Оглавление

Дорогой читатель!

Выражаем Вам глубокую благодарность за то, что Вы приобрели легальную копию электронной книги издательства "Никея".

Если же по каким-либо причинам у Вас оказалась пиратская копия книги, то убедительно просим Вас приобрести легальную.

Как это сделать – узнайте на нашем сайте www.nikeabooks.ru

Спасибо!

Что мы знаем о своем Боге

Думать о Нем

Освобождает ли теория эволюции от ответственности быть человеком?

Впервые осознав себя существом мыслящим, человек не может не задаться вопросом: существует ли Бог? Этот вопрос начинает волновать его еще в детстве и не утрачивает своей актуальности ни в юности, ни в зрелости, ни в преклонном возрасте. Чрезвычайно важно, чтобы ответ на него был найден, в противном случае человек теряет свое человечество, теряет самого себя.

Наш мозг устроен таким образом, что непрестанно ищет ответы на вопросы, которые ставит перед ним жизнь, несмотря на иногда очевидные и исчерпывающие гипотезы, которые может предложить ему современная наука. Человек не может поверить, что он произошел от обезьяны, что наша вселенная образовалась в результате какого-то колоссального взрыва и существует уже в течение многих миллиардов лет…

Однако суть вопроса о существовании Божием отнюдь не сводится к желанию познать технологию творения. Человеку нужно совсем другое. Ему важно знать, что вселенная сотворена и управляется Существом мыслящим и чувствующим. Речь идет именно о насущной потребности ощутить присутствие живого Творца и Промыслителя, при этом все дискуссии о роли эволюции в появлении тех или иных форм жизни отходят на второй план, поскольку, по сути, не имеют никакого смысла.

Действительно, на нашу нынешнюю жизнь никоим образом не влияет знание о том, как она зародилась, есть ли у нас общие предки с современными приматами или мы созданы из той горсти земли, о которой говорит нам Библия. Все это не имеет значения, поскольку никак не может изменить нашу жизнь.

Мы такие, какие есть, такие, какими стали. Когда именно возник окружающий нас физический мир – примерно семь с половиной тысяч лет назад, как это следует из приблизительного библейского подсчета, или его возраст перевалил за шестьдесят миллиардов, не вызывает особого интереса у человека, нашедшего для себя ответ на главный вопрос: «Есть ли Бог?» Все остальное – лишь удовлетворение довольно праздного любопытства, если только речь не идет об ученых, занимающихся этой проблематикой профессионально. Мотивация естествоиспытателей понятна: погружаясь в научные изыскания, они постигают мир и в процессе этого постижения опять-таки не могут не ставить перед собой вопрос: почему вообще стало возможным его существование?

Впрочем, человек может удовлетвориться ответами, лежащими на поверхности, и решить, что теория «Большого взрыва» и рассуждения об эволюционном пути развития освобождают его от необходимости задумываться о Боге. Вот это уже по-настоящему очень и очень страшно! Такой человек, по существу, отказывается от своего истинного предназначения и начинает заботиться лишь о том, как бы прожить эту быстротечную жизнь как можно более комфортно, избежав при этом неприятностей. Во главу угла при этом начинают ставиться физическое здоровье, социальное положение, карьерный рост и материальное благосостояние. Все эти мотивации носят сугубо инстинктивный характер. Если человек отказывается от Бога, от высочайшей и безусловной ценности, доступной исключительно ему, он отказывается и от человечества в себе, выстраивая свое поведение на уровне высокоразвитого животного. По сути, он отказывается от размышлений, отказывается от боли, отказывается от страдания и в конечном итоге отказывается от любви.

Человек мыслящий не может удовлетвориться простыми объяснениями. Допустим, наша вселенная возникла в результате «Большого взрыва». А что было до него? И кто этот взрыв осуществил? Иногда дети спрашивают: «А что было до того, когда появился Бог?» Им следует объяснить, что Господь был всегда, потому что Он и есть вечность, вечно живущее Существо.

Некоторые готовы согласиться с тем, что «там», пожалуй, все же «что-то» есть. Но «что-то» не может обладать душой, ему не свойственны мысли и чувства. Это – всего лишь природа, совокупность стихий и физико-химических законов. К тому же не теряет своей актуальности вопрос о Создателе этой самой природы.

Искать Его

О лестнице, ведущей на Небо

Размышляя над этими вечными вопросами, мы обращаемся к книгам, посвященным бытию Божию. Таких книг немало во всех религиях. Для иудеев это Тора, или Пятикнижие, для христиан – прежде всего, Новый Завет, для мусульман – Коран, для исповедующих индуизм – Упанишады. Человеку важно понять, что в его знаниях о Боге безусловно соответствует истине, а что следует отнести к людским толкованиям, по определению не свободным от искажений.

Часто можно услышать вопрос: «Почему люди всякий раз говорят о своем видении Бога, о разделяемом шли учении о Нем, как об истине в последней инстанции?» Однако дело в том, что в противном случае религия будет представлять для нас лишь историческую, философскую и эстетическую ценность, потому что люди, доверившиеся ее основополагающим принципам и догматам, должны быть уверены: они движутся в правильном направлении!

Но чьи суждения о Боге в большей мере соответствуют истине? Почему, например, нам следует верить именно христианским проповедникам, а не, скажем, проповедникам мусульманским?

По каким критериям мы судим друг о друге? Как можем определить, что вот этот человек ни за что не подведет нас в трудную минуту, а от другого следует держаться подальше? Владимир Высоцкий рекомендовал рискнуть и тянуть парня в горы, чтобы там, в экстремальных условиях, оценить его истинные душевные качества.

Если мы внимательно присмотримся к тому, как проявляли и проявляют себя религии в этом мире, то нам поневоле придется и удивиться, и ужаснуться, поскольку окажется, что исторически все религиозные системы не безупречны, ни одна из них не была свободна от ханжества, агрессии и жестокости. Они вдохновляли и благословляли многочисленные религиозные войны, нередко унижали человеческое достоинство и оправдывали самые неприглядные проявления человеческой греховности, такие как, например, рабовладение, кастовость или деспотия, и даже столь омерзительные преступления, как религиозный или этнический геноцид.

Однако при этом мы не можем обойти вниманием главную сторону религии. Блаженный Августин (354–430) полагал, что это слово восходит к латинскому глаголу reeligere, что в переводе на русский язык звучит как «воссоединять». В этом случае религия означает возобновление когда-то нарушенного союза между человеком и Богом. Ее можно сравнить с лестницей, ведущей от земли к небу, предоставляющей человеку спасительную возможность подняться над собой, возвыситься над собственным несовершенством.

Если мы посмотрим на веру с этой точки зрения, то придем и к другим рассуждениям. Бог действительно прекрасен и мудр, Он действительно воплощает в Себе любовь, но каким образом эти качества могли реализоваться на земле? Только через людей, которые пытались эту любовь, красоту и мудрость осознать.

Мы не перестаем поражаться тому, сколько потрясающих свидетельств любви, красоты и гармонии оставили после себя христианское богословие, наука и искусство. Обратившись к письменности, мы увидим, что большинство литературных шедевров, созданных за последние две тысячи лет, прежде всего окрашены христианскими мотивами. Если рассмотрим творчество величайших композиторов, то убедимся, что и оно обращено к Богу. То же самое относится к архитектуре и живописи: все самое возвышенное и прекрасное оказывается плодом именно христианского осмысления мира, осмысления мира через Священное Писание, через Ветхий и Новый Завет, но прежде всего через Четвероевангелие.

Многие религиозно-философские системы возводят человека на высочайшую степень развития, но какими бы прекрасными и удивительными ни казались нам экзотические культуры Ближнего, Среднего и Дальнего Востока, они волнуют нас, прежде всего, в той степени, в какой видят окружающий нас мир глаза евангелистов.

Поднимаясь по незримым ступеням духовной лестницы, которую мы называем религией и которая связывает человека с Богом, а землю – с Небом, мы встречаемся с самыми разными людьми, оказавшимися способными стать Людьми в самом высоком смысле этого слова. Мы увидим вокруг себя святых, о жизни которых нам доподлинно известно. Можно долго перечислять имена этих великих подвижников, сумевших настолько приблизиться к Господу, что их жизнь превратилась в отражение Божественного света, в отблеск Божественной любви. Видя на их лицах, по слову одного из христианских проповедников, «сияние вечной жизни», мы в очередной раз убеждаемся в том, что выбранный нами путь оказался верен, что он непременно приведет нас в тот «город золотой», о котором так проникновенно поется в одной замечательной песне…

Как только человек начнет задавать себе вопросы о Боге, Господь непременно услышит его и пошлет ему ответы, единственно верные именно сейчас. В этот миг Бог стучится в наши сердца и начинается наше таинственное узнавание своего отечества, своего родства и своих корней. Тогда начинается наш уже вполне осознанный путь к Богу, и нам становится по-настоящему понятно, что Творец вечен, бесконечен, невидим и непостижим, что Он всемогущ и вездесущ, всеобъемлющ и милосерден, что в нем находится источник истинной свободы и Жизни Вечной.

Что мы знаем о своей вере

Ее природа

Жажда истины или поиск протекционизма?

Кажется, нет такого человека, который не нуждался бы в вере, однако важно понять, в какие формы эта потребность облекается. Она очевидна и является прирожденным свойством человеческой природы, независимо от того, догадываемся мы об этом или нет, хотим или не хотим знать об изначальном предназначении своего бытия.

Человек не может жить без веры, так же как не может существовать без удовлетворения биологических потребностей: он должен дышать, пить, есть и одеваться, защищаясь от холода, то есть поддерживать в себе жизнь. Но даже люди неверующие едва ли скажут, что воздух, вода, пища и теплая одежда – единственное, в чем человек нуждается. Даже самые убежденные атеисты, всячески пытающиеся внушить себе, что человек мало чем отличается от животного, прекрасно понимают, что речь может и должна идти об отличиях кардинальных.

Одним из таких отличий, во-первых, является способность верить, а во-вторых, необходимость, настоятельная потребность в вере. Однако эта потребность реализуется по-разному и зависит от бесконечного множества факторов: от воспитания, от условий жизни, от окружающей культурной среды и многого, многого другого…

Если вера для человека естественна, то рано или поздно он неизбежно начинает веровать в Бога, причем поначалу его упование вполне может быть расплывчатым, абстрактным, языческим или даже оккультным. Но это все-таки – поиск запредельного, определяющийся, прежде всего, категориями добра и зла, правды и лжи, чести и бесчестия. И уже на втором месте стоят (по крайней мере, должны стоять!) понятия сохранности, защиты, протекционизма, – когда кто-то хранит и оберегает человека, когда кто-то его в этом мире слышит, кроме него самого. Это уже иной, мистический план веры, но главное в ней заключается в неизменных вопросах: «Кто же я такой?», «Что такое добро и зло?», «Где пролегает грань между правдой и ложью?».

Мы видим, что даже людей падших, составляющих криминальные сообщества, все равно волнует проблема выбора между добром и злом. Даже для преступного мира характерны поиски правды, пусть и весьма своеобразно понимаемой.

В конечном итоге поиски высшей правды, являющейся эталоном, жажда истины, помогающей каждому найти путь к себе, и становятся для человека объектом веры. Люди, не пришедшие к Богу, ищут эту правду в иных категориях. Это не обязательно должно быть какое-либо философское учение или какая-то политическая программа, но, тем не менее, даже в социальных отношениях каждый сам для себя формирует некий «кодекс правды», некий «эталон справедливости», на который человек так или иначе вынужден опираться.

Избранный эталон может быть ложным, дурным, абсолютно неприемлемым с нашей точки зрения, но все равно он присутствует в любых человеческих сообществах: даже в первобытных общинах, в диких людоедских племенах. Такой кодекс может не совпадать с религиозными верованиями, как это, например, бывало у древних греков, потому что этика язычника-эллина доминировала над его религиозными представлениями. Однако в этом и заключались поиски Бога. Когда этические категории были четко сформулированы христианством, когда в мир пришел Спаситель, язычество сразу же отступило на второй план и многие язычники обратились к Нему.

Ее риск

А где же Бог?

Вера для человека естественна. Но далее наступает личная ответственность, начинаются поиски собственного пути, за которыми стоят труд и постоянное беспокойство, потому что человек, живущий в вере, не может пребывать в благодушии. Вера – путь крайнего беспокойства и недоверия к себе, к окружающим и даже к Самому Господу, ведь не секрет, что человеческие представления о правде и справедливости частенько не совпадают с тем, что человек думает о Боге.

