Проект  РОССИЯ

Отпавший от Творца мир погрузился во тьму. Чтобы спасти мир, не нарушая свободы человека, кроме Божьей воли нужна человеческая воля. На землю приходит Мессия, в котором две природы и две воли — божественная и человеческая. До этого Бог являлся в виде огня и ветра. Теперь Он пришёл в образе человека, пострадавшего за грехи людей и указавшего путь к жизни.

Человеческая природа предстала жертвенным агнцем. Кровь Христа примиряет человека с Богом и закрепляет Новый Завет между Богом и людьми. Всё это непостижимо для логики, но было предсказано пророком за много веков до Христа, случилось 2000 лет назад, и это Чудо.

Атеист может возразить: почему же Бог не мог решить проблему более простым способом? Он ведь всемогущ. Пожелал бы, и всё без всякой борьбы исправилось бы. Мы на это можем ответить только словами Писания: «Скажет ли глина горшечнику: „что ты делаешь?“» (Ис. 45, 9).

* * *

До Христа единственной религией, построенной на идее сотворения Богом мира из ничего, была религия евреев — иудаизм. Остальной мир или не поднимался до вопроса о происхождении мира, или упирался в идею вечно существующего мира, в крайнем случае, в идею появления мира из плоти божества, то есть трансформации уже имеющегося из одного в другое.

Долгое время носителем идеи сотворения мира из ничего были отдельные личности. Потом небольшая община евреев-кочевников. Затем община стала независимым государством. Далее зависимым, потом снова общиной, живущей в чужом государстве, и т.д. Еврейское общество постоянно меняло форму, никогда не являясь военной, экономической и политической силой мирового масштаба. Это всегда была мировая провинция (за исключением эпохи царя Давида и Соломона).

2000 лет назад, когда Иудея была под властью Рима, приходит Христос, называет Себя Сыном Бога, проповедует и творит чудеса. Потом Христос принимает позорную казнь, и с этого момента разворачивается совсем другая история. Происходит ряд в высшей степени странных событий. Пророчества Христа начинают сбываться, разрушается Храм, еврейская община рассеивается. Через четыре века после прихода Христа вокруг идеи «мир из ничего» возникает христианская империя, самая мощная в мире на тот момент. Через шесть веков после Христа вокруг идеи «мир из ничего» возникает ещё одна мировая сила — ислам.

Парадоксальная идея распространяется на огромную территорию. Возникает христианская цивилизация, задающая истории человечества магистральное направление. Христианство становится центральным событием, которое до сих пор определяет ход мировой истории.

Глава 10
Непосильное

Завет Бога с евреями закончился не за то, что они Его распяли, это сделал бы любой другой народ, приди к ним Бог в таком обличии и с такими целями. Завет закончился за то, что они не приняли Его после Его Воскресения, когда божественная природа Христа была подтверждена не только пророчествами, предсказавшими в деталях приход Христа, но и фактом воскресения Христа, которое никто в Израиле не мог отрицать.

Чтобы полнее войти в ситуацию, вообразите: хранителем Истины является народ, к которому принадлежите вы, уважаемый читатель. Вся структура общества простроена вокруг Закона. Умалять Закон считается тягчайшим преступлением. И вот приходит Христос в том виде, в каком Он пришёл к евреям (как сын ремесленника, без славы), и объявляет Себя Сыном Бога.

Он говорит о приоритете Нового Закона, что само по себе святотатство. Но при этом на Говорящего нельзя махнуть рукой, нельзя казнить как рядового преступника. Он не только говорит, но ещё совершает великие чудеса, каких никто до Него не совершал. Древние иудеи оказываются в высшей степени в затруднительном положении.

На землю пришёл Бог, чтобы сделать то, что подвластно только Богу — отменить старый Закон и дать новый. Никто не мог сделать это — ни пророки, ни священники, ни цари. Но простые смертные не могли принять Бога в том виде, в каком Он пришёл. Что говорить о простых людях, если даже апостолы, лично присутствовавшие при всех чудесах, содеянных Господом, не могут похвастаться верностью?

Если бы Христос сегодня пришёл с той же проповедью, власти осудили бы Его за разжигание межрелигиозной вражды и прочее. Обвинения в фашизме и мракобесии были бы самыми мягкими. И они наказали бы Его. Как наказали, другой вопрос. Главное, люди бы наказали Бога за то, что Он пришёл к ним не в царском виде (здесь очень ярко видна зависимость информации от источника информации).

Получается, человек по своей природе потенциальный предатель, когда оказывается в нештатной ситуации? Увы, да. Люди могут мыслить только шаблонами. Что не вмещается в шаблон, то «побивается камнями». В этом причина инквизиции. Ну не могли люди, глядя на двигающееся Солнце и неподвижную Землю, признать за истину расчёты, свидетельствующие обратное. И материалисты таковы: не могут признать то, что противоречит их практическому опыту. Почему не могут? Потому что. По той же причине, по какой вы не сможете изменить свой образ жизни, если даже измените своё понимание мира. Единицы из единиц смогут. Большинство будет жить теми же целями, какими жило до этого знания.

Природа нашего мира, общества, власти и человека такова, что разрушитель фундамента общества всегда будет квалифицироваться опасным бунтовщиком и святотатцем. Любой народ на месте евреев, например, французы или русские, арабы или англичане, немцы или турки, казнили бы Христа, если бы Он пришёл к ним. Они точно так же кричали бы «распни Его», если бы велели вожди. Разница была бы в деталях, но не в сути. Народ всегда живёт по принципу «не читали, но осуждаем», если к тому зовут вожди.

В том, что Христос пришёл именно к евреям, есть свой смысл. Найти апостолов можно было только в среде народа, в своё время созданного Богом, знавшего Бога по личному опыту и поклонявшегося Богу. Идти к язычникам, структурированным не под Бога, а под власть князей, не было резона. Принять Бога мог только богоизбранный народ. И только такой народ мог дать апостолов.

Все апостолы без исключения по плоти были евреями. Первые десятки тысяч первых христиан в своём большинстве были евреями. Среди первых тысяч христианских мучеников и исповедников большинство тоже евреи. Первое время, за единичными исключениями, только евреи принимали Христа за Бога, а Его учение за Истину. Первые христиане из язычников появятся позже, когда до них докатятся иерусалимские события.

Евреи с одинаковой страстью как гнали Христа, так и умирали за Него. В этих крайностях проявлялась их богоизбранность. Они не могли занять серединную позицию — ни нашим, ни вашим. В итоге это могло привести только к одному: или с Христом до смерти, или без Христа до смерти. Нам, жителям XXI века, трудно понять этот момент. Для нас такая позиция есть фанатизм, мракобесие и прочее. Многие из нас свято уверены: жизнь человека должна быть подчинена собирательству личинок и поиску удовольствий.

Иудаизм колется на две части. Кто принял Христа, те трансформируются в служителей Бога и образуют начало Церкви. Кто не принял Христа, остаются в рамках Ветхого Закона, образуя противоположную Христу силу.

Ключевой момент истории: иудаизм прекращает быть хранителем Истины. Функция хранения переносится на христианскую Церковь. Важный факт: Истина продолжает быть той же самой, но меняет хранилище. Основные моменты рождения нового Израиля сходны с рождением ветхого Израиля. Те же многовековые страдания, та же структуризация без участия бюрократов и разрушение по тем же правилам.

* * *

В животе беременной женщины беседуют верующий и неверующий младенцы.

Неверующий: Ты веришь в жизнь после родов?

Верующий: Да, жизнь после родов существует. Здесь мы готовимся к ней.

Неверующий: Темнота! Никакой жизни после родов нет!

Верующий: Есть. В том мире есть свет.

Неверующий: Что такое свет?

Верующий: Не знаю. Но при свете иначе воспринимается действительность.

Неверующий: Ты говоришь о том, чего не знаешь

Верующий: Да, я этого не знаю. Но я верю, мы там будем перемещаться в пространстве, есть своим ртом и делать много такого, что сейчас сложно вообразить.

Неверующий: Ерунда! В пространстве невозможно передвигаться. Как можно есть ртом!

Верующий: Я верю, после родов нас ждёт другая жизнь.

Неверующий: Оттуда ещё никто никогда не возвращался! Жизнь заканчивается родами. И вообще, жизнь — это одно большое страдание в темноте.

Верующий: Нет, после родов мы увидим маму, и она позаботится о нас.

Неверующий: Маму? Ты веришь в маму? И где же она находится?

Верующий: Она везде, мы в ней пребываем и благодаря ей живём.

Неверующий: Мракобесие! Я не вижу никакой мамы! Значит, её нет.

Верующий: Я тоже не вижу, но я чувствую, как она поёт и гладит наш мир. Я твёрдо верю, настоящая жизнь начнётся после родов.

Часть ТРЕТЬЯ

ИСТИНА

Прежде, нежели исследуешь, не порицай; узнай прежде, и тогда упрекай. Прежде, нежели выслушаешь, не отвечай, и среди речи не перебивай.

(Сир. 11, 7—8)

Глава 1
Факты и теории

Давайте попробуем реконструировать события, которые до сих пор вызывают отчаянные споры и при определённой доказательности той или иной точки зрения даже перерастают в скандал. Реконструкция исторических (подчёркиваем: исторических, то есть реальных!) событий нужна нам, чтобы отличить правду от лжи.

Рассмотрим деяния Христа с позиции логики и отнесёмся к Евангелию не как к досужему вымыслу рыбаков и мытарей, а как к историческому документу. Многие проигнорируют очевидные доводы и скажут: «А я всё равно не согласен». Понимаем. Мышление имеет свою инерцию.

Вы никогда не задумывались, почему нет учёных с мировым именем, ставящих домовому блюдечко с молоком, прыгающих через костёр, водящих языческие хороводы? И почему огромное количество величайших мыслителей соблюдают христианские обряды? Если взять за 100 % великих мыслителей, 99 % из них верующие. Выходит, для предпочтения христианства язычеству есть основания. Если язычество не имеет такой популярности среди интеллектуалов, значит, оно не даёт материала, на основании которого можно признать его истиной.

С точки зрения атеизма между языческими и христианскими ритуалами нет разницы. Но если так, если прыгать через костёр и служить литургию — одно и то же, должно быть примерно одинаковое количество сторонников. Но мы не наблюдаем пропорции.

Рассматривая все возможные варианты объяснения, мы приходим к единственному выводу: в одном действе люди видят большой смысл, в другом — бессмысленное суеверие. Язычники не задаются вопросами мироздания. Они лишь фиксируют ситуацию, принимая мир таким, каков он есть. Поклоняясь ветру, деревьям или речке, люди не поднимаются до вопросов, откуда всё это взялось. Большому уму в язычестве просто не за что зацепиться. Оно привлекательно для людей, не вмещающих мысль о Творце. Думающие люди не могут довольствоваться таким уровнем и потому не пополняют ряды язычников.

Если умный человек, свободный от предрассудков и чужих штампов, установленных в сознание помимо его воли, задумается о первоосновах, фундаменте христианского учения, он придёт к выводам, которые не сможет опровергнуть. Но это возможно при условии, если человек САМ задумается, а не воспроизведёт в очередной раз чужие шаблоны.

Современный человек считает Евангелие в лучшем случае благочестивой сказкой древности. Местами очень мило, иногда сомнительно, а порой возмутительно и, главное, очень многое противоречит логике. И потому он уверен: там записаны мифы. Не факты и Абсолютная Истина, а просто мифы. Спросите, почему он так думает, и он не ответит. Это его вера. Ему в школе так сказали, а СМИ подтвердили. Потому что так привычно и просто, и все вокруг так же рассуждают.

Никто не станет отрицать колоссальное воздействие христианства на мировую историю. Через искажение учения Христа появился современный атеизм. Не было бы христианства, не было бы возможности отрицать Христа.

Если даже искажение христианства родило ведущую мировую силу — Запад, глупо отмахиваться от него как от мифа, не заслуживающего внимания. Напротив, есть все основания для тщательного внимания к христианству. Что это такое? Почему оно произвело такое воздействие на мир? Чтобы не увязнуть во множестве исторических событий, их интерпретаций и споров, связанных с христианством, рассмотрим реальность Христа.

Христианство построено на утверждении: Христос есть Бог, Сын Божий, одно из лиц Святой Троицы — Отца и Сына и Святого Духа. Он пришёл принести Себя в жертву за грехи наши, указать путь спасения и создать нового хранителя Истины — Церковь. «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её» (Мф. 16, 18). Обратите внимание: Христос никогда не говорил, что пришёл основать новую религию. Он пришёл очистить Истину от наслоений, образованных человеческим мудрованием. Пришёл исполнить Закон, извращённый законниками.

Чтобы не многословить, последовательно разберёмся с темой. Прежде чем перейти к изложению главных выводов, очень коротко, насколько возможно, рассмотрим основные моменты, связанные с евангельскими событиями. Пошагово проследим всю историю, от рождения до смерти Христа. Более 2000 лет назад Его обвинили в богохульстве и казнили через распятие. В пятницу Он умер на кресте. На третий день воскрес, как и говорил в течение земной жизни.

Кому это не совсем интересно, кто для себя уже всё решил, тот может сразу перейти к чтению следующей части книги. Но мы уверены: думающий и неравнодушный человек, искренне желающий разобраться в ситуации, не обойдёт вниманием этот важнейший в истории человечества момент.

Реальность Христа

В судебной практике существуют технологии, позволяющие относиться к фактам, свидетелями которых мы не были, как к доказанным. Например, если множество свидетелей разного социального положения, образования, возраста и прочее говорят одно и то же, значит, то, о чём они говорят, можно считать фактом, если нельзя допустить между ними сговор. Если сговор технически невозможен между разными людьми, мы не будем отрицать явление только на том основании, что лично его не видели.

Для кого факт личного невидения исторической фигуры является поводом отрицать его реальность, тот с таким же успехом может отрицать существование Кира, Цезаря, Кромвеля, Наполеона, Петра I, Вашингтона или Сталина. Мы же не видели их живыми.

В такой логике можно усомнить что угодно. Есть любопытная работа французского учёного, где он, пользуясь логикой, по которой отрицают реальность Христа, строит логическую схему, доказывающую нереальность Наполеона. Но если оставаться в рамках приличия, нужно признать доказанным фактом: в Иудее жил Иисус Христос, сын плотника. Он не имел чинов и званий, но имел неординарные способности. Он творил чудеса, повергающие общество и власть в изумление и недоумение. Он говорил о непонятных и неприемлемых для сознания большинства людей вещах. Своими речами и чудесами Он создал опасность для элиты и был казнён по ложному обвинению. И Он воскрес. Череда невероятных событий вокруг Христа образовала импульс, задавший истории новый курс.

Например, Иосиф Флавий в конце I века пишет в «Иудейских древностях»: «К этому времени явился Иисус, человек мудрый, если только можно назвать его человеком, потому что он вершил удивительные дела и был учителем для многих, жаждущих истины. Множество иудеев и греков последовало за ним. Человек этот был Христос. И когда по обвинению вождей наших Пилат осудил его на крест, возлюбившие его прежде остались ему верны, ибо он вновь явился к ним живой на третий день, как предсказывали пророки Господни, которые говорили о нём тысячи других удивительных вещей. И до сей поры не вымер род христиан, получивших от него своё имя».

Это свидетельство особенно примечательно из уст еврея, предавшего своих единоплеменников и служившего Риму, противнику христианства.

Разумность Христа

Допустим, Иисус Христос был человеком неординарных способностей — экстрасенсом, способным лечить неизлечимо больных и воскрешать мёртвых. Если так, зачем Ему нужно было заявлять Себя Богом? Зачем говорить слова, за которые предусмотрена смертная казнь? Зачем не собирать богатых даров и уклоняться от дружбы с властью? Какая мотивация и смысл такого поведения?

Иисус Христос ни денег не искал, ни чинов, ни дружбы с сильными мира сего, хотя мог иметь это без труда. В чём Его мотив? Все варианты земных целей тут не подходят. Если оставаться в рамках логики, мы вынуждены прийти к выводу: у Него был другой мотив. Какой же?

«Тут Иудеи обступили Его и говорили Ему: долго ли Тебе держать нас в недоумении? если Ты Христос, скажи нам прямо. Иисус отвечал им: Я сказал вам, и не верите; дела, которые творю Я во имя Отца Моего, они свидетельствуют о Мне. Но вы не верите, ибо вы не из овец Моих, как Я сказал вам. Овцы Мои слушаются голоса Моего, и Я знаю их, и они идут за Мною. И Я даю им жизнь вечную, и не погибнут вовек; и никто не похитит их из руки Моей. Отец Мой, Который дал Мне их, больше всех; и никто не может похитить их из руки Отца Моего. Я и Отец — одно. Тут опять Иудеи схватили каменья, чтобы побить Его. Иисус отвечал им: много добрых дел показал Я вам от Отца Моего; за которое из них хотите побить Меня камнями? Иудеи сказали Ему в ответ: не за доброе дело хотим побить Тебя камнями, но за богохульство и за то, что Ты, будучи человек, делаешь Себя Богом. Иисус отвечал им: не написано ли в законе вашем: „Я сказал: вы боги“? Если Он назвал богами тех, к которым было слово Божие, и не может нарушиться Писание: Тому ли, Которого Отец освятил и послал в мир, вы говорите: „богохульствуешь“, потому что Я сказал: „Я Сын Божий“? Если Я не творю дел Отца Моего, не верьте Мне; а если творю, то, когда не верите Мне, верьте делам Моим, чтобы узнать и поверить, что Отец во Мне и Я в Нём. Тогда опять искали схватить Его; но Он уклонился от рук их» (Ин. 10, 24—39).

Ответить на вопрос о мотивации невозможно в коридоре шкалы земных ценностей. Выходит, или цели лежат за рамками земного мира, или мы видим ненормального человека, не отдающего отчёта своему поведению. Эдакого талантливого блаженного, наделённого необычными способностями. Но эта версия не выдерживает критики. Если было хоть что-то, похожее на такой вариант, история бы оставила нам свидетельства. Но нет даже одного упоминания, намекающего на ненормальность Иисуса Христа.

Иисус вёл длинные и сложные разговоры на самые глубокие и тонкие темы, демонстрируя такие силу ума, спокойствия, рассудительности и мудрости, против которых вся мудрость книжников была бессильна. Он «учил их в синагоге их, так что они изумлялись и говорили: откуда у Него такая премудрость и силы? Не плотников ли Он сын? не Его ли Мать называется Мария, и братья Его Иаков и Иосий, и Симон и Иуда? И сёстры Его не все ли между нами? откуда же у Него всё это?» (Мф. 13, 54—56).

Он уверенно себя чувствует, разговаривая с интеллектуальной и религиозной элитой. «И когда пришёл Он в храм и учил, приступили к Нему первосвященники и старейшины народа и сказали: какой властью Ты это делаешь? и кто Тебе дал такую власть? Иисус сказал им в ответ: спрошу и Я вас об одном; если о том скажете Мне, то и Я вам скажу, какою властью это делаю. Крещение Иоанново откуда было: с небес, или от человеков? Они же рассуждали между собою: если скажем: „с небес“, то Он скажет нам: почему же вы не поверили ему? А если сказать: „от человеков“, — боимся народа, ибо все почитают Иоанна за пророка. И сказали в ответ Иисусу: не знаем. Сказал им и Он: и Я вам не скажу, какою властью это делаю» (Мф. 21, 23—27).

Мудрейшие искали повод уловить Христа в слове и ни разу не смогли. «Тогда фарисеи пошли и совещались, как бы уловить Его в словах. И посылают к Нему учеников своих с иродианами, говоря: Учитель! мы знаем, что Ты справедлив, и истинно пути Божию учишь, и не заботишься об угождении кому-либо; ибо не смотришь ни на какое лице. итак скажи нам: как Тебе кажется? позволительно ли давать подать кесарю, или нет? Но Иисус, видя лукавство их, сказал: что искушаете Меня, лицемеры? Покажите Мне монету, которою платится подать. Они принесли Ему динарий. И говорит им: чьё это изображение и надпись? Говорят Ему: кесаревы. Тогда говорит им: итак отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу. Услышав это, они удивились и, оставив Его, ушли» (Мф. 22, 15—22).

Подвох вопроса в том, что Иудея была оккупирована Римом. Если бы Христос сказал, что подати нужно платить, Он автоматически выглядел пособником оккупантов. Если бы заявил, что подати не нужно платить, автоматически обвинялся в возмущении против Рима. В том и другом случае Он был бы виновен. Кажется, тупик, но Иисус отвечает так, что провокаторы не просто отходят от Него, но дивятся Его мудрости. Они были уверены: этим вопросом точно поставят Его в тупик. Наверняка этот вопрос многих позволил обвинить или против Иудеи, или против Рима — эффект двух правд. Но против Христа этот убивающий вопрос оказывается беспомощен.

Мог ли ненормальный, возомнивший себя Богом, спокойно противостоять огромной религиозно-интеллектуальной машине, страстно ищущей и ни разу не нашедшей повода уличить его во лжи или запутать? Кто может сказать, что больной человек превзошёл книжников в знаниях и не просто победил во всех спорах, но поразил глубиной знания и мудростью?

Факты свидетельствуют: Христос был наделён всеми высшими человеческими качествами плюс загадочными свойствами, позволяющими совершать чудеса. Христос был неординарным, непонятным, запредельным явлением, преследующим неземные цели, находящиеся за рамками человеческих интересов.

Решение казнить Христа

Многочисленные чудеса, творимые Христом, свидетельствовали о необычности ситуации. В народе разнеслась молва, к Нему пошли люди со всей страны. Среди религиозной элиты началась паника. Христос открыто обвиняет священников в делании неправды, угождении властям и т.д.

«На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак всё, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте, ибо они говорят, и не делают: связывают бремена тяжёлые и неудобоносимые и возлагают на плечи людям, а сами не хотят и перстом двинуть их; все же дела свои делают с тем, чтобы видели их люди: расширяют хранилища свои и увеличивают воскрилия одежд своих; также любят предвозлежания на пиршествах и председания в синагогах и приветствия в народных собраниях» (Мф. 23, 2—7).

Иисус творит великие чудеса и обличает развращённое священство. «Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом. Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб. Сие же он сказал не от себя, но, будучи на тот год первосвященником, предсказал, что Иисус умрёт за народ, и не только за народ, но чтобы и рассеянных чад Божиих собрать воедино. С этого дня положили убить Его» (Ин. 11, 47—53).

Христос обвиняет священство в страшных грехах. Утверждает, что они Бога забыли, погрязли в пороке и роскоши, предали заповеди и данные обеты. Что заботятся о земном, а не о небесном, оставили народ на расхищение волкам. Христос спрашивает жрецов: «Кто из вас обличит Меня в неправде?» (Ин. 8, 46). Священники молчат, потому что всё правда. «И слышав притчи Его, первосвященники и фарисеи поняли, что Он о них говорит, и старались схватить Его, но побоялись народа, потому что Его почитали за Пророка» (Мф. 21, 45—46).

Огромный аппарат, пользующийся непререкаемым авторитетом, вынужден опуститься до методов, не соответствующих его статусу. «Тогда собрались первосвященники и книжники и старейшины народа во двор первосвященника, по имени Каиафы, и положили в совете взять Иисуса хитростью и убить» (Мф. 26, 3—4). «Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошёл к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребренников; и с того времени он искал удобного случая предать Его» (Мф. 26, 14—16).

На предварительном дознании они искали вину Христа и не могли найти. «Первосвященники и старейшины и весь синедрион искали лжесвидетельства против Иисуса, чтобы предать Его смерти, и не находили; и, хотя много лжесвидетелей приходило, не нашли. Но наконец пришли два лжесвидетеля и сказали: Он говорил: могу разрушить храм Божий и в три дня создать его. И, встав, первосвященник сказал Ему: что же ничего не отвечаешь? что они против Тебя свидетельствуют? Иисус молчал. И первосвященник сказал Ему: заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий? Иисус говорит ему: ты сказал; даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных. Тогда первосвященник разодрал одежды свои и сказал: Он богохульствует! на что ещё нам свидетелей? вот, теперь вы слышали богохульство Его! как вам кажется? Они же сказали в ответ: повинен смерти» (Мф. 26, 59—66).

Но Христос «не сделал никакого греха, и не было лести в устах Его» (1 Пет. 2, 22). Пилат тоже не находит в Иисусе никакого признака обмана. «Он в третий раз сказал им: какое же зло сделал Он? я ничего достойного смерти не нашёл в Нём» (Лк. 23, 22).

Зачем Христу понадобилось возбуждать против себя ненависть самого авторитетного органа власти, обличая его, пусть и справедливо? Может ли сегодня современный человек поверить, что кто-то способен сделать нечто подобное, с риском для жизни, единственно ради правды? Разве не разумнее приспособиться к ситуации, найти себе оправдание, как это обычно делают люди в таких случаях, и получить свои выгоды? Тем более, за прошедшие века изобретено столько убедительных истин вроде «плетью обуха не перешибёшь», «стену лбом не пробьёшь» и т.п.

Факт смерти Христа

О смерти Христа и разворачивающихся вокруг этого факта событий мы знаем больше, чем о смерти любого другого человека древнего мира. Первосвященники обвиняют Христа в богохульстве и передают на суд Пилату, настаивая на смертной казни через распятие. Пилат не находит в Нём вины и пытается отпустить. «Пилат же, созвав первосвященников и начальников и народ, сказал им: вы привели ко мне человека сего, как развращающего народ; и вот, я при вас исследовал и не нашёл человека сего виновным ни в чём том, в чём вы обвиняете Его; и Ирод также, ибо я посылал Его к нему; и ничего не найдено в Нём достойного смерти; итак, наказав Его, отпущу. А ему и нужно было для праздника отпустить им одного узника. Но весь народ стал кричать: смерть Ему! а отпусти нам Варавву. Варавва был посажен в темницу за произведённое в городе возмущение и убийство. Пилат снова возвысил голос, желая отпустить Иисуса. Но они кричали: распни, распни Его» (Лк. 23, 13—21).

Ранний христианский теолог Тертуллиан пишет: «Евреи были так разгневаны Его учением, обвинявшим их вождей и правителей в уклонении от истины и привлёкшим множество последователей, что в конце концов они привели Его на суд Понтия Пилата, в то время римского наместника в Сирии, и обвинили Его столь яростно, что заставили отдать Христа им на распятие».

Осуждённого на распятие перед казнью подвергали бичеванию. (Человека раздевали и привязывали к столбу. Орудием служил бич с вплетёнными острыми кусками кости и металла. От такого бичевания лопалась кожа жертвы).

Пилат доверяет бичевание Христа солдатам, из чего следует: действо превосходило обычное. Если специалисты били с целью причинить страдания, не повреждая жизненно важных органов, солдаты били просто сильно, не заботясь о последствиях. Для них это был не человек, а мешок с мясом, который через несколько часов надо насмерть приколотить к кресту. Может, они даже думали: чем сильнее изобьют, тем больше облегчат предстоящие муки Христа.

«Воины отвели Его внутрь двора, то есть в преторию, и собрали весь полк; и одели Его в багряницу, и, сплетши терновый венец, возложили на Него; и начали приветствовать Его: радуйся, Царь Иудейский! И били Его по голове тростью, и плевали на Него, и, становясь на колени, кланялись Ему. Когда же насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, одели в собственные одежды Его и повели Его, чтобы распять Его» (Мрк. 15, 15—20).

После такого испытания любой человек будет еле живой. Иисуса буквально волокут на место казни. Сам Он не в силах нести свой крест. Чтобы дойти до Голгофы, солдаты привлекают случайного прохожего нести крест. «И когда повели Его, то, захватив некоего Симона Киринеянина, шедшего с поля, возложили на него крест, чтобы нёс за Иисусом» (Лк. 23, 26).

Далее Христа кладут на крест, приколачивают Его руки и ноги, и затем поднимают крест. Всё, распятие произошло. Запястья и ступни Иисуса пригвождены к кресту. Он умирает. Чтобы удостовериться в смерти, Его бок протыкают копьём. «И, придя на место, называемое Голгофа, что значит: Лобное место, дали Ему пить уксуса, смешанного с желчью; и, отведав, не хотел пить. Распявшие же Его делили одежды Его, бросая жребий; и, сидя, стерегли Его там; и поставили над головою Его надпись, означающую вину Его: Сей есть Иисус, Царь Иудейский» (Мф. 27, 33—37).

Христа распяли в пятницу. Наступала суббота, святой день иудеев. К тому же канун еврейской Пасхи. Два великих для евреев праздника совпадали.  Иудеи обратились к Пилату с просьбой не оставлять распятых на время праздника. Прокуратор удовлетворяет их требование и приказывает солдатам покончить с висящим на кресте Христом и двумя разбойниками.

Пилату докладывают — Христос умер. Прокуратор лично расспрашивает об этом римского сотника, знавшего признаки смерти. Распятие было распространённой формой казни в Палестине. Офицер не мог ошибиться в показаниях, делая доклад высшему начальнику.

Когда Иосиф просит отдать ему тело для погребения, прокуратор требует ещё раз удостовериться в смерти Христа. «Пришёл Иосиф из Аримафеи, знаменитый член совета, который и сам ожидал Царствия Божия, осмелился войти к Пилату, и просил тела Иисусова. Пилат удивился, что Он уже умер, и, призвав сотника, спросил его, давно ли умер? И, узнав от сотника, отдал тело Иосифу» (Мрк. 15, 43—45).

Четыре палача пришли осмотреть тело Христа перед тем, как отдать его Иосифу из Аримафеи для погребения. Эти люди точно знали, что такое мёртвое тело. Их начальник ещё раз лично удостоверился в смерти, прежде чем доложить Понтию Пилату.

В пятницу вечером никто не сомневался в смерти Христа. Люди из Синедриона, претории и на Голгофе знали доподлинно — Христос умер. Для полной уверенности сотник пронзил Его копьём. Из раны вытекли кровь и вода. Будь Иисус жив, работающее сердце продолжало бы гнать кровь, и из раны кровь хлынула бы потоком. Вместо этого из раны вытекает жидкость, похожая на воду. На основании этого факта любой патологоанатом констатирует смерть. Это медицинское доказательство смерти. Все, включая первосвященников, были уверены в Его кончине.

Римские солдаты и офицер констатировали смерть и не сомневались — Христос умер. Друзья Христа, снимающие Его тело с креста, не сомневались — Христос умер. Обвивающие тело пеленами с благовониями тоже не сомневались, что бальзамируют мёртвое тело Иисуса. Ни у кого в Иудее не было сомнения: Христа казнили, и Он умер.

Епископ Антиохийский Игнатий (ок. 50—115), которого везли на смерть за Христа в Рим (на растерзание диким зверям), писал: «Он был распят и умер при Понтии Пилате. Он был распят на самом деле, а не для виду, и умер на глазах тварей небесных, земных и подземных. Он получил Свой приговор от Пилата, ибо Отец Его позволил это. В шестом часу Он был распят. В девятом часу Он испустил дух. До заката был погребён. Всю субботу Он пролежал в гробнице, куда положил Его Иосиф Аримафейский. Мать носила Его, как любого из нас, в утробе, сколько положено времени; Он был рождён, подобно нам; Его кормили обычным материнским молоком, и обычным мясом, и напитками, как любого из нас. И когда Он тридцать лет прожил среди людей, Иоанн Предтеча крестил Его по-настоящему, а не для виду; когда Он три года проповедовал Своё учение и совершал чудеса и знамения. Он, Который Сам был Судьёй, был судим евреями, не достойными этого имени, и наместником Пилатом; Его били плетьми, хлестали по щекам, плевали на Него. На Него надели терновый венец и багряницу. Его приговорили к смерти и распяли по-настоящему, не для виду, не обманно, не игрой воображения».

Погребение Христа

Когда Пилат убедился в смерти Христа, он разрешил снять тело и погрести. О деталях погребения Господа нашего Иисуса Христа известно больше, чем о погребении любого другого лица древней истории, любого царя, фараона, мудреца или полководца. Мы знаем, кто снял Его тело с креста. Знаем, как тело обвивали пеленами с благовониями. Знаем, в какую гробницу Его положили, и даже знаем имя владельца этой гробницы. У нас имеется четыре рассказа о погребении Христа. Все они находятся в поразительном согласии друг с другом.

Сохранилось множество документов той эпохи, позволяющих поминутно восстановить события. После того, как друзья снимают тело с креста, начинается процедура приготовления к погребению. По иудейским обычаям тело помещают на каменное ложе и туго обматывают полосами льняной материи (пеленами) примерно в 30 см шириной. Пелены пропитывают вязкой клейкой жидкостью (миро) — смесью смирны и алоэ. Получается клейкое вещество, по консистенции близкое к жидкому мёду. Когда пеленами обматывают тело, между слоями ткани помещают благовония в виде порошка. Все эти компоненты служили частично консервирующим веществом, частично для склеивания полос ткани в подобие твёрдой оболочки.

Тело, обёрнутое пропитанной миро тканью, образовывало что-то типа скафандра. Ткань настолько прочно прилипала к нему, что освободиться от пелен, в которые завёрнут погребённый, если бы он вдруг ожил, — дело нереальное. Даже для группы людей, если бы они вдруг решили снять погребальные пелены, это было бы очень трудоёмко и хлопотно.

На погребение уходило не меньше нескольких десятков литров миро. Количество колебалось, в зависимости от знатности погребаемого. Разные источники указывают: на погребение Христа ушло около 100 литров миро. «Пришёл также и Никодим, — приходивший прежде к Иисусу ночью, — и принёс состав из смирны и алоя, литр около ста. Итак они взяли тело Иисуса и обвили его пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают Иудеи» (Ин. 19, 39—40).

Умащённое благовониями тело Иисуса Христа положили в высеченную в скале гробницу. Ранее в ней никто не был похоронен, её купил для себя богатый человек, Иосиф из Аримафеи, как и было предсказано за пять веков до события.

Чтобы уловить дух и значение произошедшего 2000 лет назад события, нужно видеть скалу, в которой высечена гробница. Это стоящая в одиночестве на ровной земле скала. Рядом с ней нет никаких погребений. Единственная высеченная в ней ниша подчёркивает уникальность события — победу над смертью, чудо воскрешения.

Когда погребальные приготовления были завершены, вход в гробницу закрыли огромным камнем, больше обычного, весом в полторы — две тонны. В «Кодексе Безы», евангельском списке IV века, хранящемся в Кембриджской библиотеке, о размере камня (голела) написано: «И когда Он был положен туда, Иосиф поместил против гробницы камень, который не могли откатить двадцать человек».

Поскольку Иисус прилюдно и неоднократно заявлял, что воскреснет на третий день, у могилы выставили римскую стражу. Вход в гробницу запечатали официальной римской печатью. К большому камню прислонили камень поменьше (дофег). В месте соприкосновения двух камней поставили печать. Не повредив печати, невозможно было войти в гробницу. Печать ставилась в присутствии римских стражников. Они были свидетелями опечатывания и несли ответственность за нарушение печати по всей строгости закона.

Римская печать была знаком римской власти. Повреждение печати считалось преступлением против власти. Наложение печати делало невозможным сговор стражников с кем-либо из посторонних. Опечатывание производили в присутствии стражей, чтобы потом, если печать будет нарушена, у них не было основания отрицать факт нарушения.

Охрана гробницы Христа

Кто может заподозрить членов Синедриона или римскую власть в неискушённости, наивности или неопытности? Никто, потому что для этого нет оснований. Это были многоопытные мужи и искушённые политики, способные стратегически мыслить. Естественно, они учли возможные варианты развития событий после казни. В том числе и невероятный — что ученики придут, украдут тело своего Учителя и скажут, что Он воскрес. «На другой день, который следовал за пятницею, собрались первосвященники и фарисеи к Пилату и говорили: господин! мы вспомнили, что обманщик тот, ещё будучи в живых, сказал: „после трёх дней воскресну“; итак прикажи охранять гроб до третьего дня, чтобы ученики Его, пришедши ночью, не украли Его и не сказали народу: „воскрес из мёртвых“; и будет последний обман хуже первого» (Мф. 27, 62—65).

Просчитывались массовые волнения, энергией которых мог воспользоваться кто угодно, в том числе враги, призывающие к восстанию против Рима. Синедрион был категорически против восстания, полагая, что ещё не время.

Мы сейчас не касаемся вопроса, что Синедрион думал по поводу освободительной войны. Мы хотим показать царившие в Израиле настроения. Все ждали Мессию, под которым разумели военного вождя, способного освободить Израиль от унизительной власти Рима.

Народ напоминал сухую солому, способную воспламениться от любой искры. Весть о воскресении Христа, окажись она в руках сторонников восстания, создавала нештатную ситуацию. На кону стояла не отвлечённая философская истина, которая не имеет влияния на сиюминутное развитие событий. Дело задевало за живое. Ошибка могла спровоцировать бурю с непредсказуемым результатом. Участники Синедриона понимали: неконтролируемое развитие ситуации может создать проблемы, которые коснутся лично каждого, и первосвященников в том числе.

Одной из таких опасностей было похищение тела Христа и распространение новости о якобы Его воскрешении. Защититься от этого можно было очень просто: выставить стражу у гробницы на три дня. Они идут к Пилату, поясняют ситуацию, и Пилат, тоже будучи серьёзным политиком, понимает верность их суждений. Он даёт необходимые распоряжения по охране гробницы.

Никто так не охранял казнённого, как в случае с Христом. Возле могилы распятого дежурил целый отряд солдат. Было сделано всё, чтобы предотвратить любую возможность хищения тела Христа. Как видите, это были исключительные меры. Сохранилось множество документов, свидетельствующих о мерах предосторожности, направленных против хищения тела. Но тем самым Синедрион и Рим подготовили почву для вопроса «куда делось тело?». Беспрецедентные предосторожности послужили прямым свидетельством и доказательством Воскресения.

Иоанн Златоуст, епископ константинопольский, в IV веке пишет: «Опечатанная и охраняемая гробница гарантировала отсутствие всякого обмана. А значит, это неопровержимо доказывает Его воскресение. Гробница была опечатана, обмана быть не могло. Если же обмана не было, а гробница была обнаружена пустою, то Он очевидно воскрес, просто и неоспоримо. Смотри, как даже против собственной воли они доказывали правду!».

Явление Христа

Мы подошли к важнейшему событию. Итак, Христа судили, распяли, несколько специалистов констатировали Его смерть. Затем казнённый был похоронен согласно еврейскому обычаю. Гробницу стали охранять самым тщательным образом, чтобы не случилось обмана. Всё происходило при множестве свидетелей, чтобы потом никто не смог отрицать достоверность перечисленных фактов.

Но, тем не менее, точно в назначенное время, на третий день, Христос является своим ученикам и многим в Иерусалиме и его окрестностях. Первыми запредельную и невероятную новость узнают женщины, пошедшие к гробнице. «По прошествии же субботы, на рассвете первого дня недели, пришла Мария Магдалина и другая Мария посмотреть гроб. И вот, сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нём; вид его был, как молния, и одежда его бела, как снег; устрашившись его, стерегущие пришли в трепет и стали, как мёртвые; Ангел же, обратив речь к женщинам, сказал: не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете Иисуса распятого; Его нет здесь — Он воскрес, как сказал. Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь, и пойдите скорее, скажите ученикам Его, что Он воскрес из мёртвых и предваряет вас в Галилее; там Его увидите. Вот, я сказал вам. И, выйдя поспешно из гроба, они со страхом и радостью великою побежали возвестить ученикам Его» (Мф. 28, 1—8).

Они бегут рассказать увиденное, и им является воскресший Христос. «Когда же шли они возвестить ученикам Его, и се Иисус встретил их и сказал: радуйтесь! И они, приступив, ухватились за ноги Его и поклонились Ему. Тогда говорит им Иисус: не бойтесь; пойдите, возвестите братьям Моим, чтобы шли в Галилею, и там они увидят Меня» (Мф. 38, 9—10).

Женщины рассказывают всё апостолам, и 11 учеников «пошли в Галилею, на гору, куда повелел им Иисус, увидев Его, поклонились Ему, а иные усомнились» (Мф. 28, 16—17).

Вполне объяснимо, что многие сомневались, предполагая, будто бредят наяву. «Фома же, один из двенадцати, называемый Близнец, не был тут с ними, когда приходил Иисус. Другие ученики сказали ему: мы видели Господа. Но он сказал им: если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в рёбра Его, не поверю. После восьми дней опять были в доме ученики Его, и Фома с ними. Пришёл Иисус, когда двери были заперты, стал посреди них и сказал: мир вам! Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в рёбра Мои; и не будь неверующим, но верующим. Фома сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой! Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие. Много сотворил Иисус пред учениками Своими и других чудес, о которых не писано в книге сей. Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его» (Ин. 20, 24—31).

Во время написания и распространения Евангелия были живы многие современники тех событий, а также те, кто лицезрел воскресшего Христа. Все они утверждали — Христос не был галлюцинацией, он явился живой во плоти. Упомянутый выше епископ Антиохийский Игнатий писал по дороге на казнь: «Он также воскрес из мёртвых на третий день… В день приготовления к празднику Пасхи, в третьем часу. Он истинно умер, был погребён и восстал из мёртвых…».

Как объяснить сотни и тысячи свидетельств о воскресении Христа? Люди говорили, что лично лицезрели воскресшего Христа, и за свои слова шли на смерть. Согласитесь, можно верить тому, кто готов умереть за свои слова, ведь он произносит их не с целью эпатажа. Никто не умирает за свои фантазии. А если и найдётся такой чудак, предположить чудаками огромное количество людей невозможно. Люди тысячами обращались в христианство. Потому что Христос воистину воскрес!

Краеугольный камень

Фундамент христианства — воскресение Христа. «Если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша» (1Кор. 15, 14). Воскресение есть краеугольный камень Церкви и христианской веры. Если разрушить фундамент, Вера и Церковь «уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке; и пошёл дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое» (Мф. 7, 26—27). Докажите, что Воскресения не было, и вы уничтожите фундамент христианства. За этим последует обрушение стоящего на нём здания Веры. Не нужно никаких эмоций и амбиций. Фактов достаточно.

Колыбель христианства и Церкви — пустая гробница Христа. Вопрос: куда делось тело? Объясните этот факт, и христианство рухнет. Все факты перед вами. Церковь ничего не скрывает, не ссылается на тайные знания. Исследуйте и убедитесь: факты выдерживают критический анализ.

Истинность или ложность христианства определяется воскресением Христа. Это фундаментальный момент, вокруг которого 2000 лет учёные и богословы ломают копья. Если Христос не воскрес, исчезновению тела из охраняемой гробницы должно быть объяснение. Пока никто не преуспел в этом деле на серьёзном научном уровне. Никому не удалось объяснить этот момент естественными причинами. Все исследования сводились к тому, что Христос воскрес сверхъестественным способом, нарушив физические законы природы. Это во всех смыслах самое великое чудо, когда-либо происходившее на планете.

При земной жизни Иисус многократно говорил, что Ему предстоит много пострадать, умереть и через три дня воскреснуть. События развивались в точном соответствии со сказанным. Христа предали, арестовали, долго мучили, после чего предали публичной казни через распятие на кресте.

Глава 2
Версии

Воскресение — либо величайшее чудо, либо величайшее заблуждение в истории человечества. Если распятый и умерший Христос не воскрес в прямом смысле этого слова, если мёртвое тело не оживало, если плоть не поднялась из гроба, христианство является бесстыдным мифом и обманом. Всех мучеников за веру следует считать обманутыми. Миллиарды христиан, проживших жизнь по заповедям Христа, есть жертвы чудовищной манипуляции. Вместо того чтобы брать от жизни всё, они прожили скучную жизнь, исполняя заветы Бога. С точки зрения атеистов они жили зря.

Но если Христос воистину воскрес, ситуация складывается ровно наоборот. Жертвами чудовищного обмана оказываются миллиарды атеистов. Отрицая Христа и Его заповеди, они проживают земную жизнь по заветам плоти. С точки зрения верующих атеисты не просто теряют будущую вечную жизнь, они обрекают себя на вечные муки ада.

Смысл жизни определяет ответ на вопрос о воскрешении Христа. Если Он воскрес, жизнь нужно прожить по заповедям Бога. Но если не воскрес, жить надо по желаниям тела. В том и другом случае ответ предопределяет стиль жизни.

Христос спрашивает своих учеников: «за кого почитаете Меня?» (Мф. 16, 15). Пётр отвечает: «Ты — Христос, Сын Бога Живого» (Мф. 16, 16). Иисус отвечает: «блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах» (Мф. 16, 17).

Ответ на вопрос: Христос — Бог или человек, — даст понимание всей мировой истории, от сотворения мира до Апокалипсиса. Если Иисус Христос — Бог, непостижимым и чудесным образом пришедший в мир, чтобы принести Себя в жертву, указать путь спасения и создать нового хранителя Истины (Церковь), это один вариант понимания мировых событий. Если Христос есть чудесное явление, не определяемое как Бог, возникает совершенно другое понимание мировых событий.

Если Христос воскрес, получается, кто-то обманул атеистов, отняв у них жизнь вечную. Если не воскрес, получается, кто-то обманул христиан, отняв земные радости. Из любого ответа на вопрос следует: огромная часть человечества обманута. Любой ответ означает присутствие в мире большого обманщика. Кто обманут: христиане или атеисты?

Сомнительные или притянутые за уши факты не годятся. Самое полное собрание самых благочестивых историй никого не убедит в чуде воскресения Христа из мёртвых. Свидетельства первых христиан о Воскресении, оставленные в виде пергаментов или рисунков на стенах гробниц и пещер, бессильны поколебать неверие большинства. Люди относятся к этим вещам примерно как к древнегреческим мифам.

Воскресение Христа — краеугольный камень всего вероучения. Апостол Павел пишет: «Ибо я первоначально преподал вам, что и сам принял, то есть, что Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что Он погребён был, и что воскрес в третий день, по Писанию, и что явился Кифе, потом двенадцати; потом явился более нежели пятистам братий в одно время, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили; потом явился Иакову, также всем Апостолам; а после всех явился и мне, как некоему извергу. Ибо я наименьший из Апостолов, и недостоин называться Апостолом, потому что гнал церковь Божию. Но благодатию Божиею есмь то, что есмь; и благодать Его во мне не была тщетна, но я более всех их потрудился: не я, впрочем, а благодать Божия, которая со мною. Итак я ли, они ли, мы так проповедуем, и вы так уверовали. Если же о Христе проповедуется, что Он воскрес из мёртвых, то как некоторые из вас говорят, что нет воскресения мёртвых? Если нет воскресения мёртвых, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша. Притом мы оказались бы и лжесвидетелями о Боге, потому что свидетельствовали бы о Боге, что Он воскресил Христа, Которого Он не воскрешал, если мёртвые не воскресают; ибо если мёртвые не воскресают, то и Христос не воскрес. А если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна: вы ещё во грехах ваших. Поэтому и умершие во Христе погибли. И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков. Но Христос воскрес из мёртвых, первенец из умерших. Ибо, как смерть через человека, так через человека и воскресение мёртвых. Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут» (1Кор. 15, 3—22).

Поведение Христа

Рассмотрим поведение Иисуса Христа. Учитель говорит ученикам невероятные вещи о своей миссии. Он говорит, Я пришёл взять на себя грехи человечества, освободить мир от уз смерти и указать путь к спасению. «Сыну Человеческому должно много пострадать, и быть отвергнуту старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть убиту, и в третий день воскреснуть. Ко всем же сказал: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною; ибо, кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережёт её; ибо что пользы человеку приобрести весь мир, а себя самого погубить, или повредить себе? Ибо, кто постыдится Меня и Моих слов, того Сын Человеческий постыдится, когда приидет во славе Своей и Отца и святых ангелов; говорю же вам истинно: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царство Божие» (Лк. 9, 22—27).

Когда ученики спрашивают Его, как удостовериться в истинности сказанного, Он прямо и недвусмысленно отвечает, что главным подтверждением является Его воскресение на третий день после казни и смерти. Это единственное и главное доказательство.

