Преподобный Симеон Новый Богослов
Божественные Гимны
Библиотека Золотой Корабль.RU 2010
Оглавление
Читателям, интересующимся духовной литературой, давно уже известны слова или беседы преп. Симеона Нового Богослова, переведенные на русский язык епископом Феофаном и изданные в двух выпусках Афонским Пантелеимоновым монастырем; между тем гимны преп. Симеона доселе оставались у нас непереведенными и неизвестными. В греческом издании творений Симеона Нового Богослова слова и главы, которые именно все сполна и переведены еп. Феофаном, составляют первую часть книги; во второй же значительно меньшей части помещены гимны преп. Симеона, написанные в поэтической, стихотворной форме. Настоящий перевод и имеет целью дать возможность русским читателям ознакомиться с этим, другим родом произведений преп. Симеона Нового Богослова—его Божественными гимнами, не менее интересными и примечательными, чем изданные ранее в русском переводе слова св. Отца.
Подлинность гимнов преп. Симеона доказывается из жития его, из древних рукописей и на основании тождества идей, заключающихся в словах Симеона и в гимнах.
В житии преп. Симеона Нового Богослова, написанном учеником его Никитой Стифатом, неоднократно говорится, что Симеон, занимаясь писательством, слагал исполненные любви Божественные гимны, составлял экзегетические, катехизические и другие слова, писал аскетические главы, послания и пр. В разных библиотеках существует немало рукописных кодексов 12, 13, 14 и позднейших веков, в которых или особо или наряду со словами Симеона помещаются и Божественные гимны, надписанные именем преп. Симеона, игумена монастыря св. Маманта, или Нового Богослова. Сличение содержания гимнов и слов Симеона показывает, что в них развиваются одни и те же как общие или основные, так и частные идеи. К первым должно быть отнесено учение Симеона о Боге, как свете, являющемся верующему в непосредственном созерцании, и его учение о том, что для спасения необходимо еще здесь на земле воспринять внутрь царствие Божие— благодать Св. Духа и опытно познать и ощутить ее умом и чувством. Кроме этих главных идей, слова и гимны Симеона совпадают и в некоторых частных пунктах, именно в учении о непостижимости Божества, о человеке, как образе Божием, о будущем суде, о плаче и слезах и пр. (особенно слово 45 и гимн 58; слова 60—61 и 34 гимн; 89 слово и гимны: 2, 17, 46 и 51; слова: 86, 90—92 и гимны: 3, 32, 40 и пр.).
Хотя в словах и гимнах преп. Симеона содержится одно и то же учение, но между ними однако замечается и немалая разница. Слова Симеона представляют собой по преимуществу беседы или поучения, составленные для народа или для одних монахов и большей частью, вероятно, произнесенные в храме; тогда как гимны суть не что иное, как келейные записки или дневники Симеона, в которых он описывал свои видения и созерцания и. изливал чувства любви, благоговения и благодарности к Богу. Слова Симеона излагают его учение, его богословские и аскетические взгляды; гимны же изображают нам самую душу Симеона, ее чувства и переживания. Поэтому гимны преп. Симеона наиболее характерны не для его богословской системы, не для его учения, а для личности Симеона, для его настроения, для его мистики. Гимны Симеона Нового Богослова вскрывают перед нами как бы ту лабораторию, в которой изготовлены и сложились глубокие и оригинальные взгляды этого св. Отца.
Чистосердечное исповедание своих грехопадений и немощей, описание необычайных созерцаний и откровений, каких сподобился Симеон, и благодарение Богу за воспринятые от Него дары и благодеяния—таково общее содержание гимнов преп. Симеона. Являясь лирическим излиянием религиозных чувств св. Отца, почти всякий гимн Симеона начинается обращением к Богу и имеет форму благоговейного размышления или беседы души с Богом, в которой преп. Симеон излагает перед Богом свои тревоги и недоумения и, предлагая вопросы, получает на них ответы от Бога и разъяснения, или же просто форму молитвы, преисполненной глубочайшего сокрушения, смирения и пламенной любви к Богу, молитвы, в которой Симеон, исповедуя дивные пути Промысла Божия в своей жизни, воссылает Богу хвалу и благодарение за все Его милости и которую заканчивает обычно прошением или мольбою о спасении и помиловании. Четыре гимна, помещенные в греческом издании в конце (52-й, 53, 54 и 55), могут быть названы молитвами в тесном смысле; две последние из них получили у нас и у греков даже обще-церковное употребление, как лишенные специально биографических черт своего автора и образцовые по силе и глубине чувства.
Помимо такого общего характера и содержания, в гимнах преп. Симеона можно различать и некоторые частные элементы: богословско-догматический, нравственно-аскетический и историко-биографический. Так в некоторых гимнах св. Отец затрагивает темы догматического или вообще богословского характера, трактуя, например, о непостижимости Божества (41 и 42 гимн), о св. Троицк (36, 45 и др. гимны), о Божественном свете и его действиях (40 и 37 гимн), о творении миpa (44 гимн), об образе Божием в человеке (34 и 43 гимн), о крещении, причащении и священстве (3, 9, 30 и 38 гимны), о страшном суде, воскресении и будущей жизни (42, 46 и 27 гимны) и пр. Сравнительно немногие гимны представляют нравственные предписания общего характера—для всех верующих, или частного—для монахов (таковы гимны: 13, 18—20 и 33). Есть гимны, имеющие и историческую ценность: в одном, например, из гимнов (50-м) преп. Симеон дает подробную характеристику разных классов современного ему общества, особенно высшего и низшего духовенства, в другом гимне (37-м) рисует духовный облик своего старца, Симеона Благоговейного или Студита. Наконец, есть гимны, в которых заключаются указания на некоторые факты из жизни самого Симеона Нового Богослова (см. 26-й, 30, 32, 35, 53 и др. гимны). В этом случае особенно примечателен 39 гимн, где преп. Симеон говорит об отношении к нему родителей, братьев и знакомых и о дивном водительстве Промысла Божия в его жизни. Впрочем внешнего, фактического материала для биографии преп. Симеона в гимнах сообщается весьма мало, черты же и события, касающиеся внутренней жизни Симеона, рассеяны едва ли не по всем гимнам.
Это именно и является, можно сказать, общей основой, общим фоном или канвой для всех гимнов Симеона, т. е. то, что все они изображают внутреннюю жизнь св. Отца, его переживания, мысли, чувства, видения, созерцания и откровения, то, что продумано, прочувствовано, выстрадано, увидено и дознано им на непосредственном, живом и постоянном опыте. В гимнах преп. Симеона нет и тени чего-либо искусственного, выдуманного, сочиненного или сказанного для прикрасы; все его слова идут прямо из души, от сердца и вскрывают, насколько возможно, его сокровенную жизнь в Боге, высоту и глубину его мистических переживаний. Гимны Симеона суть плод самого непосредственного духовного опыта, плод живейшего религиозного чувства и чистого, святого вдохновения.
Созерцая Бога то вне себя, как пресладкий Божественный свет, то внутри себя, как незаходимое солнце, непосредственно беседуя с Богом, как друг с другом, и получая от Него откровения чрез Духа Святого, отделяясь от видимого миpa и становясь на грани настоящего и будущего (особенно гимны: 1, 2, 4, 6, 13, 21, 39, 46 и др), восхищаемый на небеса, в рай и бывая вне тела, горя внутри пламенем Божественной любви и слыша, наконец, в глубине души повелительный голос записать и поведать о своих дивных созерцаниях и откровениях, преп. Симеон невольно брался за перо и в поэтической, вдохновенной формe излагал свои мысли, чувства и высокие переживания. Необычайность созерцаний, сила чувства и полнота счастья и блаженства в Боге не давали Симеону возможности молчать и заставляли писать. „И хотел я, говорит он, молчать (о если бы я мог!), но страшное чудо возбуждает сердце мое и отверзает оскверненные уста мои. Говорить и писать даже и не хотящего меня заставляет Тот, Кто воссиял ныне в моем мрачном сердце, Кто показал мне дивные дела, которых не видели очи, Кто снисшел в меня" (27 гимн) и пр. „Внутри меня, пишет Симеон в другом гимне, горит как бы огонь, и я не могу молчать, не вынося великого бремени даров Твоих. Ты, сотворивший птиц, щебечущих разными голосами, даруй, просит далее св. Отец, и мне недостойному слово, дабы всем письменно и не письменно поведал я о том, что Ты соделал на мне по беспредельной милости и по одному человеколюбию Твоему. Ибо превыше ума, страшно и велико то, что подал Ты мне страннику, неученому, нищему" (39 гимн) и пр. Вообще преп. Симеон неоднократно заявляет в гимнах, что он не может выносить молчания и предать забвению то, что ежедневно и ежечасно в нем видится и совершается (гимны: 8, 21, 32 и 56). Если так, то на гимны преп. Симеона нельзя смотреть как на одно лишь свободное поэтическое творчество писателя; в них нужно видеть нечто большее. Сам преп. Симеон дар „петь... гимны, новые вместе и древние, Божественные и сокровенные", сознавал в себе, как благодатный дар новых языков, (49 гимн) т. е. он видел в этом даре нечто подобное древним первохристианским глоссолалиям. Поэтому Симеон смотрел на себя, лишь как на орудие, и свое духовное дарование не считал чем-либо особенным. „Уста мои, Слове, пишет он, говорят то, чему научен я, равно и гимны и молитвы я воспеваю те, которые давно уже написаны приявшими Духа Твоего Святого" (9 гимн).
Преп. Симеон хотел поведать в гимнах о дивных делах милости и благости Божией, явленных в нем и на нем, несмотря на всю его греховность и недостоинство. С полной откровенностью, не щадя своего самолюбия, св. Отец обнажает в гимнах все свои духовные немощи и страсти, прошлые и настоящие, грехи делом и мыслью, беспощадно бичуя и окаявая себя за них (гимны: 2, 8, 31, 36, 39 и др). С другой стороны, он совершенно неприкровенно описывает и те видения и откровения, каких он сподоблялся от Бога, и ту славу и обожение, которых удостоился по благодати Божией (особенно гимны: 1, 7, 27, 28, 32, 40, 58 и др). Представляя зрелище души, то кающейся и сокрушающейся о своих падениях, то возвещающей всем дивные милости и благодеяния Божии, гимны преп. Симеона являются как бы его автобиографическими записками, и в этом отношении их можно сравнить лишь с „Исповедью" бл. Августина, которая написана последним также с целью исповедания грехов своих и прославления Бога и является, с одной стороны, как бы публичным покаянием Августина, а с другой—гимном хвалы и благодарения Богу за его обращение. Гимны преп. Симеона это тоже исповедь души, только написанная не в такой форме, не в форме последовательной автобиографии, а в форме отрывочных диалогов, молитв и размышлений. То и другое произведение дают истории двух душ, проникнутых глубочайшим сознанием своей греховной испорченности и порочности, воодушевленных благоговейными чувствами любви и благодарности к Богу и исповедующихся как бы перед лицом и в присутствии Самого Бога. „Исповедь" бл. Августина это—неподражаемое и бессмертное произведение по силе веры и необычайной искренности и глубине чувства. Однако, если иметь в виду те идеи и чувства, которые запечатлены преп. Симеоном в его гимнах, то их должно поставить даже выше „Исповеди" Августина.
Августин—муж великой веры; он живет верою и надеждою и преисполнен любви к Богу, как своему Творцу и благодетелю, как к небесному Отцу, Который озарил его светом Своего познания и, после многолетнего рабства страстям, из тьмы греховной призвал в этот чудный Свой свет. Но преп. Симеон стоит выше Августина: он превзошел не только чин веры и надежды, не только рабский страх, но и сыновнюю любовь к Богу. Не созерцая только пред очами Божественный Свет, но и имея Его внутри своего сердца, как неизреченное сокровище, как всего Творца и Царя миpa и самое царство небесное, он недоумевает, во что ему еще верить и на что еще надеяться (гимны: 2, 21, 39, 53 и др). Пpen. Симеон любит Бога не потому только, что он познал Его и чувствует сыновнюю любовь и благодарность к Нему, но и потому, что он непосредственно созерцает пред собою Его неизъяснимую красоту. „Не видите ли, друзья, восклицает Симеон, каков и сколь прекрасен Владыка! О не смежайте очей ума, взирая на землю!" (20 гимн) и пр. Душа преп. Симеона, как невеста, уязвлена любовью к своему Божественному Жениху — Христу и, не будучи в состоянии всецело узреть и удержать Его, истаивает от скорби и любви к Нему и никогда не может успокоиться в поисках Возлюбленного своего, насладиться созерцанием красоты Его и насытиться любовью к Нему, любя Его не мерой любви доступной человеку, но превысшеестественной любовью (гимны: 7, 21, 22, 41, 49, 52 и др). Преп. Симеон стоит гораздо ближе к Богу, нежели Августин: он не только созерцает Бога, но и имеет Его в сердце и собеседует с ним, как друг с другом, и получает от Него откровение неизреченных таинств (гимны: 6, 37, 39, 46 и др.). Августина поражает величие Творца, Его превосходство над тварями, как неизменяемого и вечного Бытия над бытием условным, временным и смертным, и это сознание неизмеримого превосходства Творца отделяет Августина от Бога почти непроходимой гранью. И преп. Симеон сознает это превосходство Творца над тварями, но его поражает не столько неизменяемость и вечность Божества, сколько Его непостижимость, неуловимость и неизреченность. Идя в богопознании еще далее Августина, он видит, что Божество превышает представление не только человеческое, но и невещественных умов, что Оно превыше даже самой сущности, как пресущественное, и что самое уже бытие Его непостижимо для тварей, как несозданное (особенно гимны: 16, 36, 37, 42, 47, 52). Однако Симеон, несмотря на это и сознавая притом гораздо глубже Августина свою греховность и испорченность, настолько глубоко, что считает себя хуже не только всех людей, но и всех животных и даже бесов (гимны: 2, 31, 39), несмотря на все это, преп. Симеон но благодати Божьей видит себя превознесенным на высоту величия, созерцает себя в непосредственной близости к Творцу, как бы другим Ангелом, сыном Божиим, другом и братом Христовым и Богом по благодати и усыновлению (гимны: 31, 39, 49 и др). Видя всего себя обженным, украшенным и во всех своих членах блистающим Божественной славой, Симеон исполняется страхом и благоговением к себе самому (28 гимн) и с дерзновением говорить: „Мы делаемся членами Христовыми, а Христос нашими членами. И рука у меня несчастнейшего и нога моя—Христос. Я же жалкий—и рука Христова и нога Христова. Я двигаю рукой, и рука моя весь Христос... двигаю ногой, и вот она блистает, как и Он" (гимн 58.). Августин далеко не поднялся до такой высоты, и вообще в, его „Исповеди" и речи о тех высоких созерцаниях и о том обожении, каких сподобился преп. Симеон.
В конце концов об „Исповеди" бл. Августина и о Божественных гимнах преп. Симеона должно сказать, что автобиография западного учителя превосходит характеризуемое произведение восточного Отца своей стройностью и, пожалуй, литературным изяществом (хотя и гимны преп. Симеона далеко не лишены своего рода поэтической красоты), но силой религиозного чувства, глубиной смирения и высотой своих созерцаний и обожения, изображенных в гимнах, преп. Симеон далеко превосходит бл. Августина в его „Исповеди". В последнем произведении нарисован, можно сказать, тот идеал святости, до которого могло когда-либо достигнуть западное христианство; тогда как в Божественных гимнах преп. Симеона Нового Богослова дан еще более высокий идеал святости, свойственный и сродный нашему восточному Православию. Августин, каким он представляется по его „Исповеди", это—человек бесспорно святой, мыслящий, говорящий и живущий вполне по-христиански, но все же еще не отрешившийся совершенно от земного мудрования и не свободный от уз плоти. Преп. же Симеон—не только святой, но и во плоти небожитель, едва касающийся стопами земли, умом же и сердцем витающий в небесах; это небесный человек и земной Ангел, не только отрешившийся от всякого плотского мудрования, но и от земных мыслей и чувств, не удерживаемый по временам даже и узами плоти, не только освятившийся душою, но и обожившийся телом. У Августина, при всей нравственной безупречности его духовного облика, мы видим еще весьма много сродного нам: земного, вещественного, плотяного, человеческого; тогда как преп. Симеон поражает нас своей отрешенностью от миpa, от всего земного и человеческого, своей одухотворенностью и недосягаемой, как кажется нам, высотой совершенства.
Об „Исповеди" бл. Августина много написано и сказано одобрительного и похвального не только на западе, но и у нас в России. О Божественных же гимнах преп. Симеона Нового Богослова никто почти ничего не сказал и не написал, и не только у нас, но и на западе. Алляций находит в гимнах преп. Симеона особенное благочестие, пышные цветы, которыми душа-невеста желает украситься, и благоухания, превосходящие всякие ароматы; о Боге в них говорится, по его словам, не только назидательно, но и усладительно, хотя нередко более в исступлении. „Увлекательные гимны (Симеона), в которых он изобразил свои стремления и свое счастье, пишет Голль, по своей непосредственной силе далеко превосходят все, что когда-либо произвела греческая христианская поэзия". Вот почти и все, что можно найти о гимнах преп. Симеона в западной литературе. Но к характеристике их сказать этого было бы слишком мало. Для того, чтобы лучше оттенить содержание и достоинства Божественных гимнов преп. Симеона, мы пытались сравнить их с замечательнейшей во всей мировой литературе автобиографией—„Исповедью" бл. Августина. Но преп. Симеон дает в гимнах не автобиографию своего земного существования, а скорее описание своих небесных восхищений в рай, в неприступный свет—это обиталище Бога, и повествование о тех Божественных созерцаниях, неизреченных глаголах и сокровенных таинствах, которые он сподобился там видеть, слышать и познать. В гимнах преп. Симеона слышится не голос смертного человека, говорящего о земном и по-земному, но скорее голос бессмертной и обоженной души, вещающей о жизни сверхземной, равноангельной, небесной и Божественной.
Гимны преп. Симеона это—повесть души, говорящей не совсем обычной человеческой речью, а или покаянными вздохами и стонами или радостными восклицаниями и ликованиями; повесть, написанная не чернилами, а скорее слезами, слезами то скорби и сокрушения, то—радости и блаженства в Боге; повесть, записанная не на свитке только, но глубоко начертанная и запечатленная в уме, сердце и воле ее автора. Гимны преп. Симеона изображают историю души, от тьмы грехов восшедшей к Божественному свету, из глубины падения поднявшейся до высоты обожения. Гимны преп. Симеона это летопись души, повествующей о том, как она очистилась от страстей и пороков, убедилась слезами и покаянием, всецело соединилась с Богом, уневестилась Христу, приобщилась Его Божественной славы и в Нем нашла упокоение и блаженство. В гимнах преп. Симеона описано и запечатлелось как бы дыхание или трепетное биение души чистой, святой, бесстрастной, Божественной, души, уязвленной любовью ко Христу и истаивающей от нее, воспламененной Божественным огнем и горящей внутри, непрестанно жаждущей воды живой, ненасытно алчущей хлеба небесного, постоянно влекущейся горе, к небу, к Божественному свету и к Богу.
Автор Божественных гимнов—не человек, сидящий в юдоли земной и поющий скучные песни земли, но как бы орел, то высоко парящий над земными высотами, едва касаясь их крыльями, то далеко улетающий в необозримую заоблачную синеву небес и оттуда приносящий небесные мотивы и песни. Как Моисей с горы Синай или как какой-либо небожитель с высоты небес, преп. Симеон вещает в своих гимнах о том, что не видится телесными очами, не слышится чувственными ушами, не обнимается человеческими понятиями и словами и не вмещается рассудочным мышлением; но что превышает всякие представления и понятия, всякий ум и речь и что познается только опытом: созерцается мысленными очами, воспринимается духовными чувствами, познается очистившимся и облагодатствованным умом и выражается в словах только отчасти. Преп. Симеон пытался сказать в гимнах нечто о порядках не земного бытия и земных отношений, а о потустороннем, горнем миpe, куда он проникал отчасти, еще живя на земле во плоти, о Бытии безусловном, вечном, Божественном, о жизни бесстрастных и равно-ангельных мужей и бесплотных сил, о жизни духоносцев, о вещах небесных, таинственных и неизреченных, о том, чего око не видело, ухо не слышало и что на сердце человеческое не всходило (I Кор. 2, 9), и что поэтому совершенно непостижимо для нас, изумительно и странно. Преп. Симеон своими гимнами отрывает нашу мысль от земли, от видимого миpa и возводит ее на небеса, в какой-то иной миp, потусторонний, невидимый; изводит ее из тела, из обыденной обстановки греховной, страстной человеческой жизни и возносит в область Духа, в неведомую нам область каких-то иных явлений, в благодатную атмосферу чистоты, святости, бесстрастия и Божественного света. В гимнах Симеона раскрываются перед читателем как бы те глубины Божественного ведения, которые испытует лишь Дух Божий и заглянуть в которые, даже на мгновение, не безопасно для ограниченного и слабого человеческого мышления. В Божественных гимнах преп. Симеона такая отрешенность от миpa, такая одухотворенность, такая глубина духовного ведения, такая головокружительная высота совершенства, до которых едва-ли когда еще достигал человек.
Если таково содержание гимнов Симеона, если в них так много необычного для нас и непонятного, то отсюда для читателя гимнов является двоякая опасность: или совершенно не понять преп. Симеона, или худо его понять и перетолковать. Некоторым из читателей многое в гимнах, несомненно, покажется странным и непонятным, невероятным и невозможным, а кое-что—даже соблазном и безумием. Таковым читателям преп. Симеон может представиться по гимнам каким-то обольщенным и исступленным мечтателем. Этим читателям считаем долгом сказать следующее: сфера познания как вообще человеческого, так и тем более всякого частного лица слишком ограничена и узка; человек может постигнуть лишь то, что доступно его тварной природе, что вмещается в рамки пространственно-временных отношений, т. е. нашего настоящего земного бытия. Кроме того, для каждого отдельного человека ясно и понятно лишь то, что он испытал и познал на своем личном маленьком опыте. Если так, то всякий сомневающийся и неверующий в праве сказать о непонятном и чудесном для него явлении лишь следующее: это непонятно для меня и в настоящее время, и только. Непонятное для частного опыта одного лица, быть может, понятно другому в силу его личного опыта; и невероятное для нас в настоящую минуту, быть может, станет для нас доступным и возможным когда-либо в будущем. Чтобы не оказаться во власти гнетущего сомнения и невеpия или не остаться с тупым самодовольством мнимого мудреца-всезнайки, всякий человек должен слишком скромно думать как о себе, так и о сфере человеческого познания вообще, и своего крохотного опыта отнюдь не обобщать до общечеловеческого и универсального.
Христианство, как благовестиe о царствии Божием, о. царствии небесном на земле, всегда было и будет соблазном и юродством для плотяного мудрования и для языческой мудрости миpa сего. Об этом давно сказано и предсказано еще Самим Христом и Его Апостолами (Mф. 11, 25—27; 13, 11—15; Иоан. 14, 16—17; I Кор. 1, 18-25; 2, 4— 15 в пр). И преп. Симеон Новый Богослов, который, по его словам, старался лишь обновить в людях евангельское учение и евангельскую жизнь и который в своих гимнах лишь вскрыл те глубокие тайны, которые сокрыты и таятся в боголюбивой душе и верующем сердце человека, также неоднократно повторяет, что те вещи, о которых он пишет в гимнах, не только неведомы людям грешным, одержимым страстями (34 гимн), но и вообще непостижимы, неизреченны, невыразимы, неописуемы, неизобразимы, превосходят всякий ум и слово (гимны: 27. 32, 40, 41 и др) и что, будучи отчасти и для него самого непонятны, они заставляют его трепетать в то время, когда он пишет и говорить о них (гимны 38, 39). Мало того, преп. Симеон как бы сам предупреждает своих читателей, когда заявляет, что без опыта невозможно познать тех вещей, о которых он говорит (гимны 22, 41), и что кто попытался бы вообразить и представить их в уме, тот обольщен был бы своим воображением и собственными фантазиями и далеко удалился бы от истины (8 гимн). Равно и ученик Симеона Никита Стифат в своем предисловии к гимнам, которое в настоящем переводе предпослано гимнам, говоря, что высота богословия Симеона и глубина его духовного ведения доступны лишь мужам бесстрастным, святым и совершенным, в весьма, сильных выражениях предостерегает духовно неопытных читателей от чтения гимнов, дабы вместо пользы они не получили вреда.
Всякий благоразумный читатель, думаем, согласится с нами, что мы либо совершенно чужды духовного опыта, либо слишком несовершенны в нем, а признав себя таковыми и все же желая ознакомиться с гимнами преп. Симеона, будем вместе с читателем, помнить, что мы своим рассудочным мышлением не можем понять и представить себе того, что совершенно недомысленно и сверх-рассудочно, поэтому не будем и пытаться проникнуть в заповедную и чуждую нам область; но будем крайне осторожны и внимательны, чтобы своими низменными земными представлениями не опошлить как-либо тех картин и образов, каше рисует преп. Симеон в своих гимнах, чтобы не набросить земной тени на кристальную чистоту души св. Отца, на его святую и бесстрастную любовь к Богу, и не понять грубо-чувственно тех выражений и слов, какие он нашел для своих возвышеннейших мыслей и чувств в крайне бедном и несовершенном языке человеческом. Не будем, читатель, по причине своего маловерия и неверия отрицать дивные чудеса в жизни тех, которым, но словам Христа, своей верой возможно и горы передвигать (Mф. 17, 20; 21, 21) и творить даже нечто большее того, что совершал Христос (Иоан. 14, 12); не будем своей собственной нечистотой и порочностью пятнать ту ослепительную белизну бесстрастия, которой достиг преп. Симеон и подобные ему духоносные мужи. Единственным средством к тому, чтобы хотя сколько-нибудь понять высокие созерцания и необычайные переживания преп. Симеона, является для читателя путь духовного опыта или точнейшее соблюдение всех тех предписаний, какие дает сам преп. Симеон как в своих словах, так отчасти и в Божественных гимнах. Доколе все эти предписания самым тщательным образом не выполнены нами, согласимся, читатель, что мы с вами не в праве судить такого великого мужа, каковым был преп. Симеон Новый Богослов, и по крайней мере не будем отрицать возможности всего того невероятного и чудесного, что найдем в его гимнах.
Для читателей, не чуждых духовного опыта и знакомых с явлениями так называемой духовной прелести, при чтении гимнов преп. Симеона может возникнуть недоумение другого рода. Преп. Симеон так неприкровенно описывает свои видения и созерцания (особенно гимны: 23, 27, 31, 32, 40, 46 и др), так дерзновенно поучает решительно всех (50 гимн), так самоуверенно говорит о себе, что он воспринял Духа Святого и что его устами говорит Сам Бог (50, 51 гимны), так реально изображает свое собственное обожение (особенно гимны: 1, 7, 28, 58 и др), что для читателя естественно подумать: не прелесть ли все это? не следует ли считать все эти созерцания и откровения Симеона, все его вдохновенные слова и речи прелестными, т. е. делом не подлинного христианского опыта и истинно духовной жизни, но явлениями призрачными, ложными, представляющими собою признаки обольщения и неправильного духовного делания? И в самом деле не находился ли автор предлагаемых в переводе гимнов в прелести? ведь он сам говорит, что некоторые считали его при жизни гордецом и прельщенным (гимн 51).—Нет, отвечаем, не находился, и по следующим основаниям. В гимнах преп. Симеона поражает не только высота его созерцаний и откровений, но и глубина его смирения и самоуничижения. Преп. Симеон постоянно обличает и укоряет себя за свои прошлые и настоящие грехи и проступки; особенно беспощадно он бичует себя за грехи юности, с поразительной откровенностью исчисляя все свои пороки и преступления; с такой же откровенностью он сознается в тех мельчайших приражениях тщеславия и гордости, которые вполне естественны были у Симеона в то время, когда он за свою святую жизнь и учение стал пользоваться всеобщею славою и известностью и своими беседами привлекал к себе весьма многих слушателей (36 гимн). Описывая свои необычайные созерцания, преп. Симеон в то же время восклицает: „Кто я, о Боже и Творче всего, и что я сделал вообще доброе в жизни..., что Ты прославляешь меня презренного такою славою?" (58 гимн) и пр. Вообще все гимны Симеона от начала и до конца проникнуты глубочайшим самоукорением и смирением. Постоянно называя себя странником, нищим, неученым, жалким, презренным, мытарем, разбойником, блудным, скверным, мерзким, нечистым и пр. и пр.(особенно гимны: 8, 9, 31, 39 и мн. др), преп. Симеон говорит, что он совершенно недостоин жизни, что он недостойно взирает на небо, недостойно попирает землю, недостойно смотрит на ближних и беседует с ними (гимны: 31, 33, 54 и др). Говоря, что он сделался весь грехом (гимн 30), преп. Симеон обзывает себя последним из всех людей, даже более того—он не считает себя и человеком (гимн 53), но худшим всех тварей: гадов, зверей и всех животных, даже худшим самих бесов. Такая непонятная нам глубина смирения является показателем необычайной высоты совершенства, но она отнюдь немыслима у человека прельщенного.
Преп. Симеон, как он сам говорит о себе, никогда не желал и не искал той Божественной славы и тех великих даров, каких сподобился от Бога, но, вспоминая грехи свои, искал лишь отпущения и прощения их (слово 90). Мало того, еще находясь в миpе, преп. Симеон от души возненавидел мирскую славу и бегал всех тех, кто говорил ему о ней (39 гимн). Но когда впоследствии эта слава вопреки желанию его пришла к нему, преп. Симеон молил Бога таким образом: „Не дай мне, Владыко, суетной славы миpa сего, ни богатства гибнущего... ни высокого престола, ни начальства... соедини меня со смиренными, нищими и кроткими, дабы и я также сделался смиренным и кротким; и... благоволи мне оплакивать одни только грехи свои и иметь попечете об одном праведном суде Твоем..." (52 гимн). Жизнеописатель Симеона и ученик его Никита Стифат говорит о преп. Симеоне, что у него была великая забота и постоянное попечение о том, чтобы его подвиги оставались ни для коro неизвестными. Если же Симеон предлагал иногда в беседах ради назидания слушателей уроки и примеры из своей жизни и собственного опыта, то никогда не говорил о себе прямо, а в третьем лице, как о ком-то другом (слова 56 и 86). Только в четырех словах, помещенных в греческом издании и русском переводе последними (89-м, 90, 91 и 92), преп. Симеон, воссылая Богу благодарение за все Его благодеяния к нему, ясно говорить о бывших ему видениях и откровениях. В одном из этих слов он замечает: „Я ничего не писал с тем, чтобы себя показать. Не дай Бог.... Но, помня дарования, какие даровал Бог мне недостойному, благодарю и славлю Его, как благоутробного Владыку и благодетеля... и, чтобы не скрывать таланта, который Он мне дал, подобно худому и неключимому рабу, проповедую милость Его, исповедую благодать, всем показываю сделанное Им мне добро, чтобы подвигнуть тем и вас словом учения—восподвизаться получить и себе то, что получил я" (слово 89). В последнем же из указанных слов читаешь: „Это пожелал я написать вам, братья мои, не для того, чтоб стяжать славу и быть прославленным от людей. Да не будет! Ибо такой человек безумен и чужд славы Божией. Но написал для того, чтобы вы увидели и познали безмерное человеколюбие Божие" и пр. „Се, говорит далее Симеон в самом конце слова, открыл я вам таинства, которые были сокрыты во мне; ибо вижу, что близок конец жизни моей".... (Слово 92) Из этого последнего замечания св. Отца видно, что четыре указанных слова Симеона написаны и сказаны им, очевидно, незадолго до смерти.
Что же касается гимнов преп. Симеона, то едва ли при жизни его они были известны многим, исключая разве только некоторых, весьма немногих гимнов. Гимны преп. Симеона, как выше было замечено, являются не чем иным, как его мемуарами или келейными записками, написанными, вероятно, большею частью в то время, когда преп. Симеон удалился на безмолвие—в затвор. Преп. Симеон писал свои гимны не почему-либо другому (о чем также сказано выше), как потому, что не мог умолчать о своих чудесных видениях и созерцаниях, не мог не излить хотя бы в книге или на свитке волновавших и переполнявших его душу мыслей и чувств. Никита Стифат пишет в житии Симеона, что св. Отец еще при жизни поведал ему, как ближайшему ученику, все свои тайны и передал все свои писания с тем, чтобы он обнародовал их впоследствии. Если Никита, выпуская гимны преп. Симеона, счел нужным написать к ним особое предисловие с предостережением духовно неопытным читателям, то отсюда с несомненностью следует заключить, что гимны преп. Симеона при жизни его оставались неизвестными и впервые опубликованы были лишь по смерти Симеона учеником его.
В Божественных гимнах Симеона описываются такие видения и откровения, какие сравнительно редко встречаются в писаниях других отцов. Но отсюда еще не следует заключать, что их не было и в жизни других св. подвижников; подобных видений и откровений сподоблялись, без сомнения, и другие угодники, только преп. Симеон по данному ему дарованию поведал о своих созерцаниях и переживаниях с необычайной ясностью, откровенностью и подробностью, тогда как другие святые или совсем умолчали о своих духовных переживаниях или поведали только весьма немногое. Однако несомненно и то, что преп. Симеон удостоился некоторых необычайных дарований и созерцаний, каких удостаивались далеко не все подвижники. Если преп. Симеон в своих гимнах так уверенно говорит о себе и так смело обличает всех, то это потому, конечно, что обильно воспринятая им благодать Божия и необычайно реальное чувство необманчивости своих переживаний, подтверждаемое многолетним подвижническим опытом св. Отца, сообщали ему и великое, дерзновение и давали право говорить именно таким образом, подобно тому, как говорил о себе и ап. Павел (I Кор. 2, 16; 7, 40 и пр.;).
Обо всем этом свидетельствуют такие, например, сильные места из гимнов и слов преп. Симеона: „Хотя и говорят, пишет Симеон, что я, раб Твой, прельщаюсь, но я никогда не поверю, видя Тебя, Бога моего, и созерцая пречистое и Божественное лицо Твое, и воспринимая от него Твои Божественные озарения, и будучи просвещаем Духом в умных очах своих" (51 гимн). Или еще: „я с дерзновением, говорит Симеон, возглашаю, что если я не мудрствую и не говорю, что говорят и мудрствуют Апостолы и св. отцы, если не повторяю только Божиих словес, сказанных во св. Евангелии..., да будет на мне анафема от Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, чрез Духа Святого..., и вы не заткните только уши свои, чтоб не слышать слов моих, но побейте меня камнями и убейте, как нечестивого и безбожного" (89 слово). В гимнах преп. Симеона для нас очень много чудесного, необычайного и даже невероятного и странного; но это потому, что сами мы далеки от царствия Божия и ни в понятиях своих, ни в жизни не усвоили юродства христианской проповеди, но и мыслим и живем полуязычески.
Наконец, как на последнее доказательство того, что видения и созерцания Симеона не были прелестными, укажем на чудеса его и на прославление. Еще при жизни преп. Симеон делал предсказания и совершил несколько чудесных исцелений, равно как и вскоре же по смерти им совершено немало разного рода чудес. Все эти предсказания и чудеса преп. Симеона весьма подробно описаны в житии его, в котором повествуется и об открытии мощей преп. Симеона; это последнее произошло через тридцать лет после смерти Преподобного. Все это в совокупности взятое уверяет нас в том, что преп. Симеон отнюдь не находился в прелести, но что его видения и созерцания и все духовные переживания суть подлинно-благодатная жизнь во Христе, подлинно-христианская мистика, а его речи и учение, содержащиеся как в словах, так и в гимнах, естественное выражение и плод истинно-духовной христианской жизни. Преп. Симеон не только сам чужд был духовной прелести, но и других учил и учит распознавать ее и бегать. Умудренный долгим опытом и будучи тонким знатоком духовного делания, преп. Симеон в слове „о трех образах внимания и молитвы" указывает правильный и неправильные способы молитвенного делания. В этом слове Симеон сам сообщает точные признаки прелести и говорит о разных видах ее. После этого подозревать Симеона Нового Богослова в прелести теряются всякие основания.
Иеромонах Пантелеимон.
(Предисловие иеромонаха Пантелеимона приводится в сокращенном виде. Опущена заключительная часть предисловия, касающаяся литературного стиля и текстологии Гимнов. Прим. сост.)
Весьма возвышенное, поднимающееся превыше чувств (содержание) того, что написано здесь, и высота богословия и глубина непосредственного знания его не для всех, думаю, понятна и доступна, потому что, будучи озарена божественными отблесками неприступного света превыше всякого человеческого разумения, она требует для постижения предлагаемых вещей таковых, которые, благодаря здравому разуму, обладают крепкими душевными чувствами, чрез дыхание Духа окрылены умом к высоте и имеют ясный образ мыслей, весь всецело обращенный к небесам и проникающий в глубины Божии. Поэтому я, воздавая должное почтение учителю (своему), счел весьма благовременным, очень полезным и пригодным предупредить тех, которые пожелали бы разумом склониться сюда, дабы некоторые, худо, разумеется, и без опыта воспринимающие божественные, сверхчувственные вещи, по неопытному наблюдению глубин Духа и имея ум необученный упражнением в божественных вещах, не причинили самим себе вреда от этих вещей вместо пользы.
Итак, должно знать, что кто предпочитает склониться к писаниям богословов, привлекаемый к этому любовью к чтению, тот прежде всего, будучи верным, должен телом и духом убежать миpa и всего вообще находящегося в мирe, стряхнув с себя временное наслаждение удовольствиями,—положить, следовательно, доброе основание на твердом камне веры чрез делание и соблюдение заповедей Христовых и на нем искусно созидать дом добродетелей; совлечься ветхого человека, тлеющего в похотях его, и облечься в здравого, обновляемого во Христа, достигши, конечно, возможно высокого совершенства, пришедши в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова. Должно же ему еще предочиститься, предосветиться и просветиться Духом; прежде узреть всякую тварь чистым оком ума, научившись прежде предугадывать вдали слова и движения ее; стать вне видимых низменных вещей, т. е. превыше всякой плоти и чувства. Потом, ясно открывши уста, силою привлечь благодать Духа, и исполнившись оттуда благ света, соразмерно очищению, внятно богословствовать о бывших в нем свыше священных отображениях. И таким образом, имея как бы дальновидный ум, склониться пред тем, что написано здесь. Я говорю о сочинении, принадлежащем возвышеннейшему и богословнейшему уму блаженнейшего и треблаженного отца Симеона. Поэтому кто влечется еще вниз грудью и чревом, т. е. земными помыслами и вещественными пожеланиями своими, будучи связан узами обольщающего миpского чувства, кто нечист и сильно поврежден в чувствах ума, того мы предупреждаем, чтобы он не дерзал читать написанное здесь, дабы, смотря на лучи солнца с гноем на глазах, не был он ослеплен, потеряв и то слабое зрение очей (какое имел). Ибо прежде должно очиститься от всякой болезни и нечистоты помыслов, и таким образом приблизиться к чистому и сверхбеспредельному, в беспредельность светящему солнцу и беседовать с ним,—как к тому, которое сообразно нам является чувственным образом, так и к Солнцу правды и посылаемым от Него разумным и мысленным лучам, потому что исследовать глубины Духа свойственно только тем, которые освещены с вершины, конечно, очищения невещественным светом Божиим и стяжали совершенно просвещенный ум вместе и душу. Прочим же весьма полезно и прилично бить себя в грудь, испрашивая милости свыше.
Итак, могущему верно изучить слова этого божественного Отца и исследовать их глубину должно с разумением смотреть на его исступление и обожение, как он, будучи как бы вне плоти и тела и всякого чувства, восхищаем был духом от земли к небесам и к Богу, чудным образом удостаивался божественных откровений и видел в себе действия божественного Света, богоприлично действовавшие в нем; как он, одержимый любовью к Богу, как бы уязвленный ею, призывал и называл Его различными божественными наименованиями, подражая в этом великому Дионисию и подобным образом совосхищаемый с ним от земли. Так как и в последнем было то же самое: испытывая действия божественного Света, этот высокоумный муж, подобно ему, славно воспевал Бога, как. виновника всех вещей, многоименно от всех имеющих (в Нем) причину вещей называя Его „то благим, то прекрасным, то мудрым, то возлюбленным, то Богом богов, то Господом господей, то Святым святых, то вечным, то сущим и виновником веков, то подателем жизни, то премудростью, то умом, то Словом, то ведущим, то содержащим все сокровища всякого знания, то силою, то сильным, то Царем царствующих, то ветхим днями, то нестареющимся и неизмённым, то спасением, то правдою, то освящением, то искуплением, то по величию превосходящим все, то являющимся в тонком дыхании ветра, в душах и телах, и в тех, в коих Сам Он пребывает, равно как на небе и на земле, будучи всегда и везде Самому Себе тождественным, находясь в миpe и будучи премирным, пренебесным, пресущественным, являясь солнцем, звездою, огнем, водою, дыханием росы, облаком, камнем и скалою,—всем существующим и будучи ничем из существующего". Отсюда и сам великий в божественных вещах Дионисий в сочинении ''О Божественных именах", подобно исступлению в Боге этого божественно-великого Отца, как бы сосвидетельствуя ему чрез свои писания, говорит совершенно то же: „Итак, Причине всего, существующей превыше всего, прилична и безымянность и все то, чему принадлежат существующие имена, дабы она точно была царем всего сущего, и около нее было все и от нее, как причины, начала и конца, зависало, и сама она, по речению, была „всяческая во всех" (1 Кор. 15, 28); и по справедливости воспевается основание всего"... И немного спустя: „все в ней просто и неограниченно предшествовало существующему, по причине всесовершенных доброт одной ее—всевиновной Премудрости, которая от всех существующих вещей соответственным образом воспевается и именуется. Поэтому богословы чтут не одни эти божественные наименования, заимствованные от частных промыслительных действий ее, совершенных уже или еще предусматриваемых, но и от таких божественных явлений, просвещавших таинников и пророков какие когда-либо были в священных храмах или где-либо в другом месте. Сообразно тем или другим причинам и силам они именуют вышеобразную и вышеименную Благость, прилагая к ней образы и подобия человека, или огня, или янтаря, воспевая глаза ее и уши, лицо и волосы, руки и хребет, крылья и плечи, задняя и ноги, пририсовывая к ней венки и седалища, кубки и чаши и некоторые другие таинственные изображения".
Да, этот божественный муж (Симеон), вконец очистившись душою, о чем громче сильнозвучащей трубы вопиют уже писания его, удостоился великих откровений, неизреченных созерцаний, таинственной беседы и божественных гласов, свыше чудным образом провозглашенных ему, — вкратце сказать, удостоился апостольской благодати, весь возжегшись от Божественного Духа, от божественного огня. Поэтому, и не вкусив вполне внешнего знания наук, красноречием слов, обилием (божественных) имен и рассудительностью он выше всякого ритора и мудреца возвысился до высоты премудрости, как поистине мудрый в божественных вещах и богослов весьма сведущий в догматах. И не диво. „Ибо премудрость Божия, по словам Премудрого, по чистоте своей сквозь все проходит и проникает. Она есть дыхание силы Божией и чистое излияние славы Вседержителя... Она—одна, говорит он, но может все и, пребывая в самой себе, все обновляет и, переходя из рода в род в святые души, приготовляет друзей Божиих и пророков; ибо Бог никого не любит, кроме живущего с премудростью" (Прем. Сол. 7, 24—25. 27—28). По этой причине, возжелав премудрости, он возлюбил доброту ее, и возлюбив по Соломону, взыскал трудами любомудрия и подвижничества, и обрел ее. Найдя же, умножил со слезами и не без труда, поэтому и дано было ему разумение. Он призвал ее с твердою верою, и сошел на него Дух премудрости; отсюда он в продолжение всей жизни имел от нее неусыпаемый безыскусственный свет. А чрез него и пришли к нему все вместе блага жизни вечной и неисчислимое богатство премудрости и ведения. Подлинно, бесхитростно научившись от Бога неизреченным таинствам, он без зависти сообщил о них всем чрез свои писания для духовной радости вместе и пользы, Он не уподобился неразумному рабу, скрывшему данный ему от Бога талант, но, как верный домоправитель, благоразумно не зарыл, по писанному, богатства неисчерпаемой мудрости, которое получил от Бога. „Без хитрости, говорит он, я научился, и. без зависти преподаю, не скрываю богатства ее" (Прем. Сол. 7, 13). Поэтому язык его—разженное серебро, душа его полна правды, уста его, как истинного праведника, видали возвышенные речи, и гортань его изливала благодатные токи и неизреченную Божию премудрость. Происходило же это от великого поистине смиренномудрия его и чистоты. „Ибо уста смиренных, говорит Соломон, поучаются премудрости; и в добром сердце мужа почиет премудрость, в сердце же неразумных она не познается" (Притч. 11, 2; 14, 33). Будучи действительно исполнен смиренномудрия, он непрестанно имел сердечное попечение о премудрости Божией, которая, по сказанному, познается вообще смиренными сердцем, а не неразумными мудрецами миpa. И свет Божий поистине всегда был дыханием его. Имея последний в уме, как бы светильник, он говорил и весьма ясно со знанием писал о том, что умно, как оракул, видели очи его. Я то говорю, говорит он, что видели очи мои. И говоря это, он весьма ясно от существующих вещей воспевал Божество, как являющееся общим достоянием для всего сущего. Так как „благо вообще не пребывает несообщимым ничему из существующего, как говорит великий в божественных вещах Дионисий, но оно само по себе постоянно благоприлично является в то время, когда осенит сверхсущественный свет чрез соответствующие озарения каждой из существующих вещей, и к возможному созерцанию себя, сообщению и уподоблению простирает умные токи, как обычно ему и священноприлично ниспадающие.
Итак, следуя во всем предшествовавшим ему богословам, Симеон не исследовал в гимнах и священно-благоговейных размышлениях того, что сокровенно в Божестве превыше ума и естества, как говорит о богословах Дионисий, а всецело почитая неизреченные таинства благоразумным молчанием, в священных помышлениях простирался к озарявшим его лучам. И ими обильно просвещаемый и освещаемый, проникался от них премирными образами и впечатлениями для богоначальных и богоприличных гимнов и священных песнословий, делался способным к созерцанию даруемого чрез них соответственно его состоянию богоначального Света и с любовью воспевал благоподателя Господа, как виновника всякого священноначалия и светоявления. Таков древний вид проявления родоначальной Премудрости. Ибо свыше нисходящая благодать Духа, которая сопребывала с древними верными мужами, издревле любомудрствовавшими отеческою философиею, возбуждала таким образом умы их к исполненным любви божественным гимнам и разного рода стихословиям. Чрез это она дивным образом показывала их для современников поэтами — составителями песней, гимнов и божественных мелодий. Они же обычно соделывались таковыми и премудро достигали этого не от обучения познаниям и совершенного упражнения в науках, но от философии, которая исследует свойства души, от высшего подвижничества и хранения главных добродетелей. Кто расположен к сказанному, тот пусть убедится в том из письменного документа, обратившись к Филону Иудею, как-то к сочинению его, надписанному таким образом: „О жизни созерцательной или о молящихся"; из него он узнает достоверность наших слов. Для подтверждения сказанного мы возьмем оттуда некое краткое изречение, где он так говорит: „Таким образом, они не созерцают только возвышенные предметы наблюдением чистого ума, но и составляют в различных стихах и мелодиях песни и гимны, необходимо начертанные наиболее священными числами".
Итак, что богоглаголиво воспето этим Отцом в божественных наименованиях, то говорит и Дионисий великий, посвященный в таинства божественных речений. Но всякое как бы сказать священное песнословие богословов, вырабатывающее выразительные божественные наименования для благодетельного прояснения Божественной природы, никто не обретет без душевного, разумеется, усилия и не исследовав божественных Писаний чистым умом. Да и тот же самый Отец, будучи весьма твердо уверен относительно наших слов, так ясно прибавляет в пользу сказанного, говоря в другой раз: „Боговидные умы, подражая Ангелам, насколько возможно, и соединяясь с ними, т. е. с божественными ангельскими силами (так как у обоженных умов во время прекращения всякой умственной деятельности бывает такое же единение с пребожественным Светом, как и у тех), воспевают его совершеннейшим образом чрез обнажение от всех существующих вещей. Это поистине—умы сверхъестественно озаренные по причине блаженнейшего единения с ним, потому что он есть виновник всего существующего, сам же—ничто из существующего, как сверхсущественно изъятый от всего. Итак, зная это, божественный отец Симеон, как премудрый богослов, воспевал Божественную, сверхъестественную природу то как безымянную, то как причину всякого имени именуемого, богословствуя о ней, как о безымянно пребывающей превыше всего. С одной стороны, собирая из различных богословских учений то, что является предметом настоящего сочинения, и пользуясь для своих целей сказанным, как бы некоторым образцом, он выступил на путь развития умных божественных наименований. С другой стороны, рассматривая богозрящим умом богоявленные образы и созерцания, удостоверяемый божественным преданием Апостола, он приложил „святая святым". И священно усмотренные им божественные видения он без зависти показал тем, которые волею судеб следовали за ним, как первый—вторым и слабейшим, соразмерно с их состоянием, преподав по достоинству священные предметы сознательно и всецело участвующим в священническом совершенстве. „Шуток же и насмешек не посвященных в таинства тех предметов он удалялся, лучше же сказать тех самых людей, когда некоторые оказывались таковыми, будучи сам свободен от такого богоборчества". Правда, это удаление он позволял себе делать не для многих, пока был и являлся в живых, хотя и доверял тому великому Дионисию, который так пишет к Тимофею: „Смотри, говорит, как бы не обратить тебе в посмешище Святое Святых. Будь же богобоязлив и таинства Божии почитай умным и незримым ведением, храня эти не подлежащая сообщению и непорочные таинства от несовершенных и священноприлично сообщая их одним только посвященным из иepeeв со священным просвещением. Так предало нам— богопочитателям богословие". Поэтому и мы, научившись у него этому и зная высоту и глубину и широту его мудрости, чрез сказанное и настоящее (свое) слово отлучаем совершенно тупых и не посвященных в таинства, не желая износить им этих предметов, и ясно раскрывая их одним тем, разумеется, которые имеют уши священно отверстыми по причине попечения их о нравах и о божественном разумении, просто сказать—святым по жизни и высшему ведению. Ведь этого и божественный Павел желает, пиша так к Тимофею: „то передай верным людям, которые были бы способны и других научить." (2 Тим. 2, 2).
Итак, восшедшие от любомудренного деяния к созерцанию и пришедшие в глубину богословских мыслей пусть с верою обратятся к этому исследованием души, и я вполне уверен, они трижды получат великую пользу. Прочее же, ум которых рассеян по многим разным предметам и омрачен тьмою неведения, которые не знают, что означает иногда деяние и созерцание и откровение божественных тайн, те пусть воздержатся от чтения здесь написанного. Ибо имеющие ум, не вмещающий возвышенных речей и откровений, попирают обычно и оскверняют божественные предметы, не будучи в состоянии возвести взор ни к чему из того, что превышаете нас. Тогда как до ангельской жизни всякая душа, будучи бессмертной и умной, возвышается не иначе, как хорошо, наконец, очистившись помощью Божественной силы, согласно словам священнотаинника Дионисия, который говорит таким образом: „Подобно тому, как в некотором круге бывает неблуждающее тело, так и для нее самой (т. е. души) во всяком кругообразном движении и единовидном собрании отвне умных сил ее проявляется богодарованный ей благодетельный закон, который, обращая ее от многих внешних предметов и собирая сначала в себя саму, а затем в состояние простоты, соединяет чрез соединенные воедино ангельские силы. Ибо чрез них, как добрых руководителей, души с их добрыми свойствами вслед за священными и святыми умами возводятся к тому же самому благодетельному закону всех вещей, и соответственно очищению их, npиобщаются изливаемым оттуда озарениям, по мере силы обильно участвуя в даре Добровиднаго". Не думаю, чтобы справедливо было возвышенные созерцания ее (т. е. души) подвергать опасности и исполненное любви богословствование передавать недоверчивому слабому слуху, заткнутому от зависти и неверия, или лучше сказать, душам, покрытым густою тьмою неверия и попираемым лошаками и ослами или драконами и змеями, нечистыми, говорю, и гибельными страстями, потому что святые предметы несообщимы для всех, ведущих жизнь собакообразную и свинообразную. Таковым они не даются, как оракул; им, конечно, и не бросают жемчужин слова. Восходящим же чрез крайнюю чистоту до подобного состояния святости, предметы эти сообщаемы бывают с несказанным и божественяым наслаждением для них, и так как они суть ясные светы и порождения Божественного огня, то и усваиваются направленною к ним мудростью и возвышенностью. Да будет так.
После же того, как поистине божественная и чистейшая душа наставника нашего возвысилась до таковой высоты и удостоилась таких видений и такой благодати рыбарей—Апостолов, достигши, благодаря ясности огненного ума своего, того благодетельного закона всех вещей; теперь все души праведных, восходя на ту же высоту, обильно приобщаются озарениям ее. О чем во всеуслышание вещают творения его: излияния любви в его божественных гимнах, как не о том, что святая душа его растворилась с Тем, Кто свят по природе, и с древними святыми, как свет со светом, огонь с огнем и луч с солнцем, как вторичное с первичным, как образ и подобие со своим Первообразом и самою Истиною? Как не воспеть гимнами ту душу, которая, будучи достойна всяких гимнов и похвальных слов, превосходит их и всякую славу земную вместе и человеческую? Да падет же зависть, всегда завидующая добру, и да будет восхвален Симеон, весьма достойный гимнов и всяких хвалений. Ради этого и мы со священными свидетельствами наиболее пространно изложили это слово, направленное против порицателей святых. Ведь если эти откровения и голоса не суть гласы Божии и души обожившейся, бывшей вне всякого мирского чувства и всецело святой, то едва ли что-либо другое из дел человеческих, совершаемых нами со всяким усердием, может показаться вполне возможным для Бога и похвальным для людей, хотя для высшей Божией мудрости и знания и эго не является славным и знаменитым.
