Старец Иосиф Ватопедский.

От смерти к жизни

Перевод с новогреческого

© Москва. 2007

Ред. Golden-Ship.ru 2012

 

Содержание

 

Предисловие к греческому изданию

Учение о человеке и Богочеловеке

Богочеловечество

Цель жизни

Апостасия

От смерти к бессмертию

Природа Церкви

Духовное воспитание нации

Постигнуть Бога со всеми святыми

Мера всему — человек?

Гуманизм — новый Зевс европейского пантеона

Меж двух арианств

Следствия «непогрешимости» европейца

Богочеловеческие свойства

Послесловие

 

 

Предисловие к греческому изданию

Ощущение бессмертия человеком не плод обучения или внушения, но его внутреннее состояние. Человек должен выстрадать свое бессмертие через причастность бессмертию Господа, Которому он следует.

Старец Иосиф Ватопедский

Человеческое бытие, человек — это великое таинство. Своим умом, силою воли, гибкой мыслью он познал множество законов природы, управляющих вселенной, разделил их по категориям, провел сравнительный анализ и стал их использовать. И вот произошло невиданное техническое развитие, чудо наших дней. Сам человек стоит в безмолвном удивлении перед своими изобретениями. Он восхитился собой и продолжает восхищаться и верить в самого себя более, чем когда бы то ни было. И хотя от этих изобретений он ожидал разрешения занимавших его проблем земной жизни, проблем материалистической суеты лукавого века сего[1], он бездействует или не в состоянии выйти за пределы пространства и времени. Угнетаемый помыслами сомнения, человек готов сражаться со всем вечным. Он страшится пропасти между временем и вечностью, видя, что она непроходима, потому что ему недостает необходимых способностей и сил, чтобы хорошенько разглядеть эту пропасть. Погруженный в смертные чувства, он насмехается над идеей бессмертия. Он поистине сам перемалывается жерновами смерти.

Но что за парадокс! Ум, мысль, совесть, память — элементы человеческой сущности, непостижимые для самого человека, неизъяснимые, сами по себе не поддающиеся исследованию, существуют и действуют независимо от воли человека. Они не подчинены тлению. Они неложно свидетельствуют о бессмертии человека.

Удаление человека от вечного и бессмертного Бога всегда вызывало боль у святых Божиих людей, которые со слезами и великой любовью молились о спасении каждого человека. Также и любовь Бога Отца[2], преисполняющая их сердца, побуждает их ко всякому подвигу ради спасения своих братьев во исполнение изречения апостола Иоанна: мы должны полагать души свои за братьев (1 Ин. 3, 16).

Именно по этой причине они оставили нам богословские труды, подробно изъясняющие закон Господень.

Наша священная и великая обитель Ватопед, с великой радостью преподносит народу Божию третью книгу «Ватопедских духовных чтений» под названием «От смерти к жизни». Ее автором является наш досточтимый старец Иосиф. Эта книга содержит его собственные мысли и заметки по поводу сладчайших изречений нашего великого современника, сербского богослова архимандрита Иустина (Поповича)[3] из его книги «Человек и Богочеловек».

Наш уважаемый старец монах Иосиф всегда с особой любовью наслаждается писаниями блаженного старца Иустина (Поповича). Как пишет сам наш старец в послесловии к своей книге, «глубочайшие мысли его богословского изложения, ширь и высота его Христологии, непостижимые прикосновения к Божественному домостроительству и подробнейшее рассмотрение дела спасения верных увлекают даже самого равнодушного человека».

В настоящем, третьем, томе «Ватопедских духовных чтений» проводится глубокий и обширный анализ богословского значения таинства Божественного воплощения Христова, анализ настоящей цели человеческой жизни, которая состоит в приобщении радости о воскресении в нас богочеловеческой новой твари и в возвращении падшего человека к бессмертию и вечности через Богочеловека Христа.

Также в этой книге раскрывается и объясняется заблуждение неоарианства—жалкого гуманизма, кричащего, что «мера всему — человек».

Смиренно молимся о том, чтобы настоящая книга помогла современному человеку-материалисту выйти из тупика антропоцентричного[4] видения жизни и с помощью Господа Иисуса перейти «от смерти к жизни».

Игумен священной великой обители Ватопед

архимандрит Ефрем

 

Учение о человеке и Богочеловеке

Человек суете уподобися; дние его яко сень преходят (Пс. 143, 4). Можно ли найти более точное описание жизни человека и его деятельности, чем это священное слово? Разве не суета любое стремление человека в клещах пространства и времени?

Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? (Еккл. 1, 3). Наверное, по этой причине плач — это первое дело человека, приходящего в мир. Что заставляет его плакать и издавать душераздирающие вопли тогда, когда, казалось бы, он должен ликовать и радоваться дарованной ему жизни? Какое странное начало! Пространство и время приняли человека под свое владычество и без промедления наложили на него насильственные и бесчеловечные законы своего правления. Лишь только почувствует себя человек в темнице, тотчас постарается обрести свободу. Но напрасен труд, напрасно старание. Человек — это трагическое и жалкое существо, он осужден нести бремя своего рабства, не ведая, откуда приходит и куда идет. Человек не знает ни сущности своего бремени, ни смысла и цели своего существования. Запряженный в стремительную колесницу осуждения, он задается вопросом: какова цель его участия в этом суровом состязании? Разве не бесцельна эта горькая ноша времени? Разве не бессмысленна тяжесть пространства? Да! И оба борются за свою жертву — человека. Ни жизнь человека, ни сам он не напрасны, но лишь подчинены законам тварного бытия. Едва явившись в жизнь, он оказывается в плену у времени и пространства. И что же, наконец, приносит это пленение? В этой темнице находится, заключается весь мир. Если мы попросим мир описать нам свои свойства, свои чувства, свою миссию, свои мечты, то что иное он поведает нам, кроме своего разочарования? Весь мир и каждого человека в отдельности объемлют, господствуют над ними боль, мучения, скорби, трагедии, убийства и отчаяние! Если мы сами исследуем этот мир, то найдем, что он смертельно болен без какой-либо надежды на выздоровление. Этим объясняется, почему горечь и страдание сжимают каждое человеческое сердце, почему слезы стали общей участью всего человечества. За всеми этими бедами неумолимо стоит величайший враг человека, чтобы совершенно уничтожить его. Кто это? Это смерть—единственный несомненный и непреложный факт в человеческом существовании. К чему преимущества, таланты, способности и все те природные и приобретенные качества, которые человек может развить и возделать в себе, когда призрак смерти, как дамоклов меч, непрестанно висит над его головой?

Чувство, мысль, память, совесть — что все это такое? Разве это не элементы личности?

Чувство. Действительно, это наиполезнейший элемент, благодаря которому мы общаемся с окружающим миром, выбираем приятное, утешительное, полезное, избегаем вредного и опасного и вообще по своим силам приобщаемся счастью. Разве не мучительно, когда орудия смерти препятствуют этому общению? И что остается у нас кроме тоски по тому, что так желанно, но недоступно?

Мысль. Что такое мысль? Разве это не часть бесконечной муки? Разве это не элемент бессмыслицы? Если бы мысль была человеческой выдумкой или изобретением, то было бы легко избавиться от ее власти. Но, к сожалению, это не наше изобретение. Она нам навязывается, причем непрестанно, даже когда мы того не желаем. Она подталкивает нас к фантазиям, творит воздушные замки мечты, склонности, желания и ностальгию. Все это недоступно и потому мучает нас. Мы бы предпочли не думать вовсе, потому что доколе человек чувствует и мыслит, дотоле невозможно ему не рыдать в страшном таинстве этого мира.

Память. К этому добавляется еще одна мука, не менее горькая. Память о каких вещах или мыслях? Обо всем прошлом, и не только нашем собственном, но и о прошлом всего мира, его истории. Удивительное явление. Посредством невидимого и непостижимого элемента мы прикасаемся ко всему, что минуло, но это остается для нас загадочным. Что же такое память? Как она существует, где сохраняется, как действует и как сама собой представляет нам прошлое в лицах, вещах и образах, всегда тех же самых, когда бы мы того ни пожелали? Какое место, подобно громадному складу, хранит столько образов стольких событий? И зачем нам дана острота памяти, повторяющей столько событий? Разве это не мучительно — представлять и видеть то, к чему не можешь приблизиться? Почему я помню, почему и из памяти моей не стирается то, что перестает существовать в действительности, но как непрестанная мука остается во мне, пока я жив?

Совесть. Еще одно терзание, которое страшнее предыдущих. В Священном Писании есть такая строка: и к болезни язв моих приложиша (см.: Пс. 68, 27). Это точно соответствует тому, что называется совестью, потому что в жизни человека она лишь умножает боль и страдание. Кажется, что бич этот дан человеку, чтобы напрасно мучить его в трагическом тупике его жизни. Что совесть добавляет к жизни, особенно если она развита и сурово обличает все наши мысли и дела? Это неумолкающий преследователь, нарушитель покоя, неутомимый червь, точащий ум и сердце, отравляющий всякое стремление человека ко всему, что приносит ему комфорт.

Удивительно то, что, хотя все эти движущие силы человека: совесть, чувство, мысль и память — невидимы и необъяснимы для него, однако они определяют все наше бытие в прошедшем, настоящем и будущем, всю человеческую деятельность. Может быть, об этом горько сетует апостол Павел, который совокупность этих сил без Бога называет телом смерти: Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти? (Рим. 7, 24). Если бымы объясняли сущность человека, исходя лишь из законов природы и инстинктов, то не нашли бы более несчастного образа, который мог бы сравниться с ним, даже среди животных, ведущих беззаботную и мирную жизнь.

Все вышеозначенные элементы нашего существа являются еще и доказательствами нашего бессмертия, ибо невозможно быть смертным тому, что управляется чувством, мыслью, памятью и совестью. Эти элементы по своей природе не подчинены законам тления и изменения, ибо неизменно сопутствуют всем фазам жизни человека, в то время как он растет, старится и умирает. Лучше было бы, если бы и сами эти элементы были смертными или сам человек понимал бы их смертную природу, что служило бы ему избавлением от нескончаемой муки на земле. Мысль наша простирается до самых пределов бесконечности, мечтает о счастье и благополучии; память и чувство описывают нам рай и вечное царство. В этом и состоит смысл сказок, которыми утешают малых детей.

Но над всем этим как окончательный приговор, как неизбежность господствует смерть. Разве не проклятие тогда эта жизнь, не уничижение, не напрасный труд, не бесцельная игра, о которой утомительно и само воспоминание? Какое противодействие или сопротивление могут оказать смерти физические достоинства (красота, талант, сила или иные дарования) и всесильное богатство, подчинившее все своей власти?

Небольшой набросок, сделанный нами доселе,— это человек без Бога, падший, смертный, истлевший, во всем пленник тления и смерти, который и прежде своей естественной смерти сокрушается ее членами и орудиями, чтобы и прежде сошествия во гроб стенать и рыдать от налагаемых мук.

Такова участь человека без Бога, участь, приблизительный набросок которой мы сделали. Человек после падения, человек тления и смерти не в силах избавиться от этого приговора, потому что сам изобрел смерть и утвердил ее в себе, во всем своем бытии и во всем том, что его окружает. Один лишь Господин бытия и жизни мог сойти в эту бездну все-губительной смерти и возвратить падшего, изгнанного, истлевшего и смертного в прежнее его состояние, не только искупая его от бед, но и одновременно уничтожая смерть и тление как в настоящем времени, так и во всей вечности. Указывая на это, Господь наш Иисус Христос, Сама Жизнь, ободряя нас, говорит: без Меня не можете делать ничего (Ин. 15, 5).

Одна лишь встреча с Ним может изменить все: и человека, и весь мир, мир настоящий и мир вечности. Поскольку все покорилось суете не добровольно, но по воле покорившего (ср.: Рим. 8, 20), то Господь справедливо утверждает, что только через Него восстанавливается равновесие. Это ощущение встречи и соприкосновения со Христом преобразует всечеловеческую боль и слезы в радостную весть, в Евангелие, которое не измеряется временем и не имеет конца в вечности. И тогда в бездне человеческого горя и нищеты от Единого Человеколюбца и Всеблагого, как невечерний свет, воссияет для каждого страдающего существа единственное утешение. Придите,— говорит Он,— ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко (ср.: Мф. 11, 28–30).

Чем же еще является жизнь человека, как не непрестанным сражением со смертью? Беды, наполняющие нашу жизнь,— это именно члены смерти, ее орудия, которыми она непрестанно, не заключая перемирий, атакует человека изнутри и извне. Искушения всякого рода, различные болезни, скрытые и явные,— это не что иное, как зубы смерти, непрестанно перемалывающие человечество. И потому смерть — это неиссякаемый источник всех бед и скорбей. В действительности смерть — это прежде всего горечь жизни, из которой произрастают все разочарования и само отчаяние — кульминации любой трагедии.

 

Богочеловечество

Единственным выходом и спасением из этого жалкого состояния является ограничение и полное уничтожение последствий катастрофы, чтобы облегченно вздохнул несчастный человек — эта жалкая жертва смерти, жертва раз и навсегда. Вот почему по благодати Божией нам дано было избавление и спасение Пришествием нашего Господа. Когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего [Единородного], Который родился от жены (Гал. 4,4). Зиждитель всех миров, от Которого все начало быть (Евр. 2, 10), посетил во время оно нашу темницу и наше изгнание и положил конец несчастьям. Один тропарь из Октоиха гласит: «Победитель и Одолетель смерти, Иже смерти убоявся, явися: страстную бо плоть одушевленную прием, Сей Бог наш, и брався с мучителем, вся совоскреси: яко прославися»[5]. Когда Господь сошел к нашему смирению и на деле приобщился бедам нашего изгнания, не приняв, однако, нашу греховность и вину, то уничтожил всякую нашу горечь и саму смерть, а Своим Воскресением подписал полную нашу свободу и воскресение. Воскресение Христа и через него победа над смертью стали избавлением и спасением для всех миров, не только для видимых, но и для невидимых, и в этой жизни, и в вечности. Что для человека может быть более ценным, чем Воскресение Христово, придавшее смысл и цель нашей жизни как в настоящем времени, так и в будущем? Ведь смерть и тление исказили и человека, и все творение, ибо какой смысл и жизни, и самого мира, когда главное место в них занимают тление и смерть?

Грех и смерть лишают человека его образа и подобия Божия[6], этой боговидности[7] и разумности, посеянной в нем Богом Словом при творении. Здесь проявляются нелепость греха и смерти. Сколько времени грех и смерть имеют общение с человеком, столько времени они уничтожают его самосознание, действуя разрушительно и на то, что находится вокруг него. Причастность Божественному Воскресению Христову возвращает душе человека понимание подлинного смысла и его жизни, и всего мироздания. Воскресение Христово творит все разумным[8], выявляя подлинное бессмертие и безграничность Бога.

Очевидно, что без познания и общения со Всеблагим Господом нашим Иисусом Христом даже эта краткая жизнь не имеет смысла и цели. Тем более не имеет без Него цели безграничное и бесконечное бессмертие. Где господствует смерть, там отсутствует подлинная радость. Где нет Христа, там нет ни настоящей радости, ни надежды. Конечно, есть люди, которые в греховном и безумном бреду считают себя счастливыми и достигают удовлетворения при помощи низости и глупости. Но разве не безумие все то, что удаляет нас от Христа и разделяет с Ним?

Достойный многих слез человеческий род имеет лишь одного подлинного Друга—Спасителя Христа, ибо только Он избавил его от величайшего врага — смерти. Господь Своим Воскресением перенес человека в другое пространство, в иные законы жизни и смерти, и все изменилось в человеческом поведении, в мыслях, чувствах и действиях. И если прежде в стране тления и смерти они действовали отрицательно, то теперь в стране бессмертия и вечности, дарованной нам богочеловечеством Христа, они действуют положительно. Тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими (Ин. 1, 12). Когда же у времени и пространства отнимается грех, а значит и смерть, тогда они преображаются в особую прелюдию вечности, чудесно вводя человека в богочеловечество, переходящее к нему по наследству от Бога Слова. Горечь жизни происходит от греха и смерти. А Воскресший Христос Бог наш справедливо возглашает: верующий в Меня имеет жизнь вечную (Ин. 6, 47).

Без Христа — единого Всесильного, абсолютной Жизни и Бессмертия — пространство и время, в которых пребывает наш мир, становятся неподъемным бременем. Только через Христа и с Ним они становятся легкими и приятными. Страшно и ужасно ярмо человека, и ноша его неподъемна. Только с помощью Всеблагого и Всесильного Богочеловека Христа это иго становится благим, а бремя — легким (ср.: Мф. 11, 30).

Когда силою и благодатью воскресшего Богочеловека разрушаются узы и причины тления и отчуждения человека от корня жизни и бытия, тогда все сменяется счастьем, радостью и ликованием. Тогда человек ощущает, как все его бытие преисполняет тихий Божественный свет, все глубины и высоты богозданного пространства.

Поскольку через Него пришло в бытие все сущее, а значит и время, то, просвещаемое Богочеловеком, оно, время, обнаруживает свои разумные свойства.

Вечность, соединенная со временем, в первый раз предстала пред богочеловеческим сознанием в Лице Богочеловека Слова. Бог — обладатель и носитель вечности, а человек — представитель времени. Богочеловек — это высший, наиболее полный и совершенный синтез времени и вечности. Воплотившийся Бог Слово доказал, что время — это приготовление к вечности, и тот, кто войдет во время, одновременно войдет и в преддверие вечности, потому что это и является смыслом существования времени.

Раз без Бога ужасна, мучительна и бессмысленна эта земная жизнь, то тем более вечность. И значит, вечность без Бога Слова — это, скорее, ад. Ад, по сути, это не что иное, как жизнь без Слова, без Божественного тока, без Божественного смысла. Ибо только там не существует ни цели, ни разумности, ни смысла.

В зле — нелепость, бессмыслица. Когда человек пленяется злом, в нем образуется сатанинское расположение, превращающее жизнь в настоящий ад. В Боге же человек становится безграничным, вечным и бессмертным, ибо он перешел от смерти в жизнь (Ин. 5, 24). Смерть не прерывает его бытие. От времени он простирается к вечности, потому что центром и стихией вечности является Сам Бог Слово, Который говорит: Я живу, и вы будете жить (Ин. 14, 19).

Как мы говорили выше, без уподобления человека Христу и Богочеловеку мучения его становятся ужасными, а испытания — жестокими до такой степени, что он предпочитает лучше не существовать, чем быть узником тления и смерти. Но теперь, когда в жизнь всего мира вошло Воскресение Богочеловека, все обратилось ко благу. Уже древнее прошло, теперь все новое (2 Кор. 5, 17), и чувство посредством Слова стало чувством Христовым, мысль — мыслью Христовой, память — христоподобной, а совесть — совестью Христовой. Почему? Потому что человек изначально сотворен богоподобным, христоподобным и духовным. Следовательно, соединяясь с Богочеловеком Словом, он снова приобретает во всем своем бытии черты богоподобия, достигая того, что Священное Писание называет образом и подобием,— своего универсального предназначения.

Если, согласно апостолу Павлу, Бог благословил нас во Христе всяким духовным благословением (ср.: Еф. 1, 3), то без Богочеловека Христа все превращается в проклятие, в горечь и ужас, все увлекает человека в мрачные реки проклятия и зла. Я приведу одну мысль приснопамятного и великого отца нашего Иустина (Поповича), которую он сам назвал парадоксом: «Я бы предпочел,— говорит этот великий богослов,— быть в аду, где Христос, нежели в раю, в котором Его нет»,— ибо, поистине, где нет Христа, там все превращается в проклятие, ужас и горечь. В присутствии Сладчайшего Иисуса мы ощущаем и научаемся тому, что этот мир — предисловие к иному миру, а время — прелюдия вечности. Но лишь люди, просвещенные Божественным светом Богочеловека, видят и чувствуют губительность зла и греха и понимают, что настоящее земное зло — это прелюдия и подготовка зла вечного. Закон искажения и бессмыслицы, который являет собой греховность,— это введение и приготовление вечного царства греха, самого ада. Только те, которые Христовы[9], в подробности ведают таинство и смысл добра и зла, потому что имеют чувства, навыком приученные к различению добра и зла (ср.: Евр. 5,14). Вместе с тем они знают лукавство сатаны и ложь греха во всем масштабе, ибо, по словам апостола Павла, им небезызвестны его умыслы (ср.: 2 Кор. 2, 11).

