безгрешной Ее жизни Дух Святой и, как бы наслаждаясь самым лучшим напитком, говорит в Песни Песней: «Ты вся прекрасна, Возлюбленная Моя, и нет порока в Тебе» (Песн. 4, 1).
Немокрыми ногами сын Навинов переходит Иорданские струи. Не с поврежденной праведностью ходит Лот посреди Содома. Непорочно и Пресвятая Дева Свою жизнь проводит, пребывая телом в мире посреди рода строптивого и развращенного. А начало этого — от храма Господня и сообщества с праведными. Ныне же входит Она в обетованную землю с радостью, а нас, как Мудрая Дева, примером Своим учит постоянно радеть о местах святых храмов Господних и о сообществе с праведными. И кто на таких бороздах часы своей жизни роняет, сеет, тот несомненно возрастет в богатый колос и, как пшеница Христова, будет собран в горнюю житницу. Учит Мудрая Дева Своим примером и чистоте, а чистоте сугубой — внешней и внутренней, телесной и душевной. О Ней Дух Святой говорит в Песни Песней: «Чрево Твое как стог пшеницы, обставленный лилиями» (Песн. 7, 2).
Стог пшеницы означает рожденного от Нее Христа, сказавшего: «Я есмь Хлеб» (Ин. 6, 41). Он подобно пшеничному зерну, упавшему в землю, умер, но служит для всех изобильным питанием, как стог пшеницы и даже более, ибо всех изобильно насыщает: «Открываешь руку Твою и насыщаешь все живущее по благоволению» (Пс. 144, 16); «когда Ты откроешь руку, все насытятся благом» (Пс. 103, 28).
Лилии здесь означают непорочное девство Пресвятой Девы. Уместно в этом случае подумать, почему Дух Святой, описывая плодность девическую, говорит об одном только стоге единой пшеницы, девство же выражает во многом числе лилий? У Нее один стог пшеницы, ибо однажды Она родила единого Христа, но лилии Ее чистоты многочисленны. Говорит о Ней святой Епифаний: «Она была Дева не только телом, но и духом». Непорочность тела - это одна лилия; чистота духа — это другая лилия; и Христос посреди, между девством Пречистой Своей Матери внешним и внутренним, телесным и душевным, как стог пшеницы между лилиями.
Где только одна лилия, где одно тело сохраняется чистым, а дух отдается грехам, там не ищи пшеницы Христа, и не только стога, но даже и единого зерна Его благодати. Именно на это обращает внимание один из учителей: «Не говорит Писание: «Стог в лилии, но — среди лилий, ввиду двух лилий девства — одного, который внутри, в намерениях духа, а другого, который вне тела и означает нерастление». Лилия внешняя без лилии внутренней — ничто, ибо без произволения духа суетно нерастление тела.
Так поучившись разуму от Мудрой Девы, мы берем с первой бразды или части Ее жития колос Ее и держим его в руке нашей незабвенной памяти до тех пор, пока не соберем другие колосья и не сделаем из них целого снопа. С первой бразды пресвятого Богородичного жития переступим на другую, которая находится под кровом Иосифовым, в доме Иосифа. Начинается она от храма Соломонова, а окончание ее в вифлеемском вертепе, у нивы Соломин, вифлеемской жительницы. Эта бразда, родившая достойный высокой добродетели Марииной колос, начинается по своему названию со второй буквы в преблагословенном Ее имени — А: «Агница Христова». Так величают Ее святой Герман и святой Георгий Никомидийский в своих словах, а в особенности святой Иоанн Дамаскин в сороковом слове на Рождество Ее, где он говорит так: «Ты Агница, из Которой Пастырь облекся во овцу, и раздираешь и умертвляешь ветхие одежды». И в акафисте читаем: «Радуйся, Агница, Агнца Божия рождшая».
Но Пречистая Дева! Ты достойна наименования не бессловесных, но словесных и разумных тварей. Ты достойна того, чтобы Тебя все церковные учителя, собравшись вместе, величали единым Ангелом, который выше всех других Ангелов, Царицею всех Ангелов, как Херувимов честнейшую, Серафимов славнейшую. Поистине, достойна, но когда Ее Агницей величают, то этим лучше всего показывают Ее достоинство и объясняют Ее царственную корону, Ее превосходство над Ангелами. Как только произносятся устами эти слова: «Агница, Агнца рождшая», — тот-час же приходит на мысль крепость и сила, и слава, и царство Агнца, о чем и святой Богослов говорит: «Всякое создание, находящееся на небе и на земле, и под землею, и на море, и все, что в них, слышал я, говорило: «Сидящему на престоле и Агнцу благословение и честь, и слава и держава во веки веков»« (Откр. 5, 13).
Говорят, что лев над всеми зверями царь, и сильные медведи, и лютые леопарды трепещут пред его силой. Но сидящий на престоле Агнец не только над зверями, но и над всеми созданиями, которые на небе, и на земле, и под землей, царствует. Ангелы и люди Ему кланяются, и всякая тварь Ему повинуется.
Откуда же у Агнца такая сила, откуда всемогущая власть? Порасспросим у святого Иринея, о том же вопросе беседующего так: «Никто другой не мог разогнуть книгу Отчую и видеть ее, кроме Агнца закланного, потому что «Он не сделал никакого греха, и не было лести в устах Его» (1 Петр. 2, 22)». Также мы знаем и то, что Агнца на столь высокое царское достоинство возвысило то, что «Он не сделал никакого греха». Само Его незлобие делает Его Царем, и всякое создание на небе или на земле с нижайшим поклоном расстилается у ног Его, ибо «Он не сделал никакого греха».
Когда вышеупомянутые Святые Отцы Пречистую и Преблагословенную Деву величают Агницей, и все сотворенное изъявляет Ей подданство. Небо готовит Ей царскую корону из звезд, светлую солнечную порфиру, прекрасное подножие из месяца. И вы, Херувимы, будьте Ей престолом, и вы, Серафимы, служите Ей рабски, как монархине. Все Ангелы, отдайте Ей должный поклон, как Царице своей, и все создание пусть придет, припадет, поклонится Ей, говоря: «Благословение, честь и слава Пречистой и Преблагословенной Деве Марии, ибо Она Агница, ибо Она незлобива, ибо Она греха не совершила, ибо лести не было во устах Ее». Само Ее агничество делает Ее всесильной Владычицей, самое незлобие Ее венчает Ее царством, и назвать Ее Агницей означает то же, что и назвать Царицей Ангелов. Через незлобие освящается корона вечного царства.
Эта Непорочная Агница, из храма Соломонова введенная в дом праведного мужа, святого Иосифа, обратила на Себя очи Бога Отца, говорящего: «На кого посмотрю, только на кроткого и смиренного, и трепещущего слов Моих» (Ис. 66, 2). Уподобилась Она Богу Сыну, говорящему: «Пленила Ты нас, Сестра наша, Невеста; пленила нас одним взглядом очей Твоих» (Песн. 4, 9), — то есть в чистоте Твоей, в которой как в чистом оке, нет и порошинки. Это светлое око — чистая совесть, на которую взирает Бог, ибо «человек смотрит на лицо, а Бог смотрит на сердце» (1 Цар. 16, 7) на совесть. Приблизилась эта Незлобивая Агница и к Богу Духу Святому, говорящему: «Незлобивые и праведные объединились со Мною, а соединяющийся с Господом есть один дух с Господом» (Пс. 24, 21; 1 Кор. 6, 17).
Так Богу в Троице Своим агничным незлобием Себя завещая, Она привлекает к Себе небесных жителей. Архангел Гавриил быстро слетает, и скоро предстал бесплотный под кровом Иосифовым. За ним Бог Слово со Святым Духом, и Бог Отец благоволит, любезно взирая на это с высоты Своей славы: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного». Радуется небо, дивится земля: «Небесная любовию веселяхуся, и земная с трепетом ужасахуся, егда пресвятый глас найде на Тя, Богородице!» О сила агничного незлобия и девического достоинства, чего не удостаиваешься через Свою невинность, как незлобия?
Потом, достигнув в определенное время места, именующегося «домом хлеба», т.е. Вифлеема, делается единым колосом жизненным — рождает на свет Христа, как колос зерно пшеничное, и рожденному из Нее Агнцу становится пшеничной пажитью: «Видят Сего яко Агнца непорочна, во чреве Мариине упасшася».
Облобызаем Тебя сердечной любовью, о одушевленный незлобием Агнца добрый Колос! А то Твое благое вифлеемское посвящение глубоко в сердца наши, как семя пшеничное, всеваем и вкореняем, но если бы мы могли вкоренить хотя бы наипоследнейшую частичку Твоего незлобия и ее наследовать!
От Вифлеема начинается третья бразда пресвятого Богородичного жития и идет через Египет, делает поворот из Египта к Назарету и достигает даже мест вблизи Голгофской горы. Эта борозда вырастила нам не малый колос, начинающийся с третьей в преблагословенном Ее имени буквы Р: «Раба Господня». Так Она Сама Себя еще прежде, в час Благовещения, наименовала, когда сказала Ангелу: «Се Раба Господня; да будет Мне по слову твоему» (Лк. 1, 38). И еще с детства Своего, будучи введена в храм трех лет по рождении Своем, Она уже усердно служила Богу, но, однако, еще более начала Ему служить особым образом, когда Его после нетленного рождения пеленами повивала, пестовала в Назарете во дни Его отрочества и заботилась о честном воспитании до мужского Его возраста. После смерти святого Иосифа Она трудом Своих рук Себе и Ему зарабатывала пищу и одежду и в то время вполне была Раба Господня, принося, кроме труда духовного, с материнской любовью и физические услуги рабыни.
«Раба Господня». Служение Господу есть служение особенное, и оно не раз выражается через Херувимов в Священном Писании. Пророк Иезекииль видел, что дом Божий окружен был Херувимами: «И Херувимы стояли по правую сторону дома, вышла слава Господня с порога дома и стала над Херувимами, и подняли Херувимы крылья» (Иез. 10, 2, 18—19). И когда повелел Бог Моисею построить Себе Скинию собрания, то весь тот храм велел украсить Херувимами: «Изображения Херувимов да будут везде» (см. Исх. 26, 41). Как в Скинии собрания, так и в храме Соломоновом, кроме тех двух, которые над Кивотом завета, куда ни взглянешь, всюду: и на стенах, и на дверях, и на столпах, и на завесах и окнах, — можно было увидеть изображение Херувимов, и это в знак присутствия Божия с раболепно предстоящими Ему Херувимами. И хотя у Господа Бога все Ангелы — рабы, служащие Ему, предстоящие Ему: «Не все ли они суть служебные духи?» (Евр. 1, 14) — однако Херувимы служат особым способом, если те на служение посылаются, как написано: «посылаемые на служение» (Там же), то Херувимы пребывают неотступно.
Ангелы, идите и храните людей! Архангелы, идите и благовествуйте! Господства, идите и управляйте народными царствами, Силы — на войну, Власти — на совершение чудодействий, прочие лики исполняйте возложенные на вас обязанности. А Херувимы при покое Божием стойте («Херувимы стояли по правую сторону дома» — Иез. 10, 3), и радейте о величии Его. Непрестанно носите: «Седящий на Херувимах; воссел на Херувимов и полетел, понесся на крыльях ветра» (Пс. 17, 11; 79, 2), — и это делаете собственно в храме Господнем, где присутствует слава Господня: «Наполнился славы храм Господень» (2 Пар. 5, 14).
Многими примерами было выяснено, что херувимской службой Бог окружается всюду, и кто хочет хорошо Ему послужить, тот должен служить как Херувим. Так, о трех отроках, в Вавилонской печи служивших Богу, Церковь вспоминает: «Херувимом подобящеся отроци в пещи».
Каким же образом служить Богу по-херувимски? Херувим, по словам Августина, с еврейского языка переводится как «множество разума», следовательно тот, кто хочет служить Богу по-херувимски, должен служить Ему разумно, мудро, а не глупо. Ибо есть некоторые, среди которых могу быть и я, которые служат Богу не разумно, но скорее глупо. Служит ли кто, трудится, и трудится даже усиленно, но делает все, однако, не собственно для Бога, но скорее ради суетной похвалы от людей, чтобы был известен среди людей. Или же если и укрывается от людского взора, однако сам в себе, в уме своем тщеславится и думает, что он святой. «Кто почитает себя чем-нибудь, будучи ничто, тот обольщает сам себя» (Гал. 6, 3). Таков глупо, не по-херувимски, неразумно служит Богу.
Есть и другие, которые служат Богу хотя и не ради тщеславия или какого-либо самомнения, но однако для своей частной пользы, выгоды, чтобы ему было дано вознаграждение на небе, а не собственно для Бога. И эта служба не херувимская, но человеческая, не по множеству разума херувимского, но по самолюбию человеческому; он более всего себе желает, себя больше любит, нежели Бога. Такая служба собственно — наемническая служба, как наемник для того господину служит, чтобы господин его заплатил ему.
Но херувимское служение Господу совершается по множеству разума, разумно, мудро, не ради своей какой-либо частной выгоды, не ради тщетной земной похвалы, не ради небесной награды: «Что мне на небе, и без Тебя чего желать мне на земле?» (Пс. 72, 25) Оно совершается собственно только для Бога, ради Его Божественной любви. Это особое служение по множеству разума, по-херувимски, Богу более всего приятно. Такое служение возводит раба в сыновний чин. Он дает такому достоинство сыновнее, как и Ангелы, служащие Господу по множеству разума, именуются сынами Божиими, как написано: «Пришли сыны Божий, чтобы предстать пред Господом» (Иов. 1, 6). Так и человек, служащий Богу по-херувимски, мудро, ради Божественной любви, а не ради себя, становится сыном Божиим, ибо Бога любит, как Отца.
Но обратимся к истинной Рабе Господней, к Пречистой Деве Марии, говорящей о Себе: «Вот Раба Господня!» Как Она служила Господу Своему? Вы, премудрые Херувимы, дайте старшее место у Престола Божьего премудрейшей Служительнице Божией — Пресвятой Деве, Которая не только по-херувимски, но и выше сего послужила Ему особым Своим служением по множеству разума, любя Его «всей душой, всем сердцем и всем помышлением» (Мф. 22, 37). Любила всей душой разумно, всем сердцем сладко, всем помышлением непрестанно, и это ради Его Божественной любви, а не ради какого-либо своего самолюбия или частной выгоды.
Ближе всего к Божиему Престолу находятся Херувимы со своим раболепным предстоянием, но ближе их всех — Пресвятая Дева, о Которой Дамаскин говорит: «Она вся — Чертог Духа, вся близ Бога». Расстояние между Богом и Херувимами разделяет Божественная слава. Между Богом, воплощенным в девической утробе, и Пречистой Девой какое могло быть расстояние? Весь Бог в Ней, и Она вся в Боге: «Вся — Чертог Бога, вся близ Бога». Херувимы предстоят Богу неотступно, когда же Пречистая Дева без Бога? Бог с Ней и Она с Богом в самом теснейшем союзе любви. Прилепилась духовно естеством материнства так, что ни Бог с Ней, ни Она с Богом не может когда-либо разлучиться: всегда Она неразлучна, неотступна.
Херувимы ли являются престолом для Бога, носят ли они на себе Бога? Этот «Престол херувимский — Дева» (Ирмос Рождественского канона): Бог на лоне Ее, на пречистых Ее руках в Вифлееме, Иерусалиме и Египте носим, как на крыльях херувимских. «Престол херувимский — Дева». И все Ее служение рожденному от Нее Христу Богу, даже до Его мужеского возраста, было херувимским по множеству разума и мудрости, ибо неизреченной любви, а также и материнской любви было преисполнено это служение. И ради этого служения Господня Она возросла в Дочь Бога Отца, как о Ней говорит Номенклатор: «Дочь Божия перворожденная, Дочь превозлюбленнейшая Превечного Отца». Столь высоко колос служения Рабы Господней в Ее заботах о вскормлении Божественного Отрока Христа возрос, что стал Дочерью Божией. Если бы и мы научились по-херувимски, разумно служить Богу, то поистине стали бы любимыми детьми у Бога.
Четвертая бразда пресвятого жития Богородичного — на Голгофе под Крестом, и Она породила колос высокого достоинства, который начинается с четвертой буквы в преблагословенном имени Мариином — И: «Источник Жизни». Так читаем в Минее январской: «Радуйся, златоструйный бессмертия Источниче, истинную сладость проливающ». Источник жизни на Кресте — Христос, Источник под Крестом — Мария. Тот гвоздями и копьем пронзенный, а Та — предвозвещенным Богоприимцем оружием: «Тебе Самой оружие пройдет душу» (Лк. 2, 35). Из источника Христова текут потоки Крови, из источника Матери — потоки слез. И два этих пресвятейших источника омывали болото грехов наших: тот Кровью, а сей слезами. Источник-Христос излиянием Своей Крови приносил Богу Отцу за нас жертву: «Христос умер за нас» (Рим. 5, 8); Источник-Мария при излиянии Своих слез тут же стояла с духовной жертвой: «Жертва Богу — дух сокрушенный» (Пс. 50, 19).
И Бог Отец, взирая свыше на жертву Сына Своего, также смотрел и на жертву Дочери Своей, и обоими теми Жертвами Он был умоляем и умилостивляем, дабы милостив был к нам, грешным. «Придет, как источник, жатва Твоя» (Притч. 6, 11). Поистине, сбылись на Голгофе эти слова. Была там единая жатва наших грехов: берущий на Себя грех мира пожал тернистое поле наших беззаконий и, повязав в снопы, взял их на плечи и на Теле Своем вознес на древо.
Это была жатва всех трудов Христовых, ради нашего спасения на земле подъятых. При кончине Христа на Кресте они были собраны вместе, дабы представить их все с Его страданиями Богу Отцу. При этой плодотворной жатве Пречистая Дева, Своим присутствием при тяжком подвиге подавая некоторое утешение умирающему ради нашего спасения Делателю, являлась как бы источником жатвы.
Святой Григорий Неокесарийский назвал Пресвятую Деву источником света. Нужда была в свете на Голгофе, когда «Солнце правды Христос познал смертный запад Свой» и густая тьма покрыла весь свет: «Тьма была по всей земле» (Мф. 27, 45). Источник света Мария стала под Крестом, чтобы-подобно светоприимной свече просвещать свет вместо зашедшего солнца, светила мира. Чтобы не погиб свет, когда умер Бог, Она Своим сиянием его поддерживала.
О Свете наш Богородице! Просвещай тьму нашу! О источниче жизни! Оживляй нашу душевную мертвость!
Пятая и последняя бразда пресвятого жития Богородичного простирается от Голгофской горы и идет к горе Масличной до Гефсимании, ибо «с этого времени ученик сей взял Ее к себе» (Ин. 19, 27). Эта бразда возрастила клас пречестнейший, особенно уважаемый среди святых, в то время еще живших в первенствующей Церкви. Из нынешнего успенского акафиста дадим мы тому колосу наименование, начинающееся с пятой и последней буквы в преблагословенном имени «Мариа» — А: «Апостолам венец». Так в первом икосе читается: «Радуйся, апостолом пречестный венче». Ибо также при окончании собирания колосьев необходимо устроить по обычаю «обжинки», необходимо сплести венок из тех же колосьев.
После вольной страсти и смерти Господа своего святые апостолы, как известно, были в удрученном состоянии, так что им приходилось взывать вместе с плачущим пророком: «Прекратилась радость сердец наших, обратился в плач хоровод наш, упал венец с головы нашей» (Плач. 5, 15—16). Однако имели они в печали и отраду, ибо еще в живых с ними пребывала Мать их Богородица, Пречистая Дева, скорбящим Радость.
По Вознесении Господнем также немало было у апостолов печали и скорбей. Сбылись слова Христовы: «В мире будете иметь скорбь, вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется» (Ин. 16, 20, 33). Среди всех этих скорбей и печалей для святых апостолов было одно утешение и отрада — присутствие в теле Пречистой и Преблагословенной Девы, на Которую, по свидетельству многих, кто бы из сильно скорбящих ни взглянул, тотчас тот исполняется духовного веселия. Ибо от Нее исходила некая особая благодать, плачущих утешающая, скорбящих веселящая. И была в то время в первенствующей Церкви Пресвятая Дева венцом радости.
Собираются в Сионской горнице святые апостолы, и посреди них на высшем месте сидит Пресвятая Дева, как венец. Творят ли они молитвы, Пресвятая Дева посреди них, как венец. Бросают ли жребий на проповедь, ставят ли диаконов, общее ли житие устанавливают, — Пресвятая Дева среди них, как венец, и венец радости, в скорбях утешающий.
Схватили убийцы святого первомученика Стефана, вывели к потоку Кедронскому в долину Иосафатову, расположенную между Елеопом и Иерусалимом, и возложили на него свои убийственные руки, а Пресвятая Дева, стоя издали на одном холме со святым Иоанном Богословом и взирая на его смерть, прилежные о нем молитвы воссылала к Сыну Своему и Богу и сделала то, что Сам Христос явился побиваемому камнями и умирающему святому Стефану стоящим в отверстом небе.
Воздвиг царь Ирод руки, чтобы притеснить некоторых из первенствующей Церкви, убил мечом Иакова, брата Иоаннова, а Пречистая Дева Сама его мученическое тело предает погребению, провожает до могилы, душу же его святую Своими молитвами возносит на небо и ставит пред Престолом Божиим.
Ввергнут святой Петр в темницу, и стража мощная приставлена — четыре четверицы воинов, а Пречистая Дева в доме носящей такое же имя — Марии, матери Иоанновой, созвав первенствующую Церковь, творит за него молитву, ибо «Церковь прилежно молилась о нем Богу» (Деян. 12, 5). И достигла Она того, что был послан Ангел Господень извести Петра из темницы.
О, как много помогало святым апостолам Ее присутствие телесное! О, как была счастлива первенствующая Церковь, что имела в скорбях такую отраду, помощь в трудах, утешение в печалях. Она была среди собрания апостолов, как некая корона, как единый венец почести для их подвигов и страданий!
Радуйся, апостолам пречестный венец, в такую славу и почесть среди святых апостолов возросший, как некий колос между отборной пшеницей добродетели Богородичной. Уже приблизился ты к своему счастливому времени жатвы, ибо жниво — это конец жизни, серп — долг естества смертный, колосья добродетели — заслуги, жнецы — Ангелы.
Мы прошли, хотя и ленивыми стопами худоумного ума, ниву жития Пречистой Девы Богородицы, присмотрелись к пяти достойным высоких наименований Ее колосьям и как бы простонародной речью нашей связали их в один сноп, но неискусный, неумелый: «Неприятна похвала в устах грешника» (Сир. 15, 9) Уступим искуснейшим, более умелым жнецам, святым Ангелам, ибо «жнецы — это Ангелы».
Через пятнадцать лет после Вознесения Господня от земли на небо был на небе совет во Святой Троице., чтобы препроводить Богоматерь из мира в премирные обители. Пречистая же Дева в тот самый час совершала на Масличной горе Свои обычные молитвы. И вот высылается от Престола Божиего благовестник с райской ветвью, тот же Архангел Гавриил, который прежде благовестил о снисхождении Бога с неба на землю, высылается для того, чтобы он возвестил Пречистой Богоматери о славном Ее восхождении от земли на небо.
Один ли Ангел исполняет это поручение? Не один, но как и прежде, так и теперь было с Ангелом и множество воинства небесного, из которых одни апостолов по воздуху восхищают и, как бы снопы с далеких нив, из дальних земель их переносят в хижину Богородицы, как бы на гумно стоги, а другие Ангелы книги жизни пресвятой жизни Богородичной оберегают, великие же добродетели, высокие достоинства и заслуги, уже хорошо Престолу Божиему известные и давно на небе записанные, для большей Ее чести и похвалы в одно место сносят, как бы колосья с борозд жнут, в снопы вяжут. Ибо то несомненная истина, что при кончине каждого человека восстают все его дела, и как кто сеял, так и пожнет.
Доброе было сеяние, хотя иногда и трудное: «Уходили и плакали, бросая семена свои», но сколь счастливо, радостно было время жатвы, «а прихоящие придут с радостью, собирая снопы свои» (Пс. 125, 6). «Сеющие со слезами, с радостью пожнут» (Пс. 125, 5). На все упомянутые бразды Богородичного жития отовсюду во множестве выходили Ангелы для совместного труда, для собирания Ее колосьев добродетелей.
С первой бразды, где названный колос «Мудрая Дева», Ангелы собирают Ее колосья новых, начатых впервые, обетов девства, ибо Она среди женского пола была первой Девственницей, навеки принесшей обет Богу. С другой бразды Ее жития, где колос, названный «Агница Христова», собирают колосья: Власти — агнчее незлобие, ибо незлобивым, как говорилось, дается высокая власть; Силы собирают Ее агнчую кротость, а Господства — агнчее Ее смирение, ради которого Она удостаивается всемирного господства: «Унижающий себя возвысится» (Мф. 23, 12). С третьей бразды, где колос — «Раба Господня», Херувимы собирают колосья Ее серафимской любви к Богу, которой Она воспылала под Крестом. С последней бразды Престолы собирают Ее колосья, достойные в первенствующей Церкви похвалы и чести: прилежные обо всех Ее заботы, попечения.
Собрав все это вместе и снеся в одно место, они быстро связали удивительный сноп и с радостью приготовились его доставить в небесные житницы.
При этом наступило счастливое девического успения! Поднимается с превысочайшего Престола Своего Сам Владыка всего света Христос Бог, желая видеть наступающую жатву. Поднялись с Ним и все Ему предстоящие, встали двадцать четыре старца (см. Откр. 4, 4) со своих мест сидения и приготовились идти с Царем своим и Богом. Встало и все небо, так что едва ли в нем кто остается. Все ликами и полками нисходят с широко открытых небесных борозд, наполняют воздушное пространство и приближаются к Богородичному дому.
Так Бог Сын приходит к Своей Богоматери и Своими пресладкими устами беседует с Нею. Как повествует сардийский епископ Мелетий, Господь говорит Ей: «Приди, ближняя Моя». А Она, падши, поклонилась Господу Богу Своему со многим благодарением. С любовью принимает Сын Пречистую Мать Свою и увеселяет Ее любезными словами. О, сколь радостно в тот час Пречистая Дева повторила Свою прежнюю песнь: «Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой», и прочее! И вместе с этим Она отдала с великой радостью Свою пречистую душу в руки Своего Сына и Бога.
Это уже конец жатвенного времени. Уже образуются веселые обжинки и сплетается не малое количество венков из тех же колосьев. От тех же венцов Пречистой Девы на всех и благодать изливается, всех венчает, ибо Ею все спасаются: «И спасет Богородицею мир», как поет Церковь.
Из колоса «Мудрая Дева» сплетается венец всем девствующим, давшим обет сохранять чистоту. Из колоса «Агница Христова» сплетается венед незлобивым, кротким и смиренным. Из колоса «Раба Господня» сплетается венец всем рабам Господним, верно и разумно Богу служащим. Из колоса «Источник жизни» сплетается венец всем потоки водные изводящим из очей своих и плачущим при воспоминании страстей Христовых, или же при сожалении о своих грехах. Из колоса пречестного «Апостольского Венца» сплетается венец всем имущим власть. Царям и архиереям. «Радуйся, честный венче Царей благочестивых! Радуйся, честная похвало иереев благоговейных!» (Акафист Пресвятой Богородице).
Но и сами те колосья, в сноп собранные при кончине Богородицы, славой и честью венчаются, по словам апостольским: «Слава и честь и мир всякому, делающему доброе» (Рим. 2, 10).
Становятся святые апостолы вокруг Богородичного одра — это венец по написанному: «Вокруг — венец братьев» (Сир. 50, 14). Окружают лики бесплотных умов: «Подъяша Ю Престолы и Силы» (кондак 12). Окружили Начала и Власти, и это Венец. — Сам Христос над Ней, как венец над головой. И исполнилось здесь то, что предрек пророк Исайя: «В тот день будет Господь Саваоф венцом надежды, сплетенным славою» (Ис. 28, 5). Но и пречистая душа Пресвятой Девы в руках Господних, как наилучший венок, по написанному: «Будешь венцом красоты в руке Господней и основанием царствия в руке Бога твоего» (Ис. 62, 3).
Таковыми обжинками препровождается пшеница Божия, Пречистая Дева, в небесные житницы «с гласом радования и исповедания, и шума празднующих» (Пс. 41, 5), и представляется Троичному Престолу, где Бог Отец словами св. Исаака говорит: «Вот, благоуханние Дочери Моей как запах нив, исполненных пшеницы» (Быт. 27, 27). И так Бог, Единый в Троице, собрал пшеницу Свою в житницу Свою.
Ветхозаветный Иосиф однажды рассказывает своим братьям сон: «Мы посреди поля вяжем снопы, и стал мой сноп прямо, ваши же снопы стали кругом и кланялись моему снопу». Истолковано это в том смысле, что Иосиф был царем, а братьям его предстояло кланяться ему: «Сказали же ему братья его: «Неужели ты будешь царствовать над нами и будешь владеть нами?»« (Быт. 37, 7). Так действительно потом и случилось.
Не равное, но несравненно более высокое случилось с достойнейшим снопом добрых дел Богородичных. Стал сноп прямо, поставлен он на достойном месте, по правую сторону Престола Божиего: «Предстала Царица одесную Тебя» (Пс. 44, 10), — на месте высоком, ибо воистину Ты выше всех, Дева Чистая. Царствуя царствует Она над всеми и, владычествуя, владычествует над всеми. Небо и земля Ей повинуются и служат, и кто желает и стремится быть пшеницей Христовой, тот да соберет все свои набожные чувства в сноп и да станет пред тем мысленным снопом для поклонения.
Кланяются тому снопу достойные из земной пшеницы и увенчанные царской короной, припадают Цари, кланяются архиереи, иереи, духовный и мирской чин, богатые и убогие: «Богатые из народа будут умолять лицо Твое» (Пс. 44, 13). Но также и снопы из оставшейся пшеницы святых тому же снопу выражают достойное поклонение. И двадцать четыре старца, слагая Ей свои венцы, те же, что и Сыну Ее, слова говорят: «Достойна Ты, Госпожа, принять славу, и честь, и силу» (ср. Откр. 5, 12). И все небесные и земные единогласно с нижайшим поклоном признают: «Достойно есть я ко воистину блажити Тя, Богородицу».
Воздадим должное поклонение Тебе и мы все, о Пренебесная Пшеница хлеба жизни, и как снопы на пути и на стогнах, распростертым телом кланяемся у пречистых и пресвятых Твоих ног. Наши снопы кланяются Твоему снопу. И поклоняясь, мы мольбы наши грешные возносим, ожидая принять от избытка Твоего крупицы пшеницы благодати Твоей.
Мудрая Дева! Умудри нас! Агница Христова! Незлобию, кротости и смирению научи нас и сотвори, чтобы мы были овцами десницы Христовой! Раба Господня! Побуди нас к неленостному служению Богу! Источник жизни! Оживи нас животворными водами благодати Твоей! Апостольский венец! Увенчай милостью и щедротами нас, радостно совершающих жатвенные обряды, обжинки Твоего духовного жнива! О пренебесная Пшеница! Питай нас хлебом и душевным, и телесным во все дни нашей жизни! А когда наступит смертная жатва для нашей временной жизни, в которой больше плевелов, нежели пшеницы, Ты, Преблагословенная, умолившая Сына претворить воду в вино (см. Ин. 2, 1—9), теми же молитвами претворить и наши плевелы в пшеницу и Сама ее пожни, Сама собери, Сама проводи нас в небесные житницы, дабы мы там не издалека, как ныне, а уже вблизи, лицом к лицу Твоему Сыну и Богу нашему, Хлебу жизни, а в Боге и Тебе, Пречистой Богородице, духовной Пшенице, поклонение, честь, славу и благодарение воздали со всеми святыми вовеки. Аминь.
««О дивное чудо! Источник жизни во гробе полагается, и лествица к небеси гроб бывает»«.
Дивная Мать дивного Бога дивна от начала и до конца Своего, слушатели возлюбленные!
Дивна и в житии Своем, дивна и в преставлении Своем. Вся Она — единое дивное чудо!
Дивна в житии, ибо Она — девствующая Мать и материнствующая Дева, родившая Бога и девства Своего не нарушившая.
Дивна и в преставлении Своем, ибо гробом Своим восходит не в землю, а на небо, и «лествица к небеси гроб бывает».
О дивное чудо! И мертвец дивен, и гроб дивен! Мертвец жив и по смерти: «В рождестве Дева и по смерти жива», а гроб достигает неба, как та Иаковлева лествица, утвержденная на земле, верх которой достиг небес. Гроб — лествица к небу.
Встанем же твердо умом нашим при этом дивном, бессмертном гробе бессмертной Божией Матери, как при лестнице, возводящей на небо, и присмотримся внутренними очами: каковы ступени этой лестницы, ибо лестница без ступеней не бывает? Что за ступени, которыми Матерь Божия в часть преставления Своего взошла на небо?
«О дивное чудо! Источник жизни во гробе полагается, и лествица в небеси гроб бывает!» Еще не великое было бы чудо — заградить гробом источник, чтобы он не источал своей струи. Дивно то, что гроб превращается в лестницу, и лестницу, достигающую до небес. Но разве может трехлокотный человеческий гроб, прямо поставленный на земле, достигнуть в то же время и высоты небесной?
Да будет известно, что здесь слово «гроб» употребляется вместо слова «смерть»: смерть называется гробом, а также и лествицей. Ибо как гроб измеряется тремя локтями, так и смерть. «Смерть святых, честная пред Господем» (ср. Пс. 115, 6), как лестница, возводящая души святых на небо, мерится тремя богословскими добродетелями: верою, надеждою и любовью. Велика и высока эта мера, достигающая небес, как лестница! Ибо вера достигает лицезрения Божия, надежда достигает получения тех благ, «которых не видел глаз» (1 Кор. 2, 9), любовь же достигает самого сердца Божия, которое есть источник и начало всякой любви.
Смерть — лестница. Ибо как лестница имеет две тетивы, два бока, так и смерть, оканчивающая временную жизнь и начинающая вечную жизнь, имеет как бы две тетивы, два бока, посредствующие между временной и вечной жизнью: с одной стороны, жизнь оканчивающуюся, и с другой — начинающуюся. И как между двумя тетивами устраиваются и укрепляются ступени для восхождения, так и во время смерти между жизнью оканчиваемой и жизнью начинаемой, как бы между двумя тетивами собираются вместе все добрые дела мужа праведного, в жизни временной содеянные, которыми душа, как бы по ступеням, восходит на него. Итак, смерть или гроб служит лестницей для восхождения: «Гроб лествица к небеси бывает».
Кончается преблаженнейшей кончиной, умирает бессмертной смертью Матерь Божия. С одной стороны, стоит конец временной жизни, с другой — начало жизни вечной. Посередине же собрались и, как бы на ступени для восхождения пресвятейшей души Ее, выстроились все Ее добродетели. Кто может счесть их? Кто может сосчитать и указать, как, какими и сколькими добрыми делами угодила Богу, Творцу Своему, Пресвятая Дева от юности Своей и до преблаженнейшей кончины Своей? Легче сосчитать цветы весной, колосья летом, плоды осенью, снега зимой! Скорее сосчитаешь волосы на голове, капли в море, звезды на небе, нежели исчислишь добрые дела богоугождения и достоинства Матери Божией! Я же, умолчав обо всем прочем и неудобоисчислимом, рассмотрю только три преизряднейшие в ней вещи, которые я считаю как бы ступенями лестницы, а чтобы они были видны яснее, задам вопрос.
Я спрошу вас: кто преставился? Знаю, что каждый по усердию своему к Преставившейся ответит всяческими похвальными словами. Один скажет: «Матерь Божия преставилась к Сыну Своему и Богу»; другой скажет: «Небо одушевленное на небеса восходит»; третий: «Врата непроходимые отнесены в небесные двери»; иной скажет: «Взошло с земли на небо Солнце, в котором вселился Вышний»; другой: «Дом Божий пречистый и пречестнейший отнесен в нерукотворенные храмы». Каждый скажет что-либо похвальное по усердию своему. Я же, обратившись к самому дивному, бессмертному Сему Мертвецу, спрашиваю: Кто Ты, здесь лежащий? И слышу в ответ смиренный глас: «Вот Я Раба Господня!» (Лк. 1, 38) Теперь всякому да будет известно, кто здесь преставился: Раба Господня преставилась, Раба Господня положена во гробе: «Вот Я Раба Господня!» Здесь вспомню я одно древнее изречение: «Служить Богу и царствовать — одно и то же», то есть служить Богу — значит вместе и царствовать. Истинный раб Божий является вместе с тем и наследником небесного царствия, соцарствует Христу. И если Пречистая Дева — Раба Господня, то Она воистину должна быть названа и Царицей всей видимой и невидимой твари.
Но я, прилежно взирая умом своим на Господа и на Рабу Его, вижу как Господа моего, в Трех Лицах Единого, Отца и Сына, и Святого Духа, так и Рабу Его, и нашу Царицу, в едином лице изъявившую три особые стороны служения Богу, ибо особым образом послужила Она Богу Отцу, особым — Богу Сыну и особым — Богу Духу Святому. Богу Отцу была она Дочерью, Которой Он говорит: «Слушай, Дщерь, и смотри» (Пс. 44, 11). Богу Сыну — Матерью; Богу Духу Святому — Безневестной Девой, Невестой Неневестной. Послужила Богу Отцу как Дочь, Богу Сыну — как Мать, Богу Духу Святому — как уневещенная Дева. Поработала Святой Троице особыми способами верно и истинно.
Здесь снова спрошу: по каким ступеням эта Раба Господня, царскую честь Себе заслужившая, достигла столь великого достоинства, столь высокой чести — быть Дочерью Бога Отца, Матерью Бога Сына и уневещенною Девой Бога Духа Святого? Воистину, она «восхождения в сердце Своем положила» (Пс. 83, 3): положила ступени восхождения к Богу в жизни Своей, а именно, к уневещению Богом Духом Святым взошла девственной чистотой, к материнству по отношению к Богу Сыну — смирением: «Призрел», — говорит Она, — «на смирение рабы Своей» (Лк. 1, 48); Дочерью Богу Отцу стала любовью. И теми же ступенями, которыми Она приблизилась во временной Своей жизни к Богу, Единому в Троице, Она взошла и в бессмертном Успении Своем на небо к Отцу и Сыну, и Святому Духу, то есть девственной чистотой, смирением и любовью.
Прежде всего от юности Своей взошла к Богу Духу Святому девственной чистотой, сделавшись Его живой церковью и одушевленным храмом. Ибо нигде Дух Святой не вселяется так, как в девствующих, потому что девство, по свидетельству святых отцов, родственно Ангелам и дружественно Богу. А Пречистая Матерь Божия по словам святого Амвросия, была Девой не только телом, но и духом. Внемлем умом своим словам этого учителя, который о Пречистой Деве говорит: «Она была Девой не телом только, но и духом», — и подумаем: что значит девствовать телом и духом? Что значит быть чистым телом и духом? А так как мы вспомнили о чистоте, то да выслушают слова эти не только девствующие, или вдовствующие, или охраняющие покаянием чистоту свою, но и находящиеся в супружестве, ибо ко всем вообще говорит апостол: «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа; вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас; и еще: Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог» (1 Кор. 6, 19; 3, 1617).
Итак, каждый должен беречь свою чистоту, девствующие — девственную и вдовствующие — вдовственную. Точно так же и находящиеся в супружестве должны беспорочно хранить чистоту супружескую, чтобы быть чистыми храмами Святого Духа. Ибо пред Богом как чистота бессупружных похвальна, так и чистота супружных честна («брак у всех да будет честен» — Евр. 13, 4), и тех — приятна, и этих не отвержена, как нескверная; и та славна, и эта имеет свою, хотя бы и иную, славу, как говорит апостол: «Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд» (1 Кор. 15, 41). Хотя и иная, но все же слава, и каждому своя: особая слава' солнцу, особая — луне и особая — звездам.
Святой Исидор Пилусиот дает этим апостольским словам такое толкование: «Уподобляет Павел, — говорит он, — солнцу тех, которые возлюбили хранить девство; луне — тех, которые пребывают чисто во вдовстве; звездам же уподобляет тех, кто в честном супружестве соблюдает ложе свое нескверным.
Ибо как солнцу подобает быть светлым и луне светлой, и звездам не темными, так подобает быть чистыми и девствующим, и вдовствующим, и находящимся в супружестве, чтобы все были достойными храмами Святого Духа». Научитесь же здесь все, что значит человеку быть чистым духом и телом.
Каждый человек по существу своему двойственен: внешний и внутренний, то есть материальный и духовный; внешний — видим, ибо материален, а внутренний — невидим, ибо духовен. Поэтому и чистота его должна быть двояко непорочна пред Богом: чистота телесная и духовная, то есть чистота духа. Напрасно гордится в своем уме чистотой телесной тот, кто не хранит тщательно чистоты духа. Напрасно обуздывает свои плотские вожделения воздержанием тот, кто в уме своем питает греховную скверну. Напрасно внешний человек считает себя чистым, если его внутренний человек загрязняется бесчисленными нечистотами. Тело чисто, а из сердца исходят помышления злые, прелюбодеяния, любодеяния, оскверняющие человека. Такой человек подобен содомскому яблоку.
Пишется в книгах, что в той стране, где находились погубленные праведным гневом Божиим Содом и Гоморра с окрестными городами, родятся яблоки, по внешнему виду очень красивые, большие и имеющие дивный цвет. И если бы кто-нибудь увидел их в первый раз, то весьма поразился бы их красотой и ожидал бы найти в них вкус неизреченный. Но когда кто-либо, взяв яблоко, разрезает или вкушает его, то не находит в нем ничего, кроме одного только праха гнилостного, смрадного и вредоносного.
О человек, чистый телом и оскверненный душой! Не подобен ли и ты такому яблоку? Чистота тела твоего не похожа ли на это красивое по виду яблоко, а нечистота духа и ума твоего не является ли прахом гнилостным, смердящим и душевредным? Таких именно людей Сам Христос Господь уподобляет в Евангелии гробам окрашенным, наполненным смрадными костями (см. Мф. 23, 27), и говорит им: «Вы выказываете себя праведниками пред людьми, но Бог знает сердца ваши» (Лк. 16, 15).
О если бы можно было заглянуть внутрь сердца, кажущегося святым, не один нашелся бы там сгнивший и воссмердевший труп — мысль порочная! Итак, необходимо знать, что чистота внешнего человека, то есть чистота тела, без чистоты внутреннего человека, то есть духа, — это не чистота, как это изъясняет святой Евфимий Великий, который говорит так: «Да знает каждый, что если кто и не прикасается к чужому телу, не творит скверного греха телом, но умом любодействует, имея скверные мысли, удерживая их, подчиняясь им и услаждаясь ими, он блудник и не может быть храмом Святого Духа». Ибо Дух Святой, по выражению святого Златоуста, подобен пчеле: «Как пчела не влетает в сосуд смрадный, так и Дух Святой не входит в нечистую душу» (Беседа 15 на Послание к Ефесянам 4, 35).
Но обратимся снова к словам святого Амвросия, сказанным им о Пречистой Деве. Она, говорит он, была Девой не телом только, но и духом. Была Девой по телу, сохранив нетленным цвет чистоты Своей, и была Девой по духу, никогда не помыслив о браке. Ибо когда, живя во Святая Святых, Она пришла в брачный возраст, и когда архиереи и священники, по законному обычаю, повелевали Ей оставить обитание в храме и по примеру прочих девиц, Ее сверстниц, выйти замуж, Она отвечала: «Я отдана родителями с детства одному Богу и дала обет сохранить девство Мое вечно; а потому Я не могу соединиться браком с человеком смертным, и ничто не может принудить Меня к браку, Меня, Деву Бессмертного Бога». Услышав это, архиереи дивились такой необычной вещи, ибо еще не было никогда ни одной такой девицы, которая бы обещала навеки девство свое Богу; Она была первой.