Иисус многократно, с полной определённостью и во всех подробностях говорит, как Он отправится в Иерусалим, где Его предадут смерти, и на третий день Он воскреснет из мёртвых. Христос говорит о Своей смерти, всегда упоминая Своё воскресение. «И по воскресении же Моём предварю вас в Галилее» (Мф. 26, 32).

Иисус поставил своё учение в зависимость от способности встать из могилы. Ни один основатель никакого учения и никакой религии, ни до Христа, ни после, не делал подобных заявлений. Никто не ставил дело своей жизни в зависимость от способности встать живым из гроба.

Представьте: команда строителей возводит здание. Права на здание оформлены на руководителя стройки. Он говорит своей команде, мол, вы вступите во владение зданием, которое мы все строим, после того, как меня убьют, и я на третий день воскресну. Надо ли уточнять, что строители отнесутся к словам лидера не иначе как к аллегории?

Можно ли создать прекрасное учение, собрать монолитную команду учеников и заявить, что всё сделанное мною следует считать истиной только в случае, если я воскресну через три дня после смерти? Такое мог утверждать или Бог, или ненормальный. Любой нормальный человек знает: мёртвые не воскресают. Никто не ведает, что будет после смерти, и вообще будет ли что-то, или смерть это «сон без снов», уход в никуда и навеки.

Люди верят в тот или иной вариант развития событий, но доподлинно никому не известно, как события будут развиваться. Материалисты верят: смерть превращает человека в ничто. Доказательствами для них являются кладбище и покойники. Верующие верят: смерть переносит человека в новую форму бытия, разумея доказательством воскресшего Христа. Можно формировать такую зависимость, будучи уверенным в своём воскресении. Но кто может иметь такую уверенность? Из людей — никто. Остаётся один-единственный возможный вывод: Христос не был человеком.

Ученики не могли понимать слова Христа в прямом смысле. Они недоумевали, «спрашивая друг друга, что значит: воскреснуть из мёртвых» (Мк. 9, 10). Это естественное восприятие любого нормального человека. «Ибо они ещё не знали из Писания, что Ему надлежало воскреснуть из мёртвых» (Ин. 20, 9). Значение Его слов они осознали, когда Он воскрес.

Первосвященники тоже не понимали, Кто к ним пришёл, и тоже не могли отнестись к Его словам со всей серьёзностью. Они считали Христа чародеем (в современном варианте экстрасенсом), возмущающим массу и оскорбляющим власть. Собравшуюся вокруг Христа группу называли сектой. На них можно было не обращать внимания, если бы не одно НО. Христос совершал то, чего никто не мог совершить. За Ним ходили толпы народу. Он становился неформальным центром власти. Учитывая мессианские настроения Израиля, Он создавал неподконтрольную ситуацию, чем уже представлял социальную опасность.

И вот теперь вопрос: как вы объясните такое поведение Христа? Он пять раз говорил — истинность Моих слов подтвердит только Моё воскресение из мёртвых. При этом нужно понимать, у Него было огромное количество иных способов обосновать истинность Своего учения. Он совершил столько чудес, что любая предложенная Им версия не встретила бы сопротивления. Но Христос настаивает на самом невероятном доказательстве: на воскрешении Себя из мёртвых.

За время существования христианства было придумано огромное количество версий на тему «куда делось тело». Все попытки объяснить исчезновение тела в рамках рациональной логики провалились. Предлагаем добросовестно рассмотреть основные версии. Тогда каждый сам составит мнение об их правдоподобности и решит, воскрес Христос или это обман. Отнесёмся к этому факту не походя и не между прочим. От того, как мы ответим себе на данный вопрос, зависит стиль нашей сегодняшней жизни и наше вечное будущее.

Иисуса в пятницу положили в гробницу, в воскресенье Он исчез. Остались только пелены, сохранившие форму тела, но при этом пустые. Валун, закрывающий вход, оказался далеко отодвинутым. Куда делось тело?

На этот вопрос есть два направления возможных ответов. Коридор первого направления: тело Христа вынесли из гробницы какие-то люди с какой-то целью. Коридор второго направления: Христос не умирал и вышел из склепа своими силами.

Рассмотрим эти варианты.

Версии кражи

Допустим, тело вынесли какие-то люди. Это должны быть очень заинтересованные лица. Участие случайных шутников в таком опасном и трудном деле исключается. Отодвинуть тяжёлый камень, быть готовыми к конфликту с римской стражей, сорвать римскую печать с гробницы… За все эти действия полагалась смертная казнь. В случае удачи они получали мёртвое тело. В случае неудачи сами становились мёртвыми. При таком риске не до шуток.

Чтобы решиться на подобное мероприятие, нужно иметь очень высокую мотивацию. Первыми в круг подозреваемых попадают ученики. Кто они? Малограмотные робкие люди, воспитанные в глубочайшем почтении к Закону. Они доверились Учителю, признали Христа Богом. На их глазах Он был схвачен как рядовой простолюдин, подвергнут пыткам, унижен, оплёван и казнён. Христос, сотворивший столько чудес, не защитил Себя, повёл Себя не так, как ожидали ученики. С человеческой точки зрения поведение Учителя противоречило представлениям о Боге. Он должен был поразить всех своих врагов громом и молнией, а Он…

Представляете состояние учеников после казни? Они были подавлены и в великом смятении. Чудеса, совершённые Христом, затмевались фактом смерти. Они считали Христа мёртвым и не ожидали Его воскресения. Этим настроением пронизаны все их поступки и слова. Люди забыли Его слова о воскресении, понимая их иносказательно, типа «вечно живой в наших сердцах».

Смущением и смятением пронизано поведение апостолов. Им страшно с точки зрения как земной жизни, так и религиозной ответственности. В голове роятся мысли: как им, ученикам, без Учителя жить дальше? Как строить отношения со священниками, властями, обществом? Что их ждёт после смерти за признание погибшего Христа Сыном Бога? Получалось, они страшные грешники и богохульники.

Невозможно предположить у них боевое настроение, необходимое для похищения тела. Напротив, есть все основания полагать: они были деморализованы. Чувствуя себя покинутыми и обманутыми сиротами, будущие апостолы пребывали во власти уныния, страха и безысходности.

Могут ли люди в таком состоянии решиться на похищение из охраняемой гробницы тела Христа? Могут ли сплотиться в команду, разработать план и реализовать его? Объективно оценивая состояние учеников, на поставленный вопрос есть только один ответ: нет, не могут. Ученики не имели ни физической силы, чтобы напасть на отряд воинов, ни отваги, чтобы решиться на такое дело.

Ни один из будущих апостолов в таком состоянии не мог даже думать о чём-то подобном. Чтобы бросить вызов железному Риму и беспощадному Синедриону, нужно совсем другое состояние духа. Такое состояние появится у апостолов потом. Они победят и Рим, и Синедрион, но потом…

* * *

Давайте усилием воли, вопреки логике и здравому смыслу, предположим: хилые и робкие существа, покинувшие Иисуса, сплотились в монолитную команду, спланировали и реализовали дерзкую операцию по похищению тела, грозящую мучительной смертью в случае провала. Опуская подробности, каким образом это могло случиться, зададимся единственным вопросом: зачем? Христа казнили, забальзамировали и похоронили в лучшей гробнице. Всё, Он умер. Зачем ученикам могло понадобиться похищать Его тело? Какой цели они хотели добиться?

Первое предположение: они решили украсть тело, чтобы всех обмануть и объявить о воскрешении, которого в реальности не было. Ради этого и решились на крайне опасное мероприятие. Ученики пошли на сознательный обман. Допустим этот вариант. Но тогда нам нужно ответить на вопрос: что было стимулом? Зачем им понадобился обман?

Зная нравы апостолов и проповедь Учителя, предположение, что они решили стать обманщиками, нелепо. Если даже допустить, что кого-то из апостолов посетила такая мысль, думать, будто остальные поддержали её единодушно — кощунственно и противоречит здравому смыслу. У нас нет оснований полагать в этих людях склонность к лукавству.

Снова допустим невозможное. Допустим, апостолы решили стать обманщиками, причём, с риском для жизни. Возникает тот же вопрос: зачем? Какова цель? Решаясь на смертельно опасное дело, человек предполагает соответствующую выгоду. Анализируя ситуацию, мы не можем обнаружить никакой, даже самой малой выгоды.

Допустим, мы не понимаем мотивации учеников, решивших украсть тело. Допустим, какая-то выгода была. Но, планируя операцию, они не могли не думать о последствиях. Давайте поставим себя на их место и поразмыслим. Мы предполагаем, всё получится удачно. Дальше что? Продолжением успеха должна стать пропаганда Воскресения. В противном случае в краже смысла нет.

Такая проповедь влекла за собой арест и пытки с последующей казнью. Где гарантия, что никто под пытками не откроет правду о похищении и не укажет место нового захоронения? Сознавая собственную неправоту, ученики при первых же арестах всё бы рассказали.

Когда всё откроется, то последнее станет хуже первого. Сегодня можно подать дело так, что Иисус воскрес в наших сердцах, память о Нём будет жить в нас и в наших потомках вечно. В общем, ситуация примерно как со многими великими людьми: их объявляют живее всех живых, обещают помнить всегда, но при этом они лежат мёртвыми в своих гробницах, и помнят их только историки.

Как можно вообразить, что люди идут на смертельный риск с целью ухудшить не только своё положение, но и память об Учителе? Допустить, что люди пойдут на действие, в любом случае влекущее смерть и не несущее никаких выгод, в высшей степени абсурдно. Пойти на смерть за обман, будто это не обман, а истина, — нереально. Обманщики могут других посылать на смерть за свою ложь. Но чтобы сами пошли… История человечества не знает примеров подобного поведения. Это противоречит человеческой природе.

Люди могут идти на смерть ради Веры. Если апостолы сами украли тело Христа, где-то его похоронили, а потом раструбили на весь Израиль, что Он воскрес, они не могли иметь веры в Его воскресение. Вместо веры в Его воскресение они имели бы знание о Его невоскресении.

Народ можно обмануть и заставить поверить в любую небылицу. Можно даже уговорить ради этой небылицы принять муки и смерть. Но как можно поверить в сказку собственного производства до такой степени, чтобы оставить обычную жизнь и пойти за свой обман на смерть?

С психологической точки зрения невозможно допустить, что кучка дрожащих со страха людей превращается в несокрушимую силу только потому, что все сговорились врать. Будь то один человек, можно было махнуть рукой, сочинив версию про особую форму помешательства. Но речь идёт о группе высоконравственных людей, живущих в полном согласии с учением, жизнью и смертью доказавших свою честность.

Для чего ученикам подвергать себя смертельной опасности? Чтобы сочинить миф о воскресении? Но зачем? Этот вопрос звучит особенно остро, если не забывать о последствиях. И десятикратно остро, если помнить: все апостолы, за исключением Иоанна, автора Откровения, приняли мученическую смерть за воскресшего Христа.

Получается, ученики по смерти Учителя, вместо того, чтобы вернуться к прежней жизни, как это бывает с членами распавшихся сект, решаются на опаснейшую операцию. По какой причине? Чтобы всех обмануть и некоторое время проповедовать то, чего не было? Потом быть арестованными Синедрионом, выдержать ужасные муки и умереть на кресте за обман?

Если никакого воскресения не было, вы можете представить такое поведение? И если можете, крайне любопытно узнать ваше мнение по вопросу мотивации. Не общие слова и не бормотание про фанатизм и прочее, а чётко сказать мотивацию. Вы лично можете хотя бы для себя сформулировать: зачем?

Как члены группы, сфальсифицировавшей воскресение Христа, могли пойти на смерть и муку за такое «воскресение»? Представьте: на одной чаше весов муки и смерть за богохульство (признание Христа Богом, если Он не Бог, есть богохульство). Кроме того, ты сам про себя знаешь, что ты обманщик и богохульник, укравший тело и выдававший это за воскресение. На другой чаше признание в обмане, покаяние перед Богом и далее жизнь и свобода. Какой вариант выберет человек? Если кто скажет, что первый вариант лучше, тот бредит в квадрате.

Можно с уверенностью сказать: если даже опросить всё человечество, мы не найдём никого, кто в такой ситуации обман, муки и смерть предпочтёт правде, покаянию и жизни. Если всё так, считать замученных апостолов обманщиками есть богохульство. Чтобы так сказать, нужно попрать элементарные нормы логики и правила здравого смысла. Нормальный человек ни при каких обстоятельствах не может так оценить действия апостолов.

Если Воскресения не было, нужно признать: Павел лгал апостолам, когда говорил, что ему явился Христос. Апостолы лгали Павлу, когда говорили о явлениях воскресшего Христа. Получается, все друг другу лгали, а потом добровольно пошли на смерть за собственную ложь. Бред.

Перебирая все варианты мотивации, мы не находим ничего, что могло побудить учеников красть тело своего Учителя. За 2000 лет никто, даже самые ярые враги христиан, не смогли придумать хоть сколько-нибудь реальный мотив для подобного поведения.

Возможности

Чтобы отбросить последние сомнения и поставить точку на версии кражи тела учениками, представим: вопреки логике апостолы решаются на похищение, на обман и на смерть за обман. Каковы их возможности в той ситуации? Насколько вообще вероятна подобная операция? Был у них хотя бы теоретический шанс исполнить её?

Итак, представляем картину: огромный камень закрывает гробницу. Возле камня отряд солдат на страже. Приходят ученики, отодвигают камень, разворачивают саван и берут тело. Учтите, нам необходимо ещё сделать такое допущение: все солдаты спят так крепко, что не слышат шума отодвигаемого камня. Вероятно ли это? Но допустим.

Чтобы придать ситуации хоть какую-то реалистичность, предположим: солдаты не спят, а ушли погулять, полагая, что покойник никуда не убежит. В это время приходят ученики, отодвигают камень, забирают тело и распускают слух о воскресении Христа.

Прежде чем рассмотреть эту версию, отметим: во времена Христа в римской армии царила суровая дисциплина. Страх перед наказанием заставлял солдат безукоризненно выполнять свой долг. По законам древнего Рима оставление поста или сон на посту карались смертью. Есть все основания полагать, что воины охраняли гробницу с не меньшим рвением, чем проводили распятие. Присяга и римская печать были для них священнее любых иудейских мировоззрений вместе взятых.

Получается, по своей прихоти римские воины не могли все вдруг покинуть пост и пойти «гулять». Чтобы придать версии с «прогулкой» реалистичность, нужно предположить версию подкупа. Допустим, ученики вступили в сговор со стражей. За большие деньги стража соглашается на короткое время оставить пост.

В этой версии мы предполагаем солдат грубыми и неумными. Они соблазнились деньгами, не просчитывая последствий. Но даже в этом варианте воины не могут не понимать: пропажа тела будет обнаружена на следующий день. Можно говорить в своё оправдание что угодно, но версий было бы только три: солдаты или заснули на посту, или оставили пост, или вступили в преступный сговор. За любое деяние смертная казнь. Если даже отбросить соображения о верности присяге и прочее, никто не пойдёт на такой сговор хотя бы потому, что это самоубийство.

Но допустим, эти воины были особо тупыми. Увидев деньги, они ещё больше оглупели и потеряли последние остатки ума. Взяли деньги и предоставили ученикам минимум времени, чтобы те успели отодвинуть камень и забрать тело. Делаться всё должно очень быстро. В любой момент мог появиться посторонний. Информация дошла бы до Понтия Пилата и Синедриона. В этом случае солдат ждала не просто смертная казнь, а мучительная, вероятнее всего распятие.

Акцентируем ваше внимание: при сговоре ученики располагали очень малым временем. Версия «прогулки», «подкупа» и «засыпания стражи» имеет условием ограниченное количество времени. Как этот момент совместить с фактом, что в гробнице остались пелены в форме тела? Получается, похитители сначала размотали пелены, а потом сложили таким образом, что они остались как бы нетронутыми, сохранив форму тела. Выше мы описывали, что представляло собой тело после завершения обряда погребения. Это был скафандр. Между слоями пелен находились порошкообразные благовония. При разворачивании пелен на полу остались бы следы благовонных порошков. Но никаких следов не было.

Как вы представляете вытаскивание тела из скафандра? Огромный, хлопотный и неприятный труд. Но это ещё не всё. Затем похитители тщательно убирают пещеру, чтобы на полу не осталось рассыпанных благовоний, и сооружают пустую куколку из снятых пелен. И всё это под носом у спящей или гуляющей стражи, которая в любую минуту может проснуться или вернуться. Если стража подкуплена, это не снимает вопроса ограниченности времени: сюда мог в любой момент прийти проверяющий от прокуратора или Синедриона. И главное, зачем это было нужно?

При самом богатом воображении нельзя допустить такого поведения в такой ситуации. Разумно предположить: всё делалось бы наспех. Сохранение пелен и уборка пещеры не влияли на конечный результат. Главным был факт пропажи тела, а не вид пелен и состояние пещеры.

Исключая множество нелепостей, версии сговора противоречит состояние гробницы Иисуса Христа — после исчезновения тела она осталась чистой, без малейшего намёка на беспорядок. На каменной плите лежали осевшие под тяжестью благовоний погребальные пелены. На месте головы находился пустой свёрток, сохранивший тюрбанообразную форму, приданную при погребении. Ничто не указывало на прикосновение человеческих рук.

Исследователи этого вопроса пишут — одного взгляда на пещеру было достаточно, чтобы убедиться в подлинности чудесного Воскресения. Ни одно человеческое существо не трогало, не перемещало и не складывало пелен. Они напоминали сброшенную оболочку куколки, из которой вылетела бабочка. Тело непостижимым образом исчезло из савана.

Другие похитители

Итак, мы понимаем: ученики физически не могли выполнить такую операцию. Характер учеников, их подавленное состояние после казни Учителя плюс ситуация вокруг погребения и сопутствующие обстоятельства исключают даже намёк на такое намерение. Но факт исчезновения тела требует объяснения. Если ученики не крали, возможно, дельце «провернул» кто-то другой? И этот «другой» имел возможность сделать всё неторопливо.

Весь Израиль можно поделить на лиц, заинтересованных в краже тела и незаинтересованных. Участвовать в похищении тела могли только заинтересованные. Вариант с мальчишеским озорством отпадает по очевидным причинам. Заинтересованными могут быть друзья или враги Христа. Мы разобрались с друзьями и пришли к выводу: у них не было ни настроения, ни желания, ни возможности провести такую операцию. Рассмотрим версию о похищении тела римскими властями или первосвященниками.

Первым делом нужно понять мотив. Зачем врагам Христа могло понадобиться имитировать кражу тела? Целью Рима было обеспечение спокойствия в Иудее. Целью вождей Израиля было обличение Христа во лжи и сохранение своего авторитета. Обе цели достигаются предоставлением мёртвого тела по истечении трёх обещанных дней. Это было бы идеальным доказательством обмана. Для решения этой задачи иудейские и римские власти принимают решение три дня охранять тело, после чего провезти Его по улицам Иерусалима, предъявив всем желающим факт невоскресения. Эта акция удушила бы учение Христа на корню.

Рим и Синедрион состояли из очень неглупых людей, и те сделали всё возможное, чтобы предотвратить предполагаемое со стороны учеников похищение. Но тело исчезло. Может быть, власти сами взяли тело? Зачем, спросите вы? Ну, например, когда апостолы узнают, что тело исчезло, они решат, будто Христос воскрес, а в это время власти предъявят мёртвое тело, чем как бы поймают апостолов на лжи. Выставив их обманщиками, они окончательно пресекут любую интерпретацию смерти Христа. И тогда с христианством было бы покончено за несколько недель или месяцев.

Но события развиваются иначе. На третий день на улицах Иерусалима появляются апостолы. Но теперь это совершенно другие люди — не робкие обыватели, подавленные казнью Учителя. Иерусалим видит несгибаемых борцов. Апостолы начинают распространять Благую Весть о воскресении Христа. Начинаются волнения. В первые дни, после того как чудесная весть облетела Иерусалим, тысячи иудеев признают Христа. Чтобы остановить волнения, властям достаточно предъявить тело, если оно у них есть. Но власти ничего не могут предъявить. Вместо этого они арестовывают Петра с Иоанном и угрозами пытаются заставить их замолчать. Это даёт обратный эффект.

Поведение иудейских и римских властей лучшее доказательство того, что тела у них не было. Оно исчезло при очень странных, даже фантастических обстоятельствах. Никто во всей Иудее и на всей планете в течение двух тысячелетий не может внятно объяснить случившееся, кроме как великим чудом Воскресения.

Загадочное исчезновение тела для современников Христа было настолько очевидным фактом, что его нельзя было подвергнуть сомнению. На пятидесятый день по воскресению Христа никто не мог возразить проповеди Петра, провозгласившего: «Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели» (Деян. 2, 32). Никто не возражал Павлу, спустя некоторое время проповедовавшему воскресение Христа. Синедрион и Рим принуждали апостолов молчать, но самого события не опровергали.

Самый эффективный способ борьбы с проповедью апостолов — объявить их свидетельства ложью. Но в условиях, когда живо огромное количество свидетелей, которым явился Христос, это невозможно. Иисус явился в точно указанное время не одному или двоим, а многим. Весть о воскресении Христа пронеслась по Иерусалиму, вызвав небывалый интерес. Началось массовое принятие учения Христа.

Христа казнили, и Он воскрес, явившись многим. Каждый желающий узнать истину имел доступ ко всем обстоятельствам дела. Власти изначально делали всё максимально открыто, чтобы люди могли убедиться в их правоте. Но Христос воскрес!

Теория обморока

До XVIII века отрицание воскресения Христа строилось на утверждении, не выдерживающем критики. В XVIII веке появляются более адекватные объяснения. Если тело никто не крал, может, Христос не умирал? Бывают случаи, когда человека ошибочно принимают за мёртвого, отвозят в морг, и он там оживает. Вдруг сходная история произошла с Иисусом Христом? Возможно, Он просто потерял на кресте сознание от изнеможения, боли и потери крови? Солдаты, священники, апостолы и прочие люди, констатировавшие смерть, все вместе ошиблись. Они сняли Его с креста и поместили в прохладную гробницу. Холод и покой произвели на Христа благотворное действие. Он очнулся, выбрался из гробницы, пришёл к ученикам, и это послужило поводом для истории о Воскресении.

Ради чистоты исследования допустим, всё так и было. Над живым Христом совершили погребальную процедуру, положили в гробницу и задвинули вход огромным камнем. Если так, дальше события развивались следующим образом. Христос очнулся, освободился от погребальных пелен, осторожно, без посторонней помощи, отодвинул огромный камень от входа в гробницу и, никем не замеченный, отправился к ученикам. При этом мы не забываем: Его руки пробиты огромными гвоздями, и Он именно этими руками передвигает огромный камень и аккуратно рвёт пелены. Выйдя из гробницы, Он нечеловечески быстро проходит несколько километров пешком (на ступнях Его ног, не забывайте, дырки от гвоздей).

Вы можете представить, что полумёртвый выбрался из погребальных пелен, туго стянувших тело? Спеленайте себя плотно в тонкое одеяло и попробуйте выбраться без посторонней помощи. Но тут предполагают большее: Христос не просто выбрался. Он озаботился приданием разорванным пеленам формы тела, укладывая их так, будто из них никто не выбирался. Подумайте, как это вообще возможно — разорвать пелены, а потом сложить их так, что они оказываются неразорванными?

Порошкообразные благовония, насыпанные между пелен, должны были в случае такого освобождения рассыпаться по всей пещере. Но их нет. Вы можете представить, что чудом освободившийся от пелен и еле живой человек убирает следы своего освобождения? А потом отодвигает камень изнутри, тогда как чтобы отодвинуть его снаружи, требуются усилия нескольких? Камень, закрывающий вход в гробницу, был дискообразной формы, двигавшийся по подобию желоба. Снаружи его подпирал второй камень. Отвалить главный камень, просто уперевшись в него руками, было ещё более нереально, чем откатить по желобу.

Всё это в высшей степени странно, нетипично, нереально. Это сюжет фантастического фильма, но не действительности. Но это только половина дела. Далее Он приходит к ученикам и своим видом так воодушевляет их, что они не просто верят в Его воскрешение, а из испуганных людей превращаются в гигантов духа, против которых оказалась беспомощной государственная машина железного Рима и власть Синедриона.

Как выглядит чудом спасшийся человек, преодолевший множество препятствий, непреодолимых даже для здорового? Наверное, он будет выглядеть истощённым от упадка сил, истязаний и потрясений. Это должен быть больной, еле стоящий на ногах человек, прикрывающий наготу тем, что попалось под руку во время пути.

Какая будет естественная реакция на такого человека? Наверное, укрыть, помочь, пожалеть… В общем, такой вид заставит признать поражение. Но мы видим обратное. Вид Христа рассеивает страхи учеников. На них нахлынули смелость и воодушевление. Они видят перед собой не чудом спасшегося человека, а воскресшего Бога, победившего смерть. Он в их глазах первооткрыватель пути, ведущего к жизни. Больше нечего бояться, все страхи позади, смерть побеждена, Христос открыл дверь в вечность.

Если бы Христос явился ученикам в виде человека, чудесным образом спасшегося от смерти и преодолевшего все препятствия, Он не произвёл бы впечатления Победителя смерти. Вид человека, нуждающегося в медицинском уходе, убедил бы учеников: Христос не воскрес из мёртвых. Чудесное спасение и воскрешение из мёртвых — разные вещи.

В описании воскресшего Христа нет даже намёка на физическую слабость. Если Иисус очнулся от обморока и пережил такое приключение, Он не мог так выглядеть. На рассвете третьего дня ученикам является не полуживой труп, а исполненный радости и полный сил Бог. Это вселяет в учеников такую уверенность, что они мгновенно преображаются, воспаряют духом и обретают веру в Христа, которую ничто в мире уже не могло сломить.

У апостолов были все мыслимые и немыслимые поводы задуматься о правильности своей веры, о свидетельствах великих событий и истин, которые они проповедовали, и только потом принять решение. На кону стояли не только жизнь и угроза страшных мучений, но и страх согрешить против Бога, признав за Бога того, кто Богом не является. Невозможно допустить, что они не стали тщательно разбираться в основаниях веры и размышлять, является ли их вера тем сокровищем, которое стоит страшных мучений и смерти. У апостолов не было иллюзий относительно намерений Синедриона и Рима. Даже если бы они решили распространять новую веру самым мирным и безобидным способом, они могли рассчитывать только на презрение, противодействие, оскорбления, преследования, побои, тюрьму, пытки и казнь.

Всё это апостолы получили сполна, проповедуя воскрешение Христа. Невероятно, что ученики могли решиться на такое, если бы Иисус не воскрес из мёртвых, и они не знали об этом достоверно. Люди могут отдать меньшую ценность за большую, но не наоборот. Апостолы могли отдать свою жизнь при осмыслении её временной и желании получить вечную. И они делают это, принимая страдания не ропща и даже с радостью. Один за другим они погибают от рук палачей, и смерть никого не останавливает.

Оставшиеся в живых, имей мы дело с обычным явлением, должны были разбежаться, потому что нет мотивации, если нет воскресения Христа из мёртвых. Но тут всё наоборот: апостолы после смерти товарищей вкладывают в свои труды ещё больше энергии и решимости. В истории человечества немного примеров подобного героического постоянства, спокойствия и несгибаемой отваги за свои убеждения.

Чтобы принять решение проповедовать Истину и за это приготовиться расстаться с жизнью, нужны очень веские основания. Таких оснований невозможно найти среди земных категорий. Но раз апостолы проповедуют, значит, они у них есть — за рамками земных.

Теория «сказки»

Самая распространённая версия нашего времени — отрицать евангельские чудеса по той причине, что они… чудесные. Это не шутка. Это единственный аргумент: отрицать явление, потому что оно не объяснимо физическими законами. А раз так, значит, не было воскресения Христа из мёртвых и других чудес — просто «тёмные» люди поверили в придумки апостолов. Те заразили своими «фантазиями» других, да так, что уже 2000 лет эти «фантазии» волнуют мир.

Глупость такого предположения очевидна, но допустим, воскресение Христа есть благочестивый миф, выдуманный учениками. После казни они собрались вместе и в память об Учителе сочинили сказочную историю, предварительно согласовав опорные точки сюжета. Далее они начинают рассказывать свою сказку, постепенно распространяя её на весь мир.

Если допустить такое, получается, неграмотные люди, сломанные и запуганные казнью Христа, после которой сами подвергаются гонению, вдруг сочиняют «сказку», которой обманываются самые умные и образованные во всём мире. «Сказка» ломает языческие учения, отвечает на все вопросы мироздания, и в условиях страшных гонений распространяется по миру с невероятной скоростью.

Даже читатель-атеист увидит беспочвенность подобных утверждений. Единственный их плюс — они привычны. Но насколько привычны, настолько и безосновательны. Люди слепо верят в атеистические сказки оттого, что привыкли верить — так в школе учили, в институте доказывали, СМИ подтвердили, и все вокруг так считают. Никто сам не хочет разобраться с ситуацией, потому что… и так всё «ясно». Ну, разве это не слепая вера?

Уважая добросовестное заблуждение всех современных атеистов, рассмотрим версию «сказки». Согласно официальной позиции, пропаганда «сказки» заставляет многих иудеев отказаться от иудаизма и принять христианство. Обратите внимание: христианство принимают не случайные люди. Первыми принимают христианство глубоко верующие иудеи. Для них это не новая вера, это продолжение иудаизма. У кого не было глубокой иудейской веры, заставляющей думать о произошедших событиях, те никуда не перешли. Перешли в христианство только те, кто глубоко понимал иудаизм и мог сопоставить произошедшее с предсказаниями пророков. Апостолы считали себя именно иудеями, апостол Павел говорит апостолу Петру при всех: «если ты, будучи Иудеем, живёшь по-язычески, а не по-иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по-иудейски?» (Гл. 2, 14).

Первыми христианами могли быть только самые набожные иудеи. Иудеи же, воспринимающие веру больше традицией, чем живой верой, не были способны на такое. Они попросту не понимали случившегося.

Крайняя набожность древних иудеев не имела ничего общего с доверчивостью. Иудеи времён Христа — не бабушки из простонародья, определяющие истину по соответствию традиции (если батюшка правильно кадило держит, ладонью вниз, значит, всё истинно; если неправильно держит, ладонью вверх, значит, не истинно). Против бабушек мы ничего не имеем, но считать их понимающими всю глубину христианского учения нельзя. Они верят сердцем, верят глубоко, но не понимают многого. Это позволяет запутать их, чему подтверждение — многочисленные секты.

Вера первых иудеев во Христа, в отличие от современных верующих, была осознанной. Зная всю премудрость иудаизма, они могли оценить слова Христа по достоинству. Сначала они слушали и не слышали. Воскресение из мёртвых заставило их внимательно изучить все детали события.

Эти люди имели возможность разобраться во всех обстоятельствах дела. Самые иудеи из иудеев сверяют произошедшее с предсказанием пророков и находят воскресение Христа истиной. Это открытие потрясает их до глубины души. Они принимают Христа и Новый Закон. Они верят: Бог в лице Своего Сына пришёл на Землю и показал дорогу в обещанное Царство. На этом основании они склоняются к Истине.

Древние иудеи имели чёткое представление о мире и знали Бога, что входило в них с молоком матери и пропитывало жизнь. Это были не невежественные люди, готовые верить в любую чушь. Обмануть их так, чтобы они приняли новую веру, за которую пошли на смерть, — такое невозможно даже теоретически.

Спрашивается, как «сказка» могла подвигнуть Израиль, отличавшийся крайней религиозностью, к отказу от старых правил и норм? Религиозность крайне недоверчива ко всему, что противоречит вероучению. Это естественно: цельное мировоззрение не оставляет места другому толкованию мира. Оно занимает весь мир, без вариантов.

Израиль был обществом, рождённым в пустыне и структурированным вокруг почитания Бога. Иудеи с малых лет воспитывались в глубочайшем почтении к Богу. Простые люди имели серьёзные познания в вере. Они принимали Бога не как абстракцию, не имеющую отношения к текущей жизни, а как руководство к действию. Религиозные правила были всепоглощающей и доминирующей установкой, пропитывающей и подчиняющей жизнь.

И вот теперь ответьте на вопрос: насколько реальна история, согласно которой древние иудеи, услышав «сказки» апостолов о воскресении Христа, толпами переходят из иудаизма в христианство? Они даже перестают соблюдать день субботний, хотя соблюдение субботы было завещано Самим Богом: «суббота Господу, Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришлец, который в жилищах твоих» (Исх. 20, 10). За нарушение субботы (работа в день отдыха) побивали камнями. И вот теперь нам предлагают поверить, будто иудеи поменяли веру своих отцов из-за «сказки». Под угрозой смерти они стояли в вере, а под влиянием «сказки» отказались от неё.

Множество жителей Иерусалима, с самого начала враждебно настроенных ко Христу, приняли христианство под давлением фактов. Любой современник тех событий мог лично разобраться во всех деталях невероятного происшествия. После самого тщательного разбора всех обстоятельств дела у людей не оставалось иного выхода, кроме как… признать Христа Богом. Или признать себя упорствующим язычником, для которого объектом поклонения выступает не живой Бог, а традиция и ритуал.

Брат Иисуса, Иаков, до Воскресения ни во что не ставивший слова Иисуса, вдруг полностью преображается. Вместе с другими учениками он проповедует учение Господа и пишет, что стал «рабом Бога и Господа Иисуса Христа…» (Иак. 1, 1). Объяснить эту перемену можно лишь тем, что Христос «явился Иакову» (1Кор. 15, 7). Сказка не могла изменить мнение Иакова о Христе.

Могли ли выдумки неграмотных учеников захватить элиту? Даже такие имена как Гомер, Гораций и Аристотель не вызвали ничего подобного среди элиты. И тут вдруг рыбаки… Можно ли поверить, что кучка бродяг способна обмануть не просто элиту, а религиозную элиту? И если да, возникает вопрос: что это за элита такая и что за бродяги?

Если бы рассказ о Христе был ничем не подтверждённой небылицей, нельзя допустить, что элита общества могла отказаться от веры отцов, пойти против римской власти и первосвященников и в итоге подвергнуть себя не просто гонениям, а утрате жизни и страшным мучениям. О потере социального статуса и прочих утратах мы даже не говорим.

Очевидцы событий

Попробуйте представить: в нашем обществе, которое готово верить в любую ахинею, появились рассказчики, уверяющие, будто их лидер воскрес из мёртвых, и он Бог. Как вы думаете, какой эффект вызовет такая история? Можно заранее сказать: среди элиты она не станет даже предметом насмешек, её попросту не заметят.

Невозможно сфабриковать ложь в условиях, когда живы сотни и тысячи очевидцев. Ответьте сами себе: как вы отнесётесь к информации, уверяющей, будто покойный президент (умерший на вашей памяти), ходил по воде, исцелял мёртвых, если такого не было? Как вы отнесётесь к уверению, что он воскрес, явился членам правительства и сказал, что он Бог? Разве такая история не примет анекдотичный оттенок? Чем больше её станут пропагандировать, тем больше она будет превращаться в анекдот. Потому что живы люди, лично знавшие почившего президента и его деятельность. Если он действительно не ходил по воде и не исцелял мёртвых, как в это поверят те, кто лично был с ним знаком? И тем более не поверят, что он им явился после смерти, если такого не было.

Если бы рассказы апостолов были измышлением, их легко можно было бы опровергнуть. Но это невозможно, потому что Евангелия писались, когда были живы десятки тысяч свидетелей евангельских событий. Может ли описание событий 30-, 40-летней давности стать объектом преклонения, если описанные события не реальность, а чья-то фантазия?

Элита, уверовавшая во Христа, составляет тысячи жизнеописаний Христа. Выход Благой Вести о Царстве Небесном в таком количестве само по себе крайне необычно для древнего мира. Великие произведения древности переписывались в единичных экземплярах, реже десятками и никогда сотнями. Анализ скорости распространения Евангелия позволяет утверждать: уже в первом веке счёт переписанных Евангелий шёл на тысячи. К сожалению, ни одно из них не дошло до нашего времени. Первый известный экземпляр датируется II веком.

За всю историю человечества ни одна книга не переписывалась столько раз. Чтобы понять значение этого события, нужно помнить: переписывание книг было трудоёмким и дорогостоящим процессом. Это не современное копирование с рассылкой по электронной почте. Но древний мир времён Иисуса Христа был переполнен рассказами о Христе. Такая «беременность» закономерно разродилась тысячами рукописей.

Если живы люди, видевшие событие, и эти свидетельства опубликованы при жизни очевидцев, можно говорить о достоверности события. Если это подтверждается косвенными доказательствами, событие становится научным фактом.

Ученики Иисуса выступали при жизни людей, знавших события, о которых шла речь. В 56 году Павел писал и говорил об Иисусе факты, которых никто не оспаривал, в том числе и лютые враги. Они предлагали иное объяснение случившегося, но не отрицали самих фактов.

Иудеи, принявшие христианство, говорят своим соплеменникам: «Бог отцов наших воскресил Иисуса, Которого вы умертвили, повесивши на древе» (Деян. 5, 30). В ответ на обвинение иудейские законники первые годы молчат, потому что не имеют что возразить. Молчание на фоне этих фактов звучит не менее громко, чем голос замученных за веру христиан.

Ни у кого не получилось изобразить людей, преобразивших нравственную структуру общества, одержимыми бредом сумасшедшими или закоренелыми обманщиками. Они свидетельствуют, и свидетельство их истинно. «Но получив помощь от Бога, я до сего дня стою, свидетельствуя малому и великому, ничего не говоря, кроме того, о чём пророки и Моисей говорили, что это будет, то есть что Христос имел пострадать и, восстав из мёртвых, возвестить свет народу Иудейскому и язычникам» (Деян. 26, 22—23). Нечему тут возразить и нельзя это интерпретировать иначе как в прямом смысле: Христос воскрес.

Сила импульса

Объяснить появление христианства в Израиле можно сверхъестественным событием. В Палестине 2000 лет назад произошло запредельное чудо. На окраине Римской империи образовался гигантский всплеск духовной и интеллектуальной энергии. Этот импульс породил энергию, охватившую весь мир.

Чтобы составить хоть какое-то представление о случившемся в Палестине событии и вообразить силу импульса, сравним его с каким-нибудь значительным современным чудом, достоверность которого не вызывает сомнения, потому что событие свежо. Например, с явлением, известным как «явление Богоматери в Фатиме». Любая поисковая система выдаст тысячи документов на эту тему.

Краткая история чуда: с 13 мая по 13 октября 1917 года в португальской деревушке Фатима девятилетнему Франсишко Марту, его сестре семилетней Жасинте Марту и их двоюродной сестре десятилетней Лучии душ Сантуш впервые явилась Богоматерь. Она указала точную дату своего будущего явления.

Дети рассказали об этом взрослым. Естественно, им никто не поверил, но ради любопытства несколько односельчан в назначенное время отправились посмотреть, что там такое углядели дети. Они вернулись в деревню потрясённые и засвидетельствовали увиденное чудо. Невероятная новость разнеслась по городам и весям. Люди начали приезжать со всей Португалии. Потом хлынул поток со всего мира. На третьем явлении присутствовало уже 5000 человек, на четвёртом 20 000, на пятом 40 000. Последний раз более 70 000 человек.

И что? Кто-нибудь помнит это? Более сотни тысяч человек видели явление своими глазами, и что? Ничего. Не прошло и 100 лет, как всё забылось. Сегодня об этом знают узкие специалисты и небольшой круг верующих.

Примечательна реакция СМИ. Если раньше писали «было явление», сегодня пишут «якобы было явление». Частица «якобы» стала обязательной, хотя явление видели сотни тысяч людей. С таким же успехом можно сказать про тунгусский метеорит — «якобы упал в тайге». Но нет, про метеорит так сказать нельзя, от его падения след остался. А про явление религиозного характера, свидетели которого умерли и доказательств, как с метеоритом, не осталось, можно говорить «якобы».

Добавки «якобы» достаточно для досужей публики, чтобы факт перенести в разряд мифов. Вроде как и прямого отрицания нет, но практика показывает: этой сомневающей частицы достаточно, чтобы в глазах людей настоящая информация выглядела выдумкой и даже ложью. В этом плане обыватели удивительно похожи на Буратино, которого кот Базилио и лиса Алиса учат: «Надо ещё сказать Крекс. Фекс. Пекс. Это главное».

Эту особенность современного общества хорошо иллюстрирует информация о башнях-«близнецах» в Америке, рухнувших 11 сентября 2001 года. Ведущие американские архитекторы и специалисты взрывного дела числом более сотни уверяют: обрушение «близнецов» методом террористической атаки невозможно по техническим причинам. Слова подтверждаются расчётами. Башни ВТЦ в принципе не могли обрушиться в результате теракта. Такое обрушение происходит только при плановом точечном минировании малыми зарядами по всему корпусу здания. Эта технология сноса строительных конструкций известна как контролируемый снос. Все расчёты в свободном доступе, их выдаст любая поисковая система. Значит, атака террористов лишь прикрытие и использование втёмную. Реальные заказчики — другие люди и другие силы.

Архитектор Ричард Гэйджем, член комиссии по расследованию катастрофы, говорит, что шок помешал рационально оценить случившееся: «Мы поверили в миф, что башни-„близнецы“ обрушились из-за самолётов. Теперь нам очевидно, имел место профессиональный демонтаж с использованием взрывчатки. Подобная операция требует сложной системы минирования. С учётом существовавшей в Торговом центре системы контроля и безопасности нельзя представить, что все эти работы могли беспрепятственно осуществить террористы. Так мы приходим к ужасному выводу: теракт мог быть „срежиссирован“ в правительственных кругах США».

Эту информацию осветили, но как? Добавили к ней «якобы» и низвели до очередной, 1001-й версии. Точные расчёты и якобы точные это две большие разницы. В итоге у обывателя в голове сложилось: здесь одни что-то говорят, там другие, где истина — непонятно. Но поскольку прямо и косвенно СМИ указывают на терроризм, большинство так и застыло на этой версии. Спросите любого: кто взорвал башни ВТЦ, и все скажут — террористы.

Примечательно, что в рядом стоящее здание самолёт не врезался. Однако оно точно так же аккуратно рухнуло в результате «террористической атаки». Если удивлённый обыватель спросит, почему оно рухнуло, средства массовой информации скажут — кругом террористы, всё рушится, некогда рассуждать, надо бороться…  Да и бюджет на борьбу с терроризмом уже утверждён.

А как же расчёты, спросите вы? А никак. Люди слепы и глухи, факты их не интересуют. Реальность определяют СМИ. Если факт неудобен и его невозможно оспорить, существует масса способов свести его на нет. Достаточно признать факт, добавив к нему «якобы», и всё — факт превратится в миф.

С одной стороны, факт. С другой стороны, внушение. Большинство предпочтёт внушение, навязанное через СМИ. Вопиющие противоречия не играют роли. Отсюда эмоциональная подача информации, тональность и частота повторений.

В Иудее произошло нечто многократно большее, чем фатимское чудо. Событие своей неординарностью вывело людей из тотальной пассивности, свойственной человеческой природе. Если 100 тысяч очевидцев фатимского явления не поколебали человеческой инертности, если миллионы сообщений о мифе терроризма не поколебали человеческой глупости, чем же является Воскресение, уже 2000 лет присутствующее в жизни человечества?

Значение элиты

Зафиксируем очевидное: в первые века никто не смог опровергнуть факт Воскресения, даже первосвященники. На стороне иудеев были вся возможная власть и весь ресурс. На стороне христианства не было ничего, кроме правды. Законы были против Его учения. Интересы правителей были против Его учения. Весь образ жизни мира был против. На этом фоне победа христианства выглядит абсолютной, полной и убедительной.

Христианство победило, имея неопровержимые факты. Фанатики ничего, кроме домыслов, не имели. Доподлинно известно: священники искали способ опровергнуть христианские доказательства. Они предприняли тщательное изучение гробницы и всех обстоятельств дела. В результате исследований обращение в христианство усилилось. В первые годы после Воскресения оно напоминало снежный ком.

Множество исследователей, столкнувшись с неопровержимыми фактами, оказались перед выбором: или лукавить, или принять Христа. Чем больше пытались разоблачить обман, тем сильнее росло число христиан. Люди, имевшие цель разоблачить христианство, вникали в суть дела и принимали христианство. Не было возможности не принять. Для этого требовалось обманывать себя и говорить на чёрное белое. За порогом христианства остались фанатики, игнорирующие факты.

До Воскресения за Христом следовало много как глубоких людей, так и простого народа, привлечённого чудесами и проповедью. После воскресения Христа в Царство Божие потянулась элита Израиля, увлекая за собой сначала жителей Иерусалима и окрестностей, и в итоге весь мир. Истину понёс новый хранитель. Часть избранного народа составила новый Израиль — Церковь.

Документы того времени свидетельствуют: власти были обескуражены. Первое время христиане не признают законов, противоречащих учению Христа. Это потом появятся христиане, которые будут признавать то, что им велят признавать. Когда иерархи Церкви будут говорить, что то или иное решение они приняли не по доброй воле, а под давлением власти, византийские императоры будут потешаться над ними, спрашивая, что они за христиане, если под давлением говорят на чёрное белое? Но это будет потом. Пока же христиане несгибаемы. Они готовы без понуждения платить подати и нести иные бремена, но не готовы признать верховного жреца Рима источником истины. Они предпочитают умереть за свои убеждения. Возникает угроза государственной идеологии.

Власти не понимали, как реагировать на такое поведение. Что делать с иудейской элитой, перешедшей в христианство. Традиционные средства, безотказно действовавшие хоть на элиту, хоть на простолюдинов, в новой ситуации оказывались бесполезными. Чем больше людей умирало под пытками, тем больше появлялось новых христиан. Случилось точно по словам Христа: «если пшеничное зерно, пав в землю, не умрёт, то останется одно; а если умрёт, то принесёт много плода» (Ин. 12, 24). Умножение христиан в течение трёх веков в таких условиях есть невероятное событие в истории человечества.

Фальсификаторы

До X века никто не мог поставить под сомнение факт исчезновения тела Христа. Любое возражение выглядело смешным. Когда свежесть события утрачивается, появляются фальшивки. Первые «документы», доказывающие факт «кражи», выплывают около X—XI века. Чем больше проходит времени, тем больше появляется «документов».

Разнообразие теорий невоскресения появилось сравнительно недавно. Немудрено: в те времена фальшивка была бы слишком очевидна. Новые версии отличаются от предыдущих смещением акцентов. С версии кражи акцент переносится на мысль, что Иисус не умирал, а был или в обмороке или подменён. Ранее факт смерти Христа не подвергался сомнению. Например, теория обморока возникает примерно в XVIII веке.

Закономерный вопрос: почему эту версию не выдвинули до X века? Потому что все древние записи подчёркивают факт смерти Иисуса. Потому что враги и друзья не сомневались в смерти Христа на кресте. Потому что это так же очевидно, как египетские пирамиды.

По прошествии почти двух тысячелетий рождается венец фальсификаций — утверждение о нереальности Христа. Это самая большая, простая и одновременно эффективная для широких масс ложь. Через утверждение, что Христа как реальной исторической личности не было, все нестыковки с ранее озвученными теориями снимаются. Если Иисус миф, нет смысла разбираться, воскрес Он или нет.

Есть масса ещё более одиозных версий, пытающихся с рациональных позиций объяснить историю, случившуюся 2000 лет назад в Иудее. Например, по одной версии население несколько лет пребывало в состоянии коллективной галлюцинации. Другая версия: между Христом с учениками и первосвященниками существовала договорённость о фальшивой казни, после которой Ему организовали «воскресение». Есть версия, будто Христа украли из пещеры инопланетяне, а потом демонстрировали наивным землянам голограмму, которую все приняли за живого Христа.