Итак, эти (строки) к исполненным любви божественным гимнам учителя предложены нами ради одержимых завистью к добру, неверием и неведением, чтобы те, которым попадутся они, или пусть сделаются сперва лучшими по самому намерению, став выше зависти и клеветы, дабы прославить, насколько возможно, того, кто славил Бога деянием и словом и созерцанием, освятив в своих членах то имя, которое превыше всякого имени, или, как не вкусившие (духовных) благ и совершенно не вмещающие, по причине присущей им тупости, возвышенных созерцаний, пусть и в руки не берут этих гимнов и не исследуют с любопытством того, что написано здесь.
Поистине Божество есть огонь, как сказал Владыка, так как Он пришел, чтобы низвести его... (Лк. 12, 49). Но на какую землю, скажи мне? - Конечно на людей, мудрствующих земное. О том, что Он хотел и хочет возгореться во всех, послушай, чадо, и познай глубину Божественных таинств.
Итак, какого рода этот Божественный огонь? Не считаешь ли ты его видимым, тварным или уловимым? Он совсем не такой. Если бы ты был посвящен в его тайну, то достоверно знал бы, что он неудержим, несотворен, невидим, безначален и нематериален, совершенно неизменен, неописуем, неугасим, бессмертен, неуловим, будучи вне всех тварей - вещественных и невещественных, видимых и невидимых, бестелесных и телесных, земных и небесных,- вне всех их пребывает он по природе, по сущности и, разумеется, по власти. Итак, скажи мне, в какое вещество ввергается он? В души, преизобильно имеющие более всего милость и прежде этого и вместе с тем веру и дела, ее подтверждающие. Когда приобретены бывают эти добродетели, тогда, как в светильник, полный елея и пакли, Владыка ввергает огонь, которого мир не видел и не может видеть. Миром же я называю находящихся в мире и мирское мудрствующих. Подобно тому как светильник возжигается тогда (я говорю в образах), когда прикоснется к огню, так, понимай духовно, и Божественный огонь, прикасаясь к душам, воспламеняет их. Прежде чем прикоснется, как он может возжечь? а прежде чем будет ввержен, как прикоснется? Поистине никак не может. Когда же светильник горит и ясно всех освещает, не погаснет ли он, если не станет елея?
Но обрати внимание на нечто другое - важнейшее, что более всего меня устрашает.
В то время, когда светильник мой ярко горит при изобилии елея и пакли, мышь или какое-либо другое животное, придя, опрокидывает светильник или, вылизав мало-помалу, уничтожает елей и съедает паклю - и лампада угасает. Еще удивительнее то, что, когда пакля, называемая фитилем, вся погружается в елей, тогда огонь тотчас угасает и светильник мой, перестав светить, делается совершенно темным. Под светильником подразумевай душу мою, под елеем - добродетели, фитиль же - это ум мой. Появляясь в нем, Божественный огонь освещает душу и вместе весь дом тела моего и находящихся в доме, то есть мысли и намерения. Так бывает, когда огонь этот светит. Если же появится зависть, или злопамятство, или славолюбие, или какая-либо другая похоть некоего удовольствия или страсти и опрокинет светильник, то есть доброе расположение души моей, или как бы вылижет елей добродетелей; ум же мой, который, как я сказал, поистине есть фитиль, имеющий в себе ярко светящий Божественный свет, либо весь поглотит дурными мыслями, либо весь погрузит в елей (то есть когда ум, помышляя о своих добродетельных деяниях, впадет в самомнение и ослепнет).
Если от одной из этих причин или от чего-либо другого светильнику моему случится угаснуть, то, скажи мне, где тогда будет огонь или что сделается с ним? Останется ли он в светильнике или исчезнет из него? О неразумие, о безумие! Как можно допустить, чтобы светильник зажегся без огня или огонь остался в нем без вещества? Ведь огонь всегда ищет и стремится охватить вещество. Но наше дело, конечно, изготовлять это вещество и вполне охотно представлять самих себя в качестве светильников с елеем, украшенных всякими добродетелями, фитиль же ума держать прямо, чтобы он, коснувшись огня и мало- помалу загоревшись, оставался в таком состоянии у тех, которые стяжали этот огонь. Иначе ведь этот огонь (пусть никто не обольщается) невидим, неудержим и совершенно неуловим, потому что он, как сказал я, пребывает вне всех тварей. Неуловимо же уловимым делается он через неизреченное соединение и описуемым точно так же в неописуемом образе. Не исследуй же этого вовсе ни на словах, ни в мыслях, но проси ниспослать тебе тот огонь, который учит и неизреченным образом ясно показывает стяжавшим его все это и еще более таинственное. Внимай же, чадо, этим сокровеннейшим Таинствам, если желаешь. Когда Божественный огонь воссияет, как сказал я, и прогонит рой страстей и дом души твоей очистит, тогда он смешивается с нею без смешения и соединяется несказанно, существенно, с сущностью ее, весь со всею совершенно, и мало-помалу озаряет ее, делает огнем, просвещает, и притом как? так, как и сказать я не могу. Тогда двое, душа с Творцом, делаются едино, и в душе пребывает Творец, один с одною весь Тот, Кто дланию Своею содержит всю тварь. Не сомневайся, Он весь с Отцом и Духом вмещается в одной душе и душу внутри Себя объемлет. Разумей, смотри, внимай этому.., Я ведь сказал тебе, что душу содержит внутри Свет нестерпимый и неприступный для Ангелов, опять же и Сам в душе обитает, не сжигая ее. Познал ли глубину Таинств? Человек, малый среди видимых вещей, тень и прах, имеет внутри себя всего Бога, на одном персте Которого повешена тварь и от Которого всякий имеет бытие, жизнь и движение. От Него - всякий ум, душа и разум разумных существ и дыхание неразумных. Оттуда же происходит бытие всех животных - как одаренных умом, так и одаренных чувствами. Имеющий Его, кто бы он ни был, и носящий внутри себя, и созерцающий красоту Его, как стерпит он пламя желания? Как снесет огонь любви? Как не источит горячих слез от сердца? Как поведает чудеса эти? Как исчислит то, что совершается в нем? Как и умолчит совершенно, будучи принуждаем говорить?
Ибо он видит себя во аде, благодаря сиянию света. Ведь никто из сидящих там не может познать себя прежде озарения Божественным светом, но все они находятся в неведении о том мраке, тлении и смерти, которыми одержимы. Однако та душа, как я сказал, видит просвет и понимает, что вся она находилась в страшнейшей тьме, под крепчайшей стражей глубочайшего неведения. Тогда видит она, что все то место, где она заключена, есть болото, наполненное нечистыми ядовитыми гадами. Себя же саму она видит связанной и скованной узами по рукам и ногам, иссохшей и загрязненной, искусанной змеями, видит, что и плоть ее распухла и кишит червями. Видя это, как не содрогнется она? Как не восплачет? Как не закричит, горячо каясь и прося исторгнуть ее из этих страшных уз? Всякий, кто действительно увидел бы это, и стенал бы, и рыдал, и желал бы последовать источнику света - Христу.
Итак, когда я делаю то, что сказал, и припадаю к Источнику света (хорошо внимай словам моим), Он касается руками моих уз и ран, и где прикоснется рукою или приблизится перстом, там тотчас разрешаются узы, черви вымирают, исчезают раны и вместе с ними спадает грязь и мелкие пятна с плоти моей. Все это стягивается и заживает так хорошо, что на месте раны бывает совершенно не видно рубца, но скорее Он делает то место блистающим, подобным Своей божественной руке; и дивным чудом бывает тогда плоть моя! Не только, говорю, существо души, но также и члены тела моего, приобщившись Божественной славе, блистают Божественным светом, Видя, как это совершилось над частью тела моего, как не пожелаю я и не стану молить о том, чтобы и все мое тело избавилось от зол и точно так же получило то здравие и ту славу, о каких я сказал? И когда я делаю это, молюсь лучше и еще горячее, и когда соразмерно чудесам изумляюсь, благой Владыка, передвигая Свою руку, касается прочих частей тела моего; и я вижу, как они таким же образом, как раньше сказано, очищаются и облекаются в Божественную славу.
Итак, лишь только я очистился и освободился от уз. Он подает мне Божественную руку, поднимает из болота, весь, обнимая меня, падает на шею и (увы мне! как я стерплю это?) беспрестанно целует меня *.
* Преподобный Симеон Новый Богослов в "Словах" также говорит о Христе, что "рука, перст, уста, очи Его - свет, глас Его - свет... целование Его - свет, доброта - свет..." (Слово 62). В другом месте он называет объятия Христа невидимыми и целование неизреченным (Слово 52).- Примеч. пер.
Когда же я весь изнемогаю и лишаюсь сил (горе мне, как напишу я это?), Он берет меня на плечи- любовь, о благость!.. изводит из ада, от земли и из мрака и вводит меня либо в иной мир, либо иной воздух, чего вообще я не могу выразить. Я знаю только, что свет меня и носит, и содержит, и возводит к великому Свету, и это великое божественное чудо совершенно не в силах, думаю, изречь или высказать друг другу даже Ангелы. Когда я был там, скажу тебе, Он снова показал мне то, что находится во свете, лучше же, что от света, дал мне уразуметь то дивное воссоздание, которым Сам воссоздал меня, избавил меня от тления и всего меня освободил от смерти с ощущением этого, даровал мне бессмертную жизнь, отделил меня от тленного мира и всего, присущего миру, облек меня в невещественную и световидную одежду, надел также обувь, перстень и венец (Лк. 15, 22) - все нетленное, вечное, необычайное для здешних вещей, сделал меня неощутимым, неосязаемым и - о чудо! - невидимым подобно тому невидимому, с чем соединил меня.
Итак, сделав меня таковым и таким образом. Создатель ввел меня в чувственное и телесное жилище, заключив меня в нем и запечатав. Низведя в чувственный и видимый мир. Он опять определил жить и сопребывать мне, освободившемуся от тьмы, с пребывающими во тьме, то есть запереться с теми, которые находятся в болоте, лучше же, учить их, приводя в познание того, какими ранами они обложены и какие узы их держат. Заповедав мне это. Он удалился. Итак, будучи оставлен один, в прежней, повторяю, тьме, я недоволен был теми неизреченными благами, которые Он даровал мне, всего меня обновив, всего обессмертив, обоготворив и Христом обновив; но, лишившись Его, я забыл о всех тех благах, о которых сказал и которых считал себя лишенным. Поэтому, как прикованный к одру прежних болезней, я терзался и, сидя внутри своего жилища, как бы заключенный во гробе или в бочке, плакал и горько рыдал, совершенно ничего вне себя не видя. Ибо я искал Того, Кого возжелал, Кого возлюбил, красотою Которого был уязвлен; возжегшись, я горел и весь пламенел. Итак, когда я таким образом проводил жизнь, так плакал, истаивая от слез, и, как бы бичуемый, вопил от сильной боли, Он, услышав мой вопль, приклонился с непостижимой высоты и, увидев меня, сжалился и снова сподобил меня увидеть Его - невидимого для всех, насколько это доступно человеку. Увидев Его, я весьма удивился, будучи заперт в жилище, и заключен в бочке, и находясь среди тьмы, то есть чувственного неба и земли, потому что сам я - тьма. Так как всех людей, мысли которых прилепляются к чувственным предметам, эти последние покрывают густою тьмой.
Однако, находясь среди этих предметов, я, как сказал, умно увидел Того, Кто и прежде был и ныне пребывает вне всех вещей; и удивился, изумился, устрашился и возрадовался, размышляя о чуде, как я, находясь среди всех вещей, вижу Пребывающего вне всего, один вижу Того, Кто меня видит, не зная, где Он, как велик и какого рода, или каков Тот, Кого я вижу, или как я вижу, или что вижу. Однако, созерцая это видение, я плакал о том, что совершенно не мог ни знать, ни помыслить или сколько-нибудь уразуметь тот способ, как я Его вижу и как Он меня видит. Итак, я снова увидел Его внутри своего жилища - бочки, увидел, что Он весь внезапно пришел, невыразимо соединился, неизреченно сочетался и без смешения смешался со мною, как огонь в железе и как свет в стекле. Он и меня сделал как бы огнем, явил как бы светом, и я стал тем самым, что видел перед этим и созерцал вдали, не зная, как выразить тебе тот невероятный способ. Ибо я и тогда не мог познать и теперь совершенно не знаю, как Он вошел и как соединился со мною. Будучи же соединен с Ним, как я изъясню тебе, кто - Тот, Который соединился со мною и с Кем я взаимно соединился?
Боюсь и трепещу, как бы, в случае, если я расскажу, а ты не поверишь, не впал ты, брат мой, по неведению в богохульство и не погубил свою душу.
Однако если я и Тот, с Кем я соединился, стали едино, то как назову я себя? Богом; Который двояк по природе и един по Ипостаси, так как он двояким меня сделал. Сделав же двояким, Он поэтому и двоякое дал мне имя, как видишь. Смотри различие: я - человек по природе и бог по благодати. Видишь, о какой я говорю благодати? О том единении, которое бывает с Ним чувственным образом и умным, существенным и духовным.
Об умном единении я говорил уже тебе разнообразно и разносторонне; чувственным же я называю то, которое бывает в Таинствах. Очистившись покаянием и потоками слез и приобщаясь Обоженного Тела, как самого Бога, я и сам делаюсь богом через неизреченное .соединение. Итак, вот Таинство: душа и тело (повторяю от великой и чрезмерной радости) в двух сущностях бывают едино, то есть единым и двумя они бывают, приобщаясь Христа и пия Его Кровь; соединяясь с Богом моим обеими сущностями и природами также, они делаются богом по причастию. Поэтому одноименно и называются именем Того, Кого существенно приобщились. Ведь уголь называют огнем, и черное железо, когда оно раскалено в огне, кажется как бы огнем. Итак, чем предмет кажется, тем и называется: кажется огнем, огнем и называется. Если с тобой не совершалось ничего подобного, то не отказывайся, по крайней мере, доверять тем, которые говорят тебе об этих вещах Но от всего своего сердца взыщи и получишь жемчужину, или горчичное зерно, искру- божественное семя. Но как ты будешь искать то, о чем я говорю тебе? Внимай и тщательно исполняй - и ты вскоре найдешь. Возьми ясный образ камня и железа, потому что в них заключена, конечно, природа огня, хотя она совершенно не видна. Однако, ударяясь одно о другое, они испускают огненные искры, но, оставаясь в своем прежнем виде, все же не зажигаются, пока не коснутся вещества. Когда же с последним соединится самая малая вышедшая из них искра, то она мало-помалу зажигает вещество, испускает вверх пламя и освещает дом, прогоняя тьму и давая возможность видеть всех в доме. Видел ли диво? Итак, скажи мне как камень и железо, пока много раз не столкнутся, могут испустить искры? Без искры же как вещество может само собою зажечься? А пока не загорится, как оно станет светить или как прогонит тьму, давая тебе возможность видеть? Никоим образом, скажешь ты мне, конечно, невозможно этому быть. Так старайся таким же образом делать, и ты и получишь. Что говорю, получишь? Искру божественной природы, которую Творец уподобил многоценной жемчужине и горчичному зерну. Но что же нужно тебе делать? Терпеливо внимай, чадо. Пусть будет у тебя душа и тело вместо камня и железа, ум же, как самодержавный властитель страстей, пусть упражняется в добровольных деяниях и. богоугодных мыс лях; содержа умными руками тело, как камень, душу же, как железо, пусть он влечет их и силою принуждает к этим деяниям, "Царство Небесное силою берется" (Мф. 11, 12). Но о каких деяниях я говорю тебе? О бдении и посте, горячем покаянии, печали и потоках слез, неусыпной памяти смертной, беспрестанной молитве и терпении всевозможных находящих искушений. Прежде же всего этого - о молчании, глубоком смирении, совершенном послушании и отсечении воли. Упражняясь в таких и таковых деяниях и будучи всегда занята ими, душа делает прежде всего ум твой способным к восприятию озарении. Но последние скоро угасают, потому что ум не утончился еще настолько, чтобы тотчас возжигаться. Когда же божественный луч коснется и сердца, тогда и его осветит, и ум очистит, и на высоту поднимет, и, возведя на Небо, соединит с божественным светом.
Пока ты не сделаешь того, о чем говорю я, как, скажи мне, можешь ты очиститься? А прежде нежели очистишься, как ум твои может воспринять божественные озарения? Каким образом, скажи мне, и откуда иначе божественный огонь может упасть на твое сердце, и возгореться в нем, и его возжечь, и воспламенить, и соединить, и сочетать с Богом, сделав творение нераздельным с Творцом? Никоим образом, скажешь ты мне, этого не может быть ни с кем из рожденных и тех, кто родится в будущем. Что следует затем, не спрашивай... Ибо если соединишься со Светом, то Он Сам всему научит тебя и все откроет и покажет, насколько полезно тебе научиться, потому что иначе невозможно тебе посредством слов научиться тому, что находится там. Господу нашему слава во веки веков. Аминь.
Как воспою я, как прославлю, как достойно восхвалю Бога моего, препобедившего множество грехов моих?
Как вообще я воззрю на высоту?
Как возведу очи, как открою уста, Отче?
Как двигну губами своими, как протяну руки свои к высоте небесной?
Какие слова я найду, какие изречения употреблю?
Как дерзну говорить я?
Как стану просить отпущения безмерных падений и многих прегрешений моих?
Поистине я совершил дела, превышающие всякое прощение. Ты знаешь. Спаситель, о чем говорю я. Противоестественными делами я превзошел всякое естество и стал хуже бессловесных, всех животных морских и всяких скотов земных. Преступив Твои заповеди, я поистине сделался хуже гадов и зверей.
Итак, осквернив свое тело и душу, как явлюсь я к Тебе?
Как воззрю на Тебя?
Как вообще посмею, несчастный, стать пред лицом Твоим?
Как не убегу от Славы Твоей и блистающего Света Твоего Святого Духа?
Как не пойду один я во тьму, совершив дела тьмы и будучи отлучен от сонма святых?
Как я, несущий уже отсюда осуждение по делам своим, стерплю тогда глас Твой, отсылающий меня во тьму?
Весь дрожа и трепеща, одержимый страхом и ужасом, я взываю к Тебе: знаю, Спаситель, что никто другой не согрешил пред Тобою, как я, ни Деянии таких не сотворил, какие именно я, несчастный, соделал, будучи виновником гибели для других.
Но, с другой стороны, я знаю и уверен в том, Боже мой, что ни великость преступлений, ни множество грехов, ни постыдность деяний никогда не превзойдут безмерного человеколюбия Твоего и превышающего ум и слово милосердия Твоего, которое Ты обильно изливаешь на горячо кающихся грешников, очищая и просвещая их, без зависти соделывая причастниками Света и общниками Божества Своего и (что чудно для Ангелов и для человеческих мыслей) часто беседуешь с ними, как с истинными друзьями Твоими.
О Благость беспредельная, о Любовь неизреченная! Поэтому я и припадаю к Тебе, горячо взывая: как принял Ты блудного сына и блудницу, пришедших к Тебе, так прими, Милостивый, и меня, от души кающегося... Вменив, Христе мой, капли слез моих как бы в источники, всегда текущие, омой ими душу мою, омой и скверны тела моего, которые от страстей.
Очисти и сердце мое от всякого лукавства, потому что оно есть корень и источник греха. Лукавство есть семя лукавого сеятеля; а где оно есть, там и произрастает, и поднимается вверх, и производит весьма много ветвей лукавства и. злобы. Его-то корни из глубины исторгнув, Христе мой, и очистив ниву души и сердца моего, всади в них страх Твой, Милостивый. Дай ему укорениться и хорошо взойти, чтобы он высоко возрос на страже заповедей Твоих, ежечасно возращаемый умножением слез и слезных потоков, орошаемый которыми он все более растет и поднимается.
Соразмерно страху и вместе с ним возрастает и смирение, от смирения же исчезают все страсти, а с ними прогоняется и полчище демонов. Все же прочие добродетели вокруг этой царицы добродетелей являются как бы стражами, подругами и служанками, сопровождающими госпожу. Когда они бывают собраны вместе и соединены друг с другом, тогда среди них, "как дерево, посаженное при потоках вод" (Пс. 1, 3), произрастает страх, насажденный Тобою, и мало-помалу необычайно расцветает. Необычайно, сказал я, потому что всякая порода рождает по роду своему и семя каждого дерева бывает по роду его. Страх же Твой прорастает и цветком необычайной породы и приносит плод тоже необычайный и непохожий на него, так как страх, естественно, полон уныния и. стяжавших его беспрестанно печалит, делая их как бы рабами, заслуживающими многих ударов, которые с часу на час ожидают посечения смерти, видя косу ее и не зная только последнего момента. Не имея ни надежды, ни полной уверенности в совершенном помиловании, они трепещут и боятся конца, томясь неопределенностью и постоянно ожидая окончательного судебного приговора.
Итак, тот цвет, который приносит страх, неизъясним по виду и еще более неизъясним по образу, потому что, расцветая, он бывает видим, но тотчас же исчезает, что не естественно и не последовательно, но вопреки естеству превосходит всякую природу. Между тем цвет кажется столь прекрасным, что превосходит всякое слово и увлекает весь ум мой к созерцанию себя, не позволяя ему помнить ничего внушаемого страхом, но заставляет меня тогда забыть все и вскоре... улетает. Дерево же страха снова бывает без цветка; когда же я, отдавшись печали, воздыхаю и горячо взываю к Тебе, снова вижу цветок на ветвях дерева. Устремив взор, о Христе мой, на один цветок, я не вижу тогда дерева, но все более и более распускающийся цветок, который, привлекая всего меня к себе любовью, переходит в плод любви и исчезает. Плод же этот не терпит, чтобы его носило дерево страха, но когда вполне созреет, тогда кажется одним без дерева, потому что в любви совершенно нет страха, однако без страха этот плод не может родиться в душе.
Поистине это чудо, превосходящее слово и всякую мысль, что дерево, возделываемое с помощью труда, дает цвет и приносит плод, плод же его, искореняя все дерево, остается один сам по себе. Каким образом плод бывает без дерева, я совершенно не могу изъяснить. Между тем любовь остается и пребывает без страха, который породил ее; поэтому она подлинно есть всякая радость, и того, кто приобрел ее, исполняет радости и веселья, изводя его чувством вне мира, чего совершенно не в состоянии произвести страх, потому что, пребывая среди видимых и чувственных вещей, как он может удалить от них того, кто имеет его, и чувством сочетать всего его с невидимым? Цвет же и плод, рождаемый страхом, пребывая вне мира, способен и ум восхищать, и душу с ним поднимать и уносить вне мира. Но ты говоришь: "Мне хотелось бы точно знать, как любовь уносит их вне мира". Ясно выразить это, как я говорил уже, невозможно; однако внимай, и я скажу тебе.
Любовь эта есть Божественный Дух. Об этом говорили ученики, когда Владыка стал для них невидим. Она есть тот всесовершающий и просвещающий Свет, который был в них*. Однако же этот Свет не от мира, ни вообще что-либо из мира и не сотворен, так как Он несозданный и пребывает вне всех тварей, как нетварный среди тварных вещей. Разумей, что я говорю тебе, чадо. Ибо Он отделен от них. Несозданный же никоим образом не может сделаться тварью. Но если бы пожелал, то и это Ему возможно сделать, потому что Слово содействием Духа и благоволением Отца действительно сделалось неизменно совершенным человеком. Будучи по природе Богом несозданным. Оно неизреченным образом сделалось сотворенным и, обожив воспринятое, в двух действованиях и двух волях показало мне двоякое чудо: видимого и невидимого, держимого и недержимого, явившегося как творение среди всех творений, а не случайно и призрачно ставшего творением, как думали некоторые. Оно совершенно не было призрачным, но, находясь среди чувственных творений, Слово было видимо соединенным с воспринятым, как творение. Восприняв же сотворенное и скрывая или возводя его на высоту в Славу Свою -это жилище Его, Славу, превосходящую наше разумение. Оно тогда внезапно сокрылось**. Ибо Творец всего, будучи невместим для всех тварей, как Бог, все наполняющий, как иначе мог бы сокрыться? Или ты станешь переставлять Владыку с одного места на другое и будешь утверждать, что Он таким образом скрылся от взоров святых апостолов***. Прочь, чтобы по неведению не впасть тебе в богохульство.
Если же угодно, то слушай о действиях Любви - и ты узнаешь, каким образом она является выше всего. Чего именно всего? Но разве ты не слыхал слов апостола (1 Кор. 13, 1-3), что иметь Любовь выше, нежели говорить языками ангельскими и всеми человеческими, иметь всю веру, так чтобы и горы переставлять, обладать всяким ведением и знать глубину таинств, расточить все богатство и самому сделаться нищим и даже тело предать за Христа на сожжение? Любовь настолько выше всего этого, что без нее ни одна из этих добродетелей, ни все они вместе совершенно не принесут никакой пользы стяжавшему их. Поэтому кто лишен и Любви, и всех названных добродетелей, то где он, скажи мне, окажется? Что будет делать? Как дерзнет вопрошающим его назвать себя верным?
Итак, внимай словам моим о Любви. Сижу ли я в келии ночью или днем, Любовь невидимо и неведомо соприсутствует мне. Будучи вне всех тварей, но в то же время и со всеми. Она есть Огонь и Свет, Она бывает облаком Света и делается Солнцем. Итак, как Огонь, Она согревает душу мою и воспламеняет сердце, возбуждая в них желание и любовь к Творцу. Когда же я воспламеняюсь душою и делаюсь подобным огню, Она, как светоносное сияние, вся летает вокруг меня, пронизывая душу мою сверкающими лучами и просвещая ум мой и делая его зрячим, делает его способным к высоте созерцания. Это именно и есть то, что я назвал раньше цветком страха. Видя этот Свет и исполнившись несказанной радости, я недолго, однако, радовался тому, что видел, так как, принеся мне божественную радость. Он удалился, совосхитив с Собою ум мой, и чувство, и всякое мирское желание. Последовав за Ним, ум мой хотел уловить явившийся мне Свет, но не нашел Его тварным и сам не мог оказаться совершенно вне тварей, чтобы уловить этот несозданный и неуловимый Свет. Однако ум мой все обошел, пытаясь увидеть Его: обыскал воздух, обернулся по небу, исходил, кажется, в поисках все бездны и концы мира, но ничего во всем этом не нашел, так как все это- тварное. Поэтому я плакал, печалился и сгорал внутренне и, будучи в исступлении как бы бесчувственным, проводил так жизнь. После же Он пришел, когда захотел, и, спустившись в виде светлого облака на мою голову, весь, казалось, окутал меня и заставлял меня, бывшего в исступлении, кричать. Однако, опять улетев. Он оставил меня одного; когда же я тщательно начал искать Его, то снова всего Его внезапно нашел в себе и узнал, увидев внутри своего сердца, поистине как светило или как диск солнца. Явившись таким образом и будучи ясно узнан мною. Он обратил в бегство толпу демонов, прогнал робость, внушил мне мужество и, обнажив ум мой от мирского чувства, облек меня в одежду умного чувства. Отлучив же меня от видимого и сочетав с невидимым. Он дал мне видеть Несотворенного и радоваться тому, что я отделился от вещей тварных, видимых и скорогибнущих и соединился с Несотворенным, Нетленным, Безначальным и для всех Невидимым. Ибо это есть Любовь.
Поспешим же, верные, ревностно на труд, поспешим, нерадивые, пробудимся, ленивые, чтобы, обладая Любовью, нам еще в большей степени сделаться Ее причастниками, и, перейдя таким образом отсюда и будучи с Нею и вне видимых вещей, с Нею же предстать Творцу и Владыке. Чтобы в противном случае, оказавшись без Нее, то есть без Любви, среди видимых вещей и среди тварей, мы не были оставлены, как твари, в огне и тартаре и страшных мучениях. Если бы можно было спастись без Нее, о Христе мой, то каким образом? Нет, нет, это никоим образом невозможно. Если мы отделимся от Света, то как избежим тьмы? Если лишимся радости, то как освободимся от печали? Оказавшись вне брачного чертога, как мы будем внутри его радоваться с находящимися там? Будучи извержены из Царствия, от Твоего, говорю. Спаситель, взора, какое иное мы сможем найти спасение, какое утешение или в каком ином месте?
Поистине и совершенно невозможно найти такого места, хотя бы некоторым неразумно и представлялось оно. Ибо неразумен тот, кто говорит о нем. Но, быть может, кто-либо, возражая, скажет неразумно: как вне Царства Небесного, вне чертога и сонма праведников не будет иного места спасения или упокоения?
Неразумный, говорит Любовь, не слыхал ли ты, что праотец твой Адам, преступив одну заповедь в раю, обнажился от божественной Славы и вместе с Евой был немедленно изгнан из рая, получив вместо наслаждения жизнь, исполненную потов, и праведный приговор от Бога жить и умирать. Так, полагай, будет и во время Суда с тем, кто действительно окажется обнаженным от божественной Славы, как и Адам.
Первой же из всех добродетелей, царицей и госпожой поистине является Любовь. Она всем им глава, одежда и слава. Без главы же тело мертво и бездушно. Равно и тело без одежды не будет ли нагим? Так и добродетели без Любви тщетны и бесполезны; так обнажен от божественной Славы и тот, кто не имеет Любви, и хотя бы он имел все добродетели, предстанет обнаженным и, не снося наготы своей, пожелает лучше скрыться, так как вместе со стыдом он будет иметь и осуждение и услышит от Судии всех: не знаю тебя. Придя на землю, Творец воспринял душу и плоть, нам же дал Божественного Духа, Который есть Любовь. Итак, если хочешь и желаешь получить Божественного Духа, совершенно веруй в Бога, отрекись также от себя самого, без колебания возьми крест на плечи и умри, чадо, произволением, чтобы сделаться тебе причастником Жизни бессмертной. Да не обольстят тебя обманщики своими лживыми речами о том, что (не отныне еще, а только) по смерти умирающие получают Жизнь, чтобы, поверив, ты не вознерадел и не лишился причастия Жизни. Внимай словам Божиим, внимай апостолам и учителям Церкви. О чем Христос ежечасно взывает? Реки божественного источника вечно живой воды истекут из чрева верующих в Меня (Ин. 7, 38). Говоря так, что Он называет водою, как не благодать Духа? Он же ублажает чистых сердцем (Мф. 5, 8), говоря, что они здесь узрят Бога. И все апостолы и учители утверждают, что отсюда еще должно воспринять как Духа Святого, так и самого Христа, если только мы желаем спастись. Послушай голоса Владыки, послушай слова Слова, как изъясняет Он Царство Небесное, которое еще отсюда должны воспринять люди, говоря, что оно подобно многоценной жемчужине (Мф. 13, 45). Слыша о жемчужине, что ты подразумеваешь? Скажешь ли, что это камень или вообще нечто весомое и сколько-нибудь видимое? Прочь от богохульства, ибо это- мысленная жемчужина. А тот купец, который нашел ее, скажи теперь, как он нашел ее? Если она невесома и невидима, то где он нашел ее, как увидел,- научи меня? как, все продав, купил то, чего не мог ни видеть, ни в руках держать, ни вложить в недро? Одною верой, конечно, и надеждой он так был настроен, как если бы имел ее, ответишь ты. Но не сказал Владыка, как ты полагаешь, что он в надежде нашел ее, в надежде воспринял и продал имущество. Зачем тебе заблуждаться, зачем опираться на пустые надежды? Ты изобличаешь себя самого, что не желаешь искать, не желаешь найти, не желаешь продать своего имущества и взять Царство Небесное, которое находится внутри тебя, если ты пожелаешь, как сказал Владыка.
Но, быть может, ты- нищий и не имеешь ни золота, ни имений, ни богатства и, услышав, что эта бесценная жемчужина покупается продажею всего имущества, скажешь: каким образом я, неимущий, буду иметь возможность приобрести эту божественную и прекрасную жемчужину? Поэтому прошу тебя благоразумно послушать. Если бы ты обладал всем миром и тем, что в мире, и, расточив, все это раздал бы сиротам и вдовицам и нуждающимся нищим, и сам бы сделался нищим, и помыслил бы, что ты уплатил совершенно равную цену, говоря: дайте мне жемчужину, потому что я все свое отдал, то тотчас бы услышал в ответ от Владыки: что ты называешь своим? Нагим ты вышел из чрева матери твоей и нагим, конечно, опять пойдешь в могилу; что же, неразумный, ты называешь своим? Ты совершенно бесчувствен, не воспринял ты Царствия и не получишь жемчужины. Если бы ты совершенно расточил все имущество твое, если бы весьма обнищал и приступил, говоря: воззри. Спаситель, на сердце и душу сокрушенную, ужасно мучимую и сильно палимую; воззри, Владыко, на меня обнаженного, недоумевающего, чуждого всякой добродетели и не имущего, что дать в выкуп за Тебя, Слове, и помилуй меня, единый незлобивый Боже мой! Ибо что достойное найду я в мире, о Боже мой, что мог бы я дать в цену за Тебя, сотворившего все? Ибо что дала Тебе блудница, что предложил разбойник? Или какое богатство блудный сын принес Тебе, Христе мой?
Если скажешь это, то услышишь: да, они принесли Мне дары, подлинно принесли Мне богатство: отдав, что имели, они получили жемчужину более ценную, чем весь мир. Если угодно, это и ты принеси Мне, и, конечно, получишь. Приступи с этим ко Мне, и Я тотчас покажу тебе ту жемчужину, которую получили они. Если ты отдашь и самую душу, не думай и не считай, что ты уплатил нечто совершенно достойное. Ибо Я имею, конечно, власть, имею и жемчужины, которые если бы весь мир воспринял и с этим миром мириады иных миров, то из Моих сокровищ не убудет ни одной жемчужины; и если ты приступишь ко Мне, как приступила блудница, то Я и тебе дам дар, как ей даровал.
Так тебе скажет Бог и научит, как приступили к Нему разбойник и блудница, прославляемые в мире, и как был принят блудный сын, лишь только обратился. Разбойник же верою спасся, хотя он и много зла сделал.
И праведно, потому что в то время, когда все от Меня отреклись, все соблазнялись, когда Я висел на древе, он один исповедал Меня Богом и Царем и от всего сердца воззвал ко Мне, как к бессмертному. Потому он прежде всех и получил Царствие.
А любовь блудницы? Какие слова выразят ее? Нося ее в сердце, она приступила ко Мне, как к Богу и Владыке всего видимого и невидимого, и принесла ее так щедро, как никто до тех пор. Видя эту блудницу, Я принял ее и не взял от нее ту любовь; но, дав ей жемчужину, оставил ей также и любовь, лучше же- еще более возжег, превратив ее в великий пламень, и отпустил ее, как чистейшую деву. Ибо вдруг весь Закон, как стену, прейдя, или, как лестницу, превзойдя все добродетели, она достигла конца Закона, который есть Любовь, и ушла от Меня, невредимо храня ее до смерти.
Подобным же образом и блудный сын, обратившись от всего сердца, нелицемерно раскаялся, и, хотя был прежде сыном Моим, пришел ко Мне не как сын, но просил Меня сделаться как бы одним от наемников Моих. И не устами только говорил он, но и душою, и делами показывал то, что говорил на словах. Смирение его подвигло Меня к состраданию: тотчас же обогатив его, Я немедленно прославил его, так как видел его от всей души пришедшим ко Мне, видел, что в сердце он совсем вспять не отвращался, как это делают многие.
Итак, кто бы ни приступил ко Мне таким образом, нелицемерно повергшись предо мною (да слышит всякое создание), Я тотчас же приму его. Но если бы кто захотел хитростью получить Мою благодать и пришел бы лицемерно, имея внутри злобу или полагаясь на свои дела, будучи одержим надменностью или завистью, тот совершенно не будет иметь части со Мною. Это тебе и всем Бог через нас ежечасно возвещает.
Если угодно, я и другими доводами ясно докажу тебе, что здесь еще должно тебе воспринять все Царство Небесное, если ты желаешь войти в него после смерти. Послушай Бога, опять говорящего тебе в притчах. Чему уподоблю Царство Небесное? Внимай: оно подобно зерну горчичному, которое человек некий взял и посеял на поле своем; и оно взошло и сделалось поистине великим деревом (Мф. 13, 31). Итак, скажи, слушатель, что такое это зерно? Что ты думаешь о нем? Скажи откровенно; в противном случае я скажу и возвещу истину. Зерном, конечно, Он назвал для тебя Царство Небесное. Зерно же это есть благодать Божественного Духа. А поле-сердце каждого из людей, куда воспринявший Духа ввергает его, скрывая во внутреннейших частях, чтобы никто не видел его, и хранит его со всякой тщательностью, чтобы оно выросло и, сделавшись деревом, поднялось к Небу. Итак, если ты говоришь, что не здесь, но после смерти получат Царство Небесное все, горячо желающие его, то ты извращаешь слова Спасителя и Бога нашего. Ибо если ты не воспримешь зерна горчичного, о котором сказал Он, если не посеешь его на поле своем, то останешься вовсе без семени. Если же ты и воспринял семя, но заглушишь его терниями, или отдашь зерно на расхищение птицам, или оставишь свое поле по нерадению без орошения и семя твое не взойдет, не вырастет и не принесет плода, то, скажи мне, какая тебе будет польза от этого семени? Когда же в иное время, если не теперь, ты получишь это семя? После смерти, говоришь. Но ты уклоняешься от естественного порядка: на каком поле, спрошу я тебя, ты скроешь тогда зерно это? Какими трудами будешь возделывать его, чтобы оно выросло?
Поистине, брат, ты полон заблуждения и совершенно обольщен. Ибо это время есть время трудов, а будущее-время венцов.
Здесь ты должен получить себе залог, сказал Владыка; здесь должен воспринять печать. Если ты благоразумен, то здесь зажги светильник души твоей, прежде чем наступит тьма и затворены будут врата делания.
Здесь Я бываю для тебя жемчужиной, которую можно купить.
Здесь Я являюсь для тебя пшеницей и как бы зерном горчичным.
Здесь бываю для тебя закваской и заквашиваю смешение твое.
Здесь Я являюсь для тебя водою и огнем услаждающим.
Здесь бываю для тебя и одеждой, и пищей, и всяким напитком, если ты желаешь.
Так говорит Владыка. Итак, если от здешних вещей ты познаешь Меня таковым и таким образом, то и там также будешь иметь Меня, и Я неизреченным образом сделаюсь для тебя всем. Если же отойдешь отсюда, не ведая действий Моей благодати, то и там найдешь во Мне только безжалостного Судию.
О Христе мой и Боже мой, не осуди меня тогда и не подвергни наказанию много согрешившего пред Тобою, но прими меня, как, одного из последних наемников Твоих, и сподоби отныне послужить Тебе, Спаситель мой, и получить Божественного Твоего Духа- залог Царствия, и там насладиться славою чертога Твоего, созерцая Тебя, Боже мой, во веки вечные. Аминь
* Имеются в виду ученики Лука и Клеопа (Лк. 24, 31-32).-Ред.
**Имеется в виду Вознесение Христово.-Ред.
***Вознесение Христово должно быть понимаемо сообразно с Его Божественной природой; это ясно из предшествующих слов: "Ибо Творец всего, будучи невместим для всех тварей, как Бог все наполняющий, как иначе мог бы сокрыться?" Следовательно, когда Христос исчезал от взоров присутствовавших, как Бог, Он не двигался в пространстве, хотя, как человек, двигался в пространстве; о чем и преподобный Симеон свидетельствует, когда о Вознесении Христовом пишет таким образом: "Восприняв же тварь (то есть свое человечество) и скрывая или возводя ее на высоту в Славу Свою (вот пространственное движение Христа как человека). Оно (Слово) тогда внезапно сокрылось".- Примеч. пер.
Ты знаешь во мне, о Христе, делателя всякого беззакония и поистине сосуд всевозможных пороков; это знаю и я, и исполнен позора и стыда; мною овладела гнетущая печаль и сердце мое одержимо непереносимой скорбью. Но таинственно воссиявший мне свет лица Твоего прогнал помыслы, изгладил скорбь и низвел радость в смиренную душу мою.
Итак, я и хотел бы, Христе, печалиться, но печаль не пристает ко мне. Печалюсь же я скорее о том, чтобы за эту радость не погибнуть и не лишиться мне, несчастному, будущей радости. Но не лиши меня ее, Владыко, никогда- ни ныне, ни в Будущем Веке, Царь мой! Ибо созерцание лица Твоего есть радость: не Ты ли. Боже мой, являешься всяким и единственным благом? Но, доставляя видящим Тебя всякое благо. Ты исполняешь им по причастию и общению тех, на которых взираешь, не тех, которые говорят об этом, увы! как только о будущем, но тех, которые и ныне, находясь в теле, являются достойными Тебя, то есть очистившихся через покаяние. Ты и Сам видишь их, и им даешь ясно видеть Тебя, отнюдь не в привидении или воображении ума, и не одной только памятью, как думают некоторые, но самою истиною божественного и страшного дела, во исполнение поистине божественного Домостроительства. Ибо Ты тогда соединяешь разделенное, будучи Богом спасения для всех грешников.
Ибо принявшие Крещение Твое от младенчества и недостойно его прожившие всю жизнь будут иметь большее осуждение, нежели не крещеные, ибо они поругали, по словам Твоим (Евр. 10, 29), святую одежду Твою. И Ты, Спаситель, хорошо зная это, даровал нам для вторичного очищения покаяние, запечатлев его благодатию Духа, которую впервые мы получаем от Крещения. Так как Ты не сказал, что благодать подается только через воду, но скорее через Духа и призывание Троицы. Итак, когда мы крещаемся, будучи не сознающими себя детьми, как несовершенные, мы и благодать принимаем несовершенным образом, получая только разрешение от первого преступления. Ради этого одного, думаю, Ты и повелел, Владыко, совершать эту божественную купель, через которую крещаемые входят внутрь виноградника, получая искупление от тьмы, ада и смерти и совершенно освобождаясь от тления. Виноградник же, думается мне, есть рай, из которого ниспали мы, опять воззванные в него. И каким был тогда Адам до грехопадения, такими делаются и все сознательно крестившиеся, кроме тех, которые по нечувствию не приняли умного чувства, производимого действием нисходящего Духа. Подобным же образом все мы, как Адам, получаем и заповеди для делания и хранения их. Эти заповеди, понимаемые духовно, составляют духовный и божественный закон, который посредством тела через делание исполняется телесно. Так как человек двояк, то он нуждается и в двояком законе. Если бы он не вознерадел, то и от добра не отпал бы. Ибо душа одна не может делать добра, но и тело, если оно совершает дела без божественного ведения, не лучше рабочего вола или вьючного животного.
Итак, призванные через Крещение Твое в виноградник Твой, то есть в рай, и вступив в него, сделавшиеся совершенно безгрешными и святыми, подобно тому, каким был первозданный Адам, затем вознерадевшие об этом спасении и несказанном Промышлении Твоем, сделавшие дела худшие, нежели Адам, презрев человеколюбие Твое и не рассуждая о купели Крещения через Божественного Духа- этом деле страшного Домостроительства Твоего, как могут они вместе с грехами своими удержать за собою и пребывание внутри рая, что по мнению многих возможно? Как будут допущены в него те святые, которые вновь осквернились, осквернив, Христе мой, хитон Твой пороками? Да и возможно ли допустить, чтобы Ты, Чистый и Святой, хоть сколько-нибудь мог обитать внутри их грязных сердец? Прочь, сказал Бог, да не будет он чадом Моим.
Ибо тебе известно, что и ты крестился, но потом осквернился, как грешил ты, будучи отроком, как неразумно заблуждался. Ты знаешь, сколько ты плакал, сколько сокрушался, как ты отрекся затем от всего мира, будучи едва отмолен отцом твоим
Сначала умным только образом через умное чувство Я удостоил тебя голоса, а потом и луча и после этого человеколюбиво явился тебе, как Свет. Затем, приняв вид малого огневидного облака, сидящего вверху на голове твоей, Я доставил тебе одно только созерцание образа и слезы от изумления с великим умилением. Я попалил страсть плоти и мрак головы твоей, так что от них произошел, как ты знаешь, запах сожженного в огне мяса ее. Ты совершенно забыл о тех бедствиях после этого и о той скорби, какую пришлось тебе претерпеть тогда. Но Я, как Бог Всеведущий, знаю ту веру и то смирение, какие ты имел к отцу твоему, и то совершенное отречение воли твоей, которое вменяется у Меня в мученичество. Ибо не имеющий собственной воли совершенно умирает и обретается в Моей воле, потому что он живет во Мне. Итак, вследствие того, что ты был почти таковым, и он (наставник Симеона, от перев.) ежедневно понуждал Меня, благого по природе, своими слезами, Я начал, как ты знаешь, чаще являться тебе, мало-помалу очищая душу твою покаянием и сжигая находящееся в тебе вещество страстей -эти не плотские или вещественные, но незримые терния, как бы мрачные тучи, как бы густую мглу и тьму. После того как ты просветился, разумеется, постом и трудами бдения, молитвы и всякого злострадания и омылся беспрестанными горячими слезами в молитве, в пище и еще более в питии, Я едва сделал тебя удобовместимым сосудом; и не только удобовместимым, но и очищенным в огне, чтобы пребывать тебе в нем (внимай) неопалимым. Сделав тебя таким образом таковым, как ты видел тогда, летавший вокруг тебя и окружавший тебя Свет, будучи сам по природе неприступен, весь вошел в тебя и чудным образом изменил тебя прекрасным изменением.
Итак, если ты не всеми твоими делами будешь служить Ему (т. е. Мне), но под некоторым предлогом или без предлога допустишь в сердце хотя малый неприязненный помысел против кого-либо и выскажешь его словом или только худо подумаешь о нем, и если при этом горячо, со слезами не раскаешься, удалив от себя покаянием неприязненный помысел, а равно и всякое дурное расположение сердца, то этот Свет не будет пребывать в тебе, потому что Он есть Божественный Дух, сопребывающий со Мною и Отцом, как Мне единосущный, но тайно и внезапно улетит от тебя, как зашедшее солнце, и, скрывшись как бы во мгновение ока, перестанет быть видимым. Как, в самом деле, может Он пребывать в душе совершенно не очищенной и не пришедшей в чувство покаяния? Или как могла бы снести природу нестерпимого огня та душа, которая исполнена терния страстей и греха? Как бы она вместила сущность совершенно невместимую? Как, будучи тьмою, она соединилась бы со Светом неприступным и не исчезла бы от Его присутствия? Нет, чадо, это никоим образом и совершенно невозможно, потому что Я удален от всех тварей.
Когда же Я- Творец всего- сделался тварью, то Я только по плоти стал подобен людям, восприняв также, подобно им, и душу и ум. Сделавшись же Сам человеком, Я не сделал тогда через это всех людей богами, но только через веру и соблюдение Моих заповедей, через Крещение и божественное Причастие Страшных Таин Моих, Я всем даю жизнь. Говоря: жизнь, Я разумею Божественного Духа Моего. Однако пусть знают и то имеющие в сердцах своих Духа Моего сияющего, что они имеют, по словам апостола Павла, Того, Кто взывает к Отцу Моему и ко Мне, говоря через них: "Авва, Отче!" (Рим. 8, 14-15). Ибо так как они сделались чадами Божиими, то, познавая Меня, с дерзновением взирают на Меня и называют Меня Отцом. Божественный же Дух к каждому из них, имеющих Его ныне, совершенно истинно говорит в них: о чада, не бойтесь! Вот Я, как видите, внутри вас нахожусь и сопребываю. Раз навсегда Я освобождаю вас от тления и смерти и делаю вас чадами и друзьями Божиими. Вот кем Я вас сделал! Радуйтесь о Господе! Итак, пусть это будет у людей истинным признаком тех, которые соделались сынами Божиими и наследниками и имеют воспринятого ими Божественного Духа Моего. Отсюда они и христианами называются не по имени, но действительно, делом и истиной.
Это достоверное и вожделенное дело бывает с теми, которых Ты, Христе мой, ясно предведал и через Божественного Духа дал им быть сообразными Твоему образу. Для таковых, как для званных Тобою в неизреченную радость, это всегда и везде бывает возможно вовеки.
Для всех же прочих это кажется невозможным, для тех, которые, клевеща, совершенно не верят этому и, обольщаясь в собственных мыслях, думают успокоиться, безумные, на пустых надеждах. Говоря свысока и тонко, выражаясь изысканными словами и толкуя все это в отношении к тому, что им любезно, они совершенно небрегут о Твоих страшных заповедях. Не желая искать Тебя, они мнят, что имеют Тебя, если же признаются, что не имеют Тебя, то проповедуют, что Ты совершенно неуловим для всех, и как будто никто из людей не может видеть Тебя, и что нет никого, кто превосходил бы их знанием. Поэтому они учат, что Ты либо для всех людей доступен и уловим, либо совершенно неуловим и недоступен. Но, как омраченные, они и в том и в другом случае ошибаются, не разумея вещей Божеских и человеческих.
Даруй им свет ведения, пошли в помощь божественный страх, дай восстать из глубины зломудрия и прийти в сознание и чувство того, что они находятся в яме, сидят во тьме, не видя Божественного Света, о котором они берутся говорить и свидетельствовать, не веря тому, что и ныне есть видящие Тебя. Если Ты не озаришь их Светом Твоим и если они сознательно не увидят его, то как они вполне поверят тому, что Ты являешься достойным, собеседуешь с ними и живешь в них ныне и вовеки, как в друзьях и верных рабах Твоих, по слову Твоему. Но Ты Бог верных, а не неверных. Поэтому Ты совершенно не взираешь на них, ибо как Ты, Спаситель, покажешь им Свет лица Твоего, когда они, отрекаясь от Тебя, утверждают, что вечный Свет Твой не светит в душах святых? Никак, если они не приобретут, по слову Твоему, великой веры и не станут усердно хранить Твоего Божественного закона, отдавшись ради Тебя даже до смерти на истинное делание Твоих премудрых заповедей. Итак, это-спасение всех спасающихся, и нет иного пути спасения, как сказал Ты, о Боже мой! Подай милость, подай милость. Спасе, тем, которые нуждаются в Тебе ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Как, будучи сокрытым, Ты видишь и сохраняешь все?
Как, нами не видимый. Ты видишь нас всех?
Но познаешь Ты, Боже мой, не всех, кого видишь, но, любя, познаешь только тех, которые Тебя любят, и исключительно им одним Самого Себя являешь, будучи Солнцем, сокрытым для всякой смертной природы. Ты восходишь в Твоих рабах, видим бывая ими, и они восстают в Тебе, бывшие прежде омраченными: блудниками, прелюбодеями, распутниками, грешниками, мытарями. Через покаяние они делаются сынами Твоего Божественного Света. Ведь Свет, конечно, рождает свет, поэтому и они делаются светом, чадами Божиими, как написано (Пс. 81, 6), и богами по благодати-те, которые отрекутся от суетного и обманчивого мира, без ненависти возненавидят родителей и братий, считая себя странниками и пришельцами в жизни; те, которые лишат себя богатств и имуществ, совершенно отвергнув пристрастие к ним; те, которые ради славы небесной от души возгнушаются пустой славой и похвалами людскими; те, которые отсекли свою волю и стали для пастырей как бы беззлобными овцами; те, которые стали мертвы телом ко всякому худому деянию, до пота трудясь над возделыванием добродетелей и руководясь в жизни одной только волей кормчего, через послушание умирая и опять оживая; те, которые, благодаря страху Божию и памяти смертной, во все дни и ночи проливают слезы и умно припадают к стопам Владыки, испрашивая милости и оставления грехов. Такие через всякое делание добра приходят в доброе состояние и, как повседневно плачущие и усердно стучащие, привлекают к себе милость. Частыми молитвами, неизглаголанными воздыханиями и потоками слез они очищают душу и, видя ее очищение, воспринимают огонь любви и огонь желания- увидеть ее совершенно очищенной. Но так как им невозможно найти конец Света, то очищение у них бывает бесконечным.
Ибо сколько бы ни очистился и ни просветился я, жалкий, сколько бы ни увидел очищающего меня Святого Духа, мне всегда будет казаться, что это только начало очищения и видения, потому что в беспредельной глубине и в безмерной высоте кто может найти середину или конец? Я знаю, что Света много, но сколько- не знаю. Сильно желая все большего, я постоянно вздыхаю о том, что мне дано немногое (хотя оно и кажется мне многим) в сравнении с тем, что, как я догадываюсь, далеко отстоит от меня, чего я жажду, видя, и думаю, что ничего не имею, так как совершенно не ощущая данного мне богатства, хотя и вижу Солнце, однако не считаю его таковым. Каким же это образом?- слушай и веруй.
То, что я вижу, есть Солнце, Которое невыразимо приятно для чувства; Оно влечет душу к неизреченной и божественной Любви. Душа же, видя Его, воспламеняется и горит любовью, желая всецело иметь внутри себя то, что является ей, но не может и поэтому печалится и уже не считает за благо видеть и ощущать Его. Когда же Видимый мною и никем не вместимый, как поистине неприступный, изволит помиловать сокрушенную и смиренную душу мою, тогда каким Он видится мне, сияя перед лицом моим, таким же блистающим становится Он видим во мне, весь исполняя меня, смиренного, всякой радости, всякого желания и божественной сладости. Это внезапное превращение и чудная перемена, и невыразимо словами то, что во мне совершается.
Ведь если бы кто увидел, что это видимое всеми солнце сошло внутрь его сердца и все вселилось в него, и так же светило бы, то не помертвел ли бы он от чуда и не сделался ли бы безгласным, и не изумились ли бы все, видевшие это?
Если же кто увидит Творца солнца, наподобие светила светящим внутри себя, действующим и говорящим, то как не изумится и не содрогнется он от такого видения? Как не возлюбит своего Жизнеподателя?
Люди любят подобных себе людей, когда они кажутся им несколько лучшими других; Творца же всех, единого бессмертного и всемогущего, кто, увидев Его, не возлюбит?
Если многие, поверив от слуха, возлюбили Его, а святые даже и умерли за Него, и тем не менее они живы, то приобщившиеся видения Его и Света, Им познанные и Его познавшие, как они не возлюбят Его? Скажи, как ради Него не будут непрестанно плакать? Как не станут презирать мира и того, что в мире? Как не отрекутся от всякой чести и славы те, которые, став выше всякой славы и земной чести и возлюбив Владыку, нашли Того, Кто пребывает вне земли и всего видимого, Того, Кто сотворил все видимое и невидимое, и получили бессмертную Славу, имея в Нем без недостатка всякое благо? Также и всякое отпущение грехов и всякое желание вечных благ и вещей божественных, как богатство некое, они почерпнули из того же вечно живого источника, обильно насытиться которого дай и нам, Владыко, и всем ищущим и горячо любящим Тебя, Дабы и мы также со святыми Твоими наслаждались вечными благами во веки веков. Аминь.
