ЕКАТЕРИНА ВЕЛИКАЯ
(триумфы и драмы)

Еще при жизни Екатерина II была названа Великой, и этот почетный титул сохранился за ней в официальной имперской историографии. Отношение российского и европейского общества к незауряднейшей государыне XVIII века было, однако, совершенно неоднозначным. Это вполне закономерно – в Екатерине, равно как и во всем облике екатерининской России, соединялись несовместимые черты: грех и добродетель, величие и низость, тонкость художественного вкуса и пошлость, разумная умеренность просвещенного европеизма и жестокий азиатский деспотизм.

Императрица Екатерина II – один из самых ярких феноменов российской истории. Первая половина её жизни, вплоть до восшествия на престол, внешне представляется серией случайных удач, весьма мало зависевших от личных качеств скромной немецкой принцессы. Но она сумела наилучшим для себя образом разыграть результаты каждого из своих частных, локальных успехов, проявляя при этом редкостное умение переступать через любые стесняющие обстоятельства и моральные запреты, через своих ближних и через самое себя – если это требовалось для достижения очередной конкретной цели. Все вместе сложилось в железную логику карьерной судьбы.

Вторая половина биографии Екатерины, уже императрицы российской, при подробном рассмотрении выглядит как череда эпизодов, возникавших чаще всего спонтанно, вне чьей-либо сознательной воли и нередко завершавшихся самыми невероятными концовками. Пестрый хоровод событий, в котором вязли и распадались мудрейшие замыслы и проекты, а принимаемые по наитию ситуативные решения зачастую порождали следствия исторической значимости – весь этот хаотический калейдоскоп сложился величественной картиной державного возвышения Российской империи. Возглавив триумф своей обретенной второй родины, императрица Екатерина обрела вполне заслуженное место в ряду исторических героев.

СОФИЯ АВГУСТА ФРЕДЕРИКА

Будущая российская императрица родилась 21 апреля 1729 года, была крещена по лютеранскому обряду и получила имя София Августа Фредерика (в домашнем обиходе – Фике). Произошло это в Прусском королевстве, в городе Штеттин. Новорожденная принадлежала к весьма знатному и древнему роду князей Ангальт-Цербстских, не обремененному, однако, обширными владениями и богатствами. Крошечное Цербстcкое княжество приносило мизерные доходы, которые еще необходимо было делить между несколькими ветвями владетельного княжеского рода, поэтому отец Фике, князь Христиан Август, вынужден был добывать средства для жизни службой в прусской армии. Мать новорожденной, княгиня Иоганна Елизавета происходила из еще более знатного рода. Она была отпрыском младшей ветви герцогов Голштейн-Готторпских из старинного дома государей Ольдебургских – одного из славнейших и знатнейших в Германии. Однако в описываемое время дела младших Голштейнов тоже шли далеко не блестяще.

Домашнее образование, которое получила Фике, было вполне добротным. Ее обучали этикету, языкам, рукоделию, танцам и пению. Она много читала, что, несомненно, способствовало ускоренному развитию интеллекта. Сопровождая мать в частых путешествиях, юная принцесса привыкла быть легкой на подъем, приобрела способность к быстрой адаптации в любом обществе. В 1738 году в возрасте 9 лет она познакомилась со своим троюродным братом и будущим мужем, 10-летним герцогом Голштейн-Готторпским Карлом Петером. Впрочем, в тот момент никто и не помышлял о возможности брачного союза двух отпрысков небогатых княжеских семей.

Все изменилось в ноябре 1741 года, когда в результате дворцового переворота в Петербурге на престол Российской империи вступила Елизавета Петровна, родная тетка Карла Петера Голштейнского. Бездетная и незамужняя императрица немедленно объявила своим наследником племянника Петрушу, сына любимой сестрицы Анны Петровны. Однако когда голштейнский отрок прибыл в Петербург, он неприятно удивил царицу явными огрехами своего воспитания и образования. Наследник явно не подавал надежд на то, что в будущем справится с ролью великого государя. Но – родная кровь, никого ближе у царицы не было. И добрая матушка Елизавета поспешила женить обретенного «сынка». Даст Бог, пойдут дети – правнуки Петра, род Романовых сохранится на царстве.

Фике была симпатичной девушкой, но красавицей ее не называли. С политической точки зрения она также не имела особых преимуществ – семья ее никаким самостоятельным влиянием не обладала. В общем, ей по-крупному повезло – в первый, но не в последний раз. Фике предстояло сделать то, что на языке XVIII именовалось «войти в случай», то есть понравиться царице, великому князю и снискать доверие при своенравном петербургском дворе. А двор был непростой. Более всего он напоминал театр, где шел перманентный спектакль с массой участников, кружившихся сверкающим хороводом вокруг непревзойденной примы – царицы Елизаветы. Реальные же дела при этом, как водится, вершились за кулисами. Трудно было органично встроиться в ансамбль виртуозов придворно-политической игры, еще труднее разобраться в хитрой механике отношений, управлявших придворным действом. Княгиня Иоганна и ее дочь на первых порах были встречены с радушием; Елизавета Петровна при встрече даже всплакнула, увидев в лице Иоганны Елизаветы черты, напомнившие покойного жениха. То была первая и последняя удача княгини при петербургском дворе. Вскоре легкомысленная Иоганна впуталась в интриги и была навсегда удалена из России.