Все эти версии мы не рассматриваем в силу их слишком очевидной глупости. Мы сделали акцент на основных моментах истории казни и событий после казни и пришли к выводу, что нет рационального объяснения воскрешению Христа. Мы имеем дело с иррациональным событием, противоречащим физическим законам.

Добросовестные учёные

Тело Христа исчезло при невероятных обстоятельствах, и этому нужно дать хоть какое-то объяснение. Учёные, не склонные верить в мифические истории, вскормленные на теории эволюции и атеизма, исследуют ситуацию принятыми в науке методами, чтобы раз и навсегда поставить точку. Пытаясь доказать абсурдность воскресения Христа, помимо воли они приходят к обратному выводу: Христос воскрес. Случился факт Воскресения вопреки всем законам. Этот вывод потрясает людей и заставляет менять мировоззрение.

Примечательна попытка британского учёного Фрэнка Моррисона, в начале XIX века решившего написать книгу «Кто отодвинул камень?». Его целью было разоблачить христианство с научной точки зрения. Свои усилия он сконцентрировал на краеугольном камне христианской веры — воскресении Христа. Он не собирался признавать в качестве доказательств ничего, что не соответствует современным судебным требованиям и противоречит научному методу оценки доказательств. С этими намерениями и приступил к изучению вопроса.

Погрузившись в тему, он пришёл к выводу: Христос воскрес из мёртвых. Вопреки всем законам. Воскрес не аллегорически, а в прямом смысле, физически. Учёный испытал шок и написал другую книгу: «Книга, которая так и не была написана», где свидетельствует о факте воскресения Христа как о научном и судебно доказуемом.

Невозможно отрицать дополняющие и подтверждающие друг друга документы, факты и свидетельства — цепочка совпадений слишком убедительна. Верховный судья Англии лорд Линдхерст (1772—1863) говорил, что факты воскресения Христа отвечают общепринятым правилам, по которым надёжные свидетельства отличаются от ненадёжных. Он долгие годы изучал историю других времён и привык исследовать подобные дела. И в итоге он пишет: «Я отлично знаю цену доказательствам, и могу сказать вам, что таких свидетельств, какие имеются воскресению Христа, никому ещё не удалось опровергнуть».

В 1846 году профессор права Гринлиф в Гарварде, специалист по определению достоверности доказательств, написал книгу «Исследование свидетельств четырёх евангелистов в соответствии с правилами судебных доказательств». Он пишет: «Апостолы проповедовали, Христос воскрес из мёртвых. Через веру в Него и раскаяние в грехах можно спастись. Они держались этого учения единогласно, повсеместно, несмотря на все противодействия, перед лицом самых отталкивающих заблуждений, которые можно представить человеку».

Сейчас ни один университет мира не может похвастаться исследованиями в этой области. Это говорит не о малости темы, а о состоянии мира. Человечество сконцентрировало свои таланты на мелочах. Рассматривая через микроскоп мир, оно не видит мира. Все, беспристрастно погружавшиеся в тему, признавали миф атеизма и факт Воскресения. Таких работ в открытом доступе великое множество. Вопрос не в недостатке фактов, а в нежелании людей осмыслить материал и составить мнение о христианстве. Люди привыкли довольствоваться околонаучными шаблонами и потому пребывают в плену атеистических мифов, в которые верят слепо и бездоказательно.

Если бы христианство требовалось принимать на веру, такое учение было бы религией неграмотных бабушек. Оно бы ушло в одно поколение, не оставив следа. Точнее, сошло бы на нет сразу после смерти Учителя. Но христианство выжило и выросло в самых неблагоприятных условиях.

Заключение

Объективная оценка произошедшего события заставляет признать: ни одна версия неправдоподобна. Единственно реальным фактом, равно как и самым невероятным в человеческой истории, остаётся факт Воскресения. Этот факт не объясняется рационально. Вопреки физическим законам в гробнице Иисуса Христа произошло сверхъестественное событие.

Иисус умер в пятницу, воскрес в третий день, в воскресение. «Видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили» (Ин. 19, 35). Фразу «Христос воскрес» и ответ «Воистину воскрес» родил факт Воскресения, остающийся несомненным для каждого, кто потрудится составить о нём собственное мнение.

Христос воскрес! Воистину воскрес!

Часть ЧЕТВЁРТАЯ

СУЩНОСТИ

Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моём, как и Я победил и сел с Отцем Моим на престоле Его.

(Откр. 3, 21)

Глава 1
Церковь — тело Христово

Более 2000 лет назад в атмосфере недавнего чуда апостолы начинают проповедь Благой Вести. На 50-й день после воскресения Христа на апостолов сходят языки пламени. В мире появляется Церковь.

Во враждебном иудейском и языческом окружении множатся христианские общины. В них собираются люди, уверовавшие, что Христос есть Сын Божий, пришедший взять на себя грехи человечества и указать путь к жизни вечной и спасению. Христиане соблюдают заповеди Христа — не воруют, не обманывают, не блудят. Формируется субкультура, которой не нужны полиция и контроль. Все эти функции выполняет совесть.

Верующий во Христа своей верой как бы прицепляется к Его одеждам, и Бог тащит его за Собой, не давая застрять в земных искушениях. После физической смерти душа человека протаскивается Богом через ад и поднимается в рай. После распятия Христос три дня был в аду, победил смерть и указал людям дорогу в жизнь вечную. Всё, что им для этого нужно сделать — войти в тело Христово (Церковь). «Вцепиться» в её «одежды», чтобы из жизни временной иметь возможность перейти в вечное блаженство.

Следовать этому совету можно, если есть понимание Церкви и Бога. Если такого понимания нет, неизбежно уклонение с истинного пути, творение себе кумиров и обожествление того, что Богом не является (повторение пути Израиля, поставившего творение Бога, Закон, сначала вровень с Богом, а потом и выше Бога).

Чтобы избежать такой участи, разберёмся, что есть Церковь. Это тело Бога. Исходя из бесконечности и безначальности Творца, мы приходим к выводу о тех же параметрах Церкви. Она не была однажды сотворена. Тело Христа было до сотворения мира. Но в мире она проявилась только с приходом Христа.

Мы не можем представить Бога и потому не в силах вообразить, что есть тело Бога. Мы только осознаём: это мистическое тело. Чтобы избежать намёка на многобожие, признаем: Церковь — не часть Бога и не одно из Лиц Троицы. Это именно тело, но что это такое, то не удаётся ухватить человеческими словами, как с «дыханием жизни». Умножение определений скорее уводит от понимания, чем приближает к нему.

Церковь есть одно из проявлений Бога, приходившего на землю видимым образом несколько раз. В виде Троицы (три ангела, явившиеся к Аврааму), в виде Огня (терновый куст — Неопалимая Купина), в виде Облака (путешествие Израиля по пустыне). 2000 лет назад Бог пришёл в виде Иисуса Христа и Его тела — Церкви.

Христос открыл доступ людям в Своё тело, а самых прочных положил в основание: «ты — Пётр, и на сем камне Я создам Церковь Мою». (Мф.16, 18). В мистическое тело начинают входить люди, из которых возникает земная организация. Совокупность тела Христова и прилепившихся к нему людей образует богочеловеческий организм, состоящий как бы из двух частей. Первая часть организма — Церковь мистическая (тело Христово). Вторая часть организма — церковь земная (организация из людей).

Церковь — это прямая связь с Богом. Храм — площадка для лучшей связи с Богом. Через Церковь лежит путь к вечной жизни. Вне Церкви нет спасения. Она непорочна, как непорочен Бог. Это сообщество святых и дверь в высший мир. Нахождение человека в Церкви возможно при его абсолютной чистоте. Если чистота утрачивалась, человек переставал быть членом Церкви. Но через покаяние он мог избавиться от греха и вернуться в Церковь.

Человек представляется в виде ёмкости, куда заливается благодать. Грех — дырка в ёмкости. Как только человек «продырявился», благодать из него вытекает, и он перестаёт быть членом Церкви. «Прорехи» для грешного человека, природа которого повреждена первородным грехом, неизбежны.

Вокруг непорочной Церкви возникает круг выпавших из неё людей, перед которыми две перспективы. Первая: каяться и возвращаться в Церковь. Вторая: выпадать во внешний мир язычников, к «обезьянам в костюмах», не имеющих понятия Бога, сосредоточенных на достижении земных удовольствий.

Схематично наш мир можно изобразить в виде трёх концентрических кругов. В центре расположена Церковь с большой буквы — тело Христово и вокруг святые. Второй круг — сообщество согрешивших (церковь как человеческая организация со всеми своими страстями и прегрешениями). Третий круг — языческий и безбожный мир. Между первым и вторым кругом, равно как и между вторым и третьим, постоянно идёт переток.

Люди из третьего круга заходят во второй и потом в первый. Они принимают Христа и становятся членами Церкви. В силу повреждённой человеческой природы люди прегрешают и выпадают во второй круг. Но, имея стремление в Царство Божие, они каются и возвращаются в Церковь. Потом природа берёт своё, они снова грешат, выпадают во второй круг, снова каются, возвращаются, и так постоянно. Церковь в целом есть богочеловеческий организм, сообщество святых и грешников, где худшие под воздействием лучших становятся лучше. Но сама Церковь непорочна.

Чтобы вообразить непорочную Церковь, представьте настоящих христиан на земле, а на небе солнце. Каждого искренне верующего человека с солнцем связывает луч света. Как только человек согрешает, связующий луч обрывается, и он погружается во тьму греха. Но если согрешивший раскаивается, связь восстанавливается.

Непорочность — неустранимое свойство небесной Церкви, делающей своих земных членов лучше. Соотношение Церкви и церкви было в пользу сообщества святых. Первые христиане были людьми высшего состояния духа, чем заражали окружающих из второго и даже третьего круга.

С начала IV века, когда христианство становится государственной религией, эта пропорция начинает меняться в пользу церкви с маленькой буквы. До IV века толщина второго круга относительно первого (непорочной Церкви), образно говоря, была 1/10 в пользу Церкви. С момента, когда христианство становится господствующей религией, второй круг начинает нарастать, пропорция начинает меняться. Пройдёт время, и будет 10/1 в пользу церкви с малой буквы. Непорочная Церковь какой была, такой и осталась. Пропорция нарушилась в обратную сторону за счёт появления христиан нового толка.

Учитель церкви IV века Григорий Богослов пишет: «Было время, когда сие великое тело Христово было народом совершенным, а что ныне — смешно то видеть. Всем отверст вход в незапертую дверь… Приходите сюда утучневшие, винопийцы, одевающиеся пышно, обидчики, снедающие народ, льстецы перед сильными, двоедушные, рабы переменчивого времени — приходите смело: для всех широкий престол».

Иоанн Златоуст свидетельствует: «Если бы кто со стороны пришёл к нам и хорошо узнал и заповеди Христовы и расстройство нашей жизни, то не знаю, каких бы ещё мог он представить себе других врагов Христа хуже нас; потому что мы идём такой дорогою, как будто решились идти против заповедей Его!».

Церковь была подобна кораблю, к днищу которого 16 столетий налипали «ракушки» (христианствующие язычники). До IV века Церковь умела очищаться от них, сохраняя пропорцию в пользу настоящих христиан. Но с определённого момента «ракушки» начали прирастать так быстро, что Церковь не успевала избавляться от непрошенных пассажиров. Вокруг церкви вырос целый остров «ракушек». На нём возникли «поселения», позиционирующие себя церковью. Попытка отделить налипшие «ракушки» от корабля-церкви натыкается на жесточайшее сопротивление «ракушечников». Чем их больше, тем сопротивление сильнее.

В земное тело церкви, подобно вошам (помните, мы так назвали Волков в Овечьей Шкуре), пробираются политики, завхозы и коммерсанты в рясах. Они закрепляются на ключевых местах и начинают подтягивать своих, выдавливая тех, кто понимает христианское учение как практическое руководство к действию. Очень скоро христианские идеалы начинают пониматься абстракцией, не имеющей отношения к практической деятельности. Это хорошо заметно на примере католичества.

В XII—XIII веке Франциск Ассизский решил воскресить на практике идеалы первых христиан. Он проповедовал максимальный отказ от мира, от имущества, жизнь на труд рук своих или на пожертвование (подаяние). Священноначалие того времени в штыки восприняло его инициативу. Католические монахи (епископы) воспринимали свои обеты пустой формальностью. На фоне их жизни, когда они говорили о бедности, но жили в роскоши, Франциск был бельмом на глазу, живым укором и обличением. Они непременно обвинили бы его в ереси и сожгли. Франциска спасла личная дружба с папой Григорием IX.

Франциск однажды проезжал мимо прокажённого, и внезапный порыв любви заставил его остановиться около него и поцеловать. С этого момента он отказывается от богатства и начинает жить как первые христиане. Он не обнаруживал превосходства по отношению к самым дурным людям, выполняя заповедь «не суди». Он на равных общался с бедняками и грешниками, лично ухаживал за прокажёнными. Со стороны было похоже, он делает это не столько ради личного спасения, сколько из любви к людям (возлюби ближнего). Франциск был своим не только среди святых, но и среди грешников.

Когда Франциск умер, его преемник решил не выделяться. Предав забвению все обеты, он погряз в роскоши. «Фактическим итогом жизни св. Франциска явилось создание ещё одного богатого и развращённого ордена, усиление мощи иерархии и облегчение преследования всех, кто выделялся нравственной чистотой» (Б. Рассел. «История западной философии»).

* * *

На сегодняшний день нужно отбить «ракушки» от «корабля», отделить от Церкви «ракушечный остров» с населяющими его «ракушечниками». Для этого нужно создать условия, при которых начнётся самоочищение Церкви и восстановление её мощи.

Мы затрагиваем очень сложные вопросы. При их обсуждении неизбежны споры, разногласия. Можно заранее предположить: большинство будет искать не способ понять, где правда, где ложь, а отстаивать привычные шаблоны. Как быть?

Последуем совету апостола Павла: «Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» (1Кор. 11, 19). Разномыслие не является грехом. Мы не святые, чтобы быть безгрешными. А раз так, нужно искать понимание. Христианство не слепая, а осознанная вера. Чем больше мы будем понимать, тем полнее будет наша вера, тем меньше шансов превратиться ей в суеверие или разновидность язычества. Не сотворим себе кумиров.

Глава 2
Государство

Что такое государство? В энциклопедиях, учебниках политологии, социологии и прочих вразумительного ответа нет. Официальное определение государства, которое там можно найти, никуда нас не продвинет.

Социальная конструкция, именуемая государством, возникла из стремления людей к самосохранению. Стремление к объединению породило общину, город, государство. Всё это звенья одной цепи, продолжение первичного импульса, следующего из природы человека — инстинкта жизни. Чем крепче конструкция, тем выше безопасность каждого члена этой конструкции. Прочность зависит от количества и качества собранных ресурсов. Если носителями ресурсов являются люди, получаем: чем больше людей объединятся, тем в большей безопасности они окажутся.

Идея личной безопасности может объединить ограниченное число людей. 100 человек могут объединиться на основе родственных уз. 100 тысяч человек, даже если они все родственники, родственностью не свяжешь. Они будут стремиться к безопасности, но поскольку понятие блага у всех не может быть одинаковое, неизбежен конфликт. Конструкция, части которой вступили между собой в конфликт, распадётся до естественного размера.

Большие социальные конструкции возникают вокруг больших идей. Большие идеи рождаются из большого знания. Вопрос не в том, насколько правильно имеющееся знание, вопрос в его масштабе. «Турист… имеет перед своим взором более широкую перспективу и может составить общее представление о местности, в то время как профессиональный шахтёр видит только забой, в котором он работает» (Л. Гарт. «Стратегия непрямых действий»).

Самое большое знание, максимум, на который человек может претендовать, это знание видимого и невидимого мира. Знание природы (физики) и знание за рамками природы (метафизики) — цельное. Из него выводится большая идея, определяющая смысл жизни человека. Цель, лежащая за рамками мира, может быть принята всеми, потому что не касается текущей жизни. Из-за отсутствия разногласий возникает потенциал объединить максимум народа. Это образует максимум ресурсов и в итоге максимальную безопасность.

Создание большой структуры начинается с высшей идеи. Если её удаётся донести до большого количества людей, они начинают объединяться, в первую очередь ресурсами. Это позволяет приобрести (изготовить или отнять) новые материальные ресурсы. Складывается система, именуемая государством, в рамках которого вопрос выживания в примитивном смысле снимается. Люди защищены от голода, холода и прочих опасностей, характерных для не защищённого системой человека.

Со временем идея попадает в зависимость государству. Если его не будет — не будет возможности содержать храмы и приносить жертвы. Сохранить государство можно, если постоянно увеличивать его экономическую и политическую мощь. Чем больше государство преуспевает в приобретении мощи, тем больше попадает в зависимость от экономики и политики.

Принципиальный момент: при рождении государства люди объединялись вокруг мировоззренческой цели. В условиях, когда система зависит от количества золота и качества меча, акценты меняются. Первичным становится не выполнение указаний божеств, как сказали бы современные историки, а обретение земной мощи. Логика подталкивает к выводу: если не будет мощи, не будет возможности служить божеству.

Начинаются структурные изменения. Верхушка государства закономерно наполняется людьми, способными решать сиюминутные вопросы политического и экономического характера. Человека поднимает на вершину власти способность обрести материальную мощь. Мировоззрение, выходящее за политические горизонты, оказывается помехой.

Служение высшей цели отходит на второй план. Государство начинает пониматься не как инструмент достижения высшей цели, а как самоцель. Если вчера государство понималось инструментом служения божествам, теперь наоборот — государство само становится чем-то вроде божества. Религиозная идея и возникший вокруг неё культ переходят в разряд инструментов, посредством которых государство достигает своих целей. С этого момента войны в религиозных целях, которые вели языческие государства, прекращаются. Война обретёт экономический смысл. Если бы цивилизация ацтеков не была уничтожена, в своём развитии она пришла бы к войнам не ради человеческого материала для жертв, а ради рабочей силы.

Когда государство становится божеством, его голова (правитель) тоже обожествляется. Теперь это минимум верховный жрец, максимум — воплощённый бог. В процессе эволюции правитель стягивает на себя божественность. После накопления критической массы «божественности» он приобретает статус самостоятельного божества. Государство снова становится инструментом, служащим божеству, сидящему на троне. Однажды божественность правителя достигает уровня, выходящего за возможности человеческой критики. В начале процесса обожествления от сидящего на троне требовались определённые таланты. В конце процесса хватало одной «божественности».

Следующий этап: реализуется родительский инстинкт (здесь можно увидеть инстинкт самосохранения: родители хотят устроить детей, усматривая в этом своё благо). Божественность наследуется. Не важно, какие у тебя таланты, важно, какие у тебя родители. Если они имеют божественный статус, дети его наследуют. Земные божества рождают новые божества. Они как боги на Олимпе, от них не могут родиться люди, от них рождаются божества. Сын или дочь императора по факту рождения выше простого человека.

Подобное притягивает подобное. Вокруг «божества» формируется соответствующая элита, выполняющая функцию «младшего божества». Дети элиты наследуют этот статус вне зависимости от своих качеств.

По теории вероятности большинство «божеств», рождённых от правителя и придворных, заурядные люди. Очень редко во дворце появляется человек большого таланта. В основном это обыватели с соответствующим набором целей. Но это уже ни на что не влияет. Власть посредственности на троне и окружающей её элиты, таких же посредственностей, воспринимается вся как божественная. Официальная пропагандистская машина использует все средства, чтобы внушить: само небо дало власть этой прослойке людей.

Здесь тонкий момент: власть понимается божественной не как явление, продолжение небесной иерархии на земле. Божественность усматривается во власти конкретного человека. Считается — именно он и есть божественный избранник, именно его Бог выбрал проводником своей воли.

Постепенно власть наполняют породистые простолюдины, дети императора и придворной элиты. Совокупность их интересов составляет усреднённый идейный вектор государства. Единая высшая цель государства распыляется на ряд личных целей. Каждый имеет свою цель и считает её главной. Бытовые стремления становятся чем-то вроде идолов, служению которым человек посвящает жизнь. Каждый теперь как бы сам себе жрец. По факту совокупность бытовых идей образует новое служение. Государство, народ и элита становятся инструментами, обслуживающими мамону. С этого момента государственная конструкция, утратив связующий элемент (идею), начинает расползаться, а общество атомизируется и рассыпается в прах.

Эволюция государства выражается в такой последовательности:

Первый этап. Первичный импульс задают инстинкт самосохранения и цель, выведенная из большого знания. Вокруг большой цели накручивается большая структура — государство. На этом этапе оно — инструмент служения языческим божествам (наиболее яркий пример — ацтеки).

Второй этап. Когда служение высшей цели оказывается в зависимости от государства, а само государство зависит от золота и меча, приоритеты меняются. Государство из инструмента служения божеству само превращается в божество. Свергнутое божество становится инструментом, работающим на укрепление мощи государства.

Третий этап. Развитие государства приводит к обожествлению правителя. Далее обожествляются его родственники и ближайшее окружение. Голова государства-божества стягивает на себя статус государства. Правитель превращается в самостоятельное божество, понимающее государство и религию инструментом для своих целей.

Последний этап. Элиту наполняют породистые простолюдины, не способные мыслить в должном масштабе. Формально они управляют государством, но фактически своими мелкими интересами порождают новое божество, мамону, которое пожирает государство.

Заметьте: раньше до последнего этапа государство не доходило. Оно слабело в конце третьего этапа и поглощалось соседями. Сегодня научно-технический прогресс породил искусственную ситуацию, в которой разложение и подчинение мамоне продолжаются.

Глава 3
Противоречие

Если природа церкви соединяется с природой государства, на стыке копится негатив. Возникает новообразование — государственная религия. Внешне это напоминает религию, но внутри имеет другую природу.

Вскоре появляются политики и дельцы в рясах, позиционирующие себя церковью, но фактически это другое. У них есть формальное осознание своей греховности, но нет стремления стать чистыми. Они говорят правильные слова, но поступают вопреки им. Христианство для них становится политическим и экономическим инструментом. Это раскалывает единую церковь на множество национальных и государственных церквей.

Начинается обмирщение церкви, что в отдельных случаях приведёт к утрате благодати и выхолащиванию христианства. Теперь его понимают не стремлением ко Христу, а стремлением к абстрактному понятию «быть хорошим человеком». Со стороны кажется, здесь нет зла. В реальности под этой маской в мир вползает новое явление. Начинает утверждаться мысль: хорошим человеком можно быть и без Христа.

Общество оказывается в положении путников, от которых скрылись звёзды, и они не могут ориентироваться в пространстве. Эти люди правильно рассуждают, как например, русские масоны, но в их правде нет Христа, и она перестаёт быть правдой. Истина, в которой нет Бога, гарантированно превращается в ложь, как бы умно она ни звучала.

Современный человек, стремящийся быть хорошим, но не имеющий понятия, что есть хорошо в абсолютном смысле, является образцом христианина без Христа. По мере удаления от Церкви он скоро перестаёт понимать, что вообще означают Церковь и христианство. Постепенно эти понятия деформируются миром на свой лад. То, что вчера считалось смертельным грехом с позиции христиан без Христа (просто хороших людей), теперь понимается невинным развлечением и детской шалостью. В итоге глыба человечества начинает плавный поворот в постмодернизм и сатанизм.

Любая религия зовёт к достижению высших целей. Любое государство зовёт к достижению материальных целей. Эти цели не просто разные, они противоположные. Противоречия любой религии с любым государством неустранимы, потому что являются следствием разной природы. Чтобы снять противоречия, нужно соединить религию и государство. Это грозит опасностью превратить государство в божество, где объектом религиозного поклонения будет само государство и его цели. Так раньше и было, но с появлением христианства, отказывающегося признать цели государства высшими, возникает неустранимый конфликт.

Церковь ориентирована на духовное, но в принципе не возражает против материального благополучия. Государство ориентировано на материальное, но в принципе не возражает против духовного. Вопрос встаёт ребром, когда нужно отречься от одного, чтобы достичь другого.

Церковь всегда будет считать высшей целью спасение души. Государство всегда будет считать высшей целью умножение мощи страны. Стоит любому институту уклониться от своей цели, как он исчезает. Нельзя представить церковь, в первую очередь стремящуюся к земным целям, как нельзя представить государство, стремящееся к небесным целям. Церковь всегда «работает» на Небо. Государство всегда «работает» на себя. Идеально, если умножение мощи государства ведёт к спасению души, а спасение души — к умножению государственной мощи. Но на практике этот идеал недостижим в рамках одной глобальной системы (не важно, Церкви или Государства).

В качестве наглядного примера возьмём наше время. Чтобы государство было сильным, в первую очередь нужна сильная экономика. Это напрямую связано с потребительской активностью граждан, которая, в свою очередь, является прямым следствием мировоззрения. Высший смысл жизни выводится исключительно из мировоззрения. От того, как человек понимает мир, зависит иерархия его ценностей.

Чтобы человек много потреблял, он должен видеть в этом высший смысл жизни. Только тогда он отдаст себя этому делу всего и без остатка, и только тогда экономика начнёт развиваться должным образом. Исповедуя учение материализма, когда «живём один раз», и если так, то «бери от жизни всё», человек начинает видеть в потреблении смысл жизни.

Если человек исповедует христианское понимание мира, он при всём желании не может видеть высший смысл жизни в потреблении. Следовательно, не станет таким же активным потребителем. Как следствие, экономика не может развиваться должным образом.

Рассматривая в таком масштабе причинно-следственную связь, мы видим: государство может быть по-настоящему сильным, если его граждане исповедуют материалистическое мировоззрение. Они могут быть сколько угодно верующими, но в их шкале ценностей над небесными целями должны доминировать земные. Проще говоря, если встанет выбор между Христом и Родиной, они должны выбрать Родину. В этом заинтересовано любое государство, независимо от его религиозного позиционирования.

Попытка выйти из этой вилки с помощью формулы «служение Богу через служение Родине» не более чем оправдание. Никто не может служить двум господам, особенно если господа имеют разные цели. Неизбежно человек будет подчиняться тому, кого считает сильнее, одновременно, на всякий случай, оправдывая своё поведение в глазах того, кого считает слабее.

Практика показывает: большинство будет служить государству. Но само государство заинтересовано представить это служение не просто как стремление к мощи, а как служение высшим целям. Отсутствие высших ценностей ведёт к разложению и в итоге к ослаблению страны. Чтобы избежать такого эффекта, государству необходима карманная религия, которая помогала бы оправдывать государственные цели с религиозных позиций, сдерживая население от чрезмерного развращения.

В современной системе здесь тупик. Чтобы государство было мощным, оно должно соответствовать современному уровню экономики. Для этого ему нужно раскачивать потребление, что требует культивировать материализм. Но так как материализм ведёт к развращению, государство оказывается перед безальтернативным выбором: направо пойдёшь — от разложения умрёшь, налево пойдёшь — от экономической немощи сгинешь.

Государство выбирает компромиссный путь между материализмом и метафизикой. Это замедляет приближение к смерти, но не отменяет её. Современное общество интуитивно чувствует приближающийся ужас. Оно как кролик перед удавом, пищит от ужаса, но лезет в ужас.

Государство пытается использовать церковь в качестве тормоза через превращение её в «церковное министерство». Церковь худо-бедно выполняет свою функцию, заполняясь выходцами из потребительского общества. Когда критическую массу начинают составлять священники, по-настоящему ни во что не верящие, суть обыватели в рясах, сдерживающий фактор исчезает. Движение в пропасть приобретает мощное ускорение.

Современное общество, достигшее критического разложения, тем не менее, не исчезает, как, например, древний Рим. Прогресс создал новую ситуацию, где ему позволительно очень долго гнить. Возникают невиданные продукты гниения, которые однажды должны трансформироваться во что-то принципиально новое, чего ещё не знало человечество.

Глава 4
Причина гонения

Прежде чем продолжить размышление, поищем ответ на один из ключевых вопросов: почему первые христиане были жестоко гонимы государством и обществом? Если поверхностно оценивать ситуацию, её смысл легко топится в общих словах типа «Рим гнал христиан, потому что не любил их» и далее в том же духе. Но Рим вообще был далёк от любви к кому бы то ни было. Перефразируя позицию Англии, у Рима нет любви, у Рима есть интересы.

Рим был административной машиной, работающей на умножение своего земного могущества. Он завоёвывал новые земли исключительно с целью получения новых доходов. Меч добывал золото, чтобы умножить меч, который добудет новое золото. Не известно ни одного случая, чтобы Рим из любви/нелюбви к кому-то отказался от источника дохода, не говоря уже о такой крайности, как превращение статьи дохода в статью расхода (гонения стоят денег).

В отношении христиан Рим занимает не свойственную ему позицию. Он превращает христиан, исправно платящих налоги, из источника дохода в статью расхода. Из всех возможных причин, способных заставить Рим пойти на столь нетипичный шаг, вырисовывается одна — угроза существованию империи. Само по себе это необычно. Как простые люди могли угрожать железному Риму, сокрушавшему целые империи? Это действительно трудно понять. Но элита видела то, чего не видит простой человек: христианство уничтожает основу могущества Рима. Внешне безобидное явление представляло смертельную угрозу мировой империи древности.

Конфликт Рима и христиан не в отрицании Христа. Рим никогда не отрицал христианского Бога. Более того, он оставил в пантеоне место неведомому Богу. Единственное, чего Рим требовал от христиан: признать религиозный приоритет императора, являвшегося верховным жрецом.

Из этого следовали остальные требования, в том числе поклонение императору и принесение жертв официальным божествам. Но главным было признать духовный приоритет императора-жреца. Признать, что только он вправе узаконить или запретить любой обряд, определять понятие ереси и истины. И при этом императору ни с кем не нужно согласовывать своё решение. Действия императора должны быть в недосягаемой для критики области.

Идея о божественности императора являлась стержнем, на котором крепилась вся конструкция государства. Отрицание императора в качестве верховного жреца империи разрушало всю государственную систему. Если император отрицался как высшая духовная власть, конструкция рассыпалась как карточный домик. Он не мог формировать установки, на которых строились законы империи, не мог задавать стратегическое направление.

Отрицание божественного статуса императора превращало его из правителя в завхоза, чьи задачи не выходят за рамки экономики и текущей политики, что суть продолжение экономики. Глобально это означало сдачу власти тому, кто будет определять, что есть истина и магистрали развития.

Христиане повели себя в высшей степени странно. Они полностью признавали приоритет императора в государственных и материальных вопросах. Они исправно платили налоги, не бунтовали, призывали к послушанию властям и прочее. Но при этом они полностью отрицали право императора быть верховным судьёй в духовных вопросах.

Рим понимал: никакое усиление экономики не может сохранить систему, если её основание рушится. Из ситуации было два выхода. Первый: заставить христиан признать религиозный приоритет императора. В противном случае ничего не оставалось, как уничтожить христианство физически. Если и это не удавалось, смерть грозила Риму.

Если бы христиане признали религиозный приоритет цезаря (верховного жреца), Рим оставил бы их в покое. Ради сохранения христиан в качестве налогооблагаемой базы он не стал бы их принуждать к языческому ритуалу типа поклонения императору. Рим прекрасно понимал: обряд вторичен. Главное — духовное признание. Церковь тоже понимала: такое признание означает её духовную смерть. Оказавшись перед выбором физической или духовной смерти, христиане выбирают физическую.

Почему Рим христиан гнал, а иудеев нет? Почему не превратил Иудею из статьи дохода в статью расхода? Разве в иудаизме не было аналогичной опасности? Иудеи тоже в бескомпромиссной форме отказывались признать религиозный приоритет императора. Нельзя представить языческого императора председателем на собрании Синедриона, равно как и на собрании христиан. Но почему Рим иудеев не гнал, а собирал с них налоги, а христиан гнал, расходуя на это бюджет государства?

Иудаизм был ограничен биологией. Полноценным иудеем, способным стать священником, мог быть только еврей по крови из потомков Аарона. Простой еврей, не говоря уже о полукровке или человеке другой национальности, не поднимется выше рядового верующего. Закон отделял верно рождённого иудея от прозелита (язычника, принявшего иудаизм). Между иудеями-евреями и иудеями другой национальности (или полукровками) лежит пропасть, перешагнуть которую невозможно.

Ограничение биологией означало: иудаизм не может выйти за границы Израиля, то есть не может распространиться на всю империю. Христианство не имело биологических ограничений и потенциально могло распространиться не только на всю империю, но и вместить в себя всё человечество.

Одно дело, когда малая часть империи отказывается признать императора верховным жрецом (зато платит налоги). Другое дело, когда отказ распространяется на всю империю. Римская власть не сразу поняла характер и масштаб угрозы. Первое время Рим равнодушно взирал на христианство, видя в нём разновидность иудаизма. Разгоравшиеся противоречия между иудаизмом и христианством он принимал за внутри-иудейский скандал, спокойно собирая налоги с тех и других, не вдаваясь в тонкости конфликта. Но проходит время, и Рим сознаёт отличие иудаизма от христианства и опасность последнего.

Не сумев склонить христиан к признанию приоритета верховного жреца, Рим принимает решение уничтожить христианство. Сначала он пытается справиться с опасностью силами иудеев и языческого населения. Власть поощряет гонения, инициирует и поддерживает самые чудовищные слухи о христианах, закрывая глаза на уголовные преступления против них.

Всякого рода сброд, видя в христианах лёгкую добычу, начинает их грабить и убивать. Но христиане и в этих условиях демонстрируют невероятные показатели. Церковь продолжает расти, но не за счёт компромиссов, как будет впоследствии, а за счёт высочайшей принципиальности в вопросах Веры. Христиане продолжают отрицать претензию императора на приоритет.

Рим, не видя результата, объявляет гонения на христиан государственным делом. И терпит фиаско. Ещё недавно все были уверены: языческая мощь с её изощрёнными пытками и казнями может любого в бараний рог согнуть. И вдруг она оказалась беспомощна. Безотказно действовавшие инструменты не работали. На месте одного замученного возникало десять верующих во Христа. Причём, зачастую палачи, поражённые мужеством и несгибаемостью своих жертв, вслед за ними принимали христианство и шли на муки.

Христиане не боялись мучений и смерти. Их бесстрашие восхищало мир и раздражало власть. Политическая элита растерялась и прибегла к последнему средству — привлечению к борьбе языческих мудрецов. Поначалу те не видят в христианстве цельной системы и отказываются признать его учением. Раз это не системное учение, значит, хаотичный набор суеверий. Но остаётся открытым вопрос: как набор суеверий и басен структурируется в систему?

Самые ярые противники христианства не могли упрекнуть людей, демонстрирующих ясность и глубину мысли, в том, что они умирают за выдумки и набор нелепиц. Христианство давало повод задуматься: в мир пришло что-то новое, необъятное, необычное.

Представьте: в наше время существует группа, членов которой мучают и убивают, устраивая вокруг этого публичные зрелища. На смену убитым и замученным приходят другие, поколение сменяет поколение, и так 300 лет. Наблюдай мы сегодня такую картину, вряд ли у кого язык повернётся сказать, что эти люди умирают, потому что они тёмные и глупые. Напротив, к явлению возник бы неподдельный интерес, в первую очередь со стороны глубоких и неординарных людей. Именно это произошло с христианством.

Этот момент описывает бывший язычник Августин. Он заинтересовался, что же такое христианство, вокруг которого так много разговоров, и в итоге уверовал. «Итак, я решил внимательно заняться Священным Писанием и посмотреть, что это такое. И вот я вижу нечто для гордецов непонятное, для детей тёмное; здание, окутанное тайной, с низким входом; оно становится тем выше, чем дальше ты продвигаешься. Я не был в состоянии ни войти в него, ни наклонить голову, чтобы продвигаться дальше. Эти слова мои не соответствуют тому чувству, которое я испытал, взявшись за Писание: оно показалось мне недостойным даже сравнения с достоинством цицеронова стиля. Моя кичливость не мирилась с его простотой; моё остроумие не проникало в его сердцевину. Оно обладает как раз свойством раскрываться по мере того, как растёт ребёнок-читатель, но я презирал ребяческое состояние, и надутый спесью, казался себе взрослым» (св. Августин. «Исповедь»).

Учение Христа было не просто всеобъемлющим и стройным. Можно найти множество философских учений, с позиции человеческой логики не менее стройных. Проблема в том, что их носители не живут сообразно своим учениям. Приверженец, например, солипсизма (учение о мире как об иллюзии) в философских диспутах будет отстаивать принципы своего учения, но в реальной жизни руководствоваться установками, вытекающими совсем из другого мировоззрения, которого он даже не сознаёт.

Христианство побуждало людей жить сообразно вере. Подобно гигантскому магниту, Церковь притягивала элиту ума и духа. Христианство как таран последовательно и методично разбивало древний мир. Самая великая структура древности оказалась в положении жителей осаждённого города, стены которого рушатся под напором новой силы.

Главная проблема — Рим не смог заставить глубоких людей отвернуться от христианства. Технология, работающая на массу, никогда не работает на элиту. Иначе миром можно было бы управлять не с помощью идей, а эмоциями и «морковками». Стратегическое направление задают думающие цельные люди, а на них в глобальном смысле влияют только идеи.

В ситуации мировоззренческого противостояния нельзя силой справиться с идеей. Это всё равно что из пушки стрелять по радиоволнам. Здесь нужны принципиально иные инструменты, которыми Рим не располагал. Противостоять наступлению христианского учения могло другое, более мощное учение. Но у Рима его не было.

Глава 5
Византия

В борьбе с христианством Рим проиграл. Некогда могущественная империя распалась на две части — восточную и западную. Западная часть была завоёвана варварами и поделена на ряд языческих королевств. Восточная часть сохранилась под властью политической элиты Рима.

В IV веке император Константин Великий основал новую столицу, Византию, куда перенёс свой престол. Новая языческая империя стояла на той же платформе, что и Рим — на приоритете императора. И столкнулась с той же проблемой — христианством. Если не найти способа заставить христиан признать религиозный приоритет императора, система обрушится.

Давайте представим себя на месте императора и его элиты. В наших руках сосредоточена вся полнота власти и весь мыслимый духовный авторитет, который только может быть у человека. Вот мы вместе собрались и думаем: что делать? Какой выход из ситуации? Опять гнать христиан, как делал Рим? Но практика показала — грубыми методами задачу не решить. Мученичество лишь увеличит притягательность христианства. Нужно что-то оригинальное, из серии «и волки сыты и овцы целы». Теоретически вопрос решался через съедение волками пастуха (государство — волк, народ — паства, священник — пастух).

Ещё одна деталь: мы, воображаемая политическая элита древности, ничего не имеем против христианского Бога. Напротив, признаём Его, готовы в честь Него строить храмы и прочее, как строим в честь Аполлона или Зевса. Единственное, что нам необходимо, — признание христианами нашего религиозного приоритета. Прикидываем варианты. Уговаривать — бесполезно. Гнать — бесполезно. Что же делать? В ходе многочисленных размышлений на эту тему приходит мысль: а что, если объявить христианство государственной религией? Кажется, это единственный выход, позволяющий встать над Церковью.

Анализируя ситуацию, возникающую в случае признания христианства государственной религией, мы видим в ней сплошные плюсы. Христиане признают нашу языческую власть властью от Бога. Наша власть получает ещё более высокий статус, государство укрепляется. Отсюда один шаг до признания духовного приоритета императора. Кроме того, христиане являются самым прочным человеческим материалом для укрепления империи. Они честны, не воруют, не боятся смерти и прочее.

Императору не было смысла лукавить. Он считал себя божеством (или представителем божества) и потому любое своё решение не мог понимать уклонением от каких-то принципов. Так как главный принцип сводился к сохранению империи, политическая элита была согласна на любую комбинацию, позволяющую сохранять доминирующее положение в духовных вопросах.

Византия нашла оригинальное решение вопроса, которого не могла найти политическая элита Рима. Логика проста: если события нельзя избежать, его нужно возглавить. Политическая элита приходит к выводу о необходимости такого шага и получает ошеломляющий результат. Очень скоро без визы императора никакая христианская истина не будет считаться легитимной. Сбылось то, о чём Рим не смел даже мечтать.

Власть заинтересована, чтобы её подданные говорили на одном языке, были воспитаны в одной культуре и одинаково смотрели на мир. Культивировать людям единое мировоззрение свойственно любому государству. Византия культивировала христианство, СССР — коммунизм, Третий Рейх — фашизм, Израиль — иудаизм, США — демократию, Иран — ислам. Эта тенденция имеет рациональное объяснение. Когда подданные исповедуют один взгляд на мир, ими проще управлять. От этого прямо зависит эффективность решения текущих вопросов.

Византия начинает христианизацию населения. Главная цель — не качество, а количество и скорость. Государственная программа христианизации рождает множество «христиан для плана». Показателем твёрдости их веры служит время правления Юлиана-Отступника. Когда он лишил христианство статуса государственной религии и вернул язычество, часть христианских епископов, чтобы сохранить своё положение, тут же стали язычниками. Вслед за ними последовали толпы новообращённых «для галочки» христиан.

Чтобы понять византийскую ситуацию IV века, представьте: существование некоего государства напрямую зависит от количества академиков. Если в ближайшее время их число не будет доведено до нескольких миллионов, государство рухнет. (Не будем вдаваться в суть этой фантастической ситуации, просто допустим её). Можно быть уверенным: власть даст разнарядку довести в этом году количество академиков до 1000 человек, потом до 10 тысяч, далее до 100 тысяч, до миллиона и т.д.

Возникает интересная ситуация. Одни откажутся участвовать в производстве «академиков» и подадут в отставку. Другие увидят в этом выгоду и не только поставят под сомнение реальность такой задачи, но наоборот, обоснуют высшую мудрость решения, увидят в этом божественность правителя. Они возьмут на себя повышенные обязательства перевыполнить план.

Поголовье академиков начнёт стремительно расти. Сначала соберут всех, кто хоть как-то имеет отношение к науке. Потом ряды аспирантов «подчистят». Когда кончатся те, кого можно с натягом дотянуть до почётного звания, начнут принимать в академики тех, кто в очках ходит. Понятное дело, качество академиков при таком походе упадёт настолько низко, что говорить о них как об учёных будет несерьёзно. Власть будет отдавать себе в этом отчёт, но, поскольку это необходимо для выживания, комизм ситуации не остановит её.

Раньше от язычников церковь защищали гонения — экзамен чистоты намерений. Каждому христианину в любой момент могли предложить выполнить официальное требование империи — признать религиозный приоритет императора. За отказ грозило как минимум лишение социального статуса и имущества, перевод из царедворца в статус раба и на полевые работы. Но чаще отказников калечили и убивали.

При наличии «вступительных экзаменов» в церкви было мало лицемеров и приспособленцев, поскольку не было мотива искать христианства. Но когда крещение стало открывать доступ к материальным благам и карьере, мотивация появилась.

Если церковь сравнить с вузом, раньше требовалось сдать очень трудный экзамен, чтобы стать «студентом». Чем выше требования экзаменаторов, тем выше качество учеников. Уровень требований прямо пропорционален результату. Если «корочки» студента можно получить без экзаменов, и они гарантируют стипендию плюс комнату в общежитии, можно не сомневаться: студентами станут торговцы ближайшего рынка и бойкие ребята подобного уровня. Если «корочки» дают право на получение крупной безвозвратной ссуды, бойких ребят вытеснят те, что ещё бойчее.

Введение церкви в систему государства порождает новую ситуацию. Теперь у «абитуриентов» другие цели. Они не ищут Царства Небесного. Они ищут новые возможности, позволяющие получить блага царства земного.

Государственная христианизация рождает язычников, исполняющих обряды, но не меняющих цели. Христос призывал к небесным целям, понимая всё остальное, в том числе и обряды, просто как помощь во вхождении в Царство Небесное. Язычник тоже понимал обряды не целью, а средством. Но цели христиан и язычников были разными. Язычник шёл на капище и нёс в жертву барана, чтобы божество помогло ему быть сытым и богатым. Христианин шёл в храм и совершал бескровную жертву (пост, длинные службы), чтобы Бог открыл ему дорогу в Царство Небесное.

В языческой практике не требовалось понимать учения, требовался только баран. Эту же логику «христиане» принесли в церковь. Они считали: не требуется понимать христианское учение. Главное, принести жертву. Если раньше они надеялись достичь языческих целей через жертву Зевсу, теперь надеются на достижение тех же целей через жертву Христу.

В лучшем случае охристианенные язычники принимали христианство не как истину, а как дополнение к ней, недостающий фрагмент. Они считали, истина — в слиянии разных учений.

Они впитывали все учения, из которых пытались составить единое компромиссное. В христианский храм пришёл — помолился Христу. В языческий храм пришёл — принёс жертву Аполлону или Зевсу. Фактически тот же языческий пантеон, но не в одном храме, а в одном сердце.

Такие люди приходят в храм, соглашаются с догматами, выполняют ритуалы, сыплют религиозными сентенциями, но параллельно поклоняются другим богам и вообще за порогом храма ведут жизнь язычника (так сегодня живут многие христиане: пять дней в неделю фитнес, один раз Церковь, львиная доля времени — служение мамоне). Указания Христа воспринимают аллегорически, приспосабливая под своё понимание и свой образ жизни.

Христианство есть ясная чёткая мировоззренческая система. Принимающий Христа начинает понимать мир по-другому, что рождает иные цели. Апостолы и первые христиане не притворно отказывались от земных ценностей, а вследствие изменения мировоззрения. Византийские язычники IV века не понимали заповедей Христа. Они хотели исполнения своих желаний, и если для этого нужно было исполнять христианские обряды, они их исполняли.

Чтобы понять, какое мировоззрение у человека, не нужно смотреть на его слова и обряды. Всё это вторично. Если человек говорит о вере во Христа, но его подлинная цель — земные блага, он отличается от язычника только внешне — словами и обрядом.

Как природа тигра плотоядна, природа коровы травоядна, так природа государства ориентирована на достижение земного могущества. Если оно не достигает этой цели, его попросту сминают другие государства. Византийский император мог руководствоваться только мощью государства. В противном случае его смяли бы соседи, как это произошло в XVI веке с Филиппом II, испанским королём.

С началом государственной христианизации церковь (с маленькой буквы) начинает расти за счёт формальных христиан. Если раньше слабые христиане поддерживались атмосферой Церкви, обществом святых, в новой ситуации их увлекают противоположные тенденции. Христиане грешат, выпадая из непогрешимой Церкви. Одни выпадают навсегда, другие возвращаются, третьи погружаются в спящее покаяние. Нарушение пропорции в пользу второго круга — земной церкви, приводит к глобальным изменениям. Мы живём в мире, являющемся следствием тех далёких процессов.

Небольшое отвлечение. Во время борьбы с ересью альбигойцев католики осадили последний оплот еретиков. В крепости оказались не только еретики, но и добрые католики. Рыцарь спросил аббата Мило, сопровождавшего войско против мятежного города, как им во время штурма отличить еретиков от католиков. Легат папы Иннокентия III ответил: «Бейте всех, Бог различит своих от чужих». Перефразируя это выражение, Византия руководствовалась принципом: «берите в церковь всех, Бог отличит своих от чужих». В итоге начали брать тех, от кого раньше церковь защищалась всеми способами. Теперь христианами стали считаться те, для кого учение сводилось к набору благочестивых тезисов, вписанных в языческое мировоззрение.

* * *

Ритуал заменяет собой учение. Если в ранней церкви не было христиан, не понимающих учения, в поздней церкви таких много. Пройдёт время, и церковь заполнят «монахи» на шикарных лимузинах в окружении многочисленной челяди, живущие в роскоши, не доступной светским богачам.

Как отличить честных христиан от вошей, политиков и коммерсантов в рясе? Само по себе пользование материальными богатствами не является грехом. Бог не вменял большие богатства, гаремы и прочие земные ценности в грех, если люди не прикипали к этому сердцем, не ставили на первое место. Но как определить — христианин сделал себе из роскоши кумира или это нужно, чтобы показать славу Бога?

