Свт. Димитрий Ростовский
Поучения и слова (2)
Библиотека Золотой Корабль.RU 2010
Оглавление
Силен Всесильный Создатель наш Бог хранить нас Сам Собой и без приставления к нам ангельской стражи, слушатели возлюбленные! Силен Владыка наш Сам Собой, не требуя ничьей помощи, управлять жизнью нашей, как и создал нас Сам без помощи Ангелов. Силен, говорю, Сам сохранить нас, как содержащий Сам всю тварь видимую и невидимую, чувственную и духовную. Однако изволил Бог, по неисследимому Своему совету, непостижимой премудрости и бесконечному разуму, создать всемогущей силой Своей горнее и дольнее, Ангелов и людей, и устроить благочинный порядок во всем создании Своем, в явлении Божией Своей силы и Божией Своей премудрости, и чтобы мы славили Его, Создателя нашего, восклицая вместе с Псаломником: «Велик Господь наш и велика сила Его, и разум Его непостижим. Как величественны дела Твои, Господи! Все премудро Ты сотворил» (Пс. 146, 5; 103, 24).
Создав всю вселенную, видимую и невидимую, чувственную и духовную, Премудрый Создатель расположил ее в трех изряднейших местах, как бы в трех царствах: превысочайшем, нижайшем и среднем. Самое превысочайшее место — это небо превысокое, называемое небом небес. Оно есть и Престол Божий, место Божественной Его славы, неприступного света, где царствует Сам «Царь царей и Господь Господей: Бог наш на высоте живущий и на смиренные взирающий» (Пс. 112, 5—6). Место нижайшее — это земля, которую Господь дал людям для обитания, согласно Писанию: «Превысшее небо — Господу, а землю Он дал сынам человеческим» (Пс. 113, 24), — и на которой поставил человека царем, увенчав его славой и честью и покорив ему все. Место среднее — это небеса, находящиеся под высочайшим небом/Он отдал его святым Ангелам, сотворив их, чтобы вечно царствовать в благодати Его, поставив их Властями, Началами, Господствами и другими высокими чинами.
Расположив таким образом всю вселенную на этих трех местах, Господь наш установил такой порядок, чтобы среднее место управлялось высочайшим и нижайшее — средним, то есть управлять Ангелами изволил Сам Бог, а управлять и хранить людей повелел Ангелам: «Ангелам Своим Он заповедает о тебе — хранить тебя на всех путях твоих».
Чем же управляют, что делают в нас святые Ангелы, будучи посредниками между Богом и нами и охраняя нас? Сколько благодеяний, сколько необходимого творят они нам, как для души, так и для тела, присутствуя около нас днем и ночью и на всяком месте, — сего невозможно ни сказать, ни исчислить! Чтобы вполне собрать и подробно рассказать все известия и свидетельства об этом, находящиеся в Божественном Писании, в церковных повествованиях и в различных историях, не хватит времени ни повествующему, ни слушающему. Потому упомянем разве только одно из них — из Священного Писания. Что же именно? Думаю, что одной истории о двух праведных Товиях достаточно будет для того, чтобы отчасти показать ангельское охранение нас, их управление и благодеяния. И поэтому в нынешний праздник ангельского собора я предложу эту историю о двух Товиях как предмет нашей духовной беседы, чтобы показать ангельское охранение нас, управление и благодеяния, ради чести Бога и Его святых Ангелов, а нам на пользу душевную.
Молится старый и слепой праведный Товия в плену, в великом ассирийском городе Ниневии, живя в нищете и бедствиях, молится со слезами Господу Богу. «Ныне, Господи, вспомни меня», — говорит он, — «повели с миром взять дух мой; лучше бы мне умереть, нежели жить» (Тов. 3, 6). Докучила беда старому в плену, в чужой стране, докучила слепота, докучила нищета, рад бы и смерти: «Лучше мне умереть». Но не отчаивайся в Божией милости, праведный муж! Еще «обновится как у орла юность твоя» (Пс. 102, 5), еще быстрее орлиных очей будет зрение твое! Плен твой превратится в свободу и нищета в богатство! Только уповай на Бога!
В тот же час молится в Рагах, городе мидийском, прекрасная и чистая дева Сарра, дочь Рагуилова, происходившая из одного племени с Товией, из колена Неффалимова. Молится эта дева со многими слезами и рыданием Господу Богу, ибо имела уже семь женихов, и все умерщвлены демоном. «Ты знаешь, Господи, — говорит она, — что я никогда не пожелала мужа и удержала душу мою чистою от всякого похотения; соглашалась же на брак не с похотью, но со страхом закона Твоего; посему или отреши меня от стыда сего, или возьми меня с земли сей» (см. Тов. 3, 12—15). Но не отчаивайся в милости Божией, прекрасная телом и душой святая дева, дочь святого рода! Уже близко время, когда ты сопряжешься с подобным тебе прекрасным и целомудренным женихом, молодым Товией, и наследуешь благословение Божие в чадородии!
Так молитва обоих этих лиц, — старого Товии в Ниневии, в городе ассирийском, и девы Сарры в Рагах, в городе мидийском, — молившихся Богу в одно время на далеком расстоянии друг от друга, — была услышана пред Престолом Божиим, как сказано и в Писании: «И в это время услышана была молитва обоих пред славою Вышнего Бога» (Тов. 3, 16).
Послушаем, не просто говорит Писание: «Услышал Бог молитвы обоих», но: «услышана была молитва обоих пред славою Вышнего Бога». Славу Вышнего Бога, непостижимую для нашего малого ума, мы можем отчасти постигнуть, рассуждая по-человечески, из предстояния всех небесных чинов, подобно тому, как и о земных царях говорят, что они сидят во славе, не тогда, когда находятся наедине во внутренних палатах, но тогда, когда они сидят на престоле царском, окруженные князьями, боярами и прочими людьми различных чинов, начальниками, оружейниками и множеством воинов. Только тогда говорят, что царь сидит во славе.
Слава же Вышнего Бога на небе — это предстояние Ему тысячами тысяч и тьмами тем всех небесных чинов — Херувимов, Серафимов шестикрылых, многоочитых. Писание же не говорит: «Услышал Бог молитвы», — потому что несомненно, что Сам Бог слышит молитву каждого, не только произносимую устами или производимую гортанью, но и творимую сердцем, в молчании, одним только помыслом, слышит без донесения Ему, без возвещения, как «испытывающий сердца и утробы» (Пс. 7, 10). Слава же Его небесная, то есть предстоящие Ему небесные чины, не такие всевидцы и всеслышцы, как Сам Бог, и потому им необходимы (так сказать) доношения, доклады и возвещения. И когда услышаны были молитвы Товии и Сарры «пред славою Вышнего Бога», то есть предстоящими Престолу Божию небесными чинами, то услышаны были не иначе, как потому, что были донесены, доложены, возвещены.
Кто же донес их? Послушаем, что говорит Ангел Рафаил старому Товии: «Когда ты молился со слезами, я принес молитву твою ко Господу Богу, и приятна она была пред Ним» (Тов. 12, 12). Молится Товия, молится на далеком расстоянии от него Сарра, молятся оба в одно время, и Ангел возносит молитвы обоих на небо и являет их по воле Божией в услышание пред Престолом Божиим, пред всей славой Его, всем предстоящим Богу, чтобы не только Сам Он, но и вся его небесная слава, все предстоящие Ему слышали и знали молитвы угодников Его.
Итак, в этой истории можно видеть, во-первых, то благодеяние, творимое нам святыми Ангелами, Хранителями нашими, что они приносят молитвы наши, творимые с сокрушением сердечным, пред славой Вышнего Бога, к Божественному Престолу Его, о чем свидетельствует и святой Иоанн в Апокалипсисе, говоря: «И пришел иной Ангел, и стал перед жертвенником, держа золотую кадильницу; и дано было ему множество фимиама, чтобы он с молитвами всех святых возложил его на золотой жертвенник, который перед Престолом. И вознесся дым фимиама с молитвами святых от руки Ангела пред Бога» (Откр. 8, 3—4). Из этого можно видеть, что святые Ангелы возносят наши молитвы к Богу и делают их известными всем прочим предстоящим Богу небесным чинам.
Идет молодой Товия, посланный старым, в мидийский город Раги, сопровождает его Ангел в образе человека-наемника. Благословил отец сына своего в путь, сказав: «Идите во благо, и да будет Господь с вами и Ангел Его да проведет вас». Обещает и Ангел неложно: «Я здорового веду и здорового приведу к тебе сына твоего» (см. Тов. гл. 5).
Мы же отсюда можем видеть, что святые Ангелы, Хранители наши, пребывают с нами неотступно в путях наших, невидимо сопутствуют нам, охраняя нас во всех путях наших по велению Человеколюбца Бога, в чем проявляется превеликая и неизреченная любовь и милость Его к нам, недостойным рабам Его, как из многих иных неизреченных благодеяний, постоянно являемых нам, так и из того, что Он заповедал Ангелам Своим хранить нас во всех путях наших. Знать, любит нас Господь наш, если имеет о нас такое попечение, что ограждает нас святыми Своими Ангелами, «да ополчением их соблюдаемые и наставляемые достигнем» спасения (см. молитву на Часах).
Достойные блюстители приставляются к достойным вещам. Знать, и мы достойны в очах Творца нашего, если Он приставил к нам таковых достойных блюстителей, бесплотных и бессмертных духов, жителей небесного града, предстоящих Престолу Божию.
К малым детям обычно приставляются пестуны-хранители, чтобы носить их на руках. Мы малы в очах Владыки нашего, «умалены пред Ангелами» (Пс. 8, 6), однако мы возлюбленные дети Его: «Дал» нам «власть быть чадами Божиими» (Ин. 1, 12); «Я «буду вам Отцом, и вы будете Моими сынами и дщерями», — говорит Господь Вседержитель» (2 Кор. 6, 18). И как к малым детям, Он приставил к нам пестунов и хранителей — святых Ангелов, чтобы носить нас на руках: «На руки возьмут тебя, чтобы не преткнулся ты ногою своею о камень» (Пс.90,12).
Ангелы хранят нас в путях наших, если только мы «идем во благо», как сказал сыну Товия, если не идем к какому-либо злу, если не идем на воровство или прогневание Бога, если идем для доброго дела, с добрым намерением.
Первую ночь провели путники на реке Тигре. Спит Товия, утомленный путешествием. Что же делает наемный спутник его, Ангел в образе человека? Спит ли также? Но как может уснуть бесплотное и недремлющее око? «Не воздремлет, не уснет Хранитель Израиля» (Пс. 120, 4). Не вздремнул и не уснул Ангел, охранявший Товию, но стоял около спящего. И что тут удивительного? Ибо Сам Господь заповедал Ангелам хранить рабов Его. Подобное тому находим мы и в житиях святых.
Некий брат пришел к преподобному Паисию, желая видеть его, и нашел его спящим. И он видел святого Ангела-Хранителя, прекрасного по виду, стоящим у головы преподобного, и удивленный сказал: поистине хранит Бог любящих Его. И не дерзнув подойти к спящему отцу в присутствии Ангела, ушел, благодаря Бога (Память 19 июня). Точно так же и около святого Петра, епископа севастийского, брата святого Василия Великого, во время его сна видели Ангелов Божиих, реющих над ним. Мы же отсюда заключаем, что и во время нашего сна, как и во время бодрствования, нас охраняют святые. Ангелы, Хранители наши.
Встав от сна, Товия пошел к реке Тигр по обычаю умыть свое лицо. И вдруг приключился злой случай: его едва не пожрала рыба. Он умывался, и вот рыба огромная выскочила из реки и хотела пожрать его. И, ужаснувшись, закричал Товия громким голосом: «Рыба хочет пожрать меня!» Не бойся, добрый юноша! С тобою Ангел. Тот, Кто мог заградить зияющие уста львов, чтобы не пожрали Даниила, неужели не заградит он уст рыбы? «Если я пойду среди тени смертной, не убоюсь зла», ибо с тобою Ангел (Пс. 22, 4).
Сколь много раз хочет пожрать нас невидимый враг зияющими устами своими! Вот ходит он, «супостат наш дьявол, как рыкающий лев, ища, кого поглотить», как говорит апостол (1 Петр. 5, 8), и поглотил бы, если бы Ангел-Хранитель не заграждал его пагубные уста. Тот, кто читал житие преподобного Феодора, епископа едесского, помнит, что когда епископ спросил прозорливого столпника: как видит он праведников и грешников? — столпник ответил: «Если мимо этого места проходит муж праведный и боящийся Бога, я вижу; что над ним сияет благодать Божия и что по обе стороны его сопровождают пресвятые Ангелы Божий, бесы же идут далеко позади не смея приблизиться к нему. Если же идет мимо меня человек грешный, я вижу около него полчище бесов ликующих, Ангел же следует вдали, сетуя и печалясь о погибели грешника. Когда же бесы хотят погубить того человека, тотчас же приближается Ангел с огненным оружием и отгоняет их». Так сохраняют нас святые Ангелы оттого, чтобы поглотил нас враг.
Одолев рыбу, Товия вытащил ее на берег, а Ангел говорит ему: «Разрежь рыбу и сохрани у себя ее сердце и желчь, ибо они могут потребоваться и могут быть полезны для врачевания» (Тов. 6, 5). Отсюда мы видим, что святые Ангелы, хранители наши, пекутся не только о нашем душевном спасении, но и о телесном здравии, изобретают для нас врачевство и исцеляют нас. Об этом мы читаем и в Патерике.
Некий пустынник, очень болевший утробою, был исцелен Ангелом, который, явившись к больному, спросил его: «Чем ты болен, старче? Покажи мне болезнь твою». Когда болящий показал ему больное место, Ангел распорол его перстом своим, как бы ножом, отер гной платком и затем, загладив, исцелил его и сделал старца здоровым (12 июля).
Но скажи мне, святой Ангел, какая сила сердца и желчи той рыбы? Отвечает Ангел: «Если возложишь часть сердца рыбьего на угли горящие, то дым от него прогоняет всякий род демонский и от мужа, и от жены; желчью же помазываются очи, если на них есть бельмо, и они становятся здоровыми» (см. Тов. гл. 6).
Что же это за рыба, у которой сердце и желчь имеют такую силу? Некоторые из толкователей думают, что это был кит, подобный тому, который поглотил Иону. Но кита, столь великого, Товия не мог бы один извлечь на берег. Другие полагают, что это был крокодил, рыба-зверь, живущая в воде и исходящая на сушу, нападающая на человека и пожирающая его. Но крокодилова плоть не употребляется в пищу, а Товия ел ту рыбу. Некоторые говорят, что в реке Тигр в Месопотамии есть рыба, называющаяся «каллионимос», то есть «прекрасноименный». Эту рыбу называют еще «небовид» или «небозритель», так как она имеет голову, устроенную Создателем вверх, как бы смотрящую на небо. Она велика и нападает на человека, когда увидит его в воде. Сердце этой рыбы имеет силу прогонять демона, а желчь — врачевать бельмо на глазах. Мы же помыслим: кто всегда смотрит вверх, кто, говорю, постоянно возводит мысленные очи свой к живущему на небесах Богу, тот имеет силу против демонов: демоны бегут от него прочь. Он имеет силу приносить пользу и другим: просвещать душевные очи. Но обратимся к прежнему.
Неудивительно, что желчь своей горечью может согнать с очей бельмо и исцелить их. Удивительно то, как может дым рыбьего сердца, возложенного на горящие уголья, отогнать от человека демонов? Демон, закоптевший и зачерненный дымом страшного адского огня, может ли испугаться рыбьего дыма? Он привык находиться в огне и смрадном дыме, и как может прогнать его дым горящего рыбьего сердца? Некоторые из толкователей Божественного Писания объясняют это так, что Господь Бог, смиряя вознесенную демонскую гордыню, покорил его не только Своим рабам, дав им власть наступать за змию, на скорпиона и на всю силу вражию, но и некоторым бездушным вещам, как, например, некоторым травам, кореньям, цветам, листьям и иным вещам, как и рыбьему сердцу, так что демоны боятся этих вещей и бегают от их воскурения. Подобным образом Бог покорил демона игранию гуслей Давидовых, ибо, когда он мучил царя Саула, а Давид, взяв гусли, пел, играя на них, демон отступал от Саула (1 Цар. 16, 23).
Другие же говорят, что сердце и желчь той рыбы были только образом врачевства, а под этим образом действовала ангельская сила. Она отогнала беса от девицы Сарры, она же просветила очи старого Товии. Это истолкование кажется нам более верным, чем первое, ибо, поистине, святые Ангелы и бесов от нас отгоняют, и творят всякие исцеления. Однако и сердце, и желчь рыбы не лишены некоторого таинственного значения. Некоторые из богомудрых людей видят в них, в сердце и желчи, преобразования страданий Господа нашего, напоенного желчью и пронзенного копьем в сердце, пылавшее любовью к роду человеческому, подобно горящим углям. Сила же страданий Христовых сокрушила и бесовскую силу, пленив ад и просветив светом веры мысленные очи народов.
Мы же, беседуя о прилежном ангельском попечении о нас, должны отсюда заключить, что святые Ангелы, хранители наши, хотят видеть в нас не что-либо иное, как только Господа нашего «Иисуса Христа, и притом распятого» (1 Кор. 2, 2). Предлагая Товии под образом рыбьего сердца и желчи таинственное преобразование Господнего страдания, Ангел предсказал силу самого страдания Господа, то есть предсказал, что оно сокрушит демонов и просветит вселенную и что, если кто-либо помыслит своим умом о страданиях Господних, то он будет страшен для бесов. Сораспинаясь же Христу и вкушая желчь скорбной жизни, он узрит свет славы Христовой в небесном царстве.
Приближается Товия к городу, именуемому Раги, а Ангел, сопутствующий ему, советует ему женитьбу. «Есть здесь, — говорит он, — близкий родственник твой, по имени Рагуил, имеющий дочь по имени Сарра, проси отца ее, и он отдаст тебе ее в жену».
Ангел святой! Твое ли дело советовать кому-либо женитьбу? Не лучше ли подобало бы тебе советовать молодому юноше чистую, несупружную, девственную, ангельскую жизнь? Какое тебе дело до женящихся и выходящих замуж? Ему есть до этого дело, но какое? — мы узнаем после. Сначала же узнаем, что Богу и Ангелам Его гораздо приятнее жизнь людей в законном супружестве, чем жизнь несупружных, живущих в беззаконии. Какая польза быть без жены и погрязать в плотской нечистоте, по виду быть Ангелом, а сердцем быть демоном? Но не хочу много говорить об этом и умолкну вместе с апостолом, который говорит: «О том, что они делают тайно, стыдно и говорить» (Еф.5,12).
Какое дело Ангелу до женитьбы Товии? Дело в следующем: он хочет изгнать демона, живущего в доме целомудренной девицы Сарры. Демон тот назывался асмодеем, что значит бес блудный. Бог послал Ангела с Товией, чтобы связать и изгнать его. Но что делал демон в комнате Сарриной? Мы знаем, что он не имел над ней власти, та девица не была бесноватой, и бес боялся ее, как целомудренной и святой. Зачем же бес жил там близ нее? Всякий, кто читал историю Товии, знает, для чего бес находился в комнате Сарры. В особенности же это можно понять из следующих слов Ангела: «Над теми, которые женятся так, что отгоняют Бога от себя и из ума своего, и в своем блудодеянии таковы, как «конь и мул, у которых нет разума» (Пс. 31,9), над таковыми имеет власть демон».
Сидел там демон тайно, где-то в углу, как вор, желающий что-нибудь украсть и выжидающий удобного времени, или как спрятавшийся ловец, в ожидании желаемой добычи. Обручена была Сарра с первым женихом, и когда он вошел в спальню к девице не со страхом Божиим, а «как конь и мул», разожженный плотской похотью, то бес, увидев его, сказал в себе: «Этот мой, над такими я властен!» И, напав на него, умертвил. Спустя некоторое время девица была обручена с другим женихом, который, войдя к ней с таким же плотским разжжением, без страха Божия, пострадал так же, как и первый: был умерщвлен бесом. И так пострадали все семь женихов.
Слушайте, живущие в супружестве! Слушайте, женящиеся! Слушайте и разумейте, что супружество без страха Божия и без воздержания — это такая же радость для бесов, как и самое блудодеяние! Но и об этом не буду много говорить, ибо стыжусь! О том, как должны поступать женящиеся, пусть прочитают в Товииной книге и пусть из нее научатся. Нам же следует обратить свои очи к святому Ангелу.
Вошел целомудренный, чистый юноша, Товия святой и богобоязненный, в комнату к целомудренной, чистой, богобоязненной, святой девице Сарре. Три дня и три ночи они воздержались от себя и только прилежно молились Богу (см. Тов. гл. 8). Асмодей, бес блудный, бежит, Ангел же Господень поймал его и связал в пустыне выше Египта (см. Тов. 8, 3). Живи в пустынях, бес блудный, а не среди людей Божиих! Живи там, где язычники, не знающие Бога, не разумеющие силы чистой, христианской и целомудренной жизни, пребывают в нечистоте своей, как дикие звери пустыни или, лучше, как скоты, «как конь и мул».
Итак, из этой истории мы ясно видели ангельское хранительство, управление и благодеяния к ним, видели, что они пекутся и промышляют обо всем необходимом как для нашей души, так и для тела, сохраняют нас в путях наших и во всей нашей жизни, руководствуют, направляют, научают, поучают жить добродетельно и целомудренно в христианской чистоте, отгоняют от нас демонскую силу, просвещают наши мысленные очи и возносят наши молитвы к Богу.
Святой старец Товия, утешенный в своей старости великими радостями, получив прозрение очей своих, увидев свет небесный и свет очей своих, — возлюбленного сына и сноху Сарру с принесенным ею богатством, сказал своему сыну: «Что мы можем дать сему святому мужу, который шел с тобою?».
Молодой Товия отвечал отцу своему: «Отче! Какую награду нам дать ему и чем достойно заплатить за все благодеяния его? Он пошел со мной и привел меня здоровым. Он дал мне жену и отогнал от нее беса. Он избавил меня от рыбьей пасти, возвратил тебе зрение, чтобы видеть свет небесный, он исполнил нас всех благ. Чем мы достойно вознаградим его за все это?» (см. Тов. гл. 12).
Мы уже отчасти знаем, возлюбленные, сколько благодеяний творят нам по воле Божией святые Ангелы, хранители наши. Какое же благодарение мы можем воздать им по Господе Боге? Что достойное мы можем дать им за их благодеяния? Отдадим себя самих, будем их послушными рабами, будем всегда и во всем творить их волю, будем повиноваться им, когда бы они ни влагали в нас помыслы о делах добрых, будем делать то, что они повелят нам, не отгоним их от себя мерзкими делами и греховной нечистотой. Чистые святые Ангелы с любят жить с чистыми. «Очистим себя от всякой скверны плоти и духа» (2 Кор. 7, 1) и возложим надежду свою на сень крыл их.
Святой Архистратиг Михаил со всем собором ангельским! Осени главу нашу в день брани нашей, видимой и невидимой! Покрой нас кровом крыл твоих и отгони от нас всякого врага и супостата! Аминь.
Давняя брань небесных духов с Люцифером, бывшая на небе, возобновилась на земле, в стране Гадаринской, слушатель преизрядный! Брань на небе со змием, брань на земле с легионом бесов, о котором говорится в нынешнем недельном Евангелии: «Иисус спросил его: «Как тебе имя?» Он сказал: «Легион», — потому что много бесов вошло в него» (Лк.8,30). Ибо сверженный змий, древний и великий, называемый дьяволом и сатаной, собрав легион свой бесовский, разбойнически напал на страну Гадаринскую и, опутав одного жалкого человека, терзает его, бегая по горам, пустыням, гробницам, сидит на распутьях, так что никто не может проходить по пути сему. Необходимо и отсюда выгнать этого сверженного бродягу, как некогда с неба, и выгнать ангельской рукой. Необходимо Михаилу вновь выйти против него с мечом и Ангелами, как и прежде «Михаил и Ангелы его воевали против дракона».
И когда в нынешний год святая Церковь соединяет в один день двадцать третью неделю по Пятидесятнице, в которую читается Евангелие о легионе бесовском, с Собором святого Архистратига Михаила и прочих Сил бесплотных, она как бы сводит собор ангельский с легионом бесовским на брань и битву, в которой Творец Ангелов и Царь Иисус Христос, Господь наш, предводительствуя, входит в страну Гадаринскую, а за Ним туда же вступает воевода Сил Небесных со всеми полками ангельскими, вооруженный против древнего неприятеля. Итак, «приплыли в страну Гадаринскую. Михаил и Ангелы его воевали против дракона».
И ныне в мире сем, как в стране Гадаринской, согласно обещанию Иисусову, — ибо Господь обещал быть с нами до скончания века (см. Мф. 28, 20), — Михаил и Ангелы его, хранители рода человеческого, творят за нас брань со змием, сверженным с неба и приносящим вред людям.
Мы же посмотрим мысленными очами как бы на совершающуюся пред нами сию брань ангельского собора с легионом бесовским, посмотрим, сколь сильны войска обеих сторон, кто их предводители, чем они вооружены для битвы и кто кого одолевает? И сие да будет в честь Богу.
«Приплыли в страну Гадаринскую. Михаил и Ангелы его воевали против дракона». В нынешний день святая церковь представляет нашим мысленным очам двоякий собор, слушатель преизрядный, собор ангельский и собор бесовский: собор ангельский в нынешнем торжественном празднестве, собор бесовский в евангельской истории. Собор ангельский в пречестном, преславном, ангельском Златоверхом храме, собор бесовский — в стране Гадаринской. Оба эти собора, противные друг другу, собрались в один день не для чего-либо иного, как на войну, на битву. Это Михаил и Ангелы его хотят сотворить брань со змием.
Какая же причина этой войны? Не иная, как мы, христиане. Это из-за нас воюют обе стороны. Легион, собор бесовский, хочет поразить нас, от чего предостерегает апостол: «Противник диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1 Петр. 5, 8). А собор ангельский старается оборонять нас, по повелению Творца нашего: «Ангелам Своим Он заповедал о нас хранить нас» (Пс. 90, 11).
Начиная присматриваться к этой брани Михаила и его Ангелов с легионом бесовским, прежде всего поглядим на войско неприятельское, на легион бесовский, ибо надлежит сначала узнать, испытать полки супротивных и уразуметь их силы, и тогда уже ударить по ним.
Встало войско неприятельское в стране языческой, в области западной (ибо Гадара была подчинена западному государству, и насельники ее были идолопоклонниками). Обоз войска того зовется легион, то есть множество бесов: «Много бесов вошло в него» (Лк. 8, 30). А так как число легион исчисляется неодинаково: одни считают в нем 5 тысяч, другие — 6, а иные и 11 тысяч, вернее же — бесчисленное множество, то здесь воистину вся сила бесовская. Велика эта сила, ибо если один много зла делает, потому что крепка его сила, то когда их многое множество, от них совершенно нет исцеления.
Мы же можем видеть этот легион разделенным на семь частей, на семь полков, согласно с тем же местом у святого Луки, где он описывает нынешнюю евангельскую историю. Ибо, повествуя в главе восьмой о бесноватом и о легионе бесовском, святой Лука в начале той же главы (Лк. 8, 2) упоминает о Марии Магдалине, из которой Христос изгнал семь бесов. Святой Феофилакт и святой Григорий Двоеслов считают семь этих бесов главнейшими князьями бесовскими, начальниками и творителями семи смертных грехов.
После рассказа об их изгнании, в середине главы, евангелист приводит нынешнюю историю о бесноватом и бесах, и некоторые думают, что те же семь бесов, изгнанные из Магдалины, появились в другом месте, в стране Гадаринской, но уже в большем количестве: каждый князь со своим полком опутал некоего мужа, мстя за свое изгнание из жены. Будучи изгнанными из жены, они, как льстивые духи, удалившись в другую страну, напали на мужа, и все семь начальствующих с полками своими собрались в одном бесноватом человеке. Итак, их стало легион, войско великое, «потому что много бесов вошло в него». Легион тот неприятельский семиполчищный, воюющий против нас семью смертными грехами. Такова сила неприятельская!
Посмотрим еще и на наше войско, на полки святых Ангелов, защищающих нас, и поглядим очами на отрока Елисеева. Отверз Господь очи отрока, и увидел он гору, исполненную коней, и колесницу огненную окрест. Что же это? Это Ангел Господень ополчился окрест боящихся Господа.
Встало воинство небесное на восточной стороне, в области Царя славы, Михаил и Ангелы его: Михаил — воевода сил небесных, Ангелы его — это, во-первых, все девять ликов ангельских, расположенных в три иерархии; во-вторых, это совершенные особы ангельские, во главе со святым Михаилом предстоящие Престолу Божию, как друзья и сотоварищи. Да и сам воевода небесный, Царем славы поставленный, не без товарищей.
А знаете ли, кто товарищи святого Архистратига Михаила, воеводы сил небесных? Кто не знает, так слушай! Кроме святого Архистратига Михаила существует шесть наивысших небесных духов ангельского естества, шесть Архистратигов подобочестных и подобославных Архистратигу Михаилу, ближе всех чинов небесных предстоящих Богу в неприступной Его славе. Вместе с этими шестью святой Михаил седьмой, а в личном седмиричном исчислении он первый. Об этих семи наивысших Ангелах имеется известие в Откровении святого Иоанна Богослова, в главе первой, где сказано следующее: «Благодать вам и мир от Того, Который есть, и был, и грядет, и от семи духов, находящихся перед Престолом Его. И еще: Видел семь Ангелов, которые стояли пред Богом». В книге Товииной один из них говорит: «Я — Ангел Рафаил, один из семи предстоящих пред Господом» (Тов. 12, 15).
Эти семь Ангелов по именам и по порядку в чине своем исчисляются так:
1) Михаил, 2) Гавриил, 3) Рафаил, 4) Уриил, 5) Салафиил, 6) Иегудиил, 7) Варахиил.
Каждый из них имеет свое особое высшее служение у Господа Бога. Вкратце эти служения изъявляются так:
Михаил — служитель Божественной славы, страж и защитник чести Божией.
Гавриил — служитель Божественной крепости, изъявитель сокровенных таинств Божиих.
Рафаил — служитель Божественных врачеваний, чудесно изливаемых свыше на немощное естество.
Уриил — служитель Божественной любви, свет и огонь, освещающий познанием Бога, и воспламеняющий человеческие сердца Божественной любовью.
Салафиил — служитель Божественных молений, всегда молящийся Богу о роде человеческом, поучающий людей усердной, богомысленной и умиленной молитве и возбуждающий к этому.
Иегудиил — служитель Божественных хвалений и исповеданий, помощник в трудах и подвигах, укрепляющий тех, которые в чем-либо трудятся ради славы имени Господня, ходатайствующий и уготовляющий им за это награду у Бога.
Варахиил — служитель Божественных благословений и дарований, посылаемых людям благоутробием Божиим.
Таковы изряднейшие служения семи высших Ангелов и Архистратигов. Эти семь ближайших к величию Божию Архистратигов управляют по повелению Божию всеми небесными чинами и иерархиями. Не побоимся же седмополчищного легиона бесовского и его семи князей злобных, имея защитниками семь Архистратигов со всеми Небесными Силами. С нами большая сила, чем с супостатами нашими.
Просмотрев мысленным оком войска обеих сторон, посмотрим, где находится место битвы, на котором эти войска сражаются? Святой евангелист Лука указывает истинное поле и урочище той битвы, именуя его урочищем гадаринским. Это на нем сила бесовская, соединившись со всем легионом, преграждает дорогу идущему там Иисусу. «Приплыли», — говорит он, — «в страну гадаринскую, встретил Его один человек из города, одержимый бесами», целым легионом (Лк. 8, 26-27). Мы же под Гадарой в мистическом понимании разумеем мир сей окаянный, весь во зле лежащий, насельниками которого мы являемся. Гадара, как сказано выше, была страна языческая, идолопоклонническая.
Сколь много и в мире сем, в нас, говорю, этого язычества, идолопоклонничества! Что ни грех, то бог; что ни страсть греховная, то идол; что ни намерение ко греху, то идолопоклонство! И чрево — бог, говорит апостол, и сребролюбие — идол, и лихоимание — идолослужение (см. Флп. 3, 19)!
В гадаринской стране паслось большое стадо свиней. Бог ведает, много ли и среди нас овец Христовых! Не больше ли между нами таких, которые, омывшись, вновь лезут в грязь (см. 2 Петр. 2, 22). Гадаринцы были нелюдимыми, необходительными. Желанного Гостя Христа Спасителя они не хотели с любовью приютить и успокоить у себя и на один день или, лучше сказать, на один час: «Просил Его весь народ гадаринской окрестности удалиться от них» (Лк. 8, 37). А у нас? Переночует ли или проведет ли день когда-либо Христос Спаситель в душе нашей, в сердце нашем, в мыслях наших? А если иногда и примем Его к себе на час или причастившись Божественных Его Тайн, или склонив себя к умиленной молитве, то надолго ли? Смотри, вот мы уже вновь изгоняем Его из себя своими злыми греховными привычками.
Страна гадаринская была сопредельна с Галилеей, правильнее же говоря, она была сожительствующей с ней. Галилея — символ скользкости, непостоянства, оборота и водоворота, подобного колесу. Но где же больше, как не в сем свете, скользкости, непостоянства, переворотов! Кто может стоять прочно и держаться на своем месте! Недаром апостол предостерегает: «Кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть» (1 Кор.10, 12).
Итак, эта Гадара, мир сей окаянный, и служит местом, где происходит непрестанная брань и редко бывает спокойствие, где дух всегда воюет против плоти, а плоть против духа (ср. Гал. 5, 17), где происходит так, как на военном поле. Жизнь наша — брань, как говорит святой Иов.
Здесь же мы усмотрим и ту духовную войну, которая ведется «не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной» (Еф. 6, 12), и усмотрим через перспективу снятого Иоанна Богослова, то есть через Апокалипсис.
О святой Иоанн Богослов! Дай нам твой быстрый взор, дабы мы могли все достаточно видеть; сам же указывай перстом твоим каждую точку. Пристально вперив наши умные очи в действо войны духовной, видим чудовище, ибо перспектива Иоаннова показывает, с одной стороны, семиглавое чудовище, из морской глубины выходящее: «Стал», — говорит он, — «на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с семью головами». С другой же стороны, показывает она семирогого Агнца: «Стоял Агнец как бы закланный, имеющий семь рогов» (Откр. 13, 1). Сходятся они на Гадарин-ском военном поле и приготовляются, чтобы сотворить между собой брань. Потому и Ангел, указывая Богослову перстом на ту адскую гидру, на семь глав змия говорит: «Они будут вести брань с Агнцем». Но есть ли какая-нибудь надежда, чтобы кроткий Агнец мог сражаться с этим страшным змием? Есть, уверяет Ангел: «Агнец победит их» (Откр.17,14).
: Кто не догадается, кем был этот семиглавый зверь!? Да и толкователи Божественного Писания ясно учат, что это люцифер, имеющий семь голов, то есть семь своих начальнейших Ангелов, по числу смертных грехов, семь самых старших слуг, князей, начальников и творцов этих семи смертных грехов.
Кто же этот семирогий Агнец? Не нужно и о Нем много испытывать: это видно по самой язве Его. «Агнец закланный», — и очевидно, что Господь наш, Сладчайший наш Иисус, «Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1, 29), закланный в жертву для умилостивления Бога Отца за грехи наши, Агнец, источивший нам из язвы Своей Кровь и воду: воду для омытия грехов наших, кровь же во искупление и освящение наше, — «это Агнец, ранами Которого мы исцелились» (Ис. 53, 5; 1 Петр. 2, 24).
Нужно было бы еще осведомиться: что это за семь рогов у Агнца? «Имеющий семь рогов». И в том нет трудности, ибо это сам Богослов объясняет, говоря: «Агнец как бы закланный, имеющий семь рогов, которые суть семь духов Божиих, посланных во всю землю», т.е. — по разумению толкователей Божественного Писания — семь начальнейших Ангелов, поименованных нами выше, сильнейшие, храбрейшие князья и вожди воинов небесных, одолеватели и прогонители семиглавого князя тьмы и всего его семиполчищного бесовского легиона. Семь крепких рогов Агнчих — это семь даров Святого Духа, поставленных на брань против семи глав змиевых, противных дарам Святого Духа.
Почему же они названы рогами? Потому, что как у агнца на челе семь рогов, так и у Христа Господа, мысленного Агнца Божия, эти семь Ангелов как бы на челе, в самом начале. Они как бы рога, верх всех Сил Небесных. О поистине, закланный Агнец этими рогами победит врагов Своих: «Агнец победит их!» А так как эти семь рогов Агнчих, или семь Христовых начальнейших Архистратигов, вооружились на брань, то святого Архистратига Михаила обычно изображают с мечом, как видел его Иисус Навин, и как о нем и о прочих говорит святой Давид: «Мечи обоюдоострые в руках их» (Пс. 149, 6).
Однако же рука древних христианских изографов изобразила их каждого с особым вооружением не только живописными красками на иконах, но и прекраснейшей мозаикой различных цветов на стенах ангельского храма в столичном сицилийском городе Палермо, взяв за образец искусство терм, или бань Диоклитиановых, о которых повествуется следующее.
Диоклетиан, нечестивый римский царь, великий проливатель христианской крови, построил для своего сластолюбия каменные термы, или бани, самые лучшие по мастерству по тогдашнему времени. А для этого, где и как мог, брал под стражу христиан и под надзором строгих и немилосердных приставов принуждал их делать эту работу, ежедневно изнуряя их тяжким трудом. Многие тысячи христиан производили эту работу, таская камни, нося на стены плиты и известь и исполняя все прочие необходимые дела до кровавого пота. И таким образом это сделалось для христиан страданием, и страданием кровавым, ибо многие там были погублены и замучены за Христа, Бога нашего. Когда это здание было закончено, оно было подобно чертогам, и в этих банях тот идолопоклонник проводил время в роскоши.
Потом, когда идолопоклонство с шумом погибло и по прошествии многих лет возобладала святая христианская вера, христиане, видя преизящность той дивной Диоклитиановой бани и помня, что то здание создала кровавым трудом рука христианская, они, исполнившись горести, очистили эту баню и, освятив ее, сделали из нее церковь. Они посвятили этот храм имени семи наивысших Архангелов, или Архистратигов небесных: Михаила, Гавриила, Рафаила, Уриила, Салафиила, Иегудиила и Варахиила — и изобразили их на стенах церкви как живописным, так и мозаичным способом. Подражая тому, и Палермо, сицилийский город, соорудив славную церковь во имя тех же семи наивысших Ангелов, изобразила их таким же способом и подобием. Изображения Ангелов были здесь таковы.
Святой Михаил был изображен попирающим ногами люцифера, держащим в левой руке зеленую пальму, а в правой копье, с развевающейся наверху белой хоругвию и с вытканным на ней багряным крестом. Святой Гавриил изображен держащим в правой руке фонарь с зажженной внутри его свечой, а в левой зеркало из ясписа, зеленого камня, местами смешанного с багряным. Святой Рафаил изображен держащим в левой руке алавастр, или сосуд лекарский, и ведущим правой рукой отрока Товию, несущего рыбу, пойманную в реке Тигре. Святой Уриил изображен держащим в правой руке обнаженный меч, а в левой — пылающее вниз пламя огненное. Святой Салафиил изображен имеющим лицо и очи опущенные вниз, а руки согнутые на груди, наподобие молящегося с умилением Богу. Святой Иегудиил изображен несущим в правой руке золотой венец, а в левой — бич из трех черных веревок с тремя концами. Святой Варахиил изображен несущим в недрах в одежде своей цветы белых роз.
Все эти вещи служат знаками их великих служений у Господа Саваофа и особых вооружений и сил против семиполчищного легиона, возглавляемого семиглавым зверем.
Семиглавый же зверь, или змий, ополчающийся семиполчищным легионом против семирогого Агнца, Христа Господа нашего, окружаемого семью изящнейшими Ангелами, также вооружился, собрав все свои душевредные оружия, напоенные смертоносным ядом, из которых наибольшими и сильнейшими являются следующие семь, то есть семь смертных грехов: гордость, зависть, леность, нечистота, обжорство, лакомство и гнев, ибо этими семью оружиями он более всего завоевывает вселенную.
Это оружия смертные, ибо если кто-нибудь уязвлен хотя бы одним из них и не приступит к врачевству святым покаянием, тот, несомненно, умрет душой навеки. Собрав эти смертные оружия, супостат скрыл их в одном неком захваченном им домике, в мизерном гадаринском обывателе, и скрыл лукавым образом, как бы пребывая в засаде, чтобы никто не приметил его замыслов. Однако эти его военные хитрости обнаружены по истинным знакам и как бы перстом указаны святыми евангелистами Лукой, Марком и Матфеем, описывающими нынешнего бесноватого и легион бесовский.
1. «В горах кричал» (Мк. 5, 5). Это знак первого смертного греха — гордости. Ходить горою высокоумия, над всеми превозноситься, много о себе думать и при том еще вопить, похваляться, тщеславиться — все это грех смертный.
О враг! Твое место в бездне, в пропасти, а не на горе! Разве ты не знаешь, что говорит Писание: «Что высоко у людей, то мерзость пред Богом!» (Лк. 16, 15)
2. «Живший во гробах» (Лк. 8, 27). Это знак второго смертного греха — нечистоты, ибо она, лишившись милости Божией, оживляющей душу человека, подобна мертвому трупу, смердящему во гробе: «Засмердели и сгнили» (Пс. 37, 6) душевные раны любодея.
3. «В одежду не одевавшийся» (Лк. 8, 27). Это знак третьего смертного греха — обжорства, жадности, пьянства, которое может обнажить и праведных Ноев. Ибо что на свете может так довести человека до наготы, до убожества, до нужды, как обжорство и пьянство! Недаром написано: «Любяший вино и елей не разбогатеет» (Притч. 21, 17), «наг будет».
4. «Никто не мог миновать этот путь» (См. Мф. 8, 28). Это знак четвертого смертного греха — лакомства. Ибо, заседая на распутьях, разбивал и грабил. Но какой на свете разбойник и грабитель больше и хуже лакомства? Ибо оно только тем и живет, что чинит неправду ближним, разбивает, грабит, крадет, отнимает, чтобы насытить свое ненасытное лакомство. Но трудно ему насытиться, ибо, как говорится в Писании: «Ад и погибель не насыщаются, так и человеческие очи ненасытны» (Притч. 27, 20).
5. «Разрывал узы железные» (Лк. 8, 29). Это знак пятого смертного греха — гнева, ярости, лютости, которая чего только не порвет, не поломает, не сокрушит! И железо для нее как солома, и цепи как паутина!
6. ««Избивая камнем»«. Это знак шестого смертного греха — зависти, ибо она бросает в ближнего как бы камнями, злыми словами, достанет и издали, и за сто миль, и в чужом краю, показывает его людям в превратном виде, осуждая, клевеща, ругая, унижая, отнимая славу, поистине, избивая камнями.
7. «Живший не в доме» (Лк. 8, 27). Это знак седьмого смертного греха — лености, лености к хвале Божией! Ибо она нерадит о храмах Божиих, а если когда-либо случайно заглянет туда, то с малой набожностью, желая поскорее услышать: «С миром изыдем».
Итак, собрав все эти оружия, объясненные у евангелистов упомянутыми знаками, в одном порабощенном человеке, как бы утаив их, семиглавый змий с семиполчищным своим легионом семичастных смертных грехов преграждает путь семирогому Агнцу: «Встретил Его» (Лк. 8, 27). Встреча — это уже военная схватка: войска сошлись, началась битва. Каждый взялся за свою броню, за свои оружия, и началась брань: «Михаил и Ангелы его воевали против дракона».
Наступает старшая глава змиева, глава гордости: «Взойду на небо, буду подобен Вышнему!» (Ис. 14, 14). Поражает эту змиеву главу святой Архистратиг Михаил, защитник чести и славы Божией, поражает отмстительным обоюдоострым мечом, изощренным с одной стороны познанием Бога, Творца своего, а с другой стороны — познанием себя и творения Создателева. Поражает этим обоюдным мечом змия, восклицая: «Господь сотворил нас, а не мы!» (Пс. 99, 3), — и тотчас же подносит свою победную хоругвь, хоругвь белую, к очерненному огнем наказания Божия углю — главе адской, люциферу; хоругвь белую в знак того, что естество ангельское, не отпавшее от Бога, согласно Писанию, есть убеление жизни вечной; хоругвь, украшенную крестом багряным, — в знак того, что ангельское падение и небесные развалины восполнятся святыми людьми, искупленными Крестом и Кровью. Подносит и знамение победы — пальму, всегда зеленеющую, никогда не увядающую, в знак своего вечного пребывания и неотпадения от Господа Бога.
Лети же, гордостная глава змиева, до самых пропастей адских! Возносившаяся до небес, низвергнись до ада (ср. Мф. 11, 23; Лк, 10, 15)! И труп, высившийся на горах, пал под ноги Архистратига. Топчи же, воевода небесный, сего аспида и василиска, попирай льва и змия (см. Пс. 90, 13).
Потом сражается вторая глава змиева, глава нечистоты и любодеяния, хотящая поглотить весь мир своей пастью, ибо «все, что в мире, похоть плоти» (1 Ин. 2, 16), глава помраченная, потемняющая ум человеческий мерзкими телесностями, содеваемыми во тьме ночи, почему эта страсть и названа в Лествице ночной птицей, или совой. Против этой нечистой главы выступает святой Гавриил, чистый благовестник Пречистой Деве пречистого зачатия Еммануилова, вооруженный, как всегда делают ночью, светлым фонарем, тьму нечистоты прогоняющим. И как бы застав во грехе, обличая, угрожая и воздавая наказанием, тотчас же предстает с прозрачным или пречистым зеркалом, чтобы эта мерзкая, как ядовитый василиск, главишка, узрев в зеркале свою скверность, сама издохла от своего вида.
Лежи же мертвой, смердящая скотина! От твоего смрада отвращаются все целомудренные, стараясь сохранить свою душу, как свечу в фонаре, не омраченной тьмой нечистоты, ежечасно взирая в свое чистое размышление, как в зеркало, и исправляя то, что требует какого-либо исправления.
Затем встает на бой третья глава змиева, глава обжорства, пьянства, роскоши, а она силится пожрать и поглотить целые города и места. Подтверждением этого служит следующий пример из Патерика. Один пустынник в странах Египетских, взяв какое-то свое рукоделие, понес продавать его в столичный город Египта, Александрию. Идет по пути, приближается к городу и, уже видя сам этот город Александрию, молится Богу, чтобы Он дал ему пребыть там без соблазнов и возвратиться.
И в это время по откровению Божию ему было такое видение: видит змия великого и страшного, столь великого, что телом своим он окружил весь город Александрию, и как бы оградил его стеной, а голову свою обратил внутрь города и, открыв свой страшный зев, пожирал всех людей, старых и молодых, светских и духовных. В ужасе остановился пустынник, рассматривая это чудо со страхом и опасаясь, как бы и самому ему не попасть в зев змея, и вдруг слышит обращенный к нему свыше голос: «Змий, которого ты видишь, — это змий сластолюбия, и если ты хочешь избежать его, не входи в город». О, это пасть роскошного, сластного обжорства, которая, по словам апостола (см. 2 Петр. 2, 13), поглощает всех, предающихся повседневному насыщению, пусть бы и повседневное, а то и всенощному пьянству, сопровождаемое всем, что потом возрастет в сладострастном сердце.
Против этой ненасытной главы змиевой выступает третий Ангел, святой Рафаил, служитель Божественных врачеваний, выступает с лекарством, ибо от обжорства и пьянства постоянно происходят болезни не только телесные, но и душевные, почему и предостерегает Господь: «Смотрите же за собою, чтобы сердца ваши не отягчались объядением и пьянством и заботами житейскими» (Л к. 21, 34).
Тут-то и необходим добрый лекарь с действенным лекарством. Этот лекарь и есть святой Рафаил, лекарство которого является для змия действительной погибелью, а для людей — действительным лечением. Кладет этот лекарь на горящий уголь сердце, и дьявол бежит без оглядки, как повествуется в книге Товии: «Дым тот прогонит всякий род демонский или от мужа, или от жены». А святой Рафаил не только прогоняет, но и догоняет дьявола, и связывает его как пленного раба: «Поймал Рафаил демона и приковал его в пустыне выше Египта» (см. Тов. гл. 6). Таким поступком он поучает каждого: полагай сердце твое на горящий уголь любви Божией, а нежность тела твоего, склонного к страсти, испепели воздержанием, а потом «умертви земные члены твои» (Кол. 3, 5), будь дымом благоухания, чистой жизнью в Боге, и тогда ты поистине ниспровергнешь, победишь, прогонишь дьявола и сможешь связать его, чтобы он более не вредил тебе.
Сражается четвертая глава змиева, глава сребролюбия, любоимания, многостяжания. И на эту главу извлекает меч вместе с огнем четвертый Ангел — святой Уриил, служитель Божественной любви. Меч именно для того, чтобы поразить и убить ее, а огонь — чтобы сжечь в прах. И меч, и огонь — это знаки любви Божественной. Кто имеет сердце уязвленное, как бы мечом, любовью, кто имеет сердце, воспламененное, как огнем, желанием Бога, тот может сказать вместе с апостолом: «Все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа; и Кто отлучит нас от любви Божией: или опасность, или меч?» — ни опасность, ни меч (Флп. 3, 8; Рим. 8, 35).
Потом выступает пятая глава змиева, глава гнева, ярости, лютости на нас вражией, хотящая сразу истребить всех нас со света, как просит сей враждебник в откровении святой мученицы Евдокии: «Ослабь немного узы, которыми я связан, и ты увидишь, как в мгновение ока я истреблю на земле род человеческий и не оставлю даже наследия его». Противоборствует этой змиевой яростной главе святой Салафиил, всегда молящийся Богу о роде человеческом, и своими молитвами, как бы рекою огонь, потопляет огнепальную ярость вражиго, и как бы сильными стрелами уязвляет и убивает ту главу, а каждого из нас, поучая безгневию и незлобию к ближнему, увещевает вместе с Давидом: «Отойди от гнева и оставь ярость» (Пс. 36, 8), — чтобы мы в безгневии вставали на молитву пред Богом, как говорит Писание: «Желаю, чтобы на всяком месте произносили молитвы мужи, воздевая чистые руки без гнева и сомнения» (1 Тим. 2, 8).
Шестую главу змиеву, главу зависти, наказывает шестой Ангел, святой Иегудиил, красным бичом из трех веревок. Красным, то есть строгим наказанием; из трех веревок, то есть лишением благодати Божией (это одна веревка), вечным ожесточением (это другая веревка) и бесконечным потемнением (это третья веревка). А эта зависть — зависть к спасению человеческому, состоящему в благодати Божией, отыскиваемому набожным сердцем и удостаиваемому вечного венца на небе, венца златовидного, за претерпение вражеской зависти, чем люди искушаются «как золото в горниле» и становятся угодными Богу: «Испытал их и нашел достойными Себя» (Прем. 3, 5). И наказывая, и убивая бесовскую завистную главу, святой Иегудиил простирает десницу свою с золотым венцом, венчая им тех, которые так же мужественно претерпевают зависть и от врагов видимых — от враждующих друзей и соседей, — как и от врагов невидимых.
Седьмую главу змиеву, главу лености, седьмого греха смертного, смертельно поражает и убивает святой Варахиил запахом белых роз, то есть благословениями и дарованиями Божиими, подаваемыми людям через его руки. О цвете роз занимающиеся естественными науками говорят, что он служит приобретением для пчел, которые собирают с него мед, и погибелью для жуков, ибо они издыхают, как только вкусят от этого цвета.
Духовный цвет небесных благословений и дарований Божиих, образуемых белыми розами, носимыми святым Варахиилом в недрах, является истинной погибелью для дьявола, ибо оттуда, где сияет благодать Божия, прогоняется дьявольская сила. Но он есть жизнеподательное приобретение для человека, ибо как роза своим запахом привлекает пчелу для собирания меда, так духовный сей цвет могуществом своим побуждает человека к неленостным упражнениям в трудах и подвигах, которыми он заслуживает сладость вечного благословения на небе, как сказано: «Придите, благословенные» (Мф. 25, 34).
Так побежден семиглавый змий семью рогами закланного Агнца — семью изряднейшими Ангелами, предстоящими Богу. Так уничтожены силы семиполчищного легиона, так истреблены хитрости и коварства семи смертных грехов, этих оружий вражеских.
Торжествуй же, небесный воевода, святой Архистратиг Михаил с Ангелами твоими, с товарищами твоими славнейшими, и пой со всеми небесными силами песнь победную: «Агнец победил их», потому что Он Господь господствующих и Царь царей. Аминь.
Стыдно нам, мужскому полу, что празднуемого ныне светильника мира, иже во святых отца нашего Иоанна Златоустого, назвали Златоустом не мы, а женщина, слушатели возлюбленные! Стыдно нам, что женщина предварила нас в этом. Мужской пол молчит, а женский посреди церкви громко восклицает: «Учитель духовный, более того скажу, Иоанн Златоуст! Углубил ты кладезь святого твоего учения, а веревки ума нашего коротки!» И с тех пор он был прозван «Златоустым», но не нами, а женщиной.
На антиохийцах вина! Это они опоздали, это их предупредила жена, в их соборной церкви восклицала. Ибо в то время святой Иоанн был еще не Патриархом цареградским, а иеромонахом в Антиохии при святейшем Патриархе Флавиане. Столь много было мужей в церкви, и все молчат, и лишь одна жена восклицает: называет Иоанна Златоустым.
Думаю, что антиохийцы скажут: «Мы смотрели на духовный чин и ждали, что священники дадут Иоанну новое похвальное имя. Ведь их дело — называть имена, а к тому же, мы имеем от них повеление молчать в церкви и слушать то, что они скажут. Потому духовный чин виноват в том, что не от них, а из уст женщины произошло название «Златоустый».
А чин духовный скажет: «Кто и в чем может опередить жену? Кто сделает что-либо скорее жены? Не жены ли предупредили и начальнейших духовных лиц, апостолов Петра, Иакова и Иоанна, придя раньше них ко гробу Христову? Мы еще рассуждали в себе, как бы назвать столь великого учителя: устами ли Павловыми, или устами Христовыми? А она внезапно, неожиданно закричала и назвала его Златоустым».
Надо бы покричать на саму эту жену и напомнить ей апостольское слово: «Жены в церквах да молчат» (1 Кор. 14, 34). Молчи, жена, в церкви, не кричи! Не твое дело! Жди, пока чин духовный назовет его Златоустым, не предваряй его! Но опасно, ибо как бы она не пристыдила нас, сказав нам словами Евангелия: «Если вы умолкните, то камни возопиют» (Лк. 19, 40). Вы молчите, как же не возопить нам? Разве вы забыли, что и похвалу Самому Господу Христу прежде всех сложила жена: «Одна женщина, возвысив голос из народа, сказала Ему: «Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!»« (Лк. 11, 27). И если слово той жены не отвержено, не унижено, но принято даже в святое Евангелие и как преизрядное написано в благовестии Луки, то не унижайте и вы, говорит жена, моего слова, называйте сего учителя вместе со мной Златоустым: пусть будет он «Златоустый»!
Что же скажешь ты, святой Метафраст, списатель жития святого Иоанна, с товарищами своими? Говорит: хотя и жена изрекла это слово, но Сам Бог нарек ему это имя. С этого времени пусть он называется Златоустым! Да будет так!
Облобызаем златые уста твои, великий угодник Божий! Принимаем и восхваляем твое новое похвальное имя «Златоустый», нареченное тебе хотя и женскими, но богодухновенными устами, как говорившими от Святого Духа. Празднуем радостно память твою. Ты же свыше взирай на нас, осени нас твоим благословением и позволь мне, грешному, побеседовать о златых устах твоих своими бренными устами; слушатели же, любящие тебя, да послушают о том с любовью.
Да спасет Бог ту жену, которая нарекла святому Иоанну прекрасное, приличествующее ему наименование «Златоустый»! Поистине, Бог говорил устами ее, ибо это имя дано по делу.
Но каким образом уста эти были золотыми? Почему они золотые? Жена не истолковала этого, предоставила нам истолковать себе. А потому истолкуем. Кто не знает, что уста святого Иоанна Златоустого были не из вещественного золота и не позолочены вещественным золотом, что они были такие же из плоти, как и наши? Ибо он был «плоть от плоти нашей и кость от костей» (ср. Быт. 2, 23) наших. Уста же его честные названы золотыми не потому, что они были из золота, но по благодати богодухновенной премудрости, исходившей из его уст, как воспевает ему святая Церковь: «Излияся благодать во устнах твоих, преподобие отче, и был еси пастырь Христовой Церкве, уча словесныя овцы». Уста сделались золотыми по силе богомудрого учения. Сделай уста из самого хорошего золота и посмотри, что из этого выйдет? Промолвят ли они тебе что-либо? Ничего.
Чтобы яснее обнаружилось пред нами это духовное золото, то есть богодуховенная премудрость на устах святого Златоуста, и чтобы лучше распознать ее, противопоставим его духовной премудрости глупую мудрость мира. Ибо противоположные вещи, положенные рядом, лучше являют свою силу. Положи сажу рядом со снегом, простой камешек с алмазом, грязь с золотом, и ты скорее увидишь преимущество хорошей вещи и ничтожество плохой. Итак, положим мудрость мира сего около духовной премудрости и увидим яснее духовное блистание духовного золота, премудрости духовной.
Есть премудрость духовная, и есть премудрость мирская. Обе эти премудрости описаны в послании святого апостола Иакова следующим образом: «Мудр ли и разумен кто из вас, докажи это на самом деле добрым поведением с мудрою кротостью. Но если в вашем сердце вы имеете горькую зависть и сварливость, то не хвалитесь и не лгите на истину. Это не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская. Но мудрость, сходящая свыше, во-первых, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и нелицемерна» (Иак. 3, 13-15, 17).
А так как всякие вещи лучше уразумеваются из примера, чем из рассуждения, то пусть станут пред очами нашими два образца двух мудростей: духовной, говорю, и мирской. Образом первой святой премудрости пусть будет празднуемый ныне учитель вселенной, святой Иоанн с плотяными и так называемыми златыми устами. Образ же второй, мирской, премудрости пусть будет поставлен против первого с истинно золотыми и сделанными из вещественного золота устами.
Какой же это образ? Идол вавилонский, сделанный Навуходоносором и поставленный на поле Деире. Не золотые ли уста имел тот идол, весь золотой, и какая была польза от его уст? Они были немы. Столько народу кланяется ему в Вавилоне, звучат трубы и тимпаны, называют богом, ублажают похвалами, а он молчит и сам себя не знает, как бездушный идол. Три отрока отвращаются от него, хулят его, называют идолом, а не богом, а он им ни слова вопреки: «уста имеет, а не говорит» (Пс. 113, 15), немой идол. Будь же ты, идол, с твоими золотыми устами не золотом, а грязью. Твои же сладко говорящие уста, святой Иоанн, хотя и из плоти, но да будут золотом. Золото в Божественном Писании является знамением или образом премудрости. В Притчах Соломоновых говорится: «Познание лучше золота отборного, и еще: Блажен человек, который снискал мудрость, потому что приобретение ее лучше приобретения серебра, и прибыли от нее больше, нежели от золота; она дороже драгоценных камней и ничто из желаемого тобою не сравнится с нею» (Притч. 8, 10; 3, 13 и сл.).
Внемлем: в духовном истолковании золото является только знамением или образом премудрости, а не самой премудростью. И потому, когда святой Иоанн называется Златоустам, то этим изъявляется его премудрость, исходящая из его уст, а не то, что плотяные уста его превращаются в вещественное золото.
По пониманию же мира сего, золото — это сама премудрость. Кто имеет золото, тот премудр. В мире золото всюду витийствует: золото превозмогает на судах, золото оправдывает виновного, золото ходатайствует милость у вельмож, золото приобретает добрых друзей, золото успешно получает почетное начальствование, золото украшает и некрасивого, золото возводит к высоким санам, золото делает простеца мудрым и неславного прославленным.
Словом, золото — это мудрость мира сего! Золото — красноречивый ритор, а ты, нищий, хотя и мудр, но молчи! Но не хвались ты, златая мудрость мира сего! Скоро познается и обличится твоя глупость, когда будет выставлен вавилонский идол.
Обратимся опять к идолу вавилонскому, но уже не к тому, который был поставлен на поле Деире, а к другому, виденному во сне, и усмотрим и у него глупую, хотя бы и золотую мудрость мира сего.
Видит Навуходоносор, царь вавилонский, в сонном видении великого идола, у которого голова золотая, грудь и руки серебряные, чрево медное, голени железные, остальная же часть ног глиняная. Что же знаменовал этот идол? Смотрю толкование у святого Метафраста, в житии святого пророка Даниила и вижу: золото знаменует вавилонское царство, серебро знаменует царство Мидо-Персидское, ибо как две руки были из единого серебра, так и два царства, Мидийское и Персидское, были совокуплены во единую монархию; медь обозначает будущее Греческое царство; железо означает Римское царство, и как из железа были две голени, так и Римское царство имело две части: восточную и западную; глина означала уничтожение всех земных царств пред страшным Судным днем, после которого наступит единое вечное небесное царство.
Здесь я спрошу о двух вещах: почему образование всех монархий, всех царств мира сего было явлено Навуходоносору не наяву, а во сне? И почему не в образе какого-либо живого лица, а в образе идола? Не нужно далеко искать ответов, сам разум отвечает: потому образование всех монархий поднебесных явлено было Навуходоносору во сне, а не явно, что все царства мира сего проходят, как сон, по словам Давида: «Низложил их, когда они разгордились. Как они пришли в разорение! Внезапно исчезли, погибли за беззаконие свое, как сон пробудившегося» (Пс. 72, 18—20).
Как спящий человек, воспрянув от сна, забывает, что ему снилось, и не рассказывает, а если и помнит что-нибудь и рассказывает другому, то вскоре забывает, так и прежде бывшие монархии прошли, как бы во сне, и мы слушаем повествование о них как рассказ о минувшем сне. Была монархия Вавилонская, Мизийская, Персидская, и была горда, ибо была богата золотом и серебром, и ныне уже нет ее: «Низложил их, когда они разгордились».
Где же она? «Была в запустении», и уже не найдешь и места ее. «Исчезла, погибла, как сон пробудившегося». Была монархия Греческая, Римская, и была горда, ибо была храбра и сильна, как медь и железо, была — и ныне уже нет ее: «Низложил их, когда они разгордились». Где же она? «Была в запустении», и уже едва найдешь место ее. «Исчезла, погибла, как сон пробудившегося».