Юная принцесса Фике, как могла, дистанцировалась от матери и всячески раболепствовала перед Елизаветой. Но главное – цербстская принцессапостаралась как можно скорее сделаться для императрицы и двора «своей». Вот выдержка из ее мемуаров: «Я, ставившая себе за правило нравиться людям, с какими мне приходилось жить, усваивала их образ действий, их манеру; я хотела быть русской, чтобы русские меня любили». Фике быстро освоила русский язык, хотя и десятилетия спустя не могла избавиться от акцента. Приняла православие, нарекшись Екатериной Алексеевной. Приобщение к русской православной церкви по тогдашним понятиям считалось присоединением к русской нации. Брак с великим князем Петром Федоровичем Романовым (он же Карл Петер Голштейн-Готторпский) окончательно установил высокое положение Екатерины при петербургском дворе.

СЕРДЦЕ ЕКАТЕРИНЫ

Брачный триумф принцессы Фике обернулся для нее самой настоящей драмой. Ибо семейная жизнь Петра и Екатерины не сложилась с самого начала. Они могли прекрасно ладить, пока были женихом и невестой – по сути, двумя детьми, оказавшимися в чужой и непонятной стране. Но став супругами, они обнаружили множество причин для взаимного недовольства. Петр отличался инфантилизмом и недостаточной воспитанностью – рано созревшей и хорошо вышколенной Екатерине он казался неотесанным, безнадежным недоумком.

Со временем у супругов проявились и более существенные расхождения взглядов и темпераментов, затрагивающие уже сферу политики. Великий князь открыто тяготился порядками, сложившимися при дворе Елизаветы, он не слишком высоко ставил Российскую империю и не скрывал своего преклонения перед Фридрихом II Прусским. Екатерина, очень многим обязанная прусскому королю и внутренне солидарная с ним по многим вопросам, считала совершенно неуместным восторженное отношение мужа к чужому монарху (далеко не дружественному по отношению к российскому государству и российской государыне). Тяжкий деспотизм императрицы Елизаветы с ее периодическими припадками раздражительности и подозрительности великая княгиня, в отличие от своего супруга, переносила терпеливо, как приступы дурной погоды, обусловленные климатическими особенностями России.

Но самое ужасное – между супругами не наладилась гармония интимных отношений. Позднее Екатерина во всем обвиняла Петра – дескать, он пренебрегал супружескими обязанностями. По некоторым же данным, именно Екатерина проявляла холодность к мужу уже в первые годы брака. Ситуация для Екатерины выглядела весьма трагично, ведь главной ее обязанностью было дать потомство роду Романовых. Не выполнив ее, она могла лишиться всего достигнутого в России. Не многим лучше чувствовал себя и Петр, который в течение нескольких лет пребывания подле капризной тетушки успел проявить себя не самым лучшим образом и утратил былое императрицыно благорасположение. В конце концов, они превозмогли себя и на девятом году брака, в 1754 году сотворили отпрыска, великого князя Павла Петровича. После этого супруги практически предоставили друг другу полную свободу.

Еще до рождения Павла возле великой княгини появился красавец-аристократ Сергей Салтыков. Став вторым мужчиной в жизни Екатерины, он первым сумел разжечь в ней огонь настоящей чувственности, который затем разгорался все ярче, обогревая и опаляя многочисленных любовников. Когда Салтыкова тактично удалили от двора, его место занял знатный польский шляхтич Станислав Понятовский. Их роман вскоре перестал быть тайной для окружающих, да и для самого Петра. Понятовский, в соответствии со своей должностью при посольстве Англии, стал активным участником интриг, которые прусская и британская дипломатия сплетали в Петербурге. Петр и Екатерина также были впутаны в перипетии опасной игры, направленной против политики императрицы Елизаветы. Когда дело раскрылось, Понятовский вынужден был спешно удалиться из России.

Покинутая польским красавцем, великая княгиня недолго страдала: в 1759 году ее сердцем овладел  гвардеец Григорий Орлов, боевой офицер, отчаянный храбрец, кутила и бретер. Ему суждено было сыграть решающую роль в путче, поднявшем Екатерину на престол и избавившем ее от постылого мужа. Орлов продержался возле своей возлюбленной государыни полтора десятилетия. Затем вкусы Екатерины, уже входившей в пожилой возраст, стали меняться, очарование орловской телесной мощи и удали растаяло в накале страстей большой политики, в которой бравый гвардеец не мог быть достойным партнером. Далее у Екатерины прошла целая череда сердечных увлечений. И был лишь один любовник-сподвижник, настоящий помощник в делах царствования – Григорий Потемкин, светлейший князь Таврический. Потемкин оставался в фаворе у Екатерины до самой своей смерти. Последним фаворитом стал юнец Зубов, пытавшийся играть роль выдающегося государственного деятеля и выдвигавший ради этого совершенно фантастические прожекты, которые, впрочем, никто не воспринимал всерьез.