Кто не удивится тому, что за все время от преступления Адамова до воплощения Слова Божия, пришедшего на землю для спасения рода человеческого в половине шестой тысячи лет, не нашлось на земле ни одной такой девы, которая была бы Чиста не только телом, но и духом? Одна только Она оказалась первой и последней такой Девой, Которая по чистоте Своей телесной и душевной сделалась достойной быть церковью и храмом Святого Духа. И как тогда через девственную чистоту Свою взошла и приблизилась к Богу Духу Святому и соединилась во единый дух с Богом, как сказано в Писании: «Соединяющийся с Господом есть один дух с Господом» (1 Кор. 6, 17), — так и в пречестном Успении Своем тою же ступенью взошла к небу, на небеса и превыше небес.
Взошла к Богу Сыну по ступени смирения, ибо через смирение сделалась достойной быть Его Матерью. Той же ступенью взошла Она и на небо и превзошла по чести и достоинству все лики святых. Смирение — это лучшая ступень как к высоким земным, мирским почестям, так и к небесным.
Некогда праотец Богородицы и Христа святой Давид, будучи преследуем своим тестем Саулом и, увидев его издали на одном месте, кричал ему: «За кем ты ходишь или за кем гоняешься? За псом ли мертвым или за одной блохой?»Саул же, убедившись в его невинности и кротости, отвечал ему: «Ныне знаю, что ты будешь царствовать, и твердо будет в руке твоей царство Израилево» (1 Цар. 24, 15, 21). Смотрите: когда смирился Давид настолько, что уподобил себя мертвому псу и блохе малой, тотчас же услышал уготованный ему Богом царский титул: «Будешь царствовать». Через смирение достиг царской чести, земных почестей.
Святой Иоанн Предтеча смирил себя до ног и обуви Христова, сказав: «Недостоин, наклонившись, развязать ремень обуви Его» (Мк. 1, 7). И что же услышал он от Христа: «Из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя» (Мф. 11,11). Ступенью смирения взошел святой Иоанн к столь высокому достоинству, что удостоился возложить руку свою на пречестнейшую главу Божия Сына.
Но и к высочайшим небесным почестям нет более лучшего восхождения и ступени, чем смирение, по словам Господа: «Кто унижает себя, тот возвысится» (Мф. 23, 12).
Некогда возник между апостолами спор о том, кто из них высший в апостольском лике и кто будет начальствующим на небе? Они пришли за разрешением этого вопроса к Самому Господу и сказали Ему: «Кто больше в царстве небесном? Господь же, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: «Истинно говорю вам: если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в царство небесное»« (Мф. 18, 3).
Но, о Господи! Что означает это учение Твое? Неужели Твоим ученикам нужно превратиться из зрелых мужей в малых детей? Петр уже стар, и Андрей тоже, и прочие апостолы уже немолоды. Возможно ли им возвратиться в прежний, давно прошедший возраст и сделаться малыми отроками? А Господь говорит: «Будьте детьми, если желаете войти в царство небесное и быть в нем великими».
Но, о Господи! Укажи нам способ обращения к отрочеству. Говорит Господь: «Кто умалится, как это дитя, тот и больше в царстве небесном» (Мф. 18,4). Вот способ отрочествования: будучи даже старыми, быть смиренными, кроткими, незлобивыми, как дети. Хорошо говорит об этом и апостол: «Не будьте дети умом: на злое будьте младенцы» (1 Кор. 14, 20). Кто младенец по незлобию и смирению, тому отверзается для входа дверь небесная, тот войдет в небесное царство и будет в нем великим.
Необходимо было такое обращение к отрочеству для учеников Христовых, ибо они в гордости начали мало помалу превозноситься в уме своем: то они просят сидения по правую и по левую руку Христа в Его царстве, то рассуждают о том, кто из них больший, ищут начальствования. Но не требовалось такое обращение для Пресвятой Девы, ибо Она от младенчества Своего была неизменна в Своем смирении, и, возрастая телом, Она нисходила по духу смирения и всегда младенчествовала, как дитя, по незлобию и смирению. Возрастала годами, возрастала и разумом, а богомысленным умом Своим достигала неба. Возрастала и по высоте достоинства, ибо уже знала, что Она, а не иная какая-либо дева, должна родить Сына Божия, что было открыто Ей
Самим Богом Отцом во время полуночной молитвы во Святая Святых. Ибо осветил Ее Божественный свет, и услышала Она голос Бога Отца, говорящий: «Ты родишь Сына Моего». Сколь великая честь, сколь великое достоинство!
И в таком возрасте помышляет ли Она о каком-либо начальствовании, о том, чтобы сидеть на престоле, и о власти? Нет! Она младенчествует в отроческом смирении, говоря: «Се, Раба Господня!» То есть как бы говорит: «Я не достойна не только быть, но и называться Матерью Господа, Творца Моего, не достойна не только соцарствовать, но и предстоять Ему, не достойна не только носить Его в утробе Моей или на руках Моих, но даже взирать на пресвятое лицо Его, на Которое не смеют взирать и Серафимы. Пусть Я буду одной из служащих Ему рабынь: «Се, Раба Господня»». О глубина смирения! Глубина, «неудобозримая и ангельскима очима!»
Этой же высокой ступенью глубочайшего смирения достигла Она превысочайшей чести Богорождения, нетленного материнства, ибо во время смиренных слов Ее: «Се, Раба Господня», — в Ее пречистой девической утробе «Слово стало плотию и обитало с нами» (Ин. 1, 14).
Смирение — это основание всего, и все прочие добродетели служат как бы назданием на этом основании. И в жизни Своей Пречистая Дева более всего смирением приблизилась к Богу, Который говорит: «На кого призрю, только на кроткого и смиренного» (Ис. 66, 2). Тем же смирением и в Успении Своем взошла на небеса и возведена со славой на престол небесного царствия, ибо смирение царствует с Пречистой Девой там, откуда низвергнута гордыня.
К Третьему, Начальнейшему Лицу Святой Троицы, Богу Отцу, Она взошла третьею высочайшею ступенью — любовью, ибо по апостолу, «любовь всех больше» (1 Кор. 13, 13). Через нее Она сделалась Дочерью Отца Небесного. Как возлюбила Пречистая Дева Бога, этого не может изъяснить никакой язык, не может постигнуть никакой ум, ибо любовь — это одна из неведомых тайн сердечных, одному только Богу, «сердца и утробы испытующему» (см. Пс. 7, 10), известная. Отчасти и мы можем уразуметь любовь из некоторых внешних действий, случаев и времен, как например, следующих.
Когда Отрок Иисус остался в Иерусалиме, Пречистая Дева, найдя Его, сказала: «С великою скорбью искали Тебя» (Лк. 2, 48), то есть искали с болью в сердце. Здесь мы можем сказать, что Пречистая Дева возлюбила Бога всем сердцем. Стоит Она у Креста, смотрит на вольные страдания Сына Своего, и на Ней сбываются слова Симеоновы: «И Тебе Самой оружие пройдет душу» (Лк. 2, 35). Здесь мы можем сказать, что Пречистая Дева возлюбила Бога всей душой.
По вознесении Господнем на небо осталась Пречистая Дева на земле в первенствующей Церкви, непрестанно имея в Своих мыслях Сына Своего и Бога, и постоянно желая отойти к Нему с земли. Здесь мы могли бы сказать, что Она возлюбила Бога всем помышлением своим. Однако мы нисколько не постигнем, не изъясним в достаточной мере, как любила Она Его всем сердцем, всей душой и всем помышлением.
Мы сказали бы, рассуждая по человечески, что Пречистая Дева возлюбила Бога так, как кто-либо из нас любит своих родителей или ставшего единой плотью (см. Еф. 5, 31) в супружестве друга своего, или единственных сыновей своих. Но у людей сердечная любовь различается по своим видам: особым образом любят родителя, иначе друга, иначе сына. Любовь же Пречистой Девы не имела различий, ибо Тот Единый, Которого Она любила, был для Нее и Отцом, и единственным Сыном, и Женихом Нетленным. Вся Ее всеобъемлющая любовь направлялась к Единому Богу, и ради нее Она названа и Невестой Святого Духа, и Матерью Бога Сына, и Дщерью Бога Отца. И Дщерью не по такому приобщению, каким все соделываются верными чадами Божиими, по словам Писания: «Верующим во имя Его дал власть быть чадами Божиими» (Ин. 1, 12), и в другом месте: ««Я приму вас. И буду вам Отцом, и вы будете Моими сынами и дщерями», — говорит Господь Вседержитель» (2 Кор. 6, 17—18), — но Пречистая Дева сделалась Дщерью Бога Отца иным, несравненно высшим, честнейшим и ближайшим усвоением.
Представим себе, что некий человек принял к себе двух малых осиротевших отроковиц, воспитал их как дочерей и назвал их обеих своими дочерьми, а затем одну из них сделал невестой своего единокровного сына. Эта отроковица, сочетавшаяся с его сыном, становится по закону естества его ближайшей дочерью, родственной ему в большей степени, чем та отроковица, которая не сочеталась с его сыном. Ибо эта только по внешнему присвоению, только по наименованию является его дочерью, первая же и по закону естества становится его дочерью, так как касается его естества, приобщаясь к естественному сыну его, становится с ним единой плотью, и, как и сын, по закону естества, делается дочерью того же отца. Точно так же должно разуметь и о Пречистой Богородице.
Бог Отец принял к Себе наше человеческое естество и особенно Пречистую Деву, как бы двух неких осиротевших отроковиц, как дочерей. Осиротевшим было наше естество, ибо лишилось рая и первоначальной благодати Божией. Осиротела и Пречистая Дева, лишившись Своих родителей. Господь нарек естество наше Своею дщерью: «Будете», — сказал Он, — «Моими сынами и дщерями». Нарек Своей Дшерью и Пречистую Деву, сказав: «Слушай. Дщерь, и смотри, и приклони ухо Твое, и забудь народ Твой и дом отца Твоего» (Пс. 44, 11). Когда же наступило предустановленное время. Бог Отец сочетал Деву с Сыном Своим, Словом, как Невесту, и так сделалась Пречистая Дева более близкой Дочерью Богу Отцу, гораздо ближе нашего к Нему приобщенная, ибо Она коснулась естества Божия, сочетавшись с Богом Словом Своей плотью, которой воплотила Его в Себе. И потому Дева Мария — Дочь Бога Отца, Которая Ему ближе, чем все естество человеческое и ангельское. Кроме того, и материнство Ее, так как она родила Бога Сына, ясно показывает большую Ее близость к Богу Отцу. Потому-то Бог Отец говорит Ей в Песни Песней: «Уподобил Тебя близ Меня» (Песн. 1, 8), ибо как Он родил естественного Своего Бога Сына без матери, так и Она родила Того же, а не иного Бога Сына без отца и соделалась как бы ближайшей Сестрой в отношении к Богу Отцу.
Этого столь великого достоинства Пречистая Дева достигла как вышесказанными добродетелями — девством и смирением, так и любовью. Ибо Господь говорит: «Я любящих Меня люблю» (Притч. 8, 17). И как Пречистая Дева возлюбила Бога более бывших, настоящих и будущих святых любовью теплейшей, так и Бог возлюбил Ее более всех, присвоил, ближе всех присоединил, вверив Ей носить в девственной утробе и родить совершенного Бога в человечестве совершенном. И как тогда Пречистая Дева взошла по ступени любви к столь высокой близости к Богу Отцу, так и ныне в пречестном Успении Своем той же ступенью взошла на небо.
Так тремя этими ступенями (я не упоминаю бесчисленных других) Матерь Божия восходит ныне в небеса: к Богу Духу Святому — девственной чистотой, к Богу Сыну — смирением и к Богу Отцу — любовью. Скажу более: всеми этими ступенями вместе Она взошла к Единому в Троице Богу. Ибо тем, чем угодила Богу Духу Святому, тем же угодила и Богу Сыну, и Богу Отцу. Чем угодила Богу Сыну, тем же угодила и Богу Отцу, и Богу Духу Святому. Чем угодила Богу Отцу, тем угодила Богу Сыну, и Богу Духу Святому.
Мы же, удивляясь такому Ее восхождению, этим ступеням, с трепетом воскликнем: «О дивное чудо! Лествица к небеси гроб бывает». Аминь.
««Возбранной Воеводе победительная, яко избавльшеся от злых, благодарственная восписуем Ти раби Твои, Богородице!»«
Ныне соборно почитая празднеством в этой святой обители икону Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, именуемой Донской, хотел я узнать об этом наименовании, слушатели возлюбленные! И узнал я от достоверных повествователей и летописцев, что когда благоверный Великий князь Димитрий Иоаннович вел брань с нечестивым татарским царем Мамаем между реками Непрядвой и Доном, была там в полках христианских эта пречестная чудотворная икона, принесенная от донского воинства в дар Великому князю в помощь против супротивников. И по молитвам Пречистой Богоматери и чудесной Ее силой, исходящей от той иконы, побеждены были агаряне. Великий князь, со славой торжествуя победу, возвратился с христианским воинством обратно и принес с собой честную и чудотворную эту икону, которая названа Донской по причине бывшей там — на Дону — победы.
Желая еще узнать и об этой обители, называемой от образа Пресвятой Богородицы Донской также Донской, узнал я из достоверных повествований и от летописцев, что во дни благоверного Государя, Царя и Великого князя Феодора Иоанновича, когда случилось нашествие крымской орды на державу Московского государства и когда татарский царь Мурат Кирей приблизился к царствующему сему граду, вышел благоверный Царь и Великий князь Феодор Иоаннович с воинством своим и на сем месте ополчился против агарян. Он принес к своим полкам Донскую икону Пресвятой Богоматери и победил полки агарянские, прогнав их с помощью Пречистой Богородицы. Желая воздать Ей благодарение, он создал на том месте каменную церковь, в которой ныне трапеза, и поставил в ней список с чудотворной иконы. С того времени эта обитель была названа Донской.
Я же, грешный, с усердием вспоминая обе эти победы над агарянами, всесильной помощью Богородичной совершенные: победу над Мамаем на границах державы Российской между Доном и Непрядвой, и преславную победу над крымским Киреем на этом месте, — вспоминая, говорю, обе эти победы, я вспомню и древнейшую победу над каганом под греческим Цареградом и скажу: Пречистая Матерь Божия туже благодать Свою, которую в древности явила греческому царству, явила и царству российскому. Ибо той же силой, которой победила под Константинополем кагана и прочих скифов и персов и отогнала их от пределов греческих, Она и под этим царствующих градом победила агарян и прогнала их от пределов российской державы. И как тогда греки, восписуя Пречистой Деве Богородице песни благодарения в Боге, называли Ее Возбранной Воеводой, так делаем и мы ныне, воспевая Богородице: «Возбранной Воеводе победительная, яко избавльшеся от злых, благодарственная восписуем Ти раби Твои, Богородице!»
Слыша здесь титул воеводский, Пречистой Деве Церковью приписанный, я хочу видеть и сам чин Ее воеводский: как вооружается Она на брань? Как выводит Свое войско и строит полки? Как побеждает супостатов не только видимых, но и особенно невидимых? Обратим же все вместе наши мысленные очи, слушатели мои! И рассмотрим этого невиданного и неслыханного когда-либо Воеводу.
Кто Он такой? Дева. Слышал ли и видел ли кто-либо когда-нибудь, чтобы воеводой была дева? Воеводе приличествует иметь в руках меч: «Он не напрасно», — говорится, — «носит меч: он отмститель в наказание делающему злое» (Рим. 13, 4); деве же приличествует иметь в руках иглу для вышивания узоров. Воеводе приличествует копье, а деве — веретено; воеводе — шлем железный, а деве — венок разноцветный; воеводе — броня крепкая, а деве — многоценная утварь; воеводе — щит от стрел вражеских, а деве — тень от зноя солнечного. Воеводе подобает выходить в поле на брань с супостатами, а деве сидеть безвыходно дома, в хоромах. Как может дева быть воеводой? Но воеводствует именно Дева.
Какая же Дева? Та Дева, Которая поразила главу адского змия, ведущего брань против всего рода человеческого. Дева, возбранная Воевода, Пречистая Матерь Божия, Она прияла в Свои руки оружие, и не одно оружие, но все оружия Божий, как говорит апостол: «Примите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злый» (Еф. 6, 13). Еще Соломон предусмотрел оружие в руках Ее, когда сказал: «Изострит же внезапный гнев, как оружие» (Прем. 5, 20). Смотрю, какое же это оружие? И вижу меч и копье, ибо в еллинской Библии написано «меч: Изострит», — сказано там, — «внезапный гнев, как меч», а в Иеронимовом переводе «копье: Изострит меч в копье». Копьем Она крепко пробивает адского семиглавого змия и единомышленников его, мечом же внезапно отсекает единым ударом головы их. Имеет и шлем спасения, по апостолу: «И шлем спасения возьмите» (Еф. 6, 17).
Она приняла шлем спасения, чтобы не только Самой быть спасенной от проклятия за грех прародительский, но и спасти весь мир, ибо через Сию Спасительницу спасен мир, как и Церковь воспевает Ей: «Спасе Богородицею мир Христос, имеяй велию и богатую милость» (Догматик).
Облеклась в броню правды рожденная праведными родителями и от юности поучившаяся оправданиям Господним. «Приняла щит непобедимый — преподобие» (Прем. 5, 19). Слово преподобие происходит от слова «подобный», то есть подобный — преподобный. «Создал Бог человека по образу Своему и по подобию» (Быт. 1, 26). И все люди душой своей разумной, созданной Богом, подобны Богу, только у грешников это подобие премного утрачивается, ибо человек через свои грехи уподобляется уже не Богу, а скотам несмысленным (см. Пс. 48, 13). У святых же людей это подобие бывает преподобием, ибо они соблюдают в себе образ Божий неповрежденным.
В Преблагословенной же Деве это подобие образа Божия не только преподобно над подобными, но и над преподобными преподобнейшее. В Ней образ Божий яснее, чем у всех других, как об этом свидетельствует Сам Бог, Который в Песни Песней говорит Ей: «Уподобил Тебя, Ближняя Моя» (Песн. 1,8),— то есть как бы говорит: «Все люди, и особенно угодники Мои, подобны Мне, Ты же подобнее их, так как находишься близ Меня: «Уподобил Тебя, Ближняя Моя»«.
Как лицо, смотрящее в зеркало вблизи, отражается в зеркале лучше, чем лицо, смотрящее издали, так и Пречистая Дева. Пребывая около Бога ближе, чем все святые, более подобна Богу, чем они. Она подобна Богу Отцу, как родившая без отца Сына Его, рожденного Им прежде веков без матери. Подобна Богу Сыну, как носившая Его в пречистой Своей девической утробе и родившая Его нетленно. Подобна Богу Духу Святому, как соделавшаяся Его Невестой и храмом чистым и непорочным. И как Она более близка к Богу, чем все святые, так и более подобна Ему, чем все подобные, и более преподобна, чем все преподобные. Вот такой щит приняла возбранная наша Воевода, и щит этот — непобедимый. «Примет», — сказано, — «щит непобедимый — преподобие». Ибо кто может одолеть, превзойти своей святостью Ее святость, которая превзошла и святость Серафимов?
Созерцая умом своим возбранную нашу Воеводу, во все оружия облеченную, вооруженную щитом и броней, вспомню здесь слова Святого Духа, сказанные о Ней: «Шея Твоя, как столп Давидов, тысяча щитов висит на нем и все стрелы сильных; по другому переводу: и оружия сильных» (Песн. 4, 4). По древнему обычаю, на высоких столпах, то есть вежах или башнях, стоявших на городской стене, слагалось и хранилось все оружие, приготовленное для брани. Так, Царь Давид, по свидетельству святого Амвросия, устроил в Иерусалиме высокий столп на городской стене для защиты, а вместе и для украшения города. Для защиты — чтобы можно было издали усмотреть приближающиеся к городу вражеские полки и прогнать их, а для украшения же потому, что столп тот превосходил своей высотой не только средние, но и самые высокие здания Иерусалима.
Я же хочу найти объяснение тайны: почему Дух Святой уподобляет возлюбленную и прекраснейшую Невесту Свою тому столпу Давидову? Почему красота Ее должна быть в том, чтобы иметь шею столь высокую и длинную, как столп? Но как всегда в таинстве говорится так, а понимается иначе, так и здесь нужно разуметь у Невесты Духа Святого не вещественную высоту, а высоту добродетелей.
Некоторые полагают, что столп тот Давидов находился между Сионом, стоящим на горе высокой, и Иерусалимом, расположенным под горой и именовавшимся дшерью Сиона. И был столп тот между ними как бы шеей между телом и головой, ибо по высоте своей он преобладал над Иерусалимом и достигал Сиона. На столпе же этом были повешены щиты и положены все оружия для брани и защиты Иерусалима. Уподобляет Дух Святой Пречистую Деву столпу Давидову потому, что Она, будучи Дщерью Давидовой, посредствует, как шея между головой и телом, между Христом, как Главой Церкви, и верующими, которые составляют тело Церкви Его, и вместе с тем превосходит Церковь, ибо Она воистину высшая всех и достигающая Христа, как давшая Ему плоть.
Еще же и для того уподобляет Ее Дух Святой столпу, или хранилищу оружейному, чтобы показать, что Она есть возбранная Воевода, во все оружия облеченная, а в этом наша защита от врагов. Ибо что может прообразовать тот столп, как не крепость Девы для нашего спасения: «Крепкая зашита от врага?» (Пс. 60, 4) Что могут означать те щиты, как не Ее защиту для нас? Что означают те стрелы, как не победу над врагами?
Когда враг воюет против нас, Она защищает нас щитами молитв Своих. Когда же мы сами воюем с врагами, Она подает нам оружие, стрелы сильные, и если мы ослабеваем, Она, как столп, укрепляет немощь нашу, чтобы нам не падать. Тысяча же щитов знаменует бесчисленные молитвы Ее о нас к Богу. Тысячное число здесь употребляется для означения бесчисленного, ибо Богородица защищает нас бесчисленными, крепкими, как щит, молитвами. Все же оружие сильных указывает на то, что всю ту благодать и силы, которые имеют все святые и которыми они помогают нам, те силы, которые имеют и которыми помогают пророки, апостолы, иерархи, мученики, преподобные и праведные и все прочие святые, имеет в Себе единая Пресвятая Дева, и Она одна может помочь нам столько, сколько все святые; и потому говорится о Ней, что Она имеет все оружие сильных.
Узнав, как облечена возбранная наша Воевода тысячью щитами и всеми стрелами и оружиями сильных, посмотрим еще, как Она выводит и устраивает Свои полки, ибо Воеводе без воинства или без полков быть не подобает. Воевода получает свой титул от слова «воинство», а потому и Сия возбранная Воевода имеет Свое воинство, Свои полки. Посмотрим же, как Она выводит их на брань.
Помните ли вы Иаковлеву лестницу, по которой «восходили и нисходили Ангелы Божий?» (Быт. 28, 12) Помыслите, почему Ангелы Божий непрестанно ходят по этой лестнице вверх и вниз, то восходят, то нисходят? Вы не узнаете причины этого, пока не исповедаете, что лестница эта есть Пречистая Матерь Божия, как и Церковь говорит Ей: «Радуйся, мосте, к небесем преводяй, и лествица высокая, юже Иаков виде!» (Акафист Пресвятой Богородице). Если же вы признаете, что Она есть та Иаковлева лестница, то узнайте и то, что Ангелы потому не имеют покоя, восходя и нисходя по лестнице, что Пресвятая Богородица повелевает им восходя приносить к Богу человеческие молитвы и всякие нужды, скорби и печали, а нисходя приносить от Бога людям Божию милость, помощь и дары, и все это через лестницу, то есть Богородицу, имеющую такое о нас попечение.
Та же лестница, кроме ангельских воинств, выводит еще и полки святых от небесной высоты к земному снисхождению, к человеческому христианскому роду, на помощь воинствующей на земле Церкви. Изводит полки святых, ибо Церковь воинствующая взывает к Ней об этом словами Дамаскина: «Молящи, приими лики Архангел же и множество вышних воинств Зиждителя Моего, апостол же и пророк соборы, и мученики, и преподобный, и священномученики, и молитву сотвори, Чистая, за нас Богу» (Октоих, глас 2, в понедельник на повечерии, песнь 9, ст. 5).
Посмотрим, сколько полков изводит Пречистая Дева и ополчает вокруг нас! И над всеми ими воеводствует Сама возбранная Воевода. Послушаем, как Она ополчает эти полки и выстраивает их? Строит эти полки в порядке против супостатов наших, и сколько имеется полков, воюющих против нас, столько же поставляет Она против них Своих полков. Не напрасно говорит Ей Дух Святой: «Прекрасна Ты, Возлюбленная Моя, любезна, как Иерусалим, ужасна же, как полков строй чинный» (Песн. 6, 3).
Выслушаем внимательно эти слова, сказанные Святым Духом в похвалу Невесты Своей. Почему Она «любезна, как Иерусалим и ужасна, как полков строй чинный»? Он уподобляет Ее Иерусалиму прекрасному, чтобы изъявить Ее прекрасное пренепорочное девство, а уподобляя чинному строю полков, изъявляет Ее страшное воеводство. Иерусалим обозначает Деву полки — Воеводу. Но так как мы уже сказали, что Сия Воевода выстраивает в порядке полки Свои против полков вражеских, то рассмотрим и порядок этих полков.
Троякие полки врагов наших, воюющих против нас днем и ночью, это — мир, плоть и дьявол. Сначала дьявол, потом мир и затем плоть. Дьяволискуситель со всеми кознями своими. Мирпрельститель со всей суетой своей. Тело — домашний враг со всеми своими греховными страстями. Сколь досаждают нам, теснят и творят пакости эти три вражеских полка, о том не нужно и говорить, ибо это знает каждый.
Все множество святых, составляющих торжествующую Церковь, по согласному утверждению всех богословов, разделяется на три изряднейшие ликостояния, на три полка (как и Ангелы — на три лика), по числу трех наград, уготованных в воздаяние: на полк учителей, полк мучеников и полк девственников. Начальствует и воеводствует над этими полками Дева, как святейшая из всех святых. Воеводствует над полком учителей, ибо через Нее же познали мы Сына Божия, как говорит о Ней Дух Святой: «Тайноучителъница есть, еже о Бозе разумения». Воеводствует над полком мучеников, как стоявшая у Креста и как Та, у Которой «оружие пройдет душу» (Лк.2,35). Воеводствует над полком девствующих, как Приснодева, как Дева и пред рождеством, и в рождестве, и после рождества, Дева, девической чистотой превосходящая Ангелов.
Для Своих полков устроила Сия Воевода следующие знамена. Для полка учителей — знамя небесного цвета, ибо их рассуждение, богомыслие направляется к небу. На знамени том изображен венец золотой, ибо они испытаны, «как золото в горниле» (Прем. 3,6). Именно об этом венце говорит апостол: «Готовится венец правды, который даст мне Господь в день оный» (2 Тим. 4, 8). Для полка мучеников — знамя червленого цвета, обагренное пролитой за Христа кровью, и на знамени том изображен Престол Божий, ибо говорит Он: «Побеждающему дам сесть со Мною на Престоле Моем» (Откр. 3, 21). Для полка девствующих — знамя белого цвета, так как и они непорочны и белы. И на знамени том изображен крест, ибо знает каждый, кто несет сей крест, с каким крестом, с каким, говорю, терпением соблюдается чистота и девство.
Выведя эти три полка, Она поставляет их против трех вышереченных вражеских полчищ. Против дьявола ставит полк учителей, которые изобличают козни дьявольские, поучают и наставляют тому, как люди могут уничтожить дьявольские козни. Против мира ставит полк мучеников, победивших мир и давших "нам пример, как следует презирать мир, по словам Писания: «Не любите мира, ни того, что в мире» (1 Ин. 2, Г5). Против плоти поставляет Она полк девствующих, победивших свою плоть и одолевших свои природные страсти.
В таком порядке устроив свои полки, возбранная Воевода повелевает всем вступить в бой, биться упорно с нашими великими врагами, сражаться мечами, копьями и стрелами их молитв за нас, уязвлять ими супостатов и далеко прогонять их от нас. Сама же Она поступает по обычаю воеводскому: как воеводы обычно наблюдают с высокого места за полками сражающихся, и ослабевающим посылают подмогу, так и Она стоит на высоком месте, будучи взята по Успении Своем на небо, и стоит там, где видел Ее св. Иоанн Богослов. «Великое знамение», — говорит он, — «явилось на небе: Жена, облеченная в солнце». И явилась в самое злое время, в самое страшное время — во время разорения и смятения вселенной, ибо написано: «Произошли молнии и голоса, и громы и землетрясение и великий град. И явилось на небе великое знамение: Жена, облеченная в солнце» (Откр.11,19;12,1).
Здесь потребно знать, почему та Жена, виденная Богословом и изображающая нашу Воеводу, явилась не ранее блистания громов и гласов, землетрясения и града, когда еще все стихии находились в мире и покое, а во время самого страшного смятения земли и неба? Это было для того, чтобы показать, что Пречистая Матерь Божия во время самой лютейшей брани, в самое злое время, когда мы боремся с супостатами, когда воюют против нас враги наши то блистанием похоти очей, то гласом гордости плоти, то громом внезапных страстных наваждений, то потрясением внутренних мятежей, то градом различных попущений Божиих на нас, — тогда Она, как солнце, восходит к нам на помощь, чтобы укрепить тех, кто побеждается, чтобы исцелить тех, кто изранен, чтобы воздвигнуть тех, кто пал в борьбе, чтобы воскресить и вновь вооружить для подвигов тех, кто уже умер душой, побежденный во время брани, но без отчаяния в Ее помощи, и чтобы уготовить мзду за подвиги тем, кто хорошо подвизается и достигает победы.
Во все же это бранное время, чтобы не покрыла ночь своей тьмой борющихся, Она является облеченной в солнце, просвещая тьму нашу. Так ведет за нас брань с супостатами нашими эта возбранная Воевода, непобедимая Победительница, Пречистая Матерь Божия, побеждая врагов невидимых и видимых, как было сказано в начале нашей беседы. Мы же, «благодарственная восписующе», воспеваем Ей: «Радуйся, Еюже воздвижутся победы. Радуйся, Еюже ниспадают врази!» (Акафист Пресвятой Богородице).
Итак, слушатели возлюбленные, мы видели чин воеводский возбранной Воеводы, Пресвятой Девы, слышали, как вооружается Она на брань, как изводит Свои полки и строит их в порядке, как в сражении побеждает супостатов. И уже пора мне окончить похвальную беседу о Пречистой Деве, пора заключить ее «аминем». Но ум мой смущает некая вещь, ибо думается мне, что все сказанное мною, грешным, не было понятно некнижным людям, и я опасаюсь, как бы они не ушли без пользы и как бы я не оказался только многословным ритором, а не полезным учителем, а потому скажу еще несколько слов на пользу простецам.
Знаете ли, что я хочу сказать? Я скажу вещь страшную, которой вы не захотите поверить. Пусть так, но я все же скажу ее. Скажу следующее: Пречистая Матерь Божия не может умолить о нас Бога. Да! Не может. Верите ли вы этому? Но если вы и не верите, я утверждаю свое слово: Она не может. Вы спросите: почему же не может? Отвечаю: потому не может, что мы не хотим покаяться в своих грехах и непрестанно распинаем злобой нашей Сына Ее и Бога нашего. И потому Она не может умолить Его. А что это воистину так, я покажу вам из Святого Писания.
Некогда тяжко согрешили израильтяне и не желали раскаяться. И сказал тогда Господь пророку Иеремии: «Если станут Моисей и Самуил предо Мной, не приклонится душа Моя к народу сему; отгоню их от лица Моего, путь идут те, кто обречен на смерть — на смерть, кто под меч — под меч, кто на голод — на голод; кто в плен — в плен» (Иер. 15, 12).
Знаете ли, кто был Моисей? Тот. кто лицом к лицу беседовал с Богом, тот, кто разделил Чермное море, перевел людей израилевых посуху, сделал бесчисленные чудеса, и когда он воздвигал руки свои, молясь за Израиля, Израиль побеждал Амалика. И Самуил был пророк не меньший его. Однако же Бог говорит: «Если встанут Моисей и Самуил, и будут умолять Меня за тех грешников нераскаянных, Я не послушаю их, не умолят они Меня».
Точно так же пусть знает каждый и о Пречистой Богородице: пока мы не перестанем творить смертные грехи, пока будем тяжко прогневлять Бога нашего, до тех пор и Пресвятая Матерь Божия не может умолить о нас Бога. Ибо Господь Бог, взирая с высоты славы Своей на наши прескверные и премерзостные дела и видя, что мы христиане только по имени, взирая на это Господь говорит в Себе: «Если даже станет возлюбленная Мать Моя молиться ко Мне за этих ожесточенных грешников, Я не послушаю Ее: «Не приклонится душа Моя к народу сему», отрину их».
Да и как может умолить за нас Божия Матерь, если мы заграждаем Ей уста, вынуждаем к молчанию, не допускаем молиться за нас, заграждаем если не словами и языком, то самими злыми делами нашими, говоря Ей: «Молчи! Не молись за нас!» Понимаете ли вы, что я говорю? Когда грешник убивает Ее Сына, не налагает ли он на Ее уста печать молчания, чтобы Она не молилась за нас? Тогда только и только тогда Богородица усердно умоляет о нас Бога, когда мы с покаянием и со слезами притекаем к Богу и к Ней, имея твердое намерение не служить более греху. Только тогда Она воистину сильна умолить о нас Бога. А пока мы пребываем нераскаянными и ожесточенными, как воинство фараона, Она умолить не может. Так ли это — рассудите сами. Я же, поистине известив вас об этом, окончу мою беседу, сказав: Аминь.
««Мученицы Твои, Господи, Адриан и Наталия во страданиях своих венцы прияша нетленныя от Тебе, Бога нашего»« (Тропарь общий мученика)
Празднуем ныне мы двоицу святых мучеников — Адриана и Наталии, слушатели благочестивые! В этой мученической двоице только одно лицо пролило свою кровь — святой Адриан, — и поистине он наречен мучеником и мученическим венцом почтен от Христа Бога. Другое же лицо — святая Наталия — не пролила своей крови, однако и она не лишена мученического венца и титула. Одно лицо страдает, но оба увенчиваются.
Какова же причина этого? Причина этого объясняется в истории жития этих святых мучеников, в конце ее, где сказано: «По совершении страдания святого мученика Адриана и святая Наталия совершила течение свое, она мученица и без пролития крови, ибо много сострадала святым мученикам, служа им в узах и смотря на страдание их, еще же и бежала от дома и отечества своего ради целомудрия».
Вот объяснение мученичества ее: она много сострадала святым мученикам, особенно же святому Адриану, с которым по закону супружества составляла одно тело и один дух по вере Христовой, сострадала, служа святым мученикам и взирая на их страдания, и сама бежала из дома и отечества ради сохранения своего целомудрия. И за все это она сподобилась мученического венца и ликостояния на небе, нареченная мученицей и без пролития крови.
Нам же да будет известно, что у рабов Христовых бывает двоякое мученичество, совершаемое как самим делом, так и в духе. Исполняемое на деле, оно совершается с пролитием крови, а исполняемое духом, соделывается без пролития крови. Мученичество с пролитием крови известно всем, мученичество же без пролития крови мало кому известно. Поэтому, обойдя молчанием мученичество, совершающееся с пролитием крови, побеседуем ныне о вещи, не всем известной — о добровольном, духовном, бескровном мученичестве во имя Христово и посмотрим, каковы его подвиги и какие венцы его ожидают?
Подвиг бескровного, духовного мученичества — сугубый, ибо и природные, естественные страсти в человеке бывают двоякие. Человек, одаренный от Бога разумной душой, имеет от природы в своем естестве две стороны: похотную и яростную. Обе эти страсти вместе с человеком рождаются, живут и умирают: как похотное, начиная от юности и до самой старости, до гроба, не оставляет человека, так и яростное держится в нем от начала жизни и до самой его кончины.
Похотное живет и господствует в теле человека, а яростное в его душе. Поэтому желающий претерпеть духовное мученичество ради любви ко Христу должен совершить двоякий подвиг борьбы с этими сугубыми страстями: плотской и душевной, — похотной, говорю, и с яростной страстью, то есть победить как природные плотские вожделения, так и страсти душевные. Ибо одно — страсти плотские, другое — страсти душевные, точно так же, как похотное и яростное — не одно и то же.
Плотские страсти содержатся в видимых плотских чувствах, каковы: сластолюбие, похоть, плотоугодие и прочее, услаждающее чувства. Душевные же страсти заключаются в невидимом и неведомом сердце, каковы: гнев, ярость, злоба, злопамятство, ненависть и тому подобные страсти, содержащиеся как злые помыслы в сердце и в свое время выступающие наружу в деле.
Об этих плотских и душевных страстях упоминает святой апостол Павел, говоря колоссянам: «Умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть» (Кол. 3, 5). Это — о плотских страстях. О душевных же он говорит следующим образом: «Отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших; не говорите лжи друг другу» и прочее (Кол. 3, 89). Из этих апостольских слов ясно видно, что существуют двоякие страсти: плотские и душевные, требующие двоякого подвига от желающего исполнить бескровное и духовное мученичество.
То же видно и из слов святого Златоуста, который в похвальном слове в день памяти святого мученика Варлаама говорит о бескровном мученичестве так: «Скажет кто-нибудь: как можно подражать мученикам, когда время гонений миновало? Воистину, теперь не время гонений, но для мученичества время; не время борьбы, но время венцов; не гонят люди, но гонят бесы; не озлобляет мучитель, но озлобляет дьявол; не горящие уголья видишь, но разженное пламя похоти. Они, мученики, попирали горящие уголья, ты попирай огонь естества. Они вступали в борьбу со зверями, ты обуздывай свой гнев, как лютого, неукротимого зверя. Они претерпели нестерпимые муки, ты побеждай скверные и лукавые помышления, исходящие из твоего сердца. Таким образом ты будешь подражать мученикам, ибо ныне «наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной» (Еф. 6, 12)».
Так говорит Златоуст. В этих его словах указываются оба подвига духовного мученичества, необходимые для того, чтобы бороться против похотного и против яростного. Ибо, называя в духовном мученичестве похоть плотскую огнем, а страсть душевную — ярость и гнев — неукротимым зверем, он этим указал двоякие страсти — плотские и душевные, а вместе и двоякий подвиг духовного мученичества, то есть угашение огня похоти и укрощение зверской лютости, ярости и гнева.
Уразумев двоякий подвиг бескровного духовного мученичества, посмотрим: сколь трудна в этих подвигах борьба с супротивными, чем побеждаются супротивные и сколь светлые венцы ожидают побеждающих?
Сколь велика борьба в первом подвиге духовного мученичества, то есть борьба с плотью, пусть дадут ответ на этот вопрос не находящиеся в супружестве, вдовствующие и девствующие. Не нужно говорить о вещи известной, разве напомнить кратко о том, сколь неугоден Христу Господу Богу тот, кто не борется упорно со страстями и похотями, а постоянно побеждается ими, любит их больше своего спасения и валяется в тине скверных своих дел. Сколь мерзостен всякий блудник Христу Господу, рожденному от Пречистой и Пренепорочной Девы, Источнику всякой чистоты, и потому Он вооружается против него, как против Своего врага. Ибо по апостолу: «Плотские помышления суть вражда против Бога» (Рим. 8, 7), то есть человек, углубивший весь свой ум в плотские сквернодеяния и только о них мудрствующий умом своим, мечтающий только о плотских греховных вожделениях и желающий их, является великим врагом Бога. Поэтому необходимо Богу вооружаться против него, как против врага, чтобы отомстить ему за вражду.
Читаем в писаниях премудрого Соломона, как Премудрость Божия хочет приготовиться к брани: «Приимет», — говорит он, — «всеоружие ревность Его, и вооружит тварь для отмщения врагам, облечется в броню правды и наденет на Себя шлем суда нелицемерного, примет щит непобедимый преподобия, изострит же внезапный гнев, как оружие», то есть внезапно изострит гнев Свой, как меч (Прем. 5, 17—20).
Удивимся здесь прежде всего тому, что Премудрость Божия, Которая, по апостолу, «мирна, скромна, полна милосердия» (Иак. 3, 17), внезапно превратившись в ярость, хочет воздвигнуть брань, изострить Свой гнев, как меч; затем рассмотрим, против кого Она острит этот меч и с кем хочет вести брань.
Писание говорит, что Она хочет воздвигнуть брань на безумных и собирает для этой брани великую силу со всего мира: «Воздвигнет мир для брани с безумными», то есть, по толкованию, все четыре стихии, из которых состоит мир, вместе с Премудростью Божией воздвигнут брань против безумных. Кто же столь безумен, что раздражает Премудрость Божию и вызывает Ее на брань? Воистину, не кто-либо иной, как человек, отдавший себя скверным делам, плотским, блудным, ибо такого Святое Писание называет безумным, говоря: «Прелюбодей за скудость ума погибель душе своей приготовляет» (Притч. 6, 32). Вот на кого, как на врага, воздвигает брань воплощенная Премудрость Божия — Христос. Вот на какую великую ярость и гнев вызывает Бога грех блудный!
Воистину, и все грехи неприятны Богу, раздражают Его и побуждают к гневному отмщению, но в неодинаковой мере, ибо «всякий грех, какой делает человек, есть вне тела», — как говорит апостол, — «а блудник грешит против собственного тела» (1 Кор. 6, 18), — против тела, которое Христос искупил Своей честной Кровью и уготовил быть храмом Святого Духа. Поэтому Он в особенности гневается на блудника и изощряет против него гнев отмщения, как это явствует и из Апокалипсиса.
Святой Богослов видит Господа, среди семи светильников ходящего, и «из уст Его выходит острый с обеих сторон меч» (Откр.1,16). Посмотрим, на кого уготовил и изострил Господь наш меч сей? Послушаем святые слова Его, сказанные Богослову: «Ангелу Пергамской Церкви напиши: так говорит Имеющий острый с обеих сторон меч: «Имею немного против тебя, потому что есть у тебя там держащиеся учения Валаама, который научил Валака ввести в соблазн сынов Израилевых, чтобы они ели идоложертвенное и любодействовали. Так и у тебя есть держащиеся учения Николаитов, которое Я ненавижу. Покайся; а если не так, скоро приду к тебе и сражусь с ними мечом уст Моих»« (Откр. 2, 12, 1416).
Посмотрим, сколь неугоден Господу всякий, кто не борется со страстями тела своего, не побеждает, а любит их, кто не угашает в себе огня похоти, но еще более возжигает его, влекомый сластолюбием, как говорится в Писании: «Каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью» (Иак. 1, 14).
Желающий же упорно сопротивляться своим страстям ради любви Христовой чем может побеждать их? Умерщвлением самого себя. «Умертвите», — говорит святой Павел, — «земные члены ваши» (Кол. 3, 5). Таков был этот святой подвижник, говоривший себе: «Усмиряю и порабощаю тело мое» (1Кор. 9, 27). И никто не может иначе победить обуреваемую страстями свою плоть, как только ее умерщвлением. Однако не буду продолжать ныне слова об умерщвлении плоти по причине краткости времени. Всякий сам может достаточно видеть в житиях святых, как многие истомляли себя различными умерщвлениями, угашая в себе пламя плотского вожделения. Достаточно сказать, что умертвивший свои страсти — это добрый подвижник и мученик без крови. Более же потребно уведать увенчание этого бескровного мученичества.
