Высокопреосвященнейший Иоанн

Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский

РУСЬ СОБОРНАЯ

ОЧЕРКИ ХРИСТИАНСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

Ред. Golden-Ship, 2011

Оглавление
РУСЬ СОБОРНАЯ
Часть I
Вспомянух дни древние и поучихся
История вопроса
Аз бо есмь Господь Бог твой, укрепивый тя
Обуздание смуты
Скверный да осквернится еще; и праведный правду да творит еще
Россия и Запад
Бога бойтесь, Царя чтите
Империя и соборность
Мятежом возмятется земля, и скудостию оскудеет земля
Крушение русской православной государственности
Смотрите не ужасайтесь… (Вместо послесловия)
Часть II
Статьи и беседы
Без Веры и Родины жизни нет...
Диалог с читателем
Катастрофы Богоубийства не было
(Письмо читателя В. Польского в редакцию газеты «Советская Россия»)
Нераскаянное преступление
(Ответ митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна на письмо В. Польского)
Господи! Хорошо нам здесь быть!
Христос есть Истина
Шила в мешке не утаишь
Часть III
Обращения
Отечество - понятие священное
Нам, русским, Господь дал Россию...
Трагедия не должна повториться
Во славу Божию жить для России

Часть первая

РУСЬ СОБОРНАЯ

 

Вспомянух дни древние и поучихся

История вопроса

Содержание главы
Без Мене не можете творити ничесоже...
Сила Божия и немощь человеческая
Отче Святый! Да будут все едино...
Черты соборной государственности
Все развратишися, непотребни быша...
Римская Империя. Истоки соборности
Открый ко Господу путь твой, и уповай на Него...
Соборность в Византийской империи
Вся волости, якоже на думу, на веча сходятся...
Соборность в Древней Руси
Примири и соедини...
Земские соборы в XVI-XVII веках

 

Без Мене не можете творити ничесоже...

Сила Божия и немощь человеческая

 

БОГООТСТУПНИЧЕСТВО, отвержение благого и умиротворяющего ига Закона Божия, легкого и благодатного бремени Заповедей Христовых – вот начало и корень всех бед, терзающих грешный и мятежный род человеческий.

ХХ столетие для России – время огненных, страшных, кровавых испытаний, время сатанинских соблазнов, повелевающих умами и развращающих души миллионов людей, время ревностных подвижников, исповедников и мучеников – бесстрашных воинов Христовых, сберегших на Руси Истину и Веру вопреки всем усилиям богоборцев и христоненавистников. Жестокая и кровопролитная битва за русское сердце не прекратилась и поныне. Более того – именно сейчас, сегодня она близка к своей кульминации, к тому решающему моменту, который определит: вернется ли наша истерзанная страна на духовные просторы Святой Руси или, оглушенная и оболганная, пойдет «широким и пространным путем, ведущим в погибель» (Мф. 7:13) – путем апостасии, «цивилизации» и «прогресса», закономерно завершающимся всемирным космополитическим царством с Антихристом во главе.

Полуживая Россия изо всех сил стремится избежать грозящей пагубы, поэтому ее современная гражданская и духовная жизнь характеризируется мучительным поиском путем восстановления святынь веры, основ идеологии национального возрождения, способов воссоздания законной преемственности государственной власти. Сегодня, увы, эти поиски происходят в катастрофических условиях ускоряющегося распада тех государственных институтов, которые возникли в «советский» период отечественной истории, став результатом жестокой насильственной ломки многовековой русской державной традиции.

В таких условиях необходимость обращения к богатейшему опыту, доставшемуся нам в наследство от наших великих предков, бесспорна и очевидна. Ответственный гражданин, размышляя о проблемах державного строительства современной России, не может обойти вниманием естественные особенности русского бытия, многократно являвшие себя на тысячелетнем пространстве российской истории. И первой же, наиболее яркой его особенностью нельзя не признать тот факт, что русская государственность всегда мыслила себя, всегда строилась и действовала как государственность христианская, черпая в православном вероучении идеалы и смысл своего существования.

Катастрофичность русской истории общеизвестна. Не раз и не два казалось, что смуты и мятежи, агрессии и войны уничтожат российскую державу. И все же каждый раз милостью Божией Россия возрождалась, ибо духовные механизмы самозащиты христианской  государственности – механизмы соборности – несмотря ни на что обеспечивали «регенерацию» растерзанной Руси, сохранение всенародного, общенационального единства, мировоззренческой целостности общества и его нравственно-религиозного здоровья.

Именно поэтому представляется сегодня столь актуальным подробный и компетентный разговор о христианской соборности – важнейшей основе здравого государственного устройства и общественной организации. Неизменны обетования Божии: «Где два или три собраны во Имя Мое, там и Я посреди них», – предрек нам Христос Спаситель, положив тем самым неколебимый «камень веры» в основание благодатного соборного действа, на протяжении двух тысячелетий не раз спасавшего христиан от многоразличных бед и напастей...

+ + +

Благотворное влияние объединяющей соборности сопровождает Россию сквозь века, с самого момента ее государственного оформления в самостоятельную державу. В глубокой древности (IX-X вв. по Р.Х.) хазарское пленение возбудило на громадных пространствах, где проживали разрозненные и воинственные восточно-славянские племена и угорские народы, насущную потребность в спасительном объединении, которое одно лишь могло противостоять гнетущей власти иудейских каганов Хазарии и произволу сборщиков непомерных даней. Единая христианская вера – чудесным образом, вопреки множеству непреодолимых, казалось, препятствий утвердившаяся на Руси, придала необходимый объединительный импульс и русской государственности: Киевская держава святого равноапостольного князя Владимира стала в один ряд с имперской Византией и сильнейшими государствами Западной Европы.

Но вскоре мощь «Руси первоначальной» была значительно ослаблена внутренними причинами. Сказалась младенческая неопытность русского народа в державном строительстве: страна под воздействием княжеских распрей разделилась на уделы, соперничество которых подорвало ее жизнеспособность и целостность. В результате в XIII столетии Россия вновь оказалась в иноверческом (на этот раз татарском) плену. После полутора столетий тягостной зависимости обретение самостоятельности пошло по испытанному уже пути – по пути собирания русских земель вокруг единого духовного (религиозного) и политического (державного) центра, которым после Куликовского подвига по праву стала Москва.

С падением Византийской Империи бремя ответственности хранителя и защитника Вселенского Православия легло на плечи молодого российского государства. Осознание этой великой ответственности вкупе с преемственностью древних византийских традиций дали мощный толчок развитию христианской государственности, принявшей высшую форму независимости – соборное самодержавие, предполагающее осмысление державного строительства как общенационального церковного послушания, всенародного религиозного долга. Вскоре, однако, последовало новое искушение – Смута XVII века и католическая агрессия на какое-то время поставили под сомнение саму возможность дальнейшего существования России.

Претерпев политический распад и страшное религиозно-нравственное потрясение, русский народ все же преодолел сей жестокий кризис, вернувшись к идее соборного единства державы. Именно соборным путем была пресечена разгулявшаяся Смута, восстановлена государственная независимость России, утверждена на престоле новая династия. Далее последовал период исторического расцвета соборной российской государственности, когда под покровом благодатной соборности Россия доросла до размеров мировой державы, став не только по духу, но и по форме преемницей  и наследницей христианского империализма Римской и Византийской империй.

Столь сильной оказалась эта инерция державной соборности, что даже после катастрофы 1917-го года, когда (к лету 1922-го) в России – на Дальнем Востоке – остался последний клочок земли, свободный от большевистской диктатуры – там остаток верного Богу русского народа собрался на Земский собор, уповая таким образом остановить гибель православного государства. Его власть продержалась недолго, лишь до конца октября того же года, однако этот собор навеки остался символом непокоренной, духовно не сломленной России, последним заветом защитников Православной Российской Империи грядущим наследникам русской свободы.

Какое-то время после Октябрьской революции казалось, что на этот-то раз для России уж наверняка все кончено. На просторах огромной страны торжествовал дух братоубийственной злобы и противостояния, разделения и вражды. Отложились Кавказ и Средняя Азия, Украина и Прибалтика, Польша и Финляндия. На Дальнем Востоке появилась нелепая «буферная» республика... В этих условиях революционеры-разрушители, после уничтожения русской государственности ощутившие вдруг на себе всю полноту бремени державной ответственности, оказались вынужденными – пусть в изуродованной и извращенной форме – вернуться к вековым началам соборности.

Огнем и мечом объединив разваливавшуюся на глазах империю, большевики не нашли иного способа легализации «завоеваний революции»: в конце декабря 1922 года они созвали особое представительное собрание «всех народов России» и на нем провозгласили создание единого государства – Союза Советских Социалистических Республик. Более того – искаженные начала соборности проникали даже во внутрипартийную жизнь коммунистов, признавших «высшим органом власти» РСДРП-ВКП(б)-КПСС съезд, довольно неуклюже имитировавший русскую соборную традицию.

Безблагодатная, богоборческая и русоненавистническая сущность новой власти выхолостила и подавила соборное содержание своих государственных институтов. Но в миг смертельной опасности – во время Великой Отечественной войны – большевистские политики, оказавшись на грани полного политического банкротства, вновь прибегли к единственному спасительному средству – обратились к творческой энергии русской исторической традиции, к духу соборности, единения, всенародного сплочения. Этот же опыт «национал-большевизма» был использован правящим режимом в послевоенные годы для форсированного восстановления разрушенной страны и предотвращения угрозы американского империализма, опиравшегося на ядерную монополию.

Тогда, в конце 40-х годов, после значительного перерыва был созван ряд партийных совещаний, принципиально отличавшихся по духу от прежних политических шабашей «интернационал-коммунистов». Наметился отказ от конфронтации с Церковью, возврат к русским национальным ценностям. Перед российскими народами власть на этот раз ставила задачу всемерного укрепления их единства через борьбу с разлагающим космополитизмом, с обезличивающей интеграцией в новый мировой порядок послевоенного мира, устанавливавшийся под эгидой американского экспансионизма и под прикрытием международных масонских структур...

Оглядываясь сегодня на русскую историю, можно уверенно сказать: на всех ее крутых поворотах российские народы делали в конечном счете один и тот же выбор в пользу соборного единства. Верую, что так будет и в этот раз. Глубоко ошибается тот, кто думает, будто сейчас, в пору очередной русской смуты, в дни мнимого торжества сил распада и разделения, Русь изменила свое естество, свой характер, свою веру. Пройдет время – может быть, совсем малое – и подлинный выбор России состоится: она вновь вернется к державной соборности, к духовному и государственному единству. Это может произойти и в ином обличии, при ином составе народов Российской Империи, но, с Божией помощью, обязательно произойдет – на этот раз уже без ложных, гибельных установок коммунистической государственности.

В ожидании этого момента, в предвидении его, наряду с духовным подвигом всенародного покаяния в грехах безбожной, безнравственной жизни, мы должны особое внимание уделить соборному опыту державного строительства – опыту противостояния смуте и возрождения страны, опыту Всероссийского Земского Соборного движения.

 

 

Отче Святый! Да будут все едино...

Черты соборной государственности

 

Прежде чем приступить к рассмотрению истории христианской соборности как основополагающего принципа державного устройства общества, представляется необходимым дать краткую характеристику соборной государственности, обозначив принципиальные, важнейшие моменты, отличающие ее от иных способов обустройства человеческого общежития.

Главными особенностями соборной государственности являются ее следующие черты:

а) Единство религиозно-нравственного начала, положенного в основание державного строительства, государственной идеологии, общественного устройства, семейного быта и личного поведения граждан. «Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе; так и вы, если не будете во Мне, – сказал некогда Христос Своим ученикам. – Я есмь Лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот принесет много плода, ибо без Меня не можете делать ничего. Кто не пребудет во Мне, извергнется вон и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают» (Иоан.15: 4-6).

Сотни лет наши благочестивые предки как зеницу ока хранили эту заповедь Спасителя, справедливо полагая, что любые междоусобия, смуты и раздоры – порождения грешной и многострастной природы падшего человечества – можно успешно преодолеть и изжить, опираясь на глубинное мировоззренческое,  религиозно-нравственное единство народа. Наученные горьким опытом многих веков, единство это они блюли и пестовали как величайшую святыню, видя в Русской Православной Церкви «столп и утверждение истины», общее понимание которой есть важнейший залог жизнеспособности и безопасности российского государства.

Пора и нам сегодня, после долгих десятилетий атеистической одури, понять, наконец, что пресловутый «плюрализм» хорош лишь при обсуждении праздничного меню – но пагубен в области нравственно-религиозной, морально-этической, мировоззренческой. «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Мф. 12:25), – предрек Господь. «Умоляю вас, братия, – говорит апостол Павел, – остерегайтесь производящих разделения и соблазны... и уклоняйтесь от них» (Римл. 16:17)... «Если же друг друга угрызаете и снедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом» (Гал. 5:15).

Сегодня, после всего случившегося с Россией, какие еще доказательства нам нужны, дабы уяснить, что сладенькая ложь «плюрализма» и «свободы» (понимаемая как нравственный, мировоззренческий произвол) скрывает в себе смертельный яд, разлагающий соборную душу народа и умерщвляющий его державное тело? При этом не стоит бояться упреков в «возрождении тоталитаризма»: насильственно поддерживаемое, искусственное идеологическое однообразие не имеет ничего общего с добровольным единением «в Бозе», с согласным пониманием природы добра и зла, с единодушным стремлением к духовным вершинам нравственной чистоты и святости.

б) Единство государственной власти – надклассовой, надсословной, ограниченной в своем повелевающем действии лишь верностью народным святыням, соответствием общественным идеалам, – вторая особенность соборной государственности. Такая, укорененная в «небесных», надмирных, религиозно-нравственных идеалах власть – самодержавна и самодостаточна до тех пор, пока своим действием она защищает соборную душу народа от растлевающих внешних и внутренних влияний, вспомоществуя его духовному возрастанию и просвещению.

в) Единство духовной власти. Сия христианская церковная власть не имеет орудий принуждения – она есть глас совести народной, глас Божий в нашей земной несовершенной действительности, указующий грешнику спасительный путь возрождения, подвижнику – дорогу дальнейшего совершенствования, каждому – его место в общем соборном служении народа-богоносца, народа-хранителя Божественных истин любви и милосердия, безгневия, верности, смирения и мужества.

г) Симфония властей – государственной и церковной, духовной и светской. Под этим разумеется их совместное служение на поприще общественного развития, понимаемое, по слову Священного Писания, как Божие тягло. Такое сочетание – залог справедливости общественного устройства. «Хочешь ли не бояться власти? – вопрошает апостол Павел. – Делай добро, и получишь похвалу от нее, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч; он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое» (Римл. 13: 3-4). При этом, однако, никоим образом не нарушается самостоятельность, единство и целостность каждой из властей, имеющих единый Божественный источник, но действующих в своих областях совершенно независимо.

 

Все развратишися, непотребни быша...

Римская Империя. Истоки соборности

 

Говоря о соборности как о форме христианского жизнеустройства, невозможно обойти вниманием тот факт, что она пришла на смену языческой государственности в пору ее тяжелейшего кризиса, когда упразднение традиционных институтов власти поставило великую Империю на грань распада и полного краха.

На протяжении веков римский Сенат (являвший собой некий языческий аналог соборного органа государственной власти) был руководящей силой страны и возвел ее на вершины величайшей мощи. Даже в I-II вв. по Р.Х., когда республика превратилась в Империю, именно эта квазисоборная власть стояла на страже  законности, придавая легитимность новоизбранному Императору. На этот период приходится также пик нравственного развития римской государственности. Ее целью и значением (во всяком случае формально, официально) признавалось внесение в мир начал справедливости и рационального права.

«Это было, – пишет русский церковный историк профессор Зызыкин, – воплощение Аристотелевского учения о том, что стремлением государства должно быть не богатство, не могущество, а добродетель. Еще в начале III века процветала наука, искусство, архитектура, образование, земледелие, промышленность, торговля. Но в конце того же века... исчезла цветущая цивилизация, созданная веками, ибо в результате анархии явилось всеобщее понижение интересов, экономическое разорение и уменьшение населения. Причиной такой грандиозной перемены было именно уничтожение традиционной власти.[*]

Когда после революции 235 года римские легионеры свергли императора Александра Севера, настало время смуты. Императоры свергались один за другим, в зависимости от менявшихся настроений легионов и переменных успехов непрестанных гражданских войн. Если раньше законность Императорской власти определялась избранием традиционного учреждения, то теперь она являлась результатом силы, случая, настроения, и жизненный строй потерял всякую устойчивость. Исчез принцип законности... Отсутствие его разрушило многовековую культуру меньше, чем за 50 лет». 1)

Смутно разумея, что корень зла кроется в религиозно-нравственном несовершенстве общественного мировоззрения, в отсутствии благодатной основы государственного устроения, некоторые римские властители пытались найти выход в реформах этой области. Император Аврелиан, например, желая обрести опору законному порядку в мистическом абсолютизме (который смог бы заменить легитимизацию императорской власти Сенатом), ввел в качестве государственной религии культ Митры – непобедимого Солнца, от которого, как от Распорядителя престолов, получает Император право царствования. Позже Диоклетиан в тех же целях провозгласил принцип божественности императоров.

Однако подобные несостоятельные попытки не могли противостоять растущей смуте. Бывало даже так, что различные группировки заговорщиков одновременно провозглашали нескольких Императоров. В такой атмосфере развращенные нравы римской верхушки получили особенное развитие, обретя все отвратительные, отталкивающие черты кроющихся в язычестве сатанинских культов.

«Просвещенное» язычество античного мира, облеченное в период своего расцвета в утонченную и изысканную философскую форму, вернулось к мрачной обрядовой практике древних кровожадных верований. Более того, наряду с возвратом к античной архаике, со всей ясностью обнаружилось тяготение власти к страшным эзотерическим, человеконенавистническим культам Востока, подобным вавилонской каббалистической магии. Так, полководец Максентий, претендент на императорский престол и соперник Константина (будущего святого равноапостольного императора Рима, основателя Византии) совершал публичные человеческие жертвоприношения прямо на площадях обезумевшей столицы.

Именно на волне борьбы с этим гнусным беззаконием пришел к власти Константин, открыто симпатизировавший христианству. Он-то и стал основателем нового типа государственности, основанной на церковной благодати и христианской морали, коренным образом преобразовавшей жестокие римские нравы. Миланским эдиктом 312 года он дозволил всем желающим без стеснения принимать и исповедывать христианство. Через год новым эдиктом предписал возвратить христианским общинам места их богослужебных собраний и все недвижимое имущество, конфискованное во время гонений. В 314 году Константин запретил языческие игры,* затем освободил духовенство от гражданских податей и церковные земли от общих повинностей; отменил казни через распятие и издал строгий закон против иудеев, восставших на христианскую церковь.

Видя благотворные последствия реформ, император не остановился на достигнутом: в 319 году частным лицам было запрещено приносить жертвы идолам и обращаться к гаданиям у себя на дому, затем христиане были официально допущены к занятию высших государственных должностей, им была предоставлена свобода в постройке новых храмов, в которые Константин запретил вносить свои изображения и статуи (обычай, существовавший в языческих капищах). 2)

Так в Римской Империи произошла «христианская революция» – мирная, благотворная и бескровная, вдохнувшая новые силы в дряхлеющую державную государственность великой Империи. Найдя ключ к гражданскому единству через утверждение духовной общности, Константин особое внимание уделил сохранности церковной целостности. Обнаружившиеся внутрицерковные нестроения и привели его к мысли о необходимости их соборного разрешения. Первый Вселенский Собор, собравшийся в 325 году в Никее, заложил догматические основы Единой Святой Соборной Апостольской Церкви на многие века вперед.

Эффективность соборной формы управления привела к тому, что на протяжении шести ближайших столетий, в самые тяжелые времена духовных смут и волнений в Империи было созвано семь Вселенских и более дюжины Поместных Церковных Соборов. При этом особенно примечательно, что формальная инициатива их созыва неизменно исходила от верховной светской власти.

 

Открый ко Господу путь твой, и уповай на Него...

Соборность в Византийской империи

 

Обращаясь к истории державной христианской соборности, необходимо особо указать на промыслительное, благодатное, церковное происхождение этого явления. Первые же недоумения, возникшие среди христиан в результате действий еретиков- «иудействующих», апостолы посчитали необходимым разрешить на Соборе, состоявшемся в Иерусалиме в 51 г. по Р.Х.,  т.е. вскоре после Вознесения Господня (Деян. 15:1-35). При этом с самого начала в круг внимания ставился как чисто религиозный, так и гражданский быт христианина, который Апостольский Собор предопределил на два с половиной столетия вперед.3)

Распространение в православной Византии соборных церковных механизмов, в значительной мере обусловившее все их дальнейшее историческое развитие, требует некоторых пояснений относительно их сути и соотношения с гражданским законодательством Империи. Строго говоря, особенность Собора как одновременно духовного и юридического акта заключается в том, что окончательным свидетельством его истинности и богоугодности является лишь зримое благотворное влияние соборных решений на жизнь общества, а не те или иные формально-правовые признаки.

Такая оговорка необходима с учетом того, что история знает формально безупречные «разбойничьи» соборы, оставшиеся в памяти потомков примером пагубного своеволия светских и церковных политиков. Сами же соборные правила, остающиеся и по сию пору незыблемой канонической основой Православной Церкви, характеризуют подобные «собрания, совершаемые непокорными пресвитерами или епископами и ненаученными людьми» как «самочинные сборища». При всей видимой простоте и незатейливости сей пункт имеет глубокий смысл, ибо он гарантирует (насколько это вообще возможно) законно созванному собору всю полноту церковной благодати, лишая этой Божественной милости самовольные собрания с корыстными намерениями и целями.

С точки зрения внутреннего «регламента» соборные решения признаются подлинными, если приняты всем Собором единогласно  и не противоречат догматам Церкви. Этот принцип коренным образом отличает соборы от иных представительных собраний, на которых вопросы решаются арифметическим большинством голосов. Собор принимает к решению любые несогласия, даже если они исходят от незначительной группы или одного участника. Несогласия разрешаются до тех пор, пока путем свободного рассуждения соборяне не приходят к взаимопониманию. Иначе говоря, Собор не может принять законного решения, поправ при этом мнение сколь угодно незначительного меньшинства несогласных.

Это свойство Собора делает его незаменимым орудием в борьбе со смутами, порождаемыми утерей здорового мировоззренческого единства в народе. С одной стороны, учитывая вышеописанное условие, Собор не может быть успешным до тех пор, пока общество не окажется готовым к спасительному единению. С другой стороны, будучи созван, он сам по себе является мощным стимулом к достижению такого единства. Примечательно, что, снисходя к человеческим немощам, соборы зачастую предпочитали оставить некоторые вопросы неразрешенными, если непримиримый спор мог нарушить наметившееся единодушие.

Другим путем решения спорных вопросов было предание судьбы решения на волю Божию – через жребий. Так, например, часто избирались патриархи, если предлагалось несколько кандидатур. Однако и решение, принятое посредством жребия, обязательно подтверждалось затем общим соборным согласием...

В Православной Византии сотрудничество имперской государственной власти с соборным разумом Церкви было столь тесным, что в законодательных уложениях (так называемых Кодексах Императора Феодосия II, а затем и Императора Юстиниана) церковные каноны почитались обязательными к исполнению, как и гражданские законы. В свою очередь, гражданский закон, противоречащий основным церковным канонам, не признавался действительным. Более того, «воцерковленные» гражданские кодексы даже после падения Византии признавались православными поместными Церквами  действующими образчиками церковного права, рассматриваясь наравне с соборными канонами.

Именно в Византийской Империи был впервые сформулирован и осуществлен идеальный порядок взаимодействия церковной и гражданской властей, именуемый Симфонией. При этом симфонические принципы Восточной Римской империи были приняты как образцы для подражания и в ранних западноевропейских государствах. Так, например, в древнем государстве франков (в эпоху династии Меровингов) в основу государственного закона был положен кодекс императора Феодосия II (437 г.), хотя формально франки Византии не подчинялись.4)

Практически формирование христианской политики Империи происходило под совокупным влиянием периодических соборов, с одной стороны, и совета епископов, постоянно действовавшего при Императоре, (Синода), с другой. Со временем, когда духовная основа государственного единства была сформулирована соборами исчерпывающе ясно, потребность в их фундаментальных деяниях отпала, что и предопределило спад соборной активности. Можно, однако, предположить, что политические бури, терзавшие Восточную Империю во втором периоде ее существования (IX-XV вв.), приобрели свой разрушительный характер именно вследствие этого факта.

О соборных механизмах спасения государственности снова вспомнили лишь тогда, когда к началу XV столетия возникла настоятельная нужда авторитетом Собора прикрыть вероотступничество развратившейся верховной власти, предавшей истины Святого Православия в обмен на обещания военно-политической поддержки со стороны католического Запада. Так был созван «разбойничий» Флорентийский собор (1438 г.), утвердивший лукавую унию, решительно отвергнутую Русской Церковью и Московским Царством, приявшим на себя после того бремя державной ответственности за судьбы Божественной Истины на земле.

 

Вся волости, якоже на думу, на веча сходятся...

Соборность в Древней Руси

 

На Руси еще в дохристианскую эпоху неписанное, но общепризнанное право имело в своем основании принципы, в чем-то сходные с ранней эллинской демократией. Верховная власть принадлежала собранию всех взрослых свободных людей племени или селения, которое называлось «вече». Одновременно в систему общественного управления был заложен также и единовластный, монархический принцип, ибо главой государства поставлялся выборный или наследственный князь, утверждавшийся, однако, вечевым собором и подотчетный ему. Наследственность высшей княжеской власти не была оформлена строго, хотя при выборах князя неизменно учитывалось благородство происхождения и подразумевалось старшинство одного рода над другими в делах управления. В итоге старинные византийские и арабские писатели находили в общественном жизнеустройстве славян больше народовластных признаков, чем монархических.

Родоначальник первой общепринятой для восточных славян княжеской династии – Рюрик – был избран на новгородском вече. Вечевой строй, по утверждениям историков, был повсеместным для восточнославянских племен, городов и местностей, хотя каждая область в разные исторические периоды вносила свои особенности в общий порядок. «Новгородцы бо изначала и Смоляне, и Кияне, и Полочане, и вся власти (волости – прим. авт.) яко же на думу, на веча сходятся,»5) – свидетельствует Лаврентьевская летопись.

Вечевые сходы, как система управления, просуществовали до середины XVI века и были отменены распоряжением первого русского царя Иоанна Васильевича Грозного, хотя и позже в его царствование случались в Москве сходы, подобные вечу. В пору Смуты в начале XVII века народное сопротивление в провинции и столице также зачастую инициировалось вечевыми сходами, созываемыми по старому образцу колокольным звоном. Так, именно сход на Нижегородской рыночной площади придал силу общенародного решения призыву старосты Козьмы Минина собирать ополчение против иноверных польских захватчиков.

История древней Русской Православной Церкви, в свою очередь, знала десятки поместных церковных соборов. Они-то и сформировали бесценный опыт принятия общих решений, необходимый для ее самостоятельного существования, еще в тот период, когда она формально находилась под юрисдикцией Константинополя. При этом на Руси церковные соборы с первых своих шагов принимали деятельное участие и в вопросах гражданских. Хрестоматиен и показателен пример с Владимиром Крестителем. Святой равноапостольный князь, проникшись христианским миролюбием и духом всепрощения, стал тяготиться княжеской обязанностью судить и наказывать преступников. «Греха боюсь» – отговаривался он от наседавших бояр. И только собор киевского духовенства смог убедить князя, что личное благочестие и добродетель всепрощения должны проявляться лишь по отношению к личным врагам, но, как христианский правитель, он обязан пресекать распространение зла, дабы оберегать мир и нравы подчиненного ему народа.

Еще на раннем  этапе древнерусской государственности соборные принципы были привлечены в гражданское самоуправление и соединены с опытом вечевого строя, решавшего не только единоразовые проблемы: вопросы войны, мира, междугородних договоров, выборов князя, – но имевшего и законодательные функции. Псковское вече, например, утверждая Судную грамоту, приняло ее «по благословению отцов своих попов всех пяти соборов и священников, и диаконов, и всего Божия священства, всем Псковом на вечи, в лето 6905». 6) О важных соборных прерогативах Новгородского народного схода говорит тот факт, что долгое время именно вече избирало в Нова-городе архиепископа на кафедру правящего архиерея.

 

Примири и соедини...

Земские соборы в XVI-XVII веках

 

Историки расходятся во мнении о том, когда был созван первый в России Земский Собор – в 1547-м, 48-м, 49-м или 1550-м году.* Впрочем, независимо от того, духовное и политическое значения этого нового явления как для России, так и для мировой истории столь велико, что детальные расхождения хронологов и скепсис историков-материалистов теряют всякий смысл.

Созыв первого Земского Собора стоит в одном ряду с таким судьбоносным для русской жизни событием, как провозглашение в феврале 1547 года бывшего Московского княжества – Русским Царством. В конечном итоге все эти деяния сыграли роль последовательных звеньев одной великой исторической цепи, промыслительно «приковавшей» русский народ к его главному, высшему предназначению – тяжелому и часто неблагодарному труду державного строительства, труду по охранению духовного, «небесного» содержания земного человеческого бытия. С точки зрения развития российской государственности Собор этот также является событием эпохальным, поскольку им отмечено начало созидания нового русского государственного механизма – ибо существование старого вечевого строя стало опасным бременем, грозящим распадом растущей державе.

В исторической литературе этот Собор называют иногда Примирительным. Молодой царь Иоанн Васильевич, созывая его, имел горячее желание прекратить сословные распри, терзавшие Русь, дабы положить в основание державного строительства межсословный договор о сотрудничестве, скрепленный взаимным покаянием и примирением. Специально для Собора, который происходил на Красной площади, было возведено каменное лобное место, которое и поныне свидетельствует об этом великом деянии. Именно отсюда Царь Иоанн Васильевич зачитал свое покаянное послание «к народу земли русской», содержащее призыв к духовному единству и сословному миру. Это, кстати, единственный документ Собора, который сохранился до наших дней.

Анализ событий, последовавших за Собором, дает основание полагать, что на нем также рассматривались многие задачи гражданского строительства. Некоторые исследователи считают, что именно на Соборе был принят новый Судебник – свод законов Русского царства. Вскоре за тем последовали реформы «первого периода» царствования Иоанна Васильевича, которые высоко оцениваются даже теми историками, которые весьма критически относятся к правлению Иоанна IV в целом. Вполне вероятно, что фундамент этих реформ также был заложен соборным действием.

Соборные корни имеет даже опричнина. Дело в том, что часть российской аристократии лишь лицемерно согласилась с призывом к примирению и сотрудничеству, надеясь на деле по-прежнему отстаивать в первую очередь свои узкосословные интересы. Такая позиция боярства грозила Руси гибелью в новых водоворотах вельможных междоусобиц. Однако, заручившись на Соборе всенародной поддержкой, Иоанн совершенно законно считал себя вправе проводить собственную государственную политику – неуклонно, жестко и даже жестоко подавляя ненасытную боярскую оппозицию.

Таким образом Царь Иоанн IV не просто отменил вечевые порядки в обновленной Руси, он сделал гораздо больше – предложил новую форму государственного управления с участием законно оформленного народного представительства, которое продолжало развиваться и совершенствоваться в последующие годы...

Необходимо указать также, что характерная особенность природы земских соборов заключается в их миротворчестве, в том, что они созываются чаще всего для пресечения нара-стающей политической смуты либо для принятия какого-либо экстраординарного решения, которое должно иметь кардинальные последствия для государственной жизни – чтобы избрать Царя или утвердить восшествие на престол законного наследника, принять свод законов, признать вхождение в Русское Царство новых земель и т.д. В силу этих (не текущих, а именно экстраординарных) задач, в пору бурного строительства Российской Империи почти все земские соборы не похожи друг на друга. Трудно говорить и об их строгой регламентации и форме.

Российские историки XIX-XX веков весьма подробно исследовали земские соборы в сравнении с различными народными представительствами Европы, законодательными или законосовещательными органами: парламентами, сеймами, рейхстагами. Неоформленность состава соборов, отсутствие внутреннего регламента, единого правила для ведения и даже созыва давали приверженцам западной педантичности повод к скептическим оценкам этого самобытного русского явления. Вместе с тем такой упрощенно-сравнительный подход мешал исследователям-позитивистам раскрыть целый ряд особенностей и достоинств отечественного учреждения.

При буквальном сравнении структуры земских соборов с европейскими законодательными и представительными учреждениями зачастую главным критерием оказывались их количественные характеристики. Действительно, если говорить об участии в земских соборах лиц формально выборных (особенно из низших сословий), то их число в процентном отношении было весьма невелико. Однако акцентируя на этом свое внимание, исследователи почему-то не придавали достаточного значения тому, что каждый соборянин обладал своего рода «правом вето», и собор не мог быть собором, а решение его законным, если хотя бы один из делегатов не был согласен с мнением других. Столь же внимательно соборы рассматривали не только несогласия, но и конструктивные предложения отдельных соборян. Характерно, что на избирательном (1613 года) Всероссийском Земском Соборе в пылу общих споров о кандидатах на Российский престол (среди которых фигурировали князья Трубецкой и Пожарский, представители боярских родов Голициных, Шуйских и другой древней российской знати) в конце концов Собор прислушался ко мнению двух неродовитых участников – казачьего атамана и галического дворянина. Они-то и предложили в цари юного боярина Михаила Романова.

Пристрастные критики механизмов русской соборности постоянно забывают о самобытной исключительности российской истории, о неповторимом пути становления русского государства, которому сплошь и рядом приходилось решать задачи, значительно отличавшиеся от тех, что стояли перед его западноевропейскими соседями. Будучи огромной евроазиатской державой, Россия, заключая в себе многоцветие различных национальных культур и одновременно являясь главной хранительницей святынь православной церковности, не могла позволить себе западного «плюрализма», грозившего ей ужасами неминуемого распада. Неприемлемы оказывались на российской почве и европейские политические механизмы, по сути являвшиеся лишь правовым оформлением процесса борьбы за власть среди элитарных сословно-политических группировок.

Напротив – всенародное мировоззренческое единство, необходимость прочного единения власти с народом, общенациональное сплочение в деле державного строительства стали для России первостепенными условиями ее выживания среди враждебных иноверческих соседей, в суровых условиях многочисленных внешних и внутренних угроз. Вот почему так строги соборные правила, требующие от народных представителей полного единодушия в важнейших, принципиальных вопросах общественной и государственной жизни, причем, единодушия искреннего, основанного на их глубинной мировоззренческой общности и духовном родстве, а не на силе и принуждении...

Сведения о втором Земском Соборе – 1566 года – сохранились более подробные. Он был созван для решения проблем войны с Польшей. Известна историкам и его структура, определившая классические очертания этого учреждения. Первую группу составил Священный Собор из 32 клириков. Сюда вошли три архиепископа: Пимен Новгородский и Псковский, Герман Казанский и Свияжский и Никандр Ростовский и Ярославский; шесть епископов – Суздальский, Смоленский, Рязанский, Коломенский, Сарский и Пермский; семь архимандритов, семь игуменов, митрополичий ризничий (Московский митрополит на соборе не присутствовал, так как, по словам Александровской летописи, «в то время митрополию оставил»). Вторую группу составляли: 16 бояр, три окольничих, три казначея, хранитель Государевой печати – печатник и шесть дьяков (всего 29 человек). В третьей группе было 97 дворян первой статьи. В четвертой 99 дворян и детей боярских второй статьи. В пятой три торопецких помещика. В шестой шесть луцких помещиков. В седьмой 33 дьяка и приказных. В восьмой 75 человек гостей, московских купцов и смолян (последних 32 человека). Всего по счету приняло в Земском Соборе участие 374 лица. Они специальной грамотой выразили свое мнение относительно хода войны с польским королем и заверили царя в полной поддержке его политики.

В царствование царя Иоанна IV было еще два обращения верховной власти к совету «всея земли»: в 1564 году (когда Грозный отъезжал в Александровскую слободу с намерением отречься от престола из-за боярских интриг) и в 1579 году (в связи с обстоятельствами Ливонской войны). Эти обращения вызвали именно соборную реакцию на них: в Москве под главенством церковного священноначалия и высшего чиновничества было собрано представительство от большинства сословий для решения неотложных государственных проблем. Примечательно, что оба раза собрания были созваны для обращения Царя к своему народу и оба раза Государь требуемую народную поддержку безоговорочно получил.

Следующий земский собор произошел в первой половине 1584 года и утвердил восшествие на престол сына Грозного царя – царевича Феодора Иоанновича.*

После смерти Феодора Иоанновича состоялся избирательный земский собор, выбравший на российский престол бывшего правителя России (выражаясь современным языком – премьер-министра) Бориса Годунова.

Он был созван святителем Иовом, Патриархом Московским и Всея Руси, 17 февраля 1598 года. Всех лиц, участвовавших в соборе, было 457 человек: 83 клирика, среди которых Патриарх Иов (он был председателем собора), 4 митрополита, 6 архиепископов, 3 епископа, 22 архимандрита, 24 игумена, 23 монастрыских старца. Служилое сословие участвовало в числе 338 человек: 17 бояр, 17 окольничих, печатник, 7 думных дьяков, 45 стольников, 27 дьяков по приказам, 92 дворянина, 57 жильцов, 34 выборных из городов, 5 стрелецких голов, 2 шатерных и 13 дворцовых ключников. К третьей категории принадлежали земские люди: 21 гость, староста гостиной сотни и 13 сотских от «черных сотен» – всего 36 человек.

По сложившейся традиции, у историков XIX-XX вв. принято критиковать этот – один из самых представительных в русской истории – Земский Собор, как устроенный и «отрежиссированный» сторонниками Бориса Годунова. Во многом причина такого чрезмерного критицизма заключается в следовании источникам, враждебным Борису, которые писались либо при Лжедмитрии, либо при царе Василии Шуйском, либо – в начале царствования Михаила Феодоровича (род бояр Романовых в свое время тоже пострадал от политики Годунова). Однако даже те историки, которые в глумливом тоне описывают это великое державное деяние патриарха Иова, в заключение обычно вынуждены признать, подобно Карамзину, что «первую половину царствования Бориса можно отнести к одному из лучших времен русской истории».

Безродный царь, но мудрый правитель, Борис, заручившись поддержкой всенародной присяги, развернул мощное державное строительство, благодаря которому в значительной степени и был создан тот резервный потенциал (равно материальный и духовный), который позволил России пережить последующие годы пагубной смуты и разрушительного нашествия иноверцев.*

 

Примечания

1. Михаил Зызыкин. Царская власть и Закон о престолонаследии в России. София, 1924, с.7-8.
2. Архиепископ Аверкий. Слова и речи. Нью-Йорк, 1976, т.4, с.209.
3. Архиепископ Аверкий. Руководство к изучению Священного Писания Нового Завета (Часть вторая. Апостол). Джорданвилл, 1987, с.81-85.
4. Стефан Лебек. Происхождение франков – V-IX века. М., 1993.
5. Летопись по Лаврентьевскому списку под 1176 годом. Издание 1872 г., с.358.
6. Владимирский-Буданов. Хрестоматия по истории русского права. т.I, с.128.

 

 

Часть первая

РУСЬ СОБОРНАЯ

 

АЗ БО ЕСМЬ ГОСПОДЬ БОГ ТВОЙ, УКРЕПИВЫЙ ТЯ

Обуздание смуты

Содержание главы
Есть путь, иже мнится человекам прав быти, последняя же его приходят во дно ада...
Торжество правды и ликование лжи
Сердце мое заблуждает, и беззаконие погружает мя...
Технология катастрофы
Разгорится, яко огнь, беззаконие...
Цареубийство
Открый ко Господу путь твой...
Выздоровление
Се Бог наш суд воздает...
Собор
Яко едиными усты вопияху...
Утвержденная грамота Великого Московского Собора

 

Есть путь, иже мнится человекам прав быти,

 последняя же его приходят во дно ада...

Торжество правды и ликование лжи

 

дной из непременных целей всякого церковно-государственного собора на Руси было уяснение меры согласия и единодушия в народе по тому или иному основополагающему вопросу русской жизни. Искусство государственного управления и духовного окормления паствы издревле (и не только в России) заключалось в умении объединить народ вокруг великих созидательных идеалов. Эта задача требует попечения, ибо исторический опыт свидетельствует, что одни и те же люди в разное время в разной ситуации могут являть меж собою мир и согласие, приобщаясь к Правде Божией, но могут стать и вместилищем смуты, раздоров и мятежей – участниками страшных преступлений против ближних и собственной души.

Разительный пример такой нравственной неустойчивости дает нам Священное Писание: «...Множество народа, пришедшего на праздник, услышав, что Иисус идет в Иерусалим, взяли пальмовые ветви, вышли навстречу Ему и восклицали: «Осанна! благословен грядущий во имя Господне, Царь Израилев!» (Ин.12:12,13). Но по прошествии всего нескольких дней те же люди, что приветствовали Иисуса Царем Израилевым, уже кричали римскому прокуратору Понтию Пилату: «Распни, распни Его!» (Лк. 23:21). Безумный вопль иудеев был столь силен, что Пилат, не веривший в виновность Иисуса, уступил напору толпы. Выражая свое отношение к происходящему, он «взял и умыл руки перед народом, и сказал: не виновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы. И, отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших» (Мф. 27:24,25).

Вот образец двух величайших крайностей: торжества умиротворенной Правды и ликования воинствующей лжи. И сколько раз наша отечественная история могла свидетельствовать о такой же прискорбной двойственности: всенародные подвиги возносили Русь на вершины святости, самопожертвования и самоотвержения, чередуясь с преступлениями, низвергавшими страну в пучину беззакония и самоубийственной смуты, которая нередко начиналась с бесчинного сборища и безумного крика.

Сейчас нам по смыслу, по значимости важнее отрицательные примеры. Нам необходимо ясно понять истоки и механизмы общественных смут, не раз уже потрясавших Россию. Только тогда мы научимся с ними правильно бороться.

В 1993-м году, не поделив привилегий и почестей, перессорились две «ветви» власти и едва не разделили подвластный им народ на открыто враждующие лагеря. Властители страны спровоцировали судорогу кровавого насилия, чуть не превратившуюся в первый сполох гражданской войны. За сим главных участников не постеснялись наградить высшими государственными наградами.

Святая Церковь, устами Патриарха и Синода, умоляла зачинщиков  с обеих сторон остановить согласием это безумие. Кровь тем не менее пролилась (теперь саму же Церковь пытаются винить в этом). И что?! Кризис углубился, проблемы многократно возросли, а разрешения им пока не предвидится. Результат утоления кровавой жажды – не прояснение, а тьма, сродни египетской. Все смешалось, и даже ясные прежде понятия утеряли изначальный смысл. Недавние русофобы заявили себя на словах крайними патриотами. Газеты и телевидение, сея хаос и смуту, вновь вещают о заговорах и государственных переворотах, митингах и демонстрациях, политических и социальных распрях.

Увы, увы! Как похоже это все, с точки зрения духовной, нравственно-религиозной, на события начала XX века, ставшие кровавым прологом к многодесятилетней трагедии русского народа! Похоже вплоть до мелочей, когда генерал Корнилов от имени Временного правительства награждал Георгиевским крестом убийцу своего командира, а думский депутат священник Петров благословлял предателей из числа воинов-«волынцев»...

В начале века (как, впрочем, и сегодня) смуту еще можно было пресечь объединительным соборным действием. Так, церковный поместный собор 1917 года, несмотря на все свои недостатки и огрехи, заложил столь прочную основу православного единства, что его не смогли разрушить даже последовавшие десятилетия жесточайшей богоборческой тирании. Русское гражданское общество, на свою беду, не вняло благотворному церковному примеру. В результате на многие годы вперед насилие и ложь стали едва ли не единственными способами поддержания государственной целостности СССР! Ужели мы сегодня вновь повторим эту роковую ошибку?!

 

Сердце мое заблуждает, и беззаконие погружает мя...

Технология катастрофы

 

Мы часто употребляем слово «смута» применительно к отечественной истории и современному состоянию России, русского народа. И действительно, множество исторических сравнений, подобий и совпадений просто бросаются в глаза. Иными словами, то явление общественной и государственной жизни, то состояние народного духа, которое мы привыкли называть словом «смута», обладает некоей устойчивой совокупностью признаков и характерных черт, которые позволяют безошибочно отличать его на фоне текущих событий в самые разные эпохи, при весьма различных внешних и внутренних условиях.

Итак, что же это такое – смута?

Словари по большей части толкуют значение сего слова весьма неудовлетворительно и поверхностно – как «мятеж», «народные волнения» или нечто подобное. Все это, безусловно, может иметь место (и часто случается) в ходе смуты, но никак не определяет ее глубинных механизмов и фундаментальных основ, являясь лишь внешним следствием, видимым проявлением внутренней сущности, духовного содержания событий. Каково же оно?

Народы, как и отдельные люди, обладают своей индивидуальной исторической судьбой. Судьбы эти вершатся всемогущим Промыслом Божиим в соответствии с недомыслимой премудростью Его, не попирая, тем не менее, свободной воли отдельных человеков и соборного волеизъявления целых племен. При этом русской народности Господь определил служение одновременно великое и страшное, высокое и тяжелое. Сие служение «народа-богоносца», народа-защитника святынь есть одновременно наш тяжкий крест и залог небесной славы для тех, кто устоит в Законе Божием, невзирая на искушения и соблазны.

Доколе русский народ сознает свое промыслительное служение, доколе он свободно и добровольно несет его, претерпевая встречающиеся на пути скорби – все бури, кипящие вокруг, все невзгоды, обрушивающиеся на страну, в конечном итоге лишь содействуют духовному развитию русской жизни и государственному величию державы. Но если россиянин, соблазнившись богатством или внешним могуществом, а может, измалодушествовавшись под грузом великой ответственности, требующей суровой трезвенности и здорового аскетизма, порывается сойти с креста, определенного ему Всеблагим Господом, свергнуть с себя «иго и бремя» промыслительного служения – благодать Божия отступает от Руси, предавая ее на время во власть пагубного произволения и буйства страстей. Это и есть русская смута.

Проще сказать, смута означает утерю народом, обществом, государством согласного понимания высшего смысла своего существования.

Не случайно обе величайшие русские смуты (начала XVII и начала XX веков) связаны с цареубийством. В первом случае обезумевшая толпа, обманутая самозванцем, вломилась в Кремль, предав законного государя, сына Бориса Годунова Феодора Борисовича с матерью в руки бессовестных убийц, во втором – у Императора Николая II насилием и ложью было вырвано отречение от престола, в результате которого полтора года спустя вся Августейшая Семья пала жертвой убийц-изуверов...

История Православной Руси в ее высшем, духовном проявлении служит как бы органическим продолжением Священной Истории Нового Завета. Фигура Помазанника Божия, Русского Православного Царя есть с этой точки зрения видимый символ признания русским обществом своего промыслительного предназначения, живая печать Завета, олицетворение главенства в русской жизни Заповедей Божиих над законами человеческими. Отсюда, кстати, и самодержавный характер царской власти – не земной, но небесной, по слову Писания: «Сердце царя – в руце Господа... Куда захочет, Он направляет его» (Притчи 21:1).

Собственно, цареубийство в духовном понимании есть бунт против Бога, вызов Его Промыслу, богоборческий порыв сатанинских, темных сил. Грозен глагол Божий, предостерегающий дерзких и неразумных: «Не прикасайтесь к помазанным Моим» (Пс. 104:15). Вольно или невольно, сознательно или несознательно весь народ соучаствует в цареубийстве хотя бы тем, что попускает его, не стремясь загладить страшный грех богоотвержения покаянием и исправлением. И лишь затем, ввергнутый в пучину нестроений и мятежей, в страданиях и скорбях сознает, наконец, свою ошибку. В начале XVII столетия на это потребовалось восемь лет. В XX веке – на исходе уже восьмое десятилетие смуты...