С разумным элементом человеческого существа, который, как мы сказали, боговиден, время и вечность соединены органично и связаны онтологически в меру человеческого характера. Богоподобие является неистощимым источником творческих сил и одаренности человека, при помощи Божией оно способно стать орудием, пролагающим путь к вечной жизни. Грех, как безбожная и безумная сила, делает и человека безумным и безбожным, не имеющим ни цели, ни смысла. Грех — это то, что нарушило существовавшее ранее в человеке единство настоящего времени и вечности и создало непроходимую бездну между временем и вечностью, куда постоянно погружаются наши мысль и чувство. Значит, грех — это палач, умерщвляющий человека, потому что отделяет его от единственной Саможизни и Бессмертия — Бога, от Источника вечности. Всякий грех и греховность является причиной человеческого падения. А эгоцентризм — это самая страшная причина гибели. Грешащий человек по необходимости изолирует самого себя, ибо, по апостолу Петру, кто кем побежден, тот тому и раб (2 Пет. 2, 19). Человек, проданный греху[10], признает лишь себя и сам становится центром всего. Чем более человек пленяется грехом, тем больше во всем его бытии становится пропасть между временем и вечностью. Что же касается его внешнего мира, то проданный греху человек ощущает огромную брешь между собой и своими ближними, между собой и остальным бытием. Пропасть между ним и остальным миром, если не сказать между остальным творением, становится бездонной и непроходимой, потому что он видит лишь одного себя и ничего больше ни выше, ни вокруг себя. Всё для него, и лишь он сам подобен самозваному богу или, скорее, своенравному диаволу. Это следствие, потому что диавол недугует тем же недугом, он стал и остался навеки диаволом и сатаною.

Всеблагой Богочеловек и Спаситель мира Христос, взявший на Себя всемирный грех, омыл Своей любовью проказу индивидуализма и повсюду научил любить друг друга (ср.: Ин. 13, 34). Также и возлюбленные Богом апостолы и ученики Его учили тому же: Никто не ищи своего, но каждый пользы другого (1 Кор. 10, 24), Каждый из нас должен угождать ближнему, во благо, к назиданию (Рим. 15, 2), Носите бремена друг друга (Гал. 6, 2) — в знак единства и общения. Таким же образом Он восстановил в сознании и чувстве человека единство между человеком и Богом, между здешним и тамошним.

Грех разорвал единство человеческого ощущения личности и мира. Потому и борьба верующих с грехом — это борьба против той силы, которая разбивает вдребезги в человеке ощущение единства между человеком и Богом, между временем и вечностью и в целом разрушает чувство всеобщего единства, чувство всеединства.

Бог сотворил человека боговидным и через уподобление Себе передал ему часть Своих Божественных свойств. Потому естественно и логично, что в человеке живет ощущение и сознание Вселенной. Человек, в котором грех не вызвал разрыва и разрушения, ощущает органическое единство всего творения, его радость и его скорбь воспринимает как свою собственную, потому что некоторым таинственным образом с изначального своего устроения он — носитель участи всех творений. Примером тому—первозданный Адам, в котором до самого его падения господствовало ощущение всеединства. Пав, он увлек за собою в грех и смерть все творение. Оплакивая такое несчастье, апостол Павел говорит: Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне (Рим. 8, 22). В действительности человек Христов видит все творение, и небесное и земное, во всеобщем богочеловеческом единстве, и ощущает, и извещается, что все: и то, что на земле, и то, что на Небе,— создано Господом: Все Им и для Него создано; и Он есть прежде всего, и все Им стоит. И Он есть глава тела Церкви (Кол. 1, 16–18).

Подвизаясь в евангельских добродетелях, человек восстанавливает в самом себе равновесие, нарушенное греховным разделением. Господь изъясняет нам верный способ воссоединения с Ним и с Его Божественной благодатью, дабы, согласно Павлу, мы всё могли[11]: Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного (Мф. 7, 21). Таким подчинением человек восстанавливает свое сознание, разбитое рабством греха и греховным разделением, и ощущает единство Вселенной с собою и своею жизнью. В этом перерождении участвует весь человек со всеми своими душевными и телесными силами, он возрастает <…> в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова (Еф. 4, 13). Это ощущение всеобщего единства Вселенной человек теряет, когда сознательно предается греховной жизни.

Весь цикл человеческой деятельности практически и теоретически разделяется на две сферы: философию (а следовательно, и жизнь) по Божественному установлению и по человеческому произволению. Человек, все бытие которого сформировано грехом, движется в кругу тления и смерти. Таким образом, согласно Евангелию, в человека входит легион[12], и все уже начинает двигаться по системе демонского легиона. Все уже мертво и мертвотворяще и источает запах разложения, тления и смерти. Выражая эту мысль, евангелист Иоанн говорит: весь мир лежит во зле (1 Ин. 5, 19). Весь мир —это те, которые не Христовы. Мирское и суетное помышление, основанное на эгоцентризме, все приносит на алтарь корысти, а призывом «Мера всему — человек» меряет все и устраивает все согласно лишь человеческому ведению.

Богоносный Апостол дает должный совет тем, кто Христовы: Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу (Кол. 2, 8). Философия по Христу — это богочеловеческая философия обновленного и возрожденного во Христе благодатью Святаго Духа человека. Через Свое Пришествие Христос воспринял человеческую природу, которой от полноты Своего Божества передал очищение, просвещение, святость и обожение: тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими (Ин. 1, 12). И ниже святой евангелист Иоанн Богослов говорит: И от полноты Его все мы приняли и благодать на благодать[13] (Ин. 1, 16).

Философия и жизнь по Христу — это богочеловеческий опыт, в котором все основывается на освящающей и обоживающей благодати Христовой. Здесь нет ничего абстрактного или вымышленного, но только реальность богочеловечества, ибо в Богочеловеке Христе обитает вся полнота Божества телесно (Кол. 2, 9), и верующие извещаются о том, что они в Нем исполнены. Человек, когда по благодати Божией целиком соединится со Христом и весь наполнится Им, обретает ощущение и сознание богочеловечества, которые есть у каждого члена Церкви, и так живет со всеми святыми[14]. Потому в Церкви и существует философия богочеловеческого всеединства и ощущение этого всеединства в Боге. Значит, спасение от разрыва между чувством и сознанием человека достигается только через богочеловеческую жизнь.

Только в богочеловеческой жизни и сознании человек спасается от эгоистической изоляции, от губительного индивидуализма, который является не чем иным, как своенравным сатанизмом. Если проанализировать сущность самого сатаны, то можно убедиться, что он — самое изолированное существо во всей вселенной. Это мерзкое чудовище. Он стал и пребыл таким по причине изначального своекорыстия и самоизоляции, по причине замкнутости на себе самом. Кто будет увлечен в ненавистный эгоцентризм, тот откроет в себе все сатанинские свойства, его самосознание и ощущения будут отрезаны от остальных людей, от пользы его ближних, он будет заботиться и думать только о себе.

 

Цель жизни

И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца (Ин. 1, 14). Ибо надлежало, чтобы Тот, для Которого все и от Которого все, приводящего многих сынов в славу, Вождя спасения их совершил через страдания (ср.: Евр. 2, 10).

Поскольку образ пал и разбился, то никто иной, как только Создатель должен был исходатайствовать его обновление. Тот, Кто рече и быша, повеле и создашася (ср.: Пс. 32, 9). Но когда пришла полнота времени, абсолютного Божественного благоволения, Бог послал Сына Своего [Единородного], Который родился от жены, подчинился закону, чтобы искупить подзаконных, дабы нам получить усыновление (ср.: Гал. 4, 4–5). В день праздника домостроительства, спасительного для мира, в день Рождества, посетил Бог народ Свой и Слово стало плотию (Ин. 1, 14). Никогда во всемирной истории не было известия более радостного, чем то, которое возвещает, что Слово стало плотию. Вечной вестью и на Небе, и на земле, и даже под землей является все та же весть, что Слово стало плотию. Творению, подчиненному тлению и смерти, что еще могло или, лучше, Кто еще мог вернуть прежнее равновесие, как не первый Архитектор? Вся тварь под гнетом тления взывала: просвети лице Твое, Боже, и спасемся (ср.: Пс. 79, 4); ускори яко Щедрый и поспеши яко Милостивый в помощь нашу, яко можеши хотяй. И снова: скоро да предварят ны щедроты Твоя, Господи, яко обнищахом зело (Пс. 78, 8). И Слово, приклонив Небеса, стало плотью. В этих нескольких словах заключается все Евангелие, добрая весть Небу, земле и всей твари.

То, что Бог Слово стал плотью, означает, что Он ипостасно соединился с человеком, который с тех пор стал обладать Божественной плотью. Человеческая плоть воплотившегося Слова в таинственном, но реальном единении своем с Богом живет и сияет всеми Божественными совершенствами. Бог Слово, одевшись в нашу природу, стал не только плотью, но и душою, Божественною душою. Но несмотря на это, оба пребывают неслиянными: Бог остается Богом, а душа — душою. С той лишь разницей, что душа, принявшая Божественные свойства, посредством благодати приобщается радостотво-рящих таинств Божиих. Через ипостасное причастие Божественному источнику жизни душа стала во Христе деятельным причастником вечной жизни, бессмертия и остальных Божественных свойств.

Через Свое воплощение Бог Слово даровал человеческой природе и другие свойства. Всему психосоматическому составу человека Слово передало часть Своих Божественных свойств. Так все в человеке преобразилось в боговидное, каким было до падения. Теперь человек во Христе стяжал Христово чувство, Христово сознание, Христову волю, Христову память. И вообще все то, чем обладает наша природа, было привито к обоженному телу Христову и стало Христовым. Поскольку Бог Слово является Создателем всей твари, то Он — основание всего строения мира. Посредством греха и зла человек покушается удалить Творца Бога Слово от основ мироздания. Единородный Сын и Слово Божие воплотился, чтобы приобщиться Своему творению и вернуть его к его Создателю, от Которого творение было отколото преступлением и падением. Вместе с тем Он является и его первым основанием: Который есть образ Бога невидимого, рожденный прежде всякой твари; ибо Им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли,— все Им и для Него создано (Кол. 1, 15–16). И в другом месте: никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос (1 Кор. 3, 11). Строящий на этом прочном и непоколебимом камне Вселенной—муж мудрый, разумная личность, он стяжал все свойства Бога Слова, чтобы устоять во время бури мировых потрясений и путаницы в умах.

Вочеловечение Бога Слова показало, что разумность составляет сущность нашей природы, основу и фундамент нашего бытия. По своему архетипу и по своей природе вся тварь, чувствующая и разумная, происходит от Бога Слова и существует для Него. В Нем и через Него все возвращается к своему разумному началу и бытию. И поскольку мы имеем свое происхождение от Бога и через Бога, то вся наша жизнь и бытие всецело зависят от Него. Разве не об этом говорят и слова нашего Господа: без Меня не можете делать ничего (Ин. 15, 5)?

 

Апостасия[15]

В нашем телесном и душевном строе, несмотря на все наше изначальное совершенство, после падения неи скривленным не осталось почти ничего, ибо мы приложились скотом несмысленным и уподобились им (ср.: Пс. 48, 13). Грех привнес в творение и в человека смерть и тление, и не только это, но он исказил действия телесных членов. Наши лучшие психосоматические свойства, через которые выражается душа: чувство, мысль, сознание,— пришли в полную негодность, и лишь во Христе, воплотившемся Слове, они оживают и воскресают по благодати. Вовсе не преувеличение назвать вышеупомянутые чувства чудовищными, когда они не во Христе. В искаженной природе чувства, подвластной бессмысленному закону, может проявиться лишь присутствие геенны, ибо где нет разумного чувства во Христе, там возникают лишь чудовищные тени и привидения.

Осужденному лучше было бы не чувствовать вовсе тления и смерти, нежели испытывать на себе, в какую бы сторону он ни обернулся, горечь личной гибели. Чувство! Что может быть мучительнее его? Чувство приводит нас в соприкосновение не только с окружающим миром, но и с бесконечным морем мечты. С его помощью мы мечтаем. Но, оказавшись под властью тления и смерти, оно пришло в негодность и вместо утешения стало скорее мукой. Через чувство к нам ощутимо приближается ад. Боль, печаль, отчаяние и все, подвластное тлению и смерти, через чувство, как через некую трубу, переносится в душу человека, отравляя его жизнь. А мысль? Это иное таинство, еще более горестное! Человек мыслит, не желая того. Он мыслит посредством самой мысли. Он и не желает мыслить, но не может иначе. Чувство, мысль, сознание и сама душа человека без Бога Слова становятся одним чудовищным сплетением.

Туманящие разум чувства посредством греха уподобляли место нашего обитания мифическому жилищу Кирки[16], где люди приобретали облик зверей, отбрасывая человеческий образ,— доколе Бог Слово, как новый Одиссей, не воплотился и не преобразил нас по Своей благости. И вот уже все наши свойства христоподобны. Без Бога Слова чувство и мысль находятся в некоем помешательстве. После Своего воплощения Он стал единственным Врачом, единственным лекарством, дабы ад не вышел на поверхность земли. Разве мы не познали на опыте, что континент Старой Европы, Старый Свет, своим гуманизмом отверг от себя Бога Слово и погрузился в «бесчеловечие», в помешательство, а лучше сказать — в «культурный каннибализм» во время своих губительных войн?

А наша душа! Таинство таинств! Самое непостижимое и недоступное таинство под небом. Никто и никогда не мог приблизиться или обнаружить ее природу, ее сущность, ее свойства. Все ею приводится в действие и определяется, а сама она никем никогда не была познана. Только воплотившийся Бог Слово открыл и засвидетельствовал о ней, кто и какова она, ибо Он — ее Творец, ее памятование, ее мир и ее чаяние. Только Он мог открыть ее и дать ей боголепную характеристику, сказав, что весь мир недостоин ее (см.: Мф. 16, 26).

Вочеловечившийся Бог Слово, приняв в Свою Божественную Ипостась всего человека, как тело, так и душу, передал этим обоим составляющим человека Свои Божественные свойства. И потому во всей неприступной глубине человеческого существа были начертаны богоподобие и христоподобие. Бог Слово стал образцом для нашей души, ее Словом, ее смыслом, ее желанием и самим раем. Только во Христе человеческая душа вернула себе саму себя. И Господь справедливо засвидетельствовал, что, кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее (Мф. 16, 25). Только тогда, когда душа имеет своим началом и концом Бога Слово, она достигает своего совершенства, своей цели. Любое иное движение и делание становится и остается бессмысленным и неразумным и, в сущности, пребывает вне ее. Такое движение является помешательством, безумным блужданием в страстях и грехе, бесконечной мукой и ужасом. Справедливо Бог Слово взывает: Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее (Мф. 10, 39). И это скудельное тело человека без Слова было бы жалким и хрупким сосудом, принадлежащим животному царству, подверженным несчастьям законов тления, страдания и смерти. Но восприятием в Самого Себя Всеблагий Архитектор Бог Слово обожил его и подчинил разуму, дабы оно стало Телом Христовым: Тело же — для Господа (ср.: 1 Кор. 6, 13).

Бог Слово принял в Своем воплощении человеческое тело. Своим Воскресением и Вознесением Он предвозвещает и наше воскресение в день пакибытия. Когда же всякое колено преклонится[17] в боголепном поклонении, обоженное человеческое тело будет иметь ту же славу, ибо связующий и сопрягающий Бог Слово так благоволил о возвышении прежде падшего образа. В воплощении Бога Слова был полностью открыт тайный смысл не только человека, но и Неба и земли. Дарование нашей природе разумного начала, ее уподобление Христу, возвращение смысла всему нашему бытию осуществилось в Божественном явлении. До этого вся человеческая мысль была лишь жалобным воплем, бесконечным мучением, непрестанным рыданием и непрерывным плачем. Все человеческое, не возвратившись к Богочеловеку и Спасителю своему для претворения в разумное и богочеловеческое, останется противоразумным, бессмысленным и, наконец, бесчеловечным. Это главная и конечная цель воплощения Господня — сделать разумным человека и все его бытие. Без нашего разумнотворения[18] и обожения в Боге Слове весь наш душевный и телесный строй остается не чем иным, как ужасным чудовищем, привидением и призраком хаоса.

 

От смерти к бессмертию

Когда же тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою. Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? (1 Кор. 15, 54–55). Служа диавольским повелениям, люди осудили Богочеловека на смерть, тогда как Он через Свое Воскресение воздал им бессмертием, Своим Крестом Господь вынес приговор смерти и уничтожил ее, а Своим Воскресением источил бессмертие отныне и вовеки. Бессмертие захлестнуло и человека, и все миры. Центральным чудом всего Божественного домостроительства является Воскресение Господне, которым человеческое естество самым решительным и окончательным образом было приведено в бессмертие, дабы стать страшным и для самой смерти. Прежде Воскресения Господня смерть была второй природой человека. Все мы привыкли к смерти как к чему-то естественному. Все изменилось лишь с Воскресением Христовым. Теперь живущий верою в Воскресшего Христа живет превыше смерти. Он уже не умирает, а просто снимает одежду своего тела, чтобы снова облачиться в тело нетленное в день Второго Пришествия. Прежде Пришествия Господня смерть была естественна для людей, а после Его Пришествия и Воскресения естественным для них стало уже бессмертие.

И теперь какое естество, какая стихия, какое бытие не исповедует Господа нашего Иисуса Христа как единого Бога, как единого Господа, как Вседержителя? В каком месте под небом ужасная смерть не простерла своей растленной власти над творением, не распространила свое царство? Всякое бытие в нашем земном мире было жалкой жертвой этой тирании, а спасение раз и навсегда пришло через Воскресение Господне! О, Божественное Воскресение, величайшее чудо, чудо из чудес, главная причина возникновения христианства и его распространения в веках! Скажите мне, народы, племена, язЫки, кто дерзнул бы приступить к вере, стать христианином, если бы не произошло Воскресения Господня, если бы Воскресение не было столь убедительным и очевидным? Да, Воскресение Богочеловека Слова привлекло к себе и постоянно привлекает смертных к бессмертию и вечному воскресению. Единственно новым под солнцем является наш Воскресший Господь и Его светоносное Воскресение. Благодаря Божественному Воскресению прежде трусливые ученики стали великими исповедниками и проповедниками, безграмотные — мудрецами, немощные — сильными, и даже младенцы возмужали и засвидетельствовали Божественное Воскресение всем мирам к созиданию Церкви. Вся история христианства сводится к Воскресению Господню, а через него простирается от ограниченного к запредельному, от преходящего к вечному и получит свое завершение в пакибытии, когда будет все и во всем Христос (Кол. 3, 11). Воскресение Христово не только избавило нас от угрозы смерти и тления, но и научило нас всему умному искусству сражения с ухищрениями диавола, с обычаями ветхого человека[19], тела смерти (Рим. 7, 24).