Понять, кто есть кто, можно в кризисной ситуации, когда стоишь перед выбором: или потерять богатство, но остаться в Истине, или отвернуться от Истины, но сохранить богатство и статус.

Если указания власти прямо противоречат заповедям Христа, но человек ориентируется в первую очередь на власть (естественно, через благочестивое оправдание), комментарии излишни. Кроме того, нужно принимать во внимание немаловажный факт: праотцы, которым Бог не вменил в грех богатство, не давали обетов нестяжания. В новой ситуации появляются священники, поклявшиеся Богу жить в бедности, но в реальности живущие роскошной жизнью.

Мы приходим к важнейшему по значимости выводу: критическая масса формальных христиан спровоцировала рост новообразования. Церковь оказалась втянутой в политические расклады, из-за которых потом расколется, что даст линию: католицизм — протестантизм — атеизм.

Последнее заявление имеет гигантское мировоззренческое значение, о котором мы скажем позже, чтобы не разорвать последовательность изложения. Здесь же признаем очевидное: Рим действовал грубыми методами и потому не смог заставить христиан признать приоритет императора по духовным вопросам. Византия действовала более тонко и сделала из церкви министерство для своих политических, военных и экономических целей. В новых условиях ключевые места церкви всё чаще занимают не те, кто понимают учение и имеют веру, а те, кто владеют приёмами бюрократического боя.

При этом нужно отметить удивительное свойство христианства. Князь Владимир собрал язычников, совершил над ними обряд, и они, ничего не поняв, продолжили жить той жизнью, какой жили до крещения. У них осталось то же понимание мира и те же цели. Кажется, считать этих окрещённых язычников христианами нельзя. Но именно из них на Руси возникла христианская атмосфера, родившая великих святых.

Государство было вынуждено сосредоточить ресурс на распространении христианства, пусть и во многом формально. В этом можно увидеть замысел Божий. Словно через это Бог приготавливал планету к глобальному событию, которое развернётся спустя 2000 лет.

Глава 6
Подмога

Язычники считали императора божеством. По их логике получалось, если божество сказало, что нужно принимать христианство (креститься), значит, так и нужно делать, не думая (что думать, если верховный жрец велел).

Сознавая невозможность всех дотянуть до понимания христианства, власть ищет замену языческой традиции в приемлемом для народа формате. Не человека тянуть к церкви, а наоборот, гнуть церковь под человека. Учение упрощают до уровня, понятного населению. Появляются технологии, призванные облегчить язычникам переход в христианство.

Население Византии из поколения в поколение впитывало пышность языческих обрядов, разворачивающихся вокруг видимых образов. Чтобы представить уровень пышности и наэлектризованность атмосферы, держим в голове: по особым случаям в жертву приносили даже людей. Известны случаи, когда император приносил в жертву детей своей элиты.

Язычники привыкли молиться о своих нуждах конкретному и видимому божеству, иметь конкретного покровителя всякой деятельности. Народ не мог и не хотел менять привычки. Людям нужны были видимые образы, которым они могли бы молиться о хорошем урожае, удачном замужестве, быстром исцелении и прочее. Языческое многобожие связано именно с этой особенностью.

Возникает серьёзная проблема: христианский Бог, в ветхие времена ещё не раскрывшийся в виде Троицы, прямо говорит: не сотвори себе кумира. «Твёрдо держите в душах ваших, что вы не видели никакого образа в тот день, когда говорил к вам Господь на Хориве из среды огня, дабы вы не развратились и не сделали себе изваяний, изображений какого-либо кумира, представляющих мужчину или женщину» (Втор. 4, 15—16).

Показательно отношение Моисея к скрижалям, написанным самим Богом. Он разбил их, когда увидел соплеменников, пляшущих вокруг тельца. «Скрижали были дело Божие, и письмена, начертанные на скрижалях, были письмена Божии» (Исх. 32, 16). «Когда же он приблизился к стану и увидел тельца и пляски, тогда он воспламенился гневом и бросил из рук своих скрижали и разбил их под горою» (Исх. 32, 19). Этим примером Моисей как бы демонстрирует: никакая тварь, даже сотворённая непосредственно Богом, не подлежит обожествлению.

Вся Библия пронизана мыслью о невозможности человека передать образ Бога в зримом изображении. «Итак, кому уподобите вы Бога? И какое подобие найдёте Ему?» (Ис. 40, 18). Но языческое начало берёт верх. Человек стремится видеть образ поклонения, даже когда это невозможно.

Византия понимает: если не дать народу видимый образ, возникает проблема. Начинается поиск выхода из ситуации. Логика рассуждения примерно следующая: христианство описывает Бога словами. Если так, почему Его нельзя описать линиями и формами? Если Бог словами выражается как непостижимый, получается, Его можно выразить как абстракцию, красками и скульптурой. Похоже, логика в этом есть, и она получает дополнительный аргумент в виде авторитета императора.

Не забываем, император мог по своему усмотрению вносить новые традиции, трактовать вероучительные моменты, порой не созывая соборов. С позиции христианства это неприемлемо, когда один человек, будь он хоть кто, в том числе и император, определяет истину. Но в Византии сложилась именно такая практика. Император единолично мог ввести поклонение иконам, а мог и запретить. Задача подданных сводилась к исполнению воли власти, а не к её оценке. Официально считалось, император своим обожествлённым разумением проникал в суть вещей и принимал правильное решение.

Узаконивание видимых образов рождает аллегорические образы, продукты человеческой фантазии. Сегодня они присутствуют в христианских храмах в виде фресок, картин и скульптур. Католические храмы украшены фантастическими скульптурами-чудовищами. Православные храмы расписаны животными с человеческими головами и иными аллегорическими изображениями, плюс реалистичными человеческими лицами и фигурами.

Со временем абстрактные образы становятся реалистичнее. К V—VI веку изображения Бога и святых обретают черты портретной живописи. Всё это причудливо смешивается с фантастическими образами, оставшимися от попыток аллегорически изобразить Бога. По задумке, у человека, глядящего на это, должны появляться мысли о Боге. Развивается пышность обряда и разные действа, которые в сочетании с видимыми изображениями образуют картину, понятную народу.

Создание видимых образов увеличивает приток христиан в церковь. Но проходит время, и обнажаются тревожные тенденции. К VII веку император Лев III обеспокоен: если политика «оязычивания» христианства продолжится, уйдёт суть учения. Всё сведётся к выполнению традиций и соблюдению обрядов.

В начале VIII века император запрещает почитание икон. Следующий император, Константин V, находит опасения предшественника верными. Чтобы увековечить запрет на почитание икон, в 754 году он созывает Седьмой Вселенский Собор, где официально запрещает почитание всякого сделанного руками образа. Под решением Собора 330 епископов ставят свои подписи. Император визирует документ, и с этого момента он получает статус абсолютной истины.

Если подойти к этому факту с предложенной нами технологии отделения «ракушек» от Церкви, мы увидим первоисточник этой информации и найдём его человеческим. Ни у одного человека не было откровения по этому поводу. Это было мнение людей. Умное, в духе времени, но всё равно людей, то есть потенциально ошибочное. Обратите внимание: мы не говорим — точно ошибочное, как в своё время заявили протестанты. Мы говорим, никакой человек не может претендовать на безошибочность, то есть любое его мнение потенциально может содержать ошибку.

Запрет Собора на почитание икон действует 33 года. Как и следовало ожидать, начинается отток населения в язычество. Империи вновь угрожает опасность, на этот раз с другой стороны. Чтобы остановить процесс, императрица Ирина собирает новый Вселенский Собор, на котором отменяет решения предыдущего Собора, лишая его статуса Седьмого Вселенского. Императорским указом предписывается считать Седьмым Собором не Собор 754 года, запретивший почитание икон, а Собор 787 года, узаконивший почитание икон (Никейский Собор).

Возврат почитания икон разворачивает процесс в обратную сторону. Народные массы снова переходят в христианство. Старая опасность, с которой боролся император Лев III и его продолжатели, возвращается — за 26 лет христианство приобретает опасные черты язычества. Эту проблему осмысливает император Лев V. Своим указом он отменяет указ императрицы Ирины и предписывает считать законным Седьмым Вселенским Собор 754 года. Никейский Собор 787 года лишается статуса Седьмого Вселенского.

Этот запрет длится почти 100 лет. В народе снова падает популярность христианства. Чтобы исправить ситуацию, в 843 году императрица Феодора отменяет указ императора Льва V и повелевает считать Седьмым Вселенским Никейский Собор. Собор 754 года в очередной раз лишают статуса Седьмого Вселенского. Решения «неправильного» Собора отменяются и признаются еретическими.

Каждый указ императора и каждое решение Собора записывались и хранились. При смене приоритетов тщательное хранение позволяло тщательно уничтожить «неправильное» решение и в очередной раз зафиксировать «правильное». В итоге мы никогда не узнаем блестящей логики проигравшей стороны. Но мы можем проникнуть в суть вещей, исходя из целей ключевых игроков. Если главной фигурой был император, а его высшей целью — сохранение империи, из этого выстраивается логика.

В какую риторику упаковывалось решение императора, вопрос десятый. Можно не сомневаться: когда в 754 году 330 иерархов подписывали решение о признании почитания икон идолопоклонничеством, под это была подведена мощная богословская и философская база. Когда в 787 году было принято обратное решение, под которым подписалось аналогичное количество иерархов, можно не сомневаться в мощности богословских оснований. Законники, к тому времени наполнившие Церковь, одинаково качественно доказывали как одно мнение императора, так и другое, противоположное. Они назначали еретиком того, на кого указывала власть.

При таком способе понимания истины появляется множество людей, признающих вслед за императором то одну истину, то ей противоположную. С этого момента на вопрос «что есть истина» отвечают во дворце. Здесь корни позиционирования любой власти «от Бога».

Христианизация по государственной разнарядке становится проблемой, которая, как ни поворачивай, всё равно оказывается колючкой верх. Можно не сомневаться, политическая оппозиция того времени использовала это для достижения своих целей.

Вне всякого сомнения, были те, для кого устоять в истине было важнее, чем принять сторону императора. Многие не меняли своего мнения только потому, что его менял император. Но мы никогда не узнаем их имён. Потому что по официальной версии все решения Соборов принимались единогласно.

Вопрос об иконах предвосхитил вестфальское правило «чья власть, того и вера», впервые озвученное в 1648 году во время подписания Вестфальского мира, положив конец борьбе католиков с протестантами. Его суть: население должно исповедовать ту религию, какой придерживается правитель. В Византии «вестфальское правило» действовало задолго до XVII века.

Многие императоры и священники имели искреннюю христианскую веру. И хотели, чтобы верили их подданные и паства. Они пытались совместить свой человеческий и политический долг с требованиями веры. И достигали этой цели легитимными, с их точки зрения, инструментами. Была ли в том воля Бога или это набор человеческих ошибок, мы не знаем. Но «по плодам их узнаете их» (Мф. 7, 16). Если церковь стоит, даёт святых и хранит Истину, значит, она приносит добрый плод.

* * *

Попробуем отделить божественную информацию от человеческой. Например, иконы. Откуда информация, что они от Бога? На эту тему нет откровения. Официально утверждается, это информация от Бога, но если копнуть глубже, мы не найдём божественного первоисточника. Равно как не найдём откровения по поводу купания в проруби на Крещение. Но народ окунается, и это круто.

Как быть? Преодолеть трудность ситуации можно через вопрос: способствуют ли иконы, ношение креста, исполнение обрядов и прочее приходу человека ко Христу? Ответ однозначный — способствуют. Если так, иконы нужно не отрицать, как это сделали протестанты, а понимать как помощь слабому человеку.

Первоисточник икон имеет человеческое начало (решение государственной власти), но относиться к этому нужно как к благу. Дополнительным фактом в пользу икон было то, что Христос был реальной личностью, видимой своими современниками. Если так, теоретически они могли запечатлеть Его образ (нарисовать). Это серьёзный аргумент в пользу икон.

Некоторые, подобно протестантам, могут для себя решить: всё, что не от Бога, можно не соблюдать. И на этом основании перестать выполнять обряды, посещать храм, молиться, почитать иконы и прочее. Если вы перестали выполнять всё, что предписано к выполнению, значит, вы или святой, и вам не нужны «костыли», или вы лицемер и лентяй. Третий вариант: вам было откровение не выполнять обряд.

Глава 7
Пленение

По официальной версии принятие Византией христианства считается звёздным часом Церкви. Мы считаем это началом пленения христианства. С этого момента Государство использует Церковь в качестве инструмента достижения целей империи — военной и экономической мощи.

Могло ли быть иначе? Могла ли церковь, оказавшись включённой в государственную систему, сохранить независимость? Нет, не могла. Новый механизм отсева коренным образом изменил состав церкви. В условиях, когда большинство было чистым и искренним, соборный принцип был благом. Но когда большинством стали «новые христиане», даже соборный принцип не защищал церковь. Начальники нового толка, стянув на себя авторитет церкви, создали атмосферу нетерпимости к любой критике, рассматривая её как возражение церкви и самому Богу.

Ключевые положения заменяются самоделками идеологического толка. Постепенно перестаёт работать институт церковного суда. Прорисовывается языческая тенденция — обожествление при жизни. Простые люди закрывают глаза и рот на тему церковных злоупотреблений, и так более полутора тысячелетий. Пороки церкви наслаиваются незаметно, как пыль. Её накапливается столько, что под ней сегодня археологи находят целые города.

Без епископов церковь не могла сохраниться. Советский партийный руководитель Хрущёв, обещавший показать последнего попа, понимал, что говорил. Достаточно прервать епископство, и не будет рукоположения, литургии и прочих таинств, идущих с апостольских времён.

Человек не может властвовать над церковью. Формирование власти по плотскому принципу противно природе церкви. Но это в теории. На практике очень даже может. Византийской церковью управляли потомки императора. Качества правителя не имели значения. Он мог быть умным или глупым, честным или нечестивцем, всё это ерунда. Главное, родиться от императора. Факт рождения возводил его в статус избранного, которому Бог дал власть.

В новых условиях церковь не в силах отрицать божественное происхождение власти. Не важно, как образуется божественность — через факт сидения на троне или через факт рождения от сидящего на троне. Важно, что это утверждение обретает статус догмата. Юстиниан создаёт теорию симфонии духовной и императорской власти, согласно которой церковь управляет духовной областью, государство — мирской, и они не лезут в дела друг друга. В реальности вся власть стягивается к императору. Подчинённая императору церковь обожествляет власть человека, сидящего на троне.

С этого момента, согласно византийской традиции, слова апостола «нет власти не от Бога» (Рим. 13, 1) начинают толковаться: не вообще власть, а власть конкретного человека (в данном случае императора) есть власть от Бога. Считается, каким бы ни был император, его власть священна. Если на троне недостойный человек, это кара Бога. Наличие хорошего человека преподносится благосклонностью Бога. Как ни крути, любая ситуация при любом правителе преподносится как проявление воли Бога.

Не важно, как человек попадал на трон. Важно, что он попал на трон. Ищущий власти мог убивать родственников и травить детей, но если в результате этих действий он побеждал, через помазание ему отпускали все грехи. Сидение на троне обожествляло императора, ставило его выше церкви. Как будто трон имел волшебные свойства и освящал сидящую на нём фигуру, делая её безгрешным пожизненным обладателем власти от Бога.

Книжники по заказу государства извращают слова апостола о власти. От Бога установлен сам принцип власти: разделение людей на начальников и подчинённых, образ порядка и его отличие от хаоса. Правитель, идущий против учения Христа, имеет власть не от Бога. Десять царей, о которых говорится в Апокалипсисе, имели власть от зверя. «И дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть» (Откр. 13, 2). Об этой власти Господь говорит арестовывающим его стражникам: «теперь ваше время и власть тьмы» (Лк. 22, 53). Из этого явно следует: не всякая власть от Бога.

На практике не император зависел от церкви, а церковь зависела от императора. Единицы пытались протестовать, остальные предпочитали дистанцироваться от обсуждения подобных вопросов. В это время рождается благочестивая формулировка «Бог управит». На последующие 1500 лет эта фраза становится знаменем приспособленцев.

Глава 8
Раскол

Император хотел иметь власть над всей церковью. Но географические границы византийской империи не совпадали с границами церкви. Получалось, стремление императора увеличить мощь государства с помощью церкви не разделялось свободной от власти императора церковью. Император мог продавить выгодное для себя решение только в рамках империи. На другую часть церкви Византия не могла влиять напрямую.

Однако неподконтрольная императору церковь была не сама по себе. Западные короли тоже объявляют христианство государственной религией. Они не разделяют стремление Византии склонить всю церковь к принятию выгодных императору решений. Они видят в этом не столько ущемление церкви, сколько усиление Византии, а значит, своё ослабление.

Император хочет склонить подконтрольную часть церкви к выгодным для себя решениям. Короли хотят склонить подконтрольные части церкви к выгодным для себя решениям. Взаимоисключающие интересы политиков ведут церковь к расколу точно по границе этих интересов.

Император оказался в невероятно сложной ситуации. Как быть с церковью за границами Византии? Для Византии с христианским населением возникает опасная ситуация. Если бы вся церковь была в рамках империи, её превратили бы в министерство по делам христианства. Но так как значительная часть находится за пределами Византии, это невозможно реализовать. Единственный путь — договариваться с епископами. Но как можно их убедить, если глава Церкви Христос? Если ключевые вопросы должны решаться соборно?

В ситуации противостояния начинает формироваться западная часть церкви. Сначала она балансирует между множеством правителей, в одних случаях ускользая от власти короля, в других попадая под неё. Но генеральная тенденция наметилась: между двумя частями церкви, восточной и западной, находящимися под разным влиянием, копятся противоречия.

Уже тогда церковь де-факто перестаёт быть единой, но пока это скрыто от посторонних глаз. Ситуация продолжает накаляться, давление в «котле» растёт. Византия не видит выхода. Тема предельно тонкая: традиционная борьба тут не просто неприемлема, она теоретически невозможна. Как подчинить церковь за границами империи? Только через подчинение государств, на территории которых находятся её епархии. Но у Византии нет такой возможности. Кроме того, неосторожное движение в таком деле вызовет непредсказуемые последствия внутри империи.

Византия, со всех сторон окружённая врагами, меньше всего заинтересована раскачивать идеологическую лодку. Её позиция: если в церкви нет единства, нужно сохранить хотя бы его видимость. Но не всё так просто. Не обращать внимания на выпады неподконтрольных епископов нельзя. Невизантийские епископы такие же законные представители Единой Святой Соборной и Апостольской церкви.

Кажется, если император озабочен поиском правды, а не своей выгоды в форме выгоды империи, необходимость Вселенского Собора, на котором можно решить все противоречия, очевидна. Но ни император, ни западные епископы не проявляют инициативы в этом направлении. Продолжается окопная война по принципу «куда кривая выведет». В этом «действии через бездействие» виден приоритет политического момента над христианским учением.

* * *

Борьба между императором и епископами неподконтрольной ему церкви очерчивает центры власти сторон. Восточная часть церкви структурируется вокруг императора, приоритет которого достигается за счёт владения ресурсом государства. Западная часть церкви структурируется вокруг римского епископа, приоритет которого выражен в статусе апостола Петра.

Западная церковь расположена на территории относительно слабых королевств, и потому её структурирование идёт иначе, чем в Византии. Вокруг римского епископа, чья легитимность покоилась на авторитете апостола Петра, первого епископа Рима, собирается модель жёсткого абсолютистского государства, именуемого церковью.

Здесь прослеживается «византийский след». Если в Византии фактом святости было сидение на троне, в Риме аналогичным фактом было сидение на римской кафедре. Не имеет значения, каким образом тебе удалось туда забраться. Имеет значение только факт, что ты сел. С этого момента сидящий обретает пожизненный статус святости и власть «от Бога».

В XIX веке немецкий учёный Хергенрётер вводит в оборот термин цезарепапизм (от лат. caesar — цезарь и papa — папа). Этим он подчёркивает абсолютную власть императора над восточной частью церкви. Термин можно принимать во внимание с поправками. Император действительно имел огромную власть над священством. Но он так и не смог добиться права назначать епископов и митрополитов. Неясно, что это меняет, ведь он имел официальное право назначать более высокое лицо — патриарха, но вероятно, что-то меняет. Также мы знаем, в отдельные периоды фактическими правителями Византии были не императоры, а патриархи. Но в целом тенденция, отражаемая термином «цезарепапизм», уловлена верная: церковь-министерство, всецело зависимая и подчинённая императору.

В ответ на «цезарепапизм» рождается термин «папоцезаризм». Его тоже надо принимать с поправками. Не всегда власть папы была абсолютной. Светская элита не оставляла попыток уподобиться византийскому императору и взять всю полноту власти в свои руки. При первой же возможности она реализовала это стремление, что видно на примере протестантизма, расцветшего исключительно благодаря поддержке светских князей, видевших в этом освобождение от власти Рима. В первую очередь этому способствовала роскошная и греховная жизнь церковных лидеров. Резкая критика современников способствовала утрате духовного авторитета папской власти.

Порой папы имели огромную власть. История «стояния в Каноссе», когда в XI веке целый германский император стоял перед папской резиденцией в рубище вместе со всей семьёй на покаянии, говорит о многом. К периоду папского могущества термин «папоцезаризм» применим в полном объёме.

Обращаясь к этой теме, нужно держать в голове: за многими известными мнениями стояли политические интересы. Сиюминутные выгоды требовали определённой интерпретации фактов. Нанятые книжники творили историю в угоду заказчику. В общих чертах имела место тенденция, когда культ императора на Востоке уравновесил культ папы на Западе. Византийской цезарь стоял над восточными епископами. Римский епископ стоял над европейскими цезарями. Когда политические противоречия достигли пика, Великий раскол церкви на восточную и западную закрепил фактическое положение дел.

Западная церковь подчиняет себе государственного дракона. С ней происходит то, что происходит со всеми покорителями драконов — победитель сам превращается в дракона. Церковь, вынужденная отвечать на тысячи сиюминутных вызовов политического и экономического характера, начала меняться под давлением ею же созданных условий.

Поднявшись над государством, она сама превратилась в государство, что исключало возможность жить жизнью церкви и заставляло жить жизнью государства. Чтобы выжить, государству, даже если оно церковного типа, нужно обладать ресурсом. Чтобы получить ресурс, меч и золото, нужно совершать определённые действия. Для этого система должна поднимать наверх соответствующих людей. Церковь превращается в государство с политиками в рясах, управляемых императором в рясе.

Рисуется замкнутый круг. Для выполнения земной миссии церкви нужен материальный и административный ресурс. Но как только она получает ресурс, в её недрах начинаются структурные изменения, превращающие её в государство. Очень скоро исчезает дух соборности, учение Христа становится аллегорией. На первый план выходят государственные приоритеты — политика и экономика.

Даже если государство одело своих чиновников в церковные одежды, как, например, сегодня Ватикан, это всё равно государство. Если обычное государство не скрывает своих целей (меч и золото), то церковь-государство эти стремления упаковывает в религиозную риторику. Это предполагает двуличность. Привычка лицемерить становится нормой жизни, порождая фундаментальные проблемы.

Природа церкви-министерства и церкви-государства определяет кадровый принцип. Министерство наполняется людьми, считающими достижение сиюминутного блага своего ведомства важнее слов Христа. Государство наполняется такими же людьми с точно такой же установкой.

Не все примут такие установки, в церкви много честных людей. Но все, кто станут носителями государственных и министерских установок, найдут тысячи оправданий христианского окраса, чтобы выставить служение государству или министерству служением Богу.

Новые условия можно отнести к самой изощрённой форме гонения на церковь. Они превосходят две предыдущие формы — физическое гонение и наплыв язычников. Если природа первых была открыта и понятна, новая опасность имеет внутреннюю природу — она закрыта и потому непонятна.

* * *

Догосударственная церковь была бескомпромиссной и росла на крови мучеников. Государственная церковь растёт на компромиссах и за счёт государственных усилий. Чем больше она уступает государству, тем больше обретает земной силы.

Дело имеет специфический оттенок. Неподконтрольная Византии церковь находится на территории относительно малых государств. Если бы вся церковь располагалась на территории двух сопоставимых государств, процесс раскола пошёл бы намного стремительнее. Всё свелось бы к войне между двумя «Византиями», которые использовали бы авторитет церкви в качестве оружия. Быстрого раскола не произошло потому, что ситуация с распределением церкви по территориям государств сложилась иначе. Примерно половина церкви располагалась в границах Византии. Вторая половина была на территории десятка других государств. В результате церковь пошла к расколу более длительным и сложным путём.

Был ли у церкви шанс не расколоться? Представьте себя на месте епископа ранней христианской церкви. От византийского епископа вы слышите: император желает принять христианскую веру и обратить в неё своих подданных. Как отнесётесь к этому сообщению, вы, епископ? Конечно, положительно!

На церковь прекращаются гонения. Уходит эффект «экзамена». Церковь наполняется слабым человеческим материалом. Возникает зависимое от императора священство. Церковь превращается в министерство со всеми описанными последствиями.

Как это можно было предотвратить? Могла церковь отказать императору, пожелавшему принять христианство? Или надо было попросить его сохранить гонения? Если даже допустить: некто увидел далёкие последствия и выступил с инициативой отказать императору, как бы он это обосновал? Император что, не имеет права стать христианином? Или его подданные не имеют такого права? И не является ли прямой обязанностью церкви обращать людей в христианство, кем бы они ни были, хоть императорами?

Но допустим, выступающий сумел донести свои опасения почтенному собранию. Разве оно могло принять это до такой степени, чтобы отказаться сменить гонимое положение на господствующее? Разве не стали бы люди горячо доказывать себе и друг другу, что это милость Божья? Разве не сказали бы, если справились с более тяжёлыми испытаниями — гонениями, с «медными трубами» и подавно справимся?

Это мы сейчас можем утверждать, с высоты прошедших веков: решить проблему, возникшую через вливание Церкви в Государство, нельзя. В начале IV века этого никто не мог утверждать. Если даже были такие, большинство попросту не могло их услышать.

Как выйти из ситуации, когда церковь:

а)  изменилась по качественному составу;

б)  разные части церкви вошли в плоть разных государств и оказались зависимы от власти?

Да ещё когда у всех государств не просто разные цели, но достижение цели одним государством означает недостижение цели другим. Даже не беря во внимание ещё и тысячи причин личного характера, свойственных любой социальной системе, можно уверенно констатировать: выхода из ситуации не было.

* * *

Де-факто в единой церкви к IV—VI веку сформировались два центра власти. Через пять веков противоречия достигнут критической массы. Ни у церкви, ни у государства не останется иного выхода, кроме как юридически зафиксировать фактическое положение дел.

Обе части назовут себя кафолическими (по-гречески — вселенскими). В западном произношении греческое слово katholikos трансформируется в «католическая». Другая часть церкви войдёт в историю под названием православная (правильно славящая Бога, или ортодоксальная).

Каждая часть церкви пытается скрыть перевёрнутое положение вещей. Римский папа называет себя первым среди равных и рабом рабов. Но при этом «господа» будут целовать туфлю «раба» и оказывать прочие знаки внимания. Император тоже будет называть себя рабом церкви, но при этом «госпожа» будет слушаться своего «раба».

Всё очевидно всем. Люди привыкнут говорить одни слова, разумея под ними другие. Когда это порастёт мифами и временем, странная ситуация будет восприниматься не просто само собой разумеющейся, но и глубокой, со скрытым смыслом.

Церковь имеет или второе значение в государстве, или первое. Оба варианта приводят её к преобразованию или в министерство или в государство. В одном случае византийский вариант развития, в другом римский. И тот и другой подразумевают умаление церкви. Если добавить возможное военное или экономическое поражение государства, где церковь была бы первой (власть) или второй (министерство), нам придётся признать тупиковость ситуации.

В этом можно видеть промысел Божий. Ни одна историческая фигура не могла понимать, во что это выльется. Но по факту мы видим: Бог сохранил православную церковь тем, что оградил её от института папства. Ни одно православное государство не управлялось монахом (епископом, патриархом). Были краткие эпизоды, например, претензии Никона стать чем-то вроде папы Римского и править государством, но под ними не было фундамента, они не превратились в систему и канули в лету.

Глава 9
Причины

Церковь разорвали не богословские противоречия. Учёные объясняют раскол догматическими расхождениями типа «спора об опресноках», филиокве (по-латыни «и Сына»), или различным пониманием значения папства. Они не хотят задаться вопросом, почему раньше церковь выходила из более сложных богословских ситуаций, а тут не смогла.

Можно ли поверить, что разное прочтение Символа веры (восточная церковь читала: «от Отца исходящего», западная — «от Отца и Сына исходящего») стало причиной раскола, произошедшего, кстати, точно по границе Византии? Особенно если не забывать: догмат, из-за которого якобы в начале XI века произошёл Великий раскол, в V—VI веках не противоречил учению церкви (в Испании филиокве было ответом на ересь епископа Присциллиана). В XI веке филиокве вдруг так сильно начинает противоречить христианству, что невозможно сохранить единство церкви.

В XV веке Папа обещает византийскому императору помощь в борьбе против турок, если его иерархи подпишут договор о воссоединении церкви на условиях Рима. Среди прочих требований — признать истинность филиокве. Император «поговорил» с иерархами. Потом созвал Собор, который константинопольский патриарх объявил Вселенским, и предупредил: кто не подчинится решению Собора, будет отлучён от церкви. Этот Собор постановил: филиокве не нарушает христианского учения.

Единственным известным в истории иерархом, не принявшим итоги Собора, был византийский богослов Марк Эфесский. Наверное, были и другие, но они не известны. Да и что они могли сделать против целого патриарха и императора? В раскол уйти? Но тогда терялась легитимность. Если смотреть объективно, ничего они не могли сделать в условиях, когда большинство выполнило волю императора, переданную через патриарха.

Представители восточной церкви подписали римскую унию (от лат. unio — единство). Но не ради Христа и Церкви, а ради сохранения империи. Собор решил: филиокве не противоречит христианскому учению, можно подписывать, объединяемся. Но когда Византия не получила обещанной военной помощи в обмен на подпись, они снова сказали, мол, филиокве очень сильно противоречит… Настолько сильно, что предыдущее решение нельзя признать законным. А кто его признаёт, тот будет отлучён от церкви.

Всякий раз используется формула «так говорит Церковь». Но Церковь свята и непорочна, и потому не может ошибаться. Политики и дельцы во все времена пытались использовать авторитет Церкви в своих интересах. Это привело к огромному количеству информации, первоисточником которой был человек, но позиционировалась она как от Бога. Выражение «так считает Церковь» долгие века было палочкой-выручалочкой, при помощи которой любую сиюминутную истину можно было представить божественной.

На чьё мнение ориентироваться христианину? На мнение сильных или на мнение первых? Под сильными разумеем императоров. Под первыми разумеем христиан. Как людям понять такую смену мнений? Кто скажет окончательно: филиокве канонично с точки зрения церкви или нет? Если не канонично, почему до XI века и в XV веке его каноничность признали восточные иерархи, подписавшие соответствующий документ? Если канонично, почему его отрицали с XI по XV век и далее, после кратковременного признания, отрицают по сей день?

Все эти несуразицы объясняются очень просто. Не филиокве раскололо церковь точно по границе Византии, а политические интересы. Религиозные принципы оказались вторичной ценностью, которой можно пожертвовать ради первичной (в данном случае политические цели). Все эти истории о целых войнах из-за одной буквы (homoousios — «единосущный» или homoiousios — «подобносущный» в Символе веры) есть операция прикрытия истинных причин.

Священники могли свободно дискутировать о природе Троицы, о соотношении человеческой и божественной природы Христа, о месте в Троице Христа и Святого Духа, о спасении и свободе воли. Эти споры выявили величайших мыслителей и послужили развитию христианской мысли. Но когда дело касалось политических вопросов, власть не спрашивала церковь, что делать, поступая по своему разумению.

Древний Израиль или Ватикан есть разновидность модельного ряда государств. Они отличны от традиционных вариантов — высшие политики носят там жреческое одеяние. Но не форма одежды определяет тип структуры, а принцип формирования власти и система ценностей.

Если церковь сосредоточена на политических вопросах, это государственная структура, как бы она ни называлась. Если церковь в зависимом положении, это министерская структура, как бы она ни называлась. Принцип структуры определяет принцип комплектации власти, что в итоге определяет характер и коридор направления усилий.

Расколовшись, церковь не может объединиться по причинам внутреннего характера. Члены внутрицерковных группировок не заинтересованы в полноценном объединении: у кого-то исчезнет власть, поменяется статус и прочее. Исключения подтверждают правила. Чем больше становится самостоятельных государств, тем больше становится церквей.

По той же причине правители не заинтересованы в полноценном союзе. Если союз и случается, каждый думает не о благе союза, а об извлечении блага для себя. Каждый стремится к усилению себя за счёт других. Союз никого не усиливает, но всех ослабляет. Это правило очень хорошо заметно на примере современного Евросоюза.

Объединение церквей-министерств невозможно не из-за догматических расхождений, при желании они легко преодолимы. Причина в личном нежелании политиков, под властью которых иерархи находятся, плюс глубокое нежелание самих иерархов. И в этом есть смысл.

В современных условиях попытки объединения православных с коптами или католиками приведут к ещё большему обмирщению христианства. Экуменизм образует систему «корзинки». «Вам скажут: „верьте, во что хотите“. А сами положат вас в корзинку и понесут, куда им надо» (Паисий Афонский).

* * *

В VI веке рождается ислам. VIII—X века называют эпохой Великих Завоеваний. К XI веку ислам становится мировой силой. Люди, исповедующие эту религию, понимают ислам в мессианском назначении — удержать мир от крайности: «Мы сделали вас общиной, придерживающейся середины» (Коран 2:143).

К XV веку восточная и западная церкви намертво прикованы к мировой политике и экономике — к государству. Оказавшись перед угрозой вторжения мусульман, Византия ищет помощи. Рим соглашается помочь, если восточная церковь подпишет унию на условиях Рима. Православные иерархи подписывают Флорентийскую унию. Папа не притворно, как принято считать, а по-настоящему старается выполнить своё обещание. Бог не даёт реализоваться политическим планам. Иначе череду событий, не позволивших сбыться папским планам, не объяснишь. Обстоятельства сложились так, что военной помощи Византия не получила.

Папа и западные правители не хотели обмануть Византию и восточных патриархов, как сейчас это представляют церковные историки. Папа имел веские причины помочь Византии. Через объединение церкви он намеревался создать единое церковное государство, что означало его огромное усиление. Папа видел в этом шанс вернуть утраченные после авиньонского пленения позиции и снова оказаться хозяином Европы.

Европе по политическим соображениям сильная Османская империя под боком была невыгодна. Она не собиралась сидеть и смотреть, как султан захватит Византию. Но случилось так, как случилось. Бог оставил Византию один на один с Османской империей и не позволил Европе и папе вмешаться в ситуацию.

Для Рима ситуация выглядела однозначно: крестовый поход. Папа рассылает правителям буллу, предписывающую пролить кровь свою и своих подданных за Христа. Каждого христианина папа обязывает выделить десятую часть доходов на крестовый поход.

Причин, по которым не состоялся поход, несколько. Во-первых, западные христиане не проявили должной расторопности, что имеет свои обоснования. С момента Великого Раскола папы внушали католикам: греки злостные схизматики. Рим обвинял византийцев в неискренности и не возражал, когда четвёртый крестовый поход, состоявшийся примерно через 100 лет после Великого Раскола церкви, изменил направление удара.

Формально целью похода был Египет, оплот ислама. Далее планировалось освободить Иерусалим и Гроб Господень. Но вместо этого крестоносцы захватили Византийскую империю, ограбили Константинополь до нитки и вернулись домой. До сих пор в храмах Европы лежат в запустении мощи святых, захваченные во время этого похода.

Подобное не могло случиться без причины. Католики считали православных еретиками. Многие западные епископы считали византийцев христианами лишь по имени. Крестоносцы полагали своим долгом убивать еретиков-византийцев, считая это не грехом, а христианским долгом.

Немалую роль сыграло обращение папы Иннокентия III, инициатора крестового похода, к византийскому императору. Прекрасно понимая тяжёлое положение Византии, он предлагал заодно обсудить вопрос воссоединения церкви. Император увидел в таком предложении опасность, справедливо полагая, что всё закончится подкупом ключевых иерархов, о стойкости которых к золоту не питал иллюзий. Ослабевший к тому времени император прекрасно понимал: всё приведёт к тому, что папа получит власть над восточной церковью и в итоге над Византией.

Отказ Византии участвовать в совместном походе создал соответствующие настроения в рядах крестоносцев. Атмосферу подогревали личные интересы. Рыцари видели в Византии не только еретика, которого нужно наказать, но и богатую беззащитную жертву. Германский король, родственник свергнутого византийского императора, имел виды на престол Византии. Всё это в совокупности привело к тому, что вместо покорения Египта и освобождения Гроба Господня была ограблена Византия.

Западные христиане XV века не понимали, почему их просят отдавать деньги и жизнь ради спасения лукавых византийских раскольников. На это накладывалась информационная пропаганда, инициированная турецким султаном. За основу была взята история об ужасах греческого нападения на Трою. Турок называли тевкрами (троянцами), что позволяло воспринимать их наследниками троянцев. Разгром Византии турками представлялся западному миру возмездием за Трою.

В XV веке Османская империя перенесла столицу в Византию, и византийской империи не стало. Кажется, огромная катастрофа. Но в долгосрочной перспективе ровно наоборот. Турки, в отличие от Рима, не претендовали на духовный приоритет. Султан не рассматривал церковь идеологическим ресурсом, видя в ней налогооблагаемую базу.

Фараон, правитель древнего Египта, не видел смысла освобождать рабов по экономическим причинам. Византийский император не видел причин предоставлять церкви свободу по политическим соображениям. Исламский султан Мухаммед, преследуя политические и экономические цели, захватил Византию в середине XV века, чем освободил церковь из тысячелетнего плена Государства. Правители стремились к сиюминутным целям, но их руками решались задачи другого уровня. Так в своё время языческий царь Кир освободил Израиль из вавилонского пленения.

Мусульмане физическим усилием вынули восточную церковь из политического и экономического потока, лишили её светской власти. Возникла долгожданная духовная независимость. Если представить обе части церкви в виде двух кусков мяса, то восточную часть мусульмане положили в морозильник, тогда как западная оставалась на солнце. Разные температуры объясняют разные скорости разложения.

Командующий византийским флотом Лука Нотар выразил смысл произошедшего: «лучше видеть в Константинополе турецкую чалму, чем папскую тиару». Христианству лучше быть законсервированной Истиной, чем превратиться в иудео-языческую версию христианства.

Получается, в XV веке ислам освободил церковь от государственного плена. Не было бы мусульман, вопрос времени — когда Рим подчинил бы слабеющую Византию. Все министерства автоматически перешли бы под власть Рима, в том числе «министерство» по делам христианства. Естественно, избегая ненужных волнений, с соблюдением правил приличия. Но мы сейчас говорим не о технике, а о сути. По сути тогда это был единственный выход. Ислам приготовил ситуацию, когда церковь не только была защищена от разлагающих её процессов, но и готовилась для вселенской роли.

Сегодня многие организации называют себя церковью, но по факту одни превратились в хозяйствующие субъекты, другие — в музеи, третьи — в дома благотворительности. Их нельзя рассматривать оком христианства. «Если же око твоё будет худо, то всё тело твоё будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?» (Мф. 6, 23).

Как Египет пленил евреев, так Византия пленила христианство. Как Кир освободил Израиль от вавилонского пленения, так ислам освободил восточную церковь от власти Государства, остановив её разложение. Волей-неволей ислам стал консервантом восточной церкви.

Часть ПЯТАЯ

НОВОЕ ВРЕМЯ
(модерн)

А. Блок

Глава 1
Протестантизм

Ислам, на время освободив восточную церковь от Государства, исключил её тем самым из мировых политических и экономических процессов. На планетарной арене остаётся церковь-государство. Она активно занимается политикой, воюет и торгует. Род занятий определяет качество людей, которых система поднимает наверх. Формально руководство католической церкви — монахи. Фактически — политики и дельцы в рясах. Этот факт в первую очередь подтверждается образом жизни католических епископов. Своим поведением они демонстрируют языческое мировоззрение.

Чем больше Рим преуспевает в земных делах, тем больше вольностей позволяет себе церковная бюрократия. Церковная организация костенеет и выхолащивается в религиозном смысле. У неё появляются не только политические и экономические, но и идеологические противники. Простые христиане видят роскошную развратную жизнь иерархов и не могут не понимать её несоответствия христианским заповедям.

Внутри католической системы растёт напряжение. Какое-то время Рим подавляет недовольство. В XVI веке пружина разжимается. От церкви-государства отделяется община немецких христиан. Буквально следом, в том же XVI веке, Англия, Швейцария, Франция и другие страны Европы превращают католические епархии в национальные церкви.

Первая волна раскольников рождает вторую. Появляются квакеры, баптисты, методисты, анабаптисты, пресвитериане, адвентисты и прочие общины, именующие себя церквями. Процесс идёт с небывалой скоростью. Сегодня известны сотни таких общин. Созданы они или политиками, чтобы иметь карманное министерство, или христианами, не желающими зависеть от политиков и чиновников в рясах.

В 1517 году немецкий монах Мартин Лютер вывесил на дворцовой церкви в Виттенберге 95 тезисов, резко выступив против индульгенций и претензий папы прощать любые грехи всем без исключения, в том числе и умершим (естественно, небескорыстно). Религиозная деятельность Рима объявлялась противоречащей христианству. Лютер приглашал богословов к обсуждению своих тезисов.

Прежде чем продолжить рассуждать о протестантизме, отметим главное: протестантизм создан честными людьми, искавшими правды. Основатель его был человеком, способным действовать, не страшась предполагавшегося за такую деятельность костра.

Папа вызвал Лютера в Рим, где его непременно бы сожгли. Бунтаря спасло вмешательство немецких князей. Чем мог закончиться визит к папе, Лютер понимал лучше всех. Несмотря на маячившую перспективу смерти, он открыто говорил то, о чём шептались на кухнях. «Вера — это согласие воли с совестью» (Л. Толстой). Судя по поведению Лютера, его совесть пребывала в полном согласии с волей и верой. Это были не поза и жест, а поразительная смелость честного человека. Сейчас боятся сказать что-то, противоречащее официальным установкам церкви, хотя за это уже не сжигают. Во времена Лютера сжигали. И он нашёл в себе смелость говорить.

Лютер сначала действовал, а потом получил поддержку, а не наоборот. Когда его вызвал церковный суд, он сказал собравшимся: «Пока я не опровергнут свидетельствами Писания или ясными доводами, ибо я не верю ни папе, ни соборам; известно, что они часто заблуждались и противоречили сами себе, меня осиливают приведённые мною слова Писания. А поскольку моя совесть в плену у Слов Бога, я ни от чего не могу и не хочу отрекаться, потому что опасно и невозможно идти против совести. На том стою. Я не могу иначе. Да поможет мне Бог. Аминь».

После этого собрания Лютера должны были казнить, но князья укрывают его, призывая умерить темп и пыл. Несмотря на предупреждение, Лютер продолжает открытый протест и чудом остаётся жив. Вокруг деятельности Лютера разгорается большой скандал, в него вовлекается множество самых разных сил. В результате столкновения религиозных, политических, экономических, государственных и личных интересов рождается протестантизм.

Искренние намерения первооснователей протестантизма приведут к катастрофическим последствиям. Только логики, честности и смелости недостаточно, чтобы сделать правильные выводы. Лютер не осмысливал всю ситуацию, он видел её малую часть, что извратило благие намерения.

Строго говоря, протестантизм не совсем религия. Это больше философия, признающая некоторые христианские догмы. Не совсем понятно, по какому принципу одним догмам отдавался приоритет перед другими. Основателем новой веры был не Бог и не пророк, а обычный честный человек, свидетельствующий, что откровения он не получал. «Я не посылал пророков сих, а они сами побежали; Я не говорил им, а они пророчествовали» (Иер. 23, 21). Все вопросы и затруднения Лютер решал через логику и здравый смысл.

На слух это кажется правильно, но в реальности логика хороша для земных дел. Для области метафизики одной логики, хоть и со здравым смыслом, маловато. Тут нужно нечто большее. Любую структуру, духовную, государственную или экономическую, можно создать на фундаменте, для мира кажущемся безумием. На рациональном мышлении и человеческом понимании нельзя построить тысячелетнюю конструкцию.

В итоге протестантизм породил капитал, создав условия для рождения демократии и гуманизма. Это породило научное безбожие и технический прогресс. На планете рождается общество нового типа, потребительское. Его суть не в том, что люди потребляют (люди всегда потребляют) а в том, что потребление становится высшей целью и смыслом жизни. Люди начинают жить не ради Бога и Царства Небесного, а ради потребления.

Не прошло и трёх веков, как протестантизм вырождается в светское философское учение. Отцы-основатели протестантизма оперируют рационализмом и приходят к идее предопределения. По их мысли, всё в мире предопределено, даже судьба не родившихся младенцев. Всё это отдаёт язычеством, в частности, учением о карме (невозможности противостоять своей судьбе).

Протестантизм превосходят результаты язычества. Если язычники оставляют человеку свободу в рамках коридора судьбы, протестанты со своим предопределением отказывают даже понятию свободы. Согласно их учению, у человека столько же свободы, сколько у шестерёнки часового механизма.

Логика протестантов достаточно проста. Бог всемогущ и всезнающ, поэтому Ему известно всё о будущих поступках. Получалось, жизнь человека — что-то вроде заранее снятого фильма, прокручиваемого на экране. У главного героя нет ни единого шанса поступить иначе, чем зафиксировано на плёнке. Всё предопределено. Если принять это за истину, отсюда следуют широкие практические выводы. Их развитие гарантированно ведёт систему к хаосу. Получается, можно делать всё, ни о чём не думая, потому что нельзя сделать того, что не зафиксировано на плёнке.

Такой строгий, пошаговый, последовательный логический протестантизм грозит оставить общество без ориентиров. Если всё предопределено, о каких ориентирах можно говорить? Предопределение устраняет само понятие свободы, заводя ситуацию в тупик. Чтобы выйти из тупика, нужен универсальный ориентир. Протестантские мыслители ищут, на что человек мог бы ориентироваться в текущей жизни.

Возникает вопрос: что можно понимать знаком особого благоволения Бога? Перебирая всевозможные варианты, они приходят к выводу: раз ключом ко всем земным благам являются деньги, значит, Бог награждает этим ключом тех, к кому благоволит. Деньги обретают метафизический смысл. Кто обладает деньгами, тому, согласно этой логике, Бог благоволит. Богатство и богоизбранность становятся синонимами. Не имеет значения, каким образом обретены деньги. Сам факт обладания ими является показателем богоизбранности.

Деньги начинают пониматься мостиком, ведущим к спасению души. Средство становится целью и объектом поклонения (как у язычников). Теперь их нужно не тратить, а преумножать. Чем больше денег, тем больше на тебе божьего благословения. Молитва, религиозные обряды и традиция, подвижничество и прочее, считавшиеся христианской добродетелью, отходят на второй план. На первый план выдвигается золото. Если ради золота нужно быть честным, скромным, трудолюбивым, люди становятся такими.

Если кто читал книгу или смотрел фильм «Унесённые ветром», тот помнит, как главная героиня Скарлетт клянётся перед небом стать богатой, даже если ей придётся для этого обманывать и предавать. Это квинтэссенция протестантской морали.

Различие протестантизма и христианства не во внешних признаках. Разница в цели. Ради чего вы честны и трудолюбивы: ради золота или ради Христа? Не само действие, а цель, ради которой оно совершается, определяет его ценность. Христос говорит о земных ценностях не только как о бессмысленности, но как о помехе, мешающей человеку войти в Небесное Царство. Если человек верит Христу, он не может просить Бога дать ему то, что затруднит обретение высшей ценности христианства. Если человек молится Богу только о земных целях, это языческая мотивация.