Духовная, религиозная основа этого явления, определяя сущность, тем не менее, не исчерпывает внешних форм его проявления. Сей недуг, поражающий соборную душу народа, подобен некоторым тяжким хворям, терзающим человеческое тело во множестве разнообразных болезненных обличий. Он многогранен и многолик.

С точки зрения психологической – смута есть прискорбное помрачение русского самосознания, своего рода «социальная шизофрения», расслаивающая единую историческую личность народа, раскалывающая его единое мировоззрение множеством хаотических, страстных увлечений – несостоятельных, ложных и пагубных. С точки зрения культурной – это судорожный обрыв преемственной многовековой традиции, питающей народную жизнь бесценными соками совокупного опыта многих поколений; разрушение целостности эстетического, художественного восприятия мира, болезненный исход в беспочвенный и бездушный модернизм, паразитирующий на дурных энергиях индивидуалистического извращенчества. С точки зрения национальной – смута представляется потерей естественного иммунитета против разрушительных, всесмесительных космополитических воздействий извне и внутренних болезнетворных тенденций распада. С точки зрения государственной – утерей державной крепости и независимости от внешних корыстных влияний иных стран.

Сведя все воедино, можно сказать, что внешними признаками смуты являются следующие ее черты:

1. Отсутствие в обществе единого здравого мировоззрения, всенародного согласия по важнейшим, принципиальным вопросам человеческого бытия и жизни страны.

2. Отсутствие законной власти, происхождение которой не было бы омрачено ни братоубийственной кровью, ни коварной узурпацией, ни ложным, искусственным правопреемством.

3. Отсутствие необходимого духовного содержания государственной формы, являющееся прямым следствием нарушения «симфонии властей» – светской и духовной.

4. Отсутствие действенных механизмов согласования естественных интересов различных социальных групп: сословных, политических, профессиональных.

5. Отсутствие здравого инстинкта самосохранения народа и государства, порождающее возможности для внешнего, постороннего вмешательства во внутреннюю жизнь страны.

6. Отсутствие прочного государственного единства и территориальной целостности державы, раздираемой внутренними противоречиями, недееспособностью центральной власти и агрессивными вожделениями соседей.

Это, разумеется, лишь самые общие, наиболее явные, бросающиеся в глаза характеристики смуты. Ширясь и разрастаясь, она проникает в народную толщу все глубже и глубже, разделяя общество новыми конфликтами: имущественными, идеологическими, национальными, сословными... Каков же выход?

Чтобы понять это, надо вернуться к рассмотрению первоосновы нашей печальной болезни. Здравый смысл подсказывает, что неразумно тратить силы и средства на врачевания следствий недуга, его поверхностных проявлений, оставляя главные причины нетронутыми и сильнейшие язвы – неисцеленными.

Это значит, что следует, прежде всего, безоговорочно признать источник смут – оскудение на Руси врачующей и животворной благодати Божией, оскорбленной нашей гордостью, своеволием и богоотступничеством. Признав сие, надо позаботиться о соответствующих лекарствах. Со стороны внутренней, духовной, религиозно-нравственной это, прежде всего, покаяние в согрешениях и перемена жизни. Со стороны внешней, общественно-государственной – незамедлительно принятые меры для восстановления соборной общности народа и державной целостности страны. Тогда – верен Бог! – имеем крепкую надежду, что со временем, преодолев все великие сложности, нестроения и несогласия, мы вернем Святой Руси покой и мир осмысленного, одухотворенного, безмятежного жития.

Иного пути нет!

Смута начала XVII века дает нам хрестоматийный пример того, как народные нестроения и мятежи, омраченные цареубийством, едва не ввергли страну в окончательное и полное разорение, поставив ее на грань гибели и иноземного порабощения. Затем осознанное соборное покаяние в совокупности с соборным же действом по воссозданию державных устоев России – возродили ее буквально из пепла, на три столетия придав государству крепость и величие, о которых, казалось, обессиленная Русь не могла и мечтать. Возникающие при рассмотрении тех давних событий многочисленные исторические и духовные, нравственно-религиозные параллели могут многое прояснить нам в нынешних проблемах страны...

 

Разгорится, яко огнь, беззаконие...

Цареубийство

 

Святая Псалтирь начинается словами: «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании развратителей, но в законе Господа воля его, и о законе Его размышляет он день и ночь!» (Пс. 1:1,2). Но как отличить самочинное беззаконное сборище, бесплодное, несмотря на внешнюю представительность, от благословенного Богом собрания? Вопрос существенный, жизненно важный. Некогда он разрешался в России на протяжении восьми лет – от  смерти царя Бориса Годунова в апреле 1605 года по февраль 1613 года, когда был соборно избран родоначальник новой династии – царь Михаил Феодорович. Трагический опыт первой русской смуты не прошел для России даром, многому научив того, кто хотел учиться. Печально сознавать, что за истекшее время мы, похоже, окончательно отказались от него, предпочитая в своей нынешней болезни проверенным отечественным средствам новомодные заморские лекарства...

В середине 1591 года Русь потрясло страшное известие. В Угличе при загадочных обстоятельствах был убит младший брат царя Феодора Иоанновича царевич Димитрий: заколыхалась земля угрозой жестоких народных волнений. Был пущен слух, что в убийстве повинен глава тогдашнего российского правительства боярин Борис Годунов. Чтобы отвести обвинения в предвзятости, Годунов поручил разбор этого дела своему личному недоброжелателю и политическому противнику князю Василию Шуйскому.

Несмотря на очевидные признаки насильственной смерти царевича, следствие нашло тогда необходимым объявить, что юный Димитрий убился сам, напоровшись горлом на клинок при игре в «ножички». Это было ложью, с которой, однако, согласились все – как сторонники Годунова, так и его противники: скрыть ужасную правду ради спокойствия Державы казалось тогда наилучшим выходом из создавшегося положения. Сам Борис, предусмотрительный и осторожный, в силу очевидных политических выгод предпочел кратчайший путь восстановления государственного спокойствия, не подозревая, что впоследствии никакими силами не сможет уже пресечь дальних результатов злодеяния и опрометчивой «лжи во спасение».

Законно и единогласно избранный на Всероссийском соборе 1598 года Русским Царем, Годунов сумел значительно укрепить и усилить русское государство, реализовав почти все внутри- и внешнеполитические  начинания Иоанна Грозного. Явным образом смута стала назревать лишь к концу жизни царя Бориса, а внезапная кончина монарха 13 апреля 1605 года повлекла за собой стремительный распад властного единства страны, до этого прочно удерживаемого непреклонной волей опытного властителя.

Законный наследник отчего престола, сын Годунова царевич Феодор Борисович, от природы наделенный обширным умом и поистине царским миролюбием, мог бы одарить Россию справедливостью и процветанием, если бы русский народ и его вожди в лице князей да бояр со смирением приняли этот Божий дар. Но прискорбное неразумие одних, алчность и властолюбие других, робость и малодушие третьих толкнули общество на путь гибельного своеволия, бесчиния и потакания своим разрушительным страстям.

1 июня 1605 года агенты Лжедмитрия и враги Годунова бояре Наум Плещеев и Гаврила Пушкин организовали шумный сход в Красном селе и повели оттуда возбужденную толпу на Красную площадь. Туда же собрались и охочие до возмущения москвичи. Это бесчинное вече и стало началом страшной разрушительной смуты.

Толпа потребовала на Лобное место князя Василия Ивановича Шуйского, «чтобы он сказал по правде, точно ли похоронен царевич в Угличе». Шуйский будто бы громко объявил: «Борис послал убить Димитрия царевича; но царевича спасли: вместо него погребен попов сын».

«Обезумевшая чернь с неистовым криком: «Долой Годуновых! Всех их истребить... Буди здрав, Димитрий Иванович!» – ринулась в Кремль, где стрельцы, стоявшие на страже, пропустили ее в царские покои, – пишет историк. – Царь Феодор поспешил в Грановитую палату и сел на престол: царица Мария Григорьевна и царевна Ксения стояли рядом с ним, держа в руках образа. Народ ворвался в палату и стащил несчастного Феодора с его трона; вместе с матерью и сестрой, на водовозных клячах, он был отправлен в прежний дом Бориса и заключен под стражу. Все родственники Годуновы были также перевязаны, а затем толпа приступила к неистовому грабежу». 1)

Лжедмитрий был торжественно приглашен в Москву. Самозванец, однако, все еще страшился законного царя. Прежде всего повелел он «лучшим» людям покончить с Феодором Годуновым и только после этого согласился прибыть в столицу. Именно цареубийство, совершенное 10 июня, ликвидировало последнее препятствие для безудержного распространения смуты.

С семьей Бориса покончили два отъявленных негодяя: Михаил Молчанов и Шерефединов: для верности они взяли с собой трех дюжих стрельцов и в сопровождении князей Василия Васильевича Голицина и Рубца-Мосальского, лично пожелавших присутствовать при этой расправе, отправились в старый дом Бориса, где содержались арестованные. «Царица Мария Григорьевна была скоро задушена, но царь Феодор защищался отчаянно и был убит самым ужасным образом... Народу было объявлено, что Феодор и его мать от испуга сами приняли яду». 2)

После этого остановить грядущий разор стало уже не под силу никому. Кипение страстей усиливалось буквально с каждым днем. Вскоре после прибытия Лжедмитрия I в Москву тот же князь Василий Шуйский стал открыто заявлять, что только что венчанный в Успенском соборе «царь» является самозванцем, а подлинный царевич Димитрий был все ж таки убит в Угличе.

Пытаясь хоть  как-то стабилизировать ситуацию, Лжедмитрий решил прибегнуть к соборным средствам обуздания смуты. Он созвал некое подобие довольно представительного земского собора для суда над Шуйским и его сторонниками. Этот мнимый собор приговорил князя к смертной казни, а его единомышленников – к дальней ссылке. Не желая обострять ситуацию, самозванец помиловал Шуйского прямо на плахе, заменив ему казнь высылкой из Москвы.

Казалось, все необходимые внешние атрибуты законности были соблюдены, а милосердие новоявленного властителя России должно было лишь закрепить его политические успехи. И все же прошло только несколько месяцев, как Лже-дмитрий пал жертвой очередного боярского заговора и слепой ненависти толпы. Бог поругаем не бывает, и беззаконие, прикрытое для видимости личиной соборного одобрения, дало свои естественные мятежные плоды.*

После свержения и убийства узурпатора в народной массе очевидным было желание созвать настоящий избирательный собор, подобный собору 1598 года. Однако боярская верхушка, опасаясь неблагоприятных для себя соборных решений, ослепленная близостью вожделенной бесконтрольной власти, решительно воспротивилась этому естественному желанию. 19 мая 1606 года на Красной площади были наспех собраны лишь те, кто был заведомо готов поддержать «боярского царя» Василия Шуйского, крестным целованием подтвердившего свою зависимость от боряской думы. Так в жертву властолюбию и алчности была принесена целостность Державы, ибо города и окраины, представители которых не принимали участия в «выборах» Шуйского, отказались признать законность его власти.*

Смута тем временем росла и ширилась, захватывая все новые земли, вовлекая в свой кипящий водоворот все новые сословия. Шуйский попытался остановить ее новым собором, на котором был прославлен угличский страдалец Димитрий, а народ каялся в грехах строптивости, ослепления и вероломства. «Но еще недовольно смирился перед Богом царь Василий, – пишет церковный историк М.В.Толстой, – чтобы погасить гнев Божий на Россию за нечистоты сердечные, за клятвопреступления и цареубийство. Повсюду начались волнения, сначала потому только, что Василий избран одною Москвою; далее стали говорить, что нельзя нарушать клятву Димитрию (разумея Лжедмитрия I – прим. автора) и что Димитрий спасся из Москвы во время восстания народного. Появились новые самозванцы.» 3)

В 1610 году очередной наспех созванный собор (представляющий, опять же, столичную знать) низложил царя Василия и теперь уже открыто передал власть боярской думе. И вновь глас церковного обличения, поданный патриархом Гермогеном, не был услышан. «С жаром и твердостью, – говорит М.В.Толстой, – Патриарх изъяснял народу, что нет спасения там, где нет благословения свыше; что измена царю есть злодейство, всегда казнимое Богом, и не избавит, а еще глубже погрузит Россию в бездну ужасов... Василий был сведен с престола и невольно пострижен.

Никто не противился насилию нечестивому, кроме святителя: Патриарх торжественно молился за Василия в храмах, как за Помазанника Божиего, царя России, хотя и в темнице; торжественно проклинал бунт и не признавал Василия иноком. Но вопли страстей заглушили голос правды: дума боярская решилась предложить престол Владиславу, сыну польского короля Сигизмунда, хотя Патриарх убеждал не жертвовать Церковью для земных выгод и советовал возложить венец на юного Михаила Романова (сына Филарета). Так богомудрый святитель предвозвестил отечеству волю небес, хотя далеко еще было до избавления! Впрочем, святейший Гермоген успел настоять на том условии, что Владислав до вступления на престол обязан принять Православие, прекратив связи с папою, и поставить законом смертную казнь каждому, кто отступит от Православия.

Между тем престол царский все еще оставался праздным. Наступили времена ужаса, безначалия, буйства народного. Дума боярская, присвоив себе верховную власть, не могла утвердить ее в слабых руках своих, ни утишить народной тревоги, ни обуздать мятежной черни. Новый самозванец грозил Москве нападением; польские войска к ней приближались, народ вольничал, холопы не слушались господ, и многие люди чиновные, страшась быть жертвою безначалия и бунта, уходили из столицы, даже в стан к Лжедмитрию II, единственно для безопасности личной. Казалось, что русские люди уже не имели ни отечества, ни души, ни веры; что государство, зараженное нравственною язвою русских изменников, издыхало в страшных судорогах. По словам очевидца, добродетельного келаря Сергиевой Лавры Авраамия Палицына, «Россию терзали свои более, нежели иноплеменные: путеводителями, наставниками и хранителями ляхов были наши изменники, первые и последние в кровавых сечах: ляхи, с оружием в руках, только смотрели и смеялись безумному междоусобию. В лесах, в болотах непроходимых россияне готовили или указывали им путь, и числом превосходным берегли их в опасностях, умирая за тех, которые обходились с ними, как с рабами. Вся добыча принадлежала ляхам: они избирали себе лучших из пленников, красных юношей и девиц, или отдавали на выкуп ближним и снова отнимали, к забаве русских изменников... Сердце трепещет от воспоминания злодейств: там, где стыла теплая кровь, где лежали трупы убиенных, там гнусное любострастие искало одра для своих мерзостных наслаждений... Были женщины, прельщаемые иноплеменниками и развратом; но другие смертию избавляли себя от зверского насилия... Сердца окаменели, умы омрачились: вблизи свирепствовало злодейство, а мы думали, оно минует нас, или искали в нем личных для себя выгод. В общем кружении голов все хотели быть выше своего звания: рабы хотели быть господами, чернь – дворянством, дворяне – вельможами. Не только простые простых, но и знатные знатных и разумные разумных обольщали изменою, в домах и в самих битвах; говорили: «Мы блаженствуем, идите к нам от скорби к утехам!..» Гибли Отечество и Церковь; храмы истинного Бога разорялись, подобно капищам Владимирова времени; скот и псы жили в алтарях; воздухами и пеленами украшались кони; злодеи пили из святых потиров, на иконах играли в кости; в ризах иерейских плясали блудницы. Иноков, священников палили огнем, допытываясь сокровищ; отшельников, схимников заставляли петь срамные песни, а безмолвствующих убивали... Люди уступили свои жилища зверям; медведи и волки, оставив леса, витали в пустых городах и весях; враны плотоядные сидели станицами на телах человеческих; малые птицы гнездились в черепах. Могилы, как горы, везде возвышались. Граждане и земледельцы жили в дебрях, в лесах и пещерах неведомых, или в болотах, только ночью выходя из них обсушиться. И леса не спасали: люди, уже покинув звероловство, ходили туда с чуткими псами на ловлю людей; матери, укрываясь в густоте древесной, страшились вопля своих младенцев, зажимали им рот и душили до смерти. Не светом луны, а пожарами озарялись ночи; ибо грабители жгли, чего не могли взять с собою – дома и скирды хлеба, да будет Россия пустынею необитаемою...» 3а)

С соответствующей поправкой на время и нравы, разве не напоминает нам это описание того, что происходило в нашем многострадальном отечестве в ходе революции и гражданской войны, происходит в последние годы? Сменились лишь имена – суть событий осталась прежней: новые ляхи терзают Русь, новые изменники русского дела богатеют и пухнут на народной беде, новые беженцы бредут по дорогам разоренной страны...

 

Открый ко Господу путь твой...

Выздоровление

 

Пламенный призыв патриарха Гермогена, поплатившегося за свою несгибаемую стойкость польским застенком и медленной голодной смертью, все же сумел разбудить в русском народе здравый смысл и сознание содеянного. Медленно, но верно начала проявлять себя соборная энергия воссоединения, обретая в провинциях особый размах.

Вообще, во все продолжение междуцарствия, наибольшая активность, направленная на освобождение России от иноземцев, отмечается именно «на местах». Земщина волнуется, города и области сносятся друг с другом грамотами, поощряя сражаться за Веру и Отечество, просят взаимной помощи, денег, ратных людей. Более того, время от времени собираются местные соборы, «на которых граждане совещаются между собой, что предпринять, чтобы избавиться от неприятеля.» 4) При этом, если московские собрания, возводившие на престол Василия Шуйского и затем низвергавшие его, призывавшие на царство королевича Владислава, приобретали подобие легитимности в основном благодаря участию бояр и некоторой части епископата Русской Церкви, то последовавшие во время нарождения освободительного движения местные земские соборы в Подмосковье, Рязани, Новгороде, Перми, Казани – как правило, отличались широким всесословным представительством. Чиновники и военные, крестьяне и торговцы, ремесленники и священники повсеместно вставали на защиту родной земли.

Эти стихийные сходы стали подлинной школой соборности. В мучительном поиске спасительного единства, в условиях кровавой междоусобицы и нравственного кризиса общества они торили дорогу тому мощному движению, которое, в конце концов, изгнало иноверцев и восстановило нормальную жизнь в стране. Именно благодаря работе таких народных представительств было организовано ополчение, сумевшее освободить Москву от поляков. И – такова мера народного понимания велений времени и политических требований момента – как только цель эта была достигнута, местные соборы прекратили свое существование. После окончания смуты историки больше не встречают такой формы народной самоорганизации. 5)

Вообще, надо сказать, что в годы лихолетья одновременно явили себя и лучшие, и самые низменные свойства человеческой натуры, национальные качества как русских, так и инородцев, принявших активное участие в русском разорении. Наибольшего напряжения междоусобная брань достигла уже в ту пору, когда наглядным образом проявило себя народное стремление одолеть губительную гражданскую войну. Убийство предводителя рязанского ополчения Прокопия Ляпунова, который одинаково может рассматриваться и как национальный герой, и как один из главных смутьянов, обрушило надежды россиян на чисто механическое – «политическое» или «дипломатическое» – разрешение междоусобицы: всем стало ясно, что смуту можно будет победить только на путях духовного объединения.

Но мощные корыстные интересы амбициозных лидеров враждующих сторон, казалось, стали неодолимым препятствием на пути всенародного примирения. И все же общая усталость от царящего беззакония в конце концов породила и общий интерес любыми путями навести в стране порядок. Даже преступная, антинародная политика московской боярской думы, желавшей посадить на престол польского королевича Владислава, в итоге ставила своей целью умиротворение государства, пусть и ценой предательства национальных интересов России.

Помимо прочих бед, польско-литовский фактор во внешнеполитической картине русской смуты был осложнен вмешательством конкурирующей шведской стороны. На севере Руси, преимущественно в Новгороде, сформировалась партия, прочащая на московский престол шведского принца Филиппа. Враждующие между собой казаки, несмотря на различие кандидатур «в цари», традиционно желали природного русского государя, будь то «воренок» (сын Лжедмитрия II и Марины Мнишек) или мнимые дети царя Феодора Иоанновича. В толще национального самосознания исподволь стало складываться представление, что прекращение смуты напрямую связано с решением вопроса о действительно законной власти в России, которая, к тому же, в той или иной степени устроит всех в практической области.

К лету 1612 года в патриотических, но враждующих между собою лагерях казаков и различных ополчений утвердилось общее убеждение, что в первую очередь необходимо освободить Кремль от поляков и затем созвать Всероссийский Собор, который стал бы общепризнанным выразителем воли «всея земли».

Наиболее дальновидные политики, имевшие опыт державной деятельности (как правило, это были представители института воеводского управления на местах) стали изыскивать временное компромиссное решение о кандидате в цари. Ярославский собор в июне 1612 года таким «условным» кандидатом назвал королевича Карла Филиппа: необходимо было исключить реальную вероятность шведской интервенции вглубь страны и привлечь к освобождению Москвы силы Новгорода Великого, который тогда был фактически оккупирован отрядами шведского полководца Якова Делагарди. Именно на почве этого компромисса удалось сформировать второе земское ополчение, во главе которого и стал князь Дмитрий Пожарский. Однако воевода Пожарский ясно сознавал, что их «условная» кандидатура никогда не устроит ни значительную казацкую массу, ни национально мыслящие сословия центральной Руси. Поэтому он всегда подчеркивал, что окончательное решение вопроса о царе принадлежит Всероссийскому Земскому Собору.

С освобождением Москвы от польско-литовских захватчиков вопрос о соборе стал главным. На московских собраниях в ноябре-декабре 1612 года (которые некоторые авторитетные историки считают даже отдельным собором) было решено не предпринимать никаких действий по формированию нового правительства, признать власть Совета Всея Земли как временную центральную и разослать грамоты во все города России, чтобы оттуда были присланы в Москву по 10 человек выборных для полноценного Всероссийского Земского Собора.

Казаки, а их, по некоторым сведениям, собралось в Москве до двадцати тысяч,6) создавали в столице довольно напряженную обстановку. Если бы не мудрое решение о созыве Всероссийского Собора, на котором особенно настаивал князь Дмитрий Пожарский, – смута могла бы выйти на новый виток. Слава победителей и освободителей Москвы от иноземцев как бы предоставляла вождям ополчения «право» решить вопрос о государе тут же, ни с кем не советуясь. Однако на этот раз наши предки проявили завидную осмотрительность и не позволили себе обратить блистательную военную победу в сокрушительное моральное поражение.

Выздоровление Руси началось. Осознание бессмысленности и пагубности своеволия, ввергнувшего страну в многолетний хаос, становилось всеобщим. Стремление вернуться к богоугодным порядкам общественного и государственного бытия будило совесть, которая неумолимо требовала раскаяния и исправления.

 

Се Бог наш суд воздает...

Собор

 

К концу 1612 – началу 1613 года в Москву съехались соборяне. Это были представители российских областей и городов от северного Подвинья до Оскола и Рыльска и от Осташкова до Казани и Вятки. Нижний Новгород, стяжавший славу счастливого зачинщика земского ополчения, по праву выставил значительно более десяти соборян.* Священный собор возглавили три маститых архиерея: митрополит Ефрем Казанский, митрополит Кирилл Ростовский и митрополит Иона Сарский. Святое дело требовало сугубой подготовки: рабочим заседаниям собора предшествовали три дня строгого поста и молитвы по всей России. Ради полноты и строгости покаяния пост был наложен даже на грудных младенцев и домашнюю скотину. Поэтому, по словам современников, благоговейная духовная внутренняя тишина сопровождалась одновременно горьким детским плачем и стенаниями животных, как бы подчеркивавшими всеобщность раскаяния.

Многие заседания собора проводились прямо в Кремлевском храме Успения Божией Матери – главном храме России. Однако, несмотря на столь ревностный зачин, первые заседания собора были омрачены жесточайшими спорами. Напряжение этих прений было таково, что некоторые светские историки, изучавшие потом собор, становились в тупик, сомневаясь в его результативности: столь разительно непримиримость начальных заседаний отличалась от заключительной радости (когда не только соборяне, но и весь московский люд как бы «единым духом, едиными устами» с ликованием принял решение о восстановлении законной власти на Руси).

Да, единодушие обреталось постепенно. Это – весьма важное свойство соборного процесса и признак принятия действительно здравого решения. Сие свойство соборов восходит к общим правилам аскетической практики, к православному учению о молитве и духовном мире. Оно гласит, что всякий, вставший на молитву, усилием воли должен подавить в себе суету посторонних мыслей и буйство непокорных чувств, дабы целиком сосредоточиться на святом деле богообщения. Как непросто добиться при этом потребной внутренней тишины, знает каждый христианин. Начало всякой молитвы бывает замутнено как бы внутренними прениями, мысленным столпотворением и сердечной немотой.

Московский собор, разрешая вопросы, казалось бы, практической политики, на самом деле был поиском русскими людьми общего чаяния, которое они и должны были молитвенно вознести Богу, чтобы Отец Небесный принял их покаяние и даровал просимое: мир и порядок истерзанной земле. «Да приидет Царствие Твое, яко на Небеси и на земли». Невозможное человекам возможно Богу. И действительно, обретение единства на соборе 1613 года стало настоящим чудом...

По сути дела первая часть собора была своеобразным зеркалом всей смуты, наглядной иллюстрацией соборянам – какое разделение они должны преодолеть.

Поначалу некоторые вожди земщины и боярства пытались предлагать в претенденты шведского принца Карла Филиппа и даже принца Владислава из явно враждебного стана. Однако многочисленное казачество, представители дворянства, тягловых сословий и духовенства не желали видеть на престоле иноземца. Главную опасность усматривали в том, что чужак, тесно связанный с соседским королевским двором, оглядываясь на своих католических и лютеранствующих сродников, не будет столь ревностным защитником Православия, каким должен быть и какими были все природные русские государи.

Как отмечали современники-иностранцы, бояре и хотели бы пропагандировать своего кандидата, но боялись казачьего гнева и потому рассуждали об идее иностранного государя отвлеченно, «безымянно», оправдывая ее тем, что новый царь из русских князей или родовитых бояр непременно даст преимущество своей многочисленной родне, утесняя при этом другие знатные роды. Такой аргумент, однако, не мог быть весомым для ответственных представителей других сословий. Вскоре это поняла и присутствующая на соборе знать. Поэтому бояре согласились на «русского кандидата», но новым условием ставили, чтобы избранник имел как можно меньше родни.

Таким образом, собор приобрел основание для первоначального единства: все соборяне согласились с тем условием, что государь обязательно должен быть русским, точнее – из православных россиян, поскольку после этого решения среди кандидатур рассматривались кавказские родственники Иоанна Грозного Темрюковичи и обращенные в Православие татарские царевичи из Касимова.

Наиболее реальными кандидатами в этой ситуации были князья Голицыны, Трубецкие, Шуйские и Дмитрий Пожарский, но у каждого из них были сильные противники. Показательно, что предложенная в самом начале собора казаками кандидатура юного боярина Михаила Феодоровича Романова осталась почти без внимания. И только к 7 февраля соборяне стали понимать, что царем должен быть такой человек, который устроит не простое большинство, а всех. Именно этому качеству наиболее соответствовала фигура юного Романова. Большая часть его сродников умерла вследствие гонений, которые были предприняты против этого рода в царствование Бориса Годунова. Самым главным качеством, приближающим Михаила Феодоровича к царскому престолу, стало его родство с последним царем из рода Рюриков – он был племянником царя Феодора Иоанновича. Некоторые источники свидетельствуют, что тогда же – 7 февраля 1613 года – на соборе была признана кандидатура Михаила Феодоровича как предварительная. Однако к тому времени в Москву не прибыли еще все выборные, и потому было решено вопрос об «обрании» царя отложить на две недели и послать в города грамоты с требованием прислать выборных, а также тайно послать людей, чтобы выведать в народе мнения относительно возможного избрания в цари Михаила Феодоровича Романова.

Впрочем, до наступления назначенного дня вряд ли кто мог предвидеть, что собор сумеет достичь приемлемого единогласия. И современники, и потомки рассматривали происшедшее 21 февраля как чудо. Мнение о том, что царем должен быть боярин Михаил Феодорович первым высказал некий дворянин из Галича. Поначалу раздались спорные выклики: дескать, кто он такой, – но следом с решимостью выступил донской атаман. Самим видом своим он показал, что казаки устали от бесконечных прений, навязываемых своекорыстными группировками боярства, и заявил, что считает природным государем племянника последнего царя из рода Калиты.

Решено было провести тайное голосование. Все соборяне подали записки, и при рассмотрении их вдруг выяснилось, что все до единого поддерживают кандидатуру Романова. Делегация соборян направилась на Красную площадь к Лобному месту сообщить радостное известие народу. Не успела она объявить результаты избрания, как раздались здравицы новому царю.

 

Яко едиными усты вопияху...

Утвержденная грамота Великого Московского Собора

 

Ни молитвы праведников, ни подвиги терпения скорбей сами по себе недостаточны для того, чтобы обуздать злокозненных бесов смуты, зловещих демонов междоусобия и раздора. Необходимо осознанное покаяние, закрепленное соборным действием, направленным на устранение причин, породивших хаос. О том, сколь глубоким и полным было такое осознание у русских людей, переживших трагедию междуцарствия начала XVII века, говорит сам текст итогового документа Великого Московского Собора 1613 года – утвержденной единодушно Грамоты, скрепленной «своеручными подписями» всех делегатов.

«Послал Господь Бог Свой Святый Дух в сердца всех православных христиан, – провозглашает текст этого документа в первых же его строках, – яко едиными усты вопияху, что быти на Владимирском и Московском и на всех государствах Российского Царства государем, Царем и Великим Князем Всея Руси Самодержцем великому государю Михаилу Феодоровичу». На память невольно приходят установления апостольского собора в Иерусалиме, скрепленные словами: «Изволися Духу Святому и нам...»

Это совпадение далеко не случайно. В обоих случаях источником всякого благотворного решения и законного постановления признается и торжественно провозглашается воля Божия, всеблагая и всесовершенная. В основание Державы, в фундамент государственной политики и гражданского строя кладется та великая истина, о которой Церковь ежедневно напоминает людям, взывая словами  заамвонной молитвы: «Яко всякое даяние благо, и всяк дар совершен свыше есть, сходяй от Тебе, Отца светов...»

«Целовали все Животворящий Крест и обет дали, – продолжает Грамота, – что за Великого Государя, Богом почтенного, Богом избранного и Богом возлюбленного, души свои и головы положити и служити верою и правдою, всеми душами своими и головами».

Не человеку, не «высшему должностному лицу государства», не племенному или сословному вождю клялись наши предки в верности на вечные времена. Нет! Они присягали в верности Помазаннику Божию, хранителю и оберегателю Заповедей Христовых на просторах Земли Русской. Потому-то и «заповедано», чтобы избранник Божий, царь Михаил Феодорович Романов был родоначальником правителей на Руси из рода в род, С ОТВЕТСТВЕННОСТЬЮ В СВОИХ ДЕЛАХ ПЕРЕД ЕДИНЫМ НЕБЕСНЫМ ЦАРЕМ». Здесь – истоки русского самодержавия!

Нет на свете уз крепче, нежели узы осмысленного религиозного долга, нет и наказания страшней, чем отлучение от Церкви – врачевательницы падших человеческих душ, надежной проводницы верующих ко спасению в блаженной вечности. Поэтому «кто убо не похощет послушати сего соборного уложения и начнет глаголати ино, то таковой... по священным правилам Св. Апостол и Вселенских седми соборов... всего извержен будет, и от Церкви Божией отлучен, и Святых Христовых Таин приобщения, яко раскольник Церкви Божией и всего православного христианства, мятежник и разоритель Закону Божиего, отвержен».

Обратите внимание, сколь глубока воцерковленность сознания соборян! На всем пространстве Грамоты нет ни одного слова ни о национальных, ни о сословных основах декларируемого государственного устройства. Только о религиозных! Пред Богом все равны, а потому «всяк человек... кто пойдет против сего соборного постановления – Царь ли, патриарх ли, да проклянется таковой в сем веке и в будущем, отлучен бо будет он от Святой Троицы».

Подумайте, люди русские – кто еще не потерял веры и способности к духовному зрению, – не эта ли клятва доныне тяготеет над нами после страшного преступления изуверов в Ипатьевском подвале? Не этот ли доселе нераскаянный грех возбраняет нам возвращение на естественный, исторически преемственный путь развития страны – путь служения Истине, путь Святой Руси?

Оглянемся на опыт минувших дней. Прислушаемся к голосам предков. Вопросим собственную совесть. Тогда, может быть, – обретем мы и пути выхода из нынешней смуты, как сумели обрести их триста восемьдесят лет назад «выборные всея земли» делегаты Великого Московского Собора 1613 года...

Да будет так!

 

Примечания
1. А.Нечволодов. Сказание о Русской Земле. СПб, 1913, ч.4 с.390.
2. Там же, с.391-392.
3. М.В.Толстой. История Русской Церкви. 1991 г., изд. Валаамского монастыря, с.473.
3а. Там же, с.475-477.
4. И.Латкин. Земские соборы Древней Руси, их история, организация сравнительно с западно-европейскими представительными учреждениями. СПб, 1885, ч.I, с.116.
5. Там же, с.117.
6. Проф. Г.Замятин. К вопросу о Земском соборе 1613 г. Воронеж, 1926 г., с.3.
7. А.Нечволодов. Указ. соч., с.596.

 

 

Часть первая

РУСЬ СОБОРНАЯ

 

СКВЕРНЫЙ ДА ОСКВЕРНИТСЯ ЕЩЕ;

И ПРАВЕДНЫЙ ПРАВДУ ДА ТВОРИТ ЕЩЕ

Россия и Запад

Содержание главы
Кривое зеркало «исторической науки»
Цивилизации духовные и чувственные
Правовые основы Русской соборности
Последние времена

 

Кривое зеркало «исторической науки»

 

Современная историческая литература – особенно ее «серьезная», академическая часть – поражает непредвзятого читателя странным сочетанием фактологической полноты, тщательности и кропотливости с удивительной концептуальной беспомощностью и своеобразным «мировоззренческим инфантилизмом», неумело скрываемым за обилием специальной научной терминологии.

Впрочем, было бы несправедливо обвинять в таких грехах исключительно современных историков. Эта болезнь русской историографии имеет давний и затяжной характер.

Уже начиная с XVIII века (фактически – с момента рождения «светской» исторической науки, в корне отличной от церковного, монастырского летописания) отечественные исследователи нашего прошлого по какой-то необъяснимой причине предпочитали уравнивать исторические достижения соборной русской духовности и державной российской государственности с теми естественными жизненными искушениями, которые являются неизменными спутниками грешного земного бытия как в судьбе отдельного человека, так и в бытии целых народов и государств. Более того, с течением времени высший, промыслительный смысл человеческого предназначения и вовсе стерся в «прогрессивных» умах наших ученых мужей, в результате чего каждый стал кромсать прошлое России вкривь и вкось, как только ему заблагорассудится, при свете своего убогого «здравого смысла» и набиравших силу материалистических, богоборческих социальных теорий.

Своего логического завершения этот процесс достиг в «советской исторической науке», для которой вообще не существовало понятия исторической добросовестности. Факты, казалось, существовали лишь для того, чтобы путем их избирательного употребления конструировать идеологические подпорки для ветшающих коммунистических догм. Надо, однако, сознавать, что столь плачевное состояние «исторической науки» в СССР стало логичным и закономерным следствием ее развития в России в XVIII и XIX веках.

Уже в трудах Карамзина (который, надо отдать ему справедливость, все же не впадал еще в явное социальное теоретизирование) можно найти столь произвольные и яркие эмоциональные обобщения русской старины, что, собранные воедино, они рисуют Россию едва ли не как «ад земной», кипящий беззакониями, жестокостями и пороками. Преемники же Карамзина – Соловьев, Забелин, Костомаров, Ключевский и другие – при всей разнице их личных научных позиций и политических симпатий, значительно усилили этот порочный методологический принцип в своих исследованиях.

Читая их рассуждения о переломных, судьбоносных периодах русской истории, знакомясь с теми выводами, которые они делают из этих трагических и одновременно героических событий (будь то Смута, Раскол или эпоха Иоанна Грозного), неизбежно впадаешь в плен мучительного сердечного недоумения: что же такое Россия? Проникаясь порой доверием к столь авторитетным выводам и оценкам, разум беспристрастного читателя оказывается перед неразрешимым противоречием между величественными результатами исторического бытия Руси и ее беспросветной «отсталостью», столь безоговорочно признаваемой и так ярко описываемой на страницах многотомных исследований и монографий.

И в самом деле: как же русский народ, столь склонный (если верить нашим горе-историкам) к анархии и произволу, столь ленивый, косный и непредприимчивый, столь равнодушный к личной свободе и правовым нормам общежития, – сумел построить величайшую в мире Державу, не только первую по величине занимаемой территории и составу вошедших в нее племен, но и самую устойчивую исторически, вот уже пять столетий подряд являющуюся «гармонизатором» огромного евразийского геополитического региона?

Как этот невежественный народ сумел создать богатейшую культуру, плодами которой – в области литературы и философии, живописи, поэзии и архитерктуры – до сих пор питается одряхлевший и изверившийся Запад? Как умудрился русский человек одолеть страшную духовную заразу интернационального коммунизма, который не только не смог разрушить российскую государственность, но – вопреки собственной природе – оказался вовлеченным в державное строительство Империи, поставившей под свой контроль полмира и открыто претендовавшей на вторую половину? Как, наконец, этот странный народ сумел сохранить Православную веру и святую Церковь, идеалы нестяжательства и милосердия, мужества, смирения и жертвенности – несмотря на страшнейшую богоборческую тиранию, перед ужасами которой блекнут даже языческие гонения римских кесарей на первых христиан?

Как Святая Русь, подножие Престола Господня и земной удел Матери Божией, может одновременно, в одном и том же месте сосуществовать с вертепом разбойников и лихоимцев, с игралищем властных самодуров (а именно такой представляется Россия со страниц многочисленных «Историй...» и «Курсов лекций...»)?

Ни ум, ни сердце не находят выхода из этого страшного противоречия на путях рационализма и материалистического понимания истории. Для его разрешения необходим исход в иное, духовное разумение жизни, хранимое Священным Писанием, святоотеческим преданием и всей апостольской полнотой церковного вероучения...

Христианство категорически не приемлет так называемого «нравственного дуализма», утверждающего пагубное заблуждение о равновеликости добра и зла. Добро, тождественное Истине и Любви, есть Сам Бог во всемогуществе Своем, промыслительно обращающий даже грехопадения искаженной страстями человеческой природы на пользу людям – даруя им возможность спасения и обретения вечной жизни через таинство покаяния. Зло же не имеет сущности. Оно есть лишь искажение Божественной гармонии мироздания, прискорбное отсутствие благодати Божией (так не имеет самостоятельной силы тьма, являясь лишь отсутствием света), отвергаемой той частью разумных тварей, которые сознательно и свободно отвергают Бога в безумии гордыни и гибельного тщеславия.

Только при таком мировоззрении можно разгадать многочисленные загадки бурной русской судьбы, проникнуть в ее таинственный, сокровенный смысл. Только так наше прошлое становится поучительным и понятным, более того – родственно близким и любимым для каждого благонамеренного исследователя. Так исчезает пропасть неумолимого времени, и торжество живой веры позволяет осознать величие жизненного подвига равно Грозного царя Иоанна Васильевича и якобы замученного по его приказу правдолюбца Филиппа – митрополита Московского. Высшую правду Тишайшего властелина России Алексия Михайловича и его «собинного» друга, а затем опального противника и обличителя патриарха Никона. Проясняется значение в судьбах России святого старца Серафима Саровского, царя-мученика Николая, непобедимого Жукова, страшного Сталина и карикатурных, фарсовых фигур нынешней русской смуты...

Правда, содержащаяся в каждом из них, принадлежит Богу, Который есть единственный Источник всяческих благ, равно земных и небесных. Ненависть же, беззаконие и ложь есть злобное диавольское искушение, навеянное врагом рода человеческого и гонителем всякой истины, «человекоубийцей искони», по слову Священного Писания.

Обидно, что русские историки (а вслед за ними – и политики) последних двух столетий так и не сумели подняться до осознания меры высочайшей ответственности своего служения. Их труды – увы! – становились источником заблуждений для сотен тысяч и миллионов россиян, терявших понимание высшего смысла существования России и, соответственно, духовный иммунитет против разрушительных социальных теорий и чуждых «ценностей» богоборчества, русофобии и воинствующего индивидуализма. Поврежденный безверием взгляд на русское прошлое, концентрируясь на зле и не умея правильно объяснить себе его происхождение и природу, привел в конце концов к воплощению этого концентрированного зла в реальной российской действительности XX столетия.

Теперь мы должны переломить сии пагубные тенденции нашей жизни. Необходимым этапом на этом пути станет возврат отечественной истории ее священного смысла, ее нравственного величия и естественной духовной полноты. Но не изуродованный «политической целесообразностью» очередной конъюнктурный труд профессиональных идеологов, не испорченные оглядкой на «прогрессивность» и псевдонаучную состоятельность работы «кандидатов в доктора»должны быть положены в основание грандиозной работы по концептуальному пересмотру тысячелетнего российского бытия. Нет – лишь настоящая научная добросовестность и неподверженная политической конъюнктуре любовь к Отечеству смогут завершить этот тяжелый, порой мучительный и болезненный процесс – в тесном союзе с Верой, Надеждой и Любовью – тремя главными христианскими добродетелями, позволяющими смотреть на мир здраво, прямо и без искажений!

Тогда же, когда мы сумеем добиться реабилитации духовного смысла российского бытия, осознания промыслительного содержания нашего прошлого и настоящего, когда будет закончена эта нравственно-религиозная «дезинфекция» современной идеологии российского возрождения – сбудется над Русью и пророчество святого Псалмопевца-Пророка: «Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих. На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою: на аспида и василиска наступиши, и попреши льва и змия...» (Пс. 90:14-16).

В Святом Евангелии о том же сказано: «Змия возмут; аще и что смертное испиют, не вредит их...» (Мк. 16:18).

 

Цивилизации духовные и чувственные

 

К пониманию драматических судеб русской христианской государственности невозможно приблизиться, минуя тему взаимоотношений России с Западом, которые на протяжении последних трех столетий во многом определяли всю мировую политику. Колеблясь в широких пределах от глухой враждебности до жестокого военного противостояния, эти отношения несомненно имели в своем основании нечто более глубокое, чем обычные политические и экономические противоречия, неприязнь католичества к Православной Церкви или борьба за сферы влияния в колониальных владениях.*

Политические и экономические противоречия с завидным постоянством раздирали западный мир из века в век, регулярно взывая к жизни судороги жесточайшего военного насилия, опустошавшего Европу. Вряд ли они могли достигать в отношениях с Россией большего накала и поэтому, безусловно, не годятся на роль определяющего фактора в упорном противостоянии Запада и Руси.

Религиозная, межконфессиональная вражда – фактор, конечно, более серьезный и значимый. К его анализу нам еще предстоит вернуться, но в данном случае следует признать, что и он не годится для всеобъемлющего объяснения. Во-первых, Запад сам потерял религиозное единство уже четыре столетия назад, что и стало причиной целой эпохи «религиозных войн» между католиками и протестантами. Так что очевидная враждебность Ватикана к православию столь же яростно являла себя и в отношении к протестантизму. А во-вторых, начиная с XVIII века (когда европейские государства стали по сути своей секуляризованными, светскими) религиозный фактор утратил сколь-либо серьезное значение в политике Запада. И уж совершенно очевидно, что межконфессиональные противоречия ни в коей мере не могут служить объяснением драматической истории XX столетия, отмеченного наиболее ожесточенным противостоянием.

Наконец, борьба за сферы влияния в «третьем мире», столь характерная для нашего века и частично – для прошлого (когда в результате присоединения среднеазиатских стран Российская Империя вошла в непосредственное соприкосновение с гигантскими колониальными владениями Великобритании), никак не объясняет длительную и бурную предысторию конфликтов России с Западным миром. Возможность практически реализовать проекты глобального политического господства в масштабах всей планеты появилась лишь недавно. Попытки ее воплощения в жизнь могут в какой-то мере объяснить эпоху «холодной войны», когда в смертельной борьбе столкнулись два взаимоисключающих проекта мирового объединения – «социалистический» и «либерально-демократический», – но и только...

В общем, для того, чтобы удовлетворительно объяснить российский феномен, привычных исторических стереотипов явно недостаточно. Православное сознание легко минует это препятствие, обосновывая своеобразие русской судьбы исчерпывающе просто – промыслительным назначением России стать последним препятствием на пути всемирной апостасии. Отсюда – вся трагичность нашей истории, становящейся ареной столкновения добра и зла, спасающей благодати Божией и гибельных сатанинских соблазнов, высших порывов добродетельной души с низкими страстями и грязными пороками, терзающими падшую человеческую природу. В такое объяснение легко укладывается вся русская история с момента Крещения Руси и до наших дней, включая сюда проблему многовекового противостояния Запада с Россией.

Но нынешнему рационализированному и обезверившемуся «общественному мнению» такого объяснения явно недостаточно. Поэтому для того, чтобы уяснить себе истинные причины интересующего нас явления, мы будем вынуждены обратиться к научной области, лежащей на стыке истории, философии и социологии. Если выводы, которые делаются на основании религиозных понятий с употреблением таких терминов, как «грех», «душа», «промысел Божий», «благодать» и им подобных, кажутся некоторым скептикам лишенными необходимой убедительности, то, возможно, они окажутся более внимательными к заключениям, сделанным на «научном» основании с применением понятий «культура», «право», «цивилизация», «легитимность» и т.п.

+ + +

Вся доступная нашему обозрению история человечества является историей становления, расцвета, гибели и взаимодействия народов, культур и цивилизаций. Именно они являются субъектами исторического процесса, главными действующими лицами грандиозной драмы, развертывающей свое течение на пространстве веков и тысячелетий. Попытки «исторического материализма» опровергнуть этот несомненный факт закончились полным провалом, а взрыв национализма на территории разрушенного СССР, вызванный неудержимым стремлением народов к восстановлению своей культуры и религиозной самобытности, – зримо подтвердил первичность этих факторов по сравнению со всеми иными: политическими, экономическими и им подобными.

Понимание того, что именно иррациональные, мистические, мировоззренческие особенности придают различным культурам неповторимое своеобразие и служат первопричиной их исторического «притяжения» или «отталкивания», наметилось в русской науке еще в прошлом столетии. В сущности, это утверждение настолько очевидно, что граничит с банальностью, и лишь страх «просвещенного» века перед неуловимым понятием «мировоззрения» (не поддающегося рационалистическому объяснению и не сводимого к логическим формулировкам) препятствует признанию этой историософской аксиомы.

Как бы то ни было, еще в 1871 году в Санкт-Петербурге  товариществом «Общественная польза» был издан ставший впоследствии знаменитым капитальный труд Николая Данилевского «Россия и Европа», в котором автор утверждал, что «естественная система истории должна заключаться в различении культурно-исторических типов, как главной основы ее деления». 2) Глубоко верующий человек и пламенный русский патриот, Данилевский был освистан всей «прогрессивной общественностью» России как ретроград и мракобес. На Западе, однако, его идеи получили неожиданно бурное развитие уже в начале нашего столетия – в связи с попытками европейских интеллектуалов разобраться в причинах духовного кризиса, охватившего западный мир.

Освальд Шпенглер, немецкий писатель, философ и культуролог, в мае 1918 года выпустил в свет книгу под названием «Закат Европы», ставшую, по меткому выражению одного из рецензентов, настоящим «реквиемом по Западу». 3) Нас, впрочем, в данном случае прежде всего интересует тот факт, что, подобно Данилевскому, Шпенглер тоже признал самобытные цивилизации главными действующими лицами исторического процесса, своеобразными кирпичиками в здании мировой истории, отличающимися друг от друга в первую очередь внутренним духовным содержанием и самосознанием народов, их составляющих.