Воплотившийся Бог Слово, пребывая с нами, начал творить и учить (ср.: Деян. 1, 1) и с исчерпывающей полнотой показал нам, как применять к себе духовные законы, преподал тайны невидимой брани, раскрыл весь мрак глубин сатанинских, дабы мы вместе с апостолом Павлом восклицали: ибо нам не безызвестны егоумыслы (2 Кор. 2, 11). Человек, борясь с грехом и страстями, доказывает свою веру в Воскресение, в бессмертие и вечную жизнь. Не борющийся с обычаями ветхого человека доказывает суетность своей веры, и часть его не будет со спасаемыми. Если человек посредством веры во Христа не достигнет Божественных обетований, то к чему такая вера? Твердая вера чувствуется в тех, кто подвизается и побеждает грех и смерть в самих себе, кто прославляет в своих членах воскресшего и царствующего Господа, ибо поистине Христос «смертию смерть попрал»[20]. Подвизающийся таким образом, и борющийся со всей своей греховностью, и по благодати Христовой побеждающий есть наиболее достоверный свидетель нашего Богочеловека Господа, свидетель того, что Он воскрес, притупил жало смерти и поистине победил смерть на всех фронтах этой войны. Чем дальше душа от греха, тем дальше она и от смерти, ибо где грех на деле, там смерть. Значит, стремление человека к Богу определяется по степени его расположения ко греху. Чем с большей легкостью грешит человек, тем более доказывается его смертность. Когда человек осаждается бессловесными стремлениями и умерщвленными чувствами, тогда оказывается на деле погруженным в грех, а свет Воскресения не ведет его к законам правды. Христианство — это призвание к пожизненной борьбе с диаволом и смертью, борьбе до окончательной победы над ними. Каждый грех является предательством, каждая страсть — отступлением, а каждое зло — поражением.

Для человеческого существа самой большой мукой и самой ужасной жестокостью является смерть. А освобождением от ее власти является спасение. Это спасение даровал нашему роду Победитель смерти воскресший Богочеловек Христос. Своим Воскресением Он раскрыл все таинство нашего спасения, то есть бессмертие и вечную жизнь тела и души. Вопрошающим о том, как это происходит, мы отвечаем: через богочеловеческий образ действия и жительство, эту новую жизнь в Воскресшем и ради воскресшего Господа. Своим примером Богочеловек Господь показал нам на деле верный способ достижения бессмертия и вечной жизни. Но чтобы это произошло, чтобы мы воскресли вместе со Христом, мы должны сначала умереть с Ним и жить Его жизнью как своей собственной. Если мы достигнем этого, тогда в день воскресения сможем и мы сказать словами пасхального церковного канона: «Вчера спогребохся Тебе, Христе, совостаю днесь воскресшу Тебе»[21].

Основным событием четырех Евангелий, на которых утверждается наша Церковь, является Воскресение Богочеловека Христа. Приветствием «Христос воскресе!», радостным для мира, и равнозначным ответом сердец верующих людей, горящих любовью ко Христу, «Воистину воскресе!» убедительно утверждается всемирный триумф, не имеющий себе равных в целой Вселенной всех чувственных и умных миров. Но разве я, ты и любой верующий от первых Господних учеников и до скончания века — все, кто приступает к этой истине, все мы не являемся свидетелями этого Воскресения?

Христианство, без сомнения, утверждается на событии Воскресения Христова. Центральным событием, которое одно только и может изъяснить все слова и чудеса Господни во всем Его спасительном для мира домостроительстве, не может быть никакое иное событие, кроме светоносного Воскресения. Только в Своем Воскресении Богочеловек Христос может изъяснить провозвещавшие о Нем пророчества и образы, а также все Свои слова и чудеса, потому что Его собственное Воскресение выше всех чудес и доказательств. Глагол Господень, сладчайший паче меда и сота, верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек (Ин. 11, 25–26) полностью исполнился в Его Божественном Воскресении. Но надо сказать еще об одном. Без Воскресения Господня не может быть понят триумф всех от века праведников, особенно же Его учеников и апостолов, мучеников, исповедников, воздержников — героев во Христе, которые посредством благодати Божественного Воскресения заграждали уста львов, угашали силу огня, избегали острия меча, укреплялись от немощи, были крепки на войне (Евр. 11, 33–34) и вообще победили начала и власти тьмы, попрали саму смерть. Наградой и венцом за все эти подвиги стало для них Воскресение Господне, которое до скончания века будет символом и чаянием всех поколений. Сладчайший наш Господь Иисус, воскресший Богочеловек, пребудет единым бытием как под небом, так и превыше неба, удостоившим заключенного в юдоли плача человека победить смерть, ди-авола и сам грех, стать блаженным, бессмертным и причастником Его вечного Царства. Потому для нашей природы воскресший Господь стал всем для всех[22]. Он стал прекрасным, добрым, истинным, любимым, радостным, божественным, премудрым, вечным, единственной нашей любовью, нашей радостью, всем нашим благом, всей нашей жизнью, всем нашим чаянием и упокоением.

 

Природа Церкви

Умножающееся бездействие и равнодушие нашего времени удручают нас, ибо мирские интересы все более и более сосредоточиваются вокруг неприкрытого индивидуализма и агрессивного корыстолюбия. В атмосфере такого корыстолюбия о каком понимании бесконечности и бессмертия может идти речь? Приверженцы материализма и суеты, скованные железными узами, с большой подозрительностью относятся ко всему вечному. Заключенные в жесткие оковы времени и пространства, они не терпят никаких сравнений, а возможно, и в силу обычной инерции не могут заниматься ничем превосходящим время или пространство, ничем вечным. Такие мысли они считают чуждым вторжением и противостоят им. Адепт гуманизма называет это насилием над своей свободой и непростительной дерзостью. С телом, погруженным в материю, поскольку силой притяжения он связан с пространством и временем, с духом, отрезанным от всякой идеи вечности, он избегает теорий о потустороннем и вечном, потому что счита ет их сложными. Он страшится пропасти между временем и вечностью, считая, что перейти ее нельзя, потому что у него нет способности и сил для того, чтоб хотя бы разглядеть ее. Виной всему этому является неусыпный и неумолимый враг человека — смерть, которая все вокруг превращает в тленное и скоротечное, насмехаясь над всем вечным и нескончаемым. Гуманист, погруженный в стихии мира, посредством своих тленных органов чувств пытается истолковать тленного человека, высмеивая саму идею вечности.

Чувство бессмертия у человека — не плод обучения или внушения, но его внутреннее состояние. Человек должен выстрадать свое бессмертие через причастность бессмертию Господа, Которому он следует. Но, чтобы снова быть вечным, он должен сам осознать себя вечным, потому что его главная цель, средоточие его интересов — это Христос, единственно вечный и бессмертный. Без этого бессмертие и вечность — лишь усвоенные извне понятия, не имеющие смысла. Возможно, это и чувствовали прежние поколения. В нашем поколении это ощущение пугающим образом ослабло, о чем мы узнаём из странного течения человеческой жизни. Подлинная задача заключается в том, чтобы зажечь в себе это потухшее ощущение и исправить замутненное сознание. Однако люди со всеми подвластными им средствами и их философией не способны этого сделать,— а только один Бог, Который Себя Самого, бессмертного, воплотил в человеческом самоощущении и самосознании, и объединил Божественную и человеческую природу в одном, в Богочеловеке, и передал человеческому ничтожеству от Своих Божественных свойств бесконечность, бессмертие и вечность. Да, таким образом Богочеловек Христос в Своем Лице проложил мост между временем и вечностью и восстановил между ними связь. Поэтому только тот человек, который соединяется органически с Богочеловеком Христом и Его Телом — Церковью, ощущает себя в пределах бессмертия и вечности.

Лишь во Христе природа наша переходит от временного к вечному, ощущает себя не смертной, но бессмертной, не разделенной во времени и ограниченной, но целостной и вечной. Церковь — это вечно живая ипостась Богочеловека Христа, Его ипостась и в настоящем, и в вечности, богочеловеческая ипостась, богочеловеческий дух и тело. Определение Церкви, ее жизнь, ее цель, ее дух, ее принципы, ее приемы и все то, что составляет ее,— все дано ей Богочеловеком Христом. Справедливо утверждать, что миссией Церкви является органическое и личное единение всех ее членов с Божественным Ликом Христа, преображение их духовных чувств в богочеловеческое ощущение и ведение Христа, чтобы вся их жизнь протекала во Христе и со Христом, чтобы жили они не сами по себе, но жил в них Христос (ср.: Гал. 2, 20). Через Церковь Христос дарует верующим бессмертие и вечность, соделывая их причастниками Своего Божественного естества (ср.: 2 Пет. 1, 4). Миссия Церкви заключается еще и в том, чтобы каждому ее члену привить осознание, что нормальным состоянием человеческой личности является бессмертие и вечность, а не временная здешняя жизнь. Человек — это путник, шествующий к бессмертию, вечности и Божественным обетованиям.

Церковь, хотя и находится в границах времени и пространства, является богочеловеческой; пребывает в этом мире, но одновременно и вне его (см.: Ин. 18, 36).

В мире этом она находится для того, чтобы возвысить его горЕ, откуда она сама и происходит. «Церковь,— по слову великого нашего отца и богослова Иустина (Поповича),—является Вселенской, Соборной, богочеловеческой, вечной, и потому низведение Церкви в ранг этнического института является предательством и непростительной хулой на Христа и Святаго Духа»[23]. Действительно, наднациональная, вселенская цель Церкви, объемлющая все человечество,— соединить во Христе всех людей безотносительно к их национальности, расе или общественному положению. Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе (Гал. 3, 28), ибо все и во всем Христос (Кол. 3, 11).

Церковь одна. Нет иной церкви кроме одной Церкви Христовой, которая — Тело Его, а Христос никогда не разделяется. В воплотившемся Христе единство человеческого рода, некогда разбитое падением и грехом, было восстановлено. Посредством Тела Христова, Церкви, был введен совершенно новый строй бытия. Главное служение Церкви в мире — собирать разделенных и рассеянных людей и соединять их в едином органическом и живом единстве во Христе. Единство Церкви является одновременно и началом и концом ее бытия. Это является и основанием, и целью; и изначальной данностью, и проблемой, требующей разрешения. Единство духа было дано изначально, но оно должно сохраняться и продолжаться в союзе мира (ср.: Еф. 4, 3) посредством непрестанных усилий веры и любви во Христе и в общении Святаго Духа. Соборность Церкви — это уже данность. Соборность Тела предопределяется уже единством ее Начальника и Утешителя. Полная соборность влечет за собой совершенное преображение человеческой жизни, что осуществляется посредством духовных усилий, через достижение любви и самоотречения.

Таинством Божественного домостроительства Бог Слово отверз всем нам путь к Троичному Божеству. В этом богочеловеческом таинстве, в котором было завершено Божественное домостроительство, все приходит в бытие и существует «от Отца через Сына в Духе Святом». Это главный закон в богочеловеческом теле Церкви, высочайшая цель как ее жизни, так и жизни каждого ее члена, а следовательно, подлинная жизнь и спасение — это жизнь в Пресвятой Троице, едином Боге нашем. Наш Господь Своим распятием, Воскресением и Вознесением воплотил это в Церкви — Теле Христовом. Посредством Своей благодати Господь преображает людей из ветхих в новых, дает им силу для новой жизни.

В Своем воплощении Бог Слово воспринял человеческое тело и совершил все таинство Божественного домостроительства и спасения мира через это тело и в этом теле. Церковь стала Его телом, в котором непрерывно совершается таинство спасения мира от греха, смерти и диавола. Новозаветное обетование заключается в мире, который был возвещен всем — и дальним и ближним. Это всегда единое, истинное и живое обетование для самовидцев Господа, живших за две тысячи лет до нас, для живущих ныне и для всех людей всех времен и народов. Так через Иисуса Христа все люди, и иудеи, и не знающие Бога[24], имеют доступ к Отцу во едином духе[25], поскольку только через Христа приходят к Отцу[26]. Таким образом, подлинное спасение — это жизнь в Пресвятой Троице. В Церкви все богочеловеческое является и троичным, и через Богочеловека все, принадлежащее Церкви, ведет к Троичному Божеству. Итак вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу, быв утверждены на основании Апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем, на котором все здание, слагаясь стройно, возрастает в святый храм в Господе, на котором и вы устрояетесь в жилище Божие Духом (Еф. 2, 19–22). Жизнь Церкви всегда соборна, со всеми святыми (Еф. 3, 18). Потому человек во всех своих евангельских усилиях и подвигах опирается на святых, на их помощь, их предстательство, является их согражданином.

Путь к богочеловеческому единству всех людей во Христе проложен Церковью через святые Таинства и богочеловеческие деяния, которыми являются подвиги в добродетелях. Героями этого торжества являются все от века преподобные, которые через разнообразные подвиги совершенно отвергли ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях, и облеклись в нового человека, созданного по Богу[27]. Причиной тому является их уподобление Христу, их жизнь во Христе, поскольку они восприняли образ Небесного[28] и взирали на начальника и совершителя веры Иисуса (ср.: Евр. 12, 2). Посредством практического подвига в богочеловеческих добродетелях: в вере, молитве, посте, любви, кротости, милосердии, сострадании, милостыни —человек укрепляет себя в этом единении, сохраняется этой святостью, на своем опыте вместе с другими членами Церкви, Его Тела, переживает свою личную встречу со своим Прообразом — Христом.

Церковь как ипостась Богочеловека Христа является богочеловеческим организмом, а не человеческой организацией. Церковь неделима, как и Лицо ее Основателя, как и Его Тело. Потому мы повторяем, что разделять неделимый богочеловеческий организм Церкви на маленькие национальные организации — это огромная ошибка. И мы, афониты, в этот последний час, когда сотрясаются основы социальной жизни, просим священноначалие прекратить служить идеям национализма (ведь они — наши пастыри) и стать истинными поборниками Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви. От Основателя Церкви через апостолов и святых отцов до нас дошло предание о миссии Церкви — насаждать и взращивать в душах людей ощущение и сознание того, что каждый член Церкви — лицо соборное, вечное, богочеловеческое и потому брат каждому человеку. Это и есть назначение Церкви, заключенное в ней Христом. Любая другая цель не от Христа, но от нашего врага. Чтобы наша Поместная Церковь была Соборной, следует верно применять присущие богочеловечеству средства — божественные добродетели и труды. Так их всегда использовали, получив от Господа, святые апостолы, а впоследствии их преемники — христоносные подвижники. У них богочеловеческие добродетели находятся в органической связи и зависимости, когда одна добродетель порождается другой, взаимно дополняя друг друга.

Если побуждения ветхого человека, являющие образ человека земного,— это пагубные страсти, безрассудные и извращенные, то тогда верующие должны противопоставить превратному закону греха сонм добродетелей, создающих образ небесного человека,— тот подлинный образ, в Который мы облеклись. Первой нашей обязанностью, обязанностью богоподобных существ, является вера во Христа, вера без предосторожностей и компромиссов. Если мы будем держаться этой веры с должным самоотречением, значит, мы служим Христу, поклоняемся Ему, любим Его за все, что бы ни случилось в жизни.

Следующей богочеловеческой добродетелью в пределах наших обязанностей являются молитва и пост. Эта добродетель должна стать образом жизни православного люда, жизни во всех ее проявлениях, чтобы стать душою его души, ибо она непосредственно соединяет со Спасителем Христом, Который поклялся Самим Собою: не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был (Иез. 33, 11). Пост и молитва должны совершаться не только каждым человеком в отдельности, но и Церковью, совершаться во всем. Разве пост и молитва не являются тем главным требованием, которое Бог предъявил нашим предкам, когда призвал их к покаянию? Разве они не являются действенным проявлением покаяния? Разве они не использовались во все периоды мировой истории подвижниками, которые пытались восстановить свою связь с Богом, Которому они служили?

Еще одной соборной добродетелью, печатью христианской истины является любовь. Эта добродетель богочеловеческая, она достижима всегда и для всех. Она не имеет ни границ, ни меры, но является скорее истечением Божественного свойства, ибо Сам Бог и есть, и называется любовью, даже вселюбовью. Она, подобно солнечному свету, изливается на всех без разбору: Всеблагий Бог о всех нас промышляет и всем нам благодетельствует, хотя грешнику и предпочитает праведника по закону подобия. Эта богочеловеческая любовь должна взращиваться в нашем народе; она будет отличаться от иной любви, самозваной и относительной, любви корыстной и себялюбивой. Любовь Христа всегда объемлет всех, всегда бескорыстна и всегда дает, никогда не получая и не требуя. В своем чудесном гимне богоносный Павел воздает похвалы любви как никто иной, потому что никто не переживал этой добродетели как он, во всей ее полноте.

Другими богочеловеческими добродетелями являются кротость и смиренномудрие. Лишь кроткое сердце может успокоить смущенного и взволнованного человека. Любое другое вмешательство будет скорее всего напрасным. Кротость в обращении со всеми людьми является обязанностью каждого христианина, который в каждой своей молитве призывает кроткого и смиренного сердцем Господа. По мысли наших святых отцов, кротость и смирение являются не просто теми добродетелями, которыми мы изгоняем противоположное зло, но суть обязанности «христологические», то есть вытекающие из существа Самого Прообраза — Вождя нашего спасения и, значит, нашего Отца, поскольку мы носим Его имя. Что иное означает имя «христиане» как не то, что мы наследники Христа и имеем одного Отца?

Итак, если наш Отец, как Он неложно исповедал Себя, кроток и смирен сердцем (Мф. 11, 29), то и мы должны обладать теми же чертами, дабы нас не сочли незаконными детьми, а не сынами (ср.: Евр. 12, 8). Для сына нет ничего более естественного, как быть похожим на отца. Следовательно, долг христиан заключается в том, чтобы быть кроткими и смиренными сердцем, а не внешностью. Открывая нам Свой характер, что Он кроток и смирен сердцем, Господь обещает нам, что, следуя за Ним так, мы найдем покой душам нашим (ср.: Мф. 11, 29), что так важно и необходимо в наши смутные дни. Господь Своим истощанием показал нам последнюю степень смиренномудрия, которая не была постигнута и никогда не будет постигнута тварной природой. И кто теперь оправдается в том, что он сам несмирен?

И теперь новой ступенью при восхождении к Божественным обетованиям является выдержка и долготерпение, все переносящее и прощающее. Терпя потерпех Господа, и внят ми и услыша молитву мою; и возведе мя от рова страстей и от брения тины, и постави на камени нозе мои и исправи стопы моя (Пс. 39, 2–3). Тогда человек терпит зло, не отвечает злом на зло, великодушно прощает хулы, клеветы и даже раны. Все это — часть Христова, Который, страдая, не угрожал, но предавал то Судии Праведному (1 Пет. 2, 23). Суетный мир не терпит, не переносит христоносных людей, людей выдержки и терпения. Он порочит их и осуждает как лицемеров, ибо не терпит видеть себя ниже их.

Миссия Церкви заключается в том, чтобы учить наш народ упомянутым богочеловеческим добродетелям и сплетать в его душе ткань всех богоподобных свойств, ибо заповедь Господня будьте святы, потому что Я свят (1 Пет. 1, 16) вменяется христианам в обязанность. В этом заключается спасение души от грешного мира, который весь во зле лежит (ср.: 1 Ин. 5, 19). Образованному и прикрытому атеизму, вежливому каннибализму современной культуры, мы должны противопоставить христоносных людей, которые кротостью своего Прообраза и подражанием от века праведным друзьям Божиим победили мир. И поистине сия есть победа, победившая мир, вера наша (1 Ин. 5, 4).

Раз богочеловеческая цель Церкви вечна и неизменна, то и средства достижения этой цели неизменны, просвещены светом Господним, Который вчера и сегодня и во веки Тот же (Евр. 13, 8). И здесь уместно вспомнить о различии между мирянами и истинно христианским православным монашеством. Мирское и человеческое ограниченно и временно, в то время как все, что во Христе,— неизменно и вечно. Православие, как единственный носитель и хранитель совершенного и пресветлого Лика Богочеловека Христа, реализуется исключительно богочеловеческими средствами — святыми добродетелями, но не средствами, заимствованными у римо-католиков или протестантов, подходящими лишь для гордого европейского гуманиста, а никак не для смиренного Богочеловека Христа. Вот вопрос: какими средствами сражался Господь наш Иисус Христос с князем тьмы, когда после крещения поднялся на гору[29]? Господь наш и Начальник нашего спасения, пожелав научить и нас сражению против начал и властей тьмы и против греха вообще, прекрасными средствами и орудиями для сражения в невидимой брани соделал пост и молитву. С тех пор природа наша стала победительницей зла и самого сатаны, потому что эти орудия наши не плотские, но сильные Богом на разрушение твердынь (2 Кор. 10, 4), согласно Павлу.