Христиане отличались от язычников характером просьб. Язычники молят своих богов о земных благах, для них это главное. У христиан принципиально иная шкала ценностей. Все просьбы ко Христу в первую очередь не о земном, а о неземном. (Ищите Царства Небесного, остальное приложится).

Макарий Великий просит Бога: «возстави падшую мою душу, осквернившуюся в безмерных согрешениях и отыми от мене весь помысл лукавый видимого сего жития». Иоанн Златоуст молится: «Господи, не лиши меня небесных Твоих благ. Господи, избави меня вечных мук».

Христиане просят в первую очередь о совершении воли Божьей, о прощении грехов, о хлебе насущном в рамках потребностей. В единственной молитве, данной непосредственно Богом, говорится: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твоё, да приидет Царствие Твоё, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого» (Лк. 11, 2).

Христос проповедовал отказ от земных благ (от соблазнов). Невозможно представить христиан в роли просителей соблазнов: денег, карьеры, машины, квартиры и так далее. Если христианин просит Бога о даровании соблазнов, фактически он просит, чтобы соблазны пришли через Бога. Но как можно молить Бога о таком, если Христос говорит: «Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит» (Мф. 18, 7). Через Бога соблазны прийти не могут. Если кто получает по своей молитве соблазны, возникает вопрос: от Бога ли они?

Согласно христианскому мировоззрению, высшей ценностью является душа. Для язычников таковой являются земные блага. Язычник молится о земных благах. Многие христиане молятся о тех же благах. Возникает вопрос: если мировоззрение у христиан и язычников разное, цели тоже разные. Как может получиться, что молятся они об одном?

Протестанты молят Бога о даровании денег, понимая их ключом от рая. Новое понимание денег рождает известный протестантский аскетизм: скромность в личной жизни, высокую нравственность и прочее. Христиане отказываются от земных радостей, чтобы иметь больше Бога. Протестанты отказываются от земных радостей, чтобы иметь больше денег. Каждый любит объект поклонения без меры.

Люди работают с утра до ночи, хорошо и честно, экономят каждую копейку, чтобы скопить как можно больше денег, посредством которых спасти душу. Внешне протестантский образ жизни вызывает уважение, но если смотреть в суть предмета, если понимать, ради чего это делается, отношение меняется.

Да, конечно, поведение протестантов более уважаемое, чем поведение «обезьян в костюмах», по сути дикарей. Но если дикари не ведают что творят, в случае с протестантами мы имеем классическую дорогу в ад, выложенную благими намерениями. Они пытаются пройти в рай не дорогой, указанной Христом, а обходным путём. Их учение весьма логично, но оно никуда не ведёт. В нём нет Истины, нет Христа. В итоге стараниями протестантов на планете рождается новое существо — капитал.

Глава 2
Трансформация

Судя по поведению, капитал относится к разновидности небиологической формы жизни. Никакая мёртвая сущность не способна защищаться и размножаться. Неживое пассивно по отношению к внешним условиям. Капитал живое существо, и потому реагирует. Это что-то типа церкви, только иной, антихристианской природы. Вокруг капитала, как в прежние времена вокруг религий, формируется сила. Пройдёт совсем немного времени, и сила приобретёт мировое значение.

Капитал демонстрирует способность расчищать себе место под солнцем. Он не просто создаёт материальные ценности, эти ценности способны к умножению себя за счёт себя.

Первым делом капитал снимает ограничения с ростовщичества. В Израиле запрещалось давать деньги в рост единоплеменникам, но разрешалось язычникам: «иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост» (Втор. 23, 20). Церковь запрещает давать в рост всем — и брату, и чужому. Протестантский капитализм разрешает давать в рост и брату, и свату, и тем более, чужому, и вообще кому сможешь. Появляется понятие «банкир-христианин», давать деньги в рост перестаёт считаться грехом. Возникает новый тип экономики, основанной на банковском проценте.

Родившаяся система начинает отвоёвывать жизненное пространство. Главным препятствием на этом пути является религия. Протестантизм вместе с капиталом рождают науку нового времени, из которой вытекает идея земного рая. Начинается смещение от теории сотворённого мира к теории вечного мира. Последовательность теорий позволяет отследить становление нового общества. Сначала мир отходит от христианских догм. Далее — вообще от религиозных. В итоге приходит к мировоззрению обезьяны, для которой весь мир сводится к видимой глазу области.

Первое допущение закладывает маленькую трещинку в христианское мировоззрение. Появляется теория: Бог сотворил мир, что-то у Него получилось не так, как Он хотел, и Бог бросил мир на произвол судьбы, как горшечник выбрасывает кривой горшок.

В этой гипотезе нет логики и, тем более, откровения свыше. Эту теорию сочинили как оправдание, почему мир несовершенный, для чего в нём так много страданий, зачем зло зачастую побеждает добро и отчего Бог не вмешивается, чтобы восстановить справедливость. Этой гипотезы было достаточно, чтобы начался опасный процесс. Если Бог оставил землю, значит, Его заповеди можно не соблюдать. Если мы выброшены, как неудачная поделка, человек должен взять судьбу в свои руки (явная параллель и отголосок древнеримского мировоззрения: не боги, а люди должны управлять планетой).

Вторым шагом отступления от Истины становится понимание Бога не как Творца, а как жителя уже существовавшей вселенной. Бог из Абсолюта низводится до части. Теперь это некий дух, живущий в мире, не им сотворённом. Получаются две сущности: Бог и Мир (фактически вселенная выступает в роли второго Бога — такая же бесконечная, вечная и непостижимая).

Следующим шагом отступления становится лишение Бога личностных качеств. Теперь Бог определяется не как свободная волящая и разумная Личность, а как разновидность высшей энергии, одухотворяющей и упорядочивающей материю и низшую энергию. Невооружённым глазом виден откат к одному из вариантов языческого понимания природы.

Учёные того времени, заявляющие себя христианами и не отрицающие Бога, по факту были самыми страшными врагами христианства и Бога. Да, на словах они признавали Бога, но какого? Что в их понимании было богом, если рассуждения на эту тему пропитаны антихристианством?

На философские тенденции накладываются естественнонаучные открытия, которые ещё не могут быть правильно осмыслены. Возникает ажиотаж, в открытиях видят доказательство непричастности Бога к творению мира. Мир предлагается понимать огромным часовым механизмом. Дискуссии разворачиваются вокруг вопроса: какой запас хода у этого механизма — ограниченный или нескончаемый? И если ограниченный, что будет после окончания — новое преобразование или тотальный конец? Такая логика закономерно приводит к полному отрицанию понятия Бога. К этому времени поспевает Дарвин с теорией эволюции. Это предопределяет дальнейшую безбожную физиономию и направление нового мира. Прогрессивная общественность делает вывод: Бога-Творца нет.

Дальнейшие споры ведутся вокруг вопроса: во вселенной нет никакой сверхсущности или всё же есть какой-то мировой или абсолютный дух, одухотворяющий материю? Одни придерживаются примитивного материализма, согласно которому во вселенной нет ничего, кроме материи (или кроме энергии, которая суть иное состояние материи). Другие считают, во вселенной есть абсолютный мировой дух (информационное поле, хранилище идей, творческая энергия и прочее, но только не Личность). Если это и имеет к появлению нашего мира какое-то отношение, то исключительно несознательное, как мороз к созданию льда из воды.

Все по умолчанию сходятся в одном: во вселенной нет свободной и разумной Личности. Такое единодушие среди учёного сообщества нового времени понятно. Стоит признать в абсолютном духе разумную и свободную личность, — получается Бог. Сразу возникает масса неудобных вопросов, уводящих в область метафизики. Если есть Бог, есть Его влияние на людей. Если Солнце влияет, Бог должен влиять тем более. Если всё так, открывается иное понимание смысла жизни. Человек должен в первую очередь искать гармонию с вечным Богом, а не со своим бренным телом.

Рациональному уму было удобнее осознавать вселенную мёртвым космосом, где нет никаких авторитетов. Есть только бесконечная и вечная природа, случайно создавшая человека. При таком мировоззрении захватывала воображение мысль о покорении природы и постановке её на службу человеку.

Новое время характерно такими мечтаниями, когда казалось, ещё немного, и мир будет лежать у ног человека. Под покровом иллюзий шла реинкарнация обезьяньего мировоззрения. Устранение из мира сверхсущности устраняло из жизни общества высшие ценности.

Мировоззрение, отрицающее цель за рамками жизни, сводило понимание жизни к двум стремлениям — прожить как можно дольше и как можно приятнее. Появляются формулировки типа «война всех против всех», «человек человеку волк», «ты умри сегодня, я завтра», «бери от жизни всё» и прочей обывательской «мудрости», выросшей из нового понимания мира.

Традиционный мир не развалился мгновенно, но получил пробоину. Если бы новые установки мгновенно пропитали всё общество сверху донизу, мир сразу бы рухнул. Но он сохранялся благодаря мировоззренческим установкам, которые дало тысячелетнее исповедание религии, предписывающей человеку нерациональное поведение, основанное на ключевых качествах: любовь, честь, долг, совесть и прочее.

Смена мировоззрения идёт крайне медленно, из поколения в поколение. Подсознательные установки, формировавшиеся тысячелетиями, не исчезают сразу. Они тают постепенно, как айсберг в тёплых водах. Люди искреннее забывали: величие человека не в объёме потребления, а в объёме дерзновения. Самое большое дерзновение — стремление к вечной жизни.

В новых условиях костяк общества, состоящий из этих установок, оказался как в кислоте, постепенно разъедающей его изнутри. Маленькие косточки скоро вовсе растворились, крупные становились тоньше и гнулись. Тело на таком остове теряло форму и оплывало. Система в ключевых узлах подтачивалась, несущие балки истончались, но никто ничего не замечал, а если и замечал, то не понимал.

Человечество, очутившись в безбожном море, уподобилось одухотворённой кукле, плоть которой из соли. Она хотела узнать, что такое море. Ей сказали — это можно сделать, войдя в него. Она вошла и познала море, полностью в нём растворившись.

* * *

Техническое совершенствование мира люди восприняли как подтверждение культивируемой мысли: человечество идёт к счастью. Если какой чудак и указывал на признаки надвигающейся глобальной катастрофы, его слова воспринимались занудством и кликушеством. Обывателям казалось: всё нормально, общество развивается, жить становится лучше и веселее.

Мы не против технических открытий. Эти открытия предопределены человеческой природой, стремлением жить лучше. Мы против направления, возникающего из совокупности хаотичных энергий этих открытий, над которыми нет всеохватывающей силы, нет контроля.

В XVI веке возникает мировоззренческий фундамент, на котором строится потребительское общество. Это стало возможно с утратой высшего смысла в жизни. Общество вслед за элитой потянулось за сиюминутным.

Религия утверждала: для достижения высших целей должно доминировать стремление к Богу. Государство утверждало: для достижения насущных целей нужны средства. Обе стороны были правы. Оба требования уживались между собой в компромиссе с перекосом в сторону сильного (государства-божества). В новых условиях перекос в сторону государства так усилился, что породил новое божество — Рынок.

Протестантизм создал дополнительный стимул развития экономики, сделав её более эффективной. Протестантские страны задают тон всему миру. Чтобы иметь боеспособную армию, нужно иметь эффективную экономику, что возможно через устранение всех препятствий на пути капитала.

Первое и главное препятствие — религия со своими ограничениями. Все страны оказываются перед выбором. Один вариант — умаление религии, развитие экономики с наукой, что в итоге приводит к современной армии и обороноспособности. Другой вариант — сохранение религии, что означает препятствие для развития экономики, науки, армии и, как результат, понижение обороноспособности и сминание соседями. В итоге равновесие мировой конструкции было нарушено.

Капитал одолел своего главного врага — религию. Буквально за три века новая сущность выходит на оперативный простор и становится определяющей силой. Ничто в мире больше не стоит у него на пути. Начинается мировая экспансия. Капитал с каждым десятилетием раздвигает границы, стремительно расползаясь по планете. На территориях, подконтрольных ему, рождается новое мировоззрение.

Теперь вселенная — бесконечный поток материи в состоянии постоянной трансформации. Человек на этом фоне — ничтожно малая величина, случайно и на миг появившаяся из ниоткуда и через мгновение, по меркам вселенной, обречённая уйти в никуда.

Глава 3
Декарт

Новая история начала разворачиваться с революционной мысли математика Декарта. Он задался вопросом: что есть в окружающем нас мире такое, в чём нельзя усомниться. Перебирая варианты, он не находил ничего незыблемого. Во всём, чего ни коснись, можно усомниться, начиная от существования Бога и кончая математикой, в основании которой лежат аксиомы. Считается, они не нуждаются в доказательстве. Но это и есть вера — когда доказывать не нужно. Первое положение всегда принимается на веру.

Ирландский философ Д. Беркли поколебал королеву точных наук, математику. Если 1 × 0 = 0, если 2 × 0 = 0, получается, 2 × 0 = 1 × 0. В итоге 2 = 1. Спасти математику можно запретом умножать на ноль. Никакой логики под этим запретом нет. Мы принимаем правило на веру. Математика запрещает умножать на определённые цифры, и мы не умножаем.

Примерно через 100 лет английский философ Д. Юм говорит о невозможности иметь уверенность в чём-либо. Точку в этом деле ставит австрийский математик Гедель, доказавший в XX веке: математика — не точная наука. Любая система на законах логики содержит предположения, которые невозможно доказать или опровергнуть, опираясь на логику этой системы. Самый яркий пример — сама логика. Её можно опровергнуть только посредством логики, то есть остаться в рамках системы. Иррациональное (интуитивное) утверждение не может поколебать логическую систему, равно как и наоборот — логика не может поколебать иррациональную систему. Мы всегда в рамках или одной или другой системы, и правила одной системы не можем перенести в другую.

Если даже математика не точная, что можно помыслить как несомненное? Может, объём? Посмотрите на помещение, в котором вы сейчас находитесь. Мысленно уберите из него всё: предметы, воздух, а также атомы и стены. Кажется, всё убрали. Но остался сам объём. Как убрать освободившееся пространство, объём пустой комнаты?

Кажется, в существовании объёма нельзя усомниться. Он есть, независимо от наличия или отсутствия в нём чего бы то ни было. Но если развивать мысль дальше, наш вывод правомочен при наличии других условий, которые нужно принять на веру. В частности, мы должны принять на веру информацию, доставляемую до нашего мозга пятью чувствами. Фундаментом выступает условие, в которое нужно верить.

Мы смотрим вокруг себя и видим разные предметы. Но между этими предметами и нами всегда стоят посредники — наши чувства (обоняние, осязание, вкус, слух и зрение). Наш глаз получает информацию из внешнего источника и по нервным каналам доводит её до мозга в виде импульсов. В голову непосредственно попадает не стул, а набор импульсов, которые мозг расшифровывает в образ стула. Правильно мозг расшифровывает или нет, мы не знаем, но мы верим, что правильно. Найти подтверждение этой вере нельзя.

Невозможно доказать реальность мира. На вопрос, что есть мир — гигантская реальность или гигантская иллюзия, нет однозначного ответа. Это область чистой веры. Бог через апостола говорит: «Не любите мира, ни того, что в мире» (1Ин. 2, 15). Вокруг этой мысли возникло целое учение (солипсизм), согласно которому мир есть наше воображение. В реальности ничего нет, есть воображающий индивид и воображаемый им мир. Причём реальность индивида не в его существовании, а в его мышлении. Всё остальное, в том числе он сам, есть результат воображения.

Казалось, чтó можно найти в мире несомненное, если целый мир можно усомнить? Задача выглядела неподъёмной, но Декарт не сдаётся. Наконец его осенило: нельзя сомневаться в мысли! Результаты мышления не имеют значения. Важно, что нельзя усомнить само мышление. Подвергнув эту идею самой пристрастной критике, он не нашёл в ней изъянов. Не важно, чтó я мыслю. Важно, что я мыслю. Сам факт мышления невозможно поколебать. В нём действительно нельзя усомниться, потому что сомнение является разновидностью мышления и подтверждает декартовскую фразу. Даже отрицание мышления возможно только через мышление. Даже отказ от мышления возможен через мысль.

Декарт изрёк своё бессмертное «мыслю, следовательно, существую». Эта короткая фраза оказалась искрой, воспламенившей костёр, приготовленный эпохой протестантизма. Капитализм, прогресс, свободомыслие, словно сухие поленья, вспыхнули, и загорелся погребальный костёр человечества, в который с тех пор неустанно подбрасывают «дрова».

Мышление представляется кораблём, в реальности которого пассажир не может сомневаться. Спит или кушает, читает или прогуливался, он всегда на корабле. Без корабля ничего невозможно, в том числе и пассажир (пока он в море). Взяв наличие корабля за базовую точку отсчёта, без которой жизнь пассажира в море невозможна, философы строят новую мировоззренческую теорию. Большой загадкой остаётся простая мысль, лежащая на поверхности: почему не ставится вопрос — откуда взялось мышление?

Декарт не говорит, откуда берётся мышление. Он фиксирует его с момента осознания факта мысли, находясь уже в процессе мышления. Что предшествовало этому, откуда его начало, Декарт не объясняет. Ключевые узлы идеи Декарта не доведены до логического конца.

Мышление есть несомненный факт, с этим никто не спорит. Но чтобы оно существовало, нужно предположить или условия, в которых мышление рождается, или признать мышление безначальным и бесконечным, никогда не рождавшимся и существующим вечно.

Последнего ни сам Декарт, ни его последователи не утверждали. Если бы даже они утверждали такое, это противоречило бы очевидному. Каждый знает про своё мышление, что оно имеет начало. Было время, когда его не существовало. Если мышления не было и оно появилось, значит, есть причина, вследствие которой мышление стало быть. Рассуждая таким образом, несложно убедиться: мышление не является первопричиной. Мышление есть следствие более глубоких причин.

Сразу возникает вопрос: что породило следствие? Научный атеизм отвечает в рамках теории эволюции: на планете миллионы лет назад сама по себе возникла разумная жизнь, которая развилась и начала мыслить. Но если так, если принять эту идею, мы тут же отходим от идеи Декарта, где мышление объявлено как единственно несомненное. Получается, несомненное мышление рождается из сомнительного мира. Следовательно, не мышление является первой точкой, а мир, порождающий мышление. Но если мысль возникает из мира, следовательно, мир или сотворён, или существовал вечно.

Чтобы принять несомненность мышления, прежде нужно принять несомненность мира. Возникает тема солипсизма: мы должны поверить в реальность мира, чтобы затем перейти к мышлению. Проблема даже не в том, иллюзия мир или реальность. Проблема в том, что любой мир существовал до мышления. Если мышление несомненно, несомненным фактом является породивший его мир.

Придя к идее несомненного мира, мы приходим к необходимости указать первоисточник. Это или идея Бога, или идея мира как вечного неразумного бессмысленного существа. Первая мысль ведёт нас к религиозному смыслу мира. Вторая — к человекобожию и далее к постмодернизму. Раз Бога нет, значит, человек является богом. Если так, формы общества и человеческого тела не могут рассматриваться как данность. Единственное, что сдерживает личность от превращения себя в монстра из компьютерной игры или червя, это отсутствие соответствующей технологии.

Нетрудно убедиться: всё намного сложнее, чем пытался представить Декарт. Он показал основание, пригодное для построения новой мировоззренческой системы, не прибегая к понятию Бога. Это сводило Бога с уровня высшей силы на уровень гипотезы. Новый мир не отвергал Бога, он сделает это позднее. Но он уже намертво ухватился за мысль о человеческом мышлении как о единственной несомненности. Мир получил лицензию на право сомневаться во всём, в том числе в Боге. Сомневаться не просто как раньше, не в форме богохульства, а исходя из логики.

Раньше не было возможности построить систему мироздания, не взяв за точку отсчёта сверхъестественную сущность. В одном случае это был Бог, в другом — абсолютный дух, в третьем — вариации языческих божеств. Картина мира была невозможна без метафизики. Декарт нашёл несомненное основание в нашем мире. Это открыло дорогу к безбожию с научным оттенком. Декарта можно считать основателем научного атеизма — новой религии со своими мучениками за веру, традицией и атрибутами.

Декарт сказал — мышление первично. Мы утверждаем: мышление производно и, значит, вторично; первичны условия, порождающие мышление. Система, построенная на вторичном, принимаемом за первичное, априори ущербная и неполная.

Своим утверждением Декарт распахнул приоткрытый ящик Пандоры. Некогда из ящика вышли беды и пороки человечества. Теперь из него вылетели ещё более опасные сущности, которые в своём развитии должны были поглотить мир.

Глава 4
Новая вера

Природа общества такова, что она не стремится осмыслить мнение авторитета. Она принимает его на веру. Декарт был «брендовой» фигурой. Он указал направление для строительства новой системы, не додумав ни глубину этого курса, ни перспективы развития.

Мысль Декарта дала основание, на котором можно узаконить грех. Ранее человек не мог грешить, не вступая в конфликт с собой. Идея Декарта сняла конфликт через умаление Бога. Элита, подготовленная к такому «подарку» протестантизмом, не устояла перед соблазном. Игнорируя многие нелепости, началось строительство новой социальной конструкции, в которой Бога нет. Эта модель получает политкорректное название «светское общество».

Принятие декартовой идеи сравнимо с принятием теории эволюции. Она противоречит сама себе по всем пунктам, но, тем не менее, держится. Не потому, что доказано, а потому что люди хотят верить в неё. Они не знают, о знании речи нет, они именно верят. Слепо, истово и безоглядно. Точно так же дело обстоит с мирозданием на идее Декарта. Люди верят: это цельная мысль, и видеть её нецельность не желают. Почему? Потому что. Если продолжите упорствовать, вас пошлют по эротическому адресу.

Рациональная душа Запада тысячелетиями томилась в рамках иррациональности, когда дело касалось больших вопросов и ответов. Декарт пролил водопад эликсира на эту душу. Запад начал насыщаться опасной влагой, подобно высохшей губке. Когда насыщение достигло критической массы, родился научный атеизм.

Научное мировоззрение с рождения было в высшей степени странным. Позиционируя себя цельным, оно отрицало возможность цельного знания. Признавалось только относительное. Любую версию наука по умолчанию принимала как гипотезу, от которой в любой миг можно отказаться. В теории она стремилась к целому, одновременно утверждая невозможность познать целое.

Философия нового времени рождает веру в науку. Примерно через 100 лет появятся философы, которые укажут на порочность философии Декарта и сделанных из неё выводов. В XVIII веке Д. Юм доведёт разрушение эмпиризма (опытного знания) до логического конца. В дальнейшем эту мысль разовьют Гедель, Хайдеггер, Деррида и другие, волей-неволей обнажая надуманность материалистических истин.

Наука поколеблет собственные выводы и заявит об их ошибочности, но будет поздно. Разоблачение не подорвёт веры в науку, сознание не услышит мыслей, противоречащих шаблонам. Потому что уже возник вал событий и информации, заставляющий принимать материализм как истину на веру. Даже если вы против материализма, вы всё равно движетесь в этом направлении, как человек, увлекаемый против воли толпой.

До Декарта философия всегда была служанкой религии. Декарт возводит её в ранг самостоятельной науки. Оторвавшись от религии, она воспринимается набором чудных фантазий, неудобоваримых для нормального человека. Одни говорят так, другие эдак, ничего непонятно. В том числе и самим философам (в противном случае они жили бы согласно своим учениям, как это делали первые христиане, а не только говорили о них).

Чем больше наука узнаёт о мире, тем шире становится область незнания. Всё относительно, приблизительно и сомнительно, ничего полностью познать нельзя, даже самую маленькую пылинку. Но при этом люди, вопреки собственной логике, верили — можно познать всё. На то, что эта вера жёстко противоречит природе научного атеизма, не обращалось внимания. Наука приобретает авторитет религии. Её носители верили в способность науки потенциально познать всё, вопреки здравому смыслу.

Человечество грелось в лучах странной противоречивой истины, получившей статус абсолютной. Отрицание становится истиной. Человечество перестаёт стремиться к полному знанию. Его заменяет иллюзия возможности иметь абсолютное знание. Наука говорит — это невозможно, но люди верят — это как-нибудь возможно. Порождается куча мнений и многословий, создавая нечто, понимаемое каждым как ему кажется, хочется и как удобнее.

Науки множатся. Каждая по ложке воды из океана судит о наличии в океане китов. Каждая копается в своём «огороде», и чем больше закапывается, тем меньше видит. Никакая наука не охватывает целого. В отсутствии цельной картины мира умножение опытных знаний увеличивает путаницу. Чем больше люди знают частностей, тем меньше понимают целое. Обществу впору повторить за Сократом: «Я знаю, что я ничего не знаю». Сократ сознавал своё незнание. Общество воспринимало своё незнание как потенциальное всезнание, превращая его в реальное всенезнание.

В атеистической вере одна нелепость громоздится на другую, но люди не обращают на них внимания, потому что «наука доказала». Чтобы понять, чем это чревато, вообразите человека, ведущего себя так, словно он умеет летать. Когда он подойдёт к обрыву, логика позволит сделать ему самоубийственный вывод. Он шагнёт вперёд и полетит. Но не как птица, а камнем вниз.

Мировоззрение без Бога обходит большие вопросы, постепенно изгоняя их из информационного поля. С каждым поколением всё меньше людей способны спросить себя — зачем я живу? Как моя жизнь отразится на мне после смерти? Область больших вопросов замусоривается общими словами, замыливающими суть. Человек в этом смысле животное, живущее только потому, что оно выросло. И всё, высокого смысла в жизни нет.

В новой ситуации служанка богословия (философия) превращается в служанку политики, коей и пребывает до сего дня. Из области больших вопросов она уходит в область бантиков и понимается как возможность потрепаться. Новая эпоха взрывается многословием, загоняя себя в логические топи. Выводы философии сами философы не рассматривают путеводителем по жизни, поскольку не верят в свои «истины».

Научное сообщество плодит многотомные поверхностные суждения, старательно обходя большие вопросы. Философы, окончательно приземлившись, начисто исключают из арсенала познавательных средств человеческое вдохновение, озарение и прозрение, отнеся это в разряд ненаучной мистики. И это притом, что любой учёный и мыслитель подтвердит: первая мысль образуется не как синтез имеющихся мыслей, а как подарок из других миров, пришедший через прокол оболочки нашего мира, ведущий в иную действительность. Этот «подарок» упорядочивают и раскладывают по полочкам. Получается чертёж, который люди разных специальностей материализуют. Но самая первая точка отсчёта всего принципиально нового, сама идея, всегда приходит из другого мира.

Волна нового мировоззрения накатывает на Европу, восстанавливая «справедливость» и упраздняя власть монархов. Традиционная форма общества сменяется демократической. Формально это власть народа, но фактически красивый фантик, в который завёрнута совсем другая сущность.

По факту новая «справедливость» — разновидность права сильного на власть. В племени дикарей власть получал самый сильный. При демократии происходит примерно то же самое. Разница в другом понимании силы и в более сложном ритуале, но не в сути. Не важно, насколько вы правы. Важно, насколько вы сильны в мирском смысле. Упоминание о высшей цели — политес. Да и какая высшая цель может быть в атеистическом обществе, если атеизм устраняет такое понятие?

Демократическое «здание» хорошо выглядело на плакате. На практике оно оказалось утопией, что доказывает история всех демократий. Никто нигде и никогда не смог реализовать теорию демократии. Создавался внешний фасад, его в ярких красках описывала целая армия журналистов и писателей. Но демократии так ни разу и не было построено. Здесь удивительно точная аллегория с платьем голого короля, сшитого «невидимыми нитками из невидимой ткани». Реальными были обманщики-портные и глупые люди, зависимые от общественного мнения и не верившие своим глазам.

Проблема современного общества — привычка жить в мире неадекватных понятий. Нормально говорить о несуществующем как о реальном. Эту норму признают все участники политического процесса. Возникает хаос в понятиях и головах. С интеллектуального хаоса начинаются все виды разрушений, в первую очередь общества и личности.

Теория демократии на уровне фундамента противоречит природе вещей. Как известно, фундамент всегда скрыт от поверхностного взгляда. Это объясняет, почему общество не понимает, не видит и вряд ли сможет осознать это противоречие. Здание на фальш-фундаменте нельзя построить.

Поклонники демократии, которые не могут возразить нашим доводам по существу, в качестве последнего аргумента прибегают к Черчиллю, сказавшему, что демократия это плохо, но лучше ничего нет. В его словах отсутствует логика — лишь поза и эмоция, рассчитанные расположить к себе людей. Кроме того, рекомендуем им принимать во внимание ещё одно высказывание английского премьера: «Лучший аргумент против демократии — пятиминутная беседа с избирателем».

В первой книге «Проект Россия» мы достаточно глубоко и пóлно осветили невозможность демократического выбора. Нельзя выбирать то, о чём не имеешь знания, чего не понимаешь. Избиратели любой страны никогда не имели, не имеют, и не будут иметь знания, достаточного для сознательного выбора. Они всегда будут выбирать фантик и никогда содержимое.

Глава 5
Гвозди

Авраам Линкольн говорил: «Можно всю жизнь морочить одного человека, можно какое-то время дурачить всех, но обманывать всех всю жизнь нельзя». Президент ошибался. Практика показывает: целые народы можно обманывать веками. Линкольна оправдывает то, что он жил в эпоху, когда не было СМИ, телесериалов, рекламы и технологии манипуляции.

Если кто верит в реальность демократии, тот по-честному не понимает предмета разговора. Это бездонный колодец общих слов, из которых нельзя вывести конкретику, зато можно создать дымовую завесу. В мире реальной политики демократия в лучшем случае ширма, в худшем — коврик при двери, но уже никогда не знамя.

Демократия похожа на похотливую богатую даму в летах. Ей хочется плотской любви, но никто не желает «любить» её бесплатно. Ушло время бурной молодости, очарования и цветения. Нет больше юношей, готовых ради неё на подвиги, на жертвы и смерть. Теперь даму окружают альфонсы, «любовь» которых прямо зависит от денег. Пока дама платит, они её «любят». Стоит прекратить выплаты, от «любви» не остаётся и следа.

Это утверждение касается демократов любого розлива, хоть либерального, хоть коммунистического, хоть фашистского. Они «любят» свою даму, пока та им платит, пока они имеют с этого соития свою выгоду. Как только выгода кончится, они переметнутся на другой объект любви.

С момента публикации первой книги «Проект Россия» не нашлось ни одного возражения по сути. Ни одного. Никто не смог возразить нам по главному обвинению демократии — невозможности выбора без знаний. Ни один демократ не доказал (и даже не сказал), что совершить выбор можно без знания. Ни один либерал не кинулся подтверждать, что предвыборные кампании дают людям знания (или хотя бы имеют такое намерение).

Любой теоретик демократии подтвердит: отсутствие сознательного выбора означает отсутствие демократии. Любой практик демократии подтвердит: устроить выборы так, чтобы дать знания, во-первых, нереально, во-вторых, заведомо проигрышно на фоне конкурентов, использующих манипулятивные технологии. Тут как ни крутись, а седалище сзади.

Поскольку миллионам невозможно дать знания, людей понуждают к действию, внешне похожему на выбор, но выбором не являющемуся. Советская демократия понуждала силой. Либеральная демократия понуждает технологией. Фашистская демократия использует то и другое. Во всех случаях население понуждают физическим или психологическим насилием.

Как солдаты не способны выбрать генерала, так народ не способен выбрать власть. Это ни плохо, ни хорошо, это природная данность. Из этой данности вышел очень крепкий гроб для демократии всех видов.

Первый гвоздь в гроб демократии: без знаний нет выбора. Основа демократии — сознательный выбор. Основа выбора — знания. Без знаний выбор невозможен. Людей без знаний можно побудить к действиям, внешне похожим на выбор, но по факту это будет не выбор, а результат манипуляции сознанием.

Второй гвоздь в гроб демократии: избирательные кампании знаний не дают. Цель предвыборной кампании не в том, чтобы давать людям знания, на основе которых возможен сознательный выбор, а чтобы манипулировать. Упор не на рациональное мышление, а на эмоциональное восприятие, на создание положительного впечатления. Идёт психологическое давление, манипуляция и соблазнение.

Третий гвоздь в гроб демократии образуют два первых:

а)  предвыборные кампании знаний не дают;

б)  без знаний выбор невозможен.

Вывод: демократии нет и не может быть в природе.

* * *

Демократы советского, либерального, фашистского и любого иного толка не смогли поколебать нашей логики. Все теоретики и практики демократии прекрасно понимают, в какое глупое положение они попадут, если начнут оспаривать утверждение о невозможности сделать выбор без знаний. Но продолжают ратовать за… демократию. Как это объяснить?

Простительно, когда демократическую позицию отстаивают люди, составившие мнение по репортажам СМИ и речевкам партийных лидеров в духе «свобода, равенство, братство». Они могут искренне считать: демократии нет в России или Узбекистане, а на Западе она точно имеется. А раз так, нужно бороться за неё…

Людей настолько запутали сотворённые СМИ иллюзии, что если даже возразить нам они не могут, выбирать всё равно идут. Это в прямом смысле феномен. Люди понимают: реально они ничего не выбирают, и… идут выбирать. Вероятно, для выросших в атмосфере демократической риторики это стало ритуалом. Одна часть электората действительно считает, что участвует в судьбе страны. Другую часть буфетом привлекают.

Можно понять наёмных или наивных защитников демократии, прекрасно всё осознающих, но им или платят, или запудрили мозги. От них требуют не истину установить, а исполнить заказ. Если заказывают называть манипуляцию сознательным выбором народа, они выполняют (особенно если платят, потому что куда денешься: семью кормить нужно, и вообще это стало источником дохода). И потом, не будешь говорить ты, на твоё место очередь говорунов стоит. Защита демократии хорошо оплачивается.

С наивными и наёмными всё ясно. Но как понять серьёзных людей, знающих о демократии не понаслышке и не по журналистским репортажам, а в реальной практике? Невозможно предположить, что ключевые фигуры политической жизни Франции, Италии, США, Германии, России, Индии, стран Латинской Америки или любой иной страны не знают реалий. Они сами заказчики и организаторы театрализованных представлений, именуемых народным выбором.

Организатор рекламной кампании кока-колы понимает: цель кампании — не правду сказать о коричневой воде, а соблазнить, обмануть, но продать. Инициаторы выборов понимают: цель — не информацию донести, а соблазнить электорат.

Все прекрасно знают цену словосочетания «народные выборы». Если кто начнёт говорить о буквальном следовании теоретическим нормам демократии, это вызовет недоумение, переглядки и кривые ухмылки.

Можно понять, когда манипуляцию на публике называют демократией. Политес. Но за закрытыми дверями какой политес? В узком кругу принято называть вещи своими именами, потому что так проще понять ситуацию. Но фокус в том, что и за закрытыми дверями политики и журналисты называют манипуляцию… демократией. Ни у кого нет иллюзий, о каком «свободном выборе» они говорят, но при этом называют явление не просто чужим, а противоречащим сути явления термином.

Когда политик говорит «у нас демократия», он не имеет в виду «у нас власть выбирает народ». Он иносказательно утверждает: мы исправно выполняем ритуальное действие, которого требует система. Он даёт сигнал: наша система не является монархией, диктатурой и теократией, равно как и той моделью демократии, что описана в теории. Они как бы говорят — мы сами не знаем, чем является существующая система, и говорим на чёрное белое, потому что… а как иначе?

Позиция демократического правительства всегда будет напоминать позицию папуаса. Дикарь не понимает физических законов, он приспосабливается к уже сложившимся законам системы, не помышляя их понимать. Зачем ему тратить на это время, если имеющихся знаний достаточно, чтобы накопать личинок и поймать самку? Только проблема в том, что папуас зависит от системы, созданной Богом и потому устойчивой. Демократы живут в искусственной системе, создатели которой не очень понимали, что же они такое создают. Такая система обречена рухнуть.

Чтобы исправить ситуацию, её нужно осознать. Чтобы осознать явление, нужно назвать вещи своими именами. Не на кухне и не в узком кругу, а на официальном уровне белое назвать белым, чёрное чёрным. Назвать вещи своими именами значит запустить непредсказуемое развитие событий. Это породит вызов, на который система не готова ответить.

Выбирая из двух зол меньшее, власть предпочитает сохранять всё как есть. А потом… Что будет потом, никто думать не хочет. В лучшем случае приходят к мысли не раскачивать лодку. Мол, что толку, если мы скажем избирателям: вы ничего и никогда не выбираете и выбирать не можете? Если взамен нечего предложить, то мы спилим сук, на котором сидим. А так молчим, нагоняем туману, что хотя бы тормозит разрушение…

Эту тактику можно понять, если бы имелась цель отвлечь людей, чтобы не мешали работать по стратегическому исправлению ситуации. Здесь была бы логика капитана, скрывающего от пассажиров беду, чтобы избежать паники. Но если капитан скрывает проблему и бездействует только потому, что не знает, что делать, возникает другая ситуация. Чем больше упущено времени, тем глобальнее будет трагедия. Когда вода затечёт в каюту, и пассажиры сами увидят катастрофу, будет поздно. В том числе и для капитана с офицерами.

Пока термин «демократия» будет расшифровываться: «не диктатура», «не теократия» «не монархия», суть системы останется тайной. Через отрицание нельзя определить сущность. Бесконечно перечисляя, чем объект не является, нельзя приблизиться к пониманию, что он есть на самом деле. Если утюг обозначать «не шкаф», «не сапог», «не компьютер» и прочее, суть объекта не станет понятной. Ясность наступит, когда утюг будет назван своим именем — утюгом.

Власть искренне не знает, как называется система, которой она правит. Понимая, что это не демократия, она пытается исправить смысловое значение через приклеивание к термину ещё одного термина, чтобы подчеркнуть хотя бы для своих: это не та демократия, о которой говорит теория, это нечто иное.

Рождаются «управляемые», «суверенные» и прочие «демократии». Но они не отражают сути, напротив, ещё больше запутывают ситуацию. Хорошо запутывать, если сам знаешь, но не хочешь, чтобы другие знали. А если сам не понимаешь, но путаешь, чтобы другие думали, будто тебе всё понятно, это совсем другая история.

* * *

С распространением демократии мир оказался в весьма грустном положении. Маленькие люди, калейдоскопом сменяющие друг друга, не поднимаются выше административного понимания. Корабль по имени Человечество тонет. Сегодня мамы плачут – дети не хотят есть. Завтра будут плакать – детей нечем кормить.

Чтобы не быть голословными по поводу порочности конструкции, отметим только один факт: принцип крепления всех деталей демократической конструкции основан на пороке. Один из парадоксов системы — нарушение правил — является… правилом. Говорить нужно одно, но жить можно, если действуешь по-другому. Например, системе необходима… коррупция. Странность этого заявления компенсируется логикой.

Всякая структура, в том числе государственная, состоит из крупных и малых блоков-группировок. Чтобы люди собрались в блоки, им нужен стимул. Должно быть что-то, что свяжет их в единую структуру. Кирпичи скрепляет в единое здание цемент. Людей в единую структуру собирает общий интерес.

Какой интерес может собрать носителей материалистического понимания мира? Материальный. Система объявляет стремление к материальному благу высшей целью. Люди, воспитанные этой системой, начинают понимать любую деятельность источником дохода. Всё остальное во-вторых. В первую очередь человек идёт на государственную службу не народу служить, а деньги зарабатывать. Это объясняет, почему все берут, заносят, откатывают, пилят и прочее. Взятки – это цемент, скрепляющий любое демократическое государство. Потому что скреплять больше нечем.

С подачи СМИ все уверены: наша система страдает из-за коррупции, это её главный враг, и если победить коррупцию, всё исправится. Мы утверждаем обратное: система стоит благодаря коррупции, это позвоночник государства. Если допустить, что власть чудесным образом победит коррупцию, система рухнет.

Представьте: гаишники не могут брать взятки. Жить на то, что им платят, они не хотят, это не соответствует их потребительским стандартам. Начинается отток кадров, и рушится дорожное движение. Чтобы систему восстановить, потребуется компенсировать доход, который блюстители порядка потеряли из-за невозможности брать взятки.

Гаишники, конечно, мелочь. Теоретически вопрос можно решить через увеличение зарплаты. С крупными чиновниками решение невозможно в принципе. Никаких нефтедолларов не хватит на удовлетворение запросов коррупционеров высшего звена. Все разговоры о борьбе с коррупцией — из серии «пчёлы против мёда». Это какой-то театр абсурда, когда власть принимает закон против коррупции, и главные коррупционеры страны, сидящие в первых рядах (а за ними коррупционеры помельче), дружно хлопают в ладоши, одобряя и поддерживая очередное «мудрое» решение власти.

Конечно, неприятно смотреть на такую картину, но всё же виноваты в этом не люди. Дайте им другую идею, они будут к ней стремиться. Если всем внушают «живём один раз», чтó кроме коррупции может объединить людей, занимающих высшие посты? Совместные походы за ягодами? Или красивые лозунги, призывающие честно жить, противореча официальному мировоззрению? Нет, всё это пустое, если нет идеи, за которую человек готов по 15 часов работать, единственный способ заставить его работать в таком ритме – материальная выгода. Вот поэтому все и «пилят» всё, что можно пилить, если даже понимают, в итоге они все дружно пилят не столько бюджет, сколько сук, на котором сидят.

Власть, без возможности украсть, в потребительском обществе никому не нужна. Если допустить фантастический вариант: коррупция будет невозможна, то начнётся переток самых умных из власти в бизнес. Сформируется новый центр власти, кардинально ломающий систему, делая её ещё хуже, чем она есть сейчас.

Глава 6
«Перегной»

Нельзя понимать историю последовательностью вытекающих друг из друга состояний. Это предполагает между ними родственность, пусть и отдалённую. Бабочка совсем не похожа на гусеницу, но при этом они родственницы. Исторические эпохи, выстроенные в пошаговой последовательности, кажутся в какой-то мере родственниками, пусть дальними и непохожими. Но это не так. Фазовый переход отрубает родственность.

Новые эпохи рождаются не из совокупности материальных и исторических причин, где количество перешло в качество, а из идей. Прежняя эпоха для новой идеи есть нечто вроде питательной среды, почвы. Новая эпоха рождается из нового зерна (идеи).

Откуда и как в мир приходят идеи, мы не знаем. Но можем констатировать: в момент появления идеи появляется весь будущий мир. Не явно, в виде свёрнутой идеи, но появляется весь. Как зерно содержит в себе всё будущее растение, так мировоззренческая идея содержит в себе весь будущий мир.

Если нет понятия дуба, в жёлуде нельзя увидеть будущий дуб. Если нет понятия нового мира, в идее нельзя увидеть будущий мир. Человек никогда не имеет понятия грядущей эпохи, и потому большие идеи никому ничего конкретного не говорят. Максимум возникает тревожное ощущение новизны.

Новая идея никоим образом не связана с предшествующей эпохой. Новое приходит из другого мира. Идеи — как зёрна, которые приносит ветер и бросает в почву. Нет родственности между выросшим из зерна растением и почвой, на которой семя развернулось в растение. Зерно это идея растения. Когда растение умрёт и сгниёт, возникнет перегной. Если в него попадёт зерно другого растения, вырастет новое растение, не связанное узами родства с бывшим растением, превратившимся в перегной.

Идея материализма развернулась в новое время. Из «зерна» выросло «растение» — потребительское общество. Сегодня этот тип общества умирает. Его умершие части активно гниют и разлагаются. В возникающий перегной падает идея сверхнового общества. По мере её роста общество наблюдает странные выходки странных людей. Никто пока понятия не имеет, во что всё это вырастет и о приближении чего свидетельствует.

Кстати, мы тоже «зерно». И тоже в какой-то перегной попали. Но мы традиционное культурное растение, а они сорняк, о чём Запад сказал устами своих идеологов (Фукуяма, Хантингтон), объявив о конце истории. Человеческие ценности (семья, дети, совесть) в этой логике не просто теряют смысл, а становятся помехой. Потребительское общество спокойно стало жить животной жизнью в горизонте сиюминутности: живи здесь и сейчас, бери от жизни всё, главное в мире — я и мои удовольствия.

Под лозунгом борьбы с перенаселением Запад начинает сдерживать рождаемость. Ребёнок воспринимается не как дар Божий, а как составная часть потребительской корзины, некий предмет роскоши, препятствующий получению других удовольствий. Современного западного человека демократия учит понимать традиционную семью нежелательным для себя состоянием и видеть в ней опасность. Возникает понятие нетрадиционной семьи, где нет обязательств и детей. Общество начинает развращаться.

Пока члены демократического общества развращаются с оглядкой. Западные педофилы ездят «отдыхать» в Таиланд. Пройдёт совсем немного времени, и всё это начнётся у них дома в ещё больших размерах. Растёт армия извращенцев, общество не видит перспективы и будущего. Множество культур и цивилизаций, достигнув конца истории, прекращали существование. Признаки конца света всегда одни — Содом и Гоморра.

Политика развращения действует в первую очередь на носителей западной культуры. Другие культуры она меньше затрагивает. Повторяется история колониальных заболеваний. К смертельно опасным для европейцев болезням у африканцев и индейцев был выработан иммунитет. Сегодня примерно то же самое. Разница только в том, что раньше зараза приходила из внешнего источника. Сегодня Запад сам производит вирус духовной чумы и сам же себя заражает. Понижая внутри себя цивилизационное «давление», он сминается другими культурами, у которых к духовной чуме есть иммунитет.

* * *

Запад — это здание, построенное на христианском фундаменте. Когда он пошёл по пути материализма, фундамент и стоящее на нём здание начали рушиться. В возникающем хаосе стали прорисовываться контуры совсем не той системы, к которой стремились отцы-основатели.

Человечество не родилось с христианскими нормами. Существующие запреты на извращения не были естественными. Все они пришли из учения Христа. Надежда на то, что запреты останутся, а самого учения не будет, есть глупость, объясняемая только тем, что внимание людей перенесено с первичного на вторичное.

Стержневая идея Запада может быть выведена только из христианства. Но на сознание общества надеты мягкие кандалы, не позволяющие даже поставить вопроса в такой плоскости. Несмотря на настойчивость европейских церквей, в проект евроконституции не был включён параграф о «христианском наследии и ценностях». Не христианство, а порождённые им культурные явления не прошли через заградительные барьеры «свободного общества».

Культура и религия Греции, Франции, Германии и любой другой европейской страны погибают под ударами своего же закона. Что для европейцев закон, для неевропейцев — эффективное оружие против жителей Старого Света. Они используют его в качестве дубины, которой заколачивают гвозди в крышку гроба европейского общества.

Дети эмигрантов остаются носителями неевропейских традиций и религии и живут по своим законам. Но при этом они полноправные граждане, и значит, избиратели. В стратегии наступления на бывших христиан, а ныне атеистов-потребителей, они требуют одного — соблюдать конституцию. И под этой ширмой продавливают свои цели.

Примеров ползучей экспансии огромное количество. Кто был во Франции, видел: французы по паспорту, но не по культуре и национальности, имеют больше прав. Например, французские власти не разрешат жителю Ниццы установить спутниковую «тарелку» на дом, если он представитель европейской культуры. Но представителю восточной или южной культуры — разрешат. Что позволено арабу, не позволено французу.

В Марселе есть целые кварталы, завоёванные мирными боями. В ресторан приходили большие группы французов по паспорту и пили кофе. Шумели, галдели. Ресторан терял завсегдатаев. В итоге хозяин продавал ресторан по предложенной цене или терпел убытки.

Если в Европе появляются возражатели против такой ситуации, они тут же зачисляются самим обществом в фашисты и на них ставится крест, как бы правы они ни были. Один из политиков Франции говорит: «Родной сын мне ближе племянника. Племянник ближе соотечественника. Соотечественник ближе иноплеменника». Все признают эту правду жизни, но пока нет Библии, конституция превыше всего. Общество само себя удавит своими законами и противоречащими здравому смыслу действиями.