В последние годы царствования Елизаветы Петровны молодая великая княгиня достаточно ясно осознавала свои перспективы. Ключевая мысль этого осознания была выражена еще в 1756 году в одном из писем Екатерины: «Я буду царствовать или погибну». Она понимала, что в той ситуации, которая создалась после фактического распада супружеских отношений с великим князем Петром, ей после кончины Елизаветы не удастся удержаться на престоле в качестве супруги царствующего монарха. В этих условиях у нее оставалась лишь одна надежда – на очередное взбрыкивание дикого коня, способного растоптать голштейнского принца вместе со всеми его легитимными правами на престол. Чудо-коня надо было заранее приручить и приучить к необходимости взбрыкнуть в назначенное время – для того и понадобился Григорий Орлов с его неукротимыми братьями, закадычными друзьями и собутыльниками, с их громадными связями по всем лейб-гвардейским полкам, с их общей, янычарской готовностью поставить на кон головы ради шанса поймать жар-птицу политической удачи.

ВОЙНА ПОБЕДОНОСНАЯ И БЕСПОЛЕЗНАЯ

К середине пятидесятых годов XVIII века ведущие страны Западной Европы разделились на две враждебные коалиции: Англия и Пруссия с одной стороны, Австрия и Франция с другой. У англичан и французов должен был решиться вековой спор из-за колоний и преобладания на морских торговых путях. Австрия мечтала вернуть Силезию, отторгнутую пруссаками в предыдущих войнах. Прусский король Фридрих II, постоянно нуждавшийся в деньгах для содержания своей армии, договорился с богатой Англией, получив субсидии в обмен на обязательство защищать английские интересы в Европе. Вена заключила союз с Парижем, покончив с наследственной враждой Габсбургов и Бурбонов.

Не то – Россия, которая в принципе обладала полной свободой действий, ибо не имела интереса ни в Силезии, ни в Бельгии, ни тем более в ост-индских и вест-индских колониях. Самым правильным выбором для Российской империи был бы активный нейтралитет, который позволил бы под шум большой европейской войны решить те или иные собственные задачи. Можно было бы, например, ударить по Турции и захватить кусок черноморского побережья. Примерно так действовал Петр I, овладевший берегами Балтики в момент, когда главные европейские державы заняты были войной за испанское наследство. Или, если бы не рискнули воевать с османами, можно было бы выждать подходящий момент, а потом предложить истощенным войной европейцам российский арбитраж при заключении мирного договора, подкрепив это предложение выдвижением стотысячной армии к западным рубежам империи. Были и еще варианты. А если бы захотелось воевать непременно в Европе, то логично было бы встать в единый строй со старыми друзьями – англичанами и пруссаками, получив при этом английские денежные субсидии и право захвата любых территорий к западу и юго-западу от тогдашней российской границы.

Встав под знамена австро-французской коалиции, императрица Елизавета действовала вопреки стратегическим интересам России. Этот поворот российской политики современники пытались объяснить хитроумными маневрами венских и французских дипломатов. Однако решение Елизаветы было предопределено спецификой ее собственной политической ментальности.

Не только разумом, но всем своим матриархальным инстинктом Елизавета ощутила во Фридрихе II некую фундаментальную угрозу для своей империи и для себя лично. С другой стороны, императрица как женщина искренне сочувствовала Марии-Терезии, в самом начале своего царствования «обиженной» Фридрихом. И к женолюбивому французскому королю российская государыня питала некую виртуальную привязанность, несмотря на всю сложность   тогдашних российско-французских отношений.

Ход Семилетней войны был в целом успешен для России. Российская армия заняла Восточную Пруссию, побила пруссаков при Гросс-Егерсдорфе, затем потеряла чувствительное поражение в битве при Цорндорфе, а в 1759 году полностью поквиталась за Цорндорф, наголову разбив отборные войска Фридриха при Пальциге и Кунерсдорфе. В 1760 году русские даже заняли на короткое время Берлин.

