Смирнов Александр
Русская идея. Борьба с мировым злом
2024
Из числа мыслителей XIX века, размышлявших о будущем человечества, особо выделяется Николай Федорович Федоров (1829–1903 гг.), которого по праву называют основоположником русского космизма.
Федорова прозвали московским Сократом, поскольку Николай Федорович не оставил после себя книг. Его труды собрали, сохранили и издали ученики. Мыслитель 25 лет работал библиотекарем в Румянцевском музее, а последние годы жизни — в читальном зале московского архива Министерства иностранных дел.
Николай Федорович был крайне аскетичен: не имел семьи, питался только чаем и хлебом, спал на сундуке, подкладывая под голову книги, круглый год носил одну одежду, пока она совершенно не приходила в негодность. По сути, он вел монашеский образ жизни, живя в миру.
Был знаком с Достоевским и Толстым. Последнего нередко критиковал за его взгляды. Н. Федоров и Л. Толстой познакомились в 1881 году. Мыслитель настолько поразил Толстого, что тот даже говорил: «Я горжусь, что живу в одно время с таким человеком». Однако в 1892 году, после того как Толстой опубликовал статью против русского правительства, Федоров, сочтя такое действие непатриотичным, не хотел больше подавать Толстому своей руки.
Ознакомившись с идеями мыслителя, Ф. М. Достоевский говорил, что «почел бы мысли Фёдорова за свои».
Федорова по праву именуют «самым дерзновенным утопистом всех времен и народов». [1] Лейтмотивом его философских изысканий, его центральной идеей стала мысль о необходимости победить смерть: достичь бессмертия и воскресить силою науки и человеческого знания всех ранее умерших людей. Он даже придумал особый термин — «патрофикация», буквально означающий «отцетворение», или воссоздание ранее умерших отцов.
Федоров предлагает не ждать всеобщего воскресения, о котором говорит христианство, а самим поставить такую цель и стремиться к ней, стремиться победить смерть. И этого, по его мнению, можно добиться лишь совместными усилиями всего человечества. Эту цель он назвал «Общим делом». И именно ради такой цели, максимально благородной, по мнению мыслителя, может и должно сплотиться человечество. Люди, считал он, должны понять, принять и согласиться участвовать в этом достойном, благородном «Общем деле», перестать тратить усилия на самоистребление, производство оружия, а вместо этого заняться наукой, подчинить себе природу и освоить космическое пространство — ведь воскресшие люди должны где-то разместиться.
Федоров полагал, что человеку под силу многое. Например, управление погодой, управление планетой Земля, как бы неким космическим кораблем, на котором человечество движется, не понимая принципа его работы.
Глубоко религиозный человек, Федоров стремился, тем не менее, включить в «Общее дело» и верующих, и неверующих, полагая, что наука может достичь таких высот, которые позволят победить и саму смерть.
По его мнению, люди являются инструментом реализации Божественного замысла. В человеке он видит творческий потенциал, равный Богу. Ведь сказал Христос: «Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит» (Ин 14:12).
Человек, по его мнению, способен стать сверхчеловеком, бессмертным человеком, способен преобразить мир, укротить слепую силу природы, «обратить ее в орудие разума». В то время как современная цивилизация идет обратным путем.
Н. Ф. Федоров: «Целью истинного прогресса может и должно быть только участие всех в деле, или в труде, познавания слепой силы, носящей в себе голод, язвы и смерть, для обращения ее в живоносную. Вместо того, вместо обращения слепой силы природы в управляемую разумом, прогресс самую душу обращает в слепую силу». [2]
Предложив целью прогресса и «общего дела» победу над смертью и воскрешение всех ранее умерших, Федоров, естественно, размышляет и о том, где все эти люди разместятся. Ответ на этот вопрос дается в таком же, я бы сказал, федоровском духе: нужно осваивать космос!
Н. Ф. Федоров: «Вопрос об участи земли приводит нас к убеждению, что человеческая деятельность не должна ограничиваться пределами земной планеты». [3]
Землю он сравнивает с космическим кораблем, который нами пока не изучен. Человек должен научиться управлять ходом этого космического корабля.
Н. Ф. Федоров: «Человечество должно быть не праздным пассажиром, а прислугою, экипажем нашего земного, неизвестно еще какою силою приводимого в движение корабля, — есть ли он фото-, термо- или электроход. Да мы и знать не будем, какою силою движется наша земля, пока не будем управлять ее ходом». [4]
Мысль его выводит человечество за пределы земного шара.
Н. Ф. Федоров: «Вопрос об эпидемиях, как и о голоде, выводит нас за пределы земного шара; труд человеческий не должен ограничиваться пределами земли, тем более что таких пределов, границ и не существует; Земля, можно сказать, открыта со всех сторон, средства же перемещения и способы жизни в различных средах не только могут, но и должны изменяться». [5]
Н. Ф. Федоров: «Для сынов же человеческих небесные миры — это будущие обители отцов, ибо небесные пространства могут быть доступны только для воскрешенных и воскрешающих; исследование небесных пространств есть приготовление этих обителей». [6]
На дворе XIX век, первый аэроплан с двигателем поднимется в воздух только в 1904 году. В небо поднимаются планеры и аэростаты. А Николай Федорович пишет о необходимости выхода за пределы земли и заселения космического пространства!
Размышления Николая Федорова положили начало самобытному направлению научно-философской мысли, названному «русским космизмом».
Мыслитель видит будущее человечество объединенным, братским, единым организмом при сохранении многообразия. Идеалом такого объединения Федоров называет образ Троицы — единство при сохранении индивидуальностей.
Н. Ф. Федоров: «Так называемая интеллигенция должна… сделаться миссионерами нового объединения не по типу организма, а по образу Триединого Бога. Объединение по типу организма обезглавливает большинство людей и обращает их в механические орудия, тогда как истинное единство, или родство по мысли и чувству, не может допустить такого <…> изуродования <…> Истинное единство по образу Троицы есть теснейший союз личностей, в коем выражено то начало, которое мы называем нравственностью; объединение же по типу организма построено прямо на отрицании нравственного начала, потому-то оно и может держаться только насилием, принуждением. Общество по образу Троицы не нуждается во внешнем принуждении, в насилии, которое удерживало бы людей в обществе, и тем не менее это глубочайший союз личностей; держится он психической, душевной силой, взаимознанием; следовательно, в таком обществе знание… необходимо принадлежит всем». [7]
И еще философ уверен, что истинное братство невозможно без воскрешения всех умерших, поскольку без этого можно говорить лишь об отсутствии неприязни, но не братстве. И в этом вопросе он не готов согласиться с социалистическими идеями, находившими живой отклик в среде творческой интеллигенции.
Смелые и дерзновенные мечты Федорова доходят до мыслимых пределов возможного. Он выдвигает цели, охватывающие всю Вселенную и все времена, поскольку в понимании философа воскресить необходимо всех ранее живших людей. И в этом Н. Федоров расходился с В. Соловьевым, считавшим, что воскрешены должны быть не все, но лишь достойные. Федоров же настаивал на необходимости всеобщего воскрешения.
Философ декларирует безграничную веру в возможности человека, но не противопоставляет человека Богу, как может показаться. Федоров говорит, что идея победы над смертью — есть исполнение Божией воли, о которой нам сообщено в Писании.
Единение человечества, идеал которого дан Богом («вы во Мне, Я в вас, как Я в Отце»), и всеобщее воскрешение — это предназначение, которое человек должен исполнить, перейдя от своего вечного несовершеннолетия в зрелый возраст.
Федоров верит в Бога и верит в человека. Апокалипсис для него и его последователей — русских космистов — не предопределенное событие, а предостережение.
Федоровский позитивный взгляд на человека и вера в развитие человечества звучат в трудах других русских мыслителей, причисляемых к условной когорте русских космистов: теоретика космонавтики К. Э. Циолковского, В. И. Вернадского, А. Л. Чижевского, В. Ф. Одоевского, А. В. Сухово-Кобылина и др.
Мы видим, что в целом идеи Федорова перекликаются с видением будущего других русских мыслителей, говоривших о необходимости единения человечества. Однако в отличие от Достоевского Федоров не ищет национальную идею, он говорит о будущем всего человечества. Более того, он не выделяет в своих трудах русский народ как-то особо. Он говорит о некоем идеальном будущем вообще и «Общем деле» для всех людей Земли. Поэтому не думаю, что мы вправе назвать этот взгляд, эту философскую концепцию русской идеей. Это самобытная, уникальная и дерзновенная мысль русского философа, но всё-таки не русская идея.
И мы подходим к еще одному важному вопросу, с которого, наверное, нужно было начинать: искомая русская идея — это цель, замысел Бога о нации, предназначение, характер народа, смысл его бытия или что-то иное? Многие русские мыслители XIX–XX веков писали о том, что конечной целью развития, прогресса, исторического процесса является единение человечества. Но это именно цель, некий идеал, к которому следует стремиться. И Федоров размышляет не над русской идеей, но формулирует именно общечеловеческую цель. Поэтому можно сказать, что единение человечества не является русской идеей, хотя сама мысль многим русским мыслителям близка. Впрочем, не только им.
Николай Федоров очень интересный и самобытный философ, стремившийся к объединению верующих и светских людей, которые, по его мнению, могут объединиться для решения величайшей задачи, «Общего дела», воскрешения всех ранее умерших. Он не противопоставляет христианское учение и науку. Считает христианство маяком, целеуказателем, а науку и знание — инструментом, который позволит добиться поставленных целей, какими бы фантастическими они ни казались.
Русский религиозный философ, литературный критик, публицист и писатель Василий Васильевич Розанов (1856–1919 гг.) в 1911 году пишет статью «Возле „Русской идеи“».
Нужно сказать, что Василий Васильевич очень интересный человек, верующий, многогранный самобытный мыслитель. Он много размышляет, переживает о судьбе России, о русском народе.
В. В. Розанов: «Кроме русских, единственно и исключительно русских, мне вообще никто не нужен, не мил и не интересен». [1]
Обратимся к его статье «Возле „Русской идеи“», которая была впервые опубликована в 1911 году в журнале «Русское слово» № 165.
Вообще, нужно сказать, что у Розанова своеобразный стиль. Он как будто записывает в блокнот отдельные фразы, мысли, заметки. В статье, как это ни парадоксально, нет определения русской идеи, не сказано, чем она является. Это размышление над серией статей некоего Т. Ардова о настоящем и будущем России.
Розанов начинает свою статью с эпизода из романа Достоевского «Подросток», говорящего о неком молодом человеке, осознавшем вдруг, что русский народ является народом второстепенным и не может играть в жизни человечества всемирной роли. Этот юноша — Крафт, немец по происхождению — настолько полюбил свою вторую родину, что одна мысль о таком положении вещей невыносима ему и доводит его до самоубийства.
«Он (т. е. Крафт) вследствие весьма обыкновенного факта пришел к весьма необыкновенному заключению, которым всех удивил. Он вывел, что русский народ есть народ второстепенный, которому предназначено послужить материалом для более благородного племени, а не иметь своей самостоятельной роли в судьбах человечества. Ввиду этого, может быть, и справедливого своего вывода, г-н Крафт пришел к заключению, что всякая дальнейшая деятельность всякого русского человека должна быть этой идеей парализована, так сказать, у всех должны опуститься руки». [2]
И с этой мыслью он не смог жить! Василий Розанов говорит, что мысль эта принадлежит самому Достоевскому, который, мол, хоть и стоял за величие России, но уголком сознания держался за эту мысль.
В. В. Розанов: «Можно с ума сойти... Может быть, бред есть всё, что мы думаем о великом призвании России... И тогда — удар в висок свинцового куска... И вечная Ночь... Ибо для меня вечная Ночь переносимее, нежели мысль, что из России ничего не выйдет... А кажется — ничего не выйдет.
<…>
— Нет, лучше пулю в висок... Лучше мозги пусть по стенам разбрызгаются, чем эта смердяковщина.
<…>
Таким образом, около «идеи Крафта» можно сказать, «танцует весь Достоевский» [3].
Большая часть статьи Розанова — это внутренний диалог с Т. Ардовым, спор с ним. И оба мыслителя, в свою очередь, разбирают немецкое представление, немецкий взгляд, полагавший славянство женственным началом, в то время как германство, де, представляет из себя начало мужское, захватническое. И мыслители пытаются выкрутить, так сказать, в обратную сторону мысль Вильгельма II и Отто фон Бисмарка о славянах, якобы, должных исчезнуть или послужить материалом для германской нации.
Я не буду вслед за ними разбирать эту немецкую (а по сути, западную), надменную и ошибочную теорию. Её опроверг XX век, когда великий русский «Дух-освободитель» одержал победу над немецким (читай: европейским) «Духом-поработителем».
Для нашего исследования важен именно этот эпизод, положенный в начало статьи, за который «зацепились» оба писателя.
В. В. Розанов: «Меня в свое время это место из „Подростка“ так же поразило, как и г-на Ардова. И тоже, окончив роман, я возвращался к этим 2–3 страничкам в начале его» [3].
Розанов посчитал, что это главный нерв, центральный мотив всего творчества Достоевского, а именно: потребность быть нужным миру и существовать не на второстепенных ролях, не стать материалом для других наций, но иметь некую самостоятельную роль в судьбе человечества!
Чем эта мысль так привлекает обоих мыслителей? Какую струну задел Федор Михайлович? Прочтем полную цитату из романа, где повествуется о Крафте и его терзаниях.
КРАФТ
Ф. М. Достоевский: «Видите ли, вот господин Крафт, довольно уже нам всем известный и характером, и солидностью убеждений. Он вследствие весьма обыкновенного факта пришел к весьма необыкновенному заключению, которым всех удивил. Он вывел, что русский народ есть народ второстепенный…
— Третьестепенный, — крикнул кто-то.
— …второстепенный, которому предназначено послужить лишь материалом для более благородного племени, а не иметь своей самостоятельной роли в судьбах человечества. Ввиду этого, может быть, и справедливого, своего вывода господин Крафт пришел к заключению, что всякая дальнейшая деятельность всякого русского человека должна быть этой идеей парализована, так сказать, у всех должны опуститься руки и…
Про Россию я Крафту поверю и даже скажу, что, пожалуй, и рад; если б эта идея была всеми усвоена, то развязала бы руки и освободила многих от патриотического предрассудка…
— Я не из патриотизма, — сказал Крафт как бы с какой-то натугой
<…>
— Но чем, скажите, вывод Крафта мог бы ослабить стремление к общечеловеческому делу? — кричал учитель… — Пусть Россия осуждена на второстепенность; но можно работать и не для одной России. И, кроме того, как же Крафт может быть патриотом, если он уже перестал в Россию верить?
— К тому же немец, — послышался опять голос.
— Я — русский, — сказал Крафт.
— Это вопрос, не относящийся прямо к делу, — заметил Дергачев перебившему.
— Выйдите из узкости вашей идеи, — не слушал ничего Тихомиров. — Если Россия — только материал для более благородных племен, то почему же ей и не послужить таким материалом? Это роль довольно еще благовидная. Почему не успокоиться на этой идее ввиду расширения задачи? Человечество накануне своего перерождения, которое уже началось. Предстоящую задачу отрицают только слепые. Оставьте Россию, если вы в ней разуверились, и работайте для будущего — для будущего еще неизвестного народа, но который составится из всего человечества без разбора племен. И без того Россия умерла бы когда-нибудь; народы, даже самые даровитые, живут всего по полторы, много по две тысячи лет; не всё ли тут равно: две тысячи или двести лет? Римляне не прожили и полутора тысяч лет в живом виде и обратились тоже в материал. Их давно нет, но они оставили идею, и она вошла элементом дальнейшего в судьбы человечества. Как же можно сказать человеку, что нечего делать? Я представить не могу положения, чтоб когда-нибудь было нечего делать! Делайте для человечества и об остальном не заботьтесь. Дела так много, что недостанет жизни, если внимательно оглянуться. Надо жить по закону природы и правды, — проговорила из-за двери госпожа Дергачева. Крафт слушал, слегка улыбаясь, и произнес наконец, как бы с несколько измученным видом, впрочем, с сильною искренностью: «Я не понимаю, как можно, будучи под влиянием какой-нибудь господствующей мысли, которой подчиняются ваш ум и сердце вполне, жить еще чем-нибудь, что вне этой мысли?» — «Но если вам доказано логически, математически, что ваш вывод ошибочен, что вся мысль ошибочна, что вы не имеете ни малейшего права исключать себя из всеобщей полезной деятельности из-за того только, что Россия — предназначенная второстепенность; если вам указано, что вместо узкого горизонта вам открывается бесконечность, что вместо узкой идеи патриотизма...» — «Э!» — тихо махнул рукой Крафт. — «Я ведь сказал вам, что тут не патриотизм». [4] Безусловно, это мысли Достоевского. И он размышляет, приводит аргументы в пользу того, что, может быть, нет ничего плохого и ужасного в том, чтобы быть на второстепенных ролях в истории. Можно ведь просто работать для блага человечества — «общечеловеческого дела» (это похоже на отсылку к работам Н. Федорова и его «Общему делу»). И аргументы вполне убедительны, не так ли? И даже, кажется, можно просто жить «по закону природы и правды», довольствуясь тихими радостями, не нарушая моральных, нравственных и божественных законов. И не это ли сегодня часто предлагается нам? Просто живи и радуйся!
Да, все предлагаемые аргументы очень убедительны. Но почему-то Розанов и его незримый оппонент Ардов «зацепились» за Крафта, которому мысль о том, что русский народ должен остаться на второстепенных (третьестепенных) ролях в истории и не иметь самостоятельной роли в истории человечества, но послужить лишь материалом для других народов, невыносима. И не только невыносима, она смертельно, убийственно невыносима.
Почему Розанова не убеждают такие хорошие аргументы? А они его не убеждают, потому что он сам говорит и мыслит как Крафт!
В. В. Розанов: «Может быть, бред есть всё, что мы думаем о великом призвании России... И тогда — удар в висок свинцового куска... И вечная Ночь... Ибо для меня вечная Ночь переносимее, нежели мысль, что из России ничего не выйдет...» [3]
И тут же добавил: «А кажется — ничего не выйдет».
Вот это последнее слово Розанова показательно. Этот его пессимизм с предельной отчетливостью показывает, что христианские поиски новой формы для русской идеи, поиски, которыми сами того не осознавая, занимались мыслители XIX века, завершились ничем. Образно говоря: они не смогли оживить (обновить) остывшую, лишившуюся миссианского огня русскую христианскую идеологическую модель, которая без этого «топлива» не работает.
Розанов прав в том, что русским нужно верить в великое призвание России, нужно понимать, что есть общечеловеческое значение русского бытия, есть цель, возложенная на нас Богом... И без этой веры жизнь «по закону природы», пусть даже с участием в общечеловеческом деле, рискует превратиться в смердяковщину, из которой выход один: «кусок свинца и вечная Ночь»!
«Лучше мозги пусть по стенам разбрызгаются, чем эта смердяковщина», — восклицает Розанов. [3] О какой смердяковщине он говорит? Что имеется в виду? Это отсылка к словам Смердякова из «Братьев Карамазовых»: «Придут французы и покорят Россию, открою в Париже парикмахерскую»! Или более поздний вариант: «Победили бы немцы, пили бы сейчас баварское».
В. В. Розанов: «Замечательно, что та мысль, от которой благородный Крафт застрелился (Достоевский несколько раз называет его «благородным»), эта же самая мысль внушает Смердякову его знаменитые «романсы». В человеке «с гитарой» описывается, как этот лакей хохлится со своею невестою и то «развивает ее», то очаровывает пением. «Россия-с, Марья Ивановна, одно невежество. Россию завоевать нужно. Придут французы и покорят ее, а тогда я в Париже открою парикмахерскую».
Это та же «мысль Крафта», переданная «подлецу-приживальщику», бесу «в смокинге», который страшнее всех демонов в плаще и сиянии. Единственный подлинный дьявол, о, какой подлинный!
«Мое подлое я, но трансцендентное».
— «Дьявол с Богом борется, а поле борьбы — сердца людей». [3]
Достоевский перестал писать о русской идее после 1878 года, Владимир Соловьев написал такое, что впору показывать психиатрам (см. главу 1.4), и пророчески предположил, что Россию может ждать атеистическое будущее. А Розанов этим высказыванием («а кажется - ничего не выйдет») честно признался, что не верит в великое призвание России. Жаждет его, ибо невыносимо думать иначе, но не верит!
Ошибся Розанов. Ибо еще не была перевернута последняя страница русской истории.
Современные исследователи, разбирая тексты русских мыслителей XIX века, как будто игнорируют политический и исторический фон, в котором эти тексты создавались. Почему-то события 1877–1878 годов остаются как бы вне исследования. Как будто события, происходившие на Балканах, и послевоенные события не важны. Конечно, можно сказать, что любые события оказывают какое-то влияние на мыслителей своего времени, но тут особый случай. Перед началом Балканской войны происходит всплеск патриотизма, охвативший, без преувеличения, всё российское общество. Достоевский много пишет про этот общенародный подъем в «Дневнике писателя»:
Июль — август 1876. «Поднялась, во-первых, народная идея и сказалось народное чувство: чувство бескорыстной любви к несчастным и угнетенным братьям своим, а идея — «Православное дело». И действительно, уже в этом одном сказалось нечто как бы и неожиданное... Во-вторых, неожиданным было то, что с народной идеей, с «Православным делом» — соединились вдруг почти все оттенки мнений самой высшей интеллигенции русского общества — вот тех самых людей, которых считали мы уже совсем оторвавшимися от народа. Заметьте при этом необычайное у нас одушевление и единодушие почти всей нашей печати <…> Старушка Божия подает свою копеечку на славян и прибавляет: «На Православное дело». Журналист подхватывает это словцо и передает его в газете с благоговением истинным, и вы видите, что он сам всем сердцем своим за то же самое «Православное дело»: вы это чувствуете, читая статью. Даже, может быть, и ничему не верующие поняли теперь у нас наконец, что значит в сущности для русского народа его православие и «Православное дело»? [1]
«Либералы, отрицатели, скептики, равно как и проповедники социальных идей, — все вдруг оказываются горячими русскими патриотами, по крайней мере в большинстве... Русских, истинных русских, оказалось у нас вдруг несравненно более, чем полагали до сих пор многие, тоже истинные русские. Что же соединило этих людей воедино или, вернее, что указало им, что они во всем главном и существенном и прежде не разъединялись? Но в том-то и дело, что славянская идея в высшем смысле ее перестала быть лишь славянофильскою, а перешла вдруг вследствие напора обстоятельств в самое сердце русского общества, высказалась отчетливо в общем сознании, а в живом чувстве совпала с движением народным. Но что же такое эта «Славянская идея в высшем смысле ее»? Всем стало ясно, что это такое: это прежде всего, то есть прежде всяких толкований исторических, политических и проч., есть жертва, потребность жертвы даже собою за братьев и чувство добровольного долга сильнейшему из славянских племен заступиться за слабого, с тем чтобы, уравняв его с собою в свободе и политической независимости, тем самым основать впредь великое всеславянское единение во имя Христовой истины, то есть на пользу, любовь и службу всему человечеству, на защиту всех слабых и угнетенных в мире. И это вовсе не теория, напротив, в самом теперешнем движении русском, братском и бескорыстном, до сознательной готовности пожертвовать даже самыми важнейшими своими интересами, даже хотя бы миром с Европой, — это обозначилось уже как факт, а в дальнейшем всеединение славян разве может произойти с иною целью, как на защиту слабых и на служение человечеству?» [2]
Июль — август 1876. «Вот это-то и поняла высшая интеллигенция наша и всем сердцем своим примкнула к желанию народа, а примкнув, вдруг всецело ощутила себя в единении с ним. Движение, охватившее всех, было великодушное и гуманное. Всякая высшая и единящая мысль и всякое верное единящее всех чувство есть величайшее счастье в жизни наций. Это счастье посетило нас... Одним словом, это всеобщее и согласное русское движение свидетельствует уже и о зрелости национальной в некоторой значительной даже степени и не может не вызывать к себе уважения». [3]
Февраль 1877. «Да, думает, и воля ваша, как ни отрицали мы изо всех сил всю зиму наше летнее движение, но, по-моему, оно продолжалось и во всю зиму точно так же, как и летом, по всей России неуклонно и верно, но уже спокойно и с надеждой на решение царя. И уж конечно продолжаться будет до самого конца...». [4]
«Но чтоб сказать прощальное слово об этой сербской войне, в которой мы, русские, чуть не все до единого так участвовали нашим сердцем», [5]
Март 1877. «Движение, охватившее народ русский прошлым летом, доказало, что народ не забыл ничего из своих древних надежд и верований, и даже удивило огромную часть нашей интеллигенции до того, что та прямо не поверила этому движению, отнеслась к нему скептически и насмешливо, стала всех уверять, и себя прежде всех, что движение это выдумано и подделано неблаговидными людьми, желавшими выдвинуться вперед на красивое место. В самом деле, кто бы мог в наше время, в нашей интеллигенции, кроме небольшой отделившейся от общего хора части ее, допустить, что народ наш в состоянии сознательно понимать свое политическое, социальное и нравственное назначение? Как можно было им допустить, чтоб эта грубая черная масса, недавно еще крепостная, а теперь опившаяся водкой, знала бы и была уверена, что назначение ее — служение Христу, а царя ее — хранение Христовой веры и освобождение православия»? [6]
Апрель 1877. «Нам нужна эта война и самим; не для одних лишь „братьев-славян“, измученных турками, подымаемся мы, а и для собственного спасения: война освежит воздух, которым мы дышим, и в котором мы задыхались, сидя в немощи растления и в духовной тесноте». [7]
И вот царь объявил о начале освободительной войны.
Апрель 1877. «Когда раздалось царское слово, народ хлынул в церкви, и это по всей земле русской. Когда читали царский манифест, народ крестился, и все поздравляли друг друга с войной. Мы это сами видели своими глазами, слышали, и всё это даже здесь, в Петербурге. И опять начались те же дела, те же факты, как и в прошлом году: крестьяне в волостях жертвуют по силе своей деньги, подводы, и вдруг эти тысячи людей, как один человек, восклицают: „Да что жертвы, что подводы, мы все пойдем воевать!“ Здесь, в Петербурге, являются жертвователи на раненых и больных воинов, дают суммы по нескольку тысяч, а записываются неизвестными. Таких фактов множество, будут десятки тысяч подобных фактов, и никого ими не удивишь. Они означают лишь, что весь народ поднялся за истину, за святое дело, что весь народ поднялся на войну и идет». [8]
Достоевский, как, впрочем, и многие мыслители, самых ярких представителей, из среды которых мы рассмотрели ранее, полагал, что Россия освободит балканских славян, будет решен Восточный вопрос и это положит начало братскому объединению славянских племен. И история русского государства двинется в другом направлении, получит новый импульс. Многие тогда полагали, что для этой цели России непременно нужно овладеть Константинополем, который вновь станет христианским центром, каким и была столица Византии много веков назад. Не ради имперской экспансии, а ради восстановления попранной много веков назад справедливости, ведь именно из Византии, из Константинова града, пришла на Русь православная вера. Говорили о скором возвращении креста на храм Святой Софии, что стало символом, понятной всем идеей, ожидаемой и желанной. Поверьте, что вопрос был намного более серьезный, нежели просто желание территориальных приобретений, в чем нас извечно подозревала Европа. И все ожидания, связанные с освободительной войной, разбились у стен Константинополя, который русским войскам запретили брать. Александр II остановил русские войска, исполнив свои тайные договоренности с европейскими лидерами (имеется в виду так называемое секретное Рейхштадтское соглашение 1876 года). И это выглядело как предательство. Но это еще не всё. В Сан-Стефано подписан мирный договор с Османской империей, но это не устраивает европейских лидеров, и они настаивают на пересмотре итогов нашей войны! И власть снова идет на это! В итоге состоялся позорный Берлинский конгресс 1878 года, ставший русским унижением, названный позже катастрофой. Кто создал эту катастрофу? Русский солдат? Нет. Это сделала недальновидная, потерявшая связь с народом, ищущая одобрения у западных элит, власть. И ответственность целиком и полностью лежит на Александре II, царе-освободителе, продавшем Аляску, который своей недальновидностью, своим соглашательством и потаканием интересам западных лидеров позволил обнулить результаты Балканской войны, позволил состояться унижению России. Так была остановлена начавшаяся с благородного порыва — добыть свободу, защитить братские славянские народы — «русская весна» XIX века. Могла ли Россия миновать революционную трансформацию? Думаю, что у нас был такой шанс. Но он был упущен. После катастрофы 1878 года Достоевский перестал писать о русской идее, как и о решении Восточного вопроса. Владимир Соловьев призывает едва ли не к духовному самоубийству, отказу от национальных интересов и называет это русской идеей. Розанов бросает убийственное: «Для меня вечная ночь переносимее, нежели мысль, что из России ничего не выйдет. А кажется — ничего не выйдет». Конечно, не они одни думали так. Приведены именно эти мыслители, поскольку в XIX веке они писали о русской идее, а мы разбираемся в идейных исканиях христианских мыслителей, посвященных поиску и формулированию Идеи. Потому так важно видеть и понимать, что было сказано, что было найдено или же, что, возможно, было утрачено. После катастрофы 1878 года мы видим крах ожиданий, крушение надежд. Николай Федоров размышляет на тему общечеловеческого дела, поэтому его можно «вынести за скобки». Христианские религиозные мыслители перестали искать возможность обновления остывшей идеологической формы (как писал Достоевский: «Война освежит воздух, которым мы дышим, и в котором мы задыхались, сидя в немощи растления и в духовной тесноте»). После позорной сдачи национальных интересов в России усилились революционные настроения. В 1881 году Александр II погибнет от рук революционеров-народовольцев. И совсем скоро Российская империя всколыхнется, обрушится и восстанет новым государством, поразив весь мир. А пока… Россия застыла в каком-то странном состоянии. Вектор движения потерян. Ощущается идейная опустошенность, выраженная Розановым в одной фразе: «А кажется — (из России) ничего не выйдет». Достоевский говорит о «немощи растления и духовной тесноте». В книгах пишут, что Россия потеряла идею Петра I и Екатерины II. А Достоевский писал, что отказ от решения Восточного вопроса способен «вдребезги разбить Россию». Ф. М. Достоевский: «Восточный вопрос есть исконная идея Московского царства, которую Петр Великий признал в высшей степени и, оставляя Москву, перенес с собой в Петербург. Петр в высшей степени понимал ее органическую связь с русским государством и с русской душой. Вот почему идея не только не умерла в Петербурге, но прямо признана была как бы русским назначением всеми преемниками Петра. Вот почему ее нельзя оставить и нельзя ей изменить. Оставить славянскую идею и отбросить без разрешения задачу о судьбах восточного христианства — значит всё равно что сломать и вдребезги разбить всю Россию». [10]
Это состояние ощущают многие: кто-то отчетливее, кто-то как смутную тревогу. Александр Блок в 1906 году пишет статью «Безвременье», где изображает ужасную паучиху, окутавшую всё своей паутиной. Вчитаемся в его строки.
А. Блок: «Но и Достоевский уже предчувствовал иное: затыкая уши, торопясь закрыться руками в ужасе от того, что можно услыхать и увидеть, он все-таки слышал быструю крадущуюся поступь и видел липкое и отвратительное серое животное. Отсюда — его вечная торопливость, его надрывы, его «Золотой век в кармане». Нам уже не хочется этого Золотого века, — слишком он смахивает на сильную лекарственную дозу, которой доктор хочет предупредить страшный исход болезни. Но и лекарственная трава Золотого века не помогла, большое серое животное уже вползало в дверь, нюхало, осматривалось, и не успел доктор оглянуться, как оно уже стало заигрывать со всеми членами семьи, дружить с ними и заражать их. Скоро оно разлеглось у очага, как дома, заполнило интеллигентные квартиры, дома, улицы, города. Все окуталось смрадной паутиной; и тогда стало ясно, как из добрых и чистых нравов русской семьи выросла необъятная серая паучиха скуки...
Паучиха, разрастаясь, принимала небывалые размеры... Люди стали жить странной, совсем чуждой человечеству жизнью. Прежде думали, что жизнь должна быть свободной, красивой, религиозной, творческой. Природа, искусство, литература — были на первом плане. Теперь развилась порода людей, совершенно перевернувших эти понятия и тем не менее считающихся здоровыми. Они стали суетливы и бледнолицы. У них умерли страсти, — и природа стала чужда и непонятна для них. Они стали посвящать все свое время государственной службе — и перестали понимать искусства. Музы стали невыносимы для них. Они утратили понемногу, идя путями томления, сначала Бога, потом мир, наконец — самих себя». [11]
Нельзя согласиться с тем, что Достоевский стремился «закрыться руками» от наступающего будущего. Тут иное: произошло не перерождение человека, а потеря смысла, угасание миссианского огня, потеря цели. Возникла идейная пустота, которую русские христианские философы не смогли наполнить новым содержанием.
Что-то было угадано. Были высказаны интересные мысли. Но они так и остались мыслями, не повлиявшими на жизнь русского народа. Истративший свое миссианское топливо русский исторический проект, по образному выражению Блока, покрывался паутиной. И Блок восклицает в конце своего повествования: «Кто же будет рвать паутину?»
А. Блок: «А что, если вся тишина земная и российская, вся бесцельная свобода и радость наша — соткана из паутины? Если жирная паучиха ткет и ткет паутину нашего счастья, нашей жизни, нашей действительности, — кто будет рвать паутину?
Самый страшный демон нашептывает нам теперь самые сладкие речи: пусть вечно смотрит сквозь болотный туман прекрасный фиолетовый взор Невесты — Ночной Фиалки. Пусть беззвучно протекает счастье всадника, кружащего на усталом коне по болоту, под большой зеленой звездой. Да не будет так». [12]
Оказавшись в состоянии «безвременья», в идейном вакууме, потеряв цели, утратив идею Петра, или, как выразился Федор Достоевский, в «немощи растления и духовной тесноте», как бы в некой паутине, Российская империя начала постепенно дрейфовать в сторону революции.
В дальнейшем мы еще обратимся к творчеству Александра Блока. Но прежде предлагаю совершить небольшой экскурс в историю, назад — к истокам.
Ведь что такое русская идея? Если это цель, чья цель: интеллектуальной элиты или русского народа? Если это цель русского народа, то она должна быть простой и понятной любому крестьянину, любой бабе на базаре. Разве нет?
И если это некая движущая сила, придающая импульс движению русской истории, то может ли быть, чтобы её не существовало прежде XIX века?
Многократно цитировавшийся нами ранее Ф. М. Достоевский указывает на глубинные корни русской идеи, которые, по его мнению, восходят к Петру I и даже ранее — к Московскому царству. [13] Поэтому мы с вами вглядимся в историю, чтобы попытаться увидеть русскую идею там: ее возникновение, становление и понять причины идейного угасания, произошедшего к концу XIX века. То есть попытаемся сделать то, что не удалось нашим выдающимся мыслителям XIX века.
Перед экскурсом в прошлое предлагаю ознакомиться с одним из многих вариантов современного понимания русской идеи. В данном случае определение дано доктором исторических наук, профессором, членом-корреспондентом РАЕН В. Э. Багдасаряном.
«В чем сущностно заключается русская идея, какое ее прочтение давали? Несмотря на то, что различались подходы, в отношении того, откуда берется эта идея, различался и язык зачастую, аргументация, удивительное дело, что все мыслители с разными позициями… сходились в одном: русская идея — это идея солидаризационного развития человечества. Здесь важна каждая составляющая, каждый компонент этой формулы.
Первая составляющая — солидаризация. Это идея, выдвинутая в XIX веке, с таким поименованием, как соборность. Соборность — это особое духовное единение. Это даже не просто социализм — социализм как преобладание общего над частным — это даже не просто коммунизм… это духовное объединение…
Вторая составляющая — человечества. То есть не просто солидаризация одного народа, нации и тем более этноса, а это идея объединения человечества. Это миссианский компонент русской идеи… Это идея спасения, спасения человечества. Здесь принципиально важно не господство, а спасение. Это прямо противоположно идее мирового господства <…>
Третья составляющая — развитие. Идея развития на основе солидаризации. Запад предложил идею развития на основе конкуренции. Россия, русская идея предложила другую модель — развиваться не на основе конкуренции, а на основе солидаризации». [1]
Действительно, у многих мыслителей, писателей и философов, размышлявших о русской идее, мы можем встретить нечто общее, а именно единение человечества на принципах любви, братства или для совершения общего дела (Федоров) как некое идеальное будущее и даже как некую цель для всего человечества. А Федор Михайлович Достоевский прямо назвал единение человечества русской национальной идеей. «Все у нас, несмотря на всю разноголосицу, всё же сходятся и сводятся к этой одной окончательной общей мысли общечеловеческого единения. Это факт, не подлежащий сомнению, и сам в себе удивительный, потому что на степени такой живой и главнейшей потребности этого чувства нет еще нигде ни в одном народе. Но если так, то вот и у нас, стало быть, у нас всех, есть твердая и определенная национальная идея, именно национальная. Следовательно, если национальная идея русская есть в конце концов лишь всемирное общечеловеческое единение, то, значит, вся наша выгода в том, чтобы всем, прекратив все раздоры до времени, стать поскорее русскими и национальными». [2] И многие исследователи отмечают эту общую черту. Автор книги «Русская идея и ее творцы» Арсений Гулыга пишет по этому поводу: А. Гулыга: «Русская идея — это предчувствие общей беды и мысль о всеобщем спасении. Она родилась в России, но опиралась на западную, прежде всего немецкую, философскую культуру. Ее источники: русский исторический опыт, православная религия, немецкая диалектика. Русская идея имела целью объединить человечество в высокую общность, преобразовать в фактор космического развития…». [3]
Но он же задается логичным вопросом: почему идея объединения и спасения человечества называется русской?
А. Гулыга: «Остается ответить на вопрос, почему идея объединения и спасения человечества называется русской? Случайно ли, что она родилась именно в нашей стране, или существует глубинная связь между перечисленным комплексом идей и жизнью русского народа?» [3]
Поставив логичный вопрос, Арсений Гулыга не отвечает на него. Впрочем, пытается связать это с жизнью народа. Ведь очень важно понимать, что русская идея не может быть лишь неким интеллектуальным конструктом, теорией, рожденной пусть даже каким-то гениальным умом. Она может быть взята только из среды народа, иначе это не русская идея, а нечто иное (взгляд отдельного мыслителя, солидаризационная мысль группы мыслителей).
И я не случайно привел одно из пониманий того, чем может являться русская идея (по мнению Багдасаряна В. Э.). Вслушайтесь в эту формулу: «солидаризационное развитие человечества». Если бы мы пытались понять, о чем писали мыслители XIX века, то да, возможно. Мы видим общие черты в их размышлениях, в части, обращенной в будущее. Мыслители приходят к тому, что человечество должно развиваться солидаризационно. Замечательно. Но можно ли назвать эту мысль искомой русской идеей? Ведь русская идея должна, как мне кажется, быть близка и понятна всем, а не только элите.
Давайте представим разговор двух солдат Российской империи, пытающихся осмыслить: чего ради на земле существует наша страна, чего ради они служат царю и Отечеству, «не жалея живота своего».
— Так ведь без нашего народа человечество не объединится, — вероятно, должен сказать один.
— И не будет развиваться, — видимо, добавит другой.
Нелепый разговор, не правда ли? Понимаете? Если это национальная или русская идея, то она должна быть, во-первых, проста, во-вторых, понятна, в-третьих, амбициозна! А как иначе?
В. Э. Багдасарян создал хорошую компиляционную формулу. И, как было уже сказано, многие исследователи, анализирующие работы мыслителей XIX–XX века, исследующих данный вопрос, увидев эту общую черту, решают, что это и есть русская идея.
Вот похожий взгляд, высказанный доктором филологических наук, профессором Петром Евгеньевичем Бухаркиным, автором работы «Русская идея в русской литературе» [4].
П. Е. Бухаркин: «Можно сказать, что именно соборность лежит в основе самореализации „Русской идеи“ [5]. <…> Получается, что сама от себя, то есть в своих манифестациях в словесном искусстве, „Русская идея“ говорит в самых конечных (а иногда и смазанных) пределах о соборности». [6]
Русская идея, по мнению профессора Бухаркина П. Е., в той или иной степени говорит о соборности. Причем понятие это сложное и не поддающееся четкой формулировке:
П. Е. Бухаркин: «Соборность — понятие сложное и многообразное, могущее быть по-разному интерпретированным и способное оборачиваться различными своими сторонами. Более того, из-за своей предельной ёмкости она не поддаётся жёсткой логической формулировке». [6]
В данной работе встречается интересное определение национальной идеи вообще:
П. Е. Бухаркин: «Любая национальная идея, в том числе и русская, является, в конечном счёте, выражением общенациональных представлений о смысле существования своей страны, её назначения и роли в мировой истории». [7]
Замечательно. Мы ищем общенациональное представление о смысле существования страны и роли России в мировой истории. Общенациональное! То есть всеобщее, понятное всем, принятое всеми или хотя бы большинством. И оно не может быть банальным. Ведь если так, то и роль России в мировой истории банальна. А банальное не вдохновляет, а значит, не может служить искомым «метафизическим топливом», позволившим славянским племенам объединиться и создать величайшую империю; топливом, позволившим возродить могучее государство, причем дважды в истории:
• первый раз, когда был преодолен период феодальной раздробленности (XII–XVI вв.),
• второй раз — после крушения Российской империи в начале XX века.
Двигала ли нашим народом мечта о солидаризационном развитии человечества? Или же стремление к объединению (соборность)? Если бы так, то почему распадались империи? Почему враждовали между собой княжества? Почему в конце XX века с такой легкостью и даже радостью встретили развал Советского Союза? Почему за тридцать лет так и не воссоединились снова? Соборность уже не работает? Или, как говорится, не всё так однозначно?
Давайте протестируем «соборность», как мы раньше тестировали «солидаризационное развитие человечества», гипотетическим общением двух представителей русского народа.
— Скажи, мил человек, для чего на земле Русь стоит?
— А это чтобы всем нам объединиться.
— А зачем? Какова польза от того миру («каково назначение и роль Руси в мировой истории»)?
— А это для того, чтобы… (?)
Видимо, помимо объединения (соборности), должно быть что-то ещё, то, ради чего происходит объединение. Мы же не капли ртути, чтобы стремиться к объединению ради самого объединения.
Возвращаясь к формуле В. Э. Багдасаряна, должно сказать, что в расширенном объяснении его формулы звучит нечто очень важное, но как бы вскользь.
Понятно, почему многие исследователи приходят к похожей мысли, похожим ответам. Так философ Арсений Гулыга назвал мыслителей XIX–XX века творцами русской идеи. Его книга, посвященная данной теме, так и называется: «Русская идея и её творцы».
Но ведь мыслители XIX века не пришли к однозначному выводу, так и не дали ответ: в чем заключается русская идея. Каждый давал свои трактовки, сходясь в понимании конечной цели, к которой должно (по их мнению) прийти человечество. Потому называть их творцами русской идеи, как мне кажется, нельзя. Скажу более: даже если бы ответ был дан, это всё равно не предотвратило бы крушение Российской империи. Нужно было ответить на вызов, который поставила перед русским народом история. Для этого недостаточно одной или двух философских статей, нужно нечто значительно более действенное! Другими словами: для сохранения русской христианской государственности, для того, чтобы избежать революции, требовалось нечто большее, чем просто философский ответ.
И чтобы объяснить эту мысль, необходимо немного забежать вперед, дабы не водить читателя окольными путями, по которым пришлось двигаться автору. Пока просто предлагаю принять к сведению сказанное. В дальнейшем это станет понятнее. Если кратко: русскую идею не нужно придумывать, она существует и не меняется на протяжении всей русской истории. Однако она не может действовать сама по себе (как мысль, мечта или, собственно, идея). Для того чтобы она превратилась в созидательную силу, ей необходимо облечься в некую актуальную для данного исторического периода форму, которую можно назвать идеологией или идеологической формой, идеологической конструкцией или миссией.
Итак, русская идея (как мечта, мысль, идеал) нуждается в актуальной идеологической форме. Таким образом, перед мыслителями XIX века историей была поставлена сложнейшая задача: не только и не столько найти саму русскую идею, но предложить новую идеологическую форму (или реформировать прежнюю), согласующуюся с русской идеей, которая была бы принята большей частью народа. Христианские мыслители начали эту работу, но известные события XIX века не позволили им завершить начатое.
Тем не менее, новая идеологическая форма возникла. Но она была создана коммунистами. Хорошо или плохо, но она возникла и просуществовала некоторое время. Вот поэтому называть мыслителей XIX–XX века творцами русской идеи нельзя. Если бы иначе, то русское историческое бытие, получив необходимое «топливо», продолжило бы свое движение, и не было бы необходимости сворачивать на новый, неизвестный путь, пролегавший через обрушение, через радикальную трансформацию, или, как выразился философ Н. А. Бердяев, «через смерть».
Помимо того, назвать мыслителей «творцами русской идеи» — значит предположить, что ее не существовало до XIX века. Этому противоречит тот же Достоевский, называя ее исконно русской, уходящей истоками в Московское царство.
Из этого следует несколько выводов:
• Русская идея должна была существовать и до XIX века.
• Мыслители, размышлявшие над русской идеей, не смогли ее сформулировать. Но даже этого было недостаточно. Нужно было коренное реформирование прежней идеологической формы. Только так можно было избежать революции.
• Революция и последующий рост государства: территориальный, промышленный, научный, победа над армией объединенной Европы, выход на второе место в мире по многим параметрам, а по иным — и на первое, говорят нам о том, что коммунисты смогли предложить нечто новое и жизнеспособное. Новая форма, вместившая русскую идею, возникла. К сожалению, она была лишена христианского содержания и оказалась крайне неустойчивой — просуществовала всего лишь несколько десятилетий.
И ещё, так как русские мыслители XIX века не смогли сформулировать русскую идею, то нет смысла пытаться ее найти, обобщая всё написанное ими. А ведь именно по этому пути идет большинство исследователей. Потому «солидаризационное развитие», «соборность», «объединение человечества» — это лишь сходные мысли, встречающиеся у русских мыслителей XIX века и не только христианского толка (коммунисты и социалисты тоже говорили о братстве народов и о развитии). Это именно мысль, план идеального будущего, что-то иное, но не искомая идея.
Итак, давайте, обратившись взором в прошлое, попытаемся найти «метафизическое топливо», мечту, идею, вдохновившую русский народ на создание царства, позже — империи, просуществовавшей несколько веков, империи, раскинувшейся на двух континентах (пока не была продана Аляска).
Итак, мы предположили, что русская идея не появилась в XIX веке, не была придумана гениальными мыслителями и это не цель, находящаяся где-то в отдаленном будущем. Русская идея — это то, что наделяет смыслом, воодушевляет, вдохновляет русский народ испокон веков. Её можно уподобить мечте.
Процитируем в очередной раз Федора Михайловича Достоевского, считавшего, что русская идея была уже в Московском царстве (а, возможно, и раньше).
Ф. М. Достоевский: «Допетровская Россия была деятельна и крепка, хотя и медленно слагалась политически; …про себя же понимала, что несет внутри себя драгоценность, которой нет нигде больше, — православие, что она — хранительница Христовой истины, но уже истинной истины, настоящего Христова образа, затемнившегося во всех других верах и во всех других народах. Эта драгоценность, эта вечная, присущая России и доставшаяся ей на хранение истина, по взгляду лучших тогдашних русских людей, как бы избавляла их совесть от обязанности всякого иного просвещения. Мало того, в Москве дошли до понятия, что всякое более близкое общение с Европой даже может вредно и развратительно повлиять на русский ум и на русскую идею, извратить самое православие и совлечь Россию на путь погибели, «по примеру всех других народов». [1]
В данном отрывке Достоевский упоминает русскую идею как бы вскользь, не разъясняя ее. Но нам важно именно то, что она, в понимании писателя, уже существует и в допетровской Руси — в Московском царстве. И связана она не с богатством, не с властью, не территорией или отечеством, а с беспредельным, высшим, вечным, драгоценностью, правой (правильной) Христовой верой, доставшейся нам на хранение, и которой нет больше нигде.
Не нужно придираться к словам. Ведь здесь речь идет о народном представлении. И в народном представлении после исчезновения Византии именно на Русь легла эта ответственность — хранить драгоценность, истинную веру, Христову истину, «затемнившуюся во всех других верах и во всех других народах».
И в дальнейшем мы увидим, что такое миропонимание действительно имело место, было устойчивым и повсеместным, выразившимся в народных сказаниях, песнях, былинах и проч.
Богу (истории или провидению — кому какое понятие ближе) было угодно, чтобы нашим соседом через Черное море (в древности называвшееся Русским) стала великая православная империя, просуществовавшая тысячу лет, — Византия, Второй Рим, Восточная Римская империя.
О, это была действительно великая империя с развитой культурой, искусствами, зодчеством, передовыми науками. Но самое главное — это была первая в мире империя, в которой христианство, выйдя из подполья, стало официальной религией. Византия являлась мировым и единственным центром православия!
Константинополь — столица православной Византийской империи — на Руси именовался Градом Константина и Царьградом. Когда писал эти строки, вспомнил Пушкина, записавшего в свою очередь народную сказку, где есть строки про заморские страны, заморские города и заморские чудеса.
Само понятие «заморский», находящийся за морем, по-моему, возникло в те времена, когда наши предки на кораблях ходили: когда с торговлей, а когда с войной — в Ромейскую державу. Знакомство шло постепенно. Как было сказано, это была и торговля, и грабительские набеги. Например, православный церковный праздник Положение честной ризы Пресвятой Богородицы во Влахерне (15 июля) знаменует собой следующее событие: в 860 году флот русского князя Аскольда, состоящий из 200 ладей с воинами, с целью грабежа пришел к берегам Византии и осадил Константинополь. Угроза для города была серьезной. И греки стали молиться Божией Матери о спасении. Весь народ крестным ходом с ризой Богородицы обошел город. А потом ризу погрузили в воду залива, в котором находились ладьи завоевателей. По одной версии, разыгралась буря, разметавшая корабли. По другой версии, русы разграбили окрестности Царьграда, но сам город трогать не стали и ушли с богатой добычей. Но то, что город остался цел, было воспринято как чудо, в честь которого потом был даже установлен праздник. Еще одна сторона легенды гласит, что некоторая часть русов-язычников пожелала принять святое крещение. Вообще, соседство с Византийской империей приводило к тому, что время от времени буйные и неукротимые славяне крестились и принимали Христову веру. И христианство изменило наших предков. Есть письменные свидетельства о характере русов, наводивших порой ужас на своих соседей. Постепенно православное христианство проникло на Русь, меняя наших предков. Придет время, и всё византийское духовное и интеллектуальное богатство хлынет на нашу землю, наполнив её храмами, монастырями, святыми и святынями, книгами, ремеслами, искусствами. Придет время, и Русь влюбится в Христа, впитав Его учение, соединившись с Ним в Его Церкви. Христианство, по большому счету, и сформировало русский народ.
Дикие, языческие, кровожадные племена, от которых дрожали соседи, и та же Византия, не раз подвергавшаяся атакам и грабительским набегам наших пращуров, станут христолюбивыми и богомольными.
При написании работы возникло сомнение: нужно ли приводить исторические свидетельства суровости (назовем это так) наших языческих предков? Ведь когда говоришь своим о варварстве славянских племен, то на тебя иногда смотрят как на клеветника, желающего опорочить русский народ. Ведь кто-то думает, что наши предки только ходили в длинных рубахах, вплетали в волосы цветы и прыгали через костер, взявшись за руки, что не совсем верно. Славяне, жившие на Среднерусской возвышенности, вовсе не напоминали современных хиппи. Привожу известные факты с единственной целью, чтобы показать, как сильно изменила русских людей любовь ко Христу. Но и не только для этого. А и для того, чтобы напомнить европейским мыслителям, считающим славянство женским началом, «откуда есть пошла земля русская», какая дикая сила дремлет в славянах. Не зная этого или забыв об этом, французы, а потом и немцы уже однажды сильно пострадали.
Существуют разные взгляды на появление имени «Русь», ставшего именем нашего народа. Скандинавская версия, утвердившаяся на Западе, гласит, что Русью именовалось скандинавское племя, пришедшее княжить в Новгородскую землю и распространившее свое влияние на всю страну. Однако есть и другие варианты. Так, в летописи Нестора (Лаврентьевский список) читаем, что именем «Русь» именовалось самое сильное славянское племя — поляне.
А в уставе византийского императора Льва Философа (886–911 гг.) «О чине митрополичьих церквей, подлежащих патриарху Константинопольскому» в списке церквей под номером 61 указана церковь Русская, рядом со следующею за нею церковью Аланскою» [7], чего не могло быть, если бы Русью именовалось скандинавское племя, которое было языческим.
Д. Иловайский пишет в своей работе, что вряд ли под этим именем понимается Киевская Русь, потому что в это время в Киеве княжит язычник Олег. И нет никаких упоминаний о крещении жителей Киева. Исследователь предполагает, что Русью Византия называла какие-то Азовско-Черноморские славянские племена. Что подтверждает мысль о том, что Русь — название не привнесенное скандинавское, а принадлежавшее местным славянским племенам.
Норманисты строят свою теорию на выдержке из «Повести временных лет» (сохранившейся в нескольких различающихся списках: Лаврентьевском, Радзивилловском, Хлебниковском, который входит в состав Ипатьевской и Троицкой летописи), откуда можно сделать вывод, что славянские племена призвали заморское племя, именуемое Русь, править. Правда, перед этим славяне изгнали варягов.
В разных списках летописи имеются незначительные различия (отражены в сносках внизу страницы [9]). В целом смысл сводится к тому, что славянские племена, прогнав варягов, решают призвать варягов на княжение. Звучит противоречиво? Но есть важное дополнение: изгнаны просто варяги, а призываются некие варяги, именующиеся Русью. Здесь же сказано, что это не шведы (свие), не норманны (урмане), не англичане (анъгляне). Решено обратиться к некоему племени (Руси), живущему на берегу Варяжского моря. Одновременно мы видим, что среди прочих племен, собравшихся пригласить варягов, также есть племя русь («руси, чудь, словени, кривичи» [«русь» — в Ипатьевской летописи и Хлебниковском списке]). То есть, скорее всего, славяне решают призвать на княжение не чужаков, но представителей своего же племени, только живущих за морем. Да и как можно призывать тех, от кого только что отбились («изъгнаша варяги за море»)?
Нестор-летописец, создававший свое произведение в конце XI — начале XII века, не дает больше разъяснений, кого же все-таки пригласили славяне на княжение. Однако кое-где встречаются интересные дополнения.
Появляется еще одно имя — Гостомысл.
В истории государства Российского Карамзина тоже упоминается это имя, но как предание:
Н. М. Карамзин: «Славяне, убежденные, — так говорит предание, — советом Новгородского старейшины Гостомысла, потребовали властителей от варягов. Древняя летопись не упоминает о сем благоразумном советнике; но если предание истинно, то Гостомысл достоин бессмертия и славы в нашей истории». [11]
«Повесть временных лет», положенная в основу едва ли не всех более поздних летописей и списков, составлялась в конце XI — начале XII века монахом Киево-Печерского монастыря, а описываемые события происходили в Новгороде в IX веке. Нестор о них или не знал, или, если ему были доступны более ранние Новгородские летописи, посчитал возможным опустить прочие сведения. А между тем имя Гостомысл хоть и не попало в «основную» летопись, сохранилось в истории, и даже Карамзин указывает на него, хоть и с необходимыми оговорками.
Встречаем это имя и в «Повести о стране Вятской» (или «Вятском летописце»), где упоминается время построения Новгорода и Гостомысл как его первый правитель. [12].
«Эти народы храбростью своей вынудили его заключить союз со своими князьями и приняли от него мирные грамоты и иные почести.
Когда же они еще более умножились и возмужали в храбрости, то покорили многие города и земли и обложили данью даже столицы государств. Тогда избрали они правителем Гостомысла, одного из своих граждан, и переименовали свой город в Новгород Великий, сами же стали именоваться славенороссами. И со временем тем народам воссияла заря Божественной благодати — через великого князя Владимира в 6496 (988) году они приняли Святое Крещение и стали христианами». [13]
Согласно этому списку, Русью начали называться племена славянские, поселившиеся на берегах реки Руссы, впадающей в озеро Ильмень. Правда, сегодня мы не найдем такой реки. Река с аналогичным названием протекает юго-восточнее. Однако возле озера Ильмень сегодня стоит город Старая Русса, где соединяются две реки: Полисть и Порусья. Видимо, данные географические названия каким-то образом связаны с рекой, упомянутой в летописи, давшей название племени руссов.
Здесь же мы снова встречаем упоминание первого новгородского правителя Гостомысла, дополнившее несторовскую летопись.
Василий Никитич Татищев — выдающийся русский историк. Первый из серьезных исследователей русской истории. Он пишет объемный труд: «История российская с самых древнейших времен, неусыпными трудами через тридцать лет собранная и описанная покойным тайным советником и астраханским губернатором Василием Никитичем Татищевым». [19] Работа была закончена им в 1732 году.
Позволим себе небольшое отступление, чтобы осветить одну крайне интересную деталь из его биографии. Вот как описывает последние дни жизни Василия Татищева русский историк К. Н. Бестужев-Рюмин:
«Смерть Татищева была очень странна. Накануне смерти он поехал верхом в церковь за три версты и велел туда явиться мастеровым с лопатами. После литургии пошел с священником на кладбище и велел рыть себе могилу подле предков. Уезжая, уже в одноколке, он просил священника на другой день приехать приобщить его. Дома нашел курьера, который привез указ, оправдывающий его, и орден Александра Невского. Он возвратил орден, сказав, что умирает; то же повторил повару, пришедшему спрашивать об обеде на завтра. На другой день приобщился, простился со всеми, дал наставление сыну, соборовался и скончался. После оказалось, что он даже гроб велел приготовить». [20]
Не знаю даже, что удивительней: то, что он нашел и сохранил для истории, или то, как он умер. Так уходят люди, угодившие Богу. Итак, откроем его «Историю Российскую».
На 30-й и 31-й страницах своего сочинения Татищев рассказывает о том, как он искал старинные документы через своего знакомого, бывшего игуменом «по многим монастырям», и передает свою переписку с ним. Далее идет краткое описание содержания Иоакимовой летописи, начало которой, может, да и, пожалуй, является мифическим, начиная от «сыновей Афетовых». Мы должны понимать, что представлениям древнего писателя о временах отдаленных негде взяться, кроме преданий и сказаний. И древний автор рассказывает о далеких временах всё, что где-то услышал. Другое дело, когда описываются события, происходившие не так давно.
Татищев закончил работу над своей историей в 1732 году, находясь в деревне. Возил работу в Петербург и пытался издать, но не встретил сочувствия. Он даже намеревался издать ее в Лондонском королевском обществе, «но по недостатку переводчиков это дело так и не состоялось». [25]
Надо сказать, что всю жизнь Татищев посвятил не истории, а гражданской службе, и за нее много страдал. В конце жизни находился даже под следствием по наветам от недоброжелателей. «Приехав в свою подмосковную Болдино, Татищев уже не оставил этой деревни до смерти (июль 1750 года). Несмотря на то, что Татищев считался состоящим под судом и у двери его постоянно стоял солдат сенатской роты, он усердно работал. Здесь он доканчивает свою историю, которую в 1739 году привозил в Петербург, но к которой не встретил сочувствия», — пишет Бестужев-Рюмин. [26]
К. Н. Бестужев-Рюмин: «Он описал древнюю историю России в большом фолианте, который по смерти его перешел в руки кабинет-министра Ивана Черкесова; тот передал его профессору Ломоносову, умершему в 1765 году. Рукописи этой не хотели сообщить профессору Миллеру, который сделал бы из нея самое лучшее употребление». [27]
Работа Татищева была напечатана Императорским Московским университетом в 1768 году.
Вскоре судьба русской истории оказывается в руках немецких профессоров: Миллера Герхарда Фридриховича (1705–1783), который в 1747 году назначен историографом российского государства; Штрубе де Пирмонта Фридриха Генриха (1704–1790), который в 1769 году исследует вопрос о происхождении руссов; Шлёцера Августа Людвига (1735–1809), с 1765 года ординарного профессора академического университета по русской истории. Видимо, промыслительно труд Татищева не попал в руки Миллера — одного из авторов нормандской теории.
Немецкие профессора занимались изысканиями по русской истории во второй половине XVIII века, разыскивая по монастырям старинные манускрипты. И неизвестно, попадались ли им в руки Иоакимовские тетради и будут ли они найдены.
Но можем ли мы игнорировать такую важную информацию? Конечно, нет. Сам Татищев пишет, что записи не могли быть придуманы человеком малограмотным, каковым являлся его знакомый архимандрит. А монах Вениамин, «который в собрании русской истории трудится, по многим монастырям и домам ездя» [28], не стал бы составлять хитрый и искусный подлог, поскольку у него не было мотива, ибо нормандской теории попросту еще нет: Миллер, Штрубе и Шлёцер еще не приступили к работе.
Почему же летопись, доставшаяся Татищеву в списке (в переписанном виде), игнорируется историками? Потому лишь только, что нет древнего оригинала? Но ведь многие летописи также дошли до нас лишь в списках (являются переписанными копиями), и часто мы даже не знаем имен переписчиков, но это не мешает их исследовать и ссылаться на них как на источник ценных сведений.
Возникает интереснейшая ситуация: что не записал Нестор, объявляется преданием или басней. Хотя Нестор просто не мог знать всего. И какие-то важные исторические сведения дошли до нас иными путями, миновав летописца Нестора, как, например, информация о кровном дедушке Рюрика — новгородском правителе Гостомысле.
А между тем многое становится на свои места. Славяне изгоняют варягов. Но правящая династия прерывается: правитель Гостомысл преклонного возраста, его сыновья умерли или убиты, а дочери выданы замуж за соседних князей. У одной из дочерей Гостомысла — Умилы — есть сын Рюрик. Видел ли правитель сон на самом деле или история с вещим сном — это, так сказать, версия для подданных, — не суть важно. Правитель решает, что его народом должен править его внук — сын Умилы — Рюрик, которого решено уговорить вернуться. И это уже задание послов, с которым, как мы знаем, они прекрасно справились.
Таким образом, «призвание варягов» на княжение оказывается не актом признания собственной несостоятельности организовать быт и устроить государство (на чем настаивают сторонники нормандской теории), а внутренним делом правящего дома. Дед посылает послов за внуком. И приходят не какие-то чужаки-норманны, а законный наследник новгородского правителя с братьями, которые могли быть уже не детьми Умилы, а его сводными братьями — сыновьями отца Рюрика от другой матери. Рюрик пришел с войском, ставшим основой будущей княжеской дружины.
Можно представить, что дружина Рюрика и его братьев, видимо, состояла из людей пришлых и даже говоривших, возможно, на ином наречии. Но главное, что Рюрик — это законный наследник и внук новгородского правителя. А племя варягов, именуемых Русь, о чем мы читаем в разных летописных списках, — это те же славяне, поселившиеся в далеких землях на берегу Варяжского моря.
Племя Русь призывает на княжение представителей племени Русь.
«Идоша за море къ варягомъ, к руси. <….> Реша русь, чюдь, словени, и кривичи, вся: „Земля наша велика и обилна, а наряда в ней нетъ. Да поидете княжитъ и володети нами“. <….> От техъ прозвася Руская земля». [9]
И даже если племя Русь, обитавшее в Прусской земле, было норманнским или немецким, на чем настаивают норманисты, в любом случае Рюрик по матери являлся славянином и законным наследником, в призвании которого нет ничего странного. Кстати, Нестор в «Повести временных лет» Черное море называет Русским морем, а Балтийское — Варяжским морем. Странно, не правда ли, если полагать, что Русь — это название варяжского или немецкого племени.
«А Днепр впадает устьем в Понтийское море; это море слывет Русским, — по берегам его учил, как говорят, святой Андрей, брат Петра». [29]
И тот же Нестор пишет, что Рюрик призван на княжение в 862 году. А Русской землей наша родина называется уже до этого:
«В год 6360 (852), индикта 15, когда начал царствовать Михаил, стала прозываться Русская земля. Узнали мы об этом потому, что при этом царе приходила Русь на Царьград, как пишется об этом в летописании греческом». [30]
Мы видим, что нормандская теория, созданная немцами из Петербургской академии наук, имеет много нестыковок. А между тем Запад и некоторая часть отечественных историков придерживаются именно нормандской теории происхождения древнерусского государства, от которой пора уже отказаться как ошибочной и антинаучной, каковой она и считалась в советское время. И необходимо наконец уже восстановить память и воздать должный почет новгородскому правителю Гостомыслу, чей внук — Рюрик — известен всем как первый князь российский или основатель Русского государства.
После одного, крайне удачного, налета на столицу ромеев (похода киевского князя Олега 907 года) русские вытребовали себе право беспошлинной торговли на Босфоре. Кроме того, по новому торговому договору все время пребывания русских купцов в Константинополе их должна была содержать принимающая сторона. Она же снабжала отбывавших восвояси купцов всем необходимым для дальнего странствия.
