"Всё, что ни попросите

в молитве с верою, получите"

(Мф. 21, 22)

ВЕРОЙ И МОЛИТВОЙ

Предисловие

Далеко за Новгородом, в глухой деревне, освободилось место священника. Сам я в то время служил чтецом в церкви села Подгощи, тоже на Новгородчине. Службы проводились только по выходным дням, и я, живя в Петербурге, бывал в Подгощах наездами.

Когда мне предложили приход в Мародкино, я не долго думая отправился в путь посмотреть место. Мне рассказали, что нужно проехать триста километров до небольшого городка, дальше сорок километров на местном автобусе, затем пешком через болото пять километров.

А ещё мне рассказали, что в самой деревне, около церкви, живёт семейство бандитов. Отец, просидевший пятнадцать лет в тюрьме, два сына, всячески ему подражающие, и мать-страдалица с ещё одним сыном, слабоумным.

Они сильно досаждали прежнему старенькому, одинокому священнику. Иногда били его, грабили, оскорбляли, а он смирялся — плакал и служил. Умирал он, по свидетельству местных прихожан, со следами побоев на теле, нанести которые могли только эти бандиты.

На место умершего батюшки прислали молодого священника отца Сергия. Но и его начали преследовать. Мать священника безжалостно избили, а самого отца Сергия грозились убить. Он подал в суд, одного из бандитов посадили. Тогда воровское семейство открыло настоящую охоту на батюшку. Выход у отца Сергия был один — уехать. Приход оставался без священника.

Первая встреча с Мародкино

До районного городка добрался без приключений. Сложности начались на автобусной станции. Никто не знал, как добраться до Мародкино. Наконец диспетчер сказал, что последний автобус ушёл полчаса назад, а следующий будет только в пять утра. Что делать, не знаю. Завтра праздник Покрова Божией Матери, и после этой службы прежний священник навсегда уезжает. А увидеть его надо обязательно. Решаю: доберусь на попутках. У местных таксистов узнал, где начинается дорога в нужную сторону. Доехал до неё на такси, а там стою и голосую. Остановился автобус, провёз меня километров пятнадцать, а там... А там пошёл пешком — час, второй, третий... Иду и иду, а попуток всё нет. Уже начинает смеркаться, идёт мокрый снег, вокруг лес и вдалеке — редкие деревеньки.

На четвёртом часу ходьбы кончился асфальт и началась грязная грунтовая дорога. Ноги вязли в хлипкой жиже. Наконец наткнулся на группу подростков.

— Как пройти к церкви? — спросил я.

— К церкви?! Ночью?! Через болото?! — удивились они. — Ну вот, пройдёшь пять километров, там увидишь автобусную остановку, повернёшь за неё и прямо в лес. Но дороги там нет, болото. Раньше — при немцах — была, а потом разбомбили, а свои чинить не стали.

Куда деваться? Надо идти. Уже совсем темно стало, полумесяц едва освещал дорогу, зловеще ухал филин в лесу, выли волки.

«Выручай, Божия Матерь! Ты меня сюда привела, Ты и покрый в Свой праздник!» — сказал я про себя, шагнув на тропинку, ведущую в болото.

«Куда идти? В какую сторону? Как далеко? А глубоко ли болото? Затянет, и не найдут», — закружилось в моей голове. А тут ещё не успел пройти и ста метров, как по пояс провалился в трясину. Вылез, вылил ледяную жижу из сапог, огляделся вокруг. Тропинка исчезла, холодный свет луны слабо освещал запорошенные снегом кочки.

«Пресвятая Богородица! Выручай! Покрый Своим покровом, выведи на свет Божий!» — вырвалась из сердца горячая молитва. И вдруг тихое и светлое чувство охватило душу. Мир, покой и уверенность, что всё будет хорошо, наполнили моё существо. Я встал и пошёл, перепрыгивая с кочки на кочку, вперёд, вглубь болота.

Где-то через километр появилась тропинка, идти стало легче. Ещё километра через два, при выходе из болота, — перекрёсток двух наезженных тракторами дорог. По какой идти? Внутренний голос подсказал: иди, как идёшь — по тропинке. Я продолжил свой путь.

Приблизительно через час увидел огоньки домов. Что за деревня? И где же церковь? Постучал в один из домов, вышел заспанный парень и спросил:

— Ты откуда?

— Из города.

— А как сюда пришёл?

— Пешком, через болото.

— Ночью? — удивился он.

— Да ты лучше скажи, как в Мародкино к церкви попасть?

— Да вот она, рядом, а батюшка в соседнем доме, сейчас после службы отдыхает.

«Ну, слава Богу! — подумалось мне. — Дошёл». После долгих расспросов: кто да откуда, как сюда добрался — батюшка открыл мне дверь. Объяснил, что они с матерью сильно боятся бандитов, потому так и осторожничают.

Клавдия

Переночевал я у отца Сергия. Наутро отправились мы в храм служить литургию.

После службы подходит ко мне женщина лет шестидесяти, внимательно смотрит на меня, а потом и говорит:

— А мне ваша личность знакома!

— Да откуда же ты меня знаешь, милая? — спросил я.

— Во сне видела. Я, как узнала, что наш батюшка уезжает, всё плакала и Божией Матери молилась: пошли нам хоть кого, только чтобы церковь Божия не осиротела! И вот на третий день вижу во сне человека, одетого в подрясник, и слышу голос: «Он будет здесь священником». Когда бабы рассказали, что новый батюшка приехал, я им и говорю: «Посмотрю сейчас, тот это или нет». А теперь вижу — это вы. Вас мне Матерь Божия во сне показала.

Да, было над чем подумать...

Чистым христианским душам на их горячие, можно сказать, детские молитвы часто Господь отвечает прямо, посылая видение для утешения и укрепления в вере.

А у женщины той, по имени Клавдия, была трудная, скорбная, по мирским понятиям, безрадостная крестьянская жизнь. Выросла она в деревне, в многодетной семье. Смолоду вышла замуж, да неудачно. Муж оказался пьющим и в пьяном угаре драчливым. Вырастила шесть детей, дала им образование, все они покинули мать и живут сейчас в городе. В деревне жить не хотят, боятся каторжного и на сегодняшний день крайне невыгодного крестьянского труда. А сколько труда, сколько забот, сколько слёз пролила мать, воспитывая детей! Как и все, работала в колхозе почти бесплатно, за "палочки". На себя же — поздно вечером и до зари, перед колхозной повинностью. За веру много гонений претерпела. И с бригадиров сняли, и не раз на собраниях разбирали — темноту религиозного невежества просвещали. Но всё вынесла. И сохранила огонёк христианской веры в своём сердце.

По воскресеньям и праздникам лесными тропинками, снегом заметёнными дорогами, иногда по колено в снегу бегала в церковь на службу.

Добрая, открытая, отзывчивая, но нервная, легко возбудимая. Ещё бы, сколько пришлось пережить... А тут ещё взрослый сын, любимый, который в Петрограде шофёром работал, прогревал утром в парке автобус, задремал и не проснулся — отравился выхлопными газами. Так двое внучат сиротинушками и остались, невестка запила, загуляла... И пошла у неё вся жизнь наперекосяк. Клавдия как могла помогала и страшно скорбела. Только вера и молитва давали ей силы.

И действительно, что видела эта деревенская женщина в своей нелёгкой жизни? Труд, скорби, болезни, голод, холод, войну, оккупацию и опять труд. Ни минуты отдыха, ни минуты покоя. И при всём этом сумела сохранить душевную теплоту и человеческую доброту. Но она — человек, укреплённый православной верой. Господь давал ей терпенье, согревал душу Божественной благодатью. Поэтому, пройдя сквозь горнило такой жизни, она не очерствела, не сломалась, не замкнулась, а стала ещё глубже, чище, светлее.

Воистину, многими скорбями подобает войти в Царство Небесное. И для крепко верующего человека всё на пользу, всё во спасение.

Но были в деревне и другие люди. Те, которые удалились от веры. Там беспросветно. Мат-перемат, вечные пьянки, драки, воровство. Невольно вспоминаешь и соглашаешься со словами Достоевского: «Русский без православия дрянь, а не человек».

И замечаешь, что чем ближе деревня к церкви, тем мягче нравы, добрее люди. Чем дальше — тем суровей действительность. Но даже и у, казалось бы, потерявших веру крестьян всё равно теплится в глубине души, что он русский, он православный, а самое главное — грешный.

Не раз мне доводилось видеть пьяных мужиков, плачущих и крестящихся на церковь. У их детей этого врождённого православного чувства много меньше. Повытравили в школах, институтах, развратили через телевидение и газеты. Работать, как деды и отцы, уже никто не хочет. Зачем? Новый стал идеал у общества: меньше работы, больше денег и развлечений...

Конечно, крестьянский быт тяжёл. Всё сам, своими руками. А результат во многом — как Бог даст. Но Господь даёт и благословляет, когда не только просишь, но и руки прилагаешь.

Деревня — это свой образ жизни, свой многовековой уклад. Поэтому приехавший в деревню горожанин, на другом укладе и дрожжах воспитанный, крестьянином никогда не станет. Дай Бог, чтобы его дети хотя бы приблизились к этому, если он сам раньше из деревни не сбежит. Да, крестьянство можно восстановить, но только из детей самих крестьян.

Храм Смоленской Божией Матери

Итак, представьте себе, средь болот и лесов, в пяти километрах от проезжей дороги, вдалеке от других деревень — с магазином и почтой, стоит трёхпрестольный каменный храм.

Построен он был в 1814 году. Тогда пастухи невдалеке от деревни Мародкино и увидели икону Божией Матери, которая стояла в ветвях огромной липы. От образа исходил мягкий, тёплый свет. Несказанный трепет и благоговение охватили сердца пастухов, они побежали в деревню и известили народ о чудесной находке. Собрались крестьяне, взяли новоявленную святыню — образ Смоленской Божией Матери, иначе называемый Одигитрией, Путеводительницей, — и перенесли икону в часовню, за одиннадцать километров от этого места.

Утром следующего дня обнаружилось, что иконы в часовне нет. Её нашли в Мародкино, на том же месте, где и была она найдена. Собрались крестьяне во главе со священником и, отслужив молебен перед святым образом, крестным ходом опять перенесли его в часовню. Дверь тщательно закрыли и даже запечатали. Но тщетно. Икона опять исчезла. Снова вознеслась на дерево, на то же место.

И поняли люди: такова воля Божией Матери, и быть здесь церкви в честь Пресвятой Богородицы и Её иконы Одигитрии.

Собрался народ из окрестных сел, нашли рядом залежи глины, стали кирпичи обжигать и храм Божий ставить. Яйца для состава, которым кирпичи скрепляли, из разных мест возами возили. Так миром церковь и построили. А зимний тёплый придел — это уже после, через полвека появился...

Много чудес и исцелений происходило у этой иконы. Из разных сёл и городов специально ради молитвы перед чудотворным образом приезжали. Но после революции не избёг и этот храм участи большинства русских церквей. Колокол сбросили, крест низвергли, часть икон увезли в Новгород, а другие сожгли. Святотатцы, которые крест срывали и иконы жгли, вскоре погибли страшной смертью. Одного трактором раздавило, другого упавшим деревом убило. А те, которые иконы жгли, живьём в баньке сгорели, когда мылись. Видать, пьяные были, угорели и не заметили, как банька занялась.

А куда же, спросите, делась чудотворная икона?

Откуда пришла, туда и ушла...

По свидетельству очевидцев, в 1937 году все иконы из церкви повытаскивали и в грузовик побросали.

Одна женщина, ещё и ныне здравствующая, замыслила чудотворный образ сохранить и попросила милиционера отдать его, якобы из-за рамки, куда она хочет фотографию мужа, служившего в армии, вставить. «Берите», — сказал милиционер.

«Надо бы мне сразу убежать, — вспоминает она, — а я, дура, стою, держу святыню в руках и смотрю, что же дальше будет…»

А дальше — прибежал председатель сельсовета, ударил женщину по лицу, вырвал у неё икону и с криком: «Да ведь это их самая главная поповская икона!» — бросил чудотворный образ в кузов машины.

В этот момент некоторые из окружавших грузовик людей, человек десять, в основном дети, увидели, как над машиной поднимается светлое облако, и в этом облаке стоит Пресвятая Богородица, держит в руках Свою икону и медленно поднимается к небу. Кто был чист сердцем и светел душою — тот удостоился это видеть!

Икона исчезла. Как ни искали её в машине и по всему Мародкино, как потом ни обыскивали грузовик в Новгороде, иконы не нашли. Чудотворный образ пришёл с неба и ушёл туда, когда стал не нужен людям. Но благословение Божией Матери навсегда осталось на этом месте. Это отразилось и на дальнейшей судьбе церкви. Вначале сделали там МТС, трактора ставили. Затем, когда началась война, советские войска при отходе решили церковь взорвать, чтоб врагу не досталась. Да что там храм, дома все у местных жителей сожгли, больных из хат выносили, детей выгоняли, а жилища сжигали, чтобы немцам хуже было. Не знаю, как от этого немцам, но старикам, женщинам, детям пришлось прожить холодную осень и зиму в землянках. До сих пор люди это былое "геройство" недобрым словом вспоминают.

Ну так вот, заминировали церковь, приготовились рвануть, да тут противник неожиданно появился, пришлось бежать, оставив храм неразрушенным.

Немцы в церкви конюшню устроили. Но пришло время, и их погнали. Они также под храм не одну сотню килограммов тола заложили, но взорвать не успели — наши войска подошли.

Так и осталась стоять церковь Божия под покровом Пресвятой Богородицы до сего дня.

Путь ко священству

Вернувшись из поездки, я твёрдо решил — буду служить в этой церкви. Трудность дороги, соседи-бандиты, нищета прихода не пугали. По молодости хотелось подвизаться: нести тяготы, болезни, уединение ради Христа, стяжать непрестанную Иисусову молитву.

Место для этого как нельзя более подходило. Жены и детей тогда у меня ещё не было. Мать и отец были относительно здоровы, человек я был физически довольно крепкий, трудностей и опасностей не боялся.

Честно говоря, дома моё решение приняли без воодушевления. Священство, да ещё сельское, престижным в обществе не считалось. Когда была моя хиротония, мать со слезами стояла в церкви. Но постепенно смирилась, отошла, а потом даже была рада, что сын — священник. Отец моё решение принял более спокойно, и в дальнейшем даже поддерживал меня во многом.

Но далеко не сразу стал я иереем. Причины этого коренились в моей прошлой жизни. Детство у меня было самое обыкновенное. Семья вообще не религиозная, родители — педагоги, и только в матери теплилась лампадка веры Христовой, бережно хранимой в крестьянском роду.

Когда меня в четырёхлетнем возрасте повели крестить, то благодаря ясельному воспитанию и радио, которое никогда не выключалось дома, я оказался изрядно атеистически подкован и, зайдя в Спасо-Преображенский собор, первым делом завопил: «Бога нет!» В диспут со мною вступила какая-то богомольная старушка. Но я был непреклонен. Так меня тогда и не крестили.

Это событие волею Божией врезалось в память, может быть, потому, что через 26 лет именно в этом соборе произошла моя диаконская хиротония и я впервые произнёс: «Паки и паки миром Господу помолимся». Где было произнесено отречение, там же было прочитано и первое общественное молитвенное призвание помолиться Богу.

Забегая вперёд, скажу, что в иереи я был рукоположен в Никольском кафедральном соборе, по соседству с которым находилось общежитие института имени П. Ф. Лесгафта, где ещё в студенческие годы мною была прочитана первая лекция по атеизму. В этой же церкви я начал свою проповедническую деятельность словами о покаянии и вере, о смысле жизни, о её суетности и пустоте без Бога.

Нет, не бывает случайностей в жизни, особенно у христианина; надо только внимательно присмотреться и вдуматься: что, отчего и как.

В возрасте 14-16 лет меня страшно мучил вопрос о жизни и смерти. Не мог я примириться с тем, что умру. Не мог и не хотел. Человека, который бы указал истинный путь, не нашлось, нужной литературы — тоже. Евангелие в то время в Публичной библиотеке находилось в спецхране и выдавалось по особому распоряжению и только в целях атеистической работы. Вот как слова Божия боялись! Зато атеистическая белиберда встречалась на каждом шагу, как теперь сектантская и оккультная литература. Бывал я и на занятиях по атеизму лекторов общества "Знание", регулярно проводившихся в райкоме партии. Интересный там состав, почти одни старички, желчные, злые, и все не прочь выпить. Моего тогдашнего шефа, преподавателя атеизма в институте, в конце концов за пьянку и выгнали.

Закончил институт, поступил в аспирантуру, отслужил в армии. Начал писать диссертацию. Вот тут-то и появилось время для чтения, поиска...

Сначала заинтересовался различного рода нехристианской мистикой, экстрасенсами, Востоком. Тогда ещё мало кто разбирался в экстрасенсах. Понимания, что это "дар" нечистой силы, не было. Думали, что это от Бога, от природы.

Но вот принял святое крещение. Крестил меня священник духоносный, прозорливый. При крещении спросил, не хочу ли я стать священником, посвятить себя Богу.

«Ну что вы! — ответил я, — у меня другой путь…»

Меня ждала научная карьера, писал диссертацию, вышли в свет первые статьи. Дальше — учёная степень. Всё казалось ясным и простым...

Однако после крещения во мне произошла какая-то удивительная перемена. Сейчас понимаю: это благодать Святаго Духа, которая даёт человеку при крещении ревность по Богу, силу преодолевать себя Христа ради.

Победить себя — как это трудно!

Первая духовная книга, которая попала в мои руки после крещения, называлась "Добротолюбие" — опыт аскетов-пустынников: жёсткие требования к себе, к вере, к жизни.

Читая "Добротолюбие", я понял, что всё не так в моей жизни, что всё ложь, все устремления, порывы, желания ложны. Я чёрен от грязи страстей, и нет во мне светлого места.

О, это было очень тяжело! Надо было зачеркнуть всего себя, всю свою собранную за двадцать пять лет жизненную суть, и начать всё сначала. И не на чистом месте, а на куче хлама страстей и дурных привычек, которую предстояло расчищать долгие, долгие годы.

Казалось, это невозможно. Так неужели бросить найденный и столь ко многому обязывающий драгоценный жемчуг веры Христовой и зарыться обратно в привычную, тёплую грязь повседневной жизни?

Каждого человека в тот или иной момент жизни призывает Господь, Который желает "всем спастись и в разум истины прийти". Но не всякий слышит Его голос, а ещё меньше людей готовы последовать за Ним. Идти за Господом — это значит жить по закону своей совести, соблюдать Его заповеди, любить ближнего. Это значит — идти не по проторенному пути житейской морали, личной выгоды, поиска удовольствий, а, преступив через себя, поставить во главу угла непреходящие идеалы Небесного Отечества.

Человек создан по образу Божию и призван к богоуподоблению. Поэтому ничто временное, конечное не может удовлетворить его. Созданный для Бога, человек может успокоиться только в Боге, духовно соединившись с Божеством. Но для этого надо очистить свою душу от всего чуждого, ложного, наносного. И в этом нам помогает благодать Господня, которая, питая наши слабые человеческие силы, подвигает христианина на, казалось бы, невозможные подвиги. Вспомните преподобного Серафима Саровского. Тысячу дней и тысячу ночей простоял он на камне с непрестанной молитвою на устах. Вспомните сонмы мучеников, претерпевших жестокие страдания и смерть за веру Христову. Всё это делала благодать Божия, соединённая с непреклонною верою святых. «Всё могу в укрепляющем меня Иисусе Христе», — дерзновенно сказал когда-то апостол, и тысячи святых повторили эти слова своей жизнью. Каждый человек призван к вечной жизни, каждый человек призван к святости, но далеко не каждый решается вступить на этот путь. Ибо путь в Царство Небесное лежит через Голгофу, для каждого — свою.

Началась долгая и упорная работа над собой.

Демоны не оставляют в покое человека, пытающегося уйти из-под их власти. Особенно если у него был интерес к йоге, Востоку, нехристианской мистике. Это — канал, через который нечистые духи проникают в душу своей жертвы.

Я не был йогом в полном смысле этого слова, но тщательно изучал восточную философию и очень гордился своими знаниями. Этого оказалось достаточно.

По ночам около постели начиналась чертовщина. Тёмное облако зависало надо мной, сжимало мозг, давило на тело. Пыталось проникнуть в сонное сознание — кошмарными снами, страшными видениями. Иногда во сне будто кто-то душил меня, и не было силы встать или хотя бы перекреститься. Только безмолвный крик души: «Господи, помилуй! Пресвятая Богородица, спаси!» — стряхивал гибельное оцепенение. Страшное видение не исчезало и при пробуждении. Я вскакивал, читал: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его...», — и видение медленно, как бы нехотя уходило в стену или потолок.

Почти год продолжались невольные "всенощные бдения"; так родилась горячая молитва, искренняя вера в Бога, незыблемое упование на заступничество Пресвятой Богородицы. Здесь я научился творить Иисусову молитву, пытался твердить её непрестанно, с утра до вечера. Конечно, это была не сердечная, а чисто внешняя, формальная молитва. Но и она была полезна, так как не давала уму пребывать в пустых и суетных житейских мечтаниях.

Вообще Иисусова молитва — дело очень тонкое. По словам святых отцов — это огонь, пожигающий душевные страсти. Но, с другой стороны, бесы, как разъярённые волки, кружат вокруг человека, творящего Иисусову молитву, и если он опустит свой духовный меч непрестанного призывания Божественного имени, нечистые духи тут же набрасываются на его душу. Взявшийся за непрестанную молитву уже не может безболезненно оставить её. Поэтому за постоянную Иисусову молитву не должен браться человек с неочищенным сердцем, страстной душою, гордыми мыслями. Нужно начинать с небольшого количества молитв — тридцати, пятидесяти, ста, восходя от силы в силу, и обязательно под руководством опытного наставника. Иначе новоначальный может впасть в прелесть и духовно погибнуть. И виновата в этом будет, конечно же, не молитва, а самонадеянность и гордость. Но это посчастливилось узнать мне много позже, а тогда...

Когда мудрый священник привлёк меня к церковному чтению, я начал ощущать в храме ещё большую радость, ещё большую благодать. Во мне зародилось желание посвятить себя Богу, стать монахом и священником.

Много дали поездки по монастырям. Никогда не забуду посещений Жировицкой обители в бытность там дивного старца — архимандрита Игнатия. Когда он на вечерне читал: «Благослови, душе моя, Господа. Господи Боже мой, возвеличился еси зело, во исповедание и в велелепоту облеклся еси. Одеяйся светом, яко ризою, простирали небо, яко кожу...» — все плакали. Почему? Через старца Игнатия говорила благодать Божия, и умилялась душа от этого приглушенного старческого чтения. Вся картина сотворения мира вставала перед глазами. И истерзанная страстями душа, соприкасаясь с целительной Божественной силой, узнавала своё покинутое небесное отечество и начинала рыдать. Так плачут многие, впервые пришедшие в храм, плачут, не понимая, откуда эти слезы.

После службы архимандрит Игнатий учил свою паству. Какие простые слова, но как глубоко западали они в душу!

Старец благословил нас иконкой и, когда провожал, наказал быть столпами Православия. Мы плакали, расставаясь с ним, за одну неделю он стал нам ближе, чем родной отец.

По окончании аспирантуры меня направили работать преподавателем в институт. Уже давно созрело решение поступить в семинарию, но надо было ещё отработать положенные три года. За это время защитил диссертацию на степень кандидата педагогических наук, но по благословению духовника отказался от диплома, забрав свою работу из ВАКа, — иначе путь ко священству был бы закрыт навсегда.

В то время диавол сильно ополчился на меня через родных. Как ругали они меня, какие скандалы устраивали! Но принятое решение было твёрдо и, отработав три года в институте, я подал документы в семинарию.

Все экзамены я сдал на "отлично", меня брали сразу в третий класс с дальнейшим переводом в академию. Казалось, вот оно — начало духовного пути.

Но не тут-то было. Грозной стеной между мной и семинарией встал уполномоченный по делам религии Жаренов. Дважды он вычёркивал мою фамилию из списков поступивших, и даже заступничество ныне покойного митрополита Антония ни к чему не привело. Власти оказались и здесь всех сильней. Это и не удивительно. Приём в семинарию строго контролировался светскими властями. Все абитуриенты-ленинградцы проходили предварительное собеседование с уполномоченным по делам религии. Потом он просматривал ещё и список поступивших и неугодных людей вычёркивал без всяких объяснений. «Мы считаем поступление данного человека нецелесообразным», — обычно говорил он. Правда, иногда не гнушался и злобным клеветническим доносом церковному начальству на ослушника, как было и в моём случае. Процент поступления грамотных ленинградцев и москвичей в духовную школу строго контролировался. Не нужны были государству "шибко умные" священники.