Гораздо хуже шли дела политические. Союзники воевали не слишком удачно; к тому же, боясь усиления России, они постоянно нарушали взятые на себя обязательства, стараясь поставить «варварскую» империю в положение Ивана-дурака, выручающего «друзей» из всех бед, но не получающего за это ничего взамен. В конце победоносного для России 1759 года не кто иной, как сам победитель Фридриха при Кунерсдорфе фельдмаршал Салтыков советовал Елизавете заключить сепаратный мир, чтобы русская армия перестала играть роль марионетки в руках венских и версальских манипуляторов. Елизавета упорствовала, заявляя, что продаст последнее барахло из дома, но добьет «Ирода». Однако она не дожила до чаемой победы, которая могла обернуться для России худшими бедствиями, чем самое жестокое поражение. Ибо окончательный разгром Фридриха привел бы к такому усилению союзного тандема Габсбургов и Бурбонов, при котором Россия не могла бы и мечтать о каких-либо территориальных приобретениях в Причерноморье или где-то еще в Восточной Европе.

ПРЕСТУПЛЕНИЕ И ВОЦАРЕНИЕ

Кончина Елизаветы в декабре 1761 года открыла краткую эпоху царствования Петра III. Номинальный супруг Екатерины к тому времени уже не был тем инфантильным подростком, которым его представили авторы популярных исторических романов XIX-XX вв. Не был он тираном или русофобом. Император Петр к моменту восхождения на престол оказался вполне подготовленным к тому, чтобы разумно царствовать – при условии сохранения той безусловной покорности подданных, которая была при Елизавете. Объективный анализ законодательных актов и иных решений, принятых при Петре III, показывает, что ему отнюдь не было чуждо стремление к благодетельным реформам, долженствовавшим улучшить жизнь подданных империи. Вокруг государя тогда образовалась своеобразная группа весьма толковых соратников; ведущим деятелем этой группы был действительныйтайный советник Дмитрий Васильевич Волков – один из самых талантливых реформаторов послепетровской России. Однако Петр III не смог добиться должного авторитета в кругах тогдашней правящей элиты – он и после восхождения на российский трон остался для чиновного и военного Петербурга чужаком и немцем.

Законодательные меры, предпринятые правительством Петра III, существенно облегчали положение дворянства, купечества и некоторых других социальных групп населения; но немедленной популярности государю эти меры принести не могли – на то требовалось время. Петр осуществил вполне целесообразный поворот во внешней политике: Россия заключила мир с Пруссией, отказавшись от всех завоеваний. Такой ход был совершенно оправдан с точки зрения стратегических интересов империи, которые требовали не захвата прусских территорий, но продвижения на юг, к Черному морю, а также распространения российского суверенитета на западнорусские земли, подвластные тогда Польше. Однако процедура заключения мира с Пруссией была проведена так, что создавала видимость полной зависимости новоиспеченного российского императора от вчерашнего врага – короля Фридриха II. К тому же, сохраняя в душе величайшую привязанность к своей бывшей голштеинской родине, Петр III открыто заявил о намерении воевать с Данией ради возвращения бывших голштеинских владений, в свое время отторгнутых датскими королями. Этот план был совершенной авантюрой – введя войска на Ютландский полуостров, Российская империя неизбежно вошла бы в конфликт не только с Данией, но также с могущественной Англией, Швецией и со всеми княжествами Северной Германии. Шансы на победу в данном конфликте были весьма сомнительны. Но и военный успех был бы чреват крупными проблемами, ибо тогда российская политика оказалась бы в полной зависимости от прусской поддержки: Фридрих II, вне всякого сомнения, потребовал бы такую плату, которая обесценила бы все выгоды потенциальных российских приобретений.

Внешнеполитические акции и планы Петра III стали поводом для возбуждения недовольства в гвардии. В этом отборном корпусе, созданном Петром I и разбалованном при Елизавете, роились слухи, что государь гвардейцев не любит, что он собирается отправить их на датскую войну, а обязанности личной охраны императора будут переданы особому «голштинскому» войску. В день святых первоапостолов Петра и Павла, 28 июня 1762 года, гвардейское недовольство вылилось в путч, который умело инициировали братья Орловы и стоявшая за ними Екатерина. Выступление гвардии было столь внезапным и мощным, что государь оказался деморализованным; он не оказал никакого сопротивления и покорно отрекся от престола, надеясь, что ему сохранят жизнь и, быть может, отпустят в родной Голштейн. Посланцы Екатерины все это ему обещали – до того момента, когда документ об отречении был составлен и подписан по всей форме. Далее наступила неизбежная развязка.

Взяв власть насилием, Екатерина должна была утвердить прочность своего положения. Пока был жив ее муж, трон находился в состоянии неустойчивого равновесия. Поэтому Петр III должен был умереть. Прояви Екатерина в тот момент малейшую слабость и жалость, ее бы предали собственные приверженцы. В очередной раз пригодились Орловы - Алексей, брат любовника Екатерины, взял на себя грех убийства Петра и был «прощен». Но это не меняет сути: Екатерина Великая взошла на престол, отмеченная грехом цареубийства и мужеубийства. Еще одной жертвой тогдашней политической замятни стал несчастный Иван Антонович, младенцем объявленный императором по завещанию государыни Анны Иоанновны, а затем свергнутый Елизаветой и содержавшийся в Шлиссельбургской крепости. Его закололи часовые при неудачной попытке освобождения, но приказ действовать таким образом был отдан именно Екатериной.

