Содержание

Католики и католичество

Духовный лик Польши

КАТОЛИКИ И КАТОЛИЧЕСТВО

Тетрадь 1-я

1921. 2 МАРТА.

ИЗ ПОСЛЕДНИХ ДНЕЙ ПАПЫ ПИЯ X

«Газеты писали, что... австро-германский посол просил папу благословить австрийские войска» (это было уже во время второго года войны); «но папа ответил: «Я благословляю мир». В газетах сообщались следующие детали.

«Слова Пия X в данный раз были очень тверды (dures - резки). Он сам, с лицом строгим и в слезах, рассказывал после одному из своих друзей, епископу:

«Я ему сказал, - говорил папа, - что я отказываюсь благословить императора (Австрийского) и что я буду даже порицать всех тех, которые были причиной этого невероятного бича, (бедствия войны). Моё благословение лишь на тех чадах, которые, исполняя долг, отдают себя на смерть, но тем, которые туда их посылают, я отвечаю всем моим порицанием (repro-bation - отвержение, хула). Ах, Австрия (Она начала войну), нация католическая дала нам слишком печальный спектакль (зрелище)!

Её правители показали, что они смотрят на Церковь с точки зрения языческой, а не христианской, пользуясь её лишь моральной силой, когда она им нужна, а после этого презирают (meprisant) её... Знаете ли, монсеньер, что мой нунций не смог добиться свидания с императором; а теперь те, которые ставили сами препятствия этому, они же просят моего благословения.»

И слёзы покатились по пылающим щекам старца-папы» (Rome - Revue, Paris, 1921. №131, р.4).

И в католичестве смотрели на Церковь с точки зрения утилитарной... Даже в Австрии, наиболее католической из держав средней Европы, Церковь была орудием для правительства. Зачем же католики говорят, что у них Церковь не зависит от политики нисколько? В этот раз Пий X сохранил своё лицо; но пользы, всё равно, не получилось...

«Национальность Церкви» - вопрос, о котором нужно писать (см. «Мысли о католичестве»).

При дворце папы жили сестры и племянницы. Пред смертью папа говорил с трудом: «Где они?» - разумея своего брата Джузеппе Сарти и сестёр, чтобы проститься с ними в последний раз... «Пришёл?» - снова прошептал он про брата. Племянница его ответила, что ему телеграфировали, и он приедет завтра. - «Слишком поздно, - может быть», - заметил Пий X (р.5.). Папа помер на 80-ом году.

После первой мессы заупокойной родственники оставили дворец... Это мелочь - привязанность к родным... Но, пожалуй, православный обычай лучших иерархов - жить обособленно от родных - более аскетичный и принципиальный.

В своём предсмертном завещании он между прочим пишет:

«Бедным я родился, бедно и жил, бедным хочу и умереть. Прошу Святой Престол отпускать ежемесяч но по 300 франков для моих сестёр. Я не желаю, чтобы моё тело бальзамировали» (р.8).

При его гробе коленопреклонённые католики молили: «Святой Пий X, молись за нас...»

У нас не так... Нельзя.

Народный инстинкт уже провозгласил его святым, не дожидаясь официальных предписаний об этом.

Краткая характеристика его в папском календаре 1915, р.100.

Особенно заботился о достойных служителях Церкви, а потому реформировал семинарии сообразно потребностям времени; усилил изучение творений Фомы Аквината; напоминал об истинных принципах проповеди Божьих истин; настойчиво убеждал католический клир исполнять обязанности своего звания.

Чрезвычайно озабоченный о вечном спасении народов, издавал указы о катехизации, раскрыл (развил) культ Евхаристии и обычай частого причащения, убеждал причащать детей с самого раннего возраста.

Весьма любил он красоту Дома Божьего и заботился об улучшении церковной музыки (изгонял театральное пение, мирское и восстанавливал старые напевы, так называемые «григорианские»).

Твердый защитник Церкви... боролся против новейших заблуждений антицерковных (Мое примечание на основании бесед с о. И. Тибо.) и, в частности, «отвергал законы об отделении Церкви от государства». Реформировал дикастерии и папское управление.

Разграничил и умножил приходы в Риме. Издал декрет об исправлении Вульгаты. «Наконец, никогда не переставал исполнять (осуществлять) великую программу своего первосвященства: «восстанавливать всё во Христе».

«Святости его апостольского служения соответствовала и личная святость его жизни: среди всех его добродетелей особенно выделялись удивительная скромность (modestic) и доброта (charite), которые подкупали все сердца» (р. 11).

Об умершем говорят всегда хорошо. И, конечно, Пий X был хороший святитель... Но всё же «святым» в православном смысле назвать его мы не назвали бы. Нужны особые сверхобычные свойства для этого. А он - хороший, ну очень хороший, да, пожалуй, и только... «Божественного», специально «благодатного» элемента, что делает святым, мало чувствуешь для «святого». И «полный» был. Святые наши - аскеты. Отслужено было 9 месс кардиналами. И примечательно, что 9-ю служил Делла-Чьеза, - последний «кардинал-священник» итальянский, возведённый Пием X. И он оказался преемником папы.

Завещал похоронить себя в нижней (подземной) части храма... А чтобы о нем не забывали (!), папа Бенедикт XV уже издал указ построить мавзолей в верхней части храма Ватиканского. На гробнице надпись:

«Пий папа X - бедный и богатый - кроткий и смиренный сердцем - сильный защитник католического дела (reique) - неусыпный (natagens) реставратор (обновитель) всего во Христе - благочестиво (pie) почил 20 августа 1914 года» (р.15).

В начале же войны он говорил: «Ах, эта несчастная и гнусная (malheureuse et abominable) война. Она убьёт меня» (р.4).

Опять всё «по-человечески» как-то , а не как святые говорят.

Над местом его погребения в полу базилики вделан бронзовый золочёный крест с надписью: «Пий X».

Здесь нередко можно видеть коленопреклонённых людей, с молитвой целующих его (р. 15).

Католики его почитают почти уже за святого... Не буду говорить больше. Бог судья. Прости меня, Господи, грешного.

Храм апостола Петра вмещает до 65 000 человек (Rome, р. 16).

Из статьи «Канонизации и беатификации 1920 г.».

Шествие папы в храм на престоле (in sedia gesta-toria), носимом прелатами... «Никакой двор правителей не может дать представления полностью о папском кортеже (cortege), как он проявился в день канонизации» (р. 17).

Да! Но увы! Это, похоже, даже превосходит всё, что есть при дворе «князей» и царей, обладающих землёй. И католики радуются этому. Но это так не похоже на простого ловца рыб и людей, апостола Петра: и так противоречит словам Христа Спасителя: «Вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими. Но между вами да не будет так» (Мк. 10, 42).

Правда, и у нас искушение это в известной мере было; но всё же не до «своей гвардии» и не до того, чтобы «никакой двор» не мог дать бы «и представления» о роскошном выходе папы, во главе со своей гвардией.

Нас через большевиков смирил Господь. Слава Богу! Нужно быть смиреннее и проще теперь...

14 000 ДЕТЕЙ

В городе Тулузе во Франции предложена была анкета детям (28 000) по вопросу: «Какую страну чужую хотели бы они посетить?» Из них до 7 000 высказались за Бельгию, а 14000 - за Италию, желая особенно припасть к стопам святого отца (р. 20 Rome).

НАЦИОНАЛЬНАЯ ВРАЖДА КАТОЛИКОВ

В сентябре 1915 года папа Бенедикт XV написал особое послание германским епископам по поводу зла от войны и о том, что католики Германии позволяют себе порицать (blamer - хулить) в речах и книгах (устно и письменно) католиков другой нации.

Вот последствия излишней централизации, о чём я недавно говорил (не забыть отметить в «Мыслях о католичестве») (р. 23 Rome).

СНОВА О ЦЕЛИБАТЕ

16 декабря 1920 года было секретное заседание Консистории в Ватикане под председательством папы Бенедикта XV.. Между прочим, рассматривали вопрос о Богемии, где поднялось движение о браке клира: целым «обществом священников» (societe de pretres), известным под именем «Единства» (zednota - еднота, объединение). Разумеется, папа и Консистория были против этого. «Целибат - слава Церкви латинской, и более, чем в какое-либо иное время, он нужен именно теперь», - говорил папа Бенедикт XV. Поэтому был дан указ Пражскому архиепископу бороться всячески против введения подобных демократических новшеств (р.25). Значит, вопрос острый...

Версальский трактат <неразб.> ограничивает миссию католическую (?) (ib. 25).

СВЯТОЙ АПОСТОЛ ПАВЕЛ - помощник

Церковь Римскую основал апостол Петр, «имея своим помощником святого Павла»; «эти два близнеца (jumeaux) заложили фундамент своей империи», более прочной, чем всякая держава (р. 32).

«PREMIKRES NOTIONS D'INSTRUCTION RELIGIEUSE»

l'Аввe ?. BOUVET. PARIS. 1913

«Первые шаги» или «Начальные уроки по закону Божьему»... Учебник для детей... Но я намеренно просмотрю его, потому что иногда в богословских сочинениях затуманивается истина и подлинный смысл, а уж детям нужно говорить просто и существенно, хотя бы и элементарно. Солнце отражает всё целиком и в капле воды...

А кроме того, может быть, узнаю детали церковной жизни католической. Это нужно, - а то можно смешивать самые простые вещи.

НЕЖНОСТЬ ЧУВСТВ КО ХРИСТУ

Спаситель сказал лишь одно слово Марии Магдалине при явлении ей: «Мария!» Но Он сказал это голосом, полным любви, и столь проникновенно, что святая Мария Магдалина тотчас же узнала Его; ибо лишь Он Один мог произнести так нежно (si tendrement) её имя (р.45).

Мы так не толкуем: здесь что-то человеческое. А Спаситель именно в этот момент хотел отозвать Марию Магдалину от человеческого. «Не прикасайся»; ибо «Мария, аки жена немощная, еще земная мудрствует», - поёт наша Церковь...

Это имя, столь дорогое и употребительное для католических женщин, - воодушевлявшее столь многих художников, - очень характерно для католичества: они все ищут «прикоснуться» ко Христу: в образах (статуи; у нас - иконы, да ещё и церковные, а не живописно-художественные), в представлении, в идеях (думай о Христе, медитации Игнатия Лойолы, - особенно воображай страдания), любви ко Христу (почти человеческой, хотя, конечно, веруют в Него, как в Бога, но любят, как человека - больше... особенно монахини и девы) и т.д. Это нужно развить в «Мыслях о католичестве». Православная аскетика и мистика, наоборот, всячески предупреждают против «воображения в религии» - духовная жизнь должна быть «аморфна» в сущности своей, а у католиков - слишком «антропоморфно», «человекообразно» получается...

У нас - «не прикасайся», у них - наоборот, «прикасайся» (культ «Сердца Иисусова» - поцелуи в книге Марии Терезы - «Дитяти (!) Иисусова» (l'Enfant de Jesus).

Здесь какая-то подмена; точнее - слабость души... Католичество ослабело и нуждается в таких элементарных пособиях для возбуждения. Но здесь же и опасность всяческая (см. «Мысли о католичестве»: сосредоточие не на центре спасения души своей, а на личности Христа; не на грехах, а на любви к Нему, а это для высоких уже; не на духовном перерождении, а на душевном возбуждении, что можно смешать с нервозностью, и слёзы и радость не духовного свойства; вообще то, что называется прелестью).

Очень важно, что Дух Святый - благодать Его - в тень уходит; а ведь в этом дело христианина - суть христианства «в стяжании Духа Божьего», - слова св. Серафима Саровского; то же учит и епископ Феофан Затворник, да и все святые отцы. Таким образом, получается перемещение подлинного центра и дела спасения...

Не помнят слов Христа Спасителя, сказавшего плачущим женщинам, когда Его вели на Голгофу: «Не плачьте обо Мне, а плачьте о себе» (Лк.23, 28). Позабывают, что и ученики «плакали», т.е. сильно скорбели перед расставанием с Ним: «Печалью исполнилось сердце ваше. Но я истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я пошёл; ибо, если Я не пойду, Утешитель не придёт к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам» (Ин. 16, 6-7). Значит, конец дела Христова, цель всего искупления (с воплощения до страдания) - ниспослание благодати Святого Духа... Всё прочее - лишь средство, путь: «Аз есмь Путь», - сказал и про Себя Христос Спаситель. И в словах и католики учат, что «освящение» есть дело Духа Святого; а психологически, душевно больше останавливаются на пути. Даже «Кюре д'Арс», и тот не раз говорил, что он часто вспоминает о страданиях учеников при мысли о расставании со Христом. Или: Он их целовал (embrasser)... Постепенно они изменились, ибо по вознесении Его возвращались уже не с печалью, как бы, казалось, нужно было, а с «радостью великою, восславляя и благословляя Бога» (Лк. 24, 52-53). А протестанты пошли дальше: стали объяснять влияние христианства - «нравственно-психологическим» отражением чувств. Законное детище католичества.

Замечательно, что даже «святые» не руководствуются в своей аскетике и мистике святыми отцами, а почти всегда идут сами; а за ними идут рядовые...

«Старчество» у них решается просто: всякий почти может быть. Например, о. Тышкевич... Игнатий Лойола - бывший офицер...

Интересно, что после слов: «Марие» и «Учитель» в учебнике не сказано «не прикасайся», а наоборот: «Спаситель тотчас утешил её...» «Взойду к Отцу», тогда безопасно прикасаться, но уже духовно, через «Утешителя». Он прославит Меня и наставит на всякую истину, Он будет «Утешителем» уже, а не Я...

Конечно, в Троице всё неслитно и нераздельно. Но однако так сказано Спасителем... И пришла мне мысль: хорошо, что Дух называется именно Духом, - дабы нельзя и «воображать» было Его; премудро и символ Его - голубь, к которому трудно «привязаться»; а вот «духовная жизнь» именно от Духа именуется.

Много интересного приходит на мысль. В заключение можно сказать, что разница между православием и католичеством в степени духовности: там ниже: «кровяное» нечто, как говорит епископ Игнатий Брянчанинов... Не связан ли с этой психикой (о Христе) и догмат «Filioque» (слишком всё централизируют к Сыну Божию)?.. Даже Франциск Ассизский всё «помогал Христу». Есть и картина такая - «Страдания с Ним за людей».

Самая идея пап как «викариев Иисуса Христа» - «идея князя апостолов», наместника Христова, не связана ли с этим же пунктом (помогать Ему)? Нередко про святых у них говорится, что они «спасают души» чужие, любят себе ставить это целью. А у нас «свою» спасай. И чем меньше ты думаешь о других, тем лучше, - тем больше спасутся. «Стяжи мир себе, - говорит св. Серафим Саровский, - и вокруг тебя спасутся тысячи»...

И вообще христианство католическое, а уж за ним и протестантское, останавливается на любви к людям, служении им... Это ставят в преимущество даже католичеству, а между тем, здесь несомненное понижение пред высотою созерцательной жизни, даже пред очищением своих грехов.

Протестантство именно потому отчасти и запротестовало, что забыта, ослабела внутренняя духовная жизнь. Но, задавшись хорошей целью, они остались так же ментальны, умственны, интеллигентны в своей вере (даже ещё более) и занялись миром ещё больше («христианство на кушетке» - удобное). Аналогия и с нашим сектантством: мы тоже ослабели в духовной жизни, и от нас тоже ушли «богоискатели».

Очень характерно, что и Женевский съезд всех христиан в августе 1920 (кроме католиков) - также го ворили все о Христе, а не о благодати Святого Духа... Очень важно. То же распространилось и в чувствах к Божией Матери... Поэтому и догмат о Ней новый установлен. Все это человеческое.

Причина такой психики, между прочим, лежит и в психологии западного человека - упрощенно-рационального, - чтобы всё было как можно понятней. Христос, как Человек, понятен и практичен.

Отношение с Святым Дарам: «поставлю направо, они стоят направо» (и т.д. у Cure d'Ars) «Salut» Им... Tabernacle...

Восточные народы, пожалуй, скорее способны принять духовную сторону православия...

Но и то хорошо, что Христа любят и чтут... Всякому по силам...

У православного святого Григория Паламы цель - «Фаворский свет», - он же и путь. А фаворский свет - это обожествлённая природа человека, по подобию Преображения Христа. А у католиков это непонятно, «выдумки монахов», и путь рационализма, а не откровение благодатное, - так учил Варлаам Калабрийский; а он был ученик Запада, воспитанник Петрарки.

Но вот интересно познакомиться с их контемп-лятивными монахами. Что они из себя представляют?

СВЯТОЙ АПОСТОЛ ПЁТР - ГЛАВА ЦЕРКВИ

В уста Спасителя влагают такие слова по поводу исповедания Его Сыном Божиим: «Ты - камень (Pierre), и на этом камне Я создам Церковь Мою; Ты будешь Главою потому, что ты первый уверовал в Меня» (р. 52).

Всё это и даже далее в кавычках. Так внушают с детства, будто Христос так и сказал о главенстве, чего совсем не было. А последнее и совсем неверно исторически; ибо ещё раньше все бывшие в лодке ученики исповедали: «Истинно Ты Сын Божий» (Мф. 14, 33).

А апостол Петр после сказал, да и то собственно от лица всех апостолов: «За кого Вы принимаете?» (см. 16 гл.).

ВЕЛИКАЯ ПЯТНИЦА

У католиков, кажется, самый главный праздник, ибо на Голгофе «совершилось всё» (tout est con-somme), т.е. «люди были уже искуплены» теперь... А далее у них точно обрыв. И уже для Пасхи нет чувств столь сильных... Ибо доселе всё было понятное, человеческое, а далее - сверхъестественное, благодатное. А между тем, и Голгофа была лишь тоже путём, а не концом. Конец - Пятидесятница: «Пойду, чтобы послать Утешителя» и сделать людей такими же, как и Он был по воскресении... Войти же к Отцу можно было в духовном теле, а не в человеческом. Теперь во Христе всё было обожествлено. Посему и «прикасаться» нельзя с чувственным настроением... (р. 62).

«Иисус был самый прекрасный (le plus beau) из людей, потому что Его душа была самая светлая из всех. Мы знаем, что красотою (par la beaute) Своего взгляда Он трогал сердца». В доказательство приводится первый пример - благословение детей.

Что их привлекло к Нему? Не мудрость, не исцеление, не прощение грехов. А что же? Конечно (juste-ment), сладость (donceur) Его Лика, Его добрые взоры, полные любви (р. 67).

Опять сентиментализм. Мы не забиваем детскую голову в школах выдумками, даже далеко не безопасными. Ведь семена закладываются в детстве.

А второй пример - взгляды Спасителя на Петра после отречения его... (р. 67).

Зачем выдумывают? Чтобы «тронуть» сердца детские. А после и у зрелых людей.

Недаром и книга у них - «Подражание Христу» Фомы, будто это цель и обычный путь. И святые их часто задаются этой целью. Например, Франциск Ассизский дошёл даже до так называемой стигматизации (язвы на местах язв Иисуса Христа). Всё это не то, что у нас. Нежность доходила у него до того, что он говорил «брат Солнце», «сестра Луна» и т.д. (см. стр. 77, кард. Мурильо).

НА КЛАДБИЩЕ

говорят всегда тихим голосом, как в спальне (dortoir), ибо все умершие суть уснувшие. И Единый Бог в последний день разбудит их» (р. 73).

Здесь тоже организация психики, - и опять в человеческом стиле.

ЛЮБОВЬ К СТРАДАНИЯМ ТЕЛЕСНЫМ

«Святой Франциск Ассизский очень любил страдания».

...Особенно - бичевания любят они... Об этом мне говорил и о. Тышкевич, и даже Любичев намекал.

- «Зачем ты страдаешь?» - спросил его демон.

- «Мне хочется (нравится: il plait) страдать, что бы помочь нашему Спасителю загладить на Кресте грехи всех людей» (р. 78).

За это Спаситель показал ему видение, что будто Он освободил одну руку с креста и облокотился ею на плечо Франциска Ассизского и сказал ему: «Франциск! Ты своими страданиями помогаешь Мне страдать, ты даёшь Мне немного облегчения. Будь благословен» (р.78-79).

Всё это не по-нашему. Не так...

ЧИСТИЛИЩЕ

«Если по смерти не окажется никакого греха (aucun peche), если, следовательно, Дух Святой наполняет эту душу; то она тотчас же взлетает (s'elance) к Богу».

«Если же эту душу запятнали грехи простительные», то есть не смертные, «то внезапный стыд проникает её, и Бог отдаляет её от Себя немного (douce-ment: тихо, слегка). Она возвращается в место скор-бей, чтобы там очиститься среди страданий. Это и есть Чистилище. Таинственный огонь охватывает её, и она пламенно желает возвратиться к Богу. Эта надежда когда-нибудь достигнуть этого утешает её немного» (р. 83, 84).

...«В честь святых и (?) душ в Чистилище наша Церковь установила два праздника» (1 и 2 ноября). В первый день - торжественная служба, цветы, свечи. Это - Рай всех святых. На второй - чёрные занавеси, ни цветов, ни свечей, печальное пение. Это - Чистилище.

Всё обдумано и рассчитано: контраст и обстановка.

Почему в ноябре? Начинается зима: люди сидят по домам, и есть время подумать о душе своей и других. У нас по Пятидесятнице. Там идейная связь: плоды Духа Святого, а здесь - человеческое соображение (рр.87-88).

О ЦЕРКВИ

«Спаситель наш пришёл на землю ради двух целей: 1) проповедать Евангелие, и 2) дать (возвратить - rendre) людям благодать Божию (р.89). Для последней цели основана Церковь, которая раздаятельница благодати, через епископов, преемников апостолов».

Всё это хорошо: и цель правильно указана - благодать.

Церковь есть общество, образующееся: 1) из папы и епископов, которые являются главами (chefs), и 2) из верующих, которые слушают их и повинуются им (р. 90).

Известно, что в Католической Церкви более резкое разделение клира и мирян.

Три вида Церкви: торжествующая - на небе, страдающая - в Чистилище и воинствующая - на земле (р. 91).

ЛОЖНЫЕ (ЗАБЛУЖДАЮЩИЕСЯ) ЦЕРКВИ

«Есть и ложные Церкви. Именно, есть христиане, которые чтут Спасителя нашего Иисуса Христа, но не желают признавать епископов. Они говорят епископам: «Мы не верим всему тому, чему вы учите» или так: «Мы не хотим повиноваться вам во всём». Это христиане - не язычники (ибо они крещены и чтут Спасителя нашего Иисуса Христа), но они уже не добрые христиане (потому что отказываются слушать епископов). Их Церкви - ложные Церкви.

Таковые христиане: протестанты - очень многочисленные в Англии и Германии; и православные (orthodoxes) - их много в России и Греции, но ещё раз повторяем, - не нужно их называть язычниками. Но это - заблудившиеся христиане. Мы должны (?) любить их, как самих себя (quand meme - может быть, также?) и молиться Богу о том, чтобы они увидели своё заблуждение и воротились к истинной Церкви Католической» (р.91).

Итак, конечно, по-детски, - но это-то и важно - утверждается, что причина различия - в отвержении иерархии: не слушаются. Даже и Святое Православие попало в «отрицатели епископов», потому что не признаём папу. И вот вбивают этакую неправду детям восприимчивым. Корень - в папе.

ГЛАВА ЦЕРКВИ

«В государстве есть царь и министры; без этого не было бы порядка. В Церкви также есть главы». В Риме, «столице», - папа, в городах - епископы и архиепископы, в приходах - кюре и викарии у них (настоятель и помощники).

«Викарии повинуются своему кюре. Кюре повинуются епископу, а наши господа (seigneurs) , епископы и архиепископы повинуются Нашему Святому Отцу - папе» (р. 97).

«Все почести воздаются папе потому, что он на земле замещает (занимает место) Спасителя нашего Иисуса Христа, поэтому и говорят, что он есть «викарий Иисуса Христа», но папа прекрасно знает, что он сам по себе - такой же человек, как и все другие. Поэтому он присвоил себе титул не царя, не князя, не шефа (начальника), но «служителя служителей Божьих» (рр. 97-98).

Итак - по подобию земных царств. Это правильно и психологически верно.

Но ведь земные царства имеют отдельных правителей. Лишь социалисты, евреи и масоны желают интернационала, да интеллигентные люди мечтают бессмысленно-сентиментально о лиге народов.

И папство стремилось к этому же. Здесь его ошибка, показанная уже историей, ибо власть у него отнята (светская), а дальше ещё больше будет риска Для него (см. «Мысли о католичестве»).

Характерно, что он (папа) и съезд всех представителей христианства в Женеве (доклад арх[иепископа] Евлогия) тоже защищают идею «лиги наций», - и сами стремятся к этому. Не выйдет ничего так. Но уж если сравнивать с царствами, то параллель не похожа... И нужно учиться от жизни, а не натягивать на неё непосильный костюм не по росту. Правды в православии здесь несомненно больше (идея «компромисса» и «ис-тощания»). Да и фактически здесь неправда: в титуле папы, очень длинном (см. 1-ю тетрадь «Католичество»), есть и светские имена: «Souverain», «наместник князя (Prince) апостолов», «Chef supreme de toute l'Eglise» и т.д.)... Не говорю уже о «Дворе». Не говорю уже о психологии: «всё - папе».

КАНОНИКИ

Это почётный титул или награда, выдающаяся священникам (кюре) - «соборный», кафедральный священник. Потом из них выходит много епископов.

СВЯТОЙ ИОАНН ПОСТНИК И ПАПА ГРИГОРИЙ I

«Епископ Константинопольский» Иоанн «имел много качеств»: он творил великую милостыню, а постился так часто, что получил от этого прозвище «Иоанн Постник». Но, к несчастью, он имел очень ужасный недостаток: гордость, и эта гордость сделала его завистливым по отношению к папе святому Григорию I. Он говорил: «Почему это святой Григорий - глава Церкви. Константинополь - более великий город, чем Рим: здесь живёт император, и так как Константинополь город главы империи, то ему же нужно быть и главою Церкви. Я должен быть папой».

Святой Григорий знал его хорошо и говорил: «Иоанн по виду кроткий агнец, но он прячет волчьи

зубы».

Однажды Иоанн больше не выдержал. Он написал святому Григорию письмо, которое подписал так:

«Иоанн, епископ всей вселенной» (Eveque de toute la terre), то есть глава всей Церкви.

Святой Григорий был очень огорчён этим. Он стал думать: «Глава Церкви, конечно, (assurement) - я, потому что святой Пётр, глава апостолов, был епископом Рима, а я - его преемник. Что же мне теперь ответить? Я отвечу, что глава Церкви - я. Но чтобы укротить гордость и зависть Иоанна, я ему напомню, что глава Церкви не похож на царей народов, которые требуют великих почестей и делаются завистливыми гордецами. Я ему напомню то, что говорит Евангелие, что глава Церкви, более чем все прочие епископы, есть слуга христиан». И он написал Иоанну Постнику письмо: а вместо того, чтобы подписаться «Григорий, епископ всей Церкви», он написал: «Григорий, слуга служителей Божьих». И с той поры все папы подписываются так же, как и святой Григорий» (рр. 101-102).

Больно читать: ссоры, вражда. И всё из-за первенства. Не буду говорить о Иоанне Постнике. Нужно посмотреть житие его внимательнее. Но папа нехорошо отозвался о нём («волчьи зубы» - уж это совсем не смирение... нисколько). А затем и самая подпись, смиренная лишь по форме, была специально придумана («стал думать») с целью «укротить» (calmer) гордость... Боже!

Ну, а глава Церкви «конечно - я».

Весь тон статьи, увы! далёкий от смирения. По крайней мере, таким он вышел в учебнике. Святой Иоанн Постник (2 сентября) - мой ангел в миру. Нужно его житие просмотреть (у болландистов...) Сейчас пойду в их библиотеку и прочитаю. Ведь и святой Григорий Двоеслов тоже святой... Нужно посмотреть... Простите меня, святые отцы, многогрешного. А как в униатских святцах Иоанн?

СТОЛКНОВЕНИЕ ПО ПЕРВОИСТОЧНИКАМ. (HISTOIRE UNIVERSELLE DE L'EGLISE CATHOLIQUE PAR RORBACHER т. V. ED. 8. PARIS. 1888)

Увы! Факт несомненный: святители резки были. Вот что писал святой Григорий I самому Иоанну по поводу его титула (.....). «Меня удивляет, что Вы прежде хотели бежать от епископства, а теперь Вы желаете воспользоваться им, как если бы Вы домогались его из-за тщеславия. Прежде Вы заявляли о себе, что недостойны епископства, а теперь желаете носить его один... После того, как я, недостойный, был призван к управлению Церковью (аи gouvernement de 1'Eglise), я... теперь говорю Вам чрез диакона Сабиния (нунция при дворе Константинопольского государя). И так как ран нужно касаться сначала мягкою рукою, прежде чем употреблять в дело железо, то я вас прошу, заклинаю (conjure) и умоляю со всею возможною кротостью - отойти от тех, которые Вам льстят и присваивают это имя, полное экстравагантности и гордости...»

Далее приводится указание из Писания о диаволе: «Выше звезд поставлю престол мой».

«В самом деле, кто суть епископы всей (universelle) Церкви, как не звёзды небесные... Конечно, Пётр, первый из апостолов, член (membre) святой и вселенской Церкви, Павел, Андрей, Иоанн - кто они, как не главы отдельных народов? (См. далее «Дополнения») И говоря вообще... все образуют Тело Спасителя, суть члены Церкви - и никто никогда не хотел называться «вселенским». Ваша святыня понимает, какое надмение - приписывать себе такое имя, которого никакой истинный святой никогда не осмелился приписать себе. Разве Ваше братство не знает, что Собор Халкидонский оказал эту честь (honneur) епископам Рима, назвав их вселенскими? Но ни один из них не желал присвоить его себе

(«учим смирению, а водимся гордостью», Migne 715) из опасения, чтобы не показалось, что они приписывают епископство одним себе, отнимая его у всех своих братьев» (р. 282-283) (Migne L. V, Ер. 18).

Дальше выдержка кончается. Автор пишет: «Остальное письмо содержит сильное убеждение о смирении». О чём важно бы почитать (L. V, Ер. 18).

Более резко писал он императору Маврикию, защищавшему патриарха Иоанна Постника. «Что можем сказать мы, недостойно предстоящие (председательствующие) Богу? Мы, делом разрушающие то, что проповедуем на словах? Наши кости истощены постами, а дух наполнен гордостью. Наше тело покрыто презренным рубищем, а возвышением своего сердца мы превосходим пурпур; покрытые пеплом, мы, однако, претендуем на величие; и под лицом овцы (личиной - face) мы скрываем волчьи зубы» (р. 284) (Lib. V, Ер. XX).

«Всё это относилось к внешнему умерщвлению Иоанна Константинопольского, что присвоило ему имя Постника».

Далее (см. Дополнения): «Святой Пётр, князь апостолов, получил от Спасителя ключи Царства Небесного, власть вязать и решить, попечение и начальство (principaute) (Лат. у Migne - «principatus» - значит и «первенство») над всею Церковью, и, тем не менее, даже его не называют «вселенским» апостолом (on ne l`apelle pas apotre universel). А всесвятый (tres saint? Чтo это? Ирония, или высокий стиль, или любовь?) человек Иоанн, мой сослужитель (consa-cerdos) (А не подчинённый мне), претендует называться «вселенским еписко пом»! Как не воскликнуть: «О времена, о нравы!» Вся Европа - в руках варваров (тогда были гунны), а епископы вместо того, чтобы плакать и простираться на пепле, ищут новых и неразумных (profanis (Migne)) титулов, чтобы удовлетворить своё тщеславие! Личное ли, «благочестивейший государь», моё дело защищаю я? Специально за обиду мне мщу ли? Не дело ли Божие и Вселенской Церкви? Мы знаем, что многие епископы Константинопольские были не только еретиками, но ересиархами, как Несторий и Македонии. Если же тот, кто занимает этот престол, был бы епископом Вселенской Церкви, тогда с ним (?) пала бы (?) и вся Церковь...