Итак, в семинарию меня не приняли. Пошёл искать место в кочегарке, но туда тоже не брали — из-за диплома. А время шло, меня вполне могли привлечь за тунеядство... Наконец с большим трудом, после долгих молитв Богородице устроился я в захудалую кочегарку. Через полгода стал также служить и чтецом в деревенской церкви Новгородской области.

А на прежней работе провели экстренное партсобрание. Меня объявили сумасшедшим, а директору объявили строгий выговор за плохое атеистическое воспитание молодёжи.

Отца вызывал секретарь парторганизации института и требовал следить и докладывать о каждом шаге "блудного" сына. Но отец ответил, что хотя и партийный он, а всё же иудой не был и не будет. Отцу предложили сняться с партучёта в вузе.

Ну, да Бог с ними. Дело прошлое.

На следующий год, уже будучи кочегаром и по совместительству чтецом, опять поступал я в семинарию. Но опять уполномоченный вышел победителем. Протоиерей Николай, бывший тогда ректором, сказал, что пробовать поступать ещё раз не стоит, ибо фамилия моя включена в черные списки навеки.

Ленинградским митрополитом в то время был владыка Алексий, ныне Патриарх Московский и всея Руси. К нему-то и обратился я со своей бедой. Владыка вошёл в моё положение. Действовал он медленно и крайне осторожно, но своего всегда добивался.

Так, вначале была назначена моя хиротония во диакона в Новгороде, но когда я приехал на службу для рукоположения, оно не состоялось. Сказались очередные ковы уполномоченного. Но через несколько месяцев (в церковной хронике служения митрополита об этом даже не упоминалось) был я рукоположен во диакона, а через двенадцать дней — во священника. Сразу после того направили меня для служения на приход.

Первая служба на приходе. Пожар

Сразу после Нового года, взяв четырёх своих друзей, отправился я на свой первый приход. Стоял сильный мороз, температура за городом была около минус сорока пяти градусов. Но согревали вера и радость наступавшего праздника Рождества Христова. Тяжёл был заснеженный путь до храма, тяжелы рюкзаки, набитые вещами и провизией, но велика и радость первой встречи с церковью.

Рождественская служба прошла хорошо, немногочисленные прихожане встретили меня очень благодушно. Казалось, ничто не предвещало грозы.

Но через два дня после Рождества, во время воскресного всенощного бдения, случилось неожиданное.

После великого славословия как бы внутри себя я услышал голос: «Дом твой сгорит, но ты не переживай. Построишь себе другой, ещё лучше». Посмотрел я в окно алтаря, но ничего, кроме красивых ледяных узоров на стекле, не увидел, и продолжил чтение мирной ектеньи. Вдруг церковная дверь с шумом отворилась и в храм вбежала старушка с криком: «Батюшка, горишь!»

Все мы выскочили наружу. Церковный дом, стоявший против храма, полыхал, как факел. Бросились к дому, открыли дверь: оттуда, обжигая жарким дыханием, вырвался яркий язык пламени. Взломали одно из окон, но и оттуда, яростно треща, огонь протягивал к нам свои дымные руки.

Оставалось одно — отойти подальше от пожара и смотреть, как догорает наше недолговременное пристанище вместе с вещами, документами, деньгами.

Потом внутри дома раздался мощный взрыв — это газовый баллон не выдержал атаки огня, крышу дома приподняло и опустило на пожарище.

«Хорошо, что никто из нас не сумел войти в дом, — подумалось мне, — иначе…»

Оставив дом догорать, мы вернулись в церковь и закончили вечернюю службу. Переночевал я у местной старушки, утром отслужил литургию и благодарственный молебен Богу. Слава Богу за всё, слава Богу, что остались живы и невредимы.

Так все мои вещи сгорели, и я остался в одной рясе, без шапки и пальто; встал вопрос: в чем ехать домой по морозу? Помогли местные жители. Правда, в дарёном пальто я изрядно смахивал на бомжа, ну да это дело житейское.

Кое-как прошли с друзьями пять километров по снегу до большака, где ходил автобус. Дул ветер, и было ужасно холодно. Автобус запаздывал. По очереди бегали греться в домик у дороги к жившему там прихожанину. Промёрзли насмерть, автобус в тот день так и не пришёл. Не было его и наутро. Изрядно обмороженные, но не павшие духом, мы дождались автобуса только к полудню. Оказалось, что из-за мороза движение транспорта на сутки было остановлено.

Пожарные, как я узнал позже, приехали на третий день после пожара. Никого не найдя, походили по пепелищу да и уехали, наказав, чтобы священник обязательно заехал в райцентр. Причину пожара они не установили. Но от местных жителей я точно знал, что меня подожгли. Это сделало семейство бандитов, про которое уже я рассказывал. Ну, а пожарные решили, что дом сгорел из-за неисправности печей, и на всякий случай оштрафовали меня на десятку. Правда, взамен подарили звонок-ревун для церкви.

В то время и началась эпопея со строительством нового дома. Денег у прихода не было, епархия помогала только на словах. Крутись, как хочешь.

Но Господь дал силы. Родственники помогли, знакомые... Сам план дома составлял, сам пенобетон из Эстонии возил, сам фундамент закладывал и стены клал. Самоотверженно помогали местные старушки: и камни для фундамента собирали, и цемент вёдрами носили. Построили дом. А сколько материала на себе в рюкзаке через болото переносил...

Однажды вёз на тракторных санях пенобетон, сидел сверху на этой груде, сани развалились — и весь материал вместе со мной в болоте оказался. Однако милостью Божией одними ссадинами отделался.

Но кончилась, кончилась и эта строительная напасть, можно, казалось, и пожить спокойно — не тут-то было...

Болезнь матери

У мамы последние годы сильно болело сердце, а тут ещё и инсульт. Вот и приходилось мне каждую неделю в городе бывать. Автобус междугородний, автобус местный и пешком по болоту — двенадцать часов дорога занимала.

Мать лежала парализованная, не шевелилась, не разговаривала — до слёз жалко. Много я за неё молился, просил у Господа. Очень хотелось, чтобы всегда она была рядом.

И услышал Господь мои молитвы. Произошло маленькое чудо. Одна монахиня, духовная дочь святого праведного отца нашего Иоанна Кронштадтского, дала мне рукавицу, которую носил этот угодник Божий.

Я отслужил водосвятный молебен батюшке Иоанну Кронштадтскому, окунул в святую воду рукавицу, окропил и омыл мать этой водой. Затем надел ей святыню на руку и... пальцы на руке больной пришли в движение. Врач, когда пришла к больной, не поверила своим глазам — парализованная сидела. Узнав историю исцеления, доктор попросила у меня рукавицу. Но ведь дело тут не только в рукавице...

Постепенно мать поправилась, снова стала ходить и разговаривать. Правда, речь у неё была уже не та и писать она не могла. Но всё понимала ясно. И ещё целых три года летом жила у меня на приходе...

Велика сила церковных Таинств. Не раз я видел, как почти умирающие люди после исповеди, соборования и причастия вставали на ноги.

Недавно причащал я маленькую девочку в больнице. Она была очень печальной, врачи заставляли её лежать, боялись за слабое сердце ребёнка. Девочка была крещёной, но никогда в жизни не причащалась. Родители крещены не были. Всё они перепробовали: и лекарства, и бабок, и йогу. Толку не было. Оставалась одна надежда на Бога. И Бог не оставил. Девочка после причастия быстро пошла на поправку, вернулась домой и стала здоровым ребёнком. Её мать после этого чуда крестилась и начала ходить в церковь.

В другой раз меня пригласили крестить младенца, у которого была пупочная грыжа. Родители обратились к бабке, но та отказалась лечить, пока ребёнок не будет крещён. Во время Таинства я помолился Господу, помазал пупок святым миром, и на глазах изумлённых родителей грыжа стала уходить внутрь и полностью исчезла. Нужда в знахарке пропала.

Бывало, что и бесы сильно выли и кричали в детях при святом крещении, но потом выходили. Помню, как-то раз крестил я у себя на приходе мужчину и двух его сыновей. Так вот, старший, здоровенный парень лет шестнадцати, при чтении заклинательных молитв страшно побледнел и грохнулся в обморок. Родители хотели его унести, но я настоял и продолжил Таинство. К концу крещения парень полностью пришёл в себя и выглядел совершенно здоровым.

В другом случае маленькая девочка, лет двух, также во время чтения заклинательных молитв вдруг дико захохотала, рванула капроновую нить бус на шее матери, бусинки запрыгали по полу, кровь выступила на шее женщины, ребёнок же продолжал неистовствовать. К концу Таинства девочка затихла. Никто не смог бы и предположить, что в этом милом улыбающемся создании только что скрывалась яростная, злобная сила.

Иногда бес даже разговаривал через дитя. Помню, крестил одного мальчика лет двух. Он кричал, ругался плохими словами, вырывался из рук. Когда всё же удалось окунуть его в купель, он выскочил оттуда с криком: «Не согласен, не согласен, не считается!»

Очень часто дети болеют и становятся одержимыми за грехи родителей, поэтому исцеление ребёнка иногда напрямую зависит от покаяния и изменения образа жизни родителей.

Чудеса вокруг храма

Немало чудесного происходило вокруг церкви во время моего в ней служения. Так бывало: подойдёшь к храму, особенно вечером или ночью, двери закрыты, а там пение слышится тихое, благоговейное, я бы сказал — ангельское. И многие его слышали.

Один раз, перед Пасхой, в Страстную среду, вот какое чудо было. Женщины мыли церковь, чистили, убирали — в общем, готовились к празднику. Вдруг перед иконой Божией Матери, что находится в летнем храме, справа от алтаря, сама лампадка зажглась. Масла там ни капли, а она горит и не гаснет. Все прихожанки были этому свидетели, никто из них лампадку не возжигал, так как в летнем храме месяца четыре уже не служили. Поэтому материалистическое объяснение этого случая исключается. Очень умилило женщин это событие. Много они плакали и молились перед чудесной иконой. Есть там и другая удивительная икона — святого великомученика Пантелеймона. Вся она в пробоинах от ружейной дроби. Они остались с 1949 года. Когда храм восстанавливали, иконы для него возили из Новгорода. И однажды, перед тем как погрузить образа в машину, их поставили у стены дома. А мимо шёл какой-то прохожий с ружьём. Увидел икону и читает: святой великомученик Пантелеймон. «Ну, если Бог есть, то пусть меня накажет», — усмехнулся безбожник, сдёрнул с плеча ружье и прицелился в образ. «Не смей этого делать!» — закричал староста церкви. Да куда там, безбожник уже выстрелил в икону великомученика. В тот же момент, по словам старосты, изогнуло его дугой, стал он хрипеть и испускать пену изо рта. Где-то около часа корчился святотатец в судорогах. Потом подъехала машина, погрузили его в кузов, а что дальше с ним стало, одному Богу ведомо.

Немало чудесного происходило и со мной в Мародкино. Однажды, когда я служил свою последнюю рождественскую службу на этом приходе, на моих глазах Нерукотворенный образ Господа нашего Иисуса Христа обновился.

Во время великого повечерия я заметил, что Нерукотворенный образ, стоявший на жертвеннике, стал светлеть. А был он такой тёмный, что даже лик сквозь черноту не проглядывал. Медленно, постепенно, как бы выплывая из глубины веков, начал он проявляться на золотистом иконном фоне. Вот уже видны глубокие, ясные глаза Спасителя, с невыразимой любовью и состраданием глядящие на мир. От иконы исходил мягкий нетварный свет. Действо продолжалось минут двадцать. Я подозвал алтарника, и мы благоговейно наблюдали за происходившим чудом. Службу мы прервали и выставили обновлённую икону для всеобщего поклонения и молитвы.

Но далеко не всегда безмятежно проходила моя жизнь в Мародкино. Бывало, и самому мне грозила смертельная опасность, но милостью Божией всё заканчивалось во благо...

«Но рука Господня тверда, отвела удар ножа…»

Было это Великим постом. Как-то в среду служил я литургию Преждеосвящённых Даров. Человек пять старушек в храме. Тихо, спокойно, благодатно.

Вдруг как будто толпа бесов в храм ворвалась — шум какой-то, разговоры... Атмосфера стала гнетущей, нервной. Выглянул из алтаря, вижу двух пьяных молодых мужиков, двух таких же подвыпивших женщин с маленькими детьми.

— Всё, поп! — подошли они ко мне, — крести детей, праздник у нас, видишь, гуляем. А ты детей крести!

— Приезжайте трезвыми да мирными, тогда и покрестим, — ответил я.

— Ты что нам праздник портишь! — рассвирепел один из мужиков, как я после узнал, бывший уголовник.

— Всё, — сказал я, — не мешайте службе, стойте спокойно или выйдите!

На время они затихли. Литургия кончилась, народ потихоньку разошёлся. Но приезжие не уходили из храма.

Я подошёл к свечной конторке, чтобы взять ключи и закрыть храм.

— Так ты будешь крестить? — с угрозой спросил отец семейства.

— Пока вы пьяные — нет! — сказал я и наклонился в конторку за ключами.

В тот же момент бандит выхватил финку. Боковым зрением я уловил какое-то движение за спиной, резко обернулся и увидел руку с ножом... перехваченную другой рукой.

Мне привезли дрова. И парень, который их привёз, пришёл сообщить об этом. Он зашёл в тот самый момент, когда могло случиться непоправимое. Финку мы у бандита вырвали. Сгрёб я его в охапку и тащу на улицу в сугроб головой окунуть, чтобы прохладился слегка, а сзади жена его бежит и кричит:

— Батюшка! Не бейте его, вам не положено!

Выскочил за ней и второй дуралей, бросил купленные для крещения свечи под ноги и начал топтать их, церковь и Бога поносить. Как у меня терпения хватило кулаки в ход не пустить, не знаю. Господь удержал.

— Убирайтесь, — говорю, — пока в тюрьму не сели!

С руганью и угрозами безумцы сели в сани и уехали.

При переправе через речку конь ногой под лёд провалился. Стал "крёстный" вытаскивать его, и сам — по пояс в ледяную воду. Дальше поехали — ребёнка спьяну с саней обронили. Хорошо, что Промыслом Божиим его бабушка одна нашла и отогрела.

Потрясло меня это событие. Даже стихотворение родилось:

«Но рука Господня тверда, отвела удар ножа,

И за то Его воспела моя грешная душа».

Да, есть моей душе за что воспеть Господа. Года два тому назад опять я мог погибнуть, и снова спас меня Господь.

Дело было так. После службы Благовещенья глубокой темной ночью я неожиданно проснулся. Как будто кто-то меня в бок толкнул: «Вставай, храм грабят!» Посмотрел на часы: полтретьего ночи. Вылезать из тёплой постели ужасно не хотелось. Но всё же встал и посмотрел в окно. Вижу, сигнализация в храме не работает. Дай, думаю, пойду и посмотрю, в чём дело. Может, лампочка перегорела или замкнуло что — всё в жизни бывает. Заодно на гусей посмотрю, кажется, дверь в хлев забыл закрыть, как бы кто не забрался. Подошёл к церкви и насторожился: вроде голоса из храма доносятся. Подкрался поближе, вижу: двери нараспашку, разломанные замки на паперти валяются.

Развернулся я и побежал к ближнему дому. Там жил Гена, у него ружьё было. Стучу в окно. «Вставайте, — говорю, — храм грабят!» Хозяева свет включили, дверь открыли, стали одеваться, но я вижу: боятся. Я кочергу схватил, приятель хозяина — арматурину, Гена — с ружьём. Бегу к храму, слышу, как кто-то выбегает из него.

— Стой, — кричу, — стрелять буду!

В ответ мне прозвучал выстрел, но я продолжал бежать. Из темноты мат-перемат и второй выстрел. Уже ближе, точнее.

— Гена, стреляй! — закричал я, пригибаясь. Геннадий стоял метрах в двадцати от меня, в кустах, и отчаянно тряс ружьем.

— Отходим, отче! — закричал он.

Мне ничего не оставалось, как отойти в сторону, под прикрытие дома. Потом выяснилось, что Гена с перепугу не снял ружье с предохранителя, вот ничего и не получилось.

Но, думаю, не случайно это было, а по Промыслу Божию. «Мне оставьте, Я воздам», — говорит Господь.

Подбежал я к церкви, смотрю: двери распахнуты, у входа сломанные кивоты от икон валяются. Встал на колени: «Божия Матерь! Не дай им ничего унести из Твоего храма! Останови злодеев!»

Разбудили мы ещё одного знакомого, у которого было ружьё, завели трактор, сели в тракторную тележку и — в погоню. Там, за речкой, за обезображенной тракторами лесной просекой, километрах в трёх от храма, начиналась проезжая грунтовая дорога. Путь грабителей мог лежать только к ней. Проехали полкилометра, и вот на бугорке, около тракторной колеи, аккуратно сложенные в стопку, лежат иконы. Ничего не смогли унести разбойники! Ни гвоздя церковного! А место это, по времени, как раз то было, куда они успели добежать, пока Пресвятая Богородица, вняв нашим молитвам, их не остановила.

Потом, на суде, один из бандитов признался: его вдруг объял страх, что непременно поймают их с поличным, если они тут же не бросят иконы...

Это был первый храм, который святотатцам обворовать не удалось. Матерь Божия не дала.

А тогда ехали мы на тракторе и думали, что сейчас бабахнут из-за кустов. Но страха не было, было одно желание: поймать грабителей. Доехали до места, где стояла машина разбойников. Но воры уже удрали, остались только следы шин. Видно, очень быстро они бежали. Мы доехали до деревни, где был телефон, вызвали милицию, попросили перекрыть дороги беглецам. Но те уже успели проскользнуть. Казалось бы, кто найдёт?

Но вот через год, случайно, под Псковом эта банда попалась; много грабежей, разбоев и даже убийств было на их счету. Это были шесть цыган, люди без совести и чести. Грабили, били, мучили одиноких беззащитных стариков и старух, отнимали иконы, еду, деньги. Некоторые из жертв не выдерживали и умирали от нервного шока.

Когда бандитов брали, одного тяжело ранили, другой повесился в тюрьме. Двоих судили, ещё двое скрывались в бегах. На суде задержанные вели себя крайне нагло, вызывающе, пренебрежительно не только по отношению к судьям, но и ко всему русскому народу.

Как выяснилось, в ночь нападения на храм двое из них были вооружены обрезами; они задушили церковную собаку, перепилили замки, перерезали сигнализацию. Только одного не могли миновать — суда Божия. Над одними он уже совершился, а для других ещё впереди.

Да, долго терпит Господь, но когда исполнится чаша Его терпения, сурово наказывает.

Суд Божий

По моём приезде в Мародкино местные хулиганы — то самоё семейство, которое столь досаждало прежним священникам, — внешне вели себя мирно. Может быть, боялись расследования о поджоге дома, может, просто присматривались и чего-то выжидали. Не знаю, надолго ли было бы это затишье, не грянь суд Божий.

В местном магазине одно время шла бойкая торговля одеколоном. Мужики очень хвалили его, дескать, и по мозгам бьёт, и запах приятный, никакого перегара. Купила и семья мародкинских бандитов ящик сего питья. Весь день и всю ночь распивали отец с сыном этот "мужской" напиток, а наутро отправились на гусеничном тракторе деревья на дрова пилить.

Стояла зима, было холодно, и им очень хотелось опохмелиться. И вот по дороге между бандюгами разгорелся спор. Сын заподозрил отца в утайке флакона одеколона. Произошла драка, и сынок выкинул отца из трактора и проехался по его ногам гусеницами. Тот истошно завопил, сынок развернулся, и жуткий крик, смешавшийся с хрустом раздавливаемой черепной коробки, затих.

После был суд. Дело оформили как несчастный случай, и через пять лет сынок спокойно вернулся в свою деревню.

Когда хоронили убитого, в церкви его не отпевали. Да и как такому споёшь "Со святыми упокой"? В момент похорон я находился дома и видел, как несли гроб с телом покойного на кладбище. Быстро так, как в ускоренном кино. Вечером, когда стемнело, вышел я прогуляться и неожиданно услышал тоскливый, страшный вой, доносившийся со стороны кладбища. Пошёл на звук. Иду между могил и всё слышу этот крик, но не ушами, а как бы внутри. Подошёл к месту, откуда он раздавался, и увидел могилу убитого.

Видимо, так стонала и кричала душа нечестивца, мучимая бесами, страхом и безысходностью. Это и неудивительно. Ведь первые три дня после смерти душа находится возле тела и посещает те места и тех людей, которых знала и к которым стремится. А хоронили убитого, как мне помнится, на второй день. Так что душа находилась ещё возле тела.

Мне приходилось много раз отпевать усопших христиан. И вот что показательно: за одних молишься, как будто на крыльях летишь, за других же с великим трудом, словно продираешься сквозь чащу, и хочется всё бросить, уйти, и только большим усилием воли заставляешь себя продолжить молитву.

Я понимаю это так. Одни люди светлые, чистые, угодные Богу. Их окружают ангелы, которые при отпевании молятся вместе с тобой. Душа таких людей хотя и боится, и трепещет грядущего суда, но успокоена благодатию Божией, мирна и сама молится за всех присутствующих.

Души других находятся в страшной растерянности, тревоге. Мир, куда они попали, им незнаком, страшен. Ко всему прочему, нечистые духи окружают, мучают и пугают грешную душу. Демонам ненавистна молитва священника за усопшего, и они всячески ей препятствуют.

Для наглядности приведу такой пример. Умер пьяница, развратник, сребролюбец. Всю жизнь он служил своей страсти, забывая Бога и попирая ближнего. После смерти душа его не только не избавилась от своей похоти, но наоборот, страсть из-за отсутствия других отвлекающих житейских раздражителей многократно усилилась. Она всё больше и больше жжёт и мучает душу. Хочется выпить, да где взять и куда налить? Тела-то нет. Вот и возникает состояние вечного похмелья, вечной боли, вечного томления — которому нет конца. И ничего не изменить. Жизнь прожита! Надо давать ответ. Точно так же терзают и мучают душу человека и другие страсти. Сребролюбец жаждет богатства и рыщет вокруг своих накоплений, да всё без толку. Развратник томим неуёмной жаждой блуда, которая никогда уже не удовлетворится. Вот — ад кромешный, беспросветный!

А кто виноват? Сам человек. Что взрастил в себе, что возлелеял, то и получил.

Теперь представим себе человека, исполненного любви, веры, молитвы. И это всё тоже после смерти многократно усилилось. Рядом такие же светлые люди, святые, ангелы, Господь. Подобное прилежит к подобному…

Да, мы сами ответственны за свою жизнь, за земную и ту, что ждёт нас за гробом. Но как часто бываем мы легкомысленными! Это в полной степени относится и ко мне…

Старец Николай

Я уже пять лет служил в Мародкино, когда стали меня друзья уговаривать купить себе "Запорожец". Родственники обещали дать взаймы денег. Честно говоря, подустал я уже тогда от постоянных пеших переходов через болото с тридцати-сорокакилограммовым рюкзаком за плечами. К тому же и грунтовую дорогу начали строить к церкви. Как на заказ, знакомый моего близкого друга продавал по дешёвке свой "Запорожец". Духовник мой покупку благословил, и я стал машиновладельцем.

А примерно за год до этого вот что было.

Возникли у меня сложные вопросы по молитве, по духовной жизни и — писать ли мне статьи, книги или нет. И решил я узнать волю Божию о себе и о своих начинаниях, спросить у старца, человека, через чьё чистое сердце и просвещённый разум говорит Господь. Вместе с одним знакомым священником отправились мы к его духовному отцу, старцу, протоиерею Николаю на остров Залит.

Путь был нелёгкий: до Пскова на поезде, дальше на автобусе до деревни Большая Товба, после пешком километра три до озера, а дальше на рыбацком катере — на остров. Озеро в тот день было бурное, качка сильная, судёнышко маленькое, многих дорогой даже тошнило. Мне тоже было довольно муторно, ну да, как сказано в Евангелии: «Царство Небесное силой берётся и употребляющие усилие восхищают его».

Всю дорогу молился, чтобы старец принял и Господь явил волю Свою через него. Очень важно, когда беседуешь со старцем, не иметь своего готового решения, не настаивать на благословении того, чего хочется, а искать воли Божией и спрашивать: как поступить? Как благословите? И уж что скажет угодник Божий, то непременно делать. А иначе зачем спрашивать? Двойной грех будет: узнал волю Господню, а поступил по-своему. Жди вразумления.

Беседы со старцем, честно говоря, я опасался. Иногда он юродствовал, раздавал пощёчины, порою вообще отказывался разговаривать.