Итак, Екатерина II взошла на престол, покрытая грязью и кровью. Тем не менее ее право на царствование было признано верхушкой общества. Таков обычай феодальных монархий: удачная узурпация власти молчаливо признается законным актом, хотя неудачное покушение на престол считается самым тяжким преступлением. Удивительно, однако, не то, что российская элита подчинилась путчистам, а то, с какой радостью была принята весть о воцарении Екатерины. Об удивительной ауре переворота неплохо написал очевидец, Гаврила Державин, в ту пору – гвардеец-мушкетер, позднее – знатный стихотворец. В воспоминаниях Державина красочно представлена солдатская и офицерская масса, которая как будто сама собой воспламеняется, без команды хватает оружие, сминая сопротивление немногих офицеров, верных присяге. Эта как бы неорганизованная масса строится в ряды и движется к царскому дворцу – а там все спешно присягают «Матушке» под руководством первых лиц Святейшего Синода. Такое уже однажды происходило в Петербурге – в момент переворота, вознесшего на престол прекрасную дщерь Петрову, государыню Елизавету. Однако масштабы того массового восторга были значительно меньшими, чем в знаменательный день 28 июня 1762 года.

Между тем в отличие от своей предшественницы Екатерина II даже в молодости не блистала особой красотой, а к моменту вступления на престол уже начинала заметно блекнуть. Она не умела чаровать собеседника блеском остроумия – ее речи были достаточно пресными и изобиловали общими местами. Ее публицистические и беллетристические опусы не обнаруживают особой глубины мышления. Во всем, кроме искусства властвования, способности Екатерины можно оценить как вполне заурядные.

Однако было в Екатерине II нечто, зажигавшее самым искренним обожанием умы и сердца. То, что принято называть настоящей харизмой. В нужное время у Екатерины нашлась способность стать блистательным эпицентром яркого политического шоу, создавшего тот масс-психологический эффект, который и был необходимым для успеха путча. Впрочем, не подвели и прочие солисты, равно как и массовка - сыграли живо, реалистично и патетично.

ВЕЛИКАЯ ГОСУДАРЫНЯ

Заняв императорский престол, Екатерина не имела практического опыта управления государством. Однако она уже приобрела некоторые теоретические представления о том, как надлежит вести себя просвещенному монарху, прежде всего благодаря своему разнообразному и бессистемному чтению, включавшему и ознакомление с сочинениями прославленных в Европе философов. Возложив на себя корону, Екатерина, не без влияния собственных беллетристических и публицистических пристрастий, проявила немалую склонность к законотворческой деятельности. В этом ей на первых порах весьма пригодились элементы законодательного наследства, оставшегося после Петра III.

Важнейшим в данном наследстве был знаменитый указ «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству», в соответствии с которым высшее сословие империи было в значительной мере избавлено от бюрократического и судебного произвола. Этот указ уже невозможно было отменить, да Екатерина и не собиралась отнимать у дворян дарованные им права: служить по собственной воле, не подвергаться телесным наказаниям, обращаться в Сенат за судебной защитой и пр. Со временем Екатерина еще более углубила и детализировала соответствующие принципы в своей «Жалованной грамоте дворянству» . Следуя этому курсу далее, она обратила внимание и на интересы нарождающегося третьего сословия, издав «Жалованную грамоту городам», улучшавшую правовое положение городского населения империи.

Другие начинания Петра III были существенно скорректированы. Супруг Екатерины упразднил зловещую Тайную канцелярию, пытаясь прервать традицию «слова и дела». Екатерина отчасти восстановила ее, учредив Тайную экспедицию, однако деятельность данной структуры была ограничена лишь делами действительно чрезвычайными, политические доносы не приветствовались и постепенно перестали быть массовым явлением.

Подписанные Петром III указы о веротерпимости по отношению к раскольникам отменены не были, но реально не исполнялись. Императрица не хотела ссориться с церковной иерархией, неизменно стремившейся искоренить «ересь». Еще одним раздражающим моментом во взаимоотношениях с церковниками был указ Петра о секуляризации монастырских имений, согласно которому монастырские крепостные приобрели статус государственных крестьян, получив при этом личную свободу и некоторые другие права. Попытка отмены этого указа вызвала целую серию крестьянских бунтов; разобравшись в ситуации, Екатерина в 1764 году окончательно забрала у церкви земли и крестьян, передав их в ведение специально созданной Экономической коллегии. Эти «экономические крестьяне» создали основу класса лично свободных земледельцев.