То, с чем мы сталкиваемся сейчас: кровавые теракты, разрушительные землетрясения, цунами, техногенные катастрофы и эпидемии, уносящие жизни сотен тысяч ни в чем не повинных людей, – заставляет многих в отчаянии вопрошать: «А где же Бог?» и «Куда же Он смотрит?». Эти вопросы нельзя назвать праздными или риторическими, потому что тревога, беспокойство и даже недоверие к Богу – тоже определенный путь веры. Найдем или не найдем мы ответы на эти животрепещущие вопросы, зависит от каждого из нас. Именно от человека зависит, обретет ли он в конечном итоге своего Бога или остановится на полдороге и горько вздохнет: «Дальше я идти не в силах, потому что путь не очертан, а внятных, внушающих безусловное доверие ориентиров нет…»

В поисках Бога многие из нас действительно формируют для себя некую «промежуточную правду», дарующую лишь мнимое спокойствие и внушающую ложную уверенность в том, что мы безусловно правы, в отличие от других, «неправых». Мы нередко разделяем ближних на тех, кто вроде бы «с нами», и тех, кто вроде бы «против нас». Безусловно, так жить удобнее, но есть и такие люди, которые на своем пути к Богу не делят окружающих на «своих» и «чужих». Следовать этому пути куда сложнее, порой он даже небезопасен, но именно такой подход делает нашу жизнь истинной, а нас самих – открытыми для Господа.

Замечательный датский философ-христианин Серен Кьеркегор (1813–1855) определил понятие веры таким образом: «Путь к Богу крайне ненадежен, но всегда проходим». Человек изначально страшится этой «ненадежности», ищет все новых подтверждений верности избранного пути, стремится опереться на что-то, а саму веру пытается превратить в некий фундамент, в основание и идеологию. Однако настоящая вера в этом человеку не помощница…

Апостолу Павлу принадлежит простое и в то же время многими совершенно не понятое определение:

Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом (Евр. 11: 1).

Сложно быть уверенным в вещах невидимых, поэтому человек хочет сделать свою веру зримой, осязаемой, стремится загнать ее в жесткие рамки скрижалей. Такого рода представление о вере тяготеет к материализму и определяется, скорее, хартией прав человека – безусловно, очень хорошей, весьма близкой к сущности веры, но все-таки не являющейся ею самой. Это – мучительный поиск правды, но правды ощутимой, видимой, которую можно всем предъявить и при помощи которой так легко определить: со мною ты или против меня? Ты за мою правду или против нее?

Искаженное представление о вере неизбежно ведет к расколу мира. Нередко мы видим, как люди искренние и чистые демонстрируют примеры высочайшего героизма в стоянии за правду, при этом полностью отрицая возможности веры в Бога. Один из таких безусловно бескорыстных людей, немецкий мыслитель Фридрих Ницше (1844–1900), провозгласил: «Бог умер», а коль скоро так, то все стало другим и отныне люди обязаны, как боги, являть правду в себе самих и яростно сражаться за нее. Это – тоже определенный путь веры, и многие готовы пойти за нее на жертвы и даже погибнуть, сделавшись мучениками в глазах своих сподвижников и последователей.

Ее упрощение

Как в бушующем море не перепутать спасательный круг со спасительными берегами?

Существует и другое явление: у религиозного человека появляется искушение превратить свои упования в некий непоколебимый фундамент. Таких людей мы называем фундаменталистами. Их фундаментализм заключается в том, что они стремятся обратить веру в свод жестких правил, незыблемых традиций и суровых законов.

Жить в категориях «можно – нельзя», пребывать в определенном церковном, религиозном, богослужебном круге – само по себе бесконечно хорошо, ценно и необходимо. Вера формирует культуру, именно она делает мир прекрасным и наполняет его бессмертными образцами, потому что человек выражает свои духовные переживания посредством видимых знаков, которые в конечном итоге и составляют высокое искусство. Однако мы должны отдавать себе отчет в том, что ни вековые традиции, ни своды законов и правил, ни даже христианское богослужение с его великолепным строем, с текстами удивительной высоты, чистоты и содержательности и в малейшей степени несопоставимы с абсолютной ценностью веры. В противном случае вся наша жизнь превратилась бы в непрестанное хождение по бесконечному кругу…

Едва человек проникается духом церковных традиций и представлений, входит в круг правил утренних и вечерних богослужений и постов, его жизнь становится весьма надежной, удобной и комфортной. Человек уверяется в том, что от всех напастей его безусловно страхует этот спасательный круг. Беда лишь в том, что в этом случае ему уже некуда идти, не к чему больше стремиться, а значит, он перестает следовать за Христом. Человек успокоился и почил на лаврах, посчитав, что нашел ответы на все волновавшие его прежде вопросы и вычислил «формулу спасения». Но той веры, о которой говорит апостол Павел – «уверенности в невидимом », у него, увы, больше нет…

«Ненадежный» путь веры, которого, однако, следует придерживаться, демонстрирует апостол Петр, обращаясь ко Христу: Господи! Если это Ты, повели мне придти к Тебе по воде (Мф. 14: 28). Можно привести и другую евангельскую цитату: Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя (Мф. 16: 24). Иными словами, всем нам следует отрешиться от своей самости, от своего эгоизма и безоглядно следовать за Христом. Истинная вера не похожа ни на что, это – уверенная «ходьба по невидимому».

Человеческая натура тяготеет к тому, чтобы то и дело получать недвусмысленные и исчерпывающие ответы на любые, пусть даже самые праздные вопросы. Оглядываясь на двадцатилетний опыт жизни нашей возрождающейся Церкви, мы видим, что ныне ее во многом составляют люди без религиозных традиций, люди, лишенные церковных корней, люди, которым вера не передалась по наследству. Нам, сегодняшним христианам, надлежит обрести некую точку опоры. Многие обрели ее, прежде всего, в следовании традиционному церковному кругу, существовавшему задолго до нас, но отнюдь не в Евангелии, хотя, как справедливо заметил выдающийся богослов B.C. Соловьев (1853–1900), в христианстве самое ценное для нас – это Сам Иисус Христос.

К сожалению, сейчас в христианстве мы куда более ценим иное: выстраивание церковного круга заново. Спору нет: богослужебный круг, строгое соблюдение постов, внутрицерковная дисциплина, наука молитвы, аскетическая традиция, церковный календарь – все это необходимо для нашей жизни. Следование правилам постепенно делает правильными и нас. Мы искаженные, мы дурные пришли в Церковь отягощенными опытом совершенно иной жизни, и поэтому единственное спасение для нас в традициях, апробированных тысячелетиями, которыми жили наши предки, которыми спасались наши святые. Мы хватаемся за них, как за спасательный круг, но этот круг должен не просто помогать нам барахтаться в бушующем море, но прежде всего вести ко Христу. Однако если сам круг как таковой представляется нам залогом спасения, возникает серьезнейшая духовная проблема.

Христос решительно обличал фарисеев – уважаемых и даже почитаемых людей, которые ни к чему более не стремились. Почему для нас до сих пор настолько актуальна притча о мытаре и фарисее? Кто такой фарисей? Это человек, нашедший ответы на все вопросы. Ему не надо никуда идти, он уже нашел спасение на земле. Пришествие Христа ему по большому счету и не нужно – у него и так все есть. Однако Христос пришел не для праведников, а для грешников. Тот, кто все уже нашел, впредь ничего искать не будет. Тот, кто всего достиг, уже никуда не пойдет, он будет лишь хранить и приумножать ранее приобретенные сокровища. У христианина же вообще не может быть никакого богатства: Блаженны нищие духом… (Мф. 5: 3), – говорит Господь. Истинные христиане никогда не успокоятся: им все время надо искать прибежище, стучаться во все двери и просить. А куда идти тому, кто благополучен, кто всех может наставить, кто досконально изучил Священное Писание и знает о Боге абсолютно все?

И нас фарисейство может легко довести до беды. Мы в упоении включаемся в околоцерковную борьбу и начинаем биться лбами: что предпочтительнее – юлианский или григорианский календарь? Русский язык или язык церковнославянский? Служить ли нам с открытыми Царскими вратами или все-таки закрывать их? Неожиданно все это становится для нас, христиан, наиважнейшими жизненными проблемами. При этом мы как-то совершенно упускаем из виду то, что призваны идти за Христом, и если мы этим путем следуем, то все прочее отступает на задний план и становится несущественным, не имеющим никакого отношения к нашему спасению. Зато, если человек не следует за Господом, обсуждать столь «животрепещущие» вопросы очень даже интересно, потому что иначе попросту нечем будет заняться, исчезнет основание для «борьбы с еретиками».

Что мы знаем о своей Церкви

Как ее себе представляют

Заказы в комбинате духовно-бытовых услуг

К величайшему сожалению, подавляющим большинством наших современников Церковь воспринимается в качестве некоей организации, функционирующей исключительно ради того, чтобы каким-то образом удовлетворять «религиозные запросы населения». Что же подразумевается под такими «запросами»? По сути, речь идет о духовном консюмеризме. Человек пытается выстроить свои отношения с Богом по принципу: «Я прошу у Тебя о чем-то, Ты исполняешь мои просьбы, а я за это готов сделать то-то и не делать этого». Таким образом, взаимоотношения с Господом выстраиваются на сугубо контрактной основе.

Этот псевдоюридический и даже коммерческий подход берет свое начало еще в очень далеких временах, являет собой образ языческого отношения к неведомому и свидетельствует о детском уровне сознания человечества. Бог тогда не осознавался личностью, а воспринимался лишь в качестве неукротимой и грозной силы, которую следовало каким-то образом задобрить и постараться привлечь на свою сторону Эта сила требовала систематических жертвоприношений, принимавших самые различные формы, от невинных и даже трогательных, вроде подношения горсточки риса или цветка лотоса, до душераздирающих кровавых жертв, характерных, например, для верований цивилизации майя.

Однако языческий тип отношения человека к Богу вполне может существовать и в рамках христианской культуры под видом исполнения религиозных обрядов. Суть дела от этого не меняется. Человек рассчитывает использовать Церковь как место, где, совершив какие-то предписанные действия, можно получить определенную прибыль. Причем, как правило, речь не идет о вещах нематериальных, духовных, ради которых и живет Церковь. Напротив, люди искренне полагают, что именно в храме у божества (в данном случае используем для написания этого слова лишь строчные буквы!) можно выпросить то, что обычно мы желаем друг другу на Новый год или в день рождения: крепкого здоровья, успехов в труде и счастья в личной жизни. Собственно говоря, ни о чем ином многие попросту не задумываются. Разве чтобы зарплату подняли. Впрочем, как говорится, было бы здоровье, а деньги мы заработаем…

Все это легко объяснимо и никакой загадки не представляет: когда жизнь не клеится и трещит по швам, когда рушатся отношения с родными и близкими, когда не удается свести концы с концами или если раз от разу нам хочется все большего и большего, как глупой и жадной старухе из сказки А.С. Пушкина, когда человек серьезно заболевает и чувствует, что врачи бессильны ему помочь, тогда он пытается заключить некий договор с божеством в рамках той культуры, в которой воспитан. Такое происходит и с христианами, и с мусульманами, и с представителями других конфессий. «Я заплатил за молебен о здоровье такую-то сумму и столько-то отдал за свечи, – думает человек. – Значит, это непременно подействует!» И тут все должно быть «по-честному», причем понятие «честность» трактуется с языческой точки зрения. Получившее пожертвование божество оказывается просто «обязанным» исполнить все наши пожелания!

Если в языческом мире какое-то божество не отзывалось на жертву, если жертва оказывалась принесенной впустую и не действовала, то человек имел полное право отвернуться от этого «неблагодарного» божества и обратиться к другому. Существовали целые пантеоны богов, так что выбор был весьма широк…

Однако то, что было простительно, например, древним египтянам, эллинам или римлянам, непростительно нам, современным христианам. Ведь в этом случае Церковь в сознании многих превращается в своеобразный «комбинат духовно-бытовых услуг», в котором, согласно закону о защите прав потребителей, все оплаченные услуги должны быть оказаны качественно и в полном объеме.

Созвав же двенадцать, дал силу и власть над всеми бесами и врачевать от болезней, и послал их проповедовать Царствие Божие и исцелять больных (Лк. 9: 1–2).

Дар Духа Святого священники обретают через благодать рукоположения. Это дает людям возможность примирения с Богом посредством таинства покаяния. Они могут креститься и получить благодать Святого Духа в таинстве крещения и миропомазания, получить благодатное таинство и дар любви в таинстве венчания. Это – бесценные дары Божии, о которых Христос говорил Своим ученикам:

Больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте (Мф. 10: 8).

Полное и глубокое осознание Церковью этих слов Спасителя несомненно поможет множеству людей, не воспитанных в христианских традициях, чуждых церковной культуре, чья религиозность – по сути интуитивна, а следовательно, неизбежно тяготеет к язычеству. В противном случае у такого человека может возникнуть претензия к Церкви, как, например, к ресторану, где его плохо накормили. В другой раз он просто туда не придет, а заглянет куда-нибудь по соседству или будет ориентироваться на отзывы, выложенные в Интернете. Но мы не выбираем Церковь по Интернету, мы отправляемся в ближайший открытый храм и ожидаем, что там нас встретят с любовью.

Чем она в действительности не является

За белых или за красных\'?

