Содержание

Жертва очищения. Краткое жизнеописание священномученика митрополита Владимира

Беседа первая: О призывании

Беседа вторая: О первом прошении молитвы Господней

Беседа третья: О втором прошении молитвы Господней

Беседа четвертая: О третьем прошении молитвы Господней

Беседа пятая: О четвертом прошении молитвы Господней

Беседа шестая: О пятом прошении молитвы Господней

Беседа седьмая: О шестом прошении молитвы Господней

Беседа восьмая: О седьмом прошении молитвы Господней

Беседа девятая: О славословии молитвы Господней

Жертва очищения. Краткое жизнеописание священномученика митрополита Владимира

"Я никого и ничего не боюсь. Я во всякое время готов отдать жизнь свою за Церковь Христову и веру православную, чтобы только не дать врагам ее посмеяться над нею. Я до конца буду страдать, чтобы сохранилось Православие в России" - эти слова митрополит Киевский и Галицкий Владимир произнес за полтора месяца до своей мученической кончины, последовавшей 25 января 1918 года.

Последние часы перед смертью и сама смерть были столь трагичны и так, казалось, не соответствовали его праведной и подвижнической жизни, что у многих современников родилась мысль о промыслительности этой судьбы. "Народ наш совершил грех, - сказал на Поместном Соборе по поводу мученической кончины митрополита Владимира протоиерей Иоанн Восторгов, также погибший в 1918 году, - а грех требует искупления и покаяния. Для искупления прегрешений народа и побуждения его к покаянию всегда требуется жертва. И в жертву всегда избирается лучшее, а не худшее. Вот где тайна мученичества старца-митрополита..."

В истории Русской Православной Церкви митрополит Владимир (в миру Василий Никифорович Богоявленский) был единственным иерархом, который занимал все три митрополичьи кафедры - Московскую, Петербургскую и Киевскую. Он родился 1 января 1848 года от благочестивых родителей в селе Малые Моршки Тамбовской губернии, где отец его был священником (впоследствии отец Никифор был также зверски убит). Василий окончил духовное училище, затем Тамбовскую Духовную Семинарию, а в 1874 году - Киевскую Духовную Академию, после чего был направлен преподавателем в родную Тамбовскую Семинарию. С 1882 по 1886 год отец Василий служил на приходе в городе Козлове Тамбовской губернии. Его отличали особая ревность в совершении богослужений и проповеди.

В 1886 году после смерти жены и единственного ребенка молодой священник поступил в Козловский монастырь, где принял постриг с именем Владимир. Однако не судил Господь Своему избраннику пребывать в тихой обители: в том же году он был посвящен в сан епископа Старорусского, викария Новгородской епархии, а в 1891 году получил назначение в Самарскую епархию - в дни, когда губернию постигли неурожай и эпидемия холеры. В дни народного бедствия Владыка Владимир учредил особый епархиальный комитет приходской взаимопомощи, содействовал устройству столовых и чайных для дешевого и даже бесплатного питания голодающих. В проповедях и печатных воззваниях Владыка побуждал духовенство и все местное общество прийти на помощь несчастным. Он возглавлял общественные моления об избавлении от бедствия, совершал поминовение умерших от холеры на инфекционных кладбищах и безбоязненно бывал в местах, охваченных эпидемией.

В разных популярных изданиях Владыка старался распространять в народе здравые понятия о холерной эпидемии, медицинских и профилактических средствах борьбы с нею.

С 18 октября 1892 года в течение шести лет Преосвященный Владимир управлял Грузинским Экзархатом в сане архиепископа Карталинского и Кахетинского.

В эти годы он особо заботился о духовном просвещении разноплеменного православного населения кавказского края: открывались новые храмы, церковно-приходские школы.

Для ознакомления с нуждами грузинского духовенства и населения Преосвященный Владимир совершал частые продолжительные поездки по краю.

В 1898 году архиепископ Владимир стал митрополитом Московским и Коломенским, на этой кафедре он служил пятнадцать лет.

Главной задачей Владыка считал оживление пастырской деятельности.

Из Грузинского Экзархата митрополит пригласил протоиерея Иоанна (Восторгова) - известного миссионера, под влиянием проповеди которого в течение трех лет три несторианских епископа в Персии - Мар Илия, Мар Иоанн и Мар Мариан - присоединились к Православию. Владыка Владимир назначил его синодальным миссионером-проповедником, членом миссионерского и училищного советов при Святейшем Синоде, настоятелем московского храма Покрова-на-Рву, Василия Блаженного.

Также Владыка принял в Московскую епархию для служения бывшего ректора Воронежской Духовной Семинарии протоиерея Д.Ф. Певницкого и бывшего преподавателя той же Семинарии, известного религиозного писателя и издателя духовных книг протоиерея В.А. Маврицкого и других.

Широко известна деятельность московских пастырей-духовников отца Валентина Амфитеатрова, отца Алексия Мечева, иногда приезжали в Москву отец Иоанн Кронштадтский, оптинские старцы отцы Анатолий (Зерцалов), Варсонофий (Плиханков). Как священно-архимандрит Троице-Сергиевой Лавры, митрополит Владимир поддерживал старцев - отцов Варнаву и Исидора; в Лавре издавались замечательные "Троицкие листки".

Владыка считал чрезвычайно важной христианизацию московской аристократии и интеллигенции. Одним из его помощников в этом деле был епископ (впоследствии митрополит) Трифон (Туркестанов), в речи на епископской хиротонии которого митрополит сказал: "Не оставляй вне пастырского воздействия и те наши сословия, к которым ты так близко стоишь по своему происхождению. Не упускай случая указывать им на возможность совмещения здравых научных познаний с искренней верой, современных открытий и усовершенствований с вечными началами духовной жизни".

Благодаря заботам митрополита Владимира в Москве появились аристократические салоны, ставшие для высшего сословия средоточием религиозной мысли. Князь Ф. Жевахов вспоминал: "С беседами выступал митрополит Владимир и пребывающие в Москве епископы. Читали свои рефераты и миряне, посещали означенные салоны все, кто хотел, начиная от членов Государственного совета и сенаторов и кончая гимназистами и семинаристами... После бесед происходил обмен мнений... Я видел, как почтенные генералы, сановники и вельможи робко подходили к лектору и задавали ему ряд таких вопросов, которые свидетельствовали как об их душевной драме, так и о той великой вере, какая была, казалось, способна на героические подвиги и жертвы, но с которой они не знали, что делать. Я видел и таких, которые уже не решались делиться своими недоумениями и сомнениями из опасения, чтобы их вопросы не показались слишком элементарными и не обнажили бы их полного неведения в области религии. Постоянные посетители этих салонов с особенным вниманием вслушивались в слова лектора, отмечали его слова в своей записной книжке в надежде осмыслить их и найти в них ответы на мучившие их вопросы".

Нередко Владыка Владимир посещал фабрики и после молитвы беседовал с рабочими на самые разные темы.

В 1902 году по инициативе московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича при энергичном содействии митрополита Владимира и обер-полицмейстера Трепова были открыты общеобразовательные чтения для фабрично-заводских рабочих города Москвы. В программу чтений входили лекции богословского содержания, беседы из курса русской истории и географии, чтения по русской народной словесности и литературе, эпизодические чтения по русскому искусству, занятия по церковному и светскому пению, оркестровой музыке.

В целях непрерывного преподавания народу православного христианского учения при непосредственном участии Владыки в Москве был устроен обширный так называемый епархиальный дом, которому впоследствии было присвоено имя митрополита Владимира. В храме его при ежедневном богослужении произносились проповеди, велись богословские чтения.

Известно, что Владыка Владимир был духовным руководителем великой княгини Елизаветы Федоровны, которой он помог в основании Марфо-Мариинской обители. 10 апреля 1910 года за Божественной литургией митрополит Московский Владимир возложил на сестер обители нагрудные кипарисовые кресты на белых лентах, а великую княгиню Елизавету Федоровну возвел в сан настоятельницы обители. В апреле 1912 года митрополит Владимир освятил Покровский храм Марфо-Мариинской обители.

Сам Владыка в силу врожденной скромности и даже некоторой застенчивости казался малодоступным и сухим; лицо его, всегда нахмуренное, носило отпечаток какой-то глубокой скорби. Не очень обаятельная внешность помогала ему творить дела милосердия незаметно для посторонних.

Митрополит Владимир энергично содействовал насаждению трезвости: сам вел беседы с больными людьми и издавал листки и брошюры о губительности пьянства.

Московская Духовная Академия в течение 14 лет находилась под управлением Высокопреосвященного митрополита Владимира. Он всегда содействовал подъему христианского просвещения.

Выражая признательность Высоко-преосвященнейшему Владыке и отдавая должное трудам архипастыря, профессора Академии ходатайствовали перед Советом Академии о возведении его в степень доктора богословия. Особенно заботился митрополит Владимир о семинаристах. В одной из бесед с ними Владыка отметил: "Вы скажете, что хлеб Церкви теперь стал черствым. Вероятно, иногда это бывает. Сухая корка не поддается молодым зубам. Но следует прежде всего думать не о том, что можно взять от народа, а что ему сами вы можете дать. Народ беден, жизнь его разъедается пороками пьянства и разврата. Он блуждает в дебрях сектантства и раскола. Когда в народную среду вы внесете истинный свет христианского знания, тогда улучшится материальное положение народа и он сумеет вас отблагодарить. Нужно помнить, что материальное благоденствие пастыря - не самое главное в его жизни. Служение пастыря само по себе безмерно высоко и имеет ценность в самом себе. Пастырь вносит свет в темную среду, пробуждает лучшие чувства, вносит в душу народа мир и спокойствие".

Характеризуя митрополита Владимира в эпоху его московской деятельности, один иерарх писал: "Кроткий и смиренный, ничего для себя лично никогда не искавший, правдолюбивый и честный. Владыка Владимир постепенно восходил на высоту иераршей лестницы и привлек сердца церковной и патриотической России в дни всеобщего шатания и измены (1904-1905), когда немногие оставались верными долгу и присяге, твердыми в защите Православной Церкви".

Литературные сочинения митрополита Владимира носят характер бесед, поучений; только немногие из них могут быть названы собственно богословскими трактатами: здесь и переводные труды, и апологетические статьи против пьянства, много публикаций для детей. Особое место занимают сборники проповедей, в которых он просто и искренне говорит о самых злободневных проблемах, волновавших его современников.

В 1912 году Высокопреосвященный Владимир назначается митрополитом Петербургским и Ладожским. В 1915 году Владыка был переведен на Киевскую кафедру с сохранением первенствующего места в Синоде.

14 апреля 1917 года указом Временного правительства митрополит Владимир был освобожден от присутствия в Синоде.

Начавшаяся Октябрьская революция производила нестроения в церковной жизни на Украине. Епархиальный съезд духовенства и мирян в Киеве выдвинул требование о создании независимой от Синода украинской Церкви. Митрополит Владимир предостерегал, что дробление Церкви приведет к торжеству внутренних и внешних врагов, призывал пастырей и пасомых терпеливо относиться к своим обязанностям участия в церковном епархиальном управлении, избегая вражды и разделения. Архипастырь терпел в эти дни много тяжких обид и незаслуженных оскорблений.

Самочинное украинское управление во главе с архиепископом Алексием (Дородницыным) направило во все духовные консистории "украинских комиссаров". Прекратилось возношение за богослужением имени Всероссийского Патриарха Тихона; вместо него поминали "всеукраинскую церковную раду".

Митрополит Владимир в это время находился на Всероссийском Церковном Соборе в Москве, и новое церковное управление решило не допустить его возвращения в Киев. Однако православное население города на многолюдном собрании приходских советов постановило всеми силами препятствовать образованию автокефальной украинской Церкви.

По возвращении митрополита в Киев представители рады явились в его покои с грубым требованием об уходе Владыки с Киевской митрополии. Видя, что угрозы не помогают, члены церковной рады решили пойти другим путем: как-то поздно вечером в лаврскую квартиру митрополита явился священник Фоменко в сопровождении военного и с неожиданной ласковостью стал предлагать Владыке Владимиру патриаршество в украинской Церкви. Однако за это ночные посетители требовали выдать из средств митрополичьего дома сто тысяч рублей.

После заявления митрополита о том, что средства принадлежат всей епархии, которая и распоряжается ими, поведение пришедших стало настолько угрожающим, что митрополит был вынужден пригласить монастырскую братию, чтобы выпроводить непрошенных гостей. Однако они безобразничали в митрополичьих покоях еще часа полтора.

Устроившийся в Лавре архиепископ Алексий Дородницын стал настраивать монахов-украинцев против законного митрополита Владимира в надежде добиться его увольнения и самому управлять украинской церковью.

Обстановка в Лавре накалялась. Примерно 800 монахов, в основном из простых крестьян, становились враждебными канонической власти. Когда в монастырскую среду впервые проникли слухи о возможности покушения на жизнь митрополита, то не только младшая, но даже старшая братия не приняли никаких мер к охране своего архипастыря.

В результате интриг архиепископа Алексия находились монахи, которые притесняли Владыку даже в мелочах. Ему иногда отказывали даже в лошадях для выезда. Он чувствовал себя в митрополичьих покоях Лавры, как в осажденной крепости.