Ф. И. Успенский: «Очевидно, главнейший элемент в свите был не военный, а торговый; 22 представителя от бояр могут указывать на такое же число городов или волостей, по которым сидели подчиненные русскому князю правители. Мы усматриваем, таким образом, здесь выраженными торговые и земские интересы, которые уже в Х веке находились в значительной зависимости от правильных отношений с Византией. Путешествие Ольги иллюстрирует договоры с греками, в которых также сильно выступает стремление установить мирные отношения с империей».
<….>
Я буду иметь случай доказать, что высочайшая политическая мудрость князей Х века заключалась в том, чтобы сблизить Русь с Византией более тесными узами и перенести в Россию культурные начала из Византийской империи. Я выражусь согласно со всеми преданиями об Ольге, если скажу, что она своей поездкой в Константинополь должна была произвести в умах своих современников такой же переворот взглядов, как поездка Петра в Западную Европу. Византия могла поразить воображение не только своим придворным церемониалом, но формами общежития и складом всей жизни. Если лучшие люди Х века могли составлять себе идеалы, то эти идеалы они могли находить в лучших формах общежития и в культуре образованнейших народов, а для той поры Византия была образцом недосягаемым». [1]
Ф. И. Успенский: «По преимуществу на долю Византии выпала воспитательная роль новоевропейских народов. … она долгое время оставалась очагом и светочем просвещения, она старалась, частью убеждением, частью проповедью христианства и цивилизующим влиянием, укротить и облагородить дикарей, приучив их к выгодам гражданской жизни. Под её влиянием разрозненные славянские колена и племена, равно как болгарская и мадьярская орда, выросли в исторические народы. Словом, она сослужила для восточноевропейского мира ту же благодетельную миссию, какую Рим для галлов и германцев. Восточные народы обязаны ей верой, литературой и гражданственностью». [2]
Русская летопись говорит о том, что Ольга приняла крещение в Константинополе, причем ее крестным отцом стал сам император Константин VII Багрянородный. Византийские же летописи упоминают сам визит, но о крещении Ольги умалчивают. В то же время известно, что в свите был священник, что может указывать на то, что Ольга уже была крещена. Ведь мы знаем, что русские крестились и ранее.
Цель визита княгини русов — Ольги, в крещении Елены — не совсем ясна. Возможно, речь действительно шла о налаживании торговых связей. Или же ею двигало желание увидеть самой и показать знатным представителям русского племени чудесную, заморскую, загадочную страну, поражавшую воображение современников. Для чего? Можно предположить следующее: если Ольга уже была крещена, тогда она стремилась вдохновить на крещение представителей русской элиты.
Так или иначе, Русь тянулась к Византии, и страна ромеев не отталкивала русских. Возможно, и потому, что византийцам была известна необузданная сила северного соседа, способного обнажить меч и взять силой то, что ему нравится. Византия предпочитала договариваться и заключать союзы, а не воевать. А в дипломатии ромеи знали толк.
И надо признать, что впоследствии русы неоднократно помогали Византии, участвуя в совместных военных походах. Из византийских источников мы знаем, что русские воины в дальнейшем зачастую играли ключевую роль в византийских военных компаниях, а также входили в элитную императорскую гвардию.
Буйный и непредсказуемый характер славян проявился в сыне Ольги — Святославе, не пожелавшем принимать веру своей матери. Будучи убежденным язычником, он не испытывал особого пиетета к православной империи. В 968–969 годах Святослав захватывает Болгарию, а в 970 году объявляет войну Византии. Решив напасть на Константинополь, князь руссов пишет императору известное: «Иду на вы» (иду на вас).
Война с объединенной армией славян, печенегов, венгров сулила Византии большие неприятности, так что хоть Святослав не добился успеха и вынужден был уйти из Болгарии, которая, потеряв свою независимость, перешла в подчинение Византии, Константинопольский император решил выполнить условия Святослава: возобновил старый торговый договор, позволявший русским привозить свои товары в Константинополь, и дал русским провизии на обратный путь (по 20 кг пшеницы на человека). Но кроме того, между русскими и ромеями был заключен договор о вечном мире.
«Я, Святослав, князь русский, как клялся, так и подтверждаю договором этим клятву мою: хочу вместе со всеми подданными мне русскими, с боярами и прочими иметь мир и истинную любовь со всеми великими царями греческими, с Василием и с Константином, и с боговдохновенными царями, и со всеми людьми вашими до конца мира. И никогда не буду замышлять на страну вашу, и не буду собирать на неё воинов, и не наведу иного народа на страну вашу, ни на ту, что находится под властью греческой, ни на Корсунскую страну и все города тамошние, ни на страну Болгарскую. И если иной кто замыслит против страны вашей, то я ему буду противником и буду воевать с ним. Как уже клялся я греческим царям, а со мною бояре и все русские, да соблюдем мы неизменным договор. Если же не соблюдем мы чего-либо из сказанного раньше, пусть я и те, кто со мною и подо мною, будем прокляты от бога, в которого веруем, — в Перуна и в Волоса, бога скота, и да будем желты, как золото, и своим оружием посечены будем. Не сомневайтесь в правде того, что мы обещали вам ныне, и написали в хартии этой, и скрепили своими печатями». [3]
В очередной раз Византия убедилась в том, что дикий северный сосед строптив, непредсказуем и своенравен, с которым лучше дружить и иметь союзнические отношения, чем воевать. Богатая Византия легко соглашалась на уступки финансового характера: нужны преференции в торговле? Да пожалуйста. Дать хлеба, чтобы вы домой ушли? Не вопрос. Можем еще и денег дать — не жалко.
В 986 году сын Святослава — князь Владимир — решает вернуться к вере матери своего отца (княгини Ольги), отказавшись от веры языческой. К этому времени Русь находится в окружении народов, исповедующих единобожие: на востоке и юго-востоке Русь соседствует с исламскими странами, на юге и западе нашими соседями являются страны, принявшие христианскую веру.
Предание донесло до нас рассказ о том, как князь Владимир выбирает веру для себя и своего народа. Перед этим он сравнивает православие, католичество, ислам и иудаизм. Нестор-летописец описывает «владимирово испытание вер» следующим образом:
986 год. «Пришли болгары магометанской веры, говоря: «Ты, князь, мудр и смыслен, а закона не знаешь, уверуй в закон наш и поклонись Магомету». И спросил Владимир: «Какова же вера ваша?». Они же ответили: «Веруем Богу, и учит нас Магомет так: совершать обрезание, не есть свинины, не пить вина, зато, по смерти, говорит, можно творить блуд с женами. Даст Магомет каждому по семидесяти красивых жен, и изберет одну из них красивейшую, и возложит на нее красоту всех; та и будет ему женой. Здесь же, говорит, следует предаваться всякому блуду. Если кто беден на этом свете, то и на том», и другую всякую ложь говорили, о которой и писать стыдно. Владимир же слушал их, так как и сам любил жен и всякий блуд; потому и слушал их всласть. Но вот что было ему нелюбо: обрезание и воздержание от свиного мяса, а о питье, напротив, сказал он: «Руси есть веселие пить: не можем без того быть».
Потом пришли иноземцы из Рима и сказали: «Пришли мы, посланные папой», и обратились к Владимиру: «Так говорит тебе папа: «Земля твоя такая же, как и наша, а вера ваша не похожа на веру нашу, так как наша вера — свет; кланяемся мы Богу, сотворившему небо и землю, звезды и месяц и все, что дышит, а ваши боги — просто дерево». Владимир же спросил их: «В чем заповедь ваша?». И ответили они: «Пост по силе: «если кто пьет или ест, то все это во славу Божию», — как сказал учитель наш Павел». Сказал же Владимир немцам: «Идите, откуда пришли, ибо отцы наши не приняли этого».
Услышав об этом, пришли хазарские евреи и сказали: «Слышали мы, что приходили болгары и христиане, уча тебя каждый своей вере. Христиане же веруют в того, кого мы распяли, а мы веруем в единого Бога Авраамова, Исаакова и Иаковля». И спросил Владимир: «Что у вас за закон?». Они же ответили: «Обрезаться, не есть свинины и заячины, соблюдать субботу». Он же спросил: «А где земля ваша?». Они же сказали: «В Иерусалиме». А он спросил: «Точно ли она там?». И ответили: «Разгневался Бог на отцов наших и рассеял нас по различным странам за грехи наши, а землю нашу отдал христианам». Сказал на это Владимир: «Как же вы иных учите, а сами отвергнуты Богом и рассеяны? Если бы Бог любил вас и закон ваш, то не были бы вы рассеяны по чужим землям. Или и нам того же хотите?» [4]
Затем прислали греки к Владимиру философа, который кратко знакомит Владимира с историей Ветхого Завета и учением Христа.
«Философ же сказал: «Если хочешь с праведниками справа стать, то крестись». Владимиру же запало это в сердце, и сказал он: «Подожду еще немного», желая разузнать о всех верах. И дал ему Владимир многие дары и отпустил его с честию великою.
Повесть временных лет сообщает нам о том, что крещение Владимира произошло в 988 году. Правда, перед этим Владимир зачем-то идет и осаждает византийский город Корсунь (Херсонес), расположенный в Крыму, берет его штурмом и требует себе в жены сестру византийского императора Анну.
Русский летописец описывает это примерно так:
Пошел Владимир на Корсунь и взял его в осаду. И сказал: «Если возьму город, то крещусь». И взял город. После этого написал византийскому императору, что, мол, желаю жениться на Анне. А те ему: «Нельзя выдавать за язычника». На что князь ответил: «Давно решил принять веру вашу, присылайте епископов, чтобы креститься и после жениться на сестре императора». К тому же князь в это время потерял зрение, но после крещения прозрел и удостоверился в силе Бога христианского. После этого взял в жены Анну, а город вернул императору. В итоге вернулся в Киев победителем, к тому же породнившись с византийским двором.
Остается вопрос: почему, желая креститься, Владимир нападает на Корсунь? И можно найти интересные объяснения этому.
Византийские хроники говорят, что Владимир взял Корсунь на третье лето по своем крещении, то есть будучи уже крещеным христианином. Предшествовали этому следующие события.
В Византии назревали большие неприятности в связи с бунтом полководца Варды Фоки, объявившего себя правителем. Законный император обратился за помощью к русскому князю, который выдвинул в свою очередь условие: император отдает за Владимира свою сестру — Анну. Тот согласился. К апрелю 989 года мятеж удалось подавить, но византийцы не спешили выполнить обещание. Владимир прождал до осени и, дабы ускорить решение, захватывает Корсунь. После этого он получил обещанное.
Существует и другое интересное предположение. Мы уже знаем, что князь решил принять греческую веру. И желает сделать это на своих условиях, показав своим людям, что крещение не сделает их рабами греков. Наверняка в дружине князя были недовольные, не желавшие расставаться с верой предков. Нужно было сохранить лицо перед дружиной, которая не раз скрещивала свои мечи с ромеями. Владимир снова испытывает христианскую веру и проверяет: будет ли христианский Бог помогать русам в войне против греков.
Поэтому говорит: «Если возьму Корсунь, крещусь». Удача оказалась на его стороне. Русы разграбили богатый город, и князь крестился, но уже не как варвар, склонившийся пред ромеями, а как победитель, который забирает в жёны и сестру императора. После этого он великодушно вернул город.
Так он доказал себе и показал дружине, что Бог христианский помогает и русским тоже, и даже в войне против греков. Дружину такой расклад устроил: «Годится такая вера. Слава нашему князю! Он сам взял то, что захотел!» — так могли сказать (подумать) братья по оружию.
Князь Владимир крестился, согласно разным источникам, в период между 986 и 989 годами. В это же время происходит, вероятно, крещение дружины, а также ставшее широко известным крещение киевлян, признанное официальным началом крещения Руси. Хотя до этой даты уже была крещена княгиня Ольга — бабушка будущего крестителя Руси, — а также известно о крещении руссов в IX веке.
Послание патриарха Фотия (866 год): « [Руссы], покорив окрестные народы, возгордились и, возымев о себе высокое мнение, подняли оружие на Римскую державу. Теперь они сами переменили нечестивое языческое суеверие на чистую и непорочную христианскую веру». [5]
Гордый воинственный народ желает равноправных отношений с могучей православной империей. Непременно равноправных. Потому князь требует себе в жёны сестру императора. И креститься хочет на своих условиях: в городе, который захватывает силой.
Владимир показал своим подданным, что он способен на равных говорить с ромейским императором, способен заставить Византию исполнять достигнутые договоренности. Хотя мне больше нравится версия, связанная с испытанием веры. Впрочем, могло иметь место и то, и другое: испытание веры и напоминание Константинополю о его обещании. В итоге князь крестился и породнился с византийским правящим домом.
Так князь (кахан или каган) русов укрепил свой авторитет в глазах своих подданных, а также утвердил высокое звание Руси как сильной державы, с которой считается даже Византийская империя.
Вслед за Владимиром крестится и его дружина, и весь Киев. А присланные по просьбе князя византийские епископы и священники помогают крестить весь русский народ. Впрочем, в византийских источниках крещение Руси практически не упоминается, поскольку считалось, что Русь была крещена еще при константинопольском патриархе Фотии.
Обращает на себя внимание та стремительность, с которой идет восхождение Руси. Рюрик, внук Новгородского правителя Гостомысла, пришедший в Новгород в 862 году, начинает собирать разрозненные славянские племена в единое племя, названное Русью.
Кстати, арабский путешественник Абу-л-Хасан ал-Мас’уди писал, что русийа значит красный: «Византийцы называют их „русийа“, что означает „красные“». [6]
Невестка Рюрика (жена сына Игоря) княгиня Ольга едет с посольством в Константинополь налаживать отношения на высшем уровне. Возможно, крестится там или уже крещена. А ее внук Владимир породнился с царственным византийским домом, взяв себе в жены сестру императора Василия II, дочь предыдущего императора Романа II — Анну.
Князь руссов — Владимир — вознамерился поднять статус своего государства до высоты Римской империи. Амбициозно? Еще как! Можно даже предположить, что для князя изначально и крещение, изменение веры с языческой на православную, могло быть политическим решением. Как было уже сказано ранее, практически все соседние народы уже отказались от языческого многобожия, выбрав или иудаизм, или ислам, или христианство. Русь в этом смысле отставала от соседей.
Князь выбирал веру по многим критериям. Некоторые из них попали в летопись, некоторые могли быть взяты Нестором-летописцем из предания, а о каких-то мотивах мы не знаем и можем лишь догадываться. Возможно, одним из мотивов выбора христианской, православной веры могло стать стремление походить именно на Византию.
Когда происходило испытание вер, иудеи сказали, что Бог на них разгневался и рассеял их между прочими народами. На что Владимир отвечал им: «Или и нам того же хотите?»
В противоположность безземельным иудеям богатство, красота и сила Византии для язычника Владимира вполне могли стать дополнительным доводом в пользу того, что Бог христиан — это хороший выбор.
Византия была образцом, достойным подражания, уровнем, к которому можно стремиться. И выбор Владимира стал промыслительным. Со временем вся Русь: князь и его народ — влюбились во Христа и христианство. Так мы знаем, что христианство преобразило Владимира настолько, что он даже решил отказаться от смертной казни преступников. И представителям Церкви пришлось разъяснять князю, что преступника нужно наказывать: «Ты поставлен Богом на казнь злым, а добрым — на милование. Должно карать преступника, но только с рассмотрением». [7]
Известно, что великий князь поначалу прислушался, но потом, посоветовавшись с боярами и городскими старцами, всё же установил наказывать преступников штрафом (вирой).
Сегодня нам кажется это естественным. Но надо знать языческие нравы. Вспомним один лишь эпизод из жизни князя: Владимир посватался к полоцкой княжне Рогнеде, но получил отказ. Она не захотела выходить за «сына рабыни». И это, в общем, было правдой, поскольку его матерью была наложница князя Святослава. Но гордый князь не мог стерпеть такого унижения. Он пришел с войском к Полоцку, осадил его, а взяв город приступом, обесчестил Рогнеду на глазах её родителей. После убил всю правящую династию, всё потомство, а несчастную Рогнеду забрал себе четвертой или пятой женой. И такое поведение было в порядке вещей. Вспомнить хотя бы, как княгиня Ольга (его бабушка) сожгла город древлян и закопала живьем послов, отомстив за убийство мужа.
В заметках древнего арабского путешественника Аль-Масуди можно встретить еще один шокирующий обычай древних русов-язычников. Путешественник описывает, что вдову умершего русы и славяне живой сжигали вместе с умершим в погребальном костре. [8]
Благодаря византийским учителям Кириллу и Мефодию в IX веке на Руси появляется славянский алфавит, а потом и богослужебные книги на русском языке. Происходило это примерно в то же самое время — в IX–X веке. Константин (в схиме Кирилл) создает славянский алфавит где-то между 855–863 годами и с братом Мефодием переводит на славянский язык греческие богослужебные книги: Евангелие, Апостол и Псалтырь, а также Октоих.
Черноризец Храбр: «Если же спросишь славянских грамотеев, говоря: «Кто вам письмена создал или книги перевёл?», то все знают и, отвечая, говорят: «Святой Константин Философ, названный Кириллом, — он нам письмена создал и книги перевёл, и Мефодий, брат его. Поскольку ещё живы видевшие их». И если спросишь: «В какое время?», то знают и говорят: «Во время Михаила, царя греческого, и Бориса, князя болгарского, и Ростислава, князя моравского, и Коцела, князя блатенского, в год от сотворения всего мира 6363 (или 855 год)». [9]
У наших предков, по всей видимости, были начатки письменности. Тот же черноризец Храбр в трактате «О письменах» сообщает, что славяне использовали «черты и резы». Есть свидетельства о заключении договоров. До нашего времени дошли два алфавита: «Глаголица» и «Кириллица». И исследователи не могут определить, какую из них создали Солунские братья. Есть мнение, что Кирилл с Мефодием создали глаголицу, а кириллица — это доработанная учениками братьев глаголица. Возможно и то, что глаголица — это старославянский алфавит, усовершенствованный братьями.
Так мы встречаем свидетельство, что братья в Крыму познакомились с «русскими письменами». Русскими назывались все славяне, жившие по берегу Черного моря.
Предполагается, что в государственный обиход кириллицу начала вводить еще княгиня Ольга (947 год).
«Теоретически можно предположить, что именно время княгини Ольги, её реформы по внутреннему государственному устройству (947), установлению погостов, даней и оброков — время принятия кириллической письменности в государственной сфере».
«Ольге принадлежит и попытка введения христианства, хотя не сохранилось прямых указаний, что богослужение при ней проводилось на славянском языке, скорее всего, этот обряд проходил согласно византийскому канону». [10]
С развитием письменности на Русь во множестве попадают византийские тексты, книги переводятся на славянский язык. Формируются первые библиотеки, находившиеся при княжеском дворе и при монастырях. Строятся храмы. Русь стремительно возрастает в культурном плане.
Кандидат исторических наук Онищенко Елена Валентиновна о развитии книгопечатания и распространении письменности в Древней Руси:
«Во времена Ярослава Мудрого в стенах Печерского монастыря, в княжеских резиденциях, крупных монастырях собираются крупные библиотеки.
Возникают школы. Изучаются языки — прежде всего греческий. С его помощью осуществлялись церковные, культурные и экономические связи с Византией.
В Киево-Печерском монастыре образование в рамках богословской программы поднято было до уровня высших духовных учебных заведений Византии.
Во второй половине XI века монастыри переходят на Студийский устав, который требовал обязательного обучения монахов грамоте. С XI века при монастырях существовали больницы, где обучались «врачевской хитрости». Были известны Гиппократ, Теофраст, Диоскирид, Гален…
Последние годы Ярослава знаменуют собой важный рубеж в становлении древнерусской письменности. Древняя Русь осознает себя просвещенной христианской державой. Расцвела книжность. Историческое значение ее чрезвычайно велико, ибо она не только расширила учебную и теоретическую базу школы высшего типа, но несла залог дальнейшего подъема просвещения на Руси, обогатив его трудами ученых Греции и Византии...
Масштабы развития и распространения элементов книжной культуры были настолько велики, что в настоящее время трудно в полном объеме воспринять и по достоинству оценить историческое значение событий тех лет. ... По сведениям Б. В. Сапунова, до середины XIII в. совокупный объем книжного фонда Древней Руси был в пределах 130–140 тысяч томов». [11]
На Руси переводят богослужебные тексты, жития святых, византийские хроники, своды законов, юридические и правовые документы. Одними из первых были переведены сборники церковного права — два Номоканона. Есть все основания полагать, что на Руси был известен краткий свод византийского законодательства — Эклога. Был переведен сборник норм византийского гражданского, уголовного, судебного и церковного права — Прохирон. На Руси он стал известен как «Градский закон».
По греческим лекалам устанавливаются правовые нормы и законы: установлен максимальный оборот по займам, запрещено обращение в полное рабство должников, отрабатывающих свой долг. Усовершенствованы положения об опеке и наследовании супругов. Устанавливаются правила к различению детей законных и незаконных. Определяются личная и имущественная самостоятельность жен и т. п. Под влиянием византийского права возникает институт душеприказчиков. Своды законов объединяются в так называемую «Кормчую книгу». Переведен «Закон судным людем» или «Судебник царя Константина», включавший вопросы судопроизводства, нормы уголовного и гражданского права.
Однако надо отметить, что полного копирования не было и не могло быть. Византийские законы и нормы, попадая на русскую почву, конечно, претерпевали изменения. Но это был огромный шаг вперед. Шло изучение и внедрение передового правового, юридического и законодательного опыта. На основании опыта Византии создаются собственные уложения: «Кормчая книга», «Русская правда», «Мерило праведное», «Книги законные» и т. д.
Начинается строительство каменно-кирпичных храмов. До этого каменного строительства на Руси практически не было. Для этого из Византии выписываются зодчие и архитекторы. Самый первый храм, построенный в Киеве, — Десятинная церковь — создается по византийским чертежам и, видимо, руками византийских мастеров. Построенный позже храм Святой Софии в Киеве также создается по византийскому крестово-купольному образцу.
Для строительства каменных храмов приходится изучить византийские способы и технологии изготовления кирпича.
Сильное влияние византийской традиции испытывает древнерусская иконопись. Первые иконы привозятся из империи, которые потом копируются для множества новых храмов. Манера и техника написания образов и ликов святых закрепляются в виде канонов иконописи.
На Русь попадают передовые знания и технологии X–XI века. Начинается производство стекла. При раскопках были обнаружены мастерские с остатками оборудования. Найденные фрагменты продукции стеклодувов свидетельствуют о том, что пару столетий производится продукция, мало отличавшаяся от той, что производилась в самой Византии. Русь познакомилась с техниками мозаики и фрески, темперной живописи, эмали, чеканки, обработки металлов, литейным производством. При Владимире Русь начинает чеканить собственную монету.
Перенимается и музыкальная культура Восточного Рима. Византийский канон лег в основу певческой церковной музыки на Руси.
Как уже было сказано выше, не было прямого повторения. Скорее нужно говорить про обучение, развитие, перенимание передового опыта, заимствование лучшего.
Молодая Русь, молодая нация ведет себя как подросток, который дерзок и самонадеян, требует равноправия и в то же время восхищается умом и опытом старшего товарища, поэтому стремится как можно больше перенять, как можно большему научиться. По сути, это была первая в истории Руси модернизация. И Византия щедро делилась с Русью богатством веры, знаний, технологий, навыков, устройства быта и правовых норм, культуры.
Под влиянием Восточной Римской империи молодая Русь быстро развивалась, достигнув в довольно короткий срок уровня передовых стран того времени. Русские умельцы создавали украшения из золота и серебра, оружие и доспехи. Появились русские художники-иконописцы, книжники, мастера по литью и ковке, зодчие, мастера по работе с мозаикой.
Начинает появляться школьное и высшее образование, осуществлявшееся в монастырях, ставших первыми учебными и научными центрами Руси. Так, при Киево-Печерской лавре существовала школа высшего типа, готовившая лиц для государственной и церковной деятельности, где наряду с богословием преподавались философия, риторика, грамматика, преподававшиеся на уровне высших духовных учебных заведений Византии.
Получив и развив собственную письменность, Русь жадно впитывала знания. Сначала было много переводов с греческого. Позже появляется собственная литература. Переводилось же не всё подряд, но только то, что считалось полезным: законы, хроники и обширный пласт религиозных текстов. Античное греческое наследие на Русь не попало. Нас захватило и увлекло христианство. Именно христианство стало главной ценностью, которой обогатила нас Восточная Римская империя.
Как Запад влюбился в Рим языческий, олицетворявший силу, закон, порядок и власть, так Русь влюбляется в Византию, Второй Рим — православный, ставший нашим крёстным родителем.
В дальнейшем мы еще не раз столкнемся с тем, что разные идеалы, разные культурные, идеологические матрицы Руси и Запада приведут нас к неизбежному и, как оказалось, неразрешимому противостоянию. Западные народы будут постоянно пытаться воссоздать в той или иной форме Римскую империю как центр силы и власти, а русский народ, воспитанный православной Византией, станет подражать Христу, «полагая душу свою за други своя». Древний конфликт Востока и Запада, существовавший в Римской империи, пройдя через века, продолжится в противостоянии Западного мира и России, где одна сторона станет стремиться к мировому господству, а другая сторона станет мешать осуществлению этих планов, считая идеалом равенство и братское единение народов.
К десятому веку площадь Киевской Руси достигла 1,33 млн квадратных километров при населении 5,4 млн человек, практически сравнявшись с Византией. Однако неудачный принцип престолонаследия привел к тому, что Русское царство разделилось на удельные княжества. Происходило следующее: князь наделял землями (уделами) своих сыновей. В результате появилось множество независимых, «удельных» княжеств, нередко враждовавших между собой. Начались междоусобные войны.
Разделение привело к ослаблению Руси. На ослабленную разделением Русь нападают кочевники с востока, которые грабят, разоряют русские земли. Русские княжества становятся данниками Великой Орды. Этот период русской истории известен как время феодальной раздробленности. И продлился он примерно 400 лет (с XII по XVI век).
Набеги и грабежи кочевников привели к тому, что в южных землях оседлое население почти полностью исчезло. Было разорено и уничтожено несколько сотен укрепленных поселений. Так, до Батыева нашествия историки насчитывали на Русской земле более тысячи укрепленных населенных пунктов. После нашествия их количество сократилось втрое. Количество разоренных деревень не поддается счету. Иные поселения уничтожались со всем населением.
А. Королев: «Одновременно резко сократилось и число рядовых сельских поселений. А ведь в Древней Руси X–XII вв. существовало около 50–75 тыс. деревень, в которых проживало абсолютное большинство земледельческого населения. Летописцы сообщают, что во время похода Батыя в Северо-Восточной Руси в 1237–1238 гг. было опустошено всё междуречье Оки и Волги так, что «несть сел целых», а головы жителей падали на землю, как скошенная трава. Из всех древнерусских княжеств только Смоленское, Пинское, Витебское, Полоцкое и большая часть территории Новгородской земли не испытали на себе «дружелюбное» отношение Батыя, да и то только потому, что татары до них не дошли. Все остальные древнерусские княжества были разгромлены и опустошены. Была разорена Владимиро-Суздальская Русь, обезлюдели целые земли — Киевская, Черниговская, Переяславская, некоторые из южных и юго-восточных областей оставались пустыми не одну сотню лет. „Множество мертвых лежаша“, „град разорен“, „земля пуста, церкви позжены“, „люди избиша от старца до сущего младенца“ — такими словами характеризуют летописцы состояние русских земель после нашествия Батыя». [1]
В результате разорения южных областей Руси и миграции населения на север происходит перемещение культурного и политического центра из Киева во Владимир, а позже в Москву.
Разорение и междоусобицы затормозили развитие и даже отбросили Русь на многие десятилетия. Население сократилось, были уничтожены богатые библиотеки, утеряны многие произведения искусства, разрушены города и поселения. Южная часть Руси стала именоваться «Диким полем», превратившись в разоренную, обезлюдевшую пустыню.
Для защиты от кочевников Русь начинает строить собственный аналог Великой китайской стены — так называемую «засечную черту», представлявшую из себя систему оборонительных укреплений, состоящую из поваленных деревьев. Деревья подрубались на высоте полутора-двух метров и валились ветвями в сторону противника. Дерево срубалось не до конца, чтобы оборонительную систему нельзя было разобрать. Деревья наваливались сплошной непроходимой полосой, становившейся естественной оборонительной стеной. Общая продолжительность засечных оборонительных «стен» достигала тысячи километров.
Небольшое отступление
Писать подробно о времени раздробленности мы не будем. Ведь целью данного исследования является поиск русской идеи, а не пересказ истории русского государства. Итак, опустим большой период истории, ограничившись лишь небольшим упоминанием, и сосредоточим внимание на поиске того метафизического «топлива», которое позволило русскому народу несколько раз в истории создавать огромные империи.
И как через разобщение пагуба постигла нашу землю, так и избавление от многих бед, очевидно, начнется не иначе как через воссоединение разрозненных земель. И такое объединение начинается примерно с XV века.
В 1380 году объединенные войска под предводительством московского князя Димитрия Ивановича на Куликовом поле разбивают превосходящие силы ордынского хана Мамая. Это была еще не окончательная победа, однако она показала, что русские войска могут побеждать ордынцев в чистом поле. Конечно, победа на Куликовом поле над ордынским войском еще не означала окончательного освобождения, так как Русь всё еще раздроблена и в чем-то напоминает Европу, состоящую из множества мелких, враждующих между собой государств.
И только примерно с XV века начинается собирание русских земель. Центром нового объединения стала Москва. А основное собирание земель происходит в период правления трех московских правителей:
• Ивана III (1462–1505 гг.)
• Василия III (1505–1533 гг.)
• Ивана IV (1533–1584 гг.)
Объединение, начавшееся при Иване III, ко времени окончания правления его внука Ивана IV имеет следующие впечатляющие результаты: Русь раскинулась от Речи Посполитой на западе до Тихого океана на востоке, заняв свое историческое положение, которое позже английский географ Хэлфорд Джон Маккиндер назовет Хартленд Heartland (Сердце Земли).
В XV веке происходит несколько судьбоносных событий:
• 1453 год — войска Махмеда II захватили Константинополь. И Византийская империя прекратила свое существование.
• 1483 год — исчезает угроза с востока. Великая (Золотая) Орда распадается на части.
И еще важно знать то, что приближается 7000-й год от сотворения мира по церковному летоисчислению или 1492 год от Рождества Христова. Это породило всеобще ожидание конца человеческой истории, что, как нам кажется, оказало существенное значение на формирование русской идеи. Мы рассмотрим данный аспект, этот «метафизический вызов», в следующей главе.
В 1472 году Иван III венчается с племянницей последнего византийского императора Константина XI Палеолога Софией из рода Палеологов. С этого времени византийский герб рода Палеологов — двуглавый орёл — появляется сначала на гербовой печати, а позже становится гербом Русского царства.
Именно Иван III начинает именовать себя царём, титул этот является производным от титула правителей Римской империи («цезарь»).
Исчезла великая православная империя, на которую многие богословы смотрели как на «удерживающего» (2 Фес. 2:7) или силу, которой Самим Богом предопределено служить делу сохранения мира от пришествия антихриста. И вот Византия исчезает. А время прихода антихриста (ожидается в 1492 году) приближается.
Посмотрим на важнейшие исторические события, происходившие в этот период, который крайне важен для нашего исследования. Поскольку именно в это время русский князь Иван III поднимает православное знамя Византийской империи, указывая на то, что теперь Русь становится на её место, Русь берет на себя миссию удерживающего!
1472 год — войска князя Московского отбивают атаку хана Ахмета, не дав его войску переправиться через Оку.
1480 год — происходит так называемое «стояние на реке Угре». Результатом которого стало окончательное прекращение выплаты дани Орде.
1484 год — заключение договора о вечном мире с Казанским ханством. Прекращение выплаты дани.
Можно предположить, что военные успехи русского войска связаны в том числе и с военной модернизацией. Так у московского князя появляются огнестрельные орудия и пищали. Об этом упоминает Татищев в «Истории российской».
В. Н. Татищев: «1475 год. Тое же весны, месяца Марта 26-го, на Велик День, пришол из Риму посол Великого Князя, Семен Толбузин, и привел с собою мастера муроля, который ставит церкви и полаты, Аристотеля именем, такоже и пушечник той нарочит лити их, и бити ими, и колокола, и иная лити все хитр велми». [2]
Упоминает Татищев и о том, что огнестрельное оружие применяется в столкновении с Ордой на реке Угре.
В. Н. Татищев: «По сем же Хан Ахмат поиде ко Угре, идеже стоит Князь Великий и братья его, и вси Князи и Воеводы, и многое множество воинства, и ста Хан на брезе на Угре со многою силою, на другой стороне противу Великаго Князя, хотя прейти реку, и приидоша Татаровя, и начаша стреляти наших, а наши начаша их стреляти из луков и испищалей, и многих Татар побиша и от берега их отбиша». [3]
Мы видим, что у русских появилось огнестрельное оружие и артиллерия. Кочевники же имели на вооружении лишь холодное оружие и стрелы и, возможно, камнеметные осадные орудия. Применение русскими войсками пищалей и пушек могло сильно пошатнуть уверенность монгольской армии в успехе. Пушки и пищали сложно было бы применить в битве, а вот при стоянии двух армий, разделенных рекой, проявились все преимущества огнестрельного оружия, позволившего расстреливать пулями и ядрами армию противника издалека, находясь вне досягаемости монгольских стрел.
В это время Иван III предпринял крайне удачный маневр. Был отправлен отряд для совершения рейда по ордынским тылам, оставшимся без защиты. Группа воинов на челнах спустилась по Оке и далее по Волге и прошлась по землям Ахмата.
В конце октября ударили ранние морозы. Угра замерзла. Русские войска отошли от реки. Но ордынская армия не решилась идти вперед. Как сообщают многие летописи, ордынцы оказались не готовы к морозам. Это странно, поскольку Орда не единожды атаковала Русь и в зимнее время. Скорее всего, морозы оказались благовидным предлогом не следовать за отошедшими от замерзшей реки русскими войсками.
Ордынская армия ушла. Русские одержали стратегическую победу, а хан Ахмат опозорился. Этот неудачный поход оказался для Ахмата фатальным. По прибытии в Орду (в январе 1481 года) он был убит. В Орде началась междоусобица и борьба за власть.
А русские войска совместно с союзником — крымским ханом Менгли-Гиреем — ходили разорять Орду в 1485 и 1491 годах. Дни Большой Орды были сочтены.
Отогнав от русских земель войска золотоордынского хана, Иван III вернулся в Москву героем. После этого Русь «отлагается» от Орды: князья больше не ездят за ярлыками на княжение. После нескольких веков подчинения Орде Русь обрела политическую независимость. Безусловно, это показало прочим удельным князьям, что Бог благоволит московскому князю и что Москва становится новым центром силы.
Герб правящей семьи Палеологов — двуглавый орел — после женитьбы Ивана III на племяннице последнего императора становится новым гербом Русского царства. И это не просто новый символ. Это вызов! Вызов, брошенный силам зла! Мол, место удерживающего не пустует. Теперь Русь становится новым Римом.
Однако нужно еще понимать следующее: для Европы это стало едва ли не оскорблением. Напомню: в Европе с X века существует государство, созданное немцами, — Священная Римская империя, позже получившее уточняющее добавление: Священная Римская империя германской нации. Она же — первый немецкий рейх (царство, держава или империя).
В 1434 году император Сигизмунд I делает двуглавого орла символом первого рейха. Флаг Священной Римской империи — желтое знамя с двуглавым орлом. Для германцев желтое знамя с двуглавым орлом являлось символом преемственности с исторической Римской империей. Вообще, можно заметить, что римские орлы «разлетелись» по гербам многих европейских держав.
И когда Русь еще была языческой, Европа уже заявляла свои претензии на воссоздание Римской империи. Так, в 800 году Карл Великий, ставший основателем европейской правящей династии Каролингов, объединяет большую часть Западной и Центральной Европы и коронуется в Риме как император Запада. Его империя просуществует недолго, и на смену ей приходит германская Священная Римская империя с двуглавым орлом на штандарте. Запад, очарованный древним Римом, пытается воссоздать Римскую империю в разных вариантах, считая это своим внутренним делом, своим законным правом!
И вот, когда в Европе уже существует германский вариант Римской империи, появляется неведомая Московия с русским двуглавым орлом на знамени! Конечно, это было воспринято как наглость и как вызов! Как будто в дележ наследства вмешался самозванец.
Безусловно, Иван III руководствовался иными соображениями, имевшими духовную цель, и он не собирался дразнить европейскую элиту. Но с точки зрения наших западных соседей, Русь вмешалась в дележ Римского наследия, покусилась на мечту, которую Европа считала своей по праву. Русский двуглавый орел привел Запад в бешенство.
Священной Римской империи германской нации с их двуглавым орлом давно нет на карте, а русский двуглавый орел до сих пор на гербе России как напоминание о давно сделанном выборе, хотя многие даже не догадываются о том, какие глубокие смыслы заключает в себе русский двуглавый орел.
Иван III, прозванный Великим, начинает собирать русские земли в единое государство. Дает отпор войску Золотой Орды и освобождает русские земли от многовекового ига.
За время его правления территория Московского княжества увеличилась в пять раз. Это зримый итог правления. Однако мы не должны забывать и о другом его достижении! Иван Великий смог дать отпор более сильному западному соседу — Великому княжеству Литовскому. А угроза была реальная. Великое княжество Литовское действительно было великим. Его размеры в разы превышали размеры Московского княжества. В 1430 году Литва раскинулась от Черного моря до Балтийского, занимая территорию современных Литвы, Белоруссии, почти всей Украины. В состав Литовского княжества входила и часть современной России: Смоленск и территория до юго-западных границ Тульской области. Причем Литва была настроена на захват новых земель: под власть Литвы могли уйти Новгородские земли.
При неблагоприятном для нас развитии событий Русь могла исчезнуть, а наши земли были бы поглощены другим государством. И если бы русские земли вошли в состав Литвы, то сейчас на карте Евразии раскинулась бы не великая Россия, а великая Литва или же Польша — в 1569 году эти два государства заключили союз, создав федеративное государство Речь Посполитую. У Литвы и Польши был исторический шанс, которым они не смогли воспользоваться. И это может их беспокоить до сих пор.
Потому объединение русских земель в XV веке стало необходимым условием выживания. Противостоять сильным соседям: Литве, Польше, осколкам Орды — Крымскому и Казанскому ханствам — можно было либо заключая временные союзы (которые часто распадались или оборачивались предательством), либо собирая воедино разрозненные части некогда единого целого.
Московский князь Иван III оказался воистину великим правителем, способным справиться с вызовами и задачами важнейшего исторического момента.
Понимая важность морских путей, Иван Великий стремится пробить путь к Балтике. В 1492 году, в разгар русско-литовской войны, на реке Нарва, впадающей в Балтийское море, закладывается город-крепость Ивангород, ставший русским форпостом, утвердившим выход Русского царства к Балтийскому морю. Немецкие купцы тут же начали бойкотировать русский порт.
А в 1496 году Ивангород осадили и разрушили шведы. Но русские восстановили и расширили город-крепость, который еще не раз окажется в зоне боевых действий. Запад не желал пускать Россию к морю. За это право пришлось сражаться.
Иван III начинает дело, завершенное Петром Великим, который основал на Балтике Санкт-Петербург и тем самым окончательно закрепил за Россией выход к Балтийскому морю.
Продолжит собирание русских земель и сын Ивана III — Василий III, а после и его внук — Иван IV (Грозный). Ко времени окончания правления Иоанна IV Васильевича территория России увеличивается до 5,4 млн кв. км. Причем при Иване Грозном в состав России впервые войдут не славянские племена, а народы и земли, бывшие некогда частью Золотой Орды.
С подачи некоторых историков Ивана IV (Грозного) стали считать чуть ли не кровожадным убийцей и самодуром. Это неверный взгляд. Достаточно сравнить Ивана IV с европейскими правителями того времени, чтобы понять, насколько русский царь сдержан по сравнению с другими монархами того времени. А если рассмотреть время его правления, то можно увидеть, что ему приходилось вести войны сразу на нескольких направлениях: на восточном, южном, западном и северо-западном. Во время правления Ивана Грозного России пришлось воевать с Казанским и Крымским ханствами на востоке и юге; с Ливонским орденом и Речью Посполитой на западе, Швецией на северо-западе. При этом среди боярской знати было достаточно много недовольных политикой царя, и с ними тоже приходилось бороться. Государь не был ангелом, как, впрочем, не был и демоном. Это суровый правитель, много сделавший для России и справившийся с выпавшими на долю Руси испытаниями. И он, безусловно, достоин всяческого уважения, так же как его отец Василий III и дед — Иван Великий.
Отступлю снова от исторического повествования. И в преддверии новой главы, где мы подробнее поговорим о появлении новой идейной формы, хочу в очередной раз сделать небольшое отступление.
Когда собирался материал и писались эти строки, автору еще не было понятно, в чем же заключается русская идея, что она из себя представляет. Это понимание возникало постепенно, в процессе работы. И если изначально автор считал, что нужно найти идею, то позже появилось понимание, что помимо идеи придется разбирать и идеологическую форму, в которой эта идея воплощается в данный исторический период. И если сама идея остается неизменной, то формы могут меняться. Это крайне важно. Иначе мы не сможем понять смысл трансформации, произошедшей в XX веке. А не поняв этого, мы лишь больше запутаемся.
Итак, в следующей главе мы попытаемся заглянуть за ткань очевидных исторических событий, чтобы увидеть и понять идейную, духовную, метафизическую подоплеку происходящего. Попробуем, наконец, выделить ту силу, ту идею, которая сплотила наш народ и привела к созданию величайшей империи мирового значения.
Обратимся снова к нашему гениальному писателю — Ф. М. Достоевскому. Он предполагал, что в допетровской России русская идея уже существовала, и он связывал ее с православием.
«Допетровская Россия была деятельна и крепка, хотя и медленно слагалась политически; …про себя же понимала, что несет внутри себя драгоценность, которой нет нигде больше, — православие, что она — хранительница Христовой истины, но уже истинной истины, настоящего Христова образа, затемнившегося во всех других верах и во всех других народах. … по взгляду лучших тогдашних русских людей… всякое более близкое общение с Европой даже может вредно и развратительно повлиять на русский ум и на русскую идею, извратить самое православие и совлечь Россию на путь погибели, «по примеру всех других народов». [1]
О каком периоде допетровской России может идти речь? С самого ли появления России на карте мира явилась и русская идея, о которой упоминает Достоевский, или она формировалась постепенно? Выскажу собственное предположение. Думается, временем появления русской идеи следует считать XV век. Именно в этом веке гибнет Византия, империя, от которой мы приняли крещение. В 1453 году войска османского султана Мехмеда II захватили Константинополь. Русь остается, как думали наши предки, единственным православным царством на земле, способным сохранять и защищать правую веру, хранить Божию правду, как до этого хранила её православная восточная Римская империя.
И именно с этого времени православная Русь осознаёт свою миссию: продолжить дело Восточного Рима, хранить Христову истину. Ведь теперь Святая Русь встала на место православной Византии. Это было настолько очевидно для всех, что не требовало долгих объяснений.
И почему пала Византия, тоже было всем понятно. Греки предали православную веру! Ведь пока империя хранила верность православию, никакие враги не могли ее одолеть. А только лишь власть согласилась на предательскую унию, Византия пала быстро и окончательно.
В 1439 году подписана Флорентийская уния. Константинополь признаёт духовное первенство католического Рима. Правда, позже духовенство, подписавшее унию, начало от нее отказываться и каяться, но факт остается фактом; Константинополь предал православие в политических целях — император рассчитывал на военную помощь Запада, которой в итоге не получил.
Авторитет Константинопольской церкви пошатнулся. На Ферраро-Флорентийском соборе (1438–1439 гг.) присутствовал также и глава Русской церкви — митрополит Киевский, грек Исидор, возведенный в том же 1439 году в сан римского кардинала, епископа титулярной церкви Санти-Марчеллино-и-Пьетро с присвоением звания легата для провинций Литвы, Ливонии, всея Руси и Польши (Галиции). Однако, когда он вернулся на Русь в 1441 году, то после рассмотрения на архиерейском соборе Русской церкви был взят под стражу и заточен в Чудовом монастыре. Позже было принято решение избрать русского патриарха, хотя Русская православная церковь всё еще подчинялась Константинопольскому патриархату. Однако страх предать Христа оказался выше страха нарушения канонических правил. Экстраординарные события требовали неординарных решений.
Когда же Византия пала (1453 год), это было воспринято всеми как Божие наказание за отступничество. И хотя позже, как было сказано, Греческая Церковь отвергла унию и вернулась в лоно православия, но она уже потеряла свой авторитет в глазах русских людей. Отчасти это явилось причиной столь яростного неприятия церковных реформ патриарха Никона, начавшего исправлять русские богослужебные книги по греческому образцу. Как можно трогать русское неповрежденное православие, когда греки стали отступниками? Таковым, повторюсь, могло быть народное понимание в XVII веке.
А тогда — в XV веке — русский народ понимал, что Бог оставил милостью Своей отступившую от истины Византию. Причем, как рассказывали, происходило это видимым для многих образом.
После изгнания предателя грека Исидора, подписавшего унию с прочими православными иерархами, участниками преступного собора, Русская Церковь оставалась без предстоятеля. В 1448 году на соборе русских епископов в Москве без согласования с Константинопольским патриархом митрополитом Киевским и всея Руси избран рязанский епископ Иона. И хотя только в 1589 году Константинопольский патриарх Иеремия II, приехавший в Москву просить денег, даст согласие на автокефалию Русской православной церкви, уже в XV веке русские сами выбирают себе митрополита.
В XV веке исчезла Византия, а Русь освободилась от ордынского ига. Начинается объединение княжеств, формирование нового Русского царства во главе с Москвой.
И что еще кажется крайне важным и о чем иногда исследователи данной темы предпочитают не упоминать: во второй половине XV века на Руси, да, пожалуй, во всем христианском мире были крайне сильны апокалипсические ожидания. Дело в том, что 1492 год по современному летоисчислению — это 7000 год от сотворения мира по летоисчислению, которым пользовались на Руси в это время. А эта дата стойко ассоциировалась с наступлением конца света.
Давайте попытаемся представить себя находящимися в этом историческом периоде. Русь крещена полтысячи лет назад. Уже пять веков русские люди живут по христианским законам, руководствуются христианской моралью. Нормы, правила, законы, мировоззрение — всё так или иначе связано с верой и Церковью. И вот приближается 7000-й год от сотворения мира по церковному летоисчислению. Приближается год, о котором говорят как о последнем времени. Ожидание конца света было всеобщим. Об этом говорили люди святой жизни, признанные духовные авторитеты!
«Грядет ночь, жития нашего окончание», — пишет святой преподобный Иосиф Волоцкий.
«Ныне же есть последнее время, и летом скончанье приходит, и конец веку сему; бес же вельми рыкает, хотя всех проглотити, по небрежению и лености нашей». Это уже слова митрополита Киприана Киевского, прославленного в лике святителей. [4]
Митрополит Фотий, святитель: «Но близ вас конец веком достиже». [4]
«Понеже бо се уже конец летом приспе, и Судья с воздаянием ждет нас; и того ради молю вы покаяния чистого силу показати», — читаем в послании митрополита [4]
И таких высказываний было множество. Причем из самых авторитетных уст. Исследователи говорят, что в XV веке Русь пережила пик эсхатологических ожиданий. Никогда до, никогда после такого не было на Русской земле.
«Помимо библейских текстов, литературной основой эсхатологических представлений на Руси послужили „Слово Ипполита Римского об антихристе“, „Откровение Мефодия Патарского“, жития Андрея Юродивого и Василия Нового, некоторые „Слова“ Ефрема Сирина и некоторые другие (в том числе апокрифические) произведения. Целый ряд текстов с эсхатологической тематикой, бытовавших на Руси, приурочивал конец света к исходу седьмой тысячи лет». [5]
Как видим, это было не единичным мнением и звучало едва ли не на официальном уровне. И все же, оставаясь именно мнением, а не догматом или учением. Серьезность всенародного ожидания конца света показывает то, что расчеты пасхалий оканчивались этим годом. Дата Пасхи — главного христианского праздника — рассчитывалась специальным образом. И эти исчисления оканчивались 1492 годом. А в некоторых пасхалиях 1459 год (или 6967 год от сотворения мира) отмечался как год рождения антихриста, который, являясь полной противоположностью Христа, должен, как считается, родиться за 33 года до этого. [6]
Попытаемся представить себя на месте Ивана III. Приближается 7000 год, который, как считают многие и даже святые люди, станет годом конца времен. В 1459 году, видимо, должен родиться антихрист. Надвигаются тяжелые времена.
И тут величайший колосс — тысячелетняя Римская православная империя — фактически отказывается от православной веры, признает власть папы Римского (Ферраро-Флорентийская уния 1438–1445 гг.), а в 1453 году гибнет под ударами завоевателей.
Исчезла православная империя, которая, как считалось, является удерживающим приход антихриста. На что, как полагали, указывает следующий стих из Евангелия: «Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь. И тогда откроется беззаконник!» (2 Фес. 2:7–8).
Что есть этот самый удерживающий? Кто это? Что это? Иоанн Златоуст, ссылавшийся в этом мнении и на других святых отцов, полагал, что удерживающим является Римская империя.
Иоанн Златоуст: «Что же такое, что не допускает открыться ему, то есть препятствующее? Одни говорят, что это благодать Святого Духа, а другие — римское государство; с этими последними я больше согласен». [7]
И вот империя ромеев, которую считали удерживающим, исчезла! Путь антихристу открыт. И время его рождения приближается (ожидается в 1459 году). Совпадение? Для большинства верующих христиан — самое достоверное указание на приближение страшных событий.
В это время (в 1455 году) княжич Иван обороняет Русь от татар. После вместе с воеводой Фёдором Басёнком совершает победоносный поход против вторгшихся в пределы Руси войск хана Саид-Ахмада. В 1460 году уже сам возглавляет войско Великого княжества Московского и преграждает путь на Москву татарскому войску хана Ахмата. А в 1462 году, по смерти отца, Иван становится князем Московским — Иваном III Васильевичем.
Конец света приближается. А Иван III занят собиранием русских земель. Заключены договоры с Тверским и Белозерским княжествами. Ярославское княжество переходит в подчинение Москвы без войны, а также частично Дмитровское княжество.
1469 год. Из Рима приходит предложение взять в жены греческую принцессу, православную христианку, бежавшую из разоренного Царьграда с братьями в Европу. Иван, после совета с митрополитом, матерью и боярами, принимает это предложение.
В 1472 году Иван III венчается с Софией Палеолог.
Собирание земель продолжается. Пришла очередь Ростовского княжества, половина которого тоже в результате переговоров становится частью Русского царства. Заметим важную деталь: Ивану III в основном удается присоединять земли без кровопролития! Интересно, какие аргументы князя Московского заставляют удельных князей принимать власть Москвы? Уж не собирает ли Иван III войско, чтобы сразиться с армией антихриста? Правда, подтверждений этому в письменных источниках мы не находим, и это является лишь предположением.
Проблемы возникают с Новгородом, готовившимся уйти под протекторат Литвы. И эта проблема решается вооруженным путем.
В 1480 году происходит величайшая победа русского войска над армией Золотой Орды, известная как «стояние на реке Угре». Результатом этой победы становится полная независимость от многовекового врага. Это, по всей видимости, должно было окончательно убедить как русских князей, так и весь народ в том, что Иван III — это именно тот лидер, которому благоволит Сам Бог Всевышний.
До 7000-летия остается каких-то 12 лет.
После падения великой Римской империи, по мнению русских людей, на земле остается единое свободное православное царство — Святая Русь. И кому, как не Русскому царству, Бог отныне может передать миссию удерживающего?
Иван III, женившийся на племяннице последнего византийского императора Софии Палеолог, как бы принимает византийские регалии. Двуглавый орел — родовой герб семейства Палеологов — появляется на гербовой печати Русского государства.
А коль уж приближается конец света, значит, свершится всё то, что описано в Откровении Иоанна Богослова. Следовательно, грядет последняя битва с силами зла, которые соберутся ко «граду возлюбленному», как сказано:
«Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань; число их как песок морской. И вышли на широту земли, и окружили стан святых и город возлюбленный» (Откр. 20:7–8).
Это сегодня мы понимаем, что в священном тексте говорится об Иерусалиме. А тогда, в XV веке, про Иерусалим давно никто не вспоминает. В то время как антихристу, по идее, уже исполнился 21 год. И, видимо, скоро он начнет собирать свои полчища. Против кого? Против какого града? Конечно же, против удерживающего. Константинополь пал. Новым удерживающим стала Русь, а значит, именно Москва есть «город возлюбленный», куда придет антихрист со своим войском. Так мог думать великий князь Московский Иван III, которому на тот момент исполнилось 40 лет.
Предстоит битва с силами зла. А значит, к этому нужно готовиться. Великий князь Московский, участвовавший во многих битвах и выигравший не одно сражение, начинает готовиться к решающей битве человечества! Кроме того, что он собирает русских людей, формируя мощную армию, занимается реконструкцией столичной крепости — Московского Кремля. Были вызваны лучшие архитекторы для строительства новых кирпичных стен и новых башен: итальянские архитекторы Аристотель Фиораванти и Антонио Солари. Начинается масштабная реконструкция, а фактически — перестройка всего оборонительного комплекса Московского Кремля. Построены: новый внешний контур стен и башен, вырыт канал, объединивший Москву-реку и Неглинную, таким образом, вся крепость оказалась окружена водой. Общая длина стен в итоге составила более двух километров. Высота крепостных стен местами доходила до 19 метров.
Одновременно шла реставрация соборов, расположенных на территории Московского Кремля: Успенского, Архангельского и Благовещенского. Это и понятно, ведь предстояла битва не только и не столько с земными врагами, но со слугами сатаны — воинством антихриста, что бы оно собой ни представляло.
Наивно? Ведь если армия сатаны будет состоять из бесов и демонов, то никакими стенами их не удержать. На это можно ответить: да, это так. Но в Откровении сказано, что антихрист будет обольщать народы и собирать на брань живущих на земле.
«Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань; число их, как песок морской». (Откр. 20:7)
И если в армию антихриста войдут люди, то с ними можно и нужно сражаться! Так, видимо, считал Иван III, прозванный Великим. Он готовится к сражению с армией антихриста! О, это вовсе не наивно, это дерзко! И можно даже сказать: это очень по-русски!
Сейчас можно прочесть, что масштабная реконструкция Кремля в XV веке была вызвана подготовкой к войне с Тверским княжеством или Литвой. Возможно, и это тоже. Только давайте не будем забывать, что Иван III только что справился с войском Золотой Орды, считавшимся непобедимым на протяжении нескольких веков! А предполагаемая война с Тверью или Литвой вряд ли была такой угрозой, которая потребовала многократного и многолетнего усиления оборонительных сооружений Москвы.
Как вам такая картина? Иван Великий готовится выдержать осаду войска антихриста! И, видимо, рассчитывает с Божией помощью одержать победу. Ибо сказано, что сатанинское воинство будет сожжено огнем с неба:
«И ниспал огонь с неба от Бога, и пожрал их» (Откр. 20:9).
Но ведь не только о битве говорит Откровение, а и о Втором славном пришествии Иисуса Христа. Поэтому готовились встречать и Самого Господа Иисуса Христа, пришедшего во славе! А Он, придя на землю, по мысли строителей, должен будет войти через врата Спасской башни, главной башни Кремля, которая неслучайно ориентирована на восток. Над вратами располагалась икона Христа Спасителя, сохранившаяся до настоящего времени.
Сооружение было достроено в 1491 году, о чем имеется соответствующая надпись на самой башне:
1491 год. «В лето 6999 июля Божиею милостию сделана бысть сия стрельница повелением Иоанна Васильевича государя и самодержца всея Руси и великого князя Володимирского и Московского и Новгородского и Псковского и Тверского и Югорского и Вятского и Пермского и Болгарского и иных в 30 лето государств его, а делал Петр Антоний Солярио от града Медиолана». [8]
Сегодня сложно утверждать однозначно, что Иван III усиливал Кремль, готовя его именно к последней битве. У нас нет письменных подтверждений этого: Иван III не вел дневник и не оставил нам своих мемуаров.
Но факт остается фактом: в XV веке Российское государство получило сильнейший импульс государственного строительства, приведший к возникновению огромной империи. И произошло это во время уникальных по силе (в истории русского народа) эсхатологических ожиданий, каких не было ни до, ни после, и которые, тем не менее, не подавили волю русского собирателя земель, но даже как будто бы зарядили энергией, настроили его на борьбу со вселенским злом.
Если это так, то представим, какой силы воли был человек, решившийся сражаться с армией антихриста!
Московский Кремль, являющийся сердцем столицы, сердцем молодого российского государства, создается не только как крепость, но и как метафизический центр сопротивления силам мирового зла.
В канву этого размышления ложится еще один известный факт: на гербе Москвы изображается святой Георгий, поражающий копьем некоего ужасного черного змея или дракона.
Всадник, поражающий копьём змея, впервые появляется на монетах великого князя Василия II (отца Ивана III). Иван Великий размещает всадника, поражающего змия, на княжеской печати. А его внук — Иван IV — переносит этот символ на герб русского государства, поместив щит с его изображением на грудь двуглавого орла.
На гербе русского государства появляется святой воин, побеждающий темную силу, символично представленную образом черного змея! Какой замечательный и многозначительный образ! И именно он выносится на русский герб, а также остается на гербе Москвы до сего дня.
Появление герба русского государства, сохранившегося практически в неизменном виде до сего дня, совпало со временем осознания Русью своей миссии: бороться с мировым злом, защитить мир от зла и тем послужить всему человечеству. Именно этот смысл несет самый древний русский герб — всадник, поражающий копьем змея, помещенный на грудь византийского двуглавого орла. И это тоже глубоко символично, так как указывает на то, что борьба с мировым злом — есть миссия, которую Русь перенимает от Византии, второго Рима!
Всем исследователям очевидна связь между гибелью Византии и появлением в России концепции «Москва — Третий Рим».
Ставшая широко известной краткая формула была выражена старцем псковского Спасо-Елиазарова монастыря, монахом Филофеем в письме сыну Ивана III — Василию III Ивановичу.
В этом письме Филофей отождествляет Русь с Ромейской империей, называет Москву Третьим Римом и пророчествует, что четвертому не бывать.
Первый Рим — это собственно Рим языческий или самая первая Римская империя.
Вторым Римом стали называть Константинополь, восточную столицу разделившейся Римской империи.
И вот в эту череду монах Филофей помещает Москву как бы Римом Третьим. Время написания письма относят примерно к 1523–1524 годам. Сам же оригинальный текст в переводе на русский язык звучит следующим образом. Привожу текст с сайта Института русской литературы в переводе В. В. Колесова.
Монах Филофей: «Итак, о всем том, прекратив речи, скажем несколько слов о нынешнем преславном царствовании пресветлейшего и высокопрестольнейшего государя нашего, который во всей поднебесной единый есть христианам царь и правитель святых Божиих престолов, святой вселенской апостольской церкви, возникшей вместо римской и константинопольской и существующей в богоспасаемом граде Москве, церкви святого и славного Успения пречистой Богородицы, что одна во вселенной краше солнца светится. Так знай, боголюбец и христолюбец, что все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, это и есть Римское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать». [9]
В этом тексте имеется отсылка к пророческим книгам, упоминание христианских церквей: римской, погибшей в ереси, и константинопольской, потерявшей свою значимость. Логика родившейся мысли понятна: если даже после падения Византии антихрист все еще не пришел, значит, «не взят от среды удерживающий теперь» (2 Фес. 2:7), под которым многие святые понимали Римскую империю. И коль так, то, значит, Русское царство и есть теперь этот самый удерживающий. Теперь Русь является удерживающим, или третьей Римской империей, конечно, образно говоря, ибо не в местоположении или названии суть, но в миссии, возложенной Самим Богом Всевышним, определившим в свое время на эту роль Рим, потом Царьград, а теперь и Москву.
Такова, повторюсь, была мысль, витавшая в воздухе. Ко времени правления Василия III, которому и пишет монах эти строки (в 1523–1524 гг.), время апокалипсических ожиданий прошло — 1492 год благополучно минул. И монах Филофей лишь озвучил то, что и так было всем понятно. Эта идея не является его изобретением.
В 1492 году митрополит Зосима в предисловии к пасхалиям на восьмую тысячу лет высказывает ту же самую мысль: Царьград он именует новым Римом, Ивана III величает новым Константином, а Москву — новым Константинополем (градом Константина).
Митрополит Зосима (1492 год): «И Божьей волей сотвори град во имя свое, и нарече и град Константин, еже есть Царьград, и наречеся Новый Рим. И болма простреся православная вера Христова по всей земли. По сих же летах избра себе Господь Бог от идолопоклонников сосуд чист, благоверного и христолюбивого великого князя Владимира киевского и всея Руси, иже испытав о верах, и приим от Константинограда, <…> и просвети всю Русскую землю святым крещением, <…> и утверди православную веру, яже в Христа Бога, и наречен бысть второй Константин. И ныне же, в последние сия лета, яко же и в первые, прослави Бог сродника его, иже в православии просиявшего, благоверного и христолюбивого великого князя Ивана Васильевича, государя и самодержца всея Руси, нового царя Константина новому граду Константину — Москве, и всей Русской земли, и иным многим землям государя, яко же и Господь рече: «Прославляющих мя прославлю», и прославися имя его и слава по всей вселенной, и предаст ему Господь Бог скипетр, непобедимо оружие на всех врагов, и неверных покори под нозе его, и всех супостатов предаст ему Господь Бог в руце его: и веру православную, яже в Христа Бога, утверди, еретичествующих же на православную веру Христову отгна, яко волков». [10]
Ставшая широко известной формула «Москва — Третий Рим» имеет глубочайшее метафизическое значение. Она означает веру в то, что Русь, русский царь и русский народ по воле Бога Небесного исполняют теперь миссию, возложенную некогда Богом на Римскую империю, — удерживать приход антихриста. И если антихрист до сих пор не явился, значит, не прервана цепь, не разрушена преграда, удерживающий всё еще исполняет свою функцию.
Как удерживается антихрист? О том Писание ничего не сообщает. Видимо, через сохранение православной веры! Ведь отказавшись от православия, Византия навлекла на себя Божий гнев.
Важно и то, что весь русский народ, служащий Богу, царю и Отечеству, через свое служение служит и делу сохранения мира, исполняет великую миссию, которую до этого исполняли две другие империи.
Почему именно Русь? Потому что на земле нет более такой православной страны. Потому что Русь приняла от Византии неповрежденную истинную веру. Это мысль, высказанная не для спора с протестантами, католиками или мусульманами, это идея, жившая в русском народе. И возникает она по стечению множества обстоятельств именно в XV веке.
Как стала бы развиваться история русского государства, если бы не погибла Византия, если бы не был захвачен Константинополь и если бы это случилось не в преддверии 7000 года от сотворения мира? Наверное, как-то иначе. Но, видимо, промыслительно произошло то, что произошло.
Гибель тысячелетней православной империи стала, безусловно, шоком для русских людей. Как будто близкого родственника, бывшего твоим воспитателем и учителем, на твоих глазах постигла насильственная смерть. Притом тебе известно, что он исполнял важную миссию. И вдруг его не стало.
Представим себе подростка, пережившего такой опыт. Он вдруг осознает себя взрослым и понимает, что, если больше некому, то, значит, он сам станет на его место, будет выполнять миссию, которую до этого исполнял его крёстный.
Относительно самой миссии: отныне, после гибели Византии, именно Руси суждено стать оберегающим мир от метафизического зла, стать той силой, которая, сохраняя православную веру, станет держать двери ада на замке. Теперь Русь станет удерживающим.
Интеллектуалы своего времени выразили эту мысль в текстах, дошедших до нас. И благодаря этому мы знаем, что такая мысль существовала в высшей интеллектуальной среде. Однако являлась ли она всеобщей? Была ли она понятна народу? Жила ли она в народе хоть бы в некой, может быть, упрощенной форме? Ведь если мы говорим о русской идее, то это не может быть мыслью лишь узкой интеллектуальной среды: митрополитов, монахов и правителей. Русская идея должна быть именно всеобщей, понятной всем.
Разные исследователи по-разному определяют, что есть русская или национальная идея. Напомню формулировку философа Владимира Соловьева:
«Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности…».
Или, как написал доктор филологических наук, профессор Петр Евгеньевич Бухаркин: «Любая национальная идея, в том числе и русская, является в конечном счёте выражением общенациональных представлений о смысле существования своей страны, её назначения и роли в мировой истории». [11]
Есть и другие определения. В любом случае, говоря о национальной идее, мы подразумеваем нечто, связанное с народом (нацией), а не с отдельной лишь какой-либо интеллектуальной группой, слоем или классом. Это должна быть именно народная идея.
Итак, нам нужно выяснить: насколько идея «Москва — Третий Рим» была известна русскому народу? Был ли русский народ согласен с этой идеей? Являлась ли она всеобщей?