Как-то приехала к нему одна наша знакомая с важными, как ей казалось, богословскими и житейскими проблемами. Отец Николай вышел на крыльцо, посмотрел на неё из-под руки, три раза кукукнул и ушёл. Больше паломница его в тот раз не видела. Значит, попусту она приехала, с надуманными заботами, из-за тщеславия, чтобы после хвастаться, как со старцем беседовала. Ну и получила: ку-ку.

Один игумен, сказывают, как-то приехал, так ему отец Николай и дверей не отворил, и разговаривать не стал. А всё стоял в прихожей и кота ругал: «И пьяница ты, Борька, и обжора, лентяй, самолюбец, эгоист». Постоял игумен, послушал этот разговор с котом — и был таков. Видать, не только коты самолюбцами бывают...

Старец нас принял на удивление ласково. Правда, сначала огорошил:

— И зачем это вы приехали? Ведь я вам всё равно ничего не скажу, потому что и сам ничего не знаю.

Все свои вопросы я заранее записал, ибо слышал, что многие при встрече с отцом Николаем так теряются, что забывают спросить о том, ради чего приехали. Получил я ответы на свои вопросы. Про задуманную книгу старец сказал:

— Писать пиши, да потом смотри.

Честно говоря, недооценил я эти слова, не понял силу грядущих искушений.

В конце разговора со старцем неожиданно для самого себя спросил:

— Вот хочу себе машину завести, как вы посоветуете?

— Отчего не завести, — ответил отец Николай, — только вот что, прежде себе гроб купи, а то после кто его тебе купит?

Ответ мне показался довольно ясным, и в течение года от покупки машины я воздерживался.

"Запорожец"

Но время, советы друзей, насущная необходимость и, наконец, благословение духовника сделали своё дело. "Запорожец" был куплен.

Среди водителей ходит такая присказка: есть два самых счастливых дня в жизни автомобилиста, первый — это когда он покупает машину, второй — когда продаёт. Справедливость поговорки я проверил на своём "красном гадёныше", как мы впоследствии называли наш "Запорожец".

Много крови христианской попил этот монстр. Три раза за полгода я на нем переворачивался и, как йог, на голове стоял.

Первый раз, когда со старостой за свечами в Новгород ехал. Лето, солнечная погода, и вдруг ни с того ни с сего машину начинает водить вправо-влево, затем выбрасывает в кювет и переворачивает набок. Все пассажиры живы-здоровы, но дверь и крыша "Запорожца" изрядно помяты. Вытащили его из кювета и поехали дальше.

В следующий раз беда случилась уже зимой, когда вместе со знакомым в Санкт-Петербург возвращались. Он за рулём сидел, водитель опытный, со стажем. Правда, до этого в Новгороде, в епархии, сильно понервничали. Епископ хотел меня в другой, более значимый приход перевести, мне это было крайне не по душе, очень я сросся со своей общиной. Расстроились мы сильно, мир душевный, молитву потеряли, вот бес и подловил.

Недалеко от Новгорода стало опять бросать машину вправо-влево.

— Господи, помилуй! Господи, помилуй! — взывал я ко Спасителю.

"Запорожец" выбросило на встречную полосу, затем на обочину, перевернуло через бок и сильно ударило крышей о землю. Хорошо ещё, страховочные ремни у нас были пристёгнуты, и мы совсем не пострадали. Худо-бедно вылезли горе-водители из машины. Осмотрели её: крыша прогнулась так, что рука между лобовым стеклом и крышей свободно пролезает. Двери погнуты, но мотор цел. Наняли мы мужиков с аварийной машиной, вытащили "красного гадёныша", завели его.

— Ну, я показал, как ездить умею, — сказал приятель, — теперь ты своё умение покажи.

А на улице снегопад, темно, поздний вечер. Под крышу снег задувает, фары почти не светят, голова в железо упирается, встречные машины ослепляют. Но ничего, с Божией помощью доехали.

Только я свою "иномарку" отремонтировал — и опять в аварию попал. Приближался праздник Сретения. Из города на праздничную службу вёз я с собой четырёх певчих. Всю дорогу женщины молились, читали каноны, акафисты, а в километрах пятнадцати от цели несколько расслабились.

За руль села моя хорошая знакомая, регентша этого хора. Водила она довольно прилично, дорога была хорошая. Зашёл разговор о том, что люди в последнее время озверели, сильно ожесточились. Регентша рассказала, что у них на собрании руководителей отделов творится невесть что. Когда её начальница сделала замечание по работе другому руководителю отдела, тот встал и просто послал её к ч... Как только знакомая произнесла имя нечистого, всё внутри у меня сжалось и невольно вырвалось: «Господи, помилуй!»

— Нет, вы только представьте себе, — повторила регентша, — встал и просто послал к ч..!

Как только второй раз было помянуто имя лукавого, машину, которая и шла-то со скоростью километров сорок в час, вдруг резко подняло, выбросило на обочину, ткнуло носом в канаву, где она, ударившись о большой камень, перевернулась вперёд и резко грохнулась крышей о землю.

— Господи, помилуй! — только и успел я крикнуть.

И Господь действительно помиловал. Никто из пассажиров не пострадал. Только у нас с регентшей на коленях остались следы от переломанной ногами ручки переключателя скоростей.

Крыша у "Запорожца" сплющилась, лобовое и боковые стекла выпали наружу, перед машины превратился в гармошку. Приехали, в общем... Вдруг, как по заказу, появились два трактора с санями для перевозки дров. На них мы вытащили "гадёныша", сели в него и так и доехали до дома. Службу начали вовремя.

Позже мне духовник сказал: «Нечистый задумал тебя за книги убить, но Божия Матерь не попустила».

И сколько ещё такого было: четыре раза колеса на ходу отваливались, зимой в лютый мороз печка отказывала, наш "гадёныш" беспричинно останавливался и ни за что не хотел заводиться. А последний раз просто на ходу мотор загорелся, еле успел огонь песком засыпать. Да много чего перетерпеть пришлось, и всё — за своеволие.

Интересен конец этой машины. Дочинил кое-как и продал по дешёвке. Надо сказать, что каждый раз после аварии я заново освящал злополучный "Запорожец". И каждый раз ощущалось в нем присутствие какого-то злобного существа, ни за что не желавшего покинуть своё жилище. В последний раз это почувствовал и алтарник, помогавший окроплять технику крещенской водой, хотя о своих подозрениях я никогда ему не рассказывал. Должен признаться, что изгнать злого духа из автомобиля я не смог. Недолго прослужила машина и новому хозяину. Он рассказывал, что вскоре коленвал пробил два цилиндра в моторе — и остался навеки "Запорожец" в тёмном лесу, пришлось бросить его...

Встречи с колдунами

Меня часто спрашивают о колдунах: есть ли они ещё в деревне и приходилось ли мне с ними сталкиваться?

Помню, был в моей сельской жизни такой случай. Как-то пришла в церковь женщина лет шестидесяти, плачет, причитает. Третья корова у неё за год пала, свиньи дохнут и овцы. Ветеринар ничем помочь не может, только руками разводит.

— Что делать, батюшка?

Посоветовал я ей попоститься недельку, исповедаться, причаститься Святых Христовых Тайн, а после освятить дом и скотный двор.

После того как женщина поговела, пришёл я к ней в деревню. Особым чином освятил дом, хлев, постройки. Дал наставления — как жить, как молиться. Через месяц она приходит, благодарит и рассказывает о том, что после освящения и на душе у неё мирно, и скот больше не болеет.

Только вот сосед по улице заболел. А до болезни всё бегал по деревне и кричал, что вот — попов навели, житья и спокоя от них нет. О человеке этом уже давно шла нехорошая слава, что знает он кое-что, чего православному не след знать.

В контексте этого и немощь его становится понятной. Всё зло, которое он насылал другим, Божественной силою вернулось на его душу. Ведь колдун — это человек, имеющий связь с нечистой силой, которая ему не только в делах помогает, но ещё и полного подчинения себе требует. Не могут чародей или ведьма пакостей не делать. Бес ко злу принуждает, а в случае отказа самого волхва бьёт и мучает.

Недавно мне такой случай рассказывали. Заболела у одной женщины корова. И обратилась она к местной знахарке. Та помочь согласилась. Пошли посмотреть корову. Вдруг колдунья и спрашивает:

— Хочешь на моих мальчиков посмотреть? Оглянись через левое плечо.

Женщина обернулась и видит штук десять чёртиков, маленькие такие, с рожками и хвостиками, прямо вслед за ними бегут.

— И коровы мне не надо, пусть лучше сдохнет, отстань от меня! — сказала женщина, поняв, с кем связалась.

А вот другая история.

Ехала одна моя знакомая инокиня в поезде, а рядом в купе полковник сидел. Голову руками обхватил и приговаривает:

— Что делать? Что делать?

— Да что с тобой, милый, случилось? — спрашивает инокиня.

— Сам не знаю, ничего не пойму, — говорит попутчик. — Вот послушай, может, ты чего посоветуешь... Не верю я ни в Бога, ни в чёрта, — начал он свой рассказ, — атеист я, материалист. И всё до последнего времени у меня было нормально. Но вот недавно приехал я на родину, в деревню. И узнал, что бабка моя вот уже полгода в больнице лежит. Ни туда, ни сюда. А слава шла о ней нехорошая, будто бы она колдуньей была. Ну, да подобной ерунде я как военный человек не верю. Приехал к ней в больницу, она меня увидела и говорит:

— Возьми, внучек, возьми!

— Чего взять? — спрашиваю. — Ну давай, если тебе от этого легче будет.

Глаза бабки затуманились и она почти тут же и умерла. Похоронили мы её. И вот уже третий день в моём мозгу звучит голос: «Взял — делай! Взял — делай!»

— Что взял? Что делай? Ничего не пойму...

А взял полковник беса-помощника, который помогает колдуну "чудеса" творить. Этот нечистый дух передаётся служителями зла друг другу из поколения в поколение вместе с тайной заговоров. Пока ведьма этого беса не передаст — умереть не может.

Вот и у нас в деревне, возле церкви, такая бабка жила. Вроде и молилась, и иногда причащалась, но на исповеди у ней слова покаяния не вытянешь.

И народ к ней хаживал — кто укушенную змеёй корову заговорить, кто руку растянутую подлечить, в общем, всяк по своей нужде. Заставил я её как-то заговор от укуса гада мне рассказать. Начинается он вроде бы по-христиански: «Выйду помолясь, пойду перекрестясь, к острову Буяну, что на синем море». А дальше начинается изюминка заговора: «Там на горюч-камне сидит баба зубатая, ропщет-пупчит, велит заговаривать змеиный яд». В результате корова, как правило, поправляется.

Я посоветовал обходиться впредь без "бабы зубатой" и читать только церковные молитвы, но старушка ответила: «Без заговора никак нельзя».

В основе таких псевдохристианских молитв лежит практика языческого колдовства. Чтобы сохраниться в христианской стране, колдовство стало наряжаться в камуфляж православных слов, сохраняя свою языческую сущность.

Для вида многие колдуньи имеют иконы, читают церковные молитвы, но лечат заговорами и при помощи бесовской силы. И свою душу губят, и родных, кому свой "талант" передают, и тех, кто по глупости или легкомыслию к ним обращается.

Месть за освящение домов

Да, жестоко мстят мерзкие бесы за духовную помощь людям, за своё изгнание из людей, домов, скота.

Пришлось мне однажды в соседней деревне освятить сразу четыре дома, четырёх домовых бесов потревожить. На следующий день пришла телеграмма: "Мама умерла, похороны в субботу". А суббота та была родительской, на которую обычно очень много народу приходит. Но похороны есть похороны. Расстроился я жутко, со слезами отслужил панихиду в церкви по новопреставленной Вере и побежал к дороге ловить попутку до города. Иногда полдня простоишь и никого не дождёшься, а здесь сразу легковая машина до автобусной станции довезла. Минута в минуту на последний автобус до Санкт-Петербурга успел. Остановились в Новгороде, хотел домой звонить — все междугородные автоматы переломаны. Пришлось без звонка ехать дальше. По дороге непрестанно Псалтирь о упокоении усопшей читал.

Прихожу домой, думаю, наверное, родственники, знакомые собрались. Открываю дверь — никого. Тишина. Вхожу в комнату, а там мама, живая, на постели лежит.

— Алексей! — обрадовалась она, — а я что-то весь день сплю, глаз открыть не могу.

«Ещё бы, — подумал я, — ведь панихида по "усопшей" отслужена и Псалтирь практически непрестанно читалась».

С телеграммой выяснилось следующее. У моих знакомых, живших в маленьком городке, умерла мать. Вот они послали весточку, чтобы я помолился. На сельской почте, когда по телефону принимали телеграмму, забыли подпись поставить. Я же не догадался посмотреть, откуда она отправлена. Казалось бы, цепь случайностей. Но и случайностями может управлять чья-то рука.

Эпилог

Прослужил я на приходе Смоленской церкви ровно семь лет. Без церковных наград, но и без нареканий. Служил бы, может, и всю жизнь. Но иной была воля Божия. Ещё мать мне незадолго до своей смерти предсказывала, что долго мне здесь не служить, и друзья мои, которых я привёз и пригрел у церкви, предадут меня. Так оно всё и вышло. Но это отдельная, долгая, можно сказать, трагическая история.

За время служения сердцем я сросся с приходом. Он стал как бы моей большой семьёй. Полюбили и меня прихожане, как к родному, стали относиться. Какая-то незримая духовная связь и по сей час существует.

Любят на Руси своих священников. Не за ум, не за красноречие, а за веру и искренность. Простой народ, он сердцем ложь за версту чует. Ну, а если полюбит, то уж от сердца и навсегда.

Благодарен я этим людям, что научили меня простоте, цельности, искренности. Научили понимать, что всё-таки главное в человеке, в жизни.

Дай Бог им крепости, веры, силы, достойного пастыря, который всегда помогал русскому крестьянину идти по его нелёгкому жизненному пути!

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ СУДЬБЫ

Володя

Володя был уголовником. Практически всю сознательную жизнь он провёл в зоне. Три ходки, шестнадцать лет в заключении. При возрасте тридцать восемь — это и для матерых зеков немало.

Жизнь не сложилась. И не сложилась она с самого начала. Безотцовщина, мать — пьяница и гулящая. Старший брат, образец для подражания младшего, — вор и бандюга. Казалось, выбора не было. Ещё в школе Володя начал драться и приворовывать. Первая ходка в тюрьму была за бандитизм, когда он учился в ПТУ. Далее — колония для несовершеннолетних. И понеслось, и поехало...

«Будучи в бегах, — вспоминал Володя, — носил я с собой топор, спрятанный в одежде за спиной, и готов был зарубить любого, кто встанет на моём пути».

Казалось, и финал жизни его будет, как у других заматерелых рецидивистов: или убьют, или, став вором в законе, будет ещё какое-то время сеять горе и слёзы на земле.

Но Бог судил иначе. Вера во Христа пришла как-то неожиданно и сразу. Был свет, который осветил всю тьму прежней жизни, показал её бессмысленность. И всей силой души, ранее не ведавшей Бога, потянулся заблудший сын к своему Небесному Отцу.

В эту светлую для него пору и привёл нам Господь встретиться. В то время служил я в далёком, отчасти забытом людьми, но не Богом, приходе. Каменная церковь возвышалась среди болот и заброшенных деревень. Прихожан было мало, и церковь ремонтировать было не на что. А время для ремонта давно подошло. Пол сгнил и провалился, краска на стенах облупилась. Доски для замены пола я достал, но сам плотничать не умел. Тогда и появился Володя.

Привёз его староста из своей деревни, что в двадцати километрах от храма. Вот, говорит, человек, который хочет потрудиться во славу Божию. Сейчас такой человек редкость, все больше за доллары работать хотят. Потому приняли его охотно. Смотрю я на Володю, глаза его радостью горят, всё ходит вокруг храма и приговаривает:

— За что мне такая благодать, за что?..

Работал он хорошо, самозабвенно. С утра до ночи в храме проводил. Трудился и всё при этом молитвы читал.

— Как на крыльях здесь летаю, — не раз мне говорил.

Сошлись мы с Володей. Подарил я ему молитвослов, Библию. О Боге, о смысле жизни — много мы с ним говорили. Он всё, как губка, впитывал. Спешил наверстать то, что в юности потерял. Буквально на глазах оттаивал, становился настоящим христианином. Незаметно прошли две недели. Пол был сделан, и Володе надо было ехать обратно в деревню, где он жил с женой и детьми. От денег за работу он решительно отказался.

— Должен же я хоть что-то ради Христа в жизни сделать, — был его ответ на предложение взять хоть небольшую сумму.

Одна у Володи беда осталась. В своё время он страшно пил. Потом прошёл кодирование от пьянства в Санкт-Петербурге. На какое-то время страсть утихла, но потом стали случаться страшные запои. В такие периоды Володя становился неуправляем, с топором набрасывался на жену, мог избить любого не понравившегося ему человека. С православной точки зрения, это была явная одержимость. Кодировщик, по сути дела, только изменил "специализацию" беса: Володя не пил, но когда запивал, вывести его из этого состояния было практически невозможно.

Бес находил на Володю, и Володя прекрасно это понимал. И если успевал приехать в церковь, исповедаться, причаститься, всё приходило в норму. Если же переставал молиться, читать Евангелие, поститься — старые привычки брали своё. Не может человек мгновенно измениться, стать другим. Поняв Истину, ещё долгие годы нужно работать над собой, искоренять греховные привычки, навыкать добру. Сколько времени грешил, столько же примерно и потребуется, чтобы изменить себя, прийти в состояние, заповеданное Христом.

Однажды до меня дошло известие: Володя в запое. Вместе с двоюродным братом три дня уже пьют. Сел я в попутную грузовую машину — и к нему. Вхожу в дом, а там беспорядок невероятный. Всё разбросано, раскидано, объедки на полу валяются. А жена его в это время в город уехала. Взял я Володю за руку, из избы вывел.

— Хватит, — говорю, — Христа своими грехами распинать.

Он, как только это услышал, — сразу головой в бочку для дождевой воды, где уже и головастики завелись.

— Всё, — говорит, — завязываю.

Забрали мы его в машину — ив храм. Там он у меня три дня прожил. Поначалу плохо ему было. Первую ночь вовсе не спал. Ночью приходит:

— Побудь со мной, батюшка, страхи одолевают, не могу один.

Вот мы с ним всю ночь Псалтирь читали, бесов отгоняли. На следующий день послал я его в церкви поработать. Володю всего трясёт, еле ходит, но знаю: если без дела оставить, ещё хуже будет. А поздно вечером, только мы с супругой сели чайку попить, вбегает к нам в дом Володя, весь сияет, радуется и кричит:

— Получилось, отец, получилось!

— Да что получилось? — недоумеваю я.

— Да петь получилось! Всё Богородицу молил, чтоб церковные молитвы петь и читать научиться. И вдруг — запел. Слушайте!

И действительно, чуть грубовато, но довольно правильно спел нам Володя молитву "Достойно есть".

Через некоторое время перевели меня с этого прихода на другой. Вскоре пришла страшная весть: Володя сгорел.

Случилось это так. Володя вдруг перестал молиться, читать Евангелие, стал раздражительным. Потом запил. Приступы дикой агрессии наполнили его душу. Это была настоящая одержимость. Жена, дочка убежали, спрятались у соседей. С топором в руках Володя бегал и искал их по деревне.

Ночью деревня проснулась от дикого крика. Это Володя облил себя бензином и чиркнул спичкой. Случившиеся рядом мужики сбили его с ног, загасили пламя. Но было уже поздно — обгорела вся кожа.

К счастью, в последние часы сознание вернулось к Володе. Он успел раскаяться, попросил прощения у жены. Клялся ей в любви, говорил, что выживет, что он сильный, что всё у них теперь будет нормально. Что Бог поможет, и он уже никогда не запьёт.

Всю дорогу до Старой Руссы Володя был в сознании. Испытывал страшные мучения, но не жаловался, а лишь гладил руку жены и просил Бога о прощении.

В больнице он скончался через сутки.

Хоронили Володю на деревенском кладбище. Отпевали заочно.

Когда я поминаю его на молитве, он стоит передо мною таким, каким был в тот вечер: с сияющими глазами, с молитвенным выражением лица, ибо у него — получилось!

Судьба атеиста

В 1926 году в Москве, окружённый заботой, вниманием и любовью своей паствы, отошёл ко Господу один из великих молитвенников земли Русской митрополит Новосибирский Тихон.

Жизненный путь его был крайне необычен. Получив блестящее медицинское образование, горя ревностью служения ближним, около десяти лет проработал он врачом в небольшом уездном городке. За это время полюбили его люди, видя его бескорыстие, самоотверженность и безотказность при оказании помощи нуждающимся. Поэтому, когда приблизился десятилетний юбилей его работы в качестве уездного врача, общественность города захотела торжественно отметить это событие. Одно только смущало губернатора и дворянство: молодой врач был атеистом. Он открыто заявлял: «Я учёный, материалист, и для того чтобы поверить в существование Бога или дьявола, я должен увидеть, пощупать кого-либо из них своими руками».

Губернатор города послал телеграмму с объяснением сути дела великому молитвеннику и светильнику земли Русской святому Иоанну Кронштадтскому. В ней он просил исполнить просьбу врача так, чтобы последний уверовал и благодаря этому спаслась бы его душа. Вскоре последовала телеграмма: «Молюсь, ждите».

А дальше, по рассказам будущего митрополита, произошло следующее. Ночью молодой врач проснулся от чувства, что кто-то стоит около постели и пристально смотрит на него. Он открыл глаза — и... о ужас! Страшная образина предстала перед его взором. Взлохмаченная, косматая, подобная козлиной голова, заросшая шерстью, с ярко горящими глазами, склонилась над его постелью.

«Ну что ты испугался, — прохрипело чудовище, — ведь мы с тобой друзья, давай поцелуемся». И огромные фиолетовые губы стали медленно вытягиваться к лицу молодого атеиста. «Нет!» — закричал он и, прижавшись к стене, исступлённо осенил себя крестным знамением. «Ах ты так, — обиделся уродец, — ну погоди! Я думал, мы друзья, вместе против Бога воюем, а ты креститься? Ладно, сейчас я вернусь со своим начальником. Он с тобой враз разберётся». После этих слов чудовище исчезло.

Насмерть перепуганный врач вспомнил, что в ящике его письменного стола хранится нательный крест, данный ему при крещении ещё в детстве.

Он бросился к ящику и только успел достать крестик, как в комнате появилось прежнее чудовище с подобным себе существом. Всю ночь они гоняли его по дому. Молодой материалист вспомнил все свои детские молитвы. «Господи, помилуй!» не сходило с его уст.

Наутро, после встречи с губернатором, узнав о телеграмме, присланной святым праведным Иоанном Кронштадтским, бывший атеист взял отпуск и отправился в Кронштадт ко святому.

В результате он стал монахом, а впоследствии и митрополитом. В годы гонения на Церковь был изгнан с кафедры, вернулся в Москву, где и служил в обыкновенном приходском храме.

Инок Леонид

Мы познакомились с Леонидом на секции карате. Он был тогда девятнадцатилетним юношей, учился на втором курсе медицинского института. Мать и отец его были людьми неверующими, преподавателями какого-то вуза, воспитывали своего единственного сына в сугубо меркантильном духе. Они мечтали, чтобы сын попал в элитные круги советского общества, стал дипломатом, коммунистическим функционером или, женившись на дочке высокопоставленного партийного босса, сделался важным чиновником.

Вот почему с детства в нем культивировались исключительная самозначимость, гордыня, самонадеянность — качества, которые в Православии имеют ёмкое название: самость.

Родители по-настоящему не любили Лёню. Отец был вечно занят своими делами, карьерой, светскими развлечениями, мать следила за своей фигурой, внешностью, хотела блистать в обществе, и сын должен был дополнять этот блеск. В семье не ладилось. Да и как могло ладиться, когда каждый жил только для себя, для удовлетворения своих страстей и влечений?..

Эгоизм — страшное состояние души. Смерч, направленный внутрь своего "я". Смерч, разрушающий остатки добродетелей, хороших качеств, талантов. Остаётся лишь оболочка человека, ибо внутренний образ Божий уничтожен самопогруженностью и себялюбием.

Когда я пришёл к вере, Леонид долго не мог понять и принять происшедшее. Как это: его бывший приятель, спортсмен, кандидат наук и вдруг — православный? «Ведь это только тёмные, отсталые люди во Христа веруют, — говорил он мне не раз. — Ну ладно бы неудачником был, уродом каким, нищим, а то всё хорошо, всё есть — откуда вера? Зачем?» Не мог понять Леонид, не мог с этим смириться, а просто отойти не хотел.