Что касается меня, то я - служитель всех епископов, если они живут, как епископы. Но когда кто-либо поднимает свою голову против Бога, то я надеюсь, что этим он не унизит мою (т.е. голову), - хотя бы даже и мечом (насилием). Будьте же добры разобрать это дело сами или же побудить епископа Иоанна оставить свои претензии...» (р. 284)

Известно, что в то время императоры утверждали как патриархов, так и пап. И святой Григорий, вопреки отказу, был всё же утверждён Маврикием в 590 году (Annuaire. 1908, р. 112)

Писал в более светском тоне святой Григорий и императрице Констанции. «Печально, что так терпеливо переносят того, кто (То есть Иоанна Постника.) хочет присвоить себе имя единственного епископа, презирая всех других. Эта гордость не предвещает ли нам, что приближаются времена Антихриста? Ибо он (тот же святой Иоанн Постник), презирая всех других, подражает тому, кто восклицал: «Выше звёзд небесных поставлю престол мой, буду подобен Вышнему». Заклинаю Вас Всемогущим Богом не допустить того, чтобы Ваше царствование было опозорено высокомерием одного человека, и не оставить в презрении (meriter) в этом деле меня. Несомненно, по грехам своим Григорий заслуживает этого (презрения), но святой Пётр не имел грехов, чтобы заслужить подобное отношение» (ib.).

С подобным же письмом святой Григорий обратился и к другим патриархам, заинтересованным в этом вопросе: Евлогию Александрийскому, Анастасию Антиохийскому.

«Не давайте же никогда и никому титула вселенского (jamais а personne le titre universel) и в данном предмете не имейте никакого подозрения (догадки) на императора (т.е. может быть, это де его дело? Опасно идти против). Он имеет страх Божий и ничего не сделает вопреки Евангелию и канонам...»

«Если ему (Иоанну Постнику) дозволить пользоваться этим титулом, тогда будут разжалованы (on degrade) все патриархи, а когда тот, кого будут называть вселенским епископом, впадёт в ересь, то (..) не окажется больше епископа, который пребывал бы в вере. Я вас заклинаю быть настойчивыми в сохранении Церквей такими, какими Вы их приняли. Предохраните от этого извращения и епископов, кои Вам подчинены, и покажите, что Вы действительно патриархи Вселенской Церкви. Если же встретится что-либо враждебное, то будем (!) единодушны и покажем, хотя бы пришлось и умереть, что мы осуждаем этот титул не по личным нашим интересам» (ib.).

Не ясно мне, почему такое опасение впадения в ересь хотя бы даже и вселенского патриарха? Будто он действительно «единственный» епископ, а все прочие уже не епископы...

Но ведь то же решительно все можно сказать и про папу... Уж, конечно, гораздо сильнее. Больше материала против папства. Теперь начинаю понимать дело. Но пока ещё сделаю выписки.

«Латиняне более верные истине люди, чем греки, ибо наш народ не имеет такого духа, чтобы пользоваться обманом» (р. 285).

Это отчасти верно - по свойству правового характера. Восточные более увлекаются. Но Афанасий, Василий, Григорий, Златоуст, Кирилл, Дамаскин тоже из греков.

Убеждал он и преемника Иоаннова, Кириака, отбросить титул, и когда патриарх Антиохийский Анастасий и император убеждали святого Григория не поднимать скандала (de scandale) из такого ничтожного повода, то он объяснил, что данный вопрос может грозить «единству веры и согласию церковному».

Именно так после - и доселе - случилось. Стремление к первенству разделило Церковь. И теперь мы, русские в особенности <неразб.>, а папа всё отстаивает власть свою, а потому от него отошли целые народы.

«Антихрист назовёт себя богом... О! Я говорю смело (hardiment), что кто назовёт себя епископом вселенским или пожелает назваться, тот предтеча Антихриста, ибо такой человек ставит себя выше всех других» (р.286. Lib VII. Ер. 13).

Замечательно... Но ведь именно к папе всё это.

СВЯТОСТЬ ИОАННА ПОСТНИКА

«Греки почитают его как святого до сего дня. Святой Григорий даже после его смерти называл его святым, весьма святым (tres saint) и «святой памяти человеком» (р. 285).

ПРОТЕСТ СВЯТОГО ГРИГОРИЯ ПРОТИВ ПРИПИСЫВАНИЯ ЕМУ ВЛАСТИ

В одном из писем к Александрийскому патриарху Евлогию, с которым он был в дружбе (Lib. VIII, Ер. 30), святой Григорий упрекает (порицает - reprend) своего святого друга за две вещи: 1) за то, что он назвал его «папой вселенским», а 2) за фразу (в письме): «Так как Вы приказали (commande) это, то я уже некоторым людям (то есть патриарху Константинопольскому) не прилагаю гордого титула» («вселенского»). Вот какой выговор (reprimande - замечание), но это толкование историка католика, а лучше сказать - открытое братское и строго принципиальное, а по существу настроения смиренное объяснение.

Написал он ему: «Не говорите мне больше, прошу Вас, «так, как Вы приказали». Я знаю, что я такое и что - Вы. По месту (служения, занимаемому Вами) Вы - мой брат, а по нравам - Вы мне отец. Я совершенно нисколько не «приказывал» (по поводу титула «вселенского»), я лишь доказывал то, что считал полезным. И однако же вот я вижу, что Ваше блаженство не усвоили этого как следует (ne l`a pas bien retenu) (То есть прежде называли Константинопольского «вселенским», а теперь приписываете этот титул мне). Я говорил, что Вы не должны прилагать этого титула ни мне, ни кому другому, а Вы в заголовке Вашего письма называете меня «Вселенский папа». Ради Бога не делайте этого больше, ибо приписывать другому больше того, что позволяет здравый смысл (резон (raison)) - это значит для Вас отнимать то самое у Вас самих. Я желаю иметь преимущество (prosperer), но не в словах, а в нравах. Я не почитаю для себя честью присвоить себе то, что относится к чести моих собратьев. Моя честь для меня - это честь Вселенской Церкви (То есть то, что служит к чести Вселенской Церкви: истина, единение и т.д.), для меня честь - твёрдое положение (la solide vigueur) (То есть в их правах и настроении.) моих собратьев. Тогда вот нахожу я себя истинно почитаемым, когда каждому воздаётся честь, какой он заслуживает» (р. 288-289).

Вот слова истинно премудрого святителя: справедливой и смиренной, и рассудительной, и принципиальной, и благородной души... Здесь соединились и римская натура юридически воспитанного правителя, и святость христианина... Как прекрасно!

Известно, что святой Григорий Великий был сын сенатора Гордиана и святой Сильвии, а по своему деду святому Феликсу III (папа 483-492) принадлежал к славному роду Анициев (Anicia)... Григорий был очень богат, но потом из своего дома сделал странноприимную, а после - монастырь. Папа Пелагий назначил его к византийскому императору апокрисиарием, в сане диакона, а по возвращении в Рим он был назначен папой (Апп. 1908, р.112), что святой Григорий по всей справедливости считал незаконным и протестовал (см. далее «Толк, на 5 псал...») (р. 324).

Впрочем, здесь отстаивалась общая свобода Церкви.

ГОСУДАРСТВО И ЦЕРКОВЬ

«Есть различие между царями народов и императорами государства (reipublicae), потому что цари народов суть господа над рабами, а императоры государства - господа над свободными гражданами», - говорит святой Григорий в письме к императору Фоке (603 г., Ер. 31). Но в тоже время он обращался за поддержкой к Двору Византийскому. Императрице Леонтии он писал, чтобы она, подобно святой Пульхерии и святой Елене, оказывала протекцию (protection) Церкви святого Петра.

...Писал и к патриарху... «не забывая убеждать его отказаться от гордого титула «епископа вселенского» (Ер. 38, 39, 40) (р. 323).

«До вторжения в Италию готов не было случая, чтобы какой-либо император вмешивался в избрание пап Римских. Царь остготов Теодорих, после того, как умер или был умерщвлён в темнице папа Иоанн, был первым, который несправедливо присвоил себе (arrogea) избрание папы. Римский клир долго противился этому, тем не менее, чтобы избежать больших зол, он согласился, наконец, на это, если кандидат, назначенный государем, был достоин для этого во всех отношениях. Но эта насильственная тирания царей готских нашла себе подражателей и в императорах греческих. Сделавшись господами Рима, они позволили себе ставить на престол (introniser) новых первосвященников.

К этой тирании присоединилась жадность (ой, как не любят католики греков!), ибо это разрешение (на занятие папского престола) не давалось без денег. Юстиниан назначал даже тариф в этом направлении для высших епископов империи».

Ну, какая особая беда! Налоги можно на всё делать! При совершении таинств получают же за «требы». И вот святой Григорий протестует против этого, разумеется, справедливо.

«Эта ересь (heresie) покушается нарушить самые основы (Корни - rudimenta - зародыши) народившейся (nascentis - лат.) Церкви, а по сравнению с другими ересями кажется первою...

Более поздно (впоследствии) это гнусное (vesania) заблуждение, прежде давно уже осуждённое, пустит, однако, в Церковь губительные ростки. И в особенности она пускает свой злобный яд в наше время и нарушает мир всей Церкви своей схизматической (т.е. способной разделить) заразой. Она возбуждает против Церкви Божией не только бесчисленное множество народа, (Как? Плохими назначениями? Или возмущением против рабства Церкви? Или раздражением, что Церковь будет слугой государства? Интеллигентская революция, как организованная сила.) но даже само государство (царскую державу), если только можно так назвать власть (подобную, т.е. вмешивающуюся в церковную область), ибо нет никакого разумного основания ставить между царями того, кто более разрушает, чем управляет (созидательно) империей; кто находит сообщников своей извращённости, вместе с тем делая их чуждыми сонму Христову; кто, охваченный жадностью к бесчестной прибыли, покушается захватить в плен (рабство) Невесту Христову, и безрассудной дерзостью пытается сделать бесполезными страдания Самого Господа. Ибо Спаситель наш, искупивший Церковь свою драгоценною кровью, желает, чтобы она была свободна, а теперь, преступая законы даже царской власти, пытаются сделать её служанкой (ancillam). Насколько бы лучше было ему (подобному государю) знать (заниматься) своё собственное управление, а также и понять то, что по примеру религиозных принципов (религиозного отношения к служению) он должен бы воздавать честь за своё помазанничество (devotion - посвящение), а не поднимать в надмении руку свою против Бога, от Которого он получил обладание своей державой. Ибо Сам Он говорит: «Мною цари царствуют». Но ослеплённый алчностью к ненасытимости нажив и неблагодарный, как очевидно, к Божественному благодеянию, и возгордившись против Бога, он, презирая страх Божий, преступает пределы, установленные отцами нашими, выступает с тираническим безумием против кафолической истины. Его низкое безрассудство достигло (распростёрлось) наконец (также - autem) и до главы (caput) всех Церквей, Церкви Римской, чтобы подчинить её себе (sibi vindicet?) и узурпировать право земной (временной) власти у госпожи народов (in domina gentium terrenaejus potestatis usurpet), что решительно запрещает Тот, кто специально обещал это (власть) блаженному Петру, говоря: «Тебе дам Церковь Мою» (р. 323-324).

Вот очень резкое и определённое заявление о праве святого апостола Петра: «Тебе дам» и Римская Церковь - «Глава всех Церквей». Но как же совместить это со столь же решительным протестом его против «вселенскости» против «власти», «повелений», даже до определения таковых, как «предтечей Антихриста?»

Полагаю, что:

1. Преимущество у Римской Церкви сначала было, как у старшей сестры, а в словесном, не юридическом, смысле можно сказать потому и «главы», но на Четвёртом Вселенском Соборе (в Халкидоне - где я сейчас это пишу - «Кади-кией» - «город судьи», а может быть, это вывороченное Ха-лки-дон? - Ка-ки-дей - Ка-ди-кей - - перестановка тем более понятная, что это уже слово турецкое. «Стамбул», как известно, вышло из «Ис-тин-полин» - «в город». Или русская перестановка: шо-ссе - са-ша; бух-гал-тер - бул-гах-тер; фельд-шер - фер-шал; Сор-та-валан - Сер-до-боль, город в Финляндии близ Валаама) и Константинопольский приравнен был к Римскому по чести, столицы ради. А когда Рим перестал быть столицей (готы), то и вовсе выдвинулся Константинополь. Всё это так понятно и психологически естественно.

2. Затем некоторые преимущества даны были Господом апостолу Петру, но не начальнические, а старшего брата, что заставило с уважением относится к Римской Церкви, точнее, с любовью.

3. Значение же столицы, в начале христианства и до Константина Равноапостольного, ещё больше увеличило значение Римского первосвященника.

4. История Соборов показала, что папы были более устойчивы в вере, это понятно, ибо у них мышление юридически воспитанное и <неразб.> неувлекающееся, вообще они были более упрощённы, а потому легче выбирали «средний» путь. Всё это создавало общее впечатление («всем известно») о Риме как центре, т.е. главном городе. У нас в России долго спорили: Москва или Владимир? Москва или Киев? Отсюда начало Руси... Здесь предание о святом апостоле Андрее, и всё же история оказалась сильнее...

Можно признавать первенство, но старшей сестры. Без властности... В таком смысле святой Григорий признавал. Вот какое значение он влагал в своё «первенство».

ПЕРВЕНСТВО, НО НЕ НАЧАЛЬСТВО РИМСКОЙ ЦЕРКВИ

Нижеследующее письмо историк считает очень важным, где вопрос о «правах» выясняется будто бы «а toute sa hauteur» (во всей высоте).

Посмотрим!

«Ваша любезная (deliciense) святыня в своих письмах говорите мне много о кафедре святого Петра, князя апостолов, утверждая (соб. disant - говоря), что он председательствует там и доселе чрез своих преемников. Что касается меня, то я считаю себя недостойным не только председательствовать, но даже быть в числе помощников. Но во всяком случае Ваши слова доставили мне удовольствие потому, что тот, кто говорит мне о кафедре святого Петра, сам занимает ту же кафедру святого Петра. Исключительная (special - особая, выделяющая меня) честь мне нисколько (aucunement) не приятна (Вот слова, согласующиеся с другим письмом), а между тем, я читал с большою радостью то, что Вы мне написали, потому что Вы сказали это себе же о Вас самих (рагсе que vous vous 1'etes dit a vous-meme) (То есть то, что Вы сказали мне, это же относится и к Вам, посему я не за себя радуюсь, а за Вас). Ибо (!) кто не знает, что Святая Церковь основана на твёрдости князя апостолов, твёрдость души которого была засвидетельствована (обеспечена -garantie) и самим именем - «Камня» (Петра - Pierre) и которому Сама Истина изрекла: «Я тебе дам ключи Царства Небесного»; и ещё: «А когда ты обратишься, то утверди братьев твоих»; и, наконец: «Симон, сын Ио ны (Кстати, уже не Петр и не просто Симон, как обычно звал его Господь, - а Симон, сын Ионы, - естественный человек, - упрёк (ср. не сей ли «сын тектонов»)), любишь ли Меня? - Паси овцы Моя». Таким образом, хотя было много апостолов, однако лишь престол князя апостолов имеет преимущество по власти (pour l'autorite) (Нужно посмотреть в латинский текст) по причине его достоинства (principante); а этот престол один и тот лее в трёх местах. Ибо Пётр основал престол там, где он почил и где кончил свою настоящую жизнь, - разумею - Рим; он же освятил престол там, куда послал евангелиста Марка, ученика своего, - разумею - Александрию; и он же учредил тот престол, который он потом должен был оставить после пребывания на нём в течение семи лет, - разумею - Антиохию. И следовательно, так как все они в сущности один и тот же престол одного и того же (апостола Петра) и лишь занимаемый теперь, по Божественной власти, тремя епископами, то всё то, что я слышу хорошего о вас, я приписываю себе самому (То есть считаю своим благом, радуюсь: любящий радуется другим). А если вы думаете, что во мне есть сколько-нибудь хорошего, то отнесите это к вашим заслугам; ибо мы суть едино в Том, Который сказал: «Да будут все едино; как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так да будут и они едино в Нас» (Ер. 40).

Нужно прочитать на латинском языке. А то иное словечко изменяет смысл и тон.

Но всё равно: вот единство во множестве. Вот смирение при первенстве. Такого бы и мы признали «старшим». А то - «власть».

Конечно, и это письмо можно извратить, но общий тон - такой смиренный и любвеобильный.

А, кроме того, и в Антиохии признается престол Петра. И, конечно, если бы политический центр был тогда в Антиохии, то, без сомнения, Антиохийский патриарх при желании тоже мог бы считать себя главою Церкви и наместником апостола Петра.

Даже допустив, что преемниками апостола Петра являются по преимуществу (не более того) Римские папы, остается вопросом, и далее для нас не требующим ответа: почему всё то, что было в апостоле и сказано ему, перешло: 1) его преемникам, и 2) на все веки, и 3) приурочено к одному месту? Тогда и дурное нужно относить: «Отойди от Меня, сатана, ты говоришь не то, что Божие, а что человеческое». Троекратное отречение с троекратным прощением («Любишь ли?») и т.д.

Пусть и ключи бы ему даны (и всем повторено то же, ср. 16 и 18 гл.), но почему и преемникам? И т.д. и т.д.

Кстати. Если бы апостол Пётр сам считал столь важным, существенно-необходимым принцип своего начальства (это ведь в сущности новый догмат, поскольку без апостола Петра и спасаться нельзя: к Отцу - токмо Мною, а к Христу - токмо Петром?), то для большего подтверждения (ведь дело идёт не о нём, как лице, а о спасении душ, - тут уж обязанность, долг выяснять всё до конца) он бы сам в «своём» Евангелии (Марково со слов апостола Петра написано) должен всё это подтвердить, повторить, закрепить. А между тем, - и это замечательно! - в Евангелии от Марка нет решительно ни одного из этих тезисов: 1) ни о ключах (у Мф. 16), 2) ни «утверди братьев» (Лк. 22), ни 3) «паси агнцы Моя» (Ин. 21).

Конечно, здесь объясняется смирением. И правильно! Но такое смирение естественно и нравственно дозволительно, когда касается лица, а не принципа, второстепенного, а не существенного. Следовательно, сам апостол Пётр не считал важным вопроса о первен стве власти, ибо его не было (см. подробнее «Мысли о католичестве») (р. 287).

И, наконец, ещё пишет тут же:

«Есть нечто, что меня связывает с Александрийской Церковью особенно тесным образом и обязывает любить её более сильно, ибо всем известно, что блаженный евангелист Марк был послан в Александрию святым Петром, учителем его. Посему мы так связаны этим единством учителя и ученика, что мы оказываемся председательствующими: я - на престоле ученика ради учителя, а Вы - на престоле учителя ученика ради» (Ер. 60) (р. 287).

Как прекрасно! Вот любовь. Такой даже хочется подчиняться. Но она сама отказывается господствовать. А то и другое и образуют единство, творят согласие.

Посему это - вопрос веры (спасения).

«Я был бы весьма нескромен, если бы не умел различать то, что необходимо для сохранения единства веры и церковного согласия, от того, что я должен делать для простого смирения (укрощения) надмения» (Ер. 15 к императору Маврикию, убеждавшему не поднимать «скандала» из-за пустого дела (cause de neant.) p. 286).

Вот и все существенные выдержки. Без всякого предубеждения ясно, что это не только не похоже на «главенство пап», но и несомненно является страшным материалом в обличение ему. По крайней мере, не только слова, но и весь дух совершенно противоречит теперешней психике их.

Посему, - замечательно, - когда я прочитал эти выдержки Любичеву (русский студент, перешедший в католичество), не указывая автора, и спросил: «Кто писал, как Вы думаете?», [он ответил]: «Вероятно, русские иерархи «вселенскому», то есть Константинопольскому патриарху.

«Увы! Это папа так говорил, да ещё и святой... Григорий Великий!» [- ответил я].

Большое удивление, хотя и скрываемое.

А другое лицо (капитан А.Я.О-в) на этот же вопрос, когда узнал, кто автор, буквально поразился, ибо был совершенно уверен, что кто-то обличает специально папство.

И даже о. иезуит граф Тышкевич, почувствовав всю определённость позиции святого Григория, (я ему заранее сказал об авторе) и решительность протеста и в тоне, и в словах против «вселенскости», уклончиво избрал было удобный для богословствования путь, что-де нужно не на букву, а на дух обращать внимание, не на отдельные места, а на всё мировоззрение в целости.

- Конечно, конечно! Но уж тут и вовсе капут притязаниям. Если и можно ещё придираться к фразам, раздувая их, как делает необъективный историк; то уж дух-то истинно святой, а не папский (Тогда он сказал, что, может быть, святой Григорий восстаёт против приписывания титула и присвоения прав тому, кто не имеет на это Божественного полномочия? - Увы! «Никогда никому», «ни мне, никому», «ни даже апостолу Петру», - его слова.). Меня даже удивляет, как это историк осмелился выписывать и то, что я привёл здесь.

...Теперь для меня понятно, почему святой один восстал против другого святого. Для одного - казалась опасность вере в титуле, способном разделить; для другого - было больно уже [то], что на Западе вступили на этот самый путь, и нужно было им что-либо противопоставлять, дабы из излишнего смирения они не сделали вывода о признании несуществующих прав; да и столица этого требовала, а вопрос был действительно не важный (при желании), особенно для византий цев, говоривших превыспренне (благочестивейшего, самодержавнейшего, великого и т.д.). Мы и сейчас пишем патриарху Константинопольскому и называем его «вселенским», а прав не признаём.

А можно подписываться - «слуга служителей» и всё же отстаивать права, - это папы: слово, но дело... Пожалуй, что Господь допустил этот инцидент между святыми для пользы: обоим урок, но особенно Западу. Слава Богу!

«Мимоходом» О СВ. ГРИГОРИИ ВЕЛИКОМ FILIOQUE

В исповедании веры, написанном им к восточным патриархам, святой Григорий говорит: и в «Святого Духа... исходящего от Отца и Сына (р.234).

ОТНОШЕНИЕ К СВЯТОМУ ИОАННУ ПОСТНИКУ

В письме по поводу своего избрания, а затем утверждения Византийским императором Маврикием [он писал]:

«Я знаю (В то время св. Григорий был представителем папы при Византийском Дворе в сане диакона и знал лично Иоанна Постника), с какой пламенностью Вы сами хотели убежать от обязанности (тяготы) епископства, а между тем, Вы не воспрепятствовали (n'avez pas empeche) ничем, чтобы оно было возложено на меня (То есть влиянием при Дворе императора не воспользовались). Следовательно, Вы не любите меня, как самого себя, - как это требуется законом любви» (р.235) (Ер. 4. у Migne, P.l. m.77, 447).

Вот как ласково переписывались. Кстати, титул «вселенский» был употреблён ещё при его предшественнике Пелагии.

И К ИМПЕРАТОРУ НЕТ ВРАЖДЫ У СВЯТОГО ГРИГОРИЯ ВЕЛИКОГО

Император должен будет винить самого себя за все мои недостатки (ошибки - defauts) и моё небрежение (упущения), потому что он доверил (lui, qui а соnfie) столь великое служение лицу, столь немощному» (р. 235. Письмо к сестре императора Феоктисте).

Католики отстаивают независимость. Хорошо. Но предел есть. Да и фактически лишь разговоров больше: в Польше назначали с согласия русской власти. Во Франции по конкордатам также влияние государства допускалось. Даже в 1920 году при возобновлении сношений ставился этот вопрос (я читал в Journal des debats, Aout?..).

Вопрос это большой и опять не столь существенный.

СИЛЬНЫЙ ТОН В ПИСЬМЕ К ИОАННУ

«Верьте мне, мой достопочтенный брат, Вы должны начать исправлять это (Титул и нашептывания льстецов, о чем было выше); ибо если Вы будете продолжать слушать их, то не сможете сохранить мира с братьями Вашими. Говорю Вам по совести, я не желаю иметь столкновения (scandale) ни с кем и даже избегаю этого, сколько могу. Я в высшей степени желаю иметь мир со всеми, в особенности же - с Вами, которого я так сильно (si fort) люблю, если, впрочем, Вы всё ещё таков, каким я Вас знал, ибо если Вы не соблюдаете канонов, если Вы желаете ниспровергать постановления отцов, тогда я не знаю: что же Вы такое?» (р. 282)

Поводом было следующее. Папа Григорий Великий написал Иоанну Постнику какое-то письмо по поводу одного священника Иоанна и исаврийских монахов, обвинявшихся в ереси, один из которых в храме Константинополя был избит даже, имя ему - Анастасий. Патриарх Иоанн ответил, что он не знает об этом. Святой Григорий упрекает и т.д.

Скажут: вот явное доказательство вмешательства и начальства. Да! Но вот и ответ получился: «Не знаю», - то есть, может быть, наше дело. Впрочем, даже если бы допустить подобное вмешательство, его можно объяснить и братским отношением, и интересом правды и т.д. Митрополит Петроградский мог писать любому архиерею гораздо более строго, и всё же он не был главой. Даже патриарх теперь может требовать отчета, и всё же и он не глава, в том смысле, как говорят католики про папу (догмат). Наконец, даже если допустить и то, что сначала (мотивы выше) папы вмешивались и в чужие епархии, как мог и обязан был вмешиваться всякий митрополит областной (например, Василий Великий и Иоанн Златоуст) в свою митрополию (диоцез), только более расширенно. Ну, что же? Было да прошло. Условия изменились, потребовалась и новая форма внешней жизни. То была одна центральная власть в России (Синод, а после и патриарх), а можно дать самостоятельное «автокефальное» управление и Украине, и Грузии, если уж до того дело дойдёт. Это не погибель ещё. Опасность может; но и рассудить: что хуже? Вообще этот вопрос, по православному воззрению, - не догматический, конечно. Это ясно.

НАКОНЕЦ, ЕЩЁ ОДНА МЫСЛЬ:

И святые могли немного погрешать, - говорит святой Иоанн Кассиан Римлянин, - хотя бы «bona fide», то есть субъективно они были хорошо настроены, а объективно могли спутать нечто; особенно, если воспитались в воззрениях, укоренившихся в обществе, или под влиянием авторитетов. Един Свят Господь (см. Варсонофий Великий о святом Григории Нисском).

Так и святой Григорий Великий, но в общем - хороший.

ДОПОЛНЕНИЯ

Взял Migne, P.L., Т. XXVII сверить французский перевод с латинским подлинником. Рорбахер, католик, не только оказался историком, но и полемистом.

LIBER V, ЕР. 18. САМОЕ ВАЖНОЕ ПИСЬМО

Перевожу пропущенное во французском переводе, но характерное.

«Итак, драгоценнейший брат, возлюби всем (visceribus) смирение, посредством которого может сохраниться и согласие братьев (братское), и единство всей Христианской Церкви. Известно, что когда апостол Павел услышал, что некоторые говорят: «Я - Павлов, я - Аполлосов, а я - Петров» (IKop. 1, 15) и этим разделяют (dilacerationem) Тело Господне, так как члены Его некоторым образом привязывались (se...sociabant) к иным главам, то, возмутившись (per horrescens – ужаснувшись) этим сильнейшим образом, воскликнул так: «Разве Павел за вас распялся? Или разве вы во имя Павлово крестились?» (ibid. 13) Следовательно, если он так исключительно (partialiter- особенно, сильно) избегал того, чтобы члены тела Христова подчинялись (subjici) другим (certis - известным, «оным», но Ватиканские списки А и Б - «caeteris»), кроме Христа, главам, хотя бы то были даже сами апостолы, то как же ты то, что лишь Христу, сей (scilicet - ясно) главе всей Церкви принадлежит, пытаешься себе приложить (титул «вселенский»).

...Когда же Ваше братство, презирая (despiciens) их (епископов), пытается подчинить их себе (титулом «вселенский»), то в самом деле что иное говорите Вы, как не то, что древним врагом сказано: «Взойду выше облачных высот» (Ис. XIV, 14)».

«... У меня льются обильные слёзы» при мысли, что «оный муж, святейший господин Иоанн, человек такого воздержания (аскетизма, подвижничества), а также и смирения»... так теперь искушаем гордостью, и «таким образом погубил истинное блаженство, ибо ложной славы стал искать».

Вот уж к папам больше относится.

Далее: «И однако же все члены под Единой Главой», - то есть и Пётр, и Андрей, и Павел, и Иоанн. Но эту фразу, уравнивающую апостолов, «историк» Рорбахер... пропустил, даже не отметив многоточием. Грустно. Очень грустно...

А вот и второй пропуск в том же письме и также без многоточий:

«Никто не похищал (arripuit) себе этого безрассудного (temerarium) имени». Но далее за этим непосредственно перевод недостаточно точный. По-французски так:

- «de peur, qu'il ne semblat s'attribuer 1'episcopat а lui seul et 1'oter a tous ses freres».

А латинский текст гораздо ярче:

- «ne si sibi in pontificatus gradu gloriam singularitatis arriperet, hanc omnibus fratribus denegaste videretur».

По-русски:

- «Чтобы не показалось, что они (он - nullus) в качестве первосвященников похищают себе исключительную (выделяющую их, единственную) славу (или: славу, положение исключительности) и отрицают её у всех братьев».

Значит, и понтифики не должны приписывать себе такого не только права, но даже и звания, хотя бы и «in pontificatis gradu». Не говорю уже, что здесь опять пропуск о «gloriam». Грустно.

Кстати, протест против титула «вселенский» подняли Римские папы, а не иные, потому, может быть, ещё, что даже и они (!) могли бы стать в положение провинциальных патриархов, чего допустить, конечно, не хотели. Посему уже не о том идёт речь у св. Григория Двоеслова, чтобы отстоять своё господство, а хоть бы избавиться от угрозы подчинения Константинопольскому патриарху.

И, конечно, если бы Григорий Двоеслов не был святым, то тогда ему не оставалось бы ничего иного делать при данном положении, как становиться на крайне принципиальную точку зрения, отстраняя и титул, а тем более - права не только от Константинопольского патриарха, но с той же решительностью и от самого себя; что он и делает в письме к Евлогию Александрийскому. Иначе же, если бы он приписывал эти права Римскому «вселенскому главе», тогда тотчас же падала бы вся его аргументация, ибо и Константинопольские патриархи могли бы отстаивать подобные же права, что им гораздо было бы легче, ибо они были около силы государевой, которая ставила (и утверждала) уже и пап.

Вторая половина письма посвящена вопросу

О СМИРЕНИИ

Весьма много (три большие страницы Migne).

Это тоже очень характерно; и нельзя «историку» отделываться фразой: а «остальная часть письма посвящена сильному убеждению в смирении», ибо святой Григорий возражает против прав и титула «вселенский» не по другим каким-либо мотивам: правам апостола Петра, основанием Римской Церкви первоверховными апостолами или пользой организации, или положением Рима, - об этом ни звука в этом принципиальном письме, а лишь с точки зрения духовной: смирения и опасности гордости, ведущей к возвышению, а затем и разделению. Как хорошо!

ВОТ, НАПРИМЕР, ВЫДЕРЖКА О «КАФЕДРЕ»

«Убоимся же быть включенными в число тех, которые в синагогах ищут первых кафедр (qui primas in sinagogis cathedras quaerunt) и приветствий на площадях и называться от народа «учители» (равви). Вот что Господь сказал против (к) учеников: «Не желайте называться учителями, ибо Один у вас Учитель; вы же все - братья; и Отцом не называйте себе никого на земле, ибо один есть Отец у вас» (Мф. XXIII, 7, 8).

Прекрасно. Но, Боже! Как всё это не похоже на папство. Своих пап святых не хотят знать. Больше того, искажают и дух, и букву их.

Слушайте, однако, далее (тотчас же).

«Итак, возлюбленнейший брат, что скажешь ты на оном страшном испытании грядущего суда, ты, который не просто «отцом», но общим отцом мира домогаешься назваться. Конечно, «должно прийти соблазнам, но горе тому человеку, через которого соблазн приходит» (Мф. XVIII, 7). А от оного недопустимого для произношения слова (nefando elationis vocabulo) Церковь подтачивается (scinditur?) и провоцируются на соблазн (ad scandalum provocantur) сердца всех братьев».

Именно: это «главенство» отталкивает душу и далее не хочется идти, а если и пойдёшь (обойдя это первое «проволочное колючее заграждение», - как я выразился о. иезуиту Тышкевичу), то дальше, увидев его «гниль», отказываешься даже от того доброго, что несомненно есть и в вере, и в жизни, и в душах их, и убегаешь обратно с желанием более не возвращаться...

И уж если они хотят сближения, то они должны в этом, не коренном и у них пункте, пойти навстречу. Икономия этого требует даже. Особенно теперь, когда «всякое начальство» стало тяжким для наших немощных душ. Неужели же спасению душ нужно препятствовать этими «преимуществами»? Даже если бы они были действительно?

«Написано: «Любовь не ищет своего» (1 Кор. XIII, 4). А Ваше братолюбие присвоило себе даже чужое (То есть не должное (как показывает письмо) и Римское (Халкид. Собора 3 правило), но лишь в смысле «чести»). И ещё написано: «Почтительностью друг друга предупреждайте» (Рим. XII, 10). Ты же пытаешься отнять её и у других, непозволительно (illicite) желая узурпировать её себе одному. Негде, возлюбленнейший брат, написано: «Мир имейте со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа» (Евр. XII, 14). И инуде также изречено: «Блаженни миротворцы, ибо они Сынами Божиими нарекутся» (Мф. V, 9).