В январе 1918 года в Киев пришла гражданская война. Многие обители и храмы подвергались обстрелу. С 15 января в Лавру долетали ружейные пули и снаряды, а с 22 января монастырь подвергся жесточайшему обстрелу. На следующий день бойцы Красной Армии овладели Лаврой. Во время обстрелов митрополит Владимир молился в храме или у себя в покоях. Последнюю литургию Владыка совершил 21 января, в воскресенье, в великой лаврской церкви. 24 января митрополит в той же церкви служил акафист Успению Божией Матери. Это последнее служение митрополита Владимира в церкви накануне расстрела, по воспоминаниям сослужащих, было особенно проникновенным.

Вечером 25 января пятеро вооруженных людей, войдя в Лавру, спросили одного монаха, где живет митрополит.

В митрополичий дом позвонили. Владыка вышел к убийцам и спросил: "В чем дело?" Трое увели Владыку в комнату и там оставались с ним наедине некоторое время. У дверей поставили караул. Затем повели митрополита в верхние покои.

Через двадцать минут окруженный солдатами митрополит вышел в рясе с панагией и в белом клобуке.

У крыльца к Владыке подошел под благословение его старый келейник Филипп, но матрос оттолкнул его, крича: "Довольно кровопийцам кланяться, наклонялись, будет!" Владыка все-таки подошел к келейнику и благословил его, поцеловал и, пожав руку, сказал: "Прощай, Филипп!" Потом вынул из кармана платок и вытер слезы.

Филипп передавал, что митрополит был спокоен, словно шел служить литургию. Поравнявшись с лаврским собором, митрополит остановился и, перекрестившись, низко поклонился, как бы прощаясь с обителью; он тихо напевал Благообразный Иосиф...

У боковых ворот толпились монахи. Увидев процессию, они молча расступились.

От лаврских ворот к месту расстрела Владыку привезли на автомобиле. Остановились у пригорка между Лаврой и Никольским военным собором. Владыка спросил: "Вы здесь меня хотите расстрелять?" Один из убийц ответил: "А что же, церемониться с тобой, что ли?" Тогда митрополит Владимир спросил разрешения помолиться Богу, на что последовал ответ: "Только поскорей". Воздев руки к небу, Владыка молился вслух: Господи, прости мои согрешения вольныя и невольныя и приими дух мой с миром! Потом благословил крестообразно обеими руками своих убийц и сказал: "Господь вас да простит". Так по-христиански, с молитвой и величайшим мужеством митрополит Владимир принял мученическую смерть.

Из лаврской братии никто не последовал за Владыкой. Всю ночь тело пролежало на пригорке. Убитый лежал на спине, покрытый шубой; при нем не оказалось панагии, клобучного креста, чулок, сапог с галошами и золотых часов с цепочкой. Лишь на другой день его увидела проходившая мимо женщина и принесла ужасную весть в Лавру. Прибывшая на место убийства братия Лавры перенесла тело своего архипастыря, положила его во гроб и на следующий день похоронила его...

Уже вскоре на месте мученической кончины был водружен крест, обнесенный оградой, сюда стали приходить богомольцы.

На заседании Всероссийского Собора 15/28 февраля 1918 года прозвучали глубокие, полные религиозного дерзновения слова, вскрывающие смысл духовного подвига русских мучеников и подтверждающие несомненное убеждение Собора в их святости.

Первым произнес свое авторитетные свидетельство Святейший Патриарх Тихон: "Мы глубоко верим, что мученическая кончина Владыки Владимира была не только очищением вольных и невольных грехов его, которые неизбежны у каждого, но и жертвой благой во очищение грехов великой Матушки-России".

"История показывает, что сила гонений всегда слабее духа исповедничества и мученичества, - сказал митрополит Новгородский Арсений. - Сонм мучеников освещает нам путь и показывает силу, перед которой не устоят никакие гонения. Убиенный святитель кровию оросил служение Русской Церкви и остался верен своему долгу. И на нем исполняются слова Тайнозрителя: Буди верен до смерти, и дам ти венец живота".

Мученическая кончина митрополита Владимира открыла новую страницу в истории русской святости. Ею начался длительный период гонений, во время которых многие тысячи верующих приняли мученический венец.

Честные мощи священномученика Владимира, митрополита Киевского и Галицкого, были обретены летом 1992 года и положены в Ближних пещерах Киево-Печерской Лавры. Память священномученика Владимира празднуется 25 января старого стиля и в день Собора новомучеников и исповедников Российских.

Беседа первая: О призывании

Молитва есть воздух для души, она служит как бы биением пульса духовной жизни. Где есть духовная жизнь, там она необходимо должна проявляться в молитве к Богу. Где нет истинной молитвы, там не может быть вполне здоровой духовно-нравственной жизни. И наоборот. Где совершается молитва и чем чаще совершается она, тем более крепнет и развивается эта духовная жизнь. Как много значит для человека, если он может искренно молиться и более и более совершенствоваться в этой молитве!

Вот почему и Господь наш Иисус Христос не только убеждал учеников Своих молиться и молиться непрестанно, но вложил в уста их и самые слова молитвы Отче наш, которая поэтому и называется Молитвою Господнею. Два раза Он учил их этой молитве. В первый раз, когда, по сказанию евангелиста Луки (2, 1), они просили Его: "Господи, научи нас молиться", а потом в Нагорной беседе, когда предостерегал их от ложной, фарисейской молитвы, молитвы неискренней, напыщенной, многословной, совершаемой только напоказ. Сице, - сказал Он им при этом, - молитесь, то есть молитесь кратко, просто, без лишних слов и напыщенности, с указанием только сущности дела - словом, так, как Я научу вас.

О возлюбленные братия и сестры! Если бы Господь Иисус Христос ничему более не научил нас, кроме этой молитвы, то и тогда мы не были бы в состоянии достойно отблагодарить Его. Молитва эта так коротка, так сжата, так немногословна, что ее даже дитя может прочитать в одну минуту, и, однако, она столь глубока по своему содержанию, столь богата по своим мыслям, что и муж зрелого ума не может исчерпать ее содержания во всей его глубине и полноте. "Откровенно говорю, - сказал один из ученейших мужей богословского мира, - что я не вполне еще уразумел молитву Отче наш, хотя и имею ученую степень доктора". Кто же такие мы с вам, чтобы нам воображать себя вполне и совершенно исчерпавшими смысл и содержание этой молитвы. Мы не более как дети, припавшие, так сказать, к глубокому и широко текущему источнику, чтобы пустыми руками черпать из него воду и подносить к устам своим.

Всемогущий, Премудрый и Неисследимый Боже! Призри с небесной высоты своей и даруй нам как сегодня, так и впредь, когда мы будем собираться здесь для изъяснения сей Молитвы Господней, столько почерпать из этого обильного источника, сколько нам нужно будет для того, чтобы утолить жажду душ наших о Тебе, живом Боге!

Сице убо молитеся вы: Отче наш, иже еси на небесех (Мф. 6,9).

Все мы, братия, с детства знаем, что Бог есть Отец нам. Вот почему нам кажется слишком простым и удобопонятным то, что мы называем Его в нашей молитве Отцом. Но некогда это было совсем новое отношение молящихся к Богу, в какое Господь поставил учеников Своих. И не только для язычников, но и для ветхозаветных праведников чужда была мысль о том, что они могут обращаться к Богу с такою детскою смелостию и дерзновением.

В Священном Писании Ветхого Завета очень немного можно найти мест, где Бог называется Отцом, и для ветхозаветного человека, даже самого благочестивого, с этим Именем очень мало соединялось понятия об отеческих свойствах Бога. Так, у пророка Малахии Бог требует от своего народа чести, которая приличествует Отцу (Мал. 1, 6). В другом месте, упрекая народ свой в вероломных поступках и в неверности друг другу. Он говорит: не один ли у всех нас Отец? Не один ли Бог сотворил нас? (Мал. 2, 10). И Давид, зная, что Бог есть защита сирых и беспомощных, называет Его Отцем сирот (Пс. 67, 6). Но этому Отцу, по представлению ветхозаветных праведников, недостает той души, той любви, которая соединяет отца с детьми и которая сердце дитяти в чувстве благодарности и преданности повергает в объятия отца. Таким образом, Давид, который лучше других знал, что значит молитва, и который умел молиться так, как ни один из ветхозаветных праведников, и тот, однако ж, нигде не дерзает обращаться к Богу как к отцу и говорить с Ним с полною детскою смелостью и непринужденностью. Имя Отца, которым называем мы невидимого Бога, принадлежит собственно нам, христианам, потому что мы впервые узнали чрез откровение Сына Его, что Он есть любовь и что все Его дела имеют свое основание в его отеческой любви. Только чрез любовь Бога, которую Он явил миру в лице Христа, мы впервые научились сему и теперь знаем, что Бог есть любовь, что Отец Господа нашего Иисуса Христа есть и наш Отец, Который удостоил нас называться детьми Его. Смотрите, какую любовь дал нам Отец, чтобы нам называться и быть детьми Божиими (1 Ин. 3, 1). Потом: никто не знает Сына кроме Отца, и Отца никто не знает кроме Сына, и кому Он хочет открыть (Мф. 11, 27). А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими (Ин. 1,12).

Поэтому никогда ты, христианин, не должен молиться молитвою Отче наш, не испытав себя самого, имеешь ли ты в своем сердце хотя сколько-нибудь, хотя самую незначительную долю этих детских свойств и имеешь ли право с таким детским дерзновением обращаться к Всемогущему Вечному Святому Богу, Творцу неба и земли, и призывать Его как Отца своего. Счастлив ты и благо тебе, если Его Дух дает свидетельство твоему духу, что ты действительно дитя Бога и можешь просить Его с детским настроением души! Дитя может у отца просить всего, оно ожидает от него всего, оно открывает и поверяет ему все, оно надеется и полагается на него во всем. Если ты действительно дитя Бога, а Он - Отец твой, тогда нет надобности излишне спрашивать, молишься ли ты Ему и почему молишься. Спрашивает ли кто у цветка, почему он цветет или почему он издает запах, благоухание? Он необходимо должен цвести и благоухать, это лежит в его природе, которая требует, чтобы он цвел и благоухал. Иначе невозможно. Точно так же не спрашиваешь ты у светила, у звезды, почему она светит? Она необходимо должна светить и блистать, такова ее природа. А христианина, чадо Бога, ты хочешь спросить, почему он молится? Иначе он и не может поступать: он необходимо должен молиться. Молитвой он питается, в молитве он отдыхает, в молитве изливает пред Богом свое сердце, в молитве, молении и благодарении выражает свои мысли, чувства, намерения и желания. Как же он не будет молиться, когда его натура требует, чтобы он молился?

Потому-то Господь Иисус Христос и ставит Своих учеников в это надлежащее отношение их к Богу, в отношение детей к отцу. Этим Он хочет привлечь нас к Богу, приблизить к Нему, дабы мы уверовали, что Он - наш истинный Отец, а мы - Его истинные дети, и дабы мы, ободренные такою близостью к Богу, со всяким доверием и дерзновением просили Его, как просят любящие дети своего любящего отца.

Если же Господь словом Отче, которое Он влагает в уста учеников Своих, ставит их в истинное отношение к Богу, указывая им на их детские права и на их детские обязанности, то слово наш, прибавляемое Им при сем, напоминает нам об отношении нашем к людям, о наших взаимных братских правах и обязанностях.

Не ты только один нуждаешься в Его отеческой любви и имеешь право называть Его Отцом своим. Есть целая огромная семья чад Божиих. Миллионы людей называют Его вместе с тобою Отцом своим, вместе с тобою молятся Ему и вместе с тобою нуждаются в Его отеческом призрении, в Его ежедневном руководстве и попечении. Они не чужие тебе. Они близкие тебе, они твои братья. Какое же право имеешь ты забывать их в своей молитве? Высокая счастливая мысль! Не здесь только, не в этом только многочисленном нашем собрании, но и в уединенной комнате и всюду, где только я преклоняю пред Ним свои колена, вместе со мною молятся миллионы людей, которые, подобно мне, призваны быть чадами Божиими и, подобно мне, преклоняют свои колена пред Иисусом и во имя Его называют Бога своим Отцом. И эти общие наши молитвы и песнопения несутся горе, к Небу, к престолу Славы Вышнего и сливаются там с хвалебною песнью тех небожителей, которые в своем высшем хоре еще достойнее славословят Его, чем все наши плотские уста здесь, на земле.

С таким широким сердцем молится христианин; он молится со всеми и за всех, да и за всех тех, которые еще не признают Его как своего Бога и своего Отца, но нуждаются, однако, в Нем так же, как и мы, которые так же, как и мы, призваны познавать Его как Своего Отца и поклоняться Ему как Своему Богу.