Обычно, когда у людей жизненные интересы расходятся, то они расстаются. И это естественно, ведь друзей объединяют совместная деятельность, общие интересы. Когда их нет, то и встречаться становится, в общем-то, незачем.

Но неожиданно вопрос веры задел Лёню очень глубоко. Он стал читать атеистическую литературу. Пытался спорить со мной, но все аргументы, почерпнутые из безбожных источников, на поверку оказывались очень жалкими и неубедительными. После разговоров о вере, Боге, вечности Леонид испытывал какой-то внутренний духовный подъем, какую-то непонятную сердечную радость, и это новое, незнакомое чувство одновременно притягивало и пугало его.

Так продолжалось несколько месяцев. Я уже, честно говоря, стал уставать от такого общения. На наружный взгляд, оно было бесплодным, а бесконечные пустые разговоры очень утомляли. Несмотря на это, я продолжал молиться за Леонида, просил, чтобы Господь даровал ему веру. И чудо случилось. Молодой атеист мгновенно преобразился, сразу стал горячо верующим человеком.

Его крестил духовно опытный священник, ныне покойный протоиерей Василий Лесняк. Лёня сразу зарылся в святоотеческие книги, стал постигать премудрость аскетической брани. Сейчас уже, спустя шестнадцать с лишним лет, я начинаю понимать, что так делать было нельзя. Человек, воспитанный на самости, гордости и эгоизме (а таковы, по сути, все мы, новообращённые из советского общества), должен сначала научиться смирению, послушанию, понять свою внутреннюю испорченность и недостоинство, а потом уже штурмовать вершины аскетики.

Но должной духовной коррекции произведено не было, и по-студенчески лихо, нахрапом бросился новообращённый изучать самые высокие образцы глубинного внутреннего делания.

За год Леонид прочёл всю основную аскетическую литературу, благодаря хорошей памяти многое запомнил и при встрече любил цитировать наизусть целые страницы из святых отцов. Но это было очень скучно. Ведь когда за словами человека не стоит его жизненный опыт, когда сказанное им не пережито и не прочувствовано, то даже самые высокие слова теряют свою силу. Ибо нет в них энергии жизни. Кроме того, когда внешне, умственно человек "всё" знает, то переубедить его в чём-то становится просто невозможно. Ибо, как говорил апостол, "знание надмевает, а любовь назидает".

Вместе с тем и во внешней жизни Леонида произошли большие перемены. Он закончил институт и поступил работать спортивным врачом. Стал подумывать о том, как бы начать ему своё служение в Церкви.

Родители были потрясены происшедшими переменами в сыне: как это их надежда и будущая слава стал тёмным, верующим глупцом, с совершенно дурацкими, на их взгляд, ложными взглядами на жизнь, карьеру? Дома у Леонида началась настоящая брань. Особенно усердствовала мать, для которой внутреннее перерождение сына было настоящим стихийным бедствием. «Кто виноват? Где враг?» — без устали спрашивала она себя. И скоро нашла причину всех бедствий — это был я, тот человек, который совратил её сына с пути истинного. Меня надо было обличить и уничтожить. После нескольких свирепых разговоров со мной мать Лени перешла к активным действиям. Она пошла в "большой дом" на Литейном — в райком партии. «Спасите душу ребёнка!»— взывала она к партийным боссам и чекистам.

В то время я работал преподавателем в ЛИАПе, но по благословению духовника уже собирался уходить и поступать в духовную семинарию. В институте знали, что я веду научную работу, выступаю на различных конференциях, и поэтому на кафедре не удивились, когда из особого отдела затребовали мою характеристику. «Ты что, за границу собрался?»— только и спросил меня, беспартийного, парторг кафедры. «Очень может быть», — ответил я. Через месяц я ушёл из института с тем, чтобы поступить в духовную школу.

Благодаря усилиям уполномоченного по делам религии и чиновников из управления, куда ходила жаловаться мать Лёни, в семинарию я не поступил. Поработал кочегаром, затем чтецом в одном из храмов Новгородской области, опять пытался поступить в Ленинградскую духовную семинарию, но опять неудача. И только благодаря вмешательству нынешнего Патриарха, а тогда митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия был рукоположен и послан служить в отдалённый приход Новгородской области.

До Смоленской церкви, стоящей среди болот и лесов, можно было добраться, доехав до Старой Руссы, оттуда сорок километров на автобусе, а там пять вёрст пешком через леса и болота. По всем данным, это было самоё замечательное место для решившихся начать аскетические подвиги.

Леонид поехал со мной. Горя ревностью служения Богу, мечтая об уединении и стяжании непрестанной молитвы, он бросил свою работу и решил разделить со мной трудности приходской жизни. А трудности, действительно, были немалые. По наущению врага новый дом, в котором мы поселились, сожгли во время одной из наших первых служб. Он сгорел полностью со всеми личными вещами и документами. Жить пришлось в полуразвалившейся хибаре, стояли жуткие холода, дули сильные, пронизывающие насквозь зимние ветры. Приход был крайне бедный, и новый дом купить было невозможно.

Но Господь давал благодать и силы. Мы прожили эту долгую зиму, часто служа в церкви и долго молясь вечерами дома. Бывало, за неделю мимо не проходило ни одного человека, и только в воскресные дни люди сходились на службу из окрестных деревень. Народу собиралось немного, от силы двадцать-двадцать пять человек. Но это было и неважно, ведь в первую очередь служили Богу, Ему ревновали, для Него старались.

Потом произошло несчастье. У меня сильно заболела мать, у неё случился инсульт и её парализовало. Ухаживать за ней было некому, так что мой подвиг в уединении продолжался крайне недолго. На приход я стал приезжать только на службы. Лёня надолго оставался в полном одиночестве.

Для него это было сильным испытанием. Человеку духовно неопытному, с не окрепшей в невидимых бранях душой, остаться один на один со своими страстями — это крайне тяжело. Одно дело — жить в пустыни опытным инокам, другое — неоперившимся юнцам. Со временем Лёня начал скучать. Он топил печки в доме и церкви, занимался рукоделием, изучал церковное пение и службу, но всё-таки оставалось ещё слишком много свободного времени. Приятель с нетерпением ждал моего приезда, находил радость в совместной молитве, общении. Но и здесь вскоре начались искушения. Бес навёл на него дух ненависти. Леонид часто признавался: «Вот с нетерпением жду тебя, хочу пообщаться, помолиться вместе, а приезжаешь — глухая ненависть неотвратимо накатывает на меня. Не могу переносить своего священника без всякой на то видимой причины».

И я явственно ощущал его состояние. Бывало, лежишь на кровати и чувствуешь, как из-за стены надвигаются волны глухой, нечеловеческой ненависти. Хочешь помочь человеку, молишься за него — помогает, но ненадолго. Такое уж это было место. Благодатное, но и вместе с тем очень тяжёлое. Всё, что есть внутри человека, обострялось до крайности. И плохое, и хорошее. Видимо, сказывалось замкнутое психическое пространство. За один день здесь в людях проявлялось то, что в городе вызревало бы годами. Многие из паломников просто не выдерживали: через пару дней пребывания убегали, — как от огня, огня своих неожиданно открывшихся страстей.

Но Лёня пережил это искушение. Не сбежал. И через год мы начали строить новый дом. Строили своими руками, таская стройматериалы в рюкзаках через болото. Поверьте, это было очень непросто. Но Бог давал силы. Через два года дом был построен. А Леонид всё же решил уехать. Его благословил на скорый отъезд наш духовник. Для меня уход товарища был большой потерей. Терялся чтец, певец и сторож церкви и дома. Терялся искренний и преданный друг. И это было небезопасно.

В пустынном месте всегда кто-то должен быть при храме, а иначе мог произойти поджог или грабёж. Но благословенье духовника, хотя внутренне я с ним был не согласен, решало всё. Леонид уехал.

Он поступил послушником в Валаамский монастырь. Монастырь тогда ещё только восстанавливался. Было мало монашествующих и очень много работы. Леонид утром нёс клиросное послушание, днём работал на монастырских службах, вечером опять пел и читал в церкви, а ночью пёк просфоры. Спал он крайне мало. А вскоре утратил сон вообще. Стал терять сознание, падать в обмороки. С детства у него была гипотоническая болезнь, которая не терпит перенапряжения и недостатка сна. Но послушник решил себя не жалеть ради Бога, а опытного духовника, который пожалел бы его, не нашлось.

Вскоре состояние его настолько ухудшилось, что Леонид был вынужден уехать с Валаама. Он ради Христа стал жить у одной верующей женщины в Приозёрске, где было подворье монастыря. Она за ним ухаживала как могла, лечила, а будущий инок, когда позволяло здоровье, ходил на клиросное послушание в монастырскую церковь.

Искушения продолжались. Бес агрессии, которого приобрёл мой друг во время многолетних занятий карате, давал о себе знать. Любой вид деятельности оказывает влияние на формирование личности человека, тем более, когда в основе лежит традиционная духовная практика. В основе всех видов восточных единоборств лежит религиозная практика буддизма, они изначально мыслились как форма служения идеалам Будды. Достаточно посмотреть на пантеон древних божеств, иллюстрирующий руководства по карате, и сравнить его с изображением бесов в православных книгах, чтобы понять полную идентичность изображаемых сущностей. Разговоры о благородности восточных единоборств, о выдержке и непринесении вреда противнику остаются только разговорами для профанов. Тот, кто много лет занимался единоборствами, знает, что в результате занятий возникают постоянная злоба, желание реализовать приобретённые навыки, вызревают жуткая гордыня и внутренняя постоянная агрессия. Человек уже подсознательно ищет конфликтных ситуаций, желает разрешать их путём уничтожения соперника. Да и о каком можно говорить "благородстве", когда всё содержание восточных единоборств направлено на то, чтобы быстро и эффективно убить человека? Бес агрессии крепко привязывается к человеку, посвятившему себя занятиям восточными единоборствами, и когда тот бросает карате, нечистый дух не уходит, а ещё долгое время нападает на несчастного, вызывая у него вспышки злобы и гнева, безудержной ярости и раздражительности.

Всё это Леонид неоднократно испытывал на себе. По его словам, он встречал монашествующих, которые десятилетиями расплачивались за юношеские увлечения. Таков закон духовной жизни: приобрести, невольно вызвать на себя беса-помощника можно в процессе занятий любой оккультной или полуоккультной практикой. Сюда относятся все виды восточных единоборств, йога, спиритизм, экстрасенсорика, астрология, увлечение феноменом НЛО и прочее, а вот избавиться от духовной порчи крайне непросто, это требует много труда, покаяния и слез.

Со временем Леонид стал ожидать смерти. Он всё больше валялся в своей комнатке на постели, молился лёжа, раскисал и уже не хотел вставать. Когда я приехал навестить его в Приозёрск, состояние моего друга явно оставляло желать лучшего. Он молча лежал на постели, рядом валялся мешочек с лекарствами и раскрытая, недочитанная книга. Меня он как будто сразу не узнал, а когда понял, кто приехал, особых эмоций не проявил: «Ведь не должно иноку земных привязанностей соблюдать». Но мне удалось разговорить его, вручить кофе и шоколад, и мы отправились гулять по лесу. Во время прогулки я пытался объяснить Леониду, что вовсе нет Промысла Божия в его скорой смерти, что это вражеское искушение и надо его преодолеть. Что болезнь его — это результат самонадеянности, неверного расчёта своих сил, отсутствия опытного духовного руководства. В итоге — духовный сбой и болезнь. Лёня, как мне казалось, слушал меня внимательно, под конец прогулки повеселел и даже порозовел. Это была наша последняя встреча.

Прошло около полугода, и я узнал, что Леонид несколько поправился и вернулся на Валаам. Ещё через некоторое время пришло сообщение, что он принял иноческий постриг.

И вдруг известие, которое потрясло меня: сказали, что Леонид утонул. По словам рассказчика, в декабре, поздно вечером, Леонид как бывший врач отправился полечить настоятеля, который сильно занемог. Мела пурга, стоял сильный холод, и чтобы сократить путь, инок пошёл по льду через пролив. В темноте Леонид не увидел проруби и провалился в неё. Он пытался вылезти, цеплялся руками за край полыньи, о чем говорят рукавицы, которые нашли на краю проруби, но тяжёлые, намокшие монашеские одежды увлекли инока под воду.

Что он тогда испытал, о чем думал — не знаю. Говорят, в момент смерти перед человеком, как в ускоренном кино, проносится вся его земная жизнь. Дальше начинается жизнь небесная, и человек пожинает то, что собрал на земле.

Я спросил отца Василия: почему погиб Леонид? Почему такая, на первый взгляд, глупая, такая мучительная смерть? Ведь человек посвятил себя Богу, пусть с падениями и ошибками, но старался работать своему Творцу. Ответ покойного уже ныне духовника меня не удовлетворил, даже скажу больше: и тогда, и сейчас я с ним полностью не согласен. Он сказал: «Инока погубило самомнение, его подловил и убил бес».

Да, безусловно, было самомнение, было тщеславие, — но была и вера, было и желание всей жизнью служить Богу. И Господь таких людей на волю случая не оставляет. О них особый Промысл Божий. Так почему же умер Леонид? По слову евангельскому, когда готова жатва, немедленно посылается серп. Ибо дальше на земле человеку жить было бы неполезно, он может стать хуже, впасть в грехи, через которые лишится Царства Небесного. Здесь же, перенеся кратковременные жизненные страдания, через болезни и мучительную смерть очистив свою душу, предстал монах на суд Божий.

Вот я пишу этот рассказ и ощущаю, что душа инока Леонида где-то рядом, он чувствует внимание к себе и говорит со мною. Но чувства дебелые и грубые, из-за страстей своих я не в состоянии услышать голос его души.

Хоронили молодого инока всей обителью. Приехали в монастырь впервые за всё это время и родители. И похоже, что здесь души их, ранее исполненные неверия, поражённые горечью утраты, впервые почувствовали дыхание вечности. Впрочем, наверняка я этого не знаю. Не судил мне Бог быть на похоронах моего друга. Никто не сообщил. И только через месяц после рокового происшествия я узнал, что Леонида больше нет. Поминаю его на каждой службе, как и многих моих дорогих друзей и духовных наставников. Часто жалею, что мало любил их, мало помогал, мало говорил дружеских, добрых слов. Но, увы, прошлого не вернёшь. Только точно знаю, что смерти как небытия нет, не прервано наше внутреннее общение, наступит ещё час всеобщей встречи.

Энергия мысли

Нас познакомил с Геннадием один общий знакомый. Вот, говорит, человек, который ищет Бога и хочет подвизаться, помогите ему. Мы с моим приятелем Сергеем тогда уже года три как пришли к православной вере и активно изучали церковную службу, молитву, аскетику. Любой новый человек, единомышленник, был нам в радость.

Геннадий по образованию был философ. Он окончил Ленинградский государственный университет, но ни дня не проработал по специальности. Тайный диссидент, он был "философом из кочегарки". В семидесятые-восьмидесятые годы был такой тип людей, которые советскую власть не признавали, но и открыто против не выступали, боясь преследований. Они отсиживались в кочегарках, сторожках, где вечерами, попивая винцо, с сигаретой в зубах "смело" поругивали существующий порядок, а заодно и богословствовали на различные темы кто во что горазд.

Сам Гена увлекался известным русским философом Владимиром Соловьёвым. Благодаря его религиозным трудам он и пришёл к вере. Но пришёл только головой, по-соловьёвски. Сейчас я это понимаю, а тогда он мне казался очень умным и занимательным собеседником. У Геннадия было особое обаяние, он умел "заговорить" человека, энергетически "забить" его своими идеями и тем самым подчинить его своему влиянию. А зачем? Да на всякий случай. И, кроме того, ему было приятно чувствовать себя властителем душ человеческих, могущим направлять жизнь людскую в то или иное русло. Повторюсь: это я понял много позже.

Вообще так называемая интеллигенция — это очень сложные люди. Гордыня, самомнение, советское образование и воспитание настолько изломали их души, что действия таких людей для внешнего наблюдателя часто непредсказуемы. Они и сами большей частью не могут в себе разобраться, оттого и мучаются, будучи раздираемы своими страстями и внутренними противоречиями. Не случайно Оптинский старец преподобный Амвросий писал: «Где просто, там и ангелов со сто, а где мудрёно, там ни одного». Чисто "головное" знание, замешанное на закваске гордыни, принадлежит области демонической и поэтому способно только разрушать и разрушаться. Очень тяжело такому человеку прийти к православной вере, а придя, удержаться в ней.

Православие требует прежде всего смирения, принятия на веру как незыблемого постулата учения Христова, приучает мыслить и чувствовать, как мыслил и чувствовал Богочеловек Иисус Христос. А это часто не под силу современному интеллигенту. Он привык во всём сомневаться, ко всему относиться скептически, и здесь отказ от внутренней самости и гордыни подобен скальпелю, отсекающему огромную раковую опухоль от здоровых тканей. И немало должно пройти времени, пока зияющая пустота зарастёт здоровыми клетками — пока душевная страстность уступит место здоровой ткани христианских добродетелей.

Чаще всего бывает иначе. Интеллигент, придя к православной вере, пытается протащить туда своё привычное мировоззрение, модернизировать "тёмное" Православие, привнести в него "свет" гуманистических учений и восточных оккультных представлений. В результате получается некая гремучая смесь, и чаще всего её носитель впадает в прелесть или сходит с ума.

Единственно правильный путь для такого человека — это прежде всего осознание болезненного состояния своей души, а затем полное послушание уставам и законам Православной Церкви. Да, многое на определённом этапе неофит не понимает, со многим не согласен, но учтите, Православию на Руси уже тысяча лет, оно дало множество святых, героев, учёных. И если мы веруем, что Дух Святой действует в Церкви, и нет в ней лжи, то мы смиренно принимаем всё, чему она учит. И если даже нам пока что-то непонятно, то по мере нашего духовного роста мы это поймём и, скажу вам по личному опыту, осознаем, что надо поступать и делать именно так, как учит Церковь.

У Геннадия, к сожалению, вера была чисто "головная". Самость и гордыня мешали ему очистить сердце. Мы ездили с ним по монастырям, изучали богослужебное пение и церковный устав, но для него это было, как я сейчас понимаю, моментом самоутверждения, процессом постижения новой сферы умственных знаний. «Знание надмевает, а любовь назидает» — писал святой апостол. И рассудочная, чисто логическая умственная деятельность принадлежит к области лукавого. Она подобна холодной кибернетической машине, одинаково равнодушно просчитывающей силу удара ракеты с атомной боеголовкой по многонаселённому городу и состав лекарства от раковой болезни.

Но, так или иначе, благодать Господня зажгла в Геннадии первичную духовную ревность неофита, обратившегося к Православию из темноты неверия. Обладая изрядными музыкальными способностями, он быстро изучил церковное пение, чтение, освоил богослужебный устав и даже месяца полтора служил чтецом где-то под Псковом. Когда я принял сан священника, он стал приезжать ко мне на приход, помогать в проведении церковных служб. Но всегда в его поведении настораживало отсутствие открытости, какая-то недовысказанность, недоговорённость. Когда во время службы сожгли дом, где мы жили, Гена принял участие в строительстве нового жилища священника. Но мотивом этого послужило не сочувствие беде, постигшей приход, а желание самому, своими руками построить дом. Утвердиться в том, что он всё может. Кроме того, бывший философ задумал устроить в этом сельском приходе свою летнюю резиденцию.

Материально и морально я помог ему организовать индивидуальное крестьянское хозяйство, за гроши обзавестись домом, техникой. Мой приятель привёз из города своего друга по университету Германа, который был преподавателем истории КПСС, после перестройки потерял работу, запил, стал задумываться о самоубийстве. Но о Германе особый разговор, скажу только, что отец его был пьяницей и покончил жизнь самоубийством, и это проклятие страшным пятном легло на всю жизнь сына.

На приходе Герман пришёл в себя, стал меньше пить и даже крестился. У него появилась заветная мечта — построить свой дом для жены и дочки, чтобы они могли приезжать на летний отдых. И он его через несколько лет построил, правда, потом всё равно запил и умер, но меня к этому времени на приходе давно уже не было.

Кроме Германа, в крестьянское хозяйство вошёл Юрка, бывший афганец, брошенный женой и хозяйствовавший в соседней деревне. Он также перебрался жить в церковный дом. Это человек, был крайне примитивного мышления, но с изрядной долей хозяйственной ухватки, с диким самомнением и психикой, несколько повреждённой в результате участия в военных действиях. Он также пришёл к вере в Бога, но по-своему, стараясь выжать из этой веры всё возможное для своего материального благополучия.

Вот такие духовно нездоровые люди и собрались в крестьянское хозяйство при приходе. Геннадий всю материальную сторону образовавшегося хозяйства оформил на себя. Меня финансовая сторона предприятия совершенно не интересовала, и я был готов бескорыстно помогать уверовавшим людям.

Со временем вера философа стала ослабевать. Кроме работы в кочегарке, он ещё занимался всякими финансовыми спекуляциями — "делал деньги", а грех сребролюбия обязательно откладывает отпечаток на личность человека. На крестьянское хозяйство он смотрел как на свою вотчину, как на своеобразный полигон для испытания своих идей и стремлений. Так, помню, летом, чтобы доказать, что они настоящие русские мужики, ребята вставали в четыре утра и шли косить. В девять возвращались и занимались хозяйственными делами. Местные смотрели на них как на дураков. И действительно, через неделю они все стали, как сонные мухи, у Германа прихватило сердце, и ударная косьба была брошена. Также и выросшую картошку не раз начинали убирать после первого снега, а до этого занимались починкой каких-то машин и бесконечными философствованиями, исходившими со стороны Геннадия.

Я в это время на приходе бывал только на службах, так как из-за тяжёлой болезни матери вынужден был пребывать в городе. Поэтому духовной жизнью в крестьянской общине заправлял Гена. К этому времени им овладели идеи сверхчеловека, богоизбранной нации — арийцев, откуда он выводил и свою родословную. Идеи Ницше, гитлеровской "Майн кампф" глубоко запали в его душу. Известно, что Гитлер был оккультистом, посвящённым во многие тайные общества, и его идеи, безусловно, имели оккультную магическую базу. Увлёкшись этими мыслями, Геннадий принял в себя медленно действующий яд, который начал разлагать его психику и религиозное мировоззрение. Он продолжал участвовать в богослужении и даже иногда причащался, но идея стать сверхчеловеком, "настоящим арийцем" глубоко засела в его сознании. По вечерам в их доме шли долгие разглагольствования по поводу группы крови и качеств, присущих сверхчеловекам. Особенно странно эти идеи звучали из уст Юрки, человека, едва имевшего среднее образование. Ложные оккультные идеи, воспринятые умом как истинные, стали приносить свои печальные всходы. Молиться в общине стали мало, посты опускались или соблюдались крайне небрежно, Герман всё чаще стал прикладываться к бутылочке, Юрка работать не хотел, а всё больше занимался различными спекуляциями.

Я к тому времени был вынужден по семейным обстоятельствам перебраться на другой приход и с ребятами из общины общался крайне редко.

До меня стали доходить слухи, что в крестьянском хозяйстве процветает пьянство, что ребята перестали ходить в церковь. Затем я узнал, что Герман умер, а Геннадий по поводу его кончины сказал, что собаке (то есть неарийцу) собачья смерть. Крестьянское хозяйство развалилось полностью. А мой бывший друг, философ, окончательно увлёкся оккультизмом и просил нашего общего знакомого, умельца на все руки, сделать ему особый, оккультного вида меч.

Печальная история, и, может быть, даже не стоило её рассказывать, если бы не один важный вывод.

Энергия мысли. Она духовно не может быть нейтральной. И если человек воспринял ложные идеи, то они обязательно скажутся и на его внешней жизни. Они перевернут его сознание и уведут в империю лжи. Поэтому очень важно то основание, на котором человек начинает строить свой духовный дом. Это не должны быть Толстой или философ Соловьёв — это должно быть Евангелие в чистом виде. Нельзя пришедшему к вере пытаться привнести в Православие свой прошлый интеллектуальный багаж. Он здесь не работает. Ибо мудрость мира, по слову апостола, есть безумие перед Богом.

Духовные советы

В Спас-Парголовской церкви отошла вечерня. Служил митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн. У протоиерея Василия Лесняка, митрофорного священника этой церкви, был день ангела, и владыка приехал поздравить своего бывшего сокурсника по духовной академии.

После службы митрополита и всех сослуживших батюшек пригласили в трапезную. Было много поздравлений и сердечных пожеланий имениннику, под конец же ужина завязался разговор о церковных делах.