Как мы можем ответить на эти вопросы? Если бы речь шла о каком-то конкретном человеке, то нам нужно было бы найти его мемуары, письма, статьи или воспоминания других людей. А как можно узнать, о чем думал народ? Мемуаров и переписок он не оставил, но он сочинял сказки, былины, стихи, песни. И что-то из этого ценнейшего культурного наследия, как отзвук далеких времен, дошло до нашего времени. Так вот, к исследованию народного творчества мы и перейдем в следующей главе.
Обратим внимание на термин-словосочетание «Святая Русь». Сложно определить время его появления. Так, во времена Ивана Грозного данное словосочетание уже использовалось, и с уверенностью можно сказать, что в повсеместный оборот оно вошло много раньше.
Эта новая мысль жила в народном сознании, но не только. Так Иван Грозный в письмах иногда называет Русскую землю Израилем, а себя — царем Израильским. Бесспорно, Русь именуется новым Израилем в духовном значении. Русские люди начинают воспринимать Святую Русь новым духовным центром. Но это не стало предметом высокомерной гордости, но, скорее, понималось как великая ответственность. Если Русь — это духовный центр мира, новая Святая земля, сохраняющая драгоценность — православную неповрежденную веру, то русский человек призван защищать её, служить родине, царю и отечеству, не жалея живота своего. Ибо через это он служит делу Божиему, служит Богу.
Возможно, в этом заключается секрет невероятной стойкости русских солдат, преданности отечеству, столь удивлявшей иноземцев. Зачастую солдаты предпочитали гибель плену, считая сдачу в плен величайшим позором, о чем сохранилось множество письменных свидетельств. Также можно объяснить и великое терпение русского народа, удивлявшее многих и зачастую неверно понимаемое. Выражение «Святая Русь» встречается в былинах, духовных стихах, сказках и сказаниях постоянно. Приведу несколько цитат, взятых случайно из нескольких сборников.
В современной истории Ивана Грозного принято считать, как бы, неким извергом и сумасбродом, но вот мы видим такую народную песнь, запечатлевшую прощание с православным царем, грозным для врагов. Конечно, по одному подобному произведению нельзя судить об отношении народа к царю, но все же. Контраст, бросающийся в глаза, который хотелось отметить.
Выше было сделано предположение, что наименование «Святая Русь», получившее повсеместное употребление в русском народе, может говорить о том, что русские стали считать свою родину духовным центром мира, новым Израилем, новой Святой землей.
Подтверждение этого предположения находим в одном прелюбопытном народном произведении, получившем название «Голубиная книга». Его относят к категории духовных песен, которые были чрезвычайно распространены на Руси. Это произведение дошло до нашего времени во множестве вариаций, незначительно различающихся между собой, что говорит о его широкой известности и распространенности. Временем появления «Голубиной книги» некоторые исследователи считают конец XV — начало XVI века.
В Голубиной книге в форме вопросов и ответов излагаются христианские истины, получившие народное переложение, поэтому временами оно напоминает сказание или былину. Можно называть этот стих, эту песнь попыткой в краткой и поэтичной форме передать слушателю народное понимание важнейших постулатов. Это такой народный свод знаний, религиозных и не только.
Голубиная книга представляет нам фольклорную космогонию: рассказывает о происхождении мира. И пересказывает некоторые библейские сюжеты и христианские догматы.
По мнению А. А. Архипова, Голубиная книга «воспринималась или как Священное Писание, или как его представительная часть, или как текст, который отождествлялся со Священным Писанием». [5]
Сюжет произведения таков: из туч на землю падает некая книга, якобы продиктованная самим Небесным Царем и записанная Исаем-пророком, в которой содержатся основные истины.
«Писал эту книгу свят Исай пророк,
Читал эту книгу Иван Богослов…» [6]
Книга падает на гору Фавор к кресту животворящему, куда собираются 40 царей. Однако истолковать книгу может только царь Давыд Евсеевич. Что он и делает по просьбе князя Владимира (крестителя Руси), в других вариантах — царя Волотомана.
Космогония основана на христианском откровении в народном переложении.
Почему царь назван белым? Лингвисты объясняют это по-разному. Одно из объяснений заключается в том, что «белый» значит «западный». И это объяснение пришло к нам от тюркских народов, у которых разным частям света соответствовали разные цвета. Но могли быть и другие значения: совершенный, независимый, превосходящий других.
О русском царе духовный стих сообщает сразу после рассказа про Иерусалим и храм с гробницей Иисуса Христа.
«Потому Иерусалим — город городам мать, потому эта церква над церквями мать, а наш белый царь над царями царь». [11]
Встречается и такой вариант, описывающий «белого царя»:
Именно православная вера становится причиной первенствующего значения Русской земли, ставшей в представлении наших предков сакральным местом. Именно православная вера становится причиной того, почему русский или белый царь является главным на земле — опять же, в представлении русского народа.
Но не только и не столько о Русской земле и о русском царе говорит эта книга. Это прежде всего духовный стих. Много говорится о Христе и о Богородице.
Всё это говорит о религиозности русского народа, а также о любви и желании знать основы вероучения, которые люди таким образом передавали друг другу. Помимо «Голубиной книги» известно множество иных подобных духовных стихов, которые пересказывают как события библейской истории, так и основные догматические аспекты православной веры. В сборнике, из которого автор взял «Голубиную книгу», имеются следующие духовные песни:
Плач Адама, о Христовом рождении, об Ироде и Рождестве Христовом, о Христовом распятии, о покаянии, о Христовом вознесении, о двух Лазарях, про Лазаря убогаго и богатого человека, о прекрасном Иосифе, плач Иосифа прекрасного, о Михаиле Архангеле, о душе грешной, стих Богородице, о покаянии, плач души, о спасении души, о страшном суде. И другие. [16]
Такое богатство и разнообразие духовных песен показывает, насколько религиозно образован был русский народ и как сильно христианство вошло в жизнь наших предков. По сути, перед нами народное богословие, передававшееся из уст в уста.
Завершается Голубиная книга повествованием о борьбе Правды и Кривды. Она описывается как битва двух зайчиков (серого и белого), которые, по толкованию мудрого царя Давида Евсеевича, вовсе не зайцы.
Это тоже очень интересный момент. Русский народ ощущает свое предназначение: быть важнейшим элементом в мировой истории, хранить веру православную. При этом всем очевидны несовершенства и несправедливости: народ часто бедствует, тянет лямку, как говорится. А что делать? Русь-то ведь Святая не потому, что в ней зла больше нет, а потому, что хранит истину и знание о Христе. И зло не исчезло: «Кривда правду приобидела», «И пошла правда на вышния небеса».
Вообще, размышления о правде и кривде были очень распространены в русском народном творчестве. Так, в сборнике русских народных сказок А. Н. Афанасьева мы находим сказку о правде и кривде, которая в сборнике исследователя русского фольклора представлена в семи вариантах, что, безусловно, говорит о ее чрезвычайной распространенности и популярности.
Примечательно, что итогом размышлений становится вывод: «Надо жить по-Божьему... Что будет, то и будет, а кривдой жить не хочу!» [18]
По сюжету сказки герой, живущий по правде, проигрывает криводушному в краткосрочной перспективе: обманщик сыт и одет, а правдивый голодает и даже теряет зрение. Полное поражение по всем статьям, в то время как живущий по лжи торжествует.
Однако всё чудесным образом оборачивается: правдивому возвращается зрение, он исцеляет дочку царя, женится на ней и становится «царским сыном». А криводушный, попытавшись повторить тот же фокус, гибнет.
«Так тем это дело и закончилось, что правдивый стал царским сыном, а криводушного загрызли черти». [19]
Важный мировоззренческий вопрос решается русским народом в пользу правды! Жить по правде на земле хоть и тяжело, но в конечном счете это правильно, Богу угодно и приведет к лучшему результату, чем жизнь по лжи.
Есть мнение, что наиболее древними героями русского эпоса являются былинные богатыри Святогор и Волх Всеславьевич. Предлагаю ознакомиться с одной замечательной былиной под названием «Святогор и Илья». Данная конкретная былина похожа на метафоричное, иносказательное повествование о взаимоотношениях Руси и Византии. Где Византию представляет богатырь-великан Святогор, а Русь — Илья Муромец.
Сюжет былины таков: русский богатырь Илья Муромец едет посмотреть дивного великана Святогора.
Святогор — это некий могучий исполин, упирающийся головой в облака, который не может ходить по земле из-за своего роста и, видимо, огромного веса. А потому живет на некой Святой горе. То есть где-то не на Руси. В какой-то иной стороне. Илья едет к нему, общается, и от этого великана узнает много нового:
Сказано, что Святогор — христианин, и они с Ильёй побратались, поменявшись крестами.
«Побратались они крестами с Ильей Муромцем,
Назвались они крестовыми братьями…» [21]
Потом они находят «плащаницу» или гроб. И Святогор говорит Илье: «Ложись в плащаницу». Илья лег и говорит: «Великовата плащаница». Лег Святогор, да встать не смог, а Илье не удалось разрушить гроб и вытащить Святогора оттуда.
«Видно, мне тут Бог и смерть судил», — говорит Святогор и просит Илью съездить к отцу, «к древнему да батюшке. К древнему да темному», чтобы испросить у него «вечного прощеньица». Илья привозит «вечное прощение» Святогору. И тот умирает после этого.
Удивительный сюжет. Загадочный великан обучает русского богатыря разным «похваткам и поездкам богатырским», становится ему крестным братом и умирает на глазах Ильи Муромца, получив вечное прощение от отца.
Всё это очень напоминает аллегорически пересказанную историю отношений Византии и Руси. Слишком много совпадений.
Илья Муромец — представляет русский народ, или Русь, вообще. В то время как загадочный гигантский богатырь, живущий на Святой горе, — это великая и чудесная Византия.
Илья Муромец при встрече поклонился «низехонько» славному великану-богатырю, выказал ему свое почтение. Потом они братаются, обменявшись крестами. После чего Илья выучился у Святогора всем богатырским премудростям. Русь перенимает у Византии веру, знания, навыки, получает грамоту и прочее, и прочее. Через время Святогор умер. И получилось, что все мудрости-премудрости чудесного великана-богатыря теперь у Ильи. Он был обучен премудростям богатырским, а значит, и увез с собой на Русскую землю. Византия исчезла в XV веке. Умер богатырь Святогор. Но он передал все свои знания и свой крест Илье!
Не будем придираться к деталям и пытаться объяснить все образы: например, зачем сначала Илья, а потом и Святогор ложится в найденный ими гроб? Почему Илья встает, а Святогор из него встать так и не смог? Былина передает некую мысль. Смысл её в том, что Илья стал братом великого богатыря и получил от него все премудрости и знания, так же, как некогда Русь получила многое от Византии. И, как умер Святогор, так же исчезает Второй Рим.
Братание и обмен крестами указывает на духовную близость или на преемственность. Не нужно требовать от народного сознания точного понимания сути явления. Былина передает главное: Святогор умер, но Илья стал его духовным братом и несет его крест.
Обращает внимание следующий момент: русский народ прощает Византии-Святогору его падение, отступление от чистоты веры. Святогор просит Илью получить у некоего древнего отца и принести ему вечное прощение. И Илья приносит это прощение умирающему Святогору.
Если былина об Илье и Святогоре лишь аллегорически говорит о взаимоотношениях Руси и Византии, что, впрочем, вовсе не очевидно, то вот другая былина, говорящая о Царьграде без обиняков. Царьград захвачен некой вражеской силой под предводительством злодейского богатыря «Идолища».
Былина «Илья Муромец и Идолище». [22]
Главные действующие лица:
— Русский богатырь Илья Муромец.
— Калика перехожий по имени Иванище — русский странник, путешествующий в Иерусалим.
— Идолище — вражеский богатырь, восседающий в захваченном Царьграде.
Сюжет былины таков: Иванище идет в Иерусалим поклониться святым местам:
«Как он тут Иван, да снаряжается
Идти к городу еще Еросолиму,
Как Господу там Богу помолитися,
Во Ердань там реченьке купатися,
В кипарисном деревце сушитися,
Господнему да гробу приложитися». [22]
На обратном пути из Иерусалима Иванище попадает в Царьград (Константинополь) и видит, что православный город попал под власть иноверцев.
«Назад-то он тут шел мимо Царь-от град,
Как тут было еще в Царе-граде,
Наехало погано тут Идолище,
Одолели, как поганы, все татарева;
Как скоро тут святые образа были поколоты,
Да в черны-то грязи были потоптаны,
В Божьих-то церквах он начал тут коней кормить». [22]
Иванище поймал татарина и расспросил его, что за Идолище сидит в Царьграде. Расспросил, выкинул последнего в поле, так что косточки его разлетелись. Но и только. Побрел Иванище домой. Да по пути встречает воина Илью Ивановича из города Мурома. Илья узнает, откуда идет Иванище, и расспрашивает его.
«Все ли-то в Цари-граде по-старому,
Как все ли-то в Цари-граде по-прежнему?» [23]
И узнает, что случилось. Это возмущает Илью. И он упрекает Иванище за то, что, имея силы «с два меня», но не имея и половины «смелости и ухватки», тот не выручил царя Константина Боголюбова. [24]
Тогда Илья Муромец переодевается в одежду Иванища — калики перехожего, берет вместо оружия его «клюшу» (посох), велит присмотреть за своим конем, а сам под видом паломника идет в Царьград. Придя, обращается к Константину Боголюбову, чтобы подал милостыню калике перехожему. На что Идолище расспрашивает Константина: кто, мол, это пришел. И узнает, что это русский паломник. А находящийся в плену Константин говорит, что хотел бы видеть Илью Муромца, который защитил бы его от беды и смерти.
Идолище расспрашивает калику об Илье Муромце: как выглядит, велик ли ростом, сколько ест, сколько пьет. И между ними происходит некая перебранка. Мол, был бы тут Илья, то был бы бит.
На это Илья замечает не без ехидства и тонкого юмора:
«У нас как у попа было ростовского,
Как была что корова обжориста,
А много она ела, пила, тут и треснула.
Тебе-то бы, поганому, да так же быть». [25]
После этой словесной перепалки начинается сражение. Идолище хватает нож и кидает в Илию, но не попадает. Илья расправляется с врагами посохом. В другой, попавшейся мне версии, Илья снимает с себя греческую шапку и кидает в Идолище.
«Пустил он в Идолище шляпой своей греческой, ударился Идолище головой об стену, так что и стену проломил, а Илья добил его клюкой каликиной и всех татар, его слуг, перебил». [26]
После этого царь Константин благодарит Илью, уговаривает остаться воеводой. Но Илья не соглашается. А получив за службу золото с жемчугами, спешит домой. Встретившись с каликой, переодевается в свою богатырскую одежду, забирает коня и говорит очень важные слова:
Вариант (А) «Прощай-ка, нынь ты, сильное могуче Иванище! Впредь ты так да больше не делай-ка, А выручай-ка ты Русию от поганыих». [27]
Вариант (Б) «Ты, Иванище, вперед так не делай, не оставляй христиан на жертву татаровям!» [28]
Возникает логичный вопрос: почему в ответе (А) говорится о Руси, когда былинное событие происходит в Царьграде? И тут возможно одно из объяснений:
1) Для народного сознания, где православная вера, там и Русь Святая.
2) К этой былине прилепилось окончание другой былины с похожим сюжетом. [29]
Похожая былина с теми же действующими лицами описывает события, происходящие в Киеве. Но от Идолища страдает не Константин Боголюбский, а князь Владимир, который также ожидает избавителя — Илью Муромца. Один и тот же сюжет описывает разные события, объединенные темой борьбы с вражеской силой, попирающей веру православную, — в одном случае в Киеве, в другом — в Царьграде.
В этом повествовании русский народ как бы предстает в двух ипостасях: Русь богомольную представляет паломник по имени Иванище, а Русь богатырскую, воюющую, олицетворяет богатырь Илья Муромец.
Иванище, как мы видели, попадает в Царьград случайно, его главная цель — паломничество в Иерусалим. В Царьграде он оказывается мимоходом, но увиденное оскорбляет его религиозные чувства.
Мы видим, что русское народное сознание не желает захвата Царьграда или расширения Святой Руси за счет территории Византии. Более того, когда Илью Муромца просят остаться, он отказывается и возвращается назад. Русских возмущает то, что христианские святыни поруганы и то, что православный, нищелюбивый царь Константин Боголюбский находится в плену, страдает и ждет помощи от русского богатыря. И Илья приходит на помощь, освобождает Царьград и восстанавливает справедливость. В этом и заключается смысл былины: восстановить справедливость и защитить православные святыни от поругания.
А финальная фраза в варианте (Б) «Не оставляй христиан на жертву татаровям» — это в чистом виде тот самый «Восточный вопрос», о котором так много писал Ф. М. Достоевский: идея освобождения славянских племен, попавших после разрушения Византии под власть Османской империи.
Федор Михайлович Достоевский писал, что русский народ, даже не зная о славянстве, о черногорцах, сербах и болгарах, знает, что христиане страдают от иноверцев. Именно это вызывает народный подъем накануне русско-турецкой войны 1877–1878 годов. И финальная фраза Ильи Муромца из рассмотренной выше былины подтверждает мысль Федора Михайловича.
Достоевский, 1877 год: «Про славян действительно народ наш почти ничего не знал, <…> может быть, слышал как-нибудь мельком, что есть там какие-то сербы, черногорцы, болгары, единоверцы наши. Но зато народ наш почти весь или в чрезвычайном большинстве слышал и знает, что есть православные христиане под игом Магометовым, страдают, мучаются, и что даже самые святые места, Иерусалим, Афон, принадлежат иноверцам. <…> И вот вдруг раздается голос об угнетении христиан, об мучениях за церковь, за веру, о христианах, полагающих голову за Христа… Всё это потрясло народ. Именно потрясло, как я выразился выше, как бы призывом к покаянию, к говенью. Кто не мог идти сам, принес свои гроши, но добровольцев все провожали, все, вся Россия. <…> Но объявления войны не было, а со стороны народа было как бы всеобщее умиленное покаяние, жажда принять участие в чем-то святом, в деле Христовом, за ревнующих о кресте его, — вот всё, что было. Так что движение-то было и покаянное, и в то же время историческое. <…> Что же делать, что у нас есть такая историческая черта? Я не знаю, что из нее выйдет, но очень может быть, что-нибудь и выйдет. В жизни народов всё важнейшее слагается всегда сообразно с их важнейшими и характернейшими национальными особенностями. Пока, например, у нас из вышеуказанной исторической черты народа нашего выходит, может быть, каждый раз в войну России с султаном сознательно-национальное отношение народа нашего ко всякой такой войне, так что нечего дивиться горячему участию народа в такой войне собственно потому только, что он не знает истории и географии. Что надо знать ему, он знает». [30]
По мнению Федора Михайловича, тонкого знатока человеческих душ, русский народ, даже не зная географии, не разбираясь в политике и прочем, прекрасно понимал главное: есть угнетенные христианские народы, страдающие под игом магометанским, и что Россия может, а значит, и должна им помочь. Если угодно, то это в каком-то роде есть исполнение завета Ильи Муромца, прозвучавшего в разбираемой нами былине: помогать страдающим, а уж тем более своим братьям по вере. И понимание этого возникло в русском народе давно. Оно звучит в сказках и былинах, и духовных стихах, и песнях. Таковым было и остается русское понимание правды. Именно такое понимание правды созвучно душе русского народа: защищать, помогать, восстанавливать справедливость.
В русском народе сложилось собственное понимание правды: «Надо жить по-Божьему, как, знаешь, Бог велит. Что будет, то и будет, а кривдой жить не хочу!»
А Божья воля русскому народу известна, ведь Русь и называется Святой, потому что знает и сохраняет истинную веру — веру православную, не испорченную римо-католическую, а греческую, пришедшую из Византии.
Исследователи русской идеи чаще всего разбирают высказывания русской интеллектуальной элиты, сохранившиеся в письмах и книгах: послание митрополита Зосимы или письма монаха Филофея. Всем известна формула: «Москва — Третий Рим». И это выражение действительно отражает возникшую во времена Ивана III идеологическую форму, в которую облеклась возникшая, видимо, в это же время русская идея (бороться с мировым злом, спасать, помогать, защищать, восстанавливать справедливость).
И если идеологическая формула «Москва — Третий Рим» является интеллектуальной или элитарной, родившейся, осмысленной и принятой в верхах, то народной стала формула «Святая Русь», когда Русская земля понималась новым Израилем, новым духовным центром мира. Подтверждение этой мысли мы встречаем в «Голубиной книге», где Русская земля названа матерью всех земель (или, в другом варианте, отцом всех земель). Такое включение Русской земли в ряд сакральных элементов мироздания далеко не случайно. Русский народ искренне полагал, что пока на земле стоит Святая Русь, пока она сохраняет православную веру, до тех пор будет стоять мир.
Так формировалась русская идея спасения мира через сохранение духовного центра (Святой Руси). Ведь если исчезнет новый Израиль, то уже ничто не сможет помешать приходу антихриста и наступлению конца человеческой истории. Причем если Святая Русь или новый Израиль являются сугубо духовными понятиями, то Третий Рим для власти и русской интеллектуальной элиты наряду с духовным имел и политическое значение: Русь — преемница Византии, Москва — новый Рим, Русь — новая империя. Тогда как Святая Русь — понятие сугубо духовное.
В XV веке, после падения Византии, как в русском народе, так и в элитах сформировалось понимание своей миссии на земле: противостоять мировому метафизическому злу через сохранение Святой Руси / Третьего Рима. Такова первичная идеологическая форма, вместившая русскую идею. И в самом начале народное представление и представление элитарное очень близки, поскольку обе формулы: Святая Русь и Третий Рим, — понимаются духовно. Именно в духовном плане Третий Рим служит делу спасения мира, являясь удерживающим, именно духовным центром мира является Святая Русь. Народное и элитарное понимание миссии русского народа оказались близки. Народ и элиты понимали миссию Руси духовно. А потому между верхами и низами возникло духовное взаимопонимание, своего рода симфония. Народ доверял своим руководителям, смотрел на власти как на людей, понимающих высшую правду, понимающих миссию Руси, следующих ей и реализующих её. Потому народ ценит власть и государство: солдаты сражаются, не жалея живота своего, крестьяне терпят лишения и притеснения, поскольку понимают, что так нужно для высшей цели.
Но чем дальше, тем больше элиты станут отходить от духовного понимания миссии, всё более её станет вытеснять идея земная и политическая, имперская. Элиты начинают смотреть на Третий Рим не как на духовный центр, а как на преемника земной Римской империи.
Постепенно разделение дойдет до того, что верхи станут восприниматься не как исполнители великой миссии, а как инородное тело, как предатели народной идеи, как люди, забывшие правду. И тогда мир узнает, что такое русский бунт «бессмысленный и беспощадный». А мыслители позже станут ломать голову: русские — это народ-государственник, нуждающийся в сильной державе, или народ-бунтарь, разрушающий всё на своем пути, когда его буйная природа берет верх?
На самом же деле, кажется, правильно говорить иначе: русский народ жаждет высших смыслов, ему нужна великая цель, миссия, имеющая мировое значение. И для исполнения своей великой миссии он нуждается в могучей державе, которую народ готов оберегать, служить ей верой и правдой. Но когда государство перестает соответствовать этой цели или когда верхи теряют связь с народом и перестают отвечать заявленным требованиям, тогда такое государство теряет для русского народа смысл.
XV век. Именно в это время происходит идейное взросление, вызванное гибелью крестной матери Руси — могучей Византийской империи, которую многие святые считали силой, удерживающей приход антихриста.
«Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий (κατέχων — катэхон) теперь». (2 Фес. 2:7)
1453 год. Константинополь — столица Восточной Римской империи, именовавшаяся вторым Римом, — захвачен войсками османского султана Мехмеда II. На Руси это воспринято как наказание Божие за отступление от чистоты православной веры (в 1445 году подписана Ферраро-Флорентийская уния).
Падение Византии происходит в преддверии 7000 года от сотворения мира (1492 г. от Рождества Христова). В это время необычайно сильны эсхатологические ожидания. И падение Византии выглядит как начало конца: «взят от среды удерживающий».
В 1480 году происходит последнее столкновение с армией кочевников на реке Угре, и Русь отвоевывает свою независимость, избавившись от многовекового подчинения Золотой Орде.
Великий князь Московский — Иван III — решает, что Русь, став независимым православным государством, теперь может поднять крест, выпавший из рук Византии. Двуглавый византийский орел становится новым гербом Руси. Этот символ появляется сначала на государственной печати, потом на гербе и знаменах. Так русский князь, впервые начавший именоваться царем, заявляет о том, что теперь Русь является «катехоном» или «удерживающим», принимает на себя миссию, которая некогда была возложена на Римскую империю, становится Третьей Римской империей. И что Москва отныне — Третий Рим, из которых два «падоша» (Рим языческий и православный Константинополь), «третий бысть» (Москва), а четвертому «не быти», как скажет позже монах Филофей. Но и до монаха Филофея эта мысль уже звучала. Так уже в 1492 году митрополит Зосима в предисловии к пасхалиям на восьмую тысячу лет высказывает ту же самую идею: Царьград именует Новым Римом, Ивана III величает новым Константином, а Москву — новым Константинополем.
Говоря об Иване Великом, исследователи русской истории часто как будто игнорируют духовный аспект его деятельности, делая упор на политических целях, двигавших собирателем русских земель. Но двуглавый орел для Ивана III и для Руси в целом, очевидно, стал не просто политическим символом. Это был вызов, брошенный силам зла, это был вызов, брошенный сатане!
Итак, Русь ожидала наступления последнего времени. По мнению многих, приближается конец света, соответственно, антихрист должен был родиться в 1459 году (1492–33 года). «Удерживающий» (Второй Рим) исчез в 1453 году, и по всему выходило, что теперь ничто не препятствует антихристу явиться, и значит, должно случится всё, описанное в Апокалипсисе: через несколько десятилетий он станет собирать армию для последней битвы против святых Всевышнего.
В 1472 году Иван Великий женится на племяннице последнего византийского императора Софии Палеолог. Этот династический брак воспринимается самим правителем Руси и его подданными как видимый знак того, что Иван Великий получает регалии правящего дома византийских императоров и что Русь становится преемницей православной Римской империи. Делается это не из пустого тщеславия, не ради гордости, а потому, что Русь собирается принять на себя миссию «удерживающего».
Мы помним всеобщие эсхатологические ожидания. Всем тогда было очевидно, что время прихода антихриста приближается, как сказано:
«Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань; число их как песок морской» (Откр. 20:7).
Поэтому принять на себя миссию Византии в это время — значит подставить себя под удар армии сатаны, которая, согласно Писания, соберется не где-нибудь, а придет под стены Москвы. Ведь именно так можно было понять слова из Откровения Иоанна Богослова:
«И вышли на широту земли, и окружили стан святых и город возлюбленный» (Откр. 20:8).
Ведь в это время Иерусалим разрушен. Православие сохраняется на Руси. Поэтому у князя и русских людей нет сомнения, что армия антихриста придет не куда-то, а именно к стенам Москвы.
Конец света ждут в 7000 году от сотворения мира или в 1492 году от Рождества Христова, следовательно, полагали, что антихрист уже родился (в 1459 году или за 33 года до конца), и время появления его полков у стен Москвы стремительно приближается.
Иван III, поднявший знамя и крест Византии, начинает готовиться к финальной битве: укрепляет Кремль, возводит новые оборонительные укрепления, обновляет храмы внутри крепости и собирает армию! И тут впору задуматься, а не шло ли собирание русских земель бескровно и успешно еще и потому, что удельные князья понимали мотивы Великого князя Московского? Понимали и соглашались участвовать в финальном сражении под знаменами Ивана Великого, под знаменами Третьего Рима!
Русь под предводительством Ивана III готовится сражаться с армией сатаны! И в этой предстоящей финальной битве Московский Кремль должен стать центром сопротивления мировому метафизическому злу!
Скоро эти два символа станут частями нового герба русского государства: щит с всадником, поражающим дракона, был помещен на грудь двуглавого византийского орла.
Московское княжество становится центром соединения разрозненных удельных княжеств. Окрепшая Русь усмиряет своих вековечных врагов: Казанское, Крымское, Астраханское ханства, присоединяет земли, некогда принадлежавшие Золотой Орде. В результате чего Русское царство расширилось до берегов Тихого океана и даже перекинулось на Американский континент.
Здесь загадка русского народа, многими непонятая, а иностранцами не понимаемая до сих пор. Одни говорят: это народ буйный, лихой, безудержный в своих страстях, как Дмитрий Карамазов.
К. П. Победоносцев: «Россия — это ледяная пустыня, по которой бродит лихой человек» (начало ХХ в.). [5]
Другие же, наоборот, видят многовековое терпение и понимают это как женское начало, которое только того и ждет, чтобы кому-то покориться. Это ошибочное мнение было распространено в Германии XIX–XX вв. Гитлер, начиная войну против СССР, рассчитывал, что германцы легко сломают русский «покорный народ», но скоро понял, насколько глубоко ошибался.
И сегодня можно слышать споры о том, русский народ неудержим или терпелив, является народом-государственником или народом-бунтарем. И каждая сторона может привести довольно убедительные доказательства своей правоты.
Ф. М. Достоевский (1876): «Поднялась, во-первых, народная идея и сказалось народное чувство: чувство бескорыстной любви к несчастным и угнетенным братьям своим, а идея — «Православное дело». И действительно, уже в этом одном сказалось нечто как бы и неожиданное. Неожиданного (впрочем, далеко не для всех) было то, что народ не забыл свою великую идею, свое «Православное дело» — не забыл в течение двухвекового рабства, мрачного невежества… Старушка Божия подает свою копеечку на славян и прибавляет: «На Православное дело». <…>
Но что же такое эта «Славянская идея в высшем смысле ее»? Всем стало ясно, что это такое: это прежде всего… есть жертва, потребность жертвы даже собою за братьев, и чувство добровольного долга сильнейшему из славянских племен заступиться за слабого, с тем чтоб, уравняв его с собою в свободе и политической независимости, тем самым основать впредь великое всеславянское единение во имя Христовой истины, то есть на пользу, любовь и службу всему человечеству, на защиту всех слабых и угнетенных в мире». [6]
Ф. М. Достоевский (июль–август 1877): «И вот вдруг раздается голос об угнетении христиан, об мучениях за церковь, за веру, о христианах, полагающих голову за Христа и идущих на крест (так как, если бы они согласились отречься от креста и принять магометанство, то были бы все пощажены и награждены, — это-то уже, конечно, народу было известно). Поднялись воззвания к пожертвованиям, затем пронесся слух про русского генерала, поехавшего помогать христианам, затем начались добровольцы, — всё это потрясло народ. Именно потрясло, как я выразился выше, как бы призывом к покаянию, к говенью. Кто не мог идти сам, принес свои гроши, но добровольцев все провожали, все, вся Россия». [7]
Вот оно проявление русского характера: «…потребность жертвы даже собою за братьев и чувство добровольного долга сильнейшему из славянских племен заступиться за слабого, … на пользу, любовь и службу всему человечеству, на защиту всех слабых и угнетенных в мире». Достоевский ухватил, что называется, основной нерв, всю скрытую от многих глаз суть русского народного характера: потребность жертвовать, заступиться за слабого, на пользу всему человечеству, на защиту всех слабых и угнетенных в мире! Именно это, именно так! В этом и заключается еще одна составляющая русской идеи: служить, защищать, помогать, спасать, не обращая внимания на собственные немощи, не сожалея о своем положении и собственном состоянии.
— Я-то ладно, — мог бы сказать некий условный крестьянин, несший свои грошики на православное дело. — На меня не смотри. Вот кому действительно плохо, ему помогу, хоть бы всем, что у меня есть.
И сравните это с высказываниями сегодняшних Смердяковых: «Победили бы немцы в 1945-м, пили бы сейчас баварское!»
Нет, пожалуй, Смердяков уже не русский. Да, он и стыдится быть русским, и Россию ненавидит. Но оставим шкурников. Они всегда были, есть и будут. Мы же сейчас говорим о России, русском характере, главная загадочная черта которого заключается в том, чтобы помогать другим, защищать, заступаться за слабого, даже если придется для этого пожертвовать собой «за други своя».
В этом заключается тайна русской души и, пожалуй, главная черта русского характера, часто непонятая, сокровенная. Потому русская душа для многих остается загадкой.
Россия ли избрала великую миссию, или это великая миссия избрала Россию? Тут даже сразу не ответишь. А вот так вышло! Наш народ пять веков возрастал в православии, воспитывался, рос, взрослел, приготовляясь к данной миссии: встать духовно на страже у дверей ада, чтобы вновь припереть начавшую было приоткрываться дверцу.
— Э, нет, брат, погоди. Не исчез еще «удерживающий». Посиди-ка ты еще в аду десяток веков, ну или насколько нашей духовной силы хватит.
Таким было понимание великой миссии Святой Руси. И эта миссия была понятна как элите, так и простому народу. А кому, как не Святой Руси, удерживать мир от прихода антихриста?
Но вот какая штука: миссия — это ещё не русская идея. Как показала история, миссии могут меняться (изменяться), а русская идея остается!
Помните фразу обер-прокурора Священного Синода К. П. Победоносцева про ледяную пустыню?
«Россия — это ледяная пустыня, по которой бродит лихой человек».
Почему заледенела Россия к началу ХХ века? Не потому ли, что миссианский огонь к этому времени практически угас? Этот огонь ярко вспыхнул в XV веке. Он помогал нашим предкам объединиться, противостоять сильным врагам, побеждать их, помог создать великую империю. Он согревал и утешал, помогал переносить тяготы жизни, подпитывал наш народ, Святую Русь целых пять веков.
Византия продержалась в два раза дольше, но и полтысячи лет — надо признаться, результат неплохой.
Ранее уже было сказано, что русская идея — это нечто, сравнимое с мечтой, некий идеал, мысль, нуждающаяся для своей реализации в чем-то более конкретном, некоей идеологической форме, актуальной для данного исторического периода. И вот такой формой стала духовная миссия удерживающего (Москва — Третий Рим), или же, в народном понимании, Русь — сакральный центр мира, новый Израиль, или просто Святая Русь. Это идеологическая форма духовного сохранения мира от гибели, духовной борьбы с мировым злом. И русская идея реализовалась в таком виде. Русский народ ощутил свое мировое значение в судьбе человечества. Происходит наше вхождение в мировую историю через исполнение миссии спасения мира, борьбы с метафизическим злом, миссии, не выдуманной интеллектуалами или гениальными писателями, а ставшей продолжением дела Византии — Второго Рима, возложенного на него, по мысли авторитетнейших людей, Самим Богом.
В сущности своей данная идеологическая форма, миссия удерживающего, дерзновенная, смелая, альтруистическая миссия спасения мира от зла, есть не что иное, как подражание Христу.
Познакомившись с христианством, русский народ влюбился в Христа. Странно ли, что влюбленный стремится походить на свой идеал, стремится подражать ему? Христос пришел спасти человечество, спасти, не жалея Себя, презрев Себя, смирившись даже до смерти и смерти ужасной, мучительной. Но Он же и воскрес! Его смерть не стала позором и уничтожением. Она сделалась торжеством света над тьмой! И понял русский народ, что с Христом и смерть не страшна. Главное: жить по-Божьему, жить по правде, служить всем, как служил Христос! Спасать и защищать других, не ожидая благодарности и даже не жалея себя.
В этом и заключается русский идеал, русская идея, русское представление о собственном предназначении, ставшее частью национального характера. И именно поэтому у нас была такая империя, где русский крестьянин мог жить хуже, чем его собрат на присоединенных территориях; где старушка жертвует последние грошики на освободительную войну ради балканских славян.
Поэтому нам так дорога победа в Великой Отечественной войне, в которой впервые в своей истории очевидным для всех образом русский народ — бесспорно, не сам, а вместе с другими народами, приложив неимоверные усилия и заплатив самую большую цену — спас мир.
В XV–XVI вв. на Руси возникает удивительная симфония: народ и власть объединены общей идеей, имеют похожее представление о своей исторической миссии. А когда есть понимание общей цели, общей миссии, простой человек как бы получает возможность через служение государству (царю и отечеству) исполнить сокровенную мечту — стать причастным делу спасения мира. Жизнь даже задавленного бытом крестьянина обретает некий глобальный смысл и полноту, помогающие переносить тяготы и неправды несовершенного земного бытия.
Когда есть объединяющая великая идея, между народом и элитами возникает резонанс, гармония, симфония, идейное и духовное единение. Народ ценит высшую власть, её существование понятно ему, и он считает его оправданным: ведь батюшка-царь реализует Божью правду на земле. Предать царя — всё равно что предать идею, которой он служит, к которой он ведет свой народ. Такое государство ценится, поскольку оно имеет смысл и является средством достижения глобальной цели, средством реализации народной мечты, русского понимания правды, русской идеи.
И события ХХ века показали, что русский человек с легкостью разрушит государство, если начнет ощущать, что государство больше не соответствует этой цели, если погас миссианский огонь, а страна превратилась в «ледяную пустыню». Тут-то и покажет русский человек свой лихой характер, свою безудержную силу и буйный нрав. Потому русский бунт, конечно, беспощаден, но далеко не бессмыслен.
Возникшее в XV веке осознание своей великой миссии, одинаково понимаемой властью и народом, придает национальному бытию высшую цель, трансцендентный смысл. Русь осознает себя ключевым элементом мира, новым Израилем, удерживающим приход антихриста. Великая миссия, или можно еще сказать, новая идеологическая форма, вместившая русскую идею, становится той деятельной силой, тем метафизическим топливом, которое дало неимоверный импульс русской истории, способствовало многовековому движению созидания, приведшему к созданию величайшей империи.
Важно и то, что народ видит во власти своего единомышленника, дальновидного кормчего, которому понятна цель и который ведет корабль верным курсом.
Примерно в период с XV по XVI век народ и власть в общем и целом одинаково понимают свою миссию. Однако такое состояние, названное нами идейной симфонией, длилось по историческим меркам относительно недолго. Постепенно понимание русской миссии народом и понимание миссии элитой расходится. Для народа миссия Святой Руси всё также остается духовной, тогда как элита начинает смотреть на Третий Рим всё больше как на земную империю, которая воспринимается не столько удерживающим, сколько центром власти и силы. Духовное вытесняется имперским.
Цари, а позже императоры российские тянутся к Европе, желают участвовать в европейских политических дрязгах, зачастую даже в ущерб собственным интересам. И в какой-то момент власть из рулевого, ведущего свой народ к достижению правильных и понятных русскому народу целей, превращается в праздного пассажира, заботящегося только о своем комфортном пребывании на верхней палубе. Власть перестает понимать народ и смысл собственного пребывания у руля.
Потеря курса и цели происходит постепенно. Большую негативную роль в этом сыграл Петр I. При нем русская власть как будто совершенно отказалась от духовного понимания русской миссии, сосредоточив свое внимание и отдавая все свои силы укреплению земной империи. Петр, как человек, совершенно лишенный духовного чутья, занялся реформированием России на западный манер. Не все люди имеют способности к религиозному чувству, и, похоже, Петр был из таких людей. Он вывернул Россию наизнанку: перенес столицу в созданный им же Петербург и взял курс на интеграцию с Западным миром, поступая зачастую как чужак, совершенно не понимающий ни России, ни русского народа. И народ ответил на время правления Петра легендой об антихристе на троне.
Начинается усиление системы наказаний. Именно Петр вводит тайный сыск, при нем разрастаются карательные институты, появляется каторга, куда человек мог попасть не только за преступление, но даже за желание отращивать бороду и носить прежнюю одежду. Пытки, каторга, тюрьмы, принародные казни — это всё появляется на Святой Руси при «Петре-антихристе».
Петр, кроме всего прочего, изменил принципы престолонаследования, что привело к чехарде на троне. Дальнейшие нововведения привели к фактическому онемечиванию правящей династии. Законы требовали жениться лишь на представительницах правящих домов, потому царственные отпрыски отправляются за женами в Европу и привозят невест, главным образом, из немецких земель (прежде всего потому, что до объединения Германии эти земли представляли собой множество мелких княжеств).
Петр I. Берет в жены Марту Самуиловну Скавронскую, в браке Крузе (стала Екатериной I).
Анна Иоанновна (дочь брата Петра I). Заводит фаворита из немцев по имени Эрнст Бирон, вслед за которым двор заполнили немцы. Время правления было названо «бироновщиной».
Елизавета Петровна (дочь Петра I). Приходит к власти в результате переворота.
Петр III. Первый представитель Гольштейн-Готторпской династии на российском престоле. Сын дочери Петра I — Анны и Карла Фридриха Гольштейн-Готторпского. Женится на немецкой княжне — Софии Августе Фредерике Ангальт-Цербстской (будущей Екатерине II).
Екатерина II (супруга Петра III). В девичестве София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская. Пришла к власти в результате переворота, свергнув своего мужа.
Павел I (сын Екатерины II). Первая супруга — немецкая княжна Августа-Вильгельмина-Луиза Гессен-Дармштадтская (в православии Наталья Алексеевна). Вторая супруга — немецкая принцесса София Мария Доротея Августа Луиза Вюртембергская (Мария Федоровна).
Убит заговорщиками.
Александр I (сын Павла I) женится на немке Луизе Марии Августе Баденской (Елизавета Алексеевна).
Николай I (сын Павла I) женится на немке Фридерике Луизе Шарлотте Вильгельмине Прусской (Александра Федоровна).
Александр II (сын Николая I) первая жена немка — Максимилиана Вильгельмина Августа София Мария Гессенская и Прирейнская (в православии Мария Александровна), вторая супруга — княжна Екатерина Михайловна Долгорукова. Но этот брак считается неравным, поэтому дети от него наследовать престол не могли.
Убит террористами.
Александр III (сын Александра II) женился на датской принцессе — Марии Софии Фредерике Дагмар (в православии — Мария Федоровна).
Николай II (сын Александра III) женится на немке — Виктории Алисе Елене Луизе Беатрис Гессен-Дармштадтской (Александра Федоровна).
Онемечивание правящей семьи Романовых дало право отдельным представителям европейских элит говорить о том, что русские сами неспособны управлять своей страной. Ранее уже приводились слова императора второго рейха Вильгельма II, а также Отто фон Бисмарка. А вот еще один образчик немецкой заносчивости, от лидера третьей германской империи (третьего рейха):
«Не государственные дарования славянства дали силу и крепость русскому государству. Всем этим Россия обязана была германским элементам: превосходнейший пример той громадной государственной роли, которую способны играть германские элементы, действуя внутри более низкой расы... Не раз в истории мы видели, как народы более низкой культуры, во главе которых в качестве организаторов стояли германцы, превращались в могущественные государства и затем держались прочно на ногах, пока сохранялось расовое ядро германцев. В течение столетий Россия жила за счет именно германского ядра в ее высших слоях населения». [1]
Это заблуждение вышло боком и самому лидеру (фюреру), и германскому народу, который поверил ему.
Но разве онемечивание правящего дома, такой перекос в сторону одной определенной нации, принесло пользу русскому народу? Не стало ли это глобальной ошибкой? Романовы стремились породниться с правящими домами Европы. Что дало это Руси? Была ли Россия принята «в семью европейских народов»? Способствовало ли это ускорению развития и появлению новых технологий?
Увы, нет. Однако русская армия периодически участвовала в европейских разборках. Возник и постоянно усиливался разрыв между народом и элитами, что в итоге привело к гибели империи. Если результатом этого перекоса, пусть и в отдаленной перспективе, стала гибель империи, то это последнее обнуляет все возможные выгоды от такой ошибочной политики.
Но помимо онемечивания правящего дома шли и другие процессы, начавшиеся даже раньше. О нараставшем непонимании власти и народа говорит, например, Бердяев в книге «Истоки и смысл русского коммунизма». Философ выделяет несколько основных ударов, как он считает, по русской идее. Хотя, поправлю его, это были удары по идеологической форме «Третий Рим» и более всего по «Святой Руси», а не по самой русской идее.
Н.А. Бердяев: «После падения Византийской империи, Второго Рима, самого большого в мире православного царства, в русском народе пробудилось сознание, что русское, московское царство остается единственным православным царством в мире и что русский народ — единственный носитель православной веры. Инок Филофей был выразителем учения о Москве как Третьем Риме. Он писал царю Ивану III: «Третьего нового Рима — державного твоего царствования — святая соборная апостольская церковь во всей поднебесной паче солнца светится. И да ведает твоя держава, благочестивый царь, что все царства православной христианской веры сошлись в твое царство: один ты во всей поднебесной христианский царь. Блюди же, внемли, благочестивый царь, что все христианские царства сошлись в твое единое, что два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не быть; твое христианское царство уже иным не достанется». [2]
Монах Филофей писал не Ивану III, а его сыну Василию III, но не суть важно, поскольку во времена Ивана Великого сходные мысли высказывал митрополит Зосима.
Как трагедия было воспринято начатое в XVII веке при патриархе Никоне исправление ошибок богослужебных книг по греческим образцам. Но не потому, как пишет Бердяев, что «в русской церкви было ослаблено вселенское сознание», но по причине иного порядка. После принятия греками унии в русском народном сознании утвердилась вера в поврежденность греческой веры, за что Бог наказал Византию мусульманским нашествием.
Согласно народному представлению, после падения Византии Святая Русь стала новым духовным центром мира! А тут начинается какая-то ревизия богослужебных книг, исправление обряда, к тому же по греческим стандартам!
Н. А. Бердяев: «Когда при патриархе Никоне начались исправления ошибок в богослужебных книгах по греческим образцам и незначительные изменения в обряде, то это вызвало бурный протест народной религиозности. В XVII веке произошло одно из самых важных событий русской истории — религиозный раскол старообрядчества. Ошибочно думать, что религиозный раскол был вызван исключительно обрядоверием русского народа, что в нем борьба шла исключительно по поводу двуперстного и трехперстного знамения креста и мелочей богослужебного обряда. В расколе была и более глубокая историософическая тема. Вопрос шел о том, есть ли русское царство истинно православное царство, т. е. исполняет ли русский народ свое мессианское призвание. Конечно, большую роль тут играла тьма, невежество и суеверие, низкий культурный уровень духовенства и т. п. Но не этим только объясняется такое крупное по своим последствиям событие, как раскол. В народе проснулось подозрение, что православное царство, Третий Рим, повредилось, произошла измена истинной веры. Государственной властью и высшей церковной иерархией овладел антихрист. Народное православие разрывает с церковной иерархией и с государственной властью». [3]
Все верно, с одной лишь поправкой: для русского народа Русская земля, православное царство является не столько Третьим Римом, сколько Новым Израилем, Святой Русью — духовной константой, которую можно лишь сохранить в чистоте, как мы храним православную веру, Священное Писание, святые каноны и догматы Церкви. Поэтому ревизия православного обряда была воспринята так болезненно.
Не следует забывать и о том, что происходило это в период 1650–1680 годов. С приближением к 1666 году в народе усилились апокалипсические настроения, не достигшие, правда, такого же накала, как в 1492 году, в преддверии наступления 7000 года от сотворения мира.
Н. А. Бердяев: «Раскол нанес первый удар идее Москвы как Третьего Рима. Он означал неблагополучие русского мессианского сознания. Второй удар был нанесен реформой Петра Великого». [4]
Бердяев хоть и порицает методы Петра Великого, но все же настаивает на том, что реформы его были необходимы и спасительны для России.
Н.А. Бердяев: «Россия должна была преодолеть свою изоляцию и приобщиться к круговороту мировой жизни. Только на этих путях возможно было мировое служение русского народа… Реформа Петра была неизбежна, но он совершил ее путем страшного насилия над народной душой и народными верованиями. И народ ответил на это насилие созданием легенды о Петре как антихристе». [5]
Нужны были экономические, промышленные и иные реформы? Безусловно, нужны. И мы знаем, что в свое время Русь многому научилась, многое заимствовала у Византии. Нужно ли было перенимать передовые технологии на Западе? Конечно. Но нужно ли это было делать так, как делал Петр?
Русские цари и до Петра привозили из Европы архитекторов и пушкарей, то есть тоже в некотором роде перенимали западные технологии. Но они не ломали Россию при этом, не пытались превратить её в Голландию или Германию, как делал Петр, они поступали как руководители, понимающие миссию Руси. Петр же действует грубо, жестоко, варварски по отношению к русской мечте, которую, видимо, уже не понимал или понимал по-своему.
Руководствуясь собственными целями, Петр громит русскую Церковь:
• Упраздняет патриаршество;
• Подчиняет Церковь государству, сделав ее, по сути, одним из министерств;
• Глумится над основами веры. До самой смерти Петра, на протяжении почти трех десятков лет в столице проводится «Всешутейший, всепьянейший и сумасброднейший собор» — развлечение, соединившееся с глумлением над православной верой.
Современник Петра I, француз Вильбуа, писал: «Это вытекало из стремления этого умного и смелого государя подорвать влияние старого русского духовенства, уменьшить это влияние до разумных пределов и самому встать во главе русской церкви, а затем устранить многие прежние обычаи, которые он заменил новыми, более соответствующими его политике». [6]
Никогда ещё русские правители так не глумились над духовными основами, над святыней и душой русского народа. В идейном и духовном плане Петр вел себя как чужак. Он осуществил некоторые реформы, это бесспорный факт, но осуществил их не как русский правитель, а как чужеземец.
Н. А. Бердяев: «Переворот же Петра, усилив русское государство, толкнув Россию на путь западного и мирового просвещения, усилил раскол между народом и верхним культурным и правящим слоем». [7]
И еще раз повторюсь: никто не осуждает осуществленную Петром модернизацию промышленности, армии, создание флота. Тем более победные войны и выход к Балтийскому морю. Это всё хорошо. Беда и ошибка Петра в том, что он проводил свою модернизацию, разрушая Московское царство, круша его идеологические основы, уничтожая Святую Русь. Разрушение симфонии идейного единства народа и власти Бердяев описывает следующим образом. Н. А. Бердяев: «Западное просвещение XVIII века в верхних слоях русского общества было чуждо русскому народу. Русское барство XVIII века поверхностно увлекалось вольтерианством в одной части, мистическим масонством в другой. Народ же продолжал жить старыми религиозными верованиями и смотрел на барина как на чуждую расу. Просветительница и вольтерианка Екатерина Вторая, переписывавшаяся с Вольтером и Дидро, окончательно создала те формы крепостного права, которые вызвали протест заболевшей совести русской интеллигенции XIX века. Влияние Запада первоначально ударило по народу и укрепило привилегированное барство… Нигде, кажется, не было такой пропасти между верхним и нижним слоем, как в петровской, императорской России. И ни одна страна не жила одновременно в столь разных столетиях, от XIV до XIX века и даже до века грядущего, до XXI века». [8]
Н. А. Бердяев: «Созданная Петром империя внешне разрасталась, сделалась величайшей в мире, в ней было внешнее принудительное единство, но внутреннего единства не было, была внутренняя разорванность. Разорваны были власть и народ, народ и интеллигенция, разорваны были народности, объединенные в Российскую империю. Империя с ее западного типа государственным абсолютизмом менее всего осуществляла идею Третьего Рима. Самый титул императора, заменивший титул царя, по славянофильскому сознанию, был уже изменой русской идее». [9]
Философ не разделяет понятия «Третий Рим» и «Святая Русь», потому не замечает одного важного момента: не Третий Рим разрушает Петр. Он не видит и не понимает духовной сути русской идеи, и для него Русь — прежде всего земная империя, а Рим — источник силы и власти. Он мыслит по-западному. Петр усиливает империю, но оскорбляет, попирает народную святыню, правду, мечту, идеал. Петр, не осознавая этого, разрушает Святую Русь. При этом, вполне вероятно, Петр искренне любил Россию и просто не понимал, что своим стремлением сделать из Руси Голландию губит её.
Возникшая в XV веке идейная симфония, созвучное понимание народом и властью своей миссии, начинает постепенно исчезать. И происходит это не по вине народа. Элитная идеологическая формула «Москва — Третий Рим» теряет духовное содержание, которое замещается земным, имперским.
Растущее расхождение взглядов народа и элит замечают многие мыслители. Н. А. Бердяев пишет о том, что мужицкое царство разделилось с господствующим дворянским классом. Ф. М. Достоевский с прискорбием отмечает разделение народного моря-океана с высшим интеллигентным сословием, которое мучительно переживает этот разрыв, терзается им.
Н. А. Бердяев: «К XIX веку Россия оформилась в огромное, необъятное мужицкое царство, закрепощенное, безграмотное, но обладающее своей народной культурой, основанной на вере, с господствующим дворянским классом, ленивым и малокультурным, нередко утерявшим религиозную веру и национальный образ, с царем наверху, в отношении к которому сохранилась религиозная вера, с сильной бюрократией и очень тонким и хрупким культурным слоем... К XIX веку империя была очень нездоровой и в духовном, и в социальном отношении». [10]
Достоевский пророчествует, что такое разделение опасно и может привести к «большому волнению» народного океана.
Ф. М. Достоевский: «Прямо скажу: вся беда от давнего разъединения высшего интеллигентного сословия с низшим, с народом нашим. Как же помирить верхний пояс с море-океаном и как успокоить море-океан, чтобы не случилось в нем большого волнения?» [11]
Народ один, он оставлен. Разделение это таково, что преодолеть его поможет только чудо.
Ф. М. Достоевский: «Вся прогрессивная интеллигенция, например, сплошь проходит мимо народа, ибо, хотя и много в интеллигенции нашей толковых людей, но зато о народе русском мало кто имеет понятия. У нас только отрицают да беспрерывно жалуются: «Зачем-де, не оживляется общество, и почему-де, никак нельзя оживить его, и что же это за задача такая?» А потому нельзя оживить, что вы на народ не опираетесь и что народ не с вами духовно и вам чужой. Вы как бы составляете верхнюю зону над народом, обернувшую землю Русскую, и для вас-то собственно, по крайней мере, как говорят и пишут у вас же, преобразователь и оставил народ крепостным, чтобы он, служа вам трудом своим, дал вам средство к европейскому просвещению примкнуть. Вы и просветились в два-то столетия, а народ-то от вас отдалился, а вы от него… и, знаете, нам даже и невозможно уже теперь сойтись с народом, если только не совершится какого чуда в земле Русской». [12]
Удивительной, долгое время скреплявшей государство, чертой русского народа явилась поразительная народная вера в мудрого, доброго царя, который один может только и понимает народ, который один может быть, только и помнит народную правду.
Н. А. Бердяев: «Народ всегда считал крепостное право неправдой и несправедливостью, но виновником этой несправедливости он считал не царя, а господствующие классы, дворянство. Религиозная санкция царской власти в народе была так сильна, что народ жил надеждой, что царь защитит его и прекратит несправедливость, когда узнает всю правду». [13]
О том же говорит и Достоевский:
«Я лишь то хочу выразить, что силы, разъединяющие нас с народом, чрезвычайно велики, и что народ остался один, в великом уединении своем, и кроме царя своего, в которого верует нерушимо, ни в ком и нигде опоры теперь уже не чает и не видит. И рад бы увидеть, да трудно ему разглядеть». [14]
Ф. М. Достоевский: «И вот что главное: народ у нас один, то есть в уединении, весь только на свои лишь силы оставлен, духовно его никто не поддерживает. … Есть у него только Бог и царь, — вот этими двумя силами и двумя великими надеждами он и держится. А другие советники все проходят мимо него, его не коснувшись». [15]
К XIX веку возникло полное разделение власти, элиты, интеллигенции и народа. И некоторым мыслителям стало понятно, что это может привести к катастрофе и даже гибели империи, а значит, с этим нужно что-то делать. Нужно было как-то исправлять возникшую ситуацию. Но, повторюсь, понимали это лишь наиболее проницательные: поэты, писатели, философы. Поэтому, думаю, в «высшем интеллигентном сословии» начинаются поиски русской идеи.
Перед мыслителями стояла сложнейшая задача. Сейчас мы понимаем, что нужно было не только и не столько понять суть русской идеи, требовалось создать новый идеологический каркас, в который она могла бы облечься. Либо же требовалась существенная модернизация прежней идейной формы.
Начался напряженный поиск. К сожалению, старания мыслителей предреволюционного периода не увенчались успехом. Возможно, потому, что ситуация оказалась настолько запущенной, что для её разрешения, как выразился Достоевский, нужно было чудо!
Многим было очевидно разделение народа и высшего сословия, как и то, что это смертельно опасно для государства и что это нужно как-то исправлять. Но как?
В идеале правящие элиты, высшее интеллектуальное сословие и народ в основной своей массе должны смотреть в одну сторону, разделять общие идеалы или, как говорит Федор Михайлович, «быть заодно». Для развития и прогресса и даже для самого существования государства необходимо идейное единство власти и народа. Такое единство возникает в результате общего понимания глобальной цели. Такое единение, как нам кажется, возникло в XV веке и практически исчезло к XIX веку.
Идейное, а еще лучше духовное единство дает жизненную силу государству. Именно идейное единство, а не экономика. Когда возникает такое единение, возникают успехи и в других сферах.
Ф. М. Достоевский: «Нации живут великим чувством и великою, всех единящею и всё освещающею мыслью, соединением с народом, наконец, когда народ невольно признает верхних людей с ним заодно, из чего рождается национальная сила — вот чем живут нации, а не одной лишь биржевой спекуляцией и заботой о цене рубля. Чем богаче духовно нация, тем она и матерьяльно богаче… А впрочем, что ж я какие старые слова говорю!» [16]
Н. А. Бердяев: «Мир господствующих привилегированных классов, преимущественно дворянства, их культура, их нравы, их внешний облик, даже их язык, был совершенно чужд народу-крестьянству, воспринимался как мир другой расы, иностранцев». [17]
Как можно было дойти до того, что правящий слой воспринимался «как мир другой расы, иностранцев»? Как мы дошли до такого разделения, которое преодолеть можно только чудом? Безусловно, вина за это лежит на элитах и правящем классе, который перестал понимать смысл русской миссии, перестал чувствовать русскую мечту, русскую идею, стал «вещью в себе», отдалился от народа, живя своей обособленной, закрытой для народа жизнью.
Идейное разобщение элит и «мужицкого моря», народных масс и высших слоев общества к XIX веку привело к совершенному расслоению внутри государства и грозило катастрофой. Как сказал Иисус Христос:
«Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Матф. 12:25).
Начавшийся в XIX веке поиск русской идеи был вызван исторической необходимостью. Нужно было наполнить новым содержанием прежнюю идеологическую форму. Другими словами, нужно было скорректировать миссию или же поставить новые цели! Прежняя идеологическая форма перестала работать, миссианский огонь угас.
Критически важно было понять, в чем теперь заключается русская великая миссия. Ведь, как оказалось, Русь не может бесконечно долго существовать без глобальной цели, без великой миссии. Начинаются какие-то процессы, несовместимые с жизнью государства. Сегодня это можно утверждать, ведь в ХХ веке Россия пережила два обрушения, вызванных потерей идейных ориентиров.
И важно понимать, что для сохранения прежнего исторического пути, без обрушения государственности, мыслителям XIX века требовалось не только найти русскую идею, но и понять её идейную форму (миссию, цель). Необходимо было понять, почему прежняя миссия уже не вдохновляет. И либо предложить пути наполнения прежней миссии новым смыслом, или сформулировать новую, согласующуюся с русской мечтой, русской идеей.
Ведь русская идея (мечта) не изменяется. Она не может исчезнуть без коренной трансформации народного сознания или, как говорят сейчас, без изменения социокультурного кода русского народа.
Русская идея является подражанием Христу, поэтому всегда жертвенна и нацелена вовне: она является желанием послужить другим, защитить других, не думая о себе. Это идея служения человечеству, идея борьбы с мировым злом. А первичная идейная форма (миссия), возникшая в XV веке, получившая название «Третий Рим/Святая Русь», духовна и заключается в борьбе с метафизическим злом через сохранение Русского православного царства. Эта форма, эта миссия, повредившаяся за время правления Романовых, нуждалась в доработке. К XIX веку духовная составляющая русской великой миссии превратилась в некий атрибут имперского/земного Рима. Миссианский огонь практически полностью угас. Россия превращалась в ледяную пустыню. И, к огромному сожалению, русским христианским мыслителям реформировать и оживить её не удалось.
Народ и власть перестали понимать друг друга. Русское царство разделилось само в себе. Участь империи была предопределена. Спасти ее могло только чудо, которого, увы, не произошло.
Русская идея, поиском которой мы занимаемся, есть именно идея, мысль, мечта, представление об идеальном. И она может оставаться в нереализованном, скрытом состоянии, оставаясь мечтой, идеей, сохраняемой в неких уголках совокупной народной души. Она реализуется в исторической и политической жизни государства опосредованно, через дело, через миссию, которую также можно назвать идеологической формой или идейной концепцией. Такой идейной концепцией стал Третий Рим или Святая Русь. Исследователям всегда видна не сама идея, но лишь её проявление, её, так сказать, материализованная форма. Сама же идея остается прикровенной, неочевидной. И эта неочевидность, скрытость русской идеи приводит к многочисленным мнениям, предположениям и поискам, не прекращающимся до сих пор.
В XIX веке русские мыслители так и не сумели предотвратить гибель христианской империи. Поскольку, как мы уже понимаем, им нужно было не только понять саму идею, но требовалось, кроме того:
1) увидеть её идейное воплощение (в чём заключается текущая миссия, идейная форма или концепция);
2) понять причины остывания данной идейной формы;
3) придумать способ, позволивший бы её оживить или же модернизировать.
А мы знаем, что к XIX веку идейная концепция «Третий Рим», появившаяся четыре с лишним века назад, практически полностью «выгорела», истратив свое миссианское топливо.
Крайне важно понимать, что прежде политического обрушения Российской империи произошло повреждение на идейном уровне. И, не разобравшись с концептуальным кризисом, мы не сможем правильно понять сущность произошедшей революционной трансформации XX века. Но что еще более важно, мы должны понимать свою историю, чтобы найти ответы на те вызовы, которые стоят перед нами сегодня.
Запад движим идеей власти над миром, ибо его идеалом, его мечтой является Рим первый, Рим языческий. В то время как русская идея жертвенна, ибо она порождена христианским идеалом и, по сути своей, является подражанием Христу. Русская идея в том, чтобы спасать, защищать слабых и обездоленных, в том, чтобы бороться с мировым злом за счастье всего человечества, а в своем предельном значении является мечтой о спасении мира.
В XV веке исчезает Византия, империя, которую считали силой, препятствующей приходу антихриста. И Русь, освободившаяся от ига Великой Орды, подняла знамя с двуглавым орлом, заявив тем самым, что отныне именно Русь будет выполнять миссию удерживающего. Русь становится Третьим Римом! И такое поведение было продиктовано не мечтой об имперском величии, это был отважный и жертвенный шаг, сделанный ради человечества. Поскольку всем христианам того времени было понятно, что брошен вызов силам зла, а значит, придется, ни много ни мало, сразиться с армией антихриста, время пришествия которого, как полагали, приблизилось. Москва для русских людей становится градом, который должен стать местом последней битвы с армией сатаны, градом, который будет встречать Христа.
Миссия удерживающего, принятая Святой Русью, миссия — духовно оберегать мир от гибели — стала первичной формой, в которой реализовалась русская идея. Духовная борьба с метафизическими силами мирового зла требовала от русского народа ни много ни мало святости. Только Святая Русь с Божией помощью могла исполнять свою миссию. Русь в представлении русских людей становится сакральным местом, новым духовным центром мира, новым Израилем. И такое понимание первичной русской миссии было присуще как народу, так и элитам. Сохранились письма Ивана IV (Грозного), в которых царь называет Русь Израилем, а себя именует царем Израильским.
Главный символ государства — герб — стал отражением как русской идеи, так и принятой от Византии миссии удерживающего. Всё это можно увидеть в русском гербе. Всадник, убивающий копьем дракона, является исконным русским символом. И он указывает на борьбу с силами зла, которую ведет Русь. Это не охота, ведь драконы на Руси не водятся. Всадник сражается со злом! Он поражает копьем сатану, представленного в виде дракона. А двуглавый орел — это символ, пришедший к нам из Византии. Он указывает на то, что Русь приняла миссию удерживающего от второго Рима, как в древней русской былине Илья Муромец, побратавшийся и обменявшийся нательными крестами с великаном Святогором.
После XV века эти два символа — византийский двуглавый орел и всадник, убивающий дракона — объединены в едином гербе Русского царства. И этот замечательный символ сохранился до сего дня и является гербом уже Российской Федерации. Отложите этот текст и взгляните на обложку книги. Посмотрите на символ, изображенный на обложке, другими глазами, понимая, что он олицетворяет и русскую идею, и первичную идеологическую форму, в которой она реализовывалась на протяжении нескольких веков!
Сложно не удивиться: почему, имея такой герб, зная время и историю его возникновения, никто не связал его с русской идеей! Это ведь до гениальности очевидно! Русская идея веками находится у людей перед глазами в графическом виде! Но это как шифр, к которому нужно подобрать ключ. И кажется, у нас с вами получилось. Что не может не радовать.