Но почему Спаситель наш учит нас к словам Отче наш присоединять еще иже еси на небесех? Ведь нам известно, что Бог наш вездесущ и нет места во всем Его необъятном мире, где не было бы Его и куда не достигала бы Его рука. По крайней мере, Давид молится Ему такими словами: Куда пойду от духа Твоего и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо - Ты там; сойду ли в преисподнюю - и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря - и там рука Твоя поведет меня и удержит меня десница Твоя (Пс. 138, 7- 10). Почему же Господь Иисус заставляет нас искать в своей молитве Отца на небе? А по той же причине, по которой и Давид молится: из глубины воззвах к Тебе, Господи! (Пс. 129, 1), то есть из глубины бедствия взываю к Тебе. Этим словом указывается на наши ежедневные бедствия и нужды. Мы в бездне ежедневных зол и бедствий земли, а Бог стоит выше всего этого во славе и величии небесном. И счастливы мы тем, что среди наших нужд, скорбей и бедствий можем возлагать упование свое на Бога, что можем находить защиту и покровительство у Отца, Который выше всяких нужд земных и от Которого нисходит всякое даяние благо и всякий дар совершенный. Насколько небо выше земли, настолько Его мысли выше наших мыслей и Его пути выше наших путей. Насколько Его могущество и мудрость выше мудрости земной, настолько же и Его любовь выше любви человеческой. По крайней мере, самая глубокая и самая самоотверженная любовь земных родителей есть только слабое отражение любви нашего Отца Небесного. Да, было бы чем-то невероятным и неестественным, если бы отцовская или материнская любовь изменила своей природе. Еще менее может подлежать сомнению то, чтобы сердце Отца Нашего Небесного изменило в любви к своим чадам. Может ли забыть женщина грудное дитя свое, чтобы не пожалеть сына чрева своего? Но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя, - говорит Господь (Ис. 49, 15).

К Нему поэтому возносись, друг, и своими мыслями, своими чувствованиями и желаниями. Не привязываясь своим сердцем ни к чему земному, как бы это земное ни обольщало тебя, устремляй свой взор и сердце к Отцу Твоему, Который живет на небе, в блеске величия и славы. Там твое настоящее место, там твоя родина, которой ты лишен за грех, там дом Отца твоего, к которому принадлежишь ты, куда можно возвратиться не иначе, как скорбным и тесным путем, путем той плачевной юдоли, в которую низверг тебя Отец твой, чтобы не чужбине дать тебе понять, чего лишился ты с удалением из отцовского дома. Туда, где Господь славы, твой Спаситель, приготовил у Отца Своего обитель тебе, туда устремляйся своими желаниями и вожделенными надеждами. Не забывай на чужбине твоего высокого происхождения и твоего отчего дома. Возводи взор свой от пути к цели, направляй твое сердце к достижению наследия чад Божиих, живущих на небе, к святым Божиим, которые там у престола воспевают Ему: "Свят, свят, свят", к совершенному блаженству неба, к которому некогда будешь призван и ты.

А посему молись так: Отче наш, иже еси на небесех! О, если бы мы как должно умели произносить слова эти и с действительно детским сердцем обращаться к Нему, Всемогущему, Всеведущему, Милосердому Богу! Чем искреннее и истовее было бы это обращение к Нему, чем с большею верою и благоговением делалось бы оно, тем сильнее и действеннее было бы оно и тем с большим успехом и дерзновением мы могли бы произносить все слова этой молитвы, которой научил нас Сам Господь наш.

Итак, Отец наш, если мы таким образом молимся Тебе, то благоволи по отеческой Твоей милости принять нас и силою Святого Духа Своего управлять нашими сердцами, дабы мы достойно могли называться детьми Твоими и с полною верою и дерзновением просить Тебя, как любящие дети просят своего любимого отца: Отче наш, иже еси на небесех. Аминь.

Беседа вторая: О первом прошении молитвы Господней

Да святится имя Твое (Мф. 6, 7)

Когда Спаситель наш, братия, учит молиться учеников Своих, то прежде всего Он ставит их в надлежащее положение, в детское отношение к Богу, и говорит: Сице молитеся: Отче наш иже еси на небесех. Чем более молящийся оправдывает слова этого призывания, чем более мы являемся действительными по своему настроению детьми Бога, тем более молитва наша делается достойной и угодною Богу. Это обнаруживается сейчас же, при первых словах, которыми начинаем мы свою молитву: Да святится имя Твое! Кто не питает к Богу истинно детских чувств, кто не почитает Его выше и дороже всего, кто ради Отца не может забыть себя самого и все свое, тот, хотя и будет произносить слова: Да святится имя Твое, сердце его не будет участвовать в этой молитве. Он начинает молиться только с четвертого прошения: хлеб наш насущный даждь нам днесь или избави нас от лукавого. Только тот, кто имеет истинно детское сердце, для кого честь и слава Божия действительно выше всего, кто действительно любит Бога больше всего, тот только и может обращаться к Богу со словами: Отче наш - и искренно просить у Бога, как самого главного, чтобы святилось (прославлялось) Его имя или - что то же - чтобы прославлялся Он Сам.

Святое имя Свое Бог открыл, без сомнения, всюду, во всем Своем творении: небеса поведают славу Божию, и земля возвещает творение рук Его. Он написал Свое имя на каждом прутике, на каждой травке, на каждом червячке земляном. Его поет солнце. Его славит луна. Его проповедует песок морской. Но сколько людей остаются глухи к этой проповеди и, взирая на красоту и величие природы, не замечают Того, Кто все это сотворил и так чудно устроил! В продолжение тысячелетий язычники шли своими путями, вели войны и завладевали царствами и землями, делали разного рода открытия и изобретения, познавали все сокровища человеческой мудрости, но Самого Бога они в Его делах не усмотрели, ничего не прочитали о Его имени в Его творении. Бог открывается тебе в твоей совести, тут написано Его Святое имя, тут является Он тебе как Святое и Правосудное Существо. Ты можешь слышать Его голос в каждом призыве, предостерегающем тебя в наказаниях, в несчастиях, в угрызении совести за содеянный грех. Но сколько между нами таких, которые не слышат этих Его призывов, которые глухи и бесчувственны к голосу совести! Или хотя ты и слышишь призыв Его, хотя и доносится до тебя голос Святого и Правосудного Бога, Который не дозволяет над Собою ругаться, но не чувствуешь Его отеческого голоса. Для тебя остается замкнутым внутреннейшее сердце твоего Бога. Это сердце открыл Он, и только в Своем слове. Там находишь ты его, находишь и в Его величии, и в Его милосердной любви. Почему и ветхозаветный праведник уже молится так: Поклоняюсь пред святым храмом Твоим, и славлю имя Твое за милость Твою и за истину Твою, ибо Ты возвеличил слово Твое превыше всякого имени Твоего (Пс. 137, 2). Как же не сливаться в этой молитве нам, всем христианам, для которых Он сделал Свое имя еще более славным чрез Своего Единородного Сына, чрез то Слово, Которое сделалось плотию и жило между ними, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу как Единородного от Отца (Ин. 1, 14). Задача и цель пришествия на землю нашего Спасителя в том и состояли, чтобы прославить имя Отца, чтобы Отец был поклоняем в Сыне. Вот почему Он молится: Отче праведный! и мир Тебя не познал; а Я познал Тебя, и сии познали, что Ты послал Меня. И Я открыл им имя Твое и открою, да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них (Ин. 17, 25-26). Спаситель, влагая в это первое прошение всю Свою душу, хочет, чтобы так делали и ученики Его, то есть первее всего и больше всего желали бы и молились бы о том, чтобы святилось имя Бога, их Отца.

Конечно, своими славословиями, поклонением и почитанием мы не можем имя Божие сделать более святым, чем оно есть само в себе; с другой стороны, и всеми нашими грехами, хулою, непочтением и оскорблениями не можем осквернить Его и сделать менее святым. Теряет ли что солнце от того, если туманные облака затемняют свет его? Мы только чувствуем при этом недостаток света и теплоты, но оно само остается неизменным и неослабно испускает свои лучи и за облаками. Или какой вред получает драгоценный камень от того, что ты точишь его кремнем или бросаешь в грязь и пыль? Если и происходит отсюда какой-нибудь вред и убыток, то только для тебя самого, но самый камень остается тем же, чем и был, сохраняя и при этом свое драгоценное качество. Так и здесь. Имя Божие от наших грехов само по себе не теряет ничего и сохраняет свою светлость и при них, но мы просим Его, чтобы оно и у нас сохраняло свою святость, чтобы и между нами и в нашей святой жизни оно прославляемо было в Его величии и могуществе, в Его мудрости и благости, в Его правде и любви.

Теперь подумай, в каком, собственно, смысле мы должны употреблять эти слова Молитвы Господней: Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя Твое. Это суть слова хвалы, славословия и поклонения пред величием и благодатью нашего Бога. Из этой земной юдоли бед и скорбей, из бездны греха и порока я возвожу свои очи к Небесному Отцу Своему, к Богу, Который возвестил чрез Свое слово имя Свое во всей Вселенной. Глубокое чувство любви, благоговения, благодарения и поклонения наполняет и движет мою душу. Боже, о Творче мой и Господи, взываю я! Что такое пред Тобою тварь Твоя, о Неизмеримый и Неисследимый Боже? Кто такой я пред Тобою? Не более как червь земляной, как самое ничтожное насекомое. Ты скажешь слово - и явятся миры, отымешь дух Твой - и эти миры исчезнут и в персть свою обратятся! И, однако, Ты так близок, о Боже, так ощутительно близок к нам, во всякой нашей немощи Твоею силою и во всяком нашем грехе Твоею благодатию, что мы дерзаем приближаться к Тебе, обращаться к Твоему сердцу с нашими молитвами, и просим Тебя, как любящие дети просят своего любимого отца: Отче наш! Можем ли мы достаточно возблагодарить Тебя за то, что Ты удостоил нас такой отеческой любви, что мы дерзаем наш детский лепет присоединять к пению хора небожителей, с которым они поклоняются Тебе у престола Твоей славы! И так пусть не устает ни душа наша прославлять Твое имя, ни уста наши возвещать хвалу Твою, Боже, до тех пор, пока мы существуем, пусть всегда святится имя Твое и между нами!

Таковы, братия, должны быть у нас мысли и чувства при произнесении этих слов Господней молитвы. Так, несомненно, думал и наш Спаситель, когда учил молиться такими словами. Само собою понятно, что у кого сердце не будет проникнуто при произнесении этой молитвы такими мыслями и чувствами, у того она не будет истинною Молитвою Господнею.

Но когда посмотришь на нравственное состояние человеческого мира, то какая тяжелая картина представляется нашему взору! Как далеко не соответствует она той чести, которая подобает нашему Богу, и той славе, какой Он желает от Своего создания! Миллионы людей еще не знают Его, не знают имени Отца Своего, и чрез их уста не проходит еще ни одного слова хвалы, благодарения и поклонения своему Богу. Да и в среде христианского мира, которому Он открыл Свое отеческое имя и который призван к Его прославлению, к чему направлена вся эта напряженная, лихорадочная погоня за мудростию, счастьем и благами этой земли? Из каких побуждений делаются эти быстрые успехи во всех отраслях наук и искусств, в устроении внешнего благосостояния и удобств жизни? К чести и во славу кого все это совершается? Делается ли это в честь и во славу Того, Которому одному только принадлежит эта честь и от Которого происходит всякое даяние благо и всяк дар совершенный? Для того ли это совершается, чтобы прославлять Отца света. Его отеческую любовь, святить Его имя? Или же это делается человеком для собственной чести, для своего собственного имени? И не говорят ли современные люди, как некогда говорили Вавилоняне: Построим себе город и башню высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли? (Быт. 11, 4).

От внешнего мира обратись теперь, друг, к своему внутреннему миру, загляни в свое собственное сердце и посмотри, насколько и твоя собственная жизнь направлена к прославлению Твоего Бога и Его Святого имени. Все, что ты говоришь и делаешь, во имя ли Господа Иисуса делаешь и с благодарностью ли к Богу Отцу? Чрез всю твою жизнь проходит ли, звучит ли один только тон: не нам, не нам, но имени Твоему, Господи, даждь Славу? Или же жизнь твоя построяется на других началах и все действия и Поступки твои имеют другие цели и побуждения? После столь многих и поучительных проявлений в твоей жизни могущества, премудрости и благости Твоего Бога в душе твоей все еще находят себе место маловерие. Неверие и ропот? После столь многих и неопровержимых обнаружений твоего бессилия и грехопадений в ней все еще есть место для самоправедности и упорной гордости? После столь дорогих минут блаженного общения с Богом в таинствах Церкви и святой решимости жить только для Него и для Его славы и свято сохранять Его имя, у тебя, однако, так много еще себялюбия и потворства плоти и так мало сыновней преданности Богу и братской любви к ближним? Не должен ли Он в таком случае и нам, когда мы обращаемся к Нему со словами: "Отче наш, иже еси на небесех, отвечать так же, как некогда Он говорил Своему народу Израильскому: сын чтит отца и раб - господина своего: если Я - отец, то где почтение ко Мне? И если Я Господь, то где благоговение предо Мною? Ибо велико будет имя Мое между народами, а вы хулите его (Мал. 1, 6, 11, 12).

Таким образом, слова: да святится имя Твое - не суть только выражение нашего прославления Отца нашего Небесного, но в то же время и выражение искренней и смиренной нашей молитвы, в которой, с сокрушением сердца исповедуя пред Отцом Небесным, что имя Его на земле далеко еще не славится так, как бы это подобало Ему, просим Его, чтобы Он Сам благоволил положить конец этому нашему нечестию и оскорблению Его имени. Сам Своею благодатию содействовал тому, чтобы всеми была признана и по достоинству оценена Его отеческая любовь к нам и прославляема нашею благочестивою, полною сыновней преданности Ему жизнию.

