Татьяна Львовна Шишова
ПРОСТО МАМА. Легко ли сегодня быть мамой
Зёрна-Слово, Рязань, 2016
В ознакомительный вариант книги включены предисловие и пять глав (из шестнадцати)
Допущено к распространению Издательским Советом Русской Православной Церкви (ИС 12-13-222-1880)
Новая книга известного педагога-психолога Т. Л. Шишовой предназначена для самого широкого круга читателей и посвящена теме уникальности материнского призвания. Автор развенчивает сложившиеся стереотипы восприятия роли женщины в обществе, семье, показывает истинную сущность материнства, отвечает на ряд непростых вопросов: легко ли сегодня быть мамой, какая мама нужна ребенку, выбирать карьеру или семью, как воспитать уважение к матери и другим членам семьи и др.
Также дает практические советы для поддержания благоприятного психологического климата в доме, рекомендации по воспитанию ребенка и улучшению детско-родительских отношений, по формированию необходимых приоритетов в жизни семьи.
Книга почтой: www.zyorna.ru 8-800-200-84-85 - бесплатный
© Шишова Т. Л., 2013
© Макет. ООО «Зёрна-Слово», 2013
Библиотека Golden-Ship.ru 2016
С начала 2000-х заметно возрос интерес к детской психологии и воспитанию детей. Появилось множество родительских клубов, сайтов, на которых можно получить ответы на интересующие вопросы, выпускается большое количество журналов и книг. Причем если еще недавно были востребованы темы исключительно прикладного характера (что делать, когда ребенок не слушается, боится или заикается, как приучить к горшку и т. п.), а попытки перевести разговор в более общую плоскость казались многим людям ненужным морализаторством, то сейчас приходит понимание, что решением прикладных вопросов в воспитании не отделаешься. Поэтому разговор все чаще идет о ценностях и смыслах, которые — это тоже уже стало очевидным — в современном мире не просто разнятся, а нередко оказываются диаметрально противоположными, в состоянии непримиримой борьбы. События последних лет, когда ожесточенные баталии разгорались вокруг, казалось бы, недискуссионных вопросов (можно ли проводить парады содомитов, устраивать кощунственные пляски в храме, развращать детей школьными программами и т. п.), наглядно демонстрируют, насколько глубинны расхождения между нынешними либералами и традиционалистами.
Замысел этой книги возник, когда я решила поинтересоваться, какой образ матери создает современная культура. Признаюсь честно: даже для меня, хотя я ко многому была уже подготовлена, это оказалось шокирующей неожиданностью. Сразу возникли новые вопросы, затем еще и еще… Впрочем, так всегда бывает, когда выбрана по-настоящему серьезная тема. А тема материнства, конечно же, из таких тем.
Что значит быть хорошей мамой? На одном из сайтов, предназначенных для родителей, проводилась мысль, что стремление к идеалу невротизирует и тебя, и окружающих. Можно было бы не обратить на это внимания, если бы такой подход был единичным. Но подобные мысли высказываются сейчас во многих статьях и книгах. А с другой стороны, собирая материал, я наткнулась на прямо противоположную цитату из книги воспоминаний И. М. Концевич об Оптиной пустыни. «Дедушка [старец Нектарий] сказал, что замужество для женщины это есть служение Пресвятой Троице. Вся ее жизнь в замужестве есть служение Пресвятой Троице — вот как велика для женщины ее участь быть женой и матерью. Это на мой вопрос: «Чем я бы могла послужить Господу?», дедушка ответил: «С тех пор, как ты сочеталась законным браком, ты непрерывно служила Пресвятой Троице. Законный брак для женщины есть начало ее служения Пресвятой Троице» (Концевич И. М. Оптина пустынь и ее время. Издательство Белорусского Экзархата. 2006. С. 485).
Так служить Пресвятой Троице или позволить себе быть несовершенной, утешаясь мыслью, что стремление к идеалу вредно? И вообще, каков идеал? Конечно, дети любят любых матерей. Даже самых никудышных. Даже тех, кто когда-то бросил в роддоме. Связь ребенка с матерью установлена не людьми, она от Бога. Потому и разорвать ее до конца невозможно. Однако в мире немало людей, у которых не сложились отношения с матерями, и это нанесло им глубочайшую душевную травму. А для многих стало и настоящей трагедией, ибо никто, никакой другой человек на свете не в состоянии полностью заменить человеку родную мать.
«Читая биографии известных людей, — писал в начале XX века педагог А. Острогорский, — мы не раз встречались с упоминанием, что не только ссоры родителей, но и их равнодушие к детям вызывало в последних чувство одиночества, холода, чувство, которое в свое время не осмысливалось, а выражалось в искании привязанностей на стороне, например, у прислуги, или в раннем пристрастии к чтению, а потом осмысливалось и вызывало горькое воспоминание».
Хорошо понимая переживания таких детей, я хотела бы, чтобы как можно больше мам прониклось ощущением уникальности и — не побоюсь высокого слова — святости материнского призвания. И чтобы осознание этого вдохновляло, а не невротизировало. Чтобы оно придавало сил, умножало любовь, помогало правильно наметить воспитательные ориентиры, не повторять чужих ошибок. А кому-то, быть может, даже помогло примириться с той, которая почему-либо недодала в детстве ласки, принять это, понять и — простить.
Я уже несколько лет назад обратила внимание на то, что родительская аудитория стала особенно охотно слушать лекции об образе отца и матери, об их роли в семье, о воспитании девочек и мальчиков. Поначалу было даже как-то неловко, ведь никакой Америки тут не откроешь. И так вроде бы понятно, чем отец отличается от матери и что надо воспитывать в девочке женственность, а в мальчике — мужественность. Но вопросы, которые задают в конце, и неподдельный интерес, с которым обсуждаются упомянутые темы, свидетельствует о том, что не так уж эти темы просты, как кажется. Во всяком случае, в наше время. И это понятно. Когда в обществе нет согласия, нет каких-то общепринятых критериев и эталонов, люди теряются. А уж если на черное вдруг начинают дружно говорить «белое», мало кто осмеливается возражать. Он скорее не поверит собственным глазам, чем допустит, что большинство неправо. В сказке «Новое платье короля» Андерсен проник в психологию толпы задолго до маститых исследователей, изучавших ее потом вдоль и поперек, и ухватил самую суть. А заодно и подсказал, как действовать, чтобы стряхнуть наваждение.
Не все так просто и в вопросе завоевания уважения. Когда критерии сдвинуты или отсутствуют, люди часто выбирают неверную линию поведения и при этом считают свои действия правильными. А потом искренне недоумевают, получив совсем не тот результат, на который они рассчитывали. Хотя спрогнозировать такой ход событий в традиционной системе координат было бы совсем нетрудно. Мало кто сознательно вызывает к себе презрение, большинство просто неправильно оценивает ситуацию. Конечно, в этом есть неадекватность. Но в современных условиях она часто возникает не столько из-за психических особенностей личности, сколько из-за того, что черное и белое старательно перепутаны.
Девочки, например, навязываются мальчикам (по свидетельству школьных учителей это сейчас бывает намного чаще, чем раньше, хотя и раньше порой встречалось) вовсе не потому, что хотят нарваться на презрение и издевки. Наоборот, они думают, что это «круто», что их, таких смелых и зазывных, будут особенно ценить и уважать. В условиях агрессивной пропаганды сексуальной распущенности таких расторможенных девочек очень нелегко подвести к осознанию своей ошибки. Мало того, что расторможенный человек в принципе плохо прогнозирует последствия своих поступков, так еще и мир вокруг пестрит картинками, демонстрирующими выгоды разврата. То есть реальность, данная нам в ощущении (так, кажется, было у классика марксизма?) наглядно опровергает необходимость целомудрия.
Также и ребенок-шут, насмотревшийся телепередач, в которых каждая глупая шутка сопровождается взрывом одобрительного закадрового хохота, искренне уверен, что выходки, потешающие одноклассников, прибавляют ему очков.
— Но они же смеялись! — выдвигает он неопровержимый, с его точки зрения, аргумент.
И маме далеко не всегда удается доказать, что смех этот обидный. Ведь у сына всплывает совсем другая ассоциация: он — Бивис и Бадхет в одном лице, прикольный малый, все пацаны завидуют его популярности.
В странах с «развитой демократией», принуждающей население проявлять полную толерантность к содомитам, запутывание зашло так далеко, что уже публикуются исследования, доказывающие якобы неоспоримые преимущества воспитания детей в однополых семьях. «Дети из лесбийских семей оказались умнее и послушнее сверстников. Американские ученые выяснили, что воспитанные лесбиянками дети вырастают психологически более адаптированными, чем их сверстники из семей с разнополыми родителями, сообщает Fox News. Отчет об исследовании Нанетт Гартелл (Nanette Gartrell) из Университета Калифорнии в Сан-Франциско опубликован в журнале Pediatrics… По результатам исследования выяснилось, что 17-летние дети однополых родителей продемонстрировали более высокие показатели социальной адаптации, успеваемости, а также общего развития, чем их сверстники от разнополых браков. Кроме того, дети лесбиянок оказались менее агрессивными и более послушными. Исследователи также выяснили, что на психологическом состоянии детей в однополых браках не сказывалось наличие или отсутствие у них сведений об их биологическом отце… По словам Гартелл, которая разделяет гомосексуальные взгляды, одной из причин более здорового психологического состояния детей лесбиянок является то, что однополые семьи тщательно планируют и готовятся к воспитанию детей» (МедПортал, 8 июня 2010).
Конечно, вряд ли многие люди готовы поверить в эту чушь. Но если промывка мозгов, старательно подкрепляемая репрессивными мерами в отношении несогласных, продолжится (а скорее всего так оно и будет), вполне возможно, через какое-то время такие «научные данные» появятся в школьных учебниках. И тогда информация, усвоенная в том возрасте, когда очень многое воспринимается некритично, на веру, уже не будет казаться чушью. И какие-то люди будут губить свою душу не потому, что им так нравится порок, а просто стремясь соответствовать новым критериям. Чтобы считаться уважаемыми членами общества и хорошими, ответственными родителями.
Но мы новым критериям соответствовать не будем, а лучше зададимся вопросом: какие качества материнства традиционно вызывают уважение и как это соотносится с тем образом женщины, который пропагандирует современный мир?
А если еще точнее: каков образ матери-христианки и к чему надо стремиться, а что, напротив, стараться преодолеть, чтобы ему соответствовать? Вопрос отнюдь не праздный, учитывая желание многих людей создать именно православную семью и имея в виду не просто прерванность традиции (это было бы еще полбеды), а движение в прямо противоположную сторону. Причем отход от христианства продолжается уже достаточно долго, за это время успело вырасти несколько поколений. И тут тоже можно уже говорить о неких «традициях», на основе которых процесс идет все дальше и дальше. Впрочем, можно ли считать традицией то, что заводит в тупик? А в данном случае — приводит к разрушению семьи и прекращению рода.
Понять, каков идеальный образ матери необходимо еще и потому, что иначе мы будем пытаться воспитывать уважение к тому, что уважения не вызывает и вызывать не должно. В этом плане сейчас тоже, как говорил в детстве мой младший сын, «путаная путаница». К примеру, правозащитники, выступающие против «стигматизации» (клеймения) наркоманов, требуют проявлять к ним уважение. А поэтому — признать наркоманов абсолютно такими же добропорядочными гражданами, как и все остальные, дать им право беспрепятственно потреблять наркотики и вести соответствующий «альтернативный стиль жизни». Ну, а чтобы они не совершали преступлений, добывая себе «кайф», снабжать «потребителей ПАВ, т. е. психоактивных веществ», бесплатным для потребителей (но платным для налогоплательщиков) «заместительным» наркотиком. Например, метадоном. А главное, перестать считать наркоманию болезнью и уж, тем более — что за дикость! — пороком и не допускать никакой дискриминации. Если наркоман — такой же уважаемый человек, как и другие, он вполне может быть учителем в школе, армейским командиром, и даже президентом. Почему бы и нет? В последние годы по той же логической схеме продавливается «уважительное отношение» к содомитам.
Между тем Церковь учит нас, что хотя к каждому человеку действительно надо относиться с уважением, как к образу Божию, однако то, что этот образ искажает, уважать никак нельзя. Напротив, святые призывали нас ненавидеть грех, а не уважать его.
Но не будем больше отвлекаться и поговорим о женах и матерях. Когда-то давно, еще в брежневские времена, я не раз слышала от иностранных студентов, с которыми мне довелось учиться, что наши девушки очень красивы и привлекательны. Но уж слишком много власти взяли они над мужчинами. Студенты эти были из развивающихся стран, где сохранялся (да и до сих пор, думаю, во многом сохраняется) традиционный жизненный уклад. Поэтому вещи, которых мы, выросшие совсем в других условиях, не замечали, бросались им в глаза. Особенно запомнились мне два эпитета на испанском: «gritonas» и «mandonas». Не знаю почему. Может, потому что они были в рифму? Или потому что стало «за державу обидно»? Ведь означают эти два слова не очень-то лестные характеристики: «крикливые командирши» (если у кого-то получится перевести в рифму, я буду рада; у меня не вышло). Можно, конечно, предложить, чтобы компенсировать образность, выражения типа «бой-баба» или «мужик в юбке». Но аналог будет неполный, да и эмоциональная окраска совсем другая. «Бой-баба» означает решительную, бойкую, пробивную женщину — характеристики, в которых многие, особенно сейчас, не видят ничего отрицательного. «Мужик в юбке», конечно, ближе. Но и эта идиома сегодня уже не звучит так обидно, как раньше. Смотря что понимать под «мужиком». Есть мнение, что понимать следует сильную, волевую, целеустремленную личность, которая всегда доказывает свою правоту. Мне, правда, кажется, что тут делается упор на командирские замашки, властный характер, но в данном случае это не принципиально, поскольку крикливость (gritonas), которая у женщин часто граничит с истеричностью, в выражении «мужик в юбке» не заложена. Во всяком случае, так, чтобы это было для всех очевидно.
Поэтому будем отталкиваться от «крикливой командирши». Наиболее близкий, пожалуй, зрительный образ — орущая баба со скалкой. Так сейчас, между прочим, если кто не в курсе, частенько изображаются матери в красочно иллюстрированных подростковых журналах.
Конечно, когда я услыхала про «gritonas» и «mandonas», мне этот образ страшно не понравился. Более того, он меня возмутил! Но, оглядевшись по сторонам (да и припомнив ряд эпизодов из своей собственной жизни), я скрепя сердце вынуждена была признать его обоснованность. Конечно, не весь женский пол нашей необъятной Родины подходил под эту характеристику. Но встречалось такое действительно часто. А вот у окружавших меня в большом количестве иностранок (в Университете дружбы народов тогда училось множество девушек из самых разных стран третьего мира) подобные замашки были редкостью. (Если честно, я их совсем не припомню. Но чтобы не выглядеть безапелляционной, выражаюсь более обтекаемо.) Хотя менталитет латиноамериканок и, скажем, индусок или арабок различался весьма существенно. Да и в рамках одного региона это была пестрая смесь самых разных характеров, обычаев и нравов. Многие латиноамериканки были весьма свободомыслящими особами, но при этом не пытались подавить мужчин, не слыли крикливыми и властными.
Не с советских ли времен это пошло? Как-то не похоже, чтобы в дореволюционной России крикливая, ругливая жена и мать была таким уж распространенным явлением. Пытаюсь вспомнить литературные образы… «Шалун уж отморозил пальчик. Ему и больно, и смешно, а мать грозит ему в окно». Грозит, но не орет, выскочив на мороз, не сквернословит, не набрасывается на него, как разъяренная фурия…
Впрочем, у того же поэта есть другой образ, вполне сопоставимый с тем, что мы обсуждаем. Это старуха из «Сказки о рыбаке и рыбке». Вот уж кто — действительно крикливая командирша! Но Пушкин не описывает ее как некое типичное явление. Это скорее притча, предостережение — какой не надо быть, если не хочешь остаться у разбитого корыта. Недаром образ старухи стал нарицательным. Можно, конечно, вспомнить скандальную кумову жену из «Вечеров на хуторе близ Диканьки» Гоголя и, кого-нибудь еще в том же ключе, но все эти персонажи^явно не претендуют на то, что можно было бы обобщенно назвать «характером русской женщины». Это скорее некие сатирические или юмористические зарисовки из серии «нарочно не придумаешь». У Гоголя, кстати, есть совсем другие образы, в которых ярко проявлены как раз те качества, которые традиционно требовались на Руси от женщин. А требовалось от них, согласно православным представлениям о семье как о малой церкви, быть помощницей мужу, воздавать ему честь, оказывать послушание. Владимир Мономах в своем знаменитом «Поучении» наставлял своих сыновей: «Жену свою любите, но не давайте ей власти, над собой». Такой подход сохранялся в течение многих веков. В Своде законов Российской империи (цитируемые статьи восходят к 1782–1802 гг.) сказано: «Жена обязана повиноваться мужу своему, как главе семейства, пребывать к нему в любви, почтении и неограниченном послушании, оказывать ему всякое угождение и привязанность как хозяину дома» (см.: ст. 106–108 в Своде законов. Т. 10. 4.1, СПб. 1900).
Поэтому «крикливые командирши» востребованы быть не могли и, соответственно, те, кто в других обстоятельствах был бы склонен к такому поведению, умеряли свой пыл. Общественные установления и мораль оказывают сильнейшее влияние на формирование характера человека.
После революции начался мощнейший натиск на патриархальную семью, которая стояла на пути построения нового общества, и на религию, которая учила совсем не тому, что требовалось для «светлого будущего». В 1918 году был принят «Декрет об освобождении женщин», началось формирование «нового человека». Арон Борисович Залкинд, советский врач и психолог, впоследствии директор Института психологии, педологии и психотехники, в 1924 году написал работу «Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата», в которой, в частности, говорилось: «Каково в классовом отношении будет потомство, созданное родителями, главными достоинствами которых, явившимися основными половыми возбудителями, были: бессильная и кокетливо-лживая женственность матери и «широкоплечая мускулистость» отца? Революция, конечно, не против широких плеч, но не ими, в конечном счете, она побеждает, и не на них должен строиться в основе революционный половой подбор. Бессильная же хрупкость женщины ему вообще ник чему: экономически и политически, то есть и физиологически, женщина современного пролетариата должна приближаться и все больше приближается к мужчине» (выделено мной. — Т. Ш. (цит. по: Философия любви в 2-х томах. — М., Политиздат. Т.2, 1990. С. 224–225). Женский труд начинает использоваться в промышленности, в том числе для выполнения весьма физически тяжелых работ, женщины принимают все более активное участие в общественной жизни. Конечно, прогнозы Залкинда и прочих «перековщиков» человека полностью не сбылись. Однако теперь, по прошествии без малого столетия, ясно, что это были не просто фантазии. Уже и СССР давно нет, и женщины в промышленности работать не рвутся, да и от самой промышленности остались рожки да ножки, но уже давно в нашу жизнь вошло понятие «маскулинизация (омужествление) женщин». «Толковый словарь обществоведческих терминов» (Н. Е. Яценко. 1999) поясняет, что это «возрастание роли женщин в производственной, общественно-политической, духовной и семейно-бытовой жизни общества, а также тенденция подражания части женщин мужчинам в стиле поведения, в манере одеваться, в привычках, включая такие отрицательные, как курение, сквернословие, употребление спиртных напитков и т. д.» Такие женщины претендуют на место лидера в семье, а поскольку используют мужские стереотипы поведения (как же иначе можно подражать?), то пытаются действовать с позиции силы: кричат, «проламывают» свои решения и т. п. Маскулинизация женщин, в теснейшей связке с обратным процессом — феминизацией мужчин, запущена на полную катушку. Образ орущей бабы со скалкой (из литературы, на мой взгляд, ближе всего к этому образы Зощенко) — уже никакое не предостережение и не гротескный курьез, а вполне типическое явление нашего времени. Из тех матерей, что приходят ко мне на прием, большинство признается, что кричат на мужа и тем более на детей. А некоторые профессионалы уже предлагают считать это новой нормой (вероятно, исходя из соображений, что если нечто получает широкое распространение, то это нормально).
«Маскулинизация женщин приводит к тому, что она не только выглядит как мужик, но и ведет себя по-мужски, — говорит крупнейший детский психиатр, профессор Галина Вячеславовна Козловская. — Критерии нормы смещаются, и общество начинает потихоньку сходить с ума. Некоторые мои коллеги-психиатры в последние годы договорились до того, что мать-одиночка, воспитывающая мальчика, обязательно должна на него кричать. Иначе он, дескать, не будет ее слушать. Вот вам еще одна педагогическая новация — «воспитание криком». Представляете? Мальчик заранее рисуется таким монстром, что он не будет слушаться женщину, если она не подавит его криком и подзатыльниками.
А ведь это противоестественно! Женщина, мама, наоборот, должна быть для мальчика символом добра и красоты. Он должен ее оберегать, помогать ей, ухаживать за ней, место уступать. А тут матерей вдруг призывают стать крикливыми и драчливыми».
А ведь крик женщины на самом деле свидетельствует о ее слабости! Это срыв: женщина не справляется с ситуацией, и ее нервы не выдерживают.
— Но мужчины тоже порой срываются и кричат, — скажете вы. — Значит, и у них это признак слабости?
В каком-то смысле, конечно, да. Но давайте вспомним, какое следующее логическое звено: что обычно делают люди, когда крик не действует? Ответ лежит на поверхности: окончательно срываясь, они кидаются в драку. И вот тут-то, естественно, женщина оказывается в проигрыше. Нет, конечно, маленького ребенка она таким образом вполне может подчинить своей воле. Но уже в младшем школьном возрасте физически справиться с сыном, если он сопротивляется, ей нелегко. А в подростковом — подавно. Такие сцены, когда мать и сын-подросток вступают в физическое противоборство, сейчас не редкость, поскольку агрессия против взрослых не табуирована, детям не внушается с младенчества, что руку на мать поднимать нельзя. Выглядят эти драки ужасно, и, конечно, не прибавляют женщине авторитета. Рано или поздно ребенок понимает, что мамаша «ничего ему. не сделает», и проникается презрением. Поэтому маскулинная позиция для женщины заведомо проигрышна, она ее дискредитирует и не дает в итоге желаемых результатов.
Если же (таких примеров сейчас тоже хоть отбавляй) феминизированные мужчины начинают искать «сильной женской руки», это опять-таки не приносит женщине счастья, поскольку уважать мужа-подкаблучника невозможно, да и во взрослых детях постаревшей матери естественно хочется видеть опору, а не великовозрастных Митрофанушек, которых постоянно приходится понукать и заставлять сделать что-либо мало-мальски полезное.
Если спросить самих женщин, почему они срываются на детей, большинство ответит, что им не хватает терпения. И это верно. Терпение одна из важнейших добродетелей, она необходима всем людям. Но матерям в особенности, поскольку дом (не только в смысле быта, но и в плане отношений) держится на них, они являются хранительницами домашнего очага, и, стало быть, мир в семье во многом зависит от их терпения и мудрости. В то же время современная культура не учит нас терпеть. Даже когда Интернет чуть «тормозит», мы раздражаемся и хотим ускорить процесс, хотя в любом случае, при самом медленном соединении, мы все равно получаем информацию гораздо быстрее, чем любым другим способом. Чем дальше, тем больше: все должно быть к нашим услугам по первому нашему требованию. Ну, а когда в девочках еще и поощряют с детства такие свойства мужественности, как стремление к лидерству, напористость в достижении цели, бескомпромиссность и т. п., им терпеть детей и мужа особенно тяжело.
С другой стороны, женский характер все-таки по природе более мягкий и уступчивый, чем мужской. Поэтому матери часто говорят, что они терпят-терпят, а потом срываются. Накажут ребенка, а потом мучаются чувством вины и опять попустительствуют, чтобы ее загладить. В чем же тут дело? А дело тут, во-первых, в непоследовательности, а во-вторых, в том, что терпеть нужно не все. Ведь и кротость сейчас нередко понимают как-то странно, в отрыве от нравственных норм. Получается, что на одном полюсе — неженственная жесткость, мужская резкость и прямолинейность, а на другом — уже не кротость, а бесхребетность, беспринципность, фактически аморальность. Всех этих «зигзагов» и «перегибов» можно избежать, если, не изменяя своей женской природе, помнить о том, что духовно-нравственное воспитание ребенка — это самая главная задача матери. А потому у нее обязательно должна быть неуступчивость злу, но при этом мягкость и гибкость в несущественных мелочах. В этом ракурсе понравившаяся мне немецкая пословица «Сила растет в саду терпения», которую я вынесла в название подглавки, приобретает особенно глубокий и актуальный смысл.