Этой же точки зрения придерживался и Арнольд Тойнби, создатель всемирно известной теории развития человечества, один из столпов новейшей философии истории, насчитавший в ней около двух десятков цивилизаций, в число которых милостиво включил и нашу, одухотворенную, как он совершенно справедливо заключил, религиозной идеей «Москвы – третьего Рима» и могучей «русской верой в высокое предназначение России». 4)

Среди наиболее видных современных представителей этой историко-философской школы нельзя не назвать профессора Самюэла Хантингтона, директора Орлингтонского института стратегических исследований. Причем особенно показательным является то, что его утверждения о столкновениях цивилизаций как о доминирующем факторе мировой политики становятся сегодня не столько теоретической схемой кабинетного историка, сколько основанием для реальных геополитических концепций западных руководителей самого высокого ранга...

Итак, факт наличия в нашей жизни цивилизаций, или культур – устойчивых общественно-политических, нравственно-религиозных, мировоззренчески-этических и национально-самобытных систем, являющихся главными субъектами мирового исторического процесса, – можно считать доказанным и общепризнанным фактом современной науки. Открытым, однако, остается при этом главный вопрос: какова их природа и, соответственно, истоки многочисленных различий, столь ярко проявившихся, в частности, на примере взаимодействия России и Запада? Не ответив на него, мы не сумеем понять ни сокровенного смысла драматической судьбы, ни значения русской христианской государственности, ни духовной природы русской соборности.

Для того, чтобы разобраться в этом, не выходя за привычные рамки устоявшейся современной терминологии, нам придется обратиться к работам основоположников современной социологии, в первую очередь – к трудам Питирима Александровича Сорокина.

Судьба Сорокина весьма поучительна. Бедный русский эмигрант, до революции 1917 года – либерал, прошедший через тюрьму за нелегальную деятельность, затем – депутат печально знаменитого Учредительного Собрания, профессор кафедры социологии Петербургского университета, высланный большевиками из России в 1922 году, – Сорокин стал на Западе одним из «отцов-основателей» современной научной социологии. Начав новую жизнь за границей со скромной роли лектора Миннесотского университета, он сумел-таки сломить глухую оппозицию американских академических кругов, завоевав славу «одинокого волка» от науки – совершенно самостоятельного, независимого и непредсказуемого.

В 1930 году всемирно известный Гарвардский университет предложил Сорокину возглавить только что учрежденный социологический факультет. В 1964-м, за четыре года до своей кончины, он стал председателем Американской социологической ассоциации, что всегда считалось актом высочайшего признания заслуг ученого...

«Всякая великая культура, – утверждал Сорокин, – есть не просто конгломерат разнообразных явлений, сосуществующих, но никак друг с другом не связанных, а есть единство, или индивидуальность, все составные части которой пронизаны одним основополагающим принципом и выражают одну, главную, ценность. Доминирующие черты изящных искусств и науки такой единой культуры, ее философии и религии, этики и права, ее основных форм социальной, экономической и политической организации, большей части ее нравов и обычаев, ее образа жизни и мышления (менталитета) – все они по-своему выражают ее основополагающий принцип, ее главную ценность. Именно она, эта ценность, служит основой и фундаментом всякой культуры». 5)

Различие таких фундаментальных ценностей, согласно исследованиям Сорокина, и определяет различие культур, являясь (добавим от себя) и главным фактором, определяющим характер их взаимодействия. При этом с течением времени, в ходе исторического развития той или иной культуры ее принципиальные ценности могут меняться, меняя, соответственно, и весь уклад жизни, трансформируя сам культурный архетип. Не занимаясь специально вопросами, связанными с православной государственностью исторической России, Питирим Сорокин, тем не менее, дал блестящее описание процесса апостасии, вероотступничества Западного мира, превратившегося за период времени после своего отпадения от полноты вселенского православия (в XI столетии) в оплот бездуховности и воинствующего антихристианства.

«Возьмем культуру средних веков, – писал он, разумея под средними веками период единства христианской цивилизации в V-XI веках по Р.Х. – Ее главным принципом или главной истиной (ценностью) был Бог. Все важные разделы средневековой культуры выражали этот фундаментальный принцип, как он формулировался в христианском Символе Веры.

Архитектура и скульптура средних веков были «Библией в камне». Литература тоже была насквозь пронизана религией и христианской верой. Живопись выражала те же библейские темы в линии и цвете. Музыка почти исключительно носила религиозный характер... Философия была практически идентична религии и теологии и концентрировалась вокруг той же основной ценности или принципа, каким являлся Бог. Наука была всего лишь прислужницей христианской религии. Этика и право представляли собой только дальнейшую разработку абсолютных заповедей христианства. Политическая организация в ее духовной и светской сферах была преимущественно теократической и базировалась на Боге и религии. Семья, как священный религиозный союз, выражала все ту же фундаментальную ценность. Даже организация экономики контролировалась религией, налагавшей запреты на многие формы экономических отношений, которые могли бы оказаться прибыльными (например, ростовщичество – прим. авт.), поощряя в то же время другие формы экономической деятельности, нецелесообразные с чисто утилитарной точки зрения (такие, как благотворительность – прим. авт.).

Господствующие нравы и обычаи, образ жизни, мышления – подчеркивали свое единство с Богом как высшую цель, а также свое отрицательное или безразличное отношение к чувственному миру... Чувственный мир рассматривался только как временное «прибежище человека», в котором христианин всего лишь странник, стремящийся достичь вечной обители царствия Божия и ищущий, как сделать себя достойным, чтобы войти в нее. Короче говоря, средневековая культура была единым целым, все части которого выражали один и тот же высший принцип объективной действительности: бесконечность, сверхчувственность, сверхразумность Бога – Бога вездесущего, всемогущего, всеведущего, абсолютно справедливого, прекрасного Создателя мира и человека». 6)

Такую цивилизацию и культуру Сорокин предлагал называть «идеационной», в соответствии с ее стремлением к высшему трансцендентному идеалу. На наш взгляд, проще и вернее было бы именовать ее духовной, или соборной (в противоположность другой: плотской, индивидуалистической, чувственной). На Западе закат такой духовной культуры начался уже в XII веке, когда «появился зародыш нового – совершенно отличного – принципа, заключавшегося в том, что... только то, что мы видим, слышим, осязаем, ощущаем и воспринимаем через наши органы чувств – реально и имеет смысл». 7) На Востоке ее преемственным носителем и хранителем, вслед за павшей Византией, на долгие века утвердила себя Православная Россия.

Церковное вероучение, основывающееся на Божественном Откровении, стало мировоззренческим основанием общественной и государственной жизни на Руси. Лжеименный, по слову святых отцов, человеческий разум, воплотивший свои горделивые мечты в мировоззрении гуманизма, победил на Западе...

«Аз есмь Альфа и Омега, начаток и конец, Сый и Иже бе и грядый, Вседержитель» (Апок. 1:8), – свидетельствует о Себе Господь, утверждая теоцентричность мироздания, содержимого в бытии всемогущим Промыслом. «Управляет Бог вселенною, управляет Он и жизнью человека во всей подробности ее. Закон такого управления прочитывается в природе, прочитывается в общественной и частной жизни человеков, прочитывается в Священном Писании», – поучает Русская Православная Церковь устами своего святого подвижника, епископа Кавказского и Черноморского Игнатия (Брянчанинова).

«Человек есть мера всех вещей», – возражает гуманизм словами древнего языческого философа, провозглашая своим лозунгом воинствующий богоборческий антропоцентризм. Лукаво замаскированный демагогическими призывами («Все во имя человека, все для блага человека!»), он на деле оправдывает, узаконивает и развивает разрушительные пороки и страсти, терзающие грешное человеческое сердце, разрушает понятия религиозного и нравственного долга, порывает благодатную связь души с небесными источниками добродетели и духовных совершенств.

Не зря Маркс назвал коммунизм «реальным гуманизмом» – по сути своей коммунистическая квазирелигия лишь с беспощадной ясностью обнажила его богоборческое ядро, открыто противопоставив Царствию Небесному безумное индивидуалистическое стремление к беспредельному земному преуспеянию. Современная западная цивилизация довела разрушительные принципы гуманизма до их логического завершения, возведя эгоистический индивидуализм в мировоззренческий абсолют, беспощадно разрушив соборные основы нормального человеческого общежития, окружив религиозным почитанием уродливый идол самообожающей гордыни – первопричину всякого зла и источник всех бед человеческих...

«Закон Божий есть высший религиозно-нравственный образец, посильное воплощение которого в несовершенную земную жизнь является смыслом и оправданием всего нашего бытия», – утверждает христианство. «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой... Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мр. 8:34-35), – повторяет Церковь слова Христа, отрицая самоценность «во зле лежащего» мира и пагубную самовлюбленность поврежденного грехом человеческого естества.

«Человек есть абсолютная ценность мироздания, – возражает гуманизм. – Долой «средневековое мракобесие» религиозного аскетизма, да здравствует свобода ничем не ограниченных и не стесненных естественных потребностей человека! Здесь, на земле наша жизнь, и мы должны взять от нее максимум возможного!» В такой системе мировоззренческих координат все нравственные императивы христианства – любовь и милосердие, безгневие и верность, сострадание и нестяжательность – теряют смысл, уступая место корыстным понятиям «удовольствия», «пользы», «выгоды» и «целесообразности»...

С течением времени пропасть, разделяющая две эти цивилизации, становилась все глубже и глубже. А начиная приблизительно с XVI века, когда новая, чувственная, а по сути своей богоборческая культура победила в Европе окончательно, Святая Русь и Запад стали не просто разными мирами, но мирами-антиподами, мирами-антагонистами, исповедующими полярные, несовместимые друг с другом системы мировоззренческих ценностей. Формальным правовым актом, зримо закрепившим позиции России в этом противостоянии миров, стало знаменитое Уложение царя Алексея Михайловича, соборно утвержденное в 1649 году.

 

Правовые основы русской соборности

 

Высочайший уровень национально-религиозного самосознания стал на Руси результатом пятивекового (XI-XVI вв.) церковного воспитания и напряженного размышления народа о своем высшем предназначении и промыслительно определенном месте России в истории человечества. С момента Крещения в 988 году по Р.Х. практически все дошедшие до нас литературные памятники – от «Слова о законе и благодати» митрополита Илариона и до анонимного «Домостроя», летописных сводов и народных «духовных стихов» – отражают безраздельную поглощенность русской души вопросами религиозно-нравственного самосовершенствования.

Процесс этот завершился в XV-XVII веках формированием всестороннего церковно-государственного мировоззрения, полно и ярко выразившегося в общественной деятельности преподобного Иосифа Волоцкого и пророческих посланиях инока Филофея, державных деяниях Грозного царя Иоанна и молитвенной благодати его «освятованного» сына Феодора. В основании этого мировоззрения лежала великая мессианская идея о России как о последнем прибежище благочестия; стране, промыслительно предназначенной Самим Господом для исповеднического и страстотерпческого подвига хранения Истин Христовых посреди всеобщей апостасии, вероотступничества и «мерзости запустения» антихристова царства «последних времен».

Ясно, что столь напряженная духовная жизнь нации требовала своего выражения не только в литературных и летописных произведениях, но и в деяниях власти, отражавших ее самосознание выразительницы всенародных чаяний и святынь. Уже Иоанн Грозный далеко не случайно утвердил на Красной площади в качестве мистического центра России образ Христовой Голгофы – Лобное место. Несколькими десятилетиями спустя Борис Годунов намеревался построить на Боровицком холме величественный Воскресенский храм по точному образу и подобию Иерусалимского.

Но наиболее полно отражали национально-государственное самосознание Руси те юридические, правовые акты, которые власть – равно светская и духовная – стремилась положить в основу жизни общества. Из века в век они пополнялись и совершенствовались до тех пор, пока, наконец, не была предпринята попытка создания комплексного и полного законодательного свода...

+ + +

Летом 1648 года специальным повелением царя Алексея Михайловича была создана думская комиссия по систематизации всех действующих на территории России законоположений и по учету новых правовых потребностей растущей российской государственности. Возглавил комиссию боярин князь Одоевский. В состав ее, кроме руководителя, вошли еще два боярина, один окольничий и два дьякона.

Непосредственным поводом к осознанию необходимости такой работы послужила очередная смута – бунт московского посадского люда. На созванном 16 июля 1648 года земском соборе группа дворян подала челобитную с просьбой о составлении Уложения, «чтоб вперед по той Уложенной книге всякие дела делать и вершить» 8) , – и работа закипела. С самого начала деятельность комиссии Одоевского не ограничивалась чисто бюрократической компановкой уже существующих правовых актов. Не замыкаясь в тесных рамках московского «приказного», чиновничьего мирка, ее представители наладили соотрудничество с широкими слоями провинциальных представителей, уполномоченных доверием местных избирателей.

В результате в основание итогового документа был положен широчайший спектр материалов – от византийских правовых кодексов и памятников права Великого княжества Литовского до коллективных челобитных столичных и провинциальных дворян, посадских людей, а также указные книги московских приказов и прежние Судебники, имевшие хождение на Руси со времен «Русской правды» Ярослава Мудрого.

Начиная с сентября 1648 года наработанный комиссией законодательный материал стал поступать на обсуждение «лутчих людей», съехавшихся в Москву по указу Государя. В процессе этого обсуждения возник дополнительный и весьма энергичный импульс законодательной инициативы «снизу», выразившийся в подаче множества челобитных по целому ряду важнейших проблем внутриполитического устройства Московского государства. Слушание проекта Уложения проходило на соборе в двух палатах: в одной под председательством царя заседала Боярская Дума и Освященный Собор архиереев, в другой – выборные люди разных званий и чинов.

Только 29 января 1649 года было завершено окончательное составление и редактирование Уложения. К сожалению, значимость соборной «технологии» принятия этого важнейшего акта долгое время не сознавалась русскими историками во всей своей полноте. Раз за разом они предлагали недопустимо упрощенные схемы «пассивного согласия» выборных с предложениями, поступавшими «сверху», из думской комиссии Одоевского. К счастью, позднейшие исторические изыскания позволили восстановить правду, показав активную роль представителей российской провинции и средних сословий (так называемых «гостей» и «черной сотни») в формировании основополагающих статей Соборного Уложения.

Внешне это Уложение представляло собой длинный свиток, состоящий из узких бумажных столбцов с текстом, в конце которого стояли «своеручные» подписи участников земского собора (всего – 315), а по склейкам столбцов – скрепляющие подписи дьяков. С рукописного подлинника была тут же составлена типографская матрица, с которой документ был в течение одного лишь 1649 года дважды отпечатан невиданным по тем временам тиражом – по 1200 экземпляров в каждом издании.

Соборное Уложение по своей полноте и целостности не имело претендентов не только в истории русского законодательства, но и в современной ему европейской юридической практике. Оно состояло из 25 глав, разделенных на 967 статей, и охватывало область государственного, административного, гражданского, уголовного права, регламентируя так же порядок судопроизводства. Уложение закрепило основные черты политического строя и правовой системы России столь совершенно и качественно, что осталось основой русского законодательства на протяжении двух столетий, несмотря даже на крутые реформы XVIII века...

Нам, впрочем, важнее всего обратить внимание на две существенные особенности Уложения, делающие его столь примечательным документом. Это, во-первых, его религиозно-мистическое обоснование, и, во-вторых – целостность.

«В лето 7156-е, июля в 16-й день, – гласит преамбула Уложения, – Государь Царь и Великий Князь Алексей Михайлович, Всея России Самодержец, в двадесятое лето возраста своего, в третье лето Богом хранимыя своея державы, советовал с Отцем своим и богомольцем, Святейшим Иосифом, Патриархом Московским и Всея России, и с митрополиты и со архиепископы, и с епископы и со всем Освященным Собором» о необходимости составления нового законодательного свода. Мировоззренческие основания этого свода, – утверждают составители документа, – необходимо искать в «правилах Святых Апостол и Святых Отец и в градских (т.е. гражданских – прим. авт.) законех Греческих Царей (т.е. византийских императоров – прим авт.)». 9)

Так определялся духовный, религиозно-мистический фундамент, на котором русское общество собиралось строить свою экономическую и политическую жизнь. Государевы бояре, окольничии и «думные люди», конечно, тоже принимали активнейшее участие в составлении Уложения. И соборная грамота о них поминает тут же, но все же – вслед за «Освященным Собором». Есть и еще одна красноречивая деталь: «с митрополиты и со архиепископы» царь «советовал», а «с своими бояры» всего лишь «говорил» о делах составления свода.

В реальности, конечно же, политический вес боярской аристократии и практическое влияние на течение государственных дел со стороны высшего чиновничества неизмеримо превышали возможности архиереев, но их формальное первенство было «первенством чести», подтверждавшим тот основополагающий для русской жизни факт, что духовные ее надобности почитаются государством первостепенными и важнейшими по сравнению с любыми другими – телесными и чувственными.

Об этом же свидетельствует и расположение материала внутри самого Уложения. Его открывает не раздел о государственных преступлениях и даже не параграф о злоумышлениях против священной особы Самодержца, но специальная глава, перечисляющая проступки против веры и Церкви. «Будь кто иноверцем, или и русским человеком, – провозглашает первая же статья (обратите внимание, что слово «русский» употребляется в значении вероисповедном, как синоним понятия «православный»), – если возложит хулу на Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, или на Рождшую Его Пречистую Владычицу нашу Богородицу и Приснодеву Марию, или на Честный Крест, или на святых Его угодников – про то сыскивать всякими сысками накрепко. А коли сыщется про то допряма – того богохульника, обличив, казнить, сжечь».

Вторая статья Уложения ограждает от поругания Церковь как источник животворящей благодати и мистическую опору народного бытия. «Если какой бесчинник, – провозглашает она, – пришедши в Церковь Божию во время святыя Литургии, каким бы то ни было образом Божественной Литургии совершиться не даст – поймав его и сыскав про него допряма, что он так учинил, казнити смертию безо всякой пощады».

Во всех законоположениях, касающихся Церкви, поражает глубокое понимание ее внутренней, духовной природы, например – ясное сознание Литургии как мистического центра всей христианской религиозной жизни, повреждение которого, лишая благодати Таинство Причастия, грозит непоправимыми последствиями для церковной деятельности. Характерна и еще одна черта, объясняющая столь пугающую многих нынешних «либералов» строгость приговоров. В отличие от гуманизма, провозгласившего земную, телесную жизнь человека высшей ценностью, христианство никогда не признавало ее таковой, отдавая первенство душе, предназначенной Самим Богом для жизни вечной. Потому-то преступления против души, против Церкви (спасительницы этой души для Царствия Небесного) без размышлений карались телесной смертью. Меньшим и временным злом закон пытался воспрепятствовать злу неизмеримо большему, вечному...

Что касается целостности Уложения, то это его замечательное качество немало способствовало расцвету православной российской государственности. Соборное Уложение, благодаря своей полноте, свело воедино правовые основы самых разных областей общественной жизни, создав, таким образом, гласную, открытую, законодательно сформулированную базу межсословного взаимодействия, на основании которой в дальнейшем была выработана политика державного строительства Православной Империи.

Этот универсальный имперский документ создал предпосылки для присоединения Малороссии и Белой Руси, для внутриполитической стабильности и бесперебойного функционирования механизмов государственной власти. Он же – в принципиальном, а не конкретно-практическом виде – еще понадобится нам (или нашим детям) для возрождения Святорусской Державы...

Соборная законодательная деятельность середины XVII века и сегодня подает нам высокий пример для преодоления в будущем нашей правовой ущербности. Не подлежит сомнению, что после восстановления подлинной национальной государственности одной из первейших задач русского общества станет восстановление духовной связи российского законодательства с Соборным Уложением и Основными законами Российской Империи. И труд этот ни в коем случае не будет уделом исключительно правоведов-специалистов, но, как встарь, – всех «лучших людей» необъятной Земли Русской!

 

Последние времена

 

Все сказанное выше позволяет объективному исследователю свежим, незамутненным взглядом рассматривать не только «дела давно минувших дней», но и нашу новейшую историю, и современное положение вещей, и даже – делать некоторые прогнозы на будущее.

К сожалению, эпоха торжества духовной русской культуры стала одновременно и переломным этапом в развитии российского  общества. До XVIII столетия монолитное и духовно единое – после петровских реформ оно раскололось на две неравные части с различными культурными архетипами и несхожими идеалами жизни.  «Прорубив окно в Европу», Петр I сделал это столь грубо и неаккуратно, что существенно повредил защитные механизмы Православной России. В результате на протяжении XVIII-XIX веков на Руси постепенно складывались две культуры, две цивилизации – традиционная, соборная цивилизация православного большинства и модернистская, индивидуалистическая культура «просвещенного» безбожного меньшинства. Непримиримая борьба между ними в конечном итоге и определила трагедию русской судьбы в XX столетии.

Крутые и зачастую плохо продуманные реформы, ставшие отличительной чертой эпохи российского «просвещенного абсолютизма» и внедрявшиеся с полным пренебрежением к многовековому соборному опыту, без всякого совета с народом – породили в русском духовном монолите массу трещин и болезненных разногласий, которыми не преминули воспользоваться недоброжелатели России. Начался активный процесс «гуманизации» русской жизни, ее секуляризации и расцерковления. Закономерным результатом такого процесса через два столетия стала духовная катастрофа революции 1917 года со всеми последовавшими затем кошмарами злобной русофобии, «совдеповского» сатанизма и иноверческого, инородческого господства.

Лишь величайшее напряжение всех народных сил да милость Божия позволили России «переварить» отраву коммунизма, в значительной мере нейтрализовать его разрушительную сущность, буквально утопив в собственной крови богоборческие порывы марксистской квазирелигии. Более того, даже после учиненного всероссийского погрома русская цивилизация, заключенная в уродливую «советскую» форму, осталась все же стихийно духовной. Жестокими антихристианскими гонениями была загнана в подполье лишь ее «сознательная», церковная часть. В то же время мощное инстин-ктивное стремление сохранить «надмирные» идеалы русской жизни столь сильно деформировало коммунистическую идеологию, что даже она приобрела в России «идеационный» характер религиозной веры, выдвинув на первый план все ту же задачу воплощения в земную жизнь абсолютных ценностей справедливости, братства и им подобных.

Наша нынешняя смута – закономерный результат того страшного духовного истощения, которое стало неизбежным следствием неимоверных испытаний, искушений и скорбей, перенесенных русским народом за последнее столетие. И все же, если мы сумеем правильно оценить религиозные, духовные причины великой Русской Трагедии, сумеем изжить ересь гуманизма-человекобожия, обрядившегося ныне в «либерально-демократические» одежды, – сегодняшний кризис станет для Руси лишь преддверием нового ярчайшего духовного расцвета и высочайшего державного взлета.

Пока, впрочем, духовная оккупация России в полном разгаре. Общественное мнение раздроблено как никогда раньше, люди подавлены и дезориентированы отравой «мировоззренческого плюрализма», а средства массовой информации ведут против собственного народа настоящую психологическую войну. Государство и Церковь остаются носителями полярных культурных архетипов – чувственного и духовного, усугубляя раздирающие общество противоречия. И Запад, находящийся ныне в расцвете своего политического могущества, выигравший сорокалетнюю «холодную войну», всеми средствами усиливает российский хаос, стараясь ни в коем случае не допустить возрождения традиционного русского национального самосознания...

Последствия такого положения вещей нетрудно себе представить. Несмотря на внешнюю мощь, цивилизация Запада уже почти исчерпала свои внутренние резервы. Российские ресурсы могут лишь на какое-то время оттянуть агонию, но ничто не в силах предотвратить неумолимо приближающуюся развязку. И если мы не найдем в себе сил своевременно восстановить свою былую самобытность, грядущий катаклизм неумолимо захватит нас своим водоворотом и Россия – историческая, тысячелетняя Россия, многовековой оплот христианской духовности и государственности – погибнет окончательно и навсегда.

«Все важнейшие аспекты жизни, уклада и культуры западного общества переживают серьезный кризис, – писал Питирим Сорокин еще за несколько лет до второй мировой войны. – Больны плоть и дух западной культуры, и едва ли на ее теле найдется хотя бы одно здоровое место или нормально функционирующая нервная ткань...».

«Вступив на историческую арену как наследник и заместитель христианской морали и законности, – предупреждал он чуть позже, – современная система чувственной этики и права в процессе своего поступательного развития сеяла семена деградации человека и нравственных ценностей... «Допустимо все, что выгодно» – таков главный нравственный принцип нашего времени. Он дополняется болезненной озабоченностью утилитарными ценностями. «Если вера в Бога полезна, то он существует, если нет, то нет и Бога». «Если наука дает жизненно важную ценность, то ее принимают, если нет, то она признается бесполезной». Отсюда наше помешательство на деньгах, наша бессовестная борьба за богатство. «За деньги можно все купить». Мы превращаем в деньги и прибыль любую ценность: пять близнецов, научное открытие, религиозные убеждения, сенсационное преступление и многое другое. Удачливые стяжатели составляют нашу аристократию. Отсюда наше кредо «дело есть дело» и вся жестокость борьбы за чувственные ценности. Отсюда наши «научные» нравы и обычаи вместо моральных императивов, наше допущение, что нравы условны и варьируются у разных групп. Отсюда миллионы других характеристик нашего urbs venalis (продажный город – лат.) со всеми трагическими последствиями такого морального цинизма. Когда общество освобождается от Бога и от Абсолюта и отрицает все связующие его моральные императивы, то единственной действенной силой остается физическая сила.

Так чувственное общество с его чувственной этикой подготовило свое добровольное самоподчинение грубому насилию. «Освобождая» себя от Бога, от всех абсолютов, от категорических императивов, оно стало жертвой открытого физического насилия и обмана. Общество достигло крайней точки моральной деградации и сейчас трагически расплачивается за свое безрассудство. Его хваленый утилитаризм, практицизм и прагматическая целесообразность обернулись самой непрактической и неутилитарной катастрофой. Немезида восторжествовала!

Отсюда и трагедия самого человека чувственного общества. Лишая всего божественного, чувственное умонастроение, этика и право понизили его до уровня электронно-протонового комплекса и рефлекторного механизма. «Освобождая» его от «предрассудков» категорических императивов, они отобрали у него невидимое оружие, которое безоговорочно защищало его достоинство, святость и неприкосновенность. Лишенный этого оружия, он оказывается игрушкой в руках самых случайных сил. Если он полезен по тем или иным соображениям, то с ним будут обращаться достойно и заботиться о нем, как мы заботимся о полезном животном. Его же можно «ликвидировать», если он приносит вред, как мы уничтожаем ядовитых змей. Для такого уничтожения не требуется ни вины, ни преступления, ни реальной причины. Самого существования человека или группы как непредусмотренного препятствия уже достаточно, чтобы их уничтожить. Без всякого раскаяния, угрызений совести, сожаления, сострадания уничтожаются миллионы людей, лишаются своего имущества, всех прав, ценностей, обрекаются на все виды лишений, изгоняются, и только из-за того, что само их существование является препятствием для реализации жажды власти, богатства, комфорта или какой-либо другой чувственной ценности. Крайне редко с таким цинизмом обращались с тягловым скотом! Освобожденный от всех запрещений, чувственный человек как самоубийца уничтожает чувственного человека, его гордость и достоинство, его ценности и достояние, его комфорт, удовольствие и счастье. В этом шквале необуз- данных страстей чувственная система в целом разбивается на куски и исчезает». 11)

Две страшные мировые войны, до основания потрясшие международное сообщество, и отчаянные попытки западной цивилизации зафиксировать свое привилегированное положение путем установления на всей планете национальной диктатуры Мирового Правительства в рамках той или иной модели «нового мирового порядка» – подтверждают горькую правоту оценок «русского американца» Питирима Сорокина...

+ + +

«Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, – поучает нас Сам Господь Иисус Христос в Священном Писании. – Восстанет народ на народ, и царство на царство: и будут глады, моры и землетрясения по местам; все же это – начало болезней. Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Мое; и тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга, и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих; и по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь; претерпевший же до конца – спасется... Так, когда вы увидите все сие, знайте, что близко, при дверях. Истинно говорю вам: не прейдет род сей, как все сие будет; небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут. О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один...» (Мф. 24:6-13;33-36).

 

Примечания

1. Покер Победителя. Газета «Сегодня» от 19.08.94.
2. Н.Я.Данилевский. Россия и Европа. М., Книга, 1991, См. гл. XVII – «Славянский культурно-исторический тип».
3. В русском переводе первая часть книги была впервые издана в Москве в 1993 г. (издательство «Мысль»). Несмотря на внушительный для такого рода литературы тираж (50 тыс. экз.), сложный и тяжелый язык перевода, переполненный специальными терминами, вряд ли позволил ей найти массового читателя.
4. А. Дж. Тойнби. Постижение истории. М., Прогресс, 1991, с.496.
5. Питирим Сорокин. Человек, цивилизация, общество. М., 1992, с.429.
6. Там же, с.430.
7. Там же.
8. Смирнов П.П. Несколько документов из истории Соборного Уложения и Земского Собора 1648-1649 гг. Чтения Общества Истории Древностей Российских, 1913, книга IV, отд. IV, с.6.
9. Текст Уложения дается по книге: Российское законодательство X-XX веков. Акты Земских Соборов. Том.3, М., Юридическая литература, 1985.
10. М.Вебер. Протестантская этика и дух капитализма. В сб. «Избранные произведения». М., Прогресс, 1990, с.80.
11. См. Питирим Сорокин. Кризис нашего времени. В сб. «Человек, цивилизация, общество». М., 1992.

 

Часть первая

РУСЬ СОБОРНАЯ

 

БОГА БОЙТЕСЬ, ЦАРЯ ЧТИТЕ

Империя и соборность

Содержание главы
Imperium
Империя и Церковь
Империя и земство
Последние неудачи

 

Imperium

 

В русской истории ее имперский период совпал с угасанием соборного начала в государственной и церковной жизни Руси. Это послужило причиной того, что до сих пор широко распространено заблуждение, согласно которому имперская государственность несовместима с соборными началами общественной жизни. На деле же это, конечно, совсем не так.

Вообще надо сказать, что обсуждать подобные темы чрезвычайно сложно, ибо зачастую одни и те же слова обретают у различных авторов весьма противоречивое содержание. Поэтому и нам не обойтись без более или менее пространного определения таких понятий, как «империя», «имперская государственность», «имперская идея» и им подобных.

Империей (от латинского imperium – власть) в христианском понимании принято называть государство, почитающее сохранение истин веры своей главной обязанностью; государство, объединяющее в себе различные культуры, народы и племена, спаянные в единый общественный организм вокруг некоторого державного ядра. Таким ядром является народ-носитель державной идеи, народ-защитник святынь и страж устоев государственного бытия, блюститель мировоззренческого единства, политической стабильности общества и экономической дееспособности страны. К сожалению, в результате многочисленных исторических искажений и целенаправленной антиимперской пропаганды понятие «империя» приобрело ныне в господствующей либерально-демократической среде отрицательное значение «тюрьмы народов», государства, в котором метрополия богатеет и пухнет за счет нещадно эксплуатируемых, нищающих национальных окраин.

Наше время не зря называют смутным – в умах и сердцах миллионов людей замутились ныне многие простые и очевидные истины, низвержены без разбора все авторитеты. Мы перестали вникать в смысл понятий, став легкой добычей злонамеренных средств массовой информации, манипулирующих сознанием дезориентированных, обманутых людей, которые безропотно усваивают ложные идеи и губительные антидуховные стереотипы. Пользуясь повальным умственным затмением и религиозно-нравственным оскудением Руси, ненавистники России прежде всего стремятся разрушить те уникальные, многовековые идеи и ценности, которые обеспечивали русскому обществу его феноменальную стойкость и жизнеспособность.1)

При этом особенному поношению подвергается идея империи и имперский, державный инстинкт русского народа.

Империя, внушают нам, – это такая форма государственности, в которой господствующий народ угнетает другие народы,  в которой  злокозненный «центр» живет за счет ограбления «колоний». Потому-де такому чудовищу не место в «цивилизованном мире». Однако всякий беспристрастный человек, мало-мальски знакомый с историей нашего Отечества, может легко убедиться, что Российская Империя никогда не соответствовала такому определению. Этот карикатурный образ не имеет ничего общего с нормальной имперской государственностью. Более того, в основании здорового христианского империализма лежат понятия и чаяния вполне духовные, благонамеренные и благодатные, берущие свои начала в Священном Писании и церковном вероучении.

Мировая история знает два типа империй. Один тип, возникший на исторической сцене довольно поздно как результат «расцерковления» западного мира и колониальных захватов эпохи «великих географических открытий», – это «лжеимперии», государственность которых основана на экономическом, политическом и военном господстве одного народа над другими. Именно такие государства и создали историческую почву для мифов о нравственной несостоятельности имперской идеи как таковой. Среди наиболее ярких примеров можно назвать Британскую, Австрийскую, Германскую, обе Французские империи.

Западные народы, создавшие эти государственные конструкции, в силу своих культурно-мировоззренческих и нравственно-религиозных особенностей извратили самую суть имперского принципа.

При этом первые поползновения с целью присвоить себе богоданное имперское служение начались в Западной Европе более тысячи лет тому назад. В 800 году по Р.Х., воспользовавшись смутами в Византии, вызванными иконоборческой ересью, папа римский Лев III возвел короля франков Карла Великого в ранг «императора». Однако франкская империя просуществовала недолго. Вслед за тем в 962 году Оттон I, германский король, завоевав Северную и Среднюю Италию, объявил себя «императором» Священной Римской империи, которая вскоре захирела в результате борьбы с папами, хотя формально продолжала существовать вплоть до 1806 года...

Но наиболее настойчивые попытки восхитить себе имперское звание народы Европы предприняли в XIX столетии, когда эгоистическое, индивидуалистическое мировоззрение «гуманизма» и «просвещения» едва ли не полностью вытеснило христианские святыни из жизни людей.

В 1804 году провозгласил себя императором Наполеон Бонапарт. Тогда же в целях борьбы с растущим французским могуществом титул «апостолического императора» принял на себя Франц I Австрийский. Блестящие военные успехи Наполеона вплотную приблизили «маленького корсиканца» к мировой гегемонии (не случайно церковным сознанием православной Руси он воспринимался как предтеча антихриста). Впрочем, даже крушение новоявленного «императора» не остановило его многочисленных последователей и подражателей. Племянник Бонапарта под именем Наполеона III в 1852 году тоже провозгласил себя императором, заявив о намерении «примирить народы». Когда же «империя» этого «миротворца» в 1870 году пала в результате войны с Пруссией, на «вакантное» место тут же заступила объединенная Германия, спаянная Бисмарком «железом и кровью» из рыхлого конгломерата разномастных немецких княжеств, объявившая себя «империей» в 1871 году. В 1876 году юридически оформилась и самая крупная, Британская империя (королева Виктория была провозглашена императрицей Индии).

Однако во всех этих европейских псевдоимпериях искажалась самая суть имперской государственности. Они стремились либо к чисто политическим, милитаристским, экспансионистским целям (Германская империя, империя Наполеона I), либо к корыстным торгово-экономическим выгодам (Британская империя). Имперский принцип был понят обезверившейся Европой как принцип силового господства над другими народами, а не как благоговейное служение высшим религиозно-нравственным идеалам.

Другой тип имперской государственности был выработан в Древнем Риме, усовершенствован и одухотворен христианством в Византии и затем, после падения Константинополя под натиском полчищ турок-османов, воспринят и усвоен Православной Русью. Хотя юридически Россия была провозглашена империей лишь в 1721 году (когда Петр I принял поднесенный ему Сенатом и Синодом титул императора), имперские признаки начали проявляться в ее государственности еще со времен Иоанна III, вполне отчетливо закрепившись в ходе царствования Иоанна IV Грозного.

Римская, Византийская и Российская империи – вот три последовательных исторических этапа воплощения в жизнь великого имперского принципа.

Один из столпов русского православно-патриотического движения Владимир Андреевич Грингмут еще в конце прошлого века писал: «Юридическая основа этой идеи была выработана в полном совершенстве в Риме. Но этому материальному целому не доставало живительного духа, не доставало христианства. Лишь в Византии римское самодержавие стало самодержавием православным и достигло полного юридически-церковного совершенства. Но выработанной в Византии идее самодержавного православия не доставало, однако, еще подходящей народной почвы для ее осуществления. Почва эта дана была ей в России. Из кабинетов византийских юристов и богословов идея православного самодержавия перешла в сердца русского народа и, просветив эти золотые сердца, сама получила в них недостававшее ей глубокое этическое просветление. Таким образом, римское самодержавие, византийское православие и русская народность соединились в одно гармоническое, неразрывное целое...» 2)

С этой точки зрения весьма показателен ответ, данный Петром I Сенату и Синоду при принятии им на себя титула Императора Всероссийского. «Зело желаю, – сказал великий преобразователь, – чтобы весь наш народ прямо узнал, что Господь Бог... нам соделал. Надлежит Бога всею крепостью благодарить; однако же, надеясь на мир, не надлежит ослабевать и в воинском деле, дабы с нами не так сталось, как с монархиею Греческою (т.е. с Византийской Империей – митр. Иоанн). Надлежит трудиться о пользе и прибытке общем, который Бог нам перед очьми кладет... от чего облегчен будет народ...» 3)

Основой истинной имперской государственности, позволяющей отличать ее от исторических подделок и искажений, является державность в ее христианском понимании. Подлинная империя есть великая мировая держава, включающая в свой состав различные народы, которые связаны в единое целое общностью высшей культуры, равенством всех граждан перед законом и верховной властью. Благодаря своей величине и мощи, внутренней культурной и этнической многоцветности, христианская империя являет собой своего рода уменьшенную копию целого человечества. Потому и события, происходящие с ней, имеют особую духовную значимость, особое мистическое, прообразующее значение.

Так, империя Рима, по нынешним меркам довольно скромная территориально (охватывавшая даже в моменты своего расцвета лишь зону средиземноморья, Малую Азию и часть Европы), сыграла, тем не менее, благодаря своему «воцерковлению» при императоре Константине Великом ключевую роль во всей мировой истории двух последних тысячелетий. Эту роль Рим со временем уступил Византии, а та – Москве. Крушение же русской православной государственности вызвало во всем мире столь мощные геополитические и военные катаклизмы, что в XX столетии человечество не раз оказывалось на грани общемировой катастрофы.

Все это особенно ярко высвечивает благотворную роль христианской империи, влияние которой на события в мире реализуется посредством осуществления государством двух взаимосвязанных и взаимообусловленных функций. Первая из них (внутренняя) заключается в поддержании мира между народами империи и духовного здравия в общественной жизни страны. Вторая (внешняя) – в удержании человечества от падения в пучину хаоса и ожесточенного взаимоистребления.

«Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими» (Мф. 5:9), – гласит Священное Писание. Соответственно, для государств и правителей нет предназначения выше и благороднее, нежели противостоять действующему на земле злу, утверждая повсюду мир и покой осмысленного, одухотворенного бытия. В конечном итоге такое благодатное воздействие на мировую политику способно оказать лишь государство, вдохновляемое в своей земной деятельности высочайшими «небесными» идеалами христианства, евангельскими заповедями и Законом Божиим.

Истина едина. Соответственно, сколько бы ни существовало в ту или иную эпоху государств, именующих себя империями, подлинная Империя может быть только одна. Для христианского сознания это всегда было очевидным, ибо Православная Империя есть не больше и не меньше как земная ипостась Царствия Божия, Царствия Небесного...

Лучше, чем кто-либо, осознавали великое значение «миродержательной» функции, которую выполняла Российская Империя, русские государи XIX столетия. После победы над Наполеоном именно Александр I для поддержания в Европе мира и спокойствия создал Священный Союз. В 1849 году Николай I спас от развала Австрийскую монархию и остановил победоносное шествие европейской революции. Лишь благодаря благожелательной российской политике во времена Александра II смогло осуществиться объединение Германии, составившей в «европейском оркестре» необходимый противовес французскому государству. По инициативе Николая II в 1898 году была созвана Гаагская мирная конференция.

Но особенно ясно понимал миротворческую миссию России венценосный родитель последнего русского царя – Александр III. При нем Российская империя достигла небывалого влияния на мировую политику, не ведя, однако, никаких войн, а действуя в качестве своеобразного геополитического «балансира», уравновешивавшего антагонистические тенденции международной жизни. Прозванный в народе «миротворцем», Александр III зримо явил в своей деятельности, каковы могут быть благотворные следствия настоящей русской державности при твердом понимании верховной властью своего высшего, нравственно-религиозного предназначения...

+ + +

Учитывая, что христианская государственность знает две конкретно-исторические формы проявления соборного начала – религиозную, церковную, и земскую, народно-представительскую, здоровая национальная политика имеет для империи значение не меньшее, чем чистота и ясность ее религиозного самосознания.

Исследуя эти вопросы, знаменитый теоретик монархизма Лев Александрович Тихомиров писал: «Само по себе существование племенных особенностей не только не вредит единству государства, а даже служит полезным источником разнообразия национального и государственного творчества. Но необходимо, чтобы при этом была некоторая общая сила, сдерживающая племенные и вообще партикуляристские тенденции.  Подобно тому, как в самом искусном сочетании управительных учреждений одно из важнейших условий составляет сила власти, так и в единении разноплеменного государства важнейшее условие составляет сила основного племени, его создавшего.

Никогда, никакими благодеяниями подчиненным народностям, никакими средствами культурного единения, как бы они ни были искусно развиваемы – нельзя обеспечить единства государства, если ослабевает сила основного племени. Поддержание ее должно составлять главный предмет заботливости разумной политики... Общественный и национальный деятель, забывающий первенствующее значение национальной силы, способной заставить осуществить его планы – в политическом деле способен лишь вести государство к разрушению. Без силы – нет ни политики, ни культуры, потому что нет и самой жизни. Но обеспечив себя со стороны силы, то есть поддерживая мощь основного племени – политика засим должна развивать все средства культурного единения всех народностей государства».4)

Эта цитата, пожалуй, лучше всего показывает, сколь несостоятельны утверждения о «национальном угнетении», которое якобы неизбежно сопутствует имперской государственности. Конечно, многообразие и сложность реальной жизни в разное время и в разных местах приводят к более или менее серьезным искажениям идеальной схемы национального устройства империи. Но это ни в коем случае не отменяет того факта, что имперская схема межнационального взаимодействия является наиболее жизнеспособной и справедливой. Многочисленные кровавые этнические конфликты, всегда сопровождающие распад имперской (и даже псевдоимперской) государственности, подтверждают это с предельной наглядностью.

Что касается исторической российской практики, то она поражает упорным стремлением к межнациональной гармонии и удивительной терпимостью русского народа. Чего стоит хотя бы участие татарских отрядов в освобождении Москвы от польской оккупации во время смуты начала XVII века, всего лишь через каких-то шесть десятилетий после штурма Казани и присоединения Казанского ханства к России! Неужели недавние ордынцы стали бы помогать своим «завоевателям» и «поработителям», если бы не чувствовали общность судьбы, несмотря на все культурные, национальные и вероисповедные различия?!

И пример этот далеко не одинок. Так, в активной соборной деятельности, развернувшейся на Руси после одоления Смуты и на века предопределившей облик российского государства, участвовали без исключения все, считавшие себя на тот момент россиянами. Вот почему в числе соборян мы встречаем рядом с городовыми дворянами казаков и их атаманов, рядом с казанскими стрельцами татарских мурз и купцов, слобожан и «гостей», бояр и представителей черных сотен...

На протяжении долгих столетий вокруг русского национального ядра творила Россия тот уникальный по своему многообразию и самобытности полиэтнический, поликонфессиональный сплав культур, народов и племен, который как нельзя лучше свидетельствует о ее просветительской, объединительной и миротворческой миссии. Именно эта очевидная историческая истина позволила Ивану Ильину уже в нашем столетии, после братоубийственных бурь революции и ужасов второй мировой войны, сказать: «Россия не есть случайное нагромождение территорий и племен, и не искусственно слаженный механизм «областей», но живой, исторически выросший и культурно оправдавшийся организм, не подлежащий произвольному расчленению. Этот организм есть географическое единство, части которого связаны хозяйственным взаимопитанием; этот организм есть духовное, языковое и культурное единство, доказавшее миру свою волю и свою способность к самообороне; он есть сущий оплот европейско-азиатского, а потому и вселенского мира и равновесия. Расчленение его явилось бы в истории политической авантюрой, гибельные последствия которой человечество понесло бы на долгие времена».5)

Все это безусловно верно. Нынешняя российская разруха как нельзя лучше подтверждает правоту сказанного выше. И все же... Имперский период российской государственности стал периодом заката соборного начала равно в духовной, церковно-религиозной и светской, земской областях. Причины этого явления нам и предстоит выяснить, если мы хотим понять собственную историю и найти достойный выход из нынешнего критического положения страны.

 

Империя и Церковь

 

Важнейшим носителем соборного духа в народе, обществе и государстве является Церковь. В имперском государственном механизме Православного Царства именно тесное, «симфоническое» сплетение Церкви и Империи является основой жизнеспособности и крепости равно светской и церковной властей. Православное Царство – живая икона Царствия Небесного на нашей грешной земле – есть великий дар Господа верующему народу за нелицемерное исповедание Христа и верности Его святым заповедям.

Сознание этой мистической взаимосвязи «земного» человеческого обустройства с «небесным» религиозным идеалом пронизывает самосознание христиан с древнейших времен. Свое юридическое обоснование оно получило еще в VI столетии по Р.Х. в знаменитых новеллах (т.е. законах) императора Юстиниана, впоследствии признанных Церковью наравне с соборными деяниями и включенных в составленный святым патриархом Фотием Номоканон, а затем и в славянскую Кормчую книгу.

«Величайшие блага, дарованные людям высшею благостию Божией, – говорится там, – суть священство и царство, из которых первое заботится о божественных делах, а второе руководит и заботится о человеческих делах, а оба, исходя из одного и того же источника, составляют украшение человеческой жизни. Поэтому ничто не лежит так на сердце царей, как честь священнослужителей, которые со своей стороны служат им, молясь неспрестанно за них Богу...» 6)

Соборный разум Церкви также всячески подчеркивал судьбоносное, жизненное значение теснейшей связи между этой «священной сугубицей». Так, в Деяниях VII Вселенского Собора содержится послание епископов Константинопольскому патриарху Тарасию, утверждающее: «Священник есть освящение и укрепление императорской власти, а императорская власть есть сила и поддержка священства... Священство хранит и заботится о небесном, а императорская власть посредством справедливых законов управляет земным». 7)

«Един есть Господь и законоположник, – поучал свою паству преподобный Феодор Студит (+826). – Это единоначалие – источник всякой премудрости, благости и благочиния... Отсюда – учреждение между людьми всякой власти. Один патриарх в патриархате, один митрополит в митрополии, один епископ в епископии, один игумен в монастыре. И в мирской жизни – один царь, один полководец, один капитан на корабле...» При этом принцип жесткого единоначалия, необходимый для эффективности любой власти, любой системы управления, в христианской традиции дополнялся и смягчался тесными узами, связывавшими власть с нравственным долгом, силу – со святыней.

Византийский кесарь Василий Македонянин особенно образно и ясно отразил это в Эпанагоге – специальном руководстве для судей, составленном в конце IX века по Р.Х. «Император и патриарх, – говорится в ней, – необходимы для государственного устройства так же, как тело и душа в живом человеке. В связи и согласии их состоит благоденствие государства». Задолго до этого, выступая на IV Вселенском (Халкидонском) Соборе, другой византийский император, Маркиан, ту же мысль высказал иными словами, провозгласив: «Когда Божественным определением мы избраны были на царство, то между столькими нуждами государства не занимало нас так никакое дело, как то, чтобы православная и истинная вера христианская, которая свята и чиста, пребывала бессомнительной в душах всех».