Плачу и сокрушаюсь я, когда меня озаряет Свет, и я вижу нищету свою и познаю, где нахожусь, и в каком бренном мире я, смертный, обитаю.
Веселюсь же и радуюсь, когда помышляю о данном мне от Бога назначении и славе, видя всего себя украшенным невещественным одеянием, как бы Ангела Господня.
Итак, радость эта возжигает во мне любовь к Тому, Кто подает ее и изменяет меня,- Богу. Любовь же источает слезные потоки и еще более просвещает меня.
Послушайте вы, согрешившие, как и я, против Бога, постарайтесь ревностно подвизаться в делах (благих), чтобы получить вам и удержать вещество невещественного огня (говоря: вещество, я показал Божественную сущность) и возжечь умный светильник души, дабы сделаться солнцами, светящими в мире и совсем невидимыми для живущих в мире, чтобы стать как бы богами, содержащими внутри себя всю славу Божию, в двух сущностях, то есть в двух природах, двух энергиях и двух волях, как говорит Павел (Рим. 7, 14-25). Ибо одна воля- скоропреходящей плоти, другая- Духа и иная - души моей. Однако я не трояк, но двояк, как человек: душа моя неизъяснимо связана с плотью. И все же каждая (из частей) требует свойственного себе, как тело еды, питья, сна, что я называю земными желаниями плоти. Когда же тело отделится от души, то ничего этого не ищет, но бывает мертвым и бесчувственным, наподобие глины. Всякое же желание (воля) души человеческой, мне думается, едино. Поэтому кто сочетал свою волю с Божественным Духом, тот сделался богоподобным; восприняв в сердце Христа, он (поистине) стал христианином от Христа, имея в себе вообразившимся единого Христа, совершенно неуловимого и поистине неприступного для всех тварей.
Но, о природа непорочная! Сущность сокрытая, человеколюбие для многих неведомое, милосердие для неразумно живущих невидимое, существо неизменное, нераздельное, трисвятое, свет простой и безвидный, совершенно несложный, бестелесный, нераздельный и никакою природой неуловимый, каким образом Ты, о Царь, был видим, как и я, познаваем сидящими во тьме, носим на руках Твоей Святой Матери, связываем, как убийца, телесно страдал, как злодей, желая, конечно, меня спасти и опять возвести в рай славы? Таково Твое Домостроительство, Слово, таково пришествие, таково благоутробие Твое и человеколюбие, бывшее ради всех нас людей- верных и неверных, язычников, грешников и святых. Ибо явление Твое сделалось общим для всех спасением и искуплением.
Происходящее же сокровенно во мне, блудном, и частным образом совершающееся в известной неизвестности, то есть ведомо для меня, неведомо же для других, какой язык изречет? Какой ум изъяснит? Какое слово выразит, чтобы и рука моя могла написать это? Ибо поистине, Владыко, страшно и ужасно, и превосходит слово то, что мне видится Свет, Которого мир не имеет, и меня любит Тот, Кто не пребывает в этом мире, и я люблю Того, Которого отнюдь нет среди видимого.
Сидя на ложе, я нахожусь вне мира, и, пребывая в своей келии, вижу Того, Кто вечно пребывает вне мира и Кто соделался человеком в мире, с Которым я и беседую, дерзко же будет сказать- Которого и люблю*, и Он меня любит*. Одно созерцание Его служит для меня пищей и прекрасным питанием; соединяясь же с Ним, я восхожу превыше небес и знаю, что это истинно и достоверно бывает.
Где же тогда находится это тело? - не знаю. Знаю, что пребывающий недвижимым нисходит ко мне. Знаю, что по природе невидимый- видится мне. Знаю, что далеко отстоящий от всей твари воспринимает меня внутрь Себя и скрывает в объятиях, и я нахожусь тогда вне всего мира. С другой стороны, и я, смертный и ничтожный, среди мира внутри себя созерцаю всего Творца мира, и знаю, что не умру, пребывая внутри самой Жизни и имея всецелую, внутри меня возрастающую Жизнь. Она и в сердце моем находится, и на Небе пребывает; здесь и там Она видится мне в равной мере блистающей. Но могу ли я хорошо уразуметь, каким образом это бывает? И в состоянии ли я высказать тебе хотя бы то, что понимаю и вижу? Ибо поистине совершенно невыразимо то, чего око не видело, ухо не слышало, и что на сердце плотское никогда не приходило (Ис. 64, 4; 1 Кор. 2, 9).
Благодарю Тебя, Владыко, что Ты помиловал меня и дал мне видеть это и таким образом записать, и потомкам моим поведать о Твоем человеколюбии, дабы и ныне этим тайнам научались народы, племена и языки, что всех горячо кающихся Ты милуешь, как помиловал апостолов Твоих и всех святых, благодетельствуешь им, почитаешь их и прославляешь. Боже мой, как взыскующих Тебя с великой любовью и страхом, и к Тебе единому взирающих- Творцу мира, Которому подобает слава и честь, держава и величие, как Царю и Богу и Владыке всего (мира), ныне и всегда непрестанно во веки веков. Аминь.
* Понятие "любить" в греческ. языке выражается глаголами: агапао, эрао, филео и др. И каждый из них имеет свой оттенок: агапи указывает на любовь главным образом как на добродетель; эрос-на любовь как на страстное влечение, страсть; филео же означает любить в смысле вести дружбу, иметь взаимное уважение. Здесь в обоих случаях употреблен глагол "филео".-Примеч. пер.
О что это за вещь, сокрытая для всякой тварной природы? Что это за свет мысленный, ни для кого не видимый? Что это за великое богатство, которого никто в мире вполне не мог найти или овладеть им всецело?
Ибо оно неуловимо для всех и невместимо для мира; оно вожделеннее всей вселенной и настолько желаннее вещей видимых, насколько Бог, создавший их, превосходнее их. Поэтому я уязвлен любовью к Нему, и, пока не вижу Его, истаиваю внутри, и, горя умом и сердцем, со вздохом хожу туда и сюда, и, палимый, ищу здесь и там, нигде не находя Возлюбленного души моей, и часто озираюсь в надежде, не увижу ли моего Желанного. А Он, как невидимый, совершенно не показывается мне. Когда же я, отчаявшись, начинаю плакать, тогда Он является мне, и на меня взирает Тот, Кто все видит. Изумляясь необыкновенной красоте (Его), я дивлюсь тому, как Творец, отверзши Небеса, приклоняется и показывает мне неизреченную и необычайную славу. Когда же я размышляю о том, может ли кто стать еще ближе к Нему и каким образом можно было бы подняться на неизмеримую высоту, Он Сам внутри меня является, блистая в убогом сердце моем, отовсюду озаряя меня бессмертным светом и все члены мои освещая лучами. Весь обнимая меня, Он всего меня покрывает лобзанием и всего Себя мне, недостойному, дарует. И я насыщаюсь Его любовью и красотою исполняюсь божественного наслаждения и сладости. Я делаюсь причастником света и славы: лицо мое, как и Возлюбленного моего, сияет, и все члены мои делаются светоносными. Тогда я становлюсь красивее красивых, богаче богатых, бываю сильнее всех сильных, более великим, чем цари, и гораздо более достойным не только в сравнении с землею и всем, что на земле, но и с Небом и всем, что на Небе, имея (в себе) Создателя всего, Которому подобает слава и честь ныне и вовеки. Аминь.
Ныне, о Владыко, среди живых я пребываю, как мертвый, и среди мертвых, как живой, я – несчастный более всех людей, на земле живущих, которых создал Ты, Боже мой. Ведь быть мертвым среди живущих по Тебе свидетельствует, конечно, обо мне, что я хуже не получивших бытия. Жить же неразумной и скотоподобной жизнью неведущих Бога подобно тому, как если бы жить среди мертвых. В самом деле, как не подобно? и как не то же? Хотя мне и кажется, что я знаю Тебя и верую (в Тебя), и воспеваю и призываю Тебя. Ибо (только) уста мои, Слове, говорят то, чему научен я, равно и гимны и молитвы я воспеваю те, которые давно уже написаны приявшими Духа Твоего Святого. [Между тем] говоря это и думая, что я нечто великое сделал, я не чувствую и не понимаю того, что как дети, учась, [часто] не сознают силы речений; так и я, проводя время в молитвах, (чтении) псалмов и (составлении) гимнов, и воспевая Тебя, единого благоутробного (Владыку), не воспринимаю чувством Твоей славы и света. И подобно тому как еретики, многому научившись, мнят, что познали и знают Тебя, мнят, несчастнейшие, что и видят Тебя, Боже мой; так и я, произнося много молитв и псалмопений одним языком своим, положим же, что и сердцем, на основании этого полагаю, что обладаю высшей степенью веры, думаю, что восринял всякое познание истины и ни в чем более не нуждаюсь; на основании того же я заключаю, что вижу Тебя, Свет мира – Спасителю, и говорю, что имею Тебя, и Ты сопребываешь со мною. Воображая, что приобщаюсь Твоей Божественной природы, я против себя же подыскиваю выдержки и речения. (Так) отыскав из Писания, я привожу (следующее) свидетельство, говоря: Господь сказал, что ядущие Его плоть и пиющие Его кровь в Нем пребывают, равно и Он Сам, Владыка, в них обитает (Иоанн. 6, 56). Итак, говоря это, я утверждаю, что в удержимом [виде] тела Неуловимый пребывает, как уловимый, и совершенно Невидимый, как видимый и держимый. Но я несчастный не понимаю того, что [только] в тех, в которых Ты изволишь, в чувственном, держимом и видимом Ты, Создатель, пребываешь, как чувственный, держимый и видимый. В нечистых же, каков я, или лучше (сказать) недостойных Ты, обоготворяя чувственное Твое тело и кровь и (делая его) совершенно недержимым и неуловимым, неизменно изменяешь его, вернее же – поистине претворяешь в духовное и невидимое, как некогда, дверем затворенным, Ты вошел и вышел (Иоан. 20, 19 – 26) и в [другой раз] сделался невидим на глазах учеников во время преломления хлеба (Лук. 24. 30 -31). Так и ныне в [таинстве Евхаристии] хлеб Ты соделываешь телом Твоим духовным. А я думаю, что, делаясь причастником Твоей плоти и приобщаясь Тебя, я [всегда] удерживаю Тебя, хотел ли бы Ты или не хотел, и воображаю, Христе мой, что бываю как бы святым, наследником Божиим и Твоим сонаследником и братом, и причастником вечной славы. Итак, не ясно ли отсюда, что я являюсь совершенно бесчувственным и не понимаю, очевидно, того, о чем пою и воспеваю, что говорю и о чем всегда размышляю. Ибо если бы вполне разумел, то знал бы, конечно, и то, что Ты, Боже мой, для того непреложно сделался человеком, чтобы, восприняв меня, всего обоготворить, а не для того, чтобы Ты, как человек, пребывал в тучной плоти, и чтобы, будучи, как Бог, по природе совершенно недержимым, нетленным и неуловимым, Ты держим был в тлении. Если бы я знал, что тело Твое Божественное неуловимо, и верил, что кровь Твоя святая для меня недостойного поистине является огнем неприступным; то я приобщался бы их со страхом и трепетом, очищая себя слезами и воздыханиями. Но я сижу ныне во тьме, обольщенный неведением и будучи одержим, несчастный, совершенным бесчувствием.
Однако я прошу и умоляю Тебя, припадая (к Тебе) и ища Твоей милости: Воззри на меня, Всецарю мой, и ныне, как некогда, покажи благоутробие и сострадание Твое, яви непамятозлобие на мне – мытаре, или лучше – всеблудном, согрешившим пред Тобою сверх всякой природы разумных и бессловесных существ. Ибо хотя и все беззакония соделал я в жизни, но Тебя Бога (Отца) исповедую Творцом всего, Тебя Сына Божия почитаю единосущным (Отцу), рожденным от Него прежде всех веков, в последние же времена – от Св. Девы Богородицы Марии рожденным, как младенца, и соделавшимся человеком, ради меня пострадавшим, распятым и погребению преданным, в третий день воскресшим из мертвых и восшедшим во плоти туда, откуда Ты не отлучался. Итак, за то, что я таким образом верую и поклоняюсь Тебе, и уповаю, что Ты Христе, паки придешь судить всех и воздать каждому по достоинству, пусть вера вместо дел вменится мне, Боже мой; не взыщи (с меня) дел, совершенно оправдывающих меня, но вместо всего пусть эта вера будет достаточной для меня. Пусть она защитит, пусть она оправдает меня и покажет причастником вечной Твоей славы. Ибо верующий в Меня, сказал Ты, о Христе мой, жив будет и не увидит смерти во веки (Иоанн. 11. 25 – 26). Итак, если вера в Тебя спасает отчаянных, то вот я верую, - спаси меня, озарив Твоим Божественным светом: явившись, Ты просветишь, Владыко, во тьме и сени смертной держимую душу мою. Даруй мне умиление, (как) питие Твое живительное, питие увеселяющее душевные и телесные чувства мои, питие всегда меня радующее и подающее мне жизнь, которой не лиши меня, Христе, смиренного странника, все упования на Тебя возложившего.
“Се удалихся, Человеколюбче, и водворихся в пустыни” (Псал. 54. 8.); я скрылся от Тебя, пресладкого Владыки, окутанный ночью житейских забот. Много уязвлений и ран я от них претерпел, много ударов в душе я несу, возвратившись [из мира], и в скорби и в туге сердечной взываю: Помилуй, сжалься надо мною преступным, о Врачу душелюбивый и один щедролюбивый! Ты, туне врачующий больных и израненных, уврачуй (и мои) струпы и раны. Источая елей Твоей благодати, помажь мои язвы и изгладь раны. Стягни и скрепи мои расслабленные члены. Уничтожь все шрамы мои и всего меня совершенно здравым соделай, Спасителю, как прежде, когда не было на мне никакой скверны, ни струпа, ни опухоли, ни пятна; но (во мне) было спокойствие и радость, мир и кротость, святое смирение и долготерпение, свет добрых дел, терпение и совершенно непобедимая сила [внутри]; а отсюда великое утешение в повседневных слезах, отсюда веселье в сердце моем, как бы источник, беспрестанно текло и струилось, являясь (для меня) медоточивым потоком и питием радования, постоянно находящимся в моих умных устах. Отсюда же всякое здравие и чистота, отсюда избавление от страстей и суетных помыслов, отсюда [наконец] молниезрачное бесстрастие, которое всегда мне сопребывая, слюбилось со мною (духовно разумей это, читатель, дабы тебе не оскверниться бесстыдно), доставляя мне несказанное удовольствие от (своего) присутствия и безмерное желание [духовного] брака – сочетания с Богом. Когда же я приобщился его, то сделался бесстрастным, воспламенился удовольствием, возгорелся желанием его, и приобщившись света, подлинно соделался светом, став выше всякой страсти и будучи свободным от всякого порока. Ибо к свету бесстрастия не приближается страсть, как к солнцу – тень, или тьма к свету. Но сделавшись и будучи таковым, я возгордился, Владыко, так как понадеялся на себя, и увлекшись попечением о чувственных вещах и житейскими заботами, пал, несчастный, и охладев, сделался черным, как железо; (сверх того еще) долгое время лежа, я ржавчину принял. Посему взываю к Тебе, Человеколюбче, прося о том, чтобы мне снова очиститься и быть возведену к прежней доброте, и света Твоего насладиться ныне и всегда во все веки. Аминь.
Дай мне, Христе, то чувство, которое однажды Ты мне даровал. Осени меня им, Спаситель, и всего меня внутри его сокрой, не попуская мирскому чувству ни приближаться ко мне, ни входить в меня, ни уязвлять всего меня, смиренного раба Твоего, которого Ты один помиловал.
Ибо мирское чувство, внезапно вкравшись в похвальную заботу, тотчас производит в жалкой душе моей дурные желания. Ибо оно показывает мне славу, напоминает о богатстве, побуждает приближаться к царям, говоря, что это большое счастье.
Как от ветра надувается мех и огонь разгорается в пламя, так и душа та, надмеваясь от этих мыслей, делается напыщенной и сильно рассеивается от желания славы, богатства и расслабляющего покоя- от того, что влечет ее к земле. Тогда она вместе с прославленными и сама стремится быть в славе, со знаменитыми- казаться знаменитой и с богатыми- владеть богатством. И ту душу, которую Ты прославил Твоим неизреченным светом, которую Сам Ты одел Твоей несказанной славой и явил образом Твоей Божественной светлости, мирское чувство, пленив ум ее и показывая ей царей, напоминая о славе и предлагая богатства мира сего, побуждает в одном воображении страстно желать всего этого.
О помрачение и ослепление! о суетные помыслы, грязные намерения и бесчувственная воля! оставив созерцание неизреченного и нетленного, я думаю и помышляю о земном. Разве цари не умирают и слава не проходит? Разве богатство не рассеивается, как пыль от ветра? Разве тела не истлевают в могилах? И земными имуществами разве не будут владеть другие люди после них- иные, а за теми еще иные?
И кому, скажи мне, душа моя, раньше принадлежало это богатство? Или кто в этом мире мог приобрести хотя малую вещь, которую и по смерти, так же как при жизни, он взял бы с собой?
Никого, конечно, ты решительно не можешь мне указать, кроме милостивых, которые, ничего не стяжав, все раздали бедным. Ибо они-то и являются надежными обладателями розданных имуществ, с тех пор как отдали их в руки Владыки. Все же прочие, которые откладывают и копят богатства, суть нищие и даже хуже всех нищих, ибо нагими, как выброшенная падаль, они повергаются в могилы, будучи и в настоящей жизни несчастными, и в будущей- странниками и пришельцами.
Итак, чем же хорошим в этих вещах ты, душа моя, услаждаешься? Или что из них ты почитаешь достойным того, чтобы его желать? Ничего, конечно, ты не можешь сказать на это, ничего не можешь ответить.
Горе умножающим богатства и собирающим сокровища.
Горе желающим воспринимать славу от людей.
Горе тем, которые связываются с богатыми, но не жаждут славы Божией и богатства Его, и не ищут того, чтобы только с Ним одним пребывать. Ибо суетен мир, и все, что в мире, -суета сует, так как все пройдет; один только Бог всегда будет пребывать вечным и нетленным, и с Ним будут те, которые ныне взыскали Его и Его одного вместо всего возлюбили.
Горе тогда будет тем, которые любят ныне мир сей, потому что они осудятся за то навеки.
Горе, душа, жаждущим славы человеческой, потому что они лишатся тогда славы Божией.
Горе, душа, собравшим богатства, потому что они возжелают там получить каплю воды.
Горе, душа, возлагающим надежды на человека, потому что вместе со смертью его рушатся и надежды их, и они окажутся в безнадежности.
Горе, душа, тем, которые здесь имеют упокоение, потому что там они примут вечную муку.
Поведай мне, душа моя, о чем ты печалишься? чего из вещей этой жизни желаешь? Скажи мне, и я покажу тебе необходимость и пользу каждой из них. А ты уразумей и познай, что доброго есть в каждой вещи. Скажи: ты желаешь пользоваться славой и похвалами? Так послушай, что такое честь и что бесчестие.
Честь состоит в том, чтобы почитать всех, Бога же прежде всего, и заповеди Его стяжать себе, как богатство, претерпевая ради них обиды, злословия и поношения всякого рода. Ибо когда ты, душа, предпримешь какое-либо дело ради чести и славы Божией и за него нанесут тебе обиды и уничижения, тогда ты достигла прочной чести и славы, потому что здесь-то, конечно, и придет к тебе слава Божия; тогда тебя восхвалят все Ангелы, так как ты почтила Бога, Которого и они прославляют.
Ты хочешь, душа моя, владеть одеждами и богатством? Послушай, я покажу тебе сейчас вечное богатство. Кайся со слезами, презирай все, будь нищей духом и сердцем, будь нестяжательной, странницей в мире, будь противницей своих противных желаний и, упокоеваясь в воле единого Владыки твоего, ревностно следуй по стопам Его. И тогда Он, замедлив в шествии, позволит тебе, жалкой, уловить Себя. Ты же, увидев Его, возопи и громко воззови. И Он, обернувшись, милостивым оком взглянет на тебя, и даст тебе немного посмотреть на Себя, и, скрывшись от очей твоих, опять оставит тебя. Тогда ты, бедная, горько восплачешь и возрыдаешь, тогда станешь просить смерти, не вынося скорби и не терпя разлуки со сладчайшим Владыкой. Он же, видя тебя в крайней нужде и постоянной в плаче и сетовании, опять внезапно явится и озарит тебя, опять покажет тебе неисчерпаемое богатство- неувядающую славу Отчего лика, и, исполнив радости, возвеселит тебя, как и прежде, и таким образом преисполненной радости оставит тебя. Та же радость, которая бывает от мирских слов и помыслов, мало-помалу оставит тебя, и придет к тебе печаль. И так снова, как и прежде, ты горько восплачешь, и возрыдаешь, и взыщешь Его- Виновника блаженства. Подателя радости, Который есть прочное и поистине всегда пребывающее богатство.
Когда Он будет так испытывать твое произволение, смотри, душа, не ослабей, не обратись вспять, не говори: до каких пор Он будет для меня неуловим? Не говори: зачем, являясь, Он тотчас же снова скрывается? И до каких пор вместо милосердия Он будет доставлять мне одни труды? Не говори: как могу я находиться в таком напряжении до смерти? И не обленись, о душа, искать Владыку! Но, как предавшая себя однажды на смерть и посвятившая Богу, не давай себе послабления и покоя, не ищи ни славы, ни телесного утешения, ни расположения родных. Совершенно не озирайся ни направо, ни налево; как начала, лучше же- спеша еще усерднее, старайся всегда уловлять Владыку, ухватиться за Него. И хотя бы тысячи раз Он исчезал и столько же раз являлся тебе, делаясь неуловимым, только таким путем Он будет удержан тобою. Десятки тысяч раз, лучше же до тех пор, пока ты вообще дышишь, еще усерднее ищи Его и беги к Нему.
Ибо Он не оставит тебя и не забудет тебя, но, являясь тебе понемногу, все более и более и чаще пребывая с тобою, душа. Владыка, когда ты очистишься, наконец, осиянием света. Сам, придя, весь будет обитать в тебе, и с тобою будет пребывать Тот, Кто мир сотворил. И ты будешь обладать истинным богатством, которого мир не имеет, но только- Небо и те, которые вписаны там.
Если возможно этого достигнуть, то скажи, чего еще большего ты желаешь?
Скажи, душа неблагодарная, неразумная, скажи, смиренная душа моя, что больше этого на Небе или на земле, чего тебе следовало бы искать?
Творец Неба и Владыка земли и всего, что на Небе, и что есть в мире, Он, Создатель, Судия и Царь, Сам обитает в тебе, весь открываясь тебе, весь освещая тебя светом, и показывая тебе красоту лица Своего, и давая тебе возможность яснее видеть Его, и делая тебя причастницей собственной славы, -скажи, что иное превосходнее этого?
Ничто,- конечно, ты мне ответишь. Я же снова скажу: удостоившись такой славы, зачем ты, о душа, все еще стремишься к земле? зачем обольщаешься здешними вещами? получив нетленное, зачем ты льнешь к тленному? Найдя будущее, зачем прилепляешься к настоящему? Старайся, душа, постоянно обладать вечными благами, вся прилепись к ним, душа моя, чтобы и по смерти ты находилась в тех вечных благах, которые приобрела здесь и с ними предстала бы Творцу и Владыке, радуясь с Ним во веки веков. Аминь.
Красота Твоя, Владыко Христе, неизъяснима, образ несравним, великолепие неизреченно и слава превышает ум и слово. Твой нрав, Твоя благость и кротость превосходят помышления всех земнородных. Поэтому и желание и любовь к Тебе превосходят всякую любовь и желание смертных. Ибо насколько Ты, Спасе, превосходишь все видимое, настолько сильнее и любовь к Тебе, которая затемняет всякую человеческую любовь, отвращает от любви к плотским наслаждениям и скоро прогоняет все похоти. Ибо похоть страстей поистине есть тьма, и совершение постыдных грехов -глубокая ночь; влечение же и любовь к Тебе, Спасе, есть свет. Поэтому, воссияв в боголюбивых душах, она тотчас прогоняет тьму страстей и чувственных наслаждений и водворяет день бесстрастия.
О дивное и нежданное дело Всевышнего Бога! О сила таинств, сокровенно совершающихся! Ты даруешь нам и преходящее, и вечное. Ты даешь земное с небесным и настоящее с будущим, как Создатель всего, имеющий власть над земным и небесным. Итак, зачем же мы, несчастные, любим людей более, чем Тебя, и жалким образом служим им более, чтобы получить от них ничтожную и непрочную награду? Мы предаем им наши души и тела, чтобы они пользовались ими, как ничтожными и отвергнутыми сосудами, и хотя мы Твои члены-Владыки всего, повторяю, святые члены святого Господа, Который ни от кого независим в Своей власти, не страшимся добровольно предлагать их скверным демонам для постыднейшего греха.
Итак, кто из верных рабов Твоих удержится от слез?
Кто не оплачет также нашей своенравной дерзости?
Кто не испытает благоговения перед таким долготерпением Твоим, Боже?
Кто не ощутит трепета перед воздаянием на Божественном Суде, то есть перед нестерпимым и вовеки неугасимым геенским огнем, где плач и скрежет зубов, и скорбь неутешная, и невыразимая мука?
Но, о Солнце, Создатель этого видимого нами солнца, и луны, и звезд, и света, и всей природы, сокрой меня от них во свете Твоем, чтобы я, созерцая в нем одного Тебя, Слово, не видел мира и того, что в мире, но и видя, был как бы невидящим, и слыша, как бы не слышал.
И как бывает с сидящими во тьме житейских удовольствий и тьме славолюбия: видя, они не видят Твоей Божественной славы, и слыша, совершенно не разумеют Твоих заповедей и повелений; так будет и со мною во свете Твоем, когда я и видя не буду видеть мира и того, что в мире.
Ибо кто, видя Тебя и чувствуя себя озаренным Твоею славою и Божественным Твоим светом, не изменился умом, душою и сердцем и не удостоился всевластно. Спаситель, видеть иначе и слышать таким же образом? Ибо ум, погружаясь в Твой свет, просветляется и делается светом, подобным славе Твоей, и называется Твоим умом; так как удостоившийся сделаться таковым- удостаивается тогда и ум Твой иметь и делается с Тобою безраздельно единым. И как не будет он все видеть и слышать бесстрастно, как Ты? Сделавшись богом (по благодати), как пожелает он вообще чего-либо чувственного, какой-либо скоропреходящей и тленной вещи, либо иной, суетной славы -тот, кто стал превыше всего этого и выше всякой видимой славы? Ибо как тот, кто стал превыше всего видимого и приблизился к Богу, лучше же, кто сам наименовался богом, захотел бы искать славы или роскоши от поверженных на землю? Ибо они поистине для него- позор и поношение, уничижение и бесчестие. Слава же для него, и утеха, и богатство-Бог Троица и все Божие и Божественное, Коему подобает всякая слава, честь и держава всегда, ныне и во все веки. Аминь.
Опять мне светит свет, опять я вижу его ясно. Опять он отверзает мне Небеса и рассекает тьму ночи, опять совершает все *, опять виден один только он. Опять он ставит меня вне всего видимого и отделяет от всего чувственного. Опять превысший всех Небес, Которого никто из людей никогда не видел, не разверзая Небес, не разгоняя ночи, не разнимая ни воздуха, ни кровли дома, нераздельно весь со мною, жалким, бывает, внутри моей келии, внутри ума моего. В то время, когда все остается, как и было, ко мне в середину сердца моего (о великое таинство) ниспадает свет и поднимает меня превыше всего. И, несмотря на то, что я нахожусь среди всего окружающего. Он ставит меня вне всего, не знаю, не вне ли также и тела. До тех пор я поистине весь нахожусь там, где один простой свет, созерцая который и я также становлюсь простым по незлобию.
Таковы необычайные дела чудес Твоих, Христе мой, таковы дела могущества Твоего и человеколюбия, которые Ты совершаешь в нас, недостойных.
Потому-то я, одержимый страхом Твоим, и трепещу, и постоянно беспокоюсь, и сильно сокрушаюсь о том, чем я воздам Тебе или что принесу за столь великие дары, которые Ты излил на меня? Ничего же не находя в себе, так как ничего собственно моего нет в жизни, но все Тебе служит, все - дело рук Твоих, я еще больше стыжусь и терзаюсь.
Спаситель, желая знать, что должен я делать, чтобы послужить и благоугодить Тебе, чтобы в День Судный оказаться мне, Спаситель, неосужденным пред Твоим страшным судилищем.
Послушай, что тебе делать, всякий, желающий спастись, и прежде всех ты, вопрошающий Меня.
Думай, что ныне ты умер, что ныне ты отрекся и оставил весь мир, покинув друзей, родных и всякую суетную славу; вместе с тем совершенно отбросив попечение о дольних предметах, возьми крест на плечи, крепко его привяжи и до конца жизни переноси труды искушений, боли скорбей и гвозди печалей, принимая их с величайшей радостью, как венец славы.
Ежечасно пронзаемый остриями обид и жестоко побиваемый камнями всякого рода бесчестия, проливая слезы вместо крови, ты будешь мучеником.
Перенося с великой благодарностью поругания и заушения, ты сделаешься причастником Божества Моего и славы.
А если ты сам себя покажешь последним из всех, рабом и слугой, то после Я сделаю тебя первым из всех, как Я обещал.
Если ты возлюбишь врагов и всех ненавидящих тебя, и будешь от души молиться за обидящих тебя, и благотворить им по силе твоей, то поистине ты стал подобным Всевышнему Отцу твоему и, стяжав отсюда чистоту сердца, ты узришь в нем Бога, Которого никто никогда не видел.
Если же случится тебе потерпеть гонение за правду, тогда радуйся, потому что Царство Небесное стало твоим. А что более этого?
Это и многое другое, заповеданное Мною, делай и других учи, и ты и все прочие, верующие в Меня, так поступайте, если хотите спастись и водвориться со Мною во веки веков.
Если же вы отрекаетесь и отвращаетесь, считая позором и бесчестием терпеть все это, быть презираемыми и положить души свои за Мои заповеди, то зачем стремитесь узнать, как вам должно спасаться и через какие деяния можно приблизиться ко Мне?
Зачем же и Богом вашим Меня называете? Зачем и себя также неразумно считаете верующими в Меня?
Ведь Я ради вас все это претерпел добровольно: будучи распят на Кресте, Я умер смертью злодеев, и Мои поношения и позорная смерть сделались славой мира, жизнью, светом, воскресением мертвых, похвалой всех верующих в Меня, стали одеянием бессмертия и истинного обожения для всех верных. Поэтому те, которые подражают честным страданиям Моим, сделаются также и причастниками Божества Моего и наследниками Царства Моего, станут общниками неизреченных и невыразимых благ и будут вечно пребывать со Мною.
О прочих же кто не восплачет и не возрыдает? Кто не прольет слез от жалости сердца? Кто не оплачет великого их бесчувствия? Ибо, оставив жизнь и ужасным образом отторгшись от Бога, они сами себя предали смерти. От их участи избави меня, Владыко всяческих, и сподоби мне, ничтожному и последнему из рабов Твоих, сделаться причастником непорочных страстей Твоих, чтобы, как сказал Ты, Боже, я стал и причастником славы и наслаждения благ Твоих, Слове, ныне, правда, как бы в гадании, образе или зеркале, "а тогда познаю, подобно как я познан" (1 Кор. 13, 12).
Начало жизни у меня есть конец, и конец - начало. Я не знаю, откуда прихожу, не знаю, где нахожусь, и не ведаю, жалкий, куда опять пойду. Я рождаюсь как земля от земли и как тело от тела, будучи, конечно, от тленного тленным и смертным. Малое время я провожу на земле, живя во плоти, и умираю и, переходя из этой жизни, начинаю жить другой. Я оставляю в земле тело, которое потом воскреснет и будет жить бесконечной жизнью вовеки.
Итак, призри ныне, Боже, ныне сжалься, единый Милостивый, ныне помилуй меня. Вот сила моя оставила меня, я приблизился к старости - преддверию смерти. Грядет князь мира, чтобы испытать постыдные и скверные дела и поступки мои; предстоят палачи, свирепо глядя на меня и ожидая повеления схватить и увлечь в бездну ада несчастную душу мою.
Но Ты, по естеству благоутробный и человеколюбивый и Всемилостивый Господи, помилуй меня тогда; не помяни беззаконий моих и не оставь меня; не дай власти надо мной коварному врагу моему, который ежечасно угрожает мне, рыча на меня, скрежеща зубами и говоря:
На что ты уповаешь? ты надеешься избежать рук моих, потому что, оставив меня и презрев мои заповеди, ты присоединился ко Христу? Но ты никоим образом не избежишь. Ибо куда ты пойдешь? Ты никогда не можешь ускользнуть от меня, изгнавшего Адама и Еву из рая, соделавшего Каина братоубийцей, во время потопа обольстившего всех смертных и жалким образом низвергшего в заблуждение и в ужасную смерть, прельстившего Давида к прелюбодеянию и убийству, поднявшего войну против всех святых и многих (из них) умертвившего, и ты ли, немощный, надеешься совершенно избежать меня?
Слыша это, Владыко и Боже мой, и Создатель, Творец и Судия мой, имеющий власть над душой и телом моим, как Создатель того и другого, я, жалкий, ужасаюсь, дрожу и трепещу. А он, коварный, упрекая, говорит мне, Христе мой:
Вот ты не бодрствуешь и не воздерживаешься, вот ты не стяжал молитвы, не творишь поклонов, не совершаешь тех трудов, которые некогда начал, и за это одно я отлучу тебя от Христа и возьму с собой в неугасимый огонь.
Я же, как Ты знаешь, Владыко, никогда не полагал спасения души своей в своих делах и поступках, но прибегаю к Твоему милосердию, уповая, что Ты даром спасешь меня, как Всемилостивый, и помилуешь, как Бог, подобно тому как некогда блудницу и блудного сына, сказавшего: "согрешил я". С такой верой, с таким упованием пришел, с такою надеждой приступил к Тебе, Владыко. И ныне молю, да не хвалится он предо мною, рабом Твоим, говоря: где твой Христос, где твой Заступник? не Сам ли Он предал тебя в мои руки? Ибо если, обольстив, он возьмет меня в плен, то не моему произволению и небрежению это припишет, но свалит все на Тебя, оставившего меня, говоря так:
Смотри, Тот, на Кого ты уповал, смотри, Тот, к Кому ты приступил, смотри. Тот, о Ком ты думал, что Он благоволит к тебе и любит тебя, о Ком хвалился, что Он принял тебя, как брата и друга, сына и наследника,- как Он оставил тебя и предал в мои руки - врага твоего, неожиданно изменив тебе и вдруг возненавидев тебя?
Итак, услыши и не оставь, меня, Спаситель, не попусти стать поношением Твоим, Боже мой. Царь Мой и Господи, некогда исторгший меня из тьмы, из рук и пасти его и оставивший свободным в свете Твоем. Ибо, видя Тебя, я уязвляюсь в глубине сердца и, не будучи в состоянии взирать на Тебя, не могу выносить и того, чтобы не видеть Тебя; красота Твоя неприступна, вид неподражаем и слава несравненна. Да и кто когда-либо видел Тебя? или кто мог увидеть Тебя всего - Бога моего? Ибо какое око в состоянии узреть все? Какой ум мог бы постигнуть сущего превыше всего, или обнять, или охватить Его всего, и увидеть содержащего все, вне всего пребывающего и являющегося всем, все наполняющего и существующего вне всего неизреченным образом?
И однако я вижу Тебя, как солнце, созерцаю, как звезду, как светильник, зажженный внутри сосуда, и ношу в недре, как жемчужину. Но так как Ты не открываешься более, так как не всего меня делаешь светом и Себя не всего мне являешь, каков и как велик Ты, то я думаю, что вовсе не имею Тебя - жизнь мою, но безнадежно плачу, как тот, кто из богатых стал нищим и из знаменитых бесславным. Видя это, враг говорит мне: не спастись тебе, ибо вот ты отпал и ошибся в своих надеждах, так как не имеешь, как некогда, дерзновения .к Богу. Не удостаивая его ответа словом, я дую на него, и он тотчас исчезает.
Так, прошу и молю Тебя, Владыко, будь милосерден ко мне, Спаситель мой, чтобы и когда душа моя выйдет из тела, мог я одним дуновением посрамить нападающих на меня, раба Твоего (демонов), и, защищаемый светом Духа Твоего, невредимо перешел бы и стал перед судилищем Твоим во свете Твоей Божественной благодати, Христе, всего меня покрывающей и просветляющей. Ибо кто дерзнет явиться пред Тобою, не облеченный в нее? Или может ли кто-нибудь воззреть на нестерпимую славу Твою, не имея ее внутри и не просвещенный ею?
Ибо как человек может увидеть славу Божию и низкая человеческая природа - природу Божества? Ведь Бог - несозданный, мы же все созданы. Он - нетленный, мы. - тление и прах. Он - Дух, превысший всякого духа, как Творец духов и Владыка, мы - плоть и существа земные. Он - Творец всего, безначальный и непостижимый, мы - черви, грязь и пепел. И кто из нас смог бы когда-либо увидеть Его собственными усилиями, если бы Сам Он не послал Своего Божественного Духа и, сообщив через Него нашей немощной природе крепость, силу и мощь, не сделал бы человека способным видеть Его Божественную славу? Ибо иначе никто из людей не увидит и не может увидеть Господа, грядущего во Славе.
И, таким образом, неправедные будут отделены от праведных, и грешники, и все те, которые не будут иметь в себе света отсюда, покроются тьмой. Те же, которые соединились с Ним здесь, и тогда таинственно и полно сочетаются с Богом и никогда не будут отлучены от общения с Ним. Но те, которые отошли отсюда удаленными от Его света, как или каким образом тогда соединятся с Ним?- хотел бы я научиться у вас или вас научить.
Бог, став человеком, соединился с людьми и, приобщившись человеческому естеству, всем верующим в Него и проявляющим веру делами преподал причастие Божества Своего. Итак, спасутся, сказал Он, только эти одни, приобщившиеся Божества Его, как и Сам Он, Творец всего, приобщился нашей природе, как свидетельствует Павел, что Церковь Христова - Божественное Тело без пятна и порока и без всякой морщины; такими должны быть верные; глава же Тела - Христос (Еф. 5, 27). Итак, если это будет - как, очевидно, и есть, то кто, будучи нечистым, посмеет тогда прикоснуться к Нему или кто, недостойный, прилепится к Нему? Ибо если и теперь грешники низвергаются из Церкви и совершенно исключаются от общения, лучше же сказать, лишаются созерцания вещей божественных, не будучи святыми, то как тогда, увы, они соединятся со всенепорочным Телом Божиим и сделаются членами Христовыми, будучи запятнанными и нечистыми?
Невозможно это, братия, и никаким образом этого не будет. Отделенные же от Божественного Тела, то есть от Церкви и лика избранных, скажи, куда они пойдут? в какое царство? в каком месте, скажи, они надеются вселиться? Ибо рай, конечно, и лоно Авраамово, и всякое место упокоения принадлежит спасающимся. А спасающиеся, конечно, есть святые, как свидетельствует и учит все Божественное Писание. Ибо многи обители, но внутри чертога (Ин. 14, 2). Подобно тому ведь как одно небо и на нем звезды, различающиеся друг от друга честью и славой, так существует и один Чертог и одно Царство. Но и рай ведь, и Град Святой, и всякое место упокоения есть один Бог. Ибо как в этой жизни человек, если он не пребывает в Боге и Бог в нем, не имеет покоя, так и после смерти вне Его одного, полагаю, не будет ни упокоения, ни места, совершенно свободного от печали, воздыхания и скорби.
Поэтому постараемся, братия, постараемся прежде смерти прилепиться к Богу, Творцу всех, Который ради нас, несчастных, приклонил Небеса и сошел на землю (Пс. 17, 10), сокрылся от Ангелов и, вселившись во чрево Святой Девы, неизменно и неизреченно воплотился и произошел от Нее для спасения всех нас. Спасение же наше состоит именно вот в чем, как мы часто говорили и ныне снова скажем, не сами, впрочем, от себя, но от уст Божиих. Явился великий Свет Будущего Века, на землю сошло Царство Небесное, лучше же сказать, пришел Царь всех вышних и нижних, пожелал уподобиться нам, чтобы все мы, приобщившись Его как Света, стали вторыми светами, подобными первому, и, став причастниками Царства Небесного, были общниками славы Его и наследниками вечных благ, которых никто никогда не видел. Эти же блага, как я уверен, верую и говорю, суть Отец, Сын и Дух Святой - Троица Святая. Это источник благ, это жизнь всего существующего, это блаженство и упокоение, это одеяние и слава, это радость неизъяснимая и спасение всех приобщившихся Его неизреченному осиянию и чувствующих, что имеют общение с Ним. Послушайте, ведь потому Он и Спасителем называется, что доставляет спасение всем, с которыми соединился. Спасение же есть избавление от всех зол и вечное обретение в Нем всех благ, дарующее вместо смерти жизнь, вместо тьмы - свет, вместо рабства страстям и постыднейшим деяниям - совершенную свободу всем соединившимся со Христом, Спасителем всех, которые приобретают тогда всякую радость неотъемлемую, всякое веселие и всякое радование.
Те же, которые совершенно удалены от Него и не взыскали Его или не соединились с Ним и не избавились от рабства страстям и смерти, цари ли они, князья или вельможи, хотя бы они думали и полагали, что утешаются, радуются и наслаждаются благами, но они никогда не будут обладать той совершенно неизреченной и неизъяснимой радостью, которую имеют рабы Христовы, свободные от всех недолжных пожеланий удовольствий и славы. Ее никогда не познает, не поймет и не увидит никто из тех, которые преискренне и горячо не прилепились ко Христу и в неизреченном соединении не слились с Ним, Которому подобает слава, честь, хвала и всякое пение от всей твари и всякого дыхания вовеки. Аминь.
Благодарю Тебя, Господи, благодарю Тебя, единый Сердцеведче, Царю праведный, всемилостивый, благодарю Тебя, безначальный и всемогущий Слове, сошедший на землю и воплотившийся Боже мой, соделавшийся тем, чем не был - человеком подобным мне, без изменения, скоропрехождения и всякого греха, дабы, пострадав, будучи бесстрастным, неправедно от беззаконных, даровать мне осужденному бесстрастие чрез подражание страстям Твоим, Христе мой.
Итак, праведен суд Твой и вместе повеление (Твое), которое Ты повелел соблюдать нам, Всемилостиве. Оно состоит в подражании смирению Твоему, дабы подобно тому, как сам Ты пострадал, будучи безгрешен, так и мы, согрешившие, переносили бы все: искушения, и гонения, и биения, и скорби, и наконец, (даже самую) смерть от беззаконных.
Ибо Ты слышал о Себе, что Ты беснуешься, Тебя считали обольстителем, безбожником, противником Богу и преступником закона. Схваченный, как преступник, и связанный, Ты веден был один, когда все ученики (Твои) и друзья оставили Тебя; Ты предстоял пред судьею, как осужденный, Слове, и принял приговор, вынесенный им против Тебя. За то, что промолвил, Ты подвергся заушению от раба, и за то, что молчал, немедленно осужден был на смерть.
Ибо слова Твои были мечем для беззаконных, и молчание (Твое), Царю, было причиною осуждения. Поэтому неправедные, не вынося Тебя одного видеть праведного, предали Тебя позорнейшей смерти. Потом Ты бит был по главе, увенчан терниями, облечен в багряную хламиду, (заплеван в лицо, увы, мне,) и поруган от беззаконных, слыша насмешливое: „радуйся, царю иудейский!" Ты понес крест на плечах и, приколоченный на нем, вознесен был, Боже мой. Ты пригвожден был руками и ногами, напоен оцтом и пронзен копьем в ребро Твое, Всемилостиве. Не вынося этого, земля поколебалась от страха и скоро отдала (заключенных) в ней мертвецов. Солнце, видя Тебя, в кровь превратилось, и луна тогда мраком покрылась; и завеса храма тогдашнего надвое разодралась сверху до низу.
Ничего из этого совершенно не уразумели те беззаконники, но и к лежащему во гробе приставили стражей и запечатали камень, думая (таким образом) удержать Тебя. Но Ты, Владыко, воскрес Своею силою, оставив преступникам печати целыми (и невредимыми). Ангелы же, пришедши, отвалили камень, поразив страхом стерегущих там. Но и (тогда даже), совершенно не желая хотя сколько-нибудь уразуметь, они остались ослепленными умом и имея окамененное сердце до смерти.
Итак, что же великого для меня, если и я пострадаю, как Сам Ты, Владыко, будучи безгрешен, пострадал за мир, дабы спасти мир, - я (говорю), весьма много согрешивший от юного возраста и прогневавший Тебя, Христе, делами и словами. Поистине же велико для меня, лучше же превыше всякой славы, так как делает меня причастником Твоей неизреченной славы, это—причастие страданиям, подражание делам (Твоим) и смирение Твое, которое доставляет обожение с разумением проходящим его.
Благодарю Тебя, Владыко, за то, что я страдаю более неправедно. Если же—праведно, то да будет (это), Христе, во искупление грехов и в очищение от бесчисленных прегрешений моих.
И не попусти, Владыко, чтобы мне причинены были когда-либо страдания, или искушения, или скорби сверх сил; но всегда подавай мне и облегчение, Боже мой, и силу, чтобы я мог понести скорби. Ибо Ты, Милостиве, изначала являешься подателем благ для тех, которые от души припадают ко Твоей державе, по достоинству веры и дел и благих надежд подавая дарования и всякие дары Божественного и поклоняемого Твоего Духа, ныне и присно и всегда, во веки веков. Аминь.
Воззри с высоты. Боже мой, и благоволи явиться мне и собеседовать с нищим.
Отверзи Небеса и покажи мне свет Твой, или лучше, отверзи ум мой, и ныне, как некогда, войдя внутрь меня, говори через нечистый язык мой и опровергни ложь тех, которые говорят, что ныне нет никого, кто бы разумно видел Бога, и до этого времени никого не было, кроме апостолов. Но и те даже не видели, говорят они, ясно Бога, Отца Твоего, уча, что Он пребывает невидимым для всех, равно и незримым, и приводя изречение любимого ученика Твоего Иоанна, говорящего, что Бога никогда никто из людей не видел (Ин. 1, 18; 1 Ин. 4, 12). Скажи скорее, Христе мой, что мне делать, чтобы я не казался для неразумных болтуном?
Пиши, сказал Он, что Я буду говорить, пиши и не бойся.
Я - Бог прежде всех дней, времен и лет и даже прежде всех веков, прежде всех тварей, видимых и умопостигаемых, превыше ума и слова, превыше всякого понятия.
Я был один с одним единственно и со Мною не было ничего не только из видимого, но даже и из невидимого. Поистине Я был прежде, чем произошел .
Я один - несозданный с Отцом и Духом Моим, Я один - безначальный от безначального Отца Моего. Никто ни из Ангелов, ни из Архангелов, ни из других чинов никогда не видел ни природы Моей, ни Самого Меня - Творца всецело, каков Я есть, но они видят один только луч славы и некое излияние света Моего - и обожаются. Как зеркало, воспринимающее солнечные лучи, или как хрусталь, пронизанный светом в полдень, так и они все воспринимают лучи Божества Моего. Всего же Меня увидеть еще не удостоился никто ни из Ангелов, ни из людей, ни из святых Сил. Ибо Я - вне всего и для всех невидим.
Однако не из зависти, конечно, к ним Я не даю им видеть Себя и не потому скрываюсь и не являюсь, чтобы Я был некрасив, но потому, что не нашлось еще никого, достойного Божества Моего, и потому, что невозможно для твари быть равной Творцу. Да это им и не полезно.
Видящие же малое отражение света Моего таинственно научаются тому, что Я подлинно есть, и познают, что Я - Бог, произведший их, и в изумлении и страхе прославляют Меня и служат. Ибо невозможно, чтобы Бог произвел другую природу, равномощную Творцу и однородную с Ним, потому что совершенно невозможно созданию быть единосущным Создателю. Ибо как создание может когда-либо уравняться с Несозданным? Ты признаешь это и не станешь отрицать, что создания ниже Того, Кто всегда существует, безначален и несотворен, и настолько отличаются от Него, насколько колесница и пила - от изготовившего их мастера. Итак, как колесница может уразуметь того, кто сделал ее, или как пила, скажи мне, познает того, кто движет ею, если изготовивший их не даст им знания и не вложит в них зрения, что невозможно для всех сотворенных? Итак, решительно никто ни из людей, ни из Ангелов не получил власти давать другим дыхание или доставлять им жизнь. Господь же всех, один имеющий власть и могущество, как источник жизни, производит одушевленные существа, какие, конечно, пожелает, и, как Художник и Владыка, каждому дарует то, что захочет и изволит. Ему слава и держава ныне и вовеки. Аминь.
Невидимый
далеко отстоит от видимого и от тварей Тот, Кто
произвел их изначально от тленного - Нетленный и
от тьмы - свет.
Смешение этих природ произошло тогда, когда Бог
сошел на землю.
Ибо тогда разделенные естества соединил мой
Спаситель.
Но слепые не видят этого единения, и мертвые
говорят, что совершенно не чувствуют его, а
думают, что живут и видят, о, крайнее безумие!
Не веруя, они говорят, что никто опытно этого не
познал или не ощутил, то есть не видел
чувственным образом;
Об этом же мы только слышим и научаемся словами.
Но, о Христе мой, научи меня, что сказать им на это,
чтобы из великого неведения и неверия исторгнуть
их и дать им видеть Тебя - Свет мира.
Послушайте, отцы, божественные слова и
уразумейте, и вы познаете то единение, которое
бывает с сознанием, и чувством, конечно, и опытом,
и зрением.
Бог - невидим, мы же, конечно, видимы.
Итак, если Сам Он соединяется волею с
чувственными существами, то не сознательно ли
должно происходить соединение обоих?
Если же ты утверждаешь, что это бывает без
сознания и чувства, то это, конечно, соединение
мертвых, а не Жизни с живыми.
Бог есть Творец тварей, твари же - это мы.
Если же Бог - Творец снизошел к твари и соединился
и тварь сделалась, как Творец, то поистине она в
истинном созерцании должна ощутить,
Что тварное неизреченно соединилось с Творцом.
Если же мы не допускаем этого, то погибла вера и
совершенно исчезла надежда на будущее.
Не будет тогда ни Воскресения, ни Всеобщего Суда,
так как мы твари, как говоришь ты, бесчувственно
соединяемся с Творцом, ничего не понимая.
И Бог тогда страдает через тебя, как будто Он не
есть Жизнь, и, соединяясь с нами, не сообщает нам
жизни.
Творец нетленен, твари же тленны, ибо, согрешив,
не только тело, но и самые души они подвергли
тлению.
По этой причине мы и телом, и, душой тленны, как
тлением духовной смерти и греха все вместе
одержимые.
Итак, если Нетленный по природе соединился со
мною, тленным, то поистине будет одно из двух, о
чем я хочу сказать:
Либо Он меня изменит и сделает нетленным, либо
Нетленный изменится в тление, и таким образом я,
быть может, не познаю того, что Он пострадал и
сделался мне подобным.
Если же
я стал весь нетленным из тленного, прилепившись к
Нетленному, то как бы я не почувствовал этого? как
бы на опыте не познал я, чем стал, став тем, чем не
был?
Ибо кто говорит, что Бог, соединяясь с людьми, не
сообщает им божественного нетления, но, скорее,
Сам поглощается их тлением, тот учит о гибели
Бессмертного и богохульствует, сам совершенно
отпадая от Жизни.
Если же это невозможно, то прими лучше другое и
прежде конца постарайся приобщиться нетлению.
Бог есть Свет, мы же находимся во тьме, или вернее
сказать, мы сами - тьма.
Не обольщайтесь, Бог нигде в другом месте не
светит, кроме тех только душ, с которыми Он
соединится прежде конца.
Для других же если и воссияет, как изрекли
проповедники истины, то явится для них как огонь
совершенно неприступный, который испытает дело
каждого и снова удалится от них, как от
недостойных.
Они же примут достойное мучение.
При всем том здесь и там Свет для душ один и тот же,
мы же, имея непросвещенные души, являемся тьмою.
Итак, если тот Свет, что для душ, соединится с моею
душою, то он либо погаснет и сделается тьмою, либо
душа моя, просветившись, будет как свет.
Ибо, когда свет возжигается, тьма исчезает.
Таково ведь свойство и зримого света.
Если же этот созданный свет совершает в тебе то,
что и очи твои просвещает, и душу радует, и дает
тебе видеть, чего ты прежде не видел, то чего не
соделает, воссияв в душе твоей, Творец его,
Сказавший: "Да будет свет", и он тотчас
произошел?
Итак, как тебе кажется, если Он умно воссияет в
твоем сердце или в уме, как молния или как великое
солнце, то что Он может сделать душе озаренной?
Не просветит ли ее и не даст ли ей точно познать
Того, Кто Он есть?
Да, воистину так бывает и так совершается, так
открывается благодать Духа и через Него и в Нем -
и Сын с Отцом.
И такой человек видит Их, насколько ему возможно
видеть, и тогда от Них тому, что касается Их, он
неизреченно научается, и вещает, и всем другим
это описывает,
излагая божественные догматы, как учат все
предшествовавшие святые отцы; ибо таким образом
они сложили божественный Символ, сделавшись
таковыми, как мы сказали, они вещали и говорили с
Богом и о Боге.
Ибо кто богословствовал о Троическом Единстве
или кто низложил ереси, не сделавшись таковым?
Или кто был назван святым, не приобщившись
Святого Духа? - Никто никогда, так как мысленный
Свет ощутимо обычно приходит к тем, кому Он
является.