И эта идея не была сугубо элитарной, известной лишь высшим слоям русского общества. Мы выяснили, что и народ также понимал миссию Святой Руси. [1]
Простому русскому человеку было понятно, что, веруя в Бога, он спасает свою душу для вечности, а служа царю и отечеству, он не только отдает некий долг государству, но ещё и участвует в исполнении русской миссии, вносит свой посильный вклад в дело спасения мира и человечества! Хотя наверняка спроси его о том, то далеко не каждый смог бы это ясно выразить или же объяснил бы это как-то по-своему.
Сказанное является чисто интуитивной догадкой, поскольку мы не можем это ни у кого уточнить. Но мы знаем, что русские солдаты проявляли удивительную стойкость и преданность государю и отечеству, удивлявшие иноземцев. У иностранцев, безусловно, могли быть свои объяснения этому. Вот, например, свидетельство ливонского хрониста XVI века Бальтазара Рюссова:
«Русские в крепостях являются сильными боевыми людьми. Происходит это от следующих причин. Во-первых, русские — работящий народ: русский в случае надобности неутомим ни в какой опасной и тяжелой работе днем и ночью и молится Богу о том, чтобы праведно умереть за своего государя. Во-вторых, русский с юности привык поститься и обходиться скудною пищею; если только у него есть вода, мука, соль и водка, то он долго может прожить ими, а немец не может. В-третьих, если русские добровольно сдадут крепость, как бы ничтожна она ни была, то не смеют показаться в своей земле, потому что их умерщвляют с позором; в чужих же землях они не могут, да и не хотят оставаться. Поэтому они держатся в крепости до последнего человека и скорее согласятся погибнуть до единого, чем идти под конвоем в чужую землю. В-четвертых, у русских считалось не только позором, но и смертным грехом сдать крепость». [2]
Иностранец пытается дать свое объяснение стойкости и неприхотливости русского солдата: мол, русские не сдают крепости, потому что в своей земле их потом «умертвят с позором», а в чужой земле они оставаться не могут и не хотят. Потому, дескать, у них нет иного выхода, кроме как биться до последнего. Но одновременно с этим ливонский хронист замечает, что у русских предательство царя и отечества (а сдать крепость — значит предать) считается смертным грехом! А грех, причем грех смертный, — это уже категория иного порядка.
И тут мы должны вернуться к идейной концепции Третьего Рима/Святой Руси. Для русского солдата служение царю и отечеству — больше, чем просто служба, это сохранение Святой Руси, сакрального центра мира, и это уже дело Божие! Именно потому предать — значит совершить смертный грех!
Или вот другое свидетельство:
«Рейнгольд Гейденштейн, польский шляхтич, воевавший против русских в войске Батория, поражается популярности Грозного среди русских: «Тому, кто занимается историей его царствования, тем более должно казаться удивительным, что при такой жестокости могла существовать такая сильная к нему любовь народа… Причем должно заметить, что народ не только не возбуждал против него никаких возмущений, но даже высказывал во время войны невероятную твердость при защите и охранении крепостей, а перебежчиков было вообще очень мало. Много, напротив, нашлось таких, которые предпочли верность к князю даже с опасностью для себя величайшим наградам».
Гейденштейн описывает верность долгу русских пушкарей при осаде Вендена (1578). В этом сражении русские войска были разбиты и отступили, но пушкари не пожелали бросать пушки. Они сражались до конца. Расстреляв все заряды и не желая сдаваться в плен, пушкари повесились на своих пушках. Он же рассказывает, что, когда король Баторий предложил русским воинам, взятым в плен при осаде Полоцка, выбор: либо идти к нему на службу, либо возвращаться домой, большая часть избрала возвращение в отечество и к своему царю. Гейденштейн добавляет:
«Замечательна их любовь и постоянство в отношении к тому и другому; ибо каждый из них мог думать, что идет на вернейшую смерть и страшные мучения. Московский царь их, однако, пощадил». [3]
Это было время, когда у власти и у народа существовало единое понимание великой миссии. Эта симфония, этот резонанс, существовавший между властью и народом, создал условия для бурного роста русского государства. Однако постепенно эта симфония сойдет на нет. И прежде всего потому, что в высших кругах духовное понимание великой миссии будет вытеснено земным, имперским. И русский народ ответит на это бунтами.
Реформы патриарха Никона приводят к самому крупному в русском царстве духовному расколу. А Петр I, возможно, сам того не понимая, топчет русскую мечту. Петру не понятна духовная суть русского миссианства. Ему нужна сильная земная империя. Ему нужен Рим, а не катехон (удерживающий).
Последующие правители всё больше отдаляются от народа. Высшие слои, «обитатели верхней палубы», ведут себя как пришельцы и иностранцы. И этот «чужой народ» начинает затягивать удавку на шее своих подданных, налагая на русский народ «бремена неудобоносимые». Русь преисполнена неправдами: поборы местных чиновников всех мастей, тюрьмы, крепостное рабство, каторга и прочая, и прочая. И этот диссонанс, это уничтожение святорусской идеи приводит к возмущению «народного океана».
Самые известные народные бунты:
• Крестьянская война под предводительством Степана Разина (1667–1671 гг.);
• Стрелецкий бунт (1682 г.);
• Башкирское восстание как ответ на непомерные и нелепые налоги. Вводились сборы на каждое колесо в телеге, проруби, хомуты, мечети и даже на глаза: со светлоглазых следовало взимать по шесть копеек, а с черноглазых — по восемь (1704–1711 гг.);
• Астраханское восстание (1705 г.);
• Булавинское восстание казаков против царских отрядов, приехавших искать беглых (1707 г.);
• Кижское восстание карельских крестьян (1769–1771 гг.);
• Пугачевское восстание или Крестьянская война (1773–1775 гг.);
• Восстание декабристов (1825 г.);
Были и другие: например, чумной бунт (1771 г.), холерные бунты (1830 г.), картофельный бунт против инициативы Николая I по введению новой агрокультуры (1840 г.).
Народ перестает понимать власть, а власть перестает понимать свой народ, все более увлекаясь европейской политикой, европейской модой и культурой и европейскими идеями. Верхи окончательно расходятся со своим народом в понимании миссии русского государства.
Народ видит происходящее и воспринимает это в духовном плане как торжество сатанинских сил. Эта мысль звучит в легенде о скрытом от взоров граде Китеже. Считается, что она возникла в XVIII веке. В этой легенде повествуется о городе, скрывшемся от посторонних глаз еще во времена Батыева нашествия. В этот град могут найти дорогу только чистые сердцем. И жители этого града печалуются о жителях Руси, ведь в государстве московском «царствует антихрист»!
Процитирую философа Н. А. Бердяева: «Истинное православное царство уходит под землю. С этим связана легенда о граде Китеже, скрытом под озером. Народ ищет град Китеж. Возникает острое апокалиптическое сознание в левом крыле раскола, в так называемом беспоповстве. Раскол делается характерным для русской жизни явлением». [4]
«И невидим будет Большой Китеж вплоть до пришествия Христова…
И сей град Большой Китеж невидим стал и оберегаем рукою Божиею, так под конец века нашего многомятежного и слез достойного покрыл Господь тот град дланию своею. И стал он невидим по молению и прошению тех, кто достойно и праведно к нему припадает, кто не узрит скорби и печали от зверя-антихриста. Только о нас печалуют день и ночь, об отступлении нашем всего нашего государства московского, ведь антихрист царствует в нем, и все его заповеди скверные и нечистые.
О запустении града того рассказывают отцы, а они слышали от прежних отцов, живших после разорения града и сто лет спустя после нечестивого и безбожного царя Батыя. Ибо тот разорил всю ту землю заузольскую, и села, и деревни огнем пожег. И лесом поросла вся та страна заузольская. И с того времени невидим стал град тот и монастырь». [5]
Легенда говорит о том, что этот скрытый град может найти лишь чистый сердцем, а также тот, кто удерживается от мыслей злых.
«И хотящему идти в таковое место святое никакого помысла не иметь лукавого и развращенного, смущающего ум и уводящего на сторону мысли того человека, хотящего идти. Крепко блюдись мыслей злых, стремящихся отлучить от места того. И не помышляй о том-да-о-сем. Такого человека направит Господь на путь спасения. Или известие придет ему из града того или из монастыря того, что сокрыты оба, град и монастырь. Есть ведь и летописец — книга о монастыре том. К первому слову возвращусь.
Если же пойдет и сомневаться начнет, и славить везде, то таковому закроет Господь град. И покажется он ему лесом или пустым местом. И ничего таковой не получит, но только труд его всуе будет». [6]
Н. А. Бердяев считает, что русский народ постоянно ищет правды, занимается поисками истинного православного царства, которое, в его понимании, как бы уходит под землю, скрывается от глаз.
Н. А. Бердяев: «Царство собиралось и оформлялось под символикой мессианской идеи. Искание царства, истинного царства, характерно для русского народа на протяжении всей его истории». [7]
Н. А. Бердяев: «И в русском народе, и в русской интеллигенции будет искание царства, основанного на правде. В видимом царстве царит неправда. В Московском царстве, сознавшем себя третьим Римом, было смешение царства Христова, царства правды, с идеей могущественного государства, управляющего неправдой». [8]
Думаю, что всё же не этого ищет русский народ. Все понимают, что царства правды на земле быть не может. Вспомним Голубиную книгу и описание битвы правды с кривдою (глава 2.5). Народному сознанию понятно, что правды на земле нет, она вся на небе. [9]
Не исканием царства озабочен русский народ. Он ощущал себя причастным великой миссии. Но где Святая Русь, если власть антихристова? Нет больше Святой Руси — она сокрыта, как град Китеж, либо же правда ушла на Небо, и остается лишь ждать Второго пришествия.
Но все еще сохраняется народная вера в доброго царя, которого дурачат злые бояре. Эта наивная народная вера, наивная и спасительная для государства, сохранится в народной среде вплоть до мятежного ХХ века.
И вернемся снова к идеологической концепции. Только Святая Русь может противостоять метафизическому злу, являясь форпостом духовного сопротивления, привратником, держащим ворота ада на замке. Когда же Российская империя превратилась во что-то совсем иное, когда представители верхних слоев общества стали восприниматься чужаками, предателями русской идеи, такое государство стало крайне неустойчивым. Как сказано:
«Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Мф 12:25).
И Россия ведь реально могла исчезнуть. Миссии больше нет. Верхи потеряли цель, перестали понимать свой народ. Вспыхнула было надежда на обновление. Надежда выхода в новый этап истории во главе объединенного славяно-православного союза. Но власть бездарно распорядилась открывавшимися возможностями. И Россия вместо славы и нового исторического бытия получила позор и усиление революционного движения.
Назревало время трансформации. Как воздух нужно было обновление идейной концепции, нужна была новая цель, новая миссия, согласная с русской идеей. И только это могло спасти Россию от полного краха и дать новый импульс русскому историческому бытию.
В XV веке Русь осознает свою миссию, причем власть, элиты и народ одинаково понимают её духовную сущность. Эта идейная симфония между верхами и низами создает условия для невиданного роста государства. Возникший во время правления Ивана III миссианский импульс в течение нескольких веков постепенно угасает. И Российская империя к XX веку приходит к состоянию, которое А. Блок назовет «безвременьем», образно представив русское историческое бытие оплетенным паутиной, которую нужно разорвать. [1]
В данной работе неоднократно используется термин «миссионизм», «миссианство» как производное от термина «миссия». Одновременно часто приходится сталкиваться с термином «мессианство», который отличается всего одной буквой и происходит от термина «Мессия». Не думаю, что его правильно использовать, так как относится он к Иисусу Христу.
Термин «мессианство» широко распространен. Так некоторые исследователи говорят о «мессианстве» русского народа, например, неоднократно цитировавшийся нами философ Н. А. Бердяев.
Н. А. Бердяев: «Царство собиралось и оформлялось под символикой мессианской идеи». [2]
Или вот определение русского мессианства, данное старшим преподавателем кафедры МИОК МГУЛа М. В. Филатовым:
«Что такое русское мессианство? Идея Спасителя-Мессии приобретает в русской философии особое звучание и особый смысл. В русской религиозной философии идея мессианизма будет связана не с отдельной личностью — Спасителем, но будет проецироваться на весь русский народ. Именно идея коллективного Мессии становится традиционной для России». [3]
Не могу с этим согласиться. Никогда русский народ не ставил себя на место Христа-Мессии. Считать Христа идеалом и стремиться соответствовать этому идеалу — вовсе не значит ставить себя на место Спасителя.
Да, русская идея сформировалась под влиянием христианства. Более того, она, по нашему мнению, является подражанием Христу, подражанием идеалу: Христос спасает, жертвует собой «за други своя», поэтому для русского национального сознания такое поведение представляется идеальным, а значит, достойным подражания. Поэтому русская национальная идея в том, чтобы защищать, помогать, спасать, бороться со злом. И в каком-то смысле можно назвать это «мессианизмом», но всё же, думаю, это неверно. Поэтому мы будем говорить о миссии, ведь для того, чтобы идея реализовалась, ей нужна какая-то идеологическая концепция, народ должен понимать, как он сможет реализовать свою мечту, свою идею. А реализуется она посредством исполнения миссии, без которой идея так и останется лишь идеей.
Потому по отношению к русской идее, к русскому народу я буду использовать исключительно термин, происходящий от слова «мИссия», а не «Мессия». Никогда русский народ не смотрел на себя как на «коллективного Мессию» (Христа), а вот ощущение причастности к великой миссии мы находим, и даже можно сказать, что это является необходимым условием существования русского государства. Без миссии Русь разделяется на удельные княжества, которые собираются вместе лишь тогда, когда появляется цель. Без миссии, без глобальной цели, согласующейся с русской идеей, государство теряет смысл, и тогда может произойти обрушение, революция, всё что угодно, возможно, даже гибель.
Мы приближаемся к критической точке русской истории — революционной трансформации ХХ века. И мне хочется дать слово человеку широких взглядов, стороннику советского периода. Всегда полезно рассматривать вопрос с разных сторон, чтобы избежать однобокости, предвзятости. Ниже будет приведена большая цитата из лекции политолога С. Е. Кургиняна. Его размышления интересны тем, что, в отличие от многих светских людей, он понимает, что кроме видимых аспектов исторического процесса: экономических, политических, социальных, — существуют иные уровни, для многих неочевидные.
Рассмотрим яркий и крайне интересный анализ фрагмента поэмы А. Блока «Возмездие» (1910–1921 гг.), касающийся важнейшего для России периода. Осень 1878 года. Русские войска возвращаются в Санкт-Петербург.
Перенесемся же в мятежный XIX век. Еще раз повторюсь: перед нами разбор, сделанный сторонником советского периода, и не со всеми утверждениями можно согласиться. Но разбор крайне интересен.
С. Е. Кургинян (март 2012 г.): «Я начну сейчас „Школу сути“. И начну ее с того, как именно выглядит этот самый миссианский импульс в России, который реально двигал нашу историю на протяжении столетий и столетий, а может быть, и тысячелетий. Высшим воплощением которого был коммунистический период в жизни нашей страны (высшим на сегодняшний момент), и без возвращения к которому страна всё равно погибнет. Мне скажут, а почему она погибнет? Я отвечал по этому поводу много раз: нет для России места в том доме, который сейчас строится для всех остальных стран мира, в глобальном миропорядке (неважно: в новом мировом порядке или новом мировом беспорядке, — нет там места для России). А построение нового дома, в котором это место будет, и называется миссианством.
Миссианство — это способность страны указывать путь к новым историческим рубежам, вести за собой человечество не проторенными тропами. Вот что такое миссианство, и ничего больше. Оно может носить светский характер, оно носило светский характер при коммунистах, а может носить и религиозный характер, и оно носило в эпоху Третьего Рима именно такой характер…
Даже с прагматической точки зрения нет у России альтернативы этому миссианству, потому что если она не построит другой глобальный дом, то в этом доме ей места не будет, и её не будет. Она лишняя страна, и об этом много раз сказано.
Но на прагматике такие вещи не делаются. Если Россия не пробьется к собственному миссианскому слою, к тем слоям своих идеалов, спящих или как-то поврежденно существующих в наших соотечественниках, которые могут воскреснуть и породить новый миссианский огонь, новую великую миссианскую страсть, преемственную к страсти предыдущих периодов и абсолютно новую одновременно, если это не будет страстью, любовью, драйвом, мечтой, счастьем, то одной этой прагматикой, этими умозрениями не обойтись... На прагматическом горючем миссианство не осуществляют, тут нужны совсем другие типы энергии. Ими давайте сейчас и займемся.
Для этого я прочту длинное стихотворение, главу из поэмы «Возмездие» Александра Блока. Потому что все разговоры о миссианстве не могут быть чисто умственными.
Вознесенский потом с неизмеримо меньшим талантом напишет: «Все прогрессы реакционны, если рушится человек». Но что такое человек без прогресса? Блок задает гораздо более точный вопрос…
Но это пролог к тому, что я хотел рассмотреть. Я уже обсуждал эти строки… Но не в них дело. А, как ни странно, за некоторыми исторически обусловленными фрагментами данной поэмы прячутся вещи, которые нам нужны. Я прочитаю это, и, может быть, вы увидите не только то пространство, которое будет описано в стихе, но и некий занавес в конце или штору, за которой скрывается какая-то тайна. Ощутите сейчас это пространство и этот занавес, за которым находится нечто сокровенное, ничуть не менее, а может быть, и гораздо более важное, чем то, о чем буквально говорит Блок.
Значит, это 1878 год, год отступления войск наших от Царьграда. Год завершения Балканских войн.
Вы чувствуете, как здесь он описывает одновременно героизм и какую-то внутреннюю надломленность? Ведь они отступили от Царьграда
«Иль не оставили следа
Недавний лагерь у Царьграда,
Чужой язык и города?»
На эту войну освободительную за братьев-славян и за великую русскую миссианскую мечту о кресте над Святой Софией, о проливах и о том, что Россия восстает в полную величину, как Византия, взяв себе Константинополь, ринулись все. Эта мечта, воплощение Московского царства, переданная очень сложной империей Романовых, Петербургской империей, эта мечта поволокла за собой всех: аристократию, обычное дворянство, простой народ, интеллигенцию, разночинцев, революционеров, которые все рванули туда, потому что там была последняя попытка спасти русский миссианский исторический дух на прежнем пути, на том пути, который был задан всей эпохой от Москвы — Третьего Рима, а может быть, и более ранними периодами. Спасти этот дух, добыть для него подлинное, сокровенное, желанное! И пусть он возгорится, и тогда не надо рушить империю.
Но он же не возгорелся!
Они встали лагерем у Царьграда. Немцы, французы, англичане сказали русскому царю, что, если он не хочет больших приключений на свою задницу, должен валить назад.
Он развернул назад армии.
Они ушли.
И теперь царица принимает парад, но смысла в параде нет. Они герои, они не потерпели поражения, их никто не утер носом, они победили. Но от ворот поворот. Миссианская цель была совсем близка, и она оказалась невозможной. Значит, данное государство, данная политическая система, данная империя не может вместить в себя миссианский дух. Значит, либо она, либо этот дух. И поэтому в мистерии возврата войск, в великих словах, в великолепных образах все время есть надрыв.
Значит, он говорит о том, что дух ушел с парада. Дух ушел от фокуса, эйдоса, этой империи, и он стал блуждать. И прохожий не замечает, как блуждает этот дух, как он перемещается из одной квартирки на другую, как он бродит по закоулкам Петербурга. А дальше Блок описывает, как именно это происходит.
Это он описывает встречу Желябова и Перовской, то есть то, как исторический дух начал блуждать по квартиркам... Вот он блуждал-блуждал, этот исторический дух, искал-искал, где бы ему притулиться, как бы вселить в некую новую форму свое миссианское содержание. Он искал-искал, искал мучительно, искал у народовольцев, у эсеров, искал у анархистов, у всех, и нашел у марксистов. Великий миссианский дух московского царства перешел в коммунистическо-марксистское тело.
Во исполнение его велений большевики покинули Петербург (впоследствии Ленинград) и переехали в ту самую Москву, в которой была провозглашена великая миссия. В этом смысле всегда борьба Москвы и Петербурга в каком-то смысле является еще и борьбой Москвы Третьего Рима с загадочным, сложным и очень неоднозначным Петербургом». [5]
Может показаться странным, что завершаем мы на картине возвращения войск из-под Царьграда, оставив без освещения множество предреволюционных событий, как и сами революционные события 1905 и 1917 годов.
Нам кажется, что после такого завершения Балканской войны судьба Российской империи была предрешена. С. Е. Кургинян высказался сильно и очень эмоционально. И здесь сложно не согласиться с ним. Тайная договоренность царя с Австро-Венгерским императором (Рейнхштадтское соглашение), ошибки дипломатии, рыхлость власти, непонимание русской миссии — всё это приводит к бесславному окончанию войны и последовавшему за тем публичному унижению России западными державами на Берлинском конгрессе — всё это позже назовут катастрофой 1878 года.
Россия окончательно повернулась лицом к революции. В 1881 году Александр II убит террористами. Российское историческое бытие, лишенное «миссианского топлива», погружается в состояние, которое А. Блок назвал безвременьем, а К. П. Победоносцев сравнивает с ледяной пустыней. Разделившееся в самом себе царство не устояло. И Россия могла вообще исчезнуть с карты мира. Однако произошло крайне маловероятное событие: немногочисленная группа идейно заряженных людей смогла осуществить посткатастрофическую сборку.
В итоге русские создали нечто принципиально новое. Как пелось в гимне: «Мы наш, мы новый мир построим…». Созданный мир оказался неустойчивым, потому что в его конструкции изначально имелась ошибка. Однако благодаря усилиям данной идейной группы русский народ смог, как выразился Н. А. Бердяев, «пройти через смерть» и возродиться в новом качестве, создав новое и сильное государство. Пусть и на малое время.
И этот феномен мы рассмотрим в третьей части, постаравшись отделить эмоции и личные пристрастия, сосредоточившись не на ужасах смерти, а на мотивах и достигнутых результатах. Попытаемся понять суть нового исторического, идейного феномена, исследовав идейную сторону коммунистического красного проекта.
Эпиграфом к третьей части можно взять слова русского философа Н. А. Бердяева: «Произошло изумительное в судьбе русского народа событие. Вместо Третьего Рима в России удалось осуществить Третий Интернационал, и на Третий Интернационал перешли многие черты Третьего Рима». [1]
Русская история хоть и проходит сложные периоды, падения и взлеты, всё же объединяется единой идеей, мечтой: послужить делу спасения других народов от зла; идеей, преисполненной жертвенной любви к ближним, ко всему человечеству, реализующейся в различных идеологических формах.
Исследователи русской идеи обычно говорят о Третьем Риме. Однако для народа важнее Святая Русь, Новый Израиль, вытесненный к XX веку земным, имперским, языческим Римом.
Российская империя пришла к такому состоянию, в котором о Святой Руси уже никто не вспоминал. Она сокрылась, как град Китеж, путь к которому найти может лишь чистый сердцем. Святая Русь скрылась и сохранялась сокровенным знанием в неких потаенных уголках совокупной народной души.
И ответственность за такое состояние Российской империи всецело лежит на элитах, на власти и непосредственно на роде Романовых, доведших Россию до такого состояния, исцелить которое могла лишь революция.
В начале Балканской войны, объявленной Османской империи ради защиты притесняемых братьев-славян, происходит всплеск, консолидация всего русского общества, которое почувствовало в этом неосознанную, призрачную надежду на какое-то изменение.
Ф. М. Достоевский (1877, апрель): «Нам нужна эта война и самим; не для одних лишь «братьев-славян», измученных турками, подымаемся мы, а и для собственного спасения: война освежит воздух, которым мы дышим, и в котором мы задыхались, сидя в немощи растления и в духовной тесноте». [2]
Многим грезился освобожденный Константинополь, ставший бы видимым символом исполнившейся русской мечты: спасения угнетенных братьев по вере. Судьба Константинополя беспокоит, без преувеличения, всех русских. Интеллектуальные слои русского общества захвачены идеями вовсе не имперского характера, Достоевский пишет, что для нас речь идет не о проливах, хоть и они, безусловно, важны.
Ф. М. Достоевский (1876, декабрь): «Дело для нас состоит не в одном славизме и не в политической лишь постановке вопроса в современном смысле его. Славизм, то есть единение всех славян с народом русским и между собою, и политическая сторона вопроса, то есть вопросы о границах, окраинах, морях и проливах, о Константинополе и проч. и проч., — всё это вопросы, хотя, без сомнения, самой первостепенной важности для России и будущих судеб ее, но не ими лишь исчерпывается сущность Восточного вопроса для нас, то есть в смысле разрешения его в народном духе нашем. В этом смысле эти первостепенной важности вопросы отступают уже на второй план. Ибо главная сущность всего дела, по народному пониманию, заключается, несомненно, и всецело лишь в судьбах восточного христианства, то есть православия..... В народе бесспорно сложилось и укрепилось даже такое понятие, что вся Россия для того только и живет, чтобы служить Христу и оберегать от неверных всё вселенское православие. Если не прямо выскажет вам эту мысль всякий из народа, то я утверждаю, что выскажут ее вполне сознательно уже весьма многие из народа, а эти очень многие имеют бесспорно влияние и на весь остальной народ. Так что прямо можно сказать, что эта мысль уже во всем народе нашем почти сознательная, а не то, что таится лишь в чувстве народном. Итак, в этом лишь едином смысле Восточный вопрос и доступен народу русскому. Вот главный факт..... Но если народ понимает славянский и вообще Восточный вопрос лишь в значении судеб православия, то отсюда ясно, что дело это уже не случайное, не временное и не внешнее лишь политическое, а касается самой сущности русского народа, стало быть, вечное и всегдашнее до самого конечного своего разрешения. Россия уже не может отказаться от движения своего на Восток в этом смысле и не может изменить его, ибо она отказалась бы тогда от самой себя. И если временно, параллельно с обстоятельствами, вопрос этот и мог и несомненно должен был принимать иногда направление иное, если даже и хотели и должны были мы уступать иногда обстоятельствам, сдерживать наши стремления, то все же в целом вопрос этот, как сущность самой жизни народа русского, непременно должен достигнуть когда-нибудь необходимо главной цели своей, то есть соединения всех православных племен во Христе и в братстве и уже без различия славян с другими остальными православными народностями. Это единение может быть даже вовсе не политическим. Собственно же славянский, в тесном смысле этого слова, и политический, в тесном значении (то есть моря, проливы, Константинополь и проч.), вопросы разрешатся при этом, конечно, сами собою в том смысле, в котором они будут наименее противоречить решению главной и основной задачи. Таким образом, повторяем, с этой народной точки весь этот вопрос принимает вид незыблемый и всегдашний». [3]
Но этот миссианский порыв оказался бездарно растрачен. Высший правящий слой, окончательно потерявший понимание своего народа, его надежд, чаяний, переставший ощущать русское миссианское влечение, заботившийся более об одобрении европейских правящих домов, понимавший европейские интересы, но не свой народ, не смог реализовать представившийся России исторический шанс. Царь не понял тогда, в чем состоит нерв русской истории. Он не понял, что значит для русского народа крест над Святой Софией. Впрочем, очень может быть, что русские сами не до конца осознавали, зачем рвутся в Константинополь. Да, было желание заступиться за страдавших братьев-славян. Но, возможно, присутствовало сокровенное желание воздать должное своей крестной матери — Византии, от которой только и осталась весьма немногочисленная Константинопольская церковь. Может быть, и так, что это была надежда спасти империю, вернуть ей миссианский дух, цель, без которой существование Российской империи не имеет смысла! А может быть, присутствовало всё выше перечисленное одновременно! Сложно сказать, был ли прав Достоевский, мечтавший о том, что, утвердившись в Константинополе, Русь поднимет христианское знамя некоего нового славянского содружества независимых стран и откроет Европе утраченного и забытого ею Христа?
И что было бы, если у власти находился человек уровня Ивана III? Могла пойти история по такому пути? Русский народ загорелся какой-то неясной надеждой. И если бы удалось ее реализовать, тогда не нужно было бы разрушать империю. Но произошло то, что произошло.
Доктор философских наук С. Н. Кочеров пишет: «Будучи не в состоянии держать под контролем свое государство и направлять его деятельность на повышение общего благосостояния, народ ждал и требовал от него, чтобы оно следовало более высокой цели, чем утверждение собственной мощи. В российской истории это выражается в том, что общество, неспособное поставить государство себе на службу, признает его власть над собой лишь до тех пор, пока оно находится на службе высшей идее». [4]
Русским нужно мощное государство, пока оно служит высшей идее. И этой высшей идеей является служение миру, исполнение завета Ильи Муромца, сражение с мировым злом — русская идея, реализующаяся в различных идеологических концепциях. И эта высшая цель была утрачена Российской империей. А значит, и государство потеряло смысл.
Христианские мыслители, писавшие в XIX в. о русской идее, не смогли дать внятного ответа, не смогли указать новый путь, не смогли сформулировать новую миссию, которая дала бы новый импульс русскому историческому бытию. Им не удалось вернуть империи миссианский дух. Была надежда на обновление, теоретически возможное при изменении политической конфигурации, но и эта возможность была упущена. В то время как революционные силы уже готовили демонтажные инструменты, не видя смысла в этой лишенной духа громадине. А народ, задавленный бытом, неправдами, потерявший надежду на возвращение правды, изгнанной на Небо, жил своей закрытой жизнью, сохраняя лишь веру в Бога и доброго царя.
И в русском народе появляется новая сила — сообщество людей, объединенных мечтой о преображении мира, об освобождении угнетенных, о царстве справедливости, видящих цель и, главное, вооруженных теорией.
И они, в отличие от христианских мыслителей, оказались более горячими, идейно, эмоционально и идеологически заряженными, нацеленными на борьбу, готовыми жертвенно служить своей идее. Благодаря своей живой и горячей вере они были способны зажигать в людях надежду, увлекать за собой. В их среде оказались и мученики, и исповедники, готовые идти ради идеи на каторгу и даже на смерть. Безусловно, были и подлецы, и моральные уроды, желавшие разрушения, опьяненные идеей вседозволенности, которую запросто можно было вывести из материализма: «Если нет вечной жизни, то всё позволено» — мысль Достоевского из романа «Братья Карамазовы», высказанная Иваном Карамазовым. Безусловно, в этой среде собрались разные люди, как в любой подобной среде, как в любом большом деле.
Для революционных сил царь/царизм становится олицетворением всех бед и всей неправды, всего нелепейшего, что накопилось в Российской империи за время правления Романовых. Всеобщая злоба революции обрушится на власть, элиты и несчастного Николая II.
Последний из Романовых ушел с исторической сцены добровольно и бескровно. Он отказался от борьбы за власть, понадеялся, что так будет лучше для России, и сгинул в пучине революционного хаоса. Он не стал причиной смерти других и принял собственную смерть как русский человек и христианин. Он достоин уважения за то, что до последнего оставался со своим народом и не покинул страну на «эмигрантском пароходе», как другие представители ушедшей, думаю, навсегда из русской истории династии.
Своей смертью Николай Александрович искупил грехи династии Романовых, доведших страну до такого состояния.
Не было в русской земле, да и во всем мире правды, — одни беззакония великие! И народ с этим уже свыкся, тянул лямку в надежде получить воздаяние за свое терпение в жизни следующей.
Но вот появляются люди с горящими глазами, которые говорят и, главное, верят в то, что всё можно изменить! Не нужно терпеть несправедливость, не нужно терпеть неправду. И они не обманывали, они именно сами и искренне верили в то, что всё это можно исправить!
Возможность вернуть в мир правду и справедливость — вот что разглядел русский народ в коммунизме! Но и возможность реализации сокровенной русской идеи. Большевики предложили русскому народу новую миссию. И что парадоксально и удивительно, она оказалась созвучна русской идее. Потому-то русский народ в большинстве своем поддержал большевиков, пошел за этой малочисленной группой, а не за белыми, часто опиравшимися на иностранную военную силу (как сказал один из видных представителей этого сопротивления: «Хоть с чертом, но против большевиков» [6]).
Что обещали народу белые? Да ничего, собственно. Эта сила желала возвращения того, как было прежде. И то не до конца понимая: а как прежде? С царем или без? Ведь свержение царя поддержали все слои общества. Все встретили отречение Николая II с ликованием. Потому белые просто боролись с красными. В то время как большевики собирались построить новый мир! Они верили в то, что могут построить мир, в котором не баре будут снова властвовать над простым народом («пороть нерадивых холопов»), а простые люди станут хозяевами своей земли.
Коммунистическая идея предлагала новую миссию, оказавшуюся созвучной русской идее: разрушить мир угнетения, мир насилия и построить новый мир — мир социальной справедливости! В этом есть и мировое значение, и борьба со злом — злом видимым: насилием, эксплуатацией человека человеком, несправедливостью, — и служение, и спасение мира, и забота о ближнем. Нет только Христа, подарившего нам этот идеал, и мы еще поговорим об этом парадоксе, погубившем в итоге данную идеологическую концепцию.
Если вчитаться в строки нового гимна, можно увидеть разочарование и обиду: «Никто не даст нам избавленья: ни бог, ни царь и ни герой».
Народ верил в Бога, до последнего верил царю, считая причиной всех своих бед элиту, окружавшую царя.
— Вот если бы царь узнал, как тяжело живется народу, он бы заступился!
Потому шли ходоки в Петербург со своими крестьянскими бедами.
В конце концов произошел надрыв.
Вся боль, озлобленность, возмущение, копившиеся столетиями, вырываются наружу. И царь отрекся, и нет больше царя. Но есть люди, которые знают, что нужно делать, знают, как построить новый мир: без рабства, эксплуатации, нищеты, неправды.
«Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем...», — сильнейшие слова! Сжато выраженная коммунистическая концепция в одной строке! Просто и понятно! И главное: во многом созвучно русской идее! И эта мысль, эта идея нашла понимание у русского народа, потому что частоты похожие, потому что есть резонанс: идея коммунистов нацелена на спасение мира, на защиту ближнего от зла и несправедливости!
Большевики задают новую цель, новую миссию: послужить делу спасения обездоленного и страдающего от угнетения и нищеты рода людского. Они обращаются к миру с предложением начать менять мир совместно: «Пролетарии всех стран, объединяйтесь»! И отныне это главный лозунг советского государства. И это обращение прекрасно. В нем слышен альтруистический посыл. Это не надменный призыв преклониться перед новым избранным, но предложение к совместному труду ради блага человечества. Это протянутая рука. Но, скажем сразу, мировой пролетариат этот призыв или не услышал, или, услышав, проигнорировал. Но важно, что такой призыв прозвучал!
Коммунизм оказался созвучен русской идее по многим параметрам: имеет мировое значение, нацелен на преображение мира. Ведь коммунисты верят, что переход от капитализма к коммунизму будет повсеместным. Весь мир должен измениться. И Русь как бы становится локомотивом грядущих изменений!
Снова в центре исторического процесса! Новая, деятельная миссия преображения мира и спасения человечества, только на этот раз от врага видимого: от нищеты и эксплуатации, от неправды. Всё ради человека, ради ближнего, «за други своя»!
Так или иначе, на смену миссианскому Третьему Риму, Святой Руси, пришла атеистическая, но такая русская идея построения общемирового царства социальной справедливости, где русский народ ведет за собой, разбивает оковы, указывает остальным народам путь к светлому будущему, путь освобождения от гнета, неправды, нищеты, несправедливости и унижения.
Русь снова во главе мировых процессов, ведущих к преображению мира, борется за свободу от эксплуатации и несправедливости, утверждает правду на земле.
Русский философ Н. А. Бердяев называет красную идею, красный проект, Третий интернационал трансформированной русской миссианской идеей. Но мы уже понимаем, что русский коммунизм стал новой формой, новой миссией, в которой русская идея, русская мечта находит возможность своей реализации на данном историческом этапе.
Н.А. Бердяев: «Русский народ не осуществил своей мессианской идеи о Москве как Третьем Риме. Религиозный раскол XVII века обнаружил, что московское царство не есть Третий Рим. Менее всего, конечно, петербургская империя была осуществлением идеи Третьего Рима. В ней произошло окончательно раздвоение... И вот произошло изумительное в судьбе русского народа событие. Вместо Третьего Рима в России удалось осуществить Третий Интернационал, и на Третий Интернационал перешли многие черты Третьего Рима. Третий Интернационал есть тоже священное царство, и оно тоже основано на ортодоксальной вере. На Западе очень плохо понимают, что Третий Интернационал есть не Интернационал, а русская национальная идея. Это есть трансформация русского мессианизма». [1]
Два периода русской истории: дореволюционный и послереволюционный — объединены русской идеей, идеей спасения мира, идеей служения другим народам, идеей борьбы с мировым злом. При критической непохожести этих двух идеологических форм их объединяет единая русская идея.
Н. А. Бердяев: «Но патриотизм великого народа должен быть верой в великую и мировую миссию этого народа, иначе это будет национализм провинциальный, замкнутый и лишенный мировых перспектив. Миссия русского народа сознается как осуществление социальной правды в человеческом обществе не только в России, но и во всем мире. И это согласно с русскими традициями». [7]
и еще:
«Русский коммунизм, если взглянуть на него глубже, в свете русской исторической судьбы, есть деформация русской идеи, русского мессианизма и универсализма, русского искания царства правды, русской идеи, принявшей в атмосфере войны и разложения уродливые формы. Но русский коммунизм более связан с русскими традициями, чем это обычно о нем думают». [8]
Трагедия в том, что русская идея, сформированная христианским идеалом, облекается в идеологическую форму, отринувшую Христа. Происходит разрыв с Небом, имевший непредвиденные большевиками последствия, которые в итоге лишили русский красный проект жизнеспособности (красная идеологическая концепция вдохновляла русский народ по историческим меркам очень недолго), о чем мы поговорим подробнее в последующих главах.
Остывание, утрата цели, некогда вдохновившей русских на создание великого государства, разрыв, произошедший между народом и элитами, — всё это в конечном счете привело к русскому бунту, обрушению государственности и революционной трансформации русского исторического бытия.
Богу было угодно, чтобы в это время в Германии появился Маркс со своими идеями, которые, попав на русскую почву, претерпели определенные изменения под действием объективной реальности. В итоге возникла идеологическая форма, которую Н. А. Бердяев назвал русским коммунизмом.
Н. А. Бердяев: «Русский коммунизм трудно понять вследствие двойного его характера. С одной стороны, он есть явление мировое и интернациональное, с другой стороны — явление русское и национальное. Особенно важно для западных людей понять национальные корни русского коммунизма, его детерминированность русской историей». [1]
Новая теория была воспринята русскими с религиозным чувством как новая вера. Вера, опершаяся на теорию, созданную человеком, то есть не лишенную ошибок.
Произошло обрушение в хаос, в котором Россия не исчезла, но была пересобрана заново, воскресла в новом качестве благодаря идейным, накаленным, самоотверженным революционерам, взвалившим на себя неимоверный труд новой сборки распадавшегося на части государства.
Большевики возглавили новое русское красное царство, а народ в большинстве своем поддержал их. Началось восстановление разрушенного. Началось строительство нового мира, нового государства. Всё старое было отброшено решительно, настолько оно казалось ненавистным, темным, ужасным, беспросветным, бессмысленным, лживым, уродливым, несправедливым. Правда, позже произойдет частичный разворот, будут возвращены некоторые элементы прошлого. В пантеон героев вернутся Невский, Суворов, Нахимов, Кутузов и другие.
А пока, как выразился философ Н. А. Бердяев, Россия проходила через смерть.
Н. А. Бердяев: «Революция есть малый апокалипсис истории, как и суд внутри истории. Революция подобна смерти, она есть прохождение через смерть, которая есть неизбежное следствие греха. Как наступит конец всей истории, прохождение мира через смерть для воскресения к новой жизни, так и внутри истории и внутри индивидуальной жизни человека периодически наступает конец и смерть для возрождения к новой жизни. Этим определяется ужас революции, ее жуткость, ее смертоносный и кровавый образ. Революция есть грех и свидетельство о грехе, как и война есть грех и свидетельство о грехе. Но революция есть рок истории, неотвратимая судьба исторического существования. В революции происходит суд над злыми силами, творящими неправду, но судящие силы сами творят зло; в революции и добро осуществляется силами зла, так как добрые силы были бессильны реализовать свое добро в истории». [2]
Прохождение через смерть связано с болью, горем, трагедиями. И в этом аду смерти активизировались все антихристианские, бесовские, сатанинские силы. Можно даже предположить, что этот период представлен в Библии образом зверя, похожего на медведя, который был показан пророку Даниилу.
Судите сами:
«В первый год Валтасара, царя Вавилонского, Даниил видел сон и пророческие видения головы своей на ложе своем. Тогда он записал этот сон, изложив сущность дела.
Начав речь, Даниил сказал: видел я в ночном видении моем, и вот, четыре ветра небесных боролись на великом море,
и четыре больших зверя вышли из моря, непохожие один на другого.
• Первый — как лев, но у него крылья орлиные; я смотрел, доколе не вырваны были у него крылья, и он поднят был от земли и стал на ноги, как человек, и сердце человеческое дано ему.
• И вот еще зверь, второй, похожий на медведя, стоял с одной стороны, и три клыка во рту у него, между зубами его; ему сказано так: «Встань, ешь мяса много!»
• Затем видел я, вот еще зверь, как барс; на спине у него четыре птичьих крыла, и четыре головы были у зверя сего, и власть дана была ему.
• После сего видел я в ночных видениях, и вот зверь четвертый, страшный и ужасный и весьма сильный; у него большие железные зубы; он пожирает и сокрушает, остатки же попирает ногами; он отличен был от всех прежних зверей, и десять рогов было у него» (Дан. 7:1–7).
Обычно символизм четырех зверей объясняют так же, как и четыре части истукана из сна вавилонского царя Навуходоносора, означавшие четыре ветхозаветных царства: Халдейское (Вавилонское), Мидо-Персидское, Греческое (Александра Македонского) и Римское. Однако толкование сна вавилонского царя вряд ли применимо в данном случае. Во-первых, значение царского сна Бог открыл Даниилу, а видение четырех зверей относится к последним временам, и сказано, что размышления об этом смутили пророка (Дан. 7:28). Если бы речь шла о том же самом, что Даниил видел много лет назад, — царствах, которые он смог назвать, — то Даниил, видимо, не испытывал бы столь сильных переживаний в отношении увиденного. К тому же в последнем видении ему был показан суд «Ветхого днями» над народами и то, что «как бы Сын Человеческий» (Иисус Христос) принимает от Него царство вечное (Дан. 7:14).
Присовокупим сюда и следующее наблюдение: четыре зверя из видения Даниила, объединенные в одного, образуют чудище с семью головами и десятью рогами. И именно такой зверь был показан в Откровении Иоанну Богослову (Откр. 13:1). В нем есть части всех четырех животных из видения Даниила: льва, медведя, барса (Откр. 13:2). Поэтому, видимо, четыре зверя означают не ветхозаветные царства, а нечто иное. Возможно, это четыре вспышки богоборческой активности, которые произойдут в новозаветные времена. И четвертый зверь, с большой вероятностью, указывает на время правления антихриста. И если это предположение верно, то можно сказать следующее:
• первый зверь — лев с орлиными крыльями — означает языческое Римское царство, ставшее потом христианским;
• медведь — означает разгул сатанинских сил на русской земле в начале ХХ века;
• барс с четырьмя головами — означает нечто, еще не совершившееся, поэтому не поддающееся толкованию;
• страшный зверь однозначно всеми трактуется как время правления антихриста.
Под видом четырех зверей Даниилу, видимо, показаны четыре вспышки богоборческой активности, происходящие в новозаветном периоде, поэтому можно сказать и перед концом человеческой истории, который Даниил описывает следующим образом:
«Видел я, наконец, что поставлены были престолы, и воссел Ветхий днями; одеяние на Нем было бело, как снег, и волосы главы Его — как чистая волна; престол Его — как пламя огня, колеса Его — пылающий огонь. Огненная река выходила и проходила пред Ним; тысячи тысяч служили Ему и тьмы тем предстояли пред Ним; судьи сели, и раскрылись книги. Видел я тогда, что за изречение высокомерных слов, какие говорил рог, зверь был убит в глазах моих, и тело его сокрушено и предано на сожжение огню. И у прочих зверей отнята власть их, и продолжение жизни дано им только на время и на срок. Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий, дошел до Ветхого днями и подведен был к Нему. И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его — владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится» (Дан. 7:9—14).
Удивительно ли, что медведь стал символом, который может указывать на богоборческую активность, случившуюся в России? Какое животное ещё точнее может указать на нашу страну? Кстати, существует предположение, что название столицы нашего государства — Москва — в основе своей содержит финно-угорское наименование «Медведица» («Маска» — медведь, «Ава» — мать).
Сказано: «стоял с одной стороны». В греческом тексте использовано слово μέρος (мэрос) — сторона, которое имеет и другие значения: часть, доля, сторона, пределы, страна, территория. Следовательно, здесь указывается на то, что богоборческая активность локализована в пределах одной страны или какого-то одного региона (предела, территории).
Это дополнительное указание как бы еще точнее указывает на Россию. Хотя, безусловно, это лишь предположение.
Была вспышка богоборчества? Да, была. Этого никто не отрицает. Разрушались храмы, священство и активных прихожан по надуманным предлогам бросали в тюрьмы. Десятки тысяч были убиты. Особенно активно богоборчество шло в первые десятилетия революционного хаоса, перешедшего в организованный богоборческий террор.
Как было заявлено в революционном гимне: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим». Разрушение было заявлено как необходимая часть нового строительства. Поэтому разрушали, искореняли, боролись со всем старым, старорежимным. Но революционный угар постепенно пошел на спад. И, как часто случается в подобных случаях, «революция стала пожирать своих сынов». Самые активные революционеры сгорели в пожарищах гражданской войны, террора и репрессий. Окончательный перелом произошел во время Великой Отечественной войны, когда руководству «красного царства» потребовалось сплотить нацию перед лицом новой смертельной угрозы, надвигавшейся с Запада.
Борьба с религией затухает, но не прекращается совсем. В большей или меньшей степени богоборчество продолжалось практически всё время существования «красного царства», хоть уже без первоначального накала и остервенения.
Целью нашего исследования является русский народ, его характер, мечты и цели и их влияние на историческое бытие. Поэтому на страницах этой книги не будет больше кровавого террора, не будут приводиться цифры количества жертв, вы не встретите описания сломанных судеб и прочих ужасов, которых, безусловно, было огромное количество. И вполне допускаю, что исследование красного периода русской истории может вызвать возмущение как среди религиозных людей, так и светских, имеющих иной взгляд, считающих советский период наивысшей точкой русской истории. И тем и другим хочется сказать: данная работа не является попыткой судить или оправдывать красных или белых. У автора нет желания давать оценки действиям тех или других. Нам важны явные и скрытые мотивы и полученные результаты! Мы попытаемся найти ответы на вопросы: почему произошло то, что произошло, что двигало русскими в тот или иной исторический период, почему оказалась возможна та или иная ситуация? Если угодно, мы пытаемся создать психологический портрет русского народа вообще, пытаемся понять мотивы, характер, мечты, надежды и разочарования русского народа. А также исследуем идеологические концепции, посредством которых народ реализует свое понимание правды, свою идею, свою мечту.
Давайте представим, что мы исследуем не историю народа, а знакомимся с судьбой одного конкретного человека, пытаемся разобраться в мотивах его поведения, понять, что им движет, к чему он стремится, какими критериями руководствуется. И, допустим, нам известно, что в его жизни был тяжелый период, когда он чуть не погиб или же едва не искалечил сам себя.
Нужно ли делать упор на самых кровавых эпизодах из его прошлого? Стоит ли излишне заострять внимание на его ошибках, выставляя человека глупцом или злодеем, призывать к покаянию, вызывать в нем чувство вины, заставлять мучиться? Не достаточно ли он уже пострадал ранее?
Итак, человека мы простим, если увидим, что он изменился, извлек урок из прошлого, стал другим. Почему бы не простить свой народ и перестать бередить старые раны? Думается, что белым и красным пора уже примириться и перестать выяснять отношения. Тем более обе стороны потерпели урон, обе стороны узнали горечь потери своих исторических проектов. И мы, их потомки, нисколько не выиграем от продолжающейся вражды.
Потому, указав на период богоборчества, который привел к многочисленным жертвам (как сказано у пророка Даниила: «медведь съел много мяса»), воздадим должное уважение всем погибшим: белым, красным, христианским мученикам, предстоящим ныне у престола Божия. Оставим в покое могилы сгинувших в малом апокалипсисе русской истории.
То, что было, того уже нет. Был террор, который никто не отрицает. Но как христиане верующие призваны прощать своих врагов. Хотя при желании эту заповедь можно трактовать довольно широко, и даже можно вывести справедливость новой гражданской войны: мол, врага личного готов простить, а вот врагов Господа — никогда. Но не будем забывать и о том, что эти враги — наши братья по крови. Среди которых были как подлецы и кровавые убийцы, так и искренне желавшие счастья народу, желавшие лучшей жизни своим ближним и дальним, ведь русская идея нацелена на весь мир, было желание построить не новое государство, а новый мир, мир для всех. И большая часть русского народа пошла за коммунистами, потому что миссианское царство исчезло уже давно, и то, что существовало на месте его, было чем угодно, но не Святой Русью. Разрушение Российской империи стало лишь окончанием разрушения идейного, случившегося много ранее. Русское царство потеряло цель своего бытия, потеряло смысл и перестало отвечать народному представлению о благом. И разрушили русское миссианское царство не коммунисты!
Коммунисты, наоборот, предложили выход, повели за собой, начали посткатастрофическую сборку уже рухнувшего государства. Правильно или неправильно они это делали — это уже другой вопрос.
В поисках русской идеи мы перелопатили большой пласт русской истории и подошли к близким временам, приблизились к живому, ранам, которые еще могут напоминать о себе. И всё же следует пытаться, насколько возможно, отстраниться от личного неприятия, личных предпочтений и попытаться увидеть нечто большее, скрывающееся за трагедией обрушения государства, увидеть нечто, скрывающееся за апокалипсисом революции, увидеть промысел Божий, понять причины, приведшие к революции, увидеть мотив русского народа, отбросившего прежнюю веру и поддержавшего коммунистов.
Так или иначе, наш народ прошел через смерть, уцелел и вышел из всех исторических испытаний обновленным, если угодно, повзрослевшим, получившим новый уникальный опыт, который, возможно, нам еще пригодится. Ведь не напрасны же были все эти жертвы!
Новая русская империя — СССР — включила в свои границы или в сферу своего влияния полмира. Произошел подъем во многих областях: в науке, промышленности, спорте и других. Была побеждена нищета, фактически исчезла безграмотность, среднее образование стало обязательным, а высшее — доступным любому желающему. Государство обеспечило своих граждан бесплатной медициной мирового уровня. Строилось жилье, которое бесплатно получали работающие люди. Выдавались путевки для отдыха на курортах. Трудовой день сократился до 8 часов. Были введены оплачиваемые отпуска. Все, достигшие определенного возраста, получали право на пенсионные выплаты от государства. Без сомнения, были достигнуты выдающиеся результаты, и это понимали во всем мире, по крайней мере мировые элиты — однозначно. И наши враги, существовавшие в иной системе координат, попытались сделать всё, чтобы советский опыт не увлёк пролетариат капиталистических стран, но стал бы для них ужасом и воплощением мирового зла.
Началась борьба мировых экономических и политических систем. Западу пришлось — именно пришлось — для того, чтобы безнадежно не отстать от СССР в социальном плане, повышать собственные социальные стандарты. Это сосуществование рядом с социалистическим миром делало капитализм более человечным. Это становится понятно сегодня, на фоне стремительной мутации капитализма, начавшейся после исчезновения красной империи. Процессы, идущие на Западе, не могут не ужасать любого человека, сохранившего адекватное мышление: начались разговоры о конце истории, трансгуманизме, новом феодализме, мутокапитализме и прочих метаморфозах. Мир превращается в ад. И тут поневоле задумаешься: а не служил ли СССР, даже в своем атеистическом виде, препятствием на пути ада?
После обрушения СССР в мире начинаются процессы дегуманизации, регресса. На горизонте вырисовываются черты нового фашизма. И это уже не конспирология, вполне респектабельные и не скрывающие своих целей конференции обсуждают необходимость сокращения населения планеты, говорят о разрушении национальных государств, изменении человеческого естества. В главе 4.5 («Великий антропологический переход») мы рассмотрим, какие перспективы предрекают человечеству западные мыслители. И от этого становится по-настоящему жутко.
Всё ли было хорошо в СССР? Конечно, нет. В самой идее были заложены ошибочные константы, которые не проявлялись в период максимального напряжения сил: индустриального строительства, мобилизации и войны, послевоенного восстановления, — но дали о себе знать в период мирной жизни, когда мобилизационное напряжение исчезло.
Фундаментальной ошибкой стал разрыв связи русского человека с Небом, приземленность новой русской идеологии. Коммунисты отбросили всё трансцендентное, непостижимое, запредельное, вечное. Христианская религия, сформировавшая русского человека, как, впрочем, и все религии вообще, были объявлены обманом, выдумкой, старыми предрассудками, которые не только бесполезны для молодого советского государства, но даже вредны.
В то время как коммунистические идеологические установки, изложенные в трудах теоретиков коммунизма, работах Ленина и Сталина, по сути, догматизируются. На учение идеологов коммунизма стали смотреть как на Священное Писание, призванное дать ответы на все вопросы. Происходит замена одной религии другой — коммунистической, созданной самим русским народом.
А ведь сам Маркс создавал научную теорию, а не новую религию. Он опирался на научные и философские знания своего времени, которые со временем теряют актуальность. Как любая научная теория, учение Маркса устаревает, нуждается в доработке, переосмыслении, коррекции. Этим научная теория отличается от религиозных догматов.
Догматизированная, объявленная фактически неприкасаемой, новая русская идеологическая конструкция, в основании которой имелись ошибочные константы, начинает выхолащиваться, терять свою привлекательность.
Одним из аспектов, способствовавшим снижению идейной привлекательности красной идеологической концепции для русского народного сознания, становится переход от идеи служения всему человечеству к построению социализма в отдельно взятой стране.
Новая идеологическая конструкция утрачивает один из важнейших элементов русской идеи — всемирное значение. Русская идея глобальна. Она имеет мировой масштаб. И красный идеологический проект изначально был направлен на изменение мира. Ведь согласно марксистской теории, в которую поверили свято, как в пророчество, капитализм уйдет с исторической сцены и настанет коммунизм, причем во всем мире! А русская революция должна стать лишь началом большого преобразования всего мира! Никто не думал, что коммунизм можно строить в отдельно взятой стране.
Не писал Маркс и про социализм. По его теории, на смену капитализму должен был сразу прийти коммунизм, который, правда, Маркс разделил на две условные фазы: раннюю и зрелую. Это позже Ленин назовет социализм ранней стадией коммунизма. Классический марксизм вообще обходился без социализма как такового. И, кстати, соратник Карла Маркса Фридрих Энгельс писал, что общество, не избавившееся от частной собственности и товарно-денежных отношений, неизбежно придет к капиталистическим отношениям. А как мы знаем, в СССР товарно-денежные отношения сохранялись на протяжении всего периода существования, вплоть до обрушения
Прежняя идеологическая форма, которую условно можно назвать Третьим Римом, продержалась почти пять веков. Новая же идеологическая форма, в которой воплотилась русская идея — Красное коммунистическое царство, просуществовала значительно меньше — символические семьдесят лет. Символизм, думаю, будет понятен христианам. Итак, что же произошло в итоге? Почему новая форма просуществовала так мало?
Не стоит сваливать всё на внешних врагов, ибо они были, есть и будут всегда. Были враги и у Русского царства, были враги и у Российской империи, но это не мешало нашему государству существовать и противостоять им. Безусловно, имеются внутренние причины неустойчивости формы, которая просто развалилась к концу ХХ века. Ведь если на борьбу за сохранение старого режима встали белые офицеры, сражавшиеся за то, что они считали правильным, то, когда рушился Советский Союз, у него вообще не оказалось защитников. Напротив, в стране царило всеобщее ликование от ожидания предстоящих перемен, или, как тогда говорили, перестройки. Позже, когда люди почувствуют себя обманутыми, когда увидят, что капитализм несет с собой не только «плюшки» в виде полных полок магазинов, но и нищету, разделение, гонение на русских, оказавшихся чужими в бывших республиках, ставших независимыми государствами, тогда начнутся запоздалые переживания о спокойном, защищенном советском прошлом. И все-таки социализм, советский строй, русский красный проект никто не захотел защищать и отстаивать. К концу ХХ века всё окончательно выдохлось. Почему? Что произошло с данной идеологической формой?
На смену революционерам, горевшим идеей преобразования мира, придут мещане и приспособленцы, мыслящие постулатами материализма: если счастье возможно лишь на земле и нет иного Берега, то нужно выжимать эту жизнь по максимуму здесь и сейчас: «Плевать на весь мир, главное — обустроить свое жилище, обеспечить свой комфорт».
Итак, можно предположить, что одной из причин остывания Красного проекта становится умаление цели, переход от строительства нового мира к построению «сносного угла» в отдельно взятой стране.
При Сталине происходит торможение революционной активности и переход к обустройству Советской страны. Это было вызвано объективными причинами: многим становилось понятно, что впереди большая война и СССР без промышленности, без современного вооружения эту войну проиграет. Тем не менее объективно мы можем констатировать свертывание проекта и отказ от глобальных целей.
Потом была страшная война, восстановление страны, новые, уже ядерные угрозы. Все это требовало от страны и народов, ее населяющих, максимальной мобилизации, максимального напряжения всех сил.
Когда к власти пришел третий «красный царь» — Никита Сергеевич Хрущев — в коммунизм уже никто не верит и не понимает, что это такое. Хрущев, возможно, никогда и не понимал сути коммунистической идеи, некогда вдохновившей русский народ. Под его руководством страна развернулась от великих, масштабных целей к построению общества потребления, получившего насмешливое и уничижительное название — «гуляш-коммунизм».
Анна Кудинова: «Выступая на съезде, которому предстояло принять новую программу партии, Хрущев заявил, что «КПСС выдвигает великую задачу — достичь за предстоящее двадцатилетие уровня жизни народа, который будет выше, чем в любой капиталистической стране, и создать необходимые условия для достижения материальных и культурных благ». Коммунизм в отдельно взятой стране — абсурд. Коммунизм как изобилие материальных благ (походя дополняемых благами культурными) — абсурд в квадрате. Позже Э. Фромм именно это назовет гуляш-коммунизмом». [1]
Эрих Фромм: «Западные социал-демократы и их яростные оппоненты — коммунисты Советского Союза и других стран — превратили социализм в чисто экономическую теорию. Цель такого социализма — максимальное потребление и максимальное использование техники. Хрущев со своей теорией «гуляш-коммунизма» по своему простодушию однажды проговорился, что цель социализма — предоставить всему населению возможность получать такое удовлетворение от потребления, какое капитализм предоставил лишь меньшинству». [2]
Интересную мысль высказал философ Н. А. Бердяев: атеисты, прививая ненависть к христианству, сами, не понимая того, препятствуют появлению новых революционных пассионариев, поскольку лучшим «типом коммунистов» были революционеры, воспитанные в христианской среде, впитавшие так или иначе христианский дух, имевшие бескорыстный энтузиазм и понимавшие свою жизнь как служение высшей идее. Такие качества крайне сложно воспитать в человеке, живущем в атеистической среде, оторванном от Неба и вечности. Поэтому нарождается новый тип человека, которого Бердяев называет «шкурником».
Н. А. Бердяев: «Ненависть русских коммунистов к христианству заключает в себе противоречие, которого не в состоянии заметить те, чье сознание подавлено коммунистической доктриной. Лучший тип коммуниста, т. е. человека, целиком захваченного служением идее, способного на огромные жертвы и на бескорыстный энтузиазм, возможен только вследствие христианского воспитания человеческих душ, вследствие переработки натурального человека христианским духом. Результаты этого христианского влияния на человеческие души, часто незримого и надземного, остаются и тогда, когда в своем сознании люди отказались от христианства и даже стали его врагами. Если допустить, что антирелигиозная пропаганда окончательно истребит следы христианства в душах русских людей, если она уничтожит всякое религиозное чувство, то осуществление коммунизма сделается невозможным, ибо никто не пожелает нести жертвы, никто не будет уже понимать жизни как служение сверхличной цели, и окончательно победит тип шкурника, думающего только о своих интересах. Этот последний тип и сейчас уже играет немалую роль, и от него идет процесс обуржуазивания». [3]
Переход к построению гуляш-коммунизма, возможно, был неизбежен. Поскольку по мере изгнания христианского духа и ослабления мобилизационного напряжения революционный коммунистический запал начинает затухать. А сохраняющиеся товарно-денежные отношения способствуют медленному развороту в сторону капитализма.
Ф. Энгельс: «Мы уже упоминали о том, какую роль в разложении общинного быта, а следовательно, в прямом или косвенном распространении частной собственности, играло превращение продуктов труда в товары и их производство не для собственного потребления, а на продажу. Маркс же в „Капитале“ как нельзя яснее доказал… что на известной ступени своего развития товарное производство превращается в капиталистическое». [4]
После Ленина, мечтавшего о мировой революции, практика Сталина, ограничившего красный проект территорией одного государства, приходит Хрущев, для которого коммунизм есть достижение «материальных и культурных благ».
Исчез мотив преображения мира, замены прежнего общества рабства и эксплуатации новым миром всеобщей справедливости. А ведь русскому народу нужна миссия мирового масштаба, только такая цель смогла вдохновить русский народ, который именно потому и поддержал коммунистов и, получив новый миссианский импульс, обрел силу, позволившую осуществить посткатастрофическую сборку государства.
В итоге через 36 лет коммунистического строительства объявляется, что наша цель — не преображение мира, а высокий уровень потребления! То есть теперь красная империя начинает равняться на капиталистические страны, стремясь превзойти своих идеологических противников по количеству машин, колбас и разного «ширпотреба»!
Мало того, что это умаление миссии, это еще и заведомо проигрышная позиция, поскольку капитализм знает толк в материальном производстве, в товарно-денежных отношениях, а значит, имеет значительную фору. Соревнование с Западом неизбежно превратится в показуху, когда большинству (и особенно элитам, знакомым с капиталистическим бытом) очевидно, что произведенные советскими заводами миллионы калош — не то же самое, что итальянская обувь, а сходящие с конвейера советские машины не могут конкурировать с японским или немецким автопромом.
Гуляш-коммунизм неизбежно превращается в плохую версию капитализма. И поэтому обречен проиграть.
С. Е. Кургинян: «К сожалению, к этому моменту омещанивание советского общества зашло достаточно далеко, застойная КПСС всерьез решила строить советский вариант потребительского общества и конкурировать на почве потребительства с буржуазно-рыночным обществом. А на этой почве конкуренция была невозможна, тут можно было только проиграть, причем достаточно быстро». [5]
И здесь вспоминается фраза: «Это хуже, чем преступление, — это ошибка». Русские разрушили собственное тысячелетнее миссианское царство вовсе не для того, чтобы в новом государстве получать удовольствие от личного потребления. Русским нужна великая миссия! А экономические достижения, сколь бы они ни оказались значительны, сами по себе не могут быть целью. В экономике нет необходимого масштаба, а капиталистическая экономика, кроме того, несправедлива: в мире капитала успешными оказываются те, кто попирает правду, кто живет кривдой.
И, как было уже сказано, теряется масштабность. А там, где мелко, там болото.
Федор Михайлович Достоевский писал, что экономические цели есть всегда лишь приложение к целям высшим, а не наоборот. Будет высшая цель — будет все нормально в России и с экономикой. Не будет высокой цели — то и экономика не поможет, поскольку она одна не способна соединить народ и элиты.
Ф. М. Достоевский: «Нации живут великим чувством и великою, всех объединяющею и всё освещающею мыслью, соединением с народом, наконец, когда народ невольно признает верхних людей с ним заодно, из чего рождается национальная сила, — вот чем живут нации, а не одной лишь биржевой спекуляцией и заботой о цене рубля. Чем богаче духовно нация, тем она и материально богаче… А впрочем, что ж я какие старые слова говорю!» [6]
Христианство, сформировавшее русский народ, содержит в себе дерзновенный призыв к штурму Небес:
«Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф. 11:12).
А высшие смыслы христианин призван ставить выше материальных потребностей:
«Не заботьтесь и не говорите: «Что нам есть?» или «Что пить?» или «Во что одеться?» Потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам». (Мф. 6:31–33).
Вся русская история освещалась высшими смыслами. И вот советские руководители предлагают народу вместо преображения мира «жирные щи»! Это стало началом конца. Но стоит ли винить Никиту Сергеевича? Мог ли атеистический коммунизм, лишенный духа, имеющий целью лишь земное и материальное, разорвавший связь человека с Небом и Вечностью, предложить что-то иное?
Материализм убедительно доказывает своим последователям: человек — лишь разумное животное, живущее на земле несколько десятилетий (в лучшем случае) и исчезающее навсегда. А коль так, то самое разумное — стремиться прожить этот краткий промежуток времени здесь и сейчас по возможности максимально комфортно. Это то, к чему в итоге пришел западный мир. Это то, к чему не мог не прийти в итоге советский атеистический социум.