Сегодня на Западе христианство умаляется. Космополитичному обывателю предлагают ответить на вопрос: почему христианские праздники, например Рождество, отмечаются на государственном уровне, а исламские или иудейские не отмечаются. Налицо ущемление прав и дискриминация по национальному и религиозному признаку.

В условиях доминанты мёртвого закона над реальной жизнью на эти вопросы нет ответа. Европейское общество, как и позднее древнееврейское, припёрто к стенке своим же законом. Чтобы выскочить из тупика, нужно отказаться от либерального мировоззрения. Но это кажется так нереально… Помимо социальных факторов есть экономика, которая не позволит Европе отказаться от материалистического мировоззрения.

Обсуждение этой темы можно называть фашизмом, а умалчивание — либерализмом. Огромное количество европейцев понимают проблему, но демократия родила систему, заткнувшую всем рот. Система так простроена, что решение зависит не от того, кто понимает ситуацию, а от того, кто её не понимает — от плебса, пребывающего на неприемлемо низком интеллектуальном уровне. Ставка на средний класс, которому «есть что терять», закономерно ведёт к тому, что решающей силой общества становятся люди с сиюминутными целями.

Яркий пример — беспорядки во Франции. Как только обыватели узнали о грозящем ущемлении прав, неизбежном при перестройке любой системы, они, не вникая в детали, тут же вышли на улицу бастовать. Опускаем цели оппозиции, ищущей повод протестовать, вне зависимости от качества решений власти. Каким бы правильным решение правительства ни было, но если оно даёт повод возмутить массу, оппозиция его использует.

Политическая система ориентирует людей не благо общества искать, а свою выгоду. В экономике человека изначально ориентируют делать не то, что несёт пользу обществу, а то, что даёт личную прибыль. Появляются вредные и бессмысленные виды деятельности. Человеческую природу эксплуатируют во вред обществу, если это прибыльно.

Стоит властям покуситься на малое благо, чтобы решить стратегические задачи, оппозиция тут же поднимает общество бунтовать. Возникает театр абсурда: экономическая система направляет энергию общества на своё разрушение, а политическая система охраняет этот процесс.

Глава 7
Симптомы

В этих условиях зарождается новая, доселе неведомая система. Её не стремятся понять. Её заворачивают в яркие фантики гуманистического содержания и на этом успокаиваются. Система продолжает развиваться.

Появляются художники, делающие натюрморты из свежезамученных животных, сфотографированных в момент высших страданий. Ценность фотографий в том, что глаза «натурщиков» хранят отпечаток страдания. Например, одна современная художница нанизывает живых мышей через задний проход на карандаш и в этот момент их фотографирует. Фото высоко оценены соответствующими «эстетами». Другие изображают из себя собаку. Третьи сдирают с трупов кожу и делают из этого «материала» скульптуры. Появляются люди-собаки, люди-туалеты, люди-предметы и прочее.

Перечислять дерьмо, бурлящее в недрах потребительского общества, бессмысленно. Чем больше удаётся эпатировать публику, тем выше это ценится. С позиции научного атеизма это искусство, проявление свободы. Каждый проявляет себя так, как хочет. Если человек высший, он сам себе эталон, и тогда его действия не подлежат отрицательной оценке. Они могут нести вред, и общество имеет право от них защищаться. Но в той же мере и личность, усматривающая в действиях общества вред, может от него защищаться. В чём выражается защита, вопрос второстепенный. Главное, нет эталона добра и зла. Если общество на данный момент сильнее, формально это не означает, что оно право, потому что нет эталона. Оно просто сильнее

Потребительское общество тонет в собственных отходах физического и духовного характера. Человечество напрягается, но пока не может уловить длинную логику. Ну, проткнул через задний проход живую мышку. Ну, сфотографировал её в миг высшего страдания. К чему тут придраться? Уголовное дело заводить? А основания? Во-первых, мышку «художник» мучил у себя дома. Во-вторых, а как же мышеловки? Там железной перекладиной по голове — хрясь! И что, судить? Нелогично.

Если мышей можно убивать одним способом, почему нельзя убивать другим? Негуманно? Здесь можно поспорить, что гуманнее — мышеловка или карандаш. Ах, да, можно сказать, мышеловкой человек борется с грызунами, защищает своё добро, а тут он просто садист и извращенец, убивающий беззащитных мышек без практической нужды.

Все возражения, какие вы можете привести в защиту животных и против садистов, не более чем ваше личное мнение. Если Бога нет, кто определяет, что есть добро и зло? Вы? А вы кто такой, чтобы другим указывать? Может, вы фашист? Почему лаборанту можно проводить опыты на мышах в медицинских целях, где их мучают, а мне, художнику, нельзя делать это в эстетических целях? Если лаборант приносит пользу обществу, испытывая лекарство, художник тоже считает, что приносит пользу, рождая новый вид эстетики. Почему творчество должно ограничиваться старыми формами?

В доказательство признания своего творчества широкой публикой (из числа продвинутых) он предъявит кучу журнальных заметок, восхваляющих его творческую смелость. И что вы скажете? Да что бы вы ни сказали, заключительным будет вопрос: а судьи кто? Неужели вы? А вы, батенька, часом не диктатор, если своё мнение выше моего ставите?

Официальная позиция: художники так выражают себя. Но сердцем многие люди, в том числе атеисты, чувствуют: что-то здесь не то, не так всё просто. Но что именно не то, о том подумать некогда, спросить не у кого.

Если оставаться на позиции «Бога нет», любые ваши возражения в два счёта разбиваются. Вопрос сведётся в область вкуса. Вам не нравится? Но о вкусах не спорят. Силой хотите навязать? Но, во-первых, ещё посмотрим, кто кого. А во-вторых, и это главное, на чём основано ваше моральное право навязывать людям своё мнение? На силе? Тогда так и нужно сказать: прав тот, кто сильнее, и не морочить людям голову суждениями о свободе личности. Но так нельзя сказать, социальная конструкция требует сохранения риторики о свободе, равенстве и братстве.

* * *

Между остатками традиционного мировоззрения (любовь, честь, совесть, стыд и прочее) и логикой безбожного мировоззрения (бери от жизни всё), всегда был конфликт. Чувство справедливости, оставшееся без корней, без Бога, проигрывает рациональной логике атеизма, уступая одну позицию за другой.

Люди неосознанно и против логики хотят быть честными и благородными, но не могут найти ответ — зачем. Они твердят, мол, положено быть честными, и всё, и нечего рассуждать. «Кем положено?» — спрашивают оппоненты. Люди теряются… Действительно, кем, если Бога нет? Чужим дядей? Но почему общество должно считать мнение дяди истиной? Или большинством положено? Но тогда нужно вводить многожёнство и кушать змей с насекомыми, потому что большинство человечества, азиатский регион, делает это. Кстати, Христа распяли именно мнением большинства.

Ни один родитель-атеист не может внятно объяснить ребёнку, почему надо быть честным. Объяснения в стиле «потому что» неконкурентно, по сравнению с ясной и чёткой логикой научного мировоззрения, по которой честным нужно быть, если это выгодно. А если не выгодно… Ответ напрашивается сам. И это правильный ответ — если Бога нет. Потому что «если Бога нет, то всё можно» (Ф. Достоевский).

Невнятное бормотание про то, что так принято, что честность это хорошо, не вызывает симпатии (особенно у молодёжи). Попытка оправдать утверждение, что честным быть выгодно, разбивается вдребезги о вопросы типа «а если не выгодно?» Что делать, если выгодно быть не честным, а рациональным?

Претензия человека на звание бога входит в противоречие сама с собой. С одной стороны, человек заявлен случайной ничтожностью. С другой стороны, объявляется высшей сущностью. Получается, высшая сущность, временный человек, зависит от низшей сущности — вечного мира. Человек оказывается как бы разодранным надвое. Атеизм объявил человека богом и одновременно назвал его временной бессмысленностью, чем-то вроде плесени, случайно возникшей на окраине галактики. Этот казус стал источником глобальных внутренних конфликтов, насыщающих общество.

Либеральный мир загоняет сам себя главными вопросами в тупик. Все цели, какие только может иметь человек в рамках этого мира, оказываются материальными, сиюминутными и поверхностными.

Логика атеизма объявляет мир бессмыслицей, но что-то в человеческой разумной и свободной личности есть такое, что не позволяет ей признать для себя подобный ориентир высшим. Человек, не желающий считать себя просто туловищем, начинает метаться. Но будучи зажатым в тиски материализма, запрограммирован в своих метаниях на ошибку.

Современная система гниёт, брезгливо отворачиваясь от своих дурно пахнущих ран, предпочитая их не замечать, в идеале вообще не думать на эту тему. Но ужасный запах распространяется на всё общество, и не думать не получается. Люди стараются сохранить хорошую мину при плохой игре, создавая при этом условия для неприемлемой и неприятной ситуации. Такое поведение кажется запредельным мазохизмом, но именно такова реакция потребительского общества на собственные внутренние проблемы. Оно как бы утратило чувствительность, не ощущает боли, производимой умножающимися язвами.

Люди поверхностно и бездоказательно довольствуются мыслью: мир как-нибудь разовьётся во что-нибудь хорошее. Не только обыватели, но и власть имущие мыслят о последствиях в масштабе вши на хвосте идущего в пропасть слона (на мой век точно хватит, если даже слон упадёт в самую глубокую пропасть и разобьётся, а потомки пусть сами думают, что дальше делать).

Неуправляемый прогресс изменил понятие о нормальном потреблении, соответствующем реальным запросам человека. Экономика в погоне за сбытом прививала новые, непропорционально завышенные стандарты. Человек-личность превращался в человека-«фуа-гра». Все стремились только к одному — увеличить потребление.

Если кто не в курсе, фуа-гра — печень гуся, получаемая садистским способом. Гусю четыре раза в день вставляют в горло воронку и всыпают в него килограммы зерна. Гусь не может его извергнуть назад. В организме птицы начинаются процессы, приводящие к фантастическому увеличению печени. Зачастую печень достигает размеров, пропорциональных самому гусю. Это в прямом смысле инвалид, не способный жить, потому что нарушена вся структура организма. Но гусю и не запланировано долго жить, его растят под нож.

С человеком современная система проделывает аналогичные манипуляции. Она заставляет его потреблять. В итоге тяга к потреблению заполняет всё существо человека, подавляя другие стремления — совесть, честь, стыд и прочее. Это уже не человек, это инвалид, в котором потребление, как в гусе печень, задавило всё человеческое. Общество модели «фуа-гра» не имеет шанса на нормальную жизнь, пока не избавится от того, кто вставляет ему в горло трубку и заставляет потреблять сверх нормы.

Счастье не зависит от объёма потребления. Имей мы измеритель счастья, можно было наглядно показать: объём счастья и объём потребления лежат в непересекающихся плоскостях. У крестьянина в глухой провинции, живущего в согласии с окружающим миром, счастье может зашкаливать. У миллиардера счастьеизмеритель может показать ноль.

* * *

Поколение сменяло поколение. Возрастающая пропаганда потребления воспитывала класс людей с большими потребностями без возможности их удовлетворить. Это создавало атмосферу растущего негодования: почему я хочу, но не могу? Возникает ощущение собственной неполноценности, из которого рождается чувство несправедливости.

Творческие натуры, остро чувствующие бессмысленность и опустошённость безбожного мира, взрываются неосознанным протестом. Стараясь отличиться от штампованной окружающей серости, они пытаются отстоять свою индивидуальность и непричастность к этому миру. Пока под протестом нет идейной базы, он носит эмоциональный характер. Люди системы «фуа-гра» хотят летать, но не могут даже ходить… Внутренний конфликт рождает неснимаемое противоречие.

Буревестники надвигающегося нового отказываются признавать условности гуманного общества, ещё не совсем понимая, чего хотят. Они протестуют против лжи и лицемерия, против навязывания ложных ценностей. В этом проявляется природа человека, его желание остаться личностью.

Они говорят: если мир — гигантская бессмысленность, а человек высшее существо, значит, каждый может делать что хочет. Власть и общество возражают: нельзя делать что хочешь. На вопрос: почему? — отвечают: потому! Шибко умным объяснения дают держиморды.

Нерациональный запрет, противоречащий установкам власти, увеличивает армию странных чудаков. Чем больше развивается потребительское общество, тем сильнее обнажается внутреннее противоречие.

Протест против двуличного общества выражают посредством искусства, одежды, манеры поведения, извращений и немотивированных выходок. «Революционным матросам» прикольно участвовать в революции. Здесь ограбил, там изнасиловал, тут покуражился над беззащитным. А тут наоборот, проявил себя героем, страдающим за свободу и справедливость. Всё это смешивается в такую кашу, что никто уже ничего не может толком понять. Жизнь становится похожа на плиту спрессованного мусора — следствие множества бессмысленностей и противоречий. Обозначаются тенденции, ведущие в пропасть постмодернизма.

Глава 8
Постмодернизм

К середине XX века человек, защищаясь от давления капиталистической системы, начинает задаваться вопросами, выходящими за рамки системы, политики, экономики. В интеллектуальных кругах активируется поиск смысла жизни. Глубокие люди спрашивают: что есть мир? Какова роль человека в этом мире? И, не довольствуясь старыми ответами, выглядящими или казённо, или архаично, начинают формировать новое понимание мира. В итоге мир совершает умопомрачительное мировоззренческое сальто-мортале. Оставленное без Бога общество рождает идейное основание для протеста против потребительской системы. Проблема этого основания — в нём снова нет Бога. Есть благие намерения, но они ведут в ад.

Во второй половине ХХ века в интеллектуальной среде группа французских философов фундаментально прорабатывает идеи Платона, Декарта, Гегеля, Маркса, Хайдеггера и прочих мыслителей и, кардинально переосмыслив мир, рождает новое философское учение — постмодернизм.

Идея постмодерна построена на добросовестном следовании логике научного атеизма. Здесь нет необоснованных допущений, одно вытекает из другого. Ошибки на этом уровне нет, там всё правильно. Но если посмотреть на ситуацию в большом масштабе, мы увидим — ошибка в точке отсчёта.

Разберёмся с фундаментом, не умножая бантики и не замыливая суть. Начнём с того, что постмодернизм формирует новое понимание мира, отличное как от традиционного, так и от потребительского. Оно не привязано к единым формам, правилам, эталону. Нет единого времени и мышления. Ничто не постоянно, всё — булькающая масса, где вечно проявляются и исчезают бесформенные фигуры. Бесформенность есть не отсутствие формы, а потенция принять другую форму, от которой в любой момент можно отказаться ради новой формы. Взаимодействие бесформенных бесхребетных сущностей образует мир постмодерна.

Символ человеческой иерархии — дерево (его корень, ствол, ветви, листья). Любое государство, компания, институт построены на этом принципе. Символ постмодернизма — поле, засеянное травой. Это что-то типа толпы, предоставленной самой себе и бегущей непонятно куда. У травы нет единого корня и единого ствола. Это единая система, но без иерархии. «Трава» противопоставляется «дереву» и становится символом нового стиля жизни.

Символ травяного поля не совсем отражает стремление постмодерна. Это всё же устойчивая система, тогда как, по постмодерну, любая точка любого субъекта должна иметь возможность связаться с любой другой точкой любого другого субъекта. Постмодернизм отрицает непоколебимость точки, потому что точка есть начало системы, в точке есть стремление к иерархии. Много точек образуют линию. Много линий рождают плоскость. Множество плоскостей образуют объём и в итоге устойчивый объект, от которого один шаг к иерархии — врагу постмодернизма. Преодолеть такую эволюцию можно через недопущение постоянной точки. Постмодернизм побеждает тенденцию к иерархии через отрицание точки и постоянное умножение множества. Всё должно постоянно меняться, ни к чему не привязываясь и ни на чём не останавливаясь.

Чтобы любая точка поля могла связаться с любой другой точкой поля, самому полю нужна абсолютная гибкость в пространстве. Чтобы поле не превратилось в монолит (прообраз структуры), оно должно иметь множество незначительных разрывов. Они не должны быть слишком большими, иначе это разделит поле, и множество превратится в крупные разделённые куски — предтечу системы. Чтобы постмодернистское поле сохраняло суть, его множество должно мелко разрываться и тут же соединяться, чтобы разбиться в новое желание, и вновь срастись, но всякий раз иначе.

Любое проявление системы гасится антисистемой, постоянно убегающей от самой себя, чтобы не превратиться в систему. В отличие от логики дерева, где есть эталон и копия, логика травы есть карта, доступная по всем направлениям. Эту карту всегда можно разобрать, изменить, поправить, разорвать, перевернуть и прочее. Чтобы чётче понять образ, представьте карту, разорванную на мельчайшие кусочки, которые кружит ветер. Это что-то типа облака с неясными контурами, где всё постоянно перемешивается.

Всё течёт, всё меняется, никто ни к чему не привязан, никому ничего не должен, ни с кем не имеет ничего устойчивого. Реальность никого не интересует, нет прошлого и будущего. Интерес представляет только миг настоящего. Внимание переключается на бессознательное желание, непознаваемое и неопределяемое. Каждый имеет право сочинить свои правила поведения, не сообразуясь с условностями и смыслами.

Традиционный «смысл» и «значение» объявляются диктаторами. Как всякие диктаторы, они лишаются власти. В мире без Абсолюта нет основания для их власти. Все смыслы знакомого мира постмодерн объявляет бессмысленными. В грядущем мире форму сменяет антиформа, открытая для любых нововведений и потому по своей природе бесформенная. Цель подменяется игровым процессом, определённость — неопределённостью, развитие — хаосом. Упраздняются границы пространства и времени.

Традиционное время линейно: прошлое переходит в настоящее и далее в будущее. Постмодернизм предлагает понимать время как разновекторный хаос, чуждый понятию линейности и последовательности. Господствует случай, нет ориентиров, прошлое попросту исчезает. Системе, замыслу и закономерности нет места. Иерархия уступает место анархии. Понятия центра и периферии утрачивают смысл. Оценка как таковая отрицается. Всё оценивается с позиции личного опыта.

Нет общепринятых понятий добра и зла. Что есть добро и зло — для каждого своё, удобное в данный момент понятие. Нет смерти и нет жизни, нет белого и нет чёрного. Авторитет и опыт превращаются в ничто. Каждый сам себе режиссёр. Мир объявляется никак не определяемой и ни к чему не сводимой данностью. Эта мысль противоположна традиционной морали, основанной на вневременных и внеличностных ценностях.

Постмодернизм отстаивает концепцию свободного желания. Традиционно желание возникает из столкновения субъекта с внешним миром. В момент столкновения субъект выходит за границы себя, пребывает вне себя, и в процессе касания с миром возникает желание. Получается, желание — не продукт внутреннего мира субъекта, а продукт столкновения внешней системы и внутреннего мира человека.

Если мир формируется капиталистической системой, значит, система навязывает личности свою волю и свои правила. Она подавляет личность, заставляя человека выполнять свой приказ. Человек принимает приказы системы за свои желания и оказывается обманутым, утверждает постмодерн.

Новое учение заявляет: истинная свобода может быть добыта человеком, если он заглянет внутрь себя и разглядит себя. Желание должно возникнуть не из столкновения с миром, а до столкновения. В момент столкновения желание должно быть уже сформировано.

Заглянуть в себя — это заглянуть в своё бессознательное. В сознательном себя нет, там отражение внешней системы. Свобода — в бессознательном, там твои настоящие, не сформированные системой желания. Система ещё не добралась до бессознательного (мы пока опускаем тот факт, что это неверное утверждение: бессознательное формируется системой, чему подтверждение — миллиарды наших современников, «обезьян в костюмах»).

Быть свободным — значит быть во власти бессознательных желаний. Возникли сексуальные фантазии, агрессивные желания, эпатажные намерения, — реализуй их, без всяких оценок и раздумий. Желай и делай, не думая о последствиях, и через то станешь свободным. Единственный критерий — сиюминутное благо. Если тебе хорошо — значит, это твоя истина.

Нельзя осмысливать и оценивать свои желания. Оценить что-либо означает использовать сформированные системой установки. Получается, если сознание есть отражение и продукт капиталистической системы, сознательная оценка чего-либо есть не твоя оценка, а оценка, производимая системой. В таком случае человек представляет собой не личность, а квинтэссенцию сформировавшей его системы. Он как бы не свободный человек, а система. И так как система капиталистическая, она производит человека-потребителя, оценивающего всё с позиции потребления.

Постмодернизм видит освобождение от диктата системы в бессознательно-механической реализации желаний, без оценки самих желаний и осмысления действий, направленных на достижение желаний. Это чем-то напоминает ницшеанство, только там воля выступает как гарант исполнения желаний. В постмодернизме гарантом выступает полное безволие. Просто плыви в потоке желаний, не осмысливая и не оценивая их. Нет добра, нет зла… есть желания. Кому-то от их реализации хорошо, кому-то плохо, но тебя это не касается, как корову не касается судьба травы, которую она жуёт.

Общество способно преодолевать препятствия, община тем более. Массу же несёт поток событий. Когда человек превращён из личности в часть массы, у него не просто нет понятия о чём-либо, он свободен от понятия иметь понятие. Его органы генерируют желания, и у туловища возникает хотение. Сознание служит инструментом реализации хотений. При таком позиционировании человека нет. Личность заменяется совокупностью органов. Свободу образуют желания органов. Кто сдерживает свои желания, тот, согласно постмодерну, «тело без органов», пустое место, запрограммированное выполнять желания системы.

Любое общество имеет свои элементы религиозности. В одних типах общества этих элементов было много (все типы обществ до XVII века). В других — меньше (XVII—XX). В третьих — совсем мало (современное общество с середины XX века). В надвигающемся постмодернизме их вовсе не будет, что породит принципиально новую ситуацию и… новую религию.

Постмодернизм называет общества прошлой и уходящей эпохи (соответственно религиозное и потребительское) заводами по производству желаний. Система плюс сознание определяют желания. Прошлая эпоха производила желание служить Богу. Сегодняшняя эпоха производит желание потреблять. Новая эпоха отрывает человека от «производства», образуемого системой и сознанием, и побуждает искать готовые желания внутри себя.

Английский философ Гоббс сравнивал государство с левиафаном, гигантским морским чудовищем. Постмодернисты говорят, общество-левиафан заставляет людей выполнять свои желания. Чтобы освободиться от левиафана, нужно научиться из самого себя, из своей сути производить желания. Заглянув в себя и увидев то, что общество называет пороком, нужно употребить все усилия не на подавление, а на его реализацию. Не имеет значения, какие это желания — гомосексуальные или каннибальские, или напротив, желание быть честным и благородным. Ценность тех и других не в их сути, а в том, что они твои. В этом истина постмодернизма.

Философы-постмодернисты отрицают двуполый мир, сексуальные нормы, сложившиеся под действием духовных систем, школ и ценностей. Вот некоторые из постулатов постмодернизма. Сколько личностей, столько полов. Физиологического пола нет, есть психологический. Языков столько, сколько людей. Прошлого нет. Истин столько, сколько индивидов. У индивида тоже нет неизменной истины. Она меняется в зависимости от желания. Желание есть истина. Желание не имеет исходной структуры и потому заранее не упорядочено. Его нельзя оценить, оно индивидуально и одновременно абсолютная истина.

Абсолют невозможно оценить. Всякая оценка предполагает эталон, тогда как Абсолют сам себе является эталоном. Освободить свои желания значит стать свободным… Здесь хотели написать «свободным человеком», но правильнее сказать, «свободным существом». Да и это не совсем верно. Существо в умножении своей свободы приходит к отрицанию своей свободы, о чём говорилось много выше, и попадает в зависимость к системе-машине, далее к Зверю, искусственному интеллекту и в итоге к Антихристу.

Система постмодерна призывает раскрепостить мир желаний до максимума — когда желать большего невозможно. В этот момент человек превращается в существо, вышедшее за границы человека. Для реализации нечеловеческой самости он должен быть свободен от всех правил, придуманных не им. Правила навязывают систему и создают препятствия на пути к свободе.

Под системой понимается как любая философская, либеральная или марксистская, так и любая религиозная система. Разность правил не разъединяет их, а объединяет через наличие самих правил. Постмодернизм отрицает какие-либо твёрдые, общие для всех правила. Идеал — атомизированный в прах мир.

Всё это проповедуют, с теми или иными поправками на личное видение, современные французские философы, в частности Деррида, Фуко, Делез и другие. И все они заходят в тупик, когда нужно ответить на большие вопросы типа смысла жизни. Сначала это кажется революционным и увлекает слабые умы, не имеющие мировоззрения. Для них само заявление о необходимости понимать мир, чтобы быть свободным, является открытием. На сцену выходит сила, чуждая традиционному и потребительскому пониманию мира.

Постмодернистский протест против несправедливости рождает ещё бóльшую беду, чем несправедливость потребительского общества. Перефразируя картину Гойя, «сон души рождает чудовище постмодерна». Пройдёт совсем немного времени, и крик новорождённого монстра услышит весь мир.

Новый мир будет играть в игру «кто не спрятался, я не виноват». Это система из другой действительности, где нет места представителю религиозной или потребительской системы. Безграничная, ничем не сдерживаемая свобода в прямом смысле разрывает человека. Это можно сравнить с внутренним давлением человека. Если вы окажетесь в безвоздушном пространстве, отсутствие внешнего атмосферного давления разорвёт вас на куски. Если исчезнет внутреннее давление, внешнее сомнёт в лепёшку. Чтобы человек жил, атмосферное и внутреннее давление должны быть пропорциональны. Нужна как внутренняя свобода, так и внешние ограничители свободы. При исчезновении одного из этих факторов исчезает сам человек.

Описывая, к чему ведёт развитие потребительского общества, мы хотим, чтобы каждый заглянул в бездну, к которой движется мир. Действительность превзойдёт самые горькие выводы. История учит: реальность всегда превосходит фантазию и логику.

Можно оценить прошлое во всей его совокупности масштабом в 500 лет. Но нельзя тем же шагом заглянуть в будущее. В его создании участвует то, что отсутствует в современности. Как в логических построениях учесть то, чего ещё нет и что даже представить нельзя? Глобально будущее непредсказуемо современниками и непонятно в предсказаниях пророков. Сущности из другого мира попадают в наш мир и меняют его. Человек не может вычислить, какая сущность попадёт в наш мир и как его изменит. Никакой мудрец прошлого не мог увидеть в появлении арабской системы счёта (десятичной) будущую атомную бомбу, компьютер и прочее, что сегодня так влияет на мир. Десятичная система счёта относительно римской и любой другой системы была гигантским компьютером, да ещё доступным абсолютно каждому. Но понять, во что выльется такая возможность, никому не было дано.

Новый мир рождается не из эмоций дураков и извращенцев, озабоченных легализацией своих желаний. Он рождается из очень глубокого серьёзного учения, охватывающего весь мир с принципиально нечеловеческих позиций.

Дьявол всегда соблазняет свободой. Первой жертвой этой технологии были наши прародители, Адам и Ева, мистическим образом содержавшие в себе всё человечество (поэтому на каждом из нас их грех). Финальной жертвой станет человечество. Пока идёт пересмотр отношения к сущности человека. Далее последует набор специфических разветвлений, что породит явления, которые сейчас вообразить невозможно.

Как видите, материализм в своём развитии трансформируется в нечто совсем нематериальное, в постмодернизм. Как и всякая религия, он не подчиняется рациональной логике. Проблема в том, что он слишком противоречит привычной информации. Современному человеку, одной ногой стоящему в традиционном обществе, другой — в потребительском, падающему в третью область (новый мир постмодернизма), трудно понять и принять такую информацию. Это кажется фантастикой и несерьёзностью.

Грядёт новое общество. Так в своё время традиционное общество трансформировали в потребительскую модель. Кто понимает надвигающиеся проблемы, не может не испытывать тревоги. Кто не понимает, для того это бред, который он благополучно забудет, усевшись перед телевизором.

Глава 9
Новый мир

Математик Льюис Кэрролл написал сказку о приключениях девочки Алисы в загадочном пространстве. Но если там по мере продвижения Алисы в глубь кроличьей норы было всё чудесатее и чудесатее, у нас будет всё ужасатее и ужасатее. Грядёт принципиально новый мир, где, как во сне, привычные нам социальные и нравственные законы перестанут работать.

Сохранение современных тенденций превращает скрытую диктатуру Рынка в открытую. Проявляется картина, опережающая самый смелый полёт фантазии. И всё же ситуация поддаётся логическому осмыслению, если смотреть на неё не в бытовом, а в мировом масштабе.

В начале третьего тысячелетия от Р.Х. зарождается принципиально новый мир. Поклонение идолам переносится в киберпространство. Уже сегодня видно, как человечество погружается туда. Это происходит очень медленно, но неумолимо, как в зыбучие пески. Чем сильнее потребительское общество пытается оттуда вырваться, тем больше его засасывает.

Сегодня руководство крупных компаний принуждает своих сотрудников общаться друг с другом не человеческим языком, а исключительно с помощью электронных средств связи, от банального привета до деловых контактов. Это имеет рациональное объяснение: руководству проще отслеживать и анализировать ситуацию, когда «все ходы записаны».

Киберпространство входит в текущую жизнь человека. Возникают социальные киберсети. Миллионы людей по всему миру сутками сидят за компьютером, и их количество постоянно растёт. Они живут там по своим законам, строят свой бизнес, систему отношений, мораль и, главное, свою религию. Это не оговорка: в виртуальном мире намечаются зачатки новой религии. Основание новой религии: «живи для себя и вечно». Там нет понятий сострадания и милости. Вся логика построена только на «всё для себя любыми путями». Пока это игра, но она затекает в реальность.

Вчера пожилой человек коротал время за сериалами. Сейчас обозначается тенденция, когда он коротает время в виртуальных сообществах. Там даже 100-летняя бабушка может выдать себя за 20-летнюю девушку, блистать умом и опытом. Следующий шаг — подвижный образ. Это, безусловно, интереснее, чем реальность пожилого человека. Не за горами реальное вхождение в виртуал через установление чувственной связи с машиной и возможность жить полноценной… виртуальной жизнью.

Кому-то виртуальный мир покажется раем, но рукотворный рай в своём развитии приведёт к запредельно ужасным для обитателей последствиям: к исчезновению человека во всех смыслах.

В виртуальном раю не может быть любви, любовь не является продуктом разума. Любовь это Бог. В рукотворном раю нет места Богу. Если даже в том мире будут стремиться к добру, без любви это будет зло. Мефистофель Гёте вечно стремился к добру, но вечно получалось зло. По итогу «он сеял зло без наслаждения, нигде искусству своему он не встречал сопротивленья, и зло наскучило ему» (М. Лермонтов «Демон»). Это образует новую необычную действительность.

В шумерском царстве работала логика нашего мира. Если представить, будто мы туда попали (или они к нам), после периода адаптации мы (они) могли бы вписаться в их (наш) мир. Если так, это один мир. Мы же говорим о новом мире, понимая под этим систему, в которую нельзя вписаться члену иной системы. Как нельзя вписаться в логику сна через нашу логику.

Это значит, шумерское царство и современное общество суть одна система. Утверждая это, мы прекрасно понимаем колоссальную разницу шумерского и потребительского общества на базовом уровне. Например, общество под властью жрецов имело другие цели, нежели общество во власти Рынка. Первые могли вести войны не только за налогооблагаемые базы, но и за контроль метафизических величин (например, за энергетические центры планеты). Последнее утверждение звучит маразмом для современного человека, уверенного: воевать можно только за материальные цели. Это кажется настолько очевидным, что даже не берётся под сомнение. Если не ради захвата и передела мира, то ради чего ещё можно воевать?

Великий завоеватель древности, царь Вавилона Навуходоносор, воевал не только ради передела мира. Это было сопутствующей целью. Главной была религиозная цель. Только через это можно объяснить его в высшей степени странные поступки, если бы он действительно воевал только за налогооблагаемые базы.

Навуходоносор находился в полной зависимости от жреческой корпорации. На это однозначно указывают клинописные письмена того периода. О силе жрецов говорит тот факт, что после неизвестного конфликта со жречеством Навуходоносор впал в странное состояние, известное современной медицине как ликантропия. Он стал ходить на четвереньках, выть по ночам на Луну, вести себя как волк. Через семь месяцев Навуходоносор умер.

При колоссальной разности шумерского и нашего мира, в своей ещё более глубинной основе это были сущности одного порядка. Мы же делим историю на разные миры на уровне констант.

Первый мир — допотопный. Мы не можем войти в понимание логики того общества. Люди ещё недавно были в раю, помнили Бога, Он разговаривал с ними, зримо присутствовал в их жизни. Это формировало особенности, которых нам сейчас не уловить.

Второй мир — послепотопный. Его населяют люди, часть которых помнит Бога, но основная масса забыла и подчинилась другим богам. В одном случае это языческие идолы шумерского общества, в другом — идолы потребительского общества. В итоге кашеобразная масса.

Грядёт третий мир. Его характерная особенность: разделение реальности на привычный мир и киберпространство, не отличаемое от привычной реальности (и даже превосходящее её). В новом мире не будут работать физические законы. Как следствие, нарушится причинно-следственная связь.

Через призму нашего миропонимания новый мир — бред. Но что такое бред? То, что не умещается в привычное видение мира, находится за рамками наших знаний. Всё революционно новое для настоящего — бред. Попытка выйти за пределы порождает бессмыслицу.

Единственная возможность войти в ткань нового мира — смириться с необходимостью говорить то, что по логике нашего мира выглядит нелепо. Это похоже на попытки через логику язычества войти в понимание христианства. Неизбежно получалась абракадабра. Это осознавал св. Августин, когда говорил: «И ты, скотина, не хочешь говорить бессмыслицу? Говори одну бессмыслицу, это не страшно».

Часть ШЕСТАЯ

ВЫВОДЫ

Глава 1
Хранитель

С одной стороны, спасение для человечества — Церковь. Это бесспорный факт. С другой стороны (логика нас к тому приводит), с IV века церковь, как земная организация, попав в объятия государства, находится в странном положении.

Все христиане мира признают: до III века носители учения Христа предпочитали лучше умереть, нежели признать религиозный приоритет языческого императора. В IV веке случается немыслимое: христиане признают религиозный приоритет языческого императора и ряд вытекающих из этого положений. Это официально закрепляется в соответствующих документах.

Вы можете представить христианский Собор под председательством языческого жреца? Даже представлять не надо, это исторический факт. В 325 году под председательством языческого императора Константина, верховного жреца Византии, состоялся Первый Вселенский Собор. (Крещение Константин примет через 12 лет после Собора).

Главный язычник империи получил право толковать вероучительные моменты христианства. Все решения собора считаются легитимными, если подтверждены визой императора. Константин назначал патриархов, созывал, возглавлял и закрывал собор. В любой момент его преемники могли лишить решения собора легитимности, а через некоторое время снова вернуть.

Получается, церковь вроде как не может быть хранилищем Истины, как в своё время таким хранилищем перестал быть Израиль. Но если мир стоит, если все нравственные и физические законы действуют, значит, какая-то сила обеспечивает постоянство законов. Значит, в мире есть Истина. А если есть Истина, есть её хранитель. В противном случае известный нам мир исчез бы, трансформировался в иную сущность.

Если Израиль пал, единственным претендентом на звание хранителя Истины является церковь. Возникает вопрос: какая именно церковь? В мире четыре христианские церкви: коптская, православная, католическая и протестантская. Каждая заявляет себя единственно верной, идущей от апостолов, с настоящим набором догм и правильным ритуалом. Все другие считаются отступившими от Истины раскольниками (схизматиками).

Например, копты признают три Вселенских Собора. Четвёртый (Халкидонский) отрицают. Православные признают семь Вселенских Соборов. Собор 754 года и Восьмой Собор (Флорентийский), за неприятие решений которого патриарх грозил отлучением от церкви, лишены звания Вселенских. Католики признают все упомянутые Соборы, плюс ещё 15 своих соборов называют Вселенскими. Протестанты отрицают все соборы.

Христианское учение делится на сотни подвидов. Есть древние копты и современные. Есть православие старого образца и нового. Есть древние католики и новые. У протестантов целый легион направлений. Каждое заявляет себя единственно истинным, и их около четырёх сотен.

Нельзя сказать, что хранителем Истины является католическая церковь. Сразу возникает вопрос: какая именно? Католических церквей десятки, многие между собой конфликтуют. Сказать, что Истину хранят старые или новые католики, а все остальные — раскольники, тоже несерьёзно. Так можно утверждать, если закрыть глаза на ситуацию и стоять на позиции: моя церковь правее всех только потому, что я там крестился.

Большинству претит мысль непредвзято посмотреть на то, что официально обожествлено. Яркий пример — ветхие иудеи. Они сделали Закон выше Бога, пророков побивали камнями, Христа отрицали вопреки здравому смыслу и фактам. И называли себя единственными хранителями Истины. Примерно на тех же основаниях национальные и государственные церкви отстаивают за собой эксклюзивное право на звание «хранитель Истины». Никто не хочет слушать факты и доводы, если они противоречат милой сердцу официальной позиции.

Может быть, Истина хранится не в одной конкретной национальной церкви, а в совокупности, например, православных церквей? Тоже не получается. Внутри православия есть не признающие друг друга церкви, ругающие друг друга на чём свет стоит. Все они наполнены «вошами» (одни больше, другие меньше).

Налицо затруднение, из которого можно выйти через признание: Истина рассредоточена по всем христианским церквям (если точнее, по честным людям, составляющим эти церкви). Они соединены с телом Христа (Церковью) как бы лучами. Между ними нет горизонтальных связей, но через вертикальные связи они соединены в Церковь, что образует невидимое хранилище Истины. Это град Китеж, сокрытый до поры от посторонних глаз.

Истина как бы раскололась на кусочки и рассыпалась по миру по честным людям. В одном человеке Истины больше, в другом меньше, но она есть в каждом настоящем человеке, не столько говорящем о заповедях, сколько живущем по ним. Язык и ритуал вторичны. Первично выполнение заповедей (обращаем внимание: речь идёт именно о ритуалах, сотворённых людьми, а не о таинствах от Бога).

Сегодня подлинные христиане, будучи разбросанными по различным церквям-юрлицам, не объединены в единую земную церковь. Но они имеют в себе Духа Святого, за счёт чего составляют единое целое. Это подтверждается не объяснимыми логикой фактами. Чтобы уловить их суть, начнём с утверждения: церковь стоит Духом. Любые связи: административные, социальные, экономические вторичны. Дух оживляет любой организм, и церковный в первую очередь.

Если в организации Духа нет, она живёт относительно недолго, максимум века, и умирает. Рыцарские ордена, просуществовав века, погибли. Значит, Духа в них не было. Протестантская церковь исчезает на наших глазах по той же причине. А русская церковь, едва ослабла хватка государства, восстанавливается как птица Феникс, буквально из пепла. И католическая, находясь в крайне неблагоприятных условиях в течение последних веков, продолжает сохраняться. В ней по-прежнему есть очень достойные христиане. И про коптскую церковь так можно сказать, и про многие другие — в каждой из них есть достойные люди. (Имейте в виду: мы говорим о церкви как о совокупности христиан, а не как о церковно-бюрократическом аппарате, имеющемся в каждой церкви).

Почему одни религиозные образования существуют по 1000 лет и более, а вторые уходят относительно быстро? Почему физические и духовные гонения не сломили церковь? Когда её гнали, она давала святых и не погибала. Когда гонения прекращались, она укреплялась. Все гонители канули в лету, а церковь стоит. Это можно объяснить только наличием Духа. Там, где была логика, доблесть, поиск справедливости, но Духа не было, всё быстро сошло на нет.

Хранителем Истины является невидимая конструкция, образуемая из честных людей, живущих по заповедям Бога, незримым образом соединённых в целое. Наличие вертикальных связей позволяет ей быть хранилищем. Отсутствие горизонтальных связей, которые были между ранними христианами, не позволяет иметь силу для проведения в мире своей линии, как это делала церковь до III века.

Когда мир достигнет критического состояния — придёт Христос и начнётся Страшный Суд. До второго Пришествия Христа в мир может прийти информация от Бога (каким образом, мы о том даже помыслить не можем). Или через пророков, или Бог придёт в ещё не известном нам виде, как приходил до Христа в виде Огня, Троих Ангелов и Облака. Но чтобы это случилось, люди, сегодня соединённые вертикальными связями с Богом (телом Бога — Церковью), должны объединиться в видимую силу. Если это произойдёт, человечество может рассчитывать на милость Бога.

Бог открывается обществу по мере его развития и даёт ему новые законы. Адаму и Еве Бог дал одни законы. Израилю дал другие. Христианам дал третьи. Всё это делал один и тот же Бог. Но так как общество было разное, Бог давал законы сообразно состоянию общества. Со времён прихода Христа мир XXI века сильно изменился, и значит, находится в состоянии ожидания новой божественной информации.

Во время последнего прихода Бог сказал: «Ещё многое имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить» (Ин. 16, 12). Иными словами, человечество было не на той ступени развития, чтобы принять больше, нежели сказано. Но если сегодня общество может вместить больше, Бог даст больше.

Современный мир на пороге фазового перехода. Из глобального предположения рождаются глобальные выводы. Наш мир или получит помощь от Бога, или погибнет, и начнётся Страшный Суд.

Глава 2
Второй вариант

Было бы большим лукавством обойти молчанием ислам. В VII веке, когда церковь полностью зависит от государства, рождается третья религия, основанная на сотворении мира из ничего. Ислам получает взрывное развитие и к XI веку становится мировой силой.

В 610 году Мухаммед приносит Коран, на основании которого мусульмане объявляют себя хранителями Истины. Но если смотреть глубже, при всём уважении к исламу не получается признать такой вывод правильным.

Если христианство дробилось политической ситуацией, ислам дробится в силу своей природы. Дело не только в непримиримых шиитах и суннитах, всё намного глубже. В природу ислама вшит разрушающий механизм. Отсутствие соборного принципа не позволяет исправить положение.

Чтобы вникнуть в суть, проведём параллель с христианским понятием Вселенского Собора. Просим подняться над фактом сегодняшней разобщённости церкви и враждующими меж собой администрациями. Мы говорим о наличии принципа, а не о его действии. Вопрос его активации — технический, а не принципиальный момент. Теоретически можно допустить проведение Вселенского Собора, решения которого будут приняты всеми христианами мира.

В исламе нет такой возможности, отсутствует понятие «общеисламский собор». Если в исламском обществе возникает затруднение, например, можно ли пользоваться лекарствами с компонентами нечистых животных (свиньи), богослов высказывает своё мнение — издаёт фетву (по-арабски — постановление). Фетва содержит описание проблемы, изложение доводов и заключение, как действовать в конкретной ситуации мусульманину. Например, по лекарству высказано мнение: употреблять его можно. Объясняется это так: лекарство из органов свиньи не является мясом свиньи. Это предмет глубокой переработки её органов (например, печени), и раз так, употребление такого лекарства не противоречит нормам Корана.

Если большого зла можно избежать только через малое зло, малое зло считается добром. Исламские воины, имея фетву на истребление мирного населения, убивали с чистой совестью. Исполнение фетвы считается благочестивым поступком, а не грехом.

Фетву выносят большие мудрецы, авторитетные мусульманские богословы, духовный авторитет которых признаётся обществом. У них нет официальной власти. Их право покоится на признании их авторитета обществом (как учителя и отцы Церкви или старцы у христиан). Если человек умён, но не благочестив, общество не признаёт его духовным авторитетом.

Фетва носит рекомендательный характер. Не выполняешь фетву — ничего страшного, это не грех. Но если выполняешь, никто не может поставить тебе это в вину (с религиозной точки зрения). Власть может запретить следовать фетве, но если человек истинный мусульманин, что ему эти указания? Для него главная мотивация: исполняя фетву, он идёт дорогой в рай.

В исламской системе нет механизма, сдерживающего появление новых фетв. Неизбежны фетвы, имеющие малые ошибки. Отменить фетву можно двумя способами:

1)  если это сделает сам «автор»;

2)  совет факихов (исламских правоведов-богословов).

Первый вариант отмены работает, пока жив тот, кто выпустил фетву. По сути он высказал своё личное мнение. Со смертью этого лица отменить фетву может только совет факихов. Но когда законодательных источников много, возможностей совета авторитетных богословов явно недостаточно.

На сегодня выпущены тысячи фетв. Многие из них противоречат друг другу по фундаментальным моментам. Например, фетва о демократии. Одни учёные-богословы прямо говорят о недопустимости любого участия мусульманина в демократических выборах, хоть в роли кандидата, хоть в роли избирателя. Основание такого решения — сам принцип демократической системы, объявляющей народ источником закона. Коран говорит — единственным источником закона является Аллах.

Мы знаем огромное количество мусульман избирателей и кандидатов. Это не нарушители, просто они выполняют другую фетву. Её суть: из двух зол следует выбрать меньшее и считать совершение этого зла добром. Эта фетва не отрицает, что демократия — зло. Но если мусульманин живёт в демократической стране, отказ участвовать в выборах приведёт к тому, что у власти окажутся неверные. Это будет бóльшим злом, и потому мусульмане выбирают.

Сторонники первой фетвы (антидемократической) отрицают любое участие в демократии. Демократия есть изобретение тех, кого мусульмане считают исчадием ада. Фетва, допускающая участие человека в сатанинских технологиях, как бы узаконивает инструмент, призванный разрушить исламское общество. Они указывают выходом построение исламского общества. Сторонники второй фетвы считают выходом выбор меньшего зла и призывают искать решение в рамках системы.

По разным вопросам, в том числе и системообразующим, существуют исключающие друг друга мнения. Если даже теоретически предположить, что все они проверены на соответствие Корану и противоречивые устранены, мы при всём желании не можем поверить, что мусульманину доступно разобраться с таким объёмом информации. Для этого он должен стать не простым мусульманином (врачом, крестьянином, физиком и прочее), а богословом. Кроме того, у разных богословов разные точки зрения.

Ислам не может сохранить целостность, в нём нет единого центра, определяющего генеральную линию. Напротив, есть много центров (авторитетов), имеющих разное понимание проблемы, разные таланты, разные обязательства и предрасположенности. На одну проблему они могут смотреть неодинаково, что порождает разноголосицу, последовательно и методично раздробляющую исламский мир.

Глава 3
Крепость

Церковь сравнима с крепостью, которую непрерывно штурмуют как открытые враги, так и воши. Самую большую опасность представляют последние. Они позиционируют себя христианами и проникают внутрь крепости под видом своих. Но, не являясь своими по сути, на глубинном уровне, начинают действовать, подобно раковой опухоли. Иммунная система их не распознаёт, внешне они выглядят ещё бóльшими христианами, нежели настоящие. Показная набожность, не зевнут, рот не перекрестив, но при этом крепко держатся своей выгоды, карьеру делают и добывают личные блага. Оптимальный способ получить доступ к земным благам через авторитет церкви — сделать карьеру. Возникает понятие церковного карьеризма. Появляется новый тип священников, понимающих сан источником земных благ.

Растёт лицемерие. Из нового «священства» оформляется группа, заранее готовая согласиться с любым указом властей, лишь бы сохранить своё положение. Пастырская деятельность ограничивается религиозными сентенциями и стратегией, «чтобы была тишь и не скреблась мышь». Какой поп, такой и приход…

Между священством и чиновниками происходит как бы бартерный обмен: каждый обрабатывает свою делянку. Следующий шаг: назначение на ключевые церковные должности сопровождается договорённостями, не имеющими к христианству отношения. Политики и коммерсанты, переодетые в рясу, постепенно образуют силу в церкви. Где выгоднее молчать, они молчат. Где выгоднее соглашаться, они соглашаются.

Что раньше не подлежало обсуждению, в новых условиях становится предметом политического и экономического торга. Двойная мораль создаёт почву для компромиссов. Критическая масса компромиссов переводит количество в качество. Возникает новый вид лицемерия — византийский, изъедающий духовную структуру.