Для того чтобы избежать разочарований, мы должны четко определить для себя, чем Церковь на самом деле не является. Прежде всего, ее ни в коем случае нельзя воспринимать в качестве службы, оказывающей эксклюзивные услуги населению. Кроме того, Церковь не является могущественной политической организацией, как это может показаться на первый взгляд. Такое впечатление создается у несведущих людей потому, что чаще всего Церковь упоминается в новостных блоках в тех случаях, когда ее иерархи участвуют в неких важных событиях национального, а порой и мирового масштаба. Скажем, мы видим, как патриарх встречается с руководителями светских государств или как кто-либо из епископов делает ответственные заявления от лица Церкви. Периодически транслируются особо торжественные богослужения, избыточная пышность и помпезность которых вызывают неизбежные ассоциации с официальными государственными символами и праздниками, сопровождающимися парадами и демонстрациями. Внешних совпадений действительно немало. Скажем, президент страны обращается к народу на Новый год, а патриарх – на Рождество…

Между тем, не являясь политической организацией, Церковь структурирована достаточно жестко. В ней существует иерархическая вертикаль, возглавляемая патриархом, существует подчинение одного уровня другому. Мы можем говорить об определенной экономической политике Церкви и, разумеется, о политике социальной. Церковь вынуждена заниматься очень многими проблемами, которые волнуют общество. Ее оценки и инициативы могут совпадать с общественными оценками и инициативами, но могут и идти вразрез с ними. Церковь имеет специальные подразделения для работы с молодежью, с заключенными, с социально не защищенными слоями населения.

Кроме того, она занимается образовательной деятельностью и стремится к своему присутствию в армии. Как видим, все это не относится непосредственно к религиозной жизни, но в полной мере относится к жизни общественной.

Уподобясь некоей политической партии, в которую можно вступить, разделяя ее идеологию, Церковь неизбежно поневоле втянулась бы в конфликт с определенной частью общества. С кем ты сегодня? С какой из существующих ныне партий? Поддерживаешь ли ты действующую власть или находишься в оппозиции к ней? Ближе ли тебе убеждения либералов или консерваторов? Ты с теми, кто пропагандирует патриотические и даже националистические воззрения, или отдаешь предпочтение общечеловеческим ценностям? Считаешь ли ты, что экономическое процветание страны возможно лишь при поддержке успешного бизнеса или ты сторонник идеи имущественного равенства граждан? За кого ты: за белых или за красных?..

В этом случае Церковь была бы вынуждена от кого-то защищаться и на кого-то нападать и оказалась бы под прицельным обстрелом партий и общественно-политических движений, непрестанно конкурирующих и враждующих друг с другом.

Чем она в действительности является

Мы с Тобой — одной крови

Начнем с того, что Церковь Христова – вовсе не человеческое изобретение и уже тем самым принципиально отличается от всех религиозных объединений, которые существовали, существуют или будут существовать. Словом «Церковь» нельзя назвать сообщество людей, исповедующих, например, иудаизм, ислам или буддизм. Нельзя сказать «иудейская Церковь», «мусульманская Церковь» или «буддистская Церковь». Церковь может быть только христианской. Почему? Потому что Христос основал ее как собрание свободных людей, стремящихся не получать от Бога все новые и новые блага, а отдавать Ему свои жизни, приносить Ему свои сердца. Ведь первым, Кто пожертвовал Собой ради людей, был Сам Иисус. Итак, Церковь – это то место, где Бог отдает Себя людям, а человек, принимая Господа, в ответ отдает Ему всего себя.

Господь не предлагает человеку какую-то малость – Его дар всеобъемлющ, человек же то и дело разменивается на пустяки. При этом, как сказал один святой, нам надо не Божьего, а Самого Бога, потому что Господь хочет не нашего, а нас.

Еще античные философы писали о том, что Бог доступен сознанию человека лишь опосредованно. И это – самое важное из того, что совершается в Церкви: бесконечный, невидимый, непостижимый, вездесущий и всемогущий Бог, которого невозможно ни понять, ни представить, в лице второй ипостаси Святой Троицы, в лице Сына Божия, ставшего Сыном Человеческим, дарует нам возможность не просто что-то получить от Него, а соединиться с Ним непостижимым образом, уподобиться Ему и стать достойными Его. По слову Афанасия Великого (ок. 298–373), Бог стал человеком для того, чтобы человек стал Богом.

В этом обожении, уподоблении нас Господу и состоит главная задача Церкви Христовой. Цель эта, однако, достигается лишь в том случае, если человек приходит в Церковь не как в магазин, а как в собственный дом, как в родную семью, соединяясь с этим удивительным богочеловеческим организмом. Только при этом условии все мы, независимо от того, кем бы мы ни были, с каким бы цветом кожи ни родились и в какой культурной среде ни воспитывались, сможем сделаться по-настоящему близкими и Богу, и друг другу. Именно в Церкви происходит становление нового человечества и каждого нового человека. Итак, кто во Христе, – говорит апостол Павел, – [тот] новая тварь; древнее прошло, теперь все новое (2 Кор. 5: 17).

Мы не становимся другими людьми, просто крестившись в Церкви, миропомазавшись, исповедовавшись и причастившись. Это – долгий путь длиной во всю нашу жизнь, на котором Бог и человек неустанно движутся навстречу друг другу. Человек призван преодолеть свои немощи и искажения, приближаясь к Господу как к источнику бесконечного света, ослепительному и страшному огню, который, с одной стороны, может обжечь, а с другой, может и переплавить.

Вдумаемся в слова апостола: Страшно впасть в руки Бога живаго! (Евр. 10: 31). Это значит страшно оказаться в его объятиях, страшно именно потому, что не сгореть в огне может только сам огонь. Если, продвигаясь по этому пути, идя в объятия Божии, мы сами становимся огнем, то тогда никогда и не сгорим. Как сказано у Редьярда Киплинга: «Мы с тобой – одной крови!»

Апостол Павел учит: В вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе (Флп. 2: 5) Вы можете представить себе это? Апостол призывает нас чувствовать, как Христос, любить, как Христос, огорчаться, как Христос, гневаться, но как Христос, слышать, как Христос, видеть, как Христос, плакать, как Христос, смеяться, как Христос… Одно из важнейших предназначений Церкви и состоит именно в том, чтобы подготовить человека к этому удивительному состоянию.

Уже в силу этого Церковь не похожа ни на одну другую организацию, потому что самые разные люди могут сосуществовать в ней до тех пор, пока готовы жить во Христе, ибо если они идут ко Христу, то непременно и встретятся в Нем. Если же их политические взгляды или эстетические предпочтения перевешивают любовь к Господу, диалог становится невозможен. Такие люди перестают принадлежать Церкви, хотя вполне могут прикрываться хоругвями, как транспарантами.

Христос никого не заставляет менять политические убеждения и отказываться от своих культурных корней, не призывает становиться националистами или, наоборот, записываться в космополиты. Будь тем, кем ты можешь и хочешь быть. Если ты – во Христе, все прочее сразу же отодвигается на третий и даже четвертый план и начинает относиться к области нашей социальной и культурной самоидентификации, но отнюдь не к нашему христианству.

Кстати, в этом кроется одна из причин того, что воспринять Церковь вне всевозможных внешних симуляторов современному человеку оказывается непросто. Мы привыкли жить и мыслить категориями, разделяющими нас по культурным, национальным, социальным и политическим признакам, в то время как Церковь – это место, где все складывается воедино. Люди же яростно не желают объединиться и возлюбить друг друга, потому искажены грехом. Человеческая природа тяготеет к индивидуализму, каждый стремится быть «сам по себе».

И сказал Господь: Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу (Лк. 22: 31).

Этот евангельский образ, как всегда, не случаен! Ведь что такое пшеница? Маленькое твердое зерно, наглухо отделенное от своих собратьев. Сатане не составит ни малейшего труда исклевать их по одному… С другой стороны, Христос так говорит о зернах:

Вышел сеятель сеять семя свое, и когда он сеял, иное упало при дороге и было потоптано, и птицы небесные поклевали его; а иное упало на камень и, взойдя, засохло, потому что не имело влаги; а иное упало между тернием, и выросло терние и заглушило его; а иное упало на добрую землю и, взойдя, принесло плод сторичный. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит! Ученики же Его спросили у Него: что бы значила притча сия? Он сказал: вам дано знать тайны Царствия Божия, а прочим в притчах, так что они, видя, не видят и, слыша, не разумеют. Вот что значит притча сия: семя есть слово Божие; а упавшее при пути, это суть слушающие, к которым потом приходит диавол и уносит слово из сердца их, чтобы они не уверовали и не спаслись; а упавшее на камень, это те, которые, когда услышат слово, с радостью принимают, но которые не имеют корня, и временем веруют, а во время искушения отпадают; а упавшее в терние, это те, которые слушают слово, но, отходя, заботами, богатством и наслаждениями житейскими подавляются и не приносят плода; а упавшее на добрую землю, это те, которые, услышав слово, хранят его в добром и чистом сердце и приносят плод в терпении. Сказав это, Он возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит! (Лк. 8: 5-15).

Когда перечитываешь этот евангельский отрывок, невольно задумываешься: «Господи, ну кто же будет в здравом уме сеять на дороге, на камнях или в терновнике? Не лучше было бы, даже потратив некоторое время, подыскать для начала подходящую почву?» А ведь нет ее – этой плодородной почвы, и это относится ко всем нам без исключения! Кто-то из нас подобен затоптанной дороге, кто-то уподобился камню, а кто-то – терновнику. Человек должен сам неустанно трудиться над своей душой, постепенно превращая ее в плодородную, как это делает любой крестьянин, которому достается в надел плохой участок земли. Он и камни уберет, и сорняки выполет, он вспашет это неудобье глубоким плугом для того, чтобы добраться до хорошей почвы. Так и нам предстоит погрузиться в глубину наших сердец, чтобы освободиться от того, что делает наши души каменными, оросить их слезами искреннего покаяния, удобрить надеждой на спасение и верой в неизреченную милость Божию.

Концом I – началом II века датируется апокрифический текст «Дидахё» или «Учение Господа <,переданное> народам чрез двенадцать апостолов», который содержит такие молитвенные строки, посвященные таинству Евхаристии: «Как сей преломляемый хлеб был рассеян по холмам и собранный вместе стал единым, так и Церковь Твоя от концев земли да соберется в царствие Твое, ибо Твоя есть слава и сила чрез Иисуса Христа во веки».

Иными словами, что необходимо предпринять для того, чтобы пшеница сделалась хлебом? Каждое зернышко, твердое, как камень, и абсолютно обособленное должно быть смолото вместе с другими зернами и превратиться в порошок, в муку. К этой муке следует добавить воды, чтобы получилось тесто. Тесто предстоит терпеливо замешивать руками, а потом запекать на огне до тех пор, пока оно не превратится в румяный, душистый хлеб, который потом на Божественной литургии по молитве всей Церкви станет Телом Христовым.

Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плодами. 12:24).

У Владислава Ходасевича есть прекрасное стихотворение «Путем зерна»:

Проходит сеятель по ровным бороздам.

Отец его и дед по тем же шли путям.

Сверкает золотом в его руке зерно,

Но в землю черную оно упасть должно.

И там, где червь слепой прокладывает ход,

Оно в заветный срок умрет и прорастет.

Так и душа моя идет путем зерна:

Сойдя во мрак, умрет – и оживет она.

И ты, моя страна, и ты, ее народ,

Умрешь и оживешь, пройдя сквозь этот год, —

Затем, что мудрость нам единая дана:

Всему живущему идти путем зерна.

Эти строки были написаны в роковом 1917 году. Потрясающе!.. Действительно, человек в Церкви идет путем зерна. В противном случае она так и останется для нас местом, куда мы заходим ставить свечи, или организацией, в большей или меньшей степени разделяющей наши взгляды на мир. На самом же деле человек должен уподобиться зерну, чтобы умереть и воскреснуть со Христом в таинстве крещения.

Что нам надо искать в Церкви

Умереть и родиться через крещение

Путем зерна уйти от карикатуры

Ко крещению малосведущие люди относятся по-разному. Одним оно представляется формальным актом, свидетельствующим о вступлении в некую организацию, другие воспринимают его в качестве своеобразной прививки, способа уберечь себя и своих детей от всяческих скорбей и болезней, для третьих это форма констатации своей национальной и культурной идентичности, поскольку, действительно, 80 процентов наших соплеменников отождествляют себя с православием именно посредством крещения. А может быть, в этом церковном таинстве сосредоточен какой-то совершенно иной, гораздо более глубокий смысл?

Почти две тысячи лет тому назад аскет и проповедник святитель Кирилл Иерусалимский говорил: «Крещение для нас – и гроб, и колыбель». Действительно, крещение символизирует собой гроб, в котором погребается ветхий человек. Почему же он умирает, ведь Христос пришел дать людям жизнь? Он умирает как человек, живущий исключительно по биологическим законам и руководствующийся лишь земными интересами, он умирает, как тот, в ком уже проросла новая жизнь, как умирает зерно. Если зерно не умрет, не разложится в земле, не исчезнет в своем прежнем качестве, оно никогда не сможет породить новую жизнь.