...Далее приводятся слова из Евангелия от Матфея (гл. XVII) о троекратном увещании и говорится, то святой Григорий уже и чрез представителей своих важды, а теперь и собственным письмом старается обличить «смиренными словами» его «грех против всей Церкви» (Значит, и папство грешит против всей Церкви). А если не будет и теперь успеха, то ему остаётся обратиться к суду Церкви.

«Итак, - говорит он в заключение, - пиша так, насколько (как) я, да покажет Вам это Всемогущий Господь, одержим (объемлюсь) по отношению к Вам любовью, и насколько в этом именно деле я печалуюсь не против Вас, а о Вас же самих!»

Последняя приписка говорит о письмах Иоанна, полученных папой (о свящ. Иоанне и Анастасии): «на что я впоследствии - Богу содействующу - отвечу», потому что под мечами варваров «мне, - не говорю уже: писать много, - но даже и вздохнуть нельзя!» Вот и всё.

Но подписи нет: «servitus servitorum Dei». Что же это в учебнике? Вероятно, в письме к императору это сказано в тексте (см.).

ПИСЬМО К ИМПЕРАТОРУ МАВРИКИЮ О ТОМ ЖЕ

Считает это не «личным моим делом, но Божиим, ибо это возмутит всю Церковь», так как это противоречит и «благочестивым законам, и досточтимым Соборам, и заповедям Самого Господа нашего Иисуса Христа» (L.V. XX Ер. р. 715-718; ср. ему же L. VII, Ер. 13 об антихристе).

Посему просит императора «отсечь больное место» и зажать (сжать, задушить, задавить, уничтожить - constringere) болезнь (болячку) к верховной власти (aegrum augustae auctoritatis). Специальная «августейшая болезнь» папства доднесь. А отчасти и у греков, может быть, была. Два «мировых» народа были. Психология «власти» воспиталась. Уступить не хотели друг другу. Нам, русским, это странно, больно и даже непонятно. Но их можно понять: Первый Рим и Второй Рим. Ну, а Москву лишь мы сами пытались вообразить «Третьим Римом». Власти же мировой мы и не чуяли.

АПОСТОЛУ ПЕТРУ «ВСЯ ЦЕРКОВЬ» ВРУЧЕНА

Известно, «что Божественным голосом святому и из всех апостолов первенствующему апостолу - Петру (omnium apostolorum Petro principi apostolo) (Тут не «князь», а лишь «первенствующий апостол») вручено попечение о всей Церкви (totius Ecclesiae cura commissa est). Далее - евангельские слова (Ин. XX, 17; Лк. XXII, 31; Мф. XVI, 18 и далее). Очень важное место!

«Кто тот, который хочет узурпировать себе новое имя вопреки евангельским постановлениям и предписаниям канонов?» (р. 716).

Но и к папам! Только от апостола Петра.

«Когда же (если) тот, кто называется «вселенским», падёт (в ересь), то, следовательно, тогда и вся Церковь, - чего да не будет! - порушится в своём основании (а statu suo corruit)».

То есть, если основной «вселенский» камень, «глава» Церкви пошатнётся, то это отразится на всей Церкви, ибо за ним и подчинённые ему епископы и прочие пойдут.

Но именно теперь это к папе относится.

А посему - догмат о непогрешимости папы изобретён. Оле!..

И тотчас далее: «но да отсутствует (да не будет в) от сердец христианских это подлинно кощунственное имя («вселенский») (nomen istud blasphemiае), ибо если одному ему безумно оно присваивается, то через это у всех других честь отнимается» (ib.). А папы не имя, но власть, не честь лишь, а права себе присвоили.

«Конечно, вместо блаженного Петра, честью первенствующего между апостолами (apostolorum principi honore), это присвоено Халкидонским Собором Римскому первосвященнику. Но никто из них и никогда не соглашался воспользоваться этим именем обособления (singularitatis nomine), дабы присвоением чего-либо особливого (privatum) одному не были лишены должной чести все служители Церкви (sacerdotes). Что же теперь, если мы и присвоенного нам оного имени не ищем, а между тем, тот восхищает его себе без права на то (неприсвоенное)?» (р. 747)

Много важного: и 1) признает авторитет Халкидонского Собора, как высшего органа; ибо ссылается на него; 2) титул не сам папа имеет, а Собор дал; 3) да и то лишь чести, как и у апостола Петра, первенство не во власти, а «honore»; 4) и слова «никто никогда».

Письмо повторяет мотивы и слова к патриарху Иоанну, но только важнее.

«Ego enim cunctorum sacerdotum servus sum» (в письме к императору).

А письмо к императрице ещё более решительное.

Титул был опротестован ещё Пелагием, который опротестовал Константинопольский Собор, на коем решён был сей титул (не сам святой его присвоил себе). О сем святой Григорий так говорит: «Хотя акты его (Собора того), опротестованные апостольским престолом, не признаны (sede contradicente apostolica, soluta sint)».

На это - вольная воля, даже и обязанность следить за всем, что делается в Церкви. Например, Московский Собор мог бы назвать патриарха «Третьего Рима» (буде там царь сделается господином всей Европы) «вселенским»; конечно, Константинопольский «.............» не признал бы этого титула. Но он лишь старший брат, а не глава, больший по чести, а не [по] власти.

Да и за другими Соборами нужно следить в других вопросах (например, демократизацией и т.д.), и тоже Поместная Церковь может не признавать сего. Но...

Титул сей «contra omnes Ecclesiarum», а не «Ecclesiae» лишь, и даже не «Ecclesiae Romanae» (р. 749).

«И, конечно, (sanctissimus frater serenissimo domino) святейший брат яснейшему господину часто» старается внушать этот вопрос, но пусть «ни ораторство, ни слёзы» не повлияют на него «во вред его душе и вопреки разуму» (р. 749).

А Иоанну внушали-де льстецы.

«Coepiscopus meus solus conetur appellari episco-pus» (ib. и р.771).

То есть, если «вселенский», то уже остальные - в подчинении. Но вот именно сие в папстве теперь, а у святого Иоанна этого не было, конечно.

ИЗ ПИСЕМ К ПАТРИАРХАМ ВОСТОЧНЫМ

Кассация Константинопольского Собора.

«Когда мой предшественник узнал о постановлениях его, то в специальных посланиях по власти святого апостола Петра деяния оного Собора кассировал (directis litteris ex auctoritate sancti Petri apostoli ejusdem synodi acta cassavit)» (p. 774, Liber V, Ep. 43).

Важное место для католиков. Но эту «кассацию» не признал ни Иоанн, ни преемник его Кириак, и так Далее.

И, однако, разделения Церквей не вышло. Следовательно, юридически обязательного характера западных постановлений не признал, просто не обратил внимания: тоже молча «кассировал кассацию». Не знаю, что больше.

А далее он ставит себя наряду с патриархами. Халкидонский Собор присвоил титул «вселенского» Риму, «но никто никогда из предшественников моих не соглашался воспользоваться этим столь мирским (profano - светский, мерзкий, нечистый, грубый, глупый, невежественный, низкий) титулом, потому что очевидно, если один патриарх назовётся вселенским, то этим отнимется имя у прочих патриархов (si unus patriarcha universalis dicitur, patriarcharum nomen caeteris derogatur)».

И себя включает в этот же разряд, ибо говорит далее, что подобная мысль о вселенскости не только да не будет у Константинопольского патриарха, и не только у патриархов вообще, но даже и для христианской мысли пусть будет недопустима. А папа - тоже христианин, следовательно - и для него.

«Но да не будет этого! Да исчезнет из ума (мысли) христианина желание присвоить себе хоть как-нибудь это (имя), а чрез то, как очевидно, уменьшить честь других братьев, в какой бы то ни было степени» (Lib. V, Ер. 43).

Вот прекрасно!

БОЖЬЕ и ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ

«Будем же различать то, что сделал Бог, а что – человек (Стремление к вселенскому авторитету); а посему ради ошибки (заблуждения) не будем хранить ненависть к человеку (Запутался Иоанн, но не будем ненавидеть его); и, наоборот, ради человека (Хоть он и патриарх, и святой, но не будем любить из-за любви к нему и уважения к положению ложь) не будем любить заблуждение».

Так и папы. И мы ради их заблуждений да не будем питать ненависть к ним и католичеству, но и, наоборот, ради уважения к личностям, и даже благодеяниям их, и даже святости, всё же не будем признавать их ошибок. Мудрое правило святого римлянина.

Но скажут (как и о. Тышкевич): да, человеческое не следует любить, но власть папы «от Бога» (jure divino); и сам-де святой Григорий вот различает, что от Бога (моя власть) и что от человека (Константинопольские патриархи). Увы! Предшествующие строки вот каковы.

«Их (людей) мы любим, а пороки (грехи - vitia) ненавидим. Человек - творение Божие, а грех - дело человека» и далее - «будем различать», следовательно - личность от её греха. А не «jus divinum» Рима от «гордого греха» заката Константинополя. И далее сам он хвалит святость Иоанна.

Некогда он [Иоанн] казался мне «скромнейшим, для всех - возлюбленным, предавшимся (occupatus) милостыням, молитвам и постам», «сидящим на пепле», «ублажающим смирение», а теперь - вот далее «великий грех» его (Иоанна?).

А теперь «он стремится приписать себе вселенную (universa) и всё то, что связано, как это очевидно, с единой лишь главой - Христом; он (Иоанн) присвоением помпезного титула (величественного) старается члены Сего Христа себе подчинить» (лат.: «ut univers sibi tenet ascribere et omnia, quae soli uni capiti cohaerent, vidilicet - Christo, per elationem pompatici sermonis ejusdem Christi sibi studeat membra subjugare») (p. 775).

Нехорошо бы сделал святой Иоанн. Но этого У греков и не было, и доселе нет, хотя они и называются «вселенскими». Папы же, вопреки такому категорическому словесному протесту, делом осуще ствляли и продолжают доныне. Где же правда?.. И называются «главами».

Но скажут: это-де место не относится к папам, они тоже считают себя не главами, а Христа главой. Увы!.. Они увидели всё и ...

Подстрочное примечание под этим, несомненно криминальным для католиков местом, говорит следующее:

«Главу (под «главой») разумеем в существенном смысле (essentiale), от Которой истекает вся благодать на отдельные члены тела. Но есть сам высший верховный первосвященник, он является главой всей Церкви в ином смысле, как первый служитель и видимый центр церковного единства, с которым все должны объединяться и сочетаться так, как с главой» (De Christo ecclesiae capite epist. 38, - nun. c. 18 Gussany»).

Это уже «толкование». На то и разум дан, чтобы затуманивать, а язык - чтобы скрывать мысли.

Но самый факт, что потребовалось «толковать» уже... что-нибудь да значит.

Да и толкование же! Ну, скажите, неужели святой Иоанн Постник или кто-либо другой, или сам святой Григорий Великий понимал главенство Иоанна «essentiale» - с заменою Христа?! Неужели от Иоанна «omnis gratia in singula corporismembra» истекала?! Смешно и грустно!..

Да и сам Григорий Двоеслов возражал именно с точки зрения вреда для Церкви (мотив целесообразности - икономии), греха нравственного (моральный мотив и разделяющий), но не с мистической (благодати) и даже не с «евангельской».

Ибо тотчас же продолжает:

«Не дивно, что оный искуситель, который знает, что начало греха - гордость» и т.д. Тут нет никакого мистицизма.

«Итак, нужно очень усердно молиться и настойчивыми мольбами умилостивить Всемогущего Господа, чтобы отвратил Он заблуждение от разума его (Иоанна) и устранил бы от единства и смирения Церкви зло гордости и раздора» (р. 774) (Lib. V, Ер. 43).

И о папе нужно молиться. Господи, просвети их! Трудно им смириться.

НО КАКОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЧУДНОЕ:

«Поверьте же мне, что если бы потребовала нужда (si necessitatis causa exigat), то ту честь (honorem), которую мы получили ради вышеизреченной истины (рго praedicatida veritate), мы скорей ради той же истины оставим, чем будем держаться» (ibid.). Вот слова святого кормчего. Если бы и было, то и оставить папам.

ИЗ ПИСЬМА К ЕВЛОГИЮ, АЛЕКСАНДРИЙСКОМУ ПАТРИАРХУ

«Ибо если Ваша святыня называет меня «вселенским папой», то тем самым отрицает у себя это, ибо мне всё (universum) присвоили (fatetur) (Lib. VIII, Ер. 30).

Вам уже ничего не осталось.

Опять про Халкидонский Собор: и «Никто никогда не хотел пользоваться сим титулом».

Почему же? Чудный ответ: «Дабы до тех пор, пока в мире сем почитали честь всех епископов, сохранили бы у Всемогущего Господа и свою» (р.933).

А то борьбу зажгли и теперь поддерживают её.

А «любовь есть матерь и охрана (mater et custos - стража) всех благ» (ему же. L. VI, Ер. 40).

О, если бы так было!

«РАБ РАБОВ БОЖИИХ»

«Григорий, servus servorum Dei, servis Domini nostri Jesu Christi» (Lib. VI, Ep. 51).

(Заголовок письма к проповедникам христианства в Англии).

Ещё, в письме к императору Маврикию (Lib. V, Ер. XX):

«Ego enim cunctorum sacerdotum servus sum» (ещё: Lib. XIII, Ep. 1).

Но не в письме к патриарху Иоанну, как об этом писано в «Начальных уроках» (см. выше).

Нужно бы перевести оба письма точно (особенно 18 и 20). Они принципиальны и заключают всё в сущности (ещё Lib. V, Ер. 43; Lib. VII, 13, Lib. VIII, Ер. 30).

«ДОГМАТ» О СВЯТОМ АПОСТОЛЕ ПЕТРЕ

Сначала слова Евангелия (Мф. XVI, 18) об апостоле Петре, а потом: «Отсюда для нас несомненно, что... через него от всех грехов получить прощение» желаете (per quem solvi ab omnibus peccatis).

«Да будет же он вам ходатай на небе» (sit pro vobis intercessor in coelo) (Lib. XIII, Ер. 39).

(Письмо к императрице Леонтии, супруге Фоки).

Константинопольский Собор

Был в 589 году по поводу Григория, патриарха Антиохийского, обвинявшегося в безнравственных преступлениях (но ложно), а, между прочим, принят был и титул «вселенский» (см. «Actasanctorum», Ang. t.l, p.70).

И первым протестовал папа Пелагий II, нунцием которого при Дворе Маврикия и был диакон Григорий Двоеслов (память его была вчера лишь, 12 марта по старому стилю, вместе с именинами святого Феофана Исповедника, ангела владыки арх. Феофана Полтавского).

«Не обращайте никакого внимания, - пишет он к епископам, бывшим на том Соборе, - на титул «епископа вселенского», который он восхитил незаконно, и не присутствуйте ни на каком Соборе, какой бы ни был созван без разрешения (auctoritate) святого престола, если только вы хотите быть в общении с сим престолом, а через него и с другими епископами. Ибо никто из патриархов и никогда не пользовался сим столь неразумным титулом (nullus enim patriarcharum hoc tam profano vocabulo unquam utatur. Примечательно, эта фраза у историка, теперь уже у второго, у Сейе (Ceilleur), тоже пропущена), «потому что, если высший (верховный - summus) patriarcha universalis dicitur patriarcharum nomen coeteris derogatur.

Да не будет же у кого-либо из верующих даже в мысли хотеть присваивать себе то, что способно уменьшить честь его братьев в какой бы то ни было степени. Посему любовь ваша никого никогда да не именует в письмах ваших «вселенским» (Histoire generale des Auteurs sacres par R.Ceilleur, t. XI, p.338-339, Paris, 1862).

То же повторяет и святой Григорий Двоеслов буквально; отсюда видно, что он, как человек, подвергался влиянию духа и традиции времени. Но если становиться действительно на принципиальную сторону, то и папы неправильно приписывают себе власть вселенскую как главы Церкви, а это есть у них и было. И так как, чем далее, тем больше они укреплялись в этом, то не оставалось и Востоку ничего иного, как бороться, а после, увы, и отделиться. После греки на Россию давили подобно же.

КОНСТАНТИНОПОЛЬСКАЯ ЦЕРКОВЬ ПОДЧИНЕНА РИМУ

«De Constantinopolitana Ecclesia quod dicunt Cat. Dist. 22 c. De Conct) quis eam dubitet sedi apos tolicae esse subjectam quod et piissimus domnus imper-ator, et frater noster ejusdem civitatis episcopus assidue profitentur» (Lib. IX, p. XII, Migne p.957).

(Письмо к Иоанну, епископу Сиракузскому).

ПОНИМАЮ НЕМНОГО,

почему святой Григорий Великий боялся титула «вселенского», ссылаясь на опасность его еретичества, почему бы и вся Церковь пала: вот теперь папа, как высший всех (и самих Вселенских Соборов «не низший», а как же? ВанТоорт De Ecclesie, p.186-187) «непогрешим» (признан то есть). А если бы он да погрешил, нам это не страшно, если бы и все четыре патриарха погрешили и Синод наш с ними; а им - конец: «рара dubius papa nullus» - вот их девиз. Если «погрешим», то не глава. Вот святой Григорий Великий и опасался такого давления: скажет «вселенская глава» то-то (ересь), и послушают его все, и гибель Церкви.

Вот папству-то и нужно это помнить, а не Иоанну Постнику.

О ЕВРЕЯХ: «ИУДАИЗАЦИЯ» МИРА

До него дошли известия, что некоторые смущены вопросом, что ради почитания субботы не должно работать в этот день. Про таких проповедников Григорий Двоеслов говорит:

«Кто это они, - скажу я, - как не предтечи Антихриста? Когда он придёт, то постановит, чтобы воздерживались от всякого труда и в день субботний, так же равно, как и [в] воскресный (diem Sabbatum atque Dominicum). Ибо так как будет симулировать (Христу) свою смерть и воскресение, то пожелает оставить в почитании день Господень (воскресенье); но так как он будет стремиться иудаизировать народ, то дабы возобновить внешний обрядовый закон и приобрести себе доверие у иудеев, то он захочет, чтобы почиталась и суббота (Liber XIII, Ер. I «возлюбленным моим чадам, гражданам Рима») Migne 1253. Нечто подобное было уже в России при большевиках; чтобы не чтили воскресенья, но один бы день был свободен, и это бывала суббота.

СВЕДЕНИЯ О СВЯТОМ ИОАННЕ ПОСТНИКЕ

Вступил на патриарший престол в 582 году в сентябре. До этого был диаконом «Великой церкви» Константинополя.

Был «истинным пастырем», заботясь о своих овцах и «отказывая себе самому в жизненных удобствах», проводя время в постоянном и крайне строгом посте и воздержании, откуда и получил имя «Постника».

Греки говорят, что он родом из Константинополя и прежде монашества занимался скульптурным ремеслом.

В 589 г. устроил Собор в Константинополе, где, между прочим, ему был присвоен титул «вселенского» епископа.

Папа Пелагий кассировал эти деяния (о вселенскости) и запретил нунцию архидиакону Лаврентию служить с патриархом Иоанном.

Жизнь его была крайне постническая и аскетическая. На содержание ему императором Маврикием была дана взаимообразно значительная сумма, на которую он приобрёл бы ипотечные бумаги и жил бы процентами с удобством. Но после его смерти император нашёл в его помещении только деревянное ложе, плохое шерстяное одеяло и одну лишь рясу, и то совсем изношенную. Удивившись добродетели патриарха, император Маврикий разорвал заёмное письмо, а жалкую мебель приказал перенести к себе во дворец, предпочитая её золоту и серебру. А на маленькой постели его он спал во время поста.

(Ceilleur, Histoire generale, p. 426-427).

В других источниках сообщается, что святой Иоанн Постник был и милостивцем, благодаря этому в Константинополе стало скопляться множество нищих, так что император вынужден был даже издать особый закон против константинопольских нищих.

Умер святой Иоанн Постник 2 сентября 595 года.

Он написал: «Исследование и чин для исповедников», «Слово об исповедающихся» и «О покаянии, воздержании и девстве» (Patrol. Graeca, LXXXVIII, р. 1887-1978).

Болландисты (Acta Sanctorum, Т. 1, р.70 и далее) не признают его святым. Но на то они [и] иезуиты: иначе как же было примирить им осуждение его Григорием Великим в гордости титула «вселенский».

Но в униатских святцах под 2 сентября он у них (католиков) числится.

С православной же точки зрения не только нет ничего худого в противлении святого Иоанна Постника папскому единовластию, вопреки соборности, а даже - заслуга историческая: вот ещё когда, в 589 году, не признавали уже папу главой ergo...

Да и святой Григорий Великий хорошо осветил этот вопрос не в пользу главенства папы.

ОПРАВДАНИЕ КРИМИНАЛА КАТОЛИКАМИ

Не говоря сейчас по существу взглядов святого Григория Двоеслова, несомненно, однако, можно утверждать, что: 1) он отрицал этот титул «вселенского епископа» у всех, и не менее - у себя, у папы; 2) мотивы приводил принципиальные, по существу дела; 3) лишь мимоходом вспоминая о преимуществах Римской кафедры, но не на них основывая отрицание этого титула у Константинопольского патриарха, что, казалось бы, было самым простым, естественным и доказательным: «Я - глава Церкви, - грубо говорит в «Начальных уроках», - а ты себе незаконно-де присваиваешь». Если бы святой Григорий Великий вступил на эту почву, тотчас же пала бы вся его аргументация в глазах патриархов. Но он упорно отказывается от преимуществ singularitatis; 4) называя это имя даже кощунственным (nomen blasphemiae, Lib. V, Ер. 18 и 20).

Как же, однако, отнеслась к этому католическая богословская мысль?

Устами Ван-Гоорта она отвечает так: «Григорий Великий отвергал новое и необычное имя «епископа .........» или «вселенского»:

а) потому, что примером смирения хотел укротить гордость Иоанна Постника, епископа Константинопольского, который присвоил себе этот титул. Но тем не менее, тот же Григорий утверждает, что «блаженному Петру вручено было попечение о всей Церкви (Lib. V, Ер. 20; и Lib. VII, Ер. 19) («quia cunctarum Ecclesiarum in juncta nos sollicitudinis cura constringit»), а также и ему, как преемнику (см. внизу),

б) кроме того, святой Григорий титул «епископа вселенского» понимает в худом смысле при условии, что через этот титул и самое достоинство епископов исключается. Посему-то он и называет его «nomen blasphemiae» (далее ссылки: Lib. V, 20; Lib. V, 43, 21) (А иногда - глупым - stultus (Lib. VII, Ер. 13))...

«Отсюда должно явствовать, что без такового значения нет оснований отстранять это имя (sinistram hanc significationem nomini illi non necessario inesse)».

Оправдание непринципиальное и слабое.

А вывод уж совсем «католический»: более, чем в данных. (Tractaus de Ecclesia Christi Amselodami, 1913, р. 189-190; VanHoort).

ДОКОНЧУ «НАЧАЛЬНЫЕ УРОКИ». ТАИНСТВА

Крещение. «Тотчас некоторая часть страданий (petite part des souffrangs) Господа нашего Иисуса Христа даётся его душе» (крещённого) (р. 112-113). Обливание.

Что это значит? Подобное и в другом месте (116, в покаянии). У нас иначе.

При покаянии нужно рассказывать подробности: сколько раз согрешил.

Малые грехи очищаются молитвой, сокрушением и добрыми делами и помазанием благословенной водой.

Если после исповеди вспомнил о забытом грехе, то за «маленький» помолись и «не беспокойся»; если «большой», тяжкий забыт был тобою, при условии, что ты внимательно испытывал себя пред исповедью, то исповедуй его в следующую исповедь, а «до того времени не нужно беспокоиться». (Удобно. Но неправильно).

Если же плохо готовился, значит, сам виноват; тотчас же должен возвратиться и исповедаться снова, иначе и другие прощённые грехи не прощены (р. 121).

Индульгенции. Но об этом особо напишу.

Евхаристия есть продолжение тайны воплощения (р. 127), а затем и страдания.

Причащаются часто ли? Насколько возможно чаще, при всяком посещении мессы даже. Для этого не нужно каждый раз исповедоваться, если: 1) нет смертного (тяжкого) греха, 2) в простительных грехах - нужно помолиться или сделать подвиг (жертву - sacrifice) (p. 133).

Нужно обещаться быть лучше.

И не вкушать ничего после полуночи.

Визиты к Св. Тайнам в течение дня: они стоят в Табернакле (Дарохранительнице) в середине над алтарём (р.134).

Эта сторона особенная у них (см. «Мысли...»).

А в особенных случаях, особенно по воскресеньям, после обеда или вечером бывает «салют» (salut) - приветствие, почитание, поклонение Св. Тайнам: «гостия». (Тело в виде ? - так у них причащают, - выставляется напоказ в остензуаре (вроде металлического солнца, а в середину пустую вставляется «гостия». См. «Мысли...») (ib.).

Миропомазание совершается только епископом. Возлагаются руки, делается знак креста пальцем на лбу святым миром и даётся по щеке «лёгкая пощёчина» в знак «освобождения от демона» (Какого же? Это что-то новое). В древности это делали, когда отпускали на свободу рабов, так и здесь! (р. 140)

Но «рабство» уже уничтожено было в таинстве крещения?

При миропомазании они избирают, или епископ назначает новые имена, иногда произвольные («Дитя Иисусово», «Креститель» и т.д.).

Протестантов католики даже перекрещивают.

«На небо можно войти и без таинства миропомазания», раз есть крещение. Но для жизни это полезно: даёт силы к исполнению заповедей.

Священство. Конечно, и у них три степени, про папу не говорится официально. Но de facto он стоит на четвёртой степени, выше всех не только административно, но и мистически (р. 145).

Соборование («последнее таинство») у них - перед смертью, хотя может быть повторено в случае выздоровления, обычный взгляд - не точный (это то же для здоровья дано телесно-душевного - мысли А. Феофана) (р. 151).

Брак - обычно: вместе спасаться и воспитывать детей.

ХРАМ

Образовался из римского дома: внешняя часть с бассейном (двор или atrium) и внутренняя - собственно дом. Впоследствии от первой части остался притвор. А от бассейна доселе сохранился у них сосуд (огромная чаша) с освящённой водой.

Прежде омывались физически, теперь - духовно.

В остальном - ничего особенного, кроме органа. Прежде престол закрывался балдахином (остаток - иконостас и завеса на Царских вратах у нас), а теперь всё открыто.

В храме на стенах должно быть четырнадцать картин страданий Спасителя, начиная от суда над Ним и до погребения. Это есть «крестный путь». Сделать «Le chemin de la Croix» значит обойти все картины с коленопреклонением пред каждой (это называется station - остановка) и чтением «Отче наш» и «Богородице Дево, радуйся». «И за это Господь даёт такую же (meme) благодать, как если бы кто съездил и проследовал в Иерусалиме по всему пути, где Спаситель нёс крест Свой на Голгофу» (р. 159). Легче немного...

Икон у них очень мало. А Бога Отца они почти совсем не изображают или - лишь благословляющую руку Его.

«Знак» Божией Матери (Ave Maria) что-то напоминает «украинский» национальный знак на кокарде. Нужно присмотреться. Неужели влияние католицизма сказалось?

ПРОЦЕССИИ (КРЕСТНЫЕ ходы)

1. Процессия «Божьего праздника» в честь Евхаристии. По улицам носят Св. Дары: «Бог присутствует среди Своего народа» («Божье Тело»).

2. Процессия Святого Четверга. Выносят две «гостии» в часовню для поклонения народу (длительный «салют»).

3. Процессия св. Марка (25 апреля) и общественных молитв (в мае пред Вознесением): поют «литании святым», ходят по полям.

4. Лурдская процессия, где явилась Божья Матерь и творила чудеса (возле Пиренеев, маленькая деревушка) .

Каждый день выносят Дары для исцеления больных.

Прежде похороны были радостными днями, ибо шли в лучшую жизнь (р.214), и назывались «днём рождения». А теперь печальными стали; ибо меньше веры и святости стало. И одежды стали чёрные. А прежде этого не было. Интересно и хорошо.

ЧЁТКИ

«Между молитвами христиане предпочитают «Богородице Дево, радуйся».

Чётки (Rosaire) заключают в себе 150 зёрен, разделённых на десятки (как и у нас, только у нас - сто). При каждом зерне говорится у них: «Радуйся, Мария» (Je vous salue, Marie). А после десятка - «Отче наш», и заканчивается: «Слава Богу».

Треть чёток (пять десятков) называется «шапле» (chapelet).

Называются чётки «Rosaire» или «корона из роз» потому, что каждая из молитв «Радуйся, Мария» есть как бы роза в честь Её, а 150 образуют гирлянду Ей.

При чтении надо думать (penser) о жизни Христа и Св. Девы Марии после десятка, то есть следующие 15 раз. Это размышление называется «мистерией» -тайной, мистикой. Их три разряда:

1. мистерии радостные: Благовещение, посещение Елисаветы, Рождество Спасителя, Сретение, Иисус в храме учит;

2. мистерии скорбные: агония Спасителя на кресте, бичевание, терновый венец, несение креста, смерть;

3. мистерии славы: Воскресение, Вознесение, Пятидесятница, Успение Св. Девы, коронование Её на небе (р. 215-216).

Итак, у них «молитвы Иисусовой» нет (см. «Мысли...»).

ГЛАВНЫЙ ПРАЗДНИК - ПАСХА (р. 222)

Но фактически она у них проходит очень бледно. Нет ни ночного богослужения, ни чрезвычайной утрени. Обычная обедня в воскресенье (в 10 часов утра).

Пятница Страстная гораздо более торжественно обставлена; и больше здесь сердца у них. Значит, жизнь упала: человеческое (страдание) понимаем, а Божественное (новая жизнь) не ощущается. «Окаянный аз семь человек».

(См. «Мысли...», о благодати см. и у арх[иепископа] Евлогия).

Обедня (месса) и причащение на Рождество может быть [совершено] одним и тем же священником (un pretre peut) три раза (р.226).

Разве можно?

Преждеосвященная литургия у них совершается лишь один раз в году, в Великую Пятницу, потому что в этот день совершается Голгофская Жертва и нельзя повторять её. Но чтобы верующие могли причаститься, для этого Дары освящают в Великий Четверг.

При причащении «гостией» священник, влагая её в уста причастников, говорит: «Тело Господа нашего Иисуса Христа да сохранит твою душу для вечной жизни».

Вином - Кровью уже не причащаются миряне, «дабы избежать пролития малейшей капли Крови Господа нашего» (р. 227).

Дети не причащаются до сознательного возраста различения добра и зла.

Но прежде (сами же пишут тут) приобщались и Хлебом, и Вином, Телом и Кровью. Даже и детям давали приобщение в виде нескольких капель Крови (р. 225). Значит, у нас правильнее. Теперь [у них] лишь священники причащаются под двумя видами (см. «Мысли...»).

Пред чтением Евангелия делают три малых креста: на лбу (чтобы думать о Христе), губах (ибо произносятся слова о Нём) и над сердцем (дабы выразить любовь к Нему).

При Евангелии, «Верую», «Отче наш» и молитвах в честь дня святого стоят, в остальных случаях сидят. Больше сидят. Иногда на колени становятся: «Свят, свят, свят» и пресуществление Даров (в момент произнесения слов: «Приимите, ядите» и «Пиите...». Известно это различие). При причащении священник сам раздаёт [Св. Тайны] всем, обходя по очереди [людей, стоящих на коленях] за загородкой.

ОБЫЧНЫЕ МОЛИТВЫ

I. Проснувшись:

«Во имя Отца...»

«Боже мой! Тебе предаю сердце своё, возьми его, если Тебе угодно это, дабы ничто тварное не могло взять и владеть им, но только Ты один».

II. Утром:

«Отче наш...»

«Богородице Дево...» с дополнением: «Святая Мария, Матерь Божия, молись за нас, бедных грешников, ныне и в час нашей смерти. Аминь».

«Верую» (в словах о Св. Духе просто сказано: «Je crois аu Saint-Esprit» и далее - «la Sainte Eglise»). Символ веры краткий (р.235).

«Акт ВЕРЫ»

«Боже мой! Я твёрдо верую во все истины, Тобою открытые, и которым Ты научил нас через Церковь Твою, потому что Ты не можешь ни обмануться, ни нас обмануть».