Вся история нашей христоносной и духоносной Церкви изобилует героями, подвижниками и аскетами, которые явили в себе лик Христов и успешно сражались с разнообразным грехом и самим диаволом. Став крепкими на войне и прогнав полки чужих, они получили обетования[30] и победоносно вошли во внутреннейшее за завесу, куда предтечею за них вошел никогда не исходивший оттуда Бог Слово[31], Господь наш Иисус Христос, ставший примером аскезы и праведной жизни. Наш внутренний человек, сотворенный богоподобным, погибает, увядает, засыхает и потихоньку умирает от всего злого и греховного, от всего смертоносного, от всего демонического. Человеку, чтобы избежать этого влияния и не стать мертвым по духу, следует всегда возделывать евангельскую веру и хранить христоносные добродетели, преданные нам Господом нашим,— пост и молитву. Так укрепляется его душа, его ум, совесть и воля, ибо все возможно верующему (Мк. 9, 23).

Будем приобретать всегда побеждающую Божественную силу, о которой Павел говорит: укрепляйтесь Господом и могуществом силы Его (Еф. 6, 10). Если в этом мире, в котором обитает диавол, кто-либо желает быть победителем, то должен стяжать дух Христов, укрепиться евангельской жизнью в Господе и силою мышцы Его: укрепляясь всякою силою по могуществу славы Его (Кол. 1, 11), дабы верою вселиться Христу в сердца ваши (Еф. 3, 17). Таинство Христово открывается в душе человека только в Духе Святом. Это непреложное правило познания Христа. Это вечное, пречистое и всесвятое таинство, Евангелие Христа и Его Церкви, было постигнуто величайшим апостолом Павлом, и другими его сподвижниками в чудесных видениях, дабы открыть всем нам, в чем состоит домостроительство тайны, сокрывавшейся от вечности в Боге, создавшем все Иисусом Христом (Еф. 3,9), чтобы мы познали, какое богатство славы в тайне сей для язычников, которая есть Христос в вас, упование славы (Кол. 1, 27). Наконец, апостол Павел, стяжавший ум Божий, проповедал: Бог отверз нам дверь для слова, возвещать тайну Христову, за которую я и в узах (Кол. 4, 3), которая не была возвещена прежним поколениям сынов человеческих, как ныне открыта святым Апостолам Его и пророкам Духом Святым, чтобы и язычникам быть сонаследниками, составляющими одно тело, и сопричастниками обетования Его во Христе Иисусе посредством благовествования, которого служителем сделался я по дару благодати Божией, данной мне действием силы Его (Еф. 3, 5–7).

 

Духовное воспитание нации

Истинное воспитание, истинное просвещение — это сияние святости, ибо только святые и есть подлинно просвещенные. Освящающая благодать Божия одновременно и просвещает, и учит. Воспитание, по сути,— это просвещение. Божия благодать подает нам просвещение во Святом Духе, Который является носителем и творцом святости. Освящение — это единение с Богом по благодати, единение с вечным Словом, со смыслом жизни и бытия. В этом как раз и заключается полнота и совершенство человеческой личности. Воспитание без святости, без просвещения в Святом Духе выдумала Европа и исказила замысел о личности. Уклонение европейских народов в идолослужение под различными личинами разве не является результатом их ошибочного воспитания? Когда замысленный по образу и подобию человеческий характер искажают системами материализма и символами образа перстного человека, а не небесного, то разве не дезориентируют его? Ибо они, познав Бога, не прославили Его, как Бога, и не возблагодарили, но осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное их сердце; называя себя мудрыми, обезумели, и славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся (Рим. 1, 21–23). Подлинное воспитание, воспитание богочеловеческое и евангельское, просвещает человека Божественным светом благодати и ведет его ко всему бессмертному и вечному. Оно отвращается всякого греха, всякой греховности, побеждает смерть и соделывает человека беспредельным и бессмертным.

От своих учителей и педагогов народ требует прежде всего святости. Где она отсутствует, там нет и воспитания. Это восприятие и ощущение подлинного воспитания как образца святости и просвещения светом Христовым было в сознании православного народа. С этим ощущением он пережил трудные дни рабства[32], но не предал своих идеалов. Эти идеалы, хранимые нацией, были отражением святости наших просвещенных предков, у которых вера во Христа являлась главной заботой. Все остальное было уже во вторую очередь. Посему и их воспитание, и нравы, и идеалы были по Богу и ради Бога. Все у них было направлено на исполнение воли Божией, а девизом стали слова: Господь просвещение мое и Спаситель мой, Господь защититель живота моего (ср.: Пс. 26, 1). Первой и главной их целью являлось спасение от греха, смерти и диавола.

Именно это и стало результатом подлинного воспитания, переданного нам Богочеловеком Господом через апостолов и святых подвижников. Первая фраза при начале нашей молитвы — это призывание наших святых отцов, наших подлинных просветителей: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас». В храмах, где бы мы ни встали, мы видим образы «святых отец наших» и обращаемся к ним, прося их о помощи. Ибо они, находясь на Небесах и предстоя величию Бо-жию, могут умолить Его о нас, дабы не отступил от нашего ума и сердца Всесвятый Дух, чтобы лукавый не смог нас увлечь в дела смерти. Когда мы увлечемся дурными примерами людей века сего, которые мыслят не о Боге, а о мире, лежащем во зле (ср.: 1 Ин. 5, 19), и оставим богочеловеческое и евангельское воспитание и поведение, тогда возмездие за грех — смерть и ее спутники — превратят нас в облагороженных человекообразных зверей.

Сам Господь наш Иисус Христос—наша святость, наше просвещение и наше воспитание. Он прошел весь путь нашей человеческой жизни и соделал возможным для человека дело освящения и просвещения вечной истиной и вечной жизнью. Если человек на пути своей жизни придет в недоумение, то пусть обратит свой ум ко Господу и спросит самого себя: «А Он это сделал бы?». Если да, то пусть и сам делает. Но если бы не сделал Господь, то и он пускай не делает. Так он приблизится к нашему Прообразу как к живому Учителю и Воспитателю.

В этом мире человек должен вести добродетельную жизнь, чтобы в собственном опыте стяжать праведность и святость Христовы. Душа освящается и просвещается, когда упражняет саму себя, свое тело, свои мысли, чувства, желания в Божественных заповедях. Плодом этого является жизнь вечная. Порабощение и подчинение человека греховной жизни ведет его к духовой смерти, из которой не бывает воскресения. Путь святости — это нормальное состояние богоподобной души человека, и потому Господь повелительно требует от нас: будьте святы, потому что Я свят (1 Пет. 1, 16), Ибо воля Божия есть освящение наше (1 Фес. 4, 3).

Все Евангелие сводится к одной заповеди Бога нам: Будьте святы, потому что Я свят. Глубоко потрясает то, что всесовершенный Бог любви соизволяет уравнивать человека со Своим Божественным величием, то есть соделывать людей подобными Себе! Тогда и для людей, и для Бога действительно одно и то же Евангелие, с той же благодатью, с той же истиной, с той же праведностью, с той же жизнью, с той же благостью: Ибо и освящающий и освящаемые, все — от Единого (Евр. 2, 11). Евангелие — это призыв к святой жизни, исходящий от Бога. Великий Апостол побуждает нас: по примеру призвавшего вас Святаго и сами будьте святы во всех поступках (ср.: 1 Пет. 1, 15). Стремление к святости является обязанностью всех нас, потому что без нее никто не увидит Господа (ср.: Евр. 12, 14).

Только благословенные вечной Истиной поистине просвещены, потому что благодать и истина произошли чрез Иисуса Христа (ср.: Ин. 1, 17). Без святости и вне ее нет истины, да и не может быть, ибо Сам Он сказал, что Я есмь истина (ср.: Ин. 14, 6). Если кому-то это трудно понять, то непонимание это происходит оттого, что сам человек находится под давлением страстных расположений, под воздействием греха. Но пусть не отчаивается. Слово Евангелия утешает: всякое творение Божие освящается словом Божиим и молитвою (ср.: 1 Тим. 4, 4–5). Всякое творение, но какое? — Верующее в Господа Иисуса Христа как Спасителя и исполняющее евангельский закон христоносных деяний, поста, бдения, молитвы, которые заповедует воспитание по Богу.

Спасение заключается в освящении человека, что совершается посредством благодати Святаго Духа, сколь бы продолжительным или трудным это освящение ни было. Целью человеческой жизни является стяжание Святаго Духа, потерянного в прародительском падении. Вместо Него человек облекся в кожаные ризы, совлечься которых стремится непрестанно. Освящение — это просвещение Святым Духом. В день Пятидесятницы сошел Всесвятый Дух и излил Божественное просвещение на первых учеников и верующих. С тех пор посредством Церкви и ее таинств верующим непрестанно передается святость и просвещение во всей истине. Для духоносного человека все исполнено света и сияния: и жизнь, и смерть, и радость, и печаль, и вообще смысл всего в настоящей и будущей жизни. Он Духом Святым видит помыслы всех людей. Никто не может его обмануть, потому что он имеет ум Христов.

Во Святом Крещении и Миропомазании человек получает от Святаго Духа закваску святости, которою должны закваситься вся душа и все его тело через исполнение евангельских заповедей. Посредством Божественной Евхаристии всесвятое Тело Господне становится действительно нашим собственным. Посредством этого таинства мы принимаем Тело и Кровь Господни, то есть полноту и всецелое освящение. Сама же святость проявляется как свет, происходящий от той истины, что оживотворяет благовестие Христово как в нашем мире, так и в мире ангельском. Своим Преображением Господь известил нас о нашем собственном преображении и святости, явил тот свет, который станет одеянием верующих, по Его слову: тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их (Мф. 13, 43).

Преобразившись святостью Всесвятаго Духа, рабы Божий облекаются в одежду нетварного света Божественной благодати, того света, который часто сияет и снаружи, ибо вся наша природа принимает полноту святости. Многие примеры древних и новых отцов Церкви подтверждают это действие Божественного просвещения. Согласно Патерику, такими были авва Памво, авва Силуан и авва Сисой, лица которых сияли подобно солнцу. Но были такие и позже в истории Церкви: святой Симеон Новый Богослов, преподобный Серафим Саровский, а в наши дни — преподобный Силуан Афонский и приснопамятный старец Иосиф Исихаст, а также многие другие, которых ведает один лишь Господь.

От современных нам отцов мы узнали о важности регламента и настоятельно рекомендуем вам распланировать свою жизнь. Где нет порядка, там жизнь становится похожей на автомобиль без тормозов. Планирование было введено Творцом в жизнь разумных существ сразу же по пришествии их в бытие, планирование посредством Божественных заповедей. Чем еще являются заповеди, как не богодухновенной регламентацией, в силу которой жизнь становится плодотворной и ограждается от опасностей. Доколе разумные существа хранили заповеди (регламент), дотоле они были невредимы и здоровы, были вблизи Бога. Но изменив заповеданному, они утратили здравие и отпали от Бога в тление и погибель. Вот трагические примеры: прежде Денница, а ныне сатана, а также наши предки — Адам и Ева, изгнавшие сами себя из жизни, от Бога и Его Царства, достигли со своими потомками долины плача и множества зол!

Что еще лучше может свидетельствовать о значении порядка в нашей жизни? И в войсках, где служит непостоянная и изменчивая молодежь, порядок и правила поддерживают благочиние. И в самих монастырях, в священных обителях столь прекрасное благочиние и гармония основаны на правилах Типикона. Во многих хороших семьях благочиние и порядок порождают гармонию и согласие в жизни. Никто, стало быть, пусть не живет беспорядочно, ибо где неустроенность и неразбериха, оттуда уходит Бог. Как говорит Писание, Иисус скрылся в народе, бывшем на том месте (Ин. 5, 13).

Когда человек живет по-евангельски, это означает, что Бог Слово изливает на него Свой Божественный и нетварный свет. И если он продолжит жить по Божией воле, это означает, что Господь будет постепенно преображать его посредством Своего света, ибо Божество и свет неразделимы. Это и является той причиной, по которой наши святые на иконах изображаются с нимбом. Не бывает святости без света, и света — без святости. Справедливо возглашает Иоанн: И свет во тьме светит, и тьма не объяла его (Ин. 1, 5). Поскольку человек отпал от Бога и стал смертным, царство смерти поработило его и бытие его сделалось горестным. Гуманизм, любимая игрушка европейского Запада, взятая на вооружение смертью, есть самое страшное порождение привычки к греху. Поистине, если бы безграничное человеколюбие Бога Слова не поддерживало нас разумным светом Своей благодати, то и те немногочисленные духовно чуткие люди, которые еще есть, потеряли бы рассудок среди ужасов мира. Свет — Христос — пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы; ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его (ср.: Ин. 3, 19–20). Известно, что существует некое таинственное отождествление тьмы и диавольского зла. Этим объясняется ненависть тьмы и зла по отношению ко всему светлому и доброму. А поступающий по правде идет к свету, дабы явны были дела его, потому что они в Боге соделаны (Ин. 3, 21). Когда Господь наш как Богочеловек посетил нашу природу, которую воспринял безгрешно, Он смилостивился над нами, погруженными во тьму греха и смерти, и нас, изнемогших и отчаявшихся, призвал к Себе. Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас (Мф. 11, 28). Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни (Ин. 8, 12). Поистине, ходящий без Христа, ходящий в театре теней, который называется миром, не знает, куда идет (Ин. 12, 35). Чтобы найти и узнать, куда он идет, какой путь ведет из этого мира в мир иной, он должен посредством веры во Христа стать сыном света, сыном Того, Кто есть Свет мира. Об этом Господь наш говорит: Я свет пришел в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме (Ин. 12, 46). Бог есть совершенная святость и абсолютный свет. Посему нет в Нем никакой тьмы (1 Ин. 1, 5). И мы с Ним, если ходим во свете, подобно как Он во свете (ср.: 1 Ин. 1, 7).

 

Постигнуть Бога со всеми святыми

Чтобы вы, укорененные и утвержденные в любви, могли постигнуть со всеми святыми, что широта и долгота, и глубина и высота (Еф. 3, 18).

С умножением веры во Христа возрастает и наша любовь к Нему. И как безгранична наша вера во Христа, так безгранична и наша любовь к Нему. Кто укоренен и утвержден в любви ко Христу, тот верою возрастает во всех Божественных совершенствах, которые не имеют конца, растет возрастом Божиим (Кол. 2, 19) в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова (Еф. 4, 13) и становится живым храмом Пресвятой Троицы.

В подвиге веры и любви человек никогда не остается один, но всегда в общении с от века святыми: со всеми святыми. Иными словами, вера и любовь соединяют человека со всеми сущими в богочеловеческом Теле Христовом, в Церкви. Человек, становясь посредством веры и любви единым телом со Христом, живет с членами Тела полноценной жизнью Церкви. Тот, кто читал жития святых, чувствует и воспринимает всем своим бытием, что только со всеми святыми он может познать Богочеловека Христа и все, что в нем, что вокруг него, что истекает из него, ибо и святые воспринимают свою святость все — от Единого (Евр. 2, 11). Потому святые — наиболее совершенные и известные исповедники Христа, Бога и Спасителя нашего. Они дают нам возможность уже с другой стороны, как бы с небесного берега, рассматривать весь мир земной, и из их житий познавать, Кто и Каков наш Бог, а также кто и каков есть человек.

Богочеловек Христос является всесовершенной полнотой Божества, ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно (Кол. 2, 9). Из поколения в поколение продолжается богочеловеческая жизнь Христа в житиях святых, продолжается до скончания века. Все составляют одно Тело — Тело Христово, Церковь, они единотелесники Христовы и друг друга члены. Христиане — это Евангелие Христово, продолжающееся через все века человеческого рода. Жития святых — это священные свидетельства о чудодейственной силе Господа Иисуса Христа. В сущности это, собственно, свидетельство Деяний Апостолов, продолжающееся в веках. И святые являются не кем иным, как верными свидетелями, как и святые Апостолы, которые суть первые свидетели Богочеловека Христа, Христа распятого, воскресшего, вознесшегося, вечно живого. Они — свидетели Евангелия спасения, которое продолжает записываться из рода в род.

Как может быть познан Господь Иисус Христос, Богочеловек, и неизреченное таинство Божественного домостроительства, спасения мира? Только со всеми святыми. И мы лишь в благодатном общении со всеми святыми можем познать это и постепенно приблизиться к этому в зависимости от глубины нашей веры и высоты духовных подвигов. Здесь — Божественная глубина, широта и высота, и это означает, что и первое, и второе, и третье не имеет ни границ, ни конца. Таинством Божественного домостроительства Господь наш в Своем воплощении сошел в преисподние места нашей природы, кроме греха, а в Своем погребении сошел в преисподние места ада! В Своем Воскресении Он превознесся с человеческим естеством превыше всех Небес[33] и прославил с Собою всех святых и всех верующих в Него. И Он без конца продолжает их прославлять и возносить посредством святой жизни, Святых Таинств и святых добродетелей. Благодатная жизнь в Церкви вводит нас в богочеловеческое и сверхъестественное познание, вводит ради любви Христовой, которая выражается в богочеловеческом домостроительстве спасения в Его Церкви. Поистине, какой человеческий ум, рассудок или знание может постичь, познать или войти в глубины всесвятого таинства Церкви Спасителя. Таинство это — что иное, как не весь Богочеловек Христос, во всех Своих Божественных и человеческих совершенствах и действительности?

Человек Христовой любви переживает полноту Церкви как нечто свое, ибо со всеми святыми он стал частью Церкви и «сотелесником» Христовым. Потому каждый его член ощущает себя как целое Тело, и это является предназначением Божиим для всех людей, особенно же для христиан: и уразуметь превосходящую разумение любовь Христову, дабы вам исполниться всею полнотою Божиею (Еф. 3, 19). Так человек спасается от греха, смерти и диавола. Потому наше спасение — это наше уподобление Христу Спасителю со всеми Его богодарованными силами. Спасение — это двусторонний процесс: освобождение нас от греха, смерти и диавола и исполнение нас Христом и Богом, исполнение нас Спасителем. То есть обе цели достигаются одновременно со входом в нашу душу Господа Иисуса. С одной стороны — наше наполнение Им посредством Священных Таинств и святых добродетелей, а с другой — наше освобождение от греха, смерти и диавола, когда Он уничтожает все эти силы Своим Божеством. Таким образом, спасение — это не только оставление грехов, но и «обожение», что означает исполнение нашего бытия Христом Богом и Спасителем.

Так сладостно, тихо и легко человек через Спасителя Христа становится человеком Божиим. Но без Христа как Спасителя мы, люди, достигаем противоположного: наполняем себя грехами и страстями и таким образом незаметно предаем себя диаволу и его пособникам. Вот как мы, люди, становимся «по душе чадами диавола», а он становится «по душе нашим отцом» и царствует на всех престолах человеческого бытия — на престоле ума, сердца, совести и даже самой воли!

Посредством греха и страстей диавол духовным образом воплощается в человеческом существе. Если бы этого не происходило, то тогда Господь наш Иисус Христос не пришел бы через Свое воплощение в наш мир, не стал бы человеком. Бог Слово стал человеком, чтобы изгнать диавола из человека, Самому вселиться в него и царствовать в нем безраздельно. Потому евангельская заповедь ясна, естественна и обязательна: дабы вам исполниться всею полнотою Божиею (Еф. 3, 19). Потому нашим ежедневным помыслом, ежедневной заботой, ежедневным долгом должен быть подвиг. Непрестанно в своей душе и в своем теле будем делать то, что завещает Господь. Будем это исполнять при помощи Божественных сил священных Таинств и святых добродетелей, а прежде всего — молитвою и постом, ибо с их помощью изгоняется диавол и все диавольское и злое. Господь наш объявил, что сей род изгоняется только молитвою и постом (ср.: Мф. 17, 21). Таковым является тот подвиг, который исходит из непрестанного усилия видеть человеческое бытие именно таким, ибо мы к сему призваны чудным Спасителем нашим, чтобы стать причастниками Божеского естества (2 Пет. 1, 4). А Тому, Кто действующею в нас силою может сделать несравненно больше всего, чего мы просим, или о чем помышляем, Тому слава в Церкви во Христе Иисусе во все роды, от века до века. Аминь (Еф. 3, 20–21).