Есть и ныне много монархий в поднебесной. Есть, но долго ли они будут стоять, Бог весть! Но в конце концов наступит время, когда и их не будет, когда и они пройдут, «как сон пробудившегося», ибо жизнь наша течет, как сон. Хорошо говорит святой апостол Иаков: «Что такое жизнь наша? Пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий» (Иак. 4, 14).
На другой же вопрос: почему образование всех царств и монархий показано под образом не какого-либо лица, а идола Навуходоносорова, — отвечаем так: для явления глупой премудрости мира сего. Мудрость мира сего, как сказано выше, заключается в золоте, в богатстве. Кто богат, тот и мудр, того все слушают, почитают, ублажают и слово его считают чем-то великим. Не правда ли? Пусть засвидетельствует это святой Павел, который пишет Тимофею: «Богатых в настоящем веке Увещевай, чтобы они не высоко думали о себе» (1 Тим. 6, 17). Внемлем: кто высокомудрствует? Богатые мира сего. Следовательно, мудрость мира сего — это богатство.
Богат был идол: серебра и золота, меди и железа имел довольно, но глуп. А почему глуп? Осмотрим его с головы до ног и увидим его глупость. Голова золотая, но безмозглая, пустая, ума в ней нет. Очи и уши золотые, а слеп и глух. Уста золотые, а нем; руки серебряные, а ничего никому не дают; чрево медное, но без дыхания; голени железные, а не сойдут с места. Глупее же всего то, что все это богатство, золото и серебро, медь и железо, стоит и утверждается на глиняных ногах. Пусть бы на каменных или, по крайней мере, на деревянных дубовых, чтобы мог долго стоять, а на глине можно ли стоять долго? Глуп богатый идол! Глядит вверх, высокомудрствует, а скорого падения ног своих не видит.
Падение твое близко, идол! Пошатнешься, ибо стоишь на глине! А он и не посмотрит. Глуп же ты, идол, с твоей золотой головой. С головы до ног глуп идол, то есть мир сей, неразумный от начала и до конца бытия своего! Богаты были первые монархии, изображенные серебром и золотом, а глупы, ибо не познали Бога. Храбры были средние монархии, облеченные в медную и железную броню, но глупы, ибо не веровали в Бога, не познали Бога, а потому и погибли за свои беззакония. Что же сказать о последних? Они чуть не глина, близки к уничтожению, ибо и конец уже «при дверях» (Мф. 23, 33; Мк. 13, 29), немного разума найдешь и в глине!
Смотри же сама, мудрость мирская, утопающая в богатстве, сластях и страстях греховных, на свою идолоподобную глупость! Имеешь голову золотую, а о персти земной не мудрствуешь! Имеешь очи, а ног своих глиняных, кончины, говорю, твоей и истления в гробе, не видишь! Имеешь уши, а трубы слова Божия, трубы смертной, трубы Страшного Суда не слышишь! Имеешь уста и говоришь не доброе, а только злое, скверное, лукавое, коварное! Руки и ноги твои, все, говорю, дела твои несостоятельны, заслуживают не милость Божию и спасение, а разве гнев Божий и погибель.
Но пора уже нам отвратить очи свои от идола и посмотреть на живой и после смерти образ духовной премудрости — на празднуемого ныне угодника Божия святого Иоанна Златоустого.
Люблю старопечатную книгу, Цветную Триодь, за то самое, что в ней находится такая похвала святому Иоанну Златоусту, называющая его Христовыми и Павловыми устами: «Христова уста, Павлова уста; Павлова уста, Златоустаго уста; Златоустаго уста, Христова и Павлова уста!»
Если святой Иоанн — уста Христовы, то поистине уста золотые» ибо Сам Христос духовно именуется златой Главой, как говорится о Нем в Песни Песней: «Глава Его — чистое золото» (Песн. 5, 11). Почему же Господь наш наречен золотой Главой? Мы знаем, что Он не носил золота на Своей голове. Неудивительно, что эти слова сказала некогда Суламифь о своем возлюбленном Соломоне, ибо он, будучи царем, носил на своей голове золотой царский венец.
Господь же наш, имевший царство Свое не от мира сего: «Царство Мое», — говорит Он, — «не от мира сего» (Ин. 18, 36), вместо мирского золотого венца имел на Своей голове терновый венец. Почему же говорится, что голова Его золотая? Толкователи Божественного Писания говорят, что так делается для изъявления нам Божией премудрости, устроившей наше спасение, ибо о Нем же говорит апостол: «Мы проповедуем Христа распятого, Божию силу и Божию премудрость» (1 Кор. 1, 23-24). Как на золото покупаются великие и предорогие вещи, так и Божия премудрость Христос, излив за нас Кровь Свою, купил нам освобождение от ада и наследие вечного царствия, по словам Писания: «Не тленным серебром или золотом искуплены, но драгоценною Кровью Христа, как непорочного и чистого Агнца» (1 Петр. 1, 18-19). И как золото преобладает над всем в мире сем, так и в мире премирном — Божия премудрость.
Будучи проповедником Божией Премудрости, святой Иоанн, уста Сей златой Главы, поистине, и сам является золотым, поистине, Златоустый.
А почему святой Иоанн Златоуст является устами Христовыми, это явно из следующего. Сказан некогда Бог пророку Своему Иеремии: «Если извлечешь драгоценное от недостойного, как уста Мои будешь» (Иер. 15, 19). В Сирском переводе это место читается так: «Если изведешь достойное от недостойного, как уста Мои будешь». «То есть если сделаешь грешного человека праведным, если изведешь его из грехов на спасительную стезю покаяния, если отлучишь его от козлищ, от части шуей, и приведешь к овцам, которые встанут одесную Меня, если сделаешь это, будешь Моими устами», — говорит Господь Вседержитель. А так как святой Иоанн Златоуст, проповедник покаяния, привел своей проповедью к покаянию многих грешников и отлучил их от козлищ, присоединив к овцам Христовым, и ныне творит то же самое своими богодухновенными книгами, то он поистине является устами Христовыми.
Уста Христовы словом воскрешали мертвых: дочь Иаира, сына вдовы, четверодневного Лазаря, которые были мертвы телом. Проповедующий же слово Божие и учащий покаянию воскрешает души, умершие грехами. Святой Григорий Двоеслов рассуждает об этом так: «Проповедь слова Божия действует с большей силой, чем молитва. Ибо большее чудо — обратить грешного на путь покаяния словом учения, чем воскресить мертвого. При воскрешении мертвеца восстает плоть, которая снова умирает, а в воскресении грешника восстает душа и живет иначе. Если хочешь убедиться на деле, что сказанное — истина, смотри: воскресил Бог Лазаря телесно, и что делал Лазарь после своего воскресения, Писание о том умолчало; воскресил Бог душу в Павле, и что сотворила душа Павлова? Своим учением соделала многие чудеса и силы». Так говорит святой Григорий.
А так как святой Иоанн Златоустый, подобно святому Павлу, воскресил многие души от греховной смерти и доныне воскрешает своими писаниями, то он поистине является устами Христовыми и вместе устами Павловыми: «Златоустаго уста, Христова и Павлова уста».
Святой апостол Павел говорил от уст Христовых и сделался устами Христовыми. Святой Златоуст говорит от уст Павловых, как это видел архидиакон Прокл, смотревший в скважину. Когда святой Иоанн писал толкования на послания Павловы, именуемые ныне беседами на Послания апостольские, виден был стоявший позади него святой Павел, который, наклонившись к уху пишущего, как бы внушал ему записываемые слова. Итак, святой Златоуст, писавший и говоривший от уст Павловых, сделался устами Павловыми, Павловыми и вместе с тем Христовыми.
Павел почерпал струю Божественной премудрости и учения у Христа, Златоуст же у обоих — у Христа и Павла, и потому «Златоустаго уста, Христова и Павлова уста».
О златословный, златоречивый, златоустый Иоанн! Скажи златыми твоими устами вместе с устами Павловыми молитвенное слово о нас златой Главе нашей, Главе Церкви, Христу, чтобы Он помянул нас Своими Божественными устами во царствии Своем и сказал нам: «Придите ко Мне, благословенные» (Мф. 25, 34)! Аминь.
В нынешний день пришли сюда из стран Далеких купец и продавец с дорогим товаром, слушатели возлюбленные!
Кто купец? — Преподобный царевич Иоа-саф.
Кто продавец? — Преподобный Варлаам.
Из каких стран? — Из Индии.
С каким товаром? — С бисером драгоценным.
Но что такое бисер? — Бисер — каждый камень честной и драгоценный, святящийся каким-либо цветом, как и прекрасные Маргариты, то есть жемчуг крупный, — все это именуется бисером.
Мы же собрались сюда на этот праздник как бы на торг или ярмарку, собрались посмотреть на продажу и куплю. Видим мысленными очами своими продавца и купца, преподобных отцов Варлаама и Иоасафа, пришедших из небесных стран на свой праздник во святой храм свой. Слышим торг, а товара не видим. На словах торгуют: продавец продает не показав, купец покупает не видя. Молодой купец верит старому продавцу, что он не обманет, а старый продавец хочет больше выторговать у молодого и не показывать свой товар, а только хвалит, чтобы возбудить в нем больше усердия и желания покупки.
Хвалит продавец свой товар: «Есть у меня камень драгоценный, подобного которому нет нигде, цену которого никто оценить не может, ибо он несравненно превосходит все добрые и драгоценные вещи. Он дает слепым свет, глухим слух, немым язык, недужным здравие. Он отгоняет от людей бесов, умудряет неразумных и все доброе и вожделенное дарует приобретшему его. Поистине, товар тот велик и достоин, и кто не желал бы приобрести себе столь дивный бисер!
Какая же цена ему? Продай все, что имеешь, и купи его. Где же купить? Ищи сам, не ленись! «Подобно царство небесное купцу ищущему» — ищущему, а не леностному. Ищи, и ты найдешь и купишь! Для того не показал преподобный Варлаам лицом свой драгоценный камень святому Иоасафу, чтобы он не поленился искать его.
В нынешней нашей беседе вознамерился я, «при Господнем содействии и подкреплении слова» (Мк. 16, 20), войти на торжище церковное, чтобы поискать на духовной ярмарке добрый бисер и подлинно испытать и узнать, что это за бисер, — единственно добрый и драгоценный, лучший, более достойный и драгоценный, чем все прочие, имеющие столь великую силу, как говорит об этом преподобный Варлаам святому Иоасафу. И это в честь преподобных угодников Божиих, а нам на душевную пользу.
Не надейтесь найти здесь бисеры вещественные, в недрах земных или в глубинах морских родящиеся. Не такие мы хотим купить, и не о них беседа, ибо и преподобный Варлаам говорил святому Иоасафу не о вещественном, видимом драгоценном камне, а о духовном, невидимом. Пусть ищет их себе, кто хочет! Пусть ищет!
О Клеопатре, царице египетской, рассказывают, что она имела один крупный дивный Маргарит, то есть жемчуг, ценой более ста тысяч золотом, который растворила в каком-то питии и выпила за здравие возлюбленного своего друга Антония-римлянина, зятя великого кесаря Августа. Ступая жена! Не лучше ли было бы подарить столь драгоценный бисер возлюбленному другу! А то и бисер потеряла, и себе не только не приобрела никакой славы, но сделалась посмешищем для последующих родов.
Лучше сделал тот, о котором пишет «Лимонарий». Некий купец, имевший много бисеров для продажи, сел на корабль, чтобы ехать с ними в далекие страны. Узнав же, что корабельщики тайно между собой согласились бросить его в море, чтобы завладеть его богатством, он, развязав перед всеми свои мешки и показав им бисеры, сказал: «Разве в них жизнь моя? Для них ли переплываю море и из-за них ли лишусь жизни? Ведь я ничего не возьму с собой из мира сего». И с этими словами купец высыпал весь бисер в море и таким образом избавил себя от смерти, а корабельщиков — от греха и лихоимства. Подобно тому и мы презираем их в мире сем, оставляем как бы в море и ищем духовных драгоценных камней, достойных бисеров.
Купец, упоминаемый в Евангелии, был искателем многих добрых жемчужин, а нашел только один. Знать, издавна было мало в поднебесной лучших, а больше было худших. Много трудишься, ищешь, а найдешь одну жемчужину, и разве только тогда, когда эта одна жемчужина такова, что превосходит по своей цене многие, не жаль будет труда на искание.
Некоему лицу, суетившемуся во многих внешних попечениях, было сказано: «Заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно» (Лк. 10, 41-42). Найдешь одну драгоценную жемчужину — и довольно с тебя! Но какая жемчужина столь хороша, столь драгоценна, что заменяет многие или, даже все остальные? Мы видим, что признается лучшим одна из многих. Но не будет ли таких много? Как признать одну лучшим многих? Желающий выбрать и купить себе один хороший жемчуг придет к продавцу, имеющему и продающему многие жемчужины, и скажет: «Нет ли у тебя, друг, какой-либо превосходнейшей жемчужины, которая бы одна была лучше всех?» Тогда продающий, показав все жемчужины, ответит: «Смотри сам и выбери для себя ту, которая лучше и которая тебе больше понравится».
Открыто для нас церковное духовное пребогатое сокровище. Как на торге или на ярмарке показываются там продаваемые товары, то есть Божественные Писания и их толкования. Сидят на своих местах сидельцы, учителя церковные, и из своих книг, как бы из мешков, высыпают пред мысленными очами нашими многие жемчужины. Мы же не поленимся выбрать ту, которая из жемчужин одна достойнейшая, драгоценнейшая, лучшая всех.
Вот, прежде всего, святой Феофилакт, архиепископ Болгарский, раскрыл в Святой Церкви, как бы на ярмарке духовной, свой святой товар, книгу своих толкований, и кладет пред очами нашими одну жемчужину, именуемую «святая вера». Да не будет никому удивительно, что я причислил к купцам, к торговым гостям, и чин святительский, ибо торговать духовным товаром повелено было и изряднейшим духовным лицам, первейшим архиереям — святым апостолам, которым Христос сказал: «Употребляйте в оборот, пока Я возвращусь» (Л к. 19, 13). А потому и ты, архиепископ Болгарский, торгуй с ними! Что же ты говоришь, архиепископ святой, о товаре своем, о жемчуге своем? Послушаем, что он говорит: «Море — это жизнь сия, а купцы — живущие в мире люди, желающие найти некий разум. Много находится жемчужин, то есть вер многих, считающих, что они правильно разумеют, но одна из них самая драгоценная: единая истинная вера во Христа. И как имеющий жемчуг и часто держащий его в своей руке знает, какое богатство он имеет, другие же не знают, так и проповедание правой веры для не радеющих и не желающих искать. Подобает искать и иметь этот истинный жемчуг, отдавая за него все». Так говорит святой Феофилакт.
Поистине драгоценен тот жемчуг, без которого невозможно как быть христианином, так и получить спасение. Апостол говорит: «Без веры угодить Богу невозможно». И еще: «Праведный верою жив будет» (Евр. 11,6; Рим. 1, 17). Следовательно, подобает купить этот жемчуг, продав все.
Но святой апостол Иаков, пришедший на тот же торг, не хвалит то, что мы прилепились своими очами к одной только вере и одной верой хотим обогатиться, то есть получить спасение. Он не унижает жемчужины веры, но говорит, что без других он не приносит прибыли, что он хорош только вместе с другими жемчугами, а сам один — ничто. И если хочешь его купить, то покупай вместе с ним и другие, одного же его не покупай, ибо он не принесет тебе никакой пользы. «Что пользы, братия мои», — говорит святой Иаков, — «если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? Может ли эта вера спасти его? Ты веруешь, что Бог един: хорошо делаешь; и бесы веруют, и трепещут. Но хочешь ли знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва? Не делами ли оправдался Авраам, отец наш?» (Иак. 2, 14, 19-21).
Вера — добрый жемчуг, но сам по себе он ничто. Посмотрим еще другие!
Вот гость из западных стран, чужой человек, но не с худым товаром — это Фома Кемпийский. Он открывает пред нами свой сундучок, т.е. книжку свою "О подражании Христу", и показывает одну жемчужину, которая называется смирение; жемчужину, которой цену мало знают гордые чада Адамовы, ибо не хотят уразуметь силу ее и потому не обращают на нее никакого внимания. А жемчужина эта столь драгоценна, что люба и Самому Богу, Сам Царь Небесный любит смотреть на него, «в вышних живый и на смиренныя призираяй» (Молитва утренняя 5—я). «На кого призрю», — говорит Он, — «только на кроткого и смиренного» (Ис. 66, 2). Тот бисер имеет силу возносить нищего от гноища и сажать его с князьями. Не принижает этот товар и святой Василий Великий, называя смирение безопасным хранилищем всех добродетелей, не боящимся воров. Другие говорят, что эта добродетель, то есть смирение, слагается из тех бисеров, которые при служении носил ветхозаветный архиерей в числе своих украшений на доске, именуемой «слово судное». Она носилась на груди и имела двенадцать драгоценных камней, по числу двенадцати колен Израилевых (см. Исх. 28, 15), а также по числу будущих двенадцати апостолов, но не менее и по числу двенадцати особых высших добродетелей, которые обозначались теми камнями и перечислить которые ныне недосужно по недостатку времени. Между теми бисера-ми был один, называемый аметист, который знаменовал собой смирение, как рассуждают об этом толкователи Божественного Писания.
Оставим им то рассуждение, нам достаточно знать, сколь достоин этот бисер. Однако не будем довольствоваться им, ибо у некоторых бывает и лукавое смирение. Святой Иоанн Богослов предостерегает нас, говоря: «Не всякому духу верьте» (1 Ин. 4, 1), — то есть как бы говорит: не всякому смирению веруйте. Есть смирение истинное, и есть смирение лицемерное; снаружи кажется овцой, а внутри волк. Иной смиряется, пока не получит желаемую честь, а получив ее, тотчас возносит главу гордости. Похвалив истинное смирение и презрев лукавое, лицемерное, перейдем к другим бисерам.
Святой Киприан из Карфагена, славного города земли Африканской, древний учитель церковный, открыв свой сундучок, сокровище, говорю, своего учения, показывает нам бисер, именуемый чистотой непорочной и особенно девственной, и восхваляет ее, называя красотой всех красот, добротой всех добродетелей, сестрой Ангелов, возлюбленной подругой Самого Создателя всех, Бога. Но не всякий может иметь этот бисер, ибо и Сам Господь о чистоте и несупружной жизни сказал в Евангелии: «Не все вмещают слово сие, но кому дано» (Мф. 19, 11), даже и девствующие, в которых по временам живет некое безумие. Не посрамлены ли пять неразумных дев у дверей небесного чертога, как читаем в Евангелии? И святой Златоуст говорит об этом товаре, что без помощи других он скоро уничтожается. «Чистота, — говорит он, — без спутников своих — поста и воздержания — скоро изнемогает». Поэтому обратим наши очи к другим.
Некоторые называют многоценным бисером добровольную нищету, ибо ею приобретается небесное царство: «Блаженны нищие духом, ибо ваше есть царствие Божие» (Лк. 6, 20). Хороший это бисер, но ему ничего делать среди мирских людей. Пусть идет себе в монастырь или в пустыню с преподобными отцами Варлаамом и Иоасафом, и пострижется!
Пришли еще из Иерусалима царские товары древнего царя Соломона, и среди них показывается один прекрасный бисер, именуемый премудростью, и говорят о нем: «Блажен человек, который снискал мудрость, она дороже драгоценных камней и ничто из желаемого тобою не сравнится с нею» (Притч. 3, 13, 15). Поистине, прекрасен этот бисер, но все ли могут его купить? Все ли могут учиться философии, математике, геометрии и иным мудростям? Нужно, чтобы были и простые люди, чтобы было кому работать, растить хлеб, ходить на войну и исполнять прочие государевы службы. К тому же, и к этим мудростям иногда примешивается некое коварство, как говорит апостол: «Уловят мудрых в коварстве их» (1 Кор. 3, 19). Потому пусть покупает этот бисер тот, кто хочет, а мы пойдем к другим.
Другие считают драгоценным бисером чистую совесть, и это правда. Душа человеческая — это невеста Христова. Как невеста украшается драгоценными утварями, бисерами и жемчугом, чтобы понравиться жениху, так и душа человеческая должна украшать себя, как бы бисерами и жемчугом, многими добрыми делами, чтобы ее возлюбил Христос. Но и чистая совесть есть украшение немалое. Ею, как прекрасной утварью, украшались души святых апостолов, от лица которых апостол Павел говорит: «Похвала наша сия есть свидетельство совести нашей, что мы в простоте и богоугодной искренности, не по плотской мудрости, но по благодати Божией, жили в мире» (2 Кор. 1, 12). А златые уста говорят: «Как очам человеческим приятно видеть прекрасное лицо, так очам Божиим приятна чистая совесть» (Святитель Иоанн Златоуст. Беседы на евангелиста Матфея).
Однако и этот бисер сам по себе не удовлетворяет нас, ибо говорит апостол: «Я ничего не знаю за собою, но тем не оправдываюсь» (1 Кор. 4, 4), — то есть, хотя я и знаю, что не сотворил зла и совесть не зазирает меня, однако не дерзаю считать себя праведником, ибо кто может сказать: чисто сердце мое?
Принес свои товары и святой Иоанн Златоуст из Царьграда: книги его как сундуки великие. Он, как проповедник покаяния, называет бисерами слезы кающегося человека. Указывая на лицо кающегося Давида, он говорит: «Очи Давидовы были украшены, как бы бисером, дождем слезным». Кается человек, плачет о грехах, и каждая слеза его в очах Божиих столь же прекрасна, достойна, как драгоценный бисер. Не напрасно сказал Давид Господу: «Ты положил слезы мои пред Собою» (Пс. 55, 9). Ибо как любящий какую-либо вещь желает всегда иметь ее пред очами и постоянно смотреть на нее, так и Бог, любящий слезы покаяния, полагает их пред Собой, чтобы всегда смотреть на них.
О некоем грешнике пишется, что он, придя в разум после многих грехопадений, сделался монахом и ежедневно неутешно плакал о своих грехах, вспоминая о Судном дне, и в таком сокрушении сердца прожил несколько лет. Господь, восхотев утешить плачущего Своего раба и показать, как Он любит и принимает слезы кающегося человека, явился ему в видении, облаченный в иерейские ризы, держа в руках и показывая чашу, полную слез.
Увидев Господа, плачущий пал к Его ногам и, с пламенной любовью лобызая их, спросил Господа, что находится в той чаше? Явившийся же сказал ему: «Это слезы грешницы, плакавшей у Моих ног в доме Симона прокаженного. Я доныне сохранил их целыми, ибо они весьма Мне приятны». Когда видение кончилось, плакавший пришел в себя, почувствовал, что сердце его полно неизреченной радости и сладости, и дивился неизреченному милосердию Господа, Которому послужил до конца с теплотой душевной.
Мы же в этом случае внемлем словам Господа: «Это слезы грешницы, плакавшей у ног Моих. Я доныне сохранил их целыми, и увидим отсюда, сколь приятны Господу слезы кающихся, как бы драгоценные бисеры, и что Он постоянно имеет их пред Своими очами: «Ты положил слезы мои пред Собою». Кланяемся тебе, святой Златоуст, за сии бисеры! Мы хотим приобрести их твоими молитвами, но желаем посмотреть и другие.
Из того же Царьграда приходит покупатель, живший в более поздние времена, именем Евфимий, инок по чину, не последний среди толкователей Псалтири. Этот инок Евфимий приносит на духовное торжище из казны монастырской — ибо писал в монастыре — духовный бисер, которым называет воинствующую на земле Христову Церковь, говоря: «Церковь через веру возросла как зерно горчичное, имеет силу как квас, обогащает как сокровище, прекрасна как бисер драгоценнейший». Он называет здесь бисером Церковь. И потому, что удивительного, когда кто-либо, продав все, желает купить власть церковную, если Церковь — это бисер, и бисер драгоценнейший! «Если кто епископства желает, доброго дела желает», желает получить добрый бисер (1 Тим. 3, 1). Атак как этот бисер драгоценнейший, то не каждому дается даром, — иной и купит.
Но не таков смысл приведенных слов Евфимиевых. Думаю, что в его время не бывало таких купцов и продавцов. Церковь — это драгоценнейший бисер, столь дорогой бисер, что за него отдал Свою душу Сын Божий, Который, положив душу Свою за Церковь, восхотел быть ее Главой. Глава Церкви — Христос, и Он купил Себе эту власть над Церковью ценой души Своей. Отсюда можно уразуметь драгоценность бисера — Церкви. Но так как этот бисер в свое время будет перенесен в сокровищницу небесную, то и мы не думаем прожить здесь вечно: подумываем переселиться за ним туда же.
Другие считают драгоценным бисером Церковь торжествующую, то есть само небесное царство, куда переходит воинствующая Церковь и где она венчается победными венцами. Поэтому небесное царство — бисер, как говорит и Евангелие: «Подобно царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин» (Мф. 13,45). Некоторые толкуют эти слова так: царство небесное подобно не столько купцу, ищущему жемчужин, сколько самой искомой жемчужине; и каждый, кто хочет купить себе эту жемчужину, должен продавать все, как говорит и Сам Господь: «Пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах» (Мф. 19, 21). Но я не понимаю, почему не удовольствовался святой Давид этим жемчугом, то есть небесным царством, ибо он говорит: «Что для меня существует на небе? И без Тебя чего желать мне на земле?» (Пс. 72, 25), — то есть как бы говорит: «Желание души моей не довольствуется небом, влечение сердца моего не довольствуется царствием небесным». Чего лучшего хочет Давид, чем небесное царство, мы увидим после.
Вижу еще один драгоценный бисер в сундуке церковном, в толковом Евангелии. Какой же это бисер? Душа человеческая. Душа каждого человека — это бисер, и может ли сравниться с ним какой-нибудь из вещественных земных бисеров? Весь поднебесный мир не сравнится с ним: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мф. 16, 26). И не только в поднебесной, но и на небесах, среди всех созданий Божиих не найдется ничего драгоценнее души, ибо ради нее создано и небо, как говорит святой Златоуст: «Человек по душе своей дороже всего мира, ибо ради него созданы небо и земля, и море, и солнце, и звезды. Цена же души такова, какова цена Крови Христовой, излиянной за нас».
Этот бисер мы имеем без купли, ибо он дан нам Создателем нашим даром: «Дал мне душу Божественным и животворящим вдохновением», и нужно только суметь держать его, не потерять, не погубить души. Однако и этот бисер — душа, говорю, наша, — хотя по природе своей, созданной Богом, и совершенен, но по благодати несовершенен и требует еще много для своего совершенства, ибо кто может быть совершенным? Для того-то многие из святых «скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин» (Евр. 11, 37—38); прожили жизнь свою в столь многих трудах, желая достигнуть совершенства.
Вот, слушатели мои! Мы видели столь много бисеров, хранимых в церковной сокровищнице и предлагаемых нам честными продавцами для покупки на торжище духовном, и не нашли еще такого, который был бы лучше, честнее и дороже всех других: все хороши, все достойны, все необходимы, но каждый из них сам по себе несовершенен, требует еще чего-то для своего совершенства.
Какой же бисер превосходит все прочие и не только не требует ничего для своего совершенства, но и восполняет недостаток его во всех других? Воистину не какой-либо иной, как Сам воплотившийся Бог, Христос Спаситель наш, о Котором говорит апостол: «Камень же был Христос» (1Кор. 10, 4). Христос — многоценный Бисер, более ценный, чем все другие, как мы воспеваем Ему в акафисте: «Иисусе, Бисере честный, осияй мя! Иисусе, каменю драгий, просвети мя!»
Рождение этого Бисера святой Феофилакт уподобляет рождению бисера в море, говоря: «О происхождении бисера рассказывают так: в море есть некие черепокожные животные, именуемые астридами, которые обыкновенно находятся в закрытом положении. Иногда они раскрываются, и если ударит молния, тотчас же снова закрываются, приняв в себя и претворяя часть молнии и сходящей росы. И так зарождается в них бисер, который от этого бывает белым. Подобно этому и Христос зачался в Деве от молнии свыше — Духа Святого» (Блж. Феофилакт на Матфея, гл. 13).
Этот мысленный Бисер совершеннее всех совершенств: «Никто не благ, как только один Бог» (Мф. 19, 17). И Он не только не имеет в чем-либо недостатка, но и исполняет всех нас. Этот Бисер достойнее всех достоинств, прекраснее всех красот, лучше всех прекрасностей, и цена Его неоценима! Ибо кто может оценить Бога? Сила же Его столь велика, как описывает ее преподобный Варлаам святому Иоасафу: Он дает слепым свет, глухим слух, немым язык, недужным здравие: Он прогоняет от людей бесов, умудряет неразумных и дарует все доброе и вожделенное приобретшему Его, то есть привлекает за Собой и все прежденазванные бисеры, ибо они не остаются без Него, но следуют за Ним, как члены за главой.
Этот-то драгоценнейший Бисер прилежно и усердно искал царственный пророк Давид, не довольствуясь ни земным, ни небесным царством и говоря: «Что для меня на небе? И без Тебя чего желать мне на земле?» (Пс. 72, 25); то есть как бы сказав: если бы кто-нибудь спросил меня: «Чего ты больше желаешь — царства небесного или же только Самого Бога?» — то я отвергнул бы небесное царство и пожелал бы Бога. Ибо что для меня небо? Не лучше ли Бог, Создатель неба? Кто-то другой из богомыслящих сказал: «Я желал бы быть лучше в аду с Богом, чем на небе без Бога».
Но как же мы можем приобрести этот драгоценнейший Бисер, то есть Бога? Евангельский купец, найдя одну хорошую, драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, чтобы купить его. Если хочешь приобрести Бога, иди и продай все, что имеешь! Имеешь ли многие вотчины, города, страны, княжества, царства — не пожалей ничего ради Бога.
Может быть, кто-нибудь скажет: «Я ниш и убог и ничего не имею, что же я продам, на что куплю этот бесценный мысленный Бисер, Бога?» Я отвечу таковому: пусть ты ниш веществом, но ты можешь быть богат добрым произволением, имеешь свободную волю, как Самодержец монархию, почтен от Бога разумом как венцом царским. Душа и тело — твои города, страсти душевные и телесные — твои холопы, подчиненные твоей воле. Добрые помышления — твое воинство, предстоящее тебе, которым ты повелеваешь: «Идите, и идут, придите, и приходят» (Мф. 8, 9).
Продай эту твою монархию, свободную волю, откажись от нее и твори волю создавшего тебя Бога. Разум, как венец царский, положи к ногам Христа в знак вечного подданства, в знак послушания, по слову апостола: «Пленяем всякое помышление в послушание Христу» (2 Кор. 10, 5). Душу и тело подчини Владыке твоему Христу, отсеки душевные страсти, страсти телесные поработи духу. Воинство твое, мысли, строй на службу Царю Небесному, предстоя ими всегда Ему. Мысли твои, говорю, да будут всегда как бы стоящими пред Богом. Итак, отдав все свое Богу, приобретешь Самого Бога, купишь у Него Его Самого, и потому никто не может сказать, что ты по нищете своей не можешь приобрести Бога.
Но пора уже обратить мысленные очи наши к празднуемым ныне угодникам Божиим, преподобным отцам Варлааму и царевичу Иоасафу.
Приходит преподобный Варлаам к святой праведной душе,, к целомудренному, чистому юноше царевичу Иоасафу, и приносит драгоценный Бисер, не вещественный, а мысленный, не в руках носимый, но называемый устным словом, не плотскими очами видимый, но созерцаемый очами духовными, то есть верой, не руками осязаемый, но постигаемый умом. И этот Бисер — Сам Христос Бог.
Покупает царевич это пребогатое сокровище, торгует: что дать? Давай все, что имеешь! Возьми! Не только все мое, но и себя самого отдаю я за сей Бисер. Кому ты отдаешь себя, добрый юноша? Богу. За что? За Бога: сам продаю себя Богу и покупаю Самого Бога. Пусть я буду ценой Ему за Него, а Он моей покупкой.
О торг прекрасный! О добрая купля! Продает царевич все: всю славу царскую, все богатства, всю красоту мира сего, все наслаждение и саму волю свою, даже не продает, а отдает даром, говоря вместе с апостолом: «Все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа» (Флп. 3, 8). Отдал все даром, но отданного не погубил, а получил его с прибылью в новом веке: ныне примет сторицей и наследует жизнь вечную. Большее же из всех приобретений он получил Христа Бога.
После совершении торга, когда святой царевич Иоасаф познал достоинство Бисера и, получив его, скрыл в сокровищнице души своей, в сердце своем, когда, говорю, познал Христа Бога и возлюбил Его всей душой своей и всем сердцем своим, то и все другие вышеназванные бисеры тотчас же приложились к его духовному богатству. Ибо и вера его была правая, и смирение глубокое, и девственная чистота непорочная, и добровольная нищета дороже царских сокровищ, и премудрость богодухновенна, и совесть чиста, и умиление, омывающее теплыми слезами ланиты, и присоединение к Церкви воинствующей с одолением невидимых супостатов, и прославление в Церкви торжествующей с получением многих венцов в царствии небесном, и для души вечная жизнь в бессмертии, ибо «любящему Бога все содействует ко благу» (Рим. 8, 28).
Итак, преподобные отцы Варлаам и Иоасаф, ваш торг, а наш пусть будет барыш! Какой же? Уделите нам из вашего духовного небесного богатства, от благодати Божией, которую вы получили, хоть некую маленькую частицу и восполните нашу недостаточность, обогатите нашу нищету!
Вы оба ныне насыщаетесь той пребогатой трапезой, о которой сказано: «Блажен, кто вкусит хлеба в царствии Божием!» (Лк.14, 15). Пришлите же и нам оттуда хоть крупицу милосердия Божия, ибо и псы едят крохи, которые падают со стола господ их (Мф. 15, 27). Вы пьете ныне из потока бесконечной сладости. Уделите же и нам хоть одну каплю ее на сердца наши и усладите горечь бед наших! Вы сияете ныне славой -благодати Божией, как солнце в царствии Отца Небесного. Озарите и нас хотя бы некой малой зарей той благодати и отгоните от нас тьму грехов наших!
Призрите на нас, собравшихся в пречестный сей храм ваш и совершающих с любовью память вашу, оттуда, где вы, предстоя ныне Престолу Божию, созерцаете лицо Христа Бога, и призрев, вспомните о нас пред Владыкой нашим и нашим Христом Богом, и для нас будет достаточно, если мы будем упомянуты вашими святыми устами пред Господом на небе, если вашими святыми молитвами обогатимся! Аминь!
Войдя в праздничный день святой великомученицы Екатерины в этот ее пречестный храм, поклонившись по благочестивому обычаю местной ее иконе и облобызав ее, я удивился, слушатели благочестивые, удивился, говорю, такому изображению ее на честной иконе, что девица держит крест в руке своей.
Крест приличествует рукам архиерейским, иерейским, освященному чину, ибо они носят крест в своих руках, осеняют, благословляют им. Девическим же рукам подобает носить перстни золотые или цветы благовонные, или яблоки красные, или что-нибудь другое, подобающее лицу девическому, а не крест. Креста не дают в руки девицам и разве только позволяют им прикасаться к нему устами. Почему же мы видим здесь святую деву Христову Екатерину изображенной с крестом в руках? Об этом я и хочу ныне вкратце побеседовать «при Господнем содействии» и рассмотреть, для какого таинства девическая рука носит честный крест Господень?
Святой крест — это прежде всего знамение христианской православной веры. У нечестивых, не верующих в Господа нашего Иисуса Христа, креста не увидишь. Крест там, где вера, и там вера, где крест. Одни православные христиане украшаются крестом, крестом ограждаются и о кресте хвалятся вместе с апостолом, который говорит: «А я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа» (Гал. 6, 14). Крест в руке святой великомученицы Екатерины — это знамение ее истинной веры во Христа Иисуса, и не только веры, но и дел, ибо крест — в руке, и как крест знаменует веру, так рука означает дело: крест в руке — это вера с делами.
Слышал я где-то такую притчу духовную: однажды собрались все добродетели в одно место, составили собор и условились поделить между собой доброго человека так, чтобы каждая добродетель имела свое место в особой, уделенной ей части человека, как бы в своей келий. Прежде всего, благоразумию достался мозг, покаянию волосы, чтобы ими вместе с Магдалиной отирать ноги Христовы. Любовь поместилась в сердце, целомудренная стыдливость на лице. Благое молчание избрало себе место в устах, а пост с воздержанием — в желудке. Святая надежда нашла место в очах, чтобы с упованием смотреть на Бога: «Как они рабов обращены на руки господ своих и как они рабыни — на руки госпожи ее, так очи наши — ко Господу Богу нашему, доколе Он помилует нас» (Пс. 122, 2). Трудолюбию были даны руки и плечи, терпению — хребет, послушанию — ноги. А святая вера, как первейшая добродетель, без которой невозможно спастись, взяла себе две части в человеке: ухо и руку; ухо — дабы ее слышали, ибо, как говорит апостол: «Как веровать в Того, о Ком не слыхали?» (Рим. 10, 14); руку же — дабы она была исполняема и самим делом, по слову святого Иакова: «Покажи мне веру твою без дел твоих» (Иак. 2, 18).
Обращаюсь опять к святой великомученице Екатерине: в руке ее крест, чтобы явна была ее вера вместе с делами. Ты спросишь: какие добрые дела ее? Отвечу: прочитай историю ее жития и страданий, и там увидишь. Я же по-прежнему с удивлением спрашиваю: почему рука девическая носит крест подобно руке иерейской. Кто разрешил ей такое иерейское крестоношение?
Но прежде, чем рассмотреть и узнать это, я спрошу: кто в поднебесной был первым иереем? Вы скажете, что по повелению Самого Бога первым получил это освящение Аарон, но не он первый начал приносить жертвы, были приносившие жертвы и прежде него. Мелхиседек, скажете вы, имел чин жреческий, но и он не первый получил его. Еще Авраам принес в жертву сына своего. Это правда, и дивно было жертвоприношение его, но я спрашиваю не о том, кто какую принес жертву, а о том, кто первый начал приносить жертвы Богу? Вы скажете: Ной устроил алтарь после потопа по выходе из ковчега и принес жертву. Но и не Ноя назову я первым иереем, первым жрецом.
Кто же из иереев, приносивших жертвы Богу, был первым? Праведный Авель. Он первый начал чтить Бога благоугодными жертвами, он был первым иереем в поднебесной. Если не верите мне, поверьте святому Амвросию, который говорит: «Первым по преступлении Адамовом носил образ Спасителя нашего Авель, который был девственником, священником и мучеником: девственником как несупружный, священником как приносивший жертвы Богу, мучеником как неповинно убиенный братом».
Внемлите словам этого учителя! Первым священником, то есть иереем, он называет Авеля, ибо он первый начал приносить жертвы. Но кто поставил или посвятил Авеля в это иерейство, в жречество? Вера. Так говорит апостол: «Верою Авель принес Богу жертву лучшую, нежели Каин». И на том поставлении Сам Бог пел «аксиос» — достоин, по словам того же апостола: «Получил свидетельство, что он праведен, как засвидетельствовал Бог о дарах его» (Евр. 11,4).
Здесь опять обращу мою речь к святой великомученице Екатерине. Видя крест в ее девической руке, и рассматривая веру и жертву ее, я если и не назову ее иереем, как девицу, однако, не усомнюсь уподобить иерею, а с праведным Авелем и наравне поставлю. Если Авель за жертву, которую принес с верою, был титулован иереем, то пусть будет и великомученица жрецом, равным Авелю ради жертвы, которую с верой принесла Христу Богу.
Какую же она принесла жертву? Не от плодов земных, не от первородных скотов, но саму себя принесла в жертву Господу Богу своему. Послушаем, что она говорит Господу: «Яко жертву непорочную приими мя, с любовью пожершуюся Тебе». Не напрасно Церковь в тропаре нарекла ее агницей: «Агница Твоя, Иисусе, Екатерина». Ибо как Агнец Божий Христос, закланный за всех, сделался благоприятной жертвой Богу Отцу, так и она, мысленная агница, отдав себя на вечное заклание за Христа, соделалась благоприятной жертвой Христу, будучи сама и при носительницей жертвы, и жертвой. Носи же, святая великомученица, крест в руке своей, как носит его чин иерейский, жреческий! Аксиос — достойна!
Крест служит знамением кавалерства, то есть храброго воинствования, победы и одоления. Святая великомученица Екатерина имела в жизни этой брань, и брань с тремя лютейшими супостатами, которые есть мир, плоть и дьявол. Мир прельщал прекрасную деву своими прелестями, плоть склоняла к естественным вожделениям, дьявол же творил всякие козни, чтобы отвратить невесту Христову от любви к Нему. Храбро воинствовала невеста Христова в тех бранях и с помощью Господа своего одолела врагов: мир отвергла, плотские вожделения отринула, дьявола отогнала, и потому, как кавалер, как храбрый витязь, носит крест — оружие непобедимое — в руке своей.
Крест — это знамение умерщвления, совершаемого для соблюдения чистоты, и особенно чистоты девственной, ибо она не может жить без креста: девство соединяется с крестом, крест с девством. Посмотри на крест, и увидишь на кресте и под крестом девство. Кто на кресте? Не Тот ли, Кто является Источником и началом девственной чистоты? Кто под крестом? Не Дева ли, Пренепорочная Мария, Матерь Божия, вместе с девственником Иоанном?
Девство и крест — неразлучные друзья. Святая дева Екатерина, соблюдая свое непорочное девство, пригвоздила себя ко кресту самоумерщвления, согласно завету апостольскому: «Умертвите земные члены ваши» (Кол. 3, 5), — а потому по справедливости носит крест в знак умерщвления и своей девственной чистоты.
Крест — это знамение духовной, христианской, крестной и сильной премудрости, как оружие крепкое, ибо духовная, крестная премудрость — это оружие против противящихся Церкви, как говорит апостол: «Слово о Кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, — сила Божия. Ибо написано: «Погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну»; и далее: Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, Божию силу и Божию премудрость» (1 Кор. 1, 18-19; 22-24).
У людей в поднебесной живет двоякая премудрость: премудрость мира сего, которая была, например, у еллинских философов, не ведущих Бога, и премудрость духовная, какова она у христиан. Мирская премудрость — это безумие пред Богом: «Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?» — говорит апостол (1 Кор. 1, 20). Духовная же премудрость почитается безумием у мира: «Для иудеев соблазн, а для еллинов безумие» (1 Кор. 1, 23).
Мирская мудрость — слабое оружие, несильное воинствование, немощная храбрость. Но какое оружие премудрость духовная, это видно из слов апостола: «Оружия воинствования нашего сильные Богом на разрушение твердынь» (2 Кор. 10, 4); и еще: «Слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого» (Евр. 4, 12).
Образом и знамением мирской еллинской мудрости являются содомо-гоморрские яблоки, о которых повествуется, что извне они прекрасны, внутри же них прах смрадный. Образом же и знамением христианской духовной мудрости служит крест, ибо им явлены и как бы ключом открыты нам сокровища премудрости и разума Божия. Мудрость мирская исполнена бесполезного праха, а словом крестным мы получили все блага: «Се бо припае Крестом радость всему миру».
Когда мы видим крест в девических руках святой великомученицы Екатерины, то по этому кресту знаем и о ее духовной, христианской мудрости. Таковой мудрой деве уподобляется и само небесное царство: «Подобно будет царство небесное девам» (Мф. 25, 1). Ибо и небесное царство, когда восхочет явиться к нам в последний день, возьмет в руки крест, согласно словам Писания: «Тогда явится знамение Сына Человеческого на небе» (Мф. 24, 30), то есть крест Христов. Оно придет к нам с крестом. И это для пристыжения неразумного мира сего, считающего себя мудрым, и обезумевшего, и для пристыжения бесов и всех осужденных с ними. Ибо крестом, как крепким оружием, как острейшим мечом, поразит врагов своих и низринет их в геенну.
Кто не знает, как постыдила, победила святая великомученица и премудрая дева всю премудрость мира сего силою духовной, христианской премудрости, преодолев еллинских философов, считавшихся мудрейшими? Не знающий же пусть убедится из ее жития. Нам же, похваляющим ее за премудрость крестную, достаточно уподобить ее древней мужественной Иудифи, которая, будучи умудреннрй и укрепленной Богом, отсекла ночью главу у спавшего Олоферна, страшного и сильного воеводы ассирийских воинов, и отнесла ее в свой город Ветилую. Когда утром постельничий Олоферна вошел в его шатер и увидел господина своего обезглавленным, он воскликнул, плача, громким голосом: «Одна еврейская жена опозорила дом царя Навуходоносора, ибо вот Олоферн на полу, и головы нет на нем» (Иудифь 14,18).
Полчище еллинских философов, избрав, как бы воеводу, одного мудрейшего из всех, поставили его для прения против одной премудрой девицы. Посмотрим на подвиги того и другой. Один вооружается софистическими силлогизмами, другая принимает, как меч, слово крестное. Тот хвалит идольское многобожие, этаже славит Единого Истинного Бога, Христа, Спасителя мира, добровольно претерпевшего смерть. Один приводит поэтические басни, а другая возвещает пророческие предсказания.
Опьянен еллинский начальник философов своим нечестием, как Олоферн вином, помрачен безумием, как темнейшей ночью, а мужественная девица словом крестным, как острейшим мечом, отсекает как бы голову — его безумное умствование. И был философ безгласен, как немой, не мог сказать ничего против нее, прочие же философы пришли в смятение, шатались как пьяные. Поглощена была вся их мудрость, и, сами того не желая, они показали, что были побеждены. Таким образом, подобно тому, как в древности «одна еврейская жена опозорила дом царя Навуходоносора», так и здесь одна христианская дева, святая Екатерина, опозорила дом нечестивого царя Максентия. Что я говорю — самого начальника адской тьмы и воеводу полчищ бесовских, старого сатану постыдила, как Олоферна, обезглавила его словом крестным, поразила оружием крестным, победила, главу ему стерла. Хорошо, мудрая и мужественная девица, ты носишь крест в руке твоей в знамение мудрости твоей, в знамение мужества твоего!
Крест также является знамением любви и мученического страдальчества, принимаемого ради любви к любимому. Не крестом ли наяву показал Бог любовь Свою к человеческому роду? Евангелие говорит: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного» (Ин. 3, 16). На что же Он отдал Его? На смерть крестную. Святая Церковь воспевает в ирмосах: «Положил еси к нам твердую любовь, Господи, Единородного бо Твоего Сына за ны на смерть дал еси». И Сын Божий умер за нас на Кресте ради любви к нам. Нет больше любви, как не только любить, но и умереть за любимых.
Видя крест в девических руках святой Екатерины, мы уже знаем истинную любовь ее ко Христу Богу, Спасителю нашему, ради которой она мученически пострадала за Него, говоря: «Тебе, Женише мой, люблю и Тебе ищущи страдальчествую и сраспинаюся Тебе». Неистинна любовь без креста, без страдания за любимого. И как о нетвердо веруюших говорится: «Временем веруют, а во время искушения отпадают» (Лк. 8, 13), так и о неистинно любящих можно сказать: временем любят и во время напасти отпадают.
Святой Петр вначале, когда еще не утвердился крепко в вере и любви, считал себя истинно любящим Господа и говорил: «С Тобою я готов и на смерть идти» (Лк. 22, 33). Когда же наступило время напасти, время Креста, страдания, мученичества, он тотчас же отпал: «Не знаю Человека Сего» (Мф. 26, 72). Истинна та любовь, которая не бежит от креста, не боится страданий, готова на раны и на смерть ради любимого, которая во время напасти не отпадает, а дерзает.
Такую любовь к Господу Богу являет крест, который держит в руках святая великомученица Екатерина, в теплоте духа любви говорящая словами Песни Песней: «Возлюбленный мой мне, и я Ему» (Песн. 2, 16). Возлюбленный мой Христос, Сын Божий, явил мне милость Свою, я же являю Ему любовь свою. Он, любя меня, распялся на Кресте, я же, любя Его, сораспинаюсь Ему на кресте страдальчества моего. Он умер ради любви ко мне, я же умираю ради любви к Нему. Он положил за меня душу Свою, и я полагаю за Него свою душу: «Возлюбленный мой мне, и я Ему». Потому, поистине крест носит, как сораспявшаяся Христу, как пострадавшая за Него и умершая ради любви к Нему.
Наконец, крест есть как бы скипетр — знак Царства, царства небесного, ибо через крест, через страдания приобретается небесное царство, как и Христу «надлежало пострадать и войти в славу Свою», согласно словам апостола: «Если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться» (Рим. 8, 17).
Держит святая великомученица Екатерина в правой руке своей крест, сей скипетр небесного царства, как царица. С Христом пострадала, с Христом и воцарилась, как говорит она и в тропаре: «Стражду Тебе ради, я ко да царствую в Тебе и умираю за Тя, да и живу с Тобою».
Итак, слушатели, мы узнали тайну, почему святая великомученица Екатерина, невеста Христова, носит крест в своей девической руке: в знамение своей веры и жречества, ибо принесла себя в жертву Богу; в знамение своего воинствования и победы над миром, плотью и дьяволом; в знамение самоумерщвления и сохранения своего непорочного девства; в знамение премудрости духовной, ибо, вооруженная ею, она одолела и посрамила еллин-ских философов; в знамение любви к Богу и страдальчества за Него и в знамение получения царства небесного. Следовательно, по достоинству носит она крест в руке своей.
Покланяемся тебе, о любезная невеста Христова, святая великомученица Екатерина! С усердием лобызаем честную твою икону и вместе крест, который держит десница твоя. С любовью празднуем святую твою память! Ты же, царствуя со Христом, призри на нас милостивым оком и ходатайствуй нам милость у Христа Бога, как имеющая дерзновение к Нему, да твоими молитвами получим спасение. Аминь.
Совершая ныне всечестную память великого угодника Божия и чудотворца, иже во святых отца нашего Николая, архиепископа Мир-Ликийских, помышляю я о самом имени его, кроме великих, всем явных чудес его, слушатели возлюбленные!
Премногие и превеликие чудеса его известны всем, от востока солнца до запада прославлено чудотворение его. Значение же и сила пречестного его имени не всем ведомы, а известны разве только людям ученым. А потому, чтобы всем были ведомы, истолкуем это имя и узнаем силу его, и тогда увидим, что «по имени его было и житие его».
Имя «Николай» не славянское, а греческое, ибо в те древние времена славяне не знали Бога и в нечестии своем назывались не теми именами, которыми называемся мы ныне православные христиане. Имена их, по нечестивому их обычаю, были: Кий, Щек, Аскольд, Дир, Гостомысл, Святослав, Ярополк и прочие, какие носили русские князья. Бояре Вышгородские были: Блуд, Путша, Елович, Телец, Ляшко и другие. Посланные князем Олегом из Киева в Грецию послы для переговоров о мире носили такие имена: Карлофарлос, Велмуд, Рулав, Стелмид, — имена все какие-то дикие. После же святого Крещения приняли имена у греков, которыми и мы ныне называемся.
Обращаясь же к пречестному имени святителя Николая, я повторяю: имя это греческое, составленное из двух речений: «никое» или «ника», что значит победа, одоление, и «лаос» — народ, люди. Слово «Николаос» означает: победа людей, одоление народа. Дивно толкование имени сего, но по имени ли было житие Николаево?
Если посмотрим на его младенчество, то увидим, что еще в своем детстве он победил само естество человеческое, ибо стоять в купели три часа на ногах самому по себе, без чьей-либо поддержки, будучи еще новорожденным младенцем, — не есть ли это выше естества человеческого?
Постыжен здесь всякий мужской возраст, не усердствующий в славословии Божием: младенец стоит три часа во славу Пресвятой Троицы, а совершенные мужи не хотят постоять в церкви и одного часа со страхом Божиим, с благоговением и вниманием, а если и стоят, то стоят как бесчувственные истуканы. Имеют уши, а читаемого и поющегося не слушают (см. Пс. 113, 14), и слушая не внимают. Имеют ум, а не помышляют о Божественном, о суете мирской только думают. Только телом стоят в храме Божием, а ум их мыслит или о жене и детях, или о яствах, поварами приготовляемых, или о бочках в погребе, или о сундуках в кладовой и о деньгах, или о товарах, отпущенных в какой-либо город и находящихся в дороге, или об имениях, отправленных в чужую страну на кораблях и ладьях. Стоят в церкви, а «из сердца исходят злые помыслы» (Мф. 15, 19; Мк. 7, 21), воровство, убийства, прелюбодеяния, хулы и прочие небогоугодные дела. А что произносят уста их в храме Божием? Молитву ли? Редко молитву, больше же пустые разговоры: говорят друг с другом о внешних попечениях. Здесь и торг, здесь и покупки, здесь и управление домом, здесь и осуждение ближних.
О люди небогоугодные! Посмотрите на святого Николая, еще в младенчестве своем всем умом, со всем благоговением прославившего Святую Троицу трехчасовым стоянием. Посмотрите и устыдитесь, ибо вы посрамлены младенцем. О, сколь великим победителем явился Николай еще в младенчестве, победителем естества, победителем людей небогоугодных!
Если еще посмотрим на младенчество его, то вновь увидим, что он победил в своем младенчестве само естество человеческое. Ибо младенцу воздерживаться от сосцов материнских в постные дни среду и пятницу, — не значит ли это быть выше естества человеческого? Будучи младенцем, он научился поститься ранее, чем стал есть.
Что скажут здесь наши нынешние христиане, только «имеющие вид благочестия» (2 Тим. 3, 5), дела же благочестия отвергающие? Что, говорю, скажут те, для которых среда и пятница — такие же дни, как суббота, воскресенье и все прочие, у которых нет поста, нет воздержания, едят все без смущения по обычаю неправославных христиан иностранных.
Еврейский историограф Иосиф рассказывает о Моисее, что, будучи взят из воды дочерью фараона, он не хотел сосать сосцы жен египетских, и для него была приведена еврейка, мать его (см. Исх. гл. 2). У нас же бывает наоборот. Мать наша, Святая Восточная Православная Церковь, питает нас сосцами своими — благочестивыми законами и уставами, от древних Отцов принятыми. Мы же, оставив сосцы матери своей, породившей нас водой и Духом (см. Ин. 3, 15), ищем сосцов египетских, иноземных, еретических, Православию противных и привыкаем питаться из них со сладостью. Оставив манну, помышляем о египетской пище. Презрев сладость святого воздержания, уклоняемся к «рожкам, которые едят свиньи» (Лк. 15, 16). О стыд великий! Дети посрамляют мужей, младенцы старцев!
В «Старовечностях» читаем: в стране, называемой Гивернией, у матерей был следующий обычай: когда они, отлучая своих младенцев мужского пола от сосцов, начинали питать их иной пищей, то прежде всего полагали ту пищу на обнаженный меч, затем брали с меча кусочки пищи и вкладывали их в уста младенцам. И это делалось с той целью, чтобы младенец с самого младенчества своего, с первого куска пищи привыкал к мечу, чтобы в нем росло мужественное сердце, и охота к мечу и браням.
Подобное мы видим и в младенчестве святого Николая. С меча он принимал первую пищу свою, с меча не вещественного, а духовного, то есть с меча воздержания и пощения. Поистине пощение и воздержание православно-христианское — это меч духовный, ибо им отсекаются телесные страсти, им обезглавливается супостат дьявол. О них говорит апостол: «Оружия воинствования нашего не плотские, но сильные Богом на разрушение твердынь» (2 Кор. 10, 4). С этого меча, то есть поста и воздержания, была дана первая пища святому Николаю в младенчестве, и этим мечом он обезглавливает и обезглавит всех служащих чреву своему как Богу, всех, говорю, отвергающих пост, презирающих воздержание, почитающих за сладость каждодневное насыщение, пьянство и прочие безумства, о которых не стоит и говорить. Николай — победитель людей небогоугодных.
Будучи в мужественном возрасте, он ранее всех приходил в церковь и к святительству был призван и взят не иначе, как от дверей церкви, куда пришел он в полночь еще до обычного пения службы, а потому и здесь явил себя победителем и постыдителем ленивых и сонливых людей. Сколь много великих колоколов призывают их на всенощное и на утреннее пение, а ленивого, сном объятого разбудить не могут! Если же и разбудят, то он и не помышляет отрясти сон от очей и идти в церковь, не хочет пободрствовать и одного часа. Есть такие, которые с немалыми денежными вкладами строят колокола для храмов Божиих, но сами же своих колоколов не слушают; ставят в церкви прекрасно украшенные святые иконы, а сами ленятся молиться своим иконам; созидают храмы Божий, а о созидании души своей не заботятся.
Не дожидался угодник Божий Николай утреннего благовеста. До благовеста он уже находился у церковных дверей, побеждал леность, сон и нерадение, и тем самым явил себя победителем — победителем сонливых и нерадивых.
Что же касается щедрости и попечения его о спасении душ человеческих, то об этом мы находим дивное свидетельство в его житии. Ибо когда некий нищий муж помыслил устроить скверный брак для трех своих дочерей, то он ночью бросил ему в оконце три узелка с золотом.
Случилось мне недавно прочитать следующее: в Индийских странах, когда разбушевавшееся море начинает разливаться далеко из своих берегов, затопляет ближайшие селения и наносит вред людям и скотам, а также садам, виноградникам и нивам, то люди, живущие близ моря и страдающие от бед, наносимых его волнами, берут сосуд с золотом и ввергают его в море, веруя, что умилостивленное тем золотом, море прекратит свое волнение, и как бы откупаются от волн морских золотом.
Рассуждая духовно, поистине, мир сей есть море. Не о нем ли говорит и святой Давид: «Это море великое и пространное» (Пс. 103, 25). И на этом море бывают великие волны: каждая беда — это как бы волна, и каждое бедствование как бы волнение. Немалая волна и нищета. Сколь много попечений прилагают люди только к тому, чтобы избежать этой волны, чтобы избавиться от нищеты! Каждый старается иметь что-либо. Для того существуют различные промыслы, для того художества, Для того и брани, и свары, и тяжбы, для того и обиды, ограбления, хищения, воровство, разбои, убийства и многие другие небогоугодные дела, чтобы иметь, чтобы не быть нищим, чтобы разбогатеть. И сколь много зла терпит нищий: холод, наготу, голод и скудость во всем самом потребном!
Что же скажем мы о плотском нечистом грехе? Разве он не является великой волной на море мира сего?! Разве не обуревается этой волной всякий земнородный?! Разве напрасно говорит Писание: «Все, что в мире — похоть плоти» (1 Ин. 2, 16)? Не в этой ли волне погрязли люди первого мира, эти древние исполины, когда спасся один только Ной с чадами? Ибо Отцы возвещают, что за эту плотскую нечистоту наказал Бог древних людей всемирным потопом. Не в этой ли волне погрязли содомиты с окрестными городами? Не в этой ли волне погряз было Давид, а также и Соломон, сын его? Не в этой ли волне плотской похоти и ныне погибают многие, юные и старые? Одним словом, едва ли не все в мире побеждены плотской похотью: «Все, что в мире: похоть плоти».
Вышеназванный муж, имевший трех дочерей, стоял посреди тех двух волн: нищеты и греха плотского, во власть которого хотел отдать своих дочерей. С той и другой стороны тесно: с одной стороны теснит нищета великая, с другой — греховное бесстыдство и прогневление Бога. Он был уже в отчаянии, не зная, что делать. Святитель же Христов Николай, желая утишить волнение, ввергает посреди тех волн три узелка с золотом, как бы по вышеупомянутому обычаю индусов, ввергающих золото в волнующееся море, чтобы утишить волнение. И спасен был тот муж с тремя дочерьми от волнения, то есть от нищеты, и избежал греха щедротами угодника Божия. О пастырское попечение о спасении душ! О нищелюбивое щедротство!
Видя столь чудное дело угодника Божия, что могут сказать те, которые не только не подают нищим и убогим, но и последнее отнимают у них, грабят, похищают? Что скажут и те, которые не только не удерживают от греха юных, но прельщают их ко греху, а иногда и насильно влекут к нему? Воистину, они побеждены и посрамлены добродетельным образом жития святого Николая! Победитель людей небогоугодных победил, претерпел темницу, победил, посрамив Ария!
О святитель Христов Николай! Молитвами твоими даруй нам крепость и силу побеждать свои страсти и греховные вожделения и одолевать супостатов наших, видимых и невидимых!
Имея здесь пречестный храм свой, он взирает на нас свыше со своего места, которое занимает между великими иерархами, предстоящими Престолу Божию. И не только взирает, но и невидимо посещает нас, как и ныне, веруем, присутствует среди нас, с любовью совершающих святую память его. Он видит нашу веру и усердие, принимает похвалы, нами ему приносимые, возносит наши молитвы к Богу, ходатайствует, предстоя за нас пред Христом, избавляет нас своими теплыми к Богу молитвами от всяких бед и зол, от врагов видимых и невидимых, и испрашивает у Господа все благое и полезное нам, временное и вечное. И потому он наш добрый пастырь, помощник, заступник и покровитель во Христе, Господе нашем, Которому слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
В настоящий день недельный пришли сюда в церковь два учителя с двумя книгами, чтобы поучить нас, слушатели мои возлюбленные! Два учителя: один вселенский — святой евангелист Матфей, другой всероссийский — святой Петр, митрополит и чудотворец Московский. Оба раскрыли свои книги на пользу нашу: вселенский учитель, святой Матфей, раскрыл книгу рождения человеческого: «Авраам родил, Исаак родил, Иаков родил», — и прочее. Учитель же всероссийский, святой Петр, разогнул книгу смерти человеческой, ибо в этот день составил нам празднество своего преставления. Это есть также книга родства, ибо временная смерть, или блаженная кончина, родила преподобному жизнь вечную. Пусть каждый читает ту книгу, какую хочет, я же прочитаю отчасти ту и другую.
Какие же слова мне прочесть в них? Прочту следующие: в книге рождения человеческого я прочитаю слово о суете временной и смертной жизни сей, а в книге смерти человеческой прочитаю слово о блаженстве небесной бессмертной жизни, которое получил святой Петр после своей кончины. И прочитаю не только для себя, но чтобы слышали и получили пользу все, «при Господнем содействии и подкреплении слова». Любовь же вашу прошу внимательно послушать.