Когда мы становимся отроками, в нас умирают младенцы. Когда дорастаем до юношеского возраста, в нас умирают отроки. Когда превращаемся в зрелых людей, в нас умирают юноши. Когда стареем, в нас умирает зрелость. Однако всякий раз в нас рождается что-то новое и необыкновенное, то, к чему мы осознанно или неосознанно стремимся. Было бы ужасно, если отрок не умер бы во взрослом человеке и тот до седых волос оставался бы недорослем! Человек, не решившийся вовремя отринуть то, от чего настала пора отказаться как от изношенной одежды, которую к тому же он уже перерос, достоин искреннего сожаления.

Во Христе умирает человек, прежде отворачивавшийся от Бога. Крещение – гроб для человека древнего, прошлого, отжившего себя. В этом гробу перегорают наши пристрастия, истлевают наша самость и эгоизм, а вместе с ними и все наши искажения – наша несвобода, наша трусость, наше рабство и наше недостоинство. Все то, что превращает человека в карикатуру на него самого.

Купель крещения становится колыбелью, потому что, как только в ней умирает карикатура на человека, зарождается новая жизнь. Церковь принимает нового, рожденного во Христе человека как Сына Божия, как того, кто с этого момента носит Его имя. Мы становимся Христовыми, то есть христианами.

Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова ( Мф. 1:1).

Если человек начинает жить по Евангелию, если его жизнь становится вписанной в Евангелие, становится продолжением евангельского повествования и евангельских притч, значит, он следует правильным путем, идет путем зерна, вписанным в Книгу Жизни, и, как сказал Христос, не увидит смерти вовек (Ин. 8: 51). Иными словами, он должен сначала умереть, а потом восстать из мертвых, как умер и воскрес наш Спаситель.

Таинство крещения, к которому человек готовится осознанно и серьезно, делает его родным Богу по духу плоти и крови, освобождая от первородного греха. Эта неразрывная связь будет впоследствии осуществляться и поддерживаться через таинство Евхаристии.

С этого момента для человека начинается новая, особая жизнь. Она открывается через Евангелие, через хождение в церковь, которая сама является Телом Христовым. Воспринять эту Божественную жизнь – настоящий подвиг, очень нелегкий труд. Стать человеком – это, пожалуй, главная задача, стоящая перед каждым из нас. Разумеется, все мы рождены в человеческой природе, но нам предстоит уподобиться Иисусу Христу, Тому совершенному Человеку, Которым Бог стал ради нас.

Наше человеческое становление через Церковь – и есть истинный путь ко спасению. Становясь людьми, мы открываем себя для Бога, чтобы Он мог пребывать с нами и сделать нас подлинно похожими на Себя.

Посредством таинства крещения человеку даруется очищение от всех грехов, и прежде всего от греха первородного, исказившего окружающий нас мир и ставшего первопричиной всяческого умирания, – не только биологического, но и духовного: умирания любви, умирания дружбы, умирания взаимопонимания, умирания истинных человеческих ценностей, умирания смыслов. Но крещение – это не возвращение в потерянный рай. Своей искупительной жертвой Господь дарует в крещении человеку гораздо больше. Если рай, о котором мы читаем в Библии, был устроением земного бытия и пребывания человека с Богом, то крещение – это дорога и путь, двери, открытые в Царство Небесное, это не просто пребывание с Богом, а неразрывное соединение с Ним.

Древние Отцы Церкви высказали на первый взгляд парадоксальную мысль: «Блажен грех Адама, ибо он даровал нам Спасителя». Искупление оказалось не просто возвращением падшего Адама в рай. Господь дарует всем нам Небесное Царство – новое небо и новую землю, на которых живет правда.

Крещение избавляет нас как от греха первородного, так и от всех наших собственных прегрешений и дарует нам новую жизнь. В этот момент жизнь человека представляет собой чистый лист бумаги, он начинает все заново и может двигаться вперед, не оглядываясь. Беда, однако, заключается в том, что сам человек во многом остается прежним. Господь избавляет от насилия дьявола, но процесс этот не может быть односторонним, и мы призваны принять в нем самое действенное участие. Путь, предполагающий исправление человеком самого себя, преодоление им собственной искаженности открывается после крещения, но никогда не является прямой и широкой дорогой. Это – те самые узкий путь и тесные врата, о которых говорит Спаситель в Евангелии.

Бороться с собой за себя

Человек небольших дел, или Поверженный Гулливер

Таинство крещения знаменует для каждого из нас начало совершенно иной жизни. Впрочем, из этого отнюдь не следует, что новообращенный как бы переселяется на другую планету, перестает общаться со своими близкими так, как общался с ними прежде, бросает работу и десоциализируется. Наоборот, человек, принявший святое крещение, начинает свой каждодневный путь ко Христу. Это – постоянный нелегкий труд, неусыпное внимание к себе, это приобретение жизненного христианского навыка. Путь веры – не череда великих дел, не вереница громких подвигов. Этот путь может быть незаметен, неочевиден даже для самого человека. Люди, живущие духовной жизнью, старающиеся поступать по Евангелию, по заповедям Божиим, искренне и сердечно стремящиеся к Господу, часто не замечают своего самосовершенствования, своего продвижения вперед. Это явление не случайно, потому что жизнь духовная – сокровенна. Сокровенность – один из ее непреложных законов. Сам Христос не раз говорит об этом в новозаветных притчах:

Царствие Божие подобно тому, как если человек бросит семя в землю, и спит, и встает ночью и днем; и как семя всходит и растет, не знает он, ибо земля сама собою производит сперва зелень, потом колос, потом полное зерно в колосе. Когда же созреет плод, немедленно посылает серп, потому что настала жатва (Мк. 4: 26–29).

Еще сказал: чему уподоблю Царствие Божие? Оно подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все ( Лк. 13: 20–21).

Царство Небесное прорастает в человеке незаметно. Это – путь к постижению Бога, путь возрастания в Боге, призванный сделать человека похожим на Него. И нам предстоит научиться походить на Христа. Апостол Павел пишет:

В вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе (Флп. 2:5).

Это значит, что каждый, кто стремится приблизиться к Богу, кто стремится устроить свою жизнь по Евангелию, должен приучить себя смотреть на окружающих глазами Христа, слышать их, как Христос, говорить с ними, как Христос, то есть относиться к ближним так, как относится к нам наш Спаситель. Казалось бы, перед нами поставлено совершенно невыполнимое задание, а апостол говорит о нем так легко и просто! Однако все это вполне достижимо, но достижимо не рывками, не какими-то разовыми, пусть и решительными действиями, а незаметным, но верным шествием за Богом. Господь говорит о верности так:

Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом (Лк. 16: 10).

Этот путь, с одной стороны, очень сложен, а с другой – необыкновенно светел и радостен, потому что человек проходит его вместе с Богом, вместе со всей Церковью. При этом человека подстерегают немало опасностей. Я имею в виду его греховные навыки, которые, хотя уже и не имеют над ним прежней силы, но, тем не менее, до сих пор присутствуют в нем.

Борьбу с грехом, называемую невидимой бранью духовной, Ф.М. Достоевский характеризовал так: «Дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». В этой борьбе придется принять участие всем нам без исключения.

Каждому христианину предстоит сражаться с собой за самого себя: за свободу во Христе Иисусе, за освобождение от незримых цепей, накрепко приковывающих к этому миру и от нечистых помыслов, влекущих ко греху и постоянно указывающих направление, противоположное Царству Небесному.

Не следует забывать и о сатане, который всякого стремящегося жить благочестиво стремится соблазнить, всякого идущего ко Христу хочет погубить, потому что ненавистен ему Христос и все, кто именем Христовым называются, так же ненавистны ему. Враг рода человеческого не перестанет лукавить, не откажется от обмана и устрашения людей, идущих за Господом и несущих свой крест.

На этом пути нам непременно встретятся непонимание, ложь и злоба; несправедливости этого мира будут часто ставить нас в тупик и оставлять наши вопросы безответными. Время от времени мы неизбежно будем спотыкаться, нам не удастся избежать горьких ошибок и болезненных падений. Но как бы человек ни падал, как бы ни заблуждался, он должен твердо знать: у него всегда есть возможность исправить себя, перед ним всегда открыт путь покаяния.

Таинство покаяния совершается в Церкви во время исповеди перед священником и дарует освобождение от грехов, совершенных после крещения, и полное прощение при условии глубокого раскаяния и искреннего стремления не повторять их вновь. Нет такого прегрешения, которое не могло бы быть прощено, нет такого греха, который превзошел бы Божие милосердие, нет такой ошибки, которая не могла бы быть исправлена, нет такой точки, которая оказалась бы «точкой невозврата», стала бы тупиком в человеческой жизни.

Там, где Христос, – всегда открывается дверь, если мы в эту дверь стучимся, если припадаем к Господу с горячей покаянной молитвой. Следует помнить: Он принял муки и смерть на Кресте и даже во ад сошел ради спасения каждого из нас. Единственный грех, не подлежащий прощению, – тот, в котором мы по собственному жестокосердию не желаем покаяться.

Таинство покаяния предполагает не просто рассказ о своих прегрешениях, но прежде всего раскаяние и самоосуждение. Если человек легкомысленно относится к прощению, оно может не произойти. Только благодарная память о прощении дает нам надежду на то, что допущенные ошибки впредь более совершены нами не будут.

В большинстве своем мы – самые обычные, невеликие люди, люди небольших дел и негромких свершений, и в этом на самом деле нет ничего обидного. Гораздо хуже, что по-настоящему мы и любить не научены! Читаем в книгах о большой, прекрасной и жертвенной любви, но вот в собственной жизни такого чувства чаще всего не испытываем. Наша любовь оказывается куда скромнее! Мы легко можем потерять ее, предать ее или от нее отказаться.

Мы не совершаем великих подвигов и сталкиваемся с ними лишь на страницах шедевров мировой классики, повествующих о подвигах Геракла, о бессмертной любви Ромео и Джульетты или о стойкости святых угодников Божиих. Все это кажется нам вещами недостижимыми, непостижимыми и в какой-то степени даже сказочными…

Жизнь обычного человека небогата яркими событиями. Наверное, это и хорошо. Однако каждый наш день состоит из череды мелких, простых, но, по сути своей, очень важных дел. И вот именно в этом «малом» мы и призваны проявлять свою верность, хотя бы запрещая себе лгать по мелочам и то и дело успокаивать себя: «Ну, что за малость, если я позволю себе произнести в трудную минуту какое-то необдуманное слово? Что за беда, если позволю взглянуть на какую-то не вполне пристойную вещь? Что худого в том, если я позволю себе пожелать своему обидчику зла? Я же не претворяю свои желания в дела! Что страшного произойдет, если я немножко на кого-то раздражусь, немножко кому-то солгу, немножко кому-то подыграю, немножко кому-то польщу? Ну, немножечко, ну, совсем чуть-чуть!»

И вот эти «немножечко», эти «чуть-чуть» неизбежно привносят в человеческую природу необратимые искажения. Из-за них мы перестаем замечать в себе очень важные и тревожные вещи. Так складываются характеры, так подготавливается почва для предательств и измен.

Постепенно эта «малость в грехе», поначалу столь незаметная и, казалось бы, вполне извинительная, связывает человека по рукам и ногам и он просто перестает существовать как подобие Божие. Разумеется, в человеке никогда не может быть до конца истреблен образ Божий, но он может быть настолько помрачен и изуродован, что отыскать его оказывается очень и очень трудно…

Мне вспоминается иллюстрация, которую все мы разглядывали в детстве, читая книгу о Гулливере. На земле лежит огромный Гулливер, связанный множеством тоненьких ниточек, и никак не может подняться на ноги, а по нему бегают маленькие злобные лилипуты, в плену у которых он оказался. Вполне может случиться так, что человек незаметно для себя порабощается самыми «мелкими», самыми «ничтожными» грехами, но они настолько жестко связывают его и приковывают к земле, что он уже и ко Христу идти не в силах: он порабощен этими грехами. Вот как говорится об этом в покаянном каноне: «Связан многими ныне пленицами грехов…»

Но ведь и путь к добру, путь ко Христу тоже складывается из малых, почти незаметных шажков: когда человек в малом верен, когда он в малом не солжет и не подведет, когда и в малом себе не попустит, когда и в малом найдет в себе силы перешагнуть через свою самость и уступить место другому. Ведь учим же мы своих детей уступать место в транспорте старшим!

Прекрасно, если человек с детства приучен к заботе о ближних. Ему непременно не раз пригодится этот вовремя приобретенный навык к добру, опыт добродетели, смирения и уважения к окружающим. Это значительно расширяет пространство духовной жизни, потому что такой человек, скорее всего, окажется способным в решительный момент пожертвовать собой.