Сколь светлый венец ожидает сопротивляющегося страстям, побеждающего плоть и угашающего умерщвлением огонь похоти, то можно уразуметь из кратких слов святого Киприана, который говорит о девстве так: «Девство — сестра Ангелов, одоление страстей, царица добродетелей, наследие всех благ», и в другом месте: «Чистота — это украшение благородных, вознесение смиренных, благородство худородных, утешение печальных, умножение всякой корысти, красота людей убогих, честность благочестия, умаление прегрешений, умножение мзды, подруга Создателя всех Бога».
О сколь преславный и пресветлый венец похвал ожидает побеждающего плоть и чистоту соблюдающего! Таковой не только прославится в будущем веке, но и в жизни этой почитается людьми и Богом. Ветхозаветный Иосиф, который, будучи склоняем ко греху преступной женой, избежал его, прославлен был царем Египта.
Но так говорится не только о чистоте девствующих, но и о чистоте находящихся в супружестве и вдовствующих. Именно такую чистоту сохранила святая мученица Наталия, которая и в супружестве своем соблюла целомудрие, и во вдовстве пожила чисто до самой своей кончины. Еще же говорится так и о той чистоте, которая приобретается покаянием, ибо и такую чистоту преподобный Ефрем ублажает высокими похвалами. Святой же Златоуст приписывает этой чистоте, приобретаемой через покаяние, честь девства, когда говорит о грешной жене, у ног Христовых плакавшей: «Сначала она была женой блудницей, ныне же она дева, сестра Христова, невеста Слову». Угашающего огонь похоти и побеждающего свою плоть ожидает такая же почесть и венец, как и мученика, угли огненные поправшего.
Но пора нам уже обратиться к другой борьбе во втором подвиге духовного бескровного мученичества, к борьбе, говорю, укрощения зверя гнева и ярости, страстей душевных.
Человек не возбуждается гневом и яростью сам собой, если кто-нибудь не прогневляет его, а побуждается к этому или лицемерными друзьями, или явными своими недругами, оскорбляющими и преследующими его, которые или обижают его словом, осуждают и опорочивают, или же делом его оскорбляют. Из-за этого в человеке естественно вызываются гнев и ярость, и он в свою очередь платит жестокими словами и мстительными делами. Они становятся зверями по отношению друг к другу: и обижающий терзает, как бы зубами, злыми словами и делами, и мстящий терзает, воздавая злом за зло и обидой за обиду. И тот, кто может с Божией помощью укротить этого зверя, гневную, говорю, ярость, как в себе, так и в ближнем своем, тот добрый подвижник и храбрый борец.
Но для укрощения этого лютого зверя, природной, говорю, ярости и гнева, необходима великая сила, великая крепость, которая содержится не в волосах Сампсоновых и не в бронях и оружии, а в самом кротком и незлобивом терпении: терпя победишь, не злобствуя укротишь.
Спросим премудрого Соломона, кого он назовет самым крепким и сильным? Он же отвечает нам, что нет никого крепче и сильнее, чем кроткий и терпеливый человек: «Долготерпеливый муж лучше», — говорит, — «храброго и сдерживающий гнев лучше завоевателя городов» (Притч. 16, 32), то есть терпение и укрощение гнева сильнее, чем храбрость витязей.
Почему же долготерпеливый лучше и сильнее, чем крепкий, и укрощающий гнев лучше овладевающего городами? Потому, что терпеливый укрощает в себе и в ближнем своем зверя, сугубую, говорю, ярость. Сначала в себе, а потом в ближнем, ибо никто не может укротить ярящегося противника своего, прежде чем не укротит самого себя, никто не может уничтожить чужую гневную страсть, прежде чем сам не искоренит ее в своем сердце, и не одолеет ничьей злобы, если прежде всего сам не сделается незлобивым.
Но гораздо труднее борьба и подвиг — усмирить своего зверя, свою ярость, чем чужую. Укрощение чужой ярости есть дело искусства, а укрощение своей — дело крепкой и сильной души. Чужая ярость возбуждается случайно, своя же — природна, естественна, а для того, чтобы преодолеть что-либо естественное, необходима несравненно большая сила, чем для того, чтобы победить какого-либо врага. Многие победили целые царства, а себя одолеть не могли. Достоин всякого посмеяния Александр Великий, который, завоевав столько царств, покорил Азию и Африку, не только не мог укротить во гневе ближайших и расположенных к нему друзей: Филота, Клита и Калисфена. Потому «муж долготерпеливый лучше храброго и сдерживающий гнев лучше завоевателя городов», что он прежде всего побеждает в себе страсть гневную, а затем и укрощает ярость ближнего своего кротостью.
Как он делает это, объясняет святой Златоуст, который говорит: «Нет ничего сильнее кротости, ибо как возожженный огонь угашает вода, так и душу, яростнее огненной печи горящую гневом, угашает слово, с кротостью изреченное». И в другом месте: «В брани показанием храбрости бывает то, что воин убивает супостата, но еще яснее победа, когда побеждаешь обидчика терпением, ибо Бог дает тебе силы побеждать не сплетением рук, а терпением». Так говорит Златоуст.
Итак, ясно, что терпеливый и кроткий человек гораздо сильнее, чем сильный борец и храбрый воин, ибо он побеждает без оружия, одолевает без брани, что в Апокалипсисе очень хорошо объясняется в рассказе о видении Богословом Агнца.
Восхищенный в духе на небо, святой Иоанн Богослов видел Престол Божий и сидящего на нем Бога в славе неизреченной, держащего в деснице Своей книгу неведомых Божественных тайн, запечатанную семью печатями. И «Ангел сильный провозгласил громким голосом: «Кто достоин раскрыть сию книгу и снять печати ее?» И никто не мог, ни на небе, ни на земле». И начал плакать святой Иоанн: Я, — говорит он, — «много плакал». Почему? Потому что «никого не нашлось достойного раскрыть и читать сию книгу, и даже посмотреть в нее». Тогда один из старцев, сидящих окрест Престола Божия, утешает плачущего Иоанна, говоря: «Не плачь; вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил и может раскрыть сию книгу и снять семь печатей ее» (Откр. 5, 1—5).
Услышав эти слова: «Вот лев», — обратим к Нему мысленные очи наши и посмотрим, каков Сей Лев? И вот видим мы вместе со святым Иоанном, хотя и не столь быстрым и ясным умственным оком, что «посреди Престола и четырех животных и посреди старцев стоял Агнец как бы закланный. И Он пришел и взял книгу из десницы Сидящего на Престоле. И когда Он взял книгу, тогда четыре животных и двадцать четыре старца пали пред Агнцем. И поют новую песнь, говоря: «Достоин Ты взять книгу и снять с нее печати, ибо Ты был заклан и Кровию Своею искупил нас»« (Откр. 5, 6—9). Оставив изыскание о книге и печатях, мы будем говорить только об Агнце.
Неудивительно ли то, что было сказано: Вот лев, — а узрели мы не льва, а Агнца: название лев, а образ агнца? И затем: образ агнца, а сила льва: «Вот, победил Лев». Неудивительно, когда лев кого-либо побеждает, ибо он царь зверей, сильный и грозный, «похищающий и рыкающий», страшный не только для зверей, но и для людей.
Но какая сила у агнца? Какая гроза? Что он «похищает» ? Какова его борьба и кто его боится? Как и кого он может победить?
Но чтобы яснее уразуметь силу, крепость и храбрость виденного Агнца, пойдем за святым Иоанном Богословом на песок морской и посмотрим, каково Его ратование, как и с какими супостатами Он борется? «И стал я на песке морском», — говорит Богослов, — «и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами» (Откр. 13, 1). И далее: «И увидел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два рога» (Откр. 13, 11). И затем: «Зверь, выходящий из бездны» (Откр. 11,7). Все они собрались на брань. Против кого же они хотят воздвигнуть сию брань?
Слышим мы слова Ангела, говорящего Богослову: «Они будут вести брань с Агнцем» (Откр. 17, 14). Удивимся снова: столько страшных зверей ополчаются против одного Агнца! Разве не может каждый из меньших зверей в одиночку одолеть Агнца? Один волк гонит тысячу овец, а в Апокалипсисе против одного Агнца собралось столько зверей! Может ли одолеть их Агнец? Ангел повествует, что Агнец одолеет их. Агнец, — говорит он, — «победит их; ибо Он есть Господь господствующих и Царь царей» (Откр. 17, 14). Как же победил тех зверей Агнец? Богослов говорит, что они «живые брошены в озеро огненное» (Откр. 19, 20).
Уразумеем это объяснение силы, какую имеет терпеливая кротость и незлобие. Образ Агнца запечатлен кротостью, но имеет львиную силу. Кто достоин принять книгу тайн Божиих с дарами и печатями? Тихий Агнец. Кто достоин быть хвалимым и покланяемым Небесными Силами? Незлобивый Агнец. Кто силен победить тех страшных и лютых зверей, из моря, от земли и из бездны исходящих? Кроткий Агнец: «Агнец победит их». Кто господствует над дольним и горним? Терпеливый, закланный Агнец, ибо «Господь господствующих и Царь царей». Агнец сей, Богословом в Апокалипсисе виденный, является образом кротости и вместе непобедимой силы Самого «Агнца Божия, взявшего грехи мира» (Ин. 1, 29), Христа, Спасителя нашего, Который в вольном страдании Своем, «как овца, веден был на заклание, и, как агнец, пред стригущим его безгласен» (Ис. 53, 7), «будучи злословим, Он не злословил взаимно; страдая, не угрожал» (1 Петр. 2, 23).
Какого добра не соделала незлобивая и многотерпеливая кротость Его, какой чести не удостоилась? Каких зверей лютых не победила сила кротости Его? Каждый может убедиться и судить о том из Священного Писания. Кроме зверей адских, дьявола, говорю, и смерти, вольным страданием незлобивого Агнца побежденных, побеседуем и о злонравных людях.
Звери были архиереи иудейские, а с ними книжники и фарисеи, которые скрежетали на Него своими зубами, намереваясь живым пожрать Его. Звери были Пилат и Ирод, надругавшиеся над Господом нашим. Звери были избивавшие, заплевавшие, венчавшие тернием, пригвоздившие на Кресте Господа нашего. Не побеждены ли Им все эти звери и не ввержены ли в пропасть адскую? Мы же присоединим к этому, что и иных зверей Сей незлобивый наш Агнец Своею кротостью и долготерпением превратил в овец Своих.
Зверь был мытарь, чужое неправедно похищающий. Зверь был разбойник, устраивающий засады на дорогах и убивающий людей. Зверь была же наблудница, души человеческие на погибель уловляюшая. Зверь был сын блудный, вдали от отца погрязший во грехах и отцовское имение с блудницами расточивший. Сколько зверей Божие правосудие могло потребить с земли живых! Но кротость и долготерпение Агнца, Господа нашего, пощадив их по милосердию Своему, претворила их в добрых овец, из зверонравных сделала кроткими, из враждебных Себе возлюбленными друзьями Своими. И нам отсюда ясно видно, что агнчая кротость с терпением и незлобием побеждает все супротивное.
И потому, если ты хочешь одолеть врагов своих без брани, победить без оружия, укротить без труда и покорить себе, — будь кроток, терпелив, тих, незлобив, как агнец, и ты одолеешь, победишь, укротишь и покоришь. Хорошо убеждает нас в этом святой Иоанн Златоуст, который говорит так: «Пока мы будем овцами, одолеем и преодолеем, хотя бы окружили нас бесчисленные волки» (Беседа 33 на Евангелие от Матфея). Не только одолеем, говорит, но и преодолеем, если будем овцами.
Итак, мы видим, что терпение с кротостью, укрощающее яростное и гневное свирепство, побеждает в борьбе и подвиге духовном и соделывает мучеником, даже бы и без крови.
Сколько же светел венец сего подвига? Скажу дерзновенно, что он светлее, чем венец пророка Даниила, укротившего во рве львов, ибо он заградил уста львов и сделал их кроткими не своей человеческой силой; сила Божия сделала это чудо. Муж же терпеливый, крот кий, незлобивый укрощает лютых зверей — гнев, говорю, и ярость свою и ближнего своею собственной силой, хотя и не без помощи Божией. А потому разве может быть малым венец такого звереукротителя?
Итак, мы рассмотрели двоякий подвиг духовного бескровного мученичества и его светлые венцы. Пора уже обратить нам свои мысленные очи к празднуемой ныне мученице.
Святая мученица Наталия, память которой мы честно празднуем ныне, сделалась мученицей без пролития своей крови. Она совершила свое мученичество духовными подвигами, победив в себе похотное и яростное, угасив огонь похоти и сохранив свою целомудренно чистоту. Ибо когда жители града Никомидии, родины святых мучеников Адриана и Наталии, хотели овдовевшую святую Наталию насильно сочетать скверным своим браком, то она, как рассказывается в ее житии, твердо храня веру в Христа, Господа своего, и желая соблюсти непорочным свое вдовство, оставила дом, все имение и родственников, и тайно бежала в Византию. Вот угашение огня похотного: заградила уста зверей, укротив яростное в себе и в других. Кроме того, живя между нечестивыми и злонравными людьми и служа святым мученикам, находившимся в узах и в темницах, каких обид и оскорблений не приняла она и от соседей, и от темничных стражей, слуг бесовских! Снося все это с молчанием, своим незлобием и кротостью она препобеждала зверские нравы и за это сподобилась мученического венца и ликостояния на небе с теми добрыми подвижниками, которые «угашали силу огня и заграждали уста львов» (Евр. 11, 33-34).
Мы же, совершая с любовью честное празднество этой мученицы, вознесем к ней, предстоящей Престолу Божию, смиренные наши молитвы, да молит Царя славы Христа о Благочестивейшем Государе нашем Царе и Великом Князе Петре Алексиевиче, подвизающемся за Отечество христианское против супостатов, чтобы дарована была ему свыше помощь и сила покорить без вреда для себя ярость враждующих, как пламя огненное горящую, и укротить, и обуздать зверское шатание льва шведского. Еще же, да молим Бога и о носящей ее честное имя благороднейшей Царевне и великой княжне Наталии Алексиевне, чтобы даровано было ей от Господа долголетнее здравие и вечное спасение. Аминь.
Возлюбленные слушатели! Честного и славного пророка, Предтечу и Крестителя Господня Иоанна, коего усекновение честной главы ныне мы вспоминаем, спросили некогда: кто он? «Иудеи прислали из Иерусалима священников и левитов спросить его: кто ты?» Ныне же сам Иоанн, кончая жизнь свою, запечатлевая свою проповедь своей кровью и преклоняя честную главу свою под меч Иродов, спрашивает о себе: как каждый о нем думает? «За кого почитаете вы меня?»
Пусть всякий мыслит о нем, как хочет, я же, имея в виду нынешний пятничный день крестный, день вольного страдания Господня, и видя в этот день две смерти: смерть Христа Господа — крестную, и смерть Предтечи Его от меча, скажу, что святой Иоанн был подражатель Христу, согласно тому, что говорит нам тот, кто носил язвы Господа своего на теле своем: «Подражайте мне, как я Христу» (1 Кор. 4, 16). И если о ком-либо, то о святом Иоанне Предтече прежде всего могут быть сказаны слова Послания к евреям: «Уподоблен Сыну Божию», ибо он был первым из святых, о которых говорит апостол: «Кого Он предузнал, тем и предопределил быть подобными образу Сына Своего» (Рим.8,29).
Посмотрим, как и в чем святой Иоанн был сообразен, подобен Сыну Божию, Христу Спасителю нашему? Толкователи Божественного Писания, рассматривая вышереченные апостольские слова: «кого Он предузнал, тем и предопределил быть подобными образу Сына Своего», — объясняют, как можно сообразоваться Христу: «Крестом, — говорят они, — сообразуемся мы Сыну Божию, Христу распятому, и в том великая честь и польза наша. Ибо как здесь мы сообразуемся Христу в скорбях, так сообразны будем Ему в блаженной жизни. А потому кто не захочет нести крест со Христом? Чтобы быть сообразными и подобными Христу, Господу нашему, мы должны быть Его подражателями не в творении чудес, не в воскрешении мертвых, а в духовном ношении креста, то есть в терпеливом перенесении всех бед, скорбей, гонений и самой смерти ради Бога. Этим именно крестом, если мы хорошо несем его, мы сделаемся сообразными, подобными Сыну Божию и сопрославимся с Ним, по словам апостола: «Если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться» (Рим. 8, 17).
Сын Божий естественный, желая, чтобы сыны Божий приобщенные были сообразны Ему на земле не в чем-либо ином, как в страданиях, показал это Свое хотение при Своем рождестве. Ибо, сойдя с неба в землю, чтобы возвести от земли на небо род человеческий, и родившись от Пречистой Девы в Вифлееме, тотчас же дарует спасение четырнадцати тысячам младенцев, подобных Ему в младенчестве, и дарует его не иначе, как только мученичеством, чтобы те, которые будут сообразны Ему в небесной славе, прежде всего были сообразны Ему на земле в страдании.
Ныне празднуемый святой Иоанн Предтеча явил себя сообразным Спасителю в страдании, на что хорошо указывает и самый настоящий день пятничный — день воспоминания о двух тех смертях. И когда воспоминание о двух смертях соединяешь в одно место, то видишь как бы одну истину. Взят и связан Христос: «Взяли и связали Его» (Ин. 18, 12). Взят и связан святой Иоанн, ибо «Ирод, взяв Иоанна, связал его и посадил в темницу за Иродиаду» (Мф. 14, 3). Умирает Иоанн в темнице; и во время смерти Христовой тьма была по всей земле (Лк. 23, 44). Христос преклонил на Кресте главу Свою, Иоанн преклонил главу свою под меч; и оба проливают кровь свою. Иоанн пострадал за истину с радостью. Христос, Сама Истина, пострадал за наши неправды: «Тот грехи наши понес» (Ис. 53, 4).
Так, сообразуясь между собой в смерти, Господь и раб, Христос и Предтеча беседуют друг с другом по Писанию: «Возлюбленный Мой Мне, и Я ему» (Песн. 2, 16), Христос говорит: «Возлюбленный Мой Иоанн, раб Мой и Предтеча Мой подобен Мне, а Я ему». Иоанн же отвечает: «Иисус Христос, Господь Мой, «у Которого я недостоин развязать обувь на ногах» (Деян. 13, 25), сообразен мне, ибо принял на Себя образ мой, и я подобен Ему, умирая от беззаконного Ирода, как Он от синагоги иудейской».
Разве только в том можно усмотреть между ними разницу, что Христос умер на Кресте, а Иоанн усечен мечем. Но это случилось для того, чтобы сбылись слова, сказанные Иоанном: «Ему должно расти, а мне умаляться» (Ин. 3, 30). Христос возрос высоко, вознесенный выше всех на Кресте, Иоанн же умалился мечом и отпавшею от тела на землю главой поклонился до ног Христу Господу своему, до ног, стоящих на Кресте, что он предвидел пророческими своими очами.
Но не только в страдании, а и во всей жизни своей, начиная с рождения, святой Иоанн был отчасти сообразен и подобен Христу, Господу своему. О рождении его святой Амвросий говорит: «Подобало, чтобы Предтеча, предшественник Господа, имел в рождении своем некоторое подобие с Господом».
В чем же было это подобие? В следующем: один и тот же Архангел Гавриил возвещает зачатие обоих — сначала Захарии, потом Пречистой Деве Марии. Один Бог Отец посылает обоих в мир: посылает Предтечу: «Вот, Я посылаю Ангела Моего» (Мк. 1, 2), посылает и Христа: «когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего Единородного» (Гал. 4, 4). Христос рождается от неискусобрачной Девы, Иоанн — от неплодной, состарившейся матери, и о рождении обоих радуются многие. Господь постился в пустыне, и Иоанн пребывал в пустынях до самого дня своего появления пред Израилем. Одно начало проповеди Того и другого: «Иисус начал проповедовать и говорить: «Покайтесь»« (Мф. 4, 17), и Иоанн «проповедует в пустыне иудейской и говорит: «Покайтесь»« (Мф. 3, 2).
Так, Иоанн, сообразуясь Господу и в рождении, и в жизни своей, явил себя сообразным Ему и в страдальческой смерти своей. Ибо Господа умертвила злоба иудейская, а Иоанна — злоба Иродиадина. Оба пострадали за грехи людские: Иоанн за грехи Ирода и Иродиады, а Христос — за грехи всего мира. Различие только в том, что смерть Иоаннова принесла не спасение Ироду и Иродиаде, а погибель, смерть же Христова даровала всем желающим избавление. Иоанн пострадал из-за Иродиады, Христос же из-за праматери Евы.
Настоящий пятничный день тайно говорит мне: знаешь ли, за что они оба пострадали? Не знаю. Они пострадали за один грех человеческий. За какой? За грех нечистый, грех скверных плотских деяний. Посмотри, и ты увидишь, так ли это. Я же, внимая дню пятничному, припоминаю, что древние звездочеты или баснотворцы-поэты посвятили этот день некоему небесному знамению, некоей планете, именуемой Венус или Афродита, а этим именем называлась некогда языческая богиня, богиня плотских деяний, которые описал апостол: «Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота» и прочее (Гал. 5, 19). И когда я вижу в один день двух страждущих, раба и Владыку, твердо верую, что оба они страдают за один грех — за нечистоту плотских человеческих деяний.
Разве не за нечистоту Иродову и Иродиадину пострадал святой Иоанн? А Христос за что пострадал? Вы скажете, что Он пострадал из-за невоздержания прародителей, преступивших заповедь Божию и вкусивших от запрещенного древа? Я же скажу: не от того ли яблока зародилось у прародителей семя тления и похоть плоти? Ибо тотчас же познали они наготу свою, ощутили в своих членах иной закон, закон плоти, воюющий против закона духа, и стали стыдиться друг друга и прикрывать свою наготу смоковными листьями. И за этот-то грех, более же всего за нечистоту плотскую, наказывал Бог людей первого мира то потопом, то огнем серным. Потом Он и Сам, как понесший на Себе грехи всех, принял казнь смертную. Ныне же особенно этим грехом, то есть плотской нечистотой, вторично распинается теми, которые живут блудно, которые «члены Христовы делают членами блудницы». Для обоих смертей — Христовой и Иоанновой — одна причина: нечистота человеческая. Иоанн умер однажды, а Христос еще и в нас умирает. Ибо каждый раз, когда кто-либо дерзает совершать скверное плотское беззаконие, он распинает в своих членах Христа. Оскверняя члены свои, он оскверняет не свои члены, а Христовы, ибо они искуплены Кровью Христовой, как говорит и апостол: «Вы не свои, ибо вы куплены дорогою ценою» (1 Кор. 6, 1920).
Христос восшел на Крест, чтобы упразднить силу дьявола. Но в чем, как не в плотском, похотном грехе утвердилась вся сила дьявола? Ибо страсть эта всех побеждает, ее же редко кто может одолеть. Все ей служат: и премудрые, и сильные, и богатые.
Вспомню здесь одну древнюю еллинскую басню, подходящую нашей беседе. Собрались некогда в один сонм все еллинские боги на состязание, каждый желая показать свою силу, насколько кто может, и каждый явился со знамением своей силы. Дий, или Зевс (Юпитер) пришел с молнией, которую держал в руке в знак своей премудрости или царской светлой власти и чести, ибо он считался царем над богами. Аполлон явился с луком и стрелами, которые носил в знак своего благополучия. Геркулес пришел с копьем в знак своей силы. Арес (Марс) — с мечом в знак храбрости, Гермес (Меркурий) пришел или, лучше, прилетел на златых крылах, и это — в знак своего богатства. Прочие явились с другими знамениями и орудиями силы своей, и каждый из них похвалялся, что один может то, другой — другое.
После же всех вошел к ним некий юноша, называвшийся Купидоном, то есть божок плотской похоти, с закрытыми платком глазами. Встав посреди них, он внезапно с дерзновением бросился на них, несмотря на то, что ничего не видел, и отнял у всех знаки их силы, которыми они хвалились. Отнял молнию у Зевса, лук и стрелы у Аполлона, копье у Геркулеса, меч у Ареса, златые крылья у Гермеса, и у прочих невозбранно отнял другие знамения их сил, и никто не мог сопротивляться ему, все подчинились. Видя это, другие, стоявшие вне, воскликнули: над всем преобладает плотская любовь.
Значение этой басни таково: хотя еллины, не знавшие Истинного Бога, и хвалились своими многочисленными суетными богами, называя их крепкими, сильными и непобедимыми, однако, не стыдились открыто говорить о них истину — истину о том, что боги их побеждались Купидоном, то есть плотской похотью, и все служили этой страсти. Хотя эта басня и еллинская, но весьма приличествует к обличению злых нравов наших. Разве не так же случается и у нас, христиан? Разве не побеждаются все этой страстью, мудрые и сильные, храбрые и богатые?
Один как Зевс благоразумен, сияет премудростью, славой и честью подобно молнии, но как только отдается плотский похоти, она отнимает у него ту молнию, делает ум его потемненным, славу его опорочивает и честь превращает в бесчестие. Другой пребывает в благополучии как Аполлон, силен как Геркулес, храбр как Марс, богат как Гермес. Но когда побеждается Купидоном, то есть скверной плотской похотью, то губит все, ибо в ней содержится вся бесовская сила, и ничто не может противостоять силе похоти.
Купидон же, или плотская похоть, имеет закрытые платком очи потому, что отдавшийся ей как бы лишается очей, не видит ничего. Не видит ни бесчестия своего, ни славы. Не видит, что его все оскорбляют; не видит, что и ум, и крепость здравия, и имения его истощаются и губятся. Не видит, наконец, и своей вечной погибели.
Многие боролись против этого врага разными оружиями, разными, говорю, подвигами, постами, молитвами, всенощными бдениями, трудами и неизреченными умерщвлениями своего тела и едва могли отразить его. Желая изгнать и истребить в людях силу беса сего, грех скверных плотских деяний, Господь и раб Его, Христос и Предтеча Его, оба пострадали, и пострадали в тот день, который был посвящен древними скверной Венере, чтобы показать, что не за что-либо иное, как за греховные плотские скверны наши умерли Сын Божий и великий Его пророк.
О нечистота наша плотская, окаянная! Сколь сильна злоба твоя, если ты приводишь к смерти даже Источник чистоты, Христа Бога, и рабов Его, неповинных руками и чистых сердцем (см. Пс. 23, 4)!
Прикрытые и завязанные очи имеет плотская похоть потому, что она не видит ни себя, ни кого-либо другого, ибо нечистый блудник не видит ни своей мерзости, ни страшного Судии Бога, не помнит о грозном Божьем суде. И едва ли что-нибудь так изгоняет из ума Бога и приводит в забвение, как скверное беззаконие похотных деяний.
В церковной истории читаем, что нечестивые, ненавидящие Господа нашего Иисуса Христа, желая истребить на земле пресвятое имя Его, чтобы оно не было ведомо следующим родам, закопали честный Его Крест, и вместе с ним два креста разбойников глубоко в землю там же, на Голгофе, и, набросав в том месте землю и камни, сделали на той горе могилу, как бы другую гору. А на том месте, где был распят Господь наш, нечестивый царь римский Адриан построил идольское капище, в котором поставил кумир Венеры. И совершались там долгое время многие греховные плотские мерзости, пока, наконец, святая Елена не очистила это место и не обрела святой крест.
Рассмотрим то дьявольское коварство: чем хотело оно истребить в людях память о страданиях Христовых? Венерой, грехом плотских похотей и блудными нечистотами. Воистину, и ныне творится то же! Есть ли сердце, подобное Голгофе с Крестом и распятием Христовым и не имеющее пред своими мысленными очами ничего иного, кроме Господа нашего «Иисуса Христа, и притом распятого!» (1Кор. 2, 2) Ибо когда в сердце входит греховная похоть и удерживается в нем сладострастием, тотчас же забывается там Христос и через забвение глубоко погребается, а на том месте дьявол поставляет Венеру, то есть память и любовь какого-либо блудного лица, которого возлюбит человек грешный и к которому воспылает похотью.
Обращаясь к настоящей евангельской истории, мы увидим, что сначала святой Иоанн Предтеча был в сердце Ирода: «Ибо Ирод боялся Иоанна, зная, что он муж праведный и святой, и берег его; многое делал, слушаясь его, и с удовольствием слушал его» (Мк. 6, 20). Потом же, когда в его сердце вошел грех плотской похоти — прелюбодеяние, — и Иоанн, и учение его полезное тотчас же погребены были забвением, а их место занял идол Венеры, то есть Иродиада.
Мы же, рассматривая обе истории: о Христе и Иоанне и сравнивая их, видим, что они подобны, сообразны друг другу. И потому святой Предтеча, на вопрос твой: «За кого почитаете вы меня?» — мы ныне отвечаем: ты подобен Христу, сообразен Ему постольку, поскольку жизнь и смерть Христова отображаются в твоей жизни и смерти, и твоя жизнь и смерть — в жизни и смерти Христовой!
На вопрос святого Иоанна: «За кого почитаете вы меня?» — можно бы дать в ответ много великих титулов — назвать его Ангелрм, посланным пред лицом Христовым, денницей и светильником света, другом Жениховым и иными почетнейшими наименованиями. Но все эти наименования и титулы соединяются и заключаются в одном, когда мы называем его подобным Христу, сообразным Сыну Божию, если и не во всем, то есть не в Божестве, не в Божественной силе Его, то в человечестве, и то, впрочем, отчасти, как говорит вышеупомянутый св. Амвросий: подобало, чтобы Предтеча Господень имел нечто подобное с Господом, а именно следующее. Как свеча горящая имеет некоторое подобие с солнцем, ибо солнце, как и свеча, освещает и согревает, однако же солнце делает это несравненно сильнее, чем свеча, — так и между Христом и Иоанном существует подобие: Христос подобен солнцу, а Иоанн — свече, ибо «он», — как говорит Господь, — «был светильник, горящий и светящий» (Ин. 5, 35). Но хотя Иоанн имеет лишь некоторое подобие со Христом, только отчасти, но все же имеет, и имеет столько, сколько не может иметь весь мир, ибо «из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя» (Мф. 11,11).
Итак, слушатель мой, мы уже ответили святому Иоанну на вопрос его: «За кого почитаете вы меня?» Мы считаем его подобным и сообразным Сыну Божию, Христу Спасителю нашему.
Я окончил беседу о святом Предтече, но не окончил беседы о том грехе, за который пострадали святой Иоанн в темнице и Христос на Кресте. Пострадали же они, как сказано, за нечистоту человеческих похотей. Что вы, слушатели, думаете о таких людях, которые валяются в скверных плотских нечистотах без воздержания и покаяния? «За кого почитаете вы» их? Мы считаем их далеко отстоящими от образа и подобия Сына Божия, считаем их подобными и сообразными мерзкому дьяволу ибо «кто делает грех, тот от диавола» (1 Ин. 3, 8). Что я говорю: подобными дьяволу! Не считаем ли хуже дьявола? Ибо и дьяволы гнушаются телесной нечистотой блудных людей, как говорит блж. Августин: «О окаянная нечистота, от которой убегают Ангелы, узрев которую, смежают свои очи дьяволы!» Посмотрим, как смежают очи дьяволы при виде блудной нечистоты человеческой.
Вспомню здесь один случай. Некий волхв, один из так называемых чернокнижников, по обычаю волшебного учения своего вызывал к себе дьявола для некоторого служения ему. Дьявол долго не появлялся, а волхв не переставал умолять и призывать его. Наконец дьявол явился к волхву, явился в образе человеческом и, стоя вдали, закрывал нос свой перстами. Тогда волхв спросил дьявола: «Что это значит?» И дьявол отвечал ему: смрад блудодеяния твоего не допускает, чтобы я приблизился к тебе.
О блудник окаянный! До какого же крайнего окаянства ты доходишь, что не только Бог и святые Ангелы Его, но и самые нечистые бесы гнушаются нечистотой твоей и, видя ее, смежают очи свои, затыкая ноздри от ее смрада!
В церковных сказаниях мы находим и другое повествование, как человек на исповеди рассказывал, что когда он совершал беззаконную плотскую нечистоту, был слышен голос дьявола, который, как будто стоя за стеной, страшно загоготал и трижды сказал: «Фе, фе, фе»! Рассудите же! Сам бес, любящий падение человеческое, стоит за стеной, как бы не желая смотреть на совершаемую нечистоту. И справедливыми кажутся слова Августиновы, что дьяволы, видя блудную нечистоту человеческую, смежают очи.
Вспомним здесь и то ужасное событие, о котором пишет блаженный Иероним, что в ночь, когда от Пречистой Девы родился Спаситель наш Христос Бог, — все во вселенной, кто оказались совершающими содомский грех, были поражены и умерщвлены огнем и молниями во время своего греховного дела. Ибо, входя в мир через пречистое Свое рождество, Источник чистоты Христос не попустил, чтобы в час рождения Его в мире совершался тот грех, который Он некогда не хотел созерцать с высоты неба и в один час истребил за него пять содомских городов.
Услышь сие и внемли, о пребеззаконный и прескверный содомитянин! Вострепещи душой и телом, чтобы Бог не поразил тебя свыше громом и молнией, чтобы не повелел земле раскрыть под тобой уста свои и низвести тебя живым в ад!
О нечистота плотская, похотная, греховная! Нечистота, которая хуже пса, более скверная, чем червь, более нечистая, чем все нечистоты, мерзкая даже дьяволу, а сердцу любострастному, любосластному и грехолюбивому приятная, сладкая и прелюбезная! Мне стыдно говорить это. О если бы мы стыдились и делать то, чего несравненно более нужно стыдиться на Страшном Суде Божием пред тьмами тем святых Ангелов и собором всех святых!
Этими словами я окончу мою беседу, чтобы знал всякий, сколь мерзостна плотская, греховная похоть, сколь вредна и пагубна, сколь ненавистна Богу и святым Его и гнусна даже для бесов. За обличение ее пострадал от Ирода ныне празднуемый святой Иоанн Предтеча. Я же не хочу более обличать ее, чтобы не заслужить чей-либо ненависти, и молю Господа моего, чтобы по молитвам раба Своего угоднейшего, святого Иоанна Предтечи, отогнал от нас греховные, плотские желания и даровал желания духовные, небесные, богоприятные! Аминь.
Созерцая изображенное на иконе чудо святого Архистратига Михаила, почитаю благочестным поклонением двух Ангелов, слушатели благочестивые! Двух, говорю, Ангелов: одного бесплотного — святого Архистратига Михаила, другого — во плоти — преподобного Архиппа.
Один из них Ангел по естеству, другой Ангел по чину ангельскому, то есть иноческому, и по благодати преподобнической. Один Ангел по действиям, другой по жизни. Один — воевода Сил Небесных, другой — воевода сил добродетельных, ибо собрал в жизни своей добрых делателей, как бы полки воинственные. И оба вооружаются против одного невидимого супостата: один сияет небесной славой, другой также не лишен ее, по Писанию: «Праведники воссияют, как солнце, в царстве Отца их» (Мф. 13, 43). Один держит в руках копье, которым рассекает камень, другой же имеет в устах молитву, как бы копье, которым поражает гонителей Церкви. Один погружает в камни поток реки, другой же источает из очей слезные реки, в высоту небесную текущие.
Оба они чудотворцы, оба предстоят Богу, оба Ангелы, оба служители Господни, к обоим можно отнести слова Писания: «Ты творишь Ангелов Своих духами» (Пс. 103, 4). Духи, ибо один дух, как не имеющий плоти, другой духовен во плоти.
Низко поклонившись обоим этим Ангелам, и с любовью облобызав их честную икону, я поразмыслил, о чем бы мне сказать проповедь в день их празднества. И сказал в себе: об известной и всем явной вещи говорить не подобает. Кто не знает, как совершилось чудо святого Архистратига Михаила в Хонах, или какова была богоугодная жизнь преподобного Архиппа? Если же кто-либо и не знает их в совершенстве, может прочитать рассказ об этом в книге. Что же? О чем бы мне сказать свое слово?
Настоящее празднество совершается в обители духовных мужей, носящих на себе ангельский чин, а потому побеседуем о том, каким образом плотской человек может быть духовным, подобно бесплотному духу ангельскому. И да будет слово сие на пользу нашу, «при Господнем содействии и подкреплении слова».
Каждый христианин, рожденный «водой и Духом» (Ин. 3, 5), должен быть духовным. Я говорю здесь не только о чине духовном, но и обо всех вообще мирских людях, ибо ко всем говорит апостол: «Оправдание закона исполнилось в нас, живущих не по плоти, но по духу. Ибо живущие по плоти о плотском помышляют, а живущие по духу — о духовном. Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные — жизнь и мир, потому что плотские помышления суть вражда против Бога; ибо закону Божию не покоряются, да и не могут. Посему живущие по плоти Богу угодить не могут. Но вы не по плоти живете, а по духу, если только Дух Божий живет в вас» (Рим. 8, 4—9). Здесь апостол назвал плотскими еллинов, ибо в них не было ничего духовного: ни ведения Истинного Бога, ни надежды на спасение. Духовными же назвал христиан, которых и тела именует храмами Святого Духа: «Тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа» (1 Кор. 6, 19). Итак, каждый христианин должен быть духовным.
Человек называется духовным по духу, если имеет в себе Духа Божия, как говорит о себе апостол: «Думаю, и я имею Духа Божия» (1 Кор. 7, 40). Не имеющий в себе Духа Божия — плотской, а имеющий в себе Духа Божия духовен, хотя и во плоти, как говорит апостол: «Ходя во плоти, не по плоти воинствуем. Оружия воинствования нашего не плотские, но сильные Богом» (2 Кор. 10, 3—4). Не имеющий же в себе Духа Божия, хотя бы казалось, что он совершает духовные подвиги, все же плотской и как таковой угодить Богу не может. А потому надлежит каждому рассматривать самого себя, имеет ли он в себе Духа Божия.
Апостол указывает два духа, противные друг другу, говоря: «Мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога» (1 Кор. 2, 12). Эти два духа: Дух Божий и дух мира столь различаются между собой, как восток и запад, как белое и черное, как свет и тьма, день и ночь, ибо каждый из них имеет свои действия, каждый живет и действует в свойственных ему людях, так что богоугодные люди говорят: «Мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога», а небогоугодные, если не говорят словами, то показывают наделе, что они приняли не Духа Божия, а дух мира сего, и всегда имеют его в себе.
Поэтому святой Иоанн Богослов советует: «Возлюбленные! Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они» (1 Ин. 4, 1), ибо человеческое естество склонно более ко злу, чем к добру, как сказано в Писании: «Помышление сердца человеческого — зло от юности его» (Быт. 8, 21). Греховный человек гораздо чаще следует своей похоти, чем воле Божией, и опечаливает в себе Духа Божия, прогоняя Его от себя. И потому мало в ком из людей остается след Духа Святого, а в иных нет и никакого следа. Потому умножились в мире этом различные духи, не подобные Духу Святому, так что как бы о нас сказаны слова Господа нашего, изреченные о сынах Зеведеевых: «Не знаете, какого вы духа» (Лк. 9, 55).
Итак, надлежит рассматривать духи, от Бога ли они? Есть Дух Божий, и есть дух льсти — дух мира сего. Есть дух смирения, и есть дух гордыни. Есть дух терпения и кротости, и есть дух ярости и гнева. Есть дух целомудрия, и есть дух нечистоты. Есть дух нестяжания, и есть дух сребролюбия. Есть дух правды, и есть дух неправды. Есть дух любви, и есть дух ненависти. Есть дух простоты сердечной, и есть дух коварства. И потому «не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они».
Но кто же может узнать их? «Приступит человек, и сердце глубоко» (Пс. 63, 7), а глубина сердечная неисследуема. «Кто из человеков знает», — говорит апостол, — «что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем» (1 Кор. 2, 11)? Однако, познать это отчасти можно, как и Христос Господь говорит о некоторых: «По плодам их узнаете их». Дерево доброе узнается по доброму плоду, а дерево злое — по злому плоду. Добрый же человек узнается по доброте его, а злой по злобе его: «Добрый человек из доброго сокровища выносит доброе, а злой человек из злого сокровища выносит злое» (Мф. 12, 35).
Дух Господень — это Дух правды, и «нет неправды в Нем» (Ин. 7, 18). Не солгал Бог никому: «Верен Господь во всех словах Своих и свят во всех делах Своих» (Пс. 144, 17), не обманул никого. Праведен и преподобен Господь, не обольстил Он никого: «Лести не было во устах Его» (Ис. 53, 9). Что Он сказал кому-либо словами, то исполнил и на деле. Обещал Аврааму умножить племя его, как звезды небесные и как песок на берегу моря, — и оправдал это делом. Обещал устами пророков Своих прийти с неба на землю, воплотиться от Пречистой Девы и пострадать для спасения человеческого—и исполнил это наделе. Обещал воскреснуть на третий день после страданий и смерти, и оправдал слово Свое делом. Обещал ниспослать Духа Святого от Отца на Своих учеников, и исполнил это наделе. Обещал вечно жить с людьми Своими, и держит Свое обещание, говоря: «Я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28, 20). Обещал верным рабам Своим жизнь вечную — и мы ожидаем ее несомненно: «Чаем воскресения мертвых и жизни б уд у та го века». Итак, Дух Господень — это Дух правды, и всякий делающий, говорящий и помышляющий правду и удаляющийся от всякой лжи имеет почивающим на себе Духа Господня, Духа правды, направляющего его к вечной жизни.
Спросил некогда Давид Господа: «Господи! Кто обитает в жилище Твоем или кто поселится на святой горе Твоей?» И услышал он в ответ от Духа Святого, говорившего в сердце его: «Тот, кто ходит непорочно и делает правду, говорит истину от сердца своего; тот не льстил языком своим и не делал ближнему своему зла» и прочее, как пишется в псалме (Пс. 14, 13 и сл.). Отсюда ясно, кому открыт благополучный вход в царствие небесное: тому, кто подобно кораблю, гонимому по морю попутным ветром к пристани, достигает неба, управляемый Святым Духом; тому, кто делает и говорит правду, не льстит языком своим и не делает ближнему своему зла.
Дух мира сего — это дух лести, исполненный неправды, коварства, лукавства, ибо мир сей только обольщает любящих его, а сам лжет и обманывает. «Лживы сыны человеческие», — говорит святой Давид (Пс. 61, 10). Обещает мир богатства, здоровье, долгоденствие: «Много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись». Но правда ли это? «В сию ночь душу твою возьмут у тебя» (Лк. 12, 19—20). Вот конец лживого мирского обещания и надежды: обещает честь и славу, а дает бесчестие.
Не обещал ли он Аману такую славу и честь, что он будет вторым после царя Артаксеркса? Но исполнил ли обещание? Нет! Солгал, повесив его на древе в пятьдесят локтей. Не обещал ли счастье славному Велизарию, полководцу и страшному для врагов воину при царе Юстиниане? И исполнил ли? Нет, солгал, лишив его всех имений и очей, и сделал нищим, просящим милостыню.
Всякий читавший историю знает о первейшем боярине царя римского Тиверия, Сеяне. Сколь обнадеживал его мир, увлекая фортуной, говоря, что он будет вторым повелителем и управителем царства римского! И не обманул ли его мир суетный и льстивый? Воистину, обманул, ибо внезапно, в один час отнял у него честь, славу и имение, обезглавил его и три дня с поруганием влачил его труп по всему Риму, а затем бросил в реку Тибр.