Вообще, в гармоничной семье матери не приходится отступать от своей женской роли и поступаться женственностью, которая означает отнюдь не властность и агрессивность, а нежность и ласковость. «… Женщина обладает и нравственными качествами такого рода, которые гармонируют с детской природой и делают ее для ребенка необходимой, — писал А. Надеждин в книге «Права и значение женщины в христианстве». — Мать инстинктивно понимает нужды ребенка, который еще не говорит и едва способен думать. Если он плачет, она одна может успокоить его своим кротким и нежным голосом. Она одна может объяснить ребенку его первые детские впечатления. Развивающемуся детскому любопытству прекрасно соответствует материнская терпеливость; его резвость сдерживается мягкостью, его незнание никогда не испытывает над собой ее излишней строгости. Что учитель вверяет только памяти нашей, то мать умеет вырезать на сердце; к чему он только едва возбуждает веру, к тому она внушает любовь. Она, собственно, создает нравственную атмосферу дома, которая в такой же степени служит питанием для нравственного существа человека, как физическая атмосфера для его телесного состава». (СПб., 1873, цит. по: Женщина-христианка. — М.: Отчий дом, 2000. С. 323).
Тихим, спокойным, но твердым словом (соединенным, если надо, и с какими-то прещениями) мать скорее вразумит ребенка, чем криком и колотушками. Интересное наблюдение сделала психиатр Козловская. Она говорит, что в последние годы, когда к ней и ее коллегам приводят детей с жалобами на сильно выраженную агрессивность, они первым делом интересуются тем, как в семье распределяются роли, поскольку смешение семейных ролей стало чуть ли не повсеместным. И если мать выполняет карающую функцию, а. отец «слишком мягкий» и «не вмешивается», когда ребенок не слушается, то врачи прежде, чем поставить диагноз и назначить лечение, рекомендуют восстановить более традиционное распределение ролей. И нередко, если мать начинает вести себя менее авторитарно, а отец — более мужественно, состояние ребенка приходит в норму безо всяких лекарств. Особенно остро реагируют на неженское поведение матерей мальчики, поскольку все их естество восстает против такого искаженного и унизительного для мужской натуры порядка вещей.
Очень важно, кстати, понимать еще такую вещь. Когда, например, происходит семейный конфликт, ребенок, который еще не в состоянии вникнуть в суть разногласий и понять, кто прав, а кто виноват, судит по внешним проявлениям: для него агрессор тот, кто кричит и ругается. Поэтому будь скандальная мать хоть трижды права, ребенок все равно будет считать страдательной стороной того, на кого она нападает, и восстанавливаться против «злой» мамы.
Интересно, что в старину, когда еще и психологии как науки-то не существовало, народная педагогика строго запрещала агрессивное поведение матери. А вот от отца общественное мнение, напротив, требовало, прежде всего, строгости в воспитании детей. «Мужчина, проявлявший к своим детям «ласкоту», то есть нежность, мягкость, заботливость, не мог считаться хорошим воспитателем. В обязанности отца входило наказание детей: «Не наказанный сын — бесчестье отцу». Однако отцу не полагалось наказывать сына или дочь сгоряча, когда попадутся под руку» (Русские дети. Основы народной педагогики. СПб.: Искусство — СПб., 2006. С. 243). На матери же «лежала ответственность за нравственный климат в семье, поддержание в ней согласия и покоя. Она должна была предотвращать различные проявления насилия в семье, унимать поссорившихся, регулировать внутрисемейные конфликты. По русским представлениям, ей это удавалось только в том случае, если она сама относилась ко всем членам семьи с добротой, лаской, была спокойной и уравновешенной. Женщина, постоянно ссорившаяся с мужем, незаслуженно наказывавшая детей, сквернословившая и вообще отличавшаяся агрессивным поведением, могла, по поверью, привести семью к гибели» (Там же. С. 198).
Крестьянин И. Столяров из Воронежской губернии вспоминает: «Моя мать говорила, что надо любить всех <… > и, действительно, она относилась ко всем с большой доб-ротой… Мать никогда и ни с кем не вступала в перебранку и нам, детям, не позволяла перекоряться с другими, а тем более вступать в драку. «Если вас кто-нибудь ударит, говорила она нам, не отвечайте; поступайте так и тогда, когда знаете, что обидчик ваш слабее вас, и вы можете ответить тем же за его обиды, лучше всего удалиться от обидчика». И мы все трое строго придерживались этого наказа. Для меня это было довольно трудно, так как я был по характеру живым, горевшим желанием наказать обидчика, и нужно было каждый раз делать над собой усилие, чтобы подавать это желание и поступить так, как наказывала мать» (Русский образ жизни. — М.: Институт русской цивилизации, 2007. С. 743). Попутно замечу, что таким образом у детей вырабатывались и такие совершенно необходимые христианину качества, как великодушие, кротость, смирение и одновременно сила воли.
Народ считал, что если мать не будет сквернословить или ссориться во время беременности, то ребенок родится добрым и умным. А «в пору младенчества своего дитяти (мать) должна была особенно внимательно следить за собой, чтобы не ругать, а тем более не проклинать его и в досаде не говорить ему: «Пропади ты пропадом!» (речь идет о простом народе, который, конечно, не отличался салонной изысканностью манер. — Т. Ш.). Считалось, что от брани и проклятия дети делаются глупыми, или не растут, или «пропадают», или мрут не своей смертью… В предупреждение могущих случиться с ребенком несчастий его следовало ограждать крестным знамением и, когда он чихал, говорить следующее, предохраняющее младенца от пагубного действия бесов, приветствие: «Здравствуй, ангельская душка!» (Там же. С. 454). («Здравствуй» тут означает «будь здоров», обычай желать здравия чихнувшему человеку сохранился и по сей день, но это так, к слову).
У казаков, которые очень серьезно подходили к вопросу воспитания будущих мужчин, мальчик в семь лет переходил на мужскую сторону дома, и с этого момента женщинам запрещалось его ругать (см.: Бондарева Н. С почтением к мужчине, с любовью к женщине // Домашнее воспитание. 2004. № 3).
Ну, а чтобы дети не садились доброй и ласковой матери на шею, в семье соблюдалась строгая иерархия. Послушание жены мужу отнюдь не означало, как часто бывает сейчас, ее подчинения детским капризам. В законах Российской империи оговаривались обязанности не только жены, но и мужа, который был «обязан любить свою жену как собственное тело, жить с нею в согласии, уважать, защищать, извинять ее недостатки». Что касается любви, то, конечно, бывало по-разному. А вот что касается поддержания авторитета матери в глазах детей, то и без писаных законов было ясно, что муж, не требующий от детей послушания своей жене, дискредитирует сам себя. Нынешняя, увы, распространенная ситуация, когда ребенок хамит матери, а отец не вступается, была просто немыслима. Какой же он хозяин в доме, если там творится такое? Да он не мужик, а тряпка, тюфяк, курам на смех!
«Нередко семейство сравнивают с государством, — пишет в уже упоминавшейся книге «Права и значение женщины в христианстве» А. Надеждин. — В данном отношении отец является в нем как бы представителем непопулярной партии, которая всегда опирается на авторитет и подчинение, а мать — представительницей партии либеральной: она всегда склоняется в пользу слабости ребенка, в пользу его детской природы; объявляет ему прощение и милость. Она проникает в самые сокровенные изгибы характера дитяти и, ослабляя принудительный отцовский элемент, благоприятствует свободному развитию природных способностей ребенка» (М.: Отчий дом, 2000. С. 324).
С другой стороны, поддерживать благоприятный нравственный климат в семье, гасить неизбежные в быту конфликты да еще вести обширное хозяйство, рожать детей и ухаживать за ними невозможно без «мужественной стойкости», по выражению старца Паисия Святогорца.
«Да я просто диву даюсь, какая у них (у женщин.-Т. Ш.) выносливость! — восклицал он. — Они ведь семижильные! Тело женщины может быть более слабым, чем мужское, но у нее есть сильное сердце, и, работая им, она имеет такую выносливость, которая превосходит мужскую силу. Да, у мужчины есть телесные силы, но сердца, которое есть у женщины, у него нет… Мать страдает, выбивается из сил, но ни боли, ни усталости при этом не испытывает. Она принуждает себя к работе, но, любя детей, любя свой дом, все делает с радостью. Человек, который целыми днями лежит на боку, устает больше, чем она. Помню, когда мы были маленькими, наша мать должна была носить воду издалека, а еще готовить, печь хлеб, стирать одежду, да к тому же работать в поле. При этом еще и мы — дети — не давали ей покоя: когда мы ссорились между собой, к ее многочисленным делам и хлопотам прибавлялись еще и судейские обязанности! Однако она говорила: «Это мой долг. Я обязана делать все это и не роптать». Она вкладывала в эти слова добрый смысл. Она любила дом, любила своих детей и от дел и забот не выбивалась из сил. Она все делала с сердцем, с радостью» (Слова. — М.: Издательский дом «Святая гора». Т. IV. С. 91–92).
Поскольку жизнь в России всегда была достаточно трудной, нашим женщинам присуща особая сила духа. Некрасовские строки «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет» недаром стали крылатой фразой. Но внимательно вчитавшись в текст, мы увидим, что героиня поэмы Дарья при этом умудряется оставаться настоящей женщиной. При всей своей выносливости и мужественной стойкости она не заслоняет собой мужа, не превращается в мужика в юбке.
Жена князя Ярослава Мудрого, благоверная княгиня Анна Новгородская, в миру Ирина (Ингигерда), не побоялась бросить вызов Мстиславу, князю Тмутараканскому. Он разбил ополчение Ярослава и предложил тому выйти на поединок, сказав: «Кто одолеет, тот и будет владеть всей Русской землей». Понимая, что исход поединка предрешен, поскольку хромой Ярослав, несмотря на все свои полководческие таланты, физически не смог бы одолеть Мстислава, княгиня явилась на место поединка сама. Обратите внимание, как она при этом следит, чтобы не уронить авторитета супруга!
— Мужу моему недосуг сражаться с тобой, — сказала княгиня Мстиславу. — Вот я и приехала, чтобы вместо мужа сразиться с тобою.
И можно не сомневаться, что если бы Мстислав не устыдился и решил-таки вступить в поединок с женщиной, она бы не пошла на попятную.
При этом супруга Ярослава Мудрого отличалась смирением и кротостью. В юности она изъявила желание выйти замуж за короля Олафа Норвежского и даже послала жениху «шелковый плащ с золотым шитьем и серебряный пояс». Но когда отец, шведский король Олаф, решил выдать ее замуж за Ярослава, не стала противиться родительской воле. Она стала матерью 12 детей, и ее материнской любви хватило еще на Эдвина и Эдуарда, детей изгнанного датчанами короля Англии. А также на маленького Магнуса, сына своего несостоявшегося жениха, того самого Олафа, впоследствии причисленного к лику святых и считающегося покровителем Норвегии. Ему пришлось с сыном бежать с родины, и благоверная Анна взяла мальчика на воспитание в свою семью. Проявила княгиня и недюжинные миротворческие таланты. Не только в своей семье, но и на государственном уровне.
«С незапамятных времен русскую женщину изображают как существо чувствительное, сострадательное, сердечное, целомудренное, робкое, с глубокими религиозными убеждениями, упорным терпением и в известной мере подчиненной мужчине. Она любит, она служит, она страдает, она уступает, — писал И. А. Ильин. — …Судьба от нежного, как цветок, женского существа, требует по-новому приспосабливаться к жизни, преобразовываться, требует мужской формы, воли, твердости характера, интенсивности. В дальнейшем все эти качества характера наследуются, постепенно совершенствуются, закрепляются — и проявляются. Буквально во всех сферах».
Мужественной стойкостью обладали и преподобная Ефросиния Московская, тоже мать двенадцати детей, тайно носившая после смерти мужа на исхудавшем теле тяжелые вериги, и праведная Иулиания Лазаревская, родившая тринадцать детей. Весь день она проводила в трудах и заботах, а ночи — в усердной молитве. А какую мужественную стойкость проявила страстотерпица царица Александра, написавшая в одном из писем, когда всей семье уже грозила смертельная опасность: «Как я счастлива, что мы не за границей! Как хочется с любимым больным человеком все разделить, вместе пережить и с любовью и волнением за ним следить, так и с Родиной. Чувствовала себя слишком долго ее матерью, чтобы потерять это чувство, — мы одно составляем и делим горе и счастье. Больно нам она сделала, обидела, оклеветала, но мы ее любим все-таки глубоко и хотим видеть ее выздоровление, как больного ребенка с плохими, но и хорошими качествами, так и Родину родную».
Да какую настоящую мать-христианку ни возьми, у каждой будет эта благородная черта, потому что без нее невозможно выполнить завет Христа «претерпевший же до конца спасется» (Мф. 24,13). Как женственность умудряется сочетать в себе слабость («немощный сосуд» 1 Петр. 3, 7) и мужественную стойкость — великая тайна. Ясно лишь, что первое без второго оборачивается капризностью, изнеженностью и истеричностью, а второе без первого — «мужиком в юбке».
Несколько лет назад мне попалась на глаза статья, автор которой обсуждала вопрос, что для женщины предпочтительнее: работа или материнство. И высказывалась в пользу материнства. Но делала это осторожно, со множеством оговорок. В том числе материальных. Дескать, если, конечно, муж зарабатывает тысячи две долларов в месяц. По тем временам это был не просто хороший, а очень хороший заработок. Для большинства, даже в Москве, совершенно недоступный.
Тем не менее весьма далекая от радикализма статья вызвала шквал критики. Причем возмущались как раз те, кого автор вовсе не призывала бросить работу: женщины, не имеющие мужа-кормильца, который бы достойно обеспечивал семью (во всяком случае, они об этом заявляли в своих откликах). Казалось бы, чего кипятиться? К вам же сказанное не относится! Но, как обычно бывает, когда что-то заденет за живое, эмоции перекрывают логику. Особенно острая реакция возникает, если сквозь барьеры сознания прорывается тщательно подавляемое чувство вины. Тогда буквально может разразиться буря в стакане воды.
В середине 90-х многие люди похожим образом реагировали на тему абортов. Тоже было яростное негодование и ссылки на бедность («зачем плодить нищету?»). Сейчас, когда до общества постепенно доходит, что детоубийство не оправдать ничем, чувство вины у многих переместилось из подсознания в сознание. И ярости явно поубавилось. Наоборот, многие каются в совершенном грехе. Да и нераскаянные «потомки царя Ирода» уже не защищают с пеной у рта «право женщины распоряжаться собственным телом», а затравленно молчат. Или даже на словах примыкают к противникам абортов, но на деле продолжают гнуть свою линию.
Конечно, нет никакого сравнения между матерями, работающими, чтобы прокормить своего ребенка, и женщинами, предпочитающими в зародыше убить «лишний рот». Хотя возникшая ассоциация тоже не случайна. Размышляя о способах сокращения рождаемости, неомальтузианцы вполне закономерно пришли к выводу, что работающим женщинам иметь много детей, скорее всего, окажется не под силу. В своих документах (например, в засекреченном до 1990 года «Меморандуме национальной безопасности США», имевшем кодовое название N55М 200) они прямо писали о том, что необходимо активнее вовлекать женщин в трудовую деятельность на стороне. Желательно подальше от дома. Тогда уход за детьми будет осложнен, и женщины начнут активнее «планировать семью».
Кроме того, «мироправители века сего» постарались создать условия, чтобы муж в одиночку не мог прокормить семью.
— В Германии сравнительно недавно, во времена моей молодости, — поделился воспоминаниями шестидесятилетний немецкий политолог, — средний класс вполне мог прожить на зарплату главы семьи. Сейчас для большинства это нереально. И муж, и жена вынуждены работать, причем часто на нескольких работах, чтобы обеспечить своему семейству более или менее достойный уровень жизни.
— А как же пособия на детей? — удивилась я.
— Они не решают проблемы. Я же говорю не о минимальных стандартах, а об уровне жизни среднего класса, который является гарантом стабильности, опорой современного общества. Такие условия создаются намеренно. О необходимости сокращения населения Земли говорится открыто. В 2001 году, например, разразился большой скандал из-за того, что Хьюберт Маркп, президент общества Макса Планка, самой влиятельной организации ученых Германии, публично озвучил свое заветное желание: снизить число людей, живущих на Земле, до двух миллиардов. То есть оставить от шести миллиардов всего одну треть.
Так что связь между проблемой женской занятости и «планированием семьи» достаточно прямая. Чего не могут не ощущать, хотя бы смутно, даже те, кто далек от политики, не интересуется вопросами демографии, а просто живет, «как все нормальные люди», руководствуясь принципом: раз так делает большинство, значит, это правильно. Тогда такая острая реакция понятна. Ибо спор с автором вышеупомянутой статьи на самом деле шел не только (и не столько) о том, работать или сидеть дома, а о том, какой образ жизни вести, какие ценности считать главными, а какие — второстепенными. И какими средствами пользоваться для достижения поставленных целей. А поскольку в область публичной дискуссии самые болезненные темы выведены не были, создалось впечатление неадекватности ее накала. Так всегда будет, пока большая часть айсберга останется под водой. Это не значит, что прояснение позиций непременно ведет к умиротворению и согласию. Но, по крайней мере, становится ясно, из-за чего ломают копья.
В этой главе не будет рассуждений на сакраментальный вопрос «рожать или не рожать». В конце 90-х мы с Ириной Яковлевной Медведевой написали о так называемом «планировании семьи» целую книгу. Тогда для нас самих многое, с чем пришлось столкнуться при сборе материала, было настоящим открытием, разрушало привычные стереотипы, а порой и переворачивало все с ног на голову. Хотя правильнее сказать, ставило с головы на ноги, потому что христианские представления о личности, семье и воспитании детей, о современной медицине и о массе других вещей зачастую диаметрально расходились с тем, что мы привыкли слышать и что казалось очевидным, как дважды два — четыре. Чем больше проходило времени, тем яснее становилось (по крайней мере, для меня), что попытки перемудрить премудрость Божию — это не только гордыня, маловерие и неблагодарность Творцу, а еще и проявление слабоумия. «Рече безумец в сердце своем: несть Бог…» Потому-то всегда так нелепо и уродливо выглядит на практике строительство очередного «дивного нового мира». Конец неизменно бесславен — это деградация и распад.
«Вот я и дети мои, которых ты мне дал, Господи»… Можно сколь угодно долго дискутировать, требуя показать, где это написано («ссылочку в студию!»), но мы спорить не будем. Рано или поздно каждому придется это пройти отнюдь не умозрительно, и тогда все станет ясно, дискуссии завершатся. Я, например, верю словам апостола Павла, что жена спасается чадородием. И думаю, что если у женщины много сил и много энергии, то материнство вполне сочетаемо с профессиональной деятельностью. Если же нет — надо выбирать приоритеты. И лучше не забывать о том, что наши мечты и желания нередко идут вразрез с заповеданным Богом. Поэтому человеческое «хочу» опасно делать путеводной звездой.
Что касается материальной стороны вопроса, то обстоятельства бывают разные, но, как показывает опыт, страсти вокруг денег нередко преувеличены. Больше всего тратится на первенца: в какой-то мере это еще игра в дочки-матери, все в новинку, волнует, хочется дать по максимуму. И вещи должны быть новенькие, с иголочки, и все остальное, как в рекламе. Потом оказывается, что малыши растут стремительно быстро, вещи износиться не успевают. Да и подруги рады поделиться барахлишком, переполняющим полки шкафов. Едят дети до подросткового возраста довольно мало. И если до года (а то и значительно дольше, как советуют сторонники грудного вскармливания) кормить ребенка материнским молоком, в качестве прикорма и последующего кормления использовать не дорогостоящие баночки с не очень понятным содержимым, а собственноручно приготовленные супы, каши и пюре из свежих овощей и фруктов, то пропитание детей оказывается не столь уж разорительным. Разумеется, есть еще другие расходы, но и здесь многое зависит не от объективных обстоятельств, а от взрослых понятий о престиже и «достойном уровне жизни». К счастью, у нас осталось бесплатное образование, бесплатные детские поликлиники, больницы и психолого-медико-социальные центры. Немного стоит обучение ребенка в музыкальной школе. В последние годы начали возрождаться бесплатные кружки и секции. Часто они работают при храмах, и там дети заодно еще и получают начатки духовно-нравственного воспитания. Вилка цен на детский отдых и развлечения вообще огромна. Причем высокая цена отнюдь не является гарантией качества. Наоборот, большинство модных составляющих детско-подросткового досуга: компьютерные игры, почти все современные фильмы и мультфильмы, игрушки, провоцирующие страхи, агрессию и демонстративность, увеселения в развлекательных центрах, празднование дней рождения в ресторанах, посещение рок-концертов и дискотек, заграничные летние лагеря, — даже даром не нужны родителям, которые заботятся о душевном благополучии своих детей. А на здоровый досуг: игры и физкультуру на свежем воздухе, прогулки по лесу, сбор грибов и ягод, житье в палатках, песни у костра, поделки из подручных материалов, домашние спектакли, ролевые игры, семейное чтение и т. п., - много денег не требуется."
Мне пришлось, как сейчас по-простонародному говорят, «поднимать» троих детей в тяжелейшие горбачевско-ельцинские времена, когда из-за взбесившихся цен каждый поход в магазин был тяжелым стрессом, а кусок сыра и бутылка лимонада — пиром богов. Детских пособий мы не получали, потому что жалко было времени на их переоформление (тогда постоянно происходили какие-то реорганизации), а размер выплат был настолько смехотворен, что погоды они в семейном бюджете не делали никакой. Льготы для многодетных отменили, еще недавно вполне приличные зарплаты ученых, к числу которых принадлежал мой муж, превратились в жалкие гроши… Да что тут подробно описывать! Большинство населения нашей страны прекрасно помнит те жестокие времена.
Тогда действительно многие люди боялись рожать, потому что, с одной стороны, их усиленно запугивали голодом и гражданской войной, а с другой стороны, сотни тысяч, если не миллионы, и вправду голодали. И на окраинах бывшего Советского Союза, а потом уже и на российском Кавказе полыхала отнюдь не только информационная война… После всего этого кошмара разговоры о том, как дорого и тяжело нынче растить детей, вызывают (по крайней мере, у меня) только усмешку. Вот уж поистине, кому щи пусты, кому жемчуг мелок.
«Умом Россию не понять, аршином общим не измерить» — эти слова Ф. И. Тютчева верны и применительно к обсуждаемому кругу вопросов. В позднесоветское время женщина-домохозяйка уже воспринималась как нечто безнадежно устаревшее, идеи женской эмансипации, казалось бы, укоренились в обществе навсегда. Эпизод фильма «Доживем до понедельника», в котором школьница Надя Огарышева выражает желание быть «просто мамой»: родить четверых детей и посвятить себя им и мужу, — недаром стал одним из самых запоминающихся. Это и вправду воспринималось как некое диссидентство, эпатаж, вызывало бурное обсуждение и осуждение. Кто бы мог подумать, что спустя 40 лет таких Надь будет становиться все больше и больше?! Ведь должно было быть все наоборот. Классики марксизма пророчили, что семья должна отмереть. И будет новое общество свободных тружеников, где «нет ни раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского» (Гал. 3,28). Евангелие при этом, естественно, не цитировалось.
Но как только появились новые возможности, выяснилось, что довольно много женщин совершенно не рвется быть строителями общества. Ни социалистического, ни капиталистического, ни постиндустриального. А с удовольствием занимается домом и детьми. Да и многие мужчины ориентированы именно на этот, казалось бы, безнадежно устаревший тип семьи. Сколько ни рекламируй образ бизнес-вумен, любой уличный опрос покажет, что такая жена редко является предметом мечтаний сильного пола. Сколько ни уверяй, что в «цивилизованном» обществе папа-нянька и домохозяйка — абсолютно нормальное явление, отношение к мужьям, сидящим на шее у жены, в массовом сознании россиян продолжает оставаться отрицательным. Ас приходом людей в Церковь и возрождением традиционных представлений о семье этот стихийный консерватизм чем дальше, тем больше получает осмысленное и очень глубокое обоснование. Мы видим динамику «антиэмансипации» очень наглядно: на занятиях в нашем психологическом кукольном театре с каждым годом все больше матерей-домохозяек, которые, как когда-то мечтала героиня «Доживем до понедельника», совершенно сознательно посвящают свою жизнь мужу и детям. В последние годы их бывает до половины группы, а то и две трети. Большинство таких «просто мам» (по крайней мере, у нас) — это воцерковленные православные женщины. Так что корреляция совершенно отчетливая.