Да благословит же нас на это Господь и да просветит Он нас Своим светом, дабы и наш свет светился пред людьми, чтобы они видели добрые дела наши и прославили Отца нашего, Иже на небесех! Аминь.

Беседа третья: О втором прошении молитвы Господней

Да приидет царствие Твое (Мф. 6, 10)

Возлюбленные братия! Тот, кто действительно питает к Богу сыновние чувства, для кого Бог действительно Отец, Которого он любит больше всего, почитает выше всего, кто все делает во славу Отца, тот не может при начале молитвы, сказав слова: Отче наш, Иже еси на небесех, - сейчас же не прибавить: да святится имя Твое. Не нам, не нам, но имени Твоему да будет слава, честь и поклонение, которое Тебе только Одному подобает. Всемогущий, Вечный, Милосердый Отец наш! О, прииди и приими то, что Твое и принадлежит Тебе! Сохрани нас от всего, что препятствует нам прославлять Твое имя. Помоги, чтобы слово Твое распространялось между нами во всех концах земли, дабы все люди познали Твое святое имя и мы, как истинные дети, прославляли Тебя святою своею жизнью!

Если же, таким образом, главным и единственным предметом наших желаний, забот и стремлений служит прославление имени Бога, нашего Отца Небесного, то мы имеем все причины и побуждения к словам первого прошения да святится имя Твое тотчас же присоединить слова и второго: да приидет царствие Твое.

Святые отцы наши трояко различают царство Божие, а именно: царство силы, или власти, царство благодати и царство славы.

Царство власти Бога со дня творения простирается на все, что сотворено Им. Он все содержит в Своей власти, и никакая тварь не может ослабить и отнять Его крепкой руки. Пред Его величием трепещут и демоны и, вопреки своему желанию, служат Ему, являются орудием в исполнении Его Божественного Совета и таким образом утверждают славу и непреложность Его Божественной воли и Его закона.

Царство Бога проникает всюду, простирается на все. В мире ничего нет, что не было бы подчинено Его всемогущему управлению. Это выше всякого сомнения. В этом смысле царство Божие нельзя называть только теперь приходящим в мире или имеющим прийти в будущем. Оно уже существует здесь, и нам нет нужды говорить: да приидет царствие Твое - именно в этом смысле.

Но цель, для которой Творец неба и земли создал мир, и слава, которой Он желает и ожидает Себе от Своих созданий, состоит не в том, чтобы они служили Ему против своей воли и почитали Его, как сосуды Его гнева. Он сотворил нас для того, и это есть та слава, которой Он ищет в нас, чтобы мы служили Ему добровольно и в свободной, благодарной любви почитали и славили Его имя, исполняли Его волю и наслаждались Его благими дарами. Вот почему Он не уничтожает грешного человека в его грехопадении и не оставляет его без помощи в состоянии его погибели, которую он сам причинил себе своим своеволием. Вечный Совет Божественной любви определил учредить среди грешного мира царство Его благодати. Цель Его управления миром состоит в том, чтобы осуществить этот Предвечный Совет любви Божией, чтобы чрез Иисуса Христа все, что есть на небе и на земле, соединено было в одно царство, в котором исполнялась бы Его воля и господствовали бы правда, мир и радость. Пришествие и достижение этого царства есть цель всех путей Бога. Об этом многочастне и многообразие древле Бог глаголал отцем во пророцех (Евр. 1, 1). Для этого Он по исполнении времени послал Своего Сына, рожденного от жены, и дал закон. Для этого Единородный Сын Отца умалил и уничижил Себя, приняв зрак раба, и сделался послушлив даже до смерти, смерти же крестныя (Флп. 2, 8). Для этого Он - Этот Сын человеческий - после того, как дана была Ему всякая власть на небесах и на земле, посылает теперь Своих апостолов, благовестников Своего царства, с проповедью Евангелия, дабы все рассеянные по земле чада Божии, за которых Он умер, собирались к Нему от утра и вечера, от полудня и полуночи, чтобы жить в Его царстве и служить в вечной правде, невинности и блаженстве.

Вот то царство, о котором говорит Спаситель, когда благовествует Он Евангелие о царствии, о пришествии этого-то царствия и учит Он нас молиться словами: Отче, да приидет царствие Твое. Да, Он учит молиться, чтобы оно, это царство благодати, пришло и к нам и вселилось в нас с правдою, и миром, и радостию о Духе Святе, а также чтобы пришло оно и в своей славе, чтобы открылся тот день, в который исполнится все, что определено в Его Предвечном Совете.

Вот о каком царстве просим мы, когда говорим: Отче, да приидет царствие Твое! И оно, конечно, придет; царство Божие придет даже без нашей молитвы, само собою. Из одной свободной любви Своей принял Он решение о спасении мира, не дожидаясь, чтобы кто-нибудь просил Его об этом; по свободной же любви Он приводит это решение в исполнение, хотя бы никто из нас не просил Его о сем, приводит в исполнение, даже несмотря на все грехи и равнодушие мира и на все козни и противодействия его князя. Десница Господня всегда побеждает, как бы сильно против нее ни восставали человеческая злоба и неправда. Ирод и Пилат вместе с язычниками и иудеями восстают на Бога и Христа Его, а делают, однако, только то, что должно было совершиться по предвечному предопределению Бога. Савл дышит угрозами и убийством против учеников Господа и хочет вконец разрушить царство Бога и Христа Его, но ему оказывается не под силу противу рожну прати (Деян. 9, 5). Рука Сильного привлекла его к Себе и сделала Своим избранным орудием в прославлении Его имени между язычниками, и царями, и сынами Израиля.

Итак, царствие Божие придет само собою, без нашей молитвы. Что же воображаешь ты, червяк земляной, что Всемогущий Бог нуждается в твоей помощи? Он не нуждается в нашей помощи, но мы нуждаемся в Его содействии, чтобы царствие Божие пришло и к нам. Хотя царствие Божие придет и без нашей молитвы, но мы просим, чтобы оно пришло и к нам лично. Что пользы для меня, если оно придет со своим спасением и со своею благодатию, а я не буду иметь в этом никакого участия? Какая польза мне от того, если придет жених взять невесту и соберутся на брачный пир его гости, а я не буду готов войти в чертог жениха и, оказавшись без светлой брачной одежды, извержен буду из чертога?

Вот почему мы просим в этой молитве, чтобы царствие Божие пришло и к нам, христианам, которых Господь научил так молиться, и ко всем тем, которые не знают еще Христа и сидят во тьме язычества. Ах, если бы Небесный Отец удалил из их сердец все, что препятствует пришествию туда Его царства, и Сам проложил бы ему путь в каждое сердце, в каждую семью, в каждый город и каждую страну, к христианам и язычникам, к верующим и неверующим, к тем, которые еще не научены молиться так, как молимся мы, то есть словами: Отче, да приидет царствие Твое!

Эти слова второго прошения поистине суть молитва праздника Пятидесятницы. Когда наступил этот день Пятидесятницы, тогда пришло оно - это царствие Божие и Господь излил благодать Святого Духа в сердца Своих верующих, чтобы они поведали миру великие дела Божии и приготовили Господу людей к прославлению Его имени. Если теперь мы молимся: да приидет царствие Твое, то выражаем этим такое желание: "Царю Небесный, Душе Истины! Прииди и вселися в ны - исполни сердца наши и зажги в них огонь Твоей Божественной любви!" Таким образом, мы просим здесь Небесного Отца, чтобы Он по бесконечной Своей милости сжалился над нашею немощью и бессилием и Сам дал нам Своего Духа Святого, чтобы Евангелие Его царствия нашло путь в сердца наши, преодолев всякое сопротивление со стороны страстей наших, чтобы мы, познав свою слабость в борьбе с грехом "пробудили себя к вере в Его слово и спасительную силу Его благодати, и таким образом сделались истинными чадами и наследниками Его царствия.

Если с такими мыслями и чувствами произносишь ты, христианин, эти слова: да приидет царствие Твое, то смело можешь надеяться, что молитва Твоя истинная, что она дойдет до слуха Отца Небесного и что царство Его придет наверное. Смотри только, чтобы тебе самому не оказаться лжецом в твоей молитве. Старайся больше оставлять места Святому Духу в твоем сердце, чтобы Он беспрепятственно мог делать в нем свое дело, и, не прилепляясь к миру, ищи прежде всего царствия Божия и правды Его. Затем помни, что не ты один нуждаешься в царствии Божием и утешительном пришествии Его Святого Духа и не о себе только молишься ты, когда говоришь да приидет царствие Твое к нам. В нем нуждаются и другие, ты просишь его и для других. А потому старайся проложить ему путь в сердца и других. Отверзай двери твоего сердца для всех: и для тех, которые живут близ тебя, и для тех, которые еще далеко от царства Божия блуждают во всех странах мира. Не забывай, что христианская миссия для тебя не постороннее дело, что и ты должен содействовать тому, чтобы имя Божие сделалось известным и язычникам и во всех концах мира проповедуемо было Его слово: исполнилось время и приблизилось царствие Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие (Мк. 1, 15). Нет сомнения, что оно, это царствие Божие, как мы сказали уже, придет и без нашей молитвы, но оно должно приближаться и чрез нас, чрез нашу молитву, чрез нашу любовь. Горе нам, если придет оно, это царство славы, если Он Сам, Сын человеческий явится во славе Своей принять Свое царство, а мы оказались бы лжецами, не оправдавшими нашею жизнью то, что так часто произносили устами! В таком случае сама эта молитва, которую мы так часто читаем, и все те души, к которым могло бы прийти царствие Божие, но не пришло по нашей вине, выступили бы свидетелями против нас и тяжко обвинили бы нас пред престолом Судии.

О, сохрани нас от сего, Милосердый Отец наш Небесный! Удали от нас все, что мешает нам принять Тебя и Святого Твоего Духа в сердца наши! Сотвори нас орудием Твоей благодати, дабы царство Твое приближалось и распространялось по всей земле и чрез нашу жизнь и служение. Излей Пресвятого Твоего Духа на всяку плоть, дабы наступило Твое царство, открылся день Твоей славы, дабы и мы сподобились примкнуть к многочисленному хору небожителей и воспеть: Аллилуиа! Ибо воцарился Господь Бог Вседержитель. Возрадуемся и возвеселимся и воздадим Ему славу: ибо наступил брак Агнца и жена Его приготовила себя (Откр. 19, 7). Царство мира соделалось царством Господа нашего Иисуса Христа, и будет царствовать во веки веков (Откр. 11, 15). Аминь.

Беседа четвертая: О третьем прошении молитвы Господней

Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли (Мф. 6, 10)

Что воспели Ангелы Божий во святую ночь Рождества Христова: Слава в вышних Богу, и на земли мир: во человецех благоволение (Лк. 2, 14), это отвечает трем первым прошениям Молитвы Господней. Ибо слава, приличествующая Вышнему Богу, состоит именно в благоговейном прославлении Его имени, и мир на земле настает тогда, когда приходит Его царство, и люди делаются человеками благоволения не иначе и не прежде, как по исполнении того, о чем мы просим в третьем прошении.

О чем же просим в этом прошении? Хотя благая и милостивая воля Божия совершается вообще и без нас, без нашей молитвы; но в третьем прошении мы просим, чтобы она исполнялась так же и у нас на земле, как она исполняется на небе.

Волю Бога мы называем здесь благою волею, и это совершенно верно: воля благая есть одна только Божия воля. Мы называем ее еще милостивою, и это опять совершенно верно, ибо она есть воля такого Бога, Который по Своей милости и нас хочет сделать снова добрыми, Который всем человекам хочет спастися и в разум истины прийти. Таково решение Его Божественной любви, которое принял Он пред сотворением мира и которое сможет осуществиться Им по исполнении времени. Этого Он желает нам, и к этому направляет Он свою промыслительную деятельность, хотя бы мы об этом Его и не просили. Почему же мы должны просить Его, и просить неотступно, чтобы эта Его добрая, милостивая воля исполнялась нами и в нас во славу Его и во спасение наше?

Разве что-нибудь мешает исполнению этой благой и милостивой воли Божией? На небе ничто не мешает. Там все совершается по одной только благой и милосердой воле Божией. Там множество воинств небесных вечно ликуют, торжественно воспевая пред престолом Его славы: "Свят, свят, свят Господь Саваоф". Там ничто не препятствует безусловному, неограниченному господству Божественной воли. Там радость Ангелов, этих служебных духов, когда они исполняют Его повеления и посылаются на служение тем, которые должны наследовать блаженство. Там - радость о каждом кающемся грешнике, в котором благая, милостивая воля Божия достигает здесь, на земле, своей победы, и он из слуги сатаны делается рабом Бога, наследником Его Царства, человеком благоволения Божия. Вот почему мы и просим, чтобы воля Божия и насельниками земли осуществлялась так же, как и насельниками неба, так же полно и беспрекословно, так же непрестанно я добровольно, с таким же преданным детским сердцем, которое исполняет волю Бога, не спрашивая, почему это нужно, а исполняет только потому, что это воля Бога.