Многими столетиями позже патриарх Константинопольский Антоний в своем послании Великому князю Московскому Василию Дмитриевичу поучал русского властителя, раскрывая ему значение христианской империи: «Святой царь занимает высокое место в церкви; он не то, что другие, поместные князья и государи. Цари в начале упрочили и утвердили благочестие во всей вселенной; цари собирали Вселенские Соборы; они же подтвердили своими законами соблюдение того, что говорят божественные и священные каноны о правых догматах и о благоустройстве христианской жизни, и много подвизались против ересей; наконец, цари вместе с соборами своими постановлениями определили порядок архиерейских кафедр и установили границы митрополичьих округов и епископских епархий. За все это они имеют великую честь и занимают высокое место в церкви. И если, по Божьему попущению, язычники окружили владения земного царя, все же царь получает то же самое поставление от церкви, по тому же чину и с теми же молитвами помазуется великим миром и поставляется царем и самодержцем всех христиан. На всяком месте, где только имеются христиане, имя царя поминается всеми патриархами, митрополитами и епископами, и этого преимущества не имеет никто из прочих князей и властителей...

Невозможно христианам иметь церковь и не иметь царя. Ибо царство и церковь находятся в тесном союзе и общении между собою, и невозможно отделить их друг от друга. Послушай верховного апостола Петра, говорящего в первом соборном послании: «Бога бойтесь, царя чтите»(I Пет. 2:17). Не сказал «царей», чтобы кто не стал подразумевать именующихся царями у разных народов, но «царя», указывая на то, что один только Царь во Вселенной».

Этот богодухновенный взгляд на природу тесной взаимосвязи Соборной Церкви Христовой и Самодержавного Православного Царства нашел свое отражение в творениях и поучениях русских святителей и подвижников благочестия. Митрополит Иларион и преподобный Кирилл Белозерский, знаменитый игумен Иосиф Волоцкий и глава «заволжских старцев» Нил Сорский, ученый монах Максим Грек и смиренный старец Елезарьевой пустыни Филофей своими словами и делами, самой жизнью и даже смертью ясно подтверждали, сколь глубоко и крепко укоренилась христианская имперская идея на Святой Руси.

В суровые годины испытаний и смут, в эпохи бурные и мятежные, которыми столь богата отечественная история, это учение о симфонии властей становилось для российского государственного корабля надежным кормилом и прочной опорой. Вплоть до страшной духовной катастрофы, постигшей наш народ вслед за богоборческими революциями 1917 года, один из основных законов Державы прямо и недвусмысленно гласил: «Император, яко Христианский Государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры, блюститель правоверия и всякого в Церкви Святой благочиния...»8)

Полно и ясно раскрыл мистический смысл Русского Самодержавия и российской имперской государственности великий молитвенник и чудотворец, святой праведный отец Иоанн Кронштадтский. Он поучал: «Создав человека на земле как царя всех тварей земных, Царь Творец поставил затем царей разным народам, и почтил их державою Своею и владычеством над племенами – правом управления и суда над ними. Пророк Даниил говорит: «Владеет Вышний Царством человеческим и дает его, кому хочет» (Дан. 4:29). Премудрый Соломон возвещает всем царям: «Дана есть от Господа держава вам и сила от Вышняго» (Прем. 6:3). В ознаменование этого дара и силы Божией, даруемой царям от Господа, еще в Ветхом Завете Сам Господь установил священный обряд помазания Царей на царство... Этот священный обряд перешел и к христианским царям России. Через него сообщается им необходимо нужный дар особенной мудрости и силы Божией...

Умолкните же вы, мечтательные конституционалисты и парламентаристы! Отойди от меня, сатана, ты мне соблазн... От Господа подается власть, сила, мужество и мудрость царю управлять своими подданными. Но да приближатся к престолу достойные помощники, имеющие правую совесть и страх Божий, и да бежат от престола все, в коих совесть сожжена, в коих нет совета правого, мудрого и благонамеренного...

Бедное Отечество, когда-то ты будешь благоденствовать? Только тогда, когда будешь держаться всем сердцем Бога, Церкви, любви к Царю и Отечеству, чистоты нравов... И чем бы мы стали, Россияне, без царя? Враги наши скоро постарались бы уничтожить и самое имя России, так как Носитель и Хранитель России после Бога есть Государь России, Царь Самодержавный, без него Россия – не Россия!»

+ + +

Духом и светом соборности была пронизана на протяжении долгих столетий вся жизнь русского народа и российского государства. При том именно церковные соборы, первый из которых состоялся вскоре после крещения Руси (в 1105 году) при Ярославе I, стали главными хранителями древней духовной мудрости и благочестия. Почти три десятка поместных соборов устрояли и правили нравственно-религиозную жизнь России в течение пяти веков, прежде, чем по велению Иоанна Грозного был созван первый земский собор. Казалось, что церковная соборность уже навсегда легла краеугольным камнем в основание земного созидания Святой Руси во всех ее конкретно-исторических формах, будь то Великое княжество Киевское или Владимирское, Московское Царство или Российская Империя.

Но, увы! – история распорядилась иначе. Великий преобразователь русского бытия, крутой, страстный и мятежный государь Петр Великий не остановился перед тем, чтобы прервать сию благодатную традицию. Церковная реформа Петра стала отправной точкой многих пагубных процессов, завершившихся двумя столетиями позже крахом тысячелетнего русского православного государства.

Реформа эта была задумана и осуществлена как сознательный разрыв многовекового исторического преемства духовных основ русской жизни и ключевых архетипов русского национально-религиозного самосознания. «Петр сам хотел разрыва, – справедливо замечает протоиерей Георгий Флоровский в своем известном исследовании «Пути русского богословия». – У него была психология революционера. Он хотел, чтоб все обновилось и переменилось, – до неузнаваемости. Он сам привык и других приучал думать о настоящем всегда в пртивопоставлении прошлому. Он создавал и воспитывал психологию переворота. Именно с Петра и начинается великий и подлинный русский раскол... Происходит некая поляризация душевного бытия России. Русская душа раздваивается в напряжении между двумя средоточиями жизни, церковным и мирским. Петровская реформа означала сдвиг и даже надрыв в душевных глубинах...

Изменяется  самочувствие и самоопределение власти. Государственная власть самоутверждается в своем самодовлении... И во имя своего первенства не только требует от Церкви повиновения и подчинения, но и стремится как-то вобрать и включить Церковь внутрь себя, ввести ее в состав государственного строя и порядка. Государство отрицает независимость  церковных прав  и полномочий. Государство утверждает себя самое, как единственный, безусловный и всеобъемлющий источник всякого законодательства, всякой деятельности или творчества.

Все должно стать и быть государственным, и только государственное попускается и допускается впредь. У Церкви не остается и не оставляется самостоятельного и независимого круга дел, – ибо государство все дела считает своими. И всего менее у Церкви остается власть, ибо государство чувствует и считает себя абсолютным». 9)

Такое «полицейское», тоталитарное мировоззрение появилось, конечно, не сразу и не вдруг. Исторические его корни лежат в эпохе Реформации, когда «обмирщение» сознания достигло на Западе критической величины. В результате и у части российского правящего класса, заразившегося модной западной болезнью, потускнело и выветрилось мистическое чувство церковности как благодатного духовного единства, понятие о Церкви как о Богочеловеческом организме, о врачевнице душевной, целительные Таинства которой лечат сердечные язвы и греховные раны падшего и оскверненного нечистыми страстями естества.

Мало-помалу множилось число «просвещенных» вольнодумцев, привыкших, на свою беду, видеть в Церкви лишь одно из общественных учреждений, которое занято рутинной «организацией» нравственной и религиозной жизни народа. С такой точки зрения, совершенно недоступной для понимания «рационалистов», стало благодатное качество соборности, примитивно сведенное ими к убогой и ущербной «коллегиальности». К сожалению, именно этот взгляд на церковно-государственные отношения был положен в основу политики Петра и торжественно провозглашен в «Духовном Регламенте», который, по замыслу царя, должен был стать главным руководством к церковной реформе, но стал, на деле, программой и манифестом еретической протестантской Реформации в России.

написанный сподвижником Петра, главой «Ученой дружины» Феофаном Прокоповичем, «Регламент», по сути, содержал требование принять новое, нецерковное мировоззрение. В нем много желчи, обличений и критики, это книга едкая и злая. В ней чувствуется болезненная страсть к разрыву с прошлым, которое стало для автора чужим, далеким и непонятным. «Не только отвалить от старого берега, но еще и сломать самый берег за собою, чтобы кто другой не надумал вернуться»... 10)

«Регламент» был составлен так, дабы искоренить все самостоятельные начала в жизни Церкви, в делах церковного самоуправления. Феофан сочинил его для «коллегии», или «консистории» – по типу тех, что учреждались с целью государственного управления церковными делами в тоталитарных протестантских странах. Не случайно, объясняя, «что есть Духовный Коллегиум», Прокопович ни разу не ссылается ни на примеры церковного предания, ни на Номоканон. Наоборот, необходимость введения «коллегиального» начала в церковное управление автор пытается доказать доводами исключительно государственной безопасности.

«Велико и сие, – гласит документ, – что при соборном правлении (так Прокопович по старой привычке называет столь любезную ему «коллегиальность» – митр. Иоанн) отечество будет безопасно от мятежей и смущения, каковые происходят от наличия единого правителя духовного (т.е. патриарха – митр. Иоанн). Ибо простой народ не различает власть духовную от самодержавной, но удивленный великою честию высочайшего пастыря, помышляет, что таковой правитель есть второй Государь, равный самодержцу, а то и больший его, и что духовный чин есть другое и лучшее государство». Стоит ли говорить, сколь беспочвенно и несостоятельно подобное «доказательство» необходимости упразднения патриаршего престола и поместных соборов в свете многовековой истории православной государственности – от равноапостольного римского императора Константина Великого и до «тишайшего» русского царя Алексея Михайловича?!

Но и это еще не все. «Регламент» практически не скрывает, что одной из главных задач его является дискредитация православного духовенства, слишком «высокое мнение» о котором в народе представляется вредным и опасным. Нужно, считает Прокопович, чтобы не было на них «лишней светлости», которая мешает вполне выявить безусловное подчинение духовенства светской власти. «Когда увидит народ, – говорится в «Регламенте», – что церковное управление монаршим указом и сенатским приговором установлено есть, то и паче пребудет в кротости своей, и весьма отложит надежду иметь помощь к бунтам своим от чина духовного...» Нелепость такой «аргументации» столь очевидна, что даже не требует опровержения.

Тем не менее подобное мировоззрение было положено в основу государственной политики с самого начала царствования «великого преобразователя». Уже в 1701 году Петр возобновил деятельность Монастырского приказа – органа государственного надзора за церковными делами и заодно отобрал у Церкви монастырские и архиерейские имущества. Духовенство оказалось лишенным средств даже для приобретения книг и устройства школ с целью образования и просвещения русского народа.

Дальше дело пошло еще круче. Патриаршество было упразднено, и, более того, исконные формы выражения народом своего религиозного чувства были объявлены суеверием. В указе на имя Святейшего Синода от 22 февраля 1722 года предписывалось запретить вынос чтимых икон: «Чтоб в Москве и городах из монастырей и церквей ни с какими образами к местным жителям в домы отнюдь не ходить... А кто будет ходить, тех брать». 11) Через месяц вышел новый указ, в котором воспрещалось устроение часовен на торжищах и перекрестках, в селах и других местах и совершение в них богослужений. «Часовен отныне в показанных местах не строить, – гласил указ, – и построенные деревянные разбирать, а каменные употребить на иные потребы».* Вскоре постановления против обрядности, крестных ходов, хождения с образами, дорогих окладов на иконах, богоявленской воды и тому подобных «суеверий» посыпались, как горох из дырявого мешка.

Однако еще пагубнее для русского сердца оказались мероприятия Петра, направленные на реформирование монастырей, от века бывших светочами духовного просвещения, твердынями правоверия и осознанного, глубокого благочестия.

Согласно святоотеческому преданию, «как ангелы являются светом для иноков, так иноки являются светом для мирян». Это церковное учение нашло свое наиболее полное воплощение во всех сторонах государственной и общественной жизни допетровской Руси. Но не так смотрел на монашество сам Петр. Воздавая похвалу первоначальным монастырям глубокой древности за их трудолюбие, он в упомянутом указе говорит, что лет через сто «от начала сего чина» монахи стали ленивыми, развращенными и тунеядцами. Здесь резко осуждается умножение монастырей в Константинополе и ближайших к нему местах, что будто бы явилось причиной поразительной малочисленности воинов, которые так нужны были при осаде греческой столицы врагами. «Сия гангрена, – говорится в указе, – зело было и у нас распространяться начала». По воззрениям Петра, монахи не стоят на высоте своего призвания, едят даровой хлеб, и никакой прибыли от этого обществу нет. Поэтому царь требовал, чтобы в русских монастырях создавались благотворительные учреждения для престарелых солдат и семинарии, откуда образованные воспитанники, ищущие монашества или архиерейства, могли бы постригаться по достижении ими 30-летнего возраста. А незадолго до смерти государь издал указ, чтобы московские монастыри: Чудов, Вознесенский и Новодевичий – были предназначены для больных, старых и увечных; Прервинский – для школы, Андреевский – для подкинутых младенцев. Вообще при Петре число монахов было очень ограничено, иноки были стеснены особыми правилами, а самые обители были по преимуществу обращены в богадельни.

Впрочем, рассуждая о Петре Великом, его деятельности и его эпохе, важно не впасть в одну из двух крайностей, традиционно свойственных отечественной историографии. Так, неуемные почитатели Петра, безудержно идеализируя как его самого, так и все, что он делал, – отстаивают то убеждение, что без великих реформ допетровская Русь безнадежно отстала бы от «просвещенной» и «цивилизованной» Европы. Это, конечно, не так. Но, с другой стороны, попытки представить «великого преобразователя» в образе демоническом, как едва ли не сознательного врага русского благочестия, тоже грешат искажениями и натяжками.

В личности Петра очень странным и прихотливым образом тесно сплелись качества весьма различные, порой прямо противоположные. Такой же была и его внешняя деятельность. Не будем забывать, что многие духовные авторитеты эпохи – будь то местоблюститель патриаршего престола Стефан Яворский или святой чудотворец Митрофан Воронежский – активно поддерживали политические мероприятия государя, направленные на ускоренное державное развитие России, но столь же активно и резко обличали его вредоносный модернизм в области духовной, религиозно-нравственной.*

Пора признать, что для здравого понимания русской истории очень важно отрешиться от дурной привычки делить всех исторических персонажей на «хороших» и «плохих», «наших» и «чужих», в соответствии со своими сегодняшними вкусами, пристрастиями и идеологическими ориентирами. «Не судите, да не судимы будете», – гласит Священное Писание. Порицанию и осуждению подлежит не человек, искупленный бесценною кровью Спасителя, но грех, страсть – толкающая его порой на поступки безумные и пагубные...

Как бы то ни было, весь XVIII век в русской душе шла тяжелая и изнурительная борьба с разорительным воздействием непродуманных петровских «новаций». Во время «онемеченного» правления императрицы Анны Иоанновны, например, этот вопрос стал особенно остро. Проповедник при Елизавете, Амвросий Юшкевич так вспоминал о том периоде: «На благочестие и веру нашу православную наступили, но таким образом, будто они не веру, но весьма вредительское христианству суеверие искореняют. О, коль многое множество под таким предлогом людей духовных истребили, монахов порасстригли и перемучали! Спроси ж – за что? Больше ответа не услышишь, кроме того: суевер, ханжа, лицемер, ни к чему не годный. Сие же все делали с такою хитростию и умыслом, чтобы вовсе в России истребити священство православное и завесть свою новомышленную беспоповщину».

Бывали, конечно, и тогда светлые времена. Так, глубоким личным благочестием отличалась государыня Елизавета Петровна, дочь Петра Великого. Ревностным христианином был и император Павел I, убитый на исходе пятого года своего правления в результате придворного масонского заговора. Но только со второй половины царствования Александра I начался процесс нейтрализации наиболее вредоносных следствий «просвещения» русского «высшего общества». И все же оправиться от нанесенного ей удара Россия уже так и не смогла...

 

Империя и земство

 

Строго говоря, «эпоха земских соборов» заняла на Руси всего полтора столетия. Первый земский собор, созванный царем Иоанном «на двадцатом году возраста своего», т.е. в 1550 году, отделяют от последнего, который созвал Петр Великий для суда над царевной Софьей в 1689 году, лишь 139 лет – срок, по меркам тысячелетней российской истории, не такой уж большой. И тем не менее было бы непростительной ошибкой считать, что именно этими жесткими временными рамками ограничивается жизнь русской соборности. Являясь одним из основополагающих свойств нашего национального бытия, она – в разных формах, различными путями и с разной степенью интенсивности – определяла его течение неотступно на протяжении всей истории Руси, с момента крещения в днепровском потоке и до наших дней.

Расцвет земских соборов, их «золотой век» приходится, как мы уже видели, на время царствования Михаила Феодоровича Романова. Со второй половины XVII столетия их деятельность начинает постепенно затухать. Собор 1653 года, принявший историческое решение о воссоединении Малороссии (Украины) с Россией, явился, по мнению некоторых ученых, последним земским собором, где были полнокровно представлены все сословия государства, где обсуждались вопросы поистине общегосударственной важности.

Впрочем, и после него проходили соборы, но их принято называть «неполными». Они обсуждали разного рода частные вопросы, и представлены на них были депутаты от заинтересованных сословий. Общее же число земских соборов, заседавших на Руси, превышает три десятка, и лишь эпоха обвальных петровских реформ окончательно подвела черту под их законотворческой деятельностью. Сам Петр, между прочим, был избран на царство именно собором, который в 1682 году возвел на престол сперва его – десятилетнего отрока, а затем, через месяц, – его шестнадцатилетнего брата Иоанна.*

О причинах упадка соборного управления в российской исторической науке не сложилось единого мнения. Одни ученые (например, Б.Н.Чичерин или С.М.Соловьев) полагали, что земские соборы к концу XVII – начала XVIII века просто изжили себя как государственный институт, оправданный, целесообразный и жизнеспособный лишь в годину смут и державных нестроений. Это верно лишь отчасти, хотя пик соборной активности в России действительно приходится на время боярских междоусобиц, и заняты соборы, в основном, ликвидацией их тяжких последствий.

Уже о первом земском соборе летописец говорит: «Видя государство в великой тоске и печали от насилия сильных и от неправды, умыслил Иоанн, впоследствии Грозный, смирить всех в любовь. Посоветовавшись с митрополитом, как бы уничтожить крамолы, разорить неправды, утолить вражду, приказал он собрать свое государство из городов всякого чина». Это, казалось бы, подтверждает мнение, что соборы родились именно и исключительно как орудие всенародной борьбы со смутой.

Но все же их роль этим далеко не исчерпывалась. Нельзя забывать, что эпоха земских соборов есть одновременно эпоха напряженного державного строительства на Руси, эпоха ее активного геополитического становления, в результате которого Великое княжество Московское из татарского данника превратилось в крупнейшую империю мира. И в том, что это произошло, несмотря на все препятствия и противодействия, – заслуга земских соборов велика и несомненна.

Другие историки (такие, как К.С.Аксаков) утверждали, что земские соборы стали уникальным по своей эффективности инструментом становления общенационального нравственно-религиозного единства, важнейшим орудием его защиты и гарантом тесной связи Верховной власти с народом, гарантом того, что важнейшие народные нужды станут одновременно и важнейшими приоритетами государственной политики, главными заветами Русского Православного Царя. В соответствии с такой точкой зрения, ликвидация Петром этой самобытной государственной структуры знаменовала собой разрыв с живой народной традицией, отход от исконного «русского пути развития» и ставила московское самодержавие на путь превращения в «петербургский абсолютизм», выстроенный по чуждому, западноевропейскому образцу.

В такой точке зрения, несомненно, много правды. И все же представляется, что истина находится где-то посередине.

С одной стороны, соборы, сыгравшие решающую роль в бурных событиях XVII столетия, стали для Российской Империи слишком медлительными и неповоротливыми. Московская старина, дышавшая в них, любила последовательность и постепенность, плохо сочетаясь с возросшим темпом жизни, быстро и неожиданно ставившей перед русской государственной властью все новые и новые задачи. Кроме того, в условиях стабильной государственности потребность в соборном разрешении многих проблем просто-напросто отпала, ибо «в рабочем порядке» обычного делопроизводства они решались и скорее, и проще.

Но с другой стороны, все эти недостатки относились лишь к внешней, организационной форме земских соборов в том виде, в каком она сложилась за время их активной деятельности. Они ни в коей мере не затрагивали благотворную сущность христианской соборности, не касались ее духовного, мистического основания. Русское народное представительство, столь ярко и действенно явившее себя под покровом благодатного соборного начала, нуждалось, возможно, в некоторых внешних  исправлениях и поправках.  Но его полное упразднение стало одной из тех роковых ошибок, которые предопределили беспрецедентную трагичность русской истории, распад российской православной государственности и нашу нынешнюю разруху...

Надо, однако, ясно понимать, что упразднение земских соборов как таковых вовсе не оборвало саму соборную традицию народной жизни. В зависимости от исторических обстоятельств может исчезнуть тот или иной государственный институт, но никакими силами нельзя изменить многовековое преемство исторического бытия многомиллионного народа, основополагающие принципы его общественной самоорганизации. Пусть земские соборы исчезли, но соборный идеал, укорененный в глубинах нравственно-религиозной жизни Руси, остался.

Остался как единственный способ достичь извечной цели стремлений русского человека – «смирить всех в любовь». Или, говоря научным слогом известного русского мыслителя-славянофила А. С. Хомякова, достичь «единства в многообразии», гармонично соединяющего все культурное, национальное и бытовое многоцветие Империи вокруг общего духовного стержня, придающего человеческой жизни вечный, непреходящий смысл.

Соборность, как идеал русского державного бытия и как (в большей или меньшей степени) неустранимый факт реальной жизни народа, диктовала условия даже такому радикальному реформатору, каким был Петр Великий. Государь, который, говоря словами Пушкина, «уздой железной Россию вздернул на дыбы», хотя и находился под мощным влиянием европейской культуры, но так и не смог (да хотел ли?) до конца порвать с традиционной основой самоорганизации российского общества.

Будучи по широте натуры и образу чувств подлинно русским человеком, Петр не мог не видеть положительных сторон соборного строя и понимал силу его благотворного влияния на систему государственного управления Империей. Но, увы! – европейское умственное иго привело к тому, что преобразователь России попытался по образцу «просвещенной» Европы заменить соборность коллегиальностью. Мы уже указывали на то, сколь тяжелыми стали последствия такой неравноценной замены в церковной области. Нечто подобное произошло и в области гражданской, светской, государственной.

При некотором внешнем сходстве внутреннее различие двух этих форм общественной самоорганизации разительно и неустранимо. Если соборность предполагает в качестве своей необходимой основы наличие органической общности мировоззрения (т.е. цель соборов есть всеобщее – непременно всеобщее – примирение и объединение в рамках некоторой высшей идеи), то коллегиальность являет собой простое «механическое», внешнее сотрудничество.

Если соборность предусматривает нравственную цельность и монолитность соборян, которая одна лишь делает возможным доверие нации к самодержавному монарху, ощущение гражданского долга как религиозного переживания, мистического призвания, – то коллегиальность, напротив, представляет собой систему тотального недоверия. В основе такой рационалистической системы лежит убеждение в том, что все люди по природе своей недобросовестны и лишь взаимный контроль членов коллегии друг над другом позволяет избежать печальных следствий людских пороков и страстей.

В области государственного управления, да и не только в ней, существуют, конечно, вопросы, решение которых лучше всего обеспечивается коллегиальным путем. Вряд ли следует огульно отрицать целесообразность коллегий как одного из инструментов государственной власти. И все же надо ясно видеть, сколь ограничены возможности коллегиального принципа там, где ситуация требует не рутинной, механической работы, но душевного труда, сердечной зрелости и духовного разумения жизненных коллизий...

Петр Великий не оставил своим преемникам сколь-либо стройной системы державного обустройства земли Русской. Разрушено было более, чем создано, тем паче, что многочисленные новации «царя-плотника» далеко не всегда оказывались жизнеспособными, часто умирая, едва успев родиться. Среди наиболее явных недостатков государственного управления Российской Империи выделялось отсутствие института, аналогичного земскому собору, инструмента, который помогал бы самодержцу ощутить острейшие народные нужды, «из первых рук» узнать о том, что тревожит его многочисленных и разнообразных подданных.

Сей невосполнимый пробел явственно обнаружился сразу после смерти «великого преобразователя» – с 1725 года и едва ли не до конца XVIII века одна за другой предпринимались безуспешные попытки разработать и принять новое Уложение, новый Основной Закон государства, который мог бы заменить «устаревшее» Соборное Уложение 1649 года. С этой целью неоднократно пытались созвать представительную комиссию, в которой были бы отражены интересы всех сословий.

Однако чиновничьи бюрократические методы всякий раз приводили к тому, что собрать требуемое число делегатов никак не удавалось, а если, наконец, это все же получалось, то очередной дворцовый переворот сводил на нет все предыдущие труды. Выборы новых делегатов на местах проводили спустя рукава, уже выбранных посылали в столицу неохотно – и в результате ни одна комиссия даже не приступила к работе.

Так продолжалось до тех пор, пока внутриполитическое положение России не стабилизировалось при Екатерине Великой, которая не замедлила воспользоваться этой передышкой, дабы в очередной раз попытаться восстановить разрушенную связь между царским престолом и широкими народными массами. За время царствования сей государыни произошли два события, которые несли на себе несомненный отсвет идеи соборного народного представительства: созыв Уложенной комиссии и реформа местного самоуправления.

14 декабря 1766 года императрица издала манифест, которым призвала представителей различных сословий «не только для того, чтобы от них выслушать нужды и недостатки каждого места, но допущены они быть имеют в комиссию, которой Мы дадим наказ для заготовления проекта нового Уложения». И действительно, в отличие от предыдущих комиссий, остававшихся, несмотря на все старания их организаторов, только на бумаге, – эта была собрана и приступила к работе.

В ее деятельности приняли участие 564 депутата: 28 от правительства, 161 от дворянства, 208 от горожан (из них 173 представляли купечество), 54 от казаков, 79 от государственных крестьян и 34 от иноверцев. Единственным сословием, не допущенным к работе комиссии, стало крепостное крестьянство, ибо предполагалось, что интересы своих крестьян смогут достаточно полно представить помещики, кровно заинтересованные в том, дабы их кормильцы не оскудели и не разорили своих хозяев*.

Таким образом, можно вполне обоснованно утверждать, что и по составу, и по задачам комиссия, созванная Екатериной II, являлась почти полной копией земского собора. Но были у них и весьма существенные различия. В первую очередь это касается степени участия представителей духовенства в решении важнейших вопросов обустройства страны. Если ранее на соборах были широко представлены как епископат, так и рядовое духовенство, равно белое и черное, – то теперь единственным представителем Церкви в комиссии оказался митрополит Димитрий (Сеченов), защищавший интересы Святейшего Синода.

Открытие заседаний состоялось 31 июня 1767 года. Полтора года делегаты поработали более или менее продуктивно, но 18 декабря 1768 года, по случаю начавшейся войны с Турцией, комиссия была временно распущена. Больше в полном составе она так никогда и не собралась. Отдельные ее комитеты работали, однако, и далее, вплоть до 1774 или 1775 года. Несмотря на то, что свою основную задачу комиссия так и не выполнила (новое Уложение, вопреки всем стараниям, не было составлено), работа ее принесла, по словам Екатерины, немалую пользу, ибо подала «свет и сведение о всей Империи, с кем дело имеем и о ком пещись должны».

Можно почти наверняка утверждать, что именно труды этой комиссии помогли Императрице осуществить конструктивную реформу местного самоуправления, в результате которой применительно к новым историческим условиям были восстановлены традиционные для Руси начала сословной и территориальной самоорганизации. Здесь, как и во многих других случаях, свое новое воплощение (пусть неполное, частичное) нашла неистребимая русская жажда соборного единения, органично включающего в себя механизмы местного самоуправления как свидетельство полного доверия Государя своим верным подданным...

И все же, несмотря на очевидную необходимость, земский собор на Руси в XVIII столетии так и не был созван. Такой печальный результат стал следствием целого ряда причин, характер которых в равной степени обуславливался и объективными, и субъективными особенностями развития России.

Одна из них – бурный процесс экономической и политической дифференциации российского общества, сопряженный с постепенным, но неуклонным разрушением той сословной организации, которая из века в век являлась становым хребтом русского государства.

Социальные реформы Петра и его последователей носили весьма однобокий характер. Стремление сделать из дворянства главную опору престола привело к тому, что социальная политика правительства была направлена на освобождение дворян от всякой государственной повинности и дарование им многочисленных льгот и преимуществ. А это, в свою очередь, привело к тому, что равновесие сословных прав и обязанностей между крестьянством и дворянством (двумя основными сословиями Руси), которое долгое время цементировало всю сословную пирамиду российского государства, придавая ей устойчивость и крепость, было грубо нарушено, а затем и вовсе упразднено.

В результате последовательных и целенаправленных реформ Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны, Петра Феодоровича и Екатерины Алексеевны дворянство постепенно превратилось из служилого сословия, характерным признаком которого являлись жестко определенные обязанности перед государством, – в сословие привилегированное, главной особенностью которого стали исключительные права на владения землей и людьми. Немудрено, что такие перемены вызвали серьезное недовольство крестьян, которые были согласны безропотно переносить тяготы крепостного права лишь твердо зная, что государство обязывает их работать на помещиков именно потому, что помещики сами обязаны служить государству, т.е. одна повинность обуславливается и уравновешивается другой.

Освобождая помещиков от служилой повинности, Верховная власть должна была ради соблюдения социальной справедливости освободить и крестьян из их крепостного состояния. Однако никаких шагов в этом направлении в течение всего XVIII столетия не предпринималось (исключение составил лишь император Павел I), что порождало естественное недовольство крестьян, видевших в этом явную несправедливость. 13)

В результате катастрофически разрасталось отчуждение между двумя основными общественными сословиями, росла пропасть взаимного недоверия и непонимания, углублялись различия в культуре, мировоззрении, быте и образе мыслей.

Автор знаменитой «Книги о скудости и богатстве», кре-стьянин И. Т. Посошков, отражая растущие противоречия между земледельцами и их хозяевами, еще в царствование Петра Великого писал: «Крестьянам помещики не вековые владельцы..., а прямой их владелец Всероссийский Самодержец, а они владеют временно». В таких условиях созыв земского собора, который, несомненно, принял бы к рассмотрению несправедливость сложившегося положения, был дворянству не нужен, да и невозможен, ибо Верховная власть, на заступничество которой уповал Посошков, сама не считала благовременным поднимать сей большой вопрос.

Итогом всему явился процесс расщепления единого соборного тела народа на две неравные части, каждая из которых мало-помалу начинала жить собственной замкнутой жизнью. После окончательного закрепления за дворянством его привилегированного статуса не прошло и полутора столетий, как страшные последствия нарушения сословной справедливости завершились крахом Российской Империи, революцией и гражданской войной...

Другой причиной того, что соборный процесс в России на общегосударственном уровне в XVIII веке был прерван, стала законодательная неотрегулированность процессов престолонаследия, порождавшая постоянную политическую нестабильность. В 1722 году Петр I издал указ, согласно которому царствующий император произвольно назначал себе наследника, которым мог стать всякий, кого он сочтет достойным сего высокого звания.

Петра можно понять – его конфликт с сыном (царевичем Алексеем, ставшим самым серьезным политическим противником реформаторского курса отца) закончился казнью законного наследника, обвиненного в государственной измене. Детские воспоминания государя, ставшего в десятилетнем возрасте заложником дворцовой интриги, основанной на внутрисемейном конфликте среди царских родственников, тоже подталкивали его к тому, чтобы разорвать устоявшуюся традицию, согласно которой престол наследовался по прямой линии – старшим сыном почившего самодержца.

Но, по иронии судьбы, первой же жертвой нового порядка престонаследия стал сам Петр. Опасаясь заранее назначить наследника взамен казненному Алексею (а может, просто надеясь на долгую жизнь и спокойную старость), царь, неожиданно простудившийся и смертельно занемогший, – оставил Российскую империю без престолопреемника. Предание гласит, что, уже отходя в мир иной, государь успел лишь прошептать приближенным: «Оставьте все...» – и усоп.

Кому хотел передать Петр Великий бразды правления державой? Мы никогда не узнаем этой тайны. Несомненно, однако, что результатом такой непредусмотрительности стала жесточайшая борьба за власть, терзавшая придворные петербургские круги долгие десятилетия подряд. В ходе этой борьбы многочисленные претенденты на престол наперебой стремились заручиться поддержкой столичной гвардии, чехарда дворцовых переворотов отодвигала насущные государственные проблемы на второй план, а стремительные взлеты и неожиданные падения фаворитов привлекали гораздо больше внимания, нежели повседневные нужды огромной империи. Само собой разумеется, что в подобных условиях вряд ли могли родиться серьезные планы целенаправленного обустройства русского общества...

В XIX столетии характер сословной политики государства определили два ключевых события, решающим образом повлиявших на взаимоотношения Верховной власти и высших общественных слоев России. Первое из этих событий – убийство в 1801 году императора Павла Петровича. Расследование выявило, что ядро заговора составляли представители наиболее привилегированной части дворянства – гвардейские офицеры. Второе событие – мятеж «декабристов» в 1825 году. 14)

Суть этих событий была очевидна. Так же, как некогда переродилось боярство, превратившись из главной державной опоры княжеской власти, всецело способствовавшей «собиранию Земли Русской», в источник бесконечных местнических усобиц, жестоких смут и мятежных поползновений, угрожавших самому бытию российского государства, – так и дворянство к началу XIX века утратило понимание высшего, нравственно-религиозного смысла своего сословного служения.*

Представители сословия, добившегося в общественной иерархии Российской Империи исключительных преимуществ и льгот, забыли о тех обязанностях, с которыми эти льготы сопряжены, и устремились к завоеванию новых, мнимых «прав» – главным образом права решающим образом определять государственную политику во всех важнейших областях действия Верховной власти. Иначе говоря, дворянство перестало быть надежной опорой престола.

Излишне говорить, что смириться с таким положением не мог ни один русский государь. Несмотря на все искажения, сопряженные с нарушением соборной организации русского общества, Императоры Всероссийские оставались все же олицетворением власти Божией, а значит – нелицеприятной, надсословной, беспристрастной и равно внимательной к нуждам всех своих подданных. Так же, как Цари Московские ни при каких обстоятельствах не соглашались стать царями «боярскими», венценосные вожди Российской Империи не собирались становиться «дворянскими» императорами.

В реальной политической жизни это означало, что необходимо было быстро найти (или воспитать) другую силу, которая нарушила бы дворянскую монополию на участие в государственном управлении и создала бы дополнительную опору Верховной власти в ее стремлении остаться выразительницей общенародных нужд.

Говоря языком современной политической аналитики, перед Верховной властью со всей остротой встал вопрос о необходимости замены общественной элиты, сформировавшейся в результате петровских реформ. И несмотря на то, что вслух это никогда не произносилось, суть дела выглядела именно так.

Вообще многовековая история российской элиты, издавна сознававшей главной целью своего социального служения создание и сохранение мощного независимого государства, которое могло бы обеспечить народу наилучшие условия для «тихого и немятежного жития во всяком благочестии и чистоте», – изобилует суровыми испытаниями и драматическими поворотами. Не раз и не два неумолимая логика исторического развития приводила к тому, что исчерпавшие свой «конструктивный ресурс» элитарные сословные группировки покидали российскую политическую сцену, уступая место более энергичным, деятельным и благонамеренным преемникам.

Так, Киевская Русь, стоявшая в годы своего расцвета вровень с императорской Византией, цвела и крепла «под рукой» воинственного и отважного рода Рюриковичей. Многочисленные местные князья с верными дружинами, в нужный момент объединявшиеся вокруг старшего сородича, составляли «правящий класс» страны, обеспечивая равно ее экономическое процветание и политическую стабильность. Но с течением времени родственная связь ослабела, а властолюбивые соблазны «самостийности» стали слишком сильными: сознание общей ответственности за судьбу державы угасло, и в XII-XIII веках под ударами внешних врагов и внутренних усобиц Русь распалась на уделы, угодившие под верховную власть великого монгольского хана.

Исправить положение, вернуть народу независимость и единство прежняя выродившаяся элита оказалась неспособной. Процесс государственного и национального возрождения, знаменосцем которого стал московский князь, возглавила новая социальная группа – боярство. Не будучи отягощенными удельными княжескими предрассудками, бояре – высшие администраторы и крупные землевладельцы – прекрасно понимали все преимущества соборного единства державы. Становление и рост могучего централизованного Московского Царства, сбросившего постылое иго Орды и совершившего мощный геополитический прорыв на восток – в бескрайние просторы Евразии, в значительной мере обеспечивались энергией, политической волей, административными и военными талантами русского боярства.

Но со временем и эта лидирующая сословная корпорация стала утрачивать свои лучшие качества. Уродливое явление «местничества», наглухо закрывшего путь наверх для способных, но неродовитых претендентов, подорвало ее жизненные интересы, лишив исторической перспективы. В результате местнические боярские распри, как прежде княжеские, едва не уничтожили Русь, ввергнув страну на рубеже XVI-XVII веков в кровавый водоворот смуты.

Ситуация властно требовала появления нового коллективного лидера нации, новой социальной структуры общества, новых механизмов формирования национальной элиты. Ответом на эти требования стали крутые и суровые реформы Петра, которые подвели окончательную черту под «боярской» эпохой Московского Царства, распахнув России двери в следующий, «имперский» период ее существования. В качестве главного носителя национальной идеи Российской Империи, начиная с XVIII столетия, выступает и новая политическая сила – дворянство.

Надо сказать, что первоначальная концепция социального устройства имперской России была достаточно продуманной и стройной. Лишенные старых местнических амбиций, дворяне беспрепятственно выделяли из своих рядов лучших представителей на ключевые государственные посты, сообразуясь в первую очередь с личными качествами претендентов, а не с родовыми заслугами именитых предков. В результате государство вскоре получило в свое распоряжение весьма значительный «кадровый потенциал» высококлассных чиновников и военачальников, дипломатов и администраторов, деятелей науки и культуры.

При этом своевременное обновление нового правящего класса обеспечивалось знаменитым петровским «Табелем о рангах», позволявшем любому одаренному россиянину, проявившему свои способности на ниве служения Отечеству, получить как «личное» (для себя), так и «потомственное» (т.е. распространявшееся на всех его потомков) дворянство. Более того, какое-то время сохранялась даже некоторая социальная справедливость: любой дворянин был таким же «крепостным» у государства, как крестьянин у помещика. Его государственная служба, от которой нельзя было отказаться, длилась с ранней юности и до седых волос, составляя своеобразную дворянскую «барщину».

Такое положение дел предопределило быстрый всплеск русской державной мощи. Российская Империя превратилась в сильнейшую мировую державу, самим фактом своего существования способствовавшую установлению на планете более или менее справедливого баланса сил.

Однако спустя некоторое время внутренний механизм дворянской России начал давать все более и более серьезные сбои. Это и понудило верховную власть к новым реформам, в результате которых новая элита общества должна была быть сформирована на основании государственного чиновничества. Предполагалось, что новая бюрократия станет надежной опорой российскому трону, внеся свежую струю в высшие эшелоны власти и ограничив собой исключительность дворянских привилегий.

В первой половине XIX века эта замена была практически завершена. Стройная система разветвленных государственных учреждений, созданная великим консерватором – государем Николаем I Павловичем, заступила место сумятицы и хаоса, царивших в деле государственного управления в «постпетровской» России. Но и такая система наряду со всеми своими очевидными достоинствами имела не менее очевидные недостатки. Ее главной слабостью было то, что она по-прежнему  не предусматривала ни земского собора, ни иного какого-либо соборного органа в структуре государственной власти. Царь находил достаточным и удобным общаться со своим народом посредством облеченных его высоким доверием чиновников. А в стране, которой «правят столоначальники» и где «даже урядник есть немножко Помазанник Божий», возможностей для возрождения русской соборной традиции, конечно, не оставалось...

Соскочив однажды с благодатной соборной колеи, российская государственность лишила себя единственного механизма, позволявшего с безупречной точностью настраивать державный механизм Империи. Попытки обрести в этой области некую равноценную замену приводили к бесконечным реорганизациям и перетряскам. По существу, вся история послепетровской России (вплоть до наших дней) есть история длинной череды реформ, сменявших одна другую почти без перерыва и – увы! – без сколь-либо заметного успеха.

В этом ряду эпоха «великих реформ» Александра II отличается удивительным благородством замыслов и не менее удивительным отсутствием ожидаемых результатов. Впрочем, сие немудрено. Реформаторы по старой привычке, прочно утвердившейся в руководстве страны с «легкой» руки Петра Великого, решили преобразовывать «косную» российскую действительность по «просвещенному» западноевропейскому образцу. Итоги оказались весьма плачевными: общественная стабильность была безвозвратно подорвана, а долгожданные «свободы» явились в итоге лишь питательной средой для политического терроризма, одной из первых жертв которого стал сам августейший реформатор.

Бомбисты-народовольцы развернули настоящую охоту за «коронованным зверем». Год 1866,67,79,80 – одно за другим следовали покушения на императора, виновного лишь в том, что он даровал своим подданным права и свободы, о которых они ранее не могли и мечтать. Наконец, преступление все же совершилось, и цареубийство 1 марта 1881 года поставило страшную кровавую точку в деле «либерально-демократического» реформирования Российской Империи.

И все же даже в царствование Александра II Николаевича идея соборности нашла свое воплощение в двух важнейших событиях эпохи. Во-первых, была восстановлена нарушенная еще в прошлом столетии сословная справедливость. Крестьянство – самое многочисленное российское сословие – было наконец-то полностью освобождено от крепостной зависимости, поставлено в положение, позволявшее ему напрямую сноситься с Верховной властью, и уравнено в гражданских правах со всеми прочими сословиями страны.

Во-вторых, несмотря ни на что, продолжалось развитие местного самоуправления. Учреждение выборных земских должностей стало косвенным признанием того очевидного факта, что чиновничья бюрократия, при всех ее несомненных достоинствах, не способна в одиночестве выполнять роль державной опоры государства и связующего звена между престолом и подданными Императора Всероссийского, Помазанника Божия, Русского Православного Царя.

Но разрушительные последствия почти двухвекового рабского копирования западноевропейского политического устройства уже сказались на общественной организации Руси столь глубоко и сильно, что почти полностью парализовали благотворные следствия реформирования страны. Упадок дворянского сословия, утерявшего понимание промыслительного характера своего державного служения, с одной стороны, и недостатки тоталитарной системы чиновничьей бюрократии, с другой, – привели к тому, что главной действующей силой в земских учреждениях стала удивительная по своей вульгарности помесь из обуржуазившихся дворян и разночинцев-интеллигентов.

Сила эта почти сразу же заявила о себе как об антимонархической, антицерковной по своей направленности. С течением времени земства все более и более политизировались и в итоге (как это случилось и с дворянством накануне декабристского мятежа) начали откровенно претендовать на участие в государственном управлении, предполагая таким образом радикально способствовать европеизированию «отсталой» России.

Таким образом, хотя освобождение крестьян и создало необходимые предпосылки для восстановления земского собора в его прежнем «допетровском» качестве, – все же ни отмирающее дворянство, ни мощная, но косная бюрократия, ни фрондирующее, оппозиционное земство не смогли подняться над своими узкогрупповыми интересами до осознания высших, общенациональных, всенародных целей русского бытия. Испорченный сословный механизм России оказалось нечем заменить. Традиционная структура общества, разрушенная непродуманными реформами, не была преемственно заменена новой, пусть несословной, но столь же деятельной и жизнеспособной. Кризис русской государственности стал несомненным фактом политической жизни страны.

Это хорошо понимал Государь Император Александр III Александрович, вступивший на престол в 1881 году. Злодейское убиение его отца произвело на нового Царя неизгладимое впечатление. Эпоха Александра III, знаменательная небывалым взлетом русской державной мощи, может быть названа, пользуясь выражением Константина Леонтьева, эпохой «исправительной реакции». «Россию надо подморозить», – эти выразительные слова Победоносцева стали негласным лозунгом государственной власти. И действительно, главные усилия правительства того времени были направлены на то, чтобы исправить губительный крен в либерализм, столь явно обозначившийся в годы предыдущего царствования.

Однако усилия власти в этом направлении не могли ликвидировать всесторонний кризис русского сословного общества и российской государственности, но лишь затормозили, «заморозили» его. Очередная попытка реанимировать отмирающее дворянство, превратив его путем наделения властными полномочиями (институт земских начальников) в прочную опору Верховной власти и орудие для ее связи с народом, – не удалась. Тлен безверия и безответственности, либерализма и чужебесия лишил сословную пирамиду Руси ее прежней крепости и жизнеспособности.

В качестве ключевой силы снова выдвинулась бюрократия.

Весьма показательно, что именно во время царствования Александра III была предпринята неудачная попытка созыва земского собора. Душой этого предприятия стал известный славянофил И.С. Аксаков, а подготовительные документы разрабатывал один из лучших знатоков истории земских соборов П.Д. Голохвастов. Покровительство всему делу и его организацию на государственном уровне взял на себя тогдашний министр внутренних дел граф П.Н. Игнатьев.

Манифест о созыве собора планировалось обнародовать 6 мая 1882 года, в день Вознесения Христова (день рождения наследника Цесаревича Николая Александровича), совпадавший с двухсотой годовщиной отпускной грамоты, которой малолетний царь Петр Алексеевич распустил земский собор, избравший его на царство. Заседания же собора должны были открыться через год в Москве, в день Христова Воскресения, совпадая с датой начала торжественного венчания на царство нового императора Александра III.

Однако изо всех этих задумок ничего не вышло. Граф Игнатьев вел дело в глубокой тайне, о подготовке соответствующего манифеста не знал даже влиятельнейший в то время Обер-прокурор Св. Синода Победоносцев. Работавший у Игнатьева Голохвастов вскоре разочаровался в своем высоком покровителе. По его словам, министр внутренних дел был слишком осторожен, его замыслы не имели необходимой широты размаха, и это грозило свести все «не к великому Собору, а к соборишке, очень невинному с виду, но в действительности ужасно опасному» своей половинчатостью и нерешительностью.

Напуганный такой перспективой Голохвастов посвятил в обстоятельства событий Победоносцева, который, вмешавшись, расстроил замыслы графа Игнатьева. Министру не удалось убедить императора в своей правоте, и вскоре он получил отставку. При этом Победоносцев, будучи «идейным» противником созыва в тех условиях земского собора, считал, что вследствие порчи нравов собор, если и соберется, то со временем неизбежно выродится в банальный европейский парламент.

«Древняя Русь, – говорил Обер-прокурор, – имела цельный состав, в простоте понятий, обычаев и государственных потребностей не путаясь в заимствованных из чужой, иноземной жизни формах и учреждениях, не имела газет и журналов, не имела сложных вопросов и потребностей». Победоносцев не без основания полагал, что само по себе никакое собрание не сможет гарантировать восстановления былого единства русского общества, что само правительство должно в первую очередь обрести твердую политическую волю, что благотворные мысли по переустройству русской жизни должны родиться в среде тех, кто по долгу службы призван к управлению российским государством.

Таким образом, разрабатывавшийся в высших чиновничьих сферах проект земского собора был похоронен силами другой части бюрократии, насколько здраво консервативной, настолько же, увы, творчески бесплодной...

 

Последние неудачи

 

В годы царствования последнего Императора Всероссийского Николая II Александровича идея созыва земского собора была весьма популярна. С одной стороны, ее пропагандировали славянофильствующие либералы, которые видели в таком соборе возможность получить российскую копию законодательного собрания парламентского типа. С другой стороны, ее активно поддерживали консерваторы, ратовавшие за восстановление «традиционных форм общения Царя и народа».

Создание Государственной Думы лишь подлило масла в огонь, не удовлетворив никого: ни левых, ни правых. Либералы и демократы считали ее полномочия недостаточными, сетовали на «интриги придворной камарильи», а на деле – рвались к власти, требуя «ответственного министерства» и фактического устранения Самодержца из политической жизни страны. Черносотенцы и националисты, в свою очередь, видели в Думе «рассадник революционной заразы» и гнездо крамолы, которое необходимо уничтожить, дабы затем беспрепятственно приступить к масштабным реформам в «истинно русском духе».