Приход волновался. Вновь назначенный настоятель, игумен И., оказался человеком совсем иного духа, чем отец Василий, весь причт, да и большинство прихожан этого храма. Заводились новые порядки, разгонялся костяк общины, дух хамства, гордыни, духовной прелести нашёл себе приют в стенах церкви.

В трапезную на поздравление именинника игумен демонстративно не пришёл, несмотря на то, что сам митрополит был там.

Владыку Иоанна уже который раз стали просить заменить настоятеля.

— Ваше Высокопреосвященство, — говорили ему, — ради церковной икономии, мира прихода смените настоятеля! Да и отца Василия пожалейте, совсем заел его игумен, придирается, покою не даёт, а ведь здоровье-то у батюшки неважное. Три инфаркта было, два инсульта. Услышьте нашу просьбу!

Владыка спокойно посмотрел на окружающих и отрицательно покачал головой.

— Думаете, не люблю я отца Василия? Очень люблю и как духовного священника уважаю. Но поймите, дорогие мои, должен всякий человек какую-то скорбь в мире нести. Иначе возгордится и погибнет. Вспомните, даже апостолу Павлу "жало в плоть, ангел сатанин" попущен был, чтобы не превозносился данными ему откровениями. «Ибо сила Моя в немощи совершается», — говорит Господь. И в другом месте: «смирихся и спасе мя». Итак, душевный человек скорбит, а духовный возрождается. «В терпении вашем спасайте души ваши» — это закон духовной жизни. Так что потерпи, отец Василий, это хоть искушение известное, понятное. А если оно отнимется, так неизвестно что ещё будет.

На этом разговор о смене настоятеля в Спас-Парголовской церкви и закончился.

Где-то через год, после убедительных просьб прихода, грубых финансовых нарушений со стороны игумена он был переведён вторым священником в другой храм.

Настоятелем стал всеми любимый пастырь отец Василий. Казалось, мир и благоденствие установились в церковной общине. Но через некоторое время сильные искушения стали потрясать не только этот приход, но и другие православные общины города. Появилась так называемая ересь кодирования. Что это такое, по существу тогда ещё никто толком не знал, не успели разобраться, а потому шумихи и часто противоречивых мнений было довольно много.

А поскольку к отцу Василию как опытному духовнику обращались многие бывшие экстрасенсы, гипнотизёры, кодировщики, а сам Григорьев, глава Института резервных возможностей человека (где занимались кодированием от пьянства), у него окормлялся, то батюшку стали обвинять в покровительстве экстрасенсам и кодировщикам. По этому поводу вышла даже пресловутая брошюрка "О кодировании", где заслуженного протоиерея обвиняли в колдовстве и магии. И это человека, который всю жизнь посвятил борьбе с нечистой силой, священника, который дерзал отчитывать, разрушать бесовские чары, вступать в прямую борьбу с миром падших духов.

Сильно переживал батюшка от этой напраслины. Клевета омрачила последние годы его жизни. Конечно, он не был святым и мог ошибаться в вопросах о сути кодирования, но до конца своих дней оставался ревностным служителем алтаря Божия. За год до смерти, будучи на Святой Земле (в Иерусалиме), он назвал дату своей смерти, провидел и предсказал также многое другое.

Когда его хоронили, вспомнились мне слова митрополита Иоанна: «Каждый должен нести свой крест искушений, и лучше нести то, что уже знакомо, а не искать другого».

Светло было на похоронах отца Василия. Когда я нёс его гроб, гроб, где лежал один из самых мною любимых и почитаемых людей, безутешного горя на сердце не было. Была радостотворная печаль. Сильная благодать наполняла душу, и чувствовалось, что светлый пастырь здесь и молится за нас.

Подобное чувство испытывали и на похоронах владыки Иоанна близкие к нему люди. Не надолго пережил владыка своего духовного друга и соратника по служению. Многое пришлось перенести и покойному митрополиту за его духовные беседы и обличения. Но он всегда был внутренне мирен и спокоен. Архипастырь мужественно нёс свой крест.

Как довелось мне заметить, сильные искушения испытывают многие опытные духовники именно под конец своей жизни. Видимо, это связано с тем, что люди, окружающие их, создают своеобразный культ своих батюшек. Объявляют их чуть ли не святыми и обязательно уж прозорливыми. Каждое слово, сказанное таковым священником, тут же подхватывается окружающими, истолковывается и интерпретируется как пророчество. Когда такое отношение к батюшке длится годами, то даже опытный священник может начать верить в свою святость, непогрешимость, прозорливость. И как результат — уже не гнушаться, а требовать такого почитания по отношению к себе.

Для смирения и спасения такого человека Господь начинает попускать ему различные искушения, поношения и даже гонения — с тем, чтобы тлел плотской человек, а воскресал и возрождался духовный. Недаром говорили святые отцы: «Блюдитесь и трезвитесь до самого конца своей жизни», ибо диавол не оставляет попытки завладеть душой человеческой вплоть до последней минуты её земного существования.

О страшном

Отец Николай с матушкой прогуливались по Сергиеву Посаду. До начала службы было ещё несколько часов, и они решили осмотреть достопримечательности городка. Ничего особенного они не увидели: всё те же узенькие улочки, грязные мостовые, бесконечные ларьки, наполненные "заморскими" товарами. Люди тоже, как и везде: чем-то озабоченные, зачастую хмурые, куда-то спешащие. Никакого особого благочестия, несмотря на близость великой святыни, в них не наблюдалось.

Вдруг внимание отца Николая привлекли две молодые девушки лет восемнадцати-двадцати. Они стояли на автобусной остановке, возбуждённо разговаривая и размахивая руками. К остановке быстро приближался рейсовый автобус. Неожиданно из-за спин девушек выскочил мужчина лет пятидесяти и резво бросился на другую сторону улицы. Видимо, он пытался опередить катящуюся махину, перебежать раньше, чем автобус подъедет и перегородит ему путь. Но споткнулся и рухнул прямо под колеса наезжающего транспорта.

Раздался дикий крик умирающего человека. Передние колеса переехали через распростёртое тело упавшего, безжалостно выдавливая и разрушая то, что только секунду назад называлось жизнью.

Матушка вскрикнула и прижалась лицом к груди мужа. Страшно, неестественно, ужасно выглядело происходящее.

От рокового автобуса отец Николай перевёл свой взгляд на молоденьких девушек, стоящих всего лишь в одном метре от места, где произошла трагическая смерть. «Нелегко, наверное, им сейчас», — подумал он.

Но реакция девиц поразила даже много повидавшего на своём веку священника: они хохотали. И это не был смех истерики, нервного потрясения. Вовсе нет. Девицам было просто весело. Наконец-то они стали участниками приключения, о котором можно рассказать знакомым, друзьям. Что-то новенькое, слегка щекочущее нервы, приятно развлекло их. А смерть, мученье другого — какое им до этого дело! Сколько раз по телевизору они наблюдали за картинами и покруче.

Дикая, неестественная гримаса безумного смеха запечатлелась на этих молоденьких, но уже хищных лицах. Возбуждённый блеск глаз и оскал белых зубов напомнил отцу Николаю гиен и шакалов, радостно воющих, когда находят свежую падаль — свою излюбленную пищу.

«Да не будет такого с народом моим!» — взмолился батюшка ко Господу, глядя на ужасное.

Самое главное

Спевка церковного хора окончилась, и Татьяна, регент православного петербургского храма, поспешила в поликлинику. Сегодня работала её знакомая врач, и была возможность обстоятельно обследовать сердце, которое давно уже начало пошаливать.

Стоял поздний ноябрь, было уже темно, и только фонари освещали довольно многолюдную дорогу. Выпал первый снежок, воздух был морозный и свежий. Идя бодрым шагом, всего за десять минут добралась Татьяна до здания поликлиники. Хотела уже было войти, но тут страшная сцена на другой стороне улицы привлекла её внимание.

Из-за угла дома резко вылетела какая-то иномарка, на бешеной скорости пронеслась по пешеходному переходу, сбила с ног человека и унеслась в неизвестном направлении. Что произошло, Татьяна поняла значительно позже, так как из-за своей близорукости толком ничего не разглядела. Она услышала только глухой удар и увидела тело, которое поднялось в воздух, пролетело несколько метров и упало на панель. Но никто не остановился и даже не подошёл к потерпевшему. Все равнодушно шли мимо, как будто ничего не случилось. И только группа подростков вдруг окружила упавшего. Парни стали пинать его ногами, как будто в футбол играли.

Татьяна бросилась на другую сторону улицы. Там на панели лежало окровавленное тело молодого человека. Нос был сломан, зубы выбиты, сломанная рука неестественно изогнулась.

— Люди! Помогите! Ведь он ещё живой! — обращалась Татьяна к прохожим после безуспешных попыток самой приподнять стонавшего на мостовой парня. Но прохожие ускоряли шаг, отворачивали лицо и не обращали внимания на крики о помощи. Наконец, минут через десять, ей удалось остановить какого-то мужчину, и они, приподняв потерпевшего, измазавшись в крови, перенесли его на другую сторону улицы, в поликлинику.

С трудом добралась Татьяна с потерпевшим до кабинета знакомого врача. Они вместе осмотрели и перевязали пришедшего в себя после шока больного. В результате наезда машины у него были сломаны рука и ребра. А выбили зубы и сломали челюсть уже подростки, которые, увидев беспомощного человека, добавили ему ударами ног по лицу. Видимо, воображали себя суперменами, героями голливудского боевика.

После оказания первой помощи вызвали жену потерпевшего, и та увезла своего мужа домой на машине. Горячо благодарили они Татьяну и врача, по сути дела, спасших молодого парня от смерти.

Обследовать сердце регенту на этот раз не удалось, не хватило времени. Но самое главное, этот случай показал: сердце у Татьяны — есть. А ведь это, пожалуй, самое главное.

Пою Богу моему...

Бабе Маше 82 года. Ноги разбил паралич, и ходить она может только на двух костылях, медленно перебирая палками и преодолевая острую режущую боль при каждом движении. Живёт баба Маша в метрах шестистах от храма. Но ходит на каждую службу. Она совершенно одинока, старая дева, и некому помочь ей на склоне лет.

Идёт она до храма часа полтора и столько же обратно. Шаг за шагом, сантиметр за сантиметром, приближаясь к долгожданной встрече с Богом. Когда-то она была регентом этого храма в селе Подгощи Новгородской губернии. Знала ноты и руководила хором. Дореволюционные певчие давно уже состарились и сошли с клироса, и только она решила служить Богу до смерти. Некому было петь в церковном хоре. Молодых прихожан было мало, да и безголосые, а старые — кто умер, а кто болел и не то что петь, а и ходить был не в состоянии. И только баба Маша ещё держалась.

С превеликим трудом добиралась она до храма, за полчаса до службы была уже на клиросе и долго приходила в себя после тяжкой дороги. Потом по привычке задавала тон, хотя кому его было задавать — только престарелая Антонина и была ещё на хорах, и начинали они петь церковную службу.

Во время пения Мария преображалась. Глаза загорались, морщины как бы прятались внутрь, голос звучал неожиданно молодо, звонко. «Пою Богу моему дондеже есмь» — слова псалмопевца Давида как нельзя лучше подходили к ней. Вся вдохновенная и даже в эти моменты на удивление красивая, служила она Богу своему, и это служение и было смыслом всей её жизни.

Но вот обедня отходила, и вставала баба Маша на свои костыли и как бы нехотя, сантиметр за сантиметром ковыляла в сторону своего дома. Но только затем, чтобы вскоре прийти опять и петь Богу, пока дыхание ещё теплится в груди.

ГАЛЕРЕЯ ПРЕЛЕСТИ

Камо грядеши

Сергей пришёл к вере, когда учился на втором курсе медицинского института. Уверовал, читая Льва Толстого. Толстой был его любимым писателем. Со всей ревностью молодой неиспорченной души он предался вере в Бога. Много читал, ходил в церковь, вскоре крестился. Когда в институте было "окно" между лекциями, уединялся и писал проповеди, чтобы обратить народ к вере христианской. Потом выучил церковнославянский язык и стал чтецом в церкви. Каждый Божий день ездил он на Смоленку, чтобы почитать вечерню, утреню. Батюшки охотно допускали к службе молодого ревностного парня. В пост Сергей пытался подражать преподобному Серафиму Саровскому: раз в день супчик из травки и кусочек хлеба. Похудел на пятнадцать килограммов, так что одежда начала сваливаться. Только бурные протесты родителей заставили его оставить этот подвиг.

Когда я впервые увидел Сергея в церкви, это был молодой человек в очках лет двадцати пяти, небольшого роста, внешне совсем не походивший, как мне казалось, на подвижника. Однако чтец Шуваловской церкви, где я увидел Сергея, сказал мне, что он девственник и по примеру святого праведного Иоанна Кронштадтского с женой не живёт, хотя та, как я узнал позже, очень хотела иметь детей.

Опыта духовного у меня не было никакого, жажда подвига была великая. Мне очень захотелось подружиться с Сергеем. Мы были однолетки, интересы у нас были общие, и мы быстро сошлись.

Много нового и полезного узнал я от Сергея, раньше меня пришедшего к вере. Ездили мы с ним на службы в далёкие деревни помогать батюшкам петь и читать. Бывали и в монастырях. Ходили на долгие монастырские службы, изучали пение. Но всё это было замешено на гордыне. Читать — так лучше всех, говорить — так умно, чтобы люди восхищались и хвалили. Часто осуждали архиереев, священников: не так подвизаются, не так молятся. Вот мы бы!.. Эх, недаром говорили святые отцы: если увидишь молодого, резво взбирающегося по лестнице на небо, стащи его немедленно за ногу, чтобы впоследствии не упал и не разбился. К сожалению, у Сергея духовник рано скончался, и некому было стащить его за ногу с той духовной лестницы гордыни, по которой он стремился взобраться на небо.

Кроме того, толстовство наложило роковую печать на всё его духовное развитие. Лев Толстой был гордец. С карандашом в руке исправлял он Святое Евангелие, не почитал Церковь, Предание и священство. Всё это в той или иной мере отразилось на Сергее. Он обладал феноменальной памятью и редкой усидчивостью. Мог сутками сидеть за энциклопедическими словарями — и всё для того, чтобы поразить знакомых своей эрудицией.

После окончания института Сергей три года отработал в поликлинике детским врачом, одновременно готовился к поступлению в духовную семинарию. Времена для веры были тогда ещё тяжкие, и шансов поступить у него было немного. Обычно между грамотным абитуриентом и семинарией мощной стеной вставал уполномоченный по делам религии: «Не след грамотным в попы идти, пусть лучше обществу пользу приносят».

Но всем на удивление Сергей поступил в семинарию и был принят сразу в третий класс. За год успешно окончил среднее духовное заведение, его перевели на первый курс академии, и тут... Казалось бы, роковая случайность. А сейчас мне видится благой Промысл Божий.

Пошли как-то трое ленинградских академистов на протестантов посмотреть и себя показать в неофициальном диалоге, что на территории стройки в вагончиках проходил. На этой стройке один из баптистов сторожем работал. И вот в разгар диалога подъехала милиция, всех "богословов" погрузили в "воронки" — и в отделение. Зачем собирались? О чем говорили? Не заговор ли адептов буржуазной идеологии? Короче говоря, продержав ночь в милиции, учинив допрос и припугнув для начала, всех отпустили. А потом по приказу уполномоченного всех троих академистов (а это были: известный ныне своим обновленческим устроением священник Георгий Кочетков, иеродиакон Серафим, обратитель "сайгоновской братии", и Сергей) — из академии исключили. И это при том, что Сергей на том собрании даже рта не успел открыть.

Исключение стало страшным потрясением для Сергея. Куда дальше? Он много передумал, много пережил. И что-то в нем надорвалось. Не сумел разглядеть за внешним бессилием церковного начальства перед уполномоченным, за несправедливостью исключения — Промысл Божий. Почему попущено, для чего? А ведь если бы всё пошло гладко, то через год быть бы Сергею диаконом, потом священником. А там — попробуй измени ложное духовное устроение, и мало того: будучи сам прельщён, будешь и других прельщать.

Как пишут святые отцы, вся борьба в мире идёт только за смирение: «смирихся и спасе мя Господь». А как тяжело смириться современному гордому человеку! Хочется в Царство Небесное, но самому, своими силами, за свои добродетели. Ещё бы, ведь "человек — это звучит гордо", "человек — строитель вселенной"! Нас на этом воспитывали. А на самом-то деле: «Бог гордым противится, а смиренным даёт благодать». И заботится Господь не о нашей внешней, гладкой и спокойной жизни, а о вечности, жизни будущего века! Но это далеко не сразу удаётся понять, особенно если дело касается тебя самого. Со стороны-то всегда легче.

В течение года Сергей работал чтецом в церкви, а затем его всё-таки восстановили в академии. Но за это время он сильно откачнулся от Православия. Ударился в нехристианскую мистику, в кришнаизм. Даже на собрания кришнаитов ходил, в ладоши хлопал, читал мантры, ел просад. Пытался и меня агитировать. Но я уже в ту пору священником стал, и пути наши резко разошлись. Из академии Сергея вскоре опять исключили — поняли, что стал он чуждым Православию.

Спустя год узнаю: Сергей — англиканский диакон. Выучил язык, ездил в Англию и вернулся оттуда эмиссаром Англиканской церкви. Ещё через год сделали его священником. Да какое там священство? Ведь Таинств у Англиканской церкви нет. Собрались, решили, постановили — ив священники. Благодать-то апостольская давно утеряна.

Организовал Сергей в Санкт-Петербурге англиканскую общину и служит, хотя служением это назвать нельзя. Скорее, заблудших душ погублением. Воистину, если "слепой водит слепого"... Сам он как-то весь изменился. Видел его недавно в метро, поговорили немного. Внешне приветливо, спокойно, а как о главном заговоришь, так он начинает просто на глазах темнеть, злиться... Жалко. Когда-то друзьями были.

Помню как сейчас, хоть пятнадцать лет уже прошло, архимандрит Жировицкого монастыря, старец Игнатий, сказал, провожая нас на автобус: «Будьте столпами Православия». Вот тебе и столпы... А ведь, думаю, болит у Сергея душа, чувствует, что жизнь вкривь пошла. Но гордость, проклятая гордость. Как здесь покаешься?

Бабка Александра

Проснулась бабка Александра в весьма приятных чувствах. Видела она во сне Пресвятую Богородицу, Та ласково беседовала с ней, называла избранной рабой Божией, благословляла её и даже причастила.

Нет, врёт поп Алексей, говоря, что она в прелести. Просто сам в духовной жизни несведущ, да и грешен, видать, раз из того мира к нему никто не ходит. То ли дело она, избранная раба Божия. Уж восемьдесят лет как в подвиге. Как родилась в Изборске, так никуда из него и не выезжала. Замуж не вышла, потому что достойного человека не нашлось, а разменивать себя на пьянь ходячую не стала. Родители умерли рано, ей всего семнадцать было, так она в колхоз не пошла, не стала на силу антихристову работать. Ох, и досталось ей тогда: и бранили, и стыдили, скотину всю отняли, посадить обещались. Но нет, выстояла Александра. Уборщицей в клубе за копейки работала, свою птицу и скотину держала, молоко и яйца государству сдавала, так и жила. Когда стали всем свет и радио проводить, она сразу прелесть дьяволову разгадала. Вот так ведь, по верёвочке-то, бес в избу и войдёт. Отказалась она от электричества. И до сих пор без него живёт, да ещё как живёт, многие позавидовать могут.

Одно плохо: не стало в церкви истинной веры. Это ей ангелы сказали. Антиминсы-то все старинные уж два года как подменили. Ездил наш митрополит на собрание всех церквей в Америку, и там веру католическую-то и принял. Ох! Тошнёшенько! Как же теперь спастись-то можно? Но она бабка тёртая, уже два года как в церковь не ходит. Сама дома причащается.

Есть у неё артос старинный, ещё двадцать лет назад припрятанный. Вот она его кусочек съест, старинной святой водой запьёт — и слава Тебе, Господи!

Да, не оставляют её Господь и угодничек Божий Николай. Являются, разговаривают, укрепляют. А вот намеднись заболела она, лежит на печи, встать не может, так пришли же ангелы Божий, ведра благодати с собой принесли и всю ночь её из тех вёдер-то и поливали. А утром встала, так почти здоровая. Ну, правда, и она старается, бывает, что по неделе ничего не ест, молится постоянно. Воображает себе Господа, Матерь Божию, святых разных, какие они из себя, как беседует она с ними и в их подвигах участвует.

Нет, врёт Лёшка-поп, что Александра в прелести. Завидует, окаянный. Вот недавно столкнулись на улице, так он опять за своё: «Почему в церковь не ходишь? Почему не исповедуешься, не причащаешься?» А чего туда ходить-то, ведь антиминсы давно подменены, благодати-то нету. А скажи ему правду, так не поймёт, взовьётся. Вон как пять лет назад о молитве заговорили — что он плести начал? «Не так ты молишься, неправильно! Нельзя Бога воображать, нельзя святых, как живых людей, представлять и беседовать с ними!»

«Нельзя, нельзя» — а он-то почём знает? С носу кап, да в рот хап. Пожил бы с её да подвиги, как она, понёс, тогда, может, и ему ангелы являлись бы. А то разошёлся: «Не придёшь в церковь, так отпевать не буду!» Ничего, святые отпоют. А может, и так Господь на небо возьмёт, всё может быть.

Да, размечталась тут она, а уже шесть утра. Пора за дело: корову обрядить, кур накормить, огород прополоть, да много ещё чего надо. Сползла бабка Александра с печи, затеплила лампадку, перекрестила лоб. День начинался.

Чистка квартиры

Когда Валентин Сергеевич Егоров подошёл к двери своей квартиры, его поразила неожиданная тишина, царившая за стеной. Приветственно не лаяла Гулька, фокстерьер, уже года три проживавший в их доме, не слышно было голосов жены и дочки, телевизор не работал. «Куда это они все подевались?» — думал он, ковыряясь ключами в замке.

В квартире его ждали ещё большие сюрпризы. Телевизор, магнитофон и приёмник исчезли, изрядно поредели книжные полки — несколько дорогих подписных изданий пропали. Зато на полу стояли какие-то чужие сумки, авоськи, пакеты. «Что всё это значит, где Ольга с дочкой?» — недоумевал Валентин.

Жена только вчера вернулась из поездки по монастырям, куда он сам её вместе с ребёнком направил. Приехала она поздно вечером какая-то возбуждённая, несколько экзальтированная, что Валентин Сергеевич приписал обилию впечатлений. Толком поговорить с ней не удалось, а рано утром он ушёл в университет на работу. Помнил только, что рассказывала она о каких-то замечательных людях, которые скоро должны приехать.

Оля была неофитка. Несколько месяцев назад она крестилась и живо начала штурмовать основы православной веры. Несмотря на уже довольно зрелый возраст (Ольге было тридцать, а дочке Наде — десять) и высшее образование за плечами, чувствовался ещё пламенный юношеский максимализм во всех её действиях. Это несколько пугало и настораживало Валентина Сергеевича. Сам он был крещён с детства и за свои сорок пять лет много пережил, перечувствовал и веру свою, можно сказать, выстрадал. Он молился утром и вечером, соблюдал посты, но делал всё это уравновешенно, выдержанно, хорошо зная и понимая свою духовную меру. Не так было у Ольги: ей хотелось подвигов, глубоких мистических переживаний. Она и отправилась в монастыри, чтобы посмотреть, как надо подвизаться.

Размышления Валентина Сергеевича прервало появление шумной компании. Жена, дочь, какой-то неизвестный мужчина лет сорока и женщина лет пятидесяти во всём чёрном, в глухо повязанном на голове платке, весело ввалились в квартиру.

— Знакомься, Валя, это те самые замечательные люди, о которых я тебе вчера говорила. Это старица Анна, а это её послушник Михаил.

Валентин Сергеевич привстал, здороваясь с пришедшими. Старица, квадратная женщина с широким красным лицом и украинским говором, производила не слишком аскетическое впечатление. Крупный нос, твёрдый, словно вырезанный из камня подбородок выдавали её непреклонную волю. Бесцветное лицо послушника, его вялые малоподвижные глаза, несколько меланхоличные движения свидетельствовали о полной покорности своей духовной руководительнице.

— А, вот, значит, какой он, твой благоверный, — сказала женщина Ольге, внимательно разглядывая лицо Валентина. — А впрочем, не муж он тебе, коль не венчаны, в блуде живёте. И одно у тебя от грехов спасенье — это монастырь!

— Э! Э! Постойте, какой монастырь! Мы любим друг друга, у нас дочка ещё маленькая. А не венчаны — так это только потому, что Ольга недавно к вере пришла. А теперь и повенчаемся.