Да и говорит ли кому-либо правду этот лживый мир? В словах его мед, а в делах желчь. Обещает много, а дает ничто. Питает надеждой, а велит есть камень. Подобен мир этот учителю и наставнику своему, князю тьмы, который есть «отец лжи» (Ин. 8, 44). Желая искусить постящегося в пустыне Господа своего, он показывает Ему все царства мира и затем камни, говоря: «Скажи, чтобы камни сии сделались хлебами» (Мф. 4, 3).
О окаянный дьявол! Если обещаешь отдать все царства мира, зачем хочешь накормить алчущего камнями? Почему не сладкими яствами, не царской трапезой? Почему даже не простым, сухим хлебом? Разве во всех тех царствах, которые ты показываешь, не найдется единой крохи хлеба, чтобы утолить голод алчущего? Как можешь ты дать все царства, сам не имея ни единого куска хлеба, а одни только голые и ненужные камни? О нищий и лживый! Но таков же и ученик сего искусителя — мир сей. Он нищ, ибо все, что имеет, временно и тленно, и только кажется имеющим, на деле же ничего не имеет. Он лжив, ибо никогда, как сказано, не говорит правды.
Итак, делающий неправду, любящий ложь и коварно обольщающий друга своего имеет в себе не Духа Господня, а духа мира сего, духа лжи, духа льсти, и таковой льстит и лжет как Иуда: «Слова его мягче елея, но они суть стрелы» (Пс. 54, 22). В устах его слово, мягкое как елей, в сердце же его злоба, острая как стрела. Мягка, как елей, льстивая беседа, остро, как рожон коварство в уме. Мягка, как елей, лицемерная, внешняя дружба, остро как нож предательство внутри. На устах: «Радуйся!» — а на деле: «Это он, «возьмите его!»» (Мф. 26, 48). Иоав, полководец Давидов, завидуя Амессаю, «приступил к нему с лживым приветствием, говоря: «Здоров ли ты, брат?» И взял Иоав правой рукой за бороду Амессая, чтобы поцеловать его, и ударил его мечом в живот его, и выпали внутренности его на землю, и он умер» (2 Цар. 20, 9-10). О льстивое целование! О коварное лобзание! О лживое братство! На устах — «Брат»: «Здоров ли ты, брат?» — а на деле горькая смерть: «и умер».
О дух мира сего, льстивый, лукавый, лживый! Кому ты сделал какое-либо добро? Кто стремящийся к тебе не отвергнут? Кто стоящий за тебя не пал? Кто уповающий на тебя не погиб? Кто любящий тебя не обольщен? Кто услаждающийся тобой не вкусил горести безмерной?
За такие мои слова не прогневался ли на меня дух мира сего? И будет так, ибо не любит он правды, как любит ее Дух Господень. Дух Господень незлобив, «будучи злословим, Он не злословил взаимно» (1 Петр. 2, 23). И если бы кто-либо из имеющих Духа Господня был в чем-либо обличаем, он не только не прогневается, но еще более возлюбит, согласно Писанию: «Обличай мудрого, и он возлюбит тебя» (Притч. 9, 8). Не таков дух мира сего: правды ему не говори! Не любит: «Не обличай злых, чтобы они не возненавидели тебя» (Притч. 9, 8). Дух мира сего бежит от правды, чтобы не быть обличаемым ею.
Пример — Пилат, судья неправедный, осудивший без вины на смерть Господа нашего. Истязуя Господа в претории и услышав из пречистых уст Его слова: «Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего» (Ин. 18, 3738), — Пилат тотчас же спросил Господа ««Что есть истина?» И, сказав это, опять вышел к иудеям». Во-первых, каким образом судья иерусалимский, поставленный кесарем для правосудия, не знает правды и спрашивает: «Что есть истина?» Во-вторых, почему, спросив о правде, об истине, не ждет ответа, но тотчас уходит вон: «Сказав это, вышел»?
Подожди немного, Пилат! Послушай Истинного и Неложного Учителя Истины, Христа Господа! Узнай, что есть Истина! Если не знаешь ее, научись, постой, чтобы узнать, как нужно творить суды по правде! Спрашиваешь и уходишь вон, ищешь истину и бежишь от нее! Бежит Пилат, не хочет услышать правду! Как только спросил Христа: «Что есть истина?» — тотчас же совесть начала обличать его в бесчисленных неправдах, в мздоимстве, грабеже, хищениях и в самом том неправедном смертном суде над Христом. Испугавшись, чтобы не быть обличенным Христом во всех своих неправдах, вышел вон, не ожидая ответа на свой вопрос. Из этого примера видно, как правда бежит от неправды, как ложь не совмещается с истиной, а дух мира сего с Духом Господним.
Дух Господень подает блага всем, почему и разделяется в Исаином пророчестве на семь дарований. «Почиет на нем», — говорится там, —»Дух Божий, Дух премудрости и разума, Дух совета и крепости, Дух ведения и благочестия, Дух страха Божия» (Ис. 11, 2—3). Благодетельство Духа Святого изъяснено и в церковных песнях в неделю Пятидесятницы: «Дух премудрости, Дух разума, благий, правый, умный, обладали, очищаяй прегрешения; Бог и боготворяй, Огнь от Огня исходяй, глаголяй, деяй, разделяяй дарования» (Стихира на хвалитех 3-я).
Дух Господень не может не благодетельствовать не только достойным, но и недостойным, как Сокровище благих: «Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5, 45). Поэтому и каждый человек, делающий добро ближним, имеет в себе Духа Господня, по словам псалма: «Праведный же щедро дает» (Пс. 36, 21). Дух же мира сего скуп, берет и не возвращает, и только кажется благодетельствующим, на деле же не таков. О властителях языческих народов Господь говорит в Евангелии: «Владеющие ими благодетелями называются» (Лк. 22, 25).
Заметим последнее слово: называются — и спросим, почему Господь не сказал: «Обладающие ими — благодетели», а только «называются благодетелями»! Он сказал так для того, чтобы показать нам дух мира сего, который не может творить благодеяния и только по имени называется благодетельным.
«Владеющие ими благодетелями называются» — только называются благодетелями, но на самом деле они не благодетели. Имеют название благодетелей, а дело злодетельное. По-видимому, именно в этом смысле святой апостол Иаков говорит: «Не богатые ли притесняют вас, и не они ли влекут вас в суды? Не они ли бесславят доброе имя, которым вы называетесь?» (Иак. 2, 6—7). Не может дух мира сего благодетельствовать кому-либо. Он может только оскорблять, грабить, похищать, не быть довольным и не насытить желания своего, как коровы, виденные во сне фараоном, «видом худые, но съели коров тучных и не насытились» (Быт. 41, 4), или как зверь, виденный пророком Даниилом, «пожирающий и сокрушающий, остатки же ногами попирающий» (Дан. 7, 7). Всякий, кто обижает и грабит чужое, имеет не Духа Господня, а духа мира сего.
Но обратимся вновь к бесплотному духу — к святому Архистратигу Михаилу и к духовному, ангелоподобному мужу, имевшему на себе Духа Божия, к преподобному Архиппу. У людей есть поговорка: подобный подобного себе любит. Любят святые Ангелы небесные земных Ангелов, то есть тех, которые, будучи исполнены Духа Божия, уподобляются им в жизни своей. С любовью пришел на помощь преподобному Архиппу святой Архистратиг Михаил, ибо преподобный Архипп был подобен святому Ангелу, во плоти подражая бесплотным.
Но не буду продолжать свое слово, ибо недостает мне времени исследовать и подробно исчислить различие духов, и потому напомню только одно апостольское слово: «Все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божий» (Рим. 8, 14) — и прибавлю к этому обратное: все, водимые духом мира сего, суть сыны мира сего. Кто же они, водимые Духом Божиим? Те, которые слушают и повинуются Святому Духу. Кто же водится духом мира сего? Те, которые слушают и повинуются миру сему.
Дух Божий говорит: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мк. 12, 31), а дух мира сего говорит: «Возненавидь его как врага». Дух Божий говорит: «Не гневайся напрасно на брата твоего» (Мф. 5, 22), а дух мира говорит: «Не только гневайся, но и оскорбляй, бей и убивай его». Дух Божий говорит: «Не пожелай имений ближнего твоего», а дух мира говорит: «Похищай, отнимай насильно». Дух Божий советует: «Очисти себя от всякой скверны плоти и духа», а дух мира предлагает греховное сладострастие.
О сколь часто Дух Божий побуждает грешного человека к покаянию! А дух мира говорит: «Еще будет время! Успеешь покаяться! Кто следует и руководится советом Духа Святого, тот сын Божий и может сказать о себе: «Дух Господень на Мне» (Лк. 4, 18), — а кто слушает и повинуется духу мира сего, тот не сын Божий, а сын мира сего суетного, сын гнева, сын геенны, не обладаемый Духом Господним.
Итак, слушатели возлюбленные! Рассмотрев отчасти различие духов, будем подражать добрым и отвращаться от злых, молясь Богу и говоря: «Господи! Духа Твоего Святого не отними от» нас!(Пс. 50, 13). Аминь.
Достойно и праведно поклоняться Кресту Христову, слушатели возлюбленные! Ибо этим благословенным древом «смерть умертвися» и «живот даровася». Первым древом райским мы умертвились, древом же крестным получили жизнь. Первым изгнаны были из рая, вторым же, как по лествице некой, восходим на небо. Первым победил нас враг, этим же благословенным древом Креста Господня мы побеждаем врагов наших. А потому древо это благословенное достойно почитания.
Если то оружие, которым некогда Давид победил и обезглавил Голиафа, было в великом почитании и с честью сохранялось за алтарем в храме Соломоновом, то тем более достойно почитания и поклонения оружие крестное, которым Христос Господь победил не человека Голиафа, а Голиафа адского — дьявола со всем его воинством. Как Голиаф гордился и думал, что нет никого у израильтян, кто бы мог победить его, и, однако, был побежден и обезглавлен кротким и юным Давидом, чтобы понести больший позор, так и прегордый дьявол гордился и думал, что его победить никто не может, ибо он побеждал всех людей от Адама и до самого пришествия Христова.
Как супостат, когда он побеждает наиболее сильных и храбрых воинов какого-либо царя земного, скорее побеждает и остальных его воинов: одних убивает, других преследует, иных берет в плен, — так и супостат рода человеческого — дьявол, победив сначала в раю крепких, как созданных руками Божиими и потому не столь склонных и подверженных греху, прародителей наших Адама и Еву, остальных людей побеждает легче: одних убивая грехами и беззакониями, других преследуя и порабощая, иных отводя в плен. Он внушил Каину убийство праведного Авеля, он же отдал во власть греха и весь мир перед всемирным потопом. Он преследовал и побеждал святых пророков и патриархов, он пленял мертвых и заключал в темницах адских. Говоря кратко, никто из людей не мог противиться ему, пока Христос Господь не был распят на древе крестном и, как кроткий Давид, Своим распятием не победил его.
Читали ли вы в Божественном Писании, чтобы кто-либо из пророков или патриархов изгонял бесов из бесноватых? Только Давид, когда дьявол мучил Саула, игрой на гуслях на время удерживал его от этого мучительства, но и он не мог изгнать его. И дьявол до тех пор не мучил Саула, пока играл Давид, а когда же он переставал играть, дьявол тотчас же снова овладевал и мучил Саула. Как человек безоружный не может сопротивляться человеку вооруженному и идет туда, куда влечет его вооруженный, и делает то, что он приказывает, так и до пришествия Христова, пока люди не имели оружия крестного, безоружными они не могли бороться с дьяволом и едва ли не все шли вслед за ним. Ибо весь мир пребывал в идолопоклонстве, кроме избранного народа израильского: только он один знал Истинного Бога, и то не весь, так как и среди народа израильского многие впали в служение Ваалу и золотому тельцу и, по словам Псаломника: «принесли в жертву сыновей своих и дочерей своих бесам» (Пс. 105, 37), а не Богу.
Дьявол настолько ослепил род человеческий, что они не только поклонялись идолам и кумирам, сделанным по образу человеческому (я не говорю — по образу честных или нечестных людей, как идолы Венеры и Купидона), но даже сделанным по образу скотов, как, например, гадов и птиц, и иных бессловесных нечистых животных, воздавали честь как Богу, а также почитали вместо Бога бездушных тварей: солнце, луну, огонь, воду, камни и деревья. Так ослепил дьявол род человеческий, и чтобы люди не познали слепоту свою, бес вселился в идолов, прельщал их своими ответами, говорил с ними для прельщения и на пагубу их, и вел их за собой своими похотями.
Супостат, когда захватывает в плен воинов какоголибо царя, повелевает, чтобы пленники почитали и повиновались ему, а не прежнему царю, у которого они были свободными. Точно так же и дьявол сначала пленил людей, чтобы они преступали заповеди Божий и творили беззакония, а затем повелел, чтобы пленники отступились от Бога, почитали кумиров его и приносили им жертвы. Когда же Христос Господь был распят на Голгофе на древе крестном, тотчас же пали все идолы, вострепетали и побеждены были бесы, люди же обратились к Христовой вере.
Земля более уже не оскверняется жертвами идольскими, а воздух дымом скверным, исходящим из жертв бесовских. Ибо Христос Господь распростер руки Свои в воздухе и опустил Свои ноги к земле, чтобы освятить и воздух, и землю Своей Кровью. Не вопиют более громогласно жрецы Вааловы, как вопияли и терзали тела свои при Илии пророке. Не приносят более люди сынов и дочерей своих в жертву бесам, но приносят истинную жертву Истинному Богу, как подобает приносить Ему, единому Творцу и Создателю. Правда, в первенствующей Церкви христиане имели великую ревность и любовь к Богу, и на мученические страдания как бы на некое удовольствие шли не только мужи, но и жены, забыв свою женскую немощь. Что же еще сказать? Какие труды, какие подвиги совершали апостолы, святители и преподобные ради единой любви Божией!
В нынешние же времена угасла любовь в сердцах человеческих, и вместо нее приумножились беззакония, согласно словам Христовым: «По причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь» (Мф. 24, 12). У многих пропал и страх Божий, ибо никто не ходит в Церковь, чтобы помолиться Богу со страхом и трепетом, по увещанию пророческому: «Служите Господу со страхом и радуйтесь пред Ним с трепетом» (Пс. 2, 11). Ходят для разговоров, для смеха, для различного бесчинства, вертятся по сторонам, заглядывают в лица стоящим, как в кабаке или в каком-либо бесчестном человеческом доме!
Что я говорю: в человеческом? И в человеческом доме честный человек стоит или сидит учтиво и скромно, и если заведет разговор или просит о чем-либо хозяина дома, то говорит чинно и учтиво. Если же придет слуга или подчиненный к господину своему, например, к князю или боярину, то с каким страхом, с каким трепетом стоит он пред ним или просит о чем-либо!
Нечего и говорить о том, как приходят к Царю! С трепетом. Разве дерзнут вертеться по сторонам или смеяться, или бесчинствовать, или разговаривать с кем-нибудь другим, когда говорят с Царем или о чем-либо просят его, или умоляют о прощении за преступления? И воистину так подобает делать. Но если бы кто-нибудь пред лицом царским соделал бесчинства, тотчас бы ему и голова долой с плеч! Когда же приходят к Богу, Царю царствующих и Господу господствующих, то не имеют страха, становятся дерзкими. Над такими смеется пророк, говоря: «Там они трепетали от страха, где не было страха» (Пс. 52, 6). Боятся человека, могущего убить тело, и не боятся «Бога, Который может и душу, и тело ввергнуть в геенну» (Мф. 10, 28) огненную. Не боятся Того, Кто в том же месте, где они бесчинствуют, может повелеть расступиться земле и пожрать их как Дафана и Авирона, или в одно мгновение ока истребить их.
Может быть, они думают, что только человек может гневаться, когда кто-нибудь бесчинствует в доме его, а Бог не должен гневаться? Но да знаем и ведаем все, что Христос ни на что так не гневался, как на бесчинство в храме. Никогда и никого в жизни Своей не бил Христос Господь, когда же увидел, что люди совершают в храме куплю и другие бесчинства, тотчас взял бич и изгнал всех из храма, сказав с великим гневом: «Дом Мой домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом разбойников» (Мф. 21, 13).
О Христе Спасителю! Если бы Ты и ныне вошел в церковь Твою и увидел, какие бесчинства творят в ней люди, неужели не сделал бы то же, или большее? Я не знаю, пощадил бы Ты кого-нибудь? Ибо великое бесстрашие ныне в церкви! В вертеп разбойников, в дом бесчестный превращают дом Твой!
Где бы с кем-нибудь встретиться? В церкви.
Где бы поговорить? В церкви.
Где бы пошутить и посмеяться? В церкви.
Где приветствуют, поздравляют друг друга, спрашивают о здравии, о жене, о детях и прочих? В церкви.
Как будто церковь для того и существует, чтобы люди сходились туда для политики и бесчинства, а не для молитвы Богу!
Святая Церковь поучает нас, с каким страхом мы должны стоять в храме. «В храме стояще, — говорит она, — на небеси стояти мним» (Тропарь на утрене), то есть каждый христианин должен стоять в церкви так, как будто бы он не ведает, где стоит: всецело в богодухновенном размышлении, чтобы телом он был в церкви, а умом казался стоящим на небе, и молиться так, как молятся на небе. Но как же молятся на небе? Спросим у того, кто был на небе.
Апостол Павел был «восхищен до третьего неба», но он не извещает нас об этом, так как сказать не может. «Не видел», — говорит он, — «того глаз, не слышало ухо» (1 Кор. 2, 9).
Спросим еще кого-нибудь, кто был там или кому были открыты тайны Божий. Святой Иоанн Богослов в откровении видел многие тайны Божий, спросим же его. Он говорит нам: «Сделалось безмолвие на небе» (Откр. 8, 1), то есть великая тишина: все молчат, все стоят со страхом пред Престолом Божиим. Что же еще видел ты, святой Иоанн Богослов? Видел, — говорит он, — «двадцать четыре старца пали пред Агнцем» (Откр. 5, 8), видел, что они только падают, поклоняются Престолу Божию.
Спросим и пророков, ибо «при двоих или трех свидетелях состоится всякое слово» (Втор.19,15). Пророки Исайя и Иезекииль видели, как и с каким страхом предстоят Богу Херувимы: двумя крылами закрывают лица свои, двумя закрывают ноги и двумя летают. Под этим закрытием лица и ног святые отцы понимают великое благоговение Херувимов пред Богом. Как малое лицо, приходя к великому, например, к Царю земному, от стыда покрывается, чтобы Царь не увидел и наготы его, так и Херувимы делают то же пред лицом Божиим.
Творец Троичных канонов в Октоихе, в гласе 3, песни 9, по свидетельству святого Митрофана, говорит о них так: «Говеют зело пред неприступным светом и пение непрестанно вопиют: Свят, Свят, Свят Господь».
Так же надобно молиться и каждому человеку, имея пред очами своими пример Херувимов и Серафимов, как увещает и святой Златоуст: «Помышляй об этом, человек, восстань от земли и взойди на небо, ибо ты стоишь с Серафимами и поешь с Серафимами. Молишься ли Богу, славословишь ли Бога, — ты стоишь на небе среди Серафимов: «В храме стояще, на небеси стояти мним». С ними и ты распростри крылья, с ними и ты летай окрест Престола Царева» (Слово 6, «О непостижимом»). Под летанием на крыльях, по мнению святого Григория Назианзина, разумеется молитвенный подвиг, который мы совершаем телом, и богомыслие, совершаемое умом, чтобы славословие Божие не совершалось ни без телесного труда, ни без мысленного внимания.
Вот как должно молиться по указанию вышеупомянутых святых. Помыслим же, так ли мы молимся, или же более бесчинствуем? Там, где Серафимы со страхом восклицают: «Свят, Свят, Свят Господь!» — там мы разговариваем друг с другом: один о скотах, другой о торговле, иной о конях или псах, другой о иных скверных вещах. Там, где Херувимы трепещут, бренный человек стоит без всякого страха. Там, где святые падают на лица свои, мирской грешник проявляет дерзость, и даже сам чин священнический стоит около престола Божия без страха и без боязни, чему я премного удивляюсь, особенно же долготерпению Божию.
Знаю, что в Ветхом законе всякий, кто бесчинствовал у Кивота Господня или даже только прикасался к нему, был казним внезапной смертью. Знаю и то, что престол, на котором невидимо присутствует в таинственных дарах Христос Господь, имеет большую честь и достоинство, ибо Кивот Господень был только образом и сению престола Господня, ныне же на престоле поистине присутствует Сам Господь. Однако Он не казнит бесчинствующих в алтаре внезапной смертью. Но молитва таких людей не молитва, а грех и беззаконие, по слову пророческому: «И молитва его да будет в грех» (Пс. 108, 7).
Лучше не ходить в церковь, чем оскорблять Бога и стоять пред Ним без страха, ибо такие только раздражают, а не умоляют Бога и мешают молиться другим. Иной богобоязненный человек и хотел бы помолиться и послушать слово Божие, но не может из-за суетных разговоров.
Кому же подобны те, которые и сами не молятся, и другим мешают молиться? Думается, что они подобны дьяволу. Но, может быть, скажет кто-нибудь из слушателей моих: «Я и рад был бы помолиться, да не могу, видно, дьявол внушает мне, чтобы разговаривать в храме».
Не отрицай вину свою, человек! Ты сам виновен, и дьявол не может заставить тебя, если ты сам этого не захочешь; сам дьявол бессилен. До пришествия Христова он был силен, как мы уже знаем, и никто не мог противиться ему, так как у людей еще не было оружия против дьявола. Ныне же мы имеем Крест Христов: осени себя крестным знамением, и тотчас же он отойдет от тебя.
Послушаем, что говорит святой Иоанн Богослов: «Сатана скован на тысячу лет» (Откр. 20, 2). Но чем же скован, если не силой крестной? И как он может вредить тебе, если скован? Если же он вредит, то ты должен сковать его, то есть положи на себе знамение Креста Господня, и он будет скован. Внушает ли дьявол мысли, помышляешь ли что-либо лукавое умом своим — положи крестное знамение на уме твоем, и он оставит тебя. Заставляет ли тебя смотреть по сторонам очами, — положи крестное знамение, и он отбежит от очей твоих. Сидит ли у тебя на языке или на устах, чтобы ты разговаривал, — крестом отгони его. Доносит ли до ушей твоих суетные речи разговаривающих, — огради уши твои крестом Христовым.
Это советует тебе и святой Иоанн Дамаскин, говорящий о Кресте Христовом так: «Он дан нам в знамение на челе, как обрезание Израилю, ибо им мы, верные, отличаемся от неверных и знаменуемся. Он — щит, оружие и одоление против дьявола. Он — печать, чтобы не касался нас всегубитель». Подобным образом и святой Ефрем в слове 103 говорит: «Знамение животворящего Креста да полагаем на челе и на персях, и на устах, и на всех членах наших, сим да знаменуемся и да вооружаемся».
То же подтверждает и святой Златоуст, говоря: «Крест должны изображать на челе и в мыслях с великим тщанием, ибо не просто перстом подобает полагать его, но прежде всего произволением с великой верой. И если ты так вообразишь его, ни один из нечистых духов не сможет встать вблизи тебя, видя меч, который нанес ему рану, видя меч, который погубил его. Ибо если мы, видя места, на которых посекают осужденных, исполняемся ужасом, то помысли, как трепещут дьявол и бесы, видя оружие, которым Христос сокрушил всю силу их и отсек главу драконову».
Для того и Церковь возносит и воздвигает ныне Крест Христов, чтобы, воинствуя с этим знаменем, ты побеждал врагов своих. Ибо и воины Царя земного, когда держатся около военного знамени, лучше ополчаются против супостатов, а тот воин, который удаляется от него, скорее погибает.
Царю Константину Великому, когда он не мог победить Максентия, явилось на небе знамение Креста и слышен был голос: «Сим знамением побеждай!» И когда он приказал изобразить крестное знамение на всех оружиях, тотчас же победил врагов. Нам ныне также является на небе церковном Крест Христов, чтобы и мы этим знамением побеждали врагов и держались около него. Возносится и воздвигается Крест Христов, чтобы мы побеждали и поражали бесов, а мы сами падшие «встали и исправились» (Пс. 19, 9), по словам Господним: «Когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе» (Ин. 12, 32).
Воздвигается и возносится крест Христов, чтобы мы, взирая на него, исцелялись, если уязвлены жалом змия. И Моисей повелел угрызаемым в пустыне змиями и умиравшим взирать на медного змия, сделанного им по повелению Божию, и те, которые смотрели на него, исцелялись, а не желавшие смотреть умирали. Тот змий был образом ныне воздвигаемого Креста Христова, и те, которые будут взирать на него, также исцелеют, а невзирающие погибнут.
Возносится и воздвигается Крест Христов, чтобы мы, взирая на него, вспоминали и созерцали страдания Христовы, ибо ради спасения нашего Он принял их на Себя, и чтобы мы благодарили Его за безмерную к нам милость. Воздвигается и возносится крест Христов, чтобы мы поклонялись ему и знали, чем получили спасение.
Но думается мне, что нет никого в христианском роде, кто бы усомнился в том, что должно поклоняться Кресту Христову. И только у некоторых неразумных людей возникает бездельное сомнение и вопрос, какому кресту нужно кланяться: восьмиконечному или четвероконечному? На этот вопрос безумцев не стоит и отвечать, ибо из Священного Писания, прежде всего Ветхого Завета, это явствует из бывших преобразований Креста Христова. Ибо, когда Моисей распростер руки свои й побеждал Амалика, — не был ли он образом четвероконечного Креста Господня? А Иисус Навин, когда побеждал врагов своих, не прообразовал ли Крест четвероконечный? Точно так же и Иаков, патриарх ветхозаветный, когда благословлял сынов Иосифа — Манассию и Ефрема, — возложил на них свои руки, сложенные в виде четвероконечного Креста Господня. Есть много и других ветхозаветных преобразований Креста, перечислять которые подробно не достанет у нас времени. В новозаветном Священном Писании имеется также много и на многих местах ясных свидетельств. В нынешний день на утрене, в стихирах на поклонение кресту после великого славословия поется: «Четвероконечный мир днесь освящается, четверочастному водвизаему Твоему Кресту, Христе Боже!»
В канонике московском, в каноне честному Кресту, творении святого Григория Синаита, в песни первой говорится следующее: «Твоя высота, живоносне Кресте, воздушнаго князя биет и глубина всея бездны закалает змия, широту паки воображает, низлагая мирскаго князя крепостию твоею». Здесь указывается на четвероконечный Крест, имеющий высоту, глубину и широту.
В том же каноне, в песни восьмой, читаем: «Воздвигл еси наше падшее естество Христом распеншимся, и совозставив, высото Божественная, глубино неизглаголанная: Христово ты еси знамение, Кресте пребогате, и широто безмерная и знамение Непостижимыя Троицы, живоносче!» Здесь в Кресте Христовом прославляется не восьмиконечность, а четвероконечность: высота, глубина и широта, и потому святой Крест называется трисоставным, трелюбезным, треблаженным, образом Триипостасной Троицы. Ибо высотою он знаменует Отца, в вышних живущего; глубиною — Сына, сошедшего даже до ада; широтой же и долготой вместе знаменует Духа Святого, «везде сущего и вся исполняющего». Поэтому, знаменуя себя крестным знаменем, мы и говорим: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Прочие свидетельства я обойду молчанием. Кто хочет, может найти подобное указанному во многих местах священных книг. Я же приведу еще некоторые свидетельства из святоотеческих писаний, которые помогут мне в утверждении вышесказанной истины.
Святой Афанасий Великий в книге «Жезл», в вопросе сорок первом, говорит: «Мы поклоняемся образу крестному, из двух древ составляемому и разделяемому на четыре стороны». Святой Иоанн Дамаскин в книге четвертой о православной вере, в главе первой, пишет: «Как четыре края Креста держатся и соединяются в среднем центре, так высота и глубина, долгота и широта содержатся Божиею силою».
В Учительном Евангелии воскресном, напечатанном в Москве, в слове на Воздвижение Честного Креста написано: «Образ крестный, разделяемый от середины на четыре стороны, показывает, что все держится Божественной силой: вышнее верхним концом держится, нижнее нижним, среднее же двумя сторонами, то есть двумя концами пречестного древа крестного». И в другом месте: «Блаженный Павел изъясняет ефесянам, говоря: «Чтобы вы могли постигнуть со всеми святыми, что широта и долгота, и глубина и высота» (Еф. 3, 18), — разумея под высотой небесные, под глубиной нижние, под широтой и долготой средние концы, содержимые всесильною державою». Святой же Златоуст толкует эти Павловы слова так: «Упоминает широту и долготу, глубину и высоту для познания величия любви Божией, как она простирается всюду».
И в этом городе Ростове имеется крест, который дан святым Иоанном Богословом преподобному Авраамию, и этот крест не восьмиконечный. Если кто не верит, пусть идет и сам посмотрит его. Прочие же свидетельства о четвероконечном кресте смотри в книге, называемой «Жезл», а также в книге, именуемой «Увет».
Но, кроме того, и мир сей видимый создал Бог по подобию крестной четвероконечности, ибо Он создал его разделенным на четыре части: восток, запад, север и юг. И человека создал Бог по подобию крестной четвероконечности, ибо когда человек распростирает руки свои, он имеет вид четвероконечного креста.
Вот сколько свидетельств в пользу четвероконечности креста имеется у святых отцов и в церковных книгах. Но я спрошу и самих раскольников, сомневающихся в четвероконечности креста, каким крестом они крестятся? О сложении перстов теперь и говорить не буду, ибо у меня не хватит времени, и отложу беседу о том до другого времени. Пусть крестятся по упрямству своему таким сложением перстов, каким хотят, хотя и не должны бы этого делать! Я говорю только о том, какой крест полагают они на себе: четвероконечный или восьмиконечный? Когда они полагают персты свои на челе, то знаменуют верхний конец креста; когда полагают их на чрево, — знаменуют нижний конец креста; полагая же руку на плечах, обозначают два конца, в ширину положенные. Если же хотят, чтобы был восьмиконечный крест, почему же не восьмиконечным крестятся? Чтобы изобразить восьмиконечный крест, нужно было бы одно положение — в долготу — полагать на челе и на чреве и три положения в широту полагать: одно на челе, другое на плечах и третье на чреве, — но ведь они так не крестятся? Затем, если кто-либо благословляет кого-нибудь, ведь благословляет крестом четвероконечным! Таким крестом благословляются и все вещи.
Я говорил так о кресте четвероконечном не потому, что совершенно отвергал восьмиконечный или шестиконечный крест, но для того, чтобы заградить уста безумцев и не знающих, в чем заключается сила почитания Креста Христова. В особенности же это нужно показать для изъяснения того, почему мы почитаем другие святые вещи, как, в частности, и святой Крест.
Мы почитаем, например, святое Евангелие, в котором имеются многие вещи: бумага и чернила, которыми написаны на бумаге слова Христовы и вся история жизни Христа и первого христианства. Иногда оно бывает обложено серебром, золотом и многоценной парчой.
Что же мы почитаем, когда поклоняемся святому Евангелию, и в чем сила поклонения ему? Почитаем ли мы серебро и золото или парчу, бумагу? Думаю, что ни один из православных не скажет этого.
Что же мы почитаем? Почитаем слова Христовы, учение Христово и всю историю жизни Христовой, и, следовательно, ради этого почитаем и все Евангелие.
Затем, когда мы поклоняемся святой иконе, например, иконе Христовой или Богородичной, или какого-либо святого, то что мы почитаем? В иконе также имеются многие вещи: доска, краски, которыми пишет иконописец, и изображение первообраза. Что же мы почитаем в ней? Доску ли, или краски, или изображение, ради которого почитаем и всю икону? Если же мы почитаем ее ради изображения первообраза, то ясно безумие тех некоторых людей, которые не хотят почитать новые иконы и почитают только иконы старые, закоптелые, а также и новые, когда закоптят их дымом. Они почитают не изображение первообраза в иконе, а дым, черноту, грязь и копоть, и говоря последовательно, они не христиане, а идолопоклонники.
Из вышесказанного становится ясным безумие и таких, которые почитают только то изображение, которое сделано на доске, и не хотят почитать изображений, сделанных на холсте, бумаге или иной вещи. И таковые почитают не изображение, а доску и дерево и являются идолопоклонниками, забывая, что Сам Христос Господь дал изображение Свое царю Авгарю не на доске, а на полотне.
Но да будет известно, что мы не отвергаем древние иконы, но почитаем их, особенно чудотворные. Однако почитаем их не за черноту или древность, а ради чудотворений Божиих почитаем изображения, ибо Бог может творить чудеса и через новые иконы. Но если и древняя икона обветшала и закоптела, надобно ее очистить, обмыть и обновить, чтобы изображаемое на ней было ясно видимо каждому приходящему. Ибо как могу я поклоняться иконе, если не знаю, чья она? К кому вознесу ум мой? Когда мы кланяемся иконе или лобызаем ее, телом должны покланяться ей, а ум свой возводить к первообразу, то есть к тому, чья икона. Например: телом я поклоняюсь иконе Христовой, а ум мой парит к Самому Христу; если же телом поклоняюсь иконе Богородичной, то ум мой должен взлетать к Самой Богородице, как будто бы я стою перед Ней Самой, присутствующей на небе. Ибо поклонение и почитание иконы, по мнению святого Василия, относится и восходит к первообразу, то есть к тому, чья икона. Например, поклонение иконе Христовой восходит к Самому Христу, и когда я кланяюсь иконе Христовой, я не разлучаю изображение от первообраза и кланяюсь одновременно как изображению, так и первообразному.
Но если вид изображения не явственен, я не знаю, кому буду кланяться. В таком случае, если бы изобразили на иконе дьявола и закоптили ее, то иной, не зная, что тут изображен дьявол, почитал бы его изображение и кланялся ему. В нынешние времена некоторые господа стыдятся ставить икону Христову или Богородичную в домах своих, а ставят бесстыдные изображения древних кумиров Венеры или Дианы, или других, или же новых, например, королевы испанской, или английской, или французской. И если бы пришел какой-нибудь невежда и увидел эти нечестивые изображения, уже закоптелые, то не зная, что эти изображения не Божий, а мирские, мог бы по невежеству своему воздать им поклонение, как Божиим и святым изображениям.
Итак, для того, чтобы ясно различать, чье изображение, кому нужно кланяться и кому нет, вид изображения должен быть явственным, и ради него нужно почитать святые иконы. Как сделавший изображение отца, матери, деда или прадеда своего не рассуждает о вещи, на которой сделано изображение а, взирая на изображение, вспоминает отца своего, вспоминает, каков он был, и исчисляет его добродетели, так и взирающий на икону должен созерцать изображение Божие, а не рассуждать о красках или вещи, на которой оно сделано. Изображение же должен почитать ради первообраза его, и не обоготворять саму икону. Вот в чем заключается истинно-христианское поклонение иконам, почему и Седьмой Вселенский Собор предал анафеме как тех, которые не поклоняются иконам, так и тех, которые поклоняются неправильно и обоготворяют иконы. Аминь.
Любящий хвалиться в жизни этой пусть хвалится тем, чем хочет, но нам с апостолом ничем не должно «хвалиться, разве только Крестом Господа нашего Иисуса Христа», слушатели благочестивые! Пусть хвалится, если хочет, «мудрый мудростью своею, сильный силою своею, богатый богатством своим» (1Цар. 2, 10), нам же единая похвала — Крест Христов: «Только Крестом Господа нашего Иисуса Христа».
Пусть превозносится суетный мир этот в гордыне своей, пусть тщеславится счастьем своим, пусть услаждается временной сладостью греховной, — нам же единая слава и услаждение — Крест Господень: «А я», — говорит апостол, — «не желаю хвалиться, разве только Крестом Господа нашего Иисуса Христа».
И Самому Господу нашему Иисусу Христу Крест есть и похвала, и слава, ибо Он не столько прославился, творя многие чудеса, просвещая слепых, исцеляя хромых, очищая прокаженных, восставляя с одров расслабленных и воскрешая мертвых, сколько прославился, претерпевая Крест. Не напрасно Златоуст называет святой Крест славой Сына Божия, говоря: «Крест — слава Сыну, как и Отцу слава Сын. Славится Отец в Сыне Своем, славится и Сын через Крест Свой». Мы же рассмотрим отчасти, какая похвала апостолу и каждому христианину в Кресте Христовом? И это сделаем на пользу нашу, «при Господнем содействии».
Поистине, подобает нам «хвалиться только Крестом Господа», так как в Кресте Господнем мы находим воздаяние за наши кресты, по словам Писания: «Если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться» (Рим. 8, 17). Ибо как мы являемся общниками с Главой нашим Христом, будучи Его членами, по слову апостола: «Вы — тело Христово, а порознь — члены» (1 Кор.12, 27), — так и кресты наши имеют общее с Крестом Господним, и то, что уготовал нам Крест Христов, то и получат в нем кресты наши.
Не подумай, слушатель, что Крест Господень, которым хвалится апостол, — это только Крест вещественный, сделанный из дерева, но понимай в нем более всего страдание Господа, восприняв которое, Он оставил и нам образ, чтобы следовать по стопам Его. И когда я, грешный, говорю о наших крестах, не думай, что они деревянные или серебряные, или из какого-либо иного вещества художеством человеческим сделанные. Это — случающиеся с нами по попущению Божию скорби, беды, печали, болезни и всякие другие страдания, которыми Господь наш испытывает нас в жизни сей, как злато в горниле. Ибо как «плавильня — для серебра, и горнило — для золота, а сердца испытывает Господь» (Притч. 17, 3). Так говорит Писание. И в другом месте: «и нашел их достойными Его. Он испытал их как золото в горниле» (Прем. 3, 5—6). Вот наши кресты! Мы должны нести их, благодаря Бога и приобщаясь к страданиям Христовым.
Подобает нам уразуметь и то, что Господь наш не принуждает нас к ношению Креста Его, то есть к претерпеванию того страдания, какое Он воспринял ради нас. Он не говорит: «Если кто хочет идти за Мною, возьми Крест Мой», но: да возьмет каждый «свой крест». Ибо Господь наш знает, что мы не сможем нести Крест Его, а свои кресты по силе нашей и с Его помощью нести можем.
Каждый человек имеет свой крест, какое-нибудь свое, говорю, бедствие: или греховные вожделения собственного своего естества и борьбу плоти против духа, или искушения врага невидимого, или гонения, оскорбления, обиды, злословие и осуждение врага видимого, или лишение возлюбленного друга, чад и имений, или что-либо иное скорбное, или телесные недуги и какие-либо страдания. Все это наши кресты, и когда человек ради любви Божией терпеливо несет их, то он приобщается к страданию Господню, бывает сообразен Кресту Его.
Страдания же наши Господь наш считает как бы Своими страданиями. И как делающим добрые дела сказал об этих делах: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25, 40), — так и об обидах, наносимых нам, говорит обижающим нас: «Так как вы сделали это им, то сделали Мне». Ибо Господь страдает в нас, как бы в Своих собственных членах, мы же страдающие, как бы собирая куски, оставшиеся от трапезы, собираем некие останки от страданий Господних, согласно словам апостола: «Восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых» (Кол. 1, 24), то есть я дотерпиваю в теле моем то, чего Он не дотерпел.
И когда апостол хвалится Крестом Господним, он хвалится вместе и своим. Хвалящийся же своим крестом хвалится вместе и Крестом Христовым. Христос начал страдания, а мы доканчиваем и довершаем их, «восполняем недостаток в плоти нашей скорбей Христовых».
И как Крест Господень, то есть страдание Господне, соделал великое и преславное, подобным образом и наши кресты, то есть наши страдания, соделывают по благодати и с помощью пострадавшего за нас Христа великое и преславное, как это мы сейчас увидим.
После преступления Адамова закрыт был рай для рода человеческого, и никто в течение пяти тысяч пятисот с лишком лет не мог открыть его. Все, даже святые угодники Божий, по окончании этой временной жизни шли не в рай, а в ад, как засвидетельствовал это святой Иаков, сетуя о своем сыне Иосифе: «С печалью сойду к сыну моему во ад» (Быт. 37, 35).
Кто же потом отверз райскую дверь? Христос, новый Адам. Каким ключом? Крестом, ибо Крест есть ключ к замку рая, как говорит святой Златоуст: «Крест есть ключ рая, Крест Христов отверз рай». Посмотрим, как вошел в рай разбойник? Не страданием ли крестным? Ибо, хотя и был распят за свои злые дела, но сердцем начал сострадать Христу, говоря: «Мы достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал». И он тотчас же услышал от Господа: «Истинно говорю тебе: ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23, 41, 43), — и в тот же час пошел с креста в рай.
Рассуждая об этом, святой Златоуст говорит: «Ничто не посредствует между крестом и раем: крест и тотчас же за ним рай», то есть посередине между крестом страдания христианского и раем нет никаких преград, препятствий и неудобств, ибо не преграждены они ни великой стеной, ни высокими непроходимыми горами, ни глубокими рвами, ни быстротекущими реками, но тут же при кресте и рай. Мы не сомневаемся, что претерпевающий что-либо во имя любви Божией с благодарностью стоит уже при дверях райских: крест и тотчас рай.
Итак, то, что сделал Крест Христов, получил и крест разбойника: страдание Христово отверзло рай, а страдание разбойника привело его в рай. Действие обоих велико и преславно.
Видим, что и Сам Христос Спаситель наш хвалится о Кресте Своем, ибо когда шел на вольную смерть за нас, сказал: «Ныне прославился Сын Человеческий» (Ин. 13, 31). Посмотрим же, в какой час Господь являет Себя прославленным?
Господь наш прославился не в то время, когда Своим преславным рождением ужаснул Ирода, призвал звездой волхвов с востока и сотряс идолов египетских; не в то время, когда претворил воду в вино в Кане Галилейской, когда наполнил рыбацкие сети многими рыбами, когда насытил пятью хлебами пять тысяч народа; не в то время, когда идя по морю, как по суше, запретил ветрам и утишил волнующееся море или когда преобразился на Фаворе, когда воскресил из мертвых сына вдовицы и дочь Иаирову, когда воззвал из гроба четверодневного Лазаря. Не тогда сказал Он: «Ныне прославился Сын Человеческий».
Когда же? Тогда, когда уже приближался к Кресту, когда всходил на него. Будучи у врат страдания, Он изрек: «Ныне прославился Сын Человеческий». Может быть, кто-нибудь сказал бы Ему в то время: «Господи! Ты идешь на бесчестие, на страдание, на поругание, на заплевание, на ударение по ланитам, на уязвление, на вкушение уксуса и желчи, на самую горькую смерть. Как же Ты называешь Себя прославленным?» Однако Господь говорит: «Ныне прославился Сын Человеческий», ибо, говорит, Я иду на страдания, на Крест, и потому прославлюсь. Само это страдание — Моя слава, ибо когда «вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе» (Ин. 12, 32). Когда Я умру, наполню ужасом вселенную, угашу светила небесные, потрясу землю, отверзу гробы, изведу мертвых живыми, и не признающие ныне Меня Сыном Божиим тогда скажут: «Воистину Он был Сын Божий» (Мф. 27, 54). Когда же пригвожден буду на Кресте, тогда сяду одесную Бога Отца. Когда пострадаю, — «войду в славу Мою, ибо так надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою» (Мк.8,31).