<br>
«Родословная»
В Родословной Иисуса Христа мы имеем Две части: первую о праотцах, из племени которых родился Христос, и другую о ПрисноДеве Матери, от Которой Христос родился. Род Христов, идущий от племени праотцев, исследован, рассказан и описан, рождение же Христа от девствующей Матери неисследуемо, несказанно, доныне пребывает неописанным и вовеки будет непостижимым. Именно о нем сказал пророк: «Род же Его кто изъяснит?» (Ис. 53, 8). Эту вторую часть мы отложим до наступающего праздника Рождества Христова, первую же рассмотрим ныне.
Вникая в эти слова первой главы книги родства Иисуса Христа, мы можем найти в них нечто сокровенное, могущее поучать и быть полезным для нас, но не всем известное. Кто, слушая одни только читаемые в ней имена, подумает, что получит от них какую-либо пользу для себя? Но он получит ее, если поищет с прилежанием.
Среди иерусалимских царей были два, противоположные нравом друг другу: Иосия и сын его Иехония. Иосия случайно нашел книгу Закона Божия, — случайно, ибо прежние цари-идолопоклонники истребили книги Закона Божия в церкви Соломоновой. Иосия, найдя книгу и прочитав ее, умилился и сокрушился сердцем, и пришел в страх Божий, и разодрал одежды свои, и плакал пред Господом (см. 4 Цар. 22, 11), явил образ покаяния.
Не так поступил сын его Иехония. Он, когда пред ним прочитана была книга святого пророка Иеремии о Законе Божием, не только не умилился, но разгневался и, изрезав и разодрав книгу, сжег все ее листы в огне. Одно и то же чтение Закона Божия одному послужило на пользу, другому на развращение. Подобным образом и ныне предложенная нам книга родства Христова. Да не будет никто из нас Иехонией, как бы бритвой терзая листы ее, ругая ее своим языком и говоря: «Какая мне польза от тех имен? Тот родил одного, этот другого, — что мне до этого?» Но да уподобимся Иосии и уготовим себя к сердечному сокрушению.
В самом начале я сказал, что в книге родства намерен прочесть о суете этой смертной жизни. Сначала усмотрим суету величия, высокородство человеческого на земле. Поистине, при первом воззрении видим высокородное родство Христово по плоти. Видим то патриархов, то князей и храбрых военачальников, то царей. Патриархи — это Авраам, Исаак, Иаков. Князья и военачальники — Иуда и братья его, победившие многие полки супостатов. Цари — Давид, Соломон и их наследники. Воистину здесь великое высокородство. И почему каждый из высокородных князей и бояр не может хвалиться древностью рода своего, если Сам Христос захотел иметь Свое происхождение не от простого, а от высокого племени, и повелел Духом Святым апостолу Своему Матфею написать книгу родства Своего вначале, чтобы и последующие роды знали, к сколь высокому роду принадлежал Христос? Но если мы с рассуждением рассмотрим книгу родства Христова, то ясно увидим великую суету высокородства в этой смертной жизни и тщетность кичения им.
Кто был Авраам, Исаак, Иаков? — Скотоводы и кочевники, переходившие с места на место, не имевшие ни своего города, ни селения, ни постоянного дома и обитавшие в шатрах в степях.
Кто были Иуда и братья его? — Рабы египтян, изготовлявшие кирпичи, созидатели стен.
Кто были Фарес, Вооз, Соломон? — Сыновья блудниц.
Кто был Давид? — Сын Иессея, вифлеемского поселянина, пастух овец.
Кто был Иоаким, дед Христа по Матери? — Житель одной бедной деревни — Назарета Галилейского: «Из Назарета может ли быть что доброе?» — говорили евреи (Ин. 1, 46).
Кто был Иосиф, считавшийся отцом Христовым?'— Плотник.
Смотрите, сколь переменчиво мирское счастье: племя израильское сначала вознесено от гноища на высоту, даже до скипетра царского, потом с царского престола унижено до простолюдинства и от скипетра до топора плотника. Историю же тех событий изволил Бог, хотя и вкратце, явить нам в начале Своего Евангелия для того, чтобы желающие быть истинными слушателями Евангелия, подражателями и исполнителями его, прежде всего усмотрели и узнали суету величества и чести, высокородства и славы человеческой, чтобы никто ничем не хвалился. «Не хвалитесь», — говорит Писание, — «не умножайте речей надменных; дерзкие слова да не исходят из уст ваших; но желающий хвалиться да хвалится тем, что разумеет и знает Господа» (1 Цар. 2,3, 10).
Самое великое благородство заключается в том, чтобы угождать Богу, чтобы иметь похвалу от Бога и людей за добрые дела и быть светлым добродетелями. Ибо какая польза быть великим по родству, а по делам очень малым, родством возвышаться до небес, а злой жизнью нисходить до бездны, подобно Капернауму, которому Христос сказал: «И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься» (Мф. 11, 23)?
Книга родства Христова, как сказано, открывает нам некие тайны, которых мы или не знаем, или не пытаемся узнать, исчисляя по именам и по порядку предков Христовых. Она исчисляет их троекратно по четырнадцать родов, и если сложить их воедино, получается сорок два, по числу станов (или стоянок) израильских, которые они имели со времени исхода из Египта и до прихода к земле обетованной, ибо они останавливались с промедлением на сорока двух местах. После такого числа родов восхотел Господь совершить Свое воплощение, чтобы показать, что Он пришел избавить род человеческий от рабства адскому фараону и привести к обетованию небесному.
Мы же посмотрим: всели исчисленные по именам предки Христовы избавились от ада и получили небесное царствие? Нет, только те из них, которые или не согрешили, или, согрешив, истинно покаялись, умершие же во грехах без покаяния погибли.
Сколько же имеется в родстве Христовом таких, которые не согрешили? Не дерзаем исчислить более трех, указанных в самом Писании, где о них говорится: «Не положил покаяние праведным Твоим Аврааму, Исааку и Иакову, не согрешившим пред Тобою» (2 Пар. 36). А сколько покаявшихся? Иисус, сын Сирахов исчисляет также не более трех, ибо говорит: «Кроме Давида, Иезекии и Иосии, все тяжко согрешили, ибо оставили закон Всевышнего» (Сир. 49, 5-6).
Итак, из столь многих родов, из сорока двух, нашлось только шесть, в спасении которых не может быть сомнения: трое несогрешивших и трое покаявшихся, прочие же под сомнением. Ибо одни из них умерли идолопоклонниками, другие скончались в иных тяжких грехах, исключая разве тех, которых покрыло неведомо для нас Божие милосердие, и тех, которые, происходя из тех же домов, были вне линии прямого родства Христова, как, например, Даниил и три отрока, а до них Моисей, Аарон, Иисус Навин и им подобные, а также включая последних совершенных святых, то есть святого Иоакима с Анной, родителей Богородицы, святого Иосифа обручника и Самой Пречистой Девы, превзошедшей святостью всех святых.
Отсюда с пользой можно видеть, как «много званых и мало избранных» (Мф. 20, 16; 22, 14; Л к. 14, 24). Многие находились в родстве со Христом, но мало получивших часть со Христом; в книге родства записаны, а из Христовых Книг жизни изглажены.
Заметим здесь: не один из лиц, гордящихся высоким родством, исчисляет своих отцов и предков, похваляясь их бывшими высокими санами, почестями, могуществом, но знает ли он наверное, много ли находится среди них таких, которые наследовали царство небесное? Найдется ли их десяток, или, может быть, семь, или пять, или три, или два, или только один? Не большинство ли их, или не все ли они осуждены в муку вечную? Если же их постигла участь погибших в муках, то как может хвалиться внук или правнук теми, которые сочтены за врагов Божиих и причтены к адским бесам? Но хотя бы они и все получили небесное царство за некие свои добродетели, а оставшийся после них на земле наследник уготовляет себе геенну злыми своими делами, то какая ему польза от святости предков, если он сам грешен, и в то время как они ликуют в раю, он отсылается в огонь неугасающий?
Поэтому пусть никто не хвалится ни высоким родом, ни святостью предков, но каждый пусть мыслит о своей собственной жизни. Ибо как высокородство предков суетно и подлежит изменению, так и святость предков может быть полезной разве только добродетельным наследникам, злым же не помогает ни в чем. И наоборот, святость внуков, правнуков, поживших добродетельно и угодивших Богу, не поможет праотцам, умершим в тяжких грехах без покаяния, ибо и Сам Христос не захотел избавить таковых Своих предков. Кто более свят, чем Христос9 Но и Он не изволил оказать никакой помощи тем из Своих предков, которые были осуждены праведным судом Божиим в геенну за премногие и безмерные прегрешения.
Потому убоимся и мы! Если Сын Божий не пощадил многих Своих праотцев по плоти, умерших в грехах без покаяния, то пощадит ли Он нас, далеких и призванных из язычества, если мы не покаемся? Воистину, не пошалит, ибо Он Праведен!
Рассмотрим в книге родства еще одну тайну, являющую нам суету временной жизни. Род Христов описывают два езангелиста — Матфей и Лука. Святой Матфей при каждом упоминаемом лице употребляет слово «родил»: один «родил» того, другой «родил» другого, а святой Лука вместо слова «родил» пишет так: «Иисус, начиная Свое служение, был лет тридцати, и был, как думали, Сын Иосифов, Илиев, Матфатов, Левиин» и прочее. Это место Евангелия в аравийском переводе читается так: «Иисус был Сын Иосифа, который был сын Илия, Илий был сын Матфана, Матфан был сын Левия», — и прочее. Матфей говорит: «родил, родил», а Лука: был; тот словом «родил»вводит в мир, этот же словом был изводит из мира. И тот был, и этот был; ныне же нет ни одного, остались только их имена, записанные в книге, а самих лиц нет ни одного: были, и нет.
«Родился» Авраам, был патриарх Авраам отцом многих народов, был — и уже нет его.
«Родился» Давид, «был» царь Давид»,был» — и уже нет его.
«Родился» Соломон, «был» Соломон премудр, «был» — и уже нет его.
Родились и все прочие и были одни князьями, другие военачальниками, были — и их уже нет. Где их слава, где их честь, где их могущество? «Был» — и ныне уже нет. Все один за другим явились в этот мир, и все один за другим, не весьма долго замедлив, отошли из мира. Одними дверьми рождения вошли в жизнь эту, другими дверьми смерти вышли из жизни.
Что же унесли они с собой, что взяли отсюда? Может быть, богатство или титулы своего высокородства? Может быть, сан, красоту лица, крепость тела или премудрость, или иные какие-либо преимущества? Поистине, не унесли они ничего. Они унесли все это отсюда, но не сохранили для себя, а вложили в гроб для нетления. Что же говорят они, лишившись всего? Послушаем вести из того мира, возвещенные в Божественном Писании. Ибо те, которые были здесь грешными, говорят там: «Какую пользу принесло нам высокомерие, и что доставило нам богатство с тщеславием? Все это прошло как тень и как молва быстротечная; как корабль по водам и как птица по воздуху, и как стрела, пущенная в цель, не оставляют следа от движения, так и вся жизнь наша скоро пройдет, мы же останемся, ничего не имея» (Прем. 5, 8 и сл.).
Где же оставили? Тела сгнили в гробах, души же Бог знает где. Что оставили после себя? Ничего, одни только имена, записанные в книге родства, кроме тех, которые, пожив здесь свято, угодили Богу. Ибо они удостоены там лучшего, а нам оставили после себя образ добродетельной жизни.
Книга же родства Христова сделалась как бы гробницей. Гробница полна костей мертвых, книга же исполнена имен мертвых. И как в гробнице мы видим гробы многих различных людей, богатых и убогих, сановитых и простых, которых покрыла и уравняла единая земля, так и в книге родства одинаково упоминаются и скотоводы, и патриархи, и рабы, и князья, и цари, и пастухи, и плотники. В ней не упоминаются ни патриаршеские, ни царские титулы, не унижаются ремесла простых, но пишется просто: такой-то «родил» такого-то; «был» такой-то и такой-то, ныне же нет ни одного. Поистине, «все суета сует», как говорит Екклезиаст: «Видел всяческие творения, сотворенные под небом, и все суть суета» (Еккл. 1, 2).
Итак, мы прочитали в книге рождения, хотя и вкратце, слово о суетности этой смертной жизни. Теперь пора уже обратиться к другой книге, книге смерти человеческой, смерти доброй, рождающей жизнь вечную.
<br>
«И иная книга раскрыта, которая есть книга жизни (Откр.20,12)»
Ныне мы празднуем честное преставление иже во святых отца нашего Петра, митрополита Московского и всея России чудотворца. Это его преставление можно назвать кончиной, ибо и о святом житии его, и о блаженной кончине читаем в книге, и службу ему поем из книги, книга же эта — книга смерти. Ибо, как говорит Писание, и «Авраам умер, и пророки» (Ин. 8, 52), и святитель Христов Петр также отдал долг смерти, умер, но умер смертью честной: «Честна пред Господом смерть преподобных Его» (Пс. 115, 6). Умер смертью бессмертной: «упование его бессмертия исполнено» (Прем. 3, 4), — и эта его книга смерти сделалась книгой рождения, ибо через временную смерть он возродился для вечной жизни.
Имеет и смерть, смерть добрая, книги своего родства, и родства не худого, а прекрасного, доброго. Ибо как от доброго корня вырастает добрая ветвь и от доброго дерева рождается добрый плод, так и добрая смерть имеет свое происхождение от доброго рода. Каков это добрый род доброй смерти, мы сейчас увидим.
Не подумай, слушатель мой, что я говорю здесь о плотском благородстве архиерея Божия, ибо он от юности презрел род свой. Не о плотском, а о духовном и добродетельном роде его говорю, то есть о богоугодной его жизни, в которой добродетель родилась от добродетели. Смирение родило любовь к Богу, любовь к Богу — презрение мира, презрение мира родило воздержание, воздержание — умерщвление телесных чувств, умерщвление чувств родило чистоту плоти и духа, чистота — мысленное созерцание Бога, созерцание Бога родило умиление и слезы. Наконец, из всего этого родилась добрая, блаженная, честная, святая смерть, приводящая к покою, ибо «праведник, если и достигнет кончины, в покое будет» (Прем. 4, 7).
Такого духовного, добродетельного родства, из которого происходит добрая смерть, я обретаю две книги: одну у святого Давида Псаломника, другую у святого Иоанна Лествичника. У Псаломника эта книга духовного, добродетельного родства написана так: «Тот, кто неповинен руками и чист сердцем, кто в душе своей не увлекался суетою и не клялся лукаво ближнему своему, сей получит благословение от Господа и милость от Бога — Спасителя своего. Сей род ищущих Господа» (Пс. 23, 4—6).
У Лествичника же в той книге духовного, добродетельного родства написано: «Пусть будет для тебя отцом тот, кто может и хочет потрудиться с тобой над бременем грехов. Матерью пусть будет для тебя умиление, могущее омыть тебя от скверны. Братом да будет тебе тот, кто побуждает тебя и сподвижничает с тобою в течении к горним. Сожительницей нерасторгаемой возьми память об исходе смертном. Чадами любезными да будут тебе воздыхания сердечные. Рабом сделай тело твое, а друзьями — святых Ангелов, которые будут тебе полезны во время исхода смертного. Сей род ищущих Господа».
Обе эти добродетельные книги — Псаломника и Лествичника — великий угодник Божий Петр написал в книге сердца своего, и в жизни своей исполнил те добрые дела самим делом, и соделался он одним из тех преизряднейших родственников духовных, на которых исполняются вышесказанные слова: «Сей род ищущих Господа».
Согласно первой книге родства духовного он был «неповинен руками и чист сердцем», ибо по слову апостольскому, был «свят, непричастен злу» (Евр. 7, 26). Святость родила в нем невинность, а незлобие — чистоту сердца. Невинность произошла в нем от святости, а чистота сердечная — от незлобия. И посему он соделался таким архиереем, каким должен быть: «Таков и должен быть у нас Первосвященник: святой, непричастный злу». А тот, кто незлобив, есть родственник Самого Незлобивого Господа нашего Иисуса Христа. Видел некогда святой Богослов в откровении Господа, явившегося в образе Агнца: «Агнец стоит на горе Сионе» (Откр. 1, 14). И мать святителя Петра пред рождением его имела видение: ей казалось, что она держит на руках агнца. И Христос — Агнец, и святитель Христов Петр — агнец. Агнец сроден по естеству агнцу и по нраву подобен ему. Агнец святой Петр воистину уподобился Агнцу Христу нравом незлобия и явил себя как бы родственным Ему через эту добродетель, ибо ничто так не делает человека духовно родственным Христу Богу, как незлобие.
Рассматривая книгу родства Христова, в самом начале ее можно удивиться тому, что Господь наш изволил наименоваться сначала Сыном Давидовым, а потом уже Авраамовым: «Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова». Почему не написано: Сына Авраамова, Сына Давидова? Ведь у израильтян имя Авраамово пользовалось большей честью, чем имя Давидово, и когда они хотели указать и похвалиться своим высоким родом, то обыкновенно говорили: «Мы семя Авраамово и не были рабами никому» (Ин. 8, 33). Сам Господь, желая ублажить Закхея, называл его сыном Авраамовым: «Потому что и он сын Авраама» (Лк. 19, 9). Давид был украшением одного только племени Иудина, а Авраам — родоначальник, честь и похвала всех колен израильских.
Почему Христос назван сначала не Сыном Авраамовым, а Сыном Давидовым, и потом уже Авраамовым? По нашему худому человеческому мнению, подобало бы Христу назваться сначала сыном Авраамовым, ибо, думается нам, житие Авраамово было прекраснее, святее и угоднее Богу, чем житие Давидово. Неудивительно, что Давид знал Бога и служил Ему, ибо он родился от родителей, знавших Бога: «Ведом в Иудее Бог» (Пс. 75, 1). Удивительно то, что Авраам, родившийся от родителей, не знающих Бога и идолопоклонников, познал Бога и угодил Ему. У Давида было много образцов богоугождения: Моисей, Аарон, Иисус Навин, пророк Самуил и им подобные. Для Авраама же никто не был таким примером богопознания и богоугождения. Если славно дело Давидово — победа над Голиафом, то еще более славно дело Авраамово — вознесение сына своего Исаака в жертву Богу. Давид впал в грех прелюбодеяния и убийства, а Авраам не сделал ничего такого и никаким смертным грехом не прогневал Бога. И при всем том Господу Богу нашему угодно было наименоваться прежде Сыном Давидовым, чем Авраамовым. Какова причина этого? Какова тайна? Тайна и причина в следующем. Давида долго преследовал Саул и хотел убить его. Но Давид столь незлобив был по отношению к Саулу, что, имея возможность много раз убить его, не сделал этого. Во имя Бога он терпел неповинно, угашая злобу Саула своим незлобием. Это Давидово незлобие некоторые, как бы полагая его на некое мерило, считают не меньшей добродетелью, чем та добродетель Авраамова, в силу которой он вознес сына своего в жертву Богу.
Незлобиво пощадить врага своего ради Бога — значит то же, что и не пощадить сына своего ради Бога. И не только одно и то же, но выше, если ради незлобия Давидова Бог восхотел принять на Себя плоть от племени его, чтобы быть близким по роду незлобивому мужу. Ибо Бог приближается к незлобию, а незлобие к Богу, как бы соединяясь в один род и в один дух: «Незлобивые и праведные», — сказано у Псаломника, — «объединились со мною» (Пс. 24, 21); «сей род ищущих Господа».
В житии святителя Христова Петра читаем, что некий тверской архиерей Андрей со своими единомышленниками сделал святому много зла, написав о нем многие лживые и хульные слова и обесславив его по всей земле Российской. Он послал те клеветы и в Царь-град к святейшему Патриарху, и это дело было рассмотрено на соборном суде. И когда была изобличена злоба враждебника и обнаружилась невинность святого Петра, он не только не мстил своему врагу, но и простил ему все. Столь незлобив был сей архиерей, и потому он достоин быть среди «сего рода ищущих Господа».
Согласно второй книге родства духовного, Лествичниковой, он имел своим отцом наставников духовных, еще до иночества имел матерью умиление, братьями — сподвижников, сожительницей — память о смерти, чадами — денноношные воздыхания, рабом — тело, порабощенное духу, друзьями — Ангелов, и потому был в родстве с ищущими Господа.
Из такого доброго духовного рода добродетелей родилась у угодника Божия добрая кончина, честное святое преставление. Ибо как за злой жизнью следует злая кончина, или смерть, так за добродетельной жизнью следует кончина блаженная. От блаженной же кончины, или от доброй смерти, имеет свое рождение и свое начало жизнь бессмертная. Читай каждый в книге доброй смерти, в книге добродетельного жития и честного преставления святителя Христова Петра, читай о блаженстве вечной жизни, которую он получил. Читай, рассматривая богомысленным умом, как угодник Божий вселяется, ликуя, со святыми как святой избранник Божий возлюбленный, с преподобными как преподобный, незлобивый, нескверный, с иерархами как иерарх, с учителями как учитель всероссийский, с апостолами как наместник апостольский и нравов их причастник, с пророками как прозорливец, с Ангелами как Ангел, ангельски во плоти поживший, с Архангелами как архангельски славословивший Бога песнями днем и ночью, с Херувимами как херувимски предстоявший престолу Божию во время служения в алтаре, как бы на высочайшем, с Серафимами как серафимски возлюбивший Бога. В день преставления святителя такое размышление о вечной жизни, которую он получил, воистину может быть полезным всякому желающему и старающемуся стяжать пользу своей для души.
Мы же, не продолжая более нашей беседы, закроем обе эти книги: книгу о родстве Христовом святого Матфея, учителя вселенского, в которой явлена суета этой смертной жизни, и книгу честного преставления святителя Христова Петра, учителя всероссийского, в которой написана жизнь наша вечная, — закроем, говорю, обе эти книги со словами: Богу нашему слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Празднуя любовью всечестную память иже во святых отца нашего Петра, митрополита Московского и всея России чудотворца, когда внемлю истории святого его жития и вначале слышу то, что мать его пред рождением видела в сонном видении, как будто она держит агнца на руках своих, приходят мне в ум слова евангельские: «Вот Агнец Божий!»
Слова эти изрек святой Иоанн Предтеча о Христе Спасителе, как рассказывается в Евангелии: «На другой день видит Иоанн идущего к нему Иисуса и говорит: вот Агнец Божий» (Ин. 1,29). Однако пусть не прогневается святой Иоанн, пусть не прогневается и Господь мой на то, что я назову этими же словами и святого митрополита Петра. Вот агнец Божий, явленный родительнице его под видом агнца, сохранивший в жизни своей кротость, смирение и незлобие, приличествующее агнцу, явивший себя истинным последователем Христа, Агнца Божия. Вот агнец Божий!
Обратим же наши мысленные очи на этого духовного агнца, на угодника Божия, великого в святителях митрополита Петра, и присмотримся к его агнчему нраву на пользу нашу, «при Господнем содействии» (Мк. 16, 20).
В Божественном Писании агнец является образом кротости, смирения, незлобия, ибо это животное по естеству своему кроткое, смирное, незлобивое, никому не противящееся. Все другие животные обнаруживают свой гнев, ярость, сопротивление: одни бодают и убивают рогами, другие кусают зубами и пожирают чужую плоть, третьи бьют и попирают ногами, иные терзают когтями. Одно только агнчее естество не имеет в себе ничего такого, не раздражается, не свирепеет яростью, не противится обижающему его. Потому-то пророк Исайя уподобил этому животному Господа нашего, Который должен был прийти на вольную страсть. «Как овца», — говорит он о Нем, —»на заклание ведом и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзает уст Своих» (Ис. 53, 6).
Все эти упомянутые добродетели: кротость, смирение и незлобие — можно считать за единое, ибо кротость ходит вместе со смирением, как говорит Господь: «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем»; и еще: «На кого призрю, только на кроткого и смиренного?» (Пс. 24, 21). А незлобие не отстает от них и, как дружественное им, обретает вместе с ними благодать у Господа, приближаясь к Нему, как сказал и Давид от лица Самого Господа: «Незлобивые и праведные объединились со мною» (Пс. 24, 21). Однако каждая из этих добродетелей имеет особое истолкование своей силы.
Кротостью обозначается удержание гнева, укрощение ярости. Кротким называется тот, кто, будучи кем-либо опечален и имея возможность отомстить, не мстит, не гневается и оскорбляемый не оскорбляет.
Смирение — это искренне сознание своего ничтожества, презрение самого себя. Смиренным называется тот, кто, зная свою немощь, греховность и непотребство, не превозносится в своем уме, считает себя ниже всех, и хотя бы он преуспел в какой-либо добродетели, однако, исполненный страха Божия, называет себя рабом непотребным. Незлобием называется или чистая совесть, неповинная нив каком зле, или сердечная простота, украшенная праведностью, или незлопамятство, невоздаяние злом за зло.
Все эти три добродетели обретались в кротком, смиренном и незлобивом агнце — великом святителе Божием Петре. Но подробно говорить обо всех них не хватит ныне времени. В этот час достаточно побеседовать об одной вышеупомянутой добродетели — о кротости (отложив все прочие на будущее время, если восхочет Господь и живы будем), а эта, как соединенная с двумя прочими, отчасти покажет нам и их силу. Ибо как во время игры на гуслях и кимвалах, когда ударяют по одной струне, издают тихий звук и прочие струны, так и в беседе о кротости несколько отзовется и смирение с незлобием.
Если хочешь одолеть своих врагов без брани, победить без оружия, укротить без труда, будь кроток сам, и ты одолеешь, победишь, укротишь других. Если не веришь мне, посмотри вместе со мной в книгу, именуемую Апокалипсис, и из нее убедишься.
Смотрю в эту книгу и вижу плачущим святого Иоанна Богослова. О чем ты плачешь, возлюбленный ученик Христов? Не подобает ли тебе скорее радоваться, сподобившись столь многих откровений? Видишь Престол Божий и Самого Бога, сидящего на нем, держащего в деснице Своей книгу неведомых Своих Божиих тайн, запечатленную семью печатями. Я плачу, говорит, о том, что «никого не нашлось достойного раскрыть и читать сию книгу». В это время один из пречестнейших двадцати четырех старцев, сидящих окрест Престола Божия, сказал ему: «Не плачь; вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил, и может раскрыть сию книгу и снять семь печатей ее» (Откр. 5, 4—5).
Я же, услышав эти слова: «Вот лев», смотрю, каков сей лев, и вижу вместе со святым Богословом «посреди Престола и четырех животных и посреди старцев стоял Агнец как бы закланный. И Он пришел и взял книгу из десницы Сидящего на Престоле. И когда Он взял книгу, тогда четыре животных и двадцать четыре старца пали пред Агнцем. И поют новую песнь, говоря: «Достоин Ты взять книгу и снять с нее печати, ибо Ты был заклан, и Кровью Своей искупил нас Богу»« (Откр. 5, 6-9).
Удивительно здесь то, что сказано: Вот лев, — а узрели мы не льва, но агнца: имя льва, а образ агнца, и затем, образ агнца, а сила льва. Неудивительно, что побеждает кого-либо лев, ибо он царь зверей, сильный, грозный, похищающий и рыкающий, страшный не только для зверей, но и для людей. Но какая сила у агнца? Какая гроза? Что он похищает и каково его оружие? Кто его боится, как и кого он может победить? Но чтобы яснее уразуметь силу, крепость и храбрость Агнца, пойдем вместе со святым Иоанном Богословом на песок морской и посмотрим на его ратование, посмотрим, с какими супостатами и как он ведет борьбу?
«И стал я на песке морском», — говорит апостол , — «и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами». И в другом месте: «Увидел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два рога». И далее: «Они будут вести брань» (Откр. 13, 1,11; 17, 14). Смотрю: против кого хотят они воздвигнуть брань? И слышу голос Ангела, говорящего Богослову: «Они будут вести брань с Агнцем». Опять удивляюсь: столько столь страшных зверей вооружается против одного Агнца! Разве не одолеет его каждый из меньших зверей? Волк один гонит тысячу овец, а против апокалипсического Агнца столько зверей собирается! Разве может одолеть их Агнец? Извещает Ангел, что одолеет: «Агнец», — говорит он, — «победит их; ибо Он есть Господь господствующих и Царь царей» (Откр. 17, 14). Как же победил тех зверей Агнец? Богослов говорит, что Он «их живыми бросил в озеро огненное» (Откр. 19, 20).
Обращаюсь к кротости: кротость имеет образ агнца, а силу льва. Кто оказался достойным принять книгу тайн Божиих с печатями дарований? Тихий Агнец. Кто оказался достойным восхваления от небесных жителей? Незлобивый Агнец. Кто имеет силу побеждать страшных и лютых тех зверей, из моря, из земли и из бездны исходящих? Кроткий Агнец: «Агнец победит их».
Агнец, которого видел Иоанн Богослов, был образом кротости и тихости Самого Агнца Божия, «берущего на Себя грехи мира» (Ин. 1, 29), Христа Спасителя нашего. Какого добра Не сделала Его кротость и тихость? Каких достоинств не удостоилась? Каких зверей лютых не победила? Пусть это видит каждый в Божественном Писании. Нам же пора обратить наши мысленные очи и беседу к другому агнцу — празднуемому ныне угоднику Божию.
Когда я рассматриваю святое житие иже во святых отца нашего Петра, митрополита всероссийского, вижу, что и до поставления, и после своего поставления на всероссийское пастырство, он имел противников. Ибо некий игумен Геронтий хотел похитить тот великий сан не по благоволению Божию и не по избранию человеческому, а по своему властолюбивому высокоумию. Он дерзнул взять святительскую одежду, утварь и пастырский жезл.
Когда же святой Петр по благоволению Божию и по согласному избранию всех россиян принял святительство и прибыл из Царьграда в Россию, некоторые по наущению врага не хотели признать его и сопротивлялись ему. Епископ же тверской Андрей, от зависти изострив свой язык, как бритву, говорил о праведном беззаконные, ложные и хульные слова, и сеял их не только устами, но и писаниями. Святитель же Божий, как незлобивый агнец, кротко терпел все это и, когда враги его на соборном суде и испытании были изобличены, он помиловал их, даровав им прощение. Рассматривая все это, я поистине нареку его агнцем и вместе львом: агнцем ради кротости и львом ради терпеливого великодушия.
Как лев, мужественный великодушием, не мстя, но перенося с кротостью и не злобствуя, он победил своих супротивников, в особенности же победил и посрамил общего супротивника всех всезлобного дьявола, учителя и начальника всех зол, победил, упразднив его козни. «Вот, лев победил».
Как агнец, за свою кротость он сподобился, с принятием многих дарований от Бога, Книги жизни, в которой и записан в лик тех, кому сказано: «Радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах» (Лк. 10, 20), — записан как агнец кроткий и незлобивый святой Петр, митрополит всероссийский. «Вот агнец Божий!»
Говоря так об агнчей кротости святителя Христова, я вспоминаю заповедь блаженства, изреченную в Евангелии устами Христовыми: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю» (Мф. 5, 5), — и тотчас же является у меня жалость к кротким. Ибо, думается мне, они пожалованы Христом не так, как прочие: нищим дано царство небесное, плачущим вечное утешение, алчущим и жаждущим бесконечное насыщение, милостивым помилование, чистым созерцание Бога, миротворцам усыновление Господом Богом, гонимым также царство небесное, а всем прочим достойным великая награда на небе, — кротким же только земля: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю». То есть Христос как бы говорит: вы, нищие, идите на небо; вы, плачущие, идите и утешьтесь в раю; вы, алчущие и жаждущие, идите в рай и насыщайтесь райскими сладостями; вам, милостивые, уготована милость Божия на Страшном Суде; вы, чистые сердцем, идите и созерцайте Бога; вы, миротворцы, будьте сынами Божиими; вы, бедные изгнанники, идите также в царство небесное, а вы, кроткие, останьтесь здесь, наследуйте землю, и будете на ней блаженными: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю».
О Господи Милостивый! Все Твои рабы у Тебя счастливы, все ублажены на небе. Одни только кроткие несчастны, одни только они пожалованы от Тебя земным блаженством. Но разве сравнимо земное блаженство с блаженством небесным!? Пожалуй, Господи, его и кротким! Помилуй их и возьми на небо, в блаженство горнее! Скажи: блаженны кроткие, ибо и их есть царство небесное!
Но Господь наш не изменит Своего святого слова, написанного в Евангелии, ради моего непотребного моления. А толкователи Божественного Писания не велят кротким малодушествовать, говоря, что земля, которую Господь уготовал в наследие кротким, не земная земля, а небесная, то есть, что Господь назвал землей кротких само небесное царство. Так, например, святой Феофилакт говорит: «Некоторые думают, что здесь разумеется земля мысленная, то есть небесная, что земля, которую наследуют кроткие, есть царство небесное, и это действительно так». Точно так же объясняют эти слова и прочие учители.
У меня же опять является жалость — к небу: не бесчестно ли для неба то, что оно названо землей?
Небо — престол Божий, а земля — подножие.
Небо — естества нетленного, а земля — вся грязь и тлен.
Небо — пресветло, а земля — темна. Небо населено Ангелами, а земля людьми. На небо не дойдет никакая скверна, а земля исполнена всяких скверн.
Для чего же небо столь обесчещено, когда названо землей? Разве может сравниться подножие с престолом, тлен с нетлением, темная вещь со светлой, люди с Ангелами, скверное с нескверным?
Но так как эти слова изречены устами Самого Господа, то для неба не может быть бесчестия, ибо сказал их Тот, Кто силен сделать землю небом и небо землей.
Создавший все видимое и невидимое волен и Свое подножие сделать престолом, и тление пременить в нетление, и тьму в свет, и человека в Ангела, и скверное в нескверное, как Всемогущий. Он нарек небо землей кротких, землей обетованной, кипящей медом вечной сладости и млеком вечного насыщения, о которой пророчески упомянул и царь Давид, сказав: «Верую, что увижу блага Господни на земли живых» (Пс. 26, 13), — то есть, по пониманию толкователей Божественного Писания, на небе.
Ибо земля эта, на которой мы временно живем, не земля живых, а земля умирающих.
Земля же живых — небо, где нет смерти и царствует вечная жизнь, где любящим Бога уготованы все неизреченные блага. Будь же ты, небо, землей кротких, а вы, кроткие, наследуйте небо как бы землю: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю» (Мф. 5, 5).
И потому, опять обращаясь к празднуемому ныне кроткому агнцу, угоднику Божию святителю Петру, я скажу: блажен кроткий Петр святой, ибо он наследовал землю не земную, а небесную. Аминь.
Бог перестал быть скрытым от людей. Стало ясным все таинственное Священного Писания. Не удивительно это, ибо Он явился среди людей: «На земле явился и с людьми пожил» (Вар. 3, 38), а между людьми что может быть утаенным? Ничто не утаено.
Пока Бог пребывал на небе, пока Он почивал в Своем всемогуществе, Сидящий в славе на Престоле Божественном, до тех пор никто не знал Его сокровенностей, Его тайн, не знали даже и ближайшие Его святые Ангелы, всегда предстоящие Ему: «От века утаенное и Ангелом неведомое таинство». Когда же Он сошел с неба на землю, когда стал обитать среди людей, тогда о Его сокровенностях, о Его тайнах заговорили не только набожные люди, как-то: святой Иосиф, праведная Саломия, не только важные особы, например, три восточных царя, но даже и простолюдины пастухи беседуют, говорят и рассказывают о сокровенном: «Рассказали о том, что было возвещено им о Младенце Сем» (Лк. 2, 17).
Молчат только вол с ослом, хотя и имеют длинные языки. Но почем знать? Если бы осел имел разум человеческий, то не подумал ли бы он, стоя при яслях, таким образом: «Что, если бы здесь был мой предок, тот осел, который возил на себе пророка Валаама и говорил по-человечески? Конечно, он не умолчал бы здесь. Что же он проговорил бы? Вероятнее всего, то, что он слышал своими ушами, когда тот пророк, сидя на нем, говорил: «Воссияет звезда от Иакова, и восстанет человек от Израиля» (Числ. 24, 17)». Если бы осел имел человеческий разум, он подумал бы еще и так: «Когда бы здесь был тот осел, которого Иезекииль видел между шестью херувимскими крыльями с лицом тельца, он не только заговорил бы, но даже и воспел бы тайну Божия воплощения: «Воспели четыре животных» (Иез. 1).
Итак, открылись Божий сокровенные тайны, и церковь ныне воспевает: «Таинство странное вижу и преславное». Что может сравняться с этим таинством? Целое небо с солнцем, луной и звездами, со всем могуществом Божиим вместилось в один малый Вифлеемский вертеп! «Небо — вертеп». Целый лик Херувимов, число которых бесконечно, тысячи тысяч, тьмы тем, на которых Бог почивает, все они уступили свою должность одной Девице, Пречистой и Преблагословенной Деве Марии!
«Престол херувимский — Дева». Все Божий сокровища и богатства неисчислимые, неоцененные, никаким местом не вмести-мые, все они вложены в тесные ясли, все вмещены и покрыты горстью сена! «Ясли — вместилище».
О, поистине, великое, дивное и преславное таинство явлено миру в нынешний праздник Рождества Христова, явлено не для того, чтобы люди молчали о нем, но говорили, ибо только тайну царя земного подобает таить, таинства же Царя Небесного или дела Божий надлежит проповедовать и прославлять.
Тайны Божий по своим дивным свойствам совсем не таковы, как тайны людские. Тайну человеческую стоит сказать лишь раз-другой, одному-другому, как уже все узнают ее совершенно. Таинства же Божий, чем более о них думаешь и говоришь, чем больше о них проповедуешь, тем сокровеннее, труднее и непостижимее они становятся. «Как непостижимы судьбы Его и не могут быть исследованы пути Его!» (Рим. 11, 33). Проповедовать, однако же, о них необходимо. Если бы даже камень был пред тобой, возопи, не умолчи, проповедуй и прославляй дивные и преславные Божий таинства.
Оставляя для сокращения времени прочие дивные и преславные таинства Божий, явившиеся при Рождестве Христовом, мы обратим наше внимание только на одно и объясним только следующую тайну: для чего вертеп сделался небом, как он мог стать небом, что значит эта прикровенность и каковы тайны в том небе.
Прикровенность эта — немалое таинство, которого мы не постигаем, а именно: каким образом земной вертеп стал небом? Земля ли здесь превратилась в небо, или небо изменилось в землю? Но оба эти понимания сюда не подходят. Что касается материи, то есть тела небесные и есть тела земные, но иная слава небесным, и иная земным. Небесная материя — одно, земная же — совсем иное. Как небесная материя не может быть землей, так и земная не может быть небом. Однако же, имея в виду совершающееся ныне таинство, мы не погрешим, если допустим и то, и другое. Взирая не на стены вертепа, смотря не на материю земли, но на таинство, совершающееся в вертепе, мы смело можем сказать: земля стала небом, а небо стало землею.
Два гостя ныне нашли приют в вертепе, ни прибыли от земли и с неба. «Первый человек, от земли, перстный» (1 Кор. 15, 47) — это дин гость дивный, пришел Он из Назарета, принесенный в утробе девической. Второй человек — «Господь с неба» (1 Кор. 15, 47), — тот гость другой. Он дивен тем, что не из какого-либо ближнего места пришел, но с неба. В первом — естество, от брения взятое, это земля. В другом — естество, сошедшее свыше, небес, назовем это небом: «Господь с неба».
Бог сделался Человеком, а человек Богом. Небо становится землею, а земля небом. Но не так становится небо землею, чтобы перестало быть небом, и земля не изменяется в небо так, чтобы перестала быть землей, то есть как Бог, сделавшись Человеком, не перестал быть Богом, так и человек, сделавшись Богом, не перестал быть человеком, но оба они так соединились между собой, как в том таинстве, о котором апостол говорит: «Будут двое одна плоть» (Еф. 5, 31). Здесь оба соединились даже в одно лицо, как прекрасно пишет Дамаскин: «Не во двою лицу разделяемый, но во двою естеству неслитно познаваемый» (Догматик, глас 6). Где еще, в каком месте, кроме Вифлеемского вертепа, совершилось такое таинственное соединение неба с землей, Бога с человеком?!
Итак, вертеп стал небом, а небо вертепом. Вертеп стал небом тогда, когда принял в себя Небесного Бога и все Силы Его. Ныне Бог в вертепе со всем небом, и через это пещера — небо, а небо — вертеп.
Было некогда время, что и небо походило на пещеру, на вертеп, и даже на вертеп разбойников, а именно тогда, когда в нем затаился было тот лукавый разбойник, которого Евангелие зовет «человекоубийцей» (Ин. 8, 44); затаился, ибо сказал в уме своем: «На небо взойду» (Ис. 14, 13). Он тайно, скрытно затаил это в своих мыслях, чтобы с бранью, злодейски и разбойнически украсть и убить. Немалую силу он еще увлек за собой: «Хвост его увлек с неба третью часть звезд», то есть Ангелов (Откр. 12, 4). Пока же это не было усмотрено, пока тот разбойник со своей силой не был низвержен с неба и уничтожен, до тех пор небо походило именно на вертеп разбойников. Ныне же, слава Богу, земной вертеп много походит на небо: «Небо — вертеп».
Где стоят колосья, там хлеб. Где обитают святые люди, там рай. Где скрывается разбойник, там вертеп. Точно так и небо будет там, где водворяется Бог. Бог в вертепе, стало быть, вертеп — небо. Рай тоже был некогда похож на хлев, а именно, когда человек, живший в нем, преступил заповедь Божию и «уподобился скотам несмысленным» (Пс. 48, 13), и небо, как я сказал уже, было подобно вертепу.
О вертепе же Вифлеемском, что можно думать в настоящем случае? В нем теперь лучше, чем в раю, в нем теперь как на самом небе. В Вифлеемском вертепе теперь на кого ни взгляни — все люди святые. Свят Иосиф, свята старица Саломия, пастухов и царей восточных тоже почитай между святыми. Кроме того, здесь сама Святейшая всех святых — Пречистая и Преблагословенная Дева и, наконец, Сам Христос — Древо жизни, от которого вкушая не умру никогда.
О дивный вертеп! Ты прекраснее теперь, вмещая Христа, чем тот Едемский рай, который имел Адама. Впрочем, зачем нам называть тебя раем, когда Церковь величает тебя самим небом: «Небо — вертеп».
Небо — это Престол Божий, но и в вертепе сидит Бог на Своем святом Престоле, на руках Девических. Чем же вертеп теперь меньше неба? Ведь где Бог, там бывает и небо. Об этом свидетельствует один предпразднственный трипеснец, читанный на вечерни. В конце его есть такой стих: «Обхождаху Ангелы якоже престол херувимский ясли, вертеп бо небо зряху, лежащу в нем Владыце».
Обратим внимание на эти слова: «Вертеп небо, лежащу в нем Владыце». Пока в вертепе не было Владыки Христа, вертеп был вертепом, но как положился в нем Владыка Христос, так вертеп уже не вертеп. Но что же? Он есть небо. Даже сами ангельские очи убедились в этом: «Вертеп небо зряху, лежащу в нем Владыце».
Прекрасно поется в богоявленских песнопениях: «Идеже царево пришествие, тамо и чин Его приходит». Вошел Царь Небесный в земной вертеп, и вошло с Ним все Его воинство и чин Его небесный, вошло с Ним небо со всем своим небесным величием. В тот час Сам Бог с воздушного неба переселился в Вифлеемский вертеп, ибо здесь не один только рожденный Бог Сын, а здесь и Бог Отец, родивший прежде век Сына, ибо Сам Сын говорит: «Видевший Меня видел Отца» (Ин. 14, 9). Здесь же и Дух Святой, исполняющий дивное и несказанное Рождество Христово. Итак, здесь, в вертепе, целая Святая Троица — это Царь Небесный.
Что же далее? Тут же при Нем и чин Его небесный, сопровождение небесное, двадцать четыре старца, как бы важные сенаторы, почтенные старики, которые достойно восседают вокруг могущества Божия, вокруг Престола Агнца, и держат в руках гусли. Они, видя Господа своего Агнца, избравшего Себе в сей час вместо неба вертеп Вифлеемский, вместо престола небесного — ясли, видя, что Агнец, рожденный от Пренепорочной Агницы, положен в вертепе, в яслях, на сене, — они всем своим собранием вместились туда же. Они окружили ясли и почтили своего новорожденного Царя достойным поклонением. Двадцать четыре старца пали, поклонились и, взяв свои гусли, играют малому Дитяти, утешают плачущего и воспевают так: «Достоин Ты, Господи, принять славу, и честь, и силу» (Откр. 4, 10).
Где, как не в вертепе они могли почтить Агнца песнью, достойной и приличествующей Агнцу? Где, как не в вертепе Сын Божий начал быть Агнцем? Ведь не на небе же Он был Агнцем? На небе Он был не Агнцем, а львом страшным, пред которым трепетали горы, согласно написанному: «Если отверзешь небо, затрепещут горы» (Ис. 64, 1). Пред Ним тряслись основания земли: «Он посмотрит на землю и заставит ее трястись, прикоснется к горам, и они задымятся» (Пс. 103, 32). То же и на Синае, где израильтяне просили Моисея: «Да не говорит с нами Господь, дабы нам не умереть» (Исх. 20, 19). Строгим львом Он был, живя на небе. Где же стал Агнцем? На земле. В каком месте? В Вифлеемском вертепе, где положен был на сене. Там впервые и сложена была песнь: «Достоин Ты, Господи» и прочее (Откр. 4, 11). Не на небе, но в вертепе она впервые была воспета небесными сенаторами, а потом уже слугами и воинством.
Архистратиг Михаил и Архангел Гавриил, один как первейший страж чести Божией, другой же как первейший вестник Божиего воплощения, оба они находятся здесь же, и Даже не одни, но со всеми Небесными Силами: «Явилось с Ангелом многочисленное воинство небесное, славящее Бога и взывающее» (Лк. 2, 13). Должно обратить внимание на эти два слова: «воинство и славящее». Было и воинство, и певчие, и музыканты, и полки: в одной руке гусли, в другой — меч. Подобно этому и Давид говорит: «Величания Бога — во устах их, и мечи обоюдоострые в руках их» (Пс. 149, 6). Одни воспевают небесные гимны, а хором управляет святой Архангел Гавриил, подавая знак лилией, не увядающей и зимой. Другие же готовы к сражению, готовы сотворить отмщение, имея начальником святого Архистратига Михаила подающего сигналы мечом обнаженным.
Кто же здесь, как не Бог воплощенный? Так вот славят святые Ангелы своего Творца, рожденного от Девы, чистейшей Ангелов, так охраняют Его здравие в новопринятом человеческом естестве, так готовы сотворить отмщенье. Берегись же, ты, Ирод, берегись, ибо представлено здесь больше двенадцати легионов Ангелов!
Итак, когда с новорожденным в вертепе Царем Небесным прибыл сюда весь чин Его небесный, и опустело небо, да будешь ты, небо, в сей час пустым вертепом, а ты, вертеп, да будешь полным небом. «Небо — вертеп».
Что же касается прочих небесных украшений, как-то: солнца, месяца и звезд, — то все это в нынешний час можно найти в Вифлеемской пещере, как в настоящем небе. Младенец в яслях — вот солнце наше, свет наш, «сияние славы» (Евр. 1, 3) Отчей: «Тебе кланятися, Солнцу Праведному». Пресвятая Богородица при яслях — вот месяц, он молодой и в то же время полный. Молодой, ибо новый, как говорит Писание: «Новое сотворил Господь на земле: жена спасет мужа» (Иер. 31, 22).
Ново то, что Дева Небрачная рождает и по рождестве остается Девой. Раз и навсегда нова такая Девица, Которая, будучи Матерью Бога, и в рождестве была Девой, и по рождестве осталась Девой. Дева родила Младенца: вот девство и материнство. Девство превыше Ангелов, но и материнство предстоит около Престола Божия: «Предстала Царица одесную» (Пс. 44, 10). Сей молодой месяц есть в то же время и полный, ибо Дева — исполнена благодати Божией. Тут же и святой Иосиф Праведный, и старица Саломия, тоже не из числа грешных, — вот звезды, достойные неба, не говоря уже о той звезде, что была над вертепом. Не считайте же этого вертепа за простой или обыкновенный вертеп, но считайте его за истинное небо, ибо он имеет в себе Солнце, месяц и звезды: «Небо — вертеп».
Считайте вертеп небом, и при этом небом таинственным, ибо таинства и сокровенности я вижу в этом небе. Как же нам постигнуть те таинства? Как по имени познается дело, и от названия доходят до понимания самой вещи, так и мы хорошо разберем и вникнем только в одно слово «небо», и тогда постигнем таинства.
Когда сотворено было Богом небо, то как оно было названо, каким словом, каким именем? Кто может это знать лучше, как не святой пророк Моисей, который писал книгу Бытия, писал не от себя, но из уст Божиих? Есть предание святой церкви, как об этом пишется в 26 день месяца марта, что по повелению Божию святой Архангел рассказывал Моисею о создании мира, и что он рассказал, то Моисей и записал. Кому и как иначе можно было бы знать, каким образом Бог создал свет весь, если бы об этом не было открыто Моисею Богом?
Может явиться еще и другой вопрос: на каком языке говорил Ангел и на каком писал Моисей? Есть предание учителей, что Ангел рассказывал и Моисей писал не на каком-либо ином языке, как только на еврейском, ибо этот язык был древнейшим и наидостойнейший сравнительно с другими и наиболее приличествовал написанию Божественных книг. Если необходимо было тогда написать для всего света Божественные книги, то нужно было их писать именно на еврейском языке. По-еврейски тогда святой Гавриил говорил, а святой Моисей по-еврейски писал.
Скажи же нам, святой Моисей, как ты по-еврейски написал «небо»? Моисей удаляется здесь от разговора, а близ его книг становятся толкователи, которые говорят, что слово «небо» Моисей написал на своем святом языке: «Шамайм». Небо люди называли не небом, но «шамайм».
Что же означает слово «шамайм»? Как выразить его на нашем языке? Толкователи говорят, что слово это значит «водное». «Шамайм», то есть «водное» или «водянистое», и потому они рассуждают так: воды бездонные, над которыми носился Дух Божий, на еврейском языке зовутся «шама». Бог, отделив от тех вод некоторую часть, сгустил, ствердил ее, как кристалл или прозрачный алмаз: «Сказал Бог: «Да будет твердь посреди воды», — и стала твердь» (Быт. 1, 6). Эту-то твердь и назвал Господь «шамайм», то есть водная, ибо из воды она была создана, а потому и нашим очам кажется, что небо водянистого цвета. Итак, небо вначале было названо «шамайм», то есть волнистое.
Теперь обратимся к таинству неба вертепного. Сказано, что вертеп — это небо (конечно, таинственное, мистическое, не материальное). Это таинственное небо заключает в себя и другие таинственные же небеса. Разделим же все его на трое небес, следуя примеру апостола Павла, восхищенного некогда «до третьего неба» (2 Кор. 12, 2).
Первое, или нижнее, небо — это Вифлеемский вертеп.
Другое, более высокое небо — Пречистая и Преблагословенная Дева, как Ее и называют: «Что Тя наречем, о Благодатная? — Небо».
Третье небо — это наивысшее, воздушное небо, ибо оттуда сошел Бог воплощенный, в яслях лежащий в детском теле и покрытый пеленами, как небо облаками.
Что касается первого неба, то оно находится при Вифлееме, в еврейской земле, недалеко от Иерусалима, еврейской столицы. Если кому-либо из благочестивых, как-то: святому Иосифу, старице Саломии, пастухам или царям нужно было назвать вертеп сей небом ради пребывающего в нем Христа, то они могли его назвать не иначе, как по-еврейски, ибо в земле еврейской «шамайм» значит водянистое. Место это и в действительности походило на волнистое, ибо, как повествуется лицами, достойными доверия, в тот самый час, когда Господь наш прошел Девические врата, чистотой, вечной запечатанные и девством хранимые (ср. Богородичен воскресный, глас 2), тотчас в том вертепе из земли проистек источник живой воды и пребыл в нем до тех пор, пока пребывали в нем Младенец Христос, Пресвятая Богородица и святой Иосиф. Поэтому тот вертеп и был в то время небом волнистым.
Что касается другого неба, Пречистой и Преблагословенной Девы Марии, то сие — небо высокое: «Воистину вышши всех еси, Дево Чистая»; небо необъятное, ибо Бог «чрево Твое пространнейшее небес содела»; небо светлое, ибо просвещается Солнцем Христом; небо волнистое, ибо исполнено дождя и росы Духа Святого и всех нас орошает своей благодатью. «Всем скорбящим Радость» — вот роса благодати, изливающаяся на нас из сего неба.
Что же касается третьего неба, младенчества Христова, то и это небо водянистое, подобное тому водянистому небу, которое было сотворено из бездонных вод, ибо оно заключает в себя подобие того неба, и подобие таинственное: «Таинство вижу».
Станем же умом нашим при входе в вертеп, а внутренние наши очи направим внутрь, вперим их на Младенца, лежащего в яслях и источающего слезы из Своих очей, и спросим самих себя: что это за Младенец? Это источник вод живых, истекший от Отца прежде век, а напоследок лет снизошедший в юдоль земную из пречестнейшей утробы Девической. Хотя Он и безмолвен, но уже на устах у Него слова: «Кто жаждет, иди ко Мне и пей» (Ин. 7, 37—38). Что я говорю — источник — это река, ибо «из чрева потекут реки воды живой». Это даже море, и море бездонной глубины: «О глубина богатства, премудрости и разума Божия»! Это бездна судеб, бездна милосердия: «Неизследную милосердия Твоего призываю бездну». «Шама» — воды бездонной!
Над этими бездонными водами, над этой бездной носится и Дух Божий, ибо Дух Святой от Отца исходит, на Сыне почивает и совершает воплощение Сына: воплотившагося от Духа Свята (Символ веры).
Далее, здесь имеется и твердь, но посмотрим на нее внимательно.
Твердь! На бездну Божественных судеб и безмерного милосердия, на эти бездонные духовные воды походит не что иное, как только твердая любовь Его к роду человеческому: Положил еси к нам твердую любовь Твою, Господи. Тверда та любовь, ради которой Сын Божий, преклонив небо, сошел на землю, из Бога стал Человеком, из богатого нищим, из господина слугой. «Не для того пришел», — говорит Он, — «чтобы служили Мне, но чтобы послужить. Так возлюбил Бог мир» (Мф. 20, 28; Ин. 3, 16). Тверда та любовь, ради которой Бог наш, Творец наш, не стыдится назвать нас братией: «Вы друзья Мои», — говорит Он (Ин. 15, 14).
Апостол, описывая рождество Христово от Девы, говорит: «Равен Богу, но уничижил Себя Самого» (Флп. 2, 6—7). В Иеронимовом переводе это читается так: «Себя истощил». Обнищал, истощил Бог Себя, Он так возлюбил нас, что расточил нам все имение Своего небесного богатства и, как бы не имея больше ничего, что бы дать, в конце концов дал нам Самого Себя: «Себя истощил».
А как Он истощил Себя? Будучи Светом неприступным, Он облекся темнотой. Предвечно сущее Слово Отчее, говорившее через пророков, сделалось безгласным. Крепкий и сильный изволил немоществовать в младенческом теле. Источник жизни Сам жаждет. Хлеб ангельский алчет. «Везде сый и вся исполняли не имеет, где голову приклонить», и бежит в Египет. Вот как Он истощил Себя и обнищал ради любви к нам. «Так возлюбил».
Некоторые крайнюю любовь называют восхищением ума и восторгом, ибо тогда человек как бы забывает себя. Но в преизобильной любви Своей и Господь (осмелюсь сказать) как бы забывает Себя, ибо, истощив Себя и как бы оставив Самого Себя, Он вперил в нас весь Свой ум, весь Свой разум, которым «сотворил веки» (Евр. 1, 2), послав нам Сына Своего для нашего спасения: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного» (Ин. 3, 16).
Господи! Что же Ты нашел в нас, непотребных?
Ты — Свет превечный, всю тварь озаряющий, мы же только темнота, грубая, осязаемая египетская темнота.
Ты — Источник чистоты, мы же скверный, смрадный поток.
Ты — великолепие, превосходящее всякую красоту: «Красота в деснице Твоей вовек» (Пс. 15, II), — мы же одно мерзкое бытие, как говорит о нас Иеремия: «Потемнело пуще сажи лицо их» (Плач. 4, 8).
Ты есть то, что есть, а мы ничто: мы как бы не существуем пред Твоим бытием. На что же мы пригодны для Тебя?
Любовь Его настолько велика, что подобно восторгу ни на что не обращает внимания и как бы себя забывает. Пусть мы темны, скверны, мерзки и ничтожны, но Его превеликой Божественной любовью — если только сами с покаянием прибегаем к Нему — мы соделываемся людьми святыми, светлыми, чистыми и выше, чем Ангелы: «Ибо не Ангелов восприемлет Он, но восприемлет семя Авраамово» (Евр. 2, 16). Вот как тверда любовь Божия к нам: «Так возлюбил!»
О любовь Твоя, Человеколюбче! Вот какова твердь Его в сей бездне — это Его Божественная, твердая любовь милосердия к нам, грешным.
Итак, твердью является твердая любовь Божия к нам; она есть именно небо, а небо это есть «шамайм», то есть водное, — Христос Господь, Который ныне изливает слезы из очей Своих, а потом на Кресте изливает воду из ребер Своих, тем исполняя слова Давидовы: «Как вода излился» (Пс.21, 15). Да и само естество наше, воспринятое Им ныне, подобно воде, как говорит о том феокоитянка Давиду: «Мы умрем и будем как вода, вылитая на землю, которую нельзя собрать» (2 Цар. 14, 14).
И все люди, для искупления которых пришел Сын Божий, все они - воды: «Слышал я как бы голос многочисленного народа, как бы шум вод многих» (Откр. 19, 6). Волнистым небом в Вифлеемском вертепе является новорожденный Младенец в естестве нашем. Основание этого ясно. Ведь как дождь или роса сходят с неба, так слезы исходят из очей Христовых, плачущих в младенчестве. Праотцы некогда молили, чтобы небеса свыше кропили росу, и вот мы уже имеем желанную росу — слезы Христовы, проистекающие из таинственного неба, из естества Его человеческого.
Когда идет с неба сильный дождь, люди останавливаются на некоторое время под кровлей. Так и мы, видя мысленный дождь от мысленного неба, видя слезы из очей Христовых, остановимся здесь немного в рассуждении о небе, ибо слезы Христовы весьма близки к небу.
Я бы не спрашивал о причинах слез Христовых, если бы не видел Его необычайного рождества. Всем родившимся младенцам свойственно плакать, они имеют это свойство от природы. И Младенец Христос, приняв на Себя наше естество, тоже плачет, как Младенец, по силе естества человеческого, но плачет Он не одинаково со всеми прочими младенцами. Каким я считаю рождество Его, таково и младенчество Его, потому и плач Его необычен. Маленькие дети мира сего, если плачут, то сами не знают, о чем они плачут, ибо они еще не имеют разума, не смыслят до тех пор, пока, со временем придя в возраст, они не начнут мало-помалу понимать и разуметь. Христос же, плача, хотя и маленький, уже знает, о чем плачет.
Есть предание святых учителей, что Христос Спаситель, хотя родился и с маленькими членами, как того требует человеческая природа, но уже с готовым, целым разумом, как «Божия премудрость» (1Кор.1,24). Он рос телом, а разум Его нисколько не нуждался в возрастании. Он родился с тем совершенным разумом, какой нужен был Ему для земной жизни. Оскудевший для нашего спасения до младенчества, Он далеко превосходил Своих сверстников. Потому-то святой Исайя и говорит о Нем: «Младенец родился нам, Сын дан нам, Отец будущего века» (Ис. 9, 6). Он вместе и «Младенец», и «Отец». «Младенец» по природе младенческой, а «Отец» по разуму совершенному. Он еще «Младенец» телом, но уже старик разумом: «Ветхий днями» (Дан. 7, 9) добровольно младенчествует. Поэтому и церковь воспевает: «Рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума», — показывая этим, что Господь наш родился уже с совершенным разумом и весь мир научил разуму. Если же Господь родился с совершенным разумом, то, конечно, Он знает, о чем плачет. Поищем же причины Его плача.
О маленьких детях мы можем сказать, что хотя они и без разума плачут, однако всегда есть то, что их беспокоит: то ребенок почувствует холод, то он туго пеленками стянут, или же он испытывает голод и желает пищи или материнских грудей. Христос, хотя и по Своему изволению был Младенцем, так же мог и даже должен был терпеть по Своему человеческому естеству. Было и холодно Его маленьким членам, и пеленами Он был повит, и материнские сосцы были для Него необходимы. Естество младенческое принуждало Его и слезы младенческие изливать из очей, но разум Его Божественный, не младенческий, а мужской, не без причины изводил слезы из Его пресвятейших зениц. Он плакал не столько по причине каких-либо Своих страданий или Своих младенческих беспокойств, сколько по причине наших бедствий и зол. Как только взглянул Он на мир, полный всякого зла — ведь «весь мир во зле лежит» (1 Ин. 5, 19), так тотчас залился слезами. А эти слезы, проливаемые в первые дни Его жизни, равны тем слезам, которые Он потом проливал над Иерусалимом в половине тридцать четвертого года Своей жизни (см. Мф. 23, 37; Л к. 13, 34).
В Евангелии святого Луки мы читаем, как Христос Спаситель едет на осле в Иерусалим, как уже приближается для вольной страсти к стенам Иерусалима, и как устроена Ему была здесь торжественная встреча.
Весь город пришел в движение, под ноги Его стелют ризы и ветви древесные, а маленькие дети, сосущие сосцы, восклицают: «Осанна Сыну Давидову! Благословен Грядущий!» (Лк. 19, 38; Мф. 21, 15; Мк. 11, 19).
Во время такой пышной встречи и радостных рукоплесканий Христос Господь наш в мыслях Своих начал сильно плакать (Лк. 19). Если бы кто спросил: о чем это Господь наш может плакать при такой торжественной встрече, то кто-либо, пожалуй, ответил: неудивительно, ибо, как Всевидец, Он видит, что через несколько дней тот же народ, который воспевает Ему: «Осанна», — будет кричать пред Пилатом: «Распни, распни» (Лк. 23, 21). Он видит пред очами Своими Крест, видит столп, видит гвозди, копья и гроб. Одним словом, Он видит все Свое страдание, потому и прослезился.
Но я не поверю таким словам. Я спрошу лучше святого Луку: святой евангелист! Хотя ты и не был в то время при Господе, ибо ты уже по Вознесении Его был причислен к апостолам, однако от «очевидцев Слова» (Лк. 1, 2) ты хорошо мог слышать, о чем плакал Господь наш, въезжая в Иерусалим? Скажи же нам. Святой Лука отсылает нас к своей евангельской книге, а в ней пишет так: «Когда приблизился к городу, то, смотря на него, заплакал о нем и сказал: «О, если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне»« (Лк. 19, 41—44).