Причем далеко не все они изначально выбрали такой путь. Поскольку в горбачевско-ельцинские времена, когда взрослели современные родители, православных людей было еще мало и миф, что «нормально» живут только по западным образцам, властвовал над умами подавляющего большинства граждан нашей страны, молодежь ориентировалась на либеральные представления и ценности. А о том, что семья призвана быть малой церковью, даже не помышляла. Но затем происходило нечто, побуждавшее человека обратиться к вере и изменить свои установки. Процесс этот обычно небыстрый, и дети, особенно первенцы, сполна ощущают на себе издержки родительских метаний и поисков.
Нередко слышишь, что до рождения ребенка мама усиленно делала карьеру, работала вплоть до родов. А потом жизнь кардинально переменилась, к чему она была абсолютно не готова. Кто-то впал в депрессию. А когда опомнился, то увидел, что ребенок запущен и непонятно, как это выправлять. Кто-то поспешил выйти на работу, наняв няню или устроив малыша в детский сад. И лишь потом, когда у малыша начались затяжные ОРЗ и ОРВИ и развились яркие невротические реакции, материнская жалость пересилила женские амбиции, пришло понимание, что никакая, даже самая успешная карьера не стоит детских слез и здоровья.
Примеров множество, но я приведу всего один. Четырехлетний Павлик в группе детей вел себя спокойно совсем недолго, а потом растормаживался, начинал бегать, хохотать, задираться. Никакие призывы на него не действовали; он уже ничего не видел, не слышал, не соображал. Но существовал некий способ, которым его все-таки можно было унять. Для этого требовалось привлечь маму. Забравшись к ней на колени, малыш тут же затихал и внимательно наблюдал за тем, что происходило вокруг. Глазенки его становились разумными, личико — не бессмысленно-возбужденным, а милым, смешным, выразительным. Правда, мама совершенно не рвалась его утихомиривать, а держалась отстраненно, как будто к ней то, что вытворял ее сын, не имело никакого отношения. В беседе выяснилось, что до двух с половиной лет, когда она сидела с ребенком дома, Павлик был совсем другим: резвым, но достаточно послушным и абсолютно неагрессивным.
Детсад все изменил радикально. Но мать продолжала туда водить мальчика, потому что уже втянулась в работу, которую родственники дружно считали перспективной. А муж, которого шебутной сынишка раздражал, еще и настаивал на том, чтобы Павлик в саду «приучался к дисциплине». Прозрение пришло к Виктории лишь в больнице, куда ребенок попал из-за осложнения на легкие после очередной простуды.
— Нет, больше я его в сад не поведу! Что бы кто ни говорил! Представляете? Он из больницы не хотел выписываться, хотя там ему уколы делали! — воскликнула она при очередной нашей встрече. — На все ребенок готов, лишь бы быть с мамой!
Немало среди матерей-домохозяек и зрелых женщин, «поумневших» (так они сами говорят) и вошедших во вкус материнства ко второму, а то и к третьему ребенку. Причем вовсе необязательно они пришли к решению осесть дома из-за неприятностей с детьми. Не у всех же малыши в садах болеют и невротизируются. Просто с годами накопилась усталость, ведь ездить каждый день на работу утомительно. Еще недавно бодрящая суета начала раздражать, пришло ощущение, что суетишься непонятно для кого и для чего. Тебя окружают чужие люди: на фирмах текучка кадров — обычное дело, и настоящих друзей там завести непросто. Да и «подсиживание», которое теперь оправдывается конкуренцией, в порядке вещей, так что надо быть всегда начеку.
— Как бы ни старалась, чуть что не так, всех собак на тебя спустят. Ребенок заболел — ты уже на плохом счету, будто нарочно отлыниваешь. А когда второй раз в декрет собралась, мне вообще скандал закатили: как посмела забеременеть, это же предательство интересов фирмы — вводить их в расход! И я словно очнулась ото сна. Подумала: на кого вкалываю? На чужих людей, которые пекутся только о своем кармане? Да им плевать на меня и на моих близких! А разговоры, что мы тут вместе, одна команда, — чистой воды лицемерие, «лапша» для наивных дурочек. Как можно было променять ребенка на всю эту туфту?! Я тут никому не нужна, нужен только мой труд. А ребенок… он так меня ждет, так любит! Для него лишних десять минут со мной провести — настоящее счастье!.. — подобные монологи приходится выслушивать сплошь и рядом.
Конечно, молодые мамы часто и не хотели бы, а вынуждены работать: в начале совместной жизни у семьи обычно бывает мало денег и много проблем. Но типичное восклицание женщины лет тридцати пяти: «Как мне старшего моего жаль! Ему так меня в детстве не хватало!»
Что ж, недаром у разных народов бытуют пословицы типа «Задним умом крепок», и с конца XVI века до наших дней так популярны слова французского писателя-полиглота Анри Этьена «Если бы молодость знала, если бы старость могла»…
Будем надеяться, что лет через десять в России появится гораздо больше молодых женщин, изначально ориентированных на роль жены и многодетной матери, поскольку многие православные родители уже понимают, насколько это важно, и стараются воспитывать детей в таком духе, подавая им хороший пример.
Ситуация, конечно, сложная, но не безвыходная. Ее решение зависит, во-первых, от профессии женщины, а во-вторых, от ее изобретательности. Тут тоже очень важную роль могут и должны сыграть родители девочек. Дальновидные люди и при советской власти ориентировали дочерей на выбор профессии, которая позволяла бы работать не от звонка до звонка, а еще лучше — брать работу на дом. Ясно же, что рано или поздно дочь выйдет замуж, родит, и ей нужно будет уделять время ребенку. Недальновидные сани летом не готовили, и когда наступала зима, их внуки терпели неприятные последствия этой недальновидности. Разумеется — так всегда бывает! — первая категория оказывалась в меньшинстве. Что, впрочем, играло им на руку, поскольку снижало конкуренцию в тех сферах деятельности, которые, по их «наводке» выбирали дочери.
В последние же десятилетия на выбор профессии в основном стали влиять вопросы заработка и престижности. Молодежь, при активном содействии старшего поколения, ринулась в экономисты и юристы. Появилось множество офисных работников, получающих приличные зарплаты, но имеющих очень жесткий рабочий график, который почти не оставляет времени на дом и семью. В результате мать в тупике: специфика ее работы такова, что требует полной загрузки, на полставки ее не берут. Совсем оставить работу она не может, так как денег в обрез. А ребенок «несадовский», с ослабленным здоровьем, некрепкой психикой, и чем старше становится, тем больше проблем. Если, как часто поступают люди в трудных ситуациях, пытаться жить зажмурившись, можно свалиться в пропасть.
Лучше, не дожидаясь беды, изменить ситуацию. А для этого нередко приходится принимать некие принципиально новые, неожиданные решения. Вплоть до смены профессии, если она исключает надомный вариант работы или хотя бы достаточно гибкий, удобный для воспитания ребенка график. Хотя людям зачастую лишь кажется, что найти такой вариант невозможно. Просто они плохо искали, проявляли косность мышления, цеплялись за стереотипы, боялись пуститься в «свободное плавание». Конечно, работа фрилансером не дает гарантированного заработка. Тут что потопали, то и полопали. Но если «топать» усердно, то и «полопать» со временем тоже можно будет довольно сытно.
И, разумеется, чем больше у человека умений и знаний, тем шире его возможности трудоустройства. Одно сейчас не востребовано или плохо оплачивается, зато что-то другое, чем он тоже владеет, приносит доход. При такой непредсказуемой жизни, как сейчас, опасно складывать яйца в одну корзину. Хорошо иметь про запас разные варианты, и предусмотрительные родители опять-таки значительно облегчают взрослую жизнь своих дочерей, если в детстве и отрочестве активно способствуют развитию их творческих способностей, позитивных и разносторонних интересов, не дают бить баклуши и «зависать» перед телевизором, поощряют подростковое желание поработать, попробовать свои силы, не расхолаживают детей чрезмерной критикой и гиперопекой.
Сейчас возможности найти себе применение достаточно обширны, потому что полно людей, которые толком ничего не знают, не умеют и ничем не интересуются. А на безрыбье, как известно, и рак рыба. С другой стороны, Интернет сказочно облегчил доступ к информации. Не выходя из дому, можно обучаться, доставать материалы для работы, рекламировать продукт своего труда и получать заказы. От редакторов журналов и газет все чаще слышишь, что они не знают авторов в лицо, так как видятся с ними лишь однажды — при заключении договора о сотрудничестве. Дальше общение идет по Интернету и телефону, а гонорары переводятся на карточку. Интервью, ради которого корреспондент недавно ехал через весь город, все чаще берется по телефону, поскольку появились особые устройства, позволяющие производить такие процедуры. Консультации специалистов тоже нередко даются по телефону и Интернету, лекции распространяются в видеозаписи.
Очень востребованы индивидуальные и групповые занятия с логопедами, нейро- и просто психологами, преподавателями иностранных языков, услуги детских массажистов, репетиторство при подготовке в вуз и т. п. Трудятся в этих областях в основном женщины. Работа сдельная, неплохо оплачиваемая, часто осуществляется либо у себя на дому (так работает большинство репетиторов), либо у клиентов, которых стараются подобрать не за тридевять земель, чтобы не тратить много времени на дорогу. Позволяет иметь гибкий график и столь распространенная в наши дни профессия бухгалтера.
Как ни странно — ведь у всех желающих есть легкие в обращении цифровые фотоаппараты — многие люди до сих пор готовы оплачивать и не такие уж дешевые (по крайней мере, в Москве) услуги профессионального фотографа. Причем тут ты не только вольный художник, но даже можешь детей с собой прихватить, когда их не с кем оставить. Поскольку на различных торжествах, конференциях, выставках и прочих мероприятиях, где нужна профессиональная съемка, как правило, полно народу, никто и внимания на твой «кортеж» не обратит, если дети прилично воспитанны и не будут тебя сильно отвлекать.
Труд женщин-мастериц в последние годы тоже востребован. Времена, когда сшитые своими руками вещи не ценились, а народ гонялся за любым импортным ширпотребом, канули в прошлое. В моду входят вещи эксклюзивные, оригинальные, ручной работы. В отличие от наших бабушек, хорошо шить, вязать, вышивать и т. п. умеют единицы, а остальные предпочтут не напрягаться самим, а купить, особенно по сходной цене. Покупателей найти тоже гораздо легче, чем раньше, когда было лишь два пути: продажа через художественный салон (для большинства путь недоступный, потому что для этого необходимо быть членом творческого союза) или по «сарафанному радио» — через знакомых. Сегодня кроме этих двух каналов есть еще и много других: можно продавать свои изделия на выставках и ярмарках мастеров, которые становятся все более популярными, сдавать на реализацию в магазинчики и палатки, которым не важны регалии автора, а важно, чтобы его произведения пользовались спросом. Можно найти работодателя и стать, выражаясь по-старинному, членом артели (хозяева такого бизнеса, кстати, нередко жалуются, что трудно найти хороших мастериц: люди разучились работать). А можно рекламировать свой труд по Интернету: завести «Живой журнал», вступить в Интернет-сообщество по интересам. Рыночная конъюнктура, конечно, изменчива: сегодня в моде вязаные бусы и матерчатые сумки с аппликацией, а завтра что-то другое. Но человеку, который легко владеет теми или иными навыками ручного труда, это даже интересно. Он же не автомат, чтобы все время что-то одно штамповать!
Но и если женщина ничего подобного делать не умеет, она все равно при желании может найти работу с неполной загрузкой и неплохой зарплатой. Сейчас очень востребованы няни, сиделки. Кому-то они нужны неотлучно, а кому-то (только надо поискать) на несколько часов и не каждый день. Многим семьям, у которых нет «на подхвате» бабушек, трудно выкроить время, чтобы водить ребенка в кружки или даже встречать после занятий из школы, и они вынуждены держать детей на продленке, чтобы зайти за ними после работы. В таких случаях часто ищут какую-нибудь соседку, с которой можно было бы договориться, что она приведет ребенка из школы, присмотрит за ним пару-тройку часов, покормит, усадит за уроки или сводит на занятия в кружке. В моем детстве большой популярностью пользовались так называемые «прогулочные группы» для дошкольников, не посещавших детские сады. Сейчас картина с садами иная: подавляющее большинство детей в них отдают. Но далеко не все там, в конце концов, остаются. А мамы «несадовских» ребятишек озабочены проблемой общения своего чада со сверстниками. Распространенная жалоба этого контингента: «Нам не с кем играть во дворе, все дети в детских садах». Поэтому предложение создать прогулочно-игровую группу может быть воспринято с энтузиазмом. Одна моя знакомая, мать двух мальчиков-погодков дошкольного возраста, зарабатывала таким образом больше мужа-преподавателя. Пару раз в неделю к ней приводили несколько ребятишек. Она с ними играла, рисовала, читала, ходила гулять, иногда ездила в музей или смотрела и обсуждала детские фильмы. Естественно, ее дети во всем этом тоже участвовали. То есть женщина жила обычной жизнью, делая то, что и так делала бы для своих сыновей. Но подключила к своей жизни и чужих детей, чьи родители с благодарностью платили ей за это деньги.
Некоторые политики предлагают еще один путь решения проблемы «работа или материнство». Состоит он в том, что матерям надо платить зарплату. Дескать, чем домашний труд хуже профессионального? Пусть государство признает труд матери такой же работой, как и все прочие, и оплачивает его. Тогда женщины не будут бояться рожать и с удовольствием станут возиться с детьми.
Такие разговоры ведутся давно и встречаются на «ура». Большинство людей, даже православных, пока не чувствует подвоха, хотя он есть и весьма серьезный. Вероятно, причина в еще неизжитом материализме советского прошлого, когда всем с пеленок вдалбливалось, что первичен «базис» (производственные силы), а «надстройка» (сфера идеального) — вторична. Ну, а затем, когда началось построение некоего нового «постиндустриального общества и «финансовой цивилизации», уже стали говорить не о каком-то абстрактном базисе, а о вполне конкретных деньгах. Деньги были поставлены во главу угла, и это не могло не отразиться на мировоззрении — взгляде на мир. Начиналось все с разговоров о том, что врачам и учителям мало платят и потому они плохо работают. И нашлось немало людей, которые охотно поддержали эту мысль, нимало не задумавшись над тем, насколько она аморальна. «Чего стараться? — восклицали вслед за журналистами читатели газет. — Они (имелось в виду государство) делают вид, что нам платят, а мы делаем вид, что работаем».
А ведь по сути это означало, что за малые деньги можно гробить пациентов и уродовать учеников и лишь за большие уже нельзя.
Когда последствия этой логики стали ощутимыми для многих, энтузиазма поубавилось. Но попытки измерять вещи, неизмеримые в денежном эквиваленте, не прекратились. До сих пор попадаются семьи, в которых детей стимулируют деньгами к домашнему труду и учебе. (Правда, родители вскоре обнаруживают, что трудолюбие это развивает слабо, зато эгоизм и алчность распаляет стремительно. Поэтому эксперимент чаще всего прекращается, но речь сейчас не о том.) Во время ссоры, когда супруги считаются, кто кому чего недодал, жена может в запальчивости заявить мужу, что вообще-то ее услуги стоят дороже, чем его зарплата: попробуй-ка пожить в гостинице и питаться в ресторане! Быстренько разоришься. А она, между прочим, готовит ничуть не хуже! И порядок в доме такой, что хозяин пятизвездочного отеля обзавидуется.
И вот теперь, похоже, уже не на кухонном, а на законодательном уровне начинается обсуждение зарплаты за материнство. На самом деле идея не нова. Западные феминистки давным-давно требовали установления такой «справедливости». Но из уст наших политических деятелей, да еще занимающих столь ответственное положение — с инициативой выступила В. А. Петренко, возглавляющая в Совете Федерации комитет по социальной политике — это прозвучало впервые. Значит, и отнестись к обсуждению темы следует серьезно.
Что тут сказать? На уровне ценностей со сторонниками зарплаты за материнский труд рассуждать, по-моему, не очень перспективно (хотя все равно необходимо). Предложение измерить деньгами «услуги матери» настолько противоестественно, что реакция отторжения возникает сразу, интуитивно, на бессознательном уровне. Человек мгновенно чувствует: тут что-то не то. Осмысление и формулировки появляются потом. Если же душа не восстает, а наоборот, одобряет, то и стройные логические доказательства, вполне вероятно, покажутся ей неубедительными. «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6,12). А сердцу, как известно, не прикажешь. Хотя бывает, что люди, перегруженные заботами и информацией, просто не вникают в проблему. Тогда, если все-таки удается привлечь их внимание, вынудить «остановиться и оглядеться», достаточно краткого разговора, порой одной-единственной фразы, чтобы все встало на свои места. Кому-то хватит слов «любовь не продается». Для кого-то придется добавить: «Тогда и отцам надо платить за зачатие ребенка: они же тоже трудились, отдавали свое семя». Кто-то вздрогнет, представив себе, как в ответ на материнские укоризны и воспоминания о бессонных ночах, проведенных у детской кроватки, ребенок холодно парирует: «А тебе за это деньги платили». И будет считать себя не только правым (ведь клиент на рынке товаров и услуг «всегда прав», как нас учат апологеты рыночного общества), но и несправедливо обиженным. Мало того, что его некачественно обслуживают, так еще и смеют предъявлять претензии! Немыслимое хамство!
Тем же, кто отмахнется и заявит, что все это «эмоции» (в обществе, которому навязывают шизофреноподобные модели поведения, бесчувственность возводится в ранг добродетели, и некоторым людям почему-то нравится подражать мальчику Каю из «Снежной королевы»), можно предложить доводы с упором на логику. Чувства они, конечно, тоже затрагивают: все-таки люди пока не роботы. Но чувства будут несколько иного свойства и, быть может, найдут больше отклика у людей, которые требуют, чтобы им все объяснили логически. Дело в том, что человек, который получает зарплату, это наемный работник. И наниматель вправе, во-первых, контролировать его работу, а во-вторых, увольнять. В качестве нанимателя в обсуждаемом нами случае выступает государство. Из какого именно ведомства будут чиновники: из Минсоцздравразвития или из Министерства Детства, создания которого так добиваются ювенальщики, непринципиально. Главное, что при введении оплаты за материнский труд чиновники на законном основании смогут вмешиваться в дела семьи, устанавливать там свои, утвержденные «наверху» правила, жестко стандартизировать «набор материнских услуг», требовать отчета о проделанной работе, и, если мать, по их просвещенному мнению, не будет соответствовать занимаемой должности, они легко смогут ее выгнать, а детей передать на воспитание более профессиональным и компетентным родителям. Неслучайно в чиновничьих кругах уже пошли разговоры о том, что дремучим российским родителям следует проходить обучение и сдавать экзамены на родительскую профпригодность. И получится, как в любимой советским народом кинокомедии «Бриллиантовая рука», когда «легким движением руки брюки превращались в шорты». Казалось бы, приятный пустячок — лишние деньги в семейном бюджете никогда не помешают. А в результате таким изящным способом наши реформаторы переформатируют и внутрисемейные, и государственно-семейные отношения. Выуди у матерей согласие получать зарплату за труд — и родная мать по статусу уже ничем не будет отличаться от патронатной. А возражения, что мать бывает только одна и ее никто не заменит, будут отметены как «устаревшие мифы» и «эмоции»…
Сказанное, разумеется, не означает, что автор против поддержки семьи государством. Напротив, я очень даже за, тем более что сама этой поддержки практически не имела и прекрасно понимаю, как тяжело за все платить из своего кармана. Но поддержка должна быть тактичной, не унижающей и не закабаляющей семью, не превращающей ее из малой церкви в малое госпредприятие. Хотите помочь — давайте нормальные пособия, чтобы женщины не разрывались между работой и домом и были спокойны: даже если муж бросит или с ним, не дай Бог, что-то случится, дети не будут терпеть нужды, а мать не будет чувствовать себя виноватой из-за того, что вовремя не сделала карьеру и «наплодила нищету». Большие пособия на детей, предоставление жилья и другие меры по поощрению рождаемости — это и есть настоящее признание государством ценности материнства. Ничего тут принципиально иного выдумывать не надо. Ну, а засчитывать постфактум при оформлении пенсии в трудовой стаж время ухода за детьми можно и нужно. Тут уже органы опеки вмешаться и разорить семейное гнездо не смогут. Только все равно следует помнить, что главные записи в трудовой книжке матери производят не чиновники, а Господь. Ему она даст отчет о своих трудах по воспитанию детей. От него и получит воздаяние.
Не знаю, что скажете вы, а я нередко замечаю в облике деловых женщин напряженность. Что, впрочем, неудивительно: стиль бизнес-леди требует собранности, подтянутости. В обстановке конкурентной борьбы расслабляться нельзя ни на минуту, иначе съедят. Строгий и в то же время современный костюм: пиджак, брюки или юбка не ниже колен, независимо от возраста. И также независимо от него - полная «боевая раскраска».
Бизнес-мамы - понятие более широкое. Они необязательно бизнесменши. Это могут быть и офисные работники, и чиновницы, и депутаты, и врачи, работающие в фармкомпаниях. Да мало ли кто еще преуспевает (или стремится преуспеть) в ставшей уже привычной буржуазной жизни!
К нам такие женщины попадают не то, чтобы сплошь и рядом. Занятия по нашей методике куклотерапии требуют от мам домашних репетиций, а у них дефицит времени. К идее же переложить подготовку на плечи нянь или бабушек мы относимся отрицательно, потому что тогда должного эффекта не будет. Но все-таки за двадцать с лишним лет работы у нас накоплен достаточно обширный опыт взаимодействия с такими матерями.
Я бы подразделила «бизнес-мам» на две категории. Одни являются жертвами обстоятельств. Они или растят ребенка без мужа, или муж пьет, или не пьет, но зарабатывает недостаточно для покрытия расходов семьи. Для других загрузка на работе «под завязку» — это сознательный выбор самореализации. Они могли бы работать меньше, уделяя больше времени семье, но им хочется много получать, быть начальницами, приобрести известность. Работая на полставки, ничего этого не добьешься. А в солидную компанию на полставки вообще не берут.
С первой категорией женщин психологически проще. Да, они часто нервные, задерганные, с ребенком им возиться некогда. Но они чувствуют себя виноватыми, жалеют малыша и при первой же возможности спешат изменить свой образ жизни.
С другими не так. Поскольку выбор сделан не под давлением обстоятельств, а свободно, сознательно (и, значит, может быть сознательно изменен), ни о каком чувстве вины речи не идет. Даже когда женщина жалуется на хроническую усталость и нехватку времени на ребенка, быстро выясняется, что менять свою жизнь она не намерена. На самом деле такой расклад ее устраивает. К психологу чаще всего этих мам приводит хроническое детское непослушание, которое сейчас модно называть «неуправляемостью», ярко выраженная агрессивность, плохое поведение в школе, полное отсутствие мотивации к учебе. Обычно ситуация уже зашкаливает. Первые, вторые и даже десятые «звоночки» были пропущены из-за того же дефицита времени и нежелания признавать проблемы ребенка. Ведь успешная женщина должна держать марку.
«Я счастлива! У меня все хорошо! — во взоре «бизнес-мамы» явственно читается вызов. — Попробуй оспорь!»
Естественно, не оспоришь. Конечно, все хорошо. Лучше всех!
И пока совсем не припечет, такая женщина не впустит в сознание даже слабую тень сомнения в своей правоте.