В 1767 году Екатерина санкционировала созыв «Комиссии о сочинении проекта нового уложения» – своего рода сословного парламента. Формальной задачей этого собрания было внесение поправок в законодательство Российской империи, основы которого на тот момент были зафиксированы в архаичных нормах Соборного уложения 1649 года. Эта затея полностью соответствовала прекрасным идеям европейского Просвещения и одновременно вписывалась в национальные традиции. Однако в целом мероприятие было весьма рискованным. Созыв Генеральных Штатов в 1789 году, как известно, послужил отправной точкой Великой французской революции. При Екатерине все обошлось мелкими неприятностями. Участники Уложенной комиссии увлеклись сведением счетов между сословиями; выслушав их взаимно несовместимые требования, царица затем благополучно свернула все мероприятие под предлогом начинавшейся тогда войны с Турцией.

Наибольший блеск царствованию Екатерины II обеспечили успехи внешней политики. Начиналось все с попытки реализовать проекты тогдашнего выдающегося политического мыслителя и дипломата Никиты Панина, предложившего так называемую «Северную систему» – альянс России сПруссией, Англией, Данией, к которому должны были бы примкнуть в качестве пассивных участников Швеция и Польша. С прусским королем Фридрихом, утомленным Семилетней войной, договориться удалось быстро. Но с прочими потенциальными участниками возникли некоторые сложности. Между тем в 1764 году после смерти польского короля Августа II освободился престол Речи Посполитой, на который Екатерина поспешила определить Станислава Понятовского.

Сразу же после воцарения Екатерины Понятовский выразил готовность прибыть в Россию, дабы ревностно служить возлюбленной государыне. Но огонь былого чувства в душе царицы уже погас, место подле Екатерины было занято Орловым. Она отказалась принять Понятовского, но не отказалась его использовать. У российской государыни в Польше было тогда достаточное влияние, чтобы обеспечить избрание на польский престол своего ставленника. Однако, наградив короной бывшего возлюбленного, Екатерина затем поставила его в такую жесткую зависимость от себя, как никого из собственных вельможных подданных. Король Польши не мог без ведома своей высокой покровительницы принимать значительные политические решения даже по внутриполитическим, сугубо польским вопросам.

Главным во взаимоотношениях России с Польшей стал вопрос о «диссидентах» – приверженцах православной и протестантской религий, которые в сугубо католическом королевстве подвергались жестокой дискриминации. Екатерина решительно потребовала от Понятовского обеспечить равноправие православных в Польше. Но самостоятельная власть польского короля была ограничена не только Екатериной, но, в еще большей степени, польским сеймом. Состоявший из правоверных католиков сейм воспротивился признанию прав православных. Тогда агенты Екатерины при полном согласии Понятовского организовали Радомскую конфедерацию – объединение шляхты в поддержку равноправия религий. Однако члены этой конфедерации действовали достаточно вяло, а их противники немедленно сорганизовались в Барскую конфедерацию, которая объявила войну польскому королю, русской императрице и всем несогласным с господством истинной католической веры в пределах Речи Посполитой. Реально это вылилось в серию жестоких карательных акций против православного населения Украины. В ответ вспыхнуло восстание украинских крестьян и казаков – «колиивщина».

Массовое народное движение по соседству с рубежами Российской империи встревожило Петербург. Российская армия вошла на территорию Речи Посполитой, разоружила и подавила мятежных крестьян, а затем ударила по конфедератам, дабы утвердить авторитет российского ставленника на польском престоле. Эти действия вызвали протест Турции, где сочли момент выгодным, чтобы объявить войну России под предлогом защиты польской независимости. Таким образом, правительство Екатерины II столкнулось с необходимостью вести войну с могущественной Османской империей в условиях, когда значительная часть российской армии была занята в Польше. Ко всему прочему, именно тогда стал разрастаться внутренний кризис в империи. События краткого царствования Петра III с его мерами по улучшению положения некоторых групп населения, затем обстоятельства свержения Петра породили в социальных низах миф о «справедливом царе», свергнутом негодяйкой-царицей. Это дало повод для появления череды самозванцев, раздувавших огонь мятежа среди крестьян, казаков в полулегальных староверческих поселениях, на казенных заводах Урала.

Так в 1768 году Российская империя вошла в полосу острого кризиса, в котором тесно переплетались внутренние и внешние составляющие. Именно в этот период наилучшим образом проявились интеллектуальные и волевые качества Екатерины-правительницы. Впервые со времен Петра Великого Российская империя получила в ее лице целеустремленного, энергичного лидера, способного мобилизовать весь потенциал страны для решения возникающих проблем.

Во главе армии, воевавшей с турками, были поставлены боевые генералы, прошедшие огонь Семилетней войны. Для поддержки сухопутной армии из Балтийского моря в Средиземное отправилась эскадра адмирала Спиридова, рядом с которым был личный политический представитель императрицыАлексей Орлов. Екатерина не пожалела сил и средств для вооружения и оснащения вооруженных сил, и она же сформулировала стратегическую цель войны: добиться выхода к побережью Черного моря.