Вот, мы видим причины слез Христовых: не плачет Он о Себе, видя Крест Свой и гроб Свой, Он плачет о беде людской, видя приближающееся разорение Иерусалима. Что же нам думать о слезах Христовых в Его младенчестве? О чем Он плачет в пеленах и яслях? При рождестве Своем Он тоже видит, как Всевидец, Крест Свой, трость, гвозди, копье, гроб и об этом, хотя и Младенец, но как совершенно разумный плачет. А блаженный Августин говорит: «Он больше болезнует сердцем о наших проступках, чем о Своих язвах. Его беспокоят больше наши бедствия, адские бедствия, которым подвергаем себя добровольно нашими грехами, чем какие бы то ни было Его собственные страдания».
Как только Он посмотрел Своими очами на мир, как в некую дымную храмину, тотчас увидел в мире грехи человеческие, как бы некое огненное нагромождение: дрова, сено, трости, и все это курится греховными запалами. Видит Он выходящие оттуда, подобно дыму, горести, бедствия, мщения Божий, происходящие от праведного гнева Божия. Видит, кроме того, неблагодарность и закоренелость грешников. Видит, что напрасен будет Его труд, труд от юности, напрасны страдания Его, напрасно излияние Крови Его, — все это беспамятный грешник потопчет ногами. Вот о чем Он плачет: этот наш дым выедает Ему очи.
Острием является для Него этот свет, ибо написано о грешнике: «Не сможет ничего произрасти грешник, как терн острый». Этот-то терн и колет Ему очи. И Давид говорит о грешниках: «Огорчили Бога» (Пс. 5, 11), — попросту же говоря, и в сердце Его, и в очах Его горько Ему от нас. О чем мы радуемся, о том Христос плачет. Горести наших греховных бед источают у Христа Спасителя слезы из Его очей.
Поистине, дождь слезный изливает это водянистое Небо, а через некоторое время будет Оно и кровавой росой кропить при обрезании. Написано о небе так: «Получит дождь ранний и поздний» (Иак. 5, 7). Это наше Небо, воплощенное Слово Отчее, даст теперь, в младенчестве Своем, дождь ранний, кропя слезами, а при обрезании и Кровью. Потом на Кресте даст «дождь поздний», когда свет померкнет, и Он источит Кровь и воду.
Итак, не будем отчаиваться, ибо известно, что и Кровь Его, и слезы Его излились не напрасно, но для пользы и спасения нашего.
Моисей некогда устрашал так: «Будет над головой твоей небо медное, под ногами земля железная» (Втор. 28, 23), что и было в течение пяти тысяч лет, и больше. Был Бог твердым, как медь и железо, но раз смягчил Он ныне сию твердость, облачившись младенческой плотью и одождив слезами, то уже есть добрая надежда, что «земля наша даст плод свой» (Пс. 84, 13). Бог говорит: «Как если дождь или роса сойдет с неба и не возвратится, пока не напоит землю, так будет и слово Мое» (Ис. 55, 10).
Слезный дождь, ныне проистекший из мысленного нашего неба, из очей плачущего Младенца Христа, напоит иссохшую землю нашего сердца. От этого дождя напоились умилением и мытарь в церкви, и грешница у ног Его, и Петр вне двора Каиафы, и разбойник на кресте. Слезы — это знак любви: прослезился Христос, и сказали евреи: «Смотри, как Он любил его» (Ин. 11, 36)! Иисус плачет в пеленах! Смотрите же и знайте, как любит Он нас: «Возлюбил Своих сущих в мире, до конца возлюбил их» (Ин. 13, 1).
Был некто такой, кто назвал слезы ангельским питием. Слезы кающихся — это вино ангельское, ибо Ангелы радуются о всяком кающемся грешнике (см. Лк. 15, 7, 10). Безгрешный Господь пришел в мир пострадать за наши грехи. «Взявший грех мира» плачет в пеленах, как грешник; эти-то Его слезы и служат для Ангелов вином.
Он видит, что Его при рождении посетили гости с неба, святые Ангелы. Он и источает для них вино — слезы Свои, ибо слезы — вино ангельское. Возрадовались святые Ангелы тем вином необыкновенным, устроили пение и воспели своими ликами: «Слава в вышних Богу!» (Лк. 2, 14).
Вот текут слезы из очей Христовых: это дождь сходит с неба, ибо здесь заключаются небесные источники для нашей прохлады и угашения нашего огня. Пришел Господь наш провести нас в рай, но видит, что при райских дверях пламенное оружие, и вот Он источает из очей, как из источника, слезную воду, чтобы ею угасить пламенный херувимский меч. Церковь воспевает: «Пламенное оружие плещы дает, и аз райския пищи насыщаюся».
Но довольно уже говорить о мысленном дожде, исходящем из мысленного неба, из младенческих очей Христовых. Будем дальше беседовать о самом небе. Небо на латинском языке называется «целюм» (celum), что происходит от слово «закрытие», «сокровение». Того, Кто поистине не может быть покрыт небом, Бога, «седящего на Престоле высоком и превознесенном» (Ис. 6, 1) и окруженного Серафимами, закрыло небо от очей наших. Закрыло оно пред нами три небесные иерархии, скрыло многие обители, уготованные святым, скрыло невиданные, неслыханные Божий богатства, «которых не видел глаз и не слышало ухо» (1 Кор. 2, 9). По-видимому, нужно было бы прогневаться на небо за то, что оно утаило и скрыло от наших очей такие важные, дивные и достойные вещи. Но не меньше нам должно и благодарить небо, ибо оно и немощи наши покрывает, подобно покрову. Чего только не делается на свете, и чего только не творят люди! И все это покрывает небо: только небо знает да земля. Таким образом, слово «небо», повторяю, происходит от слова «закрытие», от «сокровение».
«Таинство вижду: небо вертеп» или, яснее говоря, небо в вертепе. Что же зарывает и скрывает в себе это вертепное, или духовное, небо? Скрывает оно в себе таинство, скрыло богатство неоцененное, определенное для нашего искупления, Кровь Христову в Его младенческом Теле, ибо говорит Писание: «Не тленным серебром или золотом искуплены, но драгоценной Кровью Христа, как непорочного и чистого Агнца» (1 Петр. 1, 18—19). Это небо скрыло в себе Бога с небесными чинами, — вот в чем таинство и сокровенность. Малый вертеп вместил в себя великие вещи, невместимые целым светом и неограниченные.
Здесь о вертепе можно сказать еще и то, что святой Макарий Египетский говорит о человеческом сердце: «Сердце, — говорит он, — это малый сосуд, но в нем вмещаются все вещи: там Бог, там Ангелы, там жизнь и царство, там небесные обители, там сокровища благодати». Подобно этому можно сказать и о Вифлеемском вертепе. Вертеп мал, но в нем вмещаются великие вещи: там Бог в лице Христа, там жизнь, царство и сокровища благодати. Вокруг Него святые Ангелы, да и святой Иосиф чист душой, как Ангел. Там и обители Божий в лице Пречистой Девы: «Преславное сказано о Тебе, град Божий» (Пс. 86, 3).
Вот какие великие вещи вертепное небо вместило в себя, сокрыло и потаило. Потаило так, что и узнать ничего нельзя было, и потребовалось для указания пути или звезда с неба, как восточным царям, или Ангел, указывающий знаками путь, как пастухам: «Вот вам знак: вы найдете Младенца» (Лк. 2, 12). Вот все, что нужно сказать о вертепном небе.
Что же касается другого, высшего неба, Пречистой Девы, то о нем нужно сказать следующее.
Другое небо, Пречистая Дева, сокрыло в себе необычайную тайну, ту тайну, о которой апостол говорит: «Тайну, сокрытую от веков и родов, ныне же открытую»; и еще: «Великая благочестия тайна: Бог явился во плоти» (Кол. 1, 26; 1 Тим. 3, 16). Скрыло же от всякого человеческого разумения то, как Дева родила Бога и Сама пребыла Девой. Радуйся, Родившая Свет неизреченно и ничего не лишившаяся! Эту тайну небо утаило еше от дьявола, как говорит святой Дамаскин: «Девство Пресвятой Богородицы и воплощение Бога Слова утаилось от князя тьмы».
Наконец, что касается третьего неба или, как я сказал, младенчества Христова, то и оно многое сокрыло в себе: оно подобно покрывалу покрыло наши грехи и все бесчисленные язвы мира. Сие же потому, что «Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира», собрал воедино все людские грехи, чтобы стать за них умилостивительной Жертвой пред Богом Отцом. Здесь преступление Адамово, здесь братоубийство Каиново, здесь отцеругательство Хамово, здесь скверны содомлян, сластолюбие гоморрян, идолопоклонство, любодейство и разные неслыханные беззакония израильтян. Здесь собраны воедино со всего света греховные тяжести, связаны и положены на повитого пеленами Агнца, здесь берущего «грех мира». А всего этого телесными очами нельзя ни видеть, ни усмотреть, ибо это тайна. Я вижу таинство, но вижу оком, просвещенным верой, согласно словам апостола: «Вера есть уверенность в невидимом» (Евр. 11, 1). Аминь.
Когда пастырь видит свое стадо, на пажити жизни с пользой пасущееся, он весьма радуется, благословенные христиане! Так и мать наша Святая Церковь, когда видит своих сынов и дочерей, рожденных святым Крещением, на заповеданной ею пажити, соделовающей жизнь вечную и дарующей чистоту душе и телу, легкость и бодрость уму и всем членам, то есть во святом посте и во святом воздержании пребывающих, — она весьма веселится. Ибо поистине, лучшая пажить и пища душам христианским — святой пост, которым все разожженные вражеские козни угашаются и, содержа который люди, очищая в те святые дни свои сердца от всякого зла, сподобляются зрения Божия по Его Божественному слову: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5, 8).
Видя послушных и постящихся людей, святая церковь с любовью восклицает, взывает с веселием: придите, обедайте, насладитесь бессмертной пищи и святых Тайн Иисуса Христа, Бога нашего; а постившихся и сподобившихся дара небесного приветствует обещанием блаженства и благословения: блаженны вы «и благословенны вы Господом Богом, сотворившим небо и землю» (Пс. 113, 23).
И кто из постящихся в те дни не почувствовал в сердце своем радости от богоугодного подвига, бодрости в теле и чистоты разумения в уме? Кто не вкусил вечной сладости Тела и Крови Христа, Сына Божия?
Воистину, все принявшие с верой Господа Бога радуются, взывая: «Мы вкусили и увидели, как благ Господь» (ср. Пс. 33, 9), и громогласно восхваляют: аллилуиа!
Каждому из них говорит Господь Бог, как Благодетель: «Веришь, увидишь больше сего» (Ин. 1, 50). Если, говорит Он, ты хранишь пост, который Я заповедал и Адаму в раю, и Сам подал вам пример, когда был с вами на земле во плоти, если ты вкушаешь Меня в святых Тайнах с усердной верой и в истину этого «веришь, — увидишь больше сего», увидишь воздаяние в пренебесном Моем царствии и будешь со Мной в нескончаемые веки веков.
Вопрос: почему мы должны поститься?
Ответ: Потому, что пост заповедан Самим Богом, ибо в пророчестве святого пророка Иоиля, в главе второй сказано: «И ныне говорит Господь Бог наш: «Обратитесь ко Мне всем сердцем вашим, со алчбою в посте, в плаче и рыдании»«. И затем в той же главе, ниже: «Освятите пост, проповедайте исцеление» (Иоил. 2, 12, 15). Здесь именно повелевает Бог, чтобы грешные люди постились, если хотят получить Его милость. Итак, мы должны поститься, исполняя Божию заповедь.
В книге Товииной, в главе 12 Ангел Рафаил говорит Товии: «Доброе дело — молитва с постом, и милостыню творить лучше, чем собирать золото» (Тов. 12, 8). Всякий да внемлет: если так говорит Ангел, не явно ли, что пост умилостивляет?
В книге Иудифи, в главе 4 написано, что Иоаким, великий священник Господень, обходил весь народ израильский и говорил: «Знаете ли, что услышит Господь Бог ваши молитвы, если пребудете в посте и в молитвах пред Господом»?
В книге святого пророка Ионы, в 3 главе, рассказывается, что царь ниневийский, услышав пророчество Ионино о гибели города, облекся во вретище и запретил вкушать всему городу, чтобы не только люди постились, но чтобы и скотам не давалась пища в течение трех дней.
Как постился царь Давид, он сам упоминает в псалмах: «Облачился», — говорит он, — «во вретище и смирял постом душу мою» (Пс. 34, 13). И еще: «Покрыл постом душу мою» (Пс. 48, 11). И в другом псалме: «Колена мои изнемогли от поста» (Пс. 108, 24). Вот как постился этот царь, чтобы иметь Бога милостивым к себе!
Сам Христос Спаситель постился сорок дней и сорок ночей, «оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его» (1 Петр. 2, 21), чтобы и мы по силе нашей хранили пост в святую Четыредесятницу. Пишется в Евангелии Матфеевом в главе семнадцатой, что Христос Бог, изгнав из некоего юноши беса, сказал апостолам: «Сей род изгоняется только молитвою и постом» (Мф. 17, 21).
Постились и святые апостолы, как о том говорится в Деяниях, в зачале 31: «Когда они служили Господу и постились, Дух Святой сказал: «Отделите Мне Варнаву и Савла на дело, к которому Я призвал их». Тогда они, совершив пост и молитву и возложив на них руки, отпустили их» (Деян. 13, 2—3). И святой апостол Павел во втором Послании к коринфянам, в зачале 182, увещевая верных, говорит, чтобы «являли себя как служители Божий», между иными богоугодными делами упоминает и пост, говоря:»В бдениях, в постах»(2 Кор. 6, 4—5). И затем в зачале 193, вспоминая свои подвиги, говорит: «В голоде и жажде, часто в посте» (2 Кор. 11, 27).
Кто не знает и того, что Моисей, постившись, сподобился беседовать с Богом, Даниил постом заградил уста львов, три отрока постом угасили силу огненную? И много других примеров лощения имеется в Ветхом и Новом Завете и в церковной истории, как рассказывают о том жития святых.
Итак, каждый верующий христианин должен хранить святой пост, как повелевают это Божий заповеди и церковные предания. Для непостящихся же установлен следующий канон, находящийся в так называемой Кормчей книге, в правиле 69 святых апостолов: «Если какой-либо епископ, или пресвитер, или диакон, или иподиакон, или чтец, или певец в течение сорока дней, то есть в Великий пост, не постится, а также во весь год по средам и пятницам, да извержен будет, разве только не препятствует ему телесная болезнь, ибо немощному дозволяется по силе вкушать масло и вино. Если же мирской человек не постится, да будет отлучен». Аминь.
Да остановится здесь всякий человек, проходящий путь болезненного сего жития, да посмотрит и видит, есть ли болезнь, подобная болезни Господа нашего Иисуса Христа, носящего наши болезни, о Котором пророк говорит: «Он грехи наши Сам вознес Телом Своим на древо» (1 Петр. 2, 24).
Каждый купец, которому случалось проходить опасными дорогами, видеть много зла и попадаться разбойникам, остановись и посмотри, есть ли столь лютый варвар, столь немилосердный разбойник, как здесь, где раб Владыку, тварь Создателя, человек Бога так связывает, обесчещивает, обнажает, мучает и бесчеловечно умерщвляет: «Умертвили, повесив на древе» (Деян. 5, 30). Каждый, кто многими скорбями, тесным и прискорбным путем старается войти в небо, остановись здесь, посмотри и увидь, есть ли такая скорбь, как скорбь Того, Который говорит: «Душа Моя скорбит смертельно» (Мф.26,38; Мк.14,34).
О вы, проходящие по пути! Обернитесь и посмотрите на Того, у Кого «нет ни вида, ни величия» (Ис. 53, 2), примите во внимание, как «предали Его первосвященники и начальники наши для осуждения на смерть и распяли Его» (Лк. 24, 20)! Обернитесь и посмотрите!
Скажу словами Августа новыми: «Сын Божий ко Кресту ведется, тернием венчается пришедший уничтожить терния грешных, вяжется разрешающий на древе связанных, повешивается возводящий низверженных, уксусом напояется Источник жизни, Тот, Который определил некогда за совершенный в раю грех матери в болезнях рождать чад, Сам теперь, как мать, страдает, порождая нас кровью и водой: «Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!» (Гал. 4, 19). В печали, в болезнях и муках рождает нас: «Когда у беременной женщины приближаются роды, она от боли кричит» (Ис. 26, 17), и от нестерпимой и тяжкой той болезни вопиет: «О вы, проходящие по пути, обратитесь и видите!» Как бы с многострадальных Иовом говорит: «Помилуйте Меня, помилуйте Меня, о други!» (Иов. 19, 21), — то есть соболезнуйте, состраждите Мне, сжальтесь надо Мной, все взирающие на Меня!
Но увы! «Ждал сочуствующего Мне — и не было, и утешающих — и не нашел» (Пс. 68, 21). «Гнушаются Мною наперсники Мои, и те, которых Я любил, обратились против Меня» (Иов.19,19). «И услышали трое друзей Иова о всех этих несчастьях, постигших его, и пошли каждый из своей страны, чтобы посетовать с ним и утешить его. И увидев его издали, они не узнали его; и воскликнули и зарыдали; и разодрали верхние одежды свои, и посыпали землей головы свои. И сидели с ним семь дней и семь ночей; и никто не говорил ему ни слова, ибо видели его язвы жестокие и великие» (Иов. 2, 11 — 13).
Видим мы «язвы жестокие и великие» от ног до головы и в мысленном нашем Иове — Христе Спасителе.
Вы! Кто верный друг, пусть поспешит прийти к Тому, Кто называет нас истинными друзьями: «Вы друзья Мои», чтобы не сказал Он: «Друзья Мои и ближние Мои вдали от Меня встали» (Пс. 37, 12—13)!
Кто Его друг, пусть сядет рядом с Ним набожным размышлением о Его страстях, не медля семь дней и семь ночей, как друзья Иовлевы, но в сей же самый настоящий час, чтобы не сказал Он и нам, как Петру: «Не могли вы один час бодрствовать со Мною» (Мф. 26, 40)!
Кто истинно любит Его, раздери не ризы, но сердце твое для Того, Кто дал сердце Свое ради тебя на раны. Пролей слезные капли ради Того, Кто пролил ради тебя Кровь Свою! Теперь, в этой Его великой беде и болезни, покажи себя Его другом, чтобы и Он в твоей беде оказался Благодетелем!
Итак, начиная повествовать о страстях Христовых к пользе душевной, с Его помощью буду говорить от Гефсиманского сада, в котором Он взят, и до самой Его смерти. Любовь же вашу прошу внимательно послушать и приклонить ухо ваше к словам уст моих, о которых вместе со святым Иовом скажу: «Слова мои жестоки» (Иов. 6, 3). К этому слушанию Сам Господь в Плаче пророка Иеремии нас призывает: «Послушайте, все народы, и взгляните на болезнь Мою; болезнь Моя сильнее всех болезней, и сердце Мое скорбит» (Плач. 1, 18,22).
Итак, приклоните ухо, приступите с набожной мыслью, сокрушите жестокое сердце, возведите мысленные очи. Воззрите, скажу с блаженным Августином, на раны Висящего, на Кровь Умирающего, на цену Искупающего, сострадайте и соболезнуйте Ему сердечной болезнью.
Христос Спаситель! Ведаю я, что не столько словом, сколько делом, не столько деяниями, сколько самой речью, не столько речью, сколько обильными слезами должно показать пречистую Твою страсть и повествовать о ней. Знаю я, что никто страсти Твоей достойно восхвалить не может, если прежде всего, возненавидев и отвергнув то, за что Ты страдал, не возьмет крест свой. Но естество наше — страстное, и сила наша - немощная, так, по крайней мере, подай мне силу представить страсть Твою мысленным очам моих слушателей. Ты, Который не дал Пилату и Ироду о Себе ответа, позволь мне возвестить о Тебе и о болезнях Твоих, как некогда глухому и немому отверз слух и язык, так и теперь слух и язык даруй нам: слушателям — слух для слышания страстей Твоих, мне же — язык для говорения. В этом, Христе, Твоей помощи, а у любви вашей терпеливого слушания прошу.
Болезновал некогда Создатель сердцем, взирая на злобу человеческую, слушатели благочестивые! «И увидел Бог, как умножилась злоба людская на земле, и у всех помышления сердца были злыми во всякое время; и раскаялся Господь, что создал человека на земле» (Быт. 6, 5—6). Восскорбел Бог болезнью внутри Своего сердца.
Если только видя наши злодеяния восскорбел Бог болезнью в Своем сердце, то какую же, скажите мне, болезнь ощущает Он в Себе теперь, когда не только взирает на наши злодеяния, но и взял их на Себя — все грехи, все беззакония, все преступления целого света принял на Себя: Он «берет на Себя грех мира» (Ин. 1, 29)? Не только внутри, но и снаружи невыносимую и нестерпимую сносит и терпит болезнь. Он жалуется у Псалмопевца: «Истощилась в болезни жизнь Моя» (Пс. 30, 11).
Он болезнует всеми членами Своего Тела, потому что мы все наши члены обратили ко греху. Болезнует головой, потому что «беззакония наши превысили голову нашу» (Пс. 37, 5). Болезнует очами, потому что очи наши мы «устремили, чтобы приклонить на землю» (Пс. 16, 11). Болезнует устами и языком, потому что «уста наши размножают злословие, и язык наш сплетает льщения» (Пс. 49, 19). Болезнует руками, потому что руки наши осмелились сорвать запретный плод. Болезнует сердцем, потому что из сердца нашего «исходят злые помыслы» (Мф. 15, 19). Болезнует утробой, потому что «проклятие вошло, как вода, в утробу» (Пс. 108, 18). Болезнует ногами, потому что ноги наши от пути правого заблудились. Болезнует весь, ибо всякий из нас одержим бесчисленными страстями и возлежит на ложе зла. Ложе зол наших возложило Его на болезненное ложе крестное (Дамаскин). Это мы все ложе Его обратили в Его болезнь, это мы «зачали болезнь, родили беззаконие» (Пс. 7, 15). Наши гноящиеся греховные раны соделали Христу, Спасителю нашему, болезненные раны.
Страждешь, Господи, — говорит святой Амвросий, — и мучаешься не Твоими, но моими ранами, болезнуешь не Твоей смертью, но моей немощью. В лице каждого грешника Давид жаловался: «Болезни смертные объяли меня, сети смерти встретили меня» (Пс. 114, 3; 17, 6). Избавляя нас от сей адовой болезни и сетей смертных, Христос Спаситель Сам подъял на Себя болезни и сети.
Вот иудейское собрание, как ад, раскрыло против Него свои челюсти: «Раскрыли на Меня пасть свою», — говорит Господь, — «как лев, похищающий добычу и рыкающий» (Пс. 21, 14). Вот Иуда еще во время трапезы, на Вечере, расставил против Него смертные сети, замыслив Его предать. «Сетью была трапеза для него», и «в сети своей увяз грешник» Иуда (Пс. 68, 23; 9, 16). «Горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается» (Мф. 26, 24)!
С ночи начинает болезнь Свою Господь, как бы говоря вместе с Иовом: «Ночи на болезни даны Мне были» (Иов. 7, 3). Еще на Вечере возмутился Иисус духом, сказав: «Один из вас предаст Меня», а после Вечери изрек: «Встаньте, пойдем: вот, приблизился предающий Меня» (Мф. 26, 21, 46).
Куда же Ты спешишь ночью, Господи? Еще недавно Ты поучал учеников Своих, чтобы ходили днем, а не ночью: «Кто ходит днем, тот не спотыкается, потому что видит свет мира сего; а кто ходит ночью, спотыкается, потому что нет света с ним» (Ин. 11, 9—10). Опасаюсь я, как бы не случилось с Тобой какого-нибудь преткновения, как бы Ты не упал: «Да не когда споткнешься о камень ногой Твоей» (Пс. 90, 12). «Ты простираешь тьму, и наступает ночь» (Пс. 103, 20). С ужасом помышляю, как бы Ты, Агнец Божий, не попал на свирепых зверей, ибо «в ней» (в ночи) «ходят все звери лесные, молодые львы рыкающие о добыче» (Пс. 103, 21). Боюсь я, как бы Ты не впал в какую-либо немощь, в какую-либо болезнь и потом не сказал: «Скорбь и болезнь приобрел» (Пс. 114, 3). Ночью ходят злодеи, разбойники, и я так ужасаюсь, Господи, чтобы и Тебя не сочли за злодея и не сказали: «Если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе» (Ин. 18, 30), чтобы и Тебя не приняли за разбойника и посреди двух разбойников не поставили.
Но «благословен грядущий во имя Господне!» (Мф. 21, 7) И провожаю Тебя в дорогу с тем приветствием, которым некогда напутствовал Гедеона Ангел: «Господь с тобой, муж сильный! Иди в этой силой твоей и спаси Израиля» (Суд. 6, 12, 14).
«Иисус вышел с учениками Своими за поток Кедрон» (Ин. 18, 1).
«И было слово Господне ко Илии: иди отсюда на восток и скройся у потока Хорафа, что против Иордана; из этого потока ты будешь пить» (3 Цар. 10, 2, 5). После хлеба на Вечери спешит Христос Спаситель наш к воде, к потоку: «От потока на пути будет пить» (Пс. 109, 7). Учителя церковные, объясняя слова Давидовы: «Поток перешла душа наша» (Пс. 123, 4), — называют потоком гонения, скорби и беды. Вот через какой поток идет наш Господь — через гонения, через скорби: «Начал скорбеть и тосковать» (Мф. 26, 37), — через беды. Вот от какого «потока на пути будет пить, потому вознесет главу» (Пс. 109, 7), когда будет вознесен на Крест. Идет через поток скорбей, чтобы и нам оставить в нем Свои следы. «Стези в глубоких водах» (Пс. 76, 20) — во многих скорбях, чтобы и мы путем многих скорбей шли за Ним к небесному царствию, чтобы поток бед прошла душа наша, то есть «воду стремительную» (Пс. 123, 4) гонений, преследований, нападений от мира, плоти и дьявола.
Бежит Давид от сына Авессалома «через поток» (2 Цар. 15, 23) с плачем, со скорбью: преследует и здесь злобный Авессалом, а грешник Отца своего, Который породил его водой и Духом. Идет и Господь через тот же поток со скорбью, говоря: «Объяли меня болезни смертные, и потоки беззакония смутили меня» (Пс. 17, 5), — ибо из-за потоков наших беззаконий Он переходит поток страстей.
Соломон, призвав Семея, сказал ему: «Построй себе дом в Иерусалиме и живи там, и не выходи оттуда никуда; и знай, что в тот день, в который ты выйдешь и перейдешь поток Кедрон, непременно умрешь» (3 Цар. 2, 36—37). Случилось, что Семей, забыв царский завет, уходил за бежавшими от него слугами, и он был умерщвлен за то, что перешел за поток Кедронский. Удалился грешник от своего Владыки: «Пошел в дальнюю сторону» (Лк. 15, 13), и вот, когда Ты, Господи, ищешь его, когда по милости Своей идешь за ним за поток Кедронский, я опасаюсь, чтобы Тебя не умертвили.
Ибо нечестивые мучители уже приготовляют для Тебя, Господи, свои орудия, смерть уже точит на Тебя, Христе, свою косу, и иудейская злоба хочет показать над Тобой свою свирепость. Собираются старейшины, стекается народ, восстает создание на своего Создателя. «Князи собрались вместе против Господа и против Помазанника Его» (Пс. 2, 2). «Иисус вышел за поток». Вышел «человек на дело свое и на делание свое до вечера» (Пс. 103, 23), — не на праздность, не на леность, не на лежанье, не на спанье, не на отдых, но на труды, на работу, на дело, на установленное делание.
Каждый человек, как говорит Иов, рождается на свет для трудов (см. Иов. 5, 7). Ничего не делающему святой Павел запрещает есть хлеб: «Кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2 Фес. 3, 10). И тот, кто не трудится, ничего не имеет: «Ленивый», — говорит Соломон, —»всегда в убожестве» (Притч. 11, 16). Поэтому каждый человек выходит на свое дело с самого утра, «от стражи утренней до ночи» (Пс. 129, 7), и «на делание свое до вечера» (Пс. 103, 23). Но бывает ли у какого-нибудь человека столь тяжкое делание, столь скорбная работа, столь трудное дело, как у Того, Кто сделался Человеком ради человеколюбия, Кто «на земли я вися и с человеки поживе» (Догматик, 8 глас), Кого Пилат показывает народу со словами: «Се, Человек» (Ин. 19, 5), — делание Господа нашего Иисуса Христа, «нас ради, человек, и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася; распятаго за ны при Понтийстем Пилате и страдавша, и погребена», Который говорит: «Отец Мой доныне делает, и Я делаю» (Ин. 5, 17)? Что же это? «Спасение содея посреде земли, Христе Боже, на Кресте пречистыя Свои руце простер!»
О, сколь трудное дело, сколь великое делание, сколь тяжкая работа, в которой и слезами, и- кровавым потом, и самой Кровью обливается Делатель!
Входит Иисус в Гефсиманский сад на делание, чтобы вырвать, искоренить, вычистить в нем греховное терние, которое насадил и посеял первый человек в первом райском саду. Некогда царь Еквир, соскучившись на пиршестве, вышел в сад, чтобы там рассеять свою скуку смотря на прекрасные аллеи, богатые виноградники и ароматные сады. Встал и Христос Спаситель с вечери, на которой только что преподал Тело и Кровь Свою драгоценнейшую Своим ученикам, встал уже с душевной скорбью: «Иисус возмутился духом» (Ин. 13, 21), — и вошел в сад.
Но Он и в нем не находит отрады; вместо утешения испытывает еще большую скорбь: «Начал скорбеть и тосковать» (Мф. 26, 37). Сирах предостерегает: «Утешь сердце твое и печаль отгони от себя подальше: многих печаль убила, нет в ней пользы» (Сир. 30, 24—25). Он же говорит: «Душа Моя скорбит смертельно» (Мф. 26, 38). Источник всякого утешения скорбен до смерти, но не без пользы, ибо Он терпит скорби, уготовляя нам вечную радость.
Везде зеленеющие сады служат местом утешения и веселия, этот же, не знаю, какой-то дивный сад, ибо в нем представляются вместо роз — терние, вместо побегов — розги, вместо винограда — уксус, вместо деревьев — Крест Христу Спасителю. Вместо водных источников текут кровавые потоки, вместо тихого дуновения ветра слышатся тяжкие воздыхания из груди Христовой.
Он говорит: «Душа Моя скорбит», — ибо ожидает страдания и поношения.
Зовет невеста Жениха своего: «Да придет брат мой в сад свой и ест плоды» (Песн. 5, 1). Но каким же плодом питается Возлюбленный? Тем, который вкусил Адам в раю и за которым последовали обнажение, изгнание и смерть. Ибо и здесь мысленный наш Адам претерпел обнажение: «Сняли с Него багряницу» (Мф. 27, 31), и изгнание: «Вывели вон из виноградника» (Мф. 21, 39), — и смерть уже наступает. Вкусил Адам яблоко в раю, и теперь он испытывает кислость и горечь того яблока, не сладкие, но горькие плоды вкушает, говоря: «Насытил меня горестями Вышний» (Иов. 9, 18). Горестью исполняется в том вертограде Спаситель наш, взирая на содомские яблоки, на гоморрские гроздья: «От виноградов содомских виноград их, и лоза их от Гоморры; гроздья их — гроздья желчи, гроздья горести» (Втор. 32, 32).
Много в том саду трудолюбивый Делатель трудится, ибо, все тернии греховные, все тяжести беззаконий наших в одно место собрав, возлагает их на плечи Свои, чтобы вынести их вон, и отягченный ими сетует: «Беззакония» (людские) «превысили голову Мою, как бремя тяжкое отяготели на Мне» (Пс. 37, 5), — и так отяготили, что Я должен уже упасть на землю от этой тяжести.
«Пал на землю» (Мк. 14, 35). Пал на колени, пал налицо Свое.
О сколь велика тяжесть греха, если Тот, Который подпирает небо и держит землю, под грехом нашим падает! Одного греха гордости в Деннице не могла сдержать твердь небесная и самая толща земная, и он (дьявол) только на самом дне ада остановился. А если несчетное множество наших грехов собралось вместе, «умножились и стали больше числа песка морского, больше, чем волос на голове» (Пс. 68, 5), то как же не упасть Сыну Божию под такой тяжестью? Падает Тот, пред Которым падают «двадцать четыре старца» (Откр. 4, 10).
Земля, земля! Слушай слово: Слово Господне падает. Доброе семя падает на землю, добрый дождь падает, чтобы «земля наша дала плод свой» (Пс. 66, 7). Проклял некогда землю: «Проклята земля за дела твои» (Быт. 3, 17), а теперь благословляет, возлагая на нее простертые Свои руки, падая под Крестом.
Не сподобился Моисей лицом к лицу посмотреть на Бога, теперь земля сподобилась иметь на себе лицо Божие. Пал на лицо Свое, чтобы обновить застарелое лицо земли, как говорит Псалмопевец: «Обновишь лицо земли» (Пс. 103, 30). Уходя от мира, как бы сказал земле: ««Мир Мой даю» (Ин. 14, 27) тебе, мир Мой оставляю тебе, и «на земле мир»« (Лк. 2, 14). Падает на землю, от лица всех грешников говоря: «Не достоин воззреть на высоту небесную» (2 Пар. 36). Стыдится грехов наших: «Весь день посрамление Мое предо Мною» (Пс. 43, 16). Возвещает пророк Захария: «Иисус облечен в ризы гнусные» (Зах. 3, 3). Что же это за гнусные ризы? Не что-либо иное, как только наши гнусности, наши греховные мерзости, гнусность самохвалов, блудников, пьяниц, разбойников. Так, гнусная одежда покрыла лицо Его: «Стыд лица Моего покрыл Меня» (Пс. 43, 16). Сего устыдившись, падает на землю. И как устыдившийся чего-либо обыкновенно краснеет лицом, так и Христос не только лицом, но и всем телом червленеет, когда обливается кровавым потом.
«Был пот Его, как капли крови, падающие на землю» (Лк. 22, 44). Теперь посмотри, невеста, на возлюбленного Жениха своего! Вот «брат» твой бел и «красен» (Песн. 10, 15). Бел, ибо побледнел от страха и боязни. Красен, ибо кровавым потом обагрился. Кто же, о Господи, без раны так поразил и уязвил Тебя, что Ты весь обливаешься Кровью? Это любовь, которая силой превосходит смерть: «Крепка как смерть любовь» (Песн. 8, 6).
О пламенеющая любовь, которую не только многая вода, но и сама кровь угасить не может!
Две силы, сражаясь во Христе Спасителе, вызвали у Него кровавый пот, — это боязнь и любовь. Боязнь поражает Его сердце тревогой, стеснением и принуждает просить Отца об отдалении чаши, которую показывает Ему явившийся Ангел: «Отче Мой! Да минует Меня чаша сия» (Мф. 26, 39). Любовь производит в сердце желание, повелевает немедленно принять рукой сию чашу, исполнить волю Отеческую: «Если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя» (Мф. 26, 42). Так эти две страсти, воюя в Нем, обагрили Его Кровью, и Он истекал кровавым потом. Это — второй Адам, «в поте лица» Своего ядущий «хлеб» (Быт. 3, 19): «Были слезы Мои Мне хлеб день и ночь» (Пс. 61,4).
5 Рассказывает Плиний, что в Африке существует змея, которая, когда укусит человека, высасывает и выливает кровь из всего его тела.
Христос Спаситель! Ядовитый грех наш так поразил Тебя, что всю Кровь Твою выпил и вылил, пролил «Кровь» Твою, «как воду окрест Иерусалима» (Пс. 128, 3).
Сказал Иов: «Видел пашущих, и сеющих злобу, и пожинающих печаль» (Иов. 4, 8). Почему же Ты, Господи, кроткий, незлобивый, пожинаешь печали, если не сеял злобу? И почему истинны слова: «Один сеет, а другой жнет» (Ин. 4, 37)? Мы посеяли грех, а Ты пожинаешь болезни! В Египте, когда были превращены воды в кровь, наступила смерть первородных. И когда Ты, Господи, истекаешь Кровью, то это уже Твою, Первенец Бога и Отца, и Пречистой Богородицы, смерть предозначает!
Падает кровавый пот на землю... О чудная кровь неповинного Авеля! Сколь отличен Твой голос от «голоса крови» Авелевой (см. Быт. 4, 10)! Та — об отмщении, а Ты о прощении вопиешь к Богу. Также и нам, виновникам пролития Твоей Крови, отпущение грехов наших ходатайствуешь!
Омывалась некогда в своем уединенном саду Сусанна, исполненная страха Божия и похвальных добродетелей. И вот на нее разбойнически нападают два разбойника, два старца израильских. Учиняют неистовый крик, берут неповинную, ведут на смерть, полные беззаконного помышления о Сусанне, чтобы умертвить ее. Омывается Тот, у Кого «невинны руки и чистое сердце» (Пс. 23, 4) Жених в саду Своими слезами, своей Кровью. И вот Иуда и синагога иудейская, в злобе затвердевшая, с множеством вооруженного народа внезапно на Него нападают, как волки на агнца, учиняют неистовый крик, учеников отгоняют прочь: «Оставив Его, бежали» (Мф. 26, 56); а Неубегающего схватывают с льстивым лобзанием, святотатственной рукой, как некую добычу, связывают, на смерть приводят, полные беззаконного намерения умертвить Его.
«Взяли Иисуса и связали Его» (Ин. 18, 12).
Увы! Ковчег Господень в плену и в неволе! И кто же не скажет с женой Финеесовой: «Отошла слава от Израиля со взятием Ковчега Божия» (1 Цар. 4, 21)? Отошла слава Израилева, ибо отнят Ковчег Божий.
Почему же, Боже Отче, Ты не наказываешь разными болезнями этих разбойников, как некогда иноплеменников, которые только отвезли к себе с честью Ковчег Господень? Почему не караешь их сокрушением как бога Дагона, пред которым только стоял Ковчег Господень (см. 1 Цар, гл. 5); мором как вефсамитян, которые только заглянули в Ковчег Господень (см. 1 Цар. 6, 13); внезапной смертью как Озу, который только прикоснулся к Ковчегу Господню (см. 2 Цар. 6, 6)?
Они же так дерзновенно к сему мысленному Кивоту прикасаются, что Он даже жаловаться начинает: «Попрал Меня человек, попрали Меня враги Мои» (Пс. 59, 2-3). Спрашивал Он некогда: «Прикоснулся ко Мне некто, ибо Я чувствовал силу, исшедшую из Меня» (Лк.8, 46). Здесь же кровопийцы так прикасаются к Нему, что уже совсем ослабевает Его сила, ибо Он говорит: «Оставила Меня сила Моя» (Пс. 37, 11). Одни за волосы терзают, другие кулаками бьют, иные оружием и палками ударяют. Не только лишают силы телесной, но и к скорой смерти уготовляют Ему дорогу. Сетует Он у Иова: «Ночью ноют кости Мои, жилы же Мои не имеют покоя; нападаешь на Меня без милости, рукою крепкою враждуешь против Меня» (Иов. 30, 17, 21).
Связала некогда Сампсона Далида и громко закричала ему: «Иноплеменники идут на тебя, Сампсон!» (Суд. 16, 19—20), — и распались узы на нем, как будто бы пережег их огонь. Хитрая Далида, злоба иудейская, связала Тебя, Всемогущий Сампсон, Христос Спаситель!
Почему же не расторгнешь Ты узы и не свергнешь их иго? Где же Твоя сила, крепкий во бранях Господи? А Ты говоришь им: «Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?» (Мф. 26, 53).
Вяжут связующего воду облачную, вяжут Того, Кто связанным дает свободу, Кто извел из смертной темницы Лазаря и повелел развязать его. «Тот, у Кого руки невинны», Сам теперь дозволяет связать Себя.
Остановитесь, плотоядны! «Слово Божие не вяжется»! Стойте, варвары! Это те руки, которых боится пламя и теряет свою силу. Это те руки, которых устрашается смерть: «Взяв за руку, говорит: «Тебе говорю, встань»« (Мк. 5, 41). Это те руки, которые сухоруких исцеляют, слепых делают зрячими. Вяжут руки, чтобы Он не освобождал и не насыщал их, вяжут, чтобы Он не благословлял их. Вяжут вольность, чтобы самим сделаться вечными невольниками дьявола. Вяжут, чтобы Он сказал им в свое время: «Связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю» (Мф. 22, 13).
Подобно как некогда Иеремия, будучи схвачен, сказал народу: «Вот — я в ваших руках; делайте со мною, что в глазах ваших покажется хорошим и справедливым; только твердо знайте, что если вы умертвите меня, то невинную кровь возложите на себя и на город сей и на жителей его; ибо истинно Господь послал меня к вам сказать все те слова вам» (Иер. 26, 14-15), — так точно и Христос схваченный мог бы то же сказать. Что же они отвечают на это? «Кровь Его на нас и на детях наших» (Мф. 27, 25).
Так, взяв Его, как злодея, с торжеством на место приводят, пред архиереями, книжниками и старцами людскими поставляют, вопрошают об учении и об учениках, ищут ложных свидетелей. «Искали лжесвидетельства против Иисуса, и не находили» (Мф. 26, 59-60). На эти лжесвидетельства Иисус не отвечал.
И вот, когда Он от страха не отверзал уст Своих, «один из служителей, ударил Иисуса по щеке, сказав: «Так отвечаешь Ты первосвященнику?»« (Ин. 18, 22). Взывает Иов: «Простер руку свою беззаконник на Бога Вседержителя!» (Иов. 15, 25). «Ужаснися, бояйся, небо, и да подвижатся основания земли!» (Ирмос 6-го гласа).
В древние времена был обычай: когда раба освобождали на волю, то ударяли его в щеку. Господь терпит заушение, чтобы сделать нас свободными от рабства греховного (ибо «делающий грех — раб греха» — Ин. 8, 34), чтобы освободить от уз адских. Потому-то Дамаскин в Октоихе говорит: «Рукою в ланиту ударену Ти бывшу, свободу улучихом» (2 глас в пяток на утрени, песнь 4).
«Простер царь Иеровоам руку свою от алтаря» на пророка, «и сказал: «Возьмите его». И усохла рука его, которую он простер на него» (3 Цар. 13, 4). Отчего же не высохла рука того беззаконника, простертая не на пророка, а на Того, о Ком предвозвещали пророки? «Заушается бренною рукою рукою Создавый человека» (стихира в Страстную Пятницу). Он говорит: «Я предал хребет Мой бьющим и ланиты Мои поражающим» (Ис. 50, 6), — те ланиты, которые на Фаворе светились подобно солнцу; те ланиты, о которых говорит невеста: «Ланиты Его как цветник ароматный, рождающий благовоние» (Песн. 5, 13); те ланиты, то лицо, которое ищет Давид: «Тебя искало лицо мое — лица Твоего, Господи, взыщу» (Пс.26,8). Заушается так немилосердно железной рукой.
Как махина мира снесла бесчестие Своего Создателя?! Сколько тысяч людей поглотила земля за Моисеево обесчещение?! Сколько десятков мужей попалил огонь Илииным словом, а от Елисеева гнева какое воинство ослепло?!
Теперь же, когда Владыка терпит столь жестокое бесчестие, все стихии умолкли! Взывает Ангел к Аврааму: «Не поднимай руки на отрока твоего Исаака» (Быт. 22, 12). Почему же он поднимает свою руку на неповинного Исаака, Сына Божия? Горе тебе! «Бог отмщений Господь» (Пс. 93, 1). К кому ты прикасаешься? К скинии Святая святых. Разве ты не видишь безмолвной невинности?
Но не так эти раны и заушения оскорбляют Владыку, как слова Петровы: «Не знаю Сего Человека» (Мф. 26, 72).
Петр святой! Как это ты забыл своего Благодетеля, взирая на Которого ты утешался, лицо Которого видел на Фаворе светлее солнца? Как ты говоришь: «Не знаю Человека», — о Том, Кого еще недавно исповедал как Бога (Мф. 16, 16)? Это Тот Человек, Который исцелил тещу твою, сжигаемую горячкой (Мф. 8, 14). Это Тот Человек, о Котором святой Иоанн свидетельствовал: «Я недостоин, наклонившись, развязать ремень обуви Его» (Мк. 1, 7). Это Тот Человек, падая пред ногами Которого, ты взывал: «Выйди от меня, Господи, потому что я человек грешный» (Лк. 5, 8). Это Тот Бог и Человек, у Которого ты просил, чтобы Он позволил тебе ходить по водам и Который спас тебя утопающего (Мф. 14, 29—31).
Пока Владыка смотрел на тебя, ты говорил: «Не поколеблюсь вовек» (Пс. 29, 7), — а как только Он отвратил очи, ты уже отрекаешься: «Отвратил лицо Свое, и я смущен был» (Пс. 29, 8). Говорит Иисус Сирах: «Бывает друг на время, и бывает другом участник в трапезе, и не пребудет с тобою во время скорби» (Сир. 6, 8, 10). Пока был святой Петр за столом радостной мысли общником трапезы, до тех пор оказывал дружелюбие. Теперь же, когда для Христа Спасителя наступила скорбь, он уже от Него отрекается: «Не пребудет во время скорби». У огня стоишь, Петр, но не в огне Господь, не согреет тебя тот огонь, когда ты погасил пламя любви, ревности и мужества, которые имел к своему Владыке. Был на дворе шум и споры, но не в этом Господь. Вот «глас хлада тонкого» (См. 3 Цар. 19, 11-12), взгляда Господня на тебя: здесь Господь!
Юлий, Римский кесарь, когда был заколот мечами в сенате, падая, увидел Брута, своего верного сенатора и друга, и сказал ему: «И ты, Брут, восстаешь против меня!» Так же и Господь, когда восстало на Него все множество, посмотрел на Петра: «Взглянул» Иисус «на Петра» (Лк. 22, 61) и, если не устами, то сердцем и самим печальным взором сказал ему: «И ты, Петр, восстал на Меня! «Если бы враг поносил Меня, Я претерпел бы; и если бы ненавидящий Меня клеветал на Меня, Я укрылся бы от него» (Пс. 54, 13)». Петр! Это Тот Человек, Которому ты говорил: «Если и все соблазнятся, я никогда не соблазнюсь» (Мф. 26, 33).
Воззрел Господь на Петра, и «Петр вспомнил слово Господа, и, выйдя вон, горько заплакал» (Лк. 22,61-62).
Плачь горько вместе с Петром и ты, грешный человек, ежедневными своими грехами отвергающий Господа, вместе с отвергшим Христа учеником говоря: «Не знаю Человека», живущий не по-человечески, а по-скотски, «сравнялся со скотами неразумным и уподобился им» (Пс. 48, 13).
Плачь горько и с твоим страдающим сердцем сравнивай болезни Господа твоего, «ибо есть ли болезнь, как болезнь» Его (Плач. 1, 13). Смотри твоими мысленными очами за тем, что с Ним далее совершается.
«Тогда плевали Ему в лицо» (Мф.26,67). О «прекраснейший всех сынов человеческих» (Пс. 44, 3)! Омрачилась красота лица Твоего! Ты говоришь: «Лица Моего не отвратил от стыда при оплевании» (Ис. 50, 6). Учтивый человек и для того, чтобы плюнуть, выбирает место, угол какой-нибудь, чтобы не сделать гнусности в очах людских и для себя не совершить мерзости. Неужели же не было более подлейшего места, чем Твое прекраснейшее лицо, Господи, если эти неучтивые и мерзкие своевольники плюют на него?
О Солнце наисветлейшее! Как мрачные облака закрыли Тебя, заплевания затмили Твое сияние! Здесь исполняются Твои слова, которые Ты изрек: «Исходящее из уст — из сердца исходит — сие оскверняет человека» (Мф. 25, 18). И вот, исходящие из сих адских челюстей мерзости оскверняют Тебя, Праведный Богочеловече! Возглашает Исайя: «Видел Его, и нет в Нем ни вида, ни величия; но вид Его бесчестен, умален пред людьми» (Ис. 53, 2—3).
Но зачем мы их только обличаем? Обратимся к себе. Сколько раз мы плюем на лицо Его святое, на которое «не смеют чины ангельския взирати» (Ирмос, песнь 9), сколько раз к соблазну других произносим слова мерзкие, бесстыдные, бесовские! Из наших уст летят скверные заплевания на лицо Христово, когда исходят из них злословия, проклятия, клеветы и ругательства. Жалуется Господь: «Стыд лица Моего покрыл Меня от голоса обидчика и клеветника» (Пс. 43, 16—17), — ибо мы на лицо Христово плюем, когда поносим нашего ближнего, насмехаемся над ним, по ненависти и злости дьявольской и по злому нашему обыкновению бесчестим его перед другими и тем приносим ему много вреда. «Иисус, сделав брение, помазал глаза» слепому (Ин. 9, 8—11), и за это Ему в очи плюет неблагодарный еврейский род. Он же говорит: «Воздали Мне злом за добро и ненавистью за любовь Мою» (Пс. 108, 5).
И так заплевали и осквернили прекраснейшее лицо Господа, что даже сами бесстыдные плотоядцы, не будучи в силах вынести совершенной гнусности заплевания, взяли какое-то рубище и возложили на очи и на лицо Его: «Закрывали Ему лицо» (Мк. 14, 65; Лк. 22, 64).
Молился Давид: «Яви лицо Твое, и спасены будем» (Пс. 79, 4, 8, 20).
Покажи нам, Господи, лицо Твое, и мы будем иметь надежду на спасение! Сии же разбойники не ожидают избавления и потому не хотят видеть лицо Божие, в чем единственное утешение, единственная радость святых Божиих. Но как же сыны погибели стараются о спасении? Они закрывают Его, как бы считая недостойным очей человеческих. «Создавший око не видит ли» (Пс. 93, 9)?
Когда неповинную Сусанну хотели побить камнями, закрыли лицо ее. Закрывают и лицо Христово, побивая Его более тяжелым, нежели камни, словами язвительными «Взяли каменья, чтобы бросить на Него» (Ин. 8, 59): бесчестные ругательства, жестокие заушения, удары и лжесвидетельства. Он же вместе с Сусанной взывает: «Боже Вечный, ведающий сокровенное! Ты знаешь, что они ложно свидетельствовали против Меня, и вот Я умираю, не сделав ничего» (Дан. 13, 42—43).
Повелено было в Ветхом Завете закрывать Ковчег, чтобы нечестивые не могли его видеть. И здесь также лицо Христово закрывают, чтобы нечестивые никогда не увидели Его и на небе. Нечестивые не узрят славы Твоей, Христе Боже! Закрывают лицо свое Серафимы, не могущие смотреть на славу лица Господня. Здесь же лицо Господа закрыто скверным покрывалом, как солнце темным облаком, чтобы до Него не дошла их молитва, как говорит Иеремия: «Ты закрыл Себя облаком, чтобы не доходила к Тебе молитва наша» (Плач. 3, 44). Закрывают Бога, чтобы жить безбожно: «Не увидит Господь, не узнает Бог Иакова!» (Пс. 93, 7). Они не знают, что «очи Господни в десять тысяч крат светлее солнца и взирают на все пути человеческие, и проникают в места сокровенные» (Сир. 23, 27—28). Моисей положил покрывало налицо свое. Ты же, Господи, не закрывай предо мной ласкового лица Твоего: «Не отврати лица Твоего от отрока Твоего» (Пс. 68, 18)), чтобы я мог смотреть на него, сбросив с моего сердца покрывало духовной слепоты, о котором говорит Павел: «Доныне покрывало лежит на сердце их» (2 Кор. 3, 15).
Проводят эту ночь безбожные люди, дожидаясь дня, и как хотят, надругаются над незлобивым Агнцем, Который «как овца на заклание ведется» (Ис. 53. 7).
Приступи ближе, слушатель благочестивый, мыслью к оплеванному, осмеянному и тяжко измученному Христу Спасителю. Взирай скорбными очами. Посмотри на синяки Тела Его от ударов и многих побоев, почти сокрушенным сердцем болезни сердца Его, слушая церковные песни о Его страстях. Я же на некоторое время оставлю свое слово и, несколько отдохнув, приготовлюсь к дальнейшему повествованию о Его страстях и к окончанию моей проповеди.
Ради великой любви к нам Христос Спаситель терпит великую болезнь во всех членах Тела, слушатели возлюбленные! И это для того, чтобы привлечь нас к Своей любви, чтобы вместить во всех наших членах великую любовь к Себе. Терпит болезнь в сердце, чтобы человек любил Его всем сердцем; болезнь в голове, чтобы человек любил Его всей мыслью своей; болезнь в костях, утверждающих и укрепляющих все тело, чтобы человек любил Его всей крепостью своей; болезнь в руках, чтобы человек всегда обращал свои руки к возлюбленной стране небесной: «Как возлюблены селения Твои, Господи Сил!» (Пс. 83, 2); болезнь в ногах, чтобы человек, воспламененный любовью, так стремился к Нему, «как стремимся лань на источники вод» (Пс. 41, 1); болезнь во всем Теле, чтобы мы «прославляли Бога и в телах наших и в душах наших, которые суть Божий» (1 Кор. 7, 20). Об этих и еще больших болезнях Его и будет настоящая моя беседа.
Обесчещенного, осмеянного, оплеванного, измученного, едва живого Господа нашего, как только наступает день, ведут с великим шумом народа, влекут со двора во двор, с улицы на улицу, через рынки, через гостиницы, влекут на большое позорище, посмеяние и поругание, забыв увещания Сираха: «Не ругай человека, когда на его душе горе» (Сир. 7, 11), «око, ругающее отца, выклюют вороны дольные и да съедят их птенцы орлиные» (Притч. 30, 17). Он же жалуется вместе с пророком: «Стал посмешищем всем людям, повседневная песнь их напоила Меня горестями» (Плач. 3, 14—15). «Восстали на Меня воры; ныне Я для них гусли, и Меня поносят» (Иов. 30, 5, 9). «Всякий день поносили Меня враги Мои; стал поношением для соседей, посмешищем и поруганием у окружающих нас» (Пс. 101, 9; 78, 4). Но придет час, когда «Живущий на небесах посмеется над ними, и Господь унизит» их (Пс. 2, 4).
Затем, измученного, по повелению Пилата и по просьбе иудеев препровождают в преторию, чтобы и там учинить над Ним свои мучительские свирепости: обнажают Тело Того, Кто «одевает небо облаками».
Нет ничего тяжелее для разумного и почтенного человека, чем стыд, так что даже на самой сокровенной таинственной исповеди мы оправдываем поступки наши словами и как бы некоторыми пеленами их окутываем. Потому-то и само естество человеческое так стыда боится, что, стараясь закрыться от какого-либо пристыжающего слова людей, берет из сердца кровь и ею, как завесой, покрывает лицо, как бы говоря: пусть сердце тает и умирает без крови, лишь бы человек не был пристыжен.
Наибольший стыд испытывается от обнажения и телесной наготы. Когда увидел Адам в раю, что грех снял с него одежду невинности, он так устыдился единственной личности, и то — жены своей, что стал убегать, укрываться от нее и искать смоковных листьев для своего прикрытия. И с тех пор происходит так, что всякий скромный и богобоязненный человек, даже когда бывает наедине, сам с собой в особом месте, помня о всевидящих очах Божиих и о присутствии своего Ангела-хранителя, во время снимания одежд своих соблюдает всяческую скромность. Отец, увидев блудного сына, к нему возвратившегося, говорит слугам: «Принесите лучшую одежду и оденьте его» (Лк. 15, 22), покройте наготу его, пусть он не стоит предо мной обнаженным.
Пророк Исайя, предвозвещая духом о страстях Сына Божия, когда начал говорить об обнажении Христовом, то изумленный воскликнул: «Кто уверовал слышанному от нас и мышца Твоя кому открылась» (Ис. 53, 1)? Кто верил тому, что мы слышали от Тебя, Боже мой, и что Ты повелеваешь нам проповедовать? И кто же поверит, если мышцы, т.е. плечи Божий, обнаженными увидит? Но посмотри здесь, пророк, своим оком, и ты увидишь, что не только плечами, но и всем телом обнаженный стоит в претории иерусалимской Сын Божий.
Вот обнажается Тот, Кто всем дает одеяния, Кто даже полевым цветам дает такую красоту, что «и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякий из них» (Лк. 12, 27). Обнажается Тот, Кто дает нетлеющие в течение сорока лет одежды народу израильскому. Что же вы медлите, Серафимы, и не закрываете крыльями своего Господа? Почему же Ты, Боже Отче, не пожалевший одежды для блудного сына, не покрываешь Своего Сына, чистого сердцем? Почему не покрываешь «покрывающего водами высоты Свои» (Пс. 103, 3)? Для Святая Святых повелел Ты сделать завесу из багряницы, червленицы и виссона с вытканными на ней изображениями Херувимов. Почему же для Святейшего из святых у Тебя нет завесы, и Он покрывается как бы завесой, истканною несносным стыдом в очах смеющихся над Ним? Обнажается, как второй Иосиф, чтобы мы не грешили; лишается одежд, чтобы мы не облачались плотоугодием. Ради нас обнажается Христос, чтобы мы, «совлекшись ветхого человека, облеклись в нового» (Кол. 3, 9, 10). Вот Он, как Ной, пред очами бесстыдных хамов стоит обнаженным.
О Сын Божий! Ты унижен теперь больше отроков вавилонских. Их одежд не прикоснулся, не повредил огонь, и это для того, как говорит святой Златоуст, чтобы жадное и бесстыдное око не увидело наготы их чистых тел. Твое же пречистое Владычное Тело, обнаженное пред очами всех людей, только невинностью Своей закрывается. Представь набожным размышлениям твоим, человек, какую муку терпел Пречистый, зачатый и рожденный от пречистой крови Пречистой Богородицы, когда стоял так в бесчестии пред очами преступного народа, и уразумей, что как в саду кровавым потом, так и здесь от стыда обливал и одел Себя самой Кровью.
Так обнаженного привязывают к столпу, привязывают Того, Кто в столпе облачном (см. Исх. гл. 19) говорил к людям, стоит у столпа столпом огненным и облачным путеводивший Израиля (см. Исх. гл. 40; Пс.77, 14)! Вот как платят Тебе, Христе Спасителю, за Твои благодеяния у столпа каменного, и это за то, что медом из камня их насытил (см. Втор. 32, 13)! Возглашали раньше: «Гряди, Царь Израилев!» Теперь же дают Царю своему вместо дани раны неисцельные, так что жалуется Он у Псалмопевца: «На хребте Моем работали грешники, увеличивали беззаконие свое» (Пс. 128, 3), в то время как бесчеловечные мучители по очереди жезлами ударяют Его.
Сказано было некогда Аврааму: «Воззри на небо и изочти звезды, если можешь исчесть их» (Быт. 15, 5). Воззри и ты, слушатель, умом твоим на небо, откуда проливается кровавый дождь на Тело Христово, проливается на Того, Кто «исчисляет множество звезд и всем им имена нарекает» (Пс. 146, 4). Сочти, если можешь сосчитать, звезды, то есть раны Его, которые покрыли все Тело Его от головы до ног, и как бы сплошную составляют рану. «Нет исцеления в плоти Моей» (Пс. 37, 4): кожа содрана, тело опало, остались почти одни кости!
О позорище, нигде невиданное, неслыханное, нигде достаточно не оплаканное!
Отец «кого любит, того наказывает» (Евр. 12, 6). Боже Отче! Ты так наказываешь Сына Твоего, что от головы до ног нет у Него неповрежденного места. В том ли, в том ли, милосердный Боже, показываешь Свое милосердие к единородному и возлюбленному Сыну Твоему, что между лютыми псами и свирепыми львами поставил Его! В том ли, Отец, Твое благоволение, чтобы над Твоим Сыном человек надругался! Неужели такова воля Твоя, чтобы Слово Твое Предвечное у столпа было привязано!
Теперь у Тебя, связанное Слово, нет иного прибежища, кроме столпа. О, Сыне Божий, привязанный, избитый, израненный! Слово Божие разбито, заплевано, измучено! Семя Небесное ногами потоптано, руками немилосердных варваров разрушено! Назвал Себя Христос «Хлебом жизни» (Ин. 6, 35), и вот сей Хлеб достался голодным псам. Говорит: «Окружило Меня множество псов, скопище злых обступило Меня» (Пс. 21, 17). Рвут сей Хлеб зубами свирепости своей, режут, ударяя руками, бичами, жезлами, ломают, ударяя ногами и руками: «Плевали Ему в лицо и заушали Его» (Мф. 26, 67).
Ручьями течет Кровь из Источника жизни, отпадает Тело кусками от святых Его костей. Летят по всей претории брызги святой Его Крови, и Он падает на землю у столпа, от ран не имея сил стоять. Они же и тут сверху наносят жестокие удары, причиняют рану за раной, топчут ногами, за волосы терзают, стараются как можно больше показать свою свирепость, сменяя одни другого.
Где же Твои легионы Ангелов, Ангелов Творче (см. Мф. 26, 53)? Где Твои огненные Серафимы, Боже наш, «огнь поядающий» (Евр. 12, 29)? Где Твоя сила, Сампсон Небесный? Все Тобой возгнушались: апостолы оставили, Ангелы отступили, Бог Отец отдал на смерть. Не имеешь ни от кого помощи, ни от кого защиты. Не имеешь никого, кто бы умилосердился над Тобой, кто бы заступился за Тебя на суде и доказал Твою невинность.
Где вы все, мертвые, хромые, слепые, прокаженные, недужные, которые получили жизнь и исцеление от Жизнодавца Христа? Почему вы не защищаете своего Благодетеля? Почему не заступаетесь за своего Исцелителя? Почему не испытаете Его силы и крепости? Или вы позабыли, сколько благодеяний Он вам сделал?
Все эти страдания, слушатели, Христос добровольно ради нас претерпеть изволил. В Ветхом завете было установлено по сорок ран каждому человеку, который в чем-либо провинился. Здесь же, в отношении к Тебе, Законодавче Христе, этот закон не хранят, хотя Ты ни в чем не погрешил и не сотворил греха: не сорок, а бесчисленное множество ран причиняют. Ты говоришь: «Собрались на Меня наносящие раны, и подвергался Я истязанием весь день» (Пс.34,15;72,14); «И болезненность ран Моих увеличивали» (Пс. 68, 27). Где же исполнение слов твоих, Псалмопевче: «Не приступит к Тебе зло, и рана не приблизися к Телу Твоему» (Пс. 90, 10)? Нет! Здесь — многочисленнейшие Безгрешному.