«Опыты Государственной Думы первого и второго созыва, – отмечали представители монархических партий, – красноречиво подтверждают наше убеждение в том, что единство, крепость и процветание России возможны только в единении Самодержавного Царя с русским народом без посредства и без расхищения царской и народной земской власти инородческо-космополитической бюрократией и Государственной Думой.

В необходимом для нас в настоящее время земском соборе должны быть соблюдены все его существенные исторические черты, т.е. созыв его на определенный срок для решения заранее объявленных населению важнейших вопросов, выдвинутых жизнью... Выбор представителей населения в Собор должен быть произведен по свободному избранию сословно-бытовых групп, непременно из своей среды и с числом депутатов, сообразно важности сословной группы в государственном отношении.” 15)

Формально правильная, эта схема имеет единственный, но неустранимый недостаток: на момент ее провозглашения русское общество уже достигло столь глубокого внутреннего разобщения – духовного, политического и бытового, что реализовать сей идеал на практике было просто-напросто невозможно!

Сам Николай II, пожалуй, как никто другой из его венценосных предшественников, понимал жизненную необходимость восстановления соборного единства русской жизни. Хорошо зная историю, он прекрасно понимал, что ни дворянство, ни чиновничество, ни органы земского самоуправления не могут стать опорой Царю в стремлении «смирить всех в любовь». Сперва должны быть залечены те глубокие духовные раны, которые мешают восстановить былое мировоззренческое единство народа, единство его нравственных и религиозных идеалов, его национального самосознания и чувства долга.

Единственной силой, способной на это, была Православная Церковь. И государь совершенно правильно решил, что сперва должны быть восстановлены собрные начала в церковной жизни, а затем уж, опираясь на ее мощную духовную поддержку, – и в общественно-государственной области. Сначала собор церковный, а уж затем – земский: таковы были планы Николая II.

Ясно понимая, что никакой земский собор невозможен без единения с Церковью, Государь был готов произвести грандиозные перемены во всем строе церковно-государственной жизни. «...Речь шла о перестройке всего государственного здания на духовных началах, причем успех намеченного плана всецело зависел от удачного выбора Патриарха, так как помимо своих прямых обязанностей по возглавлению Церкви, он привлекался также, вместе с лучшими выборными людьми Русской Земли, в лице Земского Собора, и к участию в управлении государственными делами, как это было в старину».16)

В марте 1905 года Государь сообщил членам Святейшего Синода о своем решении. Вот как описывает этот судьбоносный момент российской истории, со слов одного из архиереев, известный церковный писатель С.А. Нилус:

«Когда кончилась наша зимняя сессия, мы – синодалы, во главе с первенствующим Петербургским Митрополитом Антонием (Вадковским), как по обычаю полагается при окончании сессии, отправились прощаться с Государем и преподать Ему на дальнейшие труды благословение, то мы, по общему совету, решили намекнуть Ему в беседе о том, что нехудо было бы в церковном управлении поставить на очереди вопрос о восстановлении патриаршества в России. Каково же было удивление наше, когда, встретив нас чрезвычайно радушно и ласково, Государь с места сам поставил нам этот вопрос в такой форме:

– Мне, – сказал Он, – стало известно, что теперь и между вами в Синоде и в обществе много толкуют о восстановлении патриаршества в России. Вопрос этот нашел отклик и в моем сердце и крайне заинтересовал и меня. Я много о нем думал, ознакомился с текущей литературой этого вопроса, с историей патриаршества на Руси и его значения во дни великой смуты междуцарствия и пришел к заключению, что время назрело и что в России, переживающей новые смутные дни, патриарх и для Церкви, и для государства необходим. Думается мне, что и вы в Синоде не менее моего были заинтересованы этим вопросом. Если так, то каково ваше об этом мнение?

Мы, конечно, поспешили ответить Государю, что наше мнение вполне совпадает со всем тем, что Он только что перед нами высказал.

– А если так, – продолжал Государь, – то вы, вероятно, уже между собой и кандидата себе в патриархи наметили?

Мы замялись и на вопрос Государя ответили молчанием.

Подождав ответа и видя наше замешательство, Он сказал:

– А что, если я (как вижу, вы кандидата еще не успели себе наметить или затрудняетесь в выборе), что, если я сам его вам предложу – что вы на это скажете?

– Кто же он? – спросили мы Государя.

– Кандидат этот, – ответил Он, – я. По соглашению с Императрицей я оставляю престол моему сыну и учреждаю при нем регенство из Государыни Императрицы и брата моего Михаила, а сам принимаю монашество и священный сан, с ним вместе предлагая себя вам в патриархи. Угоден ли я вам, и что вы на это скажете?

Это было так неожиданно, так далеко от всех наших предположений, что мы не нашлись, что ответить, и... промолчали. Тогда, подождав несколько мгновений нашего ответа, Государь окинул нас пристальным и негодующим взглядом; встал молча, поклонился нам и вышел, а мы остались, как пришибленные, готовые, кажется, волосы на себе рвать за то, что не нашли в себе и не сумели дать достойного ответа. Нам нужно было бы Ему в ноги поклониться, преклоняясь пред величием принимаемого Им для спасения России подвига, а мы... промолчали!»

«С той поры, – продолжает С.А. Нилус уже от себя, – никому из членов тогдашнего высшего церковного управления доступа к сердцу Цареву уже не было. Он, по обязанностям их служения, продолжал, по мере надобности, принимать их у себя, давал им награды, знаки отличия, но между ними и Его сердцем утвердилась непроходимая стена, и веры им в сердце Его уже не стало, оттого, что сердце царево,  истинно, в руце Божией, и благодаря происшедшему въяве открылось, что иерархи своих си искали в патриаршестве, а не яже Божиих, и дом их оставлен был им пуст.

Это и было Богом показано во дни испытания их и России огнем революции. Чтый да разумеет (Лк. 13:35)». 17)

На заседании 22 марта Синод единогласно высказался за восстановление патриаршества и за созыв Всероссийского церковного собора, но в связи с возникшими со стороны видных богословов разногласий Государь 31 марта начертал на докладе Синода следующую резолюцию: «Признаю невозможным совершить в переживаемое ныне тревожное время столь великое дело, требующее спокойствия и обдуманности, каково созвание поместного собора. Представляю Себе, когда наступит благоприятное для сего время, по давним примерам православных Императоров, дать сему делу движение и созвать собор Всероссийской Церкви для канонического обсуждения предметов веры и церковного управления». 18)

В конце того же года, 27 декабря, Царь обратился с рескриптом на имя Митрополита Антония Санкт-Петербургского: «Ныне я признаю вполне благовременным произвести некоторые преобразования в строе нашей отечественной Церкви... Предлагаю Вам определить время созвания этого собора». 19)

Предусмотрительность Государя позволила, несмотря на революционные бури, созвать знаменитый поместный собор 1917-1918 годов. Собор этот, приведя церковное устроение в соответствие с многовековой канонической традицией Вселенского Православия, предопределил духовную стойкость

Руси перед лицом жестоких богоборческих гонений советской эпохи. Но противостоять катастрофе, поглотившей русскую православную государственность, не смог даже он...

 

Примечания

1. А.Степанов. Без силы нет жизни. «Советская Россия» от 15.01.94 г.
2. В.А.Грингмут. М.И.Катков как государственный деятель. «Русский вестник», 1897, август, с.70-71.
3. Полное собрание законов Российской Империи с 1649 года. Т. VI, 1720-1721, с.446.
4. Л.А.Тихомиров. Монархическая государственность. Петроград, 1923, с.647-648.
5. И.Ильин. Наши задачи. Париж, 1956, с.245.
6. Славянская Кормчая, 42-я глава.
7. А.Хвалин. Восстановление монархии в России. М., 1993, с.5-7.
8. Свод Основных Государственных Законов, т.I, изд.1906 г. Раздел I, гл.7, §647
9. Прот. Георгий Флоровский. Пути русского богословия. 1983 г., с.82-83.
10. Там же, с.85.
11. Архиепископ Серафим (Соболев). Русская идеология. СПб, 1922, с.12.
12. Жития русских святых. Джорданвилль, 1984, т.2, с.289-290.
13. О благочестивой деятельности имп. Павла I см. Старый Кирибей. Павловский гобелен. Издание Общества св. Владимира в Сан-Пауло. 1955 г.
14. Историки разделились в понимании того, что было движущими силами обоих событий. Одни рьяно отстаивают их «масонскую версию», другие столь же рьяно ее отрицают. См., например, Н.Е.Марков. Войны темных сил, т.I, Париж, 1928; многотомную работу Бориса Башилова «История русского масонства», впервые увидевшую свет в Аргентине; статью Е.С. Шумигорского «Император Павел I и масонство» в сб. «Масонство в его прошлом и настоящем», т.2, СПб, 1915.
15. А.Григорьев. Земский Собор и Русская Государственность. Доклад, читанный в апреле 1907 г. общему собранию Тамбовского Союза русских людей. Год издания не указан, с.53.
16. Е.Е.Алферьев. Император Николай II как человек сильной воли. Джорданвилль, 1983, с.88.
17. С.А.Нилус. На берегу Божьей реки. Ч.2, Издание Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1992, с.146-147.
18. С.С.Ольденбург. Царствование Императора Николая II. Вашингтон, 1981, с.276.
19. Там же, с.337.

 

Часть первая

РУСЬ СОБОРНАЯ

 

МЯТЕЖОМ ВОЗМЯТЕТСЯ ЗЕМЛЯ,

И СКУДОСТИЮ ОСКУДЕЕТ ЗЕМЛЯ

Крушение русской православной государственности

Содержание
Приамурский Земский Собор. Генерал Дитерихс
Поместный церковный Собор 1917-1918 гг. Патриарх Тихон.
Смотрите не ужасайтесь…
Вместо послесловия

 

Крушение Российской Империи в результате революционных бурь 1917 года с поразительной и страшной ясностью подтвердило непреложность Евангельских предостережений и пророчеств. Почти две тысячи лет назад Христос Господь, завершая Свою Нагорную проповедь, явившую изумленному человечеству нравственно-религиозные высоты Нового Завета, строго предупредил:

«Не всякий, говорящий Мне:» Господи! Господи! «,войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного...

Итак, всякого, кто слушает слова Мои сии, и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал; потому что основан был на камне.

А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал и было падение его великое...» (Мф. 7:21, 24-27).

Грандиозное здание Православной Российской Государственности на протяжении девяти столетий возводилось многими поколениями русских людей под благодатным покровом живой веры, позволявшей им «слушать словеса Господни и творить их». И доколе в народе сохранялась верность своему промыслительному призванию, никакие исторические катаклизмы не могли разрушить храмину Святой Руси, «основана бо бе на камени» Заповедей Христовых.

Когда же тлен безверия, богоборчества и космополитизма мало-помалу источил монолитный духовный фундамент русского общества, а воинствующий индивидуализм разрушил его соборные склепы, обратив некогда прочную основу России в песок и труху, – сбылось страшное пророчество: пала Держава в пучину междоусобиц и смут, «и было падение ее великое»...

К сожалению, до сей поры, несмотря на все бесчисленные беды и скорби, которые выпали на долю русского человека после развала Православной России, несмотря на страшные, кровавые испытания, последовавшие за революцией 1917 года, значительная часть общества по-прежнему бесконечно далека от здравой оценки событий отечественной истории XX столетия. Более того, сама эта история настолько мифологизирована, что даже специалисту порой бывает трудно понять – где же правда...

Рассмотрение исторических мифов не входит в задачу данного труда. Тем не менее одного из них нам необходимо будет коснуться, ибо без этого невозможно понять многое в нашей современной истории, в нашей нынешней смуте. Это миф о том, что в гражданской войне богоборцам-большевикам противостояли сплошь «консервативные» и «национально мыслящие» деятели Белого движения, ставившие своей целью восстановление на Руси «исконно русских форм государственности».

Для верующего человека не подлежит сомнению, что если бы это было действительно так, если бы белые армии и политики, стоявшие у них за спиной, действительно боролись бы за воссоздание Святой Руси с ее православной соборной государственностью в исконной самодержавной форме – никакая победа большевиков была бы невозможна. Ибо таковым ревнителям христианского благочестия говорит Господь: «Не бойся, с тобою бо есмь, не прельщаю: Аз бо есмь Бог твой, укрепивый тя, и помогох ти, и утвердих тя десницею Моею праведною. Се постыдятся и посрамятся вси сопротивляющиися тебе, будут бо яко не сущии, и погибнут вси соперники твои» (Ис. 41:11-13).

Сие обетование, данное через пророка Исайю, подтверждалось на протяжении двадцати пяти веков с момента его произнесения бесчисленное количество раз. Сбылось бы оно и в России во время братоубийственной смуты, если бы в борьбе против коммунистического богоборчества сопротивная сторона начертала на своих знаменах вековые русские лозунги: «Православие, Самодержавие, народность», «За Веру, Царя и Отечество» и им подобные. Увы, растление сердец и умов «либерально-демократической» западной заразой зашло столь далеко, что подавляющее большинство вождей Белого движения пуще большевизма боялись обвинений в «черносотенстве», «реакционности» и симпатиях к «гнилому царизму».

По сути, в хаосе гражданской войны противостояли друг другу две равно далеких от русского идеала, равно бездуховных и враждебных Святой Руси идеологических модели: христоборческий коммунизм с его человеконенавистническими призывами к «классовой ненависти» и – западноевропейский либерализм с его безбожным культом индивидуализма, самодовлеющей гордыни и безудержного потребительства. Это были две головы одного дракона, рожденные и вскормленные Западом в течение его длительного, многовекового духовного перерождения, превратившего некогда христианский мир Западной Европы в рассадник безбожия и «гуманизма».

Безусловно, и на одной, и на другой стороне было множество людей лично честных и благонамеренных, искренне заблуждавшихся или не видевших для себя в сложившейся ситуации иного выхода. Тем не менее факт остается фактом: ожесточенно истребляя друг друга, русские люди полярных политических убеждений в равной степени содействовали крушению Исторической России.*

 

Приамурский Земский Собор.

Генерал Дитерихс

 

Революция и смута, ставшие следствием глубочайшего кризиса соборного единства русского общества, явили, тем не менее, тот факт, что несмотря на всю его глубину, на Руси все же не пресеклось здравое понимание происходящего и не оскудела тяга к восстановлению разрушенного мировоззренческого единения. При этом особенно отрадно, что люди, олицетворявшие собой подобное здравомыслие, нашлись во всех слоях, во всех сословиях России – среди духовенства и крестьян, военачальников и казаков, дворян и университетских профессорв.

Они, на беду, оказались в меньшинстве и не смогли остановить волну реформаторского безумия, нахлынувшего на страну. Их травили со всех сторон равно большевики и либералы, чувствуя, что, не уничтожив «реакционные настроения» целиком, ни те ни другие не смогут рассчитывать на политическую победу и власть над Россией. И все же немногие хранители и оберегатели традиционных национальных святынь и исконного русского духа сумели не только выстоять, выжить, сохранить веру и идеологию движения – они своими самоотверженными действиями в период гражданской войны как бы засвидетельствовали пред Богом и всем миром, что русский народ, несмотря на тот страшный недуг, который пленил его, не побежден и не сломлен. Что Русь не смирилась с торжеством богоборчества и развалом своей соборной государственности. Что победа сил хаоса и зла не окончательна, сколь бы убедительной и полной она ни казалась на первый взгляд...

Одним из самых замечательных представителей этого богоспасаемого «малого стада» стал генерал-лейтенант Михаил Константинович Дитерихс. С его именем связаны два важнейших события новейшей русской истории, значение которых для будущих судеб России трудно переоценить: расследование в 1919 году убиения Государя Императора и Августейшей Семьи в Екатеринбурге и последний в отечественной истории Земский Собор во Владивостоке, заседавший летом 1922 года.

М.К.Дитерихс родился 5 апреля (по другим данным – 4 апреля) 1874 года в семье обрусевшего чеха и русской дворянки. Дед его переселился в Россию вследствие притеснений от немцев. Отец сорок лет прослужил в русской армии, участвовал в Кавказской войне и сына, разумеется, тоже определил на военную службу. Окончив Пажеский корпус, свою армейскую карьеру юный Михаил начал во второй лейб-гвардейской артиллерийской бригаде. В 1900 году «по первому разряду» окончил Николаевскую академию Генерального Штаба, а несколькими годами позже принял активное участие в русско-японской войне.

С 1910 года он – старший адьютант штаба Киевского округа, глава его мобилизационного отделения. В том, что в первую мировую войну Киевский округ вступил достойно подготовленным, немалая заслуга Дитерихса.

В этой войне Михаил Константинович проявил себя, без преувеличения, блестящим военачальником и мужественным офицером. Достаточно сказать, что, состоя при командующем Юго-Западным фронтом генерале Брусилове, он стал одним из основных разработчиков знаменитого «брусиловского прорыва», вошедшего с той поры во все учебники военного искусства.

Не приняв революции, Дитерихс отправился в Сибирь, где при правительстве адмирала Колчака был назначен главнокомандующим войсками Восточного фронта, а затем начальником штаба Верховного Главнокомандующего. После поражения Колчака (которое стало, между прочим, в значительной мере следствием того, что адмирал отклонил план Дитерихса об отводе войск с линии Иртыша) Михаил Константинович оказался в Харбине, где и проживал до июня 1922 года – до того дня, когда Приамурский Земский Собор избрал его «единоличным правителем и воеводой земской рати» в «свободной от большевиков части России».

Тогда же, летом 1922 года, в магазинах Владивостока появилось документальное исследование Дитерихса под сухим названием «Убийство Царской Семьи и Членов Дома Романовых на Урале». Несмотря на эту внешнюю сухость, книге генерала суждено было стать наиболее полным, искренним и проницательным разоблачением ритуального цареубийства, а также одной из лучших, по глубине и убежденности, работ, анализирующих драматические события русской истории нынешнего столетия.

«Не ради критики и осуждения минувших деятелей интеллигенции, не ради нудного, бесцельного самооплевывания и никчемушного плача вавилонского приходится копаться в гнойных язвах пережитого времени и выводить на свет Божий картины прошлого, – писал генерал. – Настоящие материалы и мысли дерзают достигнуть иного, большего, великого и святого. Это надо для здравого самопознания, для возрождения духа народа «всея земли», для могучего подъема сил на святую борьбу за свое, истинно и исконно русское, за величественный, исторический идеал Святой Троицы на земле, отождествляемый с национально сложившейся идеологией русского народа – в Духе, смысле и содержании Российского Самодержавия, освящаемого Христовым учением в Православном веровании...» 1)

«Для русского народа смыслом существования, а отсюда и идеей его государственного единения с древнейших времен являлись начала религиозного характера, которыми пропитана вся политическая история народа, начиная даже с легендарного периода его существования...

Историческая идеология и Православная вера тесно объединены в существе русского народа; обеим он предан бесконечно, обеим способен служить до самопожертвования, до полного своего обезличивания во имя общего блага – и против обеих грешит в периоды пробуждения в нем материальных, земных желаний и стремлений.

Для понимания мистерии русского народа, определенной Всевышним Промыслом, весьма важны два, вполне твердо определенных начала русской нравственно-религиозной идеологии: Божественность происхождения русской Верховной власти и ее родовая преемственность.

Россия может быть только Россией Христа, Россией «всея земли». За эту-то Россию и боролись Державные вожди Романовской династии. Боролись как умели, как Бог давал разума, и если грешили в умении, то в духе и идее были велики и святы». 2)

Один из немногих людей своего времени, Дитерихс ясно сознавал одинаковую губительность для Руси как большевистской, так и либеральной идеи. Язвительно и едко высмеивал он политиканов-перевертышей, видевших в народных массах лишь «подручный материал» для достижения власти.

«Умеренные бояре-западники, демократы-либералы вспомнили теперь о крестьянине-христианине, – писал он после поражения Белых армий в борьбе с большевиками, – которому в 1917 году ими было предназначено служить быдлом, козлом отпущения и пушечным мясом в парламентском строительстве России, красивым флагом-флером для прикрытия политических форм народу нашему чуждых и воле его непригожих. А теперь? – Все за крестьянина: для него будущая Россия, в нем таятся силы для возрождения страны, он свергнет большевистское иго...

Ну, а кто им будет править тогда? Опять вы, господа рассыпавшиеся доктринеры?...»

Сказано ясно и – увы! – куда как современно. Очевидно, именно незаурядные качества генерала Дитерихса, его твердая вера и большой организационный опыт и предопределили тот факт, что именно ему судил Господь возглавить последнюю попытку возродить традиционную соборную русскую государственность. Эта отчаянная, яростная, но заранее обреченная на неудачу попытка связана с созывом и деятельностью Приамурского Земского Собора.

+ + +

К лету 1921 года на огромной территории Дальнего Востока, включавшей в себя Приморье, Камчатку, Северный Сахалин (а впоследствии и Якутию, и полосу отчуждения КВЖД), где были сосредоточены богатые сырьевые ресурсы и значительный экономический потенциал, коммунистическая власть пала. За годы гражданской войны население здесь выросло едва ли не на миллион человек за счет притока беженцев из разоренных областей России, в том числе и отступивших под ударами Красной армии белогвардейцев. Были среди них и остатки колчаковских войск.

Это, а также активная антисоветская позиция русских колоний в Харбине и Шанхае, и сделало возможным свержение большевиков. К власти пришло Временное Приамурское правительство под председательством сына амурского крестьянина, юриста по образованию, Спиридона Дионисьевича Меркулова.*

Правительство это, к сожалению, не сумело избежать всеобщего тогда для «антикоммунистов» соблазна либерализма и тут же призвало народ «встать на защиту демократического правового государственного порядка». Это и неудивительно. Дивно другое – когда подобные призывы в очередной раз явили свою полную несостоятельность, русские люди во Владивостоке сумели одолеть внутреннюю смуту исконным путем «всея земли» – созывом Земского Собора.

С 1 по 11 июня 1922 года в Приморье разразился политический кризис, ставший логическим следствием идеологической пестроты и неоднородности новой власти, личных амбиций лидеров антибольшевистского движения и борьбы за власть между Правительством (исполнительным органом) и Народным Собранием (органом законодательным). Дело дошло до вооруженных столкновений. В междоусобице опять пролилась братская кровь.

Вот тогда-то, вновь встав перед выбором жизни и смерти, наученные горьким опытом революции и гражданской войны, противоборствующие стороны решили обратиться к традиционным русским средствам обуздания смуты. Указом Приамурского Временного правительства № 149 от 6 июня 1922 года объявлялось о созыве Земского собора, который должен был разрешить все противоречия и упорядочить общественную и государственную жизнь «свободной от большевиков части России».

Ключевую роль в этом предстояло сыграть М.К. Дитерихсу. Приехав из Харбина во Владивосток по первому зову, он, благодаря своему высокому личному авторитету, сумел быстро пригасить распри и наладить конструктивную организационную работу...

К сожалению, об этом – последнем пока – Земском Соборе, ставшем единственным современным прецедентом попытки возрождения соборных основ русской православной государственности, историческая наука упорно молчит. Случающиеся обмолвки туманны и невразумительны, исследователи из русского зарубежья дают ему весьма противоречивые оценки, и даже в современных православно-патриотических кругах вопрос этот вызывает определенные затруднения.

А между тем открывшийся 23 июля 1922 года (в день празднования Коневской иконы Божией Матери) во Владивостоке Приамурский Земский Собор стал плодом молитвенных чаяний и самоотверженных усилий многих русских людей, вобрав в себя все их надежды на возрождение великой Самодержавной России.

Один из историков так описывает открытие этого собора:

«К трем часам дня перед входом в Кафедральный храм был сооружен помост, покрытый ковром, и поставлен аналой с Крестом и Евангелием. Вскоре начали прибывать со всех сторон крестные ходы с иконами, хоругвями и во главе с духовенством всех местных церквей. Прибывающие с пением крестные ходы размещались вокруг помоста и по сторонам вдоль дорожки, ведущий в собор.

К месту молебствия прибыли председатель и члены Временного Приамурского правительства, управляющие ведомствами, члены Земского Собора, войска, резервы милиции, морские стрелки, два оркестра музыки: военный третьего корпуса каппелевской армии и морского флота. Народ собирался в садике вокруг собора и расположился по обоим тротуарам главной улицы города – Светлановской.

Около четырех часов раздался благовест и начался торжественный молебен, совершенный архиепископом Владивостокским и Приморским Михаилом в сослужении с прочим духовенством.

После молебна общий крестный ход направился по Светлановской улице к зданию Общедоступного театра, украшенному национальными флагами. Впереди шествия несли напрестольные кресты, местночтимые иконы из церквей и икону Владимирской Божией Матери, окруженные развевающимися хоругвями. Затем следовало духовенство во главе с Владыкой Михаилом, в полном облачении, в сопровождении певчих. За духовенством – председатель правительства, члены его, начальствующие лица, члены Земского Собора, народ и войска. Оркестры во время шествия непрерывно исполняли «Коль славен».

На Светлановской перед зданием Общедоступного театра шествие остановилось, и был совершен краткий молебен с провозглашением многолетия Земскому Собору. Во время молебна соборный хор певчих исполнял «Тебе, Бога, хвалим».

По окончанию молебна священник о. Нежинцев, член Земского Собора, обратился к присутствующим с речью, разъясняющей историческое значение Земского Собора на Руси, настоящую разруху и гибель русского народа на родной земле, призывая всех проникнуться духом православия и к вере в то, что Земский Собор призван указать путь к святой Москве, древней собирательнице и устроительнице Русского государства.

На радость всем день выдался ясным и солнечным. Местные кинематографисты поспешили снять своими аппаратами многие моменты молебствий и крестных ходов.

Около здания Общедоступного театра толпа народа, оно охраняется усиленным нарядом милиции. Вход по билетам – для публики открыты боковые входы.

Внутри здание великолепно подготовлено: сцена, где заседает правительство и председатели комиссий – по созыву Земского Собора и владивостокского комитета несоциалистических организаций, украшена иконами, в середине – икона Спасителя. Арка сцены задрапирована под цвет горностаевой мантии. Наверху арки двуглавый орел, внизу которого, вместо скипетра и державы, флаги – морской и военный. Ниже орла – круг, в котором изображен крест с сиянием и внизу надпись: «Сим победиши». Над кругом надпись золотыми буквами: «Возрождение России».

По бокам сцены поставлены две кафедры: одна имеет эмблему орла, другая скипетра. С левой и правой сторон – ложи. С левой– для иностранных представителей, с правой – для членов совета управляющих ведомствами. Ложи задрапированы национальными и военными флагами, теми же флагами украшено и все помещение.

В ложе иностранных представителей французский консул г. Андре, его секретарь, шведский и норвежский консул Л.Ю. Бринер, китайский вице-консул, председатель японской дипломатической миссии полковник Гоми, его помощник и другие японские военные...

В 5 часов 20 минут председатель правительства С.Д. Меркулов звонит и объявляет заседание Земского Собора открытым». 4)

По предложению депутата Руднева почетным председателем Собора был единогласно избран Святейший Патриарх Тихон, чей большой портрет украсил возвышение, на котором располагался президиум. Рабочим председателем стал приехавший из Харбина профессор тамошнего юридического факультета Никандр Миролюбов.

Основными деяниями соборян стали (если не считать решения текущих вопросов обустройства Приамурского края): подтверждение приверженности русского народа Православному Самодержавию как единственной богоугодной форме существования российской государственности и избрание верховным правителем Приамурья генерала Дитерихса.

Торжественно врученная ему грамота Земского Собора гласила: «...Собор в заседании своем 6 августа/24 июля 1922 года избрал Вас правителем, возглавляющим на правах Верховной Власти Приамурское Государственное Образование... Собор призывает Вас к возглавлению русского национального движения и к водительству русскими ратными силами Дальнего Востока...

Русская Земля Дальнего Русского Края объединяется вокруг Вас как своего Вождя, с пламенным желанием вернуть русскому народу свободу и собрать воедино бредущих розно в смутную годину русских людей под высокую руку Православного Царя.

Да восстановится Святая Русь в ее прежнем величии и славе!» 5)

Весьма показателен ответ, данный Дитерихсом Собору в виде присяги, принесенной им в кафедральном соборе Владивостока 8 августа на шестом соборном заседании.

«Обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом перед Святым Его Евангелием и Животворящим Крестом Господним, – провозгласил генерал, – в том, что возглавление Приамурского Государственного Образования... приемлю на время смуты и нестроения народного с единою мыслию о благе и пользе всего населения Приамурского края для сохранения его как достояния Российской державы.

Отнюдь не ища и не преследуя никаких личных выгод, я обязуюсь... приложить по совести всю силу разумения моего и самую жизнь мою на высокое и ответственное служение родине нашей,.. памятуя, что я во всем том, что учиню по долгу Правителя, должен буду дать ответ перед Русским царем и Русской землей,..» 6)

Первый же указ Михаила Дитерихса, провозглашенный им там же, в кафедральном владивостокском соборе, стал не просто административным актом новой государственной власти, но настоящим манифестом несломленной и непокоренной Православной России, настоящим завещанием будущим поколениям русских людей, которые рано или поздно одумаются, очнутся от богоборческого космополитического дурмана и окажутся лицом к лицу с грозной необходимостью выбирать: исчезновение в страшной пропасти национального небытия или тяжелая, изнурительная борьба за возрождение Святой Руси!

«Тысячу лет росла, ширилась и крепла Великая Русь, – гласил указ, – осуществляя смысл  государственного единения в святом символе религиозно-нравственной идеологии народа: в Вере, Государе и Земле. И всегда, когда этот величественный завет нашей истории, освященный Христовой Верой, твердо, верно и сознательно исповедывался всем народом земли Русской, Русь была могучей и единой в служении своему религиозному, историческому, мировому предназначению быть Россией Христа.

Но бывали в нашем бытии годы великих соблазнов и искушений сойти с истинных национальных путей... Народ впадал в грех против Богом данной ему идеологии, и тогда постигали землю Русскую великие смуты, разорения, моры и глады с пленением различными иноверцами и иноплеменниками. И только с искренним покаянием в отступничестве, с горячим порывом массы к возвращению снова на путь исторических, святых начал своего единения, в дружном, тесном, беззаветном и самоотверженном служении своей Родине, и только ей, народ обретал прощение греха и возвращал Святую Русь к прежним величию и славе. А вместе с возрождением земли возрождалось и благоденствие и мир самого народа под скипетром его наследственно-преемственного Державного Вождя – Помазанника, в значении коего для русской монархической идеологии тесно объединяются Верховная Власть от Бога с народом всея земли.

По грехам нашим против Помазанника Божьего, мученически убиенного советской властью Императора Николая II со всею Семьею, ужасная смута постигла народ русский, и Святая Русь подверглась величайшему разорению, расхищению, истязанию и рабству от безбожных воров и грабителей, руководимых изуверами из еврейского племени.

Пять лет народ земли, разметанной гневом Божиим, несет наказание за свой грех, несет тяжелый, но заслуженный крест за безумное попрание святого исторического завета, за уклонение от исповедания чистоты веры православной и от святыни Единой Державной власти.

Здесь, на краю земли русской, в Приамурье, вложил Господь в сердца всех людей, собравшихся на Земский Собор, едину мысль и едину веру: России Великой не быть без Государя, не быть без преемственно-наследственного Помазанника Божьего. И перед собравшимися здесь, в маленьком, но сильном верой и национальным духом Приамурском объединении последними людьми земли Русской стоит задача направить все служение свое к уготованию пути Ему – нашему будущему Боговидцу.

Скрепим, соединим в одну силу оставшиеся нам святые заветы – Веру и Землю, отдадим им беззаветно свою жизнь и достояние; в горячей молитве, в очищенных от земных слабостей сердцах, вымолим милость Всемогущего Творца, освободим святую нашу Родину от хищных интернациональных лап зверя и уготовим поле будущему Собору «всея земли». Он завершит наше служение Родине, и Господь, простив своему народу, увенчает родную землю своим избранником – Державным Помазанником.

Приняв на себя перед Святым Евангелием Христа и Его Животворящим Крестом сей благой и славный путь, предначертанный мне Приамурским Земским Собором, творя с верою и упованием свой первый шаг, – повелеваю:

Земскому Собору выбрать из своей среды Земскую Думу на основании расчета, при сем объявляемого.

Приамурская Земская Дума, в единении и работе с Приамурским Церковным Собором, о созыве коего я обращаюсь вместе с сим к Владыке Мефодию, Архиепископу Харбинскому и Манчжурскому, облегчат мне последующий шаг в служении Великой Родине.

С верой в милость к нам Бога, я поведу по этому пути людей Приамурского Края.

Вас же, всех людей зарубежной, советской, угнетенной земли Русской, всех, кто верит в Бога и опознал уже истинное лицо советской власти, зову к нам, зову с нами ко Христу. Мы бедны в земле, но с нами Бог». 7)

Независимый Приамурский Край просуществовал очень недолго – чуть более двух месяцев. Надежды на то, что он станет опорным пунктом для восстановления соборной российской государственности, не оправдались. Господь судил иначе – и тяжкое ярмо богоборческой власти надолго сковало Россию, в самом корне подорвав творческие силы согрешившего, ослепленного и обманутого русского народа.

Тем не менее руководители Приамурья отдавали себе полный отчет в том, что, несмотря на военное и политическое поражение, символическое значение их деяний для будущего страны очень велико. Под натиском Красной Армии они отступали, покидая Родину, со скорбью, но и с ясным сознанием до конца выполненного долга.

«Силы Земской Приамурской Рати сломлены, – гласит последний, шестьдесят восьмой указ Дитерихса, датированный 17 октября 1922 года. – Двенадцать тяжелых дней борьбы героев Сибири и Ледяного похода – без пополнения, без патронов – решили участь Земского Приамурского Края. Скоро его уже не станет.

Он как тело – умрет. Но только как тело.

В духовном отношении, в значении ярко вспыхнувшей в пределах его русской нравственно-религиозной идеологии – он никогда не умрет в истории возрождения великой Святой Руси.

Семя брошено. Оно сейчас упало на еще неподготовленную почву. Но грядущая буря ужасов советской власти разнесет это семя по широкой ниве великой Матушки-России, и приткнется оно в будущем по бесконечной милости Господней к плодородному и подготовленному клочку земли Русской, и тогда даст желанный плод.

Я верю в эту благость Господню; верю, что духовное значение кратковременного существования Приамурского Земского Края оставит в народе глубокие, неизгладимые следы. Я верю, что Россия вернется к России Христа, России Помазанника Божьего. Мы были недостойны еще этой милости Всевышнего Творца.» 8)

 

Поместный церковный Собор 1917-1918 гг.

Патриарх Тихон.

 

На протяжении столетий Церковь и Государство в России были связаны столь неразрывно, столь прочно, что казалось: крушение Российской Империи неминуемо повлечет за собой и крушение Русской Церкви. Это представлялось тем более вероятным, что после петровских реформ животворящие соборные начала оказались поврежденными равно в области государственного и церковного управления.

Мы видели, что последняя отчаянная попытка восстановить эти начала на уровне политическом, земском, закончилась на Дальнем Востоке неудачей вследствие военного поражения в Приморье. Но даже сама попытка эта – пусть и неудачная – стала возможной лишь потому, что четырьмя годами раньше, в Москве, на Поместном Соборе 1917-1918 гг. чудесным успехом завершилась деятельность ревнителей восстановления благодатных соборных начал в жизни Церкви.

Государство пало под натиском Смуты. Церковь – выстояла...

+ + +

И все же распад Православного Царства незамедлительно отозвался в церковной жизни страшными потрясениями.

«Государственный переворот в феврале-марте 1917 года осуществился для большинства русских людей совершенно неожиданно, – свидетельствует епископ Григорий (Граббе), известный церковный деятель русского зарубежья. – Он всех застал врасплох, в том числе, конечно, и Святейший Правительствующий Синод. Большинство членов его, к тому же, были в отсутствии, уехав из Петрограда в свои епархии с наступлением Великого поста...

Тщательно подготовленный тайный заговор неожиданно поставил Государя в такое положение, что он, не чувствуя ни в ком твердой опоры, вместо того видел вокруг только «измену, трусость и обман». Государь счел себя вынужденным подписать отречение от престола. Это сразу же вызвало быстрый развал всей государственной и общественной жизни, очень скоро отразившийся и на положении Церкви...

Мало кто в тот момент понял все значение происшедшего. События оценивались в обществе только с политической точки зрения... Религиозно-нравственная сторона не могла быть представлена ни в одном органе печати. Неограниченная свобода предоставлялась только для критики и осуждения всего, связанного с Церковью». 9)

Сегодня общеизвестна решающая роль русского и международного масонства в подготовке и проведении так называемой «февральской революции» (только в Петербурге в 1909 году были организованы три ложи: «Полярная Звезда», «Феникс» и «Военная ложа».* Известна также яростная антихристианская, антиклерикальная позиция масонства. Поэтому неудивительно, что едва ли не первыми действиями Временного Правительства, чуть не сплошь состоявшего из масонов, стали действия по дезорганизации церковного управления.

«Все происходило невероятно быстро, – пишет епископ Григорий, – Синод смог собраться только тогда, когда все уже было кончено, и почти сразу был изменен его состав, а обер-прокурором назначен В.Н. Львов, не вполне нормальный фантазер». Владыка Григорий, как и подобает беспристрастному церковному историку, выразился очень мягко. На деле же «фантазер» Львов был с медицинской точки зрения просто психически больным человеком, а «изменения состава» Священного Синода преследовали цель провести в Церкви «государственный переворот», подобный февральскому, результатом которого должен был стать переход власти в руки «революционного духовенства».

Разгону Синода предшествовало совершенно беззаконное, с точки зрения церковных канонов, увольнение с кафедр двух (наиболее «реакционных», по мнению новой власти) митрополитов и десяти архиереев. Но этого оказалось мало для того, чтобы подчинить русское священноначалие воле бесчинствующих «реформаторов», и в высшем органе церковного управления был учинен настоящий погром.

Из Синода были исключены все (!) его члены, а в «обновленный» состав не вошел ни один из бывших в нем до революции архиереев, за исключением архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского). Вместо того, в Синод ввели четырех рядовых священников (видимо, для того, чтобы «укрепить» его «выходцами из низов», которые, по мысли организаторов этой акции, должны быть более склонны к «обновлению» церковной жизни в либерально-демократическом духе).*

+ + +

Вообще надо сказать, что большевики в своей богоборческой деятельности были прямыми продолжателями политики российских «либералов». Они лишь довели ее до логического завершения, соделав расстрелы, пытки и лагеря главным аргументом в «борьбе с религиозным дурманом». Случилось это, однако, не сразу, а после того, как стала очевидной неудача попытки разрушить Церковь изнутри руками «прогрессивной» части верующих. Именно из них было сформировано «обновленческое движение», всплывшее на поверхность церковной жизни сразу же после падения русского самодержавия.

Обновленцы в большей своей части вышли из кругов русской интеллигенции. После краха рационалистического движения «шестидесятников» прошлого века с его воинствующим утилитаризмом (вспомним Писарева с лозунгом «сапоги выше Пушкина») и атеизмом, показавшего полную неспособность удовлетворить даже самые примитивные духовные запросы человека, российский интеллигент ударился в богоискательство.

Но в силу того, что правильное воцерковление и духовное возрастание под омофором православия требует смирения, признания собственного нравственного несовершенства и внутреннего душевного труда, удовлетворить свои «высокие» запросы он большей частью пытался через приобщение к разного рода оккультным течениям и сектам. И даже та небольшая часть интеллигенции, которая решила утолить духовную жажду в стенах Церкви, вошла в нее с горделивой самоуверенностью и амбициозным самомнением, высокомерно предполагая обновить «устаревшее» вероучение и оживить «застоявшуюся» церковную жизнь новейшими «прогрессивными» начинаниями в духе протестантизма и западноевропейского либерализма.

Среди них было немало авантюристов и своекорыстных предателей Церкви. Один из основателей и главных деятелей обновленчества, профессор Б.Ф.Титлинов откровенно признает в своих воспоминаниях, что «задачи идейного характера заслонялись задачей использования сегодняшней победы над старым церковным режимом и даже жаждой отмщения... В области внутренних церковных задач Живая Церковь (так обновленцы назвали свою раскольническую группировку – митр. Иоанн) поставила целью освобождение церковной жизни из-под влияния епископата...» 10)

Еще в 1905 году группа будущего обновленческого духовенства присоединилась к революции, основав в Петербурге левый кружок, известный под названием группы «тридцати двух священников», идеи которого в 1906 году стал пропагандировать на своих страницах леворадикальный журнал «Красный звонарь». В 1917-м, при первых же признаках новой революции эта группа по инициативе протоиерея Егорова решила мобилизовать все «прогрессивные» церковные силы во «Всероссийском Союзе демократического духовенства и мирян». В руки обновленцев попал также и официальный орган Синода – журнал «Церковно-общественный вестник».

Однако для того, чтобы закрепить узурпацию церковной власти каноническим образом, и Временному Правительству, и обновленцам было необходимо созвать Поместный Собор. Рассчитывая, что на фоне «победоносного шествия революции» такой Собор можно будет легко направить в нужном направлении, дабы «изъять власть из рук реакционеров» (Титлинов), подготовку к нему повели в ускоренном темпе. Уже 29 апреля Священный Синод в своем новом составе объявил о созыве Всероссийского собора, для подготовки которого был образован Предсоборный совет.

25 мая в этот совет ввели целый ряд либеральных профессоров. Месяцем позже в качестве предсоборной репетиции провели «Всероссийский съезд духовенства и мирян». На Синод, казавшийся демократам даже в своем «обновленном» составе слишком консервативным, постоянно оказывали давление для введения в церковную жизнь радикальных реформ, не дожидаясь их соборного одобрения.

Все мыслимые прогнозы, все аналитические выкладки, вся тогдашняя российская действительность говорили за то, что на Соборе произойдет окончательное закрепление власти в руках церковных революционеров. Но «не тако зрит человек, яко зрит Бог» (1 Цар. 16:7). Господу, ввергшему Русь в очистительное пламя горьких скорбей и тяжелых испытаний, угодно было явить чудо, восстановив, вопреки всякому человеческому разумению, посреди государственного развала исконные соборные начала церковного управления...

Церковная соборность требует взвешенного и гармоничного сочетания двух величин, двух важнейших своих элементов: патриаршей власти и Поместного Собора. Обретая Патриарха как «столп крепости», как полновластного блюстителя административной, канонической и догматической безупречности церковной жизни, Церковь обретает исконно присущую ей самодостаточность и независимость от государственных нестроений и смут, надежный заслон на пути лукавой «демократии», грозящей ей внутренними мятежами и расколами. Обретая Собор, Церковь обретает «глас народа Божьего», орган, полномочный принимать к своему рассмотрению все без исключения вопросы религиозной жизни, выносить  свои суждения по любому недоумению,  грозящему разобщить благодатное церковное единство. Патриарх без Собора превращается в беззаконного узурпатора. Собор без Патриарха вырождается в самочинное сборище. Поддерживая друг друга, они неодолимы...

Именно поэтому вопрос о восстановлении патриаршества стал одним из ключевых вопросов при подготовке к Собору. Оглушительную «антипатриаршую» пропаганду повели обновленцы, понимая, что возрождение канонически безупречного церковного управления лишает их всякой надежды на реализацию своих тщеславных вожделений. Бешено воспротивились такой возможности разномастные «либералы» и «демократы», которых ужасала сама мысль о возможности возрождения «церковного самодержавия». И все же – патриарх был избран...

+ + +

Открытие Собора проходило в Успенском храме Кремля. Все прибывшие епископы отслужили молебен, и после литургии, при колокольном звоне московских церквей грандиозный крестный ход прошел в Чудов монастырь, где соборяне приложились к мощам св. митрополита Алексия.

Рабочие заседания начались 4/17 августа 1917 года. В них участвовали 4 митрополита, 21 архиепископ и 43 епископа. Помимо того, членами собора были по пяти представителей от каждой епархии. Около 30 человек представляли Духовную Академию, Академию Наук и 11 университетов. От ученого монашества представительствовали 10 человек, столько же – от единоверцев. Были здесь также представители четырех Лавр, настоятели Саровского, Валаамского монастырей и Оптиной Пустыни, 15 представителей от Государственного Совета и Государственной Думы, члены Предсоборного совета. Всего, кроме епископов, в соборных деяниях участвовали 375 человек.

Председателем Собора был избран Московский митрополит Тихон, почетным председателем – митрополит Киевский Владимир.

Согласно положению, выработанному Предсоборным совещанием, все «основоположительные и правилодательные» определения Собора вступали в силу только после того, как их утвердит епископское совещание.

Самым насущным и злободневным в те мятежные дни был вопрос о Высшем Церковном Управлении. Работа именно этого отдела проходила наиболее бурно и многолюдно. Больше двухсот членов Собора приняли участие в борьбе за восстановление патриаршества – судьбоносный для Русской Православной Церкви вопрос никого не оставил равнодушным.

«Будем ли скрывать, что со смутным чувством и даже с некоторым подавленным настроением духа съезжались на собор церковные люди, духовенство и миряне? – сказал на торжественной трапезе после интронизации новоизбранного патриарха  митрополит Антоний (Храповицкий), которому впоследствии Бог судил возглавить Русскую Зарубежную Церковь. – Ведь тогда около самых «верхов», около сердцевины церковной жизни, в церковной общероссийской газете (не говоря уж о прочей печати и разных «съездах») преобладали голоса, чуждые церковного духа и даже враждебные ему...

Но с первых же заседаний нашего собора начал превозмогать дух веры, дух послушания законам Святой Церкви, дух терпения и любви... Тяжкие события народной жизни, зловеще напоминавшие о себе собору грохотом пушек и пулеметов около стен соборной палаты и св. храма, не только не могли ослабить строго церковного направления его речей и постановлений, но, напротив, усугубили ревность всех его членов о наиболее прочном утверждении православных, вселенских устоев жизни церковной, к числу коих относится завещанное еще Вселенскими Соборами объединение всякой поместной Церкви под руководством одного пастыря-отца». 11)

Для сторонников обновленчества «реакционные» настроения соборян, избранных «на местах», в епархиях, были совершенно неожиданными. Более того, даже в Петрограде, в этом, казалось бы, оплоте обновленчества, «демократическое духовенство» напрочь проиграло епархиальные выборы на Собор. И все же оппозиция восставновлению патриаршества была ожесточенной и упорной, исходившей в основном из кругов либерально настроенных членов Предсоборного совета. Доходило и до курьезов. Так, на одном из заседаний уже известный нам профессор Титлинов угрожал своему оппоненту рукоприкладством, и с таким пылом вознамерился осуществить эту угрозу, что заседание должно было быть прервано...