Быть неповторимым

Почему поговорка «Человек человеку волк» безнадежно устарела?

Человек не должен быть «как все», он должен быть таким, каким его хочет видеть Христос. Но в Церкви существует немало традиций, которые на первый взгляд унифицируют положение прихожан. Прежде всего, речь идет о традициях поста.

На каждый год приходятся четыре многодневных поста, кроме того, пост соблюдают по средам и пятницам. Верующие задают себе вопрос: что можно есть в это время и от чего следует воздержаться. Открыв устав, они узнают о том, что, например, в первые четыре дня Великого поста предписывается сухоядение или даже полный отказ от пищи, что растительное масло можно употреблять только по субботам и воскресеньям, зато в некоторые дни разрешено употребление рыбы и даже вина…

Человек малосведущий приходит к выводу, что смысл поста заключается исключительно в чрезвычайно строгом отношении к выбору блюд и количеству съеденного и невольно сравнивает себя со спортсменом, перед которым поставлена задача: любой ценой установить рекорд (в данном случае – рекорд терпения и выносливости).

Однако следует знать, что уставы, по которым доныне живет наша Церковь, пришли к нам из строгих монастырей Палестины, Египта и Константинополя и писались для иноков, живших в те далекие времена. Наш современник должен относиться к этим уставам, прежде всего, как к свидетельству о необыкновенной высоте подвижничества первых христиан, но полностью проецировать на себя все эти правила с духовной точки зрения неразумно.

Любая человеческая личность уникальна, каждый путь к Богу неповторим. Всем нам присуща индивидуальная поступь и своя скорость духовного развития. Немаловажное значение имеет и физическое здоровье человека, поэтому каждый должен сформировать собственное отношение к посту.

Прежде всего, нужно поставить перед собой несколько основополагающих вопросов и честно ответить на них. Кто я такой? Что представляю собой в настоящий момент?

Какова цель моего поста и на что я способен на самом деле?

Когда ответы получены, следует задуматься: «Каким Господь хочет увидеть меня во время этого поста? Каким я должен стать после него?» Лишь в этом случае пост становится не самоцелью, а надежным подспорьем на пути, ведущем нас ко Христу.

Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих (Мф. 4: 4).

Святые Отцы Церкви считали чревоугодие одним из смертных грехов. Что они имели в виду? Только неравнодушие к вкусной пище, которая украшает наши столы? Надо ли, чтобы она непременно была неаппетитной и не доставляла бы нам ни малейшего удовольствия? Нет, конечно же. Вспомните отрывок из Евангелия:

Был брак в Кане Галилейской, и Матерь Иисуса была там. Был также зван Иисус и ученики Его на брак. И как недоставало вина, то Матерь Иисуса говорит Ему: вина нет у них. Иисус говорит Ей: что Мне и Тебе, Жено? еще не пришел час Мой. Матерь Его сказала служителям: что скажет Он вам, то сделайте. Было же тут шесть каменных водоносов, стоявших [по обычаю] очищения Иудейского, вмещавших по две или по три меры. Иисус говорит им: наполните сосуды водою. И наполнили их до верха. И говорит им: теперь почерпните и несите к распорядителю пира. И понесли. Когда же распорядитель отведал воды, сделавшейся вином, – а он не знал, откуда [это вино], знали только служители, почерпавшие воду, – тогда распорядитель зовет жениха и говорит ему: всякий человек подает сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее; а ты хорошее вино сберег доселе (Ин. 2: 1-10).

Обратите внимание на весьма существенную деталь: Господь превратил воду не просто в вино, а в вино очень хорошее! И вина было на этой трапезе так много, что наверняка многие оказались пьяны, но радостно пьяны, потому что пиры устраиваются для удовольствия, и вино веселит жизнь (Екк. 10: 19).

Можно ли расценивать это пиршество как чревоугодие? В определенном смысле, наверное, да, но не об этом идет речь! Когда Господь дает что-то в пищу человеку, то предлагает только лучшее и вкуснейшее. Вопрос в том, как мы относимся к этой пище и что сами делаем своей пищей.

Человек оказался существом поистине ненасытным, причем это относится не только к еде, но ко всему, к чему он прикасается. Поговорка «Человек человеку – волк» безнадежно устарела. Ныне человек человеку – блюдо… Это и есть грех чревоугодия, страшный грех отпадения от Бога, от Божественной любви.

Человек должен усилием воли оторвать себя от этого мира как от единственного источника жизнеобеспечения и прилепиться к Господу как к единственному источнику жизни. Собственно говоря, истинное предназначение поста состоит в том, что каждый из нас сам для себя определяет, что его связывает, удерживает и порабощает более всего, какие путы, мешающие общению с Богом, ему следует разорвать в первую очередь. Для одних оказывается особенно благотворным самоограничение в пище, для других – неучастие в суетном и бездумном времяпровождении, для третьих – отказ от греховной зависимости. Образовавшуюся пустоту мы должны наполнить молитвой, добрыми делами и заботой о ближних.

Получится так, что каждый человек будет поститься, но поститься по-своему, потому что Церковь – это, прежде всего, общество свободных людей, и нам никогда не следует забывать об этом. В Церкви никто не должен ходить строем и заглядывать друг другу в рот: а постится ли он или она так, как пощусь я, или нет?

Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его (Рим. 14: 3).

У каждого – свой пост, а объединяет всех нас стремление максимально приблизиться к Богу. Стремление это должно быть честным, а отношение к самому себе – серьезным и ответственным, тогда и пост сложится правильно. При этом сколько раз в день ты будешь трапезничать, позволишь ли себе какие-то послабления или решишься обойтись без них – это уже дело твоей совести, мера твоего личного подвига.

Так же следует относиться и к молитвенному правилу. В молитвословах собраны утренние и вечерние молитвы, каноны ко Господу, Пресвятой Богородице, Ангелу Хранителю, акафисты, правила перед святым причащением и молитвы, обращенные к угодникам Божиим. Казалось бы, все очень просто: покупаешь в храме молитвослов и читаешь по утрам утренние молитвы, на ночь – вечерние, а готовясь ко причастию – три канона и особые молитвы, как это принято в нашей Церкви.

Разумеется, можно поступать и так. Но при этом возникает существенная проблема: молитв этих очень много, почти все они написаны на церковнославянском языке, а если даже и на русском, то все равно малопонятны из-за своей чрезвычайной образности. Большинство из этих молитв сложены Святыми Отцами, жившими в IV–VIII веках. Строй их поэтического мышления весьма далек от свойственного нам восприятия мира. В результате мы оказываемся перед дилеммой: либо молимся чужими словами и не всегда понимаем, что делаем, либо вовсе оказываемся в тупике, не зная, как молиться.

Следует осознать: молитвенное правило существует не для формального и бездумного его исполнения. Оно призвано научить нас тому, что молитва – долгий путь к Богу, то, чему человек учится в течение всей своей жизни. Ведь разговаривать с Богом очень нелегко, и причина тому – внутреннее состояние человека, напоминающее расстроенный музыкальный инструмент. Попробуйте сыграть Баха, Моцарта или Бетховена на расстроенном рояле. Музыка не польется, получится лишь какофония…

Что мы знаем о своем усыновлении

Мысли о жизни в молитве «Отче наш»

Наш путь навстречу Спасителю складывается из робких и нетвердых шажков – неприметных, прежде всего, нам самим. Впрочем, это обстоятельство нельзя не счесть благотворным. У нас остается надежда на то, что эта «малость» и эта «неброскость» не вызовут болезненного обострения нашей гордыни, не спровоцируют в нас манию духовного величия, ибо мы помним: стремящийся ко Христу думает, прежде всего, не о себе, а о Нем!

Следует отметить, что продвижение по этому пути осуществляется непрестанным и, чего уж там таить, докучливым самопонуждением. Евангелие твердит нам: Царство Небесное силою берется (Мф. 11: 12). По-церковнославянски это звучит так: «Царствие Небесное нудится». Что делать, наша земная, плотская сущность изначально стремится к тому, чтобы поглубже зарыться носом в песок или залечь в берлогу, надежно отгородившись ото всех и зациклившись на себе любимых… Нудно тащить себя за шиворот из болота на свет Божий! Господь же, наоборот, Своим Вознесением непрестанно увлекает нас ввысь. Хочешь не хочешь, а приходится себя понуждать, напрягая неокрепшие крылышки…

Иные полагают, что молитва – это свободный, восторженный полет, экзальтация, родственная высокому поэтическому вдохновению. А Святые Отцы говорят о ней как о величайшем труде, который может выпасть на долю человека, о том, что желающий быть услышанным Богом должен приучить себя говорить на том языке, на котором обращается к нам Христос.

Как же быть в таком случае? Ведь мы-то на самом деле не только с Богом, но и с людьми по-настоящему говорить не умеем, то и дело повторяя: «Мы с вами говорим на разных языках…» Но в помощь нам даны молитвы, оставленные Святыми Отцами Церкви.

В определенном смысле все люди схожи с музыкальными инструментами – те тоже фальшивят, когда расстроены. Когда у нас хорошее настроение, когда мы пребываем в благодушии, у нас «сердце поет», пусть иной раз мы и не слышим этого внутреннего пения. Это свидетельствует о том, что от природы мы очень гармоничны. Но и наше обращение к Богу тоже требует определенного настроя. Камертоном может и должна послужить молитва, оставленная нам Самим Господом: молитва «Отче наш», которую каждый христианин не может не знать наизусть и при этом не читать ежедневно.

Эта молитва, насколько бы ни казалась она нам понятной, как бы часто ни прибегали мы к ней, гораздо больше и глубже того, что мы о ней знаем. Это единственное, что Господь даровал апостолам в ответ на их просьбу научить молиться. Но почему же в таком случае существует много других молитв?

Если вдуматься, все они так или иначе являются переложением молитвы Господней; каждая святоотеческая молитва – ее интерпретация. На самом деле мы всякий раз молимся одной молитвой, просто в молитвенном правиле она представлена разнообразно, адаптированно к тем или иным обстоятельствам нашей жизни.

Известно, что любой молитве присущи три составляющих – покаяние, благодарение и просьба, и молитва Господня в этом смысле не исключение. В ней также заключены прошения, но прошения своеобразные. Речь идет о том, о чем мы чаще всего не просим. «Отче наш» – это указание пути к Богу и мольба о помощи на этом пути. Молитва Господня концентрирует в себе весь христианский мир: в ней все собрано, раскрыт весь смысл христианской жизни, нашей жизни в Боге.

Молитва начинается с двух, казалось бы, простых слов: «Отче наш», но они сразу же ставят человека в тупик. Конечно, мы привыкли считать, что Бог – наш Отец, и помним о том, что Он Сам называет Себя нашим Отцом. Но одно дело – знать об этом, и совсем другое – действительно пребывать с Господом в таких отношениях. По большому счету Отцом Бога может назвать только Сын – вторая ипостась Святой Троицы. Поэтому, когда Сын Божий предлагает эту молитву Своим ученикам, происходит беспредельное возвышение всего человечества. Бог ставит человека рядом с Собой, возводит на Свой, недостижимый без того уровень. Отныне Сын Божий и все мы обращаемся к Богу Отцу одними и теми же словами. Истинное значение этого события трудно осознать человеку.

Блудный сын, возвращаясь к отцу, хочет быть принятым в качестве наемника, но отец не дает ему договорить, потому что ему не нужны ни рабы, ни наемники; только сыновья могут быть ему близки по-настоящему. Когда мы просим у Бога о чем-то, то часто обращаемся к Нему, как чужие: как подчиненные к начальнику, как неимущие к благодетелю, либо как страждущие к великому неизвестному и неисследованному источнику благодати, исцелений и чудес, но почти безликому, неузнаваемому, совсем незнакомому нам.

Мы знаем, что Бог есть, что Он всемогущ, но наше знание о Нем носит исключительно апофатический характер. Этим термином в богословии принято называть метод, заключающийся в выражении сущности Божией путем последовательного отрицания всех возможных его определений как несоизмеримых ему, в познании Бога через понимание того, чем Он не является.

Мы чувствуем, что Господь настолько далек, настолько непознаваем, настолько велик, что обратиться к Нему на «Ты», как призывает нас Иисус, просто язык не поворачивается. Дерзновенно сказать Богу «Ты» можно лишь в том случае, если Он действительно близок тебе, когда Он – свой, и ты Ему – не чужой, когда все Мое Твое, и Твое Мое (Ин. 17: 10), и человек это понимает. Без настоящей духовной связи все обессмысливается.