Говорящие же, что они приобщаются Его без чувства,
сами себя называют бесчувственными.
А мы называем их мертвыми, лишенными жизни, хотя
они и мнят, что живут. О, обольщение! о, безумие!
Но, о Свет, воссияй в них, воссияй, чтобы, увидев
Тебя, они действительно убедились, что Ты
воистину - Свет, и тех, с которыми Ты соединяешься,
уподобляешь Себе и делаешь как бы светом.
О чадо, Я всегда сияю пред лицом верных, но они не
хотят Меня видеть, или лучше, закрывают глаза, не
желая воззреть на Меня,
И отворачиваются в другую сторону.
Вместе с ними и Я поворачиваюсь, становясь перед
ними, но они снова отводят глаза и поэтому
совершенно не видят света лица Моего.
Одни из них покрывают лица, другие же убегают,
совершенно ненавидя Меня.
Итак, что делать Мне с ними? Я совершенно
недоумеваю.
Ибо спасти их без их воли и по принуждению - это
казалось бы скорбным для нежелающих спастись.
Ведь добро воистину становится добром только по
воле, без воли же добро не будет добром.
Поэтому желающих и Я вижу, и ими видим бываю, и
делаю их сонаследниками Царствия Моего.
Нежелающих же Я оставляю с их желанием в этом
мире.
И они сами прежде Суда бывают своими судьями, так
как в то время, когда сиял Я - Свет неприступный,
они одни сами себе создали тьму, не желая видеть
Света и оставшись во тьме
Началом положив Христа и горячую веру, удались, таким образом, от миpa.
Бегай сродников и друзей, ибо это для новоначальных полезно.
Свободный от (всего) вещественного, приступи к Невещественному,
ибо ничего большего ты не найдешь себе в помощь.
Малодушие всякое от себя отбросив (ведь ты прибег ко всемогущему Владыке), надежду же лучше несомненную восприняв (ибо Он печется даже о малых птичках), иго легкое Господне понеси (ибо велико воздаяние будущее), нас всех смертных туне спасающее (иго) (ибо мы искуплены Божественною кровью) и Богами являющее силою Призывающего, ибо таково воплощение Владыки,
Дабы ты делом познал конец дел, - то, что предивнее всего видимого.
Хорошее для тебя приобретение—отсечение воли: оно покажет тебя мучеником в совести.
Слова Отца твоего (духовного) и повеления исполняй, ибо они непреткновенно наставляют тебя на путь, даже до смерти; велика высота этого (подвига); но Бог явно ради тебя и это соделал.
Считай себя худшим всех (это сделает тебя первым во царствии),
странником, нищим и низшим других; велики эти (добродетели), если исправишь (их).
Ты весь будешь [тогда] подражателем Владыки, а что выше этого?
Всякого исправляет повседневный плач: ведь он слаще пищи и питья:
познанию преходящего и пребывающего он научает, ибо прежде всего от миpa удаляет.
Упражняйся в безмолвии, хранящем (все) это, ибо оно посекает всевозможные бесполезные корни.
Память смертную постоянно имей, ибо она есть виновница смирения.
Отсюда очистившись и просветившись сердцем (о чудо, для всех искомое!),
ты свет Божественный удостоишься ясно увидеть; ведь он есть невещественный луч от Невещественного.
Христос же есть совершенная любовь; имеющий Его по усыновлению Богом является.
Души, ищущие Его, Он просвещает; они одни живы будут—никто не прельщайся.
О любовь Боготворящая, которая есть Бог - дар таинственно подаваемый достойным; она - (нечто) изумительное и вещь не легко обретаемая.
Оставь весь мир и то, что в миpe, один блаженный плач восприими, оплакивай только свои злые деяния, потому что они лишили тебя Творца всех—Христа и (сообщества) святых (Его). Кроме этого, ни о чем другом не заботься. Даже тело твое да будет для тебя как бы чужим. Смотря вниз, как осужденный и ведомый на смерть, всегда воздыхай из глубины сердца. Лицо свое омывай одними только слезами. Ноги же, текшие на худые (дела), отнюдь не омывай водою. А руки твои пусть будут у тебя согбенными; к Богу бесстыдно не простирай их, которые ты часто употреблял для греха. Дерзкий язык по возможности сдерживай (ибо он весьма проворен на грех), потому что из-за него одного многие даже из великих (людей), сбившись с правого пути, потеряли царство небесное. Прежде же этого загради свои уши, чтобы не слышать ничего постыдного и суетного; тогда, быть может, ты и языком овладеешь. Слушай только наставления отца твоего (духовного), давай ему смиренные ответы и, как Богу, открывай свои помыслы, ничего не скрывая даже до (греховных) приражений; ничего не делай без его воли: не спи, не ешь и не пей. И когда благовременно ты это соблюдешь, то не станешь мнить, что совершил что-либо великое; ибо (хотя) и посеял ты в поте и труде, но плода трудов своих ты еще не собрал. Поэтому не обольщайся и не думай, что нашел (искомое), прежде чем не стяжал ты душевных очей и ушей сердца твоего не очистил слезами своими, омыв их от нечистоты, и (прежде чем) не стал видеть и слышать духовно, и не начал чувствами внутри изменяться. Ибо многое ты увидишь, чего невозможно высказать, и гораздо больше еще услышишь, и притом необычайного, чего языком не сможешь выразить. Видеть же таким образом есть чудо из чудес. Такой (человек) ничего плотского никогда не помышляет, землю же он попирает, как бы шествуя по воздуху, и все видит даже до бездн, вникая во все творения; он познает Бога и, пораженный страхом, как Творцу, поклоняется (Ему) и прославляет (Его). А великое дело познать (Его) власть и могущество, хотя все думают, что знают это; однако, не сомневайся, весьма многие обольщаются. Это знают одни только просвещенные, все же другие (о ужасное неведение!) омрачены еще большею тьмою, чем демоны.
Но, о Господи и Творче всех! Ты, создавший меня из земли смертным существом и почтивший благодатью бессмертия, даровавший мне жизнь, и речь, и движение, и (возможность) прославлять Тебя — Владыку всяческих, Сам, Владыко, дай мне несчастному, припадая к Тебе, просить (себе) полезного. Ибо не знаю я ни того, как в этот миp я пришел, ни того, что такое здесь то, что (люди) считают существующим. Не могу сказать я, о Боже мой, что такое зрение мое и что такое видимые (мною) предметы. Как осуетились мы все люди, и не имеём правильного суждения о сущем? Вчера пришел я (сюда), завтра отойду, а думаю, что буду существовать здесь бессмертно. Пред всеми исповедую Тебя Богом моим, делами же отрицаюсь Тебя повседневно (Тит, 1, 16). Учу, что Ты—Творец всего, и, однако, усиливаюсь иметь все независимо от Тебя. Ты царствуешь над вышними и нижними, и один только я не трепещу противиться Тебе. Дай мне беспомощному, дай мне несчастнейшему отвергнуть всякий порок души, которую, увы мне, умаляют вместе и сокрушают гордость и пустая надменность. Даруй (мне) смирение, дай руку помощи, очисти скверну души моей и подай мне покаянные слезы, слезы желанные, слезы спасительные, слезы очищающие мрак ума моего и снова соделывающие меня (ясным) и светлым, желающим видеть Тебя — Свет миpa, Свет очей моих, моих (говорю) - меня жалкого, имеющего сердце исполненное житейских зол, многих скорбей и неприязни к тем, которые причинили мне изгнание, лучше же сказать к моим благодетелям, владыкам и поистине друзьям моим. За зло воздай им, Христе мой, благами вечными, богатыми и божественными, которые на веки веков Ты уготовал вожделевающим Тебя и от души любящим
Соделай дом души твоей палатою в жилище Христу, Царю всяческих - каплями слез твоих, воплями, рыданиями, коленопреклонениями и частыми вздохами, если желаешь, о монаше, быть поистине монахом. И тогда ты не будешь и одиноким, так как будешь сопребывать с Царем, и одиноким будешь подобно нам, как отделившийся от людей и всего миpa; это, конечно, и (значит) монах. Соединившись же с Богом и Царем, ты не одиноким сделался, но сопричтен ко всем святым, стал сожителем Ангелов, совесельником праведников и поистине сонаследником всех небожителей. Итак, каким образом ты одинок, когда ты имеешь жительство там, где собор мучеников и преподобных, где лик пророков и божественных Апостолов, где бесчисленное множество праведных, иepapхов, патриархов и прочих святых? Имеющий же (еще) Христа живущим в себе как может быть назван единственным, скажите мне? Ведь со Христом моим сопребывает Отец и Дух. Как же одинок тот, кто с тремя соединен, как с одним? Соединившийся с Богом, не один, хотя бы он и одинок был, хотя бы сидел в пустыне или находился в пещере. Если же кто не обрел Его, не познал, не воспринял Его всего, воплощенного Бога Слова, тот совершенно, горе мне! не сделался монахом; поэтому он-то и есть один, (как) отделенный и разлученный от Бога.
Также каждый из нас порознь и все мы (люди такого духа) отделены, конечно, от других людей, и являемся сирыми и разъединенными, хотя нам и кажется, что мы имеем единение чрез сожитие и сообщаемся друг с другом во многолюдных собраниях. Ибо духом и телом мы отделены (друг от друга), и что это верно, показывает смерть, разлучая каждого от сродников и друзей и принося забвение всех ныне любимых. Так и ночь, и сон, и дела житейские естественно расторгают единение многих. Кто же чрез добродетель сделал келию свою небом, тот, и сидя в ней, созерцает и видит Творца неба и земли, и поклоняется (Ему), всегда сопребывая со Светом незаходимым, Светом невечерним, Светом неприступным, от Которого он никоим образом не отлучается и вовсе не удаляется ни днем ни ночью, ни в пище ни в питие, ни даже во сне, либо в пути, или при перемене места, но как живой, так и мертвый, говоря же яснее, совершенно вечно сопребывает с Ним душою. Ибо как невеста разлучится от жениха, или муж от жены, с которой он сочетался однажды? Законодатель, скажи мне, не соблюдет ли закона? Сказавший: «и будут два одна плоть» (Быт. 2, 24) как Сам не станет с нею (душою) совершенно (единым) духом? Ибо жена в муже, и муж в жене, и душа в Боге, но и Бог в душе соединяется и познается во всех святых.
Так соединяются с Богом те, которые, очищая чрез покаяние свои души в этом мире и удаляясь от других, делаются монахами. Они воспринимают ум Христов, т. е. совершенно нелживые уста и язык, посредством которого беседуют с Отцом Вседержителем и всегда вопиют: о Отче, Всецарю и Творче всех! Келия у них есть небо, а (сами) они являются солнцем, и в них пребывает Свет незаходимый и Божественный, Который просвещает всякого человека, грядущего в мир сей и рождающегося от Духа Святого (Иоан. 1, 9). Итак, в них нет ночи, но каким образом, я не могу тебе сказать. Ибо я дрожу, записывая тебе это, и помышляя, трепещу; но я изъясняю тебе, как и каким образом живут служащие Богу и Его одного, вместо всего, взыскавшие и обретшие, Его одного возлюбившие, с Ним одним соединившиеся и соделавшиеся монахами, как одни—с Одним, (хотя бы они и остались среди большого собрания народа).
(Ибо поистине те суть монахи и одни только те уединяющееся), которые (пребывают) с одним Богом и одни в Боге, обнажившись от всевозможных помышлений и помыслов и созерцая одного только Бога в уме безмысленном, утвердившемся во свете, подобно тому как стрела в стене, или звезда на небе, или не знаю, как (иначе еще) сказать. Однако они живут в (своих) келиях, как в некоем светлом чертоге, и думают, что пребывают на небе, или же и поистине (там) пребывают. Смотри, не окажись неверующим. Ибо они не находятся на земле, хотя и держимы землею, но живут во свете будущего века, в котором витают и шествуют Ангелы, которым восхищаются начала и власти, и укрепляются все престолы и господства. Ибо хотя Бог почивает во святых (Своих), но и святые в Боге и живут и движутся, ходя во свете, о чудо, как бы по твердой земле, как Ангелы и сыны Вышнего. После смерти они будут Богами, сопребывающими с Богом, с Тем, Кто по естеству Бог, те, которые уподобились Ему по усыновление. Ныне же они в том только Ему уступают, что удерживаются телом, будучи, увы мне, покрываемы и окутываемы им, как узники в темнице, которые хотя и видят солнце и лучи его, проникающие чрез скважину, но всего его не могут созерцать или видеть, вышедши из темницы, или, выглядывая, свободно смотреть на воздух. И вот это-то и печалит их (и сокрушает), что они не видят всего Христа, хотя и всего видят, и что не могут избавиться от уз тела, хотя и освободились от страстей и всякого пристрастия; но освободившись от многого, они удерживаемы бывают одним. Ибо тот, кто связан многими узами, не надеется разрешиться от них; а кто смог разорвать весьма многие из уз, а (все еще) удерживается одним (чем-нибудь), тот скорбит еще более прочих и всегда усердно ищет избавиться (также) и от того, чтобы явиться свободным, дабы ходить, радуясь, и поспешно направиться к тому, кого он возлюбил и ради кого стремился разрешиться от уз.
Итак, будем и мы все искать Того одного, Кто может освободить нас от уз; Его-то и возлюбим, Того, красота Которого изумляет всякий ум, поражает всякое сердце, уязвляет (всякую) душу и, вознося (как бы на крыльях) к любви, тесно связывает и соединяет с. Богом на веки. Ей, братия мои, теките к Нему деяниями. Ей, друзья, восстаньте и не отставайте. Не прекословьте нам, обольщая себя самих. Не говорите, что невозможно воспринять Божественного Духа. Не говорите, что возможно спастись и без Него. Не говорите поэтому и того, что кто-либо делается причастником Его в неведении.. Не говорите, что Бог не бывает видим людьми. Не говорите, что люди не видят Божественного света, или что это невозможно в настоящее время. Никогда, друзья, это не было невозможным, но и весьма даже возможно для желающих, для тех исключительно, которые, проводя жизнь в очищении от страстей, соделали чистыми умные очи. Для прочих же греховная скверна поистине (бывает) слепотою, которая и здесь и там лишит их Божественного света и, не обольщайтесь, пошлет их в огонь и во тьму. Не видите ли, друзья, каков и сколь прекрасен Владыка! О не смежайте (очей) ума, взирая на землю! О не порабощайтесь заботами о земных делах и имуществах и желанием славы, оставляя этот Свет жизни вечной. Ей, друзья, приидите и вознесемся вместе со мною, не телом, но умом, душою и сердцем, в смирении и сокрушении сердца взывая к щедролюбивому и единому Человеколюбцу Богу; и Он непременно услышит и помилует, Он непременно откроется и явится, и покажет нам Свой ясный свет. Зачем вы, жалкие, ленитесь и нерадеете? Зачем предпочитаете покой тела и славу, бесчестную и бесславную, пустую и суетную? Зачем добродетельную жизнь называете (праздною и) беззаботною?—Не так это, братья, не так, не обольщайтесь. Но как проводящие (светскую) жизнь, имеющие жен и детей и домогающиеся богатства и временной славы стараются и стремятся удовлетворить свои желания; так и всякий кающийся и служащий Богу должен стараться и всегда заботиться о том, чтобы покаяние его было благоприятным и служение благоугодным и совершенным. Тогда, совершенно присвоившись чрез них Богу, он всецело соединяется (с Ним) и видит Его в лицо, и получает дерзновение к Нему соразмерно тому, поскольку старается исполнять Его волю, которую и мы да сподобимся сотворить и получить милость со всеми святыми ныне, насколько возможно в сем веке, там же мы приимем всего Христа и всего Божественного Духа со Отцом во веки веков. Аминь.
(Гимн печали по Богу во время богооставленности, - от состав.)
Оставьте меня одного заключенным в келии; отпустите меня с одним Человеколюбцем - Богом; отступите, удалитесь, позвольте мне умереть одному перед лицом Бога, создавшего меня.
Никто пусть не стучится ко мне в дверь и не подает голоса; пусть никто из родных и друзей не посещает меня.
Никто пусть не отвлекает насильно мою мысль от созерцания благого и прекрасного Владыки.
Никто пусть не дает мне пищи и не приносит питья, ибо довольно для меня умереть перед лицом Бога моего, Бога милостивого и человеколюбивого, сошедшего на землю призвать грешников и ввести их с Собою в жизнь Божественную.
Я не хочу более видеть свет мира сего, ни самого солнца, ни того, что находится в мире. Ибо я вижу Владыку моего и Царя, вижу Того, Кто поистине есть Свет и Творец всякого света. Вижу источник всякого блага и причину всего. Вижу то безначальное Начало, от которого произошло все, через которое все оживляется и исполняется пищи. Ибо по Его желанию все приходит в бытие и делается видимым и по воле Его все исчезает и прекращается. Итак, как же я, оставив Его, выйду из келии?
Оставьте меня, я буду рыдать и оплакивать те дни и ночи, которые я потерял, когда смотрел на этот мир, смотрел на это солнце и на этот чувственный и мрачный свет мира, который не просвещает душу, без которого живут в мире и слепые, которые, преставившись отсюда, будут такими же, как и зрячие ныне. В этом свете и я, прельщаясь, всячески увеселялся, совершенно не помышляя, что есть иной Свет, Который, как сказано, есть и жизнь, и причина бытия - как того, что существует, так и того, что будет, конечно, существовать. Итак, я был как бы безбожником, не зная Бога моего. Ныне же, когда Он по неизреченному благоутробию благоволил стать видимым для меня, несчастного, и открыться, я увидел и познал, что Он воистину есть Бог всех, Бог, Которого никто из людей в мире не видел. Ибо Он - вне мира, вне света и тьмы, вне воздуха и вне всякого чувства. Поэтому и я, видя Его, стал превыше чувств. Итак, вы, находящиеся во власти чувств, позвольте мне не только запереть келию и сидеть внутри ее, но даже, вырыв под землю яму, скрыться в ней. Я буду жить там вне всего мира, созерцая бессмертного Владыку моего и Создателя; я хочу умереть из-за любви к Нему, зная, что не умру. Итак, какую пользу принес мне мир? И что приобретают ныне те, которые находятся в мире? Поистине ничего, но, нагими вселившись в гробах, они нагими воскреснут, и все восплачут о том, что, оставив истинную жизнь, оставив Христа - Свет мира, говорю, они возлюбили тьму, и в ней предпочли ходить все те, которые не восприняли Света, воссиявшего в мире, Которого мир не вмещает и не может видеть (Ин. 3, 19-21). Поэтому оставьте и отпустите меня одного, умоляю, плакать и искать Его, чтобы Он богато дарован был мне и изобильно явился. Ибо Он не только видим бывает и созерцается, но и преподается, и обитает, и пребывает являясь как бы сокровищем, скрытым в недре. Носящий Его веселится и видящий Его радуется, думая, что хотя оно и сокрыто, но видится всеми; однако оно не видится ясно и неприкосновенно для всех. Его ни вор не может отнять, ни разбойник похитить, хотя бы он и умертвил того, кто его носит. Напрасно бы он трудился, если бы, желая отнять его, осмотрел кошелек, обыскал одежды и развязал пояс, свободно ища его. Если бы даже, распоров живот, он ощупал внутренности, то и тогда никоим образом не мог бы найти его или взять. Ибо оно невидимо и недержимо руками, неосязаемо и вместе вполне осязаемо. Однако оно и руками держимо бывает только тех, которые достойны (недостойные же - прочь удалитесь), и лежит на ладони и как нечто - о чудо! - и как не нечто, ибо имени оно не имеет. Итак, пораженный и желая удержать его, я думаю, сжимая руку, что имею его и держу; но оно ускользнуло, будучи никоим образом неудержимо моею рукою; огорченный, я раскрыл ладонь свою и снова увидел в ней то, что и " прежде видел... О неизреченное чудо! о чудное таинство!
Зачем все мы всуе мятемся, зачем обольщаемся? Будучи почтены словом с умным чувством, зачем мы льнем к этому бесчувственному свету? Имея совершенно невещественную и бессмертную душу, зачем мы заглядываемся на вещественное и тленное? Зачем мы удивляемся, будучи совершенно бесчувственны, и, как слепцы, предпочитаем тяжелый слиток железа и этот большой кусок теста небольшому количеству золота или драгоценной жемчужине, как вещам бесценным, и не ищем малого горчичного зерна, которое драгоценнее и превосходнее всех тварей и вещей - как видимых, так и невидимых? Почему мы не отдаем всего и не приобретаем его и отчего готовы остаться в жизни, не стяжав его? Поверьте, что лучше многократно умирать, если бы это было возможно, только бы приобрести его - это малое зерно.
Горе тем, которые не имеют его посеянным в глубине души своей, ибо они сильно взалчут. Горе тем, которые не видели, чтобы оно проросло в них, так как они будут стоять, как деревья без листьев. Горе тем, которые не веруют слову Господню, что оно делается деревом и разрастается ветвями, и не ищут прилежно через хранение ума повседневного приращения этого малого зерна, так как, не возделав его, они останутся ни с чем, как тот раб, который свой талант зарыл неразумно (Мф. 25, 25). Одним из таковых являюсь и я, повседневно нерадящий.
Но, о нераздельная Троица и неслиянная Единица! О Свет триипостасный, Отец, Сын и Дух, о Начало начала и власть безначальная, о Свет неименуемый, как совершенно безымянный, и с другой стороны, многоимянный, как все совершающий, о единая слава, начальство, держава и Царство, о Свет, существующий как единая воля, разум, совет и сила, помилуй, сжалься надо мною, сокрушенным. Ибо как мне не сокрушаться, как не печалиться, когда я легкомысленно презрел столь великую благость и милосердие Твое, безрассудно, несчастный, и нерадиво ходя путем Твоих заповедей? Но и ныне. Боже мой, благоутробно сжалься и помилуй меня, возгрей ту теплоту сердца моего, которую погасил покой жалкой плоти моей, сон, сытость чрева и неумеренность в вине. Все это совершенно погасило пламень души моей и иссушило живой источник слез. Ибо теплота рождает огонь, огонь же этот, наоборот,- теплоту, и из обоих возжигается пламя, и является источник слез. Пламя производит потоки слез, а эти потоки - пламя; к ним возводило меня старательное упражнение в Божественных Твоих заповедях. С другой стороны, соблюдение предписаний, с помощью покаяния, ставило меня на границе между настоящим и будущим. Поэтому, оказавшись внезапно вне видимых вещей, я впал в страх, видя, откуда я исторгнут. А будущее я видел весьма далеко и, когда я хотел его уловить, во мне возгорелся огонь любви и мало-помалу неизъяснимым образом превратился для зрения в пламя - сперва только в уме моем, а потом и в сердце. Это пламя Божественной любви обильно источало во мне слезы и вместе с ними доставляло мне невыразимое наслаждение. Итак, когда я, уверенный в себе, что пламя никоим образом не погаснет (ведь оно горит хорошо, говорил я), и, вознерадев, неразумно поработился сну и насыщению чрева и, дав себе послабление, стал побольше употреблять вина, не допьяна напиваясь, однако вдоволь, немедленно угасла во мне любовь в сердце - это страшное чудо, то пламя, которое, достигая Небес, хотя и сильно во мне горело, однако не сжигало находящегося в недрах моих вещества, подобного сухой траве, но все его, о чудо, превращало в пламя; и сухая трава, прикасаясь к огню, совершенно не сгорала, но напротив, огонь, охватывая ее собою, соединялся с ней и всю ее сохранял невредимой.
О сила Божественного огня, о чудное действие! Ты, страхом лица Твоего разрушающий скалы и холмы, как Ты, Христе, Боже мой, смешиваешься с сухой травой всецело Божественною сущностью. Ты - живущий во свете совершенно нестерпимом. Боже мой? Каким образом, пребывая неизменным и совершенно неприступным. Ты сохраняешь вещество этой травы неопалимым и в то же время, сохраняя неизменным, все его изменяешь? И оно, оставаясь сухой травой, есть свет, свет же тот не есть трава; но Ты, будучи светом, неслиянно соединяешься с травой, и трава, неизменно изменившись, делается подобной свету. Я не выношу молчания о чудесах Твоих, я не могу не говорить о Твоем Домостроительстве, которое Ты соделал со мною, распутным и блудным, и не могу удержаться, чтобы не рассказывать всем, Искупитель мой, о неисчерпаемом богатстве Твоего человеколюбия. Ибо я хочу, чтобы весь мир почерпал от него и чтобы никто не оставался совершенно лишенным его.
Но прежде, о Вседержитель, воссияй во мне снова, вселись и просвети смиренную душу мою; ясно покажи мне лик Божества Твоего и весь невидимо явись мне, о Боже мой. Ибо Ты не весь видишься мне хотя и весь являешься мне. Будучи весь неуловим, Ты желаешь быть и бываешь для меня уловимым. Будучи невместим во вселенной, Ты поистине делаешься как бы малым в руках моих и, вращаемый в устах моих, видишься сверкающим, как световидный сосец и сладость, о чудное таинство! Так и ныне дай мне Себя, чтобы я насытился Тобою чтобы поцеловал и облобызал Твою неизреченную славу, свет лица Твоего и наполнился ими, и преподал тогда и всем прочим и, преставившись, пришел к Тебе, весь прославленный. Сделавшись от света Твоего и сам светом, я таковым предстану Тебе и тогда избавлюсь от этих многих зол и освобожусь от страха, чтобы опять уже не изменяться. О, дай мне и это, Владыко, о, даруй мне также и это, все прочее мне, недостойному, даровавший. Ведь это нужнее всего, это и есть все. Ибо хотя и ныне Ты видишься мне, хотя и ныне Ты благ ко мне, и просвещаешь меня, и таинственно научаешь, и покрываешь, и хранишь державной Твоей рукой, и соприсутствуешь мне, и обращаешь демонов в бегство, и делаешь невидимыми, и все мне покоряешь, и все доставляешь мне, и всех благ исполняешь меня, о Боже мой, но от этого не будет мне никакой пользы, если Ты не дашь мне непостыдно пройти врата смерти. Если князь тьмы, придя, не увидит сопребывающую мне Твою славу и не будет, омраченный, совершенно посрамлен, опаленный Твоим неприступным светом, и вместе с ним и все сопротивные силы не обратятся в бегство, увидев на мне печать Твою, и я, уповая на Твою благодать, не прейду совершенно бестрепетно, и не припаду к Тебе, и не сокрушу их, то какая мне польза от того, что ныне во мне совершается? Поистине никакой, но это разожжет для меня еще больший огонь. Ибо, надеясь быть причастником Твоих благ и вечной славы, и рабом Твоим, и другом, если сразу я лишусь всего и Тебя Самого, Христе мой, то как то мучение не будет для меня более тяжким, чем для неверных, которые ни Тебя не познали, ни света Твоего воссиявшего не увидели, ни сладостью Твоей не насытились? Если же мне придется получить тот залог, достигнуть тех наград и почестей, которые обещал Ты, Христе, уверовавшим в Тебя, то и я тогда буду блажен и восхвалю Тебя - Сына со Отцом и Духа Святого, Единого воистину Бога во веки веков. Аминь.
Скажи, откуда приходишь Ты и как входишь внутрь келии, отовсюду запертой? Ведь это- нечто необычайное, превышающее ум и слово. А то, что Ты весь внезапно внутри меня бываешь и светишь, будучи видим светообразным, как полная света луна,- это, Боже мой, изумляет меня и делает безгласным, Знаю, что Ты Тот, Кто пришел просветить сидящих во тьме (Лк. 1, 79), и ужасаюсь, и лишаюсь мыслей и речи, так как вижу необычайное чудо, превосходящее всякую тварь, всякую природу, всякое слово. Однако я поведаю ныне всем то, что Ты даруешь мне сказать.
О род людской! Цари и князья, богатые и бедные, монахи и миряне и все народы, послушайте ныне меня, намеренного говорить о величии человеколюбия Божия. Я согрешил перед Ним, как никто другой в мире. Пусть не подумает кто-либо, что я говорю это по смирению. Ибо поистине я согрешил более всех людей, я совершил, говоря тебе кратко, всякое греховное и злое деяние. Однако Он призвал меня и тотчас, как я знаю, услышал. Но к чему, полагал бы ты, Он призвал меня? К мирской ли славе, или к роскоши и упокоению? К богатству ли, или к дружбе князей, или к чему-либо из того, что мы видим здесь в жизни? Прочь, клевета! Напротив, к покаянию, говорю я, Он призвал меня, и я тотчас последовал зовущему Владыке. Итак, за бегущим и я бежал, за убегающим и я гнался, как за зайцем- собака. Когда же Спаситель далеко ушел от меня и скрылся, я не предался отчаянию и, как потерявший Его, не обратился вспять, но сидя на том месте, где я находился, плакал и рыдал, призывая скрывшегося от меня Владыку. Итак, когда я так бился и рыдал, Он, весьма приблизившись ко мне, стал для меня видим. Видя Его, я вскочил, стремясь ухватиться за Него. Но Он скоро убежал. Я побежал быстрее и потому успел неоднократно уловить край одежды Его. Он немного остановился, чему я чрезвычайно обрадовался. И снова Он улетел, и я снова погнался. Таким образом, хотя и ушел приходивший и скрылся явившийся, но я отнюдь не обратился вспять, не обленился и не ослабил бега, никоим образом не считая Его за обманщика или искусителя моего, но всеми силами своими и способностями стал искать Того, Кого уже не видел, осматривая пути и ограды, не явится ли Он мне где-либо. Обливаясь слезами, я расспрашивал о Нем всех, некогда видевших Его. Но кого это, предполагаешь ты, я говорю- расспрашивал? Думаешь ли, что я подразумеваю мудрецов и знатоков мира сего? Конечно, нет, но- пророков, апостолов и отцов, поистине мудрых, стяжавших всю ту премудрость, которая есть Сам Христос- Божия Премудрость. Итак, со слезами и великой скорбью сердца я упрашивал их сказать мне, где они некогда видели Его, или в каком месте, или как и каким образом. Выслушав ответ их, я побежал изо всех сил, совершенно не спал, но принуждал себя самого, потому и увидел Желанного моего, но Он виделся мне недолго. Увидев Его, я быстро, как выше сказал, погнался. Итак, когда он увидел, что я все вменил в ничто, и даже все, что в мире, с самим миром, говорю, и всех находящихся в мире людей от души искренне считаю как бы несуществующими и что через такое настроение я отделился от мира, то Весь всему мне дал увидеть Себя, Весь со всем Мною соединился- Тот, Кто пребывает вне мира. Кто носит мир со всем находящимся в мире и рукою одною содержит видимое с невидимым. Итак, Он, послушайте, встретившись, нашел меня; откуда же и как Он пришел, я не знаю. Ибо как мог я знать, откуда Он -здесь или откуда пришел Он, когда никто из людей никогда не видел Его, не познал, где Он находится, где пасет, где почивает? Ибо Он совершенно не видится, совершенно не постигается, обитает же в неприступном свете и есть Свет триипостасный, неизреченным образом пребывающий в неограниченных пространствах -неограниченный Бог мой, один Отец, один также Сын с Божественным Духом, едино -три, и три- один Бог неизъяснимо. Ибо слово не в состоянии выразить неизъяснимое, ни ум- ясно постигнуть.
Ведь я едва ли могу изъяснить тебе хотя бы несколько то, что в нас есть, но ни я, ни кто-либо другой не сможет изъяснить тебе того, каким образом Бог- вне всего по Своей сущности, природе, силе и славе, и как Он везде во всем, в особенности же во святых обитает и вселяется в них разумно и существенно, будучи Сам совершенно пресуществен; как внутри человека содержится Тот, Кто всю тварь содержит; как Он сияет в сердце плотяном и грубом, как внутри его находится и вне всего пребывает, и Сам все наполняет-сияет и ночью и днем, и не видится. Уразумеет ли все это, скажи мне, ум человеческий или сможет ли тебе высказать? Конечно, нет. Ни Ангел, ни Архангел не изъяснил бы тебе этого, не будучи в состоянии изложить это словесно. Один только Дух Божий, как Божественный, знает это и ведает, будучи один соестествен, и сопрестолен, и собезначален Богу и Отцу.
Поэтому кого Он озарит и с кем взаимно сочетается обильно, тем все показывает неизреченным образом, делом, говорю тебе, все это показывает. Ибо подобно тому, как слепой если прозреет, то видит, во-первых, свет, а затем во свете, дивно сказать, и всякую тварь, так и озаренный в душе Божественным Духом, лишь только причащается Света и делается светом, видит Свет Божий и Бога, конечно, Который показывает ему все, лучше же, что Он повелевает, что изволит и хочет.
Кого Он просвещает озарением, тем дает видеть то, что- в Божественном Свете; и просвещаемые видят то по мере любви и хранения заповедей и посвящаются в глубочайшие и сокровенные Божественные таинства. Подобно тому как если бы кто, держа в руке своей светильник, или в предшествии другого, держащего светильник, вошел в темный дом и сам увидел то, что находится внутри дома, так и ясно озаренный лучами умного Солнца видит неведомое всем прочим и говорит о том,- не о всем, впрочем, но о том только, что может быть высказано речью. Ибо кто когда-либо сможет изъяснить то, что находится там, каково оно, как велико и какого рода, когда оно непостижимо и невидимо для всех? Ибо кто уразумел вид безвидного, количество не имеющего количества и красоту непостижимого? Как измерит, как вообще сможет высказать это? Какими словами опишет образ того, что лишено образа? Никак, конечно, скажешь ты мне. Но это знают одни те, которые видят.
Поэтому поспешим не словами, но делами взыскать это, чтобы увидеть и научиться богатству Божественных таинств, которые дарует Владыка трудолюбиво взыскующим и явно стяжавшим забвение всего мира и тех вещей, которые в нем. Ибо взыскавший их ото всей души как поистине не забудет всех здешних вещей и, стяжав ум, обнаженный от них и от всего внешнего, не окажется вскоре единым? Единый Бог, видя его, сделавшимся ради Него единым и отрекшимся от мира и того, что в мире, Единый, найдя одного, соединяется с ним. О страшное Домостроительство, о неизреченная благость! Что следует потом, не спрашивай, не исследуй, не разыскивай. Ибо если никто не может исчислить множество звезд, капли дождя или песок, да и прочих тварей, не может изречь или уразуметь величие и красоту, природу, положение и причины их, то как бы смог он изречь благоутробие Творца, являемое Им душам святым, с которыми Он соединяется? Ибо через соединение с Собою Он совершенно обожает их.
Поэтому если кто хочет поведать тебе об обоженной душе, о ее нравах, природе, расположении, образе мыслей и обо всем, что ей свойственно, то это все равно что он- не знаю, какою речью- пытается представить тебе, что есть Бог. Непозволительно же этого доискиваться тем, которые находятся в мире или живут по плоти: это воспринимается одной верой. Им должно подражать житию всех святых слезами и покаянием, и строгостью жизни, и подвизаться в перенесении искушений, чтобы стать вне мира, чего мы выше коснулись, и обрести, как сказал я, все без исключения.
Найдя же, они ужаснутся и изумятся и обо мне, несчастнейшем, усердно помолятся, чтобы и я не лишился того, но получил бы то самое, что получить я желал и желаю, и этим желанием желание ослабляю и притупляю. Я слышал некогда, что желание возжигает желание и огонь питает пламя; во мне же не так бывает, но я не могу сказать, каким образом превосходство Любви угашает любовь мою.
Ибо я не люблю, насколько хочу, и полагаю, что я отнюдь не стяжал любви к Богу. Стремясь ненасытно любить, насколько хочу, дивное дело, я теряю даже и ту любовь к Богу, какую имел. Подобно тому, как сребролюбец, обладающий сокровищем, думает, что совершенно ничего не имеет, потому что не все имеет, хотя он и обладает множеством золота, так, без сомнения, думаю, бывает в этом случае и со мною, несчастным. Так как я не люблю, как хочу и насколько, конечно, хочу, то и думаю, что я нисколько даже не люблю. Итак, любить, насколько мне хочется, есть любить превыше любви, и я понуждаю свою природу любить превыше естества. Но слабая природа моя лишается даже и той силы, какую имела, и живая любовь дивным образом умирает. Ибо тогда, напротив, она оживает во мне и расцветает. А как она расцветает, я не нахожу примеров, чтобы изъяснить тебе. Одно только скажу тебе, что всякий бессилен выразить это словами. Тот, Кто есть Единый Бог и воистину податель таких благ, да даст всем, через покаяние взыскующим их, плачущим и рыдающим, и очищающимся, вкусить их, сделавшись еще здесь причастниками их с чувством, и отойти с ними, и в них упокоиться, и насладиться Вечной Жизнью, и через них оказаться общниками неизреченной славы во веки веков. Аминь
Свет Твой, Христе, озаряя меня, оживляет и возрождает, ибо видеть Тебя есть жизнь и воскресение.
Но как происходят действия Твоего Света, я сказать не могу. Однако я на опыте познал и знаю, Боже мой, что хотя бы я находился в болезни, в скорбях или печалях, хотя бы содержим был в узах и в темнице и томим голодом, хотя бы объят был, Христе мой, еще более тяжелыми и ужасными обстоятельствами, Свет Твой, воссияв, все это прогоняет как тьму, и Божественный Дух Твой внезапно делает так, что я бываю в покое и свете и в наслаждении Светом.
Я знаю, что скорби- как бы дым, помыслы- тьма, искушения- стрелы, заботы- мрак, страсти же- звери, от которых Ты, Слово, некогда освободил и избавил меня, мало-помалу озарив меня Твоим Божественным Светом. И ныне, хотя я нахожусь среди всего этого, Ты, Христе, Боже мой, хранишь меня неуязвимым, покрывая Твоим Светом.
Но так как я весьма часто претыкаюсь, ежечасно согрешая, так как превозношусь и прогневляю Тебя, то нуждаюсь в благоутробном Твоем наказании, Христе мой, действие которого сильно ощущаю в себе удалением покрывающего меня Божественного Света. Ибо как по захождении солнца наступает ночь и тьма и все звери выходят на добычу, так и когда Свет Твой перестает покрывать меня, тотчас окутывает меня житейская тьма, покрывает море помыслов, звери страстей снедают меня и стрелы всевозможных помыслов уязвляют меня. Когда же, движимый состраданием, Ты опять сжалишься надо мной и услышишь мои вопли, и вонмешь воздыханиям, и примешь слезы, и пожелаешь призреть на смирение мое- того, кто согрешил непростительно, то видим бываешь вдали, как восходящая звезда, и мало-помалу расширяешься (не Ты Сам так изменяешься, но ум раба Твоего к зрению открываешь) постепенно все более и более и видишься, как солнце. Ибо когда убегает и исчезает тьма, я думаю, что приходишь Ты- вездесущий.
Когда же Ты, Спаситель, всего меня окружишь, как и прежде, когда всего меня покроешь и всего обнимешь, тогда я освобождаюсь от зол, избавляюсь от тьмы, искушений, страстей и всевозможных помыслов и исполняюсь благости и веселия, наполняюсь радости и несказанного блаженства, видя страшные таинства и необычайные чудеса, видя то, чего ни око человеческое не видело и не могло бы видеть, ни ухо- слышать, и что на сердце смертных не восходило (1 Кор. 2, 9). От этого я сильно изумляюсь и прихожу в исступление, и совершенно отчуждаюсь от всего, что на земле, непрестанными гласами восхваляя Тебя, Боже мой, и замечая в себе самом необычайное изменение и необычайный способ заступления всемогущей руки; как озарением и явлением одного света Твоего Ты прогнал всякую печаль, исторгнул меня из мира и, таинственно соединившись со мною, немедленно восстановил меня на Небе, там, где нет ни печали, ни воздыхания, ни слез, ни змия, жалящего в пяту, и сделал для меня нетрудной и бесскорбной ту жизнь, которая для всех людей противна, тесна, с трудом проходима или, вернее сказать, непроходима. Ибо кто из людей когда-либо мог или сможет быть на Небе, с телом или без тела, и на каких крыльях туда взлетит?
Илия был взят на огненной колеснице и прежде него Енох- не на Небеса, а в некое другое место, хотя и не сам по себе, однако же был преложен. Но что это в сравнении с тем, что бывает в нас? Да и возможно ли вообще, скажи мне, сравнение тени с истиной или духа служебного и рабского с Духом владычественным, всесовершающим и Божественным, утверждающим и укрепляющим всякую тварную сущность?
Ибо все прочее суть твари, а Он один- Творец, как нераздельный от Отца и Сына. Сии Три суть Бог, ибо Троица- Един Бог. Она осуществовала все. Она создала все, Она сотворила в мире по плоти для спасения нашего Слово и Сына Отчего, нераздельного от Отца и Духа. Он же воплотился поистине через наитие Духа и соделался тем, чем не был,- человеком, подобным мне, кроме греха и всякого беззакония, Богом и человеком, видимым для всех, имея Своего Божественного Духа, соприсносущного Ему по естеству. Которым Он мертвых оживлял, слепым отверзал очи, прокаженных очищал, бесов изгонял. Претерпев Крест и смерть и воскреснув Духом, Он вознесся во славе и обновил путь на Небеса всем несомненно верующим в Него; и Всесвятого Духа обильно излил на всех, показывающих веру от дел, и ныне обильно изливает Его на таковых. Через Него Он обожает тех, с которыми тесно сочетался, неизменно изменяет их, делая их из людей чадами Божиими, братиями Спасителя, сонаследниками Христу, Богу же наследниками, богами, пребывающими с Богом в Духе Святом, хотя и связанных одной только плотью, но духом свободных, которые легко совосходят со Христом на Небеса и стяжали там полное гражданство в созерцании благ, которых не видели очи.
Итак, что такое огненная колесница, восхитившая Илию, и что такое преложение Еноха по сравнению с этим? Я думаю, что как море, разделенное некогда жезлом, и манна, сошедшая с Неба, суть только прообразы и символы истины: море- Крещения, манна же- Спасителя, так и то суть прообразы и символы этого, имеющего несравненное превосходство и славу, поскольку несотворенное по природе превосходит сотворенное. Ибо манна, называемая хлебом и пищею ангельской (Пс. 77, 24-25; Исх. 16, 4), которую те люди ели тогда в пустыне, прекратилась и исчезла, и они все, евшие ее, умерли, не приобщившись Жизни. Плоть же Владыки моего, будучи обоженной и полной Жизни, всех ядущих ее, соделывает причастниками Жизни и бессмертными. Не проводит их Искупитель мира и через пучину морскую и не переселяет из Египта в другую страну, опять приносящую людям тленные плоды, не повелевает нам даже и странствовать в продолжение сорока лет, чтобы получить обетованную землю. Но крестившихся с несомненной верой и причащающихся Плоти и Крови Его вскоре возводит от смерти к Жизни, от тьмы к Свету и от земли на Небеса.
Освободив меня сперва от тления и смерти и всего меня освободив с ощущением и познанием того, Он- что поразительнее всего- явил меня новым небом и Сам-Творец всего- вселился в меня, чего не сподобился никто из древнейших святых. Ибо некогда Он говорил через Божественного Духа и силою Его творил чудеса; существенно же Бог никоим образом ни с кем не соединился, прежде чем Христос Бог мой не сделался человеком. Ибо, восприняв тело, Он дал нам Своего Божественного Духа и через Него существенно соединяется со всеми верными, и это единение бывает неразлучным.
Увы мне! Я тяжко воздыхаю о заблуждении людей: как мы не верим Христу? Как не следуем за Ним?
Как не желаем ни той жизни, ни богатства Его неокрадываемого и нетленного, ни нестареющей славы, ни вечного пребывания с Ним?
Как, прилепляясь к тленному, мы думаем спастись, не любя Христа более всего видимого и не надеясь быть с Ним по смерти, но оставаясь бесчувственнее поленьев и камней?
Но, о Христе мой, избавь меня от этого добровольного безумия и научи любить Тебя- Жизнь всех верных. Ибо Тебе с Отцом и Божественным Твоим Духом, как Царю и Творцу всех. Богу и Владыке, подобает слава и хвала, честь и поклонение ныне и всегда во веки веков. Аминь.
Помилуй меня, Господи, помилуй меня, единый Спасителю, от младенчества меня покрывши, премного мне, сознательно согрешившему, Своею благостью все милосердно простивший, исторгший меня от ужасного и суетного миpa, от сродников и друзей, и непристойных удовольствий, удостоивший меня находиться здесь, как бы на горе, и показать мне дивную Свою славу, Боже мой, исполнивший меня Божественного Твоего Духа, Христе мой, и всего меня насытивший духовным просвещением.
Ты Сам нераскаянную (неизменную) благодать Твою, Боже мой, подай мне рабу Твоему, наконец, всецело.
Не отними (ее), Владыко, не отвратись, Создателю, не презри (меня) Ты, однажды поставивши меня пред лицом Твоим, учинивший между рабами Твоими, запечатлевший печатью Твоей благодати и Своим меня наименовавший.
Не отвергни меня снова, не сокрой снова света лица Твоего; и меня покроет тьма, поглотит бездна и раздавит небо, превыше которого Ты возвел меня, Спасе мой, и с Ангелами, лучше же с Тобою - Творцом всего сопребывать удостоил, и сорадоваться с Тобою, и видеть несравненную славу лица Твоего,
И досыта наслаждаться неприступным светом, и радоваться и веселиться неизреченным весельем чрез сожитие, Владыко, с Твоим несказанным светом.
Наслаждаясь неизреченным тем светом, я веселился и радовался с Тобою, Творцом и Создателем, созерцая неизъяснимую красоту лица Твоего.
Когда же я снова низвел ум свой на землю, то, просвещенный Тобою, Владыко, не смотрел на мир сей, ни на вещи, находящиеся в мире.
Но был превыше страстей и забот, и вращаясь в (житейских) делах и обличая зло, не приобщался, как прежде, человеческим злобам.
Замедлив же среди них, предпочел их (всему) прочему, и связавшись, Владыко, с любителями словопрений, в надежде исправления причастился злобы и тьмы, увы мне! и страстей приобщился безумно, и, схваченный (этими) дикими зверями, бедствую (ныне).
Ибо, желая других избавить вреда от них, я сам первый сделался добычею зверей.
Но, предварив, сжалься, но, ускорив, избави того, кто попал к ним ради Тебя, Человеколюбче.
Ибо по заповеди Твоей я положил, Милостиве, душу свою несчастнейшую за братий своих.
Итак, хотя я уязвлен, но Ты можешь уврачевать меня, Спасе.
Хотя я несчастный взят врагами пленником, но Ты Сам, как сильный и крепкий, можешь избавить (меня) одною Твоею волею;
хотя я схвачен челюстями и лапами зверей, но когда Ты явишься, они тотчас умрут, и я жив буду.
О великий в щедротах и неизреченный в милости!
Сжалься и помилуй меня падшего.
Я опустился в колодезь, (чтобы) избавить ближнего, и вместе с ним и сам пал; правосудный Спасителю, не оставь меня до конца лежащим во рву.
Подлинно знаю я повеление Твое, всемилостивый Боже мой, что должно непременно избавлять брата от смерти и от уязвления грехом, но чрез грех
не погибнуть с ним, что и случилось со мною несчастным.
Я пал по легкомыслию, понадеявшись на себя самого и его даже избавить и себя также, а если нет, то ожидать вверху и оплакивать павшего, и сколько есть силы, бежать от падения с ним.
Но и ныне восставь и возведи из пропасти и поставь меня, Христе, на камни заповедей Твоих, и снова покажи мне свет, которого мир сей не вмещает,
но (который) вне миpa, и видимого света, и воздуха чувственного, и неба, и всего чувственного соделывает, Спасителю мой, созерцающего его.
И тот вне ли тела, или совершенно в теле, не зная, Боже, в тот час,
думаю же, что, будучи тогда как бы невещественным светильником, и сияя красотою умного Солнца, не может чувственно видеть своего света,
но видит только Его одного - незаходимое Светило, созерцая неизъяснимую красоту Его славы, и сильно изумляясь, не может познать и уразуметь этого способа созерцания, каким образом или где, неизъяснимо существуя,
Он видится, и желая (обитать) во святых, ограничивается.
Но (вот) это знаем все мы, посвященные в таковые таинства, что поистине вне мира тогда бываем и пребываем, доколе видим то, и снова находимся в теле и в мире.
Вспоминая же о радости, и о том свете, и о сладостном наслаждении, плачем и сетуем; подобно тому как грудное дитя, видя мать и вспоминая о сладости молока, кричит и плачет, доколе, схватив (грудь), досыта не насосется его.
Этого и мы ныне просим, об этом умоляем Тебя и припадаем, (чтобы) получить то неотъемлемо, Спасителю, дабы мы и ныне питались, Всемилостиве, от этого хлеба, умно нисходящего с неба и сообщающего жизнь всем причащающимся (его), и отходя и совершая шествие к Тебе, имели бы (его) спутником, и помощником, и избавителем, и с ним и чрез него приведены были бы к Тебе, Спасителю.
Он и на страшном суде грехи наши покроет, Владыко, чтобы не открылись они и не были явны для всех Ангелов и людей. Но да будет он нам и светоносным одеянием, и славою, и венцом во веки веков.
Я объят тенью, (но) и истину вижу. Это - ничто иное, как твердая надежда.
Какая же это надежда?—та, которую не видели очи.
А она что такое?—та жизнь, которую все любят, но что такое эта жизнь, как не Бог—Творец всего?
Его-то и возлюби, а мир сей возненавидь. Мир—смерть, ибо имеет ли он что-либо непреходящее (и нетленное)?
Скажи, Христе, рабу Твоему, скажи, Свет мира, скажи, знание всей (вселенной), скажи, Слове - Премудрость, все предузнающая, все предуведевшая и нас без зависти научающая полезному. Скажи и научи меня, Спасе, спасительным путям Твоей воли и Божественных (Твоих) повелений. Скажи и не презри меня, и не сокрой, о Боже мой, от недостойного раба Твоего Божественной Твоей воли. Скажи мне, Человеколюбче - Спасителю, что лучше пред Тобою, что из двух благоугодно Тебе: нести ли мне попечение о монастырских делах и бескорыстно заботиться о телесных потребностях, взыскивая за все со враждою и ссорою, или всегда пребывать в одном безмолвии и хранить невозмутимым ум и сердце, воспринимая озарения Твоей благодати, и всегда быть озаряемым в душевных чувствах и, таинственно оглашаясь Божественными глаголами, других кротко учить и самому также учиться. Ибо кто учит (других), тот и себя (также) учит тому же, и первый, конечно, должен и творить то. Итак, из этих какое лучше и полезнее для меня и какое благоугодно и совершенно пред Тобою? О не скрой от меня, всемилостивый Слове!
Выслушай, о чем спрашиваешь, и запиши, что услышишь. Я Бог пребезначальный, Я по естеству Владыка, Царь небесных и преисподних, и все (даже) не хотящие являются Моими рабами. Ибо Я Творец всех, Судия и Владыка, и ныне есмь и буду во все веки веков. Но не желающего Я никогда не принуждаю, а хочу, чтобы служение повинующихся (Мне) было Свободным и самопроизвольным, совершалось со страхом и любовью. Ибо Я желаю, чтобы таковы были рабы Мои, таковы наемники, таковы и друзья Мои. Прочих же Я не познал, и ими не познан. Поэтому жестоким, безжалостным и несправедливым называют Меня и говорят обо Мне сыны неправды. Итак, те, которые Меня оскорбляют, Меня злословят, Меня поносят, как тебе они покорятся, или как, скажи Мне, примут тебя (в качестве) учителя? Как волки сочтут тебя пастырем, или как, будучи (дикими) зверями, они последуют твоему голосу? Уйди, беги и удались от среды таковых. Ибо довольно для тебя, если ты и самого себя спасешь. Ведь если бы ты спас мир, а себя погубил, то какая тебе польза от мира, тобою спасенного? Я не хочу, чтобы ты был пастырем над кем-либо из не желающих.
Посмотри, это и Я сохранил в мире.
Ибо для желающих Я - Пастырь
и Владыка, для прочих
же Я - Творец, конечно, и
Бог по естеству, но никоим образом не Царь и не
Вождь (и Начальник) тех, которые не взяли креста (своего)
и Мне не последуют, ибо они суть чада, рабы и
сосуды диавола. Видь страшное таинство, видь
бесчувствие, и оплакивай их, если можешь, (хоть)
ежечасно. Ибо, призванные из тьмы к невечернему
свету, от смерти к жизни, из ада на небеса, от
временного и тленного к вечной славе, они гневаются и
неистовствуют против наставников, затевая
против них всевозможные козни и предпочитая
умереть, чем уйти от тьмы и дел тьмы и последовать
за Мною. Скажи, как ты будешь их пастырем? как
будешь игуменствовать над ними? ну как, скажи Мне, ты
станешь руководить теми, которые добровольно
перебегают в огонь, присоединяясь ко врагу и с
ним усердно творя противное Моим повелениям? Как
ты будешь пасти их, как овец: как, скажи Мне,
поведешь на пажити
заповедей Моих и к воде хотений Моих? (как)
изведешь их на мысленные горы таинственных
созерцаний Моей неизреченной славы, ради которой
видящие ее презирают земную славу, и забывая все
чувственное, все это считают как бы тенью и дымом?
Скажи, как соперника ты приобретешь себе
защитником? как враждебного тебе противника ты
убедишь быть твоим другом? Ибо скорее друзья
легко делаются врагами, найдя незначительный
повод; но враги нелегко могут стать друзьями,
хотя бы они и облагодетельствованы были и
получили почетные и большие дары. Имея в сердце
скрытый яд, они, улучив удобное время, внезапно
изблевывают его, и не трепещут немилосердно и
безжалостно убивать своих благодетелей. О
крайнее безумие! Таковые суть подражатели Каина,
они—хуже Ламеха, они единонравны Саулу, подражатели иудеев,
соревнователи Иуды и наследники (его) удавления.
Если над такими ты ищешь игуменства, то смотри, куда низойдешь ты;
ибо они не обратятся, куда бы ты пожелал, но
принудят и тебя идти своим путем и прежде них
впасть в погибель, спустившись еще ниже (их) на
дно ада, так как ты имеешь их, конечно,
последующими за 
тобою (позади себя).