«АКТ НАДЕЖДЫ»

«Боже мой! Я надеюсь с твёрдой уверенностью (confiance), что Ты мне дашь, по заслугам Иисуса Христа, Твою благодать в этом мире и, если я буду исполнять Твои заповеди, то и славу Твою в том (загробном), ибо Ты обещал мне это, и в Своих обещаниях Ты всесовершенно верен».

«АКТ ЛЮБВИ»

«Боже мой! Я Тебя люблю всем сердцем моим и превыше всего, потому что Ты бесконечно Благ и бесконечно Любвеобилен, и ближнего моего люблю (j'aime), как самого себя, ради любви к Тебе» (р. 236).

Далее - заповеди Моисея и заповеди церковные:

1. Соблюдай заповедь о праздниках (»святи»).

2. Слушай обедню в воскресенье, а также и в праздники.

3. Исповедуйся, по крайней мере, хоть один раз в год.

4. Твоего Создателя приими (в таинстве Причащения) хоть один раз в год, на Пасху.

5. Четыре раза в году постись, и Великий пост целиком.

6. В пятницу и субботу не ешь мясного.

Вот и всё здесь.

III. Вечерние молитвы

«Отче наш», «Богородице», «Верую».

Исповедание: «Исповедуюсь Всемогущему Богу, Блаженной Приснодеве Марии, Св. Архангелу Михаилу, св. Иоанну Крестителю, свв. апп. Петру и Павлу и всем святым (а если на исповеди духовнику, то: и вам, отец мой), что я много согрешил в мыслях, словах и делах. Это моя вина, моя вина, моя величайшая вина. Поэтому умоляю Блаженную Приснодеву Марию, святого Архангела Михаила, святого Иоанна Крестителя, святых апостолов Петра и Павла и всех святых (и вас, отец мой) помолиться за меня пред Господом нашим Богом.

Да смилостивится Всемогущий Бог над нами и да простит наши грехи и введёт нас в жизнь вечную. Аминь.

Да дарует нам Всемогущий и Милосердный Господь ослабление (indulgence), разрешение и прощение наших грехов. Аминь».

«АКТ СОКРУШЕНИЯ»

«Боже мой! Я крайне скорблю, что Тебя прогневал, ибо Ты бесконечно Добр (bon), бесконечно Любвеобилен (aimable), а грех Тебе мерзок (deplait). Прости меня ради заслуг Иисуса Христа, Спасителя моего, а я принимаю твёрдое решение при помощи св. благодати более не прогневлять (не оскорблять - ne... offenser) и раскаяться (de faire penitence)».

Молитва за живых и за умерших.

«Благослови, Господи, моих родителей, благотворителей, друзей и врагов... и т.д. (перечисление).

Будь милостив к душам в Чистилище».

Молитва Пресвятой Деве.

Особая, приблизительно, как у нас: «Никтоже притекали к Тебе...» и т.д.

Молитва в постели.

«Боже мой! Может быть, в эту ночь Ты потребуешь душу мою. Я приму смерть в избавление от моих грехов и для единения с Иисусом Христом, Спасителем моим. Пресвятая Дева! Особенно в час смерти моей, покажи Себя моей Матерью и стяжи (obtenez) мне благодать умереть в мире с Спасителем. Аминь. Радуйся, Мария (Je vous salue, Marie)».

В.В. Болотов

Ему принадлежат обширные справки и заключения по вопросу о Filioque (см. Дело Архива Св. Синода об условиях воссоединения старокатоликов).

В Internationale Tl-che Z-ft напечатаны «Тезисы о Filioque» («Христианское чтение», 1910, май, с. 584).

МНЕНИЕ О КАТОЛИЧЕСТВЕ

Григорианский календарь - «детище папства, то есть силы, всегда враждебной православию».

«Не следует подписываться под тем мнением, что современные отношения папства к православию теперь деликатны, что старое полемическое отношение к Ватикану есть уже смешной анахронизм» (ib. 589).

ПЕНИЕ В КАТОЛИЧЕСКОЙ ЦЕРКВИ

«Католическая Церковь не имеет традиционной музыки наподобие осмогласия Православной... Её традиционное пение - это так называемое «григорианское» - унисонное, несколько напоминающее старинно-русское крюковое, но не имеющее размера. Вполне естественно, что в более торжественных случаях итальянцы не довольствуются этим пением и за неимением лучшего превращают церковь в концертный зал: настраивание струнных инструментов, сидящая в позе любопытных зрителей, обменивающаяся впечатлениями публика, чисто театральные музыкальные эффекты исполнителей, привлекающие к себе всё внимание слушателей, и почти забытые священнослужители, также сидящие в ожидании конца какого-нибудь слишком длинного «credo» или «gloria», - вот обычная картина торжественного богослужения» (Богданов. Писано во Флоренции 1904 г. 30 м. «Богословский Вестник», сентябрь).

За границей, значит, гораздо чище у них.

А «дома» - «не стесняются».

(см. «Католичество в Италии», с.189).

«ЛЮБИТЕЛИ» ПЕНИЯ

В тех местах, где не имеется достаточно сил для исполнения произведений какого-нибудь известного маэстро, местные любители нередко упрощали дело, подписывая нужные латинские слова богослужебного текста под музыкою не особенно известного романса или части оперы, и без стеснения исполняли их, как настоящие духовные композиции. В деревнях поступали иногда ещё проще. В праздники орган там заменяли местным оркестром музыкантов-любителей, имеющимся в Италии в каждом селе, и он исполнял свой обычный светский репертуар до танцев включительно, так что в самый торжественный момент мессы случалось иногда слышать вальс Штрауса или даже Тарантеллу (Из «Rivista Cristiana», январь) (ib.).

Папа Пий X энцикликой «Motu proprio» от 29 ноября 1903 года старается бороться энергично [с этим явлением].

«НЕДОВОЛЬСТВО ПУБЛИКИ РЕФОРМОЙ»

Стали вводить григорианское пение. Боялись, что храмы опустеют. В ответ на это папа сказал Барскому архиепископу Ванадио:

«Не будет больше народа в храмах!.. Это мне нисколько не важно; напротив, я не хочу видеть в церкви людей, профанирующих святое место» (ib. 191).

Женщины не должны допускаться в хоры (п.13 «Motu proprio»). Запрещается фортепиано. «Хотя собственно церковная музыка есть чисто вокальная музыка, тем не менее позволительна музыка с аккомпанементом органа, и в некоторых частных случаях могут быть допускаемы в должных пределах и с необходимою осмотрительностью и другие инструменты» (п.15 «Motu proprio») (ib.).

Была устроена простая месса григорианского пения с хором в тысячу человек. «Но даже и наиболее набожные казались не очень довольными григорианским пением, которое не только задевает продолжительные и застаревшие привычки, но, кажется, уменьшает торжественность, несмотря на необычное количество посетителей собора (до 40 000) (из «Nazione», 12 апреля 1904 года) (с. 192).

«СВОБОДА» ПАП В ВАТИКАНЕ

«Здесь слушают и говорят даже стены. Я - папа, а часто не знаю: нет ли здесь других пап, больших, чем я» («Fieramosca», 13 февраля 1903 года) (с. 198).

«Veto» Австрии при избрании пап отстранило кандидатуру Рамполлы за его сочувствие двойственному союзу Франции и Италии (ст. 201).

Поводом к разрыву с Францией был визит Лубэ в Рим к Виктору-Эммануилу весной 1903 года. Французское правительство возмутилось. А Ватикан написал тайный циркуляр ко всем нунциям при Дворах с протестом по поводу этого «приезда в Рим и в самое местонахождение Первосвященнического Престола и в Апостольский Дворец (Подразумевается «Квиринал», прежний папский дворец) свидетельствовать уважение тому, кто вопреки всякому праву захватил его гражданскую власть и стесняет его необходимую свободу и независимость», как говорится в этом документе (с. 203).

Когда об этом циркуляре стало известно французскому правительству, то Делькассэ отозвал посланника Низара, а <неразб.> президент Комб внёс в Палату Закон об отделении Церкви от государства, что и было принципиально принято (427: 95).

«Ватикан не мог принять sic et simpliciter созданного ему в Риме положения... Он всегда будет стремиться к гарантированной папской независимости в отношении к нашему государству в устойчивой форме, чтобы католики всего мира могли знать, что никакое внешнее давление политической власти не нарушает провиденциальной деятельности папства, направленной к руководству и управлению совестью католиков всего мира» (ib. 207-208) (из «Risveglio Cattolico», 4 июня).

МНЕНИЕ САБАТЬЕ О СЕМ

«Папа остаётся в Риме, и его положение таково, что он - больше не король и не может быть подданным. Поразительный образ положения его власти повсюду: Католическая Церковь во всех современных го сударствах находится пред лицом гражданских и политических законов и не может ни открыто нападать на них, ни искренно их принять. Она фатально находится между содействием и отрицанием и, не будучи в состоянии решиться ни на то, ни на другое, вынуждена примиряться, протестуя» («Les religions») (ib. 208).

Кардиналы давали до 1897 года в присяге обещание отвоёвывать права папы на обладание Авиньоном (с. 204).

ХАРАКТЕРИСТИКА ПИЯ X (ПЕРВОГО «НЕПОГРЕШИМОГО»)

«Довольно ограниченный по уму, из гвардейских офицеров случайно попавший на путь церковного служения и не получивший серьёзного образования, это был человек искренно благочестивый, доброго сердца и хороших нравов, но не обладавший ни глубокими научными познаниями, ни тонким пониманием современной жизни, ни административными способностями, ни дипломатической проницательностью. По отзыву министра Мамиани, выдающегося государственного деятеля того времени, это был «хороший сельский священник...» и только. Приходящих в Ватикан поклонников он очаровывал своей необыкновенной простотой и любезностью, награждая и самых смиренных богомольцев ласковым словом и весёлой шуткой...

Ораторскими одушевлёнными речами он приводил в восторг своих слушателей, но когда не слова только нужны были, а дело, добродушный старец не стоял на высоте своего положения. Он только сам был убеждён в своей великой силе и самостоятельности, а в сущности им овладевали умные льстецы и вели его туда, куда им хотелось» («Богословский Вестник», 1904, сентябрь, 218. «Современное папство и социальный вопрос». В.Соколов).

Портрет его (фотография), помещенный в «Католической энциклопедии» (том XII, Нью-Йорк, с. 136), показывает человека весьма полного, весело, даже почти игриво, с примесью, впрочем, затаённости, улыбающегося, почти «подсмеивающегося»... Совершенно, совсем уже не святой вид! А между тем, уже 11 февраля 1907 года возбуждён процесс о его ублажении. И даже сообщаются «чудеса» (см. книгу «Process Romain...» Paris, 1910, стр. 166 и далее и особенно - стр. 185-200).

Удивительная щедрость на канонизации.

А у монсеньера Дольче я видел огромный портрет в красках, и там Пий X (я ещё не знал тогда, кто нарисован) изображён даже в неприятных тонах: и ещё менее святости.

ТОРЖЕСТВЕННО ЛИ КАТОЛИЧЕСКОЕ БОГОСЛУЖЕНИЕ?

«Издавна у нас утвердилась... мысль, что римско-католическое богослужение отличается особенною красотою, торжественностью, обилием церемоний, даже некоторою театральностью и погонею за эффектами... Понятно, что, отправляясь в Рим, я ожидал встретить в тамошнем богослужении что-нибудь в высшей степени изящное и грандиозное...

Однако, не могу сказать, чтобы мои ожидания осуществились в полной мере. Чего-либо поразительного и захватывающего я совсем не видел.

...Человек православного Востока... в своём русском, например, храме постоянно видит такое величие и такую красоту, после которых Рим никак уже удивить его не в силах...

Когда входил я в эти величественные храмы, мне прежде всего казалось несколько страшною та значительная пустота, которая в них царила. В Москве мы привыкли видеть, что при богослужении Страстной недели, особенно в её последние дни, все храмы наполнены богомольцами; в соборы же, где службы совершаются с преимущественною торжественностью, и войти не всегда бывает возможно. В Риме я увидел совсем не то... За всё время своего здесь пребывания некоторое многолюдство я встретил только при конце вечерних служб, когда хор исполнял знаменитое «Miserere...» (50-й псалом), что и привлекает народ... Когда я в первый раз в храме св. Петра услыхал, например, великолепнейшее сопрано с каким[-то] страстным, рыдающим оттенком, я вполне был уверен, что это поёт женщина, какая-нибудь знаменитая артистка или любительница. Каково же было моё изумление, когда владельцем чудного сопрано оказался довольно толстый господин, лет под сорок, в обычном костюме клирика! Тут только припомнились мне рассказы о таком диком варварском обычае, который и доселе, очевидно, практикуется при папском Дворе, не к большой для него чести поставляя Ватикан на одну линию с гаремами мрачного Востока» (papputenis, скопчество - Е.В.).

Но «римские католики вообще, мне кажется, при всей своей набожности, продолжительных богослужений не любят... и по-видимому, гораздо более предпочитают провести коленопреклоненно минут 10 или 15 в такой безмолвной молитве, чем присутствовать при долговременных службах, сопровождающихся чтением и пением».

«...Что касается серьёзной итальянской церковной музыки, то мне думается, что и с православной точки зрения она далеко не заслуживает слишком резкого или прямо отрицательного к себе отношения... Здесь почти совсем нет той крайней изысканности и театральности, которые нам представляются необычными в священной обстановке храма... нет таких композиций или мотивов, которые заимствуются неразборчивыми композиторами прямо из каких-нибудь опер или романсов. Наиболее известны и употребительны композиторы: Капоччи, Мелуцци, Питоки, Гулиельми, Базили и в особенности Палестрина» (Соколов. «Страстная седмица и Светлое Воскресение в Риме». «Богословский Вестник», 1902, март).

Как будто Богданов (см. выше) расходится с профессором Соколовым. Но Соколов тоже пишет: конец вечерни в среду, четверг и пятницу на Страстной неделе оживляется.

«Эта часть службы имеет совсем уже характер концерта. Римская публика, и туземная, и приезжая... в громадном большинстве своём собирается в храмы лишь к шести часам, чтобы, опустив всю скучную и утомительную часть богослужения, присутствовать только при блестящем концерте» (ib.). В провинции - хуже, конечно.

СОБАКИ В ХРАМЕ

«В высшей степени странным представляется... что в римско-католические храмы свободно пускают собак, и это нисколько не считается оскорбительным для их святыни. Во время богослужения в одной из церквей Флоренции я имел случай наблюдать, как одна небольшая собачка, явившаяся с какою-то дамой, непрестанно бегала по церкви, обнюхивая все углы и закоулки, или вертелась около своей хозяйки, когда та молилась на коленях у ступеней алтаря. В Риме я не видел этого, но судя по тому, что только в притворе храма св. Петра вы вешены специальные объявления, запрещающие вводить собак вместе с собою, можно думать, что это запрещение представляется исключением и на остальные храмы не распространяется» (ib., 469).

Они и на иконах нередко рисуют их. Что это значит? Здесь тоже загадка, черта омирщения.

ПАСХАЛЬНОЕ БОГОСЛУЖЕНИЕ

«После... величественных богослужений и церемоний латинской «святой недели» православный человек естественно ожидает, что и светлый день Христова Воскресения, которое «праздников праздник и торжество из торжеств», без сомнения ознаменовывается здесь какими-либо особенно выдающимися торжествами. Однако в этом ожидании ему приходится испытать полное разочарование. Ничего подобного нашей несравненной пасхальной утрене здесь нет, да в сущности и быть не может...

Римо-католики уже субботу считают днём пасхальным; их праздник начинается, собственно говоря, с субботней литургии... А в светлый день совершается лишь обычная торжественная месса, как и во всякий другой праздничный день года. Церковное воззрение отражается и в общественной жизни. Суббота здесь совсем уже день праздничный: улицы переполнены гуляющей публикой, костюмы пестрят и блещут яркими цветами; а вечером эта нарядная, жаждущая зрелищ толпа шумно устремляется в места общественных увеселений, двери которых теперь для неё широко открыты... Оперные театры Costanzi и Politeama Adriano приглашали на «Травиату» и «Динору»; в театре Manzoni объявлялась драма «Quo vadis?», Nazionale и Metastasio прельщали оперетками; а вслед за ними любезно зазывали к себе публику и кафешантаны Olympia и Varietes... Таким образом, в ту великую ночь, когда православный стремится в Божий храм и там в священном порыве возбуждённого религиозного чувства с замиранием сердца встречает первую весть о воскресении, римский католик спит или проводит время в весёлой компании, аплодирует в театре или услаждается какой-либо шансонеткой» (ib. 504-505)...

На обедне «особенно сильного стечения богомольцев не было; народ, как и на службах Страстной недели, толпился лишь в самой передней части громадного собора, большая же часть его оставалась пустою.

...Пробило 10 часов, и оставаться в храме мы более не имели возможности, так как необходимо было спешить на такое зрелище, с которым никакие богослужебные церемонии сравниться не могут. Мне были присланы билеты для входа на торжественный приём паломников, который был назначен папою в самый день Пасхи в 11 1/2 часов утра. Признаюсь, такое назначение показалось мне несколько странным. В важнейших храмах Рима торжественная пасхальная литургия к 1/2 12 не могла даже и окончиться, а между тем, чтобы занять сколько-нибудь удачное место на папском приёме, большинству допускаемой публики нужно было забираться туда по крайней мере за час или за полтора до назначенного срока. Таким образом, святой отец, предписывая приём паломников утром светлого дня, не одну тысячу верующих обрекал на то, чтобы в великий праздник остаться без торжественной литургии. Ни сам папа, ни его послушные чада, по-видимому, не усматривали в этом ничего предосудительного, но в стране православной что-либо подобное, я уверен, никогда бы случиться не могло.

...Как бы то ни было, но когда пробило 10 часов, мы с сожалением вынуждены были покинуть величест венный храм Бога Небесного, чтобы спешить туда, где должен был явиться пред нашим взором «бог земной» (ib. 506-507).

Очень характерно. Им предстоит великий урок Божий в огне страданий, дабы оторвать лучших от «мира». Это похоже на наших аристократов и Дворы. Мир, мир, мир!..

РЕЛИГИОЗНОЕ НАСТРОЕНИЕ КАТОЛИКОВ

«Всегда я считал католиков людьми особенно благочестивыми и при своём прежнем заграничном путешествии не раз имел случай убедиться в справедливости этого взгляда. Отправляясь теперь в Рим, я имел неосторожность ожидать, что увижу здесь самую, так сказать, квинтэссенцию этого католического благочестия. Оказалось же далеко не то. На торжественных службах в главных римских базиликах меня просто поражало в высшей степени странное поведение католической толпы. Она как будто совсем забывала о тех величественно-скорбных событиях страданий Христа Спасителя, воспоминание о которых составляет содержание богослужений, и чувствовала себя, напротив, совершенно по-праздничному, улыбалась и болтала, как на каком-нибудь концерте или зрелище.

...В ярких разноцветных костюмах расфранчённые дамы и барышни вместе со своими кавалерами прохаживались по храму, как по дорожкам какого-нибудь бульвара, толпились и собирались в кружки, обратившись спиною к алтарю, сидели на балюстрадах и пьедесталах колонн, не обращая никакого внимания на то, что совершалось у престола. Весёлая беседа, шутки и громкий смех разносились повсюду, и, по-видимому, никому из присутствующих это всё нисколько не казалось неуместным и предосудительным. Только превосходным солистам «Miserere» удавалось, хотя до некоторой степени, водворить тишину в этой забывшейся толпе, но то была тишина не пробудившегося религиозного чувства, а тишина концертной публики, заинтересовавшейся красивым номером программы» (Соколов. «Поездка в Рим» ib. Май, 105-106).

Впрочем, по толпе в Ватикане ещё нельзя судить: там и туристы всех вер и без веры.

«Что касается настоящих католиков», то «только тогда должным образом поймёшь и оценишь всю глубину католического благочестия, когда полюбуешься, например, на покаянную процессию Великого Пятка, где первые аристократы столицы, разные князья и графы, с трогательным умилением шествуют по храму с крестами и свечами, сокрушаясь о грехах своих; когда смотришь на сотни и тысячи паломников, единеми усты и единем сердцем возносящих Богу свои прошения и благоговейно преклоняющихся пред алтарями; когда с каким-то невольным замиранием сердца следишь, как люди всевозможных званий и состояний, часто неизмеримо далеко отстоящие друг от друга по условиям жизни, здесь, тесно сомкнувшись, объединённые лишь непоколебимою силой веры, всползают по мраморным ступеням di sancta scala и сосредоточенно шепчут свои молитвы; когда входишь в простой приходский храм и видишь, как в глубокой тишине стоят люди на коленях здесь и там... всецело погружённые в самих себя, в молитвенное созерцание страданий Распятого Господа или в трепетном ожидании предстоящей святыни таинства. Только при созерцании этих и других подобных им явлений должным образом оценишь католическое благочестие и поймёшь, что Церковь Рима, при всех её недостатках и слабостях, есть всё-таки Сила... и Сила великая» (ib. 107-108).

ВРАГИ КАТОЛИЧЕСТВА ИЗ КАТОЛИКОВ

Винченцо Джоберти, писавший «против организации, учения и политических тенденций Римской Церкви» («Il primato degli Italiani», «II Gesnita moderno», «II Rinnovamento civile d`Italia» («Гражданские воззрения Италии»), «La Riforma Cattolica») и обвинявший папизм в стремлении держать во тьме массы народные и низводить религию до одной внешности; он требовал лишения папы светской власти.

«Джоберти был посвящён в священника Римской Церкви, но в последний год своей жизни он пренебрёг обязанностями своего сана и умер, не примирившись с Церковью».

(«Богословский Вестник», 1905, июль-август, 589. Братков. «Религиозное образование и периодическая печать римско-католического клира»)

Антоний Росмини - философ, которого историк Балан, ревностный защитник Римской Церкви, называет «священником, всецело посвятившим себя научным занятиям и благочестию», основатель ордена, который принёс немало пользы религии... издал... книгу под заглавием «Le cinque piaghe della Santa Chiesa» («Пять язв Святой Церкви»), а после - «La Constituzione Secondo la giustitia sociale». И, несмотря на то, что его книги были осуждены, «многие из католического духовенства, как и из мирян, разделяют в Италии либеральные теории великого роверетанца («возвращение к обычаям первобытной Церкви», «введение народного языка в богослужение», требование «для клира и народа права избрания епископов» лишь с утверждением их папой и т.п.). Всего осуждено в Index до сорока положений философа-священника.

О. Карл-Мария Курчи - основатель «Civilta Cattolica», главного органа итальянского католицизма, покинул в 1877 году Общество Иисуса и к великому соблазну своих товарищей стал смело проповедовать необходимость реформы Римско-Католической Церкви и ограничения её деятельности сферой чисто религиозною...» Книги: «II Moderno Dissidio tra la Chresa e 1'Italia», «La nuova Italia ed i Vecebi zelauti («Новая Италия и старые ревнители»), «II Vaticano Regio, Tarbo superstite della Chresa Cattolica» («Царствующий Ватикан - червь, переживший Католическую Церковь»), «Lo scandalo del Vaticano Regio, duce la Providentia, buono a calque cosa» («Соблазн царствующего Ватикана, по воле Провидения полезный кое на что»).

...Книги запрещены, конечно (три последних).

О. Карл Пассалья - один из самых известных итальянских богословов, редкий знаток отцов Церкви. Написал три тома о римском догмате Непорочного Зачатия Пресвятой Девы. «Покинув Общество Иисуса, он принял деятельное участие в политическом движении Италии и основал периодический журнал «II Mediatore» («Посредник»), в котором обвинял папизм в том, что он посеял вражду между авторитетом и разумом, верой и наукой, богословием и философией; и в том, что он собирает вокруг себя лишь ненавистников цивилизации. Критикуя далее «Syllabus» Пия IX (перечень новейших философских и богословских ошибок, осуждённых Римскою Церковью), он высказывал сожаление, что не раздаётся уже больше голоса Вселенских Соборов более трёх веков, то есть с Тридентского Собора.

Иные совсем отреклись от христианства. Так, например, Христофор Бонавино был посвящён... после, отрекшись, издавал журнал «La Ragione» («Разум») в защиту разума против откровения.

Священник Гаэтан Трецца оставил духовное звание в 1860 году и стал издавать «Исповедь скепти ка», проповедовал материализм и объявлял войну какой бы то ни было религии.

Священник и каноник Роберт Ардиго оставил духовный сан в 1870 году и защищал позитивизм Конта <неразб;>, доказывая, что для науки абсолютное или Бог непознаваемо и недоказуемо.

Ещё: Отто Ваннуччи, поэт Даль Онгаро, приходский священник Сертори, бывший впоследствии генералом в армии Гарибальди, каноник Угдулена и другие. Причинами такого дезертирства священников были тенденции папства, враждебные делу объединения Италии, влияние немецкой философии и французского позитивизма и дух протеста против бюрократизма Римской Церкви (с. 590-592, ib.).

Здесь примечательно: 1) между прочим, то, что папство стояло в противоречии с национальными стремлениями Италии (см. «Мысли...» и «Нац.») и 2) иезуиты уходили из ордена своего.

ДОГМАТ О НЕПОРОЧНОМ ЗАЧАТИИ ДЕВЫ МАРИИ

Против него высказывался в своё время Фома Аквинат и постоянно возражал орден доминиканцев, к которому он принадлежал.

Фома Аквинат в одном из сочинений пишет так: «Oportuit siquidem, quod cum peccato originali conciperetur, utpote quae et utriusque sexus committione concepta fuit. Нос enim privilegium sibi soli servabatur ut Virgo conciperet Filium Dei Com-mixtio autem sexus, quae sine libidine esse non potest post peccatum primi Parentis, transmisit peccatum originale in prolem. Jimilitec etiam quia si cum peccato originali concepta non fuisset, non indigeret per Christum redimi; et sic non esset Christus universalis hominum Redemptor: quod derogat dignitati Christi. Est ergo tenendum, quod cum peccato originali concepta fuit, sed ab ea quodam speciali rnodo purgata fuit».

(Compendium Theologiae, cap. ССХХГУ, Opera omia, Parmae MDCCCLXV, t. XVI, p.65) (ib. «Богословский Вестник», с.600).

Итак, 1) «одному Себе» Сын Божий оставил преимущество непорочного зачатия; 2) иначе, значит, не было бы нужды в Искуплении и всеобщем Искупителе; а 3) следовательно, «должно содержать» (учение), что и Пресвятая Дева «зачата была с первородным грехом, но неким особенным образом была от него очищена».

Но иезуиты тотчас же начали «разъяснять» Фому Аквинского, стоя по преимуществу на точке зрения целесообразности: нужно «содействовать провозглашению этой истины и осуждению современных заблуждений, которые почти все коренятся в отрицании первородного греха и испорченности нашей природы». Эти мысли предложены были в иезуитском журнале «La Civilta Cattolica» под заглавием «Congru-enze sociali di una definizione dommatica sull' Immanelato Concepimento della B.V.Maria» («Социальная соответственность догматического определения о Непорочном Зачатии Пресвятой Девы») (год III, т. VIII, стр.349 или кн. XLVT, 1852 год) («Богословский Вестник», с. 600).

«NON EXPEDIT» ПИЯ IX («НЕУДОБНО») -

предписание папы против участия в выборах итальянских после объединения её. Иезуиты, конечно, усердствовали в разъяснении запрета. Но жизнь взяла своё. И те же иезуиты в 1904 году стали объяснять, что «non expedit» касается не вероучения, а церковной дисциплины, стало быть, может быть применяемо к «связанным... с внешними причинами благопристойности и своевременности». А теперь нужно организовываться и соединяться в выборах» («La Civilta Cattolica», 1904, т. IV, р. 545-555).

Да, ловкие люди. И всё - «целесообразность» - исходный психологический принцип.

МЫСЛИ О КАТОЛИЧЕСТВЕ

(Соображения, беседы, заметки, о принципах католичества)

КРАТКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

В этой части записок «Мысли о принципах католичества» я намерен заносить свои соображения по главным вопросам догматики, аскетики, мистики католичества. Для цельности буду вносить сюда и соответствующие выписки по этим же вопросам из книг.

Системы никакой быть не может пока. Об одних и тех же предметах придётся говорить, может быть, неоднократно. Это не важно. После можно или переработать, или же составить указатель.

ВОПРОС ОБ ИНДУЛЬГЕНЦИЯХ

Индульгенции - по профессору православному и католическому pere superieur.

Обычное представление при этом слове вызывает ироническое настроение: папа прощает грехи: и не только содеянные, но и будущие «авансом», то есть на столько-то дней вперёд или более, если заранее исполнишь некоторые условия: благочестивые подвиги, молитвы, особенно же пожертвования. «Это - возмутительно», - говорила мне недавно одна аристократка-старушка.

«И кто знает? - думал я; - может быть, есть какое-либо основание для подобного вульгарного, но яркого взгляда? Дыма без огня не бывает.» Я и сейчас вот думаю, что к «общему ходячему мнению» нужно отнестись со вниманием. Почему-нибудь оно да образовалось же? Конечно, можно винить Лютера и лютеран, ярых врагов католиков - они распускают такие слухи. Вероятно, и они виноваты, но неужели не было никакой почвы? Тогда непонятно было бы, почему люди воспринимают ложь и повторяют её. Что-то должно быть. Спросил я мимоходом здешнего провинциального реге superieur, как понять индульгенцию. Он сразу (!), - очевидно, этот вопрос один из боевых, - ответил следующее:

- За грехи на кающихся, по древнему обычаю, полагаются эпитимии, или наказания. Эти эпитимии и снимаются или сокращаются за какие-либо подвиги или молитвы, особо назначаемые папой.

Вот что говорит по этому вопросу профессор Московской духовной академии Соколов, бывший в заграничной поездке в Риме.

«Посредством юбилея, - т. е. юбилейного посещения Рима, - верующие могут приобрести себе: 1) полную индульгенцию, т. е. полное отпущение временных наказаний за смертные грехи, уже разрешённые в исповеди со стороны вины и наказания вечного; 2) милости и прощения, т. е. разрешение от церковных наказаний, интердиктов, канонических неправильностей, неисполненных обетов и т. д. Первый из указанных пунктов имеет основное значение потому, что решительно устраняет то недоразумение, которое издавна существовало и доселе нередко существует в римско-католическом народе относительно значения индульгенций, и повод к которому неопределённостью своих выражений могли подать самые буллы... В силу этого закоренелого недоразумения, многие склонны видеть в индульгенциях отпущение грехов; тогда как по ясно установленному теперь латинскому церковному учению, она есть отпущение не самих грехов, а лишь временных наказаний за грехи. Римская Церковь учит, что за каждый грех, хотя бы уже и разрешённый милосердием Божиим в таинстве покаяния, человек обязан всё-таки принести удовлетворение (satisfactio) Божественному правосудию, в точности соответствующее тяжести греха. Средствами удовлетворения служат временные наказания, обязательно претерпеваемые человеком или в настоящей жизни, в виде, например, разных бедствий, ниспосылаемых Богом, и эпитимии, налагаемых Церковью, или в жизни загробной, в виде мучений Чистилища. Вот от этих-то временных наказаний освобождает или их облегчает индульгенция; вследствие чего она необходимо соединяется с таинством покаяния; ибо человек должен сперва получить разрешение самого греха, а затем уже приобретать освобождение от следующих за него временных наказаний...

В качестве условий для получения юбилейной индульгенции предписываются: исповедь, приобщение и посещение четырёх базилик...

Исповедь должна быть совершена со специальным намерением приобретения юбилейной индульгенции...» равно как и «приобщение». (104-105. Поездка в Рим, апрель, «Богосл. Вестник»)

Я полагаю, что профессор слишком терпим и деликатен в суждении своём. Впрочем, и он говорит, и догматики их подтверждают, что ходячее мнение было не столь тонкое, а более резкое: смотрели как на прощение грехов. У нас на Западе под влиянием католичества создались паломничества для получе ния «отпустов», - или по-латыни «индульгенций»: сходил в Почаев, пожертвовал определённую сумму, исповедался, причастился и успокойся: «отпуст» заработан.

В России центральной даже и не слышали об этих новшествах. Значит, это от Запада обычай.

? «consuetudo est optirna legis interpres», - говорит мудрая латинская поговорка: «обычай - лучший истолкователь (выразитель сути) закона». Следовательно, если в обычае получилось нечто вульгарное, лубочное, то значит, в корне учения есть основания к этому. Но пока ещё выпишу о том же из других источников.

ОБЪЯСНЕНИЕ ИНДУЛЬГЕНЦИЙ ДЕТЯМ

«Это вот что такое: папа или епископ говорит нам: повторите такую-то или иную молитву... или сделайте паломничество... Если вы это исполните хорошо, то я дам вам часть заслуг святых, и после вашей смерти Бог будет весьма снисходителен (indulgent) к вам: ради этой молитвы или паломничества, Он вам даст освобождение (dispensera) от части наказаний в Чистилище. Это и называется приобрести (купить) индульгенцию (gagner les in-ces).»