Здесь же воспомянем и Павлов крест, которым он хвалится: «Гораздо более был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти» (2 Кор. 11, 23, 25). Не есть ли это крест Павлов? Избиваем был палками и камнями, пребывал день и ночь в глубине, когда опрокинулся корабль: все это не крест ли Павлов? Послушаем же, как он хвалится им: «Охотнее буду хвалиться своими немощами» (2 Кор. 12, 9), то есть трудами и страданиями, которые он подъял до изнеможения тела. «Благодушествую», — говорит он, — «в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа» (2 Кор. 12, 10). И после всего того говорит: «Знаю человека, который восхищен был до третьего неба» (2 Кор. 12, 2). Вот что соделывает крест страдальчества! Возносит он на небо еще находящегося в теле, услаждая его слушанием ангельских пресладких песен.
Взирая на вещественный Крест Господа моего, вижу написанный на нем титул царский: «Иисус Назорей, Царь Иудейский» (Мк.15, 56). Достойна удивления злоба этих злых людей, ибо сначала никак не хотели не только писать, но и словами называть Христа Господа нашего царским титулом, не хотели слышать, что кто-нибудь именовал Христа Царем. Еще при рождении Его, когда пришедшие в Иерусалим волхвы спрашивали в Иерусалиме: «Где родившийся Царь?» (Мф. 2, 1—3), — весь Иерусалим пришел в смятение. Затем, при входе Господа в Иерусалим на вольную страсть на осле, когда младенцы и с ними ученики восклицали: «Благословен Царь грядущий». Это было столь неприятно злым людям, что некоторые из фарисеев сказали Иисусу: «Запрети ученикам Твоим», то есть прикажи им перестать называть Тебя Царем (Лк. 19, 3839).
Также и в то время, когда Пилат, бив Иисуса и увенчав Его терновым венцом, вывел Его из претории к народу и сказал: «Царя ли вашего распну?» — как один все закричали: «Нет у нас царя, кроме кесаря» (Ин. 19, 15). Они не хотели и слышать, чтобы кто-нибудь называл Христа Царем. Когда же Господь наш восшел на Крест, они уже не словом, а и самим делом титуловали Его Царем, ибо на Кресте была сделана «надпись: «Иисус Назорей, Царь Иудейский». И хотя некоторые из них возражали Пилату: Не пиши: Царь Иудейский, но когда Пилат сказал: «Что я написал, то написал», тотчас же согласились с ним, замолкли и уже без ропота и негодования смотрели на этот титул, и, читая надпись, именовали Христа Царем, ибо в Евангелии говорится: «Эту надпись читали многие из иудеев, потому что место, где был распят Иисус, было недалеко от города» (Ин. 19, 19—22). Весь Иерусалим читал эту надпись, называя Христа Царем.
Что же так изменило сердца злобных людей, что они, не желая сначала и слышать, чтобы Его именовали Царем, потом и письменное титулование Его Царем терпели снисходительно? Воистину, это сделало крестное таинство: Господь наш хотел показать в том царском титуле честь Креста и воздаяние за страдания в небесном царствии.
Честь Креста такова, что после страданий Господа Крест уже водружается наверху освященных глав и венцов царских, почему и назвал его святой Кирилл Иерусалимский венцом, сказав: «Крест есть венец, а не бесчестие». Издревле он был бесчестием, так как служил для казни злодеев, но он сделался венцом честным после того, как на нем добровольно пострадал Царь славы.
Кроме этого, царским титулом на Кресте Господь показал и воздаяние за страдания, воздаяние царское, ибо каждый страждущий в жизни сей и несущий ради любви Христовой свой крест с терпением и благодарностью получит царский титул и венец в небесном царствии. Еще в Ветхом Завете это было прообразовано в лице прекрасного Иосифа, а исполнилось в лице Самого Христа и в Кресте Его.
Посмотрим, какую ступень предназначил Господь прекрасному Иосифу, желая возвести его на царский престол в Египте и увенчать голову его царской диадемой: не ступень ли крестную? Не ступень ли страдания: внезапную напасть от любодейцы, мрачную темницу, тяжкие узы, наготу, голод и скудость? Тяжким был этот крест — долговременное узничество: «Стеснили оковами ноги его, в железо вошла душа его» (Пс. 104, 18). Но посмотрим, что последовало за всем этим: не титул ли царский? Иосиф прославился в Египте, из темницы вступил на царский престол, от рубища взошел к порфире, от уз к золотому ожерелью, от рабства к господству: «Поставил его господином над домом своим и правителем над всем владением своим» (Пс. 104, 21), — из уз на свободу, от нищеты к богатству, от бесчестия к славе. Одним словом, его крест и страдальчество сделались для него венцом царским, страдания его вознаградились ему славой и честью.
И если так вознаграждается крест страдальчества, терпеливо переносимый ради любви Божией, здесь на земле, то тем более вознаграждается он на небе.
Кто царствует на небе? Не Тот ли, Кто пострадал на земле, Кто «претерпел Крест, пренебрегши посрамление» (Евр. 12, 2)? Слышится на небесах некая молва, «как бы голос многочисленного народа, как бы шум вод многих, как бы голос громов сильных, и голос многих Ангелов вокруг Престола и животных и старцев, и число их было тьмы тем и тысячи тысяч» (Откр. 19, 6; 5, 11).
Что же они говорят? Повелевают, чтобы «всякое создание, находящееся на небе и на земле, и под землею, и на море» (Откр. 5, 13), готовило привет и рабский поклон некому лицу царскому, сидящему на престоле Божием.
Кто же воцарился на Престоле Божием? Видит там святой Богослов Агнца, и Агнца закланного: «Взглянул», — говорит он, — «и вот, посреди престола и четырех животных и посреди старцев стоял Агнец как бы закланный» (Откр. 5, 6). Не Тот ли, Который заклан был на Кресте копием: «Один из воинов копьем пронзил Ему ребра» (Ин. 19, 34)? Воистину, Тот, говорю, Агнец, Господь наш Иисус Христос, о Котором предсказал пророк Исайя: «Как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен» (Ис. 53, 7). Он воистину «Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1, 29), Которому всякое создание небесное и земное рабски поклоняется и громко взывает: «Достоин Агнец закланный принять силу и богатство, и премудрость и крепость, и честь и славу и благословение» (Откр. 5, 12).
Господь наш во Святом Писании имеет и иные наименования и уподобления всесильной власти Своей. Именуется львом, так как Он победил мир и дьявола: «Вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил» (Откр. 5, 5). Именуется орлом, так как, взяв души святых, как бы птенцов, под крылья Свои, изнес их из ада, согласно Писанию: «Как орел покрывает гнездо свое, носится над птенцами своими, простирает крылья Свои, берет их и носит их на перьях Своих» (Втор. 32,11). Агнцем же наречен потому, что был заклан за всех. И когда Он восхотел показать Свою царскую славу на небе возлюбленному ученику Своему Иоанну, то показал ее не в виде льва и орла, а в виде агнца закланного, и это для того, чтобы показать, что путь к венцу и славе в небесном царствии не какой-либо иной, но заклание, раны, страдания и крестная смерть. Хорошо говорит апостол: «Видим, что за претерпение смерти увенчан славою и честью Иисус» (Евр. 2, 9).
Здесь же вспомним всех от века святых пророков, апостолов, мучеников, преподобных, которые отчасти уже сподобляются царствия небесного, которых, по словам св. Иоанна Дамаскина, «не сокрыла земля, но прияло небо», которым уже «отверзлись райские двери» и которые наслаждаются, будучи внутри древа жизни.
За что они все удостоились венца небесного царствия? Не за несение ли креста своего, то есть за претерпение на земле бед и скорбей и прохождение тесного пути, за труды и подвиги свои? Каждый из них скажет с апостолом: «Подвигом добрым я подвизался, а теперь готовится мне венец» (2 Тим. 4, 7—8). Воистину, крест страдальчества по силе Креста Господня соделывает великое и преславное, ибо претерпевающих какие-либо страдания во имя любви Христовой спрославляет Христу в царствии горнем!
Есть чем хвалиться о Кресте Господнем истинным носителям креста своего, сострадальцам Христовым, сообразных Ему в страданиях, ибо в нем вся слава и честь наша, все богатство царствия вечного и вся надежда на спасение.
Оканчивая беседу, не неуместно вспомнить и о кресте мира сего.
Апостол говорит: «Для меня мир распят» (Гал. 6, 14). Если распят мир, то значит он имеет и свой особый крест. Воистину, и миролюбцы, поработившие себя суете мира сего и возлюбившие временную жизнь более вечной, несут свои кресты, то есть претерпевают свои страдания, свои подвиги, хотя бы и бесполезные, которыми иногда хвалятся, как говорит Писание: «Хвалим бывает грешный за похоти души своей» (Пс. 9, 24).
Разве не подвиг поработить себя какой-либо греховной страсти и служить ей?
Разве не подвиг идти ночью на воровство или на злодеяние, всю ночь не дать сна очам своим?
Разве не подвиг идти на разбой, испытывать голод и жажду, терпеть воздушные перемены — зиму, зной, мороз и дождь?
Разве гнев, ярость и искание мести ближнему своему не есть внутреннее страдание сердца? А угождение плоти, чревоугодие и безмерное пресыщение даже до повреждения здоровья — разве все это не крест? Сколь много людей впало в тяжкие болезни от пресыщения чревного!
Разве не крест упиваться до самозабвения, а потом страдать с похмелья и стонать, связав голову? Разве это не страдание? Сколь много людей лишились и жизни от великого пьянства!
Но какая польза от этих суетных мирских крестов, от таких подвигов и страданий? Послушаем, что говорит апостол: «Многие, о которых я часто говорил вам, а теперь даже со слезами говорю, поступают как враги креста Христова. Их конец — погибель, их бог — чрево, и слава их — в сраме, они мыслят о земном» (Флп. 3, 18—19). Вот какова польза мирских крестов: «их конец — погибель, и слава их — в сраме!»
«А мы не желаем хвалиться, разве только Крестом Господа нашего Иисуса Христа», Ему же слава со Отцом и со Святым Духом вовеки. Аминь.
То и другое приятно: и душа, и мир сей, слушатели возлюбленные! То и другое, говорю, любо людям: и душевное спасение, и наслаждения мира сего. Люба душа, как близкая телу от утробы материнской, как вместе с ним рожденная по словам Давида: «Избавь от меча душу мою и от пса единородную мою» (Пс. 21, 21). Люб и мир сей, который, как говорит Писание, возлюбил и Сам Бог: «Так возлюбил Бог мир» (Ин. 3, 16). Мешает разве только разница в том, что мир, люди, и их спасение, которое возлюбил Бог, — одно, а мир и небогоугодная человеческая суетность в многострастной жизни этой — другое.
Люба душа, ибо ею живем, ею движемся. Отними душу — и мертв будет человек. Люб и мир сей, ибо в нем наслаждаемся, в нем находим упокоение, в нем имеем все необходимое в настоящей нашей жизни. Люба душа, ибо она, оживотворяя все наши чувства, дает им силу к наслаждению земными благами. Без души ни одно чувство не могло бы как-либо действовать, чем-либо наслаждаться. Люб и мир сей, ибо он представляет чувствам нашим все потребное для наслаждения: зрению — богатства и красоту лиц, слуху — приятное пение и музыку, вкусу — яства, обонянию — благовонные ароматы, и осязанию — сладострастие. Люба душа, ибо кто из земнородных хотел бы ее лишиться? Кто не хотел бы жить с душою тысячу лет и более, бесконечные века? Люб и мир сей, ибо кто не желает в нем добра себе? Кто не ищет его благ? Кто не рад чести, славе? Кто не озабочен тем, чтобы иметь достаток и не быть нищим?
Трудно распознать, что лучше: душа или мир сей? Евангелие говорит, что лучше душа: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» Но почему же многострастная и любосластная жизнь наша так любит мир сей, забывая о своей душе?
Что же делать? Как распознать: душа ли лучше, или мир сей? Да позволит мне любовь ваша положить то и другое — душу и мир — на весы и посмотреть, что перевесит: душа ли мир, или мир душу? И таким образом мы узнаем, что из них лучше. Весами же да будет для меня честный и животворящий Крест Твой, Христос Спаситель мой, на котором Ты, будучи повешен за спасение наше, положил за нас душу Твою и перевесил весь мир, как Сам говоришь в Евангелии: «Мужайтесь: Я победил мир» (Ин.16,33).
Люди обычно считают лучшим и любят то, что по рассуждению каждого приятнее, дороже, прибыльнее. Предположим, что у нас имелась бы такая вещь, которая была бы прекраснее всех зримых красот в поднебесной, дороже всех неисчислимых сокровищ всех царей земных и выгоднее всех выгод во вселенной, — разве бы мы не сказали, что она лучше всего? И если бы она была подарена нам, разве бы мы не возлюбили ее больше всего?
Но начнем, рассуждая, взвешивать, что прекраснее: душа или мир? Что дороже: душа или мир? Что прибыльнее: душа или мир? Положим одну рядом с другим, ибо спорные вещи, положенные друг против друга, сравниваются и оцениваются лучше.
Однако, поистине, взвесить душу и мир трудно, так же трудно, как взвесить пламя огня. Некогда Ангел Уриил предложил эту трудную задачу Ездре, сказав ему: «Взвесь мне тяжесть огня». Не взялся Ездра за такое дело. Кто может взвесить пламя? И он отвечал Ангелу: «Какой человек может сделать то, чего ты требуешь от меня?» (3Езд. 4, 6). Не знал Ездра нынешней математики, а она ответила бы так: взвесь сначала дрова, узнай, сколько в них веса, и затем зажги их; потом взвесишь оставшиеся пепел и угли, и сколько в них недостает весу против дров перед их возжжением, столько и ушло его на пламя. Не внемлем мы математическому любопытству, однако будем взвешивать душу, как огненное пламя, а мир сей, как угли и пепел.
Сначала приступим к вопросу: что прекраснее — душа или мир? Но на что обратим свое внимание прежде всего: надушу ли, или на мир сей? Посмотрим на то, что прежде увидим.
Душа наша невидима, мы не созерцаем ее телесными очами, а созерцаем только очами мысленными. Мир же сей весь пред нашими очами со всеми его действами, мы смотрим как бы на лицо его, насквозь его видим. Что же? Разве не прекрасен мир сей? В нем так много высоких и превысоких, светлых и пресветлых санов, почетных и почетнейших чинов, так много золотых, серебряных, жемчужных украшений, драгоценных камней, прекрасных одеяний, так много красивых приятных лиц, имеющих красоту природную и украшенных изящной утварью! «Дочери их убраны, преукрашены наподобие церкви» (Пс. 143, 12)! В нем столько великолепных домов, пресветлых палат, по дивным образцам устроенных! И при всем том, сколь пресладкие и прелюбезные существуют в нем дружества, общества, пиршества, увеселения, утехи, забавы, а выше всего — греховные сладости! Мир сей столь прекрасен и приятен, что очи и сердца человеческие привлекаются к нему, как притягивается железо к магниту, и мало кто хочет оторвать от него свои очи и сердце.
Не напрасно молился Давид: «Отврати очи мои, во еже не видети суеты» (Пс. 118, 37). Сказал бы кто-нибудь: «Святой Давид! Отврати сам очи твои от суеты, не смотри на суету, отвернись от нее!» Но Давид отвечает: «Нет! Сам я никак не могу отвратить очей моих от суеты, только Всесильный Бог может отвратить очи мои, ибо они прочно углубились в суету и неуклонно созерцают ее. У меня нет сил преодолеть свои очи, и только сила Божия может сделать это: Ты, Господи, отврати очи мои, чтобы мне не видеть мирской суеты». Но если трудно отвратить очи от этого суетного мира, то тем более трудно отвратить сердце. Так прекрасен и приятен для нас этот суетный мир!
Но какова же душа наша, которую мы не видим? Как мы думаем о ней? Имеет ли она какую-либо красоту свою? Но прежде всего спросим: что такое душа? Святой Дамаскин отвечает философски: «Душа — это умный дух, всегда живущий, всегда движущийся, склонный к доброй и злой воле». Блаженный же Августин, богословствуя, говорит: «Душа есть естество созданное, невидимое, разумное, бесплотное, бессмертное, богоподобнейшее, имеющее образ Создателя своего». Оставляя философский ответ, внимаю богословскому: душа — естество богоподобнейшее, то есть она ближе всего подобна Богу, имеет образ Создателя своего, и спрошу: что прекраснее Бога? Ничто. Он — Источник как всякой премудрости, так и всякой красоты, и Его красота может отчасти достигать до нас в самых прекрасных созданиях.
Но я не хочу брать мир сей и все красоты его не только как подобие, но и как тень красоты Божией, и перехожу к лучшим и прекраснейшим созданиям Божиим. Возвожу очи свои на небо: не прекраснее ли оно всякой земной красоты? И прежде всего поучусь от видимого на небе прекрасного создания Божия, говоря вместе с Давидом: «Творениями рук Твоих назидался» (Пс. 142, 5); Как я посмотрю на небеса, «дела рук Твоих, на луну и звезды, которые Ты основал» (Пс. 8, 4). Прекрасно небо ночью, усеянное звездами и освещаемое луной! Прекрасно небо и днем, блистающее солнцем, освещающим вселенную! Сколь же прекрасен Создатель, сотворивший их! Небо со своими прекрасными светилами существует до времени. Будет время, когда звезды спадут с неба, как листья с дерева, и небо совьется в свиток (см. Ис. 34, 4; Откр. 6, 14). Создатель же пребудет неизменным в красоте Своей: «Они погибнут, Ты же пребудешь» (Пс. 101, 27).
Рассмотрим и невидимые создания, то есть Ангелов, которых созерцает только мысленное наше око. Красота их — неизреченная, превосходящая луну и звезды, разнообразная, ибо много на небесах чинов ангельских, и каждый из них превосходит друг друга как местом, так и красотой. Прекрасен Ангел, Архангел прекраснее, высшие чины прекраснее Архангелов, их превосходят Херувимы, Херувимов — Серафимы, красоту которых никакой язык земной изобразить не может. Сколь же прекраснее всех чинов ангельских их Создатель! О красота неизреченная, не постигаемая умом человеческим!
Перейдем здесь к красоте душевной и снова припомним вышесказанные богословские слова, что душа — богоподобнейшая, и имеет образ Создателя своего. Рассмотрим своим рассуждением одно слово: «богоподобнейшая», то есть ближе всего подобная Богу.
Какое из всех созданий небесных и земных подобно Богу? Никакое, кроме двух разумных созданий: Ангела и души человеческой, ибо в этих двух созданиях явлен образ Святой Троицы: как Ангел имеет память, разум и волю, так и душа человеческая имеет память, разум и волю.
Спрошу еще: из тех двух разумных богоподобных созданий, Ангела и души человеческой, какое более подобно Богу? Знаю, вы скажете, что Ангел более богоподобен, как бесплотный, ближайший к Богу по месту своему, всегда предстоящий Его Престолу, как говорится в Евангелии: «Ангелы всегда видят лицо Отца Небесного» (Мф. 18, 10).
Но если мы обратимся к Божественному Писанию, то увидим, что более богоподобна душа, чем Ангел, ибо об Ангелах мы нигде не читаем в нем, чтобы Бог сказал: «Сотворим Ангела по образу Нашему и по подобию»; и только о душе человеческой мы читаем это: «И сказал Бог: «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию»« (Быт. 1, 26), — то есть сотворим душу человеческую, ибо в ней, как сказано, заключается образ Божий. И хотя оба эти создания — Ангел и душа — имеют память, разум и волю, но имеют не в одинаковой мере.
Ангел имеет волю, но не самовластную, а направленную только к избранию добра. Ангел творит только то, что повелевает ему Бог: они «слуги Его, исполняющие волю Его» (Пс. 102, 21). Человек же имеет свободную волю, как и Бог, и тем самым подобен Богу. Ибо как Бог творит то, что хочет, так и человеку Он дал свободу делать то, что хочет, и этой свободой душа человеческая ближайшим образом подобна Богу, подобна более, чем Ангел. Не напрасно говорит Бог душе человеческой в Песни Песней: «Уподобил тебя близ Меня» (Песн. 1 8), то есть сделал тебя ближайшею, подобною Мне, более, говорю, подобною, чем ангельское создание. Потому-то вышереченный Богослов, отвечая на вопрос: что есть душа? - назвал ее богоподобнейшей. Если же душа человеческая более подобна Богу, чем небесный дух, Ангел, то она и прекраснее красоты ангельской, но не по естеству, а по благодати, дарованной ей воплощением Сына Божия и Его излиянием Крови за нее. Поистине, она превзошла красоту ангельскую, ибо не с ангельским естеством соединился Сын Божий, а с человеческим, как говорит апостол: «Ибо не Ангелов восприемлет Он, но восприемлет семя Авраамово» (Евр. 2, 16), — и это для искупления Своей Кровью души человеческой, для обновления в ней древнего богоподобия и особенно для лучшего украшения ее.
Отец, имеющий одну дочь, не украшает ли ее всяким драгоценным убранством более, чем рабынь своих? Жених, имеющий возлюбленную невесту, не хочет ли видеть ее украшенной? Душа человеческая — это единая дочь и невеста Христа Спасителя нашего. Дочь — ибо Он возродил ее от смерти к жизни Своей Кровью, невеста — ибо Он соединился с ней столь крепким союзом любви, что не отказался и умереть за любовь ее. Не напрасно говорится в Песни Песней: «Крепка, как смерть, любовь» (Песн. 8, 6). И как о Самом Христе Господе пишется в книге апостольской: «Столько превосходнее Ангелов, сколько славнейшее пред ними наследовал имя» (Евр. 1, 4), — так и о душе человеческой следует мыслить: она столь же близка к Богу и подобна Его красоте, сколь ближе соединена с Ним, чем Ангелы, и потому она может сказать о себе словами пророка: «Возвеселится душа моя о Боге моем; ибо Он облек меня в ризы спасения, одеждою правды одел меня, как на жениха возложил венец и, как невесту, украсил убранством» (Ис. 61, 10).
Собрать бы здесь в одно место все красоты мира (если бы можно было собрать их), положить рядом с красотой человеческой души и посмотреть, что из них прекраснее: мир сей или душа?
Если душа человеческая, искупленная Кровью Сына Божия, вечно сопряженная с Ним невеста, прекраснее чем красота неба, чем сияние звезд, луны и солнца, чем красота Ангелов, Архангелов, Херувимов и Серафимов, если она подобна самой красоте Создателя, то что может стоить в сравнении с ней красота этого мира? Не более, чем тьма в сравнении с солнцем, свинья, валяющаяся в грязи, в сравнении с Царем, сидящим на престоле в славе, жаба в сравнении с орлом, высоко парящим: одно мерзостное безобразие, достойное не зрения, а поплевания и попирания ногами.
Если вся красота мирская не может сравниться с одной малейшей звездой, видимой на небе, если она подобна разве только земной траве и цветку, утром зацветающему, а вечером уже опадающему, то как можно сравнить ее с красотой душевной? Она не только не сравнима, но и не может быть уподобляема, ибо мир сей окаянный подобен не Богу, а разве только своему господину, которому он служит, то есть дьяволу, князю века сего, этому темному, этому помраченному, этому окаянному, этому мерзостному, этому ужасному страшилищу, этому чернейшему ефиопу, который никогда ни омыться, ни обелиться не может.
Напрасный труд доставляют себе те, которые углубляют ум и сердце свое в услаждение и любовь к суетным безобразным и весьма кратковременным красот мира: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мк. 8, 36).
Но приступим ко второму вопросу — что дороже: душа или мир? И опять прежде всего обратим очи на мир сей.
Как мы оцениваем мир сей? Если бы можно было собрать воедино все богатства со всех концов вселенной, и не только из сокровищниц всех царей, но и из самых недр земных и из глубин моря, и если бы возможно было собрать все золото, все серебро, все жемчуга, все драгоценнейшие камни и сложить их в одно место, — то ум человеческий не смог бы сразу оценить все это. Я же найду оценщика, который все это оценит. Но подожду немного и сначала посмотрю, как люди любят мир сей, как ценят мирские богатства? Ценят дороже души своей. Человек ради временного богатства считает ни за что свою душу, полагает ее за золото, серебро и прочие вещи, ибо несет ее как деньги на куплю. Идет воин на брань ради корысти, несет душу свою, Бог весть, вернется ли домой с нею? Идет купец со своим товаром в путь далекий ради наживы, несет душу свою, Бог весть, принесет ли ее обратно? Переплывает на корабле море с товаром своим, несет душу свою, Бог весть, пристанет ли с ней к берегу и не погубит ли ее в волнах морских? Идет разбойник на разбой, чтобы добыть что-нибудь, несет душу свою, кто знает, не сам ли убит будет? Идет вор на воровство, несет душу свою, кто знает, не схватят и не повесят ли его?
Говоря кратко, человек полагает свою душу из-за мирских стяжаний, не говоря уже о том, что, отнимая, грабя и похищая у другого, он прогневляет ближнего, а вместе и Бога, и губит спасение своей души. Кроме того, что творится в делах купеческих? Продавая друг другу худшее за лучшее, назначая цены выше настоящей, они божатся, клянутся душой и душу свою в ад посылают!
Выведу здесь на средину истинного ценителя, который сразу оценит нам все драгоценнейшие богатства всего мира. Знает любовь ваша святого Андрея юродивого, во второй день октября почитаемого. Побеседуем немного с ним.
Святой Андрей, возлюбленный раб Христа Господа! Ты сподобился многих откровений Божиих. Скажи же нам, что видишь ты в первом, бывшем тебе, откровении? «Вижу, — говорит он, — некоего юношу, весьма прекрасного, сошедшего с небес и держащего в руках три венца: один золотой с драгоценными камнями, другой жемчужный, и третий, самый большой, сплетенный из белых и красных цветов». Святой Андрей! Что думаешь ты, видя сии венцы? «Думаю, — говорит он, — купить один из них, — венец из цветов и потому не столь дорогой, как золотой и жемчужный». Приступи же к несущему их и торгуйся!
Приступив к юноше, святой Андрей говорит: «Ты продаешь эти венцы? Ибо если я сам и не могу купить их, то ты подождешь немного, а я пойду и скажу господину моему, который даст тебе за них столько золота, сколько хочешь».
Послушаем, что отвечает святому Андрею прекрасный юноша, сошедший с небес. «Поверь мне, возлюбленный, — говорит он, — что если даже ты принесешь мне золото всего мира, то я не отдам тебе ни единого цветка, ни тебе, ни кому-либо другому, ни твоему мнимому господину».
Слушайте люди! Вот цена всех богатств целого мира: они не достойны и одного цветка райского.
Но, о юноша прекрасный! Почему один цветок райский у тебя столь дорог, что ты не хочешь взять за него золото, собранное со всего мира? Отвечает юноша: «Потому, что цветок райский имеет такую красоту, какой не сможет вообразить ум и передать язык человеческий. Он имеет радостотворную силу, потому что красотой своей и неизреченным благоуханием столь увеселяет и услаждает человеческое сердце, что если бы человек постоянно смотрел на него, то не восхотел бы ни есть, ни пить и не ощущал бы от этого никакого страдания; к тому же цветок сей не увядает и цветет вечно.
Посмотрим на богатства мира сего: имеют ли они такую силу, как цветок тот райский? Не увядают ли и не теряют ли красоты своей? Увеселяют ли поистине человеческое сердце? Увеселяют, но на весьма краткое время, и вместе преисполняют надолго великими печалями. Кому восклицает апостол: «Послушайте вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас. Богатство ваше сгнило, и одежды ваши изъедены молью. Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельством против вас и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровище на последние дни» (Иак. 5, 1—3). Да знает же каждый цену всех богатств мирских, не достойных и единого цветка райского!
Но приступим к оценке христианской души человеческой. Если один цветок райский столь драгоценен, что с ним не могут сравняться богатства всего мира, то тем более ценна душа человеческая, ради которой насажден Богом рай и исполнен всякими благами. Душа имеет вес такой же, как и Кровь Сына Божия, ибо говорит апостол: «Не тленным серебром или золотом искуплены вы, но драгоценною Кровию Христа, как Непорочного и Чистого Агнца» (1 Петр. 1, 18—19).
Взвесь Кровь Сына Божия, и ты взвесишь честность душевную. Оцени воплощение Сына Божия, оцени пречистое млеко пречистых девических персей Матери Божией, которым Она питала Божественного Младенца. Оцени все страдания Его, оцени всю пролитую за спасение нашей души Кровь Его, оцени Крест и смерть Его. И если ты сможешь оценить все это, то можешь оценить и ценность души.
Каждый пусть рассудит, в сколь великую цену оценил душу человеческую Сын Божий: выше всех небес, выше всех Ангелов, выше Престола Своего Божественного и всего небесного царства, ибо ради нее, оставив все это, сошел на землю, не пощадил Себя и положил за нее на Кресте душу Свою. Ищи же здесь цену души человеческой!
Итак, напрасный и суетный труд доставляет себе каждый, кто ради мира сего повредит душе своей, то есть лишится спасения своей души: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мк. 8, 36).
Приступая к третьему вопросу: что прибыльнее — душа или мир сей? — я отвечу на него в кратких словах и не продолжу беседы, так как и сам уже изнемогаю. Что же прибыльнее: душа или мир?
Отвечаю. То прибыльнее, что долговечнее, что дольше может продолжаться, от чего человек более долгое время может получать выгоду. Если прибылен кому-либо из нас мир сей, пусть скажет нам, знает ли, сколько времени будет получать от него выгоду: год, два, десять или сто лет? Воистину, не знает, проживет ли окруженный мирскими благами один день, от утра до вечера, или от вечера до рассвета другого дня? Ибо каждому постоянно напоминает труба евангельская: «Безумный! В сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?» (Лк. 12, 20).
А надолго ли дана человеку душа? Не только на эту временную жизнь, но и навеки, ибо хотя человек временно и умирает, но душа его бессмертна и живет после смерти человеческой, согласно Писанию: «Души праведных в руке Божией, и мучение не коснется их; и еще: В глазах неразумных они казались умершими, но они пребывают в мире, надежда их полна бессмертия» (Прем. 3, 14). При общем же ожидаемом нами воскресении мертвых душа снова соединится с телом, и «тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие» (1Кор.15,54). О сколь долго! Ибо душа будет жить бесконечные веки. Итак, душа, как бессмертная и вечная, прибыльнее для нас, чем мир сей, сегодня существующий, а завтра погибающий.
Таким образом, сравнив душу и мир, я скажу с дерзновением, что душа лучше мира, потому подобает любить ее и всячески заботиться о ее спасении. Безумен и пребезумен каждый, кто ради этого мира, не имеющего красоты, малоценного и неприбыльного, отвергает и погубляет душу свою прекрасную, драгоценную более всех не только земных, но и небесных сокровищ, прибыльную более всего мира! «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» Аминь.
Едва ли кто-либо из святых более исполнил эту заповедь Христову: «Терпением вашим спасайте души ваши», — чем ныне почитаемый святой великомученик Евстафий Плакида, слушатели благочестивые! Едва ли кто, как он, «взирая на начальника и совершителя веры Иисуса, претерпел крест» (Евр. 12, 2)! Едва ли какой-либо из подвижников, уподобляясь апостолу Павлу, более чем он явил себя слугой Божиим «в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах» (2 Кор.6,4)! Ибо хотя многие показали великое терпение во имя любви Христовой, но они заботились о себе самих, претерпевали только свое страдание. Этот же великомученик Христов, прежде чем пострадать за Христа, кроме внешних добровольных бедствований ради Бога, шестнадцать лет терпеливо переносил три болезненные раны в своем сердце. Первая рана — это скорбь из-за лишения супруги своей, а кроме нее, еще две раны — скорбь о двух своих чадах, которых он считал растерзанными зверями.
Сколь тяжко и больно было для сердца праведного того мужа внезапное и насильственное разлучение с честной и святой сожительницей и лишение возлюбленных чад в один и тот же день! Сколь адамантово было сердце сего мужественного человека Божия!
Как не бросился он в пучину морскую, стоя на морском берегу и видя единосердечного друга, верную свою супругу, отводимую хищными руками скверных варваров в далекую и неведомую страну! Как не ввергнулся он от печали и сердечного изнеможения в речной поток, стоя посреди реки и видя чад своих, похищаемых зверями! Как не пришел он в отчаяние и крайнее изнеможение, шестнадцать лет нося это действие, написанное скорбью в его сердце, постоянно, днем и ночью, не забывая о нем, и стенанием оплакивая его!
Хорошо знал угодник Божий, что так совершилось с ним не без воли Отца Небесного, в Которого он истинно веровал, на Которого твердо уповал и ради Божественной любви Его претерпевал это, «терпением своим спасая душу свою».
История его, всем известная, повествует о том подробно и ясно, а потому я не буду замедлять свое слово рассказом о ней. Известные всем вещи не требуют долгого сказания о них, достаточно лишь помнить их и поучаться всегда к пользе нашей. Поэтому, взяв слова Евангелия, ныне читаемого на Литургии, и пример многотерпеливого жития святого великомученика, я намерен побеседовать с благочестием вашим о том, сколь полезно каждому христианину «в терпении своем спасать душу свою».
Терпение — не простое терпение, ибо многие страдают за дело по вине своей, а терпение в скорбях, случающихся без вины и принимаемых ради любви Божией, — такое терпение приятно и похвально в очах Божиих, как говорит святой апостол Петр: «Ибо то угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо. Ибо что за похвала, если вы терпите, когда вас бьют за проступки? Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу. Ибо вы к тому призваны» (1 Петр. 2, 19—21).
Это именно терпение, терпение, не из-за какой либо своей вины, а ради любви Божией кротко принимаемое, и будет предметом нашей беседы. В особенности же надлежит побеседовать нам о том терпении, которое проистекает из неприязни лжебратий наших, враждующих против нас без причины, гонящих нас неправедно и враждой своей вызывающих нас ко взаимной неприязни, гневу и ярости. Ибо редко кто имеет такое терпение, чтобы с кротостью переносить вражду своего недруга и самому не отвечать взаимной враждой, не гневаться, не озлобляться. А сколько пользы приносит христианину такое терпение, это невозможно и исчислить: не хватит нам, повествующим, времени. Укажем же немногое, что потребно нынешнему времени, предлагая вопросы.
Во-первых, спрошу: кто в поднебесной самый крепкий, сильный, храбрый? Думаю, что некоторые здесь вспомнят разговор трех постельничих паря Дария: один из них написал, что сильнее всего вино, другой указал на царя, как сильнейшего, а третий возвысил над всем женский пол. Я же, как христианин, не присоединяюсь ни к одному из них, как к ветхозаконным, ибо они не знали нашей христианской жизни, которая была после них. О, если бы они знали ее, то рассуждали бы иначе! Думается, что они забыли спросить премудрого Соломона, он сказал бы им, кто сильнее. А на их умствование можно ответить: не сильно само по себе вино, если человек не захочет упиться им, не страшна и царская власть, если человек не сделает никакого зла, и женщина не осилит человека, если сам человек не возжелает ее. Иного ответа я желаю на мой вопрос: кто в поднебесной самый сильный и крепкий?
Но от кого я могу услышать самый истинный ответ, как не от того ли, кого я уже упомянул, то есть от премудрого Соломона. Спрошу же его: премудрый Соломон, кого ты считаешь самым крепким и сильным? «Не думаю, — говорит он, — чтобы кто-либо был сильнее человека терпеливого: «Долготерпеливый лучше храброго»» (Притч. 16, 32). Вот кого называет Соломон самым крепким и сильным: мужа терпеливого.
А я ожидал, что он начнет перечислять древних богатырей, витязей: Иисуса Навина, Гедеона, Иеффая и прочих, которые мужественно побеждали полки супостатов и истребляли до конца царей мадиамских, ханаанских, амморейских, овладевая их царствами. Я думал также, что он упомянет и Сампсона, который одной челюстью ослиной более, чем мечом и копьем, предал смерти многих филистимлян, выломал великие врата града Газы и отнес их на плечах своих на вершину горы, сотряс руками великие хоромы и обрушил их на землю. Думал я, что не забудет вспомнить и отца своего Давида, который, еще в юных летах, когда пас стада в пустыне, вместо забавы играл со львами, как с козлятами, и с медведями, как с агнцами овечьими, и который, еще не достигнув совершенных лет, поверг на землю, как некий великий дуб, прославленного и страшного исполина Голиафа. Когда же воцарился Давид, сколько при нем было славных витязей! Адинон Асоней, который сам одним своим копьем победил восемьсот человек супостатов. Елеазар, у которого во время храброй битвы с иноплеменными так «рука его утомилась», что «прилипла к мечу» (2 Цар. 23, 8, 10). Наконец, три витязя, которые, когда Давид, окруженный на поле врагами, «возжаждал и сказал: «Кто меня напоит водою от колодца Вифлеемского?»« (2 Цар. 23, 15) — пробились через все неприятельские полки к Вифлеему и, почерпнув воды, принесли ее к Давиду, опять сражаясь с супостатами! Я думал, что Соломон начнет восхвалять силу и крепость всех этих витязей. И вдруг от него слышу: лучше муж, имеющий долготерпение, чем сильный телом.
Предложу еще вопрос: чем муж долготерпеливый лучше и сильнее мужа крепкого телом? Но прежде, чем найдется ответ на этот вопрос, посмотрим, с чем борется терпение? Может быть, кто-нибудь скажет, что оно борется с враждой недруга своего. Я же без сомнения скажу, что оно борется прежде всего с враждебной, в себе самом заключающейся вещью — с нетерпением, с гневом и яростью. И если одолеет ее в себе, то легче поборет вражду недруга своего и явится в своем великодушном терпении более сильным, чем крепкий телом.
Спрошу еще: сильнее ли нетерпеливая гневная ярость, чем крепость телесная? Воистину так, ибо она одна из тех трудно преодолеваемых природных или естественных страстей, которые упоминает апостол: «Похоть плоти, похоть очей и гордость житейская» (1 Ин. 2, 16). В этой гордости заключается и яростная гневная страсть, ибо гордость нетерпелива, гневна, злобна. А что гневная ярость прирожденна человеку, это явствует из слов любомудрствующих, которые на вопрос: что такое человек? — отвечают: человек — это животное, гневное, похотное, разумное. Но для того, чтобы человек мог одолеть какую-либо прирожденную человеческому естеству страсть, необходима несравненно большая сила, чем телесная крепость. Что это истина, убедимся из рассуждения.
Телесная крепость и сила живут в человеке временно, а не всегда. Ибо человек родился бессильным младенцем и, возрастая летами, растет и в силе; и только тогда, когда приходит в совершенный возраст, становится сильным и, если ничем не повредится его здоровье, обладает крепостью телесной. Болезненный же бывает бессильным. Затем, когда наступает старость, человек опять теряет телесную крепость, и чем он старее летами, тем слабее телом. Прирожденные же человеку страсти, вложенные в его естество со дня зачатия и рождения, растут вместе с ним и живут в нем неотступно, ибо и в малых детях случается видеть яростное и похотное. Хорошо говорится в церковном песнопении: «От юности моея мнози борют мя страсти». Точно так же бывает и у старых, как некто говорит в Отечнике: «Я видел старца, достигшего столетнего возраста, а греха плотского не оставившего».
Человек, сильный телом, борется со своим супостатом только иногда, когда имеет его, не имея же супостата, пребывает в спокойствии. В борьбе же с природными страстями не бывает мира. Непрестанно, днем и ночью человек борется с ними, ибо, как говорит апостол: «Плоть желает противного духу, а дух — противного плоти» (Тал. 5, 17); и в другом месте: «В членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего» (Рим. 7, 23). Борьба со страстями идет постоянно, а одоление их бывает редко. Хорошо говорит Давид: «Если они не возобладают мною, тогда я буду непорочен и очищусь от великого греха» (Пс. 18, 14).
Человек, борющийся с супостатом, может иметь помощника, как это бывает в сражениях: царю или воеводе помогают многие воинские полки. Борющемуся же со своими страстями никто другой — кроме Бога — не может оказать помощи: ни родственник, ни друг, ни воинские полки. Ибо эта брань не внешняя, не видимая, а внутренняя, незримая, принадлежащая ему одному, как Давиду одному пришлось вести брань с исполином Голиафом, а прежде того — со зверями пустыни.
Для того чтобы преодолеть свои естественные страсти, необходима несравненно большая крепость и сила, чем борющемуся с помощью телесной силы для одоления видимого супостата. А так как гневная ярость в человеке — это природная страсть его естества, то она так же трудно одолевается, как исполин и лютый зверь. Она — исполин, ибо у многих повреждает здоровье, как говорит Елифаз, друг Иова: «Безумного убивает гнев» (Иов. 5, 2). Она — зверь лютый, ибо как тигр, раздражаемый звуком тимпанов, кусает и терзает себя до полусмерти, так и гневный человек, разъяренный какими-либо неприятными словами, как бы звуком тимпанов, терзается в сердце своем, скрежещет зубами, кусает персты свои. Такого человека увещевает Валдад, второй друг Иова: «Зачем губишь душу свою в ярости?» (Иов. 18, 4)? А в другом переводе: «Зачем терзаешь душу свою?»
Я же скажу более того: гневная ярость в человеке — это беснование. Не бесновался ли Саул, когда воспламенялся на кого-либо гневом? Но и, кроме того, в истории встречаются многие примеры того, как люди беснуются от гнева и ярости. Чтобы преодолеть столь сильную и прирожденную естеству страсть, ярость, говорю, гневную, как и для преодоления исполина, зверя лютого и самой силы дьявольской, воистину, потребна великая, сверхъестественная крепость и сила, гораздо большая, чем телесная крепость.
Кто же преодолеет такую сильную страсть? Послушаем, что говорит святой Златоуст: «Нет ничего сильнее кротости, ибо как разожженный огонь угашает вода, так и душу, горящую гневом сильнее печи, угашает слово, изреченное с кротостью». Я же, внемля словам Златоуста, что нет ничего сильнее кротости, думаю, что кротость, незлобие и терпение, — одно и то же, ибо незлобивая кротость не живет без терпения, а терпение не живет без кротости. А потому я хочу узнать от Златоуста яснее, в чем крепость кротости терпеливой? Он же, указывая нам на примере ветхозаветного святого Иосифа прекрасного, говорит: «В брани доказательством храбрости служит то, что воин убивает супостата. Но более явная победа, если ты терпением победил обидевшего тебя, ибо Бог дал тебе силы побеждать не сплетением рук, а терпением».
Так, блаженный Иосиф, который великодушно претерпел обиды, везде прославляется как победитель, ибо он терпением победил и братьев своих, и египетскую жену, оклеветавшую его, а так как терпение с кротостью и незлобием побеждает эту сильную, естественную, противоборствующую и трудно преодолеваемую страсть, то, значит, и терпеливый человек сильнее крепкого телом, храброго и прославленного воина, побеждающего супостатов.
Итак, узнав, что муж долготерпеливый, господствующий над своим сердцем, укрощающий и побеждающий в себе естественную страсть гнева и ярости, сильнее самых храбрых воинов, скажем без сомнения, что польза человеку от терпения велика, и потому хорошо говорит Евангелие, заповедуя «терпением спасать душу свою» (Лк. 21, 19).
Предложу еще другой вопрос: знает ли кто-либо, как можно сделать враждебного недруга другом? Нет иного способа для этого, кроме терпения: не мстить, а еще более делать ему добро. Соломон, а также и святой апостол Павел советуют: «Если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья» (Притч. 25, 22; Рим.12, 20).