Но так, таким именно образом воля Божия на земле еще не совершается. Такими добровольными, беспрекословными, неутомимыми, детски верующими и благодушно-терпеливыми орудиями Его Божественной воли мы еще не показываем себя. Почему же нет? А потому, что на земле еще господствует злая богоборная воля, которая упорно противится и противодействует славе имени Бога и пришествию Его царства, злая, противобожественная воля вне нас - воля мира и воля диавола, и злая противобожественная воля внутри нас - воля нашей плоти. Эти три врага нашего спасения составили совет между собою и стараются вовлекать нас всегда в похоть очес, похоть плоти и гордость житейскую, в покой, и негу, и в бегство от креста. Потому-то так и тяжело нам отдавать нашу волю в волю Божию, по этой воле жить и поступать. Потому-то так часто у нас и бывает, что, когда мы говорим устами своими: Отче, да будет воля Твоя, сердце говорит другое и просит: "Нет Отче, не Твоя, но моя да будет воля!"

От этого-то злого и богоборного совета и воли, действующей и вне и внутри нас, мы и ограждаем себя, когда молимся: Отче, да будет воля Твоя!

Когда же и при каких условиях может быть исполняема эта благая и милостивая воля Божия в нас, вокруг нас и от нас?

Бог противодействует всем злым советам и злой воле, вовлекающим нас в похоть очес, похоть плоти и гордость житейскую, и утверждает и сохраняет нас в Своем слове и Своей вере до конца жизни нашей.

Благодарение Богу! Из Его, собственного слова и Евангелия мы знаем, что Его благая и милующая воля состоит в том, чтобы разорять злые советы и побеждать злую волю, укреплять чад своих в добре и сохранять их в Его учении и Его вере до конца их жизни. А если так, то мы не должны, мы не вправе сомневаться в том, что Он услышит нас, когда мы молимся Ему, говоря: да будет воля Твоя! Они, эти враждебные Ему мир и диавол, составили совет и собрались против Господа и Его помазанника, но Он говорит им: замышляйте замыслы, но они рушатся; говорите слово, но оно не состоится (Ис. 8, 10). Ирод посылает своих убийц умертвить младенца Иисуса, но Бог разоряет Его Злой замысел. Он посылает Своего Ангела и говорит во сне Иосифу: возьми с собою Младенца и Матерь Его и беги во Египет (Мф. 2, 3). Мир и все силы ада воюют против царства Христова. Они хотят стереть с лица земли ненавистную им церковь Назорея, как они распяли и Его Самого, но десница Божия оказывается сильнее их: Бог разрушает их злой замысел и укрепляет Своих последователей в христианском учении и вере до конца их жизни. Они, эти последователи Его, всякое поношение и гонения за имя Христово почитают честью для себя. Они благодушно и с радостью переносят всякие нужды и лишения, лишения не только имущества и благ земных, но и самой жизни. Они благодушествуют и ликуют среди своих мучителей, которые подвергают их пыткам и убивают. Кровь Распятого Христа и их мученическая кровь делаются семенем Его Церкви. Утешьтесь поэтому, братия! Бог Сам разоряет злые замыслы и противодействует злой воле, которая препятствует славе Его имени и пришествию Его царствия; и как бы мир и диавол сильно ни пытались разрушить это царство Бога, оно будет существовать вечно. Не то, следовательно, должно особенно сильно огорчать и устрашать тебя, христианин, что ты видишь, как велика на земле сила мира и его князя, но то, если ты замечаешь, как велика еще эта сила противобожественной: воли в тебе самом и как многою еще ты сам оскорбляешь Бога и служишь препятствием пришествию Его царства. Это должно побуждать тебя смиренно и с сокрушением сердца просить Небесного Отца своего против тебя самого и умолять Его, чтобы Он вопреки твоей собственной неразумной, противобожественной воле, сохранял в тебе (в твоем поведении) Свою честь и славу, совершал Свою благую волю, чтобы Он Сам искоренял из Своего сердца все, что мешает тебе всецело отдаться Ему и ничего более не желать, как только исполнять Его волю и за нее только радоваться и страдать.

Поэтому, не следуя внушениям своей плоти, мира и диавола, направляй, друже, все свои мысли, чувствования и желания к Тому, Кто неложно мог сказать: Я не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца (Ин. 5, 30). Исполнять благую и спасающую волю Своего Отца, совершать дело, для коего Он послан был Отцом, и пострадать по воле Отца - вот что было Его пищей, целью и задачей жизни. "Отче, - молился Он в саду Гефсиманском, - поступай со мною не якоже аз хощу, но якоже Ты, да будет Твоя воля!"

Итак, Ты, о Господи, сделал все, что нужно было Тебе сделать. Ты совершил то дело, которое поручил Тебе Отец Твой. Ты в точности исполнил Свою задачу, состоявшую в том, чтобы прославляемо было между людьми имя Отца Твоего и проповедуемо Евангелие царствия во всех концах земли. Ты исполнил, значит, всю правду как в осуществлении Его воли, так и в добровольном перенесении Твоих страданий, и в Твоем послушании до крестной смерти. Ты показал Себя, таким образом, любезным Сыном, достойным божественного благоволения Своего Отца. О, снизойди и к нам Твоею беспредельною милостию и удали от нас все, что мешает нам последовать Твоему примеру и отдать себя и свою волю в послушание воле Отца нашего Небесного! Умертви наши страсти и истреби в нас огнем Твоей любви всякое плотское мудрование и нашу волю, дабы мы ничего более не хотели, как исполнения воли Отца нашего и согласного с этою волею безропотного перенесения своих страданий. Дай нам силу против всякой силы мира, диавола и нашей плоти и соблюди нас в верности Твоему слову и закону до конца жизни нашей, дабы мы чрез Тебя соделались истинными чадами Небесного Отца нашего и человеками Его Божественного благоволения. О Милосердый и Всемогущий Господи! "Возьми нас, - скажем словами одного благочестивого мужа, - от самих нас и отдай нас Тебе Самому", и тогда откроется тот день, в который ничто уже не будет препятствовать прославлению имени Божия и пришествию Его царствия, но исполнится то, о чем мы просим Отца своего Небесного, говоря: Отче, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли! Аминь.

Беседа пятая: О четвертом прошении молитвы Господней

Хлеб наш насущный даждь нам днесь (Мф. 6, 11)

Братия христиане! Из тины этой юдоли земной возводим мы свои очи и свое сердце горе, к Отцу своему Небесному, и в честь и славу Его имени с вожделенным желанием молимся о пришествии Его святого царствия и того часа, когда ничто на земле не будет противодействовать Его Божественной воле. Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Мы хорошо знаем и всегда помним, что мы еще не на небе, еще не можем присоединиться к лику Ангелов, чтобы вместе с ними там, у престола Отца своего Небесного, воспевать Ему: Аллилуиа! Мы знаем, что мы еще такие дети, которым Отец судил здесь, вдали от отеческого дома, на чужой стороне, переносить много ежедневных нужд и грехопадений, причем нам нужны Его ежедневное руководство, Его помощь, поддержка и покровительство. Поэтому мы просим Отца Небесного, чтобы Он внял таковым нашим нуждам и по Своей милости даровал нам все, что необходимо для продолжения здешнего существования.

Прежде всего мы просим Его о пище для нашего тела и об удовлетворении телесных потребностей, а потом уже об удовлетворении потребностей и души, и это не потому, что тело для нас важнее души, нет. Мы просим прежде всего о самом необходимом в здешней жизни потому, чтобы заботы эти не препятствовали нам поднимать свои очи и сердце горе, к небу, к Богу, чтобы иметь более свободы заниматься удовлетворением духовных нужд своих и думать о царствии Божием и правде его.

Вот почему это четвертое прошение следует тотчас же за тремя первыми, и в нем мы просим нашего Отца, чтобы Он по Своей милости дал нам все, что нужно для нашего земного существования. Отче, - говорим мы Ему, - хлеб наш насущный даждь нам днесь.

Но что разумеем мы, когда этот насущный хлеб, которого мы просим у Отца, называем нашим? Ведь он не наш, а Божий, подобно тому, как и царство, о пришествии которого мы молимся, есть царство Божие. Вот долги, или грехи, об оставлении которых, мы просим Отца нашего в пятом прошении, это наши, они наша собственность. Но насущный хлеб, которым мы пользуемся, принадлежит не нам; он имеет высшего, Небесного Собственника, Владетеля. И если блудный сын, о котором говорится в евангельской притче, явился к отцу и сказал; "Отец, дай следующую мне часть имения" (Лк. 15, 2), то это было печальным началом, источником неправды человека, равно как и его бедствия. Насущный хлеб, о котором молимся мы в четвертом прошении, называем мы нашим потому, что мы именно в нем нуждаемся, для нас он необходим и нам дает его Отец наш по Своей только милости. Но не забывай, друг, что Он Сам установил тот порядок, те правила, по которым Он раздает Своим детям насущный хлеб их. Трудивыйся только да яст, а не трудивыйся, значит, не должен и есть. В поте лица твоего снеси хлеб твой, - сказал Бог первому человеку (Быт. 3, 19). Тот не наш хлеб, который приобретаем мы с нарушением восьмой заповеди. Ленивый тунеядец, который готов скорее просить милостыню, чем работать, вор, который кражу предпочитает труду, игрок, который, вопреки закону Божию, хочет разбогатеть без работы, без пота на лице своем, скупец, который свою суму, закрома и сундуки любит более, чем Бога, корыстолюбец, который достояние своих собратий переводит к себе путем обмана и сбыта фальшивых товаров, ростовщик, из-за приобретений которого льются слезы и раздаются вздохи бедных вдов и сирот, - все таковые не могут, не нарушая правды, сказать о своем насущном хлебе: это наше. Таковым, - говорит апостол Павел, - запрещаем и молим о Господе нашем Иисусе Христе, да с безмолвием делающе, свой хлеб ядят (2 Сол. 3, 12). Лучше терпеть голод, чем насыщаться грехами. Имея пропитание и одежду, - говорит апостол, будем довольны тем (1 Тим. 6, 8). Но Господь под насущным хлебом разумеет все то, что необходимо нам для питания тела и других неизбежных житейских потребностей. Ты не должен просить у Него никаких лакомств, никаких предметов роскоши, никакого излишества. Не забывай, сколько благих даров требуется со стороны Бога и сколько труда и усилий со стороны человека для того, чтоб хоть один кусочек хлеба подать на стол твой, и с какою, значит, благодарностию ты должен принимать и вкушать его! То недоброе дитя, для которого слишком сух и невкусен черный хлеб, который отец и мать его зарабатывали в поте лица своего. И тот не стоит и названия чада Божия, что пренебрегает пищею, которую дает ему Сам Отец его Небесный.

А что те блага, которые человек (не исключая даже и самого беднейшего из нас) получает ежедневно из рук отца своего Небесного, не слишком незначительны и ничтожны, это увидим мы сейчас из ответа на вопрос: что же нужно разуметь под насущным хлебом? Под этим хлебом разумеется все, что относится к пропитанию тела и его потребностям, как-то: к пище и питью, одежде и обуви, дому и двору. Следовательно, пища, одежда, жилище и все, что нужно для приобретения их: поле, скот, деньги, имущество - все, что вызывается обыденными потребностями жизни. Кратко сказать: если ты просишь насущного хлеба, то просишь о даровании тебе всего, что нужно для поддержания и продолжения телесной жизни, и об устранении того, что не благоприятствует и вредит ей. Поэтому тебе необходимо простирать свои думы и заботы не на одну только печь и мельницу, но и на сады и широкое поле. А если так, то не ограничивай своей деятельности одними только пределами дома и двора, кухнею и погребом, но простирай ее и на сады и поля, и, когда читаешь Отче наш, пади ниц в чувстве благоговения пред Твоим Богом, Небесным Отцом, и благодари Его за то, что Он дал тебе все это из одной любви и милости, и не тебе только, но и тысячам тысяч людей, очи которых ежедневно вместе с тобою устремляются на Него в ожидании, что Он отверзет им щедрую Свою руку, что насытит с благоволением.

Да, из Его руки приходит это, и Его есть дар все то, что мы получаем от Него и в чем наслаждаемся. Вот почему мы и говорим в своей молитве: Отче, хлеб наш насущный даждь нам днесь. Если ты даешь им, они принимают, отверзаешь руку Твою, насыщаются благом (Пс. 103, 28), - говорит Псалмопевец. Не от нас зависит успех этой просьбы, и не в наших усилия заключается он; мы не можем достигнуть его никакими заботами и никаким усиленным трудом. От Бога нисходят всякое благое даяние и всякий дар. От Него зависят всякий успех и благословение. Его, следовательно, нужно просить о сем. А где Господь не созидает дома, там напрасно трудятся строющие, где не Господь охраняет град, там напрасно бодрствует сторож (Пс. 126, 1).

Правда, Господь Бог и без нашей просьбы дает ежедневную пищу всем, не исключая и самых злых людей. Ибо Он благ и к неблагодарным и злым (Лк. 6, 35). Он повелевает солнцу своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных (Мф. 5, 45). Но благословение от дара Божия получает только тот, кто принимает его как дар Его незаслуженной благости, и принимает не иначе, как с чувством сердечной благодарности. Иначе благословение Божие превращается в твоих руках в проклятие. Каждый недостаток приводит тебя в раздражение и ропот против Бога и людей, каждый излишек - в скупость и гордость, в бесчувствие и жестокость сердца. Почему мы и просим в этой молитве, чтобы Господь помог нам с благодарностью принимать наш насущный хлеб. Это смягчает и облагораживает наше сердце, делает его смиренным, довольным и покорным своей судьбе в тяжелые и злополучные дни нашей жизни. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно! (Иов. 1, 21). Он руководит и управляет мною по Своему мудрому плану и предначертанию. Для Него все равно, помочь во многом или немногом. Он может благословить грош бедняка более, чем и миллионы богача.