При Сталине начинается сворачивание Красного проекта. Это можно увидеть на примере изменений, внесенных в текст гимна страны Советов. Общемировые цели заменяются региональными. В «Интернационале», служившем гимном СССР с 1918 по 1944 год, присутствует мировой масштаб:
«Весь мир голодных и рабов!»;
«Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим»;
«Воспрянет род людской!»;
«Работники всемирной великой армии труда».
На смену этому гимну в 1944 году приходит новый гимн. На рассмотрение правительственной комиссии были представлены 223 варианта гимна от 170 композиторов. В итоге был выбран текст, в котором мы уже не находим ничего общечеловеческого, всемирного, никаких призывов к освобождению угнетенных народов, борьбе с мировой несправедливостью.
Текст гимна несколько раз менялся.
С 1956 по 1977 год гимн исполнялся без слов, а с 1977 по 1991 в нем исчезло упоминание Сталина и были добавлены слова о победе коммунизма.
Меняется лейтмотив: вместо преображения мира и борьбы с мировым злом многократно говорится о прославлении Отечества:
«Да здравствует… Единый, могучий Советский Союз»;
«Славься, Отечество наше»;
«Мы к славе Отчизну свою поведём».
Идеологи коммунистического строительства меняют вектор движения, не понимая, что новый идеологический проект привлек именно своим масштабом, своей общечеловечностью, что русской идее созвучны именно мировое значение и борьба за счастье всего мира, что сильное государство русским нужно именно для этого. Заявив, что теперь коммунизм будет строиться в отдельно взятой стране, Сталин нанес первый удар по красной идейной концепции.
Новый гимн страны Советов объяснял советским людям, что Ленин, а потом Сталин трудились не для освобождения мирового пролетариата, а для славы Великой Руси, для нашего Отечества. И солнце свободы, оказывается, сияло лишь нам. И как итог: «Мы к славе Отчизну ведем».
Коммунистическая идея перестает быть мировой, нацеленной на преображение мира, служение человечеству, и ужимается до размеров государства, отчизны. И это закрепляется в главном смысловом постулате — государственном гимне.
XXII съезд, заявивший о принципе «мирного сосуществования государств с различным общественным строем», становится логичным продолжением начавшегося сворачивания масштабного и амбициозного Красного проекта преображения мира. Начинается угасание миссианского огня.
Прежняя идеологическая концепция, в которой реализовала себя русская идея, Третий Рим, тоже разрушалась и остывала постепенно. Но в первом случае процесс остывания растянулся почти на пять столетий. В случае же с Красным проектом остывание началось сразу после того, как выяснилось, что пожар мировой революции не разгорится и мир не перейдет к коммунизму, или, иными словами, после того, как стало понятно, что Маркс ошибся.
Однако, можем ли мы винить в этом советских руководителей? Был ли у них иной вариант? Может быть, в этом виновата марксистская теория, утверждавшая неизбежность мировой революции и неизбежность мирового перехода от капитализма к коммунизму? Мировой революции не произошло, не состоялся переход от капитализма к коммунизму, и с этим нужно было как-то жить дальше. Развивать марксистскую теорию никто не собирался, а потому решили сделать вид, что так и было задумано изначально.
Можно ли было исправить теорию Маркса? Теоретически — да. И это необходимо было делать, но фактически заниматься этим никто не собирался. И прежде всего потому, что коммунизм был воспринят как пророчество, как новое откровение, поэтому работы идеологов для русских людей стали своеобразными священными писаниями. А священные писания для русского человека неприкосновенны по определению.
Можно предположить, что Советский Союз просуществовал бы дольше, если бы идеология не была законсервирована, если бы её развивали, модернизировали, трансформируя под изменяющиеся условия; если бы не выслали всех философов, если бы существовала школа «красных мыслителей». И тогда, возможно, СССР просуществовал значительно дольше, и мы жили бы сейчас в другом мире.
Ленин, будучи практиком, внёс изменения в марксистскую теорию, подгоняя ее под русскую действительность. Сталин по необходимости также вносит поправки в идеологическую конструкцию и, по сути, сворачивает мировую революцию. Но в дальнейшем происходит «канонизация текстов»: Маркса и Ленина признали непогрешимыми авторитетами.
Русский философ Н. А. Бердяев объясняет это проявлением русской природной ортодоксальности, которая стремится найти единую и непогрешимую истину, чтобы самозабвенно служить ей.
Н.А. Бердяев: «Религиозная формация русской души выработала некоторые устойчивые свойства: догматизм, аскетизм, способность нести страдания и жертвы во имя своей веры, какова бы она ни была, устремленность к трансцендентному, которое относится то к вечности, к иному миру, то к будущему, к этому миру. Религиозная энергия русской души обладает способностью переключаться и направляться к целям, которые не являются уже религиозными, например, к социальным целям. В силу религиозно-догматического склада своей души русские всегда ортодоксы или еретики, раскольники, они апокалиптики или нигилисты. Русские ортодоксы и апокалиптики и тогда, когда они в XVII веке были раскольниками-старообрядцами, и тогда, когда в XIX веке они стали революционерами, нигилистами, коммунистами. Структура души остается та же, русские интеллигенты-революционеры унаследовали ее от раскольников XVII века. И всегда главным остается исповедание какой-либо ортодоксальной веры, всегда этим определяется принадлежность к русскому народу». [1]
Показателен случай, произошедший с одним молодым советским философом, написавшим книгу о происхождении религии. На автора накидываются за то, что он не указал взгляды Ленина на магию и тотемизм. Но молодой советский философ в отчаянии замечает, что Ленин в своих сочинениях ничего не сказал ни о магии, ни о тотемизме, поэтому автор просто не понимает, как ему быть.
Н. А. Бердяев: «Смысл этого нелепого диалога понятен. Сочинения Ленина — священное писание, а в священном писании все вообще вопросы должны быть предрешены». [2]
Вполне можно допустить, что в своей работе Бердяев в чем-то перегибает и, возможно, даже пытается свести личные счеты с коммунизмом, изгнавшим его из Советской России, как считает, например, С. Е. Кургинян. Однако им сделано много интересных наблюдений. Например, что «все теоретические, идейные, философские споры и все практические, политические, экономические споры в советской России стоят под знаком ортодоксии и ереси». [3]
Всем хорошо известно, что даже критика, не говоря уже о ревизии трудов теоретиков коммунизма, была попросту невозможна в Советском Союзе и неизбежно привела бы к печальным последствиям для любого, посягнувшего на новую русскую «коммунистическую ортодоксию».
Н. А. Бердяев: «Все «правые» или «левые» уклоны в философии или в политике рассматриваются как уклоны еретические. Происходит постоянное обличение еретиков и преследование обличенных в ереси. Но различение между ортодоксией и ересью есть различение религиозное, теологическое, а не философское и не политическое. Когда политика поставлена под знак ортодоксии, то государство рассматривается как церковь и неизбежно преследование за верования и мнения». [3]
Произошла канонизация коммунистического учения. Но ведь любая научная теория должна развиваться, дорабатываться, дополняться новыми знаниями. Догматизируются только религиозные истины.
То, что коммунизм в СССР приобрел черты религиозного учения, можно услышать даже от лояльных коммунизму мыслителей:
С. Е. Кургинян: «Марксизм никогда не хотел быть религией. Его отчасти делали ею, восклицая при этом, что являются атеистами, некоторые начетчики от марксизма». [4]
И в то же время в другом месте этой же работы Кургинян пишет, что у рядовых большевиков присутствовала вера в коммунизм, приближавшаяся по накаленности к религиозной.
С. Е. Кургинян: «А светские исторические проекты? Пока они накалены, всё в порядке. Их даже трудно отличить от религиозных исторических проектов. Пойди ты различи веру в коммунизм большевика-подпольщика или участника Гражданской войны и веру в Христа какого-нибудь катакомбного христианина». [5]
Маркс не создавал новую религию. Но на русской земле коммунизм обретает черты религии. И произошло это не по вине Маркса, а по причине определенных качеств русского народного характера: религиозности и ортодоксальности.
Но любое человеческое учение несовершенно. В нем всегда есть ошибки. Они неизбежны, потому научная теория должна развиваться, дополняться новыми знаниями, корректироваться. Всего этого была лишена коммунистическая теория в Советском Союзе. А потому начинают накапливаться противоречия, которые никто не собирается решать. Руководители «Красного царства» делают вид, что всё хорошо, ведь идеологи не могут ошибаться, ведь об этом сказал сам великий Ленин.
В. И. Ульянов: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно. Оно полно и стройно, давая людям цельное миросозерцание, непримиримое ни с каким суеверием, ни с какой реакцией, ни с какой защитой буржуазного гнета. Оно есть законный преемник лучшего, что создало человечество в XIX веке». [6]
Один «непогрешимый» подтвердил непогрешимость другого «непогрешимого». Как в таких условиях можно было развивать марксизм-ленинизм в СССР? Разве можно было возразить Ленину, ведь это бы значило заявить, что неправы оба: марксизм имеет ошибки, а значит, неправ и Ленин. Кто в здравом уме осмелился бы такое заявить на высоком уровне? Совершенно невозможно!
Поэтому коммунизм превращается в эдакую квазирелигию со всеми соответствующими атрибутами: «священными писаниями», «пророками», «святыми мощами», «крестными ходами». Но главное не в форме, а в том, что все иные идеи, противоречащие или отличавшиеся от основного учения, воспринимаются как ересь, а потому с ними борются с религиозной яростью.
И так как коммунизм стал для русских революционно настроенных людей новой ортодоксией, то понятно, что никакие изменения марксистско-ленинской доктрины в Советском Союзе оказались невозможны. Всё, что возможно было в СССР, — это только учить и ретранслировать мысли, произнесенные в XIX веке, — марксизм, — или в начале ХХ века, если речь идет о ленинизме. Сегодня уже многим очевидно, что быстрое остывание Красного проекта связано с наличием фундаментальных ошибок, присутствовавших в нем. И мы можем об этом говорить сегодня, не опасаясь репрессий. Обращусь снова к адекватному стороннику коммунистической теории.
С. Е. Кургинян: «Советский Союз дал рабочему классу то нормальное и естественное, что должно было быть дано в виде главного и благого. Ему сказали: ты будешь получать достойную зарплату, у тебя будет достойный рабочий день и достойная защита труда, включая медицинское бесплатное обслуживание, образование и все остальное, твои дети пойдут в любые вузы страны, ты будешь получать квартиры бесплатно... Возникает вопрос: почему этот пролетариат начал сносить то, что было завоевано колоссальной кровью? А он участвовал в этом! И 93-й год забыть нельзя, потому что в 93-м году, когда все уже всё понимали, и когда Ельцин уже ограбил население, на референдуме большинство населения поддержало проект Ельцина. Так как после этого и в этой ситуации начать говорить о восстановлении классики марксизма, которая основана на том, что пролетариат есть авангард, и если уж он через диктатуру пролетариата построит свое государство, он его никогда не отдаст. А он его отдал! Причем не просто отдал, а сносил. Значит, есть какая-то ошибка в этом проекте! Что-то там сказано из того, что не имеет места в реальности! Как это можно обойти? Если хотеть хоть что-нибудь восстановить, как можно начинать со лжи?» [7]
То есть даже сторонникам коммунизма, пусть и весьма немногим, уже очевидно, что в теории присутствовала какая-то ошибка (или ошибки). Какой-то дефект (или дефекты), приведший к быстрому остыванию Красного проекта и его разрушению через какие-то ничтожные по историческим меркам семьдесят лет.
Конечно, эта книга не укажет на все ошибки и слабые места, требовавшие доработки, — этот вопрос оставим серьезным исследователям марксистско-ленинской теории. Но мы уже можем указать, как нам кажется, на главную ошибку: то, что марксизм опирался на отрицающий какую бы то ни было духовность материализм. В результате чего русский человек отрывается от Вечности, разрывается его духовная связь с Небом. Материализм, стремящийся убедить человека в том, что он — лишь эволюционировавшее животное, которое живет краткий миг на земле и исчезает навсегда, не может требовать от него служения Высшей цели, не может требовать от него альтруизма. Хотя требовать, конечно, может, но каков будет ответ? Не ответит ли общество, переставшее верить в вечную жизнь, усилением эгоистических настроений? Как убедить «разумное животное», обреченное на «вечную смерть», в том, что жертвовать личным в пользу общественного — это правильно и хорошо? Как объяснить ему необходимость служения Высшей цели? Все аргументы общества неизбежно будут разбиваться об его личный аргумент: «Один раз живем».
Ленин горячо верил в коммунистическую теорию. Он писал, что уже следующее поколение будет жить при коммунизме. Сталину пришлось решать сложнейшие вопросы, связанные с выживанием государства: подготовка к войне с армией объединенной Европы, война, восстановление страны и защита от новой, на этот раз ядерной угрозы.
Хрущев, похоже, уже просто не понимал всей глубины коммунистической идеи.
В скором времени на самом верху принимается решение сворачивать Красный проект. Мы точно не знаем, когда это произошло. Есть мнение, что разворот от социализма к капитализму следует связывать с именем Ю. В. Андропова (с 1967 по 1982 год председатель КГБ СССР, с 1973 года член политбюро ЦК КПСС и генеральный секретарь ЦК КПСС с 1982 по 1984 год).
Встретил один интересный эпизод из биографии Юрия Андропова, который при всей его кажущейся незначительности очень показателен. Известно, что Андропов писал стихи. Так, Георгий Шахназаров в своей автобиографической книге «С вождями и без них» приводит стихотворение, написанное Андроповым в ответ на стихотворную здравицу, составленную в его честь к пятидесятилетнему юбилею (то есть в 1964 году). В этом стихотворении есть такие строки:
«Увы! Всевышнего десницей
Начертан мне печальный старт
Пути, который здесь, в больнице,
Зовется коротко — инфаркт». [8]
Андропов упоминает Бога и говорит об участии Всевышнего в его судьбе. Конечно, это можно назвать шуткой или подражанием кому-то из великих поэтов, но согласитесь, трудно представить, чтобы в таких выражениях говорили о себе прежние красные вожди: Ленин, Сталин или даже богоборец Хрущев. Андропов же в 1964 году не опасается в своих стихах, адресованных подчиненным, упоминать Всевышнего. Напомню, что в это время он входит в секретариат ЦК КПСС — управляющий орган Коммунистической партии. Позже он возглавит Комитет госбезопасности, а через 19 лет сменит на посту Леонида Брежнева, став пятым главой «Красного царства». И этот шуточный стишок, адресованный подчиненным, показывает, что в верхних эшелонах уже всё наполнено фальшью. Ведь КПСС не только стоит на атеистических позициях, партия ведет богоборческую политику! А в это время секретарь ЦК КПСС в стихах упоминает Всевышнего и не как-то уничижительно, а как силу, руководящую его судьбой. И что самое главное, секретарь ЦК КПСС абсолютно не переживает, что его репутация может пострадать от этого.
Можно предположить, что Андропов, человек, находящийся в верхних эшелонах власти, по-видимому, уже не верит в коммунизм, не считает эту идею живой, ведущей русский народ к новым свершениям. Почему это можно предполагать? Потому что здесь чувствуется лицемерие и ложь: думает одно, а с высокой трибуны вещает совсем другое. Он однозначно где-то врал: либо на трибуне, либо в стихах, обращенных к малому кругу близких людей, — что вряд ли.
Фрагмент стихотворения Юрия Андропова — лишь небольшой штрих ко всеобщему лицемерию, царившему в высших эшелонах власти.
Хрущев уже не понимал, что такое коммунизм и чем эта теория «зацепила» русского человека. Последующие вожди еще меньше понимали коммунизм, про русскую идею вообще промолчим. Ближе всего к пониманию русской идеи были первые революционеры-интернационалисты. И если сравнивать гимн СССР и «Интернационал», то, безусловно, «Интернационал» с идеей построения нового мира ближе всего к русской мечте, русской идее, чем воспевание отечества ради самого отечества.
Впрочем, может быть, Юрий Андропов, решивший окончательно свернуть Красный проект, просто исполнил приговор истории? Марксизм-ленинизм нуждался в развитии. Не предназначенный быть религией, но превращенный в такую квазирелигию русским ортодоксальным сознанием, коммунизм разочаровал, не отвечая требованиям, бессознательно возложенным на него русскими революционерами.
Идеологическая форма окончательно утратила свою привлекательность. И как некогда миссианский дух ушел из Российской империи, так же, но только значительно быстрее, он покидал «Красное царство».
Потеря глобальности, утрата великой миссии спасения человечества, размагничивание самого атеистического электората, отсутствие духовности, разрыв с Небом и невозможность коммунистической квазирелигии, созданной русскими из теории Маркса-Ленина, заменить духовность — всё это привело к тому, что коммунистическая идеологическая концепция очень быстро превращается в мертвую форму, симулякр, карикатуру, предмет для анекдотов.
Есть хорошая русская пословица, которая, как нам кажется, отражает суть омертвелой идеологической формы, лишенной миссианского духа: «Ни Богу свечка, ни черту кочерга».
Беда в том, что на этот раз взамен выродившейся идеологической формы не было предложено ничего иного, ничего нового. Вместо великой миссии построения нового мира, спасения человечества от зла и несправедливости или, как иногда говорят, «построения рая на земле», ничего: ни новой миссии, ни реформирования прежней идеологической конструкции, одно лишь новое «разрушение до основания» с мечтой о «жирных щах». Правда, парадокс в том, что если хрущевский гуляш-коммунизм предполагал «щи» для всех советских людей, то капиталистические «жирные щи» достались избранным — бывшим партийным бонзам, поделившим социалистическую промышленность с бандитами, располагавшими воровскими «общаками» и теневыми силовыми структурами. Остальные люди, лишенные идеи и смысла, получили вместо великой миссии преображения мира лишь «жидкую похлебку».
Атеистическое воспитание, изгоняя из своих последователей христианский дух, лишая человека связи с Небом и Вечностью, неизбежно приводит к возникновению эгоизма, порождает тип шкурника, которому не нужны великие идеи, которому важно только то, что касается его лично.
Н.А. Бердяев: «Но опасность обуржуазивания очень сильна в советской России. На энтузиазм коммунистической молодежи к социалистическому строительству пошла религиозная энергия русского народа. Если эта религиозная энергия иссякнет, то иссякнет и энтузиазм, и появится шкурничество, вполне возможное и при коммунизме». [1]
Н.А. Бердяев: «Если допустить, что антирелигиозная пропаганда окончательно истребит следы христианства в душах русских людей, если она уничтожит всякое религиозное чувство, то осуществление коммунизма сделается невозможным, ибо никто не пожелает нести жертвы, никто не будет уже понимать жизни как служение сверхличной цели, и окончательно победит тип шкурника, думающего только о своих интересах. Этот последний тип и сейчас уже играет немалую роль, и от него идет процесс обуржуазивания». [2]
Материализм стремится разубедить человека в том, что он — венец творения, любимое создание Бога. Эту мысль должна заменить вера в то, что он лишь разумное животное, научившееся орудовать дубиной, развившееся до способности создать ядерную бомбу, а по сути лишь более мощную дубину.
Человек сам решает, что морально, а что нет; сам устанавливает рамки, сам для себя определяет границы допустимого. Если нет Создателя, то иначе и быть не может. Материалистическая теория утверждает, что человек возник в результате естественного отбора и борьбы за выживание, а значит, закон «диких джунглей» не является чем-то плохим. Следовательно, он может и должен действовать и в настоящей жизни: кто сильнее, хитрее, изворотливее, тот и прав. Сильный, хитрый, беспринципный выживет и подчинит себе более слабых, менее хитрых, ограниченных рамками морали и нравственности. Это же естественный закон (с материалистической точки зрения).
И мы знаем, как легко человек может раздвинуть рамки нормы или вообще отказаться от них в определенной ситуации. ХХ век показал, что «цивилизованный человек» может превращаться в животное, готовое создавать фабрики смерти для уничтожения целых народов в промышленных масштабах.
Разорвав связь с Небом, убедив человека в том, что он является мыслящим животным, которое сегодня живет, а завтра исчезнет навсегда, человеческое общество неизбежно начинает формировать внутри себя такой тип людей, которым понятны лишь удовольствие и личная выгода как способ удовлетворить личные потребности здесь и сейчас, в этой краткой и временной жизни.
Чему удивляться? Поведение шкурника логично, ведь он действует, руководствуясь собственной системой ценностей. Для чего ему жертвовать чем-то ради другого? Чтобы другие разумные звери, пытающиеся урвать кусок пожирнее, запомнили его поступок? Так они лишь посмеются и получат фору в борьбе с ним же. И современный мир давно это понял: ведь если не съешь ты, съедят тебя. Естественный отбор!
Иван Карамазов — герой бессмертного произведения Ф. М. Достоевского — считал, что, если нет вечной жизни, то возможны любые злодеяния. И не только возможны, но даже оправданы.
Ф. М. Достоевский: «Не далее как дней пять тому назад в одном здешнем по преимуществу дамском обществе он (Иван Карамазов — авт.) торжественно заявил в споре, что на всей земле нет решительно ничего такого, что бы заставляло людей любить себе подобных, что такого закона природы: чтобы человек любил человечество — не существует вовсе, и что, если есть и была до сих пор любовь на земле, то не от закона естественного, а единственно потому, что люди веровали в свое бессмертие. Иван Федорович прибавил при этом в скобках, что в этом-то и состоит весь закон естественный, так что уничтожьте в человечестве веру в свое бессмертие, в нем тотчас же иссякнет не только любовь, но и всякая живая сила, чтобы продолжать мировую жизнь. Мало того: тогда ничего уже не будет безнравственного, всё будет позволено, даже антропофагия. Но и этого мало, он закончил утверждением, что для каждого частного лица, например, как бы мы теперь, не верующего ни в Бога, ни в бессмертие свое, нравственный закон природы должен немедленно измениться в полную противоположность прежнему, религиозному, и что эгоизм даже до злодейства не только должен быть дозволен человеку, но даже признан необходимым, самым разумным и чуть ли не благороднейшим исходом в его положении». [3]
Эту мысль Ивана Карамазова обычно выражают краткой формулой: «Если Бога нет, то всё позволено». Без высшего смысла и веры в вечную жизнь рано или поздно человеческая цивилизация опускается на звериный уровень.
Русский философ Н. А. Бердяев не увидел, как разрушается «Красное царство» (умер в 1948 году), однако он предсказал, что именно шкурничество будет пожирать его изнутри. Позднейшие мыслители, анализируя уже произошедшее обрушение, говорят примерно о том же самом.
Сергей Кургинян об опасности омещанивания пролетариата: «Главная победившая сила сейчас — это мещанство... причем мещанство не то, к которому все привыкли, не прослойка, поскольку идет деклассирование страшное. Пролетариат проиграл вместе с Советским Союзом... выиграло мещанство, и оно дико набирает обороты, а Горький написал гениальную вещь: «Когда мещанство начинает разлагаться, то оно апеллирует к звериному закону»... и вот тогда появляется Ницше. ... Непрерывно нарастал разрыв между идеологией, целями и структурой общества, и внутри этого достаточно быстро шло омещанивание. Мещанин пуст. А пустоту эту может заполнить только потребление. Побеждал постепенно мещанский табун... а потом некие силы, которые я не буду здесь сейчас обсуждать, запустили это. И этот мещанский табун затоптал всё!» [4]
Мещанин, или шкурник, — это сформировавшийся тип человека. А вот силу, его порождающую, иногда именуют зоологическим индивидуализмом.
С.Е. Кургинян: «Ленин… продолжал настаивать на атеистичности идеологии, понимая при этом, что обуздывать зоологический индивидуализм в рамках атеистичности весьма и весьма непросто. А если не обуздать его, то конец всему. Помните у Маяковского в «Разговоре с товарищем Лениным»: «Мы их всех, конечно, скрутим, но всех скрутить ужасно трудно». [5]
Оказалось, что без решительного обуздания зоологического индивидуализма «скрутить их всех» не «ужасно трудно», а невозможно. И что обуздать зоологический индивидуализм может только очень накаленный комплекс идей, наделенный могучим донельзя антизоологическим потенциалом.
Оказалось также, что с помощью сталинских жесточайших форм сугубо светского управления, направленного на подавление зоологического индивидуализма, этот зоологический индивидуализм можно только временно сдержать и загнать на глубину. Да и то только в ситуации войны, беды, мобилизации для борьбы с очевидным страшным врагом. И наконец, оказалось, что смягченные сталинские формы сугубо светского управления, предлагавшиеся Хрущевым и Брежневым, просто никак не могут сдержать этот самый зоологический индивидуализм — главный враг гуманизма, а значит, и человечества». [6]
С. Е. Кургинян: «Каждый, кто хочет бороться с нависающим над миром злом, должен и понять, и ощутить зловещую роль мещанства в развале СССР и разрушении советского образа жизни, а также то, почему мещанство смогло стать такой силой в современном обществе. Мещанин в нашем понимании этого феномена — могучая, злобная, изощренная сила. Могущество мещанина не в том, что мещанство многочисленно и не в том, что оно способно когерентно реагировать на происходящее, могущество мещанства в том, что оно исступленно верит в свою правоту. Конкретный мещанин при этом может исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, но мещанство в целом суперрелигиозно, и эта религия не имеет ничего общего с существующими конфессиями. Для того, чтобы обнаружить под разными религиозными и светскими масками подлинное содержание мещанской суперрелигии, нужно пристальней вглядеться в то, что именуется крахом коммунизма, а также крахом СССР и советского образа жизни... После революции ревнителям той великой правды, которая была явлена в коммунистическом манифесте, пришлось воплощать в жизнь мечту о победе благого фундаментального начала над началом, господствующим на протяжении всего существования человечества. Существо этого противоборства раскрыто в пьесе В. Вишневского «Оптимистическая трагедия». В этой пьесе спорят по поводу противоборства фундаментальных начал. Комиссар, уверенный, что благое начало победит, и матрос Алексей, сомневающийся в этом. Их полемика оказалась пророческой.
Алексей: «Исправится ли человек? Переломил ли он себя? Эдакая маленькая штучка «моё», на этой вот штучке не споткнуться бы».
Комиссар: «Ты что думаешь, мы этого не видим, слепые? Мы верим в людей».
Создатели лозунга «Иного не дано» призывали граждан СССР к построению на обломках СССР и советского образа жизни царства естественного закона, квинтэссенцией которого является почитаемое ими слово «моё». К великому прискорбию, приходится констатировать, что граждане СССР тогда поддержали их. Авторы лозунга умолчали при этом о том, что человек выделился из природы в основном благодаря противодействию этому самому «моё» и что даже дочеловеческом мире альтруизм является мощным инстинктом, оберегающим сообщество животных от пожирания себе подобных и самоуничтожения. Авторы этого лозунга умолчали также о том, что все великие учителя человечества, а не одни коммунисты, восхваляли братство и альтруизм и разоблачали губительность хватательного инстинкта. И если бы человечество не руководствовалось этими великими заветами и учениями, то возобладала бы темная всепожирательность, и человечество вообще бы не явилось в мир или исчезло бы вскоре после своего появления». [7]
Зоологический индивидуализм назван главным врагом человечества и гуманизма вообще.
Христианство знает об этой проблеме и знает, как ее преодолевать. Целью христианской жизни является восхождение и даже богоуподобление. Христианство проповедует альтруизм и знает, как бороться со звериным началом или «ветхим человеком». «Возлюби ближнего своего, как самого себя», — учит Христос. Христианство призывает к борьбе со страстями, работе над собой и имеет богатейший опыт такой борьбы, накопленный за тысячелетия существования Церкви Христовой.
Но и атеисты понимают, что в человеческом естестве скрыта некая сила, названная ими «зоологическим индивидуализмом». И это очень серьезный противник, поскольку является силой универсальной, царствующей в живой природе.
С.Е. Кургинян: «В ходе развала СССР мы увидели, что такое зоологический индивидуализм, который невозможно обуздать. Это крах общества и крах государства. И я не зря назвал общество, в котором зоологический индивидуализм не обуздан, не социумом, а «зооциумом». Мы наблюдаем сейчас борьбу социального и зоологического. Причем борьбу невероятную по своему накалу. Мы наблюдаем также, как зоологическое постепенно завоевывает всё новые и новые территории, устанавливая на территории бывшего социального свой зоопорядок». [8]
Русский коммунистический проект остыл за три-четыре поколения, именно потому, считает мыслитель, что не смог противостоять этой природной силе, не смог справиться с зоологическим индивидуализмом. Произошел непредвиденный рост мещанских настроений (или обуржуазивание), в результате чего СССР, по меткому выражению политика, был затоптан мещанским табуном, жаждавшим не великой идеи, а разнообразия товаров на полках магазинов.
Светские люди, к которым относится и политолог Сергей Ервандович Кургинян, указывают, как нам кажется, следствие, а не причину. Да, безусловно, существовала проблема вырвавшегося из-под контроля «зоологического индивидуализма», поразившего пролетариат вкупе с правящей элитой. Но почему вырвалась эта сила? Или зададим иной вопрос: что ее сдерживало? Сдерживало ее религиозное воспитание русского человека, а воинствующий атеизм разрушил цепь, сдерживавшую невидимого врага человеческой цивилизации.
Коммунизм, призванный раскрепостить высшие творческие способности человека, раскрепостил в итоге низшее животное начало, убедив человека в том, что он произошел от зверя и что его жизнь — лишь миг между небытием, из которого он вышел, и в которое скоро вернется.
Человек — потенциальный бог, говорит христианство, призывая человека к богоуподоблению! Человек — разумное животное, — объявляет научный материализм. А потом возникает непонимание: почему в советском обществе возобладал «зоологический индивидуализм»? Почему пролетариат поменял прекрасные коммунистические идеалы на призрачную надежду оказаться в «потребительском рае» капиталистического мира?
Начав борьбу с религиозностью, разоблачая христианское мировоззрение, заменяя его новым — материалистическим, — коммунизм вырастил своего могильщика: ненасытного шкурника-материалиста, с которым в итоге не смог справиться.
«Мы их, конечно, скрутим, — писал Маяковский и тут же признается, что всех скрутить ужасно трудно».
Споткнулся коммунизм на эдакой маленькой штучке «моё». И оказалось, что не только бытие определяет сознание, но еще что-то. В глубинах человеческого естества дремлет темная сила, названная материалистами «звериным индивидуализмом». Об этой темной стороне человеческого естества христианство знает, называя её «греховностью», «ветхим человеком», и знает, как с ней бороться.
Коммунисты думали, что человека достаточно просто накормить, одеть и поместить в приемлемые условия, и это само по себе преобразит человека. Увы. Не учли некоторых свойств человеческого естества. Просто «красный пророк» Карл Маркс не сказал об этом. Видимо, сам не знал. И это понятно: он же не мог знать обо всем на свете.
В итоге, когда СССР пришел к мирному, спокойному существованию, пролетариат стремительно омещанился. И когда количество мещан стало слишком большим, а государство ослабило «вожжи» репрессивного аппарата, всё рухнуло. Хотя это могло быть лишь одним из множества факторов, обрушивших «Красное царство».
Коммунистическая теория, будучи теорией экономической и материалистичной, какой и полагалось быть научной теории в XIX веке, практически не касалась духовной сферы. Маркс оперирует глобальными категориями: классами, силами, общественными формациями. Это не хорошо и не плохо, просто констатация факта. Маркс создал хорошую теорию, передовую и революционную для своего времени, которая описывает лишь некую область отношений человеческого общества. Его теория не описывает всё. И, в принципе, она и не должна описывать всё.
Однако произошло то, что произошло. Апологеты марксизма, разрушая старый мир, начали борьбу с духовностью, с религией, вторглись в сферу вечного и надчеловеческого, в сферу духа. Они совершили фундаментальную ошибку, которую так и не смогли осознать.
Понимали ли коммунисты, что помимо спасения от нищеты человека нужно еще поднимать в духовном плане? Возможно. Ведь говорили же советские коммунисты о необходимости создания «нового человека».
Возможно, в силу недостаточной компетенции и лишь опосредованного знакомства с трудами Маркса и Ленина, я окажусь неправ и меня поправят, пусть так. Однако разве Маркс говорил о том, как нужно будет развивать человека? Известна марксистская формула: «бытие определяет сознание». Из чего следовало, и я думаю, коммунисты именно так себе это и представляли, что следует изменить условия существования человека на лучшие, избавить его от необходимости в поте лица своего добывать хлеб насущный, и с появлением у него достаточного количества свободного времени человек начнет духовно и творчески расти, развиваться. Произойдет то самое пресловутое раскрепощение творческих способностей. Ведь такова была первоначальная задумка?
Не говорил ли нарком просвещения Луначарский, что скоро каждый советский человек будет столь же гениален, как Гейне или Шиллер? Большевики ведь искренне в это верили! И что в этом плохого? Это прекрасно. Только вот в расчеты закралась ошибка! Возник не Гейне, а шкурник, разрушивший Советский Союз! Вот в чем проблема.
Да, мы знаем, что о необходимости работы с человеком коммунисты задумывались. Правда, по какой-то причине это направление не получило должного развития. Может быть, потому, что этот вопрос был недостаточно проработан «красными пророками» Марксом и Энгельсом? Возможно, и то, что коммунистическое руководство попросту было больше погружено в решение иных, насущных вопросов: требовалось побороть интервентов, поднимать экономику, готовиться к новой войне, а еще заниматься внутрипартийной борьбой, драться за свое место в системе и т. д.
Одним словом, никто толком не понимал, что нужно делать для того, чтобы возник новый человек с раскрепощёнными творческими способностями. Возникнет ли он сам по себе с изменением общественного бытия или же нужно как-то стимулировать его к этому? Да и нужно ли вообще?
Возможно, Маркс полагал, что хорошее в человеке каким-то образом само победит плохое после того, как человек будет накормлен, одет, обеспечен и просвещён. Или же он не знал о существовании в человеке плохого, темного начала, или же считал его недостаточно важным.
Факт остается фактом: если в его учении и было это где-то освещено, то по какой-то неведомой причине не получило должного развития. Хотя, скорее всего, о душе, духовности, духовном росте человека Маркс вообще ничего не говорил. Просто потому, что это не входило в сферу его компетенции. Он мыслитель другого уровня. К тому же в XIX веке невозможно было прослыть просвещенным человеком, не будучи материалистом. А как материалист может говорить о том, чего, в его представлении, не существует? В том смысле, что для материалиста нет ни души, ни духа, ни вечного бытия, ни Творца, создавшего Вселенную. Из этого и исходили. В этом ключе и мыслили.
Когда коммунистические мечтатели начали собирать распавшуюся империю, начали строить русское миссианское «Красное царство», у них не было в руках ничего, кроме учения Маркса и Энгельса. По этим лекалам и работали.
Была поставлена задача: накормить, одеть, создать приемлемые условия жизни и дать образование. Духовной сферы для коммунистов просто не существовало. И на её месте как бы зияла черная дыра, о которой даже не подозревали, занятые борьбой, новым строительством, войной и восстановлением разрушенного.
В цитировавшейся ранее пьесе В. Вишневского «Оптимистическая трагедия» комиссар, уверенный в победе благого, слышит от матроса сомнение: «Исправится ли человек? Переломит ли он себя? Эдакая маленькая штучка «моё», на этой вот штучке не споткнуться бы».
Комиссар отвечает: «Ты что думаешь, мы этого не видим, слепые? Мы верим в людей».
А что еще оставалось, кроме как верить в человека, в его способность стать лучше?
Мне кажется, что в революционерах жила именно такая вера в человека, в то, что хорошее в человеке неизбежно одержит верх над плохим.
Вот что писала в 1930 году революционерка А. Коллонтай, будучи на тот момент послом в Швеции:
А.М. Колонтай: «Я вижу, как Союз лепит по-своему глыбы истории, преодолевая вековые препятствия, создает новый пласт истории, на котором будущие поколения осуществят все смелые мечты нашей юности. Бесклассовое, коммунистическое общество, подчинившее себе могучие, будто сверхчеловеческие силы: законы экономики и социальных отношений. Новый быт коммунизма перевоспитает, пересоздаст человека. Новый человек будет индивидуальным творческим чутьем и талантами усовершенствовать этот быт, где уже не будет столько проблем экономики, и на первый план выйдут вопросы взаимоотношения людей между собою и вопрос человека и коллектива, т. е. новая мораль. У них, у того счастливого человечества, исчезнет зависть, ревность, подсидка и ябедничество. Не будет ни войн, ни убийств». [1]
То же самое: «мы верим в людей»! И еще: «новый быт… пересоздаст человека». Ведь сказано Марксом: «бытие определяет сознание». Значит, всё так и будет, — верят коммунисты. А как же не верить «красному пророку»? Они полагали, что следует создать новый мир, а вслед за этим преобразится и человек: начнет восходить, достигать совершенства, и каждый советский человек станет гением, а потом и все люди мира, когда коммунизм воцарится на всей Земле. Красивая коммунистическая мечта, хотя и весьма наивная.
Нельзя сказать, что никаких успехов в Советском Союзе не было достигнуто. Всё-таки в стране Советов старались формировать в людях коллективизм, ответственность, честность. Дало ли это положительные результаты? Безусловно. Государство, объединившее множество народов, практически не знало межнациональной розни. Снизился уровень преступности. А если сравнивать с сегодняшним днем, то сравнение будет не в пользу настоящего. Родители спокойно отпускали детей гулять на улицу. Хотя преступность была, а преступления просто не предавались гласности, замалчивались. Поэтому сегодня кто-то может подумать, что в СССР был чуть ли не рай. Это, конечно, не так: были и маньяки, и убийцы, и грабители. Всё это было, но всё же, пожалуй, криминала было меньше, чем в сегодняшней России или отколовшихся республиках бывшего СССР.
Коммунисты искренне верили, что теория Маркса верна и что коммунизм, который наступит в самые ближайшие годы или в худшем случае десятилетия, изменит человеческое естество, изменит человека.
В.И. Ленин: «То поколение, которому сейчас 15 лет, оно и увидит коммунистическое общество, и само будет строить это общество...
Нам следует рассчитывать, что нужно не меньше 10 лет для электрификации страны, чтобы наша обнищавшая земля могла быть обслужена по последним достижениям техники. И вот поколение, которому теперь 15 лет и которое через 10–20 лет будет жить в коммунистическом обществе...» [2]
Однако по мере улучшения жизни, устроения быта, автоматического преображения человека не произошло. Напротив, стал зарождаться и множиться мещанский тип, тип шкурника. По мере роста благосостояния советского человека происходит омещанивание, обуржуазивание пролетариата. И возврат к построению общества потребления становится практически неизбежным.
Вместо «пробуждения и раскрепощения в каждом человеке высших творческих способностей» в массах пробуждался индивидуализм. Коммунизм не знает, как справиться с этой силой без террора, в то время как капиталистический мир научился преобразовывать эту низменную силу. Более того, он культивирует эту низменную, страстную силу в массах, обращая войну всех против всех, потребительство, социальный дарвинизм и прочее на пользу экономики. Капитализму нужна эта «темная энергия» как топливо, как питательная среда.
Коммунизм же не умеет работать с «темной энергией». В теории Маркса ей попросту нет места. Можно предположить, что Маркс считал человеческие пороки порождением бытовой неустроенности и полагал, что они исчезнут при коммунизме. Он надеялся, что человечество станет лучше, если будут созданы приемлемые условия жизни.
А потому большевики не понимали, что можно противопоставить возникавшему и развивавшемуся в советском обществе индивидуализму. Всё, что они могли, — это запустить машину красного террора для очищения общества механическим путем уничтожения ненужных элементов. Но одно дело — бороться с классами эксплуататоров, названными и описанными Марксом, другое дело, когда сам победивший класс начинает деградировать вместо того, чтобы восходить и преображаться вслед за изменяющимся бытием.
Как говорится, шах и мат.
Как оказалось, человека можно убедить в том, что он является мыслящим животным, что он — всего лишь обезьяна, освоившая систему звуков для общения и научившаяся использовать палку. Ведь именно это утверждает современная наука.
В Большой советской энциклопедии можно прочитать следующее: «Человек… как биологическое существо сохраняет тесную связь с животным миром, прежде всего с отрядом приматов, в который он входит в ранге особого семейства гоминид. Согласно распространённой точке зрения, человеческая ветвь эволюции отделилась от общего с человекообразными обезьянами ствола… в миоцене… Человек относится к виду человек разумный (Homo sapiens), роду человек (Homo), семейству гоминид (Hominidae), отряду приматов (Primates), классу млекопитающих (Mammalia), типу хордовых (Chordata)». [1]
Один из идеологов коммунизма — Фридрих Энгельс — утверждает, что человек не только вышел из животного мира, но и то, что он не может перестать быть частью животного мира.
Ф. Энгельс: «Подобно тому, как человек научился есть всё съедобное, он также научился и жить во всяком климате. Он распространился по всей пригодной для житья земле, он — единственное животное, которое в состоянии было сделать это самостоятельно». [2] «Человек — единственное животное, которое способно выбраться благодаря труду из чисто животного состояния». [3] «Уже сам факт происхождения человека из животного царства обуславливает собой то, что человек никогда не освободится полностью от свойств, присущих животному, и, следовательно, речь может идти только о различной степени животности или человечности». [4]
Можно найти множество аналогичных высказываний, например:
«Человек по своей природе есть общественное (другой вариант перевода — политическое) животное» (Аристотель).
«Человек — это животное, способное трудиться» (Б. Франклин).
«Человек — это животное, которое совершает сделки: никакое другое животное не делает этого, ни одна собака не обменивает кости с другой» (А. Смит).
«Человек — это животное, которое сошло с ума. Из этого безумия есть два выхода: ему необходимо снова стать животным; или же стать большим, чем человек…» (К. Г. Юнг).
Нам же сейчас интересны взгляды идеологов коммунизма. Ведь коммунизм говорит о развитии человека, освобождении его от «царства необходимости» ради «царства свободы». При этом на человека смотрят как на разумное животное. И, как выразился Фридрих Энгельс, человек — не просто животное, но животное, которое в силу своей биологии никогда не перестанет быть животным, сколько его ни очеловечивай, и «речь может идти только о различной степени животности или человечности».
Однако коммунистический взгляд на человека преисполнен надежды. Коммунисты надеются на то, что человек способен восходить, может развиваться, для чего, полагают они, достаточно улучшить условия его жизни. Ибо, как сказал Карл Маркс: «Бытие определяет сознание». Следовательно, если улучшается бытие, то будет меняться и сам человек, конечно же, в лучшую сторону. Ведь весь окружающий его быт будет направлен на то, чтобы раскрепостить дремлющие в нем творческие способности. Коммунизм верит в человека, верит в его способность развития, хотя и считает, что он был, есть и будет оставаться эволюционировавшим животным из семейства гоминид отряда приматов. А значит, коммунисты собирались повысить степень человечности эволюционировавшего животного.
Вступив на путь апостасии — отступая от христианства или, в более широком смысле, от религии вообще, полагая, что двигается вперед, человечество шагнуло назад, по крайней мере, в области духовной и понимании сущности человека. Ведь раньше человек считался сыном Творца Вселенной. Наука же, по сути, уровняла его с прочими представителями фауны.
Современный апостасийный мир низвел человека с пьедестала божественности на уровень животного мира. Это в глобальном плане. Если брать сугубо практическую сторону данного вопроса, то очевидно следующее. Отбросив религию, отметая и вычеркивая христианство, большевики не только изгнали Церковь как религиозную организацию из своего «красного царства», они отбросили накопленные ею знания о человеке, духовности, путях преодоления греховности, изменения падшей природы человеческого естества. Коммунизм отказывается признавать опыт, накопленный Церковью за почти две тысячи лет своего существования. Ведь, по большому счету, Церковь занимается именно человеком и ничем больше.
Не говорю за другие религии и отпавшие части христианской церкви, которые, как, например, католицизм, начинают заниматься больше политикой или накоплением денег или чем-то другим.
Церковь всё время своего существования нацелена на человека, заботится о душе, духовности, преодолении падшей человеческой природы, помогая на пути восхождения из падшего состояния к состоянию богоуподобления.
«Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный». (Мф. 5:48)
В отличие от материалистичной науки, считающей животное состояние естественным для человека, христианство называет человека потенциальным богом, а животное состояние называет падением, аномалией, к которой человек может скатиться, если не будет восходить.
Христианство называет человека любимым творением Бога, учит обращаться к Создателю: «Отче» или «Отец»! Мы названы сынами Бога по благодати. А Иисус Христос — Сын Божий по естеству — называет учеников Своими друзьями!
Помимо прочего, Христос ставит перед человеком глобальную цель — Царство Небесное! Бог обещает человеку Царство и Вечную жизнь! И человек может получить Царство Небесное, употребив определенные усилия:
«От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф. 11:12).
Коммунизм же, опирающийся на научный материализм, предлагает человеку поверить в то, что он никакой не венец творения, а случайно возникший, эволюционировавший примат, живущий от силы 120 лет и исчезающий навсегда. Хороша замена, ничего не скажешь!
Атеистическое мировоззрение где-то с XIX века начинает захватывать мир, а в ХХ веке становится доминирующим, вытесняет религиозное представление о человеке, открытое Богом. Человека назвали эволюционировавшим приматом и начали учить этому детей со школы. И многие ведь поверили! А с другой стороны, как не поверить тому, чему тебя обучают с самого детства?
Материализм низводит человека, разрывает связь с Небом, вечностью, беспредельностью. Но ведь человек не примитивен. Он обладает такими потенциалами, пределы которых нам неизвестны. Мы не знаем, каковы пределы человеческого развития и имеются ли они вообще! Но мы также не знаем, насколько низко он может низойти. Ведь человек может быть хуже животного. Животное убивает других животных, чтобы выжить (либо для еды, либо же защищая свою территорию), а человек может убивать ради удовольствия. Люди способны построить промышленные предприятия для уничтожения целых народов. Человек может подняться до состояния земного ангела и даже уподобиться Богу, но может низойти на уровень сатаны.
В романе Ф. Достоевского, к которому мы уже неоднократно обращались, Дмитрий Карамазов восклицает: «Широк человек…». И добавляет: «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей».
Научный материализм не способен увидеть эту широту. Наука отказывает человеку в беспредельности или, возможно, попросту не знает о ней. Хотя и тут порой можно услышать что-то вроде: «Человек использует только 10% возможностей мозга», то есть может стать умнее на сколько-то процентов. Впрочем, серьезная наука называет это утверждение нейромифом. [5]
Человек вечен и беспределен (по крайней мере, пределы нам неизвестны), он связан с вечностью и призван уподобиться Богу, несет в себе потенции бесконечности как со знаком плюс, так и со знаком минус. И эта беспредельность человеческого естества требует наполнения. Она требует иной беспредельности!
Христианство знает, ибо это проверено опытом многих поколений, что лишь устремленность к Небу способна дать человеку требуемую полноту. Но всё это относится к области духа, области, неизвестной науке, области, неизвестной материализму, и которой не понимали коммунисты. Разрушив в душе человека алтарь веры, материализм создал в человеческом естестве черную дыру, создал пустоту, которую ничто не может заполнить. Ничто материальное! Утолить эту духовную жажду человек может, только лишь испив из источника Вечности!
Протоиерей А. Ткачев: «Человек начинает испытывать некую пустоту. Вроде мы и
сыты, и одеты, а чего-то не хватает. И человек начинает тревожно ощущать некую
неполноту...
Человеку нужен Бог. Человек бездонен. Человек — это бездонное существо, и его могут наполнить только бездонные ценности...
У творцов технической цивилизации была иллюзия раньше, что если человека освободить от тяжелого механического труда, если труд этот переложить на механизмы, то человек, освободившись, начнет заниматься музыкой, философией, личностным ростом. Они как будто забыли, что человек испорчен грехом, они не сделали скидку на грех, и человек, как только он сложил с себя тяжелый труд на механизмы, тут же сошел с ума. Он не знает, куда себя деть, и человеку оказалось незачем жить… У человека возникают самые большие проблемы, когда у него есть хлеб каждый день. Тогда он вдруг начинает понимать, что в нем живет такое!…
Пока у него хлеба нет, он борется за то, чтобы набить свою утробу и накормить своих детей. Но когда у него есть гарантированный хлеб, и масло, и кусок мяса на каждый день, тогда в нем просыпается то, о чем он и не подозревал.
Христиане находятся в зоне ответственности, потому что они знают правду о человеке. У христиан нет иллюзий о человеке, потому что все гуманистические мировоззрения все лгут о человеке. Человек — это жутко испорченное существо. Человек — это потенциальный демон, если Благодать Божия не совершит в нем свою исцеляющую работу. Человек — это убийца себя самого и всего окружающего. Это раковая опухоль Вселенной, если в нем не живет Христос…
Человек бывает хуже скотины без Бога. Скотина никогда не сделает столько грехов, сколько человек. Человек страшен без Бога, и христианство тоже должно об этом говорить.
ХХ век обещал нам счастье и налил крови по колено, построил фабрики смерти, разложил человека на составляющие, пепел жертв рассыпал по полям для лучшего урожая, из кожи делал абажуры. Это всё произошло под знаком веры в гуманистические идеалы». [6]
То, что человек испорчен грехом, косвенно признают и материалисты, только они называют это иначе: природой, которую нужно обуздать, внутренним животным, рвущимся наружу, темными глубинами подсознания. Смысл от этого не меняется. В общем, всем известно, что в человеке есть нечто темное, как его ни назови: греховностью, ветхим человеком, инстинктами, природой или внутренним зверем.
Христианство знает об этом и призывает человека к преображению, указывает путь духовного роста, научает, как можно преодолеть это темное, звериное, инстинктивное, греховное начало. Христианство знает, как побеждать эту темную сторону человеческого естества, и научает пути восхождения.
А многие гуманистические учения, как правильно заметил протоиерей Андрей Ткачев, имеют слишком восторженный взгляд на человека. Так и Маркс полагал, что сознание определяется бытием, а из царства необходимости в царство свободы человек перейдет, когда будет освобожден от нищеты и тяжелого труда, когда он будет избавлен от необходимости бороться за выживание. Но что делать с его греховной (животной) природой? Ответа на этот вопрос идеологи коммунизма не дали.
И мы убедились на опыте, что царство свободы не наступает автоматически, когда оторванный от Неба человек перестает бороться за существование. Наоборот, возникают и могут возобладать различные страстные проявления: стяжательство, чревоугодие, блуд, сребролюбие. И не только. Набор возникающих страстей крайне широк и разнообразен. Стяжательство, эгоизм, индивидуализм — лишь первые ступени разверзающейся бездны.
И если человек не будет восходить, преодолевая свою греховность, страстность, свою природу, то очень быстро он начнет нисходить, порабощаясь собственным страстям. И этой лестнице, ведущей в ад звериности и индивидуализма, не видно конца.
Коммунистические идеологи этого не предусмотрели, так как, видимо, просто не понимали этой опасности. А вот капиталистический мир знает про эту особенность человека, но он собирается использовать её в своих целях. Он вовсе не стремится развивать человека, но хочет использовать его порочную/животную природу в своих целях. Современный мир обманывает человека, предлагая ему вместо настоящей беспредельности потребительские суррогаты, которые не могут насытить его.
Мир атеистический, форпостом которого, безусловно, является так называемая западная цивилизация, западный капиталистический мир, использует духовную жажду человека, предлагая заполнить ее бесконечным потреблением. Но это обман. Ничто материальное не может насытить человека, не может заменить духовное. Человеку всегда будет мало. Он всегда будет неудовлетворен, и поэтому будет страдать, будет мучиться бессмысленностью своего существования.
Но его страсти нужны капиталистической системе. Они заставляют его больше потреблять, пытаясь заполнить свою духовную пустоту. А это заставляет вращаться колеса капиталистической экономики. Он будет бороться с другими, и это называется конкуренцией. Его страстную природу будут распалять рекламой, фильмами, массмедийными продуктами, поскольку капитализму — читай, современному миру, — нужен бездумный, страстный потребитель и ничего больше.
Но если человек не будет восходить, то он начнет деградировать. И этот процесс будет идти тем быстрее, чем больше современный мир станет разжигать в нем его страстную/греховную природу.
Человек, которому постоянно внушают, что страсти нельзя сдерживать, что греха на самом деле не существует и всё, что ему нужно, — это большой счет в банке, — деградируя, станет превращаться в ненасытного, алчного, злобного, мыслящего зверя.
Современный капиталистический мир культивирует в человеке звериность. А потому неизбежно приходит к необходимости посадить зверя в клетку, надеть на него ошейник, контролировать каждый его шаг. Поэтому мир движется в сторону создания «электронного концлагеря». Ведь зверь должен сидеть в клетке. И человека, деградировавшего, либо «посадят на цепь», либо же генными средствами трансформируют в нечто уже не совсем человеческое, лишенное части разума и мучавшей его беспредельности.
И, похоже, что всё к тому и идет. Вернее, всё пришло бы к этому, если бы не было Бога!
Советский период близок нам исторически. Ещё свежи воспоминания, ещё саднят нанесённые раны. А для кого-то, наоборот, это время молодости, озаряющей своим светом память о позднесоветском периоде. Одни застали это время, другим рассказывали родители, бабушки и дедушки, как было хорошо/плохо в СССР.
Безусловно, в истории любого государства присутствует как хорошее, так и неприглядное. А потому, руководствуясь субъективными политическими, религиозными или какими-то иными предпочтениями, можно сформировать любую позицию: от восторженного принятия до полного отрицания советского периода русской истории. Но нужно попытаться, насколько возможно, отстраниться от эмоций и личных предпочтений, ведь только так можно добраться до истины.
Итак, подводя итоги третьей части нашего исследования, мы, пожалуй, уже можем ответить на следующие вопросы: чем коммунизм привлёк русского человека? И почему от него так, по историческим меркам, быстро отказались?
Принятие коммунизма русским народом было вызвано многими причинами. И прежде всего, это стало выходом из идейного тупика, в котором очутилась Россия. И коммунистическая идея (на первом этапе) была максимально созвучна русской идее, как выразился Н. А. Бердяев: «Произошло изумительное в судьбе русского народа событие. Вместо Третьего Рима в России удалось осуществить Третий Интернационал, и на Третий Интернационал перешли многие черты Третьего Рима». [1]
Третий Интернационал оказался необходим, потому что «не устоял» Третий Рим. Вернее, потому что Третий Рим разрушился, и нужна была новая форма, новая идеологическая конструкция. Не коммунисты разрушали катёхон / Святую Русь. К XIX веку русская идея уже лишилась своей идеологической формы. Третий Рим исчез, скрылся, как град Китеж, а Российская империя превратилась в «ледяную пустыню», лишенную духа, в которой народ задыхался «в немощи растления и духовной тесноте». [2]
Большевики предложили новый проект, новую миссию, которая позволила вновь реализоваться русской идее — идее спасения мира от зла и несправедливости, идее борьбы с мировым злом.
И коммунистическая идея воодушевила первые поколения строителей нового государства и привела к росту и расцвету во многих областях. То есть нужно признать, что миссианский огонь возгорелся и возник исторический импульс, позволивший собрать распадавшуюся страну, модернизировать промышленность, победить сильного врага в кровопролитной и тяжелейшей войне.
Но этот огонь быстро угас. А сама коммунистическая идея выродилась, превратилась в подобие мифа. И произошло это, как нам кажется, по нескольким причинам.
Во-первых, бездуховный материализм, на основании которого идеологи выстраивали здание «красного царства», не мог дать человеку необходимого, не смог заполнить возникшую духовную пустоту.
Во-вторых, теория Маркса исходила из ошибочного представления о человеке, считая, что человек станет восходить, развиваться творчески (произойдет «раскрепощение высших творческих способностей»), только лишь удастся улучшить быт, вырвать человека из «царства необходимости», дать ему больше свободного времени, которое он, как полагали, направит на свое развитие.
Эти ожидания выразила коммунистка А. Коллонтай в письме, цитировавшемся ранее: «Новый быт коммунизма перевоспитает, пересоздаст человека. Новый человек будет индивидуальным творческим чутьем и талантами усовершенствовать этот быт, где уже не будет столько проблем экономики, и на первый план выйдут вопросы взаимоотношения людей между собою и вопрос человека и коллектива, т. е. новая мораль. У них, у того счастливого человечества, исчезнет зависть, ревность, подсидка и ябедничество. Не будет ни войн, ни убийств». [3]
Но оказалось, что по мере улучшения быта возникает не творческий человек, а мещанин. И мы узнали еще, что когда человек не восходит, он начинает нисходить, обуржуазиваться, деградировать морально. Альтруизм первых революционеров, горевших мечтой о счастье человечества, вытесняет мещанский индивидуализм. Нарастает жажда потребления, которая не может быть надлежащим образом удовлетворена в социалистическом обществе. Омещанивание происходит медленно, но верно по мере ослабевания религиозного сознания в обществе. Красная империя, уничтожая религиозность и веру в вечную жизнь в советских людях, взращивала шкурника, который в итоге стал могильщиком коммунистической идеи.
Пустоту в духовной области советского человека, в области, ранее занятой религиозной верой, нужно было чем-то заполнить. Но чем? Коммунизм ничего не смог предложить. Выродившаяся в миф о светлом будущем коммунистическая идея больше не вдохновляет. И уже даже представители высшей власти не верят в коммунистический миф и, видимо, так же вожделеют потребления. А по качеству вещей и уровню потребления социализм безнадежно проигрывает капитализму. Поэтому отказ от коммунистической идеи, переставшей вдохновлять, превратившейся в мертвый миф, становится практически неизбежным.
Сравнивая две идейные конструкции «Третий Рим» и «Красное царство», можно заметить существенную разницу продолжительности их исторического бытия: одна существовала почти пять веков, что вдвое меньше времени существования Византии, но тоже весьма неплохо, а вот вторая продержалась всего семь десятилетий. И крайне важно найти ответ на вопрос: почему так недолго просуществовала вторая идейная форма?
Сегодня часто можно слышать, что СССР погубили внешние/внутренние враги. Безусловно, у страны Советов враги имелись, как имеются они у любого государства. Они были у Византии, которая, несмотря на это, простояла целое тысячелетие. Были враги у Русского царства. Были враги и у СССР, но к ним же нельзя сводить всё. Тогда в чём дело?
Можно выделить еще одну причину, которая, как нам кажется, способствовала гибели «Красного царства». И эта далеко неочевидная причина заключается, как это ни странно, в характере русского народа.
Характеристиками идейной конструкции «Третий Рим/Святая Русь» являются:
— религиозность;
— общемировой характер;
— миссианство.
Наверное, можно выделить и другие. Но эти качества нам представляются основными. Новая форма — красный коммунистический проект — теряет религиозность. Две другие характеристики в ней присутствуют (есть общемировой характер: «весь мир насилья мы разрушим»; есть и миссианство: «мы наш, мы новый мир построим»). Но ведь религиозность, существовавшая тысячелетие в русском народе, ставшая частью его характера, она же не может вдруг по щелчку пальцев исчезнуть. Поэтому религиозность сохраняется в народном характере.
Предложенная коммунистами новая идеологическая конструкция атеистична, материалистична и научна. И народ, приняв новую форму, согласившись с новой миссией, делает вид, что в религии больше не нуждается, хотя остается религиозным.
Русский философ Н. А. Бердяев считал, что даже в русских революционерах, нигилистах и атеистах религиозный склад характера не исчез.
Н. А. Бердяев: «Русский народ — религиозный по своему типу и по своей душевной структуре. Религиозное беспокойство свойственно и неверующим. Русские атеизм, нигилизм, материализм приобретали религиозную окраску. Русские люди из народного, трудового слоя, даже когда они ушли от православия, продолжали искать Бога и Божьей правды, искать смысла жизни. Русским чужд рафинированный скептицизм французов, они верующие и тогда, когда исповедуют материалистический коммунизм. Даже у тех русских, которые не только не имеют православной веры, но даже воздвигают гонение на православную церковь, остается в глубине души слой, сформированный православием». [4]
И эта сохраняющаяся в народе религиозность требовала новой ортодоксии. Она нашла новый источник поклонения, новый объект для исповедания. Ею стала коммунистическая идея, которой начали служить яростно, фанатично, как можно служить лишь идее религиозной.
Н. А. Бердяев: «Все теоретические, идейные, философские споры и все практические, политические, экономические споры в советской России стоят под знаком ортодоксии и ереси. Все «правые» или «левые» уклоны в философии или в политике рассматриваются как уклоны еретические. Происходит постоянное обличение еретиков и преследование обличенных в ереси. Но различение между ортодоксией и ересью есть различение религиозное, теологическое, а не философское и не политическое. Когда политика поставлена под знак ортодоксии, то государство рассматривается как церковь и неизбежно преследование за верования и мнения». [5]
Правда, должно заметить, Бердяев ошибочно полагает, что антирелигиозность присуща коммунизму, который, дескать, сам «хочет быть религией». [6] Безусловно, это заблуждение. Коммунистическая теория Маркса является сугубо научной. И в этом плане не отличается, например, от теории Дарвина. Тогда в чём подвох? А в том, что эта теория попала к русским! И Бердяев говорит об этом, используя термин «русский коммунизм».
Н. А. Бердяев: «С одной стороны, он есть явление мировое и интернациональное, с другой стороны — явление русское и национальное. Особенно важно для западных людей понять национальные корни русского коммунизма, его детерминированность русской историей. Знание марксизма этому не поможет». [7]
Называя русских революционеров, даже атеистов и нигилистов, людьми религиозными, Бердяев, возможно, сам того не желая, наводит нас на мысль: не коммунизм виновен в воинственной антирелигиозности, а его русские апологеты, сделавшие из этой теории объект религиозного почитания, возжаждавшие иной ортодоксии! И это превращение научной теории в псевдорелигию в конечном счете погубило коммунизм! И произошло это потому, что сами же русские, сделавшие из коммунизма некое подобие религии, потом в нем же и разочаровались. Но разочаровались не как в научной теории, а как в религии, которой он не является! Вот такой парадокс!
Да, из коммунизма получилась плохая религия. Но в этом нет вины самого коммунизма, нет вины Карла Маркса или Фридриха Энгельса, которые и не думали делать из этой теории религию. Так получилось. Русский народ разочаровался в собственной ошибке!
Разочарование, произошедшее в ХХ веке, можно, думается, уподобить отрезвлению, когда человек приходит в себя, озирается вокруг и видит нечто непонятное (коммунистическую псевдорелигию, превратившуюся к этому времени в безжизненный миф) и задается вопросом: а что, собственно, это делает на святом месте?
Но ведь «это» туда не стремилось! Русские сами его туда водрузили! И знаете, какой интересный вывод из этого следует? Коммунистическая теория как теория экономическая, теория человеческих отношений, взаимоотношений труда и капитала и проч. сама по себе, может быть, и не так уж плоха. Да, она требует развития, как любая научная теория. Да, её можно изучать и можно даже пытаться внедрять в жизнь после учета всех ошибок и соответствующей доработки. Просто не нужно возлагать на нее ожидания, которых она не может оправдать. Не нужно пытаться заменить ею то, что она заменить не в состоянии. Ну не может какая бы то ни было человеческая теория заполнить область духовности. А потому даже не стоит пытаться её туда водружать.
Сегодня, по прошествии нескольких десятилетий после развала СССР, хоть и робко, но всё же уже начинает пробиваться понимание того, что у красного проекта были проблемы, возникшие после разрушения традиционной русской духовности. Так политолог С. Е. Кургинян говорит, что коммунизм погубила именно бездуховность.
С. Е. Кургинян: «Я считал и считаю, при том, что против Советского Союза велась яростная работа мощнейших сил (я имею в виду совокупный Запад, НАТО, США, ЦРУ и т. д.), дело не в этих силах и не в происках отдельных лиц — к этому нельзя сводить всё. Это всё, безусловно, имело место, и очень долго можно обсуждать, чем это было, обсуждать каждый вирус: в какой лаборатории информационной или иной войны он был сооружен и как его внедрили в наш организм для того, чтобы он умер. Мы всё это знаем, и надо знать об этом больше. Но только к этому нельзя сводить вопрос, потому что ключевой вопрос об иммунитете: почему эти вирусы оказали такое воздействие, почему не было антивирусов и т. д. Иначе говоря, почему не КГБ СССР развалило США, а ЦРУ развалило СССР? Ответ на этот вопрос, с моей точки зрения, принципиально один: советский гениальный, блестящий проект оказался быстро остывающим — он остыл уже в третьем поколении».
Первое поколение революционеров (скажем, 1903–1930 гг.).
Второе поколение: те, кто осуществлял индустриализацию, вытянул на себе войну, преодолел послевоенную разруху.
Третье поколение: космос, ядерный щит, Афганистан и всё прочее.
И уже четвертое поколение оказалось остывшим настолько, что в этот остывший организм внедрение вирусов оказалось возможным с невероятной легкостью. Вопрос тогда в том: почему организм так быстро остыл, почему произошло так быстро остывание советского проекта?