Что значит благотворением собирать врагу на голову горящие уголья? Какой смысл в этих словах? Кто-нибудь скажет, что когда кормишь и поишь врага своего, то сам твой хлеб и соль убивают его. И я сам подумал бы так, но толкователи Божественного Писания объясняют это иначе, говоря, что как в теле между всеми его членами самый главный член — голова, так в душе главнее всего ум.
Ум как бы голова души; и голова эта душевная — ум — бывает теплой, бывает и холодной. Она тепла, когда имеет в себе теплоту истинной любви к ближнему, и холодна, когда содержит не любовь, а вражду к нему. Поэтому, когда ты начнешь воздавать другу твоему, не имеющему теплоты любви, добром за зло, благодетельствуя ему, то такое твое благодеяние делается ему как бы углем огненным, согревающим его холодную голову, ум. Ибо, видя твое терпение, незлобие, а также благодеяние, творимое ему тобой, он устыдится, начнет упрекать себя в своей совести, сожалеть о своей несправедливой вражде и почувствует к тебе приязнь и любовь. И так ты согреешь его, как бы горящим углем, любовью к тебе, и твой бывший недруг сделается твоим добрым другом. Что это истина, мы можем убедиться из примера Давида и Саула.
Преследует Саул Давида, и Давид, спасаясь от гневной ярости Сауловой и его убийственных рук, скрылся в попавшейся где-то на пути глубокой пещере. Саул, идущий за ним неподалеку, утрудившись в пути, и желая скрыться от солнечного зноя и отдохнуть, вошел в ту же пещеру, не зная, что там находится Давид, и уснул в ней. И вот, когда один из бывших с Давидом прошептал ему: «Вот предал Господь в руки твои врага твоего, убей его» (1Цар.26, 8), — Давид, отвергая его совет, отвечал: «Не подниму руку мою на Христа Господня» (см. 1 Цар. 26, 10). Сказав это, он подошел к спящему Саулу, отрезал только край его одежды и снова скрылся в пещере.
Когда Саул, проснувшись и не зная ничего о Давиде, вышел, чтобы продолжать свой путь, Давид также вышел из пещеры и закричал вслед ему: «Господин царь!» Царь обернулся, а Давид поклонился ему до земли и, показав край одежды его, сказал: «Сегодня предал тебя Господь в руки мои в пещере, и не подумал поднять руки мои на тебя, господина моего; посмотри на край одежды твоей в руке моей и убедись, что нет во мне злобы против тебя; почему гонишь меня, неповинного?» (1Цар. 24, 11 — 12). И сказал ему еще много умилительных слов, как пишется в книге Царств, от которых прошел гнев у Саула, согревшегося от холода, как бы углем огненным, терпеливым незлобием Давидовым и его благодетельством, то есть тем, что он не убил его. Согревшись, говорю, от холода нелюбви и несправедливой вражды, умиленный он сказал: «Твой ли это голос, сын мой Давид? И возвысил Саул голос свой, и плакал» (1Цар. 24).
Мы видим здесь, как терпение Давидово и его благодеяние, то есть то, что он не убил своего врага, привело Саула к умилению и раскаянию, и превратило его из врага в друга. Ибо он назвал того, кого гнал, своим чадом и заплакал, видя его неповинность и свою несправедливую вражду.
Рассуждая об этом, святой Златоуст говорит: «Сколь внезапна такая перемена! Прежде не хотел Саул называть Давида и по имени, так как само имя его было ненавистно Саулу. Теперь же и в сродство привел Давида, чадом нарек его. Кто может быть блаженнее Давида? Он сделал отцом своим мужа убийцу, превратил волка в овцу, печь гнева исполнил росой многой и угасил пламя ярости» (Слово о Давиде и Сауле). Отсюда мы видим, что незлобивое терпение, соединенное с благодетельством, как уголь огненный, согревает врага и из недруга делает его другом.
Сколь велика польза человеку от терпения! Сколь хорошо следовать евангельскому совету: «Терпением спасайте душу свою!»
Предложу еще вопрос: что обогащает человека душевным богатством? Знаю, что здесь вы укажете на различные добродетели: пост, молитву, чистоту, любовь и прочие богоугодные дела, — но я без сомнения скажу, что его обогащает терпение. Ибо нет добродетели, которая проистекала бы не из терпения. Пост ли — но в нем испытывается голод и жажда. Молитва ли — но в ней происходит борьба с унынием и леностью. Чистота ли — но сколь необходимо в ней терпение! Любовь ли — но в ней должно «носить бремена друг друга» (Гал. 6, 2) и терпеливо снисходить друг к другу. И каждое доброе дело требует и своего труда, и своего терпения, как говорят: добрые дела трудом снискиваются и болезнью исправляются.
Терпение есть та плодородная земля, на которой произрастает всякая добродетель. Вспомните евангельскую притчу о сеявшем семя на своем поле: «Иное упало при дороге, иное на каменистое место, иное в терние, а иное на добрую землю». И те семена, которые упали при дороге, на камнях и в тернии, погибли; и только одно из них, упавшее на хорошую землю, принесло обильный плод. Что же это за добрая, хорошая земля?
Послушаем, как объясняет это Христос: семя, упавшее на добрую землю, — это те люди, которые, внемля слову добрым и благим сердцем, удерживают его в себе и «приносят плод в терпении. Сказав это, Он возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!» (Мк.4, 4—9; Лк. 8, 15).
Послушаем эти слова: «Приносят плод в терпении». Терпение есть та добрая земля, та нива благоплодная, которая," когда на нее падет семя Божие, прорастает и приносит обильный плод добрых дел. Сказав эти слова: «приносят плод в терпении, — Спаситель присоединил к ним возглас: кто имеет уши слышать, да слышит», — то есть как бы сказал: «Слушай, вся четвероконечная вселенная, слушай восток, слушай запад, слушайте юг и север, вся поднебесная слушай, что терпение взращивает всякую добродетель, без терпения же никто не может сделать чего-либо доброго, никто не может угодить Богу и получить спасение! «Претерпевший же до конца спасется» (Мф. 24, 13).
Святой пророк Исайя, пророчествуя о мире, который должен наступить для людей Божиих, сказал: «Перекуют мечи свои на плуги и копья свои на серпы» (Ис.2,4). Не буду замедлять свое слово историческим толкованием и объясню смысл этого изречения толкованием духовным. Каждый враждебный язык, клевещущий на своего друга и говорящий злое, — это меч, по словам Давида: «Изострили, как меч, языки свои» (Пс.63, 4). Всякое оскорбительное слово есть как бы копье острое, пронзающее сердце. Если же ты в своем сердце, огня любви и незлобия исполненном, перекуешь эти враждебные оружия терпением, как бы молотом, если из плуга и серпа приобретешь выгоду, выкорчуешь неприязнь, приготовишь добрую землю, посеешь приязнь, то ты пожнешь пользу. И так оружия смерти, меч и копье, то есть вражду недруга твоего, ты сделаешь оружиями для приобретения жизненных плодов и обогатишься духовным богатством.
Спрошу еще: не хочет ли кто-нибудь найти клад, сокровище? Думаю, что всякий помыслит в уме своем: «Почему не пожелать себе добра?» Кто не желает добра себе? Я дам совет: приобрети себе поле терпения, и ты найдешь богатство. Вспомните евангельскую притчу: «Подобно царство небесное сокровищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил, и от радости о нем идет и продает все, что имеет, и покупает поле то» (Мф. 13, 44).
Прежде чем истолковать эту притчу, рассмотрим, почему не сказано в Евангелии: подобно царствие небесное сокровищу, «скрытому в городе», но сказано: «скрытому на поле»? А подобало бы тому духовному сокровищу, царствию, говорю, небесному, быть скрытым не на поле, а в городе. Господь сказал, что «царствие Божие внутри нас» (Лк. 17, 21), а мы живем в царствующем городе, и потому небесное царствие должно бы быть с нами в городе.
Почему же святое Евангелие выносит это сокровище из города в поле? «Подобно», — говорит, — «сокровищу, скрытому на поле». Не потому ли, что в городе много воров, то есть, чтобы они не украли? Но царствие Божие не может быть украдено ворами: «Воры не подкапывают и не крадут» (Мф. 6, 20). Почему же, говорю, это духовное сокровище небесного царства скрыто не в городе, а на поле? И кто скрыл его?
Ходит молва в людях, будто бы сокровища, скрываемые в земле, иногда переходят с места на место сами по себе, без участия рук человеческих. Это басня, неправда, я не верю этому. Но я знаю как истину то, что сокровище царства небесного переходит с места на место, обитает там, где ему нравится, и оттуда, где ему неприятно, уходит со словами: «Вот оставляется вам дом ваш пуст» (Мф. 23, 38).
Было это сокровище небесного царства и в городе, внутри нас, и, должно быть, не понравилось ему гражданство: ушло из города на поле. Почему же не понравилось? Давид говорит, что «беззаконие и распри в городе, и не исчезли с площадей его лихва и лесть» (Пс. 54, 10, 12), а там, где беззаконие и распри, лихва и лесть, там царству небесному тесно. Не любит оно беззакония и прочих небогоугодных дел, достойных ада, а не небесного царствия. Видно, обходило небесное царство все места в городе ища себе покоя, и не нашло его.
Побывало оно в сокровищницах царских и в сокровищницах князей, бояр и прочих сильных людей, увидело там многие богатства неправедные, собранные через воровство, хищение, ценой людских обид и слез. Не полюбилось ему лежать вместе с неправедным сокровищем, ибо само оно — праведное, вмещает в себя только праведные сокровища, гнушаясь неправедными; и ушло оно отсюда прочь.
Приходило царство небесное в ряды, где лежат во множестве драгоценные купеческие товары, и помыслило в себе: здесь каждый все, что имеет, приобрел своим трудом; нет здесь воровства и обиды, поселюсь здесь. Смотрит небесное царство, как творится купля и продажа, и видит великий обман, слышит многие лживые слова: друг друга обманывают, друг другу лгут, продавая худое за хорошее, назначая цену, большую подобающей, друг другу клянутся не по правде. Не замешкалось и здесь небесное царство, ушло прочь оттуда.
Пошло небесное царство в приказы, в ратуши, и думает: здесь судятся все племена и народы, здесь судьи поставлены творить правду, — поселюсь здесь. Смотрит небесное царство и видит там святого пророка Михея, стоящего и плачущего. О чем ты плачешь, пророк святой? Отвечает пророк: «О горе мне! Не стало милосердных на земле, нет правдивых между людьми; все строят козни, чтобы проливать кровь; каждый ставит брату своему сеть; князь просит даров, и судья мирно говорит, а в душе желает извратить дело» (Мих.7,23). Услышав это, и увидев суды неправедные, по мзде творимые, царство небесное ушло оттуда.
Идет царство небесное по некой улице в городе и, приблизившись к палате некого вельможи, слышит там голоса веселящихся, пение и ликование пирующих, и думает: «Здесь люди собрались по любви, а где любовь, там и Бог». Подобает и мне быть там. Взошло царство небесное в ту палату и видит вкушающих, пьющих и вместе поедающих людей Божиих вместо хлеба: друг друга осуждают, ругают, на словах льстят, а в сердце коварствуют; потом, упившись, начинают оскорблять друг друга, и не только словами злыми, но и руками ведут брань друг с другом. Видя это, небесное царство поспешно удалилось отсюда.
Встречает на пути небесное царство святой Давид и спрашивает: «Откуда ты идешь, небесное царствие, и куда идешь?» И рассказало небесное царство святому Давиду все, что с ним случилось, где оно было, как искало себе места в городе и не нашло его. «Пойду, — говорит, — теперь к простому народу Божьему и поселюсь среди простых людей! Ведь всякая простая душа свята в очах Божиих». Отвечает ему святой Давид: «Не найдешь ты себе места и в простом народе, ибо «все уклонились, стали совершенно негодны: нет делающего доброе, нет ни одного»» (Пс. 52, 4). В народе творятся те же беззакония, воровство, грабеж, разбои, убийства и иные скверные дела, о которых не только говорить, но и помыслить постыдно.
Остановилось небесное царство и думает, куда бы ему деваться? И сказало: «Пойду в храм Божий, в церковь святую, может быть, там найду покой свой, ибо говорится в Писании: «Господь в храме святом Своем»» (Пс. 10, 4), — а потому и мне подобает быть там. Вошло царство небесное в церковь и смотрит, что в церкви делается. Видит, что одни дремлют, другие говорят друг с другом о житейских попечениях, иные присутствуют в церкви только телом, умом же не молитве внемлют, а неведомо о чем мечтают и сердцем отстоят далеко от Бога; клирики читают и поют без внимания, священники и диаконы в алтаре сквернословят, а иногда и дерутся. Видя и слыша это, царство небесное вспомнило слова Писания: «Дом Мой дом есть дом молитвы, а вы сделали его вертепом разбойников» (Лк. 19, 46); и сказало в себе: «Это не дом Божий, а вертеп, — иду прочь отсюда!»
Не находя себе нигде места в городе, царство небесное вспомнило слова Божий, изреченные в пророчестве: «Выходите оттуда; не касайтесь нечистого» (Ис. 52, 11). Ушло из города небесное царство и, достигнув некоего села, посмотрело, что в нем делается. И вот видит там, что одни бедствуют в крайней нищете, другие умирают от голода, третьи избиваются на правежах, иные плачут и вздыхают, а у некоторых уже едва душа в теле держится. Видя это, царство небесное захотело жить в селе, сказав: ««Здесь покой мой, поселюсь здесь» (Пс. 131, 14), между людьми, терпящими нужду, мое место. Ибо говорится в Писании: «Царство небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф. 11, 12).
Итак, царство небесное поселилось на селе, а Евангелие отметило это в словах: «Подобно царство небесное сокровищу, скрытому на поле» (Мф. 13, 44).
Но приступим к истолкованию вышесказанной притчи. Что означает «поле»? Сам Господь объясняет это, говоря: «Поле есть мир» (Мф. 13, 38). Что такое «сокровище»? Блаженный Феофилакт говорит, что «сокровище» — это премудрость Божия, утаенная от начала веков и открытая в проповеди апостольской (Толкование на Евангелие от Матфея). Мы же, направляя слово к своей цели, «полем» назовем здесь человека.
Пусть не думает кто-либо, что это евангельское слово поле означает село или деревню. Слово «поле» значит — земля, нива распахиваемая и засеваемая, как и в другом месте сказано: «Купили землю горшечника, для погребения странников» (Мф. 27, 7), то есть купили землю, ниву.
Христианин, принимающий в свое сердце семена слов Божиих, подобен полю, то есть распаханной и засеянной ниве, от которой Господь наш Иисус Христос ожидает духовных плодов, в апостольской книге указанных: «Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал.5, 22—23). И как нива, если она не вспахана и не возделана, не принесет никакого плода, какие бы семена на ней ни сеяли, так и человек, не возделанный бедами, скорбями, напастями, обидами и искушениями, попускаемыми Богом, если, говорю, не будет иметь терпения, то не принесет плода добрых дел, не обогатится богатством духовным. В этом поле, то есть человеке, сокрыто сокровище, и я не погрешу, если сокровищем этим назову человеческое сердце. Сокровище это не зримо очами, ибо скрыто глубоко внутри, как говорит Давид: «Приступит человек, и сердце (у него) глубоко сокрыто» (Пс. 63, 7), тайны сердечные никто не может ведать.
Какие скарбы, какие драгоценные вещи находятся в этом сокровище человеческого сердца? Кто знает? Кто скажет нам? Святой Макарий Египетский в своей постнической книге говорит, что в сердце человеческом скрыты весьма драгоценные вещи. «Сердце, — говорит он, — малый сосуд, но в нем находятся все вещи. Там Бог, там Ангелы, там жизнь и царство, там небесные города, там сокровища благодати». Вот сколь драгоценные вещи скрываются в человеческом сердце! Кто оценит Бога и Ангелов? Кто оценит жизнь и царство? Кто укажет цену городов небесных? Кто исчислит сокровища благодати? А все это заключается в малом сосуде, в сердце: «Сокровище сие мы носим в глиняных сосудах» (2Кор. 4, 7).
Но чем же приобретаются эти пребогатейшие сокровища сердца? Воистину, не иным чем-либо, как терпением: «Терпением вашим, — сказано, — спасайте души ваши» (Лк. 21, 19). Итак, каждый, кто хочет собрать себе такое духовное сокровище, пусть стяжает поле терпения и «приносит плод в терпении» (Лк. 8, 15).
Но не буду отягощать любовь вашу долгой беседой. Указав отчасти, какую пользу приносит христианину терпение, обращусь к святому великомученику Евстафию Плакиде. Вот для нас образец терпения напастей — сей ныне празднуемый угодник Божий. Слышал ли кто о терпении Иова праведного? Пусть посмотрит на терпение святого Евстафия и не найдет никакой разницы. Святой Иаков говорит: «Вы слышали о терпении Иова и видели конец его от Господа» (Иак. 5, 11), — я же присоединю к этому: и многострадальное терпение святого великомученика видели!
Итак, братья мои, примите за образец долготерпения напастей святого Евстафия, столь много претерпевшего ради любви Божией и терпением стяжавшего себе столь великую пользу. Аминь.
У всех земных царей есть обычай, слушатели возлюбленные, для прибежища подчиненных им людей при нашествии иноплеменников и всяких врагов и супостатов созидать города и ограждать их крепкими стенами, чтобы остановить натиск врагов. На стенах тех возводят они «пирги», крепкие и высокие столпы, и украшают их воинским оружием, чтобы с их высоты издали усмотреть приближение врагов и оружием отражать их нападения.
Подобное тому сотворил и Царь Небесный, создав для людей Своих во вселенной город великий, Святую Соборную и Апостольскую Церковь, чтобы все, гонимые проклятым демоном, укрывались в этом городе и освобождались от его мучительства, защищаемые крепкой и непреодолимой стеной этого города. Стена же эта есть не иной кто-либо, как Пресвятая Владычица наша Богородица и Приснодева Мария, как сказано от лица Ее Святым Духом, в Песни Песней: «Я — стена, и сосцы у меня, как столпы», — и как воспевает Ей Святая Церковь: «Стена непобедимая нам христианом еси, Богородице Дево! К Тебе бо прибегающе невредими пребываем». Об этой стене и ее столпе, то есть о защите и покровительстве Пресвятой Матери Божией, мы и побеседуем ныне, в день Покрова Ее, в честь и славу Ее, «при Господнем содействии».
«Я — стена, и сосцы у меня, как столпы». Господь, утвердивший вселенную, «которая не подвигнется» (1 Пар. 16, 30), утвердил в ней и град Церкви, которого и «врата ада», то есть вся сила демонская и воинство его, еретики и язычники, одолеть не могут (см. Мф. 16, 18). Ибо Премудрейший Архитектор небесных кругов основал ее не на слабом песке, который размывается водным течением и поставленные на нем здания разрушаются ветром и бурей, а на твердом камне, на истинном исповедании Петровом: «Ты — Христос, Сын Бога Живого», которое Сам Христос называет камнем: «Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16, 16—18). Камень есть сие исповедание, ибо оно изречено о камне твердом, Самом Христе Господе, Который есть камень, по свидетельству святого апостола Павла: «Камень же был Христос» (1 Кор. 10, 4).
Итак, твердо основание града Церкви. Подобным образом и стена, Преблагословенная Мать Его, тверда, так как имеет в Себе твердость Христову. Стена эта составлена из различных камней Божественных добродетелей и служит стеной для всех благочестно почитающих Богоматерь, благоговейно прославляющих, любовно подражающих и прилежно молящихся Ей. Стена не только против душевных врагов, проклятых демонов, которые исчезают от Ее крепости и силы, как дым от ветра, как сучья от огня и как иней от солнечного жара, как тьма от света, прах от бури и злак от мороза, но и против врагов видимых, которые непобедимой силой Ее или внезапно поражаются благочестивыми, или ищут спасения в бегстве, или бывают чудесно истребляемы.
Так случилось под царствующим градом Константиновым, когда бесчисленное множество нечестивых варваров погибло от падавших с неба горящих камней и от происшедшего от них вскипания моря и горения кораблей. Кроме того, Она стена и против самого гнева Божия, ибо защищает пред Ним усердно молящихся Ей, удерживая вооруженную гневом Его десницу Своими молитвами, прелагая уготованное наказание на милосердие и разрушая преграду вражды.
Некогда была стеной для рода израильского благочестивая царица Есфирь, которая утишила гнев царя Артаксеркса, возгоревшийся против всех иудеев, удержала острый меч от сечи и своим ходатайством преложила суд жестокий на милость. Но для нас еще более твердой стеной является Преблагословенная Царица неба и земли, потому что не земного, а Небесного Царя, не один раз, а постоянно умоляет о нас, прелагает гнев на милость Своим всесильным ходатайством и вместо смерти дарует жизнь.
Стеной была мудрая Авигея для своего лукавого мужа Навала против гнева Давида, который уготовил меч свой на шею Навала за его нечеловеколюбие. Мудрыми словами и пресладким витийством своим она умилостивила сердце Давидово, угасила пламя ярости, заставила его оставить свое начинание и, изменив намерение, возвратиться обратно. Но еще более является для нас стеной Преблагого Бога Преблагая Матерь, ибо Она повседневно утишает гнев Небесного Давида, праведно на нас движимый за наше нечеловеколюбие, и избавляет нас не только от временной смерти, но и от вечной. Она покрывает нас крылами милости Своей от наказания Божия, как птица своих птенцов от орлиных когтей (см. Мф. 23, 37), скрывает от лютой угрозы Господней, как мать испуганное чадо под свою ризу, покрывает от праведного суда и наказания Божия омофором Своего заступничества.
Подобно тому, как некогда холодное облако днем защищало израильтян от лютого зноя, а ночью становилось столпом огненным, освещая им путь, так и Заступница наша не только стена для нас, но и столп крепкий, согласно вышесказанным словам: «Я — стена, и сосцы у меня, как столпы». Ибо как столп созидается царями в городах для того, чтобы каждый приходящий к нему остался целым и невредимым от преследующих врагов, так и Пресвятая Богородица возвышается Царем Небесным в граде Церкви превыше всех, как столп, чтобы всякий гонимый врагами душевными и телесными, видимыми и невидимыми, с надеждой притекал к Ней и пребывал без бед.
Итак, Она для нас столп, ибо без сравнения превосходит всех освященных до рождения во чреве материнском, оправданных верой и преподобной жизнь, ибо все должники, все опечаленные, все скорбящие, благоговейно притекающие к Ее покрову, защищаются от всех бед.
Именуется Преблагословенная Матерь Божия столпом как за высоту Свою, так и за крепость. Она высока по причине возвышения ума Своего к небу, презрения земного, ибо все Свои мысли, намерения, дела и желания возносила к небу, всегда «помышляла о горнем, а не о земном» (Кол. 3, 2), как Мать и сокровищница Небесной Премудрости, так что приличествует Ей сказать о Себе словами святого апостола Павла: «Наше же жительство — на небесах» (Флп. 3, 20).
Высоко вознесенной на небеса видел Ее святой Иоанн Богослов — превыше самой луны: «Под ногами Ее луна» (Откр.12,1). Луна, изменяющаяся и уменьшающаяся, означает мир сей, и если кто имеет его под ногами, то преобладает над ним. Она видима была стоявшей выше луны потому, что попрала все суеты мирские. Она была видима облеченной в солнце, потому что постоянно пребывала светлым умом Своим на небе, глее и ныне душой и тело пребывает и сияет лучами Божественной славы и светлее солнца.
Высока Она и по множеству заслуг Своих, ибо стол превзошла ими всех тварей плотских и духовных, что ни Ангелы, ни Архангелы, ни Начала, ни Власти, ни Силы, ни господства, ни престолы, ни Херувимы и Серафимы, ни пророки, ни апостолы, ни мученики, ни все прочие твари не могут сравниться с Ней своими заслугами и добродетелями. Она одна превзошла всех, по изречению Приточника: «Много было жен добродетельных, но Ты превзошла всех их» (Притч.31,29).
Превознеслась Преблагословенная Дева над всеми святыми и над всеми Силами Небесными, ибо Она Царица на небе и Владычица на земле, Госпожа Небесных Сил, похвала дев, венец мучеников, Учительница апостолов. Она – зерцало исповедников, проречение пророков, чаяние патриархов. Она – сокровище всех добродетелей. Ибо чего может быть лишена Та, Которая мать Виновника всех благ?
Далее, Преблагословенная Дева именуется столпом за крепость Свою, ибо Она столь крепка, столь утверждена благодатью Божией, что никакими кознями, никакими прельщениями враг демон не мог соблазнить Ее и нанести Ей вред. Более того, она обличила всю прелесть дьявольскую, раскрыла демонские козни, показала и разрушила их коварство, уничтожила крепость, победила силу и постоянно обращает их в бегство, чтобы они как-нибудь не одолели нас и не похитили победу. Потому Святые Отцы, прославляя Ее крепость, называли образами Ее Иудифь и Иаиль, ибо как Иудифь погубила злочестивого Олоферна, а Иаиль Сисару, так и Пречистая Дева поразила проклятого демона.
Столп – это прибежище для воинов, в котором они спасаются от врагов, а Преблагословенная Дева – это столп для нашего прибежища, ибо мы – воины Христовы, воюющие на земле, и брань наша с лютейшими врагами, не с плотскими, а с духовными, согласно словам апостола Павла: «Наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной» (Еф.6.12).
В этом нашем мысленном столпе мы сохраняемся от столь сильных наших врагов, когда прибегаем к нему. Ибо остался ли кто-нибудь не спасенным из прибегавших к столпу сему? Воистину, скорее мать бросит свое чадо на растерзание нападающему волку, чем Мать милосердия отдаст кого-либо из притекающих к Ней врагам на мучения! Отец и мать покидают детей своих, Мать же милосердия не оставляет никогда, но всех принимает Она, как Мать непобедимой милости, и питает молоком Божией благодати.
Может быть, ты удивишься здесь, слушатель, тому, что я назвал Богородицу столпом и затем вдруг называю Ее Матерью? Не удивляйтесь тому, возлюбленные, ибо от Нее Самой я этому научился. Ибо когда Она уподобляет Себя стене и сосцы Свои столпу, говоря: «Я стена, и сосцы Мои как столп», — не то ли означает, что Она Сама есть защита, как стена, прибежище, как столп, и Мать, как питающая сосцами духовными? Означает, что Она есть столп для покрова, Мать для питания, столп для немощных, Мать для младенцев.
Если ты не надеешься на свои слабые силы, то Она тебе говорит: «Я стена и столп», укройся во Мне от лица вражьего. Если ты стыдишься своей малости, и желаешь «возрасти в мужа совершенна» (Еф. 4, 13), Я — Мать, питайся молоком Моим. «Я стена и столп» по крепости Своей и Мать по милосердию Своему. Я Мать, имеющая полные молока сосцы, достаточные для питания всех чад, притекающих ко Мне. «Я — стена», могущая оградить всех, и столп, в совершенстве вооруженный всеми оружиями духовными для поражения гордых супостатов».
Много столпов мы находим в Священном Писании, и среди них семь, которым можно уподобить Пресвятую Богородицу.
Первый столп — ливанский: «Нос твой — столп Ливанский» (Песн. 7, 4). Гора Ливан, на которой был сооружен тот столп, всегда издавала кадильное благоухание. Подобно тому и Преблагословенная Дева Мария, всегда, и до рождества, и в рождестве и после рождества, в младенчестве, в отрочестве, в совершенном возрасте, и в старости, в жизни и в смерти, издавала сладчайшее благоухание духовных добродетелей.
Второй столп — Давидов: «Шея твоя — как столп Давидов, сооруженный для оружий, тысяча щитов висит на нем — все щиты сильных» (Песн. 4, 4). Вот какой столп являет Собой Преблагословенная Дева Мария! «Тысяча щитов» — это тысяча пособий во всяких бедах наших, даруемых нам Преблагословенной Девой. Ты найдешь в Преблагословенной Марии лучший щит, которым защитишь себя против всякого пламени бесчинной похоти, против всякого устремления скорби и противства. В Марии все «щиты сильных», то есть все виды бесчисленных добродетелей. В Ней вера патриархов, надежда пророков, ревность апостолов, крепость мучеников, мудрость учителей, истина исповедников, чистота дев. В Ней, наконец, обретаются все добродетели всех святых, в Ней «все щиты сильных».
Третий столп — из слоновой кости: «Шея Твоя как столп из слоновой кости» (Песн. 7, 5). Слоновая кость светла, бела, тверда и ценится у людей. Все это имеет в Себе Пресвятая Дева. Она светла благодатью Божией, бела чистотой душевной и телесной, тверда незыблемой стойкостью и крепостью против врагов, достойна пред Богом, Ангелами и людьми. Потому говорит о Ней Жених Небесный: «Вся Ты прекрасна, возлюбленная Моя, и пятна нет на Тебе» (Песн. 4, 7).
Четвертый столп — сосцов: «Сосцы у Меня, как столпы» (Песн. 8, 10). Как сосцы, полные молока, изливают его в изобилии, так и Богородица, исполненная благодати и иных даров Святого Духа, обильно изливает их Своим почитателям и исполняет их дивной сладостью Святого Духа.
Пятый столп — Анамеила, о котором упоминает пророк Захария (см. Зах. 14, 10). По Иеронимову толкованию, он означает благодать, или дар Божий. Этому столпу уподобляется Богородица, ибо всякий, прибегающий к Ней, как бы к столпу или твердыне, получает благодать и дары Божий.
Шестой столп — столп паствы, о котором говорит пророк Михей: «Ты, столп паствы. Дочь Сиона! К Тебе придет власть первая» (Мих. 4, 8). Пресвятая Богородица — «столп паствы» Христовой, ибо Она ограждает от огня ярости Божией овец стада Христова, благоговейно почитающих Ее, защищает и покрывает их «от стрел, летящих днем», то есть от явных искушений, и «от бедствий, постигающих во тьме», то есть от тайных искушений, «от болезни и беса полуденного», то есть от гонения света лютого (Пс. 90, 5).
Седьмой столп — столп крепости, о котором Приточник сказал: «Имя Господне — столп крепости» (Притч. 18, 10). Это место блаженный Иероним читает так: «Столп крепости — имя Господне, притекая к которому праведники спасаются». Этот столп крепости есть Пресвятая Богородица, носившая Бога во чреве Своем. Ибо Она прогоняет демонов, побеждает врагов, притекающих же к Ней не только праведников, но и грешников, спасает и освобождает от всех бед. Поэтому мы благоговейно Ей воспеваем: «Под Твое благоутробие прибегаем, Богородице Дево, молений наших не презри в скорбех, но от бед избави нас, едина Чистая и Благословенная!»
Итак, притекайте, все люди, к сему превысокому и пресветлому столпу, который видел «ныне святой Андрей на воздусе» (Тропарь Покрову Пресвятой Богородицы) защищающим христиан молитвой от гнева Божия и покрывающим верных омофором милосердия! Призывайте на помощь Матерь Божию как скорую Помощницу во всех нуждах ваших, душевных и телесных! Притекайте к Ней, девы, ибо Она — Знаменосица ваша и похвала девства. Притекайте к Ней, жены, ибо и Она была женой Иосифа, хотя и неискусобрачной: Она для вас образ трезвенной жизни. Приходите к Ней, вдовы, ибо и Она знала вдовство и является для вас образом добродетельной жизни. Притекайте к Ней, священники, ибо и Она была священницей или жрицей Божественной, когда принесла Сына Своего, Агнца Непорочного, в жертву Богу на крестном жертвеннике для спасения всего мира.
Да прибегают к Ней иноки, так как Она в совершенстве сохранила закон их, нищету, чистоту и послушание. Да прибегают к Ней благородные князья, бояре и сами Цари и Царицы, ибо Она — Царица неба и земли и произошла от царского колена Давидова. Прибегайте к Ней, мастера, ибо и Она отдана была в супружество мастерудреводелу. Наконец, да прибегают к Ней все живущие, ибо Она — Мать всех живущих, богатая милостью для всех, благоговейно призывающих Ее.
Православные люди всякого сана и чина, всякого века и возраста! Устремите ваши сердца, очи и руки к Пресвятой Деве, с умилением восклицая: «Под Твое благоутробие прибегаем, Богородице Дево, молений наших не презри в скорбех, но от бед избави нас, едина Чистая и Благословенная!»
Ты же, о столп превысокий, воззри на нас!
Столп прекрепкий, прими нас!
Столп вооруженный, защити нас!
О покров пространный, покрой нас от врагов видимых и невидимых!
О стена непреоборимая, сохрани нас!
Облако нового Израиля! Введи нас в землю обетованную, покрывая и освещая, да примем через Тебя мы, рабы Твои, жизнь вечную. Аминь.
Православные слушатели!
Праведнейший Воздаятель «каждому по делам его» (Мф. 16, 27), когда захотел казнить весь мир водами потопа, оставил одно средство спасения для всех видов животных, — Ноев ковчег. И всякий, кто не находился в нем, погиб в водах, все же вошедшее в ковчег к патриарху Ною спаслось от потопления. Подобным образом тот же Судия Нелицемерный, умыслив наказать грешников после кончины мира потопом огненным, дал единое превосходнейшее прибежище для спасения всему Роду человеческому —Пречистую Деву Марию, ныне простирающую над нами омофор милосердия Своего. И каждый прибегающий под Ее покров может получить спасение. Не желающий же прибегнуть под этот покров будет погружен в вечноогненное озеро вместе с проклятыми дьяволами.
Когда Моисей Боговидец, вождь богоизбранный, должен был перевести израильских людей через пучину Чермного моря и имел позади себя гонителя фараона со многими вооруженными полками, он получил от Всемогущего Бога в защиту облако, столь чудодейственное, что одновременно оно было и светлым, и темным. Было светлым для людей израилевых и темным для неверных египтян, одним служило для перехода через морскую пучину, а другим служило препятствием к гонительству. Это облако чудесно изменялось и сообразно нуждам людей израильских, ибо ночью оно было огневидным для освещения, а днем защищало от зноя для прохлады. Вместе с тем оно путеводствовало их к земле обетованной, ибо когда оно двигалось, двигались и полки израильские, когда же стояло, стояли и люди.
Подобным образом и мы, новый Израиль, имеем мысленное облако, данное нам Богом в защиту и помощь, имеем Пресвятую и Преблагословенную Деву Марию, явившуюся ныне на воздухе, Которая для нас, нового Израиля, — Вождь для избежания Чермного моря, огня геенского.
Это облако просвещает нас Божией благодатью и помрачает силой Своей Божественной гонителя, гееннского фараона, чтобы он не мог догнать и погрузить нас в пучину; светит нам в ночи греховной, как луна в ночи естественной, чтобы мы не уклонились с пути к земле обетованной в пустыню вечной погибели; осеняет нас Своим покровом во время зноя праведного гнева Божия, чтобы ярость Его не попалила нас.
Пресвятая Дева — наш Вождь в Иерусалим небесный, ибо как орел, побуждая птенцов своих летать, взлетает вверх над ними, так и Она, взывая и возвышая сердца наши к высоте небесной, Сама благоволила ныне явиться над нами в высоте на воздухе. Нам же подобает только стоять или двигаться тогда, когда Она стоит или движется, и как Она привыкла стоять на стенах всяческих добродетелей, душевных и телесных, так и нам подобает вставать и держаться на тех же стенах. Движение же Ее всегда было «от силы в силу» (Пс. 83, 8), от добродетели к добродетели, от заслуги к заслуге, от земного к небесному, от дольнего к горнему, из удела смирения на гору любви и богомыслия.
Подобает и нам подражать и следовать Ей, по мере сил наших, восходя от земных мудрствований к небесным, если мы исполнены желания войти в землю обетованную. Пророк Ездра, получив от царя Кира письмо о свободе, дарованной роду израильскому для переселения из Вавилона и всей земли Персидской и Мидийской в Отечество, в землю Иерусалимскую, озаботился огласить ее пред всеми сынами израилевыми. Точно так же и Пресвятая Дева Мария, исходатайствовав нам, новому Израилю, Своими мольбами и заслугами у Кира Всемирного, Господа всей вселенной, свободное возвращение из земного изгнания в Отечество рая небесного, из этого Вавилона в горний Иерусалим, являет ныне в храме Влахернском честный омофор Свой, извещая тем, что каждый может свободно возвратиться под ним в Отечество небесного Сиона, хотя бы он и заточен был в самую далекую страну беззаконий.
Итак, братие, поспешим к сему Ее Божественному покрову, с умилением восклицая: «Под кров Твой прибегаем, Богородице Дево! Молитв наших не презри во обстоянии, но от бед избави нас, едина Чистая и Благословенная!»
Простирает над нами Преблагословенная Матерь пречистые Свои руки с омофором на воздухе, созывая под кров крыльев милости Своей, желая сохранить нас от врагов видимых и невидимых, как птица обычно созывает птенцов, простерши крылья и желая сохранить их от хищных птиц, а вместе и согреть их. Но я весьма боюсь, как бы Она не сказала о нас, новом Измаиле, то, что некогда Сын Ее и Бог говорил об Израиле ветхом: «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» (Мф. 23, 37), — ибо многие из нас не хотят прибегать под кров крыльев Ее милосердия. Это — не кающиеся в своих грехах, не удаляющиеся от злобы мира сего и дел погибельных, служащие мамоне и чреву, повинующиеся страстям плоти и всем сердцем привязанные к миру сему.
Но хотя многие не желают притекать под Ее кров, Она простирает омофор Своего милосердия для всех, желая принять к Себе и добрых, и злых, и чистых, и нечистых, чтобы спасти всех, уподобляясь Ноеву ковчегу, в котором спаслись и добрые, и злые, и чистые, и нечистые животные.
Пресвятая Богородица спасает злых и нечистых, но только тогда, когда они уподобятся зверям в Ноевом ковчеге, переменившим свирепость на кротость, ибо там лев не убивал оленя, ястреб не терзал голубя, волк овцы и медведь коровы, но все пребывали в мире и кротости. Если подобно тому и злобствующие изменят свое злонравие на доброту, свирепость на кротость, вражду на мир, то они получат спасение под кровом святого Ее омофора от потопа гееннского и вечной погибели; иначе они будут изгнаны и погибнут.
Во времена, предшествующие новозаветным, мы находим четыре прибежища, спасавшие людей от смерти. В законе естественном патриарх Ной с женой и чадами своими спасся от воды в ковчеге, а Лот с дочерьми своими спасся от огня на горе. В законе же Моисеевом находим еще два прибежища. Одно — скиния свидетельства или храм Божий, в котором спаслись Моисей и Аарон от народной ярости. Второе же — шесть городов левитских, называемых городами убежища, ибо всякий, случайно убивший человека и убежавший в один из тех городов, не подлежал мщению мстителей за него.
Подобным образом и в Новом Завете имеются четыре прибежища от гнева Божия. Первое — человечество Христово и страсти Его, как ковчег, ибо прибегающие сюда со слезами покаяния спасаются от потопления греховного. Второе — святые угодники Божий, как горы, ибо они, живя внизу, мудрствовали о небесном и, пребывая на земле плотью, духом жили на небе, согласно словам Божественного Павла: «Наше же жительство — на небесах» (Флп. 3, 20). Восходящий на эти горы, притекающий с молитвой к святым Божиим, освобождается от огня гееннского.
Третье прибежище — Церковь, как скиния свидетельства. Ибо приходящий в нее через святое Крещение, истинное покаяние и прочие Божественные Таинства, получает спасение от вины за грех и от долга вечной смерти за всякие преступления. Четвертое — Пресвятая Дева Мария, как град убежища, ибо, прибегающие к Ней с сокрушением не только освобождаются из рук адского мучителя, но и спасаются от самой десницы Бога и от меча гнева Его: из первых — непобедимой силой, от второго — молитвой и заступничеством.
Защищает нас Пресвятая Богородица от врагов наших, видимых и невидимых. От видимых, когда дарует благочестивым Царям победу над супостатами и когда матерински защищает каждого от наветов лукавых людей. От невидимых, когда сохраняет от их коварств и сетей вражеских. Защищает Она нас от стрел супостатов Своим материнским покровом и угашает в нас стрелы телесного воспламенения, как Мать Сеятеля чистоты и Сама едина Чистая и Благословенная. Укрощает ветры гордости, как возлюбившая смирения, утоляет любоимение, как Нищелюбица, защищает от гнева Божия, как Мать милосердия, сохраняет от злых напастей, как Защитница. Поэтому, не медля, прибегнем все под омофор Ее милосердия, всегда простираемый над нами.
В книге пророчества Даниила, «мужа желаний» (Дан. 9, 23) повествуется, как царь Навуходоносор видел в ночном видении некое большое дерево посреди земли, вершиной своей доходившее до неба, а шириной до концов земли: листы его были прекрасны по виду, и обильные плоды произрастали на нем, достаточные для напитания всех. На ветвях его гнездилось бесчисленное множество разных птиц, под ним же обитали все звери и скоты, питавшиеся его плодами.
Иносказательно дерево то обозначало самого царя Навуходоносора, как истолковал это «муж желаний», но по мысли значение его может быть отнесено к Пречистой Деве Марии, Которая есть древо, как жезл, проросший от корня Иесеева. Она есть безмерно великое древо, ибо высота Ее заслуг и чести превосходит небеса и все Небесные Силы, широта же Ее славы простирается во все концы земли, по речению Самой Матери Божией: «Отныне будут ублажать Меня все роды» (Лк. 1, 48). И листья Ее покровительства весьма красивы, достаточны для покрытия всех притекающих к Ней и могут защитить как от зноя греховного, так и от гнева Божия. Плод Ее превосходнейший, ибо о Нем сказано: «Благословен Плод чрева Твоего» (Лк. 1, 42). Но и само древо прославлено ради Плода сего словами: «Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!» (Лк. 11, 27). Плод же — воплотившийся Бог — столь обилен, что для потребностей каждого достаточен и доброполезен.
Алчет ли кто, — Он есть Хлеб, как Сам поистине сказал о Себе: «Я есмь Хлеб жизни» (Ин. 6, 48).
Жаждет ли кто, — Он источник воды, пьющий из которого не возжаждет вовеки.
Болеет ли кто, — Он Врач Небесный.
Нищ ли кто, — Он сокровище неоскудеваюшее.
Печален ли кто, — Он Утешитель.
Горестно ли кому, — Он сладость.
Желает ли кто жить, — Он есть жизнь.
Умирает ли кто, — Он воскресение наше.
Для всех Он плод, добрый в снедь, ибо питает и оживотворяет всех верных пресвятым Телом Своим и животворящей Кровью в Божественных Тайнах.
В ветвях благодати этого дерева, как птицы небесные, почивают все святые и праведные, ибо спасаются ходатайством Ее. Под ветвями же жительствуют все звери и скоты, все грешники, которые по Ее заступничеству пребывают неистребленными праведным наказанием Божиим, которые поскольку совершают грехи, постольку становятся зверями, превращаются в скотов не по существу, а по нравам. Потому-то хищники обычно называются волками, злобные — псами, хитрые — лисами, жестокие — львами, трусливые — зайцами, ленивые — ослами, а грязные — свиньями. О таком превращении Псаломник говорит: «Но человек, будучи в чести, не уразумел сего, сравнялся с несмысленными скотами и уподобился им» (Пс. 48, 13).
Эти звери и скоты под ветвями сего мысленного дерева, под покровом и защитой Пресвятой Девы Марии живут, не погибая в мире сем, но не для того, чтобы они попали в руки ловцов геенских, а для того, чтобы, отложив дикость и зверские нравы, вновь облеклись в добрый вид нравов человеческих, чтобы, оставив смрадную шерсть козлиную, обросли шерстью агнцев, чтобы вечно пребыли в стаде Христовом, на Его небесных пастбищах: здесь на пастбищах слова и благодати, там же на ниве вечной славы.