Поэтому не пецытесь, други, и не говорите: что ямы, или что пием, или чим одеждемся... Весть бо Отец ваш Небесный, яко требуете сих всех (Мф. 6, 31 - 32).

Как знать, в то время, как среди своих нужд и лишений, погруженный в заботы, ты предаешься глубокой скорби, не состоялся ли уже совет о твоей помощи? В то время, когда ты тяжко вздыхаешь, не зная, где взять средств для пропитания себя и детей своих, стоит уже, быть может, благодетель у дверей твоих и, вшед, говорит тебе: "Вот это, любезный брат, то благословение, та милость, которую послал мне Отец Небесный для тебя, когда мы с тобою молились Ему, говоря: Отче, хлеб наш насущный даждь нам днесь! Ведь в том именно смысле и учил нас Спаситель молиться, чтобы мы просили насущного хлеба не сами по себе и для самих только себя, но вместе с другими и для других, и все, что Он дает нам, принимали бы вместе, друг с другом и друг для друга. Блаженнее даяти, нежели приимати, сказал Господь (Деян. 20, 35). Какое же ты имеешь право быть скупым и замыкать твое сердце для твоих братьев, когда Господь, услышав твою молитву о насущном хлебе, с избытком наполнил твои закрома, сундуки и комоды? Не вправе ли Он указать им на тебя как на своего казначея, а на богатый дом твой как на казначейство?

И, однако, как трудно бывает нам нередко приобретать надлежащий вкус в удовольствии даяний и раздачи своего имущества? Не желая расстаться со своим богатством и оставить пустыми свои амбары, сундуки и шкатулки, как легко забываем мы ту непреложную истину, что мы ни поля, ни скота, ни денег, ни имущества не можем взять с собою на небо! Вот почему Спаситель и учит нас молиться так: Отче, хлеб наш насущный даждь нам днесь! Что нужно для души твоей, всякая нравственно-духовная потребность, об удовлетворении которой ты просил Отца своего Небесного, имеет вечное значение и цену, но что требуется для тела, это имеет цену до тех только пор, пока ты живешь здесь, на земле, до наступления смерти. Сегодня ты живешь на этой бедной земле, принимая насущный хлеб из рук Отца своего, а кто поручится за то, что ты будешь жив и завтра и что не коснутся и тебя эти страшные слова: в сию ночь душу твою истяжут от тебя?(Лк. 12, 20). Какая польза будет тогда для тебя от твоих переполненных амбаров и кладовых, сундуков и шкатулок? Истинные последователи Христа хорошо знают ту истину, что довлеет дневи злоба его, а потому не заботятся о следующем утре. Для истинного христианина достаточно благ этой земли, если их достает на самые необходимые нужды. Не увлекаясь удовольствиями этого мира и не будучи обременен заботами об умножении богатства, он тем с большим удобством устремляет свои очи в сердце к небу и думает о царствии Божием и правде его. И блажен человек, который в течение всего своего странствования по земле старался приобретать только негибнущее имение и питаться только от того истинного хлеба, который снисшел с неба, ибо кто ест именно от этого хлеба, тот будет жить вечно (ср.: Ин. 6, 51).

О, даруй же нам, Отец Небесный, дабы мы имели эту жизнь и полное довольство в Твоем возлюбленном Сыне как там, в вечных Твоих обителях, так и здесь, на этой земле, пока живем на ней, и во всякой насущной нужде своей здесь молились: Отче, хлеб наш насущный даждь нам днесь! Аминь.

Беседа шестая: О пятом прошении молитвы Господней

И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим (Мф. 6, 12).

Союзом соединено пятое прошение Молитвы Господней с четвертым, которое было предметом прошедшей нашей беседы. И это совершенно последовательно, так и должно быть. Каждый день мы нуждаемся и в том и в другом вместе - и в подаче нам насущного хлеба для питания нашего смертного тела, и в прощении грехов для поддержания жизни и пользы нашей бессмертной души. Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою? (Мф. 16, 26). Когда с чистою, неиспорченною совестью читаем мы слова пятого прошения: и остави нам долги наша, то при этом в глубине души своей, в своей совести мы слышим голос Бога, Который как бы так говорит нам: какое право имеете вы обращаться ко Мне с такою просьбою, как к Отцу своему, и как можете вы ожидать от нее успеха, вы, которые так часто и так тяжко согрешали против Меня и так дерзко нарушали Мои отеческие права и ваши сыновние обязанности? Да, Отче, говорим мы на это, это - правда, и мы глубоко сознаем и чувствуем это. Многочисленны и тяжки грехи наши; мы недостойны называться детьми Твоими и имеем все причины бояться, как бы эти грехи не положили стену между нами и Тобою и не заслонили от нас лице Твое. Но с сокрушенным сердцем дерзаем, однако, предстать пред Тобою и из глубины души воззвать: не вниди в суд с Твоими недостойными детьми, не отврати от нас лица Твоего, устрани от нас все, что отделяет нас от Тебя и лишает возможности лицезреть Тебя! Снизойди к нам по своей неизреченной милости и остави, прости нам грехи наши! В таком именно, а не другом смысле понимает это прошение наша Церковь, и на вопрос, что же просим мы в пятом прошении, отвечает: мы молимся в нем Отцу Небесному, чтобы Он не обращал внимания на грехи наши, не гневался на нас за них и ради них не отказывал нам в нашей просьбе. Сами по себе мы, конечно, недостойны этого, так как много и тяжко всегда согрешаем и заслуживаем только одних наказаний, но Он может и хочет все это сделать для нас из одной Своей милости.

Таким образом, прошение это имеет в основе своей смиренное сознание и исповедание того, что мы великие пред Богом грешники и заслуживаем одного только наказания. Поэтому не может по-христиански молиться этой молитвой фарисей, который сам себя оправдывает, сам себе оставляет долги свои или когда приносит молитву Богу, то рассчитывается с Ним, покрывая грехи свои тем добром, которое он сделал, причем он делает даже начет на Бога, находит излишек и предъявляет, так сказать, иск к Богу, требуя уплаты за излишек. Пятое прошение скорее предполагает сердце мытаря, которое в сознании многих и великих своих прегрешений не находит никакого средства к избавлению от них, кроме одной милости Божией. Боже, - говорит он, - милостив буди мне, грешному!

Братия! Как много причин имеем мы обратить особенно строгое внимание на это словечко - наши и просить у Бога прощения наших грехов! Они все падают на нас, они все ответственны для нас, грехи эти, не только наши собственные, лично нами соделанные, но и грехи наших братий, и не в том только смысле, что и наши братья, подобно нам, нуждаются в благодатной помощи и отпущении грехов, и наша братская любовь должна побуждать нас просить за них об этом Бога, но и в том, что их грехи вместе с нашими обвиняют нас пред Богом, прибавляют лишний слой к массе наших грехов, увеличивают нашу вину, делая более тяжкою нашу ответственность на Страшном Суде. Ни один человек не живет для себя только одного, и никто не делает грехов для себя только одного.

Мы никогда не можем сделать добрым то, что сделано нами дурного, и никогда не можем возместить или уплатить того, что должны мы нашему Богу, ибо каждый день увеличивает сумму наших грехов и делает нас все более и более виновными пред судом Его. Только один Бог может быть нашим поручителем и ответчиком; только один Он может освободить нас от ответа, сложить со счетов долги наши, сделать употребление из своего высочайшего царского права помилования и сказать: "Прощается, слагается со счета!" Ибо иначе здесь ничего не может сделать и Он Сам, иначе и Сам Всемогущий Бог не может освободить нас от грехов наших. И Сам Бог не может зла, сделанного тобою, совершенно изъять, уничтожить, сделать его, так сказать, несделанным, неосуществленным. Это есть то единственное, святое ограничение, которое Он Сам сделал для Своего всемогущества. В том и заключается самая серьезная и самая ужасная сторона греха, что и Сам Бог при всем Своем всемогуществе не имеет никакого более средства изгладить или уничтожить грехи наши, как только простить их, оставить без взыскания.

Потому-то мы и просим в этой молитве, чтобы Он оставил вне Своего взыскания, презрел грехи наши, употребив при этом Свое великое милосердие, и принял во внимание искупительные заслуги нашего Спасителя, Который Сам научил нас молиться: Отче, остави нам долги наша, даже более, Который Сам принес Себя в жертву и сделался нашим Искупителем. Даруй нам собственным опытом познать, на себе самих испытать справедливость той истины, что идеже бо умножися грех, преизбыточествова благодать (Рим. 5,20).

Если же Небесный Отец наш действительно проявляет и дает такую благодать, внимая твоей, друг, молитве, и успокаивает, и умиротворяет твою душу прощением грехов твоих, то старайся ближе принимать к сердцу и с должным благоговением произносить те слова, которые Учитель преподал ученикам Своим в пятом прошении, повелев говорить так: Отче, остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим.

Что же выражают слова эти, и в каком смысле мы должны употреблять их? Не в том, конечно, смысле, будто мы нашу готовность прощать наших обидчиков хотим предложить здесь Богу, как побуждение и основание, по которому Он обязан прощать и нас. Равно и не в том, будто мы просим здесь Небесного Отца прощать нас в такой мере и степени, в какой мы прощаем наших обидчиков. В этом случае мы сделали бы очень плохой и неправильный расчет, требуя от наших должников каких-нибудь сотен грошей, тогда как сами должны нашему Небесному Отцу десять тысяч талантов. Скорее мы изъявляем здесь пред Богом нашу сердечную готовность, в благодарность за Его помилование нас, прощать со своей стороны и наших должников или обидчиков. Таким образом, словами пятого прошения якоже и мы оставляем должником нашим Господь требует от нас, чтобы и мы со своей стороны были готовы прощать и искренно благотворить тем, которые погрешают против нас.

Но как сильно, однако, изобличает, братия, сухость и холодность нашего сердца то обстоятельство, что мы должны всякий раз при чтении Отче наш выражать нашу готовность быть милостивыми к ближним по особенному повелению Господа определенными словами. Ведь такое обещание содержится не в этом только прошении, но и в каждом прошении этой молитвы. Так, например, читая четвертое прошение: хлеб наш насущный даждь нам днесь, мы выражаем то же самое обещание, то есть готовность раздавать этот хлеб и другим, делиться им и с теми, которые имеют в нем нужду. Но Спаситель здесь не заставляет нас выражать это обещание никакими особыми, прямыми словами. Он предоставляет нам самим подразумевать это в своей молитве. И только здесь, в этом пятом прошении, Он не предоставляет этого нашему собственному благоусмотрению. Здесь Он вменяет нам в обязанность высказывать это прямыми и определенными словами. Он знает, что человеку часто очень трудно бывает и из богатого запаса благ и даров, полученных им из рук своего Отца Небесного, уделять что-нибудь своим собратьям, но несравненно труднее бывает для нас и после самой богатой милости, оказанной нам Богом, добровольно и вседушно прощать обиды другим.

О Милосердый Отче и Господи! Как часто и как тяжко согрешаем мы пред Тобою тем, что так неохотно прощаем должников наших и так мало усвояем любовь Твою ко врагам! Но потерпи и не вниди в суд с рабами Твоими. Вместе с прежними долгами оставь нам и новые, ежедневно нами совершаемые, а также и этот тяжкий долг нашего сухого, черствого и немиролюбивого сердца. Даруй нам по неисчерпаемой милости и любви Твоей утешение ежедневного прощения грехов наших и огнем Твоей любви согрей и наши хладные, оледеневшие сердца. Аминь.

Беседа седьмая: О шестом прошении молитвы Господней

И не введи нас во искушение

Когда мы, братия, после искренней, смиренной молитвы к Небесному Отцу о прощении грехов наших получаем как плод ее душевное успокоение и в этом блаженном мире нашего сердца опытно познаем утешение благодатного отпущения грехов своих, тогда обращаем взор свой на путь нашей жизни, лежащий пред нашими глазами. Ах, как желали бы мы теперь сохранить этот блаженный мир нашего сердца, эту явную близость к благодати нашего Бога, эту полную преданность Ему и Его воле! Мы желали бы теперь с новою, совершенною и неизменною верностью Ему только Одному служить и Ему Одному посвятить свое сердце, свою жизнь. И, однако, мы хорошо знаем неровности и опасности нашего жизненного пути, и опытно испытанную слабость, и непостоянство нашего сердца. А потому нам страшно становится при представлении своих немощей и пред великостью и трудностью нашей задачи. Мы возводим взор свой к Тому, Который Один только благонадежно может направить стопы наши и безопасно провести чрез все неровности нашего пути, и молимся: Отче, не введи нас во искушение!