Но что же это за «заслуги святых», [которые] продаются нам. Вот что: многие святые делали продолжительные молитвы и продолжительное покаяние, не будучи к тому вынужденными (sans у etre forces, car ils ne commettaient presque pas de peches. Dieu a conserve la plus grande partie de ces prieres et de ces penitences, que les saints n'ont point usees et II en donne un peu a ceux qui veulent gagner des indulgences. Les merites des saints, ce sont donc leurs prieres et leurs penitences. (забылся и не перевёл: смысл понятен.)

Отсюда проистекает, как мы должны любить святых: они трудились, молились и страдали за нас, и они же помогают нам совершать покаяние в наших грехах. Это и, разумеется, в словах: «верую в общение (communication) святых.» (Premiers notions, - Bouvet, Р.,1913, р. 120).

Итак, отпускаются наказания в будущем Чистилище, а не здесь на земле. Почему же о последнем не сказано детям?

БОГОСЛОВИЕ ОБ ИНДУЛЬГЕНЦИЯХ

Вопрос об индульгенциях помещается в главе о таинстве покаяния, в качестве «прибавления» (appendix).

Quid est indulgentia?

Так как после отпущения грехов, часто остаются временные наказания, установленные Богом, то Церковь учит, что ей принадлежит власть отпускать эти наказания помимо таинства покаяния (extra s. р.) через дарование (commissionem) индульгенции.

Indulgentia est rernissio poenae temporalis post deletam culparn Deo solvendae ab ecclesia extra sacra-mentum paenitentiae ex thesauro satisfactionum Christi et sanctorum auctoritate ex justa causa concessa.

Итак, индульгенция не есть отпущение грехов, но только - временного наказания.

Но в булле «Inter cunctas» Мартина V говорится, что... «папа всем христианам, истинно сокрушающимся и исповедавшимся, может по благочестивой и справедливой вине (основанию) даровать индульгенции in remissionem peccatorum».

Здесь, однако, разрешаются индульгенции постольку, поскольку они морально составляют единое целое вместе с исповедью. Кроме того, словами «даруем индульгенцию во отпущение всех грехов» может обозначаться и власть разрешать от грехов оставшихся (reservatis - не отпущенных по забывчивости и т. п.), каковая власть иногда бывает придаваема индульгенциям (cum quibusdam indulgentiis clari solet)...

Под временными наказаниями... особенно разумеются наказания Чистилища. Ибо наказания в сей жизни... по разным причинам могут быть Богом или совершенно отпущены (decreta) или, наоборот, совсем не прощаются...

Смысл таков: например, если кому-либо наложено удовлетворение (satisfactio) на 100 дней, а он купит (приобретёт - lucrabatur) индульгенцию на 40 дней, то ему останется совершать удовлетворение уже лишь в течение 60 дней... Если же даруется полная индульгенция без прибавления (indulgentia plenaria sine addito), то разумеется оставление всех наказаний Чистилища. Подобным образом может быть уступлена индульгенция на 40 или на 100 дней от наказаний в Чистилище. Индульгенции даруют и за живых, и за умерших...

Чтобы приобрести полную индульгенцию должно быть чистым даже от всех простительных (не смертных) грехов.

(Compendium Theologiae Dogmaticae, Christia-nusPesch; т. 4,212-215)

Далее идёт речь о «сокровищнице» сверхдолжных заслуг Христа, Девы Марии, Иоанна Крестителя, мучеников, святых, и т. д. Обычно.

«Конечно, каждый верующий может достигнуть (получить) этого» и своими собственными добрыми делами и молитвами; «но это не препятствует» церковной власти даровать заслуги и публично, (ib. 216)

Так учит догматика. Видно, что приходится выпутываться из «прошлого» истории, а равно и по существу.

РУССКИЙ УНИАТ-СТУДЕНТ ОБ ИНДУЛЬГЕНЦИЯХ

Индульгенции отпускают «разность» между исполненной и ещё оставшейся частями эпитимии за грехи, в виде ли подвигов и молитвы, или бедствий от Бога, или наказаний в будущем Чистилище. Основанием служит пример «исповедников», ходатайствовавших в древности за кающихся, чтобы им сократили эпитимии - отлучение от причастия, присутствия в храме во время литургии верных и т. п., - ради удостоверяемого исповедниками искреннего покаяния грешников. И эти ходатайства принимались во внимание церковной властью.

Из дальнейших слов его я понял, что это нужно для успокоения сердца. В этом корень психологический их юридического духа.

ПРАВОСЛАВНАЯ ИТЕЛЛИГЕНТКА ОБ ИНДУЛЬГЕНЦИИ

Есть в Лурде гора, называемая Голгофой. На протяжении всего подъёма её изображено, как реальное, шествие Иисуса Христа под крестом, с остановками (по-католически) и распятие. Всего 14 сцен. Фигуры в человеческий рост сделаны из бронзы артистически... до иллюзии художественно. Издали их можно принять за живых людей. Вы можете себе представить, как это всё трогает душу. Но...

Вывешено объявление папы: «Кто хочет получить индульгенцию на 9 лет, пусть вползёт на коленях на эту гору и молится за успех папских намерений» (курсив автора). Без ложки дёгтя не обошлось и тут.

(Купреянова. «Богословский Вестник». 1914, январь, 211)

Не принимает православная душа этого... Нужно понять глубже: почему же?

ЕЩЕ ДВА-ТРИ ПРИМЕРА ИНДУЛЬГЕНЦИЙ

Папа дарует индульгенцию на 300 дней toties quoties всем тем, кто будет читать следующую молитву: «Господи Иисусе, покрой милостью (protection - защитой) Твоего Божественного сердца нашего Святейшего Отца - Папу. Будь его светом, силою и утешением» (10 ап. 1907 г.).

Или:

Тоже на 300 дней за молитву иную: «Приди, Святый Дух, наполни сердца Твоих верных и возжги в них огонь любви Твоей» (8 мая 1907).

Или:

На 300 дней, коленопреклоненно молящимся: «Св. Пётр! Князь апостолов! Утверди нас в вере, уготовь (obtine) нам вечное спасение, Церкви же Римской и Понтифику даруй мир и торжество. Аминь» (31 дек. 1897г.).

ТЯЖЕСТЬ в ХРАМЕ

1 марта. Чистый понедельник. Имел множество бесед с русскими католиками. Думаю, что они говорят то, что им внушили. Русский - откровенен. А потому их беседы, полагаю, характерны. И так как мы поднимали все принципиальные вопросы, то об этом запишу в особую тетрадь (см. «Богословие католиков»). Запишу другое...

С час тому назад я возвратился из греческой церкви с повечерия. Странное дело: почти я ничего не понимал в службе. Но на душе спокойно, хорошо было; в церкви же католической, - когда бываю я там, - мне приходится всегда принуждать себя и молиться, и чувствовать себя хотя бы покойно. И это даётся с трудом: обычно же какая-то тяжесть на душе. А ведь я не только не настраиваю себя на критику или вражду; а, наоборот, ломаю себя в лучшую сторону, в сторону оправдания католичества, желания как-либо сблизить его со своей мыслью. И всё же мучительно! И лишь иногда, - особенно когда остаюсь один, - постепенно вхожу в мирную молитву.

Что это значит? Привычка ли? Предубеждение ли лишь одно? Или здесь - какие-либо более глубокие таинственные причины? А, может быть, воистину в католичестве уже нет подлинной благодати? Или мне, как епископу Православной Церкви, не должно быть таким мягким и податливым; наоборот, я должен защищать резче, определеннее святое истинное православие? Или до соборного решения вопроса о взаимоотношении Церквей нельзя входить во внутреннее общение в молитве. Не знаю... Но только трудно на душе в храме их. А у греков - мирно.

...Сию минуту входил ко мне настоятель. Я ему сказал, что был у греков в храме.

- Хорошо молятся! И священники, и народ хорошо молятся: искренно, сердечно, просто, смиренно, - сказал ему я.

Он замахал головой, улыбаясь хорошо, и сказал:

- Да, да! Когда люди молятся, всегда и везде это

хорошо.

...И должен сказать я, что это было искренно и добросердечно.

«Хорошо у него на душе. Хороший и он!» - подумал я невольно.

И опять спрашиваешь себя: что же значит моё томление в их храме?

Не говорю уже о том, что он заботится о моём столе, беспокоится, хочет сделать хорошее...

Господи Боже наш! Просвети! Утешителю, Душе истины! Настави на истину!

В чём причина?..

В греческом храме и священнослужители во главе со старцем митрополитом Григорием (на покое, кажется), и народ мне показались гораздо искреннее, непосредственнее, душевно проще и смиреннее, чем в католическом храме. Здесь точно наши интеллигенты: всё учат и показывают, как нужно веровать. А там не думают, а делом веруют.

Храм огромный. Недавно выстроенный. Стильного, - кроме архитектуры обычного византийского типа, - ничего особого нет внутри. А живопись - самая почти заурядная, вроде нашего Маковского, Васильева... Хотелось бы древности.

ФРАНЦУЗСКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ

...Буду понемногу припоминать кое-что из прошлых наблюдений. Запишу здесь же, а не в особой тетради 1-ой (Как я думал было вначале делать (см. Предисловие)).

Первый раз я встретился с католиком на Лемносе; это был генерал Бруссо, представитель французской власти.

Принял меня весьма вежливо и приятно.

Среди разговора он сказал мне, что придаёт огромное значение деятельности духовенства в армии, в смысле нравственного влияния, а потому просил меня в этом смысле воздействовать на батюшек. Я обещал, конечно, но добавил затем:

- Мне и приятно, и больно слышать это от Вас!

Он немного недоумевал. Я продолжал:

- Приятно, потому что Вы так хорошо и несомненно правильно думаете и заботитесь. А больно оттого, что многое множество наших интеллигентов, даже и военных, не понимают этого; и нас, духовных, не только не поддерживают, но даже игнорируют, пренебрегают.

- Я знаю русскую интеллигенцию, - подтвердил он, - потому что воспитывался в Петрограде (Если не изменила мне память) и служил в гвардии.

- А разве французская интеллигенция иначе на

строена в этом отношении?

- О, да! У нас интеллигенция верующая. Даже скорее можно сказать наоборот: у нас низшие классы, рабочие, более равнодушны, чем интеллигенция.

Я подивился и не особенно поверил, хотя он говорил искренно. А как же гонение было у них именно от высших классов?

Вероятно, разделение было на два лагеря.

Другой разговор был в госпитале французском, где в одной со мной комнате лежал боевой, но скромный капитан-француз, отравившийся устрицами. Симпатичный и порядочный.

Я задал ему тот же вопрос о вере интеллигенции. Он ответил, что у них не существует такого разделения на классы, как в России, так как все французы в общем живут обеспеченно и более или менее все интеллигенты.

- А храмы у нас во Франции полны народу. Правда, не все округи равно религиозны; но в общем богомольцев всегда много. Я часто пою в храме (у него - тенор).

- А, может быть, интеллигенция более верующая? То есть более образованные классы?

Он отрицал. Не знаю, кто же прав из них?

...Между прочим, к нему приходила навещать жена его: способная, энергичная и порядочная. Очень любит мужа. И нередко, почти не стесняясь ничуть, так крепко и длительно целовала она его, что становилось страшно неловко и даже грубо-неприятно. Как-то при этом вошла горничная Антуанетта, и после она мне говорила:

- Как это неприлично: здесь лежит владыка (на

училась звать меня по-русски), а они целуются, или сидят рядом очень близко.

Так простая душа оказалась более духовно чуткой, чем интеллигенты.

Припомню еще один умилительный факт.

До офицера рядом со мной лежал молодой господин, поражённый менингитом; кажется, он занимал место директора правления какого-то банка. Его навещали родственники, между ними - его жена, тётка и другие. Жена - итальянка, он - француз.

Положение его было безнадёжно почти. Жена - в огромном горе, плачет. Молодое, милое и чистое, скромное лицо. Двое деточек.

- Он такой хороший, добрый, - в слезах говорит она мне кое-как по-французски.

- Теперь нужно лишь молиться, - отвечаю ей я.

- Я так и делаю. Прошу Мёге de la misericorde

(Матерь милосердия, - по-нашему, - «Заступницу усердную»). И опять плачет.

В другой раз, когда уходила она, я дал ей совет - перекрестить мужа. Она смиренно послушалась и с простотой веры трижды перекрестила его.

А на другой день, когда мужа понесли в ванну (он был всё время без сознания), она вынула из ридикюля молитвенник и, ставши скромно в уголку у окна, начала молиться тихо.

Это так умилило меня, - в связи особенно с ее горем, - что я не мог удержать слёз и стал почти вслух плакать.

В это время пришла навестить меня сестра милосердия (русская), ухаживавшая за Шатиловой. Увидев меня плачущим, она стала говорить, что у меня нервы расстроились от болезни, что мне надо принимать бром и т.д.

- Нет! Не от этого я плачу. Я плачу от радости, что вот есть ещё и заграницей интеллигентные, но сердечно и просто верующие люди. Посмотрите на эту итальянку! А многие ли из наших интеллигентов так поступили бы? Не нужно мне брому.

...Тётка (его или её) - очень полная дама, сочувствует, что останется вдовой жена и с двумя детьми; а затем про себя прибавляет, что она нарочно не вышла замуж. На вид ей было уже 45 лет.

Ухаживает за своей красотой и костюмами.

- Почему же Вы не вышли?

- Потому что хороших мужчин очень мало; а с плохими трудно жить. Теперь же я свободна.

- Но ведь безбрачие - тяжёлый крест для человека. Нужно соблюдать целомудрие.

- Я себя очень твёрдо держу в руках, - ответила она уверенно и смотря прямо в глаза.

Признаюсь, я имел иные о ней мысли; но открытый взгляд и уверенный спокойный тон ее заявления заставили меня отказаться от подозрений.

- Я каждый день (!) бываю в церкви!

И она из своего ридикюля-мешочка вынула при этом свечу.

Бывал я в церкви (на Пера, св. Антония Падуан-ского) и видел там много интеллигентов: и дам, и детей, и старушек; но и мужчин: придут, купят свечу, зажгут (пред статуей его горело до 200-250 свечей), станут на колени, с верой помолятся и уйдут. Правда, недолго, но и то хорошо. А у нас? Впрочем, в Санкт-Петербурге, в Казанском соборе, тоже масса интеллигентов бывала. А теперь и вовсе. Но вот беженцы мы сейчас, и всё же мало интеллигенции в храмах.

Наконец, старший доктор Делямар. Одна из больных (Ш.) спросила его: верующий ли он? А он ей ответил с равнодушной улыбкой:

- Мало! Как и вообще мужчины!

И про других докторов я слышал нечто подобное же. Как же так? Где же «все» или большинство верующие? Не похоже...

И о. иезуит рerе Тышкевич говорил, что среди французского общества много масонов и равнодушных и теперь.

М. О. подарила мне книгу «Святая Тереза» («Sainte Tereze») - сочинение Э.Казаль. Оказалось, это критика её жизни совершенно неверующим человеком.

Я просил заменить чем-либо, например Гюисман-сом (он описывает свою жизнь, после обращения на путь спасения, в монастыре траппистов). Но этой книги здесь не нашлось. Принесли другое сочинение его.

- А эта хорошая? - спрашивает М. О. приказчика, - нет ничего скабрезного?

- Ну, знаете, у французов все повести таковы, что без этого не обходится. Но эта книга – хорошая («Les soeurs Vatards»).

Я просмотрел её немного и уверился в обратном. Книгу возвратили с упреком.

- Ах! Эти грязные (sales) французы! -с возмущением сказал приказчик, - ничего не могут написать чисто!

Сам он оказался итальянцем. «Сестры Ватард» были заменены с охотой и извинением 2-ой частью упражнений Берлица.

...Какой же вывод сделать? Опыта мало ещё было; но всё же не скажу плохо о французской интеллигенции: то, что я видел, - ещё слава Богу.

ПРОСТЕЦЫ-ВЕРУЮЩИЕ

В этом пункте прежде всего должно отметить, что огромное большинство священников католических, - как показывает опыт и как открыто заявляют они сами, - происходит из низшего сословия, из класса земледельцев (см. жизнь Сurе d'Ars). Следовательно, там вера есть.

И президент Мильеран заявил, что «траншеи снова объединили народ и священников». Но всегда

солдат больше, следовательно простой народ еще при Церкви; а теперь и значительная часть интеллигенции. И я сам наблюдал приятные факты. Пришёл к монсеньору Дольче (о нём после); отворяли, а после провожали меня два «портье», - вроде лакеев что ли, камердинеров-швейцаров. И у обоих лица хорошие, добрые, ласковые, кроткие.

- Хотя и католики, - сказал я сопровождавшему меня Мог Чезерано, - а добрые лица.

Они ласково, благодарно улыбнулись за это, скромно, услужливо отворяя двери.

В госпитале прислуживал мне Венсак (Викен-тий), а комнату убирала Антуанетта. И вели себя хорошо; особенно - Антуанетта: выдержанно, скромно. Попросила у меня для себя и своих двух деток (она - молодая вдова) на память крестик, что я с охотой сделал.

- Почему Вам желательно это?

- Как же? Вы - монсеньор (епископ): на память.

А затем мы будем молиться о Вас.

Это очень удивило меня. Едва ли наши горничные поступили бы так. Няни почти всегда хороши, а горничные - ветрены.

После она вместе с католической иконочкой носила на руке и подаренный крест мой.

...Как-то разговорился на паровозе с солдатом: верующий ли он? И ответ был спокойно-положительный. Сын рабочего (ouvrier)...

Видел ещё двух-трёх простых французов и француженок, и впечатление то же: веруют в Господа Иисуса Христа, чтут Божию Матерь, ходят в церковь.

В субботу моют, чистят, перетирают: завтра -воскресенье!

По-нашему «к празднику»; но этого выражения они не понимают, когда я говорил им. Получается вывод, что и здесь, у простецов, хорошо.

Но тогда снова вопрос: откуда же гонение? Как же правительство решилось идти против народа? Или в самом деле масоны и безбожные министры разорвали союз с Церковью и стали отовсюду гнать веру, хотя народ иначе думал? Возможно. Ведь и у нас революцию сделали собственно интеллигенты. А народ лишь продолжал... А затем раскаивается теперь и исправляет чужие ошибки.

А, может быть, до войны с немцами французы были хуже?

...Когда рассматривался вопрос о возобновлении отношений с папою и о посылке представителя в Рим, то этот вопрос прошел далеко не единодушно; помню, читал в «Journal des debats», что против проекта (в финансовой комиссии) было никак не менее 1/3... И это после войны.

У нас в России, - здесь уже можно порадоваться теперь, - после большевизма будет единодушнее... Скажут: посмотрим! Хорошо.

Визит к МОНСЕНЬОРУ ДОЛЬЧЕ

2 марта. Сначала запишу впечатление от греческой службы, от которой я только что пришёл. Хорошо. Хорошо на душе. Нет ни органов католических, ни подчёркнутых особенностей в богослужении. Просто, смиренно. И хорошо. Слава Богу! Да, организованности, да ещё отлично обдуманной, у католиков больше; но непосредственной веры у греков более. Католики делают что-либо и как бы говорят: а посмотрите, как у нас все организованно и целесообразно! А там на это меньше обращают внимания; да если и делают, то не говорят и даже не особо-то думают; разве что утешают и умиляют, не сознавая иной раз и сами этого. И молящиеся смиреннее, будто бы, и проще. Что-то родное для души чувствуешь у них, хотя в службах есть и разница, да и не понимаешь языка (если не смотришь в книгу). А всё же сладко на душе, даже до слёз. И сокрушаешься о грехах глубже.

... Вот я пишу и критикую, - а судить-то будто бы и грех, - да ещё Великим постом. Тем более, что я пользуюсь их услугами, а в тайне вот пишу о них неладное. Но это всё человеческие соображения; деликатность сама по себе, а святая истина тоже должна выясняться. Если они и меня критиковали бы также принципиально из-за истины, то я не должен бы обижаться. Поэтому буду писать, не думая о том, что человеческое, а о том, что Божие (Мф. 16)...

Начинаю понимать, почему переходят русские интеллигенты и аристократы в католичество (см. «Мысли»).

... И не хочется вспоминать о визите к Дольче. Не потому, что боюсь осуждения; а потому, что всё это так ничтожно, пусто по сравнению с чем-то внутрен-но-глубоким, что принёс я сейчас из храма, не хочется терять времени и заниматься «человеческим», хотя бы и «хорошим» даже.

Монсеньор Дольче по Константинополю и округе его «делегат» Римского Престола (а, может быть, и «патриарха Константинопольского», живущего в Риме) - главное лицо. У него ещё «викарий генеральный» (главный викарий) тоже называется «монсеньор» Чезерано в священническом звании (в древности слово «епископ» сначала прилагалось и к епископам и даже [к] священникам. См. 1 Тим. 3). Энергичный, но ещё молодой, помощник.

Оба они познакомились с нашими владыками м[итрополитом] Антонием и арх[иепископом] Анас-тасием, а после и со мною; когда я лежал ещё в болгарской больнице, они в сопровождении переводчика, о. Тышкевича, сделали мне визит. Приехали в автомо биле, одетые в форменную свою одежду: на обоих фиолетовые пояса; а на Мог Дольче и кардинальская шляпа. И привезли мне целый ящик вин (бутылок пятнадцать) и штук двадцать шоколадных плиток больших: «это для лазарета». Так я и поступил, оставив себе немного.

Разговор был бледен. Я совсем ещё ничего не понимал по-французски. И впечатление у меня осталось бледное от м[онсеньора] Дольче: весьма благоприличный старенький барин, «князь Церкви», как любят у них выражаться. Чувств особенных, то есть сильных, кажется, у него нет. Что-то «обломовское» напоминает. Даже и «силы» не заметил. Я уже не говорю о том, что сердце не «играло» радостью от благодатного духа. А ведь здесь - все «хорошие» люди ведь могут быть. И турки - «хорошие». А в христианине хочется искать не этого естественного добра, а сверхестественной благодатной силы. Хочется ощутить Божьего Духа в человеке. Апостол Фома не веровал, быть может, ещё и потому, что боялся обману; хотелось с несомненностью убедиться, что во Христе Человеке явился Бог. И вот, ощупав дерзновенно-любящей рукой Спаса, он и воскликнул с сожигающим его восторгом: «Господь мой и Бог мой!».

Так и мы теперь. Мы ищем этого «Божьего», которое уходит из мира. И, конечно, победа будет за тем исповеданием, где пребудет в полноте благодать. Господи, помоги хранить её нам - не снаружи, а внутри. Всё прочее - призрак бессодержательный; иногда - заманчивый, приятный, обольщающий, а потом -скучный, пустой и даже горький, болезненный.

... По выходе из больницы «Франс Д'Эспере» я сделал ответный визит М-or Дольче. Дом - хороший; но такие покои и у наших архиереев бывали. Хвалиться, увы, ни тем, ни другим нельзя - простотою хижин рыбаков-ловцов.

Скоро вышел «La Grandeur» (Его Высокопреосвященство) и, так как в гостиных (их три) было очень холодно, то он провёл меня в свой кабинет. Я не особо-то рассмотрел его комнату. Увидел лишь огромный (чуть ли не в полный рост) портрет папы Бенедикта XV. Лицо папы мне и раньше совсем не нравилось. Непонятное. И ничего «Божьего» не чувствуется. А дальше - даже будто и какие-то задние мысли, но хорошо скрываемые. Ну, конечно, умный, присматривающийся, будто даже опасающийся. О. Тышкевич говорил, что, конечно, и он - добродетельный, но избрали его потому, что наступила война, поднялись крайне сложные политические вопросы; нужен был человек осторожный.

Да, и моё впечатление такое же: политик, а не вселенский святитель Божий.

Человеческое, человеческое...

Больше ничего не помню из обстановки.

М-or Дольче тут был уже запросто. Даже под носом табачок нюхательный позабыл или не успел стереть. Милый старец. Это так шло к его добродушной фигуре и настроению.

Ничего лицемерного, заднего не чувствовалось. Так не похож он был в этом отношении на своего главу, висевшего за его спиной!

И странное дело! Насколько отталкивала от сердечного сближения фигура папы, настолько, наоборот, раскрывалась душа для общения с м[онсиньором] Дольче. И мы полчаса проговорили с ним. Для меня было первое испытание объясняться, хотя и неправильно и с трудом, на французском языке. Но он, как итальянец, говорил медленно по-французски; поэтому почти всё было понятно мне.

Спросил, как это русский человек сделался зверем-большевиком? Что теперь народ думает? Верю ли я в убийство царя и всей его семьи? Затем заговорили о вопросах веры.

- Нужно стремиться к единению! – говорит он.

Я согласился, но сказал, что это трудно, уж не говоря о том, что за нами стоят десять веков разделения (что даром не могло пройти), но и потому, что мы друг друга не знаем ещё.

- Вот я пожил с месяц в католическом госпитале и рад, между прочим, потому что увидел, как искренно католики веруют в Господа Иисуса Христа и в Пресвятую Богородицу...

- О-о! - прервал он меня, - у нас особенно чтут Божию Матерь.

- Я это знаю. И таинства у вас почитают. Но -главное, монсеньор, - сказал я с особенной силой и чувством, - если действительно желать соединения, то возможно оно будет лишь тогда, когда благодать Божия соединит сердца. Без этого будут лишь жалкие попытки и пустые разговоры.

- О, да! Благодать Божия! Непременно! – под хватил он, услышав так знакомое католическому уху это слово.

Мне даже грустно показалось, что он так легко схватил и высказался, вместо того, чтобы серьёзно и глубоко задуматься. Ведь дело не в словах о благодати, а в действительном присутствии её. А это - великая задача и подвиг как для отдельного человека, так, тем более, для целых Церквей. Поэтому я счёл нужным подчеркнуть свою мысль:

- Я это говорю не для поддержания начатого разговора и не для богословской отговорки, а по глубокому убеждению в истинности этого пути. Я - человек грешный; но знаю, что без благодати Духа Святаго не объединиться.

Кстати, вспоминается кондак Пятидесятницы: «егда же огненныя языки раздаяше (Духа), в соединение вся призва, и согласно славим Всесвятаго Духа». Да и тропарь то же говорит: «премудры ловцы явлей». Как? «Ниспослав им Духа Святаго».

Он снова соглашается и говорит:

- Нужно молиться о ниспослании этой благодати и любви.

Но мне показалось опять слишком просто: будто немного или сколько-то раз «помолись», и будет всё.

- Жить нужно, жить так, чтобы быть достойным благодатного просвещения.

Он и с этим соглашается. Но всё это как-то безболезненно. Будто всё это так легко, а ведь именно здесь-то и самая трудность, ибо благодать уходит от нас всё дальше и дальше.

Мы всё естественнее смотрим на дела всей жизни, а в частности - и на церковные: соединение, точно «блок партий». Или «лига наций». «Общие интересы», «борьба против общих врагов», «довольно вражды».

... А дело не так просто. Но об этом - в «Мыслях»... И уж если соединяться, то с любовью, а не со властностью.

Но как о человеке у меня осталось искренно-симпатичное впечатление о нём, как [о] милом, нелицемерном, добродушном и не очень-то волнующемся старце. Поэтому я чувствовал себя с ним весьма естественно и просто.

... Но не думаю, чтобы он был очень типичен для католиков, и особенно - для высшего клира...

Провожая меня, он сердечно просил, что если я в чём буду нуждаться, то обратился бы к нему, и он «всё возможное сделает с радостью». Я также сердечно поблагодарил его за всё.

Затем я отдал визит к М-ог Чезерано в гостиной. Но об этом общении и рассказать нечего. Умный, энергичный, не совсем простой, но обходительный, умелый. Всё это уже совершенно «человеческое». А потому та приятность, которую я вынес в душе от м[онсеньора] Дольче, стала стынуть здесь; и я, провожаемый м[онсеньором] Чезерано до двери, ушёл, ласково простившись с простыми портье.

- Ils sont catholiques, mais ils ont de bons visages, -сказал я (вероятно, неправильно, и уж, конечно, не достаточно деликатно: «mais» - «но») задушевно, искренно. И все мы распрощались с улыбками. Я - искренно. «Портье» тоже.

5 МАРТА.

БОЛГАРСКИЙ ЕПИСКОП-УНИАТ

Во время лечения в болгарской больнице ко мне зашёл епископ Михаил (Миров) - униат из болгар (об унии б[олгарской] см. «К-во», тетр. I). Уже старый, благообразный, с большой бородой. Говорили по-болгарски-русски, а отчасти - и по-французски.

Не знаю почему, но сразу мне было не по душе. Настоящие католики как-то милее мне казались после; а он - «отступник». Больно. После нескольких минут разговора он сразу перешёл к доказательствам об истинности католичества.

Я решил молчать и слушать.

Все аргументы он выложил сразу, ссылаясь постоянно на книгу Мелетия Смотрицкого:

- Замечательная! Библиографическая редкость! Там всё сказано с очевидностью. Если хотите, я принесу Вам.

- Пожалуйста!

Когда он стал ссылаться на слово Божие о главенстве святого апостола Петра («паси агнцы Моя»), то я объяснил, что другим апостолам не нужно было этого говорить, ибо они не отрекались, как Пётр. Нужно было его обличить и восстановить в апостольское достоинство («паси») и утешить. И сам апостол Пётр не смотрел на это как на чрезвычайный дар, а лишь как на упрёк и на милость, а не заслугу, ибо на первое повторение вопроса действительно ли любишь, как ты утверждаешь про себя, да ещё «больше» других («если и все отрекутся, то я...») «оскорбе же Петр» - такое недоверие было прискорбно для него (см. подробнее «Мысли»). Но, видя, что эти аргументы на него не действуют, я решил подойти с другой стороны:

- Но ведь у нас в Православной, - и в Русской в частности, - Церкви есть великие угодники Божий, святые и чудотворцы, как Сергий Радонежский или в XIX веке Серафим Саровский.

Но он, не дослушав даже как следует, со скептической улыбкой сказал что-то вроде:

- Ну какие там святые?!

Мне это показалось больно; а к нему чувство сделалось ещё неприятнее. Даже католики чистые, - не знаю искренно ли? - и те признают (см. «К-во», тетр. I и книгу «Essai sur 1'Eglise russe et des saints», где и св. Сергий признаётся) святых наших. Так отступники бывают более резки.

- А как Вы думаете: русский народ хороший?

- О, да! Конечно. Русские - добрые, хорошие.

Ещё бы: своею кровью освободили Болгарию.

- А откуда он стал таким хорошим и добрым?

Ведь у нас была лишь Православная Церковь его воспитательницей. А если она воспитала такой хороший народ, то и сама Церковь хороша.

И он, с такою лёгкостью и радостью ответивши на мой намеренно поставленный ему вопрос о русском народе, увидел, что попал в сети и... ничего вовсе не сказал.

Когда простились с ним, то у меня не было никакой охоты в сердце видеться с ним больше. И доселе я ему не отдал даже визита. И не хочется. Монсеньера Дольче увижу с симпатией, а его - нет.

При нашей беседе стоял один больничный служитель - интеллигентный болгарин.

- Ну, что? - спросил я его после.

- Фанатык! Не лублу такых! - и замахал недовольно головой.

Да, русский «хороший» народ - лучшее доказательство Святого Православия: «по плодам узнаете», - говорил Спаситель.

Большевизм ещё не всё решает. Вот уже теперь (март) матросы подняли восстание против коммунизма. И замечательно, что в «Общем деле» сообщают, что в Повстанческом Кронштадтском Комитете было: 4 офицера, 4 матроса и 2 священника! Конечно, батюшки - не революционеры. Это небывалое явление. Народ (да ещё и матросы) снова с Церковью.

А недавно те же матросы приглашали митрополита Вениамина Петроградского служить у них в Кронштадте и на кораблях.

«Переборет народ атеиста», - говорил ещё Достоевский.

Верим, уже видим, а надеемся и на гораздо большее в будущем России, а, может быть, и [ожидаем] её мирового значения в религиозно-нравственном отношении.

Запад! Ещё не хвались будущим. Нечем особенно радоваться настоящим всё же маловерием. И плачь о прошлом гонении на веру в науке и жизни.

Материализм, позитивизм, утилитаризм. Ещё тебя ждут впереди Божьи уроки!

6 МАРТА.