— Ужас! У пятилетней девочки было уже семь нянь! Можете себе представить, что творится с ребенком! — возмущенно восклицает психоневролог. — А мама думает, что она так заботится о дочке. У нее, видишь ли, высокие требования: чуть что не так — тут же выставляет очередную няню за дверь. А то, что малышка уже ни к кому не привязана, в том числе и к маме, оценивает положительно. Пусть, говорит, растет самостоятельной, независимой. Легче в жизни пробиться будет. Мне иногда кажется, что я с инопланетянами разговариваю. Ничего люди не понимают…
«Первая наша няня была с медицинским образованием, хотя, конечно, моя мама боялась поначалу оставлять с ней недельного ребенка и приезжала контролировать процесс, - делится с журналисткой воспоминаниями хозяйка процветающего пиар-агентства. - Потом у нас была боевая няня, очень уверенная в себе и деловая». Затем четырехлетнему ребенку наняли аж двух бонн сразу, поскольку одна, по мнению мамы, не могла справиться с возлагаемыми на нее нагрузками. Когда же ее спросили, не боится ли она, что чужие люди воспитают из ее сына «не того человека», мать бодро ответила: «Мы с Тимофеем отлично друг друга понимаем. Это точно мой ребенок. Недавно он нарисовал звезду, подошел к няне: «Купи мой рисунок!» Та в ответ: «Ты мне лучше подари от чистого сердца!» - «А ты купи от чистого сердца», - тут же нашелся Тимофей (Екатерина Сажнева. Воскресные мамы. Реалити-шоу из жизни карьеристок, http://www/mk/ru/numbers/1375/article43026.htm).
В той же статье приведен разговор и с солисткой известной поп-группы, которая через две недели после родов умчалась на гастроли. «Никакого чувства вины, что я так мало провожу времени с сыном, у меня нет, — говорит певица. — Я надеюсь, когда Мотька вырастет, он меня поймет. Да ему и самому интереснее будет, если я останусь популярной и знаменитой».
Есть, правда, «одна маленькая проблема»: сын называет маму «дя-дя-дя». Слово «джип» выговаривает, а «мама» — нет. Но это такая ерунда, что не стоит обращать внимание. Рано или поздно научится. Не бывает человека с нормальным интеллектом, который не умел бы «мама» говорить.
Между тем, материнская депривация (т. е. ограниченность, недостаточность контактов ребенка с матерью) — вещь крайне серьезная. Она сильнейшим образом влияет на формирование личности маленького человека и впоследствии отражается на всей его судьбе. «Материнскую депривацию испытывают брошенные дети, дети-сироты, дети, к которым мать эмоционально холодна или слишком занята на работе», — отмечает кандидат психологических наук Д. Журавлев, доцент кафедры социальной психологии Университета Российской академии образования. И, задавшись вопросом, какой тип личности формируется у ребенка с рождения в условиях материнской депривации, указывает на интеллектуальное отставание, неумение вступать в значимые отношения с другими людьми, вялость эмоциональных реакций, неуверенность в себе, замкнутость на себе (см.: Откуда берутся проблемные дети? // Народное образование. 2005. № 1. С. 143).
«Видов депривации достаточно много, но наиболее тяжелая для ребенка — депривация в семье», — утверждает Н. Белякова, тоже кандидат психологических наук, работающая в Арзамасском государственном педагогическом институте и возглавляющая научно-методический центр (см.: Детки в «золотой клетке»: проблемы психической депривации у детей в обеспеченной семье//Народное образование. 2003. № 4). Да, таких детей часто балуют, покупают им все, что только можно приобрести за деньги. Но, как верно указывает автор, «ребенку не достается того, что за деньги не купишь — материнской любви». Между тем «ни одна из жизненных коллизий не оказывает такого разрушительного действия на психику ребенка, на формирование его жизненных установок, как депривация материнской любви. Даже вымученные-выкрученные дети властных матерей не так несчастны, как эти сироты при живой и находящейся рядом, но вдалеке красавицы-матери». Выводы эксперта, быть может, несколько категоричны, но, как показывает опыт, не лишены основания: «Относительно будущего таких «деток в золотых клетках» можно сказать только одно: лишенные положительного примера здоровой семьи, такие дети, вырастая, чаще всего не смогут создать собственную полноценную семью. Этим они мало отличаются от детей с другими типами депривации (детей, из неблагополучных или неполных семей, детей-сирот)».
Но, к сожалению, «бизнес-мамы», как правило, не читают статей педагогов и психологов, в которых их дети ставятся в один ряд с детьми-сиротами. Для этого у деловых женщин нет ни времени, ни желания. Их, скорее, могут заинтересовать практические советы, да и те вполне определенной направленности: как приучить малыша расставаться с мамой без слез, не докучать нытьем, спать в отдельной комнате или хотя бы в отдельной кровати, как преодолеть детские страхи или упрямство. Поэтому к психологам они обращаются, как я уже написала, достаточно поздно, когда ребенок уже сильно запущен. И разгрести последствия этого далеко не всегда возможно.
Однако говорить о том, что женщины, поглощенные карьерой, не любят своих детей, на мой взгляд, несправедливо и неправильно. Сейчас вообще принято бросаться обидными словами в адрес родителей. Если принимать все за чистую монету, то и впрямь можно поверить, что злее врагов, чем родная семья, у ребенка нет. Но мы верить в это не собираемся. Конечно, подавляющее большинство «бизнес-мам» своих детей любит и старается сделать их жизнь лучше, комфортней, приятней. Они не жалеют на детей денег, много работают, чтобы обеспечить им и то, и другое, и третье. Просто они по-своему понимают благо ребенка, акцентируясь на том, что им кажется наиболее важным, и недооценивая издержки, которые оказываются порой гораздо больше тех плюсов, которые сразу бросаются в глаза. Поэтому мне хотелось бы донести до читателей кое-какие мысли об этих издержках. А выводы взрослые люди, разумеется, будут делать сами. Я лишь укажу на некоторые, с моей точки зрения, немаловажные обстоятельства.
Деловой стиль, к которому женщина привыкла на работе, не подходит для общения с детьми. Особенно с маленькими. Они бессознательно ждут от женщины нежности, мягкости, ласки. И, сталкиваясь с жестким, командным стилем («быстро переодевайся, мой руки и — за стол!»), невротизируются. Вместо того, чтобы подобраться и быстро сделать то, что от них требуют матери, дети затормаживаются или, наоборот, перевозбуждаются, перестают слушаться, начинают шалить, как будто не слышат маминых слов, Маме, которая целый день общается совсем по-другому, трудно перестроиться. Попытки спуститься до детского уровня выглядят фальшиво, ее хватает ненадолго.
— Сколько можно сюсюкаться! — часто восклицает такая мама.
А предложение облечь взаимодействие с ребенком в игровую форму вызывает у нее усталый вздох. И это понятно. Мало того, что человеку в принципе нелегко перестраиваться, так еще и усталость высасывает остатки душевных сил. Ни для кого не секрет, что современная высокооплачиваемая работа — это работа на износ. Да еще дорога отнимает массу времени и сил: автомобильные пробки, битком набитое метро и прочий транспорт в крупных городах, шум, толчея на улицах, агрессивность, с которой нередко можно столкнуться… У многих людей, которые возвращаются вечером домой, основное желание — уединиться и отдохнуть. Отвлечься, уткнувшись в экран телевизора или компьютера, или пораньше лечь спать. Те, у кого работа связана с общением, часто говорят, что они к вечеру уже еле ворочают языком. Однако матери уединиться не удается. Да она обычно и не хочет уединяться, а хочет, наоборот, пообщаться с сыном или дочкой. Но нервы на пределе, и, если ребенок начинает капризничать или упрямиться, мама срывается. У нее-то срыв возникает от усталости и от вытесненного, старательно подавляемого чувства вины. Но ребенок таких тонкостей не понимает. Он видит, что мама на него зла, что она вспыхивает от — как ему кажется — пустяка, кричит, ругается, быть может, наказывает. И начинает переживать, что мама его не любит.
Если же мама, которая мало видит ребенка, выбирает, боясь испортить с ним отношения, стиль попустительства, то детское непослушание быстро зашкаливает, и ей все равно приходится под давлением окружающих (чаще всего школы) пытаться применить власть. Если при этом она не будет проводить с ребенком гораздо больше времени, чем раньше, а также не сумеет установить доверительные, но не фамильярные, а иерархически отношения, то закручивание гаек будет воспринято ребенком болезненно: добренькая мам, которая «все разрешала», вдруг стала «злой».
Конечно, сейчас претензии к родителям в моде. Что ни делай — можно оказаться плохим. Но в данном случае претензии будут не совсем уж необоснованными. Ребенку не нужны блага жизни в таком количестве, как взрослому. (Детские просьбы «купи-купи» — это не алчность, а яркий признак той самой материнской депривации.) Малышу не нужна мамина успешность и слава. Ему нужна «просто мама», спокойная, ласковая, веселая, снисходительная без попустительства и мягко, но последовательно приучающая к порядку, прививающая понятия добра и зла.
Нехватку этого невозможно восполнить ничем, никакими подарками и отсроченными жизненными перспективами. Конечно, ребенок мало-помалу смирится с ситуацией. Да и время возьмет свое: в подростковом возрасте на первый план выйдет общение вне семьи, дружба, отношения с противоположным полом… В какой-то период подросток, быть может, даже будет рад, что в его жизнь «не лезут». Особенно если мать всегда готова раскошелиться и не докучает ему поучениями и запретами. Но когда юношеская жажда свободы будет насыщена, вновь возникнет потребность в родственных связях. Безусловно, на другом уровне: человек будет строить свою собственную семью, стараясь дать своим детям то, что недодали в свое время ему. Н. Белякова пишет, что дочери равнодушных к ним матерей достаточно быстро от них дистанцируются и стремятся стать полной противоположностью своей матери. А поэтому, выйдя замуж, сами нередко становятся хорошими матерями.
Но детская рана в любой, самый неожиданный момент может открыться вновь. А уж если психика ослабнет под грузом забот, скорбей, разочарований, болезней, то давно, казалось бы, забытая обида на мать переживается так остро, как будто это случилось вчера.
Конечно, претензии не всегда высказываются вслух. Но даже не высказанные, они висят в воздухе, создавая натянутость в отношениях. И тогда любой пустяк может послужить поводом к страшной ссоре, а то и приводит к разрыву отношений. Причем мать оказывается в этом случае уже совсем не на коне, как было когда-то, когда ребенок цеплялся за ее юбку и умолял: «Не уходи!», а она, красивая и молодая, рвалась из душной семейной «клетки» на волю, в заоблачную высь, мечтая о высоком заработке, интересном общении и карьерном росте. Даже если все это было достигнуто, радость от успеха давно прошла. Задор и молодость тоже постепенно иссякли, потолок карьерных возможностей достигнут, и уже новые молодые, красивые и энергичные дышат ей в затылок. Впереди (а, быть может, и позади) выход на пенсию. И если загруженность на работе была не вынужденной из-за непролазной бедности, необходимости тянуть на себе всю семью и т. п., то рано или поздно наступит прозрение. Горькое и страшное, потому что прошлого не воротишь. Есть вещи, которые уже никогда нельзя изменить. Можно покаяться, примириться, простить обиды. Но вернуть сыну или дочери детство, сделав его на сей раз счастливым, нельзя. Так же, как нельзя вернуть тех детей, которых мать когда-то отказалась рожать.
Таланты и способности у большинства людей раскрываются постепенно. Но и самому одаренному, даже гению, все равно приходится прикладывать к таланту труд. Материнские качества тоже часто раскрываются не сразу. Особенно сейчас, когда девочек в основном нацеливают на учебу, а роль жены и матери хотя и подразумевается, но не фигурирует в качестве главной. Многодетные матери нередко признаются, что по-настоящему почувствовали вкус материнства только с третьим (а то и с четвертым или пятым!) ребенком.
Поглощенные работой женщины тем более не успевают ощутить этот вкус. Ребенок у них, как правило, один. Распространенная реакция на шутливое замечание: дескать, еще не вечер, это испуганное: «Что вы! Не дай Бог! Мне и одного за глаза хватит!». Правда, в гламурной среде в последние годы пошла мода на многодетность, но это все равно пока скорее исключение, нежели правило. По крайней мере, потогонная работа в крупных компаниях явно не рассчитана на частые отпуска по беременности и родам, а также впоследствии на оплату больничных по уходу за детьми, которые имеют «странную» привычку заражаться друг от друга, в результате чего многодетная мать может не выходить на работу несколько недель подряд.
Ребенок «бизнес-мамы» растет на чужих руках, а она часто даже не догадывается, сколько удивительных мгновений упущено. Думая, что убегает от скучной рутины, она на самом деле убежала от счастья.
Зато потом такие женщины нередко пытаются наверстать упущенное в роли бабушек. Устав «гореть на работе», они готовы посвятить себя внукам: сидеть с ними, тетешкаться, водить на занятия. Они часами с удовольствием обсуждают мельчайшие подробности жизни малышей, умиляются их проказам, вглядываются, подмечают особенности еще только складывающегося характера. Короче, делают все то, чего когда-то лишили своих собственных детей.
Но, во-первых, бабушка не мать, как бы она ни хотела ей уподобиться. Для ребенка это неравноценно. Да и для нее это на самом деле иллюзия. А во-вторых, такая иллюзия обычно небезобидна, поскольку попытка занять не свое место в структуре семьи вызывает недовольство хозяйки положения: матери ребенка. Даже полностью оставляя сына или дочь на попечение бабушки, мать все равно претендует на главенствующую роль в жизни своего чада. И если бабушка будет эту роль принижать (что нередко случается в подобных ситуациях), вспыхнет серьезный конфликт, в который так или иначе окажется втянут ребенок.
Ну, а поскольку дочери суперзанятых женщин, как уже говорилось, часто стараются стать противоположностью своей матери, то они вообще могут стремиться обойтись без помощи бабушки, с которой у них, мягко говоря, непростые отношения. Кто-то, кстати, выразит таким косвенным образом свои претензии. А, может быть, и попытается отомстить: увидев, как бабушка жаждет нянчить внука, поймет, каким образом можно ее уязвить. И будет под любым предлогом ограничивать контакты. Конечно, мстить, тем более родной матери, нехорошо. Но в жизни это встречается. Да и бабушке, скорее всего, в свое время было не до православного воспитания. Впрочем, мы говорим сейчас не о моральных качествах дочери, а о ее постаревшей «бизнес-маме». О тех неприятных сюрпризах, которые могут подстерегать ее ближе к концу жизненного пути. Может, пока она еще не постарела, а ребенок не вырос, стоит «остановиться и оглядеться»? Ведь дети растут гораздо быстрее, чем нам кажется поначалу, когда они совсем маленькие…
Трудно давать советы по улучшению ситуации, которая вызывает у тебя категорическое неприятие и которую, по твоему мнению, можно по-настоящему улучшить, только полностью изменив. Но, безусловно, лучше не усугублять и без того тяжелую ситуацию, совершая новые ошибки.
Итак:
• Как можно чаще напоминайте себе, что материнская депривация, неизбежная при большой загруженности мамы на работе, для ребенка крайне травматична. И что виноват в этом не он. Хотя формально, быть может, его появление на свет и вынудило маму так загрузить себя работой ради заработка или для того, чтобы вырваться из дома на свободу.
Напоминать себе о таких элементарных, само собой подразумевающихся вещах необходимо, потому что многие люди склонны винить не себя, а других. А это принципиально меняет картину. Признав свою вину в том, что ребенок испытывает нехватку самого необходимого ему на раннем этапе развития — материнского тепла, любая нормальная мать проникнется к нему жалостью и будет стараться эту ситуацию изменить. Если же убеждать себя в том, что все делаешь для блага ребенка (понимая под благом в первую, вторую и десятую очередь материальное обеспечение), то виноватым может оказаться он, а не мать. Мать из сил выбивается на работе, а он, неблагодарный, капризничает, плохо учится, отбился от рук.
Недавно ко мне обратилась за советом мать двенадцатилетней девочки, с которой в последний год творится что-то ужасное. Дикие истерики, вспышки агрессии, полная потеря интереса к учебе, поджог квартиры, уход из дому, угрозы выброситься из окна. Короче, девочке нужна была, прежде всего, помощь врача-психиатра и, вполне вероятно, госпитализация. О чем я и сказала маме напрямик. При этом в поведении Гали (имя, по понятным причинам, изменено) бросалась в глаза отчаянная демонстративность. Нет, не со мной. Со мной она держалась скромно, даже застенчиво. Было видно, что девочка глубоко переживает утрату контакта с мамой.
Мама же была так накалена, что от нее, казалось, вот-вот посыпятся искры. И торопливо выдвигала все новые и новые обвинения. Когда дошло до того, что девочка балуется с огнем: скручивает бумагу, как будто это сигарета, и поджигает ее, изображая курение, я поинтересовалась, почему мать не пресечет такие забавы. Ведь квартира может сгореть, и они останутся на пепелище. И тут неожиданно выяснилось, что девочка абсолютно бесконтрольна: мама нередко возвращается с работы в десять вечера, поскольку у нее неномированный рабочий день.
— Но так же нельзя! — ахнула я.
Галина демонстративность сразу стала понятна: девочка отчаянно, из последних сил пыталась своими выходками привлечь внимание матери.
— Да я теперь тоже к этому склоняюсь, — вздохнула мать. — Вообще-то, если честно, раньше я больше дома бывала. А год назад, когда мы с мужем развелись, мне так тяжело было… Вот я с головой в работу и ушла.
— А два года назад Галя тоже вытворяла всякие безобразия?
— Нет. Она, конечно, переживала, когда мы с мужем ссорились, плакала, пыталась нас помирить. Но не хулиганила. Наверное, мне действительно стоит с работы уволиться… Как Вы думаете? Еще не поздно?..
• Впустив в сознание мысль о том, что ребенок, мать которого много работает вне дома, страдает от материнской депривации, постарайтесь побольше узнать о ее проявлениях и последствиях. Это необходимо для того, чтобы лучше понимать, что творится с ребенком, как ему помочь в том или ином случае. (Впрочем, сразу оговорюсь, что практически во всех случаях одной из главных рекомендаций является повышение роли матери в воспитании ребенка и улучшение детско-родительских отношений.)
• Помните, что для ребенка, испытывающего дефицит общения с матерью, характерны инфантильные реакции. В ее присутствии он начинает вести себя, как маленький: сюсюкает, просится на руки, отказывается самостоятельно одеваться, раздеваться, есть. Если в ответ мать проявляет раздражение, кричит, стыдит, наказывает, будет только хуже. Не волнуйтесь, что ребенок не приобретет навыков самообслуживания. Он уже их приобрел, поскольку в саду справляется и с самостоятельным переодеванием, и с едой. Дело не в навыках, а в том, что он таким образом пытается бессознательно восполнить недополученное мамино тепло. Ведь переодевая малыша, вы сажаете его к себе на колени, прикасаетесь к нему. Поэтому пойдите в этом ему навстречу. Честно говоря, это такая крошечная уступка по сравнению с тем, с чем вынужден мириться ребенок «бизнес-мамы».
• Ну, а если необходимость переодеть сына или дочь вызывает у вас досаду, загляните в себя и ответьте не лукавя: почему вы начинаете раздражаться? Неужели так трудно самой раздеть ребенка? Вы устали? А он после целого дня, проведенного в саду, среди чужих и подчас не очень доброжелательных людей, не устал? Не скрывается ли за настойчивым стремлением как можно раньше приучить ребенка к самостоятельности желание, чтобы он поскорее отделился и оставил вас в покое? Но ведь он и так уже отделен гораздо больше, чем «домашние» дети. Не будете ли вы потом кусать локти, запоздало осознав, что отчуждение в семье спровоцировано вами, поскольку это вы отвергали его попытки приблизиться к вам в том возрасте, когда он больше всего в вас нуждался? А когда вы вдруг спохватились, он уже привык обходиться без вас.
• Если ребенок ночью приходит к вам под бочок, не отсылайте его обратно. Лучше поставьте детскую кроватку рядом или вообще укладывайте его спать вместе с собой, чтобы он всегда чувствовал ваше присутствие, слышал ваше дыхание, ощущал тепло материнского тела. Пусть он не будет от вас отделен хотя бы во сне.
• Чаще берите ребенка на руки, сажайте на колени, покачивайте, играйте в маленького котеночка или щеночка, рассказывайте какие-то милые подробности из его жизни, говорите о том, как вы о нем заботились, когда он был беспомощным крошкой. Иными словами, старайтесь восполнить и укрепить чувство защищенности, уменьшить тревожность, неизбежно возникающую при материнской депривации.
• Вернувшись домой, не стремитесь переделать все дела сразу. И тем более не набрасывайтесь с порога с упреками: почему игрушки не убраны, одежда разбросана? Конечно, беспорядок неприятен, но встреча с долгожданной мамой должна быть радостной.
• Старайтесь, чтобы и те немногие часы, которые вы проводите в будние дни с сыном или дочкой, были радостными. Больше играйте, занимайтесь какими-то совместными делами (в том числе и домашними, подключая к ним ребенка, а заодно и разговаривая с ним о чем-нибудь интересном). Очень важно, чтобы мама была как свет в окошке, а не как хмурая туча, нависающая над головой и окатывающая холодным дождем.
• Многие занятые мамы стремятся использовать свое свободное время с пользой для развития ребенка, но дети часто увиливают от занятий, капризничают, не хотят преодолевать трудности. Это тоже во многом следствие депривации, и если мама раздражается, то она еще больше льет воду на туже мельницу. В гаком случае с учебой лучше повременить, или стоит передоверить этот процесс другим людям, а самой заняться с ребенком тем, что не вызывает протеста и улучшает контакт. Когда же контакт улучшится, то и с обучением станет полегче. Сблизившись с ребенком, вы без подсказок будете понимать, когда его надо подбодрить и наградить, когда поднажать, а когда помочь или на время оставить в покое.
• Занятая мама мало видит ребенка и знает о его жизни в основном по рассказам. Его собственным или других людей. Если ограничиваться стандартными вопросами («как дела?», «чем вас кормили?», «чем вы в садике занимались?»), то многие родители рискуют получить столь же стандартные и малоинформативные ответы. А неуверенные, закрытые ребятишки и вовсе могут отвечать: «Не знаю, не помню». Поэтому вопросы должны быть гораздо более разнообразными, но при этом не напоминать допрос с пристрастием. Чаще повторяйте, что вам интересно, давайте положительно окрашенные, эмоциональные комментарии:«Отлично! Вот это да! Молодец! Неужели? Вот здорово!» и т. п. Задавайте наводящие вопросы, высказывайте предположения, интересуйтесь не только тем, что сделал или сказал ваш ребенок, но и словами и поступками других детей. Не спешите с критическими замечаниями, но, с другой стороны, выслушав ребенка, дайте оценку услышанному, чтобы у него формировались правильные ориентиры. Особенно эмоционально одобряйте правильные поступки ребенка, не скупитесь на похвалу. Постепенно ребенок раскроется, начнет вам больше доверять, о чем-то спрашивать. Завяжется диалог. А то общение занятых мам с детьми часто бывает монологично. Спеша научить ребенка уму-разуму, в основном говорят они. А ребенок нередко отгораживается и «не слышит» (такая невротическая псевдоглухота тоже нередко развивается вследствие разлаженности детско-родительских отношений).
• И главное, не забывайте, что в конце времен Земля и все творения рук человеческих сгорят. Сгорят деньги, дома, машины. Сгорит любая карьера, премии, призы и награды. Даже, как ни печально, сгинут в огне прекрасные картины и книги. Останутся лишь дела, добрые и злые, с которыми мы и предстанем на суд Божий. И Господь Сердцеведец безошибочно определит истинные мотивы наших поступков. В том числе, почему мы столько времени уделяли работе в ущерб общению с детьми. Об этом стоит задуматься, даже если сейчас очень не хочется.
В жизни каждого человека бывают огорчения, неприятности, несчастья и скорби. Бывают очень тяжелые периоды, когда может показаться, что просвета нет и уже никогда не будет. Окружающим это понятно далеко не всегда, ведь многие люди скрывают свои переживания. Листаешь альбомы фотографий. Жизнь — сплошной праздник! Улыбки, праздничные застолья, отдых на пленэре, турпоездки в красивые места… Свадебные фото, милые фотокарточки малышей… Разве придет в голову при взгляде на эти счастливые лица, что больше половины супружеских пар снова когда-нибудь отправятся в ЗАГС, только уже за свидетельством о разводе? И детский мир расколется пополам, и его уже никогда не склеишь, не вернешь ни с чем не сравнимое чувство цельности, неповрежденности, правильного мироустройства, которое дает ребенку даже не особенно благополучная, но полная родная семья. А предшествовать этому будут обиды, ссоры, слезы, разочарования, горечь несбывшихся надежд…
Но и у многих супругов, которые не разводятся, жизнь на самом деле не сахар. Горя вокруг полно, почти у каждой семьи есть свой «скелет в шкафу». Иначе и быть сейчас не может, при нынешнем разнобое «стилей жизни» и упадке нравов. Священники, психологи, психотерапевты, адвокаты такого могут порассказать — волосы дыбом становятся. В каких-то случаях тайное все же становится явным, и тогда мы видим учащение разводов, рост депрессий и других психических расстройств, самоубийства, пьянство, наркоманию, убийства на бытовой почве, которые нередко происходят именно в кругу родственников. Высокий уровень инфарктов, инсультов и онкологии, бурно развивающейся, как теперь известно, на фоне депрессии и стрессов, тоже свидетельствует о психологическом неблагополучии общества и семьи как его базовой ячейки.