Если же ты не захочешь вполне уподобиться им, не желая
присоединиться к их замыслам и приобщиться злым
делам их, то будешь иметь возмущение, брань и
непримиримую войну. Что же будет отсюда, или что случится с
тобою и что приобретешь ты?
Послушай, и Я скажу тебе кратко. Прежде всего, ты совершенно не можешь (тогда) быть рабом Моим, ибо Я никоим образом не хочу, чтобы раб Мой сварился. Питая необузданную ненависть к тебе, они явно и тайно будут стремиться к тому, чтобы убить тебя, и когда они будут (позваны) на суд, ты дашь отчет. Ибо смерть твоя не принесет никакой пользы прочим, как Моя смерть была жизнью мира. Но и для них ты сделаешься причиною осуждения и сам без дерзновения отойдешь из сей жизни.
Итак, лучше быть пасомым, а отнюдь не пастырем над таковыми; но всего лучше заботиться о своих и молиться за них и за всех людей, дабы все обратились и пришли к познанию (истины), и желающих из них учить и наставлять (началам благочестия). Делать же то, чему учишь, не принуждай их, но возвещай им слова Мои и увещевай соблюдать их, так как они доставляют жизнь вечную. Сами же слова эти предстанут (им), когда Я приду судить, и каждого из них будут судить по достоинству. И ты не будешь ответственным, и останешься совершенно не осужденным, так как не скрыл серебра словес Моих, но сколько сам получил, (столько) и уплатил всем. Это угодно Мне, это по заповеди Моей было делом Апостолов и учеников Моих проповедать Меня Богом во всей вселенной, научить Моей воле и Моим повелениям и оставить записанным (то) человеческому (роду). Так делать и учить и ты подвизайся.
Не желающим же совершенно слушать слов Моих говори так, как и Я ответил сказавшим некогда: «жестоко есть слово cиe, и кто может его послушати» (Иоан. 6, 60). Я именно сказал: так если не хотите, идите и делайте каждый, что хотите, все предоставив их власти и произволению - избрать смерть или жизнь. Ибо никто никогда не стал добрым непроизвольно, ни неверный, не хотя, не будет верным, ни миролюбец никогда не будет боголюбцем, ни худой без воли не переменит своих мыслей и не сделается совершенно добрым. Ибо никто не стал злым по природе, но по произволению и намерению (каждый) может сделаться, если желает, как злым, так и добрым; если же не желает, то никоим образом и не будет. Никто в мире, не хотя, не совершил добродетели; никто, не хотя, не спасается. Более об этом не спрашивай. Старайся же и себя самого спасти и слушающих тебя, если только найдешь на земле человека, имеющего уши слышать и повинующегося словам твоим.
Так я и сотворю, Владыко, как Ты повелел мне. Но даруй мне, недостойному рабу Твоему, помощь Твою (и благодать Твою), о Господи и Боже мой, дабы я всегда прославлял Тебя и воспевал державу Твою непрестанными гласами во веки веков. Аминь.
Что это за страшное таинство, которое во мне совершается? Его ни слово не в состоянии высказать, ни жалкая рука моя - написать в похвалу и славу Того, Кто превыше похвалы и превыше славы. Ведь если совершающееся ныне во мне, блудном, неизреченно и неизглаголанно, то, скажи мне, разве Податель и Виновник этого может нуждаться в похвале от нас или славе? Ибо не может быть прославлен Тот, Кто уже прославлен, как не может осветиться или не может заимствовать света то солнце, которое мы видим в этом мире. Оно освещает, но не освещается, изливает свет, но не получает, так как имеет свет, который изначально получило от Творца. Итак, если Бог, Создатель всего, сотворивший солнце, сотворил его без недостатка, чтобы оно светило обильным светом и не нуждалось в чем-либо другом, большем, то как бы мог получить славу от меня, ничтожнейшего, Сам Творец солнца, Который совершенно ни в чем не нуждается и, как Всемогущий, одним мановением и волею все исполняет всякими благами?
Между тем и язык мой затрудняется в словах, и ум мой хотя и видит совершающееся, но не может изъяснить. Он видит и хочет высказать, но не находит слов, потому что созерцает невидимое, совершенно безвидное, совершенно простое, несложное и беспредельное. Ибо он не видит никакого начала, ни конца, ни середины совершенно не замечает; и как он выскажет то, что видит? Видится же, думаю я, нечто совокупно-целое, но никоим образом не в самой сущности своей, а через причастие. Ведь от огня ты огонь зажигаешь и всецело получаешь огонь. И хотя он остается неделимым и неоскудевающим, как и прежде, однако сообщаемое отделяется от первого, и так как оно есть нечто телесное, то разделяется на много светильников. То же, как нечто духовное и неизмеримое, пребывает совершенно неделимым и нерасчленяемым. Ибо, будучи сообщаемо, оно не разделяется на части, но и остается неделимым, и во мне бывает, восходя во мне, внутри моего жалкого сердца, как солнце или диск солнца, шаровидный и световидный, ибо оно - пламя.
Не знаю, как сказано, что мне сказать о нем? И хотел я молчать (о если бы я мог!), но страшное чудо возбуждает сердце мое и отверзает оскверненные уста мои. Говорить и писать даже и не хотящего меня заставляет Тот, Кто воссиял ныне в моем мрачном сердце, Кто показал мне дивные дела, которых не видели очи, Кто снисшел в меня, как последнего из всех. Кто сделал меня сыном и учеником апостола*, меня, говорю, которым обладал страшный дракон - человекоубийца, меня, прежде служившего всякому беззаконию.
Предвечное Солнце, воссиявшее во аде напоследок и озарившее и мою омраченную душу, даровавшее мне невечерний день (что невероятно для подобных мне нерадивых и ленивых), исполнившее нищету мою всякими благами, Ты Само даруй мне и слово, и речь, чтобы поведать всем о Твоих чудесных действиях, которые Ты и ныне творишь с нами - Твоими рабами, чтобы и спящие во тьме лености и утверждающие, что грешникам невозможно спастись и быть помилованными, как спаслись и помилованы Петр и прочие апостолы, святые, преподобные и праведные, познали и уразумели, что для Твоей благости это легко было, и есть, и будет, чтобы и мнящие, что имеют Тебя - Свет всего мира, и, однако, говорящие, что не видят Тебя, не живут во свете, не просвещаются и не созерцают Тебя непрестанно, Спаситель, познали, что Ты не воссиял в их уме, не вселился в их нечистое сердце, и они напрасно утешаются пустой надеждой, думая по смерти увидеть Твой свет. Ибо залог этого еще отсюда и Твоя печать здесь, конечно, от Тебя, Спасе, дается десным овцам. Ведь если смерть каждого есть заключение жизни, и после смерти для всех равно наступит состояние бездеятельности и никто не сможет сотворить ничего ни доброго, ни злого, то каждый, конечно, каким окажется тогда, Спаситель мой, таким и будет.
Это-то и устрашает меня, Владыко, это заставляет меня трепетать, от этого истаивают все мои чувства. Как слепец, умерев и преставившись туда, не увидит уже солнца, хотя по воскресении он снова получит свет очей, так и тот, кто умрет, имея ослепленный ум, не узрит Тебя, Боже мой, умное Солнце, но, отойдя из тьмы, переселится во тьму и навеки будет удален от Тебя. Никто из людей, верующих в Тебя, Владыко, никто из крестившихся во имя Твое не стерпит этой великой и ужасной тяготы разлучения с Тобой, Благоутробный, потому что это страшная скорбь, ужасная, нестерпимая и вечная печаль. Ибо что может быть хуже отлучения от Тебя, Спаситель? Что мучительнее, чем разлучиться с Жизнью и жить там наподобие мертвого, лишившись жизни, вместе с тем быть лишенным и всех благ, потому что удаляющийся от Тебя лишается всякого блага? Ибо тогда будет не так, как теперь на земле. Ведь ныне неведущие Тебя наслаждаются здесь телесно и веселятся, резвясь, как неразумные животные. Имея то, что Ты дал в наслаждение жизни, и только на это взирая, они думают, что так будет и по исходе души из этой жизни. Но плохо загадывают, плохо мудрствуют утверждающие, что они хотя и не с Тобою, но будут в упокоении, для которого они уготовляют и некое место - о безумие! - непричастное ни свету, ни тьме, находящееся вне Царствия, но и вне геенны, вдали и от чертога, и от огненного мучения. В него эти несчастные и желают прийти, говоря, что они не нуждаются в Твоей вечной славе или Царстве Небесном, но будут в упокоении. О, каково помрачение их! О неведение! О жалкое состояние и пустые надежды! Нигде об этом не написано, так как нигде этого не будет. Но сотворившие божественные дела будут находиться во свете будущих благ, а делатели зла - во тьме наказаний. Посередине же будет страшная пропасть, разделяющая одних от других, как Сам Ты открыл, уготовавший это (Лк. 16, 26). Ибо эта пропасть посередине будет ужаснее всякой пытки и муки для того, кто несчастным образом стремглав летит и низвергается в эту бездну мучений и хаос погибели, откуда трудно взойти находящимся в муках, чтобы перейти на землю праведных. Поэтому они предпочли бы ужасным образом в огне обратиться в пепел, чем ввергнуть себя в эту страшную пропасть. Итак, желающие быть там по смерти, достойны многих слез и рыданий, так как, будучи совершенно бесчувственны, подобно бессловесным животным, они сами себе накликают погибель и сами себя прельщают.
Ты, Христос,- Царство Небесное, Ты - земля кротких. Ты - рай зеленеющий, Ты - чертог Божественный, Ты - неизреченная таинница. Ты - общая для всех Трапеза, Ты - Хлеб Жизни, ты - Питие совершенно новое. Ты - и чаша воды, и вода жизни, Ты - для каждого из святых светильник неугасимый. Ты - и одеяние, и венец, и раздаятель венцов. Ты - радость и упокоение. Ты - блаженство и слава. Ты - веселие. Ты и радование. И благодать Всесвятого Духа Твоего, Боже мой, подобно солнцу воссияет во всех святых; и среди них воссияешь Ты - неприступное Солнце. И все они будут озаряемы по мере веры и дел, надежды и любви, очищения и просвещения от Духа Твоего, единый долготерпеливый Боже и Судия всех, для которых в различные обители и места вменятся различные степени светлости и степени любви, и, наоборот, степень созерцания Тебя каждым будет степенью величия его, славою, наслаждением и честью - для различения чудных обителей и жилищ. Это и есть различные палаты, это обители многие (Ин. 14, 2), это блестящие одежды высоких достоинств, разнообразнейшие венцы, драгоценные камни и жемчуга, неувядающие цветы, имеющие чудный вид, это - постели и ложа, столы и престолы и все, что только есть приятнейшего для наслаждения,- было, и есть, и будет созерцание одного Тебя. Итак, если не видящие Твоего света, как сказано выше, и Тобою не видимые, но удаленные от Тебя лишаются созерцания Тебя, заключающего все блага, то где они найдут упокоение? Где найдут беспечальное место? Где вселятся они, не сделавшись правыми? ибо "непорочные будут обитать пред лицем Твоим" (Пс. 139, 14), потому что Ты вообразился в их правом сердце, и они с образом Твоим, Христе мой, обитают в Тебе.
О чудное дело, о дивный дар благости! люди бывают в образе Бога, и в них воображается Тот, Кто для всех невместим,- Бог неизменный и непреложный по естеству, Который благоволит обитать во всех достойных, чтобы каждый имел внутри всего Царя, и самое Царство, и все, относящееся к Царству, и блистал светлее лучей этого видимого солнца, подобно тому как воссиял воскресший Бог мой. И предстоя Тому, Кто так их прославил, они пребудут в изумлении от преизбытка славы и непрерывного возрастания в них Божественной светлости. Ибо преуспеянию вовеки не будет конца, так как остановка или замедление в возрастании положили бы конец Бесконечному, внесли бы постижение совершенно Непостижимого, и Невместимого всеми сделали бы предметом пресыщения. Но полнота и слава света Его будет бездной преуспеяния и началом без конца. Как имеющие Бога вообразившимся внутри, они, святые, предстоят Тому Самому, Кто блистает неприступным светом; таким образом, конец в них является началом славы; излагая же яснее свою мысль, скажу, что в конце они будут иметь начало и в начале - конец. Совершенно Полный, согласись со мною, не нуждается в прибавлении, и устремленные за Бесконечным не достигают конца. Ибо если прейдет это видимое небо, и земля, и все, что на земле (разумей, о чем я сказал), то возможно ли будет уловить место, где ты найдешь конец, не говорю телесный, но сможешь ли ты хотя бы умом обнять полноту бестелесного мира? Он же не мир есть, но воздух, как прежде было, и не воздух, но невыразимое пространство, которое называется "всё" (универс) и есть совершенно бесконечная бездна, отовсюду с разных сторон равно целостная, и это "всё" наполнено Божественным Божеством. Итак, делающиеся причастными Его и в Нем обитающие как могут всего Его обнять, чтобы даже пресытиться Им? Или как, скажи мне, они достигнут конца Бесконечного? Невозможно это и совершенно неосуществимо. Такая мысль совершенно не может и в ум прийти святым, ни здесь, во плоти сущим, ни в Боге преставившимся. Ибо, покрываясь светом Божественной славы, озаряясь, и сияя, и наслаждаясь этим, они с полной и всецелой уверенностью поистине знают, что совершенствование их будет бесконечным и преуспеяние в славе - вечным. Где же будут стоять, недоумеваю я, отпадающие от Бога и далеко отстоящие от Того, Кто везде находится?
И поистине, братия, это - чудо, исполненное великого ужаса, и чтобы хорошо уразуметь его и не впасть в ересь, как бы не доверяя глаголам Божественного Духа, требуется рассуждение ума просвещенного. Хотя и они будут находиться внутри "всего", но поистине вне Божественного Света и вне Бога. Ибо подобно тому как слепцы, не видящие сияющего солнца, хотя и всецело, со всех сторон бывают освещаемы им, однако остаются вне света, удаленные от него чувством и отсутствием зрения, так и Божественный свет Троицы есть во "всем", но грешники, заключенные во тьме, и среди него не видят, его и совершенно не имеют божественного познания и чувства. Опаляемые и осуждаемые собственной совестью, они будут иметь неизреченное мучение и невыразимую скорбь вовеки.
* Преп. Симеон говорит здесь о своем духовном отце - Симеоне Благоговейном.
О как безмерно благоутробие Твое, Спасителю! Как Ты удостоил меня соделаться членом Твоим, (меня) нечистого, погибшего и блудного? и как облек меня в светлейшую одежду, блистающую сиянием бессмертия и соделывающую светом все мои члены? Ибо пречистое и Божественное тело Твое все блистает огнем Божества Твоего, растворившись и неизреченно смешавшись [с Ним].
Итак, Ты и мне даровал его, Боже мой, ибо нечистая и тленная сия храмина (тела моего) соединилась с пречистым Твоим телом, и кровь моя смешалась с кровью Твоею; знаю, что я соединился и с Божеством Твоим, и соделался телом Твоим чистейшим, членом Твоим блистающим, членом поистине святым, членом светлым, прозрачным и сияющим. Я вижу красоту (Твою), вижу сияние, (как) в зеркале, вижу свет благодати Твоей, и изумляюсь неизреченному (чуду) света прихожу в исступление, замечая себя самого, из какого каким—о чудо— я стал, и страшусь, и стыжусь себя самого, и как бы Тебя Самого почитаю и боюсь, и совершенно недоумеваю в заботе о том, где бы мне сесть, и к кому приблизиться, и где склонить эти члены Твои, для каких дел и деяний мне употребить их—эти страшные и Божественные (члены).
Дай мне, о Творче, и Создателю, и Боже мой, и говорить и делать то, о чем говорю я. Ибо если я не исполняю на деле того, о чем говорю, то я стал медью громко и всуе звенящей (I Кор. 18, 1) и не чувствующей звука ударов. Но не попусти и не оставь, и не дай, Спасителю мой, заблуждаться мне жалкому, нищему и странному, должному Тебе десять тысяч талантов (Mф. 18, 24). Но как некогда, так и ныне, Слове, соделай: ибо тогда от наследия и всей земли отеческой, от отца, братьев, матери, своих и чужих, и всех других сродников и друзей Ты отделил меня, Спасе, грешника и худшего всех их, воспринял в пречистые Твои объятия—явившегося неблагодарным за Твои благодеяния; так и ныне помилуй меня, Милостиве, так и даже более умилосердись ко мне, о Боже мой, и охраняй меня, и обуздывай (неправые) движения духа моего, и сделай меня способным долготерпеливо переносить всякое искушение и печаль житейскую, и что я сам себе причиняю (своим) худым мудрованием, чем искушает меня завистливый бесовский род, и что делом и словом причиняют мне немощные из этих братьев моих.
Увы, и горе мне! так как члены мои губят меня, и чрез них же опять я страдаю, влеком бывая ногами—я, которому главою предназначено быть. Ходя босыми ногами, я исколол их тернием, и сильно страдаю, не вынося боли. Одна из ног моих идет вперед, другая напротив обращается назад; они тащат и влачат меня туда и сюда, я спотыкаюсь и падаю вниз. Итак, я не могу (уже) следовать за всеми. Худо—лежать, но и ходить так еще хуже, нежели лежать, ибо (это) поистине ужасно, так как превосходит всякие иные несчастья.
Дай мне, Господи, сокрушение и плач и сподоби во мраке сей жизни, в этом мире—юдоли скорби поработать Тебе и добре послужить и святые заповеди Твои сохранить.
Благодарю Тебя, что Ты дал мне жить, и знать Тебя, и поклоняться (Тебе), Боже мой. Ибо это есть жизнь, (чтобы) знать Тебя единого Бога, Создателя и Творца всех, нерожденного, несозданного, единого безначального, и Сына Твоего, от Тебя рожденного (Иоан. 17, 3), и исходящего (от Тебя) Всесвятого Духа — всехвальную Троичную Единицу, Которой поклоняться и благочестно служить—превосходнее всякой иной славы, назвал ли бы ты земную (славу) или небесную.
Ибо что есть слова Ангелов, Архангелов, Господств, Херувимов и Серафимов и всех прочих небесных воинств, (что есть слава их), или свет бессмертия, или радость, или сияние жизни невещественной, как не единый свет Св. Троицы, нераздельно трояко разделяемый, который един в трех лицах и недоведомо познаваем, поскольку Он хочет. Ибо невозможно, чтобы тварь так знала Творца всего, как Он Сам Себя знает по естеству; по благодати же видят Его и разумеют все Ангелы и всякая тварная природа, не постигая, но разумея, поскольку Свет этот пожелает быть познанным или явиться слепым, а также и видящим, конечно. Ибо и глаз без света не видит, но зрение он получает от света, так как он им произведен. Назовешь ли ты телесное или бестелесное, найдешь, что все Бог сотворил, что на нёбесах (о чем бы ты не услышал), что на земле и что в безднах. И для всего этого единою жизнью и славой, единым желанием и единым царством, богатством, радостью, венцом, победой, миром и всяким иным благолепием является познание Начала и Причины, от Которой все произведено и произошло. Она есть составление вышнего и нижнего. Она—упорядочение всего умопостигаемого, Она — уяснение всего видимого. Ее имели крепким стоянием Ангелы, обогатившиеся еще большим познанием и страхом, когда они увидели падение сатаны и прельщенных с ним самомнением. Ибо которые только забыли Ее, те и пали, поработившись превозношением; те же, которые напротив имели Ее в разуме, возвысились страхом и любовью, прилепившись ко Владыке своему. Поэтому познание власти (Господней) умножило (в них) также и любовь, так как они увидели еще более блистательный и яснейший свет Св. Троицы; а это опять отражало всякую иную мысль и делало неизменными тех, которые, получив в начале изменяемую природу, пребывают на высоте небожителей.
О Боже и Господи Вседержителю! кто насытится Твоей невидимой красотой? кто наполнится Твоей необъятностью? кто, (хотя бы) и достойно ходил Он в заповедях Твоих, увидит свет лица Твоего?
(Нечто) великое, дивное и совершенно невозможное—чтобы живущий в этом тяжелом и мрачном мире унесся с телом из миpa. О чудное таинство! Кто преступил своей плоти преграду? кто, пройдя мрак тления, скрылся (отсюда), оставив весь мир? О убожество (нашего) познания и речи! Ибо где скрылся тот, кто, пройдя этот мир, унесся за пределы всего видимого?—скажи, мудрость мудрецов отвергнутая, чтобы не сказать—обращенная Богом в безумие, как говорит Павел (I Кор. 1, 19—20) и всякий раб Божий. Он муж желаний Духа; он, приближаясь телом к телу, духом может свят быть. Ибо вне миpa и этих тел нет желания плотской страсти, но—некое бесстрастие, которое кто возлюбил, тот чрез эту любовь приобрел жизнь. Ибо хотя бы ты видел его ведущим себя непристойно и как бы прибегающим к (такого рода) действиям, знай, что это тело он мертвым соделал, не говорю (телом) без души, чрез которую оно движется, но—без злой похоти. Ибо наслаждение прекрасным бесстрастием и тот свет, который из-за него неизреченным образом любит меня, приводя в исступление весь ум мой, восхищает его и, держа обнаженным невещественною рукою, не попускает мне отпасть от любви к нему (свету) или допустить (в уме) страстный помысл, но беспрестанно целует (меня); и эта любовь воспламеняет душу мою, и нет во мне иного чувства. Ибо насколько чистейший хлеб дороже и слаще помета, настолько и несравненно более горнее превосходит дольнее для тех, которые хорошо отведали (его). Устыдись, мудрость мудрецов, поистине лишенная ведения. Ибо простота наших речей (самым) делом обладает истинною мудростью, приближающеюся к Богу и поклоняющеюся Тому, от Кого дается всякая жизненная премудрость, чрез которую я воссоздаюсь и обожаюсь, созерцая Бога во веки веков. Аминь.
Я не могу, Владыко, говорить, хотя бы и хотел. Ибо что вообще скажу я, будучи нечист и в помыслах, и в действиях, и во всех представлениях? Однако, уязвленный душою и горя внутри, я хотя бы нечто желаю сказать Тебе, о Боже мой. Ибо я вижу всего себя, и Ты, как Бог мой, ведаешь, что я от самого рождения осквернил все телесные и душевные члены свои, будучи весь грехом.
Усматривая милость и человеколюбие и многие твои благодеяния, которые Ты соделал на мне, я становлюсь безгласным, и едва не мертвею, и постоянно тужу и печалюсь, несчастный, так как я недостоин всех Твоих благ.
Когда же, придя в себя, я хочу, Христе, помыслить в уме о множестве грехов своих и о том, что я не сделал в жизни ни одного доброго дела, но вместо наказания и праведного Твоего гнева, который я должен был бы понести как много раз огорчавший Тебя, Ты, напротив, удостоил меня ныне столь великих благ, то прихожу в отчаяние и боюсь Суда Твоего, так как доныне я повседневно прилагаю грехи к грехам. И трепещу, чтобы великого милосердия и человеколюбия Твоего Ты не обратил мне в ярость большего наказания, так как, благодетельствуемый Тобою, я тем более являюсь неблагодарным к Тебе, будучи злым рабом у Тебя - благого Владыки.
Поэтому всему прочему, что служило к терпению, доставляя мне надежду Жизни Вечной, я много раз радовался, как Тебе одному ведомо, уповая через то на благость и милосердие Твое. Ибо для того Ты, Христе мой, и взял меня от всего мира и отделил от всех родных и друзей, чтобы помиловать и спасти меня. Уверяемый в этом Твоею благодатью, я имел ненасытную радость и твердую надежду. О двух же этих последних, которым Ты, Царь мой, благоволил быть во мне, я не знаю, что мне сказать. Они и душу мою, и ум лишают слова, и останавливают действия и всякие мысли, и даже отягощают величием славы Твоей, едва не убеждая меня, Спаситель мой, так упраздниться, чтобы ничего не говорить, ничего не делать, ничего этого не касаться.
И я сам недоумеваю, удивляюсь и печалюсь, как я, несчастный, согласился служить и литургисать при таких неизреченных Таинствах, на которые Ангелы трепещут взирать без страха, чего убоялись пророки, услыша о непостижимом деле славы и вместе Домостроительства, о чем апостолы, мученики и множество учителей вопиют и взывают, что они недостойны открыто исповедовать о том всем находящимся в мире. Как же я, погибший и блудный, как я, презренный удостоился стать игуменом братий, священнодействователем Божественных Таинств и служителем Пречистой Троицы? Ибо когда полагается хлеб и вливается вино в знаменование Плоти и Крови Твоей, Слове, тогда там бываешь Ты Сам, Бог мой и Слово, и они поистине делаются Телом и Кровию, наитием Духа и силою Вышнего. И мы дерзаем касаться Бога неприступного, лучше же - обитающего во свете неприступном - не только для этой тленной человеческой природы, но и для всех умных воинств Ангелов. Итак, это неизреченное, это сверхъестественное дело и предприятие, для совершения которого я поставлен, внушает мне также созерцать перед очами смерть. Поэтому, оставив радости, я объят бываю трепетом, так как знаю, что ни мне, ни кому-либо другому невозможно литургисать достойно и проводить в теле жизнь как бы ангельскую, лучше же - сверхангельскую, дабы, как показало это слово и содержит Божественная истина, и по достоинству стать ближайшим к Богу самих Ангелов, как прикасающемуся руками и вкушающему устами Того, Которому они предстоят со страхом и трепетом.
А какая душа понесет суд над братьями, над которыми я поставлен быть пастырем? Какой ум будет в состоянии неосужденно испытывать мысли каждого из них в отдельности и все свои обязанности нести без опущения, избавляя себя в то же время от осуждения их? Я не думаю, чтобы это каким-либо образом возможно было для людей.
Итак, я убеждаюсь и хочу лучше быть учеником, служа воле одного и слушая слова его, чтобы за одно это и отчет отдать, чем служить нравам и волям многих, испытывать их мысли, исследовать намерения и еще глубже исследовать их действия и помыслы, потому что и меня ожидает Суд, и я должен дать ответ за грехи тех, пасти которых по неизреченным судьбам Божиим из всех избран я один. Ибо каждый будет судиться и даст, конечно, отчет в том, что он сам сделал доброго или злого. Я же один за каждого воздам ответ. И как я хочу спастись или быть помилованным, когда я даже для спасения своей жалкой души не могу показать никакого дела? Ибо вполне будь уверен, что я не имею что сказать, так как никогда не сделал ни малого, ни великого дела, через которое могу избавиться от вечного огня. Но, о человеколюбивый и благоутробный Спаситель, дай мне, смиренному, Божественную силу, так чтобы я разумно через слово пас тех братий, которых Ты дал мне, наставляя (их) на пажити Божественных Твоих законов, и возводил бы их в обители Горнего Царствия спасенными, целыми, невредимыми, блистающими красотой добродетелей и достойными поклонниками страшного престола Твоего. И меня также недостойного восприими от мира, хотя и покрытого многими греховными язвами, но однако вместе с тем и служителя и непотребного раба Твоего, и к ликам избранных, ими же веси судьбами, вместе с учениками моими сопричти, дабы мы все вместе видели славу Твою Божественную и наслаждались неизреченными благами Твоими, Христе. Ибо Ты - наслаждение, утешение и слава горячо любящих Тебя во веки веков. Аминь.
Как
опишу я, Владыко, видение лица Твоего?
Как расскажу о несказанном созерцании красоты
Твоей?
Как звуки речи вместят Того, Кого мир не вмещает?
Как мог бы кто-либо изречь человеколюбие Твое?
Сидя при свете светильника, освещающего мрак
ночи и тьму,
я думал, что нахожусь во свете, внимаю чтению,
обдумывая мысли и сочетания их.
Итак, когда я занимался этим, Ты внезапно явился
вверху гораздо больше, чем солнце, и воссиял с
Небес до сердца моего.
Все же прочее стало казаться мне как бы густою
тьмой.
Светлый же столп посередине, рассекши весь
воздух, прошел с Небес даже до меня, жалкого.
Тотчас же забыл я о свете светильника, забыл, что
нахожусь внутри жилища,
а сидел я в мысленном воздухе тьмы, даже и о самом
теле я совершенно забыл.
Я говорил Тебе и ныне говорю из глубины своего
сердца:
помилуй меня, Владыко, помилуй меня, единый
Спаситель, никогда ничем не послужившего Тебе, но
прогневляющего Тебя от юности.
Я испытал всякий плотский и душевный порок и
соделал грехи непристойные и безмерные, хуже
всех людей, хуже всех бессловесных,
гадов и всех зверей превзойдя.
Итак, необходимо, чтобы Ты показал Твою милость
на мне, более всех согрешившем безумно.
Ибо не требуют, как Сам Ты, Христе, сказал, здравые
врача, но больные (Мф. 9, 12).
Поэтому, как на болезненного и нерадивого, излей,
на меня, Слове, Твою столь великую милость.
Но, о игра света! О движения огня! О круги пламени,
во мне, несчастном,
производимые Тобою и Твоею славою.
Под славою же я подразумеваю и так называю Духа
Твоего Святого, соестественного и равночестного
Тебе, Слове, Однородного, единославного и одного
единосущного Отцу Твоему и Тебе, Христе, Боже
всех.
Поклоняясь Тебе, благодарю, что Ты сподобил меня
хоть немного познать силу Божества Твоего.
Благодарю, что Ты Сам сидящему во тьме открылся
мне, воссиял и удостоил меня видеть этот свет
лица Твоего, для всех нестерпимый.
Я пребывал, как знаю, сидящим во тьме, но и среди
нее ко мне, покрытому тьмою, явился Ты, Свет, всего
меня просветил всем светом Своим,
и я сделался светом во время ночи, являясь им
среди тьмы.
Ни тьма не объяла всего света Твоего, ни свет не
прогнал видимой тьмы,
но они были вместе неслиянными и совершенно
раздельными,
далеко друг от друга, как и следует, отнюдь не
растворившимися.
Однако в одном и том же месте они наполняют, как я
думаю,
все пространство.
Таким образом, я нахожусь во свете, будучи среди
тьмы, и, наоборот, я пребываю во тьме среди света;
вот - и среди света, вот - и среди тьмы.
И кто, спрашиваю я, даст мне во тьме и среди тьмы
найти свет,
восприятия которого она не вмещает? Ибо как тьма
вместит
внутри свет, не убежав, но оставшись среди Света
тьмою? О страшное чудо, видимое двояко, двойными
очами - телесными и душевными.
Послушай теперь, говорю тебе, о страшных делах,
двоякого Бога
Бывших и для меня, двоякого, как человека.
Он, Сын Божий, воспринял плоть мою и дал мне Духа,
и я сделался богом по благодати Божественной,
Сыном по усыновлению, однако сыном Божиим.
О
высокое достоинство! О Слава!
Как человек, я печалюсь и считаю себя самого
несчастным и, помышляя о своей немощи, вздыхаю,
будучи совершенно недостоин жизни, как я хорошо
знаю.
Уповая же на благодать Его и размышляя о той
красоте, какую Он даровал мне, я радуюсь, видя ее.
Итак, с одной стороны, как человек, я не умею
созерцать ничего Божественного, будучи
совершенно отделен от невидимого,
с другой стороны, вижу, что через сыноположение я
сделался богом,
и бываю причастником того, что неприкосновенно.
Как человек, я не имею ничего возвышенного и
Божественного,
А как помилованный ныне Благостью Божиею, имею в
себе Христа - Благодетеля всех.
Поэтому я снова припадаю к Тебе, Владыко, моля о
том, чтобы мне не лишиться надежды моей на Тебя, и пребывания с Тобою, и
чести, славы и Царствия.
Но как ныне Ты сподобил меня, Спаситель, видеть
Тебя, так и по смерти дай мне видеть Тебя,
Благоутробный, милостивым Твоим оком, как и ныне
взираешь на меня, исполняя меня Твоей радости и
Божественной сладости.
О Творец и Создатель мой, покрой меня рукою Твоею,
и не оставь меня, и не помни зла, не поставь в
осуждение, Владыко, великой неблагодарности моей,
но сподоби меня даже до кончины во свете Твоем
неленостно ходить путем заповедей Твоих и в него
- во свет рук Твоих, Всемилостивый, предать дух
свой, избавляя меня, Слове, от врагов, тьмы, огня и
вечных мучений.
О великий в щедротах и неизреченный в милости,
сподоби в руки Твои предать душу мою, как и ныне я
нахожусь в руке Твоей, Спасе.
Итак, да не возбранит грех пути моему, да не
отторгнет он, да не отлучит меня от руки Твоей.
Но да посрамится страшный князь - душетлитель,
видя меня находящимся в Твоей длани, Владыко, как
и ныне он не смеет приблизиться ко мне,
видя меня покрываемым Твоею благодатью.
Не осуди меня, Христе, во ад и не отрини, не сведи
душу мою во глубину смерти, так как я дерзаю
именовать Твое имя, я, нечистый, мерзкий и
совершенно оскверненный.
Да не разверзнется земля и да не поглотит. Слове,
меня, преступника,
совершенно недостойного ни жить, ни пользоваться
речью,
да не снидет огонь на меня и да не пожрет меня
внезапно,
так что я не буду иметь возможности сказать даже:
Господи, помилуй!
О великий в милосердии и по естеству
Человеколюбец!
Не вниди
в суд со мною.
Ибо что вообще я скажу на суде, будучи весь грехом?
Да и мог ли бы я хотя нечто сказать в свое
оправдание, осужденный уже,
от чрева матери своей безмерно пред Тобою
согрешивший и доныне пребывающий бесчувственным
к Твоему долготерпению, бесчисленно низводимый
во глубину ада и извлеченный оттуда Твоею
Божественною Благостью, Члены и плоть души и тела
своего осквернивший, как никто другой из живущих
на свете, неистовый и бесстыдный любитель
удовольствий, злой и лукавый от душевной
порочности, и ни одной Твоей, Христе, заповеди не
сохранивший?
Что скажу я в свою защиту, что отвечу Тебе, с какою
душою вынесу Твои обличения, о Боже мой, когда Ты
обнажишь мои беззакония и злодеяния?
О бессмертный Царь! Не покажи их всем, так как я
трепещу, помышляя о делах моей юности.
Говорить о них было бы ужасно и постыдно, так как
если бы Ты пожелал открыть их пред всеми, то стыд
мой будет хуже всякого мучения.
Ибо кто, увидя мое сладострастие и распутство,
кто, увидя нечистые объятия и постыдные мои
деяния, которыми я и ныне оскверняю себя,
принимая их в уме, не ужаснется, весь не
содрогнется и не воззовет, тотчас отвратив очи
И говоря: смерть этому оскверненному!
Повели, Владыко, связать этого несчастного по
рукам и ногам и вскоре же ввергнуть во мрачный
огонь, чтобы не смотреть на него нам, верным рабам
Твоим.
Ибо поистине достойно, Владыко, поистине
праведно, так все они скажут, и Ты Сам сотворишь
это, и я, распутный и блудный, буду ввержен в огонь.
Но Ты, пришедший спасти блудников и блудниц, не
посрами меня, Христе, в День Судный, когда Ты
поставишь овец Твоих одесную Себя, а меня и
козлищ ошуюю Себя.
Но свет Твой пречистый, свет лица Твоего да
покроет дела мои и наготу души моей и да облечет
меня в светлую одежду, чтобы я со дерзновением
непостыдно сопричтен был к десным овцам и с ними славил Тебя во веки
веков. Аминь.
Что это за новое чудо, которое совершается и ныне? Бог и ныне желает быть видимым для грешников - Тот, Кто некогда, сокрывшись, вознесся и воссел на Небесах на Отчем престоле. Ибо Он скрылся от взоров божественных апостолов, и после того только Стефан, как мы слышали, видел отверзшиеся Небеса и сказал тогда: я вижу Сына, стоящего одесную славы Отца (Деян. 7, 55-56). И тут же, будто изрекший хулу, он был побит камнями самими законоучителями и хотя умер по закону природы, но пребывает живым вовеки. Однако он именно был апостолом, был весь освящен и преисполнен Всесвятого Духа. С другой стороны, то было начало проповеди, когда было множество неверных, которые, уверовав во Христа через апостолов, получали благодать, которая есть дар веры.
Но что ныне значит это необычайное дело, которое во мне происходит? Что бы могло значить то страшное и изумительное, совершающееся ныне? Что это за образ человеколюбия, являемый теперь? необычайное богатство благости? иной источник милости, гораздо более обильный, чем существовавшие древле? Ибо многие были помилованы Божественным человеколюбием, но они и сами привносили нечто свое: веру и другие добродетели и благоприятные деяния.
Я же, помышляя о том, что лишен всего этого, ужасаюсь и не могу переносить того, что во мне, блудном от утробы матери, соделывает Бог, словом создавший всю тварь. Если я страшусь даже помыслить о том, то как опишу это словесно? Ибо какая рука послужит этому делу? Какая трость начертит? Какое слово могло бы выразить, какой язык высказать, какие уста изрекут то, что видится во мне происходящим и совершающимся целый день? Ибо и в самой ночи, и в самой тьме я с трепетом вижу Христа, Который отверзает мне Небеса, Сам склоняется оттуда и видится мне вместе с Отцом и Духом - Светом Трисвятым.
Итак, Один в Трех, и в Одном Три именно Свет есть, конечно, и Один Свет - Три, Свет, который озаряет душу мою светлее солнца и просвещает мой омраченный ум. Ведь если бы ум мой видел, то видел бы от начала. Но, поверьте, я был слеп и не видел, и потому чудо тем более меня изумляет, когда Он и око ума моего как-то отверзает и как-то дает видеть, и Сам есть видимый? Ибо Сам Он светом во свете является видящим, и наоборот, видящие во свете Его видят, ибо видящие видят во свете Духа, и видящие в Нем созерцают и Сына. А кто удостоился видеть Сына, тот видит также и Отца. Созерцающий же Отца видит Его, конечно, с Сыном, что и ныне, как сказано, во мне совершается. Я и непостижимое постигаю отчасти, и, поражаясь великим изумлением и одержимый страхом, созерцаю ныне вдали ту красоту, которая незрима из-за неприступного Света и нестерпимой Славы.
Между тем я вижу одну только каплю из океана, но как в капле обнаруживается вся совокупность вод, какого она качества и вида, как по краю каймы видна вся ткань или, как говорят, по когтям видно зверя, что это лев, так и я, объемля целое в малом, вижу Самого Христа и Бога моего и поклоняюсь Ему. Некоторым же утешением для ума моего служило уже то, что я, дабы не быть опаленным и сожженным, как "воск от огня", по слову пророка (Пс. 67, 3), находился вдали от неприступного огня и стоял среди тьмы, окутанный ею; поэтому, выглядывая как бы через малую скважину, я ощущал головокружение. Живя в этой тьме и занимая ею ум, а думая, что я словно смотрю на Небо, и трепеща, чтобы огонь, приблизившись более, не пожрал меня, я обрел Того самого, Кого видел вдали, Кого видел и Стефан в отверстых Небесах, и Кого увидев впоследствии, Павел был ослеплен (Деян. 9, 8). Его-то всего поистине, как огонь, я обрел в глубине своего сердца.
Итак, пораженный чудом и сильно трепеща, я пришел в исступление, весь расслабев и сделавшись совершенно беспомощным. И, не вынося нестерпимой славы, в ночь этих ощущений, я обратился в бегство и, подавленный помыслами, скрылся в них, как бы войдя в гроб и привалив вместо камня это тягчайшее тело, я покрылся им и скрылся в своем мнении от Вездесущего, от Того, Кто некогда воскресил меня, мертвого и погребенного. Ибо, трепеща и не в состоянии будучи видеть его славу, я предпочел войти и пребывать в могиле (и обитать с мертвыми, живя и сам в могиле), нежели быть сожженным и совершенно погибнуть. Сидя там, мне, блудному, должно, конечно, беспрестанно рыдать и плакать о том, что я потерял Возлюбленного и лежу в могиле. Но, живя под землею, как мертвый и камнем покрытый, я нашел жизнь в Самом Боге - Подателе жизни. Которому подобает слава и честь ныне и во веки.
Ты, создавший меня. Боже мой, знаешь нищету мою, мое сиротство и одиночество, видишь немощь мою, и бессилие мое известно Тебе, но Ты видишь и знаешь все.
Воззри на сердце смиренное и сокрушенное, воззри на меня, в отчаянии приближающегося к Тебе, Боже мой, и подай свыше благодать Твою, подай Духа Твоего Божественного, подай Утешителя, пошли, Спасе, как обещал Ты, ниспошли и мне ныне, сидящему в горнице, поистине, Владыко, превыше всех земных вещей и вне всего мира ищущему Тебя и чающему Духа Твоего.
Не медли, Милосердный, не презри меня, Милостивый, не забудь ищущего Тебя с жаждущей душою, не лиши жизни недостойного ее, не отвратись и не оставь меня, Боже. Я уповаю на благость Твою, на милосердие и человеколюбие Твое.
Я не понес трудов, не совершил дел правды, никогда не сохранил ни одной из Твоих заповедей, но блудно провел всю свою жизнь. Однако Ты не презрел меня, но Сам, взыскав, обрел меня, возвратил заблудшего от пути заблуждения и, возложив, Христе, на пречистые Твои плечи, через свет благодати Твоей понес меня, Милостивый, совершенно не дав мне почувствовать утомления, но, как бы покоящемуся на колеснице, дал мне легко пройти по неровным путям, пока не возвратил в ограду овец Твоих и не присоединил к рабам Твоим.
Проповедуя милосердие Твое, восхваляю благоутробие и благодарно удивляюсь богатству Благости Твоей. Но, будучи, как сказано, призван Тобою, Боже мой, и являясь ныне всецело, как полагаю, рабом Твоим, устремленный к свету и прилепившийся к Тебе, объятый желанием к Тебе и связанный любовью, я недоумеваю, изумляюсь и не могу понять, почему скорбь и теперь касается жалкой души моей, отчего вкрадывается печаль и всего меня волнует, почему скорбь о земном лишает меня Твоей сладости, Боже мой, и лишает радости.
Зачем Ты, Блаже, оставляешь меня, столь глубоко падшего и согрешившего или чем-нибудь прогневавшего Тебя еще более, Христе мой, чтобы я еще сильнее печалился, чем прежде, когда душа моя была одержима страстями? Скажи и научи меня ныне глубине судеб Твоих, скажи, Владыко, и не презри меня, говорящего, хотя и недостоин я,- Ты, некогда разделявший трапезу с грешниками и блудницами и вечерявший с блудниками и мытарями.
На это Владыка мой ответил: Взяв тебя на руки, как младенца, Я унес тебя от мира; ты знаешь, конечно, о чем Я говорю. Я тебя пеленал и вскармливал молоком, превосходящим всякую пищу и питье, ибо дела Мои совершенно неизреченны и неизъяснимы. Я отдал тебя воспитателю (ты знаешь, о ком говорю Я), и он усердно ухаживал за тобою, как за малым мальчиком, растущим час от часу, и как должно воспитал. Потом ты сделался уже отроком, но ты сам знаешь, как Я всегда был с тобою, совозрастал в тебе и покрывал тебя, пока ты благополучно не миновал всех возрастов.
Итак, будучи ныне не юным, поистине став мужем совершенным и склоняясь уже к старости, как ты хочешь, чтобы и теперь тебя держали на руках, как ребенка? как просишь, чтобы тебя снова пеленали и носили? как хочешь питаться молоком и иметь воспитателя? не краснеешь ли ты, говоря это, скажи Мне?
Будучи мужем, сам служи другим и воспитывай, заботясь обо всем, что служит к их возрастанию. Врагам сопротивляйся и, поражаемый, тоже поражай. Ты понимаешь, о каких врагах Я тебе говорю,- о полчищах бесов. Начинай бить их беспощадно; падая, снова вставай и на стрелы противников отвечай стрелами, не щадя стреляющих и злоумышляющих против тебя. Но когда они пытаются уязвить тебя отчаянием, сами пусть будут уязвлены твоею надеждой, как бы пущенной тобою стрелой. Бьющие тебя гневом, как кулаками, и возбуждающие к ярости, будучи поражаемы в лицо твоею кротостью, пусть будут отброшены далеко от твоего жилища.
Ведь разве ты, как сказал Я, ребенок или мальчик? разве душа твоя и ныне бессильна? разве ум твой и ныне слаб для сопротивления? Ты умеешь и убегать от врагов и, напротив, побеждать их. Ибо ты и сражаясь имеешь Меня помощником и защитником, и в бегстве находишь во Мне крепкий и державный покров.
О чем же из земных вещей ты печалишься? о какой из них, скажи Мне? о золоте, или серебре, или о драгоценных камнях? но что светлее Меня? или что сияет яснее? или какой камень, как Я, совершенно неоценим? Не лишение ли имений, или нужда в хлебе, или недостаток в вине совершенно смущают тебя? И какой есть иной рай, кроме Меня? или земля дольнего и преходящего подобна земле кротких? А какой хлеб или какое вино в мире можно изготовить подобные благодати Моей, и Божественному Духу, и Хлебу Жизни - Телу и Крови Моей, которые Я подаю ядущим Меня с чистым сердцем, несомненной верой, со страхом и трепетом, и пиющим умно и сознательно? Какое блаженство, какая радость, какая слава на земле, скажи Мне, больше того, чем видеть Меня одного, чем созерцать Меня одного, как бы в зеркале и гадании, и видеть одно только сияние славы Моей, и через него научиться этому и большему того, чем точно знать, что Я - Бог и Создатель всего, и разуметь, что человек, сидящий в глубочайшем рве, примирен со Мною и, превзойдя чин наемника и рабский страх, непосредственно, как друг с другом, беседовать со Мною, без труда служа Мне, с любовью угождая и приближаясь ко Мне через послушание заповедям.
Я говорю не о деяниях тех, которые наемнически служат мне и рабски приходят ко Мне, но о деяниях друзей, близких Моих и сынов Моих, и эти деяния, запиши кратко, следующие:
считать себя ничтожнее всех в мире, поистине худшим не только сподвижников и мирских людей, но даже и язычников;
незначительное нарушение одной малейшей заповеди считать отпадением от Жизни Вечной;
на малых детей смотреть как на совершенных мужей, почитать их и кланяться им, как людям знаменитым, и слепых тоже чтить, потому что Я вижу действия всех людей.
Ради Меня и это делать, что опять запиши:
совершенно не иметь в сердце против кого-либо даже легкого раздражения или малого подозрения;
из сострадания молиться от души и со скорбью сердца за всех согрешающих против тебя, равно и против Меня отваживающихся на то же, со слезами прося об их обращении;
вместе с тем благословлять проклинающих тебя и хвалить постоянно злословящих тебя по зависти,
обижающих считать как бы благодетелями,
об упрямых же и не повинующихся тебе плакать и беспрестанно рыдать, как о совершенно отвергающихся Меня, своего Владыки, не переставая, однако, увещевать их. Ибо "кто принимает вас, принимает Меня",-сказал Я (Мф. 10, 40),-и "слушающий вас Меня слушает", конечно (Лк. 10, 16).
Кто же не внимает с трепетом словам и увещаниям вашим и не исполняет их даже до смерти, тот не приобщится и Моей вечной славы, не будет соединен со Мною, распятым на Кресте и послушным Отцу даже до смерти; такой не будет поставлен одесную и не сделается сонаследником тех, которые сами себя распяли.
Впрочем, не переставай увещевать их, не переставай оплакивать, не переставай искать спасения их, чтобы, если они послушают тебя и обратятся, ты принял их, как братьев, приобретая в лице их члены свои, и привел бы их ко Мне, как послушных и родных, чтобы и Я через тебя воспринял их и прославил, и с тобою, как дар, принес ко Отцу Моему.
Если же они не отрекутся от своей воли и не презрят душ своих, как сказал Я, если не сделаются мертвыми для своих желаний, живя в этой жизни по твоей воле и через твою волю исполняя Мою, то и тогда ты не потеряешь награды и не лишишься ее, но вместо одной Я воздам тебе двойную награду, так как хотя они и не слушали тебя, ты, однако, не перестал говорить, но скорее согласился быть ненавидимым, отвергаемым и презираемым ими, как и Я некогда был и ныне ненавидим ими и им подобными.
Я желаю, чтобы Мне служили такими делами; такими и им подобными и ты старайся угождать Мне, ибо Я весьма радуюсь им. Не желай лучше быть праздным и никогда не предпочитай пользе души своей чего-либо другого в мире. Ибо какую пользу получит тот, кто приобретет мир или находящихся в нем наставит и научит и всех спасет, если сам не спасется?
Итак, кто это или каким образом, спасая других, не спасет, но погубит, несчастный, душу свою? Тот, кто разоряет заповедь Мою, Владыки всех, и, как бы попирая и обходя ее, нарушает законы Мои и преступает повеления. Находясь вне двора заповедей Моих и вне ограды их, если он и спасет мир и живущих в мире, то и тогда будет чужд Мне и далек от овец Моих, в особенности же как разоривший ограду двора и давший овцам выход не через единственную дверь, а зверям - неправый вход: он понесет невыразимое мучение за всех овец и будет рассечен надвое и, преданный огню и тартару, будет, несчастный, добычей червей.
Так сказал Отец через Сына и изрек Дух, Который есть уста Владыки. Ангелы, услышав, восхвалили непрестанными гласами, праведники присоединились и сказали: праведен суд Твой и истинно решение, ибо беспристрастно судил Ты, о Боже Всемилостивый. В самом деле, как всецело явится Твоим сонаследником и сообщником тот, кто не оставил своей воли и не предпочел воли того, кто заменяет лицо Твое, как Твоей Верховной, и не исполнил безусловно, как Сам Ты, Милостивый, исполнил волю Отца Твоего, в особенности же кто обещался до смерти ни в чем не творить своей воли, не прилепляться и не предпочитать плоти и крови, то есть родства и естественных связей, врожденной любви *, снова связывающей находящихся на земле с тем, от чего они отреклись, и всецело обращающей их вспять?
Мученики возгласили: поистине праведный суд. Ибо когда кто охотно предал себя на мученичество, тот отнюдь не должен даже на краткое (время) внимать голосу сродников, жены и детей, которые, придя, (начинают) с плачем говорить следующее: не жаль ли тебе детей своих? и ты, бессердечный, не пожалеешь вдовства жены своей? ни нищета их не преклоняет тебя к состраданию? и о погибели их ты не подумаешь и не пожалеешь? Итак, оставляя (детей) сирыми, странниками и нищими и жену свою вдовой, ты предпочитаешь спасти себя одного? и как же ты не будешь осужден более, чем убийца, так как, оставив всех нас на погибель, ты ищешь спасения только своей души? – К (таким) воплям (говорю) он совершенно не (должен) приклонять слуха и (даже) за дары убегать от уз и затвора или, через отречение от Тебя, Христе, освобождать себя от них; как умерший уже, (он должен) оставаться в испытаниях и пребывать в заключении, голоде и жажде, не вспоминая о своих вещах в имениях и не позволяя уму своему, если возможно, даже на краткое (время) удаляться из заключения, но, созерцая в нем Тебя, Владыко всех; и через созерцание (беспрестанно) устремляя к Тебе мысли, (даже) до смерти твердо держаться единой любви к Тебе. А на тех и смотреть даже совершенно не должен он, которые, уклоняясь и отвращаясь Тебя, возвращаются на первую блевотину, к прежним действиям, к заботам о земных вещах, о жене и детях, и ни под каким предлогом не связываться этим, ибо он не владеет уже более своей душой. Поэтому многие рабы Твои, когда Ты отверзал заключения их и совершено разрешал телесные узы, отнюдь не хотели уходить прочь и бежать; но оставались, будучи как бы связанными. Так и ныне, Спасителю, есть в мире такие, которые, отрекаясь мира и вместе с тем всех сродников, друзей и прочих (людей) и всех вещей в мире, а прежде всего этого своей воли, совершенно не имеют уже более власти над собой, но хотя и не бывают возбраняемы игуменами (пользоваться ей), однако должны хранить договор с Тобой – Владыкой. Ибо не людям, но Богу они обещались хранить послушание и покорность к игуменам и ко всем вместе с ними подвизающимся в обители братиям. Поэтому они должны жить в монастыре, как бы на уединенном острове, находящемся среди моря, считая, что весь мир стал для них совершенно недоступным, словно вокруг всего монастыря их утверждена великая пропасть, так что ни находящиеся в мире не (могут) перейти в монастырь, ни живущие на острове – переправиться к тем, которые – там, и, с пристрастием глядя (на них), удерживать в сердце или в уме воспоминания о них; но, как мертвые к мертвым, они, и обладая чувством, должны относиться к ним без ощущения, делаясь (таким образом) поистине как бы добровольно закланными агнцами.
Услышав эти всесвятые слова мучеников, исполненные вожделения и любви к Владыке, Херувимы восхвалили (Господа) и в страхе сказали: слава Тебе, Царю, слава Тебе, Всемилостиве, показавший на земле мучеников без тиранов (и гонителей), которые через одну любовь к Тебе ежечасно предают себя на мучения. Поистине, сказал опять Отец через Сына и (присовокупил) Дух, (любящие Бога всем сердцем и) постоянно пребывающие (в любви к нему одному) и ежечасно умирающие своей волей – эти суть и искренние друзья (Мои) и сонаследники, они – и мученики по одному произволению, без скобления, без виселиц, костров и котлов, без сожигания огнем и рассекания мечами. На это премирные чины все вместе с ликованием воскликнули: праведен суд Твой, Всемилостиве; да напишется он и да запечатлеется ныне и во веки.
* Здесь понимается главным образом любовь родителей к детям и детей к родителям.
Слава, пение, хвала и благодарение приведшему всю тварь из небытия в бытие одним словом и волею Своею, Богу всяческих, поклоняемому в Троице ипостасей и во едином существе. Ибо един Бог - Троица Святая, Пресущественная сущность, единая в трех Лицах и трех Ипостасях, неразлучных и не раздельных, одно естество, одна слава, одна сила и одна воля. Она одна Творительница всего.
Она, образовав всего меня из глины и дав душу, поселила меня на земле и дала смотреть на свет, а в нем видеть и этот чувственный мир, солнце, луну, звезды, небо и землю, море и все, что есть среди них. Она дала мне и ум, и слово. Но будь внимателен к нашему слову. Итак, по образу Слова нам дано слово, то есть разум, ибо словесные - от Слова безначального, несозданного, неуловимого и Бога моего. Поистине по образу Его душа всякого человека - словесный образ Слова. Каким образом? - скажи мне и научи меня.