Удивлялся ты, Аввакум, видя Бога между животными (см. Авв. 3, 2); посмотри Его здесь между столь многими львами и ужаснись. Спрашивал ты, Иов святой: «Кто Отец дождю?» (Иов. 38, 28). Я же спрашиваю: доколе будет течь сей кровавый дождь и реки неповинной Крови Спасителя нашего? Уже ослабевает Он, уже молча проливает слезы, уже хочет преклонить голову, но не имеет места Тот, Кто по всемогуществу Своему «везде сый и все исполняли».
«Раб, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много; а который не знал, и сделал достойное наказания, бит будет меньше» (Лк. 12, 47-48). Ты Сам, Христос Спаситель, сказал это, творил волю Его во всем, был Ему во всем послушен: «Смирил Себя, быв послушным даже до смерти» (Флп. 2, 8); не сотворил ничего, достойного ран, однако терпишь нестерпимые и неисчислимые раны. Почему же это? Ты терпишь раны, чтобы исцелились наши греховные раны, сносишь все это за наши грехи: «Пострадал за грехи наши» (1 Петр. 3, 18).
Это мы, Христос, достойны тех бесчисленных ран, которые Ты теперь терпеливо сносишь! Мы грешили, а Ты за эти грехи терпишь наказание! О, сколь велика любовь Твоя, Человеколюбче!
Не удовольствовались бесчеловечные мучители пролитием Крови Его, не удовольствовались такими тяжкими Его муками, но еще далее простирают свою злобу, причиняя Ему еще более жестокое мучительство. После лютого избиения измышляют другое мучение: острый терновый венец вкалывают в главу Его. «И, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову» (Мф. 27, 29). Вот, Христе Спасителю, проклятая земля уродила терние на главу Твою: «Терния и волчцы произрастит она тебе» (Быт. 3, 18). Теперь семя небесное упало в терние, «и выросло терние и заглушило»его (Мф. 13, 7).
Вот царь наш, увенчанный тернием! Выходите же, дщери иерусалимские, души благочестивые, жители небесного Иерусалима, и смотрите на Царя вашего в терновом венце, которым увенчал Его неблагодарный народ еврейский!
Вот лилии в тернии, червленая роза, обагренная кровью, в венце терновом! Того, Кого венчают двадцать четыре старца, венцы свои возлагая и говоря: «Достоин Агнец принять честь и славу» (Откр. 5, 12), — тернием венчают евреи, крепчайшим образом утверждая его на главе Его, чтобы непоколебимым показать Его царство.
Терние означает грешников, как говорит Писание: «А нечестивые будут, как выброшенное терние, которого не берут рукою» (2 Цар. 23, 6). Терние принимает на главу Свою Господь, то есть грехи наши поднял на Тело Свое, чтобы человек принес плоды, достойные покаяния. Теперь каждый пусть знает, что прискорбен путь, ведущий в жизнь и царство, ибо он тернистый. Христос Спаситель, Который говорит: «Я есть путь и истина» (Ин. 14, 6), пришел к нам, чтобы препроводить нас в Свое царствие тернистой дорогой.
Потом выводит Его Пилат к Народу: «Вышел Иисус в терновом венце и в багрянице» (Ин. 19, 5). Хотя Он ничего не говорит Своими избитыми, израненными и запекшимися Кровью устами, но ранами Своими, зияющими по всему Телу, как бы отверстыми устами, к сердцам всех нас возглашает: «Оглянитесь и посмотрите, есть ли еще болезнь, как Моя болезнь» (Плач. 1, 13). Есть ли кто-нибудь, кто так страдал бы для Меня, как Я для него. Есть ли кто-нибудь, кто так любил бы Меня, умирал для мира ради Меня, как Я ради него, кто бы положил душу свою для спасения Моего, как я отдал душу Свою на смерть для Него? «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13).
О друзья! В последний час утешьте его в этой болезни сердечной благочестивым соболезнованием, воздыханием, пролитием слез, смиренным биением в перси, умиленным внутренним состраданием, искренним сокрушением в грехах и посильным убеждением к святому покаянию.
Так измученного, истекшего кровью, уязвленного до самых костей глубокими ранами, не имеющего от бесчеловечного мучительства «ни вида, ни красоты» (Ис. 53, 2), Пилат показывает народу, как чудо некое, невиданное, со словами: «Се, Человек!» (Ин. 19, 5).
У римлян был праздник, в который они выставляли портреты своих предков и, приводя к ним своих детей, показывали их, говоря: вот этот предок твой, который до сих пор находится в памяти людей, как славный по своим добродетелям; это — прадед твой, мудрый, благоразумный в словах, изящный в поступках; это — друг твой, достойный памяти и похвалы от своих учеников. То же самое делает в Иерусалиме римлянин Пилат, когда показывает народу с высокого места, как бы портрет некоторый, нарисованный кровью, — израненного Христа Спасителя, говоря: «Се, Человек!» Вот Царь ваш! Не завидуйте Ему в царстве, ибо Ему уготованы вместо царских чертогов — гроб, вместо царских отличий — погребальные знаки. Вот Предок твой, слушатель, столь знаменитый! Поревнуй Ему и последуй добрым делам Его. «Он оставил нам пример, дабы мы шли по следам Его» (1 Петр. 2,21).
Когда показывали на римской площади одежду римского кесаря Галлия, окровавленную и пронзенную мечами, во всем Риме был великий плач, вопли и рыдания. Вот Человек, имеющий Тело, как сеть изрешеченное ранами и плавающее в крови! Почему же окаменело сердце твое, человек? Почему не сожалеешь ты и не плачешь, взирая на столь жалостное зрелище? «Се, Человек!»
: Вот Он, веселие Ангелов, изумление Херувимов, страшное видение Серафимов, сделавшийся орудием страшного позорища! «Се, Человек!.».
Боже Отче! «Обличениями за беззакония Ты научал человека, и сокрушил как паутину душу Его» (Пс. 38, 12). «Се, Человек!»
«Доколе вы будете налегать на человека, все вы убиваете его, подобно наклоненной стене и упавшей загороди?» (Пс.61, 4) «Се Человек! Человек родился в Нем, и Сам Вышний основал его» (Пс. 86, 5). «Се Человек», Который, исправляя человеческий образ, погубил Свой. «Се Человек!»
Молился ты, человек: «Не имею человека, который опустил бы меня в купальню, когда возмутится вода» (Ин. 5, 7). Вот ты имеешь Бога и Человека, Исцеляющего нас в купели Крови Своей. «Се Человек! Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1, 29).
«Се Человек», и Человек добрый, как говорит апостолу «Он ходил, благотворя и исцеляя всех, обладаемых диаволом» (Деян. 10, 38). И Сам Он возвещал: «Блаженны очи, видящие то, что вы видите!» (Лк. 10, 23); Авраам рад бы был, если бы видел день Мой. А проклятое сборище вопиет: мы не можем видеть Его: Возьми, возьми, распни Его! (Ин. 19, 15). «Се Человек!»
«Червь, а не человек; поношение у людей и уничижение в народе» (Пс. 21,7). Он молит с Иовом: «Помилуйте Меня, помилуйте Меня, о друзья!»
«Рука Господня коснулась Меня, если те, кого люблю восстали на Меня» (Иов. 19, 21, 19).
Да, иудеи! Он плоть от плоти и кость от костей ваших, и, однако, вы кричите: «Кровь Его на нас и на детях наших» (Мф. 27, 25)! Не помогло показывание Пилатово: вместо того, чтобы умилосердиться, сжалиться над Ним, видя Его столь избитым, столь израненным и измученным, они, увидев Кровь, как псы, не знающие сытости, еще сильнее завыли: «Распни, распни Его» (Лк. 23, 21).
Видя невинность Христову, Пилат «умыл руки» (Мф. 27, 24), как бы последуя ветхозаветному обыкновению, данному Богом, по которому, если найдено будет в городе или на поле тело убитого человека, а убийцы не найдутся, старейшие в городе должны были умывать руки в крови телицы, у которой перерезаны жилы в бедре, и заявить: «Руки наши не проливали крови сей, и очи наши не видели ее» (Втор. 21,7). Не в воде, а в истинной Крови незлобивого Агнца умывает руки беззаконный Пилат. Следовало бы безбожнику сему услышать то. что Бог говорит через пророка Иеремию: «Отмой от лукавства сердце твое, и спасен будешь» (Иер.4,14). Руки умывает, а сердцем, полным нечистоты, лукавства и злоумышления, Невинного на смерть осуждает!
Почему же не восклицаешь, о Христос, истинная невинность, вместе с Псалмопевцем: «Суди Меня, Боже, и рассуди тяжбу Мою; от народа недоброго и от человека неправедного избави Меня!» (Пс. 42, 1).
Хотя и говорит Пилат: «Не нахожу никакой вины в этом Человеке» (Лк. 23, 4), — однако предает Его на смерть. Синагога иудейская стоит на том, чтобы Он был распят, взывая: «Распни, распни Его» (Лк. 23, 21). «Ибо поистине собрались в городе сем на Святого Сына Твоего Иисуса, помазанного Тобою, Ирод и Понтий Пилат с язычниками и народом Израильским» (Деян. 4, 27).
О осужденный Судья мой! Не осуди меня во тьму кромешную!
Осужденного, обреченного на смерть Господа, возложив Крест, выводят за город: «Неся Крест Свой, Он вышел» (Ин. 19, 17).
О сколь жалостная и печальная процессия! «Шло за Ним великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем» (Лк. 23, 27). Кровавая процессия! Ибо ту Кровь, которую не излил Он у столпа, которая осталась в Нем после тех зверских орудий муки, проливает теперь на дороге, придавленный гнетом Креста; остаток же ее источил на Кресте до последней капли. Изливает Кровь на пути, «дабы омочится нога Его в крови» (Пс. 67, 24).
Красна дорога к небу, Кровью Христовой обагренная! «Сеющие слезами пожнут с радостью» (Пс. 125, 5). Христос Спаситель сеет Кровь Свою, чтобы мы пожали на небе вечную радость. Прежде посылал Он слуг «по дорогам и изгородям», чтобы убедили нищих и бедных войти в Его дом (Л к. 14, 21, 23), теперь же Сам выходит на площади и распутья, чтобы нас, бедных и нищих, призвать на пиршество небесное. Прежде обливал землю потопом, теперь обливает Кровью, чтобы потопить и омыть наши мерзости греховные.
О мрачная процессия или, лучше сказать, изгнание, в котором Сын Давидов терпит поругание от множества новых Семеев: «Уходи», — говорят, — «кровопийца и беззаконник» (2 Цар. 16, 7)!
О как это было тяжко для Того, Кто говорит: «Путь без беззакония протекал» (Пс. 58, 5). Взывают книжники и фарисеи: уходи, уходи, муж беззаконный, «который любит есть и пить, друг мытарей и грешников», сын веельзевулов, разоритель закона нашего (Мф. 11, 19; см. Мф. 12, 27)! Еще недавно восклицали младенцы въезжающему в город: «Благословен Грядущий во имя Господне!» (Мф.21,9). Теперь же родители тех младенцев, выводя за город, проклинают Его: «Проклят, висящий на дереве» (Гал. 3, 13)!
Кто не умилится, взирая на Странника, так бедно в Свой дом возвращающегося! Был Он у нас в гостях, мы дали Ему первый ночлег в стойле между животными, потом мы выпроводили Его в Египет к народу идолопоклонническому. У нас Он не имел «где приклонить голову. Пришел к своим, и свои Его не приняли» (Ин. 1, 11). Теперь же отправили Его в дорогу с тяжелым крестом: возложили на плечи Его тяжкое бремя наших грехов. «Неся крест Свой, Он вышел, держа все словом силы Своей» (Мф. 8, 20; Ин. 19, 17; Евр. 1, 3).
Несет Крест истинный Исаак — древо, на котором будет принесен в жертву. Тяжкий Крест! Под тяжестью Креста падает на дороге «крепкий в бронях, явивший силу мышцы Своей» (Лк. 1, 46). Многие плакали, но Христос говорит: «Не плачьте обо Мне» (Лк. 53, 58): сей Крест на плече — это власть, это тот ключ, которым Я отопру и изведу из заключенных адских дверей Адама, «не плачьте. Иссахар доброе возжелал, лежа посреди границ; и увидел он, что покой хорош, и что земля приятна: и преклонил плечи свои для ношения бремени и стал работать как земледелец» (Быт. 49, 14-15). «И выйдет человек на дело свое» (Пс. 103, 23).
Несет престол Свой Архиерей, чтобы благословить с него простертыми руками все части света.
Выходит на поле Исав, взяв лук и стрелы, чтобы «наловить добычи»отцу своему (Быт. 27, 5).
Выходит Христос Спаситель, взяв Крест вместо лука, чтобы «наловить добычи», чтобы привлечь всех нас к Себе. «Когда Я вознесен буду, всех привлеку к Себе» (Ин. 12, 32).
Выходит мысленный Моисей, берет жезл, Крест Свой, простирает руки, разделяет Чермное море страстей, переводит нас от смерти к жизни, а дьявола, как фараона, потопляет в бездне адской.
Выводят Господа за город или, лучше сказать, изгоняют из города как злодея, осуждают вместе с злодеями: «К злодеям причтен» (Мк. 15, 28).
Вот Лазарь, страждущий у дверей богатого мира, вопиет: «Пострадал и смирился до конца» (Пс. 37, 7). На гору Голгофу восходит, чтобы весь мир взирал на Его позорную и жестокую смерть. На горе Синайской дал закон, а на сей горе закон тот подписывает Своей Кровью. Там слышался голос труб и громы, здесь слышен голос посмеяния, поношения и поругания. Вместо громов слышится прибивание ко Кресту, когда, распростерши на Кресте, вонзают в Его святейшие руки и ноги острые гвозди.
«Распяли Его» (Лк. 24, 20). Как нас естество нагими в мир производит, так и Он нагим восходит на Крест, взывая вместе с Иовом: «Наг вышел из чрева матери моей, наг и отхожу» (Иов. 1,21). Простер руки Свои на восток, «да от восток солнца до запад будет хвально имя Господне» (Пс. 112, 3). Простер правую и левую руку, «праведныя любяй и грешныя милуя». Левую и правую руку простирает, чтобы раздать нам все то, что в них содержит: «Долгота лет в правой руке Его, в левой же руке Его богатство и слава» (Притч. 3, 16). Простирает руки, готовые обнять и приласкать грешника и обращающегося к Нему блудного сына. Хотя мы постоянно распинаем Его своими грехами, однако, умирая, Он не отвращает лица Своего от нас, но, преклонив голову, прощает нас и призывает к Себе.
Спрашивала в Ветхом завете невеста: «Где Ты отдыхаешь в полдень» (Песн. 1, 6)? Вот Он, пригвожденный в шестом часу, на Кресте обитает! На Фаворе говорил об исходе, а теперь на Голгофе оканчивает сей исход. Как радуга небесная, распростерт на Кресте. Взирай на радугу и благослови Сотворившего ее. Разные цвета на той радуге: и синие — от ударов, и красные — от пролития Крови.
Поистине, своими грехами заслужил мир еще больший потоп, нежели первые потомки Адамовы, но вот знак примирения — радуга, распростертая на облаке крестном. Напряжен как лук, из которого изощренные стрелы сильного стреляются в сердца (см. Пс. 63, 4—5). Уязвлен стрелой сотник, уязвлен стрелой разбойник, да и Сам Он, как бы цель, поставленная для стреляния разными стрелами: «Поставь Меня как мишень для стреляния» (Плач. 3, 12). Столь же много стрел в Него вонзилось, сколько насмешек произнесено. «Э! Разрушающий храм» (Мк. 15, 29). И Сам Он говорит: «Все, видящие Меня, насмехались надо Мною, говорили устами, кивали головою» (Пс. 21,8). «И уничижили Его как землю желанную, не поверили Его словам» (Пс. 105, 24). «Кивают головой все проходящие по пути» (Плач. 2, 15).
Измученный в кровавой пытке, Христос Господь изрекает: «Жажду» (Ин. 19, 28). Некогда Сампсон, победив неприятелей, и будучи воспламенен великой жаждой, обратился к Богу: «Ты соделал рукою раба Твоего великое спасение сие, а ныне умираю от жажды» (Суд. 15, 18). Жаждешь и Ты, Иисусе, Ты, Источник живой воды: «Кто жаждет, иди ко Мне». Говорил Ты самарянке: «Если бы ты знала дар Божий и Кто говорит тебе: «Дай Мне пить», — то ты сама просила бы у Пего, и Он дал бы тебе воду живую» (Ин. 4, 10). Прежде Ты молился, дабы миновала Тебя чаша сия (Мф. 26, 39), теперь же более жаждешь Креста и поруганий, жаждешь спасения нашего, чтобы мы жаждали Тебя, Источника жизни.
«Отверз Бог ямку на челюсти, и излилась из нее вода, и пили» (Суд. 15, 19). Мысленного же Сампсона, который насытил в пустыне медом из камня — увы — уксусом и желчью напояют: «В жажде Моей напоили Меня уксусом» (Пс. 68, 22). Этим горьким напитком питает Он и прелюбезнейшую Мать Свою, стоящую у Креста. Ибо когда исполняет Ее горести от горькой чаши Своих страстей, Она говорит вместе с несчастной невестой Ноеминью: «Не зовите меня Ноеминью», — то есть прекрасной, —»но горькой, так как Вседержитель послал мне горесть великую» (Руфь. 1, 20).
«При Кресте Иисуса стояла Матерь Его» (Ин. 19, 25). Говорит Соломон: «Жену добродетельную кто найдет?» (Притч. 31, 10). А вот Пресвятая Дева стоит мужественного у Креста и столь невыносимо страдает, что Ей приходят на память слова Симеоновы: «И Тебе Самой оружие пройдет душу» (Лк. 2, 35). В то время, когда заходит наше Солнце — Христос, — Пречистая Дева стоит у Креста, избранная как солнце, прекрасная как луна, возвышенная как утренняя заря. В то время, как открылась тьма всего мира, Она, как горящая свеча, пылает любовью.
О Пресвятая Дева! Кому уподоблю Тебя, с чем сравню теперешнюю болезнь Твою, когда печали Твои столь велики, как море! Христос, распростертый на Кресте, как струна на арфе, о сколь приятное издает сладкопение! Вот Он молится за убивающих Его: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают» (Лк. 23, 34). Вот разбойника делает спасенным: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23, 43). Вот Матерь Свою поручает Иоанну и вопиет к Богу Отцу: «Возопил громким голосом» (Мф. 27, 50). И от этого сладкопения затрепетала земля: «Земля потряслась» (Мф. 27, 51); посыпались камни, холмы, горы, встали из гробов мертвые: «Многие тела усопших святых воскресли» (Мф. 27, 52); отверзлись врата адовы. Но уже конец игранию, когда обрываются струны, когда разлучается душа с телом. Конец кровавой работе, когда наступает ночь. Конец болезням, когда наступает исцеление смертью. Конец страданиям, когда Он говорит: «Совершилось!» (Ин. 19, 30), как бы обращаясь к Богу Отцу: «Совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить» (Ин. 17, 4). Никто уже теперь не скажет: «Этот человек начал строить и не мог окончить» (Лк.14,30). «Совершилось!»
Уже преклоняет главу Тот, Кто преклонил главу Свою Предтече, и этим наклонением как бы благодарит Бога Отца за чашу страстей. Преклоняет главу, указывая на сердце, что и оно будет измучено после Его смерти, и как бы говоря иудеям: уже нет Того, над кем бы вы могли надругаться и посмеяться, ибо в руки Отца Моего Я предал дух Мой. И вот Я завещаю вам для тиранства, для забавы сердце Мое, которое умирает не сразу, как и первое получает жизнь. Покажите еще и над ним и закончите свое лютое тиранство: пронзите его копьем, чтобы изошла из него Кровь и вода в истинное свидетельство того, что Я — Сын Божий.
«И, преклонив главу, предал дух» (Ин. 19, 30). Бог Отец дал все в руки Сына, теперь же Сын предает дух Свой в руки Отца: «Жертва Богу — дух сокрушен» (Пс. 50, 19). Это за нас отдает Он в жертву дух Свой: «В руки Твои предаю дух Мой» (Лк. 23, 46). После многих страданий закрывает Господь наш Свои очи, умирает на ложе крестном, желает нам покоя, как бы говоря: «Доброй ночи!» И поистине как бы наступила ночь: «Тьма была по всей земле» (Мф. 27, 45). Вместе с Ним и небо смыкает свои светлые очи: «Солнце превратится во тьму, и луна — в кровь» (Деян. 2, 20).
Когда заходит Солнце правды, меркнет день, весь мир хочет разрушиться, видя неправду, учиненную своему Создателю. Весь мир сетует, когда умирает Владыка всего мира.
Плачет невеста Христова — церковь, разодрав одежды свои: «Завеса в храме раздралась надвое» (Мф. 27, 51).
Раздери же и ты, слушатель благочестивый, не ризы, а сердце твое! Разбей окаменелую твердыню сердца твоего для милосердия к убогим! Выведи греховного мертвеца из гроба твоей совести святой исповедью! Закрой блистающие очи роскоши и плотоугодия, потряси землю тела твоего духовными делами и так сострадай Христу Спасителю, за нас пострадавшему: «Так, как Христос пострадал за нас плотию, то и вы вооружитесь тою же мыслью» (1 Петр. 4, 1).
Замолкло на крестной кафедре Слово Божие...
Закончу и я свою беседу, а любовь вашу прошу еще вечером (если захочет Бог и живы будем) для слушания, с Божиею помощью, моей скудоумной беседы о неисцельных ранах Христовых. Теперь же, благочестиво проводя день сей в посте, молитвах и слезах, созерцайте своими мысленными очами распятого за нас Господа; вспоминайте о мучениях, которые Он претерпел от грешников. «Ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого» (1 Кор. 2, 2), Который да пребудет в уме и в сердце вашем всегда, ныне и вовеки. Аминь.
Для блаженной и евангельской жизни потребно всем нам, благословенные христиане, учение, которым бы мы могли спастись в сем житейском море от всяких злоключений и получить первоначальный вид нашего здания, который мы утратили после изгнания из прекрасного рая, когда попали во власть всеядной смерти за наши грехи. И святой апостол Павел учит нас этому, говоря святому апостолу Тимофею: «Вникай в себя и в учение; занимайся этим постоянно: ибо, так поступая, и себя спасешь и слушающих тебя» (1 Тим. 4, 16). А где нет учения, говорит Писание, там нет и добра.
О чем же должно быть это учение? О том, чтобы разуметь и знать Господа Бога, Творца всего видимого и невидимого здания, и благодарить Его за все строение мира этого. Кому его надлежит иметь? Всякой душе разумно-словесной, то есть человеку. Когда? Каждый день и час каждым вздохновением молить и славить Бога. Где надлежит исполнять его? На всяком месте, сидя и находясь в пути, и лежа, мы должны премного помнить о Боге. Почему это надобно? Потому что Он сотворил нас, а мы люди Его и овцы паствы Его (Пс. 94, 7).
Каким образом мы должны исполнять это учение? С благоразумием и любовью, а не в безумстве и грехопадениях. Со страхом Господним, ибо Бог «страшен для царей земных» (Пс. 75, 13) и «мы Им живем, и движемся, и существуем» (Деян. 17, 28). И все мы, живем ли мы в добре, или во зле, встанем пред Ним на Суде, согласно учению апостола Павла: «Всем нам должно явиться перед Судом Христовым» (2 Кор. 5, 10).
Каждый желающий научиться какому-либо ремеслу или науке всячески старается найти себе хорошего и искусного учителя. Сколь же более нам, о люди Божий, подобает искать спасение, чтобы, избегнув грехов, пожить праведно, в ожидании наследия вечного и всерадостного пребывания на небесах! Но мы, бедные, нерадивые, забываем о себе, не ищем учителя, не поступаем благонравно, не боимся Господа Бога нашего, но неразумно уклоняемся ко грехам, лишили свой душевный образ видения Божия и подверглись тлению, прилепляемся к суетным вещам и делам. Поэтому Дух Святой вешает устами святого пророка Давида: «Придите, чада, послушайте меня, страху Господню научу вас» (Пс. 33, 12). «Начало же премудрости — страх Господень», — как говорит Екклесиаст (Притч. 1, 7).
Страх Божий полагается и в числе семи даров Святого Духа, и кто будет иметь его в своем сердце, тот воистину преуспеет во всякой добродетели, ибо во всякое время и час он готов благоугождать Богу, удаляясь от всякой злой и соблазняющей вещи.
Если мы имеем страх Божий, помня Его заповеди и то, что Христос, Спаситель наш, соделал нам спасение, указал в Своем лице путь терпения, ведущий нас в царство небесное, то мы скорее и успешнее последуем по стопам Иисуса и будем исполнять сказанные Им слова: «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф. 11, 29).
Поучает об этом и святой Григорий Богослов, говоря: «Мы должны возноситься на высоту страхом Господним, научаемые им, очищаемые и утончеваемые. Ибо где страх, там соблюдение заповедей, где соблюдение заповедей, там очищение плоти; где очищение, там просвещение; просвещение же есть исполнение желания, то есть приближение к Богу и вечное пребывание с Ним». Святой же Иоанн Златоуст говорит так: «Невозможно живущему без страха показать что-либо доблестное и чудное. Ибо научился ли кто-нибудь грамоте без страха? Сделался ли кто-либо искусным в художестве, не имея страха?»
В том случае, когда не дьявол, а только леность мешает человеку, то нам потребен такой страх, чтобы побороть эту естественную леность и обратить к какой-либо науке. Но когда предстоит великая брань, когда есть много препятствий на пути ко спасению, то как можно спастись без страха?
Каким же образом этот страх поселяется в людях? Если мы помыслим, что Бог присутствует везде, что Он видит и слышит все, не только то, что совершается и говорится, но и то, что заключается в глубине сердец, — все помышления, ибо Он судит «помышления и намерения сердечные» (Евр. 4, 12), — если мы так настроим себя, то не сотворим, не скажем, не помыслим никакого зла и лукавства. Научившись же, как говорит апостол Павел, совершать свое спасение со страхом и трепетом (см. Флп.2,12), мы сподобимся любви Божией по благодати Его, по предстательству Приснодевы Богородицы Марии и своим старанием.
О таковой любви Божией тот же святой вселенский учитель, златоустый Иоанн, говорит: «Всякий видящий любимого или же вспоминающий о нем возбуждается душой и возвышается в мыслях, все переносит с терпением и, наслаждаясь воспоминанием, не смутится ничем скорбным в жизни». Все злоключения наши происходят от того, что мы не памятуем о Боге, как это подобает, не имеем Его постоянно в своих мыслях, так что Он как бы говорит нам: «Вы Меня забыли, забуду и Я вас».
Согласно с этим преподобный отец Исаак Сирин поучает нас: «Умудри себя, каждый человек, в том, чтобы полагать в основание пути своего страх Божий, и тогда за немного дней ты устроишь себя во вратах царства, минуя путь длинный и трудный. Им да обновляется вся жизнь твоя, чтобы на всяком пути не удивляться тому, чего нет, не презирать того, что есть, и тогда не прикоснешься к тому, что рассыпается в руках».
В том же смысле святой Златоуст говорит: «Каждый день мы поучаем вас, говоря: не высоко мудрствуй, о человек! Скоропреходяще и изменчиво естество человеческое: юность сменяется старостью, красота безобразием, крепость немощью, почет презрением, здоровье недугом, слава бесчестием, богатство нищетою! Жизнь наша подобна струе, нигде не останавливающейся и стремящейся по уклону вниз». Ибо и в воле самого человека, и в молитвенном пребывании, и в непостоянстве приятных нам вещей мы имеем великий труд и скорбь, чтобы получить обещанное «и уготованное от создания мира» небесное царство (Мф. 25, 34).
Держит ли кто пост, или непрестанно творит молитвы, или хранит воздержание, или занимается рукоделием и какой-либо работой и терпит различные скорби, — все должны иметь одну надежду, одно настроение сердца и мыслей в том, что они идут к Богу и ради Него терпят все случающееся в их жизни. Ибо через труд познается упокоение.
Блаженный Августин говорит: «Все христиане, пока они живут в теле, не могут быть в этом мире без скорби, печали и тесноты». Почему бывает так, о том поучает нас святой Иоанн Златоустый. «Для того, — говорит он, — Бог устроил трудною грешную жизнь нашу, чтобы мы, очищаемые той печалью, возымели желание будущего. Ибо как ни много при такой печали мы отовсюду испытываем бед и страхов, окруженные постоянными напастями, однако мы с любовью вмещаемся в настоящую жизнь. И если бы вся наша жизнь не имела ничего этого, если бы она была беспечальной и неокаянной, разве мы помыслили бы о будущем вечном блаженстве?»
Согласно с этим мудрые мужи написали следующие стихи:
Изрядный Божий Промысл о людех бывает,
От нечистот тел к труду нищетством привлекает.
В скудости художеств вси, и дел навыкают,
Продавше на пенязи, нужды исполняют.
Видя же свою краткую жизнь, исполненную трудов и печали, будем стремиться в прекрасный горний Иерусалим, к вечному и всерадостному упокоению. «Ибо не имеем здесь постоянного города, но ищем будущего» (Евр. 13, 14). Сей град видел в Откровении евангелист Иоанн, апостол и наперсник Иисусов. «Я, Иоанн», — говорит он, — «увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего». Стены его созданы из золота и многоценных камней, и улицы его золотые сияют как стекло пресветлое. «И услышал я громкий голос с неба, говорящий: «Вот скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет». И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божия осветила его, и светильник его — Агнец», Иисус Христос (Откр. 21, 2—4, 23).
Спешить в сей град, подвизаться и работать в доброделании подобает всякой разумнословесной душе. Но великий страх и трепет объемлет тех, которые не войдут в этот святой небесный город. Тот же возлюбленный ученик Христов говорит: «И не войдет в него» (в тот град) «ничто нечистое и никто, преданный мерзости и лжи» (Откр. 21, 27). «Боязливых же и неверных, и скверных, и убийц, и любодеев, и чародеев, и идолослужителей, и всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою. Это смерть вторая» (Откр. 21,8).
Поэтому Святые Отцы и учители повелевают нам помнить о геенне, чтобы не впасть в геенну, то есть в место мучения, и чтобы не лишиться сего небесного и святого града, где лики святых в неизреченной радости и сладости непрестанно воспевают Триипостасную Божественную Единицу преподобными голосами. Для этого, по словам псалмопевца Давида, мы должны, братие, иметь «страх Господень чистый, пребывающий во век века» (Пс. 18, 10). Подобает и учиться иметь его, и искать учителя, и слушать, и повиноваться ему, как Божию строителю, ведущему к любви Господней.
По определению же святых апостолов в книге седьмой, главе десятой, повелевается чтить того учителя больше, чем родителя. «Говорящего тебе слово Божие, — учат святые апостолы, — прославляй и поминай день и ночь». Почитай же его не как причину твоего бытия, но как наставника в благонравии и премудрости и как ходатая и руководителя к бесконечной жизни. Ибо где учение о Боге, там присутствует Бог. Поэтому каждый день обращайся к лицу святых, чтобы найти успокоение в их словах.
И для отцов великая слава, когда дети преподобны, и для владык немалая честь, когда рабы исполнены страха, а бесславие и безначалие каждому весьма противны, потому что естественный путь людей — образ Божий, обретение прекрасной жизни и получение благ, а привнесенный извне путь — путь злой, бывший причиной смерти. Вследствие этого через наши богопротивные вожделения и нерассмотрение умом своим Божиих дел и демонских козней против нас мы предаемся суете и соблазнам, падаем и смертью умираем. Ибо, когда мы затемняем свое душевное око темнотой греховной тяжести, тогда впадаем в крайнее уныние.
Потому, пока тьма страстей еще совсем не покрыла сердечных очей, пока душевная сила в совести побуждает к покаянию, пусть каждый — господин ли, или отец, или благоразумный человек, или восстающий из глубины греховной, из непотребных суетств и от подчинения злу или властью, или добрым советом, или законным предложением, — каждый из нас, люди Божий, пусть старается и стремится очищать всякую нечистую мглу молитвой, постом и воздержанием, как учит апостол: «Подвижники воздерживаются от всего» (1 Кор. 9, 25).
Святой авва Марк, поучая, как нужно избегать вредоносных страстей и иметь мир в наших сердцах, говорил: «Хорошо человеку иметь молчание, чтобы заботиться только о необходимом и больше делать для своей благой и душеспасительной пользы, потому что тогда он не видит суетного и ложного, а не виденное не принимает и мысль. А то, что не приходит в мысль, не побуждает к мечтанию, а когда не возбуждается память, боголюбивая душа имеет внутри себя мир глубокий, ибо с такими общается Бог и в любви его утешается. Ибо сообразно любви совершает служение, и простирает надежду, и непрестанно упражняется в богоугодном делании». Такой человек может поистине сказать словами пророка Исаии в посрамление демонов: «Страха вашего прелестного и злобного не убоимся и не смутимся, ибо с нами Бог» (Ис. 8, 12).
При таком положении, если кто-либо даже будет угрожать благоразумной душе смертью, пусть ответит: «Я научен Христом Господом не бояться «убивающих тело, души же не могущих убить» (Мф. 10, 28)». Если угрожает разграбить имения, скажи ему: «Нагим я вышел из утробы, нагим и отойду» (Иов. 1, 21). «Мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него» (1 Тим. 6, 7), кроме добродетелей, соделанных для Бога. И если не возьмешь ты, то возьмет пришедшая смерть. Если ты не умертвишь, то принесет конец естественный закон.
Итак, добродетельному человеку подобает иметь страх Божий, чтобы чем-либо не прогневать Господа Бога, чтобы душа не прилепилась к земле какой-либо плотской страстью и злыми помышлениями.
Преподобный отец Исайя поучает: «Каждый, кто крещен, имеет нужду пригвоздить ко кресту все противное свойству и разуму, чем был побежден Адам и низринут от славы к вечному бесчестию».
Потому подобает в бодрости сердца творить брань и презирать все, что у людей в чести, ибо все это порабощает сынов Адамовых, то есть приобретение, честь, праздность, слава, красота телесная и иное, тому подобное, возбуждающее похоть, которую ввергнул змий в уста Евы. Потому и святой Златоуст говорит: «Если мы имеем страх Божий, нам ничто не требуется. Если же мы не имеем его, то хотя бы обладали целым царством, мы беднее всех».
«Страх Господень все превосходит», — говорит Сирах, — «никто не сравнится с тем, кто его имеет» (Сир. 25, 13—14). Приобретем его, не пожалеем ничего. Если для этого нужно будет отдать душу, не пощадим ее, если нужно иссечь тело, сделаем все, чтобы приобрести страх сей. Потому да предстоит нам страх Божий, о возлюбленные! И у нас тогда не будет ничего плачевного. Пребываем ли в нищете, или недуге, или в пленении у врагов, или в рабстве, или в чем-либо ином печальном, — все это будет содействовать в нас противоположному.
Каждый должен иметь великое попечение о том, чтобы умудрить себя в евангельской проповеди, иметь великое дело, чтобы очистить душу, великое тщание просветить ум и покорить тело духу, удерживая чувства, которые без страха Божия быстро уклоняются в сторону. Поэтому, всеусердно исполняясь терпением в крестной силе Владыки нашего Бога Иисуса и уязвившись Его любовью, победим Крестом Его всех врагов, восстающих на нас и смущающих наши сердца и помышления.
Святой Григорий Двоеслов говорит: «Тремя способами соделывается злоба: подушением, утехой (утешением) и соизволением; первое — через врага, второе — через плоть и третье — через дух. Ибо наветник-демон подущает, плоть испытывает утешение и, наконец, дух, преодоленный утешением, соизволяет». Поэтому в такой борьбе и в нашем, христиане, положении весьма потребно внимать словам церковного учителя: «Если, — говорит он, — ты любишь, о человек, Владыку своего Христа, то умри Его смертью. Научись, сколь велика сила крестная: скольких исправила, скольких исправляет, как утверждает жизнь! Ибо им все совершается: Крещение — крестом (ибо подобает воспринять печать), рукоположение — крестом; находимся ли в пути, или дома, или в другом месте, будем ограждать себя крестом.
Крест — великое благо, спасительное оружие, непреоборимый щит, противный супостату дьяволу! Враждуя с ним, ты носишь крест, не просто знаменуясь им, но и испытывая крестные страдания. Ибо «наша брань уже не против крови», чтобы питаться неправедными прибытками, «и плоти», чтобы угождать ей сладострастием, «но против духов злобы поднебесной» (Еф. 6, 12), которые всегда готовы уязвить пяты наши, чтобы опрокинуть богопротивной злобой корабль нашего жительства.
Поэтому воспримем Божественные Писания, читая их; распрострем, как некий корабль, паруса веры, и да будет кормчим нашим слово Божие, которое усмирит дьявольские волны напастей, раздерет их сети и умертвит их вредоносный яд. Мы же спасаемся и наследуем со всеми святыми блага в пресветлых небесах без всякого страха и смущения благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа и предстательством Пресвятой Девы Богородицы Марии, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Так торжественно поет Божественная Православная Кафолическая Церковь.
Неповинная Авелева кровь, православные слушатели, вопияла некогда великим гласом к Богу, как говорил Каину Сам Всемогущий Господь: «Голос крови брата твоего вопиет ко Мне» (Быт. 4, 10). Имеет свой глас и неповинно пролитая кровь многих мучеников, пострадавших в нашей Православной Церкви за святые иконы. Имеет она свой глас, но не какой-либо иной, а следующий: «Пречистому Твоему образу покланяемся, Благий, просяще прощения прегрешений наших, Христе Боже».
Присоединимся и мы, православные, и все сыны Восточной Церкви, к этому кровному гласу святых мучеников. Будем так же готовы страдать и проливать свою кровь за святые иконы, и воспоем все согласно: «Пречистому Твоему образу покланяемся, Благий, просяще прощения прегрешений наших, Христе Боже».
Что же скажешь на это ты, семиглавый змей иконоборной ереси, отрицающий святые иконы? Слышу, слышу, порождение ехидны, что ты говоришь. Ты отрыгаешь из твоих богомерзких уст неисцелимый аспидов яд, называющий нас, православных, идолопоклонниками, а святые иконы называющий идолами. (Обманула себя сама неправда).
Прежде всего я спрошу, аспид ядовитый: что такое идол, что такое святая икона и какая разница между идолом и иконой? Неужели не знаешь ты этого, мерзкий учитель в Израиле? Образ, или икона, — это изображение и подобие действительной веши, которая или есть, или была, или будет.
Если кто изображает Святую Троицу в виде трех Ангелов, так это было в действительности, когда Ангелы явились Аврааму у Мамврийского дуба (Быт. 18, 1). Если кто изображает Бога Отца в виде некоего пречестного старца, так это было в действительности, когда пророк Даниил и пророк Исайя видели «Ветхого днями, сидящего на престоле высоком и превознесенном. Вокруг Него стояли Серафимы» (Дан. 7, 9; Ис. 6, 1—2). Изображает ли кто Бога Сына, рожденного, жившего с людьми, «страдавша и погребен на, и воскресшаго в третий день по Писанием, и восшедшаго на небеса и седяща одесную Отца, и паки грядущаго со славою судити живых и мертвых», так ведь все это в действительности было, есть и будет. Изображает ли кто Бога Духа Святого в виде голубя, так и это было в действительности, когда явился Святой Дух «в виде голубине» (см. тропарь Крещению). То же нужно сказать и обо всех прочих святых иконах, которые всегда соответствуют своим первообразам и всегда являются изображением и подобием истинных вещей.
А идол что такое? Насколько сильно отличается он от иконы? Икона является изображением истинной вещи, а идол — это изображение пустой прелести. Что представляют мне идолы? Представляют Дия, Эрмия, Аполлона, Артемиду и прочие бесчисленные бесовские капища. Что изображают для меня идолы? Изображают солнце, луну, Купала, Лада, Перуна. Ты скажешь, что это изображения богов. Но вот в чем вопрос: истинные ли те боги, которые изображаются язычниками? Кто назовет истинным Богом Бахуса, который является начальником всех пьяниц? Кто назовет истинной богиней Артемиду, или Венеру, которая начальница всяких нечистот и мерзостей? «Все боги язычников — бесы, Господь же» наш «небеса» и землю «сотворил» (Пс. 95, 5), как свидетельствует об этом сосуд избранный, апостол Павел, в Послании к коринфянам: «Хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, так как есть много богов и господ много, — но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им» (1 Кор. 8, 5—6), и един Дух Святой, в Нем же всяческое, и мы в Нем.
Я буду говорить так: посмотри, как идол, изображающий Бога, изображает на самом деле пустую прелесть, изображает обман. Ведь он представляет собой бога, который есть не Бог, а бес, не Создатель, но создание. Совсем не то святые иконы, которые всегда изображают истину, как я уже говорил об этом. Из этого можно убедиться, насколько велика разница между истиной и пустой прелестью. Кто же еще дерзнет называть святые иконы идолами? Разве не слышите звук страшного грома, который, как из высокого облака, происходит из Седьмого Вселенского святого собора и громогласно вещает: «Говорящим, что святые иконы — идолы, анафема, анафема, анафема!»
Если же святые иконы не идолы, то как можно назвать идолопоклонниками тех, которые поклоняются святым иконам? Как ты смеешь, семиглавый змей иконоборческой ереси, отрыгать свой яд на святые иконы и на поклоняющихся им?
Я отвечу, но говорить буду с тобой, семиглавый змей, на основании Божественных Писаний. Разве никогда вы не читали, беззаконные иконоборцы, что заповедал Господь Моисею устроить сделать двух золотых Херувимов и поставить их на ковчеге Господнем? Ведь кланяющиеся ковчегу Господню кланялись и Херувимам, стоящим на ковчеге, однако, они не делались через это идолопоклонниками, но оставались избранными людьми Божиими.
Разве вы не читали в Писаниях о медном змие, Которого повесил Моисей на дерево, который врачевал взирающих на него и поклоняющихся ему и который был прообразом Самого Христа Спасителя нашего, распятого на древе и свидетельствующего о Себе так: «И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому» (Ин. 3, 14)?
Разве не читали вы, порождения ехидны, в исторических преданиях, что сам Христос, Спаситель наш, оставив на полотне изображение Своего пречистого лица, послал к Авгарю, больному царю, желавшему видеть Иисуса и исцелиться от Него, каковой образ мы и называем Нерукотворным. Разве не читали вы в Божественных Писаниях, отреокаянные еретики, что Сам Христос, Спаситель наш, по словам апостола Павла, называется «сиянием славы и образом ипостаси Отца» (Евр. 1, 3)? Разве не читали вы в Божественных Писаниях, что и сам человек называется образом Божиим, согласно слову Божию: «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию» (Быт. 1, 26)? Почему же вы Божий образы называете идолами? Неужели и человек, являющийся образом Божиим, есть идол?
Я отвечу за вас. Правильно вы говорите это о себе, ибо неприлично назвать вас образами Божиими, но лучше идолами. Вы идолы, скверные иконоборцы, ибо имеете очи и не видите Бога, изображенного на Его святой иконе, не видите чудес, истекающих от святых икон Богородицы, изображенных самим святым Лукой и творящих премногие чудеса. Вы имеете уши и не слышите, что заповедует Писание: «Возносите Господа Бога нашего, и поклоняйтесь подножию ногу Его, ибо оно свято» (Пс. 98, 5).
Подножием Святые Отцы считают святой Крест, которому вы не хотите кланяться. Вы имеете уши и не слышите, что говорит об образах святой Дамаскин и с ним Святые Отцы и весь Собор, что почесть, воздаваемая образу, направляется к изображенному на нем: кто почитает образ, почитает и изображенного на нем. Этим победил иконоборцев и святой Стефан, пострадавший за святые иконы, о котором повествуется в его житии следующее.
Привели его к самому иконоборческому начальнику, Льву Исаврянину, который повелел ему попрать ногами икону Спасителя. Но что делает святой муж? Он попросил податную монету и спросил: «Чей это образ и надпись?» Когда же ему ответили: «Кесарев», — он бросил монету на землю и начал топтать ногами и плевать на изображение кесаря, находящееся на ней, стал унижать и бесчестить его перед лицом самого кесаря. Смотря на это, крайне разгневался царь и все его старейшины, а муж тот с дерзновением сказал: «Вы гневаетесь за то, что я попрал образ вашего земного царя, который есть «прах и пепел» (Быт. 18, 27), как же будет гневаться Царь царствующих и Господь господствующих, образ Которого вы попираете вашими скверными ногами? Разве не читали вы апостольское правило: «Не делайте», — сказано, —»того другим, чего сами не хотите»? (Деян. 15, 20), Вы не хотите, чтобы иконы, изображающие вас, были попраны. Почему же вы, племя гноеименитого Копронима, попираете иконы, изображающие Самого Спаса нашего и Его святых угодников?» Что вы скажете против, беззаконные иконоборцы? Говорите, клевещите, рычите, звери дубравные! Мы будем слушать и, насколько возможно, отвечать. Все ваше мудрствование богомерзкое разделяется на две части.
Я скажу так: во-первых, вы мудрствуете, что поклоняющиеся святым иконам — идолопоклонники. На это я отвечу следующее. Раньше я уже говорил, насколько велика разница между иконой и идолом. Икона не может быть названа идолом, ибо она является изображением действительной вещи, идол же — это изображение пустой прелести. Смотри же, гноеименитый Копроним, как сильно отличаемся и как далеко отстоим мы от идолопоклонников. Они в образе своих идолов поклонялись богам, которые в действительности — бесы, живущие и провещающие в идолах. Мы же в Спасителе вой иконе кланяемся Истинному нашему Богу, в Богородичной иконе — истинной Богородице, Пречистой Деве Марии.
Идолопоклонники своих идолов считали богами, а мы образов не считаем богами и не желаем считать: у нас есть один только Бог, Которому мы поклоняемся и Которого славим в Святой Троние, икона же Его служит только изображением и напоминанием. Идолопоклонники думали и верили, что в бездушных идолах живут их боги, как душа в теле. Мы же, благочестивые, не верим тому. Мы знаем, что Бог неописуем: Он везде присутствует и все Собой исполняет. В иконе Он не пребывает, как душа в теле, и пребывать не может.
Идолопоклонники всю свою надежду возлагали на идолов, а мы, православные, не утверждаем нашей надежды на иконах, но возлагаем нашу надежду и упование на Того, Кто изображен на иконе.
Идолопоклонники поклонялись самим идолам, дереву и золоту, мы же, православные, поступаем совсем не так. Когда мы кланяемся пред образом, то кланяемся не самому образу, не дереву, серебру или золоту, не пестроте и краскам или прекрасному изображению, но поклоняемся образам совместно и нераздельно с их первообразом. Мы поклоняемся образу Спаса, а в уме имеем Первообраз, Самого Спаса. Кланяемся образу Богородицы, а в уме имеем Первообраз, Саму Богородицу. Одним словом, мы, православные, поклоняясь иконам, никогда не отделяем образ от его первообраза, но всегда совместно и нераздельно поклоняемся и образу, и первообразу. Тысячу раз я повторю это. Не то же ли самое говорит и святой Дамаскин: «Почесть образа восходит к первообразному»?
Во-вторых, мерзкие гноеименитые копронимы, вы мудрствуете, что мы, православные, нашим поклонением иконам преступаем заповедь Божию, ибо написано в десяти заповедях Господних: «Не делай себе кумира и никакого изображения» (Втор. 5, 8). Слышим, копронимчики, слышим, лобзаем с верой и любовью, исповедуем и храним десять заповедей Господних; вы же прельщаетесь, не понимая «ни Писания, ни силы Божией» (Мф. 22, 29). Прежде всего я отвечу следующее. Мы не создаем кумиров или идолов и не почитаем их, ибо одно есть образ, а иное кумир, как я уже сказал об этом. Потом я отвечу еще и так: для чего Моисей, уже получив заповеди Господни, между которыми была и эта: «Не делай себе кумира и никакого изображения», почему, говорю, уже зная об этой заповеди Господней, тем не менее сделал изображение Херувимов при ковчеге Господнем, сделал медного змия и вознес его на древо, чтобы прообразовать распятого Иисуса? Отвечайте же, хорошо или скверно поступил Моисей, который, зная заповедь Господню: «Не делай себе кумира и никакого изображения», — сделал, однако, изображения двух Херувимов и образ Христов, то есть змия, вознесенного на древо? Если скверно поступил Моисей, свидетельствуйте о зле, если же хорошо, то почему укоряете нас, творящих то же?
Далее я скажу следующее. Заповедь Господня: «Не делай себе кумира и никакого изображения», — относится не к иконам, но имеет в виду идолов. Всемогущий Бог знал, что евреи имели большую склонность к идолопоклонству, ибо они смешались с язычниками, научились их делам, служили их истуканам, сотворили в Хориве тельца, поклонились истуканам и славу Божию обменяли на подобие тельца, поедающего траву. Что же делает Всемогущий Бог, видя эту великую склонность евреев к идолопоклонству: Он дает через Моисея десять заповедей, которые начинаются так: «Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства; да не будет у тебя других богов перед лицом Моим. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху и что на земле внизу, и что в водах ниже земли, не поклоняйся им и не служи им» (Втор.5, 6-8).
Теперь я призываю в свидетели вас самих, хотя и злых. Разве мы не исполняем эту заповедь Божию? Разве имеем мы богов иных, кроме Того Бога, Который вывел людей израильских из рабства египетского, а нас от рабства дьявольского? Разве делаем мы себе кумиров вместо богов, которым воздавали бы такую же достойную честь, как и Самому Богу, когда храним у себя и почитаем те иконы, которые, как я сказал, не идолы, которых мы не считаем за богов, которым не поклоняемся отдельно от их первообразов и не воздаем им Божеской почести? Впрочем, зачем долго говорить с безумными и упорными? «Нечистый пусть еще сквернится» (Откр. 22, 11). Откройте свои мерзкие гортани со всем их преисподним ядом: «Врата ада не одолеют святой Церкви, Церковь есть столп и утверждение истины» (1 Тим. 3, 15); с нею мы, ее чада, вместе со всеми Святыми Отцами, вселенскими светильниками, Василием Великим, Григорием Богословом, Иоанном Златоустом, Афанасием, Кириллом и многими другими, со всем Вселенским святым собором, собравшимся против иконоборцев, все мы единогласно говорим и готовы подписаться нашей кровью: «Пречистому Твоему образу покланяемся, Благий!» Вас же, гноеименитых копронимцев, вместе со всем Седьмым святым Вселенским собором проклинаем: «Анафема, анафема, анафема!»
На еврейском языке слово «Адам» значит «человек из земли» или «чермный» (красный), так как он создан из земли червленой; на еллинском же языке называется «микрокосмос», то есть «малый мир», ибо получил свое наименование от четырех концов великого мира: востока, запада, севера и полудня. На еллинском языке эти четыре конца вселенной именуются так: восток — «анатоли», запад — «дисис», север, или полночь — «арктос» и полдень — «месимвриа». Возьми от тех еллинских наименований первые буквы, и ты получишь слово «Адам». И как по имени Адамовом отобразился весь четвероконечный мир, который он заселил своим родом, так с другой стороны это же имя прообразовало четвероконечный Крест Христов, которым новый Адам, Христос Господь наш, впоследствии должен был избавить от смерти и ада род человеческий, населяющий четыре конца вселенной.
А так как на этом месте изобразился четвероконечный Крест Христов, прообразованный от начала мира четырьмя буквами имени адамова, то не неуместно здесь вспомнить и раскольническое хуление четвероконечного Креста Христова, произносимое ими в безумном умствовании. Ибо, отрекшись от святой, Православной, Кафолической, Апостольской Церкви, Составляя свои соборища в каких-то тайных местах или в пустынях, и совращая в заблуждение противным своим учением подобных себе невежд, раскольники, умствуя каким-то неведомым, неразумным образом, более же всего неистовствуя в безумии, наущаемые самим дьяволом, врагом Креста Христова, отверзли свои лающие уста на хуление честного четвероконечного Креста Христова, называя его «крыжем латинским» и «антихристовой печатью». Гнушаются этим святым Крестом как некой мерзостью и отвергают его, принимая и почитая один только восьмиконечный Крест и не признавая единой силы и тождества того и другого.
Против этого хуления, исходящего из их гнилого ума и бесстыдных уст, довольно уже писали великие архиереи Божий, святейшие Патриархи московские со священным собором в книгах, именуемых «Жезл Правления» и «Увет духовный». Пусть прочтут их противники и устыдятся безумия своего!
Мы же правоверные христиане одинаково почитаем все крестные образы: четвероконечный, восьмиконечный и другие, изображаемые с более многочисленными концами, и почитаем не ради их концов, но ради воспоминания о распятии на Кресте Христа. Мы веруем не в четвероконечность или восьмико-нечность Креста, а в распятого на Кресте Господа нашего. Ибо не крест какой-либо, четвероконечный или восьмиконечный, искупил нас от ада, а пострадавший за нас на Кресте Христос Господь наш. В Него одного, Истинного Бога нашего, славимого вместе с Отцом и Святым Духом, должны мы веровать.
Крест же честный, каким бы образом он ни был сделан или написан, мы почитаем как знамение страдания Христова. Побеседуем же немного об обоих крестных знамениях: о восьмиконечном кресте, который раскольники считают единственно истинным Крестом Христовым и только его почитают, и о четвероконечном, который они хулят.
Для утверждения своего мнения о восьмиконечном Кресте, раскольники приводят следующие слова из Октоиха, глас 2, в среду на утрени, песнь 9, стих 2: «Виден бысть возносим на кипарисе, Владыко, и певке, и кедре ради благости», — и затем слова седальна, глас 3, в среду и пятницу на утрени: «На кипарисе, и певке, и кедре вознеслся еси, Агнче Божий!» Далее, того же гласа в пятницу на утрени, в каноне, песнь 7, стих 1: «На кедре вознеслся Ьси и певке, и кипарисе, Владыко, от Троицы един сый»; глас 7, в пятницу утра, по первом стихословии в седальне: «Церковь вопиет Ти, Христе Боже, в певке, и кедре, и кипарисе поклоняюшися Тебе»; глас 8. в пятницу на утрени, в каноне, песнь 4, стих 1: «Яко кедр благочестие, веру яко кипарис, любовь же яко певк носяще, Кресту Божественному поклонимся».
Эти слова церковные, как верные и всякого принятия достойные, и мы любовно чтим и читаем, но все же посмеиваемся над неразумием раскольников, которые из этих церковных слов выводят следующее: так как Крест Христов был сделан не из двух, а из трех древ, то он не может быть четвероконечным. Мы же скажем: но он не может быть и восьмиконечным, а только шестиконечным, ибо крест, сделанный из трех древ, не может быть восьмиконечным, если не прибавить к ним еще и четвертое древо.
Возражают, говоря, что надпись, которую возложил на Крест Пилат, дополнила его восьмиконечность. Говорящие это пусть скажут нам, на чем была сделана эта надпись: на хартии, или на меди, или на дереве? И если на дереве, то на каком дереве? И затем подобает сие некое четвертое древо прибавить к трем вышереченным древам, чтобы получить крест восьмиконечный. Если же прибавить к трем древам четвертое, тогда не будут истинными (позволю сказать так против раскольнического умствования) вышеупомянутые церковные слова, написанные в Октоихе и говорящие, что Христос был распят только на трех древах. О непотребное любопытство!
Да будет ведомо, что не число крестных древ, не число крестных концов делает нас христианами, а только, вера в распятого на Кресте Христа; ибо не в крест и не в концы крестные веруем, а в распятого на Кресте Господа нашего.
Пусть будет так, как повествуют церковные гимнотворцы в Октоихе, что Крест Христов был сделан из кипариса, певка и кедра и что была надпись на Кресте (которая, как говорят некоторые, была написана на масличной дощечке), однако Крест имел четвероконечный вид, ибо и подножие, и надписи находились не в ширине, а в длине Креста. Поэтому, изображая и почитая его, творишь доброе, но делаешь нехорошо и тяжко согрешаешь, если хулишь четвероконечный Крест, который принят и почитается Святой Церковью изначала и о котором она свидетельствует в своих книгах.
В 14 день сентября месяца на утрени, после великого славословия, в стихирах на поклонение кресту поется следующее: «Четвероконечный мир днесь освящается, четверочастному воздвизаему Твоему Кресту, Христе Боже!» В Канонике московском, в каноне, творении святого Григория Синаита, в песни первой читаем: «Кресте всечестный, четвероконечная сило, апостолов благолепие». Святой Афанасий Великий в вопросе 41 говорит: «Поклоняемся образу Креста, из двух древ слагаемому который на четыре стороны разделяется» («Жезл Правления»). Святой Иоанн Дамаскин в книге 4 «О православной вере», в главе 12, пишет: «Как четыре края Креста средним центром держатся и соединяются, так Божиею силою высота же и глубина, долгота же и ширина содержатся».
В книге, именуемой «Воскресное учительное Евангелие», напечатанной в Москве, в слове на Воздвижение Честного Креста, написано: «Крест, на четыре стороны разделяемый, через образ свой показывает, что все Божественною силою держится: вышние — высшим концом, нижние же — нижним, те, которые посередине, — двумя сторонами, то есть двумя концами пречестного крестного древа». И затем там же читаем следующее: «И блаженный Павел ефесянам говорит: «Чтобы вы могли постигнуть со всеми святыми, что широта, и долгота, и глубина, и высота» (Еф. 3, 18), — обозначая «высотой» небесное, «глубиной» же преисподнее, «широтой» же и «долготой» — серединные концы, всесильной державой содержимые». Другие свидетельства о четвероконечном кресте смотри в книгах «Жезл Правления» и «Увет духовный».
Яснее же всего об этом свидетельствует то, что четвероконечным крестом мы знаменуем и себя, и людей, освящаем Святые Тайны, благословляем трапезу, а в святом Крещении, помазывая младенцев святым миром после купели, не четвероконечный ли крест изображаем на них, говоря: «Печать дара Духа Святаго?» Пусть скажут нам хулящие четвероконечный крест и называющие его антихристовой печатью, каким крестом ныне крестятся? Не четвероконечным ли? Если четвероконечным, то они крестятся, согласно своему умствованию, антихристовой печатью, но тогда они не христиане, а антихристиане. Мы же, признавая и исповедуя, что четвероконечный крест не антихристова печать, а печать Христа, Бога нашего, печать дара Духа Святого, крестимся им и являемся христианами. Что же касается антихриста, то как имя, так и печать его никому не ведомы.
Умствуют еще раскольники в своем безумии, будто бы в Ветхом Завете четвероконечный крест был тенью и образом восьмиконечного Креста Христова. И после того, как Христос был распят на восьмиконечном Кресте, тень и образ его (Крест четвероконечный) пресеклись, и четвероконечный Крест сделался печатью антихриста.
О крайнее безумие! О слепота и невежество! Над таким их безумием подобало бы смеяться, а не отвечать, но так как Соломон советует: «Отвечай безумному по безумию его, чтобы он не стал мудрецом в глазах своих» (Притч. 26, 5), — мы сделаем некоторые возражения.
Ни в одной из книг Ветхого Завета в русских Библиях наименование «крест» не встречается. Если кто-либо не верит этому, пусть прочтет все русские Библии со вниманием: найдет ли где-нибудь в Ветхом Завете слово «крест»? Если же и были некоторые преобразования креста, как например: возложение Иаковом рук на сыновей Иосифа, жезл Моисеев, разделивший Чермное море, древо, на котором был вознесен Моисеем медный змей, — однако наименования «крест» нигде нет.
Мы же, находясь в новой благодати и рассматривая ветхозаконное, уверяемся, что эти и подобные им знамения были прообразами Креста, а не крест четвероконечный был преобразованием креста восьмиконечного, как говорят раскольники. Ибо у евреев не было ни креста, ни обычая крестной казни. Своих преступников они побивали камнями или казнили какою-либо другой смертью. Крестную же казнь изобрели не евреи, а римляне: у римлян был обычай распинать злодеев на кресте, иудеи же на кресте никого не распинали, а потому и само название креста в ветхозаветных иудейских писаниях нигде не упоминается. Каким же образом, согласно умствованию раскольников, четвероконечный крест мог быть прообразом креста восьмиконечного, если в Ветхом Завете четвероконечного креста не было и если о нем нигде не упоминается до самого времени новой благодати и распятия Христова?
Безумие и крайнее невежество раскольников обнаруживается и в том, что они, желая похулить святой четвероконечный крест, называют его латинским, или римским, крыжем. Разве римляне называют крест крыжем? Разве слово «крыж» латинское?
О безумцы! Не хотите ли вы, чтобы все народы называли святой крест русским словом «крест»? Каждый народ называет всякую вещь на своем языке: греки называют крест «ставрос», мы называем его «крестом», римляне — «крукс», а не крыж, другие народы дают ему свои названия. «Крыжем» же его называют поляки, следовательно, это слово польского языка, а не латинско-римского. И поляки называют крест крыжем на своем языке, потому что они говорят не на русском языке, а на своем польском, данном им от Бога. Ибо каждый язык явился не сам собой, а дан каждому народу и стране Богом, русский же язык поляки знают очень мало или же и совсем не знают. А потому нет никакой хулы в том, что поляки на своем языке называют святой крест крыжем.
Если же по раскольническому умствованию четвероконечный крест — это крыж римский, то его следует всячески почитать, как истинный Крест Христов, потому что Христос был распят на римском крыже, или кресте. А что Христос был распят на кресте римском, смотрите и внемлите истине. Спрошу: кто распял Христа? Вы ответите: евреи распяли. Я же скажу: нет, не евреи. Хотя евреи и предали Христа на смерть крестную или, лучше сказать, купили у Пилата за мзду крестную смерть Христу и были виновны в распятии Христовом по пословице: «Делающий через других делает сам», однако они распяли Его не своими руками и предали Его на смерть не по своему иудейскому закону, в котором крестной казни не было, и потому, когда Пилат сказал им: ««Возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его», — иудеи сказали ему: «Нам не позволено предавать смерти никого»« (Ин. 18, 31). Следовательно, Христос был распят не иудейскими руками.