Решающие бои развернулись в 1770 году, когда русская армия во главе с генералом Румянцевым вошла на территорию современной Молдавии и в жестоких сражениях при Ларге и Кагуле разгромила турецкие войска, численно превышавшие русских в 5-6 раз. Она заняла территории Северного Причерноморья, Крым, вышла к Дунаю. В том же году главные силы турецкого флота были уничтожены в битве при Чесме, и российская эскадра взяла под контроль всю акваторию Эгейского моря. Исход войны был уже очевиден, но Стамбул еще некоторое время вел военные действия, не соглашаясь признать поражение.

Между тем война с Турцией создала ситуацию, когда уже невозможно было продолжать прежнюю политику по отношению к Польше. Российская империя, начиная со времен Петра I, стремилась единолично контролировать ситуацию в Речи Посполитой, отклоняя многочисленные предложения о разделе польских территорий, поступавшие от польских соседей (прежде всего, от прусских королей), а также и от собственных польских выборных монархов из Саксонской династии. Однако к рубежу 1772 года положение России было не таким, чтобы продолжать защиту польской территориальной целостности. Тем более что военные действия против партизанских формирований конфедератов отвлекали значительные силы русской армии. Если бы те получили поддержку Австрии или Пруссии, положение России, воевавшей на два фронта, могло стать критическим. «Старый друг» Екатерины Фридрих предложил схему сделки, гарантировавшую сохранение российско-прусского стратегического союза за счет Польши, и российская государыня эти условия приняла.

Россия приобрела Восточную Белоруссию, Пруссия получила несколько меньшую, но стратегически важную территорию – коридор, соединивший бранденбургские и восточно-прусские владения Фридриха. Дабы заручиться поддержкой Австрии, ей позволили занять земли на юге Польши и в Галиции. Договоренность с Веной, пытавшейся до того разыгрывать роль защитника польских интересов, была достигнута стараниями того же Фридриха II. Раздел Польши – первый, но не последний – разрядил ситуацию на западных рубежах Российской империи, а в 1774 году удалось завершить и войну с Турцией победоносным Кучук-Кайнарджийским миром, по которому Россия получила часть черноморского побережья между устьями Буга и Днепра, а также большую часть приазовских земель, да еще стратегически важные крымские крепости Керчь и Кинбурн. Остальную часть завоеванного Крыма пришлось тогда вернуть – эта уступка была сделана для скорейшего завершения переговорного процесса. Ибо именно в это время российской императрице пришлось серьезно воевать со своими собственными подданными.

Казак Емельян Пугачев был не первым в ряду самозванцев, принимавших имя покойного Петра III. Но только Пугачеву удалось в 1773 году собрать под знамена мятежа значительное число крестьян, казаков, горнозаводских рабочих Урала. Опытные царские генералы несколько раз разбивали мятежников, но те вновь восстанавливали свои силы. Окончательная победа над пугачевцами была достигнута лишь в 1775 году, после того как в охваченные крестьянской войной губернии вошли отборные войска, освободившиеся после заключения мира с Турцией. После этого в Российской империи наступила длительная полоса благодетельного спокойствия и мира.

Период 1775-1788 годов был самым благополучным временем екатерининского царствования. Победив внешних и внутренних врагов, императрица активно занималась укреплением государства и освоением завоеванных территорий. Ее надежным помощником стал новый фаворит, Григорий Потемкин, сменивший Григория Орлова. В отличие от последнего Потемкин был не только бравым рубакой-гвардейцем – он обладал живым умом, настойчивостью, организационным талантом. Екатерина называла его «мой ученик» – и Потемкин вполне оправдывал доверие своей учительницы. Назначенный наместником новообретенных российских владений на берегах Черного и Азовского морей, он в течение нескольких лет превратил их в процветающий край, где поднялись города, были заложены порты, построен военный и коммерческий флот. Сотни тысяч русских и украинских переселенцев распахали целинный чернозем южных степей, после чего в России уже никогда не ощущалось недостатка в хлебе, более того - российское зерно вскоре вышло на европейские рынки, а казна стала существенно пополняться доходами от хлебного экспорта.

Екатерина, сделав собственные выводы из опыта пугачевщины, всячески укрепляла существовавший в России феодально-крепостнический уклад. Именно в «золотые годы» екатерининского царствования были окончательно закрепощены полусвободные до того крестьяне Левобережной Украины, тогда же были изданы самые драконовские указы, превращавшие крепостных в «ходячее имущество» помещиков.

Большое внимание императрица уделяла совершенствованию системы государственного управления на региональном уровне. По ее указу старые, крупные губернии, границы которых были определены еще Петром I, разделились на более мелкие. В низовых территориальных единицах, уездах царица ввела систему дворянского самоуправления – это облегчало деятельность губернских учреждений и привлекало к участию в государственных делах наиболее активные элементы из рядов провинциального дворянства.