Внимай Самому Слову. Бог Слово от Бога и совечен Отцу и Духу. Таким же образом и душа моя является по образу Его. Ибо, обладая умом и словом, она имеет их по существу нераздельными и неслиянными, равно и единосущными. Эти три * суть одно в соединении, но вместе и в разделении, будучи всегда и соединены, и разделены (ибо они соединяются неслиянно и разделяются нераздельно). Если ты удалишь одно из трех, то вместе удалишь, конечно, и всех. Ибо душа неразумная и бессловесная равна будет душе бессловесных; но и без души не может существовать ни ум, ни слово.
Итак, по образу точно так же помышляй и о Первообразе. Без Духа не будет ни Отца, ни Слова Его. Отец же есть Дух, и Сын Его - Дух, хотя Он и облекся в плоть; и обратно, Дух есть Бог, ибо по естеству и по существу оба они ** суть едино, подобно тому как ум, душа и слово. Но Отец неизреченно родил Слово. И подобно тому как ум - от души моей, лучше же - в душе моей, так и Дух от Отца, лучше же - в Отце и пребывает, и исходит от Него неизъяснимым образом. И опять, подобно тому как ум мой всегда рождает слово, произнося и испуская его и делая известным для всех, однако не отделяется от него, но и рождает слово и внутри его содержит, так, разумей, и Отец родил Слово, потому что Он вечно рождает. От Сына же никоим образом не отделяется Отец Его, но видится в Сыне, и Сын в Нем пребывает.
Этот верный образ, хотя он и не ясен, показало и изобразило наше слово; но ты никогда его не увидишь и не уразумеешь, если прежде не очистишь свой образ и не омоешь от скверны, если не извлечешь его, засыпанного страстями, и не отрешь совершенно, и не разоблачишь также, и не убелишь, как снег. Когда же сделаешь это, хорошо себя очистив, и станешь совершенным образом, то Первообраза еще не увидишь и не уразумеешь, если Он не откроется тебе через Духа Святого, ибо всему научает Дух, сияющий в неизреченном свете. Насколько возможно уразуметь мысленное, Он умно покажет тебе все мысленное, насколько можешь ты видеть, насколько доступно для человека, по мере душевного очищения твоего, и ты уподобишься Богу тщательным подражанием делами: целомудрием *** и мужеством, но вместе с тем и человеколюбием, терпением искушений и любовью к врагам. Ибо в том и состоит человеколюбие, чтобы ты благодетельствовал врагам и любил их, как друзей и как истинных благодетелей, чтобы молился за всех, обижающих тебя, и имел сердечную любовь равно ко всем, и добрым, и злым, и за всех повседневно полагал свою душу, за спасение, быть может, одного, а если возможно, то и всех.
Это сделает тебя, чадо, подражателем Владыки и покажет истинным образом Создателя, подражателем во всем Божественному совершенству. Создатель же- внимай, о чем я буду говорить тебе,- пошлет тогда тебе Божественного Духа, не другую душу, отличную от той, которую ты имеешь, но вдохнет в тебя, говорю, Духа от Бога, и Он вселится и будет существенно обитать, и просветит, и сделает светлым, и всего тебя переплавит, тленное сделав нетленным, вновь переплавив, повторяю, обветшавшую храмину души твоей. Вместе с ней Он и все твое тело сделает совершенно нетленным и сделает тебя богом по благодати, подобным Первообразу.
О чудо! О таинство, неведомое для всех, одержимых страстями: неведомое сластолюбцам, славолюбцам, гордым, гневливым, злопамятным, плотолюбцам, сребролюбцам, неведомое завистливым, злоязычным, лицемерам, чревоугодникам, тайноядцам, пьяницам и блудникам, неведомое празднословным, сквернословам, беспечным, ленивым, неведомое нерадящим о ежечасном покаянии, не плачущим постоянно и повседневно, неведомое непокорным, прекословящим, живущим в свое удовольствие и по своим правилам, мнящим, что они есть нечто, когда они - ничто (Гал. 6, 3), величающимся и радующимся высокому росту или крепости тела, красоте или какому бы то ни было иному украшению, неведомое не взыскавшим чистоты сердца, не просящим с теплотой сердечной и пламенной ревностью восприятия Божественного Духа, неведомое неверующим, что Он и ныне подается желающим и ищущим воспринять Божественного Духа, ибо неверие не допускает и отгоняет Божественного Духа. Кто не верует, тот и не просит, не просящий не воспринимает, а кто не воспринял Духа Святого, тот мертв; о мертвом же кто не восплачет, так как он, будучи мертв, думает, что жив? Мертвые мертвых никоим образом, конечно, не могут ни видеть, ни оплакивать; живые же, видя их, оплакивают. Ибо они видят необычайное диво: умерщвленных - живыми и даже ходящими, слепых - мнящих, что они видят, и поистине глухих - думающих, что они прекрасно слышат. Но живут ведь они, и видят, и слышат, как скоты, мыслят, как неразумные, с чувством бесчувственным, в умерщвленной жизни. Ибо можно жить и не живому, можно и зрячему не видеть, и слышащему не слышать.
Как же это, скажи мне? Скоро скажу. Те, которые живут по плоти, те, которые смотрят только на здешние предметы и слушают Божественные глаголы одними только плотскими ушами,- все они по Духу глухие, слепые и мертвые. Ибо они совершенно не от Бога родились, чтобы могли жить. Да и Духа они не восприняли, ни очами не прозрели, ни Божественного Света не видели.
Как же, скажи мне, таковые называются христианами? Послушай божественного Павла, ясно раскрывающего тебе это, или, лучше, Христа, говорящего:
"Первый человек - из земли, перстный; второй человек - Господь с неба" (1 Кор. 15, 47). Внимай сказанному. Итак, каков первый, перстный, такими и все рождаются от него - перстными. А каков Христос, Небесный Владыка, такими- небесными -являются и все уверовавшие в Него (1 Кор. 15, 48), свыше родившиеся и крестившиеся Духом Всесвятым. Божествен.- родивший и воистину Бог, таковы и рождающиеся от Него, от Бога - боги по усыновлению "и сыны Вышнего все" (Пс. 81, 6), как говорят Божественные уста. Слышал ли слова Бога? Слышал ли, как Он различает верных от прочих? Как Он дал рабам Своим знак и примету, чтобы они не обольщались речами чуждых учителей? Первый, говорит, от земли, так как он создан перстным, второй же человек, Владыка всех, сошел с Небес. Первый своим преступлением сделался для всех людей причиной смерти и тления. Второй даровал миру, да и ныне всем верным подает свет, жизнь и нетление. Слышал ли, что говорит тебе таинник Небес? Слышал ли Христа, говорящего через него и научающего людей, каковы уверовавшие в Него и являющие веру делами?
Итак, после этого нисколько не сомневайся, если ты христианин, что каков небесный Христос, таким и ты должен быть. Не будучи же таковым, как станешь ты называться христианином? Ибо если каков Владыка, то есть небесный, таковы, говорит, и уверовавшие в Него, совершенно небесные, то мудрствующие о мирском и живущие по плоти - не от Бога Слова, свыше нисшедшего, но, конечно, от перстного человека, созданного из земли. Так мудрствуй, так будь настроен, так веруй и ищи того, чтобы и тебе стать таковым - небесным, как сказал Пришедший с Небес и Дающий жизнь миру. Он есть Хлеб, нисходящий оттуда; ядущие его никогда не увидят смерти (Ин. б, 33; 50-51). Ибо, будучи небесными, они вечно пребудут нетленными, отрясшими смерть, облекшимися в нетление и прилепившимися к жизни. Так как они становятся бессмертными и нетленными, то и называются небесными. Ибо кто от века из сынов Адамовых был назван таковым, прежде чем сошел с небес Владыка всех небесных и земных? Он воспринял нашу плоть и дал нам Божественного Духа, как мы многократно говорили, и этот-то Дух как Бог все и подает нам. Что же это все? То, о чем я неоднократно говорил, да и теперь скажу.
Дух бывает как бы Божественной и световидной купелью; найдя достойных. Он всецело объемлет их и заключает внутри. Но как я изреку это, как опять достойным образом выскажу то, что бывает? Дай мне слово, Ты, даровавший мне душу, Боже мой!
Итак, кого Божественный Дух воспримет внутрь Себя, тех Он как Бог всецело воссозидает, обновляет и чудным образом делает новой тварью. Как и каким образом? Подобно тому как огонь не перенимает от железа черноты, но сообщает ему все, что сам имеет, так и Божественный Дух, совершенно не приобщаясь их нечистоты, как нетленный и бессмертный, уделяет им нетление и бессмертие. Будучи Светом незаходимым. Он соделывает светом всех, в кого вселится; являясь Жизнью, Он всем им подает жизнь. Как соестественный Христу и единосущный, как единославный и соединенный с Ним, Он и их соделывает совершенно подобными Христу. Ибо Владыка не завидует тому, чтобы смертные через Божественную благодать являлись равными Ему, и не считает Своих рабов недостойными уподобиться Ему, но утешается и радуется, когда видит нас, происшедших от людей, такими по благодати, каким Он был и является по естеству. Так как Он благодетель, то хочет, чтобы и мы были такими, как и Он. Ибо если мы не таковы, не в точности подобны Ему, то как соединимся с Ним, как сказал Он, как пребудем в Нем, не будучи такими? И как Он в нас пребудет, если мы не подобны Ему? Итак, точно зная это, постарайтесь воспринять Божественного Духа от Бога, чтобы вам сделаться такими, как показало это слово,- небесными и Божественными, как сказал Владыка, чтобы и сделаться Царства Небесного наследниками навеки. Если же вы не будете или не сделаетесь здесь такими, небесными, как сказал я, то, как думаете обитать с Ним на Небе? Как думаете войти в Царствие с небожителями, и воцариться, и сопребывать с Царем всех и Владыкой? Итак, ревностно подвизайтесь все, чтобы сподобиться нам быть внутри Царства Небесного и соцарствовать со Христом, Владыкою всех, Которому подобает всякая слава с Отцом и Святым Духом во веки веков. Аминь.
* То есть душа, ум и слово.- Примеч. пер.
** То есть Бог и Дух.- Примеч. пер.
*** То есть целомудрием в собственном смысле, иначе сказать: здравомыслием (целостной мудростью).- Примеч. пер.
Дай мне, Господи, разумение, дай мне ведение, научи и меня, Господи, творить Твои заповеди. Хотя и согрешил я, как человек, и даже более, чем человек, как Ты знаешь, но Ты по свойственному Тебе, Боже мой, благоутробию помиловал меня нищего и сирого в миpe и соделал, Владыко, то, что одному Тебе ведомо. Отделив и восприняв меня, Благоутробне, от отца и братьев, сродников и друзей, от земли происхождения и родительского дома моего, как бы из мрачного Египта и преисподних ада (ибо так Ты дал мне худому рабу Твоему помышлять о них и говорить с разумением), и держа Твоею страшною рукою, Ты привел меня к тому, кому благоволил стать отцом моим (на земле), и повергнул к стопам и объятиям его. А он привел меня к Отцу Твоему, Христе мой, и чрез Духа к Тебе, о Троица — Боже мой! Когда я с плачем, подобно блудному {сыну.), припал (к Тебе), Слове как Сам Ты знаешь, так как Ты научил меня - то Ты и меня (также) не счел недостойным назвать Твоим сыном.
О недостойные и нечистые уста! о бедный словами язык, затрудняющийся славословить Тебя и благодарить и повествовать о Твоих благодеяниях, которые Ты сотворил со мною сирым и странным, странником на земле! ибо Твои (суть) странники миpa. А что Твое и Твоих, того ни очи не видят, ни язык не может изречь, ни мир—вместить. Поэтому, Владыко, и ненавидит нас миp, гонит, злословит, завидует, неистовствует, убивает и на все способен против нас, когда попадает на таковых. Мы же, по благоволению Твоему смиренные рабы Твои, в немощи—сильны, в бедности богаты и во всякой скорби радуемся, будучи вне миpa. Мы — с Тобою, Владыко, тела же (наши) удерживает мир. Итак, обольщается он—слепой, удерживая одно брение, так как и его не приобретет он, ибо при последней трубе (I Кор. 15, 52) Ты сделаешь, как обещал, и его духовным, и тогда он один с единомысленными и слепыми миролюбцами своими приобретет собственное зло.
Каким образом, Боже мой, страсти, которые Ты некогда истребил во мне, снова оживают и наполняют меня мраком и скорбью? страсти (говорю) ярости и гнева, от которых во мне происходит парение и помрачение в голове моей, и которые ослепляют мои умные очи. Ибо они, увы мне, как бы принуждены бывают закрываться и смежаться, и я лишаюсь Тебя—Света, которого всякий желает, но немногие взыскуют, даже из тех, которые удостоились приобщиться Твоих неизреченных (откровений), и вещественно с неизреченным чувством причаститься (Твоих) страшных и для всех несказанных таинств, и познать невидимую среди видимого славу и необычайное таинство, в мирe соделанное (только очень немного таких, как я хорошо знаю, которые пришли в ясное созерцание этого), таинство, соделанное Тем, Кто был в начале, прежде всех веков от Отца со Духом—Сыном Божиим и Словом, Светом тройственным в едином и едином в трех. Ибо оба суть один свет, Отец, Сын и Дух, существующий нераздельно в трех неслиянных лицах, которые однако соединены по Божественному естеству, а также началу, славе, силе и воле. Ибо три видятся мне, как бы на одном лице два прекрасных ока, исполненных света. Каким образом, скажи мне, очи без лица могут смотреть? а лицо без очей не должно, конечно, (и лицом) называться, ибо оно лишается главнейшего, или лучше сказать всего. Ведь если солнце лишится красоты света, то прежде (всего) само погибнет а потом и вся тварь, которой определено получать от него освящение и зрение. Так и Бог среди мысленных (вещей) если бы лишился одного, Сына или Духа, то Он не будет более Отцом; даже и живым бы Он не был, отвергнув Духа, от Которого всем подается жизнь и бытие. Итак, да почтить всякая поистине разумная природа (естество), какая (есть) под солнцем, да и какая над ним, Естество триипостасное, совершенно неизъяснимое. Ибо ни имени Бога, ни естества, ни вида, ни образа, ни ипостаси никто из людей не познал, чтобы изречь и описать и сообщить прочим.
Но подобно тому как сияющее солнце, заходя за тучи, ни само не бывает видно, ни полным светом не светить, но испускает находящимся на земле неясный свет; таким же образом помышляй и о Боге, что (когда) Он скрывается от нас, всех нас содержит великая и густая тьма. Но более дивное усматривай, конечно, (вот) здесь: ибо свет Божий не умаляется, как (свет) солнца, но светит везде и все освещает; и (однако) я, (находясь) среди всего, одержим бываю тьмою и лишаюсь сотворившего меня Света. Кто поэтому не восплачет обо мне и не возрыдает? кто не воздохнет обо мне и не прослезится, что (в то время как) Бог везде и во всем пребывает и Сам весь свет есть, в котором вовсе нет ни тени перемены (Иак. 1, 17), ни наступления ночи, ни тьма совершенно не бывает (для него) препятствием, но (который) разлит во всем и неприступно сияет, и достойным видим бывает, (как) приступный и уловимый, с одной стороны, немного, как мы сказали, по сравнению со всем сиянием и самим Солнцем, когда Оно все воссияет, с другой же—много по отношению к самим сидящим во тьме, так как они удостоились увидеть малый свет; я же (между тем) несчастный предпочитаю тьму и, заботясь о том, что во тьме, увеличиваю мрак, и он еще плотнее облегает мою презренную душу. От него питаются и оживают во мне страсти, и происходят во мне (звери, и рождаются) драконы, гады и змеи, всегда возмущающие части души моей. Ибо меня угрызает пустая и суетная слава, вонзая зубы в мое сердце; за нею на меня изнемогшего и совершенно обессилевшего восстали свирепые псы, множество (диких) зверей, и найдя меня лежащим, сожрали меня. Ибо наслаждения и похвалы (человеческие) расстроили мозг и нервы, отняв у меня бодрость и крепость души моей. Увы мне! как я опишу все?—самомнение и леность, как разбойников напавших на меня, (чувственное) удовольствие и заботу нравиться людям, которые, таща в противные стороны, расхитили у меня: одно— целомудрие мое и трезвость, а другая — добрые дела и Божественные деяния, которые, выказывая самих себя, сделали меня мертвым, оставив во мне оскверненном странное, удивительное и великое самомнение. Ибо как, скажи, не изумительно и не исполнено жалости то, что столько страстей, внезапно напав на меня, сделали меня обнаженным от всякой добродетели и мертвым? Я же наоборот, не зная себя самого и не уразумев ничего из случившегося, ставлю себя выше всех, и (считаю себя) бесстрастным, и святым, и премудрым богословом, и праведником, почитаемым всеми людьми. Но и будучи хвалим, как достойный похвал, я, приглашая всех, думаю, что снискиваю (от них себе) честь. Когда же они собираются, я еще более надмеваюсь и часто оглядываюсь, быть может, кто-либо отсутствует, кто не пришел и не видит меня. И если окажется, что кто-либо пренебрег мною, то я злопамятно поношу и злословлю его, чтобы и он, услышав и не вынося моих порицаний, пришел, приветствовал меня и оказался моим сторонником, словно и он нуждается в моих молитвах и любви. И я говорю (тогда) всем прочим: и такой-то посещает (меня) и получает (мое) благословение и слушает беседы и учение мое. Увы моей глупости! Итак, как не вижу я наготы и убожества своего, не чувствую язв, не печалюсь и не плачу, и лежа в больнице, не ищу врачевания, и не призываю врачей, показывая (им) свои струны, обнажая пред ними свои скрытые страсти, дабы они наложили ланцеты, пластыри и прижигания, и я мужественно перенес бы (их) ради своего уврачевания? Но я напротив повседневно прилагаю (себе) язвы.
Но, о Боже мой, сжалься надо мною заблудшим и страх твой насади в сердце моем, чтобы я, благоразумно стягнув себя (спасительным страхом), бежал миpa и возненавидел его. Не попусти мне, Христе, скитаться среди него, так как Тебя одного, (доселе) еще не любимого, люблю я, и Твои только заповеди надеюсь хранить, (хотя и) весь я в страстях и не познал (еще) Тебя.
Ибо кто из познавших Тебя нуждается в мирской славе? или кто из любящих Тебя более (чем Тебя) взыщет того, чтобы либо приглашать (к себе) всех, либо льстить некоторым, либо станет стараться быть другом всех людей? Этого не делал никто из истинных рабов Твоих. И потому-то скорблю и печалюсь я, Боже мой, так как вижу себя самого порабощенным этому, и ни покориться не могу, ни смириться не хочу, ни искать одной Твоей славы, чрез которую мне указывается быть верным и рабом Твоим, и благодаря которой (особенно в бедности, нищете и трудах) я могу быть выше не только вельмож, но и царей. Итак, приклонись на милость к презренной душе моей, Боже и Творче всех, благобытие мне даровавший, и дай мне истинное ведение, чтобы я благоразумно держался одних Твоих вечных благ, и славу Твою от души возлюбил и взыскал, отнюдь не заботясь о человеческой, земной (славе), дабы я соединен был с Тобою ныне и по смерти, и сподобился соцарствовать с Тобою, Христе, претeрпевшим ради меня позорную смерть и исполнившим все домостроительство. И тогда я буду славнее всех смертных. Да будет (так), Господи, ныне и во веки.
Кто
сможет, Владыко, поведать о Тебе?
Заблуждаются неведущие Тебя, ничего совершенно
не зная;
Познавшие же верою Божество Твое бывают одержимы
великим страхом и ужасаются от трепета, не зная,
что сказать им о Тебе, ибо Ты—превыше ума,
и все у Тебя неисчерпаемо мыслью и непостижимо:
Дела и Слава Твоя, и познание Твое.
Мы знаем, что Ты Бог, и Свет Твой видим, но каков Ты
и какого рода— этого никто решительно не знает.
Однако мы имеем надежду, обладаем верою и знаем
ту Любовь, Которую Ты даровал нам, беспредельную,
неизреченную, никоим образом невместимую,
которая есть Свет, Свет неприступный и все
совершающий.
Он называется то рукою Твоею, то оком, то
пресвятыми устами, то Силою, то Славою, то
познается, как прекраснейшее лицо.
Он—солнце незаходимое для высоких в познании
Божественного,
Он—звезда, вечно сияющая для тех, которые не
вмещают ничего более.
Он противоположен печали, прогоняет неприязнь и
совершенно истребляет сатанинскую зависть.
В начале Он умягчает и, очищая, утончает,
прогоняет помыслы и сокращает движения.
Он сокровенно научает смиряться и не позволяет
рассеиваться и шататься.
С другой стороны. Он явно отделяет от мира и
заставляет забыть все скорбное в жизни.
Он и многообразно питает и утоляет жажду, и
дарует силу хорошо труждающимся.
Он погашает раздражение и печаль сердечную,
совершенно не позволяя гневаться или
возмущаться.
Когда Он убегает, уязвленные Им гонятся за Ним и с
великою любовию от сердца ищут Его.
Когда же Он возвратится, явится, и человеколюбиво
воссияет, то внушает гонящимся уклоняться от
Него и смиряться и, будучи многократно взыскуем
побуждает удаляться от страха как недостойным
такого блага, превосходящего всякую тварь.
О неизреченный и непостижимый Дар!
Ибо чего только не делает Он и чем не бывает!
Он—наслаждение и радость, кротость и мир,
милосердие беспредельное, бездна благоутробия.
Он видится невидимо, вмещается невместимо и
содержится в уме моем неприкосновенно и
неосязаемо.
Имея Его, я не созерцаю, созерцая же, пока Он не
ушел, стремлюсь быстро схватить Его, но Он весь
улетает.
Недоумевая и воспламеняясь, я научаюсь просить и
искать Его с плачем и великим смирением и не
думать, что сверхъестественное возможно для моей
силы или старания человеческого, но—для
благоутробия Божия и беспредельной милости.
Являясь на краткое время и скрываясь. Он одну за
одной изгоняет страсти из сердца.
Ибо человек не может победить страсти, если Он не
придет на помощь;
И опять же не все сразу изгоняет, ибо невозможно
сразу воспринять всего Духа человеку душевному и
сделаться бесстрастным.
Но когда он совершит все, что может: нестяжание,
беспристрастие, удаление от своих, отсечение
воли и отречение от мира, терпение искушений,
молитву и плач, нищету и смирение, насколько есть
силы у него, тогда на краткое время как бы тонкий
и наималейший Свет, внезапно окружив ум его,
восхитит в исступление, но, чтобы не умер он,
скоро оставит его с такою великою быстротою, что
ни помыслить, ни вспомнить о красоте Света
невозможно увидевшему, дабы, будучи младенцем, не
вкусил он пищи мужей совершенных и тотчас не
расторгся или не получил вреда, изблевав ее.
Итак, с тех пор Свет руководствует, укрепляет и
наставляет; когда мы нуждаемся в Нем, Он
показывается и убегает; не тогда, когда мы желаем,
ибо это дело совершенных, но, когда мы находимся в
затруднении и совершенно бессилием, Он приходит
на помощь, восходя издали, и дает мне
почувствовать Себя в моем сердце, пораженный,
задыхаясь, я хочу удержать Его.
Но вокруг все—ночь. С пустыми и жалкими руками,
забывая все, я сижу и плачу, не надеясь в другой
раз таким же образом увидеть Его.
Когда, вдоволь наплакавшись, я хочу перестать,
тогда Он, придя, таинственно касается моего
темени, я заливаюсь слезами, не зная, Кто это;
и тогда Он озаряет мой ум сладчайшим Светом.
Когда же узнаю я, Кто это, Он тотчас улетает,
оставляя во мне огонь божественной любви к Себе,
который не позволяет ни смеяться, ни смотреть на
людей, ни принимать желания чего-либо из видимого.
Мало-помалу через терпение он разгорается и
раздувается, делаясь великим пламенем,
достигающим Небес.
Его угашает расслабление и развлечение
домашними заботами, ибо вначале присутствует и
забота о житейском;
Возвращает же молчание и ненависть ко всякой
славе, скитание по земле и попрание себя подобно
навозу, ибо этим Он услаждается и тогда
благоволит соприсутствовать, научая этим
всемогущему смирению.
Итак, когда я стяжеваю это и делаюсь смиренным,
тогда Он бывает неразлучен со мною:
беседует со мною, просвещает меня, взирает на
меня, и я на Него взираю.
Он и в сердце моем находится, и на Небе пребывает.
Он изъясняет мне Писания и умножает во мне знание,
Он научает меня таинствам, которых я не могу
изречь.
Он показывает, как Он восхитил меня от мира, и
повелевает мне быть милосердным ко всем,
находящимся в мире.
Итак, меня содержат стены и удерживает тело, но я
поистине, не сомневайся, нахожусь вне их.
Я не ощущаю звуков и не слышу голосов.
Я не боюсь смерти, ибо я превзошел и ее.
Я не знаю, что такое скорбь, хотя все опечаливают
меня.
Удовольствия горьки для меня, все страсти бегут
от меня и я постоянно ночью и днем вижу Свет, день
для меня является ночью и ночь есть день.
Я и спать не хочу, ибо это потеря для меня.
Когда же меня окружают всякие беды и, казалось бы,
низвергнут и преодолеют меня; тогда я, внезапно
оказываясь со Светом вне всего
радостного и печального, и мирских наслаждений,
наслаждаюсь неизреченной и Божественной
радостью, увеселяюсь красотою Его, часто обнимаю
Его, целую и поклоняюсь, питая великую
благодарность к тем, кто дал мне возможность
видеть то, чего я желал, и причаститься
неизреченного Света и сделаться светом, и дара
его приобщиться отселе, и стяжать Подателя всех
благ, и оказаться не лишенным и дарований
душевных.
Кто привлек и направил меня к этим благам?
Кто возвел меня из глубины мирской прелести?
Кто отделил меня от отца и братии, друзей и
сродников, наслаждений и радостей мира?
Кто показал мне путь покаяния и плача, по
которому я нашел день, не имеющий конца?
То был ангел, а не человек *, однако
такой человек, который посмеивается над миром и
попирает дракона, присутствия которого трепещут
демоны.
Как я поведаю тебе, брат, о том, что я видел в
Египте, о совершенных им чудесах и знамениях?
Расскажу тебе пока одно, ибо всего поведать я не в
силах.
Он сошел и нашел меня рабом и пришельцем в Египте.
Иди сюда, чадо мое, сказал он, я поведу тебя к Богу.
Я же от великого неверия ответил ему: какое
знамение ты мне покажешь, чтобы уверить меня, что
ты сам можешь освободить меня из Египта и
исхитить из рук льстивого фараона, чтобы,
последовав за тобою, я не подвергся еще больше
опасности?
Разожги, сказал он, великий огонь, чтобы я мог
войти в середину, и если я не останусь
неопаленным, то не последуй мне.
Слова эти поразили меня. Я сделал приказанное.
Разожжено было пламя, и он сам стал посередине.
Целый и невредимый, он и меня приглашал.
Боюсь, владыко, сказал я, ибо я грешник.
Выйдя из огня, он подошел ко мне и поцеловал меня.
Отчего ты боишься, сказал он мне, отчего робеешь и
трепещешь?
Велико и страшно это чудо?— большее сего узришь.
Я в ужасе, господин, сказал я, и не смею
приблизиться к тебе,не желая оказаться дерзким
более огня, ибо я вижу, что ты человек,
превосходящий человека, и не дерзаю смотреть на
тебя, которого огонь устыдился.
Он привлек меня ближе и заключил в объятия и
снова облобызал меня лобзанием святым, сам
благоухая весь благоуханием бессмертия.
После этого я поверил и с любовью последовал за
ним, пожелав сделаться рабом его одного.
Фараон держал меня в своей власти. и страшные
приставники его принуждали меня заботиться о
кирпичах и соломе, я один не мог убежать, так как
не имел и оружия.
Моисей ** молил Бога оказать помощь.
Христос поражает Египет десятеричными язвами, но
не покорился фараон и не освободил меня.
Молится отец, и Бог внемлет ему и говорит рабу
Своему, чтобы он взял меня за руку, обещая Сам
идти вместе с нами; чтобы избавить меня от
фараона и от бедствий египетских.
Он
вложил дерзновение в сердце мое и дал мне
смелость не бояться фараона.
Так и сделал раб Божий: держа меня за руку, он
пошел впереди меня, и таким образом мы начали
совершать путь.
Дай мне, Господи, по молитвам отца моего,
разумение и слово, чтобы поведать о дивных делах
руки Твоей, которые Ты соделал ради меня,
заблудшего и блудного, рукою раба Твоего изводя
меня из Египта.
Узнав о моем уходе, царь египетский пренебрег
мною, как одним, и сам не вышел.
Но послал подвластных ему рабов.
Побежали они и настигли меня в пределах
египетских, но все возвратились ни с чем и
разбитыми: мечи свои изломали, стрелы повытрясли,
руки их ослабели, действуя против нас, и мы
остались совсем невредимыми.
Пред нами горел столп огненный, и над нами было
облако; и мы одни проходили в чужой стране среди
разбойников, среди великих народов и царей.
Когда узнал и царь о поражении людей своих, то
пришел в бешенство, считая великим бесчестьем
быть поруганным и побежденным одним человеком.
Запряг он свои колесницы, поднял народ и погнался
сам с большим хвастовством.
Придя, он нашел меня одного лежащим от усталости;
Моисей же бодрствовал и беседовал с Богом.
Приказал он связать меня по рукам и ногам, и,
удерживая меня через мнение, они покушались
вязать; я же, лежа, смеялся и, вооружившись
молитвою и крестным знамением, всех их отражал.
Не смея прикоснуться или приблизиться ко мне, они,
стоя кое-где поодаль, думали устрашить меня:
Держа в руках огонь, они грозили сжечь меня,
поднимали громкий крик и производили шум.
Чтобы не хвастались они, что сделали нечто
великое, увидели они, что и я сделался светом, по
молитвам отца моего, и посрамленные, внезапно все
вместе удалились.
Вышел от Бога Моисей и, найдя меня дерзновенным,
обрадованным и трепещущим от этого чудотворения,
спросил: что случилось? Я возвестил ему все это:
что был фараон, царь египетский; придя ныне с
бесчисленным народом, он не мог связать меня;
хотел он сжечь меня, и все пришедшие с ним
сделались пламенем, испуская против меня огонь
из уст своих;
Но так как они увидели, что я сделался светом, по
молитвам твоим,
То превратились все в тьму; и вот теперь я один.
Смотри, ответил мне Моисей, не будь самонадеянным,
не смотри на явное, тем более бойся тайного.
Скорей! воспользуемся бегством, так Бог
повелевает; и Христос вместо нас будет побеждать
египтян.
Пойдем, господин, сказал я, я не разлучусь с тобою.
Не преступлю твоих заповедей, но все сохраню.
Аминь.
* Здесь преп. Симеон говорит о своем духовном отце—Симеоне Студите, или Благоговейном.—Примеч. Пер.
** То есть духовный отец преп. Симеона, о котором выше шла речь.—Примеч. пер.
Как расскажу я, Владыко, о твоих дивных и чудных (делах)?
Как поведаю словом о глубине судеб Твоих, которые Ты повседневно совершаешь на нас, рабах Твоих?
Как презираешь Ты бесчисленное множество грехов моих и не вменяешь, Владыко, злых деяний моих?
Но милуешь и питаешь меня, Спасителю мой, просвещаешь и покрываешь, как исполняющего все Твои заповеди?
И не только милуешь, но и более того, сподобляешь меня предстоять пред Твоей славой, силой и величием, и изрекая глаголы бессмертия, беседуешь со мной немощным и презренным и недостойным жизни?
Как просветляешь Ты оскверненную мою душу, соделывая ее чистым и Божественным светом?
Как делаешь светоносными мои жалкие руки, которые, греша, я осквернял греховными сквернами?
Как изменяешь руки мои блистанием Божества Своего, из нечистых претворяя их в святые?
Как очищаешь Ты, Христе, скверный язык мой, соделывая меня причастником вкушения плоти Твоей?
Как удостаиваешь и (Сам) меня видеть и мною быть видимым, и быть держимым руками моими, Ты – содержащий всю (вселенную), незримый для всех небесных чинов и неприступный даже для Моисея, первого во пророках?
Ибо увидеть лицо Твое не сподобился ни он, ни кто другой из людей, дабы не умереть.
Итак, каким образом Тебя непостижимого и единого неизреченного, Тебя для всякого невместимого и для всех неприступного
и держать, и целовать, и видеть, и вкушать
и иметь в сердце своем, Христе, сподобляюсь я,
и остаюсь неопалимым, радуясь вместе и трепеща,
и воспевая великое Твое, Христе, человеколюбие?
Итак, как (люди) слепые и плотские, неведущие Тебя, не чувствуя, лучше же показывая свою болезнь и помрачение и всех благ лишение, дерзают говорить: какая нужда человеку иметь священство, если он не приобретает чего-либо одного из трех: либо пищи телесной, либо дохода золота, либо (одной) из высоких и богатых епископских кафедр?
О помрачение! о ослепление! о крайнее безумие!
О большое несчастье! о великое неведение!
О земные и пустые, суетные слова!
О дерзость! о мудрование Иуды предателя!
Ибо как тот страшную Владычню вечерю и пречистое тело вменил в ничто, и даже лучшими счел немного сребреников; так и эти тленное нетленному и Божественному предпочитая, избирают душевное удавление.
Скажите мне, о суетные (люди), если то знаете: кто, стяжав Христа, станет более нуждаться в ином каком-либо благе настоящего века?
Кто, имея в сердце благодать Духа, не стяжал честную Троицу, в нем обитающую, просвещающую и Богом содевающую?
Кто, сделавшись Богом по благодати (Св.) Троицы и сподобившись высшей и первой славы, счел бы что-либо более славным (того), чтобы литургисать и видеть высочайшее Естество, все совершающее, неизреченное и неприступное для всех?
Или пожелал бы чего-либо более блестящего в жизни, в этой ли, помысли. кратковременной, или в иной, согласись со мной, не имеющей конца?
Если бы знал ты сокровенную глубину таинств, то не понудил бы меня говорить об этом или писать.
Ибо я трепещу и боюсь, начертывая (нечто) Божественное и (как тень) изображая письменами для всех неизреченное.
Если бы ты увидел Христа и получил Духа, и чрез Них обоих приведен был бы к Отцу, то знал бы, что говорю я и о чем повествую тебе, и что велико и страшно, и превыше всякой славы и блеска, начальства и власти, богатства и могущества и всякого царства – с чистой совестью сердца литургисать чистой и святой и непорочной Троице.
Не говори мне о безгрешности тела и о тех действиях и свидетельствах, глубины которых не разумеешь, но (послушай), что сказал Бог чрез Апостолов,
и чрез премудрого и огнеязычного Василия,
и чрез простые свидетельства Златоустого Отца,
и чрез Григория, хорошо богословствующего об этом;
послушай и уверься, каковым должен быть литургисающий Богу, Творцу всех;
и от твоего благоговения и добродетели ты подивишься и величию этого достоинства.
Не обольщайтесь, братья, и отнюдь не дерзайте прикоснуться или приступить к Неприступному естеством.
Ибо кто не отречется мира и того, что в мире, и не отвержется души своей и тела, и весь, всеми чувствами, не сделается мертвым,
ни на что из приятного в мире сем не взирая с пристрастием,
ничего совершенно не желая из вещей мира
и не услаждаясь никакими речами человеческими,
кто не сделается глухим и слепым для мирских дел и обычаев, действий и слов, хотя и видя то, что оку свойственно видеть, но не дозволяя ничему войти внутрь, в сердце, и запечатлеваться в нем чертам и образам этих предметов,
равно и слушая то, что воспринимает слух человеческий, но пребывая как бы бездушным и бесчувственным камнем и не помня ни звуков, ни значения слов;
тот не может таинственную и бескровную жертву приносить чисто по естеству чистому Богу.
Ибо если по истине на деле восчувствует это, то удалится от всего мира и того, что в мире, и познает и поверит мне (в том), о чем я снова хочу писать.
Всяк, (кто) перешел тот темный воздух, который Давид называет стеной (Пс. 17. 29 – 30) и Отцы наименовали морем житейским, и вступил в пристань, тот, придя в нее, находит всякое благо.
Ибо там рай, там древо жизни,
там сладкий хлеб, там питие Божественное,
там неисчерпаемое богатство дарований.
Там купина горит неопалимая, и сапоги на ногах моих разуваются тотчас.
Там расступается море, и я прохожу один и вижу в водах врагов потопляемых.
Там созерцаю я древо, в мое сердце ввергаемое, и все горькое (в нем) претворяется.
Там обрел я скалу, мед источающую, и оттоле душа моя не была скорби причастна.
Там нашел я Христа – Подателя этих (благ), и от всей души своей последовал за Ним.
Там ел я манну – хлеб ангельский, и не возжелал более ничего человеческого.
Там увидел я сухой жезл Ааронов процветающим, и подивился чудодействиям Божиим.
Там бесплодную душу свою я увидел плодоносящей, и как сухое дерево дает прекрасный плод.
Там нечистое и блудное сердце свое я узрел чистым, целомудренным и девственным, и слышал [в душе своей]: радуйся благодатная, ибо Бог с тобою и в тебе во веки!
Там услышал я [повеление]: омойся в купели слез, и сделав, уверовал и внезапно прозрел.
Там я погребся во гробе чрез совершенное смирение, и Христос, придя с безмерной милостью, отвалил оттуда тяжелый камень пороков моих и сказал: сюда гряди как бы из рва – от мира сего!
Там увидел я, как бесстрастно пострадал Бог мой и как, будучи бессмертным, Он сделался мертвым и воскрес от гроба, не рушив печатей.
Там увидел я будущую жизнь и нетление, которое Христос дарует взыскующим Его, и обрел царство небесное, внутри меня находящееся, которое есть Отец, Сын и Дух – Божество нераздельное в трех лицах.
Не предпочевшие Его всему миру, не счевшие славой, честью и богатством одного только поклонения, служения и предстояния (Ему) недостойны и этого чистого видения, и наслаждения, и радости, и всех благ, которых не приобщатся не стяжавшие покаяния, если не научатся и не вкусят, как сказали мы, всего (этого), и тщательно не совершат всего того, что сказано Богом моим.
И тогда едва кто [достоин] с великим страхом и благоговением, если бы Бог повелел, коснуться неприкасаемого.
Ибо не всем позволительно служить таким (вещам), но если (кто) примет всякую благодать Духа и от [утробы] матери чист будет от греха.
Помимо же повеления от Бога и Его избрания, удостоверяющего душу человека чрез Божественное озарение и возжигающего его желанием Божественной любви, неблагоразумно, думается мне, священнодействовать Божественные (вещи) и прикасаться к неприкасаемым и страшным Тайнам, которым подобает всякая слава, честь и поклонение, ныне и всегда, непрестанно во все веки.
Ты ради меня явился на земле от Девы, прежде всех веков пребывающий невидимым?
И соделался плотью и человеком показался, неприступным светом одеянный, и всеми считался ограниченным
Ты совершенно невместимый, Которого никакое слово не в состоянии выразить.
Ум же, напрягаясь, схватывает (Тебя) через любовь, и не может удержать, поражаемый страхом, и снова ищет, палимый внутри.
Вообразив же (Тебя) на мгновение в сиянии Твоем, он с трепетом убегает и радуется радостью.
Ибо не может человеческая природа выносить того, чтобы ясно созерцать всего Тебя—Христа моего, хотя и веруем мы, что всего Тебя воспринимаем чрез Духа, которого подаешь Ты, Боже мой, и пречистую кровь и плоть Твою,
приобщаясь которых, мы исповедуем, что держим и вкушаем Тебя, Боже, нераздельно и неслиянно; ибо Ты не причастен тления или скверны, но и мне сообщаешь нетленную чистоту Твою, Слове, и отмываешь скверну пороков моих, и прогоняешь мрак беззаконий моих, и очищаешь позор сердца моего, и утончаешь грубость злобы (моей), и светом творишь меня, прежде омраченного, соделывая меня обоюду прекрасным и осиявая меня светом бессмертия.
И я изумляюсь и возгораюсь внутри, желая Тебе Самому поклониться.
Когда же я, несчастный, помышляю об этом, то, о чудо, нахожу Тебя в себе пребывающим, движущимся, говорящим и делающим меня тогда безгласным от изумления пред неприступною славою.
Итак, меня обнимает ужас и недоумeние, так как содержащего все дланью я вижу в сердце своем содержимым.
Но, о чудная милость Твоя, Христе мой!
Сколь безмерно снисхождение (Твое), Слове!
Затем пришел Ты к.нищете моей?
И как вошел в оскверненную храмину Ты, во свете неприступном обитающий, Боже мой?
Как Ты сохраняешь ее неопалимою, будучи огнем нестерпимым для смертной природы?
Что же сотворю я достойное Твоей славы и что найду для столь великой любви?
Что принесу Тебе, таковою славой и честью прославившему меня недостойного?
Ибо меня, на которого люди не считают достойным смотреть, а (тем более) ни говорить, ни сотрапезовать совершенно не хотят со мною несчастнейшим, Ты, питающий всякое дыхание и естество, неприступный для Серафимов, Создатель, Творец и Владыка всех, не только зришь, и говоришь со мною, и питаешь (меня), но и плоть Твою существенным образом сподобил меня и держать и вкушать, и пить кровь Твою всесвятую, которую ради меня излил Ты закланный, поставив меня служителем и литургом и таинником этих (Таин), меня, которого Ты знаешь, Всеведущий, прежде нежели веки сотворил и прежде чем произвел что-либо из невидимого, ибо видимое Ты составил впоследствии, (знаешь, как) грешника, блудника, мытаря, разбойника, сделавшегося самоубийцей, презрителя добра, делателя беззакония и преступника всех Твоих заповедей.
Итак, Ты знаешь, что это истинно.
Как явлюсь я пред Тобою, Христе мой?
Как приближусь к трапезе Твоей?
Как буду держать пречистое тело Твое, имея руки совершенно оскверненные?
Как воспою Тебя? как буду ходатаем за других, не имея ни добрых дел от веры, ни любви к Тебе, ни дерзновения, но будучи сам должником, как Ты знаешь, многими талантами, многими беззакониями.
Недоумевает ум, бессилен язык, и никакого слова не нахожу я, Спасителю, чтобы поведать о делах Твоей благости, которые Ты сотворил на мне, рабе Твоем.
Ибо внутри меня горит как бы огонь, и я не могу молчать, не вынося
великого бремени даров Твоих.
Ты, сотворивший птиц щебечущих (разными) голосами, даруй и мне недостойному слово, дабы всем письменно и неписьменно поведал я о том, что Ты соделал на мне по беспредельной милости, Боже мой, и по одному человеколюбию Твоему.
Ибо превыше ума, страшно и велико то, что подал Ты мне страннику,
неученому, нищему, лишенному дерзновения и всяким человеком отверженному.
Родители (мои) не питали ко мне естественной любви.
Братья и друзья мои все насмехались надо мною; утверждая, что любят меня, они говорили совершенно ложно.
Сродники, посторонние и миpскиe начальники тем более отвращались от меня, не вынося (меня) видеть, чем более [хотели] погубить меня со своими беззакониями.
Часто желал я безгрешной славы, но не нашел еще ее в настоящей жизни.
Ибо мирская слава, как я убедился, без (всякого) другого деяния есть (уже) грех.
Сколько раз я хотел быть любимым людьми и стать к ним близким и откровенным, но из благомыслящих никто не терпел меня.
Другие же напротив желали видеть и знать меня, но я убегал от них, как от делателей зла.
Итак, все это, Владыко, и иное большее того, чего не могу я ни рассказать, ни припомнить, Ты, промышляя, соделал на мне блудном, дабы извлечь меня из пропасти и мирской тьмы и страшной прелести наслаждений сей жизни.
Добрые (люди) бегали от меня по причине (моего) внешнего вида, а злых я убегал по своему произволению.
Ибо они любили, как сказано, мирскую славу и богатство, великолепные одежды и изнеженные нравы.
[О себе] же я не знаю и не ведаю, что мне изречь и сказать Тебе, ибо боюсь и говорить и писать о таковых (вещах), чтобы не впасть в [противоречие] словам своим и не согрешить, и будет (тогда) неизгладимым ложно написанное.
Когда призывал меня кто-либо к делам безумия и грехам поистине прелестного миpa сего, сердце мое все сжималось внутри и как бы скрывалось, стыдясь себя самого, будучи твердо сдерживаемо Твоею, конечно, Божественною рукою.
Любил и я все прочее житейское, что увеселяет зрение и услаждает гортань, и украшает это тленное тело; но мерзкие деяния и сладострастные желания Ты изгладил из сердца моего, Боже мой, и ненависть к ним вложил в мою душу.
Хотя произволением своим я и прилежал к ним, но Ты делал так, что или желания мои были неисполнимы, или напротив действия мои нежеланными, [что было] величайшим, конечно, чудом.
По Божественному смотрению (Своему) Ты отделил меня от всех:
От царей, князей и богатых миpa сего.
Много, много раз, когда я и склонялся (уже) волею к этим (вещам), сам Ты не попускал состояться соизволению (моему) на что-либо из этого.
Иных, говоривших мне о прославлении и обогащении в жизни, я ненавистью, Владыко, возненавидел от сердца, так что даже в беседу никогда не вступал с ними; и (тогда) они напротив, взбесившись, сильно били меня палками.
Другие же укоряли и злословили меня пред всеми, называя меня делателем всякого беззакония и желая отвратить меня от правого пути.
Ибо я избегал (этих) деяний чтобы не быть злословимым, а они злословили меня, чтобы я пришел к (таковым) деяниям.
Обещающим же дать (мне) славу миpa сего Ты дал мне, Спасителю мой, отвечать таким образом: если бы ты обладал, говорил я, всею славою миpa, и на главе твоей был бы царский венец, а на ногах твоих пурпуровая обувь, и над всем этим ты внезапно сделал бы меня господином, сам же стал простецом, желая быть рабом моим; то к лукавому мудрованию твоему я отнюдь не приобщился бы и не снизошел в сей жизни.
Но какая хартия вместила бы Твои благодеяния и великие Твои блага, которые Ты соделал на мне?
Ибо если бы мне даны были тьмы языков и рук, то (и тогда) я не мог бы изречь или описать все, потому что их бездна, конечно, по бесчисленному множеству, и они недомысленны по величию славы; и я изнемогаю мыслью и надрываюсь сердцем своим, что не могу поведать о тебе, Боже мой.
Ибо когда помыслю я несчастный, что сделал я, и сколько (раз) Ты помогал мне, от чего избавлял меня и от сколь великих бед, Спасителю мой, человеколюбно спасал, не вспоминая зол, которые я соделал, но, как бы сотворившего много и великого добра и чистого от святой матери—купели, так воспринял меня, так почтил, так украсил меня царскою одеждою; то весь объят бываю трепетом и прихожу в исступление от радости, становлюсь безгласным и сильно расслабеваю, так как Бог—Творец миpa дан мне, человеку мерзкому и отвратительному для всех людей и бесов, как соделавшемуся уже и превзошедшему совершением непристойнейших и этих (последних).
Увы мне постыдному и скверному! и как я буду говорить (еще)?
По безмерному благоутробию Ты соединился со мною, Человеколюбче, великий в непорочности, (еще) больший святостью, несравненный в могуществе и неизобразимый в славе, и снизошел свыше от безмерной высоты до последних врат ада грехов моих, до мрака нищеты моей и ниспадшей (моей) храмины, от многих беззаконий и величайшего нерадения совершенно запущенной и оскверненной,— Ты, Который сперва воскресил меня, долу лежащего, и поставил на камне Божественных заповедей Твоих, и омыв, очистил от тины пороков моих, и облек в хитон светлейший снега, и вымел загрязненную храмину и, войдя (в нее), стал обитать, о Христе Боже мой!
Потом Ты соделал меня престолом Божества Твоего, жилищем неприступной Твоей славы и царства, светильником, имеющим внутри неугасимый и Божественный свет, сосудом поистине доброго бисера, полем, на котором скрыто сокровище миpa, источником, пьющие из которого никогда не жаждут, и который десятикратно источает . весьма (обильную) воду и с верою пьющих (ее) соделывает бессмертными, раем, имеющим к тому же посреди древо жизни, и землею, объемлющею Тебя, для всех невместимого, которого я взыскал некогда от всего сердца своего, желая всегда слушать Твое слово.
Ибо если и прежде ум мой не мог вообразить Тебя чисто, будучи совершенно осквернен, ни глаза (не могли) увидать, ни слух—услышать, ни сердце мое воспринять Божественных восхождений, но от одного слуха душа моя вся приходила в изумление, поражаясь страхом и трепетом; то и теперь она изумляется, видя Тебя внутри себя и созерцая Тебя (как бы в зеркале), поскольку даешь Ты ей (видеть) всего (Себя) во всей вселенной и всего вне ее, и напротив внутри себя всего (Тебя) усматривая, всего непостижимого в Божественном Божестве (Твоем), для всех невидимого и сокровенного, Тебя неприступного и доступного, для кого Ты изволил, подобно тому как Сам Ты восхотел человеколюбно явиться [на земле], (Тебя), для Херувимов и Серафимов и всех Ангелов неприступного и страшного сиянием Божественного естества,— среди людей (видя) доступным, она вся совершенно приходит в исступление.
Но еще более она изумляется Твоей благости и человеколюбию, так как Ты очищаешь нечистые души, и ум просвещаешь, и обнимаешь земную и вещественную сущность, и возжигаешь великое пламя Божественной любви, и, как бы огонь, ввергаешь в меня Божественное желание любви, и уготовляешь меня достигать до третьего неба, и делаешь, Спасителю, (способным) восхищаться в рай, в котором я слышу неизреченные и страшные глаголы, коих невозможно пересказать смертным или поведать словесно.
Тебе же, Христе, подобает честь, слава и величие, и вечная держава, (как) Владыке всего (миpa), со Отцом и Духом—по естеству Пресвятым, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Что
это за новое таинство, Владыко всех, которое Ты
показал на мне, потерянном и заблудшем?
Что это за великое чудо, внутри меня замечаемое и
непостижимое, но сокровенное ?
Ибо во мне видится как бы Звезда, восходящая
вдали, и становится будто великим Солнцем, не
имеющим ни меры, ни веса, ни предела величине
своей.
И становясь малым Сиянием, снова видится, как
Свет, в середине сердца моего и во внутренностях
моих.
Часто обращающийся и сжигающий все, что в глубине
моих внутренностей, и делающий их светом, и таким
образом с любовью учащий и вещающий
мне, совершенно недоумевающему и ищущему
научения.
Я—та
Звезда прекрасная, которая некогда, как ты слышал,
Взошла от Иакова—это Я, не сомневайся.
Я являюсь тебе и Солнцем, восходящим вдали,
которое для всех праведных есть Свет
неприступный в будущем веке и Жизни Вечной.
Я являюсь и Сиянием и, как Свет, созерцаюсь тобою,
неопалимо сжигая страсти сердца твоего, и росою
сладости и Божественной благодати Моей
омывая нечистоту твою и совершенно угашая
телесные угли греховных сластей, и соделывая все
то по человеколюбию Своему, что и древле творил Я
во всех святых.
Помилуй сетующего, сжалься над сокрушенным и не
прогневайся на меня, что я снова хочу сказать:
Как Ты, совершенно невместимый, Звездою от Иакова
и являешься и даже доныне бываешь для всех?
Как, подобно восходящему солнцу, показываешься
Ты, нигде не находящийся и сущий везде и превыше
всякой твари, и невидимый для всех?
Как Ты бываешь и Сиянием, и мне видишься Светом, и
сжигаешь вещество, будучи по существу
невещественным?
Как, орошая, Ты омываешь телесную нечистоту мою,
весь будучи огнем неприступным и нестерпимым для
Ангелов?
Как обнимаешься тленною сущностью тела моего и
без смешения смешиваешься с душою человеческою?
Как, бывая через нее во всем теле неслиянно, Ты,
неосязаемый, всего меня обоготворяешь?
Скажи и
не отошли меня печальным и скорбным.
О дерзость! о бессмыслие! о неразумные речи!
Как не трепещешь ты так дерзко вопрошать об этом?
Как не сознаешь, что спрашиваешь о том, что тебе
известно?
Но дерзаешь говорить о Боге, как бы искушая, и как
бы неведущий, притворяясь, вопрошаешь Меня о том,
что знаешь, желая со всей ясностью описать всем
свое знание.
Но, однако, будучи человеколюбив, Я снисхожу к
тебе и снова стану учить тебя, так говоря тебе:
Я по естеству невыразим, будучи невместим,
неоскудевающ, неприступен, невидим для всех,
неприкосновен, неосязаем и по существу неизменен;
Один в единой вселенной и Один со всеми
познающими Меня во тьме сей жизни, но вне всего
мира, вне всего видимого, вне чувственного света,
и солнца, и тьмы, и места мучения и страшной кары,
в которое попали гордые рабы, злобно поднявшие
голову против Меня, своего Владыки.
Я неподвижен, ибо где Меня нет, чтобы через
перемещение я достиг Своего места?
Я и присноподвижен безгранично, ибо куда ты
пойдешь искать Меня, чтобы найти Меня там?
Небо, как ничто, произведено словом Моим; солнце,
звезды и земля
как бы малым поделием для Меня были, и все прочее
также, что видишь ты.
Ангелы, видящие Славу славы, а не самое естество
Мое, задолго прежде них произведены Мною.
Ибо только помыслил Я произвести небесные силы, и
они тотчас предстали, славословя державу Мою.
Ты же, сидящий в той самой юдоли изгнания, куда
ниспали все первые преступники, то есть Адам и
Ева, праматерь твоя, и злой диавол, их
обольстивший, где глубокая тьма, где великий ров,
где змеи, всегда жалящие вас в пяту, где плач, горе
и непрестанное рыдание, где всякая теснота,
беспокойство и печаль, смерть и тление всех вас
содержит,
Как ты остаешься спокойным и беззаботным? как
нерадишь скажи Мне?