СТРАННЫЙ СЛУЧАЙ в КАТОЛИЧЕСТВЕ

Вчера (7/III ст. ст.) и третьего дня я посетил доктора Г. Он переходит в православие из лютеранства. У него - православная хорошая, глубоко верующая жена. Во время моей болезни я познакомился с ним. А через месяца полтора я ему написал письмо, где предложил перейти в православие.

Душа у него хорошая, мягкая, чистая.

Нет этого тяжкого фанатизма.

После раз с полчаса поговорили; и уже он в сердце готов. Скоро буду совершать присоединение.

Но что меня удивило: оказывается и мать, и отец его были не протестанты, а оба - католики.

- Как же так? И почему?

- Нас было четверо детей; и вскоре они после рождения сразу перевели [их] в протестантство.

Они не любили католичества. Слишком душно, тяжело там казалось им. Придут на исповедь, - говорили они, - то таких угроз наговорят, так запугают их, что страх берёт. А потом так мелко и неприлично выпытывают грехи, особенно - о целомудрии, что невыносимо становилось. Я знаю примеры, когда целомудренные девушки, ничего не знавшие, возмущались исповедью. Да и мать моя, хотя у неё шесть человек было (двое, должно быть, померли), но она чистая была душевно; а и её очень смущала исповедь.

- Но зато у них организация? - спрашиваю я.

- Да, они уж если начнут преследовать какую-ли бо цель, например, хотя бы сбор на что-нибудь, то уж все сразу и во всех церквах так начнут доказы вать, что просто завораживают! И кошельки раскры ваются. Но это - своего рода внушение.

- Но вот у них монахини хорошо ведут себя: чисто, скромно, добро и трудолюбиво, - сказала одна госпожа, бывшая при этом разговоре.

- Не очень-то я верю этой святости, - возразила жена доктора Г. Вероятно, за лицевой стороной не так-то уж хорошо.

Меня удивил этот случай перевода в протестантство детей католиками!.. И сам доктор Г. с любовью переходил в православие, но даже подумать не хочет о католичестве. Какая-то вражда отталкивающая!..

Значит по настроению и открытости души православие ближе для них, чем железное католичество. И впредь нам нужно стоять в этом свободном духовно, добром и смиренном, внутреннем религиозном настроении. Пусть без слов влекутся к православию.

«О, да! Русские - добрые, хорошие!» - как говорил болгарский униат. А за это полюбят и православие.

Пришла мне мысль: хорошо ли, если бы мы соединились с католиками? Не оттолкнуло ли бы это от нас англикан, епископалов и даже протестантов, которым вот легче переходить в православие, чем возвращаться в католичество? В своё время Господь допустил и отпадение евреев, чтобы легче без этого, ненавистного и в то время, племени язычникам переходить в христианство (см. Рим. XI, 11-12, 30-31). Почудилось что-то мне и сейчас нечто аналогичное. Может быть, напрасно? (См. «Мысли»).

Конечно, я и не думаю отрицать доброе в них. Я же вижу здесь, в монастыре, хорошее к себе отношение. И прямо добрые и искренние есть иноки. Это всё - правда! Но ведь и турок хороших я тоже видел. Нужно смотреть шире и глубже.

8 МАРТА.

АННИБАЛ И СТУДЕНТ

Вчера я познакомился с офицером из знаменитой фамилии Аннибалов, предков Пушкина. Смиренный и чистый человек. Решил принять монашество, а работать для Церкви на просветительном поприще.

- А ведь я чуть не увлёкся католичеством, - рассказал он после некоторого сердечного обмена мыслями, - в связи с идеей необходимости просвещения народа в христианском духе.

- Каким образом? - удивился я; ибо он и скромный и в то же время духовно уравновешенный человек. А в католичество скорее можно перейти или с более повышенным чувством «достоинства» или увлекающимся, особенно - внешней организованностью.

- Мне у них нравилась эта «caritas» (любовь) и к Богу и людям, выражающаяся и в деятельности. Я у них в Персии жил и в монастыре латаристов.

- Знаете, любовь эта духовно подозрительна.

- Почему?

- Вы читали св. Иоанна Лествичника?

- Читал.

- Помните, где у него говорится про любовь?

- В конце, кажется.

- То-то же и дело. Тридцатая ступень, то есть, кажется, последняя в духовном росте. И св. Макарий Великий отвечает на вопрос в чём совершенство, что конец совершенства в любви. То же и св. Исаак Сири-янин пишет. Да и в Евангелии Сам Господь сказал: «Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный совершен есть» (Мф. V, 48), а у евангелиста Луки это передаётся так: «будьте милосердны, как Отец ваш мило серд» (VI, 35). Следовательно, совершенство и любовь - вещи совпадающие. А между тем мы, такие пустые и несовершенные люди, мечтаем о высоте добродетелей. Если хотите, то, грубо выражаясь, есть три этажа совершенства: первый - борьба с грехом; второй - стяжание и творение добродетелей; третий - таинственно-благодатное созерцание. Мы, православные, сознавая себя грешными, думаем: хоть первую пройти бы. А католики уж на конце второй стоят. Сомнительно. И для нас это не по душе, не смиренно. А, кроме того, они легко смотрят и на третью ступень - таинственную жизнь в Боге, во Христе.

И я вспомнил об о. Т., который говорит, что у них Иисус Христос - центр их жизни. А мне стало даже больно грешному (но об этом см. «Мысли»).

- Это так, - соглашается Аннибал, - но хорошее и оттуда брать нужно. Вот и у нас устроить бы нечто вроде орденов или вроде Freres des Ecoles chretiennes при монастырях.

- Это - другое дело. Да и то монашество наше пусть остаётся созерцательным, по уставу Василия Великого. Ну, а мы, плохие иноки, учёные братья, можем сорганизоваться прочнее и разнообразнее. Об этом и Всероссийский Собор думал. Даже намечался мой монастырь в Херсонесе, где крестился святой князь Владимир Равноапостольный. Кстати, сегодня (7/III) память там святых семи священномучеников Херсонесских. Тут пришёл арх[иепископ] Анастасий. Разговор перешёл на другой предмет. Аннибал - вполне образованный человек: кончил Правоведение и Восточную Академию. Знает (и говорит) английский, немецкий, французский, персидский языки, читает арабский, латинский. Будет полезным работником на церковной ниве. Но главное – душа скромная и чистая.

Прощаясь, я сказал ему:

- Рад бы был встретиться и работать с Вами в будущем.

По этому случаю мне припомнился аналогичный факт, рассказанный мне перешедшим в католичество студентом Любичевым.

- У нас в католичестве, помимо того, что все мы должны стремиться к совершенству, ещё всякий может (или должен, не помню) избрать себе специальную добродетель и в ней особенно упражняться, то есть уже относясь внимательно к самым мелочам, к ней относящимся.

- У Вас какая же добродетель избрана?

- Смирение, - был ответ.

Признаюсь, я бы постыдился даже сказать об этом, что моя «специальность» - смирение. Но он сказал это не только спокойно, но даже с чувством радостного довольства, полагая, что это - хороший признак организованности духовной жизни в католичестве.

- Знаете? В православии даже немыслима самая постановка такого вопроса: я буду смиренным, а я буду любвеобильным и т. д.

- Мы не говорим, что мы «будем», а что только нужно стремиться к этому; и Евангелие заповедует стремиться к совершенству.

- Ну, конечно, заповедует. Но путь какой? Вот вопрос. Хоть Вы и не соглашаетесь со мной, что Вы «будете» смиренным; но в сущности Вы не возразили на моё замечание. Ведь «стремиться» и «стараться» можно только потому, что впереди есть цель, которую нужно и можно достигнуть. Значит в конце концов Вы говорите: я хочу быть смиренным или, говоря проще, но и ближе к действительной психологии: я буду смиренным. Православная психика не знает та ких арифметических духовных задач; она считает это гордым, как гордо, например, стремиться быть министром или митрополитом, или патриархом. Мы думаем, чтобы Господь помог нам хоть бы от грехов-то избавиться; почему - борьба с недостатками; вот наша забота, на которую мы должны обращать главнейшее внимание. Но стремиться стать (или быть) смиренным или иным высоко добродетельным, это не вмещается в моё сердце. Мне бы тяжко было от этого.

Другое дело, наша Церковь заповедует бороться с какою-либо специальною немощью или страстью, тому или другому человеку присущей от природы или приобретённой им самим; но здесь уже прямая необходимость и безусловная обязательность; да уж и гордиться не придётся, когда постоянно видишь то или другое несовершенство. Вообще, мы считаем, лучше быть на первом этаже, а вы стоите на втором.

Ну, конечно, это всё не воспринимается ими: они закрыли глаза духовные и уши... Стоит ли говорить с ними?

Всё это - не глубокое. У наших подвижников такие «специалисты» были бы в числе новичков, да ещё и наставление получили бы охлаждающее. А здесь, может быть, он скоро и начнёт уже помышлять о себе, что дело подвигается.

И это не исключительное явление.

Marie Terese, de 1'Enfant Jesus, задалась прямою целью быть святой (р. 53). Жизнь её, самой ею написанная, хотя и по послушанию.

... Всё это не православное. И скажу - не высокодуховное.

Да, организация большая. Но это - человеческая организация и духовно неправильная.

10 МАРТА.

В КОСТЕЛЕ. ЭЛЕМЕНТАРНАЯ «МИСТИКА»

Только что ходил туда молиться утром. Трудно. Ничего не выходит. Стоишь, развлекаешься умом. Но тяжести на душе не было. Впрочем, и молитвы тоже не получилось.

А вот католики, - было человек 10-12, - просто, естественно и задушевно чувствуют себя. И опять мне лучше на душе стало, когда видишь этих простых душой людей; и ближе становишься к католикам (не к католическим принципам, а - людям). И думаешь: вот они сейчас и не думают ни о папе, ни о его «привилегиях», следовательно с ними меньше препятствий сближаться; а как только «папа», «главенство», так - «проволочное заграждение», как я выразился о. Тышкевичу; тотчас в душе протест против этого первенст-вования, раздражение; и любовь (хотя в зачаточном состоянии) начинает снова тухнуть в сердце. Но думаю: что им до любви, «принцип» важен. Ну, тогда и нечего думать о сближении. Путь к нему только через любовь и смирение: «мать и страж всех благ - любовь», говорит св. папа Григорий Двоеслов (Lib. VI, Ер. 40). Нужно возлюбить «смирение, посредством которого может сохраниться и согласие братьев, и единство всей Христианской Церкви» (Lib. V, Ер. 18). «Да исчезнет же» посему «из ума христианина желание присвоить себе хотя как-нибудь» что-либо такое, что могло бы «уменьшить честь других братьев в какой бы то ни было степени» (Lib. V, Ер. 43).

Потому нужно стараться и «очень усердно молиться и настойчивыми молитвами умилостивлять Господа Всемогущего» «устранить от единства и смирения Церкви зло гордости и раздора» (там же), «дабы До тех пор, пока в мире сем почитают честь всех епис копов, Всемогущий Господь сохранил бы у них (почитающих) и их собственную» (Lib. VIII, Ер. 30).

А сам он так про себя говорит: «Поверьте мне, что если бы потребовала необходимость, то ту честь (honorem), которую мы получили», «ради истинной пользы мы скорее бы её оставили, чем держались» (Lib. V, Ер. 43).

... Причащались. Но об этом после.

Одна из причастниц после мессы обходила все картины с изображением Христа страдающего (всё прочее завешено теперь) и «созерцала», становясь на колени (Это называется у них: «крестный путь» совершить.): а там-[то] Его побили, когда Он падал под тяжестью креста, то оплакивали жёны иерусалимские; то ещё что-нибудь такое и «жалобное» и «страшное» и богомерзкое. И всё это для того, чтобы расшевелить сердце, привязать к любви Христовой.

... Нет, это всё деланное, человеческое, естественное. Так истинная мистика не дозволяет (см. «Мысли»). Это всё не глубоко, ибо не духовно; а нервно, не благодатно, а естественно. А посему, как утренняя роса до первого солнышка. И эта дама «сострадательно» качала головой Господу Иисусу; а потом вдруг вижу, что она уже... поправляет свои перчатки, которые, видимо, нехорошо были натянуты... Ну, быстро же «жалость» испаряется. А, поправив, она снова начала умильно смотреть и сочувственно качать головой.

Не то, не то, не то. Это - духовное младенчество, но воображающее себя близким к высотам мистической жизни во Христе. Так лишь деточек у нас (да и то лишь в интеллигентных семьях) учат: «Смотри, детка, какие злые люди: бьют Его Доброго!» И «детка» плачет. Но взрослым духовно, хотя даже и женщинам, Господь говорит: «Не плачьте обо Мне, а - о себе», или «не прикасайся» по-человечески; или «не ищи осязанием ран тела поймать Дух», - это уже апостолу Фоме дан был упрёк. У нас, у православных, иначе: пришла в голову мысль о страданиях Спасителя; тотчас же, не останавливаясь воображением своим ни одной минуты на физической стороне мук Его, немедленно перенесись к своей грешной душе и воздохни «о себе»: «Господи, прости меня грешного!» Вот где центр нашей психики (см. подробнее «Мысли»); ибо Господь сошёл ради нас, Он - «Путь», а потому должно стремиться к цели, ради которой Он сошёл - спасению нашей души: «не плачьте обо Мне, а плачьте о себе.»

Конечно, скажут, что всё это и они признают. Конечно. Но я и не противополагаю, как чёрное белому; а лишь указываю различие в степени духовной жизни с точки зрения чистоты, истинности и высоты.

11 МАРТА.

ХОРОШИЕ КАТОЛИКИ

Третьего дня я посетил пансион, где католики так любезно питают О. В. О., чтобы поблагодарить их за неё.

Во главе сестёр стоит soeur superieure (настоятельница), мать Филомена. Молодая ещё женщина, - лет сорока, - чистое лицо, довольно худое, аскетическое; ясные глаза, говорящие о такой же душе; смиренное настроение; монашеская искренняя выдержанность и наблюдение за собой; грустное (ибо чему веселиться на этой земле изгнания нам, грешным) выражение всего лица - приветливо-доброе; без аффектации и фальши обращение.

«Прекрасная монахиня!» - невольно говоришь себе без всякой натяжки и даже - с уважением и любовью.

Она составила бы украшение всякому монастырю.

И, конечно, любовь к Богу у неё сильная. И, вероятно, она духовную работу свою проводит в «тайне» души своей.

Встречал я в России инокинь более божественного содержания, почти преподобных. Мать Филомена ещё молода и «просто хороша» духовно, прекрасный «человек», отличная христианка. Но и это велико. Слава Богу. При прощании я попросил у неё молитв, а также и у двух других, вместе бывших. Но то уже, чтобы не выделять её. Они все трое поклонились мне в ноги и поцеловали руку.

Две другие напоминают наших русских монахинь: м[ать] Екатерина - очень полная старушка, напоминает какую-либо игумению, а послушница (сестра) Домитилла - таких же при игумениях молодых послушниц.

О них нечего говорить особо: обычные, но тоже не худые.

Я весьма рад, что увидел такую хорошую католическую инокиню. Вот сближение исповеданий может быть не через догматические споры и не через папство, а через христианское настроение, просвещённое Божией благодатью смирения, любви, чистоты, веры и подвига. Иначе будут бесплодные слова и вражда, и споры без конца. Лишь в благодати - объединение. А её-то и мало, особенно у меня, грешного. При речах спорю, раздражаюсь. Всё это - плохое человеческое. Лучше бы молчать и не богословствовать кающемуся, по словам св. Иоанна Лествичника... А уж если и говорить, то всячески смиряясь и воздерживаясь, а не мня о себе много. Господи, помоги мне, окаянному, спаси всех нас.

... Здесь, в монастыре, в общем все хороши. А есть и особо нравящиеся мне (кто я такой, впрочем, чтобы судить по своему чувству?); например, брат Михаил, прислуживающий и мне: скромный, тихий, труженик, молчаливый, со спокойно-весёлым лицом. Из болгар он; может быть, славянская натура и предыдущее воспитание подготовили такую почву? Правда, у наших лучших послушников образуется скоро более напряжённое внимание «внутрь себя»; а у него - просто тихая, хотя и не особенно глубокая вода. Но всё же - хороший послушник. Нужно бы ему развиваться далее в «созерцательной» жизни, то есть в более внутренней работе над собой, а после - и в молитве. Удастся ли это ему впоследствии?..

Ныне был в костёле. Многие после исповеди причащались. Не буду говорить по существу таинств (см. «Мысли»); но многие уходили от Святых Тайн с чувством духовного смиренного и внутреннего настроения. И я, глядя на них, переживал то же почти настроение, как и при виде и православных причастников и причастниц, а именно: умиление, радость от их веры смиренной и преданной Христу Спасителю.

... Исповедовались хорошо, видимо. Вот интеллигентный старик склонился на колени в ожидании своей очереди, размышляя о грехах своих смиренно. Вот женщина вышла из исповедальни, - серьёзная, вдумчивая, спокойная, но сосредоточенная, - и села на скамеечку, видимо, переживая ещё состояние исповеди. Ко мне подошёл какой-то грек, спрашивая, умею ли я говорить по-гречески. Видимо, принял меня за грека по одежде православной. Я, конечно, должен был отказаться. Ему нужно было исповедаться; а по-французски он, должно быть, плохо говорит. И тоже простой, - и по душе, и по положению, - вроде рабочего. Лет пятидесяти пяти уже.

Народу сравнительно мало было всё же, хотя ныне у них - Великий Четверг. Кажется, у нас бывает несравненно больше в этот день. Впрочем, может быть, во Франции, на родине, также и у них бывает больше?..

Снова мне стыдно и больно, что я критикую всё их. А иногда даже не в хорошем тоне, но иронически (например, выше - о католичке, созерцавшей страдания). Господи, помилуй и прости. Правда, св. папа Григорий Двоеслов пишет:

«Их (людей) мы должны любить, а пороки - ненавидеть. Человек - творение Божие; а грех - дело человека». Посему «будем же различать то, что сделал Бог, а что - человек»; и «ради заблуждения не будем питать ненависти к человеку; но и ради человека не будем любить его заблуждений» (письма к патриархам, LiberV, Ер. 43).

Это - истинно. Но тон должен быть иной - духовно-ответственный, то есть не осуждающий, а смиренный, даже и со скорбью, где есть заблуждение. Трудно это всегда сохранить мне, многогрешному и пу-стодушному. Но должен стараться.

Если когда-либо эти строки попадут, быть может, на глаза католикам, - а тем более, - моим гостеприимным ассомпционистам, прошу простить за лишнее и греховное; и ради моего нехорошего тона, а, может быть, и не совсем точного освещения (по неведению моему) прошу осудить меня, но не православие: я - плохой член православного Тела Христова; прошу обратить внимание не на язык мой, а на мысли.

Особенно, если вспомню о своём недостоинстве, ещё труднее писать. Иногда даже являются мысли бросить всё. К чему? Кому это нужно будет? Мир уже совсем не интересуется ни нами, ни католиками. Антихрист идёт. Нужно бы спасать душу в молитве, покаянии и добрых делах.

«СОБЛАЗНЯЮТСЯ».

ДВЕ СТРАННЫХ ВСТРЕЧИ С ГРЕКАМИ

18 марта. Ныне я пошёл в греческий храм Св. Троицы помолиться. За богослужением я решил исповедаться у батюшки - придумал древнегреческие слова и потом, после повечерия, попросил его исповедать меня. Но он отказался, ссылаясь на незнание русского языка. (И, кажется, ещё на то, что исповедать меня может архиерей. Греческий язык, особенно новейший, я плохо знаю; может быть, не точно понял. И далее буду писать с оговорками, если в чём не ручаюсь.) Тогда я отправился к архимандриту Иерофею, служащему при той же церкви. Я его видел за богослужением много раз. И он мне чрезвычайно нравился: чувствовалась искреннейшая и глубокая простосердечная вера; видна была ясно и душа его такая же: ясная, простая, нелицемерная и внутренне-смиренная. Он, видимо, не сознаёт и даже не думает о своей незаурядной высоте. А простота его так нравится нам, русским, что чувствуешь его родным себе; и кажется, будто его выдернули из какого-либо костромского лесного монастыря и посадили в древний Халкидон. И народ его любит. Я и от русских слышал прекрасные отзывы. А после и сам ясно почувствовал сердцем и увидел глазами. Вот он стал в дверях Царских лицом к народу и внимательно слушает паремию, которую читают на правом клиросе. У русских бы смутились немного этому «непорядку», особенно (да и, пожалуй, одни лишь) интеллигенты. Католики сочли бы прямым «безобразием». Но греки и не думали даже об этом. А мне даже очень понравилось такое отношение к храму: он немного глуховат, - в алтаре ничего бы не слышал, - а сейчас вот он слушает и впитывает в сердце. «Не человек для субботы, а суббота - для человека», - сказал Спаситель.

Как это не похоже на «историю с подсвечниками», о которой расскажу после!

Пришёл к нему: убогая келейка, всё бедно. Он тоже стал отказываться. Тогда я сказал, что в таком случае исповедуюсь в Константинополе у русского.

Разговорились. Впечатления мои усилились ещё более. Я увидел, что он - человек большой духовной крепости. Эти люди - столпы народа, хотя и не сознают этого сами.

И я почувствовал себя перед ним духовно-немощным, учеником. Без всякого усилия сразу смирился, как низший пред высшим.

Ничего подобного я не чувствовал при встрече с католиками, [вплоть] до монсеньора Дольче включительно. Вообще, я не видел здесь ни одного католика, сила которого сразу бы чувствовалась и подчиняла; подчиняла» не властным характером и не историческими, рационалистическими доводами о необходимости подчиниться примату папы и католичества, а непосредственной и очевидной наличной силой духа, чего так я ишу в католиках и не нахожу. «Хорошие» они, но люди. И только. Не то ценно. Эдак я и турок «хороших» видел, которые и руку у меня целовали смиреннее католиков (они этого не делают). И искренно-ласковы были. И добро делали русским бескорыстно, без задних мыслей.

А батюшка о. Иерофей - внутренне сильный и цельный. Этакие тяжесть истории несут через века. Почти в первых же словах он сказал мне, что многие соблазняются моим проживанием в католическом монастыре:

- Вениамин, епископ православный, и у католиков. Что такое?..

Иные уже думают: не переходит ли в латинство? Я, конечно, объяснил, что причина - моя болезнь, требующая особой пищи, которую и дают мне здесь. А кроме того, нужно нам знать друг друга; и Апостол сказал: «всё испытывайте, доброго держитесь». А тем более, что грядёт Антихрист; и христианам нужно сплачиваться; для этого же нужно знать друг друга. Но это ему было малоутешительно.

- Я не смущаюсь сам (передаю приблизительно смысл его слов). Вот я вижу, что, допустим, епископ Вениамин - «хороший человек»; но живёт у латин; и люди недоумевают, «.............» (соблазняются).

И это вредно для православной веры. Апостолы даже общение с еретиками запрещают, а Вы - живёте.

Я снова повторил о причинах жизни здесь.

- Пища... Да, они готовы всё сделать. Они всегда сначала так поступают. Но у них задние мысли.

Они - неискренни. Вот смотрите: у них здесь школы разные. Зачем это? Отрывать православных от Церкви. Они - фанатики. И для своих целей идут на всё. И апостола Петра привлекают. Говорят: «Ты - Петр, и на сем камне», - то есть на Петре, - «созижду Церковь Мою». На камне, - нужно понимать, - на исповедании, что Я есмь Сын Божий, осную Церковь. (Действительно, так толкует св. Иоанн Златоуст и даже Иероним и Августин, о чём см. в «Мыслях».) А апостол Пётр и предавал, то есть отрекался от Господа, и услышал даже: «Отойди от Меня, сатана!» (в той же гл. 16, 23 Ев. от Мф.) Это забывают католики. Гордость обуяла. Господь сказал, что «кто хочет быть первым, тот пусть будет всем слугою». А они вознесли папу над всем миром!..

Вот Вы - епископ, патриарх Константинопольский - епископ, Московский - епископ, и т. д., и все вы равны в сущности. А папа - превыше всех и всего. Даже Христос будто отступает в тень.

- Но вот Антихрист придёт: нужно сплачиваться.

- А папа сам ведёт к Антихристу, - сказал он в ответ. В Апокалипсисе написано, что появится зверь с семью головами и десятью рогами (13,1). Толковники говорят, что это относиться к папе. Так учат и наши греческие и английские толковники.

И всё это сказано было с горячим и искренним убеждением, так что я почувствовал, что спорить бесполезно. Да и нужно ли? Кто знает, при такой власти единоличной и «непогрешимой» в одно несчастное время придёт такой лукавец, который сделается папой, а после поведёт Церковь латинскую, куда угодно: ему же всё послушно! Ему же «непогрешимость» присвоена!

Вот уже тогда сбудется опасение святого папы Григория Двоеслова, что если «вселенский епископ впадёт в ересь, то с ним пала бы и вся Церковь» (Lib. V, Ер. 18 к св. Иоанну Постнику, ср. Lib. V, Ер. 43 к патриархам). Это именно о папстве сказано.

Конечно, католики, услышав такое сближение, улыбнутся снисходительно или раздражатся. Но напрасно.

«Антихрист назовёт себя богом... О! Я говорю смело, что кто назовёт себя епископом вселенским... тот предтеча Антихриста» (Lib. VII, Ер. 13 к имп. Виз. Маврикию) (quisquis te universalem sacerdotem vocat, vel vocari desiderat in elatione suaAntichristumpraecurrit). (Эта фраза выпускается католическими «историками», ибо уж этого «пожелания» у пап отнять никак нельзя.) Когда я прочитал это место католику, то он думал, что так пишут русские епископы. «Увы!» - сказал я ему, - «так пишет папа, да ещё и святой».

И ныне я ему снова это место прочитал, и он... ясно смущается: очень уж определённо сказано и страшно. Но потом глушит мысль свою. Поэтому не особенно-то смешно указание на Антихриста... Но послушаем дальше батюшку.

- А как же вот ваши греческие митрополиты написали окружное послание всем Церквам мира («........? ........ ..? ........? ................? .... ..? '........? ........? ..? ......?». 1920), где подписались и теперешний наместник митрополит Кесарийский Николай, и ещё десять греческих митрополитов, и почивший наместник патриарха Дорофей, митрополит Прусский? Вы читали эту энциклику? Ведь там говориться о желании объединиться даже с англиканами?! Да и Вы сами (раньше, в беседе) хвалили архиепископа Гибралтарского, англиканского вероисповедания, карточку которого показывали мне?

Послание он, кажется, не читал, как и я ещё не удосужился вот, хотя оно лежит при мне. Я обещал ему снести его. Но об англиканах [он] сказал следующее:

- Англикане признают, что наше православие - есть подлинное христианское учение. Они и в вере согласны с нами; и крещение через погружение признают; и хлеб квасный в Евхаристии и под двумя видами.

И они - хорошие, искренние люди. А католики и filioque придумали, и обливают вместо крещения (хотя Господь совершенно ясно сказал: ..........? - крещая, погружая. Мф. 28,19); и на пресном хлебе совершают таинство Евхаристии, и под одним видом причащают. И хитрые: устроили здесь церковь, в которой всё по греческому обряду - и служба, и одежда, и обряды. Всё это - чтобы привлечь к себе хитростью.

Я подумал: «Ещё рано учёные поспешили сдать в архив догматические, а особенно обрядовые разности. Ещё постоят за них очень многие».

- Но ведь вы их называете фанатиками, а они - вас. Кто же прав?

- Нам приходится уже отвечать на их дела. Смотрите: у нас нет прозелитизма почти вообще, а они вКонстантинополе везде ведут пропаганду в школах, в монастырях, в орденах своих. Мы же вынуждены лишь защищаться. И невольно они заставляют и нас быть фанатичными в ответ.

И я в душе понял правду его слов. Я и сам недавно говорил и о. Тышкевичу, и офицеру Масленникову, что если бы католики стали пропагандировать в России, они и во мне нажили бы врага, да ещё и энергичного врага. Какой бы вопль подняли латиняне, если бы мы повели подобную пропаганду православия в Риме, их столице?! О-о!

Таков был приблизительно разговор. Страшно жаль, что я мало понимал по-гречески; так интересно было слушать дорогого батюшку. И, конечно, он гораздо лучше выражался, чем я писал здесь: у него соединялась твёрдость веры со смиренной простотой духа и внутренней деликатностью. У меня в записках вышло гораздо грубее.

Простившись с ним, я направился покупать себе бумаги для продолжения записок о католичестве.

... Вспомнил одну подробность. Разговорились про кого-то. Я говорю:

- Хороший он (......).

А батюшка меня поправил: «Не ......, - а только ....?. Ибо ...... (благий) только один Бог. «Никтоже благ (......) токмо един Бог», - сказал Спаситель юноше. А человека можно назвать только хорошим - «....?».

Я порадовался такой поправке: вот строгость понятий; истина сознательна и отчётлива. А католики направо и налево раздают эпитеты: хороший, добрый, благой. У них и Бог - «lebon Dieu», и человек- «bon», и «ладно» - «bon».

Не говорю уже о том, что щедрость необычайная, как и вообще в интеллигентном, галантнейшем обществе: тот хороший, этот ещё лучше, да и я...

... На базаре встретил меня грек, говорящий по-русски сносно, и, узнав, что мне нужна бумага, услужливо повёл к магазинчику. Дорогой справился, кто я.

Когда узнал, что я и есть епископ Вениамин, тотчас же со страшной любознательностью стал спрашивать: как же я живу у католиков, не перехожу ли я к ним?

Оказалось, он слышал уже обо мне. Я понял, что народ смущается действительно, если первый встречный заговорил сразу об этом.

- Конечно, истина - в православии. И никогда я не перейду в католичество. Это всё ясно.

- А зачем покупаете бумагу?

- Писать против католиков. Contre catholiques! -сказал я намеренно сильно и спокойно.

Он улыбнулся и удивился, конечно, без вражды.

- Как же contre, когда вы у них и спите, и кушаете?

- Ну, что же? Вот Вы - хороший человек, а учение ваше может быть плохое; с Вами я могу жить в мире, а учение - отвергать. Так и там: они относятся комне хорошо; но учение их неправильное. Я так и им говорю открыто, когда заходит речь!..

Он удивился ещё более моей смелости; и это, кажется, его успокоило. При расставании он дружески жал мне руку (у них, кажется, не все целуют руку епископу).

Идя, я думал: «Вопрос оказывается больной для иных. И в самом деле: не соблазняю ли я их? Сердце что-то забеспокоилось. "Горе тому, через кого соблазн приходит", - вспоминаю слова Спасителя. Да и не говорил ли их мне ныне о. архимандрит? Уже не уйти ли отсюда совсем?! Я - епископ! Осторожность втройне нужна. Нужно подумать, да и посоветоваться с влады ками. Не хочется лишаться удобств... Похлёбка чечевичная!.. Смотри!..»

Но и радостно было мне слышать твёрдость батюшки и соблазн встречного: пусть знают католики, что не так-то легко бороться им. Против их фанатизма - здесь тоже скала.

Когда мы очень уступчивы и мягки (особенно русские, - и по натуре своей, и по неведению католицизма, и по интеллигентской «терпимости»), то это окрыляет врагов и делает их неуступчивыми и настойчивыми. А когда вот встретят такую твёрдость, то невольно придётся задумываться. Слава Богу за это! Как-то и я почувствовал себя гораздо ответственнее и твёрже.

Но нужно знакомиться?

Иду и думаю. Вдруг - две новых встречи. Но закончу эту главу. Меня поразило, между прочим, это странное совпадение: пошел исповедоваться, а получил обличение и был глубоко смирен батюшкой. И в чем? Не в грехе, а в вере, что важнее греха. А дальше и вовсе дивно: встречный человек говорит на ту же тему! Я мог бы пройти другой улицей и не встретиться с ним. Вижу, это - Промысел Божий! Нужно отнестись внимательно. Спрошу на исповеди и батюшку о. Софрония.

РУССКОЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ О СОБЛАЗНЕ

12 марта. Купив бумаги, я шёл по улице в монастырь. Прохожие с обычным любопытством, особенно же свойственным народам Востока («Что нового,» - любили ещё при апостоле Павле спрашивать греки. Деян.17, 21) смотрели на русского духовного. Но на этот раз мне уже стало казаться: не «..............» ли это? Вдруг слышу меня окликнули: «Владыка!» Оборачиваюсь. Ко мне бежит князь Волконский. О нем ещё, быть может, напишу. Католик.

- Как поживаете, - спрашивает он.

- Внешне - ничего, а главное-то внутри.

- Ну, конечно. Но и внутреннее возделывается через внешнее. А вот - моя жена.