Господь по неизреченной Своей милости дает нам просимое, но зачастую мы и сами сомневаемся в том, что Он может дать нам так много. Ведь мы испрашиваем себе у Бога великие духовные дары – смирение, целомудрие, послушание. Просим и не верим, что сможем все это получить…

Мы часто произносим: «Отче наш…» как чужие Ему люди, иногда даже и не желающие, не ищущие этого отцовства. Практически в любой нашей молитве будут встречаться эти слова; они могут стать непреодолимым препятствием на пути к Богу, если мы бездумно повторяем их, а детьми быть не хотим. Гораздо удобнее относиться к Господу как к отстраненному всемогущему существу, непознаваемому и неизреченному. Но раз Он – Отец и Сам Себя определяет таким образом в этой молитве, значит, есть в Нем глубокая познаваемость и желание этого познания, иначе молитва обессмысливается.

Как же можно стать истинным сыном Божиим? Очевидно, что этого невозможно достичь одним лишь желанием. Прежде всего, нами должно двигать глубокое, живое, трепетное стремление. Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят, – говорит Господь (Мф. 7: 7–8). Но стремление должно быть непрестанным, а не овладевать нами время от времени. Невозможно до какого-то момента оставаться сыном Божиим, а потом заявить: а теперь оставьте меня в покое! Я уже получил все, что мне требовалось, и ничего большего не хочу!

Всыновление происходит только через Христа, через Церковь и ее Святые Таинства, только через личный подвиг. Так же и Сын Божий искупает Человечество и делает его сопричастным Божеству через Свой подвиг Распятия, крестных мук, смерти и Воскресения.

Изначально сыновство присуще каждому; не стоит искать его где-то вовне, в каких-то книгах или учебниках. Оно заложено в нас как образ и подобие Божие, но путь к нему лежит через крест.

Если Отец наш Небесный – Един, то и мы все должны быть близки друг другу. Друг без друга мы не состоимся, как дети Божии. Творец изначально создал человечество, как Церковь.

И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему (Быт. 2: 18).

Сотворение Евы из ребра Адама – не только образ супружества, но, прежде всего, образ Церкви. Из Адама изымается некая часть, он становится неполным, но и Ева без Адама неполна. Плоть же должна быть единой, а единое тело во Христе – это Церковь. Человечество не может быть полным, пока люди не соединятся друг с другом во Христе, пока не восполнят собой друг друга. Заповедь, данная нам Спасителем: Возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мф. 22: 39), раскрывает стоящую перед человечеством задачу: пребывать в любви как в полноте бытия. Нет полноты в человеке, который замкнут на себе и руководствуется исключительно эгоистическими соображениями. Такой человек уничтожает себя. Полнота, заключенная в словах «Отче наш », позволяет нам быть Церковью и тем самым спастись.

«Иже еси на небесех…»

В Священном Писании постоянно упоминается о том, что Господь нематериален. Существует заповедь, строго предписывающая:

Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог твой (Исх. 20:4–5).

Зачем же тогда в молитве приводится это определение: «Иже еси на небесех…»?

Мы знаем о Боге не только то, что Он вездесущ, но и то, что Он еще и всеобъемлющ, и называем Его Вседержителем. Древними же иудеями Он воспринимался, прежде всего, как Бог – Отец иудеев – богоизбранного народа. Такое же искажение истины может допустить всякий, кто начнет кичиться своей верой как «единственно богоносной» и «истинно православной».

Повторяя: «Сущий на небесах», – мы исповедуем всеобъемлющее Божие отцовство. Наше исповедание заключается именно в том, что мы признаем Бога Отцом всех людей, так как Он пребывает на Небесах. Конечно, имеются в виду не физические небеса, состоящие из определенных слоев атмосферы, а мир духовный, невидимый и всеобъемлющий, который неизмеримо больше мира земного, видимого. Потому-то и отцовство, заключенное в Боге, покрывает собой все Его творение. В мире нет и не может быть ничего, что не было бы покрыто Его Божественной любовью. Всякий человек, сотворенный Господом, как существо богоподобное, принадлежит Его отцовству, а не только мы – «род избранный», «царственное священство», как привыкли думать о себе православные христиане.

Живший в I веке учитель Церкви Тертуллиан так и говорил об этом: всякая душа по природе своей – христианка. То есть любой человек, в какое бы время и в какой бы точке земного шара он ни родился, к какой бы культуре ни принадлежал, рождается, прежде всего, для того, чтобы стать христианином и в Боге познать своего Отца. Для Господа нет чуждых Ему людей, и именно в этом заключается промысел Божий о мире.

Иногда задают вопрос: существует ли некое изначальное предопределение Божие, иными словами, существует ли судьба? И да и нет. С одной стороны, мы знаем, что Господь Всеведущ, что Ему открыто будущее человека еще до его рождения, поскольку существо человеческое от Бога не утаено: «И мысли, и дела Он знает наперед», – как писал М.Ю. Лермонтов. Но с другой стороны, нам дана свободная воля, мы сами распоряжаемся собой, и Господь никоим образом не желает ограничивать нашу свободу.

Возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут; или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? (Мф. 26: 52–53).

У Него есть свобода и возможность защищаться, но Он связывает Себя собственной волей, чтобы человеческая свобода торжествовала даже таким противоестественным образом.

Существует единственное предопределение, связанное с человеком: каждый из нас предопределен ко спасению, хотя из этого вовсе не следует, что все будут спасены. Каждый призван осуществить свое изначальное сыновство в Боге, который всех объемлет Своим отцовством. Но достичь этого суждено лишь тем, кто действительно стремится к Господу. Тот же, кто отвергает Его, отвергает тем самым и собственное спасение.

«Да святится имя Твое…» Открывая Свое имя Моисею, Господь поведал о Себе:

Я есмь Сущий. И сказал: так скажи сынам Израилевым: Сущий [Яхве] послал меня к вам (Исх. 3: 14).

Я – Тот, Кто существует… В этих словах заключается великая истина: по-настоящему, безотносительно существует только Сам Бог, а все остальное – лишь потому, что существует Он.

Господь непостижим и, следовательно, никак не может быть до конца определен и описан. Потому-то и имя Божие, в котором заключена Его сущность, непознаваемо, включая и открытое Им людям через Моисея, –

Произнесение имени Божия в иудаизме табуировано. Запрет, в частности, основывается на библейской заповеди:

Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно (Исх. 20: 7).

Истинное, тайное звучание Его имени было известно только первосвященнику Иерусалимского храма, который произносил его вслух лишь раз в году, оставаясь наедине во время принесения пасхальной жертвы, когда окроплял кровью Святая Святых. В молитвах же использовались следующие обращения:

(Адонай, то есть «Господь», «Владыка», «Вседержитель»)

Впрочем, все эти имена определяют лишь некоторые из свойств Божиих, но отнюдь не Его сущность. Таких определений – множество, но мы так и не знаем и никогда не узнаем Бога по имени. Это имя является тайной, и мы просим о том, чтобы оно святилось.

Я открыл имя Твое человекам, которых Ты дал Мне от мира; они были Твои, и Ты дал их Мне, и они сохранили слово Твое (Ин. 17: 6).

И далее:

Я открыл им имя Твое и открою, да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них (Ин. 17: 26).

Что же это за имя, которое Христос открыл людям? Это – Он Сам, потому что, по Его же словам, Все Мое Твое, и Твое Мое (Ин. 17: 10). Вообще Евангелие от Иоанна раскрывает многие тайны отношения Бога и человека…

Познание имени Божия – это познание Самого Господа, и имя, которое Спаситель открыл человечеству, дает нам такую возможность: Бог познается через Своего Сына. Но познание Господа заключается не в буквальном знании о Нем, не в количестве богословских понятий и представлений, которыми мы оперируем, не в постижении таинственных откровений, предназначенных лишь для «избранных». Истинное познание заключается в соединении с Ним.

Первое даруемое нам соединение со Христом – это Святое крещение, во время которого читается молитва на наречение имени: «Да будет имя Твое неотреченно на нем…» Это уже потом человеку дают имя в честь какого-либо святого, но оно становится лишь дополнением к Божественному имени, к имени христианина. Теперь он уже – не просто телесное существо, не просто совокупность действующих в нем биологических процессов, которые мы называем жизнью. Человек входит в род Христов.

Мы молимся: «Да святится имя Твое…», но каким образом следует восславлять имя Божие? Не кричать же на улице: «Слава имени Твоему!» Мы возносим молитвы именно о том, чтобы нас сразу же узнавали по этому имени, как прежде узнавали настоящих христиан.

Когда в нас действует Бог, мы немедленно узнаем Его: Господь посетил, Господь помог! Так же люди должны узнавать и тех, кто носит Его имя. Когда мы произносим: «Да святится имя Твое», мы просим о том, чтобы это Имя святилось в нас.

«Да приидет Царствие Твое…» Этими словами мы призываем второе пришествие и Страшный суд, призывая тем самым победу Христа над злом, над антихристом. Мы зовем Его, потому что верны Ему и готовы Его встретить. В евхаристической молитве ранних христиан звучали такие слова: «Да прийдет образ мира сего», – то есть пусть скорее закончится существование этого видимого мира и наступит Царствие Небесное. Они молились так, хотя и прекрасно знали о том, что эти события будут сопряжены с пришествием антихриста и гонением на христиан, но нисколько этого не боялись. Они желали, чтобы всякое зло, искажающее мир, наконец исчезло и правда Божия воцарилась бы в каждом человеке.

«Да будет воля Твоя, яко на Небеси, и на земли…» Промысел Божий относительно человека состоит в том, чтобы привести нас всех ко спасению. Однако такое стремление должно определять и всю нашу жизнь. Речь идет о нашей готовности вверить себя в руки Божии, в способности каждого из нас уподобиться Христу, Который взывал в Гефсиманском саду:

Отче Мой! Если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя (Мф. 26: 42).

Доверить себя Богу, когда мы ошущаем уверенность в собственных силах, труда не составляет, а вот довериться Господу подобно апостолу Петру, который шел ко Христу по бурлящим водам, доверить Ему себя в ту минуту, когда вокруг – мрак непроглядный, когда почти не осталось надежды на спасение, – для этого требуется подвиг.

Молясь об учениках, Христос говорит Отцу: Все Мое — Твое, а Твое – Мое (Ин. 17:10), подчеркивая тем самым, что воля Бога-Сына и Бога-Отца – едины. Так и проявление нашей свободной воли должно соответствовать воле Божией, заложенной в нас изначально, потому что мы созданы по Его образу и подобию. Вверяя себя в руки Божии, предавая себя Его воле, мы молимся о том, чтобы дары Господни проявились в нас во всей полноте. Лишь всецело доверившись Богу и от всего сердца сказав Ему: «Все мое – Твое», мы услышим в ответ: «Все Мое – твое».

Воля Божия о каждом из нас определяет и наши пути ко спасению. Они могут оказаться извилистыми и отнюдь не очевидными для нас самих. Кому-то может показаться, что воля Божия хранится, как в сказках, за семью морями и семью печатями, вот многие и ездят по старцам в поисках каких-то особенно «просвещенных» или многоопытных священников…

Ищите Царствия Божия, и <… > все приложится вам (Лк. 12: 31).

Молясь о том, чтобы воля Господня воцарилась «на Небеси и на земли», мы прежде всего должны быть готовы сами следовать ей. К величайшему сожалению, люди часто отождествляют послушание с угнетением личной свободы, ошибочно полагая, что тот, кто слушается, – порабощен, а тот, кто послушание определяет, – владычествует. В действительности дело обстоит иначе. Не только мы призваны слышать волю Божию, жить согласно этой воле и пребывать в послушании, – Сам Господь тоже чутко вслушивается в каждую нашу молитву и, можно сказать, исполняет послушание. Мы просим Его о милости – Он нам ее оказывает; мы просим Его о прощении – Он нас прощает и помогает нам в тяжелых жизненных обстоятельствах. Все богослужения, в которых мы участвуем, – это непрестанное послушание Господа по отношению к человеку, начавшееся с того, что Он был послушным даже до смерти, и смерти крестной (Фил. 2: 8). Таким было главное Его послушание – послушание не только Богу-Отцу, но и всему человечеству.

«Хлеб наш насущный даждь нам днесь…»

Мы испрашиваем у Господа то, в чем нуждаемся постоянно. Например, на многие европейские языки «хлеб насущный» переводится как «хлеб ежедневный» (например, по-английски это будет выглядеть как dailybread), что придает этому прошению совершенно бытовой, приземленный смысл. Когда же мы просим у Бога не оставить нашу жизнь без Своего попечения, подав нам хлеб, которым кормимся, то под «хлебом» подразумеваем всю совокупность необходимого.

Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды? Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту [хотя] на один локоть? И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них; если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры! Итак, не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? Потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф. 6: 25–33).

Мы уповаем на то, что Господь напитает нас, и просим, чтобы именно Его рука подавала нам пищу, чтобы мы никогда не были обойдены Его заботой. Иисус говорит о Себе иудеям:

Я есмь хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли; хлеб же, сходящий с небес, таков, что ядущий его не умрет. Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира (Ин. 6: 48–51).

Перечитывая эти слова, мы совершенно по-новому представляем себе смысл прошения. В нем заключена не только просьба о земных благах, столь необходимых для нашей жизни. Его глубинное значение раскрывается в другом отрывке Святого Писания:

Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих (Мф. 4: 4).