— Поздно, — отрезала Анна. — Раньше надо было думать. А теперь грехи искупать время пришло. Ой, как мало вам этого времени осталось! Ой, как мало! В семье не спасётесь.

— Не вам это решать, где мы спасёмся, где не спасёмся! — взорвался Валентин. — Оля! Где собака, книги, телевизор?

— Всё бесовское из дома выброшено! — за Ольгу ответила суровая гостья.

— Да, Валя, так надо, ты пойми, так лучше, — пролепетала жена.

— Что лучше? — Перешёл на крик Валентин Сергеевич.

— Для души лучше, для спасения, — опять влезла Анна. — Я уж не один десяток бесовских квартир так почистила, дьяволов поразогнала, людей повразумляла. Что, думаешь, собака в доме бесов не приваживает? А через книжечки твои сколько лукавых вам в дом поналезло, а через рогатую технику твою? Совсем ангелам в комнате места не стало! Всё на свалку!

Глядя на подпёршую руки в бока, раскрасневшуюся, брызгающую слюной, здоровенную, одетую во всё чёрное бабу, учинившую полный разгром в его квартире, а возможно, и жизни, Валентин никак не мог поверить в реальность происходящего.

— Я сейчас милицию вызову! — только и нашёлся, что сказать, Егоров.

— Вызывай! — Даже обрадовался Анна. — Нам не привыкать за Христа страдать. Только ничего у тебя, антихриста, не получится! Квартирка-то не твоя, ты здесь даже не прописан! Так что забирай вещи и уматывай в свою коммуналку, а мы сейчас здесь молиться будем!

Валентин Сергеевич неожиданно вспомнил, что действительно владельцем квартиры он не является, так как два года назад, чтобы сохранить комнату в случае смерти родителей, он прописался к отцу в коммуналку. И так называемая старица об этом, оказывается, прекрасно знала.

— Оля, опомнись, выгони этих людей! Зачем ты разрушаешь семью? Ведь мы так любили другу друга, столько лет вместе прожито! Хоть о ребёнке подумай! Ну как она без отца?

— Бог у неё отцом будет, а семьёй монастырь, — снова вмешалась Анна. — Квартиру эту мы продадим и ради Христа в обитель пожертвуем. Во спасение души, в частности и твоей, антихрист.

— В какой ещё монастырь? — не успокаивался Егоров.

— Ясно, в какой — Русской Зарубежной Церкви, что под Псковом. Отец Павел добрый, всех кающихся грешников из Московской Патриархии принимает. Ведь нету у москалей правды, благодати и спасения, нету!

Заключительные слова "старицы" Анны были последней каплей, переполнившей чашу терпения Егорова. Он схватил пальто и шапку в охапку и бросился в ближайшее отделение милиции.

— Помогите! Сектанты жену, дочь и квартиру отнимают. Собаку, книги и бытовую технику уже куда-то вывезли. Медлить нельзя, — втолковывал он дежурному капитану милиции. — Жена явно в не себе, заторможенная какая-то, как будто под гипнозом, ничего не соображает.

Когда милиция вошла в квартиру, Ольга, Надя и Михаил стояли на коленях, а "старица" пронзительным голосом, с прикрикиванием и каким-то жутким подвыванием читала заклинательные молитвы.

— Изыдите, бесы, изыдите! — услышали милиционеры, войдя в комнату. Но на свой счёт они это не приняли, поскольку к разряду духовных сущностей не относились, а решительно попросили граждан предъявить документы. Выяснилось, что прописана "старица" где-то на Украине, а её "послушник" родом из Литвы. Для выяснения обстоятельств дела их пригласили проехать в отделение милиции.

Наконец-то Валентин остался со своей женой и дочкой наедине.

— Оля! Где ты на самом деле была? Что происходит? Объясни мне толком! — стал расспрашивать Егоров жену.

— Я же тебе сказала, что была в монастыре. Сначала мы с Надей поехали в Псково-Печерский монастырь, а по дороге оттуда на автобусной станции встретили старицу Анну. Это верующая, мудрая женщина. Она нам убедительно доказала, что нет благодати в монастырях Московской Патриархии, отступившей от истинной веры при митрополите Сергии. Один выход для желающих спастись — Русская Православная Церковь за границей. В монастырь зарубежников на машине послушника старицы мы и поехали. Там прожили три дня, часто ходили на службы. Потом Анна стала договариваться, чтобы нас с дочкой приняли в этот женский монастырь. Там обещали. Вот мы и приехали сюда, чтобы квартиру от бесов почистить и приготовиться к отъезду.

— Оля! Что ты говоришь! Ты же культурный взрослый человек с высшим образованием. Неужели ты всерьёз думаешь, что Богу угоден распад нашей семьи, безотцовщина ребёнка? Бред это, опомнись!

— Валя, ты ничего не понимаешь. Ведь служение Богу требует жертв, а ты из-за какой-то там квартиры в бутылку лезешь! Вот посмотри, святые дворцы оставляли и в пустыню для стяжания непрестанной молитвы уходили.

— Оля, так они святые были, детей маленьких не имели. А ты вчера только к вере пришла, а сегодня уже в монастырь, да ещё к зарубежникам! Чем тебя наша Церковь не устраивает?

— Значит, не устраивает. Старица Анна всё лучше тебя знает. Зачем ты её в милицию сдал?

— Оленька, пойми, это аферисты какие-то, кликуши ненормальные, а не люди святые.

— Не смей так о ней говорить! Это человек святой жизни, знаешь, как она молится! Раз ничего не понимаешь, уходи отсюда, не нужен мне такой муж!

— Родная, опомнись, если не веришь мне, давай авторитетного человека спросим, как он нам скажет, так и поступим.

— А кто он, твой авторитет? Кто здесь хоть что-то понимает в духовной жизни?

— Давай батюшку спросим.

— Если он из Московской Патриархии, то нет в нем благодати, — упрямо заметила Ольга.

— Давай отца Родиона позовём, который "Люди и демоны" написал, ведь книга его тебе понравилась. Он и со "старицей" поговорит, и нашу ситуацию с ней обсудит, — упорствовал Валентин.

Ольга на секунду задумалась, а потом сказала:

— Ладно, давай, но только завтра. Сегодня мне надо одной побыть, уходи, пожалуйста.

Валентин Сергеевич собрался и пошёл к родителям. По дороге из телефона-автомата он позвонил отцу Родиону. Они как-то вместе выступали на конференции по тоталитарным сектам, и теперь Егоров сильно рассчитывал на его помощь. Батюшка всё внимательно выслушал, обещал помолиться и согласился завтра вечером приехать к ним на квартиру.

Весь день на работе Егоров сидел, как на иголках. «Что там дома делается? Что там ещё "старица" вытворяет, которую из милиции, наверное, уже выпустили? Как Ольга с дочкой себя чувствуют? Ну, да на всё воля Господня!.. Боже, сохрани мою семью», — без устали молился Валентин Сергеевич. Наконец необыкновенно долгий рабочий день подошёл к концу. Не помня себя, Егоров побежал к метро, где была назначена встреча с отцом Родионом.

— Батюшка, дорогой, вся надежда на вас. Помогите, вразумите жену, а то как бес какой нашёл на неё. Ничего слышать не хочет. Квартиру, говорит, продаём — ив монастырь, а ты, антихрист, в миру погибай, если хочешь. И со "старицей" этой разберитесь, страшный человек, видать, не одну семью так разбила!

— А вы, Валентин Сергеевич, постарайтесь сейчас понапрасну не нервничать, лучше Богу молитесь, чтобы встреча наша плодотворной была и все козни бесовские рассеялись, — ответил отец Родион.

Так всю дорогу до дома они прошли молча, молясь и прося Бога о помощи, вразумлении и наставлении.

— Вы поймите, Валентин, — сказал батюшка, когда они входили в парадное, — "невозможное человекам возможно Богу". Вот вы вчера весь день переживали, с женой спорили, в милицию бегали, а эффекта никакого. А почему? Только потому, что сердце её ожесточено силой бесовской, и никакие материальные действия и рассуждения здесь не помогут. Силы демонические духовны, и воздействовать на них, отогнать от человека можно только действием духовным. Сюда относятся чтение Псалтири, Евангелия за страждущего, раздача милостыни, пожертвования на Церковь. Вот мы с вами потрудились на молитве за Ольгу, теперь давайте посмотрим, какое у неё на сейчас состояние.

Когда Валентин со своим спутником вошли в квартиру, "старицы" с послушником там не было. Ольга была задумчивой, печальной, слезы стояли в её глазах.

— Прости меня, Валя, — сказала она, — я столько тебе горя причинила. Что со мной творится, до сих пор не могу понять.

— Что ты, родная, любимая моя, — на глазах воспрянул Егоров, — главное, чтобы вместе мы были!

— Проходите, батюшка, проходите, — вспомнил о приглашённом священнике Валентин Сергеевич. — А ты, Оленька, нам чаю поставь. Кстати, где твои "зарубежные" гости? Отец Родион потолковать с ними хотел.

— Странное дело, Валя. Пришли они сегодня утром из отделения. Засуетились как-то, заспешили. С батюшкой общаться не захотели, велели, чтобы я продавала квартиру и быстрее к ним приезжала. Но не было уже у "старицы" Анны той силы в словах, той непреодолимой, увлекающей энергии, как будто пар из неё вышел. А с моих глаз вроде как пелена упала, смотрела я на неё и думала: как могла я по слову этой женщины решиться бросить мужа, родителей, привычный уклад жизни? Не понимаю.

— Скоро поймёте, — сказал отец Родион, облачаясь в подрясник и епитрахиль с поручами. — Сейчас освятим вашу квартиру, чтоб духу от "заморских" гостей не осталось, отслужим благодарственный молебен ко Господу, а потом подробно всё и обсудим.

Ольга, Валентин и маленькая Надя горячо молились вместе с батюшкой, чтобы Господь освятил их жилище, чтобы только мир и любовь царили в их семействе. Затем отец Родион окропил комнаты святой водой, помазал стены освящённым елеем, окадил все помещения благовонным ладаном.

Когда священнодействие закончилось, все присели к столу попить чаю и спокойно обсудить происшедшее.

— Батюшка, — сказала Ольга, — после освящения как будто и воздух в квартире стал иной, и светлее, и как-то чище.

— Это естественно, — ответил отец Родион, — ведь падшие духи, энергия злых мыслей, переживаний, чувств после освящения исчезает, уничтожается. Ведь недаром ещё святой праведный Иоанн Кронштадтский советовал периодически окроплять жилище святой водой с чтением соответствующих молитв. И сам он, придя в гости в какой-либо дом, если позволяло время, обязательно совершал это священнодействие.

— Но, батюшка, — сказала Ольга, — ведь старица Анна постоянно молится, о Боге ревнует. Ради Христа по разным городам и сёлам ездит, людей просвещает, квартиры от духовной грязи "чистит". Как же она может вред людям принести?

— Ездит-то она ездит, — с горечью заметил священник, — только чтобы чужие души и квартиры "чистить", надо прежде свою душу в порядок привести. А знакомая ваша, так называемая старица, в явной прелести находится, возможно, что и в сильной степени одержимости. Посмотрите, где она ни появляется, там везде смуты, нестроения. От святых людей такого не происходит. Вот подумайте, заставила она вас книги, технику, собаку из квартиры выкинуть. Хотела с мужем развести, побуждала жилище продать и в монастырь с дочкой на поселение уехать. Давайте рассудим, спасительно это для вас или нет. Каждый человек по закону духовному в свою меру жить должен. Вот вы, новоначальная христианка. Душа ваша Бога недавно познала, потому так и загорелась огнём крещальной благодати от радости долгожданной встречи. Готовы вы сейчас ради Христа на многие подвиги. Но по сути своей, Ольга, душа ваша, личность ещё старыми, мирскими остались. Ветхие привычки, навыки, старые стереотипы суждений, сформировавшиеся в процессе светской жизни и обучения, — всё это, составляющее вашу душевную суть, прежнее. И только лучик веры освещает тёмную данность вашей прежней души. Требуется много лет упорной внутренней работы, чтения Евангелия, святых отцов, молитвы, поста, исповеди, причастия, чтобы вы вся стали иной.

И тогда, конечно, можно выбросить телевизор, который действительно вредит вашему духовному состоянию, не заводить собаку, когда старая уйдёт в иной мир, отказаться от ненужных светских книг. А если будет призыв Господень и обоюдное согласие с супругом, то, оставив уже взрослую дочь, уйти в монастырь. Всё должно созреть и случиться во время своё. А если сделать это насильно, преждевременно, то, сидя в глухом углу, изнывая от скуки и непривычной жизни, будете проклинать тот день, когда решились на такой необдуманный шаг. И в конце концов это может привести к потере веры и гибели души.

— Отец Родион, — спросила Ольга, — а как относиться к Зарубежной Церкви, где всё же истина и благодать?

— Когда-то Иисус Христос сказал апостолам: «Я есть истина». И там, где люди живут по Христу и Его заповедям, и есть истина и благодать. Зарубежная Церковь появилась после отъезда ряда архиереев и священников в послереволюционное время за границу для окормления бежавших туда от большевиков людей. Они жили в тех странах, где гонения на Православие не было, оставшаяся паства жила в совершенно иных условиях. И для сохранения Церкви от физического уничтожения её руководством был допущен ряд компромиссов, которые вызвали резкое осуждение у православной иерархии, находившейся за рубежом, в частности принята декларация митрополита Сергия. Но легко говорить о мученическом подвиге, сидя в безопасности, и непросто найти нужное решение, находясь в стане врага, решение, от которого зависит само существование Церкви. Главное — наша Церковь жива, в ней совершаются Таинства и спасаются люди, а ненавидеть её за то, что её давно уже покойные иерархи пошли на ряд компромиссов с советской властью — это безумие. В Зарубежной Церкви живёт сильная стихия ненависти к Московской Патриархии, и это гибельно для её носителей — ведь бесу всё равно, кого ты ненавидишь, главное — чтобы ненавидел. Конечно, есть в нашем церковном устроении значительные недостатки, но если мать больна, разве её бросают? А Русская Православная Церковь — это наша мать.

Закончив пить чай, батюшка засобирался домой. Уже при выходе он сказал Валентину Сергеевичу и Ольге:

— Старайтесь больше молиться вместе, читать Евангелие, Псалтирь, тогда ваши души, объединённые молитвенным призывом, станут ещё ближе друг другу, роднее. Помните, семья — это малая Церковь.

Когда отец Родион ушёл, Валентин и Ольга долго сидели молча, взявшись за руки. Им было просто хорошо оттого, что они рядом, что самое страшное позади и главное — они любят друг друга.

— Оля, — нарушил первым молчание Валентин, — а куда вы Гульку дели? Жалко пёсика, голодный, да и замёрз, наверное. Может, пойдём поищем?

— Да разве его теперь найдёшь, мы его в посёлок Песочное увезли, там около станции и выпустили.

— Давай всё-таки попробуем, — не унимался Егоров, — помолимся, как учил отец Родион, и поедем, заодно и прогуляемся.

Надя, узнав, что едут искать Гульку, очень обрадовалась. Она искренне стала просить Бога, чтобы собачка непременно нашлась. Быстро собравшись, они сели в свой старенький "Москвич" и поехали в Песочное. Подъехав к станции, семейство решило разбиться на две группы. Ольга и Надя пошли искать в одну сторону, Валентин Сергеевич — в другую. Больше часа они проходили по округе, зовя Гульку, но всё напрасно, собака не откликалась. Когда же, потеряв всякую надежду, они вернулись к машине, то увидели своего фокстерьера, который, прижавшись к машине, радостно вилял хвостом.

«Гулька!» — радостно закричала Надя. Собака высоко подпрыгнула и ловко лизнула её в нос.

КОСМИЧЕСКИЕ ВСТРЕЧИ

Внук весталки

В начале весны пришлось мне побывать в Сибири, в городе Кургане, на празднике "Дни Православия". Лекции, которые я там читал, завершались беседой о наговорах, заговорах и прочих "бабкиных лекарствах". Было задано много вопросов. Среди них был и такой: «Все ли заговоры и наговоры действуют при помощи демонической силы или некоторые из них имеют Божественное происхождение?»

Подтверждение верности данного мною ответа я получил на обратном пути в Санкт-Петербург.

Зарегистрировав билет в аэропорту Челябинска и пройдя на посадку в зал ожидания, я почувствовал чей-то пристальный и очень внимательный взгляд. Обернувшись, я увидел мужчину невысокого роста, в очках, с очень морщинистым, как бы даже высушенным лицом.

Поскольку я был в рясе и с крестом на груди, такое внимание меня не очень удивило. Через некоторое время незнакомец подсел ко мне.

— Святой отец, — начал он, — можно ли мне излить вам свою душу, исповедаться?

— Для исповеди надо прийти в церковь, а поговорить по душам везде и всегда можно, — ответил я.

Немного помолчав, он начал свой рассказ.

— Уезжаю я из родного гнезда. Из своего дома, навсегда. Стал пить. Разошёлся с женой. А у меня ребёнок, шесть лет сыну. И вот уезжаю.

Неподдельная горечь чувствовалась в его словах.

— Ну, а вы пробовали бросить пить, молиться Богу, бороться за семью?

— Ничего не поможет. Шесть лет мы прожили, начинали в пустой квартире, без мебели, без элементарной обстановки. Работал днём и ночью, чтобы быт устроить. И вот вроде всё есть, наша общая с женой цель достигнута. И вдруг всё лопнуло. Быстро. Сразу.

— Так вот, видите, цель вашей жизни с женой была невысока. Сугубо материальная, заземлённая. И по её достижении цементирующая вашу семью целевая установка, жизненная ориентация исчезла — и всё рассыпалось. А не пробовали вы жить ради более высоких целей, не думали о смысле жизни, о Боге, о своей загробной участи?

— Нет, вы не подумайте, — сразу отреагировал незнакомец, — я крещёный, верующий. Хотя в церковь ходить не могу. Как войду, начинаются дикие головные боли. Поэтому сразу же вынужден выходить.

— Это не просто так, — заметил я, — здесь кроется какая-то серьёзная мистическая причина. В чем она, по вашему мнению?

— Выслушайте мою историю, святой отец. Жизнь была у меня не сахар. Всё прошёл. Рос без отца. Детство, сами понимаете, нелёгкое. Но школу окончил. Работал несколько лет на предприятии, занимался спортом. В 1984 году поступил в Институт физкультуры имени Лесгафта на кафедру бокса. Проучившись полгода, поехал домой на каникулы. Здесь подрался. И человек, которого я избил, умер. Мне дали семь лет. Мать, пока я сидел, умерла. Осталась одна бабка. Она дождалась меня. Сохранила квартиру. Оформила её на меня. Но она была весталка, святой отец, понимаете? Знала заговоры, наговоры, лечила ими людей.

Когда я приехал, началось моё обучение. Втягивала меня бабка в это постепенно. Сначала, помню, порезал палец, она кровь заговорила, и та остановилась. «Хочешь, научу?» — спросила бабка. И я согласился. Дальше — больше. Научила заговаривать пупочную грыжу, волос, аллергию. За полгода до смерти начала меня натаскивать очень интенсивно. Передала всё, что знала. Вскоре старушка умерла. Похоронил я её как положено, по-христиански. Но стало меня после её смерти — кстати, очень страшной и мучительной — постоянно на её могилу тянуть. Не к матери, поймите, а к бабке. Приду, а страх, холод могильный охватывает всю мою душу. Постою немного — и бегом домой. На следующий день опять на кладбище тянет. В конце концов я эти походы бросил, хожу туда крайне редко.

Но и в церковь ходить не могу. Как приду туда, как будто на резинках меня сзади держат. Пускают только до панихидного столика, а потом резко начинает болеть голова, и какая-то сила просто из храма выбрасывает.

— А не думаете ли вы, — начал я, — что бабкино "искусство" и есть причина всех ваших жизненных бед? От бабки вы получили посвящение, беса-помощника, с помощью которого и "лечите". Вам надо всё это бросить, перед крестом и Евангелием произнести отречение от колдовства, заговоров, наговоров — всего чародейского искусства. Начать христианскую жизнь, исполненную покаяния, молитвы, исповеди, причастия. Нужно вымаливать жену, сына — и тогда всё наладится.

— Это невозможно, — сказал мой собеседник. — Если я откажусь от этих сил, то как смогу помочь сыну материально и в случае болезни? И кроме того, если я долго не пользуюсь заговорами, то терплю жестокие физические страдания. Руки мои начинает как бы выворачивать из суставов, появляются дикие головные боли, мучительное чувство дискомфорта не оставляет ни на минуту. Когда я вижу человека, которому могу помочь своим "искусством", то весь буквально дрожу от желания это сделать.

— Послушай, — начал я, прерывая горячий монолог волхва, — сыну этим бесовским искусством ты не поможешь, а жизнь, да и саму душу его загубишь. Вот послушай, я только что из Кургана, где лекции по аномальным явлениям читал. Там мне рассказали о следующем событии.

Одна женщина, по фамилии Нечайкина, а по роду деятельности торгашка, спекулянтка, как их называли до перестройки, решила изменить свою профессию. Холодно и тяжело бывает зимой на базаре стоять, да и уважения нет. То ли дело — экстрасенс: работа непыльная, денег много, да и народ к тебе — с почтением. Поехала Нечайкина в Москву, поступила на курсы экстрасенсов, окончила их, получила международный диплом биоэнергетика-экстрасенса, приехала в родной город и начала пользовать людей. Тёмный народ валом повалил. Сеанс — 25 рублей, а это раньше деньги были немалые. Нечайкина требовала, чтобы пациент для полного исцеления не менее десятка сеансов прошёл. Запускала она в кабинет человек по восемь сразу и минут десять около них руками водила, "энергию гоняла", потом таким же образом воду заряжала, чтобы дома пили.

Затем следующая партия. И так весь день. Денег тьму накопила. Купила "Волгу", трёхкомнатную квартиру в Москве для сына, который в то время был в армии, приобрести собиралась.

Когда сын приехал, стала мать-экстрасенс готовить его для поступления в Институт международных отношений в Москве, благо денег на всё хватало. Стали поговаривать, что и сын сильный экстрасенс и скоро практиковать начнёт. Казалось бы, полный материальный достаток, благополучие и радужные перспективы ожидают эту семью.

Но Бог судил иначе.

Через год сын погиб, попав в автокатастрофу на новенькой "Волге". Великое горе сокрушило сердце матери. Бросила она практиковать, забыла про экстрасенсорные дарования и пребывает в неутешной печали.

Видите, как бес поиздевался над горе-экстрасенсом? Вроде бы всё дал, на службу себе поставил, людей дурачить да души губить помогал. А потом разом всё отнял и довёл свою служительницу до грани самоубийства. Такова их порода, и нрав, и дела. Создаётся только видимость, иллюзия счастья. А потом в безумной, демонической злобе губится и сам служитель сил тьмы. А иначе они не могут. Хотя действуют зачастую, казалось бы, и себе во вред. Но такова их деструктивная природа. Демоны способны только уничтожать и разрушать. Они способны создавать только иллюзию добра, благополучия, исцеления. Но в конце концов всё кончается трагически для тех, кто связан с этими силами. И это — духовный закон, проверенный тысячелетней практикой.

— То же и с вами было, — обратился я к попутчику. Вроде бы и семья, и достаток, и уважение — и вдруг сразу всё исчезло, Остались только пьянка, горечь и пустота. У вас один путь — церковное покаяние.

В это время объявили посадку на самолёт, и разговор наш временно прервался. В самолёте мы сели рядом.

— Объясните мне, — начал внук весталки, — почему я одинок, отчего у меня нет друзей, учеников? Ведь я умею всё. Я и скорняк, и портной, и сапожник, хороший строитель и даже пекарь. Но никому ничего не могу передать. Между мной и человеком всегда какая-то невидимая, непробиваемая стена. Я хочу её стереть, войти в другого человека — и не могу.

— У вашей бабки, наверное, тоже не было друзей? — спросил я.

— Да, она всегда была совершенно одна, — подтвердил попутчик.

— Это — участь всех колдунов, волхвов и весталок. Человек, служащий силам зла, изолируется бесами от окружающих людей, он живёт как бы в своём замкнутом тёмном мистическом мирке. Тайна беззакония, живущая в его душе, делает оккультиста крайне эгоцентричным, самолюбивым, гордым. Нормальные человеческие эмоции, поведенческие реакции начинают исчезать и трансформироваться под действием нечистых сил. Человек начинает уподобляться тому, с кем он общается и кому служит. Постепенно душа как бы высыхает и вытесняется из тела, уступая место падшему духу. Вот даже при общении с вами это остро ощущается. Душа ваша, личность как бы уже отсутствуют. Вы есть — и одновременно это как бы частично уже не вы. Это ощущает и ангел-хранитель человека, с которым вы общаетесь, и старается уберечь его, отвести от тесного соприкосновения с волхвом — носителем зла.