Но что хотим мы сказать этими словами, и в каком смысле употребляем мы здесь слово искушение? Хотя Бог бо несть искуситель (Иак. 1, 13), то есть никого не искушает, однако Священное Писание прямо говорит: после сих происшествий Бог искушал Авраама (Быт. 22, 1), и об Израиле во время путешествия его чрез пустыню говорится, что Бог искушал (ц.-слав. - Ред.) его (Втор. 8, 2). Отсюда вы можете видеть, что слово искушать не всегда употребляется в одном и том же смысле. Мы употребляем его часто в том смысле, в каком употребляет его Давид, когда говорит: искуси меня, Господи, и испытай меня (Пс. 25, 2). Здесь он сам объясняет смысл этого слова, когда прибавляет к нему другое - испытай. Следовательно, "искушать" здесь значит то же, что "испытывать, взвешивать, делать опыт, производить пробу". Нет сомнения, что это может быть делом Бога. Это Он может и должен делать и делает. Он испытывал Авраама, настолько ли тверда и крепка его вера, что он может принести Ему в жертву даже и единственного, любимого своего сына. Он испытывал израильский народ в том, останется ли он верен и покорен заповеди своего Бога или нет. Но другое дело, если мы под словом "искушать" разумеем: "прельщать, соблазнять, склонять на совершение чего-нибудь дурного". Этого не делает Бог, это и не может быть Его делом. Он не может стать в противоречие с Самим Собою и склонять к нарушению Своей Собственной воли. В этом смысле говорит Иаков: В искушении никто не говори: Бог меня искушает; потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого (Иак. 1, 13).

Но кто же это делает? И о чем мы просим, когда говорим: и не введи нас во искушение? Хотя Бог не искушает никого, но мы молимся, чтобы Бог сохранил нас от искушений со стороны диавола, мира и нашей плоти, чтобы эти три врага наши не ввели нас в обман, заблуждение, отчаяние и другие пороки и грехи, а если бы мы и подпали какому-либо искушению, то, по крайней мере, не пали бы в нем, но одержали бы над ним победу.

Теперь вы слышите, что диавол, мир и плоть наша - суть три злых врага, три нечистые силы выше нас, вокруг нас и внутри нас, которые постоянно искушают нас, вовлекая в сопротивление благой, милосердой, ко благу и спасению нашему направленной воле Божией.

Мир также не может оставить чад Божиих без искушений и соблазнов. Он ненавидит их потому, что он весь во зле лежит. Благочестивые люди суть пасынки и падчерицы для мира, которых он не любит и угнетает, отодвигает на задний план и старается воспитать в своем духе. Еще Господь сказал Своим ученикам, что мир будет ненавидеть и преследовать их. Но гораздо лучше, если он тебя ненавидит, чем если будет любить тебя. Кого любит мир, тому он накидывает петлю на шею. Легче переносить его горе, чем участвовать в его утехах. Если почва, в которую сажают растение, слишком жирна, то зачахнет и погибнет и самое лучшее растение.

Прельщает и соблазняет нас также и плоть наша. Что могли бы сделать и диавол, и мир, если бы они не имели своего союзника в нас самих. Я знаю, что не живет во мне, в плоти моей, доброе (Рим. 7, 18). Дух бодр; плоть же немощна (Мф. 26,41), ибо она имеет всегда наклонность поддаваться соблазнам мира и диавола, впадать в суетность и гордость, предаваться покою, неге, беспечности, всегда оказывая сопротивление при перенесении унижения и преследований мира, при несении креста, к чему призваны ученики вместе со своим Учителем.

Вот те три злейших врага, с которыми чада Божий должны здесь вести постоянную борьбу и до последней возможности противостоять им, не давая им побеждать себя. Ибо там, где они, эти враги, являются победителями, там они лишают сердце утешения веры, отравляют его счастье и повергают в уныние, отчаяние и другие великие грехи и пороки. За гордостию и своеволием следуют ропот и недовольство, за упорством и ожесточением - уныние и отчаяние. В этом случае мы теряем всякую надежду на спасение и в отчаянии говорим: "Грехи мои слишком велики, чтобы они могли быть прощены". Злой дух, изгнанный доселе, снова возвращается и приводит с собою семь других нечистых духов, и они занимают оставленное благодатию Святого Духа жилище, так что последние являются горше первого.

Жутко становится нам при таком положении. Нами овладевают боязнь и опасение, как бы не удалось диаволу, миру и плоти нашей ввести нас таким образом в обман, соблазн и искушение, а потому мы и молимся: Отче, не введи нас во искушение.

Конечно, мы хорошо знаем, что, пока мы живем здесь, на земле, в нашей плоти, мы не можем стать вне всяких искушений и можем освободиться от них не прежде и не иначе, как когда Отец наш Небесный возьмет нас с этой земли на небо и таким образом избавит от всякой борьбы и от всяких искушений диавола, мира и нашей плоти. Но мы знаем и то, как хорошо, как полезно для нас, что мы здесь подвергаемся разного рода искушениям и соблазнам. Это воспитывает в нас чувство смирения и оберегает нас от гордости и самомнительности. Отсюда мы опытно познаем свое бессилие и побуждаемся предавать себя всецело благодати нашего Бога.

Таким образом, для нас ясно теперь, что христиане необходимо должны подвергаться искушениям и протыканиям, и если бы кто из них захотел избегнуть всяких искушений, то это было бы то же, как если бы воин стал молиться: "Не введи меня в войну" или моряк: "Не введи меня в воду, в море". Но мы знаем наше слабое сердце. Нас предостерегает пример апостола Петра, когда он в гордой самоуверенности сказал: если и все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь (Мф. 26, 33) - и, однако, не устоял пред соблазном. Кто может поручиться за самого себя и сказать, что он непременно устоит в борьбе и одержит победу? Кто станет желать и искать себе искушения или просить, чтобы его подвергли испытанию? Вот почему мы так часто молимся: Отче, не введи нас во искушение, как бы говоря: "Ах, Всеблагий Отче, Ты знаешь мое слабое сердце. Тебе ведомы и самые сокровенные тайники моей души и жизни.

Но не дай упасть мне, когда споткнусь, подыми, когда упаду. И если разгорится борьба, то помоги мне в ней и поддержи Твоею мощною рукою, дабы мне не потерпеть поражение, но взять перевес и одержать победу".

Как счастливы мы и как должны благодарить Бога, если мы, находясь в опасности, можем так просить Отца своего и питать надежду, что Он услышит нас, как отец слышит детей своих, и не отринет нашей молитвы, когда мы обращаемся к Нему со словами: Отче, не введи нас во искушение?

Но старайся и ты, друг, чтобы тебе самому не повредить успеху этой молитвы и самому не ввести себя в то искушение, об избавлении от которого ты молишься. Кто по беспечности отдаст себя в опасность, того она и постигает. Кто, например, принуждал Симона Петра идти во дворец первосвященника, где он подвергся искушению? Избегай случаев, мест и обществ, которые небезопасны для тебя и в которых ты, быть может, не раз уже преткнулся. Вооружайся мужеством противостоять этим соблазнам. Имей общение и братскую любовь с людьми благочестивыми и богобоязненными. Наш Учитель не без основания посылал в мир учеников Своих не поодиночке, а вдвоем или втроем. Бдительно следи за всем, что отдаляет тебя от Бога и Его Спасителя. Не ходи туда, где сидят злые люди и куда не сопровождает тебя Отец Небесный. Не удаляй от себя оружие света - меч духовный, слово Божие, которым Сам Господь отразил искусителя, и молитву к Богу, которая не только в бедах помогает, но от смерти избавляет и которой Он не оставит вне Своего слуха, если ты обращаешься к Нему во имя Его Возлюбленного Сына.

Итак, не смущайтесь и утешьтесь, братия, как бы сильно ни нападал на вас диавол, мир и плоть ваша! Наш Бог сильнее всякой силы, восстающей на Него. Если же такой Бог за нас, то кто против нас? Когда апостол Петр, утопая в волнах морских, обратился к Богу с глубокою мольбою, то увидел Его спасающую руку, извлекшую его из волн морских. Он и тебе, среди разбушевавшихся волн искушений, может протянуть эту руку, сказав им свое всемогущее слово: "Здесь - предел ваш, остановитесь!"

Он дает бремя по плечам, на которые оно возлагается, и плечи по бремени, которое должны они нести. Вас, - говорит апостол Павел, - постигло искушение не иное, как человеческое; и верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести (Кор. 10, 13). Поэтому не отчаивайтесь в вашей надежде, но поднимайте взор ваш горе, к той небесной награде, которую Господь уготовил Своим борцам и победителям. Ибо блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим Его (Иак. 1,12). Аминь.

Беседа восьмая: О седьмом прошении молитвы Господней

Но избави нас от лукавого

Сегодня мы дошли до рассмотрения последнего прошения Молитвы Господней, того прошения, которое, без сомнения, по сердцу и таким людям, которые в других отношениях ничего не хотят знать о молитве. Но от лукавого все желали бы избавиться. Да, если следовать нашему естественному чувству и расположению, то все мы, братия, охотно переставили бы это седьмое прошение на первое место и сказали бы: "Избави нас, Отче, от лукавого", потом присовокупили бы: "Да святится имя Твое".

И однако дурно поступил бы тот, кто изменил бы порядок святой Молитвы Господней. Ибо Господь Иисус Христос не без основания поставил седьмое прошение в конце. Оно не может иметь никакого успеха, пока не сделано то, о чем мы просим в первых трех прошениях этой молитвы, то есть чтобы святилось имя Бога, нашего Отца Небесного, чтобы пришло Его царство и чтобы исполнялась Его воля и на земле так же, как и на небе. И какая нам была бы польза от того, если бы мы были избавлены от всего, что мы называем только "лукавым злым", а корень, жало всякого зла, грех оставался бы в нас, и мы оставались бы чадами мира сего, рабами диавола, без истинного познания Бога, нашего Отца, далекими от Его царства, противниками Его Божественной воли? Поэтому в этом седьмом прошении мы молимся об избавлении не от того только, что мы обыкновенно считаем злом и чувствуем как зло, а именно: не от страданий только телесных и жизненных невзгод, но и об избавлении от всякой нужды и бедствий души, от греха и отца его - диавола, от всего, что нарушает наш душевный мир, лишает радости духовной, отдаляет нас от нашего Отца Небесного и блаженного общения с Ним. Все это мы как бы в одной сумме соединяем в конце молитвы и молим нашего Отца Небесного, чтобы Он по милости Своей имел о нас попечение и избавил от всего этого.

Если в этом именно, а не в другом смысле употребляем мы седьмое прошение, то, в сущности, будет все равно, будем ли мы читать его: "Избави нас от лукавого" или "Избави нас от зла". По переводу с греческого это слово означает: избавь или сохрани нас от вредного, дурного. Из этого нельзя не усмотреть, что здесь дело идет о диаволе, что в итоге вся эта молитва направлена против нашего главного врага. Ибо он главным образом полагает нам преграду во всем, что мы просим у Бога в этой молитве, а именно: в прославлении имени Бога и в Его почитании, в пришествии Его царствия и исполнении Его воли. Поэтому, соединяя все вместе, мы говорим: "Милосердый Боже, помоги нам, чтобы нас не постигло никакое несчастье! Отдали от нас все вредное и злое, что восстает против нас в царстве сатаны: бедность, болезнь и смерть - словом, всякое бедствие и злоключение, всякую скорбь и страдание сердца, чего так много, так неисчислимо много на земле". Таким образом, на вопрос, о чем просим мы в этом седьмом прошении, можно дать такой ответ: мы просим здесь, чтобы Отец Небесный избавил нас от всякого зла телесного и душевного, а напоследок, когда пробьет наш последний час, послал бы нам блаженную кончину и с миром взял к Себе на небо из этой юдоли бесчисленных бед и скорбей наших.

Таков смысл этого седьмого прошения, с которым мы обращаемся к Небесному Отцу своему. По смыслу этих слов, чада Божий - очень счастливые люди уже здесь, на земле. Ибо они имеют Отца Небесного, Который так щедро обеспечивает их ежедневно всем, что нужно для их телесной и духовной жизни. Они имеют мир с Богом, утешение прощения их грехов и свободный, всегда открытый доступ к сердцу своего Отца Небесного. Они в борьбе, выпадающей на их долю, не беспомощны и не одиноки. Они знают, что Отец Небесный услышит их молитву, когда они воззовут к Нему: Не введи нас во искушение!