«Русская жизнь в те дни представляла собой море, взбаламученное революционной бурей, – вспоминал митрополит Евлогий.– Церковная жизнь пришла в расстройство. Облик Собора, по пестроте состава, враждебности течений и настроений, поначалу тревожил, печалил, даже казался жутким... Некоторых членов Собора волна революции уже захватила. Интеллигенция, крестьяне, рабочие и профессора неудержимо тянули влево. Среди духовенства тоже были элементы разные. Некоторые из них оказались теми «левыми» участниками предыдущего революционного Московского Епархиального съезда, которые стояли за всестороннюю «модернизацию» церковной жизни. Необъединенность, разброд, недовольство, даже взаимное недоверие... – вот вначале состояние Собора. Но – о, чудо Божие! – постепенно все стало меняться... Толпа, тронутая революцией, коснувшаяся ее темной стихии, стала перерождаться в некое гармоническое целое, внешне упорядоченное, а внутренно солидарное. Люди становились мирными, серьезными работниками, начинали по-иному чувствовать, по-иному смотреть на вещи. Этот процесс молитвенного перерождения был очевиден для всякого внимательного глаза, ощутим для каждого Соборного деятеля. Дух мира и единодушия поднимал всех нас»... 12)

Этот дух рождал в соборянах ясное понимание той важнейшей стратегической задачи, ради которой они собрались в Кремле. «Основная задача Священного Собора, – писал его участник А.В.Васильев, – это – положить начало восстановлению в жизни Церкви и Отечества исповедуемой нами в 9-м члене Символа Веры, но в жизни пренебреженной и подавленной – соборности. Если мы исповедуем Церковь соборною и  апостольскою, а Апостол определяет ее как тело Христово, как живой организм, в котором все члены находятся во взаимообщении и соподчинены друг другу, то значит, такая соподчиненность не чужда началу соборности и соборность не есть полное равенство одинаковых членов или частиц, а содержит в себе признание личного и иерархического  начал... Соборность не отрицает власти, но требует от нее определения к добровольному  ей повиновению. Итак, власть, определяющая себя  как служение, по слову Иисуса Христа: первый из вас да будет всем слуга, – и  подвластные, добровольно покорствующие признаваемому ими  авторитету, – согласие, единомыслие и единодушие, в основе которых лежат взаимные, общие к друг другу доверие и  любовь, – такова соборность. И только при ней возможно осуществление истинной христианской свободы и равенства и братства людей и народов... В соборности стройно согласуются личноиерархическое и общественное начало. Православное понимание соборности содержит в себе понятие вселенскости, но оно – глубже, указывает на внутреннюю собранность, цельность, как в отдельном человеке его душевных сил, воли, разума и чувства, так и в целом обществе и народе – на согласованность составляющих его организмов-членов...» 13)

Вот как описывает торжество избрания Патриарха И.Васильчиков, один из членов Собора:

«В назначенный день огромный храм Христа Спасителя был переполнен народом. Вход был свободный. Литургию совершал митрополит Владимир в сослужении многих архиереев. Пел, и пел замечательно, полный хор синодальных певчих. В конце литургии митрополит вынес из алтаря и поставил на небольшой столик перед иконой Владимирской Божией Матери, слева от Царских Врат, небольшой ковчег с именами выбранных на Церковном Соборе кандидатов в Патриархи. Затем он встал, окруженный архиереями, в Царских Вратах, лицом к народу. Впереди лицом к алтарю стоял протодиакон Успенского Собора Розов. Тогда из алтаря вышел старец о. Алексий в черной монашеской мантии, подошел к иконе Богоматери и начал молиться, кладя земные поклоны. В храме стояла полная тишина, в то же время чувствовалось, как нарастало общее нервное напряжение. Молился старец долго. Затем встал с колен, вынул из ковчега записочку и передал ее митрополиту. Тот прочел и передал протодиакону. И вот протодиакон своим знаменитым на всю Москву, могучим и в то же время бархатным басом медленно начал провозглашать многолетие. Напряжение в храме достигло высшей точки. Кого назовет?.. «...Патриарху Московскому и всея Руси Тихону!» – раздалось на весь храм, и хор грянул многолетие! Это были минуты, глубоко потрясшие всех, имевших счастье присутствовать. Они и теперь, через много лет, живо встают в моей памяти». 14)

+ + +

Когда депутация Собора во главе с митрополитом Вениамином явилась в Троицкое подворье, чтобы сообщить преосвященному Тихону об избрании его патриархом, преосвятитель ответствовал:

«Ваша весть об избрании меня в Патриархи является для меня тем свитком, на котором было написано: «Плач, и стон, и горе», и какой свиток должен был съесть пророк Иезекииль (Иез.2: 10; 3:1). Сколько и мне придется глотать слез и испускать стонов в предстоящем мне патриаршем служении, и особенно – в настоящую тяжелую годину! Подобно древнему вождю еврейского народа – Моисею, и мне придется говорить ко Господу: «Для чего Ты мучишь раба Твоего? И почему я не нашел милости пред очами Твоими, что Ты возложил на меня бремя народа сего? Разве я носил во чреве весь народ сей, и разве я родил его, что Ты говоришь мне: неси его на руках твоих, как нянька носит ребенка... Я один не могу нести всего народа сего, потому что он тяжел для меня» (Числ. 11: 11-14)»

Эти скорбные слова патриарха оказались пророческими. Впереди его ожидал тяжкий крест исповедничества перед лицом воинствующего богоборчества большевиков, провокации, аресты, суды, допросы и покушения, борьба с церковными расколами. Скорби не покидали Святейшего в его служении вплоть до самой кончины, последовавшей 7 апреля (нового стиля) 1925 года и ставшей, по мению некоторых церковных историков, результатом отравления, организованного советскими спецслужбами.*

Нам же, нынешним, сегодня как никогда важно прислушаться ко вразумляющему гласу патриарха-исповедника, к отеческому церковному предостережению, доносящемуся до нас из глубины великой Русской Смуты XX столетия, по сию пору терзающей многострадальное тело Руси:

«Возлюбленные о Господе братие и чада!

Долг архипастырской любви, объемлющей болезни и скорби всего православного народа русского, повелевает Нам обратить к вам Наше отеческое слово. Вместе с вами Мы страждем сердцем при виде непрекращающихся бедствий в нашем Отечестве; вместе с вами молим Господа о том, чтобы Он укротил Свой гнев, доныне поядающий землю нашу.

Еще продолжается на Руси эта страшная и томительная ночь, и не видно в ней радостного рассвета. Изнемогает наша Родина в тяжких муках, и нет врача, исцеляющего ее. Где же причина этой длительной болезни, повергающей одних в уныние, других – в отчаяние? Вопросите вашу православную совесть, и в ней найдете ответ на этот мучительный вопрос.

Грех, тяготеющий над нами, – скажет она вам, – вот сокровенный корень нашей болезни, вот источник всех наших бед и злоключений. Грех растлил нашу землю, расслабил духовную и телесную мощь русских людей. Грех сделал то, что Господь, по слову пророка, отнял у нас и посох, и трость, и всякое подкрепление хлебом, храброго вождя и воина, судью и пророка, и прозорливого, и старца (Ис. 3: 1-3). Грех помрачил наш народный разум, и вот мы ощупью ходим во тьме, без света, и шатаемся, как пьяные (Иов. 12:25). Грех разжег повсюду пламень страстей, вражду и злобу, и брат восстал на брата, тюрьмы наполнились узниками, земля упивается неповинною кровию, проливаемою братскою рукою, оскверняется насилием, грабежами, блудом и всякою нечистотою. Из того же ядовитого источника греха вышел великий соблазн чувственных благ, которыми и прельстился наш народ, забыв об едином на потребу. Мы не отвергли этого соблазна, как отверг его Христос Спаситель в пустыне. Мы захотели создать рай на земле, но без Бога и Его святых заветов. Бог же поругаем не бывает. И вот мы алчем, жаждем и наготуем в земле, благословенной обильными дарами природы, и печать проклятия легла на самый народный труд и на все начинания рук наших. Грех – тяжкий нераскаянный грех – вызвал сатану из бездны, изрыгающего ныне хулу на Господа и Христа Его и воздвигающего открытое гонение на Церковь.

О, кто даст очам нашим источники слез, чтобы оплакать все бедствия, порожденные нашими всенародными грехами и беззакониями – помрачение славы и красоты нашего Отечества, обнищание земли, оскудение духа, разорение градов и весей, поругание храмов и святынь и все это потрясающее самоистребление великого народа, которое сделало его ужасом и позором для всего мира. Где же ты, некогда могучий и державный русский православный народ? Неужели ты совсем изжил свою силу? Как исполин, ты великодушный и радостный совершал свой великий, указанный тебе свыше путь, благовествуя всем мир, любовь и правду. И вот, ныне ты лежишь, поверженный в прах, попираемый своими врагами, сгорая в пламени греха, страстей и братоубийственной злобы. Неужели ты не возродишься духовно и не восстанешь снова в силе и славе своей? Неужели Господь навсегда закрыл для тебя источники жизни, погасил твои творческие силы, чтобы посечь тебя, как бесплодную смоковницу? О, да не будет сего. Одна мысль об этом повергает Нас в трепет.

Плачьте же, дорогие братья и чада, оставшиеся верными Церкви и Родине, плачьте о великих грехах вашего Отечества, пока оно не погибло до конца. Плачьте о себе самих и о тех, кто по ожесточению сердца не имеет благодати слез. Богатые и бедные, ученые и простецы, старцы и юноши, девы, младенцы, соединитесь все вместе, облекитесь, подобно ниневитянам, во вретище и умоляйте милосердие Божие о помиловании и спасении России». 15)

Услышит ли Господь такие молитвы – зависит сегодня только от нас самих...

 

Примечания

1. М.К.Дитерихс. Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале. М., 1991, т.II, с.13-14.
2. Там же, сс.48,31,30,28.
3. С.П.Руднев. При вечерних огнях. Воспоминания. Харбин, 1928, с.377.
4. А.Хвалин. Восстановление монархии в России. Приамурский Земский Собор 1922 г. (Материалы и документы). М., 1993, с.59-61.
5. Б.Б.Филимонов. Конец белого Приморья. Изд-во Русского книжного дела в США, 1971, с.59.
6. «Свет» № 963, 12 августа 1922 г.
7. Вестник Земского Приамурского Края № 1, 2 сентября 1922 г.
8. Земский Край № 37. 18 октября 1922 г.
9. Епископ Григорий (Граббе). Русская Церковь перед лицом господствующего зла. Джорданвилль, 1991, с.3-4.
10. Б.В.Титлинов. Новая Церковь. Петроград-Москва, 1923, с.12-13.
11. Архиепископ Никон (Рклицкий). Жизнеописание блаженнейшего митрополита Антония (Храповицкого). Т.IV, с.211.
12. Лев Регельсон. Трагедия Русской Церкви. YMCA-PRESS, 1977, с.29.
13. Там же, с.30.
14. Там же, с.31-33.
15. Послания святителя Тихона, Патриарха Московского и всея Руси. М., 1990, с.19-20.

 

СМОТРИТЕ, НЕ УЖАСАЙТЕСЬ...

Вместо послесловия

 

Сегодня даже верующие люди (я уж не говорю о политиках и администраторах) в большинстве своем утеряли понимание соборности как совокупности конкретных, практических механизмов, способных обуздать смуту и преодолеть кризис. Современное сознание отводит ей "почетное" место где-то между сохой и лучиной, в лучшем случае считая соборность формой "стихийного коллективизма" или "примитивной демократии".

Мне уже приходилось писать, что соборное начало проявляет себя в русской истории прежде всего как религиозная и политическая методика по сохранению и возрождению духовной общности народа. Смысл этой общности — в служении вечной правде, той Истине, которая возгласила о Себе словами Евангелия: "Я есмь путь и истина и жизнь" (Ин. 14:6). Это осмысленность жизни как служения и самопожертвования, имеющих конкретную цель — посильно приблизиться к Богу и воплотить в себе нравственные идеалы христианства.

Именно на таком идеологическом фундаменте тысячу лет росла и крепла российская держава. Именно он из века в век одухотворял русскую государственность. Именно его мы должны восстановить, если и впрямь стремимся одолеть бушующую ныне смуту.

+ + +

"Смотрите, не ужасайтесь: ибо надлежит всему тому быть" (Мф. 24:6), — поучал некогда Христос Своих учеников, предупреждая будущее человечество о тяготах и смутах, ожидающих его в "конце времен". На протяжении двух тысяч лет христианской эры процесс апостасии — отступления от истин веры, — предсказанный Спасителем, неуклонно развивался. Ныне, похоже, он уже близок к победе — в безбожном (а то и прямо богоборческом) мире остались лишь малые островки искреннего и глубокого благочестия, да и те все сильнее подвергаются яростным порывам темных стихий, бушующих в среде обезверившихся народов.

Неудивительно, что именно соборность становится одной из первых мишеней сатанинских сил, главным объектом нападок богоборцев и христоненавистников. Попытки извратить соборное начало человеческого бытия не прекращались на протяжении всей мировой истории. Однако особенно настойчивыми и опасными, изощренными и целенаправленными они стали в нынешнем столетии — после того, как крушение православной российской государственности устранило главную преграду на пути всемирной апостасии.

В соответствии с двумя главными опорами, главными направлениями соборного единения — религиозным и светским, церковным и земским, общегражданским — сформировались и разрушительные технологии богоборцев, стремящихся уничтожить такое единство. Святые отцы не зря говорили, что "дьявол — это обезьяна Бога". Не будучи в силах создать ничего самостоятельного, сатана лишь "передразнивает" божественный порядок вещей, паразитируя на благодатных энергиях, извращая их, пытаясь создать свой, "параллельный" мир, подчиненный законам тьмы и злобы.

В таком мире есть и свой "аналог" соборности — дьявольский суррогат, пролагающий путь грядущему антихристу, готовящий объединение обезверившегося мира не под покровом Закона Божия, не в лоне спасительной Истины Христовой, но — под игом "человека греха, сына погибели" (2 Сол. 2:3), которого "Господь Иисус убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего" (2 Сол. 2:8). В области религиозной это злое начинание прикрывается лжеучением о необходимости объединения всех вероисповеданий (вне зависимости от истинности или ошибочности любого из них) — экуменизмом. В области государственной — лжеучением о неизбежности грядущего объединения человечества в единое сверхгосударство с общим Мировым Правительством во главе (мондиализмом).

Оба эти лжеучения расцвели в XX веке пышным цветом. Оба они губительны для мира и для души человеческой. На пути обоих сегодня едва ли не последним препятствием осталась Россия — ослабленная, обескровленная, но все же не сдавшаяся, не покорившаяся...

+ + +

Прикрываясь "благородной" целью "устранения межрелигиозной розни" и "воссоединения верующих в единой братской семье", теоретики экуменизма забывают упомянуть о главном: о том, что в таком "воссоединении" будет утеряна величайшая драгоценность — истина Закона Божия, погребенная под грузом человеческого лжемудрствования. Как и всякая ересь, экуменизм лжет, предлагая "братски соединить" Истину с ложью, лукаво делая вид, что не понимает противоестественность такого соединения, надеясь, что люди, завороженные благородством лозунгов, не заметят страшной подмены.

Если это пагубное ослепление возобладает в России, то будет не только безнадежно повреждена чистота православной веры. Под вопросом окажется сама возможность возрождения русской государственности, ибо державное строительство немыслимо без ясно осознанного нравственно-религиозного идеала, без четкого разделения добра и зла, без всенародного соборного единения вокруг святынь живой веры. Тем же, кто — по незнанию или злонамеренно — хочет замутить эти святыни, затуманить Истину Христову, святой первоверховный апостол Павел еще два тысячелетия назад сказал: "Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными, ибо какое общение  праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою?.. Какая совместность храма Божия с идолами?" (2 Кор. 6:14,16).

Обо всем этом необходимо помнить, когда проповедники экуменизма твердят о его "миротворческом" характере или пытаются представить его как вопрос сугубо внутрирелигиозный, не имеющий к жизни общества прямого отношения.

+ + +

Первая и главная ложь экуменизма — тезис об "исторически произошедшем разделении церквей". Та Церковь, которую основал Христос и которая содержала полноту спасительной Истины, — говорят экуменисты, — с течением времени, под воздействием исторических причин разделилась на различные ветви. Эти ветви: православие и католицизм, протестантизм и его многочисленные разновидности — вполне равноправны. Они являются результатом человеческой деятельности, следствием политических и национальных разногласий, и потому все одинаково несовершенны. Сегодня, наконец, пришла пора устранить эти искусственные разногласия и воссоединить различные религиозные конфессии, вернувшись к первоначальному, первохристианскому единству...

Лукавство подобных рассуждений заключается в том, что на деле никакого разделения церквей никогда не происходило. История христианства недвусмысленно и ясно свидетельствует о том, что в действительности имело место постепенное отпадение западных народов и западноевропейских конфессий от Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви.

Церковь же эта неповрежденно существует и поныне, приняв наименование Православной, то есть правильно славящей Бога. Любое непредвзятое историческое исследование покажет, что православие вовсе не есть "одно из" многочисленных исповеданий. Оно есть именно то первохристианское, апостольское исповедание, от которого впоследствии — идя на поводу у собственной гордыни и лжеименного разума — отпали все остальные христианские "конфессии". И желание "уравнять в правах" Русскую Православную Церковь с какой-нибудь протестантской сектой есть не что иное, как попытка втянуть Россию в тот гибельный процесс духовной деградации, который превратил сегодня Запад в бездушное и обезверившееся "общество потребления"!

Вторая ложь экуменизма неразрывно связана с первой и является ее логическим продолжением. Это — тезис о том, что "каждая из разделившихся церквей хранит свою часть Божественной Истины, и никто не может претендовать на обладание Ее полнотой".

"Разве разделился Христос?" (1 Кор. 1:13) — восклицал еще девятнадцать веков назад апостол Павел, укоряя тех, кто пытался незаконно предъявить свои претензии на обладание церковной благодатью. Сегодня число таких претендентов многократно умножилось. При этом все они почему-то стыдливо забывают сказать о том, что их претензии — это претензии самозванцев, пытающихся обосновать свои мнимые права с помощью лукавых передержек, преднамеренных умолчаний и откровенных выдумок.

Здесь будет уместно еще раз указать на смертельную опасность подобных попыток не только для русского религиозного самосознания, не только для православия и православных, но для российской государственности вообще, для всего нашего общества в целом. Сегодня любому политологу очевидно, что оздоровление государственного бытия немыслимо без консолидации общественного мировоззрения, без умиротворения массового сознания. В свою очередь, такое умиротворение возможно лишь в рамках ясной и понятной национально-государственной идеологии, которая должна содержать в себе фундаментальные нравственные ценности и моральные ориентиры — идеалы народного бытия. Эти идеалы неизбежно коренятся в религиозной сфере человеческого сознания, ибо именно религия претендует на то, что хранит в себе абсолютную Истину, именно религия отвечает на вопросы о добре и зле, о добродетелях и пороках, о смысле жизни человека.

Народ, потерявший веру, теряет свою жизнеспособность. И всяческие рассуждения о том, что "все конфессии обладают равным правом на Истину", объективно обесценивают всю тысячелетнюю историю русского народа, из века в век пытавшегося реализовать в своей жизни именно православный нравственно-религиозный идеал.

С точки зрения догматической претензии экуменистов выглядят и вовсе несостоятельно. Первые десять веков весь христианский мир веровал именно так, как и доселе верует Православная Церковь. При этом всяческие попытки исказить это вероучение пресекались Церковью со всей суровостью, ибо грозили нарушить чистоту и целостность Божественного Откровения. Лишь начиная с XI столетия, после того, как Запад отпал в ересь католицизма, началось дробление христианства на новоизмышленные "конфессии", которые теперь в рамках экуменизма требуют признать свои лжеучения "равночестными" с истинами Святого Православия!

Третья ложь экуменизма — ложь о том, что его нравственным основанием является любовь, повинуясь зову которой экуменисты стараются уничтожить в религиозной области все разногласия и разделения, утвердить повсюду мир и единение.

Любовь — первая и главная добродетель христианина. Апостол Павел возглашает: "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая... Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы" (1 Кор. 13: 1-3).

Но любовь эта, без которой невозможно само существование мира, без которой теряет смысл человеческая жизнь, есть прежде всего любовь к Богу, к тем Божественным Истинам и благодатным Откровениям, которые позволяют человеку победить грех и стяжать себе вечную и блаженную жизнь в обителях райских. "Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь", — поучал Христос Спаситель Своих учеников (Мф. 22:37-38).

Такая любовь не терпит никаких посягательств на истины веры. Такая любовь беспощадно, до последней капли крови, до последнего издыхания борется с ересями, посягающими на чистоту Божественных заповедей. Такая любовь не допускает и мысли о возможности уравнять истинную Церковь Христову с гибельными ересями, преисполненными пагубных человеческих заблуждений. И эта любовь не имеет ничего общего с теми лукавыми отговорками, которые используют экуменисты для прикрытия своих неблаговидных целей.

Настоящее христианство, исполненное живой веры, бесконечно далеко от смутных "гуманистических" верований околоцерковных интеллигентов, составляющих ныне главную опору экуменизма в России. Не может быть мира между истиной и ложью — именно это имел в виду Господь, обязуя Своих учеников вести непрестанную брань с гибельными заблуждениями, сказав: "Не мир пришел Я принести, но меч..." (Мф. 10:34). Этот духовный меч святой Истины должен носить с собой каждый христианин и решительно пользоваться им в случае, если он видит посягательство на родные святыни. В борьбе с неправдой имеем прямое повеление Господа: "Теперь... продай одежду свою и купи меч..." (Лк. 22:36).

Итак, уклонение от защиты святынь веры не имеет извинения ни в телесной немощи, ни в материальной нужде! Кто же уклоняется от такой брани под предлогом ложно понятой "любви", понесет на себе великий грех вероотступника и предателя...

Четвертая ложь экуменизма — широко рекламируемое утверждение о его "аполитичности".

Опасаясь того, что антигосударственная, антинациональная сущность экуменизма привлечет внимание патриотически мыслящих политиков, его сторонники всемерно акцентируют "внеполитический" характер своего движения. На деле же стремление представить экуменизм чисто "внутрирелигиозным" явлением носит откровенно конъюнктурный характер и не выдерживает даже поверхностной проверки фактами.

Во-первых, сама по себе "мировая религия", общая для всего человечества — а именно она является конечной целью всех усилий экуменистов, — есть не что иное, как идеологическое основание мондиализма, мировоззренческий фундамент "нового мирового порядка". Именно эта единая лжерелигия должна "духовно" обосновать необходимость разрушения суверенных национальных государств и объединение всего человечества  в единое супергосударство с Мировым Правительством во главе.

Сегодня ни для кого не секрет, что после развала СССР Запад во главе с Соединенными Штатами откровенно претендует на планетарную диктатуру. В рамках ООН ныне уже вполне ясно вырисовываются отдельные структуры грядущего Мирового Правительства, опирающегося в своей деятельности на колоссальную военную мощь НАТО. Разгром Ирака, удушение Югославии, варварские бомбардировки православных сербов — все эти карательные акции недвусмысленно показывают, какая участь ждет непокорных противников "нового мирового порядка"...

Неоспоримы также связи экуменизма с мировым масонством. Еще в 1946 году, на заре экуменического движения, французский масонский журнал "Тампль" писал: "Нас спрашивают, почему мы вмешиваемся в споры религиозного порядка, в какой части вопросы объединения церквей, экуменические конгрессы и т.д. могут представлять интерес для масонства? Проблема, выдвинутая проектом объединения церквей, близко интересует масонство. Она близка масонству, так как содержит в себе идею универсализма... Во всяком случае, при возникновении первых экуменических конгрессов вмешательство наших братьев было определяющим..."

С христианской точки зрения попытки создания "универсальной" религии оцениваются однозначно — как подготовка к воцарению антихриста. Неудивительно поэтому, что многие православные иерархи весьма резко отзывались об экуменизме.

"Я осуждаю экуменизм и считаю его не просто ересью, а сверхъересью, — заявил в 1972 году александрийский патриарх Николай VI. — Это вместилище всех ересей и зловерий. Нам хорошо известны антихристианские силы, закулисно управляющие экуменизмом... Экуменизм направлен против православия. Он представляет сегодня самую большую опасность, наряду с безверием нашей эпохи, обожествляющим материальные привязанности и удовольствия". Несколько лет назад заявил о прекращении всех экуменических контактов Блаженнейший патриарх Диодор, предстоятель Иерусалимской Православной Церкви.

А Русская Зарубежная Православная Церковь вполне официально внесла в богослужебный чин (Последование в Неделю Православия) анафематствование экуменистам следующего содержания: "Нападающим на Церковь Христову и учащим, что она разделилась на ветви,.. и тем, кто имеет общение с такими еретиками, или способствует им, или защищает ересь экуменизма, полагая ее проявлением братской любви и единения разрозненных христиан, — Анафема!"

В связи с этим особенно ярко выясняется несостоятельность нынешних "православных экуменистов", использующих для своего оправдания пятую ложь — тезис о том, что в рамках экуменического движения они остаются лишь для того, чтобы "свидетельствовать инославным об истинах православия". Таким свидетельством является вся жизнь Православной Церкви в ее благодатной, чудесной полноте. Из века в век спасительная церковная благодать привлекала к себе десятки и сотни миллионов людей, жаждавших спасти свою душу и обрести высший смысл жизни. Никаких дополнительных "свидетельств" истины Откровения Божия не требуют. Для их усвоения от человека требуется лишь раскаяние в грехах и добрая воля. И более — ничего...

Надо сказать, что в России широкое соборное обсуждение проблемы экуменизма было проведено лишь единожды — в 1948 году в Москве на Конференции Православных Поместных Церквей. Тогда на эту тему пространно высказались многие видные православные богословы и иерархи. В итоговой резолюции отмечалось, что "целеустремления экуменического движения не соответствуют идеалу христианства", что "создание Экуменической церкви как влиятельной международной силы есть падение перед искушением (земной власти — митр. Иоанн), отвергнутым Христом,.. и уклонение на нехристианский путь", что "экуменическое движение не обеспечивает дела воссоединения церквей благодатными средствами"... Резолюция постановляла: "Отказаться от экуменического движения".

Под этим документом первой стоит подпись Патриарха Московского и Всея Руси, затем — еще одиннадцать подписей православных первоиерархов. До сей поры никто даже не пытался оспорить его значимость и каноническое достоинство. Правда, одновременно с хрущевскими гонениями на церковь началось активное давление КГБ на ее священноначалие с целью вовлечь Московскую Патриархию в международные экуменические организации. Государство стремилось использовать нравственный авторитет Русской Церкви в своих внешнеполитических планах, ничуть не считаясь с мнением верующих...

Сегодня вопрос об отношении к экуменизму вновь поднялся со всей остротой. Та духовная агрессия, которая была развязана в последние годы против России со стороны инославных конфессий, подтвердила наши худшие опасения: острие ее главного удара по-прежнему направлено против Русского Православия. Архиерейский Собор, состоявшийся в конце 1994 года, констатировал "необходимость подвергнуть все вопросы, беспокоящие духовенство и мирян нашей Церкви в связи с ее участием в экуменическом движении, тщательному богословскому, пастырскому и историческому анализу и переосмыслению".

Конечно, это лишь начало того пути, который нам предстоит пройти до конца, если мы не напрасно носим христианское имя. Конечно, путь этот, учитывая реальности нынешнего положения России, будет тернист и труден. Конечно, он потребует от нас мужества и мудрости, смирения и осмотрительности, терпения и настойчивости. Нам, вероятно, придется нелегко. НО ИНОГО ПУТИ НЕТ! Господи, благослови!

 

 

Часть вторая

Статьи и беседы

Содержание
Без Веры и Родины жизни нет...
ДИАЛОГ С ЧИТАТЕЛЕМ
КАТАСТРОФЫ БОГОУБИЙСТВА НЕ БЫЛО
(Письмо читателя В. Польского в редакцию газеты «Советская Россия»)
НЕРАСКАЯННОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ
(Ответ митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна на письмо В. Польского)
Господи! Хорошо нам здесь быть!
Христос есть Истина
Шила в мешке не утаишь

 

Без Веры и Родины жизни нет...

Беседа корреспондента "Российской газеты"

с митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским Иоанном

 

- Ваше Высокопреосвященство! Не секрет, что общественная и политическая жизнь последних лет складывается довольно путано и бестолково. Но никогда эта неразбериха не была столь всеобщей, как в последние месяцы. И виною тому, в первую очередь, события в Чечне, вновь - в который уже раз - разделившие наше общество на тех, кто "за", и тех, кто "против". События эти никого не оставили равнодушными и вызвали к жизни новые политические комбинации, порой весьма неожиданные. Вчерашние верные союзники стали ожесточенными противниками, и наоборот - непримиримые прежде оппоненты соединились... Радикал-демократы обвиняют президента в потворстве "партии войны", радикал-патриоты - в нерешительности и мягкотелости. Коммунисты в очередной раз предрекают скорый крах "антинародного режима", и все без исключения недовольны друг другом.

Вы, Владыко, известны своей активной гражданской позицией и прямотой суждений. Хотелось бы услышать Ваше мнение - мнение авторитетного церковного иерарха - о том, что же сегодня происходит со всеми нами?

В Священном Писании сказано: "Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит" (Мф. 12:25). Если мы не сумеем преодолеть разногласия, дабы обеспечить целостность и внутреннее единство нашей державы, то неизбежна страшная трагедия: и Государство Российское, и Церковь Русская сгинут в пучине междоусобиц и смут.

Сегодня решается, "быть России иль не быть". Сегодня народ русский, прошедший в нынешнем столетии через тяжелейшие испытания и скорби, сумевший ценой величайших жертв и лишений сохранить свою тысячелетнюю державу, стоит перед выбором: вновь выступить в традиционной роли "собирателя земель" и "хранителя устоев" российской государственности или - прекратить свое существование в качестве великого народа, в качестве культурного, религиозного и геополитического субъекта мировой истории.

Паниковать, излишне драматизируя ситуацию, не стоит. Но найти в себе силы посмотреть тревожной правде в глаза - необходимо. Надо уяснить истоки нашего нынешнего национально-государственного и духовного кризиса, тогда станут ясными и возможные пути его преодоления.

Жестокий эксперимент над российской государственностью начался еще в 1917 году, когда большевики грубо, насильственно прервали историческую преемственность русской жизни. Кровавые гонения обрушились на Православие, от века служившее духовным фундаментом и идеологическим стержнем российской державы. Единое государство было беспощадно разрушено, а созданный на его обломках Советский Союз юридически представлял из себя довольно беспорядочное нагромождение "суверенных" национальных республик, "автономных" национальных областей и других новообразований, границы которых "революционные" хозяева страны провели совершенно произвольно.

До тех пор, пока с помощью страха и насилия, репрессий и массированной пропаганды партийным вождям удавалось поддерживать жесткую вертикаль государственной власти и управления, формальная сторона вопроса не имела никакого значения. Но с течением времени коммунизм дряхлел, теряя свою жизнеспособность. Вместе с ним дряхлел и Советский Союз, мало-помалу приближаясь к неминуемой кончине. И когда стальные обручи партийно-государственной дисциплины, стягивавшие воедино советскую державу, проржавели и рассыпались, вместе с коммунистической идеологией рухнула и союзная государственность.

При этом страна распалась на куски в соответствии с теми произвольными границами, которые когда-то прочертили по живому народному телу номенклатурные специалисты по "ленинской национальной политике". Вопиющая неестественность этих границ тут же дала себя знать, породив на пространстве развалившегося СССР непрерывную череду кровавых междоусобиц и ожесточенных национальных конфликтов.

Но на этом процесс распада российского геополитического пространства не остановился. Он неизбежно и закономерно продолжился на территории новых "независимых государств", возникших из осколков бывшего СССР. И Российская Федерация, увы, не стала исключением.

Доставшееся нам в наследство от Советского Союза внутреннее устройство с его нелепыми "национально-государственными" субъектами федерации делает нынешнюю Россию уменьшенной копией старого Союза. Оказывается, что стотридцатимиллионный русский народ в Российской Федерации не имеет собственной государственности, а, например, триста тысяч ингушей - имеют! Более того, подобная система неизбежно стимулирует региональный сепаратизм, порождает массу болезненных национальных, религиозных и хозяйственных проблем, ставит под сомнение единство и целостность страны.

Чеченские события - лишь наиболее наглядный пример того, что, не решив этих проблем, бессмысленно рассчитывать на какую бы то ни было "стабилизацию" и уж тем более - на "возрождение великой России".

- Но сегодня многие стремятся отмежеваться от действий правительства и президента в Чечне. Люди, монополизировавшие в средствах массовой информации самоназвание "демократов", обвиняют российское руководство едва ли не во всех смертных грехах. Какова, в связи с этим, позиция людей верующих, православных?

- Семьдесят лет назад, когда в результате революции и гражданской войны Россия оказалась на грани полного развала, глава Русской Церкви святейший Патриарх Тихон провозгласил: "Святая Православная Церковь, искони помогавшая русскому народу собирать и возвеличивать Государство Русское, не может оставаться равнодушной при виде его гибели и разложения..." На мой взгляд, эти слова угодника Божия не потеряли своей актуальности и сегодня.

Я думаю, любой благонамеренный и здравомыслящий гражданин должен поддержать действия властей, направленные на разоружение бандитских формирований, восстановление законности и правопорядка, сохранение целостности Державы. Другое дело, что милосердие и сострадание требуют свести до минимума возможные при этом жертвы. Надежду на скорейшее прекращение кровопролития в Чечне не раз высказывал и наш нынешний Патриарх Алексий II, подчеркивая, что Церковь с тревогой следит за всем происходящим сегодня на Кавказе, что "никого не может оставить равнодушным гибель мирных жителей и смерть воинов".

Что касается реакции различных политических сил на чеченские события, то я лично убежден: в момент серьезнейшего кризиса пытаться заработать политический капитал на огульной критике происходящего - безнравственно и недальновидно. Все мы должны понять, что интересы России, интересы нашего многострадального народа должны безусловно превалировать над личными корыстными расчетами. Великий всероссийский молитвенник, святой праведный отец Иоанн Кронштадтский говорил в своих знаменитых проповедях: "Помните, что Отечество земное с его Церковью есть преддверие Отечества небесного, потому любите его горячо и будьте готовы душу свою за него положить..."

- Несмотря на это, сегодня само понятие патриотизма становится предметом ожесточенных публичных дискуссий. Даже среди высокопоставленных политиков есть люди, разделяющие недавнее заявление Сергея Ковалева о том, что "патриотизм - последнее прибежище негодяев". Разве это не печально? Что говорит о патриотизме православное вероучение?

- Любовь к Родине столь же естественна для нормального, нравственно здорового человека, как естественна любовь сына к своим родителям. Люди, отвергающие патриотизм, - нравственно ущербны и духовно опустошены. Они обкрадывают самих себя, лишаясь одного из самых светлых чувств, одного из самых глубоких и ярких душевных переживаний.

Настоящий патриотизм, однако, не имеет ничего общего с самолюбованием и уж тем более - с неоправданной спесью, с высокомерием и эгоизмом. Любовь к Отечеству лишь тогда плодотворна и по-настоящему тверда, когда она опирается на прочный духовный фундамент, на многовековые народные святыни, на традиционные религиозные ценности национального самосознания. Таким и был от века могучий русский патриотизм, не раз спасавший Русь в самых, казалось бы, безнадежных ситуациях, не раз помогавший стране восставать буквально из пепла.

Одна из наших важнейших задач сегодня - возродить в сердцах россиян это возвышенное и благородное чувство, вернуть русскому человеку понимание того, что без Веры и Родины невозможна полноценная жизнь личности и семьи, общества и государства. В связи с этим насущнейше необходимой мне представляется разработка и официальное провозглашение государственной идеологии российского патриотизма - идеологии возрождения Великой России, основанной на древних православных святынях и традиционных народных идеалах.

Исторически сложилось так, что у нас единство и мощь Державы искони покоились на твердом основании единой веры, общего нравственно-религиозного мировоззрения, согласного понимания высших, промыслительных целей соборного народного бытия. Многие напасти и беды сумела одолеть наша страна за десять веков своей суровой истории благодаря великой приверженности русского народа Святому Православию. Именно Церковь, скрепив Русь прочным союзом благодатных Заповедей Христовых, не позволила Русской нации раствориться, распасться под грузом тяжелейших исторических испытаний: удельной раздробленности и татаро-монгольского ига, великой смуты XVII столетия и бесчисленных опустошительных нашествий иноземных захватчиков.

"Люби врагов своих, сокрушай врагов Отечества, гнушайся врагами Божиими", - эта чеканная формула российской державной мощи, произнесенная полтора века назад знаменитым московским первосвятителем, митрополитом Московским Филаретом (Дроздовым), издревле определяла церковный взгляд на патриотизм как на священный религиозный долг, как на духовную добродетель благочестивого христианина.

- Но установить столь возвышенный взгляд на патриотизм невозможно до тех пор, пока значительная часть средств массовой информации занимает по отношению к этому понятию враждебную, непримиримую позицию. Читая иные газеты, просто диву даешься: откуда столько желчи, столько злобы к собственной стране? Одна лишь антиармейская кампания чего стоит... А как Вы, Владыко, относитесь к "армейской теме"?

- Русскому человеку пришлось много сражаться: наша история сурова и исполнена тяжелых испытаний. Не раз и не два находились желающие проверить Россию "на прочность". Но военные аспекты отечественной истории знаменательны тем, что помимо фактической стороны имеют еще и глубокую духовную подоплеку, понимание которой сегодня, увы, почти утрачено.

Дело в том, что в многовековой, нескончаемой битве лукавого зла с правдой Божией, в битве сатанинской лжи, предательства и дьявольского коварства с Христовыми Заповедями любви, милосердия и сострадания Святая Русь всегда служила опорой "небесным" добродетелям, надежным заслоном на пути яростных порывов мировой злобы в ее стремлении к господству над грешным человеческим сердцем. Этим-то она и была всегда ненавистна разномастным пособникам зла, потому-то и приходилось ей, незлобивой и миролюбивой, без конца воевать, борясь за свое существование.

В России воинское, ратное служение по духу своему сродни монашескому, иноческому. То же отречение от собственной воли, та же преданность возвышенным "надмирным" идеалам, та же готовность не раздумывая "положить душу свою за други своя"... Немудрено, что во всех войнах рядом с русским солдатом шел русский священник, рядом с воином мирским - воин духовный. Ведь не напрасно же земная часть Церкви Божией издревле носит название "Церкви воинствующей"!

Один из моих предшественников на кафедре Санкт-Петербургской епархии, митрополит Ленинградский Алексий (Симанский) сказал, обращаясь к народу в первые же дни Великой Отечественной: "Война есть страшное и гибельное дело для того, кто предпринимает ее без нужды, без правды, с жаждой грабительства и порабощения; на нем лежит позор и проклятие Неба за кровь и бедствия своих и чужих.

Но война - священное дело для тех, кто предпринимает ее по необходимости, в защиту правды и Отечества. Берущие оружие в таком случае совершают подвиг правды и, приемля раны и страдания и полагая жизнь свою за однокровных своих, за Родину, идут вслед мучеников к нетленному и вечному венцу. Потому-то Церковь и благословляет эти подвиги и все, что творит каждый русский человек для защиты своего Отечества..."

К этим словам нечего добавить. Сегодня, я думаю, они относятся ко всем тем, кто сражается и гибнет за сохранение целостности России, за предотвращение страшной трагедии ее распада, тяжелейшие последствия которого будут сравнимы по своей разрушительной силе разве что с результатами гражданской войны или гитлеровского нашествия. Дай Бог нашим славным воинам и ныне, как встарь, - мужества и незлобия, терпения и отваги, бесстрашия и милосердия!

- Сохранение целостности России - дело, безусловно, важное. Но ведь одного этого мало. Надо еще выработать такое внутреннее административно-государственное устройство страны, которое и в будущем надежно исключало бы возможность возникновения угрозы ее единству. А какой Вам видится возрожденная Россия?

- Во-первых, это держава, органично сочетающая все новейшие достижения материальной культуры, все технологические достижения "технотронной эры" с самобытностью и традиционной русской духовностью, основанной на тысячелетних святынях Православия (при полном уважении к другим конфессиям). Во-вторых, это страна, объединяющая в своем составе братские народы великороссов, белорусов и малороссов, а также всех тех, кто искренне готов связать с ней свою историческую судьбу. Ну и, конечно, это единое унитарное государство с сильной центральной властью и широко развитым местным самоуправлением.

Национально-государственный принцип, предполагающий наличие "государств в государстве", таких, как Чечня, Татарстан или Чувашия, - совершенно исчерпал и дискредитировал себя. Не пора ли обратиться к собственному историческому опыту? Страна, как это и было раньше, должна делиться на административно-территориальные районы (назовите их губерниями или краями - безразлично), а национальная самобытность всех российских народов при этом должна бережно сохраняться в рамках национально-культурной автономии.

Говоря о таких перспективах, однако, надо ясно понимать, что глубина нашего сегодняшнего кризиса такова, что ни за день, ни даже за год достигнуть желаемого не удастся. Будем реалистами. Нам нужно запастись терпением и - "поспешать не торопясь". Сегодня же главное - навести порядок в Российской Федерации с тем, чтобы сделать ее политически стабильным и экономически мощным ядром интеграционных процессов на просторах бывшего СССР.

- Вы, Владыко, усиленно ратуете за возрождение национальной самобытности. Но мы уже столько настрадались от агрессивного национализма окраин! И чем, скажите на милость, русский национализм лучше чеченского или, к примеру, тувинского?

- Если под национализмом понимать пропаганду собственной исключительности, собственного превосходства над другими народами, то такое мировоззрение, безусловно, контрпродуктивно и подлежит безоговорочному осуждению. Результатом взрывного развития именно таких "окраинных" национализмов и стала, в значительной мере, драма распада Советского Союза и расчленения русского народа. Об этом, кстати, недвусмысленно сказано и в документах II Всемирного Русского Собора, состоявшегося недавно в Москве.

Возрождение русского национального самосознания не имеет с такой "идеологией самолюбования" ничего общего. В течение десяти веков русский человек был бессменным державным стражем российской государственности. И ее нынешний кризис в первую очередь обусловлен тем, что жизнеспособность русского этноса в XX столетии была сильно подорвана целой серией грандиозных национально-государственных катастроф. Отрицать это могут люди либо некомпетентные, либо просто недобросовестные. Восстановление жизненной силы русского народа есть вопрос государственной важности, ибо именно русский человек - терпимый, добросердечный и незлобивый - от века обеспечивал этими своими качествами межнациональный мир в стране.

Знаменитый философ и публицист Иван Ильин, обладавший даром удивительного предвидения событий, еще в 1949 году писал: "Когда после падения большевиков мировая пропаганда бросит во всероссийский хаос лозунг "народы бывшей России - расчленяйтесь!", - то откроются две возможности:

Или внутри России встанет национальная диктатура, которая возьмет в свои руки бразды правления, погасит этот гибельный лозунг и поведет Россию к единству, пресекая все и всякие сепаратистские движения в стране.

Или же такая диктатура не сложится, и в стране начнется непредставимый хаос передвижений, отмщений, погромов, развала транспорта, безработицы, голода, холода и безвластия.

Тогда Россия будет охвачена анархией и выдаст себя головой своим национальным, военным, политическим и вероисповедным врагам..."

Поймите меня правильно, я не призываю ни к какой диктатуре. Но я привел эту цитату, столь точно описывающую наше нынешнее положение, для того, чтобы подтвердить очевидный факт: сильная власть, единая, неделимая Россия и русское национальное возрождение есть необходимые условия выживания страны, а значит - и нашего с вами выживания.

Я молю Господа Иисуса Христа, чтобы в этот нелегкий час он даровал "богохранимей стране Российстей" мир и тишину, а ее политическим вождям - мудрость и мужество, столь необходимые им ныне...

 

ДИАЛОГ С ЧИТАТЕЛЕМ

 

КАТАСТРОФЫ БОГОУБИЙСТВА НЕ БЫЛО

Письмо читателя В. Польского в редакцию газеты «Советская Россия»

 

В газете «Советская Россия» от 13 октября 1994 г. опубликовано интервью митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна «Творцы катаклизмов». Уже в самом названии заложен злобный и сугубо антисемитский смысл. Согласиться с приведенными доводами иерарха церкви противоестественно.

Главный вопрос, на котором акцентирует внимание владыка Иоанн: распятие якобы по требованию евреев Иисуса Христа и, как следствие, «духовная катастрофа Богоубийства». Была ли такая катастрофа и виновны ли во всем евреи?

Для ответа на этот вопрос возвратимся сначала к Ветхому Завету. Как в нем повествуется, в период выхода евреев из Египта их предводитель Моисей на горе Синай получил непосредственно от Бога 10 заповедей, высеченных на двух каменных скрижалях.

Моисеевы законы не исключили и не могли исключить разделение еврейского общества на классы: малое число очень богатых и огромное большинство очень бедных. Образовалась даже особая каста «левитов», богатых священников, имевших право толкования Закона, но эти «толкования» всегда шли в сторону обоснования богатства успевших нажиться («талантливых»: талант – крупная денежная единица того времени) и бедности бедных. Многие еврейские проповедники до Иисуса (Исайя, Михей, Иоанн Креститель и др.) клеймили безудержную роскошь и предельную нищету того общества. Поэтому проповеди Христа, по существу, явились их продолжением.

Вчитайся, читатель, в проповеди Христа – не являются ли они идеями первобытного коммунизма? «Было же у всех уверовавших (в учение Христа) одно сердце и одна душа. И никто ничего из имущества не назвал своим собственным, но все у них было общим..., и все распределялось между всеми, каждому по нужде его» («Деяния святых апостолов»). «И следовало за Ним множество народа из Галилеи, Десятиградья, Иерусалима, Иудеи и из-за Иордана...» («Евангелие от Матфея»). Как могли богатые первосвященники и зажиточные иудеи простить такие проповеди: «Да, легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в Царство Божье» («Евангелие от Луки»). Это и вызвало к Нему ненависть иудейской плутократии.

«Тогда первосвященники и старейшины собрались во дворе первосвященника по имени Каиафа и сговорились захватить Иисуса обманом и убить. Но сказали: «Не во время праздника, чтобы не началась смута среди народа». Так написано в Евангелии. Они боялись народной смуты из-за расправы над любимцем народа.

А спустя 2000 лет служитель Христа, не боясь греха, обвиняет весь еврейский народ в предании Христа и Христианства.

Абсурдность таких обвинений можно понять и из последующих событий. Если бы еврейский народ отверг учение Христа, то митрополит Санкт-Петербургский, как, впрочем, и все другие, ничего бы не знали об этом учении, т.к. для торжества и всемирного распространения его нужен был великий подвиг апостолов по развитию и распространению христианства. Ведь само учение Христа до нас дошло лишь в посланиях апостолов Матфея, Марка, Луки, Иоанна и других. А все 12 апостолов были евреями.

Обратите внимание, кому направляли свои евангелия апостолы – в подавляющем большинстве – еврейским общинам, которые после разгрома Иудеи римскими легионами в I веке н.э. были разбросаны по всему Ближнему Востоку и Южной Европы. Посмотрите географию миссионерских путешествий Павла: они захватывают почти все северное и восточное Средиземноморье.

Да, были секты, которые, фанатично понимая Закон Моисея, враждебно относились к новому учению. Нужно отметить, что во многих посланиях (от Матфея, от Марка, от Луки) описывается, как Иисус, резко разоблачая религиозный фанатизм фарисеев и частично саддукеев, подчеркивал самоотверженную поддержку учения многочисленными иудейскими сектами ессеев, исповедывавших по существу древний коммунизм.

Все это происходило на фоне жесточайших преследований первых христиан не только в Иудее, но особенно в Риме, его провинциях и прежде всего при современнике Иисуса римском императоре Нероне. Только вера иудейских общин в учение и величайшая самоотверженность евреев-апостолов, особенно Петра и Павла, позволили христианству выстоять.

Три века жестоких преследований не только не сломили христианство, наоборот, оно все шире распространялось среди других народов, чтобы в IV веке, начиная с римского императора Константина I, стать признанным.

И никакой катастрофы Богоубийства не было. Была государственная катастрофа Иудеи. Но она никак не связана с распятием Христа. Об этом тоже написано много статей и книг. Но сошлемся лишь на одну – современника и участника этих событий Иосифа Флавия. Выдающийся еврейский историк, сугубо верующий человек, живший в I веке н.э. в Израиле, Иудее, Риме, в своей книге «Иудейская война» (издана в переводе в Минске в 1991 г.) подробно описал героику этого времени (ни разу, кстати, не упоминая имени Иисуса Христа). Причина падения Иудеи – в колониализме мощной римской армии. Книга включалась Православной церковью в Новозаветный свод сочинений.

Все это, мы думаем, известно митрополиту, и он умышленно передергивает факты.

Но оставим Библию.

Владыка Иоанн приводит, как достоверные, статистические данные из книги А. Дикого о степени участия евреев в революционном движении и мирном строительстве. Оказывается, не российский народ, а евреи, составлявшие всего 1,1 процента жителей, определяли, куда и как ему идти, какое общество строить! Вот где, оказывается, заговор сионистов! Российский народ – как козу на веревочке – вела и ведет кучка авантюристов. Ведет не туда, куда надо.