Резко возвысился авторитет Российской империи в международных делах. В 1779 году она выступила арбитром при определении итогов войны за баварское наследство, после чего петербургская дипломатия добилась для империи почетного статуса одного из гарантов в сложном комплексе договоров, определявших взаимоотношения германских княжеств - членов Священной римской империи. Обретенное тогда Россией положение один из екатерининских вельмож так определил: «Без нашего позволения в Европе ни одна пушка не выстрелит». Благоприятная ситуация позволила Екатерине присоединить к империи Крым, который по Кучук-Кайнарджийскому договору признавался независимым ханством. Покровительства Екатерины искали грузинские цари, азербайджанские ханы – Россия уже приступила к овладению громадным регионом Большого Кавказа.

ЗАКАТ ЦАРСТВОВАНИЯ

Захват Крыма не мог не затронуть интересов Турции, которая стала готовиться к войне с Россией. Екатерина и ее сподвижники также готовились к новому военному конфликту на южных рубежах. Ради этого российская царица заключила военный союз с австрийским императором Иосифом, несколько охладев к Пруссии. Наместник юга Потемкин считал, что отменно подготовил к войне свое войско и флот. Он даже выдвинул смелый проект восстановления Греческой империи со столицей в Константинополе. Однако когда в 1787 году война разразилась, дела пошли совершенно не так, как планировали Потемкин и Екатерина. Русская армия и русский флот одерживали победы, но при этом в высшем командовании шли постоянные ссоры и интриги, в результате чего невозможно было выработать общую стратегию кампании. Австрийские союзники воевали не слишком активно, а затем и вовсе заключили с турками сепаратный мир. А в 1789 году началась Великая французская революция, смешавшая все карты в европейских политических играх.

Когда стало очевидно, что русско-турецкая война затягивается, ситуацией постарались воспользоваться соседние государства. Швеция, мечтавшая о реванше со времен Полтавы, объявила в 1790 году войну России. Примерно в это же время началось очередное оживление противников России в Польше; на сей раз их активностью постаралась воспользоваться прусская дипломатия, подавшая сигнал о том, что Берлин собирается в польских делах действовать независимо от Петербурга и готов поддержать польских патриотов в их борьбе против «русского гнета».

В какой-то момент Российская империя оказалась в столь критической ситуации, что в европейских столицах уже прикидывали, какими уступками придется Петербургу покупать мир. Но все неблагоприятные для России обстоятельства преодолела железная воля императрицы, опиравшаяся на непоколебимую стойкость русских войск и на мастерство боевых генералов и адмиралов – Суворова, Ушакова и многих других. Первый стратегический успех был достигнут в войне на Балтике: исчерпав ресурсы и ничего не добившись, шведы в 1791 году запросили мира на условиях сохранения status quo, что вполне устраивало Екатерину. В 1792 году отказалась от продолжения войны и Турция; по условиям мира Крым остался за Россией, получившей к тому же земли в междуречье Буга и Днестра.

После этого настала очередь разобраться с Польшей. Екатерина без особого труда убедила прусского короля в необходимости сменить приоритеты; венский двор, как бы по соображениям «печальной необходимости» вновь присоединился к альянсу Петербурга и Берлина. И, объединясь втроем, приступили к решению польского вопроса. То есть, к новому разделу Польши. Независимому польскому государству оставили лишь клочок польских и литовских земель, а когда поляки восстали под предводительством Тадеуша Костюшко, и эти последние польские земли пошли под раздел. При том Екатерина проявила немалую политическую мудрость: присоединив к России западноукраинские, западнобелорусские и литовские земли, она не взяла ни клочка из коренных польских территорий, отдав их прусским и австрийским партнерам. Ибо понимала – никогда не смирятся поляки с утратой своей государственности.

Одержав свои последние крупные победы, Екатерина завершала жизнь на фоне грандиозного пожарища, охватившего Западную Европу. Рожденная революцией Французская республика громила своих внутренних и внешних врагов; революционные идеи стремительно распространялись по европейским странам. Русская императрица не могла оставаться равнодушной к событиям, разрушавшим коренные основы феодально-монархического миропорядка. Она оказывала щедрую помощь эмигрантам-роялистам, не только предоставляя им право жительства в России, но также привлекая многих из них на русскую службу. Екатерина заявила о своей солидарности с силами первой антифранцузской коалиции, однако свои войска на запад Европы отправлять не торопилась.

Не было у Екатерины гармонии и в семейных делах. Сын императрицы Павел вырос в отчуждении от матери – он не забыл своего несчастного отца и отнюдь не считал мать образцом монарших добродетелей. Несколько больше радовали внуки: умница Александр, бойкий подросток Константин, крепыш-младенец Николай. Екатерина даже подумывала, не передать ли власть по наследству прямо Александру, минуя его вечно недовольного отца. Но не успела ничего. Великая императрица умерла в 1796 году, в возрасте 67 лет.

Александр ГОЛОВКОВ