Слава и благодарение Богу! Отец слышит нас, когда мы Его призываем в день скорби, Он преклоняет Свое ухо к молитве чад Своих; Он приходит и избавляет нас от лукавого. Бог для нас - Бог во спасение; во власти Господа Вседержителя врата смерти (Пс. 67, 21). В шести бедах спасет тебя, и в седьмой не коснется тебя зло (Иов. 5, 19). И призови Меня в день скорби; Я избавлю тебя, и ты прославишь Меня (Пс. 49, 15). Правда, Его избавление не всегда бывает по образу мыслей человека, не всегда по его предположениям и соображениям. Он не объявляет наперед ни о времени, в которое Он должен прийти, ни о пути, по которому Он должен идти. Часто Его дети должны долго томиться и вздыхать под бременем, которое Он на них налагает. И, однако, среди самого зла и бедствия, которому Он подверг тебя, ты можешь усматривать свое спасение. Он из горького напитка готовит тебе целительное лекарство. Мирный, успокоительный плод оправдания созревает в твоем сердце под Его наказанием. Ты научаешься познавать высшие планы и премудрые судьбы Божий. Ты научаешься ограничивать свою волю и пленять ее в волю Бога. У тебя притупляется вкус, пропадает охота к удовольствиям мира. Ты усматриваешь в себе необычайную силу своей крепости и чувствуешь потребность прославлять во всех своих немощах и скорбях Его милость, которая так близка к смиренным. А при таком несчастье насколько легче становится для тебя переносить эти страдания и взять на себя крест свой! Какой сладостный мир наполняет твое сердце во всех превратностях мира! Какой обильный поток благословения изливается на твой дом, на всю твою жизнь и страдания! Здесь воочию дает себя чувствовать рука Твоего Спасителя, Бога, Который слышит молитву чад Своих, которая умеет избавлять их от зла во всяком обстоянии зла. Поэтому когда наступило, друг, время твоих страданий, то не молись: "Отче, помоги мне в сей же час!" Нет, этот час для того и наступил для тебя, чтобы в течение его тебе пострадать. Учись у Твоего Учителя молиться так: "Отче, прославь имя Твое! (Ин. 12, 28). Отец! Даруй мне, чтобы в этот час скорби, во всякой напасти мира, при всех постигающих меня бедствиях и несчастиях прославлялось на мне Твое Святое имя! Поступай со мной по Твоей Святой воле, но даруй, чтобы я опытно познал и убедился, что любящим Тебя все служит ко благу!"

И не в силах ли Отца Небесного сделать это для чад Своих, то есть настолько облегчить для них всякое бремя, как малое, так и великое, чтобы едва ощущали его рамена их. Посмотрите на святых подвижников древнего и нового времени, с какой легкой душой совершают они свои изумительные подвиги, с каким благодушием переносят они всякий позор и поношение, всякое гонение и узы, мучения и смертные пытки! Как в виду страшной, мучительной смерти утешают они плачущих родственников и близких сердцу! Как воодушевленно поют они в темницах и даже в пламени огня псалмы во славу Бога, Своего Спасителя, Который и среди мучений избавлял их от всякого мучения, так что их не могло касаться никакое страдание и не могла умертвить никакая смерть!

И наконец, что такое, возлюбленные братия, самое тяжкое бремя и самое продолжительное мучение земное в сравнении с блаженством небесным, с вечным освобождением от всякого зла? Как бы долго кто ни жил, но придет же наконец час, тот последний для каждого час, когда мы избавимся от всяких зол, обуревающих нас в этой юдоли земной. Только всякий ли из нас спасется тогда от всякого зла в собственном действительном смысле этого слова? Ибо какая будет тебе польза от того, если ты избавишься от земных зол, но не будешь свободен от величайшего из всех зол - мучения Суда, вечной смерти?

Счастлив тот христианин, который при своей кончине, будучи исполнен живой веры и надежды, может молиться так, как научил его Христос: Отче, в руце Твои предаю дух мой (Лк. 23, 46). Что такое страдание земли, смерть этого тела? Еще немного времени - и приидет мой Спаситель! О, идите к вашим больным и страждущим и успокойте сердца их этим утешением! Идите и скажите им: еще немного, и вы не будете плакать, и вам не будет уже нужно никакого утешения! После горячей битвы наступит он, желанный день победы, и принесет нам свободу, о которой мы так тоскуем, избавление от всякого зла, о котором мы так горячо молимся: когда Господь возвращал плен Сиона, мы были как бы видящи во сне: тогда уста наши были полны веселья, и язык наш - пения (Пс. 125, 1-2). Тогда отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло (Откр. 21, 4). Тогда мы не будем просить, как теперь, в этой плачевной юдоли: избам нас от лукавого, но вечно будем славить и воспевать Бога, Который услышал нашу молитву и избавил нас от лукавого. Великое Господь сотворил над нами; мы и радовались (Пс. 125, 3). О, так гряди же ты, день спасения, день свободы, по которой мы тоскуем, день нашего вечного избавления! Гряди Господь, наш Бог, наш Спаситель! Открой, покажи Себя и прекрати плен Твоего народа! Мы ждем Твоего спасения! Поспеши же и сжалься над людьми Твоего наследия! Воззри на бедствия и нужды людей Твоих и избави нас от лукавого! Аминь.

Беседа девятая: О славословии молитвы Господней

Яко Твое есть царство и сила, и слава во веки веков. Аминь.

Дорогие! Слов, которые мы слышим сейчас и которыми заканчивается молитва Отче наш, Господь Иисус, кажется, Сам не говорил, когда учил молиться учеников Своих. Их нет и в Евангелии от Луки, в том месте, где Господь, по просьбе учеников: научи нас молиться, преподал им молитву Отче наш. Но несомненно, однако, то, что Церковь с самых древних времен употребляла эти слова как заключение молитвы, и церковный хор пел их всякий раз, когда священнослужитель заканчивал чтение молитвы Отче наш. Обычай отвечать священнику на произносимые им молитвы или поучения словами одобрения и словом аминь существовал уже и в Ветхом Завете; сохранила его и новозаветная Церковь. К тому же слова эти по своему содержанию вполне отвечают и духу Священного Писания, приличны и для торжественного заключения этой чудной молитвы.

Но эти слова не суть только слова похвалы и одобрения, но в них молящийся в то же время выражает свою надежду, свою уверенность в том, что эта молитва не тщетна, но будет услышана. Произнося слова: яко Твое есть царство, и сила, и слава; аминь, он ободряет себя, внушает себе мужество и благую уверенность в успехе молитвы и заграждает ими уста всем сомнениям и пререканиям, если бы таковые возникли.

Твое есть царство означает: Тебе одному, Отче и Господи, принадлежит царствование над миром, а не так называемому князю мира сего, как бы ни была велика и его сила и как бы ни было широко распространено и его господство на земле. Хотя и мечтает этот князь мира навсегда утвердить свое царство на земле путем обмана и прельщений, но не такова благая и милостивая воля нашего Отца Небесного. Он всем человеком хощет спастися, и в разум истины прийти (1 Тим. 2, 4). Для этого Он не пощадил и Своего Единородного Сына, но послал Его в мир проповедовать Евангелие всей твари, для этого Он послал нам Утешителя Духа Святого, чтобы мы при помощи Его благодати веровали Его слову и чтобы все царства мира сделались царством нашего Бога и Христа.

А чего Он хочет, то и может сделать. Могущественна и победоносна десница Господня. Его есть сила. Бог наш на небесах и на земле; творит все, что хочет (Пс. 113, 11). "Некоторые, - сказал однажды один из богословов, - дрожат и трепещут из-за того, что не видят они столбов, на которые опирается небо, думая, что оно может упасть". Если бы их подставить, тогда небо, по их мнению, стояло бы прочнее. Но не беспокойся и не бойся, друг мой, за то, что может оскудеть в Божественной деснице сила ее, страшись того только, чтобы эта десница не поднялась для суда над тобою. Но если Его Дух даст свидетельство твоему духу, что ты не по имени только, но воистину Его чадо, тогда не смущайся и не унывай, взирая на то, как слабы твои силы в сравнении с грозными силами мира и его князя, но ищи себе успокоение в вере во всемогущество твоего Бога и надежде на Его непобедимую силу.

Его есть слава. Слава, честь и поклонение принадлежат одному только Богу, Отцу нашему Небесному, и Он не даст этой славы никому другому. Слава мира приходит, колеблется. Падают и в прах превращаются и престолы сильных. Только престол Бога стоит непоколебимо. Он один вечен. Он один только останется во славе, когда померкнет всякая слава тех, которые не признают славы Его имени. Ибо Его есть царство, и сила, и слава во веки веков. Он и хочет, и может, и, наверное, все сделает по Своей воле и по Своему предвечному Совету, ко славе Своей и во спасение наше. Это не подлежит никакому сомнению. Вот почему христианин смотрит не на те горы житейских дум и забот, которые возвышаются пред его глазами, не на те горы, откуда грозят ему бедствия и опасности, но возводит очи свои к горам, откуда придет помощь Его (Пс. 120, 1), то есть к Отцу Своему Небесному, и с сыновнею преданностью и дерзновением произносит свое аминь.

Аминь - слово еврейское и употреблялось уже в ветхозаветной Церкви как заключение молитвы. Аминь значит "да", "так", "верно", "истинно", "да будет". Поэтому на вопрос, что означает слово аминь, можно ответить так: "Я уверен, что такая молитва ненапрасна и Отцу нашему приятна, ибо Он Сам заповедал нам так молиться и обещал, что Он услышит ее. Аминь, аминь означает "да, да, так должно быть".

Наши молитвы Отцу нашему приятны, потому что Он Сам повелел так молиться; наши молитвы ненапрасны, ибо Он Сам обещал, что Он услышит их. Его повеление, чтобы мы так именно (сице) молились, и Его обещание, что Он не отвратит от нашей молитвы Своего слуха, дают нам полное основание обращаться к Нему со своими просьбами, как к Отцу Своему, и в уверенности на их удовлетворение заканчивать их словом аминь.

Конечно, мы не стоим того, чего просим, и своим поведением не заслуживаем, чтобы Он внимал нашей молитве и исполнял ее. Поэтому христианин основывает свое аминь не на своих собственных заслугах и достоинстве. Он основывает его на заслугах своего Спасителя и на милосердии Отца своего Небесного и молится, чтобы Отец Небесный даровал ему все из милости, ради Своего Сына, нашего Господа и Спасителя. Во имя и ради Иисуса - вот то верное поручительство, на которое больше всего полагаюсь я в своей молитве, когда отягощают меня грехи мои и злой дух овладевает моею душою. Если я прошу во имя Иисуса, то хотя бы я и не стоил того, чего прошу, но и тогда моя просьба может быть угодна богу, и я дерзаю говорить: аминь, аминь, то есть "верно, верно так".

Аминь, аминь, то есть "так, так, да будет так". Твердо держись этого слова и тогда, когда по-видимому ты не получаешь просимого и молитва твоя кажется напрасною. Если, например, во время голода кажется тебе, что ты напрасно взываешь; хлеб наш насущный даждь нам днесь, ибо чем громче вопиешь о насущном хлебе, тем сильнее грызут твое сердце бедность и лишения, не переставай и в этом случае подтверждать свою молитву словом аминь. Пусть оно будет для тебя более верным и надежным средством, чем та кружка сарептской вдовы, в которой не убавлялось ее масло, или те птицы, которые чудесным образом доставляли хлеб Илии. Поднимай твои взоры выше нужд и жалобных воплей голодной семьи твоей, возводи их к небу, к Отцу твоему Небесному. Будь уверен, что все, о чем ты молишься, все-таки есть истина - аминь, ибо невозможно, чтобы Отец не услышал и не удовлетворил просьбу своих детей. Крепко держись слова аминь и тогда, когда ты со своими детьми и о них молишься: да приидет (к ним) царствие Твое, но не видишь успеха от своей молитвы, так как они, эти злополучные твои дети, слишком далеки от Царствия Божия и все твои слезные просьбы, увещания и вразумления не удерживают их от широкого погибельного пути. О, не оставляй и в этом случае своей пламенной молитвы о них. Верь, что не останется она напрасною, ибо невозможно, чтобы такая молитва не была приятна Отцу Твоему и чтобы дитя столь горячих слез и молитв не было в конце концов спасено и не сделалось наследником того царствия, о котором так пламенно ты молился. Крепко держись этого слова аминь, когда ты в тяжкой борьбе с искушениями мира, плоти и диавола с сердечною тугою взываешь: Отче, не введи меня во искушение, а между тем видишь, как снова воздымаются волны этих искушений над главой твоей, и тебе страшно становится за себя и за твердость твоей веры. Знай, что все это, однако ж, истинно, аминь. Бог никогда не оставляет тех, кто не оставляет Его, но укрепляет и поддерживает нас в Своем слове и нашей вере до конца дней наших. Крепко держись слова аминь и тогда, когда в благоговейной молитве преклоняешься ты пред Отцом Небесным и сливаешься с хором небожителей, говоря: да святится имя Твое, а вокруг себя всюду видишь противное этому, то есть не прославление, а скорее оскорбление имени Божия, не уважение, а унижение Его, не благочестие, а все более и более распространяющееся в современном поколении нечестие. Веруй, что то, о чем ты молился в первом прошении Молитвы Господней, есть все-таки истина. Ибо придет, непременно придет тот день света, когда слава Господня покроет лицо земли, как вода покрывает дно морское, когда все царства мира сделаются царством нашего Господа и Христа Его, когда грехи мира, ад и диавол побеждены и испразднены будут десницею Всевышнего. Аминь, аминь, то есть все это - "истина", "это так и должно быть".

Итак, христианин, старайся наблюдать за тем, чтобы это аминь было у тебя всегда твердым и неизменным словом, и будь уверен, что Бог никогда не отринет твоей искренней, согласной с Его волею молитвы, но рано или поздно непременно скажет ей и Свое "да".

Даруй же это нам, Всемилостивый Боже и Отче наш! Управляй нами чрез Христа Спасителя нашего. Да поможет Он нам всегда и всюду твердо соблюдать слово аминь да произнесет Он в подтверждение оного и Свое всевышнее, всемогущее и божественное ей и аминь. Аминь.

Больше книг на Golden-Ship.ru