«Давайте выверим это» («откровения» Дикого), – призывает церковный муж. Научно будем проверять.

Все годы социалистического строительства советский народ, отражая нападения врагов, строил великую, могучую Державу. Да, он ошибался, оступался, порой заблуждался, но строил ДнепроГЭСы и Магнитки, атомные и гидростанции, ракеты и ядерные бомбы для защиты. Работал, не считаясь со временем. И не было нужды выяснять национальную принадлежность творцов ее Величия. Человек познается по труду, а не по записи в паспорте.

Сейчас у наших демократов пока успешно удается лишь разрушение. Что же выдать «на-гора»? И начинаются «научные» изучения: кем был дедушка у Ленина, почему у Ельцина после «ц» пишется «ы» и Борис ли он или Борух и так далее. Вот к такому «титаническому труду», не стесняясь, призывает «святой отец». А может быть, и начать это «отмывание от нечистот» с самого митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского? Ведь Иоанн – чисто еврейское имя, в переводе – «Бог милует». Давайте проверим у него нос и другие элементы тела на арийскую чистоту. Опыт такой проверки в прошлом уже имеется.

И последний вопрос к «прозревшему» иерарху: нарушая заповеди Христовы, подробно изложенные в Библии, вызывая среди верующих ненависть к одному из народов, чувствует ли он «укоры собственной совести» (по его выражению)? Где границы ханжества и злобы? И если этот церковник уверяет читателей о многочисленной его поддержке, то это говорит лишь о расслоении в нашем обществе, которому он содействует «в меру своих скромных сил».

 

НЕРАСКАЯННОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ

Ответ митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна

на письмо В. Польского

 

В последние годы тема «русско-еврейских отношений» прочно закрепилась на страницах печати. Одни рассматривают ее как проявление «зоологического русского антисемитизма», другие – в тесной связи с «мировым жидо-масонским заговором». И этому не надо удивляться. Разброс мнений и ожесточенность полемики ясно свидетельствуют о болезненности и важности темы, о ее безусловной злободневности. А это значит, что обсуждение затронутых проблем необходимо продолжить, по возможности отсекая эмоциональные крайности и постепенно выводя дискуссию из трясины взаимных обвинений в русло серьезных исторических, богословских и культурологических исследований.

Исходя именно из таких побуждений, я согласился ответить на письмо г-на Польского, любезно переданное мне редакцией «Советской России».

Однако, прежде чем приступить к рассмотрению поднятых в нем вопросов по существу, необходимо исправить некоторые фактические неточности и ошибки, допущенные автором.

Итак:

Во-первых, «каста левитов – богатых священников» существует исключительно в воображении г-на Польского. Левиты – это не каста, а потомки Левия, сына Иакова, одного из ветхозаветных патриархов. Из рода левитов происходили Моисей и Аарон, чьи сородичи получили особые права на священство. Не вдаваясь в подробности ветхозаветного богослужения, отметим, тем не менее, что на подавляющем большинстве левитов лежали низшие обязанности культа, и попытка зачислить их всех чохом в «богатые священники», чтобы подтвердить наличие «классовых антагонизмов» в древнем Израиле, не имеет ничего общего с исторической истиной.

Во-вторых, попытка представить проповеди Христа «идеями первобытного коммунизма» заставляет думать, что автор отказывает читателям даже в самом поверхностном знании как Христовых проповедей, так и коммунистических идей. И уж тем более предполагает их полное неведение относительно того, что коммунисты в 20–30-х годах нашего столетия тысячами расстреливали, вешали и топили православных священников как раз за их верность Христову учению. Если же потом, спустя несколько десятилетий, вожди большевизма обнаружили, что христианские основы русского самосознания все еще живы, и попытались приспособить их для собственных нужд, оскопив и втиснув в «Моральный кодекс строителя коммунизма», то это говорит лишь о том, что все усилия богоборцев «искоренить религию» оказались напрасными, и они вынуждены были пойти на компромисс с ненавистной «поповщиной».

В-третьих, «еврейские общины были разбросаны по всему Ближнему Востоку» вовсе не «после разгрома Иудеи римскими легионами в I веке н.э.», как это утверждает г-н Польский. Сие событие произошло семью столетиями раньше, после того, как в 606 году до Рождества Христова Иудейское Царство было разгромлено вавилонским царем Навуходоносором. Начало же процессу положил еще на сто лет раньше ассирийский владыка Салмансар, завоевавший в 722 г. до Рождества Христова Царство Израильское. О точных датах этих событий среди историков до сих пор нет общего согласия, но то, что еврейская диаспора возникла задолго до прихода римских легионеров в Палестину, не подлежит никакому сомнению.

В-четвертых, утверждение, будто бы «Иисус... подчеркивал самоотверженную поддержку учения многочисленными иудейскими сектами ессеев», рождает подозрение, что автору ни разу в жизни не довелось прочесть Новый Завет. Иначе бы он знал, что ничего даже отдаленно напоминающего эту фразу Иисус Христос никогда не произносил. О сектах ессеев более или менее подробно мир узнал совсем недавно, когда после второй мировой войны на берегу Мертвого моря археологи обнаружили так называемые «Кумранские рукописи». Многочисленными ессейские общины никогда не были, от какого бы то ни было участия в общественной жизни уклонялись, к христианству никакого отношения не имели и, судя по всему, прекратили существование во время Иудейской войны.

Кроме того, Христос никогда не разоблачал «религиозный фанатизм саддукеев», ибо саддукеи (последователи Садока, ученика известного мудреца Антигона Сахоского) были людьми светскими, не верили в загробную жизнь и, подобно эпикурейцам, считали, что человек должен заботиться лишь о своем земном благополучии.

В-пятых, труды «выдающегося еврейского историка» Иосифа Флавия, вопреки мнению г-на Польского, долгое время служили одним из наиболее веских доказательств исторической достоверности евангельских текстов, ибо именно Флавий упоминает об Иисусе Христе ясно и недвусмысленно. Другое дело, что сравнительно недавно некоторые исследователи попытались объявить это место сочинений историка «позднейшей вставкой», но привести убедительных аргументов в подтверждение своей гипотезы так и не смогли... Утверждение же о том, что книга Флавия «включалась Православной Церковью в Новозаветный свод сочинений» столь вопиюще нелепо, что даже не требует специального опровержения.

В-шестых, «современником Иисуса» был не «римский император Нерон», правивший через двадцать лет после распятия Христа (54-68 гг. по Р.Х.), а один из его предшественников – Тиберий, занимавший престол с 14 по 37 г.

И, наконец, не могу не выразить своего удивления тем, что, цитируя Священное Писание, г-н Польский пользуется каким-то странным, «самодельным» переводом, отвергая общепризнанный, т.н. «синодальный» текст – бесспорно лучший и самый точный из имеющихся на русском языке.

Теперь по существу.

Когда израильские старейшины собрались в доме первосвященника Каиафы, дабы на совете решить, как им избавиться от Иисуса, они, действительно, вырабатывали план действий с учетом того, «чтобы не сделалось возмущения в народе» (Мф. 26:5). Казалось бы, к этому были все основания, ибо несколькими днями раньше, когда Христос в сопровождении учеников въезжал в Иерусалим, «множество народа постилали свои одежды по дороге, а другие резали ветви с дерев и постилали по дороге; народ же, предшествовавший и сопровождавший, восклицал: осанна Сыну Давидову! благословен Грядущий во имя Господне! осанна в вышних! И когда вошел Он в Иерусалим, весь город пришел в движение и говорил: кто Сей?» (Мф. 21:8-10).

Однако опасения старейшин оказались совершенно напрасными. Быстро уловив настроение «верхов», толпа тут же присоединилась к гонителям Иисуса, настойчиво – даже вопреки желанию римского прокуратора – требуя смерти для невинного Праведника. Эта быстрая смена настроений народа: вчера – услужливое «Осанна!», а сегодня – кровожадное «Распни Его, распни!», – как нельзя лучше свидетельствует о том, сколь поверхностно воспринимали иудеи проповедь Спасителя, как легко отреклись они от Того, Кто пришел с призывом к милосердию, покаянию и любви.

«Такое учение не понравилось иудеям, – писал в своих проповедях епископ Игнатий Брянчанинов, один из столпов русской духовности XIX столетия. – Они, будучи всецело заняты своим земным преуспеянием, ради этого преуспеяния отвергли Мессию... Отвергши Мессию, совершивши Богоубийство, они окончательно разрушили завет с Богом. За ужасное преступление они несут ужасную казнь. В течение двух тысячелетий упорно пребывают в непримиримой вражде к Богочеловеку. Этою враждою поддерживается и печатлеется их отвержение».

Памятники письменности первых веков христианской эры, дошедшие до нас, едва ли не единогласно свидетельствуют о том, что ненависть к Христу повсеместно заставляла иудеев идти на отчаянные попытки искоренить, уничтожить Его учение. Ради этих целей они не брезговали никакой клеветой, откровенно провоцируя римские власти на организацию антихристианских гонений.

Мученик Иустин Философ, проповедовавший в Риме во втором веке по Р.Х., писал: «Иудеи послали во всю землю людей, через посредство которых везде оповестили, что возникла новая секта, которая проповедует атеизм и разрушает законы... Все клеветы, которые распускают относительно христиан, идут от этих, распространенных иудеями». Квинт Септимий Флоренс (II-III вв. по Р.Х.), больше известный историкам под именем Тертуллиана, – знаменитейший богослов, юрист по образованию, свидетельствует: «Иудеи – первые виновники дурных представлений, какие имеют о нашей религии язычники». Не менее определенно высказывается и Ориген – глубокий философ, современник Тертуллиана: «Как только явилось христианство, иудеи стали распространять о его последователях ложные слухи, чтобы сделать его ненавистным всему миру»...

Наиболее подробным исследованием этого вопроса является работа, опубликованная в 1913 году на страницах журнала «Вера и Разум» под названием «Из истории иудейско-римских гонений на христиан». Помимо того, десятки авторов так или иначе касались его в своих трудах. Фактического материала для констатации факта активнейшего иудейского участия в антихристианских гонениях – более чем достаточно. Поэтому утверждение о том, будто бы «только вера иудейских общин позволила христианству выстоять» просто кощунственно, не говоря уже о том, что оно исторически безграмотно и совершенно бездоказательно...

Катастрофа Богоубийства резко оборвала духовную преемственность жизни еврейского народа. Это особенно очевидно при сравнении благочестивых призывов ветхозаветных пророков с человеконенавистническими пассажами нынешних израильских идеологов.

«Увы, народ грешный, народ обремененный беззакониями, племя злодеев, сыны погибельные! – взывал некогда к своим ожесточившимся сородичам святой пророк Исайя. – Оставили Господа, презрели Святого Израилева, – повернулись назад. Во что вас бить еще, продолжающие свое упорство? Вся голова в язвах, и все сердце исчахло... Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих, перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову» (Ис. 1:4-5, 16-17).

Даже духоносный царь Давид, легендарный основатель еврейской государственности, находясь на вершине своего величия, смиренно сознавал несовершенство падшей человеческой природы, каясь, когда ему случалось впасть в грех: «Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои... и от греха моего очисти меня, ибо беззакония мои я сознаю, и грех мой всегда предо мною...» (Пс. 50:3-5).

После нераскаянного преступления Богоубийства благодать Божия, поддерживавшая и вдохновлявшая ветхозаветное благочестие, отступила от жестоковыйного народа, запятнавшего себя невинной кровью Спасителя. Израиль был предоставлен собственным страстям: алчности, властолюбию и гордыне, определившим его новый духовный облик. За примерами далеко ходить не надо – современная еврейская пресса просто переполнена ими.

Вот что, например, писал русскоязычный израильский журнал «Алеф» в статье «Феномен еврейской души», опубликованной в 1992 году: «Отличие еврейского народа от остальных сформировалось на двух этапах. Первый этап – эпоха наших праотцев, которые поднялись над ограничениями естественного характера и заложили фундамент реальности нового типа – еврейского народа...» На втором этапе «праотцы заслужили не только для себя, но и для своих потомков особую духовную субстанцию – Божественную душу. Таким образом, еврейский народ выделился в особую категорию, отличную от остальных народов. Это отличие является качественным, принципиальным... Еврей – не просто человек. Еврей – создание, в которое Всевышний внедрил дух святости... Еврей стоит вне мироздания... Эта особенность еврейского народа передается по наследству каждому еврею... Определение «человек» в его высшем смысле относится лишь к обладателям Божественной души».

Вот так – ни больше, ни меньше. Мы с вами, оказывается, и не люди вовсе. Судите сами, сколь разительно отличается тщеславный дух нынешнего иудаизма от покаянной благодати Ветхого Завета. Таковы страшные последствия Богоубийства, и отрицать их очевидность может лишь слепой!..

Впрочем, все это не имело бы для России сколь-либо существенного значения, если бы катаклизмы XX столетия, стоившие русскому народу неисчислимых страданий и жертв, не заставили исследователей внимательно присмотреться к перипетиям русско-еврейских отношений. На этом пути немалую роль сыграли так называемые «списки Дикого», достоверность которых столь ожесточенно оспаривает г-н Польский.

Напомню вкратце, о чем идет речь.

В последние годы в России ходило по рукам большое количество различных списков, в которых анализировался национальный состав советской правящей элиты. Среди них наибольшее, пожалуй, распространение получили списки, опубликованные в 1967 году в Нью-Йорке Андреем Диким в его монографии «Евреи в России и СССР». Из них следует, что в годы революции и гражданской войны евреи составляли 83 процента руководящих работников на ключевых партийно-государственных постах, а русские – всего пять процентов (пропустив вперед даже латышей, имевших шесть процентов).

Некоторые исследователи, внося коррективы в списки Дикого, увеличивали процент «еврейских начальников» даже до 85 и выше, но дело, конечно, не в этом. Несколько процентов в ту или иную сторону никак не могут отменить того факта, что участие евреев в русской трагедии XX столетия оказалось вопиюще непропорциональным, многократно превышающим их общее количество, составлявшее, по разным оценкам, один-три процента от населения страны.

Эта диспропорция общеизвестна, и сами евреи ее никогда не отрицали. Более того, в русскоязычной еврейской прессе в 20-е годы даже велась довольно активная дискуссия на эту тему, завершившаяся в 1924 году выходом в свет сборника статей «Россия и евреи» (Издательство «Основа», Берлин). Один из авторов этого сборника, известный еврейский общественный деятель И.М. Бикерман высказался в своей статье с предельной откровенностью.

«Русский человек никогда не видал еврея у власти, – писал он. – Были, конечно, и лучшие, и худшие времена, но русские люди жили, работали и распоряжались плодами своих трудов, русский народ рос и богател, имя русское было велико и грозно. Теперь еврей – во всех углах и на всех ступеньках власти... Русский человек видит теперь еврея и судьей и палачом. Он встречает евреев... распоряжающихся, делающих дело советской власти... А власть эта такова, что поднимись она из последних глубин ада, она не могла бы быть ни более злобной, ни более бесстыдной... Русский человек твердит: жиды погубили Россию. В этих трех словах и мучительный стон, и надрывный вопль, и скрежет зубовный...

Еврей на все это отвечает привычным жестом и привычными словами: известное дело – мы всегда во всем виноваты! Так как всегда и во всем мы, конечно, виноваты быть не можем, то еврей делает отсюда весьма лестный и удобный для нас житейский вывод, что мы всегда и во всем правы. Нет, хуже: он просто отказывается подвергнуть собственному суду свое поведение...»

К сказанному, по-моему, нечего добавить. Укажу лишь, что авторство «списков Дикого» принадлежит вовсе не ему. Список этот был опубликован впервые в 1920 году в Нью-Йорке группой «Единство Руси» и составлен, скорее всего, за период с сентября 1918 года (ибо в нем Урицкий, убитый 30 августа, упомянут как мертвый) по март 1919 г. (поскольку Свердлов, скончавшийся 16 марта, упомянут как живой). Собственно Дикому принадлежат лишь списки, анализирующие национальный состав правящей элиты СССР в период 1936-1939 годов и дающие почти такую же картину (например, ЦК ВКП(б): евреи – 72 процента, Совет народных комиссаров – 85 процентов, комиссариаты иностранных дел и внешней торговли – 80 процентов). В последние годы ряд средств массовой информации публиковал списки, в которых делалась попытка оценить нынешнее положение дел в этой области. Они не менее впечатляющи, хотя, конечно, проверить их достоверность сегодня довольно сложно...

А надо ли это делать вообще, спросит читатель? Вот и г-н Польский усматривает в таких попытках едва ли не фашизм: ему уже мерещатся процедуры измерения черепов на предмет «расовой чистоты», которым он предлагает подвергнуть и меня, грешного...

Думаю, что такие опасения совершенно напрасны. Но для того, чтобы гарантированно избежать разрушительных крайностей – равно космополитических и националистических – необходимо прежде всего внести ясность в такие важные понятия, как «народ», «нация», «национальная политика» и им подобные.

Надо сказать, что с точки зрения христианина любая попытка упразднить национальную самобытность народа (будь то под лозунгом «общечеловеческих ценностей» или как-либо иначе) является одной из форм богоборчества. Дело в том, что разделение единого некогда человечества на различные расы и племена произошло по прямому велению Божию (См. Быт. 11: 1-8). Более того, Православная Церковь учит, что каждый народ, как соборная личность, имеет и своего особого Ангела-хранителя. Тайна национальности коренится в мистических глубинах народной жизни, являясь одной из важнейших первооснов человеческого бытия, залогом того духовного единения, без которого немыслимо само существование народа, общества, государства.

Именно поэтому наука до сих пор не смогла предложить ни одного сколь-либо приемлемого материалистического определения нации. Все ныне существующие – от марксистского до фашистского – не только теоретически ущербны, но и, как показала история, практически несостоятельны. А между тем сегодня для возрождения России жизненно необходимо восстановить гармонию межнациональных отношений.

Для этого, в свою очередь, потребна осмысленная, всесторонне продуманная, комплексная концепция национальной политики. У нас же, похоже, ее до сих пор нет. Министерство национальностей с многочисленным штатом – есть. Министр, стоящий во главе этого солидного ведомства, – есть. Даже вице-премьер, курирующий эту деликатную область, – тоже есть. А национальной политики нет. И так будет продолжаться до тех пор, пока в Кремле считают, что «национальная политика» исчерпывается умением чиновников «умиротворять» за счет русских интересов национальные окраины с их непомерными амбициями и «выбивать» из регионов признания в политической лояльности Центру.

Но действенная, длительная и прочная национальная стабильность станет возможной в России лишь тогда, когда государственная власть поймет, наконец, что ей необходимо бдительно следить, чтобы различные народы были более или менее пропорционально представлены на всех ступенях социальной иерархии, во всех структурах и органах управления, в средствах массовой информации и области народного просвещения. И пока имеющиеся сегодня диспропорции, фактически узаконивающие дискриминацию русского народа на собственной земле, в собственном государстве, не будут устранены – тщетны все надежды на преодоление нынешней смуты и возрождение Великой России!

 

Господи! Хорошо нам здесь быть!

Интервью газете "Турэкспресс"

 

- В конце минувшего года Господь удостоил Вас побывать в Святой Земле. Какова была цель Вашей поездки?

алестина - это самое святое место на земле для православного человека. Душа каждого, кто исповедует Господа нашего Иисуса Христа, стремится хотя бы раз в жизни поклониться, прикоснуться к местам, где родился Сын Божий, где Он проповедовал, творил чудеса, исцелял больных, воскрешал мертвых, где был безвинно предан людьми на позорную казнь и где воскрес.

Библейские страницы раскрываются на Святой Земле пред очами паломников "во плоти и крови". Здесь века хранят могилы ветхозаветных пророков и праведников: царя Давида и Иосифа, Исаака и Реббеки; здесь тысячелетия цветут сады и стоят конюшни царя Соломона; сохранилось место, где пророк Илия за шесть столетий до Рождества Христова посрамил жрецов Ваала, и пещера у подножья горы Кармель, где он скрывался и молился... Можно омочить руки в оскудевших водах бассейна Силоам, куда некогда сходил Ангел Господень, и, конечно же, увидеть все, связанное с земной жизнью Спасителя...

Что может быть драгоценнее для души православного христианина, чем прикоснуться к сим святыням? Ради этого веками люди отправлялись в Палестину - чтобы засвидетельствовать свою неизреченную любовь к Тому, Кто обетовал нам жизнь вечную, Кто распял за наши грехи Свою плоть, Кто будет судить нас на Страшном Своем Суде...

Но не следует думать, что паломничество в Святую Землю - это сплошной праздник. Паломничество - всегда труд, труд душевный, нелегкий, ибо святость места беспощадно обнажает человеческие немощи и греховность нашего падшего естества.

Кроме того, большого труда стоит побороть в себе печаль, вызываемую суетой и "мерзостью запустения", которые царят ныне над святынями Палестины. Самый скорбный путь в Иерусалиме - путь, которым прошел Христос из Гефсиманского сада до Голгофы, - проходит посреди ярких, шумных торговых лавок восточного базара, среди пестроты которого трудно удержать внимание на помыслах о страшном преступлении богоубийства, сопереживать ему, плакать и молиться... Даже на Голгофе, прежде чем поклониться тому священному месту, где был установлен Крест, на котором распяли Христа, вы будете вынуждены терпеливо ждать, пока многочисленные западные туристы сфотографируют себя на фоне святыни... Да и в самом Храме Воскресения Господня нет привычных для нас ежедневных служб и молитв, нет должного благоговения и тишины - здесь всегда полно туристов, а православная литургия начинается уже за полночь, по воскресным дням и большим праздникам, когда храм наконец опустеет от посторонних...

Поэтому каждому паломнику, собравшемуся в Святую Землю, я бы напомнил слова Священного Писания: "Чадо, аще приступаеши работати Господеви Богу, уготови душу твою во искушение, управи сердце твое и потерпи..." (Сир. 2:1-2).

- Какие святыни Вы видели во время поездки? С кем встречались на Святой Земле?

- Стараниями Императорского Православного Палестинского Общества, организовавшего паломничество для нашей группы, программа поездки была очень насыщенна. Мы объездили почти всю Палестину, включая ее западные районы, в которых еще не прекратилось арабо-израильское противостояние.

Начался наш путь с Крестного пути Спасителя и окончился литургией в Храме Воскресения Господня. Слава Богу!

Человеческий разум немеет перед свидетельствами, оставленными нам временем. И две тысячи лет спустя, следуя стопами Христа, мы можем проследить во всех подробностях, где допрашивали Господа неправедные судьи, спуститься в страшную каменную темницу, где Его содержали до казни прикованным цепями к стенам, увидеть высеченные в камне росписи "царской игры", которой развлекались римские стражники, охранявшие Христа; мы видим место, где Он упал под тяжестью Креста, где Его встретила Матерь Божия, где Его Крест взвалил на себя Симон Киринейский, и место, где, увидев плачущих женщин, Он сказал: "Дщери Иерусалимские! Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших" (Лк. 23:28).

С этого скорбного пути и началось наше паломничество. А затем были гора Фавор, где преобразился Христос, гора Искушений, где Его прельщал диавол благами мира сего, и гора Соблазнов, где царь Соломон содержал капища для своих языческих жен... Мы окунались в Иордан, где крестился Христос, и пробовали необычайно вкусное вино в храме в Кане Галилейской, где Иисус Христос совершил Свое первое чудо на свадьбе, претворив воду в вино, видели благословенное Галилейское море, где Господь обрел Своих учеников, и море Мертвое, проклятое Богом, поглотившее Содом и Гоморру...

Впечатлений было столь много, что перед ними немел голос рассудка, и только сердце трепетало от восторга... И везде, где бы мы ни были, мы начинали встречу со святыней с молебна или пения тропарей тем святым, в честь которых установлены храмы и монастыри. В общем, как и положено паломникам.

Встреч было не так много. Прежде всего - с Патриархом Иерусалимским и с представителями русской православной миссии, ну и, конечно, со служителями православных храмов и монастырей, в которых довелось побывать. Нашими гидами были две монахини Горнинского Иерусалимского монастыря... К слову сказать, русского в Палестине осталось очень мало. А когда-то все было совсем по-другому. Русский человек чувствовал себя на Святой Земле как у себя на родине. Здесь была русская земля, русские храмы, русские монастыри. Перед самой революцией Россия заложила еще одну обитель - на самой вершине горы Искушений. Фундамент этот, до сих пор недостроенный, так и остался еще одним свидетельством богоненавистничества большевистских властителей России... И что у нас осталось в Палестине? Русская православная миссия да Горнинский монастырь. Остальное распродано, разорено, брошено на произвол судьбы. Горько, стыдно!

- Те, кто побывал у Гроба Господня, свидетельствуют, что их души преображаются рядом со святыней, люди начинают смотреть на мир другими глазами. Так ли это?

- Нельзя так однозначно утверждать, что каждый возвращается из Палестины "другим человеком". Каждому дается по его вере. Если человек едет удовлетворить свое любопытство - он его удовлетворит, и не более того. Хотя, несомненно, благодать Господня настолько обильно оросила эту землю, что самое окаменелое сердце может растопить. И в нашей группе были люди, которые до этой поездки ни разу не накладывали на себя крестное знамение, а тут вместе со всеми молились и благодарили Бога...

- Как Вы считаете: где целесообразно побывать паломникам или православным туристам, оказавшись на Святой Земле?

- "Целесообразно" - это слово из другого мира. На Святой Земле нет целесообразности. Там все - благоговение. И к какой бы святыне ни прикоснулся человек - его сердце всегда найдет благодатный отклик.

- Говорят, что в Пасхальную ночь у Гроба Господня вспыхивает благодатный огонь. Насколько это соответствует действительности?

- Благодатный огонь - одно из неопровержимых свидетельств истинности православной веры. Дело в том, что этот огонь нисходит во время пасхального богослужения только православного архиерея. Более того, когда однажды турки, овладевшие Иерусалимом, запретили православным служить, и те, недопущенные в храм, стояли у его входа, плакали и молились - благодатный огонь вдруг вырвался из одной из мраморных колонн храма, оросив православный люд. Эта трещина в колонне, образованная вопреки всем законам природы, доныне служит свидетельством торжества Православия, и наша группа также поклонилась сей святыне.

Благодатный огонь нисходит на Гроб Господень каждый год именно в день Светлого Христова Воскресения. Но монахини Горнинского монастыря утверждают, что он может нисходить и в иное время. Так, однажды на их памяти этот огонь сиял над молящимися в продолжение всей недели Торжества Православия. Причем, на одних он сходил в большей степени, на других - в меньшей, и всегда вызывал несказанную радость...

- Есть ли на Святой Земле такие православные монастыри, где паломники могли бы заночевать, оказать монашествующим посильную помощь?

- Я уже говорил, что русских православных монастырей в Палестине почти не осталось. Есть греческие, армянские, коптские, сирийские, абиссинские. Много католических...

Думаю, что насельницы Горнинского русского православного монастыря будут рады посильной помощи, но, разумеется, об этом нужно обязательно заранее списаться и получить благословение от игумении.

- Существует ли при Санкт-Петербургской епархии центр по организации паломнических поездок в Святую Землю? Если нет, то что препятствует его созданию?

- Такого центра у нас нет, да и не думаю, чтобы подобные организации были нужны при епархиях. На местах слишком много своих неразрешенных проблем и забот, а паломничеством должны, как это и было до революции 1917 года, заниматься специальные организации типа Императорского Православного Палестинского Общества, которое, как я уже говорил, организовало для нас эту поездку, или Фонд Паломничества. Впрочем, таких центров, берущих на себя организацию поездок в Святую Землю, сейчас много, особенно в Москве - лишь бы люди готовы были заплатить. Но вся беда в том, что у настоящих паломников, у людей верующих больших денег, как правило, нет. И тут нам может помочь только благотворительная помощь - возможно, даже на правительственном уровне.

 

Христос есть Истина

Беседа главного редактора газеты "Информ-600 секунд" с митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским Иоанном

 

ИГОРЬ ИЛЬИН: Ваше Высокопреосвященство! Мне довелось увидеть Вас и говорить с Вами, если помните в тот день, когда я с бригадой "Секунд" снимал Вашу встречу с дочерью нашего легендарного маршала Жукова. И у меня тогда уже был готов вопрос к Вам, но сейчас, в связи с пятидесятилетием нашей великой Победы он, наверное, становится более актуален. Как Вы воспринимаете духовное состояние нашего народа в год этой великой даты, в год памяти и нашего величайшего торжества и нашей величайшей скорби. Ведь вы писали, помнится, о том, что наш народ унижен, что наше государство ослаблено. Победив в такой страшной войне, мы упустили часть этой победы, утратили ее. И это, как мне кажется, произошло во многом из-за определенного поражения, которое народ наш пережил. Вы тоже так думаете?

ВЛАДЫКА ИОАНН: Да, большую часть нашей победы мы упустили. Потеряно русское самосознание, которое основывалось исключительно на учении и жизни христианской веры, православной веры. Наше государство, когда было народом принято крещение при Святом Князе Владимире, основывалось исключительно на Православии. Объединение русских шло именно вокруг этой Веры, и так создавался русский народ. Потом это объединение вокруг Православия захватило и другие народы. Но в великое государство, которое в результате было создано, вошли потом и народы, исповедующие другие религии, даже такие, как татары, религия которых - ислам. Но они вошли в государство добровольно, с глубоким пониманием мощи этого государства, с пониманием силы русского народа.

Теперь Россия очень ослаблена. Чем? Прежде всего, потерей русского православного самосознания, но еще и стремлением создать некий общий космополитизм, создать некую единую религию из всех религий. Но никакой общей религии не может быть. Истина одна. "Я есть истина, тут и живи" - сказал Господь. Только он, Христос, является единственным источником, из которого может и должно вырастать религиозное самосознание народа. И делать из разных религий некий конгломерат, равносильно тому, чтобы просто приводить людей к атеизму, то есть к безбожию. Это - одна сторона. С другой стороны сильно опустился нравственный уровень жизни русского человека. И мы не учли того, что в такое время, как наше, нельзя заниматься переустройством границ. Потому что народы мира, особенно народы Запада, много лет стремились к тому, чтобы завоевать нашу  Россию, оккупировать ее, подчинить своей религии, своей идеологии, своей культуре. Сейчас они изображают миролюбие и добрые чувства к нам. Но я не верю, что так быстро, в одночасье, могло произойти превращение хищника в кроткую овцу. Если тысячелетиями они совершали на нас вооруженные нападения, война за войной... Особенно ярко их ненависть и стремление нас уничтожить проявились в годы Великой Отечественной войны. Ведь был создан план уничтожения нашего народа и нашего Отечества.

Игорь Ильин: Тем более, это задумано было сделать руками Гитлера, руками фашистов. Вы ведь пишете в своих книгах, что Гитлер исповедовал оккультизм, то есть, был сатанистом...

Владыка Иоанн: Вот, вот. А теперь мы этого не учитываем, забываем это. Многие думают, что возможно создать некий блок, объединение с Западом и опять - таки, какую-то единую веру. И народ ничего не может этому противопоставить, потому что утрачено нравственное начало, нравственный стержень, когда бы на первом месте для человека и для народа стояли не какие-то узкополитические цели, а подготовка к жизни вечной. Стремясь к этому, человек идет и на жертвы и на ущемление личных материальных благ. Были прежде подвижники, которые отвергали земные блага ради благ общественных, ради блага Отечества. Теперь в основном люди думают, как нажить побольше капитала, думают о корыстных целях. И вследствие этого люди отходят и от веры, и от самой цели жизни. Все это в общем, способствует развитию преступного элемента. Этот элемент сейчас очень широко распространяется, и, я бы сказал, что укрепляется он не только в нашем Отечестве. Этот преступный элемент имеет связи с иностранными преступниками. Они объединяются и свое дело делают. Они совместно способствуют разрушению нашего государства. Мы видим, что у нас происходит. Раньше государство собирали, а теперь разъединяют его.

Игорь Ильин: Перед встречей с Вами, Владыка, я еще раз перечитал Вашу книгу "Самодержавие духа". Считаю, что она должна быть настольной книгой для любого русского человека, Вы в ней предельно много сказали и о жизни церкви, и о жизни нашего народа. Но на сегодняшний день, при всей той беде, которая свалилась на нашу многострадальную землю, все-таки чувствуется возрождение Православия. Возрождаются храмы, из мерзости запустения встают дивные соборы, вновь открываются монастыри. Я себя считаю воцерковленным человеком. Но полностью соблюдать все посты, ходить на все положенные православному службы у меня просто не возможности. Хотя, может быть, я себя обманываю. Я знаю, что большинство людей приходят в церковь больше, чтобы посмотреть на церковный обряд, а не принять в нем участие, то есть проникнуться его святостью и ощутить присутствие Святого Духа. И молиться многие не умеют: их никто не научил. Что Вы скажете об этом? Это - тоже трагедия нынешнего нашего состояния?

Владыка Иоанн: Ну что тут сказать? церкви Православной сейчас все же дана возможность возрождаться, вставать из пепла. Конечно раны, которые она получила за время торжества безбожия, за годы торжества безбожной власти, - эти раны велики и тяжелы. И для того, чтобы набрать настоящую мощь, конечно, требуется время. Но, тем не менее, возрождение происходит, и это - хороший процесс. У нас вновь есть возможность заниматься просветительской деятельностью, создавать воскресные и богословские школы, заниматься делами милосердия. Но в то же время, да, Вы правы: далеко не все люди сейчас воцерковлены. Но надо понимать: к вере нельзя подвести и тем более подогнать диктаторским приказом. Вера прозревает: если хочешь спастись, то делай так, делай, как велит Господь. А если кто-то возымеет намерение, хотя бы и ради любопытства, посмотреть, а что же делается в храме, и каково учение церковное, то это может быть началом, призывом, который впоследствии пробудит жажду, желание поверить во Христа.

То же, что у людей сейчас такое отношение, более похожее на любопытство, чем на жажду, это понятно. Люди десятки лет были оторваны от молока Матери-Церкви. И сейчас они ищут дорогу к храму, не понимая, что дорога одна. И на пути этих поисков они, конечно, встречают яростное сопротивление, встречают помехи со стороны тех, кто хочет их от пути истинного увести. Я имею в виду усилия других конфессий и сект, сектантства. Они приносят особенно много вреда душе человека, а есть секты, которые и физический вред приносят. Но, тем не менее, они имеют полную возможность проникать в нашу страну и вносить в наше общество разобщенность.

Игорь Ильин: Я хотел с Вами об этом поговорить. Помните, не так давно сектанты устроили шествие по Невскому проспекту, а мы, православные, выставили пикет, который пытался их шествию воспрепятствовать. Давайте вспомним: когда была у нас империя, был и традиция крестных ходов. Скажем, в День Города был традиционный крестный ход от Казанского собора до Александро-Невской Лавры. Когда же в 1917 году воцарилась безбожная власть, Патриарх Тихон, ныне канонизированный, благословлял любой крестный ход, в любом городе России, направленный против воцарения безбожия. Большевики грозили людям расстрелом, а люди все равно шли. Почему нам сейчас этого не возродить?

Владыка Иоанн: Общегородские крестные ходы возрождаются. Сейчас мы вводим традицию крестного хода от Исаакиевской площади до Дворцовой. И в других городах совершаются крестные ходы. Это по праздникам уже традиция. Сейчас намечается возродить крестный ход, связанный со сретением иконы Божией Матери Владимирской. Он будет совершаться из Успенского собора до Сретенского монастыря.

Игорь Ильин: То есть, как в старые времена?

Владыка Иоанн: Точно, как раньше. С колокольным звоном. Как мне известно, в других городах такие крестные ходы существуют. Во Пскове, в Самаре, в Смоленске. Возрождается традиция.

Игорь Ильин: И слава Богу! Этим мы, по крайней мере, противопоставим себя сектантским шабашам.

Владыка Иоанн: Конечно. Но бывают сложные ситуации. Вот Вы упомянули о том, как православные поставили пикет против так называемого "Марша Иисуса", который проводили сектанты. Но, понимаете, могло получиться наоборот. Вы шли по Невскому впереди них. И горожане ведь могли подумать, что православные, таким образом, присоединились к "маршу"... Средства массовой информации для этого достаточно сильны и подготовлены. Они все могут и стараются перевернуть с ног на голову. Засняли тех и этих и показали с соответствующим комментарием. "Дескать, вот, как у нас все хорошо: православные идут вместе с сектантами". Я думаю, основная борьба с сектантами должна происходить через укрепление устоев православной жизни.

Игорь Ильин: И все же Владыка, могут быть и другие методы борьбы. И должны быть. Конечно, средства массовой информации стараются все перевернуть, как Вы говорите, с ног на голову, да уже не всегда у них получается. В тот раз, о котором мы говорим, нам как раз удалось испортить сектантам их "праздник". Да, мы шли впереди них, но все видели, что мы не имеем к ним никакого отношения. И в мегафоны мы объясняли русским людям, что за пестрая толпа идет следом, объясняли, что русских хотят обмануть. И после этого, помню, их пресловутое "Радио Теос" целую неделю скулило, что, вот, православные нетерпимы, агрессивны, мешают им, бедным, верить в Христа по-американски. И нашим "Информам ТВ" и прочим тоже пришлось прокомментировать события объективно. Так что небольшой плацдарм мы все-таки выиграли. Хотя, кстати, не обошлось и без небольшой стычки с ОМОНом.

Владыка Иоанн: Я, как архипастырь, могу благословить только на брань духовную. Но я понимаю чувства православных, которые стихийно, по велению сердца, собираются, чтобы противостоять иноверцам, оскорбляющим нашу Веру, нашу культуру и наши традиции. Наверное, трудно и ожидать другой реакции. Тем более, что сектанты действуют все более дерзко. И православным надо действовать активнее, чтобы наставлять людей невоцерковленных на путь Веры истинной.

Игорь Ильин: Владыка, у нас много врагов. Есть враги явные: те, которые нападают на нас с оружием в руках, и те, которые откровенно пытаются на нашей земле чужебесие. А вот внутри церкви... Это так называемый экуменизм. Я знаю, что недавно на Поместном Соборе только четыре иерарха во главе с вами выступили против него. То есть более сотни наших архипастырей с этим чужебесием согласились. Как здесь быть?

Владыка Иоанн: Экуменизм нужно рассматривать с двух сторон. Есть экуменизм, который предполагает какие-то изменения внутри одной конфессии. И есть экуменизм, который призывает все конфессии объединиться, объединиться вокруг имени Христа, но каждый на основе своих правил и канонов. Это - порочный экуменизм. Объединение возможно только тогда, когда все эти еретические вероучения, все эти секты, отступят от своих заблуждений и воспримут учение Христа таким, каким оно было передано Церкви через Апостолов. Ибо сказано было Господом: "Создам Церковь мою, и врата ада не одолеют ее". Как может наша православная Церковь участвовать в экуменическом движении? Мы можем участвовать в собраниях, в церковных спорах, в обсуждении, но никак не в богослужебных ритуалах. Теперешний экуменизм - явление очень порочное. Его сторонники собираются и рушат все преграды на пути к своей искусственной цели: дескать, если ты веришь в Христа, то уже веришь, как надо. Признаешь ли ты, скажем, священное таинство Евхаристии или не признаешь, все равно ты - христианин. Но так не бывает. Спаситель для того и явился в человеческом воплощении, чтобы людей привести к Истине и указать именно Путь. А этот путь - сам Христос. "Я есмь Истина, жизнь и путь".

Игорь Ильин: Мы все, православные, читаем пророчества наших святых старцев. Не помню, у кого именно, но у одного из них было сказано, что если русская православная Церковь не прославит царя - мученика, то спасение России будет невозможно. К самой личности Николая II относятся по-разному, причем и патриоты очень по-разному, и многие не принимают его. Но ведь как бы ни воспринимать самого царя, его поступки, нельзя отрицать, что он принял мученический венец вместе со всей Россией, и если угодно, его крестный путь и его конец были предвосхищением крестного пути и гибели самодержавной России. Он и его семья были мученики, поэтому и нужно это прославление.

Владыка Иоанн: По-моему это все-таки не совсем правильный взгляд. У православной Церкви есть свой сонм святых, и трудно поверить, что наше спасение зависит от прославления Николая II. Ну что же, нет у нас других мучеников и некому молиться о нашем спасении?

Игорь Ильин: Конечно есть. Но конкретно, все-таки, нашего последнего царя признает или не признает наша Церковь святым?

Владыка Иоанн: Мы работаем в этом направлении, рассматриваем вопрос об этой канонизации. Но нужно очень осторожно и пристально рассмотреть все стороны жизни последнего русского императора. Ведь он был помазан миром на царство с тем, чтобы вместе с народом выполнять свой долг перед Отечеством. В таком случае, правомочно ли было его отречение от престола?

Игорь Ильин: Вы считаете, что он тогда проявил малодушие?

Владыка Иоанн: Да, я так считаю. Допустим, он почувствовал, что потерял доверие народа. Допустим, была измена - измена интеллигенции, измена воинская. Но ты же царь! И если тебе изменяет командующий, отстрани его. Надо проявить твердость в борьбе за российское государство. Тебе доносят, что кругом измена, а ты не препятствуешь этому, не предпринимаешь никаких действий, чтобы ее ликвидировать.

Игорь Ильин: Да, это конечно была слабость.

Владыка Иоанн: Недопустимая слабость. Говорят: а что мог он сделать, если измена уже была? Но иерархи наши, в частности Митрополит Вениамин Федченко, участник этих событий, однозначно высказывают мнение: да, со стороны царя это была слабость. Если уж страдать до конца, то на престоле. А он отошел от власти, передал ее фактически Временному правительству. А кто его составлял? Масонство.

Игорь Ильин: Враги.

Владыка Иоанн: Да, враги. Вот так и открылась дверь для революции. В исследовании одного из членов комиссии по канонизации, в которую я тоже вхожу, указывается, что в последние дни жизни Государя один из священников Екатеринбурга имел вход к самому царю. И этот священник утверждает, что в беседе с ним царь однажды сказал: "Очевидно, я ошибся". То есть, он сознался, что допустил неправость в своей жизни, уйдя с престола. И само мученичество, которое он принял, фактически является искупительной жертвой за эту ошибку, за это отступничество.

Игорь Ильин: Да, вопрос очень сложный.

Владыка Иоанн: Но с другой стороны, царь он или не царь, за его и ближних его страдания, Господом, конечно, воздастся. Но сомнительно только, что церковь наша и Россия не могут возродиться именно из-за него.

Игорь Ильин: Но в связи с этим еще один вопрос. нам сейчас буквально навязываются какие-то останки, непонятно, где найденные, доказывается, что это якобы останки царской семьи. Хотя для любого нормального человека, который хотя бы прочитал книгу Соколова, ясно, что это - подтасовка. Как я понимаю, без Вашего благословения эти останки никак не могут быть захоронены в Петербурге?

Владыка Иоанн: Да, многие авторитетные люди категорически отрицают саму возможность принадлежности этих останков к членам царской семьи. Но что касается захоронения, то тут Вы ошибаетесь: это зависит не от меня.

Игорь Ильин: Но вы можете не благословить.

Владыка Иоанн: Я не благословлю, Патриарх может благословить. Если, допустим, будет доказано официально, что это подлинные останки. Тут уже решение будет принадлежать первосвятителю, поскольку это фактически государственное дело.

Игорь Ильин: Это будет страшно, если такое кощунство совершится. Но, Владыка, Вы среди православных настолько популярны и уважаемы, что слушать - то и верить - то все равно будут Вашим словам. Ведь все-таки наша Церковь - воинствующая. Почему мы все-таки отказываемся от активной борьбы? Почему у нас нет сейчас анафемствования? Раньше ведь еженедельно в церквах анафематствовали еретикам и самозванцам, вроде Гришки Отрепьева.

Владыка Иоанн: В православном учении нет понятия поименно анафемствования. Там сказано, что если кто-то воспринимает мир и землю не божьим творением, тому будет анафема. Потому уж в это слово внесли новое понятие: анафему стали воспринимать как проклятие. Но это неверно. Анафема - свидетельство тому, что люди, исповедующие неправду, отлучаются от церкви. Ну а что это слово, в таком случае, значит для людей, которые уже сами себя отлучили от церкви.

Игорь Ильин: Но разве в этом нет церковного воздействия?

Владыка Иоанн: Да, но не для тех, к кому это применяется. Анафема произносится всем вышеупомянутым сектантам, отступникам от Православия, то есть тем, кто воздействия Церкви не воспринимает. Вот мы огласили, помните, синодальное послание (это было в дни осады Дома Советов), что тот, кто пустит первую пулю, прольет кровь, будет предан анафеме. Первые пули пустили в защитников Белого Дома. Но кто пустил? Думаю те, на кого анафема не произвела никакого впечатления.

Игорь Ильин: Да все мы понимаем, кто начинал, и на ком первая кровь. К Православию они никакого отношения не имеют. Но есть же и люди, которые прежде, во всяком случае, были с ним связаны и которые ныне так себя повели, что заслуживают самого жесткого и именно церковного осуждения. Скажем такие одиозные фигуры, как Глеб Якунин или Кочетков. Не нужно ли здесь жесткое воздействие?

Владыка Иоанн: О таких людях, которые явно действуют против Церкви, был разговор на Соборе. Решено было вынести им предупреждение, что если они не принесут покаяния в своих действиях, то кроме отлучения от сана, будут подвергнуты отлучению от церкви. Для православного это - высшая мера наказания. Над такими людьми уже никогда не будет совершаться никакое таинство, вплоть до чина погребения. Даже земля фактически принимать их не будет. Предупреждение было сделано, но последующее решение пока не принято.

Игорь Ильин: Дай то Бог, чтобы его в конце концов приняли. Владыка, а как быть с нынешним законом о религии? По нему ведь уравниваются все религии: ислам, иудаизм, баптизм... Разве, исходя из наших исторических традиций, мы не обязаны внести в наш закон (и, мне кажется, церковь должна этого добиваться), чтобы Православие было первенствующей религией.

Владыка Иоанн: В послереволюционной Конституции было сказано, что государство должно быть светским, и все религии должны быть отделены от государства и равны в смысле возможности действия. Но мы, православные, естественно стремимся сейчас, чтобы наша Вера, исторически и культурно связанная с Россией и русским народом, была первенствующей. В Госдуме были на обсуждении проекты, которые предполагали придать Православию, как религии большинства в России такое вот первенствующее значение. Пока только проекты. Что до других религий, то, конечно, мы должны сохранять свободу вероисповеданий, но нельзя же относить к церковным конфессиям все эти многочисленные секты! Это не вероисповедания, это не церкви. Это - раскольники, разрушители церковной дисциплины. А то начинают мудрить: новоапостольская, строгого обряда... Создают общину в десять человек и регистрируются как конфессия!

Игорь Ильин: Но Церковь же может против этого протестовать?

Владыка Иоанн: Может и протестует. Но не внимают ей.

Игорь Ильин: Еще один вопрос. Я много езжу, встречаюсь со многими людьми. И слышал от многих, что сейчас священником зачастую может стать человек, отец которого, скажем, исповедовал талмудизм. Это допустимо?

Владыка Иоанн: Бывает, что даже язычник искренне кается в своих заблуждениях и принимает христианство. Бывало такое даже с верховными жрецами - вспомните Киприана... И если, допустим, кто-то отрекается от этого самого талмудизма, признает его порочность и всем сердцем принимает христианство истинное, то он может быть допущен и к сану.

Игорь Ильин: А не слишком ли у нас много таких "отрекшихся"? Все ли они отреклись искренне? Не пятая ли это колонна в лоне Церкви?

Владыка Иоанн: Думаю, что нет, не слишком много. Это преувеличение. В основном священники у нас русские. Есть украинцы, белорусы, грузины.

Игорь Ильин: Есть точка зрения, что именно Петербургская духовная школа перегружена новообращенными, из-за чего она становится рассадником экуменизма. Из нее вышло много, с моей точки зрения, предателей, которые потом перешли в западную церковь, приняли унию на Украине и тому подобное.