Приток вошей ослабляет церковь. Чем больше таких людей, тем слабее христианство. С одной стороны, размеры церкви становятся больше, что является положительным фактом. С другой стороны, пропорция между честными христианами и христианствующими язычниками нарушается в пользу последних.

В церкви растёт число сторонников квиетизма (пассивно-созерцательное отношение к добру и злу как к проявлению воли Бога). Они лукавят и ловчат, молчат там, где молчание уже не просто безнравственно, но преступно и является предательством Христа.

Яркий пример — синодальный период в России. Начальником Русской Православной церкви мог быть не православный и даже не христианин. Министр по делам церкви, обер-прокурор, командовал епископами, склоняя их не к выполнению завета Христа «паси агнцев Моих» (Ин. 21, 15), а к выполнению государственных задач. Кто возражал против так понимаемой задачи церкви и христианства (служить государству), тех лишали сана, отправляли в ссылку, случалось, били батогами (в том числе и епископов).

В прошлые времена, когда церковь была свободной от объятий государства, такое было невозможно в первую очередь потому, что невозможно было проникновение вошей в церковь. Раннюю церковь от лицемеров защищали гонения. Она была подобна неприступному бастиону с высокими стенами, окружённому глубоким рвом. Единицы проникали и в такую крепость, но они не нарушали общей гармонии. Церковный организм более-менее успешно выводил эти шлаки из себя.

Но вот церковь оказывается во власти государства, и ситуация меняется. Первое, что делает власть поначалу, — перекидывает через крепостной ров мостики. Потом всё шире приоткрывает церковные ворота, затем распахивает их настежь. И, наконец, вовсе снимает их с петель. Далее разбирает крепостные стены и выкладывает из них «стенку» по государственной границе. Формально есть повод сказать: церковь стала величиной с государство.

Явственно видна тень ветхого Израиля, где шли сходные процессы. Если там их сдерживали биологические ограничения, в церкви таких ограничений нет. Побеждают самые сильные язычники, начинается селекция наоборот. Обозначается тенденция к возникновению структуры языческого типа. Язычники вьют внутри церкви гнездо и устраивают свою жизнь.

Византия создала систему, когда любой священник, посмевший критиковать церковную администрацию, будь он хоть трижды прав, обречён. Поэтому большинство предпочитало молчать. Кто говорил, того отправляли на покаяние в глухие места. И ослушаться было нельзя, потому как ослушание есть нарушение обета послушания, вслед за чем следовало извержение из сана или даже отлучение. Люди терпели…

* * *

Мы не обвиняем огульно всех. Огромное количество настоящих христиан есть среди священства, монашества и мирян. Но злокачественная опухоль побеждает. Она от мира сего, и потому мир её принимает. Постепенно злокачественное образование открыто заявит свои цели. Эту тенденцию можно наблюдать сегодня. Народ в сложное время потянется к ней. И попадёт во власть вошей.

Для массы «широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими» (Мф. 7, 13). Тем, кто идёт за лжепастырями, нереально объяснить ситуацию. Они её не поймут и слушать не станут. Они сотворили себе кумиров и пойдут за ними к своей погибели. «И сбывается над ними пророчество Исаии, которое говорит: слухом услышите — и не уразумеете, и глазами смотреть будете — и не увидите» (Мф. 13, 14).

Мы понимаем резкость заявления, но что делать, если к этому нас приводит анализ ситуации? Чтобы остановить губительные процессы, нужно воссоздать крепость: восстановить стены, навесить ворота и отражать атаки язычников. «Время разбрасывать камни, и время собирать камни» (Эккл. 3, 5).

Глава 4
Три Рассказа

Историю человечества составляют три Больших Рассказа. Сущность каждого выражается в отношении к Богу. Первый признаёт Бога высшим ориентиром. Второй рассказ отрицает Бога. Третий рассказ ставит Бога через запятую с разными божествами и природой.

Первый Рассказ повествует о религиозном обществе и традиционном человеке. Современный человек отчасти является традиционным. Поэтому он желает быть честным, не имея для этого логического оправдания.

Второй Рассказ охватывает период активного отрицания Бога. Общество перестраивается, рождается человек-потребитель. Возникает технический прогресс и искусственная природа. Система по всем уровням и во всех плоскостях входит в конфликт с естественной природой.

Третий Рассказ начинается на наших глазах, мы современники этого процесса. Бог не отрицается и не признаётся. Он ставится в один ряд с другими сущностями: Природа, Общество, Бог, Наука, Человек и прочее. Третий Рассказ — это рождение системы, в которой человек из личности превратится в безвольную её часть.

Человек Первого Рассказа безусловно человек. Человек Второго Рассказа, пусть и потребитель, но тоже человек. Человек Третьего Рассказа уже не человек, он деталь. Из множества деталей будет образована новая система — мировое царство. На престол взойдёт Антихрист, выдающий себя за мессию и представителя Бога. Продуктом системы будет новая форма жизни — искусственный интеллект, в котором не останется любви.

* * *

Жизнь (духовная и материальная) основана на трёх константах: Движение (динамика), Направление (развитие), Любовь (правильное движение и направление). Движение в правильном направлении рождает Жизнь. Стояние или неправильное движение рождают физическую и духовную Смерть.

Историю творит действие. От того, какое оно, правильное или неправильное, зависит продукт истории — общество и личность. Чтобы двигаться, нужно выбрать направление. Выбрать — значит признать приоритет одного перед множеством. Если приоритета нет, правильное движение невозможно. Чтобы правильно двигаться, нужно объять мир как целое, осмыслить его и сделать выводы. (Целое подразумевает охват не только материального, но и невидимого мира).

Большинство людей находятся в состоянии интеллектуального младенчества, у них нет «интеллектуальных зубов». Не имея чем жевать, младенцы отказываются от твёрдой пищи (самостоятельного мышления). Питаясь готовыми истинами, они идут за чужой «морковкой». В этом нет ничего плохого, но это нужно понимать.

Чтобы оперировать большой темой, нужно оперировать не столько логикой, сколько нервом ситуации, недоступным привычной логике. Он складывается из чего-то такого, что каждый понимает и чувствует, но не может внятно объяснить. Ситуация примерно как со временем: все знают, что это такое, но… «Что же такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время, если бы я захотел объяснить спрашивающему — нет, не знаю» (Св. Августин. «Исповедь»).

Именно по этой причине невозможно просчитать, например, исход военного сражения. Его нужно чувствовать. Кто чувствует нерв ситуации и умеет им оперировать, тот гений. Полководец Суворов не проиграл ни одной битвы и не составил ни одного плана. Когда его однажды попросили принести план предстоящего сражения, он принёс чистый лист бумаги, развернул его перед генералами, сказал: «Вот мой план» — и убежал.

Принципы, на которых основывал свои решения гениальный чудак, нельзя понять логикой. Великое не просчитывается. Оно совершается по другим законам. Честные люди чувствуют и видят нерв современной ситуации, но пока не хватает понимания.

Всё самое великое в истории человечества произошло вопреки логике. Каждый может посмотреть на свою жизнь и убедиться: все ключевые события — рождение, свадьба, дети — не совсем логичны. Скажем больше, зачастую они совсем нелогичные.

Наши рождение и смерть не имеют отношения к логике. Многое в мире нелогично, и в первую очередь мировоззрение. Но именно оно определяет стратегическое движение всех Трёх Рассказов, предопределяя форму общества. Политика, экономика, война, культура, наука и прочее — следствие проявления общественного мировоззрения.

Сегодня на планете три глобальных мировоззрения — религиозное, модернистское (материализм) и постмодернистское (сатанинско-религиозное). Сначала господствовало религиозное. Искажение христианства родило модерн — промежуточное состояние, не соответствующее собственной логике. Модерн оперировал выводами, сделанными из религиозного и атеистического понимания мира. Возникло напряжение, из которого родилось третье мировоззрение — постмодерн.

Пока локомотивом современного мира является материализм. Религиозное мировоззрение законсервировано и не играет активной роли в обустройстве мира. Оно живёт внутри общества на нелегальном положении, на уровне подсознания. Потребительское общество отрицает его в качестве руководства к действию. Юридический закон выше божественного.

Требования, вытекающие из религиозного понимания мира, предлагается понимать как самостоятельные. Считается, человеку от природы свойственно стремление к честности так же, как птице свойственно стремление летать. Практика показывает обратное: природа стремится не к честности, а к реализации желаний, и если её освободить от понятия высшего авторитета, она скатывается на уровень ниже животного.

Нерв модернового (потребительского) общества — в противоречии. Оно содержит традиционные и модернистские установки, из которых следуют непримиримые логические противоречия. Внутренний конфликт рождает сумму противоречий, умножающих хаос, в итоге рождается постмодернизм.

Новый мир завоёвывает жизненное пространство так же незаметно, как в своё время его завоёвывал капитал. Какой князь прошлой эпохи мог всерьёз воспринимать слова, что когда-нибудь капитал станет самостоятельной силой? Это казалось глупостью. Вот у меня в руках меч, вот мои верные воины, вот зависимые от меня купцы. Какой ещё капитал, если я в любое время могу им распорядиться как мне угодно? Деньги же сами по себе не ходят, не совершают волевых действий…

Прошли века, появились биржи, акции, фьючерсы, курсы валют, и всё это в совокупности сформировало систему, над которой не властен никто. На её базе возникает искусственный интеллект и виртуальное пространство. Это ведёт к установлению мирового царства, управляемого Антихристом.

Пока мир готовят к перетиранию в пудру, чтобы потом создать из неё принципиально новую конструкцию. Чтобы из кирпича получить кувшин, кирпич нужно превратить в пудру, добавить воду, и потом слепить кувшин. Если кирпич просто расколоть на мелкие кусочки, будет гравий, из которого кувшин не слепишь.

Аналогично с человечеством. Сначала разорвут саму структуру на крупные куски. Потом эти куски начнут драться между собой, разрушая себя. Далее вокруг центров устойчивости создадут новую структуру, которая начнёт, как мельница, перемалывать «гравий» в «пудру». Заключительный этап операции — создание новой мировой конструкции, готовой принять Антихриста, позиционированного наместником Бога.

Сегодня завершается подготовительная фаза разрушения человечества. Процесс точечного минирования планеты подходит к концу, в действие приводятся спусковые механизмы. Демократия, как разрушающий фактор, введена во все ведущие страны. Осталось только запустить процесс, и мир начнёт сам себя дробить.

Базовым условием реализации плана является тотальное непонимание происходящего. Если одиночки увидят суть ситуации, этого мало. Нужны ресурсы, чтобы реализовать своё понимание. Так как правительство комплектовалось демократическими методами, начисто исключающими попадание во власть людей выше определённого уровня интеллекта, процесс казался необратимым. Застопорить операцию может только сила, понимающая происходящее. Зло действует только в темноте. Стоит его осветить, и оно оказывается не таким сильным, как было при общем неведении.

Мы выплеснули в мир информацию, которая активирует спящий потенциал многих людей. С этого момента в мире в противовес земному проявлению Антихриста будет формироваться земное проявление Церкви. Глобальное противостояние непримиримых сущностей — Церкви Христа и церкви Антихриста — породит мировой конфликт.

Процесс структуризации, разворачивающийся сегодня, можно представить в виде синусоиды (линии с провисшей серединой). На одном полюсе сила, выступающая за традиционное общество. На другом полюсе сила, строящая нетрадиционную модель общества. Между ними атомизированная масса. Никакой идеологической ценности потребительская каша не представляет. Она ценна только скопленными в ней ресурсами.

Полюсы напоминают мощные магниты. Каждый «магнит» притягивает своих. Чем бóльшая масса соберётся вокруг каждого полюса, тем сильнее будет его притяжение. Когда вся масса потребительского общества будет «разобрана» по полюсам, между оставшимися один на один сущностями возникнет глобальный мировой конфликт.

Человечество поделится на два непримиримых в идеологическом плане лагеря. Два взаимоисключающих института окажутся в одной плоскости. Куча мелких противоречий, которые до того можно было игнорировать, превратятся в одно глобальное. Христианство столкнётся с собственным искажением. По логике, оригинал сильнее искажения. Если так, христианская конструкция победит антихристианскую. И поможет нам Бог.

Глава 5
Кто враг?

Чтобы защититься от опасности, нужно понимать источник опасности. Это позволит осмыслить природу источника и понять его цель. Далее мы поймём план и средства реализации, выстроим линию обороны, стратегию и тактику. Всё это возможно, если понятен источник опасности.

Подойдём к проблеме через анализ умопостигаемых фактов. Начнём с того, что всякое большое действие требует соответствующих делателей. Если есть атомная бомба, следовательно, есть физики, разработавшие эту бомбу. Если есть действие мирового масштаба шагом в 500 лет, следовательно, есть делатели, мыслящие и действующие в таком масштабе. Причём не отдельные личности, а самовоспроизводящийся организм, что-то типа школы. Большую стратегию реализуют только школы, но не личности.

Чтобы иметь такую школу, необходим социальный механизм, вычленяющий из общества людей, обладающих соответствующими талантами. Чем более редкие таланты нужны, тем шире должна быть область выборки. В отдельных случаях территорией интересов должно быть всё человечество.

Приведём в пример математическую элиту. Она существует благодаря тому, что всё человечество просеивают на предмет выискивания математиков. Дети всех национальностей и социальных слоёв учат математику в школе, потом в институте. В итоге вычленяются талантливые математики, образующие элиту.

Если бы область выборки была меньше, например, только из родственников математиков или только из жителей определённой страны, математика как наука умерла бы за пару поколений. Устойчивость математической школы достигается за счёт просеивания всего человечества. Это позволяет удержать высокий интеллектуальный уровень, и математика развивается.

Оперировать мировой историей шагом в 500 лет могут единицы. Это ещё более редкий талант, чем математика. Следовательно, областью выборки должно быть всё человечество. Нужна специальная система, цель которой — растить смену. Если такой системы нет, невозможна смена кадров, и следовательно, действие.

В древнем Египте работала система, просеивавшая общество на предмет потенциальных жрецов. В итоге жреческая элита постоянно возобновлялась. Мировому игроку тоже нужна система, выявляющая потенциальных мыслителей. Осталось ответить на вопрос, кто есть потенциальная элита. Переберём всех возможных кандидатов.

Первый кандидат — БАПС (белые англосаксонские протестанты). Легко можно проследить их рождение в Новое время (модерн), смену мировоззрения с религиозного на материалистическое, и развитие до сего дня. Можно подвести логику под их причастность к точечному минированию мира с параллельным созданием центров стабильности. Мотивация тоже понятна: чтобы достичь вечной жизни, нужна гармония на планете.

Допустим, мы правы: прогресс и развитие экономики породили перенаселение, что ведёт к истощению ресурсов и нарушению экологии. Допустим, осознание проблемы дисгармонии породило стремление её решить. Отсюда возникла мировая элита, пришедшая к описанным в первой части выводам. Допустим, всё так, и не будем обращать внимания на некоторую преувеличенность проблемы. Многие страны озабочены не столько ростом населения, сколько его уменьшением (например, Россия). То же можно сказать о ресурсах и экологии: всё это потенциально решаемые вопросы. Но допустим, это как раз те вызовы истории, что превратили БАПС в надгосударственного игрока.

Пазл всё равно не складывается. Во-первых, материалистическая элита, в силу своего мировоззрения, оперирует шагом, приближённым к человеческой жизни. Её цели — в рамках своей жизни, максимум в пределах поколений. Она не может удерживать вектор движения веками. Для этого требуется идея за рамками жизни.

Люди могут рассуждать о миллионах лет и мезозойских эпохах, но свою жизнь моделируют, исходя из другого охвата времени. Мышление в шаге 500 лет атеист не может воспринимать руководством к действию.

Но отбросим эти соображения. Допустим, БАПС превратился сначала в атеистическую элиту, а потом снова вошёл в религиозный масштаб. Допустим, его мировоззрение позволяет мыслить в таком масштабе. Дело за малым — организовать отсеивающий механизм, выбирающий из общей массы продолжателей большого дела.

Уточним, чтó такое дело и какими инструментами оно достигается. Дело — разрушение стихийно структурированного человечества (как в своё время разрушили средневековый Париж) и выстраивание новой мировой конструкции. Инструмент разрушения в первую очередь — демократия и свободные СМИ. Это база, на основе которой достигается остальное.

Если всё так, кандидаты в элиту с детства должны воспитываться в понимании сути демократии. Если в общей школе демократию представляют главным достижением прогрессивного человечества, в школе будущей элиты должны объяснять: демократия суть инструмент разрушения. Будущая элита и масса должны на уровне подсознания иметь разное восприятие демократии. Если такого разделения нет, если во всех школах демократия рисуется счастьем и прочее, элиту, способную понимать демократию именно как оружие, получить нельзя. Заблуждение считать, будто можно потом, в 20 лет, всё объяснить человеку, и он станет думать наоборот.

БАПС на роль мирового игрока не тянут. Да, они развязывали войны и мировые кризисы, но при ближайшем рассмотрении больше похожи на инструмент, чем на пользователя инструментом. Это максимум менеджеры, выполняющие часть операции, не понимая её в целом и не улавливая конечного смысла. Все эти Бельведерские клубы и их аналоги, наполненные надутыми спесью индюками, близко не понимающими происходящего, — ширма других сил. Косвенный признак «потёмкинских деревень» — их известность. Реальный игрок не может быть известен в первую очередь потому, что люди не видят такой масштаб, как планктон не видит сети, закинутой рыбаками.

В поисках кандидата на роль мировой элиты мы упираемся в пустоту. Никто из потенциальных кандидатур не подходит на эту роль по разным причинам. Выходит, мировой элиты нет, она нами придумана? Но как тогда объяснить стратегические действия типа минирования планеты, создания центров стабильности? Это есть и свидетельствует о наличии силы, мыслящей в крупном масштабе (500 лет).

Если англосаксы не подходят, остаётся Израиль. У них есть главное — цельное религиозное мировоззрение, из которого вытекает цель. Её наличие позволяет идти к ней в течение тысячелетий. Настоящие иудеи — в высшей степени глобально мыслящие люди. Они могли бы запросто манипулировать элитой БАПС, и тем более, населением планеты.

Но пазл опять не складывается. Про Израиль можно уверенно сказать: это одна из самых мощных мировоззренческих фигур, 2000 лет назад отошедшая от линии Истины. Чтó он представляет собой сейчас и какую роль играет в мировой истории — непонятно. Но ясно одно: имея метафизическую цель, Израиль не мог сойти с мировой арены. Чтобы он ушёл, цель должна пропасть или быть достигнутой. Насколько мы знаем, цель сохраняется — Израиль ждёт Мессию (человека, который объединит земной мир с высшим и будет править образовавшимся царством).

Согласно христианскому учению, Мессия уже пришёл, но часть иудеев Его не узнала. Они как бы отвернулись, когда пришёл Мессия, и теперь ждут напрасно. Получается, Израиль примет за Мессию кого-то другого, внешне похожего на Него. А кто может быть похож на Мессию? Мы не находим на эту роль иного кандидата, кроме Антихриста. Ветхий иудаизм примет за Мессию противника Бога. Христианство тоже находится в ожидании второго пришествия Мессии.

Допустим, за обрушением мира стоит иудейская элита. Тем более, это вписывается иудейское учение — спасутся избранные, масса погибнет. (Под избранными понимаются знающие Бога и имеющие высшую цель, под массой — люди, цели которых в рамках животных интересов с поправкой на интеллект и технический прогресс).

В иудейских текстах проводится мысль: Мессия придёт, когда все в мире будут или праведниками, или грешниками. Если сегодня мир языческий (и ещё ниже, животный), очищение мира от языческой биомассы, отрицающей Бога или вовсе не знающей Его, с точки зрения иудаизма есть богоугодное дело.

Ради справедливости отметим: христиане тоже считают, что спасутся избранные. Званных, которые не пришли по зову Царя, бросят «во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов» (Мф. 22, 13). Разница в том, что Христос под избранными понимает всех, кто знает Бога, тогда как в иудаизме присутствуют биологические ограничения.

Неужели черты мирового игрока обретают контуры? Нет, опять возникает проблема. Чтобы из века в век удерживать такой масштаб, нужен механизм вычленения элиты из всего общества, а не из малой части. А поскольку иудаизм ещё более закрытая система, чем англосаксы, возможность воспроизводства элиты в объёме, необходимом для удержания мысли в таком масштабе, исключается. Сегодняшняя система послехристианского иудаизма даёт начётников, обожествляющих Закон, но «буква убивает» (2Кор. 3, 6). Они не дотягивают до фигуры, действующей в мировом масштабе.

Остаётся предположить — процесс инициируется нечеловеческим игроком. Возникает ощущение: во главе мирового процесса стоит необычайно умное и долго живущее существо. И никак не получается представить в этой роли человека (слишком коротка жизнь) и школу (нет механизма воспроизводства элиты). Сложность операции не в масштабе и непривычности, а в невозможности её реализации человеком.

Правила игры таковы: прямо говорить нельзя. Но одно можно утверждать: враг человечества — дети дьявола. Кто они такие — тема отдельного разговора в узком кругу. Чтобы не было соблазна «жидобоям» и маргиналам, определяющим врага по крови, сразу скажем: евреи не являются врагами.

Глава 6
Константы

Линия Истины. Бог (Троица: Отец, Сын и Святой Дух) создаёт мир, в основе которого лежит Истина. Под Истиной мы понимаем нечто метафизическое, обеспечивающее постоянство констант, удерживающих физический и духовный мир. Понятие абсолютного нуля, скорости и энергии неизменно, пока есть Истина. Без неё постоянство констант нарушится, и гармония станет хаосом. Представьте, какие возникнут последствия, если электроны увеличат или замедлят скорость вращения вокруг атомного ядра.

Сам факт существования мира свидетельствует о присутствии в нём Истины. Вся история крутится вокруг линии Истины, пронизывающей мир от Сотворения до Конца. Истина одна, уклонений множество. Бог един, сущностей, выдающих себя за Бога, множество.

Линия истории. Первый этап. Для удержания в мире высшей Истины нужно высшее хранилище. Бог творит человека. Человек подобен сосуду, в котором сохраняется Истина. Величие человека видно в том, что сам Бог стучит в дверь, не входя без разрешения «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откр. 3, 12). Человек выше ангелов и «мы будем судить ангелов» (1Кор. 6, 3). Мы совершим дела бóльшие, чем совершил Бог. «Верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит, потому что Я к Отцу Моему иду» (Ин. 14, 12).

Второй этап. Первые люди, Адам и Ева, совершают грех. Это делает их прохудившимися «сосудами», в которых Истина не держится. В новых условиях сохранение Истины требует большего количества хранителей. Люди изгоняются на землю, где начинают размножаться. Вопрос удержания Истины решается за счёт умножения подпорченных хранителей Истины.

Третий этап. Примерно за 2000 лет земной жизни человечество ещё больше умножает свою греховность (дырявость). Многие становятся «кувшинами без дна», Истина в них не удерживается. Распространение греховности грозит утратой Истины. Чтобы этого не произошло, Бог смывает «дырявых» людей Великим Потопом. В живых остаются относительно цельные «сосуды» — праведный Ной с семейством.

Четвёртый этап. Примерно за 1500 лет потомки Ноя снова развращаются. Бог принимает решение построить принципиально иное хранилище Истины. Для этого нужно объединить множество цельных «сосудов» в новую конструкцию — коллективный хранитель Истины.

Пятый этап. Бог производит от Авраама потомство «как песок морской, которого не исчислить от множества» (Быт. 32, 12). Далее Он помещает еврейское племя в Египет в рабство, где оно размножается около четырёх веков. Потом вождь Моисей выводит 600 тысяч мужчин-рабов, плюс женщин и детей, на 40 лет в пустыню. За это время вышедшие из Египта рабы умирают. Их потомство, люди, рождённые в условиях пустыни, являются новым «стройматериалом», который Бог структурирует вокруг Закона. Возникает принципиально новая конструкция — Израиль, где теперь хранится Истина.

Шестой этап. Вскоре законники узурпируют Закон. В силу биологического наследования статуса священника среди них появляются малые люди, толком не понимающие глубины учения. Они используют Закон в земных интересах. С этого момента начинается разрушение Израиля. Хранилище Истины вновь становится непригодным.

Седьмой этап. Чтобы дать миру новое хранилище, Бог приходит на землю и даёт Своё тело — Церковь. Вокруг неё возникает сообщество святых, продолжающих хранить Истину до сего дня. Но поскольку они разобщены и подчинены церковной администрации, то не представляют на земле силы, как это было раньше, когда самая мощная империя не могла их сломать.

Чистота ветхого Израиля определялась принципом биологической идентификации. Чистота нового Израиля, Церкви, определяется духовной идентификацией. Церковь есть общество святых. Она непорочна и без изъяна. Стоит члену Церкви согрешить, стать «дырявым», как он выпадает во внешний мир — земную церковь. Но через покаяние (латание дыр) восстанавливает цельность и возвращается в святую Церковь. Вокруг Церкви (сообщества святых), возникает церковь из людей.

Восьмой этап. Христиане отказываются признать императора верховным жрецом. Начинают рушиться основы языческого государства. Спасаясь от разрушения, власть делает христианство государственной религией. Появляется казённое христианство. Земную церковь наполняют язычники. Возникает принципиально новая сущность — христианствующие язычники.

Девятый этап. По накоплению критической массы новый тип язычников преобразуется в принципиально иную структуру. Формально она христианская, но фактически языческая. Люди творят себе кумиров, обожествляя то, что не является Богом. Вера сводится к обряду, на фоне которого церковь задействуется в политике и экономике.

В этот же период (VII век) рождается ислам. Пророк Исайя предсказал появление царя Кира, который освободит пленённый Израиль. Исламу предстоит, подобно Киру, сыграть сходную роль в христианстве.

Десятый этап. Участие церкви в политике раскалывает её на православных и католиков (до этого откололись копты). Стремление к земным ценностям, зависимость от власти и прочее продолжают нарастать.

В XV веке ислам захватывает Византию, приостанавливая разрушение восточной церкви. В западной церкви языческие тенденции получают ускорение, количество переходит в качество. Христианствующее язычество сначала перерождается в католицизм, далее в протестантизм и атеизм.

Из язычников новой формации простраивается структура, внешне похожая на христианскую церковь-организацию. Тонкая христианская позолота осыпается, и начинается поклонение мамоне. Восточная церковь, будучи законсервированной, разлагается медленнее.

Одиннадцатый этап. Поначалу светское общество состоит из язычников иудейского, христианского и исламского толка. Они трансформируются в дикарей, видение мира которых ограничено политикой, экономикой и бытом. Отсутствие цельного взгляда инициирует неконтролируемое развитие прогресса. Возникает мировая экономика, суть мировая религия.

Двенадцатый этап. Примерно в XVI веке начинает формироваться научный атеизм. Раньше это учение не выступало направляющей и структурирующей силой. Вытекающие из него цели (построение земного рая и достижение вечной жизни) казались сказкой. К началу XIX века обозначается тенденция, указывающая на реальность того, что вчера казалось сказкой. Прогресс позволяет оформить мечту в чёткую цель.

Тринадцатый этап. С развитием технического прогресса увеличивается скорость перемещения материальных объектов и информации. Пространство в прямом смысле сжимается, порождая новый мир — модернизм.

В ХVII веке появляется элита нового типа — масоны. Они позиционируют себя разновидностью христианства, по сути являясь нехристианским учением. По масштабу их цель можно отнести к религиозной — добиться для человечества вечной жизни и блаженства (земной рай без Бога). Решение этой цели возможно, если человечество сосредоточит на ней все усилия. Чтобы достигнуть такой концентрации, требуется мировая власть.

Возникает сила, попадающая во власть мирового игрока. Её официальная мотивация – если не взять под контроль ситуацию, мировая катастрофа неизбежна. Перед ней два пути — или погибнуть, или пожертвовать частью населения и выжить.

Четырнадцатый этап. В ХХ веке начинается установление мировой демократии (почва для установления мировой власти). Сначала создаётся глобальная финансовая система, позволяющая контролировать ключевые узлы мировой экономки. К середине ХХ века появляется информационная система: мировые новостные агентства, мировая киноиндустрия, эстрада, интернет и прочие элементы. Начинается контроль мирового сознания.

Обратите внимание на принципиально важную деталь: любая мировая система создаётся не ради денег, а ради власти. Здесь как с авианосцем — его можно создавать только для решения геополитических задач. Для целей более мелкого уровня такое оружие непригодно.

Пятнадцатый этап. Мировой игрок приступает к точечному минированию мира. Сегодня на наших глазах началось обрушение системы. Её вводят в управляемый кризис посредством известных технологий (крах экономики, теракты, большая война). Параллельно создаются центры стабильности, вокруг которых будет структурироваться новая модель — «гармоничное» общество (земной рай без Бога).

Шестнадцатый этап. Мир перемалывается в пудру и из полученного материала строится мировое царство. Правителем нового царства становится Антихрист. На планете возникают неприемлемые условия для христиан. Человечество делится на две части. Одна часть встраивается в новые условия, принимает метку, «покупает и продаёт». Вторая не принимает метку, но чтобы выжить в новых условиях, образует новую социальную конструкцию. Не новое государство и церковь, а именно какую-то новую структуру, ковчег, защищающий от неприемлемых требований. Решающую роль в этом деле выполнит соработничество церкви и человека.

Семнадцатый этап. Второе Пришествие Иисуса Христа. Страшный Суд и переход в новую действительность.

Часть СЕДЬМАЯ

КОВЧЕГ

Глава 1
Слепота

Глобальные процессы необратимы. Изменились константы, как в своё время изменился угол наклона земной оси. Наступает незнакомая чужая действительность.

Впервые население земли приближается к семи миллиардам человек. Впервые огромная масса народу спрессована в невероятно плотный объём (мегаполисы). Впервые люди в прямом смысле живут на головах друг у друга (многоэтажные дома). Впервые жизнь такого огромного количества людей абсолютно зависит от искусственной системы жизнеобеспечения (источник питания — магазин; источник тепла — батарея и т.д.). Впервые ключевые узлы региональной системы полностью зависят от мировой.

Обрушение мировой системы приведёт к цепной реакции. Самые страшные ужасы прошлых тысячелетий на фоне недалёкого будущего покажутся детским лепетом. Мир будет перетерт до состояния беспринципной кашеобразной массы, живущей по американскому принципу «спасай свою задницу». Как в своё время Бог провёл египетских рабов через горнило пустыни, так теперь другие силы проведут человечество через горнило кризиса. Из выживших и прошедших селекцию создастся мировое царство, в котором без метки нельзя «ни покупать, ни продавать» (Откр. 13, 17).

Перспектива отключения от системы жизнеобеспечения обяжет каждого принять правила новой конструкции. Большинство примет новый мировой порядок и поклонится Антихристу. Христиане откажутся быть гражданами этой системы, потому что «кто поклоняется зверю и образу его и принимает начертание на чело своё, или на руку свою, тот будет пить вино ярости Божией, вино цельное, приготовленное в чаше гнева Его, и будет мучим в огне и сере пред святыми Ангелами и пред Агнцем; и дым мучения их будет восходить во веки веков, и не будут иметь покоя ни днём, ни ночью поклоняющиеся зверю и образу его и принимающие начертание имени его» (Откр. 14, 9—11).

Выдавленные из мировой системы люди или начинают строить свою систему (ковчег, защищающий от неприемлемых условий мирового царства), или умирают. Мог бы быть третий вариант — не допустить возникновения мирового царства Антихриста. На слух он хорош, но теоретически невозможен. Слишком большой материальный и информационный массив сдвинут в сторону пропасти. Человеческими усилиями остановить движение такой массы нереально. Это под силу только Богу, что и произойдёт во Второе Пришествие Христа.

Мы выбираем первый вариант: строить центр стабильности, имеющий фундаментом христианское мировоззрение — своеобразный ковчег. Это абсолютно новая человеческая конструкция, потому что все модели докризисной эпохи: народ, государство, партия, община и прочее, не подходят. Они не смогут защитить от поражающего фактора нового мира.

Человеческой природе свойственно искать выход из новых проблем с помощью старых решений. История учит: в старом выхода нет. В целом люди соглашаются с этим, но, не понимая, что делать, возвращаются к старому. Сегодня можно наблюдать множество бессмысленных усилий, направленных на создание общин, партий, государств. Апофеозом этой суеты должно стать создание империи, объединяющей нескольких государств под одной властью.

Такое направление мысли ведёт в тупик. Никакая конструкция дома не могла спасти от потопа. Ни община, ни государство не спасут от надвигающихся процессов. Общину рано или поздно раздавит окружающий мир, как трактор яичную скорлупу. Это подтверждает пример всех общин — они гниют с той же скоростью, что и мир.

С государством доказательная база не столь очевидна, как с более мелкими образованиями. Кажется, если построить крепкое государство (или ещё лучше, империю), современные угрозы будут решены. Воображение рисует замечательных правителей, устойчивую экономику, сильную армию и далее по списку. Можно создать что-то типа железного занавеса и не просто держать оборону, а по накоплению сил перейти в наступление и расширить свои границы. Всё это кажется хорошим решением, потому что привычно и патриотично. Но этот эффект возникает из-за малого осмысления системы. Проблема лежит в другом масштабе. Увидеть её можно, если рассматривать тему не с привычной, а с соответствующей высоты.

Итак, рассмотрим прообразом ковчега государство. Зафиксируем: государство есть иерархичная конструкция. Оно состоит из несущей части (костяк), обладающей главными человеческими качествами: дух, ум, воля, честь и т.д., а также из вторичной части. Так как дух, ум и воля не передаются по наследству, костяк нельзя создать из детей элиты, поскольку не из кого выбирать. Значит, неизбежна слабость и неустойчивость системы.

Некоторые апологеты теории, согласно которой только государство может защитить людей от надвигающейся опасности, говорят, что все проблемы государства — от обывателей, не способных быть гражданами. Мол, граждане это особая порода людей, и если отделить массу от граждан, как в Риме, возникнет мощная империя.

Опустим эмоции. Рассмотрим «римскую» государственную концепцию. Если граждане не обыватели, значит, они собрались служить высшей идее (если идеи нет, люди не могут собраться воедино).

В любом обществе есть люди, не умеющие довольствоваться жизнью потребителя. Допустим, эти люди создали конструкцию типа древнего Рима, способную выдержать давление внешней среды. Задача противостоять врагу определяет статус этих людей — воины. Это не мыслители и не жрецы, а именно воинское сословие. Между ними формируется иерархия по тому же принципу, как это происходило во всех государствах. Царь — первый воин, рядовой солдат тоже воин, все они из одного сословия. Уже в этом разделении вшито зерно раздора, но опускаем весь негатив, поскольку проблема гораздо глубже.

Чтобы воинское сословие сохраняло высокие свойства, нужна масса людей. Именно она производит потомство, из которого можно выбирать. Напоминаем, что сословие может сохранить свои качества при условии, если кадровый принцип не наследственный, а проточный. Стоит допустить наследственный принцип, костяк тут же наполнится элитными простолюдинами.

Опустим нюансы и зададим главный вопрос: что есть высшая идея, вокруг которой люди объединились и за которую готовы умирать? При такой постановке вопроса государственная элита служит или государству, или Богу. Одновременно «не можете служить двум господам» (Мф. 6, 24). Поэтому сразу откинем лукавую мысль, типа элита будет служить двум высшим идеям. Так не бывает. Если провозгласить две высшие ценности, по факту не будет ни одной, да ещё на горизонте замаячит третья, компромиссная. В итоге получится вариант своеобразного многобожия, что гарантированно разорвёт структуру.

Вопрос ребром: что будет высшей ценностью элиты — государство или Бог? Если государство, мы приходим к эволюции. Сначала государство — само божество. Далее божественность стягивает на себя голова божества (император). Потом божество наполняется породистыми простолюдинами, не способными по природе иметь высшую идею. Они начинают понимать государство как личную кормушку. Далее возмущение системы, призывы установить ту или иную форму народовластия. Совокупность многих факторов порождает опасность, против которой собирались защищаться.

Если высшей ценностью является Бог, возникает вопрос: в чьих руках будет высшая земная власть? В руках воинов или в руках священников? В данном случае это не важно — всё равно получим Рим или Византию (или церковь-государство, или церковь-министерство). С учётом ситуации последствия могут быть более отвратительными.

Здесь идея построить ковчег посредством создания государства заходит в тупик, потому что нельзя строить, не понимая, что строишь.

Глава 2
Экономический СПИД

Чтобы действовать, нужно ответить на вопрос «что есть ковчег» не на интуитивном или эмоциональном, а на рационально-практическом уровне. Общими словами тут не отделаешься. Ной построил ковчег, точно зная природу надвигающейся опасности — потоп. Это позволило ему определиться с конструкцией, материалом и технологией. Будь у него вместо конкретного понимания опасности абстрактное, в стиле «грядут страшные времена», никакого ковчега он бы не соорудил.

Особенности любой защитной конструкции определяет характер надвигающейся опасности. Если человечеству угрожает потоп, — надо строить плавучие средства, если вирус чумы, — делать прививки. Если прогнозируется засуха, — нужно строить оросительную систему. Если наступает вражеская армия, — необходимо собирать свою армию. Каждая опасность предполагает свой тип защиты, универсального средства нет. Пушка не защитит от чумы, а вакцина — от снаряда.

Пока нет понимания природы опасности, не может быть конструктивного действия. Люди будут суетиться, действуя не по ситуации, а по шаблону, тогда как решение лежит за рамками известных штампов. Это ослабит систему, распыляя энергию и ресурс. Мир умрёт, если не найдёт прорывного решения.

Часто приходится слышать: мол, в Евангелии и у святых отцов всё написано, ничего искать не нужно. Это правда, но информация дана, во-первых, без привязки к ситуации. Во-вторых, настолько крупными штрихами, что нет возможности перейти к действию. Единственное, что ясно — призыв начать с себя. В этом совете очень глубокий смысл, намного глубже, чем тот затасканный образ, который он рождает. На нём построено наше понимание ковчега.

Ответить на вопрос: что конкретно делать сегодня, завтра, послезавтра, чтобы построить ковчег, можно, если отказаться от решений уходящей эпохи, равно как и от благих порывов и сентенций в стиле «Бог управит».

Главной бедой и проблемой является непонимание разворачивающейся ситуации. Люди прячут его за многословием наукообразного характера, теша себя необоснованными надеждами. Но датчики фиксируют рост тревожных показателей. Особенно ярко это заметно на разрастании главной сегодняшней язвы — экономического кризиса.

По этому поводу нынче в мире жуткая суета. Истеблишмент напоминает муравейник, в который воткнули лом. Политическая элита сыплет общими словами и призывами к объединению прогрессивного человечества перед лицом опасности. Экономическая элита разделилась на два лагеря. Одни находят порочной саму экономическую систему, сравнивая её с финансовой пирамидой, а доллары — с «билетами МММ», другие отрицают порочность, указывая на частности типа неправильной системы кредитования. Но все эти объяснения больше относятся к категории заклинаний, умножающих кризис.

Ошибка сделана на первой развилке. Последующий выбор не имеет значения, в любом случае движение идёт по ложному пути. В этой ситуации знание о своём незнании есть подлинное знание, а заблуждение, принимаемое за знание, есть ложь.

Проблема лежит глубже объяснений про необеспеченный доллар. Великая депрессия 30-х годов XX века случилась при обеспеченном долларе, задолго до Бретон-Вудского соглашения, «отвязавшего» доллар от золота. Многозначительный штрих, иллюстрирующий уровень непонимания: в день инаугурации 44-го президента США все предсказывали рост биржевых индексов. В реальности фондовый рынок в этот день провалился на 4,5 %. Ни разу за всю историю Америки ничего подобного не было. В этот день рынок рос всегда, что имело безупречное логическое объяснение (победа большинства в политическом секторе логично отражалась на экономическом секторе). В 2009 году выбор большинства привёл к падению индекса.

* * *

Политики и экономисты рассуждают о крыше здания, максимум о стенах, тогда как проблема находится на уровне фундамента. Чтобы уловить ситуацию, нарисуем аллегорию. Перенесёмся на 100 лет назад, когда наука не знала понятия «вирус». Представим человека, поражённого вирусом иммунодефицита. Он простудился, и врач уверенно поставил диагноз и прописал постельный режим плюс тёплое молоко с мёдом. Больной старательно выполнял рекомендации и вскоре умер.

Был ли у больного хоть один шанс на спасение? Нет. Как бы тщательно пациент ни выполнял предписания доктора, глобально это на конечный результат не влияло. Нельзя вылечить больного, если непонятен корень болезни тому, кто его лечит. Даже если бы кто сказал медицинским светилам того времени про вирус СПИДа, они попросту не поняли бы, о чём речь.

Люди умирали от лёгких болезней, и никто не понимал, почему. Так продолжалось до тех пор, пока наука не зафиксировала непонимание явления. С этого начались поиски за границами известного. Прошло время, и установили причину — поражение иммунной системы. Далее стали искать поражающий фактор, и открыли вирус. Микробиологи сконцентрировали усилия на изучении природы вируса. Через некоторое время пришло теоретическое понимание проблемы, что позволило обозначить коридор опытно-экспериментальной составляющей. Сегодня уже есть практический результат.

Мировую систему можно с полным основанием считать единым живым организмом, и потому биологические параллели здесь уместны. Наш мир болен СПИДом, но современные врачи от экономики не имеют понятия вируса. Они фиксируют внешние признаки пустяковых недомоганий — температуру, кашель, озноб, и ставят диагноз «грипп». Назначают лечение, которое не помогает. Тревожные признаки растут, малое недомогание превращается в большую проблему, организм демонстрирует предсмертные симптомы.

При обычном СПИДе было понятно: проблема в области биологии (пусть за рамками её видимой части, но точно в рамках биологии, а не металлургии, например). В случае с экономическим СПИДом проблема усугубляется непониманием области. Искать причину в экономике равносильно поиску лечения СПИДа в рамках гриппа.

Понять, что корень ситуации за рамками экономической сферы, — полдела. Есть более глубокие проблемы. С вирусом СПИДа как минимум было ясно: это новый микроорганизм. С мировым кризисом затруднение возникает на уровне понимания природы мирового организма. Сегодня нет науки, осмысливающей мир как целое. Проблема носит не внутринаучный и даже не междисциплинарный характер. Она за рамками любой из существующих наук.

Чтобы понять характер затруднения, представим мировой единый организм сложно сплетённой системой из политических, экономических, социальных, культурных, научных и прочих энергий, вплоть до энергии отдельной личности. Вообразим каждый вид энергии в виде цветного светового потока, причудливо переплетённого с другими потоками. Всё вместе это образует объёмную подвижную картину, сотканную из разных по цвету, размеру, скорости и траектории потоков. Все вместе они движутся, переливаются, мерцают, вспыхивая и тускнея. Но вот между ними появляется тоненький чёрный поток. Он начинает передавливать и удушать, обвивать и утончать соседние с ним потоки. Часть цветных потоков истончается или рвётся, запутывается, перекрывает движение друг друга. Идёт цепная реакция.

По достижении критической черты симфонию разноцветных мазков, образующих картину, сменяет какофония беспорядочно перемешанных красок. На картине возникают пятна-болота, разрастается серо-грязный тон. Серое пятно расползается, постепенно закрашивая систему в чёрный цвет. Движение останавливается, гармонии больше нет.

Если в мире идут разрушительные процессы, значит, есть причина, породившая их. И вот тут самая большая проблема, в принципе непреодолимая для учёных, работающих в области опыта и логики. При анализе биологического организма, поражённого СПИДом, было понятно: неизвестная причина материальна. При анализе мирового социально-экономического организма мы приходим к выводу: причина нематериальна. Образно говоря, в организме из потоков-энергий завёлся вирус, природа которого тоже поток-энергия.

Здесь двойная трудность. Помимо традиционных затруднений фазового перехода мышления, мы сталкиваемся с проблемой обнаружения нового за рамками материального. Как искать вирус в области мыслей, идей и энергий? Проблема понимать мир как поток энергий совмещается с другой — найти нематериальный вирус в мире потоков. Всё это выводит задачу далеко за границу привычной области мышления. Но мы говорим о самом глобальном, до чего может дотянуться наша логика: о механизмах, формирующих природу корней. Получается трёхэтажная конструкция: на поверхности явление, у явления имеется корень, у корня есть среда, формирующая его природу.

Видимые явления имеют тот же временной шаг, что и человек, и потому составляют нашу текущую жизнь. Корни имеют больший временной шаг, человек не ощущает их непосредственного воздействия, но с помощью мышления может увидеть в них причину явления. Природа, формирующая корни, имеет ещё более крупный временной шаг, и потому ещё менее заметна и тяжелее постигается интеллектуальным аппаратом человека.

Начавшиеся несколько веков назад процессы на наших глазах придут к своему завершению. Изменить ситуацию нереально. Но реально осознать эту неизбежность и переключить энергию с бессмысленных вариантов на осмысленные. Попытки найти решение в области экономики, политики или любой иной материальной дисциплины — легкомысленная глупость. Все видимые проблемы, кажущиеся совершенно несвязанными, в том числе экономика со всеми её дефолтами, инфляциями и дефляциями, на самом деле связаны на глобальном уровне. Точно так же разные недуги у больного СПИДом в реальности питаются из поражённой иммунной системы.

* * *

Чтобы приблизиться к причине, образующей условия для развития экономического негатива, зафиксируем системообразующий элемент мировой системы — банковский процент. Это ключ, без которого войти в систему нельзя. Природа банковского процента видна в том, что это деньги из воздуха, из ничего. Если так, значит, природа источника процента нематериальна, за рамками опыта и логики.

Бог запрещает производство денег из ничего, не объясняя причину запрета. Можно предположить, деньги в рост есть вирус (или его часть), убивающий иммунитет общества и создающий условия для экономического и социального негатива. Социальная конструкция сохраняется, если даёт деньги в рост не своим, а членам другого организма. Производство «вируса» за счёт собственного социума вызывает поражение иммунной системы. Если весь мир становится единой системой на банковском проценте, вирус в прямом и переносном смысле начинает разлагать общество. Бродяги на помойках и гламурные тусовщики в клубах — внешние проявления больного общества.

Само по себе изготовление чего-то из ничего является нечеловеческой прерогативой. Бог из ничего сотворил мир. Виртуальные деньги тоже в прямом смысле сделаны из ничего. Вопросы: кем сделаны и для чего, требуют осмысления. Чтобы обозначить уровень осмысления, вспомним средневековых алхимиков, искавших философский камень, чтобы свинец превращать в золото. Вчерашние алхимики сегодня позиционированы странными чудаками, движимыми страстью к наживе. Такое объяснение кажется само собой разумеющимся. Ситуация обретает другую тональность, если учитывать огромную стоимость работ.

Если алхимики искали богатства, зачем ТАК рисковать уже имеющимся богатством? Вообразите: у вас есть деньги, много денег. Вы хотите их умножить в 1000 раз. Обычный способ не даёт такой прибыли, и вы ищите оригинальный.

Первый вопрос: зачем нужны суммы, превышающие понятие бытового богатства? У человека есть предел использования. Ему не надо пять самолётов или 10 яхт, 100 шуб или 1000 пар ботинок. У него попросту не хватит времени и сил этим пользоваться. Следовательно, цели алхимика — за рамками бытового представления о богатстве.

Второй вопрос: как вы представляете себе человека, манипулирующего деньгами с риском их уничтожения, пытаясь найти способ из одной купюры получить 1000 купюр? Ненормальный может сделать такой эксперимент один раз, два, но постоянно уничтожать деньги никто не будет. Алхимики же постоянно уничтожали реальное золото. В теорию поиска богатства это не вписывается. Может быть, алхимики искали не способ производства золота, а способ его уничтожения? Очень странная версия… Но странная не значит безумная. В любом случае встаёт вопрос о заказчике.