В противном случае, подобно тому, как рыбаки, взяв из своих сетей годных рыб, выбрасывают из них жаб и змей на попрание ногами, и неисправившиеся грешники будут извержены из-под покрова Пресвятой Девы. И как пастырь отлучает козлищ от овец, так и Христос Господь в день праведного Суда Своего отделит злых от добрых, скотов от людей, и злых ввергнет в огонь вечный, как плевелы на сожжение, а добрых введет в жизнь вечную, как пшеницу в житницу небесную. Не дикое и не лесное это древо, а мысленное и словесное, и потому всегда покровительствует зверям словесным, то есть людям, в истинном разуме пребывающим; зверствующих же непременно изгоняет из-под своего покрова.
Поэтому всякий желающий почивать под сенью сего древа да отложит, как бы кожу дикого зверя, «ветхого человека» и «облечется в нового, обновляемого духом» (Еф. 4, 22—23). Всякий, желающий вселиться в этом городе убежища, пусть бежит в него путем покаяния. Каждый, желающий быть покрытым омофором заступничества Божией Матери, пусть прибегает немедля под кров крыл Ее. Ибо как птица прикрывает своими крыльями яйца, чтобы вывести из них птенцов, так и Она распростирает над нами крылья милосердия Своего, чтобы превратить зверство наше в человечество, чтобы возродить нас в чад Своих и Божиих, и чтобы через это сделать нас наследниками царства Божия и сонаследниками Христа, Которому подобает честь и поклонение со Безначальным Его Отцом и со Пресвятым, и Благим, и Животворящим Духом ныне, и в бесконечные веки. Аминь.
Совершая ныне пречестную память иже во святых отца нашего Гурия, первого архиепископа и просветителя земли казанской, апостольских нравов причастника, апостольски потрудившегося во спасение душ человеческих, приличествует восхвалить его такими апостольскими словами, на Божественной Литургии в честь иерархов читаемыми: «Таков и должен быть у нас Первосвященник: святой, не причастный злу, непорочный, отделенный от грешников» (Евр. 7, 26).
Эти слова были сказаны некогда апостолом Павлом о Самом Христе, «Первосвященнике Великом, прошедшем небеса» (Евр. 4, 14), ныне же употребляются в Церкви Христовой в дни памяти Его архиереев. Ибо архиереи — это образ Христа на земле, уподобляющиеся Ему не только саном и властью, но и жизнью угождающие Ему, насколько кто может. И когда мы произносим и обсуждаем в нашем уме эти слова, мы видим, сколь ясно ими на-чертывается вся богоугодная жизнь на земле ныне празднуемого Христова архиерея, святого Гурия, который отобразил в себе Сына Божия, сделавшись общником Его страданий и уподобившийся Ему в попечении о спасении многих.,
В настоящей нашей духовной беседе житие святителя Христова Гурия — хотя все оно от юности до старости, от честного рождения и до блаженной кончины было поистине «святое, непричастное злу, непорочное, отделенное от грешников», которые смертно опечаливают Бога, — для более ясного выявления его добродетелей разделим на три части: жительство его в миру, в иночестве и в архиерействе. И, согласно вышесказанным апостольским словам, мы покажем, что этот святитель Христов в мире, еще до принятия иноческого чина, был «не причастен злу и непорочен», в иночестве «святым», а в архиерействе «отделенным от грешников», и ясно увидим, что этими добродетелями он отобразил в себе Христа Сына Божия и воистину угодил Ему.
<br>
«Часть первая». О страдальческом житии святого Гурия в миру
До принятия преподобства, то есть иноческого чина — ибо титул «преподобный» приличествует инокам, — еще живя в мире, святой Гурий явил себя «не причастным злу, непорочным». Незлобие бывает двоякое: одно у младенцев, другое у мужей. Незлобие младенцев — не добродетель, а естество, ибо по естеству они не могут творить и не ведают никакого зла, как и добра, незлобие же мужей, знающих и могущих делать зло, но не делающих его, — превеликая добродетель. Потому оставим в житии святого Гурия его младенческое незлобие и будем говорить о незлобии мужеском, которым, как превеликой добродетелью, он премного угодил Богу.
Незлобие имеет в Святом Писании и другие наименования. Оно называется невинностью и незлопамятством. Незлобие мужей заключается в том, чтобы не делать никакого зла, ни на кого не озлобляться и никого не озлоблять. Быть невинным — значит не быть повинным ни в каком грехе, ни в своем, ни в чужом, и не быть достойным какого-либо наказания. Незлопамятство же заключается в том, чтобы не только не воздавать злом за зло, но и в памяти не иметь нанесенной кем-либо обиды, не только не помышлять о мщении, но и делать добро тому, кто нанес обиду. Следовательно, незлобие, невинность и незлопамятство — одно и то же.
Непорочность же заключается в том, чтобы не только не творить скверны греховной плотью, но и в помыслах не желать скверного греха, быть чистым душой и телом. Обе эти добродетели — незлобие и непорочность — составляют единое, как бы соединены друг с другом и при двух наименованиях имеют единую силу, ибо там, где есть незлобие, нет и греховной скверны. Святой Давид говорит: «Неповинный руками и чистый сердце, сей получит благословение от Господа» (Пс. 23, 4—5). «Неповинный руками», то есть не прикасавшийся к злому делу, — неповинен, и вместе чист, то есть незлобив и непорочен. Незлобие с непорочностью соединены вместе и на небе, как говорит святой Иоанн Богослов: «Не осквернившись, следуют за Агнцем» (Откр. 14, 4).
В богоугодном житии святого Гурия мы читаем, что еще в молодых летах, когда он служил в доме своего господина, он обнаруживал добрые нравы, среди которых выделялись два: незлобие и непорочность. «Нравом, — пишется там, - бы смирен, тих и незлобив; к тому же, и девственное житие возлюбил». Итак, мы видим святого еще в юности незлобивым, непорочным.
Поставил его господин строителем своего дома, как некогда египетский воевода Пентефрий прекрасного Иосифа. Завидуют ему сверстники и товарищи его, тайно и явно враждуют против него. Он же, зная и видя вражду их, не гневается на них, не враждует против них, и потому — незлобив. Проводит дни юности своей в девственном целомудрии, несоблазненный среди стольких мирских соблазнов, нисколько не поврежденный среди стольких опасностей для души, как лилия в тернии, и потому — непорочен.
Замышляют против него злобные враги напасть лютую, клевещут на неповинного, якобы он тайно осквернил ложе своего господина, он же во имя Бога с кротостью претерпевает злобу клеветников, не воздает злом за зло и обидой за обиду, и потому — незлобив. Он чист от возводимого клеветой греха, ибо лаже в помыслах не пожелал греха скверного, и потому — непорочен.
Неразумный господин, поверив неправедной клевете, без рассмотрения повелевает тотчас же убить его, и неповинный юноша ведется как агнец на заклание, не сделав зла, не обличая злобной лжи своих клеветников, и потому был незлобив. Благоразумный сын господина, испытав его и узнав, что он неповинен, освободил его от смерти, и потому святой Гурий явил себя непорочным. Вверженный в мрачную темницу, он не имеет в своем сердце злобы против сделавших ему такое зло, и потому незлобив. Претерпевает тесные узы за грех несделанный, и потому непорочен.
Итак, святой Гурий в юности своей имел в себе обе эти добродетели, незлобие и непорочность, соединенными вместе. Возгласи же, о Святая Церковь, с дерзновением об этом архиерее словами апостольскими: «Непричастный злу, непорочный».
Этими двумя, соединенными вместе, добродетелями угодник Божий воистину отобразил в себе естественные нравы Сына Божия незлобивого и непорочного и столь угодил Ему, за что и возлюблен Им, сколь уподобился Ему, ибо подобный любит подобного, незлобивый незлобивого, непорочный непорочного.
Праотец Христов, святой Давид, указывая последующим родам свой нрав, каким он был в царствовании, и, называя незлобие первейшей добродетелью, говорит: «Я ходил в незлобии сердца моего среди дома моего» (Пс. 100, 2). Говорит о себе, что он отнюдь не любил злобных людей и гнушался ими: «Лукавого я не знал, не было близко мне сердце развращенное, тайно клевещущего на ближнего своего изгонял, с смотрящими гордо и несытыми сердцем с сим не ел» (Пс. 100, 4-5).
Но, о Давид святой! Кто же был другом твоим, кого возлюбил ты, с кем приятельственно имел общение? Отвечает Давид: «Незлобивые и праведные прилеплялись ко мне и ходящий путем непорочным служили мне» (Пс. 24, 21). Мы видим, кто был любезен святому Давиду: тот, кто был незлобивым, непорочным. То же говорит ныне через Духа Святого в сердцах верующих и Сын Давидов, Христос Спаситель наш: только незлобивые и правые, нескверные, ходящие по непорочному пути прилепляются ко Мне, только их люблю, с ними имею дружеское общение, с незлобивыми, с непорочными. Им говорит Он в Евангелии: «Вы друзья Мои» (Ин. 15, 14).
Подобным образом и о святом Гурии Спаситель говорит: «Незлобив и прав, непорочен и нескверен был угодник Мой Гурий, а потому он Мой возлюбленный друг, прилепляющийся ко Мне». Мы же, грешные, восприняв отсюда дерзновение, скажем Христу Господу: о Владыко Человеколюбче! Если Ты любишь незлобивых, то почему попускаешь тяжкие обиды и оскорбления их в мире сем? Если любишь непорочных, почему умножаешь раны неповинных в этой жизни?
Прежде чем получить ответ на наш дерзновенный вопрос, встанем мысленно около мрачного узилища неповинного юноши, святого Гурия, и посмотрим внутренними очами на обиду, наносимую незлобивому, и на наказание, совершаемое над неповинным, не сделавшим никакого греха. Мы видим темничную тесноту святого Гурия, мрак темничный, голод нестерпимый, ибо ему туда подавалась не человеческая, а скотская пища: бросали один сноп овса на три дня и немного воды. Что же скажем мы о прочих его терпениях напастей в темнице, где была не только скудость во всем необходимом, но не было даже свободного воздуха для дыхания, так как он был заключен в глубоком подземном рву и был как бы заживо погребенным.
Такие его страдания продолжались около двух лет, и когда мы рассматриваем их, можем только удивляться чудному промышлению Божию о святом Гурии — так и о подобных ему других святых, — которое попускает столь лютые обиды, напасти, скорби, и долгие страдания в настоящей временной жизни тех, которые постоянно сохраняют себя от всякого греха и стараются во всем угодить своему Творцу.
Однако Соломон советует не удивляться этому, говоря в Притчах: «Кого любит Господь, того наказывает и благоволит к тому, как отец к сыну своему» (Притч. 3, 12). Но если нет вины, за что наказывать его? Если нет греха, достойного жестокого наказания, какому наказанию подлежит незлобивый, непорочный? Однако наказывает его Господь, наказывает потому, что любит его; любит же за незлобие, за неповинность, как говорит и Давид: «Меня же за незлобие принял», то есть возлюбил. Вот ответ на вопрос, почему Господь попускает многоразличные напасти избранным Своим угодникам в мире сем! Потому, что Он любит их, любит же потому, что они подобны Ему в терпении и страдании, в неповинности и незлобии.
Незлобие каждого угодника Божия — это как бы некая духовная сладкозвучная музыка, которой увеселяется Творец, как говорит святой Иоанн Златоуст: «Ничто так не радует Бога, как то, чтобы люди были незлопамятными или незлобивыми. Как господин приказывает чаще и дольше петь и играть ту песнь или мелодию, которую любит слушать и которая увеселяет его, так и Господь наш, радующийся незлобию каждого верного раба Своего, претерпевающего беды с благодарными слезами, для того и попускает на него многие напасти и озлобления, чтобы он больше терпел и благодарил Его. Попускает потому, что любит, и насколько больше кого-либо любит, настолько более жестокие попускает на него оскорбления, и насколько большее попускает оскорбление, настолько больше его любит» (Беседа на Послание к Филиппийцам, зачало 4; Беседа 14, нравоучение 14).
Возлюбил Господь учеников Своих величайшей любовью, как возлюбленный Иоанн пишет о том в своем Евангелии: «Возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их» (Ин. 13, 1). Что же делает Он возлюбленным Своим? Какую благодать дарует на земле? Он не сажает их на престолах временных почестей справа и слева от Себя, не представляет им пиршеств и тленных удовольствий, не исполняет их мирского веселия и радования. Что же? Он предлагает им скорби, рыдания, терпение напастей и бесчестие, говоря: «Вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете» (Ин. 16, 20). Для чего же Господь попускает все это на возлюбленных рабов Своих? Для того, чтобы яснее показать им Свою любовь, великую и бесконечную, по подобию прообразовавшего Его в древности Иосифа, сына Иаковлева.
Ветхозаконный Иосиф, возведенный из темничных уз на царский престол в Египте, когда пришли к нему братья и не узнали его, любя единоутробного брата своего Вениамина более всех, как говорится в Писании: «И поднял глаза свои Иосиф, и увидел Вениамина, брата своего, сына матери своей, и он готов был заплакать, и вошел он во внутреннюю комнату и плакал там» (Быт. 43, 29—30), — любя его столь великой любовью, он повелел, чтобы в мешок его была положена чаша, которой он приветствовал своих братьев: «Чашу», — сказал он, — «серебряную, положи в мешок к младшему» (Быт. 44, 2). Для чего же? Для того чтобы временно опечалить его, исполнить скорби и рыдания и возвратить к себе с пути, как пленника. Домоправитель Иосифов говорит: «У кого найдется чаша, да будет рабом господина моего» (Быт.44,9).
Какая же нужда и приобретение для Иосифа в том, чтобы повергнуть юного отрока Вениамина в такую печаль и заставить его проливать слезы? Та нужда, то приобретение, чтобы еще более утешиться о нем, возвратив к себе, открыть ему, что он единоутробный брат его, исполнить еще большего радования и веселия и, сделав участником в своих благах, на деле показать ему, как он его любит. Рассуждая об этом, святой Григорий Двоеслов говорит: «Тайно влагается чаша в мешок младшего брата и поставляется вопрос о краже. Посылается домоправитель, чтобы возвратить их с пути, совершается порабощение: «У кого найдется чаша, да будет рабом господина моего», — и она находится в мешке младшего; тогда возвращается Вениамин как уличенный вор, печальные братья следуют за ним.
О мучительство милосердное! О оскорбление любовное! Мучает потому, что милосердствует! Оскорбляет потому, что любит!» (Беседа 21 на пророка Иезекииля).
Подобное тому делает Господь наш с возлюбленнейшими рабами Своими: в мешок временной их жизни на земле Он влагает ту чашу, о которой некогда говорил Своим ученикам Иакову и Иоанну: «Можете ли пить чашу, которую Я буду пить» (Мф. 20, 22), — т.е. чашу бед, печалей, чашу страданий. И это делает для того, чтобы пленить их в любовь Свою и поработить Себе в сладкое рабство, чтобы после всех этих горестных бед, печалей и страданий еще более увеселить их, явив им Свою любовь, превеликую и неизреченную, и утешить бесконечным радованием, сделав их сонаследниками Своими в вечном Своем царстве.
Теперь мы знаем, почему Бог попустил на святого, непорочного и незлобивого Гурия столь лютые напасти и незаслуженные оскорбления. Потому, что он возлюблен был Богом, как верный раб Господина, Который любя наказывает Своего раба, как истинный сын Отца, Который»бьет сына, которого принимает» (Евр. 12, 6), подобно Иосифу, который, побеждаемый любовью к Вениамину, своему ближайшему брату, временно опечаливает его чашею.
Возгласи же нам, о святой Григорий, вышесказанные слова твоего удивления: «О мучительство милосердное! О оскорбление любовное! Мучает потому, что милосердствует! Оскорбляет потому, что любит!» У земных властителей есть обычай чествовать того, кого они любят, чашею, из которой они пьют сами. Подобное делает и Владыка наш Небесный, Христос Спаситель, Который, налив из чаши вольных Своих страданий чашу страдальчества святому Гурию, говорит тайно в его сердце: «Можешь ли ты, возлюбленный и верный служитель Мой, пить чашу, которую Я испил? Пострадай неповинно, как пострадал и Я, Безгрешный!» И подает Господь рабу Своему ту чашу, зная, что он с благодарностью примет ее из Его рук, говоря вместе с Иовом: «Неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не потерпим?» (Иов. 2, 10).
Взял страдалец Христов эту чашу страданий из руки Господней с любовью и испил ее сладко, с усердием говоря словами апостола: «Благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа» (2 Кор. 12, 10). Испил с благодарностью, ибо, будучи спрошен одним из своих сверстников, подошедшим к темничному окну: «Как тебе здесь?» — отвечал: «Благодарю Бога и Пречистую Богородицу и всех святых! Хорошо мне!» И когда он так благодарил Бога за эту чашу своего страдания, то благодарение его было пред ушами Господними как бы прекрасной музыкой, а молитва его за обидевших была пред Христом Господом как бы сладчайшей песней, которой Он, любящий нас, увеселялся.
Так святой Гурий, еще будучи в миру, невинностью в напасти и незлобием в страдании отобразил в себе Сына Божия, Незлобивого и Непорочного, и угодил Ему, Христу, Богу своему. Но пора нам уже перейти к его преподобничеству.
<br>
«Часть вторая». О преподобничестве святого Гурия в иноческом житии
После двухлетнего пребывания в темничных узах и после чудесного изведения оттуда, святой Гурий, приняв иноческий чин, явил себя в нем преподобным.
Слово «преподобный» происходит от слова «подобный»: подобный — преподобный. Один иконописец, искуснейший в иконописном мастерстве, напишет образ живого человека на доске искуснее и подобнее, чем другой; и этот образ искуснейшего мастерства в сравнении со вторым будет преподобным, то есть самым подобным (похожим) на живого человека. И смотрящие на них скажут, что второй из них подобен живому лицу, а первый преподобен.
Образ и подобие Создателя Бога, то есть душа человеческая разумная, хотя и одинакова у всех людей, каждый из которых имеет свою душу, ибо сказано: «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию» (Быт. 1, 26), — однако подобие этого образа Божия сохраняется не у всех одинаково. У тех, которые осквернили себя многими грехами и беззакониями и не стараются очистить себя покаянием, образ Божий помрачен, обезображен, и подобие «уподобившихся скотам несмысленным» (Пс. 48, 13) премного отличается от подобия Божия. У тех же, которые внимательно охраняли себя от греховной скверны и старались уподобляться и угождать Богу добрыми делами, душевный образ Божий светел, прекрасен и подобен своему Создателю. Чем кто больше трудится в богоуподоблении, тем светлее блистает в нем образ Божий и тем подобнее Богу становится его подобие.
Трудится мирской благочестивый муж, стараясь по мере сил своих, насколько может, угодить Владыке своему, жительствуя по естественному, Богом установленному закону в страхе Господнем и ходя во всех заповедях Его непорочно, и в душе его образ Божий подобен Богу. Трудится инок богоугодный выше естественной меры, своими постническими подвигами, бессупружным житием и сохранением непорочной чистоты, выполняя законы вышеестественные, и ежедневно истомляя себя разными умерщвлениями, и в душе его образ Божий подобнее Богу, чем в душе мужа мирского. И потому инок называется преподобным.
Мы же, беседуя о христоподобной жизни святого Гурия, скажем, что этот угодник Божий, еще находясь в миру, до иночества был подобен Христу Господу своим незаслуженным страданием, ибо, не сотворив греха, был мучим как грешник. Он был подобен Ему, потому что с Его же помощью явил себя незлобивым, непорочным. Преподобным же, то есть более подобным Ему, он сделался в иночестве добровольным вседневным умерщвлением себя во имя любви Христовой, «всегда нося», по словам апостола, «в теле мертвость Господа Иисуса» (2 Кор. 4, 10). Страдал угодник Божий прежде всего поневоле от злобных людей, потом изволил страдать по вольной воле от более злобных врагов, «от духов злобы поднебесной» (Еф. 6, 12), всегда ратующих против угождающих Богу и от плоти, желающей противного духу (см. Гал. 5, 16). Это домашние враги человека: их брани, ухищрения и непрестанную борьбу с ними святой угодник Божий начал претерпевать, когда взошел на крест иночества и «распял плоть со страстями и похотями» (Гал. 5, 24), уподобляясь вольно распятому Господу своему.
Многие из богоугождающих уподобляются Христу в смирении, незлобии, кротости, милосердии, нелицемерной любви и в других добродетелях, совершаемых без особых трудов. Ибо какой труд в том, чтобы быть дружелюбным, милосердным, кротким, незлобивым, смиренным?! Какой труд в том, чтобы никого не обидеть, как Христос не обидел никого?! Какой труд в том, чтобы не убивать, не красть, не пожелать чужого (см. Исх. 20, 1-17), не лгать, не осуждать, и делать другие подобные добрые дела, через которые блаженные мужи становятся христоподобными?!
Но немногие уподобляются Христу в Его вольных страданиях, в трудном несении креста и в распятии. Апостол Павел, умоляя, увещевает нас: «Умоляю вас: подражайте мне, как я Христу» (1 Кор. 4, 16). Но, о апостол святой! Скажи нам, в чем ты подобен Христу, Господу нашему? «Я, — говорит, — подобен в распятии: «Сораспялся Христу» (Гал. 2, 19)». Вот в чем подобие Христу у апостола: в сораспятии Христу.
Может быть, скажет кто-либо: «Мы не читали в житии апостола Павла, чтобы он был распят на древе крестном, как был распят Христос». Да знает таковой, что апостол говорит здесь не о вещественном кресте и распятии, а о духовном, что ясно из других слов того же апостола: «Для меня мир распят, и я для мира» (Гал. 6, 14), — ибо распяться миру — это значит сораспяться Христу, и сораспяться Христу — значит распяться миру. Потому снова скажем апостолу: о истинный подобник Христов! Ты не только подобен Христу, Господу своему, в твоем духовном распятии, но и преподобен Ему, подобнее, чем другие! Ибо кто так распялся Ему как ты, который «носил язвы Господа Иисуса на теле своем и восполнял недостаток в плоти своей скорбей Христовых» (Гал. 6, 17; Кол. 1, 24)? Кто так умер для мира, как ты, который говоришь: «От всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа» (Флп. 3, 8)?
Обращая здесь свои слова к святому и преподобному отцу нашему Гурию, потребно было бы прежде всего пространно рассмотреть и истолковать, что такое духовное распятие? Но чтобы не увеличить беседы и сократить время, скажем только вкратце, что духовное распятие — это повседневная смерть, которой духовный муж умирает для мира и своей «плоти, желающей противного духу» (Гал. 5, 17), и для всех бесовских искушений. Преподобный отец наш Гурий, чтобы яснее отобразить в себе подобие распятого Христа, сделаться преподобным Ему, взял на себя крест иночества и понес его на себе, повседневно распинаясь на нем и умирая, согласно словам Псаломника: «Ради Тебя умерщвляемся весь день» (Пс. 43, 23).
Двоякая бывает смерть: естественная и духовная. Естественная смерть положена всем, как говорит Писание: «Человекам положено однажды умереть» (Евр. 9, 27), а духовная смерть только для желающих, ибо Господь говорит: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой» (Мк. 8, 34). Он никого не принуждает, но говорит: «Кто хочет».
Но мы видим, что иному предстоит только одна смерть естественная, а преподобному угоднику Христову предстоит смерть двоякая: сначала духовная, а потом естественная. Хорошо сказал кто-то, рассуждая о Лазаревом воскресении: «Христос возвратил Лазаря к жизни для того, чтобы человек, родившийся в мире однажды, научился дважды умирать». Ибо естественная смерть не может быть доброй и честной пред Богом, если ее не предварит духовная смерть. Никто не может после смерти получить жизнь вечную, если не привыкнет умирать до смерти. Моисей вышел из Египта с людьми израилевыми в путь, ведущий в землю обетованную, не раньше, чем тогда, когда умерщвлены были первенцы египетские (см. Исх. 13, 15). Так и человек не войдет в жизнь вечную, если прежде не убьет в себе умерщвлением греховные вожделения. Блажен тот, кто научился до смерти умирать для греха, и до погребения во гробе похоронит свои страсти в умерщвленном своем теле.
Такой предсмертной смертью вседневно умирал преподобный Гурий. Сначала он распялся миру, отвергнув его и все его прелести, не требуя богатств, не ища славы, не заботясь о делах житейских (см. 2 Тим. 2, 14), не уловляясь временными сладостями. И когда мир вместе с дьяволом покушался своими прельщениями свести его с креста, всегда находил его мертвым и нечувствительным. Предлагал ли он когда-нибудь золото, он вменял его в болото; показывал ли красоту какого-либо лица, он смотрел на него как на «окрашенный гроб, который снаружи кажется красивым, а внутри полон костей мертвых и всякой нечистоты» (Мф. 23, 27); представлял ли что-либо иное суетное зрению его, он «отвращал очи свои, чтобы не видеть суеты» (см. Пс. 118, 37). И как каждый гнушается мертвецом, съедаемым червями, так преподобный презирал мир сей, ибо он мертв и не дает надежды на жизнь вечную, и всегда снедаем червями повседневных попечений, суеты и волнений.
Итак, ни в чем не преуспев, отходил от него мир сей. Если же святой угодник Божий когда-либо был хвалим за свою добродетельную жизнь в иноческих трудах и постнических подвигах, он принимал такую похвалу за бесчестие для себя. Если же его бесчестили, он принимал бесчестие за великую похвалу, хорошо памятуя наставление преподобного Макария Египетского, который на вопрос одного пришедшего к нему в скит брата: «Скажи мне, учитель, как спастись?» — отвечал ему: «Иди на кладбище и злословь мертвых!» Брат пошел и злословил их, бросал камнями в гробницы, а затем вернулся к старцу и рассказал ему. «Что же сказали тебе мертвые?» — спросил старец. «Ничего», — отвечал тот. И сказал ему старец: «Теперь пойди и похвали их». Брат пошел и начал ублажать мертвых похвалами, говоря: «Вы святые, вы апостолы, вы пророки, вы преподобные!» Затем, возвратившись к старцу, рассказал, как он хвалил их. Старец опять спросил: «Что же они ответили тебе?» «Ничего», — ответил брат. Тогда старец сказал ему: «Видишь ли: злословил ли ты их, восхвалял ли, они ничего не отвечали тебе. Так и ты, если хочешь спастись, будь как мертвец, не гневайся, когда тебя бесчестят, как мертвый, не возносись, когда тебя хвалят, и тогда ты спасешься». Такой нрав истинного иночества святой Гурий всячески сохранял в себе, не величаясь, когда его хвалили, не гневаясь, когда хулили; был подобным мертвому.
Умирал преподобный и для своей плоти, то есть плотских вожделений, распиная их различными умерщвлениями, как говорит апостол: «Но те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями» (Гал. 5, 24). Плоть — близкий, домашний враг человека, действующий и живущий в одной с духом храмине составов человеческих, и потому от врага сего подобает хранить себя ежечасно. Это сильный враг, мало кем побеждаемый и многих побеждающий, одолевающий иногда даже святых.
Сокрушается святой Киприан о тех, которые через плотские страсти пали от великой святости в глубину греховную. Ибо в его времена, когда наступило гонение на христиан со стороны идолопоклонников, некоторые из верных, сначала дерзновенно исповедавшие имя Христово и претерпевшие многие муки потом, когда были отпущены на свободу обесславили себя плотским падением и тела свои, бывшие прежде храмами Святого Духа сделали храмами греховного плотского сладострастия.
Столь сильный враг наш — плоть наша! Это враг-досадитель, ибо постоянно нападает, непрестанно воюет и, стараясь всегда одолеть, озлобляет. Хорошо сказал старец, посланный Богом святой Евфросинии: «Если можешь понести скорбь плоти, оставь все и беги от мира сего, как Израиль от рабства фараонова» (Память 25 сентября).
Достойны рассуждения эти слова: «если можешь понести скорбь плоти». Где господствует плоть, и дух служит плоти, там не может быть скорби плоти в жизни сей; она может быть разве только в будущей геенне. А где дух старается господствовать над плотью, там повседневная скорбь, брань, борьба с противоборствующей плотью, борющейся при помощи природных или же вызываемых искусителем греховных влечений. И поистине, тот инок, который может понести скорбь плоти, это тяжкое бремя для духа нашего, является как бы гнилым трупом для живого человека.
Упоминается в историях некий мучитель, тиреннийский царь по имени Мезентий, который мучил пленников так: привязывал к живым людям трупы мертвых, прилагая их лицо к лицу, руки к рукам, ноги к ногам; и живой носил мертвого до тех пор, пока он не сгниет и своим смрадом не уморит его. Сколь велико такое мучительство!
Подобно тому и содружество, или крепкий союз сожития тела нашего с духом. Грехолюбивое тело, всегда желающее скверных сластей, есть как бы труп смердящий: «Возсмердели и согнали раны мои от безумия моего», — говорит Давид (Пс. 37, 6). Дух же, старающийся угодить Богу, есть как бы живой человек, стремящийся к жизни вечной.
Сколь тяжело живому человеку носить привязанный к нему труп! Сколь тяжело духу носить, то есть терпеть, греховные вожделения! Не напрасно говорит апостол: «Бедный я человек/ Кто избавит меня от сего тела смерти?» (Рим. 7, 24). Поистине, доблестен тот подвижник, который может беспрепятственно носить скорбь плоти.
Желающий уразуметь иночество преподобного отца нашего Гурия пусть не рассматривает въяве его постнические подвиги, деннонощные молитвы и многоразличные умерщвления плоти, которые святой творил втайне, в затворенной келье, только перед очами Всеведущего Бога. Пусть созерцает он всечестную его раку и, видя его нетленные мироточивые мощи, пусть уразумеет, что он поистине был совершенным иноком, умевшим терпеливо носить скорбь плоти, одолевшим сего домашнего врага, сильного и лютого мучителя, поработив плоть духу. Ибо что означает нетление честных мощей его, как не то, что он сохранил в течение всей жизни свою девственную чистоту? На что указывает истекающее из его мощей целебное миро, как не на то, что он пролил много потов своих, трудясь и стараясь одолеть сильного врага и умертвить его со всеми его вожделениями?
Поистине, этот подвижник мог сказать о себе словами апостола: «Бьюсь не так, чтобы только бить воздух; но усмиряю и порабощаю тело мое» (1 Кор. 9, 26-27). Посему «не» дал «Господь преподобному Своему видеть тление» (Пс. 15, 10). Ибо кому даруется Богом нетление мощей, так не тому, кто провел жизнь в непорочном девстве? Кому дается чудесное источен ие мира, как не подвижнику, в поте лица совершающему свои труды?
И, без сомнения, о преподобном Гурии можно сказать, что сколько целебного мира источилось из честных мощей его, столько же потов излил он в этой временной жизни пред Богом, подвизаясь, чтобы сохранить чистоту свою душевную и телесную, и постоянно умерщвляя себя, потому житие его было повседневным мученичеством, и каждая капля пота его была столь же благоприятна пред Богом, как и капля крови мученической, пролитой за Христа. Ибо одинаковое достоинство имеют пот трудолюбца, повседневно умерщвляющего плоть свою ради любви Христовой, и кровь мученика, умирающего в один час, так как они принимают от Бога равную благодать и целебную силу. Если мощи святых мучеников, проливших за Христа свою кровь, подают исцеления, то подают исцеления и мощи преподобных, которые хотя и не пролили крови своей за имя Христово, однако же чудодействуют, как и мученики, ибо они пролили многие свои поты, угождая Христу.
Неудивительно, что, руками Павловыми творились чудеса, подавались исцеления, ибо они неединожды пострадали за Христа, были связываемы и избиваемы, но удивительно, что платки и пояса Павловы, ни в чем не страдавшие (ибо могут ли страдать бездушные предметы?), творили такие же чудесные действия, как и сами руки Павловы. Об этом в Деяниях Апостольских сказано: «На больных возлагали платки и опоясания с тела его, и у них прекращались болезни, и злые духи выходили из них» (Деян. 19, 12). Одинаково чудесную силу имеют как пот Павлов, истекающий во время трудов, так и кровь его, изливаемая в страданиях.
Не менее честны и вы, капли потов преподобнических, чем капли крови мученической! И твоих потов излияния, преподобный отче Гурие, повседневный мученик Христов, не последние в очах Божиих! Веруем, что ты столько же угодил Богу своими подвигами, сколько святые мученики своими страданиями. Об этом свидетельствует источник мира твоего, как некогда в Солуни у великомученика Димитрия мироточивого (26 октября). Мироистечением твоим ясно начертан в тебе образ и подобие Того, Чье «имя миром излиянным» называется» (см. Песн. 1, 2), Сладчайшего, говорю, Иисуса, ибо ты последовал за Ним «в благовоние мира Его» (Там же).
Итак, ясно видно преподобие святого Гурия в его иночестве, когда он, распинаясь на своем духовном кресте для мира и всех похотей, сораспялся Христу и победил все вражеские ухищрения, сделавшись мертвым и недейственным для греха и живым для Бога, говоря словами апостола: «И уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2, 20).
<br>
«Часть третья». Об архиерействе святого Гурия
Когда Бог благоизволил благоверному Царю христианскому покорить помраченное сарацинским нечестием Казанское царство и восхотел «выслать делателей на жатву Свою» (Лк. 10, 2), Он избрал жребием на это дело угодника Своего святого Гурия, чтобы он пошел и принес плоды, и поставил его архиереем в новопросвещенном граде Казани. Тогда святой Гурий, как светильник, изъятый из-под спуда его тайных богоугождений, и поставленный на подсвечник, начал светить всеми добрыми делами и уже явно показал себя «отделенным от грешников» (Евр. 7, 26), подобно Спасителю, Который, понеся грехи наши как «Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1, 29), Сам был без греха, по Писанию: «Не сделал никакого греха, и не было лести в устах Его» (1 Петр. 2, 22).
Архиерейский сан уподоблен в Божественном Писании небесным светилам. Так, Сирах о ветхозаконном архиерее Симоне говорит: «Как утренняя звезда среди облаков, как полная луна, как солнце, сияющее над храмом Всевышнего» (Сир. 50, 6—7). О новоблагодатных же архиереях Сам Господь говорит в Евангелии: «Вы — свет миру» (как небесные светила, озаряющие мир), «так да светит свет ваш пред людьми» (Мф. 5, 14, 16).
Христова Церковь на земле есть как бы небо, ибо как на небе живет Бог, окружаемый Ангелами, так и на земле Он живет в Церкви Своей, прославляемый людьми, как говорит Давид: «Господь во храме святом Своем, Бог посреди людей Своих; хвала Ему в Церкви преподобных» (Пс. 10, 3; 149, 1). И как небо украшено и сияет своими светилами, так и Церковь сияет своими светилами — своими пастырями и учителями, из которых одни сияют как звезды, другие как луна, а иные как солнце, каждый соответственно чину, чести и званию и по мере своего совершенства в добродетельной жизни и духовной мудрости.
Светила небесные, поставленные устроением Божиим на безмерной высоте, далеко отстоят от земли, — и архиереи занимают на церковном небе не низкое, а высочайшее место, будучи образами Сына Божия, и премного отличаются от своих подчиненных святыней и властью. Ибо те, которые управляются архиереем, — овцы, а архиерей — пастырь. Те чада, а он отец, те ученики, а он учитель, те люди, а он Ангел по своей чистой и святой жизни.
Светила небесные — это как бы очи неба, взирающие на всех, сияющие одинаково для добрых и злых (ср. Мф. 5, 45), — и архиереи также как бы очи церковные, бодрственно и неусыпно взирающие на вверенное им стадо, видящие нужды и немощи всех, и одинаково заботящиеся о спасении всех, как добрых, так и злых. Ибо они, по слову апостола, «пекутся о душах» человеческих, «как обязанные дать отчет» (Евр. 13, 17).
Светила небесные, хотя очень велики, ибо каждое из них по величине своей не только равно, но и превосходит землю, однако по причине далекого расстояния кажутся очам нашим малыми. Подобным образом и лица духовного чина в очах горделивых мирян, далеко отстоящих от богоугождения, кажутся малыми, вменяются ни во что, хотя многие из них велики пред Богом и их недостоин мир.
Светила небесные, когда мы смотрим на них, кажутся стоящими на одном месте, тогда как они в своем непостижимом течении движутся днем и ночью и в двадцать четыре часа обходят весь великий круг небесный, и не устают. Подобно этому и пастыри церковные, трудясь непрестанно и неуклонно в своем звании, должны идти путем, установленным для них Законом Божиим, согласно словам Псалмопевца: «По пути заповедей Твоих я шел, когда Ты расширил сердце мое» (Пс. 118, 32), — и подобно тем, о которых говорит пророк Исайя: «Надеющиеся на Господа обновятся в силе: поднимут крылья, как орлы, потекут — и не устанут» (Ис. 40, 31).
Светила небесные светят жителям земли и согревают их. Подобным образом и должность архиереев заключается в том, чтобы светить всем добрыми делами своими и согревать любовью. И как свет небесных светил, проходя по скверным местам земным, не оскверняется, так и врачующий архиерей, связывающий и разрешающий грехи человеческие, носящий немощи немощных, должен осторожно сохранять себя от греховного повреждения, чтобы, исцеляя язвы и нагноения других, не повредить самому себе, чтобы, омывая Других, не оскверниться самому, наставляя Других, не уклониться с пути правого, проповедуя другим, самому не сделаться негодным. Соблюдая же себя чистым от греховных пророков, он воистину становится «отделенным от грешников», хотя и живет на земле вместе с грешниками, подобно лучам небесных светил, проходящим через земные скверны и нисколько не оскверняющимся.
Таково было архиерейство празднуемого ныне великого угодника Божия Гурия, первого архиепископа казанского, который хотя и жил среди грешников, придя в страну ново-просвещаемую, однако не приобщился к их грехам, а очищал их, омывая нечестивых святым Крещением, как и Христос Господь наш, пришедший спасти грешников (см. 1 Тим. 1, 15), ел и пил вместе с ними, но Сам был «отделен от грешников» и, омывая скверны нечестивых, Сам пребыл непорочным.
И был тогда святитель Христов в земле Казанской как свет, во тьме светящий и тьмой не помрачаемый, как говорит Писание: «И тьма не объяла Его» (Ин. 1, 5). Подобен был святитель Христов в жизни своей вышереченным светилам небесным, которым у Сираха в Святом Писании уподоблено лицо архиерейское.
Когда в юности угодник Божий начинал свою добродетельную жизнь, незлобивую, непорочную, девственную, он уподобился звезде утренней, восходящей на высоту святыни, сияющей среди бед и напастей, как бы среди облаков. Когда же взошел к иноческому преподобству, явил себя как бы полной луной, сияюшей всю ночь, ибо, пребывая в молитве с вечера до утра, от восхода луны до захода ее, проводил без сна целые ночи. Когда же возведен был Богом на престол архиерейский, он сделался как бы солнцем, сияя в Церкви Бога Вышнего.
Но сначала посмотрим, как взошло сие мысленное солнце на высоту церковного неба, к чести, говорю, архиерейской? Как сей светильник поставлен был на свещник? Как сей град утвердился на верху горы?
В святом житии его мы читаем, что благоверный Царь и святейший всероссийский архипастырь, желая дать первого архиерея новопокорен ному Казанскому царству и подражая древнему апостольскому обычаю, решили избрать достойнейшего по жребию, чтобы Сам Бог указал им мужа. Для этого они избрали четырех достойных, духовных и известных в иноческом преподобстве мужей, среди которых был и святой Гурий, и, особо написав каждое их имя, положили на престол в святой великой соборной церкви Успения Пресвятой Богородицы. Затем с пением молитв взяли с престола два жребия, среди которых один был Гурия. Потом они снова положили эти два жребия на престол и при пении молитв взяли с престола один из них, на котором опять оказалось имя преподобного Гурия. Тогда возрадовались Царь и митрополит, и весь собор освященный, и все люди, и воздали славу Богу и Пречистой Владычице Богородице зато, что Они избрали мужа святого и преподобного по сердцу Своему.
Отсюда мы видим, как совершилось восшествие святого Гурия на архиерейство: он не сам искал его, но его искали; не сам избрал себя, но был избран Богом; не сам взошел, но был возведен, не желая этого. Сбылись на нем слова апостольские: «И никто сам собою не приемлет этой чести, но призываемый Богом, как и Аарон» (Евр. 5, 4).
Что же мы скажем здесь? Не назовем ли святителя Христова Гурия «отлученным» от некоторых нынешних лиц, которые, будучи побеждаемы властолюбием и славолюбием, сами ищут для себя власти, сами считают себя достойными высокого сана, сами избирают себя, сами стараются восходить степенями неведомыми, не по жребию, принимаемому из рук Божиих, а по получаемой и даже покупаемой у людей благодати, подобно тому ты-сяченачальнику, которой в Деяниях Апостольских говорит: «Я за большие деньги приобрел это гражданство» (Деян. 22, 28).
На таких людей жалуется святой Григорий Назианзин, верх богословов, в похвальном слове святому Василию, упоминая о том. как некто предвосхитил епископский престол Кесарии Каппадокийской не по избранию Божию.
Он говорит следующее: «Опасно ныне, чтобы тот чин, который во всем христианстве считается святейшим, не сделался у нас предметом посмеяния. Ибо честь председательства получают некоторые не столько добродетелью, сколько коварством и лестью, и не лучшие и достойнейшие, а сильнейшие сидят на престолах. Тогда как никто не может назвать себя ни врачом, ни живописцем, прежде чем первый не научится распознавать болезни естества, а второй приготовлять краски и делать различные изображения, — председателями же, напротив, легко становятся не потрудившиеся, а как бы посеянные и выросшие вместе с достоинством, как повествуется в поэтических баснях о гигантах. И в один день мы возводим их в святые, называем премудрыми и разумными тех, которые ничем не умудрены и для председательствования ничем себя не проявили, кроме желания той чести. Тот же, кто достоин высокого места, смиренно стоит на самом низком».
Но, может быть, кто-либо скажет, что апостол Павел не похулил желающих архиерейства, ибо говорит: «Если кто епископства желает, доброго дела желает» (1 Тим. 3, 1), — следовательно, желание епископства не является постыдным желанием. Говорящий так пусть внемлет последним словам апостола: «Доброго дела желает. Дела» желает, а не власти; труда, а не почета; забот, а не насыщения. Апостол хвалит желание, ибо сан святительства учрежден Господом на земле не для покоя и удовольствия, но для того, чтобы святитель всегда нес на себе величайшие труды, заботясь о спасении всех, не для собирания богатств, а для питания алчущих и одеяния нагих, ибо достояние церковное — достояние нищих. Не для того нужно быть архиереем, чтобы величаться и важничать, будучи почитаемым всеми, а для того, чтобы всегда и нелицемерно являть собой образ Христова смирения, чтобы быть поборником истины, не обижаясь, не взирая на лица, всегда быть готовым положить душу свою за Христа и Христову Церковь.
Апостол именно потому не похулил желающих епископства, что в те апостольские времена за епископством следовало мученичество, и как из апостолов, так и из епископов мало кто умер своей смертью, но весьма многие скончались в мученичестве. Ибо нечестивые мучители прежде всего искали епископов и учителей христианских, как предводителей, и потому, если кто желал епископства, тот желал вместе и мученичества, желал бесчестия, оплевания, заушения и ран, а не гордого превозношения и почестей. Потому-то в те времена желавший епископства, желал доброго дела.