У меня есть свой ответ на этот вопрос... Я считаю, что советский, марксистский или ленинско-сталинский — не важно — это разные вещи. Коммунизм не был духовным. Красная или коммунистическая духовность (что для меня то же самое) были достаточно быстро от этого проекта отодвинуты, и произошла такая секуляризация, то есть сугубо светская вера, причем достаточно атеистическая, заменила собой эту красную духовность или духовный коммунизм. Были ли предпосылки для красной духовности или духовного коммунизма? Были. Абсолютно не обязательно религиозные. Всё, что говорилось о новом человеке и новом гуманизме, конечно, имело существенное значение, и работы Богданова имели существенное значение, и не только его. Мы можем долго обсуждать эту традицию — красной духовности и коммунистической духовности — она есть в самом марксизме, она есть в различных вариантах. Модификации этой доктрины: у Вальтера Беньямина одна, теология освобождения — другая, не важно. Мы это не взяли. И, не взяв это, обрекли сами себя на достаточно быстрое остывание в четвертом поколении. [8]
Кургинян полагает, что в марксизме при желании можно найти некую собственную «красную духовность», отвергнутую строителями первого коммунистического государства. Не готов принять или оспорить этот тезис, просто констатирую: среди отдельных сторонников коммунизма можно встретить понимание существовавшей проблемы. Впрочем, нельзя сказать, что это мнение распространено. Обычно сторонники коммунизма готовы винить в крушении кого угодно, но избегают мысли о том, что сама теория могла иметь ошибки.
С. Е. Кургинян: «Базаров Владимир Алексеевич (1874–1939) был одним из переводчиков «Капитала» Маркса, крупным большевистским теоретиком. Одновременно он, как и его друг Богданов, относился к так называемым «богостроителям». Более того, именно Базаров являлся ревнителем того духовного марксизма, который был отвергнут в начале XX века и который, по моему убеждению, как никогда важен теперь, после разгрома самих этих отвергателей».
И тут дело не в том, что именно предлагалось Базаровым и другими сторонниками духовного марксизма, а в том, что духовный марксизм реально существовал как направление внутри советского коммунизма. И Ленин, воевавший с махизмом в своей работе «Материализм и эмпириокритицизм», никогда не разрывал отношения со сторонниками духовного марксизма, которые отнюдь не были меньшевиками, а напротив, входили в число радикальных большевиков». [9]
С. Е. Кургинян понимает, что коммунизм погубила его бездуховность, и полагает, что, если бы коммунисты развивали марксизм в этом направлении, то СССР мог бы и дальше сохранять свой миссианский огонь. Однако для того, чтобы новое красное духовное наполнение не выглядело фальшивкой или очередным симулякром, потребовалось бы нечто, равное по силе учению Христа, причем достаточно революционное и глубокое, чтобы новообразование не выглядело плохой копией христианского (или другого религиозного) учения.
Вряд ли русского человека после знакомства с христианством смог бы удовлетворить уровень неоязычества («иной берег бытия», «Валгалла после смерти» или что-то вроде того). Поэтому лично у меня имеются большие сомнения в том, что возможно вывести из учения Маркса некую «иную духовность», которая была бы совершенно оторвана от классических религий, но и исключать такой возможности тоже нельзя. Человек — существо творческое и может быть весьма изобретательным.
Революционеры, мечтавшие о счастье человечества, пошли по пути преобразования быта, полагая, что человек будет восходить автоматически. Духовная сфера была оставлена без должного наполнения. Материализм XIX века требовал разрыва с любой религией. Поэтому христианство, сформировавшее русский народ, как, впрочем, и все остальные религиозные течения, строителями «нового мира» было отброшено. Но не коммунизм призывал к гонениям христианства и всех прочих религий, поскольку теоретически религию можно было оставить в сфере личных интересов индивидуума, а русский религиозный характер, искавший цельности, ортодоксии, единой истины, а потому не могущий смириться с наличием «двух вер». Истинная вера может быть только одна! Остальное — ересь!
Если мы поймем эту важную истину, то придем к интересному выводу: коммунизм сам по себе, возможно, не так уж и плох, если только эта теория находится там, где и должна находиться: в области экономики, социальных отношений или там, где она приложима.
Н.А. Бердяев: «В коммунизме есть здоровое, верное и вполне согласное с христианством понимание жизни каждого человека как служения сверхличной цели, как служения не себе, а великому целому. Но эта верная идея искажается отрицанием самостоятельной ценности и достоинства каждой человеческой личности, ее духовной свободы. В коммунизме есть также верная идея, что человек призван в соединении с другими людьми регулировать и организовывать социальную и космическую жизнь. Но в русском коммунизме эта идея, нашедшая себе самое радикальное выражение у христианского мыслителя Н. Федорова, приняла почти маниакальные формы и превращает человека в орудие и средство революции. Все эти извращения определяются не столько социально-экономической системой коммунизма, сколько его ложным духом. Свобода духа отрицается не экономикой, которая бессильна в отношении к духу, а духом же, духом враждебным свободе. Воинствующий духоборческий материализм коммунизма есть явление духа, а не материи, есть ложная направленность духа. Коммунистическая экономика сама по себе может быть нейтральна… В идее бесклассового, трудового общества, в котором каждый работает для других и для всех, для сверхличной цели, не заключается отрицания Бога, духа, свободы, и даже наоборот, эта идея более согласна с христианством, чем идея, на которой основано буржуазное капиталистическое общество. Но соединение этой идеи с ложным миросозерцанием, отрицающим дух и свободу, ведет к роковым результатам». [10]
Другими словами, в коммунистической социально-экономической системе самой по себе нет ничего противного Богу или христианству. Богоборческим его делает материалистический дух, но больше, как это ни странно, русская религиозность, требующая единой веры, единой истины, ортодоксии. Русский человек выстроил новую идеологическую конструкцию на материалистическом основании, оказавшемся очень зыбким. И эта конструкция — грандиозная, масштабная, удивившая весь мир — в силу вышеназванных причин оказалась крайне неустойчивой и нежизнеспособной.
СССР обрушился не вдруг, слишком сильна была инерция начатых в начале ХХ века преобразований, слишком силен был первичный импульс. В пылу борьбы с внешними и внутренними, явными и мнимыми врагами возникшую духовную пустоту просто не заметили. Никто из идеологов нового «Красного царства» не думал, что уничтожение христианства, разрыв связи с Небом может оказаться настолько серьезной проблемой (а многие до сих пор не понимают).
Вероятно, первыми потеряли веру в коммунизм те, кто управлял Страной Советов. Как говорится, «рыба гниет с головы». Пытались советские идеологи что-то делать? Пытались ли они как-то оживить теорию, ставшую безжизненным мифом? А как это можно было сделать? Для реформирования пришлось бы откатываться к первоосновам, как-то объяснять, что Ленин ошибался и что учение Маркса не всесильно и не во всем верно. То есть ошибались оба! Кто мог на такое решиться?
Проблема в том, что дух мещанства и шкурничества поразил сначала элиты, и случилось так, что сами советские руководители и высшие партийные (номенклатурные) чины стали желать больше власти, больше денег и больше потребления.
И коммунистическая теория постепенно превращается в миф, который уже никого не вдохновлял. Какое-то время страна жила памятью о великой победе, потом настала эра освоения космоса. Но без глобальных мировых целей всё превращается в рутину. И уже космонавты перестают быть героями детских мечтаний. Об освоении далёких планет речи не идёт.
Правительство вызывает всплески народного энтузиазма, направляя народные силы на освоение целины, освоение Сибири, строительство БАМа. Но что такое эти проекты по сравнению с общечеловеческими задачами, звучавшими когда-то? Достойных целей больше нет. Нет миссии! Вместо всего этого — слова, которым никто не верит.
Брежневский застой — это время достаточно сытого, спокойного существования с ритуальным поклонением мертвой догматике. Жизнь походит на скучный спектакль. Про «генсека» сочиняют анекдоты, сытнее, чем на Западе, жить не стали, уровень потребления в СССР был значительно ниже уровня потребления западного обывателя. При этом люди по фильмам знают оберточную сторону жизни западного человека. Коммунизм кажется каким-то обманом. Люди втайне крестят детей, по-тихому празднуют Пасху. При этом западная «идиллия» влечет к себе прежде всего номенклатурную элиту СССР, но и народ тоже стремится к увеличению потребления, желает больше материальных и потребительских благ. Союз доживает свои последние дни.
Такова обертка событий, за которой стоит нечто невидимое, то, что Кургинян назвал «остыванием», то, что ранее, описывая конец XIX века, он назвал «блужданием миссианского духа». [11] Теперь же, в конце ХХ века, миссианский дух покидает уже Страну Советов.
Начался период безыдейного, но местами сытого прозябания. Период, который не может длиться бесконечно долго. Настало время созидать новую идеологическую конструкцию, которая поможет нам сохранить страну в период грядущих испытаний. Какова может быть эта идеологическая форма? Чтобы это понять, в четвертой части мы рассмотрим возникающие перед человечеством вызовы. Посмотрим на прогнозы будущего, которые далеко не радужны. И на основании этого попробуем очертить контуры возможной новой русской идеологии, согласующейся с русской мечтой.
На тему русской идеи написано огромное количество статей и книг. Прошел век со времени появления этого термина, но до сих пор продолжают появляться новые и новые предположения. Мыслители, философы, поэты и просто интересующиеся этой темой продолжают искать ответ на вопрос: в чём же заключается русская идея? Кто-то говорит, что это идея имперская, потому опасная для мира, кто-то считает, что всё дело в стремлении к объединению в той или иной форме, иной называет русскую идею мыслью народа о себе, мыслью Бога о нации, целью, характером, социокультурной доминантой, а кто-то полагает, что все эти размышления — не более чем досужие домыслы.
Рассмотрев ключевые моменты русской истории, познакомившись со взглядами русского народа, сохранившимися в былинах, сказаниях, песнях, а также уделив внимание размышлениям отечественных мыслителей, мы, похоже, можем назвать русскую идею, которая есть подражание Христу, и она связана с желанием защищать, оберегать или, иными словами, послужить делу спасения мира от мирового зла. И мы увидели, что для своей реализации русская идея нуждается в некоем идейном теле, идеологической конструкции, которую мы назвали формой. Эту форму можно назвать также миссией. И тогда как сама идея остается неизменной на протяжении веков, идейные конструкции могут меняться. Потому исследователям всегда видна прежде всего миссия / идейная конструкция / временная форма, оболочка, которую зачастую ошибочно принимают за саму идею.
Проделав необходимую исследовательскую работу, мы выяснили, что не позднее XV века русский народ осознал свою миссию: оберегать мир от метафизического зла, от прихода Антихриста. Святая Русь во главе с «белым царем», сохраняя веру православную, препятствует злу прийти в этот мир. Потому Святую Русь русские считают сакральным центром мира или новым Израилем. Выражение «Святая Русь» можно назвать словесной формулой, описывающей первичную русскую миссию: бороться с метафизическим злом, охраняя человечество, защищая мир. И эту идею отражает древний русский символ: всадник, поражающий копьем древнего змия — сатану.
В среде элитной рождается идея более утонченная, но аналогичная по своей сути. Из Святого Писания известно, что антихрист не придет в мир, «пока не взят от среды удерживающий теперь» (2 Фес. 2:7). Под удерживающим святые понимали Римскую империю. Константинополь называли вторым Римом. А после его падения, по мнению русских людей, Русское царство становится новым удерживающим, а Москва — третьим Римом.
При этом и Святая Русь, и Третий Рим — две грани первичной идеологической формы — становятся духовной миссией противостояния метафизическому злу. Народ и элиты смотрят в одну сторону, вернее, одинаково понимают миссию Святой Руси. Возникает духовная симфония, идейное единение власти и народа. Это порождает сильнейший исторический импульс государственного строительства, в результате чего возникает великая империя, расположившаяся на двух континентах: в Евразии и Северной Америке.
Начавшийся взрывной рост русского государства удивил и даже, надо полагать, напугал европейский мир — сообщество постоянно враждовавших народностей и государств, пришедшее к некоему объединению только в ХХ веке, тогда как русские земли начинают сплачиваться в единое государственное образование на пять веков раньше. И когда шло создание русского государства, Запад, наблюдая стремительное расширение Руси, мог испугаться того, что, расширяясь, русское государство поглотит и европейские страны. Присоединение Финляндии (1809 г.) и Польши (1815 г.), включенных автономными землями в состав Российской империи, показывало, что такое вполне возможно.
Европа всегда сторонилась и побаивалась непонятного огромного восточного соседа. В то время как правители Российской империи, как кажется, наоборот, стремились в Европу, искали одобрения у европейских правящих домов, потому что сами были «плоть от плоти и кровь от крови» европейцы, воспитывавшиеся европейской культурой, желавшие участвовать в европейской политике, стремившиеся перенимать европейский образ жизни. И началось это с Петра, прозванного Великим. Все последующие правители Российской империи всё больше и больше отрываются от русского народа, теряют духовную и идейную связь с народным океаном, теряют понимание русской идеи.
Удивительно, что можно было потерять понимание русской идеи тогда, когда она отразилась в гербе Российской империи. Русский герб, возникший как раз на рубеже XV века, состоит из двух знаковых элементов: древнего русского символа — всадника, поражающего копьем дракона-сатану, и византийского двуглавого орла. Всадник, убивающий дракона, олицетворяет борьбу с метафизическим всемирным злом, угрожающим миру! А двуглавый орел — родовой герб семьи последнего византийского императора — явился декларацией того, что Русь приняла миссию Византии, миссию удерживающего. То есть двуглавый орел означает то, что теперь Русь становится Третьей Римской империей, существование которой препятствует приходу антихриста в мир. И эти два символа — русский и византийский — объединяются в новом, многозначительном, предельно откровенном русском гербе.
Двуглавый орел — символ принятия Русью духовной миссии после сошедшей с исторической сцены Византийской империи — появился на Руси после того, как Иван III Великий женился на племяннице последнего византийского императора Софье из рода Палеологов. И это было декларацией принятия духовной миссии борьбы с силами инфернального зла. Однако для европейских элит это прозвучало как вызов и даже как оскорбление. Для европейских элит это явилось вмешательством самозванца в дележ Римского наследия, которое Европа считала по праву своим. Это было воспринято как покушение на европейскую мечту! Ведь в это время, когда Иван Великий поднимает знамя с двуглавым орлом, в Европе уже существует государство, именуемое Священной Римской империей германской нации, с византийским двуглавым орлом на штандарте.
Рим для Европы — это не просто история. Рим — это мечта, это идеал, это воплощение силы и власти. И мы видим постоянное стремление воссоздать Римскую империю. В 800 году франк Карл Великий объединяет европейские княжества и коронуется в Риме с титулом императора римлян или императора Запада. А в 962 году германец Оттон I Великий создает свою империю, названную Священной Римской, которая позже получит добавление «Священная Римская империя германской нации», она же — первый германский рейх. И первый рейх своим символом выбрал не что иное, как византийского двуглавого орла. Конечно, когда Русь поднимает знамя с русским двуглавым орлом, это воспринимается как неимоверная наглость, как заявка на свою долю римского наследия. Такого не прощают.
Где сегодня первый рейх? Он исчез. В то время как русский двуглавый орел все еще развивается на наших знаменах.
Европа так и не смогла понять, что русские были влюблены в православный Восток — в Византию — Рим Второй. В то время как для Европы идеалом, притягательной мечтой стал Рим первый, языческий — источник силы, права и порядка, подчинивший окружающие народы, не умевшие ничего противопоставить его многочисленным хорошо вооруженным и дисциплинированным легионам. По сути, Рим для Европы явился олицетворением превосходства цивилизации над миром или, проще говоря, явился выражением идеи мирового господства.
Вспомним стихотворение Ричарда Киплинга «Бремя белого человека», преисполненное ощущения собственного превосходства над дикарями!
Киплинг написал это стихотворение, вдохновленный событиями Испано-американской войны, когда Соединенные Штаты захватывали Филиппины, Пуэрто-Рико и другие испанские колонии. В этом стихотворении Киплинг в художественной форме выразил суть европейской миссии: подчинить дикарей ради их же блага!
Сколько в этих словах презрения к дикарям — «полудетям, полубесам» (half-devil and half-child), — которые не понимают своего счастья от того, что к ним пришли «цивилизованные» белые просветители, пусть с оружием, пусть даже отнимая свободу. Ведь их нужно силой вытащить «из тьмы», а для этого белый господин волен применять любые средства! И даже если дикари этого не способны оценить, то оценят «такие же, как ты» — другие белые господа-колонизаторы.
Идея Великого Рима в чистом виде: нести свет дикарям, пусть и силой оружия! Но это движение «европейской цивилизации» по миру есть благо, поскольку так будет установлен порядок. Порядок белого человека, порядок Великого Рима. Дикари, конечно, будут недовольны, ведь им «тьма милей». Что поделать! Таково «бремя белого человека».
Насколько же это чуждо русскому менталитету! Как это непохоже на русскую идею, идею жертвенного служения другим, идею спасения мира от зла. Мы разошлись с Западом в понимании идеального. Для Запада идеалом стал Рим первый, языческий, олицетворяющий силу, новый порядок и право навязывать этот свой порядок как несомненное благо другим народам — варварам, пусть даже силой. Для Руси же идеалом стал Рим второй — православный, ковчег, сохраняющий драгоценность — неиспорченную чистую веру Христову, веру православную и тем удерживающий приход антихриста. Различные идеалы привели к разным целям, разному поведению: Запад стремился и стремится к господству (это наглядно выразилось в его колониальном прошлом), а Русь стремилась и стремится защищать мир. По крайней мере, видит это своей миссией, своим идеалом. А потому, когда наши исторические дороги пересекались, Русь несколько раз нарушала планы Запада. Такое происходило как минимум дважды в истории: первый раз в XIX веке, когда Наполеон, создавая свою империю, решил включить в число своих подданных и «русских варваров», второй раз в XX веке, когда свою империю (третий рейх) уже Гитлер решил увеличить за счет «жизненного пространства на востоке».
Разные идеалы приводят к разному поведению армий на захваченных территориях. Это различие можно выразить словами: поработители и освободители. В столице побежденной Франции русские офицеры не решаются заходить в рестораны, потому что дорого! Вот свидетельство штабс-капитана Радожицкого Ильи Тимофеевича о поведении русских в побежденном Париже в 1814 году:
«Если мы останавливались для каких-нибудь расспросов, то французы друг перед другом предупреждали нас своими ответами, обступали, с любопытством рассматривали и едва верили, чтобы русские могли говорить с ними их языком. Милые француженки, выглядывая из окон, кивали нам головками и улыбались. Парижане, воображая русских по описанию своих патриотов варварами, питающимися человеческим мясом, а казаков — бородатыми циклопами, чрезвычайно удивились, увидевши российскую гвардию и в ней красавцев-офицеров, щеголей, не уступающих как в ловкости, так в гибкости языка и степени образования первейшим парижским франтам. <…> Тут же в толпе мужчин не стыдились тесниться разряженные щегольски француженки, которые глазками приманивали к себе нашу молодежь, а не понимающих этого больно щипали... <…> Но как у нас карманы были пусты, то мы не покушались зайти ни в одну ресторацию; зато гвардейские офицеры наши, вкусив всю сладость жизни в Пале-Рояле, оставили там знатную контрибуцию». [2]
При этом французы выставляли русских варварами, дикарями и едва ли не людоедами — в прямом смысле этого слова — в то время как сами французы двумя годами ранее, захватив Москву, разрушали храмы, убивали людей ради забавы, пытали настоятелей церквей, выведывая, где священники прячут церковные сокровища, вскрывали могилы знатных людей и выкидывали останки в поисках драгоценностей. А уходя, заложили взрывчатку и пытались взорвать Кремль.
Всё это имеется в воспоминаниях тех, кто пережил французское нашествие. Однако русская историческая память и царская цензура постарались не придавать огласке такое неблаговидное поведение европейских «цивилизаторов», отчасти по любви элиты к Европе, отчасти из какого-то внутреннего стыда за такое поведение соседей. Европа же, как мы видим из воспоминаний русского офицера (и таких воспоминаний множество), всячески стремилась и стремится опорочить русских и всех прочих «варваров».
Еще пару воспоминаний очевидцев о том, как русских представляли в Европе:
Генерал-майор А. Я. Миркович: «Повышенный интерес парижанки проявляли к казакам, в том числе и гвардейским. На лейб-казаков женщины смотрели с любопытством, но сначала издали. Они боялись их, полагая, как им натолковали, что мы — северные варвары, а казаки — совершенно дикие, полунагие, с пленных сдирают кожу, а по деревням, где им попадаются малые дети, они их жарят и едят. Однако, удостоверившись, что они ничуть не звери, а напротив, кротки и обходительны, они стали поближе их рассматривать и, видимо, любовались красотою и костюмами наших донских молодцов. В общем, казаки на два месяца стали главной достопримечательностью Парижа». [3]
Бестужев Н. А.: «Русские более всех внушали энтузиазма: наружность всегда говорит в свою пользу, и рослые гренадеры, красивые мундиры, чистота, как будто войска пришли сию минуту из казарм, а не из дальнего похода; необыкновенная точность и правильность их движений, а более всего противоположность народной физиономии с фигурами австрийцев и пруссаков, обремененных походною амунициею, изумляла французов. Они не верили, чтоб северные варвары и людоеды были так красивы; они были вне себя от восхищения, когда почти каждый офицер русской гвардии учтиво удовлетворял их любопытству (…) Энтузиазм, внушаемый императором Александром, необыкновенные события и желания узнать ближе варваров Севера, бывших причиною сих событий, всё это доходило до неистовства между французами. Они не могли опомниться от удивления, глядя на русских, которых представляли бородатыми чудовищами, и видя их людьми, которые были столь же учтивыми и вежливыми, как и они, часто красивее и молодцеватее их щеголей и большею частию образованнее, нежели сии последние». [4]
И после всего того, что творили захватчики в России, русские не ответили французам аналогичным террором, когда пришли в Париж, не стали мстить французской нации, не стремились опорочить французов, даже просто рассказав правду о поведении оккупантов на Русской земле.
Деминский Яков: «Войска российские ознаменовали вшествие в Париж веселым геройским видом и братолюбною приветливостью к жителям, а не зверскими поступками, как входившая в Москву наполеоновская армия и делавшая над бедными московскими жителями неслыханные неистовства». [5]
Европейцы ведут себя иначе: грабят, убивают, а потом создают мифы о своем благородстве и дикости русских. Автору пришлось ознакомиться со множеством воспоминаний как французских, так и русских. Французский генерал не понимает, почему русские казаки не добивали уходящих безоружных оккупантов. И даже это он стремится выставить в выгодном свете.
Генерал Ф. П. Сегюр: «Ней [маршал Мишель Ней] прикрывал отступление, начиная с Вязьмы и кончая несколькими верстами за Эвэ. Там, по обыкновению, этот маршал остановил русских и дал возможность отдохнуть в течение первых часов ночи. Но около десяти часов вечера он и де Вреде заметили, что они остались одни. Их солдаты их покинули, бросив свое оружие; оно сверкало, составленное в козлы, около покинутых костров.
По счастью, суровый мороз, который лишил наших солдат последней смелости, лишил неприятеля возможности действовать. Ней с трудом догнал свою колонну. Он увидал только беглецов; несколько казаков гнало их перед собою, не стараясь ни захватить их, ни перебить. Может быть, они почувствовали жалость, потому что всё в конце концов утомляет людей; может быть, невероятность наших бедствий поразила самих русских, и они сочли себя достаточно отмщенными, ибо многие из них выказали свое благородство; может быть, наконец, что их удовлетворила и отяготила добыча. Быть может, даже в этой тьме они заметили, что имеют дело только с безоружными». [6]
И особенно порадовало: «Возможно, их удовлетворила и отяготила добыча»! Русские грабители не добивали прекрасных белых колонизаторов, потому что напились кровушки и достаточно ограбили их! Впрочем, добавляет, что это было благородно. Ну и на том спасибо.
И завершить сравнение европейцев и русских хочется описанием поведения двух императоров в побежденных столицах: Наполеона в Москве и Александра I в Париже.
1812 год. Встреча Наполеона с москвичами.
«Во время пребывания французов в Москве Наполеон был чрезвычайно расстроен, смущен и задумчив. Он вздумал 2 сентября выехать из Кремля, дабы осмотреть разоренную, разграбленную и сожженную Москву. В выезде сем сопровождали его два камер-пажа, весь генералитет, придворные чины и целый эскадрон шассеров и польских улан.
В проезд его по улицам многие из жителей московских, испивших всю чашу бедствий от нашествия на них иноплеменников, увидев издали многочисленную свиту, убегали прочь; другие, быв посмелее, отваживались украдкой выглядывать из-за обвалившихся стен. В одном переулке близ Охотного ряда, одетая в лохмотья толпа мещан и крестьян, человек до 40, на коих от страха, от голода едва подобие человеческое оставалось, выждав, пока оная свита приблизилась к переулку, падают среди грязи на колена, простирают к иноплеменному государю свои руки, вопиют к нему о претерпенном ими грабеже и всеконечном разорении, просят у него пощады и насущного хлеба!
Но сей жестокий человек поворотил от них лошадь свою вправо и не удостоил несчастных сих даже своего взгляда, а только приказал статс-секретарю своему Лорану узнать, о чем они просят?» [7]
1814 год. Встреча Александра I с парижанами.
«Вступая в Париж, на радостные приветствия народа и крики: «Да здравствует император Александр!», государь отвечал: «Да здравствует мир! Я вступаю не врагом вашим, а чтобы возвратить вам спокойствие и свободу торговли». «Мы уже давно ждали прибытия вашего величества», — сказал один из французов. «Я пришел бы ранее к вам, — возразил Александр, — но меня задержала храбрость ваших войск». [8]
Война, как, возможно, любое серьезное испытание, раскрывает всю суть человека, разоблачает душу, вскрывает все тайные его страсти, его мотивы и показывает, что он представляет собой. Справедливо это и в отношении народов. Какие бы маски не натягивали на себя народы и цивилизации, война показывает их истинное лицо, выявляет, кто чего стоит, кто кем является на самом деле. Если ты мечтаешь о грабежах и убийстве, ты будешь грабить и убивать. Если ты мечтаешь защищать и освобождать, ты найдешь возможность это исполнить.
Европа показала свое лицо, придя с оружием в наш дом. Показала свое лицо и Россия, придя в дом бывшего захватчика. И это два разных лица, это два разных типа поведения. В одном случае приходят поработители, а в другом случае — освободители. То же самое повторится и в XX веке. Один в один. Правда, наши лидеры уже не станут рассыпаться в такой любезности перед европейскими элитами, как Романов перед европейцами, но модель поведения сохранится, потому что сущность не изменилась. Одни как были поработителями, так ими и остались. Так же, как и русские сохранили свою мечту, которую и реализовали, дойдя до Берлина. И этого достойного поведения с побежденными, этого обличения захватнической сущности Европы нам тоже никогда не забудут и не простят — можно даже не сомневаться.
Русская идея красива, гуманна, человеколюбива. И это прекрасно! Это прекрасно, потому что прекрасны её плоды: мы можем гордиться нашими войсками, поступавшими в побежденных странах по-рыцарски, впрочем, правильнее будет сказать: по-христиански. Русская идея не изменилась и, думаю, не изменится. Однако по разным причинам, которые мы рассматривали ранее, произошла смена идейной формы. Элиты перестали понимать свой народ. Миссианский огонь угас. Русское царство разделилось: народ жил своей жизнью, своими идеалами, а элита — своей. И такое царство было обречено.
В первой части мы рассмотрели идейные поиски отдельных русских мыслителей христианского толка. В их рассуждениях можно увидеть нечто общее. Но они всё-таки не смогли ответить на вызов истории. Ведь, как мы уже понимаем, требовалось больше, чем просто найти русскую идею. Нужно было не только понять её суть, но ещё увидеть идеологическую форму, в которую русская идея облекается на данном историческом этапе, понять причины её остывания и указать пути её реформирования или предложить иную идеологическую конструкцию. И эта сложнейшая задача не была решена русскими христианскими мыслителями. Но пришли новые люди с новыми, революционными идеями, оказавшимися созвучными русской идее. Это парадоксально, потому что из новой идеологической конструкции изъяли Христа! Изъяли главное! Создав тем самым дыру, которую не смогли в итоге ничем заполнить. И система оказалась нежизнеспособной именно по этой причине, по причине отсутствия духовности, отсутствия Христа. И этот вопрос мы тоже разобрали отдельно. И всё же идейная конструкция была выстроена, и она по сравнению с предыдущей формой имела как плюсы, так и минусы. Но самое главное в том, что она при всех своих недостатках смогла выразить русскую идею и потому была принята русским народом.
Красный проект, сменивший идеологическую конструкцию «Святая Русь / Третий Рим», изначально декларировал общемировые цели: изменение мира, спасение человечества от неправды, нищеты, эксплуатации человека человеком. Эта цель озвучена в замечательном гимне:
«Весь мир насилья мы разрушим,
до основанья, а затем
мы наш, мы новый мир построим,
кто был ничем, тот станет всем».
Эти слова попали в самую точку русской надежды, русской мечты: послужить человечеству, создать новый, прекрасный, справедливый мир! Как и в первой идеологической форме, здесь также присутствует идея служения миру, только в другой области, в области земного бытия. Если первая форма боролась ради счастья всего мира со злом невидимым, метафизическим, то в новой миссии заявлена цель: бороться со злом видимым, злом земным, но опять же ради счастья всего человечества!
При всей своей непохожести две идеологические формы, как выразился философ Н. А. Бердяев: «Третий Рим и Третий Интернационал», имеют и нечто общее. Они объединены русской идеей, которая посредством этих форм смогла реализоваться в истории. Когда Третий Рим перестал существовать, могла исчезнуть и Россия, но появилась коммунистическая идея, в которую русские люди поверили. И, поверив, начали строить этот неведомый, но такой прекрасный коммунизм, это царство справедливости, этот новый мир, в котором люди будут лишены необходимости трудиться в поте лица, в котором малое количество не будет больше роскошествовать за счет тысяч и миллионов тех, кто гнет спину на них за копейки, изнывая в нищете.
И получается, что русская идея, кроме всего прочего, выступает как бы еще и примирителем условных «красных» и условных «белых». Ведь она реально объединяет два периода, столь разных и непохожих периода, чьи сторонники воевали друг против друга. И всё же русская идея их объединяет. Она объединяет тех «красных», кто мечтал о счастье всего человечества, и тех «белых», которые смотрели на Русь как на катехон и кто понимал, что Третий Рим ценен не сам по себе, а лишь в силу того, что он служит делу спасения мира от метафизического зла. То есть русская идея соединяет русскую историю на глубинном уровне, она позволяет понять цельность нашей истории, понять ее логику.
Нужно отметить еще один важный аспект. В Русском царстве начала собирания земель Иваном III и в СССР на первых порах коммунистического строительства возникает идейное единение народа и элит, когда верхи и низы вдохновлены одной идеей, одной мечтой, единой миссией. И тогда происходит удивляющий весь мир всплеск, который в XX веке некоторые назвали «русским чудом». Только в первом случае импульс развития длился несколько столетий, а во втором закончился через несколько десятилетий.
В обоих случаях начинается собирание земель, происходит усиление мощи государства. И это тоже можно объяснить: ведь для достижения целей мирового масштаба русским нужна держава соответствующего уровня. Но отсюда следует и другой логический вывод: без глобальной цели русские могут потерять государство, ставшее ненужным. И это произошло дважды в ХХ веке. Потеря глобальной миссии приводит к распаду государства. Царство, империя, Союз Советских Социалистических Республик — это всегда лишь инструмент, а не самоцель, как иногда ошибочно полагают.
В завершение хочу поделиться цитатой из книги С. С. Сулакшина «Россия и мир. Российский мировой проект». Это, кстати, одно из немногих мнений, среди встретившихся автору, согласное с выводами, к которым мы приходим в результате нашего исследования. Правда, Сулакшин не избежал распространенной ошибки: определять смысловое ядро русской идеи через синтез взглядов различных мыслителей. Но в остальном очень точно.
С. С. Сулакшин: «Многие мыслители, как в России, так и за рубежом, пытались определить содержание «русской идеи», выявить ее смыслообразующее ядро. Вопрос в данном случае заключался, во-первых, в выявлении степени общности взглядов различных мыслителей на содержание русской идеи и, во-вторых, в установлении совпадающих в предложенных ими характеристиках ее доминантных черт.
Анализ оценок свидетельствует, что сложилось достаточно устойчивое представление о том, в чем состоит миссия России в мире и российская цивилизационная специфика. Традиционно подчеркивается особая приверженность русских к коллективизму, выражаемая в категориях «общинности», «соборности», «коммунизма», «коммунитаризма», «солидаризма» и др. Наличие коллективистского ориентира предполагает в свою очередь представление о равенстве людей… Другая традиционно указываемая базовая компонента «русской идеи» — мессианизм. Определяющее значение для позиционирования России в мире всегда имел императив спасения человечества. И здесь «русская идея» вновь вступала в оппонирование «западному проекту». Человечество нуждается в спасении от распространяющегося в мире зла — фундаментальная российская постановка проблемы миростроительства. Вместо устремления к господству над миром мессианский пафос России выражается даже в идее великой жертвы собой ради спасения мира. Не глупое и примитивное «показывает миру, как не надо жить», а приносит жертвы во имя очеловечения мира. Помимо коллективизма и мессианства усматриваются в разных версиях и иные парадигмальные составляющие «русской идеи», но эти два компонента являются конвенциональными». [9]
И вот еще о чем хотелось сказать: русская идея, русская мечта о спасении человечества однажды в истории воплотилась не только в идеологической конструкции. Она осуществилась в 1945 году, когда Красная армия и весь советский народ ценой колоссальных жертв спасает мир от человеконенавистнической фашистской чумы.
Безусловно, свой вклад в победу внесли и союзники, входившие в антигитлеровскую коалицию. Но их вклад в победу был несравненно меньшим, и всем было очевидно, что без Советского Союза победить Европу, объединенную фашистской Германией, было невозможно. И сегодня у нас хотят отнять память об этой победе, вычеркивают Россию из списка победителей, хотят уравнять коммунизм с фашизмом. Это подло по отношению к 20 миллионам погибших и выглядит как желание переписать итоги Второй мировой войны. Впрочем, возможно, так оно и есть. В Европе начали сносить памятники победителям. Начали с демонизации коммунизма, а закончили оплёвыванием всего русского. Впрочем, как мы уже понимаем, Европа неизбежно должна была проявить свое нутро. А этому нутру созвучны идеи нацизма, фашизма. Они ведь родились там. Нацистские организации в первой половине XX века возникали ведь по всей Европе. В 1920–1940-х годах в Европе «распустился целый букет» фашистских организаций и движений:
• Национал-социалистическая немецкая рабочая партия (Германия),
• Национальная фашистская партия (Италия),
• Испанская фаланга (Испания),
• Усташи (Хорватия),
• Национальный союз (Португалия),
• Движение Лапуа (Финляндия),
• Скрещённые стрелы (Венгрия),
• Железная гвардия (Румыния),
• Австрофашизм (Австрия),
• Рексистская партия (Бельгия),
• Народная партия (Франция) и другие.
Все эти силы потом вольются в одно фашистское движение под предводительством Адольфа Гитлера.
И когда сегодня Западный мир закрывает глаза на возрождение нацистской идеологии, использует её сторонников в своих целях, выбирает сторону нацизма, он выбирает своё. Мы какое-то время думали, что фашизм — это болячка на здоровом теле Запада, от которой его излечил русский доктор. Но, кажется, что всё гораздо серьезнее. Проблема гораздо глубже.
Мы победили в самой кровопролитной войне человеческой истории, победили идеологию, допускавшую возможность уничтожения народов, делившую людей на высших и низших. Мы спасли мир от коричневой чумы, и эта победа стала зримым исполнением русской мечты: защитить мир от зла! Вот только, кажется, это зло, порожденное западным менталитетом, снова поднимает голову!
Русская идея сформирована христианством. Наши предки влюбились в Христа. Русский народ нашел идеал и стремился соответствовать ему: жить ради Бога и служением Богу и своим ближним исполнить правду, самую главную правду, и войти в жизнь вечную, в новое бытие — Царство Христа! Отсюда этот основной мотив русского идеала: спасать, помогать другим, служить всем, не жалея себя, ради человечества, ради Бога, во исполнение правды! Именно в этом заключается «жизнь не по лжи», а не в чем-то ином — в исполнение главной правды, которую русские люди увидели во Христе.
Русский народ воспитан в поле христианской духовности. И на протяжении многих веков руководствовался христианскими религиозными нормами. И многие отмечают, что русский народ — народ религиозный. А поэтому возникает логичный вопрос: как же так случилось, что в XX веке было отброшено главное? Что произошло со Святой Русью? Какие процессы довели русский народ до состояния безверия? Куда делся Третий Рим? Святая земля, духовный центр мира, Святая Русь исчезла, скрылась, как град Китеж. И хотя в XIX веке могучая, занимающая шестую часть планеты империя всё еще на месте и кажется непоколебимой, да вот только правды уже нет в ней. Духа нет. Форма осталась, а дух исчез. Россия превратилась в ледяную пустыню. Таковым было состояние Российской империи перед революцией. Не будем возвращаться к этой теме снова. Причины, приведшие к революции, мы рассмотрели во второй части нашей работы.
В христианской патриотической среде иногда можно слышать, что социальная правда не очень-то и важна и что коммунистическая попытка построения рая на земле заведомо неосуществима, потому это есть идея ложная и даже вредная.
Но если нельзя построить (социальный) «рай», нужно ли мириться с жизнью в (социальном) «аду»? Русский народ решил, что не нужно. И жизнь изменилась. И во многом в лучшую сторону. Не замечать этого невозможно. Бытовая сторона жизни простого человека после периода нестабильности, войны и послевоенного восстановления бесспорно улучшилась. С этим же никто не станет спорить. Стало не так, как мечтали, но в любом случае многие социальные беды ушли.
Не будем воспевать коммунистический период русской истории, но нужно отдать ему должное: бытовая и социальная сторона жизни простого человека улучшилась. Нельзя игнорировать возникшее ощущение восстановленной справедливости, появившуюся защищенность от произвола власть имущих. Для русского народа очень важно внутреннее ощущение правды. Бесправный и униженный народ Российской империи показал, что бывает тогда, когда власти перестают принимать в расчет его чаяния и попирают народные идеалы, когда исчезает ощущение правды.
Ошибки коммунистической идеологической конструкции мы рассмотрели в третьей части и не будем на них останавливаться подробно сейчас. Однако парадоксально: в «Красном царстве», атеистическом по форме, русским народом, религиозность которого не могла вдруг исчезнуть, была воплощена христианская социальная правда, выраженная следующими словами:
«Кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2 Фес. 3:10).
«Если в собрание ваше войдет человек с золотым перстнем, в богатой одежде, войдет же и бедный в скудной одежде, и вы, смотря на одетого в богатую одежду, скажете ему: тебе хорошо сесть здесь, а бедному скажете: ты стань там или садись здесь, у ног моих, — то не пересуживаете ли вы в себе и не становитесь ли судьями с худыми мыслями? Послушайте, братия мои возлюбленные: не бедных ли мира избрал Бог быть богатыми верою и наследниками Царствия, которое Он обещал любящим Его? А вы презрели бедного. Не богатые ли притесняют вас и не они ли влекут вас в суды? Не они ли бесславят доброе имя, которым вы называетесь?» (Иак. 2: 2–7)
Поэтому идеологическая форма, в которой реализовалась русская идея после Великой Октябрьской революции, есть до крайности парадоксальный феномен, во многом непонятый исследователями. Религиозный народ, задавленный неправдами быта, переполнившими Российскую империю, бросается в омут революции, крушит всё старое, принимает навязанный строителями коммунизма антирелигиозный уклад жизни, чтобы реализовать христианскую правду: накормить голодных, одеть раздетых, защитить слабых и обездоленных!
Нужно научиться отделять зерна от плевел и уметь различать оттенки: не всё было хорошо в царской России, не всё было плохо в России советской. И главное — у русского народа был повод взбунтоваться против старого порядка вещей, старого мира.
Безусловно, вина за то бедственное состояние, до которого дошла Российская империя, лежит на элитах. Однако, по мнению некоторых мыслителей, определенная доля ответственности лежит и на русской части православной церкви. Давайте попробуем взвесить все «за» и «против».
В Российской империи росли и ширились неправды: богатые богатели, а массы влачили нищенское существование. Церковь, лишенная самостоятельности при Петре, практически никак не влияла на происходящее: не обличала неправды властей и элит, не вставала на сторону обездоленных. И когда государство рухнуло, это обрушение не могло не задеть Русскую православную церковь, которой пришлось испить горькую чашу атеистического богоборческого террора.
Перед революцией, по мнению многих, в том числе и православных святых, живших в это время, духовное состояние Церкви было плачевным. Игнатий Брянчанинов сравнивал состояние Церкви в XIX веке с подгнившим дубом, зеленым снаружи, но который сломит первая же буря. [1]
Игнатий Брянчанинов: «Судя по духу времени и по брожению умов, должно полагать, что здание Церкви, которое колеблется уже давно, поколеблется страшно и быстро. Некому остановить и противостать. Предпринимаемые меры поддержки заимствуются из стихии мира, враждебного Церкви, и скорее ускорят падение ее, нежели остановят. Опять скажу: буди воля Божия! Что посеют, то и пожнут!» [2]
Игнатий Брянчанинов: «Знакомство с пр. И. (лицо не установлено — ред.) показало и тебе, и мне положение Церкви. В высших пастырях ее осталось слабое, темное, сбивчивое, неправильное понимание христианства по букве, убивающей духовную жизнь в христианском обществе, уничтожающей христианство, которое есть дело, а не буква. И. откровеннее других — только. Искать ни в ком нечего! Должно бежать в горы — в положения изолированные!» [3]
Игнатий Брянчанинов: «Весьма благоразумно делаешь, что не сводишь близкого знакомства ни с одним духовным лицом: такое знакомство может очень легко послужить ко вреду и весьма, весьма редко к пользе». [4]
От этих слов становится не по себе. И такие замечания святого просто невозможно «замести под ковер» и продолжать делать вид, что коммунисты исполняли лишь волю сатаны. И не может ли быть так, что они стали бичом в руке Божией?
Избегая самых радикальных критиков Церкви, предлагаю выслушать мнение христиан, считающих, что в произошедшем крушении есть и наша вина. А после будет высказано слово в защиту Церкви.
Христианский философ Молотков А. Е.: «Мы достаточно часто слышим призывы к покаянию русского народа; но не следует ли говорить о покаянии Церкви как пастырского института, не сумевшего удержать русский народ от глубокого атеистического падения? В чем причины утраты христианского смысла национально-государственного бытия? На каком уровне произошел разрыв между христианской истиной православия и ее социальной реализацией в общественной жизни? Без подобной внимательной и скрупулезной «ревизии» церковно-государственных отношений конца XIX — начала XX века нынешние надежды некоторых православных кругов восстановить нечто подобное по формальному историко-каноническому лекалу могут сослужить очень плохую службу как для государства, так и для Церкви: превратившись для государства в очередной политический фарс, а для Церкви — в очередную национально-историческую трагедию». [5]
«Социальная сфера — это не частный вопрос «нравственного богословия», это вопрос догматического самоопределения Церкви в мире, вопрос о внутреннем единстве ее духовно-социальной природы, о смысле и предназначении ее существования в реальной человеческой истории. Отпадение социального (внешнего) тела Церкви от ее (внутренней) Богооткровенной Истины чревато историческим крушением Церкви, что и произошло в недавней русской истории. Именно распадение аспектов земного и небесного служения Церкви раскрывает нам тайну трагедии Русской Церкви в XX веке, павшей как «царство, разделившееся само в себе». Внутренние первоистоки этой трагедии еще далеко не осмыслены церковным сообществом в качестве повода для покаяния и глубокой переоценки социальных вероучительных установок. Хотя масштаб трагедии, казалось бы, взывает к фундаментальности такой переоценки».
Одной из немногих попыток подобного социального анализа церковной катастрофы XX века является статья бакалавра теологии Н. Сомина [6] «По грехам нашим», в которой автор, в частности, пишет: «Большевики обличили нас, христиан, в нежелании строить праведное общество. А по сути дела — обличили нас в фарисействе, в безлюбовности, в стремлении протиснуться в Царство Божие обрядовой праведностью. Мы должны не проклинать их, а благодарить за науку, каяться и исправлять свои ошибки, учась лучшему, что дала советская цивилизация».
Причем нам следует чутко присмотреться к той духовной логике, в рамках которой совершался суд Божий. Игнорируя социальное поле битвы за правду Божию, Церковь оказалась наказанной именно социальным движением, на знаменах которого были написаны лозунги восстановления справедливости и правды земной. Не услышав призыв Бога строить вместе с Ним Царство Божие на земле, Церковь стала гонимой от людей, которые вознамерились строить на земле рай без Бога. Отвергнув христианский социализм, Церковь была судима социализмом атеистическим». [7]
Религиозный философ, доктор богословия Н. А. Бердяев: «Христиане, обличающие коммунистов за их безбожие и за антирелигиозные гонения, не должны были бы всю вину возлагать исключительно на этих коммунистов-безбожников, они должны были бы и на себя возложить часть вины, и значительную часть. Они должны были бы быть не только обвинителями и судьями, но и кающимися. Много ли христиане сделали для осуществления христианской правды в социальной жизни, пытались ли они осуществлять братство людей без той ненависти и насилия, в которых они обличают коммунистов? Грехи христиан, грехи исторических церквей очень велики, и грехи эти влекут за собой справедливую кару. Измена заветам Христа, обращение христианской церкви в средство для поддержания господствующих классов не могло не вызвать по человеческой слабости отдаления от христианства тех, которые принуждены страдать от этой измены и от этого извращения христианства. У пророков, в Евангелии, в апостольских посланиях, у большей части учителей церкви мы находим осуждение богатства и богатых, отрицание собственности, утверждение равенства всех людей перед Богом. У св. Василия Великого и особенно у св. Иоанна Златоуста можно встретить такие резкие суждения о социальной неправде, связанной с богатством и собственностью, что перед ними бледнеют Прудон и Маркс. Учителя церкви сказали, что собственность есть кража. Св. Иоанн Златоуст был совершенный коммунист, хотя это был, конечно, коммунизм не капиталистической, не индустриальной эпохи». [8]
К критике, высказанной людьми, являющимися чадами Церкви, безусловно, следует прислушаться. В этих словах много горькой правды. Русская Православная Церковь к концу XIX века действительно находилась в плачевном состоянии, что отмечают многие, в том числе и прославленные в лике святых, как Игнатий Брянчанинов, цитировавшийся нами ранее.
Выскажу несколько мыслей, навеянных прочитанным, обращаясь прежде всего к христианам, находящимся вне Церкви, которых критика Церкви лишь больше укрепляет в намерении держаться собственного заблуждения. Однако стоит помнить, что в Церкви вообще, как и в отдельных частях её, бывают разные периоды, но Церковь не исчезнет никогда, ведь даже врата ада не могут одолеть её (Мф 16:18).
Церковь — это мистическое, таинственное, живое тело Христово. Человек, группа людей (поместная Церковь) будет оставаться живой частью тела Христова до тех пор, пока не начнет откровенно исповедовать ересь, а другие живые части Вселенской Церкви не прекратят с этим омертвевшим образованием евхаристическое общение. А до тех пор это часть живого и спасительного богочеловеческого организма или Христова Тела.
Церковь можно сравнить с больницей. Больничное здание может быть красивым каменным, а может обветшать, потерять внешний лоск, покоситься и при этом всё ещё оставаться местом, где можно получить исцеление. Ведь главное условие исцеления — это не красивое здание, а присутствие в нем лекаря. А если не будет лекаря, то красивое здание само по себе не сможет исцелить никого.
РПЦ в XIX веке не впадала в ересь, поместная Церковь не была отлучена от евхаристического общения с другими частями Вселенской Церкви, то есть оставалась действующей лечебницей, в которой доктор — Иисус Христос — исцеляет больных, даже если внешний вид её оставлял желать лучшего.
В земную Церковь входят живые, грешные люди, стремящиеся к святости. Но в Церкви главное — живой Христос, питающий нас Своим Телом и Кровью, и оживотворяющая благодать Святого Духа, наполняющая живое Тело. Причастие — это кровеносная система Тела Христова. Потому разрыв евхаристического общения — есть основное указание на отпадение от этой живой Лозы — Христа.
В жизни Церкви бывают разные периоды. Она состоит из живых, грешных людей, которые могут быть в чем-то невеждами, как писал Игнатий Брянчанинов. Это беда, это боль и путь, который может привести к отпадению, к гибели. Но такого отпадения не произошло. Русская Православная Церковь всегда оставалась живой частью единого организма Вселенской Церкви.
Следующий сложный вопрос: должна ли Церковь заниматься исправлением государственного устройства?
Н. А. Бердяев выразился очень эмоционально: «Много ли христиане сделали для осуществления христианской правды в социальной жизни, пытались ли они осуществлять братство людей без той ненависти и насилия, в которых они обличают коммунистов?» [8]
Н. Сомин: «Игнорируя социальное поле битвы за правду Божию, Церковь оказалась наказанной именно социальным движением, на знаменах которого были написаны лозунги восстановления справедливости и правды земной». [7]
Конечно, Церковь может и должна заниматься социальными вопросами: посещать больных, кормить голодных, оделять копеечкой нищих. Церковь может заниматься делами благотворительности и в рабовладельческом государстве, и в феодальном, и капиталистическом, принимая всех страждущих в свои объятия. Но упрекают ведь в другом! Церковь критикуют не за отсутствие социальной деятельности, а за то, что не занимались «восстановлением правды земной», приводя в пример коммунистов, которые изменили государственный строй. И христианские мыслители задаются вопросом: а что сделала Церковь в этом плане?
Церковь обвиняют в том, что она отстранилась и не занималась (не пыталась заниматься) переустройством несовершенной социальной жизни государства. Давайте будем объективны, и, если у служителей Господа есть грех бездействия, нужно обличить его, но, если нет, то и об этом нужно сказать, возвысив голос в защиту Матери-Церкви.
Итак, справедливы ли обвинения Русской православной церкви в отстраненности, нежелании менять общество? В противоположность православной церкви предлагаю взглянуть на католическую церковную организацию, которая как раз пытается активно влиять на жизнь государства, преследуя свои, далеко не всегда чисто религиозные цели.
Ф. М. Достоевский: «Римский католицизм верует, что без всемирной государственной власти церковь не устоит на земле, и кричит: «Non possumus!» [Не можем! Лат.] По-моему, римский католицизм даже и не вера, а решительно продолжение Западной Римской империи, и в нем всё подчинено этой мысли, начиная с веры. Папа захватил землю, земной престол и взял меч; с тех пор всё так и идет, только к мечу прибавили ложь, пронырство, обман, фанатизм, суеверие, злодейство, играли самыми святыми, правдивыми, простодушными, пламенными чувствами народа, всё, всё променяли за деньги, за низкую земную власть». [9]
Вот к чему может привести излишняя увлеченность земным и забвение Небесного. Ведь Церковь — это филиал Вечности на земле. Церковь должна хранить открытой дверь в Царство Небесное, оберегать те самые «тесные врата», которые, к сожалению, находят и выбирают немногие (Матфея 7:13). Церковь еще сравнивается со светильником, вернее, с подсвечником («столп и утверждение истины»), который нужен для того, чтобы свет Христов не погас в мире. И эту функцию Церковь может исполнять при любой власти, в любое время, в любую эпоху. Более того, как показывает практика, наибольший духовный расцвет Церкви происходил, как ни странно, в периоды гонений, когда Церковь была максимально отстранена от мира сего.
Апостол Иоанн говорит: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо всё, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего. И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек». (1 Ин. 2:15–17)
Итак, Церковь призвана отстраняться от мира, от временного, сохраняя вечное, Божию Истину. А если так, то можно ли обвинять Церковь в том, что она не способствовала изменению государственного строя Российской империи? Государство, государственное устройство и всё с ним связанное — это мирское. У Церкви иное предназначение.
Спаситель Иисус Христос, создавший Церковь Свою, призвал нас одинаково любить и нищего, и богатого, раба, крестьянина и императора, любого человека, не взирая на лица, а не бороться за то, чтобы рабы стали свободными, или чтобы крестьяне стали жить вольготнее, или чтобы богатые обнищали. Но можно и должно взывать к совести богатых, которые не желают делиться с нищими, так же, как нужно объяснять нищим губительность греха зависти. Церковь призвана бороться за сохранение душ для вечности. И она работает с тем материалом, который ей предоставляет история. Работает одинаковыми методами в любом историческом периоде на протяжении тысячелетий.
Итак, Церковь не должна менять строй с одного на другой, но она должна обличать неправду, которая присутствует практически всегда и при любом строе. Она призвана обличать всех, попирающих Божью правду. И если Церковь перестает это делать или же перестает замечать неправду наверху, обличая лишь неправду низов, то это уже лицемерие и грех.
Поэтому нельзя согласиться с теми авторами, которые хотят приписать Церкви не присущие ей функции (например, менять социальный строй). А вот обличать несправедливости, не взирая на лица, — это уже долг любого христианина, и священников в том числе.
Беда в том, что со времени прекращения гонений мир постоянно пытается подчинить себе Церковь. Византийский император, сделавший христианство государственной религией, взял Церковь под свою опеку и даже пытался встать во главе церковной иерархии, чтобы непосредственно управлять Церковью.
И чем сильнее были объятия мира, тем тише звучал обличительный голос Церкви. Мы помним, как пострадал Иоанн Златоуст за проповеди и обличение излишней роскоши богатых. Любое государство стремится сделать из Церкви свой инструмент. Поэтому опека со стороны мира легко может превратиться в оковы. И такое не раз происходило в истории.
Русская Церковь имела определенную независимость во времена Святой Руси. Дальше происходит «закручивание гаек». А Петр I окончательно лишил Церковь независимости. Русская Церковь лишилась патриарха. Вместо главы Церкви Петр создает государственный орган, подчиненный императору, — Святейший Правительствующий Синод, возглавляемый государственным чиновником. Русская Церковь становится чем-то вроде министерства.
И когда в XX веке рухнуло государство, русская церковь, превращенная властью в часть госаппарата, уже не могла просто отойти в сторону. Церковь, с точки зрения революционеров, была частью старого мира, который должен быть разрушен до основания.
Русская Православная Церковь стала жертвой власти Российской империи, лишившей её независимости. Могла ли она, безгласная, связанная по рукам и ногам, обезглавленная, подчиненная государству через Святейший Правительствующий Синод, что-то менять в империи? Конечно, нет.
В ХХ веке Церковь испила до дна горькую чашу народного гнева, обрушившегося на потерявшее миссианский дух государство.
Поэтому не будем обвинять Русскую Церковь в бездействии. Не могла она изменить социальный строй, и не в этом заключается её миссия. И Российская империя обрушилась не по вине Церкви, а по вине власти, потерявшей связь с народом, переставшей понимать русскую идею, миссию Святой Руси.
Урок, который преподнесла русской церкви императорская власть, нужно хорошо запомнить и держаться от любой власти в любой исторический период на безопасном расстоянии, чтобы сохранить независимый голос, чтобы иметь возможность обличать не только бедных, но и власть имущих.
Ведь невыученные уроки истории могут вновь привести к тяжелым последствиям как для Церкви, так и для самого государства.
История человеческой цивилизации состоит из разных периодов. Были времена расцвета и застоя, периоды развития и периоды деградации. XIX—XX век ознаменовался невиданным всплеском научно-технических открытий, изменивших мир до неузнаваемости. Изменения коснулись всех сфер человеческой жизни. И помимо улучшения качества жизни рядового гражданина планеты, развитие науки и техники создало новые невиданные ранее возможности для уничтожения себе подобных: появилось ядерное, химическое, бактериологическое оружие. Люди научились конструировать смертоносные микроорганизмы: вирусы и бактерии. Государственные и частные лаборатории при помощи генной инженерии создают новые организмы, видоизменяют старые, наделяя их новыми свойствами. Уже расшифрован геном человека, и это дает людям потенциальную возможность модифицировать человека, изменять род людской. И уже звучат планы создания «новых пород людей».
Мир подошел к опасной черте. И есть большая вероятность того, что рано или поздно мы эту черту переступим. Вопрос только в том, как скоро это произойдет?
Развивается наука и техника, но не человек. Более того, налицо все признаки духовного, интеллектуального, морального и нравственного регресса. Взглянуть хотя бы на мировых политиков, сравнить глав европейских государств полвека назад с теми, кто находится у власти сейчас. Складывается впечатление, что на сцену выпустили каких-то фриков. Но ведь они не появились из пустоты, это народные избранники, это те, кому народы доверили свое настоящее и будущее, люди, наделенные полномочиями, люди, которые могут начать войну, те, кому, образно говоря, доверена «красная кнопка». И от этого становится жутко.
Очевидным образом упал уровень культуры, воспитания и образованности. И это происходит во всех странах. Как будто запущен специальный механизм отупления и дегенерации человеческого общества.
Впрочем, не стоит думать, что есть некие хитрые люди (или «мировое правительство»), веками вынашивающие и реализующие свои коварные планы. Скорее всего, мы видим проявление общемирового регресса. И связан он, как нам кажется, с мировой секуляризацией. После тысячелетнего расцвета христианства, как метафорично говорит нам Откровение Иоанна Богослова, сатана был выпущен на свободу и начал соблазнять людей. Человечество начало терять веру в Создателя, в вечную жизнь. Люди поверили, что они потомки обезьян. В мире уменьшается любовь, усиливается эгоизм, идет возврат к природным началам, или, говоря иначе, происходит духовное одичание. Человеческая цивилизация, перестав духовно восходить и развиваться, деградирует. И об этом нас предупредил Дух Святой через Своего посланника:
«Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся. Таковых удаляйся» (2 Тим. 3:1–5).
Деградация опасна. Ведь духовно разложившееся человечество не скатится просто к дикому состоянию. Это будет цивилизация дикарей, наделенных ядерным, химическим, бактериологическим оружием, а также инструментами и технологиями, позволяющими модифицировать геном человека. И как дикари распорядятся этими средствами? Страшно даже подумать.
Опасность духовной деградации понимают не только верующие. В статье «О коммунизме и марксизме» светский мыслитель Сергей Кургинян в свойственной ему художественной манере уподобил этот процесс машине, в которой заканчивается топливо. Представим, что человечество находится в машине, движущейся по местности со сложным рельефом. Для движения нужно топливо, и, если оно заканчивается, машина начинает катиться вниз. Движение вверх — есть развитие, а движение вниз — деградация. И если машина не будет двигаться вверх, то она скатится в некую условную долину природности, а, может быть, ещё ниже — в пропасть небытия.
С. Е. Кургинян: «Совершенно очевидно, что такую исчерпанность связывают именно с исчерпанностью некоего «исторического горючего». Мол, есть некая машина, в которой ехали определенные существа, именуемые людьми. Эти существа были людьми, то есть носителями человеческой сущности, лишь постольку, поскольку ехали в этой «машине». Их делала людьми, дарила им человеческую сущность именно эта «езда» — она же — историческое движение. (…) Важно, что «машина» до этого времени не катилась под гору, используя силу, сходную с гравитацией. Она, напротив, двигалась наверх, преодолевая ту гравитацию, которая тянет вниз. В данном случае, как мы понимаем, речь идет не об обычной гравитации, а о той «антропогравитации», которая тянет вниз нечто сущностно человеческое.
Что это за «антропогравитация» — понятно. Имя, которое она носит с незапамятных времен, — природа. Человек, вырвавшись из природы, всё время испытывает ее мощное возвратное воздействие. Для того чтобы это возвратное воздействие, оно же «антропогравитация», было преодолено, человеку надо двигаться в направлении, противоположном этому воздействию.
Хочется подчеркнуть, что для того, чтобы двигаться в направлении, которое задает это воздействие, никаких особых усилий не нужно. Тут налицо полная аналогия движению машины: чтобы двигаться в гору, ей нужно затрачивать энергию, которую откуда-то надо взять, а для того чтобы катиться под гору, ей ничего тратить не нужно, потому что тут обычной машине начнет помогать обычная гравитация, а «антропомашине», которую мы обсуждаем, помощь начнет оказывать «антропогравитация», она же — возвратное собственно природное воздействие.
Вот только понятно, что под таким воздействием «машина» не съедет с горы человечности в долину природности благополучным образом. Человек слишком далеко ушел от природы. И, съехав вниз, в природное начало — оно же «долина» в том понимании, в каком мы её здесь рассматриваем, — он будет пожран обитателями долины.
Кроме того, никто не сказал, что ниже «долины» природности съехать нельзя. Ниже природности есть бездна, отрицающая жизнь как таковую. И туда-то «антропомашине» съехать гораздо легче, чем в совершенно чуждую природную «долину». Так что езда под влиянием «антропогравитации» — дело крайне пагубное и вполне заслуживающее того, чтобы быть названным погибелью». [1]
Замечательный образ, позволяющий лучше понять суть происходящего. Но что такое это самое «топливо», заставляющее двигаться машину человечности вверх? Сергей Ервандович считает, что это миссианство. И тут уже можно подискутировать. Выскажу свое мнение. Если машина человечества движется вверх, а скатывание в «долину» есть образ скатывания в звериное состояние, то, очевидно, мы должны говорить о некоей антизвериности. И такой антизвериностью является, на наш взгляд, поведение, противоположное эгоизму, а именно альтруизм, любовь к ближнему. И именно это «топливо» заставляет двигаться машину человечности вверх от «долины» звериности. И когда это топливо иссякнет, когда люди станут заботиться только о себе, когда мир переполнится «шкурниками», когда человечество превратится в собрание самовлюбленных эгоистов, человеческое сообщество исчезнет. Не о том ли говорит нам христианство? И в послании (2 Тим. 3: 1–5) время, когда мир наполнится людьми самолюбивыми, сребролюбивыми, надменными, злоречивыми и проч., названо «последними днями», видимо, неслучайно. И не станет ли такое состояние общества причиной «конца истории»?
Метафоричный образ с машиной человечности и альтруистическим топливом можно применить и к быстро остывшему советскому идеологическому проекту. Советский Союз развалился после того, как было исчерпано историческое топливо, когда пыл первых революционеров, горевших мечтой о счастье человечества, заменился мещанско-шкурническим духом.
Мы предположили, что потеря альтруистического «топлива» происходит из-за разрыва связи с Небом. Первое поколение русских революционеров сформировалось в поле христианской духовности, христианской среде, которую они же сами, придя к власти, принялись искоренять, а искоренив духовность христианскую, не смогли создать иной. В итоге было создано атеистическое государство, в котором материалистическое воспитание и антирелигиозная пропаганда способствуют формированию типа граждан, не способных к служению сверхличной цели. В бездуховном государстве эгоизм неизбежно будет вытеснять альтруизм.
Эту мысль выразил Ф. М. Достоевский в романе «Братья Карамазовы»: «На всей земле нет решительно ничего такого, что бы заставляло людей любить себе подобных, что такого закона природы: чтобы человек любил человечество — не существует вовсе, и что если есть и была до сих пор любовь на земле, то не от закона естественного, а единственно потому, что люди веровали в свое бессмертие… Уничтожьте в человечестве веру в свое бессмертие, в нем тотчас же иссякнет не только любовь, но и всякая живая сила, чтобы продолжать мировую жизнь. Мало того: тогда ничего уже не будет безнравственного, всё будет позволено, даже антропофагия. Но и этого мало, для каждого частного лица, например, как бы мы теперь, не верующего ни в Бога, ни в бессмертие свое, нравственный закон природы должен немедленно измениться в полную противоположность прежнему, религиозному, и что эгоизм даже до злодейства не только должен быть дозволен человеку, но даже признан необходимым, самым разумным и чуть ли не благороднейшим исходом в его положении». [2]
С этим сложно спорить. Тем более, мы имеем перед глазами опыт построения бездуховного материалистического государства, которое быстро остыло и, потеряв свой миссианский дух, разрушилось.
Материализм, может, и не в одночасье (герой Достоевского говорит: «немедленно»), но неизбежно уничтожает альтруизм. Приходилось слышать, что переменить звериный индивидуализм на альтруизм может воспитание и культура, и именно культура должна выполнить работу, которую в традиционных обществах выполняла религия.
Однако история показывает, что культура и воспитание с этой задачей не справляются.
Мог ли бездуховный Советский проект сохранить «топливо» альтруизма или начать продуцировать собственное «топливо» в необходимых масштабах, оставаясь атеистическим? С. Е. Кургинян полагает, что такая возможность имелась, но ею в силу каких-то причин просто не воспользовались.
Так ли это на самом деле? Пока что советский опыт нам говорит о том, что бездуховное общество, не имеющее связи с Вечностью, само оказывается недолговечным. И на примере СССР можно проследить происходившее затухание альтруистических настроений: от первых подвижников-революционеров до «мещанского табуна», снесшего Советский Союз в конце XX века.
Усиление мещанско-шкурнических отношений внутри любого атеистического сообщества свидетельствует о том, что потеря связи с Небом и Вечностью лишает возможности продуцировать искомое историческое «топливо», необходимое для развития и движения вверх, а следовательно, у такого сообщества людей (государства или человечества в целом) скоро начнутся большие проблемы.
Мещанин-шкурник думает о себе, ищет максимального блага для себя и стремится к безудержному потреблению. После крушения СССР и перехода от социализма к капитализму процесс омещанивания лишь усилился, причем во всем мире.