Кто же распял Христа? Пилат со своими воинами, ибо ему предали Христа, как противника кесарева, со словами: «Мы нашли, что Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем» (Лк. 23, 2). С этими словами иудеи просили Пилата, чтобы он распял Его по своему римскому закону и обычаю. Это сделали с двоякой целью: во-первых, для того, чтобы оправдать себя пред народом, который любил Христа, и показать, что они предали Его на смерть не по какой-либо своей злобе, а за бесчестие кесаря, за то, что Он будто бы был противником кесаря, с другой же стороны, для того, чтобы погубить Его бесчестнейшей языческой, а не иудейской, а вместе и самой мучительной смертью крестной.
Здесь я еще спрошу: кто были родом и по вере Пилат с его воинами, распявшие Христа? Иудеи ли? Нет. Пилат был римлянин, присланный римским кесарем в Иерусалим к евреям, которые тогда уже находились под властью римлян. Воинство Пилата также было римское, ибо иудеи, будучи в порабощении и власти у римлян, не могли иметь своего иудейского воинства.
Итак, Христа распяли римляне. И нельзя думать иначе, как только так, что Христа, Господа нашего, умучили крестной смертью римляне по настоянию иудеев. Потому-то апостол Петр и говорит иудеям: «Мужи Израильские! Выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами, и чудесами, и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете, Сего вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили» (Деян. 2, 22—23).
Внемлите словам апостола: «Пригвоздив руками беззаконных, убили». Не своими руками, говорит он, вы пригвоздили и убили Его, а руками беззаконных. Кого же апостол называет здесь беззаконным? Не иудеев, ибо они имели закон Моисеев, а римлян, не имевших закона Моисеева. И когда апостол говорит: Иисуса Христа распяли руками беззаконных, то явно свидетельствует о том, что Христа распяли римляне по наущению иудеев.
Спрошу еще: если Христа распяли римляне, то на чьем и на каком кресте они распяли Его? У евреев крестов не было, потому что, как уже сказано, их закон никого не подвергал распятию, и кресты у них не делались, а на Русь за восьмиконечным крестом (в который раскольники веруют, как в Бога) они не посылали, ибо тогда Русь была еще в идолобесии, не знала ни Христа, ни Креста. Да и не захотели бы распинатели-римляне ждать до тех пор, когда бы был принесен в Иерусалим из русских стран восьмиконечный крест. Римляне распяли Христа на своем собственном кресте, на одном из тех, на которых они по обычаю своему распинали всех злодеев. А потому подобает почитать римский крест (который раскольники называют римским крыжем) за истинный Крест Христов, как такой, на котором был распят римлянами Христос.
Мы же, православные, одинаково почитаем и четвероконечный, и восьмиконечный святой Крест, как знамение Христово, и почитаем не ради количества концов крестных, а ради воспоминания страданий Христа на Кресте. Поклоняясь честному Кресту, мы поклоняемся не дереву, не золоту, не серебру или другому какому-либо веществу, из которого сделан крест, не числу концов крестных, а Самому распятому на Кресте Христу, Господу нашему, вспоминая и почитая Его страдания за нас. Ибо не в веществе крестном и не в числе концов крестных заключается наше спасение, а в Самом распятом Господе нашем.
Ответив таким образом раскольникам о концах крестных, приведем здесь древнее повествование о крестном древе, находящееся в книге «Ключ разумения» львовского издания, в слове на Воздвижение Честнаго Креста. Это повествование, собранное от сказателей, упоминаемых здесь же, на полях, рассказывает следующее.
Святой Крест, на котором был пригвожден Христос, был сделан из пальмового (то есть финикового), кедрового и кипарисового деревьев. О происхождении этих древес церковные сказатели повествуют следующее. Когда Адам смертельно разболелся, он послал своего сына Сифа в рай попросить у Ангела лекарства для здоровья и продолжения своей жизни на земле. Ангел дал ему три зерна. Сиф взял их, но когда он возвратился к своему отцу Адаму, то уже нашел его мертвым и погребенным. Тогда он посадил эти три зерна на могиле отца, и из них выросли три растения: пальмовое (то есть финиковое), кедровое и кипарисовое. Эти три растения срослись в одно великое дерево, которое осталось даже до дней царя Соломона.
Когда Соломон начал строить в Иерусалиме храм «Святая Святых», то это дерево, как могучее, было срублено и привезено в Иерусалим в числе многих других деревьев, но смотрением Божиим не было употреблено для постройки, ибо в одном месте оказывалось длинным, в другом же коротким. Поэтому дерево это было положено на овчей купели вместо моста, чтобы можно было переходить через купель. Когда же в Иерусалим приехала царица Савская слушать премудрость Соломона, и была в храме, то, увидев это дерево на овчей купели, она не захотела идти по нему, пророчески предсказав, что на этом дереве умрет Бог, облеченный естеством человеческим. После этого дерево то было закопано глубоко в землю около той же овчей купели, чтобы оно никогда не попало в человеческие руки. Но по прошествии многих лет оно вышло из земли и плавало в воде овчей купели (ради того дерева каждый год сходил в купель Ангел Господень и возмущал воду, омывая дерево; и подавалось исцеление больному, который входил в купель первым после возмущения воды).
Когда же Христос Господь наш, приняв на Себя естество человеческое, «на земли явися и с человеки поживе», иудеи, схватив Его и предав Пилату на распятие, искали для креста самое тяжелое дерево, чтобы причинить Христу большее страдание. Увидев вышеназванное дерево, омоченное водами овчей купели и потому весьма тяжелое, они извлекли его из воды и повелели сделать из него крест столь тяжелый, что Христу потребовалась помощь в его несении: «И заставили киринеянина Симона нести Крест Его» (Мк. 15, 21). Вот что рассказывает повесть. Истинна она или нет, мы не утверждаем и не возражаем, и сообщаем для ведения только то, что нашли в книгах.
Но пусть никто не смущается тем, что в этой повести вместе с кедром и кипарисом указана пальма или финик, а не певк, ибо певк и финик — одно и то же. Впрочем, некоторые думают, что певк — это сосна, как, например, иеромонах Епифаний Киевлянин, переведший с греческого языка на славянский Шестоднев святого Василия Великого. В беседе пятой он написал на поле против слова «певк» слово «сосна». Однако достовернее, что под певком следует разуметь финик, ибо так думает и святой Киприан, когда говорит Христу Господу: «Возшел Ты, Господи, на финик, ибо сие древо Креста Твоего знаменовало торжество над диаволом». И слова его заслуживают доверия, ибо в древности финик всегда служил знамением победы и одоления супостата. И Христос Господь при Своем славном входе в Иерусалим был встречен с финиковыми ветвями (см. Мф. 21,8), как Победитель смерти и как бы в предзнаменование того, что финик будет древом крестным.
Кроме того, это подтверждается и двумя местами в Священном Писании у пророка Исаии и у Иисуса Сирахова, из которых каждый упоминает три славные дерева. Исайя говорит: «Слава Ливанова приидет к Тебе с кипарисом и певком, и кедром» (Ис. 9, 13), а Сирах, изображая славу премудрости Божией, говорит, что она подобна кедру, кипарису и финику: «Я», — говорит он, — «как кедр вознесся в Ливане и как кипарис на горах Аермонских, и как финик возвысился на приморье» (Сир. 24, 14). Сирах вместе с кедром и кипарисом упоминает вместо певка финик. Аминь.
Этим словам праведного Иакова, пастыря скота, да внемлют усердно все, кому вручена Богом паства овец словесных: архиереи, и иереи, и прочие духовные чиноначальники, пастыри душ человеческих и правители, и да вникают в них с рассмотрением.
Если пасущий бессловесных животных претерпевал такой труд, «томимый днем от зноя, а ночью от стужи», не давая сна очам своим, то сколь несравненно больший труд и бодрость потребны пасущему человеческие души, за которые великий и добрый Пастырь наш Христос пролил Кровь Свою и положил на Крест душу Свою и которые Он принимает из рук пасущего с великим рассмотрением и испытанием!
Не только труда, но и большого искусства требует дело пастырства. Подобно тому, как Иаков, искусный в пасении бессловесных овец, изобрел дивный способ размножения пестрых овец, полагая в корыта во время водопоя пред глазами овец пестрые жезлы, так и искусный пастырь овец словесных, чтобы умножить пасомых овец, должен предлагать им, как бы жезлы пестрые, образы добродетельной жизни из житий святых, а особенно пример своей собственной жизни, по наставлению апостола: «Будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте» (1 Тим. 4, 12). Итак, побеседуем здесь о том, каким подобает быть пастырю овец словесных.
Увещевая некогда отступивших от Него людей израильских, чтобы они обратились к Нему, Господь Бог обещал дать им искусных пастырей. «Дам вам», — сказал Он, — «пастырей по сердцу Моему, и упасут вас разумом и учением» (Иер. 3, 15). Внемлем, каких пастырей Бог желает видеть у словесных овец Своих: разумных и учительных. «И упасут вас», — говорит Он, — «разумом и учением».
Итак, прежде всего пастырю подобает быть разумным и учительным. Ибо как может он вразумить неразумного, если сам будет неразумен? Как научит невежду, если сам будет неучительным? Как может быть учительным, если сам не учен, не знает силы Святого Писания? Как наставит заблуждающегося, если сам не знает пути, куда идет? Разве может слепец вести правильным путем слепца? Не упадут ли, по слову Христа, оба в яму (см. Мф. 15, 14)? Поэтому пастырю, прежде всего, необходимо быть разумным и учительным, а не невеждой и неученым.
Бог дал древним ветхозаветным праотцам обетование, что Он пошлет людям Своим Пастыря, Мессию Христа, о Котором сказал Вифлеему: «Из тебя произойдет Вождь, Который упасет народ Мой Израиля» (Мф. 2, 6). Пророчески описывая пришествие сего Пастыря, пророк Исайя называет Его жезлом, ибо пастырство ходит с жезлом, и жезлом цветущим, дающим надежду на плод в пропитание овец духовных. На этом жезле, говорит он, почиет Дух Святой с дарованиями Своими: «Почиет на Нем Дух премудрости и смысла, Дух совета и крепости, Дух ведения и благочестия, и исполнит его Дух страха Божия» (Ис. 11, 2—3).
Внемлем: в числе дарований Духа Святого, почивающих на жезле пастырства, на первом месте поставлены премудрость и смысл: «Дух премудрости и смысла». Да ведомо будет нам, что всякий пастырствующий над людьми Божиими, хотя должен быть украшен многими добрыми делами и духовными дарованиями, однако прежде всего должен приобрести духовную премудрость, мысль, учительский разум, который и Бог желает видеть в устах иерейских, ибо Он говорит в пророческом писании: «Уста священника сохраняют разум, и закона ищут от уст его» (Мал. 2, 7).
Дарование учительского смысла и разума должно быть хранимо в пастырских устах, как некое пребогатое сокровище, чтобы ему быть премудрым в учении, в наставлении, в увещании и в обличении непокорных, как говорит о епископе, а следовательно, и о всяком иерее апостол: «Чтобы он был силен и наставлять в здравом учении, и противящихся обличать» (Тит. 1, 9). Не имеющий же духа премудрости и смысла и не сохраняющий в устах своих разума недостоин пастырского сана.
В пророчестве Осиином Бог говорит: «Ты умение отвергл, отвергну и Я тебя, чтобы не священнодействовал предо Мною» (Ос. 4, 6), — то есть не хочу иметь тебя в чине священства, потому что ты не искал разума, премудрости и учения.
Подобным образом и Златоуст в беседах на послания Павловы пишет: «Не знающий Писания и не могущий ратовать с еретиками будет далек от епископского сана; недостоин быть в чине священных служителей Божиих, пекущихся о душах человеческих, недостоин сана пастыря тот, кто неискусен в Божественном Писании и отвергает умение» (Беседа 2 на Послание к Титу, гл. 1). Если же так говорится о неученых пастырях, то что же сказать о тех, которые не только не знают разума духовного, но и не обращаются с любовью к вразумленным и порицают и хулят учение? Послушаем, что говорит о них Писание: «Презирающий премудрость и наставление несчастен, надежда его суетна, и труды бесплодны, и дела его непотребны» (Прем. 3, 11).
Первому ветхозаветному архиерею, Аарону, Господь Бог повелел сделать святительскую ризу, на подоле которой должны были находиться золотые звонки, «и при служении да слышится от него» (звонка) «звук, когда он будет входить во святилище пред лице Господне и когда будет выходить, чтобы ему не умереть» (Исх. 28, 35). Дивно было украшение той ризы со звоночками, но еще более дивно то, что архиерея ожидала смерть, если бы архиерейская риза не имела звоночков: «Да слышится», — сказано, — «звук его» (происходящий от звонков), «чтобы ему не умереть».
Мы знаем, что все ветхозаконное было преобразованием новоблагодатного, и ветхозаветное священство было прообразом нашего священства. Звоночки же, издающие звон, по толкованию святого Григория Двоеслова, знаменовали голос святительского учения, означали то, что архиерей, как и иерей, не должен быть немым и должен возглашать уже не звонками, а устами и языком, уча и вразумляя людей Божиих, по увещанию апостола: «Проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием» (2 Тим. 4, 2), твори дело благовестника.
Звонки были золотые, — и из священных уст должны исходить слова золотые: о богоугождении, о святой и праведной жизни, о любви к Богу и ближнему, — слова золотые, а не оловянные, то есть полезные, а не бесполезные, честные, а не бесчестные, любовные, а не враждебные, не хульные и не гнилые. Не имеющий таких золотых духовных звонков разума и книжного искусства, не стяжавший духа премудрости и неучительный служитель Божий и пастырь душ человеческих нем, а вместе и мертв. Ибо как ветхозаконного святителя, если бы он дерзнул войти в святилище без звонков, ожидала смерть, так и новоблагодатным архиереям и иереям, дерзающим принимать на себя со многими происками духовный сан и не имеющим звонков разума и премудрости духовной, не могущим поучать Христово стадо, предстоит некая особая смерть, — не телесная, а духовная, ибо они почитаются Богом мертвыми, и каждому из них Он говорит в Апокалипсисе: «Носишь имя, будто жив, но ты мертв» (Откр.3,1).
Мертв пред Богом тот, кто только носит имя и сан пастырства, а обязанностей пастыря не исполняет. Обязанность же пастыря прежде всего заключается в том, чтобы поучать с пользой, уничтожая человеческие грехи и наставляя на путь спасения. Вот что говорит Бог пастырю: «Как трубу вознеси голос твой и возвести людям Моим грехи их. Если же не возвестишь, беззаконник в беззаконии своем умрет, кровь же его от руки твоей взыщу» (Ис. 58, 1; Иез. 3, 18). Как бы своей рукой убивает грешника тот, кто не постарался увещевать его своим языком и отклонить от грехов. Молчащий язык пастыря как бы меч, убивающий души грешников. Поэтому и апостол говорит о себе: «Горе мне, если не благовествую» (1 Кор. 9, 16).
Горе молчащему пастырю, горе его языку, не проповедующему слова Божия и не учащему! Но как может язык учительно и с пользой проповедовать слово, если ум не обучился премудрости духовной? Так говорится о тех, которые, будучи весьма неискусными в книжном разуме, едва только способные читать и не разумеющие читаемого, не умея учительствовать, с великим усердием ищут и покупают себе сан священства и пастырства, не для того, чтобы пасти и спасать человеческие души, а для того, чтобы самим пастись и прославляться, будучи почитаемыми. От их лица святой Златоуст говорит: «Мы стремимся к внешнему начальствованию и духовному пастырству, чтобы быть прославляемыми и почитаемыми людьми, у Бога же погибаем. Какое же приобретение от такой чести?» (Нравоучение третье на Деяния Апостольские).
Пастырь должен быть не только разумным, искусным и учительным в Божественном Писании, но добродетельным и святым по жизни, ибо учить словесных овей подобает не только словом, но и образом доброй жизни в Боге. Святой апостол Павел, повелевая своему ученику Тимофею, чтобы он был примером для верных, и говоря, в чем должен быть этот пример, прежде всего указывает вместе со словом жизнь: «Будь образцом», — говорит он, — «для верных в слове, в житии» и прочее (1 Тим. 4, 12). Ибо вместе со словом должна быть и жизнь, чтобы жизнь пастыря согласовалась с учительными словами, исходящими из его уст, чтобы пастырь сам делал то, чему учит других, чтобы не быть обличенным словами апостола: «Уча другого, не учишь себя самого?» (Рим. 2, 21).
Научит ли других творить добрые дела тот, кто сам творит дела злые? Направит ли кого-либо в царство небесное тот, кто сам идет в ад? Не стыдно ли омывающему других от грязи самому пребывать в смрадной тине и не радеть об омовении себя от загрязнения? Может ли врачевать чужие язвы и недуги тот, кто сам весь покрыт струпными язвами и одержим тяжким недугом? Не скажет ли такому всякий: «Врач! Исцели самого себя» (Лк. 4. 23)? И Сам Бог говорит таким людям: «Зачем ты проповедуешь уставы Мои и держишь завет Мой в устах своих? Ты же возненавидел наставление и поверг слова Мои назад» (Пс. 49, 16—17). И иудейские учителя говорили людям многое из Закона, поучая их, а сами не делали того, чему поучали. Потому-то Господь и сказал о них Своим ученикам и народу: «На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак, все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте, ибо они говорят и не делают» (Мф. 23, 2—3).
Говорящий и не делающий подобен грому, бывающему в облаках без дождя во время засухи. Какая польза от грома облачного, если на жаждущую землю не прольется дождь? Какое умиление для души от голоса учителя, который своей жизнью не только не приносит пользу, а еще более соблазняет? Ибо слово без образа добродетельной жизни не действенно. Пусть кто-либо носит на своем языке, как мед, сладкоречив, но если в его делах видна желчь соблазна, он не усладит сердца слушателя.
Желающий взгревать у других любовь Господню должен сам не быть льдом, но пламенеть, как Серафим, Божественным желанием. Желающий просвещать других да будет сам не тьмой, а светом. Потому и Господь говорит пастырям и учителям в Евангелии: «Вы — свет мира» (Мф. 5, 14). А святой Златоуст увещевает: «Начальнику подобает быть светлее всякого светила и иметь житие нескверное, чтобы все, взирая на него, могли воображать его жизнь в своей жизни» (Беседа 10 на первое Послание к Тимофею, гл. 3).
Когда гаснет свет, наступает тьма. Если начальник проводит злую жизнь, то как не соблазниться взирающим на него подначальным! Когда заблуждается пастырь, как не заблудиться овцам! Если свет является тьмой, то тем более тьма! Поэтому свет должен быть светом, а не тьмой, чтобы просвещать тех, кому светит. «Так да светит», — говорит Господь, — «свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела» (Мф. 5, 16). Желающий поднимать падающих пусть стоит твердо сам! Наставляющий на правый путь заблудших сам пусть идет путем правым!
Будь, о пастырь, образом добродетелей для овец твоих, и тогда ты сможешь их научить. Господь говорит в Евангелии: «Кто сотворит и научит, тот великим наречется в царстве небесном» (Мф. 5, 19). Внемлем этим словам: сотворит и научит; сначала сотворит, потом научит. Ты не можешь, как бы говорит Он, научить других, если сначала сам не сделаешь то, чему хочешь научить их. Сначала сделай сам, и тогда сможешь научить других, ибо глас дела действеннее, чем глас слова: слово слышно только предстоящим, а дело проповедуется до концов земных. Поэтому пастырю необходимо вместе с учительством иметь и добродетельную жизнь.
В вышеупомянутом пророческом (Малахиином) писании, где говорится о том, что иерейские уста должны хранить разум и что от уст его взыскивается закон Божий, пишется, что пастырь — это Ангел Господа Вседержителя: «Да текут учений реки от уст священника, ибо он Ангел Божий» (Мал. 2, 7). Заметим, что учительство и ангельство поставляются вместе: пастырь должен иметь в устах учительное слово и хранить ангельское, святое, непорочное житие. И Псалмопевец говорит: «Ходящий непорочным путем — сей мне служил» (Пс. 100, 6).
Если ты служитель Божий, если ты пастырь словесных овец, если ты учитель, то будь по жизни своей непорочным, как Ангел Божий, возвещая слово Божие, не делай дел демонских. Служа в храме Божием вместе с Ангелами, не ходи вне храма с бесами на прогневание Бога; принося пользу словами, не соблазняй делами, ибо «горе тому человеку, через которого соблазн приходит» (Мф. 18, 7).
Тысячи изреченных слов могут не принести никакой пользы, а одно злое дело, содеянное явно, соблазнит тысячи людей, и то, что ты смог создать в душах человеческих многими словами, разрушишь одним своим соблазняющим делом. Будь Ангелом по жизни — и все будут с удовольствием сладостно слушать твои слова и творить то, что ты повелеваешь, имея пред собой образ твоей жизни.
И ты не сможешь упасти вверенное тебе стадо и наставить его на путь спасения, если сам первым не будешь идти по пути спасения. Не побудишь людей к боголюбию, если сам не явишься возлюбленным другом Божиим.
Обещая людям израилевым послать пастырей разумных и учительных, Господь Бог, как уже сказано выше, прежде всего указал на то, что Он даст им пастырей по сердцу Своему: «Дам вам», — сказал Он, — «пастырей по сердцу Моему» (Иер. 3, 15).
Что значит быть по сердцу Божию — это изъясняет апостол Павел, говоря от лица Божия о Давиде: «Нашел Я мужа по сердцу Моему, Давида, сына Иессеева, который исполнит все хотения Мои» (Деян. 13, 22).
Итак, быть по сердцу Божию — значит исполнять все хотения Его. И когда Бог дал обетование послать пастырей по сердцу Своему, пасущих разумом и учением, то Он известил, что эти пастыри вместе с разумным учительством будут иметь и доброе житие, исполняя все хотения Его. Скажем еще: быть по сердцу Божию — значит любить Бога всем сердцем.
Какое же знамение того, что кто-либо любит Бога всем сердцем? Это знамение указал Сам Христос, когда сказал Своими пречистыми устами: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня» (Ин. 14, 21). Знамение любви к Богу — это исполнение Его заповедей. И потому, когда Бог сказал, что пастыри будут по сердцу Его, Он указан и на то, что они будут любить Его всем сердцем, соблюдая Его заповеди. И если такими были пастыри в Ветхом Завете, то тем более теперь, в новой благодати, пастыри должны быть не только учительными словом, но и добродетельными по жизни, быть по сердцу Божию, исполняя все хотения Его, соблюдая заповеди по сердечной любви к Нему.
Пастырю подобает быть боголюбивым. Сам Господь, желая поставить святого Петра пастырем словесных овец, прежде всего трикратно спросил его о любви, сказав ему: «Симон Ионии! Любишь ли ты Меня?» И когда Петр ответил Ему трикратно: «Так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя», — Господь вручил ему паству: «Паси агнцев Моих, паси овец Моих», паси избранных Моих (Ин. 21, 15—17). Познается же любовь к Богу по добродетельной жизни, являя вместе со словом и жизнь пастыря.
Но недостаточно пастырю быть учительным в слове и святым по жизни. Он еще должен иметь великое попечение о стаде, трудиться и быть бодрствующим.
Для него потребно попечение о стаде, ибо Бог потребует отчет о стаде, вверенном рукам пастырским, и в последний час скажет: «Дай отчет в управлении твоем» (Лк. 16, 2). В пророчестве Иезекииля слышится грозное слово, обращенное к нерадивым пастырям: «Так говорит Господь Бог: «Горе пастырям Израилевым, которые пасли себя самих! Не стадо ли должны пасти пастыри? Вы ели молоко и шерстью одевались, откормленных овец заколали, а стада не пасли. Слабых не укрепляли, и больных не врачевали, и пораненных не перевязывали, и угнанных не возвращали, и потерянных не искали, а правили ими с насилием и жестокостью». И рассеялись они без пастыря и, рассеявшись, сделались пищею всякому зверю».
Посему, пастыри, выслушайте слово Господне. ««Живу Я! — говорит Господь Бог, — за то, что овцы Мои оставлены были на расхищение и без пастыря сделались овцы Мои пищею всякого зверя, и пастыри Мои не искали овец Моих, и пасли пастыри самих себя, а овец Моих не пасли, — за то, пастыри, выслушайте слово Господне. Так говорит Господь Бог: «Вот, Я — на пастырей, и взыщу овец Моих от руки их»« (Иез. 34, 8-10).
Внемлем, сколь грозно Господь будет испытывать пастырей о пасении их. Поэтому пастырю подобает быть весьма попечительным о своем стаде.
Необходимы для пастыря и многие труды, ибо он должен носить немощи всех, как говорит апостол: «Мы, сильные, должны носить немощи бессильных и не себе угождать» (Рим. 15, 1). В притче о добром пастыре Господь говорит: «Пойдет за пропавшею овцой, пока не найдет ее. А найдя, возьмет ее на плечи свои с радостью» (Лк. 15, 4-5). Вот в чем заключается должность пастыря: отдать плечи свои вверенной ему овце, и носить немощи ее.
Послушаем, что некогда заповедал Господь Моисею, вождю людей израилевых: «Возьми их так же, как кормящая мать носит младенца» (Числ. 11, 12). Не только как пастух носит овцу, но и как мать носит свое чадо и питает его сосцами, так пастырь должен духовно носить своих словесных овец, питая их духовной пищей, как младенцев молоком, и не отказывая в необходимом для тела, а по возможности восполняя недостаточность неимущих.
Во всем этом пастырю предстоит немалый труд: труд в отыскании заблудшего, труд в поднятии павшего, труд в уврачевании уязвленного, труд в ношении немощей и бремени обремененного, труд в том, чтобы исторгнуть похищенную волком овцу из самых зубов звериных и представить ее в целости Христу. С трудом сопряжено и то, чтобы и во внешних нуждах подавать руку помощи обиженным, защищать невинных, заботиться об убогих и нищих, и исполнять другие обязанности церковного управления, — все эти труды должен поднять на себя пастырь. И горе тому пастырю, который ищет только чести пастырской, а подобающего ему труда не поднимает!
Горе пастырю, который ищет только своей выгоды, пасет только себя, а об овцах нерадит. Такой пастырь подобен идолу, ибо именно такому пастырю Бог говорит в пророчестве Захариином: «Горе пастырю недостойному, оставившему овец!» (Зах. 11, 17). В другом переводе это место читается так: «О пастырь и идол!» Пастырь, оставивший овец, не трудящийся, нерадяший об овцах — идол, и Бог говорит ему: «О пастырь и идол!»
Какому же идолу подобен такой пастырь? Воистину, подобен он тому золотому тельцу которого люди израильские, изведенные из Египта, изваяли себе в пустыне в отсутствие Моисея, и пред которым они восклицали: «Вот бог твой, Израиль!» (Исх. 32, 4). Святой Киприан, святой Амвросий и другие толкователи Божественного Писания говорят, что изваян был не целый телец, а только голова тельца, ибо когда множество золота было положено в огонь, то из него излилось подобие головы тельца, поедающей траву, о чем упоминает и Псалмопевец: «Променяли», — говорит он, — «славу Его на подобие тельца, ядущего траву» (Пс. 105, 20). Смотрите, каков был тот золотой идол: он не имел ни плечей, ни ног, чтобы можно было возложить на него ярмо и заставить нести иго; у него были только уста, поедающие траву. Подобен тому идолу и недобрый, ленивый, нерадивый пастырь.
Идол золотой, и ценен он ради золота, — и пастырь золотой саном, и ценен ради пастырского сана. Идол золотой, но бездушный, — и пастырь, не имеющий духа усердия к овцам как бы бездушен. Идол не имел плеч и не носил ига на своей шее, — и пастырь, не носящий, как подобает, возложенного на него бремени, также как бы не имеет плеч, не может быть впряженным в иго Христово. Идольское изображение имело вид не трудящегося, а только ядущего тельца, — и пастырь, который не поднимает на себя подобающих ему трудов, а только даром питается богатыми трапезами, есть как бы ядущий телец, и потому подобен золотому идолу тельца. И не напрасно говорится такому пастырю в Писании: «О пастырь и идол!»
Во многих пастырских устах и ныне можно слышать слова упоминаемых в пророчестве Захарии древних пастырей, которые говорили: «Благословен Господь, ибо мы обогащаемся» (Зах. 11, 5). Но мало таких, которые могли бы сказать: «Благословен Господь за то, что мы обрели заблудшую овцу, исторгли ее из пасти волчьей, исцелили уязвленного, напитали стадо на добром пастбище, кроме того, что и сами обогатились, и сами напитались». Поэтому и Бог говорит устами пророка Иеремии: «Горе пастырям! Я накормлю их полынью и напою их водою с желчью» (Иер. 23, 15). Вот какое возмездие Божие ожидает нерадивых и ленивых пастырей: вместо сладкой снеди — полынь, вместо сладкого пития — желчь. Когда же они получат такое воздаяние? В последний день, в час грозного испытания.
Итак, много труда и попечения требуется пасущему человеческие души.
Вместе с трудами для пастыря необходима и великая бодрость, как стражу, приставленному стеречь город или полки. Ибо к каждому пастырю относятся слова Божий, сказанные пророку Иезекиилю: «Поставил стражем дому Израилеву» (Иез. 33, 7). Не спит страж, стерегущий ночью, — не подобает и пастырю духовного стада быть сонливым. Псалмопевец говорит: «Не воздремлет, не уснет Хранящий Израиля» (Пс. 120, 4), — и это он говорит не столько о естественном сне немощной плоти, без которого никто не может обойтись, сколько о сне духовном — о нерадении, невнимательности нерадивого пастыря, ибо невнимательный и нерадящий о совершающемся все равно как спящий.
Святой Златоуст, приводя в пример бодрственность пастухов стад словесных, говорит: «Если столь велика забота о бессловесных, то какой ответ могут дать те спящие сном глубоким, которым вверены словесные души? Или вы не знаете о достоинстве этого стада? Разве не для него Владыка твой соделал бесчисленное и затем пролил Кровь Свою? А ты ищешь покоя! Что может быть горше таких пастырей? Не подумаешь ли о том, что этих овец окружают злые и свирепейшие волки? Не помыслишь ли, сколь многое потребно для хотящего взять на себя начальствование в устроении души» (Нравоучение 29 на Послание к Римлянам).
Образ доброго пастыря являют те шестикрылые, четвероликие, многоочитые Херувимы, которых видел святой Иоанн Богослов у Престола Божия и которые по объяснению толкователей являются образами четырех евангелистов и, после евангелистов и апостолов, образами церковных пастырей. Ибо каждый из пастырей должен быть как лев крепким против нападающих на стадо волков, трудолюбивым в чине своем как вол, милостивым и сострадательным как человек, и высокопарящим в своем богомысленном уме как орел. Об этих Херувимах пишется, что они «исполнены очей спереди и сзади» (Откр. 4, 6). Подобно им и пастырь должен быть многоочитым, рассматривая не только настоящее, но и грядущее. Златоуст говорит: «Пастырю всюду потребны тысячи очей, — тысячи, ибо ему надлежит пасти овец и зорко смотреть, чтобы какой-либо волк в одежде овчей не попал в стадо» (Нравоучение третье на Деяния Апостольские).
Небесные Херувимы не только имеют многие очи извне, спереди и сзади, они и «внутри исполнены очей» (Откр. 4, 8). Пастырю также недостаточно многоочито наблюдать за своим стадом, он должен бодрственно смотреть и внутрь самого себя, в глубину своей совести: не зазрит ли его в чем-нибудь совесть? Ибо пред Богом не похвально смотреть за другими, а себя не видеть, замечая сучок в очах ближнего, не ощущать бревна в своем оке (см. Мф. 7, 3; Л к. 6, 41) и, показывая другим добрый путь, самому падать в яму. Поэтому пастырю подобает быть многоочитым не только извне, но и внутри, не только исправляя прегрешения других, но и внимательно предохраняя себя от грехопадений и соблазнов. И для этого, как мы уже сказали вначале, пастырю необходимо великое искусство. Неискусный врач больше навредит, чем уврачует, и неопытный кормчий скорее приведет корабль к потоплению, чем направит его к пристанищу. Подобно тому и неискусный пастырь скорее послужит во вред своему стаду, чем на пользу. И горе такому пастырю! Ибо о всех погибших душах он должен будет дать ответ Богу.
Поэтому многие из святых уклонялись от пастырского сана, считая себя недостаточно искусными для ношения таких тягот и страшась грозного испытания в пасении душ человеческих. Святой Ефрем Сирин, узнав, что народ едесский хочет посадить его на епископский престол, и не желая этого, притворился юродивым, бегал по торжищу, влача за собой свою одежду, как безумный, и, похищая продаваемые хлеба и овощи, съедал их. Видя это, люди сочли его безумным, а он, убежав из города, скрывался до тех пор, пока епископом на это место не был поставлен другой. Премудрый Аммоний египетский, принуждаемый к епископству, отрезал бы себе и язык, если бы принуждавшие не оставили его, как повествуется об этом в Лавсаике Палладиевом (гл. 4).
Мы же помыслим: если святые, будучи премудрыми и достойными этого сана, так уклонялись от принятия его на себя и предпочитали юродство и повреждение своей плоти пастырству над множеством человеческих душ, то что же можно сказать о тех, которые стараются получить этот сан, не будучи ни искусными, ни достойными пастырства, не имея и добродетельной жизни, стараются получить одним только многим старанием и подкупом? Воистину, спасение их подлежит сомнению.
Послушаем, что пишет о таких пастырях святой Златоуст: «Думаю, — говорит он, — что не многие из таких иереев спасаются, большинство же погибает». И еще: «Когда захочешь священства, помысли о геенне» (Нравоучение 3 на Деяния Апостольские).
Послушаем, что говорит святой Златоуст обо всех вообще ищущих начальствования: «О сколь великая беда ожидает всех ввергающих себя в такую бездну томления! О всех, над кем ты начальствуешь: о женах, мужах и детях, ты должен дать ответ. Вот в какой огонь ты влагаешь главу свою. Я сомневаюсь, чтобы кто-либо из начальствующих мог спастись, когда при таком наказании и разленении вижу еще стремящихся и ввергающих себя в такую тяготу начальства. Ибо, если влекомые по нужде не имеют ни прощения, ни оправдания, когда не радеют о деле и устраивают его плохо, то тем более те, которые прилагают к получению сего старания и ввергают себя в начальство, лишают себя всякого прощения. Подобает бояться и трепетать этого и ради совести, и ради тяготы начальства» (Беседа 34 на Послание к Евреям).
Так заканчивает Святой Златоуст свои слова, закончим и мы здесь свою беседу о пастырстве. Прочее же смотри: в первом послании Петровом, гл. 5. ст. 2—3; в первом послании Павловом к Тимофею, гл. 3. ст. 1 и пр., и в послании к Титу, гл. 1. ст. 7 и следующее. Смотри еще последнее слово к пастырю святого Иоанна Лествичника.
Благословенные христиане! Когда премудрый израильский царь Соломон создал в городе Иерусалиме храм Господень с большим старанием и с большими затратами на его украшение, тогда Господь Бог, видя такое его старание, видя, как он украсил храм всякими прекрасными и искусными изображениями, золотом, серебром и драгоценными камнями, как он молился Ему прилежной молитвой, — явился ему, сказал об этом храме мирные слова и услышал молитву его. Вот и ныне, благословенные люди, видя благодать Божию, видя, как она благоволила старанием и усердием боголюбцев создать и освятить сей святой храм, в котором Сам Господь пребывает, всякое моление слышит и взирает очами, постараемся непрестанно воздавать благодарение Ему, Прещедрому нашему Царю и Богу, и не обленимся всегда пребывать в доме этом Божием и днем, и ночью, потому что иного покоя, кроме церквей Божиих, хотя и поищешь, но не найдешь.
Святой Иоанн Златоуст очень хвалит часто приходящих в храм Божий, выражая превеликую пользу этого в следующих словах: «Ничто так радостно не устраивает нашу жизнь, как услаждение мысли в церкви, ибо в церкви у радующихся сохраняется радость, в церкви — утешение скорбящим, в церкви — веселие опечаленным, в церкви — прохлада терпящим напасти, в церкви — успокоение трудящихся, отрада в болезнях, твердая надежда на Бога. В священных храмах и сердце Божие, согласно слову Его: «И сердце Мое там во все дни» (3 Цар. 9, 3). Приходя в них и молясь усердно, Божие разумное и словесное творение или богобоящиеся люди получают величайшую пользу, через чтение же и слушание Божественного Писания они делаются способными на всякое благое дело».
Если кто увидит в себе смущенными совесть и ум, то пусть идет в священный храм Господень, который Бог избрал в жилище Себе, в котором уши Его внимают христианским молитвам, как сказано: «И ныне очи Мои открыты будут и уши Мои послушны к молению в месте этом» (3 Цар. 8, 29), — пусть молитвенно изольет свое сердце пред Богом, покажет раны духовным пастырям, объявит соблазны, пусть обвяжет их для оздоровления пластырем заповеди Господней и советом иереевым. Тогда поистине такой человек исцелеет, действительно спасется душой и телом и совершенно обновится духовной мыслью, «как у орла юность твоя» (Пс. 102, 5), ибо так всегда обновляться учит святой апостол Павел, говоря: «Как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни» (Рим. 6, 4).
Пока мы живем в мире этом, нам во спасение завешано крепко исполнять заповеди Божий о любви к Богу и ближнему, ибо так говорится: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим; и возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22, 37-39). Слова же эти писаны у всех пророков и евангелистов.
С того времени, как человек взрослеет и начинает приходить в разум, он прежде всего делается ответственным в любви к Богу, ибо Он сотворил нас, благословенные христиане. А поскольку мы люди Вседержителя Бога «овцы паствы» Его (Пс. 94, 7), то Он повелевает входить во врата Его исповеданием веры и во дворы Его (Пс. 83, 3), то есть в святые церкви, пением любви, ибо если кто полюбит что-либо, тогда все мысли свои и желание обращает на это. Ввиду этого заповедано учить любви к Богу всякого отрока с детства, ибо пятая книга Моисеева содержит следующие слова Самого Бога к израильтянам: «Слушай, Израиль, Господь Бог твой, Господь Единый, люби Господа Бога твоего от всего сердца твоего и от всей души твоей, и да будут тебе слова сии, которые Я заповедаю тебе сегодня, в сердце твоем и в душе твоей, и научи им детей твоих, и говори о них сидя в доме, и идя оп дороге, и ложась, и вставая, и привяжи их как знак на руку твою, и да будут они повязкою над глазами твоими, и напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих» (Втор. 6, 3—9).
Вот какие сильные слова заповеданы были людям, чтобы сердце человеческое нисколько не уклонялось от любви Божией к любви мира сего, к сластям телесным и соблазнительным, чтобы не прилипало и не любило бы какую-либо сотворенную вещь больше Творца, но чтобы христианское дитя, обученное в молодости, привыкло говорить, что существует Бог, сотворивший небо, землю и нас. Говорящий часто Его святое имя начнет, взрослея, бояться Его и слов Его, боясь же Его и зная, что Он все может, постарается хранить Его святые заповеди, своей благочестивой жизнью и проявлением христианского достоинства будет содействовать благу Святой Соборной Церкви и будет научаться воздержанию во всякой страсти души и тела. Усердствуя в этом с твердой мыслью, каждый сам в себе почувствует любовь Божию, и поистине всюду жив будет такой человек, ибо мир сей и все случающиеся здесь многие скорби и напасти не могут вредить ему и чем-либо озлоблять его. Сам Всеблагой Бог исполняющим с любовью Его заповеди говорит так: «И будет так, если вы будете слушать заповеди Мои, которые заповедую вам сегодня, любить Господа, Бога вашего» (Втор. 11, 13). Если же кто любит Бога, то Бог возлюбит его самого, а он возлюбит и ближнего своего, как сказал Господь: «Люби его как себя» (Лев. 19, 34).
Кто же любит себя? Тот, кто достойно проводит свою жизнь, приходит в церковь Божию, часто посещая храм Божий, творит молитвы и непрестанно вспоминает имя Божие. Тот любит себя, кто удаляется от всякой злой страсти и от человека с бесчестным и неприличным нравом, кто удерживает свои чувства от запрещенных вещей. Как же может кто-либо научиться хранить чувства от соблазнов и неправд, а сердце от злых похотей, если не знает закона Божия, не учится и не ходит в церковь Божию?
Многие говорят и думают, что они знают, если когда где-либо что-то прочли. Идти в церковь, совершать молитвы, поминать Бога, как подобает, читать закон Божий и учителей церковных для своей же пользы, для уяснения того, как жить, — говорит всякий, — некогда, а упиваться, устраивать обеды, играть, кощунствовать, произносить срамные слова, совершать скверные похоти, — на все это много времени: целые ночи просиживают во всяком бесчинстве, особенно же в пьянстве, на это всегда есть время. Кто так поступает, гот не любит себя; не любящий же себя не будет любить и ближнего своего, а о Творце своем и не подумает.
Каково же наше благочестие? Каково христианство? Какая в нас любовь к Богу, когда мы видим, что церкви пусты и законное поучение, которое следовало бы кому-нибудь послушать, оставлено. Всюду полно злоб, неправд, обид, бесчинств и срамословия. Объедение же и пьянство сделало многих людей не только убогими, не только довело до беснования и сумасшествия, ной безвременно предало ужасным смертям, и совсем искоренило, искореняет и ныне держащихся его, ибо пишется: «Не смотри на вино» (Притч. 23, 31). Как бы много ни пить, вина не одолеешь, тебя же оно совершенно одолеет и обратит в ничто.
Звонят, зовут в святую церковь на пение и хваление Господа Бога, к Которому подобает иметь всю любовь, но никто не идет, ибо здесь и в самые праздники, и на всенощном бдении бывает свободна от приходящих людей даже и главная соборная церковь, в которой всегда достаточно и поющих, и читающих, но нет любви к ней, потому и не ходят. А ведь на пирах просиживаешь ночи в питье и глумлении, как будто это есть дело, и время на это есть, и не скучно в непотребной забаве.
Поистине, вредно и пагубно не только душе, но и телу пьянство, переходящее всякие естественные границы. Теперь люди придумали много пить о здравии за других людей и заочно, а себя безмерно губить этим, ибо от желаний пьяного человека никому не может быть никакой пользы, в них нет сердца, поднесенного любви Божией. Если человек удовлетворяет своим страстям, если не поучается закону Господню, лишается святой церкви и не сострадает своей братии никакими благотворениями, то он согрешает.
Священное Писание говорит: «Боящиеся Господа не противятся словам Его, и любящие сохраняют пути Его Боящиеся Господа поищут благоволения Его, и любящие Его исполнятся закона. Боящиеся Господа сделают готовыми сердца свои и смирят пред Ним души свои» (Сир. 2, 15—17). Поэтому, постаравшись пребывать в таком страхе Божием, мы и в молитвах наших будем услышаны, согласно свидетельству пророка Божия, Боговидца Моисея, который говорит: «И о чем помолитесь Богу, то исполнит».
Благоволение Божие да будет на вас благодатью Его и человеколюбием всегда, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Совершая ныне соборную службу освящения святого и всечестного храма сего, который ты, благородный господин (имя рек), усердствуя ко Господу Богу своему, соорудил из имений твоих в честь и славу Христа, Спасителя нашего, ради повседневного воспоминания тридневного Его Воскресения, мы, смиренные, сорадуемся тебе, радующемуся о Боге, Спасе своем, со весел имея тебе, веселящемуся о совершении сего богоугодного дела и питаем надежду на спасение твое за это от Бога.
Во умножение же твоей духовной радости и веселия и во утверждение несомненности надежды на спасение хотим возвестить тебе, сколь приятно Богу, живущему на небесах, созидание Ему на земле храмов и украшение их людьми благочестивыми: столь приятно, что если кто-либо даже в самом малом участвует в строении и украшении дома Божия, то и это не будет забыто Им, Господом нашим Богом.
В свидетельство же того вспомним историю из Божественного Писания о святом ветхозаконном Иакове. Идя от колодца клятвенного в Харран, Иаков нашел место и почил на нем, положив себе камень вместо изголовья. И видел он во сне Бога и Ангелов, ходящих по лестнице, как повествуется о том в книге Бытия (см. Быт. 28, 10 и сл.). Встав от сна, Иаков взял камень, который служил ему изголовьем, поставил его столпом, возлил на него елей и дал тому месту имя: «Дом Божий» (Быт. 28, 17).
Внемлем: он не создал храма, дома Божия, он только поставил лежавший камень столпом, и столп тот не был домом Божиим, а Иаков только дал ему такое название, прозвал его домом Божиим. Может быть, кто-либо подумает: не великое это дело, не много приятно для Бога, не изрядное приношение Богу — поставить один камень. А иной, может быть, и посмеется, смотря на то, что делает Иаков: называет один камень домом Божиим. Входа в него нет, дверей и окон нет, а он зовет его домом Божиим. Может быть, кто-либо по человеческому рассуждению вменил бы ни во что такое дело Иакова, а для Господа Бога это малое (по нашему мнению) дело было столь великим, столь приятным, что не было забыто и после.
Посмотрим. Работает Иаков в междуречий у Лавана двадцать лет: семь лет за Лию, семь лет за Рахиль и шесть лет за овец. Докучила уже эта работа, уже желает возвратиться в свое отечество, к отцу и матери. И явился ему во сне Бог и сказал: «Я Бог твой, явившийся тебе в Вефиле, где ты возлил елей на столп и где ты дал Мне обет; теперь встань, выйди из земли сей и возвратись в землю родины твоей, и Я буду с тобою» (Быт.31,13).
Внемлем: столь малый дар, один камень, столпом поставленный и названный домом Божиим, Бог не только не забыл, но через столько лет вспоминает о нем как о чем-то великом, принесенном Ему в дар, и обещает за него в воздаяние Самого Себя: «Я», — говорит Он, — «буду с тобою». То есть как бы говорит: «Ты, Иаков, принес Мне в дар простой камень, Я же «положу на голове твоей венец из драгоценных камней» (Пс. 20, 4), цари, архиереи и князья произойдут от тебя по Моему повелению. Ты поставил Мне столп малый, Я же Сам буду для тебя «крепким столпом в защиту от врага» (Пс. 60, 4). Ты возлил на столпе немного елея, Я же помажу елеем благословения голову твою, — исполню тебя всяким благами. Ты нарек малое место Моим Домом, Я же умножу дом твой в поднебесной «как звезды небесные и как песок морской» (Быт. 22, 17). А сверх этого сотворю то, что от твоего племени приму плоть от Пречистой Девы, чтобы спасти мир. И так Я буду с тобою вовеки».
О неизреченная благость и человеколюбие Божие! О богатство щедрот Его! За столь малый дар от Иакова, за один небольшой и простой камень, названный домом Божиим, сколь великое ему воздаяние, сколь великие дары! Мы же отсюда увидим, сколь приятно Богу созидание святых храмов. Ибо если один камень, поставленный в честь Его Иаковом, был для Него столь приятен, то сколь же приятнее Ему и незабвеннее созидание целого храма, сооруженного из многих камней!
Что же скажем мы об украшении храмов Господних? Вспомним ту ветхозаветную скинию, в которой шествовал Господь Бог со Своими людьми, изведенными из Египта, в течение сорока лет в пустыне. Желая иметь для Себя эту скинию, Господь повелел Моисею, чтобы для сооружения ее каждый из народа принес что-либо по силам: золото, серебро, драгоценные камни, червленицу, виссон. А не имеющим таких драгоценных вещей, людям убогим, повелел приносить по убожеству своему то, что имеют: медь, кожу овна, червленую и синюю, и козью шерсть, каждый по своим силам. И не было в полках израилевых такого из лиц обоего пола, кто бы не принес посильной лепты на сооружение и украшение храма Господня, святой скинии, скинии собрания, как сказано в Писании: «Не только мужья, но и жены, каждый по расположению сердца приносили кольца, серьги, перстни и привески, всякие золотые вещи, и каждый, у кого была шерсть голубого, пурпурного и червленого цвета, виссон и козья шерсть, кожи бараньи красные и кожи синие» и прочее (Исх. 35, 22-23).
Для чего же Господь Бог требовал для украшения Своей сени не только драгоценные веши, но и не драгоценные, как, например, кожи овечьи и козью шерсть? Для того чтобы показать, что и малое приношение в святой храм Ему столь же приятно, как и великое, а также и для того, чтобы никто не остался чуждым воспоминовения его Богом. Ибо, взирая свыше на скинию Свою, Господь видел в ней дары: от одного золото, от другого серебро, от иного медь, от другого иные недорогие вещи, как овчие кожи, из которых был сделан покров, или шерсть козья, из которой были устроены веревки скинии. Видя же их, Он поминал каждого во царствии Своем и уготовлял за сие стократное воздаяние.
Мы же внемлем: если и малые веши, принесенные для украшения или иной какой-либо потребы скинии Божией, столь же приятны Богу, как и великие; если одна овечья кожа и горсть шерсти, принесенные Ему, являются пред Ним великим даром, то сколь же приятнее Ему не убогое, не слепое, не скудное, а с великим иждивением и добрым произволением сердца творимое украшение храмов Господних!
Твое благородие, усердствуя к Господу Богу своему и отверзая Ему добрую волю, произволение и любовь твоего сердца, создал и богато украсил этот пречестный храм из данных тебе Богом имений в часть и славу пресвятого имени Его. Будь же исполнен благой надежды в пребогатой милости Его, временной и вечной. Ты построил Ему дом на земле, Он построит тебе дом на небе, дом, о котором говорит апостол: «Когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный» (2 Кор. 5, 1). Ты не пожалел для Него имений своих, Он не пожалеет для тебя Своего царствия. Ты принес Ему в дар временное, Он дарует тебе вечное. Ты прекрасно и превосходно украсил дом Его, Он же украсит душу твою подобно храму.
Когда Соломон создал прекрасный храм Господу Богу в Иерусалиме, Господь явился ему и сказал: «Я услышал молитвы твои, и освятил сей храм, который ты построил, и будут очи Мои и сердце Мое там во все дни» (3 Цар. 9. 3). Мы же, смиренные, с дерзновением скажем: «здесь больше, чем у Соломона» (Мф.12,42). Ибо там была только тень спасения человеческого, здесь же само спасение. Там преобразование, здесь же сама вещь; там ветхозаконное, здесь новоблагодатное. Там приносились в жертву бессловесные животные, здесь приносится словесная жертва, когда «жрется Агнец Божий». Там говорилось: приносится в жертву агнец или телец Соломонов за него (Соломона) или какого-либо князя, или простого человека, за одного того, кто привел агнца или тельца, — здесь же говорится: «Жрется Агнец Божий, «Который берет на Себя грехи мира» (Ин. 1, 29), за мирский живот и спасение». И если о том ветхозаконном Соломоновом храме Бог сказал, что там «будут очи Его и сердце во все дни», то тем более в Церкви новоблагодатной, в которой Жертвой бывает Сам Сын Божий. Поистине, «здесь более чему Соломона».
Ты создал, милость твоя, храм Господу Богу по силам твоим. И потому Господь Бог говорит: «Будут очи Мои и сердце Мое там во все дни». И каждый раз, когда Господь Бог воззрит на этот святой храм, он воззрит и на тебя, раба Своего. Каждый раз, когда в этом храме будет приноситься бескровная Жертва, будут отпускаться тебе грехи твои. Каждый раз, когда будут произносить ектению о создателях храма сего, ты будешь вспомянут на небе. И насколько ты возлюбил .благолепие дома Божия, настолько же и Бог возлюбит тебя.
Капернаумские граждане, умоляя некогда Христа Господа об исцелении сына некоего сотника, говорили Ему: «Он достоин, чтобы Ты сделал для него это, ибо он любит народ наш и построил нам синагогу» (Лк. 7, 4—5). Из того познали капернаумляне любовь к себе сотника, что он построил им сонмище, или дом для собраний, и сочли его достойным милости Христовой: «Он достоин», — говорили они. Явил и ты, благочестивый муж, любовь твою ко Христу Господу, создав Ему пречестной храм, и достоин милости Его. И всякий раз, когда ты будешь молиться Господу Богу твоему о какой-либо твоей нужде, прося Его милости и говоря: «Господи, помилуй», — молящиеся здесь о тебе иереи будут ходатайствовать за тебя пред Христом, говоря: «Он достоин, чтобы Ты сделал для него это», ибо он любит чин наш, особенно же Тебя, Господа Бога своего, любит, и этот храм создал Тебе. Возлюби «любящего благолепие дома Твоего» (Заамвонная молитва). И Сам Бог говорит: «Я любящих Меня люблю» (Притч. 8, 17).
Будь же здрав, благородный господин (имя рек), на многие лета, веселись и радуйся о Господе Боге, Спасе твоем, и имей благую надежду о своем спасении. Ибо созданием и украшением этого святого храма ты не только принес пользу себе и своим домашним, но и для многих, о ком будет совершаться молитва, ты будешь ходатаем спасения.
Ибо молитва о всех, творимая иереями в храме Божием, вознесется Ангелами из храма к Престолу Божию, — обо всех, а прежде всего о великом Государе нашем Царе и Великом князе Петре Алексеевиче, всея Великия и Малыя, и Белыя России Самодержце, и о всем пресветлом его Царском Доме, и о сущих под рукой его монаршей князьях и боярах, и о всем воинстве и народе, и о всем его великодержавном государстве, о котором, нашем Государе, и ныне молясь соборно, возглашаем и воспеваем: «Многая лета!» Аминь.
Что принесем, чем воздадим, какое благодарение вознесем, слушатели возлюбленные, Создателю нашему Господу Иисусу за то, что Он, благ наших не требуя, по единой Своей милости не только создал этот мир, видимый и невидимый, сохраняет и обогащает нас в нем, дарует нам жизнь и жилища и питает нас, но и дает нам небо! Дает, говорю, небо, то есть то ангельское селение, те многие обители у Отца Небесного, где «слава и богатство в доме Его» (Пс. 111, 3), где каждый венчается славой и честью, где на голову каждого, кто достоин этого блаженства, возлагается «венец из камней драгоценны» (Пс. 20, 4); то небо, помышляя о котором, Давид, «скончаваясь», говорит: «Как вожделенны жилища Твои, Господи Сил! Желает, скончаваясь, душа моя во дворы Господни» (Пс. 83, 2-3), а святой Павел разлучается с телом: «Желаю разлучиться и со Христом жить, и еще: Кто избавит меня от сего тела смерти?» (Рим. 7, 24); то небо, которого невозможно достойно похвалить. Ибо превосходит ум, удивляет помысл превыше всяких слов сия красота, сия честь, достоинство и высота, о которых восхищенный до третьего неба апостол Павел говорит: «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку» (1 Кор. 2, 9).
Такое небо, такое веселие уготовил Бог любящим Его! Получившим сие и Сам Христос Господь повелевает радоваться, как бы говоря: не радуйтесь тому, что вам повинуются бесы! Не радуйтесь тому, что вы все имеете! Чему же? «Радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах» (Лк. 10, 20).
О воистину великая радость! О неизреченное блаженство! О неоцененное приобретение! Знаю, что все желают, все хотят получить его, но не все получают. Не все, ибо некоторые будут изгнаны и ввержены во тьму кромешную. Кто же получает? Это те, которым Сам Судия говорит: «Был наг, и вы одели Меня» (Мф. 25, 36). За эту добродетель Христос воздает небом и дарует вечную жизнь.
Велика, говорю, добродетель — одевать нагих нищих. Сколь же велика и неизреченна добродетель — одевать Самого Христа Господа! Но, может быть, кто-нибудь спросит: как можно одевать Одевающего небо облаками, землю травой и Украшающего все создание? Это возможно в том случае, если мы, видя обнаженными храмы, строящиеся во имя Его, в которых Сам Христос почивает под видом хлеба и вина, наполняем и, покрываем их. За такое дело более чем за все другие Господь воздаст вечное селение на небе. О нем и будет мое нынешнее слово. Ты же, о Христе Господи, сказавший: «Ревность по доме Твоем снедает Меня» (Ин. 2, 17), — отверзи мне, желающему говорить о чести дома Твоего, ум и язык, а слушателям внимание, дабы и исполнили то, что услышат, ибо «блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его» (Лк. 11, 28).
«Радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах». По неисповедимому милосердию Своему Бог столь милует нас, чад Своих, слушатели возлюбленные, что дарует нам все, что нужно, ничего не лишая. Имеет «в правой руке Своей долготу дней, в левой же богатство и славу» (Притч. 3, 16), и это все Он уготовил нам, сохраняет ради нас. хотя мы и согрешили пред Ним, ибо многомилостив и щедр Господь (см. Пс. 102, 8; 144, 8). Мы блуждаем, как овцы погибшие, Он же распростер на Кресте пречистые руки Свои, «привлекая всех к Себе» (Ин. 12, 32). Мы прикоснулись к древу жизни, Он отдал за это руки Свои на пригвождение. Более того, являя Свою неизреченную доброту и показывая, что ничего не скрывает от нас, Он показал нам вход к самому человеколюбному сердцу Своему и путь через пронзенные ребра Свои, дабы всякий этими дверями и вошел, и вышел, и пажить нашел (см. Ин. 10, 9). Какая любовь может быть выше, какие щедроты больше этих? Кроме всех неизреченных благодатей, Он дарует еще и сие: «И все Мое Твое!» (Ин. 17, 10).
Получив все это, всего этого сподобившись, бываем ли мы благодарны? Не всегда благодарны. Ибо, когда Преклонивший небеса (см. Пс. 143, 5), сошедший ради нашего спасения восхотел родиться, Он с Преблагословенной Своей Матерью прежде всего не нашел места: настало время рождества, и «не было Им места в гостинице» (Лк. 2, 7). Затем, когда Он начал проповедовать путь спасения. Сам говорил о нашей благодарности и хвалил ее следующими словами: «Лисицы имеют норы, и птицы небесные — гнезда; а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову. Пришел к своим, и свои Его не приняли» (Лк. 9, 58; Ин. 1, 11). Пришел в землю Галаринскую и исцелил бесноватого, который не давал никому проходить тем путем, где он жил в гробницах, и чем же отблагодарили Его за это? Просят, чтобы Он ушел прочь: «И просил Его весь народ Гадаринской окрестности удалиться от них» (Лк.8, 37). О неблагодарность великая, недостойная для воздаяния не только такому Благодетелю, но и врагам нашим! Однако все это претерпел Агнец Божий.
Не сделает ли и Он с нами так же? Претерпит ли такую же нашу немилосердную бесчеловечность, когда мы, видя Его нагим, не умилосердимся? Когда, получая из левой Его руки богатство и славу, нисколько не участвуем в том, чтобы Его покрыть, видя, что храм Божий от скудости стоит обнаженным и непокрытым, нисколько не помышляем о нем? Воистину, не претерпит! Ибо если неверные и безбожные люди за обесчещение Господне, за небрежение о Христе Господе пострадали смертью и вечным наказанием, то что будет с нами, христианами? Исполнится слово Господне: «Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много» (Лк. 12, 47).
Господь наказал филистимлян за то, что они поставили скинию завета в капище Дагона, бога своего. За уничижение Своего храма, во исполнение сонного видения, отнял царство у Навуходоносора и разделил его на многие монархии. А что случилось в Иерусалиме с Помпеем, кесарем римским, который вел брань за Римское царство с Юлием и до сих пор всегда побеждал его? Когда Иерусалим был уже во власти римлян, он, не довольствуясь конюшнями, повелел поставить лошадей в притворе храма Господня, созданного Соломоном и обновленного Зоровавелем, и с тех пор уже не мог сделать ничего против Юлия и вскоре бесчестно погиб в той брани. Но если Истинный Бог так воздавал за Свое бесчестие безбожным, то что же Он сделает с нами, знающими Бога христианами, не хранящими Его честь, что сделает с нами, не радеющими о Его славе?
Стыдно нам вспомнить о первенствующей Церкви, в которой люди имели столь великое попечение о храмах Божиих, что для созидания церкви не только все имения у них были общими, как о том повествуется в главе пятой книги Деяний, но и, продавая села, они приносили деньги к апостольским ногам, как это сделал, например, Иосия, именуемый Варнавою, «у которого была своя земля. Продав ее, он принес деньги и положил к ногам апостолов» (Деян. 4, 37).
Святой Иоанн Златоуст говорит о первенствующей Церкви так: «Церковь в то время была небом, а ныне является только знамением». В первенствующей Церкви попечение и заботы о созидании небесных храмов были столь велики, что каждый желал сделать из своего дома церковь, как говорит о том Златоуст в 36 беседе на первое Послание к коринфянам: «Тогда и дома были храмами, ныне же церковь — дом, и даже хуже всякого дома».
Добродетели первенствующей Церкви невозможно исчислить. Не буду говорить о том, какая любовь существовала тогда между братьями, какое было страннолюбце, какие добродетели! Плиний, второй начальник Вифинии, пишет Траяну, что христиане, ежедневно собираясь, дают клятву не в том, чтобы творить какие-либо злые дела, а в том, чтобы не творить воровства, блудодеяния, убийств, лжи, клеветы и прочего, подобного тому. Они были прилежны в созидании храмов, умножении алтарей, украшали храмы, устраивали и расширяли их, как свидетельствуется об этом в Деяниях: «И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пишу в веселии и простоте сердца» (Деян. 2, 46). Вот преблагое старание, вот дивное устроение! Где ныне такие христиане? Где такие строители святой церкви?
Можно, думается мне, сказать то, что некогда сказал житель города Нолы некому римскому надзирателю, посланному в Кампанию для приведения в порядок дел, который, обходя все города, прибыл и в город Нолу. Так как в то время было лето, а страна эта очень жаркая, то он не мог никого увидеть, а потому обратился к жителю этого города, у которого проживал, со следующими словами: «Друг! Я — надзиратель, посланный в эту страну римским сенатом для устроения, а потому иди скорее и позови сюда всех лучших мужей города». Тогда гражданин, который был очень благоразумным, пошел в те места, где были погребены мертвые, и громко сказал: «Мужи благие! Идите со мной, вас призывает римский надзиратель!»
Надзиратель, видя, что никто не приходит, снова повелевает ему позвать их. Он же опять пошел к гробницам и сказал: «Идите, благие мужи! Вас зовет к себе надзиратель римский». Когда же ни после второго, ни после третьего раза никто не явился к надзирателю, то он разгневался и сказал гражданину: «Так как благие мужи не послушались моего повеления, иди и покажи мне их, я иду сам». Гражданин привел надзирателя к гробницам и снова возгласил: «Вот, благие мужи, к вам пришел римский надзиратель, он хочет говорить с вами». Разгневанный надзиратель закричал ему: «Что ты делаешь? Я послал тебя позвать живых, а ты посылаешь ко мне мертвых». Тот же ответил ему: «Не удивляйся этому, римский надзиратель! Все лучшие мужи нашего города уже давно умерли и положены в гробах. Достойно совершилось по праведному суду Божию, что «те, которых был недостоин весь мир» (Евр. 11, 38), почивают в груди земли».