Владыка Иоанн: Это не то, чтобы предатели. Такие люди, стало быть, и не были искренне православными. Они только и ждали возможности выйти из Православной Церкви. Предательство, это если человек сперва принимает, а потом отрекается, как Иуда.

Игорь Ильин: Согласен. И уж если говорить о предательстве, не могу не задать еще одного вопроса. Все мы переживаем страшную трагедию в Буденновске, который до революции носил имя Святой Крест... И трагедию, и ее, не менее трагические для России, унизительные последствия. Что Вы, как архипастырь, могли бы пожелать народу и властям в связи с этим страшным событием?

Владыка Иоанн: Бдительности. Понимания обстановки. Нельзя отрицать, что и внутренние войска, и войска пограничные у нас потеряли бдительность, утратили силу. Как такое может быть: целая автоколонна преступников едет прямиком по дороге, и ее не замечают! Это - преступление. За каждой пядью земли надо следить и блюсти ее.

Игорь Ильин: Вы слышите, разумеется, все споры вокруг этой ситуации. На телеэкране это сейчас видно. Одни утверждают (вначале их было большинство), что российская армия вошла в Чечню чуть ли не в качестве захватчика, другие напоминают, что свою землю не захватывают, а защищают, а это земля наша, и история русская тому подтверждение. Мы, сотрудники редакции, сейчас ходим в госпитали. Лежат там наши ребята без рук и без ног. Скажите им свое пастырское слово. Правы они, пролившие там свою кровь, или нет?

Владыка Иоанн: Да, они правы. Правы те, кто пришел, кто был послан в Чечню. Она всегда входила в границы нашего Отечества, и они защищали границы России. Нельзя допускать разделения России, отрывания от нее кусков. Ну, допустим, дали бы автономию Чечне, скажем, в границах СНГ... А где гарантия, что завтра не захочет отколоться Якутия или Мордовия? Мало ли можно наделать государств! И те, кто убеждают нас с экранов, что это, мол, захват, ошибаются или лгут. Наши солдаты и офицеры, которые пошли туда, послушавшись разумного приказа, исполняли свой долг перед Отечеством, ему служили. Единственная беда, что этого не сделали своевременно, что дали этому нарыву созреть. Почему там оставили столько оружия? Это тоже преступление. Чеченце вооружены до зубов, вооружены новейшим оружием. Как можно допускать такое?!

Игорь Ильин: И заметьте, победа была уже, можно сказать, достигнута. Но провокация в Буденновске снова поставила ее под сомнение. Ведутся какие-то позорные переговоры с уголовниками, ведет их, ни больше не меньше, как второе лицо в государстве... Хотят отнять эту победу! У армии, у нас всех!

Владыка Иоанн: Хотят, конечно. И беда еще в том, что, конечно, армию плохо подготовили к такой войне. И жертв от этого много больше. Зачем же было на танках входить в город с узкими улицами? Получилась ловушка. И плохо, что с самого начала не были введены специальные, специально подготовленные войска. Все-таки трудно было вести войну с великолепно подготовленными и вооруженными бандитами этим недавно призванным в армию мальчикам. Есть ведь даже такое мнение: кем-то это было устроено сознательно, кем-то из командования - этих необстрелянных ребят нарочно послали против численно превосходящих сил врага, с целью уничтожения русской молодежи.

Игорь Ильин: Но многие мальчики, пройдя эту войну, стали героями. И теперь они многого стоят. Главное, они все поняли, что сражались за Россию, что за нее надо сражаться при любом правительстве, что ее земля священна, и никакие идеи не стоят того, чтобы с нее отступать. Эти мальчики - наше будущее.

Владыка Иоанн: Да, это так.

Игорь Ильин: И я надеюсь, все будет хорошо.

Владыка Иоанн: Я за это молюсь!

 

Шила в мешке не утаишь

Беседа Высокопреосвященнейшего Иоанна,
митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского
с главным редактором "Советской России"

 

- Владыко, Вы, может быть, заметили, что в последние месяцы общественно-политическая жизнь в России значительно оживилась. В преддверии выборов каждый стремится заявить о себе. Правительство упорно твердит о "стабилизации", разноликая оппозиция дружно пророчит "углубление кризиса", средства массовой информации смакуют скандалы и слухи, а простому человеку жить становится все хуже и хуже. Что же надо сделать, чтобы изменить ситуацию к лучшему не на словах, а в реальной жизни?

режде всего, надо осознать - отчего гибнет Россия? Цены растут, народ нищает, а богачи богатеют все больше и больше. Почему?.. Производство разоряется, преступность наглеет, а власть беспомощно разводит руками. В чем причина?.. Стране необходима всесторонне продуманная, комплексная программа национального спасения - решительная, последовательная и бескомпромиссная, безо всяких оглядок на "мировое общественное мнение"! И люди - способные прекратить развал, остановить сползание к пропасти, воплотить эту программу в жизнь.

Грядущие выборы будут иметь смысл лишь в том случае, если они помогут выявить таких людей, таких политических лидеров. А то понапекли избирательных объединений: "Наш дом Россия", "Вперед, Россия", "Выбор России"... И все говорят, говорят, говорят - от слов уже голова пухнет. А дел никаких.

Возьмите, к примеру, недавнюю бойню в Буденновске. Такого позора, такого унижения Россия давно не испытывала. Банда убийц безнаказанно разъезжает по стране, штурмует города, берет тысячи заложников - больных стариков, беременных женщин, детей - а власти лишь невразумительно бормочут, что "ситуация под контролем".

Президент занят - уехал в Канаду, "за семь верст киселя хлебать". Министры все разом онемели. Виноватых нет... Это же предел нравственного разложения! О стране, о людях никто не думает - заботятся только о своем кармане да о карьере. Но ведь и то и другое - на крови соотечественников! Стыд и срам! Я говорю об этом с горечью, говорю даже не как церковный иерарх, а как рядовой гражданин России. Я прожил долгую, непростую жизнь, всякого повидал, но никогда не думал, что доживу до такого позора.

Как им только не стыдно после всего содеянного в храм идти! Ну добро бы еще пришли тихонько, незаметно - на исповедь, покаяться в своих прегрешениях. Так ведь нет! - непременно на праздник, на торжественную службу, напоказ перед телекамерами. Думают прикрыть нравственным авторитетом Церкви свое убожество. Только ничего у них не выйдет: Господь поругаем не бывает, да и люди, поди, уже разобрались, кто есть кто.

- Ваше Высокопреосвященство, недавно с воззванием "К патриотам России" обратились известные всей стране люди: генерал Валентин Варенников, писатель Юрий Бондарев, депутат Юрий Власов, скульптор Вячеслав Клыков. В связи с приближающимися выборами, которые дают возможность здоровым общественным силам прийти к власти мирным, бескровным путем, они призвали лидеров патриотических партий оставить внутренние распри и объединить свои усилия во имя народного блага. В этом воззвании есть такие строки: "Ваше величие и любовь к России будут оцениваться способностью смирить гордыню, увидеть в другом союзника и товарища, опереться на него, идти честным братским строем, ведя за собой народ, который прозрел и ждет ваших согласованных действий, чтобы выиграть, наконец, свой мирный поход". Каково Ваше отношение к этому воззванию? И вообще - как Вы оцениваете нынешнее состояние Российского общества?

- Я всегда говорил и писал, что разобщенность русских патриотов, утеря народом его драгоценнейшего нравственного качества - соборности - является одной из главных причин нынешней русской трагедии, невиданного национально-государственного унижения Российской державы. Поэтому прочное, дееспособное объединение всех тех, кто болеет сердцем, видя сегодняшнее разорение Руси, всех, кто любит свое Отечество и в качестве главной, первоочередной цели выдвигает задачу радикальной смены стратегического курса (который разорил хозяйство страны, вызвал невиданное падение нравов и вогнал в унизительную нищету миллионы россиян) - такое объединение не только желательно, оно есть настоятельнейшее требование времени!

Однако, призывая к объединению, надо ясно понимать, что настоящая соборность - это единство народа в служении высшей Истине, Справедливости и Добру, а не механическое соединение разнородных общественных сил. Поэтому возродить светлую соборную душу Святой Руси мы сможем лишь тогда, когда все патриоты совместными усилиями выработают и признают единую национально-государственную идеологию, опирающуюся на вечные ценности Закона Божия и Заповедей Христовых. До этого момента российскому обществу предстоит еще трудный путь. Впрочем, в нынешних условиях любое согласие благонамеренных граждан и тем более политических лидеров - целительно и благотворно...

Отрадно и то, что сейчас появилась реальная возможность изменить ситуацию к лучшему мирным, ненасильственным путем. "В мире место Божие", - учит нас Священное Писание. Не стоит русским патриотам уподобляться тем, кто ради сохранения власти, ради личной корыстной выгоды готов на все, будь то танковая стрельба в центре Москвы, беспардонная ложь в средствах массовой информации или любая другая подлость. Кровавая внутренняя смута, междоусобное гражданское столкновение смертельны для нынешней ослабленной России. Они будут на руку только ее многочисленным врагам. С этой точки зрения те, кто готов залить страну кровью во имя "чистоты национальной идеи" или "восстановления диктатуры пролетариата", ничем не лучше тех, кто призывает к этому во имя "утверждения общечеловеческих ценностей" или "предотвращения угрозы русского фашизма".

- Кстати, о "русском фашизме": недавно в редакции "Литературной газеты" состоялась встреча журналистов с Патриархом Московским и Всея Руси Алексием II. В ходе беседы одна из ее участниц сказала буквально следующее: "Все мы обеспокоены проявлениями фашизма в нашей стране. Время идет, а митрополит Иоанн продолжает в "Советской России " свои черносотенные выступления. Это уже политическое явление, а не только духовное, а, кстати, Г.Якунина за участие в политике лишили сана".

"Демократическая" пресса всегда люто ненавидела всех, кто осмеливался возвышать свой голос в защиту поруганной Руси, так что нет ничего удивительного в том, что Вас эти деятели травят без устали который год. Однако на сей раз обвинения в "фашизме" и "черносотенстве" прозвучали на встрече с Патриархом. Я знаю, что Вы никогда не опускались до полемики с подобными "критиками", но, может быть, на этот раз все же стоит прокомментировать случившееся?

- Обвинения, действительно, не новы. Впрочем, я тоже "обеспокоен проявлениями фашизма в нашей стране". Только это не "русский фашизм" (такого в природе просто не существует), а антирусский, злобно русоненавистнический, русофобский фашизм. И главным его признаком является ненависть к русскому народу, русской государственности, к русской духовной традиции, русской державности и православной церковности.

Чтобы не замечать угрозы такого фашизма, нужно быть просто слепым. И за примерами далеко ходить не надо. "Нашим интересам, - провозгласил Гитлер в 1942 году, - соответствовало бы такое положение, при котором каждая русская деревня имела бы собственную секту, где развивались бы свои особенные представления о Боге. Мы будем приветствовать, если русские подобно неграм и индейцам станут приверженцами сект и магических культов, поскольку тогда резко усилятся разъединяющие русских тенденции и, соответственно, облегчится задача их германизации".

Над осуществлением этой фашистской цели под флагом "плюрализма" немало потрудились нынешние демократы. При прямом попустительстве государства в Россию, как воронье, слетелись тысячи сектантских проповедников, заморских лжеучителей и лжепророков. Результат известен - ужасающее нравственно-религиозное одичание общества, трагедии "Белого Братства", "Аум Сенрике" и им подобные. Поговорите с родителями, чьи дети оказались духовно и нравственно искалеченными, примкнув к той или иной секте, - у вас волосы дыбом встанут от того, что вы услышите... Всего и разницы, что в двух словах: немецкие фашисты говорили о "германизации" России, нынешние - тянут ее в ярмо "мировой цивилизации" (где, подобно Гитлеру, отводят русскому мужику все ту же роль "недочеловека", безгласной рабочей скотины).

Далее.

В "Памятной записке", составленной 15 мая 1940 года, Гиммлер предупреждал: "Необходимо уничтожение биологической силы русского народа путем негативной демографической политики (пропаганда против рождаемости, охраны здоровья новорожденных и т.п.)". Сегодня, в результате деятельности "демократических реформаторов" можно с полным основанием говорить о геноциде русского народа в соответствии с нацистскими установками. Россия вымирает - каждый год за счет превышения смертности над рождаемостью ее население уменьшается на миллион (!) жителей. А телевидение тем временем открыто пропагандирует самый гнусный разврат. Вот вам и "пропаганда против рождаемости"... Что же касается "охраны здоровья новорожденных", то даже по официальным данным на тысячу младенцев у нас умирает более двадцати (почти как в Заире), а женщины при родах гибнут в 25 раз чаще, чем, например, в странах Скандинавии. Думается, Гиммлер был бы доволен - "негативная демографическая политика" осуществляется исправно!

Такие проявления антирусского фашизма меня беспокоят и возмущают до глубины души. С таким фашизмом я всегда боролся, борюсь и буду бороться, пока Господь дает силы. И в этой борьбе я не одинок. Свидетельство тому - сотни писем со словами одобрения и поддержки, которые я получаю. Пишут архиереи и священники, генералы и офицеры, крестьяне и учителя... Скажу прямо - нескладная, но от сердца идущая похвала какого-нибудь простого "работяги" значит для меня несравненно больше, чем все те ушаты грязи, которыми поливают меня недобросовестные журналисты.

Теперь о "черносотенстве".

Мне уже приходилось говорить, что те, кто пытается превратить это слово в бранную кличку, просто-напросто не знают собственной истории. "Сотнями" называли во времена Московского Царства административные единицы (нечто отдаленно напоминающее нынешние "районы"). Были сотни "черные", были "посадские". Представители черных сотен героически сражались в ополчении Минина и Пожарского, наравне с духовенством и боярством участвовали в заседаниях Земских Соборов. История показывает, что они отличались особой приверженностью к традиционным русским ценностям, равно духовным и политическим. Поэтому консервативные, национально-патриотические партии, которые после манифеста 1905 года начали возникать в России в противовес антинациональным, либерально-демократическим организациям, приняли на себя общее название "черносотенцев". "Черносотенный" значок члена "Союза русского народа" не гнушался носить на своем мундире даже Государь Император.

После революции 1917 года коммунистический агитпроп приложил неимоверные усилия, чтобы исказить истинное содержание этого термина, придать ему значение идеологического ярлыка для клеймения всякого национально-патриотического проблеска. Так что нынешние обличители "ужасов черносотенства" свидетельствуют сами о себе как о духовных и идеологических последователях Троцкого и Губельмана, Ягоды и Вышинского. То, что наиболее радикальные демократы оказываются в такой "теплой" компании, весьма показательно, ибо обличает их внутреннее родство с теми, от кого они внешне всеми силами открещиваются. Ну да шила в мешке не утаишь...

- Отвечая на вопрос о Вашей деятельности, Патриарх сказал также, что на последнем заседании Синода принято какое-то специальное постановление, признающее ее недопустимой. Правда ли это и какие последствия такое постановление может иметь?

- Никаких. По той простой причине, что подобного постановления нет в природе. Это, верно, журналисты что-нибудь напутали: очень уж им хочется выдать желаемое за действительное. Священный Синод не занимается рассмотрением общественно-политических позиций иерархов Церкви. Моя общественная деятельность, равно как и публицистическая, ни разу не была предметом обсуждения на заседаниях Синода (ни на последнем, ни на каком-либо ином). Это легко проверить, достаточно поднять соответствующие протоколы.

- Простите, Владыко, я хочу задать Вам один "неудобный" вопрос. Беседуя в редакции "Литературной газеты", Патриарх так прокомментировал Ваши взгляды: "Митрополит Иоанн, к сожалению, находится под влиянием своего ближайшего окружения, которое впутывает его в политические игры". Мы уже привыкли, что за словосочетанием "ближайшее окружение" таятся разного рода интриги. Каково же реальное положение дел в данном случае, насколько Вы контролируете деятельность своего "ближайшего окружения"? Может быть, Вас действительно куда-либо "впутывают" помимо Вашего желания?

- Не стоит беспокоиться, в своих поступках и суждениях я вполне самостоятельный человек. В современную общественно-политическую ситуацию я "впутываюсь" исключительно потому, что мне больно смотреть на нынешнее разорение Руси, горестно видеть, как амбициозные и корыстные политиканы проматывают огромное державное наследие Великой России, попирают тысячелетние народные святыни, Заповеди Христовы и даже простейшие нормы человеческой морали.

Естественно, в силу большой занятости я не могу все делать сам: какие-то мои поручения выполняют помощники. В рамках моего аппарата существует пресс-служба, информационно-аналитическая группа, референты, которые готовят исходный материал для статей, подбирают цитаты, сверяют факты, снабжают меня обзором прессы, информацией о текущей политической ситуации. В этом нет ничего предосудительного, так работает любой аппарат - и у президента, и у Патриарха. Однако все принципиальные, окончательные решения я, конечно, принимаю лично.

Священное Писание учит нас: "Обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов". Оглянитесь вокруг: разве не утопаем мы ныне в пучине греха? Разве не идем тем самым "ложным путем", в конце которого - духовная смерть личности, распад семьи, деградация нации и уничтожение десятивековой русской государственности? Долг архипастыря и совесть христианина согласно повелевают мне в эти тяжкие дни возвысить свой голос, обличая пороки и беззакония, надеясь: может быть, кто из заблудших услышит церковный призыв и обратится, и спасет гибнущую душу свою? Честно говоря, мне искренне жаль тех, кто при этом видит в моих словах и делах только "влияние ближайшего окружения".

Впрочем, Бог им судья. Я верю, что Господь помилует Россию. Важно не отчаиваться, не опускать руки, каждому по силам творить добро, молиться и в случае грехопадений искренно каяться. Тогда - неложны обетования Божии! - светлый час воскресения Святой Руси во всем блеске ее державного величия и соборного благочестия будет недалеко от нас!

 

 

Часть третья

Обращения

 
Содержание
Отечество - понятие священное
Нам, русским, Господь дал Россию...
Трагедия не должна повториться
Во славу Божию жить для России

 

Отечество - понятие священное

Обращение митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна
в честь 50-летия Победы в Великой Отечественной войне

 

Братья и сестры!

ныне Русская Православная Церковь вместе со всем народом склоняет голову перед памятью воинов Великой Отечественной войны, не щадивших живота своего во имя Отчизны.

Отечество - понятие священное, ибо его даровал всякому народу Сам Господь Бог, "от Которого именуется каждое отечество" (Еф. 3:15). А дар Божий надлежит хранить, как зеницу ока. Сильное Отечество - это слава народа, униженное и поруганное - его горечь и срам, защита - святой долг каждого гражданина.

Великая Отечественная война явила миру пример поразительного единодушия народов России в святом отношении к Родине. Таджик и узбек, грузин и абхаз встали на защиту страны плечом к плечу с русским солдатом. У всех была одна Отчизна, одна к ней любовь и единое понятие о своем долге. Перед лицом смертельной угрозы иноземного порабощения были напрочь отвергнуты иудины лозунги о "проклятии патриотизма", "поражении собственного правительства" и прочие космополитические изуверские выкладки. Великая трагедия раскрыла глаза даже самым закоренелым русофобам и "общечеловекам", наследники которых, впрочем, и поныне пытаются внушить нам, что патриотизм - низменное, "животное" чувство. Люди, к которым пришла беда, каждым биением своего сердца ощущали, что во все времена, для любого народа защита своих рубежей считалась первейшей и священной обязанностью граждан, ибо никакой враг не приносит на штыках освобождение, он несет лишь смерть, разруху и рабство.

Вспомните: после оголтелой двадцатилетней борьбы обезумевших властей с "великодержавным шовинизмом" они вдруг вспомнили, что русский народ - это великий народ, что Советский Союз - это прежде всего Великая Россия. Газеты пестрели патриотическими призывами, взывая к лучшим чертам именно русского народа; на экранах кинотеатров демонстрировались фильмы прежде всего о русской истории; и вновь примером для граждан нашей земли стали не робеспьеры и клары цеткины, а славные и громкие имена Димитрия Донского, Александра Суворова, Михаила Кутузова, Александра Невского с их непоколебимой верой: "Кто пойдет на нас с мечом - от меча и погибнет!"

Это единодушие и сплоченность людей, обретение своих корней, своих святынь и стали залогом нашей Победы.

Русская Православная Церковь с первых же дней войны подняла свой голос в защиту Родины. Сегодня мало кто знает, что уже 22 июня 1941 года российский первоиерарх митрополит Сергий (Страгородский) воззвал с церковного амвона:

"Повторяются времена Батыя, Карла Шведского, Наполеона. Потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить наш народ на колени перед неправдой..., принудить его пожертвовать благом и целостью Родины, кровными заветами любви к своему Отечеству.

Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божией помощью и на сей раз он развеет в прах вражескую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своем долге перед Родиной и верой, и выходили победителями. Не посрамим же славного имени и мы - православные, родные им по плоти и по вере. Отечество защищается оружием и общим народным подвигом, общей готовностью служить ему в тяжкий час испытания всем, чем каждый может..."

И во всех уголках земли Российской, где только сохранились храмы, звучали те же призывы.

"Война есть страшное и гибельное дело для того, кто предпринимает ее без нужды, без правды, с жаждой грабительства и порабощения; - обращался к ленинградцам митрополит Алексий (Симанский), - на нем лежит позор и проклятие Неба за кровь и бедствия своих и чужих.

Но война - священное дело для тех, кто предпринимает ее по необходимости, в защиту правды и Отечества. Берущие оружие в таком случае совершают подвиг правды и, приемля раны и страдания и полагая жизнь свою за однокровных своих, за Родину, идут вслед мучеников к нетленному и вечному венцу. Потому-то Церковь и благословляет эти подвиги и все, что творит каждый русский человек для защиты своего Отечества. Она же, исполненная веры в помощь Божию правому делу, молится о полной и окончательной победе над врагом".

Патриотическая деятельность Церкви была хорошо известна Сталину, особенно по письмам с фронта. Он осознал насущную необходимость в перемене государственной политики в отношении православия, тем более, что во время войны, несмотря на всю предыдущую травлю и репрессии, люди вновь потянулись в уцелевшие храмы, ибо большая, настоящая беда всегда очищает сердца и подсказывает верную дорогу...

Сегодня, спустя полвека с памятной весны 45-го, всем нам, наследникам Великой Победы, надлежит прежде всего помнить, что она досталась нам благодаря народному единодушию и единению. Страшно представить, что было бы с нашей Родиной, если бы враг напал на Россию не летом 41-го, а, скажем, весной 95-го, когда все наше общество разобщено, разуверено, поделено на "суверенитеты" и пылает пожарами "горячих точек"...

Да и уберегли ли мы все то, что с таким трудом отстояли наши ветераны? Увы: сегодня русскую землю растаскивают у нас из-под носа безо всякой войны; миллионы русских "ближнего зарубежья" оказались в полоне, словно во времена татаро-монгольского нашествия. Еще немного - и мы, пожалуй, действительно, пригласим шведов хозяйничать под Полтаву и на берега Невы, нечерноземье отдадим потомкам Чингисхана, а Кремль поделим между поляками и французами - нам ведь родной земли не жалко!

А что же наши ветераны? Уберегли ли мы их самих - стяжавших нам Победу своим потом и кровью? Это сегодня мы произносим им теплые слова благодарности и дарим подарки, - а вчера? а завтра?.. Защитники Российской земли нуждаются не в единовременных подачках, а в нормальной обеспеченной старости, и добиться этого - наша прямая обязанность, наш долг перед Родиной.

Из века в век во всех скорбях и бедах Церковь Русская была со своим народом, окормляя его любовью, воодушевляя на подвиг во имя Родины, вразумляя пастырским словом, назидая своим богатым духовным опытом. "О вождех и воинах, на поле брани за Отечество живот свой положивших", доныне ежедневно возносятся молитвы в тысячах храмов по всей России. "Во блаженном успении вечный покой" для тех, кто не пощадил жизни своей во имя любимой Родины, не устают молитвенно испрашивать тысячи священников за богослужением.

Без прошлого у народа и государства нет будущего. Здоровая историческая память - залог жизнеспособности нации и крепости Державы Российской. Забвение подвигов предков - тяжкий грех, грозящий нравственным одичанием и утратой совести. Так пусть же всем павшим в той страшной войне, доныне назидающим нас своим героическим примером самоотверженности и жертвенности на полях сражений, всегда - отныне и до века - возглашается в наших сердцах, как в храмах Божиих, ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ, ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ, ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ!.. Аминь.

 

Нам, русским, Господь дал Россию...

Обращение митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна
к российским военнослужащим, защищающим таджикско-афганскую границу

 

ВО ИМЯ ОТЦА И СЫНА И СВЯТАГО ДУХА!

Дорогие воины!

в наше суровое, мятежное время, когда на ослабленную смутой Россию ополчились многочисленные враги: внешние и внутренние, тайные и явные, - я обращаю свой голос к вам, солдатам и офицерам, воюющим в "горячих точках" нашей страны, на ее обескровленных, обнаженных границах.

Испокон веков могущество и процветание Руси держалось на двух столпах - воинстве и монашестве. Два этих служения имеют особый вес пред очами Божиими, ибо в них наиболее ярко проявляется величайшая добродетель человека - самоотверженность, жертвенность, отречение от своей воли, от удобств и удовольствий мира во имя высших идеалов.

Сегодня святое понятие патриотизма попрано и оплевано. Армия - вековая носительница лучших человеческих качеств, верности, мужества и стойкости, доблести и чести - подвергается бесконечным грязным нападкам со стороны тех, для кого слова "Родина" и "Россия" не более, чем пустой звук.

И все же любовь к Отечеству священна для каждого душевно здравого человека. В этом могучем чувстве кроется одна из неисчислимых тайн Божиих, ибо именно Он, Господь Вседержитель, дал в наследство каждому народу собственную родину. Нам, русским, Он дал Россию.

Из века в век ее пределы расширяли наши великие предки. Из века в век росло могущество этой земли, политой слезами, потом и кровью десятков поколений наших пращуров. Ныне она лежит в руинах... Но наша святая обязанность - отстоять этот Божий дар, вернуть Святой Руси ее былое державное величие и духовную мощь, оградить ее от всякого рода воров и грабителей, не допустить растаскивания по клочкам, по усобицам, по уделам...

Знаю, что многие из вас смущены вопросом: а наша ли это земля - Таджикистан? Да и как не смущаться, если столько грязи и лжи вылито на славную, доселе непобедимую армию, еще недавно единую и неделимую Родину? Но пусть не поколеблется сердце ваше, пусть громко и ясно звучат в нем слова наших отцов: "Велика Россия, а отступать некуда!"

Сколько бы километров ни отделяли таджикско-афганскую границу от исконных русских земель, - пока вы стоите на этом рубеже, вы защищаете Россию! Какие бы политики, благонамеренные или бесчестные, мужественные или безвольные, ни властвовали в нашей стране, - вы защищаете не их, а Россию! Какие бы потоки грязи ни изрыгала на вас продажная пресса - вы служите не легковерному и непостоянному "общественному мнению", вы служите России!

Только не оскудевайте духом! Стойте твердо в своем служении Отечеству и не ожесточайте ваших сердец. Питайте их не ненавистью, а любовью - единственным источником правды. Помните, что в Священном Писании сказано: "Нет больше той любви, если кто положит душу свою за други своя". Служите честно, верьте: Россия любит вас, Россия нуждается в вас, Россия ждет вашей помощи и защиты. Господь благословляет ваш ратный подвиг, и Православная Церковь Русская ежедневно возносит свои молитвы за российское воинство...

 

Трагедия не должна повториться

Обращение митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна
к участникам парламентских слушаний Государственной
Думы, посвященных событиям 21 сентября - 5 октября 1993 г.

 

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Понятие Родины - священно, ибо его даровал каждому человеку Сам Господь Вседержитель, "от Которого, - по слову Священного Писания, - именуется всякое Отечество" (Еф. 3:15). Подобно всякому Божиему дару, его надлежит хранить, как зеницу ока. Из века в век Русская Православная Церковь пестовала на Руси чувства патриотизма и соборного единения, которые позволили русскому человеку преодолеть все испытания, все бури и смуты, которыми так богата история России.

Государственная власть, воспитанная под церковным омофором, традиционно осознавалась на Руси как особое служение, как "Божье тягло", налагающее на носителей власти особые обязанности. Лишь вследствие этого она давала права распоряжаться и приказывать. И до тех пор, пока народ дорожил своим соборным единством, пока власть считала первейшим долгом блюсти народные святыни и покой общественного бытия, - Российская Держава ширилась и крепла.

К сожалению, уже XVIII и XIX века были отмечены постепенно усиливавшимся нарушением общественно-государственной гармонии. Реформы Петра Великого, упразднение патриаршества и тлетворное влияние Запада мало-помалу раскололи, расслоили русский мир. Результатом этого пагубного раскола стала революция 1917 года и последовавшая за ней братоубийственная бойня.

Новая власть, сразу заявившая о своем активном богоборчестве, отбросила всякие нравственно-религиозные нормы. В результате было построено тоталитарное государство, которое хотя и восстановило внешнюю мощь Российской Империи, но жестоко подавляло всякий проблеск русского национального самосознания.

Пришедшие после развала СССР к власти "демократы", прикрываясь лукавыми лозунгами "плюрализма" и "либерализма", на деле унаследовали худшие черты прежних властителей страны.

Наиболее наглядно это проявилось в дни страшных событий "кровавого октября" 1993 года. В момент, когда противостояние достигло пика, Русская Православная Церковь взяла на себя роль посредника и миротворца. Более того, с церковного амвона была провозглашена анафема тому, кто первым решится пролить кровь своих братьев. Увы! Это не остановило бойню. И виной тому - не только и не столько аморальность политиканов, желавших удержаться у власти любой ценой, сколько глубокий духовный кризис общества.

Пора признать: пока мы не восстановим традиционные нравственно-религиозные ценности, пока не остановим пропаганду насилия и разврата, пока не начнем воспитывать в россиянах чувство национального единства вместо нынешнего духа наживы - никто не сможет гарантировать, что трагедия не повторится вновь.  Времени остается все меньше и меньше. Дай Бог, чтобы на этот раз у нас хватило мудрости и веры, чтобы избежать окончательной гибели России и русского народа! Ей, подай, Господи! Аминь.

 

Во славу Божию жить для России

Обращение митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна
к первому съезду Социал-патриотического движения "Держава"

 

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Братья и сестры, соотечественники!

сегодня Россия на краю гибели - этот факт уже не требует каких-либо специальных доказательств. Разоренная, расчлененная, одурманенная лживой пропагандой, ошельмованная глумливой сворой русофобствующих борзописцев, она невероятным напряжением всех своих сил еще удерживается над бездной, еще дышит, живет, еще ждет нашей помощи. Дождется ли?

Пора понять - именно сейчас решается вопрос: удастся ли разрушителям России и дальше обманывать наш народ, завлекая его хитростью и ложью на путь безвозвратного самоуничтожения, к мрачной пропасти окончательной гибели, или - ценой многих жертв и страданий - мы все же прозреем, очнемся, одумаемся. Ведь только тогда мы сможем обрести надежду спасения, волю к жизни и утерянную было духовную мощь.

В этой ситуации особую роль приобретает позиция Церкви. Ее авторитет постоянно растет, постепенно возвращается понимание исключительной роли Православия в русской жизни. Находясь в глубочайшем кризисе, общество желает знать, каковы исторически сложившиеся государственные воззрения Церкви, принимавшей живое и деятельное участие во многовековом строении великого Русского Царства. Многие и многие жаждут услышать ее нелицеприятное суждение, с тревогой и надеждой ожидая материнский церковный призыв.

Не дерзая от своего лица рассуждать о сем важнейшем предмете, скажу, тем не менее: слушайте - вот он, этот призыв, возглашенный еще 75 лет назад устами Первосвятителя-исповедника, святейшего патриарха Московского и Всея России Тихона:

"Святая Православная Церковь, - заявил он, - искони помогавшая русскому народу собирать и возвеличивать государство Русское, не может оставаться равнодушной при виде его гибели и разложения... По долгу преемника древних собирателей и строителей земли Русской, я призываю совестию своею возвысить голос в эти ужасные дни... Может ли примириться русский народ со своим унижением?.. Все мы - братья, и у всех одна мать - родная Русская Земля.

Перед лицом страшного, совершающегося над страной нашей суда Божия будем молить Господа, чтобы смягчил Он сердца наши братолюбием и укрепил их мужеством, чтобы Сам Он даровал нам мужей разума и совета, вождей, верных велениям Божиим, которые исправили бы содеянное злое дело, возвратили отторгнутых и собрали расточенных..."

Сказано недвусмысленно и ясно, так, что каждый может понять - нет в мире силы, способной заставить замолчать голос церковной проповеди, от полноты любящего сердца вещающий о нашей всенародной обязанности спасти Святую Русь, сохранить и приумножить драгоценное наследие предков. Человек благонамеренный и благочестивый найдет в этом голосе доброго утешителя и разумного советчика. Для тех же, кто сжег свою совесть на костре тщеславных вожделений и сребролюбивых помыслов, он станет гласом Страшного Суда, предрекая неложно и грозно жалкий, бесславный конец нераскаявшимся властолюбцам...

Я хочу спросить нынешних властителей России: неужели вам неизвестно, сколь опасно развиваются события, неужели непонятно, что бездействие сегодня равносильно предательству? Слышали ли вы когда-нибудь, что свою Родину, свой народ, свои вековые традиции и святыни предков - надо любить? Или в вашем сознании этот глагол применим только к креслам, которые вы занимаете? Доходит ли до ваших ушей зловещий шепот, раздающийся в народе: "Иуды! Россию продали..." Не зная обстоятельств и людей, не могу обвинять никого лично. Но не могу и молчать, ибо это тот самый случай, когда, по слову Святых Отцов, "молчанием предается Бог"...

Тем же, кто сознательно содействует творимому злу, скажу так:

Да, вы опытны, изворотливы и хитры. Вы знаете, что всякий народ - это дитя. Русский же народ, сверх того, - дитя доверчивое, доброе и простосердечное. Вы дурачите его сказками о "народовластии", мутите его разум с помощью "средств массовой дезинформации", вымогаете - ложью и лестью - на всяческих "выборах" и "референдумах" его согласие на собственную смерть, предлагая вновь и вновь оказать вам доверие и одобрить вашу подлую, безнравственную политику уничтожения России. Вы - в которой уже раз! - надеетесь обмануть всех и вся...

Молю вас - молю коленопреклоненно, усердно и искренне: одумайтесь! Все, в ком не заглох еще голос совести, кто еще способен сочувствовать Руси, скорбям народа русского: одумайтесь! Прекратите самоубийственные политические игрища! Мы превратили наших стариков - отцов и матерей наших, вынесших на себе неимоверную тягость русской истории последних десятилетий, - в голодных, нищих побирушек, грошовой пенсии которых не хватает даже на то, чтобы их похоронить по-божески! Мы изуродовали души наших детей отравой потребительства и грязного разврата, растлили целое поколение молодежи, лишив их радости полноценной жизни, низведя до скотского уровня тупого, биологического прозябания! Мы промотали великое державное наследие, купленное безмерной ценой героизма и самоотверженности народа, миллионов и миллионов простых русских людей, павших в боях на бескрайних просторах многострадальной России.

Какой же мерой бесстыдства и цинизма надо обладать, чтобы этот позор, это преступление, эту вселенскую трагедию называть "торжеством демократии", "движением по дороге прогресса и цивилизации"! Знайте: можно избежать человеческого суда, но Божий суд неотвратим и нелицеприятен. "Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли!" (Быт. 4:10) - услышал Каин, пытавшийся скрыть от Всезрящего Бога преступление братоубийства. Многим из нас придется услышать подобное в свой судный час...

Кроме того, весьма печально то, что сегодня, когда решается судьба России, наши беззаботность и нерасторопность порой превосходят все мыслимые границы.

"Полноте, да есть ли у России враги?" - твердят люди, одураченные лживой пропагандой, лишенные правильного образования, непредвзятой информации и здравого нравственно-религиозного мировоззрения. Поскольку Церковь сегодня осталась последним оплотом истинной, неискаженной духовности, последним бастионом нравственного здоровья народа, последним выразителем русского самосознания, не изуродованного идолопоклонничеством перед фальшивыми "общечеловеческими" ценностями, - необходимо, как видно, чтобы именно из-за церковной ограды прозвучал отрезвляющий и вразумляющий голос.

Да - к великому сожалению, у нас есть враги. Да - сегодня лишь слепец или провокатор может утверждать, что все ужасы и беды, терзающие нашу Родину уже много лет подряд, есть результат "естественного течения событий" или плод "ущербного русского менталитета". Да - противостоящие России силы обладают огромной экономической, финансовой, военной и политической мощью. Так что же делать? Прежде всего - осознать правду таковой, как она есть на самом деле. И - спокойно, не впадая в панику или в неоправданное благодушие, осмотреться, определить ближайшие задачи и цели.

С известной долей условности источники опасности для страны можно поделить на:

– хозяйственно-экономические;

– политические;

– военные;

– демографические и этнографические;

– религиозные или мировоззренчески-идеологические.

Не буду вдаваться в подробности, характеризуя эти опасности. Надеюсь, их тщательно и всесторонне проанализируют в своих выступлениях политики, более компетентные в этих вопросах, чем я. Впрочем, о некоторых печальных результатах так называемых "реформ" я все же скажу.

Братья и сестры, оглянитесь, подумайте, в какой стране мы живем? В стране, где появление даже одного ребенка ложится  на семью со средним достатком непосильным бременем! Где вымирают целые области, в деревнях остаются доживать свой век лишь старики да старухи, а средства массовой информации с маниакальным усердием продолжают разрушать традиционный русский семейный уклад, пропагандируя в среде молодежи культ насилия и богатства, бесстыдства и прожигания жизни! Если это будет продолжаться и дальше - мы погибнем как народ безо всяких завоеваний и войн, захлебнувшись в собственных нечистотах!

Неужели мы настолько поглупели, что не замечаем, как нас берут в смертельные "клещи": с одного бока душат русский народ, всеми способами подавляя и ослабляя его жизненную мощь и способность к воспроизводству, а с другого - язвят и жалят межнациональными конфликтами, всемерно возгревая на национальных окраинах Руси пещерную, безудержную русофобию!

Что же нам делать? Как быть? Вопросы эти далеко не праздные, ибо именно сегодня решается - быть ли нам вообще...

Во-первых, надо открыто признать, что Россия есть государство русского народа. В этой простой констатации очевидного исторического факта ни для кого ничего обидного быть не может. Ведь русские же полки громили псов-рыцарей на Чудском озере в 1241 году, секли полчища Мамая на Куликовом поле в 1380-м, очищали Москву от интервентов-поляков в 1612-м, насмерть стояли на Бородинском поле в 1812-м! Русские же купцы ходили "за три моря", подобно знаменитому Афанасию Никитину, закладывая основы нашей экономической мощи! Русские же священники, иноки и инокини - подвижники Святого Православия, любовно пестовали душу народа, вкладывая в нее драгоценные перлы добродетелей: милосердия и незлобивости, смирения и мужества.

Русскими костями на девяносто (да как бы не поболее!) процентов усеяны с нашей стороны поля сражений первой и второй мировых войн. Да и сегодня русские составляют более четырех пятых населения страны. Именно они являются тем цементом, который стягивает государственное строение России: общность якута и лезгина, татарина и вепса поддерживается лишь тем, что они на равных включены в державное тело Руси.

Во-вторых, надо немедленно заявить, что ситуация, когда миллионы русских людей в одночасье оказались "за границей" России в результате безответственных политических игрищ - порочна, неестественна и долго терпима быть не может. В состав России должны безоговорочно входить все земли, на которых русское население составляет большинство! Это единственный практически применимый критерий определения естественных границ русского государства.

Столь же решительно надо сказать, что отделение Белоруссии и Украины - чудовищная нелепость, затея провокационная, гибельная и безумная. Впрочем, есть все основания предполагать, что естественное притяжение здоровой русской государственности, когда она будет восстановлена на территории России, решит этот надуманный вопрос достаточно быстро и безболезненно.

В-третьих, необходимо срочно принять все меры, чтобы приостановить страшный процесс вымирания русского народа, этот тихий геноцид, спланированный русоненавистниками и осуществляемый безответственными коррумпированными чиновниками. Не сделав этого, можно и за все остальное не браться - все равно через несколько поколений некому будет оценивать результаты.

В-четвертых, для урегулирования межнациональных отношений в стране необходимо вернуться к здоровой имперской практике, предполагающей полную (действительную, а не показную!) свободу местного национального самоуправления в сочетании с решительным изъятием в пользу Москвы всех вопросов общегосударственного значения...

Необходимые мероприятия можно было бы долго еще перечислять, но дай нам Бог приступить для начала хотя бы к тем, о которых сказано выше. Главное - сдвинуть дело с мертвой точки, начать, а там жизнь сама подскажет благонамеренному деятелю дальнейшие шаги. Сейчас, к сожалению, в этих вопросах царит полная неразбериха, и даже люди, несомненно преданные России, оказываются порой увлечены начинаниями, далекими от русской пользы.

Возрождение Святой Руси не может начаться иначе, как с воссоздания общенационального религиозно-нравственного мировоззрения, которое объединит народ вокруг его вековых святынь, восстановит историческую преемственность русской жизни, вдохнет в смертельно уставший, оболганный, обворованный и преданный народ новые силы, волю к жизни, веру в победу над врагами. Отсюда задача - оформить "русскую идеологию", доходчиво и здраво сформулировать ее, осознать самим и как можно быстрее донести до людей.

При этом важно не поддаться на провокации, не отвлекаться на бессмысленные, бесплодные споры и взаимные обвинения. Опыт показывает, что попытки сорвать духовное возрождение России осуществляются по двум "магистральным направлениям":

Во-первых, стремлением навязать русской общественности бесплодные споры, разжечь в сердце патриотического движения мнимые противоречия, особенно по отношению к советскому периоду русской истории. Знайте, русские люди: те, кто считает революцию 1917 года катастрофой, и те, кто хочет в нашей недавней советской истории видеть прежде всего светлые стороны, - вам не о чем спорить!

Вне всякого сомнения, последние десятилетия русской жизни - великое, героическое время! Надо лишь помнить, что его величие не в том, что мы стреляли друг в друга на фронтах гражданской войны, не в том, что поверили лукавым вождям, разорили коллективизацией крестьянство, под корень вывели казачество, допустили вакханалию массового антирусского террора, разгул святотатства, безбожия и богоборчества! Нет, героизм в том, что, несмотря на все это, мы - ценой невероятных жертв и ужасающих лишений - сохранили в душе народа искру веры, горячую любовь к Родине, что мы дважды (после революции и Великой Отечественной войны) отстраивали обращенную в пепелище страну, вопреки всему создали мощнейшую державу с развитой экономикой и непобедимой армией.

Во-вторых, это провоцирование дискуссии о "русском фашизме" - дискуссии кощунственной в контексте нашей недавней истории, служащей лишь прикрытием, маскировкой лихорадочной кампании по "выращиванию" в России крайних, экстремистских псевдопатриотических движений, которые могли бы благополучно принять у нынешних русофобов эстафету разрушения страны.

Примеры можно приводить долго, но суть одна - не допустить объединения народа, понимания им общности своих идеалов и целей. "Истинно говорю вам, - поучал некогда Христос Господь Своих учеников, - если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: "перейди отсюда туда", и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас" (Мф. 17:20). Такого-то единства веры, двигающего горы и сокрушающего любых врагов, пуще огня геенского боятся ненавистники России...

Воистину, нам досталась нелегкая доля, но все же мы - счастливые люди. Это так потому, что:

Во славу Божию жить для России  - наша забота и цель;

Во славу Божию бороться с ее врагами - наш священный сыновний долг;

Во славу Божию умереть за Россию - наше святое право!

Аминь.

 

 

 



[*] Здесь речь идёт о непосредственных, так сказать «механических» причинах упадка. Их духовные корни были, конечно, гораздо глубже. Страшная язва греха, разлагавшая человеческую природу и не имевшая благодатных церковных противоядий, предопределяла всеобщую деградацию, остановить которую могло лишь промыслительное вмешательство Божие.

* Характерно, что в нынешнем столетии на высшем международном уровне вновь обрели невиданную популярность «возрожденные» Олимпийские игры, которым современные политики пытаются придать их древние языческие функции.

* Советский историк, академик М. Тихомиров считал, что впервые событие, которое можно было бы назвать предтечей земских соборов, имело место в русской истории в 1481 году, вскоре после стояния на Угре, ознаменовавшее собой окончательное освобождение от татаро-монгольского ига.

* В июле того же года прошел ещё один собор, отменивший так называемые тарханные грамоты, которые освобождали монастырские земли от уплаты государственных налогов, но некоторые источники считают, что оба вопроса решал один собор.

 

* Царь Борис был талантливым политиком, и неслучайно Российский Император Николай Павлович, познакомившись с гениальной трагедией А.С. Пушкина «Борис Годунов», высказал поэту своё мнение о том, что у историков фигура Бориса несправедливо начертана «лишь чёрными красками». Сохранилось предание, что именно Император предложил заменить заключительную реплику: «НАРОД: Да здравствует Царь Дмитрий Иванович!» - на поразительную по духовному воздействию ремарку «Народ безмолвствует».

Сколько было обидных для русского характера истолкований этих слов – дескать, и глуп народ и апатичен… Тогда как в действительности здесь со всей ясностью и простотой показано, что народ смиренно ждёт проявления о себе Божией воли. Он не мирится с беззаконием, не идёт на поводу у ловких политиканов, но стремится проявить себя в действии подлинном и потому, не имея пока такой возможности, безмолвствует.

Вот и дни нынешние возвращают нас к этой трагической простоте: Россия гибнет, народ безмолвствует. Как разрешится это безмолвие, покажет будущее. Мне оно видится так, что в конце концов лучшие люди России всё же обратятся к нашему историческому опыту, опыту собирания своей Отчизны, как  это уже было в преодолении Великой Смуты начала XVII века.

* Об этом хорошо бы помнить и нынешним кремлёвским владыкам. Никакие пропагандистские кампании с массовым подписыванием договоров «об общественном согласии», никакие представительные собрания, выносящие резолюции о «гражданском мире», не смогут умиротворить страну, пока под лжесоборной оболочкой скрывается узкогрупповой, корыстный политический расчёт. Собор сыграет свою благотворную роль тогда, когда все его участники осознают безсмысленность и пагубность безкомпромисного «перетягивания каната», когда они сумеют укротить свои страстные порывы и действительно – не за страх, а за совесть – приступят к поиску взаимоприемлемых решений. Направленных, к тому же, не к личной или клановой выгоде, но во славу Божию и к воскресению Святой Руси.

* Воистину, ничто не ново под луной! Не напоминает ли это нам недавние события, связанные с развалом СССР и «демократическим» разорением России. Та же боярская спесь, та же неуёмная жажда власти. И столь же печальные результаты…

* Вот имена достойных новгородцев, приехавших в Москву для избрания государя: Спасский протопоп Савва, Предотечевский поп Герасим, Мироносицкий поп Марко, Никольский поп Богдан, дворянин Григорий Измайлов, казацкий голова Оникей Васильев, посадские люди: Федор Марков, Софрон Васильев, Яков Шеин, Третьяк Ульянов, Еким Патокин, Богдан Мурзин, Богдан Кожевников, Третьяк Андреев, Мирослав Степанов, Алексей Маслухин, Иван Бабурин.

* Один из главных западных стратегов, известный и влиятельный идеолог современного мондиализма Збигнев Бжезинский высказался недавно о причинах и результатах нынешней русской смуты весьма откровенно. «Россия - побежденная держава, - сказал он. – Она проиграла титаническую борьбу. И говорить «это была не Россия, а Советский Союз» - значит бежать от реальности. Это была Россия, названная Советским Союзом. Она бросила вызов США (читай - западному миру – прим. авт.). Она была побеждена. Сейчас… не надо подпитывать иллюзий о великодержавности России. Нужно отбить охоту к такому образу мыслей».