Познакомились. Куда? Откуда? Я рассказал о визите к архимандриту Иерофею и встрече на базаре. Похвалил силу духа батюшки. Князь подтвердил, что действительно некоторые соблазняются, но на это не нужно обращать внимания.

- А вы тоже католичка? - неожиданно спросил я у княгини.

- Не-е-т! Православная!

- Ну, слава Богу! А вот ваш князь-то запутался, сбился с истинной дороги.

- Ну, зачем же сбился? Это, ведь, не младенческое увлечение у меня.

- Тем хуже. «Мужеское» увлечение, а всё же -увлечение. И справиться с ним, княгиня, трудно: они почти безнадежны, по упорству своему. Протестанты гораздо ближе по духу и простоте сердца. Вот только что в это воскресенье я перевел в православие одного лютеранина, доктора Глюка. Прекрасный человек. И убеждать немного пришлось. Почти без убеждения согласился. Правда, у него - жена хорошая, православная. Но что характерно: у него родители-то были католики и католиками померли. А всех детей переводили, сразу же после рождения их, в протестантство.

- Как так?

- Им не нравилось католичество. Душно было там (см.выше гл. «Странный случай»).

- Ну, эти случаи редки. Наоборот, возвращение к католичеству растет, - сказал князь.

- Это вы так думаете. А вот монсеньор Альберт Баттандье иначе пишет в «Anomaire Pontificate» за 1913 год. Он смотрит «скорее мрачно» (en noir). Рост протестантской миссии, - говорит он, - в пропорци овальном отношении движется быстрее католической. Наоборот, уход из католичества в протестантство -сильнее возвращения в него. Англичане, - а они в большинстве не католики, - захватывают огромные пространства мира. Русские «роятся», как пчелы. Многие уходят вообще не только от католичества, но и совсем из христианства на Западе. Примером была Франция. И знаете, князь, это для нас, православных, лучше, что Вы - такие непримиримые. Вы, так сказать, «крайняя правая» на христианском фронте. Налево - всякие сектанты с протестантами. Ближе по центру - англикане, особенно члены «Высокой Церкви» и американские епископалы. Весьма близки по настроению к православию. А в центре - мы. И чем вы, католики, упорнеее, тем для нас и для всех других лучше. Всем прочим легче прийти к нам, раз вас с нами нет. Помните у апостола Павла о евреях (Рим. 11 гл.) Бог допустил их отпадение от Христа для «спасения язычников»; но и это для того, чтобы впоследствии «возбудить в них ревность» к обращению (гл. 11, ст. 31-33), то есть, где еврей был, там не хотелось быть язычнику, особенно эллину и римлянину. Так и теперь: католиков бранят и кое-где очень не любят. Поэтому при обращении будут бросаться в другие объятия. Вот почему я и говорю: чем вы будите упорнее, тем для православных и для спасения людей лучше. А после, Бог даст, и вы смиритесь и соединитесь, увидев себя покидаемыми. Но это будет после больших скорбей.

И я ему рассказал молву о предсказании «Владимирского старца» какому-то католику о бедствиях революции для Запада и, прежде всего, - для папы, (см. далее).

- Это может быть! - согласился князь про папу.

- Вот тогда вы смиритесь, когда придется и вам, как и нам сейчас, искать приюта «в углу» и кусочка хлеба. А сейчас вы - упорны. « Всем миром владеем». Не прочно это владение ваше! Папа сейчас воображает себя «изгнанником» в Ватиканском дворце и называет свое царство «Etat» - « государство». А придет время, ни от Etat, ни от Ватикана ничего не останется. Вот тогда и вы подумаете не о подчинении, а о соединении. Теперь же вы упорны ещё. Так знайте, чем вы упорнее отстаиваете свои «привилегии», «первенство-ванне», господство, тем сильнее отталкиваете нас! Поэтому мы никогда, слышите, ни-ко-гда не примем вашего господства и «главенства»! Да и не только мы, но и вообще все люди данного момента истории. В особенности в это ли время, когда обособленность, «самоопределение» народов стало гвоздем психики национальной, самоопределения полного; теперь ли говорить о «подчинении»? Вы не слушаете истории! Слышите, но не слушаете. Или слушаете ухом, но не слышите духом. Упорны. Вам же хуже!

- Ну знаете, Ваше Высокопреосвященство! - прерывает меня княгиня, - я не «соблазняюсь», что Вы там живете.

Я улыбнулся в ответ и сказал:

- Слава Богу! Только князь-то вот запутался всё же. Обращайте его снова. Но только они упорны. Без надёжны.

- Да уж, если перешел, то возвращаться даже не мыслимо: ведь сознательно перешел значит, - ответил он.

- Ну, вот, вот! Я и спорить не буду. Безнадежны. Ну, до свидания! Так всё же обращайте его, княгиня. Или хоть молитесь за него.

И мы расстались.

Через двадцать шагов - новая встреча: протоиерей Корчагин и издатель альманаха А.А.Спасский, мои знакомые. А Спасский даже и душевно дорог мне ещё с Севастополя. Они приходили ко мне с визитом и вести какой-то важный разговор, но напрасно прождали меня полтора часа. И вдруг - встреча на улице. А о.Корчагин (академист) дал мне для прочтения свою статью «Вселенская Церковь и Интернационал». С неё-то и начал я. Время было позднее. Им нужно было спешить на пароход.

- Прочитал вашу статью. Интересна. Но с идеей не согласен ни по существу, ни по практической её не осуществимости.

- Об этом нужно поговорить подробнее бы. (А он защищает именно идею объединения христианских исповеданий).

- Поговорим. Но особенно трудно «объединяться» католикам; они мыслят лишь «подчинение».

- Вот и в России теперь, - вступает в разговор Спасский, - они делают свою работу: в Белоруссии хотят насаждать католичество. Имеется план. У меня сейчас есть даже документальные данные на это. И я их отпечатаю в своем журнале. Непременно покажу и Вам.

- Это вот ужасно неприятно в них! Этот фанатический прозелитизм; и среди кого же? Среди христиан православных! Они наживают в себе новых врагов среди нас теперь, то есть среди русских. Преждемы относились, - в массе народа, в интеллигенции, в иерархии, - очень, очень терпимо, мирно. А при пропаганде вражду разовьют и в нас. Кто же вот виноват будет потом? Мы не лезем к ним. Зачем же они врываются? И грустно, и больно, и вредно будет.

Я и им рассказал о трех встречах. За поздним временем разошлись до субботы. Ну, какое тут может быть объединение? Вот идешь навстречу искренно, сердечно, с открытой душой. И вдруг против тебя - рожон. Поймешь и греков вполне. И невольно навязывается вопрос: да уж прав ли я в своей «славянской широте души»? Не больше ли данных у митрополита Антония в его непримиримых взглядах на католичество? Может быть, у меня лишь «мягкое сердце», а у него - жестокая действительность истории? Эти вопросы для меня - новы. И снова я подумал: не дивно ли, что в один вечер целых четыре встречи? И все, - совершенно неожиданно! - были на одну тему? Не голос ли Промысла Божия? Право же, это дивно что-то!..»

Нужно подумать, посоветоваться, исповедаться и доложить все старейшим братиям моим, владыкам Анастасию и Феофану. Чем бы ни грозило их решение, подчинюсь их братскому совету и Божью благословению... А какое же мое-то личное мнение?

МИТРОПОЛИТ АНТОНИЙ И МОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ

В одном из заседаний В[ысшего] Щерковного] Управления, еще в ноябре месяце, был поднят вопрос о соединении Церквей в деле общей борьбы с надвинувшимся неверием, социализмом, масонством. Особенно защищал эту идею м[итрополит] Платон, отличающийся наибольшей терпимостью, пожалуй, переходящей иногда за границу должного. Это объясняется тем, что он жил в Америке и имел общение с разными исповеданиями, где видел много доброго в жизни. И эта психологическая почва сделала его терпимым. Кроме того, и американцы, даже и католики, по-видимому, не так фанатичны там, как западные; ибо жизнь Штатов, сложенных из разных наций, заставила американцев быть вообще терпимыми.

Но митр[ополит] Антоний почти не слушал м[итрополита] Платона, хотя тот старался употребить все силы для возбуждения интереса к вопросу о взаимодействии всех христиан. А после его речи митрополит Антоний своим холодным отношением и какой-то равнодушной репликой показал, что он не при дает вопросу никакого значения и даже не хочет говорить о вещах пустых и, может быть, вредных.

Вопрос готовился вступить снова в мертвую полосу. Трудно возражать владыке Антонию. Тогда я сказал ему следующее.

- Владыка! Я не буду говорить сейчас о том, кто прав по существу дела, - вы или мы,- в отношении к инославным и в частности - к католикам. Но только я утверждаю один, для меня несомненный, факт: ваше отношение, - крайне резкое, - как известно, не типично для Русской Церкви вообще и православно-русской иерархии, в частности. Я знаю и Всероссийский Собор, и Украинский; знаю и Церковное Управление, хотя бы данного состава, и должен утверждать, что иерархи думают не так, как Вы.

- А откуда Вы знаете мое мнение?

- Простите! Но это - общеизвестный факт, которого Вы сами не таите ни перед кем. Вот недавно Вы повсюду почти рассказывали, что на предложение католиков занять беженцам, русским епископам, дачу католического делегата М-ra Дольче; Вы так ответили, что и повторять неудобно. И я напомнил о «с-ке»: лучше там, чем...

- Да и здесь вот из пяти епископов Вы лишь один - крайне резкий; другие, правда, в разной степени каждый, но значительно терпимее относятся к данному вопросу.

Кроме трех перечисленных лиц были еще: архиеп[ископ] Анастасий Кишиневский и архиеп[ископ] Феофан Полтавский. Все мы служили в академиях. А трое были даже ректорами их. Люди сознательные и образованные.

- Но Вы так категорически заявляете свой взгляд, что не остается ни духу, ни желания противоречить Вам, по бесполезности этого, а также из-за деликатного отношения к Вашей личности. Однако же, я вынуждаюсь протестовать, хотя бы просто потому, что нельзя узурпировать «голоса Церкви» Вам одному при ясном несогласии, хотя и молчаливом, большинства. Это - не соборно, - ни по форме, а главное - ни по духу. Это похоже на то самое папство, на которое Вы нападаете. А потому, если Вы считаете свое мнение не подлежащим сомнению и даже не ждете обмена мнений; то у меня является вопрос: зачем же я здесь сижу? Тогда лучше уйти совсем. А Вы уж решайте все и за всех. Откровенно и решительно будет. А теперь я боюсь возражать против ваших аподиктических заявлений.

- Вы-то боитесь? Если бы и сам патриарх здесь говорил, как я, Вас не запугаешь.

Святители весело рассмеялись.

- Да! Я вот говорю. Но нужно знать, чего мне это стоит. Я должен был собираться сказать это, может быть, двадцать раз. Да и сейчас мне требуется особое напряжение. Я ведь не сумел удержаться в тоне мира, объективности и любви, а раздраженно говорю. А почему? Потому что нужно было понудить себя сказать. Но разве это дух соборности? Дух братской любви? Конечно, нет: где любовь там нет страха... в страхе же есть мучение (Шн.4,18).

Он возражать не стал больше. Разговор на этом так и оборвался ни на чем. Но слово сказано.

После он неоднократно посещал меня во время болезни и с неизменно-искренней любовью. Спасибо ему от сердца! Но пока не отказываюсь от сказанного.

Католики знают о таком его взгляде и, конечно, не любят его; но знают и его мощь. Так смотрел я прежде. А как теперь?...

КОНЕЦ ВТОРОЙ ТЕТРАДИ

ДУХОВНЫЙ ЛИК ПОЛЬШИ

Оп.:"Наш современник" N9, 2004

[1] Работа печатается в сокращении по тексту книги митрополита Вениамина "Католики и католичество. Духовный лик Польши". Москва, издательская группа "Скименъ", издательство "Пренса".

Молодая издательская группа "Скимен", занимающаяся изданием богословских, философских, исторических трудов, мемуаров и дневников, в последнее время обратилась к наследию выдающегося русского духовного писателя митрополита Вениамина ( Федченкова , 1880-1961 гг.).

Это имя после публикации книги его воспоминаний "На рубеже двух веков" сразу стала широко известно в среде православных читателей. Владыка Вениамин, занимавший во врангелевском Крыму пост епископа армии и флота, прожил долгую и яркую жизнь.

Эмиграция 1920 года в Турцию, рождение русской зарубежной церкви, жизнь в католической Европе, переезд в США, где он занял пост экзарха Московской патриархии, поддержка мощного патриотического движения за рубежом во время Великой Отечественной войны - участие в январе 1944 года в работе поместного собора русской православной церкви, служение после войны владыкой в Рижской и Ростовской епархии и, наконец, уход на покой в Псковско-Печерском монастыре, где его приняла родная земля - вот головокружительные этапы его судьбы. Владыка Вениамин был в Америке членом Национального Комитета славянского конгресса, собирал средства для советских госпиталей, помогал нашим дипломатам в организации встреч с Рузвельтом, к которому был вхож в любое время. Но одновременно он никогда не забывал о стратегических опасностях для России, исходивших от буржуазной Европы, от Ватикана и католичества, от вечной русофобской соседки России - Польши.

Именно анализу отношений с последней посвящена только что вышедшая в "Скимене" его работа "Духовный лик Польши". Вечная тема - "Шляхта и мы", но разработанная аж в 1939 году. А кроме нее свет увидели изданные в том же "Скимене" "Письма о монашестве", "Письма о двунадесятых праздниках".

Работа над богословским и литературным наследием объективного историка и православного исследователя митрополита Вениамина, являвшегося, на наш взгляд, своеобразным предтечей Митрополита Иоанна Санкт-Петербургского и Ладожского - продолжается.

Станислав Куняев

ДУХОВНЫЙ ЛИК ПОЛЬШИ

Польша теперь потеряла свою самостоятельность. Совсем ли? Или временно? Никто ещё не может сказать об этом решительно...

А история её была так разнообразна за тысячелетнее существование, что всякий может извлечь из архивов то, что ему нравится. Например, мы были свидетелями осуществления надежд её на обладание землями чуть не "от моря до моря", как говорилось у поляков. Никто, однако, не предполагал этого перед мировой войной. Даже сами поляки, в большинстве их политических деятелей, не мечтали о том, что потом вдруг случилось.

Но ещё менее ожидали такого молниеносного исчезновения великодержавной Польши с карты держав Европы, которое произошло ныне осенью... Всё бывало... И я не думаю предсказывать ничего о будущем: это не моё дело. Я не политик... Да и политики ныне не знают: чем всё может кончиться. И всякий гадает по-своему. Кроме того и тем более, я не желал бы причинять неприятностей полякам пророчествованиями о том, что, наконец, Польша "сгинела".

Во-первых, потому, что им теперь больно; и не время раздирать сочащиеся раны их; а во-вторых, потому, что мне, как славянину и как христианину, жалко их, хотя бы и "лежачих": а лежачего не бьют, по пословице. Однако и молчать совсем - нехорошо. Все говорят об этом; а иные думают молча про себя. Я утверждаю, что необходимо раздуматься и нам, духовным людям, над происшедшим ураганом Божиим. И вот почему.

Обязанность каждого христианина разгадывать, по мере своих сил, смысл судеб Божиих: для чего-нибудь Промысл одно попускает, другое делает; одно разрушает, другое сохраняет или воссозидает! Нужно вдуматься. Затем, для нас, не только духовных, но и вообще верующих людей, в судьбе Польши можно увидеть много поучительного в данный момент: дальше мы это увидим ясно... Нужно учиться уроками истории не только своей, но и чужой. Я вижу: как много общего в судьбе и психологии поляков и русских эмигрантов.

И именно с точки зрения религиозной, а в связи с ней - и политической. И уж, конечно, если рассматривать болезнь, то нужно заранее показать свои раны: иначе не вылечиться. И мы, эмигранты, сами пережившие трагедию потери Отечества, даже худшую, чем теперешние поляки, оставшиеся всё же жить на своей земле, среди своего народа, мы имеем душевное право говорить откровенно и другим о том, что пережили и переживаем сами.

В частности, мне, как представителю Патриаршей Церкви в Америке, неоднократно приходилось критиковать и себя самого, и высшее и среднее духовенство, и вообще говорить о великих недостатках Православной Церкви и русских кругов, особенно руководящих. Потому я, более, чем кто другой, могу говорить с открытым лицом о дефектах и других.

Многие из слушателей были свидетелями моего выступления ещё в 1933 году в "Лэбор Тэмпл", где я вскрывал язвы наши и считал посланные нам испытания делом правды Божией, спасающей и очищающей нас от дурных наростов. Потому, если я далее буду говорить о болезнях Польши, то пусть не думают обо мне, что я критикую из злорадства... Боже сохрани! Я и своей Православной Церкви (и православной эмиграции) желаю лишь добра. И полякам желаю того же. Но всё же слушать правду горькую неприятно. Несомненно.

И эмиграции, даже и оставшимся в России братьям, тоже горько было сознаваться в своих ошибках и болезнях, но таков урок Божий. Нужно! Для этого посылаются события... Я и евреям в том же "Лэбор Тэмпл" в 1933 году открыто сказал, что и на них идёт суд Божий. И к чести их, я обязан сказать, они тогда не выразили протеста против моих обличительных слов, что у них (как и у многих из русской эмиграции даже доселе) нет покаяния.

И только Патриаршая Церковь в России, и за границей отчасти, стала на эту божественно-спасающую линию. Евреи выслушали молча. Через пять лет моё предвидение сбылось в Европе... И теперь мне хочется, чтобы мои слушатели, особенно если среди них есть братья поляки, по крайней мере, молча выслушали слова правды. Когда же и послушать их? Только когда больно душе, тогда она и слышит хорошо. После, особенно если начнутся снова благоприятные обстоятельства, не захотят слушать. Так, послушаем...

И русские слушатели должны урок взять из их судьбы... Конечно, я не думаю, чтобы мог объять весь вопрос о духовных причинах падения Польши с исчерпывающей полнотою. Даже и специалисты этого вопроса подходили к нему с разных точек зрения; а иногда противоречили друг другу. Вот, например, что говорит знаменитый историк, профессор Костомаров по этому вопросу: "Внутренние условия, доведшие Польшу до разложения, сложны и были предметом множества соображений, догадок, заключений и выводов...

Указывали на избирательное правление, на чрезмерную силу магнатов, на своеволие шляхты, на отсутствие среднего сословия, на религиозную рознь (католиков с православием. - М. В.), на упадок и порабощение земледельческого класса. Нам кажется, что эти признаки не представляли ещё стихий неизбежного падения и разложения государства" (Книга его: "Последние годы Речи Посполитой". С-Пб., 1870). Подобные условия существовали и в некоторых других странах Европы; и, однако же, они не погибли ещё.

И Костомаров ищет своих объяснений. Я тоже попытаюсь подойти к этому вопросу с собственной точки зрения. Она не совсем нова. Многое я вычитал у других исследователей причин падения Польши. Особенно много идей дают славянофилы, а также и непосредственные деятели в Польше, особенно во время её потрясений, когда прорываются наружу те тайные силы, которые были дотоле скрыты от посторонних взоров.

2 ДУХОВНЫЕ ПРИЧИНЫ; ВАЖНОСТЬ ИХ В ИСТОРИЧЕСКОМ ПРОЦЕССЕ

Да, много причин умирания человека: и сердце стало плохо; и желудок не варит и прочее... Тем более много причин в умирании или временной болезни народного организма. В последнее время главные причины стали усматривать, по преимуществу, в хозяйственных условиях: в экономической борьбе классов. И нет сомнения: эти причины всегда играли важную роль. Но совершенно невозможно было бы объяснить все сложные явления жизни только этими одними причинами.

Если допустить, что низшие классы Польши, "хлопы", крестьяне, батраки, панщина, - если всё это разделило "панов" и рабочих и сгубило единство и мощь Польши, то почему же, по-видимому, те же самые условия барщины не погубили России в 1812 году, при нашествии блестящих войск Наполеона? Почему и дворяне и крестьяне-рабы встали вместе на защиту Родины и выжили Наполеона? Значит, есть крестьяне и крестьяне, барщина и панщина; есть какая-то разница...

Да и те же поляки, включая и низшие классы населения, рабочих и крестьян, единодушно в общем шли на борьбу против России, как белой, так и красной. И жили в последние двадцать лет всё же более или менее в единстве государственном, хотя и в весьма различных экономических условиях, от графов Потоцких - до безземельных батраков. Если же скажут, что это было только под воздействием полицейских карательных мер, то это ещё не вся правда.

Вот теперь, когда во многих местах совсем уже нет панов (в советской части бывшей Польши), разве мы можем сказать, что все поголовно поляки рады тому, что панов выгнали, земли их отобрали и раздают селякам и батракам; и стало быть, остаётся только радоваться и благодарить советскую армию и власть за всё это. А больше ничего уже не желать?! Едва ли. Вот и в Америке, где нет панов польских, мы видим, как многие скорбят о падении Польши, не разбираясь даже, кто больше виноват?

Мне пришлось слышать, что многие радуются совершившемуся освобождению от панства. Но я сам видел простых рабочих и в Штатах, и в Канаде, которые потрясены совершившимся падением их Родины, и ждут изменения. И тут они готовы идти с кем угодно: с теми же панами, с союзниками-капиталистами и т. д. Вот случай в Канаде. Еду в снежных просторах Алберты. Почти рядом сидит пара молодых поляков: муж и жена. Заговорили. Она - горячая, как и все они вообще. Заговорили о завоевании Польши.

Она, ничуть не сомневаясь, стала быстро говорить: "Польша опять встанет. Непременно будет!" Впрочем, уже думает, без русских губерний, а в меньших размерах. "А если нет?" - спрашиваю я... И слушать не хочет. "Да почему Вы так уверенно думаете?" - "Англичане подписали, что будут защищать Польшу". И этого ей совершенно довольно. Спорить дальше бесполезно: "англичане подписали". Она, конечно, не знает истории, когда те же англичане тоже обещали защиту вслух, а в кабинете открывали иное.

Вот что говорил, например, английский посол в Санкт-Петербурге лорд Непир поляку Ленскому (в 60-е гг.), министру, статс-секретарю Царства Польского: "Вы - поляк; а потому считаю долгом вас предупредить, что мы только пишем ноты; но сделать ничего не сделаем" (Минтцлов. В прошлых веках. "Исторический Вестник". 1916 г., март). Но вот сейчас мы свидетели обратному: Англия воюет и за Польшу. Конечно, неизмеримо больше - за себя; но тут и Польша пригодилась.

Однако нет никакого сомнения, что при других условиях Англия выбирала такую политику в польском вопросе, какая ей нужна и выгодна была. Вот другой пример - в Балтиморе. Сижу у рабочего русского за трапезой. Жена - полька, за вторым мужем. Простосердечная, ласковая, не спорливая, а уступчивая. Пришли ещё другие поляки - муж с женой: она сдержанная, себе на уме; а он - открытый, весь наружу. Это ещё было до немецкой войны. Я говорю: "А ведь, пожалуй, Гитлер возьмет-таки Данциг".

Он и руками и головою замахал: "Но, но, но", - по-американски. Даже и мысли не допускал... А через месяц уже не было всей Польши. Но я уверен, что он и сейчас стоит за "свою" страну. Тоже рабочий. Да и теперь, оглянитесь вокруг на поляков здесь в Нью-Йорке: огромное большинство их горит мыслью о восстановлении Польши, не разбираясь даже: какой. Лишь бы - независимой. [.] [.]Невозможно всю историю народа объяснять только одними хозяйственными причинами.

Самое простое наблюдение показывает нам, что сверх этого действуют ещё и другие силы: национальные, государственные, моральные и, несомненно, религиозные. Идти против этого, значит - ломиться в открытые двери, значит, не видеть и не хотеть видеть истины. И если о ком другом, то уже о Польше, во всяком случае, безусловно, необходимо сказать, что религия, и именно католическая, имела и доселе ещё имеет огромное значение. И без этого не понять Польши, её истории и её падения.

В частности, и в советской литературе, где по преимуществу выдвигаются хозяйственные мотивы и объяснения, о Польше недавно выпущена книга с указанием и на значение религии. Некий Друнин, автор книги "Польша, Россия и СССР" (М., 1928), пишет: "При Мешко (Мечиславе князе, в 966 г.) произошло очень важное событие, в значительной степени определившее дальнейшую историю Польши - принятие христианства" (стр. 8). И в другом месте:

"Византийская и римская культуры, несмотря на то, что они обе носили яркий религиозный отпечаток были по существу культурами враждебными". [.] [.] Итак, в советской литературе, ещё в 1928 году, была издана книга, в которой не всё сводилось к экономике, а устанавливалось и историческое значение религии, культуры, школы и проч. И потому я тем более, как духовное лицо, буду иметь право ссылаться на духовные причины жизни польского народа - как в его развитии, так и в падении.

И в этом отношении я не буду одинок. Помимо советского историка Польши Друнина, я за собою имею почти всех решительно исследователей этого вопроса, за единственным почти исключением. И, прежде всего, укажу на такого выдающегося глубокого человека, как Ю. Ф. Самарин. Вот что он пишет по вопросу о значении веры:

"Не станут же отрицать, что вера несколько глубже прохватывает всю внутреннюю жизнь человека, чем, например, его политико-экономические убеждения, и гораздо сильнее действует на его сознание о себе и об отношениях его к ближним в пределах семьи, общества и государства. Эти... жизненные выводы из вероучения переходят в быт, обращаются в предания, проникают в плоть и кровь народа" (Польский вопрос. "Вестник Европы", т. 82.) (Соч. т. 1, М.,1900, с. 330).

В частности, по отношению к Польше и России, Самарин говорит так: "Польша потому враждует с Россией, что та и другая носят в себе совершенно различные идеалы - религиозные и политические: обе при этом сознают эту разницу" (336). [.] [.] И сами поляки ставят в связь свою историю с западным мировоззрением вообще, и католичеством - в особенности. А уж они знают себя больше нас. Вот недавно лишь закрылась временно всемирная выставка в Нью-Йорке. Многие из нас посещали и польский павильон.

Напомню кое-что из своих впечатлений. Только что вы подходите к нему, вас перед высокой башней из узорчатой меди (должно быть, эта башня без крыши есть сторожевая военная вышка, или по-польски, кажется, "выглендач") встречает фигура какого-то короля на лошади. Не дивно. Но вот что сразу бросилось в глаза мне: у этого военного витязя не одна сабля в руке, как это бывает и в других памятниках, а целых две, по сабле в руке; и притом - перекрещенные... Сабля и крест... Крест из сабель.

Разве это не важно?! Но вот вы вошли в павильон: центральная часть залы заполнена большими картинами об истории Польши за 1000 лет. И что же вы видите? Почти сплошь войны, военные... И католические ксендзы, монахи, архиереи... И это везде, во всю историю, за 1000 лет: военные и духовные... Совершенно ясно, что это не случайная связь, а постоянная, основная, коренная... Кто же этого не знает?! Очевидно!

И советский историк Друнин в указанной выше книге своей с самого начала истории Польши отмечает следующее: "Так уже на заре польской истории завязывается прочный союз меча и рясы" (ст. 10). Сошлюсь и на свидетельства самих поляков. Знаменитый польский поэт и эмиграционный вождь поляков Мицкевич писал к польскому профессору историку Лелевелю в марте 1832 года:

"Я полагаю, что стремлениям нашим следовало бы придать религиозно-нравственный характер, отличный от финансового либерализма французов, и основать их на католицизме". И он проповедовал во Франции, что Польша несёт "мессианскую" идею не только на восток, но даже и в весь мир. Поляк Урсин (эта фамилия с добавлением "Немцевич" принадлежала ближайшему сотруднику генерала Костюшко) прямо пишет: "Размышляя о несчастной судьбе родины и о средствах к её спасению, лучшие люди польского народа, - говорит он не о себе лишь, а вообще о лучших поляках, - стремились с замечательной последовательностью согласовать с учением Христа (в католическом, конечно, истолковании. - М. В.) итоги своих размышлений... Их политическая оболочка неотделима от религиозной сердцевины.

Поэтому невозможно говорить о политических идеалах польского патриотизма иначе, как в совокупности с его религиозными стремлениями" ("Религиозно-политические идеалы польского общества". Лейпциг, 1896, с предисловием Л. Н. Толстого). И далее автор указывает на Мицкевича, Красинского, Словацкого, лжемистика Андрея Товянского, Юрия Мошинского... Или вот что говорит член известного четырёхлетнего сейма Сташиц, не из шляхты, а из мещанского происхождения:

"Мы далеко ищем причины падения государств, а не хотим видеть и верить, что она в нас самих. Были голоса, призывавшие к порядку (от анархии. - М. В.) и сознанию своих заблуждений; но никто не внимал им". ("Внутренние причины падения Польши". "Исторический Вестник". 1900, т. 108). И враги Польши знали, в чём коренится главная опасность её. Германский канцлер Бисмарк взялся за гигантскую работу борьбы именно против католицизма, как корня духовного разложения Европы.

Так, со всех сторон линии сводятся именно "в Рим". Это говорит и советский историк: "Политическое влияние польского духовенства было несравненно сильнее, чем - духовенства русского" в тех частях, где были русские право-славные элементы. Это объясняется тесными связями, которые поддерживало первое с Римом; а Рим в то время имел достаточно в своём распоряжении способов, чтобы заставить польских князей считаться с своей волей" (Ист., 26)

Так мы подошли теперь не только к важному принципу, что помимо хозяйственных двигателей истории, существуют ещё и другие, каковы: национальность, нравственное состояние общества, религия; но что в истории именно Польши эти последние, внутренние, духовные причины имели преимущественное значение и силу. И без них не понять истории Польши и её распада [.]

3 СИЛА КАТОЛИЦИЗМА В ПОЛЬШЕ Известно, что христианство пришло в Польшу почти одновременно с Россией.

В 966 году (в России - в 988) князь Мешко I женился на дочери чешского князя Болеслава I Дубравке, крестился сам и распорядился, чтобы и весь польский народ принял христианство. А так как чехи в то время были скорее православными по духу, чем католиками, принявши христианство из уст греческих проповедников и наших первоучителей славянских Кирилла и Мефодия, то можно сказать, что и поляки сначала были православными по духу.

Но сила Запада была уже и тогда так велика, что первым епископом у них был немец, а священниками большею частью чехи. После воспитались свои кандидаты. Но высшее влияние осталось за немецкими, то есть католическими, архиереями. С ними и водворился накрепко католицизм. Поэтому можно говорить, что Польша искони - католическая. Этим и объясняется прежде всего и больше всего непрерывная борьба поляков против своих же славянских братьев русских.

И она началась с первых почти дней крещения Польши и установления государства. Мешко I двинулся на восток, на Русь, и завоевал "Червенскую землю", то есть Галицию. Через несколько лет, в 981 году, Владимир Киевский (впоследствии креститель Руси) отнял у поляков Червонную Русь. А потом она, эта несчастливая Галиция, постоянно переходила из рук в руки... Даже вот до наших дней... Тысяча лет борьбы.

Польские князья, поддерживаемые духовенством, в свою очередь, поддерживали его и в католической миссии, и в богатом устройстве. И с той поры почти до последних времён высшее духовенство занимало в Польше очень важное место, ставши в ряд самых богатых и важных аристократов и магнатов, или по-польски - в ряд "можновладства". При некоторых князьях, например, при Казимире II Ягелло, Сигизмунде-Августе, особенно усиливалось влияние высшего католического духовенства.

А бывали случаи, что иногда западными войсками предводительствовали и епископы (например, при занятии чехами Кракова). Король Ян-Казимир (1648-1668 гг.) был до этого даже иезуитом, а потом и кардиналом; а с разрешения папы переменил духовное оружие на меч. Вообще, в духовенство высшее могли проникнуть лица только из так называемого аристократического сословия, из магнатов и шляхты, то есть родовитого дворянства. Ни мещанству, ни тем более крестьянству совершенно был туда закрыт доступ.

Ничего подобного в России, и вообще в православных странах, никогда не было: наше духовенство было несравненно более народным или даже выходило из недр крестьянства. Аристократические выходцы были редкостью. В Польше - наоборот. Папе Римскому нужно было лишь держать в своих руках эту аристократическую небольшую группу духовных магнатов и через них продвигать свою католическую миссию на Восток. И это папы делали всегда и при всяких случаях, что и понятно.