И не только словом, исходящим из уст Божиих, добавим мы, но и воплотившимся Словом, которое есть Сам Господь. В греческом языке для обозначения понятия «насущный» используется слово, означающее одновременно и необходимый для существования, и пребывающий над всякой сущностью, то есть сверх-сущностный.

Отцы Церкви толкуют это прошение в евхаристическом ключе. Не случайно молитва Господня поется на литургии перед причащением Святых Христовых Таин. В ней мы просим у Бога именно хлеба Жизни Вечной, чтобы Сам Господь сделался бы ее источником. Однако в этом случае прошение приобретает особую ответственность: невозможно просить у Бога пропитания и при этом ничего не делать своими руками. Даже молясь о земном хлебе, человек занимается своим обычным, ежедневным трудом, исполняя заповедь, данную Творцом Адаму при изгнании из рая: В поте лица твоего будешь есть хлеб (Быт. 3: 19). Мы же просим у Господа напитать нас хлебом небесным, а значит, должны быть готовы отдать себя Богу. Отдать как жертву.

Языческие жертвоприношения представляют собой патологическое искажение настоящей духовной жизни, крайняя степень которого – приношение в жертву собственных детей, чтобы ненасытные идолы пожирали их. Конечно же, это – страшное, дичайшее искажение, но следует иметь в виду, что искажаться может лишь нечто настоящее и истинное. Например, во время службы, посвященной памяти ученика Иоанна Богослова священномученика Антипы Пергамского, поется, что он был испечен сладким хлебом для Бога. Смысл этого высокого поэтического образа состоит в том, что если мы просим у Господа хлеба сверхсущностного, то должны быть готовы принести в жертву Богу самого себя. Эта готовность выражается в молитве: «И весь живот наш Христу Богу придадим».

«И остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим…»

В этом стихе молитвы заключается двойное прошение: прости нас так, как мы прощаем других. Отпусти нам наши долги в той самой степени, в какой мы находим в себе силы «списать» долги наших должников. Или, если взглянуть на это прошение с противоположной стороны: не прощай нас, если мы не прощаем сами. Это прошение легко может превратиться в самоосуждение, если отнестись к нему бездумно и безответственно.

Мы можем жить полнотой духовной жизни, строго придерживаться всех постов, неукоснительно выполнять утренние и вечерние молитвенные правила, творить добрые дела и стремиться всячески угождать Богу, но как только, обратившись к Господу с этим прошением, оказываемся неспособны кому-то что-то простить, то тут же перечеркиваем все сделанное. Все сразу же обессмысливается, все обращается в прах…

Мы сознаем, что грешны, но частенько не можем отделаться от лукавой мысли: если я сделаю что-то хорошее, то, возможно, это покроет какое-то мое прегрешение. Однако единственно возможное искупление состоит не в совокупности наших добрых дел, не в щедрости пожертвований, не в интенсивности молитв (хотя и это все очень и очень важно!), но в нашей готовности прощать, в нашем умении жить прощением.

«И не введи нас во искушение…»

Словом «искушение» мы определяем по крайней мере два явления, характерные для нашей жизни. Прежде всего, мы привыкли рассматривать его в качестве какой-то внешней силы, толкающей нас на грех, и частенько списываем на искушение порождения нашей собственной воли, сердца и ума. «Надо же, в какое искушение впал!» – восклицаем мы в таких случаях.

Вас постигло искушение не иное, как человеческое; и верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести (1 Кор. 10: 13–14).

Вспоминается случай, описанный в одном из патериков. Великим постом игумен обходил кельи и увидел монаха, застывшего со свечой в руках в согбенном, молитвенном положении. Игумен тихонько подошел и увидел, что на самом деле инок запекает на свечке яйцо. Тот обернулся и виновато залепетал: «Прости, отче! Бес меня попутал!» А бес тем временем выгладывает из-за лежанки и усмехается: «Вот еще… Это он сам придумал!»

Перескажу и фрагмент из жития преподобного Амвросия Оптинского (1812–1892). Как-то по дороге в скит он увидел, что на заборе сидит бес и болтает ножками. Преподобный спрашивает у него: «Что это ты тут делаешь?» А бес отвечает: «Скучаю. Заняться-то мне в вашем монастыре нечем. Таких монахов и искушать не надо!»

Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами (Мф. 4: 3).

Случилось так, что современный прогресс оказался способным превращать камни в хлеба. Все материальное, зачастую бессмысленное и ненужное сделалось для мира сего предметом непрестанного потребления. Мир превратился в великого потребителя. Потребительские права возводятся в ранг нового культа. Люди потребляют все вокруг себя, и даже друг друга. Всякая мораль, нравственность и сам Закон Божий, определяющий нормы человеческих отношений, отбрасываются за ненадобностью. Это искушение во все века предлагалось всему человечеству и каждому человеку отдельно. Господь подсказывает нам, как следует отвечать на него:

Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих (Мф. 4: 4).

Потом берет Его диавол в святой город и поставляет Его на крыле храма, и говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею. Иисус сказал ему: написано также: не искушай Господа Бога твоего (Мф. 4: 5–7).

И перед этим искушением тоже оказывается каждый из нас: смотри, какой мир распростерся перед тобою, давай-ка воспарим! Плюнем на все и пустимся во все тяжкие! Вот она, свобода – абсолютная, безграничная! Можно и в бездну устремиться. Не бойся, ничего худого не случится, тебя Ангелы подхватят, ты только попробуй! Но вот вопрос: а куда ты летишь? Как правило, вниз… Это – искушение безграничной свободой. Попробуй то, попробуй это, ведь все нам позволено! Свобода – и есть «наивысший идеал», подменивший собой все нравственные критерии и ориентиры. Но следует помнить: за такой «свободой» не кроется ничего, кроме смерти…

Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне. Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи (Мф. 4: 8-10).

Поклонись мне, говорит человеку сатана. Только поклонись, и все у тебя будет. Руководствуйся тем, что Бога нет, а существуют лишь законы бытия, и достигнешь всего в этом мире…

К каждому из нас рано или поздно приходят эти три искушения. Как мы им противостоим, как мы с ними боремся? Примером нам должен стать наш Спаситель, который на каждое искушение ответил от лица людей как Сын Человеческий.

Слово «искушение» родственно слову «искус». «Искусный», говорим мы о мастере, с честью прошедшем испытания, по-настоящему овладевшем своим ремеслом. Переплавку золота, кстати говоря, тоже в старину называли искушением.

Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим Его. В искушении никто не говори: Бог меня искушает; потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью; похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть. Не обманывайтесь, братия мои возлюбленные (Иак. 1: 12–16).

С одной стороны, нас искушает лукавый, а с другой – испытывает Господь. В Ветхом Завете повествуется о том, как Бог испытывал Авраама, у которого родился долгожданный сын, Исаак, о котором Сам Господь сказал:

Сарра, жена твоя, родит тебе сына, и ты наречешь ему имя: Исаак; и поставлю завет Мой с ним заветом вечным [и] потомству его после него (Быт. 17: 19).

Когда же любимый долгожданный сын подрос, Бог повелел Аврааму:

Возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе. Авраам встал рано утром, оседлал осла своего, взял с собою двоих из отроков своих и Исаака, сына своего; наколол дров для всесожжения, и, встав, пошел на место, о котором сказал ему Бог. На третий день Авраам возвел очи свои, и увидел то место издалека. И сказал Авраам отрокам своим: останьтесь вы здесь с ослом, а я и сын пойдем туда и поклонимся, и возвратимся к вам. И взял Авраам дрова для всесожжения, и возложил на Исаака, сына своего; взял в руки огонь и нож, и пошли оба вместе. И начал Исаак говорить Аврааму, отцу своему, и сказал: отец мой! Он отвечал: вот я, сын мой. Он сказал: вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения? Авраам сказал: Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения, сын мой. И шли [далее] оба вместе. И пришли на место, о котором сказал ему Бог; и устроил там Авраам жертвенник, разложил дрова и, связав сына своего Исаака, положил его на жертвенник поверх дров. И простер Авраам руку свою и взял нож, чтобы заколоть сына своего. Но Ангел Господень воззвал к нему с неба и сказал: Авраам! Авраам! Он сказал: вот я. [Ангел] сказал: не поднимай руки твоей на отрока и не делай над ним ничего, ибо теперь Я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня. И возвел Авраам очи свои и увидел: и вот, позади овен, запутавшийся в чаще рогами своими. Авраам пошел, взял овна и принес его во всесожжение вместо сына своего (Быт. 22: 2-13).

С тех пор Авраам зовется отцом верующих. Его великая вера зиждилась не только на непреложном знании о том, что Бог есть и Ему следует приносить жертвы, и проявлялась не только в беспрекословном исполнении всех Его повелений. Он верил настолько безоглядно, что смог совместить в своем сознании, казалось бы, совершенно несовместимые вещи, ни на миг не усомнившись ни в одном из двух обетований Божиих.

Мысли о Дарах Отца в наших руках

У каждого из нас должно быть свое, пусть даже небольшое, пусть весьма скромное молитвенное правило, которое мы сами в силах для себя составить. Дело в том, что правило делает человеческую молитву правильной, исправляет то искажение, которому подверглись мы сами. Что сказать, скверно, если в кошельке среди прочих купюр оказываются фальшивые банкноты, ужасно, когда кто-то играет на расстроенном рояле. Так и наша молитва вполне может обернуться духовной какофонией и фальшивкой…

Но самонастройка требует немалого труда. Если человек ежеутренне и ежевечерне понуждает себя к молитве, непрестанно настраивая себя перед лицом Господа, то и молитва дается ему как дар Божий. Может быть, и не сразу, а через какое-то время, но нам непременно посчастливится почувствовать сладость молитвы!

Главная и самая радостная встреча человека с Творцом происходит в Церкви на Божественной литургии во время причащения Святых Христовых Таин. Вспомним заповедь:

Шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой – суббота Господу, Богу твоему (Исх. 20: 9-10).

Поэтому, хочется нам или не очень, следует решительно отложить в сторону все свои житейские попечения, если, конечно, они не обусловлены заботами о страждущем ближнем, обо всем забыть, все оставить и поспешить в храм.

Неоценимым подспорьем в нашей духовной жизни являются посты, соблюдаемые всей Церковью. Как единая семья, она живет единым настроением, единым духом, единым покаянием, единым устремлением ко Христу. Мы участвуем в церковных праздниках не просто в качестве праздных созерцателей, но реально присутствуем в повседневно разворачивающейся евангельской истории. Возглашая в пасхальную ночь: «Христос воскресе!», каждый из нас должен увидеть себя возле Гроба Господня, вместе с мироносицами встречая воскресшего Спасителя. Это не «где-то» и «когда-то давно» было, это совершается ныне, происходит вокруг нас…

Жизнь в Боге – не ностальгическая оглядка на прошлое, не бесплодные мечтания о будущем, а пребывание в настоящем. Участвуя в церковных праздниках, мы обретаем радость духовную, проявляющуюся впоследствии в каких-то очень хороших, добрых вещах – в накрытых, пусть и небогатых столах, в друзьях, собирающихся за ними, в красных углах с иконами, в затепленных лампадках… Все это, в свою очередь, подвигает и нас сопоставить свой образ жизни с Евангелием. Поневоле приходится отказываться от излишних удовольствий, от избыточных, не вполне полезных развлечений, которым раньше мы посвящали свое время, от каких-то злых и обременительных привычек, давно сделавшихся едва ли не нормой жизни…

Так постепенно, незаметно выстраивается вся человеческая жизнь. Кому-то может показаться, что это – лишение или, по крайней мере, ограничение нашей свободы, но решившиеся пойти этим путем решительно заверят вас, что обрели неоценимое сокровище, которое, однако, требует к себе самого трепетного отношения.

Руки человека, идущего ко Христу, отягощены Божиими дарами. Они поистине драгоценны, но при этом чрезвычайно хрупки. Христианин должен ступать осторожно, выверять каждый шаг, потому что если только он зазевается или заглядится по сторонам, то сразу же может споткнуться и все потерять.

Что мы знаем о себе

Лишить себя иллюзий о том, что мы – христиане

Многие задают мне вопрос: что происходит с молодым человеком, растущим в христианской семье? Вопрос этот очень сложен и для меня самого чрезвычайно актуален, поскольку мой сын – студент. Я смотрю на него и, как мне кажется, не замечаю того, что хотелось бы в нем видеть. Он, конечно, молится, ходит в храм и даже прислуживает в алтаре, но я ни разу не ощущал в нем истинного внутреннего горения. Боюсь, в его жизни может наступить серьезный кризис веры. Как он его преодолеет? Бог весть…

То, что мы предлагаем нашим детям в качестве пищи духовной, надеясь, что это и есть вера, еще не проверено их личным опытом борьбы и искушений. Мне кажется, прав был раннехристианский теолог Тертуллиан, утверждавший, что христианами не рождаются, а становятся. Думаю, что всем нам еще только предстоит стать настоящими христианами, несмотря на наше давнишнее пребывание в Церкви (я, например, уже двадцать лет как священник). Я размышляю об этом со страхом, но истинная вера непременно должна себя проявить по-новому; человек должен ответственно и недвусмысленно ответить на вопрос: готов он идти дальше или нет.