Ныне же ищущий епископского сана должен бояться, чтобы, приняв на себя попечение о спасении других, не погубить свою душу. Недаром говорит святой Златоуст: «Сомневаюсь, чтобы кто-либо из начальствующих мог спастись». И затем, удивляясь желающим епископства, этот учитель говорит: «Вижу имущих и стремящихся взять на себя такую тяготу начальствования; если привлекаемые к епископству по нужде не имеют никакого прощения и оправдания, когда не радеют и плохо устраивают дело, то тем более повинны те, которые сами стремятся к получению такого сана. Они много более лишают себя всякого оправдания и прощения. Подобает бояться и трепетать как по совести, так и из-за тяготы начальствования» (Беседа 34 на Послание к Евреям, гл. 13). Так говорит святой Златоуст.
Но обратимся к архиерею, избранному Богом, святому Гурию. Отлучен был святой Гурий от таких желателей епископства, «как отстоит восток от запада» (Пс. 102, 12) и светила небесные от земной юдоли. Когда же пришел на престол своей новопросвещаемой паствы, он воистину сделался светом той страны, и сбылись тогда слова Писания: «Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в стране тени смертной свет воссияет» (Ис. 9, 2). Ибо воссиял святитель Христов как образ добродетельной жизни, согласно повелению апостольскому: «Будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте» (1 Тим. 4, 12). Мы же, слушая эти апостольские слова, думаем, что архиерею повелевается иметь житие вместе со словом и слово с житием, ибо сказано: «Будь образцом в слове, житии». Словом — чтобы учить, житием — чтобы на деле показывать то, чему поучает пасомых.
Нехорошо архиерею не иметь в устах своих слова, называться учителем и не учить, носить на мантии «источники», а из уст не источать источников учения, именоваться пастырем, а не предлагать пастбища овцам своим, носить на себе чин апостольский, а не благовествовать по-апостольски. О таких пастырях святой апостол Павел говорит: «Горе мне, если не благо-вествую» (1 Кор. 9, 16).
Но еще горше архиерею не иметь доброго жития, взирая на которое, люди получали бы пользу от него. Ибо если может принести много пользы слово учительное, исходящее из уст архиерейских, то еще более всем может принести пользы его добрая жизнь, так как глас дела звучит сильнее, чем глас слова. Слово слышно только предстоящим, дело же проповедуется до концов земных. Пусть носишь ты на языке своем мед сладкоголосия, но если в сердце имеешь желчь грехолюбия, слово твое будет недейственным, подобно грому без дождя, бывающему в облаках. Какая польза от этого грома облачного, если нет дождя, изливающегося на жаждущую землю? Какое умиление душам от гласа учителя, если он не приносит им пользы самим делом?
Говорящий доброе, а делающий злое более соблазнит, чем научит, и от всякого услышит притчу: «Врач, исцели самого себя» (Лк. 4, 23). Сам Бог говорит грешнику: «Зачем ты проповедуешь уставы Мои и держишь завет Мой в устах своих? Ведь ты возненавидел наставление и поверг слова Мои назад» (Пс. 49, 16—17). Посему и святителю подобает иметь вместе и слово, и житие, чтобы быть для взирающих на него светлым образом, подобно солнцу, сияющему на небе.
Солнце освещает с небесной высоты мир лучами своими, а архиерей светит пастве своей образом добрых дел. И пока солнце сияет с неба, озаряя день, все люди работают, каждый трудится над делом своим, но когда оно «познает запад свой» (Пс. 103, 19), всякий направляется ко сну и бездействию. Подобным образом и здесь: пока архиерей являет себя в богоугождении, подает пример стаду своему, до тех пор и овцы словесные, взирающие на него, стремятся к деланию заповедей Божиих. Если же он не светит собой, и особенно если затемнит себя неугождением Богу и нерадением, то кто не вознерадит о своем исправлении! Ибо если, по евангельскому изречению, свет может сделаться тьмой (см. Мф. 16, 23), то не тем ли более тьма? Потому Златоуст говорит: «Начальнику всякого света подобает быть светлейшим и иметь жизнь непорочную, чтобы все могли взирать на него и подражать жизни его» (Беседа 10 на Послание к Тимофею, гл. 3).
Святой Гурий был светлым образом для своего стада словом учительным, научив многих веровать во Христа, Бога Истинного, и просветив их святым Крещением, как некогда и святые апостолы, научая, просвещали. Пастырь добрый отыскал погибших, обратил заблудших; новый учитель, сосуд избранный, претворил козлищ в овец, нося имя Христово пред неверующим народом. И он поистине сделался устами апостольскими, устами Христовыми, согласно словам Божиим, некогда изреченным пророку Иеремии: «Если извлечешь драгоценное от недостойного, как уста Мои будешь» (Иер. 15, 19).
За свое нечестие страна агарянская недостойна была помилования Божия, но после проповеди и учения и по молитвам святого Гурия сделалась ныне достойной, и не только пред людьми, но и пред Богом и Ангелами Его явилась достойной за благочестие свое. Изведший же драгоценное от недостойного святитель был как уста Божий, из которых исходила заповедь Господня, светлая, просвещающая душевные очи (ср. Пс. 18, 9) народа казанского.
Светлым образом был угодник Божий по жизни своей, имея житие непорочное, отлученное от нравов грешников и могущее всем приносить пользу. И хотя бы этот учитель не говорил ничего, самим деланием добрых дел он имел силу поучать и вразумлять взирающих на него, подобно тому, как тварь небесная молчаливо учит нас, находящихся на земле, по слову Писания: «Небеса проповедуют славу Божию, и о творении рук Его возвещает твердь» (Пс. 18, 1).
Разве небеса имеют уста, язык и гортань? Разве они вещают нам? Разве произносят какое-либо слово вслух пред всей землей? Нет. Они учат нас только своей высотой, красотой, благолепием, своими светилами: солнцем, луной и звездами, озаряющими все концы земли, сияющими и на злых, и на добрых, а не устами и голосом. Без слов вразумляют нас, чтобы мы знали Бога, «все премудростию» сотворившего (Пс. 103, 24), и познали, сколь прекрасно, пребогато и преславно небесное царство, уготованное святым угодникам Божиим.
Потому и Давид говорит: «Находил поучение во всех делах Твоих, творениями рук Твоих поучался» (Пс. 142, 5). Посмотрим же, как он поучался в делах рук Господних? «Как я посмотрю», — говорит, — «на небеса, дела Твоих перстов, луну и звезды, которые Ты основал» (Пс. 8, 4), — то есть, взирая на небо, познаю Тебя, дивного Бога, Творца всего. Так небеса молча учат человека!
Подобно тому и муж богоугодный, украшенный добрыми делами, как небо светилами, может поучать других без проповеди и высоких слов, одним только образом своей жизни. Имеющий же то и другое, слово и доброделание, бывает учителем превосходным.
Таков именно был святитель Христов Гурий, «муж, сильный в деле и слове пред Богом и всеми людьми» (Лк. 24, 19). И как сумел он научить, вразумить и просветить вверенную ему паству двумя сими — словом и жизнью! Сделавшись же причиной спасения многих, он увеселил не только Церковь, воинствующую на земле, присоединив к ней столько душ, обращенных от нечестия агарянского, но и Церковь, торжествующую на небе. Ибо, если «на небесах радость бывает об одном грешнике кающемся» (Лк. 15, 7), то тем большая и неизреченная радость была принесена всем ангельским чинам и душам праведников о бесчисленных грешниках, пребывавших в заблуждениях и неведении Христа и приведенных к познанию истины и покаянию, просвещенных святым Крещением. Господь же, Праведный Мздовоздаятель, видя такое тщание и попечение угодника Своего святого Гурия о душах человеческих, уготовал ему «венец правды, который даст ему в день оный» (2 Тим. 4, 8), как воздал и древним великим иерархам.
Такова была жизнь на земле святого Гурия, сияющего добрыми делами: в юности незлобива и непорочна, в иночестве преподобна, в архиерействе же отлучена от грешников, прогневляющих Бога смертными грехами. Поэтому скажем о ныне празднуемом святителе Христовом Гурии словами апостола: «Таков и должен быть у нас первосвященник: святой, непричастный злу, непорочный, отделенный от грешников!» (Евр. 7, 26).
Ты же, о архиерей Божий, святой Гурий, предстоящий ныне Престолу Христову в торжествующей Церкви, не забудь нас, с любовью празднующих святую твою память, взирай с небесной высоты на нашу худость! Отче благий, призри милостиво на чад твоих! Пастырь добрый, не презри стада твоего, приобретенного тобою для Бога. Хотя ты и отлучен святостью своей от грешников, однако не отлучайся от нас, грешных, милосердием своим, пребудь с нами твоими молитвами о нас Богу. Посмотри на город, в котором ты много потрудился, посмотри на народ, который просвещен тобою, и будь для всех помощником, заступником, покровителем, защитником, промыслителем и управителем жизни нашей! Ходатай теплый! Не преставай умолять о нас Бога, испроси мир миру, тишину царству христианскому, державному Царю одоление врагов, а всем временные и вечные блага! Аминь.
В нынешний день пятничный, когда по обычаю вспоминается вольное страдание за нас Господа, взираю я мысленными очами на Голгофу, а чувственными — на икону страданий Господних, и вижу распятого на Кресте Господа моего. Вижу и воина, с окровавленным копьем стоящего у Креста, слушатели возлюбленные! Вижу воина с копьем... Кого, думаете вы? Лонгина-сотника, которого считают пронзившим ребра Христовы, видевшим истекшую воду и Кровь, свидетельствовавшим: «Воистину, Он был Сын Божий» (Мф. 27, 54).
Прошу тебя, сотник Лонгин! Уступи свое место при Кресте на 26 число октября гостю, ныне посетившему нас честною своею памятью — святому великомученику Димитрию, прелюбезному Ангелу моему, воеводе Солунскому! Сотнику можно уступить место для воеводы!
Вижу воина, в тот день у Креста Господня вставшего, святого великомученика Димитрия, ибо мы празднуем память его в настоящий день распятия Господня. Почему же пришел ты, воин добрый, с копьем ко Христу распятому? Не с тем ли намерением, как и Лонгин сотник, чтобы ударить копьем в ребра Христовы? «Нет, — говорит он. — Я пришел показать Господу моему копье, окровавленное моей кровью, которым я пронзен за пресвятое имя Его. Пришел показать рану в ребрах моих, которую принял за Него от нечестивого мучителя. Пришел показать сердце мое, любовью и копьем удавленное. Пришел явить Ему страдания мои, которые претерпел ради любви Его. Пришел явить Ему верную мою службу, на которой я положил на Него свою душу».
Добрый приход твой, храбрый и верный воин Христов! Добрый приход твой, желаннейший гость наш! Добрый приход твой, славный, не только Солунский, но и вселенский воевода! Покажи и нам раны, которые ты принял за Христа, и скажи о себе словами апостола: «Я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем», — или лучше и правильнее скажи так: «Я язвы Господа Иисуса не только на теле ношу, но и внутри тела, в самом сердце, пронзенном за Него!»
Умилительное зрелище — видеть Господа нашего Иисуса Христа, распятого на Кресте! Умилительное зрелище — видеть и воина Его, святого Димитрия, за Него мучимого! Умилительно видеть обоих, пронзенных копьем в ребра, кровь источающих, раны принимающих, друг за друга умирающих!
Обратим же очи наши, о слушатели мои, на них обоих, которых представляет очам нашим этот пятничный день: на Владыку нашего Христа, в пятницу распятого, и на верного воина Его, святого великомученика Димитрия, ныне в пятницу празднуемого. Взирая на их язвы и обсуждая апостольские слова: «Я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем», — подумаем: как может христианин сделаться носителем язв Господних?
Сие же да будет в честь уязвленного за нас Господа Иисуса и в похвалу уязвленному за Господа Иисуса святому великомученику Димитрию, нам же — во уязвление сердец наших любовью к Господу Иисусу.
«Я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем». Ношение язв Господа Иисуса совершается у христиан трояким образом, слушатели возлюбленные! Во-первых, мученичеством, как это мы видим у апостолов и страстотерпцев. Во-вторых, добровольным самоумершвлением, что видим у преподобных, и в-третьих, сердечной любовью к Богу, как это мы должны делать все.
Носятся язвы Господа Иисуса мученичеством. Так носил их святой апостол Павел, битый палками, забрасываемый камнями. Так носил их святой великомученик Димитрий, пронзенный копьем, также носили их и все другие страстотерпцы, претерпевшие за Христа различные виды мучений. И все эти страстотерпческие язвы именуются язвами Господа Иисуса, потому что мы — члены Его, а Он — наша Глава, и когда страдают члены, голова терпит эти страдания, как свои собственные. Как благодеяния, творимые рабам Господним, Господь вменяет Себе и на Страшном Суде этим благотворителям говорит: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25, 40), — так и обиды, наносимые рабам Его, вменяет Себе, и в день Страшного Суда говорит мучителям: «Так как вы сделали это одному из сих, то сделали Мне».
Вы били палками раба Моего Павла, — вы Меня били, вы бросали в него камнями, в Меня бросали. Вы пронзили копьем раба Моего Димитрия, — вы Меня пронзили; вы посекали мечами, ввергали в огонь, отдавали на съедение зверям рабов Моих, — вы Меня посекали, Меня ввергали в огонь, Меня отдавали на съедение зверям. «Так как вы сделали это одному из сих, то сделали Мне». Так страдания рабов Божиих вменяются Господом Себе, раны и язвы, которые претерпевают за Господа рабы Его, являются как бы Его собственными ранами и страданиями. И потому апостол сказал: «Я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем».
Второй образ ношения язв Господа Иисуса у христиан бывает тогда, когда кто-либо, желая идти совершеннейшим путем спасения и стараясь совершеннее угодить Богу, умерщвляет свое тело разными видами умерщвлений, как те, например, которые отвергались мира и себя самих, которые заковывали себя железными поясами и веригами, которые облекались в колючие власяницы, которые приводили в немощь плоть свою многоразличными видами умерщвлений, даже до ран и изнеможения тела. Это знают те, о которых говорит апостол: «Скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли» (Евр. 11, 37-38).
Подвиги и труды их, хотя они и добровольны, и совершаются без пролития крови мученической, — как бы язвы, и язвы Христовы, которыми хвалится и апостол Павел после многих самоумерщвлений: «Я», — говорит он, — «ношу язвы Господа Иисуса на теле моем».
Тот же святой апостол Павел вменяет умерщвления наши в страдания Господа, говоря: «Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем» (2 Кор. 4, 10). Слушайте: «Мертвость Господа Иисуса в теле нашем». Умертвили ли мы себя с помощью Божией, умерли ли для греха, такая мертвость наша — мертвость Господа Иисуса, ибо мы тело Его, согласно Писанию: «Вы — тело Христово, а порознь — члены» (1 Кор. 12, 27). И как мы сами не свои, а Христовы, по словам Писания: «Вы не свои, ибо вы куплены дорогою ценою» (1 Кор. 6, 19— 20), — так и все добрые дела наши, все подвиги и труды наши, все умерщвления наши — не наши, а Христовы, как совершаемые с Его помощью: «Без Меня», — говорит Христос, — «не можете делать ничего» (Ин. 15, 5). Итак, умерщвляющий себя «ноет мертвость Господа Иисуса в теле своем, ноет язвы Господа Иисуса на теле своем».
Третье ношение язв Господа Иисуса — в боголюбивом сердце, которое, как невидимо, так и неисследуемо и неудоборассматриваемо. Ибо кто может узнать тайны сердца?
Два первые образа ношения язв Господа Иисуса — страдание за Христа и самоумерщвление — не для всякого выполнимы, третий же образ — ношение язв Господних в сердце, возможен для каждого христианина, только бы он пожелал этого.
Страдание за Христа трудно, и не только для нас, но и для верующих, бывших прежде нас, было страшно. Многие убегали из рук мучительских и скрывались, где кто мог; иные же от страха даже отвергались от Христа. Но ныне, слава Богу, уже нет гонений за Христа. Однако и теперь находятся многие, неповинно мучимые и оскорбляемые, хотя и не за Христа, и не за отвержение Его. Таковые, если благодарят Бога за свои страдания, то носят язвы Господа Иисуса на теле своем, как апостолы и сами мученики Христовы.
Не для каждого удобовыполнимо и самоумерщвление. Сам Христос говорит в святом Евангелии: «Не все вмещают слово сие, но кому дано» (Мф. 19, 11). Если хотя бы отчасти умерщвляли свои страсти, насколько возможно понести, то было бы у мирян, по крайней мере, воздержание! От сердечного же любления Бога никому нет никакого ущерба. Ибо какой труд, какое неудобство в том, чтобы любить Бога?
Первый образ ношения язв Господних, то есть мученичество, оставим для неповинно мучимых и оскорбляемых. Да утвердит их Господь в терпении и да сподобит их венца мученического! Другой образ — совершенное самоумерщвление, отошлем в монастырь для чина иноческого. Пусть живет там и пострижется! Третий же образ — ношение язв Господа Иисуса в сердце, то есть любовь к Богу от всего сердца, — рассмотрим, ибо он и для тех двух служит причиной и началом. Ибо мученичество претерпевается ради любви Божией, и умерщвление себя совершается во имя любви к Богу, и «любящим Бога все содействует ко благу» (Рим. 8, 28).
Носить язвы Господа Иисуса в сердце — значит иметь сердце, уязвленное любовью к Господу Иисусу, уязвленному за нас гвоздями и копьем на Кресте. В Песни Песней я вижу некое лицо, как будто девическое, сидяшее под прекрасным садовым деревом, под яблоней, преисполненной прекрасных яблок, и говорящее: «Что яблоня между лесными деревьями, то возлюбленный мой между юношами. В тени ее люблю я сидеть, и плоды ее сладки для гортани моей» (Песн. 2, 3). И затем опять вижу это лицо как бы изнемогающим от некоей внутренней раны, стонущим, воздыхающим из глубины сердца и говорящим: «Я изнемогаю от любви» (Песн. 2, 5), и еще: «Заклинаю вас, дщери Иерусалимские: если вы встретите возлюбленного моего, что скажете вы ему? Что я изнемогаю от любви» (Песн. 5, 8).
Смотрю на это издалека мысленными очами, и смотрю как бы в перспективу или трубу — в свете толкования Божественного Писания. И вижу вместо яблони крестное древо (ибо яблоня та была прообразом Креста). На крестном же древе вижу простертые как ветви члены Господа моего: руки, ноги и все пречистое Тело; а на них, как бы прекрасные яблоки на ветвях, вижу кровавые раны, червленеющие, вижу, говорю, Христа Владыку нашего, распятого на Кресте, всего уязвленного, окровавленного.
О дивное видение! О умилительное зрелище!
Спрашиваю толкователей Святого Писания: кто сидит под тем чудным древом и изнемогает от жалости?
Одни говорят, что это святая Церковь, честной Кровью Сына Божия искупленная и обрученная смертью Его Ему в невесту. Она тужит, оставленная по вознесении Его на небеса на земле под крестом в страданиях, в бедах и гонениях, и сетует, что не видит плотскими очами Христа, Жениха своего. Только очами веры созерцает Его и лишена самого пресладкого и прелюбезного Его лицезрения. И потому, воздыхая говорит: «Я изнемогаю от любви».
Другие говорят, что это — душа человеческая, истинно любящая Христа всем сердцем, взирая мысленными очами на распятого Господа своего, сострадает Ему сердцем своим и, согреваемая пламенем серафимской любви, истаивает как воск, по изречению Псаломника: «Сердце мое стало как тающий воск посреди внутренности моей» (Пс. 21, 15); и потому говорит: «Я изнемогаю от любви».
Я же, помышляя в себе, говорю: одна невеста Христова — Церковь ли, или душа; одна в обществе, другая в отдельности. Мне же дивно то, что она называет себя уязвленной любовью. Разве Божественная любовь имеет свой некий лук и свои стрелы, которыми стреляет и уязвляет сердце невесты своей?
Размышляя об этом, я увидел Ионафана, царевича иерусалимского, сына Саулова, который выходит из города без дружины, с одним только мальчиком, несушим лук и стрелы, и идет в поле. Вижу и Давида, зятя царского, скрывающегося далеко в поле, за одним камнем.
Удивительным показалось мне, во-первых, то, что царевич идет в поход без славы — без дворян и слуг, с одним только отроком, отправляется не на колеснице и не на коне, а пешим, как простолюдин. Во-вторых, дивным показалось мне и то, что Давид, столь храбрый воин, которому не могли противостоять филистимские Голиафы, неведомо чего боится, скрывается, прижавшись к камню.
Когда я удивлялся этому, подходит ко мне ветхозаконная история царских деяний в Палестине и говорит следующее. Знаешь ли, какова любовь между царевичем Ионафаном и Давидом? Еще с того часа, когда Давид убил Голиафа, душа Ионафанова соединилась с душой Давида, и возлюбил его Ионафан всей душой своей (см. 1 Цар. 20). Знаешь ли и то, сколь ненавидит царь Саул своего зятя Давида, как он ищет убить его? Не далее, как вчера возобновился царский гнев на Давида. Вчера был праздник и обед у паря, во время которого царевич Ионафан нарочно упомянул при отце о своем .возлюбленном друге. Царь же Саул, услышав имя Давидово, столь воспалился великой яростью, что, схватив копье, хотел ударить им Ионафана, сына своего, и убить его; и он убил бы его, если бы Ионафан не вскочил и не вышел из-за стола.
Узнай еще и то, что накануне вчерашнего дня Давид тайно приходил к Иоанафану, и они, сидя в сокровенном месте, долго со слезами беседовали друг с другом и утвердили свою любовь вечными клятвами: «И снова Ионафан клялся Давиду своею любовью к нему, ибо любил его, как свою душу» (1 Цар. 20, 17). И дал Ионафан такой совет Давиду: «Ты уходи отсюда, чтобы не узнал о тебе мой отец, и скройся сегодня утром и после утра в одном месте у камня, — он указал ему место и камень. — Я же завтра, во время обеда, нарочно упомяну о тебе пред отцом моим и посмотрю, как относится к тебе мой отец: озлоблен ли еще против тебя, или уже престал от злобы? И о том извещу тебя таким образом: сам выйду в поле (так как не верю никому), чтобы никто не узнал нашей тайны и не возвестил царю и чтобы нам не пострадать обоим. Поэтому я приду сам с одним только малым отроком, хотя я и ему не доверяю. И когда приближусь к тому месту и камню, где ты будешь скрываться, выпущу три стрелы и пошлю отрока собрать стрелы. И если я крикну ему громким голосом: стрела около тебя! — то ты знай, что я возвещаю тебе мир, что отец не гневается на тебя. И тогда ты выйдешь ко мне из-за камня. Если же я скажу отроку: стрела далеко от тебя, — то ты, услышав это, знай, что отец мой не перестал гневаться, озлоблен против тебя, и тогда уходи и скройся там, куда тебя направит Господь (см. 1 Цар. 20, 17 и сл.).
Я же опять размышляю: почему Ионафан пожелал изъявить свою искреннюю любовь и приязнь не каким-либо иным образом, но только луком и стрелами? Почему он выпустил не более, не менее, как три стелы?
Размышляя об этом, вижу я мысленными очами своими честного старца, архиерейским саном украшенного, подобного Василию Великому, — его родного брата святого Григория Нисского, и слышу из его уст богомудрые слова, которые он говорит от лица богообрученной невесты: «Бог устрелил меня, невесту Свою, как стрелой в цель, Единородным Сыном Своим, о Котором сказано через пророка Исайю: «Соделал Меня стрелою изостренною» (Ис. 49, 2). Стрела же та, пронзив меня остротой веры, привлекла ко мне с собой и стрельца, по речению: «Я и Отец — одно», и: «Придем к нему и обитель у него сотворим» (Ин. 10, 29: 14, 23)».
Услышав эти богомудрые слова церковного учителя, я уразумел, что любовь Ионафанова к Давиду, и лук, и стрелы, и стреляние были преобразованием любви Божией к нам. Бог Отец — стрелец. Бог Сын — стрела, поставленная для стреляния; цель — душа или боголюбивое сердце. Куда ударит стрела, туда приходит и стрелец, хотя бы для того, чтобы посмотреть, попал ли? В чье сердце устреляется Сын, туда привлекаются и Отец со Святым Духом.
Но посмотрю, из какого лука испускает Бог Отец эту стрелу, Сына Своего, в сердца, преисполненные любовью? Смотрю опять на город Иерусалим и на предградие его, и вижу мысленного царевича Ионафана, Небесного Христа, Спасителя нашего, исходящего из Иерусалима в поле Голгофское, несущего, как бы лук, Крест на плечах Своих и кровавые капли на Теле Своем, как бы стрелы в колчане, которыми хочет устрелить и уязвить многих. Он устрелит ими и зверей, то есть зверонравные сердца человеческие, и сделает их Своим изрядным ловом, пленив их любовью к Себе. «Встретили одного киринеянина, по имени Симона; сего заставили нести Крест Его» (Мф. 27, 32). Это мальчик пошел с царевичем собирать стрелы.
Идет царевич с мальчиком — Христос с киринеянином — прямо на Голгофу. Есть там и сокровенное место, именуемое гробом, и камень великий у дверей гроба. Не скрывается ли там Давид или, лучше сказать, сам праотец Адам? Нет ли там главы Адамовой? Думаю, что так. Есть. Будет, значит, Адаму и Давиду и всем праотцам, которые там с ними, некая весть от Стреляющего.
Через малое время показался Крест на Голгофе, а на нем составы Господа нашего Иисуса Христа, жилы и вся плоть, напряженная, как тетива на луке. Лук этот Бога Отца, Он его натянул, Он отдал вместо нас Сына Своего на смерть крестную.
Потом пришел воин с копьем и ударил им в ребра Христовы. Это раскрылся колчан стрел. «И тотчас истекла Кровь и вода» — это стрелы посыпались из колчана, ибо сколько пролилось капель драгоценнейшей Крови Христовой и пречистой воды из Его ребер, столько же испущено стрел Его, которыми Он устреляет, пронзает и уязвляет сердца человеческие.
Прежде всего, сколь уязвили они сердце Пречистой и Преблагословенной Девы Марии, Матери Его, стоявшей у Креста! Ибо когда увидела Она Сына Своего пронзаемым, Кровь источающим, тотчас же почувствовала, как будто пронзается Ее сердце, во исполнение пророчества Богоприимца Симеона: «И Тебе Самой оружие пройдет душу» (Лк. 2, 35). Эти стрелы уязвили сердце возлюбленного ученика, святого Иоанна Богослова, стоявшего у Креста, который видел и описал все это. Эти стрелы уязвили и сердца тех, которые, зная неповинно преданного на смерть Господа, плакали, рыдали и возвращались «бия себя в грудь» (Лк. 23, 48). Эти стрелы устрелили и зверей.
Зверем была стоявшая у Креста грешница Магдалина, но как ее сердце уязвила стрела любви Божественной, испущенная из лука крестного! О сколь превосходный лов стрельцу Богу! Ибо из грешницы сделалась праведной, из порочной чистой, из блуднииы девой. Святой Златоуст говорит о ней: «Сначала была блудницей, а ныне она дева, сестра Христова, невеста Слова» (поучение в Великую среду).
Зверем был и разбойник, зверски нападавший на дорогах, творивший разбои. Когда же ударила в него стрела любви Божественной из лука крестного, уязвлено было сердце его. О сколь превосходный лов стрельцу Богу! Ибо из зверя он сделался агнцем, из разбойника исповедником Христовым, из хищника райским жителем. «Ныне же будешь со Мною в раю», — сказал ему Господь (Лк. 23, 43).
Достигли те стрелы любви Божественной, испускаемые из крестного лука, с тетивы, т.е. плоти и жил Христовых, достигли и святого Петра, который, как дикий зверь, скрывался где-то далеко в сокровенном месте и горько плакал: «Скажите ученикам и Петру» (Мк. 16.7). Не бойся, Петр, не отчаивайся! Любит тебя Христос и вопрошает тебя: «Симон Ионин! Любишь ли ты Меня?» (Ин. 21, 16).
Не бойся, Адам! Не бойся, Давид! Не бойтесь, святые праотцы! Около вас падают стрелы, близко к вам Божие милосердие! Да будет вам известно, что уже прекратился гнев на вас Царя Небесного, что уже примирил Его с вами Сын Божий, Который есть мир наш.
Блажен и преблажен тот, кому может быть сказано: стрела около тебя, близка к тебе любовь Божия! Приблизься к ней, и она приблизится к тебе еще ближе, устрелит тебя в самое сердце. Но окаянен и преокаянен тот, кому говорят: стрела далеко от тебя, далеко отстоишь ты от любви Божией: «Удаляющиеся же от нее погибнут» (Пс. 72, 27).
О грешные люди! Уготовим сердца наши как бы в цель для стреляния; поставим их навстречу этим стрелам Божиим, подойдем к ним ближе, чтобы они скорее попали в нас и уязвили нас любовью Божественной, чтобы каждый мог воскликнуть вместе с Давидом: «Возлюблю Тебя, Господи, крепость моя» (Пс. 17, 2).
Но узнаем еще и то, какова тайна троякого числа стрел Ионафановых? Эти три стрелы послужили преобразованием Трех Лиц в Едином Боге, уязвляющих нас любовью Божественной.
Уязвляет нас Бог Отец стрелой любви Своей Божественной, «ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного» (Ин. 3, 16). Найдется ли в поднебесной кто-либо такой, кто бы отдал за кого-нибудь на смерть единородного сына своего? Никто. А Бог Отец отдал за нас на смерть Единородного Сына Своего. Неудивительно, что Авраам не пощадил сына своего, принес его в жертву, ибо он сделал это для Бога, но дивно то, что Бог ради нас не пощадил Своего Сына. Кто мы? Бренность, гной и черви! Пощадил Бог Исаака, удержав руку Авраамову, чтобы он не заклал его, а Своего Сына не пощадил, не удержал убийственных рук, распинавших Его, но попустил Его заклание за нас. О любовь Божественная! Знай же, мир неблагодарный, как возлюбил тебя Бог! Так возлюбил Бог мир, так возлюбил!
Уязвляет нас Бог Сын стрелой любви Своей Божественной, возлюбив нас величайшей любовью, как пишется в Евангелии: «Возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их» (Ин. 13, 1). «До конца!» Подобно тому, как желающий выпить чашу за здравие своего возлюбленного друга выпивает ее до конца, до последней капли, так и Сын Божий возлюбил нас, возлюбил «до конца» и, пия за нас Чашу Своих страданий, испил ее до основания, до конца. Ибо в Нем не осталось ни одной частицы любви, которой бы Он не явил нам, не осталось ни одной капли Крови, которую бы Он не пролил за нас. Он столь возлюбил нас, что истощил для нас Себя всего, возлюбил нас не только больше всего создания, видимого и невидимого, более Ангелов, Архангелов, Херувимов, Серафимов, всех Сил Небесных и всего земного царствия, но и более пресвятой души Своей, ибо душу Свою положил за нас на Кресте. Пишется же, что «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13). И было бы не столь дивно, если бы Сын Божий «положил душу Свою за друзей Своих», то есть за праведных, за святых, которым Он говорит: «Вы друзья Мои, Я уже не называю вас рабами, но Я назвал вас друзьями» (Ин. 15, 14-15), — но дивно то, что Он положил душу Свою не за друзей, а за врагов Своих, за нас, говорю, грешных, и в том величайшая любовь Его к нам, недостойным, как говорит апостол: «Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками» (Рим. 5, 8).
Уязвляет нас Бог Дух Святой стрелой любви Своей Божественной, исполняя любовью наши сердца, по слову апостольскому: «Любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим. 5, 5).
О если бы мы поставляли сердца наши навстречу этим стрелам Божественным и сладким их ударениям, если бы мы с усердием принимали их и уязвлялись ими, мы были бы изрядными носителями язв Христовых!
Но обратим мысленные очи наши к ныне празднуемому истинному носителю язв Христовых, святому великомученику Димитрию. В юности своей он носил духовные язвы любви Божественной в сердце своем, любя Господа своего всей душой своей, всем сердцем своим и всеми помышлениями своими, и, будучи уязвлен этими язвами, был мертв для греха и жив для Бога. Сладость же Господа своего, имя Иисуса Сладчайшего, имел в себе, как соты медовые, веруя сердцем и исповедуя устами (см. Рим. 10, 10). Придя в совершенный возраст, он носил язвы Господа Иисуса на теле своем вторым образом, то есть умерщвлением, умерщвляя себя по-апостольски и говоря: «Я бьюсь не так, чтобы только бить воздух; но усмиряю и порабощаю тело мое» (1 Кор. 9, 26—27). Носил, наконец, и мученически, пронзенный копьями за Христа, вообразил в страдании своем страдания Христа и потому говорит нам ныне словами апостола: «Я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем».
О учитель народов, святой апостол Павел! Не напрасен труд твой о солунянах, к которым ты написал два послания. Не напрасно ты сеял там семя Божиего слова. Добрая земля — город Солунь, добрый плод возрастил он Богу — великомученика Димитрия, который дал приплод не сто, и не шестьдесят, и не тридцать, а бесчисленные души Богу, то поучая их словами веровать во Христа, то наставляя на путь спасения образом своей добродетельной жизни, то укрепляя их в вере подвигом страдальчества. И как ты говорил: «Будьте подражателями мне, как я Христу» (1 Кор. 11, 1), так и он ныне говорит нам: «Будьте подражателями мне, как я Христу», носите язвы Господа Иисуса, как и я ношу их во имя любви Его.
Сопряжена была душа его с Богом несравненно большим единением в любви, нежели душа Ионафанова с Давидом или Давидова с Ионафаном. И знамение любви той — духовные стрелы и вещественное копье: стрелами духовными уязвлено было его сердце, копьем же вещественным уязвлено тело. И обоими этими уязвлениями хвалится ныне пред небом и землей, пред Ангелами и человеками: «Я язвы Господа Иисуса на сердце моем ношу». Сердцем я возлюбил Его, телом умер за Него, а душой живу в Нем, ибо «упование мое бессмертия исполнено. Любовь никогда не перестает» (Прем. 3, 4; 1 Кор. 13, 8).
Держит в руках копье добрый воин Христов, как бы готовый к брани. Но, о храбрый воин Господень! В нынешние злые времена более, чем когда-либо, жизнь наша — брань: снаружи брани, внутри страхи. Поспеши же к нам с копьем твоим, как взывает к тебе Церковь в хвалитных стихирах: «Прииди, мучениче Христов, к нам, твоего требующим милостиваго посещения!» Приди на помощь великому Государю, благоверному христианскому Монарху и всему воинству! Помоги им против супостатов, как некогда Нестору против Лия! Даруй им победу и одоление, прогоняя врагов более острыми, чем копье, твоими молитвами. Всему же христианству испроси у Господа Иисуса, язвы Которого носишь, мир. тишину, здравие и благоденствие! Руководствуй нас к любви Божией и сподоби нас молитвами твоими видеть возлюбленного Господа нашего во царствии Его. Аминь.
<...> Одно — страсти плотские, другое — страсти душевные. Плотские страсти содержатся в видимых плотских чувствах, каковы: сластолюбие, похоть, леность и прочее, угодное и желанное чувствам. Душевные же страсти заключаются в невидимом и недоведомом сердце. Это гнев, ярость, злоба, злопамятство, ненависть к брату и прочие подобные им страсти, содержащиеся в сердце злыми помыслами и иногда выходящие наружу. Об этих плотских и душевных страстях отчасти упоминает святой апостол Павел, говоря колоссянам: «Умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение, — за которые гнев Божий грядет на сынов противления» (Кол. 3, 5-6). Это о плотских страстях, о душевных же говорит: «Отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших; не говорите лжи друг другу», — и прочее (Кол. 3, 8-9).
Вспоминая в пятничный день святой Крест, уместно сказать, что от крестного лука, от протяженных на Кресте жил Христовых, испускаются три духовные стрелы, производящие три язвы в сердцах наших, и каждая из них действует в нас своей особой силой, или, лучше сказать, единый Христос, распятый на Кресте, трояким образом уязвляет нас Своей любовью: первой язвой творит нас мертвыми, второй оживляет, а третьей услаждает.
Не буду распространяться в истолковании этих духовных стрел и язв, чтобы не отяготить слушателей, и изъясню сие вкратце.
Взирающий мысленными очами на мертвость Господа Иисуса, висящего на Кресте мертвым и преклонившим главу, пусть помыслит: не ради ли меня умер Господь мой? Когда же он помыслит об этом, не скажет ли ему внутренний его человек — совесть: «Если Господь твой умер за тебя, почему ты живешь для греха? Почему истощаешь в грехах жизнь свою? Почему не умертвишь своих греховных вожделений? Не пора ли остановиться тебе, пожившему в прошедшее время в нечистоте и похотях? Не достаточно ли для тебя твоих прошедших злых дел, которыми ты прогневлял и тяжко опечаливал Владыку твоего, Создателя твоего, Возлюбившего тебя, Благодетеля твоего?
Здесь тотчас же уязвляется сердце от мертвости Господней — как бы стрелой, уязвляется язвой, убивающей в нем грех, умерщвляющей в нем греховные действия и творящей человека недейственным для зла. Не этой ли стрелой был устрелен и уязвлен апостол, который говорит: «Сораспялся Христу, и уже не я живу» (Гал. 2, 19—20). Я, говорит он, уже не жив, а мертв, умер для мира, чтобы быть живым для Бога.
Взирающий на язвы Господа Иисуса, на Кресте висящего, окровавленного, взирающий на ребра Его, пронзенные, источающие воду и Кровь, пусть помыслит: ради меня Господь мой уязвлен, окровавлен, чтобы оживить, исцелить, омыть, очистить меня, уязвленного грехами и умершего душой, и чтобы даровать мне жизнь вечную. Когда же помыслит об этом, не скажет ли ему внутренний человек его — совесть: «Если ради тебя поднял на Себя все это Господь твой, то почему же ты лежишь, в лености и нерадении, как мертвый, бездейственный и спящий во гробе? Почему ты не воспрянешь, не встанешь, не возьмешься за дело добродетельной жизни? Почему не явишь себя живым и исполняющим заповеди Его? Почему не потрудишься по силе твоей, чтобы угодить Ему и явить себя благодарным Ему за поднятые за тебя язвы? «Встань, спящий и воскресни из мертвых» (Еф. 5, 14)!
Здесь тотчас же уязвляется сердце язвой любви животворной, оживляющей и восставляющей человека на делание заповедей Господних ради любви Его, и человек живет уже не для себя, а для Христа, или, лучше сказать, живет Самим Христом, имея Его в себе, как свою собственную душу. Не этой ли стрелой был устрелен и уязвлен сказавший: «И уже не я живу, но живет во мне Христос» ?
Когда кто-либо из истинных богословов взирает на Господа своего, распятого на Кресте, не помыслит ли о любви Его столь великой, что, любя нас, Он положил за нас Свою душу? «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13). А Он положил Свою душу не за друзей, а за рабов Своих, будучи Господом; Бог — за людей, Безгрешный — за грешных. Когда помыслит он об этом, не уязвится ли сердце его сладкой язвой любви? Не исполнится ли он сладости духовной в сердце своем? Не усладит ли всех своих полынных горестей, бед и печалей? Если случатся какие-либо гонения, озлобления, не скажет ли он в себе: если Господь столь возлюбил меня, грешного, недостойного и непотребного, что положил за меня Свою душу, не должен ли и я претерпеть то малое ради любви Его? Этой стрелой любви был устрелен и уязвлен святой апостол Павел, который говорит: «Все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас» (Рим. 8, 37), — то есть все это претерпел ради любви Господней. Но уже близится к концу время, и потому более пространное изъяснение этих трех духовных стрел и язв отложим до другого раза (если захочет Господь). Мне же, грешному, хотелось бы еще немного поговорить со святым апостолом Павлом.
Слышу слова святого Павла: «Живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня» (Гал.2, 20). Слышите, любовь ваша, что говорит святой апостол Павел? Говорит, будто Христос его одного возлюбил и будто за него одного умер: «возлюбившего меня и предавшего Себя за меня»? А мы-то где же? Разве нас не возлюбил Христос? Разве за нас не предал Себя?
Павел святой! Почему ты отнимаешь у всех любовь Христову и страдания Его, присваивая их одному себе? Разве ради тебя одного обливался Христос кровавым потом в Гефсиманском саду? Разве только ради тебя был взят и связан? Разве только ради тебя был заплеван, ударен по ланитам, бит и увенчан венцом терновым? Разве ради тебя одного был распят на Кресте, напоен желчью и уксусом, пронзен копьем в ребра? Разве только для тебя источил из пречистых ребер Своих Кровь и воду? Зачем, о апостол, ты лишаешь нас искупления нашего, надежды нашей, присваивая себе одному то, чем все мы хвалимся? Не ты ли первый сказал: «Бог Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас» (Рим. 8, 32)?
Святой Златоуст, размышляя и толкуя слова Павловы, которыми он присваивает любовь и страдание Христово себе одному, говорит, что апостол Павел сказал так или по безмерной любви ко Христу, или же для того, чтобы показать и научить, что каждый из нас должен воздавать такое благодарение пострадавшему Господу, как если бы Он страдал за него одного.
Я, грешный Димитрий, говорю: благодарю Тебя, Спаситель мой, Свет мой, Жизнь и Воскресение мое, за то, что Ты возлюбил меня и предал Себя за меня. Ты, Петр, Иаков и Иоанн, также говоришь: благодарю Тебя, Владыко мой, за то, что Ты возлюбил меня и предал себя за меня. И каждый от себя с благодарением пусть говорит: «Возлюбил меня и предал Себя за меня» (Еф. 5, 2). Почему же так? Потому, как говорит тот же святой Златоуст, что Христос Господь наш любит каждого человека в отдельности в такой же мере, в какой любит и всю вселенную, готов пострадать за каждого, и, если бы это было нужно, пострадал бы столько же, сколько пострадал за весь мир. Следовательно, и человек должен так любить Христа, как если бы Он пострадал за него одного и возлюбил только его.
Это мы можем уразуметь и из следующего уподобления: как душа присутствует одинаково вся в отдельном нашем члене и во всех вместе, так и любовь Божия столько же любит и хочет спасти каждого человека в отдельности, сколько любит и хочет спасти всех вместе: «Хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим. 2, 4).
Прости нас, святой Павел, что мы немного попрекословили тебе! Ныне мы уже знаем, что ты говоришь правильно, присваивая себе любовь и страдание Христово, и это для того, чтобы научить и нас своей любви ко Христу.
Пока я говорил это, прилучился блаженный Иероним, побуждая нас к такому же апостольскому христолюбию в следующих словах: «Блажен и преблажен тот, кто, имея в себе живущим Христа, может сказать каждым делом и каждым помышлением своим: «Верою вижу Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня».
Эта стрела любви Божией имеет силу пронзить насквозь и пройти в сердце, если кто поставляет его навстречу ей, то есть если кто внемлет любви Божией, старается приобрести ее и печется о ней, если кто носит любовь Божию в уме и в сердце своём, рассуждает и уразумевает ее, если углубляется в поучении ее всеми помышлениями. Эта стрела имеет силу убить, умертвить живущие в нас грехи. Она имеет силу оживить нас, восставить на жизнь добродетельную, сильна исполнить нас сладости и радости духовной. Открывающий таковой стреле свое сердце и принимающий ее удар и уязвление может быть подражателем тех, которые носят язвы Господа Иисуса на теле своем.
Ред. Golden-ship, 2010