Не отступит от истины тот, кто скажет то же и о людях нашего времени: умерли уже добрые люди! Нет ныне ни Константинов, ни Владимиров, ни других богобоязненных любителей благолепия дома Господня, которые не только свои богатства, но и порфиры, скипетры и венцы отдавали на церковное украшение. Если же и найдутся, то, — сохрани, Господи! — не созидают ли они храмы Господни чужим кровавым потом и горькими слезами, бесчинным хищением и имением неправедным, как это сделал некогда в египетском городе Каир Ассан-Паша, муж льстивого разума?
Желая прославить свое имя, он задумал создать великий храм, так называемый «Мосхея», но не на свое иждивение, и для этого придумал следующую хитрость: повелел объявить во всех городах, что хочет создать великий храм Богу, а для того, чтобы благополучнее и скорее совершить это дело, он намерен всем странствующим раздать богатую милостыню. Для этого он назначил время и место. Это объявление привлекло отовсюду большое число людей. К их приходу Ассан велел приготовить каждому новые одежды и тех, кто должен был получить милостыню, приказал проводить из одной великой палаты в другую через многие сени и двери.
Во время этого прохождения каждый снимал с себя старые одежды и надевал новые. Это он сделал для того, чтобы оставить у себя все то, что люди взяли с собой в дорогу, ибо в той стране был обычай зашивать деньги, приготовленные для путешествия, в ветхую одежду. Может быть, никто не хотел оставить свои ветхие рубища, но по необходимости каждый должен был надевать новую одежду. После этого начался великий плач и стенание в народе. Все требовали свои старые одежды и бросали пред ним новые. Он же, посмеявшись над воплями и стенаниями народа, повелел все ветхие рубища бросить в огонь и получил из огня такое множество серебра, что не только построил храм, но и сам обогатился.
Таких храмоздателей не любит Бог. Он хочет, чтобы каждый из нас сказал вместе с Закхеем: «Господи! Половину имения моего я отдам нищим» (Лк. 19, 8). О если бы среди христиан и не слышно было о делах, подобных тому, какое сотворил Ассан!
Запустел во время Вавилонского пленения Иерусалимский храм, люди, возвратившиеся из плена, обратились к строению своих домов, к украшению своих жилищ. И что же говорит им Господь, как устрашает их? Опять обещает зло и неблагополучие за то, что они пекутся больше о себе, чем о Боге, промышляют больше о своих домах, чем о храме Божием. Пишется у пророка Аггея: «Народ сей говорит: «Не пришло время строить храм Господень». И было слово Господне через Аггея пророка: «А вам самим время жить в домах ваших украшенных, тогда как дом сей в запустении? Посему ныне так говорит Господь Вседержитель: «Обратите сердце ваше на пути ваши. Вы сеете много, а собираете мало; едите, но не в сытость; пьете, но не напиваетесь; одеваетесь, а не согреваетесь; работающий за плату зарабатывает для дырявого кошелька». И потом говорит Господь Вседержитель: «За что Мой дом в запустении, тогда как вы бежите, каждый к своему дому? Посему-то небо заключилось и не дает вам росы, и земля не дает своих плодов. И Я призвал засуху на землю, на горы, на хлеб, на виноградный сок, на елей и на все, что производит земля, и на человека, и на скот, и на всякий ручной труд» (Агг. 1, 2—11).
Кто не вострепещет, слыша такое? Кто не ужаснется? О страшное прещение Твое, Боже наш! О наша злоба и ожесточение, ибо, слыша это, не печемся о храмах Господних и сами вызываем на себя гнев Божий!
Рассудите же, какое благословение, какой мир возвещает Господь Бог любящим благолепие дома Его! У того же пророка во второй главе пишется: «Так говорит Господь Вседержитель: «Мир души даю всякому желающему воздвигнуть церковь сию»« (Агг. 2, 10).
О сладкий глас Твой, Боже наш! Устроил себе царь Давид дом из кедрового дерева и побоялся жить в нем, видя, что Ковчег Завета Господня находится в кожаном шатре. «И было», — говорится во второй Книге Царств, — «когда царь жил в доме своем, и Господь успокоил его от всех окрестных врагов его, тогда сказал царь пророку Нафану: «Вот, я живу в доме кедровом, а Ковчег Божий находится под шатром»« (2 Цар. 7, 1-2). Достойно Царя это слово! И не только Царь, но и вельможи его боялись войти в свои дома. Когда Кочег еше был в шатре, Давид повелел призванному от полков Урии войти в свой дом. Но Урия не пошел, сказав ему: «Ковчег Божий и весь Израиль пребывает в шатрах, и господин мой Иоав — в поле, как я войду в дом свой есть и пить? Клянусь жизнью души твоей, этого я не сделаю» (2 Цар. 11, 11).
Так было в Ветхом Завете — образе и тени новой благодати, данной Иисусом Христом. Так почитали Цари и люди Ковчег Господень, в котором были только скрижали Завета. Здесь же в храмах почивает Сам Законодавец. Там была только сосуд, имеющий манну, здесь же на престоле присутствует под видом хлеба и вина Царь царствующих и Господь господствующих. И все же мы не прилагаем никакого попечения о храмах Его!
Ясно, что единственный способ, которым мы можем воздать благодарение Создателю нашему Богу за создание и за все блага, которые мы получаем из Его рук, это попечение о Его храмах. Ибо Сам Господь требует этого от нас, как требовал от Зоровавеля, к которому был послан пророк Аггей. Мы, как рабы Его, должны творить волю Господа нашего, как сыны Его, должны творить волю Отца своего, согласно Его словам: ««И буду вам Отцом, и вы будете Моими сынами и дочерьми», — говорит Господь Вседержитель» (2 Кор. 6, 18). Должны все, получающие из руки Его, хотя бы малую часть отделить на Его честь и славу.
Пред нами стоит храм Господа нашего Иисуса Христа, который строится в честь Нерукотворенного Образа уже много лет и до сих пор по причине скудости не закончен, стоит, говорю, вызывая в нас умиление. Ибо доныне стоит разрушаемый ветрами, омываемый дождем, чернеющий от холода и солнечного зноя, не имея над собой даже знамения Господня — святого креста, этого украшения храмов. Этот храм вызывает умиление у всех проходящих мимо него, и обитающий в нем Христос Господь говорит апокалипсические слова: «Вот, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь» (Откр. 3, 20).
Отвори же, душа христианская, двери милосердия твоего и скажи вместе с той сестрой, которая в Песни Песней говорит: «Голос брата моего ударяет в двери» (Песн. 5, 2). Стоящий же при пути храм сей и обитающий в нем Христос Господь, стучащий в двери милосердия, с умилением взывает к душе христианской: «Отвори Мне, сестра Моя, ближняя Моя, совершенная Моя, ибо голова Моя покрыта росою, волосы Мои окропились ночною влагой» (Песн. 5, 2), — то есть как бы говорит: «Вот уже столько лет, возлежа в храме этом ради спасения мира, Я омочен дождем и снегом; каждый заботливо устраивает и украшает свой дом, Я же пребываю непокрытым и в пренебрежении. «Приидите и видите все, мимоходящие путем, есть ли еще болезнь, как болезнь Моя!» Кто не умилится, слыша эти слова? (Плач. 1, 13).
Если мы желаем получить нерукотворную обитель на небе, то устроим здесь обитель в честь Нерукотворного образа. Впишем сначала имена свои в эту книгу для подаяний милостыни на созидание храма сего, а потом несомненно услышим слова Христовы, читавшиеся в нынешнем Евангелии, некогда сказанные апостолам устами Христовыми: «Радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах». Аминь.
Кто, умирая, блажен? Тот, кто умирает о Господе. Кто же умирает о Господе? Тот, кто благоугождает Богу, никогда не согрешая смертно. Кто благоугождает Богу, никогда не согрешая смертно? Тот, кто имеет мысль о смерти пред очами, ибо Писание говорит: «Помни кончину твою, и вовек не согрешишь» (Сир. 7, 39). Ибо ничто так не удерживает человека от злых дел, поучая добрым, как память о смерти. Недаром святой Златоуст назвал по этой причине смерть учителем.
Проповедуя слово Божие в Троаде, святой Павел продолжил свое слово до полуночи. «Во время продолжительной Павловой беседы один юноша, по имени Евтих, сидевший на окне, задремал, и сонным упал вниз с третьего этажа, и был поднят мертвым» (Деян. 20, 9). Святой Павел, не окончив проповеди, встал и пошел к мертвому. Сказал бы кто-нибудь: «Павел святой! Ты имеешь дух пророческий, и знал, что этот отрок будет жив, воскреснет. Оставь же его и не прекращай своей проповеди слова Божия, пока не окончишь ее, пока не заключишь ее «аминем», и когда скажешь «аминь», тогда и пойдешь к мертвому». Но святой Павел, не окончив слов, прекращает проповедь и идет к упавшему.
Рассуждая об этом, святой Златоуст говорит: «Это падение было вместо учителя, смерть упавшего отрока послужила для людей учителем». И воистину смерть — учитель для всех, ибо не так научит хитросплетенная речь, сладкогласное слово, пространная проповедь, как вид смерти пред очами людей. Смерть бывает учителем, ибо хотя она имеет уста, заключенные мертвостью, недвижный, согнивший язык и безгласную гортань, однако вопиет громче трубы, и голос ее проникает в сердца всех. Вопиет же такими словами Писания: «Помни кончину твою!»
Итак, мы не погрешим, если назовем смерть вселенским учителем, ибо она вопиет каждому во вселенной: «Умрешь, умрешь, никакими ухищрениями ты не избегнешь смерти! Смотри на мертвый труп во гробе и внемли тому, что если не словом, то самим делом он говорит тебе: «Я был такой же, какой ты ныне; но каков я теперь, таким и ты будешь вскоре; то, что для меня теперь, то для тебя завтра. «Помни кончину твою», чтобы не грешить, помни о смерти, чтобы не согрешать смертно». Вот каким учителем является для нас смерть: смерть бывает учителем.
В тяжкие грехи впал некогда богопротивник фараон, не хотевший отпустить из Египта людей израильских, однако и нехотя отпустил. Кто же уговорил столь ожесточенного? Кто умягчил его каменное сердце? Кто научил отпустить их? Смерть первенцев египетских, в одну ночь повсюду умерщвленных рукой Ангела: смерть была его учителем (см. Исх. гл. 12).
Ожесточен был и Саул, но когда услышал от пророка Самуила о смерти: «Утром», — сказал он ему, — «ты и сыновья твои умрете», то тотчас же пал на землю и испугался. Кто научил такого горделивца и безбоязненного грешника смирению и страху? Смерть была его учителем (см. 1 Цар. 28, 19-20).
Разболелся Езекия, отягченный многими грехами, и пришел к нему пророк Божий Исайя и сказал: «Умрешь ты. И обратился Езекия лицом к стене, стал плакать и молиться» (4 Цар. 20, 1-2). Кто же научил его такому сердечному сокрушению и умиленной молитве? Слово пророческое: «Умрешь ты», — смерть была его учителем.
Можно удивляться тому евангельскому браку, от которого отказывались званые, отговариваясь один селом, другой куплей волов, третий женитьбой. Но потом пришли многие, случившиеся на распутьях, злые и добрые, без всяких отговорок и отрицания, и «наполнился брак возлежащими» (см. Лк. 14, 16-24). Кто же уговорил их, кто научил не отказываться, а тотчас же согласиться на приглашение? Научило то, что они видели трупы умерших избиенных. Ибо, как повествуется в Евангелии, царь разгневался на непришедших и, послав слуг, умертвил их. Другие же, видя это, тотчас пошли на брак. Учителем их была смерть.
Вы же, слушатели мои благочестивые, всегда помните слова Писания: «Помни кончину твою, и вовек не согрешишь». Аминь.
Великая печаль, смущение и сокрушение сердца бывает при разлучении любящих. Сколь тяжко разлучаться душе с телом, так же и любимому с любящим, ибо, по общему разумению, душа лучше живет там, где любит, чем там, где оживляет. Намереваясь уйти из Ефеса в Иерусалим, святой Павел созвал священный собор епископов, иереев и прочих церковных чинов и, после пространной душеполезной беседы, сказал им: «И ныне, вот, я знаю, что уже не увидите лица моего все вы, между которыми ходил я, проповедуя царствие Божие» (Деян. 20, 25). После этих слов «немалый плач был у всех, и, падая на шею Павла, целовали его, скорбя особенно от сказанного им слова, что они уже не увидят лица его» (Деян. 20, 37-38). Печальное и слезное разлучение бывает между любящими друг друга, особенно тогда, когда это разлучение таково, что увидеться им более невозможно.
Послал некогда Товит сына своего Товию младшего в мидийский город Раги к Гаваилу за серебром, данным взаймы, и когда посланный сын, задержавшись там, не возвратился в назначенный день, он начал весьма скорбеть, а Анна, жена его, как рассказывает Божественное Писание, плакала неутешными слезами, говоря: «Увы мне, сын мой, зачем мы послали тебя в путь далекий! О свет очей наших и жезл старости нашей, утешение жизни нашей и упование наследия нашего! Имея в тебе одном все, мы не должны были отпускать тебя!» И не находя ни в чем утешения, она ежедневно ходила, смотря вокруг, и обходила все пути, по которым он мог возвратиться, чтобы издалека увидеть его приближение (см. Тов. 9 и 10 гл.).
Столь великую, неутешную печаль, если не навсегда, то на долгое время, доставила любящей матери разлука с сыном. Такую же печаль производит и всякое разлучение любящих, более же всего смерть. Ибо смерть есть не иное что-либо, как разлучение души с телом, с друзьями и со всеми, с кем она бывает в общении. О, сколько страданий доставляет любящим разлучение смертное!
Когда братья продали Иосифа в Египет и, помазав кровью козленка его одежду, послали ее к Иакову, его отцу, ложно сказав, что съеден лютым зверем, — Иаков, узнав одежду своего сына и думая, что он действительно похищен зверем, растерзал свои ризы, возложил на себя власяницу и оплакивал своего сына много дней. Сколь великая скорбь и печаль! Утешали его сыновья и дочери, но он не хотел, не мог утешиться и говорил: «Сойду к сыну моему, сетуя, во ад» (Быт. 37, 33—34).
Возвестили Давиду, что сын его, злобный и мятежный Авессалом, убит на брани, которую он нечестиво воздвиг на своего отца. Всякий мог бы думать, что Давид возрадуется погибели скорее врага, чем сына своего. Но к здесь разлучение смертное сделало горький плач. «И смутился Царь», — говорит Писание Божественное, — «и войдя во дворцовую палату, горько плакал по Авессаломе, и взывал в плаче своем: «Сын мой Авессалом, сын мой Авессалом, кто мне даст смерть вместо тебя»« (2 Цар. 18, 33)! Хотя и поднял ты восстание, но был моей кровью, и я не могу спокойно перенести смертное разлучение с тобой! Лучше было бы мне умереть, чем разлучиться с тобой смертью!
«Глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий». О чем это великое рыдание, наполняющее весь мир? О потерянных ли богатствах, или о лишении чести? Нет! О разлучении смертном. Любила Рахиль плачущая детей своих «и не хочет утешиться, ибо их нет» (Мф. 2, 18).
Мало того. Наступило время Спасителю нашему смертью разлучиться с любящими Его апостолами, и Он возвестил об этом апостолам, сказав: «Еще недолго быть Мне с вами, будете искать Меня, и не найдете; и где буду Я, туда вы не можете прийти» (Ин. 7, 33—34). Что же апостолы? Они исполнились столь неизреченной печали, что не могли ответить ни одного слова. Сам Спаситель замечает это: «Теперь иду к Пославшему Меня, и никто из вас не спрашивает Меня: куда идешь? Но оттого, что Я сказал вам это, печалью исполнилось сердце ваше» (Ин. 16, 5—6).
Воистину, разлучение любимого с любящим, особенно же разлучение смертное, производит великую печаль у людей: разлучение друзей с другом, братьев с братом, детей с родителями никогда не бывает без плача и многого рыдания. Но так ли должно быть? Спрошу об этом в новой благодати и отыщу ответ сетующим в Божественном Писании, у Самого Спасителя нашего. Скажи нам, Спаситель наш, приличествует ли безмерно сетовать, когда кто-либо любимый нами по Твоему изволению отлучается от нас смертью временной? Отвечает нам Спаситель наш то же, что отвечал скорбящим апостолам: «Да не смущается сердце ваше и да не устрашается» (Ин. 14, 27). Но как возможно было не скорбеть апостолам? Ведь Ты оставлял их, любящих Тебя! Оставлял сиротами, разлучался с ними смертью, и смертью позорной, крестной, которою обыкновенно умирали только разбойники и злодеи! Умирал не в старых летах, умирал тогда, когда только бы и жить Тебе! На это отвечает Спаситель наш: «Да не смущается сердце ваше», — и прочее.
Но какая же причина, почему любящим Тебя апостолам можно не смущаться, разлучаясь с Тобой? Причина такова, говорит Он, что Я от мира сего «иду к Опту», а поэтому любящим Меня подобает радоваться, а не рыдать. «Если бы вы любили Меня, то возрадовались бы, что Я сказал: иду к Отцу» (Ин. 14, 28). Не смотрите, как бы говорит Спаситель наш, на то, что Я оставляю вас, что смертью, и смертью бесчестной, разлучаюсь с вами, что не в старости, а в тридцати годах умираю; смотрите на то, что «Я иду к Отцу» от этой жизни, исполненной печалей, к жизни, где «ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет» (Откр. 21,4), но будет жизнь бесконечная. И то, что Он сказал апостолам, сказал и всем верующим в Него (ср. Ин. 17, 20), чтобы в скорбях, особенно происходящих от разлучения смертного, все могли иметь утешение более всего в том? что верующий во Христа, в каких бы годах и какою бы смертью он ни умер, переходит от жизни этой, исполненной смятения и скорби, к Отцу Небесному. Об этом-то я и побеседую вкратце на радость душевную и телесную всем верующим во Иисуса.
«Да не смущается сердце ваше и да не устрашается, — и прочее. Если бы вы любили Меня, то возрадовались бы, что Я сказал: иду к Отцу». Если бы подобало безмерно сетовать о разлучении с любимым, то только в том одном случае, когда его отшествие от нас было бы лишением какого-либо блага и переходом ко злу. Но когда разлучение бывает переходом не от блага ко злу, а наоборот, от зла к благу, то не подобает любящему скорбеть о таком разлучении.
Например, достойная сетования причина, когда чей-нибудь друг отлучается и этим отлучением переходит из свободы в узы, от радости к печали, из Отечества в изгнание, от чести к бесчестию, от жизни к смерти. В противном же случае, когда через это разлучение он переходит от печали к радости, от уз и темницы к свободе, из плена домой, из изгнания в Отечество, от смерти к жизни, от смятения и напастей к покою, то не возможно другу об этом печалиться, иначе он любил бы его не истинной любовью, а любил бы более всего самого себя, и это была бы не любовь, а пренебрежение.
Ибо что значит любить кого-либо? Значит желать ему блага и делать его, когда возможно, как говорит Аристотель и утверждает апостол Павел: «Любовь не ищет своего», а тому, кого любит (1 Кор. 13, 5). Враг, а не друг тот, кто скорбит о том, что избежал зла и получил благо его друг, который в каком-либо случае и в какое-либо время жизни своей перешел от зла к благу. И именно так бывает при смертном разлучении верующих во имя Иисусово. Смерть для верующих во имя Иисусово есть не что-либо иное, как разлучение души с телом, и вместе с тем переход от бедствий мира сего к благам небесным.
Для того, чтобы лучше убедиться в этом, рассудим, что есть наша жизнь или что есть человек, в этой жизни пребывающий? Логика или диалектика на это отвечает так: человек в этой временной жизни есть не иное что, как некий краткий довод, не имеющий в себе ничего, кроме предыдущего и последующего, или. начала и конца, то есть рождения и смерти. Математика изображает человека так: человек — это некая круглая фигура, то есть некий круг, ибо как круг там же кончается, где начинается, так и человек в жизни сей от земли происходит и в землю же возвращается. Астрономия, рассматривающая лунное течение, дает такое рассуждение о человеке, пребывающем во временной жизни: человек изменяется как луна, то есть никогда не остается в одном состоянии, но непрестанно растет и умаляется. Познал это и Сенека, хотя и помраченный еллинским заблуждением, который дает о непостоянстве нашей жизни такое премудрое рассуждение (Сенека, письмо 24): каждый день мы умираем, ибо с каждым днем отнимается часть нашей жизни; и в то время, когда мы растем, жизнь убывает и уменьшается. Сначала лишаемся детства, потом младенчества, затем мужского и самого крайнего возраста. Все время, которое проходит, — погибает, и каждый день, который мы ни проживем, мы отдаем смерти.
Обратимся к себе, слушатели, сочтем наши годы, и мы увидим, что каждый приближается к смерти: одни вышли из детства, другие оставили позади себя цветущую молодость, все уже потеряли большую часть своей жизни, и даже нынешний день мы уже поделили пополам со смертью.
Зачем спрашивать логиков, математиков, астрологов и мудрецов еллинских о жизни человеческой? Спросим Духа Святого, говорящего в Писании, и собственный наш опыт: что есть жизнь наша? Она есть вкушение многих бедствий в краткое время. Праведный Иов так говорит о ней: «Человек, рожденный от жены, живет мало лет и исполнен гнева; как цветок поцветет и опадет; отбежит как тень, и не постоит» (Иов. 14, 1-2). Краткое время нашей жизни подобно цветку, который утром зацветает, а вечером опадает. «Как утренняя трава пропадает, по утру поцветет и отцветет; а к вечеру опадет, ожестеет и засохнет» (Пс. 89, 6). Желая изобразить краткость человеческой жизни, Иов говорит, что она проходит скорее, чем бегущий человек, чем корабль, несомый ветрами, чем птица, летящая на корм: «Жизнь моя скоротечна: пробежала и не увидел; как след корабля на морс, или путь орла летящего, ищущего добычу?» (Иов. 9, 25-28).
Быстро проходит жизнь человеческая, но в краткое время много бед с человеком бывает. Не помнит жена скорби, которую терпит, рождая чадо, не помнит из-за радости о рождении человека в мир (см. Ин. 16, 21), радуется тому, что родился человек, и не рассуждает, на радость ли он рожден; забывает, что человек также появляется в мир на труды, на болезни, на печали, как птица для полета. На радость ли родила мать Моисея? На смерть: он был еще во чреве, а враги уже изготовили на него меч. «Родила», — говорит Писание, — «младенца мужского пола; и видя, что он очень красив, скрывала его три месяца» (Исх. 2, 2). Какова же радость для Моисея укрываться от смерти? Но и эта плачевная радость ненадолго: только на три месяца. Ибо, не имея возможности долее скрывать, его положили в ковчежце на воду. Вот на какую радость родился: из чрева матери — сразу в реку на гулянье.
Но и все мы рождаемся на такие же радости мира сего, едва только человек исходит из чрева материнского, как в то же время попадает во власть бурных волн, бесчисленных бедствий моря мира сего. Да спасет вас Бог, матери, за такую любовь и радость! Не верьте этому! Рассмотрите хотя бы некоторые бедствия человеческие (ибо всех указать невозможно), как душевные, так и телесные.
О, сколь много бедствий имеет тело человеческое! Во-первых, само тело — бренное, полно смрада, тленное, нагое и срамное на вид, подвержено всяким немощам и потому требует лекарств, докторов, сечения жил, теплых помещений и прочего. Временами терпит холод, временами жар, алчет, жаждет; когда пьет и ест мало, — ропщет, если же много, — отяжелевает.
Во-вторых, каждый возраст имеет свои бедствия: детство — слабость, невежество, страх; юность — непостоянство, безрассудство; мужество — труды, суету, гонения, вражду, соревнования; старость — постоянные немощи, лишение памяти, унижение.
В-третьих, и сами чувства гораздо более мучают человека и губят его, чем приносят пользу. Сколько зла, и своего, и чужого, видим мы очами, сколько зла, сколько укоров, досаждений, клеветы слышим ушами!
Что же сказать о внутренних, душевных бедствиях? Душа подвержена грехам и падениям во многих случаях. А потому «житие человеческое не искушение ли есть на земле?» — как говорит Иов (Иов. 7, 1). Ибо, во-первых, имеет внутреннего и неразлучного неприятеля — похоть, влекущую человека, как некое бремя, к плотским и скотоподобным вожделениям, с которыми он должен непрестанно бороться, если не хочет уподобиться скоту и погибнуть. Нужно ли говорить о внешних душевных бедствиях: зависти, ненависти и о напастях, которые бывают причиняемы или ему другими, или им другим? Прекраснейший образец того мы имеем в Иакове, великом угоднике Божием, который как только стал богатеть благословением Божиим и своими трудами на службе у Лавана, тестя своего, тотчас же увидел лицо его отвращенным от себя, не таким, «каким было вчера и третьего дня» (Быт. 31, 5). Услышав затем завистливые поношения от сыновей Лавановых, якобы он нажил имения не своими трудами, а из имущества Лаванова, он вынужден был возвратиться в свое отечество.
И такие внешние бедствия случаются во всяком состоянии. Имеешь ли ты высокое положение, сколь много имеешь против себя козней, зависти, суеты, ненависти! Находишься ли в низком и подчиненном состоянии, и здесь ты унижаем и подвластен сильнейшим. Отчего так много воплей и воздыханий? Оттого, что имеющий много желает еще большего, поставленный высоко хочет быть еще выше, а тот, кто имеет мало или ничего не имеет, жаждет обладания.
Откуда являются скорби и печали, пусть скажет нам Ахав. Сколь великой скорби исполнился он, желая отнять у Навуфея виноградник, и не имея возможности для этого! «И пришел Ахав домой в смущении от оскорбительных слов, какие сказал ему Иавуфей» и прочее. «И была душа Ахава смущена, и он покрыл лицо свое, и не ел хлеба» (3 Цар. 21, 4).
Пусть скажет Аман, который, увидев, что Мардохей не кланяется ему в царском дворе, так разъярился и опечалился, что все стало неугодно ему: ни богатство, ни слава, ни почет, хотя он был первым после царя, а Мардохей находился во дворе царском.
Пусть скажут и другие, которые, не получив желаемого, были снедаемы печалью. Кто сочтет все те бедствия, которые случаются в кратковременной жизни человеческой? Но если бы их и совсем не было, то было бы достаточно одного, — что всех ожидает смерть. Уже из-за одного этого зла не стоило бы людям желать жизни и не иметь в ней никакого утешения.
Дионисий, тиран Сиракузский, созвал некогда великий пир, пригласил на него многих и между ними Дамокла, своего сотрапезника, над которым он повелел повесить на одном только волоске обоюдоострый меч. На том пиру было много различных яств и напитков, много музыки и пения. Но Дамокл ничем не мог увеселиться, видя меч, висящий над своей головой.
Подобным образом и каждый из живущих на земле, видя висящую над этой временной жизнью смертную косу, хотя бы имел все радости, не мог бы веселиться, как не может радоваться осужденный на смерть, услышавший смертный приговор. И люди, слыша в Небесном Суде приговор Божий, о котором написано у святого Павла: «Человекам положено однажды умереть, а потом суд» (Евр. 9, 27), — могли бы они любить жизнь эту, если бы помнили его?
Но не это одно зло случается с людьми в сей земной жизни: много зла совершается в краткое время! Припомните зло темничное, все оно имеется и во временной жизни, ибо жизнь — это темница. Потому-то взывает Псалмопевец к Господу: «Изведи из темницы душу мою» (Пс. 141, 8), то есть из тела сего. Вспомните зло, случающееся с человеком в чужой стране, удаленной от Отечества и незнакомой: и это все случается в сей жизни. Ибо жизнь — это странствие, как говорит Божественный Павел: «Водворяясь в теле, мы устранены от Господа» (2 Кор. 5,6).
Припомните также зло находящихся в изгнании из города, из дома, из Отечества: все это имеется и в жизни сей. Ибо жизнь — это изгнание, ссылка, как говорит тот же апостол: «Не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евр. 13, 14). Вспомните зло от голода, жажды и лишения всего необходимого к существованию, и это все есть в изобилии в жизни сей, что лучше всего видно из апостольских слов: «Даже доныне терпим голод, и жажду, и наготу, и побои, и скитаемся» (1 Кор. 4, 11). Ибо эта жизнь никого не насыщает полностью, насыщение только на небе, как говорит Псалмопевец: «Насыщусь, когда явится мне слава Твоя» (Пс. 16, 15). Подумайте, какое зло быть в плену, в узах, в смерти! Все это есть в жизни, ибо жизнь — это плен и смерть, как говорит святой апостол Павел: «Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?» (Рим. 7, 24).
Представьте себе страх живущих в доме, угрожающем падением: такова жизнь наша, ибо «знаем, что, земной наш дом, эта хижина, разрушится» (2 Кор. 5, 1). Поэтому святые Божий желали лучше умереть и жить со Христом, чем продолжать дни свои в этой жизни. «Предпочел я лучше повергаться у дома Бога моего, нежели жить в домах грешников», — говорит Давид (Пс. 83, 11). Он же хотел проводить время в печали, ходить в одежде сетования, пока жил в теле сем, ибо говорит: «Разорвал вретище мое и препоясал меня веселием» (Пс. 29, 12).
Тело наше — это рубище, облекшись в которое мы ходим сетуя, без веселия, когда же оно разрывается смертью, облачаемся в веселие. «Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?» — взывал святой Павел (Рим. 7, 24). «Ибо мы, находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем, потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью» (2 Кор. 5, 4). Самому Спасителю, несмотря на то, что Он пожил немного лет, так омерзела эта жизнь, что Он добровольно избрал позорную смерть в тридцатитрехлетнем возрасте, и никогда так не возненавидел смерти, как эту жизнь. Он никогда не говорил о смерти с таким гневом и поношением, как о жизни: «О, род неверный и развращенный! Доколе буду с вами? Доколе буду терпеть вас?» (Мф. 17, 17).
Поэтому гораздо счастливее те из людей, которые исполняют смертный долг в молодых годах, чем те, которые живут много лет. Они меньше претерпевают телесных бедствий и намного меньше творят душевного зла, и скорее переходят вслед за Христом к Отцу Небесному для безбедной и беспечальной жизни. Но и при малых летах во многом превосходят и столетних старцев, ибо пред Богом имеют значение не годы, прошедшие от рождения, а добрая жизнь.
«Один год мудрого не сравняется с целой жизнью безумного, — говорит иудей Филон, хотя и не христианский писатель, но отнесенный святым Иеронимом к числу достойных. «Тех, — продолжает он, — которые много лет прожили без добродетелей, подобает называть взрослыми отроками, ибо они никогда не достигали разума, достойного седины».
«Да не смущается сердив ваше и да не устрашается», родители, лишающиеся своих детей в молодых годах! Если любите их, лучше радуйтесь, что они по изволению Божию восходят от этой горестной жизни к Отцу Небесному. Если любовь ваша родительская желает неразлучного пребывания с ними, то здесь оно неразлучным быть не может. Желайте его там, где возможно вместе пребывать вечно, а на земле - до тех пор, пока захочет Бог.
Вы не лишаетесь, не погубляете умершего, но, напротив, передаете свое чадо из изгнания в Отечество, из плена и уз на свободу, с земли на небо, от смерти к жизни, чего да сподобит и его Всемилостивый Бог получить, и вас после этой долголетней жизни там достигнуть и навеки с ним и с Ангелами, и всеми святыми вселиться, прославляя Отца и Сына, и Святого Духа ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
«Вовеки память его в благословении» (1 Мак. 3, 7).
«Память о нем не погибнет, и имя его будет жить в род и род; премудрость его прославят народы, и Церковь исповедует хвалу его» (Сир. 39, 12-13).
Смерть и время издавна стремятся и людей, и память о них истребить на свете, слушатель преизрядный, что и доказывают своим действием. Ибо смерть обращает людей в не людей, а время — память о людях в непамять. Смерть вводит каждого во гроб, а долгое время предает каждого забвению.
О, как много людей, начиная с Адама, смерть смешала с землей! А время! Сколь много человеческих дел, начиная с потопа, оно сравняло с землей!
Смерть поглощает людей, а время пожирает и саму память о них, почему и названо мудрыми вещью поедающей. Но если острая смертная коса попадет на камень, а истребляющие зубы времени на мрамор, то ничего сделать не могут. Когда, говорю, они попадут на такого свято пожившего человека, смерть которого не смерть, а начало вечной жизни, и добрые дела которого записаны на вечную память и в небесных книгах, и в сердцах человеческих, то и коса смертная притупится, и зубы времени, поедающие все вещи, сокрушатся. Именно о таком человеке Сам Дух Святой говорит у Сираха: «Память о нем не погибнет, и имя его будет жить в род и род; премудрость его прославят народы, и Церковь исповедует хвалу его».
О таковом человеке, усопшем в Боге, превеликом его милости господине отце Иннокентии Гизеле, архимандрите сей святой великой чудотворной Лавры Печерской Киевской, отце и пастыре нашем, мы творим ныне годовое поминовение. «Память о нем не погибнет», а имя его будет жить в последующие века. Мудрость его известна и посторонним, а за свои добрые дела он имеет похвалу в устах всех. Здесь и ты, смерть, бессильна, ибо «упование его бессмертия исполнено» (Прем. 3, 4), и ты, время, не изгрызешь своими зубами забвения памяти о таком человеке, ибо «в память вечную будет праведник» (Пс. 121,6).
Люди старых веков, усердно старавшиеся о том, чтобы память о них была вечной, с великим трудом и немалыми затратами воздвигали непобедимые города, крепкие столпы, великие башни, высокие пирамиды.
Размножившееся после потопа потомство Ноево, собравшись, рассуждает о таком деле: «Придите, построим себе город и столп до небес и прославим имя наше» (Быт. 11, 4). Точно так же и Авессалом, желая вечной памяти у людей, поставил себе столп «в долине царской», говоря: «Нет у меня сына в память имени моего, и назвал столп именем своим» (2 Цар. 18, 18).
Симон Маккавей, желая оставить о себе, и о родственниках, и братьях своих вечную память, «воздвиг гробницу отца своего и братии своих и вывел ее высоко, для благовидности, из камня тесаного сзади и спереди. И поставил на ней семь пирамид, одну против другой, отцу и матери, и четырем братьям, и сам сделал ограды, поставив вокруг высокие столпы, а на столпах знамение к памяти вечной» (1 Мак. 13, 27—29). Для прочности они созидали память себе из камня, мрамора и алебастра. Но все это подвержено времени, ибо поистине смерть и долгое время как их самих, так и память о них, эти городах, столпах, пирамидах, так изгладили, что теперь не найдешь их места.
Поминаемый ныне, высокий в Боге, превелебный его милость господин отец Иннокентий Гизель, архимандрит Печерский, отец и пастырь наш, оставил после себя вечную память. В чем же? Не в мраморах и алебастрах, не в подверженных забвению времени башнях, столпах и пирамидах, а в добрых, набожных, благоразумных и богоугодных своих делах, которые никогда не бывают забыты у Бога и долгопамятны у людей. В великой святости своей он оставил после себя бессмертную память, так что может сказать о себе такими словами Соломона: «Через нее я достигну бессмертия и оставлю потомкам вечную память обо мне» (Прем. 8, 13).
Чтобы лучше видеть и дольше хранить сию память о нем, я замыслил, слушатель преизрядный, подражая древним родам, с помощью Божией и своими похвальными воспоминаниями создать над гробом его, хотя бы и неискусно, пирамиду или столп, не из бренных, а из духовных материй и возложить на нем знамения — знамения особенных добрых дел в жизни преставившегося. И таким образом, желая создать столп на память вечную, мне не нужно садиться и считать имение, которое было бы потребно для исполнения (ср. Лк. 14, 28), так как великие сокровища имения усопшего в Боге превеликого архимандрита еще не погрузились в забвение в памяти вашей. Ты же, Христос Спаситель, повелевший нам через апостола поминать наставников наших (см. Евр. 13, 7), поспеши Своей благодатью в этом деле, а милость ваша помогите мне внимательным слушанием.
«Память о нем не погибнет, и имя его будет жить в род и род; премудрость его прославят народы, и церковь исповедует хвалу его».
Начиная созидать пирамиду, или столп на вечную память об исшедшем к Богу превеликом его милости господине отце Иннокентии Гизеле, архимандрите сей святой великой чудотворной Печерской Лавры, отце и пастыре нашем, я ищу для себя, слушатель преизрядный, образец, по которому бы мог начать строить сие здание.
Не понравился мне образ столпа потомков Ноевых, ибо известно, что и Сам Господь Бог не благоволил о нем: «Сойдя, Господь увидел город и столп, которые строили сыны человеческие и сказал: «Сойдем же и смешаем язык их»« (Быт. 11,5, 7). Не понравился мне и образец столпа Авессаломова, потому что он и сам не сподобился, как думал, быть положенным в нем, ибо был ввержен где-то, как труп, в глубокую пропасть и завален камнями. Не понравился мне и рисунок пирамид Маккавейских, ибо поистине они были подобны тем пирамидам, которые созидались над трупами властителей в Мемфисе, исполненном идолопоклонничества и чаровании городе египетском.
В Церкви Божией гроб и память столь великого мужа надлежит украсить иным образом. Нахожу подходящий образец в столпах церкви Соломоновой, материей которых были медь и золото. Украшение их было из золота, сети, лилий и яблок, и такие же золотые украшения были возложены наподобие венцов по окружностям на капителях (см. 3 Цар. 7). По подобию тех столпов соорудим и мы пирамиду усопшему в Бозе высоко превелебнейшему архимандриту.
Такой столп мы духовно воздвигнем ему, уподобляя его столпу, стоящему в церкви Соломоновой и изукрашенному золотой сетью, лилиями и яблоками. Ибо он поистине был единым столпом в Церкви Божией, как всегда говорили уста всех сынов российских, что Иннокентий Гизель, архимандрит Печерский, — столп и подпора в Церкви Божией. И как тогда, при своей жизни, он был столпом Церкви, так по смерти да будет тем столпом вспоминаемая пред нашими мысленными очами его добродетельная жизнь, — столпом, стоящим во святом святых, столпом не военным, как прежде в воинствующей Церкви, а таковым, какой приличествует Церкви торжествующей, то есть таким столпом, каким Господь обещает сделать каждого поборника Церкви: «Побеждающего сделаю столпом в храме Бога Моего» (Откр. 3, 12).
Столп церкви Соломоновой, как сказано выше, был сделан из двоякой материи: из меди и из золота, сделан из меди и позолочен. И медь, и золото являются символами терпения в скорбях и постоянства в добрых делах, а то, что медь имеет такое значение, указан Сам Господь при явлении Своем возлюбленному ученику Иоанну, когда показал ему ноги, подобные раскаленной меди: Ноги «Его подобны халколивану (сорт меди), как раскаленные в печи» (Откр. 1, 15).
Под сими ногами Христовыми святой Амвросий разумеет тех верных, которые будут жить во время лютого антихристова гонения и, вкусив в сие время бесчисленные беды и скорби, как бы искушенные в печи огненной, окажутся сильными в терпении и твердыми в добродетельной жизни. А что образом того же является и золото, это ясно из слов Духа Святого: «Как золото в горниле очистил их и нашел их достойными Себе» (Прем. 3, 5). Кто тогда терпеливо сносит всякие беды и скорби и постоянно пребывает в добрых делах, тот является как бы единым столпом, сделанным из духовной меди и золота.
Но истинно то, что усопший в Боге архимандрит претерпел немало скорбей и постоянно проводил жизнь свою добродетельно, почему и был столпом, сотворенным из духовной меди и золота. А что он претерпел немало скорбей, искусился как медь и золото в горниле, это может видеть каждый из знающих. Ибо что иное наши несчастные времена, как не лечь, разожженная бедами и скорбями?
Ныне исполняются слова Христовы: «Тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира» (Мф. 24, 21). «Услышите о войнах и о военных слухах»— вот скорбь. «Восстанет народ на народ, и царство на царство» — вот беда. «Тогда будут предавать вас на мучения и вы будете ненавидимы всеми» — вот скорбь. «Будут глады, моры и землетрясения по местам»— вот беда (Мф. 24, 6-7, 9).
Предзнаменует Богослов: «Дети! Последнее время. И как вы слышали, что придет антихрист» — вот скорбь. «И теперь появилось много антихристов»— вот беда (1 Ин. 2, 18). Со всех сторон мир пылает огнем бед и скорбей: «Опасности от единоплеменников, опасности в городе, опасности между лжебратиями» (2 Кор. 11, 26).
Сколь много скорбей претерпел усопший в Бозе архимандрит в этой горящей печи, в наши, говорю, полные бед времена, это не нужно много и объяснять. Достаточно сказать, что, пребывая около тридцати лет в начальствовании в этой святой обители, он проводил в бедах уставных, в размышлениях, в скорбях, в хлопотах немалый свой век. Когда войны отовсюду тревожили постоянным страхом: «Извне нападения врагов, внутри страхи» (2 Кор. 7, 5), не должен ли бы и он жаловаться вместе с Давидом: «Истощилась в болезни жизнь моя и годы мои прошли в воздыханиях» (Пс. 30, 11)? Ибо разве не болезнь — видеть истощенную войнами христианскую Украину? Разве не воздыхание — слышать о проливающейся крови людей православных? Разве не болезнь не один раз видеть стесненную неприятелями святую обитель? Разве не воздыхание — слышать близ себя сверкающий меч басурманский? Разве не болезнь — видеть волков мысленных, нападающих на его духовное стадо? Разве не воздыхание — стараться о том, чтобы каждого из братии представить Христу непорочным, как бы «обязанные дать» о нем «отчет» (Евр. 13, 17)? При всех тех болезнях и воздыханиях он был как бы медью, раскаленной в печи, прохлаждаясь одним только Богом и говоря: «Ты мое прибежище от скорби, объявшей меня! Радость моя! Избавь меня от окруживших меня!» (Пс. 31,7).
Показал также твердость, как один из тех, которых знаменуют Христовы медные ноги. Богослов, как вы слышали, видел Христа с медными ногами. Навуходоносор, напротив, видел золотого идола с глиняными ногами: голени железные, а некая другая часть глиняная, то есть сами ступни, на которых стоял тот болван, были глиняными. Почему они были глиняными, это надлежит узнать.
Если ноги Христовы, по объяснению св. Амвросия, были подобны меди для того, чтобы изобразить через это твердость набожных людей, то ноги идола были глиняными для того, чтобы через это была познана нетвердость людей ненабожных. Ибо, как известно, глиняные ноги только до тех пор стояли, до тех пор держали на себе своего болвана, пока не оторвался камень, а как только упал камень, они не только сами сокрушились, но и всего идола обратили в прах. Подобно тому и нетвердые люди только до тех пор кажутся пребывающими в набожности, пока не падет на них, как бы камень, какое-либо приключение. Другие же терпеливы до тех пор, пока не случится какой-нибудь повод к нетерпеливости: дотоле трезвы, чисты и добры, пока нет случая к пьянству, греху и злобе; дотоле набожны, пока нет причины к безбожию. Когда же падет на них, подобно падению камня на глиняные ноги, какое-либо искушение, то оно сокрушает их твердость, и они повергают свою несправедливую добродетель как золотого, но бездушного идола, на землю и обращают в прах.
Не таковы ноги Христовы, уподобленные меди. Не таковы, говорю, те люди, которые тверды в добрых учениях. Хотя бы они шли и среди множества камней преткновения и соблазна, они «не преткнут о камень ногу свою» (Пс. 90, 12), не упадут и не разобьются.
Таков был и усопший в Боге архимандрит. Не как глина, но как медь стоял он твердо, как бы водруженный и неподвижный, так что ни ветры напастей, налетавшие на него и на всю обитель из мира, не поколебали его, ни реки испытаний не потопили его, ни внешние и внутренние скорби и беды не сокрушили его как какую-либо глину, ни сети вражий не вредили ему настолько, чтобы он пал в какую-либо глубокую и известную яму по пути к спасению. Он всегда был столпом, и столпом, утвержденным в Боге, говоря словами Писания: «Утвердилось сердце мое в Господе, Господь — утверждение мое и прибежище мое» (Пс. 17, 3). Из таких духовных материй, из терпения и твердости, созидался усопший в Боге высокопревелебный архимандрит, созидался не только как столп Соломонов, стоящий в церкви, но и как столп Даниилов, хитроумно созданный в Екбатане Мидийской.
Еврейский историк Иосиф пишет, что святой пророк Даниил, находясь в плену в идолопоклоннической стране, имел там великую силу, ибо царь возвеличил его и поставил князем над воеводами и над всей Вавилонской страной, и что он соорудил в Екбатане, мидийской столице, столп весьма великий, дивный и великолепный, потратив на него немало средств, и этим столпом восстановил упавшую славу израильского народа в земле неприятельской. Тот столп имел две особо отменные вещи. Во-первых, как сообщает историк, он и после долгого времени казался столь новым, как будто был выстроен теперь: по прошествии нескольких сот лет, ко времени этого историка, строение осталось таким, как будто бы оно было выстроено при нем, и всегда казалось новым. Во-вторых, в нем погребались цари мидян, парфян и персов, и таким образом он сделался единой гробницей этих владетелей и монархов.
В такой же столп духовно созидал себя усопший в Боге высокопревелебный архимандрит, ибо воистину имел в себе обе вещи, приписанные историком столпу Даниилову. Что касается всегдашней новизны сего столпа, то здесь я назову ею великодушие, которое, мужественно претерпевая все находящие извне скорби, утешается в едином Боге. Ибо как новизна столпа Даниилова не была повреждена воздушными переменами, ветрами и дождями, так и великодушие мужественного человека не изменяется от находящих извне напастей. Кто не изнемогает в скорбях, кто не бывает удручен напастями, кто не падает в малодушии и маловерии и, возложив всю печать свою на Бога, полагает надежду в Нем одном и Им прохлаждает свое сердце, тот всегда нов, радостен в Боге и как бы беспечален, по Писанию: «Нас огорчают, а мы всегда радуемся» (2 Кор. 6, 10). Ибо находящие извне скорби умножают в богодуховенном муже не печаль, а духовную радость о Боге.
Воспевает пророк Аввакум: «Хотя бы не расцвела смоковница и не было плода на виноградных лозах, и маслина изменила, и нива не дала пищи, хотя бы не стало овец в загоне и рогатого скота в стойлах, — но и тогда я о Господе радуюсь и возвеселюсь о Боге Спасе моем» (Авв. 3, 17-18).
Смотрите, откуда этот пророк, исполненный Святого Духа, преисполняется радостью? Не от скорбей ли, напастей и печалей? Сады, говорит он, огороды и виноградники не дадут плода, не будет урожая в поле, голод будет среди людей и скота, и если кто-либо похитит волов от яслей, разве не напасть, разве не печаль и хлопоты будут от этого для господина? А пророк вместо скорби и печали воспевает: «Я о Господе радуюсь и возвеселюсь о Боге Спасе моем». Почему и говорит, когда случаются такие печали: если я снесу их мужественно и не буду малодушествовать, то достигну совершенства и буду возвышен Богом. «Господь Бог мой, сила моя, и направит ноги мои к совершенству и на высоту возведет меня» (Авв. 3, 19)!
Видите, как находящие на богодухновенного мужа скорби умножают его духовную радость о Боге. Прекрасно говорит об этом святой Киприан, согласуясь с пророческими словами: «Пусть не будет плода в винограднике! Пусть обманет древо маслинное! Пусть злаки увянут от зноя, и поле не даст урожая! Что в этом христианам, что в этом служителям Божиим, которых призывает рай, которых ожидает благодать и богатство небесного царствия? Пусть радуются о Господе, а злое и противное мира сего пусть несут с мужеством, если чают будущих благ!»
Такова была новизна, таково было мужественное великодушие, такова была всегда духовная радость в Боге ныне поминаемого богодухновенного мужа, высокопревелебного архимандрита. Не было ли плодов в винограднике, то есть добра в святой обители, как бы те виноградники были опустошены нашествием неприятельским, оскудевала ли пища у овец, то есть умалялись ли доходы словесных овец в Богородичной овчарне, пропадали ли волы от яслей, то есть отходили ли местности к польской стране и как бы уводились у святой обители волы, случались ли другие подобные немалые скорби, напасти и заботы, — этот столп не терял своей новизны, сей, говорю, богодухновенный муж не терял своего великодушия, упования и духовной радости в Боге, но в тайных молитвах своих песносло-вил сердцем вместе с Аввакумом: «Я же о Господе возрадуюсь и возвеселюсь о Боге Спасе моем», — ибо он хорошо помнил совет святого апостола Иакова: «С великою радостью принимайте, братия мои, когда впадаете в различные искушения», то есть в скорби, в печали и различные напасти (Иак. 1, 2).
Что касается другой вещи, достойной примечания, которую имел столп Даниилов, того, что в нем погребались цари мидян, парфян и персов, то и ее можно усмотреть мысленными очами в нашем столпе духовном. Да будет мне позволено здесь назвать смертные грехи царями, и царями нечестивыми. К этому мне дает повод апостол в следующих словах: «Да не царствует грех в смертном вашем теле» (Рим. 6, 12), — где он называет грех царем, и это истина. Ибо известно, что как царь обладает своими подданными, так грех водит за собой того, кого оседлает и в чьем сердце укоренится. И потому, сколь много грехолюбивый человек имеет грехов и страстей, которые совершает, столь же много он имеет нечестивых царей, которым повинуется: «которого хочу, не делаю, а которого не хочу, делаю» (Рим. 7, 19).
Эти нечестивые цари, грехи, говорю, смертные, у одного живут и царствуют, у другого умирают и погребаются. Они живут и царствуют у того человека, который не имеет смерти пред очами, обещая себе долгую жизнь и говоря: все время в моей власти, успею покаяться в старости. У такого греховное царство заложило свою столицу, как свидетельствует об этом Давид: «Как нет успокоения в смерти их». Святой Иероним с еврейского языка читает это место так: «Как не помышляли о смерти своей, посему овладела ими гордость совершенно, оделись они в неправду и нечестие свои. Происходит как из тука неправда их, ходят они по любви сердца» (Пс. 72, 4, 6-7). Они, говорит он, не мыслили о смерти, и потому в них воцарились все грехи. Умирают же и погребаются эти нечестивые цари у того человека, который всегда имеет смерть пред очами. У того, кто «поминает кончину», грех не поселится: «Вовеки не согрешишь» (Сир. 7, 39).
Прекрасно говорит апостол от лица всех помнящих о смерти: «Смерть действует в нас, а жизнь в вас» (2 Кор. 4, 12), — то есть как бы говорит: «Вы потому так много себе позволяете и беспечно грешите, что в вас действует жизнь, и вы надеетесь долго прожить на свете, мы же живем скромно в страхе Божием и остерегаемся грешить, ибо в нас действует смерть, мы имеем смерть пред очами, мы смотрим во гроб: «Страх смерти напал на нас» (Пс. 54, 5)».
Обращаюсь здесь к духовному столпу нашему, телом уже сошедшему во гроб, а душой пребывающему на небе, к высокопревелебному его милости отцу архимандриту Печерскому, и повторяю, что в нем погребались цари мидян, парфян и персов, погребались, а не царствовали, умирали, а не жили, побеждались, а не побеждали, ибо в нем действовала смерть, ибо он памятовал о смерти. Мир сей, полный прелестей и соблазнов, подобный царю персов, предавшихся волхвованию и чарованию; плоть, восстающая против духа, как царь парфян, почитающих скверную Венеру дьявол, погубляющий наши духовные плоды, как царь мидян, имеющих страну бесплодную, — все эти злые, но сильные цари, если когда-либо приступали к той непобедимой крепости, если когда-либо атаковали тот крепкий столп, совершенно изнурившись над ним, как младенцы над камнем, принуждены были пасть около него трупами, становились мертвыми и погребались.
Погребен был в нем мир, когда он с молодых лет оставил «мир и все, что в нем» (1 Ин. 2, 15), и жил в иноческом чине непрерывно до конца своей жизни, ибо хорошо знал, что «проходит образ мира сего» (1 Кор. 7, 31), и проходит так, как говорит Давид об одном превозносящемся в мире кедре: «И прошел я мимо, и вот, его нет» (Пс. 36, 36). Слова: «мимо прошел», — халдейский Парафраст (толкователь) употребляет в третьем лице и читает это место так: «Мимо он прошел, и вот его нет». Подобно этому проходит и мир сей: «Мимо он прошел, и вот его нет». Писание не говорит: «и вот его уже нет», но: «И вот его нет», то есть как бы говорит: и тогда, когда был мир, его по-прежнему не было, ибо сколько бы веков он в себе ни имел, все в нем неистинное, все непостоянное, все как будто бы и не было. Имеет богатство, подлинно существующее, но скоро погибающее, имеет почести, но неистинные, ибо они скоро изменяются, имеет роскошь, но не существующую, ибо она скоро утекает. И потому, хотя мир и существует, но его как бы нет и не было: «И вот его нет». Благоразумно поступил усопший в Боге архимандрит, когда подобно Марии избрал «благую часть» (Лк. 10, 42): избрал отвержение мира, как вещь истинно добрую, которая, противоположно неистинному и непостоянному миру, заслуживает себе вечное пребывание на небе.
Погребено было в нем мудрование плоти, восстающей против духа, когда по совету апостольскому он умерщвлял «тело свое» (1Кор. 9, 27), чтобы жить с Христом Господом, ибо он знал, что достигнет вечной жизни не иначе, как через самоумерщвление, согласно словам Писания: «Умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге» (Кол. 3, 3). Сначала сказано умерли, и умерли через умерщвление своего тела, а потом уже обещается вечная жизнь со Христом. И Моисей вышел с людьми израильскими из Египта в землю обетованную не ранее того, как в нем были поражены смертью первенцы египетские. Подобно этому и человек не войдет в жизнь вечную до тех пор, пока не истребит в себе самоумерщвлением своих страстей.
Усопший в Боге умертвил в себе того египетского первенца, когда духовными трудами, воздержанием, постом, бодрствованием и поклонами так истомил себя, что у него остались лишь кожа да кости, и потому свободно мог сказать о себе словами Давида: «Кости мои как сухое дерево высохли, и я как сено высох» (Пс. 101, 4).
Пал побежденный этой крепостью и дьявол, которого он победил молитвой как мечом. Ибо молитва — это меч, как говорит святой Златоуст: «Когда бесы видят нас во оружейными молитвой, они отбегают как разбойники и злодеи, узревшие воинский меч, обнаженный над их головой». Как злодеи отвращают свою голову от меча, так и дьявол уклоняет свою шею от молитвы. Но истинно то, что во блаженной памяти преставившийся отец наш был весь на молитвах, весь на прилежном исполнении церковных и келейных правил, почему и побеждал молитвой, как мечом, человекоубийцу-дьявола (см. Ин. 8, 44).
Итак, у сего духовного столпа находили свою смерть и погребение мир, плоть и дьявол, как некогда в столпе Данииловом цари персов, парфян и мидян.
Когда возлюбленная в раю в Песни Песней начала заниматься созиданием неких духовных столпов, то ей припевал Дух Святой: «Ноздри твои как столп, шея твоя как столп» (Песн. 7, 5). Затем и сама она говорит о себе: «Сосцы мои как столп». Не хотел ли здесь Дух Святой от лица возлюбленной сказать это тем людям, которые в нашем мире стараются созидать не иные столпы, как ноздри, шею и грудь? Ибо те, которые хотят наслаждаться тщетной людской славой, как бы неким запахом, которые усиленно стараются об этом и к этому прилагают все свои силы, — не творят ли, говорю, они ни что иное, как «созидают ноздри свои как столп», и столп дымный, о котором вспоминается в книгах Судейских: «Явился огонь, исходящий от города, и столп дымный» (Суд. 8, 40). Ибо, как известно, дым бывает там, где огонь обжигает какую-либо вещь. Подобным образом происходит и тщетная слава от людской хвалы, и как дым разливается в воздухе и исчезает, так и пустая похвала исчезает как дым.
Те, которые много о себе думают, от гордости высоко вытягивают свою шею, стараются возвыситься, не творят ли они не что иное, как «созидают шею свою как столп», и столп из тростника? Ибо как тростник возрастает высоко вверх, а внутри пуст, так и считающий себя чем-то — ничто. А те, которые всю мысль свою утопили в богатстве, не творят ли они не что иное, как созидают сосцы свои как столп, говоря душе своей: «Много добра лежит у тебя на многие годы». Они как сосцы: «Ешь, пей, веселись» (Лк. 12, 19).
Так мог бы сказать Дух Святой, приравнивая сосцы Своей возлюбленной к некоторым людям. Однако известно, что Дух Святок имел здесь в виду особые богословские добродетели Своей возлюбленной: веру, надежду и любовь. Когда Он говорит: «Ноздри твоя, как столпы», — Он показывает ей веру, которая невидима, по словам апостола: «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11, 1). И как благовонная вещь, хотя бы она хранилась где-либо невидимо для очей, узнается по запаху, так и вера, хотя она невидима, однако через нее, как бы по какому-то запаху, познается в нас Бог.
Когда Дух Святый говорит: «Шея твоя как столп», — то показывает ее надежду на Бога. Ибо как столп, так и надежда возносится горе, утверждается Богом; и как столп бывает неподвижным, так и «надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется вовеки» (Пс. 124, 1). Когда же говорит: Сосцы твои как столп, — то этим являет любовь ее, исходящую из сердца, никуда не разливающуюся, но прямо направляющуюся к Богу.
Не погрешу, если обращу эти слова Святого Духа к нашему столпу духовному, усопшему в Боге отцу и пастырю, ибо он был воистину совершенным в этих трех добродетелях: вере, надежде и любви. Не такой он был человек, чтобы созидать «ноздри свои как столп», чтобы, говорю, желать суетной людской славы и возноситься в тщеславии подобно дыму в воздухе. Он не созидал «шею свою как столп», ибо не возносился на высоту гордости и самомнения, как пустая трость. Он не созидал и «сосцы свои как столп», ибо не полагал надежды своей на имения, но собирал их для того, чтобы сосать их, как сосцы, питая теми сосцами убогих, и основывал всего себя на вере, надежде и любви.
Был столпом, непоколебимым в вере, как свидетельствуют об этом его устные диспуты с противниками и написанные им мудрые ответы на хульные вопросы, предложенные гонящими благочестие.
Был столпом в надежде, что извещает само набожное житие его, всегда происходящее из надежды. Никогда человек не стал бы отдаваться великим духовным трудам, подвигам, молитве и другим добрым делам, если бы он не надеялся получить за это милость от Бога. Но истинно то, что усопший в Боге архимандрит был весьма набожной жизни, как это всем известно, и потому имел совершенную сильную надежду на Бога.
Был столпом в любви, в любви к Богу и ближнему. Что он любил Бога, это видно уже из того, что он любил ближнего, ибо «любящий брата любит Бога» (1 Ин. 4, 21), а что он любил ближнего, это засвидетельствуйте вы, имевшие с ним постоянное общение, пользовавшиеся его благосклонностью, насыщавшиеся его добротой и узнавшие любовь его, и признайте, что как в вере и надежде, так и в любви он был столпом крепким и сильным. Но, видя сильную крепость столпа сего, обратим очи свои и на высоту его.
Высота столпа сего, как я думаю, и как признаете и все вы, заключалась ни в чем ином, как в великом самоуничижении. Возвышением для него было то, чтобы быть смиренным, ибо «унижающий себя возвысится» (Мф. 23, 13). И поистине ничто не возрастает пред Богом так высоко, как святое смирение.
Пророк Самуил, когда он однажды пришел в дом Иессея и пред ним поставлен был малый отрок Давид, услышал глас с неба, говоривший ему: «Встань и помажь Давида, ибо он благ» (1 Цар. 16, 12). Святой Григорий удивляется здесь тому, что Бог повелевает столь великому пророку встать пред малым детищем. «Разве, — говорит он, — пророк не мог сидя помазать малого отрока на предназначенное ему Богом высокое место? Что это значит: «Встань и помажь его?» — неужели отрок был столь велик, что он не мог помазать его сидя?» И затем он сам отвечает на свой вопрос: «Сидя мы не можем достигать высоких вещей. Великая добродетель — смирение, велика высота смиренных, если с вершиной их не могут сравниться и пророки!»
На великую высоту возрос через смирение ныне поминаемый отец и пастырь наш. Ибо быть стражем святых нетленных мощей в пещерах, быть первостоятелем в этой святой, Богом созданной Богородичной церкви и пастырем словесного избранного стада, — разве это не великая и высокая вещь? Иметь великую милость у пресветлых и благочестивых великих Монархов, быть воспоминаемым с любовью пресветлым монаршим синклитом, иметь всяческое почтение от ясновельможного реймантора, — разве все это не великая и высокая вещь? Наконец, иметь доброе имя и блаженную память от каждого из людей, как духовного, так и светского сословия, и у всего народа не только при жизни, но и по смерти, — и это также вещь немалая! Сам Соломон завидовал сему, когда сказал: «Лучше иметь имя доброе, чем богатство многое» (Притч. 22, 1).
Но каким же образом он возрос на столь великую высоту? Воистину, через смирение, кроме других добродетелей: «стяжал смирением высокая» (тропарь общий святителям), каковым смирением был исполнен в сердце, исполнен в словах, исполнен в добрых нравах, а через это он высок не только у людей, но — надеемся — и у Бога, ибо за смирение Господь помянул и поминает его в небесном Своем царстве.
Назначение столпа, возвышающегося вверх, — носить тяжесть, поддерживать величину строения. Исполнял сие назначение и усопший в Боге пастырь наш. Он подкреплял святую Церковь, был столпом святой обители и для каждого особо был утверждением. Поддерживал Церковь такими плечами, какими некогда Павел заповедал подкреплять ее Тимофею: «Будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте» (1 Тим. 4, 12). Был столпом святой обители, подобным столпу в храме Соломоновом, ибо воистину эта святая обитель подобна церкви Соломоновой, в которой были позолоченные стены, а Херувимы, осеняющие алтарь, и все необходимые для служения сосуды были из чистого золота; было медное море, которое поддерживали своими хребтами двенадцать волов; на стенах, столпах и дверях были нарисованные подобия фиников, кедров и маслин и подобия Ангелов.