Особое значение в связи с этим приобретают церковные таинства, также входящие в богослужебный круг. Если мы способны глубоко и правильно прочувствовать их смысл, тогда они, без всякого сомнения, являются истинным путем ко Христу, потому что разрушают всякое представление о мнимом «благополучии». Я еще раз сошлюсь на Кьеркегора, который рассуждает о том, что быть прощенным – великое бремя, и человек, ощущающий прощение как легкость, это прощение также легко теряет. Но если человек ощущает прощение как бремя, оно остается с ним навеки, поскольку он не в силах о нем забыть.

Если таинство исповеди для нас – лишь душевное облегчение, то мы, без сомнения, имеем дело лишь с бесплодным безблагодатным хождением по кругу. В этом случае человек нисколько не меняется, а исповедь превращается в привычку, в ритуал, становится лишь определенной формой поведения.

Это касается и наиглавнейшего таинства – причащения Святых Таин Христовых. К несчастью, для многих из нас оно тоже стало формальностью: дескать, сегодня я причастился, в следующий раз причащусь тогда-то… Мы сами для себя определяем частоту и график нашего приобщения к Богу. А надо поставить вопрос иначе: причащаясь, мы берем или отдаем?

Что мы, собственно говоря, можем дать Господу? Ведь для нас причащение – момент личного освящения. Без сомнения, так оно и есть, но если человек только об этом и думает, то получается, что он принимает причастие как некую благодать, облегчающую его жизнь, делающую его более чистым и духовным, помогающую ему очиститься от греха и соединиться со Христом. Человек чувствует, как эта благодать наполняет его жизнь, освещает и очищает его. Но при этом он может вовсе не думать о том, что, когда священник призывает нас словами Христа: Приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое и Сия есть Кровь Моя, за вас изливаемая (Мф. 25: 26, 28), христианин причащается Распятого Спасителя, Его искупительной жертвы, входя в глубину страдания, смерти и Воскресения Христова.

Перед причастием мы читаем молитву святого Иоанна Златоуста: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты ecu воистину Христос, Сын Бога Живаго…»

Апостол Петр сказал: Господи! С Тобою я готов и в темницу, и на смерть идти (Лк. 22: 33).

Вот что должен иметь в виду христианин, причащаясь Святых Христовых Таин, потому что он причащается Креста и Распятия Христова (конечно, мы понимаем, что и Воскресения, но оно бывает только через Распятие).

Идя на причастие, человек должен быть готов к тому, что Христос может позвать его пострадать вместе с Ним, как сказал когда-то Петру: Другой препояшет тебя, и поведет, куда не хочешь (Ин. 21: 18). Кто из нас сможет уверенно ответить: «Я согласен»? Нет, нам, пожалуйста, из причастия выделите лишь эту часть – удобную, приятную и защитительную!..

Если человек причащается таким образом, он, конечно же, никуда не идет. Но если он воспринимает прощение как бремя, если чувствует страх, но все-таки идет причащаться, понимая, что это причастие может для него значить, то он без сомнения движется в правильном направлении.

Благодатное действие таинства настолько велико, что мы не осознаем до конца бесконечную любовь Божию, которую нельзя ни определить, ни измерить. Господь по милости Своей всегда дает нам неизмеримо больше того, о чем мы мечтаем по своему недомыслию.

В церковной среде нередко обсуждают проблему социального служения. На мой взгляд, христианин не должен специально подыскивать для себя проблемы для их последующего решения. Конечно, можно и нужно опекать больных и престарелых, кормить голодных и защищать слабых, но если все христианство сводится лишь к функциям «райсобеса», то к Евангелию это не имеет абсолютно никакого отношения.

Учитель, сеющий разумное, доброе, вечное, вполне может быть при этом, мягко говоря, не очень хорошим человеком. Врач – представитель самой гуманной профессии, призванный сострадать больным и до конца бороться за их жизнь, также может оказаться мерзавцем. То есть сама по себе профессия, сама форма деятельности отнюдь не превращает человека в христианина, не делает его лучше и добрее. Порой происходит нечто противоположное: например, идет молодой человек в медицину с романтическими представлениями о служении людям, а в результате превращается в законченного циника, абсолютно равнодушного к человеческой боли.

В конце концов, все зависит от того, обладаем ли мы правильным духовным зрением, способны ли увидеть себя в истинном свете? Очень важно, чтобы человек изначально поставил перед собой такие вопросы: хочу ли я знать, кто я такой? Кто я есть по-настоящему? Не боюсь ли я увидеть себя? Не играю ли я какую-то роль, не стараюсь ли быть кем-то иным в глазах окружающих? Не живу ли, постоянно ориентируясь на чужое мнение?

Если человек готов ставить перед собой такие вопросы и рассматривать себя со стороны, у него появляется способность видеть и других, видеть мир вокруг себя. Лишь тогда он сможет по-настоящему задуматься: готов ли я пропускать через себя то, что вижу вокруг, как христианин, или мне страшно смотреть на все это и я лучше пойду петь на клирос или читать Шестопсалмие?

Настоящее духовное служение начинается с честных ответов на такие вопросы. Если человек оказывается способным видеть кого-то вокруг себя, у него сразу же находятся объекты служения, ему становится видно, как поступать по-христиански в тех или иных случаях. Для этого вовсе не обязательно становиться «профессиональными волонтерами», хотя и это тоже и хорошо, и важно.

Повторюсь: главное – разглядеть самого себя. Только тогда для человека открывается путь, прочерчивается направление, по которому следует двигаться. Пока человек себя не видит, ему и идти никуда не нужно: он и без того совершенно очарован самим собой. Кьеркегор считал своей главной задачей лишать христиан иллюзий о том, что они – христиане. Полагаю, что это необходимо каждому из нас, несмотря на всю болезненность процесса…

Мне менее всего хотелось бы, чтобы у читателя сложилось впечатление, будто бы церковная жизнь в моем представлении и есть бесконечное хождение по кругу. Богослужение и церковные традиции – действительно спасательный круг, о чем я уже говорил. Но эта немаловажная функция далеко не исчерпывает всех задач Церкви. Церковь – нечто совершенно удивительное, до конца необъяснимое и великое явление.

Я не стану приводить богословские формулировки, многие из которых современному человеку могут показаться совершенно непонятными. Для прагматично настроенных людей Церковь является местом, где можно совершить тот или иной обряд. Никто не отрицает роли Церкви в этом, ведь все мы считаем необходимым венчаться, крестить своих детей и отпевать усопших родственников. В Церкви есть возможность попросить у Бога о том, что мы обычно желаем друзьям на Новый год: счастья в семейной жизни, успехов и крепкого здоровья. Но христианин, живущий в лоне Церкви, конечно же, понимает: хотя все перечисленное безусловно важно, но стоит далеко не на переднем плане нашего духовного бытия.

Не следует забывать: в Церкви совершаются таинства , а не оказываются «ритуальные услуги»! Церковь – не биржа и не супермаркет; здесь ничего невозможно купить, тут все происходит по совершенно иным законам. Однако людям, далеким от церковной жизни, этого подчас не втолковать. Мы-то думаем, что, заплатив, непременно получим что-то взамен, к тому же сторицей, – попросту не можем не получить! Форма товарообмена, даже если речь идет не о материальных, а о душевных ценностях, нас вполне и безоговорочно устраивает. Мы давно привыкли существовать в этих координатах и чувствуем себя в них вполне уверенно. Например, я купил свечу, подал записку и тем самым приобрел для себя право быть услышанным Господом. Однако если написанное мною имя не прозвучало во всеуслышание на молебне, значит, ничего и не произошло…

В связи с этим вспоминается такой случай. Одна из моих прихожанок, которую я знаю в течение многих лет, однажды не на шутку обиделась: «Батюшка, – посетовала она, – я давеча была в храме. У моей дочери экзамен в университете, вот я и подала записку на молебен преподобному Сергию Радонежскому, а ее так и не прочли… Я отправилась за свечной ящик, чтобы спросить, почему это случилось, а служительница мне сказала: мой молебен, дескать, будет отслужен завтра. А зачем мне завтра, если экзамен уже сегодня? Может, мне самой акафист почитать?»

Я ответил ей: «Неужели ты думаешь, что преподобный Сергий Радонежский работает с девяти до шести с перерывом на обед, а потом прекращает прием молебнов до следующего утра? У него нет и не может быть часов приема! Ты принесла свою нужду, свое сердце в храм – Богу и преподобному Сергию. Чего же ты боишься? Где твоя вера? Не бойся, и все будет хорошо!»

В данном случае у моей прихожанки сработал накрепко впечатанный в мозг определенный стереотип: все должно происходить именно так, как от века заведено в светских учреждениях, иное недопустимо. Очень многие воспринимают все происходящее в Церкви – и таинства, и обряды в качестве некой формы товарно-денежных отношений. Считают, что хоть это товар и несколько иного рода, но он тоже должен быть оплачен и доставлен потребителю на дом в жестко оговоренный срок.

Порой случаются и курьезы. В какой-то епархии член общества охраны прав потребителей подал на Церковь в суд из-за того, что, по его мнению, некий покойник был отпет ненадлежащим образом. В результате судья принял поистине анекдотическое решение: он оправдал епархию и священника, заявив, что покойный не выразил никаких неудовольствий по поводу «оказанных ему услуг»…

Если же говорить серьезно, то в Церкви ничего нельзя купить, потому что все, что дается нам Господом, является Его бескорыстным Даром , который мы вольны либо принять, либо отвергнуть. Для того чтобы принять Дар Божий, нет никакой необходимости вносить наличность в кассу. Деньги – лишь условная форма пожертвования, причем пожертвования добровольного. Для того чтобы принять Дар Господень, нужно лишь иметь свободные от авосек руки. Человек призван не уронить этот Дар в грязь. Дары Божии – тяжелы и горячи. Прикоснувшись к ним, немудрено и обжечься…

К величайшему сожалению, размышляя о значении Церкви, люди порой не знают о ней самого главного. Храм – это место, где Господь щедро раздает людям Свои драгоценные Дары. Причем речь в данном случае идет не о здоровье, благополучии, счастье или успехе – то есть вовсе не о том, о чем человек обычно заботится прежде всего. В Церкви Господь дарует нам Дар Сыновства.

В моем понимании Церковь, по сути, существует ради едва ли не единственной цели: сделать нас хоть в какой-то мере похожими на Христа. Нигде, кроме Церкви Божией, нам этого сделать не удастся. Церковь – именно то поистине благословенное место, где мы по-настоящему встречаемся с Господом.

Разумеется, человек может встретить Бога и осознать, что Тот слышит его и в тюрьме, и на заморском курорте, и на борту авиалайнера, и глубоко под землей – везде, где угодно. Но если такая благодатная встреча происходит, она означает лишь одно: Иисус Сам устремляется к нам навстречу! Господь ищет нас и наконец-то находит, тогда как нам, неразумным, все время кажется, будто именно мы «обрели Бога»… При этом не следует забывать: Спаситель находит человека только тогда, когда тот сам желает быть найденным. А после этого уже сам человек должен прийти к Богу с чистым сердцем, сделавшись для Него совершенно открытым и восприимчивым. Ведь не секрет, что люди зачастую мечтают получить от Бога лишь то, что им нужно сейчас, а все остальное, как им кажется, их нисколько не касается…

Бессмертная сентенция Христа: Все Мое Твое, и Твое Мое (Ин. 17: 10) – оказывается ключевой, если человек дерзновенно продирается сквозь тернии навстречу Богу и оказывается способным повторить Ему эти слова. Вот тогда-то и начинается совершенно иная жизнь, именно тогда Господь может даровать человеку способность измениться и преобразиться настолько, чтобы уподобиться Ему.

Напомню лишь два хрестоматийных примера. Зашел как-то раз в Божий храм князь-вояка, известный женолюб, охотник славно погулять и крепко выпить, без счету казнивший своих подданных, впрочем, и миловавший их направо и налево. Вскоре он сделался равноапостольным князем Владимиром, выпускавшим на волю преступников, боявшимся кого-то покарать понапрасну… Пришла в Церковь отъявленная блудница и вдруг стала святой Марией Египетской… В сущности, Церковь для того и существует, чтобы каждый из нас, получив в ней любовь Христову, Его таинства и благодать Духа Святого, воспринял эти великие дары со словами: «Все мое – Твое, Господи!» Когда человек способен сказать такое Господу, тогда и Спаситель отвечает ему: «Все Мое – твое!»

Больше книг на Golden-Ship.ru