В других случаях до края дело не доходит, и люди предпочитают справляться с ситуацией сами, не вынося сор из избы, так что об их страданиях знает только мокрая от слез подушка, узкий круг верных друзей и еще дети, которые живут с нами бок о бок и очень чутко реагируют на наши настроения, хотя далеко не всегда это с нами обсуждают.
А ведь кроме семейных конфликтов есть масса других поводов для расстройства: болезни свои и близких, неприятности на работе, финансовые затруднения, какие-то неудачи, переживания за друзей и знакомых, тревога за будущее, печальные воспоминания прошлого… Да мало ли что еще может нас опечалить, напугать, выбить из колеи?! Уж чего-чего, а негативной информации вокруг полно: достаточно включить радио или телевизор, посмотреть на заголовки газет, войти в Интернет. Можно, конечно, попытаться жить зажмурившись. Как, собственно, и живут очень многие люди. Дескать, не надо нас «грузить»! Мы будем думать только о хорошем, развивать «позитивное мышление». Но в таких случаях высок риск пострадать от угроз, опасность которых ты недооценил. Я хорошо помню, как многие люди презрительно морщились и крутили пальцем у виска, когда в начале 90-х в «маргинальной прессе» (так тогда назывались патриотические газеты) впервые появились предупреждения о вредных добавках, содержащихся в продуктах и зашифрованно обозначающихся на упаковках буквой Е и набором цифр. Как не хотели даже слышать, что фанта, кока-кола, чипсы, сникерсы, жвачка, ароматные сухарики, на которые накинулись не избалованные заморскими диковинками дети, представляют серьезную угрозу для поджелудочной железы и других жизненно важных органов. Пришлось учиться на горьком опыте. К сожалению, не только на своем. Пострадали и ни в чем не повинные ребятишки. Как нетрудно догадаться, «позитива» ни родителям, ни детям это не добавило. Лучше было бы вовремя прислушаться к тому, что говорили более осведомленные люди, а не обзывать их параноиками. По той же схеме впоследствии развивалась история с ранним сексуальным просвещением, компьютерными играми, развращающими подростковыми журналами и т. п. Примеры можно приводить долго, но речь сейчас не о них, а о том, что страусиная позиция, в конечном счете, существенно прибавляет нам скорбей. Хотя поначалу кажется, что все наоборот. Однако тактический выигрыш с весьма высокой степенью вероятности приведет к стратегическому проигрышу.
Но с другой стороны, если ходить по дому с унылым видом и постоянно тревожиться, какая там будет атмосфера? И как это отразится на детях? Ведь характер ребенка и его мироощущение в значительно# степени зависят от впечатлений и установок, полученных в детстве от родных и близких. В первую очередь от матери, с которой у него существует особо тесная связь. Даже когда ребенок еще не родился, а находится в утробе матери, врачи советуют женщинам поменьше волноваться и расстраиваться, слушать приятную, мелодичную музыку, любоваться красивой природой и произведениями искусства, поскольку оптимистический настрой и умиротворенность будущей мамы положительно влияет и на ее дитя.
Выйдя из материнского чрева во внешний мир, то есть физически отделившись от мамы, дети еще долго психологически составляют с ней единое целое, чутко реагируя на ее внутреннее состояние. С одной стороны, это великий Божий дар, приносящий ни с чем не сравнимую радость, а нередко (если женщина не очень счастлива в браке) и огромное утешение, ведь женщина обретает и в буквальном, и в переносном смысле слова родственную душу, которая понимает тебя без слов и чувствует то же, что чувствуешь ты. Но с другой стороны, это еще и великая ответственность, потому что груз непосильных переживаний может задавить ребенка, надорвать его психику. Для нормального, плавного, гармоничного взросления детям обязательно нужны радость и чувство защищенности. В 20-е годы прошлого века выдающийся российский психолог, доктор медицинских наук Н. М. Щелованов ввел термин «комплекс оживления», обозначающий определенный набор положительных эмоциональных проявлений, характерных для младенцев в первые месяцы их жизни. В этот «комплекс» входят улыбка, а чуть позже — смех, радостные звуки (по-научному «вокализации»), двигательное оживление, когда радующийся младенец двигает ножками и ручками, вертит головкой, выгибается, глядя на то, что вызвало у него такой восторг. Если «комплекс оживления» отсутствует или выражен слабо, у врачей есть основания заподозрить у ребенка серьезное психическое заболевание. Такое, например, как аутизм, шизофрения или умственная отсталость.
«В норме ребенок рано, к концу первого месяца жизни, а иногда и раньше, фокусирует взгляд на лице взрослого. И в ответ на стимуляцию не только смотрит в глаза, но и улыбается. Это обязательная ответная реакция психически здорового ребенка на доброжелательное поведение взрослого. Ребенок встречает мир улыбкой. Если, конечно, мир ему улыбается», — говорит детский психиатр, профессор Г. В. Козловская.
Получается, что ребенок самой природой настроен на радость. Она рождается в нем непроизвольно, никто не учит его улыбаться, смеяться, радостно гулить. Здоровая психика так реагирует сама, без какого-либо специального обучения.
С детьми же нездоровыми нужно прилагать особые усилия к тому, чтобы вызвать у них проявления радости. Если это делать, состояние ребенка будет улучшаться (особенно при грамотном медикаментозном лечении), если пустить все на самотек — проблемы будут нарастать. Снова послушаем профессора Козловскую: «Ребенок с шизофреническим диатезом (предрасположенностью к шизофрении. — Т. Ш.) не склонен улыбаться миру. Он по природе мизантроп, всегда несколько угрюм. Однако его можно растормошить, и тогда его улыбка, сияние глаз бывают удивительно прекрасны. Эмоционально он сохранен, но его эмоции запрятаны очень глубоко».
Если уж «терапия радостью» помогает, хотя бы частично, даже при таких тяжелых заболеваниях, как шизофрения, то при детских неврозах, депрессиях и т. п. радость вообще может быть самым главным лекарством. На понимании этого основаны многие современные методики психологической и психотерапевтической помощи (в том числе и наш «лечебный кукольный театр»).
Детская душа без радости хиреет, как нежный росток без лучей солнца. Ребенок, который изначально был психически сохранным, может заболеть и задержаться в развитии, воспитываясь в безрадостной, гнетущей атмосфере. В детских домах и приютах, даже при хорошем питании, санитарно-гигиеническом уходе, обилии игрушек и игр, у детей часто бывают задержки физического и психического развития, поскольку они лишены основного, что приносит малышу радость — родительской любви и ласки.
Так что ради детей, ради их нормального гармоничного развития маме, чье настроение, повторюсь, гораздо больше влияет на состояние ребенка, чем настроение остальных членов семьи, нужно нести в дом радость. Даже если на душе кошки скребут и жить не хочется! Вы спросите, как это сделать? Поверьте, задача не так сложна, как кажется на первый взгляд. Самое главное: надо поставить себе за правило оставлять за порогом накопившееся за день раздражение, тревогу и тоску, как оставляют грязную обувь. В крайнем случае, если не удается оставить эти чувства за порогом, то хотя бы запереть их в своем сердце на время общения с детьми. Не подавать виду, что вам грустно, тревожно, досадно. Надеть мысленную маску. На занятиях в нашем психологическом кукольном театре мы учим этому приему школьников, которые до дрожи в коленках боятся хулиганов и никак не могут дать им отпор.
— Представь себе, — говорим мы такому мальчику, — что ты идешь мимо злой собаки. Если она почувствует, что ты ее боишься, то это ее раззадорит, и она на тебя нападет. А если проходить мимо нее спокойно, с достоинством, не подавая виду, что тебе страшно, собака тебя не тронет. Хулиганы, к сожалению, в этом напоминают злых собак. Они тоже чувствуют, когда их боятся. Поэтому надо уметь изображать хладнокровие: отработать спокойную походку, смотреть не на человека, а как бы сквозь него, думать о чем-то своем. Ты же артист, тебе и не такие роли по плечу!
— Но ведь это притворство, лицемерие! — возразит кто-нибудь. — Ну, ладно еще с хулиганами… Там чего только ни придумаешь, чтобы не вляпаться в историю. Но ведь тут не хулиганы, а родные, близкие люди. От них-то зачем масками отгораживаться?
Отгораживаться надо не от них, а от тех чувств, которые третируют душу, будто хулиганы, и которым она, подобно трусливому школьнику, не смеет дать отпор. Впрочем, и с притворством дело обстоит не так уж однозначно. Разве когда человек не выплескивает свое раздражение на окружающих, не грубит и не огрызается — это притворство? Может, правильней сказать, что он соблюдает нормы культурного поведения? И свою тоску-печаль мы не носим перед собой, как знамя, а наоборот, стараемся на людях бодриться, не подавать виду, насколько нам в действительности плохо. Да, у нас гораздо больше, чем на Западе принято делиться с близкими своими переживаниями. Если нам тяжело, мы обычно спешим не к психотерапевту, а к друзьям и (кто верит в Бога) в Церковь. И это правильно. Подмена живых, искренних отношений платным «специализмом» выхолащивает жизнь, отчуждает людей друг от друга, усугубляет одиночество.
Но и с друзьями мы стараемся вести себя корректно, потому что при всем своем хорошем отношении к нам они далеко не всегда готовы бывают терпеть наше хамство. А выплескивать негативные эмоции на близких родственников почему-то считается допустимым. Это, видишь ли, искренность. И чем безответнее человек, тем больше мы себе позволяем такое «доверительное общение».
Психолог Л. П. Стрелкова, изучавшая особенности развития психоэмоциональной сферы у дошкольников, писала, что нормальные родители, конечно же, не впустят в дом шквалы ледяного ветра, потоки ливня, морозную стужу. А ведь родительская агрессия для здоровья ребенка страшней и разрушительней, чем непогода! Резкие, насыщенные агрессией звуки, которые обычно издает раздраженный человек, могут сделать неокрепшую детскую психику ущербной.
Для осознания остроты проблемы (ибо, только осознав проблему, можно начать ее решать!) она советовала женщинам записать фрагмент семейной перепалки на магнитофон и затем в более благоприятный момент, оставшись в одиночестве, послушать, как звучит их голос. После чего как можно чаще вспоминать слова известного романса «Утро туманное» на стихи И. С. Тургенева и стараться, чтобы именно «тихого голоса звуки любимые», а не резкий крик, порой доходящий до визга, ассоциировался у мужа с образом жены, а у детей — с образом матери. Еще полезно «поймать эмоцию за хвост»: продолжая выяснять отношения, быстро взглянуть в зеркало. «То, что вы увидите, — пишет Стрелкова, — поможет вам понять многое: и отрешенное (в лучшем случае) лицо мужа и испуганные глаза ребенка» (У родного очага. — СПб.: Акцидент, 1999. С. 13). И дает еще один ценный практический совет: «Итак, у вас выдался трудный, полный неприятностей день, один из множества подобных. Подходя к двери своего дома, вы кипите раздражением. А дома вас ждут муж и дети (или ребенок и бабушка). Не врывайтесь в дом как шквал: находящиеся там — не громоотвод, у них тоже за день, возможно, накопились свои неприятности. Лучше притормозите, остановитесь по ту сторону двери, пристройте куда-нибудь сумки, вдохните несколько раз поглубже, поправьте прическу, скажите себе: «Я пришла к единственным на земле, самым любимым людям. Я весь день мечтала увидеть и услышать их!» А теперь улыбнитесь — и можно открывать дверь. Так же приветливо, с любовью и явным выражением этих чувств следует встречать членов своей семьи (впрочем, гости тоже не должны быть обделены этими эмоциями)».
Интересно, что и Святые Отцы задолго до возникновения такой науки, как психология, тоже советовали прогонять раздражительность улыбкой. «Лучше улыбкою пресечь раздражение, нежели свирепствовать неукротимо», — поучал преподобный Ефрем Сирин (Добротолюбие. М.: АНО Развитие духовности, культуры и науки. Т.2. 2004. С. 497–498).
Конечно, раздражительность часто появляется на фоне хронической усталости, перенапряжения, то есть у нее бывают какие-то объективные причины, которые можно и нужно устранять. А для этого:
• высыпаться (если приходится ночью вставать к ребенку, то стараться улучить возможность прилечь днем);
• по возможности сократить объем поставленных перед собой задач, не стремиться выполнить все и сразу;
• чередовать виды деятельности (например, прервать в какой-то момент уборку дома и выйти на улицу за продуктами или погулять с детьми);
• не сидеть перед телевизором или компьютером, поскольку это отдохновение мнимое, оно еще больше напрягает нервную систему;
• пить достаточное количество воды, так как она вымывает из организма продукты распада, которые накапливаются под воздействием стресса.
Есть и разные лекарственные средства, в том числе народные, которые действуют успокаивающе, помогают вернуть душевное равновесие. Но глубинная причина тут все-таки в другом. Не в усталости, а в гордыне. Ведь переутомляются в какие-то периоды своей жизни почти все люди, а раздражаются далеко не все. И при этом, как отмечают психологи, людей, от природы раздражительных, очень мало! «Раздражительность есть знак высокого о себе мнения», — указывал преподобный Иоанн Лествичник (Там же. С.655). И преподобный Макарий Великий говорил, что раздражительность зависит от гордости, а гордость — от тщеславия.
Действительно, если посмотреть вокруг, то мы увидим, что раздражению часто подвержены люди с чрезмерными амбициями, которые хотят нравиться всем вокруг, во всем добиваться совершенства. И вообще добиваться своего. При этом некоторые прилагают массу усилий для достижения своих целей (такими бывают, например, сверхответственные родители), а некоторые — просто хотят. И когда их тщеславие не удовлетворяется, когда что-то получается не так, как они планировали, или не получается вовсе, их охватывают раздражение и злость.
Так что самое главное лекарство от раздражительности — это смирение. «Перестань оправдывать себя и успокоишься», — сказал авва Пимен (Отечник. М., 1996. С. 308). Когда человек живет церковной жизнью, неформально исповедуется, причащается, борется со своими страстями, раздражительность, которая, быть может, когда-то казалась неотъемлемым свойством его характера, исчезает яко дым.
Но если с раздражительностью, как мне кажется, у православных матерей дела обстоят более или менее благополучно — в том смысле, что они обычно не оправдывают свои срывы и стараются с Божией помощью с ними бороться, то с тревогой и угнетенным состоянием дело обстоит сложнее. Ведь эти чувства более благородные, в них нет агрессии. Хотя, по словам Святых Отцов, эти чувства тоже могут перерасти в злобу. Преподобный Макарий Великий выстраивал следующую цепочку: «Ненависть зависит от раздражительности, раздражительность — от гордости, гордость — от тщеславия, тщеславие — от неверия, неверие — от жестокосердия, жестокосердие — от нерадения, нерадение — от разленения, разленение — от уныния, уныние — от нетерпеливости, нетерпеливость — от сластолюбия».
А преподобный Нил Синайский высказывался так: «Печаль рождается оттого, что противно (беды, скорби, огорчения); от печали же происходит мрачное расположение духа (как говорится: он не в духе); а от них обоих порождается бессмысленная бранчливость (ворчание на все)».
Основания для тревоги или грусти тоже часто бывают благородными, альтруистическими: тревожно за будущее детей, грустно, что жизнь не складывается и это пагубно отражается на детях. Но все равно надо себя останавливать! Русская народная пословица гласит: «Слезами горю не поможешь». И детям, добавлю от себя, тоже. Мамина тревога и уныние передадутся им, как по сообщающемуся сосуду. А исправить ситуацию, с которой и взрослый-то не справляется, ребенок тем более не в состоянии. Если он болен, то паника и заламывание рук лишь усугубят болезнь. Маме надо, наоборот, принимая все необходимые меры для лечения, бодриться самой и, главное, бодрить ребенка, отвлекать от тягостных мыслей и по возможности разнообразить его жизнь.
В связи с этим мне вспомнилась история девочки Лизы. Ее с детства мучили сильные головные боли непонятного происхождения. Мучили настолько, что она не могла учиться в школе и была на домашнем обучении. Мама преданно за ней ухаживала, тщательно выполняла предписания врачей, оберегала дочь от всего, что могло нанести ей вред. Но состояние больной не улучшалось. Хуже того, в подростковом возрасте у девочки совсем расшаталась психика; она закатывала жуткие истерики и все глубже инвалидизировалась. Дом превратился в лазарет, все ходили на цыпочках, боясь раздражить больную. На лице матери застыло выражение тревоги и скорби. Девочка все чаще говорила о смерти, да и прогнозы врачей были неутешительными. Лиза заканчивала одиннадцатый класс, но все разговоры с ее мамой о будущем неизменно сворачивали на то, что в их жизни ничего загадывать наперед нельзя, неизвестно, сколько Лиза проживет.
А потом… потом Лиза получила аттестат и неожиданно для всех заявила, что хочет жить нормальной жизнью. Не лежать пластом в темноте, а учиться, работать, общаться с людьми, получать разнообразные впечатления.
— Но тебе того нельзя, этого нельзя! — волновалась мать. — Ты себя угробишь!
— Сколько проживу — столько проживу, — ответила дочь. — Зато хоть что-то увижу, кроме четырех стен и пузырьков с лекарствами.
С тех пор прошло 12 лет. Про головные боли и сопутствовавшую им депрессию Лиза забыла. Она помногу и с удовольствием работает дизайнером (у нее с детства был бесспорный художественный талант), порой возвращается с работы за полночь, водит машину, любит путешествовать, у нее куча друзей. Только вот замуж до сих пор не вышла, хотя давно пора.
— Что Вы?! Куда ей, с ее-то здоровьем! — встревоженно ахает мама. Она обретается теперь в основном на даче, но иногда наезжает в Москву проведать дочку, которая живет самостоятельно. — Сколько она еще протянет при такой нагрузке? А если дети пойдут? Нет, я надеюсь, Лизонька хотя бы этой глупости не совершит.
Но мне почему-то кажется, что втайне Анна Викторовна была бы рада, если бы дочка и в этом отношении вдруг освободилась от страхов, которые она, мать, сама невольно внушила Лизоньке в детстве.
Конечно, далеко не все детские болезни как рукой снимает, когда в семье меняется психологический климат. Наверное, у Лизы был все-таки истерический невроз, а не опухоль, которую когда-то подозревали, но никак не могли обнаружить врачи. Однако совершенно ясно, что тот депрессивный фон, который создавала своей гиперопекой и страхами мама, способствовал еще большему погружению девочки в болезнь. И если бы Лиза не нашла в себе силы этому противостать, печальные прогнозы врачей вполне могли подтвердиться.
Да! Если, например, кто-нибудь умер? Неужто и тут надо веселиться, скрывая от детей свое горе? Разумеется, нет. Забота о психике детей не может оборачиваться кощунством по отношению к памяти умершего. Напротив, в семье, на примере близких родственников, дети должны учиться проявлению самых высоких человеческих чувств: состраданию, милосердию, любви. Чрезмерное ограждение ребенка от сопереживания в подобных случаях чревато развитием черствости, эгоизма. Особенно сейчас, когда отчуждение людей лукаво пропагандируется под видом стремления к независимости, когда слова «это твои проблемы» или «не грузи меня» стали привычными и нередко звучат из уст подростков не только по отношению друг к другу, но и к родителям.
Однако при этом совершенно необходимо учитывать возраст и психологические особенности ребенка. Маленькие дети еще по-настоящему не осознают, что такое смерть (хотя слово знают и употребляют его к месту, а не абы как), поэтому они, как правило, не дают яркой реакции на само известие о случившемся. Но это не значит, что при них можно давать волю чувствам. («Раз не понимает, значит, ничего страшного».) Наоборот, сильные и при этом непонятные переживания взрослых потрясают душу ребенка, вызывают психологический стресс, последствия которого могут сказываться очень долго, если не на протяжении всей дальнейшей жизни.
Двадцать с лишним лет назад, когда мы только начинали работать с детьми по нашей авторской методике, к нам привели двенадцатилетнего мальчика, у которого был панический страх за жизнь близких. Если мама или отчим запаздывали, возвращаясь с работы, хотя бы на десять минут, Толя впадал в полуобморочное состояние. А еще он постоянно названивал им на работу, выясняя, все ли в порядке. Можно было бы, конечно, восхититься: какой заботливый мальчик! Но поскольку трезвон почти не прекращался, родители и их коллеги уже не знали, куда деваться от этой «заботы». Сотовая связь тогда еще не была распространена, поэтому Толя звонил по рабочему телефону, так что о его «пунктике» знала вся больница (родители Толи работали врачами). Особенно тяжко приходилось отчиму. Он хирург, и, находясь в операционной, естественно, не мог сломя голову примчаться на Толин звонок. Отчим оказывался меж двух огней: с одной стороны, ему было неимоверно жалко мальчика, у которого в подобных случаях начиналась истерика, а с другой — ужасно неудобно перед другими врачами, которых Толя совершенно задергал.
А развилось такое тяжелое состояние у мальчика из-за того, что его мама, овдовев, крайне тяжело переживала потерю любимого мужа и несколько лет буквально утопала в своем горе. Она часто ездила с маленьким сыном на кладбище, плакала и причитала у него на глазах, дома у нее все валилось из рук, глаза постоянно были на мокром месте. Затем жизнь взяла свое, острота страданий притупилась. Спустя еще какое-то время мама вышла замуж, родила второго ребенка. А у первого вкоренился в душу смертельный страх. Да так вкоренился, что выкорчевать его не удавалось никакими лекарствами. Они лишь временно облегчали состояние Толи, но когда прием лекарств прекращался, все возвращалось на круги своя. Мама давным-давно осознала свою ошибку, но отмотать пленку назад и что-то исправить, естественно, было нельзя. Так что Толин невроз на долгие годы стал для этой семьи неразрешимой проблемой.
Если же ребенок в дошкольном возрасте развивается с опережением и рано начинает «все понимать», тогда еще опасней перегружать его и без того перенапряженную психику. Ведь каким бы он ни был смышленым, природу не обманешь. И хотя в пять-шесть лет такой умник, быть может, выглядит и рассуждает как восьмилетний, о его истинном, календарном возрасте забывать нельзя. Иначе в самый неожиданный момент могут случиться большие неприятности. Последствия психического срыва тоже, вполне возможно, придется расхлебывать очень долго и неизвестно с каким результатом.
Дети школьного возраста, конечно, психически устойчивей, чем малыши, но все равно запас прочности у них недостаточен. Особенно у тех, кто живет в крупных городах, где очень многие факторы ослабляют иммунитет и перенапрягают организм. Поэтому побуждать ребенка к сопереживанию, конечно, надо, но переживания должны быть посильными. Со временем, духовно и физически окрепнув, выросшие дети, при соответствующем воспитании, вполне могут стать для вас самыми верными друзьями, надежной психологической опорой. А в какой-то момент может даже произойти перевертыш. Вы вдруг заметите, что уже не вы, а они при вас бодрятся, боясь волновать старенькую, слабенькую маму. И это будет означать, что они окончательно повзрослели.
Но есть случаи, и их немало, когда беды не такие уж и серьезные. Может, даже и не беды вовсе, а просто трудности, неурядицы, без которых не обходится ничья жизнь. Тем не менее ситуация начинает зашкаливать, кажется невыносимой, хуже некуда. Короче, «так жить нельзя!» Особенно часто это бывает в молодости, в первые годы брака. Молодость вообще склонна к максимализму, обидчива, все принимает близко к сердцу. Люди еще незрелые, в них много остаточного подросткового эгоизма и претенциозности, мало смирения. (Хотя бывают и старые люди, которые на всех обижаются, ни о ком не заботятся и ведут себя хуже малых детей.)