Кто не почувствовал Христа и Его силу, тот может счесть все это невозможным. Но для тех, кто ощутил Христа верою и любовью, кто испытал Его силу, для тех это возможно. Человеческая мысль никогда не в состоянии постичь до конца таинство Церкви Христовой и то, что в ней совершается: спасение, обожение, Преображение, Воскресение и Вознесение. Ибо таинство это всегда остается вне всякого сравнения, остается несравненным, непостижимым для нас, христиан, и только просвещением благодатью мы постигаем его. Если все возможно верующему (Мк. 9, 23), то эта вера есть сверхъестественная сторона нашего бытия и через веру действует в нас непостижимая для мира обоживающая благодать нашего человеколюбивого Спаса Христа. Аминь.

 

Мера всему — человек?

В ограниченном глиняном сосуде, в сосуде человеческом, заключено безгранично чудесное таинство, которое с трудом поддается определению. Посредством него человек, насколько это возможно, постигает находящийся вокруг него материальный мир. В самом деле, люди получают исчерпывающее познание о материальном мире посредством своего духа, который не имеет свойств материи. Человеческий дух не может стать объектом исследования, как то бывает с веществом, и его бытие не может быть воспринято посредством чувств. И несмотря на то, что он неуловим через вещественные образы, он тем не менее является мерой всего видимого. Человек все больше ощущает, что дух и мысль, хотя невидимы, недоступны для осязания, а следовательно, и невещественны, являются более действительными, чем любая другая действительность в мире материи. Всякая же реальность утверждает свою сущность на помыслах духа, хотя сам дух невещественен[34].

Пробужденный для познания и ведомый действиями своего невещественного духа к таинствам естественного мира, человек постигает все более и более, что его дух — это самая великая и непосредственная ценность, а вместе и величайшее его достоинство. Человек ощущает непобедимую истину слов нашего Спасителя о человеческой душе, как о величайшей реальности и высшей ценности в этом видимом мире: какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою? (Мф. 16, 26). Каков вывод? В видимом мире нет ничего равного по достоинству человеческой душе, ничего, что могло бы послужить выкупом за нее. Значит, душа дороже всех вместе взятых миров.

Воистину, человек всю свою видимую жизнь, жизнь во времени и пространстве, утверждает на невидимом, то есть на своем духе. Человеческий дух — это чудодейственный механизм, в котором впечатления от чувств непостижимым образом преобразуются в мысли. Любой серьезный исследователь этого мира, с какой бы стороны ни приблизился к вещественной и духовной действительности, ощущает присутствие этого безграничного таинства. Правильная ориентация в этом загадочном мире зависит от духа, благодаря которому человек и выбирает свои ориентиры.

Дух человека непрестанно желает безграничного, беспредельного, вечности, полноты жизни и всеми средствами стремится к одному: победить временное, ограниченное, приобщиться к вечному. Очевидно, что все культуры и занятия людей с самого начала истории сосредоточивались вокруг одного громадного усилия — победить смерть и тление, достичь бессмертия и вечной жизни.

Но что подталкивает человеческий дух к постижению безграничного? Если стремление к бесконечному — это плод внешнего влияния, особенно у слабых людей, то каким образом мы находим его у выдающихся философов? К тому же у них такое желание обнаруживается в большей степени. Все это свидетельствует о том, что стремление к бесконечности и вечной жизни заложено в природе человека, что оно является показателем его бессмертия.

Дух человека посредством своего знания, чувства и воли желает быть бесконечным, бессмертным и вечным. Эта жажда бесконечного, жажда бессмертия очень стара. Она находила свое выражение в многочисленных религиях, философиях и науках. Очевидно также и то, что это стремление к бесконечному не могло быть навязано человеку извне, потому что все, окружающее человека, является ограниченным и конечным, и следовательно, непричастным к вечной жизни и бесконечности. Стремление человека к бесконечности и бессмертию заложено в самой природе человеческого духа.

Человек полностью охвачен этим стремлением, потому что создан по образу и подобию Божию. Заложенное в духе человека богоподобие подталкивает его простираться к бесконечности Божией, тосковать по ней.

Для души, созданной по образу Божию, естественно любить Бога и стремиться к Нему как к своему Первообразу. Если мы положимся на опыт всего человеческого рода и рассмотрим человека в целом, то откроем, что стремление к бессмертию составляет главнейший элемент в основе человека, присущий ему онтологически. Как мы уже сказали, Всеблагий Бог, сотворив человека по Своему образу, вложил в человеческую природу стремление к Божеству со всеми присущими Ему проявлениями. Именно здесь—цель его безграничного стремления и источник его ностальгии, ибо человек не может по-настоящему удовлетвориться ничем, кроме Бога. Возвещая божественное совершенство как главную цель человеческого существования в этом мире, Господь наш Иисус Христос сказал: Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5, 48).

Богоподобие нашей природы имеет как онтологический, так и телеологический смысл. Онтологический смысл заключается в том, что богоподобие, заложенное в основе человеческой природы, является уже данным; тогда как телеологический — в том, что целью жизни человека определен Бог со всеми Своими Божественными совершенствами. Богопо-добие, стало быть, составляет суть человеческого существа. В бытии человека Бог является первым, а человек — вторым. Вообще, человек — это потенциально богочеловеческое существо, которое, руководствуясь своим богоподобием, должно уподобиться своему Творцу и таким образом стать действительно богочеловеческим существом, в котором некоторым совершенным образом человек будет объединяться со своим началом — Богом и будет жить в Его Божественном и безграничном совершенстве.

Но вместо того, чтобы боговидностью своей души напитывать всю свою жизнь, человек отступил от всего Божественного и без Бога приступил к таинствам, лучше же сказать к прелести, к обману этого мира. Тогда он повстречал в своей жизни непроходимые пропасти, трещины и разрывы.

Падение человека состоит в его восстании против богоподобной организации своего бытия. Человек оставил Бога и Божественное и сам себя заключил в одном лишь веществе, в нагом и хрупком человеке. Своим первым восстанием против Бога человек добился того, что частично изгнал Бога из своей совести, из своей воли, и остался в своей нагой человеческой природе, в так называемой «перстности», то есть гуманизме в буквальном смысле слова! Этот гуманизм и является именно тем всеобщим злом, основным и первоначальным человеческим злом. Но безграничное Божие человеколюбие не оставило Своего творения — человека. Оно не позволило ему полностью изгладить в себе черты богоподобия, свойства Духа Божия. Но остались они для того, чтобы существовать и в гуманистическом заблуждении под видом ностальгии о безграничном прогрессе, о безграничном знании, о безграничном совершенстве, о безграничном бытии, принадлежащем ему. Сознательно или нет, но всей своей гуманистической борьбой человек склоняется к тому, чтобы возвращать себе утерянные боговидные свойства. Отчасти он добивается этого настолько, насколько это необходимо для того, чтобы ощутить, что посредством лишь своей человеческой природы, без помощи природы Божией, дух его никогда не сможет этого достигнуть. В конечном итоге человек в глубочайшей своей гуманистической ностальгии с сильным воплем взывает к Богочеловеку.

Явление Богочеловека Христа в нашем мире было и естественным, и логичным, и необходимым. Лишь человеколюбивый Богочеловек может совершенно освободить от бед человеческий дух, дух, который стал недужным и безбожным. Важнейшие онтологические запросы и нужды человеческого бытия навсегда были удовлетворены в лице Богочеловека Христа. На все запросы и нужды человеческого духа, касающиеся горнего мира, Богочеловек отвечает как Бог, но по-человечески. А на те запросы и нужды человеческого духа, которые относятся к человеку и окружающему его миру, Он отвечает как Человек, но по-божески.

Все богочеловеческие свойства, существующие в природе человека, которые были подчинены тирании богоборческого гуманизма, освобождаются и становятся способными действовать во всей своей полноте. Человек, ведомый Богочеловеком, достигает полного совершенства и сам является совершеннейшим синтезом Божественного и человеческого, духовного и материального, настоящего и будущего.

Явление Богочеловека Спаса Христа не является чем-то неожиданным для нашей природы ни онтологически, ни психологически, ни исторически. Напротив, это явление удовлетворяет основные устремления и существеннейшие нужды нашей природы, жажду <…> и стремление к Божественному совершенству и вечной жизни. Господь, показывая, насколько Он необходим для человека, сказал, что только Он — единое на потребу (ср.: Лк. 10, 42), ибо Он самым совершенным, естественным, разумным и действенным образом разрешил проблемы человека. Он явил нам Бога, Который есть совершенная Истина, Благость, Справедливость, Любовь, Премудрость. Одновременно Он явил и безгрешного человека в его бессмертии и совершенстве. Таким образом, в Его лике мы увидели совершенного Бога и совершенного человека.

Господь наш Иисус Христос, как Богочеловек, был и есть совершенный человек, то есть человек без греха и страстей, без зла. Будучи таковым, Он бесстрашно мог вопрошать Своих злейших врагов: Кто из вас обличит Меня в грехе[35]? (ср.: Ин. 8, 46). И действительно, никто из них не мог указать ни на один Его грех.

Через воплощение Бога Слова в немощную человеческую природу вошла всесовершенная Божественная премудрость, всесовершенная Божественная разумность, всесовершенный Божественный ум. Слово стало плотию (Ин. 1, 14): это означает, что все трансцендентные Божественные достоинства вошли и внутренне соединились с человеческой природой, потому что родственны природе боговидной человеческой души. Все эти Божественные достоинства, воплотившиеся в человеке, приходят в совершенное единение с безмерной и превосходящей все ценностью — Богочеловеком Христом, и посему Богочеловек — это первая, величайшая, главнейшая и последняя ценность в богочеловеческом мире. В Нем самым естественным образом образовалось и сохранилось равновесие между Божественным и человеческим. В Нем в то же время была сохранена автономия и человеческого, и Божественного.

В богочеловеческом лице Господа нашего было осуществлено наиболее полное единство жизни здешней и жизни тамошней, ведения здешнего и ведения горнего, так же как и единство человеческого чувства и Божественного. Это означает, что и жизнь человека, и его мысль, и чувство перебросили мостик через бездну, зияющую между Богом и человеком, между настоящим миром и миром вечным. Он ясно ощущает в себе и постигает, что в нем осуществлен переход от смертного к бессмертному, от временного — к вечному, что смертное поглощено было жизнью (2 Кор. 5, 4). И хотя, живя во Христе, человек погружается в бездонные глубины и достигает необозримых высот, он не теряет ни своей человеческой сущности, ни своей личности, ни своего характера, но преобразуется в обоженного человека. Ни человек ни в чем не ущемлен по сравнению с Богом, ни Бог — по сравнению с человеком. Однако всем своим величием, возвышением и славой человек обязан Богочеловеку Христу.

Несмотря на то, что проблема добра и зла является наиболее мучительной и трудной для человеческой жизни и совести, она весьма успешно была разрешена в лице Богочеловека Христа. И произошло это не в теоретическом рассуждении, но осуществилось реально в богочеловечестве. Господь наш во всей своей жизни явился воплощением и вочеловечением бесконечного, сверхсовершенного, абсолютного блага. О Нем справедливо было сказано, что Он не сделал никакого греха, и не было лести в устах Его (1 Пет. 2, 22). Как единый безгрешный и всесильный Господь наш Иисус Христос дал Божественные энергии Своей благодати нашей природе, дабы и она могла возрасти до совершенства в Божественном благе и одержать совершенную победу над грехом и злом.

На протяжении всей истории человек неутомимо искал истину, на которую опираются, благодаря которой существуют все миры. Человек пытался разрешить эту проблему мифологически, философски, теистически, духовно и материально. Он не разрешил этой проблемы, потому что пытался это сделать, руководствуясь представлениями автономного и безбожного человеческого разума. Только в чудном Лице Богочеловека Христа открылась вся вечная истина, вся без какого-либо недостатка. И потому из Его уст вышло наиболее смелое заявление, которое когда-либо могло сделать человеческое существо: Я есмь истина (ср.: Ин. 14, 6). Это означает именно то, что только Богочеловек Христос есть настоящая истина как личность во всей Своей Богочеловеческой действительности и полноте. Ценностью, превосходящей все ценности всего мира, Христа соделывает то, что Он положил окончательное решение проблеме жизни и смерти, показав в Своем богочеловеческом Лице воплотившееся бессмертие и вечную жизнь. Он явил это через Свое Воскресение из мертвых и Вознесение к вечной жизни Божества. Своим Воскресением Он навсегда обеспечил нашей природе победу над смертью, а Своим Вознесением — бессмертие в вечности Трисолнечного Божества. Он, и только Он, имеет право сказать о Самом Себе: Я есмь воскресение и жизнь (Ин. 11, 25).

В Богочеловеке Христе и в Его свете у человека впервые отверзлись очи, и он увидел свет и постиг истинный смысл существования мира. Справедливо Господь сказал нам: Я — свет миру (ср.: Ин. 8, 12). В Богочеловеке Слове произошло выздоровление и обновление твари, которая стала недуговать и превратилась в хаос по причине присутствия и действия греха и зла. Поскольку Христос как Богочеловеческая Личность является высшей ценностью, Он вместе с тем есть и высший критерий всех подлинных ценностей. История нашей планеты не знает лучшего Бога, чем Христос, да и лучшего, чем Он, человека. Богочеловек явил одновременно и в полноте как Бога, так и человека. Посему не существует ни Бога без Богочеловека, ни человека без Богочеловека. В христианстве истина не является ни философским понятием, ни теорией, ни учением, ни системой учений — но живой богочеловеческой Ипостасью, историческим Иисусом Христом. Во Христе как в воплотившемся Слове вечная истина входит в мир. Потому в святом Евангелии сказано: истина произошла чрез Иисуса Христа (ср.: Ин. 1, 17). Если нас спросить о том, что есть подлинная и истинная жизнь, а что — лишь ее часть, то мы тотчас дадим ответ: [истинная жизнь — это] Личность Богочеловека Иисуса Христа. Личность, а не учение, отделенное от Его чудодейственной и животворящей Личности. В Нем жизнь обретает свой смысл, свою Божественную вечность. Как вечный Бог Слово, Он есть жизнь, поэтому только в Нем существует истинная жизнь, а там, где Он отсутствует, жизнь превращается в смерть.

Благодаря Своей всесовершенной личности безгрешный Богочеловек является для нашего рода единственно верным критерием жизни и святости, праведности и истины, премудрости и света. Он — Церковь во всей своей богочеловеческой полноте. Церковь является Самим Богочеловеком, простершимся на все века. Се, Я с вами во все дни до скончания века (Мф. 28, 20). Через Него тело Церкви растет возрастом Божиим (Кол. 2, 19) в меру полного богочеловеческого возраста (см.: Еф. 4, 13), ибо Им создано все (Кол. 1, 16). Силою Своей благодати Он таинственно ведет все члены Церкви к богочелове-честву, потому что это является главной целью и смыслом ее существования.

В богочеловеческом организме Церкви каждый верующий является живой клеткой и существует благодаря животворной Богочеловеческой силе Христовой. Христос как Богомужняя Личность неповторим, но как Богочеловеческая сила и жизнь Он непрестанно повторяется в каждом христианине, потому что каждый из нас является органическим членом Его Тела — Церкви. Живое и неизменное основание историчности Церкви именно в том, что Слово стало плотию (Ин. 1, 14).

Церковь всецело утверждена на исторической действительности Евангелия: Слово стало плотию. Это фундаментальная истина Церкви, ее основание. Потому Церковь по всему и во всем есть прежде всего богочеловеческий организм и лишь потом богочеловеческая институция. Исповедуя Богочеловека, Церковь исповедует и подлинного, истинного, цельного, боговидного человека, потому что вне Богочеловека нет истинного человека.

В Церкви побеждается время, ибо здесь нет смерти, а прерывание земной жизни не прерывает связи поколений. В Церкви прошлое — всегда настоящее. Но и настоящее в ней всегда настоящее для всегда живого прошлого, ибо Богочеловек Христос вчера и сегодня и во веки Тот же (Евр. 13, 8). Православная Церковь придерживается сохраненного в своей чистоте учения Богочеловека Христа, не отступая от понимания богочеловечества святыми Апостолами и Вселенскими Соборами. Человек православной, апостольской и святоотеческой веры ощущает и знает, что лишь православные суть помощники Святаго Духа.

В одном из своих писем (от 21 января 1965 года) отец Иустин (Попович) пишет: «Священное таинство Дня Святаго Духа, Пятидесятницы, заключается в следующем: дух человека должен исполниться Святаго Духа и благодаря ему стать совершенным, то есть освятиться и обожиться Им. Это святое таинство непрестанно происходит в Церкви Христовой, и потому Церковь — это поистине непрерывная Пятидесятница <…>. С самой Пятидесятницы, со Дня Святаго Духа каждая боговидная душа в Церкви Христовой — это неопалимая купина, которая непрестанно горит и распаляется в Боге и к Богу так, как будто огненный язык всегда находится на ней и в ней».

По причине всего вышесказанного Церковь Апостолов, Церковь мучеников, исповедников и всех других чинов святых и верующих непоколебимо исповедовала и защищала прежде всего богочеловечество Господа Иисуса, Его чудную и незаменимую богочеловеческую Ипостась. Церковь, проявляя милостивое снисхождение к грешникам, всегда неумолимо и решительно отвергала всех тех, кто каким-либо образом отрицал или искажал богочеловечество Христово. В исповедническом терпении она всегда готова охранять свое сокровище, свою Главу — воплотившегося Бога Слова.

 

Гуманизм — новый Зевс европейского пантеона

Истина принуждает нас к искреннему публичному высказыванию на важные и достойные внимания темы. В упорных размышлениях, следуя неложным суждениям наших богоносных отцов, особенно же столпа нашего Православия отца Иустина (Поповича), мы провели анализ того правильного и здравого, что осталось в падшем и смертном человеке, дабы найти достойное и истинное решение. В шумном и многоплачевном жернове смерти, в котором человек непрестанно размалывается и пережевывается, слышны лишь подобающие ему стенания, а не восхваления и славословия. Наш разговор пойдет о европейском мировоззрении и его философских системах, то есть о сокрушенных древних идолах, которых упорно пытаются воскресить под новым образом и обличьем, а главное — под прикрытием новой идеологии.

На протяжении тысячелетий человеческий род стенал под игом варварских поработителей, а диавол в личине божества мучил свою плененную жертву — человека. И вот, когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего, Который родился от жены, подчинился закону, чтобы искупить подзаконных (ср.: Гал. 4, 4–5). И, с одной стороны, спасительное для мира домостроительство соделало свободу и спасение человека, но, с другой стороны, неусыпный и неумолимый враг и сеятель плевел диавол не перестал искривлять прямые пути Господни. Он с самого начала стал сражаться с истиной — Церковью чрез князей века сего, настаивавших на поддержке уже ниспровергнутых идолов, и свидетели истины щедро принесли свою кровь. Тиран, выбившись из сил при первой своей попытке, тотчас сменил декорации и начал войну с Церковью посредством различных ересей, которые на протяжении веков терзали ее. Церковь же таинственно и невидимо была укрепляема своим Основателем через благодать Пресвятаго Духа. Действительно, можно ужаснуться при ближайшем рассмотрении тех страшных бедствий, которые испытали подлинные питомцы и пастыри Церкви из-за воинствующих ересей, изобретателем и покровителем которых был сам диавол, действовавший посредством своих послушных орудий. Яростное сражение с верующими и Церковью началось, конечно, уже с дней святых Апостолов. Кроме ересей, губитель диавол не скупился сеять и иное зло. Приверженцев христианской веры он пытался при помощи фальши увлечь в прелесть, а на тех, кто был далек от нее, он нападал по-иному, предлагая новые божества и идеи. Потому и ныне мы имеем различные теизмы, не прекращающие бичевать истину. Наиболее близкой к православию псевдорелигией является ислам. Он поистине как Богом попущенное бедствие уже на протяжении тысячи четырехсот лет и до сего дня непрерывно бичует Церковь. Он стал причиной перехода миллионов героев веры и мучеников из сражающейся Церкви в Церковь торжествующую.