Если же говорить о России, то можно было ожидать, что после разрушения атеистической идеологической конструкции в России должно было улучшиться духовное состояние общества. Увы, ситуация не сильно изменилась. И, может быть, со временем стала даже хуже. Что произошло? Верующая, немногочисленная часть населения СССР получила возможность беспрепятственно посещать храмы. Да, некоторая часть людей «воцерковляется», но это часть весьма незначительная. При этом материалистическое воспитание не отменено. Стали русские люди более религиозными? Какой процент русских людей стал жить по-христиански? Два-три процента? Да, и вряд ли больше. А это ничто. А что основная часть населения? Основная часть населения духовно развратилась. Ведь мы, выйдя из атеистического государства, попали в государство языческое, поклоняющееся Золотому Тельцу. Это есть настоящая вера, в которую крепко верит большинство русских в России и большинство населения Земного шара.
Детям со школы прививают атеистическое видение мира, формируя, по сути, всё тот же мещанско-шкурнический тип граждан, которые после школы попадают в капиталистическое безыдейное общество. Вернее, общество языческое, в котором главенствует эгоизм и сребролюбие. И шкурническо-мещанское поведение пропагандируется всей массовой культурой (через фильмы, книги, СМИ и др.).
В духовном плане капиталистический мир нисколько не лучше (если не хуже) русского коммунизма. Советская система хотя бы пыталась пропагандировать альтруистические принципы. В то время как сменивший её капитализм нуждается в человеческих пороках: эгоизме, сребролюбии, зависти, гордыне, потребительстве (в христианстве этот порок называется «мшелоимство») и прочих.
И если советская система хотя бы формально продвигала альтруистические идеалы, то капитализм этим не занимается даже для вида. Миру капитала нужна «темная энергия» человеческих страстей и пороков, которую он хочет использовать для своих целей: гордость, эгоизм, индивидуализм, сребролюбие нужны для «войны всех против всех», названной конкуренцией. В новом мире самые пронырливые продвигаются наверх пирамиды, шагая по головам менее удачливых. Как в джунглях, выживает сильнейший. А неутолимая жажда потребления вращает колеса капиталистической экономики. Капиталистический мир нуждается в недалеких, ненасытных потребителях. И современный мир формирует такого потребителя, убивая альтруизм и все лучшие качества в человеке как ненужные и даже вредные.
Это процесс всемирный. Все страны находятся на той или иной стадии «остывания». Запад омещанился больше, страны так называемого «третьего мира», сохраняющие некоторую «традиционность», — меньше. Но все движутся в этом направлении. Россия, возможно, в лучшем положении, поскольку у нас процесс начался значительно позже других стран и всё ещё сильны гуманистические традиции. Но всем очевидно, что машина человечества останавливается и рано или поздно, растратив свое топливо, покатится вниз — в «долину» звериности.
В романе Анатолия Иванова «Вечный зов» (написанного в период 1963–1975 гг.) присутствует сцена встречи за линией фронта на оккупированной территории служащего у немцев А. М. Лахновского и майора Красной армии П. П. Полипова. Представляющий антисоветское зло Лахновский излагает свои мысли по поводу коммунизма, советского народа и того, как, по его мнению, они (силы мирового зла) победят Россию. И тут, как мне кажется, важен даже не сам план разрушения советского государства, который мог быть списан с уже известных «Плана Даллеса» или «Протоколов Сионских мудрецов», а одна мысль, заключающаяся в том, что русский коммунизм будет разрушен так называемым «вечным законом», на который уповает приспешник нацистов Лахновский.
— Вот такие дела, Пётр Петрович! — повторил он, останавливаясь возле кресла. — Нет, Гитлеру этой войны не выиграть. А это значит… это значит, что нам не выиграть вообще… в этом веке… Ну что же… Не удалось нам выиграть в этом веке, выиграем в следующем. Победа, говорит ваш Сталин, будет за нами… нынче — за Россией. Но окончательная победа останется за противоположным ей миром. То есть за нами… Вы что же, думаете, Англия и Америка всегда будут с Россией? Нельзя примирить огонь и воду.
— Но идеи Ленина, коммунизма — они… всё же… привлекательны. Так сказать, для масс.
— Всё же? Для масс?.. Слушай меня, Пётр Петрович, внимательно. Во-первых, непобедимых идей нет. Идеи, всякие там теории, разные политические учения рождаются, на какое-то время признаются той или иной группой людей как единственно правильные, а потом стареют и умирают. Ничего вечного нету. И законов никаких вечных у людей нет, кроме одного — жить да жрать. Причём жить как можно дольше, а жрать как можно слаще. Вот и всё. А чтоб добиться этого... ради этого люди сочиняют всякие там идеи, приспосабливают их, чтоб этой цели достичь, одурачивают ими эти самые массы — глупую и жадную толпу двуногих зверей. А не так? Ты спрашиваешь, верю ли я в Бога? А сам ты веришь в коммунистические идеи? Не веришь! Ты просто приспособился к ним, стал делать вид, что веришь в них, борешься за них. Потому что именно это в новые времена только и могло дать тебе самый большой... и, насколько можно, самый жирный кусок. А не так?
<…> Вот ты лишний раз и демонстрируешь этот извечный закон, существующий в людском стаде — жить, любой ценой выжить. Все вы скоты. И ты не лучший и не худший из них. Живи! [4]
В одноименной экранизации романа эта важнейшая фраза звучит несколько иначе:
— Эта война закончится в Берлине. А для этого Красная Армия должна будет пройти пол-Европы. А там не только ваши сторонники. И неизвестно еще, чья идеология победит.
— Идеология! Есть только одна идеология у всех людей: человек хочет жить и жрать! Причем жить как можно дольше, а жрать как можно слаще! Вот и вся идеология. Для всех стран и народов! [5]
Дальше Лахновский излагает свою мечту: победить Россию, пусть бы даже и в будущем веке!
Автор книги создал собирательный образ врага, который планирует вести борьбу «в долгую», через внедрение идей («Да, развращать! Растлевать! Мы сделаем из них циников, пошляков, космополитов!»). Книга и кинофильм получили множество советских наград. И сегодня, после разрушения СССР, многие видят в словах этого персонажа чуть ли не раскрытую тайну внешних врагов, план по развалу СССР. Но ничего не произошло бы, если бы сама идеологическая конструкция была более жизнеспособной, если бы управляющая элита сама не начала разрушать СССР.
Но что важно! Лахновский прав в том, что против СССР, против идеи развития человека вообще, против всего человечества и его исторической судьбы выступает некий глобальный враг, сделавший ставку на «вечный закон» звериного индивидуализма: «Глупая и жадная толпа двуногих зверей хочет лишь одного — жить и жрать! Причем жить как можно дольше, а жрать как можно слаще».
И это далеко не откровение, и мысль эта не нова. Те же самые мотивы мы можем услышать в притче о великом инквизиторе Ф. М. Достоевского. Это идея управления человечеством, превращенным в стадо существ, мечтающих лишь о хлебе и зрелищах. Это идея низведения человека на уровень животного. Для чего нужно лишь раскрепостить не высшие творческие способности, а низшие: страстную, греховную, животную сторону человеческого естества. Дать действовать «вечному закону». Объявить его благом. Пообещать людям возможность предаваться скотству в обмен на их свободу, которую они с радостью и отдадут новым господам.
И Лахновский вслед за великим инквизитором произносит: «Народ, переставший гордиться прошлым, забывший прошлое, не будет понимать и настоящего. Он станет равнодушным ко всему, отупеет и в конце концов превратится в стадо скотов. Что и требуется! Что и требуется!» [6]
«Вечный закон» Лахновского противопоставляется закону восхождения, закон эгоизма противопоставляется альтруизму. И в этом заключается самое главное противостояние всей человеческой истории. Человек или будет восходить, развиваясь духовно, возвышаясь до богоподобия, либо возвратится на уровень звериности. И христианство учит этому. Ведь суть всего закона, принесенного Богом на землю, заключается в двух постулатах: «Люби Бога, и люби ближнего своего, как самого себя!» (Мк. 12: 29–31). Христианство говорит о связи с Небом и альтруизме! Только так человек / человеческая цивилизация может восходить! А без этого рано или поздно возобладает «вечный закон», закон звериного индивидуализма, низводящий человека на уровень мыслящего животного, закон, ведущий к смерти.
Мы выяснили, что русская идея (послужить делу спасения мира от зла), сформировавшаяся под воздействием христианского идеала, глубоко и сущностно альтруистична. А как может быть иначе, если она есть подражание Христу? Она есть проявление любви, направленной не на себя, а вовне, на своих ближних. Это альтруизм в чистом виде, это любовь к Богу и ближним, выразившаяся в идеологической конструкции «Третий Рим» или «Святая Русь». Вторая идеологическая форма, в которой русская идея воплотилась, была лишена любви к Богу, но сохранила любовь к ближним. Русский коммунизм, разорвавший связь с Небом, оказался недолговечен, и всё же он нес на себе многие черты «Третьего Рима», был нацелен на спасение человечества от зла и имел целью развитие человека, в отличие от капитализма, в который мы погрузились после отказа от утратившей миссианский огонь коммунистической идеологической формы.
Капитализм в принципе лишен любви и альтруизма. Это путь в никуда. И он внутренне чужд русскому народу, он противен русской идее именно тем, что в нем нет любви. Мир капиталистический всегда догадывался о том, что русские являются чужаками, которые не приемлют продвигаемый Западом «вечный закон», ведущий к деградации и гибели рода человеческого.
Наше столкновение с Западом было неизбежно. Плохо только, что мы к нему оказались совершенно не готовы. Но всегда остается надежда, что Бог на нашей стороне и не даст силам зла победить, не даст так быстро закончиться человеческой истории. Ведь если падет Россия, ставшая на пути Западного мира, всё свернется очень быстро. И будет построен мир, о котором говорил великий инквизитор, или на что намекал Лахновский: человечество будет превращено в стадо двуногих скотов, которыми некоторое время будет управлять немногочисленная каста господ. Некоторое время, потому что это мир сатанинский, который не сможет долго существовать, хотя апологеты «вечного закона» могут думать иначе и мечтать о тысячелетнем золотом веке. Безумство заразно. Развращая и отупляя человечество, они сами не смогут не развратиться. И это станет концом человеческой истории.
В завершение хочется поделиться мнением священника о силе любви. Ведь русская идея основана на любви к людям. И, возможно, именно в этом заключается секрет непобедимости России, русского народа. Мы можем проиграть битву, но в конечном счете наши враги терпят поражение, сходят с исторической сцены, а Россия и русский народ продолжают жить и удивлять. Возможно, потому, что мы на стороне правды.
Протоиерей Андрей Ткачев: «Кто сильно любит, тот много может. Это правда. Советская эпоха родила достаточно шедевров кинематографии, где эти слова обыгрываются. В старой черно-белой «Золушке» маленький паж говорит: «Я еще не волшебник, я только учусь, но любовь мне помогает делать настоящие чудеса».
Кто сильно любит, тот много может. Как вы слышали: кто мало видел, много плачет, кто сильно любит — много может. Это стихотворное афористическое выражение очень глубокой жизненной истины. Да, мы очень много можем, когда мы любим. И наше бессилие, если хотите, жизненное, творческое, а, впрочем, можно сказать, и всякое бессилие коренится в отсутствии любви и в неумении любить никого, кроме себя самого.
Любовь к себе — это змея, кусающая свой хвост, это самопожирающий дракон. Любовь именно в выходе наружу, не к себе, а к другому: к Богу, к ближнему, к родине, к семье, к работе, к творчеству, то есть любить нужно то, что за пределами тебя. И силен тот, кто любит то, что за пределами его. Любящий себя — это дырка, бублик, ноль, буддийская пустота. Так что любите, чтобы быть сильными.
Чтобы быть сильными, не нужно качаться в фитнес-зале — можно качаться, но это не главное. Чтобы быть сильными, не нужно бегать километры кроссов или на дорожке прохаживать с наушниками в ушах. Чтобы быть сильным, нужно любить. Кто не любит, тот трус, тот никто. Победи-ка того, кто любит. Замучаешься побеждать. Зубы сотрешь. Кости лопнут от напруги. Кто любит, тот непобедим. Поэтому тот, кто любит, — много может». [7]
Подводя некоторый итог, хочется сказать: человека делает человеком любовь, направленная не на себя, а на других. Эгоизм или любовь к себе, думаю, даже неправильно называть любовью. Это что-то иное. Ведь сказано, что Бог есть любовь (1 Ин. 4:16), а эгоизм удаляет человека от Бога. В греческом языке есть семь различных слов, означающих разные проявления любви (эрос, людус, сторге, мания, агапэ и прагма, филия), русский же язык очень большой спектр чувств называет одним словом. И это может ввести в заблуждение. Бог есть любовь, и эгоизм тоже называется любовью к себе. Но эгоизм — это антилюбовь. Это инстинкт самосохранения, качество животного мира.
Даже люди светские понимают, что человек призван возвыситься над животным миром, и это происходит через преодоление звериного индивидуализма. Только это преодоление делает человека человеком. Только благодаря преодолению звериного индивидуализма стала возможна человеческая цивилизация.
И вся история человечества преисполнена противостояния между альтруистическим (любовью) и эгоистическим (животным, греховным). Это история постоянного выбора, который человек делает ежедневно. Это история выбора, который делает то или иное сообщество людей. Как сказал герой Достоевского, правда, по иному поводу:
«Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей». [8]
В итоге соотношение любви и эгоизма в мире постоянно меняется. Дьявол и силы, стоящие на его стороне, предлагают людям выбрать сторону «вечного закона» («жить дольше, жрать слаще»). Бог и Его последователи предлагают людям путь восхождения, путь жизни. Но Бог не вмешивается в свободу выбора человека. Каждый сам определяет для себя, что ему ближе. Русский народ, как мы увидели, изначально встал на путь жизни, путь любви, путь борьбы за человека. В XX веке произошло парадоксальное: отойдя от Бога, опершись на ошибочный материализм, продолжили идти по пути любви. Но оказалось, что без Бога этот путь не одолеть. Ведь не случайно христианская формула звучит: «Возлюби Бога, возлюби ближнего». Без Бога по этому пути далеко пройти не получится, всё равно свернешь к индивидуализму и «вечному закону» Лахновского.
А когда в человечестве охладеет любовь, когда закончится историческое «топливо», тогда автомобиль человечности остановится и начнет скатываться в «долину» звериности.
Когда-то это произойдет. Но мне почему-то кажется, что русский народ будет сопротивляться этому до последнего, даже оставшись в стратегическом одиночестве. И, может быть, в этой борьбе за право называться людьми, до последнего бороться за человека и заключается наша историческая миссия.
Человек склонен ко греху, и если он не будет восходить, не будет развиваться и совершенствоваться духовно, не станет бороться с эгоизмом и индивидуализмом, то неизбежно скатится назад, к природе, к звериному началу. Для развития нужно прилагать усилия. И об этом ему кто-то должен сказать. Поэтому большая ответственность лежит на родителях. Но помимо семьи важно влияние среды, в которой живет человек.
Школа прививает человеку атеистическое мировоззрение, которое объясняет ему, что он — потомок обезьяны, существо, случайно появившееся в природе, живущее краткий период времени и исчезающее навсегда. Человека низвели на уровень животного мира, отняв у него вечность, лишив надежды на бессмертие. А атеистическое мировосприятие с большой долей вероятности может стать причиной формирования эгоистического психотипа. Н. А. Бердяев назвал такой тип человека шкурником, думающим только о себе. Выдающиеся мыслители говорят о том же. Так, уже много раз цитировались слова Достоевского из романа «Братья Карамазовы», которые нужно бы золотыми буквами написать и выставить на видном месте в каждом учебном заведении.
«Уничтожьте в человечестве веру в свое бессмертие, в нем тотчас же иссякнет не только любовь, но и всякая живая сила, чтобы продолжать мировую жизнь. Мало того: тогда ничего уже не будет безнравственного, всё будет позволено, даже антропофагия… Для каждого частного лица, не верующего ни в Бога, ни в бессмертие свое, нравственный закон природы должен немедленно измениться в полную противоположность прежнему, религиозному, и что эгоизм даже до злодейства не только должен быть дозволен человеку, но даже признан необходимым, самым разумным и чуть ли не благороднейшим исходом в его положении» [1].
Конечно, эти строки никто не будет размещать в школах. Потому что это приговор всей современной цивилизации, формирующей эгоистов со школьной скамьи. И мы в предыдущей главе разобрали этот вопрос подробнее и увидели, что альтруизм, любовь к ближнему — это не просто вопросы морали, это необходимое условие существования человеческой цивилизации! Ведь именно любовь к Богу и ближнему делает человека человеком. Альтруизм является историческим «топливом», движущим человеческую цивилизацию вверх из долины звериности. И когда это топливо закончится, миру людей придет конец.
А современный мир, опирающийся на материализм, формирует шкурническо-мещанский тип человека со школы — и в России в том числе. Какого поведения ждет государство от человека, которому объяснили, что он — мыслящее животное, по смерти исчезающее навсегда?
А выходя из школы, куда попадает ребенок? В мир капитализма, мир цифры, мир денег, где всё покупается и всё продается. Где успешным считается тот, у кого больше денег на счету, у кого больше дом и крупнее яхта. Кумирами людей становятся не самые умные, не самые добродетельные, не специалисты высокого уровня, а миллиардеры. Ведь сегодня богатство — главный критерий успеха. Деньги решают все вопросы. И у подростка, понявшего в школе, что ему нужно всё здесь и сейчас, ибо «один раз живем», возникает соответствующая модель поведения.
Современный капиталистический мир не стремится развивать человека. Ему не нужен умный, высокоморальный альтруист. Ему нужен недалекий, эгоистичный потребитель. Капиталистическому миру нужна «темная энергия» человеческих пороков. Он нуждается в ней, она заставляет вращаться колеса капиталистической экономики. Мещанин внутренне пуст, и он пытается заполнить эту пустоту, приобретая новые и новые вещи. Он обрастает вещами, покупает новые, чтобы выкинуть и снова ощутить радость шопинга. Но эта радость недолговечна, и поэтому такой человек страдает. А, страдая, идет к психологам, покупает антидепрессанты, глушит свою боль алкоголем и снова бросается потреблять. А чтобы больше потреблять, нужно больше зарабатывать. Это вечный бессмысленный бег. Но экономика процветает. Вроде бы всё хорошо. За одним маленьким «но»! Человечество деградирует. Человека никто не собирается развивать. Выбран иной путь: путь атомизации и постановки развращенного человечества под тотальный контроль. «Темная энергия» человеческих страстей может выйти из-под контроля, а это никому не нужно. Нужен «паровой котел» с достаточно прочными стенками, способными сдерживать эту энергию и направлять её в нужное русло. А значит, по мере духовного одичания человеческого сообщества, по мере усиления звериности будет усиливаться контроль. Усиление контроля при капитализме просто жизненно необходимо. Крышка и стенки котла должны быть достаточно прочными, чтобы этот кипящий бульон не вырвался наружу.
Мир, в котором не требуется духовный рост человека, где идет духовная деградация, неизбежно придет к тотальному контролю: на мыслящего зверя наденут намордник и посадят на цепь. А как иначе? Только так. Современная глобальная цивилизация развращает человеческое сообщество всё больше и больше. Людей превращают в массу «наполеончиков», неспособных к самоорганизации. Эгоисты, индивидуалисты, как одинаково заряженные частицы, отталкиваются друг от друга. Эгоистические существа становятся отталкивающими в прямом и переносном смысле.
Мировые элиты, решившие, что контроль над финансовыми и информационными потоками дает им право вершить судьбы человечества, продолжают развращать народы, легализуя мерзости, запрещенные Богом. При этом некоторые мерзости нельзя называть мерзостями. Срам запрещено называть срамом. И в отдельных странах Запада люди, сохраняющие христианский взгляд и называющие вещи своими именами, уже рискуют получить денежный штраф, а в некоторых случаях даже уголовное преследование. Современный передел мира и изменение человека требуют разрушения Богом установленного порядка. Поэтому приходится напоминать:
«Потому предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противоестественным; подобно и мужчины, оставив естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам и получая в самих себе должное возмездие за своё заблуждение» (Рим. 1: 26—27).
«Не ложись с мужчиною, как с женщиною: это мерзость. И ни с каким скотом не ложись, чтоб излить [семя] и оскверниться от него; и женщина не должна становиться пред скотом для совокупления с ним: это гнусно». (Левит 18: 22–23)
В современном мире добро и зло меняются местами, на белое говорят: черное, а черное называют белым. Грех оправдывают свободой, а свободу от греха называют фанатизмом и высмеивают. Разрушается семья. Венчаются извращенцы. Видимо, через какое-то время начнут венчать людей с животными и предметами (куклами). Почему нет? Где предел падения?
Детей забирают из семьи, идет легализация всех видов греха. Стирается грань между мужчиной и женщиной, детям в детских садах внушают, что они сами могут выбрать себе гендер, когда вырастут. Имя этому процессу — атомизация. И развращение — лишь один из приемов. Человечество, теряющее человечность, будет жить в клетке. Если, конечно, ему позволят жить.
Один из возможных вариантов будущего описал в 1932 году американский писатель-фантаст Олдос Хаксли в романе-антиутопии «О дивный новый мир» [2].
В своем произведении автор описывает общество, состоящее из нескольких категорий людей, выращиваемых на специальных фермах-фабриках. Определенные в высшую касту растут в одних условиях. Те, кому уготована роль рабочих, получают иное формирование: сначала на стадии внутрибаночного развития, а после в специальных заведениях, где детям прививаются нужные навыки, правильные рефлексы и даются нужные гипнотические установки. Не будем забывать, что роман писался в 30-х годах XX века, когда ещё не знали о возможности генной инженерии.
Созданный мыслью писателя в середине ХХ века такой мир казался фантастикой. Сегодня же всё чаще можно слышать отсылки к этому произведению. Как, например, в работе Джорджа Сороса, посвященной открытым и закрытым обществам, глава «Чудный новый мир». Вчитаемся в эти строки, ведь здесь Сорос говорит уже о нашем времени.
Д. Сорос: «Экономическое поведение пронизывает все сферы деятельности… Художественные и моральные ценности могут быть представлены в денежном выражении. Это позволяет применять принципы рыночного механизма по отношению к таким далеким областям, как искусство, общественная жизнь, политика или религия…
Сфера действия рыночного механизма расширяется до предельных границ… Эвтаназия, генная инженерия и «промывка мозгов» становятся возможными практически… Вероятно, наиболее удивительной чертой идеально меняющегося общества является распад личных отношений… Ни одна из существующих связей не является окончательной, и отношение людей к стране, семье и друзьям полностью зависит от их собственных решений… Органическая структура общества дезинтегрирована до такой степени, когда ее атомы, то есть индивиды, свободно плавают… Друзья, соседи, мужья и жены становятся если не взаимозаменяемыми, то, по крайней мере, легко заменяются лишь немного худшим (лучшим) вариантом. В условиях конкуренции они также становятся предметом выбора… Личные контакты в целом могут потерять свое значение…» [3]
Правда, в конце главы Сорос пишет о том, что «появляющаяся постепенно картина является не очень приятной. В жизни открытое общество может оказаться гораздо менее желательным, чем оно кажется тем, кто рассматривает его в качестве идеала». [4]
Но это не отменяет того, что мир меняется в эту сторону, ибо сказано, что «открытое общество» возникает, хотя правильнее будет сказать: создается. И Джордж Сорос — один из тех, кто прилагает все свои силы для того, чтобы приблизить такое будущее. И не случайно созданный им фонд (группа фондов) назван Open Society Foundations «Открытое общество».
Похоже, что антиутопия Олдоса Хаксли стала ориентиром, вариантом будущего, к которому стали стремиться такие люди, как Сорос, люди, считающие себя вершителями судеб и даже земными богами. [5]
Основные черты общества антиутопии О. Хаксли:
— общество разделено на касты;
— отсутствует семья (слова «мать» и «отец» считаются ругательными);
— людей создают и выращивают на специальных фабриках;
— граждане ведут беспорядочную половую жизнь, постоянно меняют партнеров;
— любая неудовлетворенность глушится доступным наркотиком.
Наблюдая за изменениями, происходящими в мире, невольно приходишь к мысли, что цивилизация движется именно в эту сторону. Стэндфордский профессор Карл Джерасси, разработчик пероральных контрацептивов (таблеток от беременности), предположил, что к 2050 году человечество полностью откажется от секса для деторождения. К этому, по мнению ученого, должно привести развитие технологии экстракорпорального оплодотворения (ЭКО) и фундаментальное изменение базовых ценностей человечества. Он считает, что молодые люди, находясь в лучшей физической форме, станут массово замораживать свои яйцеклетки и сперму, а затем будут проходить процедуру стерилизации. В результате исчезнут такие понятия, как нежелательная беременность и аборт. Пары смогут с помощью ЭКО произвести на свет ребенка в тот момент, который посчитают для себя наиболее благоприятным. Секс останется всего лишь одним из способов получения удовольствия.
В новом мире, о котором мечтают западные элиты, деторождение может быть признано делом государственной важности. В этом случае людей из низших каст просто лишат возможности самостоятельно принимать столь важное решение. А новый порядок вещей можно объяснить, например, той же борьбой с абортами, защитой планеты от перенаселения, или же можно обойтись без всяких объяснений. Сегодня ведь никого не удивляет то, что для начала предпринимательской деятельности нужно проходить регистрацию, а на некоторые виды деятельности еще и получать лицензию. Власти могут ввести лицензию на деторождение, ограничив в этом праве малоимущих. Эта идея кажется дикой? Несколько десятилетий назад казалось невозможным, чтобы человека судили за осуждение гомосексуализма. Мы видим, как умело и настойчиво на Западе продвигаются любые антигуманные инициативы, и что западное общество безропотно принимает эти изменения. А потому при сохранении текущих тенденций прогноз стэндфордского профессора вполне может стать реальностью и даже раньше 2050 года.
За последние десятилетия наука и техника невероятно продвинулись вперед. Уже научились клонировать животных. Не за горами клонирование людей. В своей антиутопии Хаксли описал процесс получения тысячи близнецов из одного женского яичника, по сути предсказав клонирование человека. В 30-х годах это выглядело фантастично. Сегодня уже нет.
Помимо необходимости тотального контроля регрессирующего человечества, мировые элиты беспокоит еще одна проблема: неконтролируемый рост народонаселения.
С середины XIX века исследователи начинают отмечать экспоненциальный рост населения планеты, и это многих напугало: слишком много людей при ограниченных ресурсах планеты. Прогнозы и фантастические рассказы рисовали переполненную Землю, застроенную городами-муравейниками, проблемы с чистым воздухом, здоровой пищей и питьевой водой.
И в ХХ веке мировые элиты задумались о необходимости сокращения населения планеты. И сегодня едва ли не все серьезные ученые, говоря о будущем, прямо или косвенно продвигают идею сокращения населения, подающуюся едва ли не как главное условие дальнейшего существования человечества.
Люди перестали мечтать о заселении космического пространства, освоении новых планет. Похоже, что эти гуманистические идеи остались в прошлом, в трудах русских космистов: Федорова, Циолковского, Вернадского и др.
А ведь можно предположить, что при должном развитии науки и техники, получении доступа к неограниченным источникам энергии проблему производства продуктов питания можно было бы решить. Но, видимо, такое направление больше не рассматривается.
Соединенные Штаты, являющиеся лидером западного мира, в 1974 году объявляют приоритетной задачей своей национальной политики содействие сокращению народонаселения развивающихся стран! Недавно был рассекречен меморандум национальной безопасности от 1974 года, в котором можно прочитать следующее:
«Стратегия США должна заключаться в поощрении и поддержке через двусторонние, многосторонние и другие каналы конструктивных действий по снижению уровня рождаемости в отдельных развивающихся странах…
Стратегия США должна поддерживать в этих странах… общую деятельность…, способную добиться крупных прорывов в решении ключевых проблем, препятствующих сокращению прироста населения. …
Вышеупомянутая общая стратегия представляет собой общий подход, с помощью которого можно взвешенно и всесторонне подходить к трудностям и опасностям роста населения и связанным с ним проблемам. Ни одно усилие не сделает работу. Только согласованные и серьезные усилия в ряде тщательно отобранных направлений могут дать надежду на успех в сокращении роста населения». [6]
Западный мир последовательно работает в этом направлении. Сюда входит поддержка и агрессивное продвижение «нетрадиционных ценностей» по всему миру, «планирование семьи» и гендерные фокусы — в настоящее время насчитывается более пяти десятков гендерных ролей, что, надо полагать, еще не предел, — навязывание детям сексуального воспитания, разрушающего детскую психику. И всё это безобразие преподносится в обертке прав и свобод. Красивыми словами прикрывают ужасные вещи, ведущие к разрушению личности, атомизации общества. Так создается «новый дивный мир».
В 1948 году Брок Чисхольм, первый президент National Health Organization (сегодня известна как ВОЗ), заявил следующее:
«Чтобы прийти к мировому правительству, необходимо изгнать из сознания людей их индивидуальность, привязанность к семейным традициям, национальный патриотизм и религиозные догмы. Уничтожение понятий истины и лжи, которые являются основой воспитания ребёнка, замена веры в опыт старших рациональным мышлением — вот запоздалые цели, потребные для изменения человеческого поведения». [7]
Всё четко и понятно.
Во время вспышки COVID-19 началась мировая информационная истерия, подогреваемая Всемирной организацией здравоохранения. Были введены неслыханные прежде изоляционные меры: карантинное закрытие стран, разрыв мирового транспортного сообщения. Начали звучать требования обязательной вакцинации. При этом мы видели фактический запрет на любые альтернативные высказывания, противоречащие общепринятому мнению, что привело к полному отсутствию дискуссии в научном сообществе, поскольку все, высказывающие даже осторожное сомнение в адекватности мировой реакции на происходящее, записывались в маргиналы, ковид-диссиденты и чуть ли не мировые злодеи. Стали слышаться требования введения обязательных паспортов вакцинации, что привело бы к дискриминации людей, желающих сохранить свое мнение.
В 2020 году Клаус Шваб — основатель и президент Всемирного экономического форума в Давосе — выпустил книгу «Covid-19: New Great Reset» (Ковид-19: Новая великая перезагрузка), в которой сказано, что нужно воспользоваться пандемией для изменения человеческого общества.
Одной из открывающихся возможностей может стать тотальный контроль, который легко оправдать заботой о здоровье человека.
К. Шваб: «Пандемия может открыть эру активного наблюдения за здоровьем, которое стало возможным благодаря смартфонам для определения местоположения, камерам с распознаванием лиц и другим технологиям, которые определяют источники инфекции и отслеживают распространение болезни в квазиреальное время». [8]
Пандемия открыла новые возможности для вмешательства в личные свободы граждан, бизнеса, суверенитет государств, позволила внедрить новые нарративы. Перезагрузка началась. Правда, военная операция России 2022 года временно отодвинула пандемию на другой план. Но не стоит думать, что данным инструментом никто никогда больше не воспользуется. С большой долей вероятности можно прогнозировать возникновение новых вспышек заболеваний, когда будут использованы более заразные штаммы вирусов или разновидности бактерий, поскольку пандемия позволяет решить несколько задач: снижается количество населения и происходит трансформация мира. Страх перед неведомыми болезнями позволяет внедрять всё новые и более жесткие методы контроля.
И вопрос не в том, пойдет ли мир по этому пути, ведь мы уже движемся в этом направлении, а можно ли с этого пути свернуть и есть ли иные перспективы, или же будет построен мир, описанный в антиутопиях Дж. Оруэлла или О. Хаксли, или даже, возможно, нечто более ужасное?
Необходимость тотального контроля вытекает из самой сущности капитализма. Ведь современный капиталистический мир нуждается в порочности человеческого естества: жадности, алчности, ненасытности, гордыне, страсти к потреблению, сребролюбии и проч. И эту враждующую, грызущуюся, беснующуюся массу индивидуумов нужно контролировать. Капиталистическому котлу нужны достаточно прочные стенки, способные удержать этот «пар» внутри и не дать вырваться ему наружу.
А проще всего контролировать недалеких, разобщенных (неспособных к самоорганизации), страстных и запуганных индивидуумов. Человечество как будто возвращается в детское состояние. И как тут не вспомнить речь великого инквизитора из бессмертного произведения Достоевского:
«Но стадо вновь соберется и вновь покорится, и уже раз навсегда. Тогда мы дадим им тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных существ, какими они и созданы. О, мы убедим их наконец не гордиться, ибо Ты вознес их и тем научил гордиться; докажем им, что они слабосильны, что они только жалкие дети, но что детское счастье слаще всякого. Они станут робки и станут смотреть на нас и прижиматься к нам в страхе, как птенцы к наседке. Они будут дивиться и ужасаться на нас и гордиться тем, что мы так могучи и так умны, что могли усмирить такое буйное тысячемиллионное стадо. Они будут расслабленно трепетать гнева нашего, умы их оробеют, глаза их станут слезоточивы, как у детей и женщин, но столь же легко будут переходить они по нашему мановению к веселью и смеху, светлой радости и счастливой детской песенке. Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь как детскую игру, с детскими песнями, хором, с невинными плясками. О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны, и они будут любить нас, как дети, за то, что мы им позволим грешить». [9]
Впрочем, духовно одичавшее человечество будет похоже на детей лишь по интеллекту, но не по силе. По мере развращения и духовного одичания род людской станет способен на любые самоубийственные поступки. Хороший образ, который позволяет понять возникающую опасность: нервная обезьяна с гранатой.
Ещё одна печальная новость заключается в том, что по мере развития технологий снижается необходимость в большом количестве обслуживающего персонала. Иначе говоря, огромные массы населения через некоторое время попросту станут не нужны, ведь на них нужно тратить ограниченные ресурсы планеты.
Поэтому, оставаясь в логике капитализма, мы неизбежно приходим к необходимости сокращения народонаселения и тотального контроля за оставшимися со стороны высшей касты. То есть мир движется к новому феодализму или даже рабовладению с разделенным на касты человечеством.
Современный мир после падения коммунистической идеологии остался с единой идеологической моделью, продвигаемой Западным миром. Страны Азии и глобального Юга имеют свою национальную специфику, но все посредством экономических связей так или иначе втянуты в единую капиталистическую систему, правила для которой устанавливает Запад.
Но капитализм мутирует. Это объективная реальность. Можно делать вид, что ничего не происходит. Однако изменения налицо. Неприкосновенность частной собственности отменена, свобода рынка отменяется тут и там в угоду национальным или политическим интересам гегемона. Больше нет глобального рынка. Запад меняет правила игры. Почему? Потому что Азия начала обгонять США и Европу, а англосаксы никогда не отдадут свою власть. Они изменят правила, погрузят мир в хаос, обрушат систему, уничтожат конкурентов, сделают что угодно, лишь бы не потерять своего лидерства. Когда они не могут выиграть честно, то начинают мухлевать или же меняют правила игры. Всё, лишь бы противник не выиграл.
Очевидно, что двигаться в фарватере западных игроков — крайне невыгодно. К тому же у России уже и не получится. Нашу страну приговорили. По мнению Запада, она должна исчезнуть, сойти с исторической сцены, превратиться в дикое поле, раздираемое войнами. И не нужно винить в случившемся кого-то. Мы не вписывались в западную картину мира изначально. Если Европа согласилась делать всё, что велит гегемон, и «во всех позах», то у России с ее многонациональным народом этого просто не получилось бы. Не смогли бы перешагнуть через себя. И Запад это понимал всегда. Поэтому ни о какой капитуляции с сохранением государственности речи быть не может. Россия или найдет свой путь, позволяющий сохранить себя, человека, любовь и развитие, и этим укажет путь спасения всему миру, или её не будет вообще. Она не станет Европой никогда, а не став Европой, она не может стать частью формирующегося «дивного нового мира». Вот и всё.
Нам в очередной раз нужен свой исторический проект! Причем мирового масштаба, который будет привлекателен и для других народов. Ведь не все с радостью идут за Западом. Идут, делая вид, что не понимают, куда их ведут. Впрочем, народы, возможно, и не понимают или не до конца понимают, но вот элитам всё предельно ясно. Но идут! А потому что… А иначе куда? Какие есть варианты? И Россия шла в ту же сторону, хоть и артачилась. Шла и пока еще сохраняет инерционное движение, но уже понимая, что нужно что-то менять. Но что? И самое главное, кто будет осуществлять такие изменения? Элиты? Те, кто готовился благоденствовать на Западе?
Новый исторический проект для России нужен как воздух, как спасательный круг, как точка опоры. Есть опасность, что от безысходности будет сделана попытка восстановить старый бездуховный, провалившийся однажды русский коммунизм, не разобравшись в причинах его остывания, не понимая, что он не зажжет уже так русский народ, как зажег однажды надеждой на изменение мира первое поколение революционеров. А без миссианского огня ничего не выйдет.
Нужна новая мечта, согласная с русской идеей спасения мира и борьбы с мировым злом. Когда-то мечтали об освоении космоса, заселении удаленных планет. Русский философ Н. Ф. Федоров говорил о преодолении смерти, воскрешении всех ранее умерших. Философы мечтали о «равенстве и братстве», единении человечества. Сегодня все эти светлые мечты как будто забыты.
Что пришло им на смену? Какая великая мечта завладела человечеством? Почему её не видно? Какая сила смогла отнять у человечества мечту? Почему мир движется по пути, смоделированном малой группой возомнивших себя земными богами людей? Почему люди до сих пор не понимают того, что им готовят мир, описанный Олдосом Хаксли: разделенное на касты человечество с деградирующим и планомерно сокращаемым «нижним этажом» плебеев, загнанных в жесткие рамки тотального контроля, питающихся генномодифицированной едой, ограниченных в возможности размножения, получающих виртуальные удовольствия и минимальные знания, достаточные для выполнения своей работы?
Можно предположить и то, что оставит себе «верхний этаж» господ: вероятно, все возможные блага, иные законы, здоровую пищу, качественное образование, культуру и семью, состоящую из мужчины и женщины.
О таком «чудесном мире» мечтали люди? Такое будущее должно стать финалом многих тысяч лет развития человеческой цивилизации?
Это даже не феодализм, это какая-то новая ужасающая форма рабовладения, где рабы будут лишены возможности бунта. Технические средства могут создать такой контроль за обитателями «нижнего этажа», когда не то что сопротивление, возмущение станет невозможным. Можно создать мир, в котором «переборки» между «этажами» будут такими прочными, что исключат любое перемещение между ними, либо такой переход (обещание возможности перехода) станет высочайшим стимулом для жителей «нижних этажей» человечества, ради которого плебеи будут готовы на всё что угодно.
Новый русский исторический проект должен быть направлен на борьбу с этим новым фашизмом, приговорившим человеческий род и готовящимся уничтожить миллиарды людей и саму сущность человека. Новый русский исторический проект должен стать точкой сбора всех живых, всех понимающих суть происходящего. Хотя Запад, безусловно, сделает всё, чтобы лишить Россию голоса, и, имея в руках глобальные СМИ, контролируя большую часть интернета, он будет пытаться это делать и, может быть, сделает. Россию и русский народ стремятся представить исчадием ада. И потребители западной пропаганды верят этому. Не все, но многие. Опять же, повторюсь, я верю в силу правды и верю в Бога, Который не оставит надеющихся на Него и выступающих на стороне божественной правды. А потому даже в случае информационной блокады верю, правда пробьется.
Может случиться и так, что западный мир рухнет под ударами невиданных экономических кризисов, в череду которых вступает капиталистическая система. И даже если не так, если нам суждено исчезнуть, проиграв эту битву, мы уйдем непобежденными. Ведь когда начнется тотальное сокращение населения, пострадают и народы Запада. Поскольку в высшую касту нового мира пресловутый «золотой миллиард» не втиснется: уже звучат мысли о том, что на земле должно остаться всего лишь 500 миллионов человек. [10] Зачистка коснется и народов Запада. Простая арифметика: если соотношение господ к обслуге составит один к десяти (на одного представителя высшей касты будет приходиться десять человек обслуги, включая людей на полях, в шахтах, коммунальном хозяйстве и т. п.), то высший слой составит примерно 50 миллионов.
Высчитывать пропорциональное соотношение будущих каст — дело неблагодарное. Наша цель — лишь показать, что уже идут разговоры о тотальном сокращении народонаселения и что не нужно никому рассчитывать на гарантированное место в касте господ нового мира, только по месту рождения, принадлежности к расе или определенной нации. Проиграют все. Проиграет человечество. Ведь даже те, кто собирается господствовать, и они тоже будут вынуждены измениться. Поскольку изменения, как мы увидим в следующей главе, коснутся самого естества человеческого. И что возникнет на месте человечества в итоге, толком не знает никто.
В 2011 году, выступая на форуме YEES-2011 в панельной дискуссии «Тренды будущего», русский футуролог, доктор исторических наук И. В. Бестужев-Лада (1927–2015 гг.) заявил, что в ближайшие 20–30 лет будет разработано несколько поколений компьютерной техники и сетевых технологий, после чего произойдёт переход человечества в качественно новое состояние. Этот переход будет радикальнее, чем переход от обезьяны к человеку.
Футуролог предположил появление прорывных технологий в компьютерной технике, после чего в течение 5–10 лет на Западе и 10–15 лет на Востоке произойдёт революция дарвиновского типа.
Реальный мир полностью уравняется с виртуальным, а человека заменят киборги, которых мы сами же и создадим. Возникнет более совершенная раса людей или даже несколько рас.
И уже не только ученые-футурологи, но и политики на Западе стали использовать термин «Великий антропологический переход» (Great Anthropological Transition). Обычно в это понятие вкладывается положительный смысл: мол, человек как вид будет развиваться, эволюционировать, правда, не естественным путем, а видоизменяя себя, вмешавшись в геном, трансформировав естество или же перенеся сознание на неорганические носители и т. п. Такие идеи получили название «трансгуманизм». Датой рождения термина считается 1957 год, когда первый генеральный директор ЮНЕСКО Д. Хаксли опубликовал работу «В новых бутылках для нового вина» («In New Bottles for New Wine»).
Д. Хаксли: «Человеческий род может, если того захочет, превзойти самого себя и делать это не только спорадически: кто-то в чём-нибудь одном, кто-то — в чём-нибудь совсем другом, а совершенно иначе, в масштабах человечества в целом. Нам необходимо дать название этому новому убеждению. Возможно, здесь подойдёт слово «трансгуманизм»: человек останется человеком, но превзойдёт себя, реализуя новые возможности своей собственной природы. Коль скоро найдётся достаточно людей, которые смогут твёрдо сказать: «Я верю в трансгуманизм», род человеческий достигнет порога новой формы существования, и она будет столь же отличной от нашей, как наша отлична от пекинского человека. Тем самым человечество наконец-то приступит к осознанному выполнению своего подлинного предназначения». [1]
И если Хаксли лишь предположил, что наступит время, когда род человеческий «достигнет порога новой формы существования», то сегодня уже называются сроки — несколько десятилетий, — ожидая, что такой «переход» состоится не позже середины XXI века.
Что несет с собой возможность такого трансгуманистического изменения (или антропологический переход)? Одно ли избавление от болезней и потенциальное бессмертие в небиологической форме, о чем обычно заявляют приверженцы трансгуманизма?
В 2018 году в специализированном институте «Критической сложности» в Санта-Фе (США), созданном под эгидой Пентагона и Государственного департамента США, прошел семинар, на котором обсуждались различные варианты будущего. Докладчики рассмотрели четыре варианта развития событий с учетом различных опасностей, грозящих человечеству: демографических, экономических, климатических, возможного появления искусственного интеллекта.
1) Оптимальный сценарий. Человечество преодолеет все надвигающиеся кризисы, вызовы и продолжит свое развитие.
2) Революционный сценарий. Человечество не только преодолеет все кризисы, но и сможет выйти на принципиально новые уровни развития (будет совершен технологический прорыв).
3) Катастрофический сценарий. Человечество окажется не готовым преодолеть предстоящие кризисы, и произойдет катастрофическое обрушение.
4) Антропологический переход. Предполагает разделение человечества на две группы, которые будут различаться между собой как два вида.
Информацию о семинаре и его результатах озвучил А.И. Фурсов (директор Центра русских исследований Института фундаментальных и прикладных исследований Московского гуманитарного университета), рассказавший в одной из передач [2], что он ознакомился с двухсотстраничным отчетом, выпущенным по итогам семинара.
К сожалению, сам отчет найти не получилось. Однако на сайте института можно видеть анонс этого мероприятия, проходившего в период с 1 по 8 августа 2018 года. [3] Семинар получил название: «Растущий разрыв между нашими физическими и социальными технологиями. Разработка альтернативного видения нашего будущего» («The Growing Gap Between Our Physical and Social Technologies. Developing an alternative vision for our future»). По итогам семинара институт публикует сообщение [4], названное «дорожной картой», с отсылкой к двум документам:
1) Выводы рабочей группы SFI 2017 года. «Предвидение новых способов культурных и технологических изменений». [5]
2) Эссе «Изменение технологической и человеческой идентичности» [6], которые мы с вами разберем. Но сначала дадим слово Андрею Ильичу Фурсову. То, что он сообщает [2], крайне интересно. И хотя, как было сказано, с самим отчетом ознакомиться не получилось, но информация косвенно подтверждается документами, опубликованными по итогам этого семинара, которые мы также рассмотрим в этой главе.
Итак, докладчики рассмотрели четыре варианта будущего (оптимистичный, революционный, катастрофичный, антропологический переход), из которых первые два варианта большинством экспертов были отвергнуты. Ответчики отметили крайне низкий уровень волевых и интеллектуальных качеств современной правящей элиты и стандартизированного обывателя, неспособных на революционное преодоление надвигающихся вызовов.
В итоге 55% участников конференции предположили, что наиболее вероятным является катастрофический сценарий. Если же катастрофы удастся избежать или её результаты будут не столь фатальны, 25% участников высказались за желательность реализации четвертого сценария, названного антропологическим переходом, который будет заключаться в том, что возникнут две (возможно, и более) социобиологические касты. С одной стороны, каста-вид высших существ — элита — это те, кто будет жить на чистой территории, получать хорошее образование, питаться экологически чистыми продуктами и жить долго. С другой стороны — вид-каста существ, необходимых для обслуживания быта высшей касты.
По мысли ученых из Института Санта-Фе, такой переход, возможно, произойдет в ближайшие два десятилетия:
«То, как общество подойдет к этому переходу в следующие два десятилетия, будет иметь решающее значение для определения того, будет ли 21-й век «нашим величайшим веком или нашим худшим веком», по словам ученого-компьютерщика Джеймса Мартина». [4]
В открытой части говорится о возможности создания элиты транслюдей со способностями, недоступными для населения в целом:
«Мы могли бы стать первым видом, создавшим себе потомков. В настоящее время это надумано, но трансгуманизм предлагает альтернативный подход, а именно изменение людей, чтобы они оставались полезными. Конечно, у этой технологии есть антиутопические возможности, например, создание людей для военных целей или создание новой элиты транслюдей с возможностями, недоступными для остальных людей». [7]
А вот среди своих (на закрытом семинаре), собравшиеся для обсуждения и «разработки альтернативного видения нашего будущего», говорят уже не только о создании трансэлиты и транслюдей для военных целей, но и о транслюдях для обслуживания.
Конечно, можно сказать, что это всего лишь какой-то институт, какой-то семинар, мол, нет тут ничего серьезного, просто ученые размышляют. Это же не заседание ООН и не клуб мультимиллиардеров, властителей мира.
Действительно, это всего лишь институт и всего лишь один закрытый семинар. Нам же важно понимать, какие вопросы сейчас обсуждаются в западной научной среде, к каким выводам приходят. К тому же это довольно серьезный институт, представляющий свои доклады тем, кто уже может принимать соответствующие судьбоносные решения.
В 2020 году на сайте Aeon.co публикуется эссе под названием «Изменение технологической и человеческой идентичности» [6], в котором имеется отсылка к работе закрытого семинара, и на сайте института также мы находим ссылку на данный документ. То есть данное эссе — не просто чья-то фантазия, это работа, созданная по итогам данного семинара, мысли, которые решено выложить для всеобщего ознакомления. Итак, давайте посмотрим, какие изменения технологической и, самое главное, человеческой идентичности предлагаются.
«Это дезориентирующее время. Разногласия глубоки, фракции упрямы, общая реальность рушится. Технологии меняют нас и общество, в котором мы живем, с невероятной скоростью. Как мы можем понять смысл этих изменений? Как мы можем создать новые инструменты, чтобы управлять нашим будущим? Какова наша новая идентичность в этом меняющемся мире?» [6]
Мы и не замечали, но, оказывается, общая реальность рушится, а технологии уже меняют нас, и поэтому человеку нужна некая новая идентичность. Пока ничего нового, кроме рушащейся реальности. И термин «новая идентичность» звучит не страшно. Давайте попытаемся понять, что имеется в виду.
В статье много говорится о развитии технологий, о дарвиновском отборе, который применим как к живым существам, так и к технологиям. Таким образом, видимо, авторы желают обосновать возможность и даже неизбежность изменения человека.
«Мы можем начать манипулировать своими геномами, как мы уже манипулируем геномами других видов». [6]
Сказано: «можем», но из всего дальнейшего текста становится понятно, что имеется в виду: «будем манипулировать».
«Мы, вероятно, станем первым видом (по крайней мере, на Земле), создавшим собственное эволюционное потомство, состоящее из кремния или углерода, или, что более вероятно, из комбинации того и другого. Результат может быть пугающим, но он также может быть красивым». [6]
Здесь говорится о возможном создании новой небиологической формы жизни и о непредсказуемости последствий. Интересная и одновременно пугающая мысль. Говорится, что процесс создания небиологической формы жизни способен погубить человеческий род. Впрочем, может и не погубить, если новая форма жизни получит разум, позволяющий ей дойти до осознания необходимости чтить своего родителя — человечество. Однако эта мысль не главная. Она лишь показывает непредсказуемость прогресса технологий, который может привести как к чему-то хорошему, так и к гибели рода людского. И еще сказано, что прогресс неизбежно будет стирать границы между человеком и машиной.
«Стираются границы между социальными и физическими технологиями, тем, что значит быть человеком, и что значит быть машиной». [6]
Люди — уникальные существа, они способны работать с информацией. Это вывело нас из ряда живых существ и сделало повелителями планеты. Но это же якобы довело нас до шестого массового вымирания (sixth great mass extinction event)! И, по мысли авторов эссе, человечество движется к пропасти.
«Уникальные возможности Homo sapiens по обработке информации позволили нам изменить нашу планету и доминировать над ней в беспрецедентной степени, но эта сила превзошла несущую способность Земли, ввергнув нас в шестое великое массовое вымирание. В настоящее время наши информационные технологии не спасают нас от этого будущего. Они просто позволяют нам быстрее добраться до пропасти». [6]
Здесь есть незаметная подмена понятий. Так называемое шестое массовое вымирание называется еще голоценовым или антропогенным вымиранием. Это исчезновение видов живых существ, происходящее на протяжении последних двенадцати тысяч лет, связанное с деятельностью человека. Понятно, что за это время из-за деятельности и расширения ареала обитания человека исчезло много видов, что, безусловно, печально. Но сказано: «Мы ввергнуты в это шестое массовое вымирание», как будто вымирают люди. Фраза имела бы смысл, если бы это говорилось от имени животных. На самом деле авторы вкладывают в сознание читателя следующую мысль: земля перегружена людьми, и, если ничего не предпринимать, то все мы погибнем. А голоценовое вымирание живых существ использовано как «страшилка», должная подтвердить мысль: людей слишком много, планета «перегружена» людьми.
Дальше говорится о науке XXI века, интернете, информационных гигантах. Но важно следующее утверждение: Китай начинает следить за всеми своими жителями, и люди считают это нормальным, в то время как западного обывателя это пугает. Дальше следите за руками:
«Жители Запада в ужасе отшатываются от перспективы системы социального кредита, управляемой авторитарным правительством. Многим китайцам, напротив, это представляется удобным или, по крайней мере, они соглашаются с тем, что их жизнь контролируется, пока растет их экономическое благосостояние. Можно провести аналогию с эволюционным переходом от одноклеточных к многоклеточным организмам 700 миллионов лет назад. Многоклеточные организмы возникли, когда одноклеточные отказались от своей автономии в пользу «экономических выгод» многоклеточности. Может быть, китайцы находятся в авангарде подобного перехода для человеческих обществ? Иерархически управляемый суперорганизм имеет очевидные преимущества: он позволяет использовать огромные возможности сотрудничества для целенаправленного решения проблем. Если бы весь мир следовал китайской модели, возможно, было бы легче быстро координировать действия, необходимые для решения чрезвычайной климатической ситуации. Конечно, потеря индивидуальной свободы и автономии весьма проблематична…». [6]
Читателя, видимо, должен вдохновить пример потери жителями Китая индивидуальной свободы и автономии в обмен на рост экономического благосостояния и решение экологических проблем. И главное, «потеря индивидуальной свободы и автономии», внедрение контроля уподобляется переходу на новый уровень, как отказ одноклеточного организма в пользу «экономических выгод» многоклеточности!
Озвучена цель: усилить контроль и уменьшить свободы индивидуумов. И дается обоснование, почему люди должны согласиться с этим. Это ведь есть переход на новый эволюционный уровень. А кто не захочет, тот, видимо, будет признан неблагонадежным элементом, врагом эволюции, прогресса и экологии! Раньше сказали бы: «враг свободы и демократии», но теперь уже слово «свобода» рискует перейти в разряд ругательных.
Либеральная демократия, именем которой еще совсем недавно оправдывалось любое зло так же, как и индивидуальная свобода, может трансформироваться во что-то иное:
«Либеральная демократия возникла в доинформационную эпоху. До недавнего времени казалось, что она должна стать доминирующим способом управления, но теперь ей бросают вызов. Появляются новые гибридные формы демократии и авторитаризма с разной степенью контроля за индивидуальным поведением. Это поднимает ключевой вопрос: сможет ли демократия адаптироваться, чтобы лучше функционировать в новой среде гиперсвязанного информационного века…» [6]
Дальше говорится, что, может быть, мы сможем как-то реанимировать демократию, не повторяя китайский вариант. Может быть — да, а может быть — нет. Это эволюция, и результат мы не узнаем, пока не пройдем этот путь.
И еще интересная аналогия. Я приведу цитату, а потом объясню ее смысл:
«Но по самой своей природе эволюционный отбор — это конкурентный процесс, и маловероятно, что конфликт исчезнет. Появление цианобактерий 3 миллиарда лет назад привело к попаданию кислорода в атмосферу, убившего большую часть остальной жизни на планете, но позволившего возникнуть всем современным формам жизни». [6]
Ничего не напрягает? Авторы озабочены перенаселением планеты. Они постоянно говорят об эволюции — в данном случае рукотворной эволюции человека и эволюции технологий. А эволюция жестока, поскольку в её основе лежит естественный отбор. Жестокость названа конфликтом, который, видимо, не исчезнет. И пусть в результате появления цианобактерий умерла большая часть остальной жизни на планете, зато возникло что-то новое! А следовательно, этими жертвами можно пренебречь ради будущего великолепного (возможно) результата.
Так, читателя подводят к мысли о возможности гибели всего того, что не впишется в новый создаваемый мир. И объясняется это жестокостью естественного отбора, законом эволюции! На подходе настоящее звериное царство, где слабые умирают, уступая место новым видам! И это родилось в недрах научного сообщества ведущих умов западного мира!
«Нас ждут большие перемены. Эволюционный взгляд дает нам представление о том, что вызывает наши проблемы, и направляет нас на путь их решения. Чем лучше мы понимаем силы, движущие эти изменения, тем больше мы можем договориться и действовать эффективно, чтобы сформировать будущее, которое резонирует с нашим личным и коллективным видением мира, который мы хотим для наших детей». [6]
То, что при реализации этой программы человечество ожидают большие перемены, — это понятно. Непонятно другое: почему разумному человеку предлагается действовать по законам неразумной природы? Почему надуманную проблему (шестое вымирание некоторых видов животных, происходящее на протяжении десятка тысяч лет, назвали «нашим вымиранием») предлагают решать методами неразумной природы: естественным отбором, намекая на возможность гибели всего, не вписавшегося в новый мир.
Почему не призвать разум, не задуматься о том, что наука могла бы помочь в освоении новых источников энергии, которые, в свою очередь, дали бы возможность создавать нужное количество пищи для многочисленного населения планеты? Но нет, выбран иной путь, путь звериный, путь естественного отбора. Это говорится витиевато, обтекаемо, но вполне определенно. И мы догадываемся, что за закрытыми дверями это обсуждается без обиняков: население планеты хотят сократить, а остаток разделить на касты, которые будут различаться на видовом уровне. Проще говоря, трансгуманистическими методами будут созданы разные виды «транслюдей»: «сверхлюди» и «недолюди». Могут быть созданы виды постлюдей для войны, для работы, для сексуальных утех и т. д., и т. п.
Редактирование генома дает элитам невиданные ранее возможности: создать послушное, рабочее человекоподобное существо, довольное своим положением, а новую элиту транслюдей наделить «возможностями, недоступными для населения в целом».
И когда будут достигнуты ожидаемые результаты (будет создана возможность производить на фабриках генно-модифицированных работников в нужном количестве), тогда миллиарды людей, ставших ненужными, ожидает участь живых существ, погибших при появлении цианобактерий три миллиарда лет назад.
Естественный отбор! Ничего личного. Эволюция! И еще забота о будущем детей! Только вот непонятно: чьи дети имеются в виду, коль скоро миллиардам людей уготована участь динозавров?
Великий антропологический переход, о котором мы говорили в предыдущей главе, не есть лишь фантазия западных ученых. Предлагаю вашему вниманию научную статью из российского научного журнала «Известия Юго-Западного государственного университета» Том 11 №1 / 2021 под редакцией Минобрнауки России. Статья «Сетевая цивилизация и природа Большого антропологического перехода» (2021 г.), авторы: доктор философских наук В. И. Аршинов и доктор философских наук В. Г. Буданов. [1]
Авторы, очевидно, знакомы с размышлениями западных коллег о Великом антропологическом переходе. Скажу более: статья написана на грант РФФИ № 20-011-00904а «Методология сложно-сетевого мышления: Большой антропологический переход и вызовы цифровой эпохи». Кто не знал, то РФФИ — это фонд, находящийся в ведении правительства Российской Федерации. Иными словами, о надвигающейся трансформации знает не только российская наука, но и власть.
Итак, давайте посмотрим, есть ли у нашей науки ответ на «вызовы цифровой эпохи». Эти размышления мы будем сравнивать с результатами закрытого семинара, проходившего в институте Санта-Фе.
«Цель исследования заключается в изучении природы и перспектив Большого антропологического перехода, в который вступила в последние годы глобальная цивилизация». [2]
То есть цивилизация, по мысли представителей российской науки, уже вступила в период Большого антропологического перехода, если вы не знали. Эта мысль крайне удивительна, ведь антропологический переход подразумевает изменение человека, а подавляющее большинство жителей планеты об этом даже не догадывается! Ученые разных стран кулуарно обсуждают начавшиеся изменения, которые приведут к физическому изменению человеческого вида, размышляют о том, как реагировать на этот «вызов», а люди, не знакомые со специальными научными трудами, даже не догадываются о надвигающейся антропологической революции! СМИ обсуждают всё что угодно, только не это. На ум приходит не очень хорошая аналогия: как будто человеческое общество, словно пациента перед операцией, вводят в состояние наркозного сна, усыпляя ненужной информацией.
Изменение человеческого естества, которое западные ученые преподносят как эволюционный процесс, к эволюции не имеет никакого отношения. Кибергизация, соединение человека с машиной, перенос сознания на небиологические носители, изменение генома человека и создание новых видов человеческих существ для обслуживания элиты или войны, наделение трансэлиты новыми качествами, недоступными представителям низших каст, — всё, что составляет суть Великого антропологического перехода, прогнозируемого уже в этом веке, не произойдёт само собой. Потому это не эволюция, а революция или насильственно осуществляемые изменения. А поэтому сравнение с операцией более чем уместно. И непонимание надвигающегося изменения большей частью населения справедливо можно сравнивать с пациентом, погруженным в наркотический сон перед операцией.
Но вернемся к статье. Российские авторы научной статьи согласны со своими западными коллегами из Института Санта-Фе (Santa Fe Institute) и также полагают, что развитие генетики, информационных и компьютерных технологий неизбежно приведет к трансформации человеческой цивилизации.
Предполагаются три возможных варианта будущего:
1) апокалиптический;
2) цифровая диктатура, промежуточный вариант между апокалиптическим и оптимистичным;
3) оптимистичный, предполагающий возникновение цифрового сетевого гражданского общества.
Апокалиптический сценарий, как и у западных коллег из Санта-Фе, предполагает гибель или откат к первобытному состоянию из-за техногенных, экологических или иных катастроф, вызванных деятельностью человеческой цивилизации. Как мы помним, западные коллеги назвали такой вариант наиболее вероятным.
Второй сценарий российских ученых был назван цифровой диктатурой. По этому сценарию население планеты ждет радикальное сокращение. Предполагается появление наследственного класса элитариев, неофеодализм, то есть возникновение класса господ и, соответственно, обслуживающего их класса.
«Существует промежуточный вариант глобального диктата в регулировании численности населения также на базе сетевых технологий. Похоже, так называемая пандемия COVID-19 и навязанная обществу реакция на нее являются началом реализации подобного сценария. Предполагаются управляемая тоталитарная редукция численности населения к приемлемым для нагрузки на биосферу планеты значениям, поражение основной части населения в гражданских правах, например, за счет пандемического медицинско-бюрократического террора, создание наследственного класса элитариев, неофеодализм, перезапуск социальных архетипов жизнеустроения прошлого. Это не раз бывало после того, как накопившиеся проблемы и противоречия сжигались в пламени мировых войн, с той разницей, что мобилизационный режим войны заменен мобилизационным режимом перманентной пандемии, карантинов, медицинских паспортов на въезд-выезд и т. п. Этот сценарий совершенно откровенно прописан в книге основателя и президента Давосского форума Клауса Шваба «COVID-19: New Great Reset», вышедшей летом 2020 г., и фактически дает дорожную карту движения к будущему «золотого миллиарда». Электронные сети в этом сценарии в первую очередь используются для тотального контроля за населением, а не для социальной самоорганизации и коллективного творчества, что уже реализовано в Китае в довольно изощренном виде — не только контроль, но и социальное рейтингование, поощрение и наказание на его основе». [3]
Ученые высказываются очень аккуратно, однако с определенностью, не оставляющей сомнений в том, что при реализации данного сценария ожидается:
• сокращение населения,
• поражение в правах большей части населения.
• создание наследственного класса элитариев и неофеодализм или иные «социальные архетипы жизнеустроения прошлого», одним из которых является, к примеру, рабовладение.
Российские ученые высказывают те же самые мысли, что и ученые на закрытом семинаре Института критической сложности, с одним, может быть, отличием: западные ученые высказались в пользу «цифровой диктатуры». И хотя этот вариант у них назван иначе, суть сказанного от этого не меняется. Западные ученые ориентируются на построение общества «цифровой диктатуры»! Российские ученые просто-напросто дали этому варианту верное наименование.
Ученые размышляют о будущем, которое возникнет в результате трансформации человеческого вида (процесса, названного антропологическим переходом), а поэтому возникающий «наследственный класс элитариев» будет отличаться от низшего класса на уровне вида. Высший класс господ будет отличаться от существ из низших каст настолько, насколько сегодня человек отличается от обезьяны или даже больше.
Очевидно, что идеологи разделенного на виды человечества мечтают о том, чтобы новые элиты стали бы для обитателей нижних этажей разделенного человеческого рода чем-то вроде богов: всесильными и бессмертными, — или, в крайнем случае, сверхлюдьми, наделенными сверхспособностями. И теоретически это можно реализовать, двигаясь по пути трансгуманизма. Власть, деньги и новые технологии способны наделить высший класс элитариев неким условным всевластием, а трансгуманизм должен решить вопрос бессмертия. Правда, для решения этой задачи придется отказаться от человечности, от своего природного вида. Сторонники трансгуманизма полагают, что это возможно достичь, если наука окончательно разберется с устройством человека и если удастся изъять сознание из смертной биологической оболочки, чтобы поместить его в нечто более «ремонтнопригодное».
«Трансгуманизм — активно развивающаяся форма современного мировоззрения, которая рассматривает в качестве главной задачи, стоящей перед человечеством, преодоление биологической обусловленности человеческого существа и достижение индивидуального бессмертия… Человек смертен, поскольку субстратом его сознания (я, личности) является непрочный и несовершенный биологический организм, который неизбежно стареет, разрушается и умирает. Следовательно, бессмертие возможно с этой точки зрения только лишь в том случае, если биологический носитель нашего сознания будет либо радикально видоизменен — преобразован в некое бессмертное совершенное квазибиологическое существо (например, путем киборгизации — замены большей части органов тела механическими аналогами), либо в более радикальной форме бессмертие достигается путем «переноса» индивидуального сознания на новый, искусственно созданный, гораздо более прочный и «ремонтнопригодный», чем биологическое тело, субстрат». [4]
Мы рассмотрели два варианта будущего: катастрофичный и вариант реалистичный, названный российскими учеными цифровой диктатурой (по мнению западных ученых, наиболее желательный). Обратимся теперь к варианту оптимистичному. В данной научной статье он назван цифровым сетевым гражданским обществом. Мы помним, что у западных ученых также присутствовали варианты «оптимистичный» и «революционный», но оба они были отвергнуты как маловероятные.