Кому теоретически может понадобиться что-то подобное? Как минимум финансировать такие проекты могли крупные политические и экономические игроки. Но можно допустить заказчика более высокого ранга, цели которого лежат за границами интересов королей. Он не делит налогооблагаемые базы, он ищет другое.

Ситуация становится ещё загадочней, если вспомнить алхимиков от философии. Если обычные алхимики ломали голову над задачей превращения чего-то в золото, философские алхимики искали способ получения золота из ничего. Даже ещё круче: они искали виртуальное золото, которое можно использовать точно так же, как реальное, но за счёт его виртуальности оно более мобильное. Превращение виртуального золота в любую услугу или товар намного проще, чем превращение реального золота в те же услугу или товар. Кроме того, тонны виртуального золота можно носить в нагрудном кармане, тогда как тонны обычного золота в кармане не поносишь.

Тайные общества искали способ получить такое золото. Самые известные из них масоны. Идеи масонов позволили реализовать такие проекты, как Федеральная Резервная Система и доллар (американские «билеты МММ»). Смысл создания этих инструментов лежит за границами бытового понимания.

Люди уверены: система создавалась с экономическими, максимум политическими целями. Но ведь золото есть финансовая кровь единого организма, обеспечивающая движение товаров и услуг, а кровь подвержена заболеваниям, в том числе свёртыванию, что ведёт к смерти. Если создать организм с единой кровеносной (финансовой) системой, а потом «свернуть» кровь, организм мгновенно погибнет. Если параллельно создать резервную «кровеносную» систему, где кровь защищена от свёртывания, она стянет на себя ресурсы разрушающейся системы. Через фазовый переход возникнет новая система. Вопрос: кому и зачем это нужно — за рамками интересов политиков.

Цели алхимиков-философов реализованы в полном объёме. Цифры на банковском счёте суть виртуальное золото, волшебная субстанция, превращаемая в любую услугу и товар. Нет в мире больше ничего, что можно так же быстро трансформировать в нужный вам объект. Сегодня настоящее золото, бриллианты, нефть и прочее нельзя напрямую поменять на то, что вам нужно. Виртуальное золото можно превратить во что угодно.

Волшебные качества сделали виртуальное золото главной силой. Прорисовываются контуры нового мира, подчинённого источнику виртуального золота. Грядут огромные изменения. Они обрушат современную систему, что вызовет к жизни новые явления, из которых образуется новый мир. Мы на пороге новой эпохи — результата многовекового развития незначительных явлений, невидимых в период зарождения. Но вот они развились, и началась трансформация мира.

Глава 3
Задача

Глобальные механизмы сегодня не просто вне зоны внимания, отсутствует понятие об их существовании. Больному СПИДом в теории прописывают лечение от гриппа — антибиотики. На практике средства на антибиотики крадут исполнители, покупая взамен носовой платок. Но если бы даже никто ничего не крал, антибиотик не сильно бы отсрочил наступление смерти.

Чтобы представить уровень проблемы, вообразите: жизнь человечества зависит от его способности за одну минуту перемещать многие тонны груза на 1000 километров в условиях Земли. При такой задаче все известные способы можно сразу отмести. Концентрировать усилия в наращивании мощности двигателей бессмысленно не только потому, что это нереально технически. Если допустить такой скоростной контейнер, внутри будут возникать перегрузки, сминающие любой материальный объект.

Выход, например, в сворачивании пространства. Рисуются эксперименты по изменению констант, типа замедления скорости вращения электрона вокруг атомного ядра. К чему это приведёт, о том сегодня даже предположить сложно, но в теории это может образовать коридоры в пространстве и, возможно, во времени, всасывающие материальные объекты в одной точке и выталкивающие в другой.

Идущий первым получает всё и задаёт тон. Нельзя ставить цель догнать и перегнать врага там, где он далеко впереди. Когда в кильватере большого судна идёт более быстроходный катер, у него нет шанса обогнать идущий впереди корабль. Выход из кильватера перевернёт его. Чтобы обогнать, нужно сначала отстать и выйти на оперативный простор. И только потом включить полную мощность.

Мы не должны играть по чужим правилам. Кризис искусственно остановил «догонялки». Осталось осмыслить энергию кризиса, заставить её работать на себя. Большой вопрос, кто возьмётся за решение такой задачи. Например, власть может? Нет, нельзя дать задание, не понимая его реальности. Как власть 100 лет назад могла заказать изготовление компьютера? Это звучало бы как бред. Власть подключается к теме, когда становится понятно: задача имеет решение. Выделяется ресурс, и прорыв в неизвестное начинают развивать и углублять. Пока прорыва нет, никакое углубление и расширение в принципе невозможно. Более того, когда идёт только нащупывание темы, власть, если в неё влезет, скорее всего, уподобится слону в посудной лавке. Выделит деньги, которые намагнитят не творцов, а чиновников от науки и жучков, понимающих толк в «освоении бюджета». В этой атмосфере у идеи нет шанса выжить.

Парадокс, но на первом этапе любые искусственные условия, и в первую очередь деньги, уничтожают всё живое. Духовные законы так устроены, что главное возникает через интерес, не связанный с земными благами. Человек — не автомат, в который можно кинуть монетку, и он заиграет мелодию. Деньги без идеи инициируют другое направление мысли (воровство и халтуру). Именно поэтому людей, имеющих главным мотивом деньги, нельзя оставлять без контроля. Не за страх, а за совесть способны работать только те, у кого есть внутренний контролёр (совесть).

Первопроходцы по своей воле, благодаря озарению и вдохновению, проявляют инициативу. Именно так рождалась ядерная физика. Странные люди интересовались странным излучением, не понимая, какое практическое применение может иметь их работа. Энтузиазм был единственным стимулом. Они тратили свои небольшие средства на покупку склянок и приборов, а не на ремонт квартиры, не надеясь в будущем вернуть свои вложения. Их интерес был один — насытить своё любопытство. Они тянулись в область тайны, не имея рациональных оснований, болели идеей, и в итоге получалось невероятное.

Пока не ухвачена суть порока системы, люди будут лечить экономический СПИД оздоровлением банковской системы и фондовой биржи. Чтобы ухватить эту суть, нужно искать людей, не просто согласных, что корни современного кризиса лежат далеко за границами политики и экономики, но и способных думать в этом направлении. Не акцентироваться на бантиках, а зрить в корень. Точка отсчёта всякого дела — поймать нерв ситуации. Остальное вторично.

Собирать людей карьерного формата нет смысла, потому как заранее известно: когда идея станет заметной, её хозяином будет тот, кто больше предложит карьеристам. Вызовут таких «борцов» в коридоры власти и попросту купят. Как вещь. Ну и какой тогда в этом действии смысл, если всё обман, причём, самый гнусный, когда через озвучивание высоких идей человек пытается решить свои мелкие вопросы.

Мы не говорим, что с властью нельзя работать. Можно, при условии, что она понимает опасность так же как вы и становится стратегическим партнёром. Если же это дети, дорвавшиеся до ресурса и теперь скупающие все известные им игрушки и удовольствия, предмета для разговора нет.

Понимание опасности образует стимул, задающий генеральный вектор действия. Человек начинает собирать людей под стать себе. Если появляется сила и предлагает деньги (власть, чин), но просит при этом изменить вектор, человек не согласится только при одном условии: если осознаёт, что изменение курса — смерть. Если таких людей возникает критическое количество, они начинают выталкивать, как птенцы кукушки, всех, кто мешает. В итоге возникает что-то типа партии власти, аморфной безыдейной массы. Самый надёжный способ защиты от «кукушат» — отсутствие личной выгоды. К тому же, если человек не может без выгоды работать на своё спасение, значит, он не понимает опасности, и нам с такими не по пути.

Мы не образуем политический или социальный бренд, не принимаем на работу людей, согласных трудиться на своё спасение только потому, что их для этого наняли. Мы стараемся создать условия, по максимуму отталкивающие «птенцов кукушки». Мотивом должно быть горение делом. Люди служат делу, когда не могут не служить. Как обыватель не может жить без своих сериалов, вещей, карьеры, так наши единомышленники не могут жить без честного служения на благо человечества.

Глава 4
Заказ

Главную проблему высветил мировой кризис. Никто не думал, что вообще может возникнуть такое. Все исходили из предположения — будет только лучше. И когда кризисная ситуация всё-таки случилась, пришла полная растерянность. В глазах временной власти тревога и печаль. Некоторые пакуют чемоданы… Только интересно, куда они побегут, если кризис накрыл всю планету.

Все демократии сейчас испытывают страх ещё и потому, что чувствуют: они чужие в своей же стране. Так французы в 1812 году ощущали в России свою чужеродность. Французская армия оказалась внутри системы, которой не понимала. С одной стороны, крестьяне подмосковных деревень мародёрствовали в брошенной Москве. С другой стороны, жгли сено, не продавая его оккупантам. Мародёр и патриот в одном лице… Что за непонятная русская логика. Наполеон принимает решение: бежать, и как можно быстрее.

Временные правители не понимают корень ситуации. Возникает ощущение беспомощности, ведь нештатную ситуацию не исправить шаблонами. ЧТО ДЕЛАТЬ? Чтобы искать ответ на поставленный вопрос, нужно иметь мотивацию на поиск ответа. Без стимула действие невозможно. Зачем я буду думать (мышление — первый акт действия), если нет заинтересованности?

Возможны три варианта мотивации. Первый: когда человек понимает ситуацию, из чего делает вывод — бездействие в прямом смысле означает смерть меня и моей семьи. Второй вариант мотивации, когда человек не понимает, но верит. Третий вариант: я не понимаю ситуации, но если мне будут платить, я буду действовать.

Первичной мотивацией является понимание. Иначе откуда возьмутся люди, верящие в вашу правоту. Чтобы они появились, прежде должны появиться те, что упорядочат первичную идею в чертёж, который реализуют на практике. Люди поверят в летающую «железную птицу», когда увидят её. Из чертежей и расчётов, объясняющих подъёмную силу крыла, человек не увидит «птицы», это за рамками его интеллектуальных возможностей. Когда модель появится, первопроходцы будут предметом восхищения. Пока действующей модели нет (люди называют это реальным, то есть видимым делом), первопроходцы будут объектом насмешек и косых взглядов. Особенно это касается парадоксальных идей — большинство над ними или насмехаются, или восторгаются ими.

Есть четвёртая ситуация, заставляющая человека, у которого нет ни понимания, ни веры, активно действовать — безысходность. Рузвельт принял решение о создании атомной бомбы, ничего не смысля в атомной физике. Чтобы понять уровень решения, представьте: власть решила финансировать разработку технологии по сворачиванию пространства. И не просто решила, а постановила выделять львиную долю бюджета, и так несколько лет. Причём, такое решение обескровило и без того минимальное финансирование пенсионеров, здравоохранения и т.д.

Для такого революционного решения нужны очень веские основания. Какие основания были у американского президента? Его подтолкнула безвыходность ситуации, складывающейся для США по итогам Второй мировой войны. Не имело значения, кто победит, Гитлер или Сталин. Победитель оккупировал бы Европу, Китай, Индию и, в итоге, Евразию. Геополитическое правило Макиндера: «Кто правит центральным регионом, тот правит островом мира (Евразией). Кто правит островом мира, тот правит и самим миром». Власть над Евразией означает власть над мировыми торговыми путями, то есть по сути над планетой.

Рузвельт осознал угрозу, и начались поиски «штуковины», которая остановит победителя. Чем должна быть эта «штуковина»: паранормальными технологиями, позволяющими залезть в сознание диктатора-победителя, или физической мощью, на порядки превосходящей оружие того времени, это было вторично. Рассматривались самые сумасшедшие идеи. Единственное требование: понимание, как достигается результат. Для этого привлекались специалисты из различных областей науки, устраивалась перекрёстная аналитика. В итоге власть пришла к выводу: «штуковиной» является ядерная энергия.

Чтобы ещё ярче представить уровень решения, укажем на любопытный факт: Эйнштейн говорил — ядерная энергия реальность, но доступной она станет человечеству не раньше, чем через пять веков. Вопреки мнению авторитета, Рузвельт принимает запредельно сложное решение. Американские спецслужбы начинают собирать физиков по всему миру. Предлагаются любые условия, используются все методы, лишь бы собрать критическую массу физиков. Нужна была атмосфера, в которой люди могут говорить о том, что для неподготовленного уха кажется бредом сумасшедшего.

Самые блестящие учёные со своими наработками оказываются в США. К 1945 году США имеют атомную бомбу. Ядерная атака на Японию не имела военного смысла. Хиросима была рекламной акцией, рассчитанной на одного зрителя — Сталина. Имея под ружьём более чем десятимиллионную армию победителей-фронтовиков, он смёл бы любую силу на своём пути. Бомба, по словам Оппенгеймера, «вспыхнувшая ярче тысячи солнц», остановила СССР в границах завоёванного.

Незадолго до этой демонстрации военного превосходства Сталин оказался почти в такой же безысходности, как Рузвельт. Разведка доносила: американцы приступили к созданию атомного оружия. На это указывали сотни мелких деталей типа исчезновения из научных журналов статей на тему ядерной энергии, особый режим физических факультетов, организация секретных лабораторий и прочее. Цена вопроса — огромные материальные и человеческие затраты. Учитывая, что страна находилась в состоянии войны, траты представлялись просто фантастическими. Этот ресурс можно было пустить на создание традиционного оружия — танков, самолётов и т.д.

Если США не получают бомбу, СССР становится хозяином мира. Но если получают, то советские танки и самолёты ничего не стоят, и ситуация разворачивается ровно наоборот. Если же оба, и СССР, и США, ошибаются, Союз проседает сильнее Штатов за счёт ослабленной войной экономики. Суммируя все эти факты, представьте, какого уровня решение нужно было принять Сталину. Он принимает правильное решение. Открывается советский атомный проект «Арзамас», который, согласно некоторым источникам, по стоимости равнялся расходам на Вторую мировую войну для СССР.

* * *

Пока опасность кажется абстракцией, люди не будут вкладывать в нестандартное решение ни ресурс, ни время, ни энергию. Ресурс лишь потенция, и потому вторичен. Если папуасам дать неограниченный ресурс и поставить задачу построить самолёт, результата не будет. Они просто разворуют ресурс, и на этом «самолётостроение» закончится. Во что одеты папуасы — в набедренные повязки или дорогие костюмы, не важно. Важно, что они мыслят на другом уровне. Статус человека определяет не одежда и аксессуары, а способность осмыслить ситуацию и действовать сообразно выводам.

Современная система устроена так, что большинство демократических правителей являются именно папуасами. Они не охватывают и не понимают ситуацию, и раз так, у них нет мотивации. Чтобы ускорить переход к практике, ситуацию должны осмыслить ресурсные люди. Иначе стратегические ресурсы будут не просто скованы, это ещё полбеды, они будут работать на врага.

Чтобы высвободить ресурсы, нужно осмысление в верхах. В идеале нужен кружок по аналогии с Андроповским. Первое лицо СССР привлекло людей, способных мыслить в мировом масштабе. Андропову возражали и спорили, и он или соглашался с доводами, или доказывал свою правоту. Начётничество и подобострастие не приветствовались. Кто демонстрировал нечто подобное, тех больше не приглашали. Смерть Андропова прервала попытку осмыслить разворачивающиеся процессы. Власть оседлали серые в интеллектуальном смысле аппаратчики. Абсолютно не понимая происходящего, они не оставили СССР ни единого шанса на спасение.

Сейчас складывается примерно такая же ситуация. Специалисты подковерной борьбы с горем пополам держались, когда нефть стремилась к цифре 200 долларов за баррель. Когда пошло снижение к 20 долларам за баррель, власть показала недееспособность, в первую очередь на интеллектуальном уровне.

Всякий ресурс работает, если есть команда, понимающая задачу и способ её реализации. Если бы одних денег было достаточно, давно бы сделали лекарство от старости и прочие так нужные человечеству штучки. Но деньги имеют свой предел, за рамками которого не работают. Самое главное лежит за границей действия денег. Вы никогда не купите ни озарения, ни любви, ни совести. «Симон же, увидев, что через возложение рук Апостольских подаётся Дух Святый, принёс им деньги, говоря: дайте и мне власть сию, чтобы тот, на кого я возложу руки, получал Духа Святаго. Но Пётр сказал ему: серебро твоё да будет в погибель с тобою, потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги» (Деян. 8, 18—20).

* * *

Булочнику, как бы ни был он богат, не может понадобиться атомная бомба. Если миллиардеру подарят бомбу, он откажется от неё, потому что у него нет задач, решаемых таким инструментом. Каждому — своё. Нашему делу в первую очередь нужны люди глобальной мысли, а не глобальных денег. Перед нами два направления усилий. Первое: искать людей, понимание которых видно из действий. Второе: донести информацию до тех, кто обладает стратегическим ресурсом, то есть до власти.

С мировой системой нужна такая же ясность, как с демократией, порочность которой обнажена через выявление зависимости выбора от знания. С современной ситуацией та же проблема. Большинство интуитивно улавливают порочность мировой финансовой системы, но не могут так же точно, как это сделано относительно демократии, указать корень порока. Отсюда её сравнение с финансовой пирамидой и выставление США исчадием ада. В реальности проблема гораздо глубже подозрения американцев во вредительстве ради денег. Как бы там ни было, но мировая система подняла на высокий уровень потребления не только американцев. Другой вопрос, насколько это хорошо…

В логике всё так, но на практике невозможно парадоксальную тему упростить до уровня, понятного не погружённому в проблему человеку. Если власть с утра до вечера вязнет в политической текучке, откуда у неё возьмётся база, необходимая для понимания? Разгребая кучу вторичных проблем, власть, судя по действиям, понятия не имеет о главном.

* * *

Мир так устроен, что человек не поворачивает головы в сторону непривычного, пока не убедится в бесполезности привычных вариантов. Это ярко заметно на проблеме сохранения активов. Пока люди не убедятся в невозможности сохранить свои активы традиционным способом, они не посмотрят в сторону нетрадиционных вложений. Пока Сталин не убедился в невозможности решить вопрос обычными средствами, он посылал физиков на фронт. Как только история припёрла к стенке, он начал по всем фронтам собирать уцелевших физиков.

Не за горами время, когда власть окажется в положении Рузвельта. Сегодня президенты, лидеры и короли надеются исправить ситуацию известными действиями и проверенными «лекарствами». Признавая непонимание происходящего, они, тем не менее, верят безответственно-оптимистическим прогнозам. Когда тупиковость пути станет очевидна не на умопостигаемом, а на практическом уровне, все обратят взор в сторону парадоксального. Но это имеет смысл, если к тому времени будет понимание. Когда власть обратилась в сторону ядерной физики, теория была сформирована.

«Сегодня люди ведут себя как бабочки-однодневки на тонущем судне. В силу масштаба мышления никакая „бабочка“ не в состоянии осмыслить тот факт, что судно тонет. Живущая несколько часов „однодневка“ не фиксирует проблему, потому что скорость затопления для неё незаметна. Когда над водой останется только одна мачта и счёт пойдёт на минуты, то есть скорость затопления будет равна скорости мировосприятия „бабочек“, она поймёт, что тонет. Но толку от понимания будет ноль, потому что уже ничего нельзя сделать. До этого момента сделать тоже ничего нельзя, потому что „бабочка“ будет высмеивать всякую мысль о грядущей беде. Призыв к действию в обществе „бабочек“ — всегда глас вопиющего в пустыне.

Размах мысли большинства людей никогда не выходит за рамки „посадить дерево, построить дом, воспитать ребёнка“. Всё это, безусловно, прекрасно, но кто-то должен думать о посадке лесов, строительстве городов и воспитании народа. Если этим никто не занимается, если каждый делает всё на своё усмотрение, судьба деревьев, домов и людей постепенно оказывается в руках хищников. Они, как разбойники, попавшие в дом, где нет взрослых, преспокойно грабят его, уверенные в своей безнаказанности. Потому что знают — дети ничего не поймут, а взрослых нет» («Проект Россия», первая книга).

Глава 5
Идейная группировка

Нам нужна защита от поражающего фактора, коим сегодня является совокупность действий мирового игрока и процесса слома привычной человечеству экономической конструкции. Чтобы понять, какова форма и структура защитной конструкции, определимся с природой материала, из которого эта она может быть создана. Варианта три: материя, люди, дух. Из материи можно построить каменную крепость. Из людей можно построить общину. Из духа можно построить… Мы не можем ничего построить из духа, это за рамками человеческих возможностей. Максимум, что можно создать, это или материальную структуру, или конструкцию из людей, или смешанный тип — государство либо армию.

Государство, и, тем более, община или партия, не смогут выполнить функцию защиты. Нужна принципиально иная конструкция, скорее всего, смешанная (из людей и материи), где основная компонента — люди.

Справиться с негативными процессами может группа, по ключевым параметрам напоминающая организацию ранних христиан. Отличительным признаком там было не богатство или обладание административным ресурсом, а понимание ситуации: «покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 3, 2). Для людей понимание учения Христа было стимулом к добровольному и неформальному объединению.

Возникшая структура была живой, но не иерархичной, и не нуждалась в регистрации, как не нуждается в регистрации дружба. Между людьми возникали горизонтальные связи (как в структуре типа интернета), но с более активной динамикой. Если по интернету любой связывается с любым в несколько шагов, в христианской структуре любой связывался с любым через один шаг. Такой эффект достигался через открытость ключевых фигур — апостолов.

В иерархичной структуре практически нереально простому человеку выйти на первое лицо. Теоретически это возможно (через несколько шагов), но на практике невероятно. Можно всю жизнь записываться на приём к президенту, но ни разу не попасть. В христианской структуре «попасть» к апостолу мог любой. Это обеспечивало как высокую устойчивость и живость структуры, так и формировало жёсткие правила приёма, чтобы не брать в тело церкви чужих людей.

Члены ранней христианской системы как говорили, так и жили. Своим поведением и образом жизни они распространяли учение, и это было очень эффективное действо. Они были словно белые точки на чёрном фоне. И эти точки постоянно разрастались, раздвигая тьму.

Наша цель — добровольное объединение единомышленников. Это образует мощнейшую силу, своего рода «монастырь для своих». У него нет крепостных стен, но его духовные стены крепче каменных. Эту команду составляют люди, по-честному признающие воскресение Христа и живущие (или стремящиеся жить) по Его заповедям. Строится такой коллектив на том же принципе, что и общение с друзьями — доверие и единомыслие. Все живут своей жизнью, но есть высшие цели, разделяемые всеми участниками.

Мы не находим лучшего термина для живой команды, кроме как группировка — определённая форма организации, отличающаяся от формальных структур. Её нельзя назвать иерархичной организацией традиционного типа, и потому нельзя контролировать теми же способами, что и политические партии. Она не имеет учредительных документов, в которые можно вписать новых учредителей, и потому каждый член группировки есть часть целого, пока соответствует её правилам. Нарушение правил ведёт к естественному исключению из жизни коллектива. Группировка не зависит от денег, и потому её нельзя убить, перекрыв финансовые каналы. Финансы влияют на активность действий, но не на факт существования.

Между официальными и неофициальными структурами серьёзные отличия. Официальная структура «склеивает» человеческий материал заработной платой. Группировки «склеивают» своих членов признанием полезности друг друга относительно общей цели. В ком нет полезности, тот не может быть членом действующей команды.

Мы не открыли Америку, группировки с давних пор существуют в обществе. Любую формальную структуру контролируют неформальные группы. Они есть в любом министерстве, на предприятии, в учебном заведении и в любой администрации (в том числе и президентской). В церкви свои группировки. Вокруг одного владыки одна группировка сложилась, вокруг другого другая. В ООН и ТНК тоже группировки. Везде, где есть социальная структура, существуют группировки. Исключений нет.

Члены группировки держатся друг за друга сильнее, чем в любой формальной организации. За членство в неформальной структуре люди готовы нести повинности, жертвовать своим временем, ресурсом и прочее. За членство в официальной структуре люди требуют ровно обратного: чтобы им давали пакет соответствующих благ.

Любопытный факт: в мире нет ни одной христианской группировки. В любой стране есть национальные, преступные, чиновничьи, церковно-чиновничьи и прочие группировки, а христианской нет. Как министерства не лезут в дела друг друга и, тем более, в мировые проблемы, так и церковь дистанцировалась от стратегических тем (точнее, её дистанцировали). Патриарх Никон пытался преодолеть этот момент, но тут Бог не попустил превратить Москву во второй Ватикан.

Живой социальный организм зарождается по той же технологии, что и биологический. Сначала возникает идея (аналог ДНК в биологии). Вокруг идеи собираются единицы, деятельность которых привлечёт десятки, сотни и тысячи. В результате получается монолитная и высокоэнергетическая структура.

Группировку может выбить с занимаемых позиций только другая группировка. Официальная организация даже теоретически не в состоянии противостоять ей. Группировка не разделяет презумпцию невиновности. Напротив, исповедует презумпцию виновности. «Люди ведут себя в полном соответствии со своей природой. Не доверять незнакомому — это нормально. Демократы со своей надуманной презумпцией невиновности запутали народ, но против природы не попрёшь. Нет никакой презумпции и быть не может. Ерунда какая — изначально предполагать невиновность человека. В жизни всё наоборот. Оказавшись в компании незнакомых людей, какие бы красивые слова они ни говорили, мы первым делом за карманы держимся. Своим поведением мы изначально обвиняем людей в намерении причинить нам зло. Налицо презумпция виновности. Доверяем мы только тем, кого давно знаем. Доверяем… и проверяем. Потому что слаб человек, и всегда готов пасть» («Проект Россия», вторая книга).

Группировка вообще не является религиозной организацией, путь в неё открыт всем: и верующим, и светским людям. Наша группировка имеет христианские корни, как армия Суворова. Будучи православным воинством, она не была религиозной структурой.

Мы не касаемся религиозных догм и дистанцируется от всех противоречий и разногласий между различными церквями и учениями. Мы не богословы и не арбитры в этих вопросах. Стоит нам ступить в эту сферу, как мы утонем во множестве болот, словно заранее приготовленных для искателей истины в религиозном секторе. Человек не может охватить такой объём информации. Он может только верить. А раз так, пусть каждый верующий считает свою веру самой правильной, но не выносит это на обсуждение.

Сложный вопрос: если мы не позиционируем себя религиозной структурой, у нас не должно быть конфессиональных ограничений. Полезность человека делу должна определять не конфессия (от лат. confessio — исповедание), а его искренность и глубина понимания. Выходит, если, например, мусульманин в целом разделяет наше понимание мира и технологию действия, ничто не мешает ему участвовать в общем деле. Как это согласуется с его официальной верой, пусть каждый решает сам. Здесь как в случае военной ситуации: «если Родина в опасности, значит, всем идти на фронт» (В. Высоцкий). Сейчас в опасности душа человеческая.

Людям, ещё вчера отрицавшим религию, но сегодня изменившим мнение, прямой путь в традиционную церковь. Многие наслышаны о негативе в церковных кругах, и это мешает им сделать шаг в сторону храма. Нужно укрепляться мыслью, что вы пришли к Богу, а не к священнику как личности. Священник это посредник, по сути телефон. По грязному телефону можно говорить так же хорошо, как и по чистому.

* * *

Долгое время единственным надгосударственным игроком является неизвестная группировка мирового масштаба. Она устраивает оранжевые революции, приводит к власти марионеток, распространяет демократию — работает в мировом масштабе.

Новое понимание мира дало начало противостоящей ему группировке. Потенциально мы превосходим противника, но наши возможности пока не реализованы. Наша сила в нашей открытости, что позволяет надеяться на духовный и интеллектуальный потенциал всего человечества, тогда как враг вынужден скрывать свои карты.

Мировоззренческая идея — то единственное, против чего нет защиты. Зацепив ум и сердце, она укореняется там, начинает расти и в итоге меняет сознание. Следом меняется понимание мира, и далее по цепочке преображаются воля и действие. Новое действие в итоге меняет мир. В этом смысл фразы «миром движут идеи».

Сопротивление любого материала можно преодолеть. Можно гору пройти насквозь или разрушить. Человек — самый трудно разрушаемый материал. Идейность увеличивает его прочность в разы. Человек становится непреодолимым препятствием, как в случае с христианами, которых не могла сломать железная машина Рима.

Мы не протокольная структура, живущая, пока у спонсора хорошее настроение и есть «подключение» к финансовой розетке, и не ура-патриотическая аморфность, собирающая людей под идею типа «за всё хорошее и против всего плохого». Мы живая команда, состоящая из людей, удерживающих в голове конечную цель. Мы делаем дело, которое определит мировую историю. С одной стороны, дух захватывает. С другой стороны, это длительный и тяжёлый процесс, но иного пути нет.

Идейная группировка притягивает глубоких и деятельных людей, понимающих ситуацию и чувствующих надвигающиеся проблемы. Кто не понимает и не верит, тот никогда не войдёт в подобную структуру, потому что стимула нет. Если стимул человека — карьера, деньги и прочий личный интерес, он обречён быть просто инструментом в чужих руках.

Объединение глубоко мыслящих и энергичных людей образует коллективный разум, единое информационно-энергетическое поле. Между ними устанавливаются горизонтальные связи, как между клетками единого организма. Это и есть ковчег. Это и есть защита. Наша задача — создать условия, в которых честные неравнодушные люди объединятся в систему, не имеющую иерархии, но позволяющую связаться с любым человеком через один шаг.

Но нельзя построить общий ковчег, не построив прежде свой. Это одновременно самое простое и самое сложное. Потому что начинать надо с себя и надо не бояться пробовать это делать. Сегодня наблюдается странный парадокс: люди готовы попробовать наркотики, блуд и прочие греховные действия, потому что им кто-то сказал — это приятно. Но не готовы попробовать жить по заповедям Христа. Почему? А вдруг это намного приятнее? Измените свой образ жизни, и вы увидите, как мир вокруг вас начнёт становиться лучше. Возможно, это будет первая ваша победа над собой.

Каждый честный человек, понимающий ситуацию, может считать себя членом группировки. Главное, чтобы он не лежал и рассуждал, а действовал в меру своих талантов по ситуации, согласно заповедям Христа. Чем больше появится таких людей, тем больше будет малых ковчегов. И тем сильнее станет общий ковчег как помощь тем, кто действительно хочет спастись сам и спасти свою душу. И даст Бог, он через какое-то время соединится с небесным ковчегом — Церковью.

Глава 6
Сопротивление

Мы сказали о глобальном. Теперь пару слов о практике. Сама по себе идея не овладеет широкими массами. Необходим комплекс внедряющих мер. Хороший пример демонстрирует христианство. Христос принёс в мир идею, но чтобы распространить её, потребовались гигантские усилия огромного количества людей. Как только эти усилия стали затухать, возобладало стремление к земным ценностям. Под нажимом государства христианство вступило в конкуренцию за массовость с другими религиями. Это породило упрощение: учение начали опускать к массе, вместо того, чтобы поднимать тех, кто способен подняться, к учению.

Подход «много званных, но мало избранных» создавал людей, способных вести дискуссию с язычниками с их (языческой) позиции, что заставляло задуматься и, как следствие, даже отказаться от языческого учения. Современные христиане начисто утратили такую способность. Сегодня официальная позиция: всё как-нибудь само устроится. Враг, напротив, придаёт этому вопросу огромное значение. Результат говорит сам за себя. Враг имеет стратегическую власть, направляя человечество в пропасть. Христиане не имеют такой власти и потому не могут адекватно ему противостоять, хотя потенциально имеют такую возможность.

Успех врага, продвигающего потребительскую идею, объясняется наличием команды, имеющей глобальную цель и подчиняющей этой цели все свои действия. Враг чётко понимает, что и зачем он делает. Коммерческая прибыль, равно как демократия или коммунизм, для него не самоценность, а инструменты.

Противовесом врагу могут выступить люди, понимающие суть христианства, ситуацию и состояние общества. Объединённые в команду, они будут способны действовать не в региональном масштабе, а сообразно объёму идеи — на всю планету в соответствующем временном шаге.

* * *

В эпоху до пороха война велась металлом. В эпоху пороха — огнём. В наше время война ведётся информацией, поскольку это единственное оружие в борьбе за сознание. Солдаты этой войны — режиссёры, сценаристы, композиторы, писатели и прочие работники творческой «фабрики». Образуя информационную армию врага, они понятия не имеют о цели, на которую работают. Грубо говоря, армия талантов используется втёмную.

Яркий пример: режиссёры и сценаристы закладывают в сюжет фильма постельные сцены не для того, чтобы народ развратить, это цель не их уровня. Они хотят привлечь публику и заработать деньги. Какие задачи через это решаются, коммерсанты от творчества и творцы-исполнители не подозревают. Все стремятся к своей маленькой доходной цели, активно работая на чужую. Комизм ситуации в том, что большинству нельзя сказать, что они на чужую цель работают, фундамент традиционной цивилизации разрушают. Нет, сказать, конечно, можно, но люди рассмеются. Единицы из творцов способны задуматься: почему это все дружно идут одним направлением, не сговариваясь? И единицы из единиц готовы искать ответ.

Возникает ряд вопросов. В первую очередь, как это вообще возможно технически — всем творческим людям присобачить навигатор и заставить двигаться курсом, которого они не осознают? Как можно заставить человека играть роль в чужой пьесе, не посвящая его в сценарий? Как можно использовать в качестве инструмента целую армию талантов?

«Во второй половине ХХ века был разработан принципиально новый, не силовой план уничтожения традиционных государств. Впервые в истории человечества в качестве основного инструмента наступления были задействованы манипулятивные технологии. Ранее они тоже использовались, но исключительно как вспомогательное средство. В новом типе войны упор делался не на промышленные и стратегические объекты, как в классической войне, а на сознание. Идеологическая бомбардировка сознания заменила традиционное мировосприятие потребительским. На основе чужой мировоззренческой базы создавался светлый миф о потребительском обществе и тёмный — о традиционном. В государственном организме после таких идеологических бомбардировок возникали глубокие трещины, куда стали забивать различные „клинья“, — от преклонения перед потребительским образом жизни до безнравственности. В итоге структура страны начинала разваливаться. Никто толком ничего не понимал, потому что ни одно правительство не охватывало весь объём ситуации. Начавшиеся процессы воспринимались как стихийные» («Проект Россия», первая книга).

Системе может противостоять только система. Информационной армии может противостоять другая информационная армия. Если у врага есть армия творцов, противостоять ей может только армия творцов. Отдельные гении не котируются по многим причинам. Во-первых, они не образуют вала продукции, сопоставимого с «армейским». Во-вторых, действуют каждый в меру своего понимания, тогда как армия «работает» в жёстком коридоре.

Можно ли создать сейчас такую армию? Ответ однозначный — ДА. Несмотря на то, что общество насквозь пропитано потребительством, остатки традиционного мировоззрения есть в каждом человеке, в том числе человеке-творце. И даже продукция, основанная на традиционных ценностях, имеется. Другое дело, что её целенаправленно игнорировали, а бойкие «кукушата»-конъюнктурщики выталкивали традиционалистов из всех сфер деятельности.

Пришло время основательно потеснить «кукушат». И вместо насаждаемых нам мыльно-порно-кровавых «дешёвок» дать людям качественный продукт, несущий любовь, доброту и чувство гордости за дело рук человеческих.

* * *

Советские творцы вчера и либеральные сегодня не имели цели создавать потребительское общество, но именно они его создали. Люди, выросшие на их книгах и фильмах, стали атеистами и «верующими материалистами» не от употребления колбасы, а от употребления информации. Какого качества была продукция, такого качества становились потребляющие её люди.

Забавно видеть, как состарившиеся творцы сетуют: новое поколение нас обижает. Комичность ситуации в том, что они сами в своё время своим творчеством навязали людям ту модель поведения, которой сегодня недовольны. Творческие люди искренне не понимают, что плевали в колодец. Теперь пришла пора пить воду, и они морщатся…

Творцам казалось, они просто творят, пишут книги, снимают фильмы, сочиняют песни, через что выражают себя. Поднимались человеческие темы про любовь, подлость, честь и прочее. Некоторые мечтали сделать общество лучше, другие просто за славой и деньгами гнались. Но все они, помимо воли, вшивали в ткань своих произведений штрихи, образующие картину второго плана, формирующую подсознание. Советская и либеральная системы создавали творцов с тем, чтобы они внушали обществу материалистическое понимание мира и разрушали религиозное.

При попытке создать армию из существующих творцов есть опасность получить волка в овечьей шкуре. Причём сам волк не будет понимать, кто он есть. Мы охотно допускаем, он добросовестно возьмётся за создание заказанного продукта, но от своего подсознания никуда не денется. Не будучи христианином, он разрисует свой продукт красками, которые, по его мнению, и есть христианские. В итоге получится лубочный формат, работающий не за идею, а против. Хотя внешне всё будет благолепно, придраться не к чему. Плюс нашпигует его материалистическими и потребительскими установками, которых сам не увидит, но которые юркнут в подсознание общества ещё одной змеёй.

Вся надежда на творцов, способных контролировать своё творчество. За счёт своего интеллекта или сохранившегося традиционного подсознания они понимают или чувствуют: нет «просто развлечения». Любая информация несёт закладки, из которых рождается понятие нормы. От того, какими будут нормы и шкала ценностей, зависит поведение и действие. Это образует мир.

Именно такие творцы «взорвут» своей продукцией потребительское понимание мира, потому что они мыслители, понимающие объём поднимаемой темы и способные этот объём переложить в эмоциональный формат.

Глава 7
Обратный отсчёт

Чтобы понять, как противостоять врагу, посмотрим, как христианское общество трансформировалось в потребительское. Это был колоссальный процесс, вытянутый в веках. Сегодня, за счёт современных технологий, это произойдёт намного быстрее.

Первый шаг смены мировоззрения начинается, когда в обществе совпадают два момента:

а)  появляются сознательные носители новых идей мировоззренческого уровня;

б)  носители господствующего учения утрачивают глубину понимания, воспринимая его больше эмоционально, чем сознательно. Учение быстро костенеет. Элита оставляет его и оказывается «в объятиях» нового учения.

Второй шаг. Люди большого ума осмысливают новый объём информации и раскладывают его по полочкам. Формируется новое учение. Разработчики понимают его на сознательном уровне, а на подсознательном продолжают быть носителями прежнего мировоззрения. Возникает внутренний конфликт. Подсознательная и сознательная информация вступают в противоречие. С одной стороны, «я должен», с другой стороны, «я знаю».

Третий шаг. Состояние внутреннего конфликта инициирует в интеллектуальной среде дискуссию. Но так как места интеллектуалов занимают чиновники, в лучшем случае честные воины, спор обретает специфический оттенок. С одной стороны выступают чиновники и учёные, с другой стороны — яркие интеллектуалы, живущие тем, о чём они говорят. Людей сжигают и пытают, но сожжённые и замученные придают процессу силу. Светское общество уподобляет их святым, за научную веру пострадавшим, от католиков умученным.

Джордано Бруно сказал трибуналу инквизиции: «Вероятно, вы с бóльшим страхом произносите приговор, чем я выслушиваю его». Эта фраза пронзила сердца многих людей, поколебав веру в Христа и зародив веру в науку. На этой волне к делу подключаются художники и поэты. Воскрес образ Прометея, давшего людям огонь. Данко вырывает сердце из груди, освещая выход из тьмы. Эти настроения овладевают самыми пытливыми умами из народа.

Католицизм тоже в первую очередь был побеждён на интеллектуальном фронте. Политики в рясах полагали: от вражеских идей можно защищаться грубой силой. Инквизиция не собиралась спорить с несогласными. Она намеревалась выбивать им зубы. Если кто-то вышел и написал формулу, а второй подошёл и дал ему в морду, это нельзя назвать победой над идеей. Скорее, это признание своей интеллектуальной импотенции.

Инквизиторы вели себя как воины, они не собирались выяснять, кто прав. С врагом не спорят, его уничтожают. Проблема в том, что врагом был не чиновник, которого можно подсидеть, и не армия, которую можно разбить. Врагом были идеи, не чувствительные к чиновничьим и воинским приёмам боя. Но власть не понимала этого и наращивала физические гонения. Энергии тратилось много, но все удары били мимо цели.

Решающее значение играла не суть, а форма. Чиновники и инквизиция легко обманывались, если антихристианские мысли были упакованы в христианский формат. Если информация по сути безбожная, но выглядела божественной, инквизиция не обращала на неё внимания.

Антихристианские интеллектуалы обманули и чиновников, и воинов. Они перешли на новую терминологию, сохраняя свои мысли. Они проповедовали языческое понимание мира, обволакивая проповедь религиозными сентенциями. Чиновники от инквизиции глядели в их книгу и видели фигу. Славословий Богу там было предостаточно, в чём легко убедиться, почитав гуманистов той эпохи, но между строк читались антихристианские мысли. Инквизиция их не видела, она больше ведьм ловила, доносы разбирала, а у неё под носом в это время разрушали фундамент дома, в котором она жила. Христианство оказалось беззащитно перед интеллектуальными атаками из-за того, что система перестала вычленять отцов-мыслителей.

Четвёртый шаг. Творцы-мыслители создают продукцию, ориентированную на подсознательное восприятие. Они упрощают сложную информацию до состояния, годного служить «упаковкой» в эмоциональном формате. Романы, памфлеты, пьесы, картинки и прочие творческие продукты культивируют новые образы.

Пятый шаг. Новую информацию впитывает элита, что делает её модной. Воспитание идёт в духе нового понимания мира. Появляется первое поколение, подсознание которого насыщено новыми установками. Из этого поколения появляются творческие личности, которые постепенно начинают образовывать творческую армию. Их ещё мало, они «звёзды». Им начинают подражать, они становятся властителями дум и законодателями интеллектуальной моды, не понимая, что происходит.

Шестой шаг. Новый взгляд на мир однажды охватывает критическую часть общества. Начинается самовоспроизводящийся процесс. Творческая армия растёт за счёт массы. Новое мировоззрение становится привычным, прежнее — архаичным.

* * *

Потребительское общество можно преобразовать в религиозное. На первом этапе нужны мыслители, готовые за свои убеждения на костёр идти. Нет смысла собрать говорящие головы, они недееспособны. Если они понадобятся, их проще купить, чем хороводы вокруг них водить. В первую очередь нужны личности.

Процесс видится так.

Первый этап — точка отсчёта (идея) — цельное мировоззрение, охватывающее мир от его творения из ничего до исчезновения, систематизированное и разложенное по полочкам (в книге мы изложили своё мировоззрение).

Второй этап — распространение мировоззрения на всё человечество. Цель операции: выявить людей, способных принять информацию на сознательном уровне (много званных, но мало избранных). Появляются люди, понимающие нашу идею и способные её упростить до эмоционального формата. Они создают творческие продукты, сознательно преодолевая свои подсознательные установки. Идёт распространение творческой продукции с вшитыми в неё христианскими идеями в количестве, образующем на первом этапе малый информационный поток (чисто техническая задача).

Третий этап — среди глубоких людей возникает субкультура, воспитанная на нашей продукции. За поколение формируется масса с традиционными подсознательными установками.

Четвёртый этап — из элиты выделяются творческие личности с религиозным подсознанием, образованным средой (окружением). Это первый плод. Далее процесс расширяется за счёт энергии общества по той же схеме, как это происходило в эпоху смены религиозного мировоззрения безбожным.

Первые творцы будут преодолевать свои подсознательные установки. Новые творцы будут творить согласно своим подсознательным установкам, что серьёзно увеличит количество продукции, и в итоге — зону покрытия.

Пятый этап — по накоплению критической массы творцов возникнет что-то вроде массовой культуры.

Эта последовательность вызывает массу вопросов, отвечать на которые сейчас преждевременно. Достаточно сказать: у нас есть понимание ключевых узлов темы, доказательством чего является наша деятельность. Вы никогда не увидите плакатов, указывающих на наши дела, но заметите новые стратегические направления, образуемые нашими делами.

Враг формирует человечеству единое мировоззрение эгоистично-потребительского характера. Наша цель — формировать человечеству христианское мировоззрение. Мировой информационной агрессии может противостоять мировая информационная защита, переходящая в мировое наступление. Нельзя ограничиваться своей территорией. Полноценное сопротивление возможно только в соответствующем масштабе.

Послесловие

Мир на пороге принципиального преобразования. От начала эпохи колоссальной трансформации нас отделяет шаг. За счёт приближённости к Главному событию, за счёт ускорения текущих процессов мы видим то, чего наши предки не могли видеть. Кончилась игра в бирюльки, история бросает человечеству нечеловеческий вызов. Мы называем всё (или почти всё) своими именами, чтобы в первую очередь побудить глубоких людей расстаться с иллюзиями.

Большинство людей суть динозавры современного формата. Они вымрут в прямом смысле, и мы не видим способа их спасти. Это примерно как с жителями Чернобыля: сколько бы власть ни предупреждала о радиации, она не могла добиться, чтобы люди бросили своё добро и дом и уехали из смертельно опасной зоны. Радиацию не видно, авось пронесёт. Когда последствия проявятся, будет поздно. Замкнутый круг.

Мы в ситуации, когда высокие стремления подавляются торжеством низких истин. Узкое понимание мира делает людей детьми, для которых глобальные темы кажутся несусветной глупостью. Мы пишем это открыто, потому что уверены: «совсем простые люди не будут читать эту книгу хотя бы потому, что её нужно читать» («Проект Россия», первая книга).

* * *

Если есть Бог, сотворивший мир, значит, нет у человека большей цели, нежели выполнять заветы Бога. Через бездействие невозможно выполнить две самые главные заповеди: возлюбить Бога и возлюбить ближнего. Возлюбить Бога значит выполнять Его заповеди. Возлюбить ближнего значит защитить его от опасности.

Вера в Бога в первую очередь демонстрируется делами. «Вера — это дела. Причём не вообще дела, а дела, соответствующие ситуации. Человек не сам себе выдумывает „добрые“ дела, их определяет ситуация. Видишь, тонет ребёнок — спасай его. Видишь, твою Родину разоряют — защищай её. В этом твоя вера. Если говоришь, что Бог всё управит, это не вера, а лицемерие. Если говоришь, что некогда ребёнка спасать, потому как занят „добрым делом“, например, дерево сажаешь, это ещё большее лицемерие. Делай, что должен, и будь что будет — вот настоящая вера. Если у верующего нет дел, сообразных его талантам, получается, у него вера бесовская». («Проект Россия», первая книга).

Есть разные дела. Простой человек честно делает свои малые дела и через то спасает душу. Большой человек делает большие дела и через то спасает душу. Чем больше человеку дано талантов, тем больше с него спросится. «И от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут» (Лк. 12, 48).

Перед человечеством стоит большая задача. Взяться за её решение могут люди с большими талантами, видящие в этом достижение своей высшей цели — спасение души. Главное в большом деле — не отступать от задуманного. Честных намерений достаточно для успеха. Усилия малых разбудят сильных, иначе «камни возопиют» (Лк. 19, 40).

Кто не отступает, как не отступал Икар, тот однажды полетит. Поэтому делай, подавляя желание всё бросить, если не получается сразу. Ищи логику, доказывающую необходимость активности. Если такой логики нет, если логика против действия, делай против логики. Главное — делать. Остальное приложится. Господь взирает не на широту возможностей, а на усердие посильной ноши. Бог не по силам креста не даёт. Не нужно браться за большее, чем можешь. Но чтобы определить, что можешь, берись за большее, и постепенно сбрасывай непосильное.

Никому не удастся остаться в стороне. Потому что бездействуя, вы пособничаете врагу, даже если категорически не приемлете его и верите в Бога. Наступает момент истины. Какой эта истина будет Завтра, зависит от того, как Вы поведёте себя Сегодня.

Мы общаемся только с действующими людьми. Поэтому, если решите нам писать, прежде сделайте хотя бы маленькое дело. Наш адрес: project2008@mail.ru

* * *

HTML-версия от 12.04.2009, projectrussia.orthdoxy.ru, www.irkutsk.ru/ivm/pr/