Сколько браков распадается из-за мелочных обид и размолвок! Потом, когда жизнь как следует потреплет, люди нередко недоумевают: чего им не хватало, неужели из-за таких пустяков стоило рушить семью? Но сделанного не воротишь, слезами (опять-таки!) горю не поможешь. В новом браке Господь нередко попускает терпеть куда более горькие обиды. И многие терпят, понимая, что это по грехам, жалея детей, да и просто с возрастом поумнев и уже не обращая внимания на ерунду, научившись, наконец, отделять главное от второстепенного. Так что наше восприятие окружающей действительности зависит, прежде всего, от нашего настроя. А он в свою очередь, если не полностью, то во многом диктуется нашим произволением. Полезно чаще задавать себе вопрос: «Я действительно не могу или все-таки не хочу потерпеть, смолчать, не заметить, простить, оправдать, сгладить, уступить, не расстроиться, обратить внимание на хорошее, а не на плохое?» И если отвечать честно, то мы увидим, что нам часто кажется, будто мы не можем, а на самом деле мы по тем или иным причинам не хотим.
Значит, важно захотеть. В связи с этим возникает вопрос мотивации. Что для нас дороже? Ради чего или кого мы захотим сделать над собой усилие, ради чего (или кого) не пожелаем «поступаться принципами»? Иными словами, это проверка нашей любви. Обычно люди идут ради детей и не на такие жертвы. Причем даже не рассматривают это в таких категориях, а считают, что иначе нельзя. Для нормальных родителей норма — не спать ночью, укачивая плачущего ребенка, перенапрягаться на работе, зарабатывая деньги для семьи, тратить уйму сил, времени и средств на развитие детей… Просто пока многие еще недооценивают важность «витамина радости», не понимают, что он в. прямом, а не в переносном смысле укрепляет детский иммунитет, не видят связи между безрадостной семейной атмосферой и детскими страхами, неврозами, истериками, протестным поведением. Если важность этой связи становится понятна, большинство родителей старается изменить свой настрой, поскольку у них возникает серьезная мотивация. Сейчас проблеме здоровья вообще уделяется повышенное внимание, а здоровью детей — тем более. (Другое дело, что многие в этих вопросах дезориентированы, не видят опасности там, где она есть, и, наоборот, подпав под влияние рекламных кампаний, преувеличивают опасность чего-то не столь существенного.) Неслучайно в последние десятилетия получили достаточно широкое распространение игровые, театральные, музыкальные, танцевальные, арт-терапевтические методики и сказкотерапия, помогающие детям преодолевать последствия психотравм, выходить из состояния невроза и т. п. С одной стороны, на языке игры и прочих любимых детьми занятий до них проще донести информацию, ас другой, легкая, непринужденная, веселая атмосфера, создающаяся на таких занятиях, сама по себе оказывает целительное воздействие на ребенка.
И не надо бояться перенапряжения. А то порой можно услышать такие возгласы: «Неужели даже дома нельзя побыть самими собой? На работе держимся, с чужими людьми держимся, так теперь еще и со своими нельзя расслабиться?! И вообще, эмоции загонять вглубь вредно. Разве вы об этом не слышали?»
Слышала, конечно, хотя и не считаю это такой уж бесспорной аксиомой. Но тут-то речь вообще о другом! Не о подавлении, не о перенапряжении, а о переключении. А это, наоборот, можно назвать психологической разгрузкой. Известно же, что лучший отдых — это не полная расслабленность, при которой быстро развивается душевная и физическая лень, чреватая апатией и все той же депрессией, а смена деятельности, приток новых впечатлений. Именно поэтому на людях «держаться» легче, чем дома: с одной стороны, действительно, с чужими принято вести себя более аккуратно, а с другой, выходя в социум, человек получает эмоциональную подпитку, и это помогает ему отвлечься от навязчивых неприятных мыслей, тягостных переживаний.
Взять хотя бы занятия в нашем психологическом театре. Казалось бы, игровая их часть рассчитана только на детей. А депрессивное состояние нередко проходит и у взрослых — в основном у матерей, потому что именно они участвуют в этих занятиях. Помогая сыновьям и дочкам репетировать, придумывая декорации и т. п., они отвлекаются от рутины; обсуждая детали сценок, часто вступают с детьми в более глубокий диалог и неожиданно для себя узнают о своих детях много интересного, сближаются с ними, проникаются их оживлением, воодушевлением и радостью. Причем показательно, что обстоятельства жизни, как правило, за такой короткий срок не меняются. Муж продолжает пить, больная бабушка не выздоравливает, квартирные условия по-прежнему оставляют желать лучшего. Но изменившееся эмоциональное состояние мамы включает в себя и изменение отношения к обстоятельствам. Она по-другому выстраивает психологическое пространство вокруг ребенка, создает вокруг него незримую «зону безопасности», этакую неприкосновенную территорию детства, на которой не только ему спокойно и радостно, но и она сама отдыхает душой. Система сообщающихся сосудов в данном случае действует во благо: ребенок, откликаясь на материнскую улыбку и предложение поиграть, передает маме свою радость, свое оптимистическое восприятие жизни.
А вот мамам, которые приводят детей на занятия, но подготовку к ним норовят переложить на плечи няни или бабушки, а потому эмоционально не включаются в происходящее, относятся к занятиям (в том числе и к показу театральных этюдов) формально, помочь гораздо труднее. Они готовы вкладывать средства в то, чтобы чужие люди «сделали им красиво», то есть успешно занимались с их ребенком. А сам ребенок устойчиво воспринимается ими как проблема, досадная помеха на пути достижения неких гораздо более важных целей. Соответственно, и детям при такой родительской позиции помочь нелегко, ведь они остро нуждаются именно в маминой заинтересованности и поддержке. А этого как раз нет.
И уж совсем затруднительно облегчить психологическое состояние детей, чьи мамы с головой ушли в переживания по поводу своей личной жизни. Внешне они рядом с ребенком, а мысленно не здесь. Дети начинают волноваться, тревожиться, ревновать, не понимают, что им делать, как привлечь мамино внимание. У малышей все это происходит на бессознательном уровне, они могут не знать, в чем дело, если у мамы хватает ума не посвящать их в перипетии своей личной драмы, но на уровне чувств ощущают ее смятение и подавленность. Если же мама при детях не показывает своих переживаний, а старается создать вокруг них вышеупомянутую «зону безопасности», куда, как за запретную черту, не могут проникнуть ее отчаяние и боль, если она не тоскует, находясь рядом с детьми, а, отбросив на это время плохие мысли, заставляет себя эмоционально включаться в их игры, занятия и разговоры, то малыши ничего не заподозрят. Если уж к взрослым применимы пушкинские строки «Ах, обмануть меня нетрудно! Я сам обманываться рад!», то что говорить о детях? Им, в силу своей детской природы, так хочется радоваться и верить: близкие друг друга любят, все всегда будет хорошо.
Ну, а чтобы лучше справляться с поддержанием благоприятного психологического климата в доме, маме, имеет смысл прислушаться к следующим рекомендациям:
• Не дожидайтесь, пока ваше настроение само собой переменится в лучшую сторону. Если на улице пасмурно и на душе кошки скребут, дожидаться перемен к лучшему можно достаточно долго. В подобных случаях, когда позитивный внутренний настрой никак не возникает, идите от внешнего к внутреннему, изобразите хорошее настроение. Не бойтесь, что это «актерство». В данном случае лучше назвать это искусством владеть собой. Искусством, которому стоило бы обучиться каждому человеку, потому что не портить настроение окружающим — это азы хорошего воспитания. Улыбнитесь, пусть даже через силу. Не придирайтесь к близким, вместо раздраженного замечания скажите что-то нейтральное. А лучше приятное. Или хотя бы промолчите! Что-то оберните в шутку. Глядишь — вживетесь в роль, и настроение улучшится.
• Вместо того чтобы скрупулезно следить в такие дни за дисциплиной, которую дети, почувствовав мамино плохое настроение и разнервничавшись, как назло норовят нарушить, лишний раз почитайте им сказку, поиграйте в какие-то совместные игры, подольше побудьте на воздухе. Старайтесь «в минуту жизни трудную», по возможности, избегать тех дел или занятий, которые ребенок недолюбливает и которые поэтому могут стать для вас камнем преткновения. Или хотя бы их минимизировать.
• Почаще напоминайте себе, что взрослый человек должен стараться поступать разумно. Какой смысл нервничать, взвинчивать, изводить себя? Это не идет на пользу ни вам, ни детям, которые в такой взбудораженной атмосфере будут вести себя хуже, чем обычно, и обстановка накалится еще сильнее. Взрослому, разумному человеку надо делать конструктивные шаги, и первый из них заключается в том, чтобы не накалять обстановку.
• Помните, что дети не виноваты в ваших семейных, личных, рабочих неурядицах и что они имеют право на спокойное, безмятежное детство. Вроде бы это очевидно, но когда человек сосредоточен на себе (особенно когда он чувствует себя несчастным), он склонен ставить себя в центр, а остальные смещаются на периферию. Если же в фокусе внимания оказывается психологическое благополучие другого (в данном случае — детей), «картинка» переформатируется, и человек не совершает многих поступков, которые он совершил бы, поставив в центр себя и свои переживания.
• Не забывайте и о том, что когда от человека постоянно веет унынием, люди начинают его чуждаться, поскольку старания его утешить не достигают цели, а сизифов труд для большинства людей невыносим. Вы же не хотите, чтобы дети, чуть повзрослев и приобретя свободу передвижения, рвались из дома на улицу? А в подростковом возрасте это весьма реально. Для подростков невыносима угнетающе унылая атмосфера, а поскольку, в силу особенностей возраста, для них огромное значение приобретает общение во внесемейном кругу, зачастую мамы своим вечно плохим настроением, сами того не желая, подталкивают ребят к уходу из семьи. И те уходят: кто в виртуальный мир компьютерных игр, а кто-в реальные компании, где, «на современном этапе развития человечества» ребят нередко подстерегают опаснейшие соблазны, которые могут исковеркать всю их дальнейшую судьбу.
• Без Божией помощи плыть по житейскому морю невероятно трудно, недаром нам советуют каждое дело начинать и заканчивать молитвой. Молитва отгоняет уныние, усмиряет раздражение. В трудные жизненные периоды важно не ослаблять, а усиливать молитву. Но, к сожалению, нередко бывает наоборот. Чтобы этого не происходило, надо делать над собой усилие и стараться чаще бывать в храме, просить совета у духовника, как противостоять напастям именно на духовном, а не только на психологическом уровне, который для современного мирянина, конечно, понятней, но который ниже духовного. Значит, и помощь на этом уровне менее действенна.
• Оптинский игумен Феодосий (Попов) в записках о своей жизни писал, что «нет ничего лучше одиночества, когда скорбит душа, болит и тоскует сердце» (Нилус С. А. Полное собрание сочинений. — М.: Паломник, 2003, Т. 2. С. 173). Но матери семейства, во-первых, выполнить этот совет нередко бывает затруднительно, а во-вторых, многим людям в одиночестве становится еще тоскливее. Оно хорошо для тех, кто имеет навык постоянной молитвы или может с головой уйти в творчество. Очень влияет и психический склад человека: для интровертов одиночество — это совершенно нормальное и даже комфортное состояние. Экстравертов оно тяготит. Если одиночество не затянет вас еще глубже в трясину уныния, можно так составить распорядок дня, чтобы и дети не чувствовали себя заброшенными, и вы могли бы какое-то время побыть одни.
• Вообще, чтобы в голове оставалось меньше места для тоскливых мыслей, ее необходимо загружать. Когда человеку становится интересно или когда он занят решением каких-то действительно важных, серьезных задач, он перестает обращать внимание на многое другое просто потому, что у него на это уже не остается времени и сил.
• Одной из мер преодоления депрессивных состояний, по мнению врачей, является повышение физических нагрузок. Значит, вместо того, чтобы угрюмо слоняться по квартире и жалеть себя из-за того, что ни от кого помощи не дождешься, вооружитесь тряпкой и пылесосом, устройте внеочередную генеральную уборку. А потом испеките торт. Заодно порадуете детишек совместной стряпней и самим фактом его изготовления. Устраивайте пешеходные экскурсии по родному городу. Тут, кстати, придется задействовать не только ноги, но и голову: порыться в книжках или Интернете, чтобы было о чем рассказать ребятам, проходя по улицам и площадям. Зимой катайтесь с детьми на коньках и лыжах, летом — на велосипеде. Ходите в бассейн. Короче говоря, вариантов повышения физических нагрузок, полезных для маминой психики и приятных для детей — великое множество. Надо только опять-таки напрячь голову.
• Другим средством, помогающим выйти из депрессии, является общение. Тоскливая атмосфера нередко бывает там, где семьи живут очень замкнуто. В Москве это уже очень распространенное явление. Все чаще и чаще в ответ на вопрос, есть ли у ребенка друзья и приходят ли они к нему домой, звучит ответ «не приходят». Взрослые тоже зовут гостей достаточно редко, мотивируя это занятостью, усталостью, дороговизной, стесненными квартирными условиями и т. п. (Хотя относительно недавно ни одно из вышеперечисленных обстоятельств не мешало приему гостей. Их звали в коммуналки, угощали чем Бог послал и не делали из этого проблемы.) Значит, для улучшения «погоды в доме», необходимо преодолеть уже сложившийся стереотип атомизированной жизни и стараться, чтобы в доме чаще бывали гости, звучали веселые голоса, смех, витали приятные, вкусные запахи-иными словами, создавалась атмосфера праздника.
• Очень важно и радоваться мелочам. Это помогает не только разгонять тоску, но и учиться благодарить Бога. Теоретически мы знаем, что Его надо благодарить за все: и за радость, и за горе. Но за горе благодарить — это высший пилотаж. Поначалу нужно хотя бы овладеть азами, ведь мы нередко и за радость бываем неблагодарны, даже в хорошем видим недостатки. Поскольку ребенок радуется легко, эта наука пойдет ему впрок. И еще неизвестно, кто тут будет учителем, а кто — учеником: вы или ваше чадо.
• Старайтесь, однако, чтобы проявления радости не были слишком бурными, истеричными, надрывными. Сейчас в поведении молодых женщин чаще, чем раньше, присутствует истеричная демонстративность. Не только из-за того, что это им свойственно от природы, а и потому что такая поведенческая модель пропагандируется рекламой, телевидением, кино. Именно так ведут себя многие «звезды», чья жизнь и карьера представляются молодежи в качестве эталона успеха. Однако истерические всплески способны не столько по-настоящему обрадовать, сколько растормозить ребенка. Дети выходят из берегов, их потом трудно успокоить, и все нередко заканчивается слезами и скандалами. То есть, сценарий остается прежним, раздраженно-унылым. А во-вторых, излишняя экзальтация выглядит неестественно. Ребенок чувствует фальшь и не доверяет маме. Больше того, он напрягается, ожидая подвоха, чем опять-таки вызывает у матери недовольство. («Я из кожи вон лезу, а все без толку!»)
• Для развития самоконтроля, изменения психологических установок и поведенческих стереотипов очень полезно вести дневник самонаблюдения. Записывайте, сколько раз вы за день выразили недовольство и сколько — радость. Ставьте перед собой цель увеличить долю позитивных эмоций, буквально принуждайте себя фиксироваться на чем-то хорошем. Мало-помалу это будет входить в привычку.
• Очень полезно научиться и следующему «алгоритму действий»; если вы кого-нибудь осудили (а когда выражаешь недовольство, это происходит автоматически), тут же мысленно помолитесь за того, кто навлек на себя ваше, осуждение, и постарайтесь вспомнить какой-нибудь свой аналогичный проступок. Такой совет дал мне когда-то батюшка, и могу засвидетельствовать, что я на собственном опыте убедилась в его эффективности. Причем интересно, что, на первый взгляд, это должно лишь еще сильнее нагнетать уныние, ведь ты же припоминаешь про себя что-то плохое, а не хорошее. Но поскольку покаяние очищает душу, то в ней, как в пасмурном небе, постепенно возни кают просветы. А потом все больше пробивается солнышко.
• Тревога и уныние отступают от нас, когда нам приходится кого-то утешать. Быть может, они не исчезают окончательно, но во всяком случае отходят на задний план. Ведь утешитель — это сильная позиция. Как можно кого-то утешить, если ты сам чувствуешь себя раздавленным, бессильным, нуждающимся в опоре и сочувствии? Стремитесь не столько искать утешения, сколько давать его другим, и вы сами удивитесь тому, насколько вы душевно вырастите и окрепните. И когда потом посмотрите с высоты своего роста назад, вам часто будет непонятно, из-за чего, собственно, вы еще недавно так переживали? Ну, сказали вам что-то не то, не так посмотрели, не оценили ваши старания… Какая это, в сущности, мелочь по сравнению с тем, что происходит вокруг!
• Сравнение вообще помогает нам постигать мир, видеть и понимать его «связное разнообразие», как говорят философы. Но вот беда! Сравнивая свое положение с положением других людей, человек, в силу своего эгоизма и гордости, склонен смотреть не на обездоленных (которых в мире большинство), а на тех, кому, как ему кажется, лучше. Уныние от этого только усиливается. А надо бы смотреть в противоположную сторону. Смотреть и поучаться на примере тех, кому было неизмеримо хуже, но кто даже в столь тяжелой ситуации смог вести себя так, как в гораздо менее печальных обстоятельствах пока не удается нам.
Один такой пример мне хотелось бы привести. Находясь в заключении, царица Александра Федоровна вела дневник, благодаря которому до нас дошло достаточно много сведений о том, как проходила жизнь царской семьи в этот скорбный период. В дневнике нет пространных описаний, все изложено телеграфным стилем. Но и из лаконичной констатации фактов ясно, что каждый день был полон тревог, лишений, физических и душевных мук. А если еще учесть, что царь с царицей знали предсказания блаженной Паши Саровской о гибели династии, то глубину душевных мук, которые они наверняка испытывали, глядя на своих детей, страшно даже себе представить. Но при этом царственные родители делали все возможное, чтобы скрасить жизнь сына и дочерей, не дать поселиться в их душах смятению и унынию. Если б не дети, неужели царь после отречения, с болью наблюдая, как гибнет его любимая держава, стал бы читать вслух по вечерам легкие развлекательные романы и детективы? Ясно же, что это делалось для детей, чтобы отвлечь их, не дать погрузиться в пучину ужаса и отчаяния. И Александра Федоровна, превозмогая себя, старалась, чтобы жизнь семьи даже в заточении протекала в привычном русле. Она организовала занятия младших детей и сама преподавала им Закон Божий, вдохновляла домашние спектакли, которые они разыгрывали.
«"Le Fluide de John". Комедия в одном акте Мориса Хенненгина. Duplaque — М. Жильяр, слуга Джона — Алексей, Lucien, племянник Duplaque — Мария. Длилось 20 минут. Играли очень хорошо и забавно», — записывает 9 декабря 1917 года, находясь в Тобольске, императрица. Хотя наверняка ее и без того больное сердце надрывалось, когда она глядела на оживленные, разрумянившиеся юные личики, вспоминала недавнее прошлое и гнала от себя мысли о том, что ждет семью впереди…
А разве нужны были царице настольные игры, в которые она с детьми и супругом исправно играла по вечерам? Думаю, нет. Из того же дневника явствует, что душа ее остро нуждалась не в играх, а в церковных службах, молитве, духовном укреплении. Чем больше сгущались тучи над головой семьи, тем чаще появлялись в дневнике скупые строки: «Татьяна читала мне духовное чтение», «Татьяна читала мне духовные книги», «Каждый день одна из девочек читает мне духовные книги». Запись в предпоследний день жизни, 16 июля: «Все ушли. Татьяна осталась со мной и читала: святого пророка Амоса и пророка Авдия»… Но игры в семейном кругу все равно не прекращались! Как птица простирает крылья над гнездом, так и Александра Федоровна изо всех сил оберегала детей от уныния.
«Господи, благодарю зато, что мы все семеро здоровы, вместе и в безопасности, за то, что весь год защищал нас и наших близких», — написала она 31 декабря 1917 года. А ведь за этот год семье пришлось пережить отречение императора, арест, отправление в ссылку, издевательства, холод, всяческие лишения, бытовую неустроенность. Им даже в церковь неоднократно запрещали ходить! А для благочестивой царской семьи каждая церковная служба была тогда, как глоток свежего, целительного воздуха. За истекший год все царские дети, даже взрослые Татьяна и Ольга, переболели корью, заразившись от друга цесаревича Алексея, потом пошли осложнения: отит, вызвавший временное снижение слуха, выпадение волос, из-за которого всех четырех девушек и цесаревича пришлось обрить наголо. Царь перенес воспаление легких. Во время ссылки в Тобольске Алексей сильно ушибся, упав с лестницы, после чего долго не мог ходить и страдал от боли. У самой Александры Федоровны болело сердце, зубы, ее мучила невралгия, из-за которой она часто не могла по ночам уснуть. И все равно, провожая уходящий год, за шесть месяцев до расстрела, она благодарит Бога за здоровье и безопасность! И верит в то, что Он их не оставит. И Господь действительно их не оставил, хотя многим наверняка казалось иначе…
— «Итак, не оставляйте упования вашего, которому предстоит великое воздаяние», — учит апостол Павел (Евр. 10, 35). Пожалуй, это и есть самая главная рекомендация.
За постсоветские десятилетия почти не появилось новых праздников. Те же, что появились (к примеру, День России, который часто называют Днем независимости и ассоциируют с распадом СССР), народной любви, как правило, не снискали. Нет, конечно, народ не против лишнего выходного, но не больше того. А вот восстановление старых праздников происходит на удивление легко. Казалось бы, тоже все необычно, тоже приходится привыкать. Но привыкание тут иного свойства. Так чувствует себя ребенок, надолго разлученный с родными, а потом снова увидевший забытые лица. Или старик, очутившийся в местах, где прошло его детство. Первая реакция — оторопь. А затем — щемящая радость от обретения пропажи… Даже если человек никогда раньше не праздновал Рождество или Пасху, для него все равно это встреча с забытым прошлым. Не он — так его предки праздновали и передали ему память об этом на генетическом уровне. Такое чувство, что в последние годы душа народа особенно изголодалась по невымученной, неподдельной, истинной радости. По праздникам, которые не меняются в угоду политикам, а прославляют вечные ценности и потому остаются на века.
Вот и предложение объявить 8 июля, день памяти святых Петра и Февронии, которые издревле считались покровителями семьи и брака, Всероссийским днем семьи, любви и верности сразу нашло отклик среди людей. Причем независимо от вероисповедания! С момента официального учреждения праздника в 2008 году прошло всего ничего, а впечатление, будто он существовал всегда. Люди поздравляют друг друга, ставят в вазы букеты ромашек (этот милый, нежный цветок было предложено сделать символом праздника), стараются, несмотря на рабочий день, побывать в храме, заказывают молебны покровителям супружества. В ЗАГСах возрастает число бракосочетаний (неверующим или невоцерковленным парам неважно, что День семьи приходится на Петров пост). Они ориентированы на название праздника и надеются, что брак, заключенный в такой знаменательный день, имеет больше шансов оказаться счастливым.
Но самое поразительное, на мой взгляд, заключается в том, что происходит все это на фоне роста разводов! В среднем из 10 заключенных браков распадается 7. А бывает и больше. В Приамурье, например, за три месяца 2011 года образовалось около 1500 новых семей, а распалось около 1200. Соотношение 10:8.
Что за странная раздвоенность? С одной стороны, общество спокойно терпит разврат, реагируя (да и то очень вяло) на его крайние, вопиющие формы. И не просто терпит, но и соучаствует: потеря девственности до брака, частая смена «партнеров», внебрачное сожительство, измены и т. п. воспринимаются в последние годы куда снисходительней, чем раньше. В достаточно широких слоях населения все это, можно сказать, стало новой нормой. И в то же время люди жаждут крепкой семьи, любви и верности… Вам не кажется это нелогичным?
Можно, конечно, предположить очередной раскол нашего общества: дескать, за половую свободу ратуют одни, за верность — другие. Отчасти, возможно, и так. Но лишь отчасти. Всего одна маленькая зарисовка. В кабинете психиатра девочка-подросток. Серьезной патологии нет, но ситуация аховая: в школу не ходит, связалась с дурной компанией, в свои 14 лет уже часто не ночует дома, пропадая невесть где по неделям… Пиво, водка, сигареты, взрослые парни, — в общем, полный набор «современной леди». Знания (школьные, конечно, а не те, которые получают на улице) на нуле. Девочка не в состоянии решить арифметическую задачу на уровне второго, максимум третьего класса. Но при поступлении в первый класс интеллект был сохранен, никакой задержки не наблюдалось, так что нынешнее ее состояние — это плачевный результат педагогической запущенности.