Как не печешься о злых делах, которые ты в мире
соделал?
И не ценишь высоко одного только покаяния?
И не стараешься явить его истинным?
И не вопрошаешь о нем с великою мольбою?
И тщательно не исследуешь, как тебе исправить его,
чтобы через него по человеколюбию Моему мог
получить ты и великое оставление беззаконий
твоих?
Но, оставив его, спрашиваешь о том, что превыше
естества, исследуешь то, что на Небесах, лучше же,
и не то даже, но испытуешь само естество Мое, Того,
Кто произвел, как сказано, небо и все прочее, как
ничто, и хочешь познать то, что касается Меня, как
никто другой не знал.
О диво! О произволение человеческое!
Ибо хотя и порицал Я тебя, но Я, напротив, и хвалю
тебя, потому что и ты—Мое дело и творение.
Как ты, созданный из земли, из глины и праха, на
ней держимый и с нею живущий, все вменяешь в ничто
и даже считаешь как бы тенью?
И, минуя все, ищешь Меня одного, желаешь говорить
обо Мне, рассказывать про Меня и смотреть на Меня,
если возможно, в продолжение всей жизни,
Не зная ни сна, ни пищи и питья и совершенно не
заботясь об одежде?
Но как бы деревьями и пнями, стоящими вдоль пути,
считаешь все славное в мире, пропуская его, как
ничто, на пути жизни, и не задерживая ока ума,
И не позволяя очам души взирать на все это, но
воображаешь Меня и обо Мне одном помнишь, и
любишь Меня, как никто из находящихся с тобою?
Ибо кто о имени Моем радуется сердцем и тотчас
побуждается к любви и желанию?
Кто, услышав многократное упоминание обо Мне,
плачет от души, имея в мыслях Меня одного?
Кто со тщанием взыскал познания и соблюдения
Божественных слов или заповедей Моих?
Кто счел Меня, как ты. Богом над всеми и
немедленно пожелал служить Мне Одному, и ради
того родителей, и братий, и дом, землю и родных, и
соседей, и друзей так презрел и так приступил ко
Мне, как бы никогда не видел никого из них и не
знал на земле человека в этом мире, но как бы
пришел в некую чужую страну и город, где все—варвары
и говорят на ином языке?
Так ты среди близких, знакомых и друзей своих и
начальников и богатых мира живешь и так настроен,
находясь среди них.
Но это, считаемое бесчувственными пустым и
маловажным, у Меня, взирающего на это, велико и
высоко.
Кто из великих земных властей и владык или из
утверждающих на Мне свое начальствование и
царствование, или из изображающих лицо Моих
Божественных Апостолов либо помыслил, либо мог
соблюсти то, чтобы во время исполнения заповеди
Моей и закона, как на одного взирать на всех: на
сродников и чужих, богатых и бедных, славных и
бесславных, на вельмож и нищих?
Какой судья беспристрастно смотрит на грабеж
среди них?
Если Я найду человека, сохранившего это в мире, в
особенности в настоящем поколении и в настоящее
время, то Я прославлю его наравне с Моими
апостолами и пророками.
И он воссядет со Мною в пришествии Моем, ибо будет
судить праведно, как и на земле, и получит славу
судии живых и мертвых.
Благо взыскать этого, и прочего с этим, и, сколько
есть силы, соблюдать и точно хранить, не исследуя
естества Моего, сын человеческий,
ни действий Духа Моего Святого, как Он
показывается солнцем и видится звездою,
появляясь где-то вдали и поднимаясь выше гор.
Когда же Он скрывается от глаз твоих, то
причиняет тебе неутешную скорбь и печаль.
И в то время, как ты полагаешь, что Он еще не
явился тебе, Он обретается где-то внутри твоего
сердца, неожиданно доставляя тебе и изумление, и
радость.
И так как не показывается тебе уже пламенем и не
видится сиянием и огнем,
то ты удивляешься и задаешь вопросы. Ибо не
полезно тебе это.
Итак, веруй, что Я—Свет совершенно неизобразимый,
простой, несложный, нераздельный естеством,
неисследимый и вместе доступный недоступным
образом.
Ибо поистине Я видим бываю и человеколюбиво
являюсь, преобразуясь сообразно восприятию
каждого из людей;
Не со Мною, впрочем, это бывает, но видящие так
удостаиваются Меня видеть, ибо иначе не могут, не
вмещая больше.
И поэтому одни и те же иногда видят Меня Солнцем,
когда имеют ум очищенным, иногда же звездою,
когда окажутся под мраком и ночью этого тела.
Ибо горение любви делает Меня огнем и светом,
потому что когда возгорится в тебе уголь любви,
тогда и Я, видя ревность сердца твоего,
Оказываюсь в соединении с тобою, и подаю свет и
показываюсь как бы огнем, Я— словом создавший
огонь.
Ибо душевные добродетели являются как бы
веществом, охватывая которые, Божественный Свет
Духа и называется соответственно данному
веществу,
ибо собственного имени у людей Он не имеет.
Поэтому, когда человек придет в умиление и
прослезится, тогда и Он называется водою, ибо
очищает и, соединяясь со слезами, омывает всякую
скверну.
Когда же плач угасит раздражительность сердца
при его содействии, то Он именуется кротостью.
Возгораясь же против нечестия, что делается
через него же, Он называется ревностью.
Миром же, напротив, и радостью, и благостью Он
именуется потому, что плачущему подается и то и
другое, и Он производит в сердце, как источник,
обильную благодать, от которой изливается всякое
сострадание и милосердие, истекающее вовне от
души на всех окружающих, в особенности на
желающих каяться и спастись.
Ибо хотя и всех Он милует, но этим и помогает, и
содействует, и одобряет, и состраждет во всем,
соединяясь с душевным произволением их, и,
усматривая в их уме красоту покаяния,
приобретает к ним более искреннюю любовь.
Смирением же Он называется потому, что все
мирское, и даже самую душу, и собственное тело, и
всякое совершаемое действие человек считает как
бы ничем, вкусив Его сладости и узрев
неизъяснимую красоту этого Света.
Зная это, ты более не просил бы Меня говорить о
таких вещах или точно изъяснить тебе, ибо они по
природе невыразимы и совершенно неизглаголанны,
для людей неизреченны, неведомы и для Ангелов,
и для всякой иной тварной сущности поистине
непостижимы.
Познай же лучше то, что касается тебя или гораздо
глубже себя самого,
и тогда познаешь, что Я совершенно непостижим и
сопребываю и люблю одних любящих Меня и всегда
горячо помнящих Мои заповеди,
и никоим образом не предпочитающих им чего-либо
скоротечного:
С ними Я и буду сопребывать, собеседуя, ныне и
вовеки. Аминь.
О Троица,
Создательница всех, о Единица начальнейшая!
О Боже мой Единый, единым по естеству неописуемый,
непостижимый в славе, неизъяснимый в делах,
Существо неизменное, о Боже - жизнь всех!
О превысший всех благ, о Начало Безначального
Слова,
Пребезначальный Боже мой, Который никоим образом
не произошел,
но был не имеющим начала, как найду я всего Тебя,
носящего меня внутри? кто даст мне удержать Тебя,
Которого и я ношу внутри себя? как Ты и вне тварей,
и, напротив, внутри их, если Ты - ни внутри, ни вне?
Как неуловимый, Я не
внутри, а как уловимый, не вне нахожусь;
Будучи же
неограничен - ни внутри, ни вне.
Ибо Творец внутри чего может быть или же вне чего,
скажи мне?
Я все ношу внутри, как содержащий всю тварь, а
нахожусь вне всего, будучи отделен от всего.
Ибо Творец тварей как не будет вне всего?
Существуя прежде и наполняя все, как исполненный
всем, как не буду существовать Я, и создав все?
пойми, о чем Я вещаю тебе.
Создав всю тварь, Я отнюдь не переменил места и не
соединился с созданиями. Если же Я неограничен,
то где, скажешь ты, нахожусь Я когда-либо, не
телесно, говорю тебе, но, пойми Меня, мысленно?
Ища же Меня духовно,
ты найдешь Меня неограниченным, а потому опять -
нигде, ни внутри, ни вне, хотя и везде во всем,
бесстрастно и неслиянно, а потому вне всего, так
как Я был прежде всего.
Но оставим всю эту тварь,
какую видишь ты, потому что она не причастна
разуму и справедливо не имеет близости к Слову,
будучи лишена всякого ума. Итак, сродное животное
дадим слову премудрости, дабы как ум к
премудрости и слово сродно и близко к Слову,
превыше слова, так и это создание имело благое
общение с Создателем, как являющееся по образу
Создателя и по подобию. Какое же это я разумею
животное?
Я сказал тебе, конечно, о человеке, словесном (разумном)
среди бессловесных, так как он двояк из двух:
чувственного и умопостигаемого.
Он один среди тварей знает Бога; для него же
одного в силу ума Бог уловим неуловимо, видится
невидимо и держится недержимо.
Как это уловимо и
неуловимо? и как в смешении и без смешения?
Каким образом? скажи и изъясни мне это!
* Отсюда и до конца гимна преподобный Симеон снова, по-видимому, ведет речь от своего лица, обращаясь по временам с разъяснениями к слушателю или читателю и отвечая на предполагаемые его возражения и недоумения.- Примеч. пер.
Как изъясню я тебе
неизъяснимое? Как изреку неизреченное? Однако
внимай, и я скажу.
Солнце испускает лучи - я говорю тебе о
чувственном солнце,
ибо другого ты еще не увидел; итак, ты смотришь на
лучи его,
и они уловимы для глаз твоих; свет же очей твоих
пусть будет соединен с твоими очами. Теперь
ответь мне на вопрос: как свет твой соединен с
лучами?
В несмешанном ли смешении, или они слились друг с
другом?
Знаю, ты назовешь их не смешанными и признаешь
смешанными.
Свет этот, скажи мне, и уловим, когда глаза
открыты
И хорошо очищены; но он же, если ты закроешь их,
Тотчас и неуловим: в слепых он не пребывает,
Зрячим же соприсутствует; когда же заходит, то и
последних
Оставляет как бы слепыми, ибо ночью человеческие
Глаза не видят. Итак, выглядывая через них, душа
Видит свет. А когда нет света,
Она находится
совершенно как бы во тьме; когда же восходит он,
Тогда она видит, во-первых, свет, а во свете и все
прочее.
Но, имея свет, ты, собственно, не имеешь, ибо
потому и имеешь, что видишь.
Не будучи же в состоянии удержать или взять его
руками своими,
Ты отнюдь не думаешь, что нечто имеешь. Ты
простираешь свои ладони,
Их освещает солнце, и ты думаешь, что держишь его.
Я утверждаю, что тогда ты имеешь его; вдруг ты
снова сжимаешь их,
Но оно неудержимо, и, таким образом, ты опять
ничего не имеешь.
Простое просто удерживается, но его нельзя сжать,
удержав.
Хотя и телом по природе мыслится этот свет
Видимого солнца, однако он неделим.
Итак, скажи мне, как бы ты ввел его в дом свой?
Как сможешь удержать, как удержишь неуловимое?
Как все его приобретешь, отчасти или всецело?
Как часть его получишь и в недре сокроешь?
Конечно, скажи мне, это никоим образом и никогда
невозможно.
Итак, если природу того, о котором говорю я и
которое Творец повелением
Произвел, как светильник, чтобы оно светило всем
в мире,
Ты совершенно не можешь изречь или исследовать,
Каким образом оно есть тело - не бестелесно же оно,
разумеется?
Как оно уловимо неуловимым образом и как
смешивается без смешения?
Как через лучи видимо бывает и освещает тебя ими?
То, на которое если ты ясно посмотришь на все, то
оно скорее
ослепит тебя; даже и о свете очей твоих ты
затруднишься сказать мне,
Как без другого света он совершенно не может
видеть?
А соединяясь со всяким светом, видит все, как свет;
Отделяясь же от других светов, он пребывает
совершенно бесстрастным,
Так же, как и соединяясь со светом, весь светом
бывает;
И это соединение их невыразимо и неслиянно,
Подобно же и отделение неуловимо -
То как же (можно) всецело исследовать природу
Творца всех?
Как изречь мне? как выразить? как посредством
слова представить?
Воспринимай все верою, ибо вера не сомневается;
Вера поистине не колеблется. Однако, как говорю я,
Он есть все,
Ясно говорю тебе - все и никоим образом ничто из
всего.
Творец всего есть Божественное естество и
премудрость;
И как ведь не будет во всем то, что есть ничто из
всего?
Будучи же причиною всего. Он везде есть во всем
И весь все наполняет по существу и по естеству,
Равно и по Ипостаси Бог везде есть, как жизнь и
податель жизни.
И в самом деле
произошло ли что-либо, чего Сам Он не произвел,
вплоть до комара, согласись со мною, и паутины
паука? ибо откуда, скажи, таковою
тканью снабжается тот, кто не прядет, но
неутомимо каждый день выпрядает, будучи мудрее
рыбаков И всех птицеловов?
Распростирая свои
нити и издали завязывая их, он среди них, наконец,
Как бы сеть, ткет на воздухе западню и, сидя, сам
поджидает добычу,
Не поймается ли откуда-либо попавшее нечто
крылатое.
Итак, Тот, Кто простирается Промыслом даже до
всего этого,
Как не есть во всем? как не находится со всеми?
Подлинно Он и среди всего есть и вне всего,
Подлинно, Сам будучи Светом, куда бы Он скрылся,
наполняющий все?
Если же ты не видишь Его, то познай, что ты слеп и
среди света весь наполнен тьмою.
Ибо Он видим бывает для достойных, видится же не
вполне,
Но видится невидимо, как один луч солнца;
И уловимым для них бывает, будучи по существу
неуловим.
Луч ведь видится, солнце же скорее ослепляет;
И луч его уловим для тебя, как сказали мы,
неуловимо.
Поэтому я говорю: кто даст мне то, что я имею?
То есть кто покажет мне все то, что я вижу?
Ибо луч я вижу, но солнца не вижу.
Луч же не солнцем ли для тебя и кажется и видится?
Видя его, я желаю увидеть и всего Родителя (его).
Таким образом, видя, я опять говорю: кто покажет
мне то, что я вижу?
И наоборот, имея лучи все внутри дома, я снова
говорю: где найду я источник лучей?
Луч же, со своей стороны, другим источником во мне
ясно является.
О необычайное чудо чудес! Солнце вверху блистает,
Луч же солнца, напротив, на земле другим солнцем
для меня
Является и освещает поистине подобно первому,
И это есть второе солнце; имея его, я и говорю, что
имею;
Но созерцая точно так же это другое солнце вдали
от себя, я кричу:
Кто даст мне того, кого я имею? ибо они не отделены
друг от друга,
Но и совершенно неразлучны и разделены
несказанно.
По сравнению со всем много ли я имею? - зерно одно
или искру -
И желаю получить все, хотя и все, конечно имею.
О чем это по сравнению со всем ты говоришь мне?
как над неразумным,
ты глумишься; перестань глумиться надо мною и не
говори: но я все имею,
Хотя отнюдь ничего не имею.- Удивляюсь, как или к
чему ты говоришь это?
Послушай, снова скажу я: помысли о великом море и
нарисуй в уме моря морей и бездны бездн.
Итак, если ты стоишь лицом к ним на морском берегу,
то, конечно, ты скажешь мне, что хорошо видишь
воду, хотя всю отнюдь не видишь.
Ибо как бы ты увидел всю воду, когда она
беспредельна для глаз твоих
И неудержима для рук твоих? - Сколько видно тебе,
конечно, столько
и видишь ты.
Если бы кто спросил тебя: видишь ли ты все моря?
Никоим образом, ответишь ты. А держишь ли все их в
горсти?
Нет, скажешь ты, ибо как могу я держать их? Но если
бы он
снова спросил тебя:
Не вполне ли ты видишь их? - да, скажешь ты, нечто
немногое вижу
И держу морскую воду. Итак, в то время, когда ты
держишь руку в воде, имеешь в руке своей и все в
совокупности бездны, ибо они не разделены друг от
друга; и не все, но лишь немного воды.
Итак, по сравнению со всеми много ли ты имеешь?
Как бы каплю одну, скажи; но всех бездн ты не
имеешь.
Так и я говорю тебе, что, имея, я ничего не имею.
Я нищ, хотя и вижу лежащее предо мною богатство;
Когда я насыщусь, тогда голоден; когда же беден,
тогда богат;
Когда пью - жажду; и питье весьма сладко;
Одно вкушение его тысячекратно утоляет всякую
жажду.
И я всегда жажду пить, пия совершенно без
насыщения;
Ибо желаю удержать все и выпить, если бы возможно
было,
Все вместе бездны; но так как это невозможно,
То я всегда жажду, говорю тебе, хотя в устах моих
всегда находится вода, текущая, изливающаяся и
омывающая.
Но, видя бездны, я вовсе не думаю, что пью нечто,
желая удержать всю воду; и обильно опять имея всю
всецело в руке своей, я всегда нищ,
Имея с малым количеством всю, конечно, в
совокупности воду.
Итак, море - в капле, и в ней же опять бездны бездн
в совокупности. Поэтому, имея одну каплю, я имею
все в совокупности бездны. Капля же эта опять,
которую, говорю тебе, приобрел я, вся нераздельна,
Неосязаема, совершенно неуловима, неописуема
также,
Неудобозрима вовсе, или она и есть Бог весь.
Если же так и такова для меня эта Божественная
капля, то могу ли я думать, что всецело имею нечто?
поистине, имея, я ничего не имею.
Скажу тебе снова об этом иначе: вот с высоты
светит солнце;
Входя в лучи его, лучше же, обладая лучами, я бегом
поднимаюсь вверх, чтобы приблизиться к солнцу.
Когда же, достаточно приблизившись, я думаю
прикоснуться, луч ускользает из рук моих, и я
тотчас ослепляюсь и лишаюсь того и другого - и
солнца и лучей.
Ниспав с высоты, я сижу и опять плачу, ища
прежнего луча.
Итак, когда я
нахожусь в таком состоянии, он, луч, весь мрак
ночи разняв, ко мне, как вервь, с высоты небесной
нисходит.
Я тотчас хватаюсь за него, как за уловимый, и
сжимаю, чтобы удержать,
Но он неудержим; однако же неуловимо я держу его и
иду вверх.
Итак, когда таким
образом восхожу я, и лучи совосходят со мною.
Превосходя небеса и небеса небес, я опять вижу
солнце.
Оно гораздо выше их, но бежит ли оно - не знаю, или
стоит - не ведаю. Дотоле я иду, дотоле бегу и между
тем не могу достигнуть. Когда же я превосхожу
высоты высот и бываю, как мне кажется, превыше
всякой высоты, лучи вместе с солнцем исчезают из
рук моих,
И я, падая, несчастный, тотчас низвергаюсь во ад.
Таково дело, таково делание у духовных.
У них непрестанный бег сверху вниз и снизу вверх:
Когда упал, тогда бежит, когда бежит, то стоит;
склонившись весь книзу, весь есть вверху, обтекая
же небеса, снова утверждается внизу.
Начало этого течения конец есть, конец же - начало.
Совершенствование бесконечно, начало же это -
опять конец.
Как же конец? - как сказал богословски Григорий:
Озарение есть конец - предел - всех вожделевающих
*,
И Божественный свет -
упокоение от всякого созерцания.
Поэтому достигший видения его упокоевается от
всего и отделяется от тварей, ибо он видит Творца
их.
Видящий Его вне всего есть, один с Единым, ничего
из всего не видя.
Да молчит же то, что в
нем, ибо оно неясно видится и отчасти познается.
Итак, ты поражен, услышав о том, что внутри
видимого.
Если же ты поражен этим, то как не покажусь я тебе
баснословом,
Изъясняя тебе то, что вне видимого? Ибо
совершенно неизреченны
И невыразимы вовсе Божественные вещи и то, что в
них.
Да и настоящее слово разве может быть любовию
принуждаемо говорить
О вещах Божественных и человеческих? Поэтому,
оставив Божественные вещи и поведав тебе нечто
из своих, переживаний, я в этом слове покажу тебе
путь и закончу.
Познай себя, что ты
двояк, и двоякие имеешь очи, чувственные и умные,
Так как два есть солнца и два также света,
чувственный и умный.
Если ты видишь их,
как и создан ты в начале, то будешь человеком;
если же чувственное видишь, а умного Солнца -
отнюдь нет, то ты полумертв, конечно.
Полумертвый же и мертвый во всем бездействен.
Ибо если бездействен всяк не видящий чувственно,
то не тем ли более не видящий умного света мира?
Он мертв и хуже мертвого: мертвый ничего не
чувствует, но какое мучение будет иметь умерший
чувством?
Лучше же сказать: он будет как бы вечно умирающим
в муках.
Но видящие Творца разве не пребывают живыми вне
всего?
Да, они и вне всего живут, и среди всего суть, и
видимы бывают всеми, но не для всех видимы.
Ощущая настоящее, хотя и находятся они среди
всего, но бывают вне всего, являясь превыше
чувства к нему;
Сочетавшись с невещественным, они не ощущают
чувственного, ибо очи их хотя и видят, но с
нечувственным ощущением.
Каким образом? скажи мне, скоро скажи.
Как видящий огонь не обжигается, так и я вижу нечувственно.
Ты видишь огонь, каков он, и пламя, конечно, видишь, но не чувствуешь боли; но ты находишься вне его и, видя, не обжигаешься, однако видишь с ощущением.
То же самое, пойми
меня, испытывает и видящий духовно, ибо ум его,
созерцая все, рассуждает бесстрастно. Какую
дивную красоту видит он!
Но без похоти. Итак, огонь есть красота,
прикосновение - похоть; если ты не коснешься огня,
как почувствуешь боль? - никоим образом.
Точно так же и ум: пока не возьмет худого желания,
видя золото,
Будет смотреть на него совершенно как на грязь, и
на славу не как на славу,
Но как на один из воздушных призраков, и на
богатство - как на сухие деревья в пустыне, долу
лежащие вместо ложа.
Но зачем пытаюсь я все это рассказывать и изъяснять? Если опытом не постигнешь, то не можешь познать этого.
Недоумевая же в
познании, будешь говорить:
Увы мне, как не знаю я этого! Увы мне, скольких
благ я лишаюсь в неведении! и будешь стараться
познать это, дабы называться гностиком (ведущим).
Ибо если себя самого ты не знаешь,
Какого рода и каков ты, то как познаешь Творца?
Как назовешься верным? как даже человеком
назовешься, будучи волом, или зверем, или
подобным какому-либо бессловесному животному?
А то и хуже его будешь, не ведая Создавшего тебя.
Кто, не зная Его, посмеет сказать, что он разумен,
не будучи таковым?
Ибо как разумен тот, кто лишен разума?
Лишенный же разума (слова) находится в разряде бессловесных.
Но упасенный людьми, он, конечно, будет спасен.
Если же не желает, но удаляется в горы и ущелья, то добычею зверей будет, как заблудший ягненок.
Это делай и об этом, чадо, заботься, да не отпадешь.
* Преподобный Симеон разумеет здесь, вероятно, следующие слова Григория Богослова: "где очищение, там озарение; озарение же есть исполнение желания для стремящихся к предметам высочайшим..." (13, 258).-Примеч. пер.
Господи, Боже наш, Отче, Сыне и Дух Святой! Ты, не имеющий образа, для созерцания же прекраснейший, Своей неизъяснимой красотою помрачающий всякое видение! Ты более прекрасен, чем может воспринять зрение, ибо Ты превосходишь все, безмерный в свойствах, видимый для тех, кому Ты позволяешь видеть, Сущность предвечная, неведомая и Ангелам, ибо бытие Твое они познают от Тебя. Ведь Ты назвал Себя Самого Богом поистине Сущим (Исх. 3, 14), это мы и зовем Сущностью, ипостасью, воипостасным именуя Того, Которого никто никогда не видел, Триипостасного Бога, единое безначальное Начало. Иначе как посмеем мы назвать Тебя Сущностью или прославлять в Тебе три раздельных ипостаси? И каково соединение, кто это совершенно постигнет? Ибо если Отец в Тебе и Ты во Отце Твоем, и от Него происходит Святой Дух Твой, и Сам Ты, Господи, и Дух Твой, Дух же Господом назван и Богом моим, и Отец Твой есть Дух и называется Духом, то никто ни из Ангелов, ни из людей никогда не видел, не созерцал этого и не познал. Да и как изречь это? Как выразить? Как дерзнуть назвать разделением или соединением, слиянием или смешением, или растворением? Как единое (назвать) тремя и триединым? Поэтому, Владыко, на основании того, что Ты сказал и чему научил, всякий верный верует и славословит державу Твою, так как все в Тебе совершенно, непостижимо, неведомо и невыразимо для Твоих созданий. Ибо непостижимо уже бытие Твое, так как Ты существуешь несозданным, равно как и родил Ты (несозданно). Да и как созданный уразумеет образ бытия Твоего или Рождение Сына Твоего, Бога и Слова, или исхождение Божественного Духа Твоего? Чтобы и соединение Твое он познал и разделение постиг и изучил? Никто еще не видел ничего из того, о чем я сказал... Но Ты Сам в Себе Самом существуешь как один Бог Троица. Один, зная Себя Самого, Сына Твоего и Духа, и Ими одними познанный, как соестественными. Прочие же видят как бы лучи солнца, проникающие в дом, и то, если у них хорошее зрение,- солнца же этого совершенно не видят. Так видят очищенным умом свет Славы Твоей и озарения Твои от всей души ищущие Тебя.
Каков же Ты по существу и как Ты родил однажды или вечно рождаешь и не отделяешься от Рождаемого от Тебя, но Он весь в Тебе, все наполняющий Божеством? Ты же, Отец, весь пребываешь в Самом Сыне и имеешь исходящего от Тебя Божественного Духа, всеведущего и все исполняющего,- как Бог по существу и Он не отделяется от Тебя, ибо от Тебя истекает. Ты - источник благ, всякое же благо - Сын Твой, через Духа уделяющий и Ангелам, и людям достойно, милосердно и человеколюбиво. Никто, никогда ни из Ангелов, ни из людей не увидел или не познал бытия Твоего, ибо Ты - несозданный. Ты сотворил все, и может ли сотворенное Тобою знать, как Ты рождаешь Сына Твоего и как всегда источаешь? И как происходит от Тебя Твой Божественный Дух? И Ты отнюдь не рождаешь когда-либо, родив, конечно, однажды. Но источая - Ты не потерпел оскудения или умаления, ибо Ты пребываешь преисполненным, неоскудевающим, превыше всего, наполняющим Собою мир, видимый и мыслимый, и в то же время находишься вне видения и мышления. Боже мой, совершенно не допуская ни приращения, ни убавления, всегда пребывая недвижимым, проявлениями Своими - Ты в вечном движении. Ибо и Ты, Отец, непрестанно действуешь, и Сын Твой содействует спасению всех и Промыслом Своим усовершенствует, содержит, питает, животворит и возрождает Духом Святым. Ибо как Сын видит Отца творящим, так же и Сам творит, как сказал Он (Ин. 5, 19).
Простой, все наполняющий, совершенно неизобразимый, невещественный, неописуемый, Ты весь непостижим... Как станем утверждать, что Ты восседаешь, или на каком престоле, когда в руке Ты содержишь небо и землю, и все, что под землей? Они Твоею же держатся силой? Какой престол вместил бы Тебя или какого рода храм? ... Кто совершенно постигнет Тебя? Горе людям и всякой тварной природе, дерзающей исследовать такое в Боге, прежде чем не будет она озарена, просвещена; прежде чем не узрит Божественных проявлений и не сделается созерцательницей таинств Христовых, которых даже (апостол) Павел, увидев, совершенно не мог высказать. О Самом же Боге он не удостоился ничего большего услышать, постичь или усвоить, кроме того, что Он есть Сущий, Бог всех и Создатель, Творец и Податель всего существующего.
Мы же, несчастные, заключенные во тьме и помраченные (греховными) удовольствиями, не знающие самих себя, погребенные страстями, слепые и мертвые, каким образом бываем одержимы желанием познать истинно Сущего, безначального, несозданного Бога, Единого Бессмертного и для всех невидимого, и говорим о Боге, как будто знающие, будучи удалены от Него? Ибо если бы соединились с Ним, то никогда не дерзали бы говорить о Нем, видя, что все у Него неизреченно и непостижимо; и не только касающееся Его Самого, но и дел Его, в большей части неведомых для всех.
Кто мог бы рассказать хотя бы то, как Он создал меня от начала? Какими руками взял персть, Он совершенно бестелесный; и как, не имеющий уст, подобных нашим, вдунул в меня дыхание жизни и я стал душою живою? (Быт. 2, 7). Скажи мне, как из брения возникли кости, нервы, плоть, жилы, кожа, волосы, глаза и уши, губы и язык? Как голосовые органы и твердые зубы через дыхание образуют членораздельную речь? Из сухого и влажного, теплого и холодного вещества, через смешение противоположных стихий, Он сделал меня живым. Как ум связан с плотью, и как плоть срастворена с невещественным умом без смешения и слияния? Ум же и душа, не смешиваясь, произносят внутреннее слово для людей и остаются такими же нераздельными и совершенно неслитными.
Но, зная, что это неизъяснимо и для всех непостижимо даже в том, что касается нас самих, как не страшимся мы исследовать Того, Кто из небытия сотворил нас такими; или помышлять и говорить о том, что превыше слова и превыше ума нашего?
Итак, будучи тварями, устрашитесь Творца и исследуйте только заповеди Его, изо всех сил старайтесь соблюдать их, если хотите сделаться наследниками Вечной Жизни.
Если же будете нерадивы к Его повелениям и презрите волю Его, и не поверите Ему по одному слову Его, то ни слава, ни достоинство, ни богатство мира сего, даже ни знание внешних наук, ни сочинения, ни красноречие, ничто другое из земных дел и вещей не принесет вам никакой пользы, когда все и всех будет судить Бог мой. Но то слово Владыки, которое мы презрели, станет тогда перед лицом каждого и осудит всякого, не сохранившего его. Ибо оно не праздное слово, но живое слово Бога Живого и пребывающего во веки веков.
Свет - Отец, Свет - Сын,
Свет и Дух Святой.
Смотри, что говоришь ты, брат, смотри, чтобы не
погрешить.
Ибо три суть один Свет, один не разделенный, но
соединенный в трех Лицах неслитно.
Ибо Бог весь неразделен естеством, и существом
поистине превыше всякой сущности.
Не разделяется Он ни силой, ни образом, ни славой,
ни видом, ибо весь Он простой и созерцается как
свет.
В Них Лица - едино, три Ипостаси - едино, ибо три в
едином, лучше же, три едино.
Три эти - одна сила, три - одна слава, три - одно
естество, существо и Божество.
Они и есть единый Свет, который просвещает мир, не
этот видимый мир, да не будет, так как не познал
Его и не может познать ни этот видимый мир, ни
друзья мира, ибо "кто хочет быть другом миру,
тот становится врагом Богу"
(Иак.4,4);
Но человека, которого Сам Он сотворил по образу
Своему и по подобию, мы называем миром, потому что
он украшается добродетелями, господствует над
земными тварями - подобно тому как и Сам Он имеет
власть над вселенной,- и царствует над страстями -
это и есть то, что по образу,-
и покоряет демонов, виновников зла, попирая
великого древнего дракона,
как ничтожную птичку.
А каким образом,
послушай, чадо. князь этот, когда пал и лишился
света,
тотчас оказался во тьме и со всеми вместе с ним
падшими с Неба духами находится во тьме, и в ней,
во тьме, царствует над всеми погруженными в нее
бесами и людьми.
Всякую душу; не видящую Света Жизни, светящего и
днем и ночью, он мучит, уязвляет, томит, держит в
плену и связывает, и повседневно ранит стрелами
удовольствий, хотя она и мнит, что сопротивляется
и не падает,
но в поте лица, с великим трудом и подвигами она
всегда ведет с ним непримиримую брань.
Всякая же душа, видящая Божественный свет, от
которого он ниспал, презирает его (князя тьмы) и,
будучи озаряема самим неприступным Светом,
попирает этого князя тьмы, как листья, облетевшие
с высокого дерева,
ибо силу и власть он имеет во тьме, во свете же
делается совершенно мертвым.
Слыша же о свете, внимай, о каком Свете я говорю
тебе.
Не подумай, что я говорю об этом солнечном свете,
ибо во свете его ты видишь многих людей,
согрешающих, как и я, ужасно бичуемых,
падающих и испускающих пену среди дня и невидимо
страждущих от злых духов.
И хотя светит солнце, но никакой от него больше
пользы не бывает тем, которые преданы бесам.
Итак, я говорю тебе не о свете солнца, не о дневном,
да не будет, не о светильниках, не о свете многих
звезд и луны, вообще не о сиянии видимой красоты.
Я говорю, что оно имеет такое действие света.
Ибо чувственные светы освещают и озаряют одни
только чувственные очи, давая видеть только
чувственное, а не мысленное, разумеется.
Поэтому все, видящие только чувственное, слепы
умными очами сердца.
Умные же очи умного сердца и освещаться должны
умным светом.
Ибо если имеющий телесные зеницы угасшими весь
омрачен и не знает, где находится, то насколько же
более тот, у кого слепо око души, омрачен будет и
телом, и в действии, да и духом не будет ли почти
омертвевшим?
Итак, точно уразумей, о каком Свете я говорю тебе.
Ибо не о вере говорю я тебе, не о совершении дел,
не о покаянии, не о посте, конечно, не о нестяжании,
не о мудрости, не о знании, даже не о науке, ибо
ничто из этого не есть свет, ни отблеск того света,
о котором говорю тебе,
ни внешнее благоговение, ни наружность смиренная
и простая, ибо все это деяния и исполнение
заповедей; если они хорошо совершаются и
исполняются, как Сам Создатель заповедует, то
многообразно изливаются слезы,
которые или полезны бывают, или, наоборот,
вредны:
пока сами по себе, они совершенно бесполезны.
Бдение же не есть, конечно, только дело монахов,
но и вообще людей, занятых делами.
Женщины-ткачихи, золотари и медники более
бодрствуют, нежели весьма многие монахи.
Добродетельных деяний не называется светом,
поэтому и собранные воедино все деяния и
добродетели без исключения не суть Божественный
свет,
ибо все человеческие деяния далеки от него.
Впрочем, и эти деяния, совершаемые нами,
называются нашим светом для живущих во зле,
наставляя их добру (Мф. 5, 16);
И та тьма, которая находится во мне и ослепляет
меня, бывает светом для ближнего и светит для
видящих.
И чтобы ты не подумал, что я говорю тебе нечто
невероятное, послушай, я скажу тебе и решение
загадки:
Положим, я пощусь ради тебя, чтобы явиться
постящимся, и хотя этот сучок в глазах моих
является как бы бревном, конечно, воткнутым в них
посередине (Мф. 7, 3-5), но ты просвещаешься, видя
меня постящимся, если не осуждаешь меня, но
совершенно порицаешь себя, как чревоугодника,
Ибо этим ты наставляешься к воздержанию чрева и
научаешься презирать наслаждение.
Или еще - одевшись в худую и рваную одежду и ходя
везде в одном хитоне, я думаю снискать славу и
похвалу от видящих меня и казаться для них новым
апостолом, и хотя это бывает для меня причиной
всякого вреда и поистине тьмой и густым облаком в
душе моей, но видящих меня просвещает и научает
презирать уборы и богатство одеваться
в простую и грубую одежду,
что и есть поистине апостольское одеяние.
Так и все прочие добродетельные деяния суть
действия вне света, дела без луча.
Ибо, будучи собраны вместе, как раньше сказал я, и
соединены воедино, добродетельные деяния - если
это и возможно в человеке - подобны светильнику,
лишенному света.
В самом деле, как нельзя называть огнем одни угли,
даже и горящие угли, или пламенем - дрова, так ни
вся вера, ни дела, ни деяния, ни исполнение
заповедей не достойны называться огнем, пламенем
или Божественным светом, ибо в действительности
они не есть свет.
Но так как они могут воспринять этот огонь,
приблизиться к свету зажечься
через неизреченное соединение, то это и служит
похвалой и славой добродетелей.
И ради этого всякие подвиги и всякие деяния
совершаются нами, чтобы мы, как свеча,
приобщились Божественному свету, когда душа, как
чистый воск,
вся приносит себя неприступному Свету.
Или как бумага, пропитанная воском, так и душа,
пропитанная добродетелями, вся зажжется от него,
насколько сможет увидеть, насколько вместит ее
храмина.
И тогда, просвещаясь, добродетели, как
приобщившиеся Божественному свету, и сами
называются светом, лучше же сказать, и они
становятся светом, слившись со светом, и, как свет,
просвещают самую душу и тело, и поистине светят,
во-первых, тому, кто стяжал их, а затем и всем
прочим, находящимся во тьме жизни.
Просвети и тех, Христе, Духом Всесвятым и сделай
наследниками Царства Небесного, со всеми святыми
Твоими ныне и вовеки.
Каким путем мне пойти? на какую стезю уклониться? на какую лестницу взойти? какими вратами войти? как и в каком чертоге открыть дверь? в каком или каковом жилище найти Того, Кто в руке и длани (Своей) содержит вселенную? На какую мне гору взойти и с какой стороны? и какую отыскать там пещеру? или какое болото пройдя, я несчастный сподоблюсь узреть и удержать Вездесущего, Неуловимого и Невидимого? В какую преисподнюю мне низойти, на какое небо взойти и пределов какого моря достигнуть, (чтобы) найти совершенно Неприступного, совершенно Беспредельного и совершенно Неосязаемого? Скажи, как найти мне в вещественном Невещественного, в создании Создателя, в тленном Нетленного? Каким образом, находясь в мире, могу стать я вне миpa? связанный с веществом, как соприкоснусь я с Невещественным? весь будучи тленным, как соединюсь с Нетленным? (пребывая) в смерти, как совершенно приближусь к Жизни? как, мертвый, приступлю я к Бессмертному? будучи весь сеном, как дерзну прикоснуться к огню?
Однако выслушай теперь и разрешение этих таинств.
Прежде чем сотворено небо, прежде чем произведена земля, был Бог Троица, один уединенный, Свет безначальный, Свет несозданный, Свет совершенно неизреченный, однако Бог бессмертный, один бесконечный, постоянный, вечный и весьма благостнейший. Хорошо уразумей единого Бога в начале, Троицу пребезначально сущую, превыше всякого начала, Неизобразимого, Неизмеримого по высоте, глубине и широте, не имеющего предела величия и света. (В начале) не было ни воздуха, как ныне, ни тьмы не было вовсе, ни света, ни воды, ни эфира, ни чего-либо другого, но был один Бог—Дух совершенно световидный и вместе всемогущий и невещественный. Он сотворил Ангелов, Начала и Власти, Херувимов и Серафимов, Господства, Престолы и неименуемые чины, служащие Ему и предстоящие со страхом и трепетом. После же того Он произвел небо, как свод, вещественное и видимое, чувственное и грубое, и как один Он ведает, распростер его во мгновение (ока). И вместе землю, воды и все бездны посреди него (неба) тою же мыслью одною Он сотворил такими, как и ныне мы все видим. И внутри (их) остался хоть невещественный Свет, непричастный (ничего из этого). Небо распростертое, чувственное, как сказал Я, не пресекло сияния невещественного Света. Ибо, будучи, как сказано, вещественным, оно оказалось вне невещественного не местом, конечно, но природою и сущностью. Ведь Невещественный отделен от вещественного, не имея собственного места. Ибо, будучи Сам неограничен, Он словом в Себе Самом все производит, и отделенный по естеству от всех тварей и все нося в Себе, вне всего пребывает. Ибо подобно тому, как ум и Ангел стенами или дверями ни вне жилища не бывают удаляемы, ни внутри удерживаемы; так и Творец их никоим образом не находится ни вне, ни внутри неба, ни в ином месте, но совершенно везде пребывает Богом, удаленным от всего вещественного и от произведенных Им тварей. Итак, небо сотворено было вещественным и, различаясь по природе от невещественного света, оставалось как бы большим домом без света; но Владыка вселенной возжег солнце и луну, дабы для чувственных (созданий) они и светили чувственным образом. Он дал (людям) в руки даже и (такой род) света, удивительно извлекаемый из железа и кремня, который светил бы и ночью. (Сам) же Он далек от всякого (вещественного) света, и будучи светлее света и блистательнее (всякого) сияния, нестерпим для всякой твари. Ибо как при свете солнца не видно звезд; так если и Владыка солнца восхочет воссиять, то никто живой не стерпит Его восхода. Поэтому он совокупил ум с вещественным прахом и всёх людей поместил среди вещественного, дабы мы, твердою верою и соблюдением заповедей снова очистив невещественный ум, который они залили мраком преступления чрез пожелание вещественных страстей и вкушение удовольствий, в вещественном невещественно узрели тот невещественный Свет, который, я сказал, пребезначально был Богом, (Свет) невидимый для чувственных и вещественных очей и неприступный для умных очей сердца.
В самом деле, дивлюсь я, каким образом душа, будучи вся невещественна и имея умное око света, пользуется однако чувственным образом и телесными очами, как бы двумя окнами, и выглядывая чрез них, видит все видимое, и поворачиваясь обратно, невещественным образом созерцает мысленное и невещественное; будучи же неизреченным образом удерживаема посреди нетленного и тленного,. Одним она влечется вниз к удовольствиям и страстям, другим же окрыляясь к небу, понуждается пребывать там; однако низвлекается и снова горячо стремится всегда возноситься, желая от видимого быть небошественной (и видеть под собою все, что ощущается зрением). Ибо, смотря на все в этом миpе, как на сети, она боится всецело ступить или сесть на землю, чтобы, будучи удержанной, не увязнуть, конечно, в них и не сделаться добычею диких зверей. Такова жизнь благочестивых, верных и всех святых, которой всем должно подражать, дабы с ними (также) предстать непорочными Судии всех, Христу Богу, и быть общниками славы и царства Его во веки.
О любвеобильный Боже мой, Творче мой, воссияй мне более неприступным светом Твоим, чтобы исполнить радостью сердце мое. О, не гневайся, о, не оставь меня, но озари светом Твоим душу мою, ибо свет Твой - это Ты, Боже мой. В самом деле, Ты хотя и называешься многими и различными именами, но Сам Ты - едино. Это же Единое для всякой природы неведомо, невидимо и неизъяснимо, Которое, будучи уясняемо через сравнение, называется всякими именами.
Итак, это Единое есть триипостасное Естество, единое Божество, единое Царство, единая Сила, ибо Троица есть едино. Ведь Троица - Бог мой - едина, а не три. Однако это Единое есть три по Ипостасям, однородным друг другу по естеству, равномощным и совершенно единосущным, с одной стороны, неслитно превыше ума соединенным, с другой, наоборот, нераздельно разделяемым, в едином три, и в трех едино. Ибо един есть сотворивший все Иисус Христос с безначальным Отцом и собезначальным Духом Святым.
Итак, Троица есть совершенно нераздельное единство: во, едином три, и в трех едино; лучше же, три эти едино, и едино, наоборот,- три. Разумей, поклоняйся и веруй ныне и вовеки. Ибо это Единое, когда явится, воссияет и озарит, когда сообщится и преподается, то бывает всяким благом. Поэтому оно и называется нами не одним, но многими именами: светом, миром и радостью, жизнью, пищей и питием, одеянием покровом, скинией и божественным жилищем, востоком, воскресением, упокоением и купелью, огнем, водою, рекою, источником жизни и потоком, хлебом и вином, и блаженством верных, роскошным пиром и наслаждением, которым мы таинственно наслаждаемся, поистине солнцем незаходимым, звездой, вечно сияющей, и светильником, светящим внутри душевной храмины. Это Единое есть и многое. Оно и разрушает, и созидает. Это Единое Словом произвело все и Духом силы содержит все это. Это Единое из ничего создало Небо и землю, дало им бытие и неизреченно составило. Это Единое одной волей сотворило солнце, луну и звезды - чудо новое и необычайное. Это Единое повелением произвело четвероногих, гадов и зверей, всякий род пернатых и все живущее в море, как все мы видим. Наконец, Оно сотворило и меня, как царя, и все это дало мне для служения, как рабов, рабски исполняющих мои потребности.
Итак, в то время как все прочее сохранило и доселе хранит повеление этого Единого, Бога, говорю, всех, один я, несчастный, оказался неблагодарным, непризнательным и непослушным Богу, создавшему меня и изобильно подавшему все эти блага. Преступив заповедь, я сделался непотребным и оказался, жалкий, хуже всех скотов, хуже зверей, гадов и птиц. Уклонившись от правого и божественного пути, я жалким образом потерял данную мне славу, совлекся светлой и божественной одежды и, родившись во тьме, ныне лежу в ней, не зная, что я лишен света. Вот, говорю, солнце светит днем, и я вижу его, с наступлением же ночи я зажигаю для себя свечи и светильник и вижу. И кто другой из людей имеет в этом отношении больше, чем я? Ибо так только, конечно, люди и могут видеть в этом мире, и иначе или более этого никто из людей не видит. Говоря это, я лгу, глумлюсь над собою, самого себя прельщаю. Спаситель, и противоречу себе, не желая познать себя, что я слеп, не желая трудиться, не желая прозреть, не желая, осужденный, признать свою слепоту.
Кто же видел Бога, свет мира? - говорю я, и говорю, Владыко, совершенно бесчувственно, не разумея, что дурно мыслю и говорю. Ибо говорящий, что он совершенно не видит и не созерцает света Твоего, а тем более утверждающий, что это и невозможно - видеть, Владыко, свет Божественной славы Твоей, отвергает все Писания пророков и апостолов и слова Твои, Иисусе, и Домостроительство. Ибо если, воссияв с высоты, Ты явился во тьме и пришел в мир, Благоутробный, пожелав, подобно нам, человеколюбиво пожить с людьми, и неложно сказал, что Ты свет мира (Ин. 8, 12; 9, 15), мы же не видим Тебя, то разве не слепы мы совершенно и не являемся ли, Христе мой, еще более жалкими, чем слепые? Подлинно так, поистине мы мертвые и слепые, потому что не видим Тебя - животворящего Света. Слепцы не видят солнца, но и живут, Владыко, и как-то движутся. Ибо оно не дарует жизни, но только возможность видеть. Ты же, будучи всеми благами, всегда даешь их рабам Твоим, видящим свет Твой. Так как Ты - жизнь, то и подаешь жизнь со всеми другими, повторяю, .благами, которыми Сам Ты являешься. Имеющий Тебя поистине обладает в Тебе всем.
Да не лишусь же и я Тебя, Владыко, да не лишусь Тебя, Творец, да не лишусь Тебя, Благоутробный, я, презренный и странник. Ибо странником и пришельцем здесь, как благоугодно было Тебе, я сделался не произвольно, не по своей воле, но по благодати Твоей я познал себя самого странником между этими видимыми вещами. Умно озаренный Твоим светом, я познал, что Ты переводишь человеческий род в невещественный и невидимый мир и поселяешь в нем, разделяя и распределяя достойным обители, каждому сообразно тому, как сохранил он, Спасе, Твои заповеди.
Поэтому молю и меня учинить с Тобою, хотя и много согрешил я, более всех людей, и достоин муки и казни. Но прими меня, Владыко, припадающего, как мытаря и блудницу, хотя и не одинаково я плачу, хотя и не так же отираю ноги Твои, Христе, волосами своими, хотя и не так воздыхаю и рыдаю. Но Ты изливаешь милость, благоутробие и источаешь благость, ими же и помилуй меня. О Ты, руками и ногами на Кресте пригвожденный и в ребра копием прободенный, о Ты, милосерднейший, помилуй и избавь меня от огня вечного, сподобив меня отныне хорошо послужить Тебе, тогда же неосужденно стать пред Тобою и быть воспринятым внутрь чертога Твоего, Спасе, где я буду радоваться с Тобою, благим Владыкою, неизреченной радостью во все веки.
Что
это сотворил Ты во мне, о, Боже, Причина всего и
Царь?
Ибо что мне сказать или что помыслить?
Хотя и велико видимое мне чудо, но оно неведомо и
невидимо для всех.
Какое же это чудо?- скажи мне.
Достоверно скажу: тьмою и тенью, чувственным и
чувством.
Вещественной тварью, кровью и плотью держим я,
несчастный, и с ними смешан, Спасителю.
Находящегося же в них несчастно и жалостно,
меня обнимает ужас, когда я хочу сказать о том
чуде.
Я вижу умно, но где, что и как- не знаю.
Ибо совершенно невыразимо, как я вижу.
Где же вижу- это, думается мне, и известно и
неизвестно:
Известно потому, что во мне нечто видится, и,
наоборот, вдали является;
Однако же и неизвестно, так как оно вводит меня в
некое место, никоим образом и совершенно нигде не
находящееся, и заставляет меня забыть мир,
и обнаженным от всего вещественного и видимого
даже из тела изводит меня.
Что же совершает во мне это, что и вижу я, как
сказал, и не могу высказать?
Слушай и уразумеешь эту вещь.
Итак, она совершенно неуловима для всех, а для
достойных и уловима, и сообщима, и преподаваема,
неуловимо и неслитно соединена с чистыми,
и срастворена в несмешанном смешении - вся со
всеми непорочно живущими.
Она светит во мне подобно лампаде, скорее она
видится сперва на Небе,
видится весьма неясно, незримо.
Когда же я с трудом взыщу ее и неотступно стану
просить, чтобы воссияла,
то она или яснее видится там же, отделяя меня от
дольнего и неизреченно соединяя со светлостью ее,
или вся сполна внутри меня является, как
шаровидный, тихий и Божественный Свет,
безобразный и безвидный, во образе безобразном
видимый и говорящий мне следующее:
Зачем ты ограничиваешь Мое присутствие Небесами
и там ищешь Меня, думая, что Я там обитаю?
Зачем полагаешь, что Я нахожусь на земле и
разглашаешь, что Я пребываю со всеми, определяя,
что Я везде нахожусь?
Итак, это "везде" приписывает Мне величину,
но Я совершенно не имею величины, ибо знай, что естество Мое
превыше величины; а то "на земле" показывает
ограничение, но Я, конечно, совершенно
неограничен.
Ты слышал ведь, что Я пребываю со святыми Сам весь
существом Своим ощутимо, через созерцание и даже
приобщение, с Отцом Моим и Божественным Духом, и
явно почиваю в них?
Итак, если ты скажешь, что Мы вместе сопребываем в
каждом, то сделаешь из Нас многих, разделив на
многих;
Если же скажешь, что один, то как один и тот же в
каждом, лучше же, как этот один и вверху и внизу?
Как один и тот же будет пребывать со всеми?
Как все исполняющий будет обитать в одном?
Находясь же в одном, как будет и всё наполнять?
Послушай о неизреченных таинствах неизреченного
Бога, таинствах предивных и совершенно
невероятных.
Есть Бог Истинный, поистине есть.
Это исповедуют все благочестивые.
Но Он ни что не есть из того, что мы вообще знаем, даже ни что из того, что
знают Ангелы.
В этом мире Бог, говорю, ни что не есть, ни что из
всего, как Творец всего,
но превыше всего.
Ибо кто бы мог сказать, что есть Бог, то есть чтобы сказать, что Он есть то-то или то-то?
Я
совершенно не знаю, какой Он, каков, какого рода
или Он различен.
Итак, не зная Бога, каков Он по образу и виду, по
величине и красоте,
Как я изъясню Его действия?
Как Он видится, будучи невидим для всех?
Как пребывает со всякой тварной природой?
Как обитает во всех святых?
Как наполняет все и нигде не наполняется?
Как Он превыше всего и везде находится?
Ведь этого никто совершенно не может сказать.
Но о Ты, которого никто из людей совершенно не
видел, о, Вседержитель, единый преблагоутробный, благодарю Тебя от всего
сердца своего, что Ты не презрел меня, во тьме на
земле лежащего, но коснулся меня Своею
Божественною рукою, увидев которую я тотчас
восстал, радуясь, ибо она сияла светлее солнца.
Я старался удержать ее, несчастный, но она тотчас
исчезла из глаз моих.
И я снова весь оказался во тьме, упал на землю,
плача и рыдая, валяясь и тяжко вздыхая, желая
снова увидеть Твою Божественную руку.
Ты простер ее и явился мне яснее, и я, обняв,
облобызал ее.
О благость, о великое благоутробие!
Творец дал мне поцеловать руку, содержащую все
своею силою.
О дарование, о неизреченный дар!
И снова Создатель взял ее обратно, испытывая,
конечно, произволение мое,
люблю ли я ее и ее Подателя, презираю ли все,
предпочитая ее, и пребываю ли в любви к ней.
Я тотчас оставил мир и то, что в мире, закрыл все
чувства сразу:
очи, уши, ноздри, гортань и уста, умер для всех
сродников и друзей,
да, поистине я умер добровольно и взыскал одну
только руку Божию.
Она же, увидев, что так сделал, тайно коснувшись
руки моей, взяла ее
и повела меня, находящегося среди тьмы.
Ощутив это, я с радостью последовал: быстро бежал
я ночью и днем,
шествуя бодро и с усердием.
Идя же, напротив, я был недвижим и тогда более
успевал простираться вперед.
О таинства, о победные награды, о почести!
Когда таким образом я бежал среди ристалища, та
неизреченная рука Божия настигла меня - так как
мой святой отец молился - и, коснувшись жалкой
головы моей, дала мне венец победы,
лучше
же, сама она стала для меня венцом.
Видя ее, я ощутил неизреченное веселие,
неизреченную радость и блаженство.
Ибо как мне было не радоваться, победив весь мир,
посрамив князя мира сего
И от руки Божией Божественный венец, лучше же,
саму руку Владыки всех
получив, о чудо, вместо венца?
Изливая свет, она виделась мне невещественно,
непрестанно и невечерне.
Она простирала мне как бы сосец и сосать молоко
нетления обильно давала мне, как сыну Божию.
О сладость, о неизреченное наслаждение'
Она и чашею Божественного Духа и бессмертного
потока сделалась для меня, причастившись от
которой я насытился той пищею небесной, которою
одни Ангелы питаются и сохраняются нетленными,
являясь вторыми светами через Причастие первого
Света.