Наступила пауза. Разговор на какое-то время прервался. Я достал "Звонницу" — православную курганскую газету — и стал читать. На обложке "Звонницы" было изображение иконы Святой Троицы. Сосед мой покосился на изображение Святой Троицы, как-то весь сразу скукожился, сморщился, схватился за голову и застонал.

— Не могли бы вы убрать газету? Дико болит голова, — почти прошептал он.

— Вы думаете, это от газеты?

— Да. И от всего нашего разговора. Какая-то внутренняя стена возникла между нами.

Было впечатление, что соседа моего изолировали от меня, накрыв невидимым стеклянным колпаком. Он был больше не в состоянии что-либо воспринимать.

Немножко ещё посидев рядом для приличия, я собрал вещи и пересел на другое место.

— Так будет лучше, — сказал я, уходя, своему собеседнику. — Зачем мне причинять вам лишние страдания?

Он только молча кивнул головой.

Контактёр

В августе 1991 года, будучи в Санкт-Петербурге, после службы в Спасо-Парголовской церкви мне довелось беседовать с шестнадцатилетним юношей по имени Константин. Он поведал мне следующую историю.

Бабка у него была колдунья. Когда она умирала, Константину было семь лет. Бабушка умирала с великим трудом, смерть не шла к ней. Никто из взрослых не хотел перенимать её "способностей". И вот она подозвала малолетнего Константина, взяла за руку, что-то шептала и заставляла это повторять. После этого умерла. Вскоре у мальчика начали проявляться необычные экстрасенсорные способности: ясновидение, способность лечить. Быстро нашлись учителя, помогавшие дальнейшему развитию "дарований". Они стали использовать его как медиума, через него общаться с "высшими космическими силами". У Константина появилась постоянная связь с "внеземными цивилизациями".

Усовершенствовавшись на специальных курсах по подготовке экстрасенсов, бедный юноша открыл свою практику, стал "лечить" людей. Только вот беда: в церковь не мог ходить. По словам Кости, там у него страшно болят голова и сердце, приходится выходить во время службы из храма.

— Почему это случается со мной? — спрашивал у меня паренёк. — Ведь я творю добро, лечу людей?

— А как ты лечишь? — задал я ответный вопрос.

— Обычно полем, руками, а вот недавно вывел душу одной женщины в космос, и там ей объяснили, в чем причина болезни.

— Как ты это сделал?

— Стал читать "Отче наш" на вибрации, ввёл её в нужное состояние и отправил.

— Прочти, — попросил я.

Константин весь затрясся от напряжения, загудел неожиданно громким и пронзительным голосом, коверкая, искажая, опуская и переставляя слова святой молитвы.

Я начал читать про себя заклинательную молитву на изгнание бесов "Да воскреснет Бог и расточатся врази его". Молиться было очень тяжело, злая сила сбивала и не давала произносить давно заученные слова. Но я всё равно продолжал молитву. Вдруг Константин побледнел и замолчал, сказав, что у него заболело сердце и сегодня почему-то не получается.

— Не получается по одной простой причине, — заметил я, — силы, которые в тебе и во мне, — противоположны. Злые духи не выдерживают действия благодати, она их жжёт, потому при молитве они и бессильны.

— Так, значит, я действую силою бесовскою? — удивился юноша.

— Да. И людей ты не лечишь, а калечишь, духовно связывая их с падшими духами.

— Что-то мне плохо, кружится голова, заболело сердце. Из космоса мне говорят, что накажут за то, что я разговариваю с вами. Я перестал понимать, что вы говорите.

— Встань спокойно, — попросил я и начал читать заклинательные молитвы, крестя его иерейским благословением. Юноша побледнел, затрясся, лицо его исказилось и стало очень старым и морщинистым. Казалось, ещё секунда, и он упадёт в обморок.

Но Костя не упал. Когда были прочитаны последние слова молитвы, облик его изменился, он порозовел и стал смотреть на меня осмысленно и с интересом.

— Как будто огонь сошёл на меня и попалил всё чёрное, что было во мне, — передал он свои ощущения. — Теперь всё, что от бабки-колдуньи, ушло?

О, бедный мальчик, если бы я мог сказать тебе: да! Многое я бы отдал за это. Но игры с нечистой силой даром ни для кого не проходят. Бывает, что всю жизнь расплачивается человек за одну роковую ошибку. Не так просто отходят нечистые злые духи от людей, водившихся с ними.

— Что мне теперь делать? — спросил он.

— Брось всё, забудь про всякое лечение, про все экстрасенсорные "дарования", всю эту тёмную науку. Начни каяться, исповедоваться, молиться, причащаться, часто ходить в церковь. И приготовься к скорбям и терпению. Так просто демоны тебя не оставят. Но будь мужествен, и Господь спасёт тебя.

— Это невозможно, — почти закричал Константин, — мне говорят, что если я брошу лечить, все больные мои погибнут, и сам я умру жестокой смертью.

— Это всё бесовские страхи, мой дорогой мальчик. Просто бесы лишаются своего орудия, через которое губят души других, и потому цепляются за тебя всеми силами. Не слушай их, иначе погибнешь. Смело иди за Христом — и спасёшься.

На следующий день после разговора я уехал к себе в приход, много испытав пакостей от злых духов за эту беседу и молитву. Паренька этого больше увидеть не довелось. Но молюсь за него и за все искалеченные ложной мистикой и атеизмом русские души.

Космические встречи

Звонок в дверь был резким и продолжительным. На пороге стоял крупный, крепкий мужчина с красным обветренным лицом. Мощные пальцы нервно теребили маленький конверт.

— Мне бы отца Алексея, — неуверенно начал он, — письмецо отдать, да и поговорить надо.

— Ну что ж, проходите, — ответил я.

— Да у меня одежда рабочая, на грузовике я, из Лычково, лучше на улице вас подожду, на скамеечке, что под берёзой.

— Ладно, через пять минут буду, — сказал я и взял письмо.

Оно было от священника соседнего прихода. Батюшка просил меня уделить немного времени этому человеку, с которым последние годы творились необычные вещи.

Быстро одевшись, я вышел на улицу. Незнакомец сидел на скамейке, о чем-то задумавшись, и смотрел на небо.

— Сам я шофёр, — начал он, — на грузовике работаю. А в свободное время — в "Поиске". "Поиск", — продолжал мужчина, поймав мой недоуменный взгляд, — это общественная организация, которая поиском безымянных останков занимается. Тех, кто во время войны погиб. Я уж пятнадцать лет там. Много лесов и болот исхожено. Да вот в последние годы странные вещи происходят.

Лет пять назад в Парфинском районе в глухом лесу, в болоте лётчика нашли. Его самолёт на метров шесть в грунт ушёл. Столько лет в земле пролежал, а тело полностью сохранилось. Достали мы останки его из самолёта и к костру понесли. А вечер уже, сумерки наступили. Лежит тело погибшего около костра, в плащ-палатку завёрнутое, и вдруг вижу: сам он около тела своего стоит. Как был — в шлеме, куртке, сапогах. А лицо скучное, бледное такое. Секунд тридцать видение продолжалось. Потом всё исчезло. Только мурашки, как от мороза, на теле остались.

Не верил я до этого ни в Бога, ни в чёрта. И в загробную жизнь не верил. Хотя инопланетян видел. Они, кстати, и указали, где этот самолёт находится.

Первый раз я НЛО увидел, когда вечером в огороде возле баньки стоял. Появился на небосклоне сверкающий объект, прорезал небо над моей головой и исчез в лесу. Как-то не по себе мне от этого стало. Испугался, что ли. Но всё равно интересно: пришельцы, космос, тарелки, инопланетяне, сами понимаете. Вот я взял и сказал сам себе: если вы есть братья по разуму, то откликнитесь, готов и хочу я вас встретить!

Через несколько дней просыпаюсь ночью от страха. Смотрю на часы: три часа. Стрелка на будильнике замерла, не двигается, а всю комнату залил какой-то странный зеленоватый свет. Вдруг окно само собой отворилось и в комнату по воздуху вошла маленькая зеленоватого цвета женщина. Лицо её было очень красиво, но какой-то странной, холодной, я бы даже сказал, жестокой красотой. Одета она была в комбинезон, как у лётчиков, волосы длинные, зелёные.

— Ты хотел нас видеть, — сказала она. Первоначальный ужас пропал, и я смог заговорить.

— Да, я хочу быть полезным людям Земли. А вы кто?

— Мы из других миров. Мы хотим помочь вам. И если ты решился на высшее служение, будь нам во всём послушен — ты будешь проводником воли высшего разума в этом мире!

— Хорошо, — воскликнул я, — а можно вас потрогать?

Инопланетянка молча взяла меня за руку. Рука её была холодная, как лёд, но энергия горячей волной захватило всё моё существо. Я почувствовал в себе такие силы, что, казалось, мог бы свернуть горы.

Удивительное существо стало постепенно удаляться от меня. И вот она уже на окне, ещё несколько секунд — и зеленоватая женщина скрылась в летающей тарелке. Я бросился к окну: НЛО взмыл высоко в небо и исчез. Спать не хотелось. Меня переполняла энергия. Старые болячки как рукой сняло. Я как будто заново родился. Такое состояние длилось около месяца.

— Ну, а когда же они вам место гибели самолёта показали? — спросил я.

— Это было в другой раз. Та же женщина приходила. Говорит: «Знаю, ищешь место гибели самолёта уже много лет и найти не можешь. Как другу нашему, помогу тебе. Смотри на стену!» На обоях вдруг появилась карта Парфинского района. И зелёненьким огоньком загорелась точка, отмечавшая место падения нашего самолёта. Затем инопланетянка исчезла. Больше пока я их не видел.

Но после этих встреч стали у меня какие-то новые способности появляться. Экстрасенсорные, что ли. Ну, энергия в руках целительная, биополем, кажется, называется. Головные боли людям могу снимать. Иногда будущее угадываю. Вот лётчика этого погибшего, душу его, в яви видел. И всё такое... Что это, отец? Крещён-то я с детства, но в церковь раньше не ходил, дома Богу тоже не молился. Но теперь понимаю: есть какая-то высшая сила, есть. Неспокойно что-то у меня на душе. Мира нет. Смятение какое-то. Помогите, если можете.

— Да, история у тебя, Миша (так звали моего гостя), довольно занятная, хотя вместе с тем и характерная для контактеров НЛО, — ответил я. — Подобных, особенно в последнее время, немало мне пришлось выслушать. Кто голоса слышит, а кто и воочию видит. Только дело это не новое. Ещё две тысячи лет назад известно было, что бес любую форму принимать может. Как святые отцы учат: если кто ангела желает увидеть, то бес ангелом обернётся, кто "богов" с неба ждёт, тому "боги" на колеснице с неба придут. Ну, а современный человек — он всё больше инопланетян ожидает, вот демоны в виде космических пришельцев и являются. Личин-то много, а суть одна. Ты почему, думаешь, страх испытывал? Да душа твоя, по природе христианка, по образу Божию сотворённая, смертельную опасность почувствовала, вот и вещала. А мы, разумом-то, страх — ив сторону; ну как же, нас избрали, мы особые... проводники. Эх, Миша, сколько вот сейчас таких "проводников" по психиатрическим больницам лежит, а сколько и с собой покончили! У тебя, кстати, мыслей о самоубийстве не было?

Мой посетитель немного задумался, лицо его помрачнело.

— Ещё как были, — сказал он. — Вешаться хотел. Скучно всё стало, безысходно. И такое нашло, еле удержался... А ведь правы вы, батюшка, — вдруг с силой сказал он, — вскоре после встречи с этими всё и началось.

— Да, брат, диавол — он всегда так: поманит, пообещает и обманет. Ибо созидать падший дух не может, а способен только разрушать. Чудеса, которые он творит, как правило, внешне эффектные, но по сути своей пустые, бесполезные. Вроде как у Давида Копперфильда, что из Англии на 850-летие Москвы приезжал. По воздуху полетать, стрелки часов погнуть, числа поугадывать... А пользы ни на грош. Мишура всё это.

Вот недавно мне случай, подобный твоему, рассказывали. Корреспондент местной газеты. С ним странные вещи стали приключаться. Не верил он ни во что. Со мною даже о существовании Бога спорить пытался. Я тогда ему и сказал: чем спорить, обратись лучше к Богу и скажи: «Если Ты есть, то дай в Тебя уверовать, яви мне Себя или диавола!» Господа видеть ты, конечно, недостоин, а вот дух тьмы и так всегда с тобою. Только ты его не видишь, хотя волю его всегда покорно исполняешь.

Осерчал он тогда. Но, видимо, ко Всевышнему с такими словами всё же обратился.

И вот приходит вскоре опять ко мне. Странный какой-то, весь напряжённый, глаза не на месте.

«Вы, — говорит, — батюшка, только не подумайте, что я пьяный. Пять дней в рот вина не брал. А вот что со мной приключилось. Стал слышать я голоса, да не снаружи, а внутри себя. Мы, мол, инопланетяне, и тебя избрали. Люди Земли от верного пути уклонились, экологию планеты разрушили и за то погибнут. А тебя мы немного переделаем и новый род человеческий с твоею помощью произведём. Будешь женщин оплодотворять, которых укажем. А не согласишься, так смерть!

Испугался я, — продолжил свой рассказ корреспондент, — но всё же решил отказаться».

Много издевались нечистые духи над своей жертвой. Не стоит пересказывать тех глупостей и мерзостей, которые "инопланетяне" заставляли вытворять "научного атеиста". Отмечу только, что долго и безвольно, подчиняясь приказам бесов, бродил он по лесу и окрестным деревням, совершая бессмысленные поступки и безумные действия. Под конец ночи заставили его духи тьмы встать под горой посреди дороги. А по шоссе в это время нёсся груженный песком КамАЗ, и только окрик случайного прохожего заставил несчастного отскочить в сторону и тем самым сохранить свою жизнь. Только под утро добрался бывший атеист домой, где ожидали его встревоженная жена и дети.

Но голоса не отходили. Снова и снова призывали они его продолжить безумства. Спас контактера его родной брат, который, узнав о случившемся, увёз горемыку к себе в деревню, положил спать под чудотворную икону Пресвятой Богородицы и два дня усердно молился за него и самого заставлял читать молитвы и Евангелие. Голоса после этого пропали.

«Что это со мной было? — допытывался у меня корреспондент. — И как от этого навсегда избавиться?»

Я объяснил бывшему атеисту, что Господь исполнил его прошение: он видел и общался с духами тьмы, которые предстали ему в образе инопланетян. После нашей беседы корреспондент взял Евангелие, молитвослов, стал молиться дома, но в церковь пока прийти не может. Бесы не пускают. Много ещё ниточек осталось в душе несчастного, через которые им бесы, как марионеткой, играют.

— Так может быть и с тобой, — сказал я Мише. — Пока страсти живы в душе твоей, пока нет молитвы, поста и церковной жизни, ты в их власти. Ты думаешь, как у людей экстрасенсорные способности появляются? Причём у людей в основном некрещёных, нецерковных, страстных, гордых, сребролюбивых и даже развратных? От Бога? Так они Его не знают и знать не хотят! Здесь совершенно иной источник. Кто-то из этих экстрасенсов раньше йогой занимался, кто-то астрологией или НЛО увлекался, кто на сеансы экстрасенсов или магов ходил. В мистическом мире ошибки не прощаются. Здесь, как у минёров, ошибаются только один раз. Бесам что надо? Чтобы ты им шаг навстречу сделал, заинтересовался, внимание своё отдал, а там уже само понеслось-поехало. Очнёшься или в психиатрической лечебнице, или в петле.

— Что же мне делать? — воскликнул Миша.

— Брось всё. Всё забудь. Никаких пришельцев, НЛО, экстрасенсорики. Если "инопланетяне" опять появятся, то молитвы начинай читать, видение крестить — всё и исчезнет. Обязательно становись церковным человеком, постоянно исповедуйся, причащайся, постись. «Род сей постом и молитвой изгоняется» — так Иисус Христос учил. А иного пути к спасению нет, да и быть не может. Двухтысячелетней практикой христианства это проверено.

Собеседник мой некоторое время сидел молча, видимо, внимательно обдумывая всё услышанное и сказанное. Затем он произнёс:

— Спасибо вам, батюшка. Буду стараться жить, как вы научили. А потом приеду, чтобы опять посоветоваться. Ох, как всё это непросто!

Мы тепло простились с Мишей. После такого сердечного, открытого разговора человек как родной становится. Душевная связь какая-то устанавливается. Видимо, частица души от одного к другому переходит. А главное, власть бесовская над человеком разрушается, ибо исповеданные грехи и помыслы разрушают ту мистическую паутину, которой враг прельщённого опутывает.

Дай Бог ему, да и всем нам помощи в таком нелёгком и непростом жизненном пути!

Практика отчитки (экзорцизма)

Что такое экзорцизм? Экзорцизм — это практика изгнания злых духов из людей. В период богоборчества эта тема всячески замалчивалась. Люди, которые осмеливались вступать в открытое единоборство с бесом, жестоко преследовались сатанинской властью, сажались в лагеря, расстреливались: не трогай наших. Ныне покойный петербургский протоиерей Василий Лесняк рассказывал, что старый и более опытный сослуживец, узнав о его первых опытах экзорцизма, испуганно воскликнул: «Отец Василий, что ты делаешь, не трогай беса, а то за него советская власть заступится!» И заступилась: в середине семидесятых годов стараниями уполномоченного по делам религии отец Василий на несколько лет был отправлен за штат.

Но не сломило беззаконие боголюбивого пастыря, не мог он видеть страдания и скорби людские — и вновь отчитывал, и вновь страдал.

Жестоко мстит бес за своё изгнание: и болезни наводит на экзорциста, если Господь попустит, и людей злых восставляет. Круг жизни экзорциста как бы воспаляется. Невидимая брань многократно усиливается. Не могущий сокрушить священника нечистый дух часто отыгрывается на его близких. Так, по воспоминаниям ныне покойного отца Василия Борина из Васк-Нарвы, демон прямо ему заявил: «Тебе ничего не могу сделать, так на детях твоих отыграюсь». И действительно, сын отца Василия сильно страдал от запоев, жена, не выдержав напряжённой жизни, оставила своего мужа, местные власти жестоко преследовали "мятежного" священника, периодически устраивали облавы в странноприимном церковном доме, насылали всевозможные налоговые, пожарные, сан-эпидемические и прочие инспекции.

«Были моменты, — рассказывал отец Василий, — когда хотелось бросить всё, хотелось спокойно служить литургию, наслаждаться молитвенным общением с Богом, общаться с нормальными людьми, забыть мерзких бесов и прямую войну с ними. Но приходили несчастные, лили слезы и просили о помощи их матери, родственники, друзья, и не выдерживало сердце горя людского, и снова начиналась отчитка. Один раз, — вспоминает благочестивый пастырь, — совсем было решил покончить с отчиткой. Всё. Нет больше сил. Как только принял это решение, сразу сильно заболел. Лежу день, второй, неделю. Встать не могу. И взмолился я ко Господу: Господи, коль такова воля Твоя, пойду к бесноватым. Тут же встал и пошёл служить обедню».

Способность к экзорцизму — это дар Божий. Тяжёлый и неблагодарный здесь, на земле, дар. И велики те гиганты духа, которые этот дар от Бога получили и смогли понести. Многие романтично настроенные молодые люди вожделеют этой способности, хотят сразиться в прямом единоборстве с нечистым духом. Мой вам пастырский совет: не желайте и не дерзайте. Это страшный крест, и понести его могут немногие. У отца Василия Лесняка страдал церебральным параличом сын, сам он перенёс много инфарктов и инсультов. Его славное имя в последние годы жизни подверглось поношению и дискредитации от людей и даже священников, лично его не знавших. Да, он мог допустить богословскую ошибку в вопросе о кодировании, но сам всегда оставался ревностным священником и Рабом Божиим с большой буквы.

Хорошей иллюстрацией, подтверждающей харизматический характер дара экзорцизма, является нижеприводимый рассказ молодого священника, духовный отец которого занимался отчиткой.

«Как-то я приехал к своему духовнику, который жил на Украине. Дома его не оказалось. По словам прихожан, он уехал на несколько дней в Москву. Одновременно со мной в эту церковь прибыла женщина из далёкой Сибири. С ней был бесноватый мальчик. Несчастная мать очень переживала, что некому теперь помочь её сынишке. Я сжалился над её горем и подумал: он священник и я священник — благодать-то одна и та же, попробую отчитать. Взял и стал читать чин экзорцизма над болящим. Отчитка проходила мирно. Бес никаких признаков жизни в ребёнке не подавал. Но вот, когда мы уже подходили к концу чина, мальчишка поднял голову, посмотрел на меня жёстким, холодным, пронизывающим взглядом и сказал так, что меня всего затрясло, как от мороза: «А ты кто такой?» На этом моя попытка отчитывать закончилась».

Да не дерзнёт никто самочинно брать на себя этот крест. В борьбе с демоном, кроме поста и молитвы, необходимы великое смирение, сильная вера и преданность воле Божией. А иначе может произойти то же, что и с сыновьями некоего иудейского первосвященника Скевы. Как мы читаем в Деяниях апостолов: «некоторые из скитающихся Иудейских заклинателей стали употреблять над имеющими злых духов имя Господа Иисуса, говоря: заклинаем вас Иисусом, Которого Павел проповедует. Это делали какие-то семь сынов Иудейского первосвященника Скевы. Но злой дух сказал в ответ: Иисуса знаю, и Павел мне известен, а вы кто? И бросился на них человек, в котором был злой дух, и, одолев их, взял над ними такую силу, что они нагие и избитые выбежали из того» (Деян. 19, 13-16).

В наше бездуховное, безблагодатное время количество одержимых и бесноватых людей резко возросло. Человек, не имеющий покрова Божественной благодати, заступничества ангела-хранителя, постоянно служащий своим страстям и похотям, становится лёгкой добычей падших духов. Увлечение оккультизмом, колдовством, магией, астрологией, восточными учениями, в частности йогой в различных её интерпретациях, экстрасенсорикой, НЛО, спиритизмом и тому подобным раскрывает душу человека для воздействия мира темных духов, привязывает к нему беса-помощника, делает его одержимым или просто бесноватым. Лишённый духовной связи с предками, с культурно-исторической традицией своей Родины, оторванный от православной веры, современный человек оказывается не в состоянии ориентироваться в духовном мире, совершает ошибки, многие из которых оказываются роковыми.

Мне приходилось не раз посещать психиатрические больницы, где наряду с душевнобольными содержались и бесноватые. Современная безбожная психиатрия не в состоянии отличить больного от одержимого. Хотя в дореволюционной России для этого существовало множество способов. Один из них: перед подозреваемым в бесноватости ставят десять стаканов с водой. Девять из них со святой водой, один — с простой. Одержимый, сколько раз бы ему ни предлагали, всегда берет стакан с простой водой. Другой пример: читается простая заклинательная молитва, типа «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его…» из последования вечерних молитв. Люди с психическими отклонениями, как правило, реагируют на это совершенно спокойно, одержимых же начинает изворачивать, изгибать дугой, они кричат, просят прекратить чтение молитвы.

Чем же отличается бесноватый от одержимого? В бесноватом постоянно находится нечистый дух, который завладел его телом, а иногда и разумом, заставляет против воли и желания человека говорить и действовать. В одержимом бес не живёт постоянно, а лишь временами находит на него, заставляя совершать противоестественные поступки. Ещё раз повторюсь: сейчас очень много людей бесноватых и одержимых, которые до поры до времени этого не осознают. Потому что живут во тьме и тьмой, и своего беса не беспокоят, покорно выполняя его волю, которая совпадает с желаниями погибающего. А стоит такому человеку соприкоснуться со святыней, например прийти в храм, как он тут же начинает ощущать дискомфорт — его корёжит, ломает, особенно во время литургии на Херувимской песне, а то и просто выбрасывает из храма. Мне самому доводилось видеть, как при крещении во время чтения заклинательных молитв падали без сознания здоровенные мужчины, как выли, визжали, матерились годовалые младенцы, как начинали бесноваться женщины.

Какой же тут выход — отчитка? Казалось бы, самый простой: отчитали — и порядок. Но на самом деле всё обстоит совершенно по-другому. Чтобы бес вышел и оставил в покое человека, необходимо, чтобы сам человек стал совершенно иным. Новой, Христовой тварью, в которой демон не имел бы места, не имел бы возможности входа через страсти и пороки падшего естества. Мы должны стать такими, какими нас хочет видеть Христос. Сосудом для Духа Святого, жилищем благодати Божией. И в таком человеке нечистый дух жить не сможет, как от огня убежит.