Все это, слушатель, ты можешь усмотреть духовными очами в сей святой обители, как бы во второй церкви Соломоновой. Найдешь здесь и стены позолоченные, которыми служат уставы иноческого жития, как и святой Калл ист, говоря о евангельском винограднике, огражденном оплотом, разумеет под той оградой закон.
Законами, установленными для иноческой жизни, святая обитель ограждается и защищается, как стенами. И стены эти позолоченные, а позолотил их выполированным чище золота разумом иже во святых отец наш Василий Великий, а после него многие преподобные, потом преподобные отцы наши, патроны этого святого места Антоний и Феодосии и прочие угодники печерские. Эти законы, как бы непреоборимые стены, они прочно утвердили творениями и жизнью своей, как о том пишется и в нашем Патерике Печерском: «Восхотел преподобный Феодосии, игуменом, утвердить монастырь свой ограждением, кроме вещественного, мысленным, то есть чинным уставом иночествующих».
Найдешь здесь и Херувимов, осеняющих алтарь: таковы предстоящие пред алтарем Божиим и приносящие за себя и за весь мир бескровную Жертву. Они воистину Херувимы, ибо носят на себе Христов образ. На них, как на Херувимах, Христос почивает, согласно песнопению Дамаскинову: «Херувимы, яко на вас почил есть Христос!»
Увидишь здесь и сосуды золотые, которыми являются превелебные их милость отцы соборные, как бы носящие некий мед, мед во устах, как бы в золотом сосуде, имеют, говорю, доброе и здравое попечение о целости и устроении святой обители; разумным старанием их устраивается эта святая обитель, и потому она может сказать о них: «Это мои избранные сосуды, назначенные постоянно носить в себе тщательное попечение обо мне, чтобы я всегда пребывала в целости и порядках моих ненарушимою».
Увидишь здесь и море медное, поддерживаемое волами. Это море — святое послушание. Как известно, море в церкви Соломоновой было устроено для омытия священников, входящих в алтарь на служение, и для очищения скверн. Подобно этому, святое послушание есть средство омывания грехов и очищения совести для всех тех, которые, искренно и с усердием отдав себя на службу Богу, исполняют обеты послушания до своей кончины.
Море это, то есть святое послушание, держат волы, то есть истинные послушники, ибо, как известно, инок и послушник — это вол, который тянет ярмо Христово: «Возьмите», — говорит Христос, — «иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем» (Мф. 11, 29). Как вол, так и усердный послушник безропотно несет все, что на него ни возложат, исполняет все, что бы ему ни повелели, и исполняет без ропота. Какое бы бремя ни возложили на него, он несет его, внимая словам Христовым: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф. 11, 28).
Найдешь тут, как и в церкви Соломоновой, подобия фиников, кедров, маслин и Ангелов, а ими являются все превелебные, честные во Христе отцы и братия, из которых одни, как финики, цветут, добре возрастая: «Праведник как финик процветет» (Пс. 91, И); другие умножают свои плоды, как кедры Божий: «Как кедр, что в Ливане, размножится» (Пс. 91, 13): иные приносят духовные плоды, как маслина плодовитая: «Я же как маслина плодовитая в доме Божием» (Пс. 51, 10); а другие, уже достигнув совершенной жизни, являются как бы Ангелами во плоти и украшают святую обитель, как подобия фиников, кедров и маслин украшали церковь Соломонову.
Итак, эта святая обитель подобна церкви Соломоновой. А все это духовное здание подкрепляет и утверждает своей главой высокий в Боге превелебный его милость господин отец архимандрит, отец и пастырь наш. Ибо на нем, как на столпе, поистине возлежит все здание, на него все взирают, и утверждаемые им, стоят непоколебимо все порядки, весь чин, Укреплял эту духовную церковь, обитель Печерскую, духовный столп, усопший в Боге архимандрит, поддерживал, как второй Атлант, и в такие времена, когда святая обитель переживала наибольшие внутренние и внешние брани, совершавшиеся в Отечестве. Он был утверждением и для каждого, в особенности же носил немощи вверенных ему овец, будучи одним из числа тех, которым сказано: «Вы, сильные, должны сносить немощи бессильных» (Рим. 15, 1). Слушая его учительные слова, немощные подкреплялись ими, как лекарством, взирая на его добродетельную жизнь, каждый из братии созидался и опирался, как бы на столп. Видя его отеческую милость к себе, он держался около него, как виноградная лоза у кола своего, и, следуя за ним, как овца за своим пастырем, питался от него в достаточной мере духовной пищей.
На столпах обычно полагаются какие-либо знаки для вечной памяти. Так, на римских столпах находились изображения римских кесарей. На столпах Александровых были письмена на память о победах его. На пирамидах Маккавейских были корабли и оружия. На гробе Иосифа были помещены каменные снопы в память того, что он прокормил землю Египетскую во время голода. На столпе Давидовом — щиты и стрелы: «Тысяща щитов висит на нем и все стрелы сильных» (Песн. 4, 4). Наконец, столпы в церкви Соломоновой, как сказано выше, были украшены золотыми сетями, лилиями и яблоками.
И сей столп церкви Христовой, усопший в Боге, высокий в Боге превелебный, его милость отец архимандрит Печерский, имел в своей жизни, а ныне имеет в нашей памяти знаки, но не по подобию каких-либо иных столпов, а по подобию столпов премудрого Соломона, стоявших во Святая Святых. Воззрением памяти своей мы можем видеть на этом мысленном столпе золотые сети, которыми служит его премудрое учение. Мудрость в Святом Писании называется рекой и морем, как, например, она говорит о себе у Сираха: «Насыщает мудростью, как Фисон, наполняет разумом, как Евфрат и как Иордан во дни жатвы; и ниже: Труды мои были мне рекою, и река моя была мне морем» (Сир. 24, 27—28, 34). Учения, подобные рекам и морю по неисчерпаемой мудрости, являются сетями, как говорит святой Дамаскин, обращаясь к апостолам: «Мрежею (сетью) учений ваших вселенную уловисте».
Искусен был в такой ловле и усопший в Боге отец наш, ибо он с молодых лет начал ловить словесных рыб сетью учения, приводя их в разум. Я хорошо знаю, что, напившись вод премудрости из разных рек, из разных, говорю, школ, куда и через моря путешествовал, он сначала начал учить с прилежанием в Киевской Братской школе. И здесь сколь много студентов вразумил в цветущей молодости и показал искусными в премудрости, столь же много уловил для Христа рыб малых. Потом приступил к ловле в глубине больших рыб, когда с кафедры простирал целый невод проповеди слова Божия о царстве Божием и тем уловлял людей, направляя к смирению и набожности. Еще далее приступил в глубину с сетями учения, когда и в ректорстве, и в игуменстве уготовлял рыб, плавающих в водах духовной мудрости, к столу Христову не только словом, но и житием, полезным в иночестве, чистотой, нищетой и послушанием.
Всего же глубже распростер духовные свои сети, когда за свои высокие достоинства был вознесен на пречестное место в этой святой обители, на архимандрию. Здесь он столь приукрасил сети своего премудрого учения золотом большого старания, трудов и подвигов, что я смело могу сказать о нем: «На столпе мрежи златыя духовнаго онаго столпа нашего украсила сеть», и сеть не простая, а золотая. Ибо слова полезного учения, как в сети нити, связываются одни с другими и становятся великой сетью.
Великое учение, подкрепляемое исполнением на себе самим делом слов учительных, — это чистое золото, и словесные рыбы уловляются не столько простой, сколько золотой сетью. Люди, говорю, получают пользу не столько от изреченных слов, сколько от добрых дел своего учителя и от его добродетельной жизни.
Может быть, кто-нибудь скажет, что усопший в Боге пастырь, взойдя на высокую честь властительства, особенно в этой святой обители, не восходил на кафедру, не произносил проповедей. Таковому я отвечу: этот премудрый ловец Христов больше уловил самим своим добрым делом, чем кто-либо другой словом; больше научил своим набожным житием, чем кто-либо проповедью; больше приносил пользы молча, чем кто-либо другой многословный, ибо голос дел громче и действеннее, нежели голос слова.
Пусть ты способный оратор, как второй Демосфен, пусть ты разумный философ, как второй Аристотель, пусть ты сладкоречив, как второй Цицерон, но без добрых дел ты никогда не сделаешь того, что сделал косноязычный Моисей своими добрыми делами. Те никого не уловили для неба, и сами увязли в своих сетях: «В сети своей увяз грешник» (Пс. 9. 6), — а этот своей исправностью пред Богом в добрых делах как бы сетью извлек весь Израиль из Чермного моря на сушу.
Если рассуждаешь мудро, а живешь безумно, учишь добру, а живешь во зле, поучаешь других, а сам развращаешься, то много ли успеешь? Грешнику Бог сказал: «Зачем ты проповедаешь уставы Моя и держишь завет Мой в устах своих, ведь ты возненавидел наставление» (Пс. 49, 16-17). Недаром святому Богослову, когда ему была дана с неба книга, поведено было тотчас же съесть ее: «Возьми книгу и съешь ее» (Откр. 10, 9).
Зачем же повелевается ему съесть книгу? Разве учителю недостаточно иметь книгу при себе, носить и читать ее, и других поучать из нее? Недостаточно. Учителю необходимо прежде всего самому съесть книгу, то есть самому быть прилежным исполнителем закона Божия, исполненным добрых дел, и затем уже учить других. Недостаточно иметь сеть науки, но необходимо иметь для сети и золото, то есть добрых учеников, если хочешь за свое слово быть записанным у Бога.
Ныне поминаемый отец и пастырь наш воистину имел золотые сети, имел мудрую науку с добрыми делами, уловляя сначала простой сетью, потом же, когда он достиг совершенного возраста, сделавшись мужем совершенным пред Богом и людьми, духовная ловля его велась золотой сетью.
Еще видим на том духовном столпе и золотые лилии, как сказано в книгах Царств: «На столпах возложения сделаны венцы наподобие цветка лилии» (3 Цар. 7, 19). Да позволено будет мне назвать лилиями убогих и милостыню, творимую убогим. Сам Господь, желая, чтобы слуги Его были нищими духом, повелел им взирать на лилии и уподобляться им: «Посмотрите на полевые лилии, как они растут» (Мф. 6, 28). Нищий и убогий человек воистину — лилия полевая, полевой цветок, не имеющий, где главы приклонить, а если и имеет какую-либо хижину, то в ней, как в поле, «есть где сесть, да нечего съесть». Поэтому убогий человек без преувеличения может быть назван лилией.
Милостыня, творимая убогим, есть также лилия! Цветы лилии Сам Бог назвал некой одеждой: так одевает Бог полевую траву и говорит, что в такую одежду не облачался «и Соломон во всей славе своей» (Мф. 6, 29-30). Кто же облачался? Возлюбленная Его, соцарствующая Ему, о которой Он говорит в Песни Песней: «Как лилия, так возлюбленная Моя» (Песн. 2, 2).
Что же это за одежда, украшенная лилиями? Это воистину святая милостыня, творимая убогим, как о том свидетельствует блаженный диакон Агапит, который в письме к царю Юстиниану говорит так: «Одежда неветшающая — это риза благотворения, а нетленное одеяние — любовь к нищим, поэтому хотящему благочестно царствовать следует украшать такими одеждами душу, ибо одетый в порфиру нищелюбия сподобляется небесного царствия».
Милостыня, говорит он, есть та единственная порфира, в которую одевается лицо, царствующее вместе с Христом, и такая порфира, такая риза делается из полевых лилий, а не из лилий садовых. Ибо между лилиями, растущими в поле, и лилиями, растущими в саду, немалая разница. Лилия садовая ограждается оградой, и не всякий может свободно подойти к ней, разве только один господин или званый гость. А к полевой лилии может приступить каждый: сорвет всякий, кто бы ни захотел, и она увеселит красотой очи его и запахом нос. Поэтому и Христос Господь, когда восхотел назвать Себя цветком, то не назвался цветком, растущим в саду, а цветком, растущим в поле: «Я цветок полевой и лилия долин» (Песн. 2, 1), — и это для того, чтобы все знали, что к Нему, как к растущему в поле цветку, невозбранный доступ для всех: как для людей великих, так и для малых детей. «Не возбраняйте»,— говорит Он, —»детям приходить ко Мне» (Лк. 18, 16).
Поэтому из полевых, а не из садовых лилий слагается порфира милостыни у лица, царствующего вместе со Христом, то есть из имений, щедро раздаваемых, а не из удерживаемых скупостью. Ибо есть такие, которые укрывают свои имения, как лилии в саду, в шкатулки, в сосуды, и к ним нет доступа ни для кого, кроме одного только господина, да еще злодеев, которые временами добираются до них. Такие не могут облечься в порфиру небесного царства. Но есть и другие, которые сажают эти лилии, имения, говорю, свои, в открытом поле, то есть в руки убогих, и такие заслуживают себе нетленное, вечноцветущее славой одеяние на небе.
Признаете, милость ваша, что поминаемый ныне высокопревелебный его милость отец архимандрит обильно насаждал лилии имения в поле — в руках убогих, что он был щедрым раздавателем милостыни, что сей духовный столп был украшен цветком лилии, как бы некой порфирой, ибо он был столь милостив к убогим, что его называли вторым Иоанном Милостивым. Украшение его было в том, чтобы ущедрить нищего, в том его утешение, чтобы напитать алчущего, его лилии в том, чтобы одеть нагого. Уступаю я здесь свое место вам, полевые лилии, вам, говорю, убогие, калеки, бедные, странствующие: вы похвалите своего благодетеля за милостыню, вы ублажите своего питателя за милость его, вы возвеличьте своего утешителя в бедах за щедрость его, помяните, увенчайте словесными лилиями, — достойными памяти похвалами!
Он был для сирот отцом, который не презрел и наименьшего, и воззрел на него ласковым оком. Он был для овец пастырем, который заботился о том, чтобы хорошо прокормить и самую захудалую овечку. Он был благодетелем, от которого никто не ушел с пустыми руками: Блажен щедрый и дающий; блажен милостивый, ибо он (в надежде на Бога) помилован будет (см. Мф. 5, 7). Ибо творимая милостыня поистине никогда не пропадет, но всегда обретется на небе.
Екклезиаст советует: «Отправляй хлеб твой в воду, так как через множество дней найдешь его» (Еккл. 11, 1-2). Что же это за воды, в которые он советует бросать хлеб, чтобы после найти его и пользоваться им? Воистину, это не иные воды, как люди убогие, согласно словам Богослова: «Воды, которые ты видел, суть люди и народы» (Откр. 17, 15). Брошенный в эти воды хлеб, то есть добро, творимое ближнему, помощь убогому, милостыня бедному, по прошествии многих дней земной жизни найдется в водах, которые превыше небес.
Некогда в Риме был найден некий древний гроб с приваленным к нему камнем, очевидно, принадлежавший какому-либо знатному лицу. В этом гробе около костей была найдена табличка, на которой были написаны в две строчки следующие слова: «Я истощил, даровал, сохранил, имел, имею, погубил». Что означали эти слова, — никто не мог понять.
Созвали людей мудрых, оказавшихся там в это время, и они после долгого разбирательства пришли к единому соглашению и истолковали эти слова так: «То, что я истощил, имел; что отдавал, то имею; что сохранил, то погубил». То есть мертвец в том письме как бы говорил живым: только то, что я сделал кому-либо доброго при жизни моей, что отдал просящему, неимущему, я нашел после смерти моей, только то у меня не пропало, только то я имею навеки; все же, что в жизни было истрачено, вложено в шкатулку, замкнуто в хранилище, сохранялось в земле, — все это пропало, и я не имею от него никакой прибыли: «Что отдавал, то имею; что сохранил, то погубил».
Но кто же усомнится в том, что усопший в Боге отец наш ныне нашел на небе все то, что при жизни своей раздал убогим? Хлеб святой милостыни, брошенный «в воду», то есть отданный убогим, он нашел «на тихой воде» (Пс. 22, 2), обрел благодать у Бога, и подобно римскому мертвецу ныне говорит нам: «Что отдавал, то имею», — то, что истощил убогим, имею у Бога, что раздал на земле, то собираю на небе, что даровал увечным, то ныне получаю сторицей и наследую вечную жизнь.
Наконец, мы можем видеть на нашем духовном столпе яблоки позолоченные, которыми служат добрые дела его, ибо добрые дела подразумеваются в Священном Писании под плодами дерева. Так, святой Давид провидел о блаженном муже: «Будет как дерево, которое плод свой даст в свое время» (Пс. 1, 3). Потому же и возлюбленная говорит о своем Возлюбленном в Песни Песней: «Как яблоня среди деревьев, так брат мой» (Песн. 2,3).
Яблоками у блаженной памяти преставившегося отца нашего являются его добрые дела. Сколь велико их число, о том знать мы не можем, только Сам Бог, «исчисляющий множество звезд» (Пс. 146, 4), ведает число этих плодов. Пророк Иеремия исчисляет на столпах Соломоновых по пятьдесят яблок гранатовых около венцов. Я же не отважусь исчислять духовные плоды сего мысленного древа и мысленного столпа Церкви Божией, ибо не смогу исчислить их, и не хватит мне времени для повествования. Да и кто может счесть и открыть сокровенные, одному только Богу известные его подвиги, как-то: умерщвление тела, всенощные молитвы, постоянные воздыхания к Богу, возношения очей, сердца и рук?
О, если бы могли поведать о том те места, на которых он подвизался: если бы келья и скит рассказали о том, сколько времени употребил сей набожный архимандрит на прилежные молитвы, сколько капель слез излил он пред Богом, сколько раз подобно мытарю ударял в грудь, сколько положил великих, но смиренных поклонов! Но все это уже воздается ему явно вместе со всеми в добре подвизавшимися, ибо говорится в Писании: «Помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6, 6).
В древности на столпах возлагали венцы. В подражание тому и Соломон в церкви Святая Святых возложил на столпах венцы, ибо и золотые сети были сделаны вокруг наподобие венцов, и круги из лилий и яблок были возложены в виде венцов, как упоминает об этом и пророк Иеремия: «Яблоки на венцах по кругу» (Иер. 52, 22).
Достоин поистине и сей столп наш духовный быть увенчанным венцами. За свою великую премудрость при золотой сети достоин венца из неувядающего лавра. За отличное подаяние милостыни при цветах лилий достоин золотого венца. За все высокие достоинства достоин того, чтобы мы все своими молитвами испросили ему у Бога тот венец, которого ожидает апостол: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, Праведный Судия, в день оный» (2 Тим. 4, 7-8).
Святой Иероним упоминает о древнем обычае римлян осыпать гробы умерших людей розами, фиалками и иными различными пурпурными цветами. Другие же говорят, что они возлагали на умерших венцы из цветов, как бы увенчивая течение их жизни при ее окончании. Подобно этому и здесь у гроба ныне поминаемого во блаженной памяти преставившегося его милости господина, отца и пастыря нашего, вижу сплетенные и рассыпанные цветы. Когда высокий в Боге превелебный его милость господин архимандрит с превелебными их милостями отцами игуменами киевскими и со всеми отцами и братиею встанут по обычаю церковному вокруг печального сего катафалка, окружая его, то это будет венцом, а когда братья начнут петь панихидные гимны, — это будет цветами.
И ныне, когда в Божественном алтаре около приносимой Жертвы за душу преставившегося стоит столь именитый круг служащих, — это венец, а когда творят молитвы за упокоение его души — это цветы. Когда и благосклонность ваша окружает сей гроб своим присутствием — это венец, а когда говорите: «Помяни, Господи, во блаженной памяти преставльшагося архимандрита Иннокентия», — это цветы. Когда и убогие во множестве окружают гроб своего благотворителя, — это венец, а когда восклицают с плачем: «Нет нашего отца и благодетеля!» — это цветы. И если кто-либо из братий, помнящий любовь отца своего, перейдет за него вервицу (четки) метаний (поклонов) на правиле своем в кельи, — это будет венцом; воздохнет раз и другой за него к Богу, — и это будет цветами. Итак, наш духовный столп имеет при гробе своем венцы и цветы.
Таким образом, поставив при гробе усопшего в Боге архимандрита пирамиду, или столп из духовных материй — словами поминовения, — напишем на нем слова Сираховы: «Память о нем не погибнет, и имя его будет жить в род и род; премудрость его прославят народы, и Церковь исповедует хвалу его» (Сир. 39, 12—13). На столпе твердого в иночестве жития его напишем: «Не погибнет память о нем»; долго будет памятным не только в этой обители, но и всем российским монастырям и мирским людям примерное житие его, взирая на которое, как на светлую свечу, все будут получать от сего пользу, и через это память о нем не отойдет от святой обители, и его самого всегда будут вспоминать сердце и устах все братия в церковных и келейных молитвах и в проникнутых любовью беседах.
На золотой сети премудрости его напишем слова: «Премудрость его прославят народы». На лилиях милостыни напишем: «Имя его будет жить в род и род»; долго убогие будут вспоминать своего благодетеля. На яблоках добродетелей напишем: «Церковь исповедует хвалу его», — ибо за свои добрые дела он воистину достоин быть восхваленным в церкви, как говорит и апостол: «Слава, и честь, и мир всякому, делающему доброе» (Рим. 2, 10); достоин того, чтобы память его, как венец из цветов, была сплетена из похвал ему от нас: «Память праведного с похвалами» (Притч. 10, 7).
Оканчивая начатое дело, напомню еще один обычай древних людей, у которых при положении во гроб какого-либо доброго и знаменитого человека, приятели, слуги, сверстники и друзья его, сделав из золота или серебра или из другого металла сердце, или слепив его из воска, полагали в гроб и погребали вместе с ним, и это — в знак сердечной любви к нему и после смерти, как бы говоря: «Как при жизни твоей мы сердечно любили тебя, так и по смерти не перестаем любить тебя, и хотя ты с нами, а мы с тобой и разлучаемся телесно, но сердце наше неразлучно с тобой; мы спогребаемся тебе сердцем нашим, желая, чтобы память о тебе не умирала, но вечно пребывала в наших любящих сердцах».
Теперь, когда ныне поминаемый во блаженной памяти преставившийся отец и пастырь наш отошел во гроб, я не хочу толковать о том, кто и каким сердцем спогребается ему: сотворенным ли из золота любви, или из серебра приязни, или из какого-либо другого металла чувств сердечных. Скажу только то, о чем известно, что преемник преставившегося, высокий в Боге превелебный его милость господин отец Варлаам Ясинский, архимандрит этой святой Лавры, отец и пастырь наш, спогребается своему предшественнику, высокопревелебному его милости отцу Иннокентию Гизелю, архимандриту Печерскому, сердцем, сотворенным как бы из воска, расплываясь своим сердцем в ревностном сокрушении о нем и говоря вместе с Давидом: «Сердце мое стало как тающий воск посреди чрева моего» (Пс. 21, 15). Он спогребается ему таковым сердцем для того, чтобы память о нем, как печать, изображенная на воске, всегда пребывала незабвенной, ибо, как известно, он с крайним сожалением вспоминает несказанную любовь и милость к себе отца своего, — он, который познал великие благодеяния его, получал властительскую его благосклонность, много лет имел приятные беседы с ним и утешался им, и потому слышит голос его, говорящий ему словами Писания: «Положи меня как печать на сердце твое» (Песн. 8, 6) в незабвенную память, как и полагает его в сердце своем. Ибо, поминая отца и благодетеля своего, отзывается словами Давида: «Да будет забыта десница моя, прилипнет язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебе, если не поставлю тебя, как верх веселия моего» (Пс. 136, 5-6).
Таковым же сердцем и вся святая обитель Печерская спогребается отцу и управителю своему и, творя ему годичное поминовение, возглашает: «Высокий в Боге превелебныи господин, отче Иннокентие, отец и пастырь наш! Да будет тебе у нас вечная память, как память Иосии у Сираха, который говорит: «Память Иосиева» (а мы скажем: Иннокентиева), «как состав фимиама, приготовленный искусством мироварника! Во всяких устах она будет сладка, как мед и как музыка при угощении вином» (Сир. 49, 1-2)».
Да будет тебе и во всей Российской Церкви вечная память, как у израильтян память о Моисее, о котором тот же Сирах говорит: «Возлюблен Богом и людьми Моисей» (а мы скажем: возлюблен Богом и людьми Иннокентий), «ему и память во благословениях; уподобил его славе святых» (Сир. 45, 1 -2). Да будет тебе вечная память и на небе вместе с преподобными и богоносными отцами нашими Антонием, Феодосием и прочими отцами Печерскими, и да слышишь там всегда такое приветствие, какое некогда было сказано Ангелом милостивому Корнилию: «Корнилий! Молитвы твои и милостыни твои пришли на память пред Богом» (Деян. 10, 3).
Иннокентий! Услышаны все твои молитвы, которые ты возносил при жизни, и все милостыни, которые ты творил щедро, ныне воспоминаются пред Богом, и если ты имеешь дерзновение пред Ним, не забудь и вспомнить пред Ним и о нас. Да будет тебе у нас, на земле, а нам — у тебя, на небе, пред Богом вечная память! Аминь.
Творя поминовение во блаженной памяти преставившегося раба Божия, окольничего Тимофея Борисовича, слышим слова святого Евангелия, ясно говорящие нам, что мертвые, услышав глас Сына Божия, оживут и восстанут из гробов своих, слушатели православные! Мы несомненно веруем этим евангельским словам и чаем воскресения мертвых. Чаем, говорю, то время, когда каждый, подобно рождению из материнской утробы, выйдет из своего гроба для воскресения к бессмертной жизни, но уже не как младенец, а как жених, выходящий из чертога (см. Пс.18,6), плотью, не подлежащей ни страданию, ни тлению, ибо «тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие» (1 Кор. 15, 54).
Тогда рабы Господни, исшедшие «в воскресение жизни» (Ин. 5, 29), узрев себя живыми, целыми, непричастными тлению, сияющими преестественной красотой, осияваемыми славой благодати Господней и сияющими как солнце, согласно Писанию: «Праведники воссияют, как солнце, в царстве Отца их» (Мф. 13, 43), — узрев это, они возрадуются великой радостью, и не только сами о себе, но и друг о друге: отец о сыне, сын об отце, мать о дочери, дочь о матери, супруг о супруге, брат о брате, сестра о сестре, сродник о сроднике, ближний о ближнем, знакомый о знакомом! Все, кто обретутся в благодати Господней, возрадуются друг о друге, ибо у всех будет единодушная любовь к Богу и друг к другу, любовь неразрушимая и никогда не отпадающая (см. 1Кор. 13, 8).
А до того времени, когда мы по милосердию Божию сподобимся этой благодати общего воскресения, находясь ныне в живых, мы должны как несомненно чаять общее воскресение, так и помнить о нашей смерти и всегда поучаться в этой памяти смертной. Ибо только те сподобятся такого славного и радостного воскресения, которые ныне поучаются в памяти смертной.
Итак, предложим вышесказанные евангельские слова: «Наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут», — предложим, говорю, эти слова в полезное для нас поучение о памяти смертной, «при Господнем содействии» (Мк. 16, 20).
В словах этих, ясных и без толкования, непонятно и требует разъяснения одно: «и настало уже. Наступает», — сказано, — «время и настало уже». Эти слова изрек Сам Господь пречистыми Своими устами в то время, когда жил с людьми на земле, то есть уже тысячу с лишнем лет тому назад. Каким же образом Он мог сказать тогда о воскресении мертвых, которое должно быть в далеком будущем, о возбуждении их гласом Господним, то есть трубой архангельской, в настоящем времени: «и настало уже?» Каков смысл этих слов?
Толкователи Божественного Писания дают двоякое толкование этим словам: одно буквальное, другое духовное.
В буквальном толковании — по разумению Феофилактову — смысл слов: «наступает время и настало уже», следующий: грядет час всеобщего, будущего при конце мира, воскресения мертвых, и ныне — час воскресения не всеобщего, а воскресения некоторых лиц, как, например, дочери Иаировой, сына вдовицы, четверодневного Лазаря и многих других, которые воскреснут потом, во время крестных страданий, когда потрясется земля, отверзутся гробы и многие тела усопших святых восстанут и войдут во святой град, и явятся многим (см. Мф. 27, 51). Это первое толкование.
Второе, духовное толкование объясняет эти слова так: «и настало уже», то есть настоящая жизнь — это время духовного воскресения от душевной смерти. Ибо в настоящее время бывает двоякая смерть: особо-телесная и особо — душевная, кроме третьей смерти — смерти вечной, которою после всеобщего воскресения на Страшном Суде будут наказаны правосудием Божиим грешники. Эта смерть будет вместе смертью души и тела в геенне огненной, от чего да сохранит нас Господь!
Телесная смерть предстоит всем вообще, как говорится в Писании: «Человекам положено однажды умереть» (Евр. 9, 27); душевная же — не всем, а только нераскаянным грешникам. Тело умирает однажды, а душа много раз: сколько раз согрешает, столько же и умирает, ибо сказано в Писании: «Душа, если согрешит, то умрет» (Числ. 19, 20); без числа согрешает, без числа и умирает.
Для тел мы ожидаем единое воскресение, которое будет при кончине мира, для умирающих же душ час воскресения настал уже. Но рассмотрим сначала, что такое смерть души и что означает ее воскресение?
Смерть души — это разлучение с Богом, то есть лишение присутствия благодати Божией, бывающее через смертный грех. Ибо как для тела жизнь — это душа, так для души жизнь - Бог. И как после разлучения души с телом тело умирает, так и при отступлении от души благодати Божией душа становится мертвой. Согласно с этим святой Каллист говорит: «Многие имеют в живом теле души мертвые, как бы погребенные во гробе».
Внемлем: он называет тело грешного человека живым гробом для мертвой души. И правда! Ибо и Христос Господь, обличая лицемерных фарисеев, говорит в Евангелии: «Уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты» (Мф. 23, 27). Если душа мертва, то ты можешь называть тело гробом, полным костей смердящих, хотя оно и живо, ибо каждое греховное дело человека, каждая злая мысль, исходящая из сердца его, — это кость смердящая.
О, если бы можно было кому-либо и кроме Всевидца Бога заглянуть в чье-либо сердце и посмотреть, что в нем есть! Сколь много нашел бы он в нем костей тех смердящих! Господь говорит в Евангелии: «Из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления» (Мф.15,19), и прочие неизреченные мертвечины, смердящие и сгнившие (см. Пс. 37, 6). И вся эта мертвость является тогда, когда от души человеческой отступает благодать Божия.
По какой же причине благодать Божия отходит от души, как душа от тела, и делает душу мертвой? Всем известно, что причина этого — грех. Ибо как в человеческие тела смерть телесная вошла через грех Адамов, так через грех же входит в души наши душевная смерть. Смерть телесная вошла однажды через грех Адамов, а смерть душевная входит много раз через наши согрешения. Сколько раз мы согрешаем, и согрешаем тяжкими смертными грехами, столько же раз благодать Божия отьемлется от душ наших, и наши души становятся мертвыми. Вот в чем заключается смерть душевная.
Что же есть воскресение души? Воскресение души — это возвращение благодати Божией к душе человеческой. Ибо как во время общего воскресения, когда души возвратятся к своим телам, тотчас же все тела оживут, так и в настоящей нашей грешной жизни, когда благодать Божия возвращается к душам нашим, тотчас же души наши оживотворяются. И в этом состоит воскресение души.
Что же возвращает благодать Божию в наши души и оживотворяет их? Поистине, не что-либо иное, как истинное покаяние. И как всякий раз, когда человек согрешает, он умирает душой, так и всякий раз, когда человек кается, он воскресает. И как в смерти душевной повинен грех, так воскресение души вызывается покаянием.
Но что может побудить человека, валяющегося во грехах и отчаянного, к истинному покаянию? Мы знаем, что тела мертвых возбудит глас Господень, который будет в виде трубы архангельской, согласно Писанию: «Ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными» (1 Кор. 5, 52).
Что же возбуждает к покаянию мертвые души? Глас Господень, ныне возглашающий, как говорит Сам Господь: «Наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут». Мертвые душами услышат и оживут покаянием. Что же это за глас Господень, ныне восставляющий мертвые души к жизни? Это не глас громогласной трубы архангельской, желающий восставить тела мертвые, а глас, молчащий в безгласии, но самим явлением вопиющий во вселенной громогласнее трубы, слышимый не столько плотскими, сколько сердечными ушами и говорящий: «Помни последняя твоя, и вовеки не согрешишь» (Сир. 7, 39), а в тех последних прежде всего смерть, а затем Суд и все прочее, следующее за ним. Итак, сначала помни о смерти.
Глас тот исходит от Сына Божия, жизнью и смертью обладающего, не только через книги и учителей, проповедующих слово Божие, но и через видимые образы мертвости. Увидишь, грешный человек, мертвеца, несомого для погребения, и открой уши сердца твоего, и слушай, ибо это глас Божий, обращенный к сердцу твоему и говорящий: «Умрешь, человек, и ты умрешь!»
Почему же нерадишь о спасении души своей? Увидишь ли гробы мертвых, — знай, что это глас Божий, из каждого гроба вещающий тебе: «Умрешь и ты, человек!» Зачем долго валяешься во грехах, как в грязи? Увидишь ли древние здания, дома дедов и прадедов твоих, — знай, что и это глас Божий, взывающий к тебе: «Были у тебя деды и прадеды, и ныне уже нет их, умерли. Ведь и ты также умрешь; почему же не готовишься к своему исходу?»
Слушаешь ли исторические повествования, или сам читаешь хроники, — знай, что и это глас Божий, говорящий тебе: «Эти были царями, те князьями, другие воеводами, иные прославленными, и ныне уже нет их, все умерли. Славен был царь в Вавилоне Навуходоносор, — умер; славен царь в Персиде Дарий, — умер; славен в Риме Август, — умер. Все умерли, и ты не найдешь не только костей, но и гробниц мертвых. Умрешь и ты, и также, как они, обратишься в ничто. Почему же живешь без печали, как будто совсем не собираешься умереть?»
И сами поминовения мертвых, панихиды, Литургии об умерших — все это гласы Божий, возбуждающие тебя к покаянию. Поминаешь ли отца, праотца, супругу, сына, дочь, брата, сестру, сродника, — это поминовение есть глас Божий, гласящий: «Умрешь и ты, и никоим образом не избегнешь смерти, ибо ты земля и обратишься в землю (см. Быт. 3, 19). Почему же ты нерадишь об умершей через грехи душе твоей? Почему не стараешься воскресить ее покаянием?»
Этот глас Сына Божия вопиет к нам постоянно, днем и ночью, вопиет каждый час, влагая нам в ум и сердце память о смерти. И этот глас Господень — если кто слышит его — поистине глас крепкий, восставляющий ленивых, глас, сокрушающий кедры — горделивые сердца, глас, пресекающий в нас пламень греховного огня, глас, сотрясающий и посекающий в нас пустыню многомятежных житейских попечений, глас, укрепляющий оленей духовных (см. Пс.28, 4-9), чтобы мы скоро текли на стезю спасения, лишь бы только захотели слушать этот глас, а не затыкали от него, как глухие аспиды, свои уши.
Но, о горе нерадения нашего! Ибо ушами своими слышим плохо, ибо окаменело сердце наше! Но посмотрим, сколь тот глас Сына Божия, память, говорю, смертная, как проповедуемая нам Божественными словами, так и сообщаемая к ведению нашему видимыми образами мертвости, сколь глас тот силен и действенен в слушающих.
Глас этот силен не менее, чем глас тех труб, от звуков которых сокрушились Иерихонские стены, как повествуется о том в Писании: «Вострубили первосвященники трубами, и пали стены вокруг города» (Нав. 6, 19). Грешный человек, пребывающий в непокаянии ожесточенным сердцем, не есть ли он как бы некая бесчувственная стена? Это выразил в немногих словах апостол Павел, сказавший ожесточенному неверием и злобой еврейскому архиерею Анании: «Бог будет бить тебя, стена подбеленная!» (Деян. 23, 3), подбеленного (украшенного) достоинством сана, но твердого в сердечной жестокости, бесчувственного в мертвой душе.
Что может сокрушить такую стену, что, говорю, может привести к покаянию и умилению ожесточенного человека? Ничто. Увещевай его словами, чтобы прекратил грешить, увещевай даже с молением и угрозами, обещай от Христа небесное царство, он, минуя все это, считает, что лучше всего временная греховная сладость, и желает ее более всего.
Не увещевали ли с молением и угрозой Моисей евреев, Самуил Саула, Илия Ахава, и чего достигли? Ничего. Они остались бездушными, как стены. Однако и для таких стен, подобно Иерихонским, есть одно средство, которое может сокрушить их. Какое? Глас трубы, именуемой памятью о смерти.
Разболелся Езекия, царь иудейский, обремененный многими грехами. Пришел к нему Божий пророк Исайя и сказал: «Умрешь и ты. И обратился Езекия лицом к стене, стал плакать и молиться» (4 Цар. 20, 1—3). Смотрите, как напоминание о смерти, подобно гласу трубному, сокрушило эту стену, то есть Езе-кию, ожесточившегося во грехах, умягчило окаменелое сердце и привело к умилению. Ожесточен был и Саул, царь израильский, но когда услышал от воскрешенного пророка Самуила: «Утром ты и сыновья твои умрете, — то тогда пал на землю в страхе великом» (1 Цар. 28, 19). Смотрите, при жизни своей пророк Божий не мог увещать его многими словами и вселить страх Божий, а явившись же ему после своей смерти, единым словом о смерти устрашил, сокрушил и привел к плачу и рыданию.
И жестокосердных евреев в пустыне, которых ни Моисей, ни Аарон не могли обратить к добру многими увещаниями, Сам Бог обратил смертной казнью, как говорится в Писании: «Когда убивали их, тогда скоро обращались к Богу» (Пс. 77, 34). Видя смерть братьев своих, от страха они сокрушались в сердцах своих и обращались к Богу.
Если же такой глас Сына Божия столь силен и действенен, то будем слушать его всегда, будем незабвенно иметь в себе память о смерти, и в каждом деле и во всякой беседе будем поставлять гроб пред мысленными нашими очами, помня о своей кончине.
Но обратим нашу речь к настоящему поминовению.
Поминая ныне панихидными и литургийными молитвами во блаженной памяти преставившегося — окольничего, раба Божия Тимофея Борисовича, — мы творим пользу ему и себе. Нам польза в памяти смертной, ибо, поминая его, мы приводим на ум и своего мертвеца, вспоминаем и о своей смерти, видя его гроб, помышляем и о своем гробе. Поминаемому же польза от поминовения, ибо в нем ходатайствуется ему прошение грехов, упокоение со святыми и вожделенное лицезрение Бога. Аминь.
Ничто так не известно, как смерть, и вместе с тем нет ничего неизвестнее, чем час смертный, слушатели возлюбленные! Ничто так не известно, как смерть, ибо кто не знает, что каждому живущему надлежит умереть, как говорит Писание: «Человекам положено однажды умереть, а потом Суд». И нет ничего неизвестнее, чем час смертный, ибо кто может знать, когда он умрет, как говорит и Писание: «Не ведает человек времени своего» (Еккл. 9, 12)?
Все мы хорошо знаем, что умрем, и никто из нас не знает, когда и кто должен умереть. Ибо смерть не различает времени, не исчисляет лет, не ждет старости, не щадит юности, не спрашивает о готовности и не дает срока человеку неготовому: она пожинает всех без пощады и различия и истребляет на земле живых. Подобно тому, как вышедший с косой на поле, не смотрит, не отделяет травы от цветков и цветков от травы, но косит все сразу, выросшее и только проросшее, увядающее и начинающее цвести, и, иссушив, все сгребает в один стог, так и смерть, которую обычно изображают с косой, выйдя в мир сей, посекает людей без разбора, как косец траву и полевые цветы: молодых, как и старых, юношей, как и одряхлевших, начинающих жизнь, как и долголетних, сильных, как и немощных, повитых пеленами, как украшенных сединой; и иссушив всех мертвостью, сгребает во гробы, как в стоги сено. Поэтому и Псаломник говорит: «Дни человека — как трава; как цветок полевой он отцветает. Как только дух прошел в нем, его уже и нет, и не узнает он более места своего» (Пс.102, 15—16).
Ныне мы творим поминовение бывшего в полках Его Царского пресветлого Величества благородного офицера, господина Иоанна Семеновича, верного раба Христова, прежде времени, в младых летах, скошенного серпом смерти, как колос недозрелый, как цвет, прекрасно цветущий, оставившего после себя неутешный плач родителю своему, стольнику Его Царского пресветлого Величества благородному господину Семену Феодоровичу, которому и мы соболезнуем в сердцах наших.
Поминая же преставившегося в младых летах, мы могли бы жаловаться на слепую смерть, не взирающую на юность, не слушающую молений, не умоляемую слезами, похитившую у жизни нестарого человека, но кто может постигнуть судьбы Бога и Творца нашего, обладающего жизнью и смертью?
Писание объясняет, почему судьбы Божий иногда определяют смерть молодому человеку. «Преставлен», — говорит оно, —»восхищен, чтобы злоба не изменила разума его, или коварство не прельстило души его» (Прем. 4, 10 и сл.). Мы же присоединим к этому еще и следующее: он умирает для того, чтобы более не видеть злобы мира сего, «во зле лежащего» (1 Ин. 5, 19), чтобы не отягощаться более бедами настоящего многобедного времени, чтобы не обуреваться как корабль морскими волнами — житейскими печалями.
Поминая же его, вспомним и о своей смерти и побеседуем о ее известности и неизвестности.
Мы уже сказали вначале, что нам известно то, что смерть постигнет всех, неизвестно же то, в какое время и час с кем это случится. Известно, говорю, что всех должно постигнуть умирание, которое началось от прародителей наших. Может быть, кто-нибудь спросил бы меня: откуда произошла смерть, где она явилась? Я бы ему ответил: смерть зачалась в раю, в раю она родилась. Кто же родил ее? Прародители наши, Адам и Ева. Как они родили ее, каким способом, ибо между ними еще не было плотского смешения? Они родили ее преступлением заповеди Божией, говоря проще, грехом не плотским, а душевным, исполнив злой совет вражеский. Потому-то говорит Писание: «Грехом смерть вошла в мир» (Рим. 5, 12). Кто же дал имя смерти — «смерть»? Уста Божий назвали ее так еще до появления ее. Еще не было греха, еще смерть не родилась, а уже Бог нарек ее смертью, сказав нашим прародителям: «В тот же день, когда съедите от древа заповеданного, смертью умрете» (Быт. 2, 17).
Сколь удивительно, что смерть родилась греховным действом в святом месте, в раю! Не дивно было бы, если бы она родилась в аду, ибо ад и смерть являют единое союзное дружество, но дивно то, что она и зачалась, и родилась в раю.
С того времени смерть стала известной всем, ибо на весь род человеческий распространился единый суд Божий: «Смертью умрешь, ибо ты земля и в землю возвратишься» (Быт. 3, 19). Поэтому и апостол говорит: «Человекам положено однажды умереть». Лгал враг, прельщая в раю прародителей наших к преступлению заповеди Божией, ибо ложно сказал им: «Не умрете смертью, но будете как боги» (Быт. 3, 4—5). И поверившие его лжи не только не получили божества, но и лишились рая, и восприняли казнь смертную как сами и дети их, так и весь род человеческий вместе с нами. «Человекам положено однажды умереть».
До грехопадения Адам и Ева были как боги, ибо были бессмертными, бесстрастными, не знали болезней. Когда же преступили заповедь Божию, тотчас же у них отнято было их божество, и обречены были на смерть как они, так и все естество человеческое. Хорошо говорит Давид: «Я сказал, вы — боги и все сыны Вышнего; вы же как люди умираете» (Пс. 81, 6—7).
Если же с естеством человеческим сопряжена была смерть, то что могло быть ближе и известнее ее? Ибо как в плотском супружестве нет ничего более близкого, чем жена, и для жены более близкого, чем муж, и ничто для них так не известно, как один для другого, ибо «оба — едина плоть» (1 Кор. 6, 16), так и в сопряжении со смертью: мы самим естеством сопряжены со смертью, и потому для нас нет ничего известнее смерти.
Все, что случается в человеческой жизни, для человека неизвестно или угадывается, ожидается, и ожидается с сомнением. Одна смерть известна, несомненна. Родится младенец, и гадают о нем люди: авось тот младенец будет совершенным мужем, авось доживет до маститой старости, авось будет богат, авось будет храбр, здоров, силен, авось будет славен, честен, авось будет премудр, властелин и т.п. Но Бог весть, будет он таким или нет? Все сомнительно, все неизвестно, ожидание ненадежно. Но если бы спросить: умрет ли? То всякий без сомнения скажет: конечно, умрет. Скоро ли умрет, или не скоро, но все-таки умрет, ибо никто из смертных избежать смерти не может. Все сомнительно, одна смерть известна: «Человекам положено однажды умереть» (Евр. 9, 27).
Мудрствуют философы, что все движущееся имеет два места: откуда и куда, от какого места движется и к какому движется. Жизнь наша на земле движется. Движется, возрастая от младенчества к юности, от юности к мужеству, от мужества к старости. Движется во время ходьбы, сидения, езды, работы. Движется и по непостоянству фортуны или счастья: сегодня богат, завтра нищ; сегодня здоров, завтра болен; сегодня прославлен, завтра бесчестен; сегодня любим, завтра ненавистен. Движется и переменами нрава, ибо временами человек бывает добр, временами зол, иногда смирен, иногда горд, то трезвен, то пьян, по временам тепл к Богу, по временам далеко отстоит от Него, то угождает Богу, то прогневляет Его. Короче говоря, вся наша жизнь на земле — это движение.
Такое движение, говоря по-философски, имеет два места: откуда и куда.
Откуда? — От утробы материнской. Куда? — Ко гробу.
Рождается для того, чтобы жить; живет для того, чтобы умереть. И как известно рождение, так же известна и смерть. Человек не может войти в жизнь иначе, как через рождение от матери, но невозможно и то, чтобы живущий человек не умер. Псаломник говорит: «Какой человек поживет и не увидит смерти?» (Пс. 88, 49). Но как нет ничего в жизни нашей известнее смерти, так нет ничего неизвестнее часа смертного. Мы знаем, что умрем, но не знаем, когда умрем: сегодня или завтра, рано или поздно, днем или ночью. Многие, ложась спать на ночь, не проснулись, найдены были мертвыми. Другие, встав от ночного сна и увидев день, умерли, не дождавшись ночи.
Пирует Валтасар, царь халдейский, вечером, и уже поздно; светел и весел. И видит некую руку невидимого человека, подписывающую ему на стене суд смертный: «Мани, фекел, фарес». И убит был Валтасар, царь халдейский, в ту ночь. Знал ли он час своей смерти, думал ли, что умрет в ту ночь? Нет! Он надеялся еще на долгую жизнь и бесконечное счастье.
Веселился и Олоферн, воевода ассирийский, пил за здравие прекрасной Иудифи, пил много за любовь ее; уснул на ложе в поздний вечер и потерял, голову: тело осталось на ложе, а голова отсечена женской рукой и унесена далеко еще до дневного рассвета. Ведал ли он час смерти своей, думал ли, что умрет в ту ночь? Нет! Он надеялся еще на долгую жизнь, хвалился взять к вечеру иудейский город Ветилую, как птицу, и опустошить его огнем и мечом, но настиг его час смертный и не попустил восстать от сна своего.
Печалится евангельский богач, которому нива принесла обильный плод, печалится, что некуда ему собрать те плоды, и говорит: «Сломаю житницы мои и построю большие, и скажу душе моей: «Душа! Много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись». А Бог говорит ему: Безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?» (Лк. 12, 16-20). Думал жить долго, и неожиданно умер, ожидал прожить много лет, и не прожил одних суток.
О, сколь неизвестен час смерти! Хорошо советует кто-то: ты не знаешь, на каком месте ожидает тебя смерть, и потому ожидай ее на всяком, месте. Не знаешь, в какой день и час умрешь, будь же готов к смерти каждый день и каждый час.
Мы творим поминовение скончавшегося не в старых годах раба Божия Иоанна Семеновича, о котором думали, что он проживет дольше. Но благодарение Богу, что он скончался христианской кончиной, с надеждой воскресения и вечной жизни, как один из тех, которых ублажает Святое Писание, говоря:
«Блаженны мертвые, умирающие в Господе» (Откр. 14, 13). Блажен раб Божий Иоанн Семенович, умерший в Господе. Не дожив на земле до старости лет, он отошел в жизнь не-стареемую, где лета его не оскудеют.
Старость у Господа Бога не по числу лет исчисляется, а по добродетельному разуму, как говорится в Писании: «Мудрость есть седина человека, и возраст старости — жизнь непорочная; скончавшись в малых годах, он исполнил долгие лета; ибо душа его была угодна Господу» (Прем. 4, 9 и сл.). Обычно пересаживают с одного места на другое молодое, а не старое дерево, чтобы оно лучше принялось. И раб Божий пресажден из земного сада нашей жизни в сад райский в молодых летах, чтобы он процветал там «как дерево, насажденное при истоках вод» (Пс. 1, 3) Божия милосердия.
Плачущему же о нем родителю да будет утешением надежда, что в свое время, во время переселения из этой жизни в жизнь будущую, он увидит его как живого, ибо в Боге все живы, а не мертвы. И пусть увидит его в благодати Божией среди праведных, упокоевающимся в месте светлом и прохладном. Об этом ходатайствует и умоляет Преблагого Бога Церковь своими молитвами и приношением бескровной Жертвы.
Да будет же ему, преставившемуся, упокоение со святыми в селениях райских, а на земли у живых — вечная память! Аминь.
Прежде чем я сподобился — если только буду сподоблен, недостойный, — в будущем веке видеть Христа Господа, Царя Небесного, и веселиться о лицезрении Его пресветлого лица, вот я в нынешнем веке сподобился видеть лицо христа Господня, помазанника Божия, Царя земного, христианского православного монарха, Ваше Царское Пресветлое Величество, и радостью о том исполняюсь. Исполняюсь я радостью по подобию сынов Сионских, о которых Давид сказал: «Сыновья Сиона да возрадуются о царе своем» (Пс. 149, 2).
Поистине, сей богоспасаемый царствующий град подобает назвать вторым Сионом, ибо благодать Божия, перенесясь от ветхозаветного Сиона, воссияла на нем христианским православием, и здесь-то сыны сионские христиано-российские чада, радуются»о Царе своем» (Пс. 149, 2). Радуются, ибо царево лицо производит радость, как и ангельское лицо, приносящее радость. Не напрасно мудрая Феокоитянка в Божественном Писании некогда назвала своего царя Давида Ангелом: «Как Ангел Божий, так и господин мой царь, слушал добрых, лукавых же отвергал. Оттого и Господь Бог твой да будет с тобой». И еще: «Господин мой царь мудр, благ, как мудр Ангел Божий, чтобы разуметь все, что на земле» (2 Цар. 14, 17, 20).
Дважды феокоитянка назвала царя Ангелом, назвала как за мудрость, так и за благость, ибо мудрость царева управляет царством, благость же утверждает престол царский. По этим двум причинам и радовались сыны сионские о царе своем, как об Ангеле Божием. Но кроме того еще, и потому подобает радоваться о царе, что лицо и сан христианского Царя являются на земле живым образом и подобием Христа Царя, живущего на небесах. Как человек по душе своей — образ и подобие Божие, так и христос Господень, помазанник Божий, по своему царскому сану есть образ и подобие Христа Господа. Христос Господь первенствует на небесах в Церкви торжествующей, христос же Господень по благодати и милости Христа Небесного предводительствует на земле в Церкви воинствующей. Тот вверху приготовляет венцы, этот же внизу умножает подвиги, достойные венцов. Тот венчает победивших, этот же для победы устраивает добрых воинов. Тот готовит вечные воздаяния, этот поощряет храбрых рыцарей к отважной борьбе, чтобы не напрасно жили, не без заслуг получили воздаяние. Как Тот положил душу Свою за Церковь Свою, которую приобрел ценой Крови Своей, так и этот не щадит души своей за Его, Христову, Святую Церковь, полагает душу свою, тратя здоровье, ставя грудь свою против неприятелей и неся в неурочные часы все военные труды в полках.
Как могут не радоваться о таком Царе сыны мысленного христианского Сиона? Как не возрадуется, увидев Христа Господа своего, сущего на небесах, истинный раб Его? Как не исполнится радости, видя христа Господня на земле, истинный слуга его?
Как сан христианского царя - это земной образ и подобие Христа, Царя Небесного, так и власть Христа Господня имеет некое таинственное подобие во власти Христа Господа. Власть Того на небесах почивает и носится на четырех животных, у которых лицо орла, лицо льва, лицо человека и лицо тельца. Власть же сего, власть христа Господня, на земле стоит и имеет, по подобию тех горних лиц, своих носителей, на которых и почивает.
Благородные князья и бояре являют собой как бы лицо высокопарящих и высокородных орлов, которые честь и славу своего Царя возносят выше себя, зная и исповедуя, что он достойнее и высокороднее всех.
Преосвященные архиереи и весь чин духовный являют лицо человеческое, украшенное ангельскими желаниями, ибо носят на себе ангельское звание. Они. возносясь к Богу высокими умами богомыслия. как крыльями, всегда молят Бога о вашем царском здравии, долгоблагополучии и спасении.
Лицо же льва — это храброе воинство, которое со стремительностью течет на брань и за Государя своего полагает свое здоровье. Наконец, все общество, население, все множество народа, подчиненное христианскому Монарху, Вашему Царскому Пресветлому Величеству, — это лицо тельца, трудолюбиво и тщательно носящее ярем повиновения.
На таковых лицах почивает и носится ваша монаршая власть, ибо все, раболепно склоняя свои головы пред Вашим Царским Пресветлым Величеством, воздают достойную честь и поклонение: «Кому честь — честь» (Рим. 13, 7). Кроме того, власть христа Господня имеет и своих знаменитых сподвижников, наподобие сподвижников небесной власти, о которых говорит Давид: «Возношения Бога — во устах их, и мечи обоюдоострые в руках их» (Пс. 149, 6). Они, надеясь на Бога, что с Его помощью они совершат мщение над народами (Пс. 149, 7), покорят под Ваши монаршие ноги всякого врага и супостата.
Вот почему лицо христа Господня, Царя христианского, и власть его со всеми его сподвижниками, таинственно одаренные как бы подобием лица Христова и подобием славы власти Христовой, является радостотворным для сынов сионских и порождает у них радость о своем Царе.
Я, недостойный, нося в уме своем сие лицо царево при иноческих и иерейских молитвах в моей обители и созерцая душевными очами Ваш пресветлый монарший сенат, говорил ему в мыслях моих, как бы к приветствующему: «Блаженны очи, видящие то, что вы видите!» (Лк. 10, 23). Ныне же и сам я, призванный сюда милостивым указом Вашего Царского Пресветлого Величества, удостоившись видеть своими недостойными очами Ваше царское пресветлое лицо, чувствую себя счастливым, радуясь о Царе моем, к царской пресветлой власти которого раболепно припадая, всю радость и волнение своего сердца выражаю в изречениях Давида: «Да даст Господь по сердцу твоему и всякое намерение твое да исполнит: исполнит Господь вся прошения твоя» (Пс. 19, 5). «Да найдет рука твоя всех врагов твоих, десница твоя да найдет всех ненавидящих тебя» (Пс. 20, 9).
Да возрадуемся и мы, богомольцы Вашего Царского Пресветлого Величества, о спасении твоем (см. Пс. 20, 2), о храбрости необоримой, о многолетнем и благополучном скипетродержавствии и царствоправлении.
Слава же вашей пресветлой власти и — с Божией помощью — силы да распространится во все концы земли и да будет она прославлена из рода в род до последних веков. О том я Бога молю и кланяюсь. Аминь.
Волей Бога, все на пользу устроившего, повелением Пресветлейшего Монарха благоверного Великого Государя нашего Царя и Великого Князя Петра Алексиевича, всей Великой, Малой и Белой России Самодержца, соизволением и благословением всего освященного собора, мое недостоинство, придя на престол пречестнейшей Ростовской и Ярославской митрополии, говорю: мир вам, возлюбленные овцы словесного стада Христова, мир пречестнейшему сему храму Пречистой Божией Матери, мир богоспасаемому граду Ростову, мир богоспасаемому граду Ярославлю, мир богоспасаемому граду Угличу, всем богоспасаемым городам и церквам епархии сей — мир и благословение, мир жительству и сожитию вашему, мир домам вашим, мир сердцам вашим, как говорит и апостол: «И да владычествует в сердцах ваших мир Божий, к которому вы и призваны» (Кол. 3, 15).
Да не смущается сердце ваше о моем пришествии к вам, ибо я пришел дверьми, а не «влез снаружи» (Ин. 10, 1). Я не искал этого, но найден был. Ни я вас не знал, ни вы меня не знали; бездна же великая судеб Господних, она послала меня к вам. Пришел же я к вам не для того, чтобы вы служили мне, но чтобы вам послужить, согласно слову Господню: «Кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою» (Мф. 20, 26).
Пришел я к вам с любовью. Сказал бы, что пришел, как отец к чадам, но лучше так скажу: пришел, как брат к братии, как друг к дорогим друзьям, ибо и Господь Христос не стыдится назвать вас братией. «Вы друзья мои», — говорит Он, — «Я уже не называю вас рабами, но Я назвал вас друзьями» (Ин. 15, 14-15). Но еще более дивно и многочестно то, что Он любимых Своих называет даже отцами Своими: «Кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Мф. 12, 50).
Итак, и вы, любезные мои, являетесь для меня и отцами, и братьями, и друзьями. Если же и вы отцом меня назовете, то я по-апостольски отвечу вам: «Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос» (Гал. 4, 19)!
Пришел я сюда тем же путем, каким некогда пришел сюда же и святой отец наш Исайя, здешний Ростовский чудотворец. Он принес на это место благословение от благодати, излиянной свыше на новый Афон или, лучше сказать, на новый Иерусалим, на Киево-Печерские святые горы.
И я, грешный, придя по следам сего святого Исайи из Киева, говорю: да будет на этом месте благословение Божие, Богородицы, преподобных отцов наших Антония, Феодосия и прочих Печерских чудотворцев, почивающих в нетлении и озаряющих чудесами всю вселенную.
Радуюсь духом, придя в этот город, в этот дом, который освятили здешние чудотворцы стопами святых ног своих, оградили молитвами, украсили богоугодным житием, возвеличили трудами и подвигами и прославили премногой святостью. Радуюсь духом, видя такое собрание, такое изрядное стадо словесных овец Христовых, которое пасет Сам Пастыре-начальник Христос, соблюдает Пречистая и Преблагословенная Дева Мария, Матерь Христа Бога нашего, за которым надзирают древнейшие пастыри, Божий архиереи и великие светильники: Леонтий, Исайя, Игнатий, Иаков и прочие здешней епархии угодники Божий, предстоящие Престолу Божию и всегда молящиеся о нас Господу. Радуюсь духом, видя сей виноградник, который насадила десница Всевышнего, напоила благодать Духа Святого, возрастили труды прежде бывших архиереев и посещает Сам Христос с Пречистой Своей Матерью, источая вино духовного веселия.
Молю я Пастыреначальника, Владыку Христа, как и должен молить, да сохранит Он сие стадо Свое от волков видимых и невидимых целым и невредимым, чтобы ни одна овца не вышла из сей Христовой Богородичной ограды к заблуждению и погибели, чтобы ни одна овца не была похищена адским зверем, чтобы ни одна овца не превратилась в козлище, но чтобы из козлищ превратились в овец и все сподобились с благословенными овцами во время пришествия Господня стояния по правую руку Его.
Великий Архиерей, прошедший небеса, поставил меня, недостойного, вашим пастырем и вверил мне ваше спасение, которое я принимаю со страхом и трепетом, так как должен буду дать ответ о вас. Итак, я буду хранить и помнить мои обязанности по отношению к вам, вы же да помните и да храните ваши обязанности по отношению ко мне. Я должен, с Божией помощью, по наставлению апостольскому, «сносить немощи бессильных и не себе угождать, но каждому из вас во благо, к назиданию» (Рим. 15, 1—2), ибо и Христос не Себе угождал. Я должен вразумлять бесчинствующих, утешать малодушных, заступаться за немощных и быть долготерпеливым ко всем. Я должен любить добрых, злых же милостиво наказывать, заботиться об общей пользе, всем тщательно искать спасения и обо всех молиться.
Вы же, о возлюбленные, да помните обо мне, по Христе Господе пастыре вашем, хотя бы даже и грешном, да являете ко мне любовь нелицемерную, повиновение без лести, и повиновение подобающее, и да творите все это с усердием. Если Христос повелел мне быть вашим отцом, то будьте для меня близкими чадами. Если изволил Христос, чтобы я был первенствующим среди вас, то будьте вы кроткими и смиренными под управлением первенствующего. Если поставил меня Дух Святой вам в пастыри, будьте вы истинными овцами, послушными, а не противящимися голосу пастыря своего. Если поставил Бог меня вашим учителем, то «придите, чада, ко мне, послушайте меня, и я страху Господню научу вас» (Пс. 33, 12). Если Он дал вам меня в начальники, то повинуйтесь наставнику вашему и покоряйтесь, ибо мне вверено бодрственное попечение о душах ваших, как «обязанному дать отчет;» — чтобы Я делал «это с радостью, а нес воздыханием» (см. Евр. 13, 17).
Когда увижу я, что вы во всем храните добрую совесть, начну радоваться. Когда же увижу во всем вашу злую волю, начну воздыхать. Когда увижу, что вы истинные овцы Христовы, идущие направо, я буду радоваться. Когда же увижу вас уклоняющимися в сторону, куда пойдут козлища, начну воздыхать. Если найду в вас истинную любовь к Богу, смирение и повиновение, премного буду радоваться. Если же найду нелюбовь, презрение, непокорность, то много буду воздыхать. Порадуюсь я добронравной и богоугодной жизни вашей и печален буду о развращенных. Заботьтесь же, чтобы с радостью пас вас, а не воздыхая. Если заставите меня воздыхать, то неполезно будет вам сие.
Бог же Преблагой, «Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим. 2, 4), Тот да наставит вас на путь, дабы творить волю Его святую и совершенную (см. Рим. 12, 2) и во всем угождать Ему, дабы вы предстали Страшному Суду Его непосрамленными и непостыженными. Да возрадуюсь и я, недостойный пастырь, и скажу тогда Владыке Христу: «Вот я и дети», которых Ты дал мне (см. Ис. 8, 18). Ныне же всячески постараемся все, уклоняясь от зла, творить благое (см. Пс. 33, 15), дабы предстать угодными пред очами Господними.
Благодать Господа нашего Иисуса Христа и любовь моя да будет со всеми вами. Аминь
Ред. Golden-ship, 2010