Безусловно, всякое уклонение людей и целых народов от открывшейся истины бедственно и достойно многого плача. Но уклонение от истины, рождающееся и пребывающее внутри, подлинно трагично. Между различными народами, отличающимися друг от друга идеологией и образом мыслей, на уровне человеческой природы нет различий. Но среди европейских народов, имеющих родственное происхождение и похожие религии, разделения и зло поистине ужасны, потому что им воссияло правое благочестие. Многие города и страны старого континента прославлены сонмом мучеников и исповедников.

Это краткое обращение к корням и идеям европейского заблуждения сделано ради господствующего сегодня, как и в прошлом, трагического оскудения правой веры, из-за чего потерпели прискорбное крушение многие, не оставив себе хотя бы слабой надежды вернуться на твердую землю. Заимствуя суждения и размышления о Западной церкви, сделанные беспристрастно и объективно Его Высокопреподобием видным богословом отцом Иустином (Поповичем), я с болью буду описывать господствующее искажение истины и упрямство тамошних духовных наставников, которые, по слову Писания, и сами не входят, и входящим препятствуют[36]!

В Западной Европе христианство постепенно искажается гуманизмом, которому поклоняются как некоему божеству. Задолго до этого духовные вожди Западной церкви умалили Богочеловека Спаса Христа и в конце концов низвели Его до уровня просто человека,— о нечестие! — непогрешимого [единственного] человека в католицизме и, ни больше ни меньше, непогрешимого [любого] человека в протестантизме. Так появился, с одной стороны, западный «христианский гуманизм» (максимализм — примат папы, отнявший у Христа все), а с другой — западный гуманизм протестантов (минимализм, требовавший от Христа самую малость, если не сказать — ничего).

Но в обоих случаях как высшая ценность и последний критерий на место Богочеловека становится человек. Так произошло прискорбное искажение Богочеловека, Его дела и учения!

Папизм постоянно и настойчиво пытался заменить Богочеловека человеком, доколе в догмате о непогрешимости папы Богочеловек не был полностью заменен непогрешимым человеком. Этим сатанинским догматом решительно и с очевидностью человек папа провозглашен не просто бОльшим, чем непогрешимый человек, но большим святых Апостолов, святых отцов и Вселенских Соборов. В этом отступлении от Богочеловека, от Кафолической Вселенской Церкви папский максимализм превзошел и самого Лютера — создателя протестантского минимализма.

Пусть не обманывается папизм, воплощающий в себе максимализм «христианского» гуманизма. Он как раз и является радикальным протестантизмом, потому что перенес основание христианства от вечного Богочеловека к ограниченному и смертному человеку и провозгласил это своей главной догмой, центральной истиной, своей величайшей ценностью, соделал это мерой и критерием. В самом деле, протестантизм — это не что иное, как индивидуализированный папизм, основополагающее начало которого — «непогрешимость человека» — применено к жизни каждого человека в отдельности. По образцу «непогрешимого человека» Рима каждый протестант становится «непогрешимым», ибо претендует на личную непогрешимость в вопросах веры, в то время как в Риме этим обладает лишь папа. С этой точки зрения можно сказать, что протестантизм — это вульгаризированный папизм, лишенный только масштабов папского авторитета и власти.

Сказанное может показаться странным, но это так. Это с несомненностью доказывает историческая действительность. Западное христианство по своей сути является наиболее радикальным гуманизмом, потому что человека оно объявило непогрешимым, а богочеловеческую религию преобразовало в религию гуманистическую. Доказательством этого является тот факт, что в Риме и его Церкви Богочеловек был изгнан с Небес, а на Его место был поставлен Его заместитель — «Vicarius Christi»[37]… Какое трагическое безрассудство: везде присутствующему Господу и Богу определяется наместник и заместитель!

Так произошло замещение воплотившегося Бога, «разбоговочеловечение» Богочеловека, Спасителя всех миров одним каким-то ничтожным человеком. Западный религиозный гуманизм везде присутствующего Богочеловека провозгласил отсутствующим в этом мире и определил Его заместителя в лице непогрешимого человека.

Все это приводит к выводу о том, что гуманистическое христианство поистине является наиболее решительным протестом против Богочеловека. Христианство, сведя себя к гуманизму, безусловно, овеществилось, если не сказать погибло. В обанкротившемся европейском гуманизме без преувеличения можно усмотреть обращение к древнему политеизму. В поддержку этой тенденции раздаются голоса европейских гуманистов. Здесь, как мы полагаем, вполне уместно горестное восклицание пророка Иеремии: проклят человек, который надеется на человека (Иер. 17, 5).

Если обобщить все фазы развития и изменения гуманизма, ставшего уже международным явлением, то можно смело утверждать, что основная его цель — изгнать Богочеловека с земли на Небо, ибо главное для гуманизма — чтобы человек оставался высшей ценностью и последним критерием. Христианство же стало христианством благодаря лишь Богочеловеку, Его Богочеловеческой истине и Бого-человеческому руководству. Это основополагающая истина, в которой ничем нельзя поступиться. Этим определяется вся христианская система ценностей и критериев.

Христос как Богочеловек — это высшая ценность и непогрешимая мера. Никто не может быть христианином без веры в Богочеловека и в Его Богочеловеческое Тело — Церковь. Все старо под солнцем, кроме Личности Богочеловека Христа. Она, по слову преподобного Иоанна Дамаскина, есть «единственно новое, вечно новое под солнцем»[38]. Она делает Новый Завет и его истину всегда новыми и вечными. Потому Евангелие всегда и везде одно и тоже: и для людей на земле, и для Ангелов на Небе. С чисто онтологических позиций Богочеловек — это не чудо, а необходимость для такого мира и такого человека. Потому святое Евангелие и говорит, что воплотившийся Бог Слово пришел к Своим (Ин. 1, 11). Это доказывает богоподобие человеческой души. И снова сказано: мы Его и род (Деян. 17, 28). Это сказано о нашей богоподобной душе. Также сказано, что Бог Слово — это свет миру (Ин. 8, 12; 9, 5), Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир (Ин. 1, 9). Мы, исповедуя Богочеловека, опосредованно исповедуем христоподобие своей природы, свое божественное происхождение, величие своей природы, ценность и святость своей личности. Если это не так, то по какой причине мы свои для Бога Слова, почему мы — род Божий?

По сути, борьба за Богочеловека есть борьба за человека. Стало быть, правы не гуманисты, описывающие смертность и суетность человека, а люди богочеловеческой веры и жизни, борющиеся за подлинного человека — человека богоподобного и христоподобного. Только благодаря богочеловеческой силе христианство является солью земли. Но если оно растворится в различных гуманизмах, то станет солью, потерявшей силу, которая, по слову Господню, уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям (ср.: Мф. 5, 13).

Всякое усилие, всякая попытка подчинить христианство духу века сего — с его быстрыми переменами исторических эпох, политических партий и государственного строя — отнимает у христианства самую существенную его ценность, которая и соде-лывает христианство по праву единственной богочеловеческой религией в мире.

Выдающаяся миссия Церкви Христовой в мире, Церкви Апостольской и Православной, заключается не в сообразовании Богочеловека Христа с духом каждой эпохи, но в сообразовании и приспособлении эпохальных течений с духом вечности Богочеловека Слова и Спасителя человечества.

 

Меж двух арианств

С какой бы точки зрения мы ни посмотрели на настоящий мир, он представляется нам загадочным. Две великие тайны добра и зла непрестанно борются друг с другом в нашем мире, особенно же в человеке. Если бы человеколюбивый архитектор Господь не поддерживал равновесия, мир давно низвергся бы в хаос. Одно из двух таинств, таинство зла, искусственно привлекательное, околдовывает свои жертвы, возбуждая в них влечение к злому, и тогда жертва—человек — с воодушевлением приводит сам себя в заблуждение, как бы принося себя в жертву всесожжения. Другая тайна, тайна добра, порицаема и заплевана здесь, на земле. Посему любители тайны добра обретаются в меньшем количестве, в то время как любители зла во всяческих проявлениях гораздо более многочисленны. Тайна добра была бы давно погребена, если бы Христос не восстал из гроба и не явил бы в Своем Воскресении Свой чудный Лик и притягательную красоту.

В войне зла с добром малое зло противостоит малому добру, а большому добру — большее зло. Против слабых борцов за добро враг посылает своих воинов, а навстречу Богу добра — Господу нашему Иисусу Христу — исходит сам сатана. Вся война ди-авола против Христа имеет одну цель — развоплотить Богочеловека, изгнать Бога из человеческого тела, из материи и получить полное господство над веществом. После своего падения вещественная природа жалобно стенала, чая искупления и свободы, доколе человеколюбивое Слово Божие, приклонив Небеса, не сошло как единственный ее Спаситель. Не терпя этого, глубинный змий диавол с яростью простирается на борьбу против спасшего Свое творение Искупителя Христа и Его Тела — Церкви. Цель этой борьбы — показать, что Христос — не Бог, а простой и слабый человек. Этим он добивается того, чтобы удержать людей от веры во Христа, Который один лишь может победить бога зла — сатану. Эта стратегия сатаны развита гениально. Отовсюду он нападет на Христа, на Его святое Тело — Церковь.

Сатана и раньше и теперь воевал и воюет со Христом через многих людей: Ирода, Нерона и его преемников, но более всего через Ария! Нерон и иже с ним сражались с Церковью извне, а Арий — изнутри. Нерон вместе с римскими императорами-гонителями умерщвлял учеников Христовых и их преемников, а Арий пожелал умертвить Самого Христа. Если бы у Иуды был соратник в его гнусном преступлении, то это был бы Арий. Сатана вышел из богоубийцы и самоубийцы Иуды и вошел в Ария, и ни через какого иного человека он не действовал столь результативно, как через него.

Как вы думаете, какова главная мысль Ария? Рыдай, солнце, и стенай, земля! «Христос не Бог, но тварь, посредством которой Бог сотворил все. Стало быть, было время, когда Его не было.» Это он говорит в своем труде «Фалиа».

«Как следствие, такая хула этого ересиарха восстановила против него всех подлинных исповедников христианской истины. Никакое гонение, никакая беда так не сотрясала Церковь, как арианство, потому что это было больше всех гонений. Арий из Христа изгоняет Бога. Великий ужас. Если Христос не Бог, то для чего существуем на этой планете мы, люди? Для чего существует этот мир, для чего человеческое тело или душа человека? Либо Христос — Бог, либо мир этот — фабрика призраков и страхов. Нет спасения, если Христос не Бог»[39]. Церковь наша единодушно встала на защиту своего Господа на Первом Вселенском Соборе и противопоставила этому исчадию ада и его сатанинскому злохулению свое соборное, апостольское и православное учение, апостольское и святоотеческое сознание, православную веру и опыт, наше сохраненное в целости и чистоте Священное Предание.

Святой Собор не создал чего-либо нового, но просто изложил древнюю веру и учение Церкви, хранимое свято и праведно в благодатной жизни посредством Всесвятаго Духа. Соборная вера и учение Церкви получили свое выражение в Символе веры, а особенно же в полновесном слове «единосущный». «Христианское понимание жизни, по сути,— это развитие музыкальной темы, которую составляют догматы, то есть догматика. А что есть догматика? Развернутое истолкование Символа веры. А что есть Символ веры? Да не иное что, как разросшаяся крещальная формула: "Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа". Ну а последняя-то уж, несомненно, есть раскрытие слова "единосущный". Термин "единосущный" выражает собою это антиномическое зерно христианского понимания жизни, это единое имя — "Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа", а не "Во имена" трех Ипостасей»[40]. Наши духоносные отцы суть христианства определили наиболее подходящим словом, потому что «приемше умное сияние Святаго Духа»[41], они открыли тайну Богословия и «ясно предали Церкви»[42], как поется в нашем молитвословии. Таинство же это состоит в том, что «Христос есть истинный Бог, единосущный Богу Отцу, и посему Спаситель, посему Искупитель, посему Господь».

Если проанализировать, чем является и откуда происходит арианство, то найдем, что в своей метафизической сути оно укоренено в сатанизме, а с психологической стороны относится к рационализму. Арианство — это неудачная попытка в качестве мер познания Бога и Христа использовать приемы и средства человеческой философии. Таким образом человеческий ум становится мерою в богочеловеческом деле Христа, совершаемом благодатью. Делается попытка рационалистическими законами, категориями аристотелевской логики заменить христианские законы Святаго Духа. Наш Господь, воплощенный Образ Отца, был гоним с самого Своего рождения по человеку. Диавол думал, что, прервав жизнь Христа на земле, он уничтожит и цель спасения мира. На это он и был пойман, согласно высказыванию философов: «Пленен пленить желающий».

Жизнью во Христе[43], как у апостола Павла, отцы Церкви назвали обожение. Обожение является окончательной целью и главным содержанием жизни во Христе. Диавол, проповедуя через Ария, что Христос есть тварь, отменял цель спасительного для мира домостроительства. Поэтому невозможно было даже помыслить о каком-либо освящении, воскресении или спасении твари, стенающей и сокрушенной тлением и смертью. Вся тварь, подчинившись тлению, проводила жизнь в стенаниях, ожидая свою свободу и исцеление от Единого Могущего спасти ее. Когда пришла полнота времени, это совершилось через самоумаление Искупителя.

Гениальная стратегия сатаны наметила для себя главную цель, то, благодаря чему спасалась тварь, и искусно повернула свою войну против нее. Слово Божие через Свое воплощение не только спас тварь от тления и смерти, но и сотворил ее сотелесной Себе. Средством спасения здесь является правильная вера творения в Личность Искупителя как единосущного Отцу и Святому Духу, а следовательно, и как Бога, могущего спасти вселенную. Потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее (Рим. 8, 20). Итак, тварь ожидала Искупителя, чтобы Он вернул равновесие. Диавол, видя, что спасение осуществляется через веру творения в Спасителя Богочеловека Христа, измыслил отступление, провозгласив через богоборца и христоубийцу Ария, что Слово Божие не единосущно Отцу и, стало быть, по природе не Бог, но простая тварь, как и остальное творение. Обманщик диавол, заимствуя изречения Писания и толкуя их по своему умыслу, без труда увлекал в свою прелесть простецов. Так спасению полагалось препятствие, а Церковь сотрясалась в своем основании. Если Христос — не Бог и не единосущен Отцу, то все на свете отвратительная суета и жалкий призрак! Этим диавольским козням единодушно противостали наши святые отцы и на Первом Вселенском Соборе ниспровергли эту мерзкую хулу, но дракон из бездны не прекратил своей войны.

Упорно противодействуя и после первого своего поражения, диавол повторяет свои удары с еще большей точностью и изощренностью. Через Ария враг упразднял Божество Богочеловека Христа, представляя Господа не могущим спасти человека, потому что якобы Он не является Богом. По прошествии многих лет, около 1330 года, враг подготовил другой свой избранный сатанинский сосуд — Варлаама из итальянской Калабрии, воспитанника латинской идеологии. Этот мнимый ученый или, скорее, рационалист, желая изучить духовное делание афонских отцов-исихастов, которые, следуя святоотеческой традиции, подвизались в созерцании, преуспевая в Господе,— споткнулся о непреодолимое препятствие, подвергнув рационалистическому толкованию Божественные свойства Божественной благодати и энергии. Божественную благодать он называл тварной, а преподобных отцов — прельщенными.

Вопрос этот не был простым, а брань — явной. Это была сатанинская подспудная война. Исподволь подкралось новое арианство, незаметное особенно для простого люда и явное лишь для просвещенных Духом Божиим великих подвижников Афона, следующих святоотеческой традиции, которые и были целью губителя. Арий снова на сцене, но в ином, более тонком обличий. Христос ли тварь, или тварна Его благодать, результат один и тот же, одно и то же приобретение для изобретателя этого заблуждения диавола. Возможно ли, чтобы тварь стала спасительницей твари? Если Богочеловек Христос есть Бог, тогда и благодать Его нетварна и Божественна. Иначе как Он будет творить и возрождать тварными и ограниченными средствами?

Богодухновенный великий богослов и афонит Григорий Палама вскрыл и опроверг эти диавольские заблуждения неоарианства, нарушившие церковный мир и причинившие изрядное беспокойство исихастскому движению наших отцов. И снова воссияло наше Православие, что, однако, не означает усталости врага или прекращения им невидимой брани. Чем более наша культура отрезает себя от богочеловеческой сущности и миссии, тем более она сплетается с рационалистическими системами человеческой философии, и именно это и является гуманистической космологией: «Мера всего — человек». Корни этого мировоззрения находятся в первом арианстве, но его плоды и ветви — в последнем, то есть в непогрешимом европейце. Третьим решительным ударом по Богочеловеку и Его делу стало современное неоарианство. Первое не принимало Божества Христова, второе — Божества Его благодати, а третье — и последнее — совершает страшное: вовсе изгоняет Всеблагого Спасителя Христа от Его творений и заключает Его на Небе, потому что здесь, на земле, официально утвердил себя самозванный «викарий Христа». Он постоянно берет на себя дело спасительного домостроительства и в письменных обращениях, и по радио, и кто знает, какими еще средствами он воспользуется в скором времени!

А уж если Ватикан способен произвести непогрешимых людей, то излишни и церковная иерархия, и Вселенские Соборы, и все священные каноны, которые формируют и сохраняют богочеловеческое Тело и устройство Церкви. Все будет зависеть от суждения непогрешимого европейца-гуманиста! По мнению выдающегося богослова отца Иустина (Поповича), решение Ватикана провозглашать каждого папу непогрешимым является всеересью. Православие будет непрестанно бичевать ее, доколе Ватикан в искреннем покаянии не исправит свое преступление.

Каждое из пречистых и всесвятых страданий Господа было образом благословения и освящения стихий природы. Авраг верил, что через страдания воспрепятствует Ему достигнуть цели. И в то время, когда диавол при этих страданиях выражал свою неугасимую ненависть к Спасу Христу, Господь страдания Своей плоти претворял в целебный бальзам адамовых ран. Не первозданные люди получили предполагаемое равенство Богу и почести, которые обманщик пообещал им, а Господь претерпел уничижения, оплевания и заушения. Вместо остальных почестей, о которых мечтало преслушание, Он облекся в одежду поношения и терновый венец. За руки, простертые к запретному плоду, Господь предал Свои руки на пригвождение и Свои ноги — чтобы исцелить шествовавшие к преслушанию ноги прародителей. За ребро — праматерь Еву — Господь приял прободение в Свое всесвятое ребро. За вкушение плода Господь вкусил уксус и желчь, за обнажение первозданных от Божественной благодати после преслушания Господь наш приял обнажение на Кресте воинами. Наконец, смертью Своею Он освятил воздух, вознесшись на Крест и находясь некоторым образом меж небом и землею. Своим погребением Он освятил землю, схождением во ад Он освободил от века погребенных, а Воскресением исполнил всю цель и намерение Своего истощания, вернув твари равновесие.

Воплощение Бога Слова, цель которого — освящение творения, было в замысле Божием еще до создания мира. Значит, ни злоба диавола, ни злоба людская не причинила Божественному домостроительству никакого вреда. Господь восхотел воплотиться и пострадать от слуг диавольских. Но это не оправдывает тех, кто сам искушал Господа. Потому и Христос, шествуя на Свои страдания, сказал: впрочем Сын Человеческий идет, как писано о Нем, но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается (Мф. 26, 24). Поскольку сатане по причине явления Бога

Слова не удалось расстроить замысел Божественного домостроительства, потому что совершилось спасение человека, то теперь он пытается лукавыми средствами и ложью воспрепятствовать соделанному спасению. Иудеев он убедил кричать: возьми, возьми, распни Его[44]! и хотим не Его, а Варавву разбойника[45],— чтобы изгнать, отдалить Спасителя от людей и помешать спасению, помешать исполнению Божественного замысла. Не преуспев в этом, обманщик не отчаивается, но действует с той же яростью и враждебностью, чтобы лишить людей возможности достигнуть спасения, дарованного Господом через Свое Воскресение. Тогда он убедил верхушку власти не верить во Христа как в Спасителя, клевеща на Него как на заблудшего и грешника,— а теперь он с таким же остервенением искажает правые догматы Церкви и веры, желая, как и раньше, воспрепятствовать спасению людей. Тогда были первосвященники, книжники и фарисеи. Теперь на их месте еретики и люди, впавшие в прелесть, развращенные умом (2 Тим. 3, 8). Сатанинские приемы неизменны, только в разные времена у них различные названия. И образ мыслей, и сами мысли все те же.