Психиатр устало вздыхает. По его собственному признанию, к нему такие девочки и мальчики сейчас идут косяками. А потом спрашивает:
— Ты в будущем семью-то собираешься заводить?
— Конечно! — следует неожиданный ответ.
— И детей хочешь? — уточняет врач.
— Ну да, — девочка смотрит на докторшу, как будто та свалилась с Луны. Дескать, что за нелепый вопрос! Как можно взрослому человеку жить без семьи и детей?..
Вообще-то врачу было важно не выяснить репродуктивные установки подростка, а озадачить его следующим вопросом:
— И чему ты своих детей будешь учить, если сама ничему не научилась? Ты ведь не захочешь, чтобы они росли неучами, правда?
Но мне сейчас хочется заострить внимание именно на репродуктивных установках. На том, с какой поразительной готовностью юная искательница уличных приключений дала положительный ответ на вопрос о своей будущей семье. Ведь еще недавно такая девочка отреагировала бы прямо противоположным образом. Какая семья?! Какие дети?! За ними она, что ли, бежит на улицу? Семья — это скучно, уныло, несовременно. В 90-е годы куда более благополучные, разумные люди — и те в ответ на подобный вопрос махали рукой: мол, кому это сейчас нужно? Взрослые были озабочены выживанием, а молодежь, которую реклама и СМИ наперебой призывали «не тормозить», «сникерснуть», «оторваться» и «приколоться», представляла себе будущую жизнь как одну сплошную дискотеку, на которую семье и детям входа, естественно, не было. Теперь же даже в среде «безбашенных» подростков можно встретить ориентацию на создание семьи. Конечно, пока лишь на уровне неких абстрактных, отсроченных целей. Единства слов и дела тут не наблюдается. Но изменение установок уже обнадеживает.
Об этом свидетельствуют и данные социологических исследований. Так, несмотря на высокий процент разводов, отношение к ним становится более отрицательным. В исследовании «Московская семья — 2006» (Информационно-аналитические материалы по результатам социологических исследований. — М.: ГосНИИ семьи и воспитания, 2007) приведены интересные данные. Оказывается, с 2001 по 2006 гг. доля респондентов, считающих развод нормальным явлением, сократилась с 19 до 13 % среди мужчин и с 23 до 12 % среди женщин. Снизилась и доля тех, по чьему мнению, «молодежи следует пожить для себя, а потом уже рожать детей».
Как разруха, так и созидание начинаются в головах. А потому действительно самое время поговорить о верности. Что такое «верность матери»? В чем именно она выражается? Произошли ли в данном вопросе какие-либо подвижки за последние десятилетия, и если да, то в какую сторону и что с этим делать?
В обществе с сохранной системой ценностей женщины прежде, чем стать матерями, становятся женами. Понятие законного брака существовало, что называется, от века, хотя верования и обычаи у разных народов сильно разнились. Вступая в брак, жених и невеста всегда давали брачные обеты. Звучать они опять-таки могли по-разному, но сущность была одна: образовывался союз, и супруги (само слово говорящее: вместе в одной упряжке) обещали его беречь, хранить ему верность, быть вместе и в горе, и в радости. Реальность, конечно, не всегда соответствовала идеалу, но для нашего разговора принципиально не это. Важно, что считалось идеалом, к чему следовало стремиться. К женщинам требования в плане верности обычно предъявлялись повышенные, и лишь христианство, будучи религией Правды, а потому не терпящее ханжества и несправедливости, не делает в этом плане различий. «Брак у всех да будет честен и ложе непорочно; блудников же и прелюбодеев судит Бог» (Евр. 13, 4).
Соединяясь в браке, муж с женой становятся единым целым. «И будут два одной плотью, так что они уже не двое, но одна плоть», — говорит Христос (Мф. 19,5–6). В таком понимании брака верность — непременное условие, без соблюдения которого эта единая плоть умирает, как умирает рассеченное тело.
В своей полноте верность должна проявляться не только в плане физическом, как отсутствие «романов на стороне», но и на душевном, а также на духовном уровнях. Семья — некий новый, таинственным образом возникающий организм. «Брак — это Божественный обряд. Он был частью замысла Божия, когда Тот создавал человека. Это самая тесная и самая святая связь на земле», — читаем в записях святой императрицы Александры Федоровны.
Еще вчера было две отдельных личности, два «я», а сочетались эти личности браком — и возникла новая сущность: «мы». Чтобы это «мы» сохранилось и упрочилось, чтобы два чужих по крови человека сроднились ближе кровных родственников, нужно немало потрудиться, многим пожертвовать, утесняя себя, ибо «любовь не ищет своего» (1 Кор. 13, 5). Но если удастся преодолеть соблазны и искушения (которых особенно много в молодости, да и потом хватает), то наградой будет невыразимое и, увы, мало кому в наши дни ведомое счастье полного единения и безграничного доверия друг к другу. А для детей это, быть может, окажется самым дорогим наследством, предметом особой гордости, потому что еще чуть-чуть — и нерасщепленное, крепкое семейное древо пора будет заносить в Красную книгу.
Но вот новое семейное «мы» начинает разрастаться: на свет появляется ребенок. По идее, должна разрастаться, умножаясь, и любовь. Любовь к мужу и к детям как к порождению семейного союза. Но нередко бывает наоборот. Муж вдруг оказывается не нужен. Нет, не то чтобы совсем. Наоборот, требования к нему возрастают, но любовь (вернее, то, что за нее принималось) тускнеет. Недостатки, которые есть у каждого человека, но к которым женщина еще недавно относилась снисходительно, вдруг выступают на первый план, затмевая собой достоинства (которые опять-таки, хоть и в разной степени, есть у всех). И любовь начинает иссякать. Вернее, перетекать к ребенку. А женщина не только не мучается из-за этого угрызениями совести, как, вероятно, мучилась бы, заведя роман на стороне, но считает, что так и надо. Что любить детей больше мужа совершенно нормально. Это сейчас настолько распространено, что кажется чуть ли не законом природы. Ведь в природе действительно встречаются случаи, когда самки не только охладевают к своему избраннику, обзаведясь от него потомством, но и вовсе отгрызают ему голову.
Однако как бы ни хотелось современным социал-дарвинистам и прочим богоборцам низвести людей до животного состояния, люди не пауки и даже не «высокоразвитые приматы». И если они хотят счастья (а, создавая семью, об этом мечтает каждая пара), нужно жить не по установлениям века сего, которые все более и более губительны для семьи, а по тем законам, которые дал людям Бог. Бог же заповедал человеку оставить отца и мать и прилепиться к жене. Причем прилепиться навеки: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф. 19,6). Если воспринять это всерьез, а не как фигуру речи или красивую метафору, то при всей любви матери к детям муж не отойдет на второй план. Даже если заботы о младенце будут поглощать почти все мамино время! И выбор «муж или ребенок» будет казаться таким же нелепым, как вопрос, которым порой обескураживают детей ревнивые родственники или не очень умные знакомые: «Ты кого больше любишь: маму или папу, нас или других бабушку с дедушкой?»
Когда интересы детей становятся выше интересов мужа? Да тогда, когда целостность брака оказывается под угрозой (например, у мужа появляется другая женщина, а то и «параллельная семья» с внебрачными детьми) или когда брак распадается. Если брак перестает восприниматься как нечто незыблемое, нерасторжимое, тогда на первый план выходят узы кровного родства: «Муж сегодня есть — завтра нет, а ребенок — твоя кровиночка, он с тобой навсегда». (Хотя логика неверна, ибо ребенок вырастет и отделится от матери, повинуясь все тому же Божескому установлению, и женщина на склоне лет останется одна.)
Что греха таить, эмансипация и феминизм настолько глубоко въелись в поры современного общества, что женщины, даже сами того не подозревая, невольно проникаются легкомысленным отношением к браку. Даже выражение появилось: «Сходить замуж» (а потом вернуться). По статистике, большинство разводов происходит по инициативе женщин. Получается, они дорожат браком меньше, чем мужчины? Конечно, без причины разрыв не наступает, но как часто эти казавшиеся по молодости вескими причины на поверку, по зрелом размышлении, оказываются обычными, заурядными житейскими трудностями, которых полным-полно в жизни каждого человека. А порой и вовсе пустяками, не стоящими выеденного яйца, но из-за которых был потребован развод. А поскольку женщины более эмоциональны и больше, чем мужчины, склонны действовать в порыве чувств, то и подавать на развод чаще спешат именно они.
А теперь задумаемся, что лежит в основе жизненного кредо «не понравилось — разбежались», а чего там нет и в помине. Эгоизм? Конечно, наличествует и даже с избытком. Своеволие? Безусловно. Решительность? Тоже имеется. Даже при самом либеральном отношении к браку на развод все равно надо решиться. Может присутствовать и оскорбленное самолюбие. Кем-то движет романтизм (часто звучащий мотив разрыва — «нет любви»), кем-то — прагматический расчет (подвернулся лучший вариант). Неважно обстоят дела в подобных случаях с умением прогнозировать последствия событий, особенно отдаленные (к примеру, мамы маленьких мальчиков, раздраженные конфликтами с мужем, не очень-то склонны задумываться над тем, смогут ли они справиться в одиночку с воспитанием современных подростков; их куда больше волнует «здесь и сейчас»). Ну, а такие категории, как вера и верность, оказываются и вовсе списанными в утиль.
«В 1991 году сексолог Шер Хайт обнаружил, что 70 % замужних женщин изменяли своим мужьям, — сообщает газета «Вашингтон Пост», — а в 1993 году оказалось, что 72 % женатых мужчин не брезгуют флиртом на стороне. По данным исследования Чикагского университета, проведенного в 2004 году, около 25 % женатых мужчин хотя бы раз имели внебрачный секс». Американский психолог Эрик Андерсон опровергает «миф» о том, что любовь всегда предполагает верность. По его утверждению, «нередки случаи, когда близкие люди изменяли друг другу не потому, что огонь между ними угас, а лишь из-за стремления получить новые сексуальные ощущения с другим партнером. Как правило, такой вид измены распространен среди молодых людей в возрасте до 30 лет». Согласно проведенному психологом исследованию, около 78 % мужчин изменяли своим девушкам, и лишь несколько из них сказали, что делали это потому, что разлюбили свою партнершу. Несмотря на то, что в современном обществе наиболее приемлемыми считаются моногамные отношения, многие пары не хотят всю оставшуюся жизнь вступать в интимную связь лишь с одним человеком. Американский психолог предлагает в таких случаях честно признаваться своему любимому человеку, что такой «стандартный вариант» для их отношений не подойдет. Многим удается сохранить брак, даже зная, что их муж или жена время от времени «ходит налево». Так что измена далеко не всегда является приговором для отношений, считает Эрик Андерсон (http://health.mail.ru/articles/106184/).
Наши специалисты тоже не хотят ударить в грязь лицом.
— Представляете, что городят теперь по радио?! — моя собеседница, пожилая интеллигентная женщина, обогатившая нашу художественную литературу прекрасными переводами с испанского и других европейских языков, даже не подозревает, насколько она оторвана от современной реальности. — Я тут как-то включила радио и попала на передачу семейного психолога. Какой-то, говорят, известный. Очень его рекламировали. И вот представляете? Звонит ему женщина. Так, мол, и так, у нас с мужем проблемы, ссоримся часто. А он в ответ: «Разводитесь! Раз проблемы — значит, брак себя исчерпал. Чего тянуть? Совместная жизнь должна приносить радость». По-моему, это какая-то провокация. Разве может психолог так рассуждать? Его о помощи попросили, а он: «Расходитесь»…
Пришлось объяснить, что никакая это не провокация, а достаточно распространенный подход к решению семейных проблем, и в подтверждение своих слов рассказать историю о том, как мать одной тринадцатилетней девочки с подозрением на шизофрению, положив дочку в больницу, решила и сама прибегнуть к помощи тамошних психологов, поскольку врач уверяла, что они помогут оздоровить семейный климат. Обстановка в семье действительно к тому времени была довольно напряженной, ведь жить с душевнобольным человеком, даже маленьким, психологически трудно, и у здоровых людей тоже нервы расшатываются. Однако методы оздоровления обстановки выглядели, мягко говоря, странно. Женщину попросили определиться, чего она хочет: сохранить семью или развестись (хотя ни ей, ни мужу мысль о разводе даже в голову не приходила!). И пояснили, видя ее растерянность: «Нам надо знать, на что вас настраивать. Если на развод, то пойдете к Иванову, он у нас специализируется по этой тематике, а если на сохранение семьи, то к Сидорову».
Женщина начала было что-то лепетать про венчанный брак, но по ответной реакции быстро поняла, насколько неадекватными выглядят ее аргумента, и прикусила язык, побоявшись, что в карте дочери появится запись про отягощенную наследственность, а это может повлиять на установку диагноза. Надо ли говорить, что от работы с больничными специалистами женщина и ее супруг постарались уклониться?
— Но при чем тут вера? — скажет кто-нибудь. — Можно подумать, венчанные браки не распадаются. Теперь даже многодетность не служит залогом прочности брака. Один известный священник так прямо и говорит: «Я раньше думал, что если в семье несколько детей, то муж семью уж точно не бросит. А теперь вижу, что бросают и с пятью, и с шестью детьми. И венчанный брак для них не преграда!»
Так и есть. Мне тоже доводилось сталкиваться с подобными случаями. Правда, в основном инициативу проявляли мужья, оставляя женщину с детьми (в том числе с грудными) и устремляясь на волю в поисках лучшей доли. Но встречались и загулявшие многодетные матери, которые до какого-то времени справлялись со своей семейной ролью, а потом как с цепи сорвались… Что же касается венчанных браков без детей или с одним ребенком, то женщины тут достаточно часто бывают инициаторами разрушения семьи.
Но в конечном итоге все зависит не от полового признака, а как раз от веры. От ее серьезности, глубины, искренности. Причем сейчас, по моим наблюдениям, люди невоцерковленные порой относятся к венчанию с большим пиететом, чем те, кого с детства водили в храм, воскресную или даже общеобразовательную православную школу. Разумеется, не для всех, но для части таких молодых людей Православие стало некоей внешней оболочкой. Хорошо знакомой, с детства привычной. Быть может, даже по-своему любимой, в какие-то моменты приятной для души. Но душа гораздо больше жаждет мирского, она хочет быть «от мира сего». И когда наступает момент решительного выбора, эта жажда нередко перевешивает. И тогда бывает легче сказать, что «у вас свое мнение, а у меня свое», назвать какие-то нормы ханжеством, заявить, что апостолы тоже были людьми и могли ошибаться. И каноны были составлены для другого времени, а сейчас времена изменились. А можно вообще ничего не говорить: замкнуться и делать по-своему. А чтобы было не очень стыдно, перестать ходить в храм. Никто ведь тебя не осудит, особенно если общаться с теми, кто тоже туда не ходит. А поскольку таковых большинство, то компанию долго искать не придется.
По большому счету все упирается в веру. Ну, а верность — та вообще одного с ней корня. Как без веры в Бога объяснить необходимость верности? Кто сказал, что надо быть верным? Мама, которая сама развелась? Или не разводилась, но терпит такие выходки отца, которые лучше бы не терпеть, ведь дети тоже от них страдают? Или даже так (хотя это сейчас нетипичный случай): родители всегда жили душа в душу, сыграли серебряную свадьбу, являют собой пример семейной верности и любви. Ну и что? Маме повезло, что у нее такой муж. А другим не везет! Другие долго ищут свое счастье. И вообще, у мамы своя жизнь, а у меня своя. Нет двух одинаковых судеб. А кроме родителей, о верности вообще никто речи не заводит. Откройте любой журнал, почитайте про знаменитых. У всех были романы, захватывающие переживания. Было, что вспомнить на старости лет! И вообще, что плохого, если люди расходятся по обоюдному согласию, без ссор и дележки имущества? Лучше уже сейчас разбежаться, пока детей нет (или дети маленькие, еще не успели привыкнуть жить с обоими родителями). Ведь потом хуже будет!
Как тут без апелляции к вере доказать обратное? И даже с апелляцией как доказать, если нет веры, которая в данном случае выражается в доверии к тому, что Божественные установления — непреложная истина, а не чье-то «субъективное мнение»? И вообще, зачем быть верным, если проще, легче, приятней быть неверным?
Но, как и все, что исходит от лукавого, выгоды оказываются призрачными, эфемерными. Простота превращается в запутанность, когда человек уже не знает, кого он на самом деле любит и любит ли вообще. А порой и сам себе оказывается не нужным настолько, что готов покончить счеты с жизнью, не дожидаясь естественного конца. Легкость в любой, самый неожиданный момент может обернуться тяжестью угрызений совести и запоздалого, но от этого не менее мучительного раскаяния. Приятность вообще проходит удивительно быстро, оставляя после себя довольно-таки тошнотворный привкус тоски и уныния, который люди пытаются заглушить разными способами: от бесконечной погони за новыми приятностями до приема антидепрессантов и прочих взбадривателей, но те только еще больше затягивают их в пучину тоски.
Так что вольному, конечно, воля, но все же имеет смысл как можно раньше осознать непреложность Христова императива: «Будь верен даже до смерти» (Откр. 2, 10) и стараться строить свою жизнь в соответствии с ним.
— А я считаю, что главное — не изменять самому себе! — нередко восклицают люди, и потону восклицаний понятно, что этот принцип кажется им высоким, достойным уважения.
Не будем спорить. Пусть так. Только вот надо разобраться, что значит «самому себе»? Какой своей части: падшей, греховной природе или образу Божию, который есть в каждом человеке? Грех отделяет человека от Бога и соединяет с диаволом. Но диавол лукав. Он лжец и отец лжи. Измена, предательство составляют основу его существования. Собственно, он и сатаной-то (противником) стал, когда изменил Богу, попытался устроить мятеж. Бесы, по свидетельству святых подвижников, которым они являлись, даже формы постоянной не имеют, беспрестанно меняя личины. Так какая же может быть верность в грехе? Это, наоборот, предательство. Предательство своей души, сотворенной по образу и подобию Божию, предательство всего того уникального, великого и непостижимо-прекрасного, что вложил в нас Господь. Легкомысленный отказ от тех возможностей, которые таит в себе раскрытие образа Божия в человеке. Неблагодарное, изменническое отвержение вечной жизни, спасения, путь к которому открыл нам Христос, принеся себя в жертву за грехи человечества.
Как и многие другие, с виду глубокомысленные сентенции, заявление о верности самому себе на поверку оказывается чушью, которую только в помрачении ума можно принять за мудрость. Но поскольку грех помрачает ум, то, отходя от Бога, люди утрачивают здравомыслие.
А все-таки есть отличия между верностью мужчины и верностью женщины или это предрассудки, устаревшие стереотипы? Думается, разница есть, но не в том, в чем ее видело (и отчасти до сих пор видит) общественное сознание, гораздо снисходительней относясь к мужским изменам, нежели к женским, и даже пытаясь подвести под это некую научную базу: дескать, таковы особенности мужской физиологии, психологии и невесть чего еще. В этом отношении христианство, как уже было сказано выше, не делает различий и предъявляет одинаково высокие требования (не только на уровне действий, но и на уровне помыслов) к обоим полам. А вот в более широком смысле верность мужчин и женщин понимается по-разному, поскольку различно их предназначение.
От мужчин всегда требовалась верность Богу, семье и Отечеству. При необходимости они должны были отстаивать это с оружием в руках. Когда мужчина шел воевать, оставляя дома жену и детей, его поступок не воспринимался как предательство семьи, хотя семья реально оказывалась без мужской защиты и вполне могла погибнуть (что порой и случалось). Но все понимали: защищая Отечество, отец семейства защищает тем самым и свою семью. Его поведение считалось достойным и ответственным.
Если же женщина бросала детей и шла сражаться, это была крайность — дальше некуда. Значит, мужчин почти не осталось. В иных случаях общество это не одобряло, считало странностью, сумасбродством, а то и безумием, поскольку основная задача женщины заключалась в хранении семейного очага, заботе о детях и стариках. То есть женская верность — это верность Богу и семье. Причем в первую очередь не своей кровной семье, а новой — семье мужа. Выходя замуж, девушка брала (и до сих пор берет) фамилию мужа, даже на этом уровне показывая, что она присоединяется к его семейству, а не наоборот. И в подавляющем большинстве случаев молодая жена уходила после свадьбы из родного дома в дом мужа.
Поскольку женщины были менее свободны, чем мужчины, то и требования общества к ним были ниже. Скажем, женщин-полонянок не считали изменницами. Целый большой народ, креолы, возник от смешения белых завоевателей с индейскими женщинами из покоренных племен в Латинской Америке, которых испанцы и португальцы брали в жены или делали своими наложницами. Мнения женщин в те суровые времена обычно не спрашивали, они доставались победителю в качестве трофея. Впрочем, в современной Мексике до сих пор, спустя 500 лет после конкисты, имя Малинче, наложницы Эрнана Кортеса, вызывает недобрые ассоциации. Но тут дело не в факте сожительства с конкистадором: индейцы майя сами подарили ее для этих целей испанцам вместе с другими девушками-рабынями. Вина доньи Марины (так ее после крещения стали называть испанцы) в другом. Быстро освоив испанский язык, она стала оказывать конкистадорам неоценимые услуги в качестве переводчицы и дипломата. То есть активно влияла на политику, действуя в интересах завоевателей. И вот этого ей не простили ни современники, ни потомки. Даже новое слово появилось — «малинчизмо», обозначающее измену и предательство. Мексиканские националисты употребляют его по отношению к соотечественникам, предавшим свой народ и родину, осуждая тех, кто смешал свою кровь и культуру с европейской или какой-нибудь другой. Однако история Малинче — это исключение, а не правило.
Но значит ли это, что женщины полностью освобождались от ответственности за защиту Отечества? Я бы так не сказала. Да, сфера деятельности женщин традиционно ограничивалась семьей. Но влияние распространялось гораздо дальше. От того, в каком духе воспитывались в семье дети, какие нравственные ценности им прививались, в дальнейшем зависела и судьба Отечества. Всем известна участь Древнего Рима, который, несмотря на кажущееся могущество, пал. А причиной его падения, как опять-таки все знают, явилось ослабление духа из-за упадка нравов, который наблюдался не только в обществе, но и, разумеется, в семье (поскольку общество состоит из семей, и от воспитания детей зависит дальнейшее качество общества). Измены, коварство, вероломство, разнузданный и изощренный разврат стали нормой существования тогдашних людей во всех слоях населения. Женщины в этих безобразиях не только не отставали от мужчин, но подчас и превосходили их. По крайней мере, имя Мессалины дошло до нас сквозь толщу веков и до сих пор служит олицетворением похоти и распутства.
В то же время нравственные, целомудренные матери даже в очень нелегких условиях умудрялись, сохраняя супружескую верность мужьям-язычникам, оставаться верными Христу и своему небесному Отечеству. И воспитывали соответствующим образом своих детей, о чем нередко повествуют жития святых. Все трое детей благочестивой Нонны — Григорий Богослов, Кесарий Назианзин и Горгония — почитаются как святые. Муж Нонны притом очень долго оставался язычником. «Жена, данная Богом моему родителю, — впоследствии вспоминал святитель Григорий Богослов, — была для него не только сотрудницею, что еще не удивительно, но еще и руководительницею; она сама словом и делом направляла его ко всему прекрасному. Считая для себя обязанностью во всем прочем повиноваться мужу по закону супружества, в деле веры и благочестия она не устыдилась быть его наставницею… Часто молилась о его спасении с горячими слезами, часто обращала она к нему речь, исполненную самой сильной любви, а иногда христианских угроз, увещеваний… Не могла она переносить этого спокойно, чтобы одной половиной быть в соединении с Богом, а другой частью самой себя — оставаться в отчуждении от Бога. Напротив того, она желала, чтобы к союзу плотскому присоединился и союз духовный».
И вот однажды по молитвам святой Нонны ее мужу было во сне видение. «Отцу моему представилось, — пишет святитель Григорий, — будто бы он (чего никогда прежде не делал, хотя и много раз просила и умоляла о том жена) поет следующий стих Давида: «Возвеселихся о рекших мне: в дом Господень пойдем» (Пс. 71, 1). И пение небывалое, и вместе с песнею является желание». Сон произвел на мужа Нонны, которого тоже звали Григорием, столь глубокое и благоприятное впечатление (а Нонна своими объяснениями его еще больше усилила), что Григорий обратился в христианство. А потом даже стал епископом города Назианза и почитается в лике святителей. Дочь святых Нонны и Григория, святая Горгония, тоже привела к вере своего мужа-язычника.