Современный же человек по своей расслабленности, лености не хочет трудиться. Он хочет исцелиться, но без всякого для себя труда. Избавиться от досадной помехи и по-прежнему наслаждаться жизнью, купаясь в пороках и страстях. Но это невозможно. И напрасен будет труд экзорциста, если болящий сам не изменится. Я помню, как отец Василий Борин умолял людей отказаться от пороков и страстей. И рассказывал, что видел, как во время службы изо рта женщины, которую он отчитывал, медленно вышло тёмное облачко, и та исцелилась. Но в это время кто-то случайно задел её, она обернулась и со злобой стала ругать провинившегося — бес тут же вошёл обратно.

Многие спрашивают, что делать, чтобы избавиться от одержимости. Мне кажется, что здесь надо начинать с покаяния за всю прошедшую жизнь, с воцерковления, самоизменения, а потом уже начинать поиски экзорциста. Помните, святыми отцами было предсказано, что люди последних времён будут очень гордыми, потому и спасаться будут в основном скорбями и болезнями. Если смиренно понесут их.

Найти настоящего экзорциста в наше время очень

нелегко. Их мало, а каждая отчитка — это колоссальное напряжение всех духовных и физических сил и месть, бесконечная бесовская месть. Помните, обращаясь к экзорцисту, вы просите его пролить кровь за вас. Живите же так, чтобы жертва эта была небесполезной.

Остаётся только пожелать читателю всегда помнить, что Бог есть Свет, что Бог Всемогущ, что без Его святой воли ничего произойти не может. И не особенно увлекаться и интересоваться нечистой силой, пусть даже под предлогом борьбы с ней. Ибо всё это накладывает негативный отпечаток на личность человека. Только Бог, только через Бога, только Богом.

ЗАБАВНЫЕ СЛУЧАИ НА ПРИХОДЕ

"Кочан капусты"

Рассказывали мне один забавный случай про молодого батюшку из Тверской епархии. Звали его отец Андрей. Духовного образования у него не было, чтецом и диаконом побыть также не довелось. Рукоположили его и сразу отправили служить в глухую деревню — в надежде, что он на месте всему и выучится.

Через несколько месяцев архиерей решил проверить, как идёт служба у вновь рукоположенного. Сообщили об этом батюшке. Тот очень разволновался и стал усиленно готовиться к встрече владыки.

Прежде всего написал приветственную речь, приготовил угощение и стал тщательно изучать устав архиерейской встречи. В уставе было написано: «Иерей встречает архиерея во всём священническом облачении». Батюшка это запомнил.

Когда настал долгожданный день, молодой иерей облачился во все имеющиеся в ризничной одежды. Сначала было надето постовое облачение, затем пасхальное, а сверху (правда, уже еле налезло) золотистое воскресное. Под кипой этих одежд бедняга еле дышал. Но устав суров, всё, так всё. «Хорошо, не в соборе служу, — думал батюшка, — там в ризничной облачений куда больше!»

Архиерея встречали под колокольный звон. Переваливаясь, неимоверно потея и уже еле дыша, настоятель с крестом в руках вышел навстречу епископу.

Архиерей удивлёнными глазами смотрел на выкатившийся ему навстречу шар всевозможных церковных одежд.

— Вы, владыка, столп... — начал иерей свою речь, и тут в ужасе вспомнил, что столь блистательно написанное бессонными ночами приветственное слово лежит в кармане подрясника, который находится под рясой, подризником и тремя облачениями.

— Вы, владыка, столп... — повторил он ещё раз, лихорадочно стараясь пробить баррикаду одежд и достать речь.

— Столп вы, владыка... — уже чуть не плача, говорил отец Андрей, дёргая в разные стороны непослушное облачение.

— А ты, батюшка, кочан капусты! — сказал обидевшийся архиерей, развернулся и уехал восвояси.

Говорят, после этого случая необученных священников на приход владыка уже больше не посылал.

"И духови твоему"

Был на одной кафедре старенький архиерей, который во время службы позволял себе иподиаконов, да и всех прочих беспощадно ругать. Чуть что не по нему, так "дурак" — это ещё самое ласковое слово, которое мог провинившийся от епископа услышать.

Как-то на всенощном бдении в честь святителя Николая совсем разошёлся владыка, всех, кого мог, переругал. После службы, на трапезе, зашёл разговор о тонкостях богослужебного устава. И вот один из иподиаконов, обращаясь к епископу, говорит:

— Ваше Высокопреосвященство, вот вы как большой знаток церковного устава ответьте мне на такой вопрос: если архиерей даёт возглас "Дурак", как отвечать ему? Может быть, так: «И духови твоему, аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа»?

Владыка на этот вопрос не ответил. Вроде бы не услышал. Но ругаться с тех пор на службах стал гораздо меньше, видимо, не хотелось ему услышать подобный ответ во время церковной молитвы.

"Человекам флотским"

Как-то на одном из приходов, на котором Бог судил служить, довелось мне встретиться с одной интересной старушкой. Звали её Пелагия, лет ей было около семидесяти, сама она была женщина крупная и ещё достаточно крепкая.

Во время панихиды Пелагия непременно подходила к кануну и помогала петь священнику. Голос был у неё зычный, и пела она довольно-таки правильно. Только в одном месте я никак не мог разобрать слов. По требнику нужно было петь: «Бог явися человеком плотски» (что означает — во плоти), а она в этот момент пела что-то непонятное. Наконец я не выдержал и спросил её:

— Пелагия, как ты там поёшь?

— Пою, как полагается, — ответила она.

— А всё же — как?

— Как, как? А то сами не знаете: «Бог явился человекам флотским!»

— Да не флотским, а плотски, — исправил я.

— Ну, ты, батюшка, брось над старым человеком смеяться. Я так уже пятьдесят лет пою. И точно знаю, что флотским. И муж у меня моряком был. Флотские — они самые достойные люди, кому как не им мог Господь явиться?

Аргумент был убийственным, и спорить было действительно незачем.

Так до конца своей жизни Пелагия на панихиде и пела о достойных флотских людях, которым явился Господь.

Быть может, она не так уж и ошибалась — ведь явился же Христос рыбакам и сделал их Своими апостолами, а они, по всему, были люди флотские.

"Сей муж"

На приходе в одной из церквей Санкт-Петербурга служил некогда игумен И. Был он человек раздражительный и до крайности самолюбивый. Но Господь желает всем спастись и прийти в меру "мужа совершенна". Поэтому каждому человеку, особенно христианину, попускаются искушения, в которых он познал бы свою немощь, смирился и покаялся перед Господом. Я сам неоднократно был тому свидетелем. Вот и в этот раз на моих глазах с отцом И. произошёл довольно курьёзный, но вместе с тем и поучительный случай.

У игумена был отличный мощный баритон, и часто на литургии он выходил попеть Символ веры вместе с народом, не забывая при этом покрасоваться своим голосом.

Так было и в этот раз. Вышел отец И. на солею, громко и красиво запел начало церковного песнопения. И вдруг навстречу ему к самому амвону подходит молодой парнишка с явными признаками болезни Дауна на лице. Он тоже начинает петь, и ревёт так громко, что заглушает не только игумена, но и всю поющую церковь. И это бы не беда, но даун отстаёт ровно на два слова, хотя текст знает великолепно. Отец И. прибавляет мощи, надеясь заглушить парня или хотя бы заставить его петь правильно и вместе со всеми. Но не тут-то было. С блаженной улыбкой на лице даун прибавляет звуку. Игумен поёт уже изо всех сил, но певец из народа его легко перекрывает.

Наконец какофония заканчивается. Отец И. возвращается в алтарь и, едва отдышавшись, говорит:

— Ну и дал нам сегодня сей муж!

После литургии нужно служить общую панихиду. Сегодня очередь игумена. Он выходит к кануну, а там... уже стоит его "напарник" по пению.

— Я теперь всегда вам петь помогать буду, — с радостью сообщает он игумену, — я все службы наизусть знаю.

Ругаться бесполезно, дауны не обидчивы. А вывести его из церкви разве что отряду ОМОНа под силу. Так что петь будет обязательно.

Говорят, что с тех пор даун в течение месяца ходил на все службы с участием игумена И., обязательно пел и ждал его после обедни на панихиде. А потом куда-то исчез.

Но с тех пор игумен И. голосом своим уже так не красуется. Понял, что и посильнее голоса есть. А может быть, боится, что в случае чего "сей муж" опять петь вернётся.

«Царство Небесное силой берётся»

Довелось мне как-то на Крещение Господне служить в одном из приходов Санкт-Петербургской епархии. Всем хороша и радостна была служба, только одно смущало: в этот день в храм приходит множество совершенно неверующих людей, и приходят они только за одним — святой водой. Крещенской воде даже неверующие люди придают особое магическое значение. Причём они верят в её благотворную силу и при этом могут совершенно не верить в Бога.

Поэтому при раздаче воды, как правило, начинается настоящее столпотворение, толкотня, крики и даже ругань. Навести порядок в этой подчас языческой среде крайне непросто.

Так было и на этот раз. Массы людей теснились к чанам со святой водой, упорно желая получить её как можно скорее. Все напирали и толкали друг друга совершенно безжалостно. И вот в эту плотную и, казалось бы, непробиваемую среду лихо врезалась плотная коренастая женщина. Сильно работая локтями, она быстро пробивала себе дорогу к желанной святыне.

— Мать! Что ты делаешь? Ведь нельзя так! — сделал ей замечание священник.

— Ещё как можно, — ответила она, подавая бидончик для крещенской воды, — ведь даже в Писании сказано: Царство Небесное силой берётся, — вот я и беру, — торжествующе сказала она, принимая свой сосуд, доверху заполненный водой.

— Берёшь-то ты берёшь, а вот что донесёшь, — грустно сказал старенький батюшка, глядя ей вслед.

Как батюшка в конкурсе участвовал

Шло совещание приходского совета. Отец настоятель и приходские активисты решали вопрос: где взять денег на ремонт храма? Доход церкви, как и нищенские пенсии её богомольцев, был очень маленьким, строительные материалы и квалифицированная рабочая сила стоили очень дорого. Администрация Маревского района помочь в ремонте отказалась — мол, сами без зарплаты сидим, а благотворителей, по-нынешнему, спонсоров, в селе отродясь не видали.

Мысли были невесёлые. Выхода из положения видно не было, потому разговор шёл довольно вяло.

— Ну как это — денег в районе нет, — сказала Мария Дмитриевна, — вон какую коллективную пьянку всей администрацией закатили, когда на Селигер двумя автобусами справлять день посёлка ездили.

Сколько тысяч в это вбухали! Два раза можно было бы церковь отремонтировать.

— Ты пьянку не трожь, это "святое", — заметил Пётр Яковлевич, бывший староста Успенской церкви, — на ней вся советская власть семьдесят пять лет стояла, да и сейчас власть стоит.

— Может, нам тогда спонсора где-нибудь приискать, мы б за него молиться стали, — вступила в разговор Мария Васильевна.

— Милая, как же ты от жизни отстала, — сказала Клавдия Тимофеевна. — Откуда у нас в Мареве спонсоры? Те, у кого деньги есть: кто водкой торгует или леса вырубает да за границу вывозит — те в церковь не ходят. Ни к чему она им. Даже мешает. Стоит на горе без купола, как укор для совести, старую мать напоминает: мол, для чего живёшь? Куда идёшь? Нет... В Америку им с православными церквями не въехать, а они же на неё равняются.

— Ну, давайте ближе к делу, — сказал батюшка. — Может, у кого какие конкретные предложения есть?

— А что, давайте в конкурсе поучаствуем! — предложил Борис, клиросный певец, приехавший на отдых в соседнюю деревню.

— Что же это за конкурс? — почти хором спросили его прихожане.

— Так вот, в вашей же местной газете "Сельская новь" и написано. — Борис достал газету и важно зачитал: «Объявляется конкурс на лучший флаг и герб для с. Марево. Победитель конкурса получает премию в размере тысячи рублей».

— А чего тут сложного, — сказал батюшка, — сейчас всем миром и составим. Какие требования к гербу? — спросил он у Бориса.

— Ну, во-первых, должны быть соблюдены правила геральдики, во-вторых, символика должна выражать местную специфику, — ответил тот.

— Специфика-то ясна, — сказал Пётр Яковлевич. — Живёт посёлок лесом, вырубаем да вывозим.

— Так вырубили почти уже всё, — вмешалась Клавдия Тимофеевна.

— Вот и первая символика для герба, — сказал Борис. — На заднем плане герба изобразим большой еловый пень и загнанный в него под самоё основание топор.

— Рисуй скорее, — поддержали его прихожане.

— А так как Марево является зоной экономического благоприятствования, это тоже должно найти своё выражение в гербе, — сказал батюшка.

— Так ни фига толку от этого благоприятствования, — заметил Пётр Яковлевич, — как были нищие, так и остались.

— Тогда в знак этого фигу и нарисуем, — сказал настоятель, — правда дороже всего.

Фигу быстро нарисовали.

— Да, главой нашей администрации уже седьмой год является Голубев В. А., — вставила Мария Дмитриевна. — Не без его усилий посёлок держится на такой "высоте". Это тоже надо отметить в гербовой символике.

— Ну что ж, нарисуем голубя, сидящего верхом на фиге, — это будет очень тонкая символика, — сказал Борис.

— Православные, так ведь самоё главное упустили, — вмешалась вдруг Мария Васильевна. — Ведь ничего в Мареве не делается, если глава новгородской администрации Прусак не благословит.

— Да, без Прусака гербовая символика полной не будет, — задумчиво сказал отец настоятель.

— Батюшка! Нашёл! Боря, рисуй скорее таракана, да пожирнее, чтоб настоящий прусак получился. Бона как новгородский Прусак в политику прёт, говорят, его в Москву скоро заберут, — неожиданно взорвался Пётр Яковлевич.

— А что, рисуй, Боря, — поддержали прихожане.

— Теперь давайте посмотрим, что получилось, — предложил отец настоятель.

Борис торжественно поднял вверх листок с гербом села Марево. С него на прихожан смотрел огромный коричневый таракан-прусак, внизу, сиротливо усевшись на внушительной фиге, почивал голубок, а на заднем плане отчётливо виднелся огромный топор, по обух вбитый в растрескавшийся еловый пень.

— Впечатляет, — сказала Клавдия Тимофеевна.

— А ну как посадят? — осторожно заметил Пётр Яковлевич. — Ведь при Сталине за это двадцатку, как минимум, заработать было можно. Пришьют коллективный заговор против советской власти — и тю-тю, поминай, как знали. Уж я-то помню.

— Пётр Яковлевич, так советской власти уже семь лет нет. Не бойся, не посадят, — ответила Мария Дмитриевна.

— Нет, на всякий случай от церковного имени посылать не будем. А то ежели даже примут, то денег всё равно не дадут. Скажут: у вас и так всего много, — резонно отметила Мария Васильевна.

— Ладно, пошлём на конкурс от имени частного лица, — сказал батюшка. — Вот ты, Борис, приезжий. Терять тебе нечего. А если деньги выиграем, то как раз на первую очередь ремонта и хватит.

— Правильно, — поддержали прихожане. — Так и сделаем.

Принесли конверт. Борис вложил в него аккуратно сложенный лист с гербом села Марево, чётко написал адрес администрации.

— А какой обратный адрес писать? — спросил он.

— Ну, где временно сейчас проживаешь, тот и пиши.

Борис взял ручку и написал обратный адрес: Новгородская обл., Маревский р-н, д. Гадово. Ульянову. (Такая у него фамилия.)

Говорят, что в администрации, получив это письмо, очень засуетились. Даже в Новгород зачем-то звонили, может, насчёт сохранности мумии Ленина узнавали. Не знаю. Но премии за герб для Марева Боре

Ульянову из Гадова не дали. Так и стоит поныне село Марево без герба. Да и какой тут может быть герб, когда до сих пор без купола единственный в районе старинный русский храм Успения Пресвятой Богородицы, куда ходили молиться маревские деды и прадеды и до которого их молодой поросли нет дела?

А ремонт в церкви всё же сделали. Собрали старушки гроши из своих жалких пенсий и принесли в храм. Купили на них необходимых строительных материалов, и сами прихожане, из тех, кто помоложе, вечерами после тяжёлой дневной работы ремонтировали свою родную церковь. И ведь с Божией помощью очень хорошо получилось. Не верите? Приезжайте к нам в Марево, сами увидите.

Посещение "жёлтого дома"

Как-то пригласили меня по просьбе больных в одну из санкт-петербургских психиатрических больниц. Не без некой доли сомнения (а нужно ли?) всё же согласился.

...Когда я въехал в садик, где прогуливались легко больные и выздоравливающие, машина моя сильно забуксовала, глубоко увязнув в снегу. Несмотря на все усилия, ни вперёд, ни назад выехать не удавалось. Отчаявшись, я уже собирался идти искать подмогу, как вдруг увидел невдалеке от автомобиля трёх мужчин, быстро бежавших и отчаянно размахивавших руками. На всякий случай запер дверь "Жигулёнка" изнутри.

— Ну что, застрял, парень? — полувопросительно, полу-утвердительно сказал один из подбежавших. Это был мужчина лет пятидесяти, небольшого роста, с детским, наивным выражением лица.

— Застрял, — согласился я.

— Ну, ничего, сейчас мы тебя враз вытащим, — заметил другой — парень лет тридцати, с маленькими быстрыми глазками, ютящимися на необыкновенно большой голове.

— Это нам раз плюнуть, — подтвердил детина с большой окладистой бородой и выправкой Наполеона.

Через минуту моя машина весело тарахтела на дороге. Выйдя наружу, по-иерейски щедро наделил нежданных спасителей нательными крестами и иконками. С большим удовольствием они приняли подарки. Но когда тронулся уже было с места, «Стой, стой, — прорезал тишину громкий крик бородатого, — дай ещё крест на Васю, он у нас мировой парень!»

Зная, что мировым парням никогда отказывать не следует, особенно в "жёлтом доме", дал крест и на него.

Пройдя три надёжно запертых двери и коридор, в сопровождении двух дюжих санитаров я вошёл в палату, где меня ожидал больной. Вызов для исповеди оказался всего лишь маскировкой. У моего пациента были совсем другие планы. Он был "марсианин". В мою задачу как "представителя дружественного созвездия Альфа Центавра" входило тайком принести ему верёвку и кирпич, с помощью которых он собирался совершить побег и укрыться на Венере до следующего марсианского цикла.

Пообещав в точности исполнить задание и простившись с больным, в сопровождении санитара, ждавшего у дверей приёмной комнаты, я пошёл к выходу из больницы. В голове моей кружились различные мысли, навеянные "марсианином": вспомнилось, что в этом "жёлтом доме" десять лет назад умерла странница, Христа ради юродивая Мария.

Это был Божий человек. Не имела ни крова, ни вещей, ни денег. Жизнь её проходила в непрестанном странствии по святым местам России и проповеди Христа Распятого обезбоженному и несчастному народу. Тогда за веру преследовали, за проповедь сажали. У ней не было прописки, паспорта. И время от времени власти предержащие помещали её в психиатрическую больницу с диагнозом: "религиозный психоз". Врачи в "жёлтом доме" странницу очень любили. При Марии там устанавливался совершенно иной порядок и возникала относительная тишина. Больные, чувствуя в ней благодать Святого Духа и настоящую искреннюю любовь к себе, слушались каждого её слова, толпой ходили за ней. Мария заставляла их молиться утром и вечером, до еды и после еды. В свободное от процедур время она собирала болящих и читала им "Журнал Московской Патриархии". По-моему, это было единственное место, где данный журнал читали от корки и до корки.

«Да, — думалось мне, — были времена, когда настоящим верующим, соли земли, место было только в психушке».

Мои размышления были прерваны неприятным инцидентом. Когда мы проходили мимо одной из палат, дверь её неожиданно приоткрылась и чья-то могучая рука мгновенно втащила меня внутрь. Это произошло так быстро, что шедший впереди санитар не успел ничего заметить. Дверь так же быстро захлопнулась. Я увидел десяток больных, вставших вокруг меня с вытянутыми вперёд руками.

— Дорогие, что вы собираетесь делать? — заискивающим голосом спросил я.

— Трансформировать, — прозвучал неутешительный ответ.

— Может, не надо? — как бы со стороны услышал я свой неуверенный, срывающийся голос.

— Надо, — ответили обитатели "жёлтого дома", загудели и стали мрачно надвигаться.

Процесс "трансформации" был прерван появлением грозного санитара, который, пинками разбросав "трансформеров", схватил меня за руку и поволок к выходу.

Через день мне позвонил главврач психиатрической больницы.

— Что вы наделали, — сказал он. — После вашего ухода больные вот уже два дня непрестанно поют: «Господи, помилуй!» И ни за что молчать не хотят.

— Ничего, — успокоил я его, — это они просто почувствовали благодать Божию, и своей непосредственной душой горячо тянутся к ней. Это им не повредит. Хотелось бы, чтобы и персонал последовал их благочестивому примеру.

Прокимен великий

Всякие случаи во время службы бывают.

Вот, помню, в день Пасхи служу вечерню — богослужение по своему содержанию и строю очень светлое, радостное. Поётся там прокимен великий: «Кто Бог Велий, яко Бог наш, Ты еси Бог, творяй чудеса». Поётся он многократно, постепенно поднимаясь на самые высокие тона.

Так было и этим вечером. Только певцов было мало, и один прихожанин лет сорока взял на себя роль регента.

Запел он сразу высоко, а дальше надо петь ещё выше.

«Творяй! Творяй!» — старался он изо всех сил, срываясь на фальцет. А под конец, безнадёжно махнув рукой, так как другие певцы давно замолчали, ибо взять выше было уже невозможно, сказал тихо и обречённо: «Чудеса».

В службе возникла непредвиденная пауза. В хоре тихонько захихикали. Даже я не смог скрыть улыбку...

Очень не любил певец-"чудотворец" вспоминать этот случай.

Как часто самонадеянным Господь попускает опростоволоситься, чтобы не гордились, а смирялись. Ибо, по слову апостола: «Бог гордым противится, а смиренным даёт благодать».

Дед Тимофей и мишка

У нас на приходе, ещё до моего приезда, возле храма любопытный медведь поселился. И такой "боголюбец" был, что, если вечером большая служба, то он непременно к храму идёт. На задние лапы становится и в окна заглядывает. И такое любопытство его разбирает, что на носочки привстаёт, весь так вытягивается, что даже голые пятки при лунном свете видны.

А надо сказать, что церковь расположена в глухом месте. Народ на службы из окрестных деревень приходит.

И вот как-то дед Тимофей из Кривца, что за пять вёрст от церкви, на престольный праздник в честь святого великомученика Димитрия Солунского собирался.

Было начало ноября. Лёгкий снежок запорошил уже промёрзшую землю. Смеркалось. Идёт дед молиться — и вдруг замирает от ужаса: нос к носу с ним медведь стоит.

Остолбенел дед вначале, потом, не очень-то понимая, что делает, рухнул на колени и взмолился:

— Не трогай меня, мишка! Я в церковь иду! Медведь Тимофея благосклонно обнюхал, лизнул языком, развернулся и ушёл.

Дед так припустил к церкви, как в молодости (потом говорил) не бегал. Примчался запыхавшийся, чуть живой от страха и усталости, но как раз к началу службы.

— Если б не медведь, то обязательно опоздал бы, — любил потом вспоминать дед Тимофей.

Никола — праздник большой

Вот какой рассказ я услышал однажды от старосты Смоленской церкви.

В прежние времена это приключилось, когда вера православная и обычаи предков были ещё очень сильны в народе. В праздники великим грехом работать почиталось...

Так вот, один мужик у нас в деревне в праздник святителя Николая запряг коней и поехал на мельницу муку молоть. Видевшие это односельчане пытались остановить его, говорили:

— Что ты делаешь? Ведь праздник большой!

— Ничего, Никола — праздник небольшой, — отвечал упрямый мужик, — поеду.

Приехал к мельнице, привязал коней к дереву и пошёл о помоле договариваться.

В это время кони, отвязавшись от привязи, вместе с возом, нагруженным зерном, отправились на водопой. Берег реки был крутой, и возком коней стало заталкивать в воду. Дно было илистое, глубокое. Лошади начали биться, того гляди повозку перевернут.

Сказали об этом незадачливому "трудолюбцу". Услышав, что кони с телегой тонут, мужик во всю прыть бросился к реке, громко крича на ходу: «Никола — праздник большой! Никола — праздник большой!»

Коней спасли, повозку с изрядно промокшим зерном случившиеся рядом мужики вытащили.

А мужика с того времени так и прозвали в деревне: "Никола — праздник большой".

Больше книг на Golden-Ship.ru