Вариант номер три: цифровое сетевое гражданское общество, который можно также назвать цифровым коммунизмом. Судите сами:
«Новая форма творческой социальной самоорганизации населения, устранение вопиющего имущественного расслоения, электронная демократия и меритократия, цифровая экономика в режиме эксклюзивного онлайн-планирования, экономика дарения и совместного пользования, поощрение инноваций и творчества каждого индивида, освоение мирового океана, система природоподобия безотходного производства и техники, освоение ближнего космоса и Луны». [3]
Здесь мы видим набор некоторых пожеланий, заставляющих вспомнить о коммунизме:
— «экономика дарения и совместного пользования», то есть отказ от денег;
— «поощрение инноваций и творчества каждого индивида», напоминающее о раскрепощении высших творческих способностей, о чем мечтали коммунисты.
— «устранение имущественного расслоения», или бесклассовое общество, или стремление к равенству и справедливости;
— «экономика в режиме … онлайн-планирования», плановая экономика.
Поэтому этот вариант без особых натяжек можно назвать цифровым коммунизмом. С другой стороны, писали же русские люди. А о чём еще мечтать? Не о рабовладении же! Русская мечта: сделать так, чтобы все были счастливы! И она находит свое выражение в третьем утопичном варианте будущего от российских ученых, получившем название — цифровое сетевое гражданское общество.
Еще раз напомню: рассматриваются варианты будущего после трансформации человека, после того как человек изменится, когда произойдет синтез человека и машины, когда сознание будет интегрировано в некую цифровую среду, когда научатся при помощи генной инженерии изменять человека. Приходится постоянно напоминать себе и читателю об этой новой будущности, которой мы себе пока даже не можем представить и которая названа Великим антропологическим переходом от человечества к человечеству измененному, трансгуманистическому. И напомню, что такой переход, такая революционная трансформация, если ничего не изменится, по мысли ученых, произойдет уже в этом веке. А русские ученые в статье, которую мы разбираем, говорят, что глобальная цивилизация уже вступила в эру антропологического перехода.
Сетевой или цифровой коммунизм сам по себе неплох. По крайней мере, это лучше, чем цифровая диктатура или катастрофа. Но проблема заключается в том, что для реализации данного сценария нужны силы, способные воплотить его в жизнь. Нужны те, кто верит в возможность построения такого мира, нужны те, кто считает такое мироустройство благим и кто готов приложить все свои силы для воплощения данного сценария в жизнь. И в этом самая главная проблема. Такой силы на данный момент нет. А вот желающие построить цифровую диктатуру есть.
И мы помним, что на закрытой конференции в Санта-Фе оптимистичный сценарий был отвергнут, в том числе и по причине отсутствия сил, необходимых для его осуществления. Потому с сожалением приходится констатировать: оптимистичный сценарий развития будущего, предложенный российскими мыслителями, скорее всего, есть лишь умозрительная альтернатива наиболее вероятным негативным сценариям. И если отбросить этот сценарий как утопичный, то получается, что при сохранении текущего вектора у человеческой цивилизации имеются лишь два варианта: либо неуправляемая катастрофа — ядерная, биологическая, экологическая или какая-то иная, — либо построение кастового общества, в котором заинтересованы сильные мира сего.
Можно ли считать оптимистичный сценарий русским ответом, альтернативой западному пути разделения человечества на господ и рабов, мира, в котором сокращение населения будет объясняться естественным отбором? Хотелось бы, чтобы русский ответ существовал. Но, думаю, что пока его нет. Впрочем, хорошо уже то, что названа хоть какая-то альтернатива.
Западные и отечественные мыслители полагают, что в результате развития технологий человечество как вид будет изменяться. И нас, живущих сегодня, не может не волновать то, что во-первых, Великий антропологический переход, по прогнозам, должен произойти уже в этом веке и даже через несколько десятилетий; во-вторых, говорится об изменениях на уровне вида, когда новый человеческий вид будет отличаться от сегодняшнего, как современный человек от пекинского или даже больше! Мы с вами увидели, что это изменение, названное Великим антропологическим переходом, есть что-то неслыханное! Это трансформация, которая может уничтожить человеческий род или привести к созданию чего-то вообще лишенного какой бы то ни было человечности. И нас, похоже, волокут в эту сторону, в это неведомое трансгуманистическое будущее, где его архитекторы планируют занять место земных богов: всесильных и бессмертных. Всем же остальным обитателям планеты предопределив участь динозавров или, в лучшем случае, существование в числе немногочисленных представителей низшей касты обслуги, находящейся под тотальным контролем.
И это преподносится как эволюционный процесс. Российские ученые пишут о том, что глобальная цивилизация уже вступила в эру Великого антропологического перехода, а люди, миллиардам из которых не предусмотрено место в новом мире, даже не догадываются об этом! Их информируют о чем угодно: о курсах валют, о происходящих войнах и эпидемиях по всему миру, о чрезвычайных происшествиях, происходящих на другой стороне планеты, о жизни звезд и прочей требухе, но не говорят о главном: о том, куда движется наш мир, вектор развития которому задает западная цивилизация!
И уже практически открыто говорят о необходимости сокращения населения! В предыдущей главе мы ознакомились с документом, предлагающим посмотреть на этот процесс как на эволюцию, которая 3 млрд. лет назад привела к вымиранию большей части живого на планете! Мол, нет ничего страшного в том, что умрет всё, ставшее ненужным, не сумевшее приспособиться к новым условиям, но зато появится нечто новое! Вам не кажется, что это какой-то новый, получивший благовидное научное обоснование, фашизм?
В биологической природе человека нет предпосылок к анонсированному антропологическому переходу. Нет никаких возможностей естественного изменения человеческого существа. А потому антропологический переход никак не может быть эволюционным процессом, это насильственное изменение человеческой природы, имеющее целью:
А) добиться бессмертия для избранных;
Б) сократить население планеты;
В) поставить оставшуюся часть человечества под тотальный контроль.
Трансгуманистическое изменение человеческой природы делает в теории возможным разделение человечества на сверхлюдей и недолюдей. А мы помним, что фашизм использовал понятие «недочеловек» или «унтерменш».
нем. Untermensch — «Unter-» низший, «Mensch» — человек.
Фашизм уже пытался построить мир, разделенный на господ и рабов, а также отработал технологию уничтожения целых народов. Возникающая новая идеологическая конструкция, нацеленная на коренное изменение мира, преследует во многом похожие цели, только в более грандиозных масштабах. При этом новый фашизм прикрывается благовидными словами об эволюции, защите экологии, снижении нагрузки на биосферу и т. п.
Кандидат исторических наук А. И. Фурсов ввел в оборот термин «Био-Техно-Эко-фашизм». И, думаю, уже понятно, почему? Идеологи нового мира собираются устроить террор, превосходящий злодеяния Гитлера, используя для этого биологию, технологии и экологию как обоснование. Кстати, в статьях западных мыслителей, которые мы рассматривали в прошлой главе, можно встретить аббревиатуру BINC (Bio + Info + Nano + Cogno), указывающую на основные научно-технические направления, должные стать ядром «новых культурных и технологических» и антропологических изменений. [5]
Процитирую разбиравшийся нами документ, выпущенный по итогам конференции в Santa Fe Institute:
«Bio относится к технологиям, которые поддерживают контроль над сельским хозяйством, пищевой промышленностью, здоровьем и воспроизводством... Info относится к технологиям манипулирования, обработки и передачи информации, включая интернет, виртуальную реальность, мобильные устройства, социальные сети, хранилища данных, поисковые системы. Nano относится к технологиям, которые манипулируют материей на атомном, молекулярном и надмолекулярном уровне... Cogno относится к разработке инженерных методов, лежащих в основе мышления и обучения, — слияния когнитивной науки, искусственного интеллекта и машинного обучения. Например, различные типы робототехники могут разрабатываться во всех четырех областях «BINC». [5]
Западный термин BINC — это и есть ядро того, что Фурсов назвал био-техно-эко-фашизмом.
Кстати, обратите внимание на символ института в Санта-Фе, работы которого мы разбираем. Центральный элемент эмблемы, расположенной на сайте, вам ничего не напоминает?
Подходящая эмблема, которую можно наносить на костюмы или рукава BINC активистов. И очень может быть, что когда-то и станут наносить.
Santa Fe Institute (www.santafe.edu):
Можно ли говорить о том, что мы смогли разглядеть возникающую человеконенавистническую идеологию, нацеленную на создание нового мира, ратующую за сокращение населения Земли и разделение рода человеческого на сверхлюдей и унтерменш? Может быть, это лишь фантазии автора? Думается, некоторые из читающих эти строки лишь отмахнутся. И это понятно. Человеку хочется верить в лучшее: какой неофеодализм, какие унтерменш? Проще и приятнее думать, что мир ждет процветание, а нами управляют мудрые люди, имеющие светлые цели.
И хорошо, если бы мы ошибались. Но факты, как говорится, вещь упрямая. Слишком много факторов указывает на то, что мир куда-то волокут. Происходят изменения невиданного масштаба. И мы встречаем реальные доктринальные документы вроде «дорожной карты» преодоления растущего разрыва между физическими и социальными технологиями. [6]
В результате обсуждения у западных мыслителей рождается эссе Aeon 2020 года «Изменение технологической и человеческой идентичности» [7], в котором предрекается вымирание той части живого, что не сможет приспособиться к новым условиям жизни, подобно тому, как вымерла большая часть всего живого 3 млрд. лет назад при появлении цианобактерий.
Мы видим, как люди уровня Сороса продвигают идею «Открытого общества», делая отсылки к «Дивному новому миру» Олдоса Хаксли.
А на приватных конференциях обсуждают как желательный вариант, должный спасти человечество от катастрофы и самоистребления, Великий антропологический переход, или, иными словами, трансформацию человеческого рода, слияние человека и машины, оцифровку сознания и перенос его на небиологические носители, кибернетизацию человека и даже разделение человеческого общества на касты. Говорится о «революции дарвиновского типа»:
И. В. Бестужев-Лада: «Ближайшие 20–30 лет будет разработано несколько поколений компьютерной техники и сетевых технологий, после чего произойдёт переход человечества в качественно новое состояние. Этот переход будет радикальнее, чем переход от обезьяны к человеку». [8]
Джулиан Хаксли: «Род человеческий достигнет порога новой формы существования, и она будет столь же отличной от нашей, как наша отлична от пекинского человека». [9]
И как примерно будет выглядеть этот «дивный новый мир», можно понять, прочитав одноименную антиутопию родного брата Джулиана Хаксли — Олдоса Хаксли. [10]
В 1932 году, описывая фабрики, на которых выращивают людей с нужными свойствами, писатель представлял себе использование химии, биологических технологий и гипноза. Сегодня же набор средств, позволяющих вмешиваться в процесс создания и изменения организмов, увеличился. Люди осваивают генные способы модификации организмов. А развитие кибернетики и информационных технологий может привести к созданию искусственного интеллекта. Появляется возможность объединения человека и машины, а в перспективе и переноса человеческого сознания на небиологические носители. Пока такая возможность кажется фантастичной. Однако несколько десятилетий назад генная инженерия казалась фантастикой.
Трансформация мира уже началась. И пандемия коронавируса, в искусственном происхождении которого уже мало кто сомневается, стала одним из инструментов, который позволил достичь некоторых успехов в деле уменьшения индивидуальных свобод. И не нужно сомневаться, что это был только пробный заход.
Другим инструментом трансформации стал целенаправленный удар по традиционности во всех областях жизни. Разрушается понятие брака, семьи как ячейки общества, состоящей из мужчины и женщины. В некоторых странах термины «папа» и «мама» заменяются на бесполые: «родитель № 1» и «родитель № 2».
У родителей стараются изъять функцию воспитания детей через развитие так называемой «ювенальной юстиции», когда ребенок может пожаловаться на любое притеснение. В результате родители теряют возможность учить и должным образом воспитывать собственных детей. Если ребенок не хочет тепло одеваться зимой, то родителям проще пойти на уступки и лечить его потом, чем настаивать на своем, рискуя столкнуться с ювенальным аппаратом. Сложно бывает поверить, какие метаморфозы происходят на Западе, вытекая из, казалось бы, благих (подающихся как благие) нововведений. Вот что пишет Инга Эйкевог, вышедшая замуж за норвежца:
«Многие дети дошкольного возраста не знают стихов, песен. Позже я узнала, что в Норвегии не принято учить детей азбуке до школы. Любое стремление образовывать детей дошкольного возраста расценивается как насилие над ребенком и может послужить поводом для изъятия его из семьи». [11]
Это лишь один эпизод. Работа ведется по многим направлениям. Запад агрессивно продвигает антигуманные «ценности», которые направлены на одно: превратить человечество в послушную, безликую массу разобщенных и недалеких индивидов.
Все ли согласны с этим? Нет, пока не все. В чем-то мешают традиционные религии, где-то препятствием на пути продвижения «ценностей» свободного общества являются отдельные государства, сохраняющие традиционность и свой взгляд на благое. Поэтому по ним наносится удар: Арабская весна, цветные революции, смещение режимов, управляемый хаос — все это несет миру Западная цивилизация во главе с США, преследующая свои цели.
Россия оказалась на пути этой трансформации, хотя у нас, как и во всем мире, тоже идут процессы деградации, впрочем, значительно медленнее, чем на Западе. Возможно, скорость деградации русского мира недостаточна, или же Россия не вписывается в новый мир по другим причинам, мы можем лишь гадать, но что очевидно уже сегодня: принято решение уничтожить Россию. Стратегию США выразил З. Бжезинский: «построить новый мировой порядок против России, на обломках России, за счет России». И мы видим, что Запад приступил к осуществлению своего плана, делая это чужими руками.
Не нужно думать, что остановятся на России. Стремясь к новому мировому антигуманному порядку, Запад будет сносить всё на своем пути. По крайней мере, он будет к этому стремиться. После России настанет очередь Китая, Арабского мира, мусульманских стран.
Если Россия не выдержит этого давления, не устоит, то еще до конца этого века «био-техно-эко-фашизм» развернется в полную мощь. Возникнут такие фабрики по утилизации «биомусора», по сравнению с которыми нацистские лагеря смерти покажутся детской шалостью. И о том, что так будет, нам было сообщено заранее:
«Когда будут говорить: „мир и безопасность“, тогда внезапно постигнет их пагуба, подобно как мука родами постигает имеющую во чреве, и не избегнут» (1 Фесс. 5:3).
Или другая цитата:
«Вот, на земле будет дешевизна во всем, и подумают, что настал мир; но тогда-то и постигнут землю бедствия — меч, голод и великое смятение. От голода погибнут очень многие жители земли, а прочие, которые перенесут голод, падут от меча». (3 Ездр. 16:22, 23)
Мир изменился. И изменится еще больше. И будет двигаться в сторону «дивного нового мира», описанного фантастом О. Хаксли, или даже чего-то более радикального, в сторону неофеодализма с трансэлитой, наделенной качествами, недоступными большей части человечества, и генномодифицированной обслугой. Однозначно, России в этом мире места нет. Нас там не ждут. Возможно, потому, что понимают, что русские никогда не согласятся с таким мироустройством. История показывает, что русским нужна справедливость, и как бы это ни казалось банальным и затертым: свобода, равенство, братство.
И Святая Русь в который раз может всех удивить и помешать осуществлению планов фашиствующей орды. Осатаневший мир, руководимый Западом, ставит нас перед выбором: сражаться и победить или сражаться и умереть, но в любом случае — сражаться.
И у нас есть исторический шанс помешать осуществлению этих сатанинских планов. И это совпадает с русской идеей, русской мечтой. Когда Святая Русь проснется окончательно, когда все поймут, что отступать некуда, тогда в который раз в своей истории Русь встанет на пути мирового зла — антигуманизма.
Было бы замечательно, если бы возник научно обоснованный, реализуемый проект сохранения человечества без генетических трансформаций, без «перезапуска социальных архетипов жизнеустроения прошлого», без возрождения феодализма, без разделения человечества на рабов и господ. Возможно, он появится. Хочется верить, что в том числе и данная работа будет способствовать этому.
Впрочем, даже одно сопротивление надвигающемуся злу, новому «био-техно-эко-фашизму», уже служит делу спасения человечества. Но одним ситуативным реагированием общемировые тренды изменить не получится. Давление будет нарастать. И если у русского народа не появится великая идея, не возникнет понимание новой великой миссии, имеющей мировое значение, то мы рискуем потерять и свою великую страну. Народ, мечтающий только лишь о чистых туалетах, достоин страны соответствующего размера. Но это не про русских. Ведь наша идея, прошедшая через века, вдохновлявшая на великие свершения: бороться с мировым злом ради счастья всех людей! И в этом наша историческая миссия!
Итак, пришло время подводить итоги нашего исследования. Мы уже понимаем, что русская идея неизменна или изменяется крайне незначительно, даже проходя через века. В чистом виде это есть мечта, идеал, представление народа о благом. Это именно идея! И эта идея сформировалась под воздействием христианства. Сокровенная идея русского народа есть подражание Христу — это желание послужить делу спасения человечества. Но, безусловно, не так, как спасает Бог, но как защитник, охранитель, миротворец, защищающий ближнего своего от зла или от несправедливости. Русская идея заключается в борьбе со злом и спасении мира. Повторюсь, это идеал, мечта. И когда удается приблизиться к этой мечте, русская история получает невиданный импульс, происходит активизация каких-то скрытых сил и возможностей, происходит «русское чудо».
Мы увидели, что во всей русской истории прослеживается именно эта идея: и тогда, когда Русь воспринималась нашими предками как новый Израиль, Святая Русь или Третий Рим, и тогда, когда русский народ принялся строить коммунизм.
И нам удалось увидеть и понять один важнейший аспект: русской идее, чтобы начать действовать, чтобы она смогла реализоваться в поле истории, необходимо обрести некое «тело». Идея должна актуализироваться, воплотиться в некую актуальную для данного исторического этапа форму.
И мы можем выделить две такие политико-идеологические формы:
Форма I возникла примерно в XV веке. Русь воспринималась удерживающим приход антихриста. Обычно говорят: «Третий Рим», но для народного сознания это была Святая Русь — крупнейшее независимое православное царство, сохраняющее истинную веру и тем удерживающее мир от гибели.
Форма II сформировалась в XX веке. Было создано коммунистическое государство, вставшее против мировой несправедливости — мира насилия (как пелось в гимне: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем»).
Можно ли назвать обе эти формы идеологиями? В применении ко второму периоду русской истории, когда русская идея проявила себя в форме красного коммунистического проекта, однозначно — да. А вот назвать идеологией в классическом виде народное представление о Святой Руси как о Новом Израиле сложно. Несколько ближе к идеологии форма, родившаяся в верхах: «Москва — Третий Рим» или третья «Римская империя», форма, также изначально имевшая духовное значение, Рим виделся удерживающим приход антихриста (2 Фес. 2:7).
В основе идеологии всегда лежит национальная идея. И национальная идея не может себя проявить иначе, как только облекшись в актуальную для данного исторического периода идеологическую форму.
Сегодня мы живем в период отсутствия идеологической формы, способной активировать скрытую силу, мощнейший потенциал русского народа. Дело усложняется еще тем, что после крушения СССР новое государство закрепило в своем основном законе — Конституции — отказ от государственной идеологии.
Возникло острое неприятие идеологии как таковой. Понятно, что это вызвано негативным советским опытом подавления любого инакомыслия. Попытка всех заставить смотреть в одну сторону силой никогда не приносила ничего хорошего — разве что на коротких отрезках времени для мобилизации всего общества (например, во время войны).
Протоидеология Святой Руси никого не возмущала. Народ не ощущал давления или принуждения к ее принятию или непринятию. Вся жизнь русского народа основывалась на православной вере, на учении Христа. Первичная русская идеологическая форма возникла как бы сама собой, как нечто само собой разумеющееся.
Идеология коммунистической партии возникла иначе, её насаждали силой. Никакое инакомыслие в СССР было невозможно. Инакомыслящие становились врагами государства. И вместо разъяснения, свободной дискуссии, развития мысли Советское государство стало навязывать всем гражданам СССР человеческое учение как догму и истину в последней инстанции. В то время как коммунистическая идея, созданная людьми, как любая научная теория, требовала развития. В результате возникла очень своеобразная «красная коммунистическая ортодоксия», квазирелигия. Ошибки научной теории XIX века были догматизированы. А сама теория из научной перешла в область веры: «Так завещал великий Ленин» — и точка! И только попробуй сказать, что кто-то из великих вождей в чем-то ошибался!
13-я статья Конституции — лучшее подтверждение тому, что эта стратегия оказалась ошибочной. Никакая идеология в будущем не должна навязываться. Новая идеология в идеале не должна вызывать ощущение несвободы. Ее должны принять сердцем и душой. Но это, повторюсь, в идеале. Новая идеология, бесспорно, нужна, только неизвестно, как она возникнет и возникнет ли вообще. Хочу привести слова А. И. Фурсова, сказавшего по этому поводу:
«Идеологии не пишутся в кабинете. Идеологии возникают в крови, в боях. Вот, например, великие идеологии Запада: марксизм, либерализм, консерватизм — возникли в классовых боях первой половины XIX века». [1]
Поэтому данная работа может лишь указать направление, дать информацию для размышления, попытаться подтолкнуть неравнодушных к поиску решения. И если мысли автора найдут отклик у читателя, то есть надежда, что появятся мыслители, ученые, философы, совокупные действия которых поспособствуют возникновению новой идеологической формы, позволившей бы реализоваться русской идее, что в свою очередь активирует скрытые силы нашего народа.
В настоящее время русская идея не проявлена, не имеет актуальной формы, позволившей бы народу реализовать свою миссию, свое предназначение. Когда же русская идея получает актуальную форму, результаты поражают: с XV по XIX век мир увидел взрывной рост Российского государства, как и в XX веке мир стал свидетелем индустриального, научного рывка, который иногда еще называют «русским чудом». Страна с разрушенной экономикой и инфраструктурой, не имевшая прогрессивных технологий, поголовно безграмотная, за короткий срок превратилась не только в мощную индустриальную и военную державу, одержавшую победу в великой войне, но еще стала успешно соревноваться с Европой и США. Это нельзя объяснить только лишь репрессиями, как нельзя объяснить победу в Великой Отечественной войне «заградотрядами» и страхом перед комиссарами.
Первая идеологическая форма (Святая Русь, Третий Рим), просуществовавшая пять веков, разрушилась по многим причинам.
Одной из причин ее крушения, но далеко не единственной, стало разложение элиты, совершенно переставшей понимать народ. Правящий дом за несколько веков онемечился и больше интересовался Европой и европейской политикой, чем своим народом. А между тем внутри нарастали противоречия. Элиты и народ перестали понимать друг друга, разделившись так, как будто это уже не один, а два разных народа. А как сказал Христос:
«Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Мф 12:25).
Коммунизм занял опустевшее место. Русская идея нашла себе новую форму, посредством которой она снова могла проявить себя. Русский народ увидел для себя новую великую миссию. И это дало новый мощный импульс развитию государства.
Надо сказать, что, называя Россию русским государством, мы не забываем, что Россия всегда состояла из множества народов. Но именно русский народ, как самый многочисленный, является тем стержнем, тем ядром, вокруг которого собирались и сплачивались другие народности, как пелось в гимне: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь».
Впрочем, русский — всегда интернационалист, поэтому русская идеология всегда интернациональна (как интернационально христианство, интернациональна и коммунистическая идеология). Идеологические формы: Святая Русь/Третий Рим, как и советский коммунизм в своей сокровенной глубине, вдохновлены заботой о всем мире, о всех народах, а не о себе только.
Во второй части нашего исследования (главы 2.7–2.9) мы подробно рассмотрели причины, приведшие к крушению идеологии Третьего Рима, и почему возникла новая идеологическая форма.
Поиск русской идеи, начавшийся в XIX веке, по глубокому убеждению автора, вызван возникшим идейным кризисом, который писатели и философы ощутили раньше других. К сожалению, их поиски не привели к необходимому результату: не удалось реформировать старую, не удалось создать новую идеологическую форму, которая сохранила бы связь человека с Небом. Увы.
Возникает принципиально новая идеология, которая, как это ни парадоксально, при отказе от христианского основания вместила русскую идею: идею борьбы с мировым злом, идею защиты человечества. Первая форма предполагала борьбу со злом метафизическим, а возникшая форма была нацелена на борьбу со злом физическим — насилием, несправедливостью, разделением, нищетой. Но коммунистическая форма заключала в себе ошибку, которая привела к многочисленным жертвам, а в конечном счете и погубила её саму (см. третью часть, главы: 3.1—3.8). Имя этой ошибке — материализм и богоборчество.
В итоге русский народ, сохранявший свою религиозность при внешнем отказе от религии, превратил коммунизм в квазирелигию, в которой позже сам же и разочаровался. И если Третий Рим просуществовал пять веков, то коммунизм на русской земле продержался всего 70 лет.
Пока страна жила в состоянии перманентной мобилизации (защита страны от интервенции, индустриализация, война, восстановление после войны, создание ядерного щита), отсутствие духовности в СССР компенсировалось революционным задором, драйвом или, как говорит С. Е. Кургинян, миссианским огнем. Однако через три-четыре поколения этот огонь почти полностью угас. И когда СССР развалился, возврата к прежнему не произошло. Вернуться к собственному прошлому оказалось невозможно. Во-первых, прошлая идеологическая модель утратила свое миссианское топливо уже в XIX веке, почему и оказалась возможна революция. Во-вторых, возврат в принципе бывает невозможен, как сказано: в одну реку нельзя войти дважды. Слишком многое изменилось. Потому после развала СССР была принята западная модель, мы попытались жить по правилам западной, давно уже отошедшей от христианства, цивилизации. Поэтому, отказавшись от атеистической идеологической модели, мы вошли в мир неоязычества, мир, поклоняющийся золотому тельцу.
Западный капитализм во времена существования СССР был вынужден скрывать свою звериную сущность, сдерживать себя, чтобы выглядеть более человечным. Тогда возникло понятие: «капитализм с человеческим лицом».
Конечно, это было временной и вынужденной мерой. Западные элиты боялись, что коммунистические идеи могут соблазнить их собственное население. Русский коммунизм как идейная альтернатива западному капитализму сдерживал Запад в определенных рамках. А после обрушения СССР эти рамки исчезли, и капиталистический мир начинает стремительно мутировать. И мутации эти принимают всё более уродливые, всё более пугающие формы. Сегодня на Западе травле и общественному остракизму подвергаются люди за любое высказывание, противоречащее «генеральной линии». Думается, скоро западному обывателю навяжут толерантное отношение к педо-, зоо- и некрофилам. Почему нет? Градус безумия будут наращивать. Зачем? Чтобы превратить общество в безликую, бесполую, развращенную массу, с которой потом можно делать всё, что угодно.
Помните образ пациента, которого уже положили на операционный стол и вводят наркоз? Идет подготовка к операции по лишению человечества человечности. Готовится Великий антропологический переход — переход человечества в трансгуманистическое состояние.
Коммунизм является идеологической моделью восхождения без Бога. Атеисты смотрят на человека как на эволюционировавшее животное. Но коммунисты предположили, что животное, сумевшее развиться до состояния человека разумного, способно развиваться и дальше: стать человеком свободным, у которого раскроются скрытые творческие способности. В то время как капитализм также видит в человеке потомка обезьяны. Но, в отличие от коммунизма, он не желает его развития. Ему нужна «темная энергия» человеческих пороков, которую он собирается использовать в своих целях. А потому капитализм неизбежно будет создавать прочную клетку для нисходящего человечества.
И если мысленно проследить дальнейший путь, по которому идет мир, то мы в финале увидим гибель. Человека не развивают, а наоборот, раскрепощают его страстную, греховную природу. Что дальше? Толпа ведь реально становится бесноватой. Потому неизбежно по мере раскрепощения звериности будет усиливаться контроль. А потом, после создания машинного интеллекта и развития новой, небиологической формы жизни, человеческую массу начнут сокращать, замещая работников разумными механизмами. Вот какой выход уже сегодня предлагают западные мыслители. И мы уже видим, что всё катится в эту сторону.
Сущностное различие коммунизма и капитализма в отношении к развитию человека: один путь предлагает раскрепощение высших творческих способностей, другой — раскрепощение низменных страстей. Один говорит о развитии, другой предполагает нисхождение на звериный уровень.
Но оба смотрят на человека как на животное, потому что исходят из материалистических предпосылок. Но если атеистический коммунизм является наивной верой в возможность восхождения человека без связи с Небом, то неоязыческий капитализм (всё больше становящийся сатанинским) просто ведет человечество к деградации и погибели. Погибели через антропологическую трансформацию.
Не нужно обманываться той относительной свободой, которую неоязыческий капитализм предоставляет верующим. Западный мир заявляет о том, что исповедует идеологию под названием «либерализм». Но на деле создан атеистический мир, где главным идолом является богатство. При этом формально никакие религии не запрещены, исповедуй что хочешь, и желательно так, чтобы никто об этом не знал. Условно говоря, дома можешь верить во что угодно, а в жизни будь добр поступай так, как принято в обществе. При этом обществу навязываются «ценности», которые явно противоречат большинству традиционных религий. Навязываются агрессивно, не оставляя возможности оставаться со своими убеждениями, не нарушив при этом закон или новые социальные правила. К примеру, в некоторых странах родители не могут отказаться от уроков сексуального воспитания детей в школе. И где-то уже нельзя некоторые вещи называть своими именами, не нарушив при этом закон. Легализуются однополые «браки». А в Канаде на рассмотрении находится законопроект, предполагающий наказание за оскорбление представителей сексменьшинств. Предлагается за совершение вышеперечисленных деяний штрафовать обидчиков на 25000 канадских долларов и даже привлекать их к уголовной ответственности.
И вот уже епископы англиканской церкви пишут покаянное письмо со своими извинениями «за долгие годы отвержения» и враждебности церкви по отношению к ним. [2] Транссексуалы требуют, чтобы у ребенка было право самому выбирать себе пол. А у родителей хотят отнять право мешать этому выбору. И если сегодня это лишь разговоры, то завтра это станет нормой. И западный мир будет продвигать это, потому что «пациент уже на операционном столе». Потому что кто-то решил, что спасти мир может только Великий антропологический переход. А значит, старый мир будут разрушать!
И читатель вправе задать логичный вопрос: если неоязыческий капиталистический путь ведет человечество к гибели, значит ли это, что альтернативой ему является атеистический коммунизм? Очевидно, что оба пути не годятся, потому что один ведет к деградации и гибели, а другой попросту нежизнеспособен, что доказано историей. Чтобы избежать гибели, человечеству нужен иной путь.
Нашему народу, чтобы выстоять в новых условиях, как воздух нужна новая идеологическая форма, совместимая с русской идеей. Нам нужна активация «суперсилы», которая позволит противостоять глобальному Западу, приговорившему Русь и русский народ к показательному суду или даже казни, которая должна устрашить остальной мир, чтобы лишить желания сопротивляться воле гегемона и принудить мир к принятию новых правил, принять антропологическую трансформацию человеческого рода.
Русь проснется и воспрянет только лишь с появлением новой идеологии, которая будет согласна с русской идеей. Русский народ, как былинный богатырь, встанет в полный рост только тогда, когда увидит новую великую миссию. И в этом заключается надежда не только нашего спасения, но и надежда спасения всего человечества!
По мере развития науки и техники снижается потребность в большом количестве работников, которых эффективно заменяют машины и технологии. Потому всё чаще, всё настойчивее звучит мысль о необходимости сократить население на несколько миллиардов человек: до миллиарда или даже до 500 миллионов (см. Скрижали Джорджии [3]).
И мы уже стоим на пороге создания новой формы жизни, и это не фантастика. Вашему вниманию предлагается цитата с сайта Института нового экономического мышления Оксфордской школы Мартина (Institute for New Economic Thinking at the Oxford Martin School):
«В течение пятидесяти-ста лет, вероятно, возникнет новый вид организмов. Эти организмы будут искусственными в том смысле, что изначально они будут созданы людьми. Однако они будут воспроизводиться и эволюционировать во что-то иное, чем их первоначальная форма; они будут «живыми» при любом разумном определении этого слова. Эти организмы будут развиваться принципиально иначе, чем современные биологические организмы, поскольку их воспроизводство будет находиться под, по крайней мере, частичным, сознательным контролем… Следовательно, темпы эволюционных изменений будут чрезвычайно быстрыми. Появление искусственной жизни станет самым значительным историческим событием с момента появления человека. Воздействие на человечество и биосферу может быть огромным, больше, чем промышленная революция, ядерное оружие или загрязнения окружающей среды. Мы должны предпринять шаги сейчас, чтобы повлиять на появление искусственных организмов; у них есть потенциал стать либо самой уродливой земной катастрофой, либо самым прекрасным творением человечества». [4]
Продолжение западного пути означает дальнейшее нисхождение человека, прогресс технологий, создание искусственного интеллекта и небелковой формы жизни, сокращение народонаселения, антропологический переход, «доработку» человеческого существа посредством генной модификации, кибернизацию человека и перспективу создания двух или более видов человеческих существ (трансэлиты и человекоподобных работников).
Когда элиты получат возможность заменить большую часть человечества техникой, то «нижний этаж» может быть тотально сокращен. И трудно назвать причины, которые остановили бы хозяев капитала от этого. Сохранить миллиарды человек как банк генетического материала? Так подобный банк можно создать отбором генного материала уже сейчас, и не исключено, что это уже осуществляется. Мораль? Нравственность? Какая? Мораль и нравственность элит, не верящих в Бога, — это мораль и нравственность хищных зверей, оказавшихся на верху пищевой цепочки. И звучит она так: «Кто сильнее, тот и прав».
Глубоко убежден, что с возникающим новым мироустройством русский человек никогда не согласится, не перестав быть русским. Возможно, понимание этого и вызывает у Запада такую злобу и желание стереть Россию с лица земли. Ведь если кто-то и может встать на пути мирового тренда, ведущего человечество в бездну, то это все те, кого сплотила Великая Русь, — русские не по крови, но по духу, — все понимающие, куда ведет эта дорога.
Почему русские? Видимо, потому что у нас такая мечта, такой идеал, такая идея: спасать мир, защищать человечество. И эта мечта вступает в непримиримое противоречие с западной идеей мирового господства малого числа избранных.
В завершение хочу процитировать С. Е. Кургиняна, мысли которого созвучны всему сказанному ранее, с одним лишь уточнением: аналитик называет себя светским человеком и верит в возможность построения атеистического, но при этом духовного коммунизма. В остальном полностью согласен с ним.
С. Е. Кургинян: «В ту эпоху, которую мы живем, либо дегуманизация, либо новый гуманизм. Еще Томас Манн говорил, что всё это во имя нового, более сурового и правдивого гуманизма. Говорили: «Гуманизм невозможен после Освенцима. Мы увидели такое в человеке, что уже невозможно быть гуманистами». Неправда.
Да, увидели бездну, но увидели и другое: если человек не будет восходить, а производительные силы будут расти, то скажите, пожалуйста, зачем нужна большая часть человечества с точки зрения экономики? … Зачем эти миллиарды? Что они будут делать?
Федоров говорил Циолковскому: «Нужно быстрее создавать космические корабли. Ведь мы скоро добьемся бессмертия, население будет расти, и его куда-то нужно будет вывозить». Это буквальные слова!
Луначарский как-то обратился к интеллигенции и сказал, что ей недолго осталось пожинать плоды своего интеллектуального и культурного превосходства, ибо скоро каждый человек в стране достигнет уровня Гёте.
Даже если всё это была фантазия, представляете, какая возвышающая? И что теперь? Как говорил дантовский Одиссей:
«Неужели мы рождены для скотского благополучия и остающуюся нам горсточку вечерних чувств не посвятим дерзанию выйти на запад, за Геркулесовы вехи — туда, где мир продолжается без людей?..»
Или «Король Лир»: «Сведи к необходимостям всю жизнь, и человек сравняется с животным».
Или Гамлет: «Вот он, гнойник довольства и покоя. Прорвавшись внутрь, он не дает понять, откуда смерть».
Ведь происходит именно это! Эта необходимость. Как было сказано классиками марксизма: «Из царства необходимости в царство свободы». Что имелось в виду? Некое «царство», где даже законы природы уже не действуют, а действует какая-то фантастическая свобода. Мечта была в этом!
Что такое вообще свобода? Теперь сидят высокопоставленные молодые мерзавцы, которые говорят, что свободу человека вообще нужно свести к нулю, что за ним нужно следить психотронными способами с рождения. Все эти НКВД, Берии и так далее — детский лепет по отношению к тому, что они хотят, к этой несвободе.
Великий инквизитор Шиллера на вопрос Филиппа: «Кому я оставлю царство?» Отвечал: «Тленью, но не свободе». Разве это не современная западная элита? Разве запах тления уже не будоражит ноздри тех, кто умеет чувствовать запахи хоть как-то?
Разве мы не видим, что в Америке могут начать доминировать афроамериканские, латиноамериканские элиты? А мы не знаем разве, как ЦРУ занималось вуду? До какой иррациональности дойдет Запад через двадцать лет? Каким богам хотят поклоняться, судя по тому, что низвергается не только христианство, гуманизм, а потом и античная патриархальность, и всё прочее тоже… Кто вылезет из этих щелей? Какое забытое прошлое? Какие темные боги, прятавшиеся в катакомбах, начнут вылезать по мере всего этого? И как Запад будет поощрять все это во имя воли к власти, и презирая человека?
Представьте, что если мы противопоставим этому другое. Если мы скажем, что наша задача — борьба за совершенно новые возможности человека, фантастические возможности. И что в этом суть создаваемого нами государства и общества...
Запад уничтожил собственные представления о гармоничности личности, о синтезе, о новом человеке. А теперь говорят: «Мы вместо этого чипы будем туда внедрять». Но все чипы — пыль по отношению к тому, что находится в нашей черепной коробке. Там работают «процессоры» неслыханной мощности на многих уровнях. Они задействуют не более 3% возможностей мозга. Что, если эти спящие возможности будут «активированы»? Какую новую надежду это даст человечеству? И какая вера, надежда, любовь придет из России, если она перестанет заниматься низкопоклонством перед Западом и от слепого рабского подражания перейдет к самой себе и к своим мыслям о целостности?
Население нужно для того, чтобы потреблять? Тогда его должно быть поменьше. Человек обычный, живущий здесь в поселке, и его дети, они нужны для того, чтобы потреблять? Чтобы работать в маленьком магазинчике? Или они нужны для того, чтобы восходить?
Восходить!
Если люди нужны для того, чтобы восходить, и их восхождение синергийно, глобально связано с собором, соединением, а это русский подход веками и тысячелетиями, тогда людей должно быть больше. А если они должны только потреблять, то их должно быть немного, и в конце концов они становятся скотом.
Если царствует «госпожа необходимость», то нужен фашизм при небольшом количестве животных в человеческом обличье. Если человек нужен для свободы (а свобода есть восхождение и противостояние необходимости), то людей должно быть больше, ибо вместе они рождают те групповые поля, которые способны вместе совершить то, что в отдельности совершить невозможно.
Либо такая мечта, где человек в конечном итоге есть высшая сила космоса, противостоящая хаосу и всему остальному, раздвигающая пределы и преобразующая всё, либо человек — это двуногая обезьяна с большим количеством зла внутри.
А зло откуда? Человек — это единственное существо на планете, которое знает, что оно смертно, и живет. Это непросто. Это очень непросто…
Человек должен быть нужен. А если он не нужен и ощущает это? Развитие, жадное желание что-нибудь узнать, заменяется бесконечным обсуждением того, где ты был и что ел. Но это же невероятно скучно. Это внутренне суицидально. Это значит подавление всего эмоционального аппарата, это превращение человека в спящее животное. Но его же нельзя до конца превратить. Значит, внутри копится это зло. И оно взорвется, может быть, уничтожив мир, может быть, самого человека, но оно взорвется. Эта концепция совсем не так безопасна. И ее надо менять.
Скажите людям, что они нужны…
Мы пройдем через большие злоключения, может быть, пройдем даже через катастрофы, но мы пройдем через них, и всё то, что я говорю, дадим миру, иначе в противном случае мира не будет. И Россия существует для этого, для себя и для человечества, и для чего-то выше, чем человечество». [5]
Великие мыслители XIX–XX веков, искавшие русскую идею, пытались понять, в чем заключалась русская мечта, что породило тот импульс, который привел к возникновению великой империи, раскинувшейся на несколько континентов (пока не была продана Аляска).
Мы предполагаем, что искания эти возникли не на пустом месте. Помимо того, что это была попытка ответить на интеллектуальный вызов немецкой философской мысли, утверждавшей, что о развитости культуры того или иного народа можно судить по наличию или отсутствию оригинальной национальной идеи, это стало также подсознательным поиском выхода из идейного тупика, который чувствовали некоторые представители русской интеллигенции.
Историческое топливо, необходимое для поддержания миссианского огня, согревавшего Русское царство, а после и Российскую империю, к середине XIX века практически исчерпалось. К сожалению, русским мыслителям христианского толка не удалось понять причину затухания этого огня. Они не смогли реформировать старую идею и не сформулировали новой великой миссии. А прежняя идея уже перестала вдохновлять. Третий Рим преисполнился неправдами, элиты и народ перестали понимать друг друга (как сказано в Евангелии: царство разделилось само в себе). И, думаю, нужно еще осмыслить, как на обрушение христианской империи повлиял переход с феодальных на капиталистические рельсы.
При феодальной формации православное царство простояло несколько веков. Когда же феодализм начинает меняться на капитализм, всё очень быстро свернулось и покатилось кувырком. Случайно ли это? Или же неправды капитализма стали последней каплей? Этот вопрос мы оставим историкам и философам.
Мыслители видели, что при сохранении курса Российская империя неизбежно придет к катастрофе. Можно ли было избежать ее, оставшись в поле христианской духовности? Это сложный вопрос. Возможно, да. Ф. М. Достоевский, например, много писал о будущем России. Но это будущее он, как и многие, связывал с положительным исходом Балканской войны и освобождением Константинополя.
Увы, политика западных стран не позволила нам этого осуществить. Но самое обидное в том, что русский царь — Александр II — имел тайные договоренности с европейскими монархами и, руководствуясь своими соображениями, остановил русскую армию у стен Царьграда. А потом случился Берлинский конгресс, ставший нашим позором и издевательством над победителем. После этой катастрофы, рассмотренной нами в Главе 1.2 («Русская идея в произведениях Достоевского»), произошел коренной перелом в русской истории. После 1878 года Достоевский уже не пишет о русской идее. А в работе В. Соловьева, написанной и изданной в Париже, звучат вообще какие-то суицидальные нотки: призыв отказа от православия вообще. Очевидно, что после 1878 года Россия начала двигаться к революции. Христианские мыслители не смогли сформулировать русскую идею. Им не удалось найти и причину остывания миссианского огня. В итоге новая идеологическая форма, которая сохраняла бы христианскую духовность, так и не возникла. И на её место приходит идея коммунистическая, революционная, безбожная.
После Февральской буржуазной революции на Русь, которая, по образному выражению философа Н. А. Бердяева, проходила через смерть, набросились интервенты всех мастей. И если бы в России не оказалось силы, способной удержать власть и повести за собой народ, Россия могла бы исчезнуть с карты мира. Коммунисты сохранили страну. Можно много спорить по этому поводу, но всё же приходится признавать, что русский народ в большинстве своем поддержал новую власть. Большая часть населения пошла за «строителями нового мира». Видимо, еще и потому, что они смогли представить новую, понятную идею, в которую сами искренне верили! И она нашла отклик в душах русского народа, потому что была созвучна русской идее. Коммунистическая мечта заключалась в том, чтобы победить зло во всем мире, построить новый мир, в котором не будет зла, несправедливости, насилия. Ими двигала забота о простом человеке, который «был ничем», но который должен «стать всем»!
Первые поколения революционеров искренне верили в то, что следующее поколение будет жить при коммунизме! Верили в человека, верили в прогресс и способность науки обеспечить потребности человечества. Но они ошибались в главном, полагая, что можно построить новый мир, отбросив исконную, существовавшую тысячелетие, духовность русского мира.
Следствием этой фатальной ошибки коммунистов стало то, что всего через два-три поколения на место «строителей нового мира» пришли мещане, индивидуалисты, «шкурники» (термин Н. А. Бердяева), те, кому было понятно лишь то, что человек живет один раз и что нужно получать от жизни всё здесь и сейчас. По образному выражению С. Е. Кургиняна, «стадо мещан» вытоптало всё и снесло Советский Союз.
А потому сторонники коммунистической идеологии, прежде чем начинать разговор о возможности восстановления атеистического коммунизма, должны задать себе следующие вопросы: почему произошло такое быстрое выгорание и в чем причина столь короткого срока жизни коммунистической идеологической формы?
Ответ на эти вопросы, на наш взгляд, следующий: причина в отсутствии духовности, в том, что была разорвана связь человека с Небом, человека постарались убедить в том, что он произошел от обезьяны и потому является эволюционировавшим животным, и в том, что нет бессмертия. А, убедив его в этом, пожали соответствующие плоды.
Советский Союз, насаждая бездуховный материализм, вырастил своего могильщика — «шкурника», вожделевшего лишь потребления. Русский мыслитель Н. А. Бердяев заметил, что революционеры, рушившие старый миропорядок, сами сформировались в поле христианской духовности. Но когда, разрушив старое, начали возводить новое государственное здание на фундаменте бездуховного материализма, они лишили будущие поколения советских людей чего-то крайне важного, чего-то такого, без чего человек перестает быть человеком.
Никто не думал о том, что, лишив человека связи с Небом, можно его разрушить. Коммунистические идеологи этого, по-видимому, просто не понимали. XIX век был преисполнен веры в прогресс, науку, технику. Появилась теория Дарвина. Тогда же зародилась коммунистическая теория. Все новые теории и учения стремились опираться исключительно на материализм, который представлялся проявлением передовой мысли. О, сколько было надежд на будущее! Какой там Бог, когда по небу полетел первый аэроплан и стало возможным говорить через провод с человеком, находящимся на другом континенте! Это сейчас мы понимаем, что прогресс технологий никак не противоречит идее тварности мира, как и не мешает человеческому обществу деградировать.
Коммунисты искренне верили в то, что главная задача — накормить голодных, что само по себе замечательно. Они просчитались в другом, а именно в том, что изменение условий жизни автоматически повлечет за собой и духовный рост человека. Один из идеологов сказал, что именно «бытие определяет сознание», а следовательно, полагали они, достаточно вытащить человека из нищеты и создать условия для развития, и уже следующее поколение будет поколением гениев. Большевики верили в то, что через несколько десятилетий построят коммунизм и возникнет новый человек, свободный от «царства необходимости», у которого откроются невиданные способности! Как говорил нарком просвещения А. В. Луначарский: «Скоро каждый человек в стране достигнет уровня Гёте».
Поэтому они совершенно искренне полагали, что можно обойтись без веры, без Бога, без всего того, что существовало тысячелетия, сформировало русский народ, помогло нашим предкам создать величайшее государство на планете. Ведь новые властители человеческих умов объявили всё это человеческой выдумкой!
Возникла духовная пустота, которую русский человек попытался заполнить «новой верой», квазирелигией, которую сам же и создал, наделив коммунистическую теорию качествами непогрешимого религиозного откровения. Однако коммунистическая квазирелигия не могла заполнить духовную пустоту. В итоге был отброшен и сам коммунизм, и всё с ним связанное.
Человек никогда не сможет избавиться от духовной жажды, до тех пор, пока он остается человеком. Впрочем, людей уже хотят лишить и этого — лишить человечности.
В отличие от идеологов коммунизма, современный неоязыческий мир, возникший в капиталистической среде, знает о духовной жажде человека. Знает и использует её, предлагая заполнить духовную пустоту потреблением. Так осуществляется величайший обман во благо капиталистической экономики. Жаждущий, метущийся человек, придавленный бессмысленностью существования, тщетно пытается заполнить духовную пустоту товарами и, подобно белке, вращает колеса капиталистической экономики.
Атеистический коммунизм довольно быстро разрушился, не продержавшись даже одного века. Но беда в том, что, отказавшись от одной идеологической формы, мы ничем ее не заменили. Ничем, что было бы совместимо с русской мечтой, с русской идеей.
Разочарование в коммунизме было таким сильным, что, отказавшись от коммунизма, сами себе запретили иметь главенствующую идеологию. И сегодня в России нет идеологии, которая была бы выражением русской мечты, которая стала бы воплощением русской идеи: идеи борьбы со злом, идеи спасения мира и человечества! Но парадокс в том, что на самом деле у нас есть главенствующая идеология. И это идеология либерализма.
Мы сами склонились под иго западного либерализма, который тоже является идеологией, но идеологией чуждой русскому народу, поскольку не о свободе человека печется, а о раскрепощении падшего человеческого естества, страстей, пороков — «темных энергий», необходимых капиталистическому миру. Это стало очевидно не сразу, тем не менее понимание пришло. Оно не могло не прийти, поскольку мутации западного мира с каждым годом становятся все более ужасными, и в нем проявляются уже даже не языческие, а сатанинские черты.
После отказа развивать собственный путь, который в его атеистическом варианте оказался нежизнеспособным, но который при всех его недостатках являлся единственной альтернативой западному, были приняты правила игры мира капиталистического, неоязыческого, мира потребления. Мы попытались построить в России «капиталистический рай». После крушения СССР люди искренне верили, что коммунистическая идеология является исторической ошибкой, что Русь просто сбилась с пути и вот теперь только и вернулась на правильную дорогу — на тот путь, по которому движется весь мир!
Капиталистическая экономика позволила наполнить мир человека вещами, но ведь обладание вещами не может подарить человеку счастье. Очень скоро стало понятно, что для счастливой, полной жизни русскому человеку нужно нечто большее: нужен смысл, нужна достойная цель в жизни.
У верующего человека есть смысл и цель. И многие обратились к религиозным практикам — благо двери распахнулись и на Русь ринулись проповедники всех мастей. При этом религия не стала для государства новым смыслообразователем. Смыслы для Российской Федерации генерировались неоязыческим, либеральным, капиталистическим Западом. Оттуда пришло всё, что мы имеем сегодня. По западным лекалам выстраивалась экономика, образование, наука, общественная жизнь, законы и прочая, и прочая.
Советское государство было атеистическим, и государственные институции или сохраняли свой атеистический дух, или, перестраиваясь по западному образцу, коммерциализировались, пропитываясь духом неоязыческого либерализма — идеологии, нацеленной на легитимизацию греха, страстей, порока, необходимых для капиталистической экономики. Отказавшись от атеистической идеологии, мы выстроили неоязыческий капитализм, являющийся новой версией культа золотого тельца, культа поклонения мамоне. Кто-то скажет, что РФ избавилась от атеистического прошлого, потому что теперь у каждого есть свобода вероисповедания. На самом деле это не так. Человека со школы, потом и в вузах воспитывают по атеистической программе. Детям объясняют, что Бога нет, что мир возник случайно в результате взрыва, что человек смертен, души нет, что он произошел от обезьяны. В этом плане ничего не изменилось. Государство как воспитывало своих граждан по атеистической программе, так и воспитывает далее. По сути, государство взращивает шкурников, мещан, потребителей. И если только семья сможет вырвать человека из этой атеистической западни, то он сможет найти для себя «источник силы» — восстановит связь с Небом, с Вечностью. А если нет? Тогда подросший человек пополнит многочисленное «стадо» потребителей, мечущихся и страждущих, неспособных понять причины духовной жажды, от которой его не избавит ничто земное и временное.
Государство, попытавшееся встроиться в языческий западный капиталистический мир, созданное по западным лекалам, воспроизводит человеческий материал такого качества, которое нужно капиталистическому Молоху: страстного, мечущегося, неудовлетворенного, жаждущего всего здесь и сейчас потребителя, для которого золотые купола церквей — лишь экзотика или институт, предоставляющий ритуальные услуги. И Запад делает всё, чтобы человек никогда не вырвался из этого круга, не смог восстановить свою связь с Небом и Вечностью. Всё направлено на дискредитацию религиозной веры — причем любой, может быть, кроме самых деструктивных культов.
В итоге государство со школы воспитывает атеиста, а западная языческая либеральная идеология, в которой существует Российская Федерация, дорабатывает человека, вышедшего из школы, превращая его из неверующего в поклонника Мамоны или неоязычника.
Безусловно. И это не либерализм, и не фашизм, как у наших соседей, и не атеистический коммунизм. Как мы уже выяснили, в идеале идеология должна стать выражением национальной идеи. И она должна быть духовной. Только в этом случае она окажется действенной, востребованной, способной зажечь миссианский огонь, дающий новый импульс развитию, способной активировать скрытые силы и фантастические возможности русского народа.
Русская национальная идея есть идея борьбы с мировым злом. А сегодня мировое зло — это дегуманизация, расчеловечивание, уничтожение человеческого вида как такового, названное «великим антропологическим переходом». И если ничего не менять, то западный путь, которым сегодня движется и Россия, приведет весь мир к гибели. Поменять его неимоверно сложно, ибо сегодня не видно той силы, которая могла бы это сделать. Но если такая сила и появится, то появиться она может только в России.
Видимо, наши противники это тоже понимают, поэтому мы с вами становимся свидетелями начавшейся войны против России. Запад начал войну с нами и, пользуясь своей властью, заставляет весь остальной мир присоединиться к этой войне. Российская Федерация находится в крайне неудачной позиции. Когда у нас была своя идеология, был свой путь, государственная система обладала довольно большой прочностью. Но по прошествии трех десятков лет интеграции в западный мир мы лишились большей части своей независимости, вырастили поколение шкурников, которые при первом дуновении ветра стремятся покинуть Родину, чтобы сохранить свое спокойное и сытое существование, даже если для этого нужно переметнуться на сторону врага. Однозначно, такое положение нельзя назвать удачным. И такая система значительно менее устойчива к нагрузкам по сравнению с СССР.
Инициатива на стороне Запада. И он, похоже, настроен решительно. В этой ситуации нам жизненно необходима национальная идеология. Нужна идея, нужно новое слово, которое мы скажем миру. А пока у нас такой идеи нет, мы не можем сформировать коалицию сторонников, ведь нам попросту нечего предложить другим. Ради чего тому же Китаю, Индии, Бразилии, странам Африки, Южной Америки, Арабскому миру ссориться с Гегемоном, поддерживая нас? Мы же в их глазах — часть западного капиталистического мира. Поэтому даже те, кто нам симпатизирует, не спешат. Они наблюдают: а что будет дальше? Произойдет ли чудо? Выстоит ли Россия против такой сатанинской мощи? Вряд ли кто-то верит, что чудо произойдет, но всё же некоторые взяли паузу и не присоединяются к нашим противникам. В надежде на чудо: а вдруг русские проснулись!
Русской идеей, нашей национальной мечтой, является идея спасения мира от зла. В ХХ веке русская идея проявила себя не только в коммунистической идеологии («весь мир насилья мы разрушим»), но и в победе над фашизмом. Победа над нацизмом стала высшей точкой, стала для нас наглядным доказательством реальности и осуществимости мечты. Мы спасли человечество от мирового зла, коричневой чумы. В ХХ веке никто не спорил с этим утверждением. Сегодня же его ставят под сомнение и даже стремятся вычеркнуть русский народ из списка победителей. Победа над фашизмом в Великой Отечественной войне — это то, что русский человек никогда не забудет. Никогда.
Но победа в прошлом. Она не может вести в будущее. Нельзя всё время жить воспоминанием. Нужно двигаться дальше. Тем более что Запад снова начал возрождать фашизм, видимо, чтобы использовать его потенциал для изменения мира. Ему нужна эта сила, чтобы сломать старый мир. И он не стесняется использовать фашизм снова против России. Можно предположить, что скоро мы станем свидетелями реабилитации нацизма и оправдания Гитлера.
В борьбе с возрождаемым фашизмом нужна идеология, которая сможет сплотить народ и покажет нашим потенциальным союзникам серьезность намерений. А союзники появятся тогда, когда мы заявим о новом пути, альтернативном западному, когда мы сможем зажечь в других огонь надежды. Пока же говорится только о создании новых полюсов внутри старой системы, ведущей человечество к гибели. Это не выход. Это игра на поле, где Запад устанавливает свои правила.
Борьба с Западом государства с либеральной капиталистической системой является заведомо проигрышной. Представьте такую картину: есть пастух (Запад), который звуками своей флейты (читай, идеями либерализма и капитализма) заставляет все страны подчиняться себе. Россия выбивается из общего ряда, но продолжает подчиняться звукам флейты.
Так кто в этой ситуации решится присоединиться к нам, когда мы сами все еще в общем стаде? Куда мы можем пригласить потенциальных союзников? К чему они должны присоединиться? Пока мы в общем потоке и движемся в одном направлении со всеми, подчиняемся звукам западной флейты, мы находимся в позиции барана, которого ведут на бойню. Не выйдя из общего потока, мы все равно придем туда, куда нас всех ведут, — на бойню.
Выйти из общего потока можно лишь задав свои правила игры, объявив миру свой путь, альтернативный западному неоязыческому, либеральному, капиталистическому, ведущему к дегуманизации и расчеловечиванию.
Нужна идеологическая форма, которая станет новым вместилищем русской идеи, форма, актуальная на сегодняшний день. Оживить старые идеологические формы вряд ли удастся. И не нужно забывать, что мир становится все более апостасийным: светских людей очень много и, возможно, даже больше, чем верующих. А потому новая идеологическая форма не может быть повторением прежней.
Русский народ, состоящий из верующих и неверующих, должна сплотить идея спасения человечества от видимого и всем понятного зла. Впрочем, верующие понимают, что мы ведем брань не только «против плоти и крови», но и «против духов злобы» (Ефесянам 6:12).
Человека сегодня уже буквально нужно спасать как вид. Если не встать на защиту человека, то уже в этом веке может состояться Великий антропологический переход, нацеленный на создание трансгуманистического общества, разделенного на два вида существ: правящую трансэлиту и недочеловеков.
Останется ли в трансэлите и их работниках что-то человеческое? Не пожелает ли трансэлита остаться на планете только с техникой, наделенной искусственным интеллектом? Не будет ли весь «нижний этаж» попросту уничтожен? Ведь зачем нужны миллиарды работников, если техника сможет их полностью заменить? И это уже не фантастика, это один из вариантов, обсуждавшийся на научном семинаре в Санта-Фе (см. главы 4.5 и 4.6). Это логичный финал западного пути.
И чтобы противостоять этому, нужно для начала самим выйти из общего тренда, перестать подчиняться звукам «западной флейты».
Я не знаю, как будет выглядеть эта новая идеологическая форма, будет ли это реформированный коммунизм, или духовный социализм, или каким-то образом реформированный капитализм, или же нечто принципиально новое. Не важно, как новая идеология будет именоваться — не в названии дело, — главное, бросить вызов новому злу и встать на защиту человечества. Должно прозвучать слово обличения западного античеловечного пути и того зла, выразителем которого стал Запад, подготавливающий почву для тотального сокращения населения земного шара. Нужен новый гуманизм, твердое слово в защиту человека, подкрепленное решимостью этому злу противостоять.
Ради человека нужно провозгласить и начать отстаивать гуманистические ценности: институт семьи, являющийся союзом мужчины и женщины; все извращения человеческой природы называть своим именем; заявить о неприятии гендерных фокусов и идей трансгуманизма вообще.
Человек — это не разумное животное, а высшее творение, которое имеет потенциалы, заложенные Богом, и эти потенциалы требуют развития. Человек бездонен. Он представляет собой духовную бесконечность, которую может заполнить только другая бесконечность. И лишь в богопознании человек может обрести истинное счастье. Альтернативой пути возрастания в богопознании является антигуманный языческий (или даже уже сатанинский) западный путь расчеловечивания и деградации, который остается для всех, не желающих присоединиться к нам.
Безусловно, религия не должна никому навязываться, ибо это вызовет только отторжение. Но у человека должна быть информация и возможность выбора пути развития со школы: изучать ли ему атеистическую теорию возникновения мира или религиозную. Ведь расхождение науки и религии сегодня лежит исключительно в вопросе возникновения мира! На остальные достижения науки религия не претендует. Ведь наука исследует материю и другие проявления нашего мира, в то время как религия занята вопросами души и вечной жизни. Наука и религия занимают разные сферы, которые могут не пересекаться. Не нужно думать, что религиозное воспитание отнимет у человека историю, математику, физику и другие науки. Религиозное воспитание отнимет у человека только ложное и опасное представление о человеке как о разумном животном! И откроет ему путь богопознания и возрастания, путь преображения!
Защита человека, борьба с мировым злом ради блага всего мира — это уже нечто похожее на идеологию. Это знамя, подняв которое, мы сможем показать нашим потенциальным союзникам, что мы объявляем бой мировому злу ради человечества. И, возможно, кто-то присоединится к нам в этой борьбе. Возможно, но совсем не обязательно. Многие государства очень тесно связаны с западным миром и уже просто не способны выйти из этой системы. Но кто-то поймет, что, если ничего не предпринимать, то, возможно, уже в этом веке реализуется разобранный нами в главе 4.5 сценарий, названный Великим антропологическим переходом.
Нашим союзником в борьбе за человека может стать мусульманский мир. Сегодня мусульманские воины сражаются плечом к плечу с христианами и светскими людьми. И этот союз может стать только крепче, когда мы решительно отмежуемся от западного пути и заявим о новом гуманизме!
Заявив о желании защищать человека от расчеловечивания и осудив западные методы, мы вызовем бурю и ненависть, как сказал Господь: «Мир Меня ненавидит, потому что Я свидетельствую о нём, что дела его злы» (Ин. 7:7).
На нас будут брошены все силы, которые Запад сможет мобилизовать. Впрочем, после 24 февраля нам, кажется, и так больше нечего терять. Мир перешел в новую фазу.
Мы до сих пор лишь отвечали на удары врага, но не противопоставили ему главного: идею! А у нашего врага, который становится врагом всего человечества, идея есть, есть идеология и есть мечта — это план построения трансгуманистического общества! Пришло время и нам заявить о неприятии гибельного западного пути, заявить о новом гуманизме, противопоставить принципы любви, братства и единения конкуренции и разобщению. Противопоставить восхождение и богоуподобление деградации и расчеловечиванию.
У русских есть опыт создания альтернативного пути, поэтому нам могут поверить, и за нами могут пойти те, кто сохранил хоть какую-то независимость и собственное мнение, кто понимает, что западный путь приведет мир к погибели.
Как было уже сказано неоднократно, нельзя воссоздавать однажды рухнувшие модели, но можно воспользоваться уникальным советским опытом, взяв оттуда всё лучшее: в экономике, науке, культуре и других областях.
И новая идеология возникнет. Родится ли она в боях и крови? Посмотрим. В любом случае, в покое Россию уже не оставят. Но, заявив о своей мечте, о своей идее, мы подарим надежду всему человечеству или хотя бы той его части, которая не потеряла возможность думать, и перейдем от ситуативного реагирования на удары врага к наступлению на новом, идейном уровне.
Запад настаивает на том, что человечество нужно сокращать, так как планета якобы не может прокормить столько людей. Но наука способна открыть новые источники энергии, создать новые технологии, которые будут работать не на уничтожение рода человеческого, а помогать ему, которые подарят новые возможности: помогут обеспечить всем необходимым для жизни любое количество людей и откроют дороги к другим планетам. Почему нет? Почему мы должны выбросить на помойку мечты русских космистов начала ХХ века?
Русскому человеку нужно дать достойную цель! И такой целью должна стать борьба за сохранение человечества, борьба с новым фашизмом, который уже поднимает свою голову и который будет использован для борьбы с теми, кто посмеет встать на пути построения трансгуманистического мира, пути, ведущем в бездну.
Времени на это осталось не так много. Автор полагает, что у России в запасе имеется еще два-три десятилетия. Времени на раскачку практически не осталось. Нужно действовать быстро и решительно, пока нас окончательно не задушили. И еще уверенности в нашей победе придает понимание того, что мы выступаем на стороне добра. С нами Бог, поэтому мы выстоим! А выстояв, можем подарить надежду всему человечеству!
Александр Смирнов.
2017 —2024г.г.
(Друзья, если вы считаете эту работу полезной, скачивайте и распространяйте. Поскольку, когда автор перестанет оплачивать сайт, она исчезнет. Сохраните ее на своих компьютерах или в печатной форме. Александр Смирнов)
При создании обложки использовано изображение, взятое с сайта рекламно-производственной компании "Сота" (Латунный герб РФ )
Об авторе:
Александр Алексеевич Смирнов. 49 лет.
Православный христианин. Экономист. Женат.
Для связи pravoslavV@yandex.ru
«Толкование Апокалипсиса». ISBN 978-5-906693-31-0