В том же IV веке многое пришлось претерпеть и святой Монике, матери блаженного Августина. Его отец Патриций был грубым, вспыльчивым язычником и подавал сыну дурной пример. Но Моника изо всех сил старалась вложить в сына христианские понятия, и хотя в юности Августин отошел от церкви, семя, посеянное в его душе благочестивой матерью и обильно политое ее материнскими слезами, принесло впоследствии великие плоды: Августин стал одним из Отцов Церкви.
Что касается русской истории, то хотя святой княгине Ольге не удалось обратить в христианство своего сына Святослава Храброго, ее труды все равно не пропали даром. Святослав до конца своих дней остался язычником, однако, защищая интересы отечества, сослужил Руси великую службу: разгромил Хазарию, которую известный историк Л. Н. Гумилев называл «злым гением Древней Руси». И в духовном плане князь, сам о том не догадываясь, расчистил путь для христианства. Хазары претендовали на абсолютную гегемонию в Кавказском регионе, разоряя набегами южные области Руси, истребляя славян и стремясь продвинуться как можно дальше на север. Если бы их экспансия удалась, то существованию Киевской Руси пришел бы конец, и речь о ее крещении, естественно, была бы неактуальной. Но после победы Святослава Хазария пришла в упадок, а Киевская Русь, наоборот, укрепилась. И потом, когда Господь неожиданно коснулся сердца необузданного язычника князя Владимира, тот вдруг взыскал спасения и, по словам церковного писателя второй половины XI века Иакова Мниха (монаха), стал припоминать детство и благочестивые наставления своей бабушки, княгини Ольги. А вспоминая рассказы близких о том, как она уверовала и крестилась, и сам «разгорался Духом Святым в сердце, желая святого крещения». Вот уж поистине «нам не дано предугадать, как наше слово отзовется»!..
После же принятия Русью крещения русские семьи дали стране и миру целый сонм святых. И матери этих семейств являли собой образцовый пример верности Богу, семье и Отечеству, поскольку сыновья, воспитанные ими, становились героическими воинами, мудрыми и честными государственными мужьями, ревностными священниками и монахами, а дочери — либо невестами Христовыми, либо верными и добропорядочными матерями семейства. Чтобы в этом убедиться, достаточно почитать жития русских святых или хотя бы прийти в Исторический музей и внимательно рассмотреть стенд, на котором изображено генеалогическое древо русских князей. Очень вдохновляющее и поучительное зрелище.
Если же отвлечься от «преданий старины глубокой» и перенестись в современность, то мы увидим, что, несмотря на достижения эмансипации, базовые представления о мужском и женском предназначении и семейных ролях в нашей стране все равно пока еще достаточно сохранны. Сколько при советской власти ни внушали, что женщина должна быть, прежде всего, работницей и борцом за светлое коммунистическое будущее, сколько ни тщатся заморочить голову в постсоветские времена феминизмом и необходимостью отказаться от «устаревших гендерных стереотипов», народное сознание этого не приемлет. От женщины все равно не ждут обязательного понимания политики, участия в политических партиях, общественных движениях и т. п. Да и они сами в большинстве своем к этому не стремятся. А если и участвуют, то, как правило, в областях, связанных с семьей и детьми: образовании, здравоохранении, защите материнства и детства. «Гендерные стереотипы» будут отчетливо видны, если мы, например, посмотрим, кто присутствует на чисто политических собраниях и там, где обсуждаются темы, связанные с детьми. Сколько ни зазывают мужчин на акции против ювенальной юстиции, реформы образования и здравоохранения, политики «планирования семьи» и т. п., а все равно «тетенек» там заметно больше. В последние годы, правда, мужчин прибавилось, поскольку наконец-то приходит понимание, что все это не второстепенные вопросы или «бабьи дела», а самая что ни на есть столбовая дорога политики, поскольку от количества и качества молодежи зависит судьба страны. Но удельный вес мужской аудитории на таких акциях все равно не сопоставим с тем, каков он бывает на мероприятиях, посвященных вопросам политического управления и экономики, войны, геополитики, истории и т. п.
Больше того, допуская участие женщин в политической и общественной жизни, социум тем не менее требует от них в первую очередь заботы о муже и детях. Женщина, которая «горит» на работе, пренебрегая воспитанием детей, вызывает в лучшем случае непонимание. А чаще — осуждение, поскольку она не выполняет свой основной долг перед мужем и детьми. Снисхождение делается лишь в том случае, если работа не общественная, а «за деньги», и поглощенность ею объясняется необходимостью обеспечивать семью в случае болезни мужа или его безответственности, а также при его отсутствии. Но и в этих случаях слишком интенсивное «горение» не приветствуется. Да и сама женщина чувствует себя виноватой перед детьми и старается совмещать работу и воспитание детей.
К рабочему энтузиазму у мужчин общество относится иначе: с пониманием и даже с восхищением. Сколько великих ученых было так увлечено наукой, что вообще не замечало ничего вокруг, а потомки до. сих пор вспоминают о них с благодарностью! Если мужчина — начальник, политик или общественный деятель, то он, в силу своей загруженности, не может уделять много времени семье и детям. И общество не только от него этого не ждет, но и, напротив, проявляет недовольство, если такой человек ставит семейные интересы выше общественных. «Раз ты решил стать общественным деятелем, будь любезен, служи обществу, а не извлекай личную или семейную выгоду из своего положения», — гласит общественная мораль.
От мужчины в подобных случаях требуется, чтобы он семью не бросал, не пил, не «гулял» и обеспечивал близких материально. Впрочем, последнее-по возможности. Если общественное служение мужа важно, хотя и не прибыльно, верная жена не будет его этим попрекать, а постарается сэкономить, найти какой-нибудь дополнительный заработок и т. п. В общем, как-то «выкрутиться», не требуя от мужа отказа от его важного общественного служения.
Может, кому-то мои слова покажутся наивными, оторванными от современной реальности? Но ведь именно так жили (а нередко и живут до сих пор) в последние десятилетия семьи многих ученых, врачей, священников из бедной провинции, семьи военных, руководителей общественных организаций патриотического направления, не получавших грантов из-за рубежа, и т. п. И для жен этих людей такая жизнь стала серьезным экзаменом на любовь и верность.
Легко быть добрым, заботливым и любящим, когда все хорошо, когда к тебе в ответ тоже добры и предупредительны. Но Христос требует от нас большего. Истинно христианская любовь безусловна. Бог любит нас не в ответ, а просто так. Если мы от него отходим, изменяем Ему, Он все равно не перестает о нас заботиться и пытается привести к спасению. Хотя забота эта может выражаться и в грозном вразумлении, и в ниспослании болезней и скорбей. Раз безусловна любовь, то безусловна и верность, поскольку она является составной частью, неотъемлемым признаком истинной любви: «Любовь никогда не перестает» (1 Кор. 13, 4). Принцип «ты мне — я тебе… Ах, ты так? — Ну и я тогда — так!» никакого отношения к истинной любви не имеет.
Когда люди воспринимают семью как нечто неотделимое от себя, как единый организм, если они понимают, что никуда им друг от друга не деться, то они смиряются и худо ли бедно, но притираются друг к другу. Можно, конечно, дать отрезать себе ногу, но человек в здравом уме и твердой памяти соглашается на это в самом крайнем случае, когда всему его организму грозит заражение крови. Пока в сознании людей (и соответственно в законодательстве) была укоренена мысль о нерушимости брака, люди, несмотря ни на какие сложности взаимоотношений, почти не прибегали к «хирургическому вмешательству». Сейчас такое понимание жизни сохраняется разве что в отношении родителей (чаще у матерей, чем у отцов) к детям. Как бы ни было трудно с ребенком, каким бы строптивым, капризным, неблагодарным он ни был, мать даже мысли не допускает о том, чтобы поменять его на другого, хорошего, покладистого. Хотя и в этом отношении в последние десятилетия наблюдаются негативные сдвиги: случаи материнского отказа от новорожденных в роддомах учащаются, и, как отмечают исследователи процесса, общественное мнение начинает относиться к ним мягче, с большим пониманием (см.: Исупова О. Материнский отказ от новорожденного: как и почему. — СПб.: Центр независимых социологических исследований. 2003.). «В современной феминистской литературе отдача ребенка на усыновление иногда рассматривается как право матери (Field&Marck. 1994), — пишет автор, — поскольку материнство — это очень сложное и неоднозначное явление для гендерной теории, утверждающей в своих ранних вариантах, что оно слишком много отнимает у женщины как личности и слишком мало ей дает (см.: например, Rich. 1976), а потому женщина имеет право решать, может ли она найти место для ребенка в своей жизни, сохранив в ней определенное пространство и для своей личности. Развитие и сохранение женщины как личности — это направление, которое феминистская и гендерная теории признают приоритетным для всякой женщины, в то время как остальное, в том числе рождение и воспитание детей, должно носить подчиненный характер» (С. 6).
Встречный процесс — отказ детей от родителей. У нас это поощрялось в 30-е годы по идейным соображениям (родители — «враги народа»). Затем революционный пыл охладел. Но теперь начат новый виток, уже в мировом масштабе. Прикрываясь заботой о «правах ребенка», разрушители семьи пытаются утвердить в Комитете министров Совета Европы «Проект рекомендаций по правам и юридическому статусу детей и родительских обязанностей», где предусматривается право ребенка отказаться от своих родителей (Ст. 27, п. 2). Будем надеяться, в России это не пройдет. Там же, где такая идеология утвердится, нетрудно предугадать дальнейшее разрушение понятия семейной верности, еще больший рост эгоцентризма и одиночества «свободных личностей».
унаследовали от своей матери добрые принципы». Эта глава в книге старца Паисия так и называется: «Верная жена» (Паисий Святогорец. Слова. — М.: Святая гора. Т. IV. Семейная жизнь. 2004, С. 57–59). Но можно было бы добавить и «Верная мать», ведь из повествования старца понятно, что женщина терпела все эти муки главным образом из сострадания к детям, опасаясь, что развенчание образа отца и крах семьи потрясут их неокрепшие души и они отшатнутся от веры, пойдут по кривой дорожке. И Господь не посрамил ее подвиг! Хотя, наверное, многим современным женщинам он вряд ли понятен. С мирской точки зрения, ее семейная жизнь сложилась несчастливо: сначала она страдала от неверности и хамства мужа, потом ухаживала за калекой, а потом овдовела. Но ведь цель христианского брака не в достижении земного комфорта и благополучия, а в том, чтобы вместе идти к спасению. По вине мужа путь этот, увы, оказался весьма тернистым. Но Христос не обещал нам счастья на Земле, а наоборот, сказал: «В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир» (Ин. 17,33).
«Эта мать, — подытоживает рассказ старец Паисий, — мать-героиня. Для того чтобы спасти семью от распада, а своих детей от горькой печали, она выпила их горькие чаши сама. Она удержала семью от распада, спасла своего мужа и сама заработала небесную мзду. Бог даст этой женщине лучшее место в Раю».
В чем еще выражается верность матери? В первую очередь в том, чтобы не делать абортов. Многие неверующие или маловоцерковленные люди не видят тут связи, а ведь на самом-то деле получается, что одним детям мать верна, а других предает. Для одних не жалеет ни времени, ни денег, ни сил, а других лишает всего, даже их собственной жизни. В советское время, когда женщины, обманутые «передовой наукой», верили, что зародыш — еще не человек, наличие у него бессметной души, равно как и существование Бога, агрессивно отрицалось. Поэтому отношение к аборту было достаточно легкомысленным. Женщины пеклись лишь о том, чтобы не испытывать боли. Даже перспектива бесплодия их не особенно волновала. Это могло напугать только в случае первой беременности. А, уже имея одного ребенка, люди часто считали, что его достаточно.
После краха советской власти Церкви постепенно удалось донести до народа, что аборт — самое настоящее детоубийство. Для женщин старшего возраста это стало страшным открытием. Многие говорят, что никогда бы не совершили этого греха, если бы знали правду. В наши дни правду замолчать невозможно, и опыт предабортного консультирования показывает, что, узнав ее, тысячи женщин решают оставить ребенка даже в достаточно сложных жизненных ситуациях. Размышления на тему верности тоже, как мне кажется, могли бы помочь матерям принять единственно правильное решение — сохранить своему малышу жизнь.
Не скажу, что сплошь и рядом, но попадаются мамы, которые чересчур буквально восприняли призывы всегда быть на стороне ребенка. Что бы ни вытворило их чадо, они стараются его оправдывать. Да еще подводят под это теоретическую базу! Дескать, в этом и состоит верность матери! Кто его защитит, если не я?
И защищают: от папы, возмущенного буйством и непослушанием сына, от сверстников (хотя, вполне возможно, «сам» тоже хорош), от соседей по дому и прохожих на улице, от «злых училок» и прочих недоброжелателей, которые вечно к нему придираются, буквально липнут, как железки к магниту. Помнится, одна такая мама ходила «качать права» к директору школы даже после того, как ее сын запустил камнем в учительницу. По его мнению, она занизила ему оценку. А раз так, то «получи, фашист, гранату!» Мама оправдывала сыночка во всех его действиях, поскольку оценка и впрямь была занижена. И грозилась пожаловаться в Управление образования на то, что к ее ребенку в этой школе (как, впрочем, и в двух предыдущих!) не нашли подхода.
Подобные случаи, безусловно, встречаются не каждый день, но назвать их полной экзотикой тоже нельзя. Поговорите со школьными учителями или найдите в Интернете родительские форумы, и вы сами увидите, каков настрой немалого числа мам (и пап).
Еще один пример: первоклассница Настя регулярно устраивает истерики из-за того, что учительница не уделяет ей столько внимания, сколько хочется Насте. А ей хочется царить всегда и во всем. Дай девочке волю, только ее и слышно будет, никто слова вставить не сможет. Когда при Насте похвалишь кого-то другого, она тут же принимается громко расхваливать свои достижения или бурно обижается, «показывает характер». Уроки Настя регулярно срывает, требуя, чтобы ее непременно спросили первой. В конце концов, измотанная истериками учительница решила применить меры и на неделю лишила Настю права отвечать у доски.
Казалось бы, мама, которая больше всех страдала от эгоизма и несдержанности Насти, должна была бы поддержать учительницу. Но нет! Она была возмущена наказанием дочери!
— Я же объясняла Анне Викторовне: Настенька — ребенок нетерпеливый. Но если ее спрашивать каждый раз первой, она успокоится и дальше не будет мешать. Хотя бы какое-то время. Неужели трудно пойти ребенку навстречу?
Маме не приходила в голову простая мысль о том, что другие дети быстро зададутся вопросом: с какой стати Настя должна всегда быть первой? Чем она лучше их? Почему у нее привилегированное положение?
Маму переживания других детей нисколько не волновали. Главное, чтобы дочка была довольна и не шумела. То есть Настина мать, активно подпитывала дочкин эгоизм и фактически способствовала тому, чтобы одноклассники ее возненавидели. Но при этом думала, что она действует в интересах девочки, занимая ее сторону.
Не спорю, защищать детей надо. Порой совершенно необходимо! Но еще необходимей учить их прощать, уступать, терпеть, преодолевать трудности. Быть на стороне ребенка — значит помогать ему вырасти хорошим человеком: совестливым, благородным, добрым, самоотверженным, а не потворствовать его безобразиям, прикрываясь словами о родительской преданности. «Следовало бы [видя согрешающего сына] сокрушаться и плакать, — поучает святитель Иоанн Златоуст, — или лучше не плакать только, но и удерживать, обуздывать, советовать, убеждать, устрашать, укорять, прогонять эту болезнь всеми способами врачевания и подражать той вдове, о которой говорил Павел: «Если она воспитала детей» (1 Тим. 5,10). Ибо не к ней только, но и ко всем он обращает эти слова и всех увещевает так: воспитывайте детей в учении и наставлении Господнем (Еф. 6,4). Это первое и величайшее из благ».
Ничто так не вдохновляет, как добрые примеры. Особенно в детстве и юности, когда человек еще неустойчив и легко может подпасть под дурное влияние. Но и потом добрый пример подобен яркому лучу, рассеивающему мглу и мрак, или глотку свежего воздуха, который сразу дает почувствовать разницу между тем, чем мы дышим и чем вообще-то положено дышать, если мы хотим сохранять здоровье.
Примеров женской верности в мировой истории и культуре не счесть, но сегодня, в условиях информационной войны, делается все, чтобы молодежь знала об этом поменьше, и пропагандируется прямо противоположное. Однако замолчать все невозможно. Особенно в русской культуре, где любимым образом многих поколений всегда была Татьяна Ларина. Любят ее именно за то, о чем мы сейчас говорим: за нравственную чистоту, верность и благородство. Сколько бы ни пытались расшатать нравственные устои, но тихие, твердые слова «Я другому отдана и буду век ему верна» уже без малого двести лет западают в душу читателям и не дают позабыть, что женская честь и верность как идеал неотменимы. Что бы мы там себе ни внушали и ни выдумывали.
Появление образа Татьяны Лариной в русской литературе, разумеется, неслучайно. Верность была в России не только идеалом, но и нормой жизни. В Тверской губернии на протяжении семи веков существовал благочестивый обычай в праздник Вознесения Господня совершать крестный ход на святую гору, высокий холм близ села Едимонова Корчевского, где, по преданию, святая благоверная Анна Кашинская прощалась со своим мужем, святым благоверным князем Михаилом Тверским перед его последней поездкой в Орду. Больше они в этой жизни не встретились, но трогательная сцена прощания супругов сохранилась в народной памяти вплоть до наших дней. Сохранилась и память о Ярославне, жене князя Игоря, увековеченной в «Слове о полку Игореве» и ставшей, можно сказать, нарицательным образом верной русской жены. Ее плач несется над русской землей, подхваченный миллионами женщин, и не смолкнет до скончания века, потому что, сколько существует наша страна, столько наседают на нее враги.
Потрясающий подвиг верности явили жены декабристов, что тоже не замедлило отразиться в нашей литературе и искусстве.
Екатерина Трубецкая писала иркутскому губернатору 14 января 1827 года: «Но если б чувства мои к мужу не были таковы, есть причины еще важнее, которые принудили бы меня решиться на сие. Церковь наша почитает брак таинством, и союз брачный ничто не сильно разорвать. Жена должна делить участь своего мужа всегда и в счастии и в несчастии, и никакое обстоятельство не может служить ей поводом к неисполнению священнейшей для неё обязанности…»
Юную Марию Волконскую тоже не испугали ни утрата титула, состояния и с детства привычного образа жизни, ни холод и лишения, ни разлука с родными и даже с малюткой сыном.
Княгиня Волконская сделала трагический выбор в пользу мужа, не разделяя его революционных взглядов и даже (по нынешним временам это может показаться особенно странным) не будучи в него влюблена. Просто она была слишком благородна, чтобы бросить мужа в беде. «Чем несчастней мой муж, тем более он может рассчитывать на мою привязанность и стойкость», — написала она свекрови 12 февраля 1827 года.
«Это самая удивительная женщина, которую я когда-либо знал», — промолвил под конец жизни ее отец, хотя когда-то делал все возможное, чтобы удержать дочь от отъезда в Сибирь, и даже грозил отцовским проклятием.
Кстати, не только Мария Волконская оставила ребенка на попечение родных, последовав за мужем в Сибирь. «До отъезда в Сибирь детей не было лишь у Трубецкой и Нарышкиной (последняя еще до осуждения мужа потеряла единственную дочь), — пишет Э. А. Павлюченко в книге «В добровольном изгнании». — Дочь Ентальцевой от первого брака воспитывалась у отца. А. И. Давыдова рассовала по богатым родственникам шестерых. А. Г. Муравьева поручила заботам бабушки двух маленьких дочек (старшей три года) и совсем крохотного сына. Н. Д. Фонвизина, единственная дочь престарелых родителей, оставила их с двумя внуками двух и четырех лет… А. В. Розен, по настоянию мужа, задержалась с отъездом, ожидая, пока подрастет сын. М. К. Юншевской не разрешили взять с собой дочь от первого брака. У будущей жены Анненкова — П. Гебль — также была дочь, оставшаяся с бабушкой. Расставались, имея очень мало надежд на то, что когда-нибудь свидятся. По постановлению Комитета министров, «невинная жена», последовавшая за мужем в Сибирь, должна была оставаться там до его смерти, а может быть, и до собственной смерти, так как правительство не гарантировало обязательного возвращения женщин в случае смерти их мужей, «государственных преступников».
Современным людям, склонным винить родителей чуть ли не во всех своих бедах, полезно узнать, как относились к родителям дети декабристов, хлебнувшие лиха и вообще-то имевшие основания предъявлять к ним претензии. Записки Ольги, дочери Ивана Анненкова, родившейся в Чите в 1830 году, начинаются со слов: «Первые мои воспоминания — тюрьма и оковы. Но, несмотря на всю суровость этих воспоминаний, они лучшие и самые отрадные в моей жизни».
После смерти Никиты Муравьева его четырнадцатилетнюю дочь Софью определили в Екатерининский институт, но не под фамилией отца, а под другой, вымышленной — Никитина. Однако девочка не отреклась от родителей. Она не откликалась на эту фамилию, и ее звали по имени. Существует рассказ о посещении института императрицей, которая спросила: «Почему, Нонушка, ты мне говоришь «madame», а не называешь «maman», как все девочки?» «У меня есть одна только мать, и та похоронена в Сибири», — ответила девочка.
По воспоминаниям А. Бибиковой, внучки Софьи Муравьевой, «бабушка не только любила своего отца, она его просто боготворила и свято чтила его память и все, что он успел передать ей из своих знаний».
Спустя сто с лишним лет, в еще более страшных условиях, подвиг верности повторила жена священника Григория Пономарева. Оставив трехмесячную дочку на попечение родных, она поехала в Сибирь искать супруга, который был осужден по ст. 58 УК РСФСР как служитель культа. В НКВД матушке Нине выдали разрешение на свидание с мужем, и она пустилась в далекий путь. Время было опасное, кругом воровство, бандитизм, люди нередко пропадали без вести. Путь на поезде до Улан-Удэ занял около двух недель. Когда же матушка, наконец, добралась до места назначения, ее нагло обманули, заявив, что до места, где находится ее мужа, надо ехать еще 20–30 км. А на самом деле зона, где содержался о. Григорий, была рядом, за забором! Но пока женщина дожидалась разрешения от начальства на продолжение пути, мужа отправили по этапу дальше, и матушке Нине пришлось возвращаться домой, так и не повидавшись с ним. В поезде она страшно простудилась, и ее как умирающую даже хотели снять с полдороги. Но молитвой и неимоверными усилиями матушка все же продержалась до Свердловска, где ее встречали брат с сестрой, которым она успела дать телеграмму. В больнице поставили диагноз «двухстороннее воспаление легких с абсцессом в нижней доле правого легкого и высшей степенью истощенности». Надежды на выздоровление практически не было, но матушка все-таки выжила, проведя в больнице два с половиной месяца. С мужем, осужденным на десять лет и отправленным в Магадан, они увиделись не десять, а пятнадцать лет спустя, в 1953 году, когда его, наконец, отпустили на волю. Они прожили в браке 61 год и завершили свой земной пусть, как Петр и Феврония, в один день. Дочь о. Григория и матушки Нины, Ольга Пономарева, благодарная родителям за подвиг любви и верности, написала об их жизни прекрасную книгу «Во Имя Твое…». Нам сейчас такие книги и такие истории нужны, как воздух. Сколько бы женщины ни кивали на мужчин, исправление общества зависит в первую очередь от верных жен. От их целомудрия и чистоты.
Но даже если мы не сможем повлиять на общественноисторические процессы, то, какую страницу мы впишем в историю своей семьи, зависит от нас. Тем, кто осознал это чересчур запоздало, оставлен путь покаяния. Тем же, кто еще не успел насажать на страницах семейной летописи клякс и ошибок, следует хранить верность «паче тысящзлата и сребра» (Пс. 118, 72), ибо она драгоценнее самых дорогих сокровищ. Ну, а как это запечатлеется в памяти потомков: в виде книг или устных преданий, — неважно. Главное, они будут вспоминать вас с благодарностью.