Так и мы все Божественного и неизреченного
естества соделались причастниками, чадами Отца,
братиями же Христа, крестившись Всесвятым Духом.
Но, конечно, не все мы познали благодать, озарение
и приобщение, потому что не все таким образом
родились, но это едва один из тысячи или десятка
тысяч познал в таинственном созерцании;
Все же прочие дети—выкидыши, не знающие
Родившего их.
Ибо как дети, крестившись водою или и огнем,
совершенно не ощущают того, так и они, будучи
мертвы по неверию и скудны по причине
неисполнения заповедей, не знают, что с ними было;
Так как -страшное диво, чтобы прельщенной верою
мнить себя сыном Божиим и не знать Отца своего.
Итак, если ты говоришь, что верою знаешь Его, и
думаешь, что верою являешься сыном Божиим, то
пусть и воплощение Бога будет «верою»,
а не делом, скажи, что Он сделался человеком и
нечувственно родился.
Если же поистине Он стал Сыном Человеческим, то и
тебя, конечно, сыном Божиим Он делает на самом
деле.
Поэтому если Он не призрачно сделался Телом, то и
мы, конечно, не мысленно делаемся духом.
Но как Слово поистине было Плотию, так и нас Оно
неизреченно преображает и поистине соделывает
чадами Божиими.
Пребыв неизменным в Божестве, Слово сделалось
человеком через восприятие плоти; сохранив
неизменным человеком по плоти и по душе,
Оно и меня все соделало богом, восприняв мою
осужденную плоть,
Оно облекло меня во все Божество.
Ибо, крестившись, я облекся во Христа.
Не чувственно, конечно, но умно.
И как не бог по благодати и усыновлению тот, кто с
чувством, знанием и созерцанием облекся в Сына
Божия?
Если Бог Слово в неведении сделался Человеком, то
естественно следует думать, что и я в неведении
сделался богом.
Если же в ведении, действии и созерцании Бог был
всем (совершенным) человеком, то должно мыслить
православно, что и я весь через общение с Богом, с
чувством и знанием— не существом, но по
Причастию, конечно, сделался богом.
Подобно тому, как Бог неизменно родился
Человеком в теле и виден был всем, так
неизреченно и меня Он рождает духовно и, хотя я
остаюсь человеком, делает меня богом.
И как Он, видимый во плоти, не был знаем народом,
что Он Бог,
так и мы видимся такими, какими были для всех, О,
чудо, видимыми, конечно, людьми;
Тем же, чем стали мы по божественной благодати, мы
обыкновенно не бываем видимы многими; но одним
тем, у которых очищено око души,
мы являемся, как в зеркале.
Не очистившимся же ни Бог, ни мы не бываем видимы,
и для них совершенно невероятно, чтобы мы когда-либо
всецело сделались таковыми.
Ибо неверные - те, которые утверждаются на одной
вере без дел.
Если же пока не неверные, то совершенно мертвые,
как показал божественный Павел.
Не окажись же неверным, но скажи мне и мудро
отвечай:
Что из этих двух предпочтешь ты - мертвую ли веру,
лишенную дел,
или неверие с делами веры?
Конечно, ты скажешь: какая польза от дел без
правой и совершенной веры?
А я, напротив, возражу тебе: какая непременно
польза от веры без дел?
Итак, если ты желаешь познать то, о чем мы прежде
сказали, и сделаться богом по благодати, не
словом, не мнением, не мыслию, не одною только
верою, лишенною дел, но опытом, делом, и
созерцанием умным, и таинственнейшим познанием,
то делай, что Христос тебе повелевает и что Он
ради тебя претерпел.
И тогда ты увидишь блистательнейший свет,
явившийся в совершенно просветленном воздухе
души, невещественным образом ясно увидишь
невещественную сущность, всю поистине
проникающую сквозь все,
от души же - сквозь все тело, так как душа
находится во всем теле и сама бестелесна;
И
тело твое просияет, как и душа твоя.
Душа же, со своей стороны, как воссиявшая
благодать, будет блистать подобно Богу.
Если же ты не станешь подражать смирению,
страданиям и поруганиям Создателя и не пожелаешь
претерпеть их, то либо мысленно, лучше же,
чувственно ты сам остался, о безумие, в аду и
мраке своей плоти, которая есть тление.
Ибо что иное, как не смерть - в бессмертном сосуде быть заключенным, конечно, навеки, лишаясь всех благ, которые во Свете, и самого Света?
Я ведь не говорю уже о предании огню и скрежету зубов, и рыданию, и червю, но об одном обитании в теле, как в бочке, после Воскресения, как и прежде этого, и чтобы никуда ни вне не выглядывать, ни внутрь совершенно не воспринимать света, но лежать таким образом, лишаясь всех здешних наслаждений и будущих, как и прежде сказал я.
Итак,
скажи, слушатель, говорящий: я не хочу быть внутри
самого Царствия,
ни наслаждаться теми благами, но мне бы только
быть вне мучения
и хотя бы не принять совершенно огненного
испытания.
Какая тебе будет польза от этого, как сказал я?
Отвечай мне, мудрейший, и скажи:
Полагаешь ли ты, что есть или будет другое,
большее наказание?
Да не будет; в самом деле, ты утверждаешь, что,
будучи одним, ты и будешь тогда находиться в
муках и мучиться.
Ведь если бы ты сказал, что и духовное тело тогда
получишь, то разве может душа быть заключена в
нем, как в бочке?
Послушай и поучись, как это будет.
Подобно тому, как семя сеется по роду пшеницы,
говорю тебе, ячменя и прочих злаков и по роду
опять дает и всход,
так и тела умирающих падают в землю, какими
случится им быть.
Души же, разрешившись от них, в будущем
Воскресении мертвых каждая по достоинству
находит покров, полный света или тьмы.
Чистые и приобщившиеся Света, и возжегшие свои
светильники будут, конечно, в Невечернем Свете;
Нечистые же, имеющие очи сердца слепыми и полными
тьмы,
как увидят Божественный Свет?
Никоим образом, скажи. Итак, ответь мне, когда они
станут просить по смерти, кто услышит их, и
отверзет им очи, увы мне,
когда
они добровольно не хотели прозреть и возжечь
душевный светильник?
Поэтому их ожидает беспросветная тьма.
Тела же, как сказали мы, равно тлеют и гниют и у
святых, но восстают, какими они посеяны.
Пшеница чистая, пшеница освященная - Святые
сосуды Святого Духа,
так как они были наичистейшими, то и восстают
также прославленными,
сияющими, блистающими, как Божественный Свет.
Вселившись в них, души святых воссияют тогда
светлее солнца
и будут подобны Владыке, Божественные законы
Которого, они сохранили.
Тела же грешных также восстают такими, какими и
они посеяны в землю:
Грязевидными, зловонными, плевелами зла,
сосудами оскверненными, полными гниения,
совершенно мрачными, как соделавшие дела тьмы
и бывшие орудиями всевозможного зла лукавого
сеятеля.
Но и они восстают бессмертными и духовными,
однако подобными тьме.
Несчастные же души, соединившись с ними, будучи и
сами мрачны и нечисты, сделаются подобными
диаволу, как подражавшие делам его
и сохранившие его повеления.
С ним они и будут помещены в неугасимом огне,
преданные тьме и тартару;
лучше же сказать, что они низведены будут по
достоинству, соразмерно тяжести грехов, которые
каждый носит.
И там будут пребывать во веки веков.
Святые же, напротив, как сказали мы, поднявшись
каждый на крыльях своих добродетелей, выйдут в
сретение Владыки, и они, каждый по достоинству,-
как кто предуготовил себя, конечно, так ближе или
дальше и будет от Создателя, и с ним пребудет в
бесконечные веки, играя и веселясь непостижимым
веселием. Аминь
Кто утешит скорбь сердца моего? Сказав: скорбь, я показал любовь к Спасителю. Любовь же эта есть действие Духа, или лучше, существенное Его присутствие, ипостасно видимое внутри меня как свет. Свет же этот несравним и весь невыразим.
Кто отделит (и разлучит) меня от чувственных вещей, от которых я избавился однажды и скрылся от них, став вне мира?
Кто даст мне тишину и спокойствие от всего, дабы я насытился красотою и созерцанием Того, непостижимость Которого воспламеняет во мне эту любовь?
Ипостасная же любовь есть несколько постижимое в Нем. Ибо любовь есть не имя, но Божественная сущность, сообщимая и непостижимая и совершенно Божеская. Сообщимое постижимо, а что выше его, то - никоим образом. Поэтому я и сказал тебе, что та любовь постижима и что она ипостасна, как сообщимая и постижимая. Ибо все постижимое и сообщимое есть, конечно, сущность ипостасно сообщимая и точно так же постижимая, так как не имеющее сущности и есть ничто и называется ничем. Божественное же и несозданное естество пресущественно, так как оно превосходит сущность всего тварного; называясь пресущественным, оно, однако, имеет сущность и Ипостась, будучи мыслимо превыше всякой сущности и совершенно несравнимо с тварной ипостасью, ибо оно все неограниченно по природе. Неограничиваемое же как ты назовешь ипостасью? а не имеющее ипостаси есть ничто; как же оно сообщимо мне?
Если же ты не веришь, то я приведу тебе свидетелем Павла, утверждающего, что и то и другое верно. Ибо когда он говорит, что имеет внутри Христа, говорящего и вещающего ему Пресвятым Духом, то утверждает, что Божество сообщимо и ограничиваемо, Которое, однако, соприсутствовало в нем неограниченно и непостижимо. Когда же представляет обитающим во свете неприступном и свидетельствует, что Оно никогда не было видимо человеком (1 Тим. 6, 16), тогда показывает неограниченность Его и непостижимость. Ибо как он приобщился или всецело коснулся Того, Кого никто из людей никогда не видел? Никоим образом, конечно, скажешь ты мне, если ты не желаешь спорить со мною. Когда же опять он говорит тебе: "Бог, повелевший из тьмы воссиять свету, озарил наши сердца" (2 Кор. 4, 6), то какого иного Бога, скажи, дает разуметь тебе, как не Того, Который обитает во свете неприступном и Которого никоим образом никто из людей никогда не видел? Ибо Сам Пресущественный, будучи исперва несозданным, воспринял Плоть и видим был для меня сотворенным, Сам всего меня, Им воспринятого, дивно обожив. Веруешь ли этому, скажи мне, и ничуть ли не сомневаешься?
Итак, если Бог, соделавшись человеком, как веруешь ты, обожил меня - человека, которого Он воспринял, то я, соделавшись богом по усыновлению, вижу Бога по естеству. Того, Кого никто из людей никогда не мог, да и совершенно не может увидеть. Те же, которые восприняли Бога делами веры, и, возрожденные Духом, наименовались богами, видят Его Самого - Отца их, всегда обитающего во Свете неприступном, имея Его обитателем, живущим в них самих, и сами обитают в Нем - совершенно неприступном. Это есть истинная вера, это дело Божие, это печать христиан, это Божественное общение, это сопричастие и Божественный залог, это есть жизнь, это Царство, это одеяние, это хитон Господень, в который облекаются крещающиеся верою, не в неведении, говорю тебе, и не в бесчувствии, но через веру с чувством и знанием, чтобы ты не сказал, что я лишь верую, что облекся во Христа. Я не говорю: веруй этому, но дело веры (и утверждение веры, и правое исповедание веры) и несомненное совершенство (полноту) веры имей, оттого что ты с чувством и знанием облекся во Христа, сияющего, блистающего славою Божества и в яснейшем свете всего тебя изменяющего, между тем как ты неизменно остаешься двояким из того и другого: по усыновлению - Богом, по природе же весь являешься не чем иным, как человеком. Когда же ты соделаешься таковым, как сказал я тебе, тогда приди и стань с нами, о брат мой, на горе Божественного ведения и Божественного созерцания и мы услышим вместе Отчий глас.
Увы, насколько лишены мы Божественного достоинства! Насколько удалены от Жизни Вечной! Насколько Небо отстоит от земли преисподних и несчастным образом некогда там удержанных, настолько или даже еще более все мы поистине отстоим от достоинства Божия и Божественного созерцания, хотя, сверх ожидания, говорим, что обитаем с Ним и имеем в себе пребывающим и обитающим всего Того, Кто живет в неприступном Свете; и, сидя в преисподней, хотим еще философствовать о том, что над землею, и на небе, и превыше небес как точно знающие, и рассказывать о том всем, и называться знатоками и основательными богословами и таинниками неизреченных откровений, что и есть, конечно, признак бесчувствия. В самом деле, неужели не бесчувствен и даже более того тот, кто, родившись несчастно в преисподней, и обитая в совершенном мраке настоящего мира, и не узрев света Будущего Века, который совершенно воссиял на земле и непрестанно сияет, утверждает, что знает и разумеет то, что на Небе, и видит все тамошнее, и прочих тому учит? Ибо подобно тому как слепец, захотевший спорить со зрячими и утверждать, что эта монета - медная, и эта печать кого-то другого, а не царя, и вычеканенные на монете буквы означают то-то и то-то, поистине был бы необычайным чудищем для слышащих и видящих, что монета эта - золотая и весьма звонкая и печать поистине царская, показывающая неподдельный образ царя, а начертание означает его имя; так то же самое и с нами бывает, но мы не допускаем, чтобы нечто подобное могло случиться, и никого не стыдимся: ни самих святых, ни Ангелов, сверху взирающих на наши дела.
Но на нас исполняется слово Господне, говорящее, что видящие не видят и, опять, слышащие затыкают скорее душевные уши и отнюдь не слышат глаголов Духа (Мф. 13, 13). Хотя телесными, плотскими ушами они и слышат, но духовные уши сердца имеют закрытыми и совершенно не могут слышать Бога. Ибо они никоим образом не в состоянии снять с самих себя покрывала гордости и нечувствия, потому что сами на себя возложили его добровольно и хотят иметь очи и уши закрытыми и потому думают, что видят и слышат. Если же кто скажет им: послушайте, чада мои, снимите покрывало с сердец ваших (2 Кор. 3, 15), то они раздражаются за эти самые слова, что он назвал их не отцами, но чадами, и, возымев к нему от этих слов тем большую ненависть, не могут понять находящуюся в них страсть, лучше же - страсти, помрачающие ум и сердце и удаляющие от Бога уже воспринятых Им. Рабы самомнения и гордости, добровольно ставшие ими и отдавшиеся в плен, они всегда исполняют свою волю; оставив Божии законы, они сами себе суть закон, и не Богу, но себе самим они служат - о дерзость! - вместо славы Божией ища своей славы и стараясь создать ее всякими делами и способами. Итак, слава Христова есть Крест и страсти, которые Он подъял ради нас, чтобы нас прославить. Но они не хотят этого претерпеть, как Он претерпел, и отказываются сделаться причастниками славы Божией, предпочитая - о нечестие! - славу от людей, и избирают добровольное отлучение от Бога.
Но Ты, Христе мой, избавь надеющихся на Тебя от гордости и скверного пристрастия к суетной славе, и соделай причастниками Твоих страданий и славы, и сподоби нас быть нераздельно Твоими ныне и в будущие веки веков. Аминь.
Монах – тот, кто не смешивается с миром
И с одним лишь Богом непрестанно беседует;
Видя (Его), он и (Им) видим бывает и, любя – любим,
И соделывается светом, неизреченно сияющим.
Будучи прославляем, он (тем) более считает себя нищим,
И принимаемый в домах, является как бы странником.
О совершенно необычайное и несказанное чудо!
От безмерного богатства я беден,
И обладая многим, думаю, что ничего не имею,
И от обилия вод, говорю, я жажду.
Кто даст мне то, что я изобильно имею?
И где найду я Того, Кого повседневно вижу?
Как удержу я то, что внутри меня есть,
И вне мира, ибо оно совершенно невидимо?
Имеющий уши слышать да слышит,
Правильно внимая словам неученого.
(Молитва-плач о том, что Св. Симеона называют прельщенным, от состав.)
Благословен Ты, Господи, благословен Ты, единый, благословен благоутробный, преблагословенный, давший в сердце моем свет заповедей Твоих и насадивший во мне древо жизни Твоей.
Ты явил меня другим раем в видимом; в чувственном- духовным, духовным же в чувствовании, ибо Ты соединил с духом моим иного Духа Твоего Божественного, Которого и вселил в утробе моей. Это древо жизни поистине одно. Ту землю, на которой оно будет насаждено, ту душу, в сердце которой оно укоренится, оно скоро преобразует в рай, чудесно украшенный различными прекрасными растениями, деревьями и плодами, пестрящий цветами и благоухающими лилиями. Это-смирение, радость, мир, кротость, сострадание, плач, дожди слез и необычайное услаждение в них, свет благодати Твоей, сияющий всем пребывающим в раю.
Ты- чаша, изливающая мне токи жизни Твоей и обильно подающая глаголы Божественного ведения. Если же Ты не пожелаешь, но, напротив, отнимешь это, то я становлюсь безумным и, как камень, бесчувственным. Труба никогда не издаст звука без вдыхания, и я без Тебя- как бездушный. Тело без души совершенно бездейственно; и душа без Духа Твоего не может ни двигаться, ни соблюдать заповеди Твои, Спаситель; ни видеть Тебя не может, ни предстоять тебе, ни разумно воспевать славу Твою, о Боже мой!
Поэтому я и вопию, поэтому и взываю к Тебе, Который вверху находишься с Отцом и внизу с нами, не одним действованием, как рассуждают некоторые, и не одною волею или силою только Твоею, как думают многие, но даже и сущностью, если только позволительно говорить или мыслить о сущности в Тебе, единый бессмертный и пресущественный. Ибо если Ты поистине совершенно неизъясним, невидим, неприступен, недомыслен, неприкосновен, неосязаем и весь непостижим. Спаситель, то как мы наименуем Тебя? как посмеем назвать Тебя сущностью и какого рода и какою?
Ибо поистине Ты, о Боже мой, непричастен всему существующему в природе, но все дела Твои произведены из ничего, один только Ты несотворен, один безначален. Спаситель-Троица Святая и честная. Бог всяческих. И Ты показал нам свет Твоей непорочной славы, который и ныне непрерывно подавай мне, Спаситель. Дай мне всегда через него, как в зеркале, видеть и созерцать Тебя, Слово, и хорошо увидеть и постичь неизъяснимую красоту Твою. Эта красота, совершенно непостижимая мыслью, более чем поражает ум мой, приводит в исступление мысли и возжигает в сердце моем огонь любви к Тебе; он же, становясь пламенем Божественного желания, яснее показывает мне славу Твою, Боже мой. Поклоняясь ей, молю Тебя, Сыне Божий, дай мне и ныне, и в будущем веке непрестанно иметь ее и через нее вечно созерцать Тебя- Бога.
Не дай мне, Владыко, суетной славы мира сего, ни богатства, гибнущего, ни талантов золота, ни высокого престола, ни власти над тленными; соедини меня со смиренными, нищими и кроткими, чтобы и я также сделался смиренным и кротким. И если это служение мое я прохожу не к пользе Своей, не к благоугождению Твоему и почитанию, то благоволи мне сподобиться его и только оплакивать грехи свои, и иметь попечение об одном праведном Суде Твоем и о том, как я буду отвечать Тебе, много раз Тебя прогневлявший.
О, сострадательный Пастырь, добрый и кроткий, хотящий всем верующим в Тебя спастись, помилуй и услыши эту мольбу мою: не прогневайся и не отврати лица Твоего от меня, но научи меня исполнять Твою волю. Ибо я не ищу, чтобы была моя воля, но Твоя, дабы и я послужил Тебе, Милостивый.
Заклинаю Тебя, помилуй меня, по естеству милостивый (Пс. 85, 15), и сотвори полезное жалкой душе моей, ибо Ты- Бог человеколюбивый, один несозданный, бесконечный, поистине всемогущий. Ты- Жизнь всех и свет всех возлюбивших Тебя и Тобою, Человеколюбец, весьма возлюбленных.
О если бы и меня к ним сопричел Ты, Владыко, и соделал общником и сонаследником Твоей Божественной славы! Ибо Тебе подобает слава. Отцу с безначальным Сыном и Божественным Духом во веки веков.
Владыко Христе, Владыко Душеспасе, Владыко Боже всех видимых и невидимых сил, как Творец всего, что на небе и превыше неба и всех небес, равно и того, что на земле и под землею. Ты—Господь и Бог и Владыка (всего) этого, Ты в руке Своей содержишь тварь, так как ею объемлешь все. Рука Твоя, Владыко, есть та великая сила, которая, исполняя волю Отца Твоего, производит, соделывает, творит и управляет нашими (делами) неизреченным образом.
Итак, она и меня ныне, произведя из небытия, привела к бытию. Я же, родившись, был в этом миpе совершенно неведущим Тебя, благого Владыку, Тебя—Создателя моего, Тебя, о Творче мой, и был как бы слепцом в миpе и безбожником, не зная Бога моего.
Итак, Ты Сам помиловал (меня), посетил и обратил, воссияв мне во тьме светом, и привлек меня к Себе Самому, о Создателю! и изведши из преисподнейшего рва — тьмы страстей, глубочайшей тьмы похотей и удовольствий житейских, показал мне путь и дал мне вождя, руководствующего к (соблюдению) заповедей Твоих, последуя которому, я жил беззаботно и радовался, Слове, неизреченною радостью, видя его последующим стопам Твоим и часто беседующим с Тобою. И даже видя Тебя, благого Владыку, (непосредственно) сопребывающим с вождем и отцом моим (духовным), я возымел невыразимую, превыше веры и надежды, любовь и желание (к Тебе). Вот я вижу будущее, говорил я, пришло царство небесное, и я вижу пред очами своими те блага, коих око не видело и ухо не слышало (I Кор. 2, 9); имея их, на что еще большее я буду надеяться? или на чем другом я покажу свою веру, ибо иного большего сверх этого не будет? Когда я быль в таком (состоянии) и утешался им, Ты взял от земли, увы мне, отца моего, восхитил вождя моего от очей моих, Человеколюбче, и оставил меня одного, совершенно сирым, совершенно одиноким, совершенно лишенным всякой помощи, и предстоятелем, увы мне, и пастырем стада меня, поистине беззащитного странника, Сам поставил, ими же веси судьбами.
Поэтому ныне Тебя (только) я умоляю, прошу и, припадая, взываю: не отвратись, не покинь меня и не оставь, о Владыко мой, меня одного. Ты знаешь трудность шествия по пути этому, знаешь неистовство разбойников, (злоумышляющих) против нас, знаешь множество злых зверей; Ты знаешь, Христе мой, немощь мою и неведение, которыми одержим я, как человек. Однако я совершенно не считаю себя и человеком, но далеко отстоящим от людей. Ибо во всем я последний из всех и поистине малейший из всех людей. Излей на меня, прошу, Царю и Боже мой, великую Твою милость, которая да восполнит, Спасителю, лишения и недостатки мои и да соделает меня человеком целым, совершенным, (неповрежденным), не лишенным ничего необходимого, и так да поставит меня пред Тобою, Слове, неосужденным и непорочным рабом Твоим, воспевающим Тебя во веки веков.
О Отче, Сыне и Душе, Троица Святая,
Благо неисчерпаемое, для всех текущее,
Красота многолюбезная, не имеющая насыщения, чрез веpy одну и сверх надежды спаси меня.
О Свет трисиянный, о Троица Пресвятая, Троица лицами и Единица существом, чрез веру одну и сверх надежды спаси меня.
Источник премудрости, излияние святыни, чрез веру одну и сверх надежды спаси меня.
О огнь, очистительный для rpехoв, душу мою очисти от прегрешений, (душу мою омой от неведения), душу мою исхити от скверн, властвуй над помышлениями души моей, царствуй над представлениями ума (моего), покажи меня всесильным царем над страстями, господством ума воссияй в сердце моем, освободи от всякого греха, просвети и украси омраченного, воззри на меня оком милостивейшим, (очисти и удобри потемненного).
О Отче, Сыне и Душе, Троица Святая, Ты мне подай светоносного Ангела, уму помощника, пестуна, защитника, (хранителя души моей и тела), руководителя, направляющего ко спасению.
Очисти душу мою и плоть,
Ты меня смертного соделай освященным,
Ты меня устрани от земного мудрования,
Ты иссуши во мне источники злобы,
Ты мне источи дожди слез.
Ибо Ты—Бог сострадательный, благодетель, незлобивый ко всем беззаконновавшим, весьма доступный для всех согрешивших и долготерпеливый ко всем отвергшимся.
Неправедным и освященным, не беспорочным и просвещенным
Ты определил спасение искупления.
Ты подал образы покаяния даже и
мне нечистому и непотребному,
мне лукавому и скверному,
мне помраченному и оскверненному.
Ибо я беззаконничал более древних, весьма прогневал и раздражил Тебя; свыше числа бесчисленных звезд, свыше песка морского я согрешил пред Тобою; нет (такого) вида зла и лукавства, нет постыдной злобы и порока, которого я не совершал во всякое время и (на всяком) месте, душою, помыслом, словами и делами.
Умножились мои пороки и мерзости, (без числа умножились мои злодеяния), увеличилось бремя грехов моих, (как бы железное).
Мысленными цепями согбена шея моя, неизбежными узами сжато сердце мое, я не могу поднять голову, и нет (мне) ослабления в совести.
Я недостойно взираю на высоту небесную,
недостойно попираю прах земной,
недостойно вижу видение смертных,
недостойно беседуя с ближним.
Ибо я вконец разжег ярость Твою, непристойно воспламенил страшный гнев (Твой), весьма прогневал и раздражил Тебя, соделав пред Тобою всякую мерзость,
ничего не возжелав из Твоих непорочных желаний
ничего не возлюбив из Твоих вожделенных судеб.
ничего не сохранив из Твоих премудрых повелений,
ничего не удержав из Твоих властных глаголов.
И ныне приклоняю пред Тобою колено сердца моего,
склоняю главу омраченную,
склоняю выю непотребную,
Пред благостью Твоею приклоняю выю, благости Твоей приношу моление:
согрешил я, беззаконничал и развратился,
(согрешил, сотворил неправду и преступил заповеди Твои),
согрешил, соделал неправду и явился осужденным
согрешил, отвергся и не устыдился.
Но умоляю благость Твою,
но молю незлобие (Твое).
но упрашиваю крайнее благоутробие,
но взываю к Тебе: спаси и помилуй меня,
остави множество грехов моих,
остави ужасные долги мои,
остави многие скверны мои,
остави ,все мои мерзости,
и не сокруши меня со грехами,
и не умертви меня с беззакониями,
не восхити меня со злыми помыслами,
не сожги меня с мерзостями,
не лиши меня вечных благ,
не отвергни меня от бессмертной трапезы,
не устрани меня от радости святых,
не лиши Меня спасения моего, и снова подай мне дар крещения— монашеский образ, Божественный и великий, ибо прежний я осквернил грехами, прежний сделал бесполезным мерзостями.
(Даруй мне покаяние, Владыко), сподоби священного причащения, Хлеба жизни и чаши Боготочной крови,
во изглаждение многих согрешений,
во избавление, в очищение, во спасение.
В последний же горький час смерти,
час тяжелый и мучительный
час темный и мрачный,
спаси, сжалься и помилуй меня; душу кротко отдели от плоти,
от моей негодной плоти,
мрачную душу покажи просвещенною и избави от лукавых бесов.
Все рукописания грехов и записи долгов моих
разорви, рассыпь в бездну ада,
расторгни, испепели, попали до конца.
Пошли тогда кротких и светлых Ангелов, отражающих толпы бесов, восхищающих душу от наказания, сострадательных к душе мучимой, возносящих (ее) горе без грехов е трисветлому и единому Царю, соединяющих ее со всеми спасаемыми и сподобляющих радости святых.
В (качестве) посредника приими благость Твою,
избранной ходатаицей дай мне благодать Твою, благостыню, незлобие, сострадание и крайнее благоутробие.
Приими вторую высочайшую ходатаицу— Радование миpa, Матеродеву—Отроковицу,
Божественную лествицу, одушевленный жезл и престол.
Приими ходатаем молниеблещущий чин: Престолов, Херувимов и огненных Серафимов, Господства, Силы, Власти, Начала, Архангелов и Ангелов.
Приими ходатаем светлого и светоносного предтечу Твоего, освященного прежде пелен, провозвестника и Богопроповедника, прежде Владыки воссиявшего находящимся во тьме.
Приими ходатаями лики святых: сонмы пророков, пaтpиapxoв, отцов, апостолов и венценосных мучеников и всех других светоносных святых.
Приими ходатаицей Марию Египетскую, человека от земли, однакоже небошественного
Приими ходатаем Онуфрия Великого, обнажившего тело, в Божественную же одежду добрых дел облекшегося чудно.
Приими ходатаем Марка Афинянина, Ефрема Сирина и всех святых.
Ибо Ты—Бог сострадательный, благодетель,
Бог кроткий для законопреступничавших,
Бог подающий искупление грехов,
Бог дарствующий всем спасение.
О если бы же и на мнe Ты показал благость (Твою)!
О если бы и на меня Ты излил токи благоутробия Твоего!
Ибо я законопреступничал более всех, от самой утробы (матери) и до нынешнего времени.
Спаси меня вопреки достоинству и сверх надежды, чрез одну Твою благость и благостыню, чтобы я благословлял и с любовью величал Тебя, дабы благодарил и искренно воспевал; в будущем же спасительном веке чтобы и я благословил благословенного Владыку, Которого благословляют силы небесные во все неисчислимые веки.
От скверных уст, от мерзкого сердца, от нечистого языка, от оскверненной души приими моление, Христе мой, и, не отвергнув ни слов моих, ни обращений, ни бесстыдства.
Дай мне с дерзновением говорить то, о чем вознамерился я, Христе мой, лучше же научи, что мне должно делать и говорить.
Я согрешил более блудницы, которая, узнав, куда Ты зашел, купив миро, смело пришла помазать ноги Твои, Христа моего, Владыки и Бога моего.
Как ту не отверг Ты, приступившую от сердца, (так) и мною не возгнушайся, Слове, но подай мне Твои ноги и держать, и целовать, и струею слез, как бы драгоценным миром, их дерзновенно помазать.
Омой меня слезами моими, очисти меня ими, Слове, остави и грехи мои и подай мне прощение.
Ты знаешь множество зол (моих), знаешь и язвы мои,
и струпы мои видишь, но и веру (мою) знаешь,
и произволение видишь, и воздыхания слышишь.
Не сокрыта от Тебя, Боже мой, Творче мой, Искупителю мой, ни одна капля слез, ни (даже) часть некая капли.
„Несоделанное мое видесте очи Твои", и в книге Твоей не сделанное еще написано у Тебя (Псал. 138, 16).
Виждь смирение мое, виждь труд мой, сколь велик он, и все грехи остави мне, Боже всяческих, дабы я с чистым сердцем, трепетною мыслю и с сокрушенною душою причастился пречистых Твоих и пресвятых тайн, чрез которые обожается и оживляется всяк ядущий Тебя и пиющий от чистого сердца.
Ибо Ты, Владыко мой, сказал: Всяк „ Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем". (Иоан. 6, 56).
Совершенно истинно это слово Владыки и Бога моего, ибо причащающийся Божественной и боготворящей благодати отнюдь не один есть, но с Тобою, Христе мой, Трисолнечным Светом, просвещающим миp.
Итак, да не останусь и я один без Тебя—Жизнодавца, дыхания моего, жизни моей, радости моей, спасения миpa.
Поэтому и приступил я к Тебе, как видишь, со слезами и сокрушенной душою, умоляя (о том, чтобы) получить мне искупление моих грехов и неосужденно причаститься Твоих жизнеподательных и непорочных тайн, чтобы Ты пребывал, как сказал, со мною несчастнейшим, дабы обольститель, найдя меня без Благодати Твоей, коварно не похитил меня и, прельстив, не удалил от боготворящих Твоих слов.
Поэтому я припадаю к Тебе и горячо взываю: как принял Ты блудного (сына) и блудницу, пришедшую (к Тебе), так npиими и меня блудного и распутного, Милостиве.
Ибо, приступая к Тебе ныне с сокрушенною душою, я знаю, Спасителю, что (никто) другой не согрешил пред Тобою так, как я, ни деяний таких не соделал, какие я совершил.
Но я знаю также и то, что ни тяжесть преступлений, ни множество грехов не превосходят великого долготерпения и крайнего человеколюбия Бога моего.
Но горячо кающихся Ты елеем сострадания и очищаешь, и просветляешь, и делаешь причастниками света, без зависти соделывая (их) общниками Божества Твоего, и — что чудно для Ангелов и для человеческих умов — часто беседуешь с ними, как с искренними друзьями Твоими.
Это-то и делает меня дерзновенным, это окрыляет меня, Христе мой, и я, уповая на Твои обильные благодеяния к нам, радуясь вместе и трепеща, причащаюсь огня, будучи сеном и—дивное чудо—несказанно орошаем, как некогда купина неопалимо горевшая.
Итак, благодарным умом, благодарным сердцем, благодарными членами души и тела моего я поклоняюсь, величаю и славлю Тебя, Боже мой, как благословенного ныне и во веки.
Подобно тому, как каждый имеет свой род деятельности, но не сам от себя принял его, а от всех нас, конечно, ибо мастер всякого дела, какого бы ни пожелал, изготовляет свое орудие и искусно действует им. Поэтому нельзя ни жать нивы лопатой, ни плотничать серпом, ни строить ножом, ни копать пилой, ни шить топором, ни рубить дрова палкой, ни копьем пилить, ни мечом метать, ни луком резать, но каждое орудие приспособлено для определенного дела. Если же ты будешь употреблять их не по назначению, но иначе, то совершенно погибла жизнь твоя и всякое твое действие. Таким же образом, пойми меня, и Бог сотворил нас, чтобы каждый верный совершал в жизни свои дела.
Одних Он поставил учить, других учиться, иных начальствовать над многими, других же подчиняться им. И одним Он дал премудрость, другим знание и слово, иным дал пророчествовать, другим говорить языками, иным творить чудеса и производить силы, других показал предстоятелями - все это духовные дарования. Но назовем и иные дарования Творца, которые Он дал людям каждому по достоинству: одного Он сотворил крепким по телу, другого же более красивым, а иного с лучшим голосом, чем у других. И вообще каждому из людей Он даровал по достоинству свой дар и преимущество, как один Он знает - Бог и Творец всех, неизреченным образом, для полезной деятельности в жизни. Поэтому каждый пригоден не к тому ремеслу, какого сам он желает, но для какого он создан и к чему он имеет природную способность и свойства. И ты можешь увидеть пловца, искусно переплывающего морские пучины и радующегося этому гораздо больше, чем всадник, скачущий на быстром коне, и земледельца, режущего плугом борозды земли и пару рабочих волов считающего гораздо лучше четырех коней, впряженных в царскую колесницу, поэтому он и радуется, утешаясь благими надеждами. Воин же, наоборот, себя считает выше всех земледельцев, и мореплавателей, и ремесленников и, как обладающий славою, гордится, идя на заклание и безвременную смерть. Поэтому для него совершенно непереносимо будет ни грести веслом, ни держать заступ, ни стать плотником; ни корабельщиком, ни земледельцем или землепашцем он не пожелает быть. Но каждый, как я сказал, будет действовать в том роде деятельности, который он получил от Бога. Иначе же человек совершенно не может в этой жизни ни сделать что-либо, ни даже пожелать начать дело. Ибо вот, снова говорю я тебе, о чем и раньше сказал, как никогда невозможно, чтобы какое-либо из всех названных орудий само собою пришло в движение для действия или действовало без руки человека, берущего и изготовляющего им что-либо, так и человек без руки Божественной не может помыслить или сделать что-либо доброе. Ибо и меня также Художник-Слово устроило, каковым Само пожелало, и поставило в мире.
Итак, скажи, как я смогу помыслить что-либо, или сделать, или вообще действовать без Божественной силы? Даровавший мне ум, какой, конечно. Он пожелал. Сам дает и мыслить о том, что знает как полезное и подает мне силу действовать, как Ему угодно. Итак, если я сотворю это (последнее), то Он даст, конечно, большее и человеколюбиво подаст мудрствовать и о более совершенном. Если же я пренебрегу и этим самым, немногим, то поистине праведно лишусь вверенного мне от Бога-Подателя и сделаюсь бездейственным и негодным орудием, как не пожелавший исполнить заповеди Творца, но предавшийся лености и нерадению. Потому и отвержен я от рук Владыки, ибо, вкусив непослушания к Нему и непокорности, я изгнан из истинного рая, удален от Бога и от рук святых.
Итак, найдя меня лежащим и предавшимся полному бездействию в добре, лукавый змей хитростью сделал меня непотребным через всякие бесчестные дела, которыми я услаждался, казалось, и радовался. Вместо этого, мне должно было бы печалиться, плакать и рыдать, так как я добровольно, несчастный, отступил от того, для чего я создан, и по своей воле предал себя всему противоестественному, впав несчастнейшим образом в скверные руки врага, которым я всецело и держим, и движим, не будучи в состоянии, жалкий, противиться, ему. Ибо как бы я мог противиться, будучи мертвым? Хитро обольщенный, я, несчастный, сделался органом всякого порока, всякого беззакония и искусным орудием злого делания. Ибо, держа меня в руке и сильно влеча, он, змей, осквернил меня злодеяниями и всевозможной нечистотой, ввергнув меня в острые зловония и заставив - о бесчувствие! - увеселяться ими: хищениями, завистью и неправедными убийствами, ругательствами, гневом и, коротко говоря, он нашел меня повинным во всяком пороке, лучше же сказать, сам воспользовался мною, хотя и не хотел я. С тех пор ведь, как я добровольно отвергся руки Бога и святых Его, меня похитил страшный князь- душетлитель и держал меня в руке своей и, несмотря на то что я хотел, не мог более не совершать дел его, но поступал по всем его желаниям. Ибо меч не может противоречить держащему, но где ни пожелает держащий, там и пользуется им.
Сотворивший же меня Бог, призрев свыше и увидев меня держимым в руке тирана, сжалился, и исхитил меня из руки его, и снова ввел в Божественный рай, в Свой виноградник. И предал меня в руки земледельцев - святых, чтобы я совершал божественные дела, возделывал добродетели, хранил заповеди и не двигался без руки святых, чтобы делатель зла, снова найдя меня пребывающим вне святой руки Божией, не похитил и опять не заставил меня совершать дела его. Итак, те добрые и сострадательные земледельцы, приняв меня и взяв в свои руки всю мою волю, повелели мне немедленно упражняться в смирении и покаянии и непрестанно плакать. Ибо, хранящие эти три добродетели и пребывающие в добром их делании, вскоре, как бы не замечая, возводятся к славе, очищению, бесстрастию и Божественному созерцанию; и не бывают более уловляемы руками ненавистника, но получают от Бога прощение всех грехов и согрешений и таким образом становятся сынами Вышнего и богами по благодати и достойными орудиями, совершающими всякое добро, лучше же сказать, божественные земледельцы наставляют и других на деяния поистине благие, на дела спасения.
Поверив им, послушайте все, и сотворив, и в руки этих земледельцев и рабов Божиих по повелению Его всего себя предав, я нашел все это непреложно сбывшимся на мне, и изумился, и кричу всем, громогласно взывая, и увещевая, и говоря, ибо я не могу похоронить этого молчанием: те, кто чувствует, что находится вне рук Божиих и святых Его, бегите, поспешите и прилепитесь к ним нерасторжимо, верою и горячей любовью и всецелым произволением, отбросьте всякое мудрование и свою волю и в руки их предайте души свои, как бездушные орудия, помимо их ничего совершенно не творя, не двигаясь и не действуя. Мудрование же их да будет вашим мудрованием, а также и святая воля их да исполняется вами как воля Божия. И таким образом, пройдя кратким путем и совершенно беспрепятственно, вы будете друзьями Бога Вышнего и в немного дней сделаетесь наследниками Царства Небесного и неизреченных благ. Ибо вместе с тем как взойдете на этот правый путь, вы будете причислены ко всем святым и Он всех вас сделает блаженными.
И обо мне, более всех смертных согрешившем и прошедшем этим жестким, узким, кратким и безопасным путем, изводящим на широту Жизни Вечной, как показавшем вам его, помолитесь все, добровольно пожелавшие шествовать по нему и ревностно следовать по стопам Христа, чтобы и я, и вы оказались непорочно ходящими им до конца жизни; да и те также, которые желают увидеть Христа, чтобы вместе, с радостью оставив тела, пошли мы к нездешнему покою и к райскому простору и явились наследниками той жизни. И неразлучные с Богом и всеми святыми во Христе, Единородном Сыне и Боге Слове с Божественным Духом, мы пребудем со Святой Троицей ныне и всегда и во все веки веков. Аминь.
Когда Ты открываешь Себя, Владыко всяческих, и яснее показываешь славу лица Твоего, я весь трепещу, созерцая Тебя вверху, насколько доступно мне низкому по природе, и объятый страхом и изумлением говорю: все Твое, Боже мой, превосходит мое понимание; ибо я нечист и совершенно недостоин взирать на Тебя, чистого и святого Владыку, Которого боятся Ангелы и с трепетом служат (Ему), и от лица Которого трясется (и трепещет) вся тварь. Когда же, сказав это, я сомкну очи, т. е. долу обращу ум свой, не будучи в состоянии видеть или созерцать непокровенного Твоего зрака, тогда плачу, лишаясь красоты Твоей, Боже мой, я не вынося удаления от Тебя, единого Человеколюбца. Ты же плачущего и рыдающего всего меня, о диво, озаряешь (светом), и я поражаюсь и еще более плачу, дивясь благоутробию Твоему ко мне блудному. Тогда, видя великое неблагообразие тела (своего) и недостоинство жалкой души моей (и пораженный умом от этого созерцания, я восклицаю:) кто я, о Боже и Творче всего, и что я сделал вообще доброе в жизни, или какую заповедь Твою я когда-либо вполне сотворил, что Ты прославляешь меня презренного такою славою? И почему или ради чего Ты удостоил меня жалкого днем и ночью озарять таким (светом)? В самом деле, жаждал ли я когда-либо, ища Тебя, Царю мой? злопострадал ли чрез законы Твоих заповедей? потерпел ли искушения и бичевания, как все претерпевшие это святые от века, чтобы и меня, Христе, сопричислив к ним, спас Ты, не без дел ведь Ты сопричтешь (к ним) и спасешь меня? Хотя и весьма человеколюбив Ты, как Создатель людей, (однако) я слышу Иакова, говорящего, что вера без дел мертва (Иак. 2, 20), и трепещу наказания, ожидающего, без сомнения, там меня— презренного (человечка). Итак, каким образом, Владыко, я могу надеяться, как верный, быть причтенным к тем, которые прежде поработали (Тебе), когда я ни одной Твоей заповеди никогда не соблюл? Но я знаю, что Ты все можешь, все делаешь, что хочешь: Ты и последним, Владыко, даешь, как и первым, и (что особенно) дивно—сперва последним из этих первых [т. е. из последних]. Когда я говорю Тебе это, Творцу миpa, прежде вверху являющемуся, и некогда сокрытому от меня, и после всего меня окружающему лучами; внезапно усматриваю всего Тебя во мне, Того, Который прежде являлся вверху, но снова скрылся, подобно тому как солнце, (покрытое более тонкими) облаками, сокращает лучи. Как оно доступно тогда для видящих и словно лучше видится для всех; так и Ты, неприступный, бываешь доступен мне, сокрывшись внутри меня, бывая видим, как знаешь Ты, для моих умных очей, мало-помалу возрастая, все яснее являясь и все более блистая. В другой же раз Ты снова для меня совершенно неприступен. Поэтому и величаю я непостижимость Твою и благость Твою и громогласно взываю к Тебе: слава прославившему так естество наше, слава безмерному снисхождению Твоему, Спасе, слава могуществу Твоему,. слава благоутробию, слава Тебе, что, пребывая непреложным и неизменным, Ты весь недвижим, (хотя) и приснодвижен, весь вне твари, но весь и во всей твари, весь наполняешь все, будучи весь и вне всего; Ты—превыше всего, Владыко, превыше всякого начала, превыше всякой сущности, превыше естества природы, превыше всех веков, превыше всякого света, Спасителю, превыше умных существ, потому что и они суть Твое, лучше же—мысли Твоей дело. Ведь Ты—ничто из всего, но превысший всего; ибо Ты причина существующего, как Творец всего. И потому Ты отделен от всего, мыслимый где-то вверху, превыше всего существующего, невидимый, неприступный, неуловимый, неприкосновенный и, будучи непостижим, пребываешь неизменным. Являясь же совершенно простым, Ты (однако весь) разновиден; и вообще ум (мой) не может уразуметь разнообразия славы и великолепия красоты Твоей.
Итак, не будучи ничем из всего, как превысший всего, Ты, Который находишься вне всего, как Бог всего, невидимый, неприступный, неуловимый а неприкосновенный, Ты Сам соделался смертным, вошел в мир и для всех явился доступным чрез вocnpиятиe плоти. Ты (даже) познан был смертными во славе Божества (Твоего) и, совершенно неуловимый, сделался уловимым для них и, для всех невидимый, весь был видим (ими), и они видели славу Божественного Божества Твоего; одни верные — (видели) и видят; все же неверные, увидев Тебя—Свет миpa, остались слепыми. Итак, верные и тогда и теперь— всегда Тебя видят и имеют с собою, Тебя—Творца всяческих, сопребывающего и обитающего (с ними) во тьме сей жизни, как солнце неприступное, как неугасимый светильник, который совершенно не объемлешься тьмою, но всегда просвещаешь видящих Тебя. А так как Ты находишься, как сказано, вне всего, то и тех, которых просвещаешь, Ты делаешь вне видимого; и подобно тому, как Ты, пребывая там вверху со Отцом Твоим, несомненно, и с нами весь Сам находишься и, будучи опять в миpe, невмеетим для миpa, ибо, находясь Сам во всем, Ты являешься превыше всего; так и нас, рабов Твоих, находящихся среди чувственных и видимых (вещей), Ты изводишь и, осияваемых светом Твоим, (всецело) совозносишь с Собою горе, и додаешь из смертных бессмертными; и мы, оставаясь тем, чем и были, делаемся по благодати Твоей сынами, подобными Тебе, и Богами, видящими Бога. Итак, кто не прибегнет к Тебе, единому Человеколюбцу? кто не последует Тебе? кто из любви не скажет: вот, бросив все, мы последуем Тебе, сострадательному, кроткому и благоутробному Владыке, всегда ожидающему нашего обращения и не хотящему смерти согрешивших Тебе (Иезек. 33, 11), (Который) и ныне совершаешь в нас страшное, о чем слыша, (как) имеющем быть некогда в доме Давидовом, мы дивимся, что бы это могло быть? Дом Давидов это—мы, как сродники его (Давида); ибо Сам Ты, Творец всего, сделался сыном его, мы же — сыны Твои по благодати. Ты сродник наш по плоти а мы (Твои)—по Божеству Твоему. Ибо, восприняв плоть. Ты дал нам Божественного Духа, и мы все вместе стали единым домом Давидовым по свойству Твоему и по родству к Тебе. Итак, Ты Господь Давида (по Духу), а мы все (сыны Давида), Твое Божественное семя. Соединяясь же, мы делаемся единым домом, т. е. все мы сродники, все мы братья Твои. И как не страшное чудо? или как не содрогнется всяк, размышляющий об этом и взвешивающий это, что Ты пребываешь с нами ныне и во веки, и делаешь каждого жилищем и обитаешь во всех, и Сам являешься жилищем для всех, и мы обитаем в Тебе: каждый из нас в отдельности с Тобою, Спасителю, весь со всем, и Ты (взаимно) с каждым в отдельности, один с одним находишься, и превыше нас весь пребываешь единым? Итак, Ты и ныне совершаешь в нас все ужасное. Что же ужасное?—выслушайте немногое из многого. И хотя все то, о чем мы сказали (доселе), более чем изумительно, однако послушай теперь и об еще .более ужасном, чем то.
Мы делаемся членами Христовыми, а Христос нашими членами. И рука (у меня) несчастнейшего и нога моя—Христос. Я же жалкий—и рука Христова и нога Христова. Я двигаю рукою, и рука моя есть весь Христос, ибо Божественное Божество, согласись со мною, нераздельно; двигаю ногою, и вот она блистает, как и Он. Не скажи, что я богохульствую, но приими это и поклонись Христу, таковым тебя содевающему. Ибо если и ты пожелаешь, то сделаешься членом Его. И таким образом все члены каждого из нас в отдельности сделаются членами Христовыми и Христос—нашими членами; и все неблагообразные (члены) Он сделает благообразными, украшая их красотою и славою Божества (Своего); и мы вместе (с тем) сделаемся Богами, сопребывающими с Богом, совершенно не усматривая неблагообразия в теле (своем), но все уподобившись всему телу—Христу, а каждый из нас—член (его), весь Христос есть.
Итак, узнав, что таковы все, ты не устрашился или не постыдился [признать], что и палец мой—Христос и детородный член?—Но Бог не устыдился сделаться подобным тебе, а ты стыдишься стать подобным Ему?—Не Ему подобным стыжусь я сделаться, но чтобы Он (стал) подобным постыдному члену; я заподозрил, что ты изрек хулу.— Худо, следовательно, ты понял [меня], ибо не это—постыдное. Члены Христовы суть и скрытые (члены), ибо они бывают покрываемы; и потому они важнее прочих (I Кор. 12, 22-т24), как незримые для всех, сокрытые члены Сокровенного, от Которого в Божественном сочетании дается и семя Божественное, ужасно вообразившееся в Божественный образ, (дается) от Самого Божества, ибо (от) всего (Божества) весь Бог Тот, Кто соединяется с нами, о страшное таинство! и поистине бывает брак, неизреченный и Божественный. Он сочетавается, снова скажу я об этом, с каждым в отдельности, и каждый по причине удовольствия соединяется со Владыкою. Итак, если ты облекся во всего Христа всею своею плотью, то ты без стыда будешь помышлять о всем том, о чем говорю я. Если же вовсе нет, или ты душою своею (только) облекся в малый покров пречистого хитона, Христа, говорю; то все прочие члены, будучи в ветхом одеянии, в одном, конечно, месте, и стыдятся. Имея же совершенно нечистое тело, или лучше—облекшись в нечистое, как ты не будешь краснеть? Когда я говорю это ужасное о святых членах, и вижу великую славу, и просвещаюсь умом, когда (даже) и плоть (моя) несмысленная радуется; ты видишь свою плоть оскверненною, припоминаешь свои непристойные деяния, и ум твой, как червь, всегда пресмыкается в них. Потому, ты и приписываешь Христу и мне стыд и говоришь: не стыдно ли тебе [говорить] о постыдном, лучше же—низводить Христа в постыдные члены? Я же снова говорю тебе: усмотри Христа и в (женских) ложеснах и помысли о том, что в ложеснах, и о Том, Кто вышел из ложесн, (которые) прошел и Бог мой, изойдя оттуда. И что бы ты мог найти еще большее сверх того, о чем я сказал, что воспринял и Он к нашей славе, дабы, подражая Ему, никто не стыдился, ни говоря о том, что Он претерпел, ни сам (то) претерпевая? Он был весь человек и поистине весь Бог; Он един, неразделен, всеконечно совершенный человек, и Он же самый и Бог есть, весь во всех членах. Так было и ныне (бывает) в последние времена. Св. Симеон Благоговейный, Студит, (вот) он не стыдился членов всякого человека, (не стыдился) ни видеть некоторых обнаженными, ни (сам) быть видимым обнаженным. Ибо он имел всего Христа и сам весь был Христом, и все свои члены и члены всякого другого, по одному и все (вместе), он всегда созерцал, как Христа, и оставался недвижимым, невредимым и бесстрастным, как сам будучи всецело Христом, (так) и усматривая Христа во всех крестившихся и облекшихся во всего Христа.
Если же ты, будучи нагим, (когда) плоть (твоя) прикоснется к плоти, делаешься женонеистовым, как осел или как конь; то зачем дерзаешь клеветать на святого и изрекаешь хулу на Христа, соединившегося с нами и давшего бесстрастие святым рабам своим? И в самом деле, Он бывает женихом, (как) слышишь ты повседневно, а невестами—души всех тех, с которыми соединяется Творец и они с Ним взаимно, и (тогда) происходит брак. Сочетаваясь с ними духовно, богоприлично, Он отнюдь не растлевает (их), да не будет, но если и растленными воспринял и соединился с ними, то немедленно делает (их) нетленными. И они, видя прежде оскверненное растлением все святым, нетленным и совершенно исцеленным, прославляют Благоутробного, возлюбляют Прекрасного и всецелою любовью все прилепляются к Нему; лучше же, восприняв святое семя, как мы сказали, они внутри себя имеют всего вообразившегося Бога. Что же не истина ли это, отцы? не право ли изрекли мы о Божественных вещах? не подлинное ли [учение] Писаний я бесспорно поведал?
Итак, если Ты облекся в срамоту плоти Твоей, ни ума не обнажившись, ни души не совлекшись, (если) Ты, покрытый тьмою, не мог видеть света; то что я сотворю Тебе? как выкажу Тебе благоговение? как, увы мне, введу (Тебя) в дом Давидов? Ибо он неприступен для нерадивых, как я, весь невидим для слепых, подобных мне, совершенно далек от неверных и ленивых, далек от всех злых, от всех миролюбцев, от тщеславных же он так несравненно удален, как (если бы был) превыше высоты небесной или глубже глубины бездны. Да и кто вообще или каким образом взыдет на небо? или снидет под землю, (чтобы) исследовать бездны? и как, взыскав, возмогу я найти жемчужину, малейшую, как горчичное зерно? Но, о чада, соберитесь, о матери приидите, о отцы, предварите, прежде чем не придет конец?.и со мною все восплачьте и возрыдайте о том, что, восприняв малыми Бога в крещении, лучше же—младенцами соделавшись сынами Божиими, мы, согрешив, вскоре были извержены вне, из дома Давидова, не восчувствовав этого; и потечем чрез покаяние, ибо чрез него вступают все изверженные; иначе же невозможно ни войти внутрь, не заблуждайтесь, ни видеть того, что в нем совершилось, и ныне совершается, и в бесконечные веки, во Христе, Боге моем, Которому подобает всякая слава, честь и поклонение ныне и во веки. Аминь.
Ред. Golden-ship, 2010