Всякое отклонение от истины принадлежит одному из двух полюсов, между которыми движется диавол. Один из полюсов — это философия, воспринимаемая как единственное основание как мысли, так и дела; второй — языческая идеология и оккультизм. Арианство относится скорее к первому, потому что его создатель Арий самого себя ставил в один ряд с выдающимися философами. Опираясь на аристотелевскую логику он своим грешным умом желал постигнуть Божественное естество во Христе. Как ореховая скорлупа может объять непостижимое, невыразимое, недомыслимое, пребожественное? Афанасий Великий, который, по мысли наших отцов, а особенно святителя Григория Богослова, был «оком Вселенной», говорил: «Бог, Который может быть постигнут, не есть Бог». Вот эта мысль сего великого отца достойна всякого внимания. Руководствоваться своим умом в центральном догмате веры неминуемо означает впасть в соблазн и в конечном итоге — в ересь. Арий для подкрепления своего превратного мнения привлекал тексты Священного Писания. Но разве сам диавол в качестве приманки в свои сети не использует ошибочно понимаемые места из Писания? И арианство, носимое вихрями растления, употребляет этот прием, представляя Христа «полубогом» и впадая в язычество.

Как человек своим помраченным грехом умом может измерить Триипостасного? Как он может, говорю, познать безгранично совершенного Бога, добровольно принявшего образ раба, познать Его как Богочеловека? Зрящие зрят верою, верою шествуют и верою живут. «Что еще во мне, кроме веры, может обрести и познать Бога во Христе?»,— говорит Афанасий Великий. Даже при изучении Священного Писания и подлинном христопознании «необходимы чистая жизнь, здравая душа, добродетель по Христу, чистый ум и подражание житию святых»[46]. Лишь святые Божьи люди, которых мы, как возродивших нас духовно, справедливо называем отцами, которые посредством плодов Святаго Духа преобразили самих себя и благодатью соединили свой ум с соборным и святым разумом Церкви Христовой, только они стали «трубами Духа и провозгласили таинство богословия», таинство Ипостаси Богочеловека Христа.

Если быть искренними, то арианство до сих пор еще не погребено, вопреки мнению многих людей. Наоборот, нынче оно в моде более, нежели в прошлом, и уж точно более распространено. И где же еще, как не в состарившейся во зле Европе? Если рассмотреть европейскую культуру в ее совокупности, то увидим, что это не что иное, как рационалистический гуманизм. Если все регламентирует человеческое знание и только знание, то как можно выйти из тесных и смертных человеческих рамок, чтобы достигнуть трансцендентного и пребожественного действия Бога Слова? Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил (Ин. 1, 18). Вот самое суетное дело, которое когда-либо предпринимал человеческий ум: описать и определить Божественное естество в узких человеческих рамках! Вот откуда ереси и арианство. На ереси своего арианства Европа заквасила всю свою философию, свою науку, свою культуру и религию. Везде и систематически Христос низводится до простого человека, все время развоплощается, что и является целью арианства. Философия Канта, построения Бергсона, являющиеся официальными выразителями европейской культуры, характеризуют Богочеловека Христа как простого мудреца, выдающегося человека и общественного учителя, но никогда как исключительно Богочеловека. Это выжимки арианского учения о Христе. И протестантизм во многих своих представителях далеко превзошел и арианство, и самого Ария. А разве этика папства лишена арианства? Безумный произвол папского церковного начальства осквернил вульгарным арианством большую часть европейских народов, особенно интеллигентскую прослойку.

Измеряя все самим собой, европеец отвергает все, что шире, больше, что беспредельно превосходит человека. Такими мерками умаляется и бесконечно совершенный Бог, ибо клещи греха сжимают гордый ум, и он не видит и не признает никакой иной действительности, большей его самого. Эту черную паутину европейского рационализма разрывает лишь превосходящий ум подвиг веры в Богочеловека Христа, подвиг, открывающий ум для беспредельной действительности. Первый Вселенский Собор раз и навсегда определил роль ума в истолковании личности Богочеловека Христа. Роль его — послушание. В христианстве руководство совершается верою, а ум подчиняется, руководится. Ведение — это плод веры, которая приводится в действие любовью и возделывается в надежде.

Современный европейский релятивизм не мог не последовать за арианством, потому что метафизический релятивизм породил и релятивизм нравственный. Нет ничего абсолютного ни в том, что выше мира, ни в мире, ни вокруг мира или человека. Но и от этого новейшего релятивизма, как и от ветхого арианства, спасает только вера в Богочело-вечество Спасителя Христа, в Его единосущие с Богом Отцом. Спасает именно эта чудесная истина: «единосущный». Каждый верующий может испытать свою веру, насколько она правильна, сравнивая ее с Символом православной веры. Наше Православие всегда и везде остается тем же самым, потому что оно является религией Откровения, религией богодухновенной. Оно никогда не модернизируется и не развивается. Как в древности православное учение победило древнее арианство, так ныне оно побеждает современное европейское арианство. Побеждает своей апостольской соборной верой, данным от Бога святоотеческим всеоружием, соборностью. Соборность — это его единственное непобедимое оружие. Римокатоличество, потеряв соборность, само заразило себя арианством! Православие действительно Христово, потому что оно по-апостольски свято и по-святоотечески соборно. Отступление от основания соборности ради разрешения церковных проблем является отступлением от Христа, Который, как вечная Истина, ведет к вечной жизни. Претворение православного человека в соборного посредством разнообразных в благодати подвигов и таинств, через которые освящается его сердце, вместе с молитвой «со всеми святыми» погружает его в сладкое чувство любви Христовой. Просвещение Божественной благодатью, получаемое в соборной Церкви, освящает ум и мудро противопоставляет всякому виду зла соответствующую добродетель. Смиренномудрием отменяется себялюбие, а потом упраздняется всякое неразумное движение и страсть ветхого человека.

 

Следствия «непогрешимости» европейца

Бесспорно то, что человек — самое таинственное и загадочное, после Бога, существо во всех известных и мысленных мирах. В таинственных глубинах и широтах человеческого бытия существуют и вращаются несовместимые противоположности: жизнь и смерть, добро и зло, Бог и Его супостат и все, находящееся в них и вокруг них. Всеми доступными средствами человек от самого своего создания до сего дня пытается разгадать загадку своего бытия. Посредством религии, философии, науки и культуры он пришел к ошибочным выводам. Плодом его мук и трудов стало созданное им для самого себя высочайшее божество, которое он предложил в качестве единой ценности и единого критерия. Но мерою для этого высочайшего божества является, к сожалению, сам человек! О, горе! — человек не решил своей задачи! Да и что он может решить, эта жалкая жертва всякого несчастия и всякого бедствия, непрестанно перемалываемая жерновами смерти? Мы приходим к справедливому выводу, что «его божественное величество человек» не разрешил проблемы, потому что, измеряя собою и самого себя[47], и мир, он не понял ни себя, ни мира. Какая поистине суетная вещь! Каков же результат? Душераздирающий вопль, устрашающее признание великого анатома человеческой личности апостола Павла: я ничего о себе не знаю[48] (ср.: 1 Кор. 4, 4).

Я ничего не знал и не знаю. Что есть человек, что — Бог, что — смерть, что—жизнь? Единственное, что я реально ощущаю: я жертва, жалкая жертва, раб и пленник всякого зла и на века раб диавола. Все человеческое во мне послужило приношением, чтобы соткано было тело, тело смерти, и каждый человек стал, к сожалению, общником этого тела смерти!

Человеческими средствами найти выход из этой трагической ситуации невозможно, и справедливо великий Павел с плачем говорит: Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти? (Рим. 7, 24). Но благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, благословивший нас во Христе всяким духовным благословением в небесах (Еф. 1, 3), ибо поистине никто, кроме Господа нашего Иисуса Христа, не мог нас спасти и даровать нам несравненно больше того, о чем мы просим, или о чем помышляем (ср.: Еф. 3, 20). Сладчайший наш Иисус,— абсолютный центр нашей любви, Богочеловек, победивший смерть Своим Воскресением,— разрушил тело смерти как онтологическую действительность, искупил человеческий род от смерти и даровал ему вечную жизнь, вечную истину, вечную справедливость, вечную радость и все Божественные и вечные блага, которые мог даровать лишь Он как Бог любви.

Бог Слово, как истинный Бог и Человек, как единственный Богочеловек, действительно единственно совершенен. Поэтому Он является высшей ценностью, последним критерием для человека во всех проявлениях его телесного и духовного существа. Только в Богочеловеке человек впервые увидел самого себя совершенным и вечным, познал самого себя во всех своих измерениях. Здесь — новое ценностное и гносеологическое начало всего человеческого рода: «Мера всего — Богочеловек». Но, к сожалению, древний языческий идол, пантеистическое «Мера всему — человек» царствует и господствует на большей части политеистического и нехристианского мира. Богом посланный и богомудрый Павел, подлинный знаток сущности вещей, разделяет все философии на две группы: на философию по человеку и по Богочеловеку. Важнее всего лишь ипостась Бога Слова. Это ясно исповедали и богомудро изъяснили святые богоносные отцы Четвертого Вселенского Собора в Халкидоне. В Богочеловеке Христе человек достиг своего совершенства, усовершенствовал свою душу, свое сознание, свою волю, свой ум, свое сердце и тело, одним словом — всего себя. Благодаря этому человек стал важнейшим и достойнейшим любви чудом. Человек, изначала сотворенный как Богочеловек в потенциале, может, прилагая свои усилия внутри Церкви, уподобиться Богу. Посредством благодати он может соделать свой ум христовидным, чтобы сбылось слово Павла мы имеем ум Христов (1 Кор. 2, 16), чтобы все его свойства преобразились Божественной благодатью, преобразились по подобию Богочеловека Христа. Как освященное тело, он может говорить: Тело для Господа, и Господь для тела (ср.: 1 Кор. 6, 13).

Вне Богочеловека нет человека, но всегда получеловек, негодяй, «нечеловек». Неоспоримая истина гласит: без Богочеловека смиренный человек всегда жертва смерти, раб греха и его родителя диавола. И по необходимости без Богочеловека и вне Богочеловека человек подвергается опасности стать подобным диаволу, ибо грех — это одновременно сила и образ диавола. Если человек попадет в плен греха и безумных страстей, то добровольно становится родственником диавола. Кто делает грех, тот от диавола (1 Ин. 3, 8). Главная цель сатаны—лишить человека его богоподобного свойства, лишить его богочеловечества и превратить в существо, во всем подобное себе. Гуманистический антропоцентризм является, по сути, диаволоцентризмом, ибо его адепты желают того же — голого индивидуализма.

Во главу всего гуманизм поставляет человека. Все европейцы, от первобытного до самого утонченного, от фетишиста до паписта, опираются на веру в человека в его психофизической и эмпирической данности. Каков же вывод? Человек — это величайшая ценность, всеценность, высший критерий, все-критерий: «Мера всему —человек». Это —исходное утверждение гуманизма любой разновидности и проистекает оно, в конечном счете, из идолопоклонства и политеизма. Все это продукты европейского Возрождения. Все философские, религиозные, общественные, научные, культурные и политические круги стремились и всегда стремятся, осознанно или нет, заменить веру в Богочеловека верою в человека. Если сказать кратко, они стремятся заменить жизнь по Богочеловеку жизнью по человеку.

Все это происходит на протяжении веков в одной непрерывной брани человека с правдой и любовью Божией, посредством которых Божественная всеблагость соделала обожение человека, спасение его от гибели. Наконец в 1870 году на Первом Ватиканском соборе это вылилось в догмат о непогрешимости человека — папы! С тех пор этот догмат стал центральной артерией католицизма. Он имеет вселенское значение для гуманистической Европы, особенно в наши апокалиптические времена. «В этом догмате все европейские гуманисты обрели свой совершенный идол: человек объявлен высочайшим божеством, а европейский гуманистический пантеон обрел своего Зевса!»[49].

Выражая официальное мнение [римо-католической Церкви], какую еще можно высказать истину, кроме этой? Как еще можно было восстановить погребенное идолопоклонство, или политеизм, как не посредством этого догмата латинской Церкви? Кто может быть непогрешимым, кроме одного Богочеловека Христа?

В этом догмате католической Церкви о том, что может существовать непогрешимый человек, осуществилось возрождение языческой системы ценностей. Языческий гуманизм греческой культуры, творчества, философии, искусства, развитой науки, помышляющий о том, что «мера всему — человек» , был возведен в догмат. О чем еще все это свидетельствует, как не о том, что истлевший человек и весь его мир достоин обожения и является, таким образом, предельным воплощением замысла Божия! Не думаю, чтобы существовал более наглый вывод! Между миром, который добровольно весь во зле лежит (ср.: 1 Ин. 5, 19), и человеком, фундамент которого — Богочеловек и богочеловечество, компромисс невозможен.

Это наиболее острая дилемма: либо тленный и смертный гуманист, либо Богочеловек как воскресение и жизнь. Гуманист во всем действует как самодостаточный, как высшая ценность и высочайший критерий. Для Богочеловека не остается никакого места. Место Богочеловека здесь занимает «непогрешимый» папа, «викарий Христа», а господин папы — Богочеловек Христос — изгнан на Небо. Разве это не своего рода развоплощение Богочеловека?

Догматом о непогрешимости папа узурпировал в свою пользу, то есть в пользу обыкновенного человека, всю власть и все права Богочеловека, сам себя провозгласил независимой Церковью, стал в ней всем во всем! Он стал вседержителем! В Православной Церкви многие отцы явились духовными личностями, просвещенными свыше, действительно богоносными. Их деяния, как сверхъестественные и чудесные, записаны историей. Они засвидетельствовали их святость. Святые, согласно слову Господа, повторили Его собственные чудные дела, которые Он совершил во время Своего пребывания на земле, и больше сего сделали[50]. Однако наша Церковь не иначе как соборно принимала слова и суждения чудотворцев и богоносных отцов, несмотря на то, что по благодати Всесвятаго Духа они были богодухновенны. Их мнения рассматривались соборно, дабы извещение было общим, со всеми святыми.

Какое предание Церкви за всю ее многовековую историю сообщало о столь ужасных вещах, о такой хуле, что существует непогрешимый человек? За свою монашескую жизнь мы знавали людей с явными признаками святости, которые неложно свидетельствовали о том, что они носят в себе образ Небесного Отца. Самими своими делами, которые суть плоды их жизни, они показывали, каков их источник. Их преестественные дарования, их святость были следствием продолжительного и упорного подвига в добродетели на протяжении всей жизни. Поистине, не может укрыться город, стоящий на верху горы (Мф. 5, 14). Нет ничего невероятного в том, что в них проявляются сверхъестественные и таинственные действия Духа Святаго, ибо они приняли в себя Утешителя и по благодати стали сынами Божиими. Разве не через них Матерь Церковь облекалась по временам в красоту и великолепие? И все же Церковь, за редчайшими исключениями, не отдавала предпочтения их мнениям, поверяя то суду собора. Теперь возникает вопрос: откуда у абсолютно гуманистического европейского общества идея о непогрешимости, возведенная в догмат? Почему оно настоятельно рекомендует вселенское подчинение папе? Вчерашний утонченный европеец, философ-гуманист лишь в силу того, что высказывается с кафедры, становится непогрешимым, да еще в вещах божественных и благодатных? Или в Западной церкви узаконена магия? Приснопамятный и богопросвещенный отец Иустин (Попович), столп современного Православия, с горечью делает своевременный вывод, который я заимствую у него для разрешения поставленных мною вопросов: «В истории человеческого рода было три главных падения: Адамово, Иудино и папы!»[51]. Природа греха всегда одна и та же. Диавол всегда одними и теми же методами уловляет в сети своих последователей, а точнее — свои жертвы. Желающий стать хорошим сам, своими силами, уравнивается с диаволом. В основании природы греха, каждого греха, лежит высокомерный самообман, средоточием которого является сам сатана. Всесильный Бог Слово открыл нам, что без Него мы не можем делать ничего (ср.: Ин. 15, 5). Напротив, изобретатель греха и смерти делает и учит делам абсолютного эгоизма. Диавол именно об этом помышляет. Он всегда находится один внутри себя. Вне его ничего не существует. Он всегда один принадлежит лишь самому себе. Он абсолютно закрыт в самом себе, далек от Бога и всего, принадлежащего Ему. Это эгоизм, это себялюбие на всю вечность. Это сам ад.

Вы полагаете, что гуманистический идеализм чем-то отличается от люциферического индивидуализма? Нисколько, я вас уверяю. Если хотите, почитайте идеологов европейской культуры и папский догмат, который сам за себя говорит и свидетельствует. Особое внимание обратите на папские соборы последнего времени, на которых этот догмат отстаивается с фанатизмом.

Вершиной диавольского гуманизма становится желание стать хорошим своими силами, хорошим посредством зла, стать Богом с помощью диавола! Разве не это обещал сатана прародителям в раю? Не обещал ли он, что с его помощью, через послушание ему они будут как боги[52]? И вот плачевные результаты! Человек был создан Богом как потенциальный Богочеловек, дабы на основании своего богоподобия посредством благодати добровольно соделывать себя Богочеловеком. Но ошибившись по причине своей неопытности, человек стал стремиться к безгрешности посредством греха, к Богу — посредством диавола. И если бы не вмешалось человеколюбивое домостроительство Бога Слова, то мы стали бы сущими бесами! Став ради нас человеком, Богочеловек воистину привел нас к богочеловечности как главному нашему предназначению. Таким образом мы обрели возможность достигнуть в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова (Еф. 4, 13).

Так становится понятным падение папы, потуга заменить Богочеловека человеком, полноту сверхъестественной благодати — человеческой изобретательностью и деятельностью. Согласно преподобному Иоанну Дамаскину, Христос — это «единственно новое под солнцем»[53], вечно новое благодаря Своей Богочеловеческой Личности.

Богочеловек, наш Господь, поистине единственный и исключительный, так что в действительности истина через Него стала быть[54] и через Него пришла в наш человеческий мир. Ни до Него, ни без Него <…> истина не имеет бытия и доподлинно не существует, ибо лишь ипостась Богочеловека есть истина: Я есмь истина (ср.: Ин. 14, 6).

Для человеческого рода совершенно новым явился и призыв Спасителя отделять грех от грешника: чтобы мы умерщвляли грех, но спасали грешника, не считая, что это одно и то же. Потрясающим примером этого является случай с женщиной, взятой в прелюбодеянии. Наш Всеблагий Владыка и Спаситель отделил грех женщины от ее богоподобного бытия, осудил грех и помиловал грешницу: Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши (Ин. 8, 11). Это возведенный в догмат метод нашего Православия в деле спасения грешника, метод, богомудро раскрытый и утвержденный в нашей Церкви святыми отцами.

Где теперь священная якобы инквизиция, которую навязывал народам западный религиозный мир на протяжении веков? Поистине, это антиевангельская и антихристианская жестокость — убивать грешника за его грех. В конечном итоге все гуманизмы убивают грешника за его грех, а убийцу возводят в ранг священного палача! Это происходит по той причине, что они отреклись от Богочеловека, Который является единственным спасением человека от греха, смерти и диавола. Кто не за Богочеловека, тот неизбежно против человека, а значит убийца.