От этого значение Польши в глазах Рима выдвинулось на первостепенное место в деле окатоличивания русских. Польша - это передовой форпост для пропаганды католичества на восток Европы. Один из пап прямо заявил, что Польша - это "оплот христианства" на Востоке; и "польский народ послан биться за веру" (Пий IX). И сами поляки именно так думали о себе. Когда было восстание против России в 1863 году, то в газете революционных кругов "Независимость" ("Неподлеглосщь") писалось так:

"Польша вступает на сцену мира, окружённая лучами веры и любовью к свободе, защитницею прав, очищенная столетним мученичеством, как апостол цивилизации, как враг мрака и варварства (русско-православного. - М. В.), как христианский витязь, всегда готовый на смертный бой в обороне истины... Образованные народы Европы с сердечным соучастием приветствуют "воскресшего Лазаря" в борьбе против "московского царства".

"Здесь, - пишет газета, - борьба двух идей, двух систем, двух непримиримых начал, двух несходных между собой цивилизаций, двух принципов: свободы и неволи (польской и царской. - М. В.), света и тьмы (западной и православной. - М. В.)". "Смерть или победа". "Трепещите же, московские полчища!" Если так думали о себе сами поляки, то тем более понятно, что не иначе думали о них и русские. Современник Екатерины князь Потёмкин в разговоре с королём Польским Понятовским однажды высказал следующее:

"Папа сказал, что надобно поддерживать то средостение, которое нас", - то есть, католиков и православных, - "отделяет друг от друга" (Костомаров. "Последние годы Речи Посполитой". С. 153). И это знала Екатерина и старалась ослабить фанатизм католицизма не только политическими мерами, но и отправкою 64 000 русских войск к Варшаве. Ю. Ф. Самарин в статье "Современный объём польского вопроса" говорит:

"Польша - это острый клин, вогнанный латинством в самую сердцевину славянского мира, с целью расколоть его в щепы" (т. 1, 327). И решительно все, кто хоть сколько-нибудь прикасался к изучению польского вопроса, с очевидностью и с ужасом могут наблюдать колоссальное влияние католического духовенства на поляков и на польскую историю.

Можно было бы составить специальную огромную книгу по этому вопросу за 1000 лет католического насилия над самой Польшею, а через неё и над соприкасающимися странами, сначала - над Литвой, а потом над Белоруссией и Украиной. Приведу несколько фактов. И притом - не из посторонних свидетельств, а из документов самих поляков. Я не буду закапываться далеко вглубь тысячелетней истории; возьму факты из более позднего времени. И притом - более глубокие и важные.

Много пролилось крови поляками, много было употреблено усилий, чтобы из русских хлопов Белоруссии, Украины, Карпатья сделать верных сынов Польши. И, однако, это не удавалось вполне. Тогда, по инициативе римского духовенства, видным выразителем которого был тогда ксёндз Скарга, вводится религиозная уния, столь хорошо известная в Америке, от которой и доселе ещё не все очнулись здесь. Это совершилось в 1596 году в Брест-Литовске. Зачем?!

Ясно: чтобы через единство веры ополячить, окатоличить православных; и тем самым совсем оторвать их от ненавистного Востока, от "проклятого" православия. [.] [.] Этого, слава Богу, не случилось. [.] Вспомним казацкие восстания. Их было много: Носинский, Лобода, Наливайко, Жмайло, Тарас, Сулима, Павлюк, Остряница, Гуня, Железняк, Гонта и другие. За что же поднимались эти люди и шли на страшный риск, а иногда и на жестокие потом муки (как, например, Железняк)?

На это даже советский историк отвечает, что, помимо вражды к панам и их ставленникам арендаторам евреям-факторам, "из которых по преимуществу состоял довольно многочисленный класс арендаторов помещичьих имений" (ст. 68), казачество становится за православие против воинствующего католицизма, который был главным образом "панской религией", и против ополячивания. Польша уже почти погибает: уже частью поделена между соседями. Идёт сейм.

На нём поднимается вопрос о даровании прав свободы веры православным и протестантам. Члены сейма, католики паны, не говоря уже о духовенстве, яростно восстают против этого: они-де от своих дедов и прадедов получили убеждение, что кроме католика, все иноверцы - еретики, проклятые Богом; и их ни в чём нельзя поставить на одну доску с католиками... И только угроза екатерининского генерала Репнина перевесила вопрос в пользу некатоликов; помогла и угроза Пруссии.

Ещё перед нами герой Польши, генерал Костюшко. Он не был религиозным человеком; это был революционно-политический национальный вождь. Но и он знал силу не только шляхты, но и ксёндзов. В письме к одному из своих сотрудников он писал: "О, если бы иметь 100 000 линейного войска, но его нет. А 300 000 разных людей собрать можно", - но добавил, - "если только помещики и ксёндзы захотят этого". Такова сила ксёндзов... Возьмём восстание поляков в 1861-1863 годах.

Кто не знает: какое горячее участие приняли в нём именно ксёндзы, а также и высшие духовные лица?! Но будем говорить собственным языком поляков, несомненно, писавших под диктовку своих пастырей, а ещё проще - ими самими это писано. Я разумею знаменитый "польский катехизис" для революционеров. Там много вообще интересного. Возьмём лишь несколько отрывков оттуда. Вот, например, о духовенстве православном совет:

"Если будем пользоваться тупоумием и неразвитостью тамошних попов; то, действуя на корыстолюбие их деньгами, можем усыпить и этих лютейших по своему изуверству наших врагов; усыпив же сих (далее пропущено слово неудобное для печати) и действуя с хитростью и умом на народ (русский), будем в состоянии если не отвратить его от своей раскольничьей веры, то поколебать доверие к своим попам, чего и достаточно, чтобы народ неприязненно на них смотрел". Это в 1-м пункте катехизиса...

Пункт 4-й. "Старайся всеми мерами... нажиться за счёт русской казны: это не есть лихоимство; ибо, обирая русскую казну, ты через то самое обессиливаешь враждебное тебе государство и обогащаешь свою родину... И Святая Церковь (разумеется католическая. - М. В.) простит тебе такое преступление; Сам Господь Бог, запретивший убивать ближнего, разрешает через святых мужей обнажать оружие на покорение врага Израилева". Пункт 5-й. "Старайся достигнуть всякого влиятельного места...

Для достижения этой цели всякие средства дозволительны, хотя бы они и казались для других низкими... Лесть... в особенности употребляй везде, где из неё можешь извлечь выгоду в своих планах". Пункт 10-й. "Помни, что Россия - первый твой враг, а православный есть раскольник (схизматик); и потому не совестись лицемерить и уверять, что русские - твои кровные братья, что ты ничего против них не имеешь, а только - против правительства, но тайно старайся мстить каждому русскому..."

"Духовный лик" Польши... Пункт 11-й. "Между русскими говори всегда, что немцы - первые враги русских и поляков. И будешь способствовать к уничтожению одного врага посредством другого". Пункт 13-й. А когда нужно, то, наоборот, "посредством содействия влиятельного немца" "старайся... уничтожить" русского. Кто не поймет, что здесь дышит дух католичества и ещё проще сказать: иезуитизма! Или вот документы-прокламации уже к православному духовенству в бывших областях Польши:

"Духовенство греческого исповедания! Свобода совести была искони (вот уж неправда. - М. В.) свойственна польскому правительству и его законодательству, сроднилась с народными нравами... Борьба с нашествием (Московии) не есть борьба религиозная, но борьба за свободу, война народная". А значит: помогайте в революции против русского правительства. Но конец прокламации очень далёк от этой "свободы совести":

"Если кто-нибудь из вас остался слепым и презренным орудием Москвы,.. тот будет казнен, как преступник". Это говорило тайное правительство революционного "ржонда"... Такая прокламация была напечатана в Вильне 18 апреля 1863 года... А через 3-4 недели вышла другая, уже более резкая, без всякой "любви". Она составлена была, наверное, ксёндзом, из коих многие принимали прямое участие в восстании. Начинается так: "Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Братья во Христе, бывшие униатские священники!..

О, не воображайте себе, что мы не знаем сокровенных замыслов ваших, замыслов, подстрекающих злополучных крестьян, лишённых вами святой веры (то есть бывшей римской унии. - М. В.). Вы сами себя погубили через вашу алчность к звонкой монете, которою вас наделяло московское правительство... Вы отреклись от святой веры (католичества)... Вы осудили и осуждаете на вечную муку столько душ, вверенных вашему попечению. Помните, что Царствие Небесное не есть от мира сего"...

И почти рядом такие слова, совсем не "небесные": "Месть поляков за святую веру ужасна!.. Помните, что настала минута мести за ваши преступления и казни за грехи ваши"... Католическая Церковь, не принимая будто бы прямого участия в восстании, действовала возбуждающе своими, будто бы "церковными", методами. В Польше и Литве были разосланы от консисторий распоряжения объявить траур по всем храмам.

Он выражался в следующем: повелевалось, чтобы "замолкли в церквах колокола, органы, музыка и пение",.. богослужение должно было совершаться "начётом". Правда, при этом наказывалось удаляться вообще "от всякого греха" и молиться. Но всякий понимал, что этот траур есть пассивная забастовка, церковный саботаж... Этот траур простирался даже на веселье свадебное: запрещена была игра на скрипках.

Ю. Ф. Самарин, объезжавший самолично польские сёла после усмирения бунта 1861-1863 годов, рассказывает престранный случай, который в православной нашей стране совсем непонятен, а у католиков был святою заповедью. В одном селении крестьяне стали просить Самарина "выпросить им разрешение на ближайшей свадьбе снять с гвоздя висевшую в шинке опальную скрипку". В чём дело? Он не понимал.

"Но скоро сам шинкарь разъяснил нам всё дело, предъявив полученный им письменный приказ от войта (вроде волостного старшины) об уплате штрафа за нарушение запрета, наложенного ксёндзом. Последний стоял невдалеке от сходки (созванной Самариным. - М. В.); и мы просили его объяснить, что дало повод к этой строгости? Ксёндз, видимо, растерялся; заговорил было о том, что его обязанность поддерживать "моралитет", но, впрочем, сознался, что нет причины воспрещать игру на скрипке вне церкви.

По настоянию нашему, он это повторил от себя крестьянам к их неописанной радости"... Потом "об этом сделано г. наместником Польши общее распоряжение": опала со скрипок была снята. Не нужно думать, что это - пустяк. Нет, какая власть у ксёндзов над народом! Вот что здесь для нас важно. Откуда это? И к чему это доводит? (вот вопросы, о коих будет разъяснение дальше). (Соч. Т. 1, ст. 360-361). Пропускаем полстолетия ещё... Наше время.

Вот Польша, благодаря победе союзников над немцами, получила неожиданно огромное пространство, о чём они и мечтать не могли перед войною. Во главе её становится человек, сам испытавший режим ссылки и тюрем, - Пилсудский. В православном церковном календаре, изданном в Варшаве за 1938 год, напечатана речь митрополита Варшавского Дионисия на вторую годовщину кончины "приснопамятного маршала Иосифа Пилсудского". Там он, между прочим, говорит следующее:

"Для нас, православных граждан Польской республики, в особенности ценным являлся новый (это примечательно: если "новый", то старый был иным. - М. В.) духовный облик Польши, который показал нам Иосиф Пилсудский, когда в своём известном воззвании от 22 апреля 1919 года "К гражданам бывшего Великого княжества Литовского" высказал следующее: "Состояние постоянной неволи, хорошо известное мне лично... должно быть, наконец, упразднено... Я хочу предоставить вам всем возможность разрешения внутренних дел национальных и вероисповедных так, как Вы сами этого пожелаете, без какого бы то ни было насилия или принуждения со стороны Польши".

И это завещание Пилсудского будто бы исполнялось во всей чистоте: Польша для всех являлась искренней, нелицемерной "истинной родиной, любящей матерью, для которой все её дети равно дороги", - свидетельствует митрополит Дионисий в похвальном слове. Конечно, в похвальном памятном слове подобает хвалить покойника, по доброй и старинной поговорке: о мёртвых или хорошо говори, или ничего. Но так ли это было на самом деле, можно сомневаться.

Я не намерен рассказывать о том, как снесли русский собор, как разрушали сельские православные церкви (я этого не знаю точно; а газетам не намерен верить во всём). Но вот что мне несомненно известно: в том же церковном календаре есть статистические справки о религиях: католической, униатской, православной, протестантской, еврейской и пр.

(И цифры, и графические рисунки говорят, что католичество в Польше стало расти: в 1921 году католиков было 17 с лишним миллионов, в 1931-м - уже 20 миллионов и 800 000... Неужели католическое духовенство не приложило здесь рук своих? Невероятно...) А вот ещё более поразительный факт, там же напечатанный. В 1931 году была перепись. Заявляли: кто какой веры.

Но вот смотрю в Полесском воеводстве (в уездах Пинском, Брестском, Кобринском и друг.), то есть там, где больше всего православных русских, я вижу странно малую цифру, которая показывает: на каком языке они говорят? Оказалось, всего 1,4 процента; а православных там же показано рядом 77,4 процента. Ясно, что - русские. Что же оказывается? В примечании объяснение: "во время переписи 1931 года огромное большинство православных полещуков определило свой язык, как "тутейший".

Из 708 200 человек признало своим родным языком язык "тутейший" свыше 707 000... Куда же их отнесли статисты? В графу "иной" язык, где указаны (кроме Вильны литовской) крохи, меньше процента (вроде караимского и т.п.). Почему же так случилось? Полещуки побоялись сказать, что они считают своим родным языком русский... Вот и вся разгадка загадки. И выдумали наивно-хитро новейший язык "тутейший"... Что ж это за свобода? (Нет, свежо предание, а верится с большим трудом).

Кажется, польские вожди и здесь не всю правду говорят... Старая привычка сильнее завещаний самого создателя Пилсудского. А вот собственное свидетельство сотрудников его по делу об отношении вообще к русским. Тут уже не разгадки, а подлинные слова. Прежде поляки могли винить правительство русское, царское, что оно их притесняло. Но вот пришла революция; у власти стало правительство сначала временное, потом советское. Казалось бы, можно сговариваться с ними так или иначе.

А если не с ними, то хоть с белыми армиями, которые просили помощи у поляков. Что же на деле оказалось? Действительно, и красные, и поляки, и белые, в частности, и при мне в Крыму в правление генерала Врангеля , вели переговоры о соглашении, хотя генерал Брусилов из России предупреждал против этого своих же соратников по всемирной войне. И вот результаты переговоров.

"Дело вовсе не в том, - пишет польская газета "Польска Збройня", - искренно или не искренне Пилсудский вёл переговоры с Советами или Деникиным; не в том, что и как предлагал Деникин. Дело шло об ослаблении врага и об отношении, на почве личной и исторической, Иосифа Пилсудского к РОССИИ новой, красной, и к России старой - белой. В белой России Пилсудский должен был видеть извечного врага... тогда как в красной он мог видеть только кристаллизующийся хаос... Иосиф Пилсудский был орудием кары"...

Как не вспомнить вышеприведенные слова прокламаций ксёндзов об ужасной "мести": только здесь более тёмное слово - "кары"!! А польский генерал Галлер ещё более откровенен: "Слишком быстрая ликвидация Деникина не соответствовала нашим интересам. Мы предпочли бы, чтобы его сопротивление продлилось, чтоб он ещё некоторое время связывал советские силы. Я докладывал об этой ситуации Верховному вождю (Пилсудскому).

Конечно, дело шло не о действительной помощи Деникину (а следовательно, после него и Врангелю . - М. В.), а лишь о продлении его агонии" ("Причины распадения Русской Империи". Э.Г. фон Валь. Таллин, 1938, стр. 69). "Нужно, чтобы большевики били Деникина, а Деникин бил большевиков". Эти слова говорил член польской миссии к тому же Деникину (конечно, между своими) Иваницкий, бывший министром торговли и промышленности в России.

Разве это не напоминает нам польского катехизиса о том, что для пользы отчизны "все средства дозволены"? Что Святая Католическая Церковь простит этот обман?! Да, старая закваска духа не скоро испаряется... И понятно, что писал потом генерал Деникин в своих воспоминаниях. "На банкете, данном в честь миссии, я обратился к присутствующим с кратким словом:

"После долгих лет взаимного непонимания и междоусобной распри, после тяжёлых потрясений мировой войны и общей разрухи, два братских славянских народа выходят на мировую арену в новых взаимоотношениях (то есть дружбы, - думал в простоте сердца русский генерал. - M. B.), основанных на тождестве государственных интересов и на общности внешних (врагов) противодействующих сил"... Вероятно, он разумел, прежде всего, большевиков, а потом немцев? И далее:

"Никогда ещё не приходилось мне сожалеть до такой степени о сказанных словах"... И понятно... Член миссии, начальник штаба майор Пшездецкий пояснил Деникину дело: "Мы дошли до своей границы". Поляки, как известно, разбили большевиков, после некоторых успехов их. "Теперь подходим к пределам русской земли и можем помочь вам. Но мы желаем знать заранее: что нам заплатят за нашу кровь, которую нам придется пролить за вас.

Если у вас нет органа, желающего с нами говорить по тем вопросам, которые нас так волнуют (Деникин ссылался на будущую Думу), то нам здесь нечего делать!"... Какая заносчивость! И это всего лишь год спустя после получения самостоятельности милостью союзников и благодаря разрухе в России после революции... Да, Деникину можно было каяться и "сожалеть" о сказанных словах о братстве славянских народов... Ещё рано...

Генерал Врангель скорее разгадал психологию соглашателей, увидев прежнюю польскую "двуличность"... Так мы дошли до наших дней: характер польского народа остался тем же самым до конца... И это свидетельствуют они сами о себе... Теперь мы подходим к следующему пункту: отчего же именно сложился такой характер их? И какое именно место занимает здесь католицизм?

4 ПОЛЬСКИЙ ХАРАКТЕР И ЕГО ИСТОЧНИКИ

Так мы постепенно подошли уже к психологии, к душе польской.

Никто не может отрицать, что, помимо всяких других причин, установившийся склад характера имеет огромное значение как в жизни человека, так и всенародного организма - нации. В Америке мы это видим особенно ярко: айриши, поляки, немцы и прочие проявляют свои свойства. Польский характер тоже довольно достаточно определился уже давно. Если не раздумывать много и долго, то, прежде всего, мы отмечаем в нём одно сильное свойство.

Это так называемый "ГОНОР", а переводя на русский язык, - гордость, и притом не очень ещё и глубокую, а поверхностную, быструю, вспыльчивую, но постоянно возгорающуюся. Чтобы сослаться опять на самих поляков, приведу по памяти беседу бывшего маршала, главнокомандующего Польской армией, генерала Смиллого-Рыдза с американской корреспонденткой, притом перед самой почти войной... Была даже и фотография в газетах... Она спрашивает его по поводу возможной войны с немцами.

Он, с улыбкою уверенности, отвечает ей, что поляки будут сражаться во всяком случае, хотя бы остались одни, без всяких союзников. Почему же? Потому, - разъясняет ей маршал, - что у человека есть нечто такое, что выше не только земных расчётов, не только жизни, но даже и самого Отечества. Что же это такая за ценность? Может быть, наконец, вера, католицизм, спасение души, за которые люди шли на костры, на зверей? Нет, - с улыбкою отвечает вождь (ведь не простой рядовой, а военный и идейный вождь, преемник создателя Польши, Пилсудского), - это гонор, - по-польски, вероятно, было сказано слово честь... Когда я прочитал это в печати, мне стало грустно за братьев поляков. В такой критический, трагический момент наваливавшихся событий они говорят о гоноре... Не такие слова нужны были... Но, увы, они были сказаны вождем... Это не случайно...

Тут говорила тысячелетняя кровь поляка, воспитавшегося в подобной традиции и чувствах. И куда бы вы ни обратились, что бы вы ни читали, везде вы слышите это несчастное губительное слово - гордость, честь... Вспоминается мне один факт из прошлой жизни, рассказанный поляком, не подписавшим своей фамилии из-за боязни навлечь на себя гнев братьев. "Важнейшим сословием в Польше было, - так начинает автор свою польскую рукопись, - сословие шляхетское"... Это всякому известно. Подтверждать не нужно.

"Храбрость перешла в кастовую гордыню... выработался деспотизм шляхты: всякий в своём поместье хотел быть и... почти был королём". Всё это известно. Но вот подробность. Обедневшие шляхтичи поступали к богатым магнатам на службу. За провинности те наказывали их, даже секли. Но шляхтича "секли на ковре; так как бить шляхтича на голой земле считали оскорблением"... Факт почти невероятный у нас, да и у других. А поляку это, вероятно, нравилось. ("Внутренние причины падения Польши". "Русская Старина".

1900, т. 103). Там же он пишет и о других свойствах своего народа, всё в том же направлении. "Принцип "всякий польский шляхтич рождается для короны", то есть путь к престолу открыт перед ним; такое убеждение породило фальшивое понятие о собственном величии"... "Установилось убеждение, что шляхтич создан для сабли, а не для пера", не для писательства даже, а тем более - не для торговли, не для "чёрной" работы. "Тяжело, и, однако, нужно признать это".

И невольно вспоминается тип поляка из того же "Бориса Годунова" у Пушкина: к самозванцу является группа желающих поступить на службу его. Вот сын Курбского... За ним подходит поляк. - Ты кто такой? - спрашивает Димитрий. - Собаньский, шляхтич вольный! - отвечает тот. - Хвала и честь тебе, свободы чадо! - льстит намеренно самозванец. И другие слова того же поэта вспоминаются нам в стихотворении "Клеветникам России": Уже давно между собою Враждуют эти племена; Не раз клонилась под грозою

То их, то наша сторона. Кто устоит в неравном споре: Кичливый лях, иль верный росс? Славянские ль ручьи сольются в русском море? Оно ль иссякнет? вот вопрос. Но об этом свойстве характера поляков так уже много говорилось, что нет нужды долго доказывать его. Часто и здесь приходилось слышать от людей, самых простых, про поляков: "гоноровый народ". Но ведь это - ВЕЛИКОЕ НЕСЧАСТЬЕ. Обычно в миру гордость не считается большим пороком.

Даже нередко ставится человеку в плюс, что он не даст себя в обиду, что это признак силы характера. На самом деле, гордость, да ещё и легковоспламеняющаяся, есть опасная и жестокая болезнь, вредная не только самому страдающему ею, но и окружающим. Самолюбивый человек и сам постоянно расстраивается от всяких поводов и других мучает: это мы видим в повседневной жизни постоянно.

Но то же самое должно сказать и о целом народе; с этой национальной психологией связывается целая цепь других болезней и последствий. В самом деле. Возьмем, например, известное польское право, так называемый "либерум вето", "не позвалям". Каждый шляхтич на сеймах мог один сорвать все решения, если он не согласен. Вот примеры: из 18 сеймов за 17 лет при Августе II (1717-1733 гг.) 11 сорвано и 2 окончились безрезультатно.

При Августе III только 1 сейм 1736 года окончился благополучно, и т. п. . Решительно в мире не было другого народа, который бы пользовался таким неограниченным, точнее - необузданным, правом голоса... И это "безумное", по словам одного исследователя, право называлось "золотой свободой"!! А из этой "золотой свободы" выросла другая болезнь: безначалие, о чём постоянно говорят не только чужие историки, но и сами поляки: у них даже сложилась невероятная поговорка:

Польша непорядком держится ("Полска нержадем стои"!!!). Где ещё можно слышать подобное искажение души?! И если бы кто захотел возражать против этой "вольности", того назвали бы предателем... Поляк, скрывший своё имя, записал: "Того, кто хотел бы упразднить "либерум вето", должно признавать врагом отчизны". И наоборот, - "кто питал и растравлял гордыню, хоть бы это был злейший враг, считался хорошим". Лесть любит, чтобы её, как и всякую страсть, питали: иначе она бывает недовольна.

А из этого свойства и права проистекало страшное безначалие, анархия: всякая власть, была ли она выборная, или наследственная, но она должна быть сильна. Между тем, от своеволия панов даже королевская власть в Польше стала мало-помалу обращаться в игрушку. Борьба против королевских привилегий сделалась почти законом для жизни Польши. Панам даже предоставлено было законное право борьбы против них на так называемых "конфедерациях".

Недовольные королём ехали в какой-либо город, созывали единомышленников своих, делали постановление и начинали открытую борьбу против короля. Один из важнейших магнатов Польши, Сапега, говаривал: "Я не считал бы себя настоящим Сапегой, если бы не чувствовал охоты к борьбе с королём". Не раз короли делали попытки усиливать свою власть; но всегда встречали отпор. Когда умирал бездетный Сигизмунд, этот вопрос был поставлен в сейме. И один из депутатов Калиша, Сухоржевский, открыто заявил:

"Не убоюсь признаться вам: не хочу существования Польши, не хочу имени поляка, если мне быть невольником короля"... Почти то же сказал уже умиравший князь Радзивилл. И даже архиерей Коссаковский, который бы, казалось, должен был показывать пример признания и почитания власти, заявил: "Врагом отчизны следует считать того, кто дерзнёт предлагать наслед-ственность престола" ("Русская Старина". 1900, т. 103). Из той же гордыни выросло и другое злое зелие: презрение к низшим и унижение других.

Ведь подумать только, что народ простой, особенно из русских областей, получил название "хлопов", холопов... Уж не знаю: от какого слова? От слова ли хлопать, или падать до земли, или от слова "хлопать", бить? Но слово унижающее... Или другое слово было в том же Западном крае про народ: это - "быдло", то есть скотина (от слова бодать, бык? - не знаю)... Какое нужно иметь неуважительное отношение к личности, чтобы именовать так своего брата, да ещё и христианина же!

А между тем, такое презрительное отношение не выпарилось из польской души чуть ли не до последних дней. Позволю рассказать случай из собственной жизни. Как-то в Сербии, а может быть в Австрии, я вхожу в вагон и беру место в отделении, где сидел только всего один старый, с большими седыми усами, человек. Вот, думаю, духовному лицу со старичком-то особенно уместно и приятно будет.

Но не успел я ещё и разложиться, вижу, мой сопутник повернул лицо своё от меня к окну и очень явственно прошептал, конечно, в мою сторону: "Пся крэв", - это известное польское бранное слово... Признаюсь, и тогда я не обиделся, и сейчас тоже не загоревал бы о себе. Но мне стало за него больно: какая, подумал я, больная душа! И так я уже больше не заговаривал с ним... А мы, русские, были беженцами, изгнанниками... Прошло 20 лет самостоятельной великодержавной Польши: что же, изменилось ли их сердце?

Я не жил в Польше. Но вот недавно читаю книгу про путешествие одного русского, советского писателя в Европу. И что же вижу? Лучше выпишу. Граница. Станция Здолбунов. В купе, кроме автора, едет какая-то интеллигентная женщина, довольно смелого характера, свободно владеющая немецким, французским, итальянским языками. Жандармы заговаривают с нею о паспортах. Она говорит на всех языках. Не понимают. Наконец, она обращается уже по-русски. Пан-агент страшно краснеет.

Оказывается, он русского языка совсем ничего-де не понимает. Раздосадованная путешественница нервничает и по-русски говорит открыто: "Вы должны знать какой-нибудь язык, если занимаете такую должность!" О, лучше бы она этого не говорила... "Вы слышали, прошу, пане! - обращается агент к другому чиновнику, - она нас будет учить!"... Пламя из глаз пана агента перелетает на щёки других панов, контролёров и агентов. Они бледнеют, как смерть, а затем вспыхивают огнём гнева. Весь ревизионный зал гудит и шипит... И вдруг раздаются эти старые, старые слова: "Пся крэв, хочешь ехать через Польшу, так сама учи польский язык. Должна знать, если хочешь ехать через Польшу..." Пан агент бросает вокруг себя такие взгляды, точно хочет пронзить наши бедные сердца острием своего гонора.

Нам становится страшно" (Книга "Голуби мира" Микитенко, Москва, написана всего лишь в 1933 году: наши дни почти). Прошу (слушателей и читателей) не думать, что я желаю вызвать у них раздражение против поляков. Нет: хочу лишь показать болезнь человеческую, чтобы потом объяснить последствия её, а возможно, и поставить прогноз на будущее. Такова одна из самых острых сторон польского характера: гонор.

Одновременно с этим все исследователи польской психологии отмечают другое у них свойство: необычайную возбужденность, горячность, вспыльчивость, восприимчивость, нетерпеливость, легкость, воспламеняемость. Приведу два-три примера. Не раз Польша находилась за последние два столетия в крайней смертельной государственной опасности. Варшаву осаждают враги. А паны закатывают балы...

При короле Понятовском решаются последние часы Польши; сейм не может придти к решению об ограничении "либерум вето" и о предоставлении некоторых прав низшим классам, а тут же задаётся королём пир на 4 000 человек. "Бал для поляков - первая необходимость", - писал потом о них генерал Сиверс своей дочери. И даже сам Костюшко, этот прославленный, и недаром, герой национальной Польши, недостаточно приготовился к восстанию против таких сильных противников, как Россия и Пруссия.

А его сотрудники выступили, даже не дождавшись его. Впоследствии, на допросе в Петербурге друг Костюшко Урсин-Немцевич дал такое показание по вопросу: почему они подняли восстание с другими? "Восстание было плодом отчаяния и безумной поспешности; увлечённые воображением, они (поляки) легко принимали признаки за надежды, надежды за вероятности; легко было предвидеть бездну, которая нас поглотит; и я был в отчаянии; я добивался только ран, добился до них и до тягостного плена" (1875 г.).

Другой поляк, некий Мстислав Годлевский, также говорит: "Под влиянием внешних обстоятельств мы привыкли увлекаться фантазией и обманывать себя, как бы нарочно. К сожалению, даже и доселе, - пишется в польской газете "Нива" за 1872 год, - мы неохотно взвешиваем условия нашего быта трезвым рассудком; любим преувеличивать свои силы и достоинства, рассчитывать на счастливую случайность и на несуществующую мощь; а наконец, выжидать, сложа руки, лучших времен.

И сколько уже раз испытывали мы горькие разочарования!" ("Политические итоги". Лейпциг, 1896). Он же написал про русских совсем иное: "Даже и заклятый враг не может не признать за русскими политического смысла. Это - их несомненный дар". "А нас, - говорит неизвестный автор польской рукописи, - Господь Бог наделил... великим качеством - геройством; но не даровал нам другого качества: политического благоразумия и повиновения своим властям; сам же народ потерял в себе совесть".

А такой народ "не может существовать самостоятельно. Ни одно государство не имело, не имеет и не будет иметь такой свободы единиц (личности, индивидуальности. - М. В.), какую имела Польша". После многих горьких уроков истории образовалось в Польше довольно сильное направление так называемого "Органического труда", то есть участия в государственной жизни России и других народов, куда расселила их судьба.

Но это направление, как примиренческое, компромис-сное, не по душе было возбуждённому духу поляков; и оно никогда не имело сочувствия. А "оппозиция" всегда нравилась им. Поэтому, когда во главе Польши в 60-х годах был поставлен известный маркиз Велёпольский, представитель благоразумного реализма в политической жизни, хотя и поляк до мозга костей, он не мог остановить революционного брожения. И должен был уйти, сказав:

"Для поляков можно иногда что-нибудь сделать; но вместе с ними (поляками) никогда"... Свою жизнь он кончал в Дрездене, ежедневно посещая богослужения в католической каплице. То же самое свойство увлечения было свойственно не менее, если не более, польским женщинам. В повести Гоголя "Тарас Бульба" описываются сцены, где говорится о "ветрености" полек... Можно было бы привести немало фактов, до какой степени не дорожили иногда честью своею эти честолюбивые в сердце люди.

Стоит только вспомнить Марину Мнишек, бывшую в руках всех трёх самозванцев по очереди... В этом увлечении польская красавица, к которой явился Андрий, сын Тараса, тайком в терем, обратилась даже с такими словами к судьбе и Богородице: "Судьба причаровала моё сердце к чуждому, к врагу нашему... За что же Ты, Пречистая Божия Матерь, за какие грехи, за какие тяжкие преступления так неумолимо и беспощадно гонишь меня?

Неужели для того, чтобы, умирая, я попрекала тебя, свирепая судьба моя, и Тебя, прости моё прегрешение, Святая Божия Матерь?"... Какое трагическое сочетание и глубокой веры, и легкомысленного ропота... Конечно, мы не исчерпали свойств польского народа; но отмеченные здесь свойства гонора и увлекаемости, несомненно, глубоко вкоренились в них: это признают сами они, как мы видели. На этом и остановлюсь.

Не буду говорить о их религиозности; не стану хвалить за горячую любовь к родине; не буду напоминать о хлебосольстве их; нельзя говорить и об их скупости: ею они не отличались; наоборот, многие паны прожили все свои имения на пирах и гостях: это тоже не светлое. Но мы говорим теперь о том, какие внутренние причины привели их к распаду; потому нам нужно не хвалить хорошее, а выяснять дурное, чтобы понять болезнью. [.]

Больше книг на Golden-Ship.ru