Богочеловек дает человеку то, чего не может дать никто иной: победу над смертью, грехом и диаволом, вечную жизнь, вечную истину, вечную справедливость, вечное благо, вечную любовь и радость, всю полноту Божества и Божественных совершенств: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2, 9). Поистине, единым на потребу[55] для каждого человека является чудный Богочеловек.

Второй Ватиканский собор — это возрождение всех вместе взятых европейских гуманизмов, или, скорее, не гуманизмов, а трупов. Может быть, кто-то будет отрицать бытие единого Богочеловека Христа, всемирного Спасителя? Но если это невозможно и Вседержитель Богочеловек, как иное мысленное солнце, сияет посреди небосвода, то разве гуманисты не мертвецы, не трупы? Ватиканский собор настаивал на догмате о непогрешимости папы-человека, между тем как все гуманисты неразумно совершают один и тот же достоплачевный труд: они оцеживают комара, а верблюда поглощают! (ср.: Мф. 23, 24).

Эта непогрешимость человека — не что иное, как приговор всем гуманистам, от служителей Ватикана, возведших эту непогрешимость в ранг догмата, до сатаниста-гуманиста Сартра. Пусть не покажется странным, что в гуманистическом пантеоне Европы все боги мертвы, все во главе с европейским Зевсом.

Лишение человека его богочеловечности является ядром догмата о непогрешимости папы как человека. Этого добивались все гуманисты, даже самые религиозные из них. По мере удаления от Богочеловека любой гуманизм постепенно превращается в нигилизм, что доказывается современной несостоятельностью всех этих систем во главе с папством, которое опосредованно или непосредственно, добровольно или нет является отцом всякого европейского гуманизма. Полного своего банкротства Ватикан достиг в догмате о непогрешимости папы. Этот догмат — последнее слово нигилизма. Все гуманистические системы европейца по сути — это непрестанное восстание против Богочеловека Христа. Всеми возможными средствами предпринимается ниспровержение всех ценностей, а Богочеловек на всех европейских престолах заменяется человеком. Стало быть, больше нет одного «заместителя Христа», но их стало бесчисленное множество, и все они облечены в различные одежды. Поскольку ватиканский догмат провозгласил человека непогрешимым, то по всей Европе будет бесчисленное множество «пап», как в Ватикане, так и у протестантов. Между ними нет существенного различия, потому что папство — это первый протестантизм.

Непогрешимость существует, но лишь в Богочеловеке Христе, Который есть вечный глава Церкви, Сама Всеистина.

 

Богочеловеческие свойства

Ибо мы соработники у Бога (1 Кор. 3, 9). Идеал истинного и совершенного человека был явлен в лице Богочеловека Христа. В Церкви верующие становятся одним телом с Богочеловеком Христом. Они духовно рождаются с Ним и в Нем преображаются, сораспинаются, совоскресают, приобщаются Его Вознесению и живут с Ним вечно. В этом богочеловеческом общении и состоит спасение и освящение человека.

Это является целью творения человеческого рода. В этом общении заключалась райская жизнь первых людей. Падение произошло тогда, когда мы прервали это общение и по своей воле начали творить грех, стали соработниками диавола. От этой гибели ничто не могло ни исцелить, ни удержать, разве только явление Бога Слова, понесшего нашу природу, чтобы вернуть прежнее состояние и равновесие — общение с Богом. Посредством Своего Тела — Церкви — Богочеловек Господь стал и остался краеугольным камнем всей Вселенской Церкви. Все, что Богочеловек Христос приносит людям, становится их достоянием посредством Святаго Духа, Который есть душа Церкви, Который соделывает спасение каждого ее члена. Вне Святаго Духа, без Него ничто из Божественных даров не может стать нашим. Как в Пресвятой Деве Христос воплотился от Святаго Духа, так и в верующих Он духовно воплощается посредством Святаго Духа[56]. Посредством благодати Святаго Духа совершается уподобление человека Христу, то есть его спасение, освящение, обожение и вся полнота Божественных обетований.

После Своего Вознесения на Небо Господь наш послал в мир Святый Дух, Который пребывает в теле Церкви как душа, как ум, как сознание, как ее жизнь. Сей Утешитель, Всесвятый Дух, является главным свидетелем об Иисусе — воплотившемся Боге Слове. Утешитель — это Тот, Кто домостроительствует, Кто совершает среди верных богочеловеческое дело Спасителя. Им Церковь живет, действует и существует. «Святым Духом всяка душа живится, и чистотою возвышается, светлеется троическим единством священнотайне»[57]. Святый Дух создает троичное начало в каждом члене Церкви; он спасает, освящает, вразумляет, обоживает человека и осуществляет божественное его предназначение. На лестнице спасения с начала и до конца Святый Дух подает благодать в необходимой мере и руководствует каждого члена Церкви. По сути христианство — это плод[58] Святаго Духа.

Святый Дух, как Бог, Единосущный Отцу и Сыну, бесконечен и безграничен. То же самое можно сказать и о всех Его дарах. Дары эти различны, но Святый Дух объединяет их в Божественном единстве так, чтобы объединять и тех, кто обладает ими. Дары Святаго Духа, будучи различными, существуют в едином теле Церкви. Все они служат одной цели, берущей начало из одного источника. По этой причине духовные люди ощущают между собою органическую связь в благодатном вечном единстве, несмотря на то что, рассматриваемые по отдельности, они как личности совершенно различны. Всесвятый Дух Своей Божественной силой объединяет всех верующих в одно тело — Церковь, архитектором и строителем которой Он является. Святым Духом создано и непрестанно создается святое, богочеловеческое и вселенское тело Церкви, которое всегда едино и неделимо, где каждый человек любой расы и национальности, раб и свободный, богатый и бедный, образованный и невежда становится новым человеком во Христе.

Жизнь христианина—это непрестанный подвиг претворения во Христа, в Богочеловека. Это означает, что Сам Христос находится в христианине полнотою Своей богомужной ипостаси, дабы он жил уже не как человек, но как причастник жизни Христовой, чтобы он стал по душе весь христоподобным, чтобы образ Христов отражался во всем его бытии. Кто-нибудь спросит: как изображается в нас Христос? Через святые таинства и святые добродетели, преображающие человека. Преображение начинается со Святого Крещения. Оно, подобно естественному зачатию эмбриона во чреве, живописует образ Христа в верующем. Впоследствии при ведении добродетельной жизни во Христе, при соблюдении Божественных заповедей этот образ дополняется и совершенствуется. Этот процесс продолжается всю нашу жизнь, доколе не изобразится в нас Христос (ср.: Гал. 4, 19).

Воистину Христос, и никто иной; даже наше собственное «я» не должно изображаться в нас. Без образа Христа в человеке человек становится чудовищем, чем-то ужасным и нечеловеческим! В одном из своих посланий божественный Павел говорит, что предвечный совет Троичного Бога — это возглавление[59] во Христе, вохристовление всех, дабы все небесное и земное соединить под главою Христом (Еф. 1, 10).

Через возглавление всего в Церкви тварь достигает своей Божественной и вечной цели, ибо Церковь — это тело Христово, полнота Наполняющего все во всем (ср.: Еф. 1, 23). Евангелие, это всесвятое таинство Троичного и Триипостасного Бога, открывает весь смысл Неба и земли, всего существующего на Небе, на земле и всех творений, составляющих Вселенную. Для познания Христа — одного из Лиц Святой Троицы — совершенно необходима помощь двух других — Бога Отца и Бога Святаго Духа.

Все святые Таинства Церкви вместе со святыми добродетелями, посредством которых мы сподобляемся всех Божественных обетований, совершаются Отцом через Сына во Святом Духе. Спасение — это жизнь во Христе и через Него. Это постоянный подвиг, благодаря которому человек проживает в Духе Святом всю жизнь Спасителя как свою собственную при помощи остальных освящающих средств, проживает ее от своего духовного рождения до вознесения, ибо хотя мы и на земле, наше жительство — на небесах (Флп. 3, 20). Несмотря на то, что живем мы среди людей, жизнь наша сокрыта со Христом в Боге (ср.: Кол. 3, 3) и мы помышляем о горнем, а не о земном (ср.: Кол. 3, 2). Во время своего творения мы были сотворены Богом Отцом через Сына во Святом Духе, нам была дана боговидная, имеющая образ Троицы душа[60], причастная Божественных свойств. Через Богочеловека Христа мы входим в кровное родство с Богом. Поэтому Новый Завет — это Завет в крови Богочеловека Христа. Это Завет не в слове или в учении, в законе или в заповеди и не в чем-либо ином, но в Божественной и человеческой крови, которая и является источником всех животворящих и чудотворных сил, соделывающих домостроительство спасения.

Домостроительством спасения Богочеловек открыл нам путь прихода к Троическому Божеству. В Его богомужном домостроительстве спасение соделывается Отцом через Сына во Святом Духе. Это является высшим законом в Церкви, высшим законом в ее жизни и в жизни каждого ее члена. Для человеческого знания величайшим таинством является таинство Богочеловека Христа. Это не может познать никакой человеческий ум, не исключая ума и богодухновенного Павла. Потому он и говорит: мне чрез откровение возвещена тайна (Еф. 3, 3). И Павел становится благовестником[61] этого таинства. Поэтому он сам побуждает христиан Ефеса читать его благовествование: вы, читая, можете усмотреть мое разумение тайны Христовой (Еф. 3, 4),— в которую он был посвящен чрезвычайными видениями и откровениями Господними, дабы открыть[62] всем, в чем состоит домостроительство тайны, сокрывавшейся от вечности в Боге (Еф. 3, 9), дабы показать, какое богатство славы в тайне сей (Кол. 1, 27), дабы возвещать тайну Христову (Кол. 4, 3).

В Церкви Ангелы живут вместе с людьми, ибо для всех в силе одно и то же Евангелие, та же жизнь, Сам Бог и Господь Иисус Христос и с Ним безначальный Отец и животворящий Дух, вся Пресвятая и Животворящая Троица. Когда Апостол заповедует нам, людям: исполнитесь всею полнотою Божиею (ср.: Еф. 3, 19), он требует не чего-то невозможного, потому что среди нас находится Богочеловек, в Котором обитает вся полнота Божества телесно (Кол. 2, 9). Он подает нам все необходимое для достижения этой цели посредством Его Церкви. Все мы возрастаем вместе и соборно со всеми святыми, но не отдельно от святых Апостолов, пророков, евангелистов и прочих верных. Все мы при помощи каждого, а также при помощи всех, таинственно и свято, духовно вбирая в себя друг друга[63], истинною любовью все возращаем[64] в Того, Который есть глава Христос (ср.: Еф. 4, 15).

Сверхъестественные, непостижимые и поистине бесчисленные блага, даруемые нам богочеловеческим домостроительством нашего Спасителя, остаются недоступными для человеческой мысли. Наши немощные молитвы ни в какой степени не могут сравниться с величием даров, превосходящих естество и помышление, даров, которые привнесены в наше бытие свыше. Значит, мы живем благодаря превосходящей и мысль, и молитву милости всемилостивого и Всеблагого Господа, Который энергиями Своей Божественной благодати таинственно действует в нас (ср.: Еф. 3, 20), соделывая наше спасение.

Мысль человека никогда не сможет постигнуть в полноте священного таинства Церкви Христовой, этой чудной мастерской, в которой люди обоживаются, преображаются, воскресают и возносятся на Небо, где и есть наше жительство. Все, даруемое верным боголепной благодатью Господней, навсегда пребудет невыразимым для человеческого ума. Одна только мера и часть, которая может быть постигнута,— это вера, единственный путеводитель в этих сверхъестественных таинствах. Вера является образом нашего бытия в Церкви, образом бытия, превосходящим мысль. Через нее действует в нас благодать нашего человеколюбивого Господа, превосходящая помышление. Эта вечно освящающая и обоживающая сила, истекающая от Него всецело через таинства Святаго Духа, ведет с нами и тех, кто во всех поколениях уверует в Него, в жизнь вечную (ср.: 1 Тим. 1, 16).

Церковный организм наиболее многосоставен из всего того, что знает человеческий дух. Организм этот — богочеловеческий, и все сокровенное в нем — и Божеское, и человеческое — составляет единую целокупность. Только премудрый и всесильный Бог и Человек смог соединить и совокупить их в одно тело, в Свое Тело, главою которого Он Сам является. Евангельская деятельность каждого члена Церкви, несмотря на то, что кажется сугубо специфической и личной, всегда соборна и всеобща, под каким бы углом ее ни рассматривать. Дело каждого верующего, дело его как члена Церкви, всегда и личностно, и соборно, даже когда кажется, что он действует лишь ради самого себя. Подвиг одного пустынника имеет всецерковное значение. Таково устроение богочеловеческого организма Церкви, которой руководит и которую наставляет Сам Христос.

 

Послесловие

Закончив, по благодати Христовой, этот малый труд, мы со страхом Божиим и верою исповедуем, что не добавили в него ничего своего, ибо невозможно было нам, смиренным, приступить к глубинам и широтам описанного здесь видения. Всем мы обязаны высокопреподобному отцу современного Православия приснопамятному архимандриту Иустину (Поповичу), осветившему в наши дни небосвод Церкви.

Его ум, погружавшийся в глубины богословия, его сердце, жаждавшее Христа, источали чудесные писания, часть из которых нам посчастливилось узнать. По этим сладчайшим плодам мы познали древо. Глубочайшие мысли его богословского изложения, ширь и высота его Христологии, непостижимые прикосновения к Божественному домостроительству и подробнейшее рассмотрение дела спасения верных увлекают даже самого равнодушного человека. Смысл Православия — как точно называют его наши отцы Православием — особенно хорошо начертан в словах этого великого отца. Уклонения, в которых блуждают сегодня западные народы, исследуются подробно, что весьма важно и необходимо для нашего времени, для окружающих нас обстоятельств. Вся святоотеческая терминология догмата и предания, деяния и созерцания обобщается в трудах этого великого светильника. Мы же, ничтожные, собрали то, что было в наших силах, и со страхом Божиим и смущением предложили тем, кто желает получить пользу. Молитвы же нашего великого отца и других преподобных отцев да просветят нас и приведут ко спасению.

 

Больше книг на Golden-Ship.ru



[1] Ср.: Гал. 1, 4. Подстрочные примечания, авторство которых не указано, принадлежат переводчику и издателям.

[2] 2 Кор. 13, 13.

[3] Архимандрит Иустин (Попович) (1894–1979) — выдающийся сербский богослов и церковный деятель, недавно канонизированный Сербской Православной Церковью, преподобный (память 25 марта / 7 апреля).

[4] Антропоцентричный — имеющий своим центром человека.

[5] Октоих. М., 2003. Л. 183.

[6] Ср.: Быт. 1, 26.

[7] В оригинале: τήν θεοειδείαν

[8] Дословно: «разумнотворение всего» (η λογικοποίησις των πάντων).

[9] Гал. 5, 24.

[10] Ср.: Рим. 7, 14.

[11] Ср.: Флп. 4, 13.

[12] Ср.: Мк. 5, 19; Лк. 8, 30.

[13] Дословно: «благодать вместо благодати» (χάριν αντι χάριτος).

[14] Еф. 3, 18.

[15] Апостасия — отступление, отступничество.

[16] Богиня Кирка — в греческой мифологии дочь бога Солнца, волшебница.

[17] Ср.: Флп. 2, 10.

[18] В оригинале: λογοποιήσεως.

[19] Ср.: Рим. 6, 6; Еф. 4, 22; Кол. 3, 9.

[20] См.: тропарь Святой Пасхи.

[21] Триодь цветная. М., 2003. Л. 2, об.

[22] Ср.: 1 Кор. 9, 22.

[23] См.: Архимандрит Иустин (Попович). Человек и Богочеловек. Внешняя миссия нашей Церкви. Афины, 1969. С. 55.

[24] Так в оригинале.

[25] Ср.: Еф. 2, 18.

[26] Ср.: Ин. 14, 6.

[27] Ср.: Еф. 4, 22, 24.

[28] 1 Кор. 15, 49.

[29] Имеется в виду «Гора искушений», которую до сих пор показывают в Иудейской пустыне. По преданию, именно на ней провел Господь сорок дней в посте и молитве, там к Нему приступил искуситель.

[30] Ср.: Евр. 11, 33–34.

[31] Ср.: Евр. 6, 19–20.

[32] В Греции в период турецкого ига 1453–1821 гг.

[33] См.: Евр. 7, 26.

[34] Здесь уместно привести мысль святителя Игнатия (Брянчанинова) из приложения к его «Слову о смерти» о том, что духи — Ангелы и демоны, а также и душа человеческая — называются бесплотными лишь по сравнению с грубыми человеческими телами. В сравнении же с Богом, единственным действительно невещественным Духом, они суть вещество. Святитель Игнатий выражает общую мысль святых отцов, ярко высказанную преподобным Иоанном Дамаскиным. Последний, излагая учение Православной Церкви о природе Ангелов, говорит следующее: «Бестелесною же она называется, также и невещественною, по сравнению с нами, ибо все, сопоставляемое с Богом, Который один только не сравним ни с чем, оказывается и грубым, и вещественным, потому что одно только Божество поистине невещественно и бестелесно» (Преподобный Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. М., 1992. С. 45–46).

[35] Ср. в Синодальном переводе: обличит Меня в неправде.

[36] Ср.: Мф. 23, 13; Лк. 11, 52.

[37] Vicarius Christi (лат.) — заместитель, наместник Христа.

[38] В русском переводе: «Будучи совершенным Богом, Он делается совершенным человеком, и совершается дело, новейшее из всего нового, дело, которое одно только ново под солнцем» (Преподобный Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. М., 1992. С. 121).

[39] Архимандрит Иустин (Попович). Человек и Богочеловек. С. 135.

[40] Архимандрит Иустин (Попович). Человек и Богочеловек. С. 135. См. также: Священник Павел Флоренский. Столп и утверждение Истины. М., 1914. С. 54.

[41] Триодь цветная. М., 2003. Л. 215.

[42] Там же.

[43] Ср.: Рим. 8, 2.

[44] Ин. 19, 15.

[45] Ср.: Ин. 18, 40.

[46] Афанасий Великий.— Авт.

[47] Ср.: 2 Кор. 10, 12.

[48] В Синодальном переводе: Я ничего не знаю за собою.

[49] Архимандрит Иустин (Попович). Человек и Богочеловек. С. 150.

[50] См.: Ин. 14, 12.

[51] Архимандрит Иустин (Попович). Человек и Богочеловек. С. 152.

[52] Ср.: Быт. 3, 5.

[53] См. примеч. * на с. 78.

[54] Ср.: Ин. 1, 3.

[55] Ср.: Лк. 10, 42.

[56] См.: Преподобный Симеон Новый Богослов. Творения: в 3 т. Репр. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1892. Т. 1. Слово 45, 9. С. 397–399.

[57] Октоих. М., 2003. Л. 259.

[58] Дословно: «продукт» (προϊόν), но здесь это можно понимать и как «порождение», «плод».

[59] Возглавление — святоотеческий термин (άνακεφαλαίωσις; лат.— recapitulatio). Впервые вводится апостолом Павлом (см.: Еф. 1, 10), развивается священномучеником Иринеем Лионским (Пять книг обличения и опровержения лжеименного знания. Кн. 5, гл. 20, 21), широко используется в богословии преподобного Максима Исповедника (PG 90: 1308d, 1312a). Означает обновление, воссоздание во Христе всей твари, всего мира. Христос становится Новым, Вторым Адамом, а вместе с Ним, по апостолу Павлу, все, причастные Ему: кто во Христе, тот новая тварь (2 Кор. 5, 17).

[60] В оригинале: ή θεοειδής, ή τριαδοειδής ψυχή.

[61] Дословно: «евангелистом» (εύαγγελιστής).

[62] Дословно: «просветить» (φωτίσαι).

[63] В оригинале: περιχωρουντες εν αλλήλοις πνευματικως.

[64] Возращатъ в Синодальном переводе употребляется в значении «взращивать»; см., например: Ис. 44, 14; 3 Езд. 5, 48; 